«Воробьевы горы»

Воробьевы горы (fb2) - Воробьевы горы [Пьесы] 1794K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Дмитриевич Симуков

Воробьевы горы

ВОРОБЬЕВЫ ГОРЫ Пьеса в четырех актах, пяти картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Г р о м а д и н  И в а н  А л е к с а н д р о в и ч — директор мужской средней школы.

О з е р о в  А л е к с а н д р  Е в г е н ь е в и ч — профессор-ботаник.

В а л я, его дочь, 18 лет }

Л и з а, 18 лет }

М и л а, 17 лет } ученицы 10-го класса женской средней школы.

З а р у б е е в  Л е в а, 18 лет }

Г р а м а т ч и к о в Б о р и с, 18 лет }

О р е х о в  В о л о д я, 17 лет }

А р к а ш а, 18 лет } ученики 10-го класса мужской средней школы.

Р о м е й к о  В и к т о р, 18 лет, — комсорг школы.

К о л ь к а, 12 лет, — брат Левы Зарубеева, ученик 5-го класса этой же школы.

М а р и н к а, 12 лет, — приятельница Кольки, ученица 5-го класса женской школы.

Е в г е н и я  И в а н о в н а — преподавательница основ дарвинизма в мужской школе.

Л и д и я  П е т р о в н а — преподавательница младших классов мужской школы.

Т а н я.

А н н а  В а с и л ь е в н а — мать Бориса Граматчикова.

М и л и ц и о н е р.

Место действия — Москва.

Время действия — 1946 год.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Набережная Москвы-реки. Вдали, в перспективе, великий город. С реки доносятся звуки музыки, песня. Появляются  Г р о м а д и н  и  О з е р о в.

Г р о м а д и н (задумчиво). Каждый человек в своей жизни обязательно должен посадить сад… Это ты чудесно вспомнил, Саша… Мичурин?

О з е р о в. Он… Мудрый старик…

Г р о м а д и н. А наш старый ботанический, значит, в отставку?

О з е р о в. Нет, почему? Он останется, но пойми — война кончилась, наш народ одержал величайшую в истории человечества победу. Отныне во всем мы должны показывать миру пример, и потому наш новый, гигантский ботанический сад станет не только достойным украшением нашей столицы, но и центром научной мысли всей нашей планеты!

Г р о м а д и н. Люблю масштабы!

О з е р о в. Я тебе не рассказал еще и десятой доли всего… Дух захватывает от того, что намечается, — и разве не случайно, что, как и всё у нас, мысль эта связана с именем того, кого недаром называют вдохновителем наших побед, великим садовником нашей эпохи, великим… (Закашлялся.)

Г р о м а д и н (хлопает его по спине). В горло что-то попало?

О з е р о в. Профессиональная болезнь. Травмы получаешь не только на фронте… Лекции, выступления… Отражается.

Г р о м а д и н. А ты легче… Не на такой высокой ноте.

О з е р о в (отдышавшись). Не могу. Время требует… Однако я все о себе да о себе. Как ты? Вижу — демобилизовался?

Г р о м а д и н. Врачи подкузьмили. Отставной.

О з е р о в. А дальше? Планы?

Г р о м а д и н. Садоводством, подобно тебе, хочу заняться.

О з е р о в. Участок получил?

Г р о м а д и н. Да вроде. Помнишь, клятву когда-то мы дали себе — ни в чем не отставать друг от друга?

О з е р о в. Еще бы не помнить! Да я еще нож тогда сломал, когда фамилии наши на березе вырезывал! Только и удалось две буквы выцарапать — «О» и «Г»… Озеров и Громадин… Давай поищем — может быть, она еще сохранилась, наша памятка, это где-то здесь.

Г р о м а д и н. Молодость хочешь вернуть, хитрец? Что ж, попробуем…

Скрываются. Затемнение. Песня звучит громче, и когда внезапно вспыхивает свет, видны Воробьевы горы, с которых открывается панорама Москвы. На переднем плане — группа берез с пожелтевшей листвой. Ясную и торжественную тишину чудесного дня золотой осени еще более подчеркивает то приближающийся, то удаляющийся гул невидимых самолетов. Внезапно из-за откоса появляется  К о л ь к а. Он оглядывается, свистит. Тотчас же из кустов выходит  М а р и н к а.

К о л ь к а (оглянувшись). Никого?

М а р и н к а. Сам видишь — пусто.

К о л ь к а. Проверим. (С видом следопыта обходит все кусты, возвращается к Маринке.) Так… Теперь тебе придется завязать глаза. (Вынимает из кармана носовой платок.)

М а р и н к а. Твоим носовым платком? Ни за что!

К о л ь к а. Да ты не думай, он чистый, сам стирал, смотри!

М а р и н к а (тщательно осмотрев). Ну ладно, завязывай!

Колька завязывает ей глаза, потом ведет за собой, заставляет сделать несколько кругов, запутывает ее, затем, подведя к старой березе, останавливается.

К о л ь к а (глухим голосом). Теперь клянись!

М а р и н к а. Клянусь.

К о л ь к а. Самой страшной клятвой!

М а р и н к а. Самой страшной клятвой!

К о л ь к а. А какая у тебя самая страшная клятва?

М а р и н к а. А я… я не знаю.

К о л ь к а. Так чего же ты повторяешь, как попугай? Обещай, что никому не скажешь про то, что я тебе сейчас покажу.

М а р и н к а. Никому!

К о л ь к а. Тогда смотри! (Снимает с ее глаз повязку.) Видишь?

М а р и н к а. Вижу…

К о л ь к а. Что?

М а р и н к а. Москву.

К о л ь к а. Да куда ты смотришь? Сюда гляди! (Показывает на кору старой березы.) Вот здесь…

М а р и н к а (смотрит). Нарост какой-то…

К о л ь к а. Сама ты нарост! Это старинная надпись. Ей, может, триста лет.

М а р и н к а. Триста лет! А откуда ты знаешь?

К о л ь к а. По почерку. Видишь, «О» какое. А рядом крючок вроде буквы «Г», тогда так писали — вязью…

М а р и н к а. «О» и «Г» я вижу, а еще что написано?

К о л ь к а. Дай срок — разгадаю… Предполагаю, шестнадцатый век. Мечом, наверное, вырезано или коротким кинжалом. Носили такие у пояса, особенно цари.

М а р и н к а. Вообразил тоже… цари!

К о л ь к а. А настоящий историк что хочешь может вообразить на основе науки.

М а р и н к а. И даже царя?

К о л ь к а. А что царь? Раз плюнуть.

М а р и н к а. Даже Ивана Грозного? Как в кино?

К о л ь к а. Хоть сейчас.

М а р и н к а. Коленька, миленький, вообрази!

К о л ь к а. Пожалуйста… Жмурю глаза. (Закрывает глаза.) Готово! Вообразил…

М а р и н к а (дрожащим голосом). Где? Где? Не вижу…

К о л ь к а. Ты и не увидишь… А я вижу… У тех кусточков… как тебя… (Зажмуривает глаза еще крепче.)

В кустах раздается шорох.

М а р и н к а. Ай! (Визжит и от страха бросается прочь.)

Колька летит в другую сторону. Из кустов, слева, появляется  В о л о д я, согнувшийся под тяжестью мешка, в руке у него лопата.

В о л о д я. Уф… (Опускает мешок на землю.)

К о л ь к а (остановившись). Володя?

В о л о д я. Колька? Ты что здесь делаешь?

К о л ь к а. Я? Я… картошку стерегу…

В о л о д я. Какую картошку?

К о л ь к а. А мы с Левой посадили весной тут, рядом, на пригорке. Вот и стерегу, чтоб не украли.

В о л о д я. Хорошо же ты стережешь!

К о л ь к а. А что?

В о л о д я. А то, что уехала твоя картошка!

К о л ь к а. Как уехала? (Хочет бежать.)

М а р и н к а (останавливая его). А царь?

К о л ь к а. Какой тут царь, когда картошку украли! (Убегает.)

М а р и н к а (вслед). Эх, ты! (Уходит.)

В о л о д я (кричит за сцену). Ребята! Чего вы там копаетесь?

Входит  Б о р и с.

Б о р и с. Володька!

В о л о д я (изумленно). Борис? Вот не ожидал!

Бросаются друг к другу, крепко жмут руки, хлопают по спине.

Как ты сюда попал? Хорошо отдохнул?

Б о р и с. Великолепно! Ездил с экспедицией на якутские могильники.

В о л о д я. Могильники? Чудный отдых! А я… Если бы ты знал, Борька, какую я девушку встретил в деревне! Между прочим, фронтовичка, из Москвы, была медсестрой. Только такая досада: уехала вдруг, а адреса я спросить не успел… (Внимательно разглядывая Бориса.) А знаешь, ты переменился. В чем — не знаю, но что-то появилось новое.

Б о р и с. Не знаю… Не замечал.

В о л о д я. Нет, нет… И вообще после лета всюду большие перемены. Ты про наши школьные новости слыхал?

Б о р и с. Это про нового директора? Как же… Только пока еще его никто не видел.

В о л о д я. Правда, что он фронтовик? Говорят, специально такого взяли, чтобы нас подтягивать.

Б о р и с. Ничего. Один только годик остался. Выдержим. (Оглядывается.) А где же…

В о л о д я. Валя? Здесь, здесь твоя Валечка… Можешь даже помочь ей поднести мешок.

Появляются нагруженные мешками  Л и з а,  М и л а  и  А р к а ш а.

А! Наконец-то! Чего долго копались?

Л и з а (сбрасывая с себя мешок). Фу… тяжело… Это все Аркашка! Подумаешь, рыцарь! Хотел один нести два мешка и рассыпал оба.

А р к а ш а. Потому что мешки завязывала Лиза.

Появляется  В а л я  с мешком.

Б о р и с. Валя! (Бросается к ней, помогает ей снять мешок.)

Л и з а. Скройтесь, люди! Остановись, солнце! Валя и Борис встретились.

М и л а. Встретились и встретились, чего же тут такого?

Л и з а. А если я завидую?

В а л я. Простите, девочки, но ведь это же Боря!..

Л и з а. Вот лучший ответ! Здравствуй, Борис!

М и л а. Здравствуй, Боречка…

А р к а ш а. Женщины, как всегда, лезут вперед.

Б о р и с. Здравствуй, Аркаша! С удовольствием вижу, что наша компания опять вся вместе!

Л и з а. А как же иначе?

М и л а. Разве плохо, что бывшие одноклассники держатся друг за друга?

Б о р и с. С тех пор, как разделили школы, это анахронизм.

М и л а. При чем здесь анархизм?

Б о р и с. Анахронизм, Милочка. Хронос — по-гречески время, а все вместе обозначает… как бы тебе объяснить популярней… рудимент прошлого, что ли…

М и л а. Вот так объяснил! Что это за рудимент?

Б о р и с. Но ты же в десятом классе… Хочешь проще? Пережиток, историческая нелепость с современной точки зрения… Поняла?

Л и з а. Значит, дружба мальчиков и девочек вне школы с современной точки зрения — историческая нелепость?

Б о р и с. Ох, язва… Это же не мое мнение, я только констатирую факт.

В а л я. А мы будем упрямее фактов и авось вызовем подражателей. Правда, ребята?

Б о р и с. Руку, Валя!

В о л о д я. Ребята, споем нашу любимую.

Запевает, остальные подхватывают.

Жила-была компания,              компания,              компания, Веселых одноклассников              компания жила. И скажем мы заранее,              заранее,              заранее, Что в дружбе та компания              отличницей была! Мы с первых лет              привыкли с песней этой Из класса в класс,              из года в год шагать, Чтоб дружбы завет веселой эстафетой Грядущей смене снова передать… Нам было по двенадцати,              двенадцати,              двенадцати, Но вот пришли к семнадцати и к тридцати придем. Мечтаем и надеемся, что в пятьдесят, и в семьдесят, И даже в двести семьдесят Мы так же пропоем: Жила-была компания,              компания,              компания, Веселых одноклассников              компания жила. И скажем мы заранее,              заранее,              заранее, Что в дружбе та компания              отличницей была![1]

Входит  К о л ь к а.

К о л ь к а. Ребята! Бросьте разыгрывать! Это вы нашу картошку выкопали?

В о л о д я. Догадался наконец?

Б о р и с. Вы выкопали Левину картошку?

В а л я. Да, Боря, добрые джинны продолжают свое существование!

В о л о д я. Инициатива, между прочим, моя.

А р к а ш а. И совсем не твоя, если говорить по правде, а Витькина.

Б о р и с. А где он сам?

В о л о д я. Должен был уже давно прийти. Мы подождали немного, и вот… (Указывает на мешки.)

Б о р и с. Молодцы!

К о л ь к а. А… а… вы ее куда несете? А то Лева сейчас придет сюда с тележкой, копать…

В о л о д я. Лева? С тележкой? Сюда? Ребята, разыграем Левку! Спрячем в кусты мешки, попугаем его, будто картошки уже нет — украли. А потом вытащим сразу, как дар добрых джиннов!

Л и з а. Идет!

В а л я. Джинны согласны!

М и л а. Чу́дно!

Б о р и с. Охота дурачиться…

В а л я. Что ты, Боря! Только перед занятиями и подурачиться. Ну же, расшевелись!..

Веселая суетня, юноши и девушки прячут мешки в кустах. Издалека доносится какой-то резкий, пронзительный звук.

Б о р и с. Что это? (Смотрит вдаль.) Ребята! Кажется, это Лева… Да, да, он.

В о л о д я. Все в кусты! Остальное я беру на себя.

Б о р и с. Дети… (Прячется вслед за остальными.)

Приглушенный смех, возня. Резкий звук нарастает. Появляется  Л е в а, высокий, худощавый юноша с лопатой на плече. Он тянет за собой тележку, колеса которой нестерпимо скрипят.

В о л о д я (выходя из кустов, в фантастическом уборе из веток на голове, глухим голосом). Ни с места, о путник! Ты видишь перед собой могущественного джинна Али Вали-мали! Я знаю, куда ты идешь…

Л е в а. Володька? Ты чего здесь?

В о л о д я. Тсс… Я не Володя, я джинн… Добрый джинн Шахсей-Вахсей! Я знаю все на свете! Я умею читать мысли, и мне известно, куда направлены твои шаги!

Л е в а. Куда же, о добрый джинн Шалтай-Болтай?

В о л о д я. Ты замыслил извлечь из земных недр драгоценное сокровище, именуемое картофель-ибн-картошка, дающее силу, долгую жизнь и красоту! Но знай, о Лева, твое сокровище похищено!

Л е в а. Кем же, о добрый джинн Рахат-Лукум?

В о л о д я. Разбойниками, о Лева! Хочешь, я верну тебе его?

Л е в а. Значит, ты по совместительству работаешь в милиции, о добрый джинн?

В о л о д я. Ты сомневаешься в моем могуществе, дерзкий? (Три раза хлопает в ладоши, кричит.) Чахохбили! Напареули! Харчо! Выходи из земли!

Появляется  м о л о д е ж ь  с мешками.

Л е в а (отступая). Что это значит?

В с е (хором, подняв руки). Здравствуй, Лева! Твоя картошка тебя приветствует!

Л е в а. Моя картошка?

В о л о д я. Так точно. Неполных пять мешков, полных — четыре. Подпись — неизвестный доброжелатель. (Обращается к товарищам.) Ребята! Транспорт подан, грузи продукт!

Аркаша, Володя, Борис, Колька быстро взваливают мешки на тележку.

Л е в а. Вы выкопали нашу картошку? (Володе.) Добрый джинн Гоголь-Моголь, кто внушил тебе столь счастливую мысль?

В о л о д я. Мой старый одногорбый верблюд!

Общий смех.

Б о р и с. Ребята… Ну совершенно пятилетние ребята… Все бы хохотать, ходить на голове.

В а л я. А разве это так плохо, Боря?

Б о р и с. Нет, отчего… Только все-таки есть вещи на свете, которые не стоило бы вышучивать. Впрочем, это мое личное мнение, я его никому не навязываю.

В о л о д я. Что ты имеешь в виду?

Б о р и с. Об этом как-то неловко говорить вслух, Володя. Это надо чувствовать.

В о л о д я. Наверно, я толстокожий. Объясни, Боря, о чем ты?

Б о р и с. За время войны мы с вами не раз помогали семьям фронтовиков, старикам, сиротам, оставшимся без родителей, как сейчас помогли Леве с Колькой. Не так ли?..

К о л ь к а (перебивая). Какое странное слово — сироты?

Б о р и с. Ну, в общем всем пострадавшим от войны. И я хочу сказать, что эта наша работа, товарищи, не повод для шуток и острот. Это не игра, а наша самая святая обязанность. Понятно?

Л е в а. Так, значит, вы по обязанности?

Б о р и с. Зачем упрощаешь? Мы все очень сочувствуем твоему трудному положению…

Л е в а. А я разве жаловался?

Б о р и с. Да нет, мы сами видим, как вам плохо одним, без родителей.

Л е в а. Да ты и в самом деле нас какими-то казанскими сиротами изображаешь.

Б о р и с. Да не изображаю я… (Всем.) Вот видите, я знал, на словах получается все очень грубо. (Леве.) Не понимаю, почему ты обижаешься. Если твой отец геройски погиб на фронте…

Л е в а. Завидуешь, что ли?

Б о р и с. У тебя сегодня скверное настроение, а я хочу сказать одно: мы, все твои товарищи, в любую минуту готовы тебе помочь, Лева, во всем! Рассчитывай на нас. Правда, ребята?

В о л о д я. Правильно.

Л е в а. Ну, спасибо. А все-таки зря вы за меня картошку выкопали.

В о л о д я. Зря?

Л е в а. Да! Почем ты знаешь, — может быть, я шел сюда и мечтал, как буду копать эту самую картошку. Может быть, вы меня лучшего удовольствия лишили?

К о л ь к а. Шутит! Шутит, ребята, — еще вчера охал, что надо копать…

Л е в а. Я? Шучу?!

К о л ь к а. Тогда верно — не шутит!

В о л о д я. Чудак ты, чудак. Борис неудачно выразился… Просто мы хотели освободить тебя от лишней работы…

Л е в а. Думали, слабенький? Не выдержу? Надорвусь? А ну, выходи, посмотрим, кто кого сильней? (Засучивает рукава.)

В о л о д я. Это вместо спасибо?

Л е в а. За меня работать я никого не просил. Вы бы лучше дяде Власу в школе помогли, он бы за вас свечку поставил. А я ничего, сам любого переработаю.

К о л ь к а. Правильно! А что худой, это ничего. Главное, жилистый!

Л и з а. Ну, пошел хвастаться.

Л е в а. Я хвастаюсь? А ну, строньте кто-нибудь эту тележку с места, один.

В о л о д я. Брось, Левка, подзадоривать. Тут и втроем как раз…

Л е в а. Втроем? Глядите! (Впрягается в тележку, пытается сдвинуть с места, дергает — не удается.)

К о л ь к а. Лева, я подпихну! (Пытается помочь.)

Б о р и с. Помочь?

Л е в а. Не смей! (Силится сдвинуть тележку.)

В а л я. Что он делает, сумасшедший! Он же надорвется! Мальчики! Да помогите же ему!

Борис, Аркашка и Володя бросаются на помощь.

Л е в а. Назад! Или, честное слово, всю картошку на землю высыплю!

Юноши растерянно останавливаются. Леве наконец удается сдвинуть тележку с места. Согнувшись почти до земли, он тянет ее.

Видали? Километр протащу — хоть бы что!

Незаметно для него сзади тележку все-таки подталкивает Колька. Сопровождаемые пронзительным скрипением колес, они скрываются.

Пауза.

В а л я. Как нехорошо все получилось…

М и л а. Ужасно! И все началось с Бориных слов.

Б о р и с. С моих слов? Что я сказал такого ужасного? По-моему, все правильно.

В а л я. Вот я и сама думаю: ты очень хорошо говорил, Боря… Почему же так вышло?

В о л о д я. Может, слово нехорошее — сироты?

Б о р и с. Ну, тут уж я ни при чем…

А р к а ш а. Как они вдвоем эту тележку дотянут?

Входит  В и к т о р  Р о м е й к о.

В о л о д я. Витька! Наконец-то! А тут уж без тебя…

В и к т о р. Простите, ребята. Задержался в школе. (Оглядывается.) А где Лева?

В о л о д я. Нехорошее дело получилось, Виктор.

В и к т о р. Знаю. И ничего не скажешь: мы виноваты!

В о л о д я. Мы?

Б о р и с. В чем?

В и к т о р. Разъехались по дачам, в деревню, на экскурсии, а про Леву даже никто и не вспомнил, и первый я! А еще комсомольцы называемся!

Б о р и с. Подожди… Ты о чем это?

В и к т о р. Да о том же! Мы летом наслаждались, а Левке работать пришлось вместо отдыха. Вот и не справился, не вытянул.

В а л я. Я же говорила, что он надорвется!

В о л о д я. Но ведь он сам хотел тащить свою тележку, Витя…

В и к т о р. Какую тележку? Я про переэкзаменовку говорю!

В а л я. Переэкзаменовку?

В о л о д я. Ох, да… Ведь у него было две — по географии и основам дарвинизма.

В и к т о р. Вот по основам он и срезался… сегодня утром.

А р к а ш а. Но ведь это… это…

В и к т о р. Да. На второй год. Первого будет комитет… (Уходит.)

Пауза.

В о л о д я. Вот так история…

Б о р и с. Вот почему Лева так отвечал на ваши шутки… И он прав.

В о л о д я. Но ведь мы не знали…

Б о р и с. Надо чувствовать. Вам показалось, что я неправильно поступил, назвав Леву сиротой, но факт остается фактом. Кто поможет ему в теперешнем положении? Кто похлопочет за него?

А р к а ш а. А что хлопотать? Дело конченое — остался.

Б о р и с. Рано унывать. Выход еще есть — повторная переэкзаменовка в первом полугодии…

В а л я. Не знаю, как у вас, — у нас это не разрешается.

Б о р и с. А кто говорит, что это легко? Но надо добиться. Предлагаю от лица класса заменить в этом вопросе родителей Левы и ходатайствовать перед нашим новым директором о разрешении на вторичную переэкзаменовку.

М и л а. Вот хорошо было бы!

В а л я. Ты всегда найдешь выход, Боря!

В о л о д я. Чу́дно, Борис! Переговоры беру на себя!

Б о р и с. Кто пойдет к директору, мы обсудим. Неизвестно еще, как к нему подойти!

В о л о д я. Пустяки! Я возьму его на обаяние.

Л и з а. А справится Лева? Все-таки десятый класс… Текущие предметы, да еще «хвост» остался…

Б о р и с. Дальнейшее зависит уже только от него. Мы здесь не властны.

В о л о д я. Почему? Ребята, мысль! Давайте возьмем на этот год Леву под свою опеку. Сыном полка. А?

М и л а. Сыном полка? Чу́дно!

А р к а ш а. Правильно, Володя! Надо помочь!

В а л я. А согласится он? Из-за картошки видали, что было?

В о л о д я. Ерунда! Просто понервничал, потому что срезался. Тебе, как пятерочнице, этого не понять. Как, товарищи? Принимаем решение — помочь Леве получить аттестат зрелости в этом году?

Б о р и с. Но неужели ты всерьез считаешь, что таким способом удастся дотащить Леву до выпуска?

В о л о д я. Дотащить! Да если мы возьмемся как следует, не только дотащим, домчим Леву прямо к аттестату.

А р к а ш а. Вот этого уж и я не пойму. Как же я могу домчать Леву до аттестата, когда у меня самого одни тройки?

В о л о д я. А у меня и двойки бывают, так что из того? Зато у Бориса и Витьки одни пятерки. Не забывай, что мы коллектив, да еще комсомольский. Это — сила!

Б о р и с. Ну, не знаю…

В о л о д я. Тише! Решение принято! Точное расписание дежурств, план занятий с Левой и прочие материалы я беру на себя, а пока приступим к распределению основных предметов, по которым каждый из нас будет заниматься с Левой. Но предупреждаю: кто взял какой предмет, стоять насмерть! Внимание! Начинаю! Кто берет литературу?! Стучу молотком — раз! Стучу второй — взята!

А р к а ш а. Кем?

В о л о д я. Мной.

А р к а ш а. То есть как это? Позволь…

В о л о д я. Не позволю. Кто берет физику? Стучу молотком — раз.

В а л я. Физику могу взять я…

В о л о д я. Принято! Геометрию?

Б о р и с. Ребята! Когда же, наконец, вы станете взрослыми?

В а л я. Что ты хочешь этим сказать, Боря?

Б о р и с. С директором поговорить — одно, но заниматься с Левой — вы понимаете, что это значит?

А р к а ш а. А что тут понимать? Мы хотим помочь Леве кончить десятый класс.

Б о р и с. А вы представляете себе хоть немного, что такое десятый класс?

А р к а ш а. Зачем ты пугаешь нас?

Б о р и с. Испугаетесь сами! Десятый класс — это проверка за все десять лет учебы. Это очень трудная штука, товарищи, получить аттестат! Надо забыть обо всем, кроме него. Рассчитывать нужно только на себя!

М и л а. Значит, конец нашей компании? Каждый должен думать только о себе?

Л и з а. Вот, оказывается, что такое быть взрослым?

В а л я. Ты не так поняла Борю, Лиза… Он хотел сказать совсем-совсем другое…

Б о р и с. Что другое?

В о л о д я. Тише, тише… Боря, ты не горячись. Подумай: ну кто лучше тебя объяснит Леве дарвинизм? А про историю и говорить нечего! Ты на ней не только собаку — слона съел!

Б о р и с. Не остроумно!

В о л о д я. Ты сердишься, потому что не прав.

Б о р и с. Я? Не прав? Просто я предпочитаю смотреть правде в глаза.

Л и з а. Наверно, он боится за свою медаль!

В а л я. Да ты ее и так получишь, Боря! Кто тебе помешает?

Б о р и с. Кто? А ты дашь мне время для занятий с Левой? Сделаешь, чтобы было в сутках двадцать восемь часов вместо двадцати четырех? Да разве вы не знаете, сколько нам нужно пройти в десятом классе? По одной истории пять книг, тысячу двести страниц! Алгебра! Химия! Литература!

В а л я. Мы все это прекрасно знаем, Боря… В этом году каждый из нас должен учиться во много раз больше, лучше, чем в прошлые годы, не отвлекаясь ничем. Но ведь Лева отстал не по своей вине. Как же мы его бросим — одного?

Б о р и с. Да поймите, что я не меньше вашего сочувствую Леве. Я его очень люблю, но сейчас мне не до любви! Судьба всей жизни решается!

В а л я. Ах, вот ты какой?

Б о р и с. Да, такой!

В о л о д я. Ну и выжига ты, оказывается, Борька.

Б о р и с. Что?

В о л о д я. Выжига!

Б о р и с. А ты… ты… больно раскошелился, только за чужой счет!

В о л о д я. Что? Что ты сказал? Повтори, подлец! (Бросается к Борису.)

Все пытаются их разнять.

А р к а ш а. Борис! Владимир! Вы с ума сошли!

Л и з а. Разними их, Валя!

В а л я. Пусть дерутся. Когда кончат — крикните! (Уходит.)

А р к а ш а }

М и л а } Ребята, мальчики!.. (Пытаются их разнять.)

Володя ударяет Бориса. Борис обхватывает его, не давая возможности высвободить руки.

Появляются  Г р о м а д и н  и  О з е р о в.

О з е р о в. Позвольте, товарищи…

Г р о м а д и н. Мирная конференция у вас, что ли?

Громадин и Озеров разнимают их, пытаясь оттащить Володю.

В о л о д я (вырываясь). Не ваше дело!

Г р о м а д и н. А вдруг мое? Позвольте… Позвольте… Да это, кажется, Володя Орехов? Да?

Входит  В а л я.

В а л я (увидев Озерова). Папа?

О з е р о в. Дочка? (Громадину.) Вот рекомендую, Иван, моя Валентина с друзьями…

Г р о м а д и н. Здравствуй, Валя. Как выросла! (Обращаясь ко всем.) Чего не поделили, товарищи?

В о л о д я. Это касается только нас!

О з е р о в. Но общественность в моем лице взволнована. Представители славной шестидесятой школы, и вдруг…

Г р о м а д и н (Володе). Вы из шестидесятой? Не может быть.

В о л о д я. Почему?

Г р о м а д и н. Я слыхал, что там народ повоспитанней.

В о л о д я. Это что, специально для вас по радио передавали?

Г р о м а д и н. Нет, устная легенда. (Берет Озерова под руку.) До первого сентября, друзья!

Громадин и Озеров уходят. Пауза.

В о л о д я. Почему до первого сентября?

Л и з а. Первого сентября? Занятия начинаются…

В о л о д я. А он-то при чем? Кто он вообще такой?

В а л я. Приятель папы. По фамилии Громадин.

А р к а ш а. Громадин? Ребята! Да ведь это наш новый директор!

Б о р и с. Как — директор?

А р к а ш а. Он, он! И фамилия точно такая же! Теперь вспомнил!

В о л о д я. Наш новый директор? (Свистнул.)

М и л а (Володе). Вот это взял на обаяние!

З а н а в е с

КАРТИНА ВТОРАЯ

Кабинет директора школы. Письменный стол, диван, книжный шкаф. На столе кипа истрепанных учебников. За столом сидит  Г р о м а д и н.

Г р о м а д и н (захлопывая папку). Ничего! Как-нибудь справимся.

Стук в дверь.

Да.

Входит  В и к т о р.

А! Виктор! Видал? (Указывая на дверь.)

В и к т о р. Завхоза?

Г р о м а д и н. Теперь уже бывшего. Какую тут теорию развел! Мой, говорит, оклад предусматривает разумное присвоение! Воровство, так сказать, на принципиальной основе! И как воровал — на замазке окон и то ухитрялся! Ну ладно. Выгнал — и точка. Замену найдем, а пока, Виктор, худо. Уголь лежит на Киевском, а взять некому.

В и к т о р. Сами возьмем. Подберу ребят постарше, кто свободен, — и всё.

Г р о м а д и н. Не совсем это ладно, пожалуй, но другого выхода нет. Действуй, Виктор! Только сегодня же, а то уголь потеряем.

В и к т о р. Есть. Я хотел насчет Зарубеева Левы. У нас комитет был.

Г р о м а д и н. Ага… У меня тоже о нем записано. Ты поручи собрать народ кому-нибудь из ребят понадежней, а сам возвращайся ко мне. Будет серьезный разговор.

В и к т о р. Есть. (Уходит.)

Стук в дверь.

Г р о м а д и н. Войдите!

Входит  Л и д и я  П е т р о в н а.

Л и д и я  П е т р о в н а. Иван Александрович, я хотела бы, чтобы вы поговорили с Зарубеевым.

Г р о м а д и н. Это какой Зарубеев?

Л и д и я  П е т р о в н а. Зарубеев Николай из пятого «В».

Г р о м а д и н. Что же сделал Зарубеев Николай из пятого «В»?

Л и д и я  П е т р о в н а. Он все время читает на уроках и не слушает, что говорит преподаватель. Я вынуждена была отобрать у него книгу и привести его к вам. (Показывает книгу.)

Г р о м а д и н (читает). «Москва в прошлом и настоящем», под редакцией Забелина. Для мальчика из пятого класса серьезное чтение, а? Он что, историей увлекается?

Л и д и я  П е т р о в н а. В данном случае меня интересует, как он ведет себя на уроках.

Г р о м а д и н. А как он учится?

Л и д и я  П е т р о в н а. Мальчик способный, но до того своевольный… Я позову его, можно?

Г р о м а д и н. Лидия Петровна, вы первый год преподаете?

Л и д и я  П е т р о в н а. Да… А что?

Г р о м а д и н. Опыта у меня тоже маловато, но я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Привести ученика к директору — это, я считаю, высшая мера. Зачем же вы мальчишку сразу к стенке ставите? Попытайтесь расшевелить, повлиять…

Л и д и я  П е т р о в н а. Влияла, Иван Александрович, беседовала. Убеждала. Наказывала даже.

Г р о м а д и н. А вы не пробовали другое: поговорить с ним об этой книге, порасспросить, что он в ней вычитал?

Л и д и я  П е т р о в н а. Расспросить?

Г р о м а д и н. А вдруг это академик будущий? Он ждет в коридоре?

Л и д и я  П е т р о в н а. Да.

Г р о м а д и н. Скажите этому академику, что я занят, что в моих когтях бьется очередная жертва, что кровь льется рекой и что вам стало так страшно, что вы решили еще раз, в последний раз, поговорить с ним сами, без директора, чтобы он обещал вам исправиться.

Л и д и я  П е т р о в н а. Вы шутите?

Г р о м а д и н. Всю жизнь. Так и расскажите Зарубееву. Кстати, не его ли брат остался на второй год в десятом классе?

Л и д и я  П е т р о в н а. Лева? Не знала.

Г р о м а д и н. Да, не выдержал переэкзаменовки.

В дверях появляется  В и к т о р.

Простите, Лидия Петровна… (Виктору.) Устроил с углем?

В и к т о р. Да. Поручил Граматчикову.

Г р о м а д и н. Добро. Юноша он, кажется, толковый. Теперь один вопрос, Лидия Петровна, пока помню. Сколько времени примерно живет учебник? (Берет со стола учебник, перелистывает.)

Л и д и я  П е т р о в н а. Думаю, года два, три… У девочек, конечно, дольше.

Г р о м а д и н. Маловато. Вот что, Виктор, организуй-ка своих комсомольцев, нужно взяться за это дело. Пусть каждый учебник послужит не одному, а по крайней мере двум поколениям! С этого лозунга и начинай. Подбери художников, поэтов, пусть изобразят хотя бы такой. (Берет со стола пухлый, растрепанный учебник.) Можно еще пострашней. С соответствующей подписью, конечно. Но это первый этап; второй — надо завести в школе переплетную мастерскую. Простите, Лидия Петровна, вы что-то хотели сказать?

Л и д и я  П е т р о в н а. Очень хорошая мысль, Иван Александрович. Особенно для младших классов. Если ребята сами, своими руками, переплетут и приведут в порядок свои учебники, это воспитает в них уважение к книге с первых же лет!

Г р о м а д и н. Честно говоря, я ведь думал только о практической стороне дела. Воспитательную упустил. Что ж, будем учиться друг у друга. Спасибо. Больше вас не беспокою, Лидия Петровна.

Л и д и я  П е т р о в н а. Извините, Иван Александрович…

Г р о м а д и н. Пожалуйста, пожалуйста…

Лидия Петровна уходит.

А теперь поговорим о Зарубееве. Нехорошо получилось… Комсомолец, последний класс. Вникни, Виктор: наша школа должна выпустить в этом году тридцать человек! Тридцать молодых граждан страны. Большинство из них комсомольцы. Понимаешь, какая это сила? Если, конечно, выполним свою задачу. Отвечаем-то мы с тобой в первую очередь. Понял? (Пауза.) Так что ж вы на комитете решили с Зарубеевым?

Стук в дверь.

Кто там?

Дверь отворяется, на пороге появляется  Т а н я — молодая девушка, худенькая, большеглазая, с пышными светлыми волосами, выбивающимися из-под пилотки. Гимнастерка без погон, темная юбка, скромные изящные туфли.

Т а н я. Разрешите обратиться, товарищ полковник!

Г р о м а д и н (смотрит на нее). Позвольте… позвольте… Это кто же такой? Вроде… Таня?

Т а н я. Так точно, товарищ полковник!

Г р о м а д и н. Отставной уж… Ну, не ожидал, не думал. Здравствуй… Вот молодец! (Виктору.) Поторопи Граматчикова, Виктор, пусть возьмет у меня накладную на уголь. А сам возвращайся. Закончим разговор.

В и к т о р. Есть! (Выходит.)

Т а н я. Я не помешала?

Г р о м а д и н. Ничего… Ну, дай на тебя полюбоваться. (Оглядывает ее.) Хороша, хороша… Ишь как загорела.

Т а н я. У тетки в деревне отдыхала… (Пауза.) Уж искала я вас, искала, Иван Александрович. И никак не ожидала вас в школе найти.

Г р о м а д и н. Осваиваю.

Т а н я. Вы — директор?

Г р о м а д и н. Всё вместе. И воспитатель, и преподаватель. Веду курс истории СССР в старших классах.

Т а н я. Вот хорошо.

Г р о м а д и н. Что хорошо?

Т а н я. Да это я так… Я ведь к вам по делу, Иван Александрович. Вы уж извините.

Г р о м а д и н. Извиняться нечего — дело прежде всего.

Т а н я. Вы и так для меня были как отец… Помните, как ругали меня?

Г р о м а д и н. За довоенные двойки? Так это за дело.

Т а н я. Я ведь, если честно сказать, на курсы медсестер пошла, чтобы в школе не учиться. Вот не захотела — и все! А теперь…

Г р о м а д и н. За ум взялась? Вернулась в свою школу?

Т а н я. Нет, с этим ничего не выходит. Мама у меня на руках. (Пауза.) Нет ли у вас какой-нибудь работы, Иван Александрович?

Г р о м а д и н. Работы?

Т а н я. Да… В нашей школе спрашивала — нет. А я все бы делала…

Г р о м а д и н. Но почему ты стремишься именно в школу? Ты ведь санинструктор, кажется? Могла бы себе найти работу по специальности.

Т а н я. Хочу доучиться. У нас из санбата одна девушка буфетчицей устроилась в школу, попросила учителей помочь. Они с ней занимаются, будет сдавать экстерном. Вот и я бы…

Г р о м а д и н. Гм… Что ж мне с тобой делать? С учителями я бы поговорил. Это устроим. А вот работа… (Пауза.) Стой! Придумал! Хочешь в завхозы?

Т а н я. Завхозом? К вам в школу? А справлюсь?

Г р о м а д и н. Ты? Да каждая женщина в душе лучший в мире завхоз! Соглашайся, Танюша. Выручишь не знаю как, а об ученье твоем я позабочусь! Согласна?

Т а н я. Согласна.

Стук в дверь.

Г р о м а д и н. Войдите!

Входит  В о л о д я.

А! Старый знакомый!

В о л о д я. Иван Александрович, я хотел… (Вдруг увидев Таню.) Таня!

Т а н я. Володя!

В о л о д я. Вы… вы… здесь?

Т а н я. А вы почему здесь?

Г р о м а д и н. Как — почему? Представитель славного десятого класса!

Т а н я. А вы же говорили, Володя, что вы на втором курсе университета.

Г р о м а д и н. Что-что?

В о л о д я. Простите, Иван Александрович, это была шутка. И потом… вообще… (Решительно Громадину.) Позвольте выйти!

Г р о м а д и н. Иди, иди, а то вон вспотел даже.

Володя уходит.

Знакомый?

Т а н я. Летом встретились, в деревне… Вы не думайте, Иван Александрович, что он такой… хвастун и вообще… Он хороший парнишка… Главное, очень отзывчивый. А стихи как читает!

Г р о м а д и н. Э… э… дело не чисто. Уж больно заступаешься, Танечка.

Т а н я. Что вы, Иван Александрович! Да я…

Стук в дверь.

Г р о м а д и н. Войдите!

Снова появляется  В о л о д я.

Однако ты храбрый! Ну что тебе?

В о л о д я. Да вот… Зарубеев остался на второй год.

Г р о м а д и н. Ну?

В о л о д я. Вот я и пришел поговорить.

Г р о м а д и н. А ты что, его личный адвокат?

В о л о д я. Нет… То есть да…

Г р о м а д и н. Зарапортовался, парень. То за студента себя выдаешь, да еще за второкурсника, то за юриста. Может быть, на тебя женское общество так влияет? Тогда мы попросим товарища…

Т а н я. Пожалуйста, пожалуйста. Я выйду.

В о л о д я. Нет, нет! Дело в том, Иван Александрович… (Посмотрел на Таню, набрал воздуха, залпом.) У Левы Зарубеева нет ни отца, ни матери. Он живет со своим братишкой один. Содержит и себя, и его. Сначала было ничего, а в старших классах требования, сами знаете, какие… он и срезался на основах дарвинизма. И вот группа Левиных товарищей… в моем лице… просит вас разрешить ему пересдать второй раз, чтобы он не отстал от класса.

Г р о м а д и н. В твоем лице? Гм… (Тане.) Лицо будто ничего…

Т а н я. Ничего!

Г р о м а д и н. Ничего-то ничего, только, кажется, нет таких правил.

В о л о д я. Мы очень просим, Иван Александрович. И комсомольская организация поддерживает. Только что с Виктором Ромейко говорил.

Г р о м а д и н. А разве ваш Зарубеев справится? Ведь это надо и по основам готовиться, и от десятого класса не отставать.

В о л о д я. Это мы берем на себя. Поможем.

Г р о м а д и н. Поможете? А из тебя хороший солдат вышел бы, Орехов. В бою дружба — первое дело! По дарвинизму у нас Евгения Ивановна. Попроси ее ко мне, если свободна.

В о л о д я. Будете о Леве говорить? Да? Спасибо! Спасибо! (Выбегает из кабинета.)

Пауза.

Г р о м а д и н (Тане). Так, говоришь хорошо стихи читает? Ничего, ничего… Вижу — получается…

Т а н я. Так вы же не слышали.

Г р о м а д и н. А до меня его проза тоже дошла.

Входит  Е в г е н и я  И в а н о в н а.

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Вы меня звали, Иван Александрович?

Г р о м а д и н. Присаживайтесь, Евгения Ивановна. А ты, Танечка, посиди пока около телефона. Евгения Ивановна, я хочу поговорить с вами о Зарубееве.

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Я ждала этого разговора, Иван Александрович. Больше того — я сама хотела говорить с вами, но эти дни вы были очень заняты.

Г р о м а д и н. Каюсь, каюсь… Хозяйственные дела… Так вот, считаете ли вы возможным разрешить Леве Зарубееву сдать переэкзаменовку в первом полугодии вторично?

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Иван Александрович! Поверьте, что, зная хорошо тяжелое семейное положение Левы, я первая пришла бы к вам с этой просьбой, но в данном случае… честно говоря, я просто не знаю, что делать.

Г р о м а д и н. Боитесь, что все равно не справится? Имейте в виду, класс собирается ему помочь.

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Да если бы речь шла только о том, что Лева неверно ответил и ему надо просто повторить предмет! Дело гораздо хуже!

Г р о м а д и н. А что случилось?

Е в г е н и я  И в а н о в н а. На переэкзаменовку он пришел совершенно не подготовленный. Зная его трудные обстоятельства, я стала давать ему вопросы попроще — по истории развития органического мира; гомологичные и аналогичные органы, приспособление, борьба за существование — все элементарные разделы! Вижу, все равно ничего не получается. Путает, сбивается… Стала его поправлять, а он спорить начал, грубить, нести всякую чушь. До того дошел, что борьбу за существование в животном мире смешал с классовой борьбой в человеческом обществе. Да не просто смешал, а пытался еще доказать, что наша жизнь — это только борьба между сильными и слабыми и что каждому дело только до себя.

Г р о м а д и н. Вот как?

Е в г е н и я  И в а н о в н а. И когда я стала объяснять ему, что ошибка его происходит от незнания предмета, он крикнул мне: «А что мне ваш предмет! Я из жизни говорю». Швырнул свою книжку мне на стол, хлопнул дверью и убежал. Ну, скажите, что делать?

Г р о м а д и н. Что делать? Работать, Евгения Ивановна. Уж такая у нас с вами беспокойная профессия. (Покачал головой.) «Каждому дело только до себя». Хорош!

Стук в дверь.

Да!

Входит  Б о р и с.

А! Граматчиков! Как с народом?

Б о р и с. Двадцать человек ждут, Иван Александрович.

Г р о м а д и н. Очень хорошо! Молодец! (Евгении Ивановне.) Простите, Евгения Ивановна, угольные дела… (Достает накладную, передает Борису.) Вот накладная на уголь. Как проехать, знаешь?

Б о р и с. Нет.

Г р о м а д и н. Не доезжая до Киевского вокзала, налево, к пакгаузам. Пятый путь… Счастливо!

Б о р и с. Как? Разве и я должен ехать?

Г р о м а д и н. А как же?

Б о р и с. За углем?

Г р о м а д и н. Раз тебе поручено, надо дело доводить до конца. Как ты думаешь?

Б о р и с. Я думал, что мое дело только организовать, расставить силы.

Г р о м а д и н. Ах, вот как?

Б о р и с. У меня рассчитана каждая минута.

Г р о м а д и н. Как знаете, Граматчиков, только выйдет нехорошо. Вы агитировали товарищей ехать, а сами в кусты. Дело добровольное, но этику забывать тоже не стоит.

Б о р и с. Я понимаю, Иван Александрович, но в то же время… (Евгении Ивановне.) Евгения Ивановна… Может быть, вы объясните Ивану Александровичу?

Г р о м а д и н. А при чем здесь Евгения Ивановна?

Б о р и с. Мне неудобно.

Г р о м а д и н. Неудобно? Странно.

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Я вам потом как-нибудь все расскажу.

Г р о м а д и н. А дело стоит!

Т а н я. Иван Александрович! Разрешите мне поехать!

Г р о м а д и н. Тебе?

Т а н я. Так я завхоз! Вы забыли?

Г р о м а д и н. А ведь верно! Действуй, Танечка! Хорошо! Спасибо! Действуй! (Передает ей накладную.)

Таня быстро уходит.

Т а н я (за сценой). Станови-и-ись! Смирно! Угольный взвод, ша-а-гом арш!

Смех, топот ног.

Б о р и с. Я могу идти?

Г р о м а д и н. Идите. Или нет… подождите меня пока в коридоре.

Б о р и с. Есть! (Уходит.)

Г р о м а д и н. Он что, болен чем-нибудь?

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Нет… Просто он считается у нас первым кандидатом на золотую медаль.

Г р о м а д и н. Ничего себе болезнь. Это вы что, на педсовете такое решение вынесли?

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Нет… Но Геннадий Геннадиевич, бывший директор, считал, что выдающиеся способности Граматчикова принесут славу нашей школе. Он создал Борису еще с восьмого класса особые условия, освободил его от всех общественных обязанностей для того, чтобы ничто не мешало ему получить медаль.

Г р о м а д и н. А от комсомольского билета его еще не освободили?

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Ну что вы, что вы! Ах! Вы не знаете Граматчикова! Это такой ум!.. Тем более — школа тоже заинтересована в медали.

Г р о м а д и н. Школа заинтересована в человеке, который будет носить эту медаль! (Открывает дверь.) Граматчиков!

Входит  Б о р и с.

Я все выяснил. Вы правы. Причины у вас уважительные. Простите, что обратился к вам. Просто не знал.

Б о р и с. Это вы… вправду?

Г р о м а д и н. Я сказал ясно, кажется, — прошу меня извинить. Ступайте!

Борис не двигается.

Что вы стоите? Вам что-нибудь еще нужно?

Б о р и с. Нет, но я вижу, что вы не одобряете. Я не знал, что это было так необходимо. Может быть, все-таки поехать?

Г р о м а д и н. Нет, не надо. Я ошибся. До выпуска больше не беспокою вас. Можете идти. (Евгении Ивановне.) Вернемся к нашему разговору, Евгения Ивановна.

Помявшись, Борис тихо выходит, опустив голову. Пауза.

Да… Ну, ничего… Сами виноваты… Теперь о Зарубееве. Факт, конечно, безобразный. Я этого не знал. Но, с другой стороны, положение у них трудное. Один, без родителей. Правда, кроме пенсии за отца, им еще районо кое-что подкидывает, но главное-то ведь не в этом. Жить они еще не умеют по-взрослому — дети еще! А что, если все-таки дать ему еще раз переэкзаменовку? А? Евгения Ивановна? Несмотря ни на что. С вами он поступил отвратительно — мы взыщем с него, будьте покойны.

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Вы меня не так поняли, Иван Александрович. Я на Леву в большой обиде не за себя лично… Мне больно, что он не уважает предмет, который он к тому же совсем не знает.

Г р о м а д и н. Но ведь это ваша вина, простите…

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Весь класс, кроме него, сдал на «хорошо» и «отлично». А Лева еще в прошлом году относился к основам дарвинизма как к предмету второстепенному. Я не зачла ему переэкзаменовки не из-за личной обиды, поверьте…

Г р о м а д и н. Ну, ясно, Евгения Ивановна, я понимаю… (Ходит взад и вперед, останавливается.) А все-таки подумайте — ведь у этого Зарубеева нет ни отца, ни матери, он сам воспитывает своего братишку, для него остаться в школе на лишний год — катастрофа!

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Я все понимаю, Иван Александрович. У меня самой… брат погиб на войне, оставив двух ребят, но все равно я не могу согласиться на повторную переэкзаменовку. Это будет несерьезно.

Г р о м а д и н. Значит, вам ваш авторитет дороже судьбы человека?

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Мы находимся с вами в школе, Иван Александрович, и для меня всего дороже авторитет науки, которую я представляю.

Г р о м а д и н. Да, да… пожалуй, вы правы! Ну что ж… Не смею больше задерживать…

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Со своей стороны я обещаю вам, Иван Александрович, удвоить усилия, я буду заниматься с Левой и во внешкольные часы. Я думаю, мне удастся заинтересовать его. Я уверена, что в будущем году…

Г р о м а д и н. В будущем году… (Пауза.) Так… Очевидно, другого выхода нет. (Опуская голову на ладони, украдкой поглядывает на Евгению Ивановну.)

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Окончательное слово, конечно, за вами, как за директором школы.

Г р о м а д и н. Нет, нет… Я хочу, чтобы этот вопрос решили вы.

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Если бы Лева признал, что он не прав, что он оскорбил своим поведением одну из важнейших наук — науку понимания жизни…

Г р о м а д и н. …то вы согласились бы на повторную переэкзаменовку?

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Лева никогда не пойдет на это. Я знаю его не первый год. Он очень упрямый и самолюбивый мальчик. А главное — он должен весь курс пройти заново, заниматься систематически.

Г р о м а д и н. Я поговорю с ним!

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Ничего не выйдет.

Г р о м а д и н (встал, приоткрыл дверь). Влас! Зарубеева Льва из девятого «Б» ко мне!

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Думаю, что мое присутствие пока излишне. После разговора зайду к вам. Хорошо? (Уходит.)

Г р о м а д и н. Так-то-с, Иван Александрович. (Прошелся по кабинету, покачал головой.)

Дверь отворяется, быстро входит  О з е р о в.

О з е р о в. Можно?

Г р о м а д и н. Саша!

О з е р о в. Поздравь меня, дружище! Есть решение правительства! Он сам подписал, своей рукой!

Г р о м а д и н. О строительстве нового ботанического сада?

О з е р о в. Да, да…

Г р о м а д и н. Поздравляю, Саша!

О з е р о в. Идем ко мне. Такая есть бутылочка…

Г р о м а д и н. Не могу, Саша, занят, у меня чепе.

О з е р о в. Что это за чепе?

Г р о м а д и н. Чепе — это чрезвычайное происшествие.

О з е р о в. Подумаешь, мальчики подрались или налили преподавателю вместо чернил клопомор! Идем, идем, а то ты меня совсем забыл. Валюшка и то спрашивала. Собирайся!

Г р о м а д и н. Вот пристал. У меня сейчас важный разговор будет.

О з е р о в. Я подожду…

Стук в дверь.

Г р о м а д и н. Да!

Входит  Л е в а.

Л е в а. Вы меня вызывали?

Г р о м а д и н. Вызывал, Зарубеев. Садись.

О з е р о в. Я не помешаю вашей беседе, если сяду вот туда, подальше? (Отходит в угол, садится, разворачивает газету.)

Г р о м а д и н (усаживаясь рядом с Левой). Хотел поговорить с тобой, Лев.

Л е в а. Это насчет Евгении Ивановны? Чтоб извиниться? А если я прав?

Г р о м а д и н. Подожди, подожди… О чем ты? Я о братишке твоем хотел потолковать.

Л е в а. О Кольке?

Г р о м а д и н. Да. Почему ты так удивился. Не ожидал?

Л е в а. Нет… А… что он, натворил что-нибудь?

Г р о м а д и н. Нет. Просто спросить хочу: он у тебя что, историей увлекается?

Л е в а. Да ну его совсем. Замучил. В детской библиотеке ему тех книг, какие он хочет, не дают, во взрослую не записывают — мал. Так он меня все просит.

Г р о м а д и н. Какие же книги ему нужны?

Л е в а. О Москве. Наверное, сочинение пишет.

Г р о м а д и н. А ты ему книги достаешь?

Л е в а. Не всегда. Самому нужно, а дают только две книги.

Г р о м а д и н. Какие же ты берешь?

Л е в а. Да я так… по радиотехнике больше.

Г р о м а д и н. Любитель?

Л е в а. Да нет… так… Все некогда…

Г р о м а д и н. Понимаю. Трудновато приходится?

Л е в а. А я не жалуюсь.

Г р о м а д и н. Это хорошо. Гордый, значит?

Л е в а. Нет, просто не хочу, чтобы в мои дела вмешивались.

Г р о м а д и н. Думаешь, сам справишься?

Л е в а. Силы хватит, полагаю.

Г р о м а д и н. А не переоцениваешь себя?

Л е в а. Уж если я сам себя слабым посчитаю, что ж тогда другие обо мне решат?

Г р о м а д и н. Вот ты чего боишься?

Л е в а. Откуда вы взяли? Я в жизни ничего не боюсь!

Г р о м а д и н. То-то летишь по ней, словно по лесу, зажмурив глаза и закрыв уши. Это что, от храбрости?

Л е в а. А откуда вы взяли, что я закрываю глаза и затыкаю уши?

Г р о м а д и н. Люди вокруг тебя, Лева, люди. Всякие. Есть и хорошие. Такие, что и послушать их не грех. И науки есть. Важные. Для жизни важные. Пора, брат, вникать.

Л е в а. А ведь я знал, что вы этим кончите, Иван Александрович. Вы про спор с Евгенией Ивановной, правда?

Г р о м а д и н. Спор? Да ты где находишься, Зарубеев? А ну, встать! (Подымается.)

Лева вскакивает.

Ты где — в клубе, на именинах, что ли? Запомни: ты в школе, сдавал повторные испытания, не выдержал, вел себя безобразно, грубо, какой тут может быть спор? Садись! (Садится.)

Лева продолжает стоять.

Садись, говорю!

Лева продолжает стоять.

Ишь ты… Ладно, постой… О чем споришь? Что ты знаешь?

Л е в а (упрямо). Евгения Ивановна берет из учебников, а я — из жизни.

Г р о м а д и н. Да что ты знаешь о жизни?

Л е в а. Я?

Г р о м а д и н. Ну что, например?

Л е в а. А то, что слабому лучше не жить!

Г р о м а д и н. Это откуда такая премудрость?

Л е в а. Из практики.

Г р о м а д и н. Из чьей?

Л е в а. Чья бы ни была, а факт. Противно, когда тебя все жалеют.

Г р о м а д и н. Согласен. Как же сделать, чтоб не жалели?

Л е в а. Надо сильным стать.

Г р о м а д и н. Что же, сильным быть — хорошо.

Л е в а. Правда? Вот этого я и хочу добиться! Во что бы ни стало буду сильным!

Г р о м а д и н. По-твоему, значит, главная цель жизни — в сильные пробиться?

Л е в а. Да!

Г р о м а д и н. А слабых, куда? Под ноги? Или просто съесть?

Л е в а. Как — съесть?

Г р о м а д и н. Спроси у волков, они тебе расскажут.

Л е в а. Я не про зверей говорю.

Г р о м а д и н. У людей, Лева, посложнее. Здесь класс с классом борется, а не слабый с сильным, как у зверей. Простая вещь, а ты не знаешь.

Л е в а. Подождите… Класс с классом? А вот скажите — у нас есть классовая борьба?

Г р о м а д и н. А ты как думаешь?

Л е в а. Нет… нету…

Г р о м а д и н. Правильно!

Л е в а. Значит, выходит, у нас вообще нет никакой борьбы?

Г р о м а д и н. А ты как думаешь?

Л е в а. Нет, есть борьба!

Г р о м а д и н. Правильно, есть!

Л е в а (с торжеством). Вот вы и признали! Есть! Есть! Между сильными и слабыми.

Г р о м а д и н. Это как же получается, по-твоему? Скажем, я тебе подставлю ножку, а ты мне, каждый из нас думает только о своей шкуре, а на остальное нам наплевать, так? Каждому дело только до себя, значит? Да если бы у нас была такая борьба, Гитлер на нас и полчаса бы не потратил! Нет, Лева, борьба у нас за то, чтобы не было деления на слабых и сильных, чтобы все были сильные, смелые, гордые, внутренне красивые… Про героев Краснодона слыхал?

Л е в а. Я не про войну. Я про обыкновенную жизнь.

Г р о м а д и н. Наша жизнь тем и необыкновенна, что борьбу эту мы ведем ежечасно, ежеминутно, в любом, даже самом маленьком деле! Разве в нашей школе не учат тебя бороться за то, чтобы всем честным трудящимся людям на земле создать замечательную жизнь? А как называется эта борьба? Знаешь, конечно?

Л е в а. Не надо больше говорить, Иван Александрович. Прошу вас… не надо…

Г р о м а д и н. Боишься, что придется согласиться, а согласишься, чего доброго, в слабости заподозрят? Так?

Л е в а. Нет! Просто я хочу думать и доходить до всего сам!

Г р о м а д и н. Да куда тебе самому, без знаний, без опыта… Тебе кратчайший путь указывают! Ведь тебе кончать в этом году! А как выпускать тебя с такой, прости меня, кашей в голове? И жалко, и нельзя. Понимаешь?

Л е в а. Жалко? А я и не прошу меня жалеть! Прощайте, Иван Александрович! (Выбегает.)

Г р о м а д и н. Стой! Стой! Я тебя не отпускал еще, куда ты? (Идет за Левой, возвращается. Озерову.) Убежал… Ну, что ты скажешь, Саша?

О з е р о в. На твоем месте я принял бы срочные меры…

Г р о м а д и н. А ты думаешь, мой сад вырастить легче, чем твой? Трудно живет, — естественно, хочет определить закономерность трудностей, найти свое место на земле, а знаний мало еще, в голове путаница — вот и объяснение всему.

О з е р о в. Вопрос серьезный. Он же в коммунизм не верит!

Г р о м а д и н. А кто сказал, что истина должна даваться легко? Но уж если он найдет ее, она станет для него кровной, пережитой. Помнишь, у Ленина про марксизм, который был «выстрадан» русским народом. А самое главное для меня — ясно теперь, какой к этому Леве ключ!

Входит  Е в г е н и я  И в а н о в н а.

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Ну как?

Г р о м а д и н. Встретили Зарубеева?

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Нет… А ваш разговор?

Г р о м а д и н. Наш разговор? (Быстро взглянув на Озерова, решительно.) Все в порядке, Евгения Ивановна, Лева полностью признал свою вину перед вами и вашим предметом.

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Серьезно? В самом деле?!

Г р о м а д и н (указывая на Озерова). При свидетелях. И в самое ближайшее время вы об этом услышите.

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Я поражена. Но я очень рада, что Лева понял наконец, как он был не прав. Поздравляю вас с успехом, Иван Александрович.

Г р о м а д и н. Значит, в принципе против вторичной переэкзаменовки вы не возражаете?

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Да нет… Конечно, нет… Я очень рада… (Идет к двери.)

Г р о м а д и н. Только сегодня вы уж не разговаривайте с ним на эту тему, ладно?

Е в г е н и я  И в а н о в н а. Понимаю… Хорошо, хорошо. (Выходит.)

О з е р о в. Что ты делаешь, Иван? Ты хочешь загнать болезнь вглубь?

Г р о м а д и н. Ничего. Я уверен в Леве, только и всего.

Стук в дверь.

Да.

Входит  В и к т о р. В руках у него письмо.

Письмо?

Виктор молча подает письмо.

От кого? (Раскрывает сложенный листок, читает.) «Директору шестидесятой мужской средней школы. Ученика девятого класса «Б» Зарубеева Льва. Заявление. Я признаю, что был не прав и грубо вел себя на переэкзаменовке по основам дарвинизма. Передайте, пожалуйста, Евгении Ивановне мое извинение…» Ну, слышишь, Саша, ты слышишь? Я был прав! (Читает дальше.) «…Ввиду невозможности для меня продолжать учение… (замялся) прошу меня отчислить… из вверенной вам школы».

Пауза.

О з е р о в. Да, Иван… твой сад вырастить потруднее, пожалуй…

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Большая, тесно заставленная комната. Видно, что ее владельцы уделяют не слишком много внимания чистоте. В центре два стола: большой стол завален книгами, на маленьком стоит радиоприемник, около него валяются наушники. Справа, около стены, ширмы, закрывающие две кровати. На одной из них  К о л ь к а  полулежа читает толстую книгу. Слева — входная дверь, в глубине — окно. Комната освещена плохо, углы ее в темноте, по сторонам протянуты какие-то провода, на полу груда старых алюминиевых деталей, проволока, пружины, колесики и другие металлические вещи.

К о л ь к а (читает). «Третья часть города Москвы называется Скородом. Она имела некогда, до сожжения города татарами, как говорят, до двенадцати верст, или пяти немецких миль, в окружности. Река Яуза протекает через эту часть города и впадает в реку Москву…»

Слева, над входной дверью, вдруг вспыхивает самодельный красный экранчик с надписью: «Внимание — гость!»

(Не замечая, продолжает читать.) «Четвертая часть города называется Стрелецкая слобода…»

За дверью слышны шаги, стук в дверь. Дверь отворяется, появляется  М а р и н к а.

М а р и н к а. Мама послала узнать, когда твой брат нашу плитку и утюг починит. Уже целая неделя прошла, как взял. И еще она велела сказать: неужели они, говорит, такие богатые, что им, говорит, деньги не нужны?

К о л ь к а. Почему не нужны? Деньги всегда нужны. Только нам некогда.

М а р и н к а. А что же вы делаете?

К о л ь к а (указывая на радиоприемник, понижает голос). Исландию ловим.

М а р и н к а. Исландию?

К о л ь к а. Ага… Из-за нее Лева даже в школу уже второй день не ходит. Злой — ужас…

М а р и н к а. И все ты, Колька, выдумываешь! Разве можно Исландию поймать? Она что, птица?

К о л ь к а. На короткой волне все можно. Даже с Марсом соединиться! Тебе этого, конечно, не понять.

М а р и н к а. Ты больно умный. (Вздохнув.) Скучные вы теперь какие-то все стали.

К о л ь к а. Кто это «вы»?

М а р и н к а. Мужчины. Никакой поэзии.

К о л ь к а. Что?

М а р и н к а. Это моя бабушка так говорит. В современных мужчинах, говорит, никакой поэзии.

Колька смеется.

Что ты?

К о л ь к а. Да я просто подумал: вдруг нее мужчины поэзией начнут говорить, как твоя бабушка хочет. Вызовет меня, например, наш Федор Сергеевич и спросит:

Зарубеев Николай, Ну-ка, быстро отвечай: Где находится Китай?

А я ему в ответ:

Ах-ах! О аллах! Я катался на коньках И забыл о всех делах!

Так?

М а р и н к а. Ты дурак и воображала!

К о л ь к а. А у тебя на голове мочала!

М а р и н к а. А у тебя нос как картошка!

К о л ь к а. А ты пищишь, словно кошка!

М а р и н к а. Врешь!

К о л ь к а. Ну что ж!

М а р и н к а. Замолчи!

К о л ь к а. Получи! (Показывает нос, хохочет.) А знаешь, молодец твоя бабушка. Здорово придумала! Я вижу, для мужчины это самое подходящее дело!

М а р и н к а. Какое дело?

К о л ь к а. Поэзия. Дразниться хорошо!

М а р и н к а. Только и дела, что дразнить да обманывать.

К о л ь к а. Обманывать? Я?

М а р и н к а. Сказал, что разгадаешь, кто на Воробьевых горах расписался, а сам до сих пор даже не зашел ни разу.

К о л ь к а. А знаешь, почему? Все библиотеки обегал, двадцать книг прочитал, до семнадцатого века уже дошел, видишь (показывает книгу) — «Путешествие Адама Олеария в Москву и Персию в 1639 году», и нигде ни слова не сказано про Воробьевы горы, и кто там бывал… неизвестно…

М а р и н к а. А я уже знаю.

К о л ь к а. Ну да! Откуда?

М а р и н к а. Очень просто! Маму спросила — и все!

К о л ь к а. Много знает твоя мама!

М а р и н к а. Побольше твоего. Не воображай, пожалуйста!

К о л ь к а. Откуда?

М а р и н к а. Из книжки.

К о л ь к а. Из какой?

М а р и н к а. Название не помню, она очень толстая, в ней страниц, наверное, семьсот.

К о л ь к а. А про что книга эта?

М а р и н к а. Мама говорит, про дружбу.

К о л ь к а. Про дружбу?

М а р и н к а. Да. Про то, как два товарища дружили с детства и на всю жизнь!

К о л ь к а. Кто такие?

М а р и н к а. Фамилии забыла, только мама сказала, что это были замечательные люди, революционеры.

К о л ь к а. Почему же я не знаю? А Воробьевы горы здесь при чем?

М а р и н к а. Они там часто гуляли, а один раз посмотрели на Москву и друг другу дали клятву.

К о л ь к а. Клятву? Это здорово! Какую?

М а р и н к а. Жить честно и всегда бороться!

К о л ь к а. За что бороться?

М а р и н к а. Как — за что? Ясно, за коммунизм!

К о л ь к а. Кто ж это такие?

М а р и н к а. У меня всегда имена из головы выскакивают. Помню только, что одна фамилия на «О» начинается, а другая… другая вроде на «Г».

К о л ь к а. Что? «О» и «Г»? (С шумом захлопывает книгу.) Слушай, а сейчас эта книга у вас?

М а р и н к а. У нас.

К о л ь к а. Пошли!

М а р и н к а. А дом?

К о л ь к а. Ничего с ним не сделается. (Повертывает выключатель, зажигается красный экран с надписью: «Скоро приду».) Бежим! (Хватает Маринку за руку.)

Оба выбегают.

На улице совсем стемнело. В комнате тишина. Только из наушников, брошенных около радиоприемника, все время доносятся какие-то далекие звуки — журчание, разряды, обрывки музыки и т. д. Над дверью снова вспыхивает надпись: «Внимание — гость!» Слышны шаги, стук в дверь.

Дверь чуть приотворяется, показывается голова  В а л и.

В а л я. Можно? Лева, ты дома? Девочки, еще одна неудача… Кажется, никого нет. Вот везет. Входите все равно. (Входит.)

За ней  Л и з а  и  М и л а, у каждой в руках книга.

Л и з а. Не расстраивайся, Валя, смотри (указывает на экранчик), скоро придет.

М и л а. Как интересно!

Л и з а. Умерь свои восторги, Милочка! Это не так интересно, как тебе кажется.

М и л а. Нет, ты только посмотри.

Л и з а. Что здесь смотреть? Даже сесть негде.

В а л я. Но как же мы будем заниматься без наших мальчиков?

М и л а. Ничего… Мне кажется, все будет хорошо.

В а л я. А меня возмущает. Если даешь слово, то надо сдержать его во что бы то ни стало, а у мальчишек всегда тысячи отговорок.

Л и з а. И что всего удивительнее — это то, что без них ты считаешь нас ни на что не способными.

В а л я. Ну а как мы будем без них разговаривать с Левой? Знаете, он какой! Скажет: «Не надо мне вашей помощи, обойдусь без нее» — и всё!

Л и з а. Главное — это поставить его перед совершившимся фактом. Пришли… Ждем… Все готово… Входит Лева, и я начинаю урок английского языка вопросом: «Хау кен ю лив, сэр, ин фак э свайнри?», что в переводе означает: «Как вы можете, сэр, жить в таком свинятнике?»

М и л а. Чу́дно, Лиза!

Л и з а. А пока надо занять в этой пещере наиболее выгодную позицию. Вот, кажется, этот стул… Фу, и он в каком-то песке!

М и л а. Девочки! Давайте, пока нет Левы, приберем здесь хоть немного.

В а л я. Правильно! Терпеть не могу ожидать без дела…

Л и з а. Это даже интересно — придет и не узнает своего логовища. Но вот загадка: где в этом царстве живет метла?

В а л я. Я приберу на столе.

М и л а. Я обмету пыль.

В а л я (работая). Нет! Я все-таки не понимаю наших мальчиков. Ведь специально договаривались о сегодняшнем дне…

М и л а. Но ведь у Аркаши — зубы, а у Володи тоже уважительная причина…

В а л я. С Таней в театр пойти?

М и л а. Ведь она его пригласила. Она не знала, что мы сегодня должны заниматься с Левой.

В а л я. Она не знала, а Володя смолчал и пошел. Ты готова каждого во всем оправдать, Милочка.

М и л а. Ничего подобного. Но и так относиться к товарищам, как ты, тоже не могу. Вчера друзья, сегодня почти враги… Куда это годится?

В а л я. Ты это, собственно, о ком?

М и л а. Прекрасно сама знаешь!

Л и з а (продолжая поиски метлы). Метла обнаружена в районе кровати — очень мило!

М и л а (Вале). Вот увидишь, Боря придет сюда сегодня и будет вместе с нами заниматься с Левой. Да, да!

В а л я. Откуда это тебе известно?

М и л а. Потому что мне хочется, чтобы все кончилось хорошо. Я и в книгах не люблю плохих концов. А если очень сильно хотеть, все обязательно хорошо кончится… Я уже это в своей жизни испытала… и не раз… Да, да!

В а л я. Ах ты, Мила, Мила, дева-миротворица!

М и л а. А что, не правда? Боря откровенно высказал свое мнение, так неужели из-за этого вся дружба вон? По-моему, дружить — это всегда в чем-то уступать друг другу.

В а л я. Нет! Дружба — это совсем другое, Милочка…

М и л а. А что же, объясни.

Валя, передвигая книги, нечаянно нажимает на валяющийся автомобильный рожок, раздается сигнал.

В с е. Ай!

В а л я. Ничего. Все в порядке, девочки. (Показывает рожок. Оглядывает комнату.) Кажется, все, а почему ведро на подоконнике? (Хочет снять.) Ай!

М и л а. Что такое?

В а л я. Ведро кусается!

Л и з а. Чепуха! Просто у тебя уже рефлекс… (Хочет поднять таз, стоящий на полу.) Ой! (Хочет бросить таз — не может.) Девочки, ток! Ай!

М и л а. А у меня все хорошо. (Передвигает радиоприемник, раздается оглушительный звон.) Ай!

В а л я. Поставь на место!

М и л а. Не могу!

Л и з а. Что же делать?

М и л а. Спасите! Спасите!

Отчаянный звон, мигание огней на стене, по проводам бегут какие-то искры. Темнота.

В а л я. Спокойно, девочки.

Врывается  К о л ь к а.

К о л ь к а. Стой! Стрелять буду!

М и л а. Не убивайте нас — мы не воры… Мы девочки!

К о л ь к а. Девочки? (Зажигает свет.) Тогда не бойтесь. У меня тоже не пистолет, а просто зажигалка.

Л и з а. Ну и квартирка!

В а л я. А почему у вас ведро кусается?

К о л ь к а. Это от воров. У нас же первый этаж. А вы что здесь делали?

Л и з а. Прибирали.

К о л ь к а. А зачем радио переставляли?

Л и з а. А что?

К о л ь к а. А то, что придет Лева, он вам задаст!

Л и з а. За что? За то, что мы хотели немного вашу комнату привести в порядок?

К о л ь к а. А кто вас просил? За радио вам Лева головы всем поотрывает! Радио трогать нельзя!

Л и з а. Подумаешь, сокровище!

К о л ь к а. Вот и сокровище!

Л и з а (осматривает приемник). Самый обыкновенный любительский радиоприемник, да еще сделан топорно.

К о л ь к а. Топорно! Много вы понимаете! Топорно! Во-первых, это не простой радиоприемник, а коротковолновый, а во-вторых, такой малой мощности ни у кого нет!

Л и з а. Нашел чем хвалиться!

К о л ь к а. А попробуйте на одной десятиваттной лампе хотя бы Исландию поймать — нипочем не выйдет!

В а л я. Зачем же стараться, не понимаю…

К о л ь к а (важно). Оборонное значение, ясно? Добиться нужно, чтобы маломощный передатчик на самое большое расстояние действовал. Думаете, легко? Тут руки нужны хорошие и голова. Такая, как у нашего Левы.

При этих словах в дверях появляется  Л е в а. Пока не замеченный, он останавливается на пороге.

Вот это действительно голова! А еще, когда вуз кончит, увидите. Будет второй Ломоносов! Мы уже с ним так и наметили — оба в университет. А потом такой аппарат вместе изобретем, что на Марс будем посылать пакеты с короткими волнами. Тогда точно узнаем, есть ли марсиане там или нет и даже какого они роста. Через радар, очень просто!

Л е в а. Ты чего здесь плетешь, радар? (Девушкам.) Здравствуйте, девушки. Вы ко мне или к Кольке?

М и л а. К Кольке?

Л е в а. Не удивляйся, Мила, к нему девчонки табуном бегают. Девчатник.

К о л ь к а. Ну, уж сказал…

В а л я. Мы хотели у тебя порядок навести, Лева, да не успели. Ты уж не ругайся.

Л е в а. Неудачный день вы выбрали.

Л и з а. Лева, это невежливо.

Л е в а. Пускай.

В а л я. Что с тобой?

Л е в а. Ничего. Просто устал. (Идет к кровати, ложится.)

Пауза. Девушки ошеломлены.

В а л я. Слушай, Лева, мы все-таки твои гости. Ты мог бы вести себя приличней.

Л е в а. Мне все равно.

В а л я. И в такой грязи жить все равно? Не стыдно?

Л е в а. Нисколько. По крайней мере лишний никто не сунется.

В а л я (садится на стул у кровати). Лева, что с тобой?

Л е в а. Ничего… Пожалуйста, не смотри на меня с таким сожалением — я не больной. И вообще — уходите. Не до вас мне сегодня.

В а л я. Гонишь?

Л е в а. Да, да!

К о л ь к а. Ой, Лева, Лева…

Л е в а. Чего там «ой, Лева»? (Девушкам.) Уходите! Ну?

Л и з а. Это, в конце концов, просто хамство. Пришли к нему как люди, а он, даже не спросив, какое у нас дело, гонит нас вон! Есть же предел какой-то.

В а л я. Не так я думала о тебе, Лева.

Л е в а. А мне что за дело, как ты думала? И вообще нечего вам здесь больше отсвечивать! Надоели!

Л и з а. Ах, так? Пойдемте, девочки!

М и л а. Пойдем, Валя. Это уж совсем обидно.

В а л я. Что ж, уйти легко. (Леве.) Эх, Лева… Лева…

Девушки уходят. Пауза.

К о л ь к а (подходя к Леве). Ты не расстраивайся, Лева… Известно, девчонки…

Л е в а. Да нет… я так… просто устал.

Пауза.

К о л ь к а. Слушай, Лева, ты «Былое и думы» читал?

Л е в а. А что?

К о л ь к а. Нет, ничего. Вот достал… (Показывает принесенную от Маринки книгу.) Интересно, клятва…

Пауза.

Л е в а. Ты кого-нибудь из наших видел в школе сегодня?

К о л ь к а. Видел Бориса, Аркашку.

Л е в а. Ну и что?

К о л ь к а. Ничего.

Л е в а. Что-нибудь спрашивали?

К о л ь к а. Нет… Прошли — и все.

Л е в а. А… директора не встречал?

К о л ь к а. Видел вчера.

Л е в а. А он что?

К о л ь к а. Ничего, стоял с Лидией Петровной, разговаривал. Левчик, а почему ты в школу уже два дня не ходишь? Из-за Исландии?

Л е в а. Из-за Гренландии! Нос у тебя чересчур длинный, вот что! Лодырничаешь, за девчонками бегаешь, а кто тройку по арифметике схватил?

К о л ь к а. Да это Лидия Петровна у нас такая… У нее никто больше тройки не получает.

Л е в а. Рассказывай… В магазине был?

К о л ь к а. Так ведь денег нет, Лева. А тут Маринка за плиткой и утюгом приходила. (Вздохнул.) До чего хочется чего-нибудь вкусненького!

Л е в а. А противно мы живем с тобой, правда, Колька?

К о л ь к а. А по-моему, хорошо.

Л е в а. Чего хорошего? Холодно, грязно… Правду сказала эта… Валя.

К о л ь к а. А пусть ее! Еще обращать внимание! Тьфу! (Плюнул.)

Л е в а. Ну… ты! Не очень-то! Порядок надо соблюдать, а то приятно, если люди будут в глаза тыкать? (Осмотрел комнату.) А что, если все заново?

К о л ь к а. Ремонт?

Л е в а. Полный! Потолок побелить. Стены — обоями. Ты какие любишь?

К о л ь к а. Это как, вроде игры?

Л е в а. Вроде.

К о л ь к а. Давай с попугаями!

Л е в а. С какими попугаями?

К о л ь к а. В музее видел. Обстановка московского дома. Восемнадцатый век.

Л е в а. Нет… Надо, чтобы стены были синие-синие, как море. Поедешь на курорт летом, Колька? На юг, к морю?

К о л ь к а. А ты?

Л е в а. А потом тебе пальто, шапку, ботинки хорошие…

К о л ь к а. И тебе?

Л е в а. Посмотрим, что тогда скажет…

К о л ь к а. Валя? Ты опять про нее?

Л е в а. Да не про нее я совсем, а про то, что теперь у тебя каждый год будет новый костюм… Все учебники тоже новые… Кончишь школу с золотой медалью…

К о л ь к а. А ты?

Л е в а. Потом в университет!

К о л ь к а. А ты?

Л е в а. А потом в Академию наук!

К о л ь к а. А ты, Лева? Почему ты все про меня одного говоришь?

Л е в а. Это я играю в загадки, какая у тебя будет жизнь.

К о л ь к а. Опять у меня?

Л е в а. И у меня.

К о л ь к а. Когда?

Л е в а. С завтрашнего дня.

К о л ь к а. С завтрашнего дня? И пальто, и ботинки?! Врешь ты все. На какие шиши?

Л е в а. На какие? Вот! (Выворачивает из кармана пачку денег, бросает на кровать.)

К о л ь к а. Деньги? Да все пятерками! У-ю-ю-ю, сколько! Откуда, Левка?

Л е в а. С кудыкиной горы.

К о л ь к а. Ну, не шути. Скажи, это наши деньги, Лева? Ты их заработал?

Л е в а. Это я аванс взял.

К о л ь к а. За что?

Л е в а. На работу поступил. (Обнимая Кольку.) Ох, и заживем мы теперь с тобой, Колька!

К о л ь к а (ласкаясь). Да, Левчик? Вот хорошо! (Смотрит Леве в глаза.) А почему ты плачешь?

Л е в а. Я? Ты что, спятил?

К о л ь к а. Нет, нет… я ничего… Это мне показалось, наверное… Просто лицо заблестело.

Л е в а. То-то… Лицо…

К о л ь к а. А как же ты, Левчик… как же ты… на целый день будешь уходить?

Л е в а. Ну да…

К о л ь к а. А как же со школой? Как ты учиться будешь?

Л е в а. Ну что ты все — как, как! Буду — и все! И нечего тебе не в свое дело соваться! Живо за уроки! Небось не делал еще?

К о л ь к а. Хорошо, хорошо, Левчик. Только не сердись. (Вынимает из сумки книги, тетрадки, садится за большой стол.)

Лева идет к радиоприемнику, надевает наушники, начинает вертеть рычаг.

(Поглядывая на Леву, словно повторяя урок, бормочет.) А все-таки как же со школой?

Л е в а (оборачиваясь). Чего ты там крутишься? Делай уроки, говорю!

К о л ь к а. Делаю, делаю! Я ведь только про школу.

Л е в а. Замолчишь ты или нет? Не мешай, сказал!

Пауза. Лева погрузился в эфир.

К о л ь к а. Лева, а я все-таки не пойму… Как же ты… (Вдруг вскакивает, пораженный мыслью.) Неужели ушел? (Кидается к Леве, трясет его за плечо.) Из школы ушел? Совсем, да? Из-за меня? Ну что ты молчишь, — значит, верно? Левчик, миленький, не надо! Не надо! Не смей, тебе же совсем мало осталось, лучше я буду работать, слышишь? (Трясет Леву, но тот отмахивается от него.) У-у, черт каменный, теперь хоть стреляй, ничем не проймешь! Да брось ты свою Исландию. (Махнул рукой, отбежал, не зная, что делать, бормочет.) Что же делать? Что делать? К директору бежать — не сладит с ним директор… Никто с ним не сладит. Куда же? Куда? Есть выход! Ничего! Все будет в порядке, Левка! Надейся на Кольку — не пропадешь! (Вылетает в дверь.)

Л е в а (вскакивает). Колька! Колька! Куда ты? Стой! (Кидается было вслед, не сняв наушников, потянул за собой радиоприемник и, вскрикнув, возвращается на прежнее место, вслушивается и замирает.) Ну, ну?.. Неужели поймал? Так? Вдруг? Да замолчите там! Не вы мне нужны сейчас, не вы, понятно? Да не барабаньте там, ч-черт! (Все больше и больше увлекаясь, крутит рычаг.)

Стук. Лева не обращает внимания. После повторного стука в комнату входят  Г р о м а д и н  и  В и к т о р.

Г р о м а д и н. Ну и погодка! (Отряхивается, с порога.) Зарубеев, гости пришли! Принимай!

Лева уже ничего не видит, не слышит, он жадно ловит звуки в эфире, передвигая рычажок.

Глух и нем.

В и к т о р. Я вам говорил, Иван Александрович… До чего азартный!

Л е в а (схватив одну из книг, лежащих возле приемника, начинает ее судорожно листать. Нашел нужное место, бормочет). Дабль Ю… Де… Е… Дабль Ю… два пятнадцать… (Вдруг вскакивает, кричит торжествующе.) Есть! Рейкьявик! Рейкьявик! Слышу! Слышу! На восемь баллов, не меньше! Ура! Наконец поймал! (Заметив Громадина и Виктора, кричит им.) Установил рекорд! Связался с Рейкьявиком на десятиваттной лампе! Перехожу на передачу! Перехожу на передачу! (Начинает выстукивать.) Я Ве Эр Эс пятьсот пятьдесят восемь… Я Ве Эр Эс пятьсот пятьдесят восемь… Слышите меня? Слышите меня? Упустил! Ведь целый год ловил его, Рейкьявик этот. (В досаде снимает наушники, швыряет их. Пауза.) Здравствуйте, Иван Александрович. Вы мое заявление получили?

Г р о м а д и н. Получил.

Л е в а. Помогать пришли?

Г р о м а д и н. Кому? Тебе? Нет, милый. У меня таких, как ты, тысяча шестьсот человек. Если каждому помогать, ноги протянешь. Скорей вы все мне должны помогать.

С улицы через окно в комнату заглядывает  В а л я. Увидев всех, она застывает на месте, не замеченная остальными.

Л е в а. Я уже больше не ученик. Я в артель поступил… «Красный механик».

В и к т о р. В артель?

В а л я (про себя). Ушел из школы?

Л е в а. Так что теперь мне ваша помощь не нужна!

Г р о м а д и н. А вот нам твоя нужна!

Л е в а. Вам?

Г р о м а д и н. Да, школе.

Л е в а. Школе? Помощь? Моя?

Валя напряженно прислушивается к разговору.

Г р о м а д и н. Наш физик, уважаемый Роман Романыч, жаловался мне, что ребята потеряли вкус к занятиям в физическом кабинете.

Л е в а. А что там есть, в вашем физическом кабинете!

Г р о м а д и н. В нашем? Что же плохого в нашем физическом кабинете?

Л е в а. Туда только малышам ходить, резиновые моторчики крутить для смеху! Взрослым людям там нечего делать.

Г р о м а д и н. Но если ты взрослый человек, то должен знать, что как раз физический кабинет больше всего пострадал от бомбы. Электрохозяйство нарушено. Многие ценные приборы безвозвратно погибли.

Л е в а. Ценные! Да теперь у каждого из ребят, кто самостоятельно дома работает, поценней найдется!

В и к т о р. Ну, уж это ты, Лева, загнул.

Л е в а. Загнул? (Подходит к стене, повертывает невидимый выключатель.)

Тотчас же слышится легкое гуденье моторчика. Медленно открывается дверь в чуланчик, из которого бьет сильный свет.

Пауза.

Г р о м а д и н. Пещера Лейхтвейса? Ну-ну…

Л е в а. Моя мастерская. Сам построил.

В и к т о р. Понятно… Фотоэлемент включает моторчик, моторчик открывает дверь.

Л е в а. Моторчик, моторчик… Что ты понимаешь! (Предлагает зайти.) Прошу.

Г р о м а д и н  входит первым, за ним  В и к т о р  и  Л е в а. Вбегает В а л я.

В а л я. Какие мы все были глупые!

За дверью слышны шаги. Входит  Б о р и с.

Б о р и с. Валя?

В а л я. Борис? Ты пришел? Я знала, что ты придешь! Какой ты молодец, Борька!

Б о р и с. А разве могло быть иначе? (Оглядывает комнату.) А где же Лева? Где все остальные?

В а л я. Ах, Боря, если бы ты знал, какие мы все были глупые!

Б о р и с. Я очень рад, что именно ты признала это, Валечка! Я больше так не могу… Я соскучился по тебе, мне нужно тебя видеть, говорить с тобой, делиться всем, как бывало. Я ведь знал, что сегодня у вас ничего не выйдет. Пойдем погуляем. Я нарочно освободил этот вечер от занятий. Мы же две недели не виделись с тобой. Две недели!

В а л я. Нет, Боря, иди один.

Б о р и с. Но почему? Неужели из-за наших разногласий насчет Левы? Ведь уже договорились. Вернее, каждый остался при своем мнении. Это же не должно влиять на наши отношения?

В а л я. Ах, Боря, Боря! Ты ничего-ничего не понимаешь.

Б о р и с. Я?

В а л я. И вообще тебе лучше уйти отсюда.

Б о р и с. Но почему, Валя? Почему ты стала какая-то совсем-совсем другая?

В а л я. Потому что ты стал другой, Боря.

Б о р и с. Вовсе нет. Я такой же самый. Ну, взгляни же на меня получше, Валя… Валечка… (Берет ее за руку.) Ты не смотришь?

В а л я. Зачем?

Б о р и с. Понимаю. Значит, место уже занято?

В а л я. Какое место?

Б о р и с. Думаешь, не вижу? Я все вижу! Нравится Лева — так и скажи прямо, и нечего наводить тень на ясный день!

В а л я. Одно тебе скажу — не умеешь ты дружить, Боря.

Б о р и с. Ах, не умею? Научи!

В а л я. Научить? (Взгляд ее падает на книгу, она берет ее и дает Борису.) Вот! Поучись, если ты сам простых вещей не понимаешь.

Б о р и с. «Былое и думы»? Спасибо! Двадцать раз читал, я не семиклассник!

В а л я. Ты? Да… Пожалуй… Ты гораздо старше… Ты старый-старый, очень старый человек!

Б о р и с. Как это понять?

С шумом врывается  В о л о д я. Борис отступает в угол.

В о л о д я. Валя! Привет! Еще не начинали? Где же Лева?

В а л я. Вспомнил все-таки?

В о л о д я. Не надо, Валечка! Если бы ты только знала… Таня решила, наверное, что я круглый идиот. Все действие просидел, как бобик, только глазами хлопал. На сцене поют, а у меня на сердце кошки скребут. В конце концов не выдержал, все объяснил Тане — и сюда! Начинаем? Предлагаю — с литературы. Возражений нет? Принято! (Оглядывается.) А где же Лева? (Замечает Бориса.) Борис? Здесь? Вот здорово! Руку, Борька! Уважаю. Устыдил. (Протягивает руку.) Ну? Ссоре конец!

Борис не подает руки.

Что ты, Боря?

Шум моторчика, дверь медленно открывается.

В а л я. Они! Идем! Я тебе все объясню.

Валя хватает Володю за руку, и они вместе убегают. Борис хочет уйти за ними, но дверь Левиной мастерской открывается. Входит  Г р о м а д и н.

Г р о м а д и н (увидев Бориса). Граматчиков?

Б о р и с (увидя Громадина, отшатывается). Вы?!

Г р о м а д и н. Что вы так удивляетесь? Я же не удивляюсь, что вижу вас здесь, и именно сегодня.

Б о р и с. Почему?

Г р о м а д и н. Сегодня вы начинаете занятия с Левой?

Б о р и с. Мы?

Г р о м а д и н. Да. И очень хорошо, что вы решили присоединиться к вашим товарищам.

Б о р и с. Но вы знаете…

Г р о м а д и н (перебивая). Я все знаю.

Б о р и с. И тем не менее…

Г р о м а д и н. Ну-ну?

Б о р и с. И вы действительно верите, что я пришел сюда из-за Левы?

Г р о м а д и н. Хочу верить, понимаете, Борис?

Шум мотора. Из мастерской выходят  В и к т о р  и  Л е в а.

Л е в а. Борис?

В и к т о р. Боря? Вот здорово! Решился наконец!

Вдруг Борис круто поворачивается и выбегает из комнаты. Пауза.

Л е в а. Чего это он?

Г р о м а д и н (глядя вслед Борису). Ничего… Бывает.

В и к т о р. Да…

Г р о м а д и н. Поговорим лучше, Лева, о твоей мастерской. Молодец! Ничего не скажешь, молодец!

В и к т о р. Особого, конечно, здесь ничего нет, Иван Александрович. Вот в девятом «А» Фуфайкин Дима такой моторчик сконструировал, что сам коньки точит, а в седьмом «В» и того чище парень есть.

Г р о м а д и н. Есть-то они есть… (Вдруг.) А что, если взять моторчик твоего Димы, заинтересоваться неизвестным гением из седьмого «В», присоединить к ним чудеса, которые мы только что здесь видели, и все это собрать в нашем физическом кабинете? Знаете, друзья, какой был бы у нас кабинет? Чудо-кабинет!

В и к т о р. Так ведь тут у него выпрямитель с переменного тока на постоянный, у нас так не сделаешь.

Л е в а. Почему? Можно сделать ртутный, а то умформер.

В и к т о р. А подводка к щиту? Все разрушено… Попробуй разбери-ка стену…

Л е в а. Зачем стену? А разве нельзя жулик сделать от провода на потолке прямо к щиту?

В и к т о р. Да кто возьмется?

Л е в а. Была б голова, а руки найдутся!

Г р о м а д и н. И тогда?..

Л е в а. Все модели моторов нагрузим, как следует, чтобы настоящую работу выполняли. Вибратор Герца сконструировать можно, да если еще электронных ламп достать — радиолокацию покажем, хотя бы в грубом виде! А если свой радиоузел? Чем плохо? Своя передача каждый день!

Г р о м а д и н. Радиоузел? Молодец, Лева!

Л е в а. Там рядом и комнатка есть. Изолировать только.

Г р о м а д и н. Хорошо! Решаем: физический кабинет отныне переименовываем в чудо-кабинет. Разворачиваем работу по всем звеньям. Организатором, так сказать, заведующим кабинетом, поручаем быть тебе, Зарубеев.

Л е в а. Мне? Заведующим?

Г р о м а д и н. Да, да. Роман Романовичу этого не поднять, годы не позволяют, будешь у него за ассистента. Хочу, чтобы наш кабинет был первым в Москве. Все еще не понимаешь? Переведи ему, Виктор!

В и к т о р. Лева, ты дурень. Хватай и не выпускай.

Г р о м а д и н. Ты нас понял, Лева?

Л е в а. Понимаю… Вы хотите, чтоб я вернулся обратно в школу? Зачем? Ведь все равно не справлюсь. Да и не всем же школу обязательно кончать, Иван Александрович. Люди сейчас повсюду нужны.

В и к т о р. Да какой ты еще сейчас человек, Лева? Путаник ты, вот кто.

Г р о м а д и н. Виктор, тише! Я вижу, что ты меня все-таки не понял, Зарубеев. Неужели ты думаешь, что я уговариваю тебя вернуться в школу — учиться? Это было бы смешно и недостойно ни тебя, ни меня. С твоим ученьем вопрос давно решен.

Л е в а. Решен?

Г р о м а д и н. Ну да, тобой самим. Мы-то на педагогическом совете решили было по-иному…

Л е в а. Как?

Г р о м а д и н. Сейчас это тебе не интересно…

Л е в а. Но все-таки…

Г р о м а д и н. Сейчас вопрос идет о другом — о твоей работе в школе. Да, да, только о работе. Зарплата, наверное, меньше, чем в твоей артели, но хороший месячный заработок обеспечим. Ты человек взрослый, выбирай.

Л е в а. А если… если оставалось бы время, мог бы я… хоть иногда посидеть… послушать… в классе?

Г р о м а д и н. Конечно. Особенно по основам дарвинизма. Так сказать, уже в частном порядке.

Л е в а. В частном порядке?

Г р о м а д и н. А как же иначе? Так хочешь нам помочь?

Пауза. Лева молчит.

Что ж… подумай… (Идет к двери. На пороге задерживается, смотрит на Леву.)

Тот стоит молча.

(Пожав плечами, уходит.)

В и к т о р (подбегает к Леве, трясет его за плечи). Лева, чудак, проснись! (Убегает вслед за Громадиным.)

Л е в а (стоит некоторое время в раздумье). Помочь?.. (И вдруг бросается к двери.)

В дверях сталкивается с входящей  В а л е й. В руках у нее книжка.

В а л я. Лева, помоги мне, пожалуйста.

Л е в а. Как? И тебе?

В а л я. Я ничего не понимаю по физике.

Л е в а. А что же там не понимать?

В а л я. Да вот учу-учу — и ничего не понимаю… (Раскрывает учебник и показывает ему.) Вот эту главу.

Л е в а (смотрит). Это что? О потенциалах, что ли? Да тут же и так все ясно сказано! «Всякий неподвижный положительный заряд будет выталкивать из своего поля другой положительный заряд, причем электрическая сила их взаимодействия будет содержать работу по перемещению заряда…» Что же здесь непонятного?

В а л я. А я вот что-то не понимаю. И вообще мне легче заниматься не одной, а с кем-нибудь… Можно с тобой? Я знаю, ты хорошо разбираешься в физике.

Л е в а. Как же тебе объяснить, чтоб ты поняла? Ну, представь, что ты положительный электрический заряд.

В а л я. Я — заряд?

Л е в а. И ты образуешь вокруг себя электрическое поле. Скажем, такое — от стола до стены. А я — единица другого положительного заряда и внесен сюда из бесконечности… (Пауза.) Слушай, Валя, а правда, ведь здорово жить! Вот так, понимаешь, жить! И все понимать! И стремиться понять еще больше!

В а л я. Ты объясняй, а то ты меня сбиваешь.

Л е в а. Ой, прости! Что ж делаю я дальше? Ага! Я хочу занять точку на твоем поле, а ты — против. Ты должна постараться меня вытолкнуть. Толкай!

В а л я. Тебя? Толкать?

Л е в а. Да, да!

В а л я. Толкаю. (Толкает Леву.)

Л е в а. Я опять бросаюсь к тебе. А ты — толкай! Сильней толкай! Понимаешь, я должен затратить определенное количество усилий, чтоб занять свою точку. Это и будет моим потенциалом, моей потенциальной энергией, понимаешь? Сильней толкай, тогда будет еще понятней. Толкай, чего жалеешь?

В а л я (испуганно). Нет, нет, я не жалею. Нисколько, смотри! (Изо всей силы толкает Леву.)

Л е в а (летит на пол). Вот так! Вот так! А я все-таки вскакиваю на ноги и занимаю свою точку! (Поднимается, хватает Валю за руки.) А знаешь, ты девушка с головой! Я только сейчас это заметил.

В а л я. Правда? Мне это очень приятно слышать, Лева. Потому что… потому что я тоже хотела тебе сказать, что ты…

В дверь стучат.

Л е в а. Ну, кто там?

Входит  м и л и ц и о н е р. Он ведет за собой красного, заплаканного  К о л ь к у.

Колька? Откуда?

М и л и ц и о н е р (указывая на Кольку). Данную личность удостоверяете?

Л е в а. Это… это мой младший брат Зарубеев Николай, ученик пятого класса шестидесятой мужской средней школы. Ведь ему только двенадцать лет. Что он сделал?

М и л и ц и о н е р. Что сделал? В Кремль твой братишка рвался. Дело, говорит, у него есть.

Л е в а. В Кремль?

М и л и ц и о н е р. Задержали у входа и сюда, по месту жительства… чтоб порядок знал! (Вполголоса.) Завтра к начальнику зайдешь. (Козырнул, скрылся.)

Пауза.

Л е в а. Ты что, спятил?

К о л ь к а (кричит). А ты думал: школу бросить — это тебе пройдет? Да еще из-за меня? Лучше бы я бросил!

Л е в а. Да кто тебе сказал, что я бросил?

К о л ь к а (кричит). Кто-кто?! Меня не слушаешь, никого не слушаешь, там бы небось послушал! Я бы все там сказал!

Л е в а. Ты — там?..

Долгая-долгая пауза.

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Комната Бориса. Кровать, письменный стол, освещенный настольной лампой. На нем — груды книг, тетрадей. Возле стола — диван, на котором лежит  Б о р и с.

Б о р и с (читает).

Твоею дружбой не согрета, Вдали шла долго жизнь моя, И слов последнего привета Из уст твоих не слышал я. Размолвкой нашей недовольный, Ты, может, глубоко скорбел; Обиды горькой, но невольной Тебе простить я не успел. Никто из нас не мог быть злобен, Никто, тая строптивый нрав, Был повиниться не способен, Но каждый думал, что он прав. И ехал я на примиренье, Я жаждал искренне сказать Тебе сердечное прощенье И от тебя его принять… Но было поздно…

(Закрывает глаза, опускает руку с книгой на пол, книга остается на полу.)

Тишина. В комнату входит  А н н а  В а с и л ь е в н а. Увидев спящего сына, она тихо снимает пальто, подходит к Борису, смотрит на него.

А н н а  В а с и л ь е в н а (шепотом). Бедный… устал. (Нагибается, поднимает с полу книгу.) «Былое и думы». (Бережно кладет на стол. Смотрит на книги, разложенные на столе, заглядывает в одну из них, раскрытую, читает.) «…Для обозначения яркости звезд установлена особая единица, получившая название «звездной величины»… (Оглядывается на Бориса.) Звездочка ты моя яркая!

Б о р и с. Субъективная оценка, мама.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Разбудила? Прости!

Б о р и с. Я не сплю, мама. Я занимаюсь.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Ой!.. Тогда, может, я зря твою книгу переложила? По литературе готовишься?

Б о р и с. Нет… это я взял, чтобы отвлечься. Ты знаешь, мама, в науке все удивительно переплетается между собою.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Светлая моя головушка.

Б о р и с. Ну-ну… Почему ты так долго?

А н н а  В а с и л ь е в н а. Пришлось за город ехать. Да еще, как нарочно, нынче четыре общих массажа попалось. Просто руки отваливаются. А уж больной один… (Махнула рукой.)

Б о р и с. Бедная мамочка.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Какая же я бедная? Наоборот, чем трудней день, тем веселей домой возвращаться. (Обнимает, целует его.)

Б о р и с. От тебя сегодня очень парафином пахнет, мама.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Это все парафиновые ванны. Сегодня трем больным делала. У одного перелом пятой плюсны. Симпатичный такой.

Б о р и с. Перелом симпатичный?

А н н а  В а с и л ь е в н а. Да нет, больной! Ты не слушай мою болтовню, Боря. Просто я рада, что наконец тебя вижу. Все время занимался?

Б о р и с. Да. Сейчас вот для отдыха астрономию взял. (Снова берет учебник.) Ты меня извини.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Занимайся, занимайся. Больше ни слова не скажу. Сейчас тебе на ужин что-нибудь сготовлю вкусненькое. (Начинает хлопотать у кухонного столика.)

Пауза.

Б о р и с (откладывая учебник). Что-то голова трещит.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Еще бы. Столько заниматься! Отдохни. Я тебе виски помассирую.

Б о р и с. Где тут отдыхать.

Пауза. Анна Васильевна продолжает заниматься стряпней. Пауза.

Скажи, мама… вот ты часто меня хвалишь. Я действительно хороший? Только по-честному. Беспристрастно.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Мало ты видел жизни, потому и спрашиваешь. Честный, прямой, открытый, цель какую себе высокую поставил, добиваешься ее, — чего еще желать? Мне не веришь, друзей своих спроси — Леву, Володю или Валечку.

Б о р и с. Ну, это будет тоже не очень объективно.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Что ты, Валя такая серьезная девушка. Очень она мне нравится, Боря.

Б о р и с. Мама…

А н н а  В а с и л ь е в н а. Молчу, молчу. Что-то не заходит последнее время. И Володя давно не появлялся. Или кошка между вами пробежала?

Б о р и с. Что ты, мама. Просто у каждого очень много работы. Не забывай — десятый класс.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Молчу, молчу. Занимайся, Боренька.

Борис занимается. Слышен один звонок. Борис вздрагивает.

Б о р и с. Мама, к нам.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Бегу… бегу. (Выходит.)

Борис быстро надевает пиджак, бросается к зеркалу, приводит себя в порядок, А н н а  В а с и л ь е в н а  возвращается.

Б о р и с. Кто?

А н н а  В а с и л ь е в н а. К соседям.

Б о р и с (угасая). Ходят тоже. (Снова углубляется в книгу. Про себя.) Да… любопытно. (Отрывается от книги.) А знаешь, мама, я даже рад, что сейчас никто ко мне не заходит. Во-первых, заниматься не мешают, а во-вторых, настоящий ученый должен любить одиночество. Он приносит все свои привязанности и чувства в жертву любимой науке.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Трудный это путь.

Б о р и с. А ты думаешь, мне легко? Знаешь, что мне недавно сказал один человек? Что я старый-старый-старый…

А н н а  В а с и л ь е в н а. Что ты! Какой же ты старый? Просто скучный ты стал какой-то. Хочешь, позову завтра Володю или Леву?

Б о р и с. К чему? Вот еще… Они мне совсем не нужны!

А н н а  В а с и л ь е в н а. Но почему же? Володя всегда такой веселый.

Б о р и с. А что толку в его веселье? Жизнь — дело серьезное. Ты меня опять отвлекаешь, мама.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Прости. А плитку-то я не включила!

Анна Васильевна ставит сковородку на электрическую плитку, включает ее, и вдруг комната погружается во мрак.

Б о р и с. Только этого не хватало! Что там случилось?

А н н а  В а с и л ь е в н а. Не сердись, родной. Я сейчас все-все исправлю. Сейчас, сейчас… сбегаю за монтером напротив, и все будет в порядке. (Суетится в темноте.)

Б о р и с. Квартира, называется! Хоть бы один человек умел обращаться с этими пробками! Черт знает что! Мама, дай пока хотя бы свечку. Я буду заниматься, несмотря ни на что!

А н н а  В а с и л ь е в н а. Сию минуту, Боренька.

В темноте слышен шум, как будто что-то упало.

Б о р и с. Ну вот! Теперь уронила что-то!

А н н а  В а с и л ь е в н а (сдерживая стон). Ох!.. Нет-нет… пустяки… Все пройдет.

Б о р и с. Ты упала? Неужели не можешь быть осторожней? Носишься, как молоденькая. Ушиблась? Надеюсь, не сильно?

А н н а  В а с и л ь е в н а. Ничего-ничего… уже все хорошо… Проходит… До чего я стала неловкая за последнее время. Руки не держат, ноги дрожат. Вот свечка, Боренька, вот спички. (Чиркает спички, зажигает свечку.)

Б о р и с (подходя к Анне Васильевне). Ты сильно ушиблась, мама? Дай я сам схожу за монтером.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Что ты, Боря… Нет-нет, я не хочу, чтобы ты терял из-за меня хоть минуту. Занимайся, я сейчас. (Торопливо одевается и уходит.)

Борис склоняется над книгой. Пауза. Слышен стук в дверь.

Б о р и с. Кто там?

Входит  В и к т о р.

Виктор? Вот не ожидал!

В и к т о р. Почему? Или ты решил совсем погрузиться в одиночество?

Б о р и с. Вина не моя.

В и к т о р. Свеча. Книга. Прямо отшельник. Что, электричество испортилось?

Б о р и с. Нет, просто пришла фантазия посидеть в полутьме. Так больше сосредоточиваешься. Но я рад, что ты зашел. Располагайся.

В и к т о р (садится, бросает взгляд на книгу). «Былое и думы» почитываешь?

Б о р и с. Да нет. Это я просто так.

Пауза.

В и к т о р. Боря, долго ты еще будешь характер выдерживать? Не наскучило?

Б о р и с. Ты это о чем?

В и к т о р. Прекрасно знаешь.

Б о р и с. А? Значит, я все-таки понадобился! Я знал, что без моей помощи вам не обойтись!

В и к т о р. Напрасно так думаешь. До сих пор обходились и обойдемся впредь. Я пришел поговорить с тобой о другом.

Б о р и с. О другом? Слушаю.

В и к т о р. Видишь ли… Не знаю только, как бы это получше выразить. Вот ты читаешь Герцена. Помнишь у него? (Берет со стола книгу, перелистывает.) Это мое любимое место. Вот. (Находит, читает.) «…Запыхавшись и раскрасневшись, стояли мы там, обтирая пот…»

Б о р и с (загоревшись). Ну, еще бы! Это замечательное место! (Читает наизусть с большим чувством.) «Садилось солнце, купола блестели, город стлался на необозримое пространство под горой, свежий ветерок подувал на нас; постояли мы, постояли, оперлись друг на друга и, вдруг обнявшись, присягнули, в виду всей Москвы, пожертвовать нашей жизнью на избранную нами борьбу…» (Пауза.) Как часто, как ярко я представляю себе эту сцену! Эх, если бы найти друга, с которым можно было бы повторить эту клятву на всю жизнь!

В и к т о р. Жалею тебя, Боря, что у тебя нет такого друга.

Б о р и с. Да, дружба у нас сейчас какая-то другая, Виктор. Мелкая какая-то.

В и к т о р. Мелкая? Для людей с мелкими чувствами. А я уверен, что если бы Огарев и Герцен смогли теперь нас увидеть, они бы позавидовали нам!

Б о р и с. Почему?

В и к т о р. А тебе не приходило в голову, какими одинокими, в сущности, они были в своей клятве? Если бы они знали о нас, разве не позавидовали бы они той огромной силе, которая стоит за нами, такими же юношами, какими были когда-то Герцен и Огарев? Где, когда еще в истории была видна организация такой мощи, такого опыта, как наша партия и ее верный помощник — ленинский комсомол? Наши мысли, порывы, желания, мечты воплощаются в жизнь не только нами, единицами, а сотнями тысяч, миллионами голов и рук!

Б о р и с. Это верно, но разве не бывает частенько так, что расчет на эту силу позволяет кое-кому меньше надеяться на себя? И наоборот, яркая, творческая индивидуальность не всегда может проявить себя полностью.

В и к т о р. Откуда ты это взял?

Б о р и с. Возьми хотя бы наш коллектив.

В и к т о р. Как ты можешь говорить о нашем коллективе, когда за последнее время ты не принимаешь участия в его жизни? Ты даже не знаешь, к каким выводам мы пришли, занимаясь с Левой.

Б о р и с. С Левой?

В и к т о р. Ну да. Оказалось, что, помогая ему, мы сами у него многому учимся. Он это чувствует и буквально расцветает с каждым днем!

Б о р и с. Ты все о Леве?

В и к т о р. Ой, прости… Я совсем забыл, что под сильной, яркой индивидуальностью у нас в школе следует понимать только одного человека.

Б о р и с. Да нет же, я вовсе не это хотел сказать.

В и к т о р. Но подумал, все равно. И откуда у тебя такая самовлюбленность, Борис? Ты теперь уже далеко не единственный пятерочник. А самое главное — пойми, что к выходу из школы нам нужно накопить не только пятерки! Ведь спрос с нас тогда будет совсем другой!

Б о р и с. У каждого к жизни свой подход.

В и к т о р. А закон жизни для нас один- — советский!

Б о р и с. Нечего меня агитировать! Я не Лева! Все прекрасно знаю: и что все мы трудимся на благо общества, и что личное и общественное у нас неразрывны.

В и к т о р. Знать-то ты все знаешь на круглую пятерку, а вот живешь на тройку с минусом.

Б о р и с. Увидим, кто первый получит аттестат!

В и к т о р. Но ведь этот аттестат не зря называется аттестатом зрелости!

Б о р и с. Будь покоен! Я получу его по праву гораздо большему, чем любой из вас!

В и к т о р. И ты еще мечтаешь о друге, с которым ты мог бы повторить клятву Герцена и Огарева. Да разве может у тебя быть друг?

Б о р и с. Ну и что ж? Один проживу!

В и к т о р. Ах, один? Так и передать прикажешь?

Б о р и с. Кому это?

В и к т о р. Ивану Александровичу.

Б о р и с. Значит, это он тебя послал?

В и к т о р. Не все ли равно? Важно, что о тебе думают, хотят помочь тебе выпутаться из дурацкого положения, в которое ты сам себя поставил.

Б о р и с. У меня хватит сил справиться самому. Я не нуждаюсь ни в чьей помощи!

В и к т о р. Так и передать?

Б о р и с. Так и передай!

В и к т о р. Ну хорошо… Прощай, сильная личность!

Борис вскакивает. Виктор быстро уходит.

Б о р и с. Спокойствие… Только спокойствие… Спокойствие — главный признак силы.

Стук в дверь.

Неужели вернулся? Кто?

Входит  Т а н я.

Таня? Вот не ожидал!

Т а н я. Простите, Левы нет у вас?

Б о р и с. Левы? Нет, он ко мне и не ходит.

Т а н я. А нам сказали, у вас… пошел к вам.

Б о р и с. Не знаю. Не было.

Т а н я. Тогда извините. А почему вы со свечкой? Электричество не горит?

Б о р и с. Да, что-то испортилось.

Т а н я. Пробки?

Б о р и с. Не разберешь. Погасло — и всё.

Т а н я. И вы спокойно сидите?

Б о р и с. Почему спокойно? Мама пошла за монтером.

Т а н я. Мама? А ну-ка, посветите мне, посмотрю, что у вас такое?

Б о р и с. Да вы не беспокойтесь. Придет монтер.

Т а н я. Светите, говорю! (Берет стул, выходит за дверь.)

Борис идет вслед за нею со свечой. Из коридора слышен Танин голос: «Так… одна. Посмотрим другую». И вдруг свет загорается. Оба возвращаются в комнату.

Б о р и с. Так просто, оказывается?

Т а н я. А вы думали? Пробка отошла — и все. Зря только вы свою маму гоняете.

Б о р и с. Большое вам спасибо.

Т а н я. Подумаешь, пустяки. Ну, я пошла. Где же этот самый Лева? (Идет к двери.)

Б о р и с. Куда вы?

Т а н я. Дела. Все девятый класс догоняю, да никак не догоню, отстала, а годы уже не те.

Б о р и с. Ну, хоть на минутку присядьте.

Т а н я. Я не одна. Меня ждут.

Б о р и с. Ах, ждут? Проверим. (Подошел к окну, заглянул, вдруг отпрянул.) Валя? Валя там, внизу? Вы пришли с ней? (Идет к дверям.)

Т а н я (пытаясь остановить его). Куда вы, Боря? Она все равно не зайдет.

Не слушая ее, Борис исчезает и после паузы появляется вновь, таща за руку  В а л ю.

В а л я. Совершенно напрасно, Боря.

Б о р и с. Ничего, ничего. Ну и хитрющая ты, Валя. Никогда бы и не подумал! К чему такие сложности? Леву приплела зачем-то, Таню в разведку выслала. Неужели нельзя было зайти просто, как бывало, по-товарищески, без всяких выдумок? Ну ладно, не буду, не буду! Мир! Я очень-очень рад, Валя, что ты все-таки решила заглянуть ко мне.

В а л я. Ты ошибаешься, Боря, мы не к тебе. Нам сказали, что Лева пошел сюда. Вот мы и зашли за ним.

Б о р и с. Хорошо, хорошо. Я же сказал — мир. Лева так Лева, все равно. Располагайся. Сейчас мама придет, чаем нас напоит, поболтаем.

Т а н я. Я пойду пока, Валя?

В а л я. Нет, нет. Мы идем вместе, Таня.

Б о р и с. Никуда я вас не отпущу! Валя, это просто нехорошо с твоей стороны. Что мы, враги, что ли? Присядь хоть на минутку.

В а л я. Хорошо. На минутку присяду. (Садится.)

Т а н я. А я пока зайду в магазин. (Уходит.)

Пауза.

Б о р и с. Ну вот, игра в молчанку. Неужели так-таки не о чем поговорить?

В а л я. Очевидно.

Б о р и с. Ну, расскажи хотя бы о том, как вы занимаетесь с Левой, любопытно все-таки. Так сказать, временно оторвавшемуся…

Валя поднимается, идет к двери.

Куда ты?

В а л я. Минута уже прошла.

Б о р и с (удерживая ее). Нет, нет… Подожди, я серьезно спрашиваю. Мне хотелось узнать, как вы уговорили Леву принять от вас помощь?

В а л я. Да не мы, а он сам нам всем помог! И мне в особенности.

Б о р и с. Тебе?

В а л я. Ты знаешь, как я мучилась раньше, что не выбрала до сих пор себе специальности. Какой предмет ни возьму — все одинаково нравятся.

Б о р и с. А теперь выбрала?

В а л я. Да! И этим я обязана Леве!

Б о р и с. Конечно, физику?

В а л я. Нет! Я решила стать химиком, Боря! Это замечательный, благородный предмет!

Б о р и с. Это Лева тебе открыл глаза?

В а л я. Я увидела, что это такое, когда человек находит в жизни свою настоящую дорогу! Если бы ты знал, как Лева своей физикой увлечен! Про атом так рассказал, как будто сам там внутри побывал. Он будет большим человеком, Боря.

Б о р и с. Ты уверена?

В а л я. Да! Потому что у Левы в жизни одна настоящая, большая страсть!

Б о р и с. Вот как?

В а л я. И каждый из нас — и Володя, и Аркаша, и Лиза, и Милочка, и Таня, — все мы теперь задумались, каждый про себя: а есть ли у нас такая страсть? Мне кажется, Боря, что и у тебя пока тоже еще нет страсти в жизни, а без нее человек — не творец!

Б о р и с. За меня не волнуйся, как-нибудь справлюсь. Но вот я слышу — Лева да Лева, — а чем же вы ему помогли?

В а л я. Он теперь начал как следует заниматься, не так, как раньше, только тем, что интересно. Дарвинизмом увлекся. (Посмотрела в окно.) Вот он! К тебе идет.

Б о р и с. Лева? Ко мне? Ничего не понимаю.

В а л я. Боря, слушай. Я хочу, чтоб ты выполнил мою просьбу. Давай заниматься, со всеми нами вместе, а? Сговорись сейчас с Левой, обещаешь? Я выйду пока через ваш черный ход, чтобы не встретиться, и через десять минут вернусь. Ладно? Очень тебя прошу, Боря! Он такой хороший! (Убегает.)

Б о р и с. Он такой хороший…

Стук в дверь.

Да!

Входит  Л е в а.

Л е в а (смотрит на лампочку). Как? Уже горит?

Б о р и с. А ты откуда знаешь, что у нас не горело?

Л е в а. Как откуда? Твоя мама заходила, просила исправить.

Б о р и с. Но она ведь пошла к монтеру?

Л е в а. Ваш монтер отлучился куда-то, а она не хотела, чтоб ты из-за этого терял время.

Б о р и с. Вот он, материнский эгоизм! Прекрасно знает, что каждому из нас сейчас дорого время, и преспокойно приносит твои занятия в жертву моим.

Л е в а. Подумаешь! Неужели нельзя помочь по-соседски?

Б о р и с. Мне очень совестно, Лева. Прости, пожалуйста, тем более что мама тебя беспокоила зря. Как видишь, все уже исправлено.

Л е в а. Тем лучше.

Б о р и с. Нет, нет, я как следует отругаю ее, когда она вернется. Кстати, как получилось, что ты пришел, а мамы еще нет?

Л е в а. В магазин хотела зайти, успеть до закрытия. Какое-то особенное желе тебе купить, что ли. (Пауза.) Борис, приходи послезавтра в физкабинет. Вечером. Ладно?

Б о р и с. А что?

Л е в а. Будет лекция о ближайшем будущем радиолокации, с опытами. А я сделаю сообщение о возможности применения радара для исследования поверхности планет.

Б о р и с. Теперь тебе и карты в руки… ассистент, чуть ли не профессор. Что значит, когда выдвигают товарища.

Л е в а. Как?

Б о р и с. Мощная рука директора.

Л е в а. Совсем не в этом дело. Главное — в ней!

Б о р и с. В ком?

Л е в а. В Вале.

Б о р и с. Ах, в Вале…

Л е в а (после паузы). Ты знаешь, я никогда не думал раньше, что могу так хорошо объяснять. Какое это замечательное чувство, когда помогаешь человеку!

Б о р и с. Может быть, от твоих щедрот и мне что-нибудь достанется?

Л е в а. Чем же я тебе могу помочь? Если бы я смог… с удовольствием.

Б о р и с. Я пошутил.

Л е в а. Нет, отчего же. Знаешь, ребята говорят, что со мной как-то весело заниматься. Ходят, отбою нет.

Б о р и с. Ты стал уверен в себе.

Л е в а. Да если бы ты только знал, как здорово у нас все получается.

Б о р и с. Представляю.

Л е в а. Даже не можешь представить, до чего она способная.

Б о р и с. Кто?

Л е в а. Да Валя же!

Б о р и с. Ах, Валя? Для тебя это новость?

Л е в а. Но ведь она в потенциалах запуталась.

Б о р и с. Как запуталась? Не может быть.

Л е в а. Ну да. Самых простых вещей не понимала, оказывается. Зато теперь…

Б о р и с. Подожди, подожди… Ведь еще в прошлом году Валя рассказывала мне по физике такие вещи… Она же ее отлично знает.

Л е в а. Валя? Физику?

Б о р и с. Да, да. Хотя… ой, прости… Я, кажется, не то сказал.

Л е в а. Значит… значит, это она нарочно? (Круто повернувшись, бежит к двери.)

Борис преграждает ему путь.

Пусти!

Б о р и с. Лева, не надо. Прости, пожалуйста. Я не знал. Возможно, Валя действительно слаба в потенциалах. Даже наверное так. Не надо, Лева. Приди в себя. Завтра все обсудим. Сегодня уже поздно. (Смотрит на часы.) Как, десять часов? А где же мама? Ведь магазин уже давно закрылся. Это же совсем рядом. Я уверен, что она забежала в соседний подъезд, к Марье Леонидовне. Левочка, очень прошу тебя. Я только в соседний подъезд. Мама нас чаем напоит, ладно? Ты не уйдешь?

Входит  В а л я.

В а л я. Ну как, договорились?

Л е в а. Да. Все ясно.

В а л я. А почему у тебя такой вид? Случилось что-нибудь?

Б о р и с. Да нет, ничего. Все ерунда. Я сию минуту, ребята. (Убегает.)

В а л я. Лева, что с тобой?

Л е в а. Ничего. Просто я услыхал смешной анекдот. Об излишней доверчивости.

В а л я. Да?

Л е в а. Понимаешь, жил такой человек, который считал другого человека самым своим лучшим другом, хотя это была девушка.

В а л я. Спасибо.

Л е в а. И вот оказалось, что дружба с этой девушкой — обман!

В а л я. Обман? Интересный анекдот. Уж не Борис ли тебе его рассказал?

Л е в а. А хоть и Борис, все равно! Какая может быть дружба, когда выходит, что один — выше, а другой — ниже?

В а л я. А вот мы об этом сейчас спросим у Бориса, и, может быть, я тогда посмеюсь вместе с тобой.

Л е в а. Над кем?

Возвращается  Б о р и с.

Б о р и с. Странное дело… У Марьи Леонидовны мамы нет. Где же она? Я начинаю беспокоиться.

Входит  Т а н я.

Т а н я. Фу ты, как страшно.

В а л я. А что такое?

Т а н я. Когда на фронте люди гибнут — понятно, у тут, можно сказать, в двух шагах от дома…

Б о р и с. Что случилось?!

В а л я. Что ты так кричишь, Боря?

Б о р и с. Нет, я ничего… О чем вы, Таня?

Т а н я. Да только что какую-то женщину…

Б о р и с. Какую женщину? Где?

Т а н я. Да тут, на углу, недалеко от магазина, машиной сшибло.

Б о р и с. Это мама! Это, наверное, мама!

В а л я. Что за глупости, Боря!

Л е в а. Как тебе не стыдно, Борис!

Б о р и с. Нет, нет, это она… Если бы с ней ничего не случилось, она бы уже была здесь. Мама! Мама! (Бежит к двери.)

В а л я. Боря, Боря! Стой!

Л е в а. Подожди, Боря, успокойся.

Б о р и с. Нет, нет… Не уговаривайте меня… Это она… она… Мама! Мама! Я буду все делать для тебя, я никогда ничего не позволю… Все, все… лишь бы ты вернулась… Только бы ты была жива… (В слезах падает на постель.)

Все обступают его, пытаются утешить. В это время дверь открывается. В комнату входит  А н н а  В а с и л ь е в н а, за ней — В и к т о р.

А н н а  В а с и л ь е в н а (бросается к Борису). Боренька, что с тобой?

Б о р и с. Мама!

Кидается к ней, заключает ее в объятия, так стоят они некоторое время, прижавшись друг к другу, в полной тишине. Остальные — несколько поодаль.

Но как же так?

А н н а  В а с и л ь е в н а. Боря… Милый мой, прости…

Б о р и с. Где же ты была? Что с тобой случилось?

А н н а  В а с и л ь е в н а. Ой, не говори, Боренька… Такое, что не угадаешь… (Обращаясь к молодежи.) Здравствуйте, девочки, здравствуй, Лева.

Т а н я }

В а л я } Здравствуйте, Анна Васильевна.

Л е в а. Что с вами было?

Б о р и с. Плохо тебе стало? Упала? Да?

А н н а  В а с и л ь е в н а. Да нет, что ты! Вот Витя скажет, где мы с ним встретились.

В и к т о р. Я решил вернуться к тебе, Боря, — закончить наш разговор. Прохожу мимо больницы…

Б о р и с. Что же с тобой случилось, мама?

А н н а  В а с и л ь е в н а. Со мной-то ничего, а вот старушку одну у самого магазина машиной сбило. Правда, шофер, молодец, затормозил сразу, но все равно — вижу, лежит, бедная, без чувств. Оказала ей первую помощь, в больницу ее отвела, очнулась она. В общем ничего серьезного… Больше испугалась, а ушиб небольшой.

Б о р и с. И ты из-за такого пустяка…

Т а н я. Почему пустяка?

Б о р и с. А я в это время… Неужели ты не могла меня предупредить… дать знать?..

А н н а  В а с и л ь е в н а. Прости, Боренька, виновата, голова кругом пошла, сразу не сообразила…

Б о р и с. А надо было сообразить! Ведь я решил, что с тобой случилось что-то страшное, что ты… что ты под машину попала! Мучился, сходил с ума, и оказывается, ничего этого не было.

Т а н я (не выдержав). Так вы что — жалеете об этом?

Б о р и с. То есть как это?

Т а н я. А так. Выходит, что вам жалко, что вы свои переживания израсходовали зря?

Б о р и с. Меня не интересуют ваши выводы!

В и к т о р. А нас — интересуют!

Б о р и с. По какому праву?

В и к т о р. Ты и это забыл?

Б о р и с. Что забыл? По какому праву, я вас спрашиваю?

Т а н я. Да просто по-человечески!

Б о р и с. Ну, знаете…

Т а н я. Ах, это не для вас?

В и к т о р. Понятно… Сильная личность…

Т а н я. Не хотела бы я очутиться в бою с вами рядом!

Б о р и с. А почему вы знаете, какой я буду в бою?

Т а н я. Знаю!

А н н а  В а с и л ь е в н а. Вы Борю совсем не знаете, Танечка…

Б о р и с. И вообще — не время и не место…

Т а н я. А по-моему, и время и место!

Б о р и с. Вы не смеете!..

Т а н я. Нет, смею. Вы только что здесь, при нас, клялись быть добрым, внимательным — лишь бы вернулась ваша мама… Теперь ясно, что не из-за любви к ней вы клялись — из страха, что ваше удобное житьишко может рухнуть! Трус! Жалкий трус!

Б о р и с. Я? Трус?

Т а н я. Да.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Я вас прошу, Таня, замолчите! Я не позволю так оскорблять моего сына! Я его знаю получше, чем вы! Я знаю, что он не такой… Правда, Боренька?

Борис молчит.

(Обращаясь к остальным.) А вы… вы почему молчите, Валечка, Лева, Витя? Вы же товарищи Борины, близкие друзья? Скажите же свое слово, заступитесь за Борю!

Молчание.

Молчите? Где же ваша дружба?

В и к т о р. Мы комсомольцы, Анна Васильевна. Комсомольская дружба — суровая дружба. (Пауза. Борису.) Надеюсь, Борис, что выводы ты сделаешь сам. Пути не закрыты. До свиданья, Анна Васильевна… (Поворачивается, идет к двери.)

За ним молча идут Таня, Валя, Лева. Проходя мимо Анны Васильевны, все по очереди говорят: «До свиданья, Анна Васильевна!»

А н н а  В а с и л ь е в н а (по очереди уходящим). И ты?.. И ты?.. И ты?.. Все, значит?.. (Пауза.) Не может быть, чтобы все как один… Я догоню их… Я верну их… Погоди, Боренька… (Хочет идти вслед.)

Б о р и с. Не надо, мама. Я сам пойду.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Тогда беги, догонишь их…

Б о р и с. Не так это просто, мама… (С внезапным порывом обнимает ее.) Ты поможешь мне, да? Чтоб мы снова были все вместе?

А н н а  В а с и л ь е в н а. Конечно же, Боря. Все, что хочешь.

Б о р и с. Тогда будь со мной, как Таня.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Как Таня?

Б о р и с. Как все ребята. Только строже… Гораздо строже.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Строже?

Б о р и с. Да? Я никогда не был трусом. Нет, я не трус, ребята!.. (Бежит к двери.)

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

КАРТИНА ПЯТАЯ

Тот же пейзаж, что и в первой картине. Воробьевы горы, с которых открывается просторная панорама Москвы, только сейчас березы не в осеннем уборе, а в летнем. Солнце склоняется к горизонту. Слышна музыка. Входят  О з е р о в  и  Г р о м а д и н.

О з е р о в (держа в руках какой-то пестро разрисованный билет). «Прощание с детством»? Придумано неплохо.

Г р о м а д и н. Все Левины затеи. Ну, рассказывай. Давно с тобой не встречались. Как ботанический сад?

О з е р о в. Каждый день высаживаем в грунт все новые и новые партии. Забот уйма: как примутся, не засохнут ли, разовьется ли должным образом корневая система?

Г р о м а д и н. До чего у нас схожие заботы! Вот и я только что высадил в грунт свою первую партию. Все думаю: крепкие ли они? Пустят корни в землю? Какие плоды принесут? Детство кончилось, начинается взрослая жизнь. За Леву теперь я спокоен.

О з е р о в. А Борис?

Г р о м а д и н. Сам знаешь, повозились мы с ним немало. Но самое главное сделано. Человек понял, что вне общества жить нельзя. Он снова со своими товарищами. Из Бориса будет толк, я уверен.

О з е р о в. Очень рад. (Оглядывается, смотрит на билет, что держит в руках.) Однако где же будет происходить у них это самое прощание с детством? В билете написано кратко, но невразумительно — Воробьевы горы. Но где же именно?

Г р о м а д и н. Пойдем поищем. Кстати, у меня еще и дело есть.

Громадин и Озеров уходят. Появляются  К о л ь к а  и  Л е в а.

К о л ь к а. Левчик, а почему мне нельзя с вами?

Л е в а. Но пойми, народ будет все взрослый.

К о л ь к а. А я что, маленький?

Л е в а. Не маленький, но и не большой.

К о л ь к а. Да… не большой… Если бы ты знал, какие меня вопросы мучат.

Л е в а. Какие?

К о л ь к а. Кто выше, например, мальчик или девочка?

Л е в а. Если мальчик, скажем, ростом сто пятьдесят сантиметров, а девочка сто сорок восемь, то выше мальчик, а если наоборот, то выше девочка. Ясно?

К о л ь к а. При чем тут рост?

Л е в а. А что же ты хочешь знать?

К о л ь к а. Да я тут дело одно задумал, очень важное. Скажи, Левчик, девочка — это все равно что мальчик или нет?

Л е в а. Нет, конечно, не все равно.

К о л ь к а. Значит, с ней нельзя дружить, как с мальчиком?

Л е в а. Мм… Вообще-то дружить можно, но почему обязательно как с мальчиком?

К о л ь к а. Потому… потому… Ну как ты этого не понимаешь?

Л е в а. А ты объясни!

Появляется  В а л я.

В а л я. Лева! Куда ты пропал? Таня уже давно нас ищет. Идем! Еще ничего не приготовлено! Лева. Идем!

Лева и Валя, взявшись за руки, убегают.

К о л ь к а (вслед). Эх, а еще взрослые называются! Ничего не понимают. (Круто поворачивается, решительно шагает взад-вперед.)

Из-за откоса появляется  М а р и н к а.

Опоздание две минуты ноль-ноль секунд.

М а р и н к а. Мама задержала.

К о л ь к а. При чем тут мама? Мы теперь шестиклассники, люди взрослые. Я хочу тебе сегодня, Маринка, рассказать одну очень важную вещь.

М а р и н к а. Говори.

К о л ь к а. Дело в том, что когда я прочитал ту толстую книгу, помнишь?

М а р и н к а. «Былое и думы»? Еще бы не помнить. Как меня мама за нее ругала! «Что, говорит, твой приятель пироги на ней жарил, что ли?» Вся в масле была.

К о л ь к а. Ну да, в масле. Просто день и ночь читал, не мог оторваться. А ты небось так и не прочитала?

М а р и н к а. Нет. Очень толстая. И потом женских ролей нет.

К о л ь к а. Женских ролей? Эх, ты…

М а р и н к а. Вот и «эх, ты». А ты что в ней вычитал?

К о л ь к а. А то, что теперь я тоже знаю, кто на березе расписался! Помнишь, «О» и «Г»?

М а р и н к а. Ну и что?

К о л ь к а. Ох, что я задумал, Маринка!

М а р и н к а. Что? Говори.

К о л ь к а (таинственно). Сегодня здесь, около этой самой березы…

Входят  М и л а,  В о л о д я,  Л и з а  во главе с  Т а н е й  и  А н н о й  В а с и л ь е в н о й. У всех в руках дрова, сучья. У Анны Васильевны большой сверток.

Т а н я. Вот здесь самое подходящее место.

Все сваливают дрова.

А н н а  В а с и л ь е в н а (оглядывая место). Вид хороший. (Развязывает сверток.)

К о л ь к а. Место занято.

В о л о д я. А! Николаю Сергеичу! Сегодня, брат, придется потесниться. Выпускники гуляют!

К о л ь к а. Ну и гуляйте! Идем, Маринка!

М а р и н к а. А что ты хотел мне сказать?

К о л ь к а. Придет время — скажу.

Колька и Маринка скрываются в кустах.

А н н а  В а с и л ь е в н а (пересчитывая что-то в развернутом свертке). А все-таки беспокоюсь я, Танечка, хватит ли пирогов, — знаешь, аппетиты какие.

Т а н я. Хватит, хватит, Анна Васильевна. И так вы целую ночь пекли, куда ж больше? Аркаша, ты займись дровами, приготовь их, а я побегу к машине за провизией.

В о л о д я. А я уже лишний?

Т а н я. Ты? А ну-ка, кто первый до машины!

Володя бросается бегом, Таня — следом.

Л и з а (Аркаше). Молодец ваша Таня! Вот организатор!

А р к а ш а. О, если б ты знала, какие она у нас в школе порядки завела! Ее еще в одну приглашают по совместительству.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Да, девушка строгая. (Лизе.) Присмотрите за пирогами пока, а я к машине пойду, бутерброды у меня еще не окончены.

А р к а ш а. Посмотрим, посмотрим.

Анна Васильевна уходит.

(Наклоняясь над свертком.) Ух, как пахнет чудно. Разве попробовать? Один пирожок?

Л и з а. Нечего, нечего, отчаливай! Готовь лучше свои дрова.

М и л а (мечтательно). Даже не верится — кончили школу. Как замечательно!

Л и з а. Все равно: одни экзамены свалили, другие на носу.

М и л а. Ты насчет вуза?

Л и з а. Ну да. Хорошо Вале — золотая медаль.

М и л а. Все-таки способные люди в нашей компании! У Вали — золотая, у Бориса тоже. Вот бы и Леве получить…

Л и з а. Далеко Леве.

А р к а ш а. Сам Лева хоть бы что, а Борис расстраивается, будто виноват в чем-то.

Л и з а. Конечно, обидно. Так заниматься с Левой, как занимался последнее время Борис…

М и л а. Нет, тут Валя…

А р к а ш а. И до чего вы, девчонки, любите психологию разводить! При чем здесь Валя? Постерегите тут пироги, а я пойду гостей встречать!

Л и з а. Ну вот еще… Будем одни сидеть…

А р к а ш а. Ну, сходим вместе. Кстати, и Таня с Володей возвращаются.

Лиза, Мила, Виктор и Аркаша уходят. Появляются  Т а н я  и  В о л о д я  с большими узлами. Таня опускает свой узел на землю, расстилает скатерть.

В о л о д я. Сегодня, Таня, я должен поговорить с тобой решительно и бесповоротно!

Т а н я (вынимает из корзины свертки, расставляет на скатерти тарелки, закуски). Да, Володенька?

В о л о д я. Слышишь, решительно и бесповоротно.

Т а н я (считая тарелки). Раз, два, три, четыре…

В о л о д я. Ты совершенно меня не слушаешь.

Т а н я. Что ты, Володечка. Как ты думаешь, ведро со льдом туда поставить, под те кусты?

В о л о д я. Нет! Ты на меня совсем не обращаешь внимания, Таня!

Т а н я. Как тебе не стыдно, Володя! Да я же первая твоя поклонница.

В о л о д я. Но это все совсем не то! Ты просто считаешь меня мальчишкой!

Т а н я. Откуда ты взял? Ой! Мы забыли еще один сверток… самый главный!

В о л о д я. Шампанское?

Т а н я. Володенька, будь другом… он у шофера в кабине. Быстро, да?

Володя медленно, нехотя идет.

Стой! Отставить.

Володя останавливается.

Володя, ты мне друг?

В о л о д я. Друг.

Т а н я. На всю жизнь?

В о л о д я. На всю жизнь.

Т а н я. Так, значит, и останемся друзьями! Чего ж ты нос повесил? А ну, за шампанским, бегом — марш!

Володя стремглав убегает. Появляется  Б о р и с. Он несет чемодан. За ним — А н н а  В а с и л ь е в н а.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Ну дай же я помогу тебе, Боря.

Б о р и с. Мама, опять? (Увидев Таню, хочет уйти, но, сдержав себя, остается.) Здравствуйте, Таня!

Т а н я (увидев его). Борис? Здравствуйте.

Напряженная пауза.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Ой, что же это я? Посуда еще в машине осталась! (Уходит.)

Б о р и с. Таня, вы по-прежнему считаете, что я…

Т а н я. Что вы, Боря! Я давно хотела вам сказать, что я тогда ошиблась.

Б о р и с. Нет, нет! Вы поступили совершенно правильно. Вы поступили как настоящий друг. Я в большом долгу перед вами. Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?

Т а н я. Помочь? Знаете что — у нас, кажется, неважно с дровами. Вот и займитесь!

Б о р и с. С удовольствием. (Отходит в сторону.)

Входит  Г р о м а д и н.

Г р о м а д и н (Тане, не замечая Бориса). Наконец-то я тебя нашел, и хорошо, что одну. Скажи, пожалуйста, что это ты задумала?

Т а н я. А что?

Г р о м а д и н. Да ты не виляй, не виляй. Дело ведь серьезное.

Т а н я. Ничего не задумала, Иван Александрович.

Г р о м а д и н. Не глупи, Татьяна, слышишь?

Борис украдкой прислушивается к их разговору.

Откуда у тебя эти мысли? За девятый ты ведь сдала?

Т а н я (не прекращая работы). Вы же сами знаете, как… А с уроками у меня никак не выходит. Дел по школе много, сами видите. И потом разлетаются наши десятиклассники… Ведь последний день с нами — кто же мне помогать станет?

Г р о м а д и н. Так, понятно… А совместительство зачем?

Т а н я. Надо бы отказаться, да с мамой у меня хуже стало. Вот выправлю ее, тогда и за ученье возьмусь.

Г р о м а д и н. Тогда будет поздно, Таня.

Т а н я. Значит, такая судьба. Не всем же одинаково…

Г р о м а д и н. Ты эти шутки брось! Когда мы с тобой фашистов били, разве мы на судьбу кивали? Фронтовик называется!

Врывается  А р к а ш а.

А р к а ш а. Идут! Идут!

Входят  О з е р о в,  Е в г е н и я  И в а н о в н а,  Л и д и я  П е т р о в н а,  А н н а  В а с и л ь е в н а,  Л и з а,  М и л а,  В и к т о р, Л е в а,  В а л я.

О з е р о в (Громадину). Ты уже здесь?

Г р о м а д и н. А как же?

Е в г е н и я  И в а н о в н а (Виктору). Скажу прямо, я заинтригована. Что такое прощание с детством?

Вбегает  В о л о д я. Вид у него расстроенный.

В о л о д я. Ребята! Ничего не выйдет! Шампанское пропало!

Г р о м а д и н. Теперь вы поняли, Евгения Ивановна, что такое прощание с детством?

Шум, смех.

В и к т о р. Вношу поправку, Иван Александрович. (Володе.) Шампанское я взял, не беспокойся. (Дает ему сверток, обращаясь ко всем.) Товарищи! Мы празднуем сегодня в дружеском кругу торжественный день окончания школы. Этот день должен остаться в памяти у каждого из нас особенно ярким, а потому мы решили в честь этого дня зажечь костер, наш последний пионерский костер! Пусть он и будет нашим прощанием с детством!

Шум, аплодисменты.

Л и д и я  П е т р о в н а. Какая красивая мысль!

В и к т о р. Зажечь костер, по общему решению, просим вас, Иван Александрович.

Г р о м а д и н. Спасибо за доверие. (Чиркает спичкой.)

В и к т о р. Внимание! Прощание с детством начинается! (Зажигает дрова. Они вспыхивают.)

Слышна музыка. Шум.

Т а н я. От имени выпускников шестидесятой мужской средней школы прошу к столу!

Смех, шутки. Все рассаживаются на пригорке, вокруг скатерти с закусками и винами. Звон рюмок и стаканов, веселая застольная суетня.

В и к т о р (подымаясь со стаканом). Товарищи! Первое слово, я думаю, мы предоставим нашим гостям!

Крики: «Просим! Просим!»

(Озерову.) Александр Евгеньич, прошу.

О з е р о в (подымаясь). Почему именно я? Впрочем, пожалуйста. Товарищи, Иван Владимирович Мичурин говаривал не раз нам, своим ученикам: «Объяснить растительный мир — это мало. Надо переделать его!» Честное слово, я не знаю более увлекательной работы! Именно так: не только объяснить, но и перестроить мир. Сделать людей, в нем живущих, лучше, чище, красивее. И мне хочется именно сегодня поднять тост за того, кто…

Г р о м а д и н (мягко останавливает его). А знаешь что? Выпьем сперва за дружбу!

О з е р о в (оторопев). Просто — за дружбу?

Г р о м а д и н. Нет в мире ничего крепче человеческой дружбы, если основой ее является глубокое идейное единство. Жизнь показала нам силу такой дружбы — это наша партия, товарищи, содружество миллионов людей, одушевленных одной высокой идеей. Так вот — за того, кто за такую дружбу, товарищи! (Подымает стакан.)

А р к а ш а. Так это значит — за всех нас?

Г р о м а д и н. Вот именно!

Смех, рукоплескания. Все подымают стаканы. И вдруг из-за кустов с треском и шипением вырываются гроздья разноцветных ракет.

Л е в а. Товарищи, внимание! Тост в действии! Валя, наш сюрприз!

В а л я. Смотрите! (Высоко подымает маленькую бутылочку.)

Л е в а. Внимание! Действие первое — заклинание огня! Химики, вперед!

В а л я. Пламя, стань разноцветным! Пламя, стань разноцветным! (Плещет на костер из бутылочки какую-то жидкость, и сейчас же пламя костра вспыхивает языками разных цветов: белым, синим, фиолетовым, желтым, зеленым.)

В с е. Ура-а-а!

Л е в а. Такой, как этот огонь, — разнообразной и яркой пусть будет наша жизнь!

Рукоплескания, крики, звон бокалов.

В о л о д я. Ребята, споем!

В с е (поют).

Жила-была компания,              компания,              компания, Веселых одноклассников              компания жила. И скажем мы заранее,              заранее,              заранее, Что в дружбе та компания              отличницей была! Мы с первых лет              привыкли с песней этой Из класса в класс,              из года в год шагать, Чтоб дружбы завет веселой эстафетой Грядущей смене снова передать… Нам было по двенадцати,              двенадцати,              двенадцати; Но вот пришли к семнадцати и к тридцати придем. Мечтаем и надеемся, что в пятьдесят, и в семьдесят, И даже в двести семьдесят Мы также пропоем: Жила-была компания,              компания,              компания, Веселых одноклассников              компания жила. И скажем мы заранее,              заранее,              заранее, Что в дружбе та компания              отличницей была!

В о л о д я. А интересно, что здесь будет через сто лет?

Л е в а. Зачем так далеко? Загадай хотя бы лет на десяток.

В и к т о р. А что гадать, гадать не надо. Университет здесь будет.

Л е в а. Да, да! Новый Московский университет.

В о л о д я. Двадцать шесть этажей.

В и к т о р. Над всей Москвой. А наверху — Ленин.

Л е в а. Воробьевы горы — Ленинские горы.

Л и з а. Валя! Теперь тост от имени девушек!

В а л я (задумчиво смотрит на костер, стройная, в белом платье, освещенная светом разноцветных огней). От имени девушек? Хорошо.

М и л а (тонким голосом). Ти-ше!

Наступает тишина.

В а л я.

Прощай, мое детство! Тебя покидаю. Уходишь ты в прошлое с этого дня. Открыты пред нами просторы без края, Родная, советская наша земля!        О чем мы мечтали — сбывается былью.        Спасибо тебе, наша Родина-мать!        Дала ты нам каждому крепкие крылья,        Чтоб мы научились до звезд долетать! Мы взрослыми стали, вся жизнь в нашей власти, Но где бы и кем ни случилось мне быть, Частицу ушедшего детского счастья Хотелось бы мне навсегда сохранить…        Пусть разные в жизни нам выпадут роли,        Но, твердо шагая дорогой своей,        Давайте дружить, как дружили мы в школе,        Но только во сто раз, в мильон раз сильней!

Рукоплескания. Лиза и Мила бросаются Вале на шею, целуют ее.

Л и з а. Правильно! Молодец Валечка!

Л е в а. Вот это сюрприз! Когда ж ты успела?

В а л я (Леве). А тебе понравилось?

Л е в а. Как жаль, что я не пишу стихов. Я бы тебе ответил.

В а л я. А ты можешь и так ответить. Это будет для меня как стихи. Ну?

В это время к ним подходит Борис.

Б о р и с. Лева, можно тебя на одну минуту?

Л е в а. А если попозже?

Б о р и с. Нет, попозже будет поздно.

Лева пожимает плечами, отходит вместе с Борисом. Борис ему что-то говорит, указывая на Таню.

Т а н я (обнимая Валю). Очень хорошо! Это твои собственные стихи? Поздравляю от души, Валя. Пиши и дальше — слышишь?

В о л о д я (подходя со стаканом в руке). Товарищи! Тут уже начинается выбор профессии. Так сразу нельзя. Надо сперва подумать.

М и л а. Давайте помечтаем, кто кем будет.

Г р о м а д и н. Идет!

М и л а. Только тихо-тихо. Пусть каждый подумает и представит себе свое будущее.

Все стихают. Только слышна отдаленная музыка.

А р к а ш а (неожиданно). Неужели у меня будут дети?

Взрыв смеха.

В и к т о р. Аркаша, нельзя так сразу. Напугал.

А р к а ш а. Нет, я к тому, что неужели я тоже буду говорить: «Этот ребенок меня замучил!», «Выбирай: или отец, или футбол!», «Почему у других пятерки, а у тебя тройки?»

В о л о д я. Утешься, Аркаша! Товарищи, мысль! Поскольку на повестке дня будущее Аркашино потомство, предлагаю всем превратиться в добрых фей! Столпимся у колыбели будущих новорожденных и, как принято в сказке, одарим их чудесными дарами. Предполагаю, что это произойдет не ранее, чем через пять лет.

Т а н я. Почему через пять лет?

В о л о д я. К тому времени каждый из нас успеет кончить вуз и овладеть той или иной специальностью. Лично я дарю Аркашиным близнецам…

Л и з а. Почему близнецам?

В о л о д я. Не придирайся — тройне! Я дарю им хроникальную ленту, снятую лично мной, заслуженным кинооператором республики.

В а л я. Я постараюсь создать синтетическим путем препарат, восстанавливающий нервные клетки.

Л и з а. Я — новую методику по изучению английского языка.

М и л а. Я — что-нибудь вкусное, потому что, наверное, пойду по общественному питанию.

В и к т о р. Я, так и быть, приволоку авиационный мотор системы «Добрая фея».

В а л я. А почему Лева и Борис в стороне? Лева, о чем вы там шепчетесь?

В о л о д я. Да, да! Что за дары вы принесете Аркашиным детям? Отвечай, Борис!

Б о р и с. Я? Свою кандидатскую диссертацию.

Л е в а. А я — просто дружбу!

В о л о д я. Здорово! Видал, Аркаша? Прямо засыпали тебя подарками!

В а л я. А Таню-то мы забыли, товарищи?

Т а н я. Я буду та злая фея, которую забыли пригласить на крестины.

В о л о д я. Нет, кроме шуток, ведь дело здесь идет о выборе профессии.

Т а н я. А я уже выбрала. И потом не забывайте: вы уже кончили школу, а я еще только за девятый сдала.

М и л а. Ах, да! Верно. А я как-то все считала…

Л и з а. Мы и забыли.

В и к т о р. Не говори за всех. Товарищи! Мы все получили из рук Ивана Александровича аттестат зрелости, как знак того, что мы кончили школу и считаемся созревшими для самостоятельной жизни. Но есть среди нас человек, который хоть еще и не кончил школу, но уже получил самый лучший, самый почетный аттестат из рук самой жизни! Правильно, товарищи? (Чокается с Таней.)

Рукоплескания. Шум. Таня взволнована.

Г р о м а д и н. А по-моему, неправильно.

В и к т о р. Как это?

В о л о д я. Почему?

Общее изумление.

Г р о м а д и н. Да, да. Тане рано еще давать аттестат зрелости. А почему — пусть она сама скажет.

Т а н я. Нет. Не скажу.

Пауза.

Б о р и с (шепотом, Леве). Лева, скажи, скажи.

Л е в а (подымается). Тогда я скажу. Дорогие мои товарищи! Большое вам спасибо за помощь, которую вы мне оказали в этом году. Я никогда не забуду об этом. Но жизнь продолжается. В нашей дружеской помощи опять нуждается один человек — гордый, сильный человек, который до сих пор сам помогал всем нам.

Т а н я. Лева, что вы говорите! Лева, что вы говорите!

Л е в а (смотря на нее). Этот человек должен кончить школу и вуз во что бы то ни стало, а если ему это трудно, найдутся руки, которые помогут ему, — правда, товарищи?

Протягивает Тане руку, и тотчас десяток рук тянется к ней.

В о л о д я. Правильно, Лева!

В и к т о р. Держи, Таня!

А р к а ш а. Что ж ты раньше-то не говорила?

В а л я. Танечка… Бессовестная ты все-таки.

Л и з а. Будь покойна, поможем!

М и л а. Конечно!

Б о р и с. Не сомневайтесь, Таня.

Т а н я. Я… я… (Неожиданно плачет.)

Г р о м а д и н. Ну, ну… Танюша…

В о л о д я. Ничего, ничего, Таня. Все будет хорошо. Опыт у нас уже есть. Приступаем к распределению предметов! Стучу молотком — раз! Кто берет литературу?

Б о р и с. Я могу взять на себя историю и литературу.

В о л о д я. Взято! Стучу!

В а л я. Я — химию и геометрию.

Л е в а. Я — физику.

Л и з а. Я — английский язык.

В о л о д я. Я — алгебру.

Г р о м а д и н. А я — общее руководство!

Т а н я (сквозь слезы). Спасибо… спасибо всем, всем… за доброе слово…

Л е в а. Вы считаете, что это только слова?

В о л о д я. Я знаю, что Таня думает: разойдутся по своим вузам и обо всем забудут? Так?

Б о р и с. Неужели оттого, что каждый из нас поступит в вуз, должна рассыпаться наша дружба?

Л е в а. Нет, никогда! Предлагаю: здесь, на Ленинских горах, перед лицом нашей родной Москвы, дадим клятву дружбы. Хотите?

Восторженные крики, шум. Голоса: «Правильно! Замечательно!» Вдруг из-за кустов слышится шум. Выскакивает  К о л ь к а, за ним — М а р и н к а.

К о л ь к а. Не смейте! Подождите!

Л е в а. Колька? Что с тобой? Ты откуда?

К о л ь к а (сквозь слезы). Мало того, что место заняли, так и… и… и…

Л е в а. Что ты?

К о л ь к а. И… и… идею сперли!

В и к т о р. Какую идею, Николай?

Л и д и я  П е т р о в н а. Что случилось, Коля?

К о л ь к а. А то случилось, что на этом самом месте Огарев и Герцен клятву друг другу дали — бороться за коммунизм… Вот мы и хотели с Маринкой, как они…

В о л о д я. Так в чем же дело?

К о л ь к а. Так вы ж на этом месте…

А р к а ш а. А почем ты знаешь, что это то самое место?

К о л ь к а. Здравствуйте! А на березе кто расписался?

О з е р о в. На какой березе?

К о л ь к а (указывая). На этой! Смотрите, точно — «О» и «Г», Огарев и Герцен. Сто с лишним лет прошло, а я разобрал.

Все столпились, смотрят. Громадин и Озеров переглянулись.

Г р о м а д и н (Кольке). А знаешь, Коля, я не хочу тебя огорчать, но кажется, это мы тут орудовали.

К о л ь к а. Как — вы?

Г р о м а д и н. Мы с Александром Евгеньевичем. «О» и «Г» — это Озеров и Громадин.

К о л ь к а. Ну да…

О з е р о в. Да и березе этой, Коля, всего лет семьдесят, не больше.

М а р и н к а (Кольке). А как же ты говорил…

К о л ь к а. Что говорил? Эх! Все теперь пропало!

Л е в а. Почему? Знаешь что, Коля? Присоединяйся к нашей клятве!

К о л ь к а. Так вы ж только за дружбу, а мы хотели за коммунизм.

Г р о м а д и н. А без дружбы, Коля, коммунизма не построишь. За дружбу, товарищи, такую дружбу, которая не дрогнет в боях за коммунизм! (Протягивает руку.)

Руки взрослых и молодежи тянутся друг к другу, соединяются в одном пожатии.

З а н а в е с

1947—1948

ЗЕМЛЯ РОДНАЯ Пьеса-сказка в трех действиях с прологом

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Д е д - с к а з о ч н и к.

В а с и л е к.

Л ю б а ш а.

Н и к и т а.

Г е р ц о г  Ж е л е з н о е  с е р д ц е.

С о в е т н и к.

У х о.

З а я ц.

Д у б.

Б е р е з а.

Х м е л ь.

Л и п а.

Е л к а.

Р я б и н а.

С о л о в е й.

Р о г а т ы е.

ПРОЛОГ

Рассвет. Домик с крыльцом. Кругом кусты. Около крыльца стоит в глубокой задумчивости  Н и к и т а.

Пауза.

Н и к и т а. Какое испытание дед мне назначит? (Еле слышно, про себя, поет.)

Что мне камни самоцветные, Изумруд и бирюза, Если светят ярче солнышка Моей ясочки глаза.

Л ю б а ш а (появляясь с кувшином в руке, шепотом). Никита…

Н и к и т а. Любаша! (Рванулся было к ней, но сразу же возвращается на прежнее место.)

Л ю б а ш а. Испей воды, Никитушка. Сутки стоишь, освежись хоть каплей.

Н и к и т а. Жажду росой я утолил.

Л ю б а ш а. Кусочка единого не проглотил ты от зари до зари… Возьми хоть корочку.

Н и к и т а. Не ослабею, не бойся.

Л ю б а ш а. Строг ты нравом, Никита.

Н и к и т а. Обычая не переступлю.

В а с и л е к (появляясь на крыльце). Никита! Никита!

Любаша прячется в кусты.

Дед уже молиться кончил, по горнице ходит, опояской помахивает… Как петухи закричат, выйдет на крыльцо, решение свое объявит.

Н и к и т а. А что надумал, догадываешься?

В а с и л е к (таинственным шепотом, оглядываясь). В воду смотрел.

Н и к и т а. Ну?

В а с и л е к. Не иначе — ерша тебе златоперого ловить.

Л ю б а ш а (высунувшись из кустов). Ерша! Мелко плаваешь, братец… Для Никиты это не подвиг.

В а с и л е к. А… сестрица! Куда иголка, туда и нитка?

Л ю б а ш а. А ты куда сунул нос, там и в землю врос. Чего ни свет ни заря поднялся?

В а с и л е к. Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала.

Н и к и т а. Не кори сестру, Василек… (Прислушивается.) Тише… Дед ходить перестал.

Василек метнулся в избу.

И чего это петухи медлят?

Л ю б а ш а. Взгляни на меня, Никита… Рукой хоть на миг коснись… Точно не сутки, а год мы с тобой не были вместе.

Н и к и т а. Год!.. Век целый! (Ринулся было к ней, но, опомнившись, отступает.)

Л ю б а ш а. Чего ты?

Н и к и т а. Нельзя. Отойди, не томи сердца, Любаша. Деда я должен дождаться, наказ его выслушать.

Л ю б а ш а. И кто это закон такой выдумал?

Н и к и т а. Так у нас с древних времен повелось. До той поры свадьбе не бывать, пока не выстоит юноша землянский от зари до зари, до петухов первых, без еды, без питья, с мыслью единой — быть готовым к великому испытанию, что назначит ему самый старший.

Л ю б а ш а. А потом?

Н и к и т а. Потом подвиг свершить родной земле на пользу.

Л ю б а ш а. А потом?

Н и к и т а. А потом… к венцу я тебя поведу, Любаша, зорька моя ненаглядная! (Хочет обнять ее.)

Появляется  В а с и л е к. Они отстраняются друг от друга.

Ну что?

Л ю б а ш а. Как дедушка?

В а с и л е к (таинственно). Мох из стены на палец навертывает.

Н и к и т а. Мох? К чему бы это?

В а с и л е к. Не иначе — загадает он тебе, Никита, Зыбун-болото осушить, горицветом засеять.

Л ю б а ш а. Кому — болото сушить, кому — жар-птицу добыть из сада волшебного!

В а с и л е к. Ишь ты, гордая какая!

Н и к и т а. Не уроню я твоей любви, Любаша… Скажет дед ветер в мешок поймать — выполню! Скажет крылья взять у орла-птицы, чтоб над землею реять, — достану!

В а с и л е к. Ну что он медлит, дедушка?.. И чего это петухи заснули? Пойду побужу. (Убегает вправо.)

Л ю б а ш а (приближаясь к Никите). Куда бы ты ни пошел, ладо мое, всюду буду тебе помогой.

Н и к и т а. Сердце мое… Жизнь моя… (Приближается к Любаше, но останавливается, сохраняя расстояние между собой и ею.)

Оба они говорят, словно зачарованные.

Л ю б а ш а. Будто во сне я сейчас, будто дорогу вижу перед собой, как стрела, прямую, и идем мы по ней с тобой рука об руку на всю жизнь…

Н и к и т а. Три жизни пройдем, звезда моя путеводная!

В а с и л е к (из кустов). Ку-ка-ре-ку!

Н и к и т а. Вот они, петухи!.. Дождались мы! (Целует ее.)

В а с и л е к. Ку-ка-ре-ку!.. Ку-ка-ре-ку!..

Его крик подхватывают петушиные голоса. Никита целует Любашу, Не замеченный ими, на крыльцо выходит  д е д.

Д е д. Ку-ка-ре-ку!..

Л ю б а ш а. Дедушка!

Отскакивают друг от друга. Никита бросается к крыльцу.

В а с и л е к (опережая их). Что надумал, дедушка? За чем пошлешь Никиту? Говори!..

Все теснятся вокруг деда.

Д е д (улыбаясь, смотрит на них, начинает считать). Перванчики, друганчики катали колбанчики, на пять костров половину дров, ехал лысый, повстречался с крысой, шишел вышел — вон пошел! (Слегка выталкивает Василька.)

Л ю б а ш а. Так ему, непоседе… Ну, не томи же, дедушка!

Д е д (та же игра: считает оставшихся). Перводан, другодан, на колоде угадал, пятьсот судья, поперек ладья, Акулина кошка, голубина ножка… Прела, горела, по морю летела, кум да кума, полкубышки вина, соломы услон — колосок вон! (Подталкивает Любашу в сторону.)

В а с и л е к. Так ей, дедушка!.. Ну, скажи, что загадал ты Никите?

Н и к и т а. Открой тайну, мудрый!

Д е д. Эх, дети, дети… Сердца горячие, души простые… (Никите серьезно.) И молод ты, парень, и пригож, да только мало этого для счастья, что внучке своей желаю.

Л ю б а ш а. Как мало? Да разве сейчас мы не счастливы, дедушка?

Д е д. Эх, внучка… Добром живет народ землянский, сокровищем своим гордится — чудесной скатертью-самобранкой, да только всегда за солнцем тень крадется, всегда зло добру завидует.

Н и к и т а. Никому не дам коснуться Любаши! Пусть великан шестирукий явится, пусть зверь-единорог из чащи выйдет…

Д е д. Это еще не зло.

Л ю б а ш а. А что такое зло, дедушка?

Д е д. Слушай меня, Никита… Слушайте все… (Усаживается.) В некотором царстве, в некотором государстве жил-был злой колдун. Не знал он ни любви, ни дружбы — ничего, чем радуется сердце человеческое живое, и от зависти к людскому роду задумал он страшное дело. Взял колдун железа кусок и выковал сердце — не простое, железное.

Л ю б а ш а. Железное сердце?

Д е д. Железное. Остудил его… Затвердело сердце, холодное стало, точно лед.

В а с и л е к. Понял! Понял! За железным сердцем пошлешь ты Никиту!

Д е д. А ты, внук, вперед не заглядывай… Выполз колдун из черного своего подземелья на ясный солнечный свет и стал сердце предлагать прохожим, взамен обещая и богатства несметные, и несказанную красоту… Пастушке давал — не взяла. «Не надо, говорит, мне железного сердца, своим я довольна: греет оно меня и милого моего…»

Л ю б а ш а. Хорошо сказала.

Д е д. Звездочета древнего уговаривал — не поддался старый. «Не сердце мне даешь, сказал, а ярмо тяжелое…» И сколько ни проходило мимо колдуна народу, никто на железное сердце не польстился…

Н и к и т а. Прогадал колдун.

Д е д. Понял он, что не удастся ему соблазнить род человеческий.

В а с и л е к. И все?

Д е д. Солнце уже к закату клонилось, повстречался с ним еще один человек: собой невзрачный, в плаще драном, на плаще остатки шитья золотого, на шлеме перо петушиное ощипанное. Идет человек и клянет свою несчастную судьбу. Спрашивает его колдун, что печалит его. Отвечает ему прохожий: «По золотому шитью на плаще должен понять ты, что рожденья я не простого и всюду мне назначено первым быть».

В а с и л е к. Ишь ты, петух общипанный!

Д е д. «За чем же дело стало?» — спрашивает колдун. «Позолоту подновить — золота нет, — отвечает прохожий. — Девушки мною брезгают: лицом, смеются, не вышел; старики говорят: умом не дошел. А мужей покорить смелости не хватает». — «Все получишь, — возликовал колдун, — над миром станешь владыкой, первым красавцем и богачом на земле, лишь отдай мне сердце свое, а сам возьми железное!» — «Только и всего? — прохожий обрадовался. — Давай!»

Л ю б а ш а }

В а с и л е к }

Н и к и т а } (разом). Взял?!

Д е д. Вынул колдун у прохожего сердце и вложил ему в грудь железное. И вдруг раздались у прохожего плечи, вместо пера петушиного павлиний хвост на шлеме распустился, засверкали на плаще каменья драгоценные, стал он из красавцев красавец. Только жизнь убежала от лица, сделалось оно словно каменное… Захохотал колдун от радости и сказал: «Живи вечно, Железное сердце, на пагубу людям!»

Л ю б а ш а. Ой, страшно!

Н и к и т а. Не бойся… Любаша.

В а с и л е к. А дальше что было, дедушка?

Д е д. Ринулся в свет широкий Железное сердце, словно ворон хищный. Не знает сердце его жалости, рука — пощады… Вот это зло, внуки…

В а с и л е к. И ничто его не возьмет?

Д е д. Послушай до конца. Далеко-далеко, за горами, в пещере хрустальной, висит на цепях золотых меч. Меч не простой, богатырский, и прозвание ему Светояр. Темен он с виду, но в бою, словно молния, сверкает и разит без промаха. Тяжела к нему дорогу, еще тяжелее меч в руки взять, но уж зато если найдется человек, что все испытания пройдет и меч достанет, — непобедимым будет!

В а с и л е к. И Железное сердце не устоит?

Д е д. Не устоит… Счастье добудет тот человек не только себе, но и всему своему народу.

Н и к и т а. Укажи мне дорогу, дед, к мечу богатырскому!

Д е д. Другого слова от тебя не ждал, молодец! Добудешь меч — тут и свадьбу сыграем.

Л ю б а ш а. Нет, нет… Зачем Никиту от меня отсылаешь, дедушка?

Д е д. Жизнь не часом мерится, внучка… (Свистит.)

В ответ слышно ржание коня.

Садись на коня, молодец… Конь дорогу знает.

Н и к и т а (обнимает Любашу). Пусть горы между нами лягут, клянусь, меч богатырский добуду, чтобы счастье наше сберечь, моя Любаша!

Л ю б а ш а. Беды грозят тебе, опасности, сердцем чую…

В а с и л е к. И я поеду. Ладно, Никита? Пустишь меня, дед?

Н и к и т а. Не торопись, будет и для тебя время, а пока береги сестру, Василек… (Прощается с Любашей.) Не убивайся, родная, свидимся!.. (Прощается с дедом.)

Слышно ржание коня.

(Оборотясь ко всем.) В день праздника нашего летнего буду назад с мечом Светояром, ожидайте! (Уходит.)

За сценой ржание коня, голос Никиты: «В путь, белоногий, в путь!» — и удаляющаяся песня:

Что мне камни самоцветные, Изумруд и бирюза, Если светят ярче солнышка Моей ясочки глаза.      Не звените, гусли звонкие,      Ты замолкни, соловей,      Всех звончее голос Любушки,      Зорьки утренней моей. Не томись, моя любимая, Не тоскуй ты ни о чем, Ожидай, приеду к празднику С богатырским я мечом.

Все смотрят вслед, слушают.

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Крестьянская хата. В небольшие окна врывается яркое солнце, освещая  д е д а, стоящего посреди хаты. Подняв лицо, сложив руки, он шевелит губами, видимо произнося слова молитвы. Он в чистой белой рубахе, в белых портах, лапти его повязаны новыми пеньковыми оборками. Пушистые седые волосы, пронизанные солнечным светом, кажутся сиянием вокруг его головы. Нехитрая утварь хаты в лучах солнца преображается в бесценные сокровища. Горит изумрудная полива на пузатых боках горшков, выстроившихся на полках. Словно брильянтовые, искрятся грани стеклянных штофов. На новой квашне из сосновой клепки оранжевая капля смолы сверкает, как топаз. В глубине хаты почетное место занимает сундук. Солнечные зайчики играют на его оковке. Около окна  В а с и л е к. За стенами хаты слышны песни, веселый говор.

Д е д (продолжая молиться). Живоносное, радостное… Согрей сердца наши… Освети замыслы наши… Благослови труд наш… (Жмурится.) Хорошо-то как! Тепло, внучек… Любит солнышко летний наш праздник… Ишь играет как!

В а с и л е к (глядит в окно). Народу-то сколько! Нарядные! Весь луг как в цветах! Век бы так! Люблю я солнышко!

За окном взрыв смеха, музыка, голоса совсем близко.

Звучит песня:

Небо сине, небо чисто, Непогоде не бывать. Выходите, девки, парни, На зеленый луг гулять. Как на травку на муравку Нынче выпала роса, Расцветает алый цветик — Наша Любушка-краса…

Д е в у ш к и (вбегая с песней).

— Здравствуй, дедушка!…

— Где сестрица твоя, Василек?

— Отчего на луг не выходит?

Д е д. А, прилетели птахи голосистые, перышки пушистые… Где бывали, что видали?

Д е в у ш к а. Летали всюду, видали чудо: стоит дуб коренаст, на нем сыч голенаст. Шла мимо бабушка, бросила три камушка. Сыч осердился, на землю свалился!..

Д е в у ш к и. Ха-ха-ха!..

Д е д. Это еще не чудо, а вот я видел чудо. Сидели в светлице четыре девицы, молодца увидали — три ночи не спали. Все в окошко глядят — не пройдет ли назад?

Д е в у ш к и. Ой ты, дедушка, дед… Так смеяться не след. Окажи ты нам ласку…

Д е д. Ласку? За косы таску! (Шутя пробует схватить ближнюю девушку за косу.)

Девушки с визгом разбегаются.

В а с и л е к. Ай да дедушка! Берегись, цыплята, ястреб летит! (Гонится за девушками.)

Д е в у ш к и.

— Любаша, заступись!

— Любаша!

— Любаша!

Д е д. Любаша? Она с утра убирается.

В а с и л е к. Да все наряда себе выбрать не может.

Д е в у ш к и.

— Любаша, Любаша!

— Выходи на луг!

— Глянь, хороводы водить начали.

— Только не ладятся без тебя.

— Парни ждут не дождутся.

В а с и л е к. Пять сарафанов сменила, а лент — без счету! То янтарь к шее приложит, то понизи бирюзовые на лоб навесит… Не иначе — красивей всех хочет быть на празднике!

Л ю б а ш а (выходя). Не верьте ему, подружки. Не по своей я вине замешкалась… Янтарь стала низать — бусы по углам раскатились. Сарафан надевала — о гвоздь зацепился, будто назло.

В а с и л е к. А все оттого, что глаза у нее не здесь, а давно уже там, за околицей… Все глядят — не клубится ли пыль на пригорке?

Д е в у ш к а. Больно прыток… А ну, подружки, давайте уши ему надерем, чтоб он девичьих тайн не подслушивал. Держи его, Любаша!

Девушки со смехом бросаются к Васильку.

В а с и л е к (бежит). Дедушка! Скажи им — разве не правда?

Д е д. За правду сумей сам ответ держать, внучек.

Л ю б а ш а (гонится за Васильком). Вот я тебя сейчас… (Настигает, крепко его обнимает.) Ах, Василек!.. Глянь, как солнце радуется с нами вместе.

В а с и л е к. Только Никиты и не хватает.

Л ю б а ш а. К кузнецу сейчас тебя поведу — замок сковать на язык твой проворный! Идем… Идемте, подружки! Пойдем, дедушка, пора.

Д е в у ш к и.

— Пойдем, Любаша!

— Пора, дедушка.

— Пировать время пришло.

— Для скатерти-самобранки пора настала.

В а с и л е к. Ступай, ступайте, сороки. Сами с дедушкой знаем, когда пора. Не мешайте!.. Пойдем, дедушка…

Девушки уходят.

Д е д. И то — время праздничному пиру быть. Блюди, внучек, обычай землянский… (Подходит к сундуку, отпирает замок.)

Со звоном открывается крышка. Дед нагибается и благоговейно вынимает оттуда пышную скатерть, затканную невиданными узорами. Солнечный луч попадает на них, и они словно оживают.

В а с и л е к. Дай понесу, дедушка! Я не выроню.

Д е д. Молод ты еще, Василек. Не заслужил еще такой чести. От дедов и прадедов досталась нам скатерть эта. Из рода в род переходит она с наказом старозаветным: пока будем по правде жить, на кривду не склонимся, будет верно служить нам скатерть, угощением своим радовать… Не обижайся, внучек. Станешь сивым, как я, и ты понесешь ее на праздник летний — солнышко да землю родную благодарить за великие милости.

В а с и л е к. Народу нынче, дедушка! Хватит ли на всех?

Д е д. Пусть столько придет, сколько песчинок на отмели речной, — всех накормим яствами чудесными, не простыми. Старый отведает их — помолодеет, некрасивый — красивым станет; у кого печаль на сердце — печаль забудет; кто умирать захочет, яств тех попробует — век будет жить. Стоит лишь слово заветное вымолвить.

В а с и л е к. Знаю! Знаю это слово! Скатерть-самобранка…

Д е д (прерывая). А знаешь — молчи! Зря его говорить не след. (Торжественно, на вытянутых руках держа скатерть, движется к двери.)

Василек распахивает дверь. Вдруг прислушивается.

Издали доносится неясный шум.

В а с и л е к. Дедушка! Никак Никита скачет! Слышишь?

Д е д. Нет, не Никита это.

Звуки уже совсем близко.

В а с и л е к. Так кто же это к празднику нашему торопится?

Д е д. Тень на душу пала — быть беде.

Шум все ближе, отголоски девичьей песни обрываются, и вдруг ужасный женский крик доносится с луга.

В а с и л е к (у окна). Дедушка! Дедушка! Кто это? Смотри! Люди, не люди… В железах все… Мечи длинные… А на головах котлы рогатые. Ой, кровь, кровь! Режут, бьют!

Д е д. Беги!.. Беги, внучек… за сестрой беги! Народу скажи… В лесу укройтесь!

В а с и л е к. Не буду я прятаться, дед!

Д е д. Что ты, несмысель?.. Беги, говорю!

В а с и л е к. А ты?

Д е д. Сделаю что надо. Ступай!.. (Вытолкнул Василька, подходит к скатерти, берет ее, взмахивает ею на четыре стороны.) Затворяю… Закрываю… Заклинаю… Станьте, люди, деревьями колючими, камнями горючими, чтоб злодеям вас не найти, а им от вас не уйти! Затворяю… Закрываю… Заклинаю…

Свет постепенно меркнет.

Сохраню землянское достояние! (Прячет скатерть на груди.)

Вдруг дверь с треском слетает с петель, и банда  р о г а т ы х  вваливается в избу. Дед отступает в глубину, к печке. Ослепленные разбоем, рогатые в первую минуту не замечают его, поют:

Мы бравые ребята, пройдем сквозь сто дверей, Негаданных встречайте, хозяева, гостей! Не то из вашей шкуры мы выбьем, выбьем пыль, Запляшете под палкой веселую кадриль!            Клянемся адом! Пришли за кладом!            А ну-ка, где он, волшебный клад?            Эй, дети псовы! Долой засовы!            Давайте клад ваш — и к черту в ад!

Тут они замечают деда.

Р о г а т ы й. Глядите! Старая кляча еще на ногах!

Бросаются к старику с мечами, но в это время слышны крики: «Да здравствует герцог Железное сердце!»

Р о г а т ы е (останавливаются, подымают мечи и кричат). Да здравствует герцог Железное сердце!

В избу быстро входит  з а к о в а н н ы й  в  ж е л е з о  ч е л о в е к. Лицо его с правильными чертами выглядит как неподвижная злая маска. В руках у него топор. За ним следует низенький  ч е л о в е к  с  б о л ь ш и м  у х о м; оно все время в движении: то прижимается к черепу, то оттопыривается, вбирая звуки.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Кровь и дым! Гей, рогатые, где добыча?

Р о г а т ы е. Никак не можем найти! Кругом никого, одни деревья.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Искать.

Р о г а т ы й. Ваша светлость…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Нашли?

Р о г а т ы й. Нет еще.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. И ты являешься ко мне с пустыми руками? Искать! Найти!

Рогатые исчезают.

Что случилось, Ухо? Где клад землянской страны? Куда делись люди?

У х о. Мой господин огорчен… Мой господин беспокоится… Эй, вы, ноги, руки, язык, глупая голова! Развеселите нашего доброго господина! (Вынимает из-за пазухи колпак, натягивает на голову, пляшет и поет.)

Я дурак-дурачок Да украл пятачок. Украл пятачок Да купил волчок. Пустил волчок, А сам молчок… Вжжж…

(Крутится, подражая волчку.)

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (одним ударом сбивает с его головы колпак, трясет его). Проклятый шут!.. Нашел время смеху! Где скатерть-самобранка? Ты должен знать! Разве не ты прожужжал мне уши о сокровище землянского народа?

У х о. В мое время, ваша светлость…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. К дьяволу твое время! Мне нужно знать, где она сейчас! (Замечает деда.) Старик? Живой?

У х о. Дышит, ваша светлость.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Подойди, старик, и, пока ты жив, расскажи нам, где спрятана ваша скатерть-самобранка.

Д е д. Скатерть-самобранка? Нет у нас такой скатерти.

У х о. Сказки, сказки плетет, зубы заговаривает. На язык мастера такого поискать, ваша светлость… У землянского отродья главный сказочник.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Покажи, что ты там прячешь под рубахой!

Д е д. Нет у меня ничего.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Отвечай, или простишься с жизнью!

Д е д. Смерти бояться — на свете не жить.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Он спорит со мной. Ухо! Он думает, что это сказка!

У х о. Опомнись, дед! С кем говоришь? Это их непобедимая светлость господин герцог Железное сердце.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Покажи, раб!

Д е д. Раб? Нет, я человек свободный. Клейма на мне нет еще.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (бьет деда по лицу). Вот моя печать! Или ты не знаешь, что с того часа, как я со своими молодцами вступил на вашу землю, все мое?! И земля, и люди! Ухо, запиши старому хрычу на спине мои правила!

У х о. Чисто выведу… по буковкам. Не скоро подымешься после моего письма… Пойдем!

Д е д. Веди на казнь, шут гороховый!

У х о. Я тебе покажу шута!

Врываются  В а с и л е к  и странное  с у щ е с т в о  в грязной рогоже.

В а с и л е к. Не тронь дедушку!

С у щ е с т в о. Не троньте дедушку!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Вот так образина! Разве это твой дедушка, госпожа рогожа! Огородное чучело проливает слезы…

В а с и л е к. Она вовсе не огородное чучело, не рогожа. Не смейте ее обижать!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Ха-ха-ха! Вот так защитник!

В а с и л е к. Она моя сестра!

С у щ е с т в о. Молчи, братец!

Д е д. Молчи, внук!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Твоя сестра? Это чудовище — твоя сестра?

В а с и л е к. Она только сейчас такая, нарочно! Это я ее рогожей укрыл, чтобы твои разбойники ее не схватили. А так нет ее красивей во всем свете! (Сбрасывает рогожу, открывая Любашу.)

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Клянусь правой шпорой! Теперь я верю, что ты великий сказочник, старик… Это лучшая твоя сказка! Добро пожаловать, красавица! Кажется, так принято у вас говорить? Что с тобой?

Д е д. Не бойся, Любаша…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Любаша? Красивое имя… Поцелуй меня, Любаша! Боишься? Разве я такой страшный? Смотри, какие у меня волосы! А глаза? А зубы? Ты молчишь?

Л ю б а ш а. Дедушка!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Ты не хочешь? Ухо! В палки старика!

Д е д. Не убивайся, Любаша. Твердой будь! А я выдержу.

У х о. Пойдем, пойдем, кончились твои сказки.

Д е д. Не кончились…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Опять против? Ухо! Заставь трижды попрощаться с жизнью проклятого сказочника!

Д е д. А ты не пугай. Пока сказка не досказана — жизнь не дожита. Знай: не вечна твоя сила, разбойник с сердцем железным!

В а с и л е к. Железное сердце?

Л ю б а ш а. Сердце железное у него?

Д е д. Кончится сила твоя в тот самый час, когда встанет на твоем пути человек простой, телом юный, душой красивый, но чье сердце человеческое во сто крат тверже окажется, чем железная твоя побрякушка. Кончится тогда твоя сила!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Молчать! Ухо, в палки старика! Тысячу, две, три тысячи палок!

Ухо уволакивает деда.

В а с и л е к. Стой, не дам!

Борется с Ухом, но тот вытаскивает старика за дверь. Василек устремляется за ним.

Л ю б а ш а. Не тронь дедушку!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Никого не пощажу!

Л ю б а ш а. Так пусть твое сердце железное заржавеет и рассыплется на кусочки от наших слез! (Выбегает в дверь.)

Железное сердце бежит за ней, хочет схватить ее, но между ними оказывается появившийся  с о в е т н и к.

С о в е т н и к. Забавы потом, ваша светлость. Не этим должны мы сейчас заниматься…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Прочь!

С о в е т н и к. Не отвлекайтесь, ваша светлость…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Прочь, или я отрублю тебе голову!

С о в е т н и к. И все-таки я не отстану от вас ни на шаг. Сколько времени я провел зря, пока не встретился с вами! Я искал счастья в древних книгах, в науке превращения камня в золото, и, только узнав вас, я понял, что удача открыта руке, не знающей промаха, и сердцу, которому недоступна жалость! Вы, герцог Железное сердце, с тех пор мой господин навсегда! И если вы сверкающая комета, то я ваш покорный и почтительный хвост. Половина мира лежит у ваших ног!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. К дьяволу половину, я хочу все!

С о в е т н и к. Терпенье, ваша светлость… Единственная вещь в мире может погасить огонь вашей ненасытности — это сокровище землянского народа, волшебная скатерть-самобранка, за которой вы явились сюда. Она принесет к вашим ногам неслыханные богатства, она сделает вас владыкой мира!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Где ж эта скатерть, тысячу ведьм?

С о в е т н и к. Я нашел человека, который может сказать, где она спрятана.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Где этот человек? Почему вы не привели его с собой?

С о в е т н и к. Сейчас велю позвать. Эй, кто там! (Хлопает в ладоши.)

Дверь отворяется. В хату медленно входят  Л ю б а ш а  и  В а с и л е к. Они несут  д е д а. В безысходном горе, медленно опускают его на пол.

Что это значит? Дед! Старичок милый, что с тобой? Кто это тебя? Дедушка, открой глаза!

Л ю б а ш а. Спасите дедушку, добрый человек… Умирает, спасите!

С о в е т н и к. Дедушка, подожди, не умирай… Хоть минутку… Одно словечко, одно только словечко…

Л ю б а ш а. Дедушка!

В дверях показывается торжествующий  У х о  с палками.

С о в е т н и к. Кто это его, ваша светлость? Это последний человек, который мог нам сказать о волшебной скатерти!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Это Ухо!

Ухо испуганно прячется в углу.

Он убил его! Ну, рыжий шут, подожди! Попляшешь ты у меня! (Выбегает.)

С о в е т н и к. Дедушка… Кажется, еще дышит. Дедушка, бодрей, сейчас, сейчас поможем, не умирай! Вина! Вина! (Скрывается.)

Д е д. Внуки…

В а с и л е к. Дедушка, не умирай!..

Д е д (вытаскивает из-за пазухи скатерть, передает внукам). Сберегите скатерть… Поклянитесь, что сбережете ее до той поры, когда выгоним злодеев с родной земли.

В а с и л е к. Клянусь!

Л ю б а ш а. Клянусь, дедушка!

Д е д. Душой не кривите… Головы перед насильниками не клоните… В лес… в лес бегите… Укроет… Не вечна твоя сила, разбойник. (Затихает.)

Пауза.

Л ю б а ш а. Возьми скатерть, братец.

В а с и л е к. Тебе, Любаша…

Из угла выскакивает  У х о.

Л ю б а ш а. Ай!

У х о. Тсс… Друг я вам, не пугайся, девушка… Бежим, бежим отсюда, со скатертью вашей нигде не пропадем… Иначе смерть и вам, и мне. Слышали — грозился изверг.

Л ю б а ш а. Туда тебе и дорога!

В а с и л е к. Рыжий пес, иуда!

У х о. Нет, не иуда я… Враг я им самый лютый. Шутом, шутом сделал… кого? Горло б я ему перегрыз… Не верите?

В а с и л е к. Таким, как ты, веры нет.

Л ю б а ш а. Бежим в лес, Василек!

У х о. Возьмите, возьмите меня с собой… На колени встану. (Цепляется за Василька.)

В а с и л е к. Не надо нам тебя! Беги, Любаша! В лес! Скорей в лес, как дедушка сказал!

Л ю б а ш а. Не брошу тебя, Василек!

В а с и л е к. Беги! Отнимет!

Л ю б а ш а. Да как же одна я…

В а с и л е к. Беги! (Борется с Ухом, который хочет его задержать.)

У х о. По-хорошему не хотели? Сюда! Сюда!

Любаша скрывается в дверях.

Сюда!

Вбегает  с о в е т н и к.

С о в е т н и к. Старый ожил?

У х о. Девку, девку держите! Скатерть-самобранка у нее.

С о в е т н и к. Скатерть?

У х о. Держите! В лес!.. В лес она побежала!

С о в е т н и к (поворачивается, сталкивается с Железным сердцем). В погоню, ваша светлость! Скатерть у девушки.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Сто тысяч ведьм! Рогатые, ко мне!

За хатой крики, топот ног.

В а с и л е к. Не видать вам добра нашего как своих ушей!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Лжешь, звереныш! Все принадлежит мне в этом краю — земля и небо, поля и лес. Она никуда не скроется от нас. В погоню, рогатые! К моему возвращению на месте этой лачуги должна возвышаться башня! Слышите, советник?

С о в е т н и к. Будет исполнено, мой герцог!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. С ее вершины я буду обозревать мои владения и творить суд и расправу… И первым узником, который никогда не увидит света, будешь ты, змееныш! Заковать его в цепи!

У х о. В цепочки, в цепочки голубчика…

В а с и л е к. Все равно не найти вам в лесу Любаши!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Найдем! Итак, в погоню! В лес! В мой лес!

Рогатые выбегают.

(Пинает ногой неподвижное тело деда.) Твоя сказка умерла вместе с тобой, старик…

В а с и л е к. Сказка не досказана — жизнь не дожита!

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Поляна среди дремучего леса, покрытая травой и цветами — незабудками. Вокруг стеной стоят деревья: могучие дубы, ели, липы, сосны, березы. Все густо заплетено диким хмелем. Вбегает  Л ю б а ш а, прижимая к груди скатерть-самобранку. Волосы ее растрепаны, платье изорвано. Она без чувств падает на землю, потом приходит в себя: опираясь на руки, приподнимается.

Л ю б а ш а. Лес! Родной! Дремучий! Укрой! Защити! Они идут! Они придут сюда! Слышишь, Липа-Липушка? Помнишь, как от пожара тебя отстояли с дедушкой? Как змей, огонь летел, пасть свою разинув. Лизнет — и нет ничего, один пепел и смрад… Не мы ли тебя укрыли от змея лютого? Укрой же меня теперь, Липушка, идут сюда разбойники, самого лютого змея лютей. Слышишь, Елка-красавица? Кто красоту твою спас от губителей древоточцев? Не мы ли с дедушкой да с Васильком? Сколько их было, злых? А нынче, нынче… Если б ты видела только!.. Спаси, взмахни руками бахромчатыми, пусть наколются лиходеи, пусть отступят… Хмель, молодой удалец! Заплети дорогу разбойникам, не дай меня в обиду. Дуб, могучий Дуб! Ляг им поперек пути, пусть споткнутся они, шеи себе переломают. Слышишь, лес? Защити! Не выдай!..

По лесу словно проносится порыв ветра. Зашумели, зашептались вершины деревьев. Стволы засветились таинственным светом. Шум усиливается. В листве заискрились бесчисленные огоньки, словно разом открылись тысячи глаз. Слышится тихая музыка, и вдруг деревья оживают. Первым от дуба отделяется широкоплечий, коренастый  ч е л о в е к  в зеленом шлеме, с окладистой бородой, с узловатыми руками и ногами.

(Растерянно прижимая к груди скатерть-самобранку). Кто ты?

Ч е л о в е к  в  ш л е м е. Ай не признала? Не раз в прохладе моей с милым своим сиживала. Дуб я, дядюшка твой лесной… Выходите, братья и сестры!

Шум в листве усиливается, слышатся слова: «Выходите!.. Выходите!..» Любашу постепенно окружают лесные жители: матушка  Б е р е з а  в белом косоклинном сарафане с черным узором и в таком же платке, — ни дать ни взять древняя старуха раскольница; удалой, весь в кудрях молодец  Х м е л ь; стройная краснокудрая  Р я б и н а  с тонкими, бледными руками; полная добродушная  Л и п а; суровая красавица  Е л ь  со строгим лицом и длинными темными косами.

Д у б (Любаше). Люби да жалуй, все лесные твои товарищи… (Обращается ко всем.) Идет к нам тать, для всех губитель равный, идет, никого не щадит… Не пустим вора, укроем девушку. Хорошо она со своим дедом в лесу хозяйствовала?

В с е. Хорошо!

Л и п а. Не пустим.

Е л ь. Пусть попробуют.

Б е р е з а. Обожгутся.

Д у б. Поможем тебе, Любаша… Только не взыщи: у дерева и железа сила неравная…

Слышен треск валежника.

Л и п а. Идут…

На поляну выскакивает  З а я ц.

З а я ц. Идут… идут… (Мечется по сцене.)

Д у б (хлопает его по плечу). Очнись, косой!

Заяц вскрикивает, подскочив, падает.

Лесной народ позоришь. Встань!

З а я ц. Идут же… Сюда идут!

Д у б. Знаем. Только видишь — не бежит никто.

З а я ц. Много их. Да все страшные, рогатые! Я жить хочу! Я прыгать хочу! Ох, смерть моя!

Д у б. Где у тебя душа, косой?

З а я ц (ощупывая себя). Не знаю… не знаю… Тут?.. Тут? Нет… нету… Пропала…

Д у б. В пятках она у тебя! (Трясет его.)

З а я ц. Ой! Ой! Больно! Пусти!

Д у б. Встала на место, спрашиваю? (Трясет.)

З а я ц. Встала! Встала! Пусти!

Д у б. А раз встала — бейся! Не зайцем будь — львом!

З а я ц. Львом? Ох, страшно!

Д у б. А пискнешь — лучше тебе не жить.

З а я ц. Буду с вами… Идут… (Стоит, трясется.)

Барабаны приближаются. Деревья готовятся. Уже доносятся голоса.

Д у б. Стойте стеной, братья и сестры! Пусть земля горит у разбойников под ногами, пусть каждая травка, гриб и тот врагу урон принесет! Укрой Любашу, матушка Береза!

Береза укрывает ее зеленым плащом.

Д у б (Любаше). Что бы ни услышала, что бы ни увидела, с места не сходи!

Слышны голоса. Советник: «Мы забрались в самую глушь, ваша светлость. Дальше идти опасно». Железное сердце: «Вздор! Я не уйду отсюда без волшебной скатерти! Мы найдем сейчас лужайку и подкрепим свои силы». Хмель вдруг тихо захохотал. Остальные машут на него руками.

Что ты?

Х м е л ь. Потеху чую! Пусть осмелеет враг, начнет пировать… Он начнет, а мы кончим!

Д у б. Все бы тебе тешиться, братец Хмель. Да уж ладно, быть по-твоему. Прячьтесь все, встретим душегуба. (Ложится на траву, принимая вид поваленного бурей дерева.)

Лесные жители прячутся. Барабаны смолкли, и тишина кажется еще более грозной. Приближается шум шагов. На поляну выходят  Ж е л е з н о е  с е р д ц е,  с о в е т н и к,  У х о, который несет блестящий щит, и  р о г а т ы е.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. А вот и поляна.

С о в е т н и к (указывая на лежащий дуб). А вот и трон для вас, мой герцог. Покорная природа будто нарочно приготовила его.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Видите, советник, ваши страхи напрасны. Каждое дерево, каждая травинка стоят передо мной навытяжку, будто ожидая приказаний.

Б е р е з а (вполголоса). Ждем не дождемся!

Д у б. Тсс…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (подскакивая). Что это?

С о в е т н и к. Что случилось, ваша светлость?

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Эй, Ухо, держи свой парус по ветру!

У х о (вслушивается в тишину леса). Не слышно ничего, ваша светлость. Даже птицы петь перестали. Будто вымер лес.

Из чащи — голос Соловья:

Ворону ветер к нам занес, Явилась за добычей, Но мы прижмем вороне хвост — Таков у нас обычай!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Что это там трещит и булькает, Ухо?

У х о. Это Соловей, ваша светлость.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. А о чем он пел? Переведи.

У х о. Он поет… он поет… (Подражая Соловью.)

Пришел наконец Наш друг и отец, Всей земли владетель, Миру благодетель…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. О, это полезная птица! Запомните его, советник… Куда же девалась девчонка со своей проклятой скатертью?

Р о г а т ы е. Мы голодны, герцог. Мы хотим есть… Мы хотим пить… пить…

У х о. За чем же дело стало? В лесу добра сколько угодно.

Г о л о с  С о л о в ь я:

Зовем гостей на пир лесной, Гуляй хоть до полночи. Наварим браги мы такой, Что встать не хватит мочи…

Рогатые и Ухо не трогаются с места, пугливо озираясь.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. А что это значит? Ухо, переведи!

У х о. Он поет, он поет… Лес, ваша светлость… Одно слово — лес. Страшновато малость…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Трус! (Вскакивает.) Слушай, лес! Я — твой господин и повелитель, герцог Железное сердце.

И вдруг оглушительный хор птичьих голосов: «Ку-ку!..», «Угу…», «Го-го!..», «Ха-ха…», «Фью-ю!..», «Тьо-тьо!»

Тысяча ведьм! Кто это?

У х о. Мало ли дряни в лесу, ваша светлость… Кукушка это, а может быть, иволга-пересмешница.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Ну, недолго ей куковать! Вперед, молодцы! Не пройдет и часу, как в наших руках окажется сокровище страны землян — чудесная скатерть-самобранка… Она даст нам все, что мы хотим! Искать девчонку!

Р о г а т ы е. Искать… Искать… (Скрываются.)

Л ю б а ш а (появляясь из укрытия). Ищите, ищите, воронье ненасытное! А скатерть — вот она!

Е л к а. Без хозяев пировать хотели? Как бы зубы не сломать!

Х м е л ь. Накормим досыта!

Б е р е з а. Кашей березовой!

Е л к а. Погладим, приголубим.

Д у б. Тсс… Начинай лесную потеху, братья и сестры!

Г о л о с а. Начина-а-а-ай…

Слышится ветер. Деревья расходятся. Любаша прячется. Шум ветра нарастает. Голоса, звуки. На сцену выбегают  д в о е  р о г а т ы х.

П е р в ы й  р о г а т ы й. Ты слышишь? Кто-то за нами гнался!

В т о р о й  р о г а т ы й. Тебе показалось. Кругом одни деревья.

Они садятся на пень. Дуб бьет их дубиной.

А-а-а!

Голоса, крики. Вбегают со всех сторон  р о г а т ы е.

Г о л о с а  р о г а т ы х.

— Кто-то ударил меня по лицу.

— Кто-то столкнул меня в яму.

— Кто-то вышиб мне глаз.

В с е (разом). Лес! Лес ожил, ваша светлость!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (появляясь). В щепы проклятую чащу!

Дуб обхватывает его руками сзади.

Кто схватил меня? Вперед! Да освободите же меня!

Х м е л ь (выскакивает, свистя и бросая свои побеги, которые, точно сетью, опутывают рогатых).

Чтобы дать злодеям встряску, Заводи-ка нашу пляску!

Д е р е в ь я (выходят, подхватывают).

Путай, путай все пути, Чтобы ворам не уйти! Эй, туманы, не зевайте, Из болота выползайте! В топь злодеев завести, Огневицей их трясти! Открывай, трясина, пасти, Нападайте, все напасти, Камнем лягте на пути, Чтоб злодеям не уйти!

Все деревья хлещут ветвями рогатых, болотные огни кружатся вокруг них, корни выскакивают из земли, точно змеи, туманы наползают на рогатых. В музыке мелодия лесной потехи.

Не выдержав, Любаша откидывает свой зеленый плащ, открывает себя.

Л ю б а ш а. Так их! Так их! Спасибо вам, братья и сестры!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Вот она! Хватайте ее, рогатые!.. Давай свою волшебную скатерть! (Стараясь освободиться.) Да освободите же меня!

Д у б (отпускает его, сам подымается). Лакомое любишь? Отведай! (Размахнувшись, опускает свою дубину на герцога.)

Железное сердце падает.

У х о. Убили! (Падает, накрывшись щитом.)

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (поднимаясь). Лжешь! Нет еще такого удара, который сразил бы Железное сердце! Вперед, молодцы! У нее наша скатерть!

Хоровод леса все быстрее. Огни то вспыхивают, то гаснут; слышны вой, плач, крики: «Гу-гу!», «Ха-ха!», «Ку-ку!», раскаты хохота. Плети Хмеля со свистом прорезают сцену во всех направлениях.

Г о л о с а  р о г а т ы х.

— Пропадаем! — Погибаем! — Ваша светлость! — Ожил лес! — Колют! — Душат! — Лезут… — Тянут! — В каждый куст Вселился бес! — Ой, ай! — Страшный край! — Сыплют елки — В глаз иголки. — Кто остался, удирай!

Что-то белое, зыбкое подымается от земли, обволакивает рогатых.

Р о г а т ы е. Трясина! Трясина! Ваша светлость, трясина подымается… Мы пропали!

С о в е т н и к (появляясь). Ваша светлость, мы спасены! Смотрите, вот она, башня, которая подымается по вашему приказу!

В глубине сцены в просвете между деревьями показывается черная башня. Она медленно вырастает из зеленой чащи, как зловещий черный клык.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. На башню, рогатые! Топоры вперед! Спина к спине!

Ощетинившись оружием, они медленно отступают в глубь леса, оставив на поляне тела убитых.

Х м е л ь. Попятились! Любо! Любо!

Д у б. Не пускайте разбойников к башне, братья и сестры, дорогу им спутайте! В топь заведите!

З а я ц (выскакивает из кустов). Пустите меня! Во мне проснулся Лев!

Л ю б а ш а. Зайка?.. Идем в поход, Зайка!

З а я ц. Зайка? Какой я Зайка? Я — Лев! (Рычит.) Это очень весело — быть Львом! (Пляшет на щите, под которым неподвижно лежит Ухо.)

Топ-топ, топ-топ, Кувшин утоп, Часто по воду ходил, Тут и голову сложил.

У х о (подымаясь, смотрит). Тьфу! Да это Заяц!

Заяц с визгом ныряет в кусты.

Ваша светлость! Ваша светлость… где вы? Удрали все… Эх… связался я с вами… Видно, придется своим умом счастье добывать. (Исчезает.)

З а я ц (выглядывая из кустов, дрожит). Кто сказал, что я Лев? Я — Заяц, обыкновенный Заяц! Я не хочу быть Львом!.. Нет, нет… Ох, как страшно!.. В норку бы сейчас забиться… Замереть… (Ощупывает себя.) Так и есть, опять потерялась… И здесь нет… и здесь… (Становится на руки, болтает в воздухе ногами.) Ну? Вылезай из пяток, душонка заячья… Становись на место! Кому говорю? (Опускается на ноги.)

Слышны приближающиеся голоса.

Ух! (Прячется.)

Появляются  Д у б  и  Л ю б а ш а.

Д у б. Оставайся на месте, Любаша, пока не придем! (Скрылся.)

Л ю б а ш а. Дядюшка Дуб, не могу я на месте стоять! С вами хочу идти… Братца спасти… Слышишь, дядюшка Дуб? (Возвращается.) Вернули… Бросили меня здесь одну…

З а я ц (появляясь). А я? Я буду с тобой, Любаша!

Л ю б а ш а. Ты?

Пауза.

Присоветуй, Зайка: что делать, как быть? Как Никите весточку послать, чтоб спешил он, сколько есть силы, народ спасти, Василька вырвать из рук вражьих?

З а я ц. Я побегу, Любаша! Я, ух, сильный! Где бы ни был — найду!

Л ю б а ш а. Нет, Зайка, не годишься ты для такого дела.

З а я ц. Льва желаешь? (Отходит в сторону.)

Л ю б а ш а. Не обижайся, Заюшка…

Пауза.

Что же делать?

Появляется  Р я б и н а. Она бежит через сцену.

Рябинушка, куда ты?

Р я б и н а. За подмогой… В башню укрылись… Ничто их не берет!.. (Кричит за кулисы.) Слушайте, братья и сестры! (Скрывается.)

Л ю б а ш а (одна; сперва тихо, потом громче поет).

Если бы мне крылья, Чтоб летать умела, Соколом к Никите Я бы полетела.       Где ты, мой желанный?       Посмотри, могучий, —       На родную землю       Опустились тучи… Торопись, не медли, Приходи скорее И мечом навеки Порази злодея…

(Пригорюнилась.)

З а я ц (хлопочет). Любашенька… девонька… Ничего не пожалею, только духом не падай.

Л ю б а ш а. Что ты можешь, Зайка? Что с тебя взять?

З а я ц. С меня? И правда — ничего… Ан нет! Придумал! Возьми шкурку мою, Любаша, варежки для своего милого сшей. Теплота-то какая! А?

Л ю б а ш а. Ах ты, теплота моя заячья…

Пауза. Сидит, обнявши Зайца. Где-то в глубине леса раздается песня Соловья:

Пришла нежданная беда, Двуногий рыщет зверь, Но в сердце песенка одна: Люби и верь! Люби и верь!       Томится в башне Василек,       Но меч откроет дверь.       Конец злодею недалек.       Люби и верь! Люби и верь!

Соловушко! Как я про тебя не вспомнила? Выручи меня, Соловейка, лети к Никите моему, спой ему про нашу беду, пусть день и ночь скачет — Василька выручать, насильников покарать.

Голос Соловья: «Лечу, Любашенька… Тью! Тью! Фррр!»

Шум крыльев.

З а я ц. Ну вот, взошло солнышко красное… Так-то лучше, чем плакать.

Л ю б а ш а. Больше не буду… Может, и верно, все образуется.

З а я ц. Образуется… Эх! Спляшем «Капустку», Любаша, это танец такой у нас заячий. Спляшем, чтоб душа на место встала.

Топ-топ, топ-топ, Кувшин утоп. Часто по воду ходил, Тут и голову сложил.

Слышен шум шагов.

Л ю б а ш а. Что это? Слышишь, Заюшка? (Прислушивается.)

Шум шагов, чьи-то стоны. На полянке появляется  р а н е н ы й  ч е л о в е к; он еле бредет, лице сплошь покрыто повязками.

Р а н е н ы й. Ох… глаза кровавым туманом повиты… Кости переломаны, перебиты… Ой, скажите мне, добрые люди: где мне Любашу найти, дедову внучку?

Л ю б а ш а. Я Любаша.

Р а н е н ы й. Гонцом я к тебе, девушка. От Никиты твоего…

Л ю б а ш а. От Никиты? Что несешь? Горе? Радость?

Р а н е н ы й. Несу я… (Падает.)

Л ю б а ш а. Что с тобой, добрый человек?

Р а н е н ы й. Раны… Раны… Пять дней пробивался… Ой… воды…

Л ю б а ш а. Достану! Все достану тебе… (Вскакивает, хочет бежать.)

Р а н е н ы й. Нет! Нет! Не уходи… Сказать я тебе должен…

З а я ц. Я побегу! Я мигом…

Р а н е н ы й. Скорей… Силы кончаются…

Заяц убегает.

Л ю б а ш а. Скажи: что с Никитой? Не мучь…

Раненый недвижим.

Что с тобой?

Р а н е н ы й. Вот… (С усилием вытаскивает из-за пазухи цветок.) Прислал тебе милый на память…

Л ю б а ш а. А сам он жив?

Р а н е н ы й. Трудов перенес без числа, но жив и о тебе помнит.

Л ю б а ш а. Жив Никитушка?! (Прижимает цветок к губам и вдруг без чувств падает на землю.)

Р а н е н ы й (бросается к ней, вытаскивает у нее из-за пазухи скатерть-самобранку). Спи теперь, красавица, вечно. О свадьбе с милым мечтай… (Срывает с себя повязки. Это — Ухо.) Ха-ха-ха!

С туеском из березовой коры появляется  З а я ц. Увидев Ухо со скатертью и поверженную Любашу, он на мгновение замирает, но тут же бросается к Уху.

З а я ц. Отдай! Отдай! Наше! (Вцепляется в скатерть.)

Борьба.

У х о. В люди хочешь выйти, душонка заячья? Получай человечью долю! (Вонзает в Зайца нож.)

Заяц падает на холм, раскинув лапы.

(Обтирает нож, расстилает скатерть.) Здравствуй, миг желанный. Был я Ухом, слугою последним, имя свое в чужих краях потерял… Теперь все верну — и имя, и отчество… Снова хозяин я! (Лесу.) Здравствуй, сторонка родная!

Словно в ответ, ветер проносится по лесу. Шумят грозно вершины деревьев, нахмурилось небо, разом пожелтели листья от великой скорби.

Ай не признала?.. Сколько лет терпел, все глаза проглядел, часа своего дожидаясь… (Расстилает скатерть.) Поцарствуем теперь, попируем… Все один съем, ни с кем не поделюсь. Что мне герцог? Я сам себе король!

Шум ветра усиливается. Ветки стучат друг о друга. Кажется, что лес стонет, кричит.

Кто кричит? Девка мертва, не крикнет. Помощи не позовет… Стой, ветер, не шуми по-осеннему… Лето ж нынче… (Оглянулся.) Осень, листья желтые, ветки голые воют, стучат… Пугать хотите — не из пугливых я!.. (Обращается к скатерти.) Скатерть-самобранка, ну-ка!..

Еще более сильный порыв сдувает с деревьев остатки листьев.

Нет, страшно здесь… одному… Куда убежать?

В лесу бушует буря. Черные вершины деревьев раскачиваются все сильнее. Тучи на мгновение расходятся, и в их просвете показывается черная башня с гербом Железного сердца на флаге, возвышающаяся над линией леса.

Туда, туда… К ним… (Спрятав скатерть за пазуху, пускается бежать.)

Ветер свистит ему вслед, ветки хлещут по лицу, снежный буран закрывает его, и только сквозь крутящиеся хлопья снега виден его силуэт, пробирающийся через вьюгу. Когда буран расходится, весь лес в снегу. На черных вершинах белые шапки. Любашу тоже наполовину укрыло толстым покровом снега. Медленно возвращаются лесные жители. Они понуры, грустны.

Д у б. Любаша! Где ты, Любаша?

Х м е л ь. Любаша!

Б е р е з а. Любаша!

Л и п а (натыкается на Любашу). Что это?

Береза, Рябина, Елка склонились над сугробом тесной группой.

Р я б и н а. Любаша!.. Мертвая!

Д у б. Загубили девушку.

Х м е л ь (находит цветок, который держит в руках Любаша, нюхает, бросает его, топчет ногами). Дурманом цветок окропили… Недосмотрели мы.

Пауза.

На белом фоне снега резко выделяются темно-красные волосы Рябины, черный узор на сарафане Березы, темно-зеленые косы Ели… Все они на коленях стоят возле тела Любаши. Догорающее солнце освещает эту картину. На горизонте силуэт башни Железного сердца.

Л и п а (обнимает пышными руками Любашу). Свет Любашенька, цвет лазоревый, на кого ты нас покинула, на кого оставила?

Р я б и н а. Ягодка моя горькая, не довелось тебе дней счастливых дождаться…

Д у б. Тише… Не плакать!.. (В раздумье опускает голову на руки, скрещенные на дубине.) Дай-ка, Хмель-братец, нам чашу свою.

Хмель вытаскивает из складок одежды деревянную чашу.

Братья и сестры, неужто оставим Любашу бездыханной? Соедините руки свои.

Все становятся вокруг, соединяют руки над чашей.

Родной земли целебный сок, Ты — наша кровь, ты — наша сила. Так сделай так, чтоб сила вновь Любашу к жизни возвратила…

(Подносит чашу к губам Любаши.)

Все смотрят на нее.

Е л ь. Вздохнула.

Б е р е з а. Румянец заиграл.

Л и п а. Губы шевельнулись.

Х м е л ь. Оживает! Оживает!

Л ю б а ш а (открывает глаза). Где я? (Вдруг вспомнив, оглядывается, подымается на ноги в порыве страшного горя.) Никита! Ладо мое! Слышишь ли меня? Обманули… Отняли счастье наше… надежду нашу… (Бежит.)

Д у б. Куда ты, Любаша?

Л ю б а ш а. Скатерть добыть у злодеев!

Х м е л ь. Да что ты сделаешь? Помочь мы тебе не сможем.

Л ю б а ш а. Нет сможете! Только бы скатерть мне в руки взять, а там… С башни вниз я скину ее — подхватите?

Д у б. Подхватим, Любаша!

Х м е л ь. Ай да придумала!

Л ю б а ш а. Укройте до той поры, пока Никита с мечом не вернется.

Р я б и н а. А ты?

Л ю б а ш а. Что обо мне говорить?.. (Обнимает лесных жителей.) Спасибо вам за все, братья и сестры… Не печальтесь обо мне… Может, свидимся, а нет… Дайте на память мне что-нибудь в путь последний.

Д у б (протягивает желудь). Верю — вернешься!

Б е р е з а (дает ветку). Родимая ты моя… (Обнимает.)

Хмель дает свой побег, Ель — шишку, Липа — цвет.

Р я б и н а (обнимает Любашу). Не ходи, Любаша. (Дает ей гроздь огненно-красных ягод.) Замучают тебя, затерзают.

Л ю б а ш а (завязывая дары леса в узелок). Дуб твердеет в воде, Рябинушка, а сердце человечье — в беде… Прощайте, братья и сестры!.. Прощай, Никита! (Идет, вдруг взгляд ее падает на шлем рогатого, валяющийся на земле. Она подымает шлем, обращаясь к нему.) Слушайте, псы рогатые! Вы хитры — я буду хитрее во сто крат, вы злы — я буду злей в тысячу. Вам живого не жаль… Клянусь, живыми из наших рук не уйдете. (Уходит.)

Деревья вслед ей машут ветками.

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Внутренность верхнего этажа круглой башни. В одной стене прорублено окно. По нише видно, как толсты стены, сложенные из дикого камня. В середине пола люк. Сбоку дверь. На стене отполированный щит. Стоят стол и несколько грубых скамеек. Дверь отворяется, входят  Ж е л е з н о е  с е р д ц е  и  с о в е т н и к. Они укутаны в теплые одежды.

С о в е т н и к (подводя Железное сердце к окну). Мы поднялись на самый верх, мой герцог. Башня так высока, что ни одна птица не долетит сюда. С вершины этой башни вы можете увидеть все вокруг на много-много верст. Ни один враг не подкрадется к нам незамеченным. Отсюда вы будете править землянской страной, и каждое слово, сказанное вами, зазвучит как гром, доносясь до самого глухого уголка.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (распахивая окно). Эй, вы, лесные ублюдки, земляные черви, древесные жабы! Слышите вы, лесное отродье? (Вдруг поперхнулся, попятился.) Кто это схватил меня за горло, советник?

С о в е т н и к. Это ветер, мой герцог, северный ветер. Он коварен и зол, как все в этом крае…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Проклятый край!.. Где девчонка с ее чудесной скатертью? Ты обещал добыть ее. Где она?

С о в е т н и к. Терпенье, мой герцог. Она сама явится сюда со своим добром.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Как ты это сделаешь?

С о в е т н и к. Наше счастье, мой герцог, что люди наделены природой обыкновенными человеческими сердцами. Вы убеждались не раз — это очень непрочная машинка… План мой прост: сюда, на вершину башни, я притащу мальчишку, брата нашей красотки… Бич в ваших руках — это смычок, заставляющий людей стонать и плакать, как ни одна скрипка в мире.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (взмахивая бичом). Я понял тебя! Сердце девчонки не выдержит этой музыки! Она пожалеет брата, она прибежит сюда молить о его спасении. Тащи мальчишку!

Советник исчезает.

(Щелкает бичом.) Ты у меня славно запоешь, волчонок!

Из подземелья доносится голос Василька:

Солнышко-дедушка, Сойди ко мне с небушка, Отомкни дверь ключиком, Повидайся с внучком.         Передай сестрице:         Хоть сижу в темнице,         Все равно не струшу,         Клятвы не нарушу!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Увидим сейчас! (Со свистом крутит бичом над головой, хлещет по стенам.)

Дверь отворяется: в ней показывается  У х о. Кончик бича щелкает его по носу.

У х о (подпрыгивая, хватаясь за нос). Ой-ой-ой! Вот так здравствуйте!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Ты жив? Ты вернулся, Ухо?

У х о. И ухо вернулось, и голова в придачу… (Сел, развалился.) И еще какая голова! Золотая!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Мне сейчас не до смеху, рыжий шут!

У х о. Рыжий? А ну, погляди получше — кто рыжий? Ты или я?

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Что это значит?

У х о. А то значит, что не рыжий я теперь, а златокудрый.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Что? Так разговаривать? С кем?

У х о. Ас кем ты разговариваешь? Чего стоишь? Пляши!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Он сошел с ума от страха в этом лесу… Он думает, это я — это он!

У х о. Пляши, говорю! На голове ходи, колесом крутись, велю!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Ха-ха-ха! Бедный безумец… Ничего, я сейчас тебя вылечу! (Взмахивает бичом.)

У х о (отскакивая). Но-но-но… Как бы ты сам с ума не сошел от радости… (Вдруг вытаскивает из-за пазухи скатерть-самобранку.) А это видел?

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Тряпку эту? Вижу!

У х о. Не тряпка это, а скатерть-самобранка!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Этот кусок старого холста. Ты смеешься, рыжий?!

У х о. Вот за этот самый кусок запрошу я у тебя ни много ни мало…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Получай задаток! (Щелкает его бичом, вырывает из его рук скатерть.) Посмотрим, что у тебя за товар.

У х о. Грабят! Грабят! (Вырывает скатерть.) Караул!

С о в е т н и к  вводит бледного, измученного  В а с и л ь к а.

В а с и л е к (увидев скатерть в руках Железного сердца). Скатерть-самобранка?.. Отдай наше добро, грабитель! У Любаши украл ты ее! Отдай!

С о в е т н и к. Скатерть-самобранка? В наших руках? Это правда, мой герцог?

У х о (тянет скатерть из рук Железного сердца). Отдай скатерть! Моя она! Моя хитрость!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Так это действительно прославленное сокровище землян? Кровь и дым! (Бросает скатерть на пол, становится на нее ногами.)

С о в е т н и к. Значит, правда? О, какая победа! Я чувствую уже запас невиданных яств… Нет границ желаниям, и все, все здесь. (Поднимает скатерть и мнет в руках.) Пир, ваша светлость, неслыханный в мире пир! (Скатерти.) Ну?

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (смотрит на скатерть). Ну?

У х о. Тпру! Ничего у вас без меня не выйдет. Слова здесь нужны особые…

В а с и л е к. Не смей! Не смей!

С о в е т н и к. Ну, скажи.

У х о. Как бы не так… Дорого стоит.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Задаток получил, остальное хочешь? (Поднимает бич.)

С о в е т н и к. Подождите… Что ты требуешь, рыжий?

У х о. Полгерцогства, считать златокудрым, титуловать золотым. Звать по имени-отчеству, и место за столом каждый день.

С о в е т н и к. Хорошо, хорошо! Пожалуйте к столу, ваша златокудрость.

У х о (усаживается). Вот это разговор другой… (Советнику.) А ты не садись, прислуживать будешь.

С о в е т н и к (низко кланяясь). Что угодно вашей милости?

У х о. Ниже, ниже кланяйся!

Советник склоняется до земли.

Так…

Пауза.

Что бы мне заказать почудней? (Разваливается.) Страусов жареных? Языков соловьиных в меду? Придумал! Студню, моченых яблок и водки ведро! Ну-ка, скатерть-самобранка…

В а с и л е к. Иуда! Не смей!

У х о (обращаясь к скатерти). Словом, угости.

Ничего не происходит.

Накорми, говорю. Языка моего, что ли, не понимаешь? (Говорит громко, с жестами, как глухой.) Эй, скатерть! Нам! Сообрази что надо!

Тот же результат.

Да что ты, скатертушечка, животы подвело! Войди в положение, по чести прошу…

Никакого изменения.

Подавай сейчас же! (Бьет кулаком.)

С о в е т н и к. Это что же значит?

В а с и л е к. А то значит, что забыл он слова заветные, пока по чужбине таскался.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Забыл?

У х о. Нет, нет… Не упрямься, самобранушка, что, тебе жалко, что ли? Три человека всего…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Хватит! Ты хотел места за столом, шут? Вот тебе место! (Пинком ноги загоняет его под стол.)

В а с и л е к. Ха-ха-ха! Так тебе! Так тебе, Ухо вражье!

С о в е т н и к. Ты знаешь эти слова, мальчик?

В а с и л е к. Еще бы не знать!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Говори, червяк!

В а с и л е к. Червяк! Как бы не так!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Говори, лягушка!

В а с и л е к. Слушаюсь, господин герцог железная погремушка!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Молчать!

В а с и л е к. Молчу.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Змеиное жало!

С о в е т н и к. Говори же, мальчик!

В а с и л е к. Я же говорю — молчу. Разве не слышите? Как велели.

Железное сердце поднимает бич. Советник удерживает его.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (опускается на скамью). Поговорите с ним, советник.

В а с и л е к. Больно язык у вас непонятный… Сказали: «Молчи», а потом на попятный.

С о в е т н и к. Скажи нам слова, которых слушается ваша скатерть.

В а с и л е к. А что дадите?

У х о (выглядывая из-под стола). Не продешеви, малый!

С о в е т н и к. Что ты хочешь мальчик?

В а с и л е к (после паузы, быстро). Если скажу, отпустите?

С о в е т н и к. Тебя? (Соображает.) Отпустим!

В а с и л е к. Врете!

С о в е т н и к. Клянусь Железным сердцем!

В а с и л е к. Хоть горшком разбитым. Клятва худая. Развяжите меня — тогда поверю.

С о в е т н и к (развязывает его). А теперь?

В а с и л е к. А из башни как я выйду?

С о в е т н и к (подходит к двери). Именем герцога — пропустить мальчишку!

Голоса рогатых все глуше: «Именем герцога, пропустить мальчишку!»

У х о (из-под стола). Что вы делаете, ваша милость?

В а с и л е к. А теперь тебе черед. (Советнику.) Завяжите ему глаза и уши!

С о в е т н и к. Это зачем?

В а с и л е к. А затем, что тайна наша не для ушей холопьих!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Верно сказано, кровь и дым! Завязать ему голову!

С о в е т н и к (завязывает глаза и уши Уху). Теперь говори свои слова.

В а с и л е к, Не мои, а дедушкины. (Ставит советника и Железное сердце около стола со скатертью, подымает руку.) Перванчики, друганчики катали колбанчики, на пять костров половину дров, ехал лысый, повстречался с крысой, шишел вышел — вон пошел! (Отстраняет от стола советника.)

С о в е т н и к. То есть как это «вон пошел»? Куда?

В а с и л е к. Вон туда! (Указывает.)

Советник, принимая это за ритуал, отходит.

(Железному сердцу.) Нам больше достанется… (Продолжает.) Перводан, другодан, на колоде угадал, пятьсот судья, поперек ладья… (Незаметно протягивает руку к скатерти.) Акулина кошка, голубина ножка… Прела, горела…

Ухо, прислушиваясь, начинает освобождаться от платка.

Кум да кума, полкубышки вина… (Все больше стягивает со стола скатерть.)

У х о (вслушиваясь). Зубы заговаривает! Обман!

Василек, молниеносно схватив скатерть, бросается к двери, скрывается. Ухо мчится за ним следом. После паузы возвращается, волоча Василька.

Отродье дедово!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (с бичом, к Васильку). А теперь скажешь?

В а с и л е к. Клятву не нарушу.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Тогда получай! (Ударяет Василька бичом.)

Василек падает.

С о в е т н и к (наклоняясь к мальчику). Не дышит.

У х о. Что вы сделали, ваша светлость! Пеняйте теперь на себя: пропало наше дело!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. К черту! (Бросает в люк тело Василька.) К дьяволу! Я не хочу больше ждать! (Комкает, мнет скатерть.) Ни часу… ни минуты…

С о в е т н и к (возвращаясь). Терпенье, мой герцог… Осталась девчонка…

У х о. Эка вспомнили! Ничего она вам не скажет!

С о в е т н и к. Мальчишки всегда упорны. Но девушки… Если только как следует за них взяться…

У х о. Да где вы ее возьмете?

С о в е т н и к. В лесу! Она выйдет из него сама!

У х о. Как же, прибежит…

С о в е т н и к. А я говорю — выбежит, как испуганная лань во время лесного пожара. План, ваша светлость, чудный план! (Выбегает.)

У х о. Не выйти девице из леса никогда…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Почему ты знаешь?

У х о. Да мертвецы-то не ходят.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Мертвецы?

У х о. А вы что думали, даром я скатерть добыл?

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Ты убил ее?

У х о. Концы в воду — и аминь.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Ты получишь награду. Эй, кто там!

Появляется  р о г а т ы й.

(Указывая на Ухо.) Взять его! Зашить в мешок и повесить!

У х о. Помилуйте, за что?

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Слова! Кто скажет нам теперь слова, негодный? Что мы будем делать с этой проклятой скатертью?

У х о. Говорил ведь — зря мальчишку прикончили.

Голос Василька:

Солнышко-дедушка, Сойди ко мне с небушка, Отомкни дверь ключиком, Повидайся с внучком…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Жив? Тем лучше! Сейчас я с ним поговорю! (Открывает люк, опускается в него. Рогатому.) А этого… золотого… (указывает на Ухо) постереги до моего возвращения… Он слишком блестит, надо стереть с него позолоту! (Взмахивает бичом и скрывается в люке.)

У х о. Сжальтесь, ваша светлость! Я не золотой! Я рыжий, рыжий. (Обнимает колени рогатого.) Пощади, рогатенький… Пропусти…

Рогатый отшвыривает его, снимает шлем. Золотая коса выскальзывает из-под него. Это  Л ю б а ш а.

(Падает на землю.) Свят-свят-свят! Покойница! С того света явилась… За добром своим! А-а-а!.. (Визжит от страха, прячется снова под стол.)

Любаша одним движением отшвыривает стол.

(Ползет от нее.) Смерть моя пришла…

Л ю б а ш а. Смерть твоя пришла, иуда! (Идет на него.)

У х о (мечется, не в силах уйти, прижимается к стене около окна). Спасите! Ваша светлость…

Л ю б а ш а. Молчи!

У х о (шепчет). Пожалей… Помилуй…

Л ю б а ш а. А ты кого миловал? (Приближается.)

У х о (с криком отшатывается, вскакивает в нишу окна). Все отдам! Скатерть бери!

Л ю б а ш а. Чужим добром торгуешь?

У х о. Выведу, укрою.

Л ю б а ш а (совсем близко от него взмахивает рукой). Скройся с глаз моих навсегда!

Ухо пятится еще, обрывается с окна и с криком падает вниз.

(Оглянувшись, бросается к скатерти-самобранке.) Прости, самобранушка… Больше тебя в руки вражьи не отдам… (Спешит к окну.) Примите, братья и сестры лесные, схороните до часа счастливого. (Хочет бросить скатерть в окно и вдруг вскрикивает, пораженная.)

Просвет окна весь в багровом зареве. Серые клубы дыма заволакивают небо.

Горит! Лес горит!

Вбегает  с о в е т н и к. Любаша торопливо надевает шлем, запахивает плащ.

С о в е т н и к. Смотрите, мой герцог! Этот фейерверк в вашу честь! Деревья стонут и пылают, как факелы, все живое бежит прочь. Девочка будет наша! Смотри, рогатый! (Хватает Любашу за руку и подтаскивает к окну.) Мы все сожжем, все уничтожим дотла, и тогда, когда остынет пепел, когда ветер разнесет его по свету, мы создадим здесь свой мир, царство Железного сердца! Мы нашли здесь, в землянской стране, драгоценный клад… О чудесная скатерть! Ты будешь вечно служить нам! (Кричит, подпрыгивает, точно бесноватый.) Гори, лес! Гори, земля! Ха-ха-ха! (Исступленно пляшет.)

Л ю б а ш а. Нет! Не будет так! (Бросается с мечом на него.)

С о в е т н и к. Кто ты?

Л ю б а ш а. Умри, злодей!

Из люка появляется  Ж е л е з н о е  с е р д ц е.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Что это значит?

С о в е т н и к. Измена!

Железное сердце бросается на Любашу с мечом. Она защищается, он выбивает у нее оружие.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Долой шлем, чтоб я знал, кому отрубить голову!

Любаша снимает шлем.

Любаша? Ты… ты… жива?..

С о в е т н и к (обнаружив пропажу скатерти). Скатерть! Скатерть!.. Она похитила ее, мой герцог! (Бросается к Любаше.)

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Оставьте нас, советник.

С о в е т н и к. Скатерть! (Вырывает у Любаши скатерть.)

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (возвращая скатерть Любаше). Бери ее, Любаша. Она мне больше не нужна.

С о в е т н и к. Не нужна? (В полном недоумении.)

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Убирайтесь, советник!

Железное сердце и Любаша одни.

(В упор смотрит на Любашу; медленно.) Ты смелая девушка, Любаша… Еще там, в жалкой хижине твоего деда, я понял, что нас с тобой свяжет одна судьба. Я… полюбил тебя, Любаша…

Л ю б а ш а. Кровь Василька на руках твоих… Лес в огне корчится. А ты… ты… Почему гром не падет на тебя? Почему земля под тобой не дрогнет?

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Не заклинай меня, как старуха… Я сделаю тебя самой счастливой в мире. Я одену тебя в такие платья, что самая яркая звезда покажется тусклым медяком по сравнению с тобой. Я возведу тебя в герцогский сан, и мы вместе с тобой станем править страной землян. Любаша! Герцогиня Любаша…

Л ю б а ш а. Что надо тебе от меня, говори!

Вбегает  с о в е т н и к.

С о в е т н и к. Слова! Скорей слова! Пусть она скажет слова, которым повинуется ее колдовская скатерть! (Расстилает скатерть на столе.)

Л ю б а ш а (Железному сердцу). Ах, вот что… Льстивым притворством хотел ты у меня тайну выманить? Нет! Никогда не будет служить вам скатерть-самобранка.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (советнику). Кто тебя просил? Кто тебя звал?..

С о в е т н и к (шепчет). Только что прибыл гонец… Не медлите, ваша светлость. Сюда спешит землянский витязь Никита. Дорог каждый миг, надо вырвать у девчонки тайну, пока она ничего не знает.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Готовьтесь к встрече, я справлюсь и без вас…

Советник исчезает.

(Любаше.) Ты молода и, на свою беду, прекрасна. Скажи нам заветные слова, которым послушна твоя скатерть, и я пощажу твою юность.

Л ю б а ш а (смотрит в окно, где догорает пожар). Нет моей юности больше. Сожгли вы ее…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. На что ты надеешься? Из твоих зеленых друзей не уцелел никто… Смотри… (Подводит ее к окну.) Насколько хватает глаз, все покрыто пеплом, все серо.

Л ю б а ш а. Будто родная земля поседела от горя…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. От страха!

Л ю б а ш а. Все равно не скажу!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Мои полчища заполонили мир, и милый твой давно лежит пронзенный нашими мечами. Не придет он сюда! Никто тебя не спасет!

Л ю б а ш а. «Люби и верь», — Соловушко пел в лесу зеленом. Вот я люблю и верю.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Глупое человечье сердце! Да знаешь ли ты, что ожидает тебя? Тысячи лет пройдут, и люди будут дрожать, как осина на ветру, рассказывая друг другу страшную сказку о том, как расставалась с жизнью Любаша.

Л ю б а ш а. Страшная это будет сказка… Но только для тебя и для таких, как ты!

Слышен звон, будто треснуло что-то.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (хватаясь за сердце). Где сила твоя, змея? В чем?

Л ю б а ш а. В сердце моем простом, не железном!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (вдруг всматриваясь в Любашу). А! Теперь я понял все! Талисман ты носишь на сердце. Так я и знал — колдовство. Покажи! (Бросается к ней.)

Л ю б а ш а (выхватывая из-за пазухи узелок с прощальными дарами леса). Нет! Нет! (Отбегает к окну, обращаясь к пепелищу.) Это все, что осталось от тебя, лес родимый!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (кидается к ней, вырывает у нее узелок). Конец твоим чарам! (Опасливо разглядывает узелок и вдруг хохочет.) Ха-ха-ха! Вот так волшебство! Вот так талисман! Хмеля веточка, крылья кленовые, желудь, шишка еловая! Шишка! Ха-ха-ха!.. (Вытряхивает узелок за окно.) Конец твоим чарам, ничто тебя не спасет! Молись! Сейчас я вернусь с моими молодцами. (Вышел.)

Л ю б а ш а (одна). Лучше смерть, чем слово переступить! (Бросаясь к окну, вскочила на парапет.) Прощай, земля родная! (Хочет броситься, вдруг всматривается.) Что это? В пустыне пятнышко живое? Движется… летит… Соловушка! Жив остался! В огне уцелел! Лети, лети, махонький… (Смотрит.) Ох, силы не хватит!.. Ох, высоко!.. (Перекидывает за окно косу.) Зацепись, отдохни…

Г о л о с  С о л о в ь я:

Родимый лес огнем объят, Страданьям нет конца, Но ярче пламени горят Отважные сердца. К тебе лечу я как гонец, Никита шлет наказ: От окон башни отведи Злодеев зоркий глаз. Когда ж угаснет ясный день, Жди первую звезду… Затрубит рог — и с ним конец Проклятому гнезду…

Л ю б а ш а. Еще, еще… Оборвался… вниз камнем… (Повторяет.) «От окон башни отведи злодеев зоркий глаз».

Пауза.

Исполню наказ твой, ладо мое! (Мечется по башне.) Что же делать? Как время оттянуть? Как первой звезды дождаться?

В башню врывается  Ж е л е з н о е  с е р д ц е.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. С кем говорила?

Л ю б а ш а. Со своим сердцем советовалась.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Срок кончился. Что скажешь?

Л ю б а ш а (про себя). Как трудно!.. Самое трудное это… трудней всего… Решиться бы, глаза закрыв…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Да или нет?

Долгая пауза.

Любаша молча накрывает стол скатертью-самобранкой.

Согласна? Согласна! (Обнимает Любашу.) Приказывай своей скатерти, Любаша! Пусть она украсит эту башню, пусть откроет наш свадебный пир!

Л ю б а ш а. Свадебный?

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Не успеет первая звезда загореться на небе, как ты будешь моей женой!

Л ю б а ш а (в ужасе). Женой?.. (Смотрит на небо — оно пылает закатными красками.) Что делать?.. Что делать?..

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Ну?

Л ю б а ш а (в поисках выхода). Платье… платье у меня негожее для свадьбы.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Только и всего? (Распахивает перед нею дверь.)

Любаша выходит.

Эй, слуги! Платье герцогине!

Вбегает  с о в е т н и к.

С о в е т н и к. Все приготовлено, мой герцог… Молодцы стоят у бойницы. Никто не может приблизиться к башне незамеченным.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Ничто теперь не угрожает нам. В наших руках волшебная сила. Она согласна!

С о в е т н и к. Я не нахожу слов, мой герцог. Люди в ваших руках — сырая глина.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Распоряжайтесь, советник. (Уходит.)

Советник хлопает в ладоши. Сразу полутьма. В полумраке движение. Башню украшают.

С о в е т н и к (на авансцене). Все-таки я не верю этой девчонке. Смотреть… Зорко смотреть… (Хлопает в ладоши.)

Свет загорается. Вокруг стола в разнообразных позах рогатые.

Ваша светлость, пожалуйте к столу.

Входят  Ж е л е з н о е  с е р д ц е  и  Л ю б а ш а. Она в сверкающем платье.

Л ю б а ш а. Словно не платье — обручи железные сердце сдавили мне.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Зато ты красивей всех красавиц мира! (Подводит ее к столу, на котором лежит скатерть.) Ну, говори скорей свои слова!

Л ю б а ш а (про себя). Скорей, скорей загорайся, звезда! (Громко.) А гости все собрались?

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Все… Самые приближенные! Остальные стоят у бойниц! (Рогатым.) Эй, рогатые!.. Чудесный клад землянской страны — скатерть-самобранка — в наших руках вместе с лучшей из землянских красавиц!

Р о г а т ы е. Хвала Железному сердцу, победителю мира! Хвала! (Поднимают топоры.)

С о в е т н и к (у окна). Ночь близится, скорее, ваша светлость!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (Любаше). Слова!

Л ю б а ш а (про себя). А звезды все нет…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (Любаше). Не медли!

Л ю б а ш а. А где же музыка на свадебном пиру?

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Эй, музыканты!

Играет музыка.

Теперь все?

Л ю б а ш а (дрожащим голосом). Все.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. А вот и не все! Веселиться так веселиться! (Тихо советнику.) Тащите сюда мальчишку. Мы славно позабавимся.

Советник скрывается в люке, затем возвращается и тянет за собой измученного  В а с и л ь к а.

Л ю б а ш а. Василек! (Бросается к нему, но Василек не узнает ее в железном платье.) Это я, Любаша, твоя сестра!

В а с и л е к. Любаша!

Л ю б а ш а. Василек!

Заключают друг друга в объятия.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (оттаскивая Василька от Любаши). Не мешай сестре, мальчик. Она занята важным делом… (Любаше.) Ну, теперь все. Приказывай своей скатерти!

В а с и л е к. Ха-ха-ха! Так она вам и сказала! Правда, Любаша?

Любаша молча смотрит в окно. На предночном лилово-зеленом небе показываются тучи. Черные, похожие на фантастических зверей, они быстро ползут, заволакивая горизонт.

Л ю б а ш а (про себя). Как я звездочку теперь увижу?

В а с и л е к. Что ты молчишь, сестрица? Ответь им, как дедушка нас учил.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Отвечай!

Вместо ответа Любаша подходит к столу, бережно расправляет скатерть. Все рогатые, Железное сердце и советник, находящиеся у окна, напряженно следят за ее движениями.

В а с и л е к. Что ты задумала, сестрица?

Л ю б а ш а. Что надо, брат!

В а с и л е к. Неужто правда скажешь слова заветные?

Пауза.

Л ю б а ш а. Скажу, Василек.

В а с и л е к. Побоялась… струсила?

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Почему струсила? Она моя невеста, малыш! (Обнимает Любашу.)

В а с и л е к. Невеста?!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Ха-ха-ха!

Вслед за ним потешаются над Васильком рогатые, тыча в него пальцами.

Не медли, красавица! Говори слова!

В а с и л е к (рвется из рук). Не смей!

Л ю б а ш а. Не мешай, Василек… (Про себя.) Где ты, моя звездочка? (Смотрит в окно — там сплошь черно.)

Пауза.

(Громко, решительно.) Смотрите на меня все! Что буду говорить — повторяйте! Что буду делать — делайте за мной!

В а с и л е к (бьется в руках рогатых). Дедушка! Встань! Погляди! Не сестра ты мне, прокляну!

Л ю б а ш а. А я не боюсь! Ничего не боюсь! Слушай меня, скатерть-самобранка…

Все взоры жадно устремлены на стол. Железное сердце подпрыгивает на месте от нетерпения.

А почему советник в стороне?

Р о г а т ы е (хором, слепо повторяя за Любашей слова). А почему советник в стороне?

Л ю б а ш а (подходя к советнику). По чину нашему праздничному полагается всем быть вместе… (Отвешивает ему поясной поклон.)

Р о г а т ы е. По чину нашему праздничному… (Повторяют слова Любаши.)

С о в е т н и к. Я не уйду от окна!

Л ю б а ш а. Не хотите — не надо!..

Р о г а т ы е (повторяя). Не хотите — не надо. (Спохватываясь.) То есть как не надо? Надо! Надо!

Л ю б а ш а. Ничего не даст тогда самобранка! (Отходит в сторону. Васильку.) Понял?

В а с и л е к. Понял.

Среди рогатых глухой рев, угрожающее движение к советнику.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (советнику). К столу, советник! (Тянет его от окна.)

С о в е т н и к (Железному сердцу). Она колдует, мой герцог! Смотрите — тучи укрыли небо, туманы ползут по земле… Ничего не видно… Нас могут окружить незаметно…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Не хочу ничего слышать! Я требую чуда!

Р о г а т ы е (ревут). Чу-у-удо!.. Чу-у-удо!..

Л ю б а ш а. На колени!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. На колени? Победителям?

Л ю б а ш а. Обычай такой.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. На колени, рогатые!

Л ю б а ш а (Железному сердцу). И ты! (Советнику.) И ты! (Смотря на небо, в поисках звезды.) Слушай меня, скатерть-самобранка… Слушай меня, скатерть-самобранка…

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (вскакивая). Долго еще мы будем ждать?

Р о г а т ы е (вскакивают, хватают Любашу). Говори!

В башню врывается ветер. Он со свистом проносится над рогатыми и Железным сердцем, которые стоят на коленях. Тучи расходятся, открывая звезду.

Л ю б а ш а. Вот она, моя звездочка!

Звук рога Никиты.

Никитушка, ладо! Ты пришел, желанный, ты пришел!

В а с и л е к. Пришел, пришел! Ай да Любаша!

С о в е т н и к (у окна). Мы окружены. Это он, землянский витязь. Вас обманула простая лесная девчонка!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. К бойницам, рогатые!

С о в е т н и к. За мной! (Скрывается вместе с рогатыми.)

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Смерть тебе, колдунья! (Хватает Любашу, тащит ее к окну, кричит вниз.) Ты пришел за своей невестой, землянский мужик? Получай ее! (Хочет бросить Любашу в окно, вдруг пятится, выпуская из рук Любашу.) Что это?.. Не может быть!.. Колдовство! Лес! Лес растет!

В а с и л е к. Лес растет! Из пожарища поднимается!

Л ю б а ш а. Лес! Родимый лес! Вот они, семена твои, что взяла я, с тобой прощаясь!

В а с и л е к. Ветки за стены цепляются, наверх ползут!.. К нам! К нам!

Л ю б а ш а. Никита! Несет его лес на зеленых своих руках!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Что же это за страна, что из пепла встает невредимой? Это — смерть!

Л ю б а ш а. Это жизнь! Это — земля родная!

И вдруг сквозь стены, сквозь камни, в окно, из пола пробиваются могучие зеленые ветви, превращая башню в лес. Слышен рог совсем близко, и, поднятый выросшим лесом, в окне появляется землянский витязь  Н и к и т а  со сверкающим мечом в руке.

Н и к и т а (Железному сердцу). Мир ты хотел покорить, разбойник, живыми сердцами путь себе вымостить… Посмотри, что тебе удалось!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е (смотрит, закрывает глаза рукой). Люди… люди, как лес, подымаются…

Н и к и т а. Народ встает из праха, мечом богатырским освобожденный! Сверкни же напоследок, мой меч! Пусть в пыль рассыплется Железное сердце!

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Никогда! Я еще силен!

Бросается с топором на Никиту, но он протягивает свой меч, и Железное сердце, словно откинутый волшебной силой, застывает на месте.

Н и к и т а (держа меч в вытянутой руке). Где твоя сила? В руках твоих были… (указывая на Любашу и Василька) не мужи, в боях поседелые, девушка юная с душою невинной, мальчик безоружный. Что ж, ниц пали они перед тобой? Сердца ты их заставил закаменеть от страха? Нет! Страданий чашу испили до дна, но живо в них сердце человеческое, простое, и чем горячей оно, тем ближе к тебе холод и мрак смертный!..

Советник кидается на него сзади, сбивая его с ног.

Ж е л е з н о е  с е р д ц е. Посмотрим, к кому ближе… (Бросается с топором на Никиту.)

Н и к и т а. Родная земля, помоги! (Подымается на ноги, взмахивает мечом. Словно молния, сверкает меч Никиты, обрушивается на Железное сердце.) Конец Железному сердцу!

Слышен страшный грохот, огонь, дым, звон. Сцена погружается на миг в темноту. И сразу же яркий свет. На сцене луг, покрытый цветами.

Л ю б а ш а (обнимая Никиту). Никита… родной ты мой… Витязь храбрый… Вижу, меч тебе по руке — тучу над нами развеял… Желанный ты мой, ладо мое!..

Слышны голоса приближающегося народа. Хор поет «Славу».

Н и к и т а. Вам это слава, Любаша и Василек!

В а с и л е к (смотрит). Народу! Народу! Сюда идут!

Н и к и т а. Как видно, на свадьбу торопятся.

Л ю б а ш а. На свадьбу? На чью же?

Н и к и т а. И сам ума не приложу…

В а с и л е к. А я знаю! Знаю! (Прыгает.) Не обманете!

Показывается народ.

Г о л о с а.

— Свет Любашенька, здравствуй! — Зорька наша ясная, лазоревый цвет! — Слава тебе, Никита, удалец молодой! — Жить вам с Любашей да радоваться. — На сто лет, без горя, без бед… — Счастье без печали… — Зла бы не встречали… — Честным пирком да за свадебку…

В а с и л е к. Любо! Любо! Наконец пировать время пришло! (Вытаскивает скатерть-самобранку.) Дозволь, Любаша, скажу я слова заветные.

Л ю б а ш а. Скажи, Василек.

В а с и л е к (торжественно, обращаясь к скатерти). Скатерть-самобранка, попотчуй, угости!

Над землей поднимается солнце. Звучит музыка. Скатерть накрывается невиданными яствами. На деревьях показываются плоды. Начинается ликование, идет пир, пляски, хороводы, венчание молодых.

Л ю б а ш а (стоя рядом с Никитой). Спасибо вам, народ честной, за почет, за ласку… Одна печаль на сердце: дедушки с нами нет.

Н и к и т а. А был бы он жив, сказал бы так: «Будьте и впредь хранителями достояния землянского (указывая на скатерть), ибо тверже нет в мире ничего, чем сердце человеческое простое, когда бьется оно до последнего вздоха за родную землю свою».

Х о р.

Сердцу смелому, Сердцу чистому                 слава! Золотой поре, Молодой любви                 слава! Земле родной Поклон земной,                 слава!

Торжественный финал.

З а н а в е с

1942—1943

СВАДЬБА Комедия в шести картинах с прологом

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

К а т я  Е р м а к о в а — телятница колхоза «Новая Ермаковка».

П е л а г е я  Е р м а к о в а  (П а л а г а) — ее мать.

П а н т е л е й  Е р м а к о в — ее дед, старый казак.

И л ь я  К о ш е л ь — председатель колхоза «Новая Ермаковка».

П е т р о  Г а р б у з — табунщик колхоза «Червоная слободка».

М о т ы л и х а — его соседка.

С е м е н  Н е р о в н я — председатель колхоза «Червоная слободка».

М и т р о ф а н  Б е з у г л ы й — перекати-поле, бывший богомаз.

Время действия — 1934—1935 годы.

ПРОЛОГ

Кусты. Слышно бряцание погремушек. На сцене  П е т р о  с уздечкой и ружьем.

Бежит  К а т я.

К а т я. Волк! Волк!

Петро хватает ружье, бежит туда, откуда бежала Катя. Пауза.

П е т р о (выбегая, оглядывается). Никакого волка.

К а т я (выбегая, кричит). Ату его! Эй… струсил, серый… (Петру.) А ты чего здесь с ружьем путаешься? Слышишь, кричала — волк!

П е т р о. Я и побежал (показывает) туда.

К а т я. От волка? С ружьем? Он там был. (Показывает в противоположную сторону.)

П е т р о. Так вы прямо на волка? А я думал — от него.

К а т я (передразнивая). От него! А теленок?

П е т р о. Так ты… Вы ж безоружная.

К а т я. Говорила председателю: купить ружье и собак завести, — волынит. Вот и налетай с голыми руками. А я такая. Я, если раззадорюсь, и медведя не испугаюсь. Смотри, мускулы какие!

П е т р о (осторожно трогает). Кожа нежная, и пушок на ней.

К а т я (отдергивает руку). А уж это вас не касается!… Пушок! (Встряхивает головой, идет в кусты, останавливается.) Ты из Слободки?

П е т р о. Да.

К а т я. Табунщик?

П е т р о. Да.

К а т я. Комсомолец?

П е т р о. Да.

К а т я. Ты что, среди лошадей говорить разучился? Почему тебя в МТС не видать? Что смотришь на меня раскрыв рот? (Вспоминает.) Пушок… (Хочет идти, останавливается.) Зачем тебе ружье? Ты и стрелять из него, наверное, не умеешь. Дай мне пока его, а жеребцы твои от волка и так отобьются.

Петро растерянно дает. Катя стоит, как будто чего-то выжидает, потом уходит.

П е т р о (вдруг). Подожди!

К а т я. Ну?

П е т р о. Ты с Ермаковского?

К а т я. Да.

П е т р о. Телятница?

К а т я. Да. (Пауза.) Так что ж?

П е т р о (запинаясь). Да… ничего.

К а т я (про себя). Полено дров. (Берет ружье наперевес.) Будь здоров. (Уходит.)

П е т р о (очарованно смотрит вслед, потом медленно отводит голову). И откуда такая смелость во мне? Кажется, ничего мне теперь не страшно. Если б не ушла, прямо взял бы за руку и сказал: «Я тебя…» (В это время глядит куда-то вдаль, вскакивает, кричит.) Я тебя, шлёндра рыжая! Я тебя! (Бежит, на ходу кричит.) Тпр… Тпр… (Уходит.)

Пауза. Проходит  К а т я.

К а т я. Куда это Петенька запропастился? Разогнал серый моих телят. (Скрывается, зовет.) Петька! Где же ты, Петя?

Через некоторое время выходит  П е т р о.

П е т р о. Как будто звал меня кто-то. (Оглядывается.) Так вот и тянет сюда, как щепку в яр… (Рассуждает сам с собой.) Это ничего, что знаменитая… Главное, находчивость нужна и подход. И сдается мне, что посмотрела она на меня не просто… (Вынимает из кармана газету.) Эх, Петя, Петя… Когда про тебя так напишут… (Читает благоговейно.) «…Солнце позолотило Катины волосы. Она стояла перед нами, новая девушка и знаменитая телятница колхоза «Новая Ермаковка». «Отход молодняка?» — Катя гордо вздернула голову и засмеялась». (Петро многозначительно повторяет.) «…Засмеялась…» Я таких слов не знаю… Даже урода, бычка пятиногого, не дала резать. Выкормила, подрос, ветеринар лишнюю ногу отнял. И теперь такой бычок — всем на удивление. Самый любимый. На зов идет… «Катя вскочила и позвала…»

Г о л о с  К а т и (из-за кустов). Петя! Куда ты спрятался?

П е т р о. Она! Что такое? Меня? Она мое имя знает?

Г о л о с  К а т и. Покажись, Петя! Если бы ты знал, какая морда у тебя смешная…

П е т р о (ощупывая лицо). Смешная морда? Это не про меня.

Г о л о с  К а т и. Петенька! Сиротка ты моя несчастная! Отзовись!

П е т р о. Верно. Сирота я… Неужели?

Г о л о с  К а т и. Подай голос, Петенька… Я же тебя приголублю, поглажу. Ушки твои большие пощекочу.

П е т р о (трогает уши). Обыкновенные уши. Не понимаю.

Г о л о с  К а т и. Петя! Я тебя больше не буду обижать. Ты волка испугался?

П е т р о. Да нет же!

Г о л о с  К а т и. Петенька! Любименький!

П е т р о (подымаясь). Катенька… ясочка моя…

Г о л о с  К а т и. Петюшенька, подай голосок!

П е т р о (кричит не своим голосом). Я здесь!

На сцену выбегает  К а т я. Петро с размаху заключает ее в свои объятия.

Катюшенька… Сердце… (Целует.) Да я только о тебе и думал, только и мечтал. Три раза тебя видел и жизни решился.

К а т я (хохочет, садится на землю, сквозь смех). Так разве тебя Петькой зовут?

П е т р о. Петром. Петр Филиппович Гарбуз.

К а т я (хохочет). Так это ж бычок у меня такой… Петька! Ой, не могу…

Петро молча подымается.

Стой! Куда ты? Ты скажи что-нибудь еще!

П е т р о (отчаянно). Пойдешь за меня?

К а т я (смеется). Ой, какой быстрый! Да ты знаешь, что я семи женихам отказала, да каким! Трактористу Васе, фельдшеру Ивану Семеновичу, механику Семену Ивановичу, председателю колхоза «Красный луч», даже не упомню всех…

П е т р о (про себя). Пропал… Семь женихов… (Хочет идти.)

К а т я. Испугался? Приезжай сватать, товарищ Гарбуз, получишь… гарбуз, восьмой по счету! (Смеется.)

Петро идет.

Петр Филиппович, Петя! Ну куда ты опять пошел? Сядь сюда.

Петро медленно садится.

П е т р о. Ты все смеешься.

К а т я. А ты не обижайся. Я еще со школы такая — всегда над ребятами смеюсь.

П е т р о. Нехорошо это.

К а т я. Очень вы всегда носы задираете. А я ведь гордая, Петя. Хочу быть первой всегда, во всем. Я в себе такую силу чувствую. Оттого и смеюсь. А над тобой не буду. Ладно?

П е т р о. Отчего?

К а т я. Да просто так.

П е т р о (собираясь с духом). Я тебя очень полюбил, Катя. (Обнимает ее за плечи, тянется губами к ее губам. В последний момент вдруг останавливается глазами на одной точке, дико кричит.) Тпр! Тпр! (Вскакивает.)

К а т я. Скаженный!

П е т р о. Кони бьются! (Бежит, вдруг останавливается; Кате.) Когда первый снег выпадет, когда скотину в базы переведем, сватать тебя приеду — пойдешь?

К а т я. Когда первый снег выпадет? (Хохочет.) Попытайся!

Петро исчезает.

(Катя одна.) Вот не ждала встречи… (Повторяет.) Петр Филиппович Гарбуз… Петя… (Пауза.) И сам высокий, как тополь… Когда первый снег выпадет… (Бросается вслед, кричит.) Петр Филиппович! Петя!

Слышно радостное мычание теленка.

Вот я тебя хворостиной сейчас, чтобы отзывался, когда кличут, чертенок бессовестный!

З а н а в е с

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Хата Ермаковых. П а л а г а. Врывается  К а т я.

К а т я. Мама, мама, первый снег! Снег падает, мама! Зима настала!

П а л а г а. Как девочка. Ну, снег. Так разве это редкость?

К а т я. Ты ничего не понимаешь. (Вдруг обнимает Палагу. Неожиданно.) Мама, расскажи, как ты выходила замуж?

П а л а г а (чем-то обеспокоенная). Замуж? Чего это ты надумала?

К а т я. Да просто так. Прошу тебя, мама, расскажи!

П а л а г а. Непонятная ты какая-то. То снег, то замуж. Про это и рассказывать нечего: молодая была да глупая.

К а т я. А ты расскажи!

П а л а г а. Ну, любил меня Митрофан из Слободки. Безуглый.

К а т я (хохочет). Богомаз? Вот так жених!

П а л а г а. А что он, собака, что ли?

К а т я. Мама, ты про замуж.

П а л а г а. Я про замуж и говорю. Любил меня, значит, Митрофан из Слободки, а пришли сваты отсюда, с ермаковского двора. Я — плакать. Батька на меня — цыц! Ну, и пропили.

К а т я. Почему ж за Безуглого не отдали?

П а л а г а. Хохол считался. Иногородний. А Ермаковы, известно, старинные казаки. (Вздохнула.) Так и пошла я, девочка красивенькая, да дурная, под венец. (Смотрит на фотографию.) Потом ничего, стерпелось.

К а т я. Ну, сейчас по-другому будет. (Ласкается к матери.) Мама, надень сегодня, пожалуйста, платок свой шелковый, тот, знаешь, старинный.

П а л а г а (чем-то обеспокоенная, про себя). Неужели знает? (Громко.) Праздник, что ли, нынче?

К а т я. Сердцу праздник, мама. Обязательно надень. (Смотрит на часы.) Ой, пора на ферму, я сейчас! (Одевается, убегает.)

П а л а г а (одна, смотрит на выцветшую фотографию). Могу я своей жизнью распоряжаться? (Вынимает книжку, перелистывает.) Триста восемьдесят трудодней за мной. (Пауза. Вздохнула.) Могу. (Перевернула фотографию лицом к стене.) Прости меня, Миша. Не могу я больше жить без близкого человека. (Вытаскивает из сундука красивый платок, надела, садится у окна.) Чего он не едет?

Входит  К о ш е л ь.

Ах! (Отскочила от окна.)

К о ш е л ь. Чего разоделась? Сватов поджидаешь? Сердце изошло у меня, поверь. Хожу около дома вашего, как пес цепной. Время к зиме, начали хлопцы шарить по невестам. Гляди, мать! Гляди в оба! Не выпускай дочь. Ответишь на правлении, если что. Ведь это не дочь — это клад колхозный! (Посмотрел в окно.) Ой! Ну вот, опять несет кого-то нелегкая!

П а л а г а. Кого?

К о ш е л ь. Не наши. Из Слободки.

Палага быстро выбегает в другую комнату.

Да ты что встрепенулась? Девочка? Ужель сдурела на старости лет? Подшутил я. Председатель идет слободской. Неровня. Дружок мой и человек, безусловно, женатый… (Встает, собирается уходить.) Вот так и ходишь. Людям отдых, а председателю забота. Ведь что обидно: ночей не спишь, работаешь, кадры растишь, как садовник яблоню, и вдруг на тебе — явится пацан какой-нибудь, недомерок сопливый, раз — и в дамки! И еще придется мне, старому дурню, «горько» кричать на свадьбе, кричать… ой, горько… (Задумался.)

Через сени проходят  Н е р о в н я  и П е т р о.

Н е р о в н я (толкает под бок Петра). Робеешь?

П е т р о. Это прошло, Семен Иванович. Договорились мы уже с ней по всем точкам.

Н е р о в н я. Уже? Погоди, куда ж ты?

П е т р о (пятится). Пойду охолодаю, чего-то жарко. (Идет назад.)

Н е р о в н я. Куда? (Плюет.) Тьфу! Вот еще горе на мою голову! (Входит.) Честной компании уважение и привет! (С шумом обивает ноги о порог.)

П а л а г а (появляется в дверях, растерянно). Здравствуйте…

К о ш е л ь. С чем пожаловал, Семен Иванович?

Н е р о в н я. Специально вас проведать, товарищ председатель. Узнать, сколько килограммов вы прибавили за последний квартал. (Сам хохочет; Палаге.) А где же ваша дочка?

П а л а г а. Скоро придет.

Н е р о в н я. Вот и замечательно. А то без нее дела не будет.

К о ш е л ь. Подозрительные у тебя дела, Сёма.

Н е р о в н я. Дай тебе бывший боже такие подозрительные дела. (Подмигивает.)

К о ш е л ь. Дела у меня и так неплохие.

Н е р о в н я. Уж очень ты понимаешь о себе, Илья.

К о ш е л ь. Да я что… я так… Только ведь какой колхоз, такой и председатель.

Н е р о в н я. Если по председателю считать, так вашему колхозу два дня до смерти. Я тебе всегда говорил: «Ешь яичко, Илюша, и употребляй по лафитнику перед обедом». А то личико у тебя как скорбный листок в больнице. (Палаге.) Вы, хозяюшка, извините, мы к вам налетели — вроде печенеги. Дочка придет, все объясним.

П а л а г а. Да я ничего. Я сейчас самоварчик. (Хлопочет, идет из комнаты.)

Пауза.

Н е р о в н я. Не люблю молча сидеть. (Пауза.) Экой мы народ… Уткнемся в рукав — и ша. Недавно заезжал я к другу своему, доктору Федор Федоровичу. Вот живут люди! Придет с работы, почитает, жена на пианино сыграет. Зайдет знакомый, поговорит за культуру, за литературу или музыку, например, — одним словом, интеллигентно. А мы вот собрались вдвоем, бодай нас бог, в кои веки спокойно и молчим или обратно про дела. А чем мы с тобой не интеллигенция, Илья? По нас народ равняется. Давай потолкуем о чем-нибудь. За музыку хотя бы.

Пауза.

К о ш е л ь. За музыку можно. (Пауза.) У меня теперь музыка богатая. Два баяна, три гармошки и струнный. Только басов для гитары не хватает, не знаешь, где бы достать?

Н е р о в н я. Постой, постой. Как это два баяна? У тебя ж один был? У меня один, и у тебя один.

К о ш е л ь. А теперь два.

Н е р о в н я. Как же это вы успели?

К о ш е л ь. Ты сколько на трудодень выдаешь?

Н е р о в н я. А ты сколько?

К о ш е л ь. Про меня разговор особый. Ты скажи.

Н е р о в н я. Десять кило! Трудодень богатейший!

К о ш е л ь. Ну, так у меня десять с половиной.

Н е р о в н я. Как с половиной? Не может быть с половиной. Прибрехнул на половину, Илья.

К о ш е л ь. Зря не треплюсь! Перевеяли озадки — вышло по полкило.

Н е р о в н я (вскакивает). Вот так штука, бодай вас черт! (Ходит по хате.) Расстроил ты меня, Илья… Честное слово, расстроил…

К о ш е л ь. Может, про литературу потолкуем?

Н е р о в н я. Ну что литература?! У меня даже самая что ни на есть затрушенная бабка литературу выписывает: «Известия», «Правду», «Крестьянскую», «Молот». Сто процентов в обхват!

К о ш е л ь. Ох, приврал! Я нарочно справлялся на почте. Всего только семьдесят процентов. Ты вперед не выставляйся, Сёма. Большевики скромней должны быть. Подожди, что другие скажут.

Н е р о в н я. Есть что, вот и выставляю.

К о ш е л ь (похлопывая себя по животу). Действительно!

Н е р о в н я (багровея). Себя по лысине! На меня глядя, каждый скажет, что у нас амбары полные и стол мясной, а ты…

К о ш е л ь. Подумаешь, размахался руками, как ветряк!

Н е р о в н я. Вот ты добейся первого места, тогда хоть на голове ходи!

К о ш е л ь. Да я его и так имею.

Н е р о в н я. Ты? Люди добрые, да что же это такое? Это я на первом месте, а не ты!

К о ш е л ь. После меня.

Н е р о в н я. Петро, слышишь? (Оглядывается.) Где он? Тошнит меня от такого бахвальства!

К о ш е л ь. А тошнит, так не езди.

Н е р о в н я. И не поеду! (Бежит к дверям.)

К о ш е л ь. Обожди, порох! (Идет за ним.) Что ты, мальчик?

Н е р о в н я. Не поеду! (Скрывается.)

В хату входят  К а т я  и  П е т р о.

П е т р о (оглядывается). А где Семен Иванович? (Кате.) Видишь, как обещал. С первым снегом. (Берет ее за руку.)

К а т я (смотрит на него). Чудно́ как-то… В сваты приехал… В старое время нам с тобой пожениться — слез пролить речку. (Засмеялась.) А вдруг я возьму и покажу тебе от ворот поворот?

П е т р о. Катя!

К а т я. Пошутила я, глупый. (Обнимает его.) Нет ничего на свете, что бы могло помешать нашей любви, нашей свадьбе.

П е т р о. Истинное слово — так! (Целует.)

Шум в сенях. В двери влетают  Н е р о в н я  и  К о ш е л ь, кричат.

Н е р о в н я. Пойми то, что я нервный!

К о ш е л ь. А у меня в желудке катар! (Увидел молодежь.) Что такое?

К а т я. А с вами что?

Н е р о в н я (поперхнулся, сел на лавку). Это мы тут с другом… за музыку и мировую литературу толковали…

К а т я. А мы… (фыркает) про телят.

П а л а г а (входит). Пожалуйте чай пить.

Пауза.

Н е р о в н я (подымается). Можно начинать. Все в сборе?

П а л а г а. Дед лежит еще на той половине. Только он дюже слабый. «Внучку, говорит, выдам замуж, и помирать пора».

Неровня вдруг страшно кашляет.

К о ш е л ь. Чего ты?

Н е р о в н я (подмигивает Петру). Жаль дедушку… (Подходит к столу.) Так вот, товарищи и братья, какого рода дело. Пятнадцать лет минуло тому времечку, когда мы с закадычным своим корешом Кошелем Ильей и с товарищем Буденным Семеном Михайловичем под знаменем нашей кровной партии топтали белую гниду почем зря. Никогда мы не забудем, что мы с Ильей есть славные бойцы Первой Конной армии. Твердо чувствуешь, Илья?

К о ш е л ь. Твердо чувствую, Сёма.

Н е р о в н я. Не щадили мы жизни ни днем, ни ночью. И что тогда земля выдержала — это прямо удивительно. И бабы наши, и детки дробненькие такое испытали, что хватит до смерти вспоминать. И жен наших, и невест враги насиловали, и мы, бывало, — время жестокое — рвали под скорую руку женское сердце на куски. Правильные слова говорю, Илья?

К о ш е л ь. Правильные слова говоришь, Сёма.

Н е р о в н я (вытирает слезы). Я слез не стыжусь. Я за свои слезы заплатил. (Пауза. Потом с новой силой.) За что же мы, товарищи, дрались, что добыли в жестоком бою? За что Петин папашка Филипп Федосыч в местечке Смела закопан навсегда? За что Катин папашка Михайло Пантелеевич зверски зарублен шашками в Белокалитвенской? За что у меня семнадцать шрамов на всех моих боевых частях?

К о ш е л ь (вполголоса). Пятнадцать, Сёма.

Н е р о в н я. Семнадцать, не считая царапин.

К о ш е л ь. Пятнадцать. Считай: первых два под Царицыном…

Н е р о в н я. Ну два. Левую ляжку провертели и ухо сковеркали.

К о ш е л ь. Под Касторной четыре сабельных и два рикошета.

Н е р о в н я. Да что считать — семнадцать!

К о ш е л ь. Пятнадцать, Сёма.

Н е р о в н я. А я говорю официально: семнадцать! Экая ты язва, Илья. С малых лет такой — упрется, как вол на пароме. Жалко тебе, что ли?

Петро и Катя скрываются.

К о ш е л ь. Я за правду стою. Пятнадцать!

Н е р о в н я, Семнадцать! Сейчас докажу! (Скидывает с себя пиджак, хочет скинуть сапоги, вдруг оглядывается.) А где ж они?

П а л а г а. Кто?

Н е р о в н я. Дочка ваша и мой Петя?

П е т р о (выходит с Катей из другой комнаты). Мы здесь. (Вполголоса.) Семен Иваныч, ты к делу ближе.

Н е р о в н я. Ладно, ладно. Барышня, дайте вашу ручку.

К а т я. Нате.

Н е р о в н я. И вы, молодой человек, дайте вашу ручку.

Петро дает.

(Неровня держит их за руки; к Палаге.) Ну, как это?.. У вас товар, у нас купец… Нет! Отставить! (Набирая воздуху.) Уважаемая гражданка Пелагея Герасимовна Ермакова! Я, председатель колхоза «Червоная слободка», член партии ВКП(б), бывший конный боец и ордена Красного Знамени кавалер, облеченный доверием партии и колхозной массы, прошу руки вашей дочери Кати…

П а л а г а. Руку-то зачем?

Н е р о в н я. Для того, чтобы взять ее крепко… (Петру.) Бери!.. И вести ее вдаль, к светлому будущему!

К о ш е л ь (вскакивает). Куда вести? Из моего колхоза? Не выйдет.

Н е р о в н я. То есть как это не выйдет? Петро, да что ты молчишь, в конце концов?

Петро молча подымается, обнимает Катю, целует. Неожиданно дверь с треском распахивается. Старый  П а н т е л е й  Е р м а к о в  появляется в комнате, хватает Петра за шиворот, отбрасывает прочь.

П а н т е л е й. С Гарбузами родниться? С иногородними? Им казачку отдать?

Н е р о в н я. Дед! Да ты ж помирать собрался!

К о ш е л ь. Прекрати эту выходку немедля!

Палага неожиданно плачет. Петро засучивает рукава.

П а н т е л е й. Федоска Гарбуз, нехай он на том свете поворачивается, на моем лугу три арбы сена накосил в одна тысяча девятьсот втором году. «У вас, говорит, казаков, и так богато…» Так какой черт вас гнал на нашу шею, гольтепа иногородняя! С тех пор бились мы с ним каждый год, да за мной была сила, а как повернулась жизнь, он же надо мной насмеялся: «Не ремизься, говорит, казак… Проспал Дон, теперь не прочухаешься». Как это мне переносить, честной фамилии казаку? Катюшка! Внучка! Гордость имей! (Берет ее за плечи.) Гляньте, какую вырастил казачку! Наше, Ермаковых, семя… И такую хохлу отдать, наброду, насельнику… (Кричит.) Вон из хаты, сваты незваные! Вон! (Наступает на Петра.)

П е т р о (замахивается). Отойди, старости твоей не пожалею.

П а н т е л е й. На меня? На хозяина? (Лезет под кровать, раскидывая вещи.)

П а л а г а. Вот и я через таких мучилась…

К а т я. Не обращай внимания, Петя…

П а н т е л е й (достал из-под кровати шашку, хочет вытащить из ножен, замахнуться, — шашка не выходит). Вон из моей хаты! Зарублю!

Н е р о в н я. Погоди, погоди, дай я тебе подсоблю… Илья, держись за ножны, и вы, Пелагея Герасимовна, а мы с Катей за эфес… Не брыкайся, дед… Тебе в помощь… Ну, разом!

Дергают, стремясь вынуть шашку, поворачивают — вдруг эфес отламывается. Дед яростно плюет, бросает обломки и скрывается в своей комнате. Палага быстро запирает дверь на крючок.

К а т я (подбегает к двери, кричит). Воробьев пугай на огороде, а обо мне не заботься!

К о ш е л ь (рассматривает обломки). Старина ржавая!

Пауза.

Н е р о в н я. Да… Так продолжим наш полюбовный разговор, несмотря на вылазки отсталого элемента. (Ставит на стол бутылку.)

К о ш е л ь. Катя! (Подзывает Катю к себе.)

Н е р о в н я. Выпьем, товарищи-братья, за нашу молодую пару! Ура! Илья, ты чего не пьешь?

К о ш е л ь. Сейчас… Катя… (Отводит ее в сторону, что-то шепчет.)

Н е р о в н я (Петру). О чем они шепчутся? Чего ты невесту от себя отпускаешь? Я Кошеля знаю, он хитер до черта, он обязательно какую-нибудь кляузу подстроит. Здесь держи ухо востро.

К а т я (Кошелю, вполголоса). Петя? За мной хоть куда.

Н е р о в н я (громко). Граждане, не полагается секретничать. Некультурно!

К о ш е л ь (подходит к столу, улыбается). Хоть и не пью по причине слабого здоровья, но ради такого случая разрешу. Выпьем, товарищи, за нашу молодую пару. Хай родят нам крепких бойцов.

П а л а г а. А я вам что? Пустое место? Да я, может быть, и не отдам своей дочки в Слободу! (Кате.) Да что ж ты, такая-сякая, у матери не спросилась? Да я тебе… (Хватает с гвоздя вожжи.)

К а т я. Мама!

П а л а г а (обнимает ее, плачет). Доченька моя, маленькая, Катюшенька… Это меня так, вожжами, благословляли. Чего ж ты молчала до сих пор? Радостно ведь для матери, если идешь за хорошего человека. Тебе по сердцу, а мне и тем более, а плачу это я так. Это слезы бабьи, Катя. Они как вода. Налейте рюмочки, гостики… я по-старинному… (Пригорюнилась. Причитает.) Отдаю я доченьку, отдаю любимую…

К а т я. Да никуда ты меня не отдаешь. Замолчи, мама!

Н е р о в н я. Как — никуда? К нам…

К а т я. Слово глупое — отдаю.

П е т р о. Из песни слова не выкинешь. Ты замуж выходишь. Я женюсь. Вот и выходит, что я беру тебя. Понимаешь?

К а т я. Как так «беру»? Меня так просто не возьмешь! Я сама кого хочешь возьму!

Н е р о в н я. То есть как это вас понимать?

К а т я. Очень просто. Петя перейдет ко мне, и будем жить.

Н е р о в н я. Что-о? Да вы с ума сошли, Катя? С какой радости Петро к вам в примаки пойдет? Что у него, своей хаты нет, хозяйства? Бобыль он, по-вашему? Да он у меня лучший табунщик, если хотите знать! И к вам ему идти не приходится! Ударьте вы меня, Катя, по моей боевой щеке — легче будет! Это ж позор для нас, понимаете! (Петру.) Я тебе говорил… Вот он, Кошелев фугас!

К о ш е л ь. Никакой не фугас. Я о молодых забочусь.

Н е р о в н я. Заботишься! О колхозном доходе ты заботишься, а любовью не дорожишь!

П е т р о. Нельзя так, Катя. Порядок такой в жизни. Самостоятельному человеку к дивчине переходить совестно.

К а т я. А кто его устанавливал, такой порядок? Эх, ты! Говорил, что за мной в огонь и в воду, а трех километров не можешь пройти.

Н е р о в н я (Кошелю). Чего ты волынку затеял, Илья? Хороший парень берет хорошую дивчину…

К а т я. А я сказала, что не имеет права меня брать!

Н е р о в н я. Я хотел сказать — девушка берет парня, парень выходит замуж за девушку… (Запутался.) Тьфу! Бодай вас черт!

К о ш е л ь. Правильно. И переходит к ней в колхоз. Мне что? Я гляжу, чтоб молодым было как лучше.

Н е р о в н я. Ага! Так лучше, значит, у тебя?

К о ш е л ь. Да!

Н е р о в н я. А мы, значит, хуже?

К о ш е л ь. Это ж известный факт.

Неровня от гнева почти задохся.

Н е р о в н я. Это ты… ты говоришь? Телячий конник. Да ты еще в армии коня трусил, как черт ладана! А теперь коровами погоняешь!

К о ш е л ь. А кто именное оружие имеет?

П е т р о. А кто нынче двадцать коней поставил на ремонт в Красную Армию? Вам на таких и во сне не ездить, товарищ Кошель! Кто благодарность имеет от командования?

К о ш е л ь. А мы от Наркомзема.

Н е р о в н я. Нет, вы послушайте только: мы хуже! Да ты знаешь, что я с самим Буденным по телеграфу беседую! Да ты знаешь, что мы Семен Михайловичу диковинного жеребца готовим под седло! К ним идти! Эка выдумали!

К а т я. А что это позор — к нам? Имя мое, фамилия неизвестная? Прочитайте, коли так, в газете «Известия». Не я к тебе, а ты ко мне, слышишь?

П а л а г а (кричит). Чего вы мне голову морочите! Стою, как дура, и ничего не понимаю. Кто идет, куда идет…

Н е р о в н я. Мы ни перед чем не остановимся, Катя. Мы вам комнату голубой краской выкрасим, аккурат под небо…

К о ш е л ь. Прежде чем на небо лезть, клуб дострой!

П е т р о (Кате). Я тебя буду на руках носить! В каждом доме будешь дорогой гостьей! У нас ребята славные, живем весело, танцуем часто. А уж работаем как…

Н е р о в н я. Сто один процент с половиной ежедневно на работе!

К о ш е л ь. Сто один с половиной! Это ты Безуглого за полтора считаешь?

Пауза.

Н е р о в н я (разом остыл). Насчет Безуглого правильно — плох. (С жаром.) А что я с ним сделаю, с Митрофаном? Да за что наказанье такое на меня? Ты думаешь, я над ним не потел? Кривое полено в поленницу не уложишь. Выкинуть его надо — и все.

К о ш е л ь. У хорошего хозяина всякое добро к месту. У меня вот таких, как Безуглый, нет и не будет…

Пауза.

П а л а г а. Илья Парфеныч…

К о ш е л ь. Обожди. (Неровне.) Так вот, прежде чем наших девчат сватать, сделай, Сёма, порядок у себя. Тогда сами побегут, не удержишь. А для тебя, Петя, имей в виду, у нас и почет и уважение. Подумай.

Пауза.

Н е р о в н я. Пойдем, Петя… (Медленно.) Когда стояли мы фронтом в местечке Корсунь, от игры своего ума — в рояль я пива, извините, налил и тем самым дорогой инструмент испортил. Перед строем бойцов выставили меня на позор и в боевой газетке «Красный воин» опубликовали. Стыдно было мне. В двадцать седьмом году выговор мне закатили по партлинии — срам, некуда деться. Но такого сраму, чтоб в мой колхоз девчата замуж не шли, в жизни моей не бывало, и этот позор смоем в ближайшие дни. Смоем, Петя! (Вполголоса.) Петя!

П е т р о (вполголоса). Не зря я боялся.

Н е р о в н я. Затем до свиданья. Первый раз сватом был. Извините, если что не так. (Идет к двери.)

К а т я. Больно мне, Петр, за твое упорство. (Неожиданно целует его.) Буду ждать тебя, Петенька…

Все идут. Катя провожает их.

П а л а г а. Не пойму я ничего. По-старому плакать бы надо — не плачется. Радоваться если, так разве такие свадьбы бывают?

Из дедовой комнаты страшно барабанят в дверь.

З а н а в е с

КАРТИНА ВТОРАЯ

Хата Петра. Дверь отворяется, входит  д е д  П а н т е л е й  в чекмене, грудь увешана медалями.

П а н т е л е й (осматривается). Нету, что ли? (Садится.) Не думалось перед смертью в Слободе побывать. Эх, Федоска Гарбуз… Не человек был — поперечина… Да и я тут, кажись, тогда добре управился: наличники порубал шашкой и стекла повыбивал вдребезги… Вот и мета еще осталась… А время пришло, к внуку его пришел просить, как нищий на паперти. На, скажу… (Хватает медали на груди.) Бери и серебряные, и золотые. За Игруна медаль и за Стрелку медаль, за Бодрого медаль и за Борца медаль… Тысячные кони, первые призы в Санкт-Петербурге на скачках атаманского лейб-гвардии полка. «Чьих табунов кони?» — спрашивают. «Общественных табунов Ермаковской станицы…» — «Кто табунщик?» — «Ермаков Пантелей…» Да ни к чему мне они теперь, все равно валяюсь без толку. Только Катя осталась — медаль самая драгоценная… Да и ту хотят оторвать от груди… На, скажу, хохол проклятый, желаешь, на колени стану, гляди на мое унижение, возьми все, что есть, отойди только от Катьки, дитё пожалей. (Пауза.) И где ж он? (Смотрит в окно.) Тьфу! Идет, да не один. Не хочу свой позор людям показывать. (Ищет место, куда бы спрятаться. Прячется за занавеску.)

Входит  Н е р о в н я.

Н е р о в н я (один). Дело на мази. (Пишет что-то на бумаге, говорит.) Ты еще зелен, Петька. Не знаешь, что нужно твоей Кате… Маленькая! Катя дивчина масштабов больших. Полчаса только сейчас с ней побеседовал в секретном порядке — и уже вижу, в чем дело. Хочет учиться, а Илья, как видно, не пускает. Боится мировой славы лишиться. Ладно! Тогда мы о тебе позаботимся, Катя! Сама увидишь, где лучше — в Ермаковке или у нас, в Слободе. В райкоме поддержат. Надо продвигать кадры. Заимеем мы своего студента… (Запечатывает конверт.) А ты, Илья, пострадаешь за свою скаредность!

Входит  П е т р о.

Ну чего ты? Такой день у нас, а ты туча тучей. Брось, говорю, Катя будет наша.

П е т р о. Колхозники хлеб везут по домам, радуются люди. (Вынимает какую-то бумажку, разглядывает.) Всё в этой бумажке. Если по-старому — я первый богач. Если по-старому — любой дивчине лестно в мой дом зайти… Что я могу? Я все могу. Захочу — обоями хату оклею, захочу — коврами пол устелю, захочу — оркестр найму в городе и пойду к Кате в Ермаковку песни играть под окном. Все могу, и все это лишнее. Может, зря я сразу не согласился? Не все ли равно, где жить?

Н е р о в н я. Ты что, с умом, а честь где?

П е т р о. Не знаю. (Пауза.) Глаза ее вижу перед собой, и губки красные, и волосы кудреватые. (Нежно.) Маленькая…

Н е р о в н я (передразнивая). «Маленькая»! Ты вот раскис от любовной тоски, а я за тебя возы ворочаю. Только что в Ермаковке был.

П е т р о (встрепенулся). Видел?

Н е р о в н я. Поклончик прислала. Скажу тебе коротко. Потерпи, Петя. Дело мужское, но потерпи. Катя будет наша!

П е т р о. Как?

В хату осторожно просовывается какая-то фигура, не то женщина, не то мужчина. Большая шуба до пят, голова в платке. Увидев Неровню, фигура быстро прячется назад.

Н е р о в н я. Кто такой? Кто такой? (Бежит за ней.)

Пауза.

П е т р о. Душа не на месте.

Пауза. Вторгается  М о т ы л и х а.

М о т ы л и х а (Петру). Председателя не бачил? Сил моих больше нема, не можу я терпеть такое надруганье над птицей! У всех бригадиров люди як люди, а мне — на тебе, боже, что нам не гоже… Я даже таких людей терпеть ненавижу! Так и заявляю: хучь я, хучь Митрофанька, а вдвоем…

П е т р о. Опять Безуглый? (Сжимает кулаки.) Я б таких… Какой черт его в колхоз занес? Стоит он теперь моему счастью поперек дороги!

М о т ы л и х а (подпирает руками бока). А ты-то уж хорош… Гарный хлопец! Каждая сучка вякает, як тебя в казаках обидели… Чего полез к ним? Своих девчат мало? Казали люди, по-всякому болтали: и живем грязно, и веселья не маем, и нема знать что… Бабы наши расстервенились, кажут, до одной хаты пройдем, каждую былиночку языком вылижем, а потом до них, на проверку… (Оглядывается.) А ты что из хаты зробил?

П е т р о. Тетка Гапа, да помолчите вы хоть трошки, в ушах звенит. И вообще — моя женитьба касается только до меня.

М о т ы л и х а. Як это «помолчи»? Не бреши, хлопец. Упирается девка, для тебя обидно, а для нас еще больней. Это ж все одно что вывеску нашу «Червоная слободка» дегтем заляпать. Да мы ж за это горло перервем! И Тит-бахчевник, и Марья Миронченко с Метефе, и Панас-свинарь, всех бачила, все в один голос: докажем, что есть в нас сила, есть у нас порядок и честь не затуманилась! (Подтыкает юбки.) Хату прибери, пока бабы не дошли. Стыдно будет. (Начинает яростно прибираться.) Ну, к кому ты пошел, несмысель? Хотя бы меня попытал, я твоей покойной матке кума и лучшая советчица была! Это же сама вредная природа — Ермаковых семя! От века такие: пуп голый, а нос кверху — я казак! Тьфу! Ай забыл ты, что через деда Пантюшку, колдуна проклятого, дед твой Федос Маркович помер до срока, Колдун Пантюшка, каждый пес знает, что колдун… Мне бы до него добраться, я б ему мослы поскоблила… Я бы ему… (Приближается в уборке к занавеске.) Я бы ему… (Хватается за занавеску, скрывающую деда.) Пыли, пыли сколько… (Встряхивает, хочет отдернуть занавеску.)

Вбегает  Н е р о в н я.

Н е р о в н я. Фигуры здесь не было?

П е т р о. Какой фигуры?

Н е р о в н я. Подозрительной. Гонялся, гонялся. Утекла.

М о т ы л и х а. Тебя-то мне и треба! Сымай меня с курей, председатель!

Н е р о в н я. Не надрывай голоса, теточка. Что стряслось?

М о т ы л и х а. Кого ты мне на работу поставил?

Н е р о в н я. Неужели Безуглый?

М о т ы л и х а (Неровне). Возьми своего Митрофаньку заместо статуя в кабинет, а мне он без надобности!

Н е р о в н я. Я с ним тогда по-военному, бодай его черт! Раз, два: чи с нами, чи напротив нас — кончено!

М о т ы л и х а. Цыплят бросил без корму, яиц не собрал, соломы не привез, баяниста нанял и ходит из хаты в хату.

П е т р о. Семен Иванович! Долго будем терпеть?

Н е р о в н я. Идем, Мотылиха, идем сейчас же… Перехватим по дороге, а то если кто увидит из ермаковцев, не оберешься сраму. Идем, я с ним поговорю… (Уходит. На ходу.) Что это за подозрительная фигура?

П е т р о. Черт! (Стукает кулаком.)

Пауза. Втискивается та же  с т р а н н а я  л и ч н о с т ь.

Что сейчас Катя делает? Вдруг другому улыбается? Вдруг про меня забыла?.. Сверлит в сердце…

Фигура разворачивает платок, снимает шапку, оглядывается. Это  К о ш е л ь.

Илья Парфеныч?

К о ш е л ь. Тсс… Не удивляйся, Петя. Я к тебе в секретном виде. Официально меня нет. (Шепчет.) Вижу, грустный ты ходишь. Не хватает тебе чего-то в жизни. Переходи к нам — все предоставим. Хата мала — хату отдельную дадим и при ней сад громадный, и вишни в саду, и пчелы. Выйдешь весной в сад с молодой хозяйкой, соловьи заливаются в леваде. (Пытается изобразить щелканье соловьев, сладко зажмуривая глаза.) Говори, что хочешь?

П е т р о. Соловьи и у нас поют.

К о ш е л ь. Какое есть желание — выполним, не постоим. Захочешь в район поехать — велосипед приготовим, по Донцу кататься — лодку…

П е т р о. Это и я могу. (Вынимает бумажку.) Видишь, Илья Парфеныч, квитанция, по ней я и соловьев получу, и вишни, и костюм хороший — все, что захочу. Четыреста пудов весит бумажка… (Подбрасывает ее на воздух.) И ждет все это добро хозяйку к себе, да, видно, у той хозяйки своего добра хватает. Тяжело стронуться с места. Или я слишком низок для нее. Вот если бы я был большой специалист, хотя бы старший зоотехник. Когда выполню я свою мечту, тогда…

К о ш е л ь (быстро). А какая мечта?

П е т р о. Сам знаешь, Илья Парфеныч. Батька мой из-за чего погиб? Из-за коня. Был в разведке, к своим ехал, а тут разъезд польский. Батька по коню, а конь на пятой версте пристал — и ни с места. Вот, понимаешь, хочу я конской природой овладать. Мечтаю: соберу со всех концов земли самые лучшие породы коней. Я ведь читал, знаю. Ахалтекинца, драгоценную лошадь, кабардинцев, что по горам лазают, английских, что на скачках призы берут, наших, донских, и в Сибири, говорят, очень выносливые кони. И хочу я так их кровь помешать, чтобы вывести из лучших самую лучшую породу. И когда скажет Семен Михайлович Буденный: «Конники, ко мне!» — поскачу и я вместе с буденновцами, и кони наши нигде не пристанут, а быстрей ветра будут летать!

К о ш е л ь. Даешь, Петька! И мы, старые бойцы, не отстанем. (Быстро соображает.) Значит, учиться хочешь? Хорошее дело! Надейся на нас… Выхлопочем тебе путевочку, Петя…

За сценой слышен шум.

(Заметался.) Сюда идут… Меня официально нет. (Надевает свою шубу, платок и шапку.) Никому… Тсс!.. (Хочет проскользнуть в дверь.)

За сценой голос: «Играй, друг, на умеренных нотах». Входит  Б е з у г л ы й.

Б е з у г л ы й (становясь на колени). Простите, если в чем согрешил. Подряд нынче каюсь.

За ним следом в хату вторгаются  Н е р о в н я  и  М о т ы л и х а.

К о ш е л ь (в сторону). Попался. (Сбрасывает платок и шапку.)

Н е р о в н я (остолбенел). Кошель? Безуглый? Зарезали без ножа! Опозорились!

Б е з у г л ы й. Товарищи передовики, знатные люди, простите. (Кланяется в ноги.)

К о ш е л ь (похлопал Неровню по плечу). Сочувствую тебе, Сёма! Мало у тебя порядка! Ну, пока! (Торжественно выходит. Про себя.) Теперь в район, отхлопочем Пете командировку.

М о т ы л и х а. Ты зачем дело бросил, шут гороховый!

Н е р о в н я. Помолчи, тетка! (Безуглому.) Встань ты, Митрофан Моисеич. Встань ты, пожалуйста! (Хватается за голову.)

Б е з у г л ы й. Отягчен своими злодействами, Семен Иванович, и, кроме того, вровень с вами стать мне невозможно, когда я тля и ничтожество вообще.

Н е р о в н я (свирепея). Встань, бодай тебя черт!

П е т р о (сжимая кулаки). Ты… ты… что делаешь?

Б е з у г л ы й (вынимает стаканчик). А ты еще ничего не знаешь, Петя? Нам с тобой выпить надо по одному случаю.

П е т р о (выбивая стаканчик). С такими не пью! Нет у меня для тебя привета! (Убегает.)

М о т ы л и х а (указывая на Безуглого). Ну разве можно такую фигуру в птичник пускать?

Н е р о в н я. Зачем убиваешь себя посредством алкоголя, Митрофан?

Б е з у г л ы й. Специальность меня губит, Семен Иваныч.

Н е р о в н я. Что ты мне специальность тычешь? Раз нужно для дела, их десяток сменишь! Возьми меня, — куда партия бросит, там и я. Я в тебе человека жалею, а не бывшую твою специальность. Трепался ты по свету достаточно. Надо в колхозе работать, Митрофан. Давал я тебе выход?

Б е з у г л ы й. Узкий он. Не протиснешься.

М о т ы л и х а. Тебе ж колхозную продукцию доверили.

Б е з у г л ы й. Это каждый может.

М о т ы л и х а. Каждый?

Н е р о в н я (берет Мотылиху за плечи). Не мешай моей политике, тетка. Помолчи хоть каплю.

М о т ы л и х а. Як это «помолчи»! (Отбиваясь, наступает на Митрофана.) Каждый? Да ты знаешь, непутевый, что я каждую курицу, як свою дочь, знаю! Только взойду на ферму и уж слышу, кто о чем кричит, чего просит. Тебя поставь, так у тебя в очах забелеет, все ж они, курочки, одинаковые, як снег. Ты передо мной — тьфу, а я перед тобой — полный научный работник: я три месяца в городе училась, даром что мне пятьдесят. Богомаз паршивый! Из-за тебя про нас слава худая!

Б е з у г л ы й. Совершенно правильно. Презренный человек. Помогал попам народ околпачивать. А только знаете что? (Наклоняясь к окну.) Чего затих, музыкант? Играй, деньги заплачены. (Обращаясь ко всем.) Не выйдет из меня курощупа и свинаря, пожалуй, не выйдет!

М о т ы л и х а. Пьяница!

Н е р о в н я. Вот вредная ты язва! Помолчи, говорю!

Б е з у г л ы й. Пью на свои, а почему пью — вопрос особый. Я, может быть, такой же гордый, как вы, а вы в моем мастерстве не нуждаетесь.

М о т ы л и х а (визжит). Таких мастеров — пучок пятачок!

Б е з у г л ы й. Врешь, курячий ты профессор! Таких, как я, только трое было!

Н е р о в н я (хватает Мотылиху и тащит к выходу). Сдержи свой характер и вытряхивайся без остатка! Одурила ты меня своим языком. (Возвращается.) Заболел с вами. Честное слово, заболел. (Усаживается.) Ты на нее не обижайся. Бабские нервы что гнилая веревка. Так вот, еще раз обращаюсь к тебе, Митрофан Моисеич, жалеючи твое безобразное состояние. Так долго не протянешь. Подтяни повод, не вылезай из строя. Хочешь, сторожем назначим при правлении. Работа тихая. Человек ты одинокий, получишь пятьдесят сотых в день. Поработай хоть две недельки спокойно, пока Петра не оженим. Упрекают нас из-за тебя. Председатель ермаковский, Илья Кошель, все глаза выел.

Б е з у г л ы й. Кошель? (Кричит музыканту.) Нажимай на басы, музыкант, громче! (Наливает в стаканчик.) Выпьем, Семен Иванович, за расставанье. Спасибо, пожалел ты меня. Но мне жалость ваша и гордость в равной мере надоели. Ухожу от вас.

Н е р о в н я (поражен, радостно). Уходишь?

Б е з у г л ы й. Созрел я для женитьбы, Семен Иваныч. (Опрокидывая стакан.) К Ермаковой Пелагее Герасимовне припадаю, как путник усталый к целебному источнику. Будем живы! (Уходит под звуки баяна.)

Н е р о в н я (обалдело подымает стакан). Твое здоровьечко, Митрофан Моисеевич! Скатертью дорожка! (Вдруг начинает хохотать.) Ах, вошь тебя за ногу! Вот так номер!

Из-за занавески слышен неистовый храп. Неровня бросается к ней, отдергивает. В мирной позе спит дед Пантелей; медали на его груди сияют.

З а н а в е с

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Хата Ермаковых. П а л а г а,  К а т я,  Б е з у г л ы й. Безуглый пристраивает к стене какую-то икону.

К а т я. Не дам хату поганить! (Бросается, срывает икону со стены, швыряет к порогу.) Вот ей место.

Б е з у г л ы й (обтирает с иконы пыль). Мешает?

К а т я. Мешает! Мало того, что опозорились мы перед всеми, так еще богов не хватало, на наше горе!

Б е з у г л ы й (Палаге). Паша, скажи, кто я у вас? Старший помощник младшего подметалы? Прав я лишенный в вашей семье?

Палага молчит.

(Кате.) Боги здесь ни при чем. Это самая для меня дорогая вещь, Катенька…

К а т я. Я вам не Катенька! Меня Катя зовут!

Б е з у г л ы й. Катя для вас будет слишком грубо. А иконку эту писал я на заказ первеющему богатею, коммерции советнику Парамонову, — может, слышали? Хозяин наш день и ночь надо мной ходил: сделай, Митрофан Моисеич, озолочу. И вот представьте такую картину: работаю я с усердием и совсем забыл, что работаю, кому потрафляю. Играют передо мною ясные краски, рука будто бы на крылышках над доской летает, и в каждой жилочке трепет. Кончил, посмотрел на свое художество — и все озарилось. Господи, думаю, неужели это я? И представилось мне тогда, будто богатырь я, великан и нет для меня никакого предела. И ушел я тогда от хозяина, и иконку с собой унес. Гляньте, неужели сердце у вас не радуется, Катенька?

Катя молчит.

Считаете низким со мной разговаривать? И откуда такая гордость? (Уходит.)

Катя молчит. Пауза.

П а л а г а. Не жалко тебе матери, Катя.

К а т я (вдруг рыдает). Зачем насмеялась надо мной, мама? Зачем себе жизнь загубила вконец? С таким и из хаты совестно показаться… А ведь наша фамилия всему Союзу известна.

П а л а г а (гладит ее). Ты, дочка, еще молодая… Всего женского не знаешь. Бабе трудно без мужика. Холодная постель хуже могилы, не дай тебе бог узнать. Мне с молодых лет любовь поломали, муж в земле лежит, зарубленный… Терпела, терпела, зато теперь поживу как хочется!

К а т я. Неужели другого не нашлось?

П а л а г а. Ты же Петра выбрала, не другого…

К а т я. Так я ж люблю его, а ты?..

П а л а г а. Мать об этом спрашивать не годится. Совестно.

К а т я. Нет, ты скажи: любишь? Пьяницу, бездельника?

П а л а г а (тихо). Жалею я его.

К а т я. Мама, да пойми ты: мы же первые люди на хуторе! О нас с тобой в газете пишут… Так не имеем мы права свою знатность ронять, связываться с кем попало. Честь соблюдай, мать!

П а л а г а. Моя такая честь: что хочу, то и делаю. Сама себе хозяйка. Захочу — последнего нищего приведу — небось прокормлю, не погнусь! Ты вот телка пятиногого пожалела, а к человеку без внимания.

К а т я. Человек? Сметьё позалетошнее!

П а л а г а (вскочила). Молчи! Права большие взяла! Я твоего Петра не хаю, так и ты моего Митрофана не трожь!

Пауза.

К а т я. На что тебе любовь, мама? Твоя жизнь прожитая! А у нас с Петей сынишка будет. Внучка будешь качать.

П а л а г а. Одной рукой внучка покачаю, а другой мужа приласкаю. Рук хватит, дочка! Одну жизнь прожила, другую начну!

К а т я. Тогда прощай. Никогда головы не опускала, а теперь согнусь пониже и, как мышь, поползу, чтоб никто не видел…

П а л а г а. Куда?

К а т я. К Петру, в «Червоную слободку»… (Одевается.) Теперь нам гордиться нечего. (Идет к двери.) За сундуком Петра пришлю.

П а л а г а. Совсем уходишь? Без свадьбы?

К а т я. Не надо мне никаких свадеб!

П а л а г а. Да что ты, дочка… Да разве ж мыслимое это дело… Раз в жизни такое бывает, — как же не погулять, приданым не погордиться. Я ж еще и не собирала ничего, и Митрофан сундук еще не приладил.

К а т я. Нет уж, спасибо! Какая тут гордость! Сегодня же пришлю Петра за сундуком. Уложи вещи. (Убегает.)

П а л а г а. Катя! (Бежит вслед.) Ушла… (Медленно идет к столу, подпирает руками лицо, сидит, на глаза ей попадается какая-то бумага из числа лежащих на столе. Медленно читает.) «Выписка из протокола ячейки ВЛКСМ колхоза «Новая Ермаковка». Слушали про несчастный брак знатной женщины колхоза П. Г. Ермаковой, матери члена ВЛКСМ Кати Ермаковой, знатной девушки колхоза так же самое. Постановили: принять к сведению и сожалению и обеспечить переход Катиного отчима на рельсы…»

Входит  Б е з у г л ы й  со стаканом в руке.

(Вздыхает.) Ушла Катя. В Слободку ушла, к Петру Гарбузёнку.

Б е з у г л ы й. Не сошлась характером барышня. Может, мне лучше уйти, Паша? Очень народ пошел колючий.

П а л а г а. Куда ты уйдешь, горемыка? Кому ты, кроме меня, нужен? Справил сундук?

Б е з у г л ы й. Только-только кончил. Сохнет.

П а л а г а. Люди смеются, Митроша. Хозяину на час работы, а ты три дня просидел.

Б е з у г л ы й. Люди смеются, когда ничего не понимают.

П а л а г а (целует). Болезный ты мой… дурачок… (Выходит.)

Б е з у г л ы й (выпивает стаканчик). Ваше здоровье, Митрофан Моисеич, гордый человек! (Стучит в дверь.) Папаша! Старичок почтенный! Раздели со мной компанию!

Дверь отворяется, появляется  д е д  П а н т е л е й, несколько мгновений стоит, потом выразительно плюет и захлопывает дверь.

Тоже гордец! Казацкое благородие!

П а л а г а  возвращается, пытаясь втащить сундук.

П а л а г а. Что ж ты с сундуком сделал, Митроша? Такому сундуку в округе пары не подберешь! Сколько живу, не видала такой вещи… У панов и то таких не было!.. Такой и за полтыщи не купишь!

Б е з у г л ы й. Это так. Баловство моего воображения. Не более. (Наливает.)

П а л а г а. Не пей, Митроша.

Б е з у г л ы й. Я свой талант хороню, бесполезный в данной конъюнктуре. А только курощупа из меня не сделаете… Нет-с!

П а л а г а. Митроша, а я тебя не заставляю. Я нынче заработала много. На тебя хватит. А дальше еще больше заработаю.

Б е з у г л ы й. Ты будешь работать, а я на печке лежать, наподобие инвалида первой категории? (Рывком втаскивает сундук на середину хаты.) Душа моя по краскам стосковалась, Паша, только специальность моя ненужная в колхозе. Вам свинарь нужен, телятник. А я что? Ну, сундук разукрасил, могу горшки размалевать, стены в комнате разделаю в скором времени. Только с вашей точки мировоззрения это пустяк! А я от потолка бордюр пустил бы виноградными листьями, а из-под них лимоны, апельсины и ананасы. За окном, скажем, пурга, заметь или дождь льет, а у нас в хате жаркая Африка, и веселится душа. Я тебе, Паша, буфет сделаю под пещеру, согласно подлинника «Искушение святого Антония в Фиваиде», и оттуда львы будут щериться… рычать будут львы!

П а л а г а. Сделай, Митроша, цветы. А львов не нужно. Они в хозяйстве бесполезные.

Б е з у г л ы й. Вот и я вроде льва, бесполезен в хозяйстве. (Наливает стаканчик.) Выпьем, Митрофан Моисеич, лев, рыкающий в пустыне!

П а л а г а. Не пей, Митрошенька… Не пей… Оставь свою гордость. Покорись!

Б е з у г л ы й. Нет-с! Ты вот в бригаде первая, и дочь твоя такая. Думаете, вы самый высокий народ и все вам известно! А знаешь, как нужно грунт приготовить, чтоб краска не трескалась, чтоб горела она, как живая?

На пороге появляется  К о ш е л ь, увидел Безуглого, отшатнулся.

А знаешь ли ты… (Увидел Кошеля, запнулся.) Товарищу председателю! (Пододвигает стул.) Обедать с нами…

К о ш е л ь (бессильно опускается на лавку). Только на день в район отлучился! (Пауза. Медленно.) Что ж мы с тобой будем делать, Митрофан Моисеич? Горючего ты потребляешь достаточно… Может быть, пахать нам будешь заместо трактора?

П а л а г а. Илья Парфеныч, ходите со мной на минутку!

Выходят.

К о ш е л ь (на ходу). Подвела ты меня, баба… Нас всех подвела. В твои годы любовь — все равно как стихийное бедствие.

Ушли.

Б е з у г л ы й. Ирония, вроде насмешки… (Пожал плечами.) Пожалуйста!

К о ш е л ь  и  П а л а г а  входят обратно.

К о ш е л ь. Твоя работа? (Кивает на сундук.)

Б е з у г л ы й. Допустим, моя.

К о ш е л ь. Сделано прилично. Что ты еще можешь?

Б е з у г л ы й. Это смотря для кого. (Подтаскивает Кошеля к окну.) Видишь?

К о ш е л ь. Вижу.

Б е з у г л ы й. Что?

К о ш е л ь. Улицу вижу, и такая неладная улица, скажу открыто. Понатыкали наши казаки свои хаты совершенно зря, и сугробов до черта. Не расчищают. А вот в Слободке улицы широкие.

Б е з у г л ы й. А выше?

К о ш е л ь. У Козла труба развалилась на крыше. Говорил ему, гультаю, не раз — почини. Колхоз когда-нибудь спалит, и вид неаккуратный.

Б е з у г л ы й. А ты выше крыши взгляни.

К о ш е л ь. Там и смотреть нечего, там небо.

Б е з у г л ы й. Как так смотреть нечего? Это ж и есть самая красота! Вот солнце, как колесница золотая, медленно совершает путь свой, вот звездочки нежные загораются, вот месяц на воде бриллианты свои рассыпал. Я в небесных делах толк понимаю. Писал и облака Саваофу, и звезды для Марии Египетской писал. Обещали когда-то нам в небесах полный паек и приличную квартиру, только сперва помереть нужно было для этого удовольствия, а теперь пришло время небо скопировать на землю, чтоб так же красиво было, от подвала до крыши. И уж в этом, извините, я имею полную квалификацию. Кто краску в пух разотрет? Я! Кто киноварь с кроном смешает так, что жечь, как огонь, будет мой мазок? Я! Я звезды голыми руками схвачу и на твою тачанку кругом понацепляю. Луна у тебя будет вместо лампочки, а вместо потолка синь бесконечная! И будет у тебя в голове ясность, супруга твоя ребят красивых принесет, тебе на удивление, и сгинет от моего искусства таракан, клоп и тому подобная нечисть. Я все могу! Я, если захочу, майский сад из жизни устрою, небо спущу на землю для всенародного употребления, согласно трудодней. Я, может, силу такую же имею, как известный в древности художник Рафаэль! Только оцени меня, председатель!

К о ш е л ь. Стоимость твоя пятьдесят сотых в день. Если заслужишь — прибавим. Мастерство твое нам подходит.

Б е з у г л ы й (ошарашенно). Как?

К о ш е л ь. Будешь нашим колхозным живописцем. Украшай жизнь, Митрофан.

Б е з у г л ы й (хватает стакан). Председатель!!! Ты… меня… я… (Запутался.) За твое здоровье! (Вдруг останавливается.) Нет.

П а л а г а. Выпей, выпей, Митроша.

Безуглый ставит на стол стаканчик и убегает.

К о ш е л ь. Ну, Пелагея Герасимовна, напугала ты меня. Но теперь вижу, что не так страшно. Главное — подход. Если человек наш, каждому место найдем. А человек для нас будет очень выгодный.

П а л а г а (сияет). Он, знаете, сызмальства такой. Только много горя видел, а про то никто не знает.

К о ш е л ь. Я все знаю. Все ходы вижу наперед. Был в райкоме. Обещали путевку для Петра. Вот, ему скажем, лучшее твое желание получай из наших рук! Петька к нам перейдет. Катя будет с нами. И каждое лето в отпуск — гуляет у нас собственный студент! (Оглядывается.) А где же Катя?

П а л а г а. Поспорили мы с дочкой. К жениху ушла.

К о ш е л ь. Что-о-о? (Вскакивает.)

П а л а г а. В деда такая нравная. Фырк-фырк — и пошла. «Сегодня же, говорит, и Петра за вещами пришлю», а у меня не приготовлено ничего. Что делать, не знаю… Ой, заговорилась… Побегу скорей, соберу… (Убегает.)

К о ш е л ь (бежит за ней). Что ж ты молчала? Что ты наделала, дурная баба! Как посмела без меня отпустить мою лучшую ударницу! Так-то вы болеете за колхоз! Остановить! Вернуть!

На пороге появляется  П е т р о.

П е т р о. Здравствуйте!

К о ш е л ь (в сторону). Кончено… За приданым приехал… (Петру.) Ничего не выйдет у вас, товарищ Гарбуз. Этот шаг опрометчивый, и его нужно исправить…

П е т р о (пятится). Я думал…

К о ш е л ь (запальчиво). Индюк тоже думал!

П е т р о. Да чего вы ругаетесь?

К о ш е л ь. Целовать прикажешь?

П е т р о. Я в ваших поцелуях не нуждаюсь. (Оглядывается.) Где Катя?

К о ш е л ь. Как — где Катя? (Вытирает пот.) Да что ж ты насмехаешься надо мною, молокосос!

П е т р о. Я извиняюсь, товарищ Кошель, но такой встречи не ожидал. Я жить к вам пришел, а вы… (Идет к двери.) Где Катя?

К о ш е л ь. Жить! (Про себя.) Так он еще ничего не знает… (Бежит за Петром, хватает его в объятия.) Петенька, голубчик! Давай мы с тобой расцелуемся! (Обнимает в конец растерявшегося Петра.)

П е т р о (вырывается). Ничего не понимаю. Я попросту, товарищ Кошель. Пока у нас Безуглый, первыми не будем. Терпеть мне дальше невозможно. Безуглый не уходит — я ушел.

П а л а г а  с  Б е з у г л ы м  вносят Катины вещи.

П а л а г а. Петро? Уже здесь?

П е т р о (отшатываясь). Дядька Митрофан?

Б е з у г л ы й. Он самый. (Церемонно подает руку.) С приездом, наш дорогой и любимый зятек!

П е т р о. Зятек? (Совершенно ошарашенный, опускается на лавку.)

П а л а г а (суетится). Мы сейчас, Петр Филиппович, вас не задержим…

К о ш е л ь (Палаге). Тсс… (Мигает Безуглому.) Пст… (Петру.) Ты не смущайся, Петя… Это он так… Вот и Катя сейчас придет, она на ферме. Ты пока посиди, газетку почитай. Тут статейка интересная. Понимаешь, с одной стороны — Англия, с другой стороны — Франция. (Отзывает Палагу.) Бросай свое барахло, скачем вместе в Слободку, привезем Катю… (Безуглому.) Ты, Митрофан Моисеич, за женихом посмотри. Ни в коем случае не выпускай его из комнаты до нашего приезда.

Б е з у г л ы й (понимающе мигает). Полная гарантия!

К о ш е л ь (Петру). Я сейчас, Петя. (Выбегает. Палаге.) Скорей!

П е т р о (Палаге). Где Катя? Куда вы собрались?

Б е з у г л ы й (делает знак Палаге). Тсс…

П а л а г а (не замечая). Не спрашивай, Петр Филиппович… Ничего сама не разберу… За Катей едем, в Слободку… (Убегает.)

П е т р о. Она там? (Молча бросается вслед.)

Безуглый закрывает дверь на крючок.

Пусти!

Б е з у г л ы й. Куда тебе торопиться? Сядь аккуратно, поговорим на разную тематику жизни.

П е т р о (рвется). Пусти! Пьяница! Черт!

Б е з у г л ы й. Извиняюсь! Я тебе не черт, а тестюшка. Впрочем, можешь меня называть без церемоний, попросту — папашей. Это мне даже приятней.

П е т р о. Мерин бесхвостый тебе зять! Пусти, а то толкану.

Б е з у г л ы й. До чего нынче пошел вежливый жених! Поцелуемся на радостях, зять наш и сын возлюбленный! (Бросается к Петру, обнимает его.)

Петро вырывается. Они борются, натыкаются на стоящий посередине сундук. В дверях показывается  д е д  П а н т е л е й  с батогом в руке, некоторое время смотрит на драку, потом неожиданно взмахивает батогом. Безуглый падает в сундук, за ним от второго удара — Петро. Прихлопнув их крышкой, дед садится на сундук.

Д е д  П а н т е л е й (с тоской). Господи! Когда ты казака пошлешь моей внучке!

З а н а в е с

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Хата Петра. Виден кусок сеней. Входит  К а т я.

К а т я. Петя! (Оглядывается.) Опять нет! И в правлении была, никто ничего не знает. Хорошо, председатель обещался за вещами съездить. Где же Петро? Пришла — как украла что-нибудь… Ух, как у меня в сердце кипит, даже в руках зудит… Хоть бы заняться чем! (Начинает прибирать в хате.)

Вбегает  М о т ы л и х а.

М о т ы л и х а. Якая такая принцесса, подывыться треба. А то ревут наши девчата в голос: за казачкой, кажут, погнался Петрусь, своими гребует. (Смотрит.) Дуже дробненькая ты, девочка, як тая коза. А спеси на целого вола хватит. Пришла-таки, удобрилась. Мы не гордые, а только за Петруську обидно. Ты, девочка, свою казацкую выходку кинь. Дурная это выходка. Не то время!

Катя молчит.

(Мотылиха оглядывается.) А где же приданое твое? У нас девки по три сундука наготовили, а с тебя, по твоей гордости, пять треба. Когда ж свадьбу сгуляем? Я стара-стара, а попляшу чище молодой. У каждого в хате погостюете. Петрусь наш сиротинка, ухлопали батьку его ваши казаки, вот и гордись… Что ж ты молчишь, ай жалко на меня слово стратить?

В дверях показываются  К о ш е л ь  и  П а л а г а.

К о ш е л ь. Здравствуйте! (Мотылихе.) Бабка, выйди на минутку.

М о т ы л и х а. С какой это радости?

К а т я. Знаю, зачем вы приехали. Ничего не выйдет.

П а л а г а. Говорила: «Куда идешь?» Не послушала матери, ан по-моему вышло…

К а т я. Ты уж помолчи, мама. Из-за тебя вся беда.

П а л а г а. А вот не помолчу! Что у тебя за мода мать презирать? Да ты знаешь, что отчим твой…

К о ш е л ь (Мотылихе). Ты бы вышла, бабуся. Семейный разговор.

М о т ы л и х а. А вот не выйду.

К о ш е л ь. Тьфу!.. (Кате.) Ну, Катя, почудила, и хватит. Собирайся, поедем домой.

М о т ы л и х а. Как это домой? А ну, гостики незваные, геть с хаты. Не с добром вы приехали!

К а т я. Я домой не поеду!

К о ш е л ь. Ты к Петру пришла?

К а т я. Да.

К о ш е л ь. А Петро…

Слышен шум. Н е р о в н я  с  д е д о м  П а н т е л е е м  вволакивают сундук.

Н е р о в н я. Спасибо за службу, дед! (Похлопывает его по плечу.)

Дед увидел Катю, отскакивает как ужаленный.

П а н т е л е й (Кате). Ты… ты… здесь? (Волочит сундук обратно к выходу.)

Н е р о в н я. Куда? Куда? Здесь ему самое место! Понимаешь, Катя, только собрался съездить за твоим приданым, гляжу, дед Пантелей пыхтит и санки прет на третьей скорости. (Деду.) Любишь ты, дедушка, внучку свою без меры. Но мог бы в правлении лошадь попросить. А за приданое похвалить надо, Пелагея Герасимовна. Из такого сундука памятник можно сделать!

К о ш е л ь (посмеиваясь). Так и поставь его, Сёма, посредь площади и гляди каждый день. Это нашего колхозного живописца работа, Митрофана Моисеича Безуглого!

Н е р о в н я (смотрит). Безуглого?

П а л а г а. Моего мужа.

М о т ы л и х а. Митрофаньки? Нема цены такой скрыне. (Разглядывает, ощупывает сундук.)

Пантелей решительно хватает сундук и волочит к двери.

Куда? Куда? (Хватает его.)

П а н т е л е й. Иди домой, Катька! Тогда оставлю сундук.

М о т ы л и х а. Який такой новый закон? Невеста здесь, а приданое в поле?

К о ш е л ь. Она и так поедет сейчас с нами (посмеивается), если узнает.

П а н т е л е й (грозно Кате). Не поедешь?!

Н е р о в н я. Не слушай ты их, Катя. Не ходи никуда. А твоя, дед, политика мне непонятна! (Кричит.) Брось сундук, бодай тебя бог!

К а т я. Не тронь, дед, мои это вещи…

П а н т е л е й. Не пойдешь? Так сиди на своем приданом! Только протухнет оно, пока до него доберешься! (Показывает всем ключ и скрывается. На ходу.) Подохну я от твоих дел, Катя, до срока. (Скрылся.)

Н е р о в н я (бросился было вслед, потом выразительно стучит себе по лбу). Ладно! Коваль откроет.

М о т ы л и х а (любопытно). Зови коваля. По такому сундуку и приданое должно быть як у богатых.

П а л а г а. Да пустой он совершенно. А чего сюда его дед притащил — не пойму.

Н е р о в н я. Пустой? Не скромничай, тетка… Попробуй подыми! (Обнимает Катю.) Ну, Катюшка, дай я тебя поцелую от души. Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Поняла? Уважаю!

К о ш е л ь (с трудом сдерживая торжество). Ты поздравлять погоди. Жаль мне тебя, Сёма, но придется тебе сундучок назад волочить.

Н е р о в н я. Маком!

К о ш е л ь. И невесту с сундучком отвези разом. Упустил женишка, Сёма… К нам пришел жить Петя, сейчас сидит, газетку читает. Как говорится, рыба ищет, где глубже, а человек…

Н е р о в н я (вспыхивает). Дурная это присказка, а тебе совестно, товарищ Кошель. Член партии, а врешь!

К о ш е л ь. А вот и нет! Подтверди, Палага.

П а л а г а. У нас Петя. Замучила ты его своим характером, Катя.

М о т ы л и х а. Брешешь, тетка!

П а л а г а. Сучка брешет, а не я!

М о т ы л и х а. От своего колхоза…

К о ш е л ь. Тебе, бабка, это не понятно? (Кричит ей, будто глухой.) Любовь, понимаешь!

К а т я. Не верю! Вы его не знаете! Он твердый парень, не тряпка!

К о ш е л ь (плюет). Вот и разбери девок! Тьфу! (Садится на лавку.) С Безуглым он сидит, ей-богу! Не веришь?

Г о л о с  и з  с у н д у к а. Пустите!

Все отшатываются.

П а л а г а. Ой, что это?

К о ш е л ь. Слышал?

Н е р о в н я. Это бабам, верно, помстилось…

Г о л о с  и з  с у н д у к а. Отоприте.

К а т я (бросается к сундуку, хочет открыть). Кто там?

Неровня и Кошель пробуют отбить замок.

Н е р о в н я (наклоняясь, кричит). Ключа нет! Слышите?

К о ш е л ь. Кто такой? Отвечай!

С л а б ы й  г о л о с  и з  с у н д у к а. Гвоздиком.

Н е р о в н я. Какой гвоздик?

С л а б ы й  г о л о с. Гвоздиком откройте.

К а т я. Сейчас… (Бросается куда-то в угол, достает гвоздик.)

М о т ы л и х а. Пантелеевы это штуки! Отвел нам глаза ключом, истинный бог — отвел.

Возятся с сундуком, ищут, чем бы открыть.

П а л а г а. Да я в него ничего не клала.

Неровня открывает крышку.

П а л а г а  и  М о т ы л и х а (отскакивают). Ой, страшно!..

Из сундука вылезает  Б е з у г л ы й.

Б е з у г л ы й (щупает голову). Вот так шишка. Нет ли у кого медного пятака для скорой помощи?

За ним из сундука вылезает  П е т р о.

М о т ы л и х а. Вот так приданое!

Немая сцена. Петро бросается к Кате, обнимает ее.

Н е р о в н я. Ну, теперь все ясно.

К о ш е л ь (отчаянно). Пропало наше дело!

Б е з у г л ы й. Дело только начинается, товарищ начальник! Петя, привет! (Посылает воздушный поцелуй, берет Палагу под руку.)

Уходят.

П а л а г а. Хочешь добра, убьешь бобра…

М о т ы л и х а. Вот так свадьба!..

Все уходят. Петро и Катя смотрят друг на друга, потом вместе смеются.

К а т я (уже серьезно). Так ты и взаправду у нас был?

П е т р о. Все бросил. Ничего не пожалел. Думаешь, легко было от Вихря уйти? Заржал, бедный, будто чувствовал что… Пошел, изболелось сердце… (Лицо его искажается от боли.)

К а т я (гладит его). Ну зачем так расстраиваешься, Петя?

П е т р о. Сапоги жмут. Новые обул, не разносились. (Берет Катю за руку.) Спасибо тебе, Катя.

К а т я. За что?

П е т р о. Рассудила, где тебе место… (Обнимает, берет на руки.) Подле мужа, жиночка моя дорогая!

К а т я (неожиданно). Пусти! (Становится на ноги.) Ты думаешь, что ты один такой заботливый? (Передразнивает.) «Нелегко было от Вихря отойти», — а что, мне своих телят легче бросить? Кто за ними присмотрит без меня?

П е т р о. Другие найдутся. Телята не кони. Не разберут.

К а т я. Как это — не разберут? Да мой Петька поумней будет, чем твой Вихрь!

П е т р о (с ужасом). Теленок кровного жеребца умнее?

К а т я. Да это ж чистая немецкая порода. Я тебе за двести лет Петькиных родичей пересчитаю. Его прадед знаешь кто был? Знаменитый Попокатепетель-первый!

П е т р о. Не знаю я такого по… по… тьфу, язык сломаешь.

К а т я (с ужасом). Не знаешь? Так что же ты знаешь?

П е т р о. А ты знаешь, что Вихрь праправнук Мастера и Ласки? Мастер на скачках хозяину миллион заработал, мировой скакун! А Вихрь под Буденным будет носиться.

К а т я. А Попокатепетель за свою жизнь три тысячи коров покрыл!

П е т р о. Эка удивила! Вихрь…

К а т я (перебивая). А Петька…

П е т р о. Отмени ты это название. Не могу слышать! Петька, Петька… (Обиженно.) Вот и выходит, что одного Петьку любишь больше, чем другого.

К а т я (быстро). Нет, одинаково.

П е т р о. Ну, спасибо. Только вровень с телком я стоять не желаю. (Уходит в глубь хаты.)

К а т я (хохочет). Петенька!..

Петро молчит.

(Подходит.) Почему не откликаешься? Рассердился?

П е т р о (мрачно). Почем я знаю, меня ты кличешь или теленка…

К а т я. Глупый… тебя!

П е т р о (обнимает ее). Оставим дела на это время. (Тянется к ней губами.) Будь со мной ласковой, Катя…

Стук в дверь.

Кто там?

Г о л о с. Принимайте молодым подарочек на скорую руку.

Петро выходит за дверь, потом вносит большой пирог.

П е т р о (читает прикрепленную бумажку). «Петру и Екатерине Гарбузовым от первой бригады колхоза «Червоная слободка». Смотри, Катя, буквы Е и П, из сахара корова сделана, овца и конь. Честное слово, конь. А пахнет как…

Где-то за окном баян, слышна песня:

Ночью звезды светят ясно. Освещают все пути, На всю жизнь с тобой согласна Рука об руку идти!

Слышишь? (Тянется к ней.) Хорошая ты моя…

Стук в дверь.

Кто там?

Г о л о с. Не обессудьте на малом. Дальше поживем, больше наживем. Счастливо жить тебе, Петенька, с молодой женой.

П е т р о (вносит расшитое полотенце, читает записку). «Новобрачным от второй бригады».

За стеной песня:

Черным небом ходит месяц, Дым над хатой клубится, Окна иней занавесит, Скроет тех, кто любится.

(Идет к Кате, вдруг морщится.) Вот наказанье!

К а т я. Забота не нравится?

П е т р о. Да нет, опять сапоги. Ходить невозможно.

К а т я. Так скинь их. Чего зря мучиться!

П е т р о. И правда! (Хочет скинуть, пробует, ничего не получается, идет к порогу, хочет снять об порог.)

К а т я. Зачем хорошую вещь портишь? Дай я помогу.

Петро садится на кровать, протягивает ноги. Катя берется, стаскивает сапоги. В дверь просовывается  М о т ы л и х а  с лукошком яиц.

М о т ы л и х а. От курей моих не погребуйте. (Смотрит на Катю умиленно.) Покорная…

П е т р о. Да что вы, сговорились, что ли? (Хватает сапог, бросает его в Мотылиху.)

Та с шумом скрывается.

(Петро с наслаждением пошевеливает пальцами на ногах.) Ну, теперь хорошо. Поцелуй же меня, Катя.

К а т я. Я бы поела чего-нибудь. Чаю попили бы…

П е т р о. Давай! Самовар вон там, за печкой.

К а т я (смотрит в ведро). Воды не хватит.

П е т р о. А в сенях еще ведро стоит.

Катя выносит самовар в сени, там вытряхивает его, наливает воду, сыплет угли.

(Ложится на кровать.) Хорошо! Начинается настоящая жизнь. А то взять холостого. И свари, и налей, и подай — все сам.

Катя входит, ищет чашки, ставит на стол.

Уже поставила? Быстрая ты по домашности, Катя, буду я за тобой как за каменной стеной. Ну, иди теперь ко мне.

К а т я (стоит). Лучше ты ко мне.

П е т р о. Я же лежу, а ты стоишь.

К а т я. Не хворый. Можешь встать.

П е т р о (садится на постели). Могу, — только не пора ли тебе твой характер бросить?

К а т я. Как бросить? Какой характер?

П е т р о. А такой. Не годится тебе сейчас командовать.

К а т я. Почему?

П е т р о. Муж я тебе или нет?

К а т я. Ах, вот оно что? Конечно, муж… да еще какой… любименький… славненький… только глупенький…

П е т р о. Смеешься?

К а т я. А что мне — плакать? Еще рано.

П е т р о. Я тебе сказал — иди ко мне!

К а т я. А не лучше ли тебе — ко мне? Ну, Петенька, ну, хороший мой… Подымись, не ленись, — или я уже вовсе никудышная такая, что меня и послушаться не сто́ит? Сто́ит, Петенька, — смотри, чем у меня не глаза? А волосы! А губы! А руки — так обнимут, что задохнешься… Ну? (Протягивает руки к Петру.)

Петро подымается с постели и, раскрыв для объятий руки, идет к ней.

Вот это другой разговор. Ближе, ближе… Горячей, горячей… (Когда Петр уже почти рядом — вдруг одним прыжком бросается к двери. Накидывает шубу.) Вот ты какой, оказывается? По-старому хочешь жить? Меня в кабалу вековечную затиснуть мечтаешь? Не выйдет… (Отворяет дверь.) Пока… Не хотел двух шагов сделать по-хорошему, в Ермаковку придешь ко мне, да еще поклонишься, хлопчик! (Скрывается.)

Петро — за ней.

П е т р о. Катя! Катя! (Бежит к двери.)

В дверь стучат.

Кто там еще? Довольно, хватит на сегодня подарков!

Кто-то ломится.

К черту, слышите?!

В дверь ломятся.

Ч е й - т о  г о л о с. Тю, дурной. С Вихрем что-сь неладное, скучает конь. Ходи до конюшни…

П е т р о. С Вихрем? Сейчас! (Останавливается.) Неужели она не вернется? (Быстро что-то пишет, кладет записку на видном месте, прикручивает лампочку, уходит.)

Пауза. В сенях шум. Показываются  Н е р о в н я  и  К о ш е л ь.

К о ш е л ь. Ну куда ты меня тянешь? Видишь, лампочка прикручена?

Н е р о в н я (навеселе). Ты меня не отговаривай, Илья. Мы только на минутку. Поздравим — и точка.

К о ш е л ь. Мы уж их за глаза поздравили. Неловко, Сёма, мешать.

Н е р о в н я. Говорю, не отговаривай! Как мы можем мешать, когда для них же, чертей, жизнь добывали? Зря, что ли, воевали, Илья?

К о ш е л ь. Не зря. Только ты мне не тычь в ребра, Сёма.

Н е р о в н я. Это я от радости. (Обнимает Кошеля, целует его.) Илья, сухая ты жердь, скажи честно: умышляешь против меня?

К о ш е л ь. Теперь не умышляю.

Н е р о в н я. И я. Дело теперь конченное, а то я тебе такую механику было подстроил…

К о ш е л ь. Сказать тебе по совести, и я…

Н е р о в н я. Значит, точка!

К о ш е л ь. Договорились уже. Иначе выхода нет. Катю заменяю Палагой.

Н е р о в н я. Чудная дамочка!.. Правильно, а ты, значит, отлучаешь часть маток — и к нам в табун с весны.

К о ш е л ь. Двух ребят дам Петьке под команду. Пусть обучит.

Н е р о в н я. Справедливо! (Обнимает Кошеля.) Илюша, браток!

К о ш е л ь. Пойдем, Сёма. Неловко. (Тащит Неровню к выходу.)

Н е р о в н я. И правда, неловко, пойдем. Как подумаю, что сидят они, наши голубки, рядышком и любовь между ними такая, какой в наши с тобой годы нет… И жизнь открытая, как степь… (Возвращается.)

К о ш е л ь. Куда ты опять?

Н е р о в н я. Не могу, поздравить их должен.

К о ш е л ь. Тьфу!..

Неровня стучит в дверь. Молчание. Еще раз стучит. Такой же результат.

Вот видишь, не открывают. Пойдем! (Дергает.)

Н е р о в н я (упорно). Я только поздравлю и уйду, понятно? (Открывает дверь.) Ребята, привет вам и поздравление от двух старых кадров. Ура! (Молчание.) Да где же вы? (Подкручивает лампочку.) Илья, да тут нет никого! (Ходит по комнате, на глаза попадается бумажка, читает.) «Я дурень, Катя, прости и не сердись…» (Комкает записку.) Бодай вас черт!

К о ш е л ь (вырывает, читает). Ну, друг Сёма, не взыщи. Перемирие кончилось!

Н е р о в н я. Слово меняешь?

К о ш е л ь. Как угодно! (Торопится к выходу.)

Н е р о в н я. Стой! Братву продаешь?

К о ш е л ь (останавливается). Хочешь по-честному? Положение такое: вы о молодых заботитесь, и мы, а кто больше — неизвестно. Так вот, чей свадебный подарок лучшим окажется, за теми и верх, согласен?

Н е р о в н я (поражен). Подарок? (Повеселев, хохочет.) Я уж о Катюше позаботился. Давай подарок, капай себе на плешь! (Трясет Кошелю руку.) Договорились? Свадьба через… через пять дней у меня в клубе.

К о ш е л ь. Да ты постой, постой… Он ведь не готов у тебя, клуб-то…

Н е р о в н я. Дострою!

К о ш е л ь. Через пять дней?

Н е р о в н я. Увидишь!

К о ш е л ь (с сомнением качает головой). Если достроишь — не возражаю… И уж Петру приготовим подарочек не такой, как ты… Постой! Чего ж мы зря болтаем? Да ведь молодые-то наши поссорились. Кого ж будем женить? Кого дарить?

Н е р о в н я. А ты кто? Руководитель или капусты кочан? Помирить в двадцать четыре часа!

К о ш е л ь (пожимая ему руку). Будь по-твоему, Сёма. Помирить. (Про себя.) Мы еще повоюем!..

З а н а в е с

КАРТИНА ПЯТАЯ

Дом Ермаковых. На кровати, вытянувшись, неподвижно лежит  д е д  П а н т е л е й. Около окна стоит  К а т я  и смотрит в ночь. За окнами ревет ветер и гонит тучи снега. В другой комнате, которую видно через открытую дверь, около лампы сидит  Б е з у г л ы й  и что-то рисует, рядом с ним  П а л а г а. Оба вполголоса поют:

Вы подуйте, буйны ветры,           с-под горы. Сорвали черну шляпу           с головы. Ты подай шляпу, ревнивая жена, Ты подай шляпу, неласковая…

Б е з у г л ы й. Ровней, ровней веди, Паша. Бабий визг здесь ни к чему.

К а т я (идет к ним). Тсс. Умирает ведь. Помолчали бы, молодые… (Опять смотрит в окно.) Какая заметь! В такую погоду люди в степи замерзают. (Пауза.) Он бы давно пришел, если бы не пурга… (Пауза.) А может быть, и не придет… Не придет Петенька… (Уходит.)

П а л а г а. Что промеж Пети и Кати вышло, Митрофан?

Б е з у г л ы й. Обойдется. Прямая линия — только между двумя точками путь кратчайший. Между людьми прямой нет.

П а л а г а. Митроша, я для тебя хороша?

Б е з у г л ы й. Вполне гармонична.

Палага целует его. Уходя, на ходу оглядывается на деда.

Жаль папашу… (Закрывает дверь.)

П а н т е л е й. Какой я тебе папаша? Я таких не рожал.

Страшный шум ветра. Хлопает дверь. Согнувшись, влезает  К о ш е л ь.

К о ш е л ь (дует на руки). С ума сойти. Снег выше крыш. Здравств… (Запутался, увидев деда.) Что такое?..

Б е з у г л ы й. Печальная картина, товарищ начальник.

П а л а г а. Помирает дед наш, Илья Парфеныч. Как вернулась Катя к нам, обрадовался до смерти, и сразу припадок, что ли, с ним. «Умираю», — говорит, лег и вот вторые сутки кончается.

Б е з у г л ы й. А Катю от себя — никуда.

Дед испускает слабый стон.

К о ш е л ь. Годы уж совершенные, а жаль… (Палаге.) Слушай, Палага, тебе дочь не говорила, что у них с Петром вышло?

П а л а г а. Мудреная пошла молодежь. Мы-то попроще, — правда, Митрошенька?

К о ш е л ь. Позови ее сюда. У меня с ней серьезный разговор.

П а л а г а. Пойду покличу…

К о ш е л ь. Ну, Митрофан Моисеич, скоро свадьба, как двигается наш подарок?

Б е з у г л ы й. Полным ходом. Портрет будет схожий до удивления… (Показывает.) Выкопанная Катенька!

К о ш е л ь (смотрит). Вот, кажется, пустое дело — помазал-помазал, — а выходит великая вещь. Не каждому дано. Способность. Как, говоришь, художника звали?

Б е з у г л ы й. Рафаэль Санкций.

К о ш е л ь. Так… так… Смотрел я в словаре. Действительно, был такой художник. (Пауза.) Тут неподалеку ученые курганы разрывали. Две тысячи лет тому назад жили люди, а какие вещи! Удивительно по тогдашней дикости. У нас лучше должно быть. Наши дела хорошей обстановки достойны. Работай, Митрофан, украшай жизнь! Когда пройдут годы, коммунизм будет повсеместно, раскопают и наш хуторок. Возьмут какой-нибудь черепок, и скажет умный человек… (Запнулся.) А ты-то сам чувствуешь, как мы тебя поставили? Специалист. Рафаэль Безуглый.

Б е з у г л ы й. Вполне переживаю.

К о ш е л ь. То-то… Ты сознавай: пока нас не обработаешь, на сторону никому, а в особенности Слободке. Понял?

Б е з у г л ы й. Никому?

П а л а г а (входя). Он у меня все понимает, Илья Парфеныч. Катя сейчас идет…

Б е з у г л ы й. Пойдем, Паша, не будем мешать.

К о ш е л ь (один, смотрит в окно). Экая погода! Как назло, линию повредило… Из райкома ни весточки. Обещали как по писаному: на рабфак Петру путевка, считай, в кармане, а вот не шлют; Неровня от своего слова не отступится, через три дня свадьба, а тут я и разверну свои карты. Кто об женихе позаботился? Мы. Кто имеет лучшего живописца? Мы. Кто портрет невесты в резной раме поднесет жениху? Опять мы. Не угнаться за нами Неровне! Только вот ссора эта глупая.

Входит  К а т я.

(Про себя.) Надо потоньше. (Кате.) Ну, жалуйся.

К а т я. На кого?

К о ш е л ь. На Петра. Что у вас приключилось?

К а т я. А это уж позвольте мне знать.

К о ш е л ь. Думаешь, не знаю? Просто хочу проверить.

К а т я. Да я…

К о ш е л ь (машет рукой). Знаю, знаю. Ваша практика мне добре известна. Набегался когда-то за вашей сестрой.

К а т я. Вы? Не может быть…

К о ш е л ь (растерянно). Почему не может быть? Собой я, что ли, страшный? (Ищет глазами зеркало, потом спохватился.) А ты не перебивай! Все знаю! (Внушительно.) Так вот, дело надо поправить, Катя. Раз начали, нужно кончать, в план я включил вашу свадьбу. А ты знаешь, что такое план? Вот, скажем, если бы мы пятилетку эдак строили: заложили первые кирпичи, а потом сели бы и давай раздумывать. А большевистские темпы где? Я в эту кампанию включился и женю тебя так или иначе… Поняла?

К а т я. Да я не знаю…

К о ш е л ь. Не перебивай. Поссорились? Помирись. Для тебя ж это все равно что комара хлопнуть. Надень платье получше, пройдись мимо него раз, другой (показывает) и рукой до него дотронься… эдак… Не перебивай. Это для нашего брата что для коня каленое железо. А потом вздохни глубоко и глянь долгим взглядом, как тот сазан на муху. Тут он поджарится, как блин на сковородке, а ты бери его и глотай. Вот так! Свадьбе осталось сроку три дня, мы подарок жениху приготовили, а вы из-за чепухи какой-то разодрались. Стыдно! А еще ударница! Дисциплины нет! Обещаешь уладить? (Вдруг.) Чего ты на меня так смотришь?

К а т я. Это я гляжу, чи скоро вы поджаритесь, Илья Парфеныч… (Фыркает. Убегает.)

К о ш е л ь (мотает головой). Ну-ну!.. Эх, долой бы годиков двадцать… (Уходя, кричит.) Повлияй на дочь, Пелагея Герасимовна, повлияй! Нагрузка тебе от правления…

Дед Пантелей издает протяжный стон. Кошель, озираясь на деда, на цыпочках удаляется. Дед лежит некоторое время неподвижно, потом оглядывается, вскакивает, бодрой рысью бежит к шкафу, наливает рюмку водки, опрокидывает ее и так же быстро возвращается обратно. Вытягивается и замирает.

П а н т е л е й (потягивается). Надоело комедь ломать. Только сутки лежу, а уж не гнутся кости. Как же в сырой земле гнить без конца? А кому я здесь нужен? Продержу обманом эдак около себя Катюшку ну с неделю, а дальше что? Плюнет и уйдет, тогда и взаправду подохну. Кто я такой?.. Говяк коровий под ногами… Дуб усохлый… Только одна веточка зеленая на том дубу — Катя, внучка моя единственная, и ту отрубить нужно, хохлу отдать на утеху…

Входит  К а т я, опять смотрит в окно.

К а т я. Неужели пурги испугался? А может, никогда не придет? И от деда нельзя оторваться… (Подходит к деду, смотрит на него, гладит по руке.)

П а н т е л е й. Что смотришь? Недолго тебе ждать, внучка.

Катя вдруг утыкается головой в одеяло, плачет.

Чего ты, Катя?.. Кровиночка моя…

К а т я. Да так, тебе этого не понять.

П а н т е л е й. Думаешь, дед молодым не был? Какой еще был орел. Проходу мне не давали девчата. Иду, а они за мной, как подсолнух за солнцем. Сам себя носил бодро, гордость имел, а ты вот забыла, кто ты есть.

К а т я. Я знаю.

П а н т е л е й. Ты казачка.

К а т я. А это что за гордость?

П а н т е л е й. Поставь нашего донского коня рядом с мужицкой клячей. В тебе геройская кровь течет. Твои деды и прадеды с коня не сходили и шашки из рук не выпускали. Разве можно с иногородними равнять казака? Иногородний в земле копается, как червь, а казак на коне сидит, и вся степь ему открыта… Для того конь — скотина, а казаку — родней брата. Сгибло казачество… Пропала честь… Илюшка-председатель разве казак? Тесто перекислое он, вот что…

К а т я. Ты, дед, всю жизнь в табунах просидел, так у тебя глаза вроде притупели. А кровь геройская во мне, верно. Батьки моего кровь, порубленного своей же казацкой шашкой… Белогадючьей шашкой.

П а н т е л е й. Батька твой дурень был, царствие ему небесно… Он…

Шум ветра, стук железных листьев на крыше, скрип двери, и на пороге появляется  П е т р о.

К а т я. Петя! Я знала, что ты придешь.

П е т р о (разматывает башлык, медленно). Дед Пантелей, я к вам.

Пауза.

К а т я. Как?

П а н т е л е й (пораженный). Выдь из помещения, Катерина.

Катя, совершенно растерянная, уходит.

(Петру.) Ты зачем предсмертный покой рушишь? Зачем девке кровь портишь зря?

П е т р о (решительно). Дед Пантелей, поглядите Вихря. Плохо с ним.

Дед Пантелей вдруг хохочет.

Дед Пантелей, посмотрите жеребца.

Дед хохочет.

Дед Пантелей, пособите горю. Пропадает конь.

П а н т е л е й. Да мы ж не учены. Рылом не вышли.

П е т р о. Ветфельдшер был — не помог, врача на участке нет, — только на вас надежда. (Оглядывается.) Говорят, знаете вы то, что ни один человек не знает.

П а н т е л е й. Брешут люди.

П е т р о (отчаянно). Говорят люди, колдун вы… Только я этому не верю… Выручите, дед Пантелей.

П а н т е л е й. А сам? (Злорадно смеется.) Вы ж в конях знаете толк! Вы с древности этим занимались, справляйтесь.

П е т р о. Большая просьба, дед Пантелей. Бесценный конь. Семену Михайловичу Буденному под седло. Сколько хотите просите, колхоз не пожалеет. Я все сам до копейки отдам. (Вытаскивает квитанцию.) Вот все, что имею, все мои трудодни.

П а н т е л е й. Мне твое добро без надобности. Проси как следует. На колени встань!

Петро встает на колени.

(Усмехается.) Покорный… О Катерине думать забудь…

П е т р о (вскакивает). Да вы что, дед, лишнее выпили?

П а н т е л е й. Молчи, святотатец. Душа моя в надгорные вершины уходит… (Заворачивается в одеяло.)

П е т р о. Стойте, дед Пантелей. Нет такого закона в Советском Союзе.

П а н т е л е й. Я человек не советский. Я все равно что упокойник. Я все могу…

Пауза.

П е т р о (угрюмо). Ну ладно…

П а н т е л е й. Подохну, думаешь, скоро?

Петро угрюмо молчит.

(Вскакивает во весь рост, отбрасывает одеяло.) Просчитаешься, хлопец! (Отворяет дверь.) Катерина, отказался от тебя твой жених! При мне отказался!

К а т я (вбегает, видит деда на ногах, кричит отчаянно). Деда! Деда! Мама! Мама! Дед кончается!

П а н т е л е й. Брешешь, внучка. Не пропала еще казацкая сила.

Вбегают  П а л а г а  и  Б е з у г л ы й.

П а л а г а. Ой, лишечко! Таточка! Ляжьте спокойно, нехорошо помирать в таком виде. Покоритесь, все там будем…

Б е з у г л ы й (обхватывает Пантелея, пытается уложить в постель). Папаша! Жалко мне вас до ужаса, но таков закон жизни. Не волнуйтесь и помирайте спокойно… Я вам помогу. За фельдшером сбегаю.

Палага и Безуглый борются с дедом. Палага причитает.

П а н т е л е й (отбивается от Безуглого). Не пришел еще срок моей смерти. (Накидывает на себя чекмень.) В Слободку иду сейчас же. Собирайся, хлопец!

П а л а г а. В Слободку? Ума решился! (Кричит.) Рятуйте!..

К а т я. Деда, не ходи, родненький, не ходи!

Новый порыв ветра.

П е т р о. Каждая минута дорога.

П а н т е л е й. Ходу, хлопец!

Вырывается в дверь, за ним Петро.

П а л а г а. Замерзнете, тато, в степи, с пути собьетесь! (Одевается, бежит следом.) Митроша! Фонарь, лошадь!

Безуглый и Катя бегут за ней. В дверях снова появляется  П е т р о, сталкивается с Катей.

П е т р о (расстегивает шубу, торопливо). Сейчас, забыл… На почте телеграмма застряла. Пурга… Председателю. (Бросает на стол. Кате.) Видишь, что терплю. Эх, научиться бы так, чтобы знать все самому и перед старым не унижаться.

К а т я (кричит). Дед не в себе, а ты что делаешь?! (Плачет.) Меня на коня сменял… Насмеялся…

П е т р о (хватает ее за руки). Катя! Да как ты могла подумать такое? Прости меня, сам я себя ненавижу за тот вечер. Люблю тебя, сил моих нет… Только сперва Вихря поставим на ноги… Совесть не допускает. (Целует, бежит. На ходу.) Как только выправим, так и свадьба.

Катя накинула шубу, бежит вслед. Хата пуста. Ветер гудит и бросает в стекла пригоршни снега. Мигает лампа. Появляется  Б е з у г л ы й, весь в снегу, прыгая на одной ноге.

Б е з у г л ы й. Вот сволочной валенок… Ищи теперь под снегом.

В дверь влезает какая-то фигура, завернутая в десяток платков.

Кто такой?

Ф и г у р а (еле шевелит смерзшимися губами). Мо… бу… бу…

Б е з у г л ы й. Замерзла. Отогрейся и расскажи что-нибудь по-русски.

Фигура выволакивает из недр шубы пол-литра и ставит на стол. Это как будто понятней, но неизвестно к чему. Врывается  К о ш е л ь.

К о ш е л ь (увидел фигуру). Уже здесь? Так я и знал… Иду, вижу — шмыг мимо меня, окликнул — ни слова и в переулок… (Фигуре.) Ну-с, проскочить мимо меня думал? Просчитался, браток, не спит председатель. (Увидел бутылку.) А… а… а… да еще с бутылкой! Понятно! Ну, довольно театр строить, снимай свои хундры-мундры.

Фигура медленно разматывает платки.

Б е з у г л ы й (всматривается). Вроде баба.

К о ш е л ь. Какая баба? Это слободской председатель Семен Неровня в секретном виде. Я сразу узнал. Неймется, хочется ему тайну раскрыть, какой подарок готовим им на свадьбу. Член партии, а вредить пришел… (Наступает на фигуру.) Ты зачем бутылку принес? Хочешь сбить с пути слабого человека? Жалко стало, что не сумел Безуглого удержать, так погубить его хочешь? Так я тебе скажу: подлый это прием с твоей стороны.

Б е з у г л ы й (смотрит). Илья Парфеныч, Семен Иванович на Мотылиху схожи…

Кошель наступает на фигуру, которая сбросила платки. Это действительно Мотылиха.

К о ш е л ь. Это все хитрости. Ты меня не обманешь.

М о т ы л и х а (сбрасывает шубу). Да чего ты на меня кидаешься, як бешеный? Да на што я тебе сдалась, — чи я баба твоя, чи полюбовница, да где твои очи, хвороба!..

К о ш е л ь (отскочил, затыкая уши). Хватит, хватит! И правда, Мотылиха, тьфу!.. (Садится на лавку, видит телеграмму, оставленную Петром.) Мне? Почему здесь? (Разрывает, отбегает в сторону, читает.) «Председателю колхоза «Новая Ермаковка» товарищу Кошелю. Путевка выслана. Обком, культпроп…» Почему обком? А! Это, наверное, из райкома ходатайствовали по моей просьбе. (Мотылихе.) Так передай своему председателю, тетка, что ермаковцы как были, так и будут первыми. (Убегает.)

М о т ы л и х а. Чего это ваш голова на баб кидается? Чуть живая осталась от этакой погоды. Вышла в степь, а там как закрутит. (Пододвигает бутылку.) Уваженье это, Митрофан Моисеич! Захотите, еще поставлю.

Б е з у г л ы й. С чего это ты меня зауважала? В Слободке небось глаза выедала за выпивку, а сюда несешь.

М о т ы л и х а (подвигается к нему). Просю вас, Митрофан Моисеич, намалюйте мне такую скрыню, якую вы Катьке намалевали…

Б е з у г л ы й. Вона куда!..

М о т ы л и х а. Дочка у меня невеста. Вымалюйте так, чтоб дочка всю жизнь про меня вспоминала.

Б е з у г л ы й. Что же тебе сделать?

М о т ы л и х а. С одного бока плохо намалюйте, як я раньше жила. Моя раньшая жизнь вам известна… Дуже тяжелая жизнь. А с другого бока намалюйте, як мы в колхоз вступили, трошки лучше намалюйте, а с третьего намалюйте вы про теперешнюю мою жизнь. Я ж, Митрофан Моисеич, на вас тогда сварилась не зря. Больно мне было за птицу. Я ж, страшное дело, за два лета две тысячи цыплят вывела. Намалюйте всех чисто.

Б е з у г л ы й. Всех — не выйдет.

М о т ы л и х а. Хотя бы половину. А на крышке намалюйте, что дальше будет у нас. Сробите так, чтоб гарно жилось моей дочке, чтоб вся моя жизнь была на этой скрыне, чтоб помнила меня дочка и жила честно…

Б е з у г л ы й. Я… (Вдруг останавливается.) Ничего не выйдет, я своими руками уже не владею.

М о т ы л и х а. Митрофанечка… Любенький… Ну, просю я тебя!..

Б е з у г л ы й. Да пойми ты!..

Слышны шаги.

М о т ы л и х а (цепляется за него). Ну, пожалуйста!

На пороге появляется  П а л а г а.

П а л а г а. Что тут такое? (Бросается вперед, к Мотылихе.) Что тебе здесь надо? На чужое заришься? (Тянет к себе за рукав Безуглого.) Это мое…

Б е з у г л ы й (стукает по столу кулаком). Нет уж, извините! Тавро ваше на мне оставлено, что ли? Не выйдет, Пелагея Герасимовна! Понял я свое предназначение!

П а л а г а. Какое?

Б е з у г л ы й. Уму-разуму вас всех научить через дар, мне свыше открытый! Дай мне свитку и шапку, краски и кисть!

П а л а г а. Куда же ты, Митрошенька, на ночь?

Б е з у г л ы й. В баню. Там, постясь, буду творить тайное, что вскорости станет явным!

Торжественно уходит, оставив женщин в растерянности.

З а н а в е с

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Новый клуб в «Червоной слободке». Украшенные стены. Три двери. Прямо, в открытую дверь, видна комната с накрытыми столами. Стоит всякая снедь. На стене, между дверями, большие часы. На тумбе стоят две пустые вазы. Играет музыка. Вбегают  П е т р о  и  К а т я. Катя с цветами в руках.

К а т я. Наконец-то настоящая свадьба! (Сует букет в лицо Петру.) Понюхай, Петя. Наших теплиц розы — мне в подарок! (Ставит букет в одну из ваз.) Хорошо как! Такой день бывает, наверное, раз в жизни! (Петру.) Ты чего?

П е т р о. Дед меня смущает, Катя, не знает он ничего о свадьбе…

К а т я. Пустяки! (Танцует, хватая Петра за руки.)

Врывается  К о ш е л ь.

К о ш е л ь. Почту не приносили?

К а т я. Нет.

К о ш е л ь. Ой-ой! (В сторону.) Почему же нет почты? Безуглый запил, портрета нет, путевки тоже — шиш вместо подарков. (Ерошит волосы.) И придется Катю оставить здесь, в Слободе. Собственными руками… А может, придет еще почта? Сказал ведь: если что будет — сюда немедля. Ох! В наше время знатных людей женить — что горы ворочать. (Убегает направо.)

Слева вбегает  Н е р о в н я.

Н е р о в н я. Почты не было?

К а т я. Нет.

Н е р о в н я (в сторону). Опоздает, ей-ей, опоздает путевка… Подтвердили ведь — выслана… Неужели Катю к себе не перетянем? Неужели придется Петьку отдать? (Убегает.)

П е т р о. Забегали наши председатели! Эх, Катя, зорька ты моя ясная!

Обнялись, убегают. Появляется  М о т ы л и х а.

М о т ы л и х а (кричит). Гостики наши любые! Свадьба начинается в девять часов! Порядок такий… (Запнулась.) А який же порядок?

Появляется  П а л а г а.

Вот и добре! Садись, сватья, погутарим на скорую руку, який порядок у нас будет на свадьбе.

П а л а г а (смотрит на Мотылиху). Что ты с моим сделала, Анисовна? Трое суток, как заперся Митрофан, не ест, не пьет… Если через тебя, так я тебя, змеюку… (Наступает на Мотылиху.)

М о т ы л и х а (отталкивает). Отчепись, отчепись! Про это завтра побалакаем, если руки чешутся. Сегодня не прикасайся до меня по личному вопросу. Треба наперед общественное дело справить. Все в жизни знаю, а вот як свадьбу по-новому гулять — не ведаю. Вспомним трошки, Герасимовна, як замуж выходили, может, чего и надумаем… Молодость вспомянем, бабочка…

П а л а г а (плачет). Дура я дурой нынче… (Вытирает глаза.) Что ж вспомнить? Из старой свадьбы и взять-то, пожалуй, нечего.

М о т ы л и х а. Як это так? Церкву отменили — не жалко, попа отменили — не жалко. Пышности жалко! Бабам что похороны, что свадьба — первый театр. Помнишь, чай, сама — жених до невесты приезжает, кони в лентах, бубны бьют…

П а л а г а. А у нас невеста до жениха приехала…

М о т ы л и х а. Мать дочку иконой благословляет. Дочка плачет, все плачут… Красота была…

П а л а г а. Да не с чего Кате плакать, то-то и беда. Разве что луком глаза натереть. А иконы, правда, жалко. Для сердца минутка памятная на всю жизнь… Теперь благословлять нечем…

М о т ы л и х а. Тьфу!.. Так який же порядок у нас будет? Это ж свадьба!.. Наместо именья панского — колхоз, наместо каганца — электричество провели по хатам, а вот наместо попа пока ничего не выдумали! (Убегает.)

П а л а г а (одна). За что осерчал на меня Митроша? Что ж скажу я дочке, чем благословлю, когда сама-то еще жить не умею?

Появляется, шатаясь, Б е з у г л ы й, тянет с собой что-то огромное, завернутое в холст.

(Бросается к нему.) Митрошенька!

Б е з у г л ы й. Тсс!.. (Ставит принесенное около стены. В изнеможении опускается на лавку.) Выполнил я свою задачу, Паша, хотя и ослаб от голода и чрезмерного напряжения чувств. Живописцы древности в посте и молитве создавали лики небожителей, умиленные кротостью; мое искусство, как молния, должно поражать, освещая умы. Здесь (указывает на сверток) развязка нашей истории и прыжок в будущее. Поручаю тебе сокровище сердца. Гляди, чтоб никто не открыл до срока. Знак подам, и ты обнажишь, собственными руками обнажишь истину.

П а л а г а. Значит, любишь по-прежнему? (Обнимает.)

Б е з у г л ы й. Как розу соловей. (Целует.)

Г о л о с  в  д в е р я х. Почта.

Б е з у г л ы й. Сейчас! (Принимает конверт, читает.) «Екатерине Михайловне Ермаковой». Штамп района… Деловое письмо… (Оглядывается.) Надо подальше спрятать. Не время сейчас девушке думать о прочих делах, когда готовится она к перемене жизни. (Ищет, куда бы спрятать конверт, в конце концов опускает его в пустую вазу. Палаге.) Закон такой есть в театре, Пашенька, перед спектаклем артиста не волновать. Мало ли что в этом письме.

По сцене пробегает  П е т р о. Вид растерянный. В руках комкает какой-то конверт.

П е т р о (про себя). Что ж делать? Как быть? (Палаге.) Где Катя?

П а л а г а. Пойдем поищем.

Уходит с ним.

Б е з у г л ы й. Тоже, видать, письмо получил, артист растрепанный… (Втягивает воздух.) Как есть хочется!.. Трое суток не ел, а теперь крокодила проглотил бы, не поморщился. (Заглядывает в комнату с накрытыми столами, заходит, затворяет за собой дверь.)

Шумно переговариваясь, входят  Н е р о в н я,  К о ш е л ь  и  М о т ы л и х а.

Н е р о в н я (хватается за голову). Башка распухла… Все не так… Ведь ничего он не знает про свадьбу! Если почует, пригремит сюда и…

М о т ы л и х а. Милицию послать!

Н е р о в н я. Да что ты! Теперь он для нас самый дорогой человек — Вихря нам поставил на ноги.

К о ш е л ь. Стаканчик крепкого поднести ему, чтоб заснул.

Н е р о в н я. Напоишь такого стаканчиком!

М о т ы л и х а. А я кажу — милицию! За коня спасибо, а если разбойничать будет, ей же богу, в милицию позвоню…

Н е р о в н я. А… Придумал!.. Не милицию… Вот что, тетка Гапка, голова ты на нашей свадьбе?

М о т ы л и х а. Голова.

Н е р о в н я. Отвечаешь за нее?

М о т ы л и х а. А як же!

Н е р о в н я. Вот ты и отправляйся к деду на конный двор и задержи его там до конца свадьбы…

М о т ы л и х а. Да вы что? Сдурели? Я ж целый год Петруськиной свадьбы ждала… А тут заместо веселья — на конюшню? Не хочу!

К о ш е л ь. Да ты слухай. У тебя ж еще все зубы целые… Захороводь его там часика хоть бы на три… Старик вполне бодрый…

М о т ы л и х а (яростно плюется). Тьфу! Тьфу! Срамники! Бесстыдники!

Н е р о в н я. Гапочка! Любая моя теточка… Дело требует…

К о ш е л ь. Какой это срам, когда вполне ты еще способна завлечь одинокого человека…

М о т ы л и х а (смотрит). А вы не смеетесь с меня?

К о ш е л ь. Истинное слово…

М о т ы л и х а. Ну, нехай так… Жалко мне, дуже жалко, но як я за свадьбу в ответе — пойду… (Идет к двери.) Только ж вы тут за порядком глядите без меня. Ну вот! Бачите! (Бежит к двери, куда ушел Безуглый, запирает ее на крючок.) Ось первый непорядок. Ось второй. (Указывает на сверток Безуглого.) А ось третий. (Указывает на вазу без цветов. Убегает.) Вот так отгуляла свадьбу! (Убежала.)

Неровня берет часть цветов из одной вазы, вставляет в другую, пустую.

К о ш е л ь (хочет убрать вещь Безуглого). Чего ж ты наш подарок делишь? Небось нет у тебя таких роз…

Н е р о в н я. Подарок? (Вдруг посмотрел на часы.) Ой! (Садится на лавку.)

К о ш е л ь. Что с тобой?

Н е р о в н я. Ой! Да так… зубы. (Хватается за щеку.) Ой!

К о ш е л ь (озабоченно). Сейчас из аптечки капель принесу. (Убегает.)

Н е р о в н я (смотрит на часы). Без четверти девять! Забегался! Через пятнадцать минут свадьба! Почты нет, опоздает путевка… Четырнадцать, тринадцать минут… Тпр! Да не бежите вы так. (Прыгает на лавку, переводит часы назад, на половину девятого.)

В комнату вбегает  К о ш е л ь, Неровня отскакивает от стены.

К о ш е л ь (смотрит). Бедняга! Аж на стены кидается. (Взгляд падает на часы.) Ой! (Падает на лавку.)

Н е р о в н я. Что такое?

К о ш е л ь. Живот схватило… Мамочки!..

Н е р о в н я. Опять катар? Сейчас вылечим!.. (Убегает.)

К о ш е л ь (смотрит на часы). Ой! Уже полдевятого! Почему же нет почты? (Лезет, переводит часы назад, на восемь часов.) Тьфу! В наше время знатных людей женить — что горы ворочать! (Уходит.)

Бежит  П е т р о.

П е т р о. Катя! Катя! На кой черт мы столько комнат понастроили… Бегаю, бегаю, никак человека не найду! (Убегает.)

Вбегает  К а т я.

К а т я (смотрит на часы). Восемь часов? Не может быть. Как время долго тянется! (Переводит часы на девять. Часы звонко и торжественно бьют.)

Вбегает  Н е р о в н я  с пузырьком.

Н е р о в н я. Девять часов! (Про себя.) Кончено!.. Не вышло… Так тому и быть! Все равно в долгу мы теперь перед ермаковцами. Еще раз узнаешь, Илья, мой великодушный характер. (Кричит.) Свадьба начинается! Музыка, играй!

Оркестр гремит. Справа и слева выскакивают  К о ш е л ь  и  П е т р о.

К о ш е л ь. Девять часов! Эх, значит, судьба! (И вдруг, повеселев, кричит.) А все-таки переплюнем мы тебя подарком, Сёма!

П е т р о. Катя! (Бросается к ней.)

Входят  г о с т и,  д е в у ш к и, окружают Катю, не пускают Петра к ней. Проходит торжественная  П а л а г а  и становится около свертка Безуглого.

Н е р о в н я (хватает Петра за руку). Постой здесь… (Обращается ко всем.) От лица колхоза «Червоная слободка» приветствую дорогих и знаменитых гостей, какие собрались в нашем новом клубе на свадьбу. Играй, музыка, весело и бодро!

Туш.

Великий спор был промеж наших колхозов, товарищи-други, но не смешной он ничуть. Низко к земле прихилился тяжелый колос колхозный, высоко поднялась колхозная честь. Но не из таких людей червонослободские колхозники, чтоб из-за чести мешать молодой жизни, и мы первые говорим открыто: нехай идет, если желает, Петро до Кати, мы не препятствуем. Вот наш подарок, и вам, Илья, его не перекрыть!

Г о л о с а. Правильно! Верно!

К о ш е л ь (вне себя). Неправда! Это я хотел сказать! Мы тоже для любви не злодеи! Пусть Катя идет к Петру, если такова ее воля! Мы первые так решили, и ты, Сёма, наперед не залазь!

Н е р о в н я. А вот мы!.. (Петру.) Говори быстро, Петя, куда идешь?

П а л а г а. Да чего вы матери не даете слова сказать? (Обнимает Катю.) Катюшка… дочка… (Смотрит на нее.) Не плачет, не плачет никак…

К а т я. Лучше крепко поцелуй меня, мама, и спасибо тебе, что воспитала ты меня такую, как есть.

П е т р о (вырывается от Неровни). Да пусти ты меня! Катя, я…

За стенами нарастает страшный крик. Все бросаются к окнам.

Н е р о в н я (бежит, смотрит). Что такое? (Кричит.) Беда! (Кошелю.) Илюшка, дед из конюшни вырвался! На Вихре скачет, как Илья-пророк!

К о ш е л ь. Глянь, глянь, поперек седла что-то болтается.

К а т я. Не пускайте, не пускайте! Скандалить будет! Да не пускайте же!

Н е р о в н я (мечется по комнате). Как не пускать? Да он у нас первый ударник сегодня… Невозможно…

К а т я (сжимает кулаки). Что это за такое, когда на моей свадьбе порядка не могут устроить? (Уходя.) Не приду, пока тихо не станет…

Петро бежит за ней.

П е т р о. Катя… Постой… Дай слово сказать…

К а т я. За мной? Деда струсил? (Уходит.)

П е т р о (в отчаянии). Да что же это такое?

Дверь с треском отворяется. На пороге появляется  П а н т е л е й  с  М о т ы л и х о й  на руках. Она страшно кричит и болтает ногами.

Н е р о в н я (не давая деду открыть рот). От имени колхоза «Червоная слободка» и лично своего выражаю тебе благодарность, дед! Принес ты нам радость. Можно сказать, своими старыми руками поднял нашего жеребца, и пляшет он, как и раньше!

М о т ы л и х а (отбиваясь). Не хочу я плясать! Пятьдесят годов женщиной была, а тут в жеребцы произвели… Рятуйте! (Соскакивает на землю, наступает на Неровню.)

Н е р о в н я (стараясь перекричать). Твою фамилию сообщу телеграфно Буденному Семену Михайловичу… Ура!

В с е. Ура!

Оркестр играет туш.

К о ш е л ь. И мы тебя отметим, дед Пантелей. Чего хочешь?

П а н т е л е й. Желаю я, чтобы все пошли вон!

К о ш е л ь. Как это вон?

П а н т е л е й. Пошли вон, говорю! (Подымает батог.) Ну?

Н е р о в н я (плюет). Способный ты старик, но и безобразный одновременно…

П е т р о (хватает деда за руку). Спасибо вам, дед Пантелей. Если колдун вы, так я хочу таким колдуном быть, только раз в десять больше… Спасибо…

П а н т е л е й. Спасибо… Спасибо… Ты лучше скажи: что за праздник у вас нынче? Я свое слово сдержал, готовь расчет, хлопец. Не обманешь?

П е т р о. Дед Пантелей…

П а н т е л е й. Задам я такой вопрос: какого святого празднуете?

П а л а г а. Сва…

Н е р о в н я. Цыц… (Пантелею.) Ударного Пантелея сегодня день, скотского мастера. Велико твое дело для нас, дед, и клуб новый, и столы покрытые, и праздник этот для тебя, в твою честь. (Жмет ему руку.) Спасибо тебе от старого конника.

П а н т е л е й. А не врешь? Чтобы из-за старого черта такой хоровод? (Осматривает всех.) Сколько я здесь ни бывал, в слободе, первый раз меня так встречают…

Н е р о в н я. Зато ж и ты, дед, первый раз как человек пришел. Не по-казачьи, с разбоем, а с помощью соседской…

П е т р о. Породнились мы с вами на работе, дед Пантелей!

П а н т е л е й. Тихо! Желаю, чтоб мир меня слышал!.. Гражданы! Я человек прожитой, но не мог помереть я спокойной смертью, пока не отдал любимую свою внучку за геройского казака, ей под стать, природной казачке… Шукал не день, не два, а нашел-таки…

М о т ы л и х а (не выдержав). Казака?

П а н т е л е й. Казака! Кто коня кохает, как ляльку, в ком дух твердый, тот казак! (Кладет руку на плечо Петру.) Вот он, казак, моему сердцу прелестный! Ни в жизнь не поверю, что иногородний он. Мать его, царствие ей небесное, на прохожего казака загляделась, не иначе. Петро Филиппов, сын Гарбуз! Бери мою внучку и владай на счастье!

Шум, хлопки.

П е т р о (озираясь по сторонам). Я… я… Сейчас не могу жениться, Катя!

Бросается через народ к выходу.

П а н т е л е й. Как «не могу»? (Гонится за ним.) Да я тебя батогом женю, растакой ты сын! Я на своем слове тверд.

В комнату влетает разъяренная  К а т я.

К а т я (деду). Все еще здесь? (Налетает на него.) Ты чего разоряешься? А? Сию минуту откажись от глупого своего слова. Или из ума выжил совсем? Моей судьбой тебе не распоряжаться… Уходи отсюда!

П а н т е л е й. Меня… с моего праздника гонят…

Н е р о в н я. Молчи, молчи, Катя… Выйди… Ох!..

К а т я. Меня? С моей свадьбы?

Н е р о в н я. Нет! Наоборот… не то… не то… (Тонким голосом.) Караул!

П а л а г а (берет Катю за руку). Идем, дочка, до дому. Осрамили нас, гонят отсюда поганой метлой. Отказался жених от тебя, моя девочка…

К а т я. Отказался? Трус! А все из-за этого… этого… (Тычет в деда.)

П а н т е л е й (горестно). Катька! (Рвет на груди ворот.) Я вам покажу! Всех под одну каталку! (Хватает вазы с цветами, размахивает ими, швыряет об пол.) Бей! (Бросается к свертку Безуглого.) Ломай!

К а т я (бросается подбирать цветы). Розы! Счастье мое разбитое! Что такое? (Поднимается с конвертом в руках.) «Ермаковой Катерине Михайловне». (Разрывает, читает.) «Командируетесь, как лучшая ударница…»

П е т р о (Кате). И тебе? (Застыл в изумлении.)

Н е р о в н я (бросается). Почта! Ура! Вот он, наш подарок, Катя! Выполнили мы твое мечтание, знаменитым будешь специалистом по телячьей части! Кто лучше о тебе позаботился? Мы! (Хватает ее за руку. Тянет к себе.) Переходи к нам в Слободку, как домой. Ура!

К о ш е л ь. Не позволю телят оголять! Ошибка! Перепутали!

П е т р о (бросается к ней). Катенька… Да я ж тебе хотел сказать… Как лучшего ударника, меня посылают учиться…

К а т я. Учиться? Тебя?

К о ш е л ь. А! Наш подарок, Петька! Вспомни, как говорил. Исполнили мы свое обещание… К нам, к нам иди без оглядки! (Хватает за руку, тянет к себе.)

Н е р о в н я. Караул! Разде́ли! Почему это к вам? К нам!

К о ш е л ь. К нам!

К а т я (обнимает Петра). Хоть я хочу учиться, но беды не будет, если годик подожду. Врозь с тобой не могу разъехаться, Петя.

П е т р о. Тогда и я в следующий раз…

Н е р о в н я (кричит). Тогда решайте, бодай вас черт, сами, где жить! Не можу больше!

П е т р о. Мне все равно…

К а т я. И мне…

К о ш е л ь (вытирая пот). Да что это за наказанье?

П а н т е л е й (стоит среди черепков). Тьфу на вас! Много видел, а такого нет. Без бутылки не разберешь. Угощайте, хозяева.

М о т ы л и х а. Свадьба продолжается! (Открывает дверь, отшатывается.)

Оттуда выходит  Б е з у г л ы й.

Б е з у г л ы й (что-то жуя). Ударники и родные усаживаются на места согласно пригласительным билетам. Жених и невеста, имея по букету цветов в левой руке, проходят по своим мандатам… Чего ждете? Я уж тут не вытерпел, малость подзакусил…

М о т ы л и х а (заглядывая в комнату, испускает горестный крик). Рятуйте! Поросенок! Заливное!.. Колбаса… Малость! Да ведь он все съел!

Б е з у г л ы й. Врешь, барышня, колхозные запасы неисчерпаемы. Да что вы стали? В чем суть? (Берет из рук Петра и Кати документы, читает.) «Трехмесячные областные животноводческие курсы…» Поздравляю от сердца… Вместе учиться… Распрекрасное дело…

Н е р о в н я и Кошель. Как?

Б е з у г л ы й. Обыкновенно. На одни и те же курсы путевки. Только ехать, как видно, сейчас же.

П е т р о (обнимая Катю). Вместе с тобой!

К а т я (обнимая Петра). Любый мой!

К о ш е л ь. Подождите, подождите.

Н е р о в н я. Уж не препятствуй, Илюша. И я молчу. Всего три месяца только. Когда выезжать?

Б е з у г л ы й (разбираясь в бумагах). Стойте… Не выходит… Последний срок приема — пятое число… Послезавтра… Когда же поезд? Сегодня, через три часа. Опоздали…

П а л а г а. Опоздали!

М о т ы л и х а. Опоздали… Так где же молодым жить? Чи у нас, чи у вас?

К о ш е л ь. Нет, нет, уезжайте, уезжайте!

Н е р о в н я. Сегодня же, сию минуту!

Б е з у г л ы й. Опоздали, говорю… Поезд через три часа…

П е т р о. Ну, в следующий раз, Катя…

Все опускаются на свои места.

П а н т е л е й. А вот и не опоздаете. Даром, что ли, я Вихря поднял? Собирайтесь, успеем! (Скрывается.)

Общая суета.

М о т ы л и х а (восхищенно). Жениться бы такому старику!

Н е р о в н я (Кошелю). Ну, старик, передохнём мы теперь трошки.

К о ш е л ь. И не говори, Сёма… Что нам? У нас кровь остылая…

П а н т е л е й (появляясь в дверях). Кони поданы… Пожалуйте, молодые…

П е т р о (обнимая Катю). Товарищи, сбылась наша мечта… Отправляете вы нас учиться, и даем мы вам слово…

К а т я (перебивая). …хорошими мастерами возвратиться к весне. И тогда уж встречайте нас как следует… Солнце будет. Степь в цвету. Хорошо!

Н е р о в н я. Прямо от станции тогда к нам и заезжайте! Напрямки, через Воловью речку!

К о ш е л ь. Так там же моста нет!

Н е р о в н я. Нет — так будет! (Кате и Петру.) Как скатерть дорожку сделаем!

К о ш е л ь (оттирает его). Да почему это к вам? Не слушайте вы его, ребята! (Обнимает их, шепчет таинственно.) По секрету — автомобильчик покупаем: сели, поехали, картинка — шик!

Н е р о в н я. Картинка! У нас поле будет что твоя карточка.

К о ш е л ь (перебивая). А у нас розы будут цвести большие! У нас хата-родильня будет по последнему слову техники… Катя, к нам приезжайте — пригодится!

Н е р о в н я. Да что ты со своей родильней, как с писаной торбой! Приедут ребята к нам!

К о ш е л ь (перебивая). Нет, к нам!

Н е р о в н я (перебивая). Почему к вам?

К о ш е л ь. А почему к вам?

Наступают друг на друга.

Б е з у г л ы й. Стойте! Спор ваш ни к чему. Хотите, истину вам открою?

Н е р о в н я. Какую истину?

Б е з у г л ы й. Где жить молодым! (Бросается к холсту, сдергивает его.)

Открывается картина: на земном шаре стоят Петро и Катя в венках, взявшись за руки. Над ними радуга.

Пауза.

П а л а г а (после паузы). Краше иконы это, Митрошенька… (Кошелю.) Можно этим благословить молодых?

Н е р о в н я. Благословляй, мать. Нарисовано правильно. Мастерам новой жизни — всюду место!

Палага, Безуглый, Неровня и Кошель подымают картину, как знамя. Оркестр играет марш. Впереди идут, обнявшись, Петро и Катя.

З а н а в е с

1935—1936

СОЛНЕЧНЫЙ ДОМ ИЛИ КАПИТАН В ОТСТАВКЕ Водевиль в трех актах, семи картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

С е р г е й  У с к о в.

Ж е н я.

Л ю с я.

К л а в д и й.

З а х а р  Д е н и с ы ч.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а.

Д а н и л  Д а н и л ы ч.

АКТ ПЕРВЫЙ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Комната. Стол. Стул. На полу — раскрытый чемодан. На столе — телефон; трубка на длинном шнуре: это дает возможность во время телефонного разговора свободно передвигаться по комнате.

Д а н и л  Д а н и л ы ч (говорит по телефону, двигаясь по комнате в поисках спичек. Находит, зажигает спичку, закуривает). Да, да. Завтра утром, с поездом десять ноль-ноль… Хватит, четыре года не отдыхал… К себе, к себе, разумеется. Восемь лет не был, соскучился… Через месяц ждите свежей рыбки. (Опускает телефонную трубку.) Итак, еду.

Стук.

Войдите!

Входит  С е р г е й  в военной форме с капитанскими погонами.

С е р г е й. Данил Данилыч? Здравствуйте. (Бросается к нему, крепко его обнимает.)

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Простите, с кем имею честь?

С е р г е й. Не узнаете?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Позвольте… Позвольте… Не Харламов?

С е р г е й. Какой Харламов? Март сорок третьего года, шестьсот двадцать пятый ППГ, — неужели не узнаете?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Март сорок третьего года?.. У вас что было — ампутация?

С е р г е й. Данил Данилыч, Данил Данилыч… Ай-ай-ай… А ведь вы когда-то гордились мной… Показывали всем…

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Так это вы? Беглец? Скандалист? Возмутитель спокойствия?..

С е р г е й. Так точно.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Сергей, если не ошибаюсь…

С е р г е й. Иванович. Гвардии капитан Усков.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Подождите, подождите… Если мне не изменяет память, я лечил сержанта… Что ж, поздравляю, голубчик.

С е р г е й. Спасибо. (Крепко обнимает Данила Данилыча.) Если бы вы знали, Данил Данилыч, как часто я вас потом вспоминал. Жизнь, можно сказать, вернули. Вот и сейчас: как в Москве очутился, первым долгом отыскал вас.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. И вам спасибо, голубчик. А я вас часто вспоминал. Опозорил на весь санупр. Бежать из госпиталя, не долежав срока, да еще по водосточной трубе…

С е р г е й. Так ведь Орел же был тогда, помните?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Что Орел? Без вас бы не взяли? А я места тогда себе не находил… Ведь с вами могло бог знает что случиться… Сбежал на две недели раньше срока.

С е р г е й. Видите — жив.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. А как здоровье?

С е р г е й. В порядке.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. А именно? Точней, точней!

С е р г е й. Да вот только что из Калининграда. Еду на Курильские острова.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Из Калининграда — на Курильские острова? Ну и маршрутец!

С е р г е й. Друг у меня там. Зовет. Вместе воевали, вместе будем там и новую жизнь налаживать.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Понимаю и хвалю. Молодец, Вижу, не меняетесь, рветесь в бой.

С е р г е й. Стараюсь духом не падать.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. А зачем же падать?

С е р г е й. Особенно веселиться тоже нечего.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. А что такое?

С е р г е й. Как что? Был солдатом — стал ни то, ни сё. Погоны последний день донашиваю.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Не понимаю…

С е р г е й. Что тут понимать! Заклевала меня ваша братия — врачи… Вот, полюбуйтесь… (Вынимает из планшета зеленую тетрадку, из нее — бумаги, передает их Данилу Данилычу.) Демобилизовался. В отставке.

Д а н и л  Д а н и л ы ч (смотрит). Так, так… Заключение медкомиссии. Ограниченная годность второй степени. Статья сорок третья… Все понятно. (Складывает бумаги.) И вы еще на врачей обижаетесь? Да это вас, вас нужно бить… Все вы так: на медицину не смотрите, из госпиталей по водосточным трубам удираете — и вот результат. И вы еще собираетесь ехать на Курильские острова… Когда была последняя вспышка?

С е р г е й. С месяц назад.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Направление в санаторий есть?

С е р г е й. У меня одно направление.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. На Курильские острова?

С е р г е й. Точно.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Так я вам скажу, где сейчас ваше место: у бабушки на лежанке. Поняли? Сосновый воздух, тишина, покой, молоко, мед, полгода ни о чем не думать — вот что вам надо сейчас.

С е р г е й. Что ж я — совсем инвалид, выходит?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. А вы хотите им стать?

С е р г е й. Все равно, не поеду я в ваш санаторий.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Ну, не в санаторий, так в деревню поезжайте. К какой-нибудь тетушке или к дядюшке… Ведь есть, наверное? Поищите в памяти.

С е р г е й. Нет у меня никого, Данил Данилыч. Я, если помните, в детском доме воспитывался. Ни кола ни двора. Один.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Ах, да… Совершенно верно. Без семьи, без родни — это плохо.

С е р г е й. Вот и еду к другу. Может, домом обзаведусь.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Ни на какие Курильские острова вы сейчас не поедете.

С е р г е й. То есть как это?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. А так. Не поедете — и все. В вашем состоянии ехать туда нельзя: жизнь там еще трудная, суровая, многое осваивать еще надо…

С е р г е й. Вот этого я и хочу. Помните, как я вам еще в госпитале про мечту свою рассказывал?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Это что-то насчет электричества?

С е р г е й. Я ведь в армию, если помните, попал со второго курса электротехнического. Увлекался там токами высокой частоты и вообще всякой новейшей техникой. И вот, представляете, на Курильских островах, среди дикой природы, мы закладываем основы хозяйства, построенного целиком на использовании электроэнергии. Переселенческие колхозы, рыбные промыслы, консервные заводы, лесные разработки — ко всем этим предприятиям мы протягиваем провода. Передовая техника.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Так-то оно так, да пока все это не для вас. Вам отдохнуть нужно сперва, поймите. Будьте хоть раз благоразумны. (Вдруг.) Слушайте, а почему бы вам пока не поехать со мной?

С е р г е й. С вами? Куда это?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. На мою родину. Еду в отпуск. Это как раз по дороге на Курильские острова. Не доезжая всего каких-нибудь семи тысяч километров. Если бы вы знали, как там хорошо… Какие места поэтические. Вокруг — леса. Сосны. Воздух… один раз вздохнешь — пьян до упаду. Охота какая! Жителей в городке всего тысяч двадцать. Из достопримечательностей: лесопилка — одна, колесная мастерская — одна, грибозасолочных пункта — два… А мои старички чего стоят!

С е р г е й. Какие старички?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Ну, мои старинные друзья… Комаровы Захар Денисович и Ефросинья Михайловна, его супруга. Обрадуются вам, как родному. А там, глядишь, и работа по душе отыщется…

С е р г е й. На грибозасолочном пункте?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. А что? Гордость не позволяет?

С е р г е й. Да разве я об этом мечтал? Вы что же, действительно хотите, чтобы я поехал в тихую провинцию и стал капитаном в отставке?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Ничего, ничего. Именно это вам пока и нужно… Словом, решено: едем.

Телефонный звонок.

(Берет трубку.) Да. Я… Матвей Семеныч?.. Что? Температура?.. Почему температура? Почему температура, я спрашиваю… Да я не кричу, это вы кричите… Что? Ага… Так. Ясно… Через час буду… Какие тут извинения! Отпуск?.. Подождет. Температуру постараемся согнать, а завтра посмотрим. Может, будем оперировать… Думаете, нет? Выждем время?.. Кто завтра уезжает?.. Я? Кто вам сказал, что я завтра уезжаю?.. Да, да. Буду через час. (Кладет трубку.) Ну что вы скажете? Как нарочно. (Закрывает чемодан, ногой загоняет его под стол.)

С е р г е й. Но ведь другие врачи остаются?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Остаются… Остаются… Ничего вы, голубчик, не понимаете. Мой пациент — понятно? Вот и вы мой пациент…

С е р г е й. Пожизненно?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Уж такой уродился… Придется вам пока одному ехать, Сергей Иваныч. Сейчас я письмо своим старикам набросаю. (Вынимает лист бумаги, хочет писать.)

С е р г е й. Подождите, подождите, что вы делаете?

Д а н и л  Д а н и л ы ч (начиная писать). Письмо пишу.

С е р г е й. Зачем?

Д а н и л  Д а н и л ы ч (продолжая писать). Чтобы предупредить о вашем приезде.

С е р г е й. Да не поеду я никуда.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Как не поедете? Ведь мы уже договорились?

С е р г е й. Ничего подобного.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. То есть как ничего подобного?

С е р г е й. А так: раз решил на Курильские острова, так тому и быть.

Д а н и л  Д а н и л ы ч (вскакивая). Так какого же дьявола я здесь бисер мечу битый час? Мало вам орловского эпизода? (В гневе ходит взад и вперед. Останавливается.) Уф! Даже вспотел от злости. (Берет зеленую тетрадку, вынутую Сергеем и забытую им на столе. Обмахивается ею. Из нее выпадает листок.) Простите. Тут что-то выпало… (Поднимает листок, хочет вложить его обратно, но что-то задерживает его внимание. Смотрит.) Интересно… Хотя, простите, это, может быть, так сказать, тайна?

С е р г е й. Да нет… Просто так… Читайте, если хотите.

Д а н и л  Д а н и л ы ч (читает).

Когда под жаворонка трель Наедине тебе взгрустнется, Знай, хоть за тридевять земель, А сердце друга отзовется. Для счастья душу береги… Оно придет. Его — не смерить. Не сомневайся. Не беги. Ведь быть счастливым — значит верить.

Правильно сказано. Кто автор? (Ищет.)

С е р г е й. Не знаю.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Как не знаете?

С е р г е й. А так. Вообще странная история. Попал этот листок ко мне давно, еще на фронте, — в ящике с подарками, как водится… И зародилась с тех пор у меня мечта: кончится война — обязательно отыскать ее…

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Кого?

С е р г е й. Кто написал.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. А вы уверены, что это она?

С е р г е й. Почерк женский — это точно. Недаром я одному графологу три банки консервов отвалил. А главное, слова какие. (Читает.) «Знай, хоть за тридевять земель, а сердце друга отзовется…» Знаете, я даже часто ее видел во сне…

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Кого?

С е р г е й. Ту, кто написала эти строчки.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Но ведь они же без подписи.

С е р г е й. Это неважно. Все равно, я уверен — это замечательная, чудесная девушка. Если бы вы знали, как помогли мне тогда ее слова. (Повторяет.) «Ведь быть счастливым — значит верить…» И я поверил. И вот прошли годы… Скрывать не буду: были встречи, знакомства… Были встречи, но словно голос какой-то шептал: не то, не она… Не настоящее… Эх, если бы…

Пауза.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Что?

С е р г е й. Да нет, ничего… Глупости, конечно. Если б найти ее… Ту, кто писала…

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Да она — если это она — с тех пор, наверное, давно замуж вышла. Ребят куча…

С е р г е й. Ну и что же?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Как «ну и что же»?..

С е р г е й. Я просто поблагодарил бы ее от всего сердца и пошел бы своей дорогой.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Э-э, нет… Никуда не годится. Что это еще за фебрис грустилис? А ну-ка, спросим медицину, что делать, когда пехотный капитан в отставке вешает нос? (Сунулся за ширму, вытаскивает гитару и берет аккорд.)

С е р г е й. Что я вижу? Жива и невредима? Знаменитая гитара, целительница из палаты номер один?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Совершенно точно. Прошу соблюдать тишину. Курс лечения начинается. (Поет, аккомпанируя себе на гитаре.)

Скажи-ка мне, дружище, Товарищ боевой, С какой такой кручины Поник ты головой? Тряхни задорным чубом, — Охота ли тужить, Когда родному дому Ты можешь послужить! Тоске скомандуй: шаг назад, Кру-у-у-гом! А ну-ка, марш вперед, солдат, Бе-е-е-гом! Перед тобой рубеж крутой, Так — в бой! Везде, где ступишь ты ногой, Твой дом! Пускай друзья далёко, Но вешать нос нельзя! Смелей — и вновь найдутся Заветные друзья. Забота, не забота — Шагай всегда вперед. Советская пехота Нигде не пропадет! Тоске скомандуй: шаг назад! Кру-у-у-гом! А ну-ка, марш вперед, солдат, Бе-е-е-гом! Перед тобой рубеж крутой, Так — в бой. Везде, где ступишь ты ногой, Твой дом!

С е р г е й. Правильная песня. Спасибо, Данил Данилыч. (Жмет ему руку.)

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Ну вот и хорошо… Значит, все в порядке? Едете?

С е р г е й. Так точно.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. К нам?

С е р г е й. На Курильские острова.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Как на Курильские острова?

С е р г е й. Вы же сами спели: «Перед тобой рубеж крутой, так — в бой». Иду в бой. До свидания, спасибо за все, Данил Данилыч. (Обнимает его.)

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Подождите, подождите… Одну минутку. (Вдруг приняв решение.) Хорошо, решили ехать — езжайте. Но просьбу мою вы можете выполнить, надеюсь? Не бойтесь — личную, не имеющую к вам никакого отношения.

С е р г е й. Любую, Данил Данилыч. Говорите.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Прошу вас по дороге на Курильские острова заехать на мою родину, к моим друзьям, и передать… (достает из чемодана маленькую коробочку) вот это…

С е р г е й. Что это?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Лекарство. Сердечное. Для Захара Денисыча. Поскольку я задерживаюсь, а ему оно срочно нужно… Отвезете?

С е р г е й. Я?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Очень прошу. Станция на вашем пути. Слезете на сутки, прокомпостируете билет — и дальше.

С е р г е й. А может быть, телеграмму дать, чтобы вышли встречать?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Телеграмма может не прийти… Разминетесь… Да и что вам стоит задержаться на сутки? Все-таки новое место… Или у вас совсем любознательности нет? Скучать вам не дадут, ручаюсь.

С е р г е й. Воображаю! Два старика…

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Что вы! У них всегда молодежи полно.

С е р г е й. А у них есть дети?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Как не быть? Есть.

С е р г е й. Сын? Дочка?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. А почему это вас так интересует?

С е р г е й. Меня? Вовсе нет…

Д а н и л  Д а н и л ы ч (в сторону). А что, если попробовать? (Громко.) Дочка. Замечательная дочка.

С е р г е й. Да? (В сторону.) Он, кажется, думает, что это на меня подействует… (Громко.) Чем же она такая замечательная?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Ничего вам больше не расскажу. Мучайтесь. Сгорайте от любопытства. Ну, как, заедете?

С е р г е й (про себя). А вдруг? (Громко.) Если это так нужно… Отдам — и в тот же день дальше.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Вот спасибо. Сейчас письмо напишу. (Начинает писать.)

С е р г е й. Зачем?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Что задерживаюсь. (Пишет.)

Сергей в это время прошелся по комнате, на глаза ему попалась гитара. Рассеянно взял ее в руки. Берет несколько аккордов, напевает, как бы про себя.

С е р г е й.

Скажи-ка мне, дружище, Товарищ боевой, С какой такой кручины Поник ты головой?

Д а н и л  Д а н и л ы ч (отрываясь от письма, продолжает).

Тряхни задорным чубом, — Охота ли тужить, Когда родному дому Ты можешь послужить!..

Знаете что? Берите ее с собой. Дарю.

С е р г е й. Кого? Что?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Гитару. На память. От учителя — ученику.

С е р г е й. Нет, нет. Что вы… (Откладывает гитару.)

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Ничего, ничего. (Берет гитару, торжественно вручает Сергею.) Вот. Владейте на здоровье. Себя бодрите и других веселите.

С е р г е й. Спасибо, Данил Данилыч.

Д а н и л  Д а н и л ы ч (передает письмо). А это — письмо. Адрес на конверте.

С е р г е й (читает адрес). Город Хвоев, Пушкинская улица, дом семь. Действительно, поэтические места… Что это за город такой — Хвоев?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Какой? (Поет.)

Старых домов покосились венцы, Ставни в сердечках и розах. И вырезают, как прежде, юнцы Слово «люблю» на березах. Песню за печкой заводит сверчок, Целую ночь не уймется… А в самоваре — горит уголек… Что ж в этой песне поется? Мчатся года за годами чредой, Юности блекнут приметы… Тихий родной городок над рекой, Девушка милая, где ты?

Пауза.

Ну, желаю вам счастья, голубчик. Куда бы вас ни занесло…

С е р г е й. Спасибо, Данил Данилыч. До свидания. (Обнимает Данила Данилыча. Уходит, негромко повторяя про себя.)

Тихий родной городок над рекой, Девушка милая, где ты?..

Скрывается. Данил Данилыч смотрит ему вслед, машет рукой.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Вид станции со стороны города. Надпись над подъездом: «Хвоев». Из-за угла видна часть машины. От машины идет молодая  д е в у ш к а  в комбинезоне и резиновых сапогах. Из-под ушанки выбиваются светлые кудри. В руках — гаечный ключ. Это — Ж е н я.

Ж е н я (кому-то, оборачиваясь). Я же сказала — не надо мне вашей помощи… Гордая? Пожалуйста. Такая уродилась. И не жалею. Да, да. Всего хорошего. (Сама с собой.) Даже зло берет. Что они — девушки за рулем не видели? (Смотрит на машину.) А все-таки в чем причина? Весь мотор перерыла… Может быть, вал? Посмотрю… (Заправляет волосы под ушанку, лезет под машину.)

Из подъезда станции выходит  С е р г е й — в плаще без погон, с чемоданом в руке. Шинель привязана к чемодану. В другой руке — гитара.

С е р г е й (осматривается). Так вот, значит, как выглядит этот самый Хвоев… Н-да. Сторонка. Помрешь — никто не услышит… (Видит машину.) Ах, вот как? (Подходит, кладет вещи в кузов.) Хозяин! Эй, хозяин! (Оглядывается.) Да где же он? Хозяин!

Внизу, около его ног, показывается голова Жени. Лицо ее до неузнаваемости перепачкано маслом, волосы, убранные под шапку, делают ее похожей на подростка.

Ж е н я. Что вам?

С е р г е й. Здравствуй, красавец. До Хвоева подвезешь?

Ж е н я. Как же. Сию минуту.

С е р г е й. А что?

Ж е н я. Не видите — машина неисправная.

С е р г е й. Дай помогу.

Ж е н я. Ну вас всех с вашей помощью. (Скрывается под машиной.)

С е р г е й. Зубастый парнишка. (Наклоняется, говорит под машину.) Я в твои годы повежливей был. Пятнадцать стукнуло?

Г о л о с  Ж е н и (из-под машины). Сто пятнадцать!

С е р г е й. Возраст — что и говорить. (Присаживается на корточки.) Что же у тебя случилось? Зажигание проверил? Может быть, клеммы у аккумулятора окислились? Сейчас посмотрим. (Идет за машину.)

Слышен звук подымаемого капота.

Ж е н я (вылезает, смотрит). Эй, зачем вы капот открыли? Уходите, говорю, пока я по-хорошему разговариваю.

Г о л о с  С е р г е я. Погоди, погоди… Сейчас найдем.

Ж е н я. А я говорю — идите своей дорогой. (Бросаемся за машину, вытаскивает за руку Сергея.) Кто вас просил?

С е р г е й. Дело тут ясное, парень: разрыв у тебя между контактами… Понял? Сейчас зачистим концы — и все в порядке. (Быстро работает.)

Женя вырывает из рук Сергея плоскогубцы, которыми он работал, и берется за работу сама.

Ж е н я. Ступайте своей дорогой.

С е р г е й. Как же я пойду, чудак человек, когда вещи мои здесь?

Ж е н я. Где? (Заглядывает в кузов, хватает чемодан, ставит его на землю.) Были там, а теперь здесь.

С е р г е й. Не повезешь?

Ж е н я. Приказа не знаете? Имеем право только груз.

С е р г е й. А я не груз?

Ж е н я. Некогда мне шутки шутить.

С е р г е й. Ей-богу, в данное время груз… И для себя, и для других. Поехали, милый, поехали. (Хочет снова положить чемодан в кузов.)

Ж е н я. Не повезу.

С е р г е й. Да я тебе заплачу.

Ж е н я. Удивили.

С е р г е й. Принципиальность показываешь? И зачем только детей за руль сажают?

Ж е н я. Детей?

С е р г е й. Ну да. Был бы ты взрослый мужчина, сговорились бы в полсекунды.

Ж е н я. Вы наших шоферов не знаете.

С е р г е й. Шофер — всюду шофер.

Ж е н я. А если шофер — девушка?

С е р г е й. И того проще.

Ж е н я. Как?

С е р г е й. А так. Вот, скажем, был бы ты не парень, а девушка…

Ж е н я. Думаете, сговорились бы?

С е р г е й. Уверен.

Ж е н я. Расскажите, интересно знать…

С е р г е й. Научиться хочешь? Изволь. Сидела бы за рулем, скажем, черненькая — сейчас бы: «Ах, эти черные глаза меня пленили…» И готово. Через минуту катил бы, как граф.

Ж е н я. Вот как… А если голубые?

С е р г е й. «Василечки-васильки, милые, родные, посмотрите на меня, темно-голубые…»

Ж е н я. А карие?

С е р г е й. Ишь какой любопытный… «Кари глазки, где вы скрылись, мне вас больше не видать…»

Ж е н я. А серые?

С е р г е й. Да ты, вижу, всерьез взялся? Серые? «Погляди на меня, сероглазочка, золотая ошибка моя…»

Ж е н я. И ошибок не бывает?

С е р г е й. Снайперский расчет.

Ж е н я. Значит, большая практика была?

С е р г е й. Случалось.

Ж е н я. И везет?

С е р г е й. Обязательно.

Ж е н я. Любая?

С е р г е й. Любая. Ну, пошутили, и хватит. Давай, поехали!

Ж е н я. А вот и не любая. (Снимает ушанку — волосы, рассыпались.) Спасибо за науку. (Скрывается за машиной.)

Слышен шум заведенного мотора.

С е р г е й (один). Вот те на… (Кричит.) Стойте, стойте!

Г о л о с  Ж е н и. Все равно не повезу.

С е р г е й. Так я ж тебя перехитрю. (Бросает чемодан в кузов, хочет сам влезть, но машина внезапно рывком трогается с места и исчезает с необыкновенной быстротой. Сергей шлепается на землю. Сидя на земле.) Так… Курс лечения начинается.

В это время из подъезда станции выходит  Л ю с я, слышит последнюю фразу Сергея.

Л ю с я. Воображаю, что будет к концу. (Проходит.)

С е р г е й (вскакивая). Подождите. Один вопрос.

Л ю с я. В чем дело? Только учтите — мне некогда.

С е р г е й. У вас город большой?

Л ю с я. Порядочный.

С е р г е й. А девушек у вас много?

Л ю с я. На вас хватит.

С е р г е й. Да я не в том смысле… Мне нужно найти только одну.

Л ю с я. Понимаю. Ту самую, которая отдала бы вам свое сердце.

С е р г е й. Какое там сердце! Мой чемодан.

Л ю с я. Чемодан?

С е р г е й. Только что отсюда уехала машина…

Л ю с я. Не обратила внимания.

С е р г е й. Девушка-шофер…

Л ю с я. У нас много девушек-шоферов.

С е р г е й. Блондинка, небольшого роста…

Л ю с я. Ой, неужели Женька? Вот жаль. Подвезла бы меня.

С е р г е й. А кто такая Женька?

Л ю с я. Моя подруга.

С е р г е й. Подруга? Хорошая у вас подруга. Увезла мой чемодан.

Л ю с я. Женя? Такими глупостями Женя не занимается. Знаете, кто она? Секретаршей у директора комбината работала. Ушла и двадцать девушек из аппарата увела на шоферские курсы — вот как. Про нее даже в газете напечатали. Член комсомольского бюро. Ну, и, конечно, моя подруга…

С е р г е й. Нет, нет, тогда это была другая. Но я все-таки хочу вернуть свои вещи. Как вы думаете, сможет ли ваша Женя мне помочь?

Л ю с я. Женя? Еще бы. Она всех девчат-шоферов знает. Идемте.

С е р г е й. Куда?

Л ю с я. Нам ведь все равно по дороге.

С е р г е й. Почему?

Л ю с я. Но вы же к нам? Там и Женю найдете.

С е р г е й. Куда это — к вам?

Л ю с я. Пожалуйста, не притворяйтесь. Все равно мимо моего стола вам не пройти.

С е р г е й. Почему?

Л ю с я. Потому, что теперь я секретарь директора, понятно? В порядке очереди — и только. Даже ваша гитара не поможет.

С е р г е й. Какая очередь? При чем тут гитара? Вы что-то путаете, девушка.

Л ю с я. Нет, это вы меня хотите запутать. Но все равно не пройдет. В порядке очереди — и все. Из Латвии едут, с Дальнего Востока едут, с Украины едут… Одна женщина из Орловского облоно третью неделю сидит. Мы им четыре дома занарядили, и все до сих пор…

С е р г е й (перебивая). Ах, вот оно что. Значит, вы тут трудящихся домами оделяете?

Л ю с я. А как же. Стандартные, собирающиеся и разбирающиеся дома из готовых деталей. На месте старой лесопилки — комбинат всесоюзного значения. Отгрузка по любому адресу. Удобно, дешево, быстро.

С е р г е й. Быстро? А почему же вы товарища из Орловской области маринуете? Имейте в виду: я орловцев в обиду не дам. Нет, нет, орловцам нужно помочь в первую очередь.

Л ю с я. Это вы о себе беспокоитесь?

С е р г е й. Отнюдь. Хоть дома у меня и нет, пока перебьюсь без дома.

Л ю с я. Подождите… Так вы не от организации?

С е р г е й. Нет. Сам от себя.

Л ю с я. Зачем же вы тогда к нам приехали? За домом ведь, правда?

С е р г е й. А знаете? Пожалуй, правда. Человек я действительно бездомный…

Л ю с я. Бездомный? Значит, вы совсем один?

С е р г е й. Почему один? (Поет, аккомпанируя себе на гитаре.)

Пускай друзья далёко, Но вешать нос нельзя! Смелей — и вновь найдутся Заветные друзья…

Л ю с я. Вот здорово. Вы мне очень нужны.

С е р г е й. Я? Вам?

Л ю с я. Да, да. Внешность прекрасная, голос есть, на гитаре играете… У нас как раз такого не хватает. Сегодня же ровно в восемь часов вы должны быть у нас.

С е р г е й. Где у вас?

Л ю с я. Колодезная улица, дом десять. Только не опаздывайте.

С е р г е й. Да подождите. Зачем мне Колодезная улица?

Л ю с я. Как зачем? Там же наш клуб. И в клубе наш драмкружок.

С е р г е й. Ах, вот оно что… Ну какой же из меня артист!

Л ю с я. Ничего, ничего. Станиславский тоже не сразу стал Станиславским.

С е р г е й. Но я никогда не выступал…

Л ю с я. Уверена, что у вас получится. Прочитайте что-нибудь. Ну, живее, живее!

С е р г е й. Да я ведь… (Вдруг посмотрел куда-то, кричит.) Эй! Эй! Стойте! Стойте! Подождите! (Машет руками.)

Л ю с я. Хорошо. Хорошо. Это из какой роли?

С е р г е й (продолжая кричать кому-то невидимому). Да стойте же, говорю! (Бежит.)

Л ю с я (спешит за ним, аплодируя). Замечательно. Дикция превосходная. Мысль доносите правдиво… У вас талант. Это какая пьеса?

С е р г е й (указывая). Девушка за рулем… Слышите? Девушка за рулем… (Скрывается.)

Л ю с я. Не знаю такой пьесы. Стойте! Куда же вы? Подождите! (Бежит вслед за ним.)

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Комната секретаря директора. Дверь директорского кабинета обшита черным дерматином. Большое окно. В углу — стол секретаря с двумя телефонами. Несколько стульев. В комнате никого нет. Истошно звонят оба телефона. Врывается  Л ю с я, за ней  С е р г е й  с гитарой.

Л ю с я (хватает сразу две трубки, говорит одновременно в обе). Да, да. Да, да… Тимофей Палыч?.. Семен Семеныч?.. Нет, нет, ничего подобного. Это я не вам… Что?.. Степан Андреевич уезжает? Откуда вы взяли?.. Нет, нет, это я не вам… Да, да, уезжает. Что?.. Доложу. Да… Да… Хорошо. Хорошо. Хорошо. (Разом вешает обе трубки.)

Из кабинета звонок.

Ох, неужели уже вернулся? (Открывает английским ключом дверь в кабинет, заглядывает туда.) Билет заказан, Степан Андреевич. Хорошо, сейчас поищу. (Метнулась к своему столу, открывает ящик ключом, вытаскивает папку и ищет какую-то бумагу.)

С е р г е й. Вы, кстати, скажите своему директору, чтоб он субботник, что ли, организовал. Весь комбинат лесом завалили — невозможно пройти.

Л ю с я (роясь в папке). Да где тут нам еще за красотой следить. Видите, что у нас делается. (Нашла бумагу.) Посидите… Я сейчас…

С е р г е й. А чего я тут буду сидеть? Комбинат ваш мы с вами, кажется, весь облазили, но приятельницы вашей, как видно, нам сегодня не сыскать.

Л ю с я. Как не сыскать? Да ведь она живет со мной в одной комнате. Вы обязательно меня подождите. А чтоб не скучать, почитайте. (Вынула из ящика своего стола книжку, сунула Сергею.)

Звонок из кабинета.

Сейчас, сейчас… (Скрывается в кабинете.)

С е р г е й (один). Называется, попал в спокойное местечко. (Со злостью ставит в угол гитару.) Еще с бандурой этой возись. (Раскрывает книгу, читает.) «Станиславский. «Моя жизнь в искусстве». Очень кстати.

Звонит телефон. Сергей не обращает на него внимания. Телефон звонит все настойчивей.

А, черт! (Берет трубку.) Слушаю… Что?.. Нет, нет, не директор… Кто? Не все ли равно?.. Да нет же, говорю, какой мне смысл от вас скрываться… Я просто… Да дайте же сказать!.. Ну, пожалуйста, пожалуйста, говорите вы. Только какой толк от этого? (Слушает.) Так… Так. Товарищ, я вам сочувствую и считаю, что это безобразие, но помочь не в силах… Почему? Да потому, что я тут посторонний человек… Что?.. В этом деле не может быть посторонних? А вот представьте… Что?.. Советский ли я человек? Ну, знаете… (Вешает трубку.)

Из кабинета выскакивает  Л ю с я, бежит к шкафу.

Тут звонили из Красногорского рудоуправления. У них с жильем совсем плохо. В одном двухкомнатном доме чуть ли не двадцать человек, в том числе несколько квалифицированных забойщиков. Наряд спущен давно. Надо что-то срочно сделать…

Л ю с я (роясь в столе). Как будто они одни. Обождут.

С е р г е й. То есть как это «обождут»? Красногорцы ждут, орловцы ждут, — что же ваш директор смотрит?

Л ю с я. А думаете, он не знает? Да у него сейчас главный механик с технологом — все по тому же вопросу. Ведь почему у нас такой затор? Производство на конвейер переводим…

С е р г е й. А людям пока что делать? Вместо крыши ладошками накрываться?

Звонок из кабинета.

Л ю с я. Сейчас, сейчас. Нашла уже, несу… (Бежит к двери. На ходу Сергею.) Я вас очень прошу, сейчас должны звонить из обкома, так вы возьмите трубку и стукните мне в дверь… Я сейчас. (Скрывается в кабинете.)

Звонит телефон. Сергей берет трубку.

С е р г е й. Слушаю… Гусарова? Откуда?.. Представительница Орловского облоно?.. А? Да, да. Как же, слышал… Что? Даже не обещают? Да что они — смеются? Ведь это же школы! Для ребят — в первую очередь. Что-нибудь надо придумать, говорю… Нет, нет. Вы меня не благодарите… Да потому, что я не директор… Да. Просто частное лицо. Честное слово… Здесь? Случайно… Зачем — издеваюсь? Да нет же. Я, наоборот… Для орловцев — все. Сам ведь освобождал… Алло! Алло! (Опускает трубку.) Ну и положение… (Подумав, берет трубку.) Алло! Станция?.. Скажите, где у вас останавливаются приезжие? В Доме колхозника? А номер телефона?.. Так и называть? Тогда попрошу вас… Спасибо… Алло! Это Дом колхозника? Скажите, не у вас остановилась товарищ… товарищ Гусарова? Приезжая. Из Орла… Уже две недели здесь… У вас? Будьте добры, попросите ее к телефону… Только что ушла? Плакала?.. (Кладет трубку.) Черт знает что такое. Надо сказать директору. (Решительно идет к двери.)

В это время снова звонит телефон.

(Берет трубку.) Слушаю… Откуда?.. Из обкома?.. Сейчас соединяю. (Идет к двери, но сейчас же возвращается, берет трубку.) Простите, товарищ, задержу вас на одну минуту. Требуется срочное вмешательство обкома… Кто говорит? Демобилизованный офицер, член партии Усков Сергей Иваныч… Что здесь делаю? Проездом… А с кем я говорю?.. Товарищ Надеждин? Так вот, товарищ Надеждин, дело такое… (Не замечая вошедшего в комнату Захара Денисыча.) Насколько я могу судить, на комбинате неладно. Заказчики по неделям дожидаются, не могут отгрузить заказов… Из Орла представительница областного отдела народного образования чуть не месяц живет, а домов под школы до сих пор не получила. Я сам Орел освобождал… Ага, вы как раз по этому делу?.. Понятно… Понятно. Есть. Сейчас соединяю. (Стучит в дверь кабинета.)

Из кабинета выбегает  Л ю с я.

Л ю с я. Обком?

С е р г е й. Да.

Л ю с я (берет трубку). Товарищ Надеждин? Соединяю со Степаном Андреичем. (Сергею.) Большое спасибо. (Скрывается в кабинете.)

З а х а р  Д е н и с ы ч (Сергею). Ну, товарищ, скажу одно — вовремя вы приехали. Дело будет.

С е р г е й. Почему вы думаете?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Вижу по вашей ухватке. Все наши дела зорким оком сразу охватили. Информацию обо всем вы, конечно, получите, но пока послушайте и меня, старика. Полагаю, что все дело в сушилке.

С е р г е й. Позвольте, но я…

З а х а р  Д е н и с ы ч. Не специалист. А я, между прочим, тоже к сушильным делам касательства не имею. Работаю мастером сборочного цеха, по профессии плотник. Любитель литературы. От вас же хочу получить установки: правильное ли дело — равняться по узким местам?

С е р г е й. Ясно — неправильно. Но…

З а х а р  Д е н и с ы ч. То-то и оно. А что у нас получается? Все склады завалены, а сборки настоящей нет. Почему? Потому, что станки свои мы на конвейер перестроили, а сушилка нам все сроки срывает… Какой здесь может быть поток?

С е р г е й. Я плохо разбираюсь…

З а х а р  Д е н и с ы ч. Я вам поясню наглядным примером… (Берет со стола чернильницу, пресс-папье, линейку, ручку и раскладывает.) Скажем, данная ручка — дерево. Располагаем станки по гнездам: строгальные, долбежные. И вот…

Из кабинета пулей вылетает  Л ю с я, очень возбужденная.

Л ю с я (Сергею). Слушайте, что вы здесь наговорили по телефону товарищу Надеждину?

С е р г е й. А что?

Л ю с я. А то, что из-за вас теперь я должна лететь. Со службы. У Степана Андреича с товарищем Надеждиным вышел какой-то неприятный разговор, а он сейчас же на меня: кого, говорит, подпускала к телефону?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Как кого? Товарища же из газеты.

Л ю с я. Из какой газеты? Да он просто обыкновенный толкач. Наверное, еще из какой-нибудь самой захудалой организации.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Как толкач? А я думал — это по моему письму… Из газеты…

Л ю с я. Ах, это вы, оказывается, письмо писали?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Да подожди ты, трещотка. (Сергею.) Я вам все объясню! (Вытаскивает из нагрудного кармана бумагу.) Вот! Проект мой. Насчет сушилки. Переоборудовать надо, а мне в ответ резолюция: «Несвоевременно». Понимаете? (Подумав.) Но кто же вы такой, если не из газеты?

С е р г е й. Я? Просто обыкновенный советский человек…

З а х а р  Д е н и с ы ч. Какой такой обыкновенный человек? Нет сейчас обыкновенных людей. Объясните подробней.

Л ю с я. А что он может объяснить? И так видно, что за птица. Только через порог шагнул — сразу склоку затеял. Ну что я теперь буду делать? (Сергею.) Все из-за вас.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Да погоди ты. Пусть человек выскажется…

С е р г е й. Товарищи… Сейчас я все объясню. Дело в том, что… (Вдруг замолкает, уставившись в окно, выходящее на двор. Затем бросается к окну, кричит.) Стойте! Стойте! (Бросается к выходу.)

З а х а р  Д е н и с ы ч. Что с вами? Что вы увидели?

С е р г е й (на ходу). Девушка. Та девушка за рулем…

З а н а в е с

АКТ ВТОРОЙ

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Большая светлая комната. Направо, налево и в глубине комнаты — двери. В центре комнаты — стол, накрытый ослепительно белой скатертью. Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а  сидит, углубившись в чтение газеты. Вдруг прерывает чтение.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Ах ты, скорпион ты эдакой! А еще сенатор. До чего договорился — в три недели хочет с нами управиться. Клавдя! Клавдя! Послушай-ка, что пишут… (Стучит в дверь в глубине комнаты. Прислушивается.) Не мешать? (Отходит.) Все занимается, занимается… овладевает… И то сказать — легкое ли дело… Бухгалтерия. Это не просто на костяшках считать…

Шум шагов за дверью слева.

Никак наши? (Отворяет дверь.)

На пороге — Женя.

Ж е н я. Здравствуйте, Ефросинья Михайловна. Захара Денисыча еще нет?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (взглянув на часы). Задерживается почему-то. А что?

Ж е н я. Так… Посоветоваться хотела по одному делу.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Расскажи, может, и я что хорошее посоветую…

Ж е н я. Да нет… Пожалуй, не стоит. (Направляется к двери.)

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Секрет?

Ж е н я. Просто передумала. Да и дело пустяк. Простите. (Скрывается.)

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (вслед ей, с сердцем). Еж. Чистый еж. Топорщится во все стороны иглами… Ну что за девка! Другая хоть забежит, обнимет, про кавалеров расскажет, а эта… (Передразнила.) «Захара Денисыча еще нет?» Друга себе нашла. Правильно говорится: стар да мал — черт веревочкой связал. (В сердцах переставляет посуду.) Клавдя, да выйди ты наконец из своего терема.

Шум шагов за дверью.

(Взглянула на часы.) Вот и наши.

Стук.

Войдите.

Дверь открывается, в комнату входит Сергей с гитарой.

С е р г е й. Простите, пожалуйста… Не живет ли в этом доме девушка-шофер?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Девушка-шофер?

С е р г е й. Я все объясню, вы только сначала скажите…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Живет тут одна, по коридорчику.

С е р г е й. Да? Она дома?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Только что была, да ушла…

С е р г е й. Вот не везет!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А на что вам эта девушка-шофер?

С е р г е й. Смешная история получилась… Только вышел со станции — сразу же остался без вещей: увезла какая-то девица-шофер на машине. Вот только гитара и осталась.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Да как же это так? Среди бела дня?

С е р г е й. Так уж вышло… Случайно, разумеется. Но главное — в моих вещах было письмо с адресом, которое я должен был передать. И вот положение — один в незнакомом городе, без адреса, без вещей… Решил обходить все дома, улицу за улицей, и всюду спрашивать про девушек-шоферов.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А адреса, что был на письме, совсем не помните?

С е р г е й. Нет. Только фамилия в голове осталась — Комаровы.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Комаровы?

С е р г е й. А вы их знаете?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Как не знать. Только Комаровы у нас не одни, чуть ли не три улицы Комаровых. Те, что подле выгона живут, называются кончанские Комаровы, дальше, под горку, где дом с воротами, называются Комаровы, что возле колодца… Есть погорелые Комаровы, есть Комаровы с выигрышем.

С е р г е й. Как с выигрышем?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. По займу выиграли пять тысяч, так и зовутся. А по имени не знаете?

С е р г е й. Забыл… Разве вот если по приметам… Так это те Комаровы, у которых в Москве есть знакомый доктор, Данил Данилыч…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Данил Данилыч?.. В Москве? Ну, значит, вы как раз к тем Комаровым и попали.

С е р г е й. Вот как?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Так. С Данил Данилычем мы друзья старинные… И горе, и радость — все пополам. А уж врач какой…

С е р г е й. Удивительный случай… Но как же… Письма, которое я должен был вам передать от него, у меня нет. И лекарство для вашего мужа в вещах осталось… От Данил Данилыча.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Позаботился? Вот спасибо.

С е р г е й. Но ведь оно в вещах…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Найдутся, не беспокойтесь. А пока — с приездом, гость дорогой, не знаю только, как вас величать…

С е р г е й. Сергей Иваныч, по фамилии Усков. Звание — отставной гвардии капитан. Простите, а вас как?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Ефросинья Михайловна. Старика моего Захар Денисычем звать, а с молодежью нашей вы сейчас познакомитесь… Клавдя! Клавдя! Оторвись на минутку от своих занятий! Гость у нас…

С е р г е й. Ничего, ничего, не беспокойтесь, пожалуйста.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Какое беспокойство… Сейчас сбегаю, воды свеженькой принесу, самоварчик поставлю, а потом милости прошу к столу — отужинать с нами… Как раз и Захар Денисыч с работы придет.

С е р г е й. Большое спасибо, но, честно говоря, мне бы сейчас отдохнуть где-нибудь часок… Целый день прошатался, просто без ног.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Сейчас, сейчас вас устроим… И покушаете, и отдохнете. Клавдя! Да выйди ты наконец. Встречай гостя. (Сергею.) В той комнате я и постель вам постелю.

С е р г е й. Нет, зачем же в той… Просто на диванчике где-нибудь… Я спать не собираюсь — мне еще нужно сегодня в одно место зайти.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. В какое такое место на ночь глядя?

С е р г е й. В Дом колхозника.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Уж не заночевать ли там хотите? Вы это оставьте. Или дом наш не понравился?

С е р г е й. Что вы… Просто нужно повидать одного человека.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Только приехали — и уже дела?

С е р г е й. Да, видите, получился у меня один неудачный телефонный разговор, а она как раз из Орла…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Кто она?

С е р г е й. Женщина одна… Понимаете? А Орел — родной мне город…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Что ж тут не понимать? Понимаю.

С е р г е й. Нет-нет, не в этом смысле…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А я разве осуждаю? Смолоду все такими были.

С е р г е й. Да нет же. Здесь совсем другое дело…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Ну, пусть другое, а поесть все-таки нужно. На свиданье с голодным желудком идти…

С е р г е й. Какое тут свиданье…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Вот именно, какое уж тут свиданье. Тебе про нежные чувства толкуют, а в голове одно: щец бы горяченьких да со свининой… Аккурат как у нас на ужин.

С е р г е й. Но я…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Ничего, ничего. Поужинаете с нами, отдохнете, а потом пожалуйста — за свои дела. Постель вам сейчас приготовлю. (Уходя в правую дверь, на ходу.) Клавдя! В последний раз говорю… Не выйдешь — все твои книжки пораскидаю. (Уходит.)

С е р г е й (один). Фу… Ну и попал. (Прошелся. Прислушивается, не слышно ли шагов за дверью, в глубине.) А эта Клавдя девица, видно, с норовом… Хорошо — подарок приготовил. (Вынимает из кармана большую красивую пудреницу.) Понравится или нет? (Открывает крышку. В пудренице лежит сложенное письмо.) Черт… Вот где письмо-то, оказывается. Сам же спрятал понадежней и как-то сразу не вспомнил. (Смотрит на дверь в глубине.) Значит, Клавдия… Клава… Клавушка… А вдруг…

Дверь открывается. Входит худощавый  м о л о д о й  ч е л о в е к  в очках.

М о л о д о й  ч е л о в е к. Мамаша! Никакой возможности нет заниматься… (Увидев Сергея.) Простите…

Немая сцена. Сергей смотрит в ту комнату, но там никого больше нет. Ничего не понимая, он осматривает со всех сторон молодого человека в очках. Тот конфузится, начинает с беспокойством осматривать себя.

(Наконец, чуть заикаясь.) Познакомимся… Комаров Клавдий Захарыч…

С е р г е й. Клавдий Захарыч. (Роняет пудреницу.)

Клавдий подымает ее.

К л а в д и й. Красивая штучка… Это пу… пудреница?..

С е р г е й. Та… табачница… Прошу вас… В знак, так сказать, знакомства…

К л а в д и й. Мне?

С е р г е й (окончательно теряясь, сует ему в руки письмо). Вот письмо… Тут все сказано… Читайте.

Клавдий машинально берет письмо, разрывает конверт, начинает читать. Появляется  Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а, она несет простыни и перину.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Вот вам и постелька. (Увидев молодых людей вместе.) Уже познакомились?

С е р г е й (растерянно). Да, да… (Оглядывается.) А… а где же дочка?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Дочка?

У Клавдия, читающего письмо, вырывается восклицание.

Что с тобой, Клавдюша?

К л а в д и й. Нет… ничего… Тут вам письмо, мамаша. Прочтите. (Подмигивает ей, делает знаки.)

С е р г е й. От Данил Данилыча… Представьте — нашлось.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А дочка при чем здесь, Сергей Иваныч?

С е р г е й. Как при чем?

Недоуменно смотрят друг на друга. Клавдий делает матери отчаянные знаки.

Что с вами?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Ничего… Отдохните, Сергей Иваныч.

С е р г е й. Какие-нибудь неприятные новости?

К л а в д и й. Понимаете ли… (Не знает, что сказать.)

С е р г е й. Простите, не буду мешать. (Уходит.)

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Стойте. (Бежит к окну.) Куда вы?

Г о л о с  С е р г е я. В Дом колхозника. Скоро вернусь.

К л а в д и й. Ох, мамаша, вы ничего не знаете.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А что?

К л а в д и й. Прочтите письмо.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Что же там, в письме? Не пугай меня, Клавденька…

Вдруг дверь распахивается, появляется  З а х а р  Д е н и с ы ч.

З а х а р  Д е н и с ы ч. О каком письме речь?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Гость у нас, Захарушка. От Данил Данилыча. Лекарство тебе привез…

З а х а р  Д е н и с ы ч. Как раз вовремя.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А что случилось?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ничего.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А все-таки? На лесопилке что-нибудь?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Да какая там лесопилка! Тридцать раз на день твержу: комбинат, комбинат, комбинат. Неужели трудно запомнить?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Прости, Захарушка… Привыкла за двадцать лет… Что у тебя, неприятности какие?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Какие неприятности? Все тишь да гладь да божья благодать.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А все-таки? Что случилось?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Да разве с нашим директором может что-нибудь случиться?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Опять у директора был? Ну что за человек!

Пауза.

А директор что?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Что директор? (Вытаскивает из кармана свой проект, комкает его и яростно швыряет в угол.) Вот что твой директор.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (бросаясь за бумагой). Захарушка! Там же сушилка твоя. (Хочет поднять.)

З а х а р  Д е н и с ы ч. Не тронь. Пусть ее мыши съедят.

К л а в д и й. Да объясните вы толком, папаша, что вам сказал директор?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Что сказал? «В облаках, говорит, мастер, витаешь. Производство хочешь остановить. А мы должны, говорит, на ходу перестраиваться. До сушилки ли нам, говорит, когда, мы конвейер обещали пустить и до сих пор — ни с места? Ты бы, говорит, вместо своего проекта токарей бы мне раздобыл, человек с пяток». А что я ему — отдел кадров? Откуда я их достану, когда квалифицированного человека к нам калачом не заманишь?

Пауза.

Ну, хватит. Наболело — отговорил. Расскажите про гостя. Что за человек, откуда, куда?

К л а в д и й. Вот письмо, папаша. (Подает письмо.)

З а х а р  Д е н и с ы ч. Давай, давай. (Надевает очки, читает.) «Дорогие друзья, обращаюсь к вам с большой просьбой… Случайно встретился со своим бывшим пациентом, славным парнем Сергеем Усковым, геройски проявившим себя на войне. Сейчас он демобилизовался и, не зная, куда девать себя, решил ехать к другу на Курильские острова…»

К л а в д и й. На Курильские острова?..

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ладно, ладно. Острова… Обрадовался. (Продолжает чтение.) «Состояние здоровья у него такое, что сейчас его туда нельзя отпускать ни в коем случае. У вас он будет проездом. Придумайте, что хотите, но удержите его у себя хоть на месяц. Предупреждаю: человек он беспокойный, и справиться с ним будет нелегко — вечно стремится куда-то… Для того чтобы заманить его к вам, пришлось даже намекнуть, что у вас есть… дочка…»

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Дочка?

К л а в д и й. Да, мамаша. Так и написано — дочка.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Нечего сказать, намекнул.

Пауза.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Откуда же ее взять?

З а х а р  Д е н и с ы ч (продолжая чтение). «Это связано с его мечтой, о которой я расскажу вам как-нибудь впоследствии, сейчас некогда. А пока, я уверен, вы найдете выход…» Хорошо ему говорить «найдете выход». (Продолжает чтение.) «Главное — первое время создайте ему полный покой. Не допускайте никаких мыслей о работе, о том, что ему делать в будущем, — пусть отдыхает. Надеюсь, что ваш Хвоев — самое подходящее для этого место. Ваш…» (Помолчав.) Да-а… Задачка…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Насчет покоя — устроим. А вот дочка… С дочкой как будем, Захар Денисыч?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Как будем? Никак не будем.

К л а в д и й. На нет и суда нет.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Как ты рассуждаешь, Клавдюша. А он возьмет да уедет на свои острова. Очень ему весело сидеть с нами. Ты — с книжками, отец — на лесопилке…

З а х а р  Д е н и с ы ч. На комбинате, Фрося.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Да ну тебя с твоим комбинатом. Человек по женскому обществу соскучился, а ты сразу — комбинат.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Откуда ты заключаешь, что соскучился?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Не успел приехать — уже на свиданье побежал.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ишь ты…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Вот и «ишь ты»… Большой ему интерес с нами торчать.

К л а в д и й. Понравится — останется. А не понравится — пусть уезжает. По крайней мере хоть экзамен спокойно сдам. (Забирает книги, уходит в правую дверь.)

З а х а р  Д е н и с ы ч. Нет, отчего же? Если б остался, хорошо было бы. Нам боевые люди нужны.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Тебе все бои. Шестьдесят с хвостиком стукнуло, а все угомониться не можешь… Слышишь, что Данил Данилыч пишет: тишина и покой.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Да человек-то он, видать, беспокойный, Фрося. Видишь, написано: стремится куда-то… Такие нам — в самый раз. Большая драка у нас на комбинате предвидится, большая драка. Поняла?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Поняла. Очень интересно будет Сергею Иванычу с таким стариком время коротать. Уедет. Как пить дать уедет.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Насильно мил не будешь.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А вот не уедет.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Надумала что-нибудь?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Увидишь. (Уходит.)

З а х а р  Д е н и с ы ч (один). Воображает что-то… Нет уж, Ефросинья Михайловна, если придумывать, так надо наверняка.

Пауза.

А что, если… (Засмеялся.) Вот история. Попробуем, авось клюнет. (Уходит.)

К л а в д и й (возвращается. Задумчиво). На Курильские острова собирается…

В дверях появляется  Л ю с я.

Л ю с я. Здравствуйте, Клавдий Захарыч… Я слышала, у вас гости?

К л а в д и й (мрачно). Правильно слышали.

Л ю с я. Вот хорошо!

К л а в д и й. А что тут хорошего?

Л ю с я. Ужасно люблю гостей. Молодой? Интересный? Пришла взглянуть.

К л а в д и й. Еще увидите.

Л ю с я. А почему такой тон?

К л а в д и й. Просто так.

Л ю с я. Случилось что-нибудь?

К л а в д и й. Ничего не случилось.

Л ю с я. Нет, все-таки?

К л а в д и й. Я говорю — ничего.

Л ю с я. Удивительный человек. Говорите, что с вами?

К л а в д и й. Дело в том… Я хотел поговорить с вами, Люся.

Л ю с я. Давно бы так. Ну?

К л а в д и й. Я не раз уже собирался это сделать, но нам все время кто-нибудь или что-нибудь мешает…

Л ю с я. Сейчас нам никто не мешает.

К л а в д и й. Я вам все скажу.

Врывается  Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (видя Люсю). Вот где она. А я ее ищу… Люсечка, мне надо с тобой посоветоваться.

Л ю с я. Ефросинья Михайловна, душечка… Вы же знаете, я всегда…

К л а в д и й. Подождите, мама… Мы еще не договорили…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. После, после, Клавдюша…

Уходит с Люсей.

К л а в д и й (один). Опять помешали. (Вздыхает, взял гитару. Берет несколько аккордов.)

Входит  С е р г е й.

С е р г е й (с порога). Клавдий Захарыч, я считаю, что вы совершаете грубую ошибку.

К л а в д и й. Какую, Сергей Иваныч?

С е р г е й. Что у вас происходит с Гусаровой?

К л а в д и й. С какой Гусаровой? А… из Орловского облоно?

С е р г е й. Да, да. После моего телефонного разговора с обкомом ей выделили два дома. И вот я только сейчас узнал, что в последнюю минуту их отдали Красногорскому рудоуправлению. И по вашей лично вине, как работника бухгалтерии. В чем дело?

К л а в д и й (прокашлявшись). Дело в следующем: их деньги еще не поступили на наш счет…

С е р г е й. Но ведь у нее на руках копия перевода. Да еще ак… ак… Ну, как это у вас называется?

К л а в д и й. Акцептованного перевода, вы хотите сказать? Что ж, акцепт акцептом, а денег на счету еще нет.

С е р г е й. Но ведь они могут поступить каждую минуту. Почему такая недоверчивость? Это бюрократизм, за который вы ответите.

К л а в д и й. Бюрократизма здесь никакого, Сергей Иваныч. Когда оборотных средств нет, за каждую копейку цепляемся. Красногорцы перевели раньше — пожалуйста, получите дома́. А то еще в арбитраж потянут.

С е р г е й. А почему ж у вас с оборотными средствами такая петрушка?

К л а в д и й. Затоварились материалами, Сергей Иваныч, в связи с переходом на конвейер. Видали, что на складах делается? А тут еще рабочих рук не хватает.

С е р г е й. Словом, сказка про белого бычка. А что прикажете Гусаровой делать?

К л а в д и й. Ехать домой. И государственные деньги здесь попусту на командировку не тратить. Придет пора — и без нее отгрузим.

С е р г е й. Но ведь — школа. Дети.

К л а в д и й. Целое лето впереди.

С е р г е й. Ладно. Разбирайтесь сами. Какое мне дело, в конце концов… (Резко отвернулся, отошел в сторону. Рассеянно трогает гитару.)

К л а в д и й (не сразу, робко). Сергей Иваныч…

С е р г е й (сухо). Да?

К л а в д и й. Вы… на Курильские острова едете?

С е р г е й (так же). Да.

К л а в д и й. Какой вы счастливый, Сергей Иваныч.

С е р г е й (все так же). Да?

К л а в д и й. Ну как же. Воевали… Европу всю прошли. А теперь из Калининграда — на Курильские острова. Весь мир, можно сказать, у вас как на ладони. А я вот до тридцати лет дожил — и все на одном месте…

С е р г е й. Значит, стремленья нет.

К л а в д и й. Эх, Сергей Иваныч! Если бы вы только знали… Обрабатываешь документы иной раз… Возьмешь накладную откуда-нибудь издалека, из Туркмении, скажем… Разложишь ее перед собой, как карту, и воображаешь, будто ты не финработник, а покоритель пустыни, и не на стуле сидишь, а верхом на верблюде каком-нибудь качаешься… Раз до того закачался, что весь баланс испортил. Вот и история была…

С е р г е й. Скажите, Клавдий Захарыч… А ваша сестра похожа на вас?

К л а в д и й. Какая сестра? (Вспомнив, решительно.) Сергей Иваныч… Тут просто недоразумение… Дело в том, что сестер у меня…

Распахивается дверь. Появляется  З а х а р  Д е н и с ы ч.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Знакомьтесь — наша дочка.

Выводит за руку  Ж е н ю  в нарядном платье.

Зовут ее Женя… А это, Женя, Усков Сергей Иваныч… Герой Отечественной войны… (Словно споткнувшись, умолкает, узнав в Сергее человека, встреченного им на комбинате.)

Сергей и Женя изумленно смотрят друг на друга.

С е р г е й (Жене). Так это вы — Женя? А… чемоданчик мой?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Знакомы?

Женя круто поворачивается и бежит к двери, но натыкается на  Е ф р о с и н ь ю  М и х а й л о в н у, которая вводит разряженную по последней моде  Л ю с ю.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Познакомьтесь — наша дочка Люся…

К л а в д и й. Как — ваша дочка?

Л ю с я (увидев Сергея). Ах…

С е р г е й (Люсе). И вы — дочка?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Наша дочка?

С е р г е й. Еще одна дочка?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Как еще? (Видит Захара Денисыча с Женей.)

Немая сцена. Сергей хохочет.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Та же комната. В середине вещи Сергея. С какой-то бумагой входит  З а х а р  Д е н и с ы ч.

З а х а р  Д е н и с ы ч (садится за стол, читает бумагу). Так. Посмотрим, как на этот раз откликнется товарищ директор.

Входит  Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. В руке у нее конверт.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А где же Сергей Иваныч?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Уехал.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (падая в кресло). Как уехал?

З а х а р  Д е н и с ы ч. На станцию. Компостировать литер.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Значит, сегодня едет? Да как же ты допустил? Да как же…

Появляется  Л ю с я.

Л ю с я. Мамочка, вам телеграммочка. (Прыснула.)

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Да погоди ты. Не до тебя. (Захару Денисычу.) Почему ж не остановил? Почему не уговорил? На полчаса отлучилась — и вот тебе…

З а х а р  Д е н и с ы ч (берет у Люси телеграмму, распечатывает; к Ефросинье Михайловне). Фрося! От Данил Данилыча. (Читает.) «Задержите непременно. Полный покой. Белоусов». Попробуй удержи.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А все ты. Ты. Придумал с дочками!

З а х а р  Д е н и с ы ч. Нет, уж это твоя затея, матушка…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Чем же мы теперь его удержим?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Чем, чем… Поздно уже…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Нет. Надо что-то придумать. Обязательно. (Смотрит на вещи.) Это Сергея Иваныча? Женя привезла? Спрячем их. Люся, тащи! Скорей! В чулан. Подальше. Пока не вернулся. Да помоги же мне, Захарушка.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Что это ты задумала?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Без вещей не уедет. Люся, хватай!

Люся ей помогает.

Куда же? В мою комнату лучше… Или в твою?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Да погодите вы… Разве его этим удержишь? Не такой человек. Серьезным его заинтересовать надо.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Чем же?

З а х а р  Д е н и с ы ч (потрясая своей докладной запиской). А вот познакомим его с сушильным вопросом — увидите, что будет.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. И не стыдно тебе? Никакой тонкости чувств.

З а х а р  Д е н и с ы ч. А при чем здесь тонкость чувств?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А при том, что не о человеке ты заботишься, а о своих чурбаках. А человеку покой нужен…

З а х а р  Д е н и с ы ч. Не знаешь ты, матушка, наших людей.

Л ю с я. Неужели вы думаете, Захар Денисыч, что Сергея Иваныча может заинтересовать какая-то сушилка? Человек только что из Калининграда… Едет на Курильские острова… Увидит морских львов, котиков… Штормы… А вы ему вместо этого инструкцию, как сушить пиломатериал. Да это же просто смешно.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Смешно?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Угомонись, отец. Люся толком говорит.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Глупость это, а не толк. Сразу видно, чем голова набита. Львы. Котики…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А по-твоему, в жизни только и есть, что работа? С утра и до вечера — вот так, как у тебя? Да?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Кто душой своему труду отдается — как же иначе?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Так не дам же я тебе Сергея Иваныча на съедение! Не дам. Не может человек одной работой жить. Нужны ему в жизни и красота, и чувства, и природа, и музыка… Правда, Люся?

Л ю с я. Ах, как я вас понимаю, Ефросинья Михайловна!

З а х а р  Д е н и с ы ч. Думаете Сергея Иваныча музыкой удержать? Ха-ха-ха!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Чем-нибудь да удержим. А ты знай — в наши дела не мешайся. Слышишь?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ну и пожалуйста. (Уходит, забыв на столе свою бумагу.)

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Что же делать? (Ходит взад и вперед по комнате, натыкается на вещи Сергея.) И чего они тут, на дороге, валяются? Запылились-то как… Почистить разве?

Л ю с я. Давайте я почищу.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Я сапоги обмахну, а ты шинель возьми, сперва встряхни, потом палкой… (Отвязала от чемодана сапоги, ушла.)

Л ю с я (берет шинель. Из внутреннего кармана шинели падает на пол тетрадка в зеленом переплете, из нее выскальзывает листок. Люся подымает, смотрит). Стихи? (Читает.)

Когда под жаворонка трель Наедине тебе взгрустнется, Знай, хоть за тридевять земель, А сердце друга отзовется. Для счастья душу береги… Оно придет. Его — не смерить. Не сомневайся, не беги. Ведь быть счастливым — значит верить…

(Задумчиво.) Значит верить… Хорошо сказано. (Подымает тетрадку, хочет вложить в нее листок. Взгляд задерживается на раскрытых страницах. Начинает читать.) «Восьмое июля. Сегодня выдался тихий денек. Событий никаких, если не считать, что два раза прилетала «рама» да младший лейтенант Кузовкин побрился первый раз в жизни. Пользуюсь возможностью помечтать. Кто мог написать эти строчки? Кому пришла в голову мысль — подать издалека дружеский безымянный голос? Милая, славная девушка, знай: когда кончится война, я разыщу тебя, где бы ты ни была, и поблагодарю от всего сердца…» Откуда это? (Смотрит на обложку!) «Дневник сержанта С. И. Ускова. 1944 год». Что я наделала! Заехала в чужой дневник… (Поспешно захлопывает тетрадку, прячет ее в шинель.)

Слышен голос Ефросиньи Михайловны: «Люся, я для тебя палку нашла».

Сейчас, сейчас, Ефросинья Михайловна. (Про себя.) Стихи какие хорошие… Надо записать. (Огляделась; схватила со стола докладную Захара Денисыча.) Фу… Сушилка… (Начинает на обороте быстро записывать, заглядывая от времени до времени в тетрадку.) Кто ж это написал? (Вдруг вскрикивает.) Ой… Так ведь это же то самое, что нам нужно. Ефросинья Михайловна! Ефросинья Михайловна! Придумала! Придумала! (Убегает, захватив с собой докладную Захара Денисыча с написанными на обороте стихами.)

Из другой двери выходит  З а х а р  Д е н и с ы ч.

З а х а р  Д е н и с ы ч (ищет на столе свою бумагу). Фрося! Фрося! Куда ты мою докладную дела? (Бормочет про себя.) Тонкости чувств нет… Чурбаками попрекнули… Музыка, красота…

На пороге появляется  Ж е н я.

Ж е н я. Можно?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Входи, Женя. Ну-ка, скажи: красоту всюду можно найти?

Ж е н я. Конечно.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ведь красота в самом человеке кроется, а не в каких-то заоблачных высотах…

Ж е н я. Это вы по поводу чего, Захар Денисыч?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Так, один спор. Что у тебя слышно?

Ж е н я. Скажите, Захар Денисыч, ехать мне или не ехать?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Куда?

Ж е н я. На лесозаготовки. Бригадиром молодежной автоколонны. Ерофеев предложил, комсорг наш… Срок полтора месяца. Сказал, на мое усмотрение, поскольку работа тяжелая. Если не захочу, пошлет кого-либо из ребят.

З а х а р  Д е н и с ы ч. А ты?

Ж е н я. Сперва решила ехать… А теперь — не знаю.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Как так «не знаю»?

Ж е н я. И хочется, и не хочется…

З а х а р  Д е н и с ы ч. Э-э, Женюшка… «Не знаю». Такая всегда решительная… Что с тобой? Уж не влюбилась ли, чего доброго?

Ж е н я. Действительно. Вот придумали. Вы лучше ответьте, ехать или нет?

З а х а р  Д е н и с ы ч. А для производства нужно?

Ж е н я. Конечно, нужно.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Так чего же мудрить? Поезжай.

Пауза.

(Посмотрел на Женю.) Не то сказал?

Ж е н я. Захар Денисыч, я вас очень люблю и уважаю… Вы мой самый близкий друг… Но вы ничего не понимаете.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ну вот. И ты туда же? Тоже скажешь — тонкости чувств нет?

Ж е н я. Это вы про что?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Да тут меня попрекнули… Из-за Сергея Иваныча.

Ж е н я. А он при чем?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Уезжает завтра.

Ж е н я. Как уезжает?..

З а х а р  Д е н и с ы ч. Вот так.

Ж е н я. Ну? И что же?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Все-таки жалко. Парень хороший. Еще не известно, как ему там придется. Один ведь…

Ж е н я. Не понравилось, значит… Захар Денисыч, если я все-таки уеду в лес, вы связи с нашими комсомольцами не теряйте.

З а х а р  Д е н и с ы ч. А что толку? Похвалились твои комсомольцы — поможем, поможем… А вчера я у директора был, так он даже говорить не стал.

Ж е н я. Опять бегали к директору?

З а х а р  Д е н и с ы ч. И сегодня пойду. Под лежачий камень вода не течет.

Ж е н я. Тактику и стратегию нужно понимать, Захар Денисыч. Ударить один раз, но метко. Комсомольский комитет готовится… Сперва материал соберем, а потом сразу — выступление в печати, слет молодых новаторов, и вас, как самого молодого, вместе с вашими предложениями на первое место.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Не о месте хлопочу. Корреспондента бы нам сюда столичного… Или вообще человека со стороны. Характер нашего Степана Андреича знаешь?

Пауза.

А что, если бы тебе с ним поговорить?

Ж е н я. С директором?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Да нет. С Сергеем Иванычем.

Ж е н я. А при чем здесь Сергей Иваныч?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Если б он остался…

Ж е н я. Ну?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Помог бы нам.

Ж е н я. А что он, инженер?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Боевой человек — вот главное. Я приглядывался — настойчивый он… Авторитет, как у военного, есть… Попробуй, Женя, а?

Ж е н я. Да что же я могу?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ты все можешь, Женечка. Мигни только — со всего света парни сбегутся.

Ж е н я. Глупости это, Захар Денисыч.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Сама говорила: тактика и стратегия… Увлечь его надо, понимаешь?

Ж е н я. Да он мне совсем не нравится.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Неважно.

Ж е н я. Как неважно?

З а х а р  Д е н и с ы ч. А так. Все равно. Кто с этим делом, кроме тебя, настолько знаком?

Ж е н я. С каким делом? Что вы говорите?..

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ну, с сушилкой, с сушилкой…

Ж е н я. Так вы о сушилке?

З а х а р  Д е н и с ы ч. А о чем же? С самого начала толкую: надо увлечь Сергея Иваныча сушилкой.

Ж е н я. Ха-ха-ха!

З а х а р  Д е н и с ы ч. Чего ты?

Ж е н я. Ха-ха-ха!

З а х а р  Д е н и с ы ч. Я с тобой серьезно говорю.

Ж е н я. Уморили, Захар Денисыч… Ха-ха-ха!

З а х а р  Д е н и с ы ч (передразнивает). «Ха-ха-ха…» Нет в тебе никакой тонкости чувств, Евгения. Как хочешь, а Сергея Иваныча должна уговорить. (Посмотрел в окно.) Вот он идет. Действуй.

Ж е н я. Нет-нет. (Хочет убежать.)

З а х а р  Д е н и с ы ч. Да что ты ерепенишься? Не понимаю.

Ж е н я. Именно — не понимаете. Пустите меня…

Входит  С е р г е й.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ну как, Сергей Иваныч, дела?

С е р г е й. Все в порядке. Завтра еду.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ну и хорошо. Тут Женя хотела с вами поговорить… А я пойду сосну.

Ж е н я (шепотом). Нет… нет…

З а х а р  Д е н и с ы ч. Не дури… (Идет к двери. На ходу шепотом Жене.) Не робей. Главное — потоньше, потоньше… (Уходит.)

Сергей и Женя одни. Пауза.

С е р г е й. Спасибо за чемодан…

Ж е н я. Пожалуйста.

Снова пауза.

С е р г е й. Что ж мы стоим? Сядем… (Предлагает ей стул.)

Оба садятся таким образом, что Сергей оказывается спиной к двери, куда ушел Захар Денисыч, а Женя — лицом к ней.

Пауза.

Вы что-то хотели сказать?

Ж е н я. Я?

З а х а р  Д е н и с ы ч, высунувшись из-за двери, делает знаки — надувает щеки, дует. Наконец, не выдержав, шепчет: «Сушилка. Сушилка».

Сергей оборачивается. Захар Денисыч еле успевает спрятаться.

С е р г е й. Что это у вас? Мышки?

Ж е н я. Нет, кошки. (Встает со стула.)

С е р г е й. Куда же вы? Значит, раздумали? Подождите минутку…

Ж е н я. Зачем?

С е р г е й. У нас с вами как-то все странно получается. А мне бы хотелось поближе познакомиться с вами.

Ж е н я. Почему?

С е р г е й. Скажите, вы стихов случайно не пишете?

Ж е н я. С чего вы взяли?

С е р г е й. Мне почему-то показалось, что у вас должно получиться.

Ж е н я. Напрасно показалось.

С е р г е й. Жаль. Но любите стихи?

Ж е н я. Люблю.

С е р г е й. Тогда знаете что? Напишите мне на память хотя бы одну какую-нибудь строчку… любимую… А? (Достает бумагу, карандаш, протягивает Жене.)

Захар Денисыч пишет по воздуху пальцами слово, которое Женя должна написать Сергею: «Сушилка». Женя отмахивается от него.

(Принимает этот жест за отказ.) Не хотите?

Ж е н я. Что же я вам напишу? Я вас совсем не знаю…

С е р г е й. Неважно.

Ж е н я. Я так не могу.

С е р г е й. Ну, тогда не стихи, а прозу… Напишите, что хотите. Все, что взбредет в голову…

Ж е н я. Но зачем это вам?

С е р г е й. Это, конечно, смешно, но… (Мнется.) Ну, хотя бы для того, чтобы я мог по почерку узнать ваш характер.

Ж е н я. Ах, вот что… Пожалуйста. (Берет бумагу.) Диктуйте.

С е р г е й. Есть. Пишите. (Диктует.) Вы…

Ж е н я (пишет). Вы…

С е р г е й. Мне…

Ж е н я (пишет). Мне…

С е р г е й. Нравитесь. Точка.

Ж е н я (сразу останавливается). То есть как это: «Вы мне нравитесь»? Ничего подобного. Откуда вы взяли, что вы мне нравитесь?

С е р г е й. Да не я, а вы. Я же ясно диктую — вы.

Ж е н я. Но пишу-то я. Получается, что вы мне нравитесь.

С е р г е й. Еще приятней.

Ж е н я. Но это неправда. Слышите — неправда.

С е р г е й. Жаль. А вот вы мне нравитесь. И это — правда. По-настоящему.

Ж е н я. Знаете, что я вам скажу, Сергей Иваныч?

Захар Денисыч, высунувшись из-за шкафа, шепотом: «Про сушилку…»

(Захару Денисычу.) Оставьте вы это. (Сергею.) Программа у вас ясная. Только адрес не тот.

С е р г е й. Какая программа?..

Ж е н я. То с глазами, то со стишками. Стыдно.

С е р г е й. Ничего не понимаю. При чем тут глаза?

Ж е н я. Забыли? А тогда, возле станции, у машины, — помните?

С е р г е й. Но ведь это же была шутка…

Ж е н я. На правду уж слишком похожа. Но имейте в виду, может быть, где-нибудь ваши разговоры и вообще подходы нравятся, а у нас, в Хвоеве, этим не возьмешь. У нас другие девушки.

С е р г е й. Честное слово, я тогда шутил. Поверьте, Женечка…

Ж е н я. Какая я вам Женечка? Не смейте меня так называть.

Захар Денисыч в ужасе хватается за голову.

С е р г е й. Почему?

Ж е н я. Видно, слишком уж у вас большая практика была… Только ко мне — не подходит. (Встала, хочет уйти.)

С е р г е й (удерживая). Подождите.

Ж е н я. Оставьте меня, слышите?

С е р г е й. Раз вам так неприятно, оставлю. Прощайте, Евгения…

Ж е н я. Петровна.

С е р г е й. Зря вы, Петровна, зря. (Уходит.)

Вбегает  З а х а р  Д е н и с ы ч.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ну что ты наделала? За что обидела хорошего человека?

Ж е н я. Это вы, вы во всем виноваты. (Убежала.)

З а х а р  Д е н и с ы ч. Здравствуйте. Я же и виноват.

Входят  Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а  и  Л ю с я.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Что случилось, Захарушка? Сперва Сергей Иваныч, потом Женя… Выскочила, как ошпаренная. Уж не ты ли, голубчик, здесь руку приложил? Признавайся, в чем дело?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Все ваша проклятая тонкость чувств. Делайте теперь что хотите — буду на диване лежать, классиков перечитывать. (Махнул рукой, скрылся за дверь.)

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Видела?

Л ю с я (пожав плечами). Ну и что ж?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А у тебя, считаешь, получится?

Л ю с я. Вы только скорей его пришлите сюда. (Произносит с чувством.)

Когда под жаворонка трель Наедине тебе взгрустнется, Знай, хоть за тридевять земель, А сердце друга отзовется…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Молодец, Люсенька. (В сторону ушедшего Захара Денисыча.) Увидим, Захар Денисыч, что человеку нужней: сушилка — доски сушить — или тонкие чувства… (Уходит.)

Л ю с я (одна). Наконец-то у меня настоящая роль. Первая роль в моей жизни. И не на сцене, а именно в жизни. (Вытаскивает из кармана докладную Захара Денисыча, на которой записывала стихи, читает про себя.)

Для счастья душу береги… Оно придет. Его — не смерить. Не сомневайся, не беги. Ведь быть счастливым — значит верить…

Слышны шаги за дверью.

Наверное, он…

Дверь отворяется. Появляется  К л а в д и й.

А… Милый братец!

К л а в д и й. Оставьте эти глупые шутки. (Оглядывается.) Сергея Иваныча не было?

Л ю с я. А на что он вам понадобился?

К л а в д и й. Нужен.

Пауза.

Люся!

Л ю с я. Что?

К л а в д и й. Я хочу раз и навсегда поставить перед вами один вопрос… Уверен, что вы ответите отрицательно.

Л ю с я. Зачем же тогда?

К л а в д и й. Дело в том, что я люблю…

Л ю с я. Ну… Ну…

К л а в д и й. Я люблю смотреть правде прямо в глаза.

Л ю с я. Ну и смотрите. Кто вам мешает?

Пауза.

К л а в д и й. Что же вы мне не отвечаете, Люся?

Л ю с я. На что?

К л а в д и й. На мой вопрос.

Л ю с я. Да ведь вопроса не было.

К л а в д и й. Неужели вам и так не ясно?

Л ю с я. Что ясно? Какая вы все-таки простокваша, Клавдий Захарыч.

К л а в д и й. Я — простокваша? Спасибо за науку, Людмила Сергеевна. Но вы еще услышите обо мне. (Уходит в свою комнату, с силой захлопывая дверь.)

Люся задумалась. Появляется  Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Идет. Идет.

Л ю с я (очнувшись). Кто идет?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Сергей Иваныч. Начинай.

Л ю с я. Нет-нет. Не хочу. Не буду.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Да что ты, что ты?

Л ю с я. Нет-нет, Ефросинья Михайловна. Я передумала. У меня ничего не выйдет.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Да я тебе помогу. (Прячется за дверь.) Смотри на меня — все будет хорошо.

Входит  С е р г е й.

С е р г е й (оглядывается). А где Женя? (Спохватившись.) То есть Евгения Петровна…

Л ю с я. Очевидно, пошла гулять.

Сергей садится, опустив голову. Ефросинья Михайловна делает знаки Люсе, мимически изображая, что она должна пригласить Сергея на прогулку. Люся отрицательно мотает головой.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (не выдержав, тонким голосом). Не мямли, не мямли…

С е р г е й (оглянувшись). У вас что, кошки?

Л ю с я. Нет, мышки. (Решившись.) Сергей Иваныч! Пойдемте гулять.

С е р г е й (равнодушно). Гулять — так гулять. Все равно до завтра делать нечего.

Идут к выходу. Ефросинья Михайловна знаками показывает, чтобы Люся захватила гитару. Та берет ее. Выходят.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (смотрит в окно). Что за парочка… Остался бы уж совсем. Чего лучше.

Появляется  К л а в д и й.

К л а в д и й. А где Сергей Иваныч?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Гулять ушел на Березовую горку…

К л а в д и й. С Люсей?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Да, с Люсей.

К л а в д и й. Я так и знал. (Бросается к выходу.)

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (удерживая его). Куда ты, Клавдюша?

К л а в д и й. Хочу покончить с этим раз и навсегда.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. С чем, Клавденька?

К л а в д и й. Я рассчитаюсь с ней ее же оружием.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Каким оружием? С кем?

К л а в д и й. С Люсей!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Господи! Клавденька, за что?

К л а в д и й. Да потому, что я люблю ее больше жизни. (Убегает.)

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Дура я слепая. Что наделала… (Бросается из комнаты.) Клавдя! Клавдя! Захарушка! Отец!

Скрывается. Почти тотчас же из правой двери появляется  З а х а р  Д е н и с ы ч. В руках у него раскрытый томик Пушкина.

З а х а р  Д е н и с ы ч (оглядываясь). Что случилось?

Возвращается запыхавшаяся  Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (тяжело дыша). Не догнала…

З а х а р  Д е н и с ы ч (делает вид, что углублен в книгу, читает вслух).

Тиха украинская ночь, Прозрачно небо, звезды блещут. Своей дремоты превозмочь Не хочет воздух…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Отец, беда!

З а х а р  Д е н и с ы ч (невозмутимо продолжает).

Чуть трепещут Сребристых тополей листы…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (стараясь перекричать). Слышишь, Захарушка? Люся с Сергеем Иванычем…

В дверях появляется  Ж е н я.

З а х а р  Д е н и с ы ч (зажимая уши, продолжает читать).

Луна спокойно с высоты Над Белой Церковью сияет…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Да подожди ты с луной. Сергей Иваныч с Люсей гулять ушли.

Ж е н я. Сергей Иваныч с Люсей?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ну и на здоровье. Понравились друг другу — чего ж лучше?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Как лучше?.. Клавдюшка-то узнал — да вслед им. Да с оружием.

З а х а р  Д е н и с ы ч. С каким оружием?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. «Убью, говорит, ее собственным оружием. И отвечать не буду».

З а х а р  Д е н и с ы ч. Кого?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Да Люсю же.

З а х а р  Д е н и с ы ч. За что?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Влюбился в нее без памяти Клавденька наш.

З а х а р  Д е н и с ы ч. В Люсю? В вертихвостку эту? Не позволю. (Бросается к выходу.)

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Куда ты? Захарушка!

З а х а р  Д е н и с ы ч. Пусти! Я этот узел мигом распутаю. Я их всех… И откуда он оружие взял?

Ж е н я. Я иду, Захар Денисыч.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А тебе куда? Убьют еще ненароком в свалке.

Ж е н я. Тем лучше. (Убегает.)

З а х а р  Д е н и с ы ч. Еще одна сумасшедшая. Она-то при чем?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Ох, Захарушка… Узлов-то тут, видно, не один, а два…

З а х а р  Д е н и с ы ч. Два? (Вдруг хлопает себя по лбу.) Так вот оно что! Ах я, старый осел!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Пойдем, мой старенький. Будем распутывать всё вместе.

Уходят.

З а н а в е с

АКТ ТРЕТИЙ

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Вершина холма. Березки. Вечер. Луна. Внизу серебрится река. Оглушительно заливаются соловьи. Им вторят лягушки. Появляются  Л ю с я  с гитарой и  С е р г е й.

Л ю с я. Вот это у нас и называется Березовая горка. Сюда мы ходим соловьев слушать. Нравится?

С е р г е й (посмотрел). Ничего.

Л ю с я. Посидим?

С е р г е й. Можно. (Садится.)

Пауза. Поют соловьи.

Л ю с я. О чем вы думаете, Сергей Иваныч?

С е р г е й. О многом.

Л ю с я. Значит, вы любите мечтать? А правда, хорошо иной раз, особенно когда взгрустнется. (Декламирует.) «Когда под жаворонка трель наедине тебе взгрустнется…»

С е р г е й. Подождите! Откуда вы это знаете?

Л ю с я. А вы останетесь у нас хоть на недельку?

С е р г е й. При чем тут неделька?.. Отвечайте! Почему вы знаете эти стихи? Неужели… Говорите, откуда? (Выхватывает у Люси бумагу.)

Л ю с я. Предположим, от одной девушки…

С е р г е й. Какой?

Из-за кустов неожиданно появляется  Ж е н я.

Ж е н я. Вот где вы!

С е р г е й. Женя! Как хорошо, что вы пришли! Не уходите… Я…

Ж е н я (Люсе). На одно слово, Люся.

Л ю с я (шепчет). Позже, позже, Женечка… Сейчас некогда. Самый интересный момент.

Ж е н я (так же тихо). Нет, именно сейчас! Идем!

Л ю с я. Да что случилось такое? (Громко Сергею.) Простите, Сергей Иваныч… Маленькое дело… (Отводит Женю в сторону.) Чудачка, ну не порти все! Уже на мази… Он остается!

Ж е н я. Остается?

Л ю с я. Да!

Ж е н я. А Клавдий?

Л ю с я. А что Клавдий?

Ж е н я. Да как тебе не стыдно, Люська! Ведь он сейчас, как бешеный, всюду тебя ищет! Да еще с оружием!

Л ю с я. С оружием? С каким оружием?

Ж е н я. Беги ты отсюда! Еще спрашивает!..

Л ю с я. Наоборот, остаюсь!

Ж е н я. Остаешься?

Л ю с я. Да! Это замечательно! Представляешь — дуэль… На кинжалах… На пистолетах… Выстрел!.. Падает… Музыка.

Ж е н я. Да что это тебе — драмкружок? (Громко.) Сергей Иваныч, Люся просит вас извинить ее, ей срочно надо домой.

С е р г е й. Но мы еще не договорили, откуда она знает эти…

Ж е н я. Ей очень неудобно перед вами, но дело страшно срочное…

Л ю с я (шепотом). Ну что ты врешь, Женька? Ничего же подобного.

Женя щиплет ее. Люся вскрикивает.

Ой!

Ж е н я. Видите, как она расстроена?

С е р г е й. Да, но я все-таки хочу понять, как попали эти…

Ж е н я. Простите. (Шепчет Люсе.) Сейчас же найди Клавдия и успокой его!

Л ю с я (шепотом). Не пойду!

Женя щиплет ее.

Ой! Ой!

Ж е н я (Сергею). Видите, как она волнуется, Сергей Иваныч…

Л ю с я (чуть не плача). До свиданья, Сергей Иваныч! (Незаметно грозит Жене кулаком.) У-у, Женька, противная! (Уходит.)

С е р г е й (про себя). Откуда она узнала про эти стихи? От девушки… От какой? Значит, здесь, в Хвоеве? Неужели она сама?

Ж е н я. Прощайте, Сергей Иваныч. Простите, что помешала приятной прогулке.

С е р г е й. Нет, нет! Подождите! Я прошу вас, Женя… Я требую. Мне это очень нужно… Напишите хоть одно слово! Я должен знать ваш почерк.

Ж е н я. Опять почерк? Некогда!

С е р г е й. Хорошо. Не надо. Только не уходите! Неужели вы не можете хоть раз поговорить со мной по-человечески!

Ж е н я. Почему же? Пожалуйста.

С е р г е й. Я хотел вам сказать…

Ж е н я. О глазах? О серо-буро-малиновых с крапинками?

С е р г е й. Вы опять о том же! Я хотел вас просить, чтобы вы…

Ж е н я. Показала свой почерк.

С е р г е й. Да нет же, нет! Дело в том, что я… я…

Ж е н я. Эх, вы!.. Всю квалификацию свою растеряли. Прощайте! (Уходит.)

С е р г е й. Нет же, черт возьми! Стойте! Подождите!

Ж е н я (возвращаясь). Что вам?

С е р г е й. Посмотрите вокруг — вечер, луна, соловьи, весна… (Берет гитару, поет.)

Все звенит, все поет, все ликует кругом, Раскрывая объятья свои, Потому что весна Пробудила от сна Всех, кто любит и ищет любви!.. Ах, волшебная ночь, соловьиная ночь, Льются с неба ручьи серебра, Выходите на луг В заколдованный круг Вальс весны танцевать до утра.

Подхватывает Женю, танцуют.

Мчатся пара за парой в душистой траве, Мотыльками кружат у огня, Вальс пьянит, как вино, Только слышно одно: — Я люблю тебя… любишь меня?

Ж е н я (освобождаясь). И часто это у вас?

С е р г е й. Вы неисправимы! Неужели вас ничто не может тронуть? Ну, посмотрите вокруг, — как хорошо!

Ж е н я. А что смотреть кругом? Лес и лес.

С е р г е й. И вы никогда не уносились в мыслях дальше этого леса?

Ж е н я. Я летать не умею.

С е р г е й. Надо иметь воображение! И сейчас же появятся крылья…

Ж е н я. Что-то не появляются.

С е р г е й. Эх, вы! Оно и видно, что вы здесь без крыльев живете! Сонное царство какое-то…

Ж е н я. У нас? Да как вы можете так говорить? Только вчера приехали и…

С е р г е й. Но разве я не вижу? Почему какая-нибудь женщина из Орла должна месяц у вас ждать нового дома для школы и ехать обратно несолоно хлебавши? Оттого, что без воображения работаете! Без мечты.

Ж е н я. Без мечты!.. Да знаете ли вы… (Пылко.) А в шестьсот раз быстрее работать не хотите?

С е р г е й. То есть как в шестьсот? Что это? Сказка?

Ж е н я. Нет, теперь вы слушайте! Почему у нас такая задержка с домами? Потому, что мы не можем быстро сушить лесоматериал. Видали, сколько его на складах накопилось? Сушилка у нас старая, паровая, сушит долго — от десяти дней до двух месяцев!

С е р г е й. И другого способа нет?

Ж е н я. Если в открытую, на воздухе, — еще дольше. До двух лет!

С е р г е й. Где же выход?

Ж е н я. Есть новый способ!

С е р г е й. Какой?

Ж е н я. Ускорение — в шестьсот раз! Представляете, какое это имеет значение для нашего комбината? Для всего Советского Союза! Ведь мы же для великих строек коммунизма должны дома выпускать!.. Представляете?

Где ветры буйные гуляли без опаски, Где летом зной, где не укрыться в тень, — Стоят дома! Красивые, как в сказке! Как праздничный, давно желанный день! Дом! Новый дом! Такой во сне приснится! Войдешь в него — как чисто и светло! По капельке смола еще сочится, И солнце бьет в оконное стекло…

С е р г е й. Вы так хорошо рассказываете, что мне… мне тоже захотелось обзавестись таким вот солнечным домом, Женя!..

Ж е н я.

Дадим! Пожалуйста! Не будем с вами спорить! Но сделать нужно нам большой скачок вперед! Работу мы свою обязаны ускорить В шесть сотен раз! Вы поняли? В шестьсот!

С е р г е й.

Но способ, способ где? Неслыханные сроки!.. Ну как достичь подобной быстроты?

Ж е н я.

А если пар убрать? Пустить электротоки Высокой частоты?

С е р г е й.

Вот здесь, у вас? В древесном вашем царстве? Вот это — техника! Чудесно! Высший класс!

Ж е н я.

Ну что ж такого? В нашем государстве Не только день — час не похож на час!

С е р г е й.

Однако же… Тут нужно крепко взяться!.. Ведь надо заново вам все пересоздать!

Ж е н я.

Что ж, стоит лишь начать! По нам пойдут равняться! Кому ж охота опоздать?

С е р г е й. Как опоздать?

Ж е н я.

Иль будете вы с теми, Кто отстает от нас за часом час? В шестьсот ведь раз мы обгоняем время! Я в коммунизме буду раньше вас!

С е р г е й.

Позвольте, Женечка… Нет, виноват, Петровна… При чем здесь я? А впрочем, безусловно, Я понимаю, по сравненью с вами… Но почему мы говорим стихами?

Ж е н я. Какими стихами? При чем здесь стихи? Разговор совсем о другом!

С е р г е й. Ну да! Теперь я понимаю, почему Захар Денисыч так хлопочет о сушилке… Самое главное звено! Так? Ну что ж вы замолчали?

Ж е н я (совершенно другим тоном). Не знаю. Спросите у Захара Денисыча.

Пауза.

С е р г е й. Что с вами, Женя?.. Простите — Евгения Петровна!

Женя молчит.

Опять все сначала? Только что было так хорошо — и вдруг… Обрыв провода! Я сказал что-нибудь неподходящее?

Ж е н я. Нет.

С е р г е й. Так, может быть, вы все-таки поделитесь со мной, как вы ее хотите переоборудовать?

Ж е н я. Кого?

С е р г е й. Да сушилку! Сушилку!

Ж е н я. Оставьте меня в покое с вашей сушилкой!

С е р г е й. Но вы же первая упомянули о ней!

Ж е н я. Я? Ничего подобного!

С е р г е й. Ну, знаете! С вами разговаривать… Прощайте. Невыносимый характер!

Ж е н я. Какая есть.

Сергей уходит. Женя одна.

Ну что я за дура такая! Почему у меня все навыворот? Хочу сказать одно, а получается совсем другое! Не в сушилке здесь дело! Как он не понимает?

Возвращается  С е р г е й.

С е р г е й. Один вопрос. Деловой.

Ж е н я (моментально преобразившись, сухо). Слушаю.

С е р г е й. Я хочу, чтобы вы мне рассказали совершенно точно, как обстоит дело с внедрением нового способа производства.

Ж е н я. А зачем вам?

С е р г е й. Дело в том, что еще в школе, а потом в институте я увлекался высокочастотными токами… Никак не предполагал, что они могут найти применение у вас здесь… Ускорение в шестьсот раз! Это ведь действительно революция в производстве!

Ж е н я. Да уж! Не ваши «крылья»!..

С е р г е й. Поймите меня по-хорошему, Женя. Вы меня заинтересовали…

Ж е н я. В самом деле? Серьезно?

С е р г е й. Один такой передовой участок — и…

Ж е н я (подхватывая). И весь комбинат двинется по новому пути! Правда?

С е р г е й. Да еще если людей подобрать… Дружных, веселых в работе!

Ж е н я. Да, да!

С е р г е й. Я уже вижу крышу над собой!

Ж е н я. Какую крышу?

С е р г е й. Для бездомного крыша — первое дело! Солнечный дом… Если вы не забыли, что вы мне его обещали, Женя.

Ж е н я. Как обещала?

С е р г е й. Высказали — дадим! Без спора!

Ж е н я. Но ведь вы уезжаете?..

С е р г е й. Да… Верно. Уезжаю… Завтра…

Пауза.

Но я буду помнить о вашем обещании. Хорошо?

Ж е н я. Уедете — и забудете все…

С е р г е й. Напрасно так думаете. А вы? (Берет ее за руку.)

Ж е н я. Я? (Выдергивает руку.) Нет, нет! Уезжайте. Скорее!

С е р г е й. Почему, Женя?

Ж е н я. Уезжайте…

С е р г е й. И больше вам нечего мне сказать?

Ж е н я. Что же я могу сказать?

С е р г е й. Я буду очень скучать по вас, Женя.

Ж е н я. А я знаю слово от тоски…

С е р г е й. Какое?

Ж е н я. Прошептать его про себя — и где бы ни был, вся грусть рассеется! Как туман…

С е р г е й. Какое слово?

Ж е н я. Повторяйте за мной.

С е р г е й. Повторяю.

Ж е н я.

Когда под жаворонка трель Наедине тебе взгрустнется…

С е р г е й (повторяет). Когда под жаворонка трель… (Обрывает.) Что? Откуда вы…

Ж е н я. Что с вами, Сергей Иваныч?

С е р г е й. Ничего… Знай, хоть за тридевять земель, а сердце друга отзовется… Так?

Ж е н я. Вы… Вы знаете эти стихи?

С е р г е й. Еще бы не знать! (С чувством.)

Для счастья душу береги… Оно придет. Его не смерить. Не сомневайся. Не беги. Ведь быть счастливым — значит верить…

Ж е н я (в страшном волнении). Значит, они тогда попали к вам? Нет, серьезно? Честное слово?

Сергей кивает головой.

Да? Ой! Чудесно как! Через столько лет!

С е р г е й. Замечательно! Значит, эти стихи — ваши? Вот почему мне их здесь читала Люся?

Ж е н я. Читала? Люся? Не может быть!

С е р г е й. А что?

Пауза. Смотрит.

Понятно! Плохо договорились между собой…

Ж е н я. О чем вы? Сергей Иваныч!

С е р г е й. Видно, мои вещи побывали в ваших руках не зря!

Ж е н я. Что-о?

С е р г е й. Ничего. Придумано было неплохо, но… сорвалось. Советую в следующий раз не рыться в чужих дневниках!

Ж е н я. Сергей Иваныч… Честное слово! Я ничего не понимаю…

С е р г е й. Честное слово? А вы знаете, что такое честное слово?

Ж е н я. Что? Да как вы смеете?! (Хотела было еще что-то сказать, но вскочила и убежала, плача.)

С е р г е й. Эх! (Машет рукой.)

Появляется  Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Еле добралась!.. (Оглядывается.) Вы что же это, Сергей Иваныч? Один?

С е р г е й. Один.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А где же…

С е р г е й (прерывает). Не напоминайте мне о ней.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А что случилось?

С е р г е й (с неожиданным порывом обнимает ее). Ефросинья Михайловна… Если бы вы знали, как обидно!..

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Что ты, что ты, голубчик мой… Кто же это тебя обидел? Расскажи. (Обнимает его, гладит по голове.)

Слышен треск кустов. Появляется  К л а в д и й. Он без очков. Волосы его всклокочены.

К л а в д и й (не разглядев сразу Ефросинью Михайловну). А! Наконец-то я вас нашел, Сергей Иваныч! Известно ли вам, кого вы держите в своих объятиях? Вы обнимаете куклу без сердца… Без души… Ядовитого скорпиона в юбке!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Моя, моя вина, Клавденька. Не отрицаю… Вот только скорпионом зачем ты меня окрестил?

К л а в д и й. Мамаша?! Простите…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А где же твои очки, Клавденька?

К л а в д и й. В кустах где-то соскочили… А где она?

С е р г е й. Кто «она»?

К л а в д и й. И вы еще спрашиваете? Мне противно теперь называть это имя!

С е р г е й. Кажется, мне тоже противно…

К л а в д и й. Тем лучше, Сергей Иваныч! Я хочу поговорить с вами как мужчина с мужчиной.

С е р г е й. Хорошо… Только надо сперва найти очки. А потом поговорим.

К л а в д и й. Как мужчина с мужчиной!

С е р г е й. Есть! Как мужчина с мужчиной. Пойдемте поищем…

Уходят.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Ну и слава богу. Кажется, разговором обойдется…

Появляется  Л ю с я.

Л ю с я. Ефросинья Михайловна! Я вас ищу!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Люся, Люся! Что мы наделали!

Л ю с я. Все знаю. Где Клавдий Захарыч?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Здесь. С Сергеем Иванычем пошли разговаривать…

Л ю с я. Разговаривать?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Как мужчина с мужчиной…

Л ю с я. Это так они сказали?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Клавдюша выразился.

Л ю с я (хлопая в ладоши). Наконец! Наконец-то!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Что ты, Люсенька?

Л ю с я. Наконец-то он решил действовать!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Не пугай меня, Люсенька… Что теперь будет?

Л ю с я. Как что? Дуэль!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Господь с тобой!

Л ю с я. А как же иначе? Когда мужчина начинает говорить с мужчиной, как мужчина с мужчиной, это именно и значит — дуэль! Во все века дрались из-за женщины — сперва холодным, потом огнестрельным оружием! Одной мне пока не везло!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (с ужасом). Да что ты, матушка! Ведь в случае чего застрелит Сергей Иваныч Клавденьку, как цыпленка!.. (Повторяет.) Сперва холодным… Потом огнестрельным… (Хочет убежать.)

Л ю с я (останавливает ее; с вдохновением). Стойте! Не подходите к ним.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Бесчувственная! Не любишь Клавдю…

Л ю с я (обнимает ее). Душенька, Ефросинья Михайловна! Ну как вам объяснить? Ведь это же все — одно воображение! Пустая мечта… Оружие не засверкает! Ни холодное, ни огнестрельное!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Почему ты знаешь?

Л ю с я. Не тот век!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Ты меня веками-то не путай!.. Я на всякий случай за Захар Денисычем сбегаю. (Удаляется, бормоча.) Холодное… Огнестрельное…

Люся одна. Слышны шаги. Она прячется в кустах. Выходит  С е р г е й  с очками в руках.

С е р г е й. Клавдий Захарыч! Вот ваши очки!

Показывается  К л а в д и й.

К л а в д и й. Нашли?

Сергей передает ему очки, тот их надевает.

Спасибо. Теперь я вооружен. (Торжественно.) Сергей Иваныч! Обращаюсь к вам, как мужчина к мужчине.

Пауза.

(Залпом.) Возьмите меня с собой на Курильские острова!

С е р г е й. На Курильские острова? С чего это вы вдруг?

К л а в д и й. Не могу я больше здесь оставаться! Вы не думайте, что это из-за работы… Наоборот!.. Спросите нашего главного бухгалтера! Даст самую лучшую рекомендацию. Ведь на моих плечах весь расчетный стол… Веду самостоятельный баланс… За годовой отчет опять-таки я отвечаю! Специальные курсы по тройной итальянской бухгалтерии окончил! Словом, по работе все хорошо. А уехать я все-таки должен! Уважительная причина. Поймите меня, как мужчина мужчину…

С е р г е й. Понимаю. Только Курильские острова — вещь серьезная.

К л а в д и й. Именно об этом я и мечтаю! Свой характер хочу испытать: человек я или просто… простокваша!

С е р г е й. Но вы же только что сами сказали…

К л а в д и й. Да не по службе — в личной жизни! А на Курильских островах я пригожусь, увидите! Может быть, там счетная часть иногда хромает… Возьмите меня с собой! Не откажите!

С е р г е й. Да я же там не распоряжаюсь, чудак вы человек!.. Если хотите ехать, пожалуйста. Мне же веселее…

К л а в д и й. Берете? Согласны?

Бросается к Сергею, сжимает его в своих объятиях. В это время из-за кустов появляются запыхавшиеся  Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а  и  З а х а р  Д е н и с ы ч.

С е р г е й (старается вырваться из объятий Клавдия). Пустите! Сумасшедший!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (всплескивает руками). Держи! Держи их, Захарушка! Без холодного, без огнестрельного, голыми руками душат!..

Старики растаскивают Сергея и Клавдия.

Л ю с я (выбежав из-за кустов, бросается Клавдию на шею). Любимый… Наконец-то заговорил. Как мужчина!

К л а в д и й (в объятиях Люси). Значит…

Л ю с я. Ну конечно же! Давно нужно было сообразить!

К л а в д и й. Тогда… (Подводит Люсю к старикам.) Принимайте дочку, родители!

З а х а р  Д е н и с ы ч. Дочку?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Погоди, Клавдюша. Да ведь ты ее только что скорпионом называл…

К л а в д и й. Мамаша… Вы языка любви не понимаете.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Выходит, старуха, нагадала ты себе дочку! (Клавдию.) Имей в виду — разговор у нас пока неофициальный…

С е р г е й. Поздравляю вас, Клавдий Захарыч! Поздравляю вас, Люся!

Л ю с я. Спасибо, Сергей Иваныч. Вы уж на меня не обижайтесь.

С е р г е й. За что?

Л ю с я. Ведь я давеча здесь, на горке… Просто хотела, чтоб вы остались у нас подольше. А стихи я случайно в вашем дневнике прочитала… Не удержалась. Простите.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Моя все это вина, Сереженька…

С е р г е й. Так это ваша затея? И с Люсей, и с Женей?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. С Женей? Нет, про Женю я ничего не знаю…

З а х а р  Д е н и с ы ч. А про какие стихи вы толкуете?

С е р г е й.

Когда под жаворонка трель Наедине тебе взгрустнется…

З а х а р  Д е н и с ы ч. Но вы-то откуда знаете эти стихи?

С е р г е й. Как откуда? Получил еще на фронте в ящике с подарками.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Так это же мои стихи!

С е р г е й. Ваши? Не может быть!

З а х а р  Д е н и с ы ч. Почему же не может быть, Сергей Иваныч? Думаете, не по возрасту?

С е р г е й. Но если стихи ваши, почему их знает Женя?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Как почему? Да ведь я для нее их и написал!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Вот как? Не знала…

З а х а р  Д е н и с ы ч. Их тогда с эшелоном привезли из Ленинграда… Уж очень жалко было на нее смотреть! Девочка — и все потеряла: близких, семью! Ну, хотелось ободрить…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А мне — никогда, ни строчки!..

З а х а р  Д е н и с ы ч. Да зачем же тебе стихи посвящать, Фросенька, когда мы тридцать семь лет с тобой живем… и все, можно сказать, в рифму!

С е р г е й. Постойте… Но тогда, выходит, она здесь ни при чем?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Кто?

С е р г е й. Женя.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Как ни при чем? На фронт-то ведь она стихи послала! Ей помогли, и она кого-то ободрить захотела… А ведь девчоночка еще совсем была…

С е р г е й. Нет, я о другом! Значит, Женя мой дневник даже и в руках не держала? Выходит, зря я ее обидел? Женя! Женя! (Исчезает, чуть не сбив с ног Захара Денисыча.)

З а х а р  Д е н и с ы ч (Ефросинье Михайловне). Видала, мать? Тут, видно, одной свадьбой не отделаешься!

К л а в д и й. Не торопитесь, мамаша. (Люсе.) Я хотел бы в присутствии родителей, Люся, задать тебе вопрос.

Л ю с я. Пожалуйста, Клавдик! Задавай!

К л а в д и й. Согласна ли ты променять спокойную жизнь на жизнь, полную волнений и тревог, полную напряженной борьбы?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Верно, сынок! Довольно ей ходить в секретаршах! В цех! В цех!

Л ю с я. Согласна.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Теперь верю — любит!

К л а в д и й (торжественно). А раз согласна, значит, едем!

З а х а р  Д е н и с ы ч. Как едем? Куда?

К л а в д и й. На Курильские острова!

Л ю с я. На Курильские острова?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Как на Курильские острова? Кто? С кем?

К л а в д и й. Мое решение твердо и неизменно, папаша. Я думаю, администрация не будет возражать. Люсю отпустят тоже. Мы уезжаем втроем — вместе с Сергеем Иванычем!

Л ю с я. Согласна!

З а х а р  Д е н и с ы ч. С Сергеем Иванычем? Так это он вас подбил? Мы его, как родного… как самого близкого… А он… Да-да! Чего ты стоишь, мать? Чего я стою? За ним! В погоню! В милицию!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. А в милицию зачем?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Как зачем? Кадры из-под носа родят!

К л а в д и й. Успокойтесь, папаша…

З а х а р  Д е н и с ы ч. Какое может быть спокойствие! Он ведь и к Жене побежал — уговаривать, чтобы уехала… Нет, в милицию! Задержать!

Входит запыхавшийся  С е р г е й.

С е р г е й. Поздно!

З а х а р  Д е н и с ы ч. Что поздно?

С е р г е й. Уже уехала.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Как уехала? На Курильские острова?

С е р г е й. На лесозаготовки.

З а х а р  Д е н и с ы ч. На лесозаготовки?

С е р г е й. В какие-то Белые Ключи. Как туда проехать?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Зачем?

С е р г е й. Разыщу. Вот адрес… (Протягивает Захару Денисычу бумагу.)

З а х а р  Д е н и с ы ч (надевает очки). Посмотрим, посмотрим, куда умчалась Женюшка… (Читает.) «Докладная записка директору комбината мастера З. Д. Комарова…» Так это же моя докладная! А я-то искал!

С е р г е й. Как — ваша докладная? Это же стихи…

З а х а р  Д е н и с ы ч. Так точно. (Читает с пафосом.)

Степан Андреич! Друг жестокий! Прости, что я с тобой на «ты», Скажи, когда ты дашь нам токи Сверхнаивысшей частоты? Ты сверху ждешь звонка иль стука, А надо действовать, не ждать! Мечта нужна нам плюс наука, Как птице крылья, чтоб летать!

Приложение: статья профессора Саломатина под заглавием «Дорогу новой технике» — «Известия» от 16 февраля, а также план переустройства сушильной камеры на базе токов высокой частоты».

С е р г е й. Так это то, о чем говорила мне Женя?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Именно то, Сергей Иваныч! В Белые Ключи успеете потом съездить, а сейчас, прошу вас, помогите нам в этом деле, как член партии и бывший фронтовик! (Передает докладную записку Сергею.)

Тот погружается в чтение.

С е р г е й (после паузы). Что ж, попробуем.

К л а в д и й (Сергею). Как? Вы остаетесь?

С е р г е й. Дня на три… Не больше… Пошли.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. К директору?

З а х а р  Д е н и с ы ч. К директору!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Думаешь, так он вас и послушает?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Посмотрим, мать! (Берет гитару, напевает.)

Пускай друзья далеко, Но вешать нос нельзя! Смелей — и вновь найдутся Заветные друзья!

В с е (подхватывают).

Забота, не забота — Шагай всегда вперед. Советская пехота Нигде не пропадет!

Идут.

З а н а в е с

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Березовая горка. Ослепительный летний день. За рекой — лес. Из-за леса видна фабричная труба. На горку поднимается  Ж е н я  с рюкзаком за плечами. Останавливается.

Ж е н я. Вот и опять я дома… Месяц прошел, а все так же, как тогда… Только его нет… Уехал. (Вытирает глаза. Выпрямляется, встряхивает головой.) Ну вот… развела болото. (Вынимает зеркальце. Глядя на свое отражение, другим тоном.)

Скажи-ка мне, дружище, Товарищ боевой, С какой такой кручины Поник ты головой? Тряхни задорным чубом, Охота ли тужить, Когда родному дому Ты можешь послужить!

Г о л о с  и з - з а  к у с т о в.

Тоске скомандуй: шаг назад, Кру-у-у-гом! А ну-ка, марш вперед, солдат, Бе-е-е-гом! Перед тобой — рубеж крутой, Так в бой! Везде, где ступишь ты ногой, Твой дом!

Ж е н я. Он вернулся! Сереженька! (Бросается навстречу выходящему из-за кустов Данилу Данилычу, целует его и, сразу вскрикнув, отшатывается.)

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Вот это называется добро пожаловать!

Женя в смущении убегает.

(Вслед ей.) Такое начало требует продолжения! Подождите! Откуда вы знаете мою песню? (Уходит за ней.)

С другой стороны входят  К л а в д и й  и  Л ю с я. В руке у Люси гитара.

К л а в д и й (Люсе). Ну вот. Прощайся с родными местами… Как хотела…

Л ю с я (озирая окрестности). Березовая горка, соловьи, березки… Прощайте, прощайте все!..

Пауза.

К л а в д и й. Люся, машина ждет. Пойдем.

Л ю с я. Дай в последний раз наглядеться… Когда-то еще все это увидим?

К л а в д и й. Все будет хорошо, Люся! Мы будем там работать на небольшом рыбном заводе… Небольшом — чтобы лучше изучить производство… А в выходные дни, взяв кавасаки…

Л ю с я. Как, как? Что это за кавасаки такие?

К л а в д и й. Парусная лодка. Мы будем уплывать на ней в открытый океан… (Обнимает ее.)

Л ю с я. Вот таким смелым я люблю тебя, Клавденька! (Целует его.)

Входит запыхавшаяся  Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Что ж это такое? Машина ждет, шофер грозится: «Вещи выкину…» Думаете, поезд вас будет дожидаться?

К л а в д и й. Значит, папаша с Сергеем Иванычем уже здесь?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Лови своего папашу с Сергеем Иванычем! Договорились твердо — ждем их у Березовой горки, а их и в помине нет!

К л а в д и й. Странно. Они ведь должны были приехать с комбината на директорской легковой…

Л ю с я. Ничего, мамочка, приедут. Вы пока посидите здесь, а мы напоследок с Клавдием все знакомые места обежим.

Взявшись за руки, убегают.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (посмотрела вслед, вздохнула). Ах, любовь, любовь.

Входит  З а х а р  Д е н и с ы ч.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Ну, где же все?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Явился наконец! Сын родной в эдакую даль уезжает — тут бы поплакать, повздыхать вдвоем, по-стариковски, а он… И где Сергей Иваныч? Едем мы или нет?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Фросенька, ты только не сердись, но дело в том…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Я спрашиваю: где Сергей Иваныч?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Придет… сию минуту… Но дело в том…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. В чем дело? Пустили ведь сушилку вашу, что же еще?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Так ведь если душу в дело вложил, отрываться трудно… А дело двинулось, пошло!

Входит  Л ю с я. Тянет за собой  Ж е н ю.

Л ю с я. Смотрите, мамочка, смотрите, папочка! Вернулась! Приехала!

З а х а р  Д е н и с ы ч. Женя!

Ж е н я. Здравствуйте, Ефросинья Михайловна, здравствуйте, Захар Денисыч.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Вернулась!

Л ю с я. И, представьте, с кавалером!

З а х а р  Д е н и с ы ч. С каким кавалером?

Л ю с я. С каким-то дядькой. Сейчас он и Клавдя сюда придут…

Ж е н я. Скажите мне, куда это вы собрались?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Куда, куда… На Курильские острова!

Ж е н я. На Курильские острова? Ефросинья Михайловна? Захар Денисыч?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Да нет, это мы Клавдия и Люсю провожаем… Тут такие события начались!..

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Потом расскажешь! Идем к машине… Некогда!

Слышен гудок.

Ну вот!

З а х а р  Д е н и с ы ч (не слушая ее). Понимаешь, Женечка, пошло у нас дело!

Ж е н я. О чем вы?

З а х а р  Д е н и с ы ч. А все Сергей Иваныч!

Ж е н я. Сергей Иваныч?.. Он же давно уехал!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Какое давно! Только сегодня уезжает с нашими!

Ж е н я. Только сегодня?

Входит  Д а н и л  Д а н и л ы ч.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Здравствуйте, товарищи!

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Данил Данилыч?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Здравствуйте, дорогие мои! Решил сделать сюрприз. Только что с самолета. Но расскажите, что у вас происходит? Где Сергей Иваныч?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Здесь.

Ж е н я. Здесь? (Поворачивается, убегает.)

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Стойте! Держите ее, товарищи! С этой девушкой у меня не выяснен один вопрос…

Л ю с я. Женя! Куда ты? (Бежит за ней.)

Д а н и л  Д а н и л ы ч (старикам). Объясните мне, почему Сергей Иваныч до сих пор не уехал?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Так вы же сами просили…

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Просил. Но, дорогие мои, жизнь опережает нас! На днях вернулся с Курильских островов мой приятель, врач, и знаете, что он там открыл? Замечательные целебные источники! Причем вполне показанные нашему общему с вами пациенту!

З а х а р  Д е н и с ы ч. Да ведь дело в том, что…

Входит  К л а в д и й.

К л а в д и й. Товарищи! Шофер машину из вещей выкидывает! То есть наоборот… Где Сергей Иваныч?

З а х а р  Д е н и с ы ч. Он сейчас будет. Однако дело в том…

Входит  С е р г е й.

З а х а р  Д е н и с ы ч. Наконец-то! (Сергею.) Ну, как?

С е р г е й. Все в порядке! (Увидел Данила Данилыча.) Данил Данилыч! Какими судьбами?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Как обещал. (Крепко обнимает Сергея.) Ну-ка, дайте на вас взглянуть… (Осматривает.) Ничего! Посвежел даже… Можете отправляться! Благословляю!

С е р г е й. Куда?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Куда, куда! На Курильские острова!

С е р г е й. Но дело в том…

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Говорю вам, можете спокойно ехать!

С е р г е й. Но дело в том… Дело в том, что я остаюсь!

К л а в д и й. Остаетесь?

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Как остаетесь? Где?

С е р г е й. В сушилке.

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Ах, это на лесопилке?

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Не лесопилка, а комбинат стандартных деталей для готовых домов!

З а х а р  Д е н и с ы ч. Слава богу, выучила!

Д а н и л  Д а н и л ы ч (Сергею). Какое же отношение эта лесопилка, простите, комбинат, имеет к вам?

С е р г е й. Как какое? Бросить все дело в такой момент? Одним словом, я остаюсь! Остаюсь и буду работать на комбинате!

З а х а р  Д е н и с ы ч (Ефросинье Михайловне). Вот это я и хотел тебе сказать!

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Значит, отставка кончилась? Боевые дела и здесь нашлись?

Из-за кустов появляется  Л ю с я. Она тянет упирающуюся  Ж е н ю.

Пауза.

Л ю с я. Вот, пожалуйста!

Женя пытается ускользнуть.

(Удерживая ее.) Не смей!

С е р г е й. Женя! Вы! Здесь! Наконец-то я смогу вам все, все рассказать!

Л ю с я. Только не сходя с места и, пожалуйста, покороче! (Уходит, увлекая за собой всех остальных.)

Сергей и Женя остаются одни.

С е р г е й. Скажите прямо, Женя: можете на меня не сердиться?

Ж е н я. Да разве в этом дело, Сергей Иваныч?

Пауза.

С е р г е й. Ну вот, опять у нас разговора не получается…

Ж е н я. Вы уезжаете?

С е р г е й. Нет, остаюсь!

Ж е н я. Остаетесь?

С е р г е й. Я строю свой дом, Женя, — тот самый солнечный дом, о котором мы с вами говорили. Помните?

Ж е н я. Помню.

С е р г е й. И странная вещь: мне кажется, этот дом такой огромный, что он мог бы вместить всех людей моей Родины. Родина — ведь это и есть наш солнечный дом!.. Но я не знаю, захочет ли рядом со мной быть в нем один человек…

Ж е н я. Не знаете?

С е р г е й. А вдруг не захочет?

Ж е н я. А если да?

С е р г е й. Да? Спасибо, Женя!

Л ю с я (появляясь из-за кустов). Ну, товарищи, вы как хотите, а мы едем.

За Люсей выходят все остальные.

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а. Уезжаете все-таки?

Д а н и л  Д а н и л ы ч (берет гитару). Сергей Иваныч, а помните нашу песню? (Напевает, обращаясь к Ефросинье Михайловне.)

Скажи-ка мне, дружище, Товарищ боевой, С какой такой кручины Поник ты головой?

З а х а р  Д е н и с ы ч (присоединяется).

Тряхни задорным чубом, Охота ли тужить, Когда родному дому Ты можешь послужить!

К л а в д и й (обнимает мать, указывает ей на Сергея и Женю). Вот вам, мама, вместо нас второй сын и вторая дочка…

Е ф р о с и н ь я  М и х а й л о в н а (обнимая Сергея и Женю). Дети мои милые…

Сергей и Женя целуют ее.

З а х а р  Д е н и с ы ч (Данилу Данилычу). И все с вашей легкой руки!

Д а н и л  Д а н и л ы ч. Для медицины нет ничего невозможного!

Длительный резкий гудок.

К л а в д и й. Товарищи! На этот раз мы действительно опоздаем!

Д а н и л  Д а н и л ы ч. В путь! (Становится во главе группы с гитарой в руках.)

В с е (поют).

Друзья, теперь прощайте До следующих встреч, О солнечном мы доме Вели сегодня речь. Тот дом, друзья, не сказка — Он близко всем знаком, Ведь с вами вместе строим Мы солнечный наш дом! Кто там мешает? Шаг назад! Кру-у-у-гом! А ну-ка, дело двинем в лад. Бе-е-е-гом! Не страшен нам рубеж крутой — Так в бой! За то, чтоб строился и рос Наш дом!

З а н а в е с

1951—1952

НЕ ЩАДЯ ЖИВОТА (ПАПЕ НАДО ПОХУДЕТЬ) Комедия в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Б о ч к о в  И в а н  Ф и л и п п о в и ч.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а — его жена.

М и л а — их дочь.

К о с т я — их сын.

Ю р а.

Т а н я.

М а р ф а  Е г о р о в н а.

Ф а и н а.

Д у н я ш а.

В а р в а р у ш к а.

Б у р а в ч и к.

Г р у н я.

С а п о ж н и к о в.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Комната в квартире Бочковых. Две двери. Часы с кукушкой, телефон. На диване — длинный юноша с гитарой, это  К о с т я. Он поет:

У столбовой дороженьки, Чему-то очень рад, Сидит кузнечик маленький Коленками назад[2].

Хлопнула дверь. Вбегает  Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а . В руках у нее миска, в которой она что-то сбивает ложкой. С другой стороны — Д у н я ш а, она держит ступку с пестиком. Сталкиваются.

Д у н я ш а. Господи милостивый! Не ушиблись?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (трет лоб). Погодите, Дуняша, погодите… Все сразу из головы…

К о с т я (продолжает).

Он рад, что светит солнышко, Что зреет виноград, Что он такой зелененький — Коленками назад!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. А ты все лежишь? Помог бы отцу! Сыграешь, когда приедут. Гитару все любят. Надо, чтобы Сапожникову понравилось у нас.

К о с т я. Это в честь чего же?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Неужели ты не понимаешь? Школьные товарищи, а смотри, куда вышел! И по заслугам. Папа о нем очень хорошо отзывается: «Всегда, говорит, задачки списывать давал, авось и сейчас поможет».

Д у н я ш а. Послал бог счастья Ивану Филипповичу!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. При чем тут бог? И вообще я же вас предупреждала, Дуняша…

Д у н я ш а. Насчет чего?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Насчет разных таких слов… Религиозных…

Д у н я ш а. Спаси Христос, забыла!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Ну вот, опять! Не знаю, как ваш предыдущий директор, но имейте в виду — Иван Филиппович в отношении идеологии человек беспощадный. Тем более нынче у нас такой гость… Вы слышали? Только что назначили… Иван Филиппович вместе с ним в одной школе учился. Пионерами бегали. Так что я уж вас прошу…

Д у н я ш а. Господь с вами! Да нешто я не понимаю? Чай, не скотина какая беспамятная, а тварь божия!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Неужели так трудно? Не забывайте, Дуняша, в каком учреждении вы работаете! Ивана Филипповича недаром к вам прислали. Музей — это главное сейчас! В особенности антирелигиозный отдел. Борьба с пережитками!

Д у н я ш а (повела носом). Чтой-то смрад пошел.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Пирог. Это пирог с капустой!

Д у н я ш а. Мать пресвятая богородица! (Убежала.)

К о с т я (напевает, играет).

Нашел себе он девушку — Не девушку, а клад, Такую же зеленую, Коленками назад…

Значит, музей — главное сейчас?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Должна же я папин авторитет подымать! Ты же знаешь отца, ему нужно большое, живое дело — и вдруг музей! Все равно что в архив сдали. Это его нарочно топят, нарочно, но ничего! Сапожников все поломает! (Понизив голос, поглядывает на дверь.) Ты думаешь, за что отца вот уже три года с места на место гоняют?

К о с т я. За что?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Не могут простить, что раньше такую должность занимал. Вот и тычут его куда ни попадя. А чем он виноват, что способности у него такие? Куда только ни бросали! Городскими банями заведовал? Заведовал. Районным пунктом Заготскота руководил? Руководил. В промартели председательствовал? Председательствовал!

К о с т я. Грибозасолочный пункт забыла.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Не вспоминай! Это тогда было, тогда…

К о с т я. Когда отца из райисполкома турнули?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (испуганно оглядываясь). Тсс…

К о с т я. Кстати, за что его? Без меня было. Я как-то не понял.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Ай, глупости! Буквально ни за что. Отыгрались на нем, потому что время такое пришло. А чем он виноват? Требовали от него — он и выполнял.

К о с т я. Что требовали?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Уборку скорее закончить. Он и закончил. Даже на десять дней раньше срока постарался.

К о с т я. Так в чем же дело?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. В одном колхозе картошка неубранная осталась. Ну, папа ее и велел…

К о с т я. Что?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Запахать велел трактором. Не переделывать же сводку?

К о с т я. Понятно… (Наигрывая на гитаре, поет.)

Сыграли они свадебку — Четыре дня подряд, И гости возвращались, да Коленками назад.

Голос Бочкова: «Мать, где бредень? Запрятали черт те куда! Костя-а! Где грузила для донки? Каша где? Остудить же надо!»

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Костя, отец зовет… Встань! Не стыдно тебе валяться?

К о с т я. Я не валяюсь. Я самоуглубляюсь… Древние греки как говорили? Познай самого себя. Вот я и стараюсь познать: кто я такой?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. И так видно. Из института сбежал!

К о с т я. Тоже мне институт — культпросветработа!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Все равно вуз считается.

К о с т я. А призвание?

Г о л о с  Б о ч к о в а. Костя-а!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Костя, отец же…

К о с т я (поднимается).

Родились у них деточки, Шестнадцать штук подряд, Такие же зеленые, Коленками назад…

Индивидуум должен развиваться сам.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Да куда тебе развиваться-то? Думаешь, гитара твоя тебе кусок хлеба даст?

К о с т я. А что? Если, например, на эстраде…

Ходил по ресторанчикам, Пил пиво, лимонад. Домой он возвращался, да Коленками назад!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Для эстрады еще голос надо иметь.

К о с т я. Важен не голос, сценическое обаяние.

Голос Бочкова: «Провалились вы все там, что ли?»

Костя успевает отскочить от двери — дверь с треском распахивается, в комнату вбегает  Б о ч к о в. Это среднего роста блондин в парусиновой паре, с изрядным животом, выпирающим из-под пиджака. К потному, красному лбу прилипли мелкие, с рыжинкой кудерьки. Небольшие рыжеватые усы топорщатся. Маленькие светло-голубые глаза с белыми ресницами сверкают. В руках у него рыболовная сетка. За ним  Д у н я ш а.

Б о ч к о в (на ходу). Мотню порвали! Кто порвал мотню?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Ванечка, у тебя давление, зачем так волноваться?

Б о ч к о в. Как зачем? Куда рыба кидается, когда ходу ей через бредень нет? В мотню! Самое главное место — мотня, а тут… (Просовывает в сетку кулак.) Кому это нужно было?

Д у н я ш а. Куры, поди, Христос с ними, расклевали.

Б о ч к о в. На что курам бредень?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Это я, Ванечка, виновата, я… Вижу, сетка валяется, взяла да курятник ею затянула. Думала, пока не понадобится…

Б о ч к о в. Не понадобится? А ты знаешь, что государства, даже если они воевать не собираются, все равно держат порох сухим? (Дуняше, грозно.) Ты знаешь, что пожарные в шлемах спят, даже когда пожара и духу не видно? (Косте.) Что наши летчики, хоть мир у нас, днем и ночью наши границы охраняют? Все в жизни случай решает, а тут… Такой случай… Такой случай… Ф-фу… (Задохнулся, сел.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Я зачиню, Ванечка… Сейчас зачиню… (Берет бредень.)

К о с т я. Между прочим, бреднем, кажется, запрещено. Незаконной ловля считается.

Б о ч к о в. Да кто бродить-то будет, соображаешь? Сам запретил, сам разрешил — первая персона в области. (Счастливо смеется. Любови Михайловне.) До сих пор опомниться не могу… Федька Сапожников, а? Федя Сапожников… Федор Тимофеевич, товарищ Сапожников — вершина! И я с ним вот как с тобой…

Неожиданно весело, почти насмешливо закуковала в часах кукушка: ку-ку, ку-ку, ку-ку.

(Обрывая себя.) Ой, время! (Косте.) За отца можешь не беспокоиться — на всякий случай удочки прихватим… Начальство… Его не угадаешь. (Передает Любови Михайловне бредень.) Давай, мать, давай… Управляйся тут с этим хозяйством, а я пока остальной арсенал соберу — машина же вот-вот… (Берет трубку телефона.) Нюра, первого будь добренька… Глаша? (Приглушенно.) Как там? Еще не освободились? Заседание еще?.. Глашенька… ты уж того… по старой дружбе… Как только кончат… Позвонишь, а?.. Вот спасибо! Спасибо! Спасибо! (Опускает трубку. Любови Михайловне.) Телефон… Звонка не пропусти! (Скрывается.)

К о с т я (после паузы). Кстати, мама, а кем папа был, когда вы поженились?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. То есть?

К о с т я. Ну, кто он был такой?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Как кто? Просто человек.

К о с т я. Хорошее начало. Хоть бы кончить так. (Тронул струны гитары, запел.)

Вот раз на профсобрании Ему и говорят: «Морально неустойчивый, Коленками назад!»

(Удаляется.)

Вбегает  М и л а.

М и л а. Мама, я с Юрой. Отец еще не уехал? (Решительно.) Мама, Юра сейчас будет с ним говорить.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Сейчас? Ой, не вовремя сейчас… Да и молоды вы очень, доченька…

Голос Бочкова: «Ма-а-ать! Бредень готов?»

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (Миле). Видишь? (Кричит.) Сейчас… Сейчас… (Бежит.)

М и л а (вслед). Мама! Мама!

Любовь Михайловна скрывается.

Сумасшедший дом! (Зовет.) Юра!

Пауза.

Юра!

Снова молчание.

Юра!

Одна из дверей приоткрывается. Высовывается вихрастая голова Юры.

Пригладь волосы! Как дикобраз…

Голова Юры исчезает. Пауза. Появляется  Ю р а.

Ю р а. Вечная с ними история. (Приглаживает волосы.) Ну, как теперь?

М и л а. Торчат.

Ю р а. Торчат?

М и л а. Эх, ты, дикобразик мой!

Ю р а. Разве очки надеть? Все-таки солиднее будет. (Надевает очки с темными стеклами.)

М и л а. Ой, нет, только не черные! Папа говорит, что нельзя на жизнь сквозь черные очки смотреть!

Ю р а (снимая очки). Вот видишь… Мила! Может, их чем-нибудь… (Приглаживая волосы.) Сметаной, что ли?

М и л а. Струсил?

Ю р а. Мила!

М и л а. Струсил? (Подходит к нему, берет его за пуговицу пиджака, ехидно-ласково.) Струсил? Увидишь, как еще заживем с тобой!

Ю р а. Эх, Милочка!

М и л а. Губошлепик ты мой!

Объятия.

Подготовился хорошо?

Ю р а. Набросал.

М и л а. Что набросал?

Ю р а (показывает на карман). Основные мысли.

М и л а. Только не сбейся. Ясно, коротко. Папа сперва потопорщится, а потом согласится. Я уж его знаю. Едешь с ним на рыбалку, знакомишься с Сапожниковым, читаешь ему свой очерк…

Ю р а. Как-то нехорошо. Совсем незнакомому человеку.

М и л а. Но это же Сапожников. Ты что, не знаешь, что у каждого начинающего писателя обязательно должна быть рука?

Ю р а. А кто тебе это сказал?

М и л а. Папа. И чем выше, тем лучше. Иначе заклюют.

Ю р а (протестующе). Мила…

М и л а. Нет-нет, пожалуйста, не выдумывай. Прочти-ка мне еще раз… Я хочу послушать…

Ю р а. Все снова?

М и л а. Только с самым сильным выражением. Пойми — от этой встречи, может быть, вся наша будущая жизнь зависит! Ну, губошлепик мой…

Ю р а (ворчливо). Губошлепик… (Достает листок, начинает читать.) «О чем вздыхала свинарка?»

М и л а. Хорошо. Интригует. Дальше!

Ю р а (с воодушевлением). «Золотое солнце, словно горячий блин, катилось по синей сковороде неба. Обрывки песен таяли в предвечернем воздухе, и отдельные клочки их застревали в ушах, вызывая грустное настроение. Анна Костромитина стояла у своего родного свинарника, и народные вышивки на ее плечах тихо шевелились от потаенных вздохов. О чем же вздыхала свинарка?»

М и л а (хлопая в ладоши). Хорошо, Юрочка! Молодец! Я тебе всегда говорила: лирика — твоя стихия!

Ю р а (мрачно). Не знаю…

М и л а. Что «не знаю»?

Ю р а. Вымарали.

М и л а. Как — вымарали? Что?

Ю р а. Стихию. Редактор говорит: «Жизнь не лирика. Жизнь — это факты». Может, и правда по-другому надо писать?

М и л а. Что ты, что ты! Это настоящая литература!

Появляется  Б о ч к о в. В руках у него удочки, спиннинг, какие-то кульки. Следом за ним  Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а  с бреднем, К о с т я.

Б о ч к о в (Любови Михайловне). Каша остыла? Волоки все на крыльцо! Не звонили еще?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Нет, Ваня.

М и л а (выходя вперед). Папа, это Юра. Мы с ним учились в школе, помнишь? Ты должен его выслушать.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (тихо, Бочкову). Любит он ее… Да и она…

Б о ч к о в. Погодите вы… (Подходит к телефону, снимает трубку.) Нюра, первого… Глаша? Ну, что же ты, золотко?.. Что-что? Ага. (Слушает.) Так-так-так… Значит, говорил уже? (Уже совсем другим голосом, невольно приосаниваясь, отрывисто.) Так… так… так… Ясно! Чуть освободится — соединяй! Лично! Срочно! Вот так. (Медленно опускает трубку, с торжеством.) Слыхали? По-другому начали разговаривать… Ничего! Федя еще вам пропишет, голубчики…

Прошелся, словно полководец перед боем, и снова кукует на часах кукушка: ку-ку… ку-ку…

Возвращается мое времечко, возвращается…

М и л а. Папа… Вот Юра… Он ждет.

Б о ч к о в. Какой Юра?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (вполголоса). Я же тебе говорила: Милочкин Юра.

Б о ч к о в. Который еще в школе к нам ходил?

М и л а. Вот-вот… Он хочет поговорить с тобой, а потом возьми его с собой на рыбалку.

Б о ч к о в. Зачем?

М и л а. Он… он… в редакции у нас работает… Очень талантливый… Ты обязательно должен его познакомить с Сапожниковым… И согласись… Прошу тебя — согласись!

Б о ч к о в. Да с чем, чудачка? Ненормальные какие-то, честное слово.

М и л а. Он тебе сам все объяснит. Ты только верь в него, верь! (Юре, шепотом.) Он согласится, вот увидишь, согласится! (Уходит.)

К о с т я (Юре). Мужайся, солдат! (Уходит вслед за Милой.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (шепотом, Бочкову). Может, и вправду судьба здесь Милочкина? Потолкуйте… (Скрывается.)

Б о ч к о в (Юре). Какая судьба? При чем здесь судьба? Ну, давай докладывай, что там у тебя? Только быстро!

Ю р а. Да вот я… Я сейчас… (Вытаскивает из кармана одну бумажку, вторую, третью, роняет их.)

Б о ч к о в. Ну?

Ю р а (в отчаянии, указывая на бумажки). Да вот, набросал.

Б о ч к о в. Вижу, что набросал. Разговор когда будет? Давай, а то некогда.

Ю р а (скомкав все бумажки, решительно). Иван Филиппович! Наверное, вы тоже когда-то были таким, как я…

Б о ч к о в (посмотрел на него). Был, брат, ничего не скажешь. Тоненький был, щелкоперистый… вроде тебя. Но это все прошлое, ты к настоящему ближе, а то байки начнем друг другу рассказывать — ночи не хватит.

Ю р а. Дело в том, что мы с Милой (с отчаянием) любим друг друга и решили…

Б о ч к о в. Постой… Погоди… Как «любим»? Что «решили»? Ну, времена, ну, молодежь! А вы родителей спросили? (Решительно направляется к двери.) Ма-ать! (В дверях.) Оклад у тебя какой?

Ю р а. У меня нет оклада. Я — внештатный.

Б о ч к о в (поперхнувшись от неожиданности). Внештатный? Ты… ты… Да как у тебя совести хватает не то что заикаться — подумать даже о таком! Ты куда пришел? К кому? В Дом колхозника, в чайную к инвалидам? Ну, времена, ну, молодежь… Сам сообрази, какие у тебя могут быть перспективы в жизни, если ты — внештатный?

Ю р а. Я хочу поступить на заочное отделение института журналистики, и тогда… Мила говорит, что лирический очерк — это моя стихия!

Б о ч к о в. А лопать вы, извиняюсь, что будете — стихию? Этого она тебе не сказала? Нет, брат, вижу, что тебя еще жареный петух не клевал! Родина, она, брат, от нас с тобой не лирики требует! (Вынимает удостоверение, дает его Юре.) Читай!

Ю р а (берет, смотрит). Тут написано, что вы директор музея…

Б о ч к о в. Правильно! Штатный!!! Руководящий работник! Так что, я должен лирикой заниматься? Извини! Руководить должен. Политику направлять! А твое дело какое? Раз ты газетчик-журналист — обязан обществу помогать, родимые пятна капитализма выкорчевывать, а не лирику разводить… Стихия!

Ю р а. Мне уже говорили…

Б о ч к о в. Тем более!! Критику, брат, каждый прочтет, любому лестно, как соседа разделывают, — глядишь, почет тебе будет от народу, ну, и денежки. Забыл, как его, фельетонист один есть в Москве, фамилия вроде итальянская, — вот артист, сукин сын! Никого не щадит! Куда только не забирался, кого не клеймил… С опасностью, можно сказать, для жизни… Архиереев даже! На весь Советский Союз гремит! Так и ты…

Ю р а. Что — я?

Б о ч к о в. Загреметь должен. По секрету сказавши — на повышение иду. Сапожников новый у нас, слыхал разговор? Друзья детства… А поскольку так, зять у меня должен быть фигура! Высмотри пятнышко какое-нибудь породимей да и вдарь фельетончик! Знаешь, как это у нас, невзирая на лица… Сразу тебе и слава, и почет. Не обижайся, о дочке забочусь. Да и свой, брат, авторитет терять не хочу.

Ю р а. Откуда же пятно взять? Нет таких в нашем районе…

Б о ч к о в. Как нет? Значит, зеваешь, мимо проходишь! Думаешь, кто они, конкретные носители? Так это — прямо в руки даются? Нет, брат, они маскируются, делишки свои фразой высокой прикрывают, документики у них чистенькие… А ты рой, ищи! Настоящий газетчик, как собака, носом чует! На манер сыщика! Сам испытал. Так вот, друг, отличишься — дочка твоя, нет — не взыщи. Министерского сынка отхватим, не меньше.

Ю р а (очень взволнованно). Но как же так? Мы с Милой любим друг друга… Где ж я эти самые пятна найду?

Б о ч к о в. Эх, ты, газетчик! Учить тебя! Ма-ать! Бредень готов? (Хочет выйти.)

Ю р а. Нет, стойте! Стойте! Я вам докажу… Я… Я…

Б о ч к о в (не слушая). Мать, каша готова? Каша где? (Хочет выйти.)

Ю р а. Нет, погодите! (Вдруг.) А с природой как же?

Б о ч к о в (задержался). С какой природой?

Ю р а. Описывать я ее люблю… (С тоской.) Солнце… Звезды… Цветы…

Б о ч к о в. Сады-садочки, цветы-цветочки. По людям, по людям бей!

Ю р а. По людям? (Напряженно думает, ищет сочувствия у Бочкова.) Которые мешают? Цветы топчут? Звезды заслоняют? Да?

Б о ч к о в. Во-во… Дошло наконец…

Ю р а. Понял! (Жмет ему руку.) Большое вам спасибо!

В дверях показывается  М и л а.

М и л а. Согласился?

Б о ч к о в. Убедил. Парень с головой, сразу видно.

М и л а (в восторге визжит). Урра! (Вбегает в комнату, повисает у отца на шее, осыпает его поцелуями.) Я знала! Я говорила! Мама! Костя! Согласился! Согласился!

Появляются  Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а,  К о с т я, за ними — Д у н я ш а.

Д у н я ш а. Дождалась счастья наша Милочка…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Молоды вы очень… Ну, да ладно! Вам жить, не нам! (Юре.) Дайте я вас поцелую, Юрочка!

Ю р а. Простите, не могу.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Почему?

Ю р а. Я должен немедленно идти в редакцию. Неделю буду просить, но добьюсь.

М и л а. Чего, Юра?

Ю р а. Тебя, Мила!

М и л а. Но я же здесь, Юрочка!

Ю р а. Из милости не хочу! Конечно, я не министерский сынок, но… Вы увидите! Прощайте! (Бежит к двери.)

М и л а. Куда ты? А очерк твой? (Собирает листки, сует Юре.)

Ю р а (бросает листки на пол). Конец лирике!

М и л а. А как же Сапожников?

Ю р а. Зачем мне знакомства? Папа твой правильно сказал: счастья каждый должен добиваться сам! Я… Я добуду! Верь мне, Милочка! (Исчез.)

М и л а (отцу). Что ты ему сказал, папа? Ты же согласился?

Б о ч к о в. Это он согласился со мной!

Д у н я ш а. Э-эх… родному дитю…

М и л а. Так, значит, ты… Юра! Юра! (Хочет бежать вслед.)

Б о ч к о в. Стой! (Обнимает ее, вдохновенно.) Не торопись, дочка… Прошу тебя, не торопись… Помни: ты — Бочкова. Твой отец — Бочков. Бочков Иван Филиппович! Заслужить надо!

М и л а (отрываясь от отца). Что я, премия, орден какой? Я люблю его, понимаешь, люблю! Юра, Юра! (Убегает.)

Пауза.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Эх, Ваня, Ваня! Забыл ты свою молодость!

Бочков грозно глянул на Любовь Михайловну.

Звонит телефон.

Б о ч к о в (в два прыжка оказывается у телефона, хватает трубку). Слушаю. (От волнения отчаянно машет рукой окружающим.) Тсс!

Присутствующие повторяют друг другу этот жест. Наступает мертвая тишина. Неожиданно весело, задорно начинает куковать на часах кукушка.

(С ужасом ей.) Тсс…

И сейчас же в трубке слышится голос, приятный, глубокий.

Голос Сапожникова (по телефону): «Ваня? Ты мне звонил?»

Звонил, Федор Тимофеевич. Напоминал — все готово. Простите.

Голос Сапожникова: «Это что за «простите»? А ну-ка, давай по-старому, на «ты»! Школу, что ли, забыл?»

Я? Забыл? (Зажав трубку, окружающим счастливо.) Вот она, молодость моя! Вернулась! (В трубку, с порывом.) Да разве можно забыть такое? До сих пор опомниться не могу… Я, можно сказать, и вы… Ведь было же все, было… Уроки, переменки, звонки-звоночки… Помнишь? (С трубкой в руках скачет на корточках, напевая в трубку.) «Баба сеяла горох, прыг-скок, прыг-скок, прыг-скок…»

К о с т я (в тон). «Обвалился потолок, прыг-скок, прыг-скок…»

Смех в трубке.

Голос Сапожникова: «А помнишь, как дразнили нас?»

Б о ч к о в (в полном восторге, оставаясь на корточках). Помню… Помню! Меня — Зябликом, а тебя… А вас… (Запнулся.) Забыл… Забыл…

К о с т я (шепотом). Папа… ты же сам нам рассказывал… Кочергой его дразнили.

Бочков отмахивается.

(Сложив ладони рупором, отцу.) Ко-чер-гой!

Б о ч к о в (отмахиваясь, в трубку). Забыл.

Голос Сапожникова (по телефону): «Эх, ты… забыл… Кочергой меня звали. Тебя — Зябликом, а меня — Кочергой… Да-а… Были пацаны, а теперь отцы семейства. У меня сын и дочка».

А… А у меня дочка и сын!

Голос Сапожникова: «Смотри-ка, совпадение?»

(Смысл этих слов внезапно доходит до него; в восторге.) Точно! (Зажав трубку, остальным.) Слыхали? Ну, кто был прав с Милой? (В трубку.) Совпадение, Феденька, точное совпадение!

Голос Сапожникова: «В общем, я уже освободился. Сейчас заеду».

За мной? Сам? (Даже задохнулся от счастья. Опускает трубку, ко всем.) За мной заедет. Сам… сейчас… Слышали? Сам! (Любови Михайловне.) Бредень, мать, скорей, бредень!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (подавая ему бредень). А как же с Милочкой, Ваня?

Б о ч к о в. Не пара он ей! Штаны драные — все богатство!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (робко). Любовь — тоже богатство!

Б о ч к о в. Внештатный! Перспективу надо иметь! (Растягивает бредень.) Совсем другой разговор! Попробуй теперь выскочи!

Гудок машины.

Он! (Кричит.) Бегу! Бегу! Ну, ловись, рыбка маленькая и большая!

З а т е м н е н и е.

Слышна песня:

«Веселая и грустная — Всегда ты хороша, Как наша песня русская, Как русская душа…»

Свет. Река. Плывет лодка. На ней  Б о ч к о в, усиленно работающий веслами. С а п о ж н и к о в  на корме.

С а п о ж н и к о в (опустив руку за борт, подставляет ее под струю воды, задумчиво).

«Веселая и грустная — Всегда ты хороша…»

(Обращаясь к Бочкову.) Это все хорошо, а рыба будет?

Б о ч к о в (ловит каждое слово Сапожникова). Будет, будет, Феденька! Еще один поворот — такое местечко откроется…

С а п о ж н и к о в. Да мы никак уж на третье переезжаем? Не лучше ли на одном потрудиться?

Б о ч к о в. Когда поклевки настоящей нет, никакой труд не поможет. Уж я по опыту знаю: сразу не повезло — ищи в другом месте!

С а п о ж н и к о в. Вот как? И много ты их переменил, мест?

Б о ч к о в. Так ведь не я менял, Феденька, меня меняли… (Переходя на шепот.) Тсс… Подплываем, подплываем… Хорошо местечко?

С а п о ж н и к о в. Ничего. Укромное…

Б о ч к о в. Золото, не местечко! Только умей хватать! Слышал? Слышал? Ух, плеснула как! Неужели не повезет? Ну, давай бросай якорь! (Начинает разбирать свой рыболовный арсенал.)

С а п о ж н и к о в (опуская на веревке якорь). Ого! Глубоко… И вода какая мутная…

Б о ч к о в (продолжая готовить снасть). В мутной воде самый клев. Знаешь, какие тут тузы ходят? Только наживка с запахом должна быть… С кашки начнем… Кашкой крючок облепим… (Вдруг.) А где каша? Каша где?

С а п о ж н и к о в. Ты же сам ее на скамейку рядом с собой положил.

Б о ч к о в. Неужели смахнул? (Подымается, оглядывается так, что лодка ходит ходуном.)

С а п о ж н и к о в. Да тише ты, лодку опрокинешь!

Б о ч к о в. Куда ж я ее?.. Ах ты горе…

С а п о ж н и к о в. Да вот же она!

Б о ч к о в (поворачивается). Где? Где?

С а п о ж н и к о в (показывает пониже спины, где у Бочкова прилепилась каша). Сидел ты на ней. Смотри, всю расплющил.

Б о ч к о в. Как же я не почувствовал?

С а п о ж н и к о в (отлепляя кашу). Амортизация у тебя (слегка шлепнул его по заду) нечувствительная… Отрастил на руководящих…

Б о ч к о в. Ах, шут ее возьми… (Насаживает комок каши на крючок, протягивает Сапожникову.) Понюхай. Аромат? Специально на конопляном масле варили, ванили для запаха прибавляли.

С а п о ж н и к о в. Это ты каждую рыбу так ублажаешь?

Б о ч к о в. Для каждой — свой подход. Иначе не возьмет. Ну, господи, благослови! (Поплевал на наживку, крутит леску с наживкой над головой.)

Сапожников испуганно пригибается.

(Закидывает леску в воду, тяжело опускается на скамейку.) Ффу-у…

С а п о ж н и к о в. Накопления мешают?

Б о ч к о в. Не говори. Мопед хочу купить.

С а п о ж н и к о в. А дальше что будет?

Б о ч к о в. Дальше — ждать надо, когда зазвенит. (Показывает на колокольчик.) Все счастье в нем. Зазвенит — значит, трогает она наживку, примеряется… Тут подразнить ее сперва нужно, поводить, а уж когда крючок схватит, тяни напрямую, да не рывком, а то соскочить может, ровно-ровно, не дыши, только уж около самой лодки подсачником ее — раз! Подцепил — и вот оно, счастье!

С а п о ж н и к о в. А ты, я вижу, по счастью специалист.

Б о ч к о в. Всю жизнь ловлю. (Насаживает наживку на другие удочки, закидывает их.)

Оба успокоились. Тишина. Откуда-то доносится песня. Кукует кукушка.

С а п о ж н и к о в. Тишина какая… (Напевает.)

«Веселая и грустная…»

Б о ч к о в. Тсс… спугнешь…

С а п о ж н и к о в. За счастье свое боишься?

Б о ч к о в. Так ведь какое положение, Феденька? Из старых рыбаков тут у нас один я остался. Развернуться по-настоящему не дают. «Отошло, говорят, твое время».

С а п о ж н и к о в. Почему? Кто честно своим делом занимается, тому всегда честь и место!

Б о ч к о в (даже привскочил). Вот она, государственная точка зрения! Золотые твои слова! Спасибо! Дай я тебя обниму, Феденька! По-старому, по-пионерски! Поддержал!

С а п о ж н и к о в (защищаясь). Тихо, тихо! Брюхо сперва убери! До сердца не дотянешься… Ой, лодку перевернешь!

Б о ч к о в. Не могу, Феденька! Переживаю! Я, можно сказать, и ты… Тридцать пять лет прошло! (Опускается.)

С а п о ж н и к о в. Да-а… и время-то какое… (После паузы.) Тебе вроде неплохо жилось — не узнать, как раздобрел…

Б о ч к о в (испуганно). Что ты, Феденька… Исключительно наружное впечатление… Я ведь тоже страдал, не думай… И туда меня кидали, и сюда…

С а п о ж н и к о в. Стой… Звонит, кажется…

Б о ч к о в (прислушался). Нет, это так, задело за что-то… (Продолжая.) Сердце отказывает, нервы никуда не годятся, отрыжка другой раз какая-то дурацкая прикинется — как начнет душить…

С а п о ж н и к о в. Значит, на пенсию скоро думаешь?

Б о ч к о в (еще более испуганно). Боже упаси! Если родина позовет — куда угодно, лишь бы на передовой участок! Братск! Иркутск! Ангара! Бухтарма! Хоть сейчас!

С а п о ж н и к о в. Ишь ты… Передовой… Передовые всюду имеются. Взять хотя бы нашу область, слыхал? Газ у нас вроде определяют. Большая разведка идет. С геологом одним нынче схватился. Направление ищем. Люди нужны живые, инициативные…

Б о ч к о в. Согласен! (Пылко.) Газ — это наше будущее!

Звенит колокольчик на донке.

Звонит! Слышишь, звонит! Я говорил — место точное! Давай бери!

С а п о ж н и к о в. Что делать?

Б о ч к о в. Бери, бери… Теперь веди… Так… Так… Тяни, тяни… Веди… Веди… Подсекай! Хватай! Наша взяла! (Хватает сачок, перегибается через борт лодки, теряет равновесие, кричит.) А-а-а!

Темнота.

Свет. Снова комната в квартире Бочковых.

Богато накрытый стол. Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а  наносит последние художественные штрихи.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (оглядывая стол). Ну, еще сладкий пирог — и все.

Шум хлопнувшей двери.

Они!

Появляется  Д у н я ш а.

Дуняша? Где вы пропадали? Пирог пора вынимать.

Д у н я ш а. В музей бегала — почту выбирать. Эвон писем сколько накопилось.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Вы же знаете, как Иван Филиппыч занят сейчас. (Забирает письма.)

Д у н я ш а. Занятие, что и говорить, Христос с ним, большое. (Уходит.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (одна). На каждом шагу Христос, а говорят, что она ведьма. (Рассматривает письма.) Странно. Обратный адрес один и тот же: «Георазведка, отряд № 2, Морозова…» Какое отношение имеет Георазведка к музею? Кто же это пишет?

Д у н я ш а  вносит пирог.

Сюда-то зачем?

Д у н я ш а. Да, господи… Вы бы взглянули! (Кивает на кухню.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Положите пока хоть сюда. (Показывает на стол.)

Д у н я ш а (кладет пирог, заботливо его укутывает). Дыши, Христос с тобой. (Крестит пирог, потом Любовь Михайловну.)

Любовь Михайловна отшатывается. Дуняша исчезает. Шум шагов. Хлопнула дверь.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Они! Костя! Вернулись! (Бросается навстречу.) С рыбалки вернулись! Оденься!

Словно ветром распахивает дверь, и в комнату вносит — именно вносит, как бы без активного участия самого входящего, — Б о ч к о в а. Его парусиновый костюм мокр, помят, грязен. Панамка на его голове, сбитая на затылок, тоже покоробилась, потеряла всякую форму. Под мышкой рыболовная снасть, бредень.

(Бросается к мужу.) Ваня! Наконец-то! Что с твоей шляпой?

Бочков стаскивает с головы панаму, в недоумении разглядывая ее, бросает в сторону, потом вытирает пот со лба, ставит в угол удочки, опускает бредень.

А где Сапожников?

Б о ч к о в. Са… Са… Са…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Ванечка…

Он машет руками, она отступает. В дверях появляются  К о с т я,  Д у н я ш а.

Б о ч к о в. А… А… Апчхи! (Оглушительно чихает, еще раз, еще и еще, не в силах остановиться.)

Д у н я ш а. С нами крестная сила.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Ты простудился? Где Сапожников?

К о с т я. А где рыба, отец?

Б о ч к о в. А… А… А…

К о с т я. Не будем мешать.

Взяв под руку Дуняшу, выходит. Та на ходу все оглядывается.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (растерянно смотрит на Бочкова). Что-нибудь случилось, Ваня?

Б о ч к о в. Ступай, ступай… (Выпроваживает ее из комнаты.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (выходя, про себя). Ничего не поняла…

Б о ч к о в (закрывает дверь, один; хватает со стола бутылку, жадно пьет). Так было хорошо… Так все было хорошо…

З а т е м н е н и е.

Слышен истошный крик: «А-а! Тону! Тону! Спасите!» Другой голос: «Загребай к берегу, к берегу… Да не барахтайся так… А-а!»

Свет.

На берегу стоят Бочков и Сапожников, оба мокрые, грязные.

Сапожников в трусах, выжимает брюки.

Б о ч к о в. Федор Тимофеевич, прошу — посети! Жена ждет, дети радуются…

С а п о ж н и к о в. Куда ж я в таком виде? (Хохочет.) Ну и ну! Руководство области опрокинул! Весь мой авторитет подмочил!

Б о ч к о в. Нечаянно… Слово даю — нечаянно…

С а п о ж н и к о в. И как тебя угораздило, чудо ты водяное? Чего тебя вбок-то мотнуло?

Б о ч к о в. Упустить боялся. Не рассчитал.

С а п о ж н и к о в. Пузо перевесило? Отрастил, брат, отрастил… В общем, это все пустяки. С кем не бывает.

Гудок машины.

Сейчас, товарищи! (Натягивает брюки, Бочкову.) Извинись перед женой. Спасибо за рыбалку. (Хочет идти.)

Б о ч к о в (отчаянно). Федя! Федор Тимофеевич! Постой! А… а… разговор наш? Обещание твое?

С а п о ж н и к о в. Какое обещание?

Б о ч к о в. Сам же сказал, Феденька: газ ищем, большая разведка идет, люди нужны хозяйственные, инициативные… Местечко бы мне, местечко… А уж с народом язык я найду!

С а п о ж н и к о в. С народом? А это? (Шутя хлопает Бочкова по животу.) Развел, брат, архитектурные излишества, отгородился…

Б о ч к о в. Я? Нет, Нет! Я не отгородился! От народа меня не оторвешь!

С а п о ж н и к о в. А кто чуть к рыбам нас не отправил, на дно? (Хохочет.) Шучу, шучу! Похудеть тебе надо, Ваня. Через три дня вернусь — поглядим.

З а т е м н е н и е.

Снова комната.

Б о ч к о в (повторяет, словно эхо). «Похудеть тебе надо, Ваня…» (Вдруг весь передернулся, вытаскивает у себя из-за спины трепещущую серебристую рыбку. Тупо глядит на нее.) «Похудеть тебе надо, Ваня…»

В дверях показывается  Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Ванечка… Я так ничего и не поняла… Мне очень страшно, Ванечка… Что случилось?

Б о ч к о в. Погоди, мать, погоди… Не сбивай… (Оттесняет ее, захлопывает за ней дверь, трогает свой живот, словно видит его в первый раз.) Архитектурные излишества… От народа отгородился… (Напряженно думает.) Так и есть… Нашептали уже, накляузничали… Архитектурные излишества — это про кабинет мой в райисполкоме, что дубом отделал, сорок тысяч стоило, — так разве я это для себя? Авторитет руководства хотел поддержать! От народа отгородился — неужели это про Вальку, секретаршу мою, что только раз в неделю ко мне на прием пускала? Так разве всех примешь! А над собой работать когда? Вспомнить бы… Все вспомнить… Насчет рыбы — это он к чему? «На дно, говорит, нас чуть не отправил». Когда? Неужели про уборочную он? Хлеб осыпался, а мы на трех машинах на Чистое озеро махнули, целую неделю рыбачили, но ведь опять не для себя — уполкомзага на рыбалку возили, чтоб урожайность снизил… и про это узнали? Неужели пропал? Это что же выходит — вся жизнь насмарку? Работал, ночей недосыпал, трудился не покладая рук… Стоп! Не пропал… Сказал ведь как: «Чуть на дно не отправил!» Чуть! Значит, предупреждает только… «Похудеть тебе надо, Ваня, — говорит. — Через три дня вернусь — поглядим…» (Повторяет про себя на разные лады, как бы желая проникнуть в тайный смысл фразы.) «Похудеть тебе надо, Ваня… Похудеть тебе надо, Ваня…» Похудеть… (Вдруг лицо его озаряется. Он все понял. Убежденно, радостно.) К народу, значит, приблизиться! (Осматривает себя.) Зажирел… заплыл… у-у-у… (Бьет себя кулаками в живот, с порывом.) Федор Тимофеевич! Федя! Были, были упущения — признаю! Клянусь — жизни не пожалею, а вину искуплю! С этого начну! (Показывает на живот.) Через три дня вернешься — здесь ничего не будет! От народа меня не оторвешь. Я — с народом!

Кукушка кукует: ку-ку!

С народом!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (входя). Ванечка, что с тобой?

Кукушка продолжает куковать: ку-ку, ку-ку, ку-ку…

Б о ч к о в (его нельзя узнать, он — весь энергия, весь действие). Время… Время!! День кончается! Еще два дня — и все!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Какие два дня, Ваня? Где Сапожников?

Б о ч к о в. Вернется послезавтра. Давай скорей сантиметр!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Какой сантиметр? А обед?

Б о ч к о в. Что обед? Что такое обед? Подумаешь, государственное мероприятие… Не до обеда сейчас… Сантиметр… Сантиметр скорее!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Зачем он тебе?

Б о ч к о в. Как зачем? Контрольные цифры наметить.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (в полном изумлении). В спальне он, на рабочем столике.

Бочков уходит.

Ничего не понимаю.

К о с т я (заглядывает в комнату, шепотом). Мама, скоро? Жрать хочется.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (Косте). Знаешь, Костя, Сапожников нынче не будет.

К о с т я. Не будет? Ура-а-а! (Обнимает мать, кружит ее.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (смотрит на стол). Сколько продуктов — и все зря.

К о с т я. Как — зря? А мы на что? (Усаживается за стол, наливает себе рюмку, накладывает еду.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Костя! Первый! Отец еще не садился!

Входит  Б о ч к о в  с сантиметром, бумагой и карандашом.

Б о ч к о в (на ходу, про себя). Исходная цифра по окружности сто пятьдесят сантиметров… Обязательства?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Ваня, садись.

Б о ч к о в (весь углублен в себя). На сколько же сбавить? Сантиметров на пятьдесят обещать? Нет, мало. Поставим семьдесят.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Ванечка…

Б о ч к о в. А может быть, сразу на все сто? Пусть видят — ничего не жалею! Рапортом бы оформить…

К о с т я. Наплюй на начальство, фатер! (Обнимает отца, усаживает его за стол, наливает рюмку, протягивает Бочкову.) Хватай!

Б о ч к о в (приходя в себя). Перекусить? Пожалуй… С утра не евши. (Оглядывается.) А Мила где?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Как ушла тогда, так и не приходила… (Накладывает на тарелку Бочкова закуски.)

Б о ч к о в. Зря. Не понимает. (Поднимает рюмку.) Ну, за что же?.. (Любови Михайловне.) Да хватит, эк навалила, куда мне столько? (Пьет.)

К о с т я (дружески похлопывая отца по животу). Ешь, фатер, ешь, не стесняйся. О талии тебе, слава богу, заботиться нечего…

Бочков, мгновенно осознав связь между тем, что делает и что обещал, вдруг резко отодвигает от себя тарелку.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (зорко следя за ним). Что с тобой, Ванечка? Невкусно?

Б о ч к о в. Да погоди ты — невкусно, невкусно. (Вскочил, про себя.) Вот попал так попал… (Трогает себя за живот.) Вот это влип… Ах, черт возьми… Обещал, называется…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (продолжая следить за ним). Живот у тебя болит, Ванечка?

Б о ч к о в (раздражаясь от все возрастающего голода). Почему обязательно живот? А голова болеть не может? (Про себя.) Вот попал так попал.

К о с т я (налил еще рюмку, протягивает). Батя, будь человеком! Пей!

Б о ч к о в (Любови Михайловне). Убирай все к чертовой бабушке!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Но ты же выпил, Ваня. Тебе обязательно надо поесть. Грибочки, селедочку…

Б о ч к о в (голод приводит его в ярость). Ты мне эти архитектурные излишества брось! Газ в нашей области открыли… Большая разведка идет, а вы… От народа отгородились, к рыбам меня хотите отправить — на дно?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. К каким рыбам? Что с тобой, Ванечка? (Обнимает, сажает его на диван. Косте.) Помоги отцу…

К о с т я (Бочкову). Может, пойдем отдохнем, тятенька? Говорил: «Закусывай».

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Не надо было тебе пить, Ваня. Ты же не привык… (Делает Косте знаки, чтобы он ушел.)

К о с т я. Эх вы… Родители… (Забирает со стола бутылку, несколько тарелок с закусками, удаляется.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (Бочкову). Ванечка, что с тобой?

Б о ч к о в (приходя в себя). Ничего вы не понимаете, ничего.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Конечно, тебе видней, Ваня… Совсем забыла! Письма тебе из музея Дуняша принесла… Накопились за эти дни… (Передает письма, смотрит на Бочкова.) Из Георазведки.

Б о ч к о в (берет, смотрит на конверты, прячет в карман). Опять, похоже, сумасшедшая эта со своими записками.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Какими записками?

Б о ч к о в. Купца одного. В музее будто они… Делать людям нечего! (Взяв ее за плечи, решительно повернул к себе, понизив голос, доверительно.) Похудеть мне надо, мать, в кратчайший срок. Посоветуй — как?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Зачем тебе худеть? Для меня ты и так хорош.

Б о ч к о в. Да при чем здесь ты?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. А для кого же ты худеть собираешься?

Б о ч к о в. Эпоха требует, понятно?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. А как ее зовут, эпоху твою? Блондинка? Брюнетка?

Б о ч к о в. Поехала. Не до брюнеток сейчас… (Показал на стол.) Прикрой!

Любовь Михайловна прикрывает стол скатертью.

Ну, есть не буду — это раз, а еще?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Да как же это ты есть не будешь? Да что ты?

Б о ч к о в. А если я подвиг хочу совершить? Другие в космос взлетают, а я что? Не могу? Хотя где тебе понять… Разъехалась вся, как квашня…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (обидевшись). Корсетов, конечно, не ношу.

Б о ч к о в. За границей небось женщины до семидесяти лет вида не теряют, через скакалку прыгают, как девочки, а ты?..

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Ну, и женился бы на такой вертихвостке семидесятилетней… Хотя тебе помоложе надо, вижу… Записки какие-то появились.

Б о ч к о в. Брось эти глупости! Для сведения: семья для меня — самое святое. Могила! (Встретив недоуменный взгляд Любови Михайловны.) В смысле навечно, пожизненно… Навечно! Понятно? Вот так! (Просительно.) Думай, мать, думай…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Сперва обругает, а потом думай… Скакалки, говоришь, за границей? Была у нас где-то Милочкина…

Б о ч к о в. Давай ищи!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. И еще… Упрекнул ты меня давеча, что на квашню похожа… А ведь все записано у меня!

Б о ч к о в. Что записано?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Про игов. Только никак не начну.

Б о ч к о в. Про каких игов?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Или йогов — вроде так они называются… На манер фокусников индийских. Елена Маврикиевна мне переписала. Дышат они как-то по-особому, веса не теряют, а худеют просто на глазах.

Б о ч к о в. Так чего же ты молчала до сих пор? Волоки йогов своих, тащи скакалку — все сгодится!

Любовь Михайловна уходит.

(Трогает живот.) Чем его, черта, взять? (Взглянув за диван.) О, Костина гиря! (Выволакивает двухпудовую гирю на середину сцены.) Ну, господи, благослови… И кто такую муку выдумал, чтоб ему пусто было!

Возвращается  Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а  с запиской и скакалкой.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (увидев Бочкова с гирей). Погоди, Ваня, нашла записку и скакалку.

Б о ч к о в (оставляя гирю). Давай читай. Что делать?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (читает по записке). «Сперва надо расслабить все члены».

Б о ч к о в (подозрительно). А как это — расслабить все члены.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (теряясь). Не знаю… Лечь, что ли?

Б о ч к о в. Чепуха все это! (Снова берется за гирю.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Погоди! Тут еще говорится про положение кобры, потом крокодила…

Б о ч к о в. Нет уж, обойдемся без крокодилов. (Делает попытку оторвать гирю от пола.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Ваня… Ваня… Не надо… Надорвешься…

Бочков не слушая хлопочет над гирей. Весь напыжившись, сжавшись в комок, он отрывает гирю от пола и, постепенно распрямляясь, все выше и выше поднимает гирю… Последний рывок — и вот уже гиря над головой Бочкова, в его вытянутой руке. На лице его торжество. Похоже, что он поднял не гирю, а весь земной шар. Но вдруг рука его качнулась — тяжесть оказалась не по силам. Стремясь удержать гирю, он вслед за ней делает движение вбок — гиря тянет его, он не в силах ни выпустить ее, ни преодолеть инерцию. Любовь Михайловна что-то кричит ему, машет — где там! Гиря несет Бочкова к двери, за сцену, откуда слышится страшный грохот и звон стекла. Любовь Михайловна и Костя зажмуривают глаза.

После паузы появляется  Б о ч к о в.

Б о ч к о в. Нет, этот способ не годится…

К о с т я. Вот это предмет… Ты что, фатер, в детство впадаешь?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Папе надо похудеть, Костенька, срочно.

К о с т я. Пока похудеет, все полы проломятся. (Отцу, указывая на скакалку.) Бросай эти глупости. Хочешь сбросить вес — занимайся самбо.

Б о ч к о в. Чем? Чем?

К о с т я. Самооборона без оружия. Борьба такая — неужели не слыхал? Самая модная. Кружки повсюду. Знаешь, как жир сгоняет? Давай.

Б о ч к о в. А быстро?

К о с т я. Что — быстро? На полу окажешься? Посмотрим.

Б о ч к о в. Нет, похудею?

К о с т я. В два счета.

Б о ч к о в. Давай!

К о с т я. Идет! (Демонстрирует несколько приемов самбо.)

Бочков падает.

Б о ч к о в. Погоди, погоди, это же не по правилам…

К о с т я. А так и нужно. Это же самбо.

Бочков поднимается. Костя снова его скручивает.

Б о ч к о в. Нет, постой…

Костя не дает ему двинуться.

Постой! (Вырывается.) Я тебе не по самбо, а по-русски! (Начинает молотить Костю.)

Костя защищается, летят стулья, трещит стол.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Костя! Ваня! Что вы делаете?

В дверях появляется  Д у н я ш а.

Д у н я ш а (увидев). Господи милостивый! Да опомнитесь вы, нехристи! Что вы делаете? (Бросается их разнимать.) Конец света. Брат на брата, сын на отца…

Б о ч к о в (Косте). Нет, ты погоди… ты погоди… (Дуняше.) Да не мешайте вы!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Это физкультура, Дуняша.

Д у н я ш а. Какая же это физкультура? Все тазы с полки посыпались.

К о с т я. Папе надо похудеть, детка!

Д у н я ш а. Похудеть? Так нешто с этого похудеешь? У меня вот свояченица каждый день мужика своего тростит, а ему хоть бы что, — как боров, гладкий.

Б о ч к о в (прислушивается). Не помогает, говорите?

Д у н я ш а. Никак.

Б о ч к о в (Косте). Слыхал?

К о с т я. Домашняя самодеятельность. Я тебе предлагаю научно.

Б о ч к о в. И скоро подействует?

К о с т я. Молниеносно. Годик позанимаешься — перешивай костюм.

Б о ч к о в. Годик? (Поворачивается к Дуняше.) Давай вноси свое предложение.

Д у н я ш а. Не иначе, как в Свиблово вам идти.

Б о ч к о в. Почему в Свиблово?

Д у н я ш а. К бабушке Фаине.

Б о ч к о в. К какой бабушке Фаине?

Д у н я ш а. Да нешто вы не слыхали?

Б о ч к о в. Какое мне дело до какой-то бабки?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Что-то я слышала…

Д у н я ш а. Подлинно могу сказать: не бабка, а чудотворица. Кто с чем к ней ни придет, каждому — помощь. Из самой Москвы приезжают! Болезнь какая, покража, приворожить или наговорить, чтобы иссушило кого или распучило, — моментом! И все чем? Водицей. Нальет, пошепчет… А водица, ясно, не простая — освященная…

Б о ч к о в. Да вы соображаете, о чем вы говорите? Вы представляете — кому? (Передразнивая.) Освященная!

Д у н я ш а. Я хотела как лучше… Ее даже которые партийные уважают…

Б о ч к о в. Прекратите свою агитацию! Газ в нашей области открыли, широкие перспективы намечаются, а вы… Я вас… (Вдруг всматривается.) Это что у вас?

Д у н я ш а (невольно прикрывая рукой шею). А что?

Б о ч к о в. Что у вас на шее?

Д у н я ш а. Чепочка.

Б о ч к о в (передразнивая). Чепочка! А на чепочке что?

Д у н я ш а. Еще покойная маманя повесила… крестик…

Б о ч к о в. Крест? Так вы верующая?

Д у н я ш а. Так ведь крещеная, не басурманка…

Б о ч к о в. Все понятно! (Любови Михайловне.) Прав был Федя, сто раз прав! Не видел! Пропускал! Отгородился! (Дуняше.) Подавай заявление.

Д у н я ш а. Как?

Б о ч к о в. Подавай заявление, или сам уволю.

Д у н я ш а. Меня? За что?

Б о ч к о в. Мне верующих не надо! Я в своем учреждении мракобесия не потерплю! Хорошенькое дело — сотрудник музея крест носит! Теперь все понятно! Думаешь, не видел, как ты с посетителями шушукаешься! Клиентов для своей бабки ловишь! И где? В антирелигиозном музее, центре научной пропаганды атеизма!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Да что ты, Ваня… Она попросту…

Б о ч к о в. Вон! Вон!

Д у н я ш а. Так-то вы за мою доброту…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (делает ей знак). Ступайте, ступайте…

Д у н я ш а. Отольются вам слезки мои, слеза сироты дорого стоит… (Всхлипывает, уходит.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Напрасно ты, Ваня…

К о с т я (фыркнув). Ничего себе сиротка…

Б о ч к о в. Не дай бог Сапожников узнает! Крест! Где? У кого? У меня!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (понизив голос). Ты бы поосторожней с Дуняшей, Ваня.

Б о ч к о в. А что такое?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Глупости, конечно, но есть такой слух. (Понизив голос.) Говорят, что она ведьма.

Б о ч к о в. Ведьма на государственной службе? Да ты что?

К о с т я. Сколько угодно. (Становится в позицию, отцу.) Продолжим?

Б о ч к о в. Нет, хватит! Сколько еще темноты кругом! Сколько темноты! (Затягивает пояс потуже.) Ступайте. Думать буду.

К о с т я. Думаешь, на талию подействует? Что ж, тоже способ.

Уходит, вслед за ним Любовь Михайловна.

Б о ч к о в (прошелся). Как есть хочется, черт ее дери… Хоть бы корочку, кажется… Ф-фу… Прямо ноги не держат, до того хочется есть… (Замечает пирог на столе.) Что это? Пирог? (Пробует пальцем начинку.) С яблоками… Хоть бы кусочек… Такой вот. (Отламывает от пирога, ест.) Надо же силы поддержать. Не для себя ведь — для народа стараюсь. От народа меня не оторвешь… (Говорит и жует.) Слышишь меня, Феденька? Видишь меня? Для народа на все пойду, не только головы — живота не пожалею! (Вспоминая.) Это же надо, крест, а? Газ открыли, а она с крестом! Газ — это наше будущее! Эх! Не бойся, Феденька, поруководим как-нибудь! (Разрезает пирог.) К распределению бы меня приставили, к раздаче… (Протягивает руку в пространство, как бы хватая телефонную трубку.) Алло! Слушаю!.. Запасы? Запасов у нас хватит! Триста миллиардов кубов!.. Откуда? Это самое… ученые подсчитали!.. Что? Дутые цифры?.. Авторитетно разъясняю: на газе дутых цифр нет и не может быть! Газ — это воздух! Понятно? Взял его — вроде не заметно, отдал — тоже не видать! Не сыпучее, не текучее, а считается материальная ценность! Газ — это хлеб! (Берет кусок пирога.) Слаще пирога! Кто там первый? Подходи, получай! Порцию выделить — тут с умом надо! Украина? (Протягивает кусок пирога.) Пожалуйста! Со всем нашим удовольствием! (Отправляет пирог себе в рот, жует, говорит.) Как там Киев — ничего, стоит? (Проглотил.) Белоруссия? (Протягивает следующий кусок.) Привет партизанам! (Та же игра, жует, говорит.) Да не толпитесь, республики, креста на вас нет! Всем хватит! (Ест, говорит.) Кого там в дверях придавили? Каракалпакию? Подходи, маленькая, автономных нельзя обижать… Газ, как сказал товарищ Бочков, — это наше будущее! Кто сказал? Товарищ Бочков сказал, Иван Филиппович! Слышишь, Феденька! На газу можно у-ух куда взлететь! Куда?.. Ошибся, Федюша, — выше!.. Что?.. Еще выше, Федюк! Эх, ты, Федька, отстаешь от жизни, — еще выше! (Подымаясь в мечтах, он подымается на стул, потом на стол, кажется, что он уже парит в пространстве.) Ух ты… Вот он — газ… (Задрав голову, обратил свое лицо кверху, приложил руку к воображаемому козырьку.) Рапортую выполнение! Слушаюсь! Слушаюсь! Слушаюсь! (Оступается, падает со стола, задевая тарелку из-под пирога, которая разбивается, с ужасом замечает, что съел весь пирог.) Что я наделал? Что я наделал? (Ощупывает свой живот, хватает сантиметр, измеряет.) Больше стал! Больше! Ничего не получается. Голодать — не выдержу… Федя, тону… Чудо! Чудо бы какое-нибудь… А что, если… Нет, нет… Хотя почему нет? Для дела ведь. Ведьмы! Черти! Ангелы! Все на помощь! (Кричит) Дуняша! Дуняша! Ма-ать! Дуняша не ушла еще?

Появляется  Д у н я ш а.

Д у н я ш а. Звали?

Б о ч к о в (опомнившись). Нет, нет… Не звал! Я никого не звал!

Д у н я ш а. Видать, ослышалась… (Хочет уйти.)

Б о ч к о в. Подождите… Стойте, куда же вы уходите? Адрес!

Д у н я ш а. Чего?

Б о ч к о в. Адрес, адрес, говорю!

Д у н я ш а. Какой адрес?

Б о ч к о в. Где старуха живет, ну, эта, что в Свиблове, чудотворица ваша?

Д у н я ш а. Поедете? Слава создателю! Просветил господь! (С азартом, во весь голос, нараспев.) Адрес у Фаинушки очень обыкновенный…

Б о ч к о в (оглядываясь на дверь). Не ори.

Д у н я ш а (понизив голос). Свиблово, Сусловский конец называется, который, значит, на Суслово глядит, домик от выгона пятый… нет, вру, седьмой, седьмой, хорошенький такой домик, тесовенький весь… Наличники в сердечках, а кругом рябина, одна рябина…

В дверях появляется  Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а, ее не замечают.

Найдете, не беспокойтесь, бабушку Фаину вам каждый укажет…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (Бочкову). И ты поедешь?

Б о ч к о в (нервно вздрогнув). А что? (Теряется, но тут же находит выход.) Надо же конец этому положить! Разве можно терпеть такое?

Д у н я ш а. Так вот вы зачем?

Б о ч к о в. А что же ты думала? По головке гладить будем? Народ, понимаешь, пятилетку строит, в области газ открыли, а они за своими рябинами укрылись и назад нас тянут, в темноту! Вон всех! Вон!

Д у н я ш а. Копали под нее! Писали! А что вышло? Цветет Фаинушка, как райский цвет! Духи небесные ее охраняют!

Б о ч к о в. Вон!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (Дуняше). И дернуло вас за язык…

Д у н я ш а. Так-то вы за мою доброту? Эх вы! (Уходит.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (Бочкову). Не езди, Ванюша…

Б о ч к о в (довольный, что провел Дуняшу). Вот это здравствуйте! Наоборот…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Мало тебе твоих выговоров? Исключат ведь, если узнают… Я говорила — ведьма! Околдовала тебя…

Б о ч к о в. Кого? Меня? Да я сам кого хочешь околдую! Ну-ка, давай тащи шляпу мою старую, платок, плащ, Костины бутсы старые…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Зачем?

Б о ч к о в. Надо, давай. Не бойся, мать, и не в таких переделках бывали! Давай, давай!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Все-таки отправишься?

Б о ч к о в. Неси скорей.

Любовь Михайловна открывает дверь.

Там — сидящая на корточках, опираясь на половую щетку, прильнувшая к замочной скважине  Д у н я ш а.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Опять? Что вам надо здесь?

Д у н я ш а. Да вот… Подметала тут, ну, и… (Хватает щетку, начинает мести пол, поднимая страшную пыль.)

Б о ч к о в. Зря стараешься!

Д у н я ш а. Опять не в шерсть! Видно, ничем на вас не угодишь! (Бросает щетку на пол, уходит, про себя.) Поедет или не поедет?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Подслушивала! Ну, ведьма… И зачем такую держать?

Б о ч к о в. А ты попробуй на нашу музейную зарплату найди. Кроме ведьмы, никто, пожалуй, не выдержит. Давай неси.

Любовь Михайловна уходит. Оставшись один, Бочков начинает преображать себя. Из смежной комнаты голос Кости и гитара:

А после профсобрания Домой к себе летят, И все они зеленые, Коленками назад…

Научили парня! Нет, сынок, с такими песнями далеко не уйдешь! (Невольно делает несколько движений в такт Костиной песне, но тут же спохватывается.) Батьку слушай, батьку! (Запевает.)

«Мы кузнецы, и дух наш молод, Куем мы счастия ключи…»

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а  приносит старую одежду и обувь. Бочков быстро переодевается, продолжая:

«Вздымайся выше, наш тяжкий молот, В стальную грудь сильней стучи!»

(Кладет вату на щеку, завязывает платком, так, что скрывается почти все лицо.) Хорош? (На глаза ему попадается бредень, берет его.) Теперь уж ни один черт не узнает. Рыбак — и все!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. А с музеем как? Неужели на Дуняшу оставишь?

Б о ч к о в. Я же быстро. Заскочу — и назад. Да и кому он сейчас нужен, твой музей? Весь сейчас упор на современность! Газ, к примеру, взять, слыхала? Главный двигатель жизни! Кран открыл — и пошел!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. И что тебе этот газ дался?

Б о ч к о в. Увидишь. Самое важное в жизни — в точку попасть! Эпоха требует, понятно? А ты все: блондинка, брюнетка… (Хочет скрыться.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Другим ходом, Ваня, через сад… чтоб не видели…

Б о ч к о в. Ладно! Бегу! (Скрывается.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (одна, после паузы). Может, и правда указ такой есть… (Затягивает на животе платье, со вздохом.) Теперь что ни день, то новости… Эпоха требует…

Вбегает  М и л а, бросается на шею к матери.

М и л а. Мамочка! Юра уехал! В район!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Так ведь, верно, за делом, доченька.

М и л а. Вырвал командировку от газеты. Критический ему материал, видишь, понадобился! Ах, зачем папа все это натворил! Юра был такой хороший, добрый… А теперь… Теперь все пятна ищет!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Какие пятна?

М и л а. Родимые! Капитализма. Бабку какую-то обследовать его отправили, как будто другого не могли найти…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (вздрогнув). Какую бабку?

М и л а. Что ты вскрикнула, мама? Знахарку какую-то. Зачем она ему? Это все папа. Где он?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. В командировке… В Свиблово поехал.

М и л а. Что его вдруг понесло?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. А где эта бабка живет, куда Юру направили?

М и л а. Понятия не имею!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (ходит по комнате, ломая руки, про себя). Ох, быть беде… Это она… Ведьма… Наколдовала…

Появляется  Д у н я ш а.

Д у н я ш а. Гости к вам.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Какие еще гости?

Д у н я ш а. Ивана Филиппыча барышня какая-то спрашивает.

М и л а. Барышня?

Голос в глубине: «Это я!» — и сейчас же в комнате появляется  Т а н я. Она точно искупалась в ледяной воде, свежая, с изморозью, глаза радостно сияют.

Т а н я. Здравствуйте. Мне необходимо видеть товарища Бочкова. (Любови Михайловне, радостно.) Простите, вы его мама, наверное? Познакомимся: Морозова — студентка пятого курса Геологического института, здесь на практике, разведку у вас ведем на газ, может, слышали?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (пораженная). Морозова? На газ?

Т а н я. В отряде нас, девушек, в шутку зовут геологинями, почти богини, правда? Но лучше всего зовите меня просто Таня. По паспорту я, правда, Этана…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Что, что, что? Этана?

Т а н я. Не виновата, честное слово, не виновата. Это все мои страшно сознательные родители, и дернуло же их так меня окрестить.

М и л а. Какое же это имя — Этана?

Т а н я. По буквам: Э-поха т-ребует активности, напора, аккумуляции!..

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (прерывая). Что? Чего? Так это вы — Эпоха?

Т а н я. Я.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (про себя). Вот оно… вот оно… Эпоха требует… Все сошлось!

Слышен звон гитары; на пороге появляется  К о с т я  со своей неизменной гитарой.

К о с т я (увидев Таню, поражен). Предме-е-ет… Откуда? Или мне снится?

М и л а. Снится, снится. Ступай проспись.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (Тане). Геологиня вы там или богиня — зачем вам понадобился мой муж?

Т а н я. Ах, это ваш муж? А я не знала. Вы знаете, у нас с ним переписка… То есть писала в основном я…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (Миле). Ты слышишь? Ты слышишь?

Т а н я. А потом мне надоело! Какого, думаю, дьявола… Ой, простите… Решила осчастливить Ивана Филипповича лично!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (собрав все силы). Так вот что, девушка, Ивана Филипповича здесь нет и не будет. Он в командировке.

Т а н я. Как? Вот это каша с луком… Он же знал, что я должна была приехать?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Знал?

Т а н я. Но я же ему писала! Куда он уехал?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Простите, это вас не касается! И потом… Я… не знаю, куда…

М и л а. Но, мама, ты же сама говорила, что папа уехал в Свиблово.

Т а н я. Иван Филиппович уехал в Свиблово?

К о с т я. Ах, вот как?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (Миле). Молчи! Молчи!

Т а н я. Значит, записки нашлись? Какое счастье!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Какие записки? (И вдруг все поняв.) Так, значит, вы писали?

Т а н я (радостно). Я, я!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Как сердце чуяло… (Берется за голову.) Голова кружится… Простите… Милочка… Проводи меня… (Тане.) Я сейчас.

Уходит с Милой.

К о с т я (в пространство). Интрига. (Тане.) О каких записках речь?

Т а н я. Вам это неинтересно.

К о с т я. Ничего подобного! Я исключительно заинтересован. Какие записки? Говорите, говорите. Я готов вас слушать целые сутки!

Т а н я (поверив). Нет, вам действительно интересно? Газ, понимаете, газ! Ищем. Идет великий спор. Одни — за северо-восточное направление, другие держат курс на запад, на Свиблово. Могу признаться, что другие — это я одна. Эх, найти бы мне эти записки!

К о с т я. Какие записки?

Т а н я. Подтверждающие, что я права! Купца одного. В музее у вас должны быть. Там ясно указано: в окрестностях Свиблова когда-то существовал родничок, открытый выход природного газа! Только бы найти! Тогда уж я вам — купорос на вас, сера, селитра…

К о с т я (пятясь). За что, помилуйте… (Хохочет.)

Т а н я. Ой, простите… Это я оппонентов своих… Маловеров… Кротов, не видящих дальше своего носа… Привыкла, знаете, на открытом воздухе…

К о с т я. Правильно! Перегидрат их окись магния!

Т а н я. Как вы сразу все поняли!

К о с т я. Вы же типично свой парень! (Хлопнул ее по плечу.)

Таня поежилась.

Простите, как вас зовут?

Таня не отвечает.

Кстати, почему вы уверены, что фатера понесло в Свиблово именно по вашему делу?

Т а н я. Иначе не может быть! Это же газ! Наше будущее! Как от вас лучше всего добраться до Свиблова?

К о с т я. Вы тоже поедете?

Т а н я. Сию минуту…

К о с т я. Но как же вы… Простите, как вас зовут?

Т а н я. Долго объяснять.

К о с т я. А меня — Костя. Я не могу вас так отпустить. Я провожу вас до самого Свиблова!

Т а н я. Ой… спасибо… Вы такой… такой…

К о с т я. Нет! Это вы такая! Я вижу, у нас с вами будет полный контакт! (Обнимает ее, целует; она изо всей силы отпихивает его, он летит на пол; растерянно.) Простите, я не расслышал, как вас зовут?

Т а н я. Эпоха требует активности, напора, аккумуляции, но не пошлости, понятно?

К о с т я (в полном недоумении). Эпоха?

Входят  Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а  и  М и л а.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Господи!

М и л а. Что это?

Т а н я (Косте, с вызовом). Поехали?

К о с т я (поднимаясь, со вздохом). Поехали, Эпохочка…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Костенька! Куда ты?

К о с т я. Не беспокойся, мамочка. Все будет как в лучших домах Филадельфии! (Берет аккорд на гитаре, исчезает.)

Любовь Михайловна бросается на шею Миле, рыдает.

М и л а. Мама, что с тобой?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Все кончено, доченька! Он влюбился!

М и л а. Ну и что? Давно пора…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Да что ты говоришь? Какая же она ему пара?

М и л а. Косте? Вполне.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. При чем тут Костя? Я не про Костю, про папу! Папочка наш влюбился!

М и л а. В кого?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Да в нее же! В нее! В Эпоху эту! Я тебе все время толкую!

М и л а. Да ты что?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Ты ничего не знаешь. Про газ только и твердит. Хочет стройным стать. Для нее. Для Эпохи! Она требует, говорит. Все равно не отдам! Я же люблю тебя, Ванечка! Мы же тридцать три года вместе! (Хватает пальто, сумочку, бежит к двери.)

М и л а. Куда же ты?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. В Свиблово, к отцу!

М и л а. Я тебя одну не отпущу, мама!

Любовь Михайловна распахивает дверь. В комнату падает подслушивавшая под дверью  Д у н я ш а. В руках у нее метла, Любовь Михайловна перепрыгивает через нее, исчезает.

Мама! Стой! (Убегает за ней.)

Д у н я ш а (не поднимаясь с пола, на коленях). Отправился, значит? Просветил господь… (Крестится и вдруг вскакивает верхом на щетку и, заложив два пальца в рот, оглушительно свистит.)

Порыв ветра. Темнота. Музыка.

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ВТОРАЯ

Комната в доме Фаины. Половина ее отгорожена занавеской. Смесь старого и нового: в красном углу картина Решетникова «Вернулся», полотенца, вышитые петухами, в глубине — расписной ларь и в то же время холодильник, телевизор, торшер. Посреди комнаты  Ф а и н а  торопливо укладывает в чемодан вещи. Стук в дверь. Охнув, Фаина одним движением загоняет чемодан под кровать, сама бросается на кровать и, прикрывшись большим черным платком, принимается стонать. Стук сильнее…

Ф а и н а (слабым голосом). Кто там, спаси Христос?

Дверь задергалась, отворяется, вбегает  Д у н я ш а.

Д у н я ш а (с порога, запыхавшись). К-клиент… П-па-циент!

Ф а и н а (подымаясь с постели). Тьфу на тебя! Напугала!

Д у н я ш а. Что с вами, Фаина Донатовна?

Ф а и н а. Приема нет! И не будет!

Д у н я ш а. Как?

Ф а и н а. У них спроси! (Показывает на окно.) У милиции! У финотдела! Мало того — сельсовет каждый день повестки шлет, медицина анализа требует: что за вода такая у меня, что на любой случай годится? А чем я виновата, что люди верить хотят? Верят, оттого и идут! А доктора из себя выходят, милицию подсылают, с поличным хотят поймать. Пришлось маскировкой заняться — над лазом ларь поставила, чтоб не видели, что второй выход у меня в подвал, а оттуда — во двор… До того дошла, что от каждого стуку дрожу: кто ни войдет — милиционер переодетый чудится… Хватит, хватит, на курорт уезжаю! (Выдвигает из-под кровати чемодан.)

Д у н я ш а. На курорт? А как же директор мой?

Ф а и н а. Не надо мне никаких директоров! Сегодня же еду, хоть погреюсь на солнышке! (Вынимает из чемодана роскошный халат, раскрывает зонтик, прошлась по воображаемому пляжу.) Что я, не человек? (Вызывающе напевает.)

Не грусти и не плачь, Как царевна Несмеяна. Та-та-та, та-та-та, Пу-пу-пу, пу-пу-пу…

Уж лучше, чем так. (Отшвыривает зонтик, накидывает на себя черный платок, сразу преображаясь, дребезжащим старушечьим голосом.) Верь, голубка, и спасешься. Вера горами двигает… Без веры люди серы…

Д у н я ш а (восхищенно). Артистка, ну прямо артистка. Вам бы в театр, Фаина Донатовна.

Ф а и н а (старушечьим голосом). Расчету нет, красавица. Мало платят… (Выпрямилась, сбрасывает платок.) Ну как я, еще ничего? Фигура не испортилась? (Оглаживает себя.)

Д у н я ш а. Пальма! Чистая пальма! Вы уж примите директора моего напоследок, уволить грозится!

Ф а и н а. Пусть хоть сам Сапожников явится! Не приму!

Д у н я ш а. Да мой-то хозяин, может, и пополезней вам будет, чем Сапожников!

Ф а и н а. Какой-то музейщик…

Д у н я ш а. Все равно деятель культуры считается… (Понизив голос.) Справку у него просите, справку. Горит его дело — вот как вы ему нужны…

Ф а и н а. Какую справку?

Д у н я ш а. Что вы не обманщица, не тунеядка, а народная медицина, травами лечите, настоями разными.

Ф а и н а (быстро). А даст?

Д у н я ш а. С перепугу может.

Ф а и н а. Пуганый?

Дуняша закивала головой. Фаина соображает.

Насчет справки ты верно придумала… молодец!

Д у н я ш а. От вас учусь, Фаина Донатовна! Сколько вместе поездили… Не оставьте меня! С места гонит!

Ф а и н а. Он? За что? Вообще что ему надо, карасю твоему? Какой он из себя, на что клюет?

Гудок автобуса.

Д у н я ш а (бросаясь к окну). Он! Он! Автобус приехал! Сейчас здесь будет! Боже оборони встретиться! (Убегает.)

Ф а и н а. Ну вот, пожалуйста, работай с такими! (Накидывает черный платок, принимает позу, бормочет про себя.)

Не грусти и не плачь, Как царевна Несмеяна. Та-та-та, та-та-та, Пу-пу-пу, пу-пу-пу…

Свет в комнате убирается. На авансцене с двух противоположных сторон появляются  Б о ч к о в  и чуть позже — Ю р а. Вид их таков, что узнать им друг друга почти невозможно. Бочков в каком-то старом, драном плаще, старой шляпенке, щека подвязана так, что — лицо закрыто, в руке сеть; Юра — в шляпе, надвинутой на глаза, в черных очках, лицо укутано шарфом и поднятым воротником пальто.

Б о ч к о в (повторяя про себя). Свиблово, Сусловский конец…

Ю р а (так же). Свиблово, Сусловский конец…

Б о ч к о в. Домик от выгона седьмой…

Ю р а. Домик от выгона седьмой…

Оба считают дома, сталкиваются, не узнавая друг друга. Бочков при виде постороннего круто поворачивает перед самым носом Юры и скрывается. Это вызывает подозрение у Юры.

Ясно, шел к ней. (Вытаскивает записную книжку.) План: проследить, кто к ней ходит. Проследим. (Пускается вдогонку.)

Бочкову удается ускользнуть от преследования. Опасливо оглядываясь, он скрывается в левой кулисе, где, очевидно, вход в дом Фаины. Комната Фаины освещается. Ф а и н а  сидит в черном старушечьем платке. Напевает.

Ф а и н а.

Ты стоишь у окна — Небосвод высокий светит…

Стук в дверь.

Директор… (Сразу дребезжащим старческим голосом.) Кто там?

Стук повторяется.

Входи, голубчик, входи.

Дверь отворяется, в комнату вкатывается  Б о ч к о в.

Б о ч к о в (с порога). Которая тут бабка? Ты?

Ф а и н а (отшатнувшись, про себя). Не он!

Бочков, задвинув дверь на задвижку, быстро начинает осматривать комнату, заглядывая во все углы, под кровать, даже в холодильник.

Б о ч к о в (бормочет). Никого? Никого?

Ф а и н а. С обыском! Переодетый! (Схватившись за сердце.) Ох… (Никнет.)

Б о ч к о в (заметив). Эй, бабка, бабка, что с тобой? (Заметался, увидел за занавеской бак с водой, зачерпывает кружкой, подбегает к Фаине и, поддерживая ее под голову, подносит кружку к ее губам.) Пей, Пей!

Фаина приходит в себя, делает глоток и вдруг, сморщившись, плюется.

Чего ты? Чего ты? (Пробует сам и тоже, скорчив гримасу, выплевывает.) Лягушек ты в ней разводишь, что ли?

Ф а и н а. Пьявок. Мокриц. Пиши, составляй.

Б о ч к о в. Чего составлять?

Ф а и н а. Протокол. За этим сюда явился?

Б о ч к о в. Бабка, твое дело впереди. Насчет протокола правильно вспомнила — все будет у нас по протоколу. Первый к тебе вопрос: Фаина — это ты? По профессии бабка?

Ф а и н а. Что тебе надо? Говори скорей!

Б о ч к о в. Второй вопрос: средства у тебя какие?

Ф а и н а (про себя). Не милиционер! Фин! (Громко, плаксиво.) Какие у меня, у старушки, средства? Дай бог до пенсии дожить… Наврали тебе про меня.

Б о ч к о в. Перед народом таиться нечего! Делись.

Ф а и н а (про себя). Бандюга. (Громко, жалобно.) Нечем, миленький, право нечем…

Б о ч к о в. Не жмись! Выкладывай! (Стучит по столу.)

Ф а и н а (про себя). Да что ж это делается? (Лезет в карман, вытаскивает несколько кредиток.) На уж, на, подавись!

Б о ч к о в. Что-о? Это ты — мне?

Ф а и н а. Мало? (Прибавляет еще одну бумажку.) Больше не дам ни рубля. Других обдирай, позажиточней!

Б о ч к о в. Да на черта мне твои деньги! (Отшвыривает их.) Наоборот, я сам тебе заплачу.

Ф а и н а (про себя). Кто же это? (Громко.) Кто ты такой?

Б о ч к о в. Специально к тебе явился, проверку хочу устроить — годятся такие, как ты, для социализма или на полку вас, в музей!

Ф а и н а (про себя). Директор! (Бочкову.) Что ж нарядились вы так — сразу и не узнаешь…

Б о ч к о в. А чего узнавать? Человек я простой.

Ф а и н а (про себя). Вроде не он…

Б о ч к о в. Что ты там все бормочешь? Имей в виду — заклинаний ваших, заговоров не боюсь, так что давай без этой самой… мистики. Говори прямо: в силах личность мою исправить? Ф-фу… (Задохнулся, начинает распускать ремень на животе.)

Ф а и н а (испуганно). Ты чего это, чего?

Б о ч к о в. Давит, проклятый… Только скорей, а то ходят тут разные, выслеживают…

Ф а и н а (вглядываясь). Из заключения, что ли?

Б о ч к о в (попятился). Как — из заключения?

Ф а и н а. Вижу — рыбак, а по какой части — не разберу…

Б о ч к о в. Нужда, мать, и в лапти обует. Давай ближе к делу. Только учти: бабок не признаю, а в народную медицину верю. В детстве, помню, порезался чем-то, никак кровь унять не могли, а нашлась одна старушка, дунула-плюнула — и как не было ничего…

Ф а и н а (про себя). Он! (Бочкову.) Что же тебе нужно, милый?

Б о ч к о в. Можешь сделать, чтоб я без живота остался?

Ф а и н а. Без живота?

Б о ч к о в. Похудеть я должен кило на двадцать! Срок — два дня!

Ф а и н а (про себя). Психарь какой-то.

Б о ч к о в. Не шепчи! Что ты там шепчешь? Все равно не боюсь! Почище тебя колдовать умею!

Ф а и н а (про себя). Как спровадить? (Бочкову.) В соревнованиях, что ли, участвуешь?

Б о ч к о в (обрадованно). Во-во!

Ф а и н а (про себя). Хоть бы директор скорей явился… (Бочкову.) Бегаешь ай прыгаешь?

Б о ч к о в. Всего-всего приходится — и бегать, и прыгать, и на брюхе ползать… Спорт такой — жизнь называется, слыхала?

Ф а и н а. Как не слыхать… (Старается незаметно перебраться ближе к двери.)

Б о ч к о в. Плюй, дуй или, как у вас там полагается, тройные порции вкатывай, но спасай! Не для себя ведь — для народа стараюсь! (Заметив, что Фаина хочет выйти.) Стой! Куда? (Хватает ее за руку.)

Ф а и н а. Пусти! Буйный, что ли?

Б о ч к о в. Чего ты боишься? Я ж тебе путь указываю. Про народную медицину слыхала? Вот и давай — народными средствами!

Ф а и н а (про себя). Может, все-таки он? Испытаем. (Бочкову.) А справку дашь?

Б о ч к о в. Какую справку?

Ф а и н а. Что я — народными средствами? (Испытующе глядит на него.)

С этого момента борьба их вступает в решающую фазу.

Б о ч к о в (парируя). А ты покажи их сперва! Я ж их не видел!

Ф а и н а. Веру надо иметь! Без веры не дастся!

Б о ч к о в. Э-э-э… Эти штучки оставь — дастся, не дастся… Договорились же — народная медицина. Травки, бальзамы, настойки разные, ерофеич…

Ф а и н а. Спотыкач еще скажи.

Б о ч к о в. Словом, вековечная народная мудрость! (По ораторской привычке размахивает рукой, поучая.) Народную медицину уважать надо! Частично внедрять! А знахарство истреблять! Ну кто сейчас в это может поверить?

Ф а и н а (пронзительно смотря на него). А хошь, сделаю, что твоя правая рука отсохнет?

Б о ч к о в (торопливо пряча за спиной руку). Чар твоих не боюсь! (Не выдержав, взмахивает левой рукой.) Это суеверие! Мракобесие!

Ф а и н а. Могу и левую…

Б о ч к о в (прячет обе руки за спиной, кричит). Не верю!

Ф а и н а. Что же тогда за спиной прячешь? Видно, часто по рукам давали? (Про себя.) Он! (Бочкову.) Пуганый! Узнала!

Б о ч к о в (зажмурив глаза). Никто меня не пугал! Я сам кого хочешь напугаю! Одно только слово — и нет тебя! Я к самому товарищу Сапожникову!..

Ф а и н а (открывая дверь). Скатертью дорожка!

Б о ч к о в. Что? (Открывает глаза.) Ты меня не так поняла! Я в переносном смысле!

Ф а и н а. Иди переноси! (Про себя.) Укорочу тебя, голубчика.

Б о ч к о в. Не смей шептать, заклинания твои не действуют! Ну ладно, ладно, извини. Я ведь тоже человек горячий. По рукам, что ли? Давай приступай! Время уходит!

Ф а и н а. Без веры ничего не получится. (Выжидательно смотрит.)

Б о ч к о в. Опять двадцать пять! При чем тут вера? Проще на жизнь смотри: кто сейчас верит? Никто ни во что, поверь!

Ф а и н а (торжествующе). Вот и признался!

Б о ч к о в. В чем? (Перепуганно.) Нет-нет! Ты меня не так поняла! Во что все верят, в то и я! Как же может быть иначе? Я — как все! Верю, верю!

Ф а и н а. Все уже… сказал.

Б о ч к о в. Да я же не в том смысле! Ну как мне тебя убедить? Скажи! Нет-нет, ты, пожалуйста, не думай!

Ф а и н а (медлит перед решительным ходом). Не знаю, что и делать с тобой… Разве вот что… (Неожиданно срывает картину «Вернулся» с красного угла, открывая под ней целое гнездо икон; указывая на икону.) Проси.

Б о ч к о в (отскакивая, словно увидел змею). Вот ты мне что подсудобила? Только врешь! Не будет тебе с меня поживы! Прощай! (Идет к двери.)

Фаина молчит.

(В последнюю минуту, задержавшись у порога.) Ну чего, чего меня испытываешь?

Ф а и н а. Сказала: без веры не дается, — значит, уходи.

Б о ч к о в. Я верю! (Вздрогнув, как ужаленный.) Нет-нет, не верю! То есть я, конечно, верю, но не в то, во что ты веришь, а в то, что я… что ты… Тьфу! Запутался!

Ф а и н а. Оно и видно.

Пауза.

Б о ч к о в (вытирая обильный пот со лба). Будь другом. Не губи.

Ф а и н а (снова переходя в наступление). Гордыню свою сперва смири. (Кладет руку ему на шею.) Поклонись. (Указывает на иконы.) Голова, что ли, отвалится? Лоб перекрести — ведь русский же, ну что тебе стоит?

Б о ч к о в. Зачем тебе все это надо?

Ф а и н а. Тебе надо, не мне. Иначе вода не подействует. Тут вера — все!

Б о ч к о в. Ну, если так… (Решительно.) Кресты мне твои — тьфу! Раз плюнуть! Пожалуйста! (Сложил пальцы, касается лба, но с ужасом останавливается.) Нет-нет! Я ничего не делал! Просто лоб почесал, засвербело что-то… (Фаине.) Темная ты, пойми! Бога рабы себе выдумали, сам в одной книжке читал… А какой же я раб — погляди на меня, потрогай! Я же не господину, народу служу!

Ф а и н а (выйдя из себя). Ну и служи, а меня оставь в покое! Принципиальный какой — поклониться ему тошно! (Гонит его.) Ступай, ступай!

Б о ч к о в (растерявшись). Погоди… Как же так? Мы же еще с тобой не кончили!

Ф а и н а (схватив рогач). Вот как хвачу этим рогачом… Раз отказался — не надо!

Б о ч к о в (мечется). Нет, постой… Выход-то ведь надо найти… Точки зрения сблизить… (Озирается по сторонам в поисках спасения, вдруг взгляд его падает на картину, снятую Фаиной с икон. Лицо его озаряется творческим восторгом.) Нашел! Нашел! Есть выход! (Хватает картину, вешает ее на старое место, закрывая ею иконы; с торжеством.) Гляди, место то же самое, но зато… Наше родное реалистическое искусство! Такому и поклониться не грех… (Низко кланяется, смотрит подпись на картине.) Эф. Решетников! Известная картина «Вернулся». Могу даже на колени встать… (Встает на колени.) Потрудился художник против аморальности, за нашу здоровую семью… Посмотришь — вернуться хочется! Не веришь? Ей-ей! (Крестится, поднимается с колен.) Вот и все! (С торжеством смотрит на Фаину.) Теперь давай свой товар!

Ф а и н а (смотрит на него). Слушай, крест на тебе есть или нет?

Б о ч к о в. На мне? (Невольно трогает грудь.) Никогда не носил и другим не советую.

Ф а и н а. Это же курам на смех!

Б о ч к о в. Ах, ты в фигуральном смысле?

Ф а и н а. Ну и фигура ты… Ну и фигура…

Стук в дверь.

Б о ч к о в (испуганно). Кто это? Я не хочу ни с кем встречаться!

Ф а и н а (подбегает к окну, смотрит из-за занавески, про себя). Незнакомый какой-то, в очках… Неужели директор? (Бочкову.) Дождалась я с тобой! Уходи!

Б о ч к о в. Но как же со мной? (Указывая на свой живот.) Погибаю! Убери его! Убери!

Ф а и н а. Вижу теперь, кто ты такой! Обманывал? Темнил? Говори: из райздрава? из милиции? Переодетый?

В дверь снова стучат.

Б о ч к о в. Да нет же! Вот те крест!

Ф а и н а. Нет на тебе креста, сам сказал. Убирайся!

Б о ч к о в. Но как же я… Поверь мне, поверь…

Ф а и н а. Без креста веры нет.

Б о ч к о в. Опять крест! Нужен он тебе?

Ф а и н а. Не мне, а тебе!

Б о ч к о в. Да ты знаешь, кто я такой? (Судорожно ищет по карманам, наконец нашел.) Вот! (Сует Фаине удостоверение.)

В дверь уже просто ломятся.

Читай! Да спрячь меня скорее! Не хочу, чтоб меня видели!

Ф а и н а (открывает крышку ларя). Лезь сюда!

Б о ч к о в. Я задохнусь!

Ф а и н а. Люк есть в подвал. Оттуда во двор выход, а со двора — в сад! Да скорей ты запихивайся! (Помогает ему.)

Б о ч к о в. Но ты мне поможешь? Обещаешь?

Ф а и н а. С крестом — приходи!

Б о ч к о в. Да не могу я, пойми — совесть не пустит! А-а! (Исчезает в провале ларя. Доносится его глухой крик.) Совесть… совесть…

Ф а и н а (наклонившись вниз). Нажми — пройдет! (Закрывает за ним крышку ларя — и тут только вспоминает про удостоверение, оставшееся у нее в руках.) Ах ты господи… (Оставляет удостоверение на сундуке, бежит открывать дверь.)

В комнату стремительно входит  Ю р а.

Ю р а. Здравствуйте… Стучал, стучал… (Настороженно оглядывает комнату, взгляд задерживается на иконах.) Прямо музей у вас…

Ф а и н а (про себя). Вот он, директор! (Громко.) Милости прошу, заходите! (Начинает суетиться.) Присядьте, гостем будете… Наслышана, ждала вас… (Присаживается на сундук в кокетливой позе.)

Ю р а. Меня? (Про себя.) Странно… (Фаине.) До меня доносились голоса… У вас гости были?

Ф а и н а. Какие гости? Кто ко мне ходит?

Ю р а. Но я ясно слышал мужской голос. Где он?

Ф а и н а. Кто?

Ю р а. Мужчина, который у вас был?

Ф а и н а (кокетливо). Сказать вам по правде, это был не мужчина. Говорите, что у вас ко мне? Надеюсь, у нас будет больше контакта.

Ю р а (про себя). Вот так бабка… (Фаине.) Говорят, что вы (конфузится) …ну, в общем, этим делом занимаетесь?

Ф а и н а. Каким делом?

Неожиданно крышка под Фаиной дернулась, она слетает с сундука в объятия Юры.

Пардон!

Ю р а. Что с вами?

Ф а и н а (про себя). Заблудился он там, что ли? (Юре.) Крысы это. Крысы… одолели, проклятые… Верите ли, ростом с вас… (Стучит ногой об пол.) Здесь! Здесь! (Видя изумленный взгляд Юры.) Это я им знак подаю, что здесь я, чтобы боялись.

Ю р а (подозрительно, с иронией). И понимают?

Ф а и н а (нагло). Другая глупая попадется — не поймет, а большинство понимают. (Прислушиваясь.)

Что-то хлопнуло под полом.

Поняли, кажется…

Ю р а (резко выпрямляясь). Ах, поняли? Вы что же, думаете, меня можно дурачить, как мальчишку? Теперь я понимаю, какие крысы возятся у вас под полом. Значит, мужчина оказался у вас не случайно?

Ф а и н а. Какой мужчина?

Ю р а. Где он? Отвечайте! (Бросается к ларю.)

Ф а и н а. Кто?

Ю р а. Тот, кто прячется здесь!

Ф а и н а. Чтоб я чужого мужика у себя в ларе держала? Я не какая-нибудь… Я… Я… (Вспоминает.) Народная медицина… Вековечная народная мудрость… Обыскивать не дам! Не то время!

Юра хочет открыть ларь, несмотря на сопротивление Фаины. С крышки ларя на пол падает удостоверение Бочкова.

Ю р а (заметив). А это что?

Ф а и н а. Отдай! Не твое! (Вырывает у него документ, пытается спрятать.)

Ю р а. Погодите… (Читает.) «Иван Филиппович Бочков». (Пораженный.) Бочков Иван Филиппович… (Резко поворачивается.) И вы еще будете утверждать, что никого не прячете? Да знаете ли вы, кто это такой?

Ф а и н а (струхнув). Не… не знаю…

Ю р а. Где он — говорите!

Ф а и н а (окончательно сбитая с толку). Кто?

Ю р а. Тот, кто украл чужие документы, кто назвался чужим именем, чтоб прикрыть свои темные дела! (Указывая на документ Бочкова в руках Фаины.) А может, его обокрали? (Наступает на Фаину.)

Фаина пятится.

Ограбили?

Фаина уже прижата к краю ларя.

Убили?

Фаина вскрикивает и падает в ларь.

Бабка, куда ты? (Прыгает за ней.)

Темнота.

Просцениум. На улице появляется  Б о ч к о в. Он весь в пыли, сеть волочится за ним, как мантия короля Лира.

Б о ч к о в (в крайнем возмущении). Дурак… Полез к какой-то бабке… Ведь неглупый ты мужик, Иван Бочков. Огонь и воду прошел, в семи щелоках мыт, семью катками катан — и на тебе! Заладил — похудеть, похудеть… (Будто передразнивая кого-то.) «Похудеть тебе надо, Ваня…» (И вдруг, словно зацепившись за что-то знакомое, весь вытягивается, как струна, повторяя значительно, благоговейно.) «Похудеть тебе надо, Ваня, через три дня вернусь — поглядим…»

Слышна музыка сцены рыбной ловли. Кукует кукушка…

(Чешет затылок.) «Креста, говорит, на тебе нет…» Чтоб был, требует. Хорошо еще, что луны с неба не попросила… Вот попал так попал… И на кой черт только я это обещание давал? А с другой стороны — почему нет? Не для себя ведь — для народа стараюсь. Должен же я преданность свою доказать? Работой? Работать каждый дурак умеет. (С напором.) Нет, ты сумей такое сделать, такое… (С пафосом.) Не щадя живота своего! (Успокаиваясь.) Так чего ж я тогда этого креста испугался? Ну, крест, а дальше что? Мало ли что у кого берем, если надо для строительства… Что? Совесть не позволит? Это по-старому — совесть, по-новому — диалектика… Сам же я не верю? И что такое вообще крест? Нормальная штамповка из отходов, кусочек металла на голой груди. Чего ж я тогда мучаюсь? Правильно! Нечего филофундией всякой заниматься! Жизнь, она и есть жизнь — и все тут! Молодец, Бочков! Умница голова! Далеко пойдешь! (Осторожно заглядывает за закрытый занавес.) Креста на мне нет, говорит. А где же отыскать его, крест-то? (Решительным движением, распахивает занавес.)

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Часть колхозной усадьбы. Стог, плетень. Вдали виднеются избы, деревья. Навстречу Бочкову несется веселая, озорная песня. Ее поют девичьи голоса. Б о ч к о в  весь как-то сжимается, невольно снимает шляпу… Прикрывая ею часть лица, он крадучись скрывается за стогом. Слышны чьи-то шаги, разговор. Стремительно выходят  М а р ф а  Е г о р о в н а  и  Ю р а, очень взволнован.

Ю р а. Товарищ председатель! Надо немедленно покончить с Фаиной! Она творит здесь темные дела! Народной медициной прикрывается, а сама жуликов прячет!

М а р ф а  Е г о р о в н а. Сделаем! Покончим! Фаина нам не проблема. С мясом, молоком выскочить — вот где вся цель. (Кричит.) Аграфена-а! Ну не бес ли девка? Послала ее правленцев наших собрать, а она как в омут… Связная моя. Без нее бы пропала. Женщина я, видишь, грузная, пока я шаг — она двести. Товарищ Сапожников обещал нынче быть — встретить надо.

Ю р а. Сапожников будет здесь?

М а р ф а  Е г о р о в н а. С газом суматоха идет. Одни одно направление указывают, другие — другое. Будто здесь он, у нас под ногами, да что-то не верится. Луга у нас есть, болота есть… На лугах уже был?

Ю р а. Да, да… Замечательные! Трава — вот! (Показывает — по пояс.) А цветы там какие! Лютик, канареечник, кипрей — дух от них, прямо голова кружится!

М а р ф а  Е г о р о в н а. А ведь было болото. Осушили!

Ю р а. Что же это вы? Одно осушили, а другое оставили?

М а р ф а  Е г о р о в н а. Как это?

Ю р а. Надо разоблачить Фаину до конца. Особенно тех, кто к ней ходит!

М а р ф а  Е г о р о в н а. Опять про нее! Базу надо подвести. Экономики не знаешь! С молоком, мясом выскочим — возьмемся за мораль!

Слышен крик. Бежит  Г р у н я, чуть не налетая с разбегу на Марфу Егоровну.

Г р у н я. Посмотрите — нет его? За мной не гонится?

М а р ф а  Е г о р о в н а. А кто за тобой угнаться может?

Г р у н я. Ой… Все скажу… Иду сейчас огородами, вдруг дядька незнакомый навстречу. «Стойте», — говорит, да как вопьется в меня глазищами — все на шею глядит. Я испугалась, ладонями шею закрыла, а он: «Один вопрос, говорит, гражданочка, что у вас на шее — бусы или крест? Мне, говорит, для музея нужно!» Да руки к горлу! Задушить меня хотел!

Ю р а (взволнованно). Это он! (Марфе Егоровне.) Вот видите! Тот самый, который удрал! Которого Фаина укрывала… Самозванец!

Г р у н я. Бандит! Жалко, испугалась, а то б я ему… У-ух! (Гневно потрясает кулаками.)

Ю р а (Марфе Егоровне). В редакции мне сказали: «Опирайся на общественность!» (Указывая на Груню.) Можно?

М а р ф а  Е г о р о в н а. Давай. (Груне.) Только правленцев мне сперва облетай. Сапожников, скажи, едет, встретить его надо!

Г р у н я. Моментом! (Юре.) Пошли!

Ю р а (Груне). Одну минуточку! (Марфе Егоровне.) Скажите, вы верите в лирику?

М а р ф а  Е г о р о в н а. А-а! Физики и лирики — знаю! Так это когда было… Отстал, милок!

Ю р а. Нет, погодите. Ведь лирика — это самое прекрасное, что есть в жизни! Вот как цветы на ваших лугах! Но прежде, чем их вырастить, вам пришлось корчевать пни, уничтожать разные болотные сорняки, не так ли?

Г р у н я. Пять тракторов работало — вот давали жизни!

Ю р а. Значит, лирика — это утверждение прекрасного в борьбе со всем, что мешает нам? Без лирики жить нельзя! (Груне.) Пошли!

Убегают.

М а р ф а  Е г о р о в н а (одна). Физики, лирики, а кто кормить всех будет?

Слышится щелканье кнута. Вбегает  Б у р а в ч и к. Волосы растрепаны, глаза горят. На руке у него навитый кольцами длинный пастуший кнут.

Б у р а в ч и к. Варвару мою не видели?

М а р ф а  Е г о р о в н а. А что случилось?

Б у р а в ч и к. Да прохиндей какой-то появился. Свибловских баб обхаживает!

М а р ф а  Е г о р о в н а (засмеявшись). А тебе-то что? Ты же не баба!

Б у р а в ч и к. За Варвару боюсь!

М а р ф а  Е г о р о в н а. Пастух за скотиной должен бегать, а не за женой!

Б у р а в ч и к (страстно). Да мне моя жена любой скотины дороже!

М а р ф а  Е г о р о в н а. Ленива больно твоя Варвара. Спит на ходу!

Б у р а в ч и к. Не знаете вы ее! Фаина всему причиной! Она мне Варвару испортила! Она! Водой ее опаивает, на гадючьем болоте берет, сам видел, коровы и те ту воду не пьют, ржавая вся, в пузырьках, а Фаина — людям ее, людям!

Доносится отчаянный женский визг. Буравчик замер. Крики повторяются.

Это он! Прохиндей! (Яростно щелкнув кнутом, бежит на крик.)

М а р ф а  Е г о р о в н а. Стой! Стой!

Буравчик скрылся.

Уродится же такое сокровище. В милицию бы позвонить на всякий случай… Куда же я их новый номер подевала, дай бог памяти… (Прикладывает руку к голове, трогает нижний карман, потом правый верхний, затем левый верхний.)

Это видит  Б о ч к о в, который только что появился из-за плетня, трусливо озираясь.

Видно, что он спасался от погони.

Б о ч к о в (следя за действиями Марфы Егоровны). Крестится… крестится… Удача! Только с музеем тут не подойдешь! (Скрывается за стогом и тут же появляется, изменив свой вид.) Тетенька, можно вас на минуточку.

М а р ф а  Е г о р о в н а (погруженная в размышления). А? Что? Некогда сейчас, некогда…

Б о ч к о в (сделав постное лицо). А куда спешить, сестрица? В писании что сказано? Поспешишь — людей насмешишь! О душе пора подумать. Крест, чай, носишь?

М а р ф а  Е г о р о в н а (только сейчас оторвалась от мыслей, глянула на него). Чего-чего?

Б о ч к о в. Крестиком у тебя не разживусь, чадушко? Плачу наличными. (Лезет в карман.)

М а р ф а  Е г о р о в н а (даже попятилась). Ты что, спятил?

Б о ч к о в. Благодати хочу сподобиться, сестрица. Уступишь — озолочу.

М а р ф а  Е г о р о в н а. Погоди. Да ты что… из попов, что ли?

Б о ч к о в. Что ты! Я просто… мира душе ищу.

М а р ф а  Е г о р о в н а. Из сектантов, значит? Трясун?

Б о ч к о в. Какой трясун?

М а р ф а  Е г о р о в н а. А бес вас знает! Пошли в сельсовет!

Б о ч к о в. Зачем?

М а р ф а  Е г о р о в н а. Для выяснения личности!

Б о ч к о в. Никуда я с тобой не пойду. Сама-то ты кто такая?

М а р ф а  Е г о р о в н а. Я? Колхоза председатель — вот кто!

Б о ч к о в (про себя). Председательша?! Кто ж ее знал… Думал, обыкновенная баба… Вот попал так попал! (Громко.) Ну, так и я не кто-нибудь… (Возвращая себе прежний вид.) Я… я… я, может, нарочно твою фигуру проверяю!

М а р ф а  Е г о р о в н а (отступая). Что-о? При чем тут моя фигура?

Б о ч к о в. Забыла, в какое время живем? Эпоха требует!

М а р ф а  Е г о р о в н а. Чем же фигура моя плоха?

Б о ч к о в. Директивы не знаешь? Подтягивайся, председательша, подтягивайся.

М а р ф а  Е г о р о в н а. Это насчет талии моей? А народ знаешь что говорит? Хоть в два раза прибавь, только головы не теряй. Не в теле суть, а в деле.

Б о ч к о в. Мое дело предупредить. Главное — бдительности не теряй! Если что — сигнализируй. За разглашение… (Таинственно.) Народная медицина… (Поднял палец, скрылся за стогом.)

М а р ф а  Е г о р о в н а (одна). Ой, что же это я? Слушаю, слушаю, а документ-то у него и не спросила! (Бежит, кричит.) Стой! Стой!

Бочкова и след простыл.

(Остановилась. Повторяет.) Народная медицина! А вдруг это он? Тот самый? От Фаины? Колхозных сторожей поднять! (Скрывается.)

Показываются  Т а н я  и  К о с т я  с гитарой.

Т а н я. Что же мы будем делать?

К о с т я. Искать дальше.

Т а н я. Куда же мог исчезнуть ваш отец?

К о с т я. Очевидно, он напал на какой-то след. Вы знаете, он всю жизнь ловит счастье, а счастье ловит его. Своеобразная игра в жмурки, с той только разницей, что у той и другой стороны глаза завязаны.

Т а н я. А знаете — это ничего.

К о с т я. Я вообще — ничего. (Ударил по струнам, поет.)

Он рад, что светит солнышко, Что зреет виноград, Что он такой зелененький, Коленками назад…

Т а н я. Опять пошел в ход «Кузнечик».

К о с т я.

Нашел себе он девушку, Не девушку, а клад, Такую же зеленую, Коленками назад…

Т а н я. Я вижу — помощник из вас…

К о с т я. Это же несправедливо. (Приложил руки рупором ко рту.) Папа-хен! Папа-хен! (Смотрит вниз, вверх, изображает пантомиму поисков.) Отец! Тебя ожидает Эпоха! Она ждет от тебя великих дел! Где ты? Ау! (Тане.) Ни ответа, ни привета. (Вздохнул.) Что же, как аукнется, так и откликнется. Таня, можно сделать одно совершенно безответственное заявление?

Т а н я. Вы можете быть хоть минуту серьезным?

К о с т я. Это как раз самое серьезное из того, что я до сих пор совершал. Я наг и нищ, Танечка, нищ духом, потому что хочу делать что-то дельное, но пока ничего не нахожу по вкусу. Одним словом, я тону. Киньте мне круг, я уцеплюсь за него… (Берет ее руку.)

Т а н я. Но моя рука не круг… (Убирает руку.)

К о с т я. Якорь! Честное слово, самый прочный в мире якорь! Берите меня на буксир!

Т а н я. Вижу, вас надо охладить. Принесите мне, пожалуйста, воды. Жарко. Пить хочется.

К о с т я. Самой обыкновенной воды?

Т а н я. Да-да!

К о с т я. Просили бы необыкновенной! Такой, которая растапливает лед вот тут… (Показывает на сердце.) Оживляет надежды, залечивает раны…

Т а н я. Давайте без беллетристики…

К о с т я. Кремень! Скальная порода! Вот вы кто! (Убегает.)

Т а н я (одна). Смешной парень… Где ж этот папа? (Незаметно для себя начинает напевать.)

Нашел себе он девушку, Не девушку, а клад, Такую же зеленую, Коленками назад…

Тьфу! Вот прицепилось… Где же он может быть, этот Бочков?

С противоположной стороны потный, взъерошенный появляется  Б о ч к о в. Затравленно оглянувшись, он перемахивает через плетень так, что полы его плаща взлетают, точно крылья. В изнеможении падает к подножию стога. Слышны выстрелы.

Что за выстрелы?

На заднем плане проносится тройка гуськом: впереди  Ю р а, за ним  М а р ф а  Е г о р о в н а, за ней  Г р у н я.

Б о ч к о в (вслед им). Промахнули! Надо перемаскироваться! (Снова изменяет свой вид.)

Т а н я (только сейчас заметив Бочкова, про себя). Вот кто мне поможет! Местный старожил должен знать… (Подходит к Бочкову со спины.) Здравствуйте, папаша!

Вздрогнув, Бочков невольно вскидывает руки вверх, но, повернувшись и увидев незнакомую девушку, протягивает ей руку.

Б о ч к о в. Здравствуйте.

Вдали появляется  Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (заметив их, вся задрожала). Она! Так я и знала — вместе! (Начинает красться к ним.)

Т а н я (Бочкову). Давно рыбачите в этих местах?

Б о ч к о в. Я? Порядочно.

Т а н я. И как?

Б о ч к о в. Пока никак. Не клюет.

Т а н я (Бочкову). Не попадалось ли вам родничков таких… незаметных… маленьких?.. В болотах или оврагах… Вода в них пузырьками и чуть соленая на вкус.

Б о ч к о в (горько). Пузырьками… Эх, девушка! (Похлопав ее по плечу.) Мне бы ваши заботы…

Т а н я. Папаша… Милый… Но это же очень важно… Очень…

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (из укрытия). Как обхаживает… Как репей, цепляется. А он… Он… Тоже хорош…

Б о ч к о в. Голубушка моя, не до пузырьков мне. (Хочет идти, но вдруг…) Хотя подождите… (Смотрит на нее.) Это что у вас? (Протягивает руку к ее шее.) Мне нужно для музея…

Т а н я (встрепенувшись). Как — музея?

Б о ч к о в. Эпоха требует.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. А-а-а! (Бросается вперед.)

Б о ч к о в (пораженный ее появлением). Здесь? Здрасте! (Нервно хихикнув, протягивает ей руку.)

Она бьет его по руке, отбрасывая в сторону.

Чего ты? Эпоха требует…

Т а н я. Я?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (дает ему звонкую оплеуху). Вижу, чего она у тебя требует!

Т а н я. Что с вами?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. До райкома дойду! До райкома!

Б о ч к о в. Молчи! (Перепуганный, зажимает ей рот.)

Т а н я (Бочкову). Что вы делаете? (Вцепляется в него.)

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (сквозь ладони Бочкова). М-м-м…

Появляется  Г р у н я.

Г р у н я (увидев эту сцену, кричит). Вторую душит! Сюда! Сюда! (Машет кому-то.)

Б о ч к о в. Тьфу! (Убегает.)

Т а н я (Любови Михайловне). Как он смел? Кто он такой?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Как? Вы… Вы… не знаете?

Т а н я. Понятия не имею! Почему он упомянул про музей?

Г р у н я. Он! Он! Точно. С музея начинает, а потом… Авантюрист! Самозванец! Чужой документ украл!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (Груне). Погодите… (Тане.) И вы не встречали его никогда?

Т а н я. Первый раз в жизни вижу!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Ой… Что же это я наделала! (Плачет.)

Вбегает  Ю р а.

Г р у н я (Юре). Опять удрал! Вот потерпевшая! (Показывает на Любовь Михайловну.)

Ю р а (удивленно). Любовь Михайловна? Вы здесь?

Она продолжает плакать.

Успокойтесь, мы его сейчас поймаем. Опознать его можете?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (с ужасом). Не надо… Не надо…

Ю р а. Как не надо? Социально опасный тип!

За сценой женский визг.

Он! (Груне.) Догнать!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Обождите! Обождите! Что вы делаете? Не надо! (Убегает за ними.)

Т а н я (одна). Ничего не понимаю…

С противоположной стороны вбегает  В а р в а р у ш к а. В изнеможении прислоняется к стогу.

В а р в а р у ш к а. О господи! Куда мне от него деться?

Т а н я. Что с вами?

В а р в а р у ш к а. Да муж у меня. Опять, говорят, стадо бросил, меня ищет.

Т а н я. А что с ним?

В а р в а р у ш к а. Ревнует, а с чего — не пойму. В пастухах он у меня. Целый день со стадом колхозным, вечер придет, ну, ясно, соскучится, кой-чем поделиться со мной хочется, а меня сон разбирает. Такой, девушка, сон, что и рассказать невозможно. А ему это самой последней обиды хуже. «Умаялась уж?» — говорит. А может, это сонная болезнь у меня такая?

Таня смеется.

Скучаю я, девушка, оттого и в сон кидает. (Мечтательно.) С артистом бы каким познакомиться. (Пауза.) Или с генералом… С генералом небось не заснешь… (Вздыхает.) Артист — артистка… Генерал — генеральша… А что такое пастух?! Пастух — пастушиха. (Пауза.) На Фаину одна надежда. Водички своей нальет, пошепчет: «Будет у тебя, говорит, счастье, жди».

Т а н я. А работать не пробовали? Помогает, говорят, от скуки.

В а р в а р у ш к а. И-и-и… Здоровье у меня, девушка, никуда.

Шум шагов. Влетает  К о с т я. В руках у него расписная кружка, которую мы видели у Фаины.

К о с т я. Ну и народ! Ну и черти!

Т а н я. А что такое?

К о с т я. Побежал за водой. Вижу, заперто, все на лугах. Я к колодцу — налить не во что… Вижу дом, рябина густая, я туда…

В а р в а р у ш к а. К Фаине?

К о с т я. А черт ее знает! Ворвался, да, видно, не вовремя. Как закричит на меня, как застонет! Однако не теряюсь, схватил кружку со стола, вижу — бидончик стоит, быстро зачерпнул, а мне метлой (показывает) как врежут! Еле удрал… (Передохнув.) Воды жалеют — ну и ну! Фу… Во рту все пересохло… (Татьяне.) Один глоток можно? (Делает глоток, корчит гримасу, плюется.) Тьфу… (С недоумением смотрит на кружку и вдруг начинает хохотать.)

Т а н я. Что с вами?

К о с т я (сквозь смех). Принес, называется. С опасностью для жизни, можно сказать. А вода-то тухлая! Ха-ха-ха!

Т а н я. Почему тухлая?

К о с т я. Кислая какая-то… в пузырьках… Ха-ха-ха! (Хочет вылить воду на землю.)

Т а н я. Погодите… (Берет из рук Кости кружку, смотрит, потом пробует, и вдруг на ее лице появляется блаженная улыбка, и, как бы отвечая ее чувствам, начинает звучать музыка.)

К о с т я (с испугом). Что с вами?

В а р в а р у ш к а (Косте). Говорила — действует! Видишь… действует!

Т а н я (не отвечая, залпом выпивает всю воду; отбрасывая кружку). Костенька!.. Милый Костенька… Алмаз! Бриллиант! (Целует его несколько раз.) Где этот дом? Покажите скорей!

К о с т я (обалдело, Варварушке). Говорил: люблю, — даже слушать не хотела, а тут…

Т а н я. Ну, скорей же!

Костя и Таня убегают.

В а р в а р у ш к а. Живут же люди… (После паузы.) Ну, не с артистом… С киномехаником каким бы познакомиться. (Зевнула. Потягивается.) Ой… Кажется, опять сонная болезнь начинается… (Укладывается в тени стога, закрывает глаза, засыпает.)

Появляется  Б о ч к о в. На этот раз он еле плетется. Кажется, он потерял половину в объеме.

В полном изнеможении он приваливается к стогу.

Б о ч к о в. Все пропало… Все! Как волка, обложили… Не получилось у меня, Феденька, ничего… За что? (Замечает спящую Варварушку.) Кто там? (Вдруг заметил что-то у нее на груди.) Блестит… Удача! Клюнуло наконец! Неужели крестик? (На четвереньках подползает.) Цепочка! А что на ней, крестик или нет? (Подползает еще ближе.) Гражданочка, а гражданочка… (Опускается на землю рядом с ней, наклоняется над Варварушкой, разглядывает.) А вдруг не крест там — медальон какой-нибудь? Придется разведку произвести. (Засучив рукава, он пытается проверить свою догадку.)

В этот момент вбегает  Б у р а в ч и к  со своим кнутом.

Б у р а в ч и к (про себя). Где же она? (Натыкается на них.) А-а-а! (Хватается за сердце, зажмуривает глаза.) Нет! Нет! Не верю! Не верю! (Яростно щелкает кнутом.)

От страха и неожиданности Бочков и проснувшаяся Варварушка тесно прижимаются друг к другу. Буравчик взмахивает кнутом, щелкает… Бочков пытается скрыться. Буравчик хватает его за шиворот. У Бочкова подкашиваются ноги.

Буравчик трясет Бочкова.

Б о ч к о в (пытаясь сохранить достоинство). Я… я, собственно, не понимаю…

Б у р а в ч и к. Сейчас поймешь! (Варварушке.) Застегивал или расстегивал?

В а р в а р у ш к а. Да что ты, Сенечка, с ума спятил?

Б у р а в ч и к. Одно только слово: застегивал или расстегивал? (Поднимает кнут.)

Б о ч к о в. Что вы делаете? Эта женщина совершенно ни при чем! Я…

Б у р а в ч и к. Молчи, стиляга! И до тебя черед дойдет… (Варварушке.) Застегивал или расстегивал?

Б о ч к о в. Слушай, парень, ошибся ты, у меня совсем другой профиль.

Б у р а в ч и к. Ты… профиль, не встревай, говорю!..

В а р в а р у ш к а. Да что вклепался в человека ни с того ни с сего?

Б о ч к о в. Я работник руководящий!

Б у р а в ч и к. Понятно — руками водящий. (Швыряет Бочкова к стогу.) Что делал, говори!

Б о ч к о в (почти безжизненно). Выполнял указание.

Б у р а в ч и к. К чужим бабам за пазуху лазать?

Б о ч к о в. Народная медицина.

Б у р а в ч и к (распускает кнут, грозно). Народной медицины захотел? Признавайся: где, когда, давно? (Поднимает кнут.)

В а р в а р у ш к а. Сенечка, не надо! Сенечка, не тронь!

Б у р а в ч и к. Не можешь без мужиков, не можешь?

В а р в а р у ш к а. Да что ты, Сенечка… Вовсе я этого гражданина даже не знаю… Жарко стало, вот и прилегла.

Б у р а в ч и к. Знаешь, где прилечь, знаешь! (Щелкает кнутом около Бочкова.) Воду возить на таких бугаях! Воду! Землю пахать! Пошли! (Щелкает кнутом.)

Б о ч к о в. Куда?

Б у р а в ч и к. К Фаине! Одна у вас с ней, я вижу, шайка-лейка… Всех на чистую воду выведу! Всех! Будет вам народная медицина! (Щелкает кнутом.)

Варварушка удирает.

Куда?

Бочков, спасаясь от Буравчика, ныряет в рыхлый стог. Буравчик бросается за ним. Следует несколько стремительных пассажей погони вокруг стога и внутри него, но Бочкову удается удрать от Буравчика. В поисках Бочкова Буравчик убегает, яростно щелкая кнутом. Это похоже на выстрелы.

Вбегают  Ю р а  и  Г р у н я.

Ю р а. Ты слышала, стреляли? (Оглядывают местность.) Никаких следов. Куда же он делся?

Г р у н я. Следы надо проверить. Бутсы-то у него футбольные…

Наклоняется к земле, Юра тоже. Рассматривают следы.

Появляются  М и л а  и  Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а.

М и л а (увидев Юру, бросается к нему). Юра? Наконец-то я тебя нашла! Объясни мне: что происходит?

Ю р а. Нашел замечательное пятно, но никак не могу его поймать!

М и л а. Какое пятно? (Вполголоса.) Кто эта девушка?

Ю р а. Это — общественность, на которую я опираюсь.

М и л а. Что-о?

Ю р а. Сейчас объясню. Понимаешь, какой-то проходимец похитил документы Ивана Филиппыча и действует, прикрываясь его именем! Представляешь, какая опасность для всех?

М и л а. Папиным именем? А папа знает?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Милочка! Дело в том, что наш папочка…

Ю р а. Конечно, не знает!

М и л а. Так надо его найти! Немедленно!

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Кого — папу?

М и л а. Нет, этого самозванца! Отобрать у него документы! Задержать!

Ю р а. А я что говорю? (Любови Михайловне.) Вы тоже с нами?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Нет-нет! Не надо этого делать! Не надо! Я вам все сейчас объясню!

Ю р а. Дело же касается непосредственно вашего мужа! По документам он нормальный советский человек, честный работник, а на самом деле бездельник, ловчила! Правильно Иван Филиппыч говорил — хватит разводить лирику! За ушко да на солнышко таких!

Г р у н я (которая все время исследовала землю). Нашла! Нашла!

Ю р а. Что? Следы? Где? (Наклоняется к земле.)

Мила наклоняется тоже.

Есть, вижу! Вот они! Да как много! Во все стороны разбегаются! Вперед! (Пригибаясь к земле, бежит.)

За ним, почти на четвереньках, Груня и Мила. Скрываются.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (вслед). Постойте! Я вам расскажу! Вы же ничего не знаете!

Те скрылись.

(Одна.) А что я им расскажу?

Слышен женский крик.

Он!

Появляется  Б у р а в ч и к. Он везет тачку, в которой барахтается  Ф а и н а. Следом — В а р в а р у ш к а,  Д у н я ш а  и  К о с т я.

В а р в а р у ш к а. Сенечка, отпусти! Не позорь!

Д у н я ш а. Человек на курорт опаздывает!

К о с т я. Фаина Донатовна, одно слово — и вы будете свободны. Где вы берете свою воду?

Ф а и н а (показывает фиги). Вот вам всем! (Хочет выползти из тачки.)

Б у р а в ч и к. Стой! Не доехали!

В а р в а р у ш к а. Сенечка, куда ты ее везешь?

Б у р а в ч и к. В сельсовет на анализ. Пусть скажет: чем жену мою опоила, что мужем-пастухом брезгует, за чужими мужиками гоняется?

К о с т я (подсказывает). Главное — где воду свою берет?

Б у р а в ч и к. Не встревай! Ну?

Появляется  М а р ф а  Е г о р о в н а.

М а р ф а  Е г о р о в н а (увидев Буравчика). Опять пережитки свои показываешь? Начальство тебя требует. Ступай скорее!

Б у р а в ч и к. Меня? Какое начальство?

М а р ф а  Е г о р о в н а. Товарищ Сапожников приехал!

К о с т я. Сапожников здесь?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (из-за стога). Господи! Этого только не хватало!

Б у р а в ч и к. Не надо мне никаких Сапожниковых! (Фаине.) Говори, говори!

М а р ф а  Е г о р о в н а. Познакомиться с тобой хочет. «Где этот артист?» — говорит. Газету с собой привез.

В а р в а р у ш к а. Какой артист?

М а р ф а  Е г о р о в н а. В газете муженька твоего пропечатали с портретом. Коров, говорят, пасет хорошо. Артист своего дела.

В а р в а р у ш к а. Артист? Так и напечатано? Муж у меня — артист? (Хватает газету, жадно смотрит.)

М а р ф а  Е г о р о в н а. А ты не знала?

В а р в а р у ш к а. Точно. Артист! Значит, значит… Артист — артистка? Сенечка! (Бросается ему на шею.) Я — артистка!

Долгий поцелуй.

Б у р а в ч и к. Варварушка!

Ответные объятия.

Выздоровела! Вижу, выздоровела!

М а р ф а  Е г о р о в н а. Благодарность тебе хочет вынести за газ.

Б у р а в ч и к. За какой газ?

М а р ф а  Е г о р о в н а. Сам же рассказывал: видел, где Фаина воду свою берет. Газ там оказался.

Ф а и н а. Газ? А-а-а! (Падает в тачку.)

Д у н я ш а (свистит). Закрывай лавочку.

К о с т я. Кто был там? Кто нашел?

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а (выходя из-за стога). Это папа! Костя! (Всем.) Товарищи! Газ — это мой муж! Он….

М а р ф а  Е г о р о в н а (посмотрела, Буравчику). Дождался! Сюда идут!

Появляется  С а п о ж н и к о в. С ним  Т а н я.

С а п о ж н и к о в. Здравствуйте, товарищи!

Шум приветствий.

К о с т я. Таня! Значит, подтвердилось? Открытый выход? Направление сюда?

Т а н я (сияя). Точка в точку!

С а п о ж н и к о в (подымает руки). Оппоненты разбиты. (Ко всем.) Как рыбак-дилетант, хочу поделиться выводом: оказывается, чтобы клюнуло, не обязательно смешивать овсянку с гелиотропом или надеяться на какое-то особое рыбацкое счастье. Прилежные руки, светлая голова, мужественное сердце — и победа налицо! (Жмет руку Тане.)

Все аплодируют.

К о с т я (Тане). Если вы рыбак, с кем же сравнить себя? Понял, понял! С молодым долговязым щенком, который, сидя на берегу, терпеливо ждет своей порции!

Т а н я (Сапожникову). Ничего не могу с ним поделать. (Представляя). Мой лучший помощник.

К о с т я. В будущем — рабочий изыскательной партии, если примут.

Из-за кулис слышен шум борьбы, крики.

Что такое?

Из-за кулис выкатывается клубок людей — Ю р а,  Г р у н я,  М и л а. Они вцепились в  Б о ч к о в а, который тщетно пытается освободиться. Его сразу и не узнаешь — настолько он запутался в собственных сетях.

Ю р а (с торжеством, присутствующим). Вот он! Наконец-то поймали!

М а р ф а  Е г о р о в н а (всматриваясь). Тот самый? Что фигуру мою проверял? Прохиндей!

Г р у н я. Который душил. Музей!

В а р в а р у ш к а. Жон-Жуан!

Д у н я ш а. Крестиком разжился? (Хохочет.)

Б у р а в ч и к (зловеще). Попался?

Все окружили Бочкова.

Л ю б о в ь  М и х а й л о в н а. Товарищи, что вы… Это мой муж!

М и л а. Ошибаешься, мама, разве это папа? Это самозванец!

Б о ч к о в (освобождая лицо от сетки). Это я, Феденька… я!

Ю р а (в ужасе). Иван Филиппыч?.. Это… это вы? (Пошатнулся.) Родимое пятно на теле нашего общества?

М и л а. Как же ты так, папочка?

К о с т я. Эх, фатер, фатер…

С а п о ж н и к о в. Ваня?

М а р ф а  Е г о р о в н а (вглядываясь). Тьфу! А я считала — служитель культа!

Б о ч к о в. Клевета! Я не для культа! Я против культа! (Падает на колени перед Сапожниковым.) Не верь, Феденька, не верь! (Освобождается наконец от сетей. Живота у него теперь нет и в помине — погони, душевные волнения оказались сильнее всех других средств. Он совсем тощий.)

У Любови Михайловны, Милы и Кости вырывается невольный крик.

Видишь, ничего не пожалел!

С а п о ж н и к о в (пораженный). Что с тобой, Ваня? (Поднимает его с колен.)

Б о ч к о в. Как что? Я готов!

С а п о ж н и к о в. Куда готов?

Б о ч к о в. На передовой участок!

С а п о ж н и к о в (мягко). Поправиться сперва тебе надо, Ваня!

Б о ч к о в. Поправиться? Как поправиться? (Страшный смысл этих слов постепенно доходит до него.) Мне — поправиться? (Растерянно.) А директива твоя?

С а п о ж н и к о в (недоуменно). Какая директива?

Б о ч к о в (в ужасе). Как — какая директива? (В уже совершенном отчаянии, зрителям.) Вы же слышали? Слышали? Я же — вот! (Хлопает себя по животу.)

С а п о ж н и к о в (догадавшись). А надо вот! (Стучит себя по лбу.) Эх ты, Зяблик…

М а р ф а  Е г о р о в н а. Не в теле, милый, суть, а в деле!

Б о ч к о в. А-а-а! Пропал… (Хватается за голову. Ноги у него подкашиваются.)

Все бросаются к нему и тут же, развернувшись, уже вне образов, обращаются к зрителям.

В с е (хором, зрителям).

Ну вот и все. Хотели мы правдиво Наш фарс сыграть, чтоб ясность в нем была: Всегда у места будет директива, Когда на месте будет голова. Конечно, это все не более чем шутка, Но если вы смеялись от души, То польза есть — хотя бы на минутку, Ведь, кроме скучного, все жанры хороши!

З а н а в е с

1963—1964

ВСЕ МОЖЕТ БЫТЬ Комедия в трех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч.

К л а в д и я  П е т р о в н а.

Л ю с я.

В л а д и к.

Д ж у л и я  Б о к к а н е г р а.

Д е  Ф о н т и.

П е р е в о д ч и ц а.

В эпизодах: б у ф е т ч и ц а,  м и л и ц и о н е р,  п о д в ы п и в ш и й,  м о л о д а я  п а р а,  в ы с о к и й,  п о ж и л о й,  р ы ж и й  п а р е н ь,  ж е н щ и н а  в  п л а т к е,  д е в у ш к а  в  м и н и.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Из-за занавеса слышится веселая музыка, шум, голоса на разных языках: «Привет Международному кинофестивалю!», «Да здравствует Москва!», «Вив лё фестиваль!», «Хур-ра!», «Эль вива фестивале!» и т. д. Открывается второй занавес, изображающий парад мировых кинозвезд. На занавесе изображены их лица, в прорезях занавеса их руки приветствуют зрителей. Гремит веселая музыка. Второй занавес уходит. Мы видим сквер перед кинотеатром «Россия» в Москве. Появляются  К л а в д и я  П е т р о в н а,  Л ю с я  и  В л а д и к. В руках у них яркие выпуски «Спутника кинофестиваля».

Л ю с я (торжествуя). Ну? Что я вам говорила? Цветная, широкоформатная, Джулия Бокканегра в главной роли…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Ублажила, Люсенька, ублажила… В особенности Василия Гавриловича моего. А уж когда на сцену сама она вышла, Джулия эта, — и вовсе дыхания лишился… Правда, Васенька? (Не получив ответа, оглядывается.) Где же он? Что за человек? Будто не по земле ходит! Задумается — никого не видит: кто с ним, что с ним…

В л а д и к. Не волнуйтесь, Клавдия Петровна, отыщется. Видали — толпа.

Л ю с я (смотрит). Не расходятся. Ждут, наверное, когда Джулия Бокканегра выйдет. Какая женщина! Таких во всем мире по пальцам пересчитать… Женщина номер один!

В л а д и к. Да-а… С такой рядом…

Л ю с я. …настоящий мужчина должен быть! Антоний… Цезарь…

В л а д и к. Тогда уж и раба не забудь…

К л а в д и я  П е т р о в н а. А вот уж раб тут ни к чему! Как она его потом крокодилам… Брр… А еще царица!

Л ю с я. Так это же главная идея: захотела — возвысила! Позабавилась — и прочь! Калиф на час! Клеопатра же она все-таки, не забывайте! (Посмотрела.) Побежать разве и мне — вдруг подпишет? (Показывает на «Спутник кинофестиваля», хочет идти.)

Появляется  В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч.

Василий Гаврилович! А мы о вас беспокоились…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Что случилось?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (погруженный в свои мысли). Спасибо, Клавочка, мне не жарко…

К л а в д и я  П е т р о в н а (Владику и Люсе). Пожалуйста…

Владик и Люся смеются.

Где был, горе ты мое?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Как кинулись… Еле пробился.

К л а в д и я  П е т р о в н а (поправляет ему галстук). Помяли тебя. (Достает из кармана расческу, приводит в порядок его волосы.) Эк растрепался… (Люсе и Владику.) Папочка мой покойный, когда замуж я выходила, недоволен был. «Девчонка, говорил, ты видная — что за жених у тебя? Совсем не к лицу!» А я ему: «Будет к лицу! Сделаю!» И сделала! (Кладет расческу обратно в карман.) Картинка! (Не слыша подтверждения.) Верно говорю, Васенька?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Тебе видней, Клавочка… (Берет ее руку, целует.)

К л а в д и я  П е т р о в н а. Не курит, не пьет, деньги все отдает до копеечки…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Забыл совсем… Зарплату возьми. До кино не успел. (Передает ей деньги — бумажки с мелочью.)

К л а в д и я  П е т р о в н а. Учитесь, молодые люди! (Берет деньги.) Зачем же мне все, Васенька? Ты ведь мужчина все-таки, оставь себе, пригодится. (Возвращает ему мелочь.) Завидуют мне все кругом: какой муж Клавдюшке достался! А я им на это: милые женщины, хорошие мужья не попадаются, хороших мужей мы сами для себя лепить должны, милостей от природы тут не дождешься! Правильно, Вася, говорю?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Около того, Клавочка…

К л а в д и я  П е т р о в н а. А уж по улице с ним пойдешь — хоть прочь беги! Так и зыркают на него! Так и зыркают!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (усмехнувшись). Чуда не видели… (Владику и Люсе.) Вот как меня… (Отходит к Владику.)

Л ю с я (вполголоса Клавдии Петровне). Василий Гаврилович не обижается на вас?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Что ты, Люсенька! Ты же видишь, какой он! (Подбегает к Василию Гавриловичу, обнимает, целует его.) Опоздали, бабоньки! На вас он ноль внимания, одна ему на небе звездочка светит — Клавдия свет Петровна! Так, Васенька? (Целует его.) Золото ты мое! Погоди тут, я в магазин сбегаю, сельдь баночную вроде несли, когда мы в кино шли. (Владику и Люсе.) Вы уж тут Гаврилыча моего не бросайте, а то вдруг красавица какая-нибудь подхватит… (Смеется.) Я сейчас… (Скрывается.)

Пауза.

В л а д и к. Аттестация у вас отличная, Василий Гаврилыч. Мне бы такую.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Заслужи. (Неожиданно.) Закурить есть?

Л ю с я. Вы курите, Василий Гаврилович?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Под настроение. Клаве только не говорите.

В л а д и к. Пожалуйста. (Протягивает пачку.)

Василий Гаврилович берет папиросу.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Огонька не разживусь?

В л а д и к. И это найдется… (Вынимает из кармана коробок спичек, чиркает спичкой, спичка тухнет.) А, черт… Последняя… (Хочет выкинуть коробок.)

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (берет у него из рук коробок, рассматривает). Разрешишь?

В л а д и к. Пожалуйста.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Спасибо. (Прячет коробок в карман, смотрит.) Там вроде курят… (Скрывается.)

В л а д и к (смотрит ему вслед). А мы еще говорим — Антоний, Цезарь… Что с человеком сделали? В раба превратили… Пустые коробки собирает…

Л ю с я (горячо). Клавдия Петровна прекрасная женщина! Заботливая, хозяйственная… А как любит его!

В л а д и к. От такой любви повеситься можно! Что там Клеопатра со своими крокодилами! Два года только у нас Василий Гаврилыч, а уже все смеются! От своей юбки никуда не отпускает! Как часовой возле него! И провожает, и встречает… Такой дядька… А что про него плетет? Василий Гаврилыч — приманка для женщин! Нашла донжуана!

Л ю с я. Неужели ты не сообразил, что это нарочно она, дух в нем подымает? Ты же видишь, какой он…

В л а д и к. Какой?

Л ю с я. Незначительный… Ничего вы, мужчины, не понимаете! (Смотрит.) Ой… Гляди, гляди… фотографы… Она… Она сама!

В л а д и к. Кто?

Л ю с я. Джулия Бокканегра! Может быть, подпишет? (Размахивая «Спутником», убегает.)

В л а д и к (один, повторяет). Незначительный… Кое-что понимаем, Люсенька… Пропадает мужик — вот что!

Появляется  К л а в д и я  П е т р о в н а.

С добычей вас, Клавдия Петровна?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Пока пришла, все разобрали. (Оглядывается.) А где же хозяин мой?

В л а д и к. Сейчас будет.

Бежит  Л ю с я.

Л ю с я. Владик! Иди скорей! Полюбуйся! Умора! (Замечает Клавдию Петровну.) Клавдия Петровна! Сенсация! Василий Гаврилович ваш… Василий Гаврилович…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Что?

Л ю с я. Все девчата у нас лопнут от зависти!

В л а д и к. Скажи толком!

Л ю с я. Василий Гаврилыч наш с Джулией Бокканегра снимается! Смотрите — под ручку стоят!

К л а в д и я  П е т р о в н а (смотрит). Там это? В самом центре?

Л ю с я. Выхватила его из толпы, сама смеется, и вокруг все смеются, а фотографы щелкают… Еще бы — кадр! Джулия Бокканегра общается с советскими зрителями! Вернее, с одним! С вашим мужем, Клавдия Петровна! Потрясены?

К л а в д и я  П е т р о в н а. А что тут такого? Значит, разбирается. Молодец, баба!

Л ю с я (смеется). Клавдия Петровна, это уже чересчур! Джулия Бокканегра и Василий Гаврилыч — неужели вы серьезно?

В л а д и к (смотрит). Действительно — разговаривают.

Л ю с я. Да как же они могут разговаривать? Ведь Василий Гаврилович по-итальянски не знает…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Итальянский-то он как раз знает… Пойти, что ли, и мне познакомиться?

Л ю с я. Постойте, Клавдия Петровна! Василий Гаврилович знает итальянский язык? Когда же он успел его выучить?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Да не изучал он его совсем! Было у него время учить!

Л ю с я. Как же он знает?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Да что ты все пустяки спрашиваешь! Был в Италии и заговорил. (Смотрит.) Вроде кончили… Нет, опять позвала…

Л ю с я. Василий Гаврилович был в Италии?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Чего удивляешься? Это как раз проще всего. Сражался он у них в горах в Сопротивлении. (Смотрит, про себя.) Ну что ей еще там надо?

Л ю с я. Постойте, Клавдия Петровна… Василий Гаврилыч сражался в итальянском Сопротивлении? Почему же он молчит об этом?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Расстраиваюсь я, вот он и молчит.

Л ю с я. Про это — молчать… (Владику.) Ты знал?

В л а д и к (потрясенный). Нет…

Л ю с я (Клавдии Петровне). Так он у вас герой, выходит?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Какой там герой! Верите — курицы и то зарезать не может… Подрывником у них был, говорит, да я не верю… Не с его характером! (Смотрит.) Идет… Отпустила наконец…

В л а д и к (вдруг, как бы решив что-то). А что? Пожалуй, вы были правы, Клавдия Петровна! Все точно так, как вы говорили!

К л а в д и я  П е т р о в н а. Это ты насчет чего?

В л а д и к. Ваш муж действительно приманка для женщин!

К л а в д и я  П е т р о в н а. Кто сказал?

В л а д и к. Вы сами.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Я?

Л ю с я (вполголоса). Спятил, Владька?

Возвращается  В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч.

К л а в д и я  П е т р о в н а (бросается к нему). Молодец, Васенька! Так и надо! Не тушуйся!

В л а д и к. Куда уж тут… (Василию Гавриловичу.) Считайте, Василий Гаврилович, что вы попали в историю…

Л ю с я. О чем вы с ней говорили, Василий Гаврилович?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Где там было говорить…

Л ю с я. Но она к вам все время обращалась, и вы что-то вроде ей отвечали…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Не для наших ушей это. Люсенька, как ты не чувствуешь? Сколько лет прошло, а все в себе держит, на куски его режь — молчит…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Клавочка…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Что я, не вижу? (Хватает Василия Гавриловича за руку.) Мне еще в гастроном надо! Пошли! (Быстро уводит его.)

Л ю с я (Владику). Что на тебя вдруг наехало? Василий Гаврилыч — приманка для женщин… Клавдии Петровне решил подыграть?

В л а д и к. Думаешь, одни вы все понимаете? Нельзя им так дальше жить, нельзя!

Л ю с я. Как ты легко чужой судьбой распоряжаешься! О своей бы лучше подумал! Скоро тридцать, а все чертежник!

В л а д и к. Неважно! Человек в своей жизни хоть раз должен почувствовать себя мушкетером!

Л ю с я. Это все слова! Романтика теперь не в моде!

В л а д и к. Молчи, здравый смысл! (Вдруг обращает на что-то внимание.) Так… Звезда наконец раздала свои автографы и, кажется, собирается восвояси…

Л ю с я. Джулия Бокканегра? Уезжает уже? А мне? Я ж тогда не успела! (Убегает.)

В л а д и к (смотрит ей вслед). Подымаю перчатку, Люсенька… А когда ты запросишь пощады, я, так и быть, подарю тебе жизнь — с одним условием…

Появляется  В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч.

Отпустили вас?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Народу там…

В л а д и к. Жалеют вас все-таки… (Без перехода.) Скажите, Василий Гаврилович, если я ребят наших соберу, сможете им про Италию рассказать, как вы воевали?

Василий Гаврилович отрицательно качает головой.

Нельзя про это молчать! На вашем примере воспитываться мы должны! Мало ли что в будущем нас ожидает!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Какой мой пример? Попадал в положение — выход искал. Случалось — находил. Такое каждому впору… Время было совсем другое, Владик. Сейчас техника решает все…

В л а д и к. Я от вас не отстану! А Клавдию Петровну мы как-нибудь уговорим! (Без перехода.) О чем вы с ней говорили?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. С Клавдией Петровной?

В л а д и к. Нет, с Джулией Бокканегра? Я понял — вы не хотели тогда сказать…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Ничего особого… Не в словах дело… На лицо ее я все время смотрел…

В л а д и к. Какая она из себя?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. По обхождению простая…

В л а д и к. Не удивительно — из деревни… А еще?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Как — из деревни? Не может быть!

В л а д и к. Вот же написано! (Разворачивает «Спутник фестиваля», читает.) «…В беседе с нашим корреспондентом известная итальянская киноартистка Джулия Бокканегра сказала, что она счастлива побывать в Советском Союзе, что она глубоко уважает русских. Возле ее деревни, откуда она родом, происходили крупные партизанские бои, в которых наряду с местными жителями участвовал один русский».

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (очень взволнованный). Так и написано? Как же я не прочел? Деревня какая — не сказано?

В л а д и к. Нет.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Дай-ка я сам… (Смотрит.) Нету. (Про себя.) Как же так? Сразу надо было спросить…

В л а д и к. Что с вами, Василий Гаврилович?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Как бы тебе сказать, Владик… Может быть, даже не поймешь… Бывает в жизни раз… Ну, словом, человека встретишь… настоящего… Наново он тебя перевернет — на всю жизнь. Нет, нет, не думай… Не было у нас ничего… Не до того было… А что было — не объяснишь… (Замолкает.) Деревню бы узнать, а так — похоже… Вроде даже лицом чуточку смахивает…

В л а д и к. На ту, да? Может, родственники?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Спросить бы только — жива, здорова? Если не забыла, привет передать…

В л а д и к. Так чего же вы медлите? (Смотрит.) Около машины она еще — все карточки подписывает. Бегите и спросите! Скорее! Успеете!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. А вдруг не оттуда она? Сел-то много…

В л а д и к. Чего размышлять? Садится уже! Скорее!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (смотрит). Не успею…

В л а д и к. Успеете! В крайнем случае — на такси! Вы их у «Советской» захватите! Все они там! (Смотрит.) Ну вот! Тронулась уже! Живей на такси!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Только спросить… (Спохватившись.) А с Клавой как же?

В л а д и к. Навру что-нибудь… Задержу… Да не бойтесь вы ее так! Смотреть стыдно! Скорей!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Я не боюсь… Жалею… Душа в ней сохнет. Такая душа…

В л а д и к. Где ваша решительность? Молодость ваша зовет вас — ну? Дорогой не нагоните — прямо в номер к ней: так, мол, и так. Денег дать?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Не надо… Или дай на всякий случай. Рубль…

Владик торопливо дает деньги.

Скажи: я… я скоро… (Быстро уходит.)

В л а д и к (смотрит вслед). «Бригантина надувает паруса…»

Возвращается  Л ю с я.

Подписала?

Л ю с я (размахивая «Спутником»). В последнюю минуту! (С глубоким вздохом.) Какой это мир! Люди совсем особенные… Одни имена чего стоят… Джина Лоллобриджида… Элизабет Тейлор… Джулия Бокканегра… Между прочим, с ней муж — известный продюссер Де Фонти… Красавец! Черные усы…

Возвращается  К л а в д и я  П е т р о в н а  с полной сумкой.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Такая духота была в магазине — пожалела… А где же мой?

В л а д и к. Уехал.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Уехал? Куда?

В л а д и к. Женщины всегда чутьем чувствуют настоящего мужчину и, как бабочки, летят на огонь — вы это точно подметили!

Л ю с я. Владька, прекрати! Не слушайте его, Клавдия Петровна! Какой же Василий Гаврилыч мужчина? Он же старый! Ему пятьдесят лет!

В л а д и к (вдохновенно). Внешность и возраст здесь не играют роли! Современный донжуан может обладать совершенно заурядной внешностью, не говоря уже о летах, — ваши наблюдения полностью подтвердились, Клавдия Петровна! Очевидно, в лице Василия Гавриловича мы действительно имеем новый тип донжуана в его скрытой, так сказать, пассивной форме, что делает его еще более опасным! Да, да, совершенно новый тип!

К л а в д и я  П е т р о в н а (слушая это как сказку). Это правда?

В л а д и к. Вы же первая это открыли, не я!

К л а в д и я  П е т р о в н а (про себя). Нет… Не может быть… Новый тип… Донжуан… (Владику.) Куда же он уехал?

В л а д и к. С Джулией Бокканегра.

Л ю с я (вполголоса). Это ложь, Владька! Я же видела!

К л а в д и я  П е т р о в н а. Вася мой? С ней?

В л а д и к. Да, с ней. К ней, в гостиницу.

К л а в д и я  П е т р о в н а (все еще не сознавая полностью). Зачем в гостиницу?

В л а д и к. Похоже, договорились…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Договорились? (Наконец до нее дошло.) Договорились? (Растерянно озирается.) Неужели может быть такое?.. Вася… С ней? (И вдруг ярость вспыхивает в ней, опрокидывая всякие условности.) С царицей этой? С Клеопатрой? Я ей покажу царицу! Вася, Вася, погибель моя! (Убегает.)

Л ю с я (Владику). Вот она, романтика твоя! Вот оно, твое мушкетерство! Ты же преступление совершил! Будет международный скандал!

В л а д и к. Ничего не понимаешь, глупенькая… Произведен направленный взрыв. Вопрос — кто вылезет целым из-под обломков? Главное — не выпускать событий из рук. Скорей в «Советскую»!

З а н а в е с

КАРТИНА ВТОРАЯ

На сцене номер «люкс» гостиницы «Советская». Входят  Д е  Ф о н т и  и Д ж у л и я  Б о к к а н е г р а.

Д ж у л и я. Уф… (Бросается в кресло.)

Д е  Ф о н т и (продолжая разговор). Оставшиеся два дня распределяются так: на сегодня программа тебе известна, завтра в двенадцать завтрак в австрийском посольстве, в пять — ленч в канадском, в восемь — большой прием у посла Соединенных Штатов. Послезавтра — прощальный завтрак в нашем посольстве.

Д ж у л и я. Лукино… Мы же люди все-таки…

Д е  Ф о н т и. В пять часов нас зовут японцы… В десять мы показываем картину аргентинскому послу…

Д ж у л и я. А нельзя ли забастовать? Рабочие почему-то имеют на это право, а мы…

Д е  Ф о н т и (пожав плечами). Рельсы, дорогая, рельсы…

Д ж у л и я. Рельсы?

Д е  Ф о н т и. Стоит на них раз встать — и уже теряешь самостоятельность. Остается одно — катиться…

Д ж у л и я. Разве это не зависит от нас?

Д е  Ф о н т и. Конечно. Мы же встали на эти рельсы — и никто другой. Я подслушал в Москве прекрасное словечко: «Надо». Советские люди сразу понимают императив, заключенный в нем. Так же и нам — надо, маленькая, надо…

Д ж у л и я. Выходит, даже если мы захотим, с этих рельсов уже не сойти?

Д е  Ф о н т и (пожав плечами). Академическая постановка вопроса. Конечно, можно, но тогда… Тогда все будет по-другому…

Д ж у л и я. При такой программе мы совсем ничего не увидим здесь… Ведь я в первый раз в России…

Д е  Ф о н т и. Как раз сегодня у нас ночная прогулка на теплоходе по Москве-реке. Приглашен весь цвет советской кинематографии — Чухрай, Скобцева, Доронина, Смоктуновский… Уверяю тебя, среди них попадаются очень интересные люди.

Д ж у л и я. Но народа я так и не увижу…

Д е  Ф о н т и. Народ, народ… Каждый вкладывает в это понятие то, что ему в данный момент хочется. Пора уже одеваться, мой друг. До прогулки на теплоходе мы должны побывать в английском посольстве. Сэр Дуглас умолял меня познакомить его с тобой. (Смотрит на часы.) А ты еще не одета…

Д ж у л и я. Иногда мне кажется, что мы говорим на разных языках.

Д е  Ф о н т и. Совершенно закономерно, малютка, когда речь идет о делах. Увы, от дел мы не свободны нигде. Каждая встреча, каждый прием — это дело, дело и еще раз дело. Ты стремишься сняться в возможно большем числе картин, я стремлюсь продать эти картины в наивозможно большем количестве копий… Разница между нами только в том, что ты можешь себе позволить кое-какие иллюзии, я — нет… Кстати, кажется, русские не намерены покупать наш фильм: говорят, исторически недостоверен. Глупцы! Не увидеть на экране такую женщину — значит наказать самих себя! (Пылко обнимает ее, целует.) Мое чудо! Моя Галатея! Я в тысячу раз счастливее, чем этот чудак Пигмалион! Тот оживил холодный мрамор для себя — я оживил и подарил тебя всему человечеству! Когда я вижу, как миллионы мужчин всего мира смотрят на тебя на экране, я скрежещу зубами от ревности и счастья, что я один обладаю таким сокровищем! Лучшая женщина вселенной! Моя Елена Прекрасная… Никакому Парису не удастся отнять тебя у меня! (Пылко ее обнимает, целует, и вдруг взгляд его падает на часы.) Черт! Проклятые рельсы! Бегу к себе натягивать парадную сбрую… Даю тебе четверть часа! (Быстро выходит.)

Д ж у л и я (одна, смотрит в окно). Рельсы… Вид из окна вагона… Я так и не узнаю ничего о жизни этих людей… (Подходит к зеркалу, хочет переодеться, задерживается, смотрит на свое отражение.) Галатея… Елена… (Корчит рожу, показывает сама себе язык.) Елена на рельсах. (Вдруг яростно плюется, одним движением раздирает «молнию» на своем платье, наполовину спуская его с плеч, подбоченивается.) А если я не хочу катиться по рельсам? Если я хочу катиться к чертовой бабушке, сойти с рельсов? Погрузиться в мир загадочный, непонятный. Что тогда? (Подбегает к окну, смотрит.) Высоко… (Подбегает к двери, заглядывает.) Куда одной? (Возвращается к зеркалу, глядит на себя.) Попалась, птичка? (Но вдруг с характерной для нее внезапной сменой настроения, тоном ярмарочного зазывалы.) Люди, люди! Граждане мира! Спешите видеть! Новый кинобоевик! Первая серия «Птичка в клетке»! Красавица Джулия в плену у бандитов! (Начинает играть перед зеркалом, падает на колени, протягивает к кому-то невидимому руки.) О благородный атаман, предводитель доблестной шайки! Смилуйся над своей бедной жертвой, отпусти меня на свободу! (И тут же мужским голосом, подражая Де Фонти, скороговоркой.) «Крошка, дорогая, золотко, малютка моя, Галатея, нельзя, никак нельзя, сэр Дуглас, посольство — недовольство…» (Своим голосом.) Ах, так? (Вскакивает на ноги.) Вы считаете, что вашу добычу никто не отнимет? (С жестом.) О, приди, не знаю кто, но приди! Освободи меня хоть на миг! Дай мне возможность подышать воздухом, которым я никогда не дышала… Я хочу узнать этих людей! Приди же, мой Парис, Елена ждет тебя! (Протягивает руки к двери.)

В дверь стучат.

Кто там? (Мгновенно приводит себя в порядок.) Это ты, Лукино? Входи, что за церемонии?

Дверь открывается. На пороге появляется  В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Разрешите… (Смотрит на Джулию.)

Д ж у л и я. Простите…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Один только вопрос к вам: деревня какая? Название?

Д ж у л и я. Не понимаю…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (разворачивает «Спутник кинофестиваля», показывает на фото, громко, словно глухой). Фото! У фонтана! Парларе итальяно! Помните?

Д ж у л и я (вспомнив). Это — вы? Сама судьба посылает мне вас. Идемте! (Хватает его за руку.)

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (опешив). Куда?

Д ж у л и я. Вы познакомите меня со своим народом!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Прошу прощенья… Но я хотел…

Д ж у л и я (не слушая). Вы мой спутник… Пи-пи-пи… (Смеясь, она воспроизводит сигнал Спутника.) Скорей, а то будет поздно! (Не слушая его, тянет к выходу.)

Они исчезают. Пауза. Входит  Д е  Ф о н т и  в ослепительно черном костюме.

Д е  Ф о н т и. Я готов, малютка! Как ты?

Никто не откликается.

Джулия, где ты?

Стук в дверь.

Да!

Входит молоденькая  п е р е в о д ч и ц а  «Интуриста».

П е р е в о д ч и ц а. Синьор…

Д е  Ф о н т и. Где синьора?

П е р е в о д ч и ц а. Разве вы не знаете? Синьора только что уехала.

Д е  Ф о н т и. Как уехала? Куда?

П е р е в о д ч и ц а. С каким-то мужчиной. Я видела, как они садились в такси.

Д е  Ф о н т и (рявкает). С каким мужчиной?

Стук в дверь.

Какого дьявола?.. Кто там?

В комнату быстро входит  К л а в д и я  П е т р о в н а. Лицо ее пылает, волосы растрепаны.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Где она?

Д е  Ф о н т и (переводчице). Это еще что за чучело?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Мне нужно видеть артистку Джулию Бокканегра.

П е р е в о д ч и ц а (Де Фонти). Она спрашивает вашу жену.

Д е  Ф о н т и. Опять за автографами? Гоните ее к черту! С каким мужчиной уехала синьора?

П е р е в о д ч и ц а. Одну минуточку, синьор. (Клавдии Петровне.) Синьоры Джулии здесь нет. Она уехала.

К л а в д и я  П е т р о в н а. А где мой муж?

Д е  Ф о н т и. Что она говорит? Что ей надо?

П е р е в о д ч и ц а. Она спрашивает, где ее муж.

Д е  Ф о н т и. Сумасшедший дом! Откуда я знаю! Говорите — с каким мужчиной уехала синьора?

П е р е в о д ч и ц а. Видимо, он только что вышел из парикмахерской. Одеколон… (Показывает знаками.)

К л а в д и я  П е т р о в н а. Одеколон? Он! С мужем моим уехала! Так я и знала! Сердцем предчувствовала!

Д е  Ф о н т и. Во имя сатаны…

П е р е в о д ч и ц а. Она утверждает, что синьора уехала с ее мужем.

Д е  Ф о н т и. С каким мужем? Кто он такой? Да спросите ее, черт возьми, покрепче! Почему она так думает, порка мадонна?

П е р е в о д ч и ц а (Клавдии Петровне). Синьор спрашивает: на чем основано ваше предположение об отъезде синьоры с вашим мужем? Синьор — муж синьоры Джулии.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Муж? (Вдруг быстро подходит к Де Фонти.) Бедный ты, бедный… (Гладит его по голове.) Бедные мы с тобой… Сама накликала, сама… (Не выдержав, наклоняется к его плечу, начинает рыдать.)

Д е  Ф о н т и. Позвольте… Синьора… Санта сантиссима!

К л а в д и я  П е т р о в н а. Прощайся со своей женой, бедолага ты, бедолага… Выпустила я его. Выпустила!

Д е  Ф о н т и (переводчице). Что она говорит?

П е р е в о д ч и ц а. Мадам говорит, чтобы вы прощались с вашей женой!

Д е  Ф о н т и. Прощаться с моей женой? Тысяча мучеников! Что это значит?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Родную душу почувствовал… Донжуан проклятый, дьявол — не человек!

Д е  Ф о н т и. Что она говорит?

П е р е в о д ч и ц а. Она говорит, что это донжуан, дьявол — не человек…

Д е  Ф о н т и. Кто?

П е р е в о д ч и ц а. Ее муж, с которым уехала синьора Джулия.

Д е  Ф о н т и. Это что же — гипноз? Шантаж? Я немедленно звоню в посольство… (Набирает номер.)

К л а в д и я  П е т р о в н а (переводчице). Что он хочет делать?

П е р е в о д ч и ц а. Он звонит в итальянское посольство.

К л а в д и я  П е т р о в н а (хватает руку Де Фонти). Боже вас сохрани! Ни в коем случае! Вася мне никогда не простит, он так вашу Италию обожает… Два, говорит, народа как братья все равно — русские, итальянцы… Не дай бог поссорятся… Лучше по-хорошему уговорить. Вы — свою. Я — своего… Чтоб наружу не выезжало… Главное — их найти.

П е р е в о д ч и ц а (Де Фонти). Мадам говорит, что инцидент надо ликвидировать своими силами. Мадам боится, что этот случай может повлиять на отношения между Италией и СССР.

Д е  Ф о н т и. Скажите ей, что она идиотка!.. Нет, нет, не говорите ей ничего… Как их найти? Куда они уехали?

П е р е в о д ч и ц а. Я слышала, как синьора спрашивала у своего спутника, где можно видеть ваш народ на отдыхе, а он позвал такси и сказал: «В парк культуры имени Горького!»

Д е  Ф о н т и (хватаясь за голову). Сошла с рельсов!

К л а в д и я  П е т р о в н а. Что он говорит? Что вы говорите?

П е р е в о д ч и ц а. Они поехали в Парк культуры и отдыха имени Горького!

К л а в д и я  П е т р о в н а (с торжеством). Далеко не уйдут! Скорее, мы их нагоним! (Хватает совершенно растерявшегося Де Фонти за руку, увлекает его из номера.)

Переводчице ничего не остается делать, как следовать за ними. По авансцене бегут  В л а д и к  и  Л ю с я.

В л а д и к. Стоп! Гостиница «Советская».

Л ю с я. Тссс…

Появляются  К л а в д и я  П е т р о в н а,  Д е  Ф о н т и  и  п е р е в о д ч и ц а.

К л а в д и я  П е т р о в н а (кричит). Такси! Такси! В Парк культуры и отдыха! Ну, Вася, погоди…

Д е  Ф о н т и (переводчице). Что она говорит?

П е р е в о д ч и ц а. Она говорит, что похититель вашей супруги понесет достойную кару!

Все трое скрываются. Слышны звуки захлопывающихся дверец машины. Машина трогается, уезжает.

Л ю с я (в полной растерянности, повторяет). «Похититель вашей супруги понесет достойную кару…» (Владику.) Ты слышал? Наш дядя Вася похитил Джулию Бокканегра!

В л а д и к. А что тут особенного? Все правильно!

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Уголок в Парке культуры и отдыха — там, где он переходит в Нескучный сад. Навес небольшого кафе. Скучающая  б у ф е т ч и ц а, она же официантка, в глубине за прилавком. Появляются  Д ж у л и я  Б о к к а н е г р а  и  В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч.

Д ж у л и я (устала, но возбуждена, переживая неожиданное приключение, с размаху плюхается на стул). Умираю — пить…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (очень взволнованный). Вы сказали, ваша деревня называется Монтельяно?

Д ж у л и я. Да, да… Пить… Полцарства за глоток воды… Простой… Минеральной… Какой хотите! Язык прилип к горлу…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Сейчас! (Подходит к прилавку. Буфетчице.) Вода у вас есть?

Б у ф е т ч и ц а (дернув плечом). Воду всю выпили. (На Джулию.) Иностранка?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Артистка итальянская. Из кино.

Б у ф е т ч и ц а. Из кино? А одета не больно-то… Небось тысячи немалые получает, не с нами сравнить…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. А что у вас есть вместо воды?

Б у ф е т ч и ц а. Все у нас есть. Пиво, вино, водка, коньяк. Коньяку налить? Есть хороший, армянский… (Вынимает рюмки.)

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (вытирает лоб платком). Нет, нет, коньяк по такой жаре не пойдет…

Б у ф е т ч и ц а. Возьмите даме шампанское. Для заграничных как раз.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. От шампанского в горле перехватывает. А пиво у вас какое?

Б у ф е т ч и ц а. Пиво хорошее. Самое лучшее. «Рижское».

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (снова вытирается платком). А «Жигулевского» нет?

Б у ф е т ч и ц а. Так «Рижское» лучше.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Лучше-то лучше…

Д ж у л и я. Престо, мио каро! Умираю…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Си, синьора. (Отвернувшись, украдкой перебирает несколько медных монет — все, чем он располагает; к буфетчице.) Девушка, как вас зовут?

Б у ф е т ч и ц а. А вам на что? Дусей меня зовут.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Тут такое дело, Дусенька… Как бы вам объяснить… (Замолкает, не в силах окончить мысль. Вдруг залпом.) Налей-ка стаканчик!

Б у ф е т ч и ц а. Чего?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Пивка стаканчик! Все равно какого! Рижского так рижского!

Б у ф е т ч и ц а. Интересно, кто вам из-за одного стакана бутылку открывать будет по такой жаре? Скиснет — куда его, на помойку?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Но ведь даме пить хочется, имей сочувствие. Иностранка же!

Б у ф е т ч и ц а. А ты деньги имей, коли иностранок с собой водишь! У-у-у… Глаза б мои на тебя не глядели! (Уходит во внутреннее помещение.)

Д ж у л и я. Что случилось?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (торопливо). Ничего, ничего, нон импорте, нон фа ниенте! Субито! (Делает Джулии успокоительные знаки, в то же время в поисках выхода озираясь вокруг.) Иммедиатаменте!

Д ж у л и я (беспечно хохочет). Мадонна, что за язык! Бедняга думает, что это итальянский!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Я вспоминаю, синьора!

По авансцене проходит молодая пара.

(Бросается к ним.) Уно моменто! Тьфу!.. Одну минуточку!

М о л о д о й  ч е л о в е к. Слушаю вас.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Зарез! Тридцать копеек… Нет! Лучше сразу рубль. Прошу вас — рубля у вас не найдется? В крайнем случае — полтора!

М о л о д о й  ч е л о в е к. Может, сразу три шестьдесят две? А ведь пора бы и перестать, папаша. На здоровье может отразиться…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. На здоровье?

М о л о д о й  ч е л о в е к. С алкоголизмом сейчас знаете как борются?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Артистка там! Итальянская. Пить хочет!

М о л о д о й  ч е л о в е к (девушке). Слыхала? На что только не идут! Поддержки не найдете, папаша. Выпили — и хватит. Самим бы у кого стрельнуть.

Проходят.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (один, снова пересчитывает медяки). Убиться… (Увидев еще одного прохожего, бросается к нему. Видно, что человек изрядно навеселе.) Друг, войди в положение… Не хватает, понимаешь? Даму бросил — вот сидит… (И сразу же, словно бросается в воду.) Одолжи рубль!

П ь я н е н ь к и й. Рубль? Дама сидит? Нехорошо… Даме одной сидеть не полагается…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. В крайнем случае хотя бы копеек тридцать.

П ь я н е н ь к и й. Тридцать… тридцать… (Шарите карманах, вытаскивает бумажку.) Во! Зелененькая…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Это много.

П ь я н е н ь к и й. Бери! Гуляю!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Спасибо! Вот спасибо! Выручил. Адрес сейчас запишу, завтра получишь, а то, понимаешь, неудобно перед иностранкой… (Протягивает руку за деньгами.)

П ь я н е н ь к и й. Перед иностранкой? Стоп! Какая такая иностранка? Откуда? Документы проверил?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Артистка она. Из кино. Итальянская.

П ь я н е н ь к и й. Из кино? Я насчет кина ужасный любитель. Будь другом, познакомь! Тут дело, может, не трешкой пахнет! Артистку, тем более иностранную, надо знаешь как угостить? По-русски — чтоб с места не встала! Пусть помнит: Россия есть, была и будет! Где она? Я — такой: понравится — десятки не пожалею! Пошли!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Да нет уж, ладно… Обойдусь… (Хочет уйти.)

П ь я н е н ь к и й (удерживает его). Жадный какой… Чего боишься? Не боись, и на твою долю хватит!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (освобождаясь). Пошел ты к лешему со своей долей!

Г о л о с  Д ж у л и и. Куда вы пропали, сателлито мио?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Я здесь, я здесь! Да квеста парте!

П ь я н е н ь к и й (тупо всматриваясь). Не русский? Так бы сразу и говорил! Вот тебе тогда, а не деньги! (Сует под нос фигу, прячет свои три рубля в карман, затянув во все горло «Хотят ли русские войны?».)

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (вслед). Русак нашелся… (Про себя.) Что же делать? (Возвращается к Джулии.)

Д ж у л и я. Где же ваша вода? Умираю…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Ми пардоне… (Оглядывается. Видя, что буфетчицы по-прежнему нет за прилавком, быстро подходит, хватает с прилавка бутылку пива, стакан и бегом несет это к Джулии.)

Дверь за прилавком тут же распахивается. Появляется  б у ф е т ч и ц а.

Б у ф е т ч и ц а. Эй! Эй! Что ты делаешь, хулиган эдакий? Ставь назад! Ставь назад!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (уже у столика, сбивает о край стола крышку с бутылки, торопясь, наливает пиво в стакан, подает Джулии). Пейте, синьора…

Д ж у л и я. Милле грациа… (Жадно пьет.)

Б у ф е т ч и ц а (бросаясь к ним). А платить кто будет?

Д ж у л и я. Что она говорит?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (торопясь, наливает еще пива в опустевший стакан Джулии; пока она пьет, примирительно буфетчице). Заплачу, Дусенька, заплачу…

Б у ф е т ч и ц а. Так плати, чего тянешь?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Завтра заплачу, не бойся! (Джулии, подавая руку, вполголоса.) Андаре ди корса…

Джулия поднимается.

Б у ф е т ч и ц а. Стой! (Хватает Василия Гавриловича за рукав.) Не будешь платить? (Выхватывает свисток, свистит.) Милиция!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (Джулии). Престо! Бежим!

Б у ф е т ч и ц а. Милиция!

Д ж у л и я (ничего не понимает, в восторге от нового приключения). Скаппаре!

Буфетчица старается удержать Василия Гавриловича. Делает это она так энергично, что пуговица пиджака отлетает. Пиджак остается в руках буфетчицы. Василий Гаврилович вместе с Джулией стремительно удирают.

Б у ф е т ч и ц а. Милиция!

Появляется  м и л и ц и о н е р.

М и л и ц и о н е р. Опять у тебя, Дуся?

Б у ф е т ч и ц а (в одной руке пустая бутылка, в другой — пиджак). Ограбили!

М и л и ц и о н е р (деловито). Что взято?

Б у ф е т ч и ц а. Бутылку пива стянул! Прямо с прилавка!

М и л и ц и о н е р. А пиджак чей?

Б у ф е т ч и ц а. Его пиджак! Схватила его, а он…

М и л и ц и о н е р. Погоди… Так кто кого ограбил?

Б у ф е т ч и ц а. Я не шутки шучу! Если каждый будет задарма… «Для иностранки, говорит, беру…» Голову только морочит!

М и л и ц и о н е р. Для какой иностранки?

Мимо идут  Д е  Ф о н т и,  п е р е в о д ч и ц а, К л а в д и я  П е т р о в н а,  В л а д и к  и  Л ю с я.

Б у ф е т ч и ц а. Пришел с ёй, усадил, ко мне подходит, я ему шампанское предлагаю, коньячок, а он: видали, говорит, это итальянская киноартистка!

В л а д и к (услышал, задерживается). Что, что, что? Итальянская киноартистка?

Б у ф е т ч и ц а. Это ж позор какой… Перед всей Европой позор.

В л а д и к (смотрит на пиджак). Пиджак вроде знакомый.

Б у ф е т ч и ц а. На черта мне его пиджак?

В л а д и к (смотрит на пиджак, кричит остальным). Сюда! Сюда! Они были здесь! Пиджак Василия Гавриловича!

К л а в д и я  П е т р о в н а,  Д е  Ф о н т и,  п е р е в о д ч и ц а,  Л ю с я  возвращаются.

Узнаете? (Показывает пиджак Клавдии Петровне.)

К л а в д и я  П е т р о в н а. Васин пиджак! (Хватает, прижимает к сердцу. Буфетчице.) Как он к вам попал? Это моего мужа пиджак! (Гладит его, расправляет.)

Б у ф е т ч и ц а. Мужа? Таких бы мужьев… (Бросает пиджак на стул.)

Д е  Ф о н т и (переводчице). Что она говорит? Почему мы тут задержались?

П е р е в о д ч и ц а (Де Фонти). Похоже, они были здесь. Пиджак, во всяком случае, принадлежит мужу мадам.

Д е  Ф о н т и. Как? Значит, они… Почему он его снял?

Б у ф е т ч и ц а. Молодой был бы — понятно, для девчонки своей старается, а тут и дама такая видная, и самому под пятьдесят, а он… Стыда никакого нет!

Д е  Ф о н т и (переводчице). Что она говорит?

П е р е в о д ч и ц а (Де Фонти). Буфетчица утверждает, что муж мадам… (Замялась.) Муж мадам… на все пошел для синьоры…

Д е  Ф о н т и (взревев). Что значит — на все?

В л а д и к (буфетчице). Можете все-таки объяснить — что случилось?

Б у ф е т ч и ц а. А что объяснять? Буквально на глазах бутылку пива стащил и бабе своей споил!

В л а д и к (потрясен). Не может быть…

Л ю с я (Владику). Вот тебе! Радуйся!

М и л и ц и о н е р (тихо). Охота тебе раздувать, Дуся! Человек пиджак оставил.

Б у ф е т ч и ц а. А что я — торговать ими буду, пиджаками? С ума мужики сходят! Просто с ума! Ради юбки на все готовы! Цена — копейки, а все равно украл!

К л а в д и я  П е т р о в н а (совершенно подавленная, держит в руках пиджак Василия Гавриловича, говорит, обращаясь к нему, словно к живому человеку, не замечая никого вокруг). Двадцать пять лет прожили — для меня ничего не украл… А тут… Только познакомились — на все пошел, себя не пощадил… Неужели любовь такая может быть на свете?

Д е  Ф о н т и (переводчице). Что она говорит?

П е р е в о д ч и ц а (Де Фонти). Мадам говорит, что их чувства до сих пор обходились без кражи, но сейчас она поняла, что украсть — это значит принести высшую жертву во имя любви…

Д е  Ф о н т и. Какой любви? К кому? Пошли они к дьяволу со своим Достоевским! Куда они делись, я спрашиваю? Скажите представителю власти, что я заявляю официальный протест! Он должен охранять мои права как мужа и как иностранного подданного!

П е р е в о д ч и ц а (милиционеру). Он просит охранить его права как мужа…

М и л и ц и о н е р. У нас мужья сами себя охраняют. Чего ему надо, спросите.

Д е  Ф о н т и. Скажите, что я требую, чтобы он нашел мою жену! Я подозреваю похищение!

П е р е в о д ч и ц а. Синьор требует, чтобы вы нашли его супругу. Он предполагает, что совершено похищение!

Б у ф е т ч и ц а. А я что говорю? Бутылку пива — и пожалуйста.

М и л и ц и о н е р (буфетчице, укоризненно). Эх, и надо было тебе, Дуся! (Де Фонти.) Придется протокольчик составить — кем похищена, при каких обстоятельствах… (Всем.) Прошу в отделение.

К л а в д и я  П е т р о в н а (услышав последние слова, приходит в себя). Почему в отделение? (Буфетчице.) А ну, повтори, что там у тебя мой муж похитил? Да знаешь, куда тебя за такие слова? (Наступает на буфетчицу.) Да ты тут со всей своей забегаловкой мизинца его не стоишь! Над честными людьми издеваешься, а ведь он, мой муж, за тебя, лохматую, кровь свою проливал! Сколько фронтов прошел! Героем Советского Союза…

Д е  Ф о н т и (прерывает ее). Погодите! (Переводчице.) Что она говорит? За что ругает эту девушку?

П е р е в о д ч и ц а. Она говорит, что ее муж — Герой Советского Союза, так по крайней мере я поняла…

Д е  Ф о н т и. Проклятье! (Про себя.) Неужели ее на героя потянуло?

К л а в д и я  П е т р о в н а (продолжает наступать на буфетчицу). Героем, говорю, мог бы стать, если бы не скромность его проклятая! А ты говоришь — пива бутылку! Да он этого пива в своей жизни… Свое лучше отдаст двадцать раз! Последний пиджак с плеч снимет!

В л а д и к. Снял уже… (Де Фонти.) Да! Наш Василий Гаврилович замечательная личность. Скромный внешне человек, хотя и передовик на производстве, — в душе он титан! Вы слышали — в дни войны он воевал вместе с вами, в ваших горах, и горы были свидетелями его бесчисленных подвигов! Его глаза до сих пор излучают какую-то таинственную силу… Это русский богатырь Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович и Виктор Васнецов в одном лице!

К л а в д и я  П е т р о в н а (восхищенно слушает его, словно сказку). Верно! Верно!

В л а д и к (переводчице). Переведите!

М и л и ц и о н е р (буфетчице). Слыхала? А ты — «пива бутылка».

Д е  Ф о н т и (переводчице). Что он говорит?

П е р е в о д ч и ц а. Он говорит, что муж мадам воевал в Италии, что глаза его обладают таинственной силой… Он русский богатырь Илья, Добрыня, Алеша и художник Васнецов — в одном лице.

Д е  Ф о н т и (застонав). Какого дьявола нас принесло на этот фестиваль?

В л а д и к (смотрит в упор на Люсю; все более вдохновенно, переводчице). Ни одна женщина не может устоять перед Василием Гавриловичем — это знаем мы, его сослуживцы… Когда ровно в девять он входит в наш оффис, орудия производства падают из рук наших девушек — в такое они приводят волнение. Люся, подтверди!

Л ю с я. Владька, ты спятил!

В л а д и к (понизив голос). Надо, чтобы этого мультмиллионера тоже проняло! Подумаешь, гордится, капиталист окаянный! (Громко переводчице.) Василий Гаврилович — это наша национальная гордость!

К л а в д и я  П е т р о в н а (умиленно). Верно… Точно!

М и л и ц и о н е р (буфетчице). Такого человека запачкать хотела… Да еще перед иностранцем…

В л а д и к (все более воодушевляясь). Он русский! Настоящий русский человек — этим все сказано! (Переводчице.) Что же вы не переводите?

П е р е в о д ч и ц а. А что я должна перевести?

Д е  Ф о н т и. Что говорит этот юноша?

П е р е в о д ч и ц а. Он… Он… (Владику.) Я не знаю… Я теряюсь…

В л а д и к (переводчице). Ваш роскошный продюсер должен хоть раз в жизни по-настоящему струхнуть! Это сделает его человеком! Переведите ему, что его семейному благополучию угрожает крах!

Д е  Ф о н т и (переводчице). Что он говорит? Какого черта вы не переводите? Вы на работе! Вам платят за это!

В л а д и к (переводчице). Переведите же, черт возьми!

П е р е в о д ч и ц а (глотая слезы, Де Фонти). Молодой человек… Он… Он подтверждает, что муж мадам, с которым уехала синьора, личность исключительная, перед которой никому не устоять! Таким образом… Таким образом, исчезновение синьоры…

Д е  Ф о н т и (взревев). Где он, этот чудо-человек, герой века? Я хочу взглянуть на него хоть разочек! Мне необходимо с ним потолковать, после нашей беседы он не скоро оправится! Где он? Дайте мне его! (Засучивает рукава.)

К л а в д и я  П е т р о в н а (переводчице). Что он говорит?

П е р е в о д ч и ц а. М-м… Синьор выражает желание как можно скорее познакомиться с вашим мужем…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Так чего же проще? А то и правда — панику развели: куда скрылись, куда делись? Прогуляться пошли, вот-вот явятся… При чем тут милиция, протокол?

М и л и ц и о н е р (указывает на Де Фонти). Так ведь товарищ, виноват, господин насчет своей жены обижается…

Б у ф е т ч и ц а (Клавдии Петровне). Не пиво мне дорого, принципиальничать я и сама могу. Подойди как к человеку…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Да заплачу я за твое пиво, не беспокойся! (К Де Фонти.) Милости прошу к нашему шалашу! Разносолов у нас не водится, а чайком по-московски побаловаться — на заварку всегда есть! Пока посидим, посумерничаем, глядишь, и Васенька мой тут как тут! Познакомитесь, поговорите… Верите, сколько живем с ним — ни одной ночки в чужой квартире не ночевал, всегда домой бежит, только домой… Так и сегодня… После двенадцати — случая не было! (Обращаясь к пиджаку Василия Гавриловича, который держит в руках.) Правда, Васенька? (Де Фонти.) А как объявится, будем знать, что и ваша супруга на месте! Что ж между ними может быть, кроме прогулки? (Заглядывает каждому в лицо, с нервным смехом.) Ведь верно? Правильно я говорю? Он у меня из себя невидный, какой в нем толк может быть для дамы такой представительной? Небось и не таких видывала… Кавалеров вокруг нее хоть пруд пруди… (Переводчице.) Скажите господину своему — пусть не волнуется… Хоть и миллионер, а человек все-таки… Прошу к нам, вместе все дождемся… (Про себя.) Придет. Не может быть, чтоб не пришел…

П е р е в о д ч и ц а (Де Фонти). Мадам приглашает вас к себе домой, говорит, что ее муж никогда поздно не возвращается. Его появление будет означать, что синьора вернулась в гостиницу… Мадам просит вас не волноваться, до двенадцати все должно решиться!

Д е  Ф о н т и. Неужели до двенадцати часов их нельзя найти? Мадонна, молю тебя, чтобы это время Джулия была благоразумна! (Переводчице.) Скажите ей, что я вынужден принять ее приглашение.

П е р е в о д ч и ц а (Клавдии Петровне). Синьор согласен.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Вот и хорошо! (Владику, Люсе, вполголоса.) Владенька, Люсенька… Поищите вы его, ради бога. Не иголка же… Скорее! Пока еще… Пока… (Голос ее прерывается.)

Л ю с я. Не беспокойтесь, Клавдия Петровна! Найдем и доставим!

К л а в д и я  П е т р о в н а (Де Фонти и переводчице). Прошу. (Вместе с ними удаляется, держа в руках пиджак Василия Гавриловича.)

Л ю с я (бормочет про себя, точно молитву). Анна Маньяни, Марина Влади, Софи Лорен, Элизабет Тейлор, Беата Тышкевич…

В л а д и к. Что с тобой?

Л ю с я. И наш Гаврилыч… Понимаешь, что ты натворил?

В л а д и к. Уверяю тебя — все к лучшему! Василий Гаврилович наконец почувствовал себя человеком!

Л ю с я. А представляешь, что будет, когда Джулия Бокканегра убедится, что он не тот, за кого ты его выдаешь?

В л а д и к. Всяк сверчок знай свой шесток?

Л ю с я (озабоченно). Лишь бы их найти… А уж веревочка для нашего Васеньки у Клавдии Петровны найдется…

В л а д и к. Про веревочку забудь! Порвалась та веревочка!

Л ю с я. Посмотрим! (Убегает.)

В л а д и к. Не дам тебя в обиду, дядя Вася! Твоя судьба — моя судьба! (Спешит вслед за Люсей.)

Б у ф е т ч и ц а (вдруг очнувшись, вслед). Эй! Эй! Аза пиво кто рассчитается?

М и л и ц и о н е р. Опять ты, Дуся? (Широким жестом сует ей рублевку.) Получи и не плачь!

З а н а в е с

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Выход из Нескучного сада на Ленинский проспект. Слева табачный киоск. Появляются  В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч  и  Д ж у л и я  Б о к к а н е г р а.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Фу-у… (Джулии.) Жулики, а? Форменные бандиты… (Смеется.)

Джулия вторит ему.

Д ж у л и я. Я буду вспоминать об этом приключении как о лучшем дне фестиваля! Готовый сценарий! Теперь в машину и… (Голосом диктора.) Их следы затерялись среди закоулков древней русской столицы. (Деловым тоном.) Если назвать картину «Русский романс»? Вам нравится?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Можно и так.

Д ж у л и я. Машину… Скорей бы машину…

Василий Гаврилович хочет уйти. Слышен шум подъехавшей машины. Появляется  р ы ж и й  п а р е н ь, направляется к киоску.

Вот вам шофер! Договоритесь с ним! Скорее!

Р ы ж и й  п а р е н ь (невидимой киоскерше). Девушка, пачку «Солнышка», только быстрее!

Д ж у л и я. Пусть отвезет нас…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Куда?

Д ж у л и я. Заплатите ему, сколько он спросит! У вас есть какие-нибудь ночные притоны? Один журналист рассказывал мне о ваших банях… Ваши сектанты действительно приносят в жертву богу своих детей? Американская печать пишет о ваших дачах, которые скрываются за голубыми заборами… У вас есть дача? Едемте туда! Я мечтаю забраться в самую глушь, в чащу сурового русского леса, прижаться щекой к шершавой коре столетней березы и спросить ее — в чем русский секрет? Он есть! Есть! Но никто пока не разгадал его… А ночью мы обязательно будем купаться! Вы когда-нибудь плыли по лунной дорожке? Нет? О! Это будет чудесно! Плечом к плечу, без мысли, без цели! Где же ваша дача? Я хочу наглотаться вашей жизни до дна!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (про себя). Пора кончать, — а жаль. (Подходят к рыжему парню.) Друг, подкинь до «Советской». (Показывает на Джулию.) Артистка итальянская знаменитая… Из кино… Нашего фестиваля гостья…

Р ы ж и й  п а р е н ь (вдруг захохотал). Артистка итальянская из кино? Прокатим! (Невидимой киоскерше.) Спасибо, девушка! (Василию Гавриловичу.) Только крюку придется дать, согласны?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Согласен, согласен, лишь бы скорей! Приглашай!

Р ы ж и й  п а р е н ь (обернувшись к Джулии). Де-факто, де-юре, интернационале, Карузо Лаперуза — пониме? (Довольный, хохочет.)

Д ж у л и я (хохочет). Ла каписко! Каписко! Карузо!

Р ы ж и й  п а р е н ь. Вот и ладно! Прошу!

Джулия и Василий Гаврилович идут, вдруг Василий Гаврилович останавливается.

Что вы?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Самосвал?

Р ы ж и й  п а р е н ь (хохочет). Самосвал!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. И ты на нем артистку? Итальянскую?

Р ы ж и й  п а р е н ь. С нашим удовольствием! С ветерком!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (про себя). Ладно! (Джулии.) Хотели наглотаться до дна? Наглотаетесь! (Скрывается вслед за рыжим парнем.)

Почти сейчас же появляются  Л ю с я  и  В л а д и к. В руках у Люси небольшая книжка.

В л а д и к. Затея совершенно никчемная… Не найдешь их нигде. Словарь только зря купила…

Л ю с я (на ходу листает книжку). Ошейник, ошибка… Ошибаться… Заблуждаться… Збаглиаре… Инганарси… Теперь — человек… Че, че… Вот! Уомо… Персона… Так и скажу. (Как бы обращаясь к Джулии.) Синьора, ошибка! Это не та персона! Это персона нон грата! Самая обыкновенная, пожилая… женатая…

Слышится шум отъезжающей машины.

(Невольно поднимает голову от книжки.) Она! Она! Он ее увозит! На самосвале! Смотри — наверху! Останови их! Стойте! Стойте! (Скрывается.)

В л а д и к (в полном восторге). Браво, Василий Гаврилович, браво, так их всех! (Идет вслед за Люсей.)

Шум мчащейся машины покрывает все звуки. На фоне занавеса в условном самосвале, нагруженном молодыми деревьями, Д ж у л и я  рядом с  р ы ж и м  п а р н е м. Она хохочет, наслаждаясь грохотом несущегося самосвала, быстрой ездой. Рыжий парень в кабине затягивает какую-то песню, она подхватывает, как умеет. Мимо проносятся картины Москвы. Над кабиной показывается голова  В а с и л и я  Г а в р и л о в и ч а.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (стучит по верху кабины кулаком). Стой! Стой! Ты куда нас везешь?

Р ы ж и й  п а р е н ь (хохоча). На субботник!

Кабина исчезает. На сцене район застройки нового московского жилого массива. Вокруг обычный для строительства хаос, все вздыблено. Повсюду яркие точки людей, которые трудятся, — убирают строительный мусор, копают ямы для посадки деревьев. Как продолжение этих фигур, на переднем плане группа с лопатами — в ы с о к и й,  п о ж и л о й, ж е н щ и н а  в  п л а т к е  и  д е в у ш к а  в  м и н и. Они стоят возле выкопанных ими ям. Тут же  В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч,  Д ж у л и я,  р ы ж и й  п а р е н ь. Жаркий разговор идет почти одновременно.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (наступая на рыжего парня). Ты куда же нас привез вместо гостиницы?

Р ы ж и й  п а р е н ь. Крюку дать уговор был? (Обращаясь к остальным.) Выбрали культоргом — поддерживайте! Артистов вам привез! Во артисты! (Подмигивает.) Итальянские! Спляшут, споют… (Хохочет.)

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Я тебе такой романс сейчас спою… Ты куда нас завез? Крути баранку обратно!

В ы с о к и й (рыжему парню). Тебя за чем посылали?

Р ы ж и й  п а р е н ь. Привез, привез — не о том разговор! (Василию Гавриловичу.) Обратите ваше внимание: весь наш стройтрест вышел — этот пустырь в парк превратить! Ну что вам стоит людей повеселить! (Подмигивает.)

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Спросить бы надо было сперва по-человечески, а не нахалом брать! Не знает она ничего про ваши субботники. В гостиницу я ее должен представить! Артистка она знаменитая!

Д е в у ш к а  в  м и н и. Ой… Точно… Карточка у меня ее есть. Джулия, фамилия Бокканегра! Браво! Браво! (Ожесточенно хлопает в ладоши.)

Д ж у л и я. Буона сера! Буона сера! (Делает приветственные жесты, приседает, как на сцене.)

Р ы ж и й  п а р е н ь (Василию Гавриловичу). Так это вы взаправду?

П о ж и л о й (рыжему парню). Сообразил?

В ы с о к и й (Василию Гавриловичу). Не обижайтесь. Парень этот у нас малость с приветом, шалый, короче говоря. Посадочный материал с машины сгрузим и отправим вас куда пожелаете! (Остальным.) Пошли! (На ходу рыжему парню.) Эх ты, культура…

Р ы ж и й  п а р е н ь (бурчит). Я же не знал… (Уходит за ними.)

Д ж у л и я (Василию Гавриловичу). Что он говорил? Что они говорили? По виду они славный народ. Почему вы сердились на этого молодого человека?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Вас сейчас доставят в гостиницу.

Д ж у л и я. Но я не хочу… Кто распорядился?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Субботник у них, им не до вас.

Д ж у л и я. Почему субботник? Сегодня же пятница?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Субботник может быть в любой день. Парк они в новом районе закладывают после работы, на добровольных началах…

Появляются  в ы с о к и й,  п о ж и л о й,  ж е н щ и н а  в  п л а т к е,  д е в у ш к а  в  м и н и  и  р ы ж и й  п а р е н ь. Они несут молодые березки.

Д ж у л и я. На добровольных началах?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Без платы… Чтобы помочь новоселам…

Д ж у л и я. О! Я тоже хочу сажать! (Убегает.)

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Чистый цирк… (Уходит за ней.)

В ы с о к и й (остальным). На каждую яму по двое — один за ствол пусть держит, корешками потряхивает, другой землей засыпает…

Идет посадка. Д ж у л и я  и  В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч  возвращаются, неся деревца, принимают участие в посадке.

Ж е н щ и н а  в  п л а т к е. Смотрите-ка — справляется!

Д ж у л и я (Василию Гавриловичу). Что она говорит?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Работу вашу хвалит.

Д ж у л и я. О! Скажите, что я родилась и выросла в деревне!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (женщине в платке). Синьора родилась и выросла в деревне.

Ж е н щ и н а  в  п л а т к е. Наша, значит, сельская жительница? Милая ты моя!

Раздаются звуки духового оркестра.

Д ж у л и я. Что это?

П о ж и л о й (смотрит). Двадцать третье стройуправление пожаловало. Премию схватили в этом году, так всюду, куда ни явятся, с музыкой — чтоб нос другим утереть!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (Джулии). Конкуренты явились.

Д ж у л и я. А мы уже свое посадили! Мы посадили! (Протягивает руки окружающим, предлагая встать в круг.)

В ее жесте столько заразительности, что все присоединяются к ней. Взявшись за руки, они под доносящиеся звуки музыки отплясывают вокруг посаженных деревьев какой-то немыслимый танец. Первым выходит из строя пожилой.

П о ж и л о й. Ох, не могу… Прошу прощенья, возраст больше не позволяет. (Опускается на землю.)

Ж е н щ и н а  в  п л а т к е. Вот они, наши деревенские-то!

Д е в у ш к а  в  м и н и. Рассказать — никто не поверит…

Р ы ж и й  п а р е н ь. А вы ругались… (Высокому, вполголоса.) Отметить бы не мешало… На машине я мигом…

В ы с о к и й. Зачем? Бутерброды вот… (Вытаскивает.)

Ж е н щ и н а  в  п л а т к е. У меня пироги… (Вытаскивает.)

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Отправьте нас поскорей!

Д ж у л и я (Василию Гавриловичу). Они, кажется, собираются нас угостить? Это прекрасно! Я умираю с голоду! Дайте мне быка!.. Съем!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Тогда уж начните с меня! Остальное догрызет моя милая половина…

Д е в у ш к а  в  м и н и. А у меня рыба жареная… (Вытаскивает.)

П о ж и л о й. А у меня маленькая найдется. (Вытаскивает четвертинку.)

Р ы ж и й  п а р е н ь (захохотав, вытаскивает бутылку вина). Для дам! За дам!

Джулии наливают.

Д ж у л и я. Целый пир! (Подымает стаканчик.) Уважаемые друзья москвичи! За вас! За ваши березки! Могу сказать — за наши березки?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Синьора пьет за вас и за эти березки!

В ы с о к и й. Придется разрешить. Как, товарищи?

Аплодисменты. Джулия пьет и ест с завидным аппетитом.

Д ж у л и я (с полным ртом). Джулия Бокканегра в Москве на субботнике — это стоит роскошного разворота «в «Корьере де ла серра»! Браво, Джулия! Браво! (Аплодирует себе.)

Ж е н щ и н а  в  п л а т к е (Василию Гавриловичу). Чего это она?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Собой любуется. Рекламы, жалеет, нет.

П о ж и л о й. Ишь ты… О выгоде своей все-таки думает…

Д е в у ш к а  в  м и н и (извиняюще). Профессия у нее такая.

В ы с о к и й. Общество тоже много влияет.

Ж е н щ и н а  в  п л а т к е (жалостливо). Бедная ты, бедная… Золотиночка моя…

Д ж у л и я (Василию Гавриловичу). Что они говорят?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Жалеют, что капитализм вас портит.

Д ж у л и я (смеется). Как интересно! Передайте им, пожалуйста, что я ненавижу капитализм!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Понятно. (Всем.) Синьора просит передать, что она ненавидит капитализм!

Ж е н щ и н а  в  п л а т к е. Так пускай к нам переезжает!

Д ж у л и я (Василию Гавриловичу). Что она сказала?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Она приглашает вас в нашу страну.

Д ж у л и я (ко всем, приседая). Риконосуенца! Гратитудине! (Василию Гавриловичу.) Я обдумаю это предложение. А теперь на дачу! Я хочу увидеть настоящий дикий лес!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Какая там дача! Уже поздно! Стемнеет скоро!

П о ж и л о й. Что она говорит?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (с сердцем). На дачу ей теперь приспичило! (Рыжему парню.) Вези нас в гостиницу!

Р ы ж и й  п а р е н ь. Отчего? И на дачу можно. У дружка моего в Валентиновке дача — во! Мигом домчим! И принять чем найдется… (Джулии.) На дачу! (Показывает жестами.)

Д ж у л и я (протягивает ему руку). Дача! Дача! Дольче вита! Дача вита! Сладкая жизнь!

Р ы ж и й  п а р е н ь. Поехали! (Подхватывает ее под руку.)

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (рыжему парню). Извини, дружок. (Джулии.) Никуда, ни на какую дачу я вас не отпущу! Если уж вам так дача понадобилась, поехали со мной! На нашу дачу!

Д ж у л и я. Ой! Вы оторвете мне руку! Куда вы меня тянете?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (рыжему парню). Отвезешь нас на Казанский вокзал! (Пожилому.) За нее отвечаю!

П о ж и л о й (рыжему парню). Что ж… Вези!

Р ы ж и й  п а р е н ь (Василию Гавриловичу). Силен!

Д ж у л и я (ко всем). Мне очень жаль вас покинуть, но в моем спутнике проснулся лев! (Смеется. Василию Гавриловичу.) Кстати, таким вы мне больше нравитесь! (Ко всем.) Ариведерчи! Грация! (Посылая воздушные поцелуи, скрывается вслед за рыжим парнем и Василием Гавриловичем.)

Пауза.

П о ж и л о й. Да-а…

В ы с о к и й. И ничего не поделаешь…

Ж е н щ и н а  в  п л а т к е. А что, ей плохо было бы у нас?

Д е в у ш к а  в  м и н и. С экрана бы не спускали!

Шум отъехавшей машины и одновременно звук подъехавшей. Стук хлопнувшей дверцы. Вбегает  Л ю с я. За ней входит  В л а д и к.

Л ю с я. Они здесь были?

В ы с о к и й. Кто?

Л ю с я. Итальянская киноартистка со своим спутником?

П о ж и л о й. Уехали только что.

Л ю с я. Куда?

П о ж и л о й. На Казанский вокзал просил их отвезти.

Л ю с я. На Казанский? Почему на Казанский?

В л а д и к (Люсе). Все. Хватит. Можно возвращаться домой…

Л ю с я (Владику). Оставить их вдвоем? А Клавдия Петровна? Мы ж обещали ей вернуть дядю Васю?

В л а д и к. Дай людям покой! Пусть погуляют на травке!

Л ю с я. Знаю вас! Вижу насквозь! Скорей в машину! Мы захватим их на вокзале! (Исчезает.)

В л а д и к (вслед ей). Напрасно хлопочешь, Люсенька. Мужчина — что лавина. Держится, держится, а как сорвется… (Скрывается.)

П о ж и л о й. Что говорить — звезда…

З а н а в е с

КАРТИНА ПЯТАЯ

Квартира Василия Гавриловича и Клавдии Петровны. В комнате  К л а в д и я  П е т р о в н а  и  Д е  Ф о н т и. Часы показывают полдвенадцатого.

К л а в д и я  П е т р о в н а (смотрит на часы). Полдвенадцатого… Что ж это такое? Неужели правду та кудлатая говорила? (Обращается к пиджаку Василия Гавриловича, который держит в руках.) Скажи прямо, Вася: влюбился? Голову потерял?

Д е  Ф о н т и (смотрит на часы). Срок подходит к концу. Почти двенадцать… Где же они до сих пор? Нет, нет… Не может быть… Не может быть…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Господи! Неужели случилось? И ребят до сих пор нет…

Д е  Ф о н т и. Джулия, Джулия, что произошло?

Они говорят и действуют одновременно, параллельно, так как друг друга не понимают.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Боялась я Италии этой как огня…

Д е  Ф о н т и. Кто этот человек? Как он мог заставить ее сразу все забыть?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Узна́ю в точности — под трамвай… Под поезд… На даче, прямо с платформы… Пусть вся Казанка узнает!

Д е  Ф о н т и. Неужели я мало для тебя сделал, девочка моя? Не хочу взвешивать на весах, но вспомни — кем ты была и чем стала? Простая деревенская девчонка… Если бы я не обратил внимания…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Без меня — что с тобой было бы, Васенька? Обстиран, ухожен, обед всегда вовремя… Неужели мало тебе?

Д е  Ф о н т и. Экзотика — да? Русский богатырь… Могучая грудь, рост с колокольню, борода, пальцами гнет подковы. Но ведь и я… Романский тип, рост выше среднего… Я тоже мужчина!

К л а в д и я  П е т р о в н а. Итальянка, думаешь, будет тебя обстирывать, обеды тебе варить? Ни в жизнь! Избалованы они, итальянки эти!

Д е  Ф о н т и. Россия всегда была и останется для меня загадкой. Открой мне тайну: чем он тебя пленил?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Молодая она, конечно, что и говорить… Но ведь жизнь, жизнь вместе прожили, Васенька… Что же теперь будет?

Д е  Ф о н т и. Романтика войны? Отелло увлек Дездемону рассказами о своих подвигах? Но ведь это все в прошлом! Я тоже кое-что сделал в Сопротивлении, но не кричу же я об этом на каждом углу! Что же перевесило? Нет, нет, я не перенесу. Я убью его!

К л а в д и я  П е т р о в н а. Жили-жили, не тужили, а тут — на тебе! Себя не пожалел, на позор пошел — для кого? Пропадешь, пропадешь! Она тебя и не то делать заставит!

Д е  Ф о н т и (смотрит на часы). Без семи двенадцать… Нет, я не выдержу… Я с ума сойду! (Вскакивает, начинает бегать по комнате взад-вперед.)

К л а в д и я  П е т р о в н а (смотрит на часы). Без семи… Значит, так и есть…

Звонок в прихожей.

Васенька! Я говорила — вернешься!

Бросается в прихожую, теснясь в дверях с Де Фонти, который тоже кинулся на звонок. Оба тут же возвращаются с  п е р е в о д ч и ц е й.

П е р е в о д ч и ц а. Все время звонила в гостиницу — отвечают: «Синьора не появлялась…»

Д е  Ф о н т и. А вдруг ее уже нет в живых? (Отбегает в сторону, молитвенно сложив руки, про себя.) Мадонна! Сохрани ее! Сто тысяч лир… Двести тысяч лир получит церковь твоего имени в Лоретте. Клянусь, Джулия, отныне мы будем принадлежать только друг другу… К дьяволу дела! Мне самому надоели рельсы, по которым мы катимся, катимся — куда? Зачем?

К л а в д и я  П е т р о в н а (подходит к нему, материнским жестом гладит его по голове, сама чуть не плача). Не убивайтесь так, голубчик… Еще три минуты у нас… Авось все будет хорошо…

Д е  Ф о н т и (переводчице). Что она говорит? Она сказала «авось». Что это за слово? Это хорошо или плохо?

П е р е в о д ч и ц а. По-русски слово «авось» обозначает надежду на надежду…

Д е  Ф о н т и. Надежда на надежду… Замечательная мысль… Какое великолепное, глубокого смысла слово! Оно звучит мягко, ласкающе, кажется, что к тебе тянутся чьи-то мягкие, добрые руки и гладят тебя… Авось… Авось… Прекрасно! (Хватает руку Клавдии Петровны, целует ее.) Грация, синьора, вы вселили в меня надежду на надежду… Авось… Авось… Я, кажется, начинаю понимать ваш язык… Авось… В интонации этого слова есть что-то бесконечно утешительное…

П е р е в о д ч и ц а (Клавдии Петровне). Синьор благодарит вас за выражение сочувствия… Ему понравилось слово «авось».

К л а в д и я  П е т р о в н а. Что ж… Только и осталось надежды, что на авось… Без одной двенадцать… (Плачет.)

Д е  Ф о н т и. Что вы! Что вы! Не надо! Больше мужества! (Обнимает ее, кричит, словно заклинание.) Авось! Авось! Авось!

Звонок в прихожей.

Эввива авось!

Бросается в прихожую, за ним — Клавдия Петровна и переводчица. Доносится звук открываемой двери и сразу же шум нескольких голосов. В комнату возвращаются  К л а в д и я  П е т р о в н а,  Д е  Ф о н т и  в сопровождении  В л а д и к а  и  Л ю с и.

В л а д и к. Не ждите их, Клавдия Петровна. Они уехали!

К л а в д и я  П е т р о в н а. Куда? В Италию? (Без сил опускается на стул.)

Д е  Ф о н т и. Что он сказал?

П е р е в о д ч и ц а. Он сказал, что они уехали в Италию…

Д е  Ф о н т и. В Италию? Кто уехал? Сегодня я лишусь рассудка…

П е р е в о д ч и ц а. Нет, нет… Это только предположение… Простите, но я тоже скоро сойду с ума…

Л ю с я. Мы гнались за ними буквально по пятам! Отличился Василий Гаврилович! Джулию Бокканегра — на самосвале!

В л а д и к. Так ведь на такси у него денег не было!

К л а в д и я  П е т р о в н а. Да есть у него деньги! Есть! На книжке! А на руки ему давать — сам отказывается. «На что мне? — говорит. — Потеряю, забуду…» А я ему: «Бери, Васенька! Сколько хочешь бери!»

Д е  Ф о н т и (переводчице). Что она говорит?

П е р е в о д ч и ц а. Она говорит… Она говорит, что у спутника синьоры денег сколько угодно — в банке! Он может взять любую сумму…

Д е  Ф о н т и (у него вырывается стон). Еще и богат…

К л а в д и я  П е т р о в н а (Люсе). Где они сейчас?

Л ю с я. Мы потеряли их след возле Казанского вокзала!

К л а в д и я  П е т р о в н а (вся напряглась). Возле Казанского?

Л ю с я. Не понимаю — зачем им понадобился именно Казанский вокзал?

В л а д и к. Прокатиться решили — что тут такого?

К л а в д и я  П е т р о в н а (еле сдерживаясь). Зачем им понадобился Казанский вокзал, Люсенька? (И вдруг ее прорывает.) На дачу ее повез! На нашу дачу! Дача у нас по Казанке, на сорок шестом километре, — папочка мой покойный выстроил, как игрушечку… А я ему кто — игрушка? (Рыдает.) Вдвоем… Целую ночь… Убью! (Выбегает. Хлопает дверь.)

Д е  Ф о н т и (переводчице). Что она сказала?

П е р е в о д ч и ц а (плачет). Она сказала… Она сказала, что убьет!

Д е  Ф о н т и. Кого убьет?

П е р е в о д ч и ц а. Не знаю… То ли синьору, то ли своего мужа!

Д е  Ф о н т и (кричит). Остановите ее! Где они?

П е р е в о д ч и ц а. Они за городом, на их даче.

Д е  Ф о н т и. И до сих пор там? На всю ночь? (Взревев.) Маскальцоне! Путтана! (Сжав кулаки, бросается вслед за Клавдией Петровной.)

Переводчица спешит за ними, скрывается.

Л ю с я (Владику). Теперь твой Василий Гаврилыч получит. И за дело! Тоже мне — вообразил!

В л а д и к. Где тебя так обидели, Люся?

Л ю с я. Меня?

В л а д и к (обнимает ее). Дурочка! Разве можно ставить человеку границы? Поверь в него! Поверь! (Целует ее.)

Л ю с я (отбивается). Не смей! Пусти! Пусти!

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Луг, спускающийся к реке. На лугу большая копна сена. Истошно кричат лягушки. В тишине ярко сверкают звезды: Появляются  В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч  и  Д ж у л и я.

Д ж у л и я (останавливается, смотрит). Ваша дача далеко отсюда?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (очень взволнован). Одну минуточку… Вы сказали — в Сопротивлении участвовали ваш брат и ваша сестра?

Д ж у л и я. Ничего нет удивительного — у нас многие ушли в отряд, был даже один русский. Я говорила о нем в своем интервью. (Смеется.) Если судить по рассказам стариков, это была вообще какая-то фантастическая фигура… Ему приписывают столько подвигов… Дерзкий налет на немецкую комендатуру в Сполетто… Освобождение колонны пленных… Штурм неприступного укрепления в горах… Наши забрались под самые облака и обрушили на фашистов целую горную вершину, и вслед за каждым камнем, прыгающим вниз, несся дьявол в образе партизана, неся смерть ненавистным серо-зеленым мундирам. Этот русский лежит теперь вместе с моим братом на самом краю деревни…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (вздрагивая). Как лежит?

Д ж у л и я. В общей могиле… Там все, кто погиб в последнем бою, когда уже подошли американцы…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. У вас тоже были американцы?

Д ж у л и я. Да.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. И он до сих пор там лежит?

Д ж у л и я (смеется). Вроде никуда не двинулся.. Простите мой смех, но вы как-то странно спрашиваете… Вы знали этого русского? Говорят, он был необыкновенный богатырь… У нас даже песню о нем сложили…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (про себя). Не то… (Громко.) Сожалею… Не приходилось встречаться…

Д ж у л и я. Вы не будете возражать, если я заберусь на эту горку? (Указывает на копну.) Я что-то устала…

Василий Гаврилович помогает ей взобраться на сено, сам остается внизу. Джулия ложится на спину, закинув руки за голову.

Мадонна сантиссима, как хорошо!.. Где-то там, далеко, в стороне, осталось прошлое и настоящее, рельсы, по которым люди катятся, каждый по своим, — и никому не приходит в голову, что можно с них сойти — вот как мы с вами… Захотели — сбежали… Без мыслей… Без цели… Хиппи, наверное, в чем-то правы… Сегодня мы с вами тоже хиппи — вы об этом не думали? Удивительный день… Я вам очень благодарна — вы прекрасно организовали нашу поездку, у нас вы могли бы заработать большие деньги… Хотя при чем тут деньги? Забыть… все забыть… (Закрывает глаза.)

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (про себя). А ведь вроде все сходилось. Покойник впутался. Жаль. (После паузы.) А если б сошлось? Чего хотел? На что надеялся? Передать тебе, Васа, Васья, парень-душа, побратим мой милый, что не так все просто получается в жизни, как мечталось нам, когда воевали, дружили, даже именами поменялись с тобой — помнишь? Ты — Вася, я — Базилио… Это ж надо: Базилио — я? А может, сестренке твоей разрешишь привет переслать, если в наличности она имеется? Жив, мол, здоров, тружусь на благо родины на строительстве, профессия прежняя, надежная — бухгалтер-экономист… С женой у меня тоже полный порядок, живем, друг друга бережем, как говорится, дай бог всякому… Только уж если очень сердце защемит — встанешь ночью… Вообще-то я не курю, жена правильно не советует — для легких вредно и сосуды раньше времени известкуются… Редко это бывает, в год раза два… Но что удивительно — как ни стараюсь я потише из комнаты выскользнуть, обязательно жена проснется! И такая у нас сцена — я на кухне курю, в темноте, она в комнате, в спальне, лежит — ни звука оба… И каждый о своем думает… Как это назвать? Вместе, да врозь?

Джулия не отвечает.

Спит… (Долгая пауза.) Спит…

Д ж у л и я (просыпаясь). А? Что?.. Простите, вы что-то рассказывали? Ваш голос убаюкал меня. Я так счастлива, что хоть немного могу побыть на свободе! Когда ты известен, может показаться, что тебе принадлежит мир, что ты свободен как никто. На самом деле ты — пленник этого мира, больше скажу — раб! Да, да, не спорьте — именно так! Скажите, кому я нужна — вот такая, как сейчас, этой ночью, на этом стогу, рядом с вами? Уверяю вас — никому! Меня хотят видеть и знать, когда я Клеопатра, царица Савская, Лукреция Борджиа, Иродиада, то есть когда я — не я! Мой муж смеется, он говорит: наоборот, зрителям плевать на этих цариц и шлюх, все равно они у тебя на одно лицо получаются. Не в них дело, он хочет видеть не их, а именно тебя, только тебя, он привык к тебе… Да разве меня он знает, меня любит?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Столько на долю нам выпало, Васа, милый, что другому на три века хватило б… В последнем бою такая каша была, что не наши меня подобрали — американцы… Пока в госпиталях у них отлеживался да домой добирался, целых два года прошло… Вернулся — одно было в голове: отдышаться, передохнуть… Клава… спасибо ей, сразу поняла… Затянулся у меня этот отдых, правда, но справился, вышел на линию… Что тогда для меня Клава сделала — век не забуду!

Д ж у л и я. Сколько раз я сидела в темном зале и смотрела вместе со зрителями на экран, где я двигалась, говорила в очередной роли, — но знаете, когда замирает весь зал, как один человек, — так, что можно слышать биение собственного сердца? Когда я протягиваю руку, чтобы отстегнуть застежку — здесь или здесь… О! Я знаю цену этим мгновениям, я нарочно затягиваю их, потому что именно в эти минуты я владею миллионами людей, именно в эти мгновения я — царица! Но боже — как коротки они, эти мгновения: застежка отстегивается, одежды падают к моим ногам… И вот я уже не царица, я последняя раба, я принадлежу всем, кто заплатил за это зрелище… Миллионы людей знают объем моей груди, бедер, длину моих ног… Я знаю — я привлекательна, красота людям нужна, но разве тело может заменить человека? Ну, скажите же, не молчите!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Клава, Клава… Как объяснить тебе, что нет обиды для тебя, что кое-чем в жизни поделиться с тобой не решаюсь. Мое это, сердцем пережитое, кровью завоеванное… Пустить тебя туда — растеряешься, не поймешь, дров еще наломаешь… Так лучше, поверь… Только вот дальше как нам с тобой быть — не знаю. Вместе и врозь… Выход надо искать! (Обращаясь непосредственно к Джулии.) Ведь со мной точно так же случилось, как с русским этим, про которого вы рассказывали, — и воевал я у вас, и сестра с братом были в отряде, и бой был последний, страшный, когда американцы подошли… Только та разница, что случайно я жив остался. Как же мне после этого за вашу Италию не болеть? Вроде отвечаешь теперь за вас… Как считаете?

Д ж у л и я. Мне надоело все! Неужели я не могу делать то, что мне хочется? Джулия Бокканегра в роли обыкновенной, простой женщины — это была бы сенсация! Но где она, моя героиня? Я ищу ее, говорю об этом с моим мужем, он слушает меня, но не слышит… Вам знакомо это — когда вас слушают, но не слышат? Как я устала, если б вы знали… Нет, не завидуйте мне! Слышите — не завидуйте!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (вдруг смеется). Не получается у нас с тобой, Джуленька… Двое глухих на сене… Один про свое, другой про свое…

Д ж у л и я. Постойте… Вы что-то хотели сказать? Вы не можете повторить? Будьте любезны…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Как-нибудь в другой раз…

Д ж у л и я. Только не забудьте, ладно? (Прислушивается.) Что это? Вы слышите — музыка? (Всматривается в темноту, туда, где луг опускается к реке.)

Двигаясь по реке, показывается ярко освещенный пароход. С него доносятся музыка, звуки, смех, обрывки песен.

Смотрите! Смотрите! А вдруг это наш пароход? Мы должны были плыть сегодня на нем! Как смешно! Если бы меня здесь увидели… Бедный Лукино… (Вскакивает на ноги, размахивает косынкой.) А-о! Фрателли! Сорелли! Эвива фестивале!

Пароход медленно удаляется.

Как мне стало легко… Будто я только что выкупалась в родниковой воде или свалила с плеч тяжелый груз. А! Все понимаю! Я выговорилась! Мне некому было высказать то, что меня мучило, и этот поток излился на вас, каро мио, простите меня, я очень, очень вам благодарна! Но почему вы такой невеселый, сателлито мио? Кстати, я до сих пор не знаю, как вас зовут?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Трудно для вас. Не разберете.

Д ж у л и я. Нет, нет! (Расшалившись, начинает тормошить Василия Гавриловича.) Скажите, скажите — я требую!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Будь по-вашему! Имя — Василий, по отцу — Гаврилович…

Д ж у л и я. Ва… сили… сили… Гав… гав… (Окончательно разойдясь, повторяет.) Гав-гав! Я буду звать вас Гав-гав!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Больно по-собачьему получается. Уж лучше по-христиански, как нарекли.

Д ж у л и я. Ва-сили… Я буду вас звать Бази-ли… Базилио!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Звали уже один раз.

Д ж у л и я. Когда?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Вам это неинтересно.

Д ж у л и я (грозит пальцем). Какой-нибудь роман?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Считайте, что роман. Со стрельбой.

Д ж у л и я. В вас стреляли? Но это совсем по-итальянски!

Что-то сверкнуло в отдалении.

Вы видели? Видели?

Слышится отдаленный гром.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Видно, гроза приближается. Надо крыши искать…

Д ж у л и я. Что вы? Зачем? Здесь было так хорошо… Я люблю грозу!

Сверкнуло уже близко. Гром пророкотал отчетливее.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Вы наших гроз не знаете. Идемте скорее, а то промокнем…

Д ж у л и я. Куда? На вашу дачу?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Пора уже.

Д ж у л и я. А там кто-нибудь есть?

Блеск молнии еще ярче.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. В такую ночь ждать некого.

Д ж у л и я. Идемте! (Соскакивает со стога.) Догоняйте. (Бросается бежать. Оборачивается.)

Василий Гаврилович стоит на месте.

Что же вы?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Забыл, когда бегал.

Д ж у л и я. А вы попробуйте!

Гром все ближе.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Эх, была не была! (Бросается за Джулией.)

Та с деревенским визгом несется прочь, вот-вот он догонит, она изворачивается, бежит в другую сторону и вдруг с размаху останавливается, широко раскинув руки. Василий Гаврилович с разгона тоже останавливается.

Д ж у л и я. Что же вы меня не ловите?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Но вы же остановились?

Д ж у л и я. А вы подумали, что это святое распятие, и не осмелились приблизиться?

Гром все ближе.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Молодость не вернешь… (Решительно.) Пошли!

З а н а в е с

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

На сцене — дача. На первом плане — небольшая терраса. Несколько стульев, стол. В бревенчатой степе, которая отделяет террасу от комнаты, — дверь и рядом окно. За стеклами освещенной террасы ночная темнота. Время от времени посверкивает молния, сопровождаемая рокотом приближающейся грозы. Дождя еще нет. Из комнаты на террасу появляется  В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Он тащит несколько картонных щитов на подставках. На листах наклеены спичечные коробки.

Д ж у л и я (следует за Василием Гавриловичем). Зачем вы беспокоитесь? Ваши коллекции мне нисколько не мешают!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Ничего. Пусть здесь постоят. Для вас они не подходят.

Д ж у л и я (рассматривает щиты). Это ваше хобби?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Балуюсь от нечего делать. (Снова идет в комнату.)

Д ж у л и я (рассматривает террасу). Дача… Это — дача…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (возвращается из комнаты, несет простыню и старое пальто. Простыней он завешивает окно, пальто кладет на стул). Все. Можете отдыхать.

Д ж у л и я. Почему вы меня так торопите? А если мне не хочется спать?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Завтра вставать рано. К первому поезду.

Д ж у л и я. Зачем сейчас думать о завтрашнем дне, когда сегодняшний еще не кончился? Мне у вас очень нравится.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Спокойной ночи!

Д ж у л и я. А где будете вы?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч.. Здесь, на стульях.

Д ж у л и я. Но вы не должны из-за меня страдать…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Не беспокойтесь. Я привык. Ключ в двери с той стороны. Чтобы закрыть, поворачивать надо направо. Выключатель слева от изголовья.

Д ж у л и я. Нет. Это прелестно! Вы просто гоните меня! Отсылаете спать, как девчонку, которой нечего сидеть со взрослыми! И потом — почему у вас появился такой сухой, отвратительный тон? Что я вам сделала?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Это вам только так кажется. Спокойной ночи.

Д ж у л и я. Опять? Почему вы настойчиво желаете мне именно спокойной ночи? Это же чудо — затеряться с вами здесь, в самой глубине России. Это почти то же, что опуститься на дно океана… Вы такая же неизведанная, загадочная страна! Я совсем не хочу спать! Дача… Русская дача… Это волшебно!

Неожиданно гаснет свет. В темноте слышно, как Джулия хлопает в ладоши.

Браво! Брависсимо!

Г о л о с  В а с и л и я  Г а в р и л о в и ч а. Вот люди! Ни с чем не считаются!

Г о л о с  Д ж у л и и. Вы чем-то недовольны?

Г о л о с  В а с и л и я  Г а в р и л о в и ч а. Электриков наших ругаю. Как гром, первым делом у них электричество выключать. Перестраховщики! Сейчас свечу поищу!

Шум шагов в темноте.

Ой, простите!

Г о л о с  Д ж у л и и. Вот видите — спокойной ночи уже нет!

Блеск молнии за стеклом делается ярче.

И эти молнии. Где вы? Может, мне помочь вам?

Г о л о с  В а с и л и я  Г а в р и л о в и ч а. Нет, нет! Где же эта свеча? Вроде тут была… Ой, виноват!

Г о л о с  Д ж у л и и. Это я опять виновата. Я все время попадаю вам под руки… А вот и спички! Ха-ха-ха! Пусто! Я забыла, что вы коллекционируете пустые коробки, а не наполненные спичками.

Г о л о с  В а с и л и я  Г а в р и л о в и ч а. Вот они!

Загорелся огонек спички, Василий Гаврилович зажигает свечу. Колеблющийся свет свечи отбрасывает от людей причудливые тени, придает особую таинственность обстановке.

Д ж у л и я. Мадонна! В таких декорациях я еще не играла… Настоящий романтический театр!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (передает ей свечу). Свечу поставьте в бутылку. Рядом положите спички. Идите отдыхать.

Д ж у л и я. Вы меня все-таки гоните? Жестокий человек… Что ж… Прощайте… (Медленно идет со свечой в комнату, закрывает дверь.)

Теперь на темной веранде единственное светлое пятно — квадрат окна, завешенного простыней. Василий Гаврилович сдвигает стулья, укладывает на них пальто, снимает обувь, ложится на стулья. Из комнаты слышны звуки шагов, шорохи сбрасываемой одежды, легкий звон пружин кровати, принявшей тело Джулии. Резким движением Василий Гаврилович поворачивается на другой бок, спиной к окну. Из-за окна слышится песенка без слов — это напевает Джулия. Василий Гаврилович резко подымается на стульях. Открывает окно террасы, высовывает голову наружу. Слышен шум дождя. Потом он закрывает окно, стирая со лба дождевые капли. Из соседней комнаты слышится уже другая песенка. Василий Гаврилович хватает что-то со стола — это какая-то брошюрка, утыкается в нее. Песенка продолжается.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Скоро она там заснет? (Начинает вслух читать содержание брошюры.) «Москва-Сортировочная… Пять пятнадцать, пять сорок, шесть часов. Москва — Вишняки — пять двадцать пять, пятьдесят пять, шестьдесят… Москва — Люберцы — пять сорок пять, шесть пятнадцать…» (Чем громче доносится до него голос Джулии, тем усерднее и громче читает он, невольно выдавая в перечне станций пригородного железнодорожного расписания свое душевное состояние.) «Люберцы — Панки… Томилино… Красково… Малаховка… Быково… Ильинская… Сорок второй километр… Кратово… Раменское…» (Он выкрикивает почти с отчаянием.)

Г о л о с  Д ж у л и и (она уже давно не поет). Но это чудесно! Вы, оказывается, любите стихи!

Окно приоткрывается.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (словно уличенный в какой-то непозволительной откровенности). Нет! Нет! Это расписание движения пригородных поездов!

Д ж у л и я. Удивительный язык! (Она появляется в окне, окончательно отодвинув занавеску, задрапированная в простыню, словно в римскую тогу.) Расписание поездов звучит как стихи! Прочтите мне какие-нибудь стихи, — может быть, они мне покажутся расписанием поездов?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (он смущен). Какие же стихи? Я никаких не знаю…

Д ж у л и я. Не может быть! Вы так темпераментно читали. Вы чувствуете ритм, музыку слова… Прошу вас! (Она соскальзывает с окна, приближается к Василию Гавриловичу.)

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (испуганно отодвигаясь). Нет, нет… Погодите минуточку… Сейчас вспомню… (Бормочет про себя.) С деревьев… Там-там, там-там-там… Слетает желтый лист… Не так… а! «С берез, неслышен, невесом, слетает желтый лист». Дальше как, дай бог памяти. Сколько лет прошло… В тетради записывал… Ага! (Все больше увлекаясь.)

«С берез, неслышен, невесом, Слетает желтый лист, Старинный вальс «Осенний сон» Играет гармонист. Вздыхают, жалуясь, басы, И, словно в забытьи, Сидят и слушают бойцы — Товарищи мои…»

(Замолкает. Тихо.) Дальше забыл…

Д ж у л и я (после долгой паузы, тихо). Божественно… Какая гармония… Даже не надо переводить…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. А тут все понятно. На фронте… Гармонист играет, а бойцы слушают…

Д ж у л и я. Какой язык… Только великий народ может создать такую музыку, выраженную словами… Нет, это чудо! Эта ночь — чудо, которое вы подарили мне, милый волшебник! Этот дом, эта свеча, эти тени, что движутся по стене, эта тьма за окнами, молния и стихи — все это чудо искусства, сотворенное природой и гением людей! (Вдруг.) Я сыграю вам сейчас свою Клеопатру! Да, да, да! Я не играла для королей — для вас я сыграю! Вы будете единственным зрителем в этом единственном в мире театре! Сядьте там! (Ставит стул в угол веранды.)

Василий Гаврилович покорно поворачивается.

(Быстро передвигает щиты со спичечными коробками, создавая из них нужное расположение.) Стены дворца… Ночь… (Хватает свечу, ставит на стол.) Светильник слабо освещает покои царицы… Клеопатра отослала своих прислужниц и ждет во мраке ночи того, кого избрала на сегодня ее прихотливая фантазия… (Задумчиво начинает, всецело погруженная в себя.)

«Да… Ты была тогда одна И так его познать хотела — Раба, чей красен рот, а тело Слоновой кости белизна…         Твои любовники… За счастье         Владеть тобой дрались они.         Кто проводил с тобой все дни?         Кто был сосудом сладострастья? Я помню все — как, беспокоясь, Изида к Озирису шла И как однажды сорвала Я пред Антонием свой пояс.         И жемчуг выпила, на стол         В притворном ужасе склоняясь,         Пока проконсул, насыщаясь         Соленой скумброй, пил рассол…»

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Мастерица… Ну, мастерица… (Аплодирует.)

Д ж у л и я. Тсс… По драгоценным коврам слышны чьи-то несмелые шаги… Шевельнулась занавесь… Он входит. Тот, которого так ждет сегодня царица… Как он робок, бедняжка, понимая, что он — раб! Одного движения царственного пальца достаточно, чтобы ему навеки проститься с жизнью! Но он не знает, что сегодня на короткий миг он, раб, станет полновластным господином царицы! Тише… Наконец она удостоила его заметить… О, какие противоречивые чувства бушуют в ней! (Обращается непосредственно к Василию Гавриловичу.)

«Чего ты медлишь? Прочь отсюда! Ты мне ужасен с давних пор. Меня томит твой долгий взор, О вечно дремлющее чудо…         Ты задуваешь свет свечей         Своим дыханием протяжным,         И лоб мой делается влажным         От гибельной росы ночей. Твои глаза страшны — как луны, Дрожащие на дне ручья. Язык твой красен, как змея, Которую тревожат струны…»[3]

Он испугался, отшатнулся… Нет! Нет! Не верь словам женщины, мой раб, мой господин, мое маленькое чудовище! Ты заслужил этот дар царицы! Возьми его! (Жестом, уже привычным, она хочет сорвать с себя одежду.)

Потрясенный, Василий Гаврилович вскакивает на ноги.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Нет, нет! Не надо! Нельзя это сюда! (Хватает свое пальто со стула, накидывает его на Джулию.)

Д ж у л и я (сперва ошарашена, растерянна, потом начинает хохотать). Бедный… Я забыла… Я совсем забыла, где нахожусь… Бедные вы все…

Василий Гаврилович, взволнованный до предела, молчит.

Ну? Что же вы остановились? Давайте сюда шубу, чадру, валенки…

Василий Гаврилович молчит.

Да не молчите же вы, ханжа!

Василий Гаврилович молчит.

Или вы меня совсем не уважаете?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (хрипло). Уважаю. Вас и ваше искусство.

Д ж у л и я. Какое же вы имеете право мне мешать?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (неожиданно твердо). Имею.

Д ж у л и я (надменно). Даже так?

Поединок взглядов.

Вы… Вы… Русские… Куда нам без вас?.. Спасители цивилизации! (Яростно ударяет кулаком по столу.)

Слабый огонек догорающей свечи, вздрогнув, совсем гаснет. Полная темнота. В тишине возникает симфония ночных звуков — кричат лягушки, трещат кузнечики, начинает свою песнь соловей. Постепенно светает… Доносится шум первой электрички, гудок… На переднем плане появляются  К л а в д и я  П е т р о в н а,  Д е  Ф о н т и,  п е р е в о д ч и ц а,  Л ю с я  и  В л а д и к.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Заперлись… Свет потушили… Вася… Вася мой… Стекла сейчас буду бить, стекла…

В л а д и к. Клавдия Петровна, нельзя… Европа на вас смотрит. Сдержитесь…

Д е  Ф о н т и (переводчице). Скажите им, что право первым проникнуть на дачу — мое! Если прольется кровь, мне не нужны свидетели!

П е р е в о д ч и ц а. Синьор настаивает, что войти на дачу он должен первым!

Л ю с я. Неужели они там — вдвоем?

В л а д и к. Перестань удивляться!

На улице постепенно светает.

Д е  Ф о н т и. Мадонна, сделай так, чтобы все кончилось хорошо. (Становится на колени.) Сделай, ну что тебе стоит?

Л ю с я. Не может быть! Не может быть!

В л а д и к. Все может быть! Все! Что он — не человек?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Молится… Разве и мне… (Тоже опускается на колени.)

Делается еще светлее. Из-за дачи слышится какое-то странное шуршание. Появляется  В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Погруженный в глубокое раздумье, он с метлой в руках подметает дорожку перед дачей, возле калитки, не замечая никого. При виде его все приходит в движение. Клавдия Петровна поднимается с колен.

Васенька!

В л а д и к. С метлой?

Л ю с я (Владику). Вот тебе твое «мушкетерство»!

В л а д и к (подбежал к Василию Гавриловичу). Василий Гаврилович, где она?

Д е  Ф о н т и (вскакивает, громовым голосом). Ни с места! (Подходит к Василию Гавриловичу, вежливо поднимает шляпу.) Боно джорно…

П е р е в о д ч и ц а. Здравствуйте…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Добрый день…

Д е  Ф о н т и (переводчице). Скажите ему, что я из посольства. Вчера вечером известная киноартистка Джулия Бокканегра отстала от группы… Из-за грозы задержалось движение поездов… А, черт… Спросите его прямо: синьора Бокканегра здесь? Муж спрашивает!

П е р е в о д ч и ц а (Василию Гавриловичу). Синьор Де Фонти, муж известной киноактрисы Джулии Бокканегра, хочет узнать: находится ли здесь, в этой даче, его супруга, Джулия Бокканегра?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (как-то отрешенно). Здесь.

П е р е в о д ч и ц а (Де Фонти, понизив голос). Здесь.

Д е  Ф о н т и (рявкает). Здесь?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Тише… Она спит еще…

П е р е в о д ч и ц а (Де Фонти). Синьора спит…

Д е  Ф о н т и (рявкает). С кем? С кем, я спрашиваю, спит синьора?

Из калитки выходит бледная, внешне очень спокойная  Д ж у л и я. На ней пальто Василия Гавриловича внакидку.

(Бросается к ней.) Джулия! Бимба! Кариссима! Пиккола миа! Мио Куоре! (Обнимает ее, покрывает поцелуями и вдруг резко отстраняет.) А где он?

Д ж у л и я. Кто?

Д е  Ф о н т и. Ты еще спрашиваешь? Этот маскальцоне, негодяй, прохвост, он у меня узнает сейчас! (Бросается к даче, скрывается.)

К л а в д и я  П е т р о в н а. Что он? Что с ним?

П е р е в о д ч и ц а (в ужасе). Что сейчас будет?..

Л ю с я (Владику). И ты спокойно стоишь?

В л а д и к. Не волнуйся. Держу руку на пульсе.

Василий Гаврилович так же безучастно продолжает мести.

Джулия смотрит на него. Из-за дачи выбегает  Д е  Ф о н т и.

Д е  Ф о н т и (подскакивает к Джулии, трясет ее за плечи). Куда ты его дела, шлюха? Я обыскал дачу… Где он прячется, подлый трус? Я уже знаю его — дубина два метра ростом, красавец с трактирной вывески, силач-культурист, гордость провинциального цирка, дешевая приманка деревенских дур?

Джулия медленно качает головой.

Нет? Значит, он другой? Утонченный специалист по международным делам, холодный развратник, который даже свою похоть поставил на службу политике? Неужели он так неотразим? Чего он хотел от тебя? Куда ты его спрятала? А может быть, это был всего лишь минутный каприз и ты уже давно отослала его? Наверное, так — да? (С надеждой заглядывает в глаза Джулии.) И ты по прежнему моя — навсегда?

Джулия медленно качает головой.

Нет? Значит, он здесь? До сих пор здесь? Да где же он? Я поговорю с ним по-сицилийски. Где он, говори!

Д ж у л и я. Вот. (Указывает на Василия Гавриловича.)

Д е  Ф о н т и (смотрит на Василия Гавриловича). Но это же дворник, консьерж, или как там его? (И вдруг начинает хохотать, обнимает Джулию, подымает на воздух, целует.) Порка лорка! Блестящий фарс, фарс, достойный великой артистки! Значит, все вздор, ерунда, розыгрыш, ты просто хотела немного развлечься? Как ты меня напугала, маленькая! Ну, ничего, ничего, все прошло… Все чудно, все великолепно! Я аплодирую тебе — ты гениальна во всем! Браво! Брависсимо! (Переводчице.) Пусть они тоже похлопают! Это была просто шутка! Переведите! (Он обращается к Василию Гавриловичу, Люсе, Владику, Клавдии Петровне.) Мы должны найти какую-нибудь тратторию и отпраздновать кашу встречу, освобождение от этого кошмарного сна! Мадонна! И я мог серьезно подумать, что она убежала от меня с этим замухрышкой?

П е р е в о д ч и ц а (всем). Синьор приглашает вас всех в ресторан, отметить освобождение от сна, который показался ему кошмарным.

Д ж у л и я (Де Фонти). Если ты считаешь это сном, то он не кончился… (Подходит к Василию Гавриловичу, снимает со своих плеч его пальто, передает ему.) Спа-си-бо… (Целует его.)

Поцелуй, прозвучавший так, словно вокруг никого нет, производит на присутствующих сильнейшее впечатление. Клавдия Петровна, пошатнувшись, хватается за забор. Весь побагровев, Де Фонти выхватывает из кармана складной нож, нажимает на кнопку, выскакивает сверкающее лезвие. Общий крик.

П е р е в о д ч и ц а (Джулии). Остановите его, синьора!

Д ж у л и я (спокойно). Синьор из Сицилии. Там так положено.

Весь как-то изогнувшись, с раскрытым ножом, Де Фонти бросается на Василия Гавриловича. Но здесь происходит что-то неуловимое. Василий Гаврилович как будто не сделал ни одного движения, однако нож Де Фонти вылетает из его рук словно сам собой, а Де Фонти, сморщившись, начинает массировать свою руку.

Д е  Ф о н т и. Дьяболо дио…

В л а д и к (Люсе шепотом). Видала?

Л ю с я (так же). Молчи!

Де Фонти подбирает нож, прячет его в карман.

К л а в д и я  П е т р о в н а (с каким-то упрямым, мучительным торжеством). Ну? Что теперь скажете? Я-то ведь знала, какой он есть! Я-то ведь знала!

Д ж у л и я (Василию Гавриловичу, медленно, точно по складам). Вы — настоящий мужчина, Ва-си-лий Гав-ри-лович… Я правильно говорю? Таким был мой старший брат, хотя он был всего-навсего просто деревенский парень… Васа… (Поправляется.) Васья… Так называл его тот русский…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (очень тихо). Меня он звал Базилио…

Д ж у л и я (потрясена). Так это были вы?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (тихо). Выходит…

Д ж у л и я. Божьи дьяволы — так называли вас в нашей деревне… (Вдруг, с ужасом.) Но ведь вы там — с нашим Базилио, в одной могиле… (Крестит его маленькими крестиками.) Вы мертвый…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (качая головой). Как видите, живой…

Д ж у л и я. Почему же вы сразу об этом не сказали?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Я говорил. Вы не слышали.

Д ж у л и я (после долгой паузы). Поняла… Кто хочет, чтобы его услышали, сам должен иметь слух. Хотя бы такой — маленький, маленький… Жаль, что это могут далеко не все. История нашей планеты сложилась бы иначе… Если б нас слышала моя сестра!

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (хрипло). Она жива?

Д ж у л и я (качает головой). Когда Катарина узнала о вашей гибели… (Помолчала.) Она достойно отомстила за вас и за брата… Она лежит высоко в горах…

В л а д и к (в отчаянии Люсе). Узнать бы, о чем они говорят? Обязательно выучу итальянский!

К л а в д и я  П е т р о в н а. И без языка понятно: Владечка, милый, любовь у них, любовь…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Умерла…

Д е  Ф о н т и (с облегчением, про себя). Счастливая развязка… Благодарю тебя, мадонна! (Хватает в свои объятия Василия Гавриловича, душит его поцелуями.)

К л а в д и я  П е т р о в н а (отстранила Де Фонти). Нет! Нет! (Василию Гавриловичу и Джулии, мешая слова со слезами.) Судьбы, видно, не миновать! (Толкает Василия Гавриловича к Джулии.) Будьте вместе!

Общее недоумение.

(Не обращая внимания.) Поняла я, как женщина мужчину любить должна, — не может быть в любви ее корысти! Если по сердцу тебе, живи с итальянкой своей, Васенька! Мужчина ты первый на земле, значит, и женщина тебе первая полагается. Любите друг друга! (Джулии.) Жизнь тебе свою отдаю!

Д ж у л и я (ошеломленная, но сразу все поняла, обнимает ее). Сорелла миа… Сестра…

Секунду они стоят, крепко прижавшись друг к другу, потом Клавдия Петровна отрывается от Джулии, обращается к стоящему в полной растерянности Василию Гавриловичу.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Не ищи меня, не старайся… В Пензенскую область уеду, к сестре, навсегда… Плащ свой из чистки взять не забудь. Квитанция на столе… Обещают осадки…

Де Фонти подходит к Джулии, берет ее под руку. Она покорно следует за ним.

Л ю с я (Владику, со вздохом). Все теперь…

В л а д и к. Погоди…

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (стоит один, повторяя про себя). «Обещают осадки…» (И вдруг с внезапным порывом.) Клава! Дурочка ты моя! (Обнимает Клавдию Петровну.)

Слышны торопливые шаги. Возвращается  Д ж у л и я.

Д ж у л и я (Василию Гавриловичу). Я только хотела сказать… Новый женский образ… Я искала все время, а он был рядом со мной… Сестра моя, Катарина! Я попробую сыграть тебя… Я обязательно ее сыграю! Как хорошо, что я вас услышала!

Л ю с я (тихо Владику). Я тебя люблю.

В л а д и к (так же). Принято.

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч (Джулии, держа в объятиях Клавдию Петровну, которая плачет, не сдерживая слез). Юность моя! Не ждал, что встречусь с тобой… Встретился — и не расстанусь больше… (Владику.) Зови ребят своих, Владик. «Божьи дьяволы» — знаете, что такое?

П е р е в о д ч и ц а (испуганно). Это еще что?

В а с и л и й  Г а в р и л о в и ч. Узнаете! (Бросается на веранду, вытаскивает с нее щиты со спичечными коробками, приносит их, держа высоко над головой, с грохотом обрушивает за кулисы.)

З а н а в е с

1973

ГОРИТ КВАРТИРА Комедия в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

А н т о н.

Л е ш а.

Т а м а р а.

К а т я.

М а я.

З о й к а.

М а р и н а.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Бульвар. Из-за деревьев виднеется трехэтажное здание, аккуратно выкрашенное желтой и белой краской. Появляется чем-то явно взбудораженный  А н т о н, весь увешанный сумками и авоськами с разнообразной радиоаппаратурой. На шее у него транзистор и портативный магнитофон. В руке — увесистый чемодан.

А н т о н (ставит чемодан на землю, садится на скамейку). Все! (Смотрит в сторону здания, виднеющегося сквозь деревья.) Можете радоваться! (Включает магнитофон на полную мощность — звучит какая-то сверхсовременная музыка.)

Появляется  Л е ш а, как всегда, быстрый, целеустремленный.

Л е ш а (увидев Антона). Счастливец! Мир кипит, а он сидит под деревом на фоне родной общаги и наслаждается любимыми звуками! (Замечает вещи, окружающие Антона.) Погоди… Ты что это всю свою радиотехнику вытащил? Просушиваешь, что ли?

А н т о н. Да нет, просто так…

Л е ш а. Ликвидировать решил, торгуешь? Чудо… Тащи-ка аппаратуру свою обратно, пошли в фабком. Ты мне нужен.

А н т о н. Зачем?

Л е ш а. Увидишь, как я наших фабкомовцев изукрашу! На Совпроф все время кивают, что там путевок соцстраховских не дают — ну, тех, что со скидкой… Не поленился, смотал в Совпроф, говорят — ничего подобного! Были, давали! Целых две! Куда же они делись? Проследил — обе спокойненько в щербаковской бригаде! Представляешь?

А н т о н. Может, им нужней? Народ там старше…

Л е ш а. Что значит старше, нужней? Раз положено — дай! Сегодня уступишь, завтра постесняешься — все! Момент упущен — авторитет сник! Только требовать, только трясти! Мы, язык через плечо, весь план фабрики тянем, а нам — шиш? Идем, идем! Да на тебя первого укажу, скажу: Антону необходима путевка! Вот так! Соцстраховская! Работает как вол! Как бригадир, ответственно заявляю! Такого лекальщика поищи! Неужели не заслужил семидесяти процентов скидки? Увидишь — вырву! Дадут!

А н т о н. Даже не заикайся. И путевка мне не нужна, и вообще…

Л е ш а. Как не нужна? В первоклассный санаторий за тридцать рублей не хочешь?

А н т о н. Прошу ничего для меня не просить, понял?

Л е ш а. Что-то с тобою не в порядке… Вышло что-нибудь с кем? Куда ты собрался? Можешь, как другу, сказать?

А н т о н (после паузы). Скажи, Леша, бывало с тобой так: живешь-живешь, а потом вдруг как схватишься — что ж ты делаешь с собой, ты же преступник!

Л е ш а. Как — преступник?

А н т о н. Время-то вперед все время уходит, а ты вроде на месте стоишь, не видел еще ничего и не сделал ничего настоящего…

Л е ш а. А на работе? Ну-ну…

А н т о н. И такой страх на тебя нападает, что время ты теряешь, что… (Упавшим голосом.) Не могу я больше, Леша… Капало, капало и докапало…

Л е ш а (внимательно смотрит на Антона). Опять с Тягуновым?

Антон опускает голову.

Из-за радио твоего? (Явно подражая кому-то, противным, скрипучим голосом.) «Скажи своему дружку, Алексей, уж лучше бы девчонок к себе водил — по крайней мере любовь, каждый поймет, а от радио его один шум и нарушение порядка».

А н т о н. Смеешься? А мне этот Тягунов вот уже где! Что мое радио! К собаке привязался! А собака какая была — умная, ласковая… Кому она мешала?

Л е ш а. Какая собака?

А н т о н. Приблудилась к нам в общежитие… Стал подкармливать — голодная ведь… учить кое-чему… Палку кину — принесет… Сумку в зубах таскала… Радовалась, что человеку может помочь… Никто никогда не заметит, а она шмыг в нашу комнату — и ко мне под кровать! Нос высунет и одним глазом так и смотрит на меня, так и смотрит. Я ей с кровати: «Ах ты красавица моя, умница, чернушенька, лохматенькая моя», а она хвостом только стук-стук. Все понимала. А Тягунов… Никому не говоря, дядьке ее какому-то за трешку… Тот в мешок ее и… (Голос его прерывается.)

Л е ш а. Черт знает что такое! Действительно, вообразил себе — царь и бог. Кто он такой? Обыкновенный комендант мужского общежития! Порядок — одно, но ведь чувства он тоже обязан воспитывать! Ничего! Мы ему на фабкоме вмажем, не грусти!

А н т о н. Не в нем, Леша, дело… Восемь лет в одной комнате с четверыми — уж сколько народу у нас переменилось… Устал… Надоело… Я же взрослый человек, а мне на каждом шагу правила! Этого не моги! То не смей… А уж с собакой. С собакой… Поддержи меня, Леша!

Л е ш а. Охотно. В чем?

А н т о н. Решил — двину куда-нибудь. На Саяно-Шушенскую или еще куда… Хочется простора хлебнуть…

Л е ш а (только сейчас до него доходит смысл слов Антона). Погоди… Погоди… От нас хочешь? Совсем?

А н т о н. Не могу… Пойми…

Л е ш а. Разорву Тягунова! На полусогнутых прибежит извиняться! За шиворот вытащу! (Бросается к зданию общежития.)

А н т о н (удерживает его). Нет, Леша, нет. В общежитие я не вернусь. Решение твердое — ты меня знаешь… Вещи пока сдам на хранение, заявление подам чин чином, койку до отъезда мне в Доме колхозника дают…

Л е ш а. Позор… Какой позор!..

А н т о н. Не ругай меня, Леша… Сорвалась у меня резьба…

Л е ш а. Себя ругаю, нас… Довели! Допустили! Нет, нет, не могу поверить… Из-за какой-то собаки… Да черт с ним, с общежитием, живи пока у меня, с мамахеном договорюсь, только фабрики не бросай, коллектив жене чей-нибудь — твой родной, близкий…

А н т о н. Сознаю, Леша… Нелегко мне, поверь… Но все-таки — поддержи!

Л е ш а. В чем поддержать? Удавку самому себе затянуть на шее? Да ты соображаешь, о чем говоришь? Тебя вдруг какой-то стройке отдать? А что без тебя наша бригада, цех, фабрика делать будет? Мы ж не валенки валяем — науке своим производством служим! Учебные приборы, школьные пособия — это тебе что? Сорвать хочешь? Ребятишек с голыми руками оставить?

А н т о н. Но может человек хоть раз над своей жизнью задуматься? Потянуло меня, Леша… Потянуло вдаль…

Л е ш а. Ну, вот что. Давай договоримся. Все понял, судьбой твоей займусь лично, сиди на месте, никуда не уходи. Я на фабком! (Исчезает.)

З а т е м н е н и е.

На сцене темнота. Освещен лишь  Л е ш а.

Л е ш а (обращается в глубину сцены). Я все сказал. Итог, товарищи, — теряем человека!

Вспыхивают лампочки под зелеными абажурами.

Слышны взволнованные голоса.

П е р в ы й  г о л о с. Что ж он молчал до сих пор?

В т о р о й  г о л о с. Тягунова укротим — не проблема.

Т р е т и й  г о л о с. Формалист известный…

Ч е т в е р т ы й  г о л о с. Подумаешь, чудо-юдо…

Л е ш а. Товарищи, поймите, Тягунов сейчас уже ничего не решит! Дело о человеческой судьбе идет, а за нее мы отвечаем! Забыли мы, кто такой для нас Антон! Сирота, детского дома воспитанник, детдом его с почетом к нам на производство направил, на работе зарекомендовал себя парень лучше некуда, характер тихий, скромный, — а мы и рады! Забыли и думать о нем, живет в полном забросе, скоро двадцать восемь, а до сих пор в общежитии, ни кола у него, ни двора…

В т о р о й  г о л о с. Неженат до сих пор, верно…

Л е ш а. Насчет женитьбы — дело, как говорится, его сугубо личное, но факт, что растет наш Антон, как трава при дороге, подумать о нем некому, папы-мамы нет… А ведь вранье это. Есть у него и папы, и мамы, — столько есть, сколько ни у одного человека нет!

Т р е т и й  г о л о с. Как это?

Л е ш а. Мы с вами, дорогие товарищи, мы с вами Антону нашему папы и мамы, потому что в наши руки Антона детдом передал, нам доверил, а не кому-нибудь другому… Кроме нас, нет у него никого!

П е р в ы й  г о л о с. Что ж… Возражать не приходится… Верно!

Т р е т и й  г о л о с. В точку попал…

Л е ш а. Вот я спрашиваю вас, Антоновых пап и мам: неужели мы ребенка своего куда-то от себя отпустим, неужели у себя дома о нем как следует не позаботимся?

В т о р о й  г о л о с. Что предлагаешь, говори! Еще двадцать пунктов у нас в повестке!

Л е ш а. Создать условия!

Т р е т и й  г о л о с. Какой может быть разговор?

Ч е т в е р т ы й  г о л о с. Антона не отпускать ни в коем случае!

П е р в ы й  г о л о с. На площадь заявлений он не подавал?

Л е ш а. И не подаст ни под каким видом! Не знаете его, что ли? Если услышит, что я тут за него хлопочу, — голову с меня свернет!

П е р в ы й  г о л о с. Придется пойти навстречу. Как, товарищи? Дадим Антону отдельное жилье?

Ч е т в е р т ы й  г о л о с. Заслужил…

Т р е т и й  г о л о с. Получит комнату — куда ему бежать?

В т о р о й  г о л о с. Дать бы, да сказать, чтоб скорее женился… Женится — не тронется никуда…

Л е ш а. О женитьбе пока вопрос трогать не будем, а насчет жилья правильно! Давно пора!

П е р в ы й  г о л о с. Значит, выделяем Антону комнату! Возражений нет?

Л е ш а. Простите — не комнату!

Т р е т и й  г о л о с. А что же?

Л е ш а. Квартиру.

Ч е т в е р т ы й  г о л о с. Ого!

Т р е т и й  г о л о с. Не много ли сразу?

Л е ш а. Хороший мы народ, товарищи, но почему все время скупимся? Хотим добро делать — и с оглядкой всегда: не слишком ли щедры? Не надо, товарищи! Если уж благо творить — давайте полным ковшом! Заслужил же человек! А в общей квартире опять недоразумения пойдут: вы же хобби его не учитываете — как запустит динамики свои на полную силу… И животных опять же любит… Нет, нет, только отдельную! Еще думать надо, чтобы не отказался!

В т о р о й  г о л о с. От квартиры отдельной? Ну уж, этого не может быть.

Л е ш а. Мало знаешь Антона, Катенька! Очень даже просто! Сделать надо так, чтобы выхода у него не было, как только взять! Премировать его квартирой — вот тогда уж действительно ему деться некуда будет! Неужели единственному нашему ребенку одной маленькой квартиры пожалеем?

П е р в ы й  г о л о с. Вижу, Леша, отец из тебя получится неплохой… Гляди только, как бы это дитя на голову тебе не село… Что там у нас с малогабаритными квартирами, товарищи?

Т р е т и й  г о л о с. В четвертом квартале должны быть.

Л е ш а. В четвертом квартале? Привет из Саян!

В т о р о й  г о л о с. Да не бери ты нас на басы, Леша! А если нет сейчас готовых квартир?

Л е ш а. Тогда прощайтесь с Антоном. На сквере я его оставил перед общежитием — с вещами сидит, маршрут себе выбирает.

Ч е т в е р т ы й  г о л о с. Ну что ты скажешь! Неужели уедет?

Л е ш а. Русский человек может тридцать лет и три года сиднем сидеть на печи, как Илья Муромец, а как влезет что-то в башку — не остановишь, кончено!

П е р в ы й  г о л о с. Значит, квартир, как я понимаю, сейчас нет?

Т р е т и й  г о л о с. Получаем одну завтра, да она не годится…

Л е ш а. Почему? Плохая, что ли?

Т р е т и й  г о л о с. Плохая? Пойди такую поищи! Проект нестандартный. Лоджии, шкафы встроенные… Вчера только сдали…

Л е ш а. Вот и давайте!

Т р е т и й  г о л о с. Не подходит она Антону.

Л е ш а. Почему?

Т р е т и й  г о л о с. Дом-то не простой — для молодоженов строили. И квартиры там для молодоженов!

Л е ш а (осекся на мгновение, но упустить добычу выше его сил). Пойдет! Давайте в доме для молодоженов!

В т о р о й  г о л о с. Так ведь Антон — не женат?

Л е ш а. Ну и что, что не женат? Долго ли нашему брату? Сегодня не женат, а завтра штамп — и готово!

В т о р о й  г о л о с. Так это тебе просто?

П е р в ы й  г о л о с (с надеждой). А есть у него кто-нибудь?

В т о р о й  г о л о с. Что-то не замечала.

Л е ш а (чувствуя, что подошла критическая точка). Мало ли что не замечала! Не мужик, что ли, Антон? (Первому.) Есть, есть. Как не быть! (И сам тут же поперхнулся.)

В т о р о й  г о л о с. Кто же такая, интересно?

Л е ш а (с новой силой). Не все тебе знать, Катенька… (Ко всем, вдохновенно.) Слышали бы только, какие слова он мне о ней говорил: красавица, умница, чернушечка, лохматенькая моя — ну, и так далее… Все, говорит, понимает!

П е р в ы й  г о л о с (растроганно). Что ж он молчал до сих пор, чудак человек?

Л е ш а. Сам для себя ни о чем не попросит — вы ж его знаете! А потом — куда ему жену вести? В общую комнату, к пятерым мужикам?

П е р в ы й  г о л о с. Тоже верно!

В т о р о й  г о л о с. Все-таки кто она — из наших или со стороны?

Л е ш а. Кто?

В т о р о й  г о л о с. Тебе лучше знать — кто. Про девушку Антонову спрашиваю!

Л е ш а. Женского пола — достаточно тебе?

П е р в ы й  г о л о с. Катерина! Что за допрос? Документы представят, и все будет ясно! Помочь надо человеку, а не подозревать… Есть предложение, товарищи: за хорошую работу, учитывая, так сказать, будущую семью, премировать Антона квартирой в доме для молодоженов — так?

Т р е т и й  г о л о с. Правильно.

О с т а л ь н ы е  г о л о с а. Так, так…

Ч е т в е р т ы й  г о л о с (хихикнув). Жена да квартира — якорь навечный…

П е р в ы й  г о л о с. Окончательное оформление — по представлении брачного свидетельства.

В т о р о й  г о л о с. Раньше месяца не оформят.

П е р в ы й  г о л о с. Что ж, и месяц подождем.

Т р е т и й  г о л о с (мечтательно). А там и детишки пойдут.

Ч е т в е р т ы й  г о л о с. Лишь бы любовь у них была…

Л е ш а. Будет, будет… Все будет…

Лампы гаснут.

Снова бульвар. А н т о н  сидит в той же позе, окруженный своей аппаратурой. Музыка продолжает звучать. Слышны торопливые шаги. Вбегает  Л е ш а.

Л е ш а. Кончай свою музыку! Победа! Победа! (Обнимает Антона.) Поздравляю!

А н т о н. С чем? Не пугай…

Л е ш а. Квартира у тебя! В новом доме! Со всеми удобствами!

А н т о н. Какая квартира?

Л е ш а. Только для тебя, совсем отдельная! Учитывая твое положение, фабком пошел навстречу! Идем глядеть! У меня записка… Вещи по дороге пока ко мне занесем… Давай!

А н т о н. Погоди! Зачем мне квартира? Я же решил уезжать…

Л е ш а. Что ты! Даже не заикайся! Разговор о тебе стихийно возник… Вдруг все как начали тебя хвалить! Какой-то шквал, буквально!

А н т о н. Правда?

Л е ш а. Просто буря какая-то! А потом Зайцев и говорит: хвалить хвалим, а чем отметим посущественней? Чего, спрашивает, не хватает Антону для полного счастья? Все как закричат: «Квартиру Антону! Квартиру! Как для сына даем, поскольку нет у него семьи собственной!»

А н т о н (счастливый). Это правда, так и сказали? Как сыну?

Л е ш а. Честное слово! До слезы дошло… Проголосовали единогласно… Давно такого единодушия не было.

А н т о н. Как сыну…

Л е ш а. Я так рад… Так рад… Любят тебя! Ценят тебя…

А н т о н. Но я же хотел… хотел…

Л е ш а. Еще двадцать раз успеешь! Спеши жизнью воспользоваться! Будешь жить как король! Надоест — пожалуйста, уезжай на стройку. Главное — взять, раз дают! Тягунов сдохнет от зависти!

А н т о н (слабея от напора Леши). Думаешь, взять?

Л е ш а. А как же иначе? Это премия! От премии не отказываются! Повторяю: поживешь, не понравится — можешь отправиться куда хочешь. Но взять надо! Обязательно надо!

А н т о н. А вдруг собака та в общежитие прибежит?

Л е ш а. Вот именно, поэтому и надо быть тут! Со всех сторон надо! Хватай квартиру и радуйся, что есть добрые люди на свете…

А н т о н. Я — я не знаю… Просто не ожидал… Так и сказали: как сыну?

Л е ш а. Что я тебе, врать буду? Теперь слушай меня внимательно. Первое: ни в коем случае не кидайся жениться! Ни в коем случае!

А н т о н. Я? Да ты что! И не собираюсь даже!

Л е ш а. Сейчас невест знаешь сколько на тебя набежит! Жених с квартирой! Прошу тебя: не торопись! Выдержка! Только выдержка!

А н т о н. Да что ты меня уговариваешь? Даже и думать не желаю, зачем мне жениться?

Л е ш а. Правильно! А то кинешься на первую попавшуюся… Во всем положись на меня. Плохого не посоветую. Договорились?

А н т о н. Да тут и договариваться нечего. Даже думать об этом не хочу!

Л е ш а. Вот и прекрасно! Задача у нас с тобой сейчас ответственная — сообразить, как твой дом устроить получше… Пойми — первый в твоей жизни свой дом…

А н т о н. А что тут соображать?

Л е ш а. Что ты! Целое хозяйство! Ложки, плошки, поварешки, скатерти, занавески, эстампы на стене, мебель…

А н т о н. Не надо мне ничего!

Л е ш а. Думаешь, радио свое только расставишь на полу — и все? Извини! Сарая из новой квартиры сделать тебе никто не позволит! Увидишь — поэму слепим! Консультантов потребуется уйма! И тут, как ни крути, придется к женщинам с поклоном…

А н т о н (испуганно). К каким женщинам?

Л е ш а. Обыкновенным — милым, хорошим, заботливым, любящим. Без женского глаза у тебя ничего не получится… Не беспокойся! Кликнем клич…

А н т о н. Да ты что, ты что?

Л е ш а. Не бойся! Твое дело маленькое! Все будет под моим контролем! Выдвигай кандидатуры!

А н т о н. Какие кандидатуры?

Л е ш а. С кем советоваться будем. Консультанток.

А н т о н. Нет у меня никого!

Л е ш а. Ни одной знакомой девушки?

А н т о н. На работе — ты и так знаешь…

Л е ш а. Имею в виду. А еще?

А н т о н. Больше нету.

Л е ш а. Дожил! Стыдился бы признаваться!

А н т о н. Тамара разве? Так она с ногой. Не в счет.

Л е ш а. При чем тут нога? Какая Тамара?

А н т о н. Ногу она сломала. А я мимо шел. Ну, взял на руки, отнес в больницу. Навещал раза два. После, как вышла, в кино водил: трудно ей было, вроде палки я ей — шутила…

Л е ш а. А кто она? Где работает?

А н т о н. В столовой номер семь. Поварихой.

Л е ш а. Готовый консультант по кухонному оборудованию! Блеск! Давай ее сюда! Где она живет?

А н т о н. Да я ее уже месяца три не видел!

Л е ш а. Вот это да! Почему?

А н т о н. С планом мы зашивались, помнишь? Потом с осциллографом возился… (Кивает на одну из авосек.) Никак винтов «эм-три» не мог достать, — знаешь, с цилиндрической головкой? Так и кончилось все…

Л е ш а. Эх, ты, винты, винты… А девушку упустил! Какой-то дикарь, честное слово, снежный человек!

А н т о н. А зачем дальше-то? Нога у нее срослась…

Л е ш а. Давай адрес!

А н т о н. Не надо, Леша…

Л е ш а. Тамарин адрес!

А н т о н. Тут рядом — угол Левшина и Речной, у них общежитие… Тоже из детдома…

Л е ш а. Вот видишь! Сиди здесь, никуда не уходи! (Быстро уходит.)

А н т о н (один). Сказка какая-то, честное слово… Ложки, поварешки… Почему я так быстро уступил? Неужели я такой слабый? Но не мог же я людей обидеть? Так отнеслись ко мне… Так отнеслись… Сбежать? Нехорошо… Уехать?.. Прав Леша — уехать я всегда успею. А тут… Квартира… Отдельная… Свой дом… Первый собственный дом в жизни… Что хочу, то и делаю… (Вдруг засмеялся.) Тягунова приглашу, пол-литра не пожалею, а на закуску Третий концерт Прокофьева с динамиками! Пусть глотает! (Изображает музыку.)

Показывается  К а т я, небольшого роста, круглая, крепкая, румяная, лет тридцати. Это ее голос на фабкоме был вторым.

К а т я (увидев Антона). А! Имениннику! Веселишься?

А н т о н. Спасибо, Катя. Вам всем такое спасибо…

К а т я. Да уж… постарались для тебя.

А н т о н. Катя, скажи, очень это сложно — хозяйством обзаводиться? Ложки, плошки, занавески?

К а т я. Самому-то зачем мозги себе забивать? Неужели другой головы не найдется — подумать об этом?

А н т о н. Кому же еще?

Появляются  Л е ш а  и  Т а м а р а.

Л е ш а (Антону, кивая на Тамару). А вот и наша Тамарочка.

Катя во все глаза смотрит на Тамару.

А н т о н (Тамаре). Привет.

Т а м а р а. Здравствуй, Антон.

К а т я (Леше, вполголоса). Это и есть та самая, про которую ты говорил? Чернушечка? Лохматенькая? Симпатичная… (Тамаре.) Приятно познакомиться. Клепикова.

Т а м а р а (Кате). Тамара.

К а т я. Можно поздравить вас?

Т а м а р а. Ой… Откуда вы знаете?

Л е ш а (с досадой Кате, шепотом). Да не торопись ты так…

К а т я (так же). А что темнить? (Тамаре.) Слухом земля полнится, девушка.

Л е ш а (Кате). Пошли, пошли… Без нас договорятся…

К а т я. Дай разглядеть…

Л е ш а. Успеешь! (Антону и Тамаре.) Толкуйте! (Антону.) Радио твое я пока к себе забираю. (Берется за чемодан и рюкзак.)

А н т о н. Нет, нет, я сам!

Л е ш а. Сиди! (Кате.) Помоги!

К а т я. Да я…

А н т о н. Зачем же…

Л е ш а. Тебе говорят — сиди! Договориться же вам надо! (Кате.) Давай, давай… (Сует Кате две авоськи с аппаратурой Антона, уходит, увлекая за собой Катю.)

Катя нехотя удаляется, оглядываясь на Тамару. Тамара и Антон остаются одни.

Т а м а р а (Антону). А ты что не поздравляешь?

А н т о н. Готов, — только с чем?

Т а м а р а. Я думала — всем известно! Замуж я выхожу!

А н т о н. Вот это да! Когда же ты успела?

Т а м а р а. Хватился! Времени-то сколько прошло, забыл?

А н т о н. Поздравляю. Кого себе выбрала?

Т а м а р а. Ходил тут один к нам в столовую. Техник по безопасности из Текстильмаша, Валерка зовут. Свой дом у них, сад… Иду сейчас к ним с родителями знакомиться… Не знаю еще, как встретят…

А н т о н. Почему? Девка ты отличная.

Т а м а р а. Правда? Никогда не говорил.

А н т о н. Зачем же в лицо!

Т а м а р а. А почему и не похвалить, если стою? Видишь — нарядилась. Ничего выгляжу?

А н т о н. На пять с плюсом.

Т а м а р а. Родители народ знаешь какой… Тем более — из детдома я, общежитская, а у них цветов полон сад… Яблонь двадцать корней. Парники…

А н т о н. Слушай, Тома, может, деньги сейчас тебе нужны? На подарки, то, сё… Бери. Возьму с книжки…

Т а м а р а. Не надо, спасибо. Просьба у меня к тебе есть, но это потом…

А н т о н. Пожалуйста…

Т а м а р а. Нет, нет… не сейчас… (Смотрит на него.) Спасибо тебе за все! (Неожиданно целует его и уходит, сталкиваясь с возвращающимся Лешей.) Хороший народ у вас в бригаде, товарищ бригадир!

Л е ш а. Плохих не держим!

Тамара скрывается.

(Смотрит вслед.) Ну как консультант? Прелесть девка! Вижу — договорились?

А н т о н. Договорились. Замуж выходит.

Л е ш а. Замуж? Как? За кого? Почему?

А н т о н. Как все выходят.

Л е ш а. А ты-то? Ты что ж? Значит, ты ни при чем?

А н т о н. Не до того ей сейчас. Я даже не заикался.

Л е ш а. Прокол! Так все просто было, удобно. И девушка хорошая… Ах ты черт… Ну что тебе стоило…

А н т о н. О чем ты?

Л е ш а. Чуть-чуть расторопней быть… (Очень расстроен.) Ладно! Оборудование кухни оставим, подумаем об эстетике стен… Есть у меня одна художница… Дева — помраченье… Кругом так и падают… Сейчас позвоню… (Идет к телефонной будке.)

А н т о н (идет вслед). Леша, зачем это?.. Оставь, Леша…

Дальнейшая мизансцена происходит возле будки. Леша набирает номер, говорит, Антон пытается его остановить, тот отмахивается. По первому плану проезжает мороженщица  З о й к а  с тележкой.

З о й к а. Мороженое сливочное, шоколадное, фруктовое! Кому пломбир? Кому пломбир?

Проезжает. От телефонной будки к скамейке возвращаются  Л е ш а  и  А н т о н.

Л е ш а (на ходу Антону). Не понимаю — чего ты боишься! Они такие же люди, как мы! Видишь — сразу согласилась! Трус!

А н т о н. Ничего я не трус. Лишней суетни не люблю.

Л е ш а. Неправда! Подхода к ним не можешь найти, оттого и прячешься. И радио твое — это для тебя все равно как монастырь раньше! Если б скинул робость свою проклятую, любую бы не упустил, что я, не вижу?

А н т о н. Не нужна мне любая, Леша.

Л е ш а. Компромиссов не признаешь, — скажи, какой гордый нашелся! Ну и жди, когда принцесса появится, жди!

А н т о н. Сам же сказал — не торопись…

Л е ш а. С выбором окончательным не торопись, а глаз открытым держать обязан! Три четверти забот с плеч долой, если бы хозяйка у тебя уже была для нового твоего дома!

А н т о н. Где же ее взять?

Л е ш а. Под лежачий камень вода не течет!

А н т о н. Леша, давно тебя хотел спросить: почему сам не женишься?

Л е ш а. Не отвлекайся! Вопрос сейчас о твоей судьбе идет!

А н т о н. А все-таки?

Л е ш а. Да некогда, ты же видишь! Бригадирское дело — другим жизнь устраивать. И потом, сказать откровенно, хочу сперва почву под собой почувствовать. Чтоб было моей будущей жене чем гордиться. Заочный кончу, может быть, тогда…

А н т о н. А есть кто-нибудь?

Л е ш а. А как же может не быть? Есть, конечно! Суперкласс! Готовая первая леди для нашего захолустья!

А н т о н. Не здешняя?

Л е ш а. В Лесогорске работает, техником на льнокомбинате. Видел бы ты ее, Маринку мою! Высокая, коса — во! Чистое золото! На затылке скручена низким узлом. Между прочим, такая же, как ты, идеалистка! В третьем классе, рассказывала, сочинение они писали «Кем хочешь быть» — написала: герцогиней. Представляешь? Учительница чуть не в обморок! Потом еще была тема «Мое любимое занятие». Ответ: летать по воздуху в длинных платьях… Родителей вызывали. Все время с ней борюсь… Романтика! (Вынимает из кармана письмо.) Последний номер! (Находит нужное место, читает.) «…Решила сделать сюрприз, мой разумный наставник Лешенька, не пугайся!..» Вот и соображай, что она выкинет, а выкинет обязательно, уж я ее знаю… Некогда все ответить, начал было письмо, да третьи сутки в кармане таскаю, никак не кончу… Хорошо, что напомнил, допишу, тут же отправлю… Кстати, знаешь, где я с ней первый раз встретился? В химчистке! В любом это месте может быть! Не зевай. Любовь торопить надо! (Посмотрел.) Слава богу, Мая идет! Погуляй рядом минутку, я с ней предварительно договорюсь…

А н т о н. Ох-х… (Уходит.)

С другой стороны появляется Мая — эксцентрически одетая девица.

Л е ш а. Маечка! Здорово!

М а я. Салям.

Л е ш а. Слушай внимательно. Девка ты золотая, но шалая. Имею реальное предложение. Как у тебя с черкесом твоим?

М а я. Окончательно спятил. На всех бросается. Даже к собаке ревнует. Представляешь?

Л е ш а. Значит, самое время кончать. Присмотрись к моему Антону. Парень чудо! Работяга! Честнейший! Квартиру получает — двухкомнатную. Надо его расшевелить, чтоб туда или сюда, но с места стронулся. А вдруг у вас что и получится? Пора тебе якорь бросать.

М а я (пожимая плечами). Попробую.

Л е ш а. Договорились? Для начала, чтоб не вспугнуть, погляди, как стены ему в квартире оформить, куда эстампы повесить, полочки, то, сё, а там — берись! Только срочно! Чтоб опомниться не успел! Ручной у тебя будет! Идет?

М а я. Где жених?

Л е ш а. Он тут. Сейчас явится.

М а я. Свидание еще у меня… (Посмотрела на часы.) Через десять минут вернусь…

Л е ш а. Ладно!

Мая уходит.

(Вслед ей.) Драгоценная девка! Доброты необыкновенной! Никому не может отказать!

С другой стороны появляется возбужденный, радостный  А н т о н.

А н т о н. Леша! Леша! (Показывает, что держит в руках небольшую лохматую собачонку.)

Л е ш а. Что это? Откуда?

А н т о н. Она! Та самая! Жучка! Прибежала! Искала меня! Увидела — сразу как кинется… Погладь его, погладь! У-у… зверюга! Вернулась! Нашла!

Л е ш а. Зачем тебе эта шавка?

А н т о н. Давно мечтал! В общежитии Тягунов не разрешал, а теперь, в своей квартире…

Л е ш а. Так разве квартиру тебе для собаки дали?

А н т о н. Но она же моя теперь? Кого хочу, того и заведу…

Л е ш а. Тогда уж крокодила лучше! Нет, у меня просто слов нет! Что за легкомыслие! Мы с тобой на краю пропасти ходим… Миг — и обвал! А ты…

А н т о н (собачке). Чего дядя сердится, не знаешь? (Разговаривает с ней, подражая лаю.) Ау-ау… Смотри — улыбается! Шутки понимает!

Л е ш а. Зато ты ничего не понимаешь! Неужели сообразить не можешь, что не так это просто — квартиру получить? С тебя тоже кой-что требуется! Умей ответ держать!

А н т о н. А что? Я готов…

Л е ш а. Вижу, как ты готов…

Возвращается  М а я.

(Сразу же меняется тон.) Маечка, вот Антон! Мой лучший друг! Исключительный парень, редко такие встречаются, можешь убедиться сама. Антон — это Мая! Художница — класс! Оформит тебе все, что надо! Руки — чудо! Можешь вполне довериться!

М а я (замечает собачку). Ой, какой пес! (Наклоняется к нему.) Ах ты, мой котеночек… Ух ты, миленький…

А н т о н (весь сияет). Вам нравится, правда?

М а я. Прелесть!

А н т о н. Вы тоже собачница?

М а я. Господи! Собаки гораздо лучше людей!

А н т о н. Давно мечтал о такой…

М а я (собачке). Как смотрит! Будто что-то хочет сказать!

А н т о н. Точно! Все понимает!

Л е ш а. Ребята, ребята, общий язык вы нашли — хорошо! Только не отвлекайтесь! Время не ждет! Антон, приглашай Маю куда-нибудь в кафе, ресторан — договориться же вам надо! Окончательно!

А н т о н. А куда ж я Жучку дену?

Л е ш а. Тьфу! (Со стоном.) Я подержу! (Про себя.) Вот мученье! (Антону.) Давай!

Антон передает ему собаку.

А вдруг хозяин найдется, что тогда?

А н т о н. Нет, нет, не может быть.

М а я (нетерпеливо, Антону). Двинулись?

А н т о н. Сейчас, сейчас. (Леше.) Не спускай с рук, а то за нами побежит. Она уже привыкла ко мне…

Л е ш а. Ладно, ладно. Идите.

Мая и Антон уходят.

(Смотрит им вслед.) Может быть, на собачьей почве сойдутся… (Собаке.) Ты чего, чего?

Песик рычит.

Тоже мне еще… оппонент. Иди-ка ты прогуляйся… (Спускает его на землю возле кустов.) Ступай, ступай, освежись… (Пауза.) Вот, Маришка, какие дела… (Задумывается.)

Появляется  К а т я.

К а т я. Леша, а мы в дураках не останемся?

Л е ш а (отрываясь от мыслей). А? Что? В каких дураках?

К а т я. Про Антона говорю. Не похож он на молодожена.

Л е ш а. Будет, будет похож! Что ты, Антона не знаешь? Снежный человек, все не как у людей!

К а т я. Да и она, видать, не больно-то к нему…

Л е ш а. О ком говоришь?

К а т я. Да об этой… невесте или жене… О Тамаре…

Л е ш а (взрываясь). А что ты можешь о ней говорить? Что ты вообще о ней знаешь, об их отношениях?

К а т я. Вот и хочу узнать. Фактически на тебя положилась. Так нам их любовь разрисовал…

Л е ш а. Знаешь, Катя, хоть ты и фабком, но сидит в тебе эта бабья натура… Оставь их в покое! Без тебя разберутся!

К а т я. За Антона болею. Счастья ему хочу.

Л е ш а. Что-то поздно ты спохватилась…

К а т я. На хорошее никогда не поздно…

Медленно уходит, погруженная в свои мысли.

Л е ш а (вслед). Шерлок Холмс на нервной почве!

Возвращается  А н т о н. Вид у него растрепанный. Лицо красное, рубашка разорвана, на пиджаке не хватает пуговиц.

Что с тобой?

А н т о н. Карусель с этой Маей.

Л е ш а. Ну-ну?

А н т о н. Подошли к кафе — вдруг навстречу черный какой-то, весь вороной, как жук…

Л е ш а. Черкес?

А н т о н. Кто его знает… Увидел нас — и сразу на Маю… Последними словами ее… Я ему: «Замолчи! Девушка! Как смеешь позорить?» Он — на меня… Я ему отвесил… Он меня за рубашку… Я — еще… С ног, правда, сбил…

Л е ш а. Ну?

А н т о н. Народ начал собираться…

Л е ш а. А Мая что же?

А н т о н. Увела.

Л е ш а. Кого?

А н т о н. Черкеса этого…

Л е ш а. С ним ушла? А ты?

А н т о н. Я — сюда…

Л е ш а. Ты ж за ее честь вступился?

А н т о н. Жалко, наверное, стало, — кто их разберет…

Л е ш а. Ах ты черт! И здесь сорвалось! И здесь!

А н т о н (тоже переживает). Да не расстраивайся ты, Леша… Что поделаешь… Сами что-нибудь придумаем…

Л е ш а. Как — сами? Ты насчет чего?

А н т о н. Да про стены я… Сами купим чего-нибудь, повесим.

Л е ш а (вспомнив). Да, да… Стены… Стены… Стены есть, а человека нет! Нет человека!

А н т о н. Какого?

Л е ш а. Какого-какого! Тебе собака дороже!

А н т о н. Ой, да! А где Жучка?

Л е ш а. В кусты ее пустил! Не о ней разговор!

А н т о н. Ну как же ты, Леша… Ты ж обещал… Теперь она меня ищет…

Л е ш а. Мне о людях заботиться нужно, а не за собаками гонять!

А н т о н. Нехорошо… (Зовет.) Жучка… (Скрывается.)

Л е ш а (один). Ну что ты с таким будешь делать? Ведь проворонит! Все проворонит!

Появляется  К а т я.

Слушай, Катя! Беда!

К а т я. Что случилось?

Л е ш а. Ты была права! Ерунда у Антона с невестой!

К а т я (вся осветилась). Я же говорила! Как чувствовала!

Л е ш а. Не подходит она ему! Разочаровался!

К а т я. Вот бедняга… С чего ты взял?

Л е ш а. Сцена сейчас была… Ну, сцена… Он к ней со всей душой, а она… На другого зыркает, халда такая!

К а т я. Вот это въехали… Как же теперь быть?

Л е ш а. Помочь ему надо. Давай подумаем… Девчонку бы сюда боевую, расторопную… Неужели на фабрике такой не найдется, чтоб в момент Антону голову закрутить, невесте его нос намазать! Шепни, Катя, бригадницам своим… Пусть возьмутся! Человек же пропадает, квартира!

К а т я. Какой быстрый! Так они тебе сразу и кинутся!

Л е ш а. А если горим мы с тобой, что тогда? Нельзя терять ни минуты! Увидишь — Антон благодарить будет потом… Ты в первую очередь должна позаботиться, как фабком… (Вдруг, пораженный мыслью.) Катя! Не надо девчонок! Взрослого сюда нужно, с твердой рукой! Ты сама! Сама женись на Антоне, то есть замуж за него иди! С тобой ему жизнь как за каменной стеной, а тебе лучше мужа не придумаешь!

К а т я. Да ты что, с ума сошел? Я ж его старше?

Л е ш а. Два-три года не считается. Это еще и лучше! Ты же видишь, какой он, — тихий, скромный, сам себя защитить не может. Таких направлять нужно! Твердой рукой! А ручка у тебя — дай бог…

К а т я. Нет, нет, даже слушать не хочу… Стыд-то какой! Что люди скажут?

Л е ш а. Профсоюза боишься? А что тебе дал профсоюз? Мужа он дал тебе? Переизберем в крайнем случае, как частное лицо будешь действовать. Не упусти, Катя! Женская твоя судьба решается — теперь или никогда!

К а т я. Замолчи! Замолчи!

Л е ш а. Антон к тебе расположен. «В моем, говорит, вкусе женщина. Сдобная, румяная». Про квартиру уж и не поминаю — сама знаешь, клад…

К а т я. Не квартира — человек клад! Что ты со мной делаешь, пожалел бы хоть капельку…

Л е ш а. Сегодня с Антоном жилье его будущее пойдем поглядеть. Часиков в восемь… Придешь?

К а т я. Мне-то зачем! Ну зачем?

Л е ш а. Обязанность твоя — проверить, чем мы людей своих оделяем.

К а т я. Дьявол ты! Сатана, чистая сатана! На что людей ловишь? (В полном смятении чувств удаляется.)

Л е ш а (вслед). В Мефистофели попал… Тоже мне Маргарита! (После паузы.) Ненадежна… Кого ж еще?

Возвращается  А н т о н.

Нашел свою Жучку?

А н т о н (грустно). Похоже, подхватил кто-то…

Л е ш а. Брось расстраиваться! Подумаешь, сокровище! Шавка приблудная! Слушай меня внимательно: иду договариваться, чтоб разрешили нам квартиру твою посмотреть — часиков этак в восемь. Адрес знаешь? Панкратьевская, семь, квартира одиннадцать. Запомнил? Теперь второе: со стенами у нас получилась накладка — ничего, сами что-нибудь придумаем, — а вот по мебели без консультанта не обойтись. Придется поклониться Светке.

А н т о н. Какой Светке?

Л е ш а. Кассирша в мебельном магазине. Очень симпатичная. Зайдешь, поздороваешься, скажешь: квартиру получил, одинокий, посоветоваться не с кем, не поможете ли с мебелью? Что она тебе ответит, доложишь… Кстати, можешь пригласить ее с нами, бутылочку прихватим на всякий случай, девка неотказная. Еще раз напоминаю: Панкратьевская, семь, квартира одиннадцать. Ну что ты как вареный какой. Увидишь — прелесть девчонка, радоваться жизни нужно! Ну?

А н т о н. Зря все-таки Жучку ты упустил…

Л е ш а. Тьфу! Просто пугаешь меня! Собачки, кошки — это же старушек занятие, старых дев радость, одиноких, неполноценных. Ты же мужик! Во мужик! Да я бы на твоем месте знаешь как бегал? Девчонок бы, как хворост, направо и налево ломал! Проснись! Встреча на этом месте! (Уходит.)

А н т о н (один). Может, действительно что-то во мне не то? (Оглядывается.) Куда ж она все-таки делась? (Зовет.) Жучка! Жучка!

Со своей тележкой появляется  З о й к а.

З о й к а. Мороженое сливочное, шоколадное, фруктовое… Кому пломбир? Кому пломбир?

А н т о н. Слушай, рыженькая, собаки не видела? Лохматая такая, черненькая?

З о й к а. Ни рыжих, ни черных не встречала!

А н т о н. Обиделась?

З о й к а. Я не рыжая! Девчата говорят — на Мартынову я схожа, на киноактрису! А у той волосы видал? Золото!

А н т о н. Может, парик носит?

З о й к а. Знаешь ты много! Парик!

А н т о н. Что сердитая такая?

З о й к а. Какая есть! Пломбир будете брать?

А н т о н. Могу.

Зойка передает пакет. Антон расплачивается.

З о й к а. А еще не возьмете?

А н т о н. Куда мне?

З о й к а. Похоже, все мороженым объелись. (Стучит по крышке тележки.) У-у… проклятущая!

А н т о н. Что ты?

З о й к а. Никак от нее избавиться не могу! (Открывает крышку, смотрит.) Порций сорок еще. Килограмма на четыре. Вози да вози с собой! А тут картина идет! Про любовь! И всего один сеанс!

А н т о н. Какая картина?

З о й к а. Ругали ее в газете. Говорят, Мартынова играет. Когда про любовь, всегда ругают. А что ругать, когда любви все равно нет и не может быть!

А н т о н. Куда же она делась?

З о й к а. А вы не смейтесь! Только в кино да в книгах осталась. Вот и хочется попереживать, — а куда я с тележкой?

А н т о н. Сбегай — покараулю.

З о й к а. Вы?

А н т о н. Вдруг мой пес сюда набежит. Смешно — не много времени прошло, а уже привык. Не хватает чего-то.

З о й к а. Одиноко живете, значит.

А н т о н. Что ты! Народу вокруг всегда полно!

З о й к а. Это роли не играет.

А н т о н. Как это не играет? (После короткой паузы.) Пойдешь в кино или нет?

З о й к а. Да уж и сама не знаю…

А н т о н. Не доверяешь?

З о й к а. Поработали бы в нашей системе…

А н т о н. Зачем же пошла?

З о й к а. Сестрица заставила! Говорит: «Раз дальше не учишься, — хоть деньги зарабатывай!» А я бы это мороженое в гробу…

А н т о н. Почему ж не училась дальше?

З о й к а. Какая из меня студентка? Да и зачем? Койку возле двери еле-еле втиснули. По временной прописке живу. Зять не желает постоянную дать. Боится, что площадь у них оттяпаю. (Смотрит на Антона, вдруг.) Тебе тоже не сладко, видать?

А н т о н (поражен). Мне? (Хохочет.) Да я сейчас самый довольный человек на свете! Знаешь, какое счастье мне привалило? Иди в кино, иди! Ни о чем не беспокойся! Ни о тележке своей, ни о мороженом! Не съем! Надо верить людям! Верить во все хорошее! И в любовь тоже! Есть она! Есть!

З о й к а. Где?

А н т о н. Когда придет, тогда и узнаешь…

З о й к а. Хитрый какой… А если не придет?

А н т о н. Что ты… Обязательно…

З о й к а. Поторопить бы ее. Жизнь-то короткая…

А н т о н. А как ее поторопишь?

З о й к а. Тоже не знаешь? Значит, ждать? Ничего не делать?

А н т о н. Другого выхода нет.

З о й к а. Не по моему это характеру! Ладно! Пойду в кино, может, там чем-нибудь обрадуют! (Вдруг.) А как же с товаром моим? Так и будет лежать?

А н т о н. Ничего с ним не сделается.

З о й к а. А план? Продать же я его должна.

А н т о н. Выход есть!

З о й к а. Какой?

А н т о н. Покупаю! Весь товар твой!

З о й к а. Тут же сорок порций… Четыре килограмма.

А н т о н. Ну и что?

З о й к а (смотрит на него, как на принца). Рублей на пятнадцать здесь…

А н т о н. Не беспокойся! Еще от мороженого страдать!

З о й к а (пересчитывает пакеты). Четырнадцать рублей, сорок восемь копеек.

А н т о н. Получи! (Рассчитывается.)

З о й к а. Прямо хоть расцелуй тебя.

А н т о н. Можно! Как тебя зовут?

З о й к а. Зойка.

А н т о н. А меня — Антон.

З о й к а. Здесь будешь ждать меня?

А н т о н. Здесь… В крайнем случае ищи меня на Панкратьевской, семь, квартира одиннадцать.

З о й к а. А с тележкой как же?

А н т о н. А тележку свою там же получишь!

З о й к а. Не обманешь? (Повторяет.) Панкратьевская, семь, квартира одиннадцать… Побегу! (Неожиданно целует Антона и убегает.)

А н т о н (один). Вот девчонка!

Появляется  Л е ш а, оживленный, деятельный.

Л е ш а. Как успехи? Со Светкой виделся? Ключи от квартиры вот! (Хлопает себя по карману.) Комендант знакомый оказался, не утерпел, забежал поглядеть! Квартира — чудо! Двухкомнатная, встроенные шкафы, паркет, кухня — танцевать можно! Для радиоаппаратуры твоей простор! Посмеешься тогда над своим Тягуновым. Даже телефон уже включен. Только пусто… Мебель, мебель нужна… Со Светкой общался?

А н т о н. Никуда я не ходил, Леша.

Л е ш а. Как?

А н т о н. Такая девчонка попалась занятная… Поговорили с ней…

Л е ш а. О! Успех! По какой части она?

А н т о н. Да вот мороженого я у нее купил и тележку стеречь взялся.

Л е ш а. Так ты что, вместо Светки мороженщицу без меня охмурял? (Хохочет.) Молодец! Выбрал точно! Сколько здесь? (Кивает на тележку.)

А н т о н. Сорок порций.

Л е ш а (хохочет). Дольче вита! Сладкая жизнь! Нагрела тебя!

А н т о н. Она хорошая, Леша.

Л е ш а. Лучше Тамары?

А н т о н. Тамара тоже неплохая.

Л е ш а. Вот из-за этого «тоже» все и получается! Тебе все — все равно! Это же самое страшное! Вокруг жизнь кипит, каждый за свое зубами грызется — одному тебе все до лампочки, ни жарко, ни холодно… Цели в жизни нет — вот что тебя губит, не из-за чего тебе драться, оттого ты такой!

А н т о н. Обязательно драться?

Л е ш а. А драка — это и есть жизнь! Весь процесс в борьбе. Зевать нельзя, вокруг такие додики вьются, только руку протянуть к чему-нибудь — нет уже, сцапали! Молодцы! Спать нам не дают! Костюмы кримпленовые завезли — нет костюмов. «Ява» последняя модель — нет «Явы»! О девчонках уже не говорю: завелась мало-мало приличная — на ходу уведут! С Тамарой пример не убедил? Должна у тебя цель какая-то появиться, должна! Иначе — хана́! Теперь вижу — если один в квартиру свою въедешь, могилой она тебе станет! Мохом обрастешь, собаками, кошками… Потому что нет в тебе борца! А между прочим, если б знал, как все обстоит, понял бы, что борьба еще не кончена, что самое главное еще у нас с тобой впереди!

А н т о н. Может, не стоит, Леша… Больно сложно получается…

Л е ш а. Вот-вот! В этом вся твоя натура! Слабак! Трус! Последний шанс тебе дается — себя переломить! Именно сейчас, до въезда! Теперь — или никогда! Брось свое равнодушие! Скажи сам себе: без хозяйки не въеду! Ведь никто тебя не неволит, сам найди, для себя, но определись!

А н т о н. Послушаешь тебя — жуть берет… Это же самое трудное — выбрать…

Л е ш а. Тебе двадцать восемь скоро. Двадцать восемь!

А н т о н. Может быть, ты и прав… Нет у меня подхода к ним.

Л е ш а. Это как раз проще всего! (Играет.) «Девушка, ваше лицо мне мучительно кого-то напоминает… Случайно вы не снимались в кино?» И пошел разговор! Можно на юморе: «Девушка, помогите, совершенно потерял представление о времени!» Она за часы, а ты: «О, зачем? Счастливые часов не наблюдают!» Глупо, но смешно, она сбита с толку, для начала лучше не придумаешь, и тут же, будто нечаянно, руку ее возьми… Главное — руку! Возьмешь — она у тебя в руках! И сразу же начинай: «Нахожусь в безвыходном положении, на голову свалилось хозяйство… Помогите советом…» Ведь о консультации пока речь идет. Только о консультации!

А н т о н. Ладно. Поехал.

Л е ш а. Куда?

А н т о н. Похожу, Жучку поищу. Может быть, где-нибудь бродит… (Покатил тележку.)

Л е ш а (почти теряя речь от ярости). Нет, это… Это просто ни на что не похоже! Хлопочу, на части рвусь для него, а он… он… С тележками раскатывает! Собак ищет! Можешь ты понять, в конце концов, что без женщины тебе в квартиру вообще не въехать?

А н т о н. Для меня это еще вопрос. Подумаю, соображу. (Покатил тележку, скрывается.)

Л е ш а. Скажи пожалуйста — самостоятельность проявил! Давай, давай, пробуй! (Думает.) Сказать все, как есть? Не поймет. Еще в бутылку полезет…

Идет  Т а м а р а  с большим букетом.

(Заметил ее, обращается к ней.) Вот кому позавидовать можно! Счастливая, устроенная, цветы в руках…

Т а м а р а. Иду и гадаю: то ли на помойку его выбросить, то ли сунуть кому, чтоб рук не оттягивал?

Л е ш а. Что так?

Т а м а р а. Да Валерка все… Букет-то от него. Провожал, в руки сует и говорит: «Неси повыше! Пусть мои прежние завидуют!» Ах ты, думаю… «Значит, были они у тебя?» — «А как же», — говорит… «Выходит, до сих пор о них думаешь?» А он мне: «Дуреха! Я же, наоборот, возвысить тебя хочу! За мной знаешь сколько бегало?» А тут еще мамаша его: «Точно, говорит, Тамарочка! Расчет у них простой — знали, на что целиться!» Меня как взорвало… «И у меня, говорю, расчет?» Плюнула и пошла! Они за мной, я от них, иду вот и не знаю — плакать мне или смеяться?

Л е ш а (мгновенно принимая решение). Плакать или смеяться еще успеешь, Томочка! Сначала ты должна спасти человека.

Т а м а р а. Спасти? Кого?

Л е ш а. Антона, тебе известного, — кого же еще?

Т а м а р а. А что такое? Что с ним случилось?

Л е ш а. Прихлопнула ты его своей свадьбой! Такую квартирищу ему дали, а он…

Т а м а р а. Квартиру? Отдельную?

Л е ш а. Если бы ты видела ее! Не поленись, полюбопытствуй… Радоваться бы надо, прыгать до потолка, а он все думает чего-то, думает… Сходи к нему, подбодри! Оба вы из детдома, должны друг другу помогать! Протяни ему руку по-дружески… Квартира горит, понимаешь? Такая квартира…

Т а м а р а. Ой… Я с удовольствием… Погляжу хоть, как людям везет. А что делать, подскажите.

Л е ш а. Ровно в полвосьмого будь по адресу: Панкратьевская, семь, квартира одиннадцать, смело звони, он там будет… В дальнейшем — на тебя надеюсь! Забудь хоть на миг о Валерке своем.

Т а м а р а. Да очень мне надо о нем думать!

Л е ш а. Вот-вот!

Т а м а р а. Такой немудрящий, а еще заносится!

Л е ш а. Тем более…

Т а м а р а. Литературы мало читает…

Л е ш а. Какой может быть разговор…

Т а м а р а. Один футбол в голове…

Л е ш а. Даже и думать нечего! Иди к Антону — и все!

Т а м а р а. Ох, уж и не знаю… А вдруг рассердится?

Л е ш а. Кто?

Т а м а р а. Да Валерка, Валерка!

Л е ш а. Да брось ты его! Успокой, развлеки…

Т а м а р а. Кого?

Л е ш а. Антона! Антона!

Т а м а р а. Просьба у меня к нему была, да уж теперь не знаю…

Л е ш а. Иди — и все! Адрес запомнила? Панкратьевская, семь, квартира одиннадцать…

Т а м а р а. Чего тут хитрого? Ой, голова пополам… (Внезапно вскипая.) Да еще веник этот! Нарочно дал — трепушкам его показывать! Не нужен он мне! Все руки оттянул! Возьми хоть ты! (Сует букет Леше и уходит.)

Л е ш а (с букетом, смотрит вслед). И эта ненадежна! Ни на кого положиться нельзя! Уф-ф… (Вытирает пот со лба, не замечая, что употребляет для этого письмо, вынутое из кармана. Увидел.) Письмо! Как же я его не отправил? Прости, Маришка… (Быстро дописывает.) «…Целую каждую прядку твоей косы-красы. Бросай все, приезжай, тебя ждет поразительная новость! Ты мне сюрприз — и я тебе сюрприз! Пора уже, давно пора! Твой Леша».

Не успевает он поставить последнюю точку, как появляется вся пышущая негодованием  К а т я.

К а т я (увидела Лешу, остановилась перед ним, подбоченившись). Ну? Доволен? Радуешься, что мозги бабе закрутил? Шла после разговора с тобой, ног под собой не чуяла, вот, думаю, рай открывается Катеньке… Вдруг словно обухом по голове! На что же это он меня толкает, — сама себя ловлю, — змей бессовестный! Я ж народный избранник! Я же свое личное на крепком запоре должна держать — перед людьми же отвечаю! Нашел дуру, считаешь, на сладкую жизнь кинусь, как голодный на кашу? Я — профсоюз! Права трудящихся охранять должна! Зачем в восемь звал меня на Панкратьевскую? Не прицеливайся! Не прицеливайся! (В гневе хочет уйти.)

Л е ш а (следует за ней). Катя, ты меня не так поняла… Не о тебе шла речь, о судьбе Антоновой… Пожертвовать собой нужно ради него — неужели не сообразила? Он — трудный. С ним нелегко… Ведь пропадет же парень… Принеси себя в жертву! Начни с малого — приоденься, зайди вечерком… Мы же союзники с тобой. Смотри — специально букет тебе приготовил…

К а т я. Цветов твоих не видала… Жертв еще каких-то захотел.

Л е ш а. Спасти ты его должна, понимаешь? Спасти!

К а т я. Приду — все сети твои распутаю! (Уходит.)

Л е ш а (один). Катастрофа!

Показывается  М а я.

Слушай, старуха, так нельзя! Портишь всю игру!

М а я. Где твой друг? Хотела перед ним извиниться… Еле-еле вырвалась…

Л е ш а. Вот что, мать, — теперь или никогда! Будь нынче в полвосьмого по адресу: Панкратьевская, семь, квартира одиннадцать! Там уж твой черт иваныч никак тебя не найдет! Сегодня у вас с Антоном все должно быть кончено!

М а я. Не знаешь ты этого типа…

Л е ш а. Бросай его! Говорю тебе — бросай! Договорились?

М а я. Прямо не знаю, что делать… (Посмотрела вдаль, испуганно.) Ой… Кажется, он… (Бросается бежать.)

Л е ш а (один). Тьфу! И тут незадача! (Скрывается.)

Появляется  Т а м а р а.

Т а м а р а. Пойти или не пойти! Пойти или не пойти? (Смотрит.) Валерка! Похоже, меня ищет… Ну, я ему сейчас отпою! Не один, скажу, ты голубчик на свете! Почище тебя найдутся! Приглашали меня, скажу, на свиданье — пойду! Пойду! Пусть повертится! (Уходит.)

Почти тотчас же, следом за ней, показывается  З о й к а, громко ругаясь на ходу.

З о й к а. Ну, кино! Вот так кино! За дело картину ругали! Думала, и правда про любовь, а там раз поцелуются, потом три часа корабли чинят… Все настроение испортили! (Оглядывается.) Ой, где же он? И тележки нет. «Верь, говорит, верь…» Не дождался, что ли? Панкратьевская, вроде дом семь, квартира одиннадцать? Придется сходить… (Проходит.)

Появляются  Л е ш а  и  А н т о н.

Л е ш а (на ходу). Да брось ты свою тележку! Только людей смешишь!

А н т о н. Я же обещал вернуть.

Л е ш а. Какой тебе прок от мороженщицы этой? О другом надо думать! К тебе могут люди прийти! Встретить их нужно!

А н т о н. Да кто ко мне придет?

Л е ш а. Увидишь — кто-нибудь да явится. А я-то… я-то… Хочешь, удивлю? Глядел я на тебя, глядел — и вдруг словно молнией ударило: какого черта я жду? Жениться решил! Да, да, да! На той самой, золотокосой! Такое письмо ей настрочил: она мне сюрприз — и я ей сюрприз! Сам подумай — чего мы тянем? Живем только раз! Пример тебе! Пошли! Надо же встречу готовить… Вина купим, фруктов… Транзистор свой прихвати… (Про себя.) Неужели хоть с одной не повезет?

Вдруг где-то раздается тонкий, заливистый лай.

А н т о н. Она! Она! Нашлась! Жучка! (Бросается на голос.)

Леша в немом отчаянии застывает на месте.

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Квартира в новом доме. Все здесь «с иголочки» — новое, свежее, как бывает в только что построенных домах. Из комнаты, где происходит основное действие, — две двери. Одна — в прихожую и коридор, ведущий на кухню и в санузел, другая — в смежную комнату. Обстановки никакой. Телефон и тот стоит на полу. Со всех сторон, из-за стен, потолка, из-под пола, несутся разнообразные звуки новоселья — музыка, звон посуды, нестройные крики, пение. Слышен звон открываемой наружной двери, шаги — из прихожей в комнату. Входят  Л е ш а  и  А н т о н. Они нагружены — Леша тянет раскладушку, яркую накидку для нее и авоську с вином и фруктами, Антон втаскивает тележку с мороженым, в одной руке у него транзистор, во второй — рюкзак, из которого торчит голова Жучки. Весь этот груз они опускают на пол.

Л е ш а. Зачем тележку-то сюда?

А н т о н. Отвечаю!

Л е ш а. А собаку?

А н т о н (в восторге, указывает на собаку, Леше). А ты смотри — сидит! Сидит — и никуда не рвется! Все понимает. Вот пес!

Л е ш а. Не на то внимание обращаешь! Гляди вокруг! (Широкий жест.) Как тебе?

А н т о н (осматривается). Ничего.

Л е ш а. Восторга не слышу! Больше восторга! Значит, так: в этой комнате можешь всю свою радиоаппаратуру расставить — никакой комендант не сунется! Гостей если принимать — тоже тут! Здесь… (Ведет Антона в следующую комнату, втаскивает туда раскладушку.) Спальня… (Раскладывает раскладушку, накрывает яркой накидкой.) Выглядит?

А н т о н. Зря ты ее, Леша, тащил. Спать же я здесь не собираюсь?

Л е ш а. Ничего, ничего… Все-таки мебель! Не обязательно сразу ложиться. Зато есть где присесть. (Торжественно.) Теперь дальнейший осмотр! (Выходит в коридор.)

А н т о н (задерживается около собачки, освобождает ее из мешка). Молодец, умница! Побегай, разомнись…

Г о л о с  Л е ш и. Ну, где ты там?

А н т о н. Сейчас, сейчас… (Выпускает собачку в коридор, сам тоже выходит.)

Г о л о с  Л е ш и (торжественно). Это — уборная. Спускай, спускай, не стесняйся, надо все попробовать! (Слышен звук льющейся воды.) Порядок? Проходим в ванную… Какова плитка? Ты только погляди — крем с молоком! А душ? Покрути, покрути, а то, знаешь, водопроводчики часто краны путают — на холодную красный ставят, на горячую синий… Так, так… Смотри-ка — все правильно… Теперь кухня… Танцплощадка, не кухня! Хоть вальс танцуй… Там-там-там… там-там-там…

Слышен собачий визг.

Тьфу ты! Чего она под ногами крутится?

Л е ш а  возвращается с  А н т о н о м  в первую комнату.

Ты же видел — я не нарочно!

А н т о н. Ничего… (Зовет.) Жучка, Жучка… (Выглядывает в прихожую.) Спряталась…

Л е ш а. Ладно! Хватит о ней! Притащил в такой блеск грязную собачонку…

А н т о н. Она не грязная…

Л е ш а. Да ладно, ладно! Все осмотрел? Целое царство тебе отвоевали? Теперь выражай.

А н т о н. Самому не верится…

Л е ш а. То-то же! За такую квартиру насмерть можно драться! И будем драться! (Обнимает Антона.) Не сердись! Хочется, чтобы у тебя все было хорошо!

А н т о н. Спасибо, Леша… Я понимаю… Огромное тебе спасибо…

Л е ш а. Я двинулся… Позже, может быть, позвоню… (Смотрит на телефон.) Девяносто пять десять? Правильно. Ну… ни пуха тебе, ни пера! (Выходит.)

А н т о н (провожает Лешу в прихожую, слышен его голос). Покажи-ка лапу… ничего, цела… Как тебе помещение, Жучка? Жить можно? Можно. Ну и заживем!

Звонок в прихожей.

Ой…

Слышен лай Жучки.

Тихо… Тихо ты… Кто там?

Открывается дверь. Женский голос: «Простите, рюмочек лишних у вас не найдется? Вдвое больше гостей пришло…» Голос Антона: «Сейчас…» Он возвращается в комнату, забирает из авоськи с вином рюмки, несет в прихожую. Женский голос: «Зачем мне все? Оставьте себе хоть парочку! Спасибо!» Захлопывается дверь. А н т о н  возвращается в комнату.

(Жучке.) Пронесло… Не нужен нам никто, правда, Жучка? Сейчас мы с тобой свое новоселье отпразднуем! (Наливает вино в две рюмки, чокается своей рюмкой о другую.) Твое здоровье! (Отпивает от своей.) И никакая ты не грязная — прекрасная, нормальная собачища. А если запылилась чуть, дело поправимое. Под душем сполоснемся — критикуйте нас тогда! (Берет Жучку, выходит из комнаты. Слышно, как пускает струю душа. Слышен его голос.) Сейчас отрегулируем, будет в самый раз…

Звонок в прихожей. Лай Жучки.

Кто там еще? Тихо, Жучка! Не станем никому открывать! Иди сюда, иди! Да не бойся ты так, дуреха!

Звонок повторяется.

Кому это такой недосуг? (Идет в прихожую. Его голос.) Кто там? (С удивлением.) Леша?

Лай Жучки.

Л е ш а (входит в комнату, на ходу). Я на секунду!

А н т о н (входит за ним, держа в руках собаку). Тихо, Жучка!

Л е ш а (подозрительно). Почему не открывал? Я к тебе вот с чем. Забегал сейчас к коменданту — ключи можешь пока не сдавать, сдашь утром, так что целая ночь в твоем полном распоряжении! (Замечает две рюмки с вином.) А это что?

А н т о н (неожиданно развеселясь). Как видишь, две рюмки.

Л е ш а (сразу понижая голос до шепота). Кто-то есть у тебя?

А н т о н (поглаживая Жучку). Есть, есть…

Л е ш а (шепотом). Пришла? Что ж сразу не сказал! Блестяще! Кто — не спрашиваю…

А н т о н (та же игра с Жучкой). Та самая — лохматенькая, черненькая…

Л е ш а (шепотом). Майка? Где она? Там? (Кивает на соседнюю комнату.)

А н т о н (продолжая игру). Не угадал…

И тут только до Леши доносится звук льющейся из душа воды.

Л е ш а. Принимает душ? Чудесно! (С торжеством.) А еще разводил психологию! В жизни все гораздо проще, Антон… Победа! Победа!

А н т о н (гладит Жучку). Боялась сперва.

Л е ш а. Ничего, ничего. Выйдет, как майский ландыш… Вся в росе…

А н т о н (в тон ему). Отряхиваться будет, кругом все забрызгает…

Л е ш а. Нет, нет, все прекрасно! Замечательно! Молодец! Давай дальше! Позвоню! (Выбегает в полном восторге.)

А н т о н (хохочет вслед). Давай, давай! (Жучке.) Слыхала, Жучка? (Дразнит Жучку.) У-у, ты… ландыш! (Вдруг.) Постой-ка… А где же ключи? Так и есть — не оставил… Забыл! Леша! Леша! И дверь теперь не закроешь.

Выбегает с Жучкой из комнаты, слышно, как закрывается дверь на кухню.

На кухне пока посиди! (Выбегает на лестницу.) Леша! Леша! Постой!

Пауза. Из кухни доносится жалобное повизгивание Жучки. В ванной продолжает литься вода. За окном потемнело. Сверкнула молния. Гремит гром, потом шум дождя. Слышны торопливые шаги. Голос в прихожей: «Можно?» Из кухни доносится лай. В комнату входит  З о й к а, вся промокшая. Волосы прилипли ко лбу. Чулки забрызганы.

З о й к а. Ну и живут! Все двери настежь! (Видит тележку, растроганно.) В дом втащил… Позаботился… (Оглядывает комнату, видит бутылку, фрукты, две налитые рюмки, транзистор.) Смотри-ка — и встреча готова… А сам-то где ж? Эй, хозяин, выходи, а то шубу унесут! (Заглядывает в соседнюю комнату.) Раскладушка, смотри-ка… И покрывало… Честь честью… Нет, что ли, никого?

Из кухни доносится лай Жучки.

Собаку оставил вместо себя.

Выходит в коридор, слышен ее голос: «Собаченька, собаченька, куда хозяина дела? Заперли, бедную, тебя?»

Звук открываемой двери в кухне, слышен лай, что-то стремительно проносится по коридору к выходу.

Г о л о с  З о й к и. Стой! Стой! (Возвращается в комнату.) Ну, будет мне теперь… упустила собачку… Забрать тележку да домой? (Открывает крышку, смотрит.) Весь товар тут… Куда ж выгрузить? Холодильника вроде нет? (Раздумывает. Пауза. Только слышен шум льющейся воды из душа.) Вот он где? (Громко.) Не успел, что ли, красоту навести? Наводи, наводи, не стесняйся. А я-то… (Смотрится в зеркало.) Чучело чучелом… И чулки все забрызганы. (Кричит в направлении ванной.) Ничего, что пса твоего я выпустила? Пусть погуляет!

Молчание.

Уж не захлебнулся ли он там? (Решительно входит в коридор, барабанит в дверь, слышен ее голос.) Кончай гигиену, гости пришли! (Рванула дверь — дверь неожиданно открывается.) Ух ты… Вот это да… (Возвращается в комнату.) Пусто… (Оглядывает все вокруг.) Как в сказке… Дворец есть — хозяина нет. Вино на полу. Вода льется, хочешь — освежись… (Вдруг.) А что? Приведу-ка я себя в порядок, хоть чулки застираю…

Идет в коридор. Слышно, как она входит в ванную комнату, закрывает за собой дверь. Вода начинает литься с новой силой. С улицы возвращается  А н т о н. В руке у него ключи. Вместе с ним идет  М а я.

М а я. Не удивляйтесь. Я вас искала. Я знаю — вы мне не откажете!

А н т о н. Смотря в чем…

М а я. Тот, с кем вы встретились… там, возле кафе, — ужасный тип! Он ревнует меня ко всем, даже к собаке! Я так боюсь за него!

А н т о н. За человека этого?

М а я. Нет, за Джерьку! Чудный спаниель… Не могли бы вы приютить мою собачку у себя — пока? Тем более, я вижу, у вас прекрасное помещение…

А н т о н. Но…

М а я. Нет, нет! Не говорите «но»! Я так надеялась на вас!

А н т о н. Я хотел только спросить вас — кобелек это или сучка?

М а я. Кобелек, кобелек!

А н т о н. Что ж… (Зовет.) Жучка! Жучка! Товарища тебе нашел! (Выходит в коридор, слышен его голос.) Нет ее! Как же так? Я ж закрыл?

Слышен шум воды.

Эх, голова, и воду оставил… (Хочет открыть дверь ванной.) Заперто? Кто там?

Голос Зойки: «Сейчас, сейчас, только чулки достираю…»

В полной растерянности возвращается в комнату.

Вот это номер…

М а я. Но вы не откажете мне? Да? Он следит за каждым моим шагом…

А н т о н (уже мало что воспринимая). Джерька, что ли?

М а я. Нет, нет… Черный! Это страшный человек! Я не знаю, как от него избавиться! И в то же время меня тянет к нему, тянет…

Резкий звонок.

Это он! Он выследил меня! Я погибла!

А н т о н. Успокойтесь!

Новый звонок, еще более требовательный.

М а я. Слышите? Слышите? Дайте воды… У меня с собой седуксен. (Видит вино.) Вино? Все равно! (Наливает в рюмку вина, торопливо достает из сумочки таблетку, запивает вином, прячет оставшиеся таблетки в сумку, вдруг вскрикивает.) Ой! Что я наделала!

А н т о н. Что такое еще?

М а я. Я ошиблась! Вместо седуксена я приняла люминал! Дайте скорей сигарету. Иначе я засну и дам себя увести!

Антон дает ей сигарету, спички. Она торопливо закуривает. В прихожей новый звонок.

Лучше я спрячусь! Вы не выдадите меня?

Антон отворяет дверь в другую комнату.

О! Еще одна комната! Мой Джерька будет как в раю! Спасибо, я спасена! Стойте насмерть! (Скрывается в соседней комнате, захлопнув за собой дверь.)

Звонок.

А н т о н (идет открывать). Кто же там, в душе? (Открывает дверь.)

В комнате появляется  К а т я. Она принаряжена, в руке у нее Тамарин букет и торт.

К а т я. Запираться уже научился? Звоню, звоню…

А н т о н. Не услышал сразу. (Прислушивается к шуму воды, к звукам из комнаты, куда удалилась Мая.)

К а т я (осматривается). Да-а-а… Оделили тебя… Дворец…

А н т о н. Никак привыкнуть не могу…

К а т я. Ничего. К хорошему человек легко привыкает. А это что у тебя? (Указывает на тележку с мороженым.)

А н т о н. Тележка.

К а т я. Сама вижу. А к чему она?

А н т о н. Угощайся, пожалуйста… (Вынимает пакет мороженого, предлагает ей.)

К а т я (довольна). Специально, что ли, готовился? Как на второй этаж втащил? (Подает Антону торт и букет.) А это от меня. Персонально.

А н т о н. Спасибо. (Продолжает прислушиваться, включает транзистор.)

К а т я. Зачем? И так за день оглохла. Живем-живем — и словом перекинуться некогда. Давай лучше хоромы твои осматривать. Хвались!

А н т о н. Да что смотреть! Вроде как следует все.

К а т я. Смотри-ка — привыкнуть успел! Такие, можно сказать, палаты ему отвалили. Пойдем, пойдем, не гордись! А вдруг недоделки какие-нибудь остались? Строителям тогда счет. Веди, не капризничай. Что у тебя тут? (Показывает на дверь.)

А н т о н. Обыкновенная комната. (Чтобы отвлечь ее, наливает вино в рюмки.) Может, за встречу сперва?

К а т я. И это можно. С хорошим человеком отчего не чокнуться. (Берет рюмку.) За что же? За все хорошее?

А н т о н. Желаю тебе, Катя.

К а т я. А я тебе, Антон… Видал — и желанья наши сошлись! (Вдруг прислушивается.) Говорила — проверить все нужно! Где-то кран у тебя течет! Пойдем поглядим…

А н т о н. Да нет. Я потом… Потом… Сам все сделаю! Катя! Что мы будем дома сидеть? Выйдем хоть на немного… После дождя вечер такой теплый… К реке пойдем… Послушаем, как вода течет — не в кране, а на свободе… За рекой соловьи…

К а т я (смеется). Какие теперь соловьи! А ведь послушаешь тебя — поверишь… Вот не знала, какой ты…

А н т о н. Я и сам себя не знаю, Катя. Если б узнать… Ну, пошли же отсюда…

К а т я. Поговорить с тобой хотела… (Не знает, как действовать дальше. Пауза.) Перестала течь…

А н т о н. Что?

К а т я. Вода. (Вдруг.) Голова проклятая! Мешает! Переступить не могу! Давай откровенно…

Неожиданно дверь из второй комнаты открывается. Показывается  М а я . Она движется точно лунатик. Аккуратно прикрыв дверь, смотрит на всех не очень осмысленным взглядом, видит телефон, опускается на пол, берет трубку, набирает как ни в чем не бывало номер.

М а я. Мама? Это я… Все идет нормально… Не беспокойся… Джерьку устроила… Да… Пока… (Улеглась на полу и тут же уснула.)

К а т я (Антону). Это что за картина?

Из коридора появляется  З о й к а  с мокрыми волосами.

З о й к а (Антону). А вот и я!

К а т я. Откуда ты взялась такая?

З о й к а. Целиком из-под душа. Душ здесь — не вылезала б!

К а т я. Та-ак. (Антону.) Вот ты какой, оказывается… Не ожидала… Не успели ордер оформить, как целый гарем развел? Разве тебе для этого квартиру давали?

А н т о н. Квартиру мне дали, чтоб я здесь жил, — так? А дальше я уж как-нибудь сам…

З о й к а. Правильно!

К а т я. А ты тут чего? (Антону.) Гляжу — быстро освоился! Нет, дружок, коллектив тебе навстречу пошел, так и ты навстречу коллективу двинься! На взаимном уважении!

А н т о н. Не понимаю — в каком смысле?

К а т я. Здравствуйте! Все сначала!

М а я (зашевелилась, сонно). Где моя сигарета? Как хорошо было на раскладушке… (Зевает. Вдруг смотрит на Антона, словно видит его в первый раз, уже совершенно осмысленно.) Хелло… Вы очень милы… Квартира ваша — мне нравится… Жду объяснения в любви… (Снова засыпает.)

З о й к а (хохочет). Вот дает!

К а т я (Антону). А еще смысла спрашиваешь! Сам должен объяснить: что это такое?

А н т о н (подымает Маю с пола, яростно трясет). Хватит спать! Здесь вам не ночлежка!

М а я (просыпаясь). Ой… Вы стрясете с меня всю краску… (Кате.) Проводите меня… спать… спать… (Берет под руку Катю, повисает на ней.)

К а т я (пытается от нее освободиться). А я-то при чем? Этого мне еще не хватало! Отцепись! Да отцепись ты от меня!

М а я. Н-нет… Только с вами… Домой… Домой…

К а т я. Ну что ты с ней будешь делать… (Антону.) Думаешь, открутился? Еще поговорим! (Мае.) Пошли, спящая красавица!

Выходят вместе.

А н т о н. Опеку какую-то надо мной устроили…

З о й к а (смотрит на Антона с печалью, почти материнской). Веришь всем? А верить — нельзя.

А н т о н. Откуда ты, философка такая?

З о й к а. Жизнь заставляет. (Пауза.) Ругать не будешь меня? Собачку твою я выпустила.

А н т о н. Ты?

З о й к а. Нечаянно…

А н т о н. Все дети всегда одно твердят: «Я нечаянно…»

З о й к а. И я — нечаянно…

А н т о н. Нашел себе дружка, и та сбежала…

Пауза.

З о й к а. Что же ты мороженое свое не выгрузил?

А н т о н. А! Все равно! Пусть тебе остается!

З о й к а. Тогда я деньги верну…

А н т о н. Да брось ты, в самом деле! (Вдруг.) Знаешь, что я тебе скажу? (Понизив голос.) Не знаю, что с этой квартирой делать… Честное слово… Будто не мне дали, а чужому кому-то…

З о й к а. Вот чудак! Мне бы…

А н т о н. Поехали! (Берется за ручки тележки.) Помогу свезти.

З о й к а. Знаешь, совесть меня ест, что я деньги такие с тебя взяла. (Вынимает деньги, протягивает Антону.) Получи!

А н т о н. Да ты что? Ты что? (Мчится с тележкой в прихожую.)

Зойка за ним с деньгами, скрываются. Слышно, как грохочет тележка по ступеням. Пауза. В комнате появляется  М а р и н а  — высокая девушка в дорожной одежде. Пышные волосы, по-видимому, недавно обрезанные, золотистой шапкой окружают голову.

М а р и н а (осматривается). Адрес вроде тот, где же он сам?

Возвращается  А н т о н. Не замечая Марины, он обтирает лоб платком — с платком вываливаются деньги.

А н т о н (подымая их). Всунула-таки! (Кидается к окну.) Зойка, Зойка! (Смотрит.) Покатила…

М а р и н а. Панкратьевская, семь, квартира одиннадцать — это здесь?

Антон резко поворачивается. Увидев незнакомую девушку, застывает на месте.

Простите, я не успела поздороваться. Почему вы на меня так смотрите?

А н т о н. Я… (Смутился.) Нет… Ничего…

М а р и н а. Извините за вторжение, но…

А н т о н. Ничего. Сюда все нынче заходят. День открытых дверей.

М а р и н а. Что такое случилось?

А н т о н. Да так… (Показывает вокруг.) Домом обзавожусь.

М а р и н а (оглядывает комнату). Получили квартиру? Эту?

А н т о н. Да.

М а р и н а. По вас не скажешь…

А н т о н. Почему?

М а р и н а. Люди обычно радуются, а вы…

А н т о н. Да не нужна мне эта квартира! Не нужна!

М а р и н а. Почему ж вы ее взяли?

А н т о н. Правильно. Обвиняйте! Взял!

М а р и н а. Я не обвиняю, я только…

А н т о н. Себе изменил, понимаете? Поманили — готов! И не выскочишь теперь — поздно!

М а р и н а. Отчего?

А н т о н. Уважают. Заботу проявляют. Как отказать?

М а р и н а. Понимаю. Все решили за вас.

А н т о н. Вот именно!

М а р и н а. Добро навалом?

А н т о н. Ага!

М а р и н а. Все знают про вас больше вас?

А н т о н (со все возрастающим чувством). Точно!

М а р и н а. Знакомо. Есть способ освободиться.

А н т о н. Какой?

М а р и н а. Надо почувствовать, что ты живешь сам, а не существуешь чьими-то заботами! Совершите поступок! Свой! Пусть рты разинут, руками разведут, но пусть это будет ваш поступок! Ваш!

А н т о н. Правильно! Верно! Всегда мечтал!

М а р и н а. А думаете, это легко? Вот вам, например, трудно было бы сейчас взять и бросить свою квартиру?

А н т о н. Да сгори она — не жалко!

М а р и н а (смеется). Ого! Значит, у вас есть характер?

А н т о н. Никакого нет! В этом вся и беда!

М а р и н а. А как считаете: если что-то решишь, колебаться — это отсутствие характера?

А н т о н. Так ведь что возьмет верх? На то и борьба!

М а р и н а. Да… Пожалуй, вы правы… (Задумалась.) Смотря что возьмет верх… (Вдруг повела носом.) А вам не кажется — чем-то здесь пахнет? Даже немного щиплет глаза?

А н т о н. Не чувствую.

М а р и н а. Значит, почудилось. Мне обязательно нужно было повидать одного человека… Не застала дома… На дверях записка. Пишет матери, что будет здесь, по этому адресу. (Принюхивается, решительно.) Определенно где-то что-то горит!

А н т о н. Что тут может гореть?

М а р и н а (открывает дверь в соседнюю комнату — оттуда вырывается клуб дыма, в дыму видны отблески огня). Горит квартира! Квартира горит!

А н т о н (заглядывает в комнату). Раскладушка, будь она проклята! Раскладушка с накидкой!

Марина бросается к окну, хочет открыть его.

Не открывайте!

М а р и н а (не слушая его, распахивает окно, кричит). Пожар! Пожар!

А н т о н (кидается к окну). Я что сказал? (Резко отрывает Марину от окна, захлопывает его.) Нельзя давать огню лишнюю тягу!

М а р и н а. Но мы задохнемся! Где у вас вода?

А н т о н. В рюмках, что ли, носить? (Бросается в горящую комнату, захлопнув за собой дверь.)

М а р и н а (в дыму, кричит вслед). Неужели нет ни одного ведра? Я вызову по телефону пожарных!

Г о л о с  А н т о н а. Обойдется!

Из комнаты доносится топот ног, какие-то удары, кажется, что Антон борется с живым существом.

М а р и н а (одна). Без воды — как же он там?

Дым, пробивающийся через дверь, постепенно чахнет.

Голос Антона: «Можете открыть окно!»

(Бросается к окну, открывает его.) Готово! (Жадно вдыхает воздух.) Как хорошо…

А н т о н (выходит из комнаты). Вроде все…

М а р и н а. А где же ваш пиджак?

А н т о н. Огонь забивал.

М а р и н а (внимательно, как бы заново рассматривает Антона). А знаете… Хоть вы меня довольно сильно двинули — тогда, от окна… (Потирает плечо.) В трудную минуту хорошо быть с вами рядом…

А н т о н. Чего там… Случается по-всякому. А что толкнул, извините… Момент такой… (Вдруг.) Ой, деньги! (Бросается в комнату, выносит дымящийся пиджак, трогает карман.) Так и есть… сгорели…

М а р и н а. Какие деньги?

А н т о н. Долг один…

Звонок.

Ну вот… Я говорил… Наделали паники! Теперь весь дом сбежится!

Снова звонок.

Да погасили уже, погасили, чего вам неймется? (Идет в прихожую, открывает. Удивленно.) Тамара?

Т а м а р а (быстро входит в комнату, в руках у нее сверток). Не ожидал? (Оглядывает комнату.) Твои хоромы? Дворец… (Замечает Марину.) Ой, гости у тебя? Здравствуйте, девушка.

М а р и н а. Здравствуйте.

Т а м а р а (Антону). А сказали — ты один тут горюешь… Правильно! Нечего унывать! Я такая счастливая сейчас… Такая счастливая… Разозлилась давеча на Валерку, на семью его, а оказывается, сама виновата! Перевернула все по-своему, сама обиделась, людей обидела… Валерка мне все объяснил… Другие и правда из расчета за ним бегали, у нас — любовь! А я букет его… Букет… (Замечает букет.) Мой букет? Как он сюда попал? (Прижимает букет к груди. Марине.) Замуж выхожу! Выпьем за мое счастье! (Срывает обертку со свертка — там бутылка шампанского. Антону.) Открывай!

Антон начинает откупоривать бутылку.

Помнишь, у меня к тебе просьба была?

А н т о н. Помню.

Т а м а р а. Будь у меня на свадьбе за брата!

А н т о н. За брата?

Т а м а р а. Родни у жениха целый дом, а у меня — никого! Укажу на тебя, скажу: «Вот мой двоюродный! Если кто меня обидит, дело с ним будет иметь!» (Марине.) Из детдома мы оба, помогать надо друг другу, как считаете?

М а р и н а. Безусловно. (Антону.) Мне это нравится, а вам?

Т а м а р а (Антону). Согласен?

А н т о н (окрыленный словами Марины). Еще спрашиваете! Договорились, сестричка!

Т а м а р а (обнимает, целует Антона). Вот спасибо! (Марине.) Не возражаете, девушка? Он же мне братик теперь! Не знаю, как у вас с ним, но от всего сердца советую — идите, за него! Он мне столько добра сделал, так помог… Главное — в людей верит… Обмануть его — все равно что убить… (Антону.) Открыл?

Антон кивает. С треском вылетает пробка, разливает шампанское в рюмки.

Сперва — за вас! Славная у тебя девушка, Антон! Хоть долго выбирал, зато выбрал правильно! В точку! За вас! (Чокается.)

М а р и н а (Антону, смеясь). Попались?

Пьют. Слышен звонок.

М а р и н а. Ой, не надо нам сейчас никого!

Антон идет открывать. Появляется  З о й к а.

З о й к а (на ходу). Я только хотела сказать… Не рассердишься?

А н т о н. За что?

З о й к а (увидела Марину и Тамару). Опять народ у тебя… (Антону.) Все улицы обошла — нет собачки…

А н т о н. Искала? Ой, Зоюшка… Найдется! Не беспокойся!

З о й к а (смотрит во все глаза на Марину). Понимаю… Не вовремя я…

Т а м а р а. Что ты, девушка! Самый раз! Подсаживайся! (Антону.) За тебя персонально! Жених ты теперь завидный, давай следом за мной! (Марине.) В загс вам, в загс, даже думать нечего!

З о й к а (потрясена, Антону). Женитесь?

Т а м а р а. Обязательно, милая! Уж я теперь от него не отстану! Он же мне брат теперь! Как за брата возьмусь! (Марине и Антону.) Ну? Чего сидите, словно аршин проглотили? Горько! Горько!

М а р и н а (Антону). Ну? Что скажете?

А н т о н. Я… Я…

З о й к а (Антону). Быстро у вас… Может, и хорошо это, если сразу… Поцелуйтесь скорей, а то заплачу! Горько! Горько!

А н т о н. Зойка… дурочка… Ничего этого нет…

З о й к а. Как — нет? Должна быть любовь на свете! Должна! Без нее — никуда!

Т а м а р а. Нет — так будет! Главное — вперед глядеть!

Звонок в прихожей.

Ну вот, опять кто-то! Антон, сделай мне удовольствие — кто бы ни пришел, спровадь! Для меня: настроение такое нашло! А мы на кухне пока схоронимся… Айда, девочки!

Забирая с собой посуду, фрукты, уходят. Антон идет открывать.

Возвращается с  К а т е й.

К а т я (оглядывает комнату). Один? Еле-еле от той отвязалась. Теперь поговорим… (Принюхивается, заглядывает в соседнюю комнату, ахает.) Что это у тебя — пожар был?

А н т о н. Да тут… От сигареты загорелось…

К а т я. Вот видишь? Видишь? Знакомишься без разбору, а теперь отвечай! Ремонтировать придется… За твой счет!

А н т о н. Само собой…

К а т я. Уж больно ты прост… Определяться тебе пора, Антон. Иначе пропадешь… Не на той же сонной тебе жениться?

А н т о н. А я уже определился, Катя.

К а т я (вся встрепенулась). Вот как? Продумал, значит, свое поведение? (Слышит шорох, подавленные голоса на кухне.) Что у тебя там? Опять кто-то есть?

А н т о н. Есть, есть…

К а т я. Кто?

А н т о н. Невеста своим счастьем делится.

К а т я. Какая невеста?

Появляется  Т а м а р а  с рюмкой шампанского.

Т а м а р а (Антону). Скоро ты? (Увидев Катю.) Товарищ Клепикова? Вот неожиданность!

К а т я. Тамара?

Т а м а р а. Она, она самая! Сейчас и вам нальем! (Кричит на кухню.) Давайте сюда, девочки!

Появляются  М а р и н а  и  З о й к а  с шампанским.

К а т я (глядит на Марину). Еще одна?

Т а м а р а (подносит ей рюмку). Выпейте за мое счастье!

К а т я (строго). Одумалась, значит? Фокусы свои бросила?

Т а м а р а. Да, да! Не туда меня кинуло…

К а т я. Теперь — твердо? Навечно?

Т а м а р а. Постараюсь, как смогу!

К а т я (Антону). Что ж ты молчал? (Потрясена. От всей души обнимает Тамару.) Ой, Тамарочка… Какой камень ты с души у меня сняла! Ты ж меня от греха избавила — пожертвовать собой я хотела… Значит, все в порядке у вас? Золотые вы мои, дорогие… (Наливает рюмки, подносит Тамаре и Антону.) Целуйтесь скорей! Горько! Горько!

З о й к а. Что вы путаете? Кому горько?

К а т я. Как — путаю?

З о й к а (указывает на Марину). Вот же, вот…

А н т о н. Горько у нас не пойдет, Катя.

К а т я. Почему?

А н т о н. Так ведь Тамара не за меня выходит!

К а т я (остолбенела). Как — не за тебя? Сам же сказал: Тамара — невеста!

А н т о н. Невеста, но смотря чья.

Т а м а р а. За Валерку я выхожу.

К а т я. Какого Валерку?

Т а м а р а. Технолог с Текстильмаша. Парень чудной, с заскоками, но теперь будет у меня как шелковый. Я уже подход к нему нашла! Начнет фортеля свои выкидывать, я ему только: «Ва-ле-роч-ка…» Все понимает!

К а т я. Погоди, погоди… (Антону.) А ты?

А н т о н (смеется). Каким был, таким и остался…

К а т я. Холостой, значит?

А н т о н. Как видишь.

К а т я. До каких же пор?

А н т о н. Пока любовь своего слова не скажет.

З о й к а (горячо). Иначе нельзя!

К а т я. Погоди ты, нельзя! (Антону.) А нам-то что делать? С тобой вместе у моря погоды ждать? Не пойдет!

А н т о н. А при чем здесь вы?

К а т я. Как при чем? Хочешь роскошь эдакую задарма получить? Нет, друг, надо по совести: ты нам — и мы вам!

А н т о н. Ничего не понимаю…

К а т я. Решение свое насчет квартиры оттого мы и приняли, что жениться ты собрался!

А н т о н. Я? Жениться?

К а т я. А теперь на попятный? Получил — и в кусты?

М а р и н а (Антону). С условием дали жилье вам, оказывается?

А н т о н (в отчаянии). Да нет же! Нет же!

М а р и н а (Антону). А говорили — квартира вам не нужна!

А н т о н. Я не знал! Я не знал!

К а т я. Не знал? И что дом этот для молодоженов, тоже, выходит, не знал?

А н т о н. Этот дом… для молодоженов?

М а р и н а (Антону). Слушайте, нельзя же без конца разыгрывать невинность! Вы же сами жаловались, что изменили себе! Значит, знали, на что шли?

З о й к а. Да что вы на него нападаете? Не видите, что ли, — человек на себя не похож!

Т а м а р а. Скажи им, Антон, скажи!

М а р и н а. Защищайтесь!

А н т о н. Я… Я… (Замолкает.)

М а р и н а. Эх, вы…

Отчаянно махнув рукой, Антон убегает.

З о й к а. Куда ты, Антон, куда? (Марине.) Слова не дали сказать, обвинили сразу!

Т а м а р а (Кате). Не может быть, чтоб Антон махинациями занимался!

К а т я (сама в полной растерянности). На фабкоме рекой разливался… Так все расписал…

Т а м а р а. Антон?

К а т я. Нет… Друг его… Леша. Ручался, что Антон обязательно женится…

М а р и н а. Так это Леша?

З о й к а (Марине). Вот видите? Видите? Значит, друг его во всем виноват, Антон ни при чем, а вы сразу плохое о нем подумали! (Тамаре, Марине, Кате.) Идемте, найдем его! Он же сделать сейчас над собой может что-нибудь! По глазам его видела! Скорее!

К а т я. Пошли! (Идут к двери.)

Марина остается на месте.

З о й к а. А вы что ж?

М а р и н а. Зря паникуете. Антон мужчина.

З о й к а. Не любите вы его! (Убегает.)

Вслед за ней скрываются Тамара и Катя. Хлопает входная дверь.

М а р и н а (одна). Как все просто — любите, не любите… (Прошлась по комнате.) Смешная девчонка… (Пауза.) И почему это меня должно касаться вообще? (Пауза.) Какие у него глаза — чистые, ясные… Обмануть такого — убить… (Пауза.) Понимаешь, что ты натворил, друг Лешенька? Любой ценой тянуть к счастью — какому?

Звонит телефон. Темнота. Сбоку сцены высвечивается телефонная будка. В ней  Л е ш а. Это он звонит.

Л е ш а. Не отвечают… Вот черти… Значит, сладились. Кто ж там? А вдруг ушел? Нет, нет, не может быть!

Мимо будки проносится  А н т о н  в своей прожженной одежде. Заметив его, Леша выскакивает из будки, задерживает его.

Стой! Почему ты здесь?

А н т о н. Ты? Тебя-то мне и нужно! Иди туда! Иди! (Хватает Лешу, тянет его с собой.)

Л е ш а. Куда ты меня тянешь? Что с тобой?

А н т о н. Что ты со мной сделал? Что ты со мной сделал — отвечай! (Трясет его.) Перед всеми меня опозорил! С грязью смешал!

Л е ш а. Да что случилось? Пиджак весь прожженный… Из вулкана какого-то выскочил?

А н т о н. Хуже… хуже… Вы какую квартиру мне дали?

Л е ш а. Ах, это? Важно было момент не упустить… Взять! А когда база есть, и остальное найдется!

А н т о н. Что — остальное? Что — остальное? (Трясет Лешу.)

Л е ш а (смеется). Любовь — госпожа с причудами! Иногда не грех ее поторопить!

А н т о н. Не смей говорить про любовь! Не смей! Не веришь ты в нее! Не веришь! Из-за квартиры — жениться? Понимаешь, на что ты меня толкаешь? За что же ты меня подлецом сделать хотел перед людьми?

Л е ш а. Каким подлецом? О чем толкуешь? Встряхнуть я тебя думал, из твоего состояния вывести… Надо это тебе, надо!

А н т о н. Не понимаешь… или прикидываешься? (Трясет его.)

Л е ш а. Стой, погоди! (Вырывается из рук Антона.) А знаешь, таким ты мне нравишься. Откуда-то страсть появилась, священный гнев… Совсем другой человек… Что случилось?

А н т о н. Не понятно тебе? Посмотрел бы на ее глаза! Если б ты только видел, как она глядела… Жить мне теперь нельзя, понимаешь? Жить нельзя!

Л е ш а (пылко обнимает Антона). Все понятно! Так бы сразу и говорил! Влюбился? Поздравляю! Молчи, ничего не говори! Влюбился!

А н т о н. Не смей! Не смей! Иди сейчас же туда и все скажи! Все! Двигайся, черт бы тебя побрал, двигайся!

Л е ш а. Так меня! Так меня! Молодец! Так и надо! Пойми — это счастье! Теперь все в порядке будет у нас!

А н т о н. Иди скорей, чего стоишь? Ничего не утаи от нее, слышишь?

Л е ш а. Ладно, ладно! Все выложу! Идем. Кто — не спрашиваю…

А н т о н. Она на меня и смотреть сейчас не захочет!

Л е ш а. Скажи пожалуйста! А кто она такая — моим Антоном пренебрегать? Успокойся, все объясню! По всем пунктам! Во всем виноват я один. Еще меня благодарить будешь! Пошли! Постоишь возле дома… Минут за семь управлюсь. Смело тогда можешь входить и души ее поцелуями! Не таких укрощал!

А н т о н. Пошел ты с поцелуями! Ты не знаешь, какая она!

Л е ш а. Пошли!

Скрываются. Появляются  З о й к а,  К а т я  и  Т а м а р а.

З о й к а. К реке нужно идти! К реке!

К а т я. Ты скажешь! Неужели уж сразу топиться?

Т а м а р а. Разделиться надо… Потом все обратно..

З о й к а и Тамара удаляются.

К а т я (одна). Неужели сделает что-нибудь с собой?

Появляется  М а я. Она идет нетвердыми шагами.

М а я. Можно ж так заблудиться… Новый квартал… (Увидев Катю, обрадованно.) Хочу вернуться! Мы не договорили! Проводите меня, пожалуйста… Я что-то ничего не найду…

К а т я. Уйди ты от меня, пожалуйста. (Спешит прочь.)

М а я. Нет, нет… Не оставляйте меня… (Преследует ее. Скрывается.)

Темнота. Высвечивается квартира Антона.

М а р и н а (одна). Может, надо было все-таки пойти?

Звонок входной двери.

Вернулся? (Бросается открывать.)

Возглас Леши: «Маришка?» Оба входят в комнату.

Л е ш а (потрясен). Как ты сюда попала? Прочла записку с адресом на дверях? Это и есть твой сюрприз? Где твоя коса? Остриглась? Почему меня не спросила?.. Я б не дал… Я тебе отправил такое письмо… Молодец! Почувствовала… Есть колоссальная новость. Такая новость…

М а р и н а. У меня тоже новость…

Л е ш а. Погоди… Ты одна? (Обводит глазами комнату.)

М а р и н а. Как видишь…

Л е ш а. А где же та?

М а р и н а. Кто?

Л е ш а. Тут целая история… Любовь с первого взгляда. С ума сходит человек…

М а р и н а. Кого ты имеешь в виду?

Л е ш а. Дружок один, из моей бригады… Держался-держался, а тут — откуда что… Целый пожар! (Принюхивается.) Пахнет горелым? Горело что-нибудь?

М а р и н а. Было, было… Все тут было…

Л е ш а (заглядывает в соседнюю комнату, вскрикивает). Мамина накидка! Моя раскладушка!

М а р и н а. Ты можешь меня все-таки выслушать?

Л е ш а. Погоди, погоди… На себе, можно сказать, через весь город тащил, думал, пригодится… Ах, Антон, Антон… Никогда не просто… Одно слово — снежный человек!

М а р и н а. Может быть, это и хорошо? Снег по крайней мере чистый… Так вот, я хотела тебе сказать…

Л е ш а. Подожди… Куда ж она все-таки делась?

М а р и н а. О ком ты говоришь?

Л е ш а. Да все о той же, кому Антон сердце свое распахнул! Первый раз в жизни с ним такое, одно твердит: жить сейчас не могу, оправдаться должен перед нею…

М а р и н а. Так, может, ты за него это сделаешь? По-моему, стоит.

Л е ш а. Перед тобой-то зачем? Дело совсем пустяковое. Пассивный народ. Если за шиворот не возьмешь, век будут на месте сидеть, собственное свое счастье упустят… Сбежала, значит? Ладно! Дела у нас с тобой поважнее есть… Не поздоровались как следует. Не поцеловались… Не догадалась, какая новость у меня?

М а р и н а. Нет еще…

Л е ш а. Я женюсь!

М а р и н а. Вот как? На ком же?

Л е ш а. Это и есть самое интересное! На тебе, моя глупенькая, на тебе! (Обнимает Марину, хочет поцеловать.)

М а р и н а (мягко отстраняясь). Ты — серьезно?

Л е ш а. Какой может быть вопрос?

М а р и н а. Решил за пассивную?

Л е ш а. Как тебе не стыдно?

М а р и н а. Не сердись, но, может быть, нужно было еще и меня спросить?

Л е ш а. В тебе я уверен, как в себе!

М а р и н а. Напрасно! Женитьбу твою тебе придется отложить, Леша…

Л е ш а. Почему? Какие глупости! (Хватает Марину в объятия, покрывает ее лицо поцелуями, несмотря на ее сопротивление.)

М а р и н а. Пусти! Пусти!

В это время в комнате появляется  А н т о н.

Антон!

Антон бросается к ним, отбрасывает Лешу.

А н т о н (Леше). Что ты делаешь?

Л е ш а. Ты с ума сошел! Это ж моя Маришка!

А н т о н (потрясен). Твоя Маришка? (После паузы.) Не может быть… Не может быть…

Слышен звонкий лай, и в комнату вбегает  З о й к а  с собачкой на руках.

З о й к а (увидев Антона). Нашлась! Нашлась собачка!

А н т о н (Зойке). Погоди…

З о й к а. Опять я не вовремя…

А н т о н (Леше, повторяя). Твоя Маришка?

М а р и н а. Пока я еще своя…

А н т о н (Леше). И ты ей сказал? Все?

В комнате появляются  К а т я  с  М а е й.

К а т я (о Мае). Никак не отстает… (Увидев Антона.) Нашелся?

М а я. Гип-гип-ура! Могу теперь спокойно доспать…

А н т о н (Марине). Леша вам все объяснил?

М а р и н а. Я поняла все и так… (Протягивает руки.)

А н т о н. Спасибо. (Берет ее руки в свои, держит не выпуская.) Спасибо… Поверили…

К а т я. Наконец-то! Чего стоите? Целуйтесь скорее!

Л е ш а. Да погоди ты со своими поцелуями! Не путай!

К а т я. Опять не то? Чем не парочка? Горько! Горько!

А н т о н. Не торопись, Катя. Что вы с Лешей так о моей судьбе хлопочете? Да не вы одни, целый фабком?

К а т я. Общий наш ребенок! Кто ж еще о тебе позаботится!

А н т о н. А не лукавите ли вы, папы и мамы мои дорогие? Другое, чувствую, у вас на уме!

Л е ш а. А что скрывать? Сам должен понять: без тебя плану крышка!

А н т о н. Вот это уже понятней. План есть план. И действовали вы по плану. Одного вы только не учли — сердца в план не вставишь… Нет, не вставишь… (Идет к двери.)

К а т я. Погоди… Все хорошо! Чего тебе не хватает?

Т а м а р а. Куда ты, Антон?

А н т о н. Квартира эта не подходит, Тамарочка! Лучше нашел! Полезной площади — не оглянуть. Миллион квадратных метров! Ванн пока нет — болота да озера! Вместо холодильников — вечная мерзлота, скалы — без лифтов… Ничего! (Берет с рук Зойки Жучку.) Как считаешь, Жучка? Разместимся? Правильно! Пошли, Зойка, проводишь меня!

К а т я. Уезжаешь?

М а р и н а. А знаете, Антон, нам, кажется, по пути.

А н т о н. По пути?

М а р и н а. Так получается… Вот… (Показывает.) Путевка комсомола… (Леше.) Хочу испытать себя. Заезжала проститься.

Л е ш а. Ты? Едешь? На стройку? И молчала до сих пор?

М а р и н а. Я все время пыталась тебе сказать, но ты, как всегда, слушал только себя… (Антону.) Не возражаете?

А н т о н. С вами? (Протягивает ей руку.)

М а р и н а. Места там много, Антон правильно сказал. Как-нибудь разместимся.

Л е ш а. А я? (Антону.) Зарезал… (С искренним отчаянием.) Что ж я теперь на фабкоме скажу?

З о й к а. Есть любовь! (Всхлипывает.) Есть!

Л е ш а. Да погоди ты с любовью! Квартира горит! Такая квартира!

З а н а в е с

1975—1976

Примечания

1

Текст Ф. Шишигина.

(обратно)

2

Студенческий фольклор.

(обратно)

3

О. Уайльд. Перевод Н. Гумилева.

(обратно)

Оглавление

ВОРОБЬЕВЫ ГОРЫ Пьеса в четырех актах, пяти картинах

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЗЕМЛЯ РОДНАЯ Пьеса-сказка в трех действиях с прологом

  ПРОЛОГ

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

СВАДЬБА Комедия в шести картинах с прологом

  ПРОЛОГ

  КАРТИНА ПЕРВАЯ

  КАРТИНА ВТОРАЯ

  КАРТИНА ТРЕТЬЯ

  КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

  КАРТИНА ПЯТАЯ

  КАРТИНА ШЕСТАЯ

СОЛНЕЧНЫЙ ДОМ ИЛИ КАПИТАН В ОТСТАВКЕ Водевиль в трех актах, семи картинах

  АКТ ПЕРВЫЙ

  АКТ ВТОРОЙ

  АКТ ТРЕТИЙ

НЕ ЩАДЯ ЖИВОТА (ПАПЕ НАДО ПОХУДЕТЬ) Комедия в двух действиях

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ВСЕ МОЖЕТ БЫТЬ Комедия в трех действиях

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ГОРИТ КВАРТИРА Комедия в двух действиях

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg