Антология современной швейцарской драматургии
От составителей
Если ненадолго отвлечься от великодержавного пафоса, шапкозакидательских настроений и прочих проявлений никому не нужного ура-патриотизма, то в самом сердце Европы можно открыть для себя страну с богатой, многообразной и активно развивающейся культурой. Страну, которая вопреки своему небольшому размеру очень близка России по духу.
Отбирая пьесы для этой антологии, мы старались представить разные стороны современной швейцарской драматургии, поэтому в нее вошли произведения, написанные на всех четырех государственных языках Конфедерации — пьесы, сильно отличающиеся друг от друга по форме и содержанию.
Тем, кому по нраву классический формат современной драмы, мы советуем в первую очередь обратить внимание на пьесы уже известных в России авторов: Лукаса Берфуса и Урса Видмера.
Поклонников документального театра наверняка заинтересует пьеса Мирьям Найдхарт, посвященная кризису рождаемости в современной Европе.
Поэтичные тексты Хендля Клауса и Лео Туора, действие которых происходит на альпийских высотах, вряд ли оставят равнодушными лирично настроенных читателей.
Тем, кому близки проблемы женского равноправия, рекомендуем взглянуть на экспериментальные пьесы Марьель Пенсар и Кристины Кастрилло.
Любителям запутанных детективных сюжетов ни в коем случае нельзя пропустить «Доказательство обратного» Оливье Кьякьяри, остроумно написанную историю небольшой деревеньки, у каждого из жителей которой своя правда и своя версия происходящих событий.
Грустные и трагичные, а также чрезвычайно злободневные пьесы «Йоко-ни» и «Горькая судьба Карла Клотца» — юные герои которых страдают соответственно компьютерной зависимостью и ожирением — привлекут всех, кто не понаслышке знаком с этими напастями нашего времени.
Наконец, страстным футбольным болельщикам достаточно лишь перелистнуть несколько страниц, чтобы оказаться в непередаваемой атмосфере пьесы Андри Байелера «Бей-беги».
Мы очень надеемся, что наши вкусы совпадут с вашими, что каждый режиссер, актер, критик, театровед или простой читатель откроет в этой антологии что-нибудь свое, хотя бы ненадолго окунется в малоизвестный мир швейцарской драматургии.
Александра фон Аркс, Святослав ГородецкийАндри Байелер «Бей-беги»[1]
Перевод со швейцарского диалекта немецкого языка.
© THEATERSTUECKVERLAG Korn-Wimmer, München.
(Перевод с немецкого А. Кабисова).
__________________
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ХРИГЕЛЬ, 16 лет, на футболке номер 12.
МИША, 15 лет, на футболке номер 13.
ЛОРЕНЦ, 17 лет, номера нет, разве что номер на футболке в стиле 70-х под анораком из секонд-хенда.
Примечание: Косая черта (/) обозначает наложение реплик, когда персонажи перебивают друг друга.
__________________
Для подростков и взрослых.
__________________
Благодарность: Мартину Бири, Юлиане Швердтнер.
Игра первая
1
Поздняя осень, суббота, вторая половина дня. Футбольное поле в пригороде. На скамейке запасных местной юношеской команды сидят Хригель и Миша, как и во время любого матча в разгар сезона. Игра только что началась.
ХРИГЕЛЬ. Грил, што даст мне шанс. Винфрид в смысле, на прошлой трене.
МИША. Да эт он всегда грит.
ХРИГЕЛЬ. Ага, шанс, блин. Ссука.
МИША. Ничо не сделаешь.
ХРИГЕЛЬ. Козел вонючий.
МИША. Может, он тя попозже выпустит еще.
ХРИГЕЛЬ. Н-да, может.
2
ХРИГЕЛЬ. Барбара тоже пришла.
МИША. Я видел.
ХРИГЕЛЬ. Отстой, да?
МИША. Што она пришла, што ль?
ХРИГЕЛЬ. Што ты не играешь.
МИША. А-а.
ХРИГЕЛЬ. Чо, не так, што ль?
МИША. По-твоему тоже отстой, што он все время Пфойти выпускает? В смысле, он же ваше играть не умеет.
3
ЛОРЕНЦ (подходит в обычной одежде). Физкульт-привет.
МИША. Здаров.
Хригель пытается не замечать Лоренца.
ЛОРЕНЦ. Подвиньтесь-ка.
Миша двигается ближе к Хригелю.
ХРИГЕЛЬ (не двигаясь с места, Мише). Нормально?! МИША. Да, сойдет.
ЛОРЕНЦ (садится). Ну чо, было тут чо-ньть уже?
ХРИГЕЛЬ. Ничо.
МИША. Да не особо.
ЛОРЕНЦ. Короче, я ничо не пропустил.
4
Лоренц закуривает и лыбится Хригелю и Мише.
ХРИГЕЛЬ. Потуши нах.
Миша пытается игнорировать и сигарету Лоренца, и реакцию Хригеля.
Лоренц с удовольствием затягивается, не отводя взгляда от Хригеля.
Хригель корчит рожу и передразнивает Лоренца.
5
ХРИГЕЛЬ. Те седня своему старику помогать не надо?
ЛОРЕНЦ. Потом.
ХРИГЕЛЬ. Потом?
ЛОРЕНЦ. Ага.
6
ЛОРЕНЦ (осматривается вокруг). Смари, Барби.
ХРИГЕЛЬ. И чо?
ЛОРЕНЦ (Мише). Смари.
ХРИГЕЛЬ. Да видел уже.
МИША. И с ней, как всегда, Жанин.
ХРИГЕЛЬ. Жанин?
Лоренц смотрит на Мишу.
МИША. А Пфойти опять с самого начала выпустили.
ХРИГЕЛЬ. Если б мой старик каждый год на долбаную новую форму всей команде отстегивал, я бы тоже всегда с начала играл. Сраный Пфойти-мойти.
ЛОРЕНЦ (кричит). Эй, Пфойти! Не спать! Давай, изобрази чо-ньть! Покажи класс!
Хригель, Миша и Лоренц смеются, потом вдруг резко умолкают.
Да уж, показал класс.
МИША. Это ему еще повезло. Хоть угловой не дали.
ХРИГЕЛЬ (кричит). Судья! Ты чо, слепой, штоль?! Угловой же йопт!
МИША. Хорош, нам же лучше.
ХРИГЕЛЬ. Не, ну правда же.
МИША. Ну да.
ЛОРЕНЦ (комментирует происходящее на поле). Вот так, ништяк. Быстро разыграли, накоротке, и сразу в центр.
ХРИГЕЛЬ (кричит). Выбей! Выбей мяч! Выбей его! Выбей!
Пауза.
ХРИГЕЛЬ. Вот г-гавно!
ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). И снова, далеко не в первый раз в этом сезоне, команда хозяев вынуждена отыгрываться уже на начальном этапе матча.
Хригель и Миша смотрят в сторону бровки поля, где стоит их тренер.
ХРИГЕЛЬ. И чо же делает Винфрид? Чешет репу, потом чешет жопу.
МИША. Ему надо как-то реагировать.
7
ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). Итак, уважаемые любители футбола, позвольте констатировать следующее: одного быстро разыгранного углового достаточно, чтобы повергнуть в панику оборону команды хозяев.
ХРИГЕЛЬ. Обычно Мозер в защите стоит, как скала, рассекающая волны.
ЛОРЕНЦ. Как чо?
ХРИГЕЛЬ. Мозер обычно никого не пропускает.
ЛОРЕНЦ. Да он просто слишком далеко отпустил своего игрока. Ты чо, не видел? Тут его метр восемьстдевять не поможет.
8
ЛОРЕНЦ (снова осматривается; Мише). И твоя старуха тоже опять здесь.
Миша не реагирует.
В смысле, твоя мать, конечно.
МИША. Видел уже.
ЛОРЕНЦ. Смари, вон она те машет.
МИША. Да она все время машет.
ХРИГЕЛЬ. Она все время ему машет, если до тя еще не дошло.
9
Лоренц встает.
ХРИГЕЛЬ. Пошел?
МИША. Уже уходишь?
ЛОРЕНЦ (Мише). За пивом. (Хригелю.) Те принести?
ХРИГЕЛЬ. Ага, телятинки.
Лоренц смеется и уходит.
(Смотрит вслед Лоренцу.) Вот нахрена он сюда каждую субботу таскается, пялится, хрень всякую несет и сваливает?
МИША. Видать, ему по приколу.
ХРИГЕЛЬ. Он же приходит тока потому, што знает, што мы по-любому опять тут.
МИША. Да не, не думаю.
ХРИГЕЛЬ. Да чо не.
10
ХРИГЕЛЬ. А чо Жанин?
МИША. А чо Жанин?
ХРИГЕЛЬ. Ну, ты грил же чо-то.
МИША. Не знаю.
ХРИГЕЛЬ. Не знаешь?
11
МИША. Смари чо.
ХРИГЕЛЬ. Чо?
МИША. Смари! Ну!
ХРИГЕЛЬ (кричит). Рюгги! Мочи по воротам!
Хригель и Миша вскакивают.
ХРИГЕЛЬ. Нееееет!
МИША. Прям чуток не забил.
Хригель и Миша снова садятся.
ХРИГЕЛЬ. Такой надо было забивать.
МИША. Но клево он их сделал, те двое так и встали.
ХРИГЕЛЬ. Я б забил.
МИША. Да уж, Рюгзеггер кой-чо умеет, тут уж чо ни говори.
ХРИГЕЛЬ. Рюгзеггер-Крюкзеггер.
12
Хригель и Миша замечают, что тренер, все время стоявший у бровки, идет к скамейке.
МИША. Вишь, терь он реагирует.
ХРИГЕЛЬ. Да пора б уж. (Заранее снимает штаны, завязывает бутсы.)
Миша наблюдает за приготовлениями Хригеля.
(Заметив это.) Может, он тя еще выпустит попозже.
Хригель и Миша смотрят, как тренер садится рядом, не обращая на них внимания, потом опять встает и отходит от скамейки.
МИША (тихо). Может, он тя еще выпустит попозже.
ХРИГЕЛЬ (еще тише). Козел вонючий.
13
ХРИГЕЛЬ (кричит). Э-э, судья, штрафной!
МИША (вполголоса). Уй-йо!
ХРИГЕЛЬ (кричит). Судья, нарушение!
МИША. Ну и костолом.
ХРИГЕЛЬ (кричит). Гони с поля отморозка!
МИША. Да он наверно не спецом так.
ХРИГЕЛЬ. Ты видел, как он его срубил?!
МИША. Ну судья свистнул же.
ХРИГЕЛЬ. Да он в него ваще сзади въехал!
МИША. Он свистнул, Хригель.
ХРИГЕЛЬ. Ну и прально.
Короткая пауза.
Так, во. Терь смари. Ща че-то буит.
МИША. Расстояние до ворот прям для Мозера, да?
ХРИГЕЛЬ. Мозер ща вколотит под перекладину, смари.
МИША. Н-да. Вколотить он может, Мозер-то.
ХРИГЕЛЬ (кричит). Э, Рюгги! Дай Мозеру пробить! (Мише.) Этот Рюгги, блин, везде ему надо свою ногу засунуть.
МИША. Рюгги по ходу сам пробить хочет.
ХРИГЕЛЬ (кричит). Оставь Мозеру, Рюгги!
МИША. Смари-смари, ща сам пробьет.
ХРИГЕЛЬ (кричит). Рюгги-Крюки!
Хригель и Миша вскакивают.
МИША. Гоооо / ооол!
ХРИГЕЛЬ. Йе-йе-йе! Йееееееее!
Хригель и Миша на секунду замирают, потом радостно обнимаются.
МИША (чуть задерживает Хригеля в объятиях). Чего?
ХРИГЕЛЬ. Мы это заслужили.
МИША. Конечно, мы это заслужили.
ХРИГЕЛЬ. Ведь мы же заслужили, правда?
МИША. Ну да, конечно, заслужили. (Садится.)
Хригель садится.
14
ХРИГЕЛЬ. Барбара приходит и по субботам.
МИША. Тока на домашние игры.
ХРИГЕЛЬ. Через раз по ходу.
15
ХРИГЕЛЬ. Но на домашние она реально частит. Эт ништяк, по-моему. Ну то есть жидковато, канеш, в смысле, што иногда хоть с децл народу приходит позырить, согласись? Ну и при чем эт я не тока про мамку твою, понимаешь, ну хоть кто-то еще, один-два, ходят, а не тока Пфойти со своим стариканом. Пфойти ваще можно даже пожалеть. Как его батя тут выпендривается. Он думает, што если он всей команде на сраную новую форму отстегивает, так можно тут скакать и орать, как обезьяна, блин. Чо, нет, штоль? Реально же. Он реально иногда кабута с пальмы тока слез. Вот я и грю, ништяк, што еще кто-ньть приходит, ну, мамка твоя, например, она хоть не бесится, как Пфойтин старикан, согласись, или вот Барбара опять же.
Короткая пауза.
Ты ваще слышь, чо я говорю-то?
МИША. Кто? Я штоль? Ясен пень.
ХРИГЕЛЬ. Чо такое?
МИША. Не, ничо.
ХРИГЕЛЬ. Да чо такое? Колись!
МИША. Да ссать хочу, так хочу ссать, што щас прям обоссусь тут.
ХРИГЕЛЬ. Ну иди поссы.
МИША. Если Винфрид развоняется, то как обычно. Разминка там и все такое.
ХРИГЕЛЬ. Давай, я сморю, шоб он не спалил.
МИША. Пасиб. (Убегает.)
16
ХРИГЕЛЬ (вдруг заметив, что Винфрид сел рядом с ним). Чо? А, Миша… Ну, он это… А где он ваще-то? Хм. Разминается, наверно. Ага. Не мог уже сидеть. Смарите, вон он идет.
Миша подходит; видит Винфрида; пугается; быстро присаживается на скамейку рядом с Хригелем. Короткая пауза.
МИША. Разминался? Я? (Посмотрев на Хригеля.) Ну да. Это никада не вредно, правда?
Короткая пауза.
В следующий раз вместе пойдем. Ага. Просто Хригель… (Смотрит на Хригеля.)
ХРИГЕЛЬ. Просто Хригелю не охота всякой фигней страдать, непонятно зачем.
МИША (быстро). Да, я просто по-своему разминаюсь.
17
ХРИГЕЛЬ. По-своему он разминается, блин.
МИША. Так он тя никада играть не выпустит.
18
ХРИГЕЛЬ. А как те ваще Барбара?
МИША. Чо эт ты?
ХРИГЕЛЬ. Ну, так просто.
МИША. Не знай.
ХРИГЕЛЬ. Ну она же ничо так, а?
МИША. Ну да, симпотная ваще.
ХРИГЕЛЬ. И не стремная.
МИША. Не, наоборот, прикольная.
ХРИГЕЛЬ. Она на тя запала, заметил?
МИША. Да лана. Думаешь, запала?
ХРИГЕЛЬ. Да эт и слепому видно.
МИША. Ате?
ХРИГЕЛЬ. Чо мне?
МИША. Те-то она как?
ХРИГЕЛЬ. А мне-то чо?
19
ЛОРЕНЦ (возвращается с пивом). Ну чо у вас тут?
ХРИГЕЛЬ. Ничо.
МИША. Один-один.
ЛОРЕНЦ. Реально?
ХРИГЕЛЬ. В смысле?
МИША. Угу.
ЛОРЕНЦ. Кто?
ХРИГЕЛЬ. Ну кто-кто.
ЛОРЕНЦ. Рюгги?
МИША. Ну а то кто ж.
ЛОРЕНЦ. Без Рюгги вам ваще ловить нечего. (Открывает пиво; изображает комментатора.) Ай да Рюгзеггер. Благодаря своему футбольному остроумию, своей изобретательной и элегантной игре и, самое главное, благодаря своему созидательному таланту он, бесспорно, является жемчужиной команды. Его страстные прорывы по флангам, его головокружительный дриблинг и обостряющие игру передачи — все это, к сожалению, слишком часто оказывается бисером перед свиньями. Ну то есть ваше нечего ловить, я хочу сказать. Ваше здоровьице. (Пьет.)
20
Лоренц встает.
ХРИГЕЛЬ. Блин, ты чо, не можешь спокойно посидеть?
Короткая пауза.
Или свалить уже совсем. Я б тока рад был.
МИША. Ты куда опять собрался?
ЛОРЕНЦ. Поссать.
ХРИГЕЛЬ (Мише). Слышь, вот так все просто.
ЛОРЕНЦ. Чо?
ХРИГЕЛЬ (Лоренцу). Слышь, посидел бы ваще-т.
Короткая пауза.
А лучше б ваше не приходил. Я б тока рад был.
ЛОРЕНЦ. Успокойся, малыш. (Уходит.)
21
ХРИГЕЛЬ (кричит). Сзади, Мозер! Сзади!
МИША (кричит). Сзади, Мозер!
ХРИГЕЛЬ и МИША. Неееет!
ХРИГЕЛЬ (кричит). Да чо-ты встал, Мозер! Играй, дебил!
МИША (кричит). Беги, Мозер!
Пауза.
ХРИГЕЛЬ. Балииин, ну почему Мозер всегда косячит сзади!
МИША. Какой абсурдный ляп.
ХРИГЕЛЬ. Чо?
МИША. Да валить его надо было сразу.
22
ХРИГЕЛЬ. Ты смари, как тискаются, чуть ли не сосутся.
МИША. Ну, радуются типа.
ХРИГЕЛЬ. Не, смари-смари, чо вытворяют.
МИША. Да, чо-т они переигрывают.
ХРИГЕЛЬ (кричит). Ты ему еще язык туда засунь!
МИША (тихо). Или палец.
ХРИГЕЛЬ. Во-во, точно. Ладно. Терь они опять ведут, но пофиг.
МИША. Ага.
ХРИГЕЛЬ. Я б так не выпендривался.
МИША. Я б тоже.
ХРИГЕЛЬ. Ну, мож, с децл тока. Но так — никада.
МИША. Да ты и не забьешь никада.
23
Лоренц возвращается.
ХРИГЕЛЬ. Ничо.
МИША. Два-один.
ЛОРЕНЦ. В вашу?
ХРИГЕЛЬ. Ничо!
МИША. В их.
ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). Да, дорогие любители футбола. Все, что мы сегодня видим, — лишь попытки. Мы не видим решимости, не видим последовательности, не видим энергии. Но, самое главное, мы не видим изобретательной игры.
24
ЛОРЕНЦ. Серьезно. Ваша команда — просто гурьба с мячом
ХРИГЕЛЬ. Футбол и есть борьба…
ЛОРЕНЦ. Гурьба, Хригель, гурьба.
ХРИГЕЛЬ. Только через борьбу можно обрести свою игру.
МИША. Так Винфрид всегда говорит.
ЛОРЕНЦ. Да знаю я. (Пародирует Винфрида.) Иногда случается, что игра не идет, парни, иногда ничего не получается и все шиворот-навыворот. Но бороться, парни, бороться можно всегда.
Короткая пауза.
Какой же бред.
25
ЛОРЕНЦ. Самое главное в футболе — это команда. Насколько она слаженна. И вот тут у вас проблемы, даже в обороне.
ХРИГЕЛЬ. В обороне у нас Мозер стоит, как скала, рассекающая волны.
ЛОРЕНЦ. Если тока он не отпускает своего игрока слишком далеко. Ты ж сам видел. Но ведь с обороны как раз и начинается атака. Защитник должен участвовать в созидании, должен уметь начать атаку, а этого Мозер как раз и не может, несмотря на свои метрвосемьстдевять.
ХРИГЕЛЬ. Мозер — наша неприступная крепость!
МИША. Я думаю, он о другом.
ЛОРЕНЦ. Или возьмем центр поля. Ладно, там Рюгги. С ним все о’кей.
ХРИГЕЛЬ. Не мешало бы ему побольше напрягаться, этому Рюгги.
МИША. Рюгги кое-чо может, тут уж чо ни говори.
ЛОРЕНЦ. У вас просто-напросто нет нужных игроков. То есть сзади должен быть кто-то, не обязательно метрвосемьстдевять ростом, но штобы мог вперед сыграть. В полузащите нужно хотя бы трое таких, как Рюгги, и на острие атаки настоящий дриблёр.
ХРИГЕЛЬ. Кто на острие атаки?
ЛОРЕНЦ. Такой, штоб земля под ногами дымилась. Финт влево, финт вправо и потом пяточкой, чо-ньть в этом духе.
26
ХРИГЕЛЬ (Винфриду, подошедшему на секунду к скамейке). Разминаться? Хорошо. Еще как хочу. Конечно. (Ждет, пока Винфрид отойдет; Лоренцу.) Я бы с радостью продолжил с тобой дискуссию, но вишь как. (Начинает разминаться.) Все равно терь уже спорить не о чем, щас выйдет как раз нужный игрок. (Подходит к Винфриду.)
27
ХРИГЕЛЬ (за сценой). Ну я готов вощем-то.
Короткая пауза.
В следующей паузе? Хорошо. Я тада пока еще разомнусь.
28
ЛОРЕНЦ. Чо там было про Жанин?
МИША. Ничо.
ЛОРЕНЦ. Ничо?
МИША. Ничо конкретного.
ЛОРЕНЦ. Она терь частенько приходит.
МИША. Но она приходит не футбол смареть, по-любому.
ЛОРЕНЦ. Думаешь?
ХРИГЕЛЬ (пробегая трусцой мимо). Канеш, думаю. Я ж сказал. Осталось подождать, пару минут, и нужный игрок щас выйдет.
МИША. Да мы щас ваше не об этом.
ЛОРЕНЦ. Мы как раз об этом, Хригель.
Хригель бежит дальше.
Мож, она все-таки тока из-за футбола приходит.
МИША. Ты думаешь?
ЛОРЕНЦ. Ну а нах ей еще приходить?
Миша смотрит на Лоренца.
Ты думаешь?
МИША. Ну, очень даже мож быть.
29
ХРИГЕЛЬ (за сценой). Да! Вместо Пфойти? Понял.
Короткая пауза.
Тока в следующей паузе? Но…
Короткая пауза.
Лан, тада я еще пару спринтов рвану.
30
МИША. Она ж те тоже нравится, или как?
ЛОРЕНЦ. В смысле, чо значит нравится?
Миша смотрит на Лоренца.
ЛОРЕНЦ. Лана, она мне тоже нравится, даже очень.
ХРИГЕЛЬ (подбегает к скамейке после спринта). Када я выйду на поле, всем понравится.
ЛОРЕНЦ. Само собой, Хригель.
Хригель бежит обратно к Винфриду.
МИША. Знач, она те тоже нравится.
ЛОРЕНЦ. Я ж сказал.
МИША. Даже очень нравится.
ЛОРЕНЦ (слегка раздраженно). Именно.
МИША. Чо ж ты тада ждешь?
31
ХРИГЕЛЬ (за сценой). Да как так еще подождать? Я буду играть или нет?
Короткая пауза.
Тада я сажусь на место опять.
Короткая пауза.
Чо ладно?
Короткая пауза.
Ладно-ладно-ладно… Прохладно!
32
ХРИГЕЛЬ (расстроенно подходит к скамье). Молчи. Молчи!
ЛОРЕНЦ. Ладно, Хригель, главное, не переживай.
МИША. Мож, он тя / еще…
ХРИГЕЛЬ. Просто молчи.
ЛОРЕНЦ. Нужный игрок в нужный момент, Хригель.
МИША. Да, попозже.
33
ХРИГЕЛЬ. Или он выпустит меня тока в следующей игре. Или он выпустит меня тока в следующем сезоне. МИША. Он точно тя еще выпустит.
ХРИГЕЛЬ. Или не выпустит никада.
МИША. Мож, и в следующий раз, но выпустит.
34
МИША. В следующий раз он тя точно выпустит. Наверно, седня он тя просто бережет.
ХРИГЕЛЬ. Знач, он меня уже целый сезон бережет.
ЛОРЕНЦ. Хотя у тя особо и беречь-то нечего.
ХРИГЕЛЬ. А вот тя щас абсолютно никто абсолютно ни о чем не спрашивал.
35
МИША. И, кстати, ты тут такой не один.
ХРИГЕЛЬ. Хошь, штоб я порадовался, што тебе так же хреново, как и мне?
МИША. Не. Ваще нет.
ЛОРЕНЦ. Миша не так уж неправ.
ХРИГЕЛЬ. По мне, так здесь могут хоть двадцать человек сидеть на скамейке. И было бы такое же дерьмо.
ЛОРЕНЦ. Двадцать таких как ты — нет уж, спасибо. Это перебор, я б тада не приходил.
ХРИГЕЛЬ. Хоть какой-то толк был бы.
МИША. Хоть не одному тут сидеть.
36
ХРИГЕЛЬ (Винфриду). Щас? Но я же еще не…
Короткая пауза.
Да хочу, конечно. Я же до этого уже успел. (Быстро делает несколько приседаний.) Левый фланг? Понял.
Короткая пауза.
Конечно. Буду носиться как угорелый.
Короткая пауза.
(Смеется.) Точно. (Выбегает на поле.)
37
ЛОРЕНЦ. Ну вот, ему все ж повезло. Поиграет в смысле.
МИША. Угу. Наверняка счастлив.
ЛОРЕНЦ. Наверняка.
МИША. Со временем он становится немножко… (Смеется.) Ну, ты его знаешь.
ЛОРЕНЦ. Да и не тока со временем.
МИША. А ваще-то он нормальный.
ЛОРЕНЦ. Этот?
МИША. Серьезно.
ЛОРЕНЦ. Ну, тебе виднее.
38
ЛОРЕНЦ. А ты?
МИША. Я?
ЛОРЕНЦ. Думаешь, у тя тоже седня еще получится?
МИША. Чо?
ЛОРЕНЦ. Ну чо-чо!
МИША. А-а…
39
МИША (Винфриду). Прям щас?
Короткая пауза.
Нет, хочу, конечно. Само собой. (Снимает куртку.) Просто подумал, есть ли смысл. (Быстро.) Но смысл всегда есть. (Быстро делает несколько приседаний.)
40
ЛОРЕНЦ. Ну вот, и ты седня сыграешь.
МИША. Да, всего пару минут.
41
МИША (Винфриду). Замена? Понял. Последние минуты, кусаться и бороться, как всегда. (Выбегает на поле.)
42
ЛОРЕНЦ (встает, подходит к Винфриду). Я тут пораскинул мозгами и вот чо думаю: мож, попробовать в обороне не игроков держать, а перекрывать зоны? Тада было б легче и атаки начинать.
Короткая пауза.
Если сделать, как я предлагаю, то и в полузащите дело пошло б, ведь тада можно буит разыгрывать мяч накоротке. А в атаке…
Короткая пауза.
Вот, а в атаке надо больше играть через фланги, а не через середину все время. По флангам прям от лицевой линии, вот в таком духе.
Короткая пауза.
Нет, я не тренер, но…
Короткая пауза.
Я же просто предложил, и все.
Короткая пауза.
Ну, вы же могли бы это обдумать, а? (Возвращается к скамейке; садится.)
43
ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). Ну что ж, результат теперь уже не изменится, даже если и будет забит еще один гол. (Ненадолго задумывается.) Да, уважаемые телезрители, учитывая прошлые игры этого сезона, вполне вероятно, что в сетку попадет еще один, а то и два мяча. И, опять же, если вспомнить прошлые матчи, будет совсем не трудно предсказать, в чьи ворота угодит эта пара мячей.
Игра вторая
1
ХРИГЕЛЬ (смотрит себе под ноги; потом поднимает глаза; видит, что рядом с ним сидит Винфрид). Канешно. Играть могут тока одинцать игроков, эт я понимаю. Но тока почему-то я по жизни двенацтый.
Короткая пауза.
Да, Миша заслужил свой шанс, тут не поспоришь. И он хорошо бьется. Он просто офигенно бьется.
Короткая пауза.
Может, он не самый быстрый, но это дело наживное, так ведь?
Пауза.
Но как же насчет меня? В смысле, мне же тоже када-то надо дать шанс. То есть хоть раз с самого начала. Штоб я мог чо-то показать. Я же кое-чо умею.
Короткая пауза.
Канеш. На замену. На последние минуты. Потянуть время. Штобы нам не забили еще один гол.
Короткая пауза.
Командный вид спорта, канешно. Все время забываю. Извините. (Смотрит, как Винфрид встает и отходит от скамейки. Бросает взгляд ему вслед. Снова опускает глаза на свои бутсы.) Козел.
Короткая пауза.
(Поднимает глаза и видит, что Винфрид на него смотрит.) Я? Ничо. Честно. (Смотрит, как Винфрид отворачивается и отходит.)
Пауза.
(Все еще смотрит вслед Винфриду.) Козел вонючий.
2
Приходит Лоренц.
ХРИГЕЛЬ. Ну канеш. Было б чудо, если б ты хоть раз не приперся.
ЛОРЕНЦ. Хригель.
ХРИГЕЛЬ. А бате помогать опять потом буишь.
ЛОРЕНЦ. И откуда ты тока все знаешь. (Садится и закуривает сигарету; вызывающе смотрит на Хригеля.)
ХРИГЕЛЬ. Один хрен не потушишь свой бычок вонючий.
3
ЛОРЕНЦ. А Миша? Заболел?
ХРИГЕЛЬ. Заболел?
ЛОРЕНЦ. Живот болит башка грипп краснуха / корь ангина.
ХРИГЕЛЬ. Иди в жопу. (Раздраженно указывает на поле.)
ЛОРЕНЦ (удивленно смотрит на поле). Не хило, а?
ХРИГЕЛЬ. Пфойти на прошлой трене лодыжку вывихнул.
4
ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). Итак, дорогие любители футбола, как мне только что стало известно, сегодня команда хозяев из-за поврежденной лодыжки любимчика генерального спонсора Пфойти вышла на поле в непривычном стартовом составе. Вместо света очей генерального спонсора возможность доказать свое мастерство с первых минут получил наш неграненый алмаз, непривычный к прожекторам, Миша. Это нас, конечно, радует, но в то же время и несколько удивляет, ведь все мы рассчитывали, что в подобной ситуации будет введен в бой наш заслуженный рубака Хригель. Что ж, дорогие друзья, несладко сейчас приходится нашему почетному запасному Хригелю.
5
ХРИГЕЛЬ. Слушай, а чо ты ваше каждую субботу сюда прешься, пялишься и всякую хрень несешь?
ЛОРЕНЦ. Хм?
ХРИГЕЛЬ. Чо те надо тут каждую субботу?
ЛОРЕНЦ. Хм?
ХРИГЕЛЬ. Алё?!
ЛОРЕНЦ. Да ваше понятно, чо вы все время летите, в смысле, четыре-три-три, это же каменный век просто. Надо играть четыре-четыре-два или лучше ваше три-пять-два, если хошь, штоб чо-ньть получалось.
ХРИГЕЛЬ. Заткнись, а то я те ща ввалю!
ЛОРЕНЦ. И персональная опека, да еще с либеро за линией обороны, — это ж каменный век, малыш. У вас должно быть четыре защитника в линии, а то и три, будь моя воля, но либеро по-любому должен играть перед линией обороны, иначе как же ему давать импульс атаке? Ну ладно, импульс туда — импульс сюда, вам без разницы, в смысле, у вас один хрен ничо вперед не проходит.
Хригель вскакивает и враждебно смотрит на Лоренца.
Хм?
ХРИГЕЛЬ (недолго колеблется; снова садится). Какое же ты чмо.
6
ХРИГЕЛЬ. За пивом не хошь прогуляться?
ЛОРЕНЦ. Чо это? Тоже бухнуть хошь?
ХРИГЕЛЬ. Ну ты ж по жизни ходишь.
ЛОРЕНЦ (вынимает пиво из кармана). Предматчевая подготовка, сечешь? (Открывает пиво.) Будем.
7
ЛОРЕНЦ. А Барби терь тоже сюда чаще ходит, чем к скаутам.
ХРИГЕЛЬ. Ага. Я чо-т не обращал внимания раньше.
ЛОРЕНЦ. А те не интересно, чо это она сюда чаще ходит, чем к скаутам?
ХРИГЕЛЬ. Ну, по ходу ей тут больше нравится, хрен ее знает.
ЛОРЕНЦ (смеется). Ага, это уж точно.
8
ЛОРЕНЦ. А если б тебя с самого начала играть выпустили, ты куда б хотел?
ХРИГЕЛЬ. В смысле, куда?
ЛОРЕНЦ. Ну, на какую позицию?
ХРИГЕЛЬ. А. Ну, я как-то об этом не думал.
ЛОРЕНЦ. В атаку, в оборону, в центр, на фланг, хоть примерно.
ХРИГЕЛЬ. Да просто играть хочу.
9
ХРИГЕЛЬ. Жанин тоже чаще приходит.
Лоренц пожимает плечами.
Но она уж точно не ради футбола ходит.
ЛОРЕНЦ. А нафига ж?
ХРИГЕЛЬ. Да она даж не в курсе, чо такое офсайд.
ЛОРЕНЦ. Кто знает.
ХРИГЕЛЬ. Спорим, она даж не знает, какая разница между персональной опекой и зональной.
ЛОРЕНЦ. Как будто ты знаешь.
ХРИГЕЛЬ. Не гони.
ЛОРЕНЦ. Хошь, я пойду спрошу, знает она или нет, какая разница между персональной и зональной опекой.
ХРИГЕЛЬ. Чо, втюрился, штоль?
ЛОРЕНЦ. Так пойти спросить?
ХРИГЕЛЬ. Втюрился, да?
ЛОРЕНЦ. Мне идти спрашивать или не идти?
ХРИГЕЛЬ. Если те не слабо.
ЛОРЕНЦ. Те это интересно или нет?
ХРИГЕЛЬ. Да те все равно слабо.
Лоренц встает и уходит.
10
ХРИГЕЛЬ (смотрит вслед Лоренцу). Ему все равно слабó. Наверняка просто с Мишиной мамкой поздоровается.
Короткая пауза.
Подумать тока. (Смеется.) Стоит там, как полный дебил.
Короткая пауза.
Ну канешно. Терь буит дурака валять. Как же иначе. Это ж все, на што он способен.
Короткая пауза.
Интересно, чо же они там ржут. Это уж ни в какие ворота.
Короткая пауза.
Да чо они так ржут?
Короткая пауза.
Так, хватит.
Короткая пауза.
Не лапай ее. Нехрен ее лапать.
Короткая пауза.
Еси ты ее еще хоть раз тронешь…
Короткая пауза.
Давно пора.
11
Лоренц возвращается на скамейку; садится рядом с Хригелем, почти не обращая на него внимания.
ХРИГЕЛЬ. Долго же ты выяснял, знают они, в чем разница, или не знают.
ЛОРЕНЦ. Ну, они просто не умеют так ясно выражаться, как ты, Хригель.
ХРИГЕЛЬ. Ну и? Они в курсе?
Лоренц пожимает течами. Короткая пауза.
Так чо они сказали?
ЛОРЕНЦ. Можешь пойти сам спросить.
ХРИГЕЛЬ. Да хорош штоль.
ЛОРЕНЦ. Если те не слабо.
ХРИГЕЛЬ. Да чо ты бузишь. Не можешь просто сказать, чо они ответили?
ЛОРЕНЦ. А чо те это так интересно?
ХРИГЕЛЬ. Мне это ваше не интересно.
ЛОРЕНЦ. Втюрился, штоль?
ХРИГЕЛЬ. Иди в жопу.
12
ХРИГЕЛЬ. Как всегда, Мишина мать пришла смареть.
ЛОРЕНЦ. Ну, седня хоть не зря.
ХРИГЕЛЬ. Она реально на каждую игру приходит.
13
ХРИГЕЛЬ. Мой батя грит, он тоже придет посмареть, но тока тада, када я тоже буду играть.
14
ЛОРЕНЦ. Давай начистоту, Хригель. Седня опять та же фигня. Это ваще полный отстой, то, што вы творите на поле.
ХРИГЕЛЬ. Да нам просто не прет. А если када и прет, то по-любому какая-ньть фигня происходит.
ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). А игроки жалуются, так сказать, на невезение неудачников.
ХРИГЕЛЬ. Можно и так сказать.
15
ХРИГЕЛЬ. Слушай, а ваще-то чо ты сам не играешь, если ты всегда все лучше всех знаешь?
ЛОРЕНЦ. Я, мож, группу сколочу.
ХРИГЕЛЬ. И поэтому не играешь в футбол?
ЛОРЕНЦ. Представляешь, я на сцене и пою.
ХРИГЕЛЬ. Забудь ваще.
16
ЛОРЕНЦ. Знаешь, Хригель, вот иногда смарю я на вашу беготню и, бывает, глаза закрою и представляю, чо было б, если б, ну там, чо было б, если б… точный пас накоротке, например, комбинационный футбол, врубаешься? Эффективный прессинг и все такое. И знаешь, Хригель, потом я открываю глаза и радуюсь уже, если у Пфойти получается отдать хоть один точный пас. Просто передачу на три метра…
ХРИГЕЛЬ. А знаешь, када я слушаю твой треп, я иногда закрываю уши, и тада мне не надо ваще ничо представлять, я просто наконец-то сижу спокойно.
17
ХРИГЕЛЬ. Если на этой сраной лавке ваще можно сидеть спокойно.
ЛОРЕНЦ. Сраная лавка или не сраная, а то, как вы играете, это просто красная карточка, Хригель, это вылет в низший дивизион.
18
ЛОРЕНЦ (встает, подходит к Винфриду). Я хотел бы вернуться к моему предложению. И, как я уже говорил две недели назад…
Короткая пауза.
Вы об этом подумали? Вы поняли, чо я имел в виду? Мож, еще раз объяснить?
Короткая пауза.
Давайте начистоту. Культура игры, слыхали када-ньть о таком? Да ведь смареть невозможно, как вы позволяете топтать команду.
Короткая пауза.
Нет, естесно. Я все еще не тренер. Но будь я на вашем месте, будь я трен…
Короткая пауза.
Ладно, просто забудьте. (Возвращается к скамейке.)
19
ЛОРЕНЦ (кричит по пути к скамейке). Эй, Мозер, открывайся! Не липни к игроку! (Останавливается.) Вот так. (Кричит.) Миша, разыгрывай! (Жестикулирует.) Сначала короткий перепас в центре, а потом длинный перевод!
ХРИГЕЛЬ. Э, погоди-ка…
ЛОРЕНЦ (кричит). В одно касание, дружище! Штобы мяч не останавливался!
ХРИГЕЛЬ. Ты чо, совсем охренел?
ЛОРЕНЦ (кричит). Миша, Рюгги! Переводи на Рюгги!
ХРИГЕЛЬ (поднимается; встает рядом с Лоренцом; кричит). Миша! Не держи мяч! Вперед! Раз-раз!
ЛОРЕНЦ (кричит). Атлична, Миша. Эй, Рюгги! Задействуй фланги! Больше через фланги! Они там застоялись на бровке.
ХРИГЕЛЬ (кричит). Да не по флангу, Рюгги! Подержать мяч, закрыться сзади! Держи игрока, Мозер! Держи своего игрока!
ЛОРЕНЦ (кричит). Атличный пас, Рюгги!
ХРИГЕЛЬ (кричит). Рююююююггиии!!!
ЛОРЕНЦ (кричит). Не страшно. Просто догнать. Догнать! Давай! Достанешь еще.
ХРИГЕЛЬ (кричит). Глуши его!
ЛОРЕНЦ (кричит). Не отдавать мяч.
ХРИГЕЛЬ (кричит). Вместе, вместе! В подкат, в подкат!
ЛОРЕНЦ (кричит). Чисто отобрал. И вот. Правильно. Хорошо сообразил!
ХРИГЕЛЬ (кричит). Тока не назад!
ЛОРЕНЦ (кричит). Терь чисто разыграть.
ХРИГЕЛЬ (кричит). Не возиться там!
Лоренц вдруг замечает рядом Винфрида.
(Кричит.) Вперед с мячом!
ЛОРЕНЦ. Хригель.
ХРИГЕЛЬ (кричит). Бей-беги, ребята!
ЛОРЕНЦ. Хригель.
ХРИГЕЛЬ. А?! (Наконец замечает Винфрида.) А… Извиняюсь. Я… Извините, пожалста. Пойду сяду на место. Прям щас.
ЛОРЕНЦ. Да ладно те, Хригель.
ХРИГЕЛЬ (Винфриду). Остаться? Но…
Короткая пауза.
А, разминаться. Да, конечно, щас. (Начинает разминаться.)
Лоренц идет к скамейке и садится.
20
ЛОРЕНЦ. Знач так, Хригель. Не забудь, чо я те грил.
ХРИГЕЛЬ (разминаясь, пробегает трусцой мимо скамейки). Ага, штоб ваще все обломать себе.
ЛОРЕНЦ. Обломать? Да это музыка будет. Наконец-то музыка в вашей игре.
21
ЛОРЕНЦ. Слышь, ну хоть попробуй играть так, как я те грил.
ХРИГЕЛЬ (пробегая мимо). Не, я буду играть как всегда, тока еще лучше.
ЛОРЕНЦ. Представляю, чо из этого выйдет, Хригель.
22
Миша покидает поле. Хригель, готовый выйти на замену, стоит у боковой линии.
Миша и Хригель хлопают друг другу по рукам или делают иной ритуальный жест в знак замены.
МИША. Следи за ним, он реально быстрый.
ХРИГЕЛЬ. Буду висеть у него на пятках.
МИША. Давай, удачи!
ХРИГЕЛЬ. Щас я им покажу, чо я умею. (Выбегает на поле.)
Миша подходит к скамейке; достает тренировочный костюм, надевает его; садится рядом с Лоренцом.
23
МИША. Ну? Как те?
ЛОРЕНЦ. Чо как мне?
МИША. Ну я, конечно, как я играл.
ЛОРЕНЦ. Ништяк играл.
МИША. Реально?
ЛОРЕНЦ. Ну, иногда ты за ним не успевал. А так ваще нормально. Просто ты всегда отставал на шаг. Но ты ж старался, это видно было. Тока вот при розыгрыше ты как бы отдаешь тока поперек или назад, а это как бы не то, што нужно. Попробовал бы сыграть в стеночку или отдать длинный пас вразрез, вперед, больше риска. Када ты играешь все время тока поперек и назад, то это сильно тормозит развитие атаки. Да ты наверняка и сам заметил.
Миша кивает.
Ну а ты как думал, опорный полузащитник, эт те не сиськи мять.
МИША. Вот вишь, я так и знал. С самого начала знал. (Смущенно смеется.) Ладно, пофиг.
24
ЛОРЕНЦ. Твоей мамке точно понравилось.
МИША. Да ей все нравится, чо я делаю, понимаешь, я мог бы на каратэ ходить, и ей тоже нравилось бы.
Лоренц пожимает плечами.
Разве што если б я в стрелковый клуб пошел, вот тут было б не до шуток.
25
ЛОРЕНЦ (кричит). Отдай в центр, Рюгги!
МИША. Там же Хригель.
ЛОРЕНЦ (кричит). Отдай, Рюгги!
МИША. Хригеллль!
ЛОРЕНЦ (кричит). Ну терь-то и ты справишься, Хригель!
МИША. Дааа Хрии…
Пауза.
ЛОРЕНЦ. Рюгги вьдал ему мяч лучше некуда.
МИША. Не думал, што он Хригелю отдаст.
ЛОРЕНЦ. Похоже, Хригель тоже не думал.
Короткая пауза.
С двух метров в пустые ворота, блин, это же стопроцентный гол, в смысле, если такой не забиваешь, то застрелиться и не встать.
26
ХРИГЕЛЬ (подбегая к скамейке). Быстрей! Попить!
Миша протягивает Хригелю бутылку с водой.
ЛОРЕНЦ. Он же те на ногу лег, Хригель.
Хригель, не обращая внимания, пьет.
Лучше и лечь не мог, Хригель.
ХРИГЕЛЬ (перестает пить). Два метра, пустые ворота, и выше, это ж надо умудриться. Надо было еще добежать. (Возвращает Мише бутылку.) Пасибо. (Убегает обратно на поле.)
27
МИША. Смари, там Барби.
ЛОРЕНЦ. И чо?
МИША. Смари.
ЛОРЕНЦ. А рядом с ней Жанин, как всегда. Видал уж.
28
МИША. Как те Барби ваще?
ЛОРЕНЦ. Ничо так.
МИША. Она на меня запала, ты в курсе?
ЛОРЕНЦ. Я тоже подумал.
МИША. Но?
ЛОРЕНЦ. Я б не был так уверен.
МИША. Почему?
Лоренц пожимает плечами.
Она ж все время приходит смареть.
ЛОРЕНЦ. Ну, ты не один такой играешь, и на скамейке не один сидишь.
29
ЛОРЕНЦ. Я соберу группу.
МИША. Канешно.
ЛОРЕНЦ. Канешно. Буду петь.
МИША. Чо эт ты вдруг решил?
ЛОРЕНЦ. Давно об этом думал, што надо собрать, и вот терь соберу.
МИША. Вот так просто?
ЛОРЕНЦ. Думаю, гитариста я быстро найду. И барабанить тоже каждый второй хочет. Тока свистни, што есть группа и нужен драммер, сразу очередь выстроится. Ладно, с басистом мож быть посложнее. Если чо, я и сам могу на басу. Репетировать можно у меня дома в подвале. А потом буим давать концерты. Сначала в приходском зале, пастора я уболтаю, а потом на больших площадках. И я знаю одного чувака, который знает другого чувака, у которого брат работает на студии звукозаписи, он придет нас послушать, и захочет записать с нами диск, и мы запишемся у него, хотя у нас и другие предложения будут, даже получше, но мы запишем диск у него, и диск станет хитовым, это я уже заранее знаю, мы попадем в чарты на первое место, сечешь, намба уан…
30
МИША. Смари!
ЛОРЕНЦ. Чо?
МИША. Смари, ща забьет!
ЛОРЕНЦ. Если не просрет опять.
МИША (кричит). Мочи, Хригель, мочи уже!
ЛОРЕНЦ. Ща посморишь, опять протелится, пока не просрет.
МИША (вскакивает). Бей, Хригель, бей!
ЛОРЕНЦ (с трудом сдерживая эмоции). Ну вишь, вишь! Щас ототрут его.
Миша застывает в напряжении.
Если повезет, то угловой заработает. В лучшем случае.
МИША (собирается снова сесть). Терь уже поздно. Жалко, Хригель, было б клево.
ЛОРЕНЦ. Я ж сказал. Я ж сказал / опять…
МИША (неожиданно подпрыгивает). Гооол!!!
ЛОРЕНЦ (не удержавшись). Вот так!
ХРИГЕЛЬ (ликуя, подбегает к скамейке). Да! Да! Да! Дааааааааа! (Обнимает Мишу.)
Миша обнимает Хригеля.
ЛОРЕНЦ (снисходительно хлопает Хригеля по плечу). Неплохо, Хригель. Серьезно. Совсем неплохо. Хоть гол престижа.
Игра третья
1
Хригель и Миша снова вместе сидят на скамейке.
ХРИГЕЛЬ. Я в самой жопе нашего клуба.
2
МИША. А чо ты тада еще в клубе?
ХРИГЕЛЬ. Чо?
МИША. Ну, если те тут так паршиво, можешь завязать.
ХРИГЕЛЬ. А ты?
МИША. Чо я?
ХРИГЕЛЬ. Те-то не лучше тут.
3
ХРИГЕЛЬ. В кои-то веки он наконец-то дает шанс; наконец-то играешь, причем неплохо, очень даже неплохо, я считаю, правда? Ты видел кого-нить, кто отдал игре больше, а? Я — нет. Носишься, как мустанг, борешься, как чемпион, пасуешь, как бог… Тока остановил чужую атаку, сразу начинаешь свою. И там, и тут, и ваше везде… Легкие, как паровоз, ноги чугунные, и техника как… ну, как у Пеле!
Короткая пауза.
Ну ладно, неточная передача, но, блин, всего одна. С кем не бывает.
МИША. Холодно седня, да?
ХРИГЕЛЬ. Ну да, стремно вышло, но я ж думал, сзади Мозер стоит.
М И ША. Щас точно дождь пойдет.
ХРИГЕЛЬ. Просто стремно получилось, што они как раз после этого гол забили.
МИША. А то мож даже и град.
ХРИГЕЛЬ. Пипец как стремно, што они именно тада гол забили.
МИША. Я бы не удивился.
ХРИГЕЛЬ. Ладно, мож, зря я на Пфойти наорал. Он правда ничо не мог сделать.
МИША. Здесь, на скамейке, жопу отморозить можно.
ХРИГЕЛЬ. Чо?
МИША. Чо?
ХРИГЕЛЬ. Холодно пипец, да?
МИША. Угу. (Двигается ближе к Хригелю.)
4
МИША. Новые бутсы?
ХРИГЕЛЬ. Батя подарил.
МИША. Неслабо.
ХРИГЕЛЬ. Нравятся?
МИША. Угу. Они такие… (Пожимает плечами.) новые как бы.
ХРИГЕЛЬ. Натуральная кожа.
МИША. Да лан?
ХРИГЕЛЬ. Я их еще намазал. (Протягивает Мише ногу в бутсе.) Потрогай.
Миша касается бутсы Хригеля.
Качество супер, да?
МИША. Угу. Клевые.
ХРИГЕЛЬ. А шипы какие.
МИША. Шипы?
ХРИГЕЛЬ. Видал? Алюминий.
МИША. Мм. Алюминий.
ХРИГЕЛЬ. Самый лучший алюминий, какой тока бывает.
МИША. Наверняка дорогие.
ХРИГЕЛЬ. Наверняка.
МИША. Представляю.
ХРИГЕЛЬ. Но мой батя сказал, терь, када я играю с самого начала, мне нужны настоящие бутсы.
МИША. Хм.
ХРИГЕЛЬ. Потому што я играю с самого начала.
МИША. По-моему, и тут не так уж плохо.
ХРИГЕЛЬ. Он понятия не имеет.
МИША. Серьезно.
ХРИГЕЛЬ. Ваще никакого понятия.
МИША. Мне кажется…
ХРИГЕЛЬ. С самого начала на скамейке, блин.
МИША. Но нам же тут нормально, нет?
ХРИГЕЛЬ. Все время тока на скамейке, сраноежболотосука!
МИША. Мне нормально тут.
ХРИГЕЛЬ. Чо?
МИША. Чо?
5
ХРИГЕЛЬ (сует бутсы Мише под нос). Они те нужны?
МИША. Чо?
ХРИГЕЛЬ. Да-да, можешь взять.
6
ХРИГЕЛЬ. Я пошел, меня это достало, я сваливаю. (Встает.)
МИША. Ты ж не можешь просто взять и уйти.
ХРИГЕЛЬ. Еще как могу, все равно у меня еще встреча.
МИША. Встреча?
ХРИГЕЛЬ. Кино.
МИША. А.
7
ХРИГЕЛЬ. Можешь мне потом рассказать, чем все кончится.
МИША. Можешь и остаться.
ХРИГЕЛЬ. Как вас разделают под орех.
МИША. В смысле, «вас»?
ХРИГЕЛЬ. В прямом, ты слышал.
8
МИША. Передавай привет Барби.
ХРИГЕЛЬ. Передам.
МИША. Хригель?
ХРИГЕЛЬ. Пока. (Уходит.)
9
ХРИГЕЛЬ (за сценой). Винфрид, старый хрен, я сваливаю.
Короткая пауза.
И еще я давно хотел те сказать.
МИША. Козел вонючий.
ХРИГЕЛЬ. Вот чо я давно хотел те сказать.
10
ЛОРЕНЦ (приходит). Ага. Хригель. Ему опять дали попробовать, Хригелю нашему. (Смотрит на поле; наконец слегка удивленно.) А Хригель…
МИША. Нету. Все. Тю-тю.
ЛОРЕНЦ. Нету? Все? Тю-тю?
МИША. Свалил он, дошло?
ЛОРЕНЦ. Чо, Хригель, што ли?
11
ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). Да, уважаемые телезрители. За время моего отсутствия на скамейке запасных, кажется, разыгрались нешуточные страсти.
МИША. Перестань.
ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). Как мне только что стало / известно.
МИША (настойчиво). Пожалуйста.
12
ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). И до сих пор на скамейке ощущается некоторая нерво/зность.
МИША. Да заткнись ты уже.
13
ЛОРЕНЦ (осматривается несколько смущенно; рад, когда наконец находит взглядом Мишину маму). По-моему, твоя мама молодец, што и в такую погоду приходит, правда, она тут почти одна. То, што Барби и остальные не пришли в такую погоду, неудивительно, но раз уж даже старик Пфойти остался дома, то это сильно.
14
МИША. А ты? Те седня не надо отцу помогать?
ЛОРЕНЦ. Нет, мне седня не надо отцу помогать.
ХРИГЕЛЬ. Почему нет?
ЛОРЕНЦ. А почему да?
МИША. Да мне пофиг ваще-то.
15
ЛОРЕНЦ. А эта фигня с группой, ничо не получится. Я уже предложил одному-другому, так ни одной сволочи неинтересно.
16
ЛОРЕНЦ. И ваще. Штоб футболист или поп-звезда, представь се, обязательно, штоб поп-звезда или футболист. Если она так хочет, то пожалста, тока это не ко мне, я пас.
17
Миша встает.
ЛОРЕНЦ. Ты чо, тоже уходишь или чо?
МИША. Я за пивом.
ЛОРЕНЦ. Чо?
МИША. Те принести?
ЛОРЕНЦ. Чо за дела?
МИША. Принести те или нет?
ЛОРЕНЦ. Да чо за фигня-то ваще?
МИША. Да ну тя. (Собирается уходить.)
ЛОРЕНЦ. Миша!
МИША (останавливается). Водки лучше?
ЛОРЕНЦ. Какой водки?
МИША. Коньяку? Ладно, коньячку.
ЛОРЕНЦ. По-моему, у тя реально крутая мамка, / што она…
МИША. Знаешь чо? Иди-ка ты в пень. Два раза и крест-накрест. (Уходит.)
ЛОРЕНЦ (кричит ему вслед). Вы чо тут все двиганулись, што ли?
Пауза.
Больные, они больные на всю голову.
18
ЛОРЕНЦ (кричит). Эй, Пфойти! (Думает, что же ему крикнуть; тихо.) Забудь.
Пауза.
(Подражая комментатору.) Да, уважаемые телезрители, кажется, немножечко выдохлось. Я имею в виду, игра выдохлась.
Короткая пауза.
Мяч-то круглый, и я… (сбивается) я… (Умолкает.)
Начинает падать снег. Лоренц некоторое время сидит, потом встает, берет мяч и пытается «чеканить», у него получается только два-три раза. Свет медленно гаснет.
КОНЕЦ.
Лукас Берфус «Автобус» (Зелье праведной странницы)
And now I am learning bit by bit about the make and model shit the muddy bowl I live in it and all the mucks that tire us And I am feared if I don’t have a piglet lamb or little calve I’ll chop my human-ness in half and be as worm or virus Will Oldham[2]Каа, навсегда
__________________
© Copyright by HARTMANN & STAUFFACHER GmbH.
Verlag für Bühne, Film, Funk und Fernsehen, Köln.
(Перевод с немецкого А. Егоршева).
__________________
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ЭРИКА, паломница на пути в Ченстохову.
ГЕРМАН, водитель.
ЖАСМИН.
ТОЛСТУХА.
КАРЛ.
АНТОН, хозяин бензоколонки.
ГОСПОДИН КРАМЕР, голос.
СТАРУХА ПАЛОМНИЦА.
СТАРИК ПАЛОМНИК.
__________________
Среди леса в горах, возле дороги; позже около бензоколонки Антона; затем на высокогорном плато; наконец в месте, похожем на ночлежку рядом с Главным рынком в польском городе Ченстохове.
Во-первых
Возле дороги. В лесу. Темной ночью. На обочине туристический автобус с надписью «Путешествия Германа». Из его окон падает свет. Фары разрезают мрак клиньями. Эрика, девушка лет двадцати, стоит на ветру, бледная, заспанная, с всклокоченными волосами и помятым лицом. Герман, водитель, большой, нескладный, в рубахе поверх потертых штанов, смотрит на девушку с подозрением, не скрывая своего возмущения.
ЭРИКА. Стало быть, этот автобус вообще не идет в Ченстохову.
ГЕРМАН. Нет, не идет.
ЭРИКА. Значит, я села не в тот автобус.
ГЕРМАН. Именно так.
ЭРИКА. О Боже.
ГЕРМАН. Не притворяйся святошей. Ты отлично знаешь, в каком автобусе едешь.
ЭРИКА. Это неправда.
ГЕРМАН. Я что, дурак. Мы в пути восемь часов. Пересекли полконтинента. Ты видела, в каком направлении шел автобус. Ты что, дура.
ЭРИКА. Я спала.
ГЕРМАН. И вот изволила проснуться. С добрым утром. Теперь ты снова среди тех, кто полон жизни. Спала. Все восемь часов. И я должен в это поверить.
ЭРИКА. Ну конечно. Прошу вас.
ГЕРМАН. Мы стояли в пробке. И я пел. (Громко поет.) «Еще хоть раз увидеть бы тебя, о Розалина»[3]. Не слышала.
ЭРИКА. Нет, не слышала, честное слово.
ГЕРМАН. Нам пришлось слушать эту мерзкую музыку, скрипка сверлила уши. Господин Крамер под эту музыку орал, часа три, не меньше, три часа из восьми, а дитятко спало и ничего не слышало.
ЭРИКА. Прошлой ночью я глаз не сомкнула. Вот и отрубилась.
ГЕРМАН. Прошлой ночью, говоришь. Так. Но ночка-то была, уж конечно, приятная.
ЭРИКА. Только не для меня.
ГЕРМАН. Не будем об этом. Сейчас уже другая ночь. Недобрая. Даже очень не добрая.
ЭРИКА. Может, скажете, почему.
ГЕРМАН. Не знаю почему. Она недобрая, потому что недобрая. И точка.
ЭРИКА. И где же мы.
ГЕРМАН. Где же мы. Где же мы. Посмотрим. Тут сыро и прохладно. И не видно огней. Если б не свет из автобуса, не видать бы ни зги. Похоже, это вот елка. За ней еще одна. И еще. И там. Что это там. Тоже елка, если я не слепой. Так что можно.
ЭРИКА. Что можно.
ГЕРМАН. Можно предположить, что мы остановились в лесу.
ЭРИКА. В лесу.
ГЕРМАН. Таково мое предположение.
* * *
ЭРИКА. Восемь часов в пути. Мы хотя бы ехали в направлении Ченстоховы.
ГЕРМАН. Отроду не слыхал ни о какой Ченстохове. Где она хоть находится, твоя Ченстохова.
ЭРИКА. В Польше.
ГЕРМАН. Кто-нибудь из тех, что в автобусе, едет в Польшу. Здесь никто не едет в Польшу. Сейчас будет большой переполох. По твоей милости. Мы приедем с опозданием, а я зарабатываю себе на хлеб пунктуальностью.
ЭРИКА. Мы сейчас где-то на востоке.
ГЕРМАН. Мы в горах. Господа едут подлечиться и отдохнуть.
ЭРИКА. Им это нужно.
ГЕРМАН. Подойди-ка поближе. У тебя нездоровый цвет лица, и это не от лунного света. Леченье хоть и мученье, я вижу это по людям, когда забираю их через неделю, но, в сущности, они здоровы. Тебе бы это пошло на пользу: поплескаться в бассейне со льдом, полежать в пещере с грязями, окунуться разок-другой в серу. Ведь выглядишь ты неважнецки.
ЭРИКА. Если к утру я не доберусь до Ченстоховы, то быть большой беде.
ГЕРМАН. В санатории тебя помассируют так, что ты станешь мягкой как воск, будут класть тебя в грязевые ванны, пропарят до последней косточки, а под конец заставят хлебать серную воду. Одни оздоровительные процедуры. От людей потом дурно пахнет. Ты знаешь чем. Тухлыми яйцами. Серная вода, говоришь. Это как раз для тебя. Ты же принимаешь наркотики.
ЭРИКА. Сдались они мне.
ГЕРМАН. По тебе видно.
ЭРИКА. Я просто очень устала.
ГЕРМАН. Ты лечишься от зависимости. Можешь спокойно признаться. Ничего постыдного в этом нет.
ЭРИКА. Я не принимаю наркотиков.
ГЕРМАН. Меня не проведешь. Кого угодно, только не Германа. Достаешь травку в Польше. Там она дешевле. Незаметно забираешься в чей-нибудь автобус и притворяешься спящей. Как это называется. Как.
ЭРИКА. Как.
ГЕРМАН. Отвечай по-хорошему. Как это называется.
ЭРИКА. Зайцем я не езжу.
ГЕРМАН. Зайцем. Вот именно что зайцем. Не брать билета, это во-первых, а во-вторых, прошмыгнуть мимо таможенников, чтоб не дергаться у них на крючке. Все это мне известно. Таких, как ты, я часто вижу в автопарке. Но на этот раз тебе не повезло, детка. В Польшу мы не едем. Мы едем в горы. Там адского зелья нет.
* * *
ГЕРМАН. Но я не такой.
ЭРИКА. Какой.
ГЕРМАН. Я не плохой. Не злой человек. Просто не люблю, когда мне пудрят мозги.
ЭРИКА. Мне жаль.
ГЕРМАН. Вот именно. Я же знаю. И хочу тебе помочь.
ЭРИКА. Неужели.
ГЕРМАН. Я плохой. Может быть, может быть. Кто знает. Но только из того, что я, может быть, плохой, не следует, что я не отзывчив. Спящего человека винить ни в чем нельзя. А ты спала.
ЭРИКА. Я же сказала.
ГЕРМАН. Но горе тебе, если ты пудришь мне мозги. Врежу так, что мало не покажется.
ЭРИКА. Я спала.
* * *
ГЕРМАН. Звать-то тебя как.
ЭРИКА. Эрика.
ГЕРМАН. Ты напоминаешь мне мою Эмми. Я ее любил, а она меня нет, хотя сама, стерва, все время твердила об этом. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Она выжала из меня все соки. Была намного моложе меня. Так-то вот. А потом сыграла в ящик. Я ей этого не желал. Но, откровенно говоря, такой конец она заслужила. Ободрать меня как липку.
ЭРИКА. Жаль человека.
ГЕРМАН. Ты же Эмми не знала, зачем ты ее защищаешь.
ЭРИКА. Мне вас жаль. Вот что я хотела сказать.
ГЕРМАН. Я в сочувствии не нуждаюсь. Не я же сыграл в ящик. Как видишь, пока еще живой.
* * *
ГЕРМАН. Так как называется это место.
ЭРИКА. Ченстохова.
ГЕРМАН. В Польше.
ЭРИКА. Да, на юге страны.
ГЕРМАН. И ты туда действительно хочешь попасть.
ЭРИКА. С вашей помощью.
ГЕРМАН. Буду рад. Всегда всем помогал. Не могу иначе. И потому часто остаюсь в дураках.
ЭРИКА. У меня и в мыслях этого не было.
ГЕРМАН. Когда-то я тоже был молодым. Но травкой никогда не баловался.
* * *
ГЕРМАН. От чего меня всерьез воротит, так это от наглой лжи. Людям свойственно ошибаться. Я тоже делал ошибки. И говорил о них в открытую. Меня можно просить о чем угодно. Но если я замечаю, что мне вешают лапшу на уши, то вот здесь, в черепной коробке, я слышу щелчок и становлюсь совсем другим человеком. Щелк — и ты уже никому и ничему не рад.
ЭРИКА. Я вам не лгала.
ГЕРМАН. Что же так тянет тебя в Польшу.
ЭРИКА. Я должна увидеть Черную Мадонну.
ГЕРМАН. Эге, никогда о такой не слышал. Что это за диковинка.
ЭРИКА. Богородица, мать нашего Спасителя.
ГЕРМАН. И она негритянка.
ЭРИКА. Думаю, да.
ГЕРМАН. Наш Спаситель был негром. Этого я не знал.
ЭРИКА. Он не был негром.
ГЕРМАН. Но его мать была негритянкой. Я ничего не имею против негров, но тут что-то не так.
ЭРИКА. В этом и выражается свобода искусства.
ГЕРМАН. А из чего сделана эта чернокожая мадонна.
ЭРИКА. Из дерева.
ГЕРМАН. Вырезана.
ЭРИКА. Написана маслом.
ГЕРМАН. Я тоже вырезаю. (Достает из кармана нож.) Для резьбы не пригоден. Это охотничий нож. Если олень только ранен, охотник прикончит его ударом в шею. Вот сюда. (Показывает Эрике место у нее на шее.) Вот тут вонзают бедняге нож в шею.
ЭРИКА. Не надо.
ГЕРМАН. Подай-ка мне тот сук. Ну, чего стоишь.
Эрика подает сук.
Так. Теперь смотри сюда. Ловкость рук и никакого мошенства. Сначала делаем надрез вот здесь, т-а-а-к, это глаза, затем чуть ниже нос, еще ниже подбородок и наконец волосы. Готово. Да не совсем. Дай-ка мне пучочек твоих волос.
ЭРИКА. Для чего это. Не понимаю.
ГЕРМАН. Сейчас увидишь.
ЭРИКА. Как-то все это.
ГЕРМАН. Уж ты как-нибудь обойдешься без крохотной пряди.
Эрика вырывает из своих волос маленькую прядку.
Оберну ею голову. Достоинство человеку придают его волосы. Ну и как, нравится. (Подает Эрике свою поделку.)
ЭРИКА. Красиво. Ей-богу.
ГЕРМАН. И на кого он похож.
ЭРИКА. Трудно сказать.
ГЕРМАН. Ты что, дура. Видно же.
ЭРИКА. Сразу не угадаешь.
ГЕРМАН. Ты же сечешь в искусстве, сама сказала.
ЭРИКА. Если б в самом деле секла.
ГЕРМАН. А ведь утверждала.
ЭРИКА. Ну если уж, то самую малость.
ГЕРМАН. Вглядись. Видишь верность в глазах. Приветливую улыбку.
ЭРИКА. Нет, не могу угадать.
ГЕРМАН. Когда я вырезал в первый раз, то думал о домашних животных. Сначала, конечно, о козле. Люблю этих тварей. С их рогами, бородками. Так вот, вырезаю я козла, было это, по-моему, где-то на Рейне, во время воскресной поездки к Лорелей. Господа в замке, на холме, а я жду их и вырезаю козла. Вырезал рога, бородку, закончил, и что же я вижу. На меня смотрит не козел, а мое отражение. С тех пор в свободную минуту берусь за ножик и вырезаю козлов. Те всякий раз глядят на меня с ухмылкой. Это я. Это Герман. Герман, ну-ка поздоровайся с Эрикой. (Изменив голос.) Добрый день, Эрика.
Эрика молчит.
(Изменив голос.) Эрика. Ау. Ты меня слышишь. Ау.
ЭРИКА. Я вас слышу.
ГЕРМАН (изменив голос). Я Герман. А ты дуреха, Эрика, специально севшая не в тот автобус. Но тебе повезло. Герман тебе поможет. Ведь это не какой-нибудь Герман, а самый лучший и самый любезный во всем мире.
ЭРИКА. Это меня радует.
* * *
ГЕРМАН. Ты что, ошалела. Зачем отвечаешь простой деревяшке.
ЭРИКА. Я думала.
ГЕРМАН. Девушка отвечает мертвому суку. Сдурела, что ли.
ЭРИКА. Я ведь тоже играла.
ГЕРМАН. Не рассказывай мне сказок. Ты поверила, что сук живой.
ЭРИКА. Да не поверила я.
ГЕРМАН. Не лги.
ЭРИКА. Я не лгу.
ГЕРМАН. Я тебя предупредил. Если будешь мне врать, я могу выйти из себя и стать очень даже нелюбезным, вообще другим. Голос мой изменится. Зазвучит грозно, хотя и очень тихо. (Говорит таким голосом.) Почему ты мне лжешь, Эрика.
ЭРИКА. Я не лгу, честное слово.
ГЕРМАН. Что я тебе сделал.
ЭРИКА. Успокойтесь, прошу вас.
ГЕРМАН (смеется). Господи, ну и дура же ты. Это была всего лишь игра. Я же знаю, что ты не лжешь. И сказал об этом. А ты со страху чуть в штаны не наложила.
ЭРИКА. Ну и юмор у вас.
* * *
ГЕРМАН. Если бы у нас был еще и шнурок. Дай мне твой. Будь любезна.
ЭРИКА. Опять шутите.
ГЕРМАН. У тебя ведь два. А у меня ни одного. Сама видишь. Застежки на липучках.
ЭРИКА. И как же мне ходить без шнурков.
ГЕРМАН. Не жадничай. Тот, у кого два, пусть даст один тому, у кого ни одного. Очень прошу. Я тебе его верну.
ЭРИКА. Не обманете.
ГЕРМАН. Обидеть хочешь, детка.
ЭРИКА (вытягивает шнурок из правого ботинка). Вот. Пожалуйста.
ГЕРМАН. Спасибо. Теперь обвяжем им Герману грудь. Вот так. Держи. (Хочет вручить Эрике деревянного Германа.)
ЭРИКА. И что прикажете с ним делать.
ГЕРМАН. Можешь повесить себе на шею. Как талисман.
ЭРИКА. Нет уж, увольте.
ГЕРМАН. Это подарок. Ты должна его принять.
ЭРИКА. Никак не могу. Поймите.
ГЕРМАН. Герман принесет тебе счастье, а без него человеку худо, это я тебе говорю.
ЭРИКА. Мне нельзя носить талисман.
ГЕРМАН. Кто это тебе сказал.
ЭРИКА. В Библии сказано.
ГЕРМАН. И в каком же это месте.
ЭРИКА. Там, где говорится о золотом тельце.
* * *
ГЕРМАН. Значит, взять моего Германа ты не хочешь. А в Польшу к этой маме-негритянке едешь.
ЭРИКА. Это не одно и то же.
ГЕРМАН. В любом случае ты неблагодарна. Что ж, тогда Герман останется со мной. (Вешает деревянного Германа себе на шею.) Ты еще пожалеешь, что пренебрегла амулетом. Это я тебе обещаю.
ЭРИКА. А мой шнурок.
ГЕРМАН. Надо было раньше думать.
ЭРИКА. Я потеряю ботинок.
ГЕРМАН. Видишь. Уже не везет.
* * *
ЭРИКА. Пожалуйста, скажите честно, как вы хотите мне помочь.
ГЕРМАН. Именно сейчас я и хотел тебе помочь. Хотел подарить тебе талисман. Но ты ведь не чета нам, простым смертным. Тебе ведь мой Герман не нужен.
ЭРИКА. Вы хотели помочь мне добраться до Ченстоховы.
ГЕРМАН. С моим Германом ты бы была уже на пути туда.
* * *
ГЕРМАН. На твоем месте я бы тоже обзавелся ножиком. Станет скучно, можешь по крайней мере что-нибудь вырезать. И не потребуются наркотики. Пристрастие к ним возникает от скуки.
ЭРИКА. Я не скучаю. Я верую.
ГЕРМАН. И во что же ты веруешь.
ЭРИКА. В то, что Господь послал сына своего на землю и что сын этот, Иисус Христос, умер ради искупления наших грехов.
Герман опускается на колени, складывает ладони, как это делают молящиеся, и бормочет что-то невнятное.
Что вы делаете. Не делайте этого. Встаньте. Я вас умоляю.
ГЕРМАН. Это была пародия. Так это будет выглядеть, когда ты опустишься на колени перед мамой-негритянкой. В моем воображении. Что ты хлопаешь глазами, как дура.
* * *
ГЕРМАН. Ты святая.
ЭРИКА. Нет.
ГЕРМАН. Тогда не хлопай глазами, как дура.
* * *
Эрика хочет уйти.
ГЕРМАН. Ты куда.
ЭРИКА. Обратно в автобус.
ГЕРМАН. Оставайся здесь.
ЭРИКА. Мне холодно.
ГЕРМАН. Оставайся здесь, говорю я. (Хватает ее за плечи.)
ЭРИКА. Отпустите. Мне больно. (Вырывается.)
ГЕРМАН. Терпение, пташка, сиди-ка в клетке и не трепыхайся. (Снова хватает ее за плечи, видя, однако, что Эрика не подчиняется и вновь пытается освободиться, бьет ее.) Жаль, что пришлось ударить. Я не хотел.
ЭРИКА. Прямо в лицо.
ГЕРМАН. Всего лишь пощечина. Нестрашно.
ЭРИКА. Вы же могли поговорить со мной.
ГЕРМАН. Вошло в привычку. А человек я незлой.
ЭРИКА. Вас я не боюсь. Сяду сейчас в автобус. Отойдите, пожалуйста, в сторону.
ГЕРМАН (снова бьет Эрику). Да, глядя на все это. Дитё-дитё-дитё-дитё. Что толку не бояться. Теперь ты все равно ревешь. Лучше покажи-ка мне свой билет.
ЭРИКА. Какой билет.
ГЕРМАН. Билет на мой автобус.
ЭРИКА. У меня его нет.
ГЕРМАН. То есть как это. У тебя нет билета.
ЭРИКА. Есть. Только до Ченстоховы.
ГЕРМАН. Постой. Я должен в этом разобраться. У тебя нет билета, и все же ты садишься в мой автобус. Как это называется.
ЭРИКА. Как.
ГЕРМАН. Я тебя спрашиваю. Как это называется, ездить в автобусах без билета.
ЭРИКА. Ездить зайцем.
ГЕРМАН. Ездить зайцем. И это твоя религия. Оставлять других людей в дураках. И это по-божески.
ЭРИКА. У меня и в мыслях этого не было.
ГЕРМАН. Верить в Спасителя, умершего во искупление наших грехов, и в то же время обманывать своих ближних. Как согласуется одно с другим. Это и есть религия твоей чернокожей мамочки.
ЭРИКА. Вы ведь хотели мне помочь.
ГЕРМАН. Пытаюсь, но с тобой как-то не получается. Вам, женщинам, помощь почему-то не по душе.
ЭРИКА. Особенно в виде ударов по лицу.
ГЕРМАН. О боже, какая же ты злопамятная. Не понимаешь шуток, да еще и злопамятная. Симпатии это не вызывает.
* * *
ГЕРМАН. Это мой единственный автобус. Пятьдесят четыре места. Служащих у меня нет. Я не капиталист. Почему бы тебе не охмурить какую-нибудь большую компанию. Почему бы не охмурить моих конкурентов. Например, Гафнера. У того двадцать пять автобусов. Подумать только, двадцать пять. Он платит водителям нищенскую зарплату, Эрика, нищенскую в лучшем случае. Этот человек заставляет их крутить баранку без передыха по пятнадцать часов, чтобы сбивать цены. Я не знаю, как долго еще продержусь. За рулем я шесть дней в неделю. Ничего не могу себе позволить, Эрика, ничего. Но я на это не сетую. Я сетую на то, что вдруг возникает девушка, молодая, симпатичная, образованная, утверждает, что верит в Бога, и переворачивает все вверх дном. Хочет меня охмурить. И тогда я бью тебя по твоему образованному личику, поступаю несправедливо, не могу это не признать, и как это тогда называется. Герман плохой. Все это знают. Все только об этом и говорят. Он бьет женщин. Положим, кто-то спросит, а почему, а зачем. Мне бы тебя, видит Бог, лучше не бить. На мне самом же потом скажется. Как пить дать. В этом мире нет справедливости.
ЭРИКА. Перестаньте петь лазаря. Мужчине в вашем возрасте сетовать на убогость этого мира. Стыдитесь. Порой случается такое, о чем человек и не помышлял. Взгляните на меня. Мне бы надо уже подъезжать к Ченстохове, а я торчу в каком-то лесу. И что же. Разве я жалуюсь. Виню кого-нибудь за это. Не ищите ошибок в поступках других. Хотите что-нибудь изменить — изменяйте.
ГЕРМАН. Где ты этому научилась.
ЭРИКА. Чему я где-то научилась.
ГЕРМАН. Так выступать. Складно, убедительно. Ты права, я ною слишком часто. Но что делать. Не лезть же на рожон.
* * *
Эрика вынимает кошелек.
ГЕРМАН. Денег твоих мне не надо.
ЭРИКА. Не хочу оставаться в долгу. Расплачусь сполна и в ближайшем селении выйду.
ГЕРМАН. В мой автобус ты больше не сядешь.
ЭРИКА. А почему.
ГЕРМАН. Почему. Почему. Никаких почему. Я ведь уже сказал.
ЭРИКА. Вы же хотели мне помочь.
ГЕРМАН. Все меняется. Смотри. Одни купили билеты, заплатили, поступили честно, а другие обманывают, охмуряют, лгут. Как им угодно. Таким я помогать не стану. Несправедливость может царить во всем мире. Но не в моем автобусе.
ЭРИКА. И что же мне теперь делать.
ГЕРМАН. Лес этот не так уж плох. Выбери себе елку. Вон та выглядит точь-в-точь как у нас дома. Я бы под нее встал и замер, если б услышал чьи-то шаги.
ЭРИКА. Вы не бросите меня в этих дебрях.
ГЕРМАН. Это не дебри. Диких зверей тут нет.
ЭРИКА. Но ведь сейчас глубокая ночь.
ГЕРМАН. И что из того. Ты хорошо поспала. Не так уж трудно дождаться рассвета. Темнее не будет. Я принесу твой багаж. Жди тут. (Хочет уйти.)
* * *
ЭРИКА (складывает руки перед молитвой). Отче наш, сущий на небесах Да святится имя Твое Да приидет Царствие Твое Да будет воля Твоя…
ГЕРМАН. Перестань. Я этого не люблю. Это так гадко. Молчи. Тихо, говорю я. (Пытается разомкнуть руки Эрики.) Разомкни руки. Слышишь. Сейчас я тебе. Хорошо же. Считаю до трех. Потом ломаю пальцы. Раз.
ЭРИКА. …и на земле, как на небе.
ГЕРМАН. Два.
ЭРИКА. И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим.
ГЕРМАН. Три. (Ломает Эрике пальцы.)
Эрика кричит.
Ты дрянь. Поднимать здесь крик. Теперь из автобуса выйдут господа, и стоит выйти одному, как выйдут все. И мне уже не вернуть их в автобус. И тогда мы приедем с опозданием. Из-за тебя. Дрянь.
ЭРИКА (жалобно стонет). Моя рука. Вы сломали мне руку.
ГЕРМАН. Перестань скулить. Жаловаться в твоем-то возрасте. Стыдись. Я тебя предупреждал. Это все слышали. Теперь они выходят. Дрянь. Вот и они.
* * *
Толстуха и Жасмин выходят из автобуса.
ГЕРМАН. Не выходить. Здесь остановки нет. Сейчас поедем дальше.
ЖАСМИН. Это ты только что кричал, Герман.
ГЕРМАН. С какой стати мне кричать, скажите на милость.
ЖАСМИН. Был отчетливо слышен громкий крик.
ГЕРМАН. Допустим.
ЖАСМИН. Кто это, Герман.
ГЕРМАН. Это. Да никто. Дрянь. Безбилетная пассажирка. Ее, в сущности, нет. Не беспокойтесь, я все улажу.
ЭРИКА. Он сломал мне руку.
ГЕРМАН. Не подходите к ней. Она опасна.
ЖАСМИН. Опасна.
ГЕРМАН. Наркоманка. Хочет достать в Польше колеса.
ТОЛСТУХА. Разве мы едем в Польшу. Мы же вообще не в Польшу едем.
* * *
ЖАСМИН. Герман, объяснись.
ГЕРМАН. Тут нечего объяснять. Пташка впорхнула не в тот автобус.
ЖАСМИН. А как она сломала руку.
ГЕРМАН. Пойми, Жасмин, таковы законы дороги. Они могут казаться жестокими, но если не действовать решительно, на дорогах воцарятся дикие нравы.
ТОЛСТУХА. Разве посадку в автобус никто не контролирует.
ГЕРМАН. Жасмин, если эта пышка через три секунды не сядет обратно в автобус, я сделаю из нее лепешку. ЖАСМИН. Ты проверял билеты. Отвечай.
ГЕРМАН. Конечно, проверял. За всеми не уследишь. Она шмыгнула в автобус, когда на дверцы никто не смотрел.
ТОЛСТУХА. Всю дорогу в нашем автобусе сидит наркоманка, а наш водитель этого не замечает.
ГЕРМАН. Теперь до нее дошло.
ТОЛСТУХА. Всему есть предел, Герман, дальше ехать некуда.
ГЕРМАН. Злоупотребила моим доверием и облапошила меня. С каждым может случиться.
ТОЛСТУХА. Он всегда найдет отговорку.
ЖАСМИН. Она права, Герман. За все отвечаешь ты.
ГЕРМАН. Что ж, валите все шишки на меня.
* * *
ГЕРМАН. Знаю один трюк. Поможет музыка. Две-три вещицы. Хорошо успокаивает скрипка. Помиримся. Иди, включи музыку. Сделай одолжение.
ЖАСМИН. Я думала, ты не любишь музыку.
ГЕРМАН. Смотря в какой момент.
Толстуха уходит, в то время как Жасмин осматривает руку Эрики.
ЖАСМИН. Плохи дела.
ГЕРМАН. Курьи косточки, сломать ничего не стоило. Как это называется. Остеопороз. Это от травки.
ЭРИКА. Я молилась моему Господу, как Он учил нас в Евангелии.
ГЕРМАН. Не по-настоящему. Каждый может сделать вид, что молится.
ЭРИКА. Я молилась по-настоящему.
ГЕРМАН. Не верю.
ЖАСМИН. Я ее знаю. Однажды она была у меня в квартире. Мне тогда нездоровилось. У таких людей на это нюх. Она стояла в дверях, улыбалась. Ей все было ясно, без вопросов. Мне ничего не принесла. А уже минуту спустя сидела на кухне и пила кофе, который я сварила для себя.
ГЕРМАН. Ты разочаровываешь меня, Жасмин.
ЖАСМИН. Она хорошая, Герман, действительно хорошая. Через два часа она знала мои сугубо личные тайны, я обрисовала ей всю мою жизнь, поведала о всех моих бедах. И знаешь что. Она знала решение.
ГЕРМАН. Какое решение.
ЖАСМИН. Решение моих проблем.
ГЕРМАН. Ха. Через два часа я бы тоже знал.
ЖАСМИН. Она знала решение загодя.
ГЕРМАН. Как это загодя.
ЖАСМИН. Я могла бы ей вообще ничего не рассказывать. Есть только одно решение. Любой проблемы.
ГЕРМАН. Эге. И что же оно гласит.
ЖАСМИН. Что гласит решение.
ЭРИКА. Вы знаете это решение.
ГЕРМАН. Не дерзи, отвечай.
ЭРИКА. Покайся в своих грехах и назови Иисуса Христа своим Господом и Пастырем, ибо во искупление грехов твоих Он умер на кресте.
ЖАСМИН. Она ничего не боится. Я бы все сделала, чтобы избавиться от страха. Не получается. В моем случае.
ГЕРМАН. Ты заблуждаешься, Жасмин. Только что ее чуть ли не трясло от страха.
ЖАСМИН. Она не знает страха. Ничего не боится. Даже смерти.
ЭРИКА. Бояться. С какой стати. Жизнь здесь не кончается. И даже не начинается.
* * *
Из автобуса звучит скрипичная музыка.
ГЕРМАН. Кошмар, от этого пиликанья меня тошнит. Неужели я должен с ним мириться.
ЖАСМИН. Это была твоя идея.
ГЕРМАН. Небольшая уловка. Хотел избавиться от присутствия этой коровы. Когда она рядом, я думать не могу. От нее воняет, ты разве не почувствовала.
* * *
ЖАСМИН. Как называется место, куда вы едете.
ЭРИКА. Ченстохова.
ЖАСМИН. Мы там уже бывали.
Герман прислушивается к музыке.
ГЕРМАН. Мы уже бывали в Ченстохове.
ГЕРМАН. Не знаю, как другие, но я там не бывал. Польша мне ни о чем не говорит.
ЭРИКА. Мне нужен врач.
ЖАСМИН. Вам придется немножко потерпеть.
ГЕРМАН. Я ей уже сказал, но она не слушает.
ЖАСМИН. Мы едем одной компанией. Вы ставите нас всех в довольно неприятное положение.
* * *
ТОЛСТУХА (возвращается). Нравится, Герман.
ГЕРМАН. Что нравится, Герман.
ТОЛСТУХА. Скрипичная музыка.
ГЕРМАН. Что в ней может нравиться. От нее можно спятить. Я как будто на лесопилке. Даже деревья дрожат от страха. Но для тебя она в самый раз.
ТОЛСТУХА. И чем только я тебе не угодила.
ГЕРМАН. Ты мне не нравишься. Не нравится твое лицо. И как ты говоришь. Ты просто мелкая сошка.
ТОЛСТУХА. Ты мне не тыкай.
ГЕРМАН. Ха. Все еще впереди. Как скукожишься до тыквочки, стану говорить тебе «вы».
ТОЛСТУХА. Мне тебя жалко.
ГЕРМАН. Забудь про автобус, если тебе что-то не по вкусу.
ТОЛСТУХА. У меня билет, как и у всех остальных.
ГЕРМАН. У меня билет, как и у всех остальных. Если б ты могла слышать свой голос.
* * *
ЭРИКА. У меня и в мыслях этого не было. Я уже объясняла. Зачем мне садиться в автобус, который едет по другому маршруту. Захочет ли человек сесть в автобус, который нужен ему как телеге пятое колесо. Всю последнюю ночь я работала. До четырех утра убирала стаканы, вытирала столы, вытряхивала пепельницы. Надо же как-то зарабатывать на жизнь. Рюкзак был у меня с собой. И я поспешила на автовокзал. Какой-то тип глянул на меня как-то странно и что-то крикнул мне вслед. Слов я не разобрала и села в автобус. Кроме меня в нем никого не было. И никого за рулем. Я села в последний ряд. Все ведь так делают. Придет водитель и проверит билеты. Но никто не приходил. И я уснула.
ГЕРМАН. И кто же, спрашивается, виноват.
ЭРИКА. Теперь я была бы уже в Ченстохове.
ГЕРМАН. Что написано на моем автобусе.
ЭРИКА. Было еще темно.
ГЕРМАН. На каком-нибудь маршрутном автобусе написано Герман. Может, есть город, который так называется, или старинный замок, куда едут туристы.
ЭРИКА. Я хотела приехать в Ченстохову на автобусе для паломников.
ТОЛСТУХА. А почему для паломников.
ЭРИКА. Потому что я паломница.
ТОЛСТУХА. Паломница. Христианка.
ЭРИКА. Да.
ТОЛСТУХА. Ты об этом знал, Герман.
ГЕРМАН. Это не более чем трюк. Чтоб смягчить наши сердца. Чтоб мы не вышвырнули ее в лес и не посадили под елку.
ТОЛСТУХА. Однако. Это же. Это же прекрасно, что среди нас есть христианка, что она едет вместе с нами. Это же прекрасно, Герман, дубина ты стоеросовая, понимаешь, прекрасно. Нам это и нужно. И такая еще молоденькая. Это знамение, явленное именно нам. Давайте помолимся все вместе.
ЭРИКА. Я буду только рада. Но на ближайшей остановке я выйду.
ГЕРМАН. Хорошая идея. Только остановок больше не будет.
* * *
ГЕРМАН. Дорога будет идти через лес, сплошные деревья, а потом появится станция канатной дороги. И бензоколонка Антона.
ЭРИКА. А потом.
ГЕРМАН. Потом ты увидишь санаторий.
ЖАСМИН. Мы оставим ее у канатки. Завтра утром наверняка пойдет какой-нибудь автобус.
ГЕРМАН. Извини, но завтра утром никакой автобус наверняка не пойдет. Вспомни, какой сегодня день. Ну. По воскресеньям автобус проходит здесь только в полдень. Оставим ее лучше здесь.
ЭРИКА. В лесу. Где кругом ни души.
ГЕРМАН. Здесь хорошо, красиво. (Напевает вполголоса, вторя скрипкам.) Маленький трюк. Дай деревьям имена, и ты сможешь вести с ними разговор. Как и в других случаях с любыми неодушевленными предметами. И страха как не бывало. У моего автобуса имя такое же, как у меня. И я его не боюсь.
* * *
ТОЛСТУХА. Так поступать негоже. В нашей компании будет не хватать верующего человека. Это милое, нежное Божье дитя утешило бы господина Крамера. (Обращаясь к Эрике.) Среди нас один очень больной человек. Вы ничего не заметили. В пути он чуть не ушел от нас, потому что… этот водитель гонит автобус, как сущий дьявол.
ГЕРМАН. Как кто, как кто гонит автобус Герман.
ТОЛСТУХА. Ясно же сказала. Как сущий дьявол. У господина Крамера плохая печень, она отравляет его изнутри. Когда автобус входит в поворот слишком быстро или резко тормозит, эту больную печень бросает в бок или вперед, и тогда господин Крамер истошно кричит, и кричал он так уже не раз. Вы не слышали. Вы не могли этого не слышать. Это не обыкновенный крик, это не крик ужаса, нисколько не похож он и на крик обжегшего руку о сковородку. Это утробный крик. Кажется, что им заходится сама печень.
ЭРИКА. Мне жаль этого человека.
ТОЛСТУХА. От этого крика я теряю рассудок. Посмотрите, как я состарилась. Сколько бы лет вы мне дали. Не хочу вас смущать. Но я на десять лет моложе.
* * *
ТОЛСТУХА. Ты ведь не случайно села в наш автобус.
ЭРИКА. Случайно.
ТОЛСТУХА. Нет, это перст судьбы.
ЭРИКА. Вы верите в Бога.
ТОЛСТУХА. Эти грубияны не знают, что значит духовность, у них нет доступа к собственным сердцам, внутри себя они строят баррикады. Тронь струны в их груди, и ты не услышишь ничего, кроме хлоп-хлоп-хлоп, звука в них нет. Я пыталась достучаться до их сердец, но они глухи. Кривой сук не выпрямишь. Я на твоей стороне, детка. Царь наш небесный следит за своими овечками, ни одной не дает пастись в одиночку.
ЭРИКА. И почему я села в этот автобус.
ТОЛСТУХА. Ты что, не слышишь. Это перст судьбы.
ЭРИКА. У меня поручение. Быть в Ченстохове ровно в назначенный час, в День святой Софии. И день этот наступит завтра. Или уже наступил. Который час.
ТОЛСТУХА. Неважно. Сейчас ты здесь, у меня. Иди, куда ведет тебя твой Господь, так ведь гласит заповедь. Ты должна научиться не сходить с прямого пути, не противиться воле Господа.
ЭРИКА. По Его воле я и еду в Ченстохову.
ТОЛСТУХА. Почему же ты здесь, а не там.
ЭРИКА. Потому что села не в тот автобус.
ТОЛСТУХА. Ты упряма. Тебе не надо стремиться попасть в Ченстохову, ко мне ведет тебя Господь, ко мне.
ЭРИКА. Что мне здесь делать.
ТОЛСТУХА. Читать господину Крамеру Откровение. Что ты так смотришь. Ты же, полагаю, знаешь Откровение наизусть.
ЭРИКА. Конечно, знаю.
ТОЛСТУХА. Прекрасно, это же прекрасно. Таких страданий ты еще не видела. Страдания господина Крамера чисты, совершенно чисты. Ему кажется, что рот у него полон гноящихся зубов. Боли не дают ему уснуть, без сна он часто лежит целыми днями, пока не теряет сознания. Но я не знаю, зачитывается ли обморок как сон.
ЭРИКА. Зачитывается. Кем.
ТОЛСТУХА. Зачитывается всем телом.
ЭРИКА. Может, при этом он отдыхает.
ТОЛСТУХА. Нет, нет, при этом он не отдыхает. Придя в себя, вскоре снова стремится уснуть. Дрожит и цепляется за меня. Ногти впиваются мне в руку, оставляя кровавые следы в форме полумесяцев. Вот, посмотри.
ЭРИКА. Боли у него не могут быть постоянными.
ТОЛСТУХА. В том-то и дело, что они не проходят, и это хорошо. Без болей у него начинается приступ ужасного страха, он плачет и хнычет, как ребенок. Смотреть на это неприятно, поверь мне. С болями он чувствует себя лучше.
ЭРИКА. А почему он плачет.
ТОЛСТУХА. Он не хочет умирать, этот милейший человек. Он верит, что в один прекрасный день снова станет здоровым. У него душа ребенка.
ЭРИКА. Взгляните, моя рука, она совсем.
ТОЛСТУХА. Ты поедешь вместе с нами в санаторий. Комнаты там очень симпатичные, простые, облицованные белой плиткой, никакой роскоши, кроме раковины и холодной воды. Мы положим господина Крамера на кровать и будем следить, чтобы он не извивался, как кочерга. У него дурная привычка сворачиваться, испытывая боль, в позу зародыша, но делать это ему запрещено. Он должен лежать на спине, все остальные позы лишены достоинства. Да. Ты будешь сидеть у стены и читать Откровение, один стих за другим, а я буду бодрствовать возле постели. Красивая картина, она послужит ему утешением.
ЭРИКА. Я охотно почитаю господину Крамеру Библию, если это послужит ему утешением.
ТОЛСТУХА. Ты не просто девушка, ты ангелочек, золотце мое.
ЭРИКА. Только вот в санаторий я не поеду.
ТОЛСТУХА. Ну нет, ты поедешь вместе с нами.
ЭРИКА. Я почитаю ему из Евангелия прямо сейчас, прямо сейчас.
ТОЛСТУХА. Евангелие тут не годится, читать нужно Откровение, он хочет слышать о драконе и чашах гнева, вылитых на землю, о звере с семью головами и десятью рогами. Этот мощный, великий, страшный текст.
ЭРИКА. Больные нуждаются в утешении, и Евангелие дарит его во многих местах.
ТОЛСТУХА. Уж не собираешься ли ты рассказывать мне, в чем нуждается господин Крамер.
ЭРИКА. Он хочет быть уверен, что Бог милостив, хочет услышать весть любви, а не гнева и страха.
* * *
ТОЛСТУХА. Тихо. Слышишь.
ЭРИКА. Что.
ТОЛСТУХА. Тихо. Ты услышишь, если замрешь. Это очень. Очень тихое сопение, едва слышимое, но так начинается крик. Уникальный звук, похожий на шелест. Воздух вытекает из легких без всякого давления, вяло-вяло. Еще чуть-чуть, и он закричит.
ЭРИКА. Я буду читать Откровение. Если вы поговорите с Германом. Он должен отвезти меня в ближайший город. Мне надо выбраться отсюда. Он должен. Скажите ему об этом.
ТОЛСТУХА. Ты пытаешься предложить мне сделку. Уж не собираешься ли ты торговать своим духовным даром.
ЭРИКА. А если мне надо попасть в Ченстохову. И отправиться туда немедленно.
ТОЛСТУХА. Поистине, всему есть предел. Дальше ехать некуда. (Уходит.)
* * *
ТОЛСТУХА. Эту я не хочу видеть в нашем автобусе. Вот эту. Она порочна и лжива. Не хочу.
ГЕРМАН. И ты права. Не так ли. Сама-то заходи и усаживайся. Все будет так, как надо. И я позабочусь об этом. Оставим пташку у Антона. У Антона на заправке.
ТОЛСТУХА. Я не подпущу эту тварь к господину Крамеру.
ГЕРМАН. Да тут всего восемь километров.
ТОЛСТУХА. И восьми не будет. Кто оплатил эту поездку.
ГЕРМАН. Твоя озлобленность понятна. То, что здесь творится, чистейшее свинство. Залезть по-воровски. И еще строит из себя жертву. Оставим ее у Антона.
ТОЛСТУХА. И пешком может топать. Ноги-то у нее целы. Я с ней в один автобус не сяду.
ГЕРМАН (бьет Толстуху по лицу). Правильно. Ты права. Умница ты моя разумница. Но здесь от тебя ничего не зависит. Ничего. Я мог бы выколупнуть твои глаза из глазниц и узлом завязать твой язык, если б захотел. Я водитель. Командую я. И в этом вся прелесть. По местам. Ее мы оставим у Антона. (Эрике.) Тебе везет. Ты будешь у Антона. Красивый мужчина. Он о тебе позаботится.
* * *
Карл выходит из автобуса.
ГЕРМАН. Заходим. Едем дальше. По местам. (Уходит с Жасмин и Толстухой.)
ЭРИКА. Карл. Это ты. Карл.
КАРЛ. Мы знакомы.
ЭРИКА. Но, Карл, это же я, Эрика.
КАРЛ. Ага. И тут у меня должен зазвенеть звоночек.
ЭРИКА. Ты же это не всерьез.
КАРЛ. Да нет, конечно. Добрый вечер, Эрика. Ты изменилась. Выросла. Настоящая женщина. (Отходит в сторону и мочится на обочину.) Странно. Можно быть в безвыходном положении, но отлить все равно приятно. Спору нет, телесность обременительна, но лично мне она только в радость.
ЭРИКА. Я в совершенно безвыходном положении.
КАРЛ. Надеюсь, это в самом деле так, Эрика. Твое положение гармонирует и с этой темнотой, и с этой высотой. Жутковато. К счастью, мы можем вернуться в автобус.
Водитель сигналит. Карл запахивает куртку.
ЭРИКА. В этот автобус я больше не сяду.
КАРЛ. Прощай, Эрика. Можешь передать кое-что своей маме. Скажи ей, что тогда я. Как бы это назвать. При ближайшем рассмотрении это было. (Его голос тонет в сигнале автобуса.)
ЭРИКА. Последние слова я не поняла.
КАРЛ. Ничего страшного. Это не имеет значения. Спокойной ночи.
Эрика продолжает говорить, но сигнал автобуса заглушает ее голос.
Что ты сказала?
Эрика что-то говорит, но сигнал автобуса заглушает ее голос. Карл качает головой.
ЭРИКА (кричит). Помоги мне, Карл, прошу тебя, помоги!
* * *
КАРЛ. Я узнал тебя, когда Герман выволакивал тебя за волосы из автобуса. Не по лицу, лица я не видел, да по лицу тебя и не узнать.
ЭРИКА. Что ты имеешь в виду.
КАРЛ. И я подумал: если это та Эрика, которую ты знаешь, то она наверняка села не в тот автобус.
ЭРИКА. Карл, пожалуйста, посмотри на мою руку.
КАРЛ. И если она села не в тот автобус, то Герман отведет ее сейчас за ближайшую елку, чтоб свернуть ей шею.
ЭРИКА. Герман сломал мне руку, Карл, поломал пальцы.
КАРЛ. Помоги ей, подумал я. Ты же ее любишь. Ты же не хочешь, чтобы этот человек что-нибудь с ней сделал. В конце концов, ты какое-то время был ей почти отцом.
Из-за Эрики ты дольше оставался с ее матерью, чем тебе хотелось.
ЭРИКА. Этого я не знала.
КАРЛ. А я никому об этом и не говорил. Потому что я слишком труслив. Я вообще очень труслив. Трусость у меня в характере, и если я уберу ее оттуда, то моя личность рухнет как карточный домик. Твоя мамашка мне давно опротивела. Для меня она была слишком стара. Поначалу это меня привлекало. Она старилась неплохо, в самом деле неплохо.
ЭРИКА. Я не хочу об этом слышать.
КАРЛ. Ее золотой возраст был бы серым, если б рядом не расцветала ты. Ты не отказывала себе ни в чем. Однажды ты так нажралась, что заблевала весь туалет в три часа утра. Тебе было по фигу. Я все вытер той же ночью, стараясь не шуметь и торопясь, чтобы твоя мать ничего не заметила. Хотел разделить с тобой тайну. А тебе было по фигу. Ты только посмеялась, когда я решил, что тебе будет стыдно перед твоей матерью. Ты и стыд. Замечательно.
ЭРИКА. Я не хотела тебя обидеть.
КАРЛ. Не извиняйся. Тебе это не идет. Я любил ощущать весь груз отцовской ответственности. В мужчину это вселяет бодрость. Я мог быть с тобой строгим, не опасаясь, что это принесет какую-то пользу. Я действительно волновался за тебя. Прекрасно. У тебя не было того, что называют ответственным обращением с наркотиками.
ЭРИКА. С этим я давно распрощалась.
КАРЛ. У тебя ничего нет с собой. Крамер мог бы кое-что употребить. Я заплачу, если уж на то пошло. Слышать его мне больше невмоготу. А ты ядреная. Упитанная. Немножко скучноватая. В своем наряде. По правде говоря, даже очень скучная. Я имею в виду, в сравнении с той Эрикой, которую я когда-то знал.
ЭРИКА. Я изменилась.
КАРЛ. Стала другим человеком.
ЭРИКА. Вообще человеком. Почему ты молчал, вот сейчас, в автобусе.
КАРЛ. Я не молчал. Во мне звучал крик души. Встань с твоего мягкого кресла, возьми хама за грудки, Эрике опять нужна твоя помощь. Я делал все, чтобы этот крик вырвался наружу. Не получилось. После чего я мог лишь открывать, закрывать и вновь открывать пепельницу в подлокотнике. И прислушиваться к хрипу Крамера. При каждом вдохе и выдохе думал, это его последний. Но за ним следовал еще один. И о нем я думал, что это последний. Так на кухне капает кран, и ты слушаешь его капёль до рассвета. Я знал, что он тебя убьет. И все же не вышел из автобуса.
ЭРИКА. Но в конце-то концов вышел.
КАРЛ. Потому что надо было отлить. А не ради тебя.
* * *
КАРЛ. Рука-то болит.
ЭРИКА. Немножко. И выглядит забавно, не находишь.
КАРЛ. Боль еще появится. Позже.
ЭРИКА. Ты мне поможешь.
КАРЛ. Не хотелось бы.
ЭРИКА. Это был бы хороший повод проявить мужество.
КАРЛ. Ты меня неправильно поняла. Сейчас не время заботы о других или любви к ближнему. Это относится и к нашей ситуации. Мне нравится быть трусливым. (Водитель продолжает сигналить.) Спокойной ночи.
ЭРИКА. Карл.
КАРЛ. Почему бы тебе просто не сбежать.
ЭРИКА. Не могу.
КАРЛ. Сбежать можно всегда. Поверь мне. Я в этом деле поднаторел.
ЭРИКА. От Бога я сбежать не могу.
КАРЛ. От Бога.
ЭРИКА. Сбежать не могу.
КАРЛ. Не вздумай сказать.
ЭРИКА. Сказать что.
КАРЛ. Что ты.
ЭРИКА. Да.
КАРЛ. Как это называется.
ЭРИКА. Принять веру. Я обрела Бога. Или Бог обрел меня.
КАРЛ. Не верю. Они заманили тебя в свои сети. Тебя, Эрика, заманить невозможно.
Водитель дает долгий сигнал.
ЭРИКА. Я хочу все объяснить Герману. Господь поручил мне отправиться в Ченстохову, к Черной Мадонне, в День святой Софии.
КАРЛ. И потом.
ЭРИКА. Больше я ничего не знаю.
КАРЛ. Что тебе там делать.
ЭРИКА. Не знаю.
КАРЛ. И как Он тебе это поручил.
ЭРИКА. Появился ангел, громко и внятно возвестил мне об этом. Господь сказал: иди в Ченстохову, к Черной Мадонне, в День святой Софии, иначе быть большой беде.
КАРЛ. Ангел.
ЭРИКА. Ангел.
КАРЛ. С крыльями.
ЭРИКА. Я не всматривалась. Я испугалась. Его голос был подобен.
КАРЛ. Погоди. Попробую отгадать. Его голос был подобен грому.
ЭРИКА. Подобен шепоту. Да, шепоту, такому нежному, такому ласковому. Что он проникал сквозь все поры в моей коже, сквозь глаза, зубы, сквозь мою задницу, голос был во мне, Карл, во мне.
КАРЛ. Был ли он хотя бы белым, твой ангел.
ЭРИКА. Он не имел цвета.
КАРЛ. Не имел цвета.
ЭРИКА. Нет, не имел.
КАРЛ. Все в мире имеет какой-нибудь цвет.
ЭРИКА. Но не этот ангел.
* * *
КАРЛ. Ты попалась в их сети, Эрика, в сети коварных искусителей.
ЭРИКА. Помоги мне. Я все объясню водителю.
КАРЛ. Что вдруг появился бесцветный ангел и шепотком убедил тебя поехать в День святой Софии в Ченстохову, но тебе не повезло, ты села не в тот автобус, и из-за этого на нас теперь направлен гнев Божий. Такую сказку ты хочешь рассказать Герману.
ЭРИКА. Он думает, что я еду в Польшу за наркотиками.
КАРЛ. Сметливый парень, наш Герман.
ЭРИКА. Лучше молчи. О том, что было, хочу я сказать.
КАРЛ. А что мне за это будет.
ЭРИКА. Помолчи ради себя самого.
КАРЛ. Он свернет тебе шею, Эрика.
ЭРИКА. Он меня поймет. На этой заправке я застряну, и только Бог знает, когда выберусь оттуда.
КАРЛ. Милая моя Эрика. Герман человек плохой. Только за рулем сидит как агнец, кроткий, снисходительный. Водитель он замечательный. В его автобусе тебе уютнее и спокойнее, чем на коленях у матери, но когда он из него выходит. То становится плохим. До мозга костей.
ЭРИКА. Нет людей плохих до мозга костей.
КАРЛ (быстро достает кошелек). Вот, возьми. И немедленно исчезни.
Эрика не трогается с места.
Убирайся. Прочь отсюда. Говорю я. (Нагибается, хватает голыш, бросает и не попадает.)
ЭРИКА. Я хочу поговорить с Германом. Иди и скажи ему об этом.
Карл нагибается, чтобы взять камень побольше. Бросает и не попадает.
Перестань, Карл. Это ничего не даст.
Карл набирает одну горсть камней за другой, бросает раз за разом и не попадает.
А теперь уходи.
КАРЛ. Он свернет тебе шею, как сломал руку. Но я пойду и позову его, а потом посмотрю, как он обхватит тебя за шею, чтобы свернуть ее. Уходит.
* * *
ГЕРМАН (появляется, держа Карла за воротник). Кого мы тут видим перед собой. Мы видим перед собой посредника. А нужен ли нам посредник. Может, началась война. Или перед нами, как же называют таких типов, да, интриган. Может, тут кто-то плетет интриги. Почему ты не пришла сразу ко мне. Зачем тебе понадобился этот субъект. Откуда он взялся. Я его знаю. Играет ли этот шут гороховый, этот фигляр, этот рыльник копченый здесь какую-нибудь роль.
КАРЛ. Я знаю эту девушку. Ее зовут Эрика.
ГЕРМАН. Я тоже знаю Эрику. И даже очень хорошо. Я знаю, кто она. Набожная девушка, и ей нужно срочно в Ченстохову, иначе мир просто рухнет. Ясно. Но попасть в Ченстохову у девушки не получается. По разным причинам. Хотя она и набожна, но мозги у нее слегка набекрень. Так вот. Я тоже знаю Эрику. Какого же хрена ты решил тут выпендриваться.
ЭРИКА. Отпустите его. Я просила Карла поговорить с вами.
ГЕРМАН. С вами. Почему с вами. Или у меня физиономия начальника. Никто не говорит мне «вы». Для каждого, кто садится в мой автобус, я Герман, просто Герман. Что написано на моем автобусе. Что написано на моем автобусе.
ЭРИКА. Герман.
ГЕРМАН. Герман. Я — Герман. А ты.
ЭРИКА. Меня зовут Эрика.
ГЕРМАН. Рад познакомиться. Добрый вечер, Эрика. Я Герман, водитель. А это мой автобус. Если у тебя есть проблемы, приходи сразу ко мне. Посредник нам не нужен. Пошел прочь. Прочь.
Карл скрывается в автобусе.
Поговорим без посредника. Как человек с человеком. Идет.
ЭРИКА. Идет.
ГЕРМАН. На равных. Согласна.
ЭРИКА. Согласна.
ГЕРМАН. Я никому не делаю больно. Запомни это. В чем проблема. Не мнись, говори. Я не кусаюсь.
ЭРИКА. Я не могу снова сесть в ваш автобус.
ГЕРМАН. Эге. Что-то новенькое. Еще пять минут тому назад ты хотела, кровь из носу, сесть в мой автобус. Или я ошибаюсь.
ЭРИКА. На этой заправке я застряну.
ГЕРМАН. Ну и что. Антон чудесный парень. Ты замужем.
ЭРИКА. Да нет, я.
ГЕРМАН. И не обручена.
Эрика качает головой.
Антон человек деликатный, настоящий джентльмен, кстати, и выпить не дурак. Сама увидишь. Дело, конечно, сугубо личное, но тут может что-нибудь склеиться. Ты ведь тоже не прочь пропустить стаканчик. А в компании это куда приятнее.
ЭРИКА. Помилуйте, о чем вы. К утру мне нужно быть в Ченстохове.
ГЕРМАН. Знаю. А зачем.
ЭРИКА. Меня там ждут.
ГЕРМАН. Вон оно что. И кто же.
ЭРИКА. Господь, Бог наш.
ГЕРМАН. И потому ты так взволнована.
ЭРИКА. Я должна быть там. Должна.
ГЕРМАН. А если точно, то когда.
ЭРИКА. В День святой Софии я должна стоять перед монастырем Ясна Гура.
ГЕРМАН. А если не получится.
ЭРИКА. Тогда случится несчастье.
ГЕРМАН. Несчастье. А вот этого ты не заслужила.
ЭРИКА. Разверните автобус. Отвезите меня в ближайший город.
ГЕРМАН. С радостью сделал бы это, с радостью. Только у меня своя проблема, Эрика, пойми меня. Я ведь тоже по-своему верующий. А верую я вот в это. В мое брюхо, в мое нутро. А мое нутро говорит мне, что ты человек нехороший. Ты приносишь несчастье. Принимаешь наркотики, встаешь на обочину, выглядишь честной и дельной, в действительности же ты порочна. У меня на таких наметанный глаз. Лично мне ты хлопот не доставляешь. Хоть ты и закралась в мой автобус, но я не злопамятен. Только, к сожалению, ты лжешь. Таковы факты.
ЭРИКА. Я не лгу.
ГЕРМАН. Ложь пристала к тебе, как зараза. Сама ты этого не замечаешь, думаешь, твоя ложь равносильна правде. И потому, в сущности, ты невинна.
* * *
ГЕРМАН. Возьмем дело с наркотиками. Ты утверждаешь, что наркотиков не принимаешь.
ЭРИКА. Так оно и есть, не принимаю.
ГЕРМАН. Я тебя видел. Из автобусного парка просматривается вся привокзальная площадь. И там я видел тебя частенько. Верно.
ЭРИКА. Возможно.
ГЕРМАН. Да или нет.
ЭРИКА. Иногда я заговариваю там с людьми.
ГЕРМАН. За деньги, не так ли. Или гуляешь с кем ни попадя.
ЭРИКА. Я хочу приобщать несчастных к Евангелию. Чтоб они снова могли улыбаться.
ГЕРМАН. Значит, наркотиков не принимаешь.
ЭРИКА. Нет.
ГЕРМАН. И никогда не принимала.
ЭРИКА. Послушайте.
ГЕРМАН. И никогда не принимала.
ЭРИКА. Вас это не касается.
ГЕРМАН. Вот теперь все ясно. Ложь на лжи сидит и ложью погоняет. А правда тебе глаза колет.
* * *
КРАМЕР (кричит из автобуса). ГЕРМАН. ГЕРМАН. РАСКАЛЕННЫЙ ПРОВОД РЕЖЕТ МОЙ МОЗГ ТОЛСТЫМИ ЛОМТЯМИ. МОИ НОГИ В ВЕДРЕ С КИСЛОТОЙ, Я ЧУВСТВУЮ КАЖДУЮ КОСТОЧКУ, это НЕХОРОШО. ЭТО НЕ ХОРОШО. КТО-ТО ПРОТАСКИВАЕТ МНЕ ПЕЧЕНЬ СКВОЗЬ ЗУБЫ. ВОДИТЕЛЬ МОЙ, КАК ТЫ МНЕ МИЛ, МОЙ ВОДИТЕЛЬ. Я ЦЕЛИКОМ ПОЛАГАЮСЬ НА ТЕБЯ. С КАЖДЫМ СВОИМ УДАРОМ МОЕ СЕРДЦЕ ЖАЖДЕТ ТВОЕЙ БЛИЗОСТИ. Я ИЗВОЖУ СЕБЯ ТОСКОЙ ПО ТЕБЕ. КОГДА ЖЕ, ВОДИТЕЛЬ МОЙ, МЫ СНОВА ТРОНЕМСЯ В ПУТЬ.
ГЕРМАН. СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ, ГОСПОДИН КРАМЕР, СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ.
КРАМЕР. ЭТО ПРЕКРАСНО, ПРЕКРАСНО.
ГЕРМАН. Господин Крамер был владельцем магазина мужского готового платья в центре города, выглядел всегда элегантно, накрахмаленная сорочка, туфли из кожи барашка, брюки из тонкой шерсти, гладко выбрит. В юности был чемпионом страны по плаванию. В общем, был ладно скроен и крепко сшит. А теперь. Теперь потеет собственной мочой, потому как все органы разъедены. Никакой надежды, Эрика, никакой.
ЭРИКА. Надежда есть всегда.
ГЕРМАН. Ты так считаешь. И как же ее обрести.
ЭРИКА. Слушая весть любви.
ГЕРМАН. Весть любви. Я о ней что-нибудь знаю.
ЭРИКА. Нам надо завидовать господину Крамеру. Господь испытывает его, подвергает проверке. Если он впустит Христа в свое сердце, то обязательно возликует.
ГЕРМАН. Возликует.
ЭРИКА. Тысячи мощных потоков крови пройдут сквозь его голову и смоют все клоаки мерзости. И он возликует, как жаворонок в весеннем небе.
ГЕРМАН. И это сработает.
ЭРИКА. Человек подобен губке.
ГЕРМАН. Да или нет.
ЭРИКА. Сработает.
ГЕРМАН. А если я тоже захочу.
ЭРИКА. Чего.
ГЕРМАН. Если я тоже захочу ликовать, как жаворонок весной.
ЭРИКА. Открой свое сердце Богу, и тогда для тебя не будет ничего невозможного.
ГЕРМАН. И земной юдоли придет конец.
ЭРИКА. Ну конечно, придет.
ГЕРМАН (кричит). Жасмин. Жасмин. Выйди-ка ненадолго. (Эрике.) Даю тебе десять минут. Если сделаешь так, что господин Крамер возликует, то я повезу тебя в Ченстохову. Тут же заведу мотор. Если не сделаешь, я тебя урою.
ЭРИКА. Господин Крамер должен встать на колени, склонить голову на грудь и покаяться в своих грехах. Сердце его станет еще одним приютом Господа, и он возликует.
Жасмин выходит из автобуса.
ГЕРМАН. Девушка знает трюк, которым она заставит господина Крамера ликовать. И нас всех тоже.
ЖАСМИН. Я не хочу ликовать.
ГЕРМАН. Жасмин, давай начистоту. Мы же страдаем. Мы — горемыки, это ж очевидно. Взгляни на нас. Как мы тут стоим. Ты. И я. Живется нам плохо, Жасмин, ты должна это признать. Когда ты последний раз улыбалась.
ЖАСМИН. Вот только что улыбалась.
ГЕРМАН. Да, когда я укладывал чемоданы в багажник и защемил палец. Ты улыбнулась из злорадства. Я видел, как трудно было твоему лицу улыбнуться. Твои мышцы, Жасмин, разучились улыбаться, а у глаз тусклый взгляд. Меня не проведешь.
ЖАСМИН. Герман.
ГЕРМАН. Не обманывай меня, Жасмин. (Эрике.) Говори, начинай свой трюк.
ЭРИКА. Никакого трюка нет.
ГЕРМАН. Ты меня бесишь.
ЭРИКА. Это не трюк. Вы должны впустить Иисуса Христа в ваши сердца.
ГЕРМАН. Сказать такое нетрудно. Или я.
ЖАСМИН. Герман. Это же чушь. Такое не сработает.
ГЕРМАН. Почему же она утверждает обратное. Ей же от этого никакого прибытка. А потому пусть сейчас же докажет, что трюк сработает. Не сработает, я из нее самой дух вышибу.
ЖАСМИН. Они промыли ей мозги. Сектанты вынимают у тебя мозги и вкладывают другие.
ГЕРМАН. Как. Медицина способна и на такое. Не знал.
ЖАСМИН. Им и резать не надо. Достаточно слов. Она не в себе.
ЭРИКА. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь.
ГЕРМАН. О чем она. Скажи-ка еще раз.
ЖАСМИН. Фразы, заученные фразы.
ГЕРМАН. Помолчи. Хочу услышать это еще раз.
ЖАСМИН. Это ничего не даст.
ГЕРМАН. Тихо.
ЖАСМИН. Герман. Давайте, наконец, поедем дальше.
ГЕРМАН. Если ты тут же не закроешь свое хлебало, то я заткну его вот этой елкой, Жасмин. Закрыла. Вот и хорошо. Теперь ты. Повтори, что сказала с минуту назад.
ЭРИКА. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь.
ГЕРМАН. Это что. Анекдот. Звучит почти как современный анекдот.
ЭРИКА. Это не анекдот. Скорее образ. И правда.
ГЕРМАН. Мне нравится. Люблю анекдоты наших дней. Без изюминки. Еще такие же знаешь.
ЭРИКА. Сколько угодно.
ГЕРМАН. Я сам люблю пошутить, но вот поймет ли господин Крамер твои анекдоты, в этом я не уверен. Что с тобой.
ЭРИКА. Рука болит.
ГЕРМАН. Бог испытывает тебя.
* * *
ГЕРМАН. Расскажи еще один.
ЭРИКА. В доме Отца Моего обителей много.
ГЕРМАН. Ну а дальше.
ЭРИКА. Ничего дальше.
ГЕРМАН. В доме отца моего.
ЭРИКА. Обителей много.
ГЕРМАН. Вообще не смешно. Давай следующий.
ЭРИКА. Нет, не могу. Из-за руки. Вот теперь. Боль уже поднялась до локтя.
ГЕРМАН. Пустяки. Потерпишь. Давай еще один.
ЭРИКА. Не могу. Ну да ладно, потерплю. Бог явился Аврааму и сказал: Возьми сына твоего единственного Исаака, которого ты любишь, и принеси его в жертву на одной из гор, о которой Я скажу тебе. Авраам встал рано утром… (Потеряв сознание, Эрика падает на землю и лежит без движения.)
ГЕРМАН. Это что. Тоже из анекдота.
Из автобуса выходят Карл и Толстуха. Они приближаются к Эрике, но не наклоняются к ней.
Темнеет.
Во-вторых
Той же ночью. В том же лесу. В тех же горах. Около автозаправочной станции, не принадлежащей какой-либо крупной нефтяной компании. На одной вывеске написано: «Заправка только рапсовым дизелем». На другой: «К сожалению, закрыто». На наружной стене спутниковая антенна. Кругом беспорядок, на единственной огражденной стоянке автобус Германа. Антон, владелец АЗС, стоит в синем комбинезоне, пьяный, держится за колонку и покачивается из стороны в сторону. Рядом с ним Герман и Карл.
АНТОН. Что это за женщина.
КАРЛ. Она села не в тот автобус.
АНТОН. А мне теперь это расхлебывать, так, что ли.
КАРЛ. Ей нужна лишь постель.
АНТОН. У меня нет постели. Кроме собственной. Лечь в нее, полагаю, она не захочет.
ГЕРМАН. А ты спроси ее.
АНТОН. Узкий матрас, очень тесно, даже если женщину знаешь. Вашу же я не знаю.
КАРЛ. И дивана, наверно, нет.
АНТОН. Есть. Только на нем не прибрано.
КАРЛ. Она смотрит на вещи шире.
АНТОН. Для меня это не мелочи. Может, нынче это не в моде, но во мне еще живо чувство стыда.
ГЕРМАН. А нет ли кровати в гараже.
АНТОН. Там сложены зимние шины.
КАРЛ. Их можно убрать на чердак.
АНТОН. Никак не можно. На чердаке они быстро загнутся.
КАРЛ. Ведь только на одну ночь.
АНТОН. Что мне с ней. Что мне с этой, как и с любой, женщиной. Я не знаю, что мне делать с ней. Здесь невероятно редко что-нибудь происходит. Женщин здесь нет. Я буду упрекать себя, гадая, почему она ушла. Отнесу это на свой счет.
КАРЛ. Утром ей надо быть в Ченстохове.
* * *
АНТОН. Она мне наверняка не понравится.
КАРЛ. Она не обязана вам нравиться. Ей нужна всего лишь постель.
АНТОН. Если она мне не понравится, я не смогу быть любезным. Слабость характера, знаю, но от нее никуда не деться.
ГЕРМАН. Она хоть и дура, но выглядит недурно.
АНТОН. Прямо-таки и дура.
ГЕРМАН. Дура дурой. Она верит в Бога.
АНТОН. В какого Бога.
ГЕРМАН. Понятия не имею. В Бога, и все.
АНТОН. И выглядит, говоришь, недурно.
ГЕРМАН. Ни пава, ни ворона.
АНТОН. Я влюбляюсь со скоростью звука. Влюбляюсь в женщин, которые заправляются только здесь. Как думаешь, почему я перебрался именно сюда. Я — горожанин. Эти дебри не для меня. Но я влюбляюсь с первого взгляда. И это перестало получаться там, в городе, с его табунами прелестниц.
ГЕРМАН. Ну вот и влюбишься. Что тут такого.
АНТОН. Завтра она отчалит, а я останусь здесь, и на целых полгода жизнь моя превратится в ад. Этого мне не надо. Такое у меня уже было.
* * *
АНТОН. Я хочу ее видеть.
КАРЛ. Зачем он хочет ее видеть.
АНТОН. Я хочу ее видеть. И точка.
КАРЛ. Зачем это. Скажите просто «да».
АНТОН. Не скажу, пока ее не увижу.
ГЕРМАН. Приведи ее. Шевели помидорами. Раз он хочет ее видеть. Что тут такого.
Карл уходит.
* * *
АНТОН. Красивый у тебя автобус. Сколько жрет-то, сорок, пятьдесят.
ГЕРМАН. Около того.
АНТОН. Не ахти как экономно.
ГЕРМАН. У него очень плавный ход.
АНТОН. Когда купишь себе новый.
ГЕРМАН. Новый что.
АНТОН. Новый автобус.
ГЕРМАН. Зачем мне новый автобус.
АНТОН. Водить этот долго не сможешь. Вот-вот развалится.
ГЕРМАН. За Германом я всегда хорошо ухаживал.
АНТОН. Это не автобус, а смрадомет.
ГЕРМАН. Не хами.
АНТОН. Это не хамство, это факт.
ГЕРМАН. И он тебя волнует.
АНТОН. Еще как. Когда ты проезжаешь, то окутываешь мою заправку черным дымом так, что я целый день не вижу дальше чем на пять метров.
ГЕРМАН. Не надо преувеличивать.
АНТОН. Современные автобусы жрут в десять раз меньше.
ГЕРМАН. Жрал бы ты в десять раз меньше.
АНТОН. Теперь хамишь ты.
ГЕРМАН. Как владельца заправки тебя не может радовать, если автобусы жрут меньше.
АНТОН. Я думаю не только о барыше.
ГЕРМАН. Оно и видно.
АНТОН. Ты же никогда здесь не заправлялся. Окутать мою заправку клубами дыма — это ты можешь, нагрянуть сюда со своими проблемами — это ты можешь, а вот заправиться у меня — не можешь.
ГЕРМАН. Мой пассажир этого не захочет.
АНТОН. Рапсовый дизель не загрязняет среду. Это аргумент в его пользу.
ГЕРМАН. Он пахнет. Картошкой фри.
АНТОН. У тебя узкий кругозор. Тебе лишь бы зашибить деньгу, а после хоть трава не расти.
ГЕРМАН. Я бы взял твой дизель. Но пассажир этого не хочет.
АНТОН. Значит, тебе нужен другой пассажир.
ГЕРМАН. И я заполучу его у тебя.
АНТОН. Если ты объяснишь людям, что с этим чудесным топливом они могли бы спасти нашу планету, то вскоре у тебя была бы другая клиентура.
ГЕРМАН. Какую планету.
АНТОН. Мы в энергетической ловушке, Герман, в спирали, которая крутится вниз, все время вниз. Похоже на воронку в ванне, когда ты вытащил затычку. Но в слив уходит не вода, уходит все человечество.
ГЕРМАН. Ты меня не пугай.
АНТОН. Мы живем на умирающей планете. Это факт. Если мы будем сжигать нефть такими темпами, как до сих пор, то через пятьдесят лет уровень воды в океанах поднимется на восемь метров. Половина человечества захлебнется, другая сбежит ко мне в горы. Еще до этого растают полярные шапки, остынет Гольфстрим, а затем наступит галактическая зима. И продлится она несколько миллионов лет. С твоим смрадометом мы, отпустив тормоза, катим прямиком в ту самую воронку. И с каждым новым днем приближаем собственную гибель.
ГЕРМАН. И что меняет твой рапсовый дизель.
АНТОН. Он решает проблему, Герман. Рапсовый метилэфир разлагается в атмосфере на девяносто восемь процентов всего за двадцать один день. Выброс двуокиси углерода на восемьдесят процентов меньше, чем у обычного дизеля. Ну, что ты скажешь.
ГЕРМАН. Я этого не знал. Никто мне об этом не говорил.
АНТОН. Вот теперь я сказал.
ГЕРМАН. Тебе надо написать все это на фанерке и повесить ее на придорожной елке.
АНТОН. Это ничего не даст.
ГЕРМАН. Доведи свои мысли до людей, Антон. Раз ты знаешь, как решается проблема, пусть эту тайну знают все.
АНТОН. Людям не нужно спасения. Это тоже факт, если взглянуть на жизнь с их стороны. Да и не все ли равно, как она кончится. Мы живем на умирающей планете. Через три миллиарда лет ей и без того каюк. Солнце раздуется до краев нашей солнечной системы. Все мы сгорим. Хоть с рапсовым дизелем, хоть без него.
* * *
Карл подходит с Эрикой.
ЭРИКА. Отпусти меня, зверюга, я не хочу тут выходить. И не выйду. Оставь свою затею. Взгляни на мою руку.
КАРЛ (орет). Она меня укусила. В руку.
АНТОН. Ну и вид у нее. Чтоб такая ночевала на моей заправке. Это исключено.
ЭРИКА. Здесь я из автобуса не выйду. Хоть убейте меня.
ГЕРМАН. Что там, в гараже, рядом с машиной. Как это называется. Кровать. Для тебя.
ЭРИКА. А у вас есть машина.
АНТОН. Можно и так сказать.
ЭРИКА. Мне надо спуститься в долину. И выехать немедленно.
АНТОН. Вам я машину не доверю. И не надейтесь.
ЭРИКА. За руль сядете вы.
АНТОН. Ни за что.
ЭРИКА. Я заплачý.
АНТОН. Я пьян. Да-да, пьян. Не под хмельком или навеселе. Настукался как сапожник. Так уж получилось. Хотя по мне не видно. Я не могу распускать себя, проблема характера. К тому же мне присуще слишком большое чувство ответственности.
ЭРИКА. Рискнем. Вы поведете машину, я буду вас страховать.
АНТОН. До завтрашнего обеда я за руль не сяду. Чтобы по крайней мере не угробить других.
ЭРИКА. Движение в это время почти замирает.
АНТОН. Зато дорогу то и дело перебегает разное лесное зверье. А я не хочу увидеть косулю с ее детками у меня под колесами.
* * *
ГЕРМАН. Что ж, тогда начнем.
АНТОН. Начнем что.
ГЕРМАН. Убирать летние шины.
АНТОН. Я сказал, что согласен. Кто-нибудь слышал, что я согласен. На моей заправке нет места для молодой женщины. Тем более среди ночи. Возьмите ее с собой в санаторий. Там, наверху, есть врач. Говорят, пользуется популярностью у дам. Как и его процедуры. Дамам нужны именно они, а не литры моторного топлива. Заберите эту даму с собой. Она избалована. Ей нужен французский завтрак, а не дизель с моей заправки.
КАРЛ. Сваришь ей кофе, черт бы тебя побрал.
АНТОН. И не подумаю.
КАРЛ. Скажи что-нибудь, Герман.
ГЕРМАН. Антон, возьми себя в руки.
АНТОН. Здесь, наверху, человеку одиноко, и он начинает размышлять. У меня здесь есть водка, опасное зелье, ядовитое зелье, святое зелье. Я люблю выпить бутылочку, иногда даже две, а закусываю тем, что смотрю телевизор. И при этом теряю голову. Ну и что, мое личное дело. Видишь эту тарелку. Ею я развлекаю себя по вечерам. Ни один странник не забредет так далеко, как забредаю я. Люблю посидеть на свежем воздухе. Чувствую погоду, сейчас вот дует западный ветер. Завтра утром небо окрасится цветом крови, а на горизонте протянется голубая полоска, вернее, бледно-голубая, почти серебристая. Когда свет низвергается с гор, лучше туда не смотреть. И уж, конечно, не следует быть трезвым. Я не хочу ее. С ней у меня возникло бы слишком много идей. Спокойной ночи.
КАРЛ. Бред какой-то.
АНТОН. Что здесь написано. За-крыто. Почему сюда заваливаются какие-то идиоты. Да еще ночью.
ГЕРМАН. Идиоты. Кто тут идиот. Ты король или кисейная барышня. Распустил нюни. Наверняка не мылся целый месяц. Ты хозяин станции или кто. Закрыто. Какое мне до этого дело. Мешок с дерьмом. Держать тут речи. Мой бак пуст. Заполнить.
АНТОН. Моим рапсовым дизелем.
ГЕРМАН. Это заправка или что.
Антон уходит.
* * *
ГЕРМАН. Вот так. Ты переборщила. Антон тебя не хочет. И знаешь что. Я его понимаю. Ты ведешь себя плохо. Тот, кто чего-то хочет, должен быть любезным. Хоть чуточку. Антон, конечно, тюфяк, но мы же от этого тюфяка чего-то хотим.
ЭРИКА. Я здесь оставаться не хочу.
ГЕРМАН. А чего ж ты, скажи на милость, хочешь.
ЭРИКА. Как можно скорее уехать отсюда. Спуститься в долину. И еще мне нужен врач.
ГЕРМАН. В санатории очень хороший врач.
ЭРИКА. Ехать со всеми в санаторий. Ни за что. Там я застряну.
ГЕРМАН. В понедельник вечером я еду обратно.
ЭРИКА. Вы могли бы забросить людей в санаторий, а затем доставить меня в долину.
ГЕРМАН. Надо соблюдать режим отдыха.
ЭРИКА. Исключения невозможны.
ГЕРМАН. Невозможны.
ЭРИКА. Я заплачý.
ГЕРМАН. Ты все хочешь решать с помощью денег, всегда с помощью денег. Это скверно.
ЭРИКА. Я возьму ваш автобус в аренду, а вас найму водителем.
ГЕРМАН. Даже не думай об этом.
ЭРИКА. Вы должны. Вы должны. Вы должны.
ГЕРМАН. Не должен. Не должен. Не должен.
ЭРИКА. Если в течение суток я не прибуду в Ченстохову, то буду стерта с лица земли.
ГЕРМАН. Чуть-чуть опоздаешь. Ничего страшного.
ЭРИКА. Господь, наш Бог, посылает ко мне ангела с поручением, и что ж, вы думаете, он скажет: «Ничего страшного, Эрика, я смотрю на вещи шире, приезжай, когда у тебя будет время».
ГЕРМАН. Это было бы любезно с его стороны.
ЭРИКА. Безмозглый невежда.
ГЕРМАН. Ну ты, смотри у меня.
ЭРИКА. Безмозглый узколобый невежда.
* * *
ГЕРМАН. Санаторий — это другой мир. Везде светло и очень тихо, не слышишь собственных шагов. У тебя прекратятся боли. Это я тебе обещаю. Даже господин Крамер будет спасен, а мы с тобой познакомимся чуточку ближе. В наших отношениях появилась, знаешь ли, как это называется, да, червоточинка.
ЭРИКА. Я не больна, лечиться мне не надо.
ГЕРМАН. Мы все больны. А ты особенно.
* * *
ЭРИКА. Что это за компания. Что вы за люди. Вы что-то задумали. Куда я попала. В одну из этих сект.
ГЕРМАН. Мы секта.
ЭРИКА. Вы вообще не едете в санаторий.
ГЕРМАН. А куда же еще.
ЭРИКА. Вы хотите рухнуть вместе с автобусом в пропасть. Не так ли. Это и есть то спасение, о котором говорил господин Крамер. Туда же и Карл со своей безвыходной ситуацией. Вы хотите убиться. И поэтому не хотели, чтоб я была с вами. Но теперь.
ГЕРМАН (кричит). Жасмин. Жасмин. Подойди ко мне. Прошу тебя.
ЖАСМИН (подходит к водителю). Сколько можно ждать, Герман.
ГЕРМАН. Смех, да и только, послушай. Она думает, что мы сектанты.
ЖАСМИН. Мы сектанты.
ГЕРМАН. Да, мы. Ты и я, и рыльник копченый, и Крамер, и Толстуха. И что мы едем не в санаторий.
ЖАСМИН. А куда же.
ГЕРМАН. Летим в пропасть вместе с моим Германом.
ЖАСМИН. И для чего же.
ГЕРМАН. Чтоб умереть.
ЖАСМИН. Забавно.
ГЕРМАН. А ты не улыбаешься.
ЖАСМИН. Улыбаюсь, еще как улыбаюсь.
* * *
ГЕРМАН. У съезда к санаторию есть чудное местечко. Я частенько о нем думал. Запоздай я там чуть-чуть с поворотом руля, ха, и мой Герман сперва пробьет старое ржавое ограждение, а потом мы полетим вдоль склона вниз, как минимум триста метров свободного падения над верхушками елок, мимо старой дороги через перевал, пока не врежемся в дно реки. Вух!
ЭРИКА. Боже упаси.
ЖАСМИН. Что с ней. Почему она так побледнела.
ГЕРМАН. Действительно. Бледна как мел.
ЖАСМИН. Она тебе верит. Ей не хочется умирать.
ГЕРМАН. Я же тебе говорил, Жасмин. И последняя дворняга боится смерти. Хоть крещеная, хоть некрещеная.
ЭРИКА. Я не хочу иметь с вами дела. Отпустите меня.
ЖАСМИН. Ты в нашей компании.
ЭРИКА. Мое время еще не истекло.
ЖАСМИН. Откуда тебе это известно.
ЭРИКА. Я это чувствую.
ЖАСМИН. Она боится. Действительно боится.
ГЕРМАН. Вот теперь ты улыбаешься.
ЖАСМИН. Чего она только не рассказывала о жизни на том свете и в вечности. Здесь мы, мол, только проездом. Право оказаться в царстве небесном должны заслужить. Я поверила. И верила в это целых полдня. Страх смерти — это, дескать, все суета. Лучше сразу готовиться к вечной жизни. В небесах над людьми будет вершиться суд, и на коленях у Бога будут сидеть только праведники. Такой чушью она, видно, и гонит от себя страх смерти. Так я думала. При одной мысли об этом ящике у меня зуб на зуб не попадает. Как представлю, что лежу в гробу, одетая в саван, — ужас. Лежу-то неухоженная. А потом весь этот тлен. Всю жизнь стараешься не потерять форму. А в итоге превращаешься в серую слизь.
ГЕРМАН. А что происходит с неправедными.
ЭРИКА. Их отделяют от стада, обрекая влачить существование без любви и надежды, веки вечные, и страданиям их не будет конца.
ГЕРМАН. К кому относишься ты, Жасмин.
ЖАСМИН. К праведникам.
ГЕРМАН. Ну нет. Ты мне нравишься, но ты хитрая, коварная, корыстная. Скорее даже алчная.
* * *
КРАМЕР (кричит из автобуса). МОЙ РОТ ПОЛОН СОЛИ. ГЛАЗА МОИ ИССОХЛИ. Я ВИЖУ, КАК КОЖА МОЯ ЧЕРНЕЕТ. ДАЙТЕ МНЕ ПИТЬ. ХОРОШО БЫ ЧАЮ. ДАЙТЕ МНЕ ПИТЬ.
* * *
ГЕРМАН. Наконец меня осенило. Ай молодца! Решение-то просто, как дважды два. Никто же не знает, что ты села в мой автобус, так ведь.
ЭРИКА. Пожалуй, что так.
ГЕРМАН. Люди думают, что ты в Ченстохове.
ЭРИКА. Ну да.
ГЕРМАН. И никто тебя не видел.
ЭРИКА. Не знаю.
ГЕРМАН. Тебя нам подарили. И ты для нас, так сказать, подаренная душа. Никому и в голову не придет, что ты обретаешься здесь. У нас тебя искать не будут.
ЭРИКА. Антон знает, где я.
ГЕРМАН. Правильно. Антон знает. Но Антон не человек. Антон — пьяница. У него видения. Ясно, что свидетелем он быть не может. Ты должна понять, что при таких обстоятельствах я подумываю положить этому делу конец, зайти с тобой за елку, подобрать сук поувесистей и, как это называется, да, укокошить тебя. Люди ведь поймут, Жасмин, что такая мысль приходит как бы сама собой. Или я ошибаюсь.
ЖАСМИН. Поймут, конечно, поймут.
ЭРИКА. Вы шутите.
ГЕРМАН. Люблю пошутить. А значит, и посмеяться.
ЭРИКА. Не можете же вы просто взять и убить меня.
ГЕРМАН. Еще как можем. Ведь нам не надо опасаться никакого наказания. Мы, люди, добрые, потому что боимся наказания. А в данном случае наказание нам не грозит. Вот и выкопаем для тебя ямку. Это же логично, как ты считаешь, Жасмин.
ЖАСМИН. Твоя идея не лишена остроумия.
ГЕРМАН. Крамеру, например, этой развалине, этому зловонному полутрупу, я бы давно свернул шею. Но мы забрали его в доме для престарелых, и сестры меня там видели. И врач тоже. А потому я не могу выбросить из автобуса эту трухлявую колоду. С тобой дело обстоит иначе.
ЭРИКА. Ваша совесть не допустит этого.
ГЕРМАН. Не думаю.
ЭРИКА. У вас же есть совесть.
ГЕРМАН. Так что достаю веревку, довольно тонкую. И мы едем дальше, поднимаемся все выше и выше, и там я вырою тебе ямку. Красивую такую ямку. Нельзя же стоять у природы на пути.
* * *
АНТОН (подходит к Герману). Вошло четыреста двадцать литров. Большое спасибо. Не дизель, а бальзам на душу. Побольше бы таких клиентов.
ГЕРМАН. С такими, как ты, не хочется иметь дело. Сидишь у своей заправки, как жерлянка в яме. Не каждый рискнет подъехать. Люди проезжают мимо. И знаешь почему.
АНТОН. Скажи.
ГЕРМАН. Их мучит совесть. Из-за того, что они не заправлялись у тебя раньше. Ты оказался в жалком положении, и они винят себя за это.
АНТОН. В моем положении виноват только я сам.
ГЕРМАН. Прекрати ныть. Мужчине в твоем возрасте жаловаться не на что. Стыдись. И встряхнись. Сделай свою заправку пупом земли. Открой в гараже кафе. Где можно было бы выпить чашечку мокко, съесть кусочек шарлотки или бутерброд с ветчиной. А главное, чтобы тебе улыбнулась симпатичная мордашка. Тогда я тут остановлюсь и заправлюсь. Хоть твоим рапсом, хоть пойлом для свиней.
АНТОН. А где ж мне взять симпатичную мордашку.
ГЕРМАН. Улыбаться, Антон, ты сам должен улыбаться.
АНТОН. С моими-то зубами.
ГЕРМАН. Используй свою голову, в ней мозги, чтобы думать, а не только рот, чтобы водку глушить. Тебе нужно все разжевать. (Платит за полный бак.) Достаточно.
АНТОН. За дизель достаточно. Но.
ГЕРМАН. Что «но».
АНТОН. Добавь сколько не жалко.
ГЕРМАН. Это с какой же стати.
АНТОН. В настоящий момент я как бы на мели. Будь другом, сделай одолжение.
ГЕРМАН. Ты дерьмо, Антон, и из тебя ничего путного не выйдет. Но я дам тебе денег. Присмотри, пока я отойду, за девчонкой. Не хочу, чтоб она сбежала. Но будь начеку. Она кусачая.
* * *
АНТОН. Будьте покойны. С вами ничего не случится.
ЭРИКА. Вы должны мне помочь. Прошу вас.
АНТОН. Мы говорили об этом.
ЭРИКА. Они хотят меня убить.
АНТОН. Кто хочет вас убить.
ЭРИКА. Герман и Жасмин.
АНТОН. И за что же.
ЭРИКА. Забавы ради. Он злой.
АНТОН. Вы к нему несправедливы. Герман грубоват, но сердце у него доброе.
ЭРИКА. Никто не знает, где я нахожусь. Никто меня не видел. Они меня убьют, и никто никогда об этом не узнает.
АНТОН. Я знаю.
ЭРИКА. Утром вы ни о чем не вспомните.
АНТОН. Неужели.
ЭРИКА. Напились-то ведь допьяна.
АНТОН. Вот дуреха.
* * *
Герман возвращается с веревкой, вполне пригодной для привязывания телят.
АНТОН. Вот дуреха. Говорит, что ты хочешь закопать ее в лесу. И что я потерял память, ибо хлебнул лишку. Вот дуреха.
ГЕРМАН. Мы, водители, ее знаем. Незаметно забирается в автобусы, а потом скандалит. Хочу ее связать. Ведь может подкрасться и крутануть руль. (Связывает Эрику.)
ЭРИКА. Не трогайте меня, не трогайте.
АНТОН. Ты мне должен за четыреста двадцать литров.
ГЕРМАН. Я тебе только что заплатил.
АНТОН. А где же тогда тити-мити.
ГЕРМАН. Тити-мити у тебя в нагрудном кармане.
АНТОН. Ты прав, вот они. Извини. Надуть тебя — такого и в мыслях не было. Память мне, понимаешь, иной раз возьмет — и изменит.
ГЕРМАН. Тогда, пожалуй, начнем.
АНТОН. Спасибо тебе, Герман. Большое спасибо.
Герман тащит Эрику в автобус. Эрика кричит.
Темнеет.
В-третьих
Высоко в горах. На плато, где растет можжевельник и дрок. На заднем плане у дороги стоит автобус Германа. Фары выключены, свет падает только из окон. Герман роет могилу, Жасмин пытается в чем-то его убедить. Толстуха стоит рядом с автобусом, тут же и Карл, переминающийся с ноги на ногу.
ЖАСМИН. Достоинство, Герман, чего оно требует от нас. Во-первых, сохранять ко всему некую дистанцию. Близость приводит к утрате достоинства. Прежде всего это относится к нам самим. Чтобы обладать достоинством, мы должны дистанцироваться от самих себя.
ГЕРМАН. Дистанцироваться от самих себя. Вот как.
ЖАСМИН. Самость пытается впутать нас в противоречия, навязать себя нам, как человек, который чуть ли не силой притягивает нас к себе, потому что не может пребывать в одиночестве, принадлежать только самому себе. Достоинство же — это привлекательность, рождаемая равнодушием. Человек, лишенный достоинства, спотыкается о самого себя. Он движется неуклюже. В каждом своем движении он познает свою внешность, свою слабость, свое несовершенство, но не свою идеальную суть. Достойный человек — это вовсе не человек, не совершающий ошибок, а как раз наоборот. На безупречном человеке не видно признаков достоинства. Достойный человек сохраняет к своим ошибкам такую же дистанцию, что и к своим сильным сторонам. Он нейтральный дипломат, выступающий посредником в борьбе между соперниками внутри самого себя.
ГЕРМАН. Тяжело рыть такую землю. (Он продолжает рыть, потом вдруг останавливается.) Ты сказала, что безупречный человек не может быть достойным.
ЖАСМИН. Именно так.
ГЕРМАН. Этого я не понимаю.
ЖАСМИН. Достоинство — это свойство внешности. Оно слышимо, зримо, его можно даже понюхать. В то же время оно не поддается абсолютному определению. Оно мимолетно. Утверждение, например, что человек не должен мчаться во весь дух, а должен шагать, дабы выглядеть достойно, по сути своей абсурдно. Хотя спокойная поступь может быть исполненной достоинства. Но в то время как один человек выглядит в белом костюме мудрецом, другой походит в нем на мошенника. Точно так же обстоят дела и с достоинством. Веселый человек обретает достоинство серьезностью, серьезный — юмором, опечаленная женщина обретет достоинство, приняв веселый вид, а жизнерадостная — только знаками печали.
ГЕРМАН. Но для этого человек должен сперва разобраться в самом себе.
ЖАСМИН. Конечно, это необходимая предпосылка.
ГЕРМАН. Думаешь. Она свободна.
ЖАСМИН. Кто.
ГЕРМАН. Наша пташка.
ЖАСМИН. При чем тут она. Почему ты вдруг вспомнил о ней.
ГЕРМАН. Она знает, куда она едет, куда идет. Знает свое место. Ты давеча сказала, что быть свободным значит знать свое место.
ЖАСМИН. Она человек слабый, самостоятельно не мыслит.
ГЕРМАН. А это необходимо.
ЖАСМИН. Если хочешь быть человеком, то да.
ГЕРМАН. Я не настолько умен, чтоб у меня были собственные мысли. Если что-либо и придумываю, то кто-нибудь другой это уже придумал до меня. И записал.
ЖАСМИН. Ты близок к подвигу. А самый великий подвиг равнозначен максимальной свободе.
ГЕРМАН. Мне важно ощущать голод. И жажду. И терпеть не могу, когда кто-нибудь смеется над политиками. Потому что, например, они вылетают иногда куда-нибудь на выходные, пользуясь государственным вертолетом. Ну и что. Им же это не воспрещается. Политики достойны самого высокого уважения.
ЖАСМИН. Речь об идее. Об идее самооценки. О том, кто каким мог бы быть. Все остальное не в счет.
ГЕРМАН. Она боится своего Бога. Ведь Он велел ей быть тогда-то и тогда-то там-то и там-то. А она не слушается. Теперь может надеяться только на то, что ее Бог посмотрит на это, как говорится, сквозь пальцы.
ЖАСМИН. Ей важно лишь одно. Спасти свое жалкое существование.
ГЕРМАН. Этот червь пытался сделать то же самое.
* * *
ГЕРМАН. Поговорим теперь совсем о другом. Как думаешь, яма достаточно длинна.
ЖАСМИН. Трудно сказать. Какой у нее рост. Она выше меня.
ГЕРМАН. Пока коротковата.
ЖАСМИН. Главное, чтоб была достаточно глубокой.
ГЕРМАН. Не складывать же мне ее. Этого она не заслужила. Ляг туда на минутку, Жасмин, будь любезна.
ЖАСМИН. Как. В эту яму.
ГЕРМАН. Мне бы это очень помогло.
ЖАСМИН. Да нет, и того, что есть, достаточно. Веди, наконец, деваху.
Герман уходит.
* * *
ТОЛСТУХА. Может, это не случайность. Может, это знак. Я бы отправилась вместе с ней. Если она и есть этот знак. Если она есть то, чем, по ее утверждению, является, то и я была бы чем-то особенным, ведь я ее попутчица. Я не была бы унылой, дохлой теткой. Я последовала бы за чистым, нетронутым. Чего не касались ничьи пальцы.
ЖАСМИН. У нее наверняка уже были мужчины.
ТОЛСТУХА. Карл бы об этом знал.
КАРЛ. Оставьте меня в покое.
ЖАСМИН. Карл.
КАРЛ. Не знаю. Не было. Были. Возможно, что были. Экий допрос мне устроили.
* * *
Герман появляется со связанной Эрикой. У нее потерян один ботинок.
ЭРИКА. Что вы думаете. Может, кто-то думает, что ваша сила производит на меня впечатление. Вы не знаете, сколь всемогущ Господь. Аллилуйя. Он ворвется в ряды своих врагов, как ураган, врывающийся в леса.
ЖАСМИН. Ты святая. Ты послана, чтобы спасти нас.
ЭРИКА. Вас не спасти.
ЖАСМИН. Господь поручил тебе прибыть в Ченстохову. Ты трогаешься в путь. Едва вышла из дома, как тут же садишься не в тот автобус. К нам. Как сочетается одно с другим.
ЭРИКА. Кто ты такая, чтоб спрашивать о планах Господа.
ТОЛСТУХА. Почему ты села именно в наш автобус. Кто это решил.
ЭРИКА. Это промашка. Моя промашка. Я была невнимательна.
ТОЛСТУХА. Он привел тебя к нам. В Его планах мы играем важную роль.
ЭРИКА. Никакой роли в Его планах вы не играете.
ЖАСМИН. Мы стоим между тобой и твоим Богом. Если ты хочешь прийти к Нему, то должна сначала пройти мимо нас.
ЭРИКА. Видеть вас больше не могу. Убейте меня, наконец.
ТОЛСТУХА. Спаси нас.
ЭРИКА. Вас не спасти.
ТОЛСТУХА. Наши сердца пусты. Наполни их твоей верой.
ЭРИКА. Никому не дано наполнить худую бочку. В ваших сердцах зияет дыра, все, чем является человек, уходит в землю.
ЖАСМИН. Сверши какое-нибудь чудо, тогда мы тебе поверим.
ЭРИКА. Никакое чудо не поможет. Вы ползете по жизни. У вас есть дети, были мужья, наверняка вы кого-нибудь потеряли, плакали, по выходным вы любите развлечься, вам нравится поехать в отпуск, увидеть красивые города, бродить по картинным галереям, слушать скрипичную музыку, все это прекрасно, все это правильно. Но чтобы быть человеком, этого мало. Вы толкаете вашу жизнь пред собой, как тачку с мешком картошки.
ТОЛСТУХА. Нет, это не она. Доброго вечера. (Уходит.)
ЭРИКА. Ты — жалкая тварь, кубышка, полная гноя, ты — груда дерьма. А все вы вонючие ослы и ослицы, гнилые кочаны и кочерыжки. Просто позор тратить себя на вас. Вас ничтожная кучка, а я могла бы вести к Богу массы людей. Потеряны, вы потеряны, хоть со мной, хоть без меня. Вас спасать я не хочу. Я должна спасать людей, людей, а не страшилищ. Мужчин и женщин с открытым сердцем.
ЖАСМИН. Она боится. При том что встанет перед своим Творцом.
* * *
ЖАСМИН. Герман. Ты справишься один. Доброго вечера. (Уходит к автобусу.)
Карл направляется к автобусу.
ЭРИКА. Карл. Куда же ты. Ты хотел мне помочь.
КАРЛ. Мне очень жаль, Эрика. Еще увидимся.
ЭРИКА. Останься здесь, не уходи. Не оставляй меня одну с этим чудовищем.
Карл уходит.
ГЕРМАН. Как только находится работа, так леди и джентльмены исчезают. А отдуваться за них приходится Герману. Коротковатой получилась, так и знал. (Вонзает лопату в землю.)
ЭРИКА. Что вы там делаете. Что вы роете.
ГЕРМАН. Слегка удлиняю твою могилу. Иначе тебе придется поджать ноги. Как ребеночку в чреве матери. Я этого не хочу. Так делают народы на островах Тихого океана, а раньше делали обитатели пещер. Но мы не пещерные люди. Жаль, у меня только вот эта складная лопатка. Ею я тебя убью. Хлоп — и готово.
ЭРИКА. Ты этого не сделаешь.
ГЕРМАН. Еще как сделаю.
ЭРИКА. Но почему.
ГЕРМАН. Почему. Почему. По кочану. Потехи ради.
ЭРИКА. Это тебя не порадует.
ГЕРМАН. Мы не знали, какими плохими мы были, — до встречи с тобой. Теперь познаём себя и друг друга. Сближаемся. Я думаю, Бог по милости своей послал нам тебя, чтобы мы наконец стали тем, кем были всегда. Мало лишь быть кем-то, надо еще и действовать.
ЭРИКА. Ты не плохой.
ГЕРМАН. Я, может, и не плохой. Но разве ты не видела рыло этого Карла. Оно же слеплено из дерьма.
ЭРИКА. Карл мне ничего плохого не сделал.
ГЕРМАН. Он тебе не помог. А та, что со скрипками, — от нее же воняет. Ты ничего не заметила. Несет какой-то кислятиной. Кого это обрадует. Вонять — плохо уже само по себе.
ЭРИКА. Я не хочу умирать.
ГЕРМАН. А Жасмин. Что это. Во всяком случае, не человек. Весь божий день палец о палец не ударит. Ты же сама говорила. Не работает, только портки свои протирает. Никому не помогает. Читает свои хитрые книжонки. Заботится только о себе. Она только потребляет, жрет и пьет, лишает какого-нибудь хорошего человека еды и питья. Это плохо.
ЭРИКА. Плохо то, что делаешь ты.
ГЕРМАН. Да, это, конечно, нехорошо.
ЭРИКА. Ты ищешь выход, я знаю.
ГЕРМАН. Не ищу. Это не имело бы смысла. Из низости и убогости выхода нет.
ЭРИКА. Я его знаю.
ГЕРМАН. Ты. Знаешь. Смотри, руку я тебе уже сломал.
ЭРИКА. Я знаю выход.
ГЕРМАН. Не верю.
ЭРИКА. Тебе надо лишь встать на колени. Или, может быть, ты трусишь.
* * *
ЭРИКА (шепотом). Лишь встать на колени. И все. Не надо бояться.
ГЕРМАН. Я не боюсь.
ЭРИКА. Развяжи меня, Герман, и спаси себя.
ГЕРМАН. Если попытаешься убежать, я побегу за тобой.
ЭРИКА. Я говорю, на колени. Вот так. (Опускается на колени.)
ГЕРМАН (опускается на колени). И это все. Какой пустяк. Ничего не стоит.
ЭРИКА. Предай твое сердце в руки Господа. Проси Иисуса Христа о прощении твоих грехов.
ГЕРМАН. Каких грехов.
ЭРИКА. Всех, Герман, всех твоих грехов.
ГЕРМАН. Но их же не два и не три.
ЭРИКА. Просто повторяй за мной.
ГЕРМАН. А потом.
ЭРИКА. Просто повторяй за мной. Господь мой Иисус Христос.
ГЕРМАН. Господь мой Иисус Христос.
ЭРИКА. В руки Твои
ГЕРМАН. В руки Твои
ЭРИКА. предаю я жизнь мою, веру мою.
ГЕРМАН. жизнь мою, веру мою.
ЭРИКА. Я знаю, что я грешил
ГЕРМАН. Я знаю, что я грешил
ЭРИКА. и сбивался с пути, грешил и заблуждался.
ГЕРМАН. и сбивался с пути, грешил и заблуждался.
ЭРИКА. Но я прошу Тебя, войди в сердце Германа.
ГЕРМАН. сердце…
ЭРИКА. В сердце Германа, он человек, наполни милостью сердце его.
ГЕРМАН. милостью…
ЭРИКА. И сделай его инструментом Твоей веры.
ГЕРМАН. инструментом Твоей веры.
Эрика умолкает. Герман тоже умолкает.
ЭРИКА. Аминь.
ГЕРМАН. Аминь.
Эрика целует его в лоб.
* * *
ГЕРМАН. Красиво. Как неожиданно начинает светать. Вон там, с краю неба, красиво, а. Посмотри. Света все больше. Как это выглядит. Просто чудо какое-то. Ты это когда-нибудь уже видела. А эти краски, откуда они.
КРАМЕР. ЧТО ЭТО ТАМ. ГЕРМАН. КАКОЙ-ТО СОУС, ДА.
ГЕРМАН. Свет в небе, Крамер, если бы вы могли это видеть. Просто чудо какое-то.
КРАМЕР. ЭТО УТРО. ВСЕГО ЛИШЬ ВОСКРЕСНОЕ УТРО. ТЫ ОБЕЩАЛ, ЧТО НОВОГО ДНЯ Я БОЛЬШЕ НЕ УВИЖУ, РАЗВЕ НЕ ОБЕЩАЛ.
ГЕРМАН (вонзает лопату в землю). Я спешу. Спешу. (Копает без передышки.) Очень твердая почва. Полно камней. И эти корни.
ЭРИКА. Перестань копать.
ГЕРМАН. Приходится.
ЭРИКА. А свет.
ГЕРМАН. Это всего лишь утро.
ЭРИКА. Мы отправимся в Ченстохову вместе, ты и я.
ГЕРМАН. На тебе вины не будет. Ты придешь к Иисусу Христу.
* * *
ГЕРМАН. Ну и корни. Можжевельник. Чем же он так здорово пахнет. Дай-ка вспомнить. Ну конечно же, джином. Но лопатой тут не продраться. Поди к автобусу и принеси тесак. Возьмешь его из ящика с инструментом под моим сиденьем. (Эрика не трогается с места.) Должна получиться могила, не окопчик. (Эрика стоит недвижно.) Найдешь в ящике инструмент с кожаной рукояткой, лезвие смазано и заточено, можно даже побриться. Боже мой, да ты, милая, вся дрожишь, а ну бегом — и согреешься. Но не вздумай удрать. Если не вернешься, к моменту, когда я выну десять лопат, придется пойти за тобой. На ветер я слов не бросаю. Запомнила. Десять лопат. (Эрика уходит, а Герман, не дожидаясь ее, продолжает копать.) Наверняка так сплетаются только корни можжевельника. Иначе лопата не шла бы так туго, да и почва каменистая. Никто не подумает, что здесь похоронен человечек. И можно будет отдохнуть. Здесь, наверху. И как это прекрасно. Сколько копков я сделал. Четыре или уже пять. Неважно. (Кричит в сторону автобуса.) Четыре. Слышишь, уже четыре. Никому не пожелаю лежать в этой земле. Среди можжевеловых-то корней. Тонких, как волос, но силы непомерной. Проникают сквозь что угодно, и покойничек пронизан ими с головы до пят, прежде чем дело свое сделают черви. Боже, как же туго идет лопата. Но где же девчонка. (Кричит.) Уже десять. Слышишь, десять. Иду за тобой. (Герман налегает на лопату с еще большей силой.) Если б знал, что лопату надо было сразу воткнуть чуть левее, то копалось бы легче. Вот как сейчас. Под камнями почва песчаная, это приятно. Лежится в ней наверняка неплохо. Песочек рыхлый. Умирая, ты будто закопался в него у самого синего моря. Черви в песке не водятся, спать можно как на пляже, ха-ха-ха, прислушайся, ветер в можжевельнике шумит, как прибой. Закрой-ка на минутку глаза. (Закрывает глаза.) Ну, действительно как прибой, с шелестом и шорохами. Ветер приносит дождь. Лучше всего, если б могила осталась открытой, можно было бы лежать и глядеть в небо. А ты загляни-ка в яму. Давай, давай, загляни. Ну, что скажешь. Достаточно глубока. (Снимает с шеи свою копию в дереве. Смотрит на нее, целует и, помедлив, бросает в могилу.) Покойся с миром, Герман. Ты сделал доброе дело. Господь Иисус Христос в твоем сердце. (Закапывает могилу.)
Темнеет.
В-четвертых
В сумерках. У бензоколонки Антона. Эрика стоит, держа в руке тесак. На лице выражение мрачной решимости. Она потеряла ботинок. Под навесом светится экран телевизора. Антон поднялся со складного стула. С большого пальца его левой руки свисает конец грязного бинта.
АНТОН. Что ты тут ищешь. Иди дальше. Держись все время этой дороги. Что за штуковина у тебя в руке.
ЭРИКА. Тесак называется.
АНТОН. Заявляю тебе сразу. У меня тут разжиться нечем.
ЭРИКА. Я ищу свой ботинок.
АНТОН. Бесхозной обуви тут нет.
ЭРИКА. Кроме того, мне нужно подлечить руку.
АНТОН. А где же все остальные.
ЭРИКА. Покатили дальше.
АНТОН. Тут что-то не так. Что ты сделала с Германом. И с его пассажирами. Ты всех их зарезала. Не молчи. Ты целый автобус отправила на тот свет. В уме ли ты. Признавайся, их уже нет в живых.
ЭРИКА. Дайте мне бинт и немного мази.
АНТОН. Такого добра не держу.
ЭРИКА. А на вашей руке. Что это.
АНТОН. Ах, это. Это был бинт, единственный и последний. Нет половины пальца. Будто кто-то откусил. Не могу вспомнить, как это случилось. И когда. Вроде совсем недавно. Только что. Неделю тому назад. Или раньше. В прошлом месяце. В прошлом году. Или все-таки минут пять тому назад. Такая острая боль. Здесь на-ве-рху время те-че-т та-к ме-дле-нно… И вдруг! Вновь! Начинает! Лететь! Ты не понимаешь, почему это происходит, и у тебя кружится голова…
ЭРИКА. Мне нужен бинт.
АНТОН. Слышал уже. Бинтов у меня нет.
ЭРИКА. А тот, что у вас на руке. Отдайте мне его.
АНТОН. Этот вот. Спятила, что ли.
ЭРИКА. А ну-ка отдайте.
АНТОН. Нет половины пальца. Скорее даже трех четвертей.
ЭРИКА. Сматывайте бинт, да поживей.
АНТОН. Хочешь, чтоб я изошел кровью.
ЭРИКА. Рана-то давно зажила.
* * *
АНТОН. Смотри, подцепишь болезнь.
ЭРИКА. Какую еще болезнь.
АНТОН. Мою болезнь.
ЭРИКА. Вы не больны.
АНТОН. В том-то и дело, что болен. Даже очень. С чего бы мне иначе обитать в этих дебрях. Я житель городской. В этой местности чужой. Владелец бензоколонки. Да какой из меня владелец. Видно же. Я в карантине. Причем в добровольном.
ЭРИКА. А выглядите вполне здоровым.
АНТОН. Ты так считаешь. В самом деле. Очень мило с твоей стороны.
ЭРИКА. А теперь отдайте мне, наконец, этот злосчастный бинт.
АНТОН. Да ладно уж. Бери. Пусть истеку кровью. Не все ли равно, в конце-то концов. (Сматывает бинт и подает его Эрике.) Разве народ заметит пропажу заправщика.
Эрика безуспешно пытается перевязать пальцы.
Захвати зубами один конец. И положи руку на колено. Получишь опору и сможешь связать концы.
* * *
АНТОН. И такому научишься, если ты тут один как перст. Чего я только не вытворяю в моем скиту. Ты и представить себе не можешь. Делаю сам массаж спины. Могу себя напугать. Неожиданно. Например, криком филина: У-у! И я вздрагиваю, бледнею, ругаюсь как извозчик, а потом радуюсь своей шуточке. Иногда ведь охота себя развеселить. В день рождения преподношу себе сюрприз. В виде пирога. И благодарю выдумщика поцелуем. В губы. Делать это научился сам. Своими же губами. Не веришь. Тогда смотри.
ЭРИКА. На бинте мазь.
АНТОН. Собственного изготовления. Смешиваю цинковую пасту с ромашкой. Мазь абсолютно безвредная, никакой химии, клянусь.
ЭРИКА. Помогите мне.
АНТОН. Сперва брось тесак вон туда, в кусты.
ЭРИКА. Не дождешься.
АНТОН. Мне ты им ничего не сделаешь. Я пьян. А пьяные из той же категории, что и женщины, дети, старики.
ЭРИКА. Ничего я вам не сделаю.
АНТОН. Тогда брось его.
ЭРИКА. Сейчас же перевяжи мне руку, поганый алкаш.
АНТОН. Ладно. Ладно.
* * *
ЭРИКА. Я Германа не убивала. И вообще никогда никого не убивала.
АНТОН. Так уж и никого.
ЭРИКА. Ну конечно же, никого.
АНТОН. А может, все-таки хоть одного.
ЭРИКА. Вы должны мне верить.
АНТОН. Так я же верю.
* * *
АНТОН. Почему ты села в этот автобус.
ЭРИКА. По ошибке. Мне надо быть в Польше.
АНТОН. И по какой же такой надобности.
ЭРИКА. По семейным обстоятельствам.
АНТОН. По каким же таким обстоятельствам.
ЭРИКА. Не ваше дело.
АНТОН. Разумеется, не мое. Я просто спросил.
ЭРИКА. У моей сестры проблемы.
АНТОН. Твоя сестра полька.
ЭРИКА. Нет, вышла замуж за поляка.
АНТОН. И какие же проблемы у твоей сестры.
ЭРИКА. Рак.
АНТОН. Вон оно как. Рак.
ЭРИКА. Знаете кого-нибудь, кто мог бы подбросить меня в долину.
АНТОН. Я вообще никого не знаю. Стало быть, не знаю и того, кто мог бы подбросить тебя в долину.
* * *
ЭРИКА. Тогда мне пора. Спасибо за бинт.
АНТОН. Пойдешь пешком.
ЭРИКА. Выбора нет.
АНТОН. До ближайшего селения шагать часа три.
ЭРИКА. Все равно лучше, чем ждать. Глядишь, повезет с какой-нибудь попуткой.
АНТОН. Сначала перекуси. У меня есть сыр.
ЭРИКА. Прощайте и не пейте так много.
АНТОН. Что ж, попробую.
* * *
АНТОН. Я мог бы, пожалуй.
ЭРИКА. Что вы могли бы.
АНТОН. Я вот подумал. Мог бы, пожалуй, спросить Зеельбахера.
ЭРИКА. Зеельбахера.
АНТОН. Он со мной еще до конца не расплатился. И у него есть машина. Я мог бы позвонить ему. Тогда через полтора часа ты у стыка с автострадой. Правда, от Зеельбахера дурно пахнет. Это тебя не смутит.
ЭРИКА. Нет.
АНТОН. Вонь просто зверская.
ЭРИКА. Ехать-то недалеко.
АНТОН. Часа два, не меньше.
ЭРИКА. Выдержу и дольше.
АНТОН. Я мог бы спросить и Анну, из местной лавки. Правда, только завтра утром.
ЭРИКА. Позвоните мужчине. Прошу вас.
Антон уходит.
* * *
ЭРИКА (опускается на колени). И сквозь боль я вижу лик Христа, ведь именно боль возвышает нас. И тогда от Него на нас нисходит милость. Боже, прости мне мою слабость, но, быть может, я еще успею. А если все же не явлюсь в назначенный срок, то жди меня. У меня и в мыслях этого не было. И в мыслях этого не было.
* * *
ЭРИКА. Ну так как же.
АНТОН. Да все так же.
ЭРИКА. Он приедет.
АНТОН. Парой слов тут не обойтись.
ЭРИКА. Так да или нет.
АНТОН. Ну конечно да, он приедет.
ЭРИКА. И когда же.
АНТОН. Через минуту-другую выезжает.
ЭРИКА. Это неправда.
АНТОН. А вот и правда.
ЭРИКА. Спасибо вам. Большое спасибо.
* * *
ЭРИКА. А пока можно и подкрепиться.
АНТОН. Мой сыр с пряностями абсолютно несъедобен. Если, конечно, не запивать его водкой.
ЭРИКА. Что ж, буду запивать.
АНТОН. Зелье довольно крепкое.
ЭРИКА. Не беспокойтесь, с полбутылки не опьянею.
* * *
ЭРИКА (жует сыр). Я уже не верила, что на свете есть добрые люди.
АНТОН. Зеельбахер не добрый человек. Он сукин сын.
ЭРИКА. Но все же подбросит меня в долину.
АНТОН. Мне пришлось его перехитрить. Поначалу он отказался. Был уже в постели. Даже положил трубку. Но я тут же перезвонил. И сказал: Зеельбахер, за тобой ведь еще должок. Однако он, шельма, стал это отрицать. Он, мол, давно со мной рассчитался. Помог, мол, тогда с баком.
ЭРИКА (допивает бутылку). С каким баком.
АНТОН. Да было дело, однажды в воскресенье прикатили из города люди в большом лимузине. Решили устроить где-нибудь здесь, то есть в горах, пикник. Из лимузина выходит мужчина, отец, понимаешь, семейства, машина у него что надо, сам в клетчатой рубашке, волосы по утру вымыты, профессия, сразу видно, солидная, денежная, инженер-машиностроитель, или по подземным работам, или по строительству мостов. Мамаша, чем-то недовольная, но смазливая, тоже выходит, тощая как палка, с такой же тощей шеей, и дети, двое, тоже выходят. Вот тут-то каша и заварилась. Мальцы похожи на отца, черепушки у них круглые, рубашки клетчатые, от волос веет запахом одеколона, а в руках игрушечные машинки той же модели. Потомки выглядят, будто их сам инженер спроектировал. Вся семья выглядит, будто ее инженер спроектировал, и все, стало быть, выходят, выползают из их прекрасной машины, встали и таращатся на меня своими глазенками-пуговками. Вот так. Будто ни разу в жизни не видели заправщика. И это лучшее, что может дать миру наше общество, способное к размножению и жизни, но достойное презрения. Клянусь, достойное презрения. Еще немножко сыра.
ЭРИКА. У меня еще есть. А вот водка кончилась.
АНТОН. И этот человек говорит: полный бак, и больше ничего не говорит, мне, я имею в виду, а начинает объяснять детям, как прекрасна эта местность, а я вижу, что у его машины, шикарной, надежной, бензиновый мотор, с моим рапсовым дизелем ему тут же капут. Но я. Ничего не сказал. Клиент ведь король, решил залить полный бак, залью. Мое мнение не в счет. Собирается он, стало быть, заплатить и радуется, что бензин у меня такой дешевый, продаю я его, говорит, чуть ли не за бесценок, поездка за город себя уже оправдала. А потому велит мне наполнить еще и запасную канистру, что я и сделал. Тут до него дошло, но свинья была уже подложена, и завтрак на траве не состоялся. Они застряли на моей заправке. Пришлось им битый час упрашивать меня, прежде чем я вспомнил, у кого из соседей может быть насос. Ночью я выпил бутылку водки, вот память и отшибло. Зеельбахера с насосом им тоже пришлось ждать битый час. Насос был ручной, для аквариумов, мощность десятая часть децилитра, годится разве что для банки с золотой рыбкой, вот и держал он это семейство с их лимузином все воскресенье возле моей заправки. От него у всех посинели большие пальцы. Кроме меня. Я не качал.
ЭРИКА. Так Зеельбахер уже едет.
АНТОН. Зеельбахер считает, что насосом он долг заплатил, но я сказал: Зеельбахер, ты это сделал не для меня. А для семейного инженера с мытыми шампунем волосами. С этими людьми у меня никаких дел нет. Ему это было непонятно. По части переговоров здесь царит очень жесткая дипломатия. Каждый знает свой общественный статус. У Зеельбахера, к примеру, статус этот на ладонь выше моего. Он поселился здесь раньше, но главное — у него восемнадцать коров. А восемнадцать коров стоят здесь больше, чем две бензоколонки, я не могу этого не признать.
ЭРИКА. Стало быть, он не приедет.
АНТОН. Да нет, приедет. Правда, добровольно, а не потому, что должен.
ЭРИКА. Хороший человек.
АНТОН. Чем добровольнее, тем хуже. Зеельбахер нехороший человек. Он бьет коров скамейкой для дойки. И ваши проблемы его вообще не интересуют. Но он не равнодушен к другому полу.
ЭРИКА. Уж не…
АНТОН. Что не…
ЭРИКА. …предложили вы что-нибудь Зеельбахеру.
АНТОН. Я лишь немножко преувеличил. Одной девушке надо в долину, сказал я, а он мне вопрос: что за девушка. Я говорю: девушка роста примерно метр семьдесят один. А он опять вопрос: сколько ей. Я говорю: молодая, Зеельбахер, довольно молодая. Но это было не все.
ЭРИКА. Что же еще.
АНТОН. Я опять немножко преувеличил. Рассказал ему, что мне примечталось. Как красивы ее волосы, как заманчивы алые губы, как лучатся ее глаза, какая плавная у нее поступь, и что от вас исходит какое-то свечение, точно от раскаленных углей, и что в вас есть что-то особенное и что такую женщину, как вы, я никогда еще не видел. Ну и дальше в таком же духе, в общем, китч.
ЭРИКА. Так вы же не любите китч.
АНТОН. Еще как не люблю. Я реалист.
ЭРИКА. Вы смеетесь.
АНТОН. О том, что вы чумазая, я ничего не сказал. И ничего о вашей руке. Меня ведь это не смущает. Я тоже давно не мылся. А потом я еще немножко приврал.
ЭРИКА. Да сколько же можно.
АНТОН. Это было необходимо. Я ему сказал, что мы родственники, вы и я. Что вы моя кузина. Здесь, наверху, родственные отношения играют весомую роль. Шальную девицу, приблудную, Зеельбахер в город не повезет. Тем более в такую рань. Я стоял перед выбором, должен был принимать решение мгновенно. Семейная связь или сексапильность. Ничто другое здесь людей не интересует. Или она моя кузина, или у нее самая роскошная жопа столетия. Ваша же попка, поверьте, не такая уж и роскошная. Извините. Но в вас я чувствую эрудицию, глубину мысли, вижу перед собой личность. Зеельбахеру все это по барабану. Женщин он оценивает, как коров, по надоям.
ЭРИКА. Боже, да неужели он такой.
АНТОН. Именно такой.
ЭРИКА. Тогда вам надо поехать с нами.
АНТОН. На это Зеельбахер никогда не пойдет.
* * *
ЭРИКА. Сыр еще есть.
АНТОН. Сыр кончился, но водка еще имеется.
ЭРИКА. Можно ее пить без сыра или без него желудок ее не примет.
АНТОН. Как раз наоборот.
ЭРИКА. Тогда я бы охотно выпила еще одну рюмку.
* * *
ЭРИКА. Когда же он приедет.
АНТОН. Приедет.
ЭРИКА. Давно ведь рассвело.
АНТОН. Вы слишком нетерпеливы. Вам бы научиться ждать. А для этого привыкнуть подолгу молчать. Как-то раз я не говорил ровно три месяца. Поначалу говоришь еще сам с собой. В адски быстром темпе. Точно внутри тебя живет второй человек.
Протри лобовое стекло.
Чаевые мне по фигу.
Разве не видишь, что за рулем старик. Самому протереть не по силам.
Протри зенки. Здесь бензоколонка, а не мойка.
С чего ты так оборзел. Будь великодушен. И вскоре тебе полегчает. Вот увидишь.
У меня тоже есть гордость. Я владелец бензоколонки. А не мойщик стекол. Поставлю перед ним котел с водой и принесу грабли. Этого должно хватить.
Вот такой идет разговор. И с каждой неделей злости все больше. Пока голоса не срываются на крик.
Не пей так много.
Пью столько, сколько хочу.
Напивайся хотя бы в трактире, там будешь среди людей.
Что мне среди них делать.
Взгляни на себя. У тебя поехала крыша. Говоришь уже сам с собой.
Ну и что. А ты с кем говоришь. Тоже сам с собой.
Тупица. Тебе хоть кол на голове теши.
А у тебя, умного, — дерьма палата.
Вот такая идет пикировка, но в конце концов голоса эти замолкают. Как у старой супружеской пары, которой надоело спорить. Иногда кто-нибудь из них подпустит шпильку. «Маразм крепчал: опять пронес мимо рта». Но и не без нежностей. «Спи спокойно, пусть тебе приснится что-нибудь хорошее». Но потом. Внимание. Примерно через три недели в открытом море посреди Тихого океана вдруг штиль. То есть безмолвие. Я просыпаюсь утром и не спрашиваю себя, встану я под душ или не встану. Для разнообразия кофе или лучше сразу рюмку водки. Никаких разговоров. Я просто что-то делаю или не делаю. Ни одной мысли перед действием. Любой шорох, любая мысль — все проходит через меня насквозь. Эха во мне ничто не вызывает.
ЭРИКА. Наверное, это прекрасно.
АНТОН. Оставайся здесь, я тебя научу.
ЭРИКА. Это невозможно.
АНТОН. Действительно. Тебе надо ехать к твоей сестре. Чуть было не забыл.
* * *
ЭРИКА. Мы ждем уже слишком долго.
АНТОН. Приедет.
ЭРИКА. А если передумал.
АНТОН. Исключено. Зеельбахер хоть и сукин сын, но сукин сын надежный. Он приедет.
* * *
ЭРИКА. Что привело вас в это место.
АНТОН. В любом месте, кроме этого, я сволочь. Я не создан для жизни в городе. Если мне в трамвае нравится девушка, то я намеренно на нее не смотрю. Смотрю в сторону. И думаю при этом следующее. Она наверняка знает, что она мне нравится, и если я буду на нее смотреть, то она сочтет меня идиотом. Еще одним, как все остальные. Ведь такая девушка нравится каждому третьему. Если же я на нее смотреть не буду, то это произведет на девушку сильное впечатление. Парень как сталь. Какой-то особенный. Не смотрит на меня. Хотя отдал бы за меня свою жизнь. Это лицо я должна запомнить. Но она ничего не запоминает. И я выхожу. Баста. И я все это ненавижу. Все, что себе представляю. Но ты об этом и знать не хочешь.
ЭРИКА. Вы правы. Не хочу.
* * *
ЭРИКА. По лесу развешаны желтые листки с надписью, что охота на косуль, оленей, барсуков и прочих диких животных является преступлением.
АНТОН. И ничем иным.
ЭРИКА. Угрозы нешуточные. Охотников призывают остерегаться. Чтоб они вдруг сами не стали дичью.
АНТОН. Что было бы справедливо. Животные защитить себя не могут.
ЭРИКА. Надписи сделаны вами.
АНТОН. Мне нечего сказать.
ЭРИКА. В них полно ошибок. «Ахотник» с «а». А «дич» без мягкого знака.
АНТОН. Это своего рода послание.
ЭРИКА. Послание с плохой орфографией никто всерьез не воспримет.
АНТОН. Разве ты не понимаешь, в чем суть. Суть в призыве делать добро. Не заглушать чувства. По-твоему, это нормально — убивать беззащитных животных. Как верующая во Христа, ты не можешь этого одобрять.
ЭРИКА. Откуда вы знаете, что я верую в Христа.
АНТОН. Знаю, и все.
ЭРИКА. У моей любви к Богу целая история, но лучше бы мне ее не знать. Порой мне так хочется, чтобы кто-нибудь коснулся меня, привлек к себе, грубо, со всей силою, обнял, потому что у него тоже есть такое желание. И мне хочется верить в смертность. В то, что я исчезну, что никакого спасения не будет, что эта плоть, вот она, просто распадется в прах, а вместе с ней и то, что я есть и чем могла бы стать. Я бы не играла никакой роли, здесь было бы просто то, что здесь есть, и я была бы тем, кто я есть, Эрикой, на бензоколонке, в ночи, у Антона. И этого было бы достаточно, достаточно и для меня, и меня бы не заботило, что могло бы произойти в этом мире, кем я стану, великой ли, благородной ли, маленькой или большой. Но всего этого нет. Я всегда вижу себя маленькой, когда я великая, но вот именно сейчас я вижу себя великой, хотя сижу здесь, глухой ночью, пьяная, без моих вещей в рюкзаке, без денег, и что-то тянет меня вниз, это сила тяжести, а что-то иное, оно тянет меня вверх, и это милость.
* * *
АНТОН. В Библии сказано, что убивать нельзя.
ЭРИКА. Это относится только к людям.
АНТОН. Стало быть, у шестой заповеди есть примечание: «относится только к людям». Не знал.
ЭРИКА. Люди в этой местности всегда занимались охотой. Это часть их культуры.
АНТОН. Все они говорят, что это часть их культуры: травить дичь собаками, засесть в лабаз с фляжкой и бутербродами, с длинноствольным ружьем и прецизионным прицелом, за который они выложили половину состояния. На что-нибудь другое денег у них нет. Стоит только взглянуть на их жен. В двадцать они носят цветастые передники из полиэстера, купленные в сельпо, и в сорок щеголяют в них же. И только когда самих их кладут в гроб, то снимают с них и эти передники. Люди здесь, наверху, прямо скажу, недоразвиты. И политически, и в смысле моды. Типичные отморозки. Они ненавидят все живое, все дикое и потому залегают в лесу, чтобы палить по всему дикому и живому.
* * *
ЭРИКА. Я бы охотно выпила еще рюмку-другую. Вы напоили меня. Для вас будет китчем, если я стану утверждать, что никогда еще не была столь трезвой.
АНТОН. Естественно. Ужасным китчем.
ЭРИКА. Но ведь это правда.
АНТОН. Значит, это правдивый китч.
ЭРИКА. Антон. Мне придется с вами поругаться. Это питье, рюмка за рюмкой, меня морально разложило.
АНТОН. Мужчин такое заводит. Готовность женщин к моральному разложению.
* * *
ЭРИКА. Зеельбахер так и не приедет.
АНТОН. Приедет, наверняка приедет.
ЭРИКА. Вы вообще никому не звонили.
АНТОН. Конечно.
ЭРИКА. Зачем же было лгать.
АНТОН. Не тебе мне рассказывать о лжи. Сестра в Польше. Рак. У меня вот-вот брызнут слезы.
ЭРИКА. Я думала, иначе ты мне не поможешь.
АНТОН. Не все было ложью. Как красивы твои волосы, как заманчивы алые губы, как лучатся твои глаза, какая плавная у тебя поступь, и что от тебя исходит какое-то свечение, точно от раскаленных углей, и что в тебе должно быть нечто особенное, и что ничего подобного я еще никогда не видел. Это не ложь. Только сказал я это не Зеельбахеру, а самому себе.
ЭРИКА. Но это же китч.
АНТОН. Правдивый.
* * *
ЭРИКА. Светает. Я упускаю сейчас то, что уготовила мне судьба. Ведь я избранная. В эту минуту я должна была встретить Бога в Ченстохове. А сижу здесь и глушу водку с заправщиком. Господь уничтожит меня. Если Он еще не сделал этого. Может, геенна огненная именно здесь. Самое страшное место на свете. Прямо среди гор пахнуло паленым.
АНТОН. Перестань плакаться. Женщине в твоем возрасте сетовать на что-то. Стыдись. Лучше возьмемся за работу.
ЭРИКА. За какую работу.
АНТОН. Формулировать умеешь.
ЭРИКА. Ты о чем.
АНТОН. Литературы у меня хоть пруд пруди. Картмилл «Смерть на рассвете», Самуэльсон «Корни социального насилия», Майнерк «Человек и ружье». Выбирай. В гараже у меня ксерокс. Печатая листовки, ловишь кайф. Можно пуститься во все тяжкие, креативно. Ну, что скажешь.
ЭРИКА. Можно еще рюмку.
АНТОН. Жеманишься. Потому что мы слегка отрезаны от мира. Это только так кажется. Мы в его эпицентре, в самой гуще боя, в пучине информации. На свою тарелку я ловлю более четырехсот каналов. Постой. Есть у меня кое-что и для тебя. Со сто шестьдесят четвертого до сто девяносто третьего. Там вещают миссионеры. У каждого американского проповедника свой канал. Организация у твоих поставлена великолепно. По части пропаганды у вас есть чему поучиться. По-английски говоришь.
ЭРИКА. It’s really lovely to get drunk in the mountains[4].
АНТОН. Я говорю об идеях, Эрика. Об эффективных действиях. О сдаче охотничьих ружей в металлолом. Об обмене патронов на что-нибудь вкусное. О переработке лодена в войлок. О наблюдении за жизнью диких животных. О фотоохоте. Идеи, Эрика, это наше оружие.
ЭРИКА. Наше.
АНТОН. Твое и мое.
ЭРИКА. Мне надо в Ченстохову. Не пытайся удержать меня здесь.
АНТОН. Здесь ты можешь приносить покаяние, жить рядом со мной, блюдя воздержание. Ты станешь известной как святая с бензоколонки. Внизу, у перекрестка, стоит часовенка, ее построили для молений о жертвах ДТП. Ох, как крутые повороты прельщают мотоциклистов. Беспокоить тебя я не буду. Я и без того импотент — от выпивки. Знаешь, что это такое.
ЭРИКА. Не с луны же свалилась.
АНТОН. Если ты, как верующая, не имеешь права сожительствовать, то давай просто поженимся. Формы ради. Дело-то совсем несложное.
* * *
ЭРИКА. Меня тошнит.
АНТОН. Это от воздуха здесь, наверху. Как только ты к нему привыкнешь, так сразу поумнеешь. Кровь станет гуще, мозг плотнее. Ты начнешь познавать вещи и связи между ними. То, что прежде казалось тебе непонятным, разом объяснится само собой. Человек здесь ближе к Вселенной.
ЭРИКА. Надеюсь, запас у тебя достаточно велик. (Делает еще один глоток.)
АНТОН. Кончай наливаться. (Отбирает у нее бутылку.)
ЭРИКА. Оставь.
АНТОН. Все, завязала. Чтоб нытья я больше не слышал. За работу! Гараж переделаем в уютный кафетерий. Больших затрат это не потребует. Отдыхающие за городом любят гаражный шик. А старый автомат переоснастим на евро. Просекаешь. Где-то тут должна быть краска. Ты будешь обслуживать посетителей. Как думаешь, это не унизительно.
ЭРИКА. Только если придется носить передник.
АНТОН. Что за передник.
ЭРИКА. Как у девушек на бензоколонках. Они доходят досюда, чуть выше колен, белые, с зеленой каемочкой. И чепчик в тон, зеленый. И, конечно, коричневые эластичные чулки.
АНТОН. Все это не обязательно.
ЭРИКА. В том-то и дело, что обязательно. Коротко подстриженные ногти и волосы, ресницы выщипаны, туфли белые, без каблуков. Это было бы очень постыдно. Посетителям бы понравилось.
АНТОН. Но не мне. Мне было бы неловко.
ЭРИКА. Неловко. Хорошо.
АНТОН. Делай как знаешь. Я должен побриться. Надену синий костюм и сделаю тебе предложение. Официально. А потом пойдем спать. Выспимся и примемся за работу. Не филонить же вечно. (Уходит.)
* * *
Тяжело ступая, весь израненный, появляется Герман. Из глаз и живота у него сочится кровь, одежда свисает клочьями.
ГЕРМАН. Эрика, Эрика, Эрика. Эрика. Ты здесь. Я чувствую, что ты здесь, хоть и не вижу тебя. Эрика, в глазах у меня стекло, лобовое стекло лопнуло, полетели осколки. Герман искал защиту в моей голове. Эрика, почему ты молчишь.
ЭРИКА. Уходи.
ГЕРМАН. Я вернулся.
ЭРИКА. Уходи.
ГЕРМАН. Теперь я буду с тобой. В Ченстохову мы поедем вместе. Ты и я.
ЭРИКА. Где ты оставил других.
ГЕРМАН. Они погибли, Эрика.
ЭРИКА. Погибли.
ГЕРМАН. В голове у меня вдруг возникла картина. Это была ты, ты, Эрика, ты сказала, поезжай дальше, Герман, рули красиво, как ты умеешь, с тобой ничего не случится, только доверься… Ты в голове, Эрика, все еще в моей голове. Я перестал вдруг слышать мотор, ощущал только вибрацию, мелкую, сильную дрожь. Она перешла на все, сперва на кузов, захватила и меня, я это знаю по Герману, иногда это с ним бывает, кроме вибрации, ты ничего не ощущаешь и не слышишь, точно сидишь в скрипке или гитаре. Кто это поет. Кто-то ведь там поет. Теперь они вдруг запели, во весь голос, запели озорные, веселые песни. «Как у Северного моря» и «Прилетели птицы все, прилетели». Я знаю этот запах, тебя прошиб холодный пот, словно после бега по лесу ты сидишь внутри своей собственной кроссовки. Я и есть эта кроссовка. А вот как мне достать автобус, он же этого не хочет. Держись своей дороги, сказала ты, даже если она ведет в никуда, твои слова звучали в моих ушах, Эрика, оставайся верен себе, тебе надо быть там, куда несет тебя Господь, не спрашивай, не спрашивай. Какой послушный автобус. Не артачится, просто красиво катит дальше, напрямик. Пробивает стальное ограждение. Жасмин летит через весь автобус, как воробей врезается в стекло — хлоп! — и голова в сторону. Вот здесь у меня на рубахе кое-что от Жасмин.
ЭРИКА. А что с Карлом.
ГЕРМАН. Не бойся, он не вернется.
ЭРИКА. Ты убил его.
ГЕРМАН. Карл мучил тебя. Теперь он горит. Там, внизу, пахнет картошкой, жаренной в рапсовом дизеле. Горит мой Герман. Горит ярким пламенем.
ЭРИКА. Почему ты не в автобусе. Тебе бы сгореть вместе с ними.
ГЕРМАН. Я, как всегда, пристегнулся. Я хочу прийти вместе с тобой в Ченстохову, Эрика, я тоже хочу молиться и служить Господу.
ЭРИКА. Я не еду в Ченстохову. Остаюсь здесь.
ГЕРМАН. Ты должна, так повелел Господь.
ЭРИКА. Поздно. Бог покинул меня.
ГЕРМАН. Мы еще успеем. Времени у нас еще пара часов. Возьмем машину Антона.
ЭРИКА. Поздно, Герман. Почему ты не пришел раньше.
* * *
ЭРИКА. Я остаюсь у Антона.
ГЕРМАН. Он пьяница, Эрика, и тебе не пара. Я чувствую его запах, запах горечавки. Ну-ка, ты, пошел отсюда, руки прочь от нее.
ЭРИКА. Тут никого нет, кроме меня.
ГЕРМАН. Я узнаю его по запаху.
ЭРИКА. Ты чувствуешь мой запах.
ГЕРМАН. Ты же не пьешь, Эрика. Кто бы пил, только не ты. Если только он не приучил тебя пить. Ты же не колешься. Он напоил тебя, чтобы ты осталась с ним. Он тебе не пара.
ЭРИКА. Только вот пальцев он мне не ломал.
ГЕРМАН. Это случай из моей прежней жизни.
ЭРИКА. Ты не изменился.
ГЕРМАН. Не говори так, Эрика. Не говори. Прежнего Германа я похоронил. Он был хорошим водителем, но плохим человеком. И стал хорошим человеком и плохим водителем.
ЭРИКА. Который по-прежнему внушает ужас.
ГЕРМАН. Тогда что же я чувствую в своем сердце.
ЭРИКА. А есть ли оно у тебя.
ГЕРМАН. В нем наш Бог. Милый, любимый Иисус Христос. Увидишь. Мы отправимся в Ченстохову. Ты и я. Возьмем машину Антона.
ЭРИКА. Ты же ничего не видишь, Герман.
ГЕРМАН. Дорогу в Ченстохову я найду и вслепую. Меня поведет Господь. Нельзя терять ни минуты. Сходи за ключом. А я пока присяду. Надо немного передохнуть. Ты избранная, Эрика, ты святая. Ты спасешь наш мир. Но для этого нам надо прийти в Ченстохову. Господь там. Уже ноги себе отстоял.
ЭРИКА. Если бы это была я, Он не послал бы меня сюда.
ГЕРМАН. Не сомневайся в Его планах. Ты избранная.
ЭРИКА. Ты был прав. Никакого поручения у меня нет. Я специально села в твой автобус. Хочу запастись в Польше травкой. Я уже часто это делала. Забиралась в автобусы украдкой. Поляки меня ни разу не выдали. Но на сей раз в спешке села не в тот автобус.
ГЕРМАН. Давай помолимся. Господь мой Иисус Христос. В руки Твои предаю жизнь мою, веру мою.
ЭРИКА. Оставь это.
ГЕРМАН. Ты меня этому учила.
Я знаю, я грешил и заблуждался.
Повторяй за мной.
ЭРИКА. Помолчи.
ГЕРМАН. Он вернет тебе веру, как вернул ее мне.
ЭРИКА. Я давно утратила ее, Герман.
ГЕРМАН. Я знаю, я грешил и заблуждался. Но я прошу Тебя, войди в сердце Эрики, она человек, наполни ее сердце милостью.
ЭРИКА. Помолчи же.
ГЕРМАН. Что это. Тут все такое мокрое. Это моя кровь. Эрика. Да. Может, тебе придется идти одной. Ты должна прийти в Ченстохову. Обещай. Здесь тебе оставаться нельзя. Если не пойдешь, то я буду преследовать тебя, Эрика, до скончания века. Лично позабочусь о том, чтобы ты жарилась в аду. В Ченстохову! Такое дано тебе задание. Ступай. Здесь тебе оставаться нельзя. Обещай, что не останешься.
ЭРИКА. Я нужна Антону.
ГЕРМАН. Антон человек потерянный. Ты его не спасешь. Иди в Ченстохову. Не медли. Если выйдешь сейчас, придешь туда вовремя.
ЭРИКА. Не требуй этого от меня.
ГЕРМАН. Этого требует от тебя сам Господь. Обещай же.
ЭРИКА. Не возражаю.
ГЕРМАН. Скажи, что обещаешь, хитрюга, скажи четко и ясно.
ЭРИКА. Обещаю.
ГЕРМАН. Скажи: я обещаю немедленно отправиться в Ченстохову.
ЭРИКА. Обещаю немедленно отправиться в Ченстохову.
ГЕРМАН. Вот теперь я спокоен, все будет хорошо. И не забывай брать билет, зайчонок мой маленький. Постой, да кто же это идет к нам. Господи, да ведь это же моя Эмми, моя Эмми. (Умирает.)
* * *
АНТОН (выходит из дома, в костюме, свежей рубашке, чисто выбритый). А ведь костюм на мне, пожалуй, и не такой уж праздничный, в общем-то, даже обыкновенный. Ну и что. Мы и без того теперь становимся, в общем-то, обыкновенными. Нормальными. Но только в целях маскировки. Жаль, от галстука придется отказаться. Опять я перебрал, узла самому не завязать. Эрика. Эрика. Эрика.
Темнеет.
В-пятых
В помещении, которое выглядит как общая спальня в приюте близ Главного рынка в Ченстохове. Возможно, это обычный понедельник, послеобеденный час, когда клонит ко сну. Бодрствующих не видно, в помещении никого нет. Неизвестные оставили после себя нешуточный беспорядок, простыни на кроватях скомканы, мусорное ведро опрокинуто, одно из окон распахнуто, даже распятие на стене висит криво. По спальне бродит старуха, чем-то похожая на толстуху из автобуса. Человек, лежащий на одной из кроватей, пытается заснуть. Его голос напоминает голос Германа. Эрика сидит на скамеечке, пальто она еще не сняла.
СТАРУХА. Нас было сто тысяч. Не меньше, а то и больше. Мы стояли на Главном рынке, стояли на площади Героев Гетто, в узких улочках, одна Христова душа вплотную к другой. Вот это был день. Святая София. Вчера. Ты была здесь.
ПАЛОМНИК. Тихо. Здесь общая спальня.
СТАРУХА. Такое я бы не пропустила ни за что на свете. В сердцах огонь. Дышали одной грудью. Святая София была во всех нас. Этого не забыть.
ЭРИКА. Меня задержали.
СТАРУХА. Самое святое из того, что я видела в своей жизни.
ЭРИКА. Не найдется ли кровати и для меня.
СТАРУХА. Выбирай. Простыни в кладовке рядом с вахтой. Завтрак с пяти до девяти.
ЭРИКА. В городе беспорядок. Люди спят прямо на улице. Повсюду мусор.
СТАРУХА. Это такая сила, когда собираются десятки тысяч. Некоторые поженились. Это было красиво. Тридцать юных невест встали рядком. Был и бесплатный чай. С корицей и лимоном. Но кто его заваривал, не сказали. Поэтому я к нему не притронулась.
ПАЛОМНИК. Прошу тишины.
СТАРУХА. Лучше бы попила. Вечером во мне все пересохло. Доставили меня в санчасть. Как там красиво. Красивые монашки в большом шатре у реки, на песчаной косе. Сто тысяч верующих во Христа. Какая это благодать — быть среди своих.
ЭРИКА. Плохо как-то пахнет. Отбросами. И я видела много пьяных. Уже на вокзале. Мне бы лучше уехать. Где тут ходят автобусы.
СТАРУХА. А кто ты такая, собственно, есть. Веруешь ли ты вообще во Христа.
ЭРИКА. Вам-то какое дело.
ПАЛОМНИК. Умоляю соблюдать тишину.
СТАРУХА. Ты не христианка. Я скажу тебе, девушка. Кто не признает, что наш Господь Иисус Христос пролил за нас свою кровь, тому нет дороги в Царство Небесное. Ты — еврейка. Или читаешь Коран. Стыд и срам. Что это за религия, которая говорит верующим, что они не должны есть свинины, и в то же время посылает их на священную войну.
ЭРИКА. Это экстремисты, есть и другие.
СТАРУХА. Я не люблю вас, мусульман, и от этого не отрекусь, но одного не могу я за ними не признать: мужчины у них удалые и живут по принципам, хоть и ложным, но все-таки принципам. Они знают, за что борются. Они борются против нас, христиан. И для них не будет различия между тобой и мной. Только одно может помочь нам наставить этих заблудших на путь истинный. Глубокая, безусловная вера. Если мы не будем тверды в нашей вере, то не будет у нас ни силы, ни убеждений. А у мусульман они будут, это как пить дать. Они горят желанием увидеть своего Создателя.
Молчание.
Ну и вытянутся у них лица, когда узрят они пред собой не Аллаха и не сорок девственниц, а Бога-Отца, Иисуса Христа и Святого Духа. Аллилуйя. Буду молиться, чтобы Иисус замолвил за них перед Богом-Отцом словечко, ибо иначе, уверяю вас, дела их будут плохи. Отец наш никому спуску не дает, церемониться не станет, тому есть примеры, достаточно вспомнить об Иерихоне, Содоме и Гоморре. Терпение нашего Бога нельзя испытывать бесконечно. (Опускается на колени возле кровати.) Господь наш небесный, если эти лжемусульмане появятся у Тебя за облаками, потому что взорвали себя или совершили что-либо позорное, то дай им, будь добр, еще один шанс, а не гони их тотчас к дьяволу. Я, верная слуга Твоя, прошу Тебя об этом, ибо они не знают, что творят.
Тишина.
Вот посмотри, что я купила. Святая София. Из чистого золота. Освящена алтарной водой Черной Мадонны Ченстоховской. Очень святая. Хочешь ее поцеловать. Я бы позволила. Пальцы твои сразу начнут заживать.
ЭРИКА. Подите прочь.
СТАРУХА. Эх ты, маловерка.
ЭРИКА. Сколько она стоила.
СТАРУХА. Не имеет значения.
ЭРИКА. Да скажи же.
СТАРУХА. В ней Дух Святой.
ПАЛОМНИК. Тишины прошу. Все отдам за нее. В самом деле все.
ЭРИКА. Купила на Главном рынке.
СТАРУХА. У малой часовни.
ЭРИКА. Там ничего покупать не надо. Там толкутся ловкачи, одетые как монахи. В любом путеводителе написано.
СТАРУХА. Купила у копта из Африки. Старого-престарого христианина.
ЭРИКА. Переодевшийся поляк. Это не золото. Это обычная жесть.
СТАРУХА. Ты лжешь.
ЭРИКА. Надкуси и увидишь.
СТАРУХА. Не буду же я кусать святую Софию.
ЭРИКА. Дай-ка сюда. (Кусает святую Софию.)
СТАРУХА. Что ты делаешь. Кусает мою святую Софию. Ты антихрист.
Они вцепляются друг другу в волосы.
ПАЛОМНИК. Тише. Тише.
Эрика и старуха борются до изнеможения, потом отталкивают друг друга. Эрика берет свое пальто и уходит. Старуха ищет святую Софию, она потеряла ее во время схватки. Не найдя ее, роняет несколько слезинок. И сидит потом спокойно и тихо.
ПАЛОМНИК. Хорошо. Это хорошо. Какая тишина. Как на небесах.
Fine de la hobine.
Урс Видмер «Конец денег» (Репетиция смерти)
© Verlag der Autoren, D-Frankfurt am Main 2012.
Performing rights to be obtained from Verlag der Autoren.
(Перевод с немецкого Е. Зись).
__________________
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
БАНКИР.
БИЗНЕСМЕН.
МИНИСТР.
ПРОФЕССОР.
ЕПИСКОП.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НЕПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ (НПО).
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА.
КИТАЕЦ.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ.
ПОВАР.
ХОР.
* * *
1. Бегство
Холл гостиницы в Давосе. Последний день Всемирного экономического форума. Служащие (они же хор) спешно покидают отель. Похоже на бегство. Официанты, горничные, кто-то в зеленом фартуке, посыльные. Некоторые с собранным на скорую руку багажом. Затем:
2. Отъезд, пока что не удавшийся
БАНКИР (вальяжный, бодрый, готов к отъезду, разговаривает по мобильнику). Да, зайка, да-да, я еще в Давосе. Но практически уже сижу в «роллсе». Самолет в Цюрихе наготове. К вечеру буду в Бад-Гомбурге.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (входит в холл, набирая эсэмэску). Ну, будешь работать, гад?
БАНКИР (отводит мобильник от уха). Зайка, я разговариваю с женой. (В телефон.) Да, зайка. Они все собираются. Но еще не уехали.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Батарейка села.
БАНКИР (в телефон). Перебросился парой слов с Меркель. Дружелюбна, но глуховата. Я тебе потом расскажу. Алло? Зайка? Связь пропала. Ну вот.
БИЗНЕСМЕН (быстро входит, говорит в то же время, пока банкир разговаривает по телефону, а его любовница набирает эсэмэску). Нет. Определенно нет. (Кивком приветствует банкира.) Я хочу, чтобы это уже сегодня вечером было в эфире. Сначала — я и Саркози, поднимаемся в президиум. Отчет Шваба. Основные пункты моих возражений. Я там сказал самое главное о минимальных стандартах для крупных предприятий. Потом — несколько кадров заключительного заседания, немного Гейтса, парочка красивых женщин. Карла Бруни. И, это очень важно, нужно точно обозначить нормативные требования к банкам. Вот, можешь поговорить с Хеннером, я стою рядом с ним. (Смеется.) Ты его не видишь? А я вижу! Именно он! Переодетая в банкира акула. (Банкир тоже смеется.) Даю ему трубку. (Банкиру.) «Темы дня». Подытожь-ка им все вкратце.
БАНКИР (берет телефон). Алло. Итак. Первое: третья часть Базельского соглашения для нас обязательна. Но это означает — НЕ БОЛЬШЕ, чем в ней указано. Второе: квоты собственного капитала достигли болезненного предела и в будущем должны опять быть понижены. Третье: это же относится и к основному капиталу. Семь процентов приемлемы, только когда окончится переходный период. Всё. (Возвращает трубку бизнесмену.)
БИЗНЕСМЕН (в трубку). Четвертое: СМИ независимы и воздерживаются от критики выработанных нормативов. Что? (Смеется.) Ясное дело, я имею в виду тебя. (Смеется еще веселее.) Кого же еще? Неужели бундестаг? Алло? (Банкиру.) Связь пропала.
БАНКИР. У меня тоже.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. «Нокиа». Топ-модель. Совсем новый.
БИЗНЕСМЕН. Мне нужно еще сегодня быть в Билефельде.
БАНКИР. А мне в Бад-Гомбурге.
ПРОФЕССОР (говорит по мобильному телефону одновременно с бизнесменом). Ждите меня в университете. И принесите доклад о хедж-фондах. Тогда я смогу внести последние поправки. Я… Алло?
КИТАЕЦ (разговаривает по телефону на китайском языке, его никто не понимает, но, наверное, он говорит что-то вроде). Да-да. Я в этой пьесе китаец. Я в Давосе. В Давосе. Но завтра я буду в Шанхае. Да. Но это все равно, меня здесь ни один человек не понимает. Алло! (Раздраженно.) Вот черт!
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Я им еще ни разу не пользовалась, а он уже сломался.
МИНИСТР (разговаривает по мобильнику). Уже иду. Они все уезжают, да. Вечером буду в Берлине… Нет. Да. У меня же есть моя кавалерия. Я немного погарцевал, когда Клинтон… Я ей все высказал открытым текстом. Она кивнула. Я это понял как согласие. Да? Алло? Тишина. Связь пропала.
БАНКИР. Сеть недоступна. Наверное, весь форум звонит домой. Чтобы в штаб-квартирах им приготовили теплые тапочки. (Видит епископа, тот входит с мобильником в руке.) Связи нет, господин епископ. Придется вам воспользоваться вашими традиционными средствами.
ЕПИСКОП. Это какими же?
БАНКИР. Молитвами. (Громко смеется.) У вас ведь прямая связь. Или в молитвах тоже время от времени бывают свои часы пик? На Пасху, на Троицу?
ЕПИСКОП. Я не собирался говорить с Богом, я звонил в свою резиденцию. А в Пассау очень плохая связь.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (готова к отъезду, в руке у нее маленький рюкзак, говорит по мобильнику). Да. Все прошло хорошо. Я их разгромила в пух и прах. Нет. Нет. Он, конечно, попытался меня умаслить. (Имеет в виду бизнесмена.) Кстати, он стоит рядом. Тоже уезжает, как и я. Ты бы видела, что здесь творится. Вот они все стоят здесь, все эти сильные мира сего, настоящий паноптикум. Общественное бытие определяет их сознание, это точно. Ну и лица! По каждому из них видно, как неправедная система производит неправедную жизнь. Я рада, что уезжаю. Алло? Алло?
БАНКИР (видит директора отеля). А вот и наш директор. Связи нет во всем отеле.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Во всем Давосе. И в Штайгенбергере. Это иногда случается при очень низких температурах. Разумеется, мы изо всех сил стараемся, чтобы как можно быстрее…
БАНКИР. Ваш отель — один из лучших в мире, а я даже не могу поговорить с женой.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Я все время пытаюсь дозвониться до аварийной службы, но ничего не получается, не знаю почему.
БАНКИР. Да все понятно, я просто шучу.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Такого еще никогда не было.
БАНКИР (кричит в дверь). Мюллер? Господин Мюллер?! Ни одного водителя.
БИЗНЕСМЕН. Моего тоже еще нет.
БАНКИР. Мюллер очень надежен, во всех отношениях. (Директору отеля.) Принесите нам что-нибудь выпить. На прощание. Дитер, выпей со мной стаканчик. Эккерхард. Господин профессор. Мистер Ли. A last drink. Господин епископ. (Замечает представительницу НПО.) Госпожа доктор. Заройте на несколько минут ваш томагавк. Выпейте. Ведь даже у представительницы неправительственных организаций наверняка есть какие-то человеческие качества, где-нибудь в глубине души?
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Начинать надо с другого конца. Где они у банкиров?
БАНКИР (смеется от всей души). Не надо недооценивать мою человечность. Вы бы удивились, каким я могу быть настойчивым. (Директору отеля.) Две бутылки «моет шандон». Семь бокалов. Запишите на мой счет.
Все одобрительно кивают.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (вслед уходящему директору отеля). Восемь бокалов. Для меня тоже. (Представительнице НПО.) Вот человек. Никогда обо мне не думает.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Мачо, классический мачо.
БАНКИР (бизнесмену). Ты только вспомни, как мы все были единодушны три года назад. Я действительно думал, что нас сметет в пропасть.
БИЗНЕСМЕН. Ужасные дни. Все равно что в открытом поле бороться с тайфуном. Ведь у меня были ценные бумаги всех этих «Леман бразерс», Американ интернейшнл групп. Все от тебя, Хеннер. Я их купил в твоем банке.
БАНКИР. Я думал, у меня будет инфаркт, когда табло словно взбесились. Я сидел там и наблюдал за АИГ в свободном падении. Мы были так близки к глобальной катастрофе, вот на таком расстоянии от нее. (Показывает на коннике пальца, каким маленьким было расстояние.) Четыреста семьдесят из пятисот крупнейших предприятий были застрахованы в АИГ, и во всем мире не было почти ни одного банка, который не вложил бы туда значительных сумм. И мы тоже. Кошмар.
ПРОФЕССОР. Доверие пропало. Вот что страшно.
МИНИСТР. Ужас. Я срочно созвонился с Обамой, чтобы он все-таки выделил АИГ пару миллиардов. Мы тоже вложили значительные средства в контрмеры. (Банкиру.) Как ты прекрасно знаешь… На первом заседании по преодолению кризиса я боялся, что сейчас на наших глазах рухнет вся система.
ЕПИСКОП. Рим тоже понес большие потери. Огромные.
КИТАЕЦ (по-китайски). А мы не можем жаловаться. Мы даже немного выиграли.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (банкиру). Вы должны были это знать. Другие же знали.
БАНКИР. Вы-то уж во всяком случае нет.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. А Джозеф Стиглиц, лауреат Нобелевской премии по экономике, он не в счет?
БАНКИР (без восторга). Стиглиц!.. Давайте радоваться. Мы справились. Давос, Всемирный экономический форум, здесь, в этой чудесной гористой местности. За окном снег, солнце. Я горд, что мы все вместе снова сделали несколько шагов к лучшему будущему.
3. Первое ошеломление
Хор, тесно прижавшиеся друг к другу овцы, похожие на овец из фильмов Бунюэля, быстро семенит через сцену. Освещение изменилось? Или это овцы издают странные звуки?
4. Все проявляются с лучшей стороны
БАНКИР (директору отеля, тот входит с шампанским). А, вот и вы наконец. Я уже начал скучать… О, нас обслуживает лично директор.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Ни одного официанта нигде не видно. А я не хочу заставлять вас ждать.
БАНКИР (остальным, они стоят в холле по одиночке). Шампанское принесли! The champagne waits for you.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Я начинал с самых низов. Работал на кухне, был администратором, метрдотелем. Прошел всю лестницу до самого верха.
БАНКИР. И я, я тоже. Это нас объединяет. Я начинал в своем банке учеником. За четыреста семьдесят марок, и то только со второго года. Мой отец служил завскладом в концерне «БАСФ». Я не родился в рубашке и сегодня лучше всех понимаю озабоченность и цели среднего бизнеса. Как раз малые предприятия всегда получают у нас кредит, если только это в наших силах. Я никогда не был алчным. Да вы и сами это знаете.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Мы работаем с банком «Кредит свисс».
БАНКИР. Нет ничего лучше. Кроме нас. (Смеется.)
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ (быстро наливает). Прошу вас. (Уходит.)
ЕПИСКОП (профессору). Господин профессор. Я могу напомнить вам то, что вы так эффектно сказали на пленуме? Экономика действительно может быть злой?
ПРОФЕССОР. Она и доброй быть не может. Она просто есть.
ЕПИСКОП (профессору). «Unde malum». Будоражит церковь еще и сегодня. Откуда берется зло. «Omne illud quod conuenit multis, coneunit eis per unam naturam. Set bonum conuenit multis, similiter et malum. Ergo per unam naturam communem bonum conuenit omninus bonus, et malum omninus malis». Фома Аквинский. De malo. О природе зла. Над этими предложениями я могу размышлять часами. И вам не помешало бы.
ПРОФЕССОР. Обязательно… Очень интересно… А что конкретно они значат?
ЕПИСКОП. Все то, что приходит к людям, — заметьте, это 1270 год! — приходит к ним в силу общности природы. Но добро приходит ко многим, и ко многим приходит зло. Следовательно, добро в силу общности природы приходит ко всякому добру, а зло — ко всякому злу.
ПРОФЕССОР. Ага.
ЕПИСКОП. И в XXI веке эти вопросы все еще волнуют нас.
ПРОФЕССОР. Это — вопросы морали. Так сказать, ваша специальность. А я — ученый. Я делаю выводы, основываясь на точных данных. Вы уменьшаете платежеспособность рынка на столько-то, и рынок реагирует так или эдак. И где же здесь ваше «зло»?
ЕПИСКОП. Приди Иисус сегодня, его бы опять распяли, когда он захотел бы выгнать торговцев из храма.
ПРОФЕССОР. Возьмем, например, Иисуса. Как эффективного менеджера. Хороший продукт, кто спорит. И он его очень компетентно предлагал людям, как мы сказали бы сегодня. Но в конце Понтий Пилат его все-таки распял. Победитель забирает все.
БАНКИР (кричит из другого конца холла). Господин епископ! Господин профессор! Не оставляйте меня одного!
БИЗНЕСМЕН (представительнице НПО). Мне понравилось, как вы мне возражали. Снимаю шляпу — нет, правда.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Я хочу как-то повлиять на умы предпринимателей. А вы — один из самых влиятельных.
БИЗНЕСМЕН. Ваши исходные посылки неверны. Все ваши неправительственные организации исходят из неверных данных. А потом с ошибочными аргументами вы приходите к ошибочным выводам.
БАНКИР (все так же кричит с другого конца холла). Госпожа доктор!
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Сейчас. Раз уж я могу уличить классового врага…
БИЗНЕСМЕН (через весь зал банкиру). Не ревнуй!
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (бизнесмену). Когда был опубликован первый доклад Римского клуба?
БИЗНЕСМЕН. Когда?
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. В 1972 году. Уже сорок лет, как все проблемы выявлены. А вы мне говорите: «У вас нет точных данных».
БАНКИР (представительнице НПО, имеет в виду бизнесмена). Его так же трудно переубедить, как вас.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. А вы чем лучше? (Садится к остальным. Любовнице банкира.) Привет. Меня зовут Петра.
БАНКИР (бизнесмену). Дитер. Садись тоже к нам.
БИЗНЕСМЕН. Выпить. Всегда.
МИНИСТР (в глубине зала, китайцу). Я исхожу из того, что вы понимаете, что я говорю, без переводчика, верно?
Китаец загадочно улыбается.
МИНИСТР. Without a translator.
Китаец загадочно улыбается.
МИНИСТР. Чтобы вы могли принять верное решение, для меня очень важно добавить к своей реплике, что немецкое правительство в целом, госпожа канцлер и партия министра иностранных дел в большей или меньшей степени, а также социал-демократы, что мы все безгранично заинтересованы в процветающих отношениях с Китайской Народной Республикой.
Китаец загадочно улыбается.
БАНКИР. Ну, будем!
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. ПРОФЕССОР, ЕПИСКОП, БИЗНЕСМЕН. Будем!
Любовница банкира молча отпивает глоток.
БАНКИР (министру). Эккерхард! Ну в самом деле! Господин Ли.
МИНИСТР. Во внутренней политике мы иногда вынуждены поднимать вопрос о правах человека. Ведь и вы у себя дома все время оказываетесь перед крайней необходимостью что-то объяснять китайскому народу. В повседневной политической жизни в Берлине вопрос о правах человека, разумеется, не стоит в повестке дня на первом месте. С другой стороны, у Германии своя собственная печальная история, и поэтому мы должны быть в этих вопросах особо внимательны.
Китаец загадочно улыбается.
МИНИСТР. Для меня было важно прояснить этот пункт… Идемте. Там можно выпить.
5. Второе ошеломление
Овцы идут в обратном направлении. Звуки несколько громче.
6. На посошок
Веселая компания. Прекрасное настроение. Все уже немного подшофе. Появилась еще пара бутылок.
БИЗНЕСМЕН. Сначала я вообще не понимал, что делать с прибылью. У меня было две-три модели, как избежать налогообложения, но все неудовлетворительные, они, правда, снижали мои доходы, но ты продолжал настаивать на процентной ставке в 53 процента. К тому же запротестовал мой швейцарский банк: смогут ли они это скрыть. Ты ведь никогда не знаешь, кто, когда, в каком банке продаст базу данных налоговикам и окажешься ли ты в этой базе.
БАНКИР. Когда мы поймаем этих людей, мы повесим их, вниз головой.
БИЗНЕСМЕН. А теперь самое интересное: я моментально переехал из Билефельда в этот, как его, в Файзисбах, нет, в Фойзисбах, что-то вроде негритянского крааля, окруженного со всех сторон изгородью, там, внизу, в предгорьях Швейцарских Альп. Налоги, разумеется, только номинальные. Я сразу же заплатил налоги по законам этого Фойзисбаха. Это как в Тимбукту. Великолепно. Одного верблюда в год в пользу шейха. А знаете что? Я уже дважды был в Тимбукту, на сафари в пустыне, и недавно на конференции по межконтинентальному энергообмену, но еще ни разу в Фойзисбахе. Ни разу, никогда. Все уладили мои адвокаты. «Ходель и партнеры» в Цюрихе. У них есть бюро во Франкфурте. Замечательные люди. Я только посылаю верблюда, авиапочтой. Каждый год первого января.
БАНКИР. Там смешные законы, они на выходных забивают женщин камнями.
МИНИСТР. Да что вы, в Фойзисбахе?
БАНКИР. Было бы неплохо. Но нет, в Тимбукту.
ПРОФЕССОР. А правда, что туристам тоже можно?
ЕПИСКОП. Вам следовало бы исповедоваться. Но я вряд ли отпустил бы вам грехи.
КИТАЕЦ (по-китайски). Здорово.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. И вы считаете, что это смешно? Забивать женщин камнями?!
БАНКИР. А у меня плюс ко всему были эти «плохие» ценные бумаги, низкозалоговые ипотеки — только прикрытие, на самом деле обычно ты примешиваешь их к другим бумагам какого-нибудь фонда, и в конце виноватым оказывается кто-то другой. Да. Но я создал фонд исключительно из обесценившихся бумаг, можешь мне поверить, чистое дерьмо, не разбавленное. «Ворлд виннер максимус фонд», создан мной лично. Я щедро распространял их везде, особенно среди пенсионеров. Которые сидят в домах престарелых на Бог его знает скольких миллионах неработающих денег. Двадцать пять страниц глянцевой бумаги, безупречная информация для вкладчика и, конечно же, предупреждающий абзац в конце, чтобы они не могли потом жаловаться. Уже в день эмиссии была превышена сумма подписки, все оплачено! Фонд рухнул, когда у меня на складе давно уже не осталось ни одной бумаги.
ЕПИСКОП. Да, если позволите добавить, я распоряжаюсь только кассой Господа. Мелочь по сравнению с вами, но Господь создал и мелочи на этой земле. Я размещаю пожертвования Богу, которые накапливаются в церковных кружках, в государственные займы, в хедж-фонды, в краткосрочные инвестиции, деньги я вношу принципиально наличными в княжестве Лихтенштейн в банк, которому доверяю. Знаете, я просто иду в своей сутане через границу, пешком, смиренно, благословляя мытарей, они ведь все грешники, с древних времен. Все деньги я несу на себе, в крупных банкнотах, выгляжу при этом как человек из рекламы «Мишлен» или будущий Папа. Меня никто не трогает, никто и не осмелился бы. Черна моя сутана, черна моя вера, черны мои деньги.
БИЗНЕСМЕН. Когда у меня всплывают крупные махинации, я продаю…
БАНКИР (со смехом). Махинации? Ты говоришь о махинациях?
БИЗНЕСМЕН. Я сказал «облигации», облигации, я их продаю за минуту по всему земному шару, я могу видеть, как они пропадают на западе за горизонтом, и тогда я три раза щелкаю пальцами — ван, ту, фри, — и они уже всплывают на востоке, не оставив по дороге ни малейшего следа. Столько фирм, как я, еще никто не основывал, даже Чингисхан, некоторые и существуют-то всего две минуты, а потом снова исчезают, едва призрачный поезд с моими деньгами отъехал от вокзала назад ко мне.
БАНКИР. Когда-то было фантастикой объехать земной шар за восемьдесят дней. А сегодня — восемьдесят секунд!
ПРОФЕССОР (с воодушевлением). Я всегда говорю, и в своей книге об этом писал: почему люди не видят положительных качеств функционирующего рынка? Не видят, что глобализация — это благословение, а не проклятье? Верно?.. Ведь просто бросается в глаза, что благодаря прогрессу западных технологий всем становится лучше, даже самым бедным странам третьего мира. Верно же?! Мы сможем справиться с международными проблемами, только если ускорим сегодняшние тенденции, правда?! Ускорим, и чтобы нам не мешали узколобые моралисты… Вас я не имею в виду, господин епископ.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Меня, меня вы имеете в виду.
ПРОФЕССОР. Да ладно, юная леди. Давайте чокнемся за светлое будущее.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (которая выпила, кажется, больше остальных). Когда вы в последний раз пили свежее молоко местного производства? Я каждое лето езжу на месяц в Альм. Сырный Альм, это намного выше Гармиш-Партенкирхена. Каждое утро хожу в коровник, за пять минут дою корову, а потом, когда поднимается солнце, выпиваю стакан парного молока. (Делает глоток шампанского.) Это самое замечательное. (Пьет.) Молоко, парное, вам обязательно надо попробовать. (Пьет.)
ПРОФЕССОР. Ну вас с вашим парным молоком, ей-Богу! Рациональнее и гуманнее, когда правила устанавливает собственная выгода человека. Это я называю свободой. Позвольте сослаться на мою последнюю книгу. «Свобода и государство»… Наверное, вы ее не читали, в вашем высокогорном коровнике?
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Читала. Цитирую: «При рыночной экономике цены являются результатом дефицита, а не соображений справедливости». Конец цитаты. Будем!
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (представительнице НПО). Сегодня утром я проснулась, как раз когда всходило солнце. Хеннер еще спал, да, я оставила его спать, а сама подошла к окну и смотрела на восход. Это был чудесный момент, самый прекрасный за все время тут, в Давосе.
МИНИСТР (наконец сообразив). А, вы вдвоем? Я и не знал. И давно?
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (любовнице банкира). Это не мое дело, но я бы не отвечала.
КИТАЕЦ (любовнице банкира, по-китайски). Любовь — это величайшее благо на земле. Любовь!
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (китайцу, на беглом китайском). Да, это прекрасно, я люблю его, он любит меня.
БАНКИР (любовнице). Ты говоришь по-китайски?
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Ну конечно.
БАНКИР. И что он сказал?
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Что любовь — величайшее благо на земле.
КИТАЕЦ (по-китайски, подтверждает). Да, любовь.
БАНКИР. Ага.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (любовнице банкира). С такими знаниями языка вы без труда могли бы найти себе что-нибудь получше.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Получше? Что?
БАНКИР. Ну-ну. (Бросает в бокал таблетку.) Мне пора. (Встает, собирает вещи.)
БИЗНЕСМЕН. Мне тоже. (Принимает таблетку, встает.) Я вовсе не собираюсь поселиться в Давосе.
БАНКИР. У меня очень напряженный график. Ты же знаешь. Bye everybody. (Уходит.)
БИЗНЕСМЕН. Когда срывается какая-то встреча, это вызывает эффект домино. Одна встреча отодвигает следующую, а та…
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Следующую.
БИЗНЕСМЕН. Right. (Уходит.)
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Я поеду с Хеннером. Моя мама готовит ужин. Если я не появлюсь вечером, будет жуткий скандал. (Принимает таблетку, уходит.)
МИНИСТР. Мне необходимо в Берлин. (Принимает таблетку.) Завтра в бундестаге я должен продавить антициклический буфер для ликвидного капитала. Этот вопрос еще далек от окончательного решения. (Уходит.)
ЕПИСКОП. К вечерней благодарственной молитве…
КИТАЕЦ (по-китайски). Поехал в Пекин. (Принимает таблетку. Уходит.)
ЕПИСКОП. …я точно должен быть на месте. (Принимает таблетку.) Появиться еще позднее я не могу. (Уходит.)
ПРОФЕССОР (принимает таблетку, идет за епископом). В восемнадцать, самое позднее в восемнадцать пятнадцать у меня лекция. В актовом зале. Восемьсот слушателей. Весь мюнхенский бомонд… До вокзала я и пешком доберусь. (Уходит.)
7. Третье ошеломление
Овцы. Их немного больше, блеянье немного громче.
8. Почтовый голубь
БАНКИР (возвращается). Эй, господин Мюллер, вы здесь? Господин директор? Здесь есть кто-нибудь? (Видит бизнесмена, который тоже идет обратно.) Дитер. Вот и ты.
БИЗНЕСМЕН. Да… да…
БАНКИР. Этот Мюллер будто сквозь землю провалился. «Ролле» стоит в снегу, как саркофаг.
БИЗНЕСМЕН. Я хотел сам сесть за руль. И «ауди» нашел. Но ключ, вместо того чтобы открыть дверь, включает аварийку.
БАНКИР. И мигалки у всех машин на стоянке работают. Все.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (возвращается). Мы же вышли вместе. А там, перед отелем, я оказалась совсем одна. Никого из вас.
ЕПИСКОП (возвращается). Святой Христофор, помоги мне в моих путях. Господи, это небо, этот ветер.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (возвращается, банкиру). Где ты застрял? Я не могу выйти без тебя.
ПРОФЕССОР (возвращается вместе с китайцем). Эй, осторожно, я же раньше…
КИТАЕЦ (с тем же выражением, по-китайски). Помедленнее, хам.
ПРОФЕССОР. Всегда ведь были указатели к вокзалу. Их нет. Ни одного, нигде. Все дороги выглядят одинаково.
МИНИСТР (возвращается). Не поймешь, стоишь ты на ногах или на голове. Один шаг в снегу — и свалишься в пропасть или тебя поднимет в воздух.
БИЗНЕСМЕН (агрессивно, министру). Вы же все-таки министр…
МИНИСТР. Финансов, только финансов. Поле моей деятельности ограниченно…
БИЗНЕСМЕН. Ну, все-таки вы можете надавить на эту чертову лавочку.
МИНИСТР. Мы здесь не дома. Это не в моей компетенции.
БИЗНЕСМЕН. Не дома, не дома. Но ведь бундесвер постоянно участвует в действиях за границей. Могут же ваши боевые вертолеты пробиться на зимний курорт? Или это вашей армии уже не по силам?
Тишина.
БАНКИР. Мы должны послать гонца.
МИНИСТР. Причем такого, который доберется до Берлина.
ЕПИСКОП. Хватит и до Пассау.
БИЗНЕСМЕН. Хорошо. Гонца. Но кого?
БАНКИР. Здесь, наверное, можно найти какого-нибудь инструктора-горнолыжника. (Замечает директора отеля.) А, вот и вы наконец.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Я понимаю, обстоятельства несколько необычны, но, может, я могу вам чем-то помочь?
БАНКИР. Почтовый голубь. Еще мой дед во время пурги всегда пользовался почтовыми голубями. (Директору отеля.) У вас есть почтовый голубь?
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Есть. (Достает из кармана почтового голубя.)
ВСЕ. О-о-о.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Как мило.
БАНКИР. Дайте его сюда.
БИЗНЕСМЕН. Нет. Я из Рурской области, там все умеют обращаться с почтовыми голубями.
Дерутся.
БАНКИР (голубь у него в руках). Мы должны проинформировать мир, что мы тут застряли. Восемьсот двенадцать миллиардов заблокированного капитала, который не поступает на рынок. Тут на счету каждая минута.
БИЗНЕСМЕН. И куда мы пошлем наше известие?
БАНКИР. Разумеется, во Франкфурт. В мой главный офис. Там сидят мои компетентные люди, они оценят голубя за одну секунду.
МИНИСТР. Лучше бы в Берлин.
ЕПИСКОП. Пассау ближе всего.
БИЗНЕСМЕН. Берлин — это правильно. Если немецкий бизнесмен садится в лужу, вытаскивать его должен Берлин.
КИТАЕЦ (по-китайски). В Пекин.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. А как голубь узнает, куда ему лететь?
БАНКИР. Я запрограммирую его. Черт побери! (Голубю.) Бокенхаймский район. Центральный офис. Подтвердить получение сообщения. (Голубь реагирует, а может, и нет.) Видите. (Директору отеля.) Нам нужна такая капсула, у моего деда были такие металлические штуки, для сообщений, их вешали голубю на шею.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Если мне позволено будет сделать замечание. Голубь знает только дорогу домой. Дорогу в Берлин не знает. Он откуда угодно прилетит в Давос. Сюда. А наоборот — нет.
БАНКИР. Чушь! Сейчас он это сделает. (Голубю.) Ты нас отсюда вытащишь. (По сцене проносится штормовой ветер. Вихри снега. Завывание ветра. Голубь улетает.)
ВСЕ. О-о-о.
БАНКИР (кричит). Закройте окно! (Все вместе с трудом закрывают окно. Наступает тишина.) Где голубь?
БИЗНЕСМЕН. Ты его отпустил.
ЕПИСКОП. Ной. Все, как во времена Ноя. Голубь — наш последний шанс.
БИЗНЕСМЕН. Он ни за что не справится.
ПРОФЕССОР. На улице минус тридцать градусов.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Это смерть. Для голубя.
МИНИСТР. Словно рейхсвер под Верденом.
ЕПИСКОП. То есть?
МИНИСТР. У них там тоже были почтовые голуби.
ЕПИСКОП. Вот как?
МИНИСТР. Их съели, вместо того чтобы посылать в Берлин.
БАНКИР (директору отеля). А он надежен, этот ваш голубь?
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Очень.
БАНКИР. Будем ждать голубя.
9. Четвертое ошеломление
Овцы. Их стало еще больше.
10. У банкира сдают нервы
БАНКИР. Вам отсюда не выбраться, я могу наконец сказать, что хочу. Вам не выбраться… (Представительнице НПО.) А вам и подавно… Как будто я проповедую в пустыне. Такой банк, как мой, — это машина, ее надо иногда смазывать, я смазываю и смазываю, а толку? В торговом зале в офисе банка сидят господа и дамы в отделении «горящих продаж» колл-центра и считают ворон, например, ну просто например, они ничего не знают, а я четко и ясно дал понять, что ценные бумаги недели — «Голдман Сакс», совершенно точно «Голдман Сакс». Если бы они послушались моего совета, а они этого не сделали, они бы по-настоящему заработали. Плюс восемь процентов, это что — пустяки?.. К тому же всегда есть возможность сделать из этого опцион недели на сайте www точка cash дефис in дефис no дефис time точка de. Продайте с помощью покрытого колла февралем 2012-го. Запомните, февралем! 2012-го! Я говорю об акциях вашего коммерческого банка. Об этих проклятых, мерзких, тошнотворных акциях, от которых вы не можете избавиться, как газель от впившегося в нее зубами тигра. Продавайте их по номинальной стоимости, и вас ждет доход в девять процентов. Да еще и чарт недели. Моя рекомендация была точно в яблочко. Они не могли не попасться на удочку! Просто так, сама собой, прибыль к вам не приплывет. Я это все время повторяю своим ребятам в торговом зале. Экономика — не казино. Ну, то есть, конечно, конечно, но разница есть, тут нет крупье, который, как добрый папочка, пододвигает к вам фишки. Приходится самому протянуть руки за деньгами. Своевременно, молниеносно, хладнокровно. Бывает, и умирают, да. Но это ведь настоящая жизнь, а не Баден-Баден или Монте-Карло… Процентная ставка ЦБ не пляшет под вашу дудку. Украсть данные о клиентах, это может даже самый тупой. Я их обобщаю. «Дойче банк» или «Рил истейт проперти»? Один другого стоит, два сапога пара. Главное — поймать последний подъем раньше, чем акции консолидируются на двадцати девяти евро. Тогда вы, конечно, пролетаете. Мимо денег. Рынок все регулирует сам. И то, что пузырь лопается, лишнее тому доказательство. Рынок! регулирует! все! сам! Неужели так трудно понять, что адекватность системе — это туз в рукаве? Опасно все. Однако если ты адекватен системе, то сумеешь заработать и на конце света. Но попробуй скажи такое всем этим левым, зеленым в бундестаге. Они так ничтожны, что им даже терять нечего, все эти коммунисты каменного века, эти плоскогрудые бабы. С последней среды подъем был слишком быстрым, просто слишком быстрым. Не знаю, кто за этим стоял, китайцы или индийцы. Силы рынка просто недостаточно, чтобы подняться выше двадцати четырех евро. И это при курсе в тридцать восемь пятьдесят.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Я сейчас вызову врача. (В телефон.) Алло?
БАНКИР. Есть от чего потерять голову.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (в мобильник). Это же чрезвычайная ситуация. А служба спасения ведь всегда работает?!
БАНКИР. Даже такому знатоку, как я, пришлось ухватиться за дерево, лишь бы не видеть леса. Этого темного леса, где живут чудовища. Волки. Вурдалаки. Кто сумел не растеряться?
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Связи все еще нет.
БАНКИР. Вам надо действовать быстро. Я всегда был быстрее остальных. Доу-Джонс, Насдак, Дакс, Швейцарский рыночный индекс, Доу-Джонс Стокс 50, котировка фондов основных средств, развивающиеся страны. Они развиваются и развиваются, эти страны! Их рынки разбухают, как печень, которая ежедневно получает литр «Джонни Уокера». А трейдер работает день и ночь. Двенадцать часов работы европейских бирж, да еще двенадцать азиатских. Тогда он может заработать. И тогда он пьет уже не какой-то простой «Джонни Уокер», а настоящий шестнадцатилетней выдержки. Я заканчиваю. Продукт недели — совершенно однозначно «БНП Париба глобал агрикалча», скобки открыть, на ISIB FB0010616311, скобки закрыть. За последние недели вырос на целых 66,6 процента. Чертовская удача. (Епископ крестится.) Он и в дальнейшем безусловно увеличит ваш счет. Этот мяч все еще в игре. Подумайте сами, к 2050 году население Земли вырастет на тридцать процентов, несмотря на всех умерших, убитых, подохших от голода там, за горизонтом, всех их очень легко подсчитать. Кроме (китайцу) вас. Вы, китайцы, путаете нам все расчеты… Но и вы не выберетесь. Никто не выберется. Я достаточно ясно выразился?!
11. Нервы сдают у всех
Все стоят на сцене по одиночке. Они перебивают друг друга, говорят одновременно, пока наконец их слова не сливаются в возбужденную какофонию.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Любить — значит ждать. Быть готовым ко всему, так ты всегда говоришь, Хеннер. Это твой жизненный девиз. А теперь и мой. Я готова, да еще как! Каждый четверг, четверг — наш день. Я радуюсь каждому четвергу, правда. Пятница, суббота, воскресенье. Потом понедельник, вот уже вторник. Среда. Когда я просыпаюсь утром в четверг, я волнуюсь. Работа, в пять я уже дома. Принимаю ванну, подкрашиваюсь, пудрюсь, делаю прическу. Брызгаюсь спреем, здесь и здесь. Душусь, Шехерезада по сравнению со мной — обыкновенная корова. По семь раз переодеваюсь перед зеркалом и все равно не уверена, ту блузку надеть или другую. Ставлю на стол бутылки. Свечи. Готовлю еду. Я обожаю готовить, всегда смотрю все кулинарные шоу, Кернера и Сару Винер, и всех. Звучит музыка, это все — предвкушение радости, радости от встречи с тобой. Увертюра к «Тристану», потому что она тебе нравится, правда, и «Роллинг стоунз» тебя тоже заводят. I can get по satisfaction. Короче, что я хочу сказать. Вот я сижу, при полном параде, медленно-медленно наступает половина восьмого, и тут ты звонишь и говоришь: «Зайка, sorry, тут у меня кое-что случилось, так что сегодня не получится, давай в следующий четверг, пока». (Епископу.) Можете себе представить, каково это. (Епископ протестующее поднимает руки.) Иногда это твоя секретарша, она тоже называет меня «зайкой», как ей это в голову могло прийти, этой телке… Во мне все кипит от ярости, потому что я зря, совсем зря все это наготовила — закуску, горячее, десерт. Да, дома его так не кормят. У него там кухарка, а не любящая женщина… В прошлый раз, когда ты снова вот так все отменил в самую последнюю минуту, я одним махом швырнула в зеркало все мои тюбики, флакончики, крем. Бум! «Нивеа», «Лореаль», «Шанель № 5». Выглядело, как после атомного взрыва. Запах во всем доме, как в борделе. Выпила оба аперитива, и твой и мой, потому что я достойна большего уважения, да к тому же это было красное вино, уже откупоренное, и потому что все это — чистое безобразие… Я ведь не уродина. (Епископу.) Вы считаете меня некрасивой?.. Вот именно. Я могла бы выбрать любого другого, если не каждого, то уж каждого второго точно. Но нет, я верна, как роза, ждущая первую весеннюю пчелку. И мне кажется, я вправе ожидать, что он тоже продемонстрирует, что такое любовь. Заставить тебя однажды ждать — меня! (Бизнесмену.) Вы думаете, он хоть раз меня подождал? Никогда, даже в постели. Он кончает, когда хочет, когда он хочет… Иногда мне кажется, ты хочешь просто переспать со мной, быстро уйти и отправиться домой. Нет, правда, ты иногда разговариваешь со мной, как питбуль. Ты лаешь. А когда и я изредка вставляю словечко, ты не слушаешь. Ты абсолютно не восприимчив к высоким частотам, свойственным женским голосам. У тебя в ушах фильтр, который задерживает все неважное. Например все, что я говорю. Я могу кричать, что люблю или ненавижу тебя, что я тебя убью. Или себя. Все равно, ты не слышишь. Отвечаешь: «Зайка, мне пора, у меня встреча с Аккерманном, или Беккерманном, или Циммерманном, или еще с кем-нибудь». Тогда я ложусь на диван и плачу. Но рядом нет никого, кто бы мог меня утешить. Тебя и подавно.
БИЗНЕСМЕН. Ты основываешь предприятие. Шестьдесят восемь тысяч сотрудников. Ты их мотивируешь, ты их воодушевляешь. Становишься для них примером. Платишь выше всякого тарифа, увольняешь пачками. Иногда даже со щедрым выходным пособием. Великодушно обходишься с людскими ресурсами, работаешь рука об руку с производственным советом. В общем, создаешь превосходную рабочую атмосферу… И вдруг, как гром среди ясного неба, они выволакивают тебя на фабричный двор, привязывают к четверке лошадей, к каждой по руке и ноге, и кто-то из ночной смены, а может, даже твоя секретарша, бьет со всей силы лошадей хлыстом, и они в панике несутся вперед, назад, направо, налево, и ты часами чувствуешь, как тебя разрывают на четыре части. (Банкиру.) Ты не представляешь, как трудно разорвать человека на клочки. Как это больно… И с тобой будет то же самое. Они подвесят тебя за ноги перед вокзалом головой вниз, тебя и твою зайку. Два сгустка крови. Толпа не прощает никогда. Большинство мстит меньшинству. Только подожди.
ПРОФЕССОР. Мальчишки. Эти мальчишки в университете. Они так и норовят схватить меня за горло. Публикуются каждую неделю, эти молодые ребята. Университетская карьера делается теперь со спринтерской скоростью. Забираются на северную стену Айгера за три часа, а нам когда-то годами приходилось трудиться, чтобы добиться должности завкафедрой… Я близок к получению Нобелевской премии, мне платят сто тысяч за экспертные заключения, а они втаптывают меня в грязь. Шиповками в лицо, ботинками по животу. Еще год-два, и мне конец. Они давно уже берут двести тысяч. Кому нужно заключение от человека, лежащего на земле. Никому.
МИНИСТР. Не могу же я иначе. Я просто не могу иначе. Я могу быть только политиком. Никогда ничему не учился. Только политике. Только наступать и отступать, побеждать и быть побежденным. Можно наделать столько ошибок! Всего один раз вступить не в ту коалицию, и ты уже на двести двенадцатом месте в списке на следующих выборах — и вылетел. Да, а что я буду делать, если меня не выберут? Я ничего не умею. Знаю только политику.
КИТАЕЦ (по-китайски). Четыре тысячи лет Китай был таким, как был. При династии Мин. При династии Ман. При династии Мон. День за днем все тот же Китай. Солнце всходило, солнце заходило. До сегодняшнего дня, теперь каждый день другой, быстрее, громче, чем предыдущий. Каждый новый день превосходит старый. Еще десять лет, и весь Китай станет новым. Мечта. Кошмарная мечта.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Я каждый день с массами. Иду в первом ряду, там мое место. Я несу транспарант, у меня мегафон, я скандирую слоган дня. Нет. Нет. Нет. Я взбираюсь на охладительные башни. Я приковываю себя к рельсам. Я бросаюсь наперерез водометам… Но я боюсь. Боюсь, что меня растопчет толпа, бегущая от полицейских, стреляющих сначала в воздух, а потом на поражение. Что танк, перед которым я встану, не затормозит. Что я увижу над собой его огромные гусеницы, а потом они проедут по мне. Что я замешкаюсь перед поездом с ядерными отходами, он все ближе и ближе, а я вожусь с наручниками, и не успею их расстегнуть, а машинист даже не даст гудка, переезжая меня. Что все мои соратники по демонстрации побегут в одну сторону и только я — в другую, прямо к беде. К тюрьме, пыткам, смерти. Что я окажусь в темнице и сгнию там заживо. Повсюду насекомые. Крысы будут кусать меня за ноги. Мне страшно каждый день, когда я участвую в акциях протеста, прекрасного и ужасного.
ЕПИСКОП. Я довел епископство до банкротства. Восемнадцать процентов прибыли, так мне внушал голос дьявола, двадцать пять, если повезет. А что теперь? Девяносто шесть процентов убытков. С первого марта я не смогу оплатить даже масло для неугасимой лампады. Если до Папы дойдет, что его неугасимые лампады потухли! Что его епископства от Пассау до Кура и Гонолулу — голые руины, удерживаемые только тонюсеньким слоем сусального золота. Что его престол стоит на обвалившихся акциях, «плохих» фондах и негодных кредитах. Что достаточно дьяволу дунуть, и все великолепие провалится в тартарары. Грохот, пыль, пепел, и сухой кашель последователей Христа из облака пыли. (Банкиру.) Вы в этом виноваты. Вы и есть дьявол.
12. Пощечины (Большое облегчение)
ЕПИСКОП дает пощечину банкиру.
БАНКИР реагирует не сразу. Ответит ли он на удар? Похоже на то, но он дает пощечину бизнесмену.
БИЗНЕСМЕН. Та же замедленная реакция. Наконец пощечина представительнице НПО.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Так же медленно. Пощечина профессору.
ПРОФЕССОР ударяет по лицу китайца.
КИТАЕЦ, кажется, хочет ударить любовницу банкира. Но (по-китайски). Нет. Только не вас. (Вместо этого дает пощечину министру.)
МИНИСТР бьет по лицу епископа.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. А я? (Дает пощечину самой себе.)
Тишина. Потом, очень быстро: все хлещут друг друга по щекам, но никто не дает сдачи тому, кто только что его ударил. Молча. Пока все не ударили всех. И только любовница банкира не дала пощечины китайцу.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Нет. Только не вас.
Все выдохлись.
ВСЕ (с большим облегчением). Уф.
13. Пятое ошеломление
Овцы. На этот раз уже довольно беспорядочно, агрессивно.
14. Голод
Блюдо с фруктами, которое все время стояло на сцене, пусто. Ваза с цветами тоже. Кто-то как раз доедает последний цветок. Другой царапает стену и лижет ее. Еще кто-то выдвигает ящики шкафа. Один из участников выходит из комнаты с мусорным мешком. Все лихорадочно исследуют содержимое. Возможно, кто-то находит что-то съедобное, и они едят это. Кто-то трясет окно, но не может его открыть. Еще кто-то приподнимает ковер, может быть, находит там мокрицу, сует ее в рот. Во всяком случае, все окончательно потеряли контроль над собой.
БИЗНЕСМЕН. Я хочу есть.
БАНКИР. Это я хочу есть.
МИНИСТР. Я даже не знал, что можно испытывать такой голод.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (банкиру). Хеннер. Сделай же что-нибудь. Я умираю от голода.
КИТАЕЦ (по-китайски). Хочу есть.
ЕПИСКОП (китайцу). Вы думаете, вы здесь единственный, кто (по-китайски) хочет есть?
БАНКИР (появившемуся директору отеля). Я не знаю точно, какой сегодня день. Но на вечер среды был запланирован торжественный ужин, а на четверг барбекю. Что это за паршивая лавочка?
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Я…
БАНКИР. А теперь мы целую вечность не можем отсюда выбраться. Видите, до чего уже дошло.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Я, я, я…
БАНКИР. Что вы бормочете?
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Я должен вам…
БАНКИР. Сделайте, наконец, стейк.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. …кое-что сказать. Кухня пуста.
БАНКИР. Хотя бы маленький.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Больше ничего нет. Все кончилось.
БАНКИР. А хлеб? Хлеб-то наверняка есть.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Нет.
БАНКИР. Ну, тогда пойдите и купите что-нибудь.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Я не могу выйти.
БАНКИР. Вы предлагаете мне пойти за покупками?
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Весь персонал исчез. Как только закончился форум. Даже портье.
БАНКИР. Ну так, значит, вам придется самому поработать.
КИТАЕЦ (по-китайски). Теперь слушайте меня, идиот. Ничтожество. Я хочу есть. Есть. Есть.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Что он говорит?
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Что хочет есть.
БИЗНЕСМЕН. Что он ест даже собак. Или кошек.
ПРОФЕССОР. И обезьян.
МИНИСТР. Достаньте нам собаку.
БАНКИР. Кошку.
ЕПИСКОП. Обезьяну.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Только быстро.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ (кричит). Я не могу выйти. Вы не можете выйти. Сколько раз вам еще повторять?!
БАНКИР (кричит). Это же отель! Не тюрьма!
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Я должна отсюда выбраться. (Дергает оконную раму. Окно не открывается.)
БАНКИР. Мини-бары. В комнатах ведь есть минибары.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Мы — пятизвездочный отель. Никаких мини-баров. Обслуживание в номерах.
БИЗНЕСМЕН. А вазы с фруктами?
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Вам следовало остановиться в «Альпийской розе». Там есть мини-бары.
БИЗНЕСМЕН. Ведь в комнатах всегда стоят вазы с фруктами.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Не осталось ни одной груши, даже гнилой. Наверное, сбежавшие служащие отеля прихватили все с собой.
ЕПИСКОП. Сэндвич. Хотя бы надкусанный.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Жвачку.
ПРОФЕССОР. Пусть даже бывшую в употреблении, все равно.
КИТАЕЦ (по-китайски). Сигару.
МИНИСТР. Арахиса.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ (с сожалением разводит руками).
БАНКИР (отводит директора отеля в сторону. Любовница не должна его слышать). Мы должны пожертвовать одним из нас.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Что?
БАНКИР (кричит). У вас что, уши заложило? Мы должны забить одного из нас.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Наверное, я не совсем понимаю…
БАНКИР. Чтобы остальные выжили.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Забить?
БАНКИР. Удалить кости. Зажарить во фритюре. Просто поджарить. Съесть. Господи, неужели так трудно понять? На кухне наверняка есть повар.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Нет.
БАНКИР. Ну, нож-то уж точно есть.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. Вероятно.
БАНКИР. Тогда спуститесь и принесите. Самый большой. Давайте, двигайтесь. (Директор отеля не двигается с места. Банкир любовнице, отводит и ее в сторону.) Зайка. Я тут как раз кое-что подумал. Если бы мы вдвоем оказались на необитаемом острове, совсем одни, только ты и я, и вдруг пожар, и нам нечего было бы есть, совсем нечего, — ты пожертвовала бы собой для меня, чтобы я выжил?
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Нет.
БАНКИР (кричит). Нет?! Конечно, пожертвовала бы. Ты отсюда не выйдешь. Все по Дарвину. Выживает сильнейший. Ты или я, и понятно, кто из нас сильнейший.
Входит повар с очень большим ножом.
БАНКИР. Что вам надо?
ПОВАР. Я повар.
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ. А, явились!
ПОВАР. Я несколько лет ждал этого момента.
БАНКИР. Верно. Вот туша. Приготовьте ее как следует.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (остальным). Помогите! Хеннер собирается меня забить.
БИЗНЕСМЕН (повару). Для меня с кровью.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. С кровью?! Меня собираются убить, а вы говорите «с кровью»?
БАНКИР. Не будь истеричкой.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Да вы с ума сошли! (Повару.) Вы этого не сделаете. Как вам это в голову пришло? Мы ведь не каннибалы.
ЕПИСКОП. Господи, помоги нам.
КИТАЕЦ (по-китайски). А, собственно, о чем идет речь?
ПРОФЕССОР. Все-таки должны же быть какие-то минимальные этические нормы…
МИНИСТР. Успокойтесь, сохраняйте спокойствие, мы наверняка найдем компромисс.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Компромисс? Съесть меня только наполовину?
БАНКИР (повару). Чего вы ждете?
ПОВАР. Уже целую вечность я не выходил с кухни, там, внизу, в полуподвале. Без окон, в которые можно было бы видеть улицу, бункер с искусственным освещением. Сейчас я впервые снова вижу дневной свет, если, конечно, это дневной свет. Я и так знаю, что происходит снаружи. Вначале шумели то тут, то там и не очень громко. Но сегодня… Переполох. Вы слышите?.. Нет. Вы ничего не слышите. Ужасно. Это ужасно, это конец. Там снаружи полно пророков. Они всем предсказывают будущее, и оно зовется «смерть». Откуда так внезапно и так быстро взялось столько людей? Сотни тысяч, возникли из ничего. Даже здесь, наверху, в снегу, полно людей, они безумствуют и неистовствуют… Каждый второй — террорист-смертник. За несколько секунд одни террористы-смертники убивают других террористов-смертников и при каждом взрыве забирают жизни невиновных… Иногда я думаю, я — центр всех этих взрывов, все они берут начало в моем мозге. В нем вся ненависть мира. Она почти разрывает меня… Но все наоборот. Все это приближается откуда-то издалека. Повсюду все взрывается. Магазины, штаб-квартиры, частные виллы, электрички. Ноги, руки, головы взлетают на воздух. Кровь. Кровь… Уже давно, никто не помнит с каких пор, везде появились взрывные устройства, сделанные много лет назад неспящими лунатиками, которые детьми ходили по улицам, а сейчас, повзрослев, наконец могут сами пережить собственное вознесение в банковском квартале посреди Сити или Уолл-стрита. Их жертвы Богу.
ЕПИСКОП. Сгинь, сатана!
ПОВАР. Никто не знает полностью систему запальных шнуров, которые образуют сплошную сеть вокруг всего земного шара. Даже самая дальняя долина в Колумбии или в Верхней Баварии опутана проводами и при необходимости или по случайности взлетит на воздух. Центрального пульта управления нет, и даже тех, кто думает, что это они управляют ходом истории, носит взрывной волной туда-сюда. От того, кто сейчас больше всех уверен, что правит миром, зависит меньше всего. Больше нет никакого управления, что же это за мир?.. Вас и меня разорвет на кусочки совершенно одинаково, хотя ни один повар, если он еще в своем уме, не решится выйти из своей кухни. Но вы же видите, мы все-таки рискнули выйти. Все повара, во всем мире… Я это знаю, я это вижу. Мне стоит только прикрыть глаза. Мужчины в кашемировых пальто и женщины в мехах пробираются тайком от укрытия к укрытию. Полицейские уже не знают, как быть, между преступниками и жертвами больше нет никакой разницы. Они уничтожают сами себя, и никто не может положить этому конец. Ни жалости, ни пощады, ни улыбки там, на улицах, и откуда им взяться, если все идет к концу и больше не начнется заново, как после прошлых катастроф, после падения Рима, после Французской революции, после Русской. Разве что потом где-то из-под руин снова радостно закричит ребенок. Больше нет, как раньше, короля, который мог бы основать новую империю. Сегодняшние короли лежат мертвые среди своих мертвых вассалов, работавших на них за деньги, под мертвыми деньгами, горами акций, вонючими кредитами. Там, снаружи, пахнет разложением, гнилью последних десятилетий. Один вдох — и тебя шатает, три — и ты задохнешься. Это конец. На этот раз погибнут и дети. (Он бросает пригоршнями арахис, очень много. Уходит. Директор отеля уходит следом за ним.)
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Арахис!
Все кидаются на орехи. Хватают как можно больше. Лихорадочно жуют.
БАНКИР. Орешки. Мелочь.
15. Затишье перед бурей
Все набрали себе по кучке арахиса. Они сидят по одиночке, очищают орехи, жадно едят. Молча. Наконец не осталось ни одного ореха.
БАНКИР. Что бы из меня вышло, если бы я не стал тем, кем я стал.
БИЗНЕСМЕН. Банкир.
БАНКИР. А что бы из тебя получилось…
БИЗНЕСМЕН. …если бы я не стал тем, кем стал.
БАНКИР. Бизнесмен.
БИЗНЕСМЕН. Ты думаешь, тебе не повезло, что ты…
БАНКИР. Вроде того, да.
БИЗНЕСМЕН. И что мне не повезло?..
БАНКИР. Да, очень.
БИЗНЕСМЕН. Тебе кажется, другие люди…
БАНКИР. Да.
БИЗНЕСМЕН. В чем-то?…
БАНКИР. Иные.
БИЗНЕСМЕН. Счастливее?
БАНКИР. Определенно.
БИЗНЕСМЕН. Трудно сказать, в чем тут дело.
БАНКИР. Пару минут назад, когда мы разбирали орехи, ты отдал бы мне несколько штук, если бы я тебя попросил?
БИЗНЕСМЕН. Нет.
БАНКИР. И никто во всем мире не отдал бы. (Замечает еще один орешек.) Вон. Вот еще один. (Отдает его бизнесмену.)
БИЗНЕСМЕН (ест орех).
БАНКИР. Что надо сказать?
БИЗНЕСМЕН. Что?
БАНКИР. Надо сказать: «Спасибо».
БИЗНЕСМЕН. Спасибо.
БАНКИР. Когда мне было восемнадцать, я путешествовал пешком и автостопом по Греции. Спал на пляжах и всякое такое. Плавал с рыбаками. Может, если бы я остался там…
БИЗНЕСМЕН. Для меня такой страной была Франция.
БАНКИР. Наксос. Сегодня я был бы рыбаком в Наксосе.
БИЗНЕСМЕН. Мне тоже было восемнадцать, я тоже бродяжничал. Помогал собирать персики.
БАНКИР. Греческого я не знал, никого не понимал.
БИЗНЕСМЕН. А я и сегодня не знаю французского.
БАНКИР. Что бы из нас вышло…
БИЗНЕСМЕН. …если бы мы не стали тем, кем стали.
БАНКИР. Да.
БИЗНЕСМЕН. Да.
16. Все выходит за границы дозволенного
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (у окна). Здесь плохо пахнет. Почему окно не открывается?
ЕПИСКОП. От них плохо пахнет, фройляйн. Просто от них плохо пахнет.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Ладан, пот, моча… Раньше оно открывалось.
ПРОФЕССОР. Что-то здесь очень сильно воняет. Это точно.
БИЗНЕСМЕН (намекает на министра). Он наложил в штаны.
МИНИСТР. Почему отсюда нельзя выйти?
ПРОФЕССОР. Кал можно есть. Если назвать его фекалиями, можно есть.
МИНИСТР (все смотрят на него с жадностью). Я не наложил в штаны.
БАНКИР. Моча. Мочу можно пить.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (у окна). Хоть кирпичом в него кидай. Закрыто.
БИЗНЕСМЕН (профессору). Откуда здесь взяться фекалиям? (Банкиру.) Уж точно не из тебя.
БАНКИР. Дам тебе тысячу за полстакана мочи.
БИЗНЕСМЕН. Да откуда тут взяться моче.
ПРОФЕССОР. Если ничего не попадает внутрь, то нечему выйти наружу. Закон природы.
МИНИСТР. Я это все время говорю.
КИТАЕЦ (по-китайски). Это сказал Мао Цзэдун. Мао Цзэдун.
ЕПИСКОП. Деньги плохо пахнут, это сказал Иисус. Здесь так отвратительно пахнут деньги.
БАНКИР (его осенило). Деньги!
БИЗНЕСМЕН. Что «деньги»?
БАНКИР. Я съем свои деньги. (Ест.)
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Дай мне тоже сотенную.
БИЗНЕСМЕН. Точно. У меня тоже где-то есть… (Жует банкноту.)
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (получила купюру). Это пятьдесят. (Ест.)
ЕПИСКОП. Кредитная карточка. Про кредитные карточки Иисус ничего не говорил. (Пытается есть свою кредитную карточку.)
ПРОФЕССОР. У меня есть евро и доллары. Что калорийнее? (Решается, ест.)
МИНИСТР. Я бы никогда не стал есть доллары. (Ест.)
КИТАЕЦ. Юани. (Ест.)
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Железнодорожный билет. Разве что его? (Ест.)
БАНКИР (выплевывает). Несъедобно.
ЕПИСКОП (вынимает кредитную карточку изо рта). Даже не пахнет, а есть невозможно.
ОСТАЛЬНЫЕ (прекращают жевать). Брр. Ужасно. Тьфу.
ЕПИСКОП. Страшный суд. Все говорят о Страшном суде. Но страшен день перед ним. Канун Страшного суда.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Что вы там бормочете?
ЕПИСКОП. Знайте, он наступит завтра. Страшный суд. Но сегодня — еще только сегодня.
Тишина.
ПРОФЕССОР. Мне нечем дышать.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Тут больше нет воздуха.
БИЗНЕСМЕН. Я дышу вашими испарениями.
МИНИСТР. Мне уже в Берлине казалось, что я задыхаюсь. Но по сравнению с тем, что происходит сейчас, то была ерунда.
БИЗНЕСМЕН (держит в руках монету). Орел — иду, решка — не иду. (Подбрасывает монетку, смотрит.)
ПРОФЕССОР. Что?
БИЗНЕСМЕН. Орел. Я пошел. (Не двигается с места.)
ЕПИСКОП (бросается на любовницу банкира). Один раз, с такой женщиной, как вы. С последним глотком воздуха.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Хеннер!
БАНКИР. Я зарабатываю восемнадцать миллионов в год и должен терпеть такое.
ЕПИСКОП. Бог создал вас. Бог создал и меня.
БАНКИР. Иногда двадцать миллионов.
ЕПИСКОП. Бог создал искушение.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Да что вы такое делаете?
ЕПИСКОП. Я пытаюсь…
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. А ну-ка, уберите от нее свои лапы.
БАНКИР (кричит на представительницу НПО). Да что вы понимаете? Вы и в постель небось с рюкзаком ложитесь. Только его вы и любите, это факт.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (банкиру). Хеннер!
БАНКИР. Трахается с рюкзаком! Ха!
ЕПИСКОП (любовнице банкира). Йозеф! Меня зовут Йозеф!
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Это просто невыносимо. Пять мужчин, и хоть бы один пальцем пошевелил.
БИЗНЕСМЕН (епископу). Так у вас ничего не получится.
ПРОФЕССОР (отталкивает епископа от любовницы банкира и тут же со знанием дела овладевает ею). Вот как надо, слуга Господа.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Хеннер!
ЕПИСКОП (профессору, поправляя на себе одежду). Если уж вы не уважаете меня, то уважайте сутану.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (профессору, наблюдая за происходящим). Прекратите, чудовище! (Смотрит все более возбужденно.) Вы не человек! Вы монстр!
ПРОФЕССОР (продолжая, любовнице банкира). Как тебя зовут?
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Петра. Меня зовут Петра.
ПРОФЕССОР (любовнице банкира). Меня зовут Клаус.
ЕПИСКОП. Я ухожу. (Остается.)
БИЗНЕСМЕН (профессору). Это так уж необходимо?
БАНКИР (кричит, вне себя, бизнесмену). Это мое дело!
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (в экстазе). Хеннер!
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (тоже в экстазе). Клаус!
ПРОФЕССОР (тем же тоном). Вот именно! Клаус!
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (не останавливаясь). Соня! Меня зовут Соня!
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (все еще возбужденно). Меня зовут Петра!
Китаец вдруг начинает истерически танцевать, напевая китайские песни.
ПРОФЕССОР (пока китаец танцует, достигает высочайшей точки наслаждения). Соня, Соня, Соня.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (в тон ему). Клаус, Клаус, Клаус.
Оба в изнеможении в объятиях друг друга.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (банкиру). Вот видите, что вы сделали с бедной девушкой.
БАНКИР. Почему я?
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Вы, мужчины. У вас мозг в пенисе. Не можете думать ни о чем другом.
Свет мигает. Все смотрят вверх. Свет гаснет. Наступает темнота.
ВСЕ. О-о-о.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (истерически). Не трогайте меня.
ЕПИСКОП. Господи Боже мой.
Свет постепенно снова загорается.
БИЗНЕСМЕН. В доме есть агрегат аварийного энергоснабжения. Работает от дизеля.
ПРОФЕССОР. В пятизвездочном отеле он должен быть. По инструкции, как в больницах.
Тишина. Снова светло. Китаец больше не танцует.
ЕПИСКОП (снимает сутану). Эта жара. Невозможно выдержать. (Теперь он в епископском подряснике.)
МИНИСТР (тоже раздевается, остается в нижнем белье). Сауна по сравнению с этим отелем — холодильник.
БИЗНЕСМЕН (раздевается). Наверняка пятьдесят градусов.
БАНКИР (делает то же самое). Жарко, как… (епископу) как в…
ЕПИСКОП. Не произносите этого!
БАНКИР. …как в преисподней.
ЕПИСКОП (взрывается). Я не могу слышать этого слова, я же сказал вам.
БАНКИР. В аду.
КИТАЕЦ (по-китайски). Ад, ад, ад.
ЕПИСКОП. Что?
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Он говорит: ад, ад, ад.
КИТАЕЦ (кивает, по-китайски). Ад.
ЕПИСКОП (китайцу). Если уж вы не уважаете меня, то уважайте сутану.
КИТАЕЦ (по-китайски). Жарко. Тут вы правы. (Тоже раздевается. Остается в китайском нижнем белье.)
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Что за день. (Тоже раздевается. Дамское нижнее белье).
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (раздевается, в нижнем белье). Точно. Тут я с вами солидарна.
ПРОФЕССОР (раздевается, в нижнем белье). Словно Рождество и Пасха одновременно. Только без воздуха.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Жарче.
ЕПИСКОП. В день перед Страшным судом каждый делает то, что повелевает ему закон.
ПРОФЕССОР. Какой закон?
ЕПИСКОП. Его собственный.
БАНКИР. Убить отца.
МИНИСТР. Познать собственную мать.
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА. Бросить детей.
КИТАЕЦ (по-китайски). Убить всю семью.
БИЗНЕСМЕН. Выпрыгнуть из окна.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО. Поджечь все атомные боеголовки. Выпустить все ракеты. Высвободить все вирусы.
ЕПИСКОП. Ада нет. Неба нет. Бога нет. Страшного суда нет.
17. Конец денег
Бесконечное пространство, до самого горизонта. Ужасно яркий свет. Все действующие лица. Хор. Он приближается, подходит все ближе. Много голосов, у хора тоже есть текст. Максимальная стремительность во всем, в том числе и в музыке.
ВСЕ. «Джей-Пи Морган Чейз и компания» и «Банк оф Америка», и Сити-груп, и Королевский банк Шотландии, они все и Эйч-эс-би-си, Уэльский «Фарго и компания», Мицубиси, Колумбийская страховая корпорация, группа «Креди агриколь», а еще Центральный банк Испании, Китайский банк, Констракшн-банк, «Голдман Сакс», БНП Париба, банк Беркли, Мизухо-банк, «Морган Стенли», «Юникредит», Нидерландская группа ИНГ, Немецкий банк, солнце посылает на них свои палящие лучи, небеса — пучки огня, вулканы извергаются у них в подвалах, где штабелями сложены слитки золота, лава этих вулканов подбрасывает плавящееся золото высоко в воздух, а оттуда оно, расплавленное и обжигающее, падает обратно и погребает под собой убегающих банкиров, молящих о милости, целые города завалены позолоченными компакт-дисками, трейдерами, сотрудниками банков, консультантами по капиталовложению, которые застыли на бегу, блестя золотом, приклеившись золотыми туфлями к расплавившемуся асфальту, в покрытых золотом кейсах превращаются в пепел меморандумы, стратегические договоры, прогнозы прибылей, некоторые, избежав золотого потока, добираются до реки и прыгают в нее, чтобы спастись, и свариваются там заживо, потому что вода кипит. Ратобанк, группа «Сосьете женераль», Китайский сельскохозяйственный банк, Интеза Сан-Паулу. О, как выглядит наш город, этот прекрасный город, башни из стекла разбиты вдребезги, люди — их кожа горит, их кости пылают в огне, короткая вспышка, красноватая, нет, скорее голубоватая, а потом все эти бывшие ВИПы гибнут в огне, о, кто поможет нам всем, никто, никого, никакого плана эвакуации, никакого сценария на случай беды, никакой инструкции, что делать при максимально опасной аварии, не поможет ни всеобщий немецкий автоклуб, ни спасательная авиация, ни Господь Бог в крепости Центрального банка, в башнях Международного резервного банка, во Всемирном банке, как в Вавилоне, все кричат на своих родных языках в телефонные трубки: на суахили, пенджаби, верхнефранкском, телефонная связь умирает, прежде чем они успевают сказать «алло» или «помогите», Иерусалим, Нью-Йорк, Лондон, Мумбай не отличить от Франкфурта, а эти — ближайшие соседи Земли, они рты поразевают от удивления, когда увидят на расстоянии в четырнадцать тысяч световых лет резкую вспышку на своем небе, короткую далекую молнию в обычно черном космосе, горящую Землю. Они будут создавать теории, столкновение двух планет в далекой Галактике, но никогда не додумаются до простой истины, что люди в башнях выпрыгивали из окон, пока гора тел не выросла до уровня последнего этажа, так что на улицу можно было просто выйти из окна, и все-таки они погибли, никто и не думал, что это коснется всех, все были уверены, что умрут остальные, не они, да, а теперь мы все гибнем в один и тот же момент, виновные и невиновные, клиенты и консультанты, заемщики и кредиторы, бедные и богатые, сообразительные и медлительные, пьяницы и трезвенники, мужчины и женщины, ты и я.
18. Конец пьесы
Та же картина, что в начале пьесы. Все, как и раньше, разговаривают по мобильным телефонам. Правда, все еще в нижнем белье.
БАНКИР (говорит по мобильному телефону, накидывая себе на плечи пальто). Да, зайка. Связи не было, но теперь ее восстановили. Итак, я выезжаю, ну понятно, прямо сейчас. (Остальным.) Всем — до свидания. (Уходит.)
ЛЮБОВНИЦА БАНКИРА (набирает эсэмэску, натягивая платье). Ну наконец-то заработал, гаденыш. (Видит, что банкир уходит.) Хеннер, а как же я? (Выбегает.)
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦА НПО (надевает рюкзак, поднимает с пола платье). Я еще успею на поезд в двенадцать ноль три и буду на работе вовремя. Пока. (Уходит.)
БИЗНЕСМЕН (в мобильник, с пальто в руке). Итак, они определенно уходят, я тоже, с передачей все ясно. Кто будет в эфире у Анны Вилль, решим завтра. Да. Пока. (Остальным.) Пока. (Уходит.)
ПРОФЕССОР (в трубку, тоже с пальто в руке). Я сказал: хедж-фонды. Да. Выезжаю. (Остальным.) До встречи. (Уходит.)
КИТАЕЦ (по-китайски, накидывая на плечи свою одежду, говорит в телефон). Я вылетаю вечерним самолетом. «Чайна-Эйрлайнз». Да, о’кей. (Остальным, по-немецки.) Ауф видерзейн. (Уходит.)
МИНИСТР (говорит по мобильному телефону, надевает шляпу). Я завтра же выясню это в бундестаге. Все «за» и «против». У каждого дела две стороны. Это нужно сказать ясно и четко, без всяких компромиссов. (Уходит.)
ЕПИСКОП (в трубку, надевая епископское одеяние). Начните мессу немного позднее. Тогда я еще успею к началу евхаристического канона. Salve. (Входящему директору отеля.) До следующей встречи. (Уходит.)
ДИРЕКТОР ОТЕЛЯ (безупречно одет, как всегда). Это честь для меня. Счастливой поездки. (Расставляет все по местам. Стук в окно. Директор открывает окно — там голубь.) Ну, вот и ты вернулся. (Засовывает голубя в карман. Затемнение.)
Кристина Кастрилло «Брызги росы»
© Cristina Castrillo.
(Перевод с итальянского А. Велесика).
__________________
Сцена напоминает старый кафешантан, бар, погребок. На сцене 8 черных круглых столов и 20 стульев из темного дерева. Вначале столы и стулья заполняют все пространство сцены. По ходу действия их расположение меняется несколько раз. В правом углу, в глубине, вешалка. На вешалке предметы и платья, которые используются во время спектакля.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
АГНЕСС.
Крепкая, дородная. Чувствует себя угловатой, нескладной. В ней есть что-то детское, искреннее, невинное. Такой она была всегда. В прошлом она часто подвергалась насилию. При всей ее ранимости она упорна, честна и привыкла доводить начатое до конца. На ней простенькое девичье платье в коричневых тонах. Под ним еще одно, черное. Она почти не расстается со своим зонтиком, от которого остался один скелет.
МАДАМ КОЗЕТТА.
Сильно смахивает на бродячую собаку. Жизнь как следует ее потрепала, но в ее облике видна хорошая родословная. Она прячет свою исконную красоту под броней колких замечаний и дерзких выпадов. Ее отличает житейская мудрость и шутливый характер. Самоирония всегда была ее лучшей защитой. Однако этот игривый нрав таит под собой чуткую душевную организацию. На ней изрядно поношенное облегающее платье в красный цветочек. Время от времени она пользуется веером тоже красного цвета.
ИВИ.
Ее душа и тело все еще пребывают в тихом, размеренном отрочестве. Порой они сталкиваются с внешним миром, который зачастую оказывается невыносимым. Ее нежное, хрупкое тело изнывает от ран, нанесенных ею самой — в действительности или в воображении. «Вечная девушка», больше всего на свете она хочет любви, но именно поэтому может отказаться от нее: она боится, что ее бросят, и этот страх перевешивает желание быть любимой. На ней белое платье, смутно напоминающее воздушное свадебное платье. Ее духовный мир разрывается между двумя крайностями: жестокостью и нежностью. Нагляднее всего их подчеркивают два предмета, которые она часто использует по ходу спектакля: деревянный меч и цветок каллы.
ЭСТЕР.
Внешне безмятежная и уравновешенная, она знает, что идет по пустыне. Эстер слишком рано взрослеет и сознает, что многие из этих шагов сделала не по своей воле. Ее молчание пытливо, вдумчиво, участливо. Под ее спокойствием кроется понимание того, что поиск ответа — это право каждого, а нахождение смысла собственной жизни — долг каждого. В начале спектакля на Эстер длинное черное платье. Затем на ней будет белая и тоже длинная комбинация. Иногда она пользуется красной лентой. Это часть ее личной метафоры о путях, по которым она не пошла и/или на которые встала.
СОФИЯ.
София постоянно наталкивается на одно и то же препятствие, словно пытается взять неприступную крепость или преодолеть бездонную пропасть. Она не может сдержать мучительный надрыв, но чтобы выжить, отказывается от того, что любит. Это все равно что пытаться дышать, не вдыхая воздух. Она считает себя слабой, но не догадывается, что именно в слабости ее сила и отвага. Она тайком носит маленькую безногую куклу — символ ее страданий. София одета как балерина из музыкальной шкатулки. Иногда она накидывает полупрозрачную красную шаль. Только в конце, шутки ради, она облачается в мужскую одежду. После этого она сбрасывает с себя образ лежащей в коробке куклы и одевается в длинное красное платье, как настоящая женщина.
АННА.
Загадочная, суровая, сильная. Ревностно скрывает свой внутренний мир, не позволяя никому заглянуть в него. Если понадобится, готова и убить. Возможно, она это уже сделала. Анна умеет хранить свои тайны. Они принесли ей немало страданий, но в них заключается вся ее сущность: потаенная слабость и неисчерпаемая нежность. Только пение сдерживает ее злость; только пение помогает ей излечиться и восстановить силы. Одета в черное. При ней две вещи: простыня и нож. В них разгадка ее истории.
* * *
Когда зрители входят в зал, сцена уже освещена. На сцене замерли две фигуры. Иви сидит к зрителям спиной, склонившись на стол. Агнесс медленно расхаживает между столами, как будто здоровается с ними и вновь переживает прошлое.
АГНЕСС. Тебе пора. (Пауза.)
ИВИ. Ты точно хочешь это сделать?
АГНЕСС. Точнее не бывает!
Иви направляется к выходу. Перед тем как уйти, она оставляет свой цветок на столе.
Пока ты не ушла, поставишь мне еще раз музыку?
Иви улыбается и уходит. Звучит «La vie еп rose» Эдит Пиаф. Агнесс садится под музыку за столик в глубине сцены. С радостным видом она начинает двигаться в ритм песни. Музыка сливается с воем сирены. Постепенно звук сирены заглушает мелодию, и песня стихает. Агнесс ведет себя так, словно хорошо знает, что будет дальше. Она спокойно сидит. Вой сирены нарастает.
Крепче запирайте двери! Топчите все, что вам мешает! Плотнее закрывайте окна! Ударьте меня по зубам, ведь мне больше не нужны слова. (Пауза.) Я останусь здесь. Я буду незаметной, но по-прежнему красивой, как жемчужина в грязи.
Вой сирены становится оглушительным. Агнесс раскрывает сломанный зонтик и улыбается. Сцена медленно погружается в темноту. Вой сирены наполняет сумерки и смолкает. Пауза. Неожиданно звучит веселая, живая музыка. Сцена освещается. Одна за другой на сцену входят мадам Козетта, Эстер, Агнесс, потом Иви. Пританцовывая, они перемещаются по всей сцене. Мадам Козетта с большим изяществом садится. Под ней начинает шататься стул. Она с шумом падает. Музыка обрывается.
ИВИ. Нет, это невыносимо!
АГНЕСС (обращается к мадам Козетте). Ты опять выпила?
МАДАМ КОЗЕТТА. Я? Ну вот еще, просто у меня снова рассыпался сахар.
АГНЕСС (обращается к Эстер). Как это рассыпался?
ИВИ (раздраженно). Будь добра, сделай так, чтобы в следующий раз сахар не рассыпался! (Они наводят порядок и выходят.)
МАДАМ КОЗЕТТА (за сценой, кричит). Я готова!
Снова звучит та же мелодия. И снова, как до этого, женщины проходят танцующей походкой между столами и стульями. На этот раз входит и София.
По ходу сцены, в тот самый момент, когда звучит приятная напевная мелодия, над Эстер зажигается яркий холодный свет. Пока она произносит свой монолог, женщины продолжают двигаться, но уже в замедленном темпе.
ЭСТЕР. Даже не знаю, что привело нас сюда. То ли раздоры, то ли нужда… Нам надо было найти какой-то приют. Здание было заброшенным, как и мы. Вот мы и начали ухаживать за этими стенами, как за стенками наших сердец.
Предыдущая сцена возобновляется в обычном ритме. Наконец все пятеро садятся посреди сцены, напоминая брошенных кукол. Тишина. Пауза.
ИВИ (вполголоса). А теперь? Все так и кончится?
АГНЕСС (тоже вполголоса). Мы сочиним воззвание!
МАДАМ КОЗЕТТА. Да, давайте!
ИВИ (обращается к Агнесс). Вот ты и давай!
АГНЕСС (встает и произносит торжественным голосом). Мы не игрушки в чужих руках! Нет! Мы сделаны из плоти, крови, а главное, чувств! (Остальные прыскают в кулак.) Только в силу неблагоприятных обстоятельств мы стали матерями, дочерьми, сестрами и женами кучи всяких козлов!.. (Прерывается и смотрит на остальных женщин, которые давятся от смеха.) Что, слишком?
Из-за кулис доносятся аплодисменты. Анна наблюдала за происходящим незаметно. Она выходит на сцену.
Пока она говорит, остальные женщины прикладывают ко рту лепесток розы. Теперь их губы выглядят так, словно их только что накрасили.
АННА. Вряд ли вам интересно, как меня зовут. Скажу лишь, что не один мужчина имеет на щеке шрам с моими инициалами. Я слышала, что в этом месте охотно принимают любую, кто носит юбку, так? (Звучит та же музыка. Быстрым движением женщины сменяют позу. Они изображают сломанных кукол.) А сейчас музыка постепенно умолкает и сходит на нет. (Музыка затихает. Анна выходит на середину сцены.) Вы смотрите на мир, как сломанные куклы. Ваши рты готовы слиться в вечном поцелуе, но губы запечатаны, из них уже не вырвется ни слова. (Пауза.) Ну, что скажете? (Сцена прерывается.)
АГНЕСС. Лично мне больше понравилось воззвание.
ЭСТЕР. Это тоже вроде как воззвание.
АГНЕСС. Ты думаешь?
ЭСТЕР. Да, молчаливое воззвание.
МАДАМ КОЗЕТТА (обращается к стоящей в стороне Софии). Теперь можешь его снять. (Показывая на губы.) Давай снимай!
ИВИ. Все равно она ничего не говорит.
МАДАМ КОЗЕТТА. Это легко. Вот так. (Плюет.) Легко.
АННА. Знаешь, так секреты не сохранишь.
Эстер запевает протяжную песню, которую подхватывает Анна. Под звуки песни София осторожно снимает с губ рот-лепесток. На полувздохе она присоединяется к пению. Затем ее голос резко обрывается.
СОФИЯ. Не выходит у меня эта сцена. Никак не получается.
МАДАМ КОЗЕТТА (подойдя к ней). Знаешь, в чем тут дело? Дело в том, что ты его бросила. (С силой кладет безногую куклу на стол.) А ты пытаешься это скрыть. Оделась как куколка и думаешь сойти за ангелочка. А правда в том, что ты ушла, закрыла не только рот, но и дверь, и ни разу не обернулась.
Этот выпад сбивает ритм, поэтому следующий далее текст построен на чередовании быстрых движений по всей сцене.
АННА. И мы заденем за живое. Хоть и не подозреваем, что если разбередить рану, то блокируешь боль, которую она вызывает.
СОФИЯ. И будем вышивать на коже недостающие слова.
АГНЕСС. И примерим на себя все ненужные слова.
ИВИ. И будем терпеливо обрывать лепестки ответов, как обрываем осенний цветок.
АННА. И сломаем шип, который впивается в наше тело.
ЭСТЕР. И нас не погасит ночь.
СОФИЯ. И не задушат угрызения совести.
ИВИ. И мы коснемся лика утерянных ласк.
АГНЕСС. И скажем «нет», чтобы не поддаться трусости.
МАДАМ КОЗЕТТА. И возложим песню на наше дерзкое лоно.
ЭСТЕР. И нас не насытит сегодняшний день.
СОФИЯ. И не поглотит завтрашний.
ИВИ. И наши лица накроет тень.
МАДАМ КОЗЕТТА. И мы оставим другим распахнутые врата рая.
АГНЕСС. И всякую траву соберем в пучок.
ИВИ. И всякое желание сделаем обещанием.
АННА. Ибо верблюд не пройдет сквозь игольные уши, но одна ласточка сделает весну.
Издалека доносится вой сирены. Действие прерывается. Пауза. Женщины слезают со столиков. Они забрались на них, предчувствуя опасность, исходившую от этого воя. Снова зажигается холодный белый свет, выхватывая Иви.
ИВИ. Вначале мы приходили сюда, чтобы укрыться, чтобы дышать, но какое это имеет значение? Мы не думали, что будем кому-то мешать. Я не помню, когда мы начали разыгрывать эти сцены, менять местами слова, придавать другую форму нерешительности. Создавать такое идеальное место, как «несуществующий остров». Вить гнездо, в котором можно дать передышку сломанным крыльям.
В конце монолога сидящие за столом затягивают приятную мелодию. Пауза.
МАДАМ КОЗЕТТА. По-моему, сейчас самое время налить всем по капельке. Принести?
Все. Сядь! (Пауза.)
МАДАМ КОЗЕТТА. Знаете что, мне до этого столько же дела, как и…
ВСЕ. Сядь!
МАДАМ КОЗЕТТА. То же самое вы говорили в тот день, когда я пришла… В тот день… (Меняя тон.) Привет! Жизнь выплюнула меня в это место, и дверь была открыта. (Смеется.) Что ты умеешь?.. (Обращается к Эстер.) Спроси, что я умею!
ЭСТЕР. Что ты умеешь?
МАДАМ КОЗЕТТА (с издевкой). О, у меня большой опыт переходить от одного пустого стола к другому, не менее пустому… (Смеется и меняет тон.) Любит, не любит… Люблю, не люблю… (Обращается к Агнесс.) Умирать — это искусство, ты знаешь? (Смеется.) А чуть позже, когда весь этот цирк обрушился на меня, одна дамочка сказала…
АННА. Не будь тебя, не было бы солнца.
МАДАМ КОЗЕТТА (про себя). Не было бы солнца…. не будь меня… меня. (Сменив настроение и возвращаясь к началу.) По-моему, сейчас самое время налить всем по капельке. Принести?
ВСЕ. Сядь!
АГНЕСС. Эту сцену мы тоже сыграем? (Остальные смотрят на нее. Агнесс замолкает.)
СОФИЯ. По-моему, мы не сдвинулись с исходной точки.
ЭСТЕР. Мы снова в исходной точке.
АННА. Исходной точке? Из чего она исходит? Или из кого? В какой момент? (Пристукивает по столу.) До того, как мы укрылись здесь, спасаясь после кораблекрушения? (Тем временем все, кроме Эстер, приходят в движение. Мизансцена меняется. Столы и стулья располагаются в два ряда по бокам. Середина сцены освобождается. В глубине стоит вешалка.) Или до того, как первая из нас попросила о помощи? До того, как мы задумали первую сцену, отражающую то, что скрывает реальность, или до того, как научились смеяться над самими собой? А может, до того, как решили, что не будем называть себя настоящими именами, потому что на этой безликой равнине хотим оградить себя от всякой боли? До того, как сюда пришла та — с черным глазом и сломанными ребрами? Или до того, как появилась эта одержимая наказанием? До того, как вот эта бросила семью и собаку или как ее бросили, точно собаку? (Обращается к Софии.) До того, как пришла ты? (Обращается к Эстер.) Или до тебя? А может, до нее?..
Мизансцена меняется. В глубине появляется Иви. На ней широкая белая мужская рубашка. В руке у нее цветок каллы. Она изображает юную девушку, а это — игра, в которой она должна вручить цветок.
ИВИ (нараспев). Она устала. Она хочет спать…
Неожиданно меняется характер ее движений. Они становятся более резкими, будто ее тело содрогается от внезапного воздействия. Цветок падает. Иви снимает рубашку. Мы видим хрупкое девичье тело, перевязанное в некоторых местах повязками. Она падает на колени и вставляет цветок в нагрудную повязку.
ИВИ. Она сумасшедшая… Говорят и такое…. Она сумасшедшая.
АННА (когда Иви закончила, обращаясь к Эстер). Ведь без того, что было с нами до этого, нас бы здесь не было!
ЭСТЕР. Мне хочется, чтобы было и «потом».
АННА. Потом, да, потом… Сейчас у нас есть только это, но и этого уже немало.
ЭСТЕР. Да кому какое дело до всей этой дребедени? До этого жалкого кабаре, еще более жалкого, чем наши рассказы? (Выходит на середину сцены.) Мы готовим эти сценки для такого же заблудшего зрителя, как и мы, в тайной, но призрачной надежде отстоять свое положение, право, справедливость. (Нежнее.) Все клочья разметаны, их больше не собрать воедино и не сшить так, словно это нетронутая кожа.
АГНЕСС. Вот это настоящее воззвание.
СОФИЯ. Не говори так, не говори так, ты искажаешь смысл своего молчания. (Одновременно разматывая длинную красную ленту с груди Эстер.) Ты попираешь чувство достоинства тех неудачников, которым удается построить царство там, где другие способны только мусорить. Я помню, как ты сказала…
ЭСТЕР. Я не знаю, кто я. Наверное, я сбилась с пути.
СОФИЯ (наматывая ленту на тело Эстер). Я смотрела, как ты мечешься в своей шелковой сети, подыскивая для нас слова оправдания и утешения. Напрасный труд. Лучше снова сделай тот незаметный, молчаливый, но такой выразительный жест, которым ты назначила самой себе первое свидание.
Одним движением Эстер сбрасывает с себя ленту. Остальные женщины хлопают ей. Искрометный ритм «Ча-ча-ча» наполняет сцену. Женщины танцуют, следуя выверенной хореографии, до тех пор, пока музыка не прерывается и белый свет не выхватывает фигуру мадам Козетты. Остальные продолжают двигаться в танце без музыки.
МАДАМ КОЗЕТТА. Откуда я знаю, кто пустил этот слух? Пустил и пустил. Приходили женщины, девушки, много девушек. Всех возрастов. Каких только не было. И каждая делилась своей историей, хотела забыть о пережитом, залечить полученную рану. Мы так и не выясняли, правы они или нет. Истина частенько оказывается глухонемой, не так ли? Я всегда летала очень низко, осторожничала. Но у меня все равно кружилась голова. И вот в один прекрасный день — раз! И я обрела это чувство, примерила его на себя. Даже не знаю, с чем это сравнить… (Смеется.) Это чувство достоинства, люди, достоинства….
Снова звучит музыка. Мадам Козетта присоединяется к танцу. Мелодия затихает. Целиком поглощенная действием, Агнесс шлет воздушные поцелуи направо и налево, не замечая, что сцена закончилась, а свет стал более тусклым. Она остается на сцене одна.
Пауза.
АГНЕСС. Где вы? Где вы? Вы не должны выключать свет! Вы же знаете, что в темноте у меня болят глаза!.. У меня болят глаза…
Агнесс несмело затягивает песенку, словно вспоминает о чем-то плохом. Ее движения и голос призваны передать акт насилия. Она снимает с себя одно платье и остается в другом, черном. Агнесс прикрывает рот рукой, и звук песни перерастает в крик. Она оголяет плечи. Этот жест отражает всю ее хрупкость.
МАДАМ КОЗЕТТА (сидя за столиком в глубине сцены). Иногда я спрашиваю себя, как можно пережить всю эту черноту. А потом смотрю на тебя, такую ясную и приветливую. Ты сидишь и смотришь на мир из своего окна. Ты не должна была этого делать, в этом не было необходимости!
АГНЕСС. Это всего лишь мизансцена.
МАДАМ КОЗЕТТА. Иногда я спрашиваю себя, как можно пережить все это. А потом смотрю на тебя… Я всегда смотрю на тебя, когда мне нужна надежда. (Пауза.)
АГНЕСС. Ты споешь эту песню, правда?
МАДАМ КОЗЕТТА. Да, наверное…
АГНЕСС. Спой мне еще разок.
Мадам Козетта раскрывает свой веер и поет. Входит Анна и начинает ей подпевать. Она поет, чтобы поддержать ее. Иви врывается в эту сцену и прерывает песню. В руках у нее простыня.
ИВИ. Я нашла эту. Может, она пригодится…
АННА (резко). Кто тебе разрешил трогать то, что тебе не принадлежит?!
ИВИ. Но я думала…
Анна вырывает простыню у нее из рук. Из простыни вываливается нож. Пауза. Анна яростно колотит простыней по полу до тех пор, пока не успокаивается.
АННА (подбирает нож). Больше никогда, никогда его не бери.
Она собирается выйти, но ее останавливает вой сирены. Все встают в середине сцены спиной к спине.
Агнесс раскрывает зонт, пытаясь их защитить. Пауза. Звук умолкает.
ИВИ. Иногда бывает до того страшно, что ты готова зубами вцепиться в этот страх. Вот бы откусить от него хоть кусочек. (Слышится мягкая фоновая музыка. Женщины медленно расходятся по всей сцене. В руках у них оказываются разные предметы. Иви держит деревянный меч. Говорит решительно.) Значит, можно только так? Значит, с призраками можно покончить, только если вертеться волчком? Только так? Как перышко на ветру, как прерывистое дыхание? Как дрожащий стебелек?
Фигуры молча замирают. Только София продолжает двигаться. На ней красная шаль.
СОФИЯ. Ни жеста, ни шага… Иначе слова умерли бы от испуга или скуки. Все неподвижно, но движется словно сон, засевший в засаде, или неотвязное ожидание… Все замерло и готово напасть, как занесенный кулак. (Переходит от одной женщины к другой.) Перед тобой свернувшаяся лентой дорога — как снова на нее выйти? Простыня, испачканная тайнами, горький веер, очертания железной боли, засевшей в детстве, меч любви и бутылки в кожуре деревянной оплетки. Все ждет, кроме меня. Все бьется, кроме меня. Я закрылась в музыкальной шкатулке, отбросив свои воспоминания. Эта шкатулка больше не играет, и ключ от нее потерян. Все ждет, кроме меня. Все пульсирует, кроме меня…
Она берет маленькую куклу, лежащую на столе. Пытается с ней заговорить. Она открывает рот, но из него не вылетают слова. Она с силой закрывает рот и роняет куклу.
МАДАМ КОЗЕТТА (прерывая сцену). Вот об этом ты и должна рассказать!!!
АГНЕСС. Но она не может, не может…
МАДАМ КОЗЕТТА. Она сказала, что хочет еще раз попробовать. Уже второй раз. Она попросила это платьице и получила его. Она просила нас молчать и не смотреть на нее, и мы застыли как парализованные в ожидании откровения. И вот, когда все подошло к развязке, что делает наша звезда эстрады, наша примадонна? Спрыгивает! Что там может быть такого, чего нельзя выставить на этой ярмарке недотрог? А? (Пауза.)
АННА. Может, это не от страха и не нарочно… Просто что-то заело в нашем механизме и не дает ему повернуть, не дает нам быть теми, кем нам хотелось бы, сделать то, что надо было…
ЭСТЕР (помогая Софии). Мы не должны переходить границу наших намерений.
АННА. Это верно. Но верно и то, что нужно дойти хотя бы до порога наших обещаний. Одна из нас, но не я, могла бы вспорхнуть с легкостью пушинки, не чувствуя одышки и свинцовой тяжести на сердце. Ей тоже нелегко предаваться воспоминаниям. Но прошлое не заслуживает наказания ностальгией и тем более вымученного прощения. (Кладет простыню на пол.) Одна из нас, но не я, могла бы сказать… (Встает на простыню, в руках у нее нож.) Сколько боли я испытала в этой семье, сколько боли… Сколько в ней было намеков, похожих на шантаж, сколько недоразумений, скрытых ледяным молчанием. (Решительно.) Мы обрезаем слова, чтобы не дать совершиться событию… (Направляет нож себе в грудь и затягивает песенку.) И не замечаем, что невольно познавший смерть не увидит разницы между тяжестью вины и суровостью наказания… (Пауза. Сменив тон.) Кому на пользу подобное заявление? Разве нам от этого легче? (Обращается к Эстер.) Ты была права, когда говорила: «Кому какое дело до всего этого?» Или: «Да кто это поймет?»… Все это мы выдаем непроизвольно, словно выплевываем рыбью кость, застрявшую в горле… Ты была права… Но не потому, что это иллюзия веры — это неблагородно. Ведь нам кажется, что чем дольше мы смотрим за пределы наших клеток, тем быстрее взлетим как птицы. Нет, многим из нас уже слишком поздно… Мы слишком привязаны к этому месту и слишком рано научились припудривать личико наших невзгод. Мы можем только делать так, чтобы все исчезло — тремя взмахами волшебной палочки…
Она трижды щелкает пальцами, и предыдущая мелодия возобновляется на том месте, где прервалась. Несколько стульев передвигаются. Агнесс тайком играет с куклой, пока Анна не отнимает ее. Мелодия опять затихает. Яркий белый свет выхватывает Агнесс.
АГНЕСС. Зачем вы задаете мне одни и те же вопросы? Я же говорила: мы лишь рассказываем друг другу разные истории. Иногда эти истории становятся такими сценками, как в театре, понимаете?.. В этом нет ничего плохого… Я бы еще развесила какие-нибудь лампочки, чтобы здесь все сверкало. И когда люди придут посмотреть на нас, они скажут: смотрите, сколько тут звезд, несмотря на кромешную тьму… (Закрывает руками глаза.)
ОСТАЛЬНЫЕ (из глубины сцены). Ты готова?
АГНЕСС. Даааа!
Она поворачивается. Сзади нее стоят три мужские фигуры. Звучит мелодия былых времен. Агнесс танцует с ними. Танец специально поставлен для нее. Игривый нрав Агнесс берет верх: ни на что не обращая внимания, она ведет себя раскованно и весело, вызывающе и сладострастно. К радостному изумлению остальных, Агнесс устраивает пылкую концовку. Пауза.
ИВИ. Ты именно этого хочешь?
АГНЕСС. А что?.. Чересчур?
ИВИ. Да нет… я так.
АГНЕСС. Это просто метафора освобождения плоти!
ИВИ. А есть ли в этой метафоре освобождения плоти место для возвышения духа?
АГНЕСС. Еще как есть!
Все смеются и наперебой говорят, расставляя стулья в ряд вдоль боковых проходов. Эстер стоит посреди сцены в белой комбинации и бросает перед собой красную ленту. Лента разматывается.
АННА. Что это с тобой?
ЭСТЕР. Если представить, что это дорога, то можно сказать: «Моя дорога у меня под рукой, даже в руке…» Когда я слышу, что вы говорите, и вижу, что вы делаете, я понимаю, что сбилась с верного пути. А все потому, что ношу не свою обувь. У меня нет ни капельки своего, по-настоящему своего.
Она держит ленту посредине. Группа за ее спиной тянет за концы. Эстер прикрывает рукой глаза и медленно идет вперед.
АННА. Кто ты?
ЭСТЕР. Твоя дочь.
МАДАМ КОЗЕТТА. Кто ты?
ЭСТЕР. Твоя подруга.
ИВИ. Кто ты?
ЭСТЕР. Твоя мать.
СОФИЯ. Кто ты?
ЭСТЕР. Твоя жена.
АГНЕСС. Кто ты?
ЭСТЕР. Твоя ученица.
ИВИ. Кто ты?
ЭСТЕР. Твоя внучка.
МАДАМ КОЗЕТТА. Кто ты?
ЭСТЕР. Твоя сестра… (Открывает глаза.) Моя сестра… (Медленно идет к боковым стульям. Группа так же медленно останавливается на противоположной стороне.) Я уверена, что такое место ей вполне подошло бы. Она сразу бы его полюбила, ведь здесь собрались те, кого потрепала жизнь, а она таких любила. Перед уходом она написала записку, которую я никогда не читала. Потом она бросилась с балкона. В тот день она впервые не накачалась наркотиками и алкоголем. Она полетела вниз с балкона, и это стало ее последней данью пустоте. Я думала, что попала сюда ради нее, чтобы придать какой-то смысл ее поступку, чтобы побыть здесь в ее отсутствие. Но теперь я вижу, что нахожусь здесь ради самой себя, потому что ее падение не могло на мне не отразиться.
Фоном звучит легкая и немного грустная музыка в ритме фокстрота. Агнесс подходит к Эстер и раскрывает над ней зонтик, словно стараясь защитить ее. Затем к ней подходит Анна и приглашает ее на танец. Другие женщины тоже танцуют парами. Две из них по-прежнему одеты в мужскую одежду. София все еще носит шляпу. Музыка затихает. Пары застывают в объятиях. Затем все медленно расходятся, кроме Софии и Иви. Они стоят у рампы.
ИВИ. А что, если мы останемся так навсегда под сенью вечного утешения? (Медленно отходит от нее и обнимает фигуру в мужской одежде.)
Останемся так навсегда. Ведь мы не обязаны расти. Крепко обнимем чье-нибудь тело, ухватимся за порог, наше надежное пристанище.
Останемся так навсегда. Перед нами целое детство, а в нашей копилке полно всяких капризов.
Что, если мы останемся так навсегда, увязнув в нескончаемом времени без сучка без задоринки? (С нарастающей решимостью.) Навеки застыв в неизменной форме. Что, если мы останемся так навсегда? (Падает на землю. Мужская фигура, стоящая спиной, поднимает цветок белой каллы и бросает его на лоно Иви.)
Что, если мы останемся так навсегда, в двух шагах от небытия, в ничейном саду?
АННА. Это уж слишком… (Обращается к Агнесс.) Скажи, что слишком!
АГНЕСС. Почему это слишком?
АННА. Я не говорю, что мы не должны «самовыражаться». Но в конечном счете мы попросту нагромождаем наши беды! Неужели от этого нам станет лучше?
ЭСТЕР. А в чем проблема? (Тем временем в центре сцены расставляются стулья.)
АННА. Проблема в том, что я уже не состоянии отличить правду от вымысла, забавную выдумку или сюжет от «мизансцены» или как хотите называйте эту фишку!
ЭСТЕР. И в чем проблема?
Мадам Козетта выходит из-за вешалки, ничего не замечая.
МАДАМ КОЗЕТТА. Та-тан!!!
АННА. Вот!.. А вы говорите, нет проблем!
МАДАМ КОЗЕТТА. Я помешала? (Все смеются. Мадам Козетта продолжает свой выход.)
МАДАМ КОЗЕТТА. Дамы и господа, почтеннейшая публика! Этой ночью, наполненной жизнеутверждающей силы… (Агнесс подсказывает ей слова.) Мы не могли обойтись без песни. Она призвана передать всю красоту и радость, которые дает нам любовь…
Она поет ту же песню, о которой говорилось раньше, только уже в насмешливо-издевательском тоне, переиначивая значение слов.
Отдаленно слышен вой сирены. Все улавливают его, и на мгновение игра останавливается. Мадам Козетта продолжает напевать песню. Теперь она звучит вызывающе. К ней присоединяется хор остальных голосов. Вой сирены нарастает. Нарастает и мощь голосов. Женщины используют голос как единственный возможный способ подавить вой сирены и угрозу. На максимальном крещендо все прекращается. Тишина. Пауза.
ЭСТЕР. Такими нас хотят видеть. Пусть у нас будет собственное пространство, но мы не должны проявлять излишнюю инициативу. (Все садятся как в замедленной съемке.) Мы должны быть застывшими, молчаливыми, без дерзких мыслей, да какое там — вообще без всяких мыслей. Готовыми пойти на компромисс и жертву. Проводящими часы, дни и годы без малейшего намека на смелый поступок или восстание. Такими нас хотят видеть — тише воды, ниже травы. (Пауза.)
МАДАМ КОЗЕТТА (в ответ). По-моему, сейчас самое время налить всем по капельке. Принести?
ВСЕ. Сядь!
МАДАМ КОЗЕТТА (садится и тут же встает). Знаете, у меня нет ни малейшего желания пасть жертвой событий и получить на голодный желудок пинком под зад!
ВСЕ. Тогда пей! (Такой ответ застает ее врасплох. Она передумывает и снова садится. Пауза.)
СОФИЯ. Что будем делать?
ЭСТЕР. Продолжать.
АННА. Вы еще не поняли, что дальше уже нельзя, дальше нас не пустят.
АГНЕСС. Я думаю, что…
АННА. Ты всю жизнь ни о чем не думала, стоит ли начинать сейчас?
МАДАМ КОЗЕТТА (Анне). Умница! Язык у тебя такой же острый, как и нож!
Начинается перепалка. Женщины быстро передвигаются по сцене.
ИВИ. Интересно, где она похоронила труп своей смелости?
МАДАМ КОЗЕТТА (Иви). А ты-то что встреваешь? Девчонка, нарядившаяся невестой, воюет с увядшим цветком… Хорошенькое дело!
ЭСТЕР (мадам Козетте). Ты бы поосторожнее, рано или поздно этот цирк снимется с места!..
ИВИ (Эстер). Хватит строить из себя строгую училку!
СОФИЯ (Иви). Вот именно! А то повадились носиться со всякой царапиной и выдавать ее за самую глубокую, самую неизлечимую рану!
МАДАМ КОЗЕТТА (Софии). Ты бы лучше нянчилась со своей безногой куклой!
ИВИ (мадам Козетте). Нет, лучше со сломанным веером!
АННА (Иви). Эй, куколка!.. Тик-так, тик-так, слышишь? Время истекло. Тебе остается обнять дуновение ветра или проткнуть пустоту.
СОФИЯ (Анне). А как насчет того, чтобы искромсать все вокруг и заглушить угрызения совести?
АННА (Агнесс, которая тем временем спокойно раскрывает зонтик). Это что, угроза? Думаешь, такую как я можно запугать? (Агнесс мотает головой.) Тебе есть что сказать? (Агнесс кивает в знак согласия.) И что?
АГНЕСС. Пошла в задницу! (От неожиданности все замолкают, затем прыскают. Снова тишина.)
АННА. Блестяще. Это все, на что мы способны. А дальше? (Пауза.)
АГНЕСС (медленно встает). Мы будем смотреть в лицо жизни с гордо поднятой головой каждый раз, когда это понадобится. И пусть эта жизнь кажется нам далекой и недостижимой. Мы все равно найдем в себе силы не потерять ее из виду. И никто не причинит нам боли, даже безжалостная коса, которую мы носим с собой. (Звучит приглушенное хоровое пение, которое уже использовалось до этого.) А за нами придут другие с темной кожей и светлыми руками, с переломанными костями и усталым чревом, с мертвыми глазами и горькими губами. И на каждую из них мы положим по свежесорванному лепестку. Споемте, скажем мы им, споемте. Как славно умереть под музыку, когда наступает прилив. И когда наступит завтра, мы будем готовы, удивительные и непредсказуемые. Мы будем благоухать свежестью. На нас будут праздничные платья. Пусть все думают, что мы неуклюжие, несуразные и смешные. Настоящая красота не боится быть смешной. Мы предстанем в наилучшем виде. Это будет почти безупречная иллюзия. Мы сбросим с себя груз лет и разочарования. (Не успевает Агнесс сесть, как вскакивает София.)
СОФИЯ. Все готово для удара или выстрела — как натянутая тетива.
Быстро переставляются стулья. Женщины располагаются за спиной Софии. Она все еще одета в мужские брюки. Ее лицо закрывает шляпа. Звучит музыка. София медленно поднимает шляпу: на ее губах лепесток. Ее движения и реплики сопровождаются движениями группы позади нее. Она выплевывает лепесток.
Я не помню, когда возненавидела запах некоторых слов. Наверное, когда они стали падать с неблагодарной раскованностью во время безжалостного и непреодолимого досуга. Я закрыла дверь с ясным сознанием того, что расстояние между этим и следующим мгновением увековечит природу чувства. Окончательный и бесповоротный поступок. Жить дальше, задушив то, что любишь. Когда тебя бросают, ты чувствуешь, что имеешь дело со смертью. Тебя охватывает ненависть и ярость. Ты восстаешь, чтобы выжить. (Достает из шляпы маленькую куклу.) Все ждет, кроме тебя… Моя вина в том, что я поверила, что в твоей жизни больше смысла, чем в моей. Все ждет, кроме меня… Ты не почувствуешь прощения, если твое тело превратилось в хрупкий стеклянный скелет. (Кладет шляпу и куклу перед собой.) Удаляться — это гораздо больше, чем отходить. Ты собираешь себя по частям и шаг за шагом озаряешься новым, нездешним светом.
Музыка усиливается. София сливается с общей группой в танце, исполненном жизненной силы и счастья. Под конец мелодии женщины делают полный оборот и со смехом оседают. Анна отходит в сторону. На нее падает белый свет. Остальные продолжают собственную мизансцену.
АННА. Какую опасность может представлять из себя кучка отщепенцев, покрывших себя позором?
АГНЕСС (вполголоса). А вы когда-нибудь задумывались, какой силой обладает капля воды?
ИВИ. Она снова о своем!!
АННА. А слово, поступок, мысль?..
АГНЕСС. Без нее не было ни рек, ни озер…
МАДАМ КОЗЕТТА. Ни стаканов…
АННА. Вас что, так беспокоит взаимосвязь?
АГНЕСС. …настолько слабая, что сама по себе выглядит жалко…
АННА. Это вы о крепком рукопожатии? Или о власти отношений?
АГНЕСС. И все вместе они внушают страх…
АННА. Мы ничего не значим. Как повзрослевшая капля воды. А это, по-вашему, что? Совет или угроза? (Анна отходит. Свет становится обычным.)
АГНЕСС. Сами подумайте, ведь море и есть повзрослевшая капля воды…
В задумчивости Анна садится в правой части сцены. Эстер замечает это и подходит к ней. Тем временем мадам Козетта подбирает куклу, а Иви помогает Софии надеть красное платье.
ЭСТЕР. Что такое?
АННА. Времени действительно не осталось. Ты знаешь, чем все должно кончиться. Ты знаешь, что все должно кончиться. Ты сама говорила: «Мы не должны переходить границу наших намерений»…
ЭСТЕР. А ты отвечала: «Да, но нужно дойти хотя бы до порога наших обещаний…»
АННА. Вот-вот!.. Обещания… Я так и не научилась справляться со злостью. И уже думаю, как вернуть то, что получила. Конечно, жизнь — странная вещь… Я и не представляла, что все это станет для меня так важно…
МАДАМ КОЗЕТТА (слушавшая последние слова). Знаешь, странная не жизнь. Просто время от времени она попадает в разные передряги и забывает взглянуть на нас… На твоем месте я бы доверилась пению как единственной плотине, которую не прорвать. Ты неприступна, когда поешь.
АННА. Подожди! (Идет за мадам Козеттой и падает.)
Анна поет «свою» песню так, словно рассказывает о себе. В ее руках нож. Он становится оружием и игрушкой. Она поет о детстве, обретениях и потерях.
(Проводя ножом по горлу.) Моя злость — как запах зерна, пота и крови. Как пустой бокал или не смолкающий крик. Моя злость — как податливая невинность. Как беззащитный пуп выжженной земли. (Иви подходит к Анне и берет у нее нож. Глядя на него.) Он не дороже меча и тем более цветка.
Все начинают ритмично передвигаться по сцене. В очередной раз зажигается ослепительный свет. София приостанавливается, в то время как остальные продолжают двигаться.
СОФИЯ. О да, все в полном порядке. Все именно так, как вы хотели. И снова это место пусто, словно его никогда не обживали. Мы уйдем отсюда, как и пришли: молча, почти на цыпочках, чтобы, не дай бог, снова не проснулась глупость. Вы можете гордиться собой, ваше усердие похвально. Вы всегда так следите за тем, чтобы все было в рамках приличий… Но вот вопрос: я знаю, где вас найти, когда все в полном порядке, но где вас взять, когда вы нужны?
София присоединяется к общему движению. В это время Агнесс смотрит на женщин, словно улавливая что-то. Она приостанавливает действие.
АГНЕСС. Вы собираетесь уйти и не знаете, как об этом сказать!
МАДАМ КОЗЕТТА. Да нет, мы просто хотим отрепетировать эту сцену. Ту самую, которая тебе так нравилась, помнишь?
АГНЕСС (с прежним недоверием). Это какую же?
ЭСТЕР. Ну, ту самую, когда мы пляшем на столах…
АГНЕСС. Эту мы уже репетировали!
АННА. Еще нет… Стол мы двигали сюда… (Передвигает стол.)
СОФИЯ. А стулья сюда… (Двигает стулья.)
ИВИ. И все становилось на свои места… (Наступает молчание. Женщины переглядываются.)
АГНЕСС. Вы уходите… (Пауза. Все разом сходятся и обнимаются.)
АННА. Знаешь, не так-то просто выйти из игры, тут нужен большой опыт… Пусть все будет так, как мы хотели… (Женщины медленно расходятся, слышатся звуки «La vie еп rose» Эдит Пиаф.) Достойно, незабываемо. Как шероховатое прикосновение старческой ладони, как нежная влага росы…
Женщины садятся каждая за своим столом. В такт музыке они совершают одинаковые движения, принимая изящные позы, и постепенно, одна за другой, покидают сцену. Когда песня кончается, на сцене остаются только Агнесс и Иви. Долгая пауза.
АГНЕСС. Где-то сейчас наши девушки!..
Иви начинает порывисто метаться между столиками. Она хватает меч и отчаянно размахивает им. С каждым взмахом Агнесс опрокидывает по стулу. Поднимается шум, воцаряется хаос. Наконец Агнесс останавливает Иви, обняв ее сзади. В ее свободную руку Агнесс вкладывает цветок каллы.
ИВИ. Какой во всем этом смысл?.. Какой смысл? Собирать и рассеивать, словно ничего и не выросло; держать и отпускать, иметь и растрачивать, как тот, кому нечего терять. Лелеять мечту и увидеть, как она улетучивается, словно исполненное желание… Какой в этом смысл?
АГНЕСС (снимая у нее повязку с руки). У вещей нет смысла, у них есть только пульс. Наше дело — нащупать и поддерживать его. (Агнесс усаживает Иви, пока та снимает с себя вторую повязку.)
ИВИ. Поэтому ты хочешь остаться?!
АГНЕСС. Я стою на часах и провожаю всех вас, всех уходящих… Не упорство дает мне силы, а ностальгия.
Эта сцена в точности воспроизводит начальную сцену. Иви сидит к залу спиной, склонившись на стол. Агнесс медленно расхаживает между столами, расставляя стулья по местам. Она чувствует все, что когда-то пережил каждый предмет.
АГНЕСС. Тебе пора. (Пауза.)
ИВИ. Ты точно хочешь это сделать?
АГНЕСС. Точнее не бывает! (Иви направляется к выходу. Перед тем как уйти, она оставляет свой цветок на столе.) Пока ты не ушла, поставишь мне еще раз музыку?
Вновь слышится мотив «La vie еп rose». Агнесс улыбается, сидя за столом в глубине сцены. Она повторяет отдельные движения, которые видела до этого, когда все были вместе. Музыка сливается с воем сирены. Постепенно звук сирены заглушает мелодию, и песня стихает. Агнесс продолжает спокойно сидеть.
АГНЕСС. Крепче запирайте двери! Топчите все, что вам мешает! Плотнее закрывайте окна! Врежьте мне по зубам, ведь мне больше не нужны слова. {Пауза.) Я останусь здесь. Я буду незаметной, но по-прежнему красивой, как жемчужина в грязи.
Она раскрывает скелет своего зонтика и улыбается. Вой сирены становится оглушительным.
Темнота.
Хендль Клаус «Я мечтаю об Альпах; Льды питают озера»
© Literaturverlag Droschl Graz — Wien 2006.
(Перевод с немецкого А. Кряжимской).
__________________
Предисловие переводчика к пьесе Хендля Клауса
«Я мечтаю об Альпах; Льды питают озера»
Пьеса австрийского писателя Хендля Клауса состоит из двух монологов, женского и мужского. Прежде всего, монологи объединены общим настроением. Оба лирических героя, Оливия и Бруно, жаждут любви и дружбы, хотят поделиться своей внутренней теплотой, но их зов о близости наталкивается на холодность неодушевленных собеседников и остается без ответа.
Кроме того, философские мотивы смерти и льда являются ключевыми в обоих монологах. Оливия лежит в душной квартире, по-видимому, в предсмертной лихорадке, и мысленно переносится в Альпы, где мечтает умереть иначе, сорваться в горную расщелину. Бруно, горный лесничий, находит трупы замерзших людей и, желая их похоронить, пробирается по глетчерам с тяжелой ношей на плечах. Мотив смерти в горах для автора глубоко личный: в 25-летнем возрасте его лучший друг и одноклассник погиб, сорвавшись в ледниковую трещину.
Лед, второй мотив, общий для монологов Оливии и Бруно, может быть истолкован двояко: с одной стороны, как символ отчужденности и одиночества, с другой стороны, как новое начало, которое олицетворяет талая вода. Лед присутствует как на содержательном, так и на языковом уровнях пьесы. Во-первых, он составляет часть пейзажа, во-вторых, в речи героев периодически появляется мотив таяния. Повторение звукосочетания «таю» в названии произведения также служит отголоском ледяной тематики.
Наконец, оба монолога объединяет авторский стиль: игра слов, созвучия, переклички, рифмы и повторы ритма сплетаются в кружево, придающее произведению многоуровневость и иронию. Уподобляя пьесу головоломке, автор словно играет с читателями и, чтобы прийти к разгадке, побуждает их дать волю своему воображению.
Александра Кряжимская__________________
У подножья пейзажа с мертвецами произносит монолог Оливия. Бруно, проходя через перевал, спотыкается; он находит нескольких мертвых, которых в финале топит.
Я мечтаю об Альпах
ОЛИВИЯ. Я мечтаю об Альпах, об их просторном холоде; мне ничего другого не остается здесь, под раскаленной крышей, где я задыхаюсь в своих перьях; ни холмик, ни деревце не защищают от палящего солнца; куда ни глянь, живительной тени нигде нет! Мне жарко в этих горячих перьях, и я почти умираю! Я мечтаю об Альпах! Я мечтаю об Альпах! А как же иначе? Всегда хочешь того, чего у тебя нет. Я хочу в Альпы! Альпы, где вы, пожалуйста, отзовитесь, величественные вольные вершины! Я видела вас на фотографиях и слышала, как о вас рассказывали друзья. Ваши мягкие, волнообразные очертания не выходят у меня из головы. Вы непременно должны быть такими, когда я приеду вас навестить! Когда-нибудь я, махнув на все рукой, с размаху вобью крючья в склон, сплошь покрытый сухим мхом и лишайниками. Я хочу узнать вас поближе, как можно ближе! Эта страсть не отпускает меня. Скоро, очень скоро я выберусь из этой берлоги: я хочу в вышину, хочу к вам, о, неведомые великаны, от предвкушения мои нервы натянуты, словно страховочные веревки! Взбираясь на вас, я буду держать выше нос, чтобы не выпустить из виду свою высокую цель. У меня уже звенит в ушах, я в полном восторге! Ничего не могу с собой поделать, мне так жарко, я умираю от жажды в этой безвоздушной духоте. Я во что бы то ни стало должна вас покорить! Альпы, я мечтаю о вас! Это мое единственное утешение. Когда-нибудь я, махнув на все рукой, с размаху вобью крючья в склон. Когда-нибудь он меня одолеет, и я пропаду, хватая руками пустоту. В голове будет ветер, и я с легким сердцем полечу навстречу нежному эхо. Слышите меня? Что же вы ничего не говорите? Я же готова сорваться в любой момент! Чую, скоро это произойдет. От избытка нежности я вспотела и тяжело дышу, я уже спешу к вам и страшно волнуюсь. Тише, глубокий вдох, за напряжением всегда должна следовать передышка, каким бы страстным ни было желание! Мои бедные легкие будто созданы для бедного кислородом воздуха, ускользающего там, в вышине; я хочу стать такой же, почти недоступной, и остаться с вами наедине. Ну-ну, не грустите, мои одинокие вершины, мысленно я с вами! Я постоянно думаю о вас, потому что привязалась к вам всеми канатами своей души! Но я не хочу быть вам в тягость. Ясно? Я слишком далеко зашла? Так обрушьтесь на меня! Ни звука. Что же вы? Да что с вами такое? Вы так кротки. А я… разве я кричу? Хорошенькое дело. Посмотрите мне в глаза и объяснитесь. Вы меня понимаете? Вы кажетесь такими холодными. А здесь все наоборот, я, нежно тая, утекаю. Поэтому я скоро буду с вами и обхвачу вас своими слабыми руками; я страшно устала, держусь из последних сил. Что держит меня здесь? Но ведь и вы пока не сдвинулись с места. Я сделала первый шаг, теперь ваша очередь! Очевидно, мечтая о вас, я тронулась умом! Трудно мне живется. Я перегрелась! Как хочется выпасть из пасти квартиры и вверх тормашками полететь прямо в крутое ущелье! Вы еще здесь? По-моему, да. Первый шаг позади, не правда ли? Дальше — легче; должно быть, и я стану легче в вышине! А вы такие грузные и тоже совсем одни. Это так грустно, что хочется плакать! Слезы на глаза наворачиваются. Но не пристало разливаться рекой при такой жаре, и я сдержу слезы. Я сумею это сделать, хоть и обессилена, хоть и готова лишиться чувств! Остро ощущаю одно: тут топор вешать можно. Я, нежно тая, утекаю! Расплавленным воском перетекаю из комнаты в комнату, из духоты в духоту, из пустоты в пустоту… Поэтому предпочитаю просто раскинуться, без сил повиснуть на канатах! Давайте дружить. Не делайте вид, что смутились. Вы приводите меня в трепет, когда в изнеможении раскидываетесь передо мной и молчите; в то же время в такие мгновения вы действуете на меня успокаивающе. Вы здесь уже давно и знаете, о чем я, не так ли? Я плавлюсь от нежности и обливаюсь потом, вместе с тем пот охлаждает меня, как вас голый лед; он стыдливо стекает в долины, спокойно устремляется ко мне и непрестанно меня настигает. Я готова. Вы тоже? Рюкзак собран. Откройте дверь и войдите! Ну же! Я умираю от жажды в этой безвоздушной духоте! Мне бы лежать в тени и пить ледяную воду! Пусть лед будет вашим гонцом, гладкие глетчеры. А тем временем сами собирайтесь в дорогу, дорогие Альпы. Холодные Альпы… Что? Ах, вы меня понимаете? Превосходно. Вы за мной наблюдаете? Улыбаюсь и машу вам рукой! Берите с меня пример и идите по моим стопам. Что скажете? Ничего, я могу и подождать. Мне все ясно. Я готова. Держите руку у меня на пульсе, не оставайтесь в стороне! Что за жизнь! Время пришло. Лично мне невыносимо жарко. Так дело во мне? Пожалуй. Поживем — увидим. Не разочаруйте же меня! Какие вы, должно быть, мягкие и прохладные на ощупь. Я уже ощущаю вас. Вы восстановите мои силы. Я вас люблю. Не тревожьтесь и ничего не говорите. Час пробил! Пора выполнять обещания. По рукам? Что ж, хорошо. Буду надеяться, все занесет снегом. Но где же вас носит, чего вы ждете? Вы мне нужны, поймите, нужны ваши пустые заснеженные склоны. Обрушьтесь на меня, как снег на голову! Что держит меня здесь? Смелей! И нам всем станет хорошо. Скажите-ка, я ведь могу на вас положиться? Вы не одни! Я уже таю и вместе с перьями утекаю из-под раскаленной крыши. Ни холмик, ни деревце не защищают от палящего солнца; куда ни глянь, живительной тени нигде нет! Тут я сгину. Слышите? От вас ничего не слышно. Да что с вами, в самом деле? Сердце ноет по вам, я ничего не могу с собой поделать. Каменной осыпью я брошусь в расщелины навстречу сочным свежим лугам! Правда, вы кажетесь какими-то отчужденными. Но мы должны открыться друг другу, нам надо поговорить! Я-то быстро прикипаю душой, распластанная на раскаленном полу. Но, как ни стараюсь, все не могу до вас добраться. Давайте же поговорим. Послушайте же меня. Это вопрос жизни и смерти! Милые Альпы. Слушаете вы меня, понимаете ли? Увы, вы ускользаете от ответа. Или вы онемели от умиления? Скажите, раз я потеряла голову, я пропащий человек? Мне-то вы можете открыть правду. Хм? Как это было бы чудно! Знаете что? Я больше не могу. Я устала. Посмотрите мне в глаза, не бойтесь. Я таю. Вы холодны. И оставайтесь холодными. Я замру. Потопите же меня. Нет, так ничего не выйдет, жаль. Где же вы, мои милые? Что с вами случилось? Вы ступаете так медленно, что вас не слышно, а может, вы просто стоите на месте? Я тоже пока не сдвинулась с мертвой точки. Где вы, и что станет со мной? Вы заставляете меня повторяться. Я готова сорваться в любой момент, чую, скоро это произойдет, и уже спешу к вам! На пороге чего я стою? Эй! Я волнуюсь. Я вас больше не слышу. Вы еще здесь? Эй, Альпы! Да? Может быть, вы захлебываетесь от снега? Никогда не знаешь. Но я могу и ошибаться. Может, мне тоже замолчать? От страсти ноют все суставы. Так я настоящая альпийская горячка, ой, горянка! А кости мои уже покоятся в гробу, так что я прощаюсь. Какое это облегчение — дать жизни выскользнуть из рук, вместе со всеми ее пожитками.
Льды питают озера
БРУНО. Уй-Евпатий-Коловратий, что за раскоряка! Уж не человек ли? Ровнехонько человек, да к тому же мертвый; потому бледный, как смерть, и студеный, как эти глетчеры в ранний утренний час; должно быть, давно тут лежит; может, устал, потому и замерз. Батюшки-светы, так и есть, жалко, однако; хватаю, тормошу-ворошу его со всей мочи, бесполезно; встаю, пульса нет, все уж, с концами. Каким славным человеком ты, верно, был! Изящные губы до сих пор выдают веселый нрав, за который тебя любили, и пульсацию бурной жизни, правда, мой милый? Твои кудрявые волосы мерцают на чарующем льду, руки еще сильные, должно быть, в последнее время ты много греб и карабкался по горам, верно? Но в итоге ты все-таки устал и упал на лед или мало-помалу ниспустился, и вот я только сейчас тебя нашел. Я напуган, а потому не могу плакать, хотя скоро меня захлестнет, и тогда я хочу пройти по долине слез несколько шагов по твоим стопам и позволить течению нести меня в сторону мира иного, что бы там ни ждало. Но ты даже не сможешь меня обнять, ты совсем окаменел от холода, а лоб твой сияет! Заледенелым потом, под которым дремлет море цветов, под глубокими глазами сплошь холодные синие фиалки. Подожди, покойник, посмотрим, может, тебе еще можно помочь, о, незнакомый друг. Красноречиво молчит! — A-а, понимаю. Я так долго искал настоящего друга, на которого мог бы положиться, и вот теперь я считаю тебя, лежащего здесь так смирно, своим другом, друг мой; не правда ли, ты не сопротивляешься, ведь ты уже умер; и пускай ты довольно холоден, потому что ты, как я уже сказал, замерз и пока что лежишь брошенный на лед и на произвол судьбы, но мне видятся в твоих холодных чертах стойкость и умиротворение, ты действуешь на меня успокаивающе, и потому, друг, я дарю тебе свое нежное сердце. Я тяжело дышу, потому что долго шел, к тому же тут, среди бедного кислородом воздуха, каждый вздох достается мне с трудом, словно изнуренному ныряльщику. Я устал подниматься, всюду на лесоповале я закапывал молодые пихты, я ведь лесничий и за годы работы насаждаю целые леса, а потом слежу там за косулями и глухарями. Довольно обо мне одном; один ты не трогаешься с места, а сам я тронут до глубины души; не удивляйся этому, мой замкнутый на все застежки друг; ты и глазом не моргнешь, если я возьму твою голову, которую ты уже никогда не повесишь, чтобы заглянуть глубоко в милые глаза и по ближайшем рассмотрении понять, что в глубине души тебя волнует; тогда я узнаю, на пороге чего стою, согласен, мой славный? Увы, не вижу ничего. Глаза закатились; выходит, верно говорят: глубок сон мертвецов. Я, как и ты, начинаю потихоньку уставать, к тому же ты тут так расслабленно раскинулся и, кажется, забылся в мечтах, что я охотнее всего сию же минуту распластался бы рядом с тобой на льду и умер бы, если б мог. Увы, легкие мои по-прежнему работают прилежно, а потому я принужден жить. Примощусь к тебе поближе, потому что по-прежнему хочу, чтоб мы стали близкими друзьями. У меня и правда становится тепло на сердце, когда среди этих снегов случается столкнуться с человеком; теперь мое сердце всецело в твоей власти, оно бьется для тебя без устали и страха! Ты само спокойствие, ведь я действую на тебя успокаивающе, и наоборот; на влиянии друг на друга и строится дружба, верно, друг? Ты еще слишком молод, чтобы кануть в никуда, как в воду. Стой! Я не останусь в стороне! Сказано — сделано, я потащу тебя на себе и схороню, усталый друг: я положу тебя в тени в красивый гроб. Красивый, как ты. Красные розы будут расти на нем и лакомиться твоим тленом; так ты будешь цвести дальше, а в конце лета, сияя, отзвучишь; такова моя мечта. Тебе ведь не жалко, верно? Вот я и мечтаю за тебя. Я был в ужасе, когда нашел тебя, а сейчас нахожу это удивительным. Какая удача! С ума сойти. Позволь мне снова прижаться к тебе тесно-тесно, чтоб лед сковал и меня, о, друг, о, мертвый друг; чтоб я замерз и вновь стал бездыханным, как бывает в час одиночества, когда неосторожно забываешься и засыпаешь мертвым сном. Я, в сущности, один. Я бы хотел легко, как снег, опуститься на тебя, но я тяжел, потому что я человек, как и ты. Жаль, что мы не были знакомы, когда ты был жив, тут у нас с тобой нету будущего, это ясно. Придется скользить с тобой по поверхности. Скользить с тобой на руках. В моих объятьях ты остаешься хладнокровным. Скажи, как тебя зовут. Нет, лучше храни свою тайну, будь верен себе. Что тот солдат, что этот, вместо стертой индивидуальности гладкий лед. Надо бы звать на помощь, но с этим я не очень продвинулся. Все кругом делает вид, что оглохло; не могу понять, слышишь ты меня или нет. Твои холодные слезы терпкие на вкус, я их, милый труп, собираю, как ягодки; надеюсь, тебя утешит, что я по-прежнему дышу, дышу тобой: выдох, вдох. (Напевает l’été indien.) Лаа лала. Лалалала ла лаа лалаа. Лалалала-ла ла лаа, ла лала лалалала. Лаа лала, лалалалала лаа лала. Лаа лалаа, лаа лаа. Я тебя не брошу, я тебе помогу и выдержу твой взгляд в холодную бездну. Дело во мне? Ты не говоришь ни слова. Впрочем, отовсюду раздается нежный рокот и треск. Тугой лед кругом бешено хочет расколоться, а я тому и рад. Солнце встало вместе со мной и шаг за шагом поднялось наверх, надо льдами; а те обречены вечно таять и тяжелой рекой срываться в расщелины! В мои руки, обхватившие тебя, и мы бурлящим потоком утекаем. Хоть ты и друг мне, ты со мной холоден. Твои кудри дрожат, потому что мне приходится бежать без передышки, а у меня так тяжело на сердце: такой ты тяжелый. Сколько я еще смогу пройти? Дай мне руку. Вместе мы уцелеем. И скоро будем у цели. Возьми меня за руку, мой милый мертвец! Здесь нас повсюду подстерегают опасности, кругом срываются ледяные глыбы и, разбиваясь, летят под откос. (Приближается второй труп, влекомый снегом.) Тревога, тревога! Я в восторге! Эй, сюда! Скорей ко мне! Я так растроган. — Гляди, дружище, еще один мечтатель вроде тебя: ничего не замечает, точно заснул; выпустив жизнь из рук, он больше не тревожится и преспокойно плывет себе куда глаза глядят; эй, не ушибись! — Хотя вполне возможно, что он жив. А вдруг я снова ошибаюсь? — Подтолкну тебя еще разок, и ты на месте! Да, как постелешь, так и поспишь, за свои ошибки приходится платить, но и спасение часто приходит, когда его совсем не ждешь, как ты меня; но вот я здесь, и тебе, друг, тоже готов помочь. Я друг! Пульс бешено стучит в висках. С прибытием на сушу, ура! Вот он и приплыл. Привет, дорогой. Сам я Бруно. Смотри-ка, да ты настоящий спортсмен. Не против, что я с тобой на ты, раз ты на меня натыкаешься; ты не сердись, просто каламбур к слову пришелся. Выбирайся оттуда по-шустрому, мой славный, вот так — ты в моих объятьях и уже полюбился мне! Здорово. Уф. Здоровый удалец. Я сражен. Сколько на меня с неба свалилось. Спас и окружил любовью! Какой смиренный взгляд. Я и сам теперь замер от счастья. Какая холодная рука. Какой человек! Тоже покойник? Спокойно. Скоро станет теплее. Иди ко мне, и ты придешь в себя. Он так холодно меня ласкает. Я не слабак, но мне хочется плакать. Горячие слезы растопят лед. Смотри, солнце тоже смеется! Ме-едленно, но верно он оттаивает, и я таю от умиления. Тебе холодно? Как ты себя чувствуешь? Все образуется, обещаю, не спеши. Ничего-ничего, толстячок, все будет хорошо. Дай я тебя обниму, хм? Умница. Да. Он лежит, не сопротивляясь, и, хоть и не подает виду, я чувствую, как от моих объятий он тает; к тому же я весь в поту, перед глазами все плывет, мы как будто тоже, слезы радости, все растекается! Родные мои, жизнь стоит того, чтобы жить! Давай, просыпайся. Он дремлет, проверю-ка. Нет, не шелохнется. Ну же, открой глаза, нельзя все время спать, ты там умер, что ли? Понятно, путь был долгим, и, стало быть, с ним покончено. — А как там ты поживаешь, старый друг? Тоже больше ничего не говоришь. Мы же так хорошо подходим друг другу, или ты не согласен? Не дуйся. Чего ты хмуришься сентябрем? Я тебя по-прежнему люблю. — И тебя тоже. Вот и хорошо. Прекрати, понял? Пожалуйста, просыпайся. Выпей глоток. Потихоньку. Не переусердствуй. Ну, будем! Тоже выпью. Брр. Мертвого подымет! Ик. Извини. Ничего не изменилось, несмотря на все мои старания. Что происходит, вы точно умерли? Смущенно молчат. Где у тебя болит? Не упрямься. Я же хочу тебе помочь. Я такой заботливый! Тебя забинтовать? Боюсь, духу не хватит. Тебя почти не слышно. Может, у тебя кровотечение, и мне его остановить? Или нужен укол? Тебе нужно к врачу, непременно. Если б я мог, я бы тебе помог, как специалист, но я не могу. Сделать тебе искусственное дыхание? Не беспокойся, дыши спокойно. До чего же медленно ты дышишь. Ты еще дышишь? Ничего не чувствую, даже мое сердце, крепко прижатое к тебе, бьется все тише, и, если так будет продолжаться, я еще, чего доброго, замерзну. Что мне делать? Я скоро совсем паду духом! Хотя не знаю, солнце мое, обнимаю тебя, и снова тепло. Он не дышит. Тяжелый случай. Вокруг кромешная тишина. Только хруст твоих хрупких костей или льда внутри них. Я волнуюсь. Ты не дышишь, ты умер. Мой кроткий голубок. Не бойся, все уже позади. Все люди смертны, мертвый друг! И все-таки твой взгляд светится любовью и благодарностью, вообще вы оба бесподобны в своей бездыханности! Я с вами, с вами ничего не может случиться. Как у вас дела? У меня шикарно! Хм. У смерти явно есть свой шарм! Давайте дружить. Какая безмятежность. На самом деле мне здесь нравится. Не хочешь раздеться? Солнце неторопливо сгорает, а я наполняюсь тихим счастьем. Оно вместе со мной достигло льдов и тебя в них, и смягчило сперва лед, а затем и тебя; так на половинной высоте родилось и растет озеро. Тут все кругом тает, в этом есть и моя заслуга. Одна трогательная мысль не дает мне покоя! Можно ли мне дать волю своим чувствам и позволить тебе среди этих дружески тающих льдов ощутить всю мою нежность? Давай согреем друг друга, холодный друг. Я вижу летнюю ночь в своенравной улыбке, она то и дело скользит по твоим тонким губам. Впредь одевайтесь теплее! Сперва вам жарко, потом вы спите под открытым небом и оттого замерзаете! Я на вас не сержусь, вы же умерли. Смотрите, я строю серьезную мину. Берите пример с меня, я никогда не выхожу из дома без зонтика! Милые мои. Увы. Я вас потерял, и в то же время вы еще здесь. Чего еще желать! Хочу только уложить своих любимых в пуховую глубину! Как они спят! Мне это снится? Друзья, вы тоже это видите? Смотрите, неужто влюбленная парочка, если только глаза меня не обманывают, к тому же довольно свежая, прямо под нами! Просыпайтесь, что вы на это скажете? (Бросается к мертвой паре.) Очень приятно. Бруно. Рад познакомиться. Добрый вечер. Смотрите, закат! Я не мешаю? Не хочу мешать. Но я бы хотел вас приласкать, если позволите; вам не холодно? Они спят. А я не сплю. А тем временем темнеет. Так что давайте ко мне на руки и вниз! — Ни тени сопротивления. Я не удивляюсь, здесь, наверху, я всегда готовлюсь к худшему. Так и есть. Пульс ровный, нулевой. Неудивительно, тут сильно ниже нуля. — Не хочу вас пугать, но я почти в отчаянии! Есть от чего прийти в отчаяние! Они еще теплые, только-только остывают. Это так горько! Я убит горем: вы, стало быть, тоже умерли. У меня сердце разрывается, слышите? Хороший вопрос! Будем надеяться. Сурки тоже спят как убитые. Не тревожьтесь и ничего не говорите. Напоследок я на минутку прилягу рядом с вами, если вы не против. Вам точно нечего мне сказать? Что-то ничего не слышу. Или вы онемели от упоения пейзажем? Ледяные глыбы, куда ни глянь. Так, сидя на снегу, пропали бы без меня пропадом. Но теперь я здесь, да к вам уже и нельзя опоздать! Я о вас позабочусь, не брошу вас, как письмо без адреса. Я влюблен и тихонько плачу, обескураженный таким счастьем в несчастье! Вы не покинуты! Поднимается луна. Пора убираться. А там посмотрим. Внизу будет человечнее, поверьте. — Что? — Помолчите-ка. — Ну вот. Ничего. Показалось. По мне, тут слишком дует. Вдобавок сумерки сгущаются. Ну все, тушите свет! Прошу, поднимайтесь! Понятное дело, вы устали. Поднапрягитесь, делать нечего! Вы уже взрослые. Встали на ноги, друзья, и вперед за мной! По рукам? Вот так так! Да что вы тут забыли? Внизу все цветет. Все, пойдемте. Ну что, готовы? Поднимаем ногу. Вот ведь можете, если захотите. Вы в порядке? Как воды в рот набрали. В чем дело, куда вы клоните? Мы же хотим вернуться, верно? Что с вами, в самом деле? Хватит лениться. Нет слов! Да что эти мертвецы на меня обрушились, чуть только я сдвинул их с места! Соберитесь и вперед. Ну и ну, это ведь совсем не сложно! Вы заставляете меня повторяться. Может, мне вас еще понести? Похоже на то. Только этого мне не хватало, но будь по-вашему. Если это поможет нам сдвинуться с мертвой точки. Ладно, я вернулся! Надо же, какой ты мягкий, милый. На нежности, к сожалению, времени нет; после — обязательно! — Еще одного смогу поднять, взбирайся на меня. Держись. Молодчина. Чем я все это заслужил? — Постойте. Еще парочка голубков. Я готов. Вы тоже? Я так взволнован! Скоро все будет позади. Вся ответственность лежит на мне, можно отправляться в путь. — Поехали! Но что это? Я делаю все, что в моих силах. Но как ни напрягаюсь, вперед не продвигаюсь. Ух. Так я, того и гляди, вспотею, среди сплошного льда! Нда, нелегко мне. Не притворяйтесь более тяжелыми, чем вы есть! Как обычно, все в моих руках. Я ко всему готов! Внизу все цветет, милые друзья, гробик к гробику, в неизменной прохладе. — Вы от меня ускользаете. Не ускользайте! Вы так размякли, что руки в вас утопают. Все идет наперекосяк. Не распадайтесь, держитесь вместе. Дружба, друзья! Ку-уда отправились! Уф, едва успел. Снова повезло! И еще разок, с чувством. Как только скажу «марш», шагаем; итак, марш! Опять ничего! Но ничего, все течет, все меняется, будет и на нашей улице праздник. Я подожду. Ну! Я жду. Между нами говоря, так ничего не выйдет. Что ж. Тогда прощайте. Что вы сказали? Да, люди здесь холодны. По-моему, приятели, дело пахнет керосином. Пускай мертвые хоронят своих мертвецов или лиса хвостом прикрывает. Извините. От холода я холодею. Вы понимаете, о чем я. Апчхи! Я замерзаю. Послушайте меня. Мне больше не до смеха. Ничего не могу с собой поделать, вы слишком тяжелая ноша. Не поймите меня превратно. Отпустите меня. Оно мне не по силам! Должен же быть выход. Хотя мы уже снаружи. Простите, я на минутку, только поборюсь с собой. В конце концов, это вопрос жизни и смерти, и настало время положить этому конец. Какой безжизненный пейзаж! И безрадостный союз! Что станет со мной, где мое последнее пристанище? Меня, понятное дело, никто не спрашивает. А вы ленивые тетери. Делать вам нечего, да и зачем что-то делать? Раскинулись себе, и все! Какой длинный день! Это так грустно, что хочется плакать! Слезы на глаза наворачиваются. Чего вы от меня хотите? Не знаю, что и ответить. Оставьте меня в покое! Мертвые умерли. Мне ужасно жаль! Только с этим ничего не поделаешь. Из этого все проистекает. Но куда все движется? Я вот скоро не смогу двигаться. Решено. Довольно! Вам уже не поможешь. Предпочитаете остаться здесь? Или залечь на дно? Как хотите. Видите озеро внизу? Длинный спуск ведет прямо к нему. Вот мы и на месте. Здорово, морячки! Не бойтесь. С вами, по большому счету, уже ничего не может случиться. Лед, по счастью, растаял. Вода, по счастью, мягче ваты. А вы по-прежнему ничего не говорите. Одинокие люди. Счастливо оставаться. Я в вас верю. — Мой милый тихоня. Незнакомый друг. Подтолкнуть? Гуд бай. — Потом тебя. Бывай! — Ай-ай, как больно. — Просто беда. В добрый путь, желаю, чтоб все прошло гладко! Когда-нибудь снова свидимся. Оп, был да сплыл. — Такой звук у прощания. Я вконец измотан. На небе бегущая строка облаков. Но ветер не умеет читать. Мне вас не хватает. Я хочу вас забыть! Но все еще помню. Умолкаю! Уже поздно. Будьте здоровы! Тут, на холоде, вас и след простыл. Но вернемся ко мне, мне пора возвращаться. Я продрог. Жизнь прекрасна. Завтра снова взойдет солнце.
Оливье Кьякьяри «Доказательство обратного»
© Editions Zoé, 2003.
(Перевод с французского Е. Клоковой).
__________________
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
СУБЪЕКТ.
1-й СОСЕД.
1-я СОСЕДКА.
2-й СОСЕД.
2-я СОСЕДКА.
ЧЕТВЕРО ЧУЖИХ.[5]
ТЕО.
__________________
Представим себе деревню.
Вообразим мирную деревню на тридцать домов, похожую на все мирные деревни на свете. Поместим деревню в любое место, лучше — в процветающий район заурядной торговой демократии.
А теперь представим себе дом на въезде в деревню. Первый дом, стоящий чуть на отшибе. Уютная вилла, ничем не отличающаяся от других уютных вилл этой деревни. Представим себе обитателя этой уютной виллы — спокойного, безмятежного человека, которого мы будем называть Субъект. Субъект у себя дома, он спокоен, тих и безмятежен. Субъект отдыхает после обычного рабочего дня. На первый взгляд, ничто не предвещает наличия у Субъекта каких бы то ни было проблем, и тем не менее выдвинем первую гипотезу: мы у въезда в деревню, у нашего Субъекта, ровно восемь вечера, все затихло — уже, еще, всегда.
Раздается стук в его дверь…
Въезд в деревню Гипотеза 1. Субъект и Чужие
Гипотеза 1. Субъект и Чужие
Субъект открывает дверь. В дом врываются четверо вооруженных людей — Чужие в масках.
1-й ЧУЖОЙ. За работу!
СУБЪЕКТ. …
1-й ЧУЖОЙ (Субъекту). Ты один?
СУБЪЕКТ. Позвольте…
1-й ЧУЖОЙ. Живешь один?
СУБЪЕКТ. Кто вы такие?
1-й ЧУЖОЙ (угрожающим тоном). В доме есть кто-нибудь еще?
СУБЪЕКТ. Нет, я… живу один, но… что вам нужно? Чужие, закончив осмотр дома, докладывают 1-му Чужому.
1-я ЧУЖАЯ. Ничего особенного.
2-я ЧУЖАЯ. У меня тоже ничего.
СУБЪЕКТ. Вы из полиции?
2-й ЧУЖОЙ. Вроде того.
СУБЪЕКТ. Вы из полиции, из особого отдела, я правильно понял?
1-й ЧУЖОЙ. Сидеть!
СУБЪЕКТ. Но я имею право…
1-я ЧУЖАЯ. Ты оглох?
2-й ЧУЖОЙ. Приземлись на задницу и захлопни пасть!
СУБЪЕКТ. Ладно, ладно, сажусь, вот… но мне кажется, я имею право…
1-й ЧУЖОЙ. Где он?
Пауза.
СУБЪЕКТ. Кто?
1-й ЧУЖОЙ. Кто!
1-я ЧУЖАЯ. Классика…
1-й ЧУЖОЙ. Спрошу еще раз. Где он?
СУБЪЕКТ. Да кто — он?
1-я ЧУЖАЯ. Не вешай нам лапшу на уши!
2-й ЧУЖОЙ (1-му Чужому). Давай я им займусь, он быстро все нам выдаст.
1-й ЧУЖОЙ. Мы ищем Тео.
2-я ЧУЖАЯ. Вот именно, Тео.
1-я ЧУЖАЯ. Это имя что-нибудь тебе говорит?
СУБЪЕКТ. Тео?
1-й ЧУЖОЙ. Не говорит?
1-я ЧУЖАЯ. Классика…
1-й ЧУЖОЙ. Повторю. Мы ищем Тео.
2-й ЧУЖОЙ. Т-Е-О.
1-я ЧУЖАЯ. Тебе это что-нибудь говорит?
СУБЪЕКТ. Если подумать… да, кое-что говорит, да, немного, но говорит.
1-й ЧУЖОЙ. Он должен был быть дома.
1-я ЧУЖАЯ. А там никого не оказалось.
2-я ЧУЖАЯ. Никого!
2-й ЧУЖОЙ. Н-И-К-О…
2-я ЧУЖАЯ (перебивает 2-го Чужого). Да хватит уже!
1-й ЧУЖОЙ. Теперь нам придется его искать.
1-я ЧУЖАЯ. Начинать все сначала.
2-я ЧУЖАЯ. Первый дом.
2-й ЧУЖОЙ. И кто же у нас первый счастливчик?
СУБЪЕКТ. Мне не в чем себя упрекнуть, я…
1-я ЧУЖАЯ. Не трать попусту наше время.
2-я ЧУЖАЯ. Нам нужен Тео.
1-й ЧУЖОЙ. Придется сотрудничать.
СУБЪЕКТ. Но что вам от него нужно?
1-й ЧУЖОЙ. В конце концов мы его найдем.
1-я ЧУЖАЯ. С твоей помощью или без нее.
1-й ЧУЖОЙ. Но будет лучше, если ты нам поможешь.
2-я ЧУЖАЯ. Потому что ты знаешь, где он.
СУБЪЕКТ. Что он натворил?
2-й ЧУЖОЙ. Сам знаешь.
СУБЪЕКТ. Если бы…
2-я ЧУЖАЯ. Мы знаем, что ты знаешь.
2-й ЧУЖОЙ. А если не знаешь, тебе же хуже.
СУБЪЕКТ. Если бы я знал, в чем проблема…
1-я ЧУЖАЯ. Проблема в том, что мы ищем мужика, и пока не найдем, это не просто проблема, а ТВОЯ проблема!
СУБЪЕКТ. Согласен, ладно, я понял… на помощь! Помо…
2-я ЧУЖАЯ (дает ему тычка). Герой!
2-й ЧУЖОЙ. Надо же было нарваться на героя!
1-й ЧУЖОЙ. Жаль. Придется обойтись без него. (2-й Чужой.) Всади-ка ему пулю в голову.
2-я Чужая заряжает пистолет.
СУБЪЕКТ. Вы не посмеете!
1-я ЧУЖАЯ. Давай, стреляй — и мотаем отсюда.
СУБЪЕКТ. Нет, подождите…
2-й ЧУЖОЙ. Стреляй!
СУБЪЕКТ. Прошу вас…
1-й ЧУЖОЙ. Говори или сдохнешь, выбирай — и побыстрее!
СУБЪЕКТ. Он сейчас придет, Тео будет здесь с минуты на минуту, просто подождите его здесь, но не убивайте меня, умоляю!
Ну вот. Конец первой гипотезы. Проблема поставлена под первым углом. Под самым зрелищным углом, в этом нет сомнения. Теперь посмотрим на нее с другой стороны. Вернемся на несколько минут назад. Время — ровно восемь вечера. Представим, что в этот самый день, в тот же час наш Субъект живет не в первом доме, а в последнем. В доме на выезде из деревни. Итак, представим, что на выезде из деревни, в последней уютной вилле, стоящей чуть на отшибе — но только чуть, — находится наш Субъект, тихий, спокойный, умиротворенный. Ровно восемь, все уже спит — уже, еще, всегда. Раздается стук в дверь…
Выезд из деревни
Гипотеза 2. Субъект и Соседи
Субъект открывает дверь. В дом врываются четверо вооруженных Соседей.
1-й СОСЕД. Дверь!
СУБЪЕКТ. …
1-я СОСЕДКА. Закрой дверь!
СУБЪЕКТ. Проблема?
1-я СОСЕДКА. Ужасная!
2-я СОСЕДКА. Угрожающая!
2-й СОСЕД. Немыслимая!
СУБЪЕКТ. Спокойно…
1-й СОСЕД. Ты один?
2-й СОСЕД. Дверь хорошо закрыта?
2-я СОСЕДКА. Ты совсем один?
СУБЪЕКТ. Немедленно успокойтесь! (Пауза.) Так, хорошо. Сделайте глубокий вдох и расскажите, что собираетесь делать со всем этим оружием.
2-я СОСЕДКА. Тео!
1-й СОСЕД. Они ищут Тео!
2-й СОСЕД. Дверь действительно хорошо закрыта?
1-я СОСЕДКА. Чужие!
2-я СОСЕДКА. У въезда в деревню.
2-й СОСЕД. Вооружены до зубов.
СУБЪЕКТ. Да кто они такие? И откуда вам все это известно?
2-я СОСЕДКА. Все становится известно.
2-й СОСЕД. И хорошо, что становится.
1-й СОСЕД. Хорошо, пока это остается между нами.
1-я СОСЕДКА. Ты знаешь, где он?
СУБЪЕКТ. Тео?
1-й СОСЕД. Так ты знаешь?
СУБЪЕКТ. В городе. Он собирался в город, я попросил привезти мне бутылку виски и… он скоро будет.
2-й СОСЕД. Он вернется сюда?
1-я СОСЕДКА. Значит, они его не поймают.
2-я СОСЕДКА. И все будет как прежде, хвала небесам!
2-й СОСЕД. А если и поймают, до нас не доберутся.
СУБЪЕКТ. До нас?
1-я СОСЕДКА. Чужие уже обложили первый дом, что у въезда в деревню.
2-й СОСЕД. Один из наших у них в руках, возможно, в этот самый момент… они его… уже…
1-й СОСЕД. Да, уже…
2-я СОСЕДКА. Если они найдут Тео, одному богу известно, что с нами будет.
СУБЪЕКТ. Давайте вызовем полицию!
2-й СОСЕД. Полицию?
1-я СОСЕДКА. Пока еще они сюда доберутся!
1-й СОСЕД. Забудьте о полиции.
СУБЪЕКТ. Мы же не станем драться с Чужими?
1-й СОСЕД. Другого выхода нет.
1-я СОСЕДКА. Тео в опасности.
2-я СОСЕДКА. Мы все в опасности.
1-й СОСЕД. Я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, когда за мной придут.
СУБЪЕКТ. Да погодите вы, давайте подумаем…
1-я СОСЕДКА. Не время для раздумий.
СУБЪЕКТ. Нужно рассмотреть все аспекты проблемы…
1-й СОСЕД. Нет времени!
2-я СОСЕДКА. И все-таки странно, что мы не слышали ни единого выстрела.
2-й СОСЕД. И правда странно. Если бы они его уже… я имею в виду… того, из дома, что у въезда в деревню, если бы они его уже… наверное, мы бы услышали выстрел, разве нет?
СУБЪЕКТ. А если все не так трагично?
1-я СОСЕДКА. Что, если они его пощадили?
СУБЪЕКТ. А может, у страха глаза велики?
2-й СОСЕД. Но почему… зачем им было щадить его?
1-я СОСЕДКА. Предатель! Он переметнулся на их сторону, как пить дать!
1 — й СОСЕД. Коллаборационист? Среди нас?
2-я СОСЕДКА. Боже правый!
СУБЪЕКТ. Возможно, он запаниковал?
1-й СОСЕД. Грязный предатель!
СУБЪЕКТ. Может, у него не было выбора?
1-я СОСЕДКА. Не имеет значения, мы будем готовы к встрече с ними.
2-й СОСЕД. И нас, может статься, будет не меньше, а больше.
1-я СОСЕДКА (Субъекту). Итак? Ты с нами?
СУБЪЕКТ. Если бы я знал…
1-й СОСЕД. Вместе мы сможем дать им отпор.
2-я СОСЕДКА. Нужно при любых обстоятельствах сохранять сплоченность.
2-й СОСЕД. Сегодня, как никогда раньше.
СУБЪЕКТ. Если бы я знал, в чем проблема…
1-я СОСЕДКА. Проблема в том, что с минуты на минуту тут появятся бешеные психи, и если ты ничего не предпримешь, это будет не какая-то там проблема, а ТВОЯ проблема!
1-й СОСЕД. Нам что, считать тебя дезертиром?
СУБЪЕКТ. Меня?
2-й СОСЕД. Или — того хуже — коллаборационистом?
СУБЪЕКТ. Меня?
2-я СОСЕДКА. Как того, другого, у въезда в деревню?
СУБЪЕКТ. За кого вы меня держите?
1-я СОСЕДКА. Ну так выбирай, на чьей ты стороне!
1-й СОСЕД (заряжая ружье). Либо ты с нами, либо против нас, делай выбор, и побыстрее!
СУБЪЕКТ. Дайте мне оружие!
Ладно. Все. Конец второй гипотезы. Мы поставили проблему под двумя прямо противоположными углами. Самыми выразительными. Теперь пора вникнуть в суть. Вернее — в центр деревни. Там нам придется задержаться, именно там все осложняется…
Вернемся на несколько минут назад, в восемь вечера, и представим, что на сей раз наш Субъект, тот же самый Субъект, живет не в первом и не в последнем доме, а в том, что стоит в центре деревни. На вилле между въездом и выездом из деревни. Между востоком и западом, севером и югом, левой стороной и… впрочем, какая разница. Представим себе нашего Субъекта на этой самой что ни на есть центральной вилле, он, как обычно, тих и спокоен. Ровно восемь вечера, все затихло — уже, еще, всегда. Раздается стук в дверь…
Центр деревни
Гипотеза 3. Субъект и двое Соседей
Субъект открывает.
1-й СОСЕД. Дверь!
СУБЪЕКТ. …
2-й СОСЕД. Закрой дверь!
СУБЪЕКТ. Еще раз?
1-й СОСЕД. Ты один?
2-й СОСЕД. Ты правда один?
1-й СОСЕД. У въезда в деревню Чужие…
2-й СОСЕД. Они ищут Тео.
1-й СОСЕД. А на другом конце деревни организуется сопротивление.
СУБЪЕКТ. Нет, подождите… разве все это уже не случилось?
2-й СОСЕД. Что — это?
СУБЪЕКТ (в замешательстве). Ничего, ладно… чужие, предположим. Что им нужно от Тео?
2-й СОСЕД. Если бы мы знали!
1-й СОСЕД. Мы думали, ты знаешь, что делать.
СУБЪЕКТ. Как насчет того, чтобы вызвать полицию?
1-й СОСЕД. Пока еще они приедут!
СУБЪЕКТ. Ты прав.
2-й СОСЕД. Ну и?.. У тебя есть другие идеи?
СУБЪЕКТ. Ты умеешь драться?
2-й СОСЕД. Я? (1-му Соседу.) А ты?
1-й СОСЕД. Будь нас больше, сумел бы.
СУБЪЕКТ. Давайте подытожим: у въезда в деревню чужие, они ищут Тео — по не известным нам причинам. На выезде из деревни жители готовятся дать им отпор — непонятно зачем. Между ними — мы.
2-й СОСЕД (1-му Соседу). Я говорил, мы можем на него рассчитывать.
1-й СОСЕД. Ты правильно поступил.
2-й СОСЕД. Нормально, по-соседски.
СУБЪЕКТ. Что им нужно от Тео?
2-й СОСЕД. Никогда не делал ничего плохого… насколько мне известно.
1-й СОСЕД. Я тоже ничего такого не знаю.
2-й СОСЕД. Да, это, во всяком случае, нам известно.
1-й СОСЕД. Но все ли мы знаем?
СУБЪЕКТ. Ты думаешь, что…
1-й СОСЕД. Я ничего не думаю. Я рассуждаю.
2-й СОСЕД. Что, если они просто хотели с ним поговорить?
СУБЪЕКТ. И вооружились до зубов?
1-й СОСЕД. Тео наверняка сделал какую-то глупость.
2-й СОСЕД. За пределами деревни?
1-й СОСЕД. В конце концов, нам не все известно, только в этом мы и можем быть уверены.
СУБЪЕКТ. Я никогда в это не поверю.
1-й СОСЕД. Я не хочу сказать, что он совершил глупость намеренно, я имею в виду ту глупость, которую совершаешь, попав в безвыходное положение, когда стоишь на краю, лишившись воли, когда разум тебя подводит, кровь приливает к голове, на поверхность всплывают примитивные инстинкты и ты превращаешься в свирепого зверя, спасающего свою жизнь!
2-й СОСЕД. Э… глупость какого рода?
1-й СОСЕД. Вполне определенного.
2-й СОСЕД. Возможно, это правда, кто знает?
СУБЪЕКТ. Думаете, Тео способен сделать что-то плохое?
1-й СОСЕД. Все люди грешны.
СУБЪЕКТ. Я знаю Тео и не могу поверить, что он совершил что-то в этом роде.
2-й СОСЕД. Я тоже его знаю… Недавно, во время грозы, у меня протекла крыша. Сам я залезть наверх не мог — у меня плохой вестибулярный аппарат, вот и попросил его помочь. Он полез — под проливным дождем! — и даже денег потом не взял, сказал, что соседи должны помогать друг другу.
1-й СОСЕД. Я тоже ни в чем не могу его упрекнуть, он и мне не раз оказывал услуги, но история с аптекарем — чистая правда, я ничего не выдумал.
Пауза.
СУБЪЕКТ. Тео оправдали.
1-й СОСЕД. За неимением доказательств.
СУБЪЕКТ. Именно так.
1-й СОСЕД. Но все вокруг считают его виноватым.
СУБЪЕКТ. Пока не будет доказательств обратного, он
считается таким же ни в чем не виноватым, как вы и я.
2-й СОСЕД. Говорят, его обвинила не девочка, а ее папаша-аптекарь. Он якобы все выдумал, чтобы отвадить Тео от дочки. Так говорят.
1-й СОСЕД. А еще говорят, что все, что говорят, — выдумки.
СУБЪЕКТ. Полагаете, присяжные ошиблись?
1-й СОСЕД. Неважно, что мы полагаем, важно, что нам известно.
2-й СОСЕД. В данный момент мы ничего другого не знаем.
СУБЪЕКТ. Нет, ну что за бред… Тео — наш друг, мы знакомы с детства…
2-й СОСЕД. А если он все-таки виноват?
СУБЪЕКТ. Мы бы давно об этом узнали.
2-й СОСЕД. Возможно, и все-таки?
СУБЪЕКТ. …
1-й СОСЕД. Если быть до конца честным, я никогда не верил в его невиновность.
СУБЪЕКТ. А вот я никогда в нем не сомневался.
2-й СОСЕД. По правде говоря… я об этом никогда не думал.
1-й СОСЕД. Тогда мы будем выглядеть последними олухами, если ввяжемся из-за него в драку.
2-й СОСЕД. Дело говоришь.
1-й СОСЕД. Если вмешаемся, выставим себя его сообщниками.
СУБЪЕКТ. Люди, что ищут Тео, скорее преступники, чем служители закона…
2-й СОСЕД. А вдруг Тео уже совершал в прошлом что-то подобное?
1-й СОСЕД. Если принять это за данность, можно предположить, что родители новой жертвы слышали о той, старой истории и решили сделать все, чтобы на сей раз справедливость восторжествовала, так?
2-й СОСЕД. И наняли киллеров?
СУБЪЕКТ. Значит, Тео действительно… сколько лет малышке аптекаря?
2-й СОСЕД. Сейчас?
1-й СОСЕД. Сейчас она намного старше, чем тогда.
СУБЪЕКТ. Да, она выросла.
1-й СОСЕД. Ты сам назвал ее «прелестной юной девушкой».
СУБЪЕКТ. Думаете, она… я имею в виду сейчас… ну, с парнями?
2-й СОСЕД. Ну, теперь это нормально, это в порядке вещей. Тогда — нет.
1-й СОСЕД. Не стоит забывать, что речь идет об изнасиловании несовершеннолетней, это тяжкое, очень тяжкое преступление. Самое тяжкое.
СУБЪЕКТ. Неужели Тео…
2-й СОСЕД. Кто бы мог подумать.
1-й СОСЕД. Угу… Думаешь, что знаешь человека, а потом в один прекрасный день раз — и все! Правда выходит наружу.
СУБЪЕКТ. Подумать только — изнасиловать дочку аптекаря… А я считал его невиновным! И все время защищал! Все, больше я его покрывать не стану, ни одной минуты!
1-й СОСЕД. Разве кто-то предлагает его покрывать?
СУБЪЕКТ. А если они его не найдут?
1-й СОСЕД. Найдут.
2-й СОСЕД. Мимо его дома они точно не пройдут.
СУБЪЕКТ. Сегодня вечером он в городе, я попросил привезти мне бутылку виски, можете себе представить?
2-й СОСЕД. Ты?
1-й СОСЕД. Хочешь сказать, он скоро сюда вернется?
СУБЪЕКТ. В мой собственный дом!
1-й СОСЕД. Ты совсем рехнулся или как?!
СУБЪЕКТ. Я же не мог знать…
2-й СОСЕД. Ну уж нет, увольте, я не хочу быть в этом замешанным…
СУБЪЕКТ. Куда ты собрался?
1-й СОСЕД. Я тоже пас, дело слишком серьезное.
СУБЪЕКТ. Вы же меня не бросите?
2-й СОСЕД. Нечего обращаться к нему с просьбой.
СУБЪЕКТ. Вы не можете просто взять и уйти, без вас я пропаду!
1-й СОСЕД. Так… он прав, нельзя поддаваться панике, сплотим ряды, сейчас все решается.
2-й СОСЕД. Хорошо, согласен, я с вами. Что будем делать?
СУБЪЕКТ. Если Тео снова выпутается, что помешает ему поступать так снова и снова?
2-й СОСЕД. Ничто не помешает.
1-й СОСЕД. Вот именно.
СУБЪЕКТ. Если он снова это сделает, ответственность ляжет и на нас. Мы все трое станем соучастниками — и вы, и я!
2-й СОСЕД. Да, но… что же делать?
1-й СОСЕД. В том-то и проблема.
СУБЪЕКТ. Поступайте, как велит совесть, я для себя все решил — сдам виновного родителям жертвы!
Конец третьей гипотезы. Мы добрались до сути проблемы. Сердце Субъекта растревожено. Продолжим. Вернее, начнем сначала.
Вернемся на несколько минут назад. Ровно восемь вечера. Центр деревни. Представим себе Субъекта — он спокоен, как всегда — в его доме, на полпути между въездом в деревню и выездом из нее и т. д. Итак, 20.00, все затихло, все спит — уже, еще, всегда. Раздается стук в дверь…
Гипотеза 4. Субъект и две Соседки
Субъект открывает.
1-я СОСЕДКА. Дверь!
СУБЪЕКТ. …
1-я СОСЕДКА. Чужие, у въезда в деревню…
СУБЪЕКТ. Этого следовало ожидать.
2-я СОСЕДКА. А на другом конце, на выезде из деревни, организуется сопротивление.
СУБЪЕКТ. Он снова взялся за старое!
2-я СОСЕДКА. Тео?
1-я СОСЕДКА. Нужно что-то делать…
2-я СОСЕДКА. Да помогут нам небеса!
1-я СОСЕДКА. Но мы и правда должны что-то предпринять…
СУБЪЕКТ. Успокойся, все будет хорошо, я здесь.
2-я СОСЕДКА (1-й Соседке). Я говорила, мы можем на него рассчитывать.
1-я СОСЕДКА. Ты правильно поступила.
2-я СОСЕДКА. Нормально, как положено между соседками.
СУБЪЕКТ. Это дело аптекаря.
2-я СОСЕДКА. Ты думаешь?
1-я СОСЕДКА. Тео оправдали.
СУБЪЕКТ. За отсутствием доказательств.
1-я СОСЕДКА. Именно так.
2-я СОСЕДКА. Говорят, его обвинила не сама малышка, а ее папаша-аптекарь, он всегда мечтал заполучить собственность Тео. После смерти старика аптекарь хотел купить дом, но Тео отказал, и тогда аптекарь отомстил, использовав дочь как орудие.
1-я СОСЕДКА. И маленькая дрянь с удовольствием в этом поучаствовала.
СУБЪЕКТ. Дрянь, потаскушка…
2-я СОСЕДКА. Иначе как маленькой грязной потаскушкой ее не назовешь.
СУБЪЕКТ. Может, и так, но она — жертва.
1-я СОСЕДКА. Тео ее не трогал.
2-я СОСЕДКА. Пока не докажут обратное.
СУБЪЕКТ. В точку! Если признать такую возможность, значит, Тео взялся за старое. А если признать факт рецидива, значит, родители новой жертвы требуют справедливости.
1-я СОСЕДКА. Откуда такой вывод?
СУБЪЕКТ. Логическое рассуждение.
1-я СОСЕДКА. Твоя логика не отменяет моей правды.
СУБЪЕКТ. Тео виновен, в этом нет ни малейших сомнений.
1-я СОСЕДКА. А я в тот день была в амбаре, была и все видела, вот в чем моя правда.
Пауза.
СУБЪЕКТ. Ты видела все своими глазами?
2-я СОСЕДКА. Это правда?
1-я СОСЕДКА. Видела и рассказала полиции. Тео оправдали благодаря моим показаниям.
СУБЪЕКТ. Значит, малышку никто не насиловал?
2-я СОСЕДКА. Господи боже ты мой! Что было в амбаре, не тяни, рассказывай!
1-я СОСЕДКА. Видели бы вы эту распалившуюся сучку! Она подавала себя Тео «на блюдечке», а он совсем ее не хотел. Тео к ней не прикоснулся, и девка пришла в ярость, она ведь считает себя неотразимой.
СУБЪЕКТ. Значит, Тео чист? Я знал, я всегда это знал, какое облегчение!
1-я СОСЕДКА. Малютка больше не девственница, но Тео ни при чем, уж вы мне поверьте.
2-я СОСЕДКА. Но тогда почему Чужие его ищут?
1-я СОСЕДКА. Эта дрянь не смирилась с отказом.
СУБЪЕКТ. Неужели малышка способна на подобную мстительность?
2-я СОСЕДКА. Она тебе нравится?
СУБЪЕКТ. Малышка?
2-я СОСЕДКА. Она тебе не нравится?
СУБЪЕКТ. Нет.
1-я СОСЕДКА. Нет!
2-я СОСЕДКА. Не отпирайся, она тебе нравится, ты тоже только об этом и думаешь.
СУБЪЕКТ. Вовсе нет.
1-я СОСЕДКА. Все они одинаковы!
2-я СОСЕДКА. И всем не хватает смелости даже на то, чтобы признаться в собственных желаниях!
1-я СОСЕДКА. Все, кроме Тео.
2-я СОСЕДКА (Субъекту). Ты такой же, как все остальные, любишь молоденьких, так ведь?
1-я СОСЕДКА. Свежая плоть, и еще более свежая плоть… Нет предела совершенству, да?
2-я СОСЕДКА. Если бы помощь понадобилась ей, ты бы не раздумывал.
1-я СОСЕДКА. А вот Тео — будь он трижды невиновен — не заслуживает твоей поддержки, ты бросаешь его на произвол судьбы, даже пальцем не желаешь пошевелить.
СУБЪЕКТ. Я готов сражаться — в случае острой необходимости.
1-я СОСЕДКА. У Тео недостаточно аппетитная задница?
2-я СОСЕДКА. Он недостаточно виляет бедрами, когда идет по улице?
1-я СОСЕДКА. И имеет несчастье быть совершеннолетним.
2-я СОСЕДКА. Педофил!
1-я СОСЕДКА. Доносчик!
СУБЪЕКТ. Я запрещаю вам так со мной говорить! Я ни разу в жизни никого никому не выдал, и уж тем более невиновного человека!
2-я СОСЕДКА. Ты бездействуешь, что еще хуже.
1-я СОСЕДКА. В результате твоего бездействия они его найдут.
СУБЪЕКТ. Вы ошибаетесь.
2-я СОСЕДКА. Как ты предсказуем.
1-я СОСЕДКА. Тео умрет.
СУБЪЕКТ. Неправда.
2-я СОСЕДКА. И дьявол восторжествует.
1-я СОСЕДКА. Невиновного принесут в жертву.
СУБЪЕКТ. Они его не найдут.
2-я СОСЕДКА. Ты просто трус.
СУБЪЕКТ. Они его не найдут — по той простой причине, что только я знаю, где он, я один! Поступайте, как велит совесть, мой выбор сделан: я предупрежу жертву обо всем, что творится, присоединюсь к сопротивлению и буду драться до последней капли крови!
Конец четвертой гипотезы. Субъект чувствует воодушевление. Продолжим.
Ровно восемь вечера, центр деревни, наш Субъект на своей вилле, расположенной в самом центре деревни, на полпути и т. д. Ровно восемь, все вокруг затихло, в дверь Субъекта снова стучат…
Гипотеза 5. Субъект и первая супружеская чета Соседей
Субъект открывает.
1-й СОСЕД. Дверь!
СУБЪЕКТ. Не сомневаюсь, вы явились из-за Тео!
1-й СОСЕД. У въезда в деревню Чужие, на другом конце — самооборона.
1-я СОСЕДКА. Это дело рук других.
СУБЪЕКТ. Аптекаря и аптекарской дочки.
1-й СОСЕД. Нет, других, наших соседей, они все устроили.
СУБЪЕКТ. Что именно они устроили?
1-я СОСЕДКА. Наняли убийц.
1-й СОСЕД. Чтобы завладеть собственностью Тео.
1-я СОСЕДКА. Которую всегда хотели заполучить.
Пауза.
СУБЪЕКТ. Ваши соседи наняли убийц? Что за бред? И потом… если Тео не станет, его собственность выставят на торги и получить ее сможет любой. Как они, так и вы.
1-й СОСЕД. Пожалуй…
СУБЪЕКТ. Вы заблуждаетесь, мести жаждет девушка — и никто другой.
1-я СОСЕДКА. Ничего подобного, все устроили наши соседи, у нас есть все основания так думать, а у тебя нет причин сомневаться.
СУБЪЕКТ. Вы знаете их так же хорошо, как я…
1-я СОСЕДКА. Вот именно! Мы пришли, потому что знаем — ты на нашей стороне.
1-й СОСЕД. Ты ведь на нашей стороне, я прав?
1-я СОСЕДКА. Тебе известно, где он?
СУБЪЕКТ. Тео? Да, известно.
1-я СОСЕДКА. Так я и знала! Говори!
СУБЪЕКТ. Ваши подозрения лишены всяких оснований, если ваши соседи…
1-я СОСЕДКА. Хватит вилять, скажи нам, где Тео, нужно действовать — и быстро!
1-й СОСЕД. Успокойся, дорогая.
СУБЪЕКТ. Давайте попробуем все обдумать…
1-я СОСЕДКА. Тео в смертельной опасности, а он решил «все обдумать»!
1-й СОСЕД. Если ему нужно все обдумать, пусть обдумает.
1-я СОСЕДКА. Не смей говорить со мной в таком тоне.
1-й СОСЕД. Прошу тебя, успокойся.
1-я СОСЕДКА. А ты смени тон.
1-й СОСЕД (Субъекту). Вечно она во все вмешивается.
1-я СОСЕДКА (тем же тоном). По его вине. Он ведь ничего не делает.
1-й СОСЕД. Делаю, что могу.
1-я СОСЕДКА. Этого мало, вот я и вмешиваюсь!
1-й СОСЕД. Сейчас не время и не место!
СУБЪЕКТ. Постойте…
1-я СОСЕДКА. С меня хватит, я на грани!
1-й СОСЕД. На грани чего?
СУБЪЕКТ. Мы все на нервах…
1-й СОСЕД. Ты меня разлюбила, так ведь?
СУБЪЕКТ. Перестань. Конечно, она тебя любит.
1-й СОСЕД. Нет, не любит, я уверен.
СУБЪЕКТ. Ты ошибаешься…
1-й СОСЕД. И никогда не любила.
СУБЪЕКТ (1-й Соседке). Скажи мужу, что любишь его…
1-й СОСЕД. У нее кто-то есть, я точно знаю.
СУБЪЕКТ. Ну что ты такое говоришь…
1-й СОСЕД. Да, у нее любовник, давно, с самых первых дней.
СУБЪЕКТ (1-й Соседке). Скажи ему, что у тебя никого нет…
1-й СОСЕД. Кто он?
СУБЪЕКТ. Она уже сказала, что у нее никого нет…
1-й СОСЕД. Это сказал ты!
1-я СОСЕДКА (Субъекту). Во что, скажи на милость, я вмешиваюсь?
1-й СОСЕД. Тут я согласен, это частное дело!
1-я СОСЕДКА. Интимное!
1-й СОСЕД. Конфиденциальное!
1-я СОСЕДКА. Вот и не примешивай сюда мое «вмешательство», будь уж так любезен!
СУБЪЕКТ. …
1-й СОСЕД (1-й Соседке). Кто он? Сосед?
СУБЪЕКТ. А что Тео?
1-й СОСЕД. Это учитель?
СУБЪЕКТ. Что мы можем сделать для Тео?
1-й СОСЕД. Крах моего брака — не меньшая катастрофа, чем смерть Тео.
СУБЪЕКТ. Тео ни в чем не виноват.
1-й СОСЕД. Не виноват!
1-я СОСЕДКА. Он прав, Тео не виноват…
1-й СОСЕД. Больной, прикидывающийся идиотом в попытке надуть окружающих!
СУБЪЕКТ. Его ищут убийцы…
1-я СОСЕДКА. Убийцы, нанятые нашими соседями.
1-й СОСЕД. Пусть заплатит за изнасилование малышки!
СУБЪЕКТ. Его оправдали, не начинай все сызнова!
1-й СОСЕД. Он ее изнасиловал, прикинулся придурком, чтобы выпутаться, а теперь мадам…
1-я СОСЕДКА. Это ты обо мне?
1-й СОСЕД. Да, о тебе, ты — мадам!
1-я СОСЕДКА. Замолчи, иначе…
СУБЪЕКТ. Не будь вы в моем доме, я бы немедленно ушел…
1-й СОСЕД. Нет, останься, прошу тебя. Ты должен быть в курсе.
СУБЪЕКТ. В курсе чего?
1-й СОСЕД. Правды.
1-я СОСЕДКА. Я все видела, вот тебе правда…
1-й СОСЕД. Ничего ты не видела и сама это знаешь, потому что в тот день мы были в городе, вместе!
Пауза.
СУБЪЕКТ. Она солгала? (1-й Соседке.) Ты дала ложные показания? Тео оправдали благодаря лжесвидетельству?
1-я СОСЕДКА (указывает на 1-го Соседа). Он опасался, что Соседи нас опередят.
1-й СОСЕД. Вранье!
СУБЪЕКТ. Значит, никто ничего не видел?
1-я СОСЕДКА (1-му Соседу). Это было наше общее решение!
1-й СОСЕД. А теперь я передумал!
1-я СОСЕДКА. Ты окончательно…
СУБЪЕКТ. Хватит! (Наступает тишина.) Не знаю, чего вы от меня ждете, но…
1-я СОСЕДКА. Защити Тео!
СУБЪЕКТ. Даже если он виновен?
1-й СОСЕД. Он прав! Нужно его сдать!
СУБЪЕКТ. Даже если он ни в чем не виноват?
1-я СОСЕДКА. Он прав! Правильней будет защитить его!
1-й СОСЕД. Он виновен!
1-я СОСЕДКА. Это более чем сомнительно!
СУБЪЕКТ. Твои показания заставили меня поверить в невиновность Тео.
1-й СОСЕД. Она солгала, Тео виновен, а ты рискуешь из-за него собственной шкурой. Эти люди в конце концов доберутся до него, а потом займутся сообщниками.
СУБЪЕКТ. Я не сообщник и не соучастник, я ни в чем не замешан.
1-я СОСЕДКА. Он пытается тебя запугать.
1-й СОСЕД. Ты один знаешь, где он.
1-я СОСЕДКА. Не поддавайся!
1-й СОСЕД. Это она пытается промыть тебе мозги!
СУБЪЕКТ. Замолчите вы оба, я взрослый мальчик и могу принять решение самостоятельно!
1-й СОСЕД. Если хочешь пожертвовать жизнью ради преступника, которому ты ничем не обязан, дело твое. СУБЪЕКТ. Мне не в чем себя упрекнуть!
1-я СОСЕДКА. Как и Тео…
СУБЪЕКТ. Если так, не понимаю, в чем проблема!
1-я СОСЕДКА (1-му Соседу). Сливки снимут наши соседи…
СУБЪЕКТ. А если он в чем и виноват, моей вины тут нет!
1-й СОСЕД (1-й Соседке). Любовник тебя утешит.
СУБЪЕКТ. Дело не только в том, что я совершенно чист: если Тео виновен, пусть правда откроется! Поступайте по совести, я свой выбор сделал и не отступлюсь: выдам подозреваемого, пусть объяснится — раз и навсегда!
Конец пятой гипотезы. Сердце Субъекта в смятении. Продолжим.
Восемь вечера, центр деревни, наш Субъект… заспанный и т. д., все уже спят и т. д., стук в дверь…
Гипотеза 6. Субъект и вторая супружеская чета Соседей
Субъект открывает.
2-й СОСЕД. Дверь!
СУБЪЕКТ. Знаю, знаю, Чужие.
2-я СОСЕДКА. Слава богу, это сэкономит нам время.
СУБЪЕКТ. Нет, подождите… сегодня вечером происходят странные вещи…
2-й СОСЕД. Возможно, это происки других.
СУБЪЕКТ. Что за другие?
2-я СОСЕДКА. Наши соседи, они все организовали.
СУБЪЕКТ. …
2-я СОСЕДКА. Они наняли убийц, чтобы завладеть собственностью Тео.
2-й СОСЕД. Которую, видимо, всегда жаждали заполучить.
СУБЪЕКТ. Ладно… давайте успокоимся, сбавим обороты и попытаемся подвести итог, согласны? С чего это вдруг вы все по очереди стучитесь в мою дверь?
2-я СОСЕДКА. Что, наши соседи тоже приходили?
СУБЪЕКТ. Как и вы двое…
2-й СОСЕД. Что?
СУБЪЕКТ. И вы все вместе…
2-я СОСЕДКА (2-му Соседу.) Ты уже был здесь сегодня вечером?
2-й СОСЕД. Нет, а ты?
СУБЪЕКТ. Неужели? Вы ничего не помните?
2-й СОСЕД. Ты… ты хорошо себя чувствуешь?
СУБЪЕКТ. Есть кое-что, чего я не понимаю…
2-я СОСЕДКА. Наши соседи все организовали, это единственное, что следует понять, есть все основания так думать, у тебя нет причин сомневаться.
2-й СОСЕД. Мы приходили к тебе, потому что знали: ты на нашей стороне.
2-я СОСЕДКА. Ведь ты на нашей стороне?
СУБЪЕКТ. У ваших соседей на подобный поступок не меньше причин, чем у вас, и, кстати, раз уж мы ступили на зыбкую почву спекуляций, давайте представим, что именно вы все и организовали…
2-я СОСЕДКА. Они решили захапать собственность старика сразу после его смерти, иначе зачем было свидетельствовать в пользу Тео?
СУБЪЕКТ. Ладно, давайте поговорим об этом пресловутом свидетельстве!
2-я СОСЕДКА. Они дали показания в его пользу, чтобы получить кое-что взамен, только и всего.
2-й СОСЕД. Завещание!
Пауза.
СУБЪЕКТ. Какое завещание?
2-я СОСЕДКА. Тео отписывает им свою собственность.
2-й СОСЕД. Доставшуюся от отца.
СУБЪЕКТ. Старик расплатился с Тео за то, что всю жизнь его поколачивал.
2-я СОСЕДКА. Он был человек с характером, но не злой, совсем не злой.
2-й СОСЕД. Жаль только, пил слишком много красного.
СУБЪЕКТ. Оно его и доконало.
2-я СОСЕДКА. Да упокоит Господь его душу… Он завещал все Тео, тот отписал недвижимость нашим соседям, а они решили ускорить дело и наняли киллеров.
СУБЪЕКТ. Вы видели это завещание?
2-й СОСЕД. Ну…
2-я СОСЕДКА. Нет, но что с того? Все выглядит очень логично.
2-й СОСЕД. Поговаривают, что у Тео помимо недвижимости водятся деньги, и немалые.
СУБЪЕКТ. Чушь! Будь у Тео деньги, это давно выплыло бы наружу…
2-я СОСЕДКА. Тео — хитрец. О нем знают лишь то, что он сам хочет показать. Взять хоть историю с дочкой аптекаря: Тео сыграл оскорбленную невинность, и никто ничего не узнал.
СУБЪЕКТ. И, возможно, никогда не узнает!
2-й СОСЕД. Я знаю.
2-я СОСЕДКА. Ты?
2-й СОСЕД. Он не трогал малышку.
2-я СОСЕДКА. Откуда тебе знать?
2-я СОСЕД. Она сама мне сказала.
2-я СОСЕДКА. Она?
СУБЪЕКТ. Он ее не трогал?
2-я СОСЕДКА. С каких пор ты с ней общаешься?
СУБЪЕКТ. Но если жертва утверждает, что она вовсе не жертва, невиновность виновного не требует подтверждения.
2-я СОСЕДКА. Она утверждает… она, видите ли, утверждает! До чего же вы наивны…
СУБЪЕКТ. Зачем ей врать?
2-я СОСЕДКА. Да вы бы и в девственность ее поверили, поклянись она своей «честью»!
2-й СОСЕД. Ну уж нет!
2-я СОСЕДКА. Что — нет?
2-й СОСЕД. В это я бы не поверил… скорее всего.
2-я СОСЕДКА. Она не девственница, я говорила, что не девственница, значит, то, что о ней болтают, правда.
2-й СОСЕД. А что о ней болтают?
2-я СОСЕДКА. Что она будто бы подхватила… ну, заразилась… этим.
2-й СОСЕД. Люди много чего болтают…
СУБЪЕКТ. До меня тоже доходили слухи.
2-й СОСЕД. Но от кого… кто ее «наградил»?
СУБЪЕКТ. Тео?
2-й СОСЕД. Все это враки. И вообще, подцепить «это» не так-то легко. Особенно здесь, в нашей деревне.
2-я СОСЕДКА. В любом случае, если девчушка и искала приключений на собственную голову, такого она не заслуживала.
2-й СОСЕД. Говорю вам, ничего она не «подцепила», это было бы слишком несправедливо.
2-я СОСЕДКА. Бедняжка.
СУБЪЕКТ. Да еще и дочка аптекаря.
2-я СОСЕДКА. По трезвом размышлении, я предпочитаю, чтобы они унаследовали собственность Тео.
2-й СОСЕД. …
2-я СОСЕДКА. Уж лучше они, чем наши соседи, им и так принадлежит полдеревни.
СУБЪЕКТ. Это нас не касается…
2-я СОСЕДКА. Что значит — не касается? Если они продолжат в том же темпе, скоро станут хозяевами всей деревни.
СУБЪЕКТ. Деревня не принадлежит никому.
2-я СОСЕДКА (2-му Соседу). А дом мясника… давай, скажи ему.
2-й СОСЕД (рассеянно). Что?
СУБЪЕКТ. Что там с домом мясника?
2-я СОСЕДКА. В прошлом году, когда мясник закрыл лавку и остался не у дел, наши соседи купили его дом. «Оказали услугу» — так они сказали, и теперь бедняга снимает жилье в собственном доме. Если он задерживает плату, они грозятся выкинуть его на улицу.
СУБЪЕКТ. Мой дом не продается. И у меня стабильная работа.
2-я СОСЕДКА. Тот человек, что живет напротив церкви, вляпался точно так же. Как и брат адвоката.
СУБЪЕКТ. Говорю тебе, у меня надежное положение на службе.
2-я СОСЕДКА. Подумать только, через несколько лет соседи все тут скупят, а ведь родились не в нашей деревне.
СУБЪЕКТ. Взять хотя бы прошлый год… Я пережил сокращение штатов, мне и сегодня не о чем будет беспокоиться, если поведу себя правильно…
2-я СОСЕДКА. Подумать только, придется платить им арендную плату! Как обычным квартиросъемщикам.
СУБЪЕКТ. Ты меня называешь квартиросъемщиком?
2-я СОСЕДКА. А когда мы больше не сможем платить, они нас прогонят, как вульгарных иностранцев.
СУБЪЕКТ. Я — вульгарный иностранец, в родной деревне?
2-я СОСЕДКА. И все это благодаря недвижимости Тео…
СУБЪЕКТ. Но это… боже, я никогда не думал… это ужасно…
2-я СОСЕДКА (2-му Соседу). А ты что скажешь? Может, все-таки отвел и шь на мой вопрос?
2-й СОСЕД. О чем?
2-я СОСЕДКА. С каких пор ты вступаешь в разговоры с малышкой аптекаря?
2-й СОСЕД. Какая разница? Что бы я теперь ни делал, все потеряно.
СУБЪЕКТ. Пока нет. Ничего не потеряно, пока Тео жив…
2-й СОСЕД. Говорю вам, все пропало.
СУБЪЕКТ. Сохраняйте спокойствие, Тео — наша последняя надежда, действуйте, исходя из вашей… что касается меня… в общем, будем солидарны, не нужно горячиться, пока Тео жив, все еще можно поправить!
Конец шестой гипотезы. Сердце Субъекта в смятении. Продолжим.
Восемь вечера, центр деревни. Представим себе Субъекта и т. д., в его дверь стучат…
Гипотеза 7. Субъект и первая Соседка
Субъект открывает.
1-я СОСЕДКА. Во всем виновата я.
СУБЪЕКТ. Не поздновато для сожалений?
1-я СОСЕДКА. Я не знала, с кем поговорить, я верю только тебе, ты один способен понять…
СУБЪЕКТ. Как только тебе пришло в голову нанять убийц?
1-я СОСЕДКА. Мне нужна помощь.
СУБЪЕКТ. Это он?
1-я СОСЕДКА. Так тебе все известно?
СУБЪЕКТ. Тебя заставил муж, скажи, что это он!
1-я СОСЕДКА. Муж?
СУБЪЕКТ. Он ошибается на мой счет. Передай ему — если потеряю работу, дом все равно не продам!
1-я СОСЕДКА. Мой муж тут ни при чем, он ничего не знает! Возможно, у него есть подозрения, но нет доказательств.
Пауза.
СУБЪЕКТ. Доказательств чего?
1-я СОСЕДКА. Насчет Тео…
СУБЪЕКТ. …
1-я СОСЕДКА. Мой муж не знает, что я спала с Тео.
СУБЪЕКТ. Ты спала с Тео?
1-я СОСЕДКА. В первый раз…
СУБЪЕКТ. Вы делали это много раз?
1-я СОСЕДКА. В первый раз — ради недвижимости…
СУБЪЕКТ. Вы и эта проклятая недвижимость!
1-я СОСЕДКА. Но потом все изменилось, поверь, потом…
СУБЪЕКТ. Да пусть ее разбомбят, эту недвижимость, взорвут, сотрут с лица земли, распылят на атомы!
1-я СОСЕДКА. А теперь Тео в опасности — по моей вине.
СУБЪЕКТ. Ты и… он.
1-я СОСЕДКА. Это моя вина. Я во всем виновата.
СУБЪЕКТ. Я всегда думал, что у вас крепкий брак… да, я знал, что вы ругаетесь, но если бы только мог вообразить… когда мы были детьми, еще в школе, я тебя… но ты вышла замуж… а теперь… Тео.
1-я СОСЕДКА. Вначале все было ради недвижимости, но потом… ты должен мне верить, ты один способен поверить…
СУБЪЕКТ. Да, конечно, но, может, ты слегка растерялась…
1-я СОСЕДКА. Только не рядом с ним, он такой внимательный, предупредительный, искренний…
СУБЪЕКТ. Да, конечно, но, может, ты ослеплена отчаянием…
1-я СОСЕДКА. Я влюблена.
СУБЪЕКТ. Да, конечно, но, может… поговори ты со мной о проблемах в семье…
1-я СОСЕДКА. Я не хотела тебя втягивать, но все зашло слишком далеко, придется тебе довериться…
СУБЪЕКТ. Ты правильно поступила, я здесь, с тобой, все будет хорошо…
1-я СОСЕДКА. Думаю, я вышла замуж, чтобы быть как все. Наверное, я всегда и во всем поступала как все. Но теперь я знаю — жизнь может быть другой, если не боишься делать выбор. И вчера вечером я сделала первый шаг: пошла к Тео и во всем призналась, сказала, что сначала пыталась надуть его, но после первого раза все изменилось и теперь я готова все бросить ради него…
СУБЪЕКТ. Ты так сказала…
1-я СОСЕДКА. Я призналась — и он развалился на части, рухнул как подкошенный… Я подошла, опустилась на колени, умоляла простить меня.
СУБЪЕКТ. Ты это сделала…
1-я СОСЕДКА. Но он меня оттолкнул, кричал как безумный, а потом убежал… Я сразу пошла к нему, как только узнала о Чужих, хотела его предупредить, предложить уехать вместе, но его не оказалось дома… Сегодня ночью он точно совершил какое-то безумство, а теперь еще эти люди… Где он может быть?
СУБЪЕКТ. Бегство — не решение, никогда не было решением, но если ты останешься, мы могли бы…
1-я СОСЕДКА. Я хочу уехать…
СУБЪЕКТ. Ты должна знать, как важна для…
1-я СОСЕДКА. Я хочу забыть соседей, всеобщее вранье, начать с чистого листа — как можно дальше отсюда, с Тео.
СУБЪЕКТ. Выслушай меня…
1-я СОСЕДКА. Ты один способен понять, что мне здесь больше нечего делать.
СУБЪЕКТ. …
1-я СОСЕДКА. Я должна его найти! Поможешь мне? Где его искать?
СУБЪЕКТ. Одному богу известно.
1-я СОСЕДКА. Ты был моей последней надеждой…
СУБЪЕКТ. Ничем не могу помочь.
1-я СОСЕДКА. Я думала, ты что-нибудь подскажешь, он ведь тебе доверял. Неужели тебе совсем ничего не приходит в голову?
СУБЪЕКТ. Ничего. Ничем не могу быть полезен.
1-я СОСЕДКА. Я… я могу потерять единственного мужчину, которого любила в жизни… единственного…
СУБЪЕКТ. Прекратим этот разговор! Мне очень жаль, правда, но я бессилен.
Конец седьмой гипотезы. Сердце Субъекта в смятении. Продолжим.
Восемь вечера, центр деревни, Субъект, стук в дверь…
Гипотеза 8. Субъект и первый Сосед
Субъект открывает.
1-й СОСЕД. Я невиновен.
СУБЪЕКТ. Прекрати!
1-й СОСЕД. Ты должен мне верить…
СУБЪЕКТ. С меня хватит, я устал!
1-й СОСЕД. Правда откроется, меня осудят, но ты, мой единственный друг, должен знать, что я невиновен! СУБЪЕКТ. Невиновен в чем?
1-й СОСЕД. В убийстве.
СУБЪЕКТ. В убийстве?
1-й СОСЕД. Чужие здесь из-за убийства, и они до меня доберутся, этого не избежать.
СУБЪЕКТ. О чем ты говоришь?
1-й СОСЕД. О смерти старика, он умер не своей смертью.
СУБЪЕКТ. Отца Тео… убили?
1-й СОСЕД. Да, и я имел несчастье при этом присутствовать.
СУБЪЕКТ. Спиртное, все дело в спиртном, выпивка разрушила его печень.
1-й СОСЕД. Пьянство свою роль сыграло, но убить старика не убило. Вот она и помогла.
СУБЪЕКТ. Она?
1-й СОСЕД. Она. Жена того, другого, моя соседка, она убила старика, а я все видел.
СУБЪЕКТ. Сегодня вечером я всякого наслушался, но твоя версия…
1-й СОСЕД. Отца Тео убила моя соседка, я был тому свидетелем и промолчал, так что поддержи меня!
СУБЪЕКТ. Но почему?
1-й СОСЕД. Почему я промолчал?
СУБЪЕКТ. Почему его убили?
1-й СОСЕД. Все дело в завещании.
СУБЪЕКТ. Господи, нет, только не завещание!
1-й СОСЕД. Она была уверена, что старик лишит Тео наследства в ее пользу, она ведь много месяцев за ним ухаживала, делала уколы, а он называл ее «моя милая», ну и всякое такое. Она его убивает. Хладнокровно. Но в конечном итоге все получил Тео.
СУБЪЕКТ. Замолчи, больше ни слова о Тео, никогда…
1-й СОСЕД. Я нанес старику визит накануне его смерти, вопреки слухам, я очень его любил. Ну так вот… я собираюсь постучать в дверь и вдруг слышу голос соседки. Подхожу к окну и вижу ее. Она говорит, что больно не будет, она сделает последний укольчик и… он заснет глубоким сном.
СУБЪЕКТ. Последний укол?
1-й СОСЕД. И наутро он не проснется.
СУБЪЕКТ. У нас в деревне убили человека, а ты промолчал!
1-й СОСЕД. В том-то и проблема. Нужно было рассказать, но не жене — ты знаешь, какая она чувствительная.
СУБЪЕКТ. Но зачем было ждать столько лет…
1-й СОСЕД. Ждать? Я не ждал — отправился к ней.
СУБЪЕКТ. К кому?
1-й СОСЕД. К моей соседке.
СУБЪЕКТ. К убийце?
1-й СОСЕД. Я пошел ее повидать на следующий же день. С кем еще мне было разделить груз вины? Она стала все отрицать. И до сих пор отрицает.
СУБЪЕКТ. А что, если он и правда умер своей смертью? Может, тебе все померещилось?
1-й СОСЕД. Она точно это сделала, иначе не встал бы вопрос о деньгах.
СУБЪЕКТ. Каких деньгах?
1-й СОСЕД. Она отпиралась, но деньги мне все-таки предложила.
СУБЪЕКТ. Что-о-о?
1-й СОСЕД. Она так настаивала, что я в конце концов согласился.
СУБЪЕКТ. Но это шантаж!
1-й СОСЕД. Что значит — шантаж? Я ее не шантажирую, это она меня подкупает.
СУБЪЕКТ. Ты должен был отказаться!
1-й СОСЕД. Зачем? Чтобы она жила в вечном страхе, боясь, что я ее выдам, я, ни разу никого не заложивший? Ну уж нет, увольте, лучше я донесу на себя.
СУБЪЕКТ. Сколько?
1-й СОСЕД. Сколько она мне платит? Пятьсот франков в месяц.
СУБЪЕКТ. Каждый месяц?
1-й СОСЕД. Чтобы облегчить совесть. Свою она облегчает, а у меня на душе камень. Я получаю эти грязные деньги, хотя уже много лет не брал ни сантима, можешь мне поверить. Есть только этот проклятый счет, который увеличивается каждый месяц — прямо пропорционально моему стыду.
СУБЪЕКТ. А что… твоя жена?
1-й СОСЕД. Она изменилась.
СУБЪЕКТ. Ты ей сказал?
1-й СОСЕД. Я не стал бы ее впутывать и за все сокровища мира.
СУБЪЕКТ. А меня, значит, стал?
1-й СОСЕД. Ты — другое дело. Ты — мой друг.
СУБЪЕКТ. …
1-й СОСЕД. Моя жена — исключительная женщина. Я уделял ей мало внимания. Мои приступы гнева, мое упрямство, мои проклятые принципы! Я все понимаю, поверь. Я все понимаю, но поделать ничего не могу. Хотел бы измениться, но не меняюсь. С тобой так бывает?
СУБЪЕКТ. У меня все как раз наоборот. Я ничего не хочу менять, но все меняется.
1-й СОСЕД. Я ее потеряю, это точно. У нее кто-то есть. Она ничего тебе не говорила?
СУБЪЕКТ. Твоя жена?
1-й СОСЕД. Она тоже тебе доверяет…
СУБЪЕКТ. Нет, она мне ничего не говорила.
1-й СОСЕД. Чужие найдут Тео, состоится суд, я проведу остаток жизни в тюрьме, а жена уйдет от меня к другому.
СУБЪЕКТ. Кто они такие, эти Чужие?
1-й СОСЕД. Точно известно одно: они явились, чтобы заставить Тео дать показания.
СУБЪЕКТ. Ему известно об убийстве?
1-й СОСЕД. Если и нет, они быстро его переубедят. Тео даст показания против моей соседки, которая даст показания против меня.
СУБЪЕКТ. В таком случае ты сильно рискуешь…
1-й СОСЕД. Уж посильнее тебя, это точно.
СУБЪЕКТ. Меня?
1-й СОСЕД. Ты сумеешь вывернуться.
СУБЪЕКТ. Я никого не убивал.
1-й СОСЕД. А я, значит, убил?
СУБЪЕКТ. Я не беру грязных денег.
1-й СОСЕД. Ты все знаешь — как и я, и мы оба промолчали.
СУБЪЕКТ. Не вали все в кучу, я только что узнал.
1-й СОСЕД. Ладно, я сделаю все, чтобы до тебя не добрались.
СУБЪЕКТ. Стоп! Ни слова больше, я не желаю быть замешанным в историю с убийством!
1-й СОСЕД. А если они все-таки до тебя доберутся, наверняка проявят снисходительность.
СУБЪЕКТ. Но я… ты… Тео не должен дать показаний!
1-й СОСЕД. Когда он все узнает…
СУБЪЕКТ. Он не должен узнать!
1-й СОСЕД. Не узнает сегодня, узнает завтра.
СУБЪЕКТ. Ладно, хорошо, тогда… мы должны скрыться! Да, бежим, как можно скорее, прочь из деревни, из страны, с континента!
1-й СОСЕД. Бегство только усугубит наше положение.
СУБЪЕКТ. Э… ты прав, нет, бегство не выход, тогда что же… что будем делать?
1-й СОСЕД. Ты меня спрашиваешь?
СУБЪЕКТ. Ну, я мог бы… конечно… в конце концов… да, я тебя спрашиваю.
1-й СОСЕД. По-моему, единственный выход — договориться и придерживаться одной версии событий.
СУБЪЕКТ. Каких событий?
1-й СОСЕД. В вечер убийства я ничего не видел, потому что мы были вместе. Здесь, у тебя.
СУБЪЕКТ. Ты просишь меня солгать, хотя мне не в чем себя упрекнуть?
1-й СОСЕД. Я прошу тебя солгать, чтобы доказать, что тебе не в чем себя упрекнуть.
СУБЪЕКТ. Ладно, согласен, в вечер убийства ты был здесь, мы были вместе, и я тоже ничего не знаю. Доволен? Никто ни о чем не должен знать, какие бы показания ни дал Тео.
Конец восьмой гипотезы. Сердце Субъекта в смятении. Продолжим.
Восемь вечера, центр деревни, Субъект, стук в дверь…
Гипотеза 9. Субъект и вторая Соседка
Субъект открывает.
СУБЪЕКТ. Да сколько же можно!
2-я СОСЕДКА. Значит, ты знаешь?
СУБЪЕКТ. Я больше ничего не желаю знать.
2-я СОСЕДКА. Позволь мне объяснить…
СУБЪЕКТ. Я больше никого не впущу.
2-я СОСЕДКА. Кто-то уже приходил?
СУБЪЕКТ. Все это подстроено?
2-я СОСЕДКА. Не отталкивай меня.
СУБЪЕКТ. Ну почему я? И почему сегодня вечером?
2-я СОСЕДКА. Ты единственный, кому я доверяю, только ты способен понять.
СУБЪЕКТ. Мне очень жаль…
2-я СОСЕДКА. Не знаю, что я сделаю, если ты меня выставишь.
СУБЪЕКТ. Я…
2-я СОСЕДКА. Я на все готова.
Пауза.
СУБЪЕКТ. Входи.
2-я СОСЕДКА. Я знала, что могу на тебя рассчитывать.
СУБЪЕКТ. Не ходи вокруг да около.
2-я СОСЕДКА. Ты тоже меня подозреваешь? Думаешь, это я убила старика? Сосед сказал тебе, что я его убила, верно?
СУБЪЕКТ. …
2-я СОСЕДКА. А он сказал, что шантажирует меня?
СУБЪЕКТ. Невиновных не шантажируют.
2-я СОСЕДКА. Значит, ты считаешь меня виновной.
СУБЪЕКТ. Пока не будет доказано обратное.
2-я СОСЕДКА. В том-то и проблема. Я ни в чем не виновата, но доказательств у меня нет. Вот и приходится платить шантажисту.
СУБЪЕКТ. Ты надеялась убедить меня этими жалкими доводами?
2-я СОСЕДКА. Я надеялась, ты меня поддержишь и утешишь.
СУБЪЕКТ. И напрасно.
2-я СОСЕДКА. Ты не должен был подавать мне надежду…
СУБЪЕКТ. Ничего я тебе не подавал.
2-я СОСЕДКА. Но прошлой ночью мы с тобой…
СУБЪЕКТ. Тебе было одиноко! И мне! И всем! Только и всего!
2-я СОСЕДКА. Вчера ты был сама нежность… Так откуда эта жестокость?
СУБЪЕКТ. Мы хорошо провели время, но я ничего тебе не обещал. Разве я обещал хоть что-нибудь?
2-я СОСЕДКА. Не могу поверить… Передо мной другой человек…
СУБЪЕКТ. Ну все, с меня довольно! Выход найдешь сама!
2-я СОСЕДКА. Я ему помогла. Да, помогла… Я помогла старику уйти.
Пауза.
СУБЪЕКТ. Значит, это правда!
2-я СОСЕДКА. Он меня попросил…
СУБЪЕКТ. Ты действительно это сделала!
2-я СОСЕДКА. Он ужасно страдал, морфий перестал действовать, я сидела с ним, но была бессильна, он умолял, я просила его не просить, а он с каждым днем молил все сильнее, и я сдалась — да, сдалась и исполнила его волю, положила конец этой крестной муке, но не ради завещания, клянусь, что нет! Он сказал, что все оставит Тео. Что единственным наследником будет его сын. Я поступила так из милосердия, других мотивов у меня не было.
Пауза.
СУБЪЕКТ. Но тогда… Постой… раз не было убийства, никто ни в чем не виноват? И некого обвинять в соучастии?
2-я СОСЕДКА. А сосед тянет из меня по пятьсот франков в месяц. Муж не в курсе. Это просто чудо, что я узнала о его жене.
СУБЪЕКТ. Чьей жене?
2-я СОСЕДКА. Моего соседа, шантажиста. Она спит с Тео.
СУБЪЕКТ. Все были в курсе, так что…
2-я СОСЕДКА. Все — кроме мужа, благодарение Господу. Я ее навестила, как только узнала.
СУБЪЕКТ. Только не говори, что ты тоже…
2-я СОСЕДКА. Ее муж первым начал.
СУБЪЕКТ. И ты теперь ее шантажируешь?
2-я СОСЕДКА. Я могла бы воспользоваться ситуацией, потребовать больше, но беру пятьсот франков, ни сантимом больше. И плачу мужу деньгами его собственной жены.
СУБЪЕКТ. Что не меняет сути дела, шантаж есть шантаж!
2-я СОСЕДКА. Деньги гуляют туда-сюда, жена отдает, муж получает, благодаря мне никто не в накладе. А я страдаю из-за своей доброты, меня наказывают за то, что помогла обреченному старику.
СУБЪЕКТ. Думаешь, Тео даст против тебя показания?
2-я СОСЕДКА. Показания? Если бы он собирался свидетельствовать на суде, не стал бы нанимать убийц.
СУБЪЕКТ (изумленно). Чужих… нанял Тео?
2-я СОСЕДКА. До него дошли слухи, он поверил, что я убила его отца, и решил отомстить.
СУБЪЕКТ. Но ведь эти люди ищут Тео…
2-я СОСЕДКА. Хитрая уловка. Он знает, что все знают, вот и решил посеять сомнение, запутать следы, чтобы посеять раздор. А потом покарать нас.
СУБЪЕКТ. Нас?
2-я СОСЕДКА. Всех, скопом. Невиновных, но приспешников.
СУБЪЕКТ. Это недоразумение, коллективное заблуждение…
2-я СОСЕДКА. Он считает, что его отца убили, ты, кстати, тоже так думал.
СУБЪЕКТ. Ты должна открыть Тео правду, повтори все, что рассказала мне, нужно это сделать.
2-я СОСЕДКА. Он ни за что мне не поверит.
СУБЪЕКТ. Нам необходимо оправдаться!
2-я СОСЕДКА. Но я ни в чем не виновата!
СУБЪЕКТ. Ты права, если начнем оправдываться, лишимся доверия, нет, так не пойдет… давай выработаем общую версию событий.
2-я СОСЕДКА. Станем врать, когда он считает, что знает правду?
СУБЪЕКТ. Ты права, ложь будет самоубийством, оправдываясь, мы себя приговорим, бегство тоже проблемы не решит… значит, нужно… подожди, я найду решение…
2-я СОСЕДКА. А я на тебя рассчитывала.
СУБЪЕКТ. Недоразумение вышло ужасное, но еще не все потеряно…
2-я СОСЕДКА. Я думала, ты нас вытащишь.
СУБЪЕКТ. Не торопи меня…
2-я СОСЕДКА. Какое разочарование.
СУБЪЕКТ. Нужно… нет, как раз не нужно… я должен подумать, привести мысли в порядок, все расставить по местам…
Конец девятой гипотезы, сердце Субъекта в смятении, развязка близка, раздается стук в дверь…
Гипотеза 10. Субъект и второй Сосед
Субъект не открывает. Стук повторяется.
2-й СОСЕД (за сценой). Мне нужна твоя помощь!
СУБЪЕКТ. Это не моя проблема!
2-й СОСЕД. Ситуация тяжелая, очень тяжелая, давай, открывай!
Субъект не открывает. 2-й Сосед снова стучит в дверь.
2-й СОСЕД. Открывай, или я высажу эту чертову дверь!
Субъект открывает.
2-й СОСЕД. Я знал, что могу на тебя рассчитывать.
СУБЪЕКТ. Не говори со мной ни о Тео, ни о твоих соседях, ни об аптекаре, ни о его дочери, договорились?
2-й СОСЕД. Итак, тебе все известно.
СУБЪЕКТ. Все эти истории начинают меня…
2-й СОСЕД. Ты знаешь, что меня приговорили.
СУБЪЕКТ. Приговорили к чему?
2-й СОСЕД. Приговорили, и все тут. Из-за аптекарской дочки.
СУБЪЕКТ. О чем ты?
2-й СОСЕД. Как ты узнал, что мы любовники?
СУБЪЕКТ. Ты и малышка?
2-й СОСЕД. С ней я подцепил… ну, сам понимаешь что.
СУБЪЕКТ. Ты не предохранялся?
2-й СОСЕД. Я обречен и приговорен. Ужасно знать это. Все всё знают, доказательств нет, но они все равно знают, и это отвратительно.
СУБЪЕКТ. Когда ты… получил результат?
2-й СОСЕД. Какой результат?
СУБЪЕКТ. Ты что, не сделал анализ?
2-й СОСЕД. С меня хватит и подозрения.
СУБЪЕКТ. Выходит, ты беспокоишься попусту! Скорее всего, ты здоров, как и я!
2-й СОСЕД. Тебя просветила моя соседка?
СУБЪЕКТ. Она знает?
2-й СОСЕД. Она застала нас с малышкой в аптеке и с тех пор…
СУБЪЕКТ. Она тебя шантажирует!
2-й СОСЕД. Тебе и это известно!
СУБЪЕКТ. Нет, я знал, что у нее связь с Тео, что она хочет уехать из деревни, но об этом не знал!
2-й СОСЕД. Мы с малышкой общались всего три раза, три жалких раза…
СУБЪЕКТ. И теперь это стоит тебе пятьсот франков в месяц!
2-й СОСЕД. Плюс всеобщее осуждение.
СУБЪЕКТ. Получается, что все всех шантажируют! Круг замкнулся — почти замкнулся, остается выяснить, кого шантажируешь ты.
2-й СОСЕД. Я?
СУБЪЕКТ (хватает его за руку). Давай, признавайся, доверься верному другу, я ко всему готов!
2-й СОСЕД. Я никого не шантажирую…
СУБЪЕКТ. Хватит придуриваться, выкладывай, облегчи душу, давай с этим покончим!
2-й СОСЕД. Я просто беру в долг!
Пауза.
СУБЪЕКТ. Одалживаешь? У кого?
2-й СОСЕД. У Тео.
СУБЪЕКТ. Он ссужает тебя деньгами? Вы сговорились?
2-й СОСЕД. Он дает мне пятьсот франков в месяц — на «оплату» соседке, и даже не требует возврата.
СУБЪЕКТ. Хочешь сказать, Тео платит тебе, чтобы ты платил соседке, которая платит твоей жене, которая платит твоему соседу?
2-й СОСЕД. Ты меня совсем запутал…
СУБЪЕКТ. Я понял — вы все заодно! Жаждете моей смерти, потому что я слишком много о вас знаю, вот и наняли убийц!
2-й СОСЕД. Да нет же, их нанял аптекарь!
СУБЪЕКТ. …
2-й СОСЕД. Он узнал, что его дочь больна, и решил, что виноват Тео.
СУБЪЕКТ. Все, хватит, заткнись, не начинай все сначала!
2-й СОСЕД. Да как ты смеешь подозревать меня в заговоре? Меня, своего лучшего друга, страдальца, которого наградили дурной болезнью, меня, заразившего жену!
Субъект в ужасе.
СУБЪЕКТ. Ты заразил жену?
2-й СОСЕД. В том-то и дело.
СУБЪЕКТ. Твоя жена больна?
2-й СОСЕД. Нужно было…
СУБЪЕКТ. Предохраняться!
2-й СОСЕД. Я должен был доверять…
СУБЪЕКТ. Нужно было предохраняться! Зачем быть информированным, если не предохраняешься?
2-й СОСЕД. Вся ответственность на мне.
СУБЪЕКТ. Подумать только — заразил жену! Нас информируют — мы предохраняемся, а если нет под рукой резинки — терпим, невелика беда, мы в ответе за здоровье других людей!
2-й СОСЕД. …
СУБЪЕКТ. Возможно, не все потеряно, не будем впадать в панику, ты должен провериться, вам с женой следует все выяснить.
2-й СОСЕД. Что сделано, то сделано…
СУБЪЕКТ. Если вы удостоверитесь, все удостоверятся, сдай анализ и сразу покажи мне результат!
2-й СОСЕД. Мне все равно, я готов сдохнуть, но жена… Не хочу ее смерти. Не хочу, чтобы она страдала. И чтобы знала, тоже не хочу.
СУБЪЕКТ. Не сходишь к врачу, так и будешь мучиться сомнениями.
2-й СОСЕД. Лучше тяжкие сомнения, чем ужасная уверенность.
СУБЪЕКТ. Тебе нужен анализ крови, а не совет друга, так что отправляйся к врачу!
2-й СОСЕД. Ты меня прогоняешь, бежишь впереди паровоза из-за того, что я болен?
СУБЪЕКТ. Что-о-о?
2-й СОСЕД. Прекрасно, я все понял, больше ты меня не увидишь.
СУБЪЕКТ. Не переворачивай все с ног на голову, я тебя впустил, принял в своем доме…
2-й СОСЕД. Закрой глаза, заткни уши и ни о чем не думай.
СУБЪЕКТ. А я? Кто подумает обо мне?
2-й СОСЕД. У тебя-то проблем нет.
СУБЪЕКТ. Да что ты об этом знаешь?
2-й СОСЕД. Я сам во всем разберусь. Спасибо.
2-й Сосед уходит.
СУБЪЕКТ. С чего ты взял, что у меня нет проблем? Вернись! Разве ты хоть о чем-то меня спросил? Разве кто-нибудь хоть раз задал мне вопрос? Вернись и ответь! А что, если у меня тоже проблемы? У меня их нет, это правда, то есть раньше не было, может, в том-то и дело! Вы являетесь, один за другим, чтобы облегчить душу, вываливаете все на меня, как будто кроме вас в мире никого нет, как будто я не так же одинок, как вы! Сейчас Тео постучится в дверь, следом явятся чужие, я один сам с собой в тот единственный момент, когда не хочу быть один, когда у меня голова пухнет от проблем — ваших проблем, вот в чем моя проблема! Что мне делать, как поступить? Мне придется что-то сделать, когда он постучит в мою дверь, и что мне тогда делать?
Итак, мы рассмотрели проблему со всех сторон, пора все обобщить, оставим фантазии и подведем итог…
Обобщение. Субъект наедине с собой
В дверь стучат. Субъект не открывает. Стук повторяется.
ТЕО (за сценой). Это я, Тео!
Субъект не открывает.
ТЕО (стучит за сценой). Мне нужна твоя помощь, открой!
Субъект не открывает.
ТЕО (за сценой). Говорю тебе, это я, Тео, меня преследуют, открывай скорее! Они уже близко, открывай, не губи меня, я должен с тобой поговорить, я все объясню, они здесь, ты так со мной не поступишь, только не ты, я думал, что могу на тебя рассчитывать, мне нужна помощь, умоляю…
Раздаются выстрелы. Тело Тео сползает по двери на землю.
Субъект не открывает.
Лукас Линдер «Горькая судьба Карла Клотца»
© Copyright by HARTMANN & STAUFFACHER GmbH.
Verlag für Bühne, Film, Funk und Fernsehen, Köln.
(Перевод с немецкого А. Корольченко).
__________________
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
КАРЛ КЛОТЦ.
ЛЕГЕНДАРНАЯ САНДРА.
МАМА / УЧИТЕЛЬНИЦА.
ПСИХОФРИЦ.
ДМИТРИЙ.
ДОРА.
МАССИМО.
ЭЛЕН.
ЯНА.
* * *
1
На рыночной площади. Из громкоговорителя раздается сообщение:
А теперь встречайте легендарную Сандру. Она пройдет по канату. Она исполнит это. Она не упадет. Мы все получим большое удовольствие. Она улыбнется и пошлет воздушные поцелуи. Счастлив тот, кто может прогуливаться по воздуху.
Легендарная Сандра. Появляется. Идет по канату. Посылает воздушные поцелуи. Прыгает. Танцует. Выполняет все.
У нее все получается.
Сандра продолжает.
2
КАРЛ КЛОТЦ. Каждый вечер я хожу на рыночную площадь и смотрю на легендарную Сандру. Я молод, полон телом и греховными мыслями. Я представляю себе, как, ко всеобщему удивлению, оказываюсь на канате. Посмотрите, что за безбашенный тип. Он идет по канату, кричат люди, пока я медленно, медленно перемещаю свое массивное тело по направлению к ней, с распростертыми объятиями и широкой ухмылкой воскресного формата. Добрый день, красавица, скажу я. Всем понятно: сейчас они начнут целоваться. Я суперзвезда, а она — моя суженая.
Спасибо, САНДРА. Она сокровище. А теперь появляется Массимо. Самый грустный из всех клоунов.
3
В квартире мамы Карла. В гостиной за столом. Все сияет.
ПСИХОФРИЦ. Как нам оценивать состояние мальчика?
МАМА. Его тучность безгранична. Он ест то, о чем я и слышать не хочу. Я покупаю полезные продукты. Полным-полно салата и фруктов. Откуда у него берется жир — для меня загадка.
ПСИХОФРИЦ. Конечно, он наслаждается свободой выбора.
МАМА. Ограниченной свободой, однако. Кроме того, когда столько жира, особо не попрыгаешь. Чаще всего он шатается по саду или лежит в своей комнате и мастурбирует до изнеможения.
ПСИХОФРИЦ. Налицо черты меланхолика. Но у кого их нет?
МАМА. Раньше он занимался балетом. Только представьте себе это.
ПСИХОФРИЦ. Не могу. Правда?
МАМА. Он был нежнейшим ребенком. Таким одаренным. Другие матери на детской площадке готовы были разорвать меня на кусочки от зависти. Я сидела и ревела в голос, пока он играл на скрипке оды собственного сочинения, посвященные маме.
ПСИХОФРИЦ. В жизни каждого юноши наступает период, когда он хочет убить свою маму. Убить или трахнуть. Мы, психиатры, называем это здоровым духом протеста.
МАМА. Но он вовсе не бунтует. Он просто толстеет.
ПСИХОФРИЦ. Это уже форма поведения. И, как любое поведение, она лечится.
МАМА. О чем это вы?
ПСИХОФРИЦ. Диета «Тонкий и звонкий». Или электрошок. В сомнительных случаях я как член правления союза «Филе Миньон» всегда за электрошок.
МАМА. Все, что мне нужно, — спокойная жизнь. Здоровый сын. И супруг, который еще чего-то хочет в постели.
ПСИХОФРИЦ. Вы упомянули еще одно больное место.
МАМА. Я намекаю. Так слова приобретают большее значение. И их все время приходится объяснять.
ПСИХОФРИЦ. Простите.
МАМА. Сладкая жизнь.
ПСИХОФРИЦ. Что, простите?
МАМА. Я взываю к сладкой жизни. Позвольте мне предаться моей тоске.
ПСИХОФРИЦ. Но я мог бы пролить бальзам на ваши раны, положив руку вам на плечо.
МАМА. На плечо — никакого смысла. А вот если бы вы опустили вашу руку в руины моей интимной зоны, я была бы вам благодарна.
ПСИХОФРИЦ. Еще в школе я обожал экскурсии.
МАМА. Мой муж сидит на крыше с молотком и стучит. Лучше не придумаешь. Если он туда залезет, то уже не спускается. Всегда найдется, что забить.
ПСИХОФРИЦ. Я сегодня как раз трусы не надел — на всякий пожарный.
МАМА. Очень предусмотрительно.
В постели. Они извиваются в простынях. Звонит телефон. Автоответчик.
КАРЛ. Привет, мама. Это я, Карл. Я звоню, потому что хочу тебя поздравить с Днем матери. Всего хорошего в День матери, дорогая мама. Спасибо, что ты такая хорошая мама. Ты так много делаешь, стольким занимаешься и всегда такая милая. Ты стираешь мои грязные вещи. Порошком «Перволль». Спасибо тебе за это… (Запинается.) Мама. Я застрял в телефонной будке… Можешь прийти и вытащить меня?.. Мама?
ПСИХОФРИЦ. Как я уже сказал, диета «Тонкий и звонкий».
МАМА. Я его прибью.
ПСИХОФРИЦ. Это, конечно, более традиционный способ.
МАМА. Вот если кто-то застрял в телефонной будке, вы, как психиатр, как это назовете?
ПСИХОФРИЦ. Я бы сказал, что это остроумно.
МАМА. Когда речь о моем сыне, об остроумии можно не вспоминать. Он прямолинеен.
ПСИХОФРИЦ. В таком случае мы предпочли бы электрошок.
МАМА. Я к этому вернусь.
ПСИХОФРИЦ. А секс?
МАМА. Пожалуй, безумная идея.
ПСИХОФРИЦ. Я имею в виду, со мной.
МАМА. Ах, вот оно что. Да. С удовольствием.
4
МАССИМО. Я — Массимо. Самый грустный из всех клоунов. Сегодня утром я пошел в ресторан и заказал тарелку мюсли. А официантка просто поставила передо мной тарелку хлопьев. Разве мне не положено молока, вполне любезно спросил я. Тогда официантка забрала у меня тарелку, сказав, что тому, кто задает дурацкие вопросы, вообще ничего не положено. И так у меня постоянно.
5
В школьном классе. После урока.
УЧИТЕЛЬНИЦА. Девочки жалуются. Они говорят, ты так странно смотришь на них. Они говорят, так пялятся извращенцы.
КАРЛ. Неправда.
УЧИТЕЛЬНИЦА. А теперь покажи, как ты смотришь на девочек.
КАРЛ. Я не хочу.
УЧИТЕЛЬНИЦА. Давай-давай, а не то — письмо родителям.
КАРЛ. Может, так.
УЧИТЕЛЬНИЦА. Но это же не странно, скобка открывается, извращенно, скобка закрывается. Это же просто глупо. Но и глупости есть предел. А если посмотреть на твои оценки. У тебя одни хвосты.
КАРЛ. …
УЧИТЕЛЬНИЦА. Чем объяснишь хвосты?
КАРЛ. У меня сейчас не так много времени на учебу.
УЧИТЕЛЬНИЦА. Наглость. (Дышит быстро и возмущенно.) Как это «не так много»?
КАРЛ. Просто.
УЧИТЕЛЬНИЦА. Упрямый. Упрямый и глупый. И хвосты. По-моему, твое будущее беспросветно. Видишь доску? Вот так же беспросветно. Слышал про богадельню?
КАРЛ. Да.
УЧИТЕЛЬНИЦА. Вот туда ты и попадешь. Будешь вывешивать кальсоны на окошко. Я тут ни при чем.
КАРЛ. Теперь мне можно идти?
УЧИТЕЛЬНИЦА. Что ты здесь стоишь? Мне нужно выпить кофе. Мое время на вес золота. Я нашла этот порножурнал у тебя под партой. Потянет на неслабое письмецо родителям.
6
Дует ледяной ветер. Сандра идет по канату. Посыпает воздушные поцелуи.
Посмотрите на легендарную Сандру. Она идет по ветру. Ее смелость достойна восхищения. Посмотрите, как она улыбается. Посмотрите, она шлет воздушные поцелуи. Ловите воздушные поцелуи. Времена сейчас смутные. Счастлив тот, кто умеет ходить по ветру.
7
В гримерной.
ДМИТРИЙ. Внимание, Сандра. У меня для тебя легендарный, ха-ха, сюрприз.
САНДРА. Ура. Сейчас я получу зарплату.
ДМИТРИЙ. Пада-бадам. (Снимает покрывало. Под ним ветродув.)
САНДРА. Эта машина делает деньги?
ДМИТРИЙ. Почти в точку — все равно что мимо кассы. Это ветродув. Посмотрите на ветродув.
САНДРА. И что он делает?
ДМИТРИЙ. Он делает ветер. Это гениально. Ты на канате, а я у ветродува. Я скажу только одно: мощный ветер. И много бабла. Вот я уже сказал два предложения.
САНДРА. Но ты еще не сказал вот что: я могу упасть.
ДМИТРИЙ. Сегодня было так весело. Ветер тебя едва не сдул с каната Людям это понравилось.
САНДРА. Я этого больше не повторю.
ДМИТРИЙ. Слишком поздно, я уже зафанател.
САНДРА. Я не буду этого делать.
ДМИТРИЙ. Что у нас тут? Договор. С твоей фамилией. Я его сейчас разорву. Ты глупая курица.
САНДРА. Мне нужен договор.
ДМИТРИЙ. Ничего не поняла. Тупая как пробка. А красота? Ничего подобного. Но у меня же доброе сердце. Мы решим вопрос так, как принято у артистов.
САНДРА. Ты имеешь в виду армрестлинг?
ДМИТРИЙ. Давай, начали. (Они начинают бороться.) Если выиграешь, выкину ветродув на свалку. Если проиграешь, запустим его завтра.
САНДРА. Заткнись.
Дмитрий притворяется, что проигрывает. Потом внезапно наклоняет руку Сандры в другую сторону.
САНДРА. Ай.
ДМИТРИЙ. Мне очень жаль.
ДОРА. Я — толстая Дора. Родом из семьи заклинателей змей. Еще моя мама заклинала змей, а до того ее мама заклинала змей, и так со времен Эдема. Но сегодня утром Лизи уползла. Моя гремучая змея. Скорее, мне нужно найти ее. Но я потеряла очки. Сначала найти очки, потом гремучую змею. Но за это время ее уже точно и след простынет. Ах, я стала такой медлительной.
9
В «Макдоналдсе». Карл ест «Хэппи мил». Две девочки, сидящие за соседним столиком, наблюдают за ним.
ЭЛЕН. Ам.
ЯНА. Он явно голоден.
ЭЛЕН. Да еще как. Он даже не прожевывает.
ЯНА. Ему и не нужно. У этих толстяков безразмерные желудки. Можешь что угодно в рот запихивать. Как в стиральную машинку.
ЭЛЕН. Ам.
ЯНА. А теперь он нас заметил.
ЭЛЕН. И сразу покраснел.
ЯНА. Бедный жирдяйчик.
ЭЛЕН. Он переключился на картошку фри.
ЯНА. У него соус по всей морде размазан.
ЭЛЕН. Мы еще подождем. Он должен думать, что он в безопасности.
ЯНА. Все еще картошка фри.
ЭЛЕН. Внимание. Вот он взял гамбургер. Внимание.
ОБЕ. Ам.
ЭЛЕН. Ой-ой.
ЯНА. Он собирается уходить.
ЭЛЕН. Так он привлечет слишком много внимания. Можно прокричать ему вслед какие-нибудь гадости.
ЯНА. Мы испортили ему «Хэппи мил».
ЭЛЕН. Мы такие подлые.
ЯНА. Пойдем. Пора. (Они встают. Идут к Карлу.)
ЭЛЕН. Браво. У тебя такой здоровый аппетит. Вкусно?
ЯНА. Что это? «Хэппи мил»?
КАРЛ. Угу.
ЯНА. Я тебя не понимаю.
ЭЛЕН. Ты не видишь, он жует?
ЯНА. Извини. Я не знала, что ты жуешь.
ЭЛЕН. А как тебе гамбургер?
КАРЛ. Классно.
ЯНА. Можно мне попробовать? Да? Можно? Что скажешь?
КАРЛ. Конечно.
Она откусывает большой кусок. Потом еще один.
ЯНА. Вот это да, правда, вкусный. Неудивительно, что ты так наворачиваешь.
ЭЛЕН. Как тебя зовут?
КАРЛ. Карл.
ЯНА. Карлуша. И сколько же тебе лет, Карлуша?
КАРЛ. Восемнадцать. (Откашливается.)
ЭЛЕН. Сколько-сколько?
КАРЛ. Восемнадцать.
ЯНА. Такой молодой, а уже один в большом городе. Проказник ты этакий.
ЭЛЕН. Слушай, Карл. Мы сейчас идем на озеро. Хотим еще немножко поплавать.
ЯНА. Мы уже надели бикини.
ЭЛЕН. Пойдешь с нами?
ЯНА. О да. Пойдем с нами. Будет весело.
ЭЛЕН. Ну, не красней. Это потому, что она сказала «бикини»? С этого момента мы будем говорить только «купальники».
ЯНА. Мы уже надели купальники.
ЭЛЕН. Пойдем с нами, Карл. Пожааааалуйста.
КАРЛ. Да можете говорить «бикини». (Откашливается.)
ЭЛЕН. Что ты сказал?
КАРЛ. Да можете говорить «бикини»
ЯНА. Вот ты козел.
ЭЛЕН. Такая свинья. Пойдем отсюда.
ЯНА. Тьфу, Карл. Мы уходим. Тьфу, тьфу.
ЭЛЕН. Тьфу.
Они выходят.
На улице. Карл следует за ними, соблюдая безопасную дистанцию.
ЯНА. Он идет за нами.
ЭЛЕН. И так было понятно. Не оборачивайся. Если обернешься, он умрет.
ЯНА. А сейчас он смотрит на твою жопу.
ЭЛЕН. Нет, на твою. Твоя жопа покруче моей будет.
ЯНА. Зато у тебя сиськи лучше.
ЭЛЕН. Думаю, он скорее от сисек прется.
ЯНА. Или от изнасилований.
ЭЛЕН. Само собой.
10
МАМА. Есть вещи, которые мама не хочет знать. В тот день, когда я обнаружила у Карла первый прыщик, я поручила моему жалкому подобию мужа положить ему на подушку пачку презервативов. На этом вопрос был исчерпан. Что он делает с презервативами, мне все равно. Вполне вероятно, что он с ними ничего не делает, и презервативы разлагаются в ящике, пока не наступит день, когда он трахнет какую-нибудь негритянку, пьяный и одуревший из-за отсутствия секса. Но такого внука я не признаю.
11
У озера. Элен и Яна загорают, лежа на полотенцах. Карл прячется за кустом в отдалении.
ЭЛЕН. Что он там делает?
ЯНА. Кажется, дрочит.
ЭЛЕН. Вообще ничего не видно.
ЯНА. Его штуковина точно не больше картошки фри.
ЭЛЕН. Позовем на помощь?
ЯНА. Зачем? Мне вообще не мешает.
ЭЛЕН. Я думала, мы хорошо проведем время. А он тут дрочит.
ЯНА. Что ему еще делать.
ЭЛЕН. Бедный жирный Карлуша.
ЯНА. Сейчас кончит.
ЭЛЕН. Кто знает, может, уже кончил.
ЯНА. Иногда это случается быстро.
ЭЛЕН. Вот он.
ЯНА. Он уходит.
ЭЛЕН. Куда же он?
ЯНА. Карлуша. Жирный Карлуша. Куда ты идешь?
ЭЛЕН. Видимо, проголодался.
ЯНА. Как быстро уходит.
12
Карл приходит домой. Мама ждет у входа. В руке у нее письмо.
МАМА. Поглядите. Бестолковый сын идет домой. Очень вовремя, чтобы его как следует отлупить. (Шлепает его по попе.)
КАРЛ. За что?
МАМА. Раньше я могла побить по-настоящему. Теперь у меня нет сил, мне нужно собираться с духом и вечно подтирать за тобой.
КАРЛ. Давай без сцен, мам. Я устал.
МАМА. Если бы ты устал так же, как и я, ты бы даже подняться не смог. Жизнь — это тяжелая работа. Я знаю, для тебя это загадочное слово, сродни каким-нибудь рудникам. Но только тот, кто работает, пожинает плоды своих трудов. Какие труды, такие и плоды. Тот, кто ежедневно лежит в ванне, закончит свои дни в канаве. И так далее.
КАРЛ. Хватит уже этих поговорок.
МАМА. Я могу продолжать часами. Я могла бы написать об этом книгу. Самый настоящий бестселлер.
КАРЛ. Я знаю.
МАМА. Это письмо я обнаружила сегодня утром в почтовом ящике. И прочитала его с величайшим ужасом. Ты знаешь, что там написано?
КАРЛ. Да.
МАМА. Там написано, что мой сын — свинья. Жестокие слова. Особенно для матери, собиравшей в груди всю свою силу, чтобы сладкое, сладкое молоко матери сделало его крепким, здоровым человеком. У тебя есть что сказать в свое оправдание?
КАРЛ. …
МАМА. Я не хочу этого слышать. В любом случае санкции точно последуют. Какие именно, нужно еще подумать. Я пыталась колотить тебя. Я слишком слаба для этого. Зато твой психиатр наверняка найдет нужные слова.
КАРЛ. Спасибо, мама. Я могу идти?
МАМА. Это уже слишком. Я обыскала твою комнату, сложила и связала все порножурналы в одну стопку. Вот они. В качестве первого наказания и для укрепления здоровья ты будешь поднимать эту увесистую стопку пятьдесят раз в день. И начнешь прямо сейчас.
КАРЛ. Не сейчас. Я устал.
МАМА. Ты начнешь сейчас. Или я позову с крыши отца.
КАРЛ. Нет.
МАМА. Муж.
КАРЛ. Хорошо.
МАМА. Спустись с крыши. Карл дерзит маме.
КАРЛ. Я все сделаю. Я все сделаю. (Он поднимает стопку порножурналов.)
МАМА. Быстрее. Выше. Я задерну шторы.
13
МАССИМО. Сто лучших анекдотов о растениях. Я заказал только что. Потому что даже грустный клоун иногда должен веселиться, иначе он выглядит угнетающе. Мне бы хотелось сто лучших анекдотов о животных, в том числе потому, что животные, как мне кажется, смешнее растений, но этой книги не осталось на складе. Я позвонил и спросил у дамы, когда им привезут анекдоты о животных. Она в ответ: «Этой книги у нас не будет больше никогда». Выдержала паузу. И добавила: «Причем только для вас».
14
В гримерной. Сандра сидит перед зеркалом. Ее волосы растрепались из-за ветродува. Выглядит как замороженная. Толстая Дора ползает по полу.
ДОРА. Скажи, ты не видела Лизи?
САНДРА. Кого?
ДОРА. Лизи. Она уползла. Может, ей не понравилась еда. Или погода. Тут так часто идет дождь.
САНДРА. Да. (Еле слышно всхлипывает.)
ДОРА. Ты не видела мои очки?
САНДРА. Нет.
ДОРА. Их я тоже не могу найти. Плохо.
САНДРА. Да, очень плохо.
ДОРА. А что за ветер был до этого? Как вдруг налетит. А я только подумала, сегодня наконец-то хорошая погода. Сегодня надену летнее платье. А тут этот ветер. Сейчас снова пойдет дождь?
15
КАРЛ. Я смотрю наверх и вижу ее. Медленно, но абсолютно уверенно она идет по канату. Вдруг дует сильный ветер и срывает у женщин среди публики шляпы. Все летит вверх тормашками, но она, будучи в эпицентре бури, абсолютно уверенно идет вперед. Но она не улыбается. Она выше этого. Тот, кто так высоко, совершенно не обязан улыбаться, он должен просто идти, и идти, и идти.
16
Карл ждет Сандру. У него в руках цветок. Появляется Сандра. Она его не замечает и быстро проходит мимо.
КАРЛ. Послушай. Послушайте!.. Извините.
Сандра ушла.
Появляется толстая Дора.
ДОРА. Позволь спросить, может, этот цветок на самом деле предназначается мне?
КАРЛ. А?
ДОРА. Я знала это. Я видела тебя из окна. Толстый мальчик с цветком в руках. Неужели? Я не верю своим глазам. Я никак не могла найти туфли, но сейчас я обулась, я здесь.
КАРЛ. Извините. Но вы вся позеленели.
ДОРА. От волнения. Я без сил. Скорее дай мне понюхать цветы. Их аромат оживит меня. (Берет цветы. Нюхает. Падает в обморок.)
КАРЛ. Ой-ой… Что с вами? Вы как? (Склоняется к ней. Трясет.) Очнитесь, пожалуйста. Цветы предназначались совсем не вам. Они для другой. Эй, кто-нибудь, помогите мне!
Никто не отзывается. Он медленно приближается к ее губам. Закрывает глаза и начинает делать искусственное дыхание. Спустя какое-то время Дора приходит в сознание.
ДОРА. Ты можешь остановиться. Мне лучше.
17
Рядом с ларьком-закусочной. Сандра ест хот-дог. Из-за угла появляется Психофриц. У него тоже хот-дог.
ФРИЦ. Приветики.
САНДРА. На помощь.
ФРИЦ. Я всего лишь пошутил.
САНДРА. Но вы меня уже час преследуете.
ФРИЦ. Классно. Как в кино.
САНДРА. Вы меня пугаете.
ФРИЦ. Мне это нравится.
САНДРА. Слышь, отвали.
ФРИЦ. Сначала я полакомлюсь хот-догом.
САНДРА. Чего вы от меня хотите?
ФРИЦ. Я увидел вас в метро. И сразу втюрился. Теперь мне приходится вас преследовать, куда бы вы ни пошли, потому что так делают все влюбленные.
САНДРА. У меня есть парень. Он здоровый, и у него есть нож. Он сейчас придет и отрежет вам член.
ФРИЦ. Пусть хоть искромсает его. Мое сердце никогда не угаснет.
САНДРА. Вы психопат?
ФРИЦ. Намного лучше: я — психиатр.
САНДРА. Не верю.
ФРИЦ. Расскажите мне, что вам снится, и я расскажу вам, кто вы.
САНДРА. Не буду я рассказывать вам своих снов.
ФРИЦ. Интересно. Родители разведены?
САНДРА. Да, неоднократно.
ФРИЦ. Ай-ай-ай-ай-ай-ай-ай.
САНДРА. Что это значит?
ФРИЦ. Вкусный хот-дог.
САНДРА. У меня много неврозов.
ФРИЦ. А в постели, что вы любите в постели?
САНДРА. Одиночество.
ФРИЦ. Этим объясняется отсутствие снов. Порой вы чувствуете себя так, будто вас на самом деле не существует?
САНДРА. Очень редко. Вот сейчас, например, я предпочла бы испариться.
ФРИЦ. Я бы вас полечил.
САНДРА. Могу себе представить.
ФРИЦ. Я бы вас поцеловал.
САНДРА. Мечтать не вредно.
Он целует ее. Она дает ему пощечину.
ФРИЦ. Я на это рассчитывал.
Он снова целует ее. Она снова дает ему пощечину.
Бог любит троицу.
Он дает ей пощечину. Она целует его.
САНДРА. Вы — хороший психиатр.
ФРИЦ. Теперь, когда мы сняли стресс, пойдем поедим?
САНДРА. Я уже поела.
ФРИЦ. Нормальную еду.
САНДРА. Нет.
ФРИЦ. Вы недоверчивы. Но в итоге вы все всегда говорите «да».
САНДРА. Да.
18
Карл тягает порножурналы. Мама наблюдает за ним и взмахивает ножкой ягненка.
МАМА. Вот мечта любой матери: сын вкалывает и теряет фунты.
КАРЛ. Я больше не могу.
МАМА. Продолжай.
КАРЛ. Я проголодался.
МАМА. Поднимешь еще пятьдесят раз, тогда я подпущу тебя к ножке ягненка.
КАРЛ. Я хочу сейчас. Только один кусочек. Пожалуйста.
МАМА. О Господи! Сделай меня слепой, чтобы мне больше не пришлось видеть эту трагедию.
КАРЛ. Мама.
МАМА. И глухой. Господи, сделай меня глухой и невосприимчивой к любым людским порывам.
Звонят в дверь.
МАМА. Продолжай. (Она идет к двери. Слышен громкий, торжествующий голос Психофрица.)
ФРИЦ. Приветики.
МАМА. Боже мой. Да вы в отличной форме.
ФРИЦ. Угадали.
Слышно, как они целуются. Возвращаются.
Птички поют, повсюду кошки и люди, они обнимаются, в окнах цветы, и пахнет свежеиспеченным пирогом.
МАМА. Вы сегодня настроены на беззастенчивую откровенность. А это мой жирный сын.
КАРЛ. Привет.
МАМА. Продолжай.
ФРИЦ. Карл, эти короткие брюки тебе очень идут. Давайте, выкладывайте, откуда они у вас?
МАМА. От его отца.
ФРИЦ. Как дела у бедного старины?
МАМА. Как и прежде, импотентно.
ФРИЦ. Один вопрос. Хоть я и плохо позавтракал — яйцо, ветчина, сало, сардины, сардельки и эти штучки — черт, как же они называются?
МАМА. К делу, пожалуйста.
ФРИЦ. Прогулка пробудила во мне голод. И вот я вижу, что у вас в руках очень аппетитная ножка ягненка. Можно мне кусочек?
МАМА. Не стесняйтесь.
ФРИЦ. Очень любезно. (Берет ножку ягненка и жадно вгрызается в нее.)
МАМА. Отставлю-ка я вас наедине. Вам точно есть о чем поговорить. Мой сын психологически ущербен.
ФРИЦ. Замечательная ножка.
МАМА. Не подкачай, Карл. Постарайся. Расскажи все и не говори «нет». А главное — не молчи. Не будь таким зажатым. Потом станет лучше. Только попробуй не стать лучше!
ФРИЦ. Вот это заявление.
Она уходит.
Садись. На порножурналы. Откровенные фотографии — моя слабость.
Оба садятся. Молчат. Психофриц откусывает кусок ножки и внимательно разглядывает Карла.
Ты вообще знаешь, что я трахаю твою маму?
КАРЛ. Да.
ФРИЦ. И что ты об этом думаешь?
КАРЛ. Мне все равно.
ФРИЦ. Твоя мама хороша собой. Это ясно. Грудь уже сильно обвисла, и местами много складок, морщин, которые не прибавляют красоты. И все же она ужасно страстная женщина.
КАРЛ. Меня это не интересует.
ФРИЦ. Смотри, как я тебе подмигиваю.
КАРЛ. …
ФРИЦ. Хочешь тоже переспать со своей мамой?
КАРЛ. Нет.
ФРИЦ. Врешь. (Он шлепает его ножкой ягненка.) Дурак. Ты просто завидуешь, потому что я сплю с твоей мамой, а тебе ничего не досталось. И поэтому ты меня ненавидишь.
КАРЛ. Нет.
ФРИЦ. Но отца-то ты своего ненавидишь?
КАРЛ. Нет.
ФРИЦ. То есть ты никого не ненавидишь?
КАРЛ. Ненавижу.
ФРИЦ. Свинья, упивающаяся жалостью к самой себе. (Он шлепает его ножкой ягненка.) Не думай, что я не умею читать между строк. Как тебе не стыдно. Самоагрессия — это эгоцентризм. Единственная здоровая эмоция — это тщеславие. Совершенно верно, давай померяемся. Снимай штаны.
КАРЛ. Нет.
ФРИЦ. Ты боишься, потому что у тебя маленький член? Да, правильно. А вот у меня невероятно длинный. У тебя есть девушка, Карл?
КАРЛ. Вас это не касается.
ФРИЦ. Естественно, у тебя нет девушки. И так было ясно.
КАРЛ. Но у меня есть девушка.
ФРИЦ. Смешно до упаду. Типа соврал.
КАРЛ. Она танцовщица.
ФРИЦ. Тогда вы друг другу отлично подходите. И что, уже разок потискались?
КАРЛ. Да.
ФРИЦ. И как прошло?
КАРЛ. Она потеряла сознание.
ФРИЦ. Снимаю шляпу. Круто ты тискаешься.
Заходит мама. Приносит печенье.
МАМА. Ну как, у вас все хорошо?
ФРИЦ. Да, весело. Правда, Карл?
КАРЛ. …
ФРИЦ. Есть над чем поработать.
МАМА. Это вы мне говорите? (Она снова уходит.)
ФРИЦ. Итак, что же нам делать?
КАРЛ. Не знаю. Пусть все остается как есть.
ФРИЦ. Я буду с тобой откровенен. Я считаю твое будущее беспросветным. Твое тело — это тюрьма, в которой ты бесцельно мечешься. Ты не можешь вырваться. Но я же не какой-то изверг. Поэтому я дам тебе эти таблетки. И еще вот эти. Принимай их ежедневно и в большом количестве. Тебе это необходимо. В остальном я рекомендую бывать на свежем воздухе. Запишись на языковые курсы. Там всегда можно познакомиться с какой-нибудь азиаткой. Они очень благодарные.
19
Из громкоговорителя раздается сообщение:
Легендарная Сюзанна, срочно зайди к менеджеру в офис. Легендарная Сюзанна. Быстро ко мне.
20
В офисе Дмитрия. Дмитрий пьян. Настроен празднично. На столе лежит куча денег. Дмитрий ласково похлопывает и поглаживает ветродув.
САНДРА. Вообще-то меня зовут не Сюзанна.
ДМИТРИЙ. Слушай, мне на это с высокой… (Рыгает.)
САНДРА. И мне неприятно, что ты меня постоянно вызываешь в бюро по громкоговорителю.
ДМИТРИЙ. Этот громкоговоритель я купил в дискаунтере. На него была скидка. Вот это я понимаю — выгодная покупка. А вот и водочка. (Выпивает рюмку.) Ты тоже хочешь? Нет, тебе нельзя, глупая курица. Рискуешь потерять равновесие. Ха.
САНДРА. Что это за деньги?
ДМИТРИЙ. Выручка за день. Идея с ветродувом потянет на идею тысячелетия, это фурор.
САНДРА. Ты сегодня удвоил силу ветра?
ДМИТРИЙ. Даже утроил. Я гений.
САНДРА. А я скоро умру.
ДМИТРИЙ. Посмотри на эти прекрасные банкноты. Теперь возьми одну. Только не сотню.
САНДРА. Оставь их себе.
ДМИТРИЙ. Невероятно, но факт: у меня есть свояк, а у него тигр. Это великолепно, но это еще не все. Тигр умеет ходить по канату. Понимаешь?
САНДРА. Надеюсь, что нет.
ДМИТРИЙ. Я продам Массимо и толстую Дору. На них все равно никто не смотрит. Они тупые. У Доры теперь даже змеи нет. И на вырученные деньги куплю тигра. И тогда вы оба там, наверху. Ты и кровожадный тигр, который хочет твоей плоти.
САНДРА. Я в этом не участвую.
ДМИТРИЙ. Я правильно расслышал?
САНДРА. Пусть тигр там сам упражняется.
ДМИТРИЙ. Сейчас ты забываешь об одной мелочи.
САНДРА. Договор? Я про него не забыла. Мне все равно. Я в этом не участвую.
ДМИТРИЙ. Ты хорошо подумала? Вот подожди. Я разорву договор. Ты придешь в ярость… Где же он, этот чертов замечательный договор? (Начинает искать. Идет пошатываясь. Ударяется головой.)
Сандра уходит.
Ах, как я его разорву!
21
Карл ждет Сандру. На этот раз у него в руках целый букет. Появляется Сандра. Она его не замечает и быстро проходит мимо.
КАРЛ. Послушай. Послушайте! Извините… Легендарная Сандра!
САНДРА. Что такое?
КАРЛ. У меня, гм. У меня букет цветов.
САНДРА. Повезло тебе.
КАРЛ. Хотите?
САНДРА. А?
КАРЛ. Он для вас.
САНДРА. Давай сюда.
Дает ей цветы.
САНДРА. Спасибо. (Собирается уходить.)
КАРЛ. Вам нравятся цветы? Можно на «ты»?
САНДРА. Что теперь?
КАРЛ. Гм.
САНДРА. Как хочешь, говори на «ты», и цветы нормальные.
КАРЛ. Они тебе нравится?
САНДРА. Они нормальные.
КАРЛ. Я взял те же самые, что всегда стоят у нас дома.
САНДРА. Молодец.
КАРЛ. Да-да.
САНДРА. Что-нибудь еще?
КАРЛ. Забавно. Я всегда прихожу на представление.
САНДРА. Что в этом забавного?
КАРЛ. И тут мы вдруг случайно встретились.
САНДРА. Да, совершенно случайно. Но спасибо за цветы.
КАРЛ. Ты мне нравишься. В смысле, то, что ты делаешь. И ты сама. Мне нравится и то и другое. Все вместе!
САНДРА. Как мило. Я не знала, что у меня есть фанаты.
КАРЛ. Конечно, еще как. Я имею в виду, нас много.
САНДРА. И ты говоришь от лица всех фанатов?
КАРЛ. Точно. (Смеется. Хрюкает.) Извини.
САНДРА. Мне пора.
КАРЛ. Куда?
САНДРА. Домой.
КАРЛ. Да, мне тоже пора. Домой. И у меня тоже нет времени, чтобы пойти ненадолго выпить чего-нибудь. А у тебя?
САНДРА. И у меня нет.
КАРЛ. Так всегда получается, когда занят. Потому что я постоянно занят, но, может быть, у меня найдется время. А у тебя?
САНДРА. Может быть.
КАРЛ. Нет, конечно… Ты сказала «может быть»?
САНДРА. Сказала. Кажется.
КАРЛ. О.
22
КАРЛ. Сейчас я попробую описать, что значит счастье: оно как восхитительный пирог, поднимающийся в духовке. Ты становишься шире и больше, но не тяжелее, в общем, не так, как от еды, что тоже замечательно, но сильно отличается от ощущения счастья, когда ты сыт и при этом легок. Ты веришь, что сейчас взлетишь, и невероятно — именно это и происходит.
23
Сандра звонит в дверь к Психофрицу. Он не открывает. Спустя какое-то время он появляется в окне.
ФРИЦ. Черт, что за проклятый трезвон? Ах, это ты. Сюрприз удался.
САНДРА. Открой, пожалуйста.
ФРИЦ. Неплохая идея. Но не пройдет.
САНДРА. Пожалуйста. Мне плохо.
ФРИЦ. Я заболел. (Демонстративно кашляет в окно.) Черт, я заболел.
САНДРА. Я могу о тебе позаботиться.
ФРИЦ. Безумно мило с твоей стороны. Но сейчас мне совершенно точно и всенепременно надо побыть одному.
САНДРА. Уже прошло три недели. Я скучаю по тебе.
ФРИЦ. Я тоже по тебе скучаю. Но ты так далеко. Мне до тебя не дотянуться руками. И тем более губами. Боже, ты немилосерден.
САНДРА. Открой. Я зайду, и мы будем целоваться.
ФРИЦ. Не получится из-за… инфекции.
САНДРА. Мне все равно.
ФРИЦ. Иди домой, солнышко.
САНДРА. Там одиноко и накурено.
ФРИЦ. Вот поэтому я всегда говорю: не кури в квартире.
САНДРА. Сейчас речь совсем не об этом.
ФРИЦ. Моя голова. Мне нужно прилечь.
САНДРА. Подожди.
ФРИЦ. Увидимся… Бог даст. (Уходит.)
Она ждет. Потом снова звонит в дверь. Он возвращается.
Сделай одолжение, солнышко. Прекрати, мать твою, трезвонить в дверь. Или я вызову полицию.
24
Мама говорит по телефону. В руке у нее шнур, которым обмотан Карл, покрасневший и раздувшийся, он извивается под потолком.
МАМА. Дорогой господин психиатр. Хотя я вам полностью доверяю, но я предложила бы немного снизить ежедневную дозировку медикаментов Карла. Происходят странные вещи. Я не говорю, что это из-за вашего лечения. Но с другой стороны, я такого еще никогда не видела. Если до того Карл был жирным и вялым, то теперь он жирный и невесомый. Я еще не решила, что мне больше по душе. В любом случае это не решение нашей проблемы.
КАРЛ. Я счастлив!
МАМА. Не говори о том, чего ты не понимаешь.
25
МАССИМО. Мне пришли сто лучших анекдотов о растениях. К сожалению, они не такие веселые, как я надеялся. Кроме того, их вовсе не сто, а всего лишь тридцать, а на оставшихся страницах написано: «Место для ваших анекдотов». Я позвонил и спросил даму, может ли она прислать мне книгу с настоящей сотней анекдотов. Дама сказала, если я сейчас не положу трубку, ко мне придут мужики и придушат меня.
26
В классе. На полу лежит мертвая змея.
УЧИТЕЛЬНИЦА. И какой урок мы из этого вынесли, Карл?
КАРЛ. Не знаю.
УЧИТЕЛЬНИЦА. Нельзя приносить змей на занятия. Девочки падают в обморок. Учительнице это мешает. Ей приходится убивать змею прекраснейшими стихами эпохи романтизма.
КАРЛ. Но она же была такая милая.
УЧИТЕЛЬНИЦА. Родителям не нравится слышать, что их детей в школе может покусать гремучая змея.
КАРЛ. Но она же вовсе не ядовитая.
УЧИТЕЛЬНИЦА. Теперь уже точно нет. Я ее уничтожила. Да, это тоже часть профессии учительницы средних классов.
КАРЛ. У нее даже имени не было.
УЧИТЕЛЬНИЦА. Тем легче с ней попрощаться. (Хватает змею за хвост. Бросает в мусорное ведро.) Почему ты все время ведешь себя как расхожее клише? Если ты сейчас скажешь «не знаю», получишь по голове прекраснейшими стихами эпохи романтизма.
КАРЛ. Что я не так делаю?
УЧИТЕЛЬНИЦА. В общем и целом: все. В частности: всего понемногу. Сделай хоть раз что-нибудь нормальное. Кувырок, например. Кувыркнись прямо сейчас.
КАРЛ. Прямо сейчас?
УЧИТЕЛЬНИЦА. Вперед.
Карл делает кувырок.
Слабовато. В обозримом будущем тебя переведут в другую школу. Если бы ты сделал красивый, аккуратный кувырок, то все можно было бы исправить. Но сейчас я вижу, что ты безнадежен. Господи, я вижу, что ты безнадежен.
27
В гримерной. Сандра, Дора и Массимо.
МАССИМО. Сандра, я тебе сейчас прочту один анекдот, а ты скажешь, насколько он смешной, причем по шкале от одного до десяти.
ДОРА. Вечно эти шкалы. Что за новомодное изобретение.
САНДРА. Хорошо.
МАССИМО. Так вот. Пошел как-то мох в ресторан…
ДОРА. Это один из тех абсурдных анекдотов? Я такие не люблю, потому что никогда не знаю, почему нужно смеяться. А потом мне стыдно.
МАССИМО. Я Сандре читаю.
САНДРА. Что за книга?
МАССИМО. В Интернете заказал.
ДОРА. Мне же можно послушать. Или ты считаешь, у меня нет чувства юмора?
МАССИМО. Нет-нет.
САНДРА. Так что с этим мхом?
ДОРА. Все равно я не люблю мох.
МАССИМО. Так вот, пошел как-то мох в ресторан.
ДОРА. А о прекрасных гиацинтах у тебя нет шуток?
МАССИМО. Дора, не перебивай.
ДОРА. Мне нравятся гиацинты.
САНДРА. Наверно, тебе не стоит рассказывать анекдоты.
МАССИМО. Но я же клоун.
САНДРА. Вот именно.
ДОРА. Я вообще не запоминаю анекдоты. Услышу лучший анекдот, и — щелк: снова забуду.
МАССИМО. Тогда я просто отошлю книгу обратно, придут мужики и придушат меня.
ДОРА. Недавно слышала смешной. Такой смешной. Как же там было?
САНДРА. Не плачь, Массимо.
МАССИМО. Слишком поздно. (Он рыдает.)
ДОРА. Щелк — забыла.
Появляется Дмитрий. Его походка подчеркнуто расслаблена. Он свистит.
ДМИТРИЙ. Ну что, мои лошадки, весело вам? У меня только что было интервью с местной газетой, и я сказал несколько очень умных вещей. Сандра, сокровище мое, ты мне сейчас не нужна. Будь добра, пойди прочь.
САНДРА. Я останусь.
ДМИТРИЙ. Если ты и дальше будешь упираться, я возьму вот эту деревяшку, выстрогаю из нее розгу и высеку тебя.
Сандра уходит.
ДМИТРИЙ. Вы уволены. Навсегда. Собирайте шмотки и уходите.
Массимо рыдает.
ДМИТРИЙ. Массимо рыдает. А ты, толстая Дора, как отреагируешь?
ДОРА. У меня нет слов.
ДМИТРИЙ. У вас тут шмотки или змеи не завалялись? Забирайте все с собой и не забудьте вынуть волосы из раковины. Уборщица не виновата. Cheerio.
ДОРА. Но я хотела кое-что сказать.
ДМИТРИЙ. Я же сказал: «Cheerio».
ДОРА. Я не знаю, что это значит, но…
ДМИТРИЙ. Это по-английски — отвали. Всё, хватит шуток.
ДОРА. Что мне теперь делать?
ДМИТРИЙ. Понятия не имею.
ДОРА. Скажи что-нибудь.
МАССИМО. Не могу. Мне слишком грустно.
ДМИТРИЙ. Я знаю заведующего богадельней. Могу поспособствовать, чтобы ты получила комнату с окном. До самоубийства рукой подать. (Подставляет Массимо щеку. Тот чмокает его.) Все когда-нибудь заканчивается. Именно поэтому мы говорим: «Всё». Вы заметили? Я только что изящно поиграл словами.
ДОРА. У меня есть племянник, он учится на юриста.
ДМИТРИЙ. У всех такие есть.
МАССИМО. Я заказал книгу с анекдотами. Сто лучших анекдотов о растениях. Довольно забавно. Например… Как же там было? (Копошится. Ищет книгу.) Тот анекдот? Дора, тот анекдот, про мох?
ДОРА. Я не помню. Какая жалость. Щелк — забыла.
ДМИТРИЙ. Мало-помалу становится скучно. (Включает ветродув. На максимум. Обоих сдувает.)
28
САНДРА. Я снова ходила к Фрицу. Но его не было. Вот я и пошла в кафе за углом, выпить крепкого кофе, я так нервничала, что с удовольствием накрутила бы себя еще немножко. Долго сидела, и тут в кафе заявился Фриц с какой-то женщиной. Ее губы были накрашены ярко-красной помадой, и когда он вошел, его губы тоже были красными и измазаны помадой. Он заказал два кофе, а потом заметил, что у него нет с собой денег. Одолжит мне кто-нибудь несколько франков, прокричал он на все кафе. Я встала и швырнула деньги на стойку. Ни слова не сказала. Просто ушла. Прошла мимо женщины и ее красного рта, тихо прошептавшего «спасибо». Я не обернулась. Просто взяла и ушла.
29
Карл ждет Сандру. Она появляется. Он делает шаг навстречу.
КАРЛ. Привет, Сандра.
Она игнорирует его. Проходит мимо.
Эй.
Сандра останавливается.
САНДРА. Ты только что сказал «Эй»?
КАРЛ. Я.
САНДРА. Это слишком грубо. Возьми себя в руки.
КАРЛ. Прости.
САНДРА. Околачивается тут как дурак и клеится ко мне. Чего тебе надо?
КАРЛ. Я…
САНДРА. И где цветы?
КАРЛ. Ой.
САНДРА. Блин, сегодня никаких цветов. Эй!
КАРЛ. Схожу куплю.
САНДРА. Но я ненавижу цветы. Почему никто мне не купит красивое платье или духи?
КАРЛ. Ладно..
САНДРА. Ладно.
КАРЛ. …
САНДРА. Что?
КАРЛ. Ничего.
САНДРА. Посмотри на меня.
КАРЛ. Нет.
САНДРА. Реветь будем или что?
КАРЛ. Я пойду.
САНДРА. Куда?
КАРЛ. Домой.
САНДРА. Хочешь свалить?
КАРЛ. Нет, мне правда нужно домой. Вчера было классное представление.
САНДРА. Ты меня ждал?
КАРЛ. Я просто тут стоял. А теперь пойду домой.
САНДРА. И у тебя нет времени пойти куда-нибудь ненадолго выпить?
КАРЛ. Нет.
САНДРА. Жалко, потому что я как раз хотела предложить. Но если у тебя нет времени. Ладно. Пока.
КАРЛ. Подожди.
САНДРА. Сделай кувырок.
КАРЛ. Что?
САНДРА. А?
КАРЛ. Мне несрочно домой.
САНДРА. Сколько тебе вообще лет?
КАРЛ. Двадцать. Двадцать два.
САНДРА. Уже был в баре? Уже напивался?
КАРЛ. Да-а.
САНДРА. В какой бар обычно ходишь?
КАРЛ. Вон в тот.
САНДРА. Это не бар.
КАРЛ. Ладно.
САНДРА. Не надо вот так смотреть. Я знаю один бар, нормальный, туда мы сейчас и пойдем. Тебе же уже есть восемнадцать, или как?
КАРЛ. Да.
САНДРА. Как тебя вообще зовут?
КАРЛ. Карл. Карл Клотц.
САНДРА. Уже разок блевот-с, Карл Клотц?
30
ДОРА. Вот так всегда. Сначала я потеряла очки, потом змею, а теперь и работу. Все взаимосвязано. И если одно уходит, то за ним сразу и все остальное. И я одна. Но я в прекрасном настроении. А все почему? Я только что нашла очки. Они на мне, и мир обрел четкие очертания. Я сижу в очках и жду, когда вернется все остальное.
31
В баре. Карл выпил пива и уже немного навеселе.
КАРЛ. Ну и жесть они тут продают.
САНДРА. Ты обычно не пьешь алкоголь, так ведь?
КАРЛ. Да я самый настоящий алкаш. Но я скорее по виски с водкой. Пробовала?
САНДРА. Ой, да, вот это жестко. Но для тебя как раз.
КАРЛ. Точно.
САНДРА. Видишь вон тех типов? Они все меня хотят. Ты знал?
КАРЛ. Правда?
САНДРА. Они все хотят затащить меня в постель. А сейчас они смотрят на нас и задаются вопросом: что это за тип рядом с телкой и что нам сделать, чтобы этот тип больше не сидел с ней?
КАРЛ. И что они сделают?
САНДРА. Могут побить тебя.
КАРЛ. Здесь?
САНДРА. Они подождут, пока тебе не захочется в туалет. Потом они пойдут за тобой, побьют тебя и смоют в унитаз.
КАРЛ. Но мне срочно нужно в туалет.
САНДРА. Посиди лучше здесь.
КАРЛ. Или мы пойдем?
САНДРА. Пока что я еще могу удерживать их на расстоянии. Но они уже озверели. Видишь, как у того нога дергается?
КАРЛ. Нам надо вести себя тихо.
САНДРА. Для начала мы сейчас что-нибудь выпьем.
КАРЛ. Я не буду.
САНДРА. Эй, хозяин. Два виски с водкой.
КАРЛ. А мне минералку.
САНДРА. Что такое?
КАРЛ. Ничего.
САНДРА. Ты в порядке?
КАРЛ. Да. Супер.
САНДРА. У меня все тоже супер. Знаешь, я влюбилась.
КАРЛ. Правда?
САНДРА. Но ему лишь бы потрахаться, а у меня любовь, потрахаться тоже хочется, конечно, но все-таки любовь сильнее, поэтому, несмотря ни на что, я его люблю.
КАРЛ. Несмотря на секс.
САНДРА. Любовь сильнее.
КАРЛ. Это супер.
САНДРА. Это очень хреново.
КАРЛ. Несмотря на секс.
САНДРА. А теперь смотри… Эй, вы. Вот этот тип — это Карл Клотц, мой парень. Мы вместе. По-настоящему.
КАРЛ. А теперь пойдем.
САНДРА. Давай.
Карл хочет встать. Она впечатывает его в стул и целует.
Пойдем.
Карл встает, пошатываясь. Сандра уже у двери. Он идет к парням.
КАРЛ. Эй вы, мужики. Любого, кто захочет трахнуть эту девушку, я лично в унитаз спущу.
САНДРА. Карл.
КАРЛ. Именно. Запомните мое имя. Карл Клотц. А теперь валите отсюда.
Карл и Сандра убегают.
32
МАМА. Как-то раз мы отдыхали на каникулах в Андалузии. Карлу исполнилось тринадцать, жир свисал из плавок. Я помню, я прикорнула на лежаке и проснулась от громкого хихиканья. Я обернулась и увидела Карла в плавках, он бежал по песку. И я услышала, как хихикают девочки, мимо которых он пробегал. Жир свисал, голова свисала. Помню, подумала тогда: этот ребенок всю жизнь будет несчастен.
33
Ночь. Сандра и Карл идут по улице. Карл в приподнятом настроении.
КАРЛ. Я не знал, что умею так быстро бегать. Но как я уделал этих типов. Ты видела?
САНДРА. Да, это было великолепно.
КАРЛ. Я сказал, если кто-то из вас будет приставать к леди, то я приду и врежу. Они посмотрели. А потом погнались за нами. Я запыхался. Вечер удался, скажи?
САНДРА. Да.
КАРЛ. А что мы сейчас будет делать?
САНДРА. Пойдем домой.
КАРЛ. И у нас нет времени зайти куда-нибудь выпить?
САНДРА. Нет.
КАРЛ. Идем прямо. Там впереди мой дом. А где твой?
САНДРА. В другом месте.
КАРЛ. Если там впереди мой дом, ты пойдешь туда со мной?
САНДРА. Но мы устали, разве нет?
КАРЛ. Ты устала? Я вообще нет. Виски с водкой. Виски с водкой.
САНДРА. Либо виски. Либо водка.
КАРЛ. По-твоему, я туплю? Знаю-знаю.
САНДРА. Ладно. Извини.
КАРЛ. Что за вечер был сегодня? Мы убегали. Я уделал тех типов. А до того? Что еще было?
САНДРА. Ничего запоминающегося.
КАРЛ. Нет. Что-то было.
САНДРА. Разве?
КАРЛ. Мне напомнить? Я выпил пива, потом мы убегали. Но было еще кое-что. Нет, не буду напоминать.
Они идут дальше молча. Карл ждет, пока Сандра что-нибудь скажет.
САНДРА. Автобусы уже не ходят.
КАРЛ. Жаль.
Они снова умолкают.
Видишь бельевую веревку? Круто было бы походить по ней как по канату.
САНДРА. Если бы мы не напились.
КАРЛ. Именно.
САНДРА. Куда ты идешь?
КАРЛ. Я иду танцевать на канате.
САНДРА. Ты с ума сошел? Вернись.
КАРЛ. Сейчас. (Он забирается наверх.)
САНДРА. Вернись. Это очень опасно.
КАРЛ. Я уже залез. Ух. Высоковато здесь. Ну, вперед.
САНДРА. Ты упадешь.
КАРЛ. Еще чего! (Идет по веревке.)
САНДРА. Карл.
КАРЛ. Ты только посмотри, я иду. Иду по веревке. (Посылает ей воздушный поцелуй.) Только посмотри, как классно я посылаю воздушные поцелуи. (Падает.)
34
В больнице. Карл лежит в кровати. Обе ноги в гипсе. Рядом с кроватью сидит мама. Она встряхивает его.
МАМА. Очнись. Позор моей жизни. Я уже два часа жду, чтобы сказать тебе пару ласковых. И скажу их в конце концов.
КАРЛ. Привет, мама.
МАМА. О Боже мой, я больше не могу. Больше не могу.
КАРЛ. Где я?
МАМА. В аду, который я тебе сейчас устрою.
КАРЛ. Что случилось?
МАМА. Ничего кроме того, что ты сломал себе все кости. И мозг — каша. Полный калека. И это мой сын. Черт возьми.
КАРЛ. Я упал. Или что?
МАМА. Давай расскажу тебе историю. Так интереснее будет. Вчера ночью раздается звонок. Мой сын, чурбан Клотц, напившись до чертиков — тут у меня уже перехватило дыхание, — шикарно грохнулся, он решил прогуляться по бельевой веревке. Ко всеобщему удивлению, он сразу рухнул и переломал себе все кости. Звонок привел меня в такую ярость, что я первым делом пошла в твою комнату и разбила музыкальный центр. Только потом я смогла уснуть.
КАРЛ. Мама.
МАМА. Никакой мамы больше нет.
КАРЛ. Мне плохо.
МАМА. Конечно. Иначе ты не стал бы гулять по бельевой веревке. Сама по себе картина настолько гротескна, что я бы смеялась часами, если бы не была так чертовски зла на тебя. И грустна. Я наплакала четыре литра.
КАРЛ. Можно мне встать?
МАМА. Попробуй. Полюбуешься на себя. Ты инвалид, Карл. И мне придется с этим жить. Сегодня утром я обнаружила письмо в ящике, как будто мало у меня было других проблем. Это уж слишком. (Показывает письмо.) Из школы. Они тебя вышвырнули. Знаешь, что это значит? Я скажу тебе только одно: иностранный легион.
КАРЛ. Мама.
МАМА. Мы с твоим отцом посмотрели сегодня в Интернете. Этот иностранный легион — шикарная вещь. Мы уже подыскали билеты.
КАРЛ. Можно мы поговорим об этом позже?
МАМА. Неужели? Он собирается избежать ответственности, прикидываясь несознательным. Но я тебе вот что скажу: не уйти тебе от прозы жизни, мой дорогой. (Она встает.)
У меня столько забот, что голова идет кругом. Это все еще я? Эта жизнь вообще настоящая? (Бьется головой о стену.) Судя по всему, да.
35
Сандра заходит в палату. Она принесла Карлу букет цветов.
САНДРА. Привет, Карл.
КАРЛ. Легендарная Сандра.
САНДРА. Это я.
КАРЛ. Ты пришла меня навестить.
САНДРА. И принесла тебе цветы.
КАРЛ. Они прекрасны.
САНДРА. Никогда раньше не покупала цветы для мужчин. Как-то странно.
КАРЛ. Я тоже в цветах не разбираюсь.
САНДРА. Я спросила даму в цветочной лавке: «Какие цветы дарят милому молодому человеку?» — «Возьмите вот эти, — сказала она, — они не так сильно пахнут». Как ты?
КАРЛ. Ох. Сойдет.
САНДРА. Можешь встать?
КАРЛ. Кажется, теперь я инвалид.
САНДРА. Вставай.
КАРЛ. Лучше не надо…
САНДРА. Вот. Ты можешь опереться на меня.
КАРЛ. Кажется, на мне не слишком много надето.
САНДРА. Но знаешь, ты действительно хорошо выглядишь. У тебя такие румяные щечки.
КАРЛ. Это от лекарств.
САНДРА. Ох, мне бы тоже лекарства не помешали.
КАРЛ. А тебе от чего?
САНДРА. От всего, но прежде всего от сердца.
КАРЛ. В смысле, из-за того типа?
САНДРА. Я тебе о нем рассказывала?
КАРЛ. Когда мы были в баре.
САНДРА. Ты имеешь в виду в кафе?
КАРЛ. Нет, в баре. Сначала мы собирались в кафе, но ты сказала, что это не бар.
САНДРА. И там я тебе рассказывала об этом типе?
КАРЛ. Кажется.
САНДРА. Неважно. Я все равно его уже забыла. Я сейчас все мигом забываю.
КАРЛ. А почему? В смысле, как тебе удается?
САНДРА. Щелкаешь пальцами — и все пропало.
КАРЛ. Но ты не забыла, что я ходил по канату. Иначе ты бы не принесла мне цветы.
САНДРА. Я только учусь.
КАРЛ. И ты еще помнишь, что мы были до того в баре, а не в кафе?
САНДРА. Где я рассказывала о том типе? Уже забыла.
КАРЛ. Там были и другие мужики. Они вдруг заревновали, помнишь?
САНДРА. С чего они заревновали?
КАРЛ. Не помню.
САНДРА. Да и неважно, я тоже не помню.
КАРЛ. Ты, кажется, что-то мне сказала или сделала, и поэтому они сильно заревновали.
САНДРА. С чего вдруг?
КАРЛ. Так заревновали, что нам пришлось убежать.
САНДРА. Видимо, я там понатворила дел. Не помнишь?
КАРЛ. Нет, уже забыл.
САНДРА. Вот так. Щелк. Забыто.
КАРЛ. Но вечер удался.
Они молчат.
САНДРА. Ты как-нибудь придешь еще на выступление?
КАРЛ. Конечно.
САНДРА. Тогда я увижу тебя сверху.
КАРЛ. Я кивну тебе.
САНДРА. Ну, ладно. (Она встает.) И мне бы так хотелось. Лежать целый день, и чтобы вокруг меня все бегали. Рай на земле.
КАРЛ. Да. Ха-ха.
36
Заходит Психофриц.
ФРИЦ. Карл. Чувак. Я думал, заскочу к тебе, гляну на твои переломы. Черт, вот идиот. По бельевой веревке. Ты не принимаешь таблетки?
КАРЛ. Принимаю.
ФРИЦ. Я же сказал: только в огромных количествах.
КАРЛ. Вы можете дать мне что-нибудь обезболивающее?
ФРИЦ. Разбежался. Я же не врач. Я лечу разбитые души. У тебя в любом случае уже нечего лечить. Хватит.
КАРЛ. Моя мама хочет отправить меня в иностранный легион.
ФРИЦ. По-моему, очень хорошо. Быть на свежем воздухе. Долго маршировать. Вечерами трахаться. Я бы отдал жизнь, чтоб поучаствовать в чем-то таком. Но я здесь связан по рукам и ногам. Ох, как меня это сейчас раздражает.
КАРЛ. В общем, у вас все не так уж и хорошо?
ФРИЦ. У меня все ослепительно. Случай всегда играет мне на руку. Иду я только что летящей походкой по лазарету, навстречу мне — телка, которую я недавно завалил. Вижу ее, хватаю, и вот уже договорился потрахаться.
КАРЛ. Что за телка?
ФРИЦ. Шлюшка из артисток. Кажется, Сюзанна. Нет, Сандра. У меня убийственная память…
КАРЛ. Легендарная Сандра?
ФРИЦ. Не такая уж она и легендарная. И еще утомительная. Наверное, легко потеет. Меня как-то не тянет на потных женщин. С другой стороны, у звериного есть…
Карл душит его.
37
САНДРА. Я теперь с Фрицем. Все супер. Недавно он сбежал из квартиры, чтобы продемонстрировать, что ему не хватает личного пространства. А когда вернулся, в его руке сияло кольцо, которое он надел мне на палец. Ты — моя женщина, сказал он, и снял кольцо, потому что оно было слишком узкое. На выходных мы собираемся в поход.
38
В квартире мамы Карла. У Психофрица на шее шарф.
МАМА. И вы считаете, это единственный шанс?
ФРИЦ. Моя дорогая, позвольте мне высказаться аккуратно: ваш сын — дикое животное, его необходимо изолировать от общества. То, что он со мной сделал, одно из худших преступлений всех времен. Вы только посмотрите. (Он снимает шарф. Видны отпечатки пальцев Карла.)
МАМА. Я в отчаянии. Мой сын — душитель.
ФРИЦ. В этом есть и ваша вина. Если бы ему не пришлось день за днем тягать стопки порножурналов, он бы никогда не стал таким сильным.
МАМА. Что же мне теперь делать? Помогите мне.
ФРИЦ. Меня удовлетворила бы подпись на этом формуляре.
МАМА. А как действует электрошок?
ФРИЦ. Послушайте, я не религиозен. Я не верю в Бога. Но я верю в силу пятидесяти тысяч вольт, которые проносятся сквозь мозг и стирают все напрочь.
МАМА. Он станет круглым дураком?
ФРИЦ. Он и так отчасти круглый дурак. Но проблемный. После лечения он станет беспроблемным.
МАМА. Так хорошо, что даже не верится.
ФРИЦ. Да, великолепно. Жалко, у меня нет детей.
МАМА. Вы такой чувствительный.
ФРИЦ. У меня санаторий в горах.
МАМА. Правда? Ночные кошмары прекратятся?
ФРИЦ. Нужно всего лишь подписать.
МАМА. Вот оно, счастье! (Подписывает.)
39
Карл снова дома. Сидит за столом. Мама приготовила для него еду.
МАМА. Посмотрим. Если бы Шекспир был поваром, он приготовил бы тушеную говядину именно так.
КАРЛ. Оооооо. Как пахнет.
МАМА. Налетай, сокровище мое. Любимая мамочка приготовила тебе покушать. И вторая хорошая новость: никакого салата. Никаких скучных овощей. Только грудинка, ветчина и твоя любимая свинина.
КАРЛ. Должен. Все. Съесть.
МАМА. Ой. Я забыла картошку фри. Сейчас приду. (Выбегает. Карл ест. Мама бегом возвращается с картофелем фри.) Любимая мамочка знает, что тебе нравится. Давай, поцелуй ее крепко.
Он целует ее в щеку.
Ну что? Кто самая лучшая мама на свете? (Грозит ему ножом для разделки мяса.)
КАРЛ. Ты.
МАМА. Жаркое томилось в духовке ни много ни мало четыре часа. Оно такое нежное, с ума сойти можно.
КАРЛ. Хорошее.
МАМА. Ах, дура я дура. Кетчуп! (Наливает ему в тарелку кетчуп.)
Но фри у меня тоже удалась.
КАРЛ. Лучшая картошка фри, которую я когда-либо ел.
Мама прищелкивает языком.
МАМА. А грудинка? Хорошо поджарилась?
КАРЛ. Поджаристее не бывает.
МАМА. Может, кинуть ее обратно на сковородку?
КАРЛ. Нет-нет.
МАМА. Немного топленого масла и грудинку на сковородку? Поджарить еще немного?
КАРЛ. Мама.
МАМА. Да ты вообще ничего не ешь.
КАРЛ. Ем.
МАМА. Мама постаралась.
КАРЛ. Спасибо, мама.
МАМА. Сейчас вернусь. (Выбегает. Карл откусывает большой кусок. Мама возвращается с тортом на ладони.) Почти забыла. Торт «Шварцвальд». Невозможно много сливок.
КАРЛ. Ты супер.
МАМА. Да, вот и щечки у тебя появились. Но не торопись. Еду у тебя никто не отберет.
КАРЛ. …
МАМА. Жевать не забывай.
КАРЛ. Скажи, почему ты так добра?
МАМА. Я всегда так добра. Больше всего в этой жизни мне нравится баловать Карла по полной программе.
КАРЛ. Ну ладно. (Карл откусывает большой кусок.)
МАМА. Ам.
КАРЛ. Что ты сказала?
МАМА. Ничего. Совсем ничего.
КАРЛ. Ты только что сказала: «Ам».
МАМА. И что? (Треплет его за щеку.)
КАРЛ. Ай.
40
КАРЛ. Мама говорит, мы поедем в горы. Она собирает мой рюкзак и намазывает нам бутерброды. Папа с нами не поедет. Он помашет нам с крыши, когда мы будем уезжать на машине. Во время поездки я разрисовываю гипс на ноге. Потом смотрю из окна и мысленно лазаю по мелькающим мимо деревьям.
41
В парке при санатории. Прекрасный вид на горы. Звенят колокольца коров. Карл и его мама пьют чай со льдом. Массимо и толстая Дора гуляют с отсутствующим видом по парку.
ДОРА. Лизи, где ты?
МАМА. Боже мой. Как здесь прекрасно.
ДОРА. Выходи. Выходи.
МАМА. Воздух так хорош. Не по себе, что я ни копейки не плачу. И тишина.
Массимо звонко смеется, слышно эхо.
Тишина, звуки природы. Здесь еще не ступала нога современного человека. Здесь еще настоящие звуки. Это так мило.
МАССИМО. Приходит как-то Чиполлино к психиатру. (Издает пронзительный и громкий смешок.)
ДОРА. Это ты, Лизи?
МАМА. Ну, скажи что-нибудь.
КАРЛ. Красиво.
МАМА. Красиво в квадрате. Тогда ближе к делу. Ты слышишь, как звенят колокольца у коров, как они мирно позвякивают? Вот что я называю великим достижением.
КАРЛ. Где мы?
МАМА. Прежде всего, в оазисе покоя. А вообще это известная психбольница.
КАРЛ. Психбольница? А что мы тут делаем?
МАМА. Мы успокаиваемся.
ДОРА. Лизи…
МАМА. Не нарушай тишины своей болтовней, карга старая.
КАРЛ. Что-то здесь не так.
МАМА. Лучше не бывает. Расслабляйся. Слушай, как звенят колокольца у коров.
МАССИМО. И Чиполлино говорит: «У меня комплекс неполноценности». А что отвечает психиатр?
МАМА. Слушай!
МАССИМО. Психиатр отвечает: «Мы должны уничтожить проблему в корне». (Звонко смеется.)
МАМА. Глупая шутка.
КАРЛ. Когда мы уже пойдем?
МАМА. Нам нужно еще немного подождать.
КАРЛ. Зачем?
МАМА. Расслабься. Бояться нечего.
Появляется Психофриц в полном походном обмундировании.
Вы только взгляните на эту залетную птицу.
ПСИХОФРИЦ. Я шел по горам и долинам, минуя коровьи лепешки, потому что я люблю это. Здравствуйте.
ВСЕ. Здравствуй.
Фриц поет.
ПСИХОФРИЦ. Вместе весело шагать по просторам, по просторам, по просто-орам.
МАМА. Браво.
ПСИХОФРИЦ. А теперь все вместе.
ВСЕ. И, конечно, припевать лучше хором, лучше хором, лучше хором.
ПСИХОФРИЦ. У вас звучный голос.
МАМА. Вы ставите меня в неловкое положение.
ПСИХОФРИЦ. А теперь я бы присел и хлебнул сидра, который есть у меня в ранце.
МАССИМО. Ваше здоровье!
ПСИХОФРИЦ. Будьмо! Люблю простонародные словечки. Они гораздо ярче. Может быть, потому что небо здесь ближе?
МАМА. Как глубокомысленно.
ПСИХОФРИЦ. Я искупался в горном озере.
МАМА. Ага. Вот оно что.
ПСИХОФРИЦ. А потом в амбаре практиковал прерванный коитус.
МАМА. А это что за словечки? Почему прерванный?
ПСИХОФРИЦ. Крестьянин и его чертовы вилы. Люблю я этих горцев. Тем не менее мне пришлось отравить его пса в качестве наказания.
Массимо смеется.
А вот и наш Карл. Мой безоговорочный любимец. Как у тебя дела? Сегодня уже пытался придушить кого-нибудь?
МАМА. Он спокоен и кроток. Не так ли, Карл?
КАРЛ. Что вы тут забыли?
ПСИХОФРИЦ. Хочу нагуляться всласть с моей сексапильнейшей мамадамой.
ДОРА. Вы видели Лизи?
ПСИХОФРИЦ. Позвольте представить — толстая Дора. Она у нас новенькая. Прибыла вон с тем клоуном. Сначала она была немного взвинчена. Не так ли? Но потом мы взяли себя в руки, и у нас все хорошо.
ДОРА. У нас все хорошо. Все хорошо. Все хорошо.
ПСИХОФРИЦ. А как твои дела, Массимо?
МАССИМО. Отлично.
ПСИХОФРИЦ. Да вы споетесь!
Массимо и толстая Дора поют.
ВДВОЕМ. Отлично. Отлично. Отлично.
ПСИХОФРИЦ. Тьфу ты. По дороге наступил в коровью лепешку. (Кричит коровам.) Эй вы, телки сраные!.. Только послушайте, как они перезваниваются. (Идет по лужайке, шаркая и пытаясь оттереть коровью лепешку.)
КАРЛ. Мне плохо.
МАМА. Наслаждайся этим.
ПСИХОФРИЦ. Сраные горы.
Массимо хохочет как сумасшедший. Появляется легендарная Сандра.
САНДРА. Чего ты тут разорался?
ПСИХОФРИЦ. А вот и легендарная Сюзанна.
САНДРА. Сандра.
ПСИХОФРИЦ. Позвольте представить — печальный Карл Клотц и его божественная мама.
Карл подпрыгивает. Несмотря на то что обе ноги у него в гипсе, он собирается броситься на Психофрица.
МАМА. Не сходи с ума, Карл.
ПСИХОФРИЦ. Почему же? Он здесь именно за этим. (До бесчувствия избивает Карла тростью.)
Массимо очень громко и пронзительно смеется.
42
КАРЛ. Посмотрите, что за безбашенный тип, кричат люди, когда я появляюсь на канате. С широкой ухмылкой воскресного формата я двигаюсь к ней навстречу, в руках — флакончик духов, которыми она сразу же прыскается. Теперь публика внизу чувствует ее аромат. У молодого человека есть вкус, кричат они, в то время как я обнимаю ее за талию. А потом мы танцуем. Вальс. Он ведет ее как чемпион мира, кричат они. Ты мой парень, шепчет она мне на ухо. И я знаю, что это на самом деле так. Я наклоняюсь к ней. И вдруг все исчезает. Только тихий звон коровьих колокольцев вдалеке. И поцелуй, не позволяющий нам упасть.
43
Карл лежит, привязанный к кушетке. Вокруг него столпились люди. Говорят наперебой.
МАМА. Расслабься, Карл.
ПСИХОФРИЦ. Я не верю в Бога, но я верю в силу пятидесяти тысяч вольт, которые проносятся сквозь мозг и стирают все напрочь.
МАССИМО. Приходит Чиполлино к психиатру.
МАМА. Но мама постаралась.
ПСИХОФРИЦ. Предстоит еще как следует поработать.
ДОРА. Лизи. Лизи, где ты?
МАССИМО. У меня комплекс неполноценности.
ПСИХОФРИЦ. Я люблю горы.
МАМА. А воздух так прекрасен.
МАССИМО. Психиатр отвечает: «Мы должны уничтожить проблему в корне».
ПСИХОФРИЦ. А вот у меня такой здоровый. Все поняли?
ДОРА. Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо.
МАМА. Вы ставите меня в неловкое положение.
ПСИХОФРИЦ. Это доставляет мне удовольствие.
МАССИМО. Я сам его нашел.
САНДРА. Карл.
МАМА. Наслаждайся этим.
САНДРА. Карл Клотц.
ПСИХОФРИЦ. По местам.
МАМА. И только попробуй не насладись!
ПСИХОФРИЦ. Готово.
САНДРА. Ты — мой парень.
МАМА. Слушай, как звенят колокольца. (Накладывают электроды.)
КАРЛ. Мама!
44
На рыночной площади. Дует сильный ветер. Выступает легендарная Сандра. Идет по канату. Посылает воздушные поцелуи. Танцует. Прыгает. Выполняет все. Идет дальше.
45
В комнате.
ПСИХОФРИЦ. Это неправда. Нет. Я отказываюсь понимать.
МАМА. Тогда хотя бы поверьте.
ПСИХОФРИЦ. Сколько?
МАМА. Ровно пятнадцать килограммов.
ПСИХОФРИЦ. В пересчете на венские шницели получается шестьдесят штук. Это безумно много мяса. Предполагаю, он сутки напролет делал наклоны туловища.
МАМА. Он вообще не двигался. Жир ушел сам по себе.
ПСИХОФРИЦ. И насколько он отощал?
МАМА. Он на верном пути к исчезновению. Если бы он не издавал эти гортанные звуки, я бы постоянно на него натыкалась.
ПСИХОФРИЦ. Вы — гениальная мама.
МАМА. Совершенно верно. В вопросах воспитания никому со мной не сравниться.
ПСИХОФРИЦ. Ключевые слова — гортанные звуки. Позвольте осведомиться, а с психикой его дела обстоит так же сенсационно?
МАМА. Он кряхтит, смеется и веселится.
ПСИХОФРИЦ. Чувак!
МАМА. Даже строит предложения.
ПСИХОФРИЦ. Ну! Мне стоит начать беспокоиться?
МАМА. Его любимое предложение: «Да, мама». Он говорит его круглые сутки.
ПСИХОФРИЦ. А на втором месте? Я — фанат рейтингов.
МАМА. Второго пока нет. Он только начал его выстраивать.
ПСИХОФРИЦ. Хорошо. Человек должен думать.
МАМА. По-вашему, он снова превратится в дикое животное?
ПСИХОФРИЦ. У него логика зомби, которую я безумно ценю в нем. Совершенно здоровый пессимизм.
МАМА. Но сейчас он — настоящая отрада. Так мило смеется и теряет килограммы. Сегодня мы поикали.
ПСИХОФРИЦ. Вот бы прямо сейчас увидеть его и расцеловать. Черт побери. Такой славный мальчуган.
МАМА. Т-с-с. Он спит.
ПСИХОФРИЦ. Можно я принесу ему горячего молока с медом? У меня и печенье есть.
МАМА. Возьмите себя в руки.
ПСИХОФРИЦ. Шучу-шучу. Печенье я еще в машине умял.
МАМА. Ну, в таком случае заходите.
Они вместе идут к Карлу в комнату. Тихо открывают двери. Стоят в дверном проеме и рассматривают спящего Карла.
ПСИХОФРИЦ. Выглядит таким умиротворенным.
МАМА. И ничего наигранного.
ПСИХОФРИЦ. Вы только посмотрите. Он улыбается. Что же ему снится?
МАМА. Все только самое здоровое.
ПСИХОФРИЦ. Салат.
МАМА. Пойдемте, пусть поспит.
ПСИХОФРИЦ. Еще минутку. Я одержим этим душевным спокойствием.
МАМА. Ну ладно.
ПСИХОФРИЦ. Хорошо. Все. Все отлично.
МАМА. Я закрываю двери.
ПСИХОФРИЦ. Закрывайте. Удачи. Да здравствуют просторы! Спокойной ночи, дорогой Карл. Спи сладко.
Мама посылает в комнату воздушный поцелуй. И закрывает двери.
КОНЕЦ.
Мирьям Найдхарт «Неофобия» (Интимные проникновения в кризис воспроизводства)
© 2007 by Mirjam Neidhart.
All rights whatsoever in this Play are strictly reserved and applications for performance, etc., shall be made to ROWOHLT THEATER VERLAG, Hamburger Strasse 17, 21465 Reinbek bei Hamburg, Germany, theater@rowohlt.de. No performance of the Play may be given unless a licence has been obtained prior to rehearsal.
(Перевод с немецкого Т. Набатниковой).
__________________
ПРОЛОГ. АНДРЕА (42).
I. ТАНЯ (26), ПЕТЕР (31), МАНДИ (28).
II. ТОМАС (35).
III. ПАУЛА (28), ЗИЛЬКЕ (32), КАРИН (37), МАЙЯ (47).
IV. ТОМАС (35).
V. СЕВЕРИН (35), ЗИЛЬКЕ (32).
VI. МАРИО (51).
VII. ШТЕФИ (32).
VIII. ТОМАС (35).
IX. ТАМАРА (32), КРИСТИАН (37).
X. МАРИОН (45).
XI. РОБЕРТ (50).
XII. МАЙЯ (47).
XIII. РОЗВИТА (35), МИХАЭЛЬ (48).
XIV. МАЙЯ (47).
XV. ЛАСЛО (43).
XVI. ТОМАС (35), МАЙЯ (47), КАРИН (37).
ЭПИЛОГ. АННЕТТА (50).
Не менее 2 актрис и 1 актера (каждый играет несколько ролей).
__________________
Эта пьеса основана на нескольких интервью, которые я провела в Германии и Швейцарии с декабря 2005 года по август 2006 года. Имена и профессии были изменены. Сердечная благодарность мужчинам и женщинам, которые согласились дать интервью для «Неофобии».
М. Н.* * *
ПРОЛОГ
АНДРЕА (42). Есть несколько причин, почему я решила не заводить детей. Когда желание завести их еще присутствовало, не было подходящего партнера. Теперь у меня просто нет потребности в деторождении. Ребенку просто нет места в моей жизни. Будучи одинокой, я в любой момент могу принять спонтанное решение — и пошло-поехало! И потом, этот миф о материнстве уже проел мне плешь. Какое там, хорошая мать сидит со своим ребенком дома. Раздражают и эти матери-тигрицы, которые взрываются на каждый пук против их ребенка. Невоспитанные дети тоже меня достали. Я всегда говорю, дети — эти разгуливающие на свободе террористы. Моя мать еще внушала нам правила приличия, но ведь нынешним детям позволено все. В нашем обществе на всякий чих требуется лицензия или сертификат, только на воспитание детей не требуется. А некоторым бы не повредило пройти курс по воспитанию перед тем, как заводить детей.
Потом финансовая причина. Я зарабатываю ровно столько, сколько хватает мне одной. Не имею желания садиться государству на шею только потому, что у меня ребенок. И попадать в зависимость от мужчины? Нет, я бы не смогла. Мне трудно представить совместную жизнь. Я нахожу ужасным видеть по утрам в моем зеркале небритого мужчину. Ванна мне нужна для себя. Мне нужна моя свобода. И еще вопрос, сам-то парень выдержит ли со мной. Я связываюсь с человеком лишь в том случае, когда прояснены две вещи: во-первых, чтобы он не ждал от меня, что я стану заниматься его диетой. Во-вторых, чтобы он не диктовал мне, как и в чем мне ходить. То есть он должен принимать меня такой, какая я есть. А одной с ребенком — этого я тоже себе не представляю. И без того слишком много матерей-одиночек на грани нервного срыва, которые требуют для себя чуть ли не государственного ордена за свои заслуги, хотя все, вплоть до трусов, им финансирует государство.
Меня это просто не интересует. Конечно, у меня есть друзья с детьми, но эти дети хотя бы знают, как себя вести. Они воспитанны. Только и слышишь это нытье, и-и-и-и, эти частоты, вот когда сопрано на этих частотах, то хорошо, но детский визг! Я ненавижу его, я его не выношу. Почему матери позволяют себе являться в публичные места, если они не могут держать под контролем своих детей? Они ждут, что их воспитает официант? Это же мир, вывернутый наизнанку, и все посетители вынуждены терпеть приступ буйного помешательства какой-нибудь трехлетки. Тут не повредила бы хорошая оплеуха! Если бы я была хозяйкой ресторана, я бы повесила на двери объявление большими буквами: «Детям до 14 лет вход запрещен». Может, это и резковато, но таково мое мнение, и я на нем стою. Уж извините.
I. ТАНЯ (26), ПЕТЕР (31), МАНДИ (28)
ТАНЯ. Ну, раньше-то я всегда думала, что до тридцати непременно рожу первого ребенка, но вот мне уже двадцать шесть — и… м-да… как-то все отодвигается на потом.
ПЕТЕР. Думаю, я не сделаю выбор в пользу детей. Таковы обстоятельства. Но я хотя бы не делаю выбор против детей.
ТАНЯ. Моя учеба затянулась и… к тому же еще мужчины для этого, к сожалению, нет, поэтому я не думаю, что успею до тридцати с моим первым ребенком, но я не хочу на себя давить, я ведь все равно еще очень молода…
МАНДИ. Мы оба хотели ребенка, пока ребенок не родился у моей сестры, которая на десять лет старше, и поначалу у нее были проблемы с уходом за ребенком. Ее дочь четыре дня в неделю проводила у нас.
ПЕТЕР. Ну да, мысленно-то я себе очень живо расписал, как у меня будет ребенок, и непременно его хотел, а теперь, когда у меня действительно серьезные отношения с девушкой, да, я замечаю, что такой подвиг мне не по силам.
ТАНЯ. То есть теперь я хочу работать, но если бы у меня были серьезные отношения с мужчиной, я бы уже скоро захотела ребенка, если бы считала, что рядом со мной именно тот, кто мне нужен. И вот я теперь специально думаю о моем друге или друге в кавычках, какими качествами он должен обладать. Вообще-то мне не кажется, что это правильные предпосылки.
ПЕТЕР. Всегда хочешь сделать это лишь тогда, когда есть некая финансовая стабильность, а также уверенность в прочности отношений. А пока что — не успеешь познакомиться, как начинаются ссоры.
ТАНЯ. Ну, моего друга я знаю уже почти два года, и поначалу он был от меня… в полном восторге и хотел быть вместе, а я не хотела, но потом — последний год, где-то с июня — все пошло наперекосяк. И вот у нас состоялся разговор, потому что я уже заметила, как-то все не так, как мне хотелось бы, и вот в разговоре выяснилось, что он вообще-то не так уж и влюблен в меня и ничего не хотел бы мне обещать, и тут я впервые была по-настоящему шокирована. Ну да, тут я сказала, что тогда давай все прекратим. Но я не смогла, потому что он хотел бы, чтобы все оставалось как есть, почему я теперь все разрушаю, но я смотрю на это совсем иначе, то есть я не хочу такого.
Я думаю, что он не тот человек, с которым можно создать семью. И потом еще было… мы с подругой бросили курить, но в воскресенье все-таки выкурили по одной, и тут она в шутку сказала ему, что от этого помогает только беременность, и тогда он говорит ей: «Что ж, я бы с удовольствием сделал Тане ребенка, можешь ей так и передать». Я спрашиваю себя… для чего он сказал это сейчас? Что ж мне теперь… Ведь он всерьез, то есть так еще никто в моем окружении не давал мне понять… Итак, я должна… то есть нет, так не пойдет. В том числе и из-за его профессии. Он просто слишком… да, и в намерениях тоже очень эгоистичен, он погружен в свои дела и вряд ли пойдет на компромисс, скажет: «За эту работу я сейчас взяться не могу». Или что-нибудь в этом роде. То есть для него очень важна карьера. Когда человек один, то все о’кей, то есть он может так поступать.
ПЕТЕР. Я знаю, что с ребенком может быть невероятно трудно. Я был папой. То есть моя бывшая, у нее был ребенок, ребенок проблемный, синдром дефицита внимания и так, по мелочам. То есть я просто узнал, что надо вникать в это все без остатка.
ТАНЯ. Я-то считаю, что мой друг — фрик. Сама по себе я скорее мещанских взглядов на семью, на детей, на женитьбу, но влюбляюсь всегда… Я хочу сказать, что у меня бы уже давно могла быть семья. Надо было только подцепить у нас в деревне богатого винодела — и уже был бы у меня сейчас дом и двое детей.
ПЕТЕР. Родить сейчас ребенка. Это нереально. Потому что это просто великое дело. Тут ни на секунду нельзя тешить себя иллюзиями. Когда у меня закончились отношения с той женщиной с ребенком, я прекратил и отношения с ребенком тоже. Это было больно, но эти отношения или бывают полными, или их совсем нет. Потому что эти встречи, а потом их долгое отсутствие — этого я не могу навязать ни ребенку, ни себе. Эту неопределенность я достаточно хорошо изведал на собственной шкуре.
МАНД И. У нас обоих было желание иметь ребенка, пока ребенок не родился у моей сестры. Ее дочка четыре дня в неделю жила у нас и с какого-то времени стала звать нас мамой и папой. Для моего друга это было слишком. У него начались приступы неофобии. Он сел напротив меня и сказал, что больше не знает, как жить дальше. Не знает, что он ко мне чувствует, — дескать, ему надо об этом подумать. И это нормально. После этого он еще полгода спал со мной в одной постели, продолжал прежние отношения, но повсюду говорил, что мы больше не вместе.
ПЕТЕР. Для себя самого мне важно чувствовать, что я могу работать как угодно долго, сколько понадобится. На втором месте была бы уже она. И тут я присмотрелся внимательнее, довольна ли она этим. Потому что несчастная, не реализовавшая себя женщина — это, по-моему, не вариант.
МАНДИ. Я всегда была семейным человеком и очень привязана к моей семье. У меня была проблема, что мы жили на Востоке, а мой отец уехал в Западный Берлин, по частному приглашению. С моей матерью они договорились, что он останется там, а мы выедем по запросу о воссоединении семьи. И потом я не видела его полтора года. Моя мать за это время превратилась в психическую развалину, потому что с выездом ничего не получалось. Штази постоянно контролировала меня, контролировала ее и приставляла ей нож к горлу, дескать, подавайте заявление на развод, у него там уже давно другая, что было неправдой. Моя мать работала полный день. В то время семья Марселя оказалась для меня очень важной, они меня поддерживали. А потом мы все-таки переехали сюда. Это было время, когда сломали Стену, и потом было очень, очень тяжело, потому что я была «осси». У меня была разновидность эпилепсии, и в ГДР я получала такие лекарства, про которые здесь, на Западе, врачи говорили: «О боже, да такое здесь и взрослым не дают». Я и правда сильно прибавила в весе, у меня был восточный диалект, восточная одежда, и я все еще была толстой. Из-за всего этого я была козлом отпущения для своих одноклассников, легкой добычей, чтобы есть меня поедом.
Поскольку мои родители были заняты собой, чтобы снова найти путь друг к другу, на душе у меня было так, что я перестала есть. Я очень быстро похудела и весила уже 40 килограмм. А потом я попала в больницу, и выяснилось, что я не смогла осилить разлуки с отцом, всех этих метаний туда-сюда, и меня это психически подкосило в мои 14 лет. Да, и тогда я начала работать. Постепенно выбиралась из себя, участвуя в работе молодежной радиостанции. В восемнадцать я уже отвечала за передачу. Эти подъемы и спады тянулись на протяжении всей моей жизни. И тут история с Марселем. Я сошлась с ним после того, как мы не виделись семь лет. В 19 лет переезжала и, собирая вещи, нашла номер телефона. Позвонила ему, и мы тут же встретились, и через полтора месяца уже были по-настоящему вместе.
Марсель определенно был бы хорошим отцом: потому что я видела, как он обращается с дочерью моей сестры. Так, будто она была его собственной дочерью. При этом я должна сказать, что ему следовало бы снова стать таким, каким он был последние годы. Потому что когда сегодня он сидит передо мной в слезах и говорит, что любит меня, я всякий раз пугаюсь, что завтра у него случится приступ неофобии, и он подумает: о боже мой, я ей сказал, что люблю ее. И снова убежит от меня.
ПЕТЕР. Я думаю, это вообще самое главное — завести семью, заботиться о ней и иметь возможность сказать: вот теперь я на своем месте. Но я не хотел бы заводить ребенка из ложного тщеславия. Только потому, что якобы пришло для этого время и что я прекрасно выгляжу и что мы оба суперские и так далее. Просто потому, что хочется воспроизвести себя, и интересно, что получится.
II. ТОМАС (35).
С зачатием ребенка у моей жены снесло крышу. Мы познакомились три с половиной года назад и сильно влюбились друг в друга. Тема детей присутствовала с самого начала, и ребенок не был случайностью, но теперь превратился в яблоко раздора. Последний раз я видел мальчика пять месяцев назад. Сейчас ему полтора года.
Если действительно рассказывать эту историю, ребенок был зачат — как бы это сказать — в служебной комнатке кинотеатра. Да-да, именно так. Там, где дверь открывается и закрывается. И она была крепко заперта, оставалось только маленькое окошко, через которое можно наблюдать за тем, что происходит на экране. А в остальном там темно, и никого больше нет. Просто выдалась такая возможность, и как-то было очень хорошо — как бы выразиться — увлекательно, приятно, заманчиво заняться там сексом. На экране шли два коротких фильма. Сначала чудесный мультфильм. Потом кровавый кошмар. Это факт, а не выдумка. И тут мы зачали ребенка. То есть мне внезапно стало ясно, что здесь и сейчас происходит нечто совершенно экзистенциальное и сущностное — впоследствии послужившее причиной появления ребенка. После этого мы вышли из кино и поначалу валялись, одухотворенные, на лугу, все вокруг по-летнему жужжало и гудело, и что-то было в этот момент совершенно особенным. А через двадцать минут на мою жену обрушились фантазии о насилии. Ее стали терзать видения, которые потом уже больше никогда не прекращались. Она начала кричать, что знает точно, я стану насиловать моих детей. Ее невозможно было успокоить. Потом дошло до того, что все друзья или подруги, какие у меня есть, якобы сексуально чего-то от меня хотели, вплоть до того, что у меня что-то было с кассиршей из супермаркета, потому что я так подозрительно улыбался, когда отдавал ей деньги, потом на очереди оказались соседи, то есть паранойе не было конца и края. Дошло до того, что уже на сносях она начала бросаться на пол с ребенком в животе и нападать на меня. У этих приступов даже была определенная частота: раз в шесть недель она нападала на меня, раз в шесть недель я ходил исцарапанный и покусанный.
Я надеялся, что ненасильственное сопротивление в такой ситуации успокоит ее. Я знал, что для этой паранойи нет никаких причин. Я не изменял ей. Я женился на ней по любви. И был целиком за нее и за ребенка. Я думал, это, может быть, связано с гормонами. Все образуется, ведь вначале этого не было. Но не образовалось. Все по-прежнему так же.
В октябре 2004 года она, прихватив ребенка, сбежала из нашей общей квартиры. 2 июля 2005 года, когда я должен был забрать моего сына, ее не оказалось на месте. Стоя на пороге неожиданно опустевшей квартиры, я был совершенно сокрушен, а потом в беспамятстве скитался по городу в поисках каких-нибудь следов, где она теперь может быть. Не знал, смогу ли я когда-нибудь снова увидеть моего ребенка, и как нам жить дальше, и как сохранить человеческий контакт и человеческое достоинство, которых не было, потому что она исчезла. Тогда я вернулся к себе домой с непомерной болью, и с тех пор меня мучают бесконечные кошмары и фантазии о насилии, то есть все очень плохо.
III. ПАУЛА (28), ЗИЛЬКЕ (32), КАРИН (37), МАЙЯ (47)
ПАУЛА. Я живу в общей квартире с моим сыном и подругой, у которой тоже есть ребенок. Мой партнер живет в Дрездене. Мы не хотели съезжаться. Мы не хотели раздражать друг друга повседневностью. Я безработная. Ищу место: что-нибудь между научной референткой и ассистенткой в области политики.
ЗИЛЬКЕ. Больше всего я боюсь этой материнской роли, которую мне будут навязывать извне, со стороны общества, и что меня больше не будут воспринимать как дееспособную женщину. Когда я вспоминаю мою собственную мать, которая всю свою жизнь делала и то и другое — в одиночку воспитывала меня и всегда работала. И в целом и то и другое делала хорошо, целеустремленно… Она так никогда и не добилась карьерных высот, потому что была я и потому что знала, что я важнее карьеры. Теперь я ощущаю это как жертву — и вместе с тем я наивно верю, что семья и карьера не исключают друг друга и что мне удастся совместить их.
КАРИН. Для меня даже речи не может быть о том, чтобы сочетать мою профессию с семьей. Я знала столько перегруженных женщин, снующих туда-сюда, чтобы после работы как можно скорее сменить сиделку. Для меня единственным вариантом было бы иметь детей, если муж по-настоящему заботлив. Если он берет на себя все 100 процентов заботы о ребенке, а я зарабатываю деньги — такой вариант я могу себе представить. Но только ни в коем случае не соединять одно с другим. Я, правда, рада безмерно, что мне приходится заботиться только о себе, потому что и это достаточно трудно.
У меня никогда не было чувства, что я так уж безумно люблю детей. Тем не менее я об этом уже задумываюсь, потому что всегда жить так, как сейчас, я бы не хотела. Тема условной, тренинговой семьи для меня нечто весьма существенное, на таких тренингах я представляю себе, что когда-то буду жить вместе с детьми. В неком проекте Большой жизни и Совместного существования, где были бы рамки, в которых можно было бы сообща растить детей.
ПАУЛА. Главный недостаток социальной политики в том, что она отмежевывается от многообразия возможностей партнерства, а ведь в реальности они существуют. В социальной политике есть лишь традиционная модель и модель матери-одиночки, все остальное полностью игнорируется.
МАЙЯ. Я работаю с полной занятостью и мой муж тоже. Я всегда работала с полной занятостью — даже когда носила Бруно. Для меня это нормально. У моих родителей было крестьянское хозяйство, и моя мать всегда работала весь день. Более того — со всеми детьми. Когда я была беременна Бруно, я без отрыва от работы проходила последипломную специализацию по управлению предприятием. Это обучение посещали преимущественно мужчины. Нас было сорок мужчин и четыре женщины. Женщины были в основном с высокими должностями и по профессиональным причинам бездетные. До меня в университете, пожалуй, и не видели никогда беременной женщины. Все исходили из того, что я брошу учебу или прерву ее на долгое время. Почему-то принято считать, что мужчины благодаря отцовству становятся толковее, чем они были. А женщины — наоборот, и это было мне обидно. Всегда были такие придирчивые вопросы, мол, ну и как ты себе это представляешь, и как ты собираешься с этим справляться, такие организационные вопросы, но их можно разрулить.
КАРИН. Я рассматриваю материнство как тотальное ослабление моей позиции. Я не вижу в этом преимуществ, хотя вообще-то ничего важнее и быть не может. Меня не удивляет, что раньше женщины почитались богинями, потому что давали жизнь. Ведь это должно казаться чудом тому, кто не знает биологических взаимосвязей. Но в наши дни такого не наблюдается.
ПАУЛА. Я очень счастлива с ребенком. В целом я чувствую себя очень хорошо. То есть в любом случае лучше, чем раньше.
ЗИЛЬКЕ. Мы оба — фрилансеры и до сих пор как-то выкручивались, да это и неважно, даже если когда-то что-то и не складывалось, у меня бы не было проблем, потому что я по полгода живу на пособие по безработице. Но вот с ребенком?.. То есть я просто боюсь, что эта форма жизни, основанная на том, что люди довольствуются не очень высоким стандартом, поскольку все еще находятся в фазе становления и могут сказать: мол, я на пути к тому, чтобы реализоваться позже. Когда-то придется объявить эту форму жизни законченной, потому что говоришь: о’кей, теперь я просто больше не могу себе это позволить, я должна теперь встать за кассу в супермаркете и зарабатывать деньги, потому что мой ребенок тоже хочет есть и ему требуется место в яслях.
МАЙЯ. Я никогда не указывала годы рождения детей в моих заявлениях о приеме на работу. Я просто знала, что у меня не будет шансов, если я их напишу. И когда на последнем собеседовании спросили о детях, я уклонилась от прямого ответа и сказала, что они уже не маленькие, и потом чувствовала себя ужасно. А им было три года и год. Перед самым приемом на работу мне пришлось предстать перед большой комиссией, и люди интересовались главным образом тем, как я буду управляться с детьми. Одна женщина сказала, что она всегда работала на полставки, а о полной и не мечтала. То была пожилая дама, и я ей ответила: «Знаете, сегодня все по-другому, сегодня все намного проще». Хотя, конечно, знала, что это не так.
IV. ТОМАС (35)
Чего только не приходится наслушаться на этих судебных процессах и начитаться в этих судебных решениях! А еще есть судебный уполномоченный. Этот назначенный судом психолог установил, что отношения, привязанность к отцу и матери у ребенка одинаковы. Так. И это соответствует фактам, потому что со своим ребенком я нянчился половину всего времени, необыкновенно люблю его и все для него делаю. Я-то полагал, это ведь должно вообще-то значить, что привязанность не может быть разорвана — никоим образом, да? Но тот аргументирует дальше, дескать, я должен понимать, что евреи не могут жить в Германии. Ничего себе! Не могут жить! Женщина-судья согласно кивает. Но ведь факт, что еврейская иммиграция в Германию в настоящее время больше, чем в Израиль. Факт, что в Израиле убивают больше евреев, чем в Германии или в любой другой стране. Факт, что они там живут на военном положении — в так называемой low intensity orbit, как говорят в армии. Факт, что мой сын теперь живет в киббуце, чудесный киббуц, цветы и плавательный бассейн, об этом киббуце недавно писал Хенрик М. Бродер, что люди хотят оттуда уехать и у них большие проблемы с депрессией, потому что с регулярным интервалом истребители F-16 выпускают свои ракеты по Вифлеему. Чудесно. Да. И ни одну собаку не интересует, почему мой сын должен там жить. Ну как же, ведь евреи не могут жить в Германии. Точка. Я тогда подал кассационную жалобу, потому что у меня нет никаких прав, ни одного, кроме права платить. И жена хочет еще и содержание для себя, то есть в принципе она хочет всего: взять ребенка, взять деньги и со всеми деньгами и ребенком исчезнуть и потом посмотреть, что бы еще хорошего извлечь из жизни. То есть даже близко нет того, чтобы я, поскольку я плачу женщине и ребенку, в возмещение мог видеть своего ребенка. Как это бывает при нормальных деловых отношениях. И близко нет того, чтобы мой ребенок, имеющий право на содержание, имел бы также право на общение с тем родителем, у которого отнята возможность попечения. А все почему? Потому что в системе структурная ошибка. В случае с международными браками так: сначала завершается процесс о попечительстве над ребенком. Ясно, что попечительство достается матери. В право о попечительстве над ребенком включено право на местожительство, это значит, что мать по завершении процесса может уехать куда хочет. Итак, через три дня после получения решения суда мать покидает страну. Матери здесь больше нет. После этого судьи говорят: боже мой, да ведь ребенок здесь больше не живет. Мы больше не правомочны вести процесс по праву общения. То есть отправляйся в Израиль и там добивайся права общения. Только потом оказывается, что им там, в Израиле, плевать на иностранных отцов, и они говорят, да-да, пусть он навещает сына. И это значит, что ты ездишь к собственному сыну как турист и стираешь из своей жизни целую страницу человеческого существования. А если как турист, то какой же я тогда отец?
С видеокамерой, на которую я теперь снимаю животных и еще бог знает что: и зоопарк, и все то, что он любил, то есть экскаваторы, воду и футбол и все такое, что мальчик — даже годовалый — воспринимает с таким восторгом. Я это снимаю и отправляю в черную дыру.
V. СЕВЕРИН (35), ЗИЛЬКЕ (32)
СЕВЕРИН. У меня нет чувства, что я сам выбрал себе участь одиночки и крайнего. Я ощущаю это как недостаток, и мои мысли довольно часто крутятся — как в сексуальном, так и в дружественном отношении — вокруг того, как бы мне побольше общаться с другими. То, что я могу прийти домой в четыре часа утра, что я никому не должен звонить, мол, я сейчас там-то и там-то, не беспокойся, что-то в этом роде, я не могу сказать, что выбрал это сам.
С Зильке было так. Она праздновала свое тридцатилетие, а накануне вечером, незадолго до полуночи, пришла ко мне и сказала ни с того ни с сего: «А не могли бы мы завести ребенка?»
Эта фраза насчет ребенка вырвалась у нее не сразу, поначалу разговор шел о дне рождения, и та фраза проскользнула как бы между делом: ах, а не могли бы мы завести ребенка? И я невероятно завелся, мне это польстило, и я подумал, надо же, может, теперь дело дойдет до какой-то прочной связи, вот ведь другой человек хочет от меня детей, и это так здорово!
ЗИЛЬКЕ. Вот уже год я живу вместе с Мартином… да, квартира маловата для двоих, но ничего. Я впервые живу с кем-то вместе. И считаю, что близость при этом гораздо больше, чем когда живешь в разных квартирах. Меня удивляет, что я вообще это терплю.
СЕВЕРИН. Мы никогда не любили друг друга страстно и искренне. Никакого крутого секса — скорее наоборот… и мне это показалось прямо-таки грандиозной идеей, и я сказал себе, может, благодаря этой бесстрастности мы сможем вырастить ребенка, осилим такой гигантский проект.
ЗИЛЬКЕ. Я не думала, что вообще с кем-нибудь уживусь, что однажды не скажу: так, теперь мы не видимся два дня. Собственно, это и отличает мои отношения с Мартином. То есть появилось такое чувство, что мы принадлежим друг другу, и это выражается также и в том, что мы живем в одной квартире.
СЕВЕРИН. Я уже несколько раз в нее влюблялся — всякий раз заново. Когда я пришел к ней впервые, она захотела достать нам выпить и налетела на платяной шкаф, по-настоящему ушиблась о него, и я подумал, как же она может удариться о собственный шкаф, ведь он стоял на этом месте годами? И она так смутилась, стыдясь своей неловкости, и я знаю, что меня растрогало именно это. (Задумывается.) Да. Но вместе с тем я никогда не был уверен в силе своих чувств. Это я тоже должен признать.
ЗИЛЬКЕ. У нас появились планы, дело было как раз на Новый год, это так типично для Мартина, такой всегда милый. После двенадцати он и говорит: «Так, а когда мы теперь поженимся?» А я подумала — минуточку, что значит «когда»? Вопрос должен звучать так: «Поженимся ли»..? Нет, этого я не сказала, я обрадовалась…
СЕВЕРИН. А потом мы с Зильке должны были поехать в летний отпуск, и я про себя все время думал: сейчас поедем в отпуск, и все время в голове вертелось: «Может, нам удастся завести общего ребенка?»
ЗИЛЬКЕ. Я годами совсем не думала о детях, важными были совсем другие вещи, и если бы забеременела, разразилась бы катастрофа. А потом, ближе к тридцати, заметила все-таки, что вообще-то хочу когда-то в жизни завести детей, ощутить материнство.
СЕВЕРИН. Да, и этот отпуск стал сплошным кошмаром, потому что она незадолго до того влюбилась.
ЗИЛЬКЕ. И летом, перед тем как познакомиться с Мартином, у меня было одно любовное приключение.
СЕВЕРИН. Мне она этого не рассказала, я узнал от других. Я думал, ну, если у нее теперь есть кто-то еще, а мы официально едем в отпуск, то ей самой решать, менять ли что-нибудь в наших планах на отпуск. Но то, что она сделала, было совершенно ошеломительным. Она сказала очень, очень поздно: «Мы ведь можем поехать в отпуск все втроем!» Это показалось мне полным безумием, и я подумал, что ведь этот другой мужчина вовсе не захочет этого.
ЗИЛЬКЕ. Я наконец-то почувствовала — вот оно. Когда я спала с тем, я думала, вот с кем бы я завела ребенка. То был момент осознания: вот теперь можно было бы и детей.
СЕВЕРИН. И в конце концов пришли к компромиссу, что мы поедем один за другим, по очереди.
ЗИЛЬКЕ. И не только «вот оно», а еще «как здорово», какое замечательное время, что-то вроде того. Но потом я подумала: наверное, это сработали биологические часы или как там они называются, когда вдруг начинаешь так чувствовать?
СЕВЕРИН. Я приехал вечером и еще застал того, другого. Он еще что-то готовил. Потом, на следующее утро, уехал.
ЗИЛЬКЕ. Однако с тем у нас вскоре после этого разладилось, ну, была как бы чуть ли не катастрофа и — это было весьма отрезвляюще.
СЕВЕРИН. Я провел ночь в отдельной спальне и потом, когда тот, другой уехал, так и остался в этой отдельной спальне, потому что решил, слишком уж она обнаглела.
ЗИЛЬКЕ. Да это могут быть и не биологические часы, а что-то другое, что заставляет тебя выбирать по дарвинистской теории: вот этот будет хороший отец, а тот — плохой, поэтому заведу-ка я детей от этого.
СЕВЕРИН. Потом у нас был день, когда мы остались одни, а потом приехали родители.
ЗИЛЬКЕ. Но, кажется, желание завести детей может вдруг возникнуть независимо от партнера. И что делать, если мужчина рядом с тобой для этого не подходит.
СЕВЕРИН. Очень скоро она рассталась с тем мужчиной, который был так важен в отпуске, но очень быстро познакомилась с другим, с которым она и по сей день вместе.
ЗИЛЬКЕ. Мужчины, с которыми я была вместе, всегда казались мне совершенно загадочными, крутыми героями, а теперь я понимаю, что они всего лишь были погружены в себя, в свои проблемы.
СЕВЕРИН. Я думаю, я бы и сегодня охотно завел с ней ребенка. Я еще раз заговаривал с ней об этом, но разговора не получилось. Это меня огорчило. Но если она этого не хочет, то буду переживать свое огорчение молча.
ЗИЛЬКЕ. Я знаю Мартина уже четыре года — мимолетно, как друга одного моего друга, и четыре года назад мне даже в голову не приходило, что он мог бы стать объектом моего вожделения, хотя бы потому, что он слишком нормален или слишком спокоен: характер не экстремальный. И раньше это меня не привлекало, как будто это чересчур скучно.
СЕВЕРИН. Тема детей обособилась и развилась в нечто по-настоящему гротескное из-за одной подруги, которая пришла в восторг от идеи насчет ребенка и потом сказала мне: «Твою идею с ребенком по рациональности я нахожу очень хорошей, то есть идею, что совсем не обязательно быть влюбленными друг в друга, чтобы родить ребенка; что можно намного лучше понимать друг друга, когда нет этих проекций и потом разочарований, с которыми наступает кризис, когда ребенок уже есть, а вы расстаетесь, и эту ситуацию уже не преодолеть вместе… Кстати, а тогда не могли бы мы, собственно, родить общего ребенка?!»
ЗИЛЬКЕ. Да, и нынешним летом мы поженимся и… собираемся завести детей. Мартин хотел бы двоих, но начать можно и с одного.
СЕВЕРИН. Сперва я думал, она надо мной смеется, но она не смеялась. И так я обнаружил, что должен еще раз пересмотреть то, что говорил о рождении детей. С ней я детей не хотел.
А с Зильке я и сегодня завел бы ребенка.
Не знаю, люблю ли я ее еще. Вообще-то я прихожу в бешенство, как только подумаю о том, что она с этим другом… который мне вообще не нравится. Чувство любви я могу к ней испытывать только тогда, когда я говорю себе: ах, да она же полная дурочка.
VI. МАРИО (51)
Во время моей первой большой любви было ясно, что я пойду привычным путем: когда влюбляешься, женишься и создаешь семью… У меня не было никакой критической дистанции по отношению к этому пути. Потом все резко изменилось благодаря книгам. В особенности «Жить без лжи» Арно Плака. Основная мысль там та, что люди не просто перенимают традиции, а постоянно спрашивают себя, в чем правда. Другая книга была Сюзанны Брёггер: «…но избави нас от любви. Моногамия — каннибализм нашего века». Эти книги меня словно громом поразили. Я был тогда в возрасте между двадцатью и двадцатью пятью и обнаружил, что самому мне совершенно не нужна эта навязанная верность. Я захотел тут же стерилизоваться. Врач прогнал меня домой. Сказал, чтобы я пришел к нему после тридцати. Но для меня все было ясно. Я не видел себя отцом, а видел одиночкой, который непоседливо кочует. Это соответствует моей сути: когда мне что-то интересно, я воспламеняюсь, но это очень быстро проходит, и я с таким же энтузиазмом предаюсь чему-то другому. У меня во всех отношениях есть проблемы с тем, чтобы ограничить себя, — профессионально, в любовных отношениях, с местом жительства. Это проявляется во всем. Человечество не вымрет. Его все еще шесть миллиардов. Я вижу во всем этом скорее процесс саморегулирования. Может быть, в настоящий момент населения многовато. И оно сокращается, чтобы потом снова увеличиться.
VII. ШТЕФИ (32)
Я живу вместе с моими детьми, близнецами, им как раз исполнилось три года, с отцом моих детей и с моей спутницей жизни, у которой тоже есть сын… и у всех троих детей один и тот же папа. Итак, мы живем по-настоящему втроем, делим постель и очаг или что там еще делят.
Биргит я знаю уже девять лет. Мы в отпуске ухаживали за инвалидами, занимались этим раз или два в году, чтобы заработать денег, мы были студентками, и в одной из таких поездок познакомились с Маркусом, и я в него сразу влюбилась. То есть если живешь вместе с женщиной и потом появляется кто-то, то ведь не думаешь: ах, теперь мы могли бы устроить и треугольник, но у нас все получилось именно так. И потом я довольно скоро забеременела.
Так быстро, только раз неправильно посчитала. Ну вот, и на первом же обследовании мне сказали, что будут близнецы, да, а потом мы были беременны втроем.
Мы с Биргит хотели детей, или ребенка, да, но всегда было понятно, что рожать этого ребенка будет Биргит. Но все получилось совсем по-другому. Да, и потом мы устроили настоящее планирование семьи, после близнецов, с Давидом, потому что пеленать троих грудных детей сразу — не очень-то прикольно, и мы решили, что пусть он родится не раньше лета 2007 года, и в июле он родился, Давид.
Естественно, я не рассказываю на каждом углу каждому встречному, как мы живем. Но часто случается так, что я везу близнецов в коляске, а Давида тащу на себе в слинге, и люди спрашивают:
— Как же так, я что-то пропустила, ты же не была беременна?
— Да, это малыш Биргит.
— Биргит?
— Да, и Маркуса.
И уже потом:
— Ах, так вы живете все вместе?
У меня никогда не было твердых представлений о муже и детях, но я и не думала, что хочу жить вместе с моей лучшей подругой. Скорее так получилось само собой.
Для близнецов такая модель подходит прекрасно. Первые полгода мне вообще никогда не приходилось вставать к близнецам ночью, это делали Биргит и Маркус. Какая еще мать близнецов может спать ночью по семь, по восемь часов подряд? Об этом можно только мечтать. Хорошо в этой модели и то, что больше разнообразия: что не получишь от одного, то получишь от другого. Как в партнерстве, где мужчины и женщины также ищут себе друзей и подруг и получают то, чего не получили в партнерстве. Нам для этого не надо даже из дома выходить, у нас «все включено». Кризисные ситуации тоже намного проще преодолевать, например ребенок болеет, мама болеет, как-то так. Суперпрактичная сторона во всем этом та, что такие моменты проще уладить.
Мы все не против того, чтобы иметь еще кого-нибудь. Я нахожу, что хорошо уже то, что семья растет, и хорошо, что без того принуждения, когда приходится выворачиваться наизнанку, причем я думаю, что это у нас и впредь исключено. Если живешь так, как мы, то и с другими возможностями можно обходиться гораздо свободнее. Но кто знает, как мои дети когда-нибудь шокируют меня.
VIII. ТОМАС (35)
Как мужчина я сталкиваюсь с той проблемой, что продолжить свой род могу только с позволения женщины. Если женщина не хочет, то и я не могу. У нас в Германии сейчас выросло поколение, которое в возрасте 25 лет и старше продолжает жить под девизом: «Мы хотим пожить сами!» Лет до сорока, сорока двух это поколение осуществляет профессиональные проекты, которые потом сменяются другими проектами, так что образовался замкнутый круг. А что касается любви, концепция такая: следующая будет единственной. Этакое насилие рациональности. А в итоге получается, что трудно найти единственную любовь, когда в 35 лет замечаешь, что у тебя уже было пять единственных. Сегодня главная проблема в том, что я как мужчина вообще не имею возможности продолжить свой род. Мысль о семье ушла с повестки дня тех людей, которые задают тон в обществе. А мы живем для того, чтобы в свою очередь продолжать жизнь. Когда-то мы были детьми, и у нас были родители, значит, и мы должны, если хотим продолжить жизнь, родить ребенка или двух и тоже побыть родителями. И я считаю, что в наше время творится социальный суицид, какое-то коллективное самоубийство.
IX. ТАМАРА (32), КРИСТИАН (37)
ТАМАРА. Я живу сейчас как замужняя женщина — одна, то есть… теоретически одна.
КРИСТИАН. Шесть недель назад мы съехали с нашей квартиры.
ТАМАРА. Теоретически одна значит, что мы, несмотря на все, по-прежнему спим друг с другом — нет, мы вообще-то практически расстались — просто это значит, что у нас не такое типичное расставание, когда больше не видишься, не разговариваешь, но еще остаемся в физическом контакте.
КРИСТИАН. Замужества хотела Тамара. К моей жизни свадьба вообще не подходит. В моем окружении никто не женат. И мне кажется, это здорово.
ТАМАРА. Мы разошлись из-за разных взглядов на жизнь. Я хотела создать семью и быть частью единого целого.
КРИСТИАН. Я с трудом могу себе представить, что у меня будет ребенок. Отношения и без того достаточно сложные.
ТАМАРА. Он не хочет брать на себя ответственность за другое существо.
КРИСТИАН. Ребенок не входит в мой жизненный план.
ТАМАРА. Он ждет от жизни чего-то другого.
КРИСТИАН. Профессионально она связана так же, как и я, даже еще больше. Я-то постоянно жил в нашей общей квартире. А она появлялась раз в несколько месяцев на одну-две недели.
ТАМАРА. Моя профессия для меня, разумеется, очень важна. Но это не все.
КРИСТИАН. Нормальный повседневный быт так никогда и не установился.
ТАМАРА. То есть я всегда хотела детей. Не то чтобы с первого дня, но в принципе я всегда подавала сигналы, что мне это в любом случае нужно.
КРИСТИАН. Я с самого начала сказал: только не в ближайшие два-три года.
ТАМАРА. Ну да, это долгий процесс с переживаниями в сексуальной области, но также и в разговорах, когда ты постоянно натыкаешься на границу, где замечаешь: о’кей, он не хочет об этом говорить. А если разговор и начинается, то исходит только с моей стороны.
КРИСТИАН. Большую часть времени она отсутствовала, а когда наконец появлялась дома, то сразу заговаривала об этом и чудовищно на меня давила.
ТАМАРА. То есть его это совсем не занимало.
КРИСТИАН. Потом ей захотелось непременно поехать в отпуск.
ТАМАРА. Я его пригласила. То был первый отпуск за четыре года. Мы снова захотели посвятить время друг другу.
КРИСТИАН. Стоило только лечь на шезлонги, как она снова заводила этот разговор.
ТАМАРА. Но кто он такой? Что он о себе думает?
КРИСТИАН. В этом отпуске она хотела забеременеть.
ТАМАРА. В какой-то момент мое терпение лопнуло, и я подумала: с моим мужем явно что-то не то.
КРИСТИАН. Она не оставила мне шансов.
ТАМАРА. И мы расстались.
КРИСТИАН. Может быть, у нее и был бы шанс, если бы она нашла другой подход. Без этого давления… Соблазнить, например… Если бы она меня соблазнила.
ТАМАРА. Да, я его напугала. Но это не входило в мои намерения. Я хотела все с ним обговорить. Я хотела равноправия, чтобы это была общая задача.
КРИСТИАН. Нет. У меня нет желания иметь детей.
ТАМАРА. Вот если бы я могла вернуться назад, я бы не стала все обсуждать заранее. Я бы попыталась набраться храбрости и не говорить о том, как трудно бывает с детьми.
КРИСТИАН. Потом она пришла однажды утром и объявила, что мы расстаемся.
ТАМАРА. Решение пришло внезапно. Я вдруг проснулась и поняла: хватит ждать, что он сам сделает шаг навстречу и скажет: «Ну хорошо, давай попробуем». Это давление ничего не даст. У меня словно пелена с глаз упала. Было очень больно и вместе с тем я почувствовала свободу, потому что эти вечные муки и искушения — в них тоже нет ничего хорошего. И когда от них удается избавиться, это супер. Да и Кристиану больше не придется ощущать на себе давление. Для него это тоже хорошо.
КРИСТИАН. Мы продолжали вместе жить и вместе спать.
ТАМАРА. Я просто озвучила то, что мы теперь, собственно, в разводе, чтобы чувствовалась разница.
КРИСТИАН. Поначалу я был в отчаянии.
ТАМАРА. На самом деле вся разница заключалась в том, что мы стали жить по отдельности. Об этом стало известно.
КРИСТИАН. Я бы с ней никогда не расстался.
ТАМАРА. Он постоянно твердил: «Ты сама порвала отношения, я об этом никогда не думал и никогда бы не сделал этого». Но я между тем пришла к убеждению, что бездействие — это тоже действие, ибо оно заставляет искать новые выходы. Чтобы он изменил точку зрения? Не могу себе представить, что такое еще может произойти.
КРИСТИАН. Теперь она перемывает мне косточки.
ТАМАРА. Для меня он был то, что надо. И даже теперь, когда я говорю, что он был то, что надо, мне это дается с трудом. Для меня он как был, так и есть то, что надо. Соответственно теперь я в той стадии, когда я разбираюсь сама с собой — может, он все-таки и не то, что надо.
КРИСТИАН. Может, оно еще и появится, это желание завести ребенка, но я что-то сомневаюсь.
ТАМАРА. У меня просто был такой пунктик — забеременеть. И если начистоту, я иной раз задумывалась: если все-таки этому суждено случиться с Кристианом, то что он вообще за тип? Ему легче разойтись, чем укреплять отношения, и мысль, что у меня, его собственной жены, еще-пока-жены, может быть ребенок от кого-то другого, для него не так ужасна, как мысль о том, что у нас будет общий ребенок. Разве это не абсурд?
X. МАРИОН (45)
Я думала об этом только однажды — в свой сороковой день рождения. Мне не хотелось детей, я просто размышляла, и ответ был ясен. У моего партнера были дети, у двух моих бывших партнеров были дети, в Бразилии я работала на проектах с уличными детьми… То есть вокруг меня все время крутились дети, но сама я никогда не ощущала потребности заводить собственных. У меня всегда было чувство, что есть очень много детей, лишенных близкого человека. Я в любой момент могу стать близким человеком для чужого ребенка.
Я должна совершенно честно сказать, что очень редко, очень, очень редко я видела семьи, которые мне нравились: чтобы жена была счастлива, муж счастлив, дети счастливы и все прочие отношения внутри семьи соответствовали. Традиции все еще очень сильны: в большинстве семей, которые я знаю, женщина по-прежнему на 80 процентов принадлежит семье.
В Бразилии меня часто спрашивали, замужем ли я и есть ли у меня дети. Чем старше я становлюсь, тем меньше люди понимают мое положение. Но здесь, в Швейцарии, это нормально. Лишь у трети моих друзей есть дети.
Я подолгу жила вместе с другими, и даже если мой друг жил бы со мной в одном городе, я хотела бы сохранять за собой собственную квартиру. Мне не нужен рядом со мной никто, в том числе и ребенок. Если женщины, достигнув определенного возраста, вдруг начинают искать новый смысл жизни и рожают детей, то хуже не придумаешь. Если ты возлагаешь на ребенка ответственность быть смыслом твоей жизни, ты можешь только подавить его.
Во многих культурах считается, что не ставшая матерью женщина неполноценна. Я же думаю, что женщины должны жить своей жизнью, как они ее ощущают, со здоровым чувством самооценки.
XI. РОБЕРТ (50)
Да. Я всегда хотел детей. И сегодня хочу. Иметь много детей — это великолепно. Когда стареешь и сидишь один в четырех стенах, а дети к тебе не ходят… О таких вещах надо думать заранее. Двое детей у меня уже есть. Мы живем порознь лет пять-шесть, и вывод, который я из этого сделал, такой: жена должна быть та, что надо. В противном случае, если ты рожаешь детей не с той женщиной, это ничего не дает.
Ну да, растить детей лучше с одной женщиной. Ведь может так случиться, что люди разлюбят друг друга и расстанутся. Несмотря на это, можно любить общих детей и помогать им.
Она ведь будет уже не такой юной, женщина, которая может рассматриваться как вариант. Может, у нее уже есть дети. Тогда я бы внимательно присмотрелся, как она с ними обращается. Тут можно увидеть очень многое. Ну да, я имею в виду, сейчас у меня есть отношения. Она замужем, но муж два года назад выложил начистоту, что он гомосексуалист. Да, у него есть друг, и вот она искала себе возлюбленного и нашла меня. У нее двое детей, 18 и 15 лет. То, как она с ними обращается, мне очень нравится. И я могу представить себе, что у нас с ней будут серьезные отношения и дети. Только этого не будет, потому что… ну, потому что они живут вчетвером очень по-семейному. Они по-прежнему хорошо понимают друг друга, она и ее муж, и они работают вместе, профессионально связаны. Они не хотят посвящать в эту ситуацию детей. Дети не должны ничего знать о ее отношениях со мной, а также не должны знать, что их отец голубой. Мы уже были однажды в отпуске вместе, то есть Рут со своими сыновьями, моя дочь и я. Это было тяжело, потому что мальчики, естественно, заметили, что здесь что-то не то, поскольку почему она поехала в отпуск не с отцом, а со мной. Они хотят держать это от мальчиков в тайне, и отсюда ситуация, какая уже часто бывала в моей жизни: все приходится делать украдкой, и я — третий лишний. Собственно, перспективы никакой, и… единственное, что остается при мне, — это мое желание иметь детей.
XII. МАЙЯ (47)
Я не была к этому готова, потому что до срока оставалось еще три недели, и тут у меня лопнул пузырь и стали отходить воды. Мы пошли в больницу, но роды у меня все никак не начинались. На время ожидания меня поместили в родовой зал, и я хорошо слышала женщин в других палатах, несмотря на двойные двери, и по звучанию это не походило на глубокое дыхание и медитативную музыку с ароматическими воскурениями. Гораздо больше это походило на камеру пыток. Женщины кричали так, как мне еще никогда не приходилось слышать, и я думала, если я так же буду кричать, у меня не останется сил ни на что другое, и я решила, что не буду кричать во время родов. Я хотела сосредоточиться на дыхании и была уверена, что в какой-то момент ребенок мирно явится на свет.
Мы оставались в клинике уже сорок восемь часов — а все еще ничего не происходило. Один раз мы даже сходили из клиники в кино. На третью ночь начались схватки, очень быстро они участились и стали сильными. Через некоторое время я позвонила в звонок, и акушерка проверила сердцебиение ребенка и измерила раскрытие матки. Она была раскрыта на пять сантиметров. Потом она посоветовала мне поспать, поскольку дело наверняка затянется надолго, ведь я первый раз. Мой муж лежал рядом со мной. У него был хороший матрац на полу, и он спал, а я лежала на гимнастическом мате и чувствовала себя ужасно. Я пыталась умерить боль дыханием и еле шевелилась. Становилось нестерпимо, и я думала, что больше не выдержу. Через три часа я снова позвала акушерку, и она только сказала: «Госпожа Штайн, вы должны стиснуть зубы, это продлится еще долго». В шесть часов утра у меня начались позывы в туалет, но я не могла себе представить, как я встану на ноги. Я опять позвала акушерку, и она только сказала, что сейчас у них пересменка и чтоб я ждала новую акушерку. И потом та пришла. Она помогла мне добраться до кровати, при этом у меня было чувство, будто внизу меня прорвало. Когда я легла на кровать, она с ужасом воскликнула: «Уже головка видна и волосы, быть того не может! А потуг у вас нет?» Я только сказала, что я ведь не могу знать, какими бывают потуги. Тогда она вызвала врача и другой персонал, и мой муж проснулся и позвонил другу-фотографу. Мы были на одном подготовительном вечере, и там говорили, что можно приводить с собой в родовой зал людей и снимать роды на видео, и это звучало так легко и весело, и я себе всегда представляла, что большинство снимает свои роды, но мне этого не хотелось. Фотографировать — еще куда ни шло. Вот мой муж и позвонил этому другу, тот пришел и принялся как бешеный все фотографировать, и началась какая-то неразбериха. Я была настолько обессилена, что потуги не пришли, и мне дали средство для схваток, и пока все опять не возобновилось, прошло довольно много времени. Потом ребенок в две-три потуги родился, и воцарилась мертвая тишина. Фотограф, который так безумно все щелкал, вдруг отвернулся, опустил камеру, судорожно вздохнул, и я поняла, что случилось что-то такое, чему нельзя было случаться. Кто-то раздернул занавески на окне. Было серое, пасмурное зимнее утро. Меня стало безудержно рвать, это никак не прекращалось, а потом я попала в палату, где была женщина, родившая приблизительно в то же время, и ее ребенок был с ней — сладкий, розовый малыш. Мы представились друг другу, и я попыталась ей сказать, что у меня что-то не так и что ребенок лежит в реанимации. Часов через шесть мы пошли к нему, не имея понятия, что нас ожидает. Он находился в отсеке, полном кабелей, приборов, мониторов и людей, и мы почувствовали, что за него тревожатся, и узнали, что у него была кислородная недостаточность, возможно, еще ночью, в течение семи минут, поскольку я лежала в одном и том же положении, и пуповина, возможно, была пережата, а может, и во время родов. У него был отказ сразу нескольких органов, повреждения мозга, явления церебрального паралича. На третий день врач вызвал нас к себе и сообщил, что ребенок с высокой вероятностью не выживет. Мы сидели, слушали и ничего не говорили, потом врач посмотрел на меня так и спросил, поняла ли я. Я ответила: «Конечно же я поняла то, что вы сказали, но что я должна ответить на это?» У меня было чувство, что от меня ожидают особой реакции — что я закричу или заплачу. И естественно, чувства у меня были, но кричать я не могла, а чувство было такое: если все так, то мне надо сейчас пойти домой и лечь спать, и отдохнуть. Потом пришла социальная служба и больничный священник и еще какие-то люди, и все от меня чего-то ждали, а я пыталась объяснить, что ребенок не мертв, и я тоже не могу растекаться слезами. Я все больше и больше уходила в себя, замыкалась. Может быть, в ночь родов мне следовало бы сказать: «Я не могу, останьтесь со мной». Но я могла лишь закаменело лежать на спине, вся была обращена в себя и ждала, пока не умру, или пока ребенок не родится на свет, или пока просто что-нибудь не произойдет, или кто-нибудь снаружи не заметит, что так нельзя. Но ведь никто ничего не заметил, мне даже сказали, чтоб я стиснула зубы, и у меня было огромное чувство вины, ведь Бруно было очень плохо. Он выжил, но с тяжелой инвалидностью, и я долго упрекала себя, что ему так худо оттого, что я не раскрыла рта и не могла сказать, как мне плохо, и у меня было чувство, что я испортила моему сыну жизнь.
XIII. РОЗВИТА (35), МИХАЭЛЬ (48)
РОЗВИТА. А если он возьмет и родит ребенка с другой. Это было бы жестоко.
МИХАЭЛЬ. Я ей сказал, что довольно того, что один человек несчастлив, зачем же делать несчастными двоих.
РОЗВИТА. Несколько лет назад я думала: среди дня у меня бывает время, которое мне самой не нужно, но оно есть, и как раз было бы место для ребенка. Но поскольку его нет, я просто работаю еще больше и еще больше занимаюсь собой. И это кажется мне зацикленностью.
МИХАЭЛЬ. Эта тема тревожит меня, и я очень зол на мужчин, у которых нет времени для своих детей, а таких в моей профессии много. Я думаю: эх, дурень ты дурень, в твоем профессиональном вожделении, в похоти к деньгам, в похоти к власти, в твоей самоуспокоенности ты пропускаешь самое важное в твоей жизни.
РОЗВИТА. Это очень простое чувство… как голод на что-то определенное, чего хотелось бы сейчас съесть. Это и психологически вообще несложно, просто оно есть — и все.
МИХАЭЛЬ. Я знаю многих, кто говорит, что они ничего не получают от своих детей, они слишком много работают.
РОЗВИТА. Я знаю, что это решение, которое мы приняли, абсолютно безумно. У нас, собственно, нет финансовых средств, чтобы вообще думать о ребенке.
МИХАЭЛЬ. В 1984 году я познакомился с Регулой, и, в общем, с самого начала было ясно, что позже мы захотим иметь семью. Карьеры у обоих сделаны, так что мы могли бы поровну делить и домашнюю работу.
РОЗВИТА. И когда мне исполнился тридцать один, мы перестали предохраняться.
МИХАЭЛЬ. В 1989 году мы перестали предохраняться.
РОЗВИТА. Но это нам ничего не дало.
МИХАЭЛЬ. Три года спустя мы обследовались. На то время не было никаких медицинских причин для бесплодия.
РОЗВИТА. Год спустя я обратилась в университетскую больницу и попросила выяснить, все ли со мной в порядке. И тут они обнаружили эндометриоз.
МИХАЭЛЬ. Мой брат и его жена были в сходном положении, и они скоро стали лечиться. Мы были убеждены, что у нас еще есть время и что стресс только повысит риск бесплодия.
РОЗВИТА. Эндометриоз — это разрастание маточного эндометрия.
МИХАЭЛЬ. Летом 95-го… она пришла и сказала, что больше не видит перспектив и хочет развестись. Она захотела этого развода ни с того ни с сего, как гром среди ясного неба.
РОЗВИТА. Врач предложил, чтобы мы прибегли к искусственному оплодотворению.
МИХАЭЛЬ. Она в наше последнее совместное лето познакомилась с Вольфгангом и забеременела от него. По швейцарским законам отцом считался я. Ребенок носил мою фамилию, хотя сама она мою фамилию так и не взяла.
РОЗВИТА. Вот как это происходит. В тот момент, когда яйцеклетка созрела, тебе делают укол, который вызывает отделение яйцеклетки, и в этот день ты должна спать со своим партнером. То есть эта часть естественна.
МИХАЭЛЬ. Ее ситуация была совершенно неопределенной. Она не знала, хочет ли жить вместе с Вольфгангом.
РОЗВИТА. Если это не удается, тогда яйцеклетка извлекается оперативным путем, соединяется со спермой и потом снова внедряется.
МИХАЭЛЬ. Только три недели назад мне пришла в голову мысль, что я мог бы ей сказать: теперь у тебя есть ребенок, теперь ты можешь оставаться и со мной. Тогда я об этом не подумал.
РОЗВИТА. Во всем прочем дело обстоит так, что я должна свыкнуться с мыслью, что рожу на свет искусственное дитя… Это вовсе не плохо. Как-то я к этому привыкла.
МИХАЭЛЬ. А с Мартой я потом познакомился в 2000 году. Ей было 28, и у нее к этому времени не было желания иметь детей.
РОЗВИТА. Просто я находила важным, что это нечто естественное — то, что происходит между мужчиной и женщиной, — и что при этом не требуется никакая помощь. А если нужна какая-то помощь, то я такого уже не хочу.
МИХАЭЛЬ. Когда Марта потом все-таки захотела детей и при этом ничего не произошло, мы обследовались, и оказалось, что моя спермограмма настолько плоха, что детей у меня не будет.
РОЗВИТА. С другой стороны, я питаю какую-то особенную слабость к технике. То есть мне очень интересно, что нечто такое можно сделать.
МИХАЭЛЬ. Потом я ей сказал: «Теперь мы знаем нашу ситуацию, и ты должна подумать, хочешь ли ты оставаться бездетной».
РОЗВИТА. А мне нравятся близнецы, и поэтому я думаю так: почему бы, собственно, нет, тогда мы все-таки попробуем. Потому что тут вероятность иметь близнецов намного больше, чем когда рожаешь естественным образом.
МИХАЭЛЬ. После летних каникул она пришла ко мне и сказала, что не хочет оставаться бесплодной или прибегать к медицинской помощи, что хочет расстаться со мной.
РОЗВИТА. В настоящий момент для Джона это почти важнее, чем для меня. То есть он сейчас в той точке, когда он по-настоящему хотел бы детей.
МИХАЭЛЬ. Я ей сказал, что могу ее понять и что достаточно того, что несчастлив один человек.
РОЗВИТА. Эндометриоз в 15 процентах случаев является причиной бездетности.
МИХАЭЛЬ. Бесплодие у мужчин в Центральной Европе очень высоко. Это из-за способа транспортировки воды. Водопроводы из синтетических материалов выделяют вещества…
РОЗВИТА. Эндометриоз — широко распространенная болезнь цивилизации.
МИХАЭЛЬ. Их называют фталаты. Вода, которая течет из крана, ведет к стерильности.
РОЗВИТА. Итак, если и тогда не получится или если я решу все-таки не прибегать к искусственному оплодотворению, то у меня снова и снова будут возникать моменты страха, и я буду думать, а что было бы, если бы он сейчас родил ребенка с другой…
МИХАЭЛЬ. У меня есть все земные блага, но того, что было бы для меня главным, у меня нет. Я использую мою профессию для жизни и зарабатываю деньги, чтобы можно было позволить себе некоторые вещи: у меня большой дом и всегда много гостей. Я позволяю себе общительность и дружбу, однако то, чего мне действительно хотелось бы, — это семья. Марта часто упрекала меня, что я не умею плакать. Я ей сказал, что плачу, но только не тогда, когда она этого ждет. Если я вижу на улице детей с их матерями или отцами, то бывает, что плачу.
XIV. МАЙЯ (47)
Я была убеждена, что беременность и роды не должны помешать моему профессиональному росту. Я участвовала в конкурсе на одну должность, и у меня были хорошие результаты, но потом в роддоме перед рождением Бруно я получила по телефону отказ. Основанием для отказа было то, что у меня скоро родится ребенок и мне придется сосредоточиться на этой роли вместо того, чтобы занимать новое место. Я позвонила в отдел равноправия и прокричала в трубку, я действительно прокричала — чего мне так не хватило во время родов — и сказала им: а представьте себе, у меня ребенок-инвалид, а я не могу продвинуться профессионально, и вот я стою в этой кабине в клинике, и я за себя не отвечаю! Тогда они мне сказали, что у меня, пожалуй, есть только один шанс, если я получу отказ с обоснованием в письменном виде. Я тут же перезвонила и попросила их прислать мне все мои документы с письменным обоснованием. Мне выслали письменный отказ, и там был пункт о несовместимости рабочей и домашней жизни, потому что я стала матерью. И тогда я подала жалобу, и это придало мне сил. Под конец я сидела перед комиссией, которая пришла к так называемому соглашению. Я вышла оттуда с большой денежной компенсацией, но, несмотря на это, все равно чувствовала себя обманутой.
У Бруно дела шли очень плохо. Через три недели меня выписали с очень худеньким ребенком, очень хрупким, и никто не знал, что будет дальше, а мы и подавно не знали. Я хотела непременно что-то сделать — видимо, еще и для того, чтобы успокоить свою нечистую совесть, и я делала с ним краниосакральную терапию и детский массаж и очень много пела. Я думала, что ритм и движение помогут ему, и я целый день носила его на себе в слинге. Через семь месяцев мне стало ясно, что я не могу принести свою жизнь в жертву ребенку-инвалиду, что я снова должна работать. На прежней работе я не могла оставаться при неполной занятости. У нас были ясли, только мы не знали, возьмут ли они ребенка-инвалида, но они его взяли и даже делали с ним упражнения. Через три недели яслей Бруно сделал большой прогресс, и это подействовало на меня очень благотворно, потому что многие были в ужасе от того, что я отдаю Бруно на пять дней в неделю в ясли. Он очень быстро развивался с другими детьми, и это было большим облегчением. Эти детские ясли я считаю чем-то чудодейственным. Благодаря им стало возможным то, чего не добились бы ни физиотерапия, ни краниосакральная терапия, ни мать.
XV. ЛАСЛО (43)
Я всегда очень любил детей, но желания иметь собственных у меня не было. Я думаю, что этот род отречения от отцовства сродни тому, как я отказываюсь от других сторон жизни: в отношениях, в профессии. Мне и так всего хватает. Жизнь и так полна эмоций, поэтому ребенок не является непременным условием для приобретения нового опыта, для счастья.
Не то чтобы я решил это раз и навсегда. Ведь это значило бы, что я не могу допустить ту интенсивность любовных отношений, при которой может возникнуть желание иметь детей.
Когда мне было двадцать с небольшим, я хотел иметь детей. Но то была скорее потребность в нарциссическом зеркальном отражении. Это желание приходило и в отрыве от партнерства. Да, я воспринимаю это как негатив, поскольку появление детей, вероятно, самое очевидное и явное утверждение любовных отношений.
Я любил женщин, с которыми был вместе, но, может быть, я просто не был готов занимать себя этим. Страхи есть только — скажем так, — когда посмотришь вокруг и заметишь, что наличие детей не обязательно укрепляет отношения. На примере других супружеских пар, где появляются дети, я вижу, что часто возникают напряжения, которые так и остаются потом неким налетом. Сердечность куда-то уходит, все превращается в договорные отношения друг с другом, в этакий менеджмент. Может, я слишком романтичен, но когда вся эмоциональность страдает от организационных моментов, я поневоле спрашиваю себя: зачем отказываться от собственных притязаний? Жизнь предлагает необыкновенно много. Ребенок обостряет материальную ситуацию, и пары уже не кажутся мне счастливыми. И это тоже лишает меня отваги.
Ясное дело, есть биологическая сторона, и она приводит женщину в абсурдную ситуацию, если ей хочется завести детей. Так, ей вдруг надо очень быстро забеременеть, и со стороны это похоже на некий бизнес-план, что немного забавно.
Я не знаю, откуда желание иметь детей появляется у мужчин. Может быть, это потребность преодолеть собственную смертность. Ребенок как проекция собственной жизни в отдаленное будущее. Я не хотел бы злоупотреблять отцовством как инструментализацией собственных страхов смерти и бренности. Отцовство само по себе занимает отдельное место. Дети — это отдельный мир, вне мыслей о бренности.
XVI. ТОМАС (35), МАЙЯ (47), КАРИН (37)
ТОМАС. Мы обменивались эсэмэсками. Потом я пришел к ней, и она сделала этот тест на беременность, он оказался положительным — то есть я говорю сейчас о другой женщине, о бывшей, да?.. Итак, тест оказался положительным, и она принялась реветь, а я был счастлив и прихватил с собой бутылку шампанского для такого случая — но она разревелась, а на следующий день собиралась в отпуск с двумя детьми, которые у нее уже были, нет, не от меня, и она ревела, и мы страстно целовались, а потом была ужасная трехмесячная фаза с плохим самочувствием. Мы ходили в организацию планирования семьи, «Про Фамилия». Что уж там они планируют, не знаю. Мы о чем-то там консультировались, а потом я впервые увидел ультразвуковое изображение. Это было в кабинете, где обслуживаются также арабские и турецкие женщины, а это значит, что мужчина сидит отдельно, и у него свой монитор для ультразвуковой картинки, а женщина за занавеской видит другой монитор, чтобы соблюдалась граница стыда, и вот я там сидел, смотрел на эту ультразвуковую картинку, и ребенок шевелился. Невероятно трогательно, и я был безумно счастлив в тот момент. А она за этой занавеской принялась реветь. Врач сказала: «А, так вам еще не ясно, хотите ли вы этого ребенка». Но я его хотел, и потом было так, что они там в «Про Фамилии» все просияли — и гинекологиня, и психологиня, и все говорили: отец хочет ребенка, и чудесно, что ребенок был спасен здесь, в «Про Фамилии», а потом женщина и говорит, что ребенка не хочет она сама. Это было за три дня до крайнего срока. И тут же психологиня поменяла точку зрения, а я закрыл лицо руками и разревелся. И в день аборта она хотела, чтобы я провел ночь у нее. Я это сделал. Половину ночи я проревел, умоляя ее не делать этого. И молился. А на следующее утро получилось так. Она должна была принять пилюлю, которая отторгает ребенка от матки, или не знаю, что уж там, что-то гормональное, ультрабрутальное, и она должна была принять эту пилюлю утром, чтобы уже во второй половине дня — в два или в три часа — можно было его вырезать без того, чтобы убить женщину или причинить ей какие-то серьезные повреждения. И вот она сидела утром в этой постели, и я тоже на желтых простынях, и она взяла стакан воды и хотела, чтобы я дал ей пилюлю. Мне это показалось абсурдным, и потом был такой экзистенциальный момент, когда я должен был решить, сделать выбор между женщиной и ребенком: хотя изгоняет ребенка женщина, ты все-таки за кого — за ребенка или за женщину. Это был самый абсурдный и интенсивный конфликт совести, какой только можно себе представить. Вообще-то я всегда думал, что ведь нельзя родить ребенка без женщины, то есть в конце концов мужчина должен как-то поддержать женщину, даже если она и не хочет ребенка. То есть если имеет место такой раздор между ребенком и женщиной, которого фактически ведь вовсе нет, потому что женщина и ребенок есть единое целое, если требуется ледяное, брутальное, промышленное, холодное вмешательство, чтобы разорвать это единство. Он ведь не выйдет наружу сам по себе, а ты должен ввести гормон, который произведен где-то на фабрике и в маленькой капсуле проделал долгий путь до тебя. И потом ты должен куда-то пойти, в какое-то место, где постоянно происходит это вмешательство с ножом или с чем там еще, и вырезать его, и все в крови, и ты должен быть частью всего этого, да. Ты должен этому содействовать. И она хотела, чтобы я соучаствовал в этом, давая ей пилюлю. И я почувствовал только одно: я не буду. Если ты хочешь это сделать, то делай сама, ладно? То есть без меня. Так не пойдет, это слишком, и это спасло меня тогда от презрения к самому себе. У меня еще были потом огромные трудности. Я еще долго потом отбивался от мысли, не следовало ли мне взять эту пилюлю и вышвырнуть ее в окно.
Почему она непременно хотела избавиться от ребенка?
Понятия не имею.
Почему?
У нее уже есть двое детей.
В этом и была причина?
…
Как ты думаешь? Что она говорила?
Слушай, если бы я знал почему.
Но она должна была привести тебе какие-то основания?
Да, причина, которую она назвала, состояла в том, что она потом будет иметь в месяц на — тогда это была 1000 марок — меньше, если у нас что-то не пойдет на лад или в этом духе…
МАЙЯ. Мне сделали анализ околоплодных вод, который позволяет установить, родится ли ребенок инвалидом или нет, и однажды вечером я получила на автоответчике сообщение от моего гинеколога. Я знала, что это не сулит ничего хорошего. Я позвонила ему, и он сказал, что я должна пойти к психиатру и взять заключение, а потом можно будет запускать искусственные роды. Тут я впервые услышала, что должна выкинуть этого ребенка, и у меня был ужасный шок. Но в то же время я отдавала себе отчет, что двух детей-инвалидов мне не вынести. На следующий день я получила это заключение и переправила его в клинику. Я должна была принять таблетку, и это была очень драматическая ситуация, потому что у меня было чувство, что я выпиваю чашу с ядом для моего ребенка, и я сидела за столом в слезах, и все смущенно отворачивались. Мне было очень плохо. Я сильно поссорилась с мужем. Говорила, что делаю это только для него. После второй таблетки и нескольких часов ожидания начались схватки. Вдруг из меня что-то вывалилось. Это был ребенок. Поначалу я ничего не поняла. Потом пришла врач и извлекла ребенка из пузыря, он был такой хороший, настоящий ребенок, крошечный, с крупными ладошками и длинными пальчиками. Моя акушерка убедила меня посмотреть на дитя, взять его на руки, чтобы попрощаться. И я взяла деточку на руки и долго держала. Я написала ему письмо и на следующий день запеленала его в мой свадебный шарф. Нас спросили, разрешаем ли мы кремировать дитя, и мы согласились. Потом был вопрос, что делать с урной. Я уже к этому времени снова работала и сходила в свой обеденный перерыв забрать урну, а потом поставила на работе под свой письменный стол. Хорошо, что никто не спросил, что это за картонная коробка у меня. Потом я унесла ее домой. Теперь она лежит у меня в платяном шкафу, за свитерами. Иногда я думаю, что дитя лучше всего забрать с собой в могилу, ведь я не отпустила его от себя. Как-то я не могу его отпустить. Оно придает мне чувство вины, и поэтому я храню его поблизости.
КАРИН. Я очень хорошо пережила его. Прерывание. Со мной обошлись немного жестоко, потому что я думала… но я действительно была несколько наивной, я думала, я сейчас пойду туда, они дадут мне полный наркоз и потом сделают аборт. Но они делают это только под местным обезболиванием. Они хотят, чтобы женщина все чувствовала. И мужу нельзя присутствовать. И тогда в первый момент я сильно расстроилась. Но потом была даже рада, что все чувствовала, что они мне все показывали, это о’кей. Раньше, в школе, нам рассказывали об абортах ужасные вещи, а тут я была рада, что все было так открыто и так ясно. И поэтому я пережила это очень хорошо. Я действительно не раскаиваюсь в этом. Когда я обсуждала аборт с подругами, только тогда мне стало ясно: почти у каждой уже было прерывание беременности. Раньше я этого не знала. И всегда были эти предрассудки: я не хочу абортов. Я считала их слабостью или заблуждением. А я совершенно успокоилась, когда до меня дошло: я стала одной из многих.
МАЙЯ. Иногда я представляю себе всех моих детей собравшимися за одним столом, рожденных и нерожденных — у меня было три выкидыша — и абортированного, и тогда они все тут. Когда-нибудь двое живых узнают, что у них еще четверо сестер и братьев. Я убеждена, что для моих детей это будет важно.
Каждая третья беременность кончается выкидышем. Я думаю, большинство женщин замечает, когда плод отходит. Они ведь знают о своей беременности, и я по себе знаю, что при выкидыше бывает сильное кровотечение, а в туалете вдруг вываливается крупный комок. Я всякий раз знала, что это был ребенок, и тогда меня сильно занимало, что вот сейчас я должна встать с унитаза и смыть его, и я представляла себе тысячи эмбрионов, которые таким образом попадают в городскую канализацию. Я не знаю, сколько их, но, должно быть, очень много. Никто не говорит об этом, но наверняка все так и есть.
ЭПИЛОГ
АННЕТТА (50). Сначала было слишком рано, потом было не ко времени, а потом стало поздно. На то были и личные причины — я тогда рассталась с мужем, — и медицинские. Наверно, я знала, что детей у меня не будет. Великого прощания с надеждой не было никогда, а было, было, что же это было, да ничего не было — просто не всем все дается. Тут нет ничего хорошего или плохого, просто это факт.
Я понятия не имела, что представляет собой школа акушерок. Я пошла туда, и это оказалось то, что надо. Как раз мое. С изучением медицины и с моим дальнейшим путем очень совпадало.
На родах ребенок — самое важное. Естественно, если есть проблемы, если речь идет о жизни и смерти, тогда жизнь женщины оказывается на первом месте. Но если все идет хорошо, то не надо забывать, что все мы тут для того, чтобы помочь ребенку появиться на свет, и принять его надо так, как бы ты сам хотел быть принятым: чтоб все было спокойно, чтоб все радовались, чтобы обращались с тобой нежно и чтобы не надо было чего-нибудь бояться. Дитя — оно приходит в мир лишь однажды, и оно должно прийти так, чтобы жизнь у него началась хорошо. Я считаю, это очень важно.
Поразительно, что один и тот же процесс всегда протекает по-разному. Люди такие разные, и беременности тоже все разные. Дети разные. Они уже ясно проявляются в том, КАК они появляются на свет. То есть это нечто великое. Будто стоишь перед дверью и не знаешь, откуда я и куда. Рождение — это прыжок во времени. Поначалу очень страшно. Думаешь, это никогда не кончится. В тот момент, когда ты внутри, все ужасно и за гранью всякой меры. Некоторые женщины кричат, другие нет — это заложено природой. А силы природы велики. Потом, когда дитя уже снаружи, сразу наступает другое время. Свет падает в комнату по-другому, и люди меняются. Так происходит при каждых родах.
Марьель Пенсар «Как ножи» (Текст)
© Marielle Pinsard.
(Перевод с французского Н. Хотинской).
__________________
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
4 женщины
1 активистка.
1 секретарша (Ж1).
1 блондинка (Ж2).
1 скваттерша-обывательница (Ж3).
1 официант (О).
1 продавец роз (или чего угодно в этом роде).
__________________
Пьеса играется — в авторской мизансцене — как чтение-конференция вокруг понятия свободного гражданина.
Стол, на столе микрофоны.
Суть этой пьесы — добрые чувства, и поведение актеров на сцене должно ясно указывать, что персонажи противоречивы: они друг друга почти не слушают и сцепляются, отвлекаясь от главного.
У Ж2 в ушах наушники айпода (либо она слушает музыку, либо прослушивает фразы, которые скажет).
* * *
ПРОЛОГ
АКТИВИСТКА ОБРАЩАЕТСЯ К ЗРИТЕЛЯМ И СВОИМ КОЛЛЕГАМ В МИКРОФОН
АКТИВИСТКА. Всем добрый день.
Здравствуйте.
Так
сегодня вечером ни песен ни стихов
«КАК-ПОСМОТРИШЬ-ЧТО-ТВОРИТСЯ-В-МИРЕ-ЭХ»
я расскажу вам об одной женщине
которая в моих глазах
в общем я
начну с биографии
этой женщины которая на мой взгляд
должна служить примером чтобы попытаться
сдви
сдвинуть дело
с мертвой точки
Ульрика Майнхоф
Ульрика Майнхоф
раз два раз два
террористка 70-х годов
ни песен ни стихов сегодня вечером
только
правда-матка
чтобы сдвинуть дело с мертвой точки
будет горячо
у меня есть краткая биография
и потом ее тексты
Ульрики Майнхоф
Ульрики Майнхоф
здесь
в этом кармане или в том
биография
70-х годов
политика однако
раз два раз два
мобилизоваться
ангажироваться
не ангажироваться
эта женщина на мой взгляд
ну вот
всем добрый день
вот в нескольких датах жизнь
той
которая
погибла
бросив вызов
целому государству
иди или умри
я вам
толкую которую неделю
о примере
мужества
ясности
раз два раз два
разума
БОЛЬШЕ ТАК ПРОДОЛЖАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ
раз два раз два
БИОГРАФИЯ УЛЬРИКИ МАЙНХОФ
1934. Родилась в Ольденбурге в семье активистов антифашистского движения.
1949. Осиротела в 14 лет. Удочерена Ренатой Римке, убежденной социалисткой, оказавшей на нее глубокое влияние.
1955-58. Студентка, изучала философию, социологию, педагогику и историю Германии. Примкнула в пацифистскому и антимилитаристскому движению.
1964-68. Становится видной журналисткой, авторитетной и уважаемой, с воззрениями все более антиамериканскими, антиимпериалистическими и сочувствующими странам третьего мира. Вращается в высших сферах и в студенческих кругах.
1967. Разоблачает репрессивное, полицейское и фашистское государство на мирной демонстрации, в ходе которой один студент был убит полицией.
Ж1 БЕСЦЕРЕМОННО ПЕРЕБИВАЕТ АКТИВИСТКУ, ЧТОБЫ ЗАГОВОРИТЬ В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ О СОБСТВЕННЫХ ПРОБЛЕМАХ
Ж1. это точно это точно
отпуск
я уезжаю
в Грецию
там жара
там красота
без Адриена
четыре месяца без секса
можно обойтись
еще
две недели
ах ах отпуск
подальше от мадам Бланшар
и от мсье директора
и от
мадам
директорской жены
дуры набитой с сумочкой от такого-то
в рубашке последней моды
от сякого-то
рубашка уж точно известное дело
последняя хрен ее знает откуда
потому что у мадам
такой видок что очуметь
видок за себя говорит
как
«я надела сегодня последнюю рубашку
от такого-то и стоит она столько-то а
ты не можешь себе позволить
дешевка хоть ты и сосешь у моего мужа
в рабочее время»
А я говорю
здравствуйте мадам
а она мне
«здравствуйте Соланж милочка»
как будто меня зовут Соланж
«мой муж здесь»
Почему она не позвонит?
потому что ей позарез надо показать
что она существует в своей
дерьмовой блузке которую мсье директор
наверняка даже не замечает
Моя жизнь размечена этими
«здравствуйте Соланж милочка»
«здравствуйте Соланж милочка»
занятно правда что нас убивает
в жизни
Дамочки в дорогих блузках
с этими их такими категоричными фразочками
«здравствуйте Соланж милочка»
те которых мы встречаем
на жизненном пути но не видим
в наших детских снах
КОРОТКАЯ ПАУЗА
Ж1. однажды ты увидишь
я вернусь из Греции
с револьвером
в этом кармане или в том
и мое имя во всех газетах
БОЛЬШЕ ТАК ПРОДОЛЖАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ
она меня достала
своими короткими фразочками
как метастаз
этими ее
«здравствуйте Соланж милочка»
которые произносятся за пару секунд
О ты увидишь
это будет чистое кино
свинец и последние слова мадам
на выдохе:
«До какой степени концентрации средств производства и распространения надо дойти чтобы осознать стратегическую угрозу нависшую над одним из самых драгоценных достояний человечества: правом милочки Соланж на дифференцированную культурную идентичность?»
или
«Милочка Соланж бедняжка моя мой муж вас не любит
это смешно…»
потом голова ее откатится набок
как у Иисуса на кресте
Откатится голова бабы
в дорогой рубашке
которая заполняла всю
свою жизнь чеки для
благотворительных ассоциаций
ее голова доброй христианки откатится
и
и
директоришка нажмет на
интерфон
чтобы узнать
кто это так громко звонит в
дверь когда у него в разгаре
совещание
и тогда я да я
отвечу криком
ТИХО КРИЧИТ
Ж1. нет мсье директор нет
это я стреляла в мадам вашу жену
потом наступит молчание
ну то есть тихое потрескивание в интерфоне
вот так шрршррршррр
а потом мсье директор сам припрется
и вот тут-то он меня увидит
по-настоящему
я первым делом скажу ему что меня зовут не Соланж и
БОЛЬШЕ ТАК ПРОДОЛЖАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ
ОФИЦИАНТ. «нас держат за шлюшек»
Ж2. кто
ОФИЦИАНТ. люди кто же еще
Ж2. люди?
они видят только очертания
давным-давно расплывчат род людской
давным-давно
мир щурится
пытаясь непременно распознать ближнего
и в конце концов говорит полузакрыв глаза
«шишки»
ОФИЦИАНТ. шлюшки
эпоха латентности
Ж4. я купила себе скороварку
АКТИВИСТКА. иди или умри
пауза
Ж2. сегодня утром
пауза
Ж2. я проснулась
с желанием
улететь с птицами
мне хотелось порхать
и чирикать
чирикает
Ж2. воспарить высоко-высоко
Увидеть сверху людей
и малюсеньких собачонок
хотелось приземлиться в моей кухне
ни дать ни взять человек-паук
умытой
одетой
и накрашенной
Дело в том что
в данный момент
я ненавижу мою ванную
у меня неприятное чувство
что
мой дневной крем
и его производные
у меня подспудное ощущение
в общем я бы сказала
странное
чувство
как будто
подозрительное молчание
Да
такое чувство что
моя ванная комната молчит
что мой дневной крем
следит за мной
судит меня
и тот
что говорил
«мой крем это я»
и тот
что говорит
«я покупаю как живу»
так вот мой крем меня ненавидит
и в зеркале
каждое утро
я вижу как мое лицо сменяется
моим же лицом
покрытым слоями крема
наложенными один на другой
у меня неприятное чувство что мой ночной крем
больше не действует
что мой дезодорант
«для него и для нее»
пахнет неважно
что моя восстанавливающая маска
на основе огурцов и абрикосов
скукоживается едва я ее наложу
как будто читает на моей морде лица
абракадабру которую я не удосужилась прочесть
на упаковке
Что МНЕ ВРУТ на этой планете
Что кто-то хочет меня поиметь
Что мой дневной крем шлет мне через поры послания
жирной ненависти
в то время как типчик что продает формулу
эту формулу чтобы быть всегда в струе
знаешь эту формулу чтобы
походить на всех
не походя ни на кого
эта мысль что обезличенный стандарт
может обрести лицо
благодаря окаянному крему
который строит козью морду в моей ванной
Ну вот
БОЛЬШЕ ТАК ПРОДОЛЖАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ
я
кладу на него
вместе с его баночкой
я хочу летать с птицами
я хочу быть как мужчина и женщина
которые краснеют в мае месяце
я не хочу ждать результатов
потому что
в это время
большой босс маленьких кремов
преспокойно у чудесного
калифорнийского бассейна
трахает себе блондинок
Сколько блондинок дают ему на западном побережье
с каждой продажи этих баночек?
я больше не хочу покупать баночки
довольно моему лицу приумножать капитал
ПАУЗА
Ж2. если бы только я была
из цирковых
я встала бы на голову
стряхнув мои мысли
как отряхивалась бы
будь я собакой
я бы отряхнулась
чтобы мне никто больше не диктовал что я
должна делать
говоря себе
что мне никто не диктует
что я должна
делать
вот так головой
вот так головой
хореография головой на вкус режиссера
Ж2 ПРОДОЛЖАЕТ
Ж2. На днях
я видела на мопеде
наклейку
там человечек
на земле
совсем один
земля нарисована
меньше его
а он кричит
«ЕСТЬ КТО-НИБУДЬ?»
кричит вселенной полной нарисованных звезд
«ЕСТЬ КТО-НИБУДЬ?»
приложив руку рупором ко рту вот так
«ЕСТЬ КТО-НИБУДЬ?»
ПАУЗА
ОФИЦИАНТ. нас держат за дур
АКТИВИСТКА ОБРАЩАЕТСЯ К Ж1
АКТИВИСТКА. простите
вы меня перебили
только что
Ж1 НЕДВУСМЫСЛЕННО ОТРИЦАЕТ, ОНА НЕ ПОМНИТ
АКТИВИСТКА. да-да
только что
ладно короче
так я позволю себе
если конечно мы хотим сдвинуть дело с мертвой точки
АКТИВИСТКА ОБРАЩАЕТСЯ К Ж2
АКТИВИСТКА. две минуты назад вам было
нехорошо
Ж2. мне?
АКТИВИСТКА. но ведь мало ли что
строит нам козью морду
вот например если
можно сказать
да и всем кстати
отношения это политика
это политика с людьми
раз два раз два
1966
Майнхоф говорит
Политика — это демонстрация отношений власти, отношений собственности, отношений силы.
Личное — дело в высшей степени политическое. Воспитание детей — политика.
Отношения между людьми — политика; они показывают, угнетены люди или свободны, могут ли они понять идею, могут ли действовать или нет.
раз два раз два
я сама женщина
женщина из женщин так-то
вы тоже вот и
женщин у нас полным-полно ну вот
Это трудно, очень трудно… Это трудно.
Проблема каждой женщины, работающей в политике, и моя в том числе.
вы видели моих детей
хорошенькие а
раз два раз два
дело в том, что, с одной стороны, она работает на общество, полна идей, умеет говорить, писать, агитировать, а с другой стороны, она так же безоружна со своими детьми, как и все остальные женщины. У многих из нас в семье те же трудности, что и у всех остальных женщин.
ну где же это пиво?
ОФИЦИАНТ. да сейчас
АКТИВИСТКА. Главное угнетение женщины — в противопоставлении ее личной жизни и ее жизни политической. Можно сказать и наоборот: что если работа в политике не связана с ее личной жизнью, она не даст результата. Защищая авторитарную политику, не бьют своих детей; нельзя также не бить своих детей, не говоря, что это политика. Нельзя упразднить конкурентные отношения в семье, не упразднив тем самым, вне семьи, другие конкурентные отношения.
Ж1 СНОВА ВСЯ В СВОЕЙ СТИХИИ ЭХОМ ОТВЕЧАЕТ АКТИВИСТКЕ
Ж1. да-да
знаете
это тот парень что всегда носит обувь геокс
и рубашки лакост
Ж3. тот что сказал вчера
я вернусь за полночь
у меня интеллектуальная вечеринка где все как будто бы веселятся?
АКТИВИСТКА. жаль
да уж
жаль что у этого текста о воспитании
нет конца это
музыкальная пауза; музыка перемежается свежими международными новостями.
Если это еще в моде у посвященных: музыка техно, довольно стрессовая и минималистская.
Каждый актер делает то, что делал бы во время настоящей паузы в театре… (на вкус режиссера, разумеется). Должно быть видно, что Активистка слегка отодвинута в сторону.
По окончании музыки и новостей актеры возвращаются за стол.
Ж1 (как бы продолжая прерванный разговор). он пойдет на что угодно чтобы иметь возможность сказать я там был
Ж2. где был?
Ж3. на земле
Ж1. да нет же ТАМ
Ж2. да где же ТАМ
Ж1. ТАМ еще не знаю где
ТАМ где говорят потрясно
ТАМ ГДЕ ТАК БОЛЬШЕ НЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Ж3. угу стиль вечеринки Прада
Ж2. но мы-то не идиоты ЗДЕСЬ
мы тоже можем поиграть в
«Жак сказал сказал» танцуя с
нашими сумочками
и подергиваясь
хореография женщин с сумочками в руках (на вкус режиссера)
ОФИЦИАНТ. эй! осторожней с пивом
эпоха латентности
АКТИВИСТКА. мне бы хотелось
…
ждет, пока все успокоятся
АКТИВИСТКА. Ульрика Майнхоф
раз два раз два
1964
Что, по-вашему, средний потребитель, перекормленный телевидением и таблоидами, может понимать в событиях мировой политики? Дезинформированный, дезориентированный, он живет на обочине собственной истории; он думает, будто упражняет свой критический ум в выборе стирального порошка, детского питания или электробытовых приборов.
Но те, кто слишком мало знает себя, чтобы что-то изменить, слишком мало знает мир, чтобы сообразить, как голосовать, когда их об этом просят, напротив, прекрасно осведомлены о разнице между приемами у аристократии и у богатых промышленников; они знают как облупленных мужчин и женщин из высшего английского общества, голых и одетых; они знают все о внутреннем мире персидской экс-шахини.
Быть может, они смутно подозревают, что существуют нищета и эксплуатация в Бразилии, бедность и коррупция на Сицилии, расовые конфликты в США и т. д. Это лишь крохи информации, которые иллюстрированная пресса отпускает им дозированно время от времени, оставляя при этом в неведении о том, что происходит в их собственной стране.
Ж1 СИДЯ ПОТИХОНЬКУ ПРОДОЛЖАЕТ ДЕЛАТЬ ДВИЖЕНИЯ ТАНЦА, МАЛО-ПОМАЛУ УВЛЕКАЯ ЗА СОБОЙ ОСТАЛЬНЫХ ЖЕНЩИН. АКТИВИСТКА, КОТОРАЯ ГОВОРИТ, ЗАМЕЧАЕТ ЭТО И СЕРДИТСЯ
АКТИВИСТКА. извините меня извините
но вертя ваши сумочки вы
ну то есть ваши сумочки
НАШИ сумочки
и мою кстати тоже
да я тоже люблю мою сумочку
вот видите я
я признаю и я я
беру мою сумочку
открываю мою сумочку и
вооот
АКТИВИСТКА НАЧИНАЕТ ДОСТАВАТЬ ИЗ СВОЕЙ СУМОЧКИ ВЕЩИ, НЕ ПЕРЕСТАВАЯ ГОВОРИТЬ
АКТИВИСТКА. но ведь не раз два раз два сумочки
ваши сумочки
да впрочем и все сумочки на свете вместе взятые
смогут
и моя СОБСТВЕННАЯ сумочка тоже никто не спорит!
смогут
смогут сдвинуть дело с мертвой точки
если только не да ладно
УБИРАЕТ ВСЕ ВЕЩИ ОБРАТНО В СУМОЧКУ, КРОМЕ ГУБНОЙ ПОМАДЫ
АКТИВИСТКА. я
я говорила
так я говорила
да э-э я говорила
ПОДКРАШИВАЕТ ГУБЫ
АКТИВИСТКА. что же я говорила
ах да
сумочки сумочки НАШИ сумочки не могут
воплотить длительные перемены в э-э обществе и э-э сумочка
сама по себе
так вот э-э я говорила что
Активистка не помнит, что такое важное она говорила
Пауза
Ж3 ПОЛЬЗУЕТСЯ ЭТИМ, ЧТОБЫ ВСТАВИТЬ СВОЙ «ДОКЛАД» В ПАНИКЕРСКОМ ДУХЕ (ПО ТИПУ СКАНДАЛЬНЫХ
ГАЗЕТ)
Ж3. вы слышали последние новости?
ВСЕ (Хором.) нет а что??
Ж3. миру плохо
ВСЕ (Хором.) да миру плохо но НАМ тоже плохо
Ж2 (С фатализмом.) плохие дела идут быстро
ОФИЦИАНТ. напоминаю что мы закрываемся в воссьмь (восемь часов)
Ж3. они закрыли
почтовые ящички
МАЛЕНЬКИЕ ЖЕЛТЕНЬКИЕ ящички на улицах
почтовые ящички
ВСЕ ХОРОМ СЛЕГКА РАЗОЧАРОВАННО
ВСЕ (Хором.) «да так ведь это уже давно
почтовые ящички почтовые ящички
о боже мой
а как же старушки?»
Ж3. старушки
молодушки
не суть
главное
что там
там
на
центральной улице
большой дом
Фрэнки придет за
мной и я пойду на демонстрацию
мы будем скандировать
«нет прибылям да жизни»
«нет прибылям да жизни»
пива пожалуйста
Ж3. я, я
я пойду на демонстрацию
это гнусно
что
не спросив моего мнения
мнения Фрэнки
или мнения всех
ВСЕ (Хором.) «и главное старушек»
Ж3. мне кажется
кто-то делает вид будто спрашивает
моего мнения
Кто-то забыл спросить моего мнения
Пожалуй надо
чтобы мир не рухнул
на одном месте
выстроить большую вертикаль
Внизу
громадный паркинг
далее слой за слоем
большой торговый комплекс
big cinema
потом фитнес-центр весьма серьезный
еще выше огромный медицинский центр
потом выше еще выше парк для собак кошек и прочего
и еще выше
парк аттракционов для прогулок
а над ним мультикомплекс экспо-видео вся эта хрень
И
И
вокруг
все остальное
МЫ
Пустырь
Мир и его башня
«позвольте себе идеальный мир»
идеальный мир
это МИКАДО что громоздят одно на другое?
я не заказывала
одно на другом в равновесии одно на другом
Кто-то
забыл спросить
моего мнения
Я
я пойду на демонстрацию и
крикну им всем
«А как же старушки?»
я буду швырять бьющиеся предметы
выгибая тело под опасным углом
упредить решения
с которыми я не согласна и нечего мне их навязывать
нечего строить на мне
платформу структуры данных
Я видела да отлично видела
своими собственными широко открытыми глазами
БОЛЬШЕ ТАК ПРОДОЛЖАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ
я отлично понимаю я хочу сказать
абсолютно
так верно как только могу
утверждать что один плюс три
равно четырем
что и происходит
там здесь рядом
Пауза
Ж3. смотрите-ка дождь
Молчание
Ж3. так если дождь пошел
не факт что я
пойду на демонстрацию
Все смотрят на нее с изумлением или укоризной
Ж3. я буду кричать отсюда
«нет манипуляции и глобализации»
ХОР (который плохо слушал.) «да нет старушкам и глобализации»
Ж3 (Которая старается обратить на себя внимание.) Все равно если и дождь
полно людей я знаю пойдут
на демонстрацию
их сотни и сотни будут
кричать
слоганы
Ж3 импровизирует слоганы, хор повторяет
Ж3. вся власть воображению
Хор повторяет
Ж3. Мак-До Кока не хотим не желаем
Хор повторяет
Ж3 опрокидывает пиво себе на платье и говорит
Ж3. черт
Хор повторяет
ХОР. черт
Ж3. кирдык моему платью
ХОР ПРИНИМАЕТСЯ СКАНДИРОВАТЬ, КАК НА ДЕМОНСТРАЦИИ
ХОР. кирдык моему платью
кирдык моему платью
кирдык моему платью
АКТИВИСТКА, ЗАХВАЧЕННАЯ НАКАЛОМ СТРАСТЕЙ, ЗАВЛАДЕВАЕТ МИКРОФОНОМ. ОСТАЛЬНЫЕ МАЛО-ПОМАЛУ УСПОКАИВАЮТСЯ И РАСТЕРЯННО СМОТРЯТ НА НЕЕ
АКТИВИСТКА. Эта демонстрация выявила полицейский характер нашего государства. 2 июня терроризм полиции и прессы достиг своего апогея.
Все увидели, что свобода — это свобода дубинок, а свобода прессы — это оправдание свободы дубинок.
Сопротивление внепарламентской оппозиции выявило состояние нашей демократии: правящие классы выбирают террор, в то время как демократы отстаивают свои права.
простите
УДРУЧЕННАЯ ПАУЗА
Ж3. смотрите-ка дождь
КОРОТКАЯ ПАУЗА
Ж3. А жаль
потому что когда идет дождь
я честно говоря сомневаюсь
пива пожалуйста
Ж1. я иду в туалет
ОФИЦИАНТ. латентность
напоминаю что мы закрываемся в воссьмь
ПАУЗА
Ж3. знаете
будь я другой
этой девчонкой пятнадцати лет что правит миром
будь я шустрее
умей я ходить на пальцах
или на веках
я могла бы остановить это
это
никто не застанет меня
спящей
спокойно спящей
пока
пока они хо пока нах
Ж1. уж показывали бы нам что-то одно зараз
ОФИЦИАНТ. латентность
это еще не конец истории
АКТИВИСТКА. цель — борьба
Ж1. не все мы львы
Ж2. о-ля-ля о-ля-ля
АКТИВИСТКА. цель — борьба
цель — борьба
борьба порождает борьбу
МУЗЫКА УСИЛИВАЕТСЯ, ЧТО ОЗНАЧАЕТ ПАУЗУ-«ПЕРЕКУР» В КОНФЕРЕНЦИИ
(ЕСЛИ ЭТО ЕЩЕ В МОДЕ, МИНИМАЛИСТСКАЯ МУЗЫКА ТЕХНО)
ВО ВРЕМЯ ПАУЗЫ Ж1, Ж3 И ОФИЦИАНТ СОВЕЩАЮТСЯ В СТОРОНКЕ
ОНИ ДОГОВАРИВАЮТСЯ ПОДШУТИТЬ НАД Ж2, ВНУШИВ ЕЙ, ЧТО, ОБРАЩАЯСЬ К АКТИВИСТКЕ, ОНА ГОВОРИТ С МАЙНХОФ СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ
В КОНЦЕ МУЗЫКАЛЬНОЙ ПАУЗЫ ОНИ ПОДХОДЯТ К Ж2 И ШЕПЧУТ ЕЙ НА УХО
ПАУЗА ЗАКАНЧИВАЕТСЯ В МОЛЧАНИИ
Ж2 ОБРАЩАЕТСЯ К АКТИВИСТКЕ
Ж2 ОБРАЩАЕТСЯ К АКТИВИСТКЕ, ПРИНИМАЯ ЕЕ ЗА МАЙНХОФ СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ.
Ж2. Надо же какая скрытница
А я-то вас принимала за вульгарную подражательницу немецкому движению хиппи
Так значит вы говорили
дорогая Ульрика Майнхоф
несколько лет назад
в общем я не все слышала но что-то такое читала
Вы говорили
Ж2 цитирует УЛЬРИКУ МАЙНХОФ
Ж2. главное, что социал-демократия, разоблаченная таким образом атаками вооруженных группировок, столкнулась с невозможностью организовать Западную Европу в военный блок на службе стратегии капитала США
потому что
выявленный таким образом фашизм неизбежно мобилизует все, что еще сохранилось за рубежом от политической озлобленности, все, что еще живо из антифашистской традиции, и во всех группировках, от крайне левой до социал-демократической, и в националистических правительствах, всю существующую озлобленность против милитаризма и немецкого империализма, против его стремления к гегемонии с единственно верным лозунгом: главный враг — Соединенные Штаты. Первая демаркационная линия, первый фронт борьбы — это конфликт север — юг с освободительной борьбой народов третьего мира, или, иначе говоря, вооруженной борьбой мирового пролетариата против США.
АКТИВИСТКА. извините, но меня зовут Натали
не Ульрика
Ж3. Ах вот как
вы не
о
простите но ведь мне сказали
только что вот они
я
мне
так неловко
АКТИВИСТКА. нет в самом деле это симптоматично
Ульрика так и говорила
«главное, что социал-демократия, разоблаченная таким образом атаками вооруженных группировок, столкнулась с невозможностью организовать Западную Европу в военный блок на службе стратегии капитала США потому что…»
АКТИВИСТКА ПОЛНОСТЬЮ ПОВТОРЯЕТ ТОТ ЖЕ ТЕКСТ, ЧТО ПРОЦИТИРОВАЛА Ж2, НО ОСТАЛЬНЫЕ ЕЕ НЕ СЛУШАЮТ
Ж2 ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ЯВНО ОЧЕНЬ РАССЕРЖЕНА ЭТОЙ ШУТКОЙ, И ПОКА АКТИВИСТКА ГОВОРИТ, ОНИ ПЕРЕГОВАРИВАЮТСЯ
Ж2 к Ж3. извините меня
извините меня
мадам
она
Ж2 к Ж3, ПОКАЗЫВАЯ НА АКТИВИСТКУ
Ж2. ее зовут не Ульрика Майнхоф
ВСЕ СМЕЮТСЯ
Ж3. нет но
это же шутка
Ж1. понимаете
У вас тут плеер
а она
она вообразила себя Майнхоф вот мы и решили
ХОХОЧУТ
Ж2. я вам бесконечно
благодарна
Ж3. о это
Ж2. я смешна
ОФИЦИАНТ. ноооо
Ж2. я смешна
Ж1. знаете и со мной это случалось
Ж3. пива
АКТИВИСТКА. Натали это напоминает мне одну песню
ОФИЦИАНТ ПОЕТ ПЕСНЮ НАТАЛИ ЛЕО ФЕРРЕ — ИЛИ ЭТО ЖИЛЬБЕР БЕКО?
Ж2. нет, на что я похожа
Ж3 и Ж1. ладно вам
АКТИВИСТКА ПЕРЕСТАЕТ ГОВОРИТЬ
АКТИВИСТКА. да что же это такое неужели нельзя послушать
МОЛЧАНИЕ
Ж2. да мы слушаем внимательно
АКТИВИСТКА. нет вы не слушаете
детский сад какой-то
я не знаю если если вы хотите как-то изменить положение вещей
не стоит это это
мы собрались чтобы поговорить об об
Ж2. а я и не собиралась
АКТИВИСТКА. но
но ведь это же вы без конца задавали мне
вопросы об Ульрике еще до начала вечера
и что они делали
кто они были
ОФИЦИАНТ СНОВА ПОЕТ
АКТИВИСТКА. Ох! вы Лоран
ОФИЦИАНТ. меня зовут Бернар
АКТИВИСТКА ПРОДОЛЖАЕТ ТЕКСТ МАЙНХОФ
АКТИВИСТКА. Первая демаркационная линия, первый фронт борьбы — это конфликт север — юг с освободительной борьбой народов третьего мира, или, иначе говоря, вооруженной борьбой мирового пролетариата против США.
Ж3 (Указывая на Ж2.) но извините меня это же она только что сказала
Ж2. да
Первая демаркационная линия, первый фронт борьбы — это конфликт север — юг с освободительной борьбой народов третьего мира, или, иначе говоря, вооруженной борьбой мирового пролетариата против США.
МОЛЧАНИЕ
Ж2 ПЛАЧЕТ ОТ ЗЛОСТИ, АКТИВИСТКА ТОЖЕ
ПАУЗА
Ж1. мне снился один
мужик
сплав самых
красивых мужиков которых я
знаю
прикинь нос
Паскаля
рот Этьена
и я его целовала
то есть я целовала их
двух трех в одном ага
офигенно и бесконечно
ОФИЦИАНТ. у меня
ВСЕ СМОТРЯТ НА НЕГО
ОФИЦИАНТ. у меня
четкое
четкое ощущение
ржавчины на моих снах
как будто что-то
оранжево-бурое
осело в моем мозгу
это круто знаете
ли
ХОР. «да миру плохо»
«ДУРНОЕ ДЕЛО НЕХИТРОЕ»
Ж1. нас держат за дур
Ж2. пива пожалуйста
АКТИВИСТКА. цель — борьба, борьба порождает борьбу
пива пожалуйста
Ж2. надо любить друг друга
ОФИЦИАНТ. пиво конечно же
Ж3. скажите это цветами
Ж1 (Подходит к зрителям.) Хочу вам признаться
будь у меня
тело атлета
я взялась бы за эту трапецию
за эту штуковину
и качалась бы наверху
над прогнившим
миром
вниз головой
раскинув руки
и ноги без крови
и пела бы наверно
«не бросайте их больше»
на этот прогнивший мир
ВКЛЮЧАЕТСЯ МУЗЫКА. ЕСЛИ ВОЗМОЖНО, 80-Х ГОДОВ В СТИЛЕ TEARS FOR FEARS
ПАУЗА-«ПЕРЕКУР»
ОФИЦИАНТ ЩЕДРО ПОТЧУЕТ ЖЕНЩИН РЮМОЧКАМИ С КРЕПКИМИ НАПИТКАМИ
ВСЕ, ВКЛЮЧАЯ ОФИЦИАНТА, ЛИХОРАДОЧНО ПЬЮТ
ПОД МУЗЫКУ ПЬЯНЫЕ ЖЕНЩИНЫ ОТКРЫТО НАСМЕХАЮТСЯ НАД АКТИВИСТКОЙ, КОТОРАЯ ПРИНИМАЕТСЯ ДЕЛАТЬ ВОЕННЫЕ УПРАЖНЕНИЯ, ОТТОЧЕННЫЕ, КАК НА ПЛАЦУ
ОСТАЛЬНЫЕ ПРОДОЛЖАЮТ НАПИВАТЬСЯ ДО НЕПРИЛИЧНОГО СОСТОЯНИЯ. К ПРИМЕРУ, РАЗДЕВАЮТСЯ, САЛЬНО СМЕЮТСЯ
АКТИВИСТКА ПЕРЕОДЕВАЕТСЯ В ВОЕННУЮ ФОРМУ И КАПЮШОН С ПРОРЕЗЯМИ ДЛЯ ГЛАЗ, ПОТОМ САДИТСЯ ЗА СТОЛ
ПОД МУЗЫКУ, НА ФОНЕ ЭТОГО ДЕБОША СЛЫШИТСЯ ТЕКСТ ЖИВЫМ ГОЛОСОМ УЛЬРИКИ МАЙНХОФ
УЛЬРИКА МАЙНХОФ. «Иногда мне кажется, что я схожу сума. Моя связь с Пьером, высшее общество, мое сотрудничество со студентами: эти три вещи представляются мне несовместимыми с моей жизнью, они терзают меня. Вилла, все эти праздники, каникулы на острове — меня это радует лишь отчасти, но это необходимо, ибо это основа, чтобы быть подрывным элементом. Иметь эти контакты, добиваться телепередач, заставить себя слушать — эта часть моей профессии журналистки и социалистки распространяет мое влияние даже за пределы К. В человеческом плане это не лишено приятности, но не покрывает моей нужды в тепле, в солидарности, в принадлежности к семье. Роль, открывшая мне доступ в этот мир, лишь в малой части отвечает моему существу и моим желаниям, ибо требует от меня идей, как от марионетки, заставляя меня таким образом с улыбкой говорить вещи, имеющие для меня, для всех нас смертоносное значение; говорить их, морщась, будто под маской».
К КОНЦУ ТЕКСТА ОФИЦИАНТ УБАВЛЯЕТ ГРОМКОСТЬ МУЗЫКИ И ГОВОРИТ ЗРИТЕЛЯМ
ОФИЦИАНТ. иметь банан
иметь банан
видишь
банан тебе в глотку
по банану на каждом
шагу
довольный вид субботним вечером
банан мой милый друг
от этого мне хочется убиться
надо непрерывно
быть довольным
не хочу принимать перманент за перманентный праздник
быть
узником
вечного банана
не желаю
вам улыбаться
я бездельник
не зануда
оставьте нам безделье
бездельный мир
эпоха латентности
мы к этому еще вернемся
это не конец истории
хочу чтобы все менялось чтобы ничего не менялось
не имею призвания героя
я неотделим от Государства
после паузы продолжает
ОФИЦИАНТ. без банана бы
после паузы продолжает
ОФИЦИАНТ. впрочем
в сущности или просто так
я очень люблю богатых
бедный хочет стать богатым
тогда как богатому
ему-то
нечего желать и нечего терять
он ведом инстинктом
они бросают жен
они заводят шлюх
они платят чтобы им мочились на рожу
ВХОДИТ ПРОДАВЕЦ ЦВЕТОВ ИЛИ РУМЫН(КА) И НАСТОЙЧИВО СТАРАЕТСЯ ВСУЧИТЬ СВОЙ ТОВАР (НА ВКУС РЕЖИССЕРА)
ОФИЦИАНТ. нет спасибо
nein danke
не видишь я разговариваю
э-э
no no flowers
нет это ж с ума сойти
как
как сказать по шри-ланкийски
«не надо мне твоих дурацких цветов»?
nut nutk
одни сплошные к и г нет
nuk flowers nog э-э…
очень мило
ВМЕШИВАЮТСЯ ЖЕНЩИНЫ
ЖЕНЩИНЫ (По очереди.) говорит Франция
nuk nuk розы
рулюлюф niet
иди своей дорогой
цветы нет спасибо большое
бай-бай
ПРОДАВЕЦ ИЛИ РУМЫН(КА) УХОДИТ НЕСОЛОНО ХЛЕБАВШИ
ОФИЦИАНТ. так я говорил
ладно пусть будет Диснейленд
но без банана
вряд ли удастся вызвать улыбку Микки
тем лучше если богатые веселятся
я очень люблю богатых
сколько боссов трахают блондинок
на Восточном побережье
но пусть меня не заставляют
проявлять энтузиазм на каждое решение Государства
в оптическом прицеле банан и его праздник нон-стоп
в обойме фикция шума над регионами в тележурнале
я хочу при случае дебатов и
разотрите мне спину пива пожалуйста
МУЗЫКА УСИЛИВАЕТСЯ, ЧТО ОЗНАЧАЕТ ПАУЗУ-«ПЕРЕ-КУР» В КОНФЕРЕНЦИИ
(ЕСЛИ ЭТО ЕЩЕ В МОДЕ, МИНИМАЛИСТСКАЯ МУЗЫКА ТЕХНО)
АКТИВИСТКА, ОДЕТАЯ ТЕПЕРЬ В ВОЕННУЮ ФОРМУ И КАПЮШОН, ГОВОРИТ
АКТИВИСТКА. раз два раз два
войти в танец
последний раз слова
и будет драчка
здравствуйте
всем добрый день
«Я говорю мы, если ты не против. Протестовать — это говорить, что я не согласна. Сопротивляться — это взяться ликвидировать то, с чем я не согласна.
Те, кто с высоты своего политического положения клеймит здесь уличные бои и пожары, там молчаливо одобряют бомбы, сброшенные на Вьетнам, терроризм в Иране, пытки в Южной Африке.
Поскольку ясно, что протесты не меняют существующего положения вещей, следует возобновить дебаты о насилии и контрнасилии.
Контрнасилие содержит риск того же насилия:
зверства полиции определят зверства наших акций
военному терроризму государства мы ответим военизированным терроризмом
шутки кончились.
протест — это говорить, что я не согласна
сопротивление — это взяться ликвидировать то, с чем я не согласна».
Музыка еще усиливается
Люди должны становиться все безумнее, делая повторяющиеся движения работы
Активистка надевает капюшон и упражняется в стрельбе
Музыка умолкает
Ж2. все больше и больше
Мои каблучки как головокружение
Мои КАБЛУЧКИ
как СКОПИЩЕ БУНТАРЕЙ
потому что как бы то ни было
чего хотят
дети
так это всегда
больше фруктов в йогуртах
и только
эгоистично
стук моих шпилек
как ножей
что клацают остро И ДАЖЕ БЕСПОВОРОТНО по мостовой
как ножи
не дай бог застрять
в малейшей бороздке
в малейшей трещинке
в малейшей щелке
быть в этой игре
только лучшей
(в то время как)
люди в хитрых конторах
ХОР. работают
работают
на свою машину
на свою жену и даже
на человечество
И знаете
я
вижу сны
наяву
стоя
на острых каблучках я грежу
что мой стакан это стакан
что жизнь проходит
в скитаниях
Высоко на моих каблучках
головокружительно
сверху
я кладу на этот мир
я раздвигаю ноги
и пропускаю его
этот мир
раз он так спешит
ОФИЦИАНТ. напоминаю что мы закрываемся в воссьмь
ХОР (Официанту). «да ОНИ закрыли почтовые ящички»
Ж2. можно подумать
что у нас
свидание
Что кто-то
или что-то
ждет нашу Землю
с нами
натыканными на ней
КАК
засахаренные
груши
на большом
круглом торте
но что же это
хотят мне сказать
Как надо
держаться?
Как
с каким
лицом?
Ж1. я бы хотела протиснуться в брешь
как раньше
ведь наверняка была брешь
подходящий момент
я бы хотела
Ж3 ВДРУГ ОФИЦИАНТУ
Ж3. ДА я надела красивое платье
и что с того?
если на мне красивое платье это еще не значит что
я не могу высказаться об этом мире
И о чем я должна говорить
я вас спрашиваю
чтобы выглядеть в соответствии
с моим красивым платьем?
Если почтовые ЯЩИЧКИ желтые это еще не значит
что я должна надеть
УРОДЛИВОЕ желтое платьице
Нет в самом деле
Нет в самом деле
Это…
Ж1. это как это как мсье директор
в прошлый раз
пытался
мне
надеть (ногами)
осенние листья
на голову
Был порыв и
осенние листья
на макушке
Все впадают в какую-то апатию, вызванную алкоголем
Довольно долгая пауза
ОФИЦИАНТ. сделаем штуку?
ЖЕНЩИНЫ ВСТАЮТ И ВЫСТРАИВАЮТ ФИГУРУ ТИПА ПИРАМИДЫ, В ЦЕНТРЕ КОТОРОЙ ОФИЦИАНТ
ЭТО ДОЛЖНО ПОХОДИТЬ НА ЦИРКОВОЙ НОМЕР
ВСЕ. Будь мы атлетами
мы бы сдвинули с места
планету
а потом пощелкали
неотразимых орешков
крича
как клево прыгать и скакать
Ж1 ОСТАЛАСЬ НА СПИНЕ ОФИЦИАНТА И ОТ ДУШИ ПОГОНЯЕТ ЕГО, ЗАСТАВЛЯЯ СКАКАТЬ ГАЛОПОМ
Ж1. но-но-но мсье директор
но-но-но
довольно считать плитки
в сортирах
довольно
считать блескучие фаянсовые квадратики
в надежде что непоправимое
недалеко
я тоже убью
убью по наклонной плоскости
смотрите у меня мсье директор
но-но-но
но-но-но-но
смотрите у меня
Ж1 СПУСКАЕТСЯ С ПЛЕЧ ОФИЦИАНТА
Ж1. слушай
а
ты выдашь нам фразочку от Майнуф?
Ж2 поправляет
Ж2. Майнхоф
Ж3. ага ты нам тут речи толкала
борьба то борьба се борьба как ее там
Активистка молчит
ОФИЦИАНТ. ну ты чего такая квелая
АКТИВИСТКА МОЛЧИТ. ЖЕНЩИНЫ И ОФИЦИАНТ ПОБОЯМИ ПЫТАЮТСЯ ЗАСТАВИТЬ ЕЕ ГОВОРИТЬ
ЧЕРЕЗ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ — ЖЕСТОКОЕ ОБРАЩЕНИЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ШОКИРУЮЩИМ ДЛЯ ПУБЛИКИ — АКТИВИСТКА НАЧИНАЕТ ГОВОРИТЬ
ЭТО СЛОВА, КОТОРЫЕ УЛЬРИКА МАЙНХОФ НАПИСАЛА В ТЮРЬМЕ ШТАЙМХАЙН В ГЕРМАНИИ
АКТИВИСТКА. «чувствовать, как твоя голова взрывается
чувствовать, как твой спинной мозг от сжатия поднимается в голову
чувствовать, что твой мозг — высушенный плод
чувствовать себя постоянно, и неосознанно, и как будто наэлектризованно управляемой на расстоянии
чувствовать, что у тебя крадут твои ассоциации идей
чувствовать, как твоя душа сочится из тела, как будто ты больше не можешь…»
под конец все смеются, очень пьяные
ОФИЦИАНТ. ну спасибо
и пока
ты нас достала
ВСЕ СИЛОЙ УТАСКИВАЮТ АКТИВИСТКУ СО СЦЕНЫ
ЗАТЕМ ИХ ОДОЛЕВАЕТ СМЕХ. ОНИ УМИРАЮТ ОТ СМЕХА.
Ж1. уф не могу больше
Ж3. ага чувствовать там свою штучку да уж
ха-ха-ха «борьба то борьба се борьба порождает борьбу»
КОРОТКАЯ ПАУЗА. ВСЕ УСПОКАИВАЮТСЯ, И Ж3, РАСКАИВАЯСЬ, ГОВОРИТ
Ж3. ладно она права
Ж1 (С фатализмом.) мы как
кошки
которые
блюют
все наше тело
тошнит из глубины
от ЖЕЛУДКА до ГЛОТКИ
блюем на наш
красивый ковер
Ж2. нам врут
ОФИЦИАНТ. кто
Ж1. ЛЮДИ кто ж еще
Ж3. слишком быстро
плохи дела здесь плохи дела там
я не могу разорваться пива пожалуйста
Ж1 ВЗМАХИВАЕТ РУКАМИ, КАК ВЗЛЕТАЮЩАЯ ПТИЦА КРЫЛЬЯМИ, ПОСЛЕ ЧЕГО ДЕЛАЕТ НЕПРИСТОЙНЫЙ ЖЕСТ
КРИВИТЬ ДУШОЙ ОТ ВСЕЙ ДУШИ
ФИНАЛ
Ж1. раз с нами говорят
что-то должно измениться
Ж2. а что если сказать друг другу я тебя люблю??
Ж3. да надо
немного
войти в суть вещей
что-то должно измениться
Ж1. да что-то должно измениться
Ж1 ОБРАЩАЕТСЯ К ОФИЦИАНТУ, А ОН К НЕЙ
Ж1. я тебя люблю
ОФИЦИАНТ. я тебя люблю
Ж2. нет вы двое
суть в том чтобы сказать это всему человечеству
согласны?
Ж1 И ОФИЦИАНТ ЗРИТЕЛЯМ
Ж1 и ОФИЦИАНТ. раз два три
ОФИЦИАНТ. я тебя люблю
Ж1. я тебя люблю
Ж2. я тебя люблю
Ж3. хорошо-то как
я тебя люблю люблю люблю мы вас любим я тебя люблю
пива пожалуйста я тебя люблю люблю
Все поют «я тебя люблю», как в Армии спасения
Потом Ж1 говорит
Ж1. а что если мы дойдем до точки
Джи или как ее там?
Ж3. ага пешком и на каблуках
это будет немного это
как бы
Компостельно
Ж2. так надо идти прямо сейчас
Ж3. постойте
Надо подкраситься
потому что предупреждаю
возможно будет телевиииииидение
женщины быстро подкрашиваются
Ж2 к Ж1. ты и так хороша
Ж2. никогда ведь не знаешь
Ж1. ладно
я
совсем чуть-чуть
не то подумают мол эта хочет обратить на себя внимание
ВСЕ. «да
да так надо
чтобы
БОЛЬШЕ ТАК ПРОДОЛЖАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ»
УХОДЯТ
ВСЕ ПОЛУПЬЯНЫЕ. ОФИЦИАНТ ВДРУГ ВОЗВРАЩАЕТСЯ И ВЫХОДИТ К ЗРИТЕЛЯМ
ОФИЦИАНТ. я хотел
ПАУЗА
ОФИЦИАНТ. я хотел бы быть
цирковым
чтобы выразить вам
этот мир
сказать вам
онейроидно
сказать что все серьезно
но магический я
а вы мечтайте
а вы забудьте
что
Всему что провисло и сморщилось
нет места в этом мире
который спешит
Музыка или нет на вкус режиссера.
КОНЕЦ ЭТОЙ ВЕЧЕРИНКИ ДЛЯ ПЕРЕКОРМЛЕННЫХ ИНФОРМАЦИЕЙ ЛЮДЕЙ, РОЖДЕННЫХ МЕЖДУ 65-М И 75-М, КОТОРЫЕ СЧИТАЮТ, ЧТО ДЕЛА ПЛОХИ, НО НИКОГДА НЕ ОТКАЖУТСЯ ВЫПИТЬ ЕЩЕ ПИВА.
Лео Туор «Джакумберт Нау»
© Limmat Verlag.
(Перевод с немецкого Э. Венгеровой).
__________________
* * *
1. Это Джакумберт
АЛЬБЕРТИНА. Приходит однажды к Джакумберту какой-то мужик и хватает его за грудки. «В чем дело? — спрашивает Джакумберт. — Выкладывай, не юли». А тот: «Взгляд у тебя потух, тело обмякло. Но ты держись».
МУЗЫКАНТ. Что за тип?
АЛЬБЕРТИНА. Мужик как мужик. Говорит, взгляд потух, тело обмякло. Но ты держись. Уходит однажды от Джакумберта женщина. Уходит. Ничего не говорит. Душа моя как разорванная паутина. Господи!
ДЖАКУМБЕРТ. Настоящим желаю подтвердить, что два агнца вышеназванного Владельца, из коих один — баран-вожак, пали 26 августа на Галиньере, в ущелье, наверху, справа, примерно на уровне маленькой долины, что окружает пастбище, напротив Крап Гриса. Они слишком высоко забрались по склону Фонна, а тут пошел снег. Они попытались спуститься, вместо того чтобы подниматься. Пастух ничего не смог поделать. Ничего я не смог поделать! Стоял и смотрел, как они издыхали. Подпись: Пастух.
АЛЬБЕРТИНА. Я его помню. Он был не то чтобы высок ростом и не то чтобы красив. Плечи узковаты, грудь безволосая. Одна нога короче другой, я его еще издали по походке узнавала. Он редко спешил. Может, из-за этой ноги, может, потому что он то и дело останавливался, хватал бинокль и осматривался. Руки у него были чуткие. Но на левой руке все пальцы отсечены, кроме большого. Одно мне в нем нравилось: его глаза. Глаза у него были красивые.
Я не всегда понимала, что он говорит или думает. Но его слова меня заводили. Да и всегда ли нужно все понимать? Звали его Джакумберт, и названия его пастбищ тоже начинались на Дж. Джакумберт пропал, и пастбища, которые назывались на ту же букву, исчезли.
Когда я видела его в последний раз, он только и успел крикнуть: «Увидимся в аду. Все красавицы там, внизу. Адью!»
Ты спрашиваешь меня, кто такой Джакумберт. Как тебе сказать? Джакумберт просто мужик с Галиньеры. Галиньера — горный лабиринт. Галиньера — там, где даже куры имеют пастуха.
Ты пройди когда-нибудь через перевал. Увидишь всю скудость почв и словес. Может, почувствуешь призрачную душу того человека из плоти, которого я называю Джакумберт.
А если почувствуешь, значит, ты и есть Джакумберт. Или Альбертина.
Джакумберт сдвигает шляпу на макушку. Равнина Джакумберта не интересует. Piano della Greina Она внизу. Джакумберт уходит все дальше и дальше. Упрямо прокладывает тропу все выше и выше. Упрямо, как и его скотина. Он сдвигает шляпу на затылок, колотит палкой по камням, втыкает ее в дерн между камнями. Он упрям, как его скотина.
Джакумберт слышит, как она шепчется, переговаривается, жует. Джакумберт прислушивается к Пастырю, к долине, к ее шелесту, журчанью, рокоту. Дух и долина никогда не умирают.
2. Джакумберт и его скотина
ДЖАКУМБЕРТ. Длина моей кошки — ровно 74,5 сантиметра. При этом на хвост приходится 24 сантиметра, на голову и туловище — 41 сантиметр и на самый длинный волос в усах — 9,5 сантиметра.
Кошка очень удивилась, когда в одно прекрасное утро я принялся ее измерять. Он потерлась о двухметровую палку и в конце концов согласилась на процедуру. Потом потянулась, зевнула, изогнулась, прыгнула через порог во двор, немного подождала, махнула хвостом, прищурилась, два раза почесала лапой за ухом (такая у нее привычка), умылась по-кошачьи и в миг пропала, и пропадала до поздней ночи, так что мне пришлось вставать и впускать хитрюгу. Уж если что втемяшится ей в голову, она нипочем не уступит.
Вот беда, кошка на глаза не показывается. С чего бы? Ведь она всегда являлась, хотя бы пожрать и поспать.
АЛЬБЕРТИНА. Ничего твоя кошка не скажет, Джакумберт. И пес твой ничего не скажет. Но когда-нибудь ты увидишь, что им было что сказать, только они не могут и должны молчать.
ДЖАКУМБЕРТ. Эй, кошка, где ты шлялась?
Кошка ничего не говорит, трется о мои ноги, лакает молоко с блюдца, чистит усы, свертывается клубком рядом с собакой. Кошка с собакой и собака с кошкой.
3. Свадебное платье
АЛЬБЕРТИНА. Он гордился своей дочкой, которую прижила от него одна замужняя. А еще больше гордился тем, что имел ребенка именно от нее, что плевать ему было на мораль и закон и что никто ничего не заметил. Так что он, во-первых, потешился в свое удовольствие, а во-вторых, позаботился о своей породе, чтоб не вымерла.
Я знаю, зачем он рассказал это мне: чтобы от меня все все-таки узнали.
ДЖАКУМБЕРТ. Нет ничего лучше, как ходить босиком. Хоть оно и опасно. Как говорится, на кривой елке ворон каркает. Недаром попы, пока могли, запрещали ходить босиком.
Босиком — по болоту любви, босиком — по мокрой траве пастбища, альпийского луга, по ночной росе, когда влага пузырится между пальцами ног.
Как говорится, на кривой елке и ворон охрипнет.
Попы свое прокаркали и охрипли. Баста.
АЛЬБЕРТИНА. Какой же ты дурак!
Джакумберт не пришел на мою свадьбу.
ДЖАКУМБЕРТ. По старинному обычаю и закону, пастуху место в Альпах…
АЛЬБЕРТИНА. …написал он моему жениху в ответ на приглашение. И мой жених сказал, что понимает и не обижается, и дело было улажено. (Джакумберту.) Где твоя скотина, Джакумберт? Понятия не имеешь. Потерял надзор. Позволяешь скотине делать, что хочет. Торчишь в своем курятнике, предаешься мрачным фантазиям.
Ты еще в своем уме?
Даже Господь Бог не слышит той бессмыслицы, которую ты вопишь вслед своей скотине, потому что там, наверху, никого нет, Джакумберт. Так что, хренов пастух, можешь вопить, сколько хочешь.
Твои друзья, один за другим, понаделали со своими подругами детей. Только ты становишься все более одиноким, Джакумберт.
ДЖАКУМБЕРТ. Да, все вы выходите замуж и больше со мной не здороваетесь. Торопитесь украдкой, по-быстрому, сделать покупки, не улыбнетесь мне, не подмигнете. Нехорошо. Нельзя так себя вести. Вы становитесь мамашами, батрачите на мужей. К вам прикоснуться боязно, даже под столом. Замужем все вы черствеете.
Может, как раз сейчас твой жених надевает тебе на палец кольцо, и вы повторяете за пастором слова обета, который никогда не сможете исполнить.
Вы для меня мертвы, а я для вас. В замужестве любовь кончается. Влюбились, вышли замуж, пиши пропало.
МУЗЫКАНТ. Кстати, о попах, Джакумберт. Пастор просил тебе передать, что был наверху, исполнил свои обряды и передает тебе привет. И полицейский тоже там был и взял твои анкетные данные…
ДЖАКУМБЕРТ. …и тра-ля-тля и тру-ля-ля и передает тебе привет.
МУЗЫКАНТ. Точно.
ДЖАКУМБЕРТ. Это не в счет. Если пастор желает благословить скотину, ему положено прийти ко мне в горы, а не вещать свои благословления, все чохом, с парковки в долине. А полицейский, кретин этакий, пусть поцелует меня знаешь куда? Если поп такой нежный, что не может подняться в Альпы и сделать свою работу, как положено по совести, то уж лучше я сам благословлю свою скотину, а заодно и Альпы. К черту этого пастора и этого полицейского. И вообще, все, кто на букву п, — симулянты. Ленивый пастор, полицейский, лысые политики. Да еще пунтеглий, этот мерзкий ветер, смертельный для овец. Он снова и снова косит мои стада только потому, что пастор не дает себе труда пристойно, как положено, благословить мои Альпы.
АЛЬБЕРТИНА. Сбавь обороты.
ДЖАКУМБЕРТ. А все-таки интересно, почему благословение не волнует скотину. Ничуть. Овцы продолжают пастись, блеять и роптать. Ведь они доверяют Джакумберту, а я делаю, что могу, и без благословения святой церкви.
4. Благословение Альп
ДЖАКУМБЕРТ.
Путник, ты поднялся в Альпы, Вспомни тех, кто здесь подолгу Служит, не сходя в долину. Тех, кто пост не оставляет Ни в хорошую погоду, Ни в ненастье, ни в жару, Кто под снегом замерзает, Кто под градом коченеет, Спит без женщин, согреваясь Лишь глотком хорошим шнапса И затяжкою бриссаго. Вспомни, путник, и об овцах, Зажимающих хвосты Между задними ногами. Аминь.АЛЬБЕРТИНА (читает бульварную газету «Блик»), Роман с продолжением: И вот ему исполнилось 37. Джакумберт Нау испытал все страдания жизни. Лишь одно страдание еще не коснулось его: Смерть. Он видел столько смертей и беспомощно стоял и смотрел…
Альбертина не согласна с этой историей. Исправляя газетный текст, она одновременно читает его вслух.
И вот ему исполнилось 37. Джакумберт Нау испытал все радости жизни. Он ест и пьет, любит и живет без благословений и таинств и собирается так же умереть. Все, чего ему еще хочется, — это обнять черную женщину. Из-за цвета ее кожи и запаха.
ДЖАКУМБЕРТ. Черт бы побрал вашу общину. С ее хозяевами и скотиной и прочей дрянью. Я целый час перегонял овец через ручей. Одну за другой. Под проливным дождем. Мостки? Какой там! Завышенное требование, ясное дело.
Передразнивает старосту общины.
Община бедная. На мостки денег нет. Гляди в оба, Джакумберт, чтобы твои овцы не утонули.
Три часа под этим проклятым дождем, орешь, чертыхаешься, а кругом только блеянье и лай:
Бее-бее!! Пошли, пошли, пошли! Ну ты, чмо козлиное, пошел, кому говорят! Чтоб тебя! Гони его сюда, пес! И тех гони, черт! Гони их сюда, сюда!
Ну давай же, упрямый козел, утонуть хочешь? Ко мне, пес. Да иди же ты, наконец.
АЛЬБЕРТИНА. Джакумберт толкает их, пинает, колотит, пока не переправит через ручей все стадо. А под конец ему еще приходиться играть с ягнятами в святого Христофорчика. И снова он проклинает общинный совет и старосту, желая им отправиться к главному рогачу, в самую глубокую преисподнюю.
5. Пизарро с культей
ДЖАКУМБЕРТ. Любовь — как лето. Только начнется, как уже кончается. Потому что соков не хватает. Потому что слишком кратко и без тепла и довольно влажно.
АЛЬБЕРТИНА. Но ты каждый год тоскуешь по лету, ждешь его. Потом оно наступает, а ты вдруг оказываешься внутри и не знаешь, что с ним делать, не знаешь, как это лето понимать. Вот я и спрашиваю тебя: что делать мужику вроде тебя с самим собой, если не хвататься своей культей за член, пока тот не восстанет против зловредных небес?
ДЖАКУМБЕРТ. Пришла бы ты в гости, я бы не хватался.
АЛЬБЕРТИНА. Я приду к тебе в гости.
ДЖАКУМБЕРТ. Пока не увижу тебя, не поверю.
АЛЬБЕРТИНА. Раз говорю, что приду — значит, приду!
ДЖАКУМБЕРТ. Разве это не значит, что те, кто живет в Альпах, имеют свою особую веру? Вера делает человека блаженным, а смерть — окоченелым. И еще: не верю я, что человек добр. Знаю, что я дурной. И ты тоже знаешь, что ты дурная.
АЛЬБЕРТИНА. Вот как? Спасибо, что сказал.
Послушай, пастор покончил с собой.
ДЖАКУМБЕРТ. Так и вижу, как он вешается на своем шарфе, этот поп, которого я проклял. Орган! Tutti!
Белки его глаз стекают на иудину бороду, как сперма. Вижу, как большие пасторские башмаки, тихо раскачиваясь над полом, указывают вниз.
Вот ты и висишь, проклятый поп! И думаю, что вижу перед собой всю блевотину, которую изверг Бог. Музыка! Туш!
Ты зачем принесла мне «Блик»? Разве я читатель «Блика»? Пусть его читает, кто хочет. Думаешь, мне интересны голые бабы на бумаге? Не то чтобы очень. Мне нужно тело в руках, тело в постели.
АЛЬБЕРТИНА. А когда ты получишь то, чего хочешь, уйдешь своей дорогой. Скотина ты, скотина, как Пизарро и его сатанинское отродье. Вахлак ты, Джакумберт.
ДЖАКУМБЕРТ. Но не читатель «Блика».
6. Лето длиной в два дня
Джакумберт пишет письмо.
ДЖАКУМБЕРТ. Грейна, 17 июня две тысячи десятого, девять часов вечера. Дорогая Альбертина, тебе не нужно приходить в Агрену, это будет нехорошо. Расположение звезд неблагоприятно, и луна полная. А в полнолуние я больше люблю молодых женщин. Потому что они такие же бесстыдные, как я, и с ухмылкой ожидают смерти здесь, наверху, на Фуоркла Рамоза, где у травы цвет ржавчины и лето длится два дня, а любовь — одно мгновение.
Пока. Джакумберт.
АЛЬБЕРТИНА (Джакумберту). Ну что ты принюхиваешься? Ты же не барометр. Нет у тебя больше чутья на погоду. Ступай в свою хижину, ложись спать и оставь погоду в покое! Погода, она снаружи, на воздухе.
ДЖАКУМБЕРТ. Силы небесные! Пахнет снегом. Где этот хозяин, будь он трижды проклят? Я чую, снег пойдет. Где скотина? И хозяева куда-то делись. Чертовы лентяи.
Через три часа воды впятеро прибудет. Все тропы — как белые ручьи. Стадо застряло между рукавами реки.
Хоть бы снег пошел, тогда вода уйдет. Хоть бы снег пошел! Но тогда овцы поднимутся наверх раньше, и я не успею их догнать. А если много снега, что тогда? Крутой склон. Под снегом ничего не видать. Белые воды. Черная ночь. Неспокойное стадо. Ах, до чего боязно идти по белой воде.
АЛЬБЕРТИНА. Он боится утонуть ради хозяев.
ДЖАКУМБЕРТ. Хороший пастух не рискует жизнью ради стада. Пусть бы хозяева больше заботились о своей скотине. А нынче крестьянину не до скотины. Крестьянин угодил под колеса. Производит и производит то, чего и так больше чем достаточно. Он нутром чует, что никому не нужен, он чувствует, что разбогател. Вот почему добрый пастырь не рискует жизнью ради своего стада.
АЛЬБЕРТИНА. В чем дело, Джакумберт? У тебя больше нет мяса. Без мяса ты ничто. Ты не можешь жить на фруктах и овощах, тебе подавай мясо. Твои предки происходят от волков, тебе мясо подавай. Ты никогда не ешь досыта, тебе нужно мясо.
Глаза выпучены, морда сухая. Жужжат жирные мухи. Ворон ждет. Час настал. Овца ластится к Джакумберту. Хочет, чтобы он ее погладил. Кладет голову на плоский камень, словно хочет сказать: кончай. Час настал.
Топор снова и снова грохает по черепу. По спине дождем стекает пот.
Из ноздрей хлещет кровь, заливая белую морду. Джакумберт вздыхает, берет нож и взрезает глотку. Кровь пенится, глаз лопается, тело дергается и дрожит. Джакумберт переворачивает животное на спину, взрезает брюхо, нащупывает теплые потроха, давится своей блевотиной, берет себя в руки, роется где-то глубоко в теле овцы, вытаскивает осклизлые кишки, берет себя в руки, старательно выскребывает обе лопатки и кусок спины. Наваливает камни на то, что осталось для червей. Промокший насквозь, он скользит вниз по склону со своим красным топором. Как сейчас вижу перед собой эту картину: пастух, мокрый от пота и крови.
Сколько овец ты забил этим летом?
ДЖАКУМБЕРТ. Эта овца заболела. Что было делать?
АЛЬБЕРТИНА. Если так пойдет дальше, у тебя к отправке ничего не останется. Что ты там делаешь?
ДЖАКУМБЕРТ. Уши. Отрезаю ей уши. Для хозяина.
АЛЬБЕРТИНА. А теперь ты плачешь.
Джакумберт Нау семь раз поднимался в Альпы и проводил там лето с перерывом на две недели.
ДЖАКУМБЕРТ. Альбертина, гляди, они встали. Стоят одна за другой в утреннем тумане. Погляди. Похоже на белый шнур.
Одна, две, три, четыре, одна идет быстрее. Сколько их.
АЛЬБЕРТИНА. А ты стоишь и смотришь, любуешься и любуешься. Так и простоишь до Страшного суда.
7. Любовная тоска с газовой плитой
ДЖАКУМБЕРТ. 14 августа из стада ушел большой баран, ушел в чащу, да там и остался. Я рассердился, говорю псу: «Пригони его». Не вышло. Делать нечего. Я сам спустился вниз, в кустарник, и попытался загнать барана назад, в стадо. Не вышло. Отзовись, думаю, ты же себе все рога обломаешь. Но упрямый баран так и не вернулся. А почему? Среди сотен овец ему понадобилась одна. Та, которую он не заполучил. Вот он и психанул. Из-за какой-то глупой овцы!
АЛЬБЕРТИНА. А ты? Ты же делаешь в точности то же самое. Торчишь там, наверху, прячешься от людей и потихоньку сходишь с ума из-за какой-то бабы.
ДЖАКУМБЕРТ. Вот еще!
АЛЬБЕРТИНА. Я помню. В третий или в четвертый раз, когда он заглянул в пивную на кружку пива, я ему сказала: «Джакумберт Нау, у меня нашлась бы для тебя плитка, маленькая практичная плитка. Когда остаешься с овцами наверху, около Трутг да Гамуч или на Фуортге, или где там еще, на ней можно сварить немного кофе или немного супу…»
ДЖАКУМБЕРТ. Брось.
АЛЬБЕРТИНА. У меня нашлась бы для тебя газовая плитка, если хочешь. Вот и все.
ДЖАКУМБЕРТ. Ты — Альбертина, верно?
АЛЬБЕРТИНА. На ней можно согреть семь-восемь литров воды, ее надолго хватит — там, наверху. Она совсем легкая, и если хочешь…
ДЖАКУМБЕРТ. Ладно. Если ты Альбертина, я возьму плитку.
АЛЬБЕРТИНА. Тогда он впервые посмотрел мне в глаза. А это дорогого стоит. Я уже говорила? Он скорее посмотрит в глаза зверям, чем людям. Так-то вот.
ДЖАКУМБЕРТ (пишет второе письмо). На Грейне, в хижине. 23 августа две тысячи десятого года, около восьми часов утра.
Дорогая Альбертина,
дождь все льет и льет. Иногда я еще вспоминаю о тебе, особенно в дождь. Почему мы не любили друг друга на Грейне, когда шел дождь? Если еще раз в дождь ты придешь на Грейну, будем мы тогда любить друг друга?
Скобки открываются. Мокрый как пес. Скобки закрываются.
АЛЬБЕРТИНА. Он цепляется за скалы. (Джакумберту.) Ты уже не помнишь своих троп. Они вдруг стали тебе чужими. Боль подкралась и схватила его, глаза туманятся от боли. Раненая душа пожирает Джакумберта. Побелевшими пальцами он цепляется за камни. Уцепиться хоть за что-то, пусть за камни. Господи! Его душа — разорванная паутина.
8. Альбертина, ведьма и святая
ДЖАКУМБЕРТ. Иногда от Альбертины пахло шафраном, и ноги у нее были невероятно длинные, и становились все длиннее и длиннее, когда она обвивалась вокруг меня. Когда она шептала мне на ухо, язык журчал, как журчит долина. У нее в языке было колечко, пирсинг. Белая, почти прозрачная кожа горчила. А ее испарения цвета ржавчины сетью опутывали мое тело. Она лежала, распростертая на грязной простыне, и желтая солома на ее коже была клейкой и щекотной. Но Альбертина не ощущала соломы, она ощущала только то, что хотела, и громко всасывала наш запах смешанного пота, словно морщила нос.
Потом наступает утро. Овцы просыпаются одна за другой и выстраиваются в бесконечную очередь. Идут, идут, идут, идут.
Больше всего Альбертина любила белые платья. Надо же, белые, здесь, наверху, в Альпах.
Кто она, Альбертина? Ведьма? Святая? Шлюха? Не понимаю я ее. Она — целый лабиринт вроде Галиньеры. Бездорожье, путаница, чащоба. Кто ты такая, Альбертина?
АЛЬБЕРТИНА. Я туман, Джакумберт. А твое дело дрянь.
Ты знаешь, кто ты? Ты еще на тропе? Ничего-то ты не знаешь. Нынче действуют другие законы, чем у тебя в мозгах. Нынче действуют мои законы. Ты не видишь даже своих башмаков. Больше всего тебе хотелось бы погрузиться в меня, спрятаться в моем таинственном чреве. Надеешься найти во мне все, что заставит тебя очухаться.
Иди на запах, пусти пса вперед.
Во втором рождении я хотела бы быть мужчиной.
ДЖАКУМБЕРТ. Во втором рождении я хотел бы быть псом.
Короткая пауза.
МУЗЫКАНТ. Странно.
9. Мунг
ДЖАКУМБЕРТ. Мунг, убирайся в свою яму и молчи! Ну что ты вечно брюзжишь и огрызаешься? Деревенских не интересует, что ты вытворяешь здесь, наверху. И что твоя подстилка имеет ширину всего метр шестьдесят. Плевать они хотели на то, продержится ли снег до конца лета, а насчет мостков и не заикайся. Двигай в обход, дурень, ты же умеешь бегать. Самый длинный путь, который способно проделать деревенское начальство, — это крестный ход со святым Модестом.
Мостки? Зачем? Двигай в обход, олух!
Разве Джакумберт — Мунг?
В моих Альпах нет настоящей хижины, нет ничего. Вертолет доставляет сюда Джакумберта со всеми пожитками. Пилот качает головой. Слишком круто. Где тут приземлиться? Фуражка съехала на затылок, солнечные очки ищут место посадки. Ничего. Наконец вертолет с воем зависает в полуметре от земли, и Джакумберт может очень-очень осторожно высадиться. Прощай, вертолет.
Мунг находит ровную площадку, вытаскивает мокрую солому на солнце, вкатывает в старую конуру газовые баллоны, затягивает дырявые окна куском пластика, оборудует свою пещеру, выгребает из-под кровати мусор, скопившийся за тридцать лет. Член церковного совета Кнорриг считает так: «Эта хижина там, наверху, не так уж и плоха. Я двадцать лет не поднимался в горы, но это наверняка вполне пристойная альпийская хижина. Она и раньше была пристойной». Так что Джакумберт изображает Мунга, играет сурка для тех, кто не знает, что такое Мунг. Он моется как Мунг, причесывает волосы как Мунг — и спит с… Не ваше дело — с кем он спит. И пес играет Мунга, как и Джакумберт, и скотина пасется на крутых склонах, все выше и выше.
А Мунг глядит, как овцы идут и идут, и жрут, и испражняются, и блеют, и поднимаются вверх и (перевалив через Фуортгу) движутся на Трутг да Кавалис. Словно длинный шнур тянется к утесу Штейнеманн, обвивает его и (перевалив через Фил-Лиунг) спускается ниже в поисках новых, еще более прекрасных пастбищ.
«Идите к черту!» — кричит Мунг, и они идут, щиплют траву, жуют, испражняются, блеют, брюзжат. Как члены церковного совета.
10. Осень
АЛЬБЕРТИНА. Джакумберт, ты задремал? Кемаришь, сидя за столом, Джакумберт?
И впрямь, что тебе делать в постели? Постель твоя в этой чертовой хижине слишком коротка. Ты живешь хуже своего пса, который давно уже спит. Разве что иногда моргает одним глазом, чтобы поглядеть, не погасил ли ты лампу.
И вот на Джакумберта навалилась осень. Он не любил осень. Говорил, что она пестрая, как джокер на карте таро. И что осенью бурные ручьи становятся похожими на жалкие сточные желоба. Он не понимал этого и не желал понимать.
Снизу доносится громкий крик. Джакумберт вскакивает со своей соломы. Крестьянка машет платком.
КРЕСТЬЯНКА. Эй, Джакумберт! Завтра спуск! Когда спустишься, я угощу тебя колбасками. Любишь колбаски? Ясное дело, любишь.
АЛЬБЕРТИНА. Из-за этого он ненавидел осень. Потому что трусил. Боялся снова спускаться в долину.
Альбертина поет панк-польку.
Раз-два-три-четыре-пять, Как же овцам не скакать? Их ведь нужно ублажить, Их ведь нужно подоить, Овцам стало жутко, Что трава пожухла. Вот они бодаются, Дерутся-упираются. Вылезай наружу, Чтоб не стало хуже, Вымя, брат, опорожняй, Дойку, брат, не прозевай. А хозяйке невтерпеж, Ты чего тут, старый, ждешь? Как она ему постыла! Все ему давно немило. Раз-два-три-четыре-пять, На овец всем наплевать.Джакумберт проклял землю, и земля его в каком-то смысле прокляла. Но когда он топал по горам там, наверху, или лежал в мокрой яме, он ведь сам был землей. Его душа была потеряна для неба и для ада. Роскошь ада была создана не для Джакумберта. И когда он осознал это, он издох, как зверь. Некоторое время его тело еще бродило по крутым склонам, но взгляд его потух.
Джакумберт был мужиком. А мужская порода сама себя разрушает. Он предпочел издохнуть на тропе, как зверь, только для того, чтобы потомство его не забыло.
Его тело все еще бродит по Мунтанере. Еще скрипит гранит под гвоздями его подошв. Еще скрежещут зубы. Джакумберт никогда не был жесток.
КРЕСТЬЯНКА. Нуууу, попробуй мясцааааа. Колбасы много, угощайся.
ДЖАКУМБЕРТ. Нет, с меня довольно.
КРЕСТЬЯНКА. Да бери же. Глянь, какой лакомый кусочек. И вот этот, и еще один. Не люблю, когда еда остается. Ну, бери же. Хочешь еще кофе?
ДЖАКУМБЕРТ. Нет, с меня довольно.
КРЕСТЬЯНКА. Но еще немножечко выпей, совсем немножечко. А ты пробовал наш сыр? Закваска первый сорт, согласись. Неужели не любишь варенье из бузины? Быть того не может, ты не распробовал.
ДЖАКУМБЕРТ (говорит со Смертью). Погоди! Погоди, я приду. Только задержу их, не то они удерут от меня на глетчер. Да погоди ты минуту, я скоро. Мне бы только развернуть барана-вожака — того, что с колокольчиком. Погоди. Одного разверну, и тогда все стадо сделает то, чего я хочу.
Погоди только одну минуту.
АЛЬБЕРТИНА. Казалось бы, мелочь: согнать овец с тропы, еще только того вожака с колокольчиком. Но хихикающая челюсть приморозила Джакумберта к земле, как к обледеневшему железу. И он беспомощно смотрит, как его стадо уходит по ложному пути.
Кривая коса настигла его минутой раньше. Джакумберт помирает медленно, провожая гаснущим взглядом своих овец, и они, напирая друг на друга, уходят вверх по ложному пути. Он умирает, не исполнив своего долга.
Джакумберт умирает в прошедшем несовершенном.
Эжен «Йоко-ни»
© Eugène.
(Перевод с французского А. Петровой).
__________________
Действие I
Уровень 1
Действие разворачивается в поле, на рассвете, под карканье ворон. Человек в цилиндре (аватар Йоко-ни) ждет, поглядывая на карманные часы. Четверо мужчин в рединготах уже на месте. Один из них держит в руках квадратный сундучок, еще один — аптечку. Двое других — свидетели.
ЧЕЛОВЕК С АПТЕЧКОЙ (с тревогой оглядываясь). Вы же знаете, что король это ненавидит.
ЙОКО-НИ. Что «это»?
ЧЕЛОВЕК С СУНДУЧКОМ (тыкая пальцем). Это поле, рассвет, ворон, свидетелей, врача и… дуэлянтов. Все это.
ЙОКО-НИ. Кстати, а где мой противник?
ЧЕЛОВЕК С АПТЕЧКОЙ. Он передумал. Ясен пень.
ЙОКО-НИ. Ты издеваешься? Нельзя передумать, если собрался на дуэль!
ЧЕЛОВЕК С СУНДУЧКОМ (с тревогой оглядываясь). Вы же знаете, что король это ненавидит.
ЙОКО-НИ. Какого черта здесь происходит?
ЧЕЛОВЕК С АПТЕЧКОЙ. Он передумал. Точно.
ЧЕЛОВЕК С СУНДУЧКОМ. Какая жалость. Тем лучше. Пора отсюда сматываться.
Внезапно появляется Минотавр.
МИНОТАВР. Сорри, приятели! Я слегка опоздал. Моя «тойота» сегодня утром концы отдала. Пришлось париться с электроскутером, который вопит, как раненный в одно место комар. (Имитирует звук.) Плюс сорок килограммов терракотовой плитки на спине. Можете себе представить?
Молчание.
ЙОКО-НИ. Что еще за отстойный прикид?
МИНОТАВР. Ну… я думал, ты хочешь поиграть в Dedale of Minos.
ЙОКО-НИ. Да нет же! Черт знает что! Я говорил — Duel for Mina!
МИНОТАВР. А-а-а, ладно, я переоденусь и приду.
ЙОКО-НИ. Нет, у нас нет времени! Play сейчас же!
Человек открывает сундучок. Внутри на красном бархате лежат два пистолета XIX века. Противники берут по пистолету, поворачиваются друг к другу спинами и начинают отсчитывать шаги. Всего надо сделать 10 шагов. Тем временем Минотавр вынимает базуку с антивеществом. На десятом шаге Йоко-ни поворачивается, поднимает свой смехотворный пистолет и тут видит оружие Минотавра.
ЙОКО-НИ. Что это за штуковина?
МИНОТАВР. Это твой конец.
Минотавр взрывает своего соперника.
ГОЛОС ЙОКО-НИ ЗА КАДРОМ (радостно смеется). Good game, приятель! Классно сыграно! Ну что, еще одну партию?
Уровень 2
Космическая битва в 3D. Персонажи стоят спиной, они сражаются в коридоре, который на полной скорости куда-то летит.
МИНОТАВР. Крутизна! Ради этого можно и скутер потерпеть!
Минотавр стреляет в Йоко-ни, который теряет равновесие и стремительно падает.
ЙОКО-НИ (смеется). Вот падаль! Черт!
Они болтают, загружая следующий уровень. Йоко-ни знакомится с Минотавром.
МИНОТАВР. Знаешь, Йоко-ни, я ведь до сих пор не знаю, чем ты занимаешься.
ЙОКО-НИ. Пилот-истребитель, в двух световых годах от Кассиопеи. Сейчас капитан, но через пять уровней буду генералом. Устрою мегаатаку на…
МИНОТАВР. Да нет. Я имел в виду in real life, а не в game.
ЙОКО-НИ. А! Понятно. Я… вкалываю в колл-центре электробытовой техники.
МИНОТАВР. Да ну? Много там, наверное, запары со всеми этим штучками-бытодрючками.
ЙОКО-НИ. У нас лучшие изготовители в мире, форин гребаный! Вы, европейцы, только и умеете, что за нами повторять.
Начинается игра. Минотавр стреляет в хвост корабля Йоко-ни. Но Йоко-ни делает мертвую петлю и ускользает.
ЙОКО-НИ. А ты где впахиваешь?
МИНОТАВР. В Виллербане. На окраине. Там недавно все застроили. Теперь надо доделывать и переделывать. Рай для рукастого парня. (Внезапно.) Вот тебе, съешь, япошка, моя крошка!
Минотавр взрывает Йоко-ни. Игроки отдыхают, пока загружается следующий уровень.
ЙОКО-НИ. Good game. Я чувствую, ты в форме. Как насчет настоящего challenge? Кое-что немного более… Чтобы поддать жару?
МИНОТАВР. Объясни толком.
ЙОКО-НИ. Я повидал достаточно геймеров, которые замахивались на Голубого дракона. И каждый раз безуспешно. Мне кажется, я знаю, в чем причина.
МИНОТАВР. Надеюсь, ты не собираешься предложить мне Last Quest?
ЙОКО-НИ. Ты только представь, приятель! Голубой дракон! Это будет суперская вечеринка. К тому же у тебя там счет, не придуривайся!
МИНОТАВР. Я тебе уже сказал: я два или три вечера подряд пробовал, но это, честное слово, это БОБЭ.
ЙОКО-НИ. А? Что? Что за БОБЭ?
МИНОТАВР. Бесконечный Онанизм Без Эякуляции.
ЙОКО-НИ. Да ладно, ты просто уходишь от вопроса. Какой у тебя персонаж в Last Quest? Конюх?
МИНОТАВР (задетый за живое). Ты меня вообще видел или где? Я что, похож на собирателя навоза?
ЙОКО-НИ. Нет. Ты настоящий танк. Класс. А я похититель. Я отравленный клинок. Черный плащ. Как тебе угодно.
МИНОТАВР. О’кей, о’кей. Ладно. (Капитулирует.) Но нам понадобится знахарь. И потрошитель, разумеется.
ЙОКО-НИ. Я знаю, где отыскать знахаря. Насчет потрошителя ты тоже прав. (Задумывается.) Ладно, как-ни-будь выкрутимся. Сейчас я тебе целую гильдию приведу. Don’t move man.
Йоко-ни покидает свой корабль.
МИНОТАВР. Эй, подожди! Не оставляй меня одного…
Он взрывается.
Уровень 3
Битва в духе Street Fighter между Вандервуман и Силки Кавай. Силки Кавай — обычная школьница, каких мы часто встречаем в мангах. В зависимости от удара запас энергии опускается — чуть ниже или гораздо ниже. За спиной у девушек саванна. Розовые гиппопотамы ревут, показывая два нижних зуба.
Вандервуман и Силки вступают в бой.
ВАНДЕРВУМАН. Иди же сюда, стерва!
Появляется Американский солдат.
АС. Отлично! Следуйте за мной! Заберемся на этот холм!
Никто его не слушает, поэтому АС садится на свой ящик с динамитом.
ВАНДЕРВУМАН. Моя новая графическая карта просто улет! Только что получила. Давай же, тащи сюда свою задницу, стерва! Переменка закончилась.
СИЛКИ КАВАЙ. Мне нравятся твои сапожки. Очень миленькие.
ВАНДЕРВУМАН. Какая же ты пустышка!
АС. Отлично! Следуйте за мной! Заберемся на этот холм! Не я начал войну, но я ее закончу. Запихну этим нацистам в задницу по сапогу так глубоко, что они почувствуют запах кожи!
Рядом с Силки Кавай появляется надпись «Портфель-убийца».
СИЛКИ КАВАЙ (хихикая, бросает портфель). Ай-ай-ай! Так ты одолжишь мне свои сапожки?
ВАНДЕРВУМАН. Ты действительно пустышка.
Вандервуман бьет Силки Кавай кулаками и ногами. Силки Кавай хохочет. Однако ее запас энергии опускается пугающе низко. Внезапно Вандервуман наносит роковой удар.
Ты последняя стерва из всех геймеров!
АС. Хорошо сказано! Хочешь сигару?
Битва кунг-фу.
Отличная работа. Мне как раз нужен потрошитель вроде тебя в моих рядах.
СИЛКИ КАВАЙ. Good game!
ЙОКО-НИ. Эй, Жюльен!
ВАНДЕРВУМАН (поворачиваясь). Йоко-ни! Как дела, приятель?
ЙОКО-НИ. Ты до сих пор не в постели?
ВАНДЕРВУМАН. Разрази тебя Фукусима!
ЙОКО-НИ. Лучше займись своими прыщами. (Пауза.) Предлагаю тебе новую битву. Только на этот раз покруче.
ВАНДЕРВУМАН. Выкладывай.
ЙОКО-НИ. Голубой дракон.
ВАНДЕРВУМАН. «Голубой дракон»?
ЙОКО-НИ. Yes.
Йоко-ни и Вандервуман с двух сторон вмазывают Силки.
СИЛКИ КАВАЙ (в позе лежа). Хватит, ребята…
ВАНДЕРВУМАН. Никакой пощады, man.
ЙОКО-НИ. У меня уже есть танк. Ты будешь знахарем, а я — развратным похитителем.
ВАНДЕРВУМАН. Чистое безумие, man. Ты хоть потрошителя нашел? Без него нет никакого смысла.
ЙОКО-НИ. Да, я знаю.
АС. Люблю запах напалма по утрам. Это запах победы.
Йоко-ни подходит к АС.
ЙОКО-НИ. Слушай, а у тебя отличная физиономия для потрошителя. Хочешь вмазать? Я тут команду набираю, и не хватает лишь…
АС. Шнапса? Нет, уж, мерси. Напиток для слабаков. Я предпочитаю скотч. Хотя и от бурбона не откажусь…
ЙОКО-НИ. Что? Но…
ВАНДЕРВУМАН. Ты тормоз, Йоко-ни. Неужели ты не понял, что разговариваешь с программой?
ЙОКО-НИ. Блин, я, наверное, устал.
АС. Запихну этим нацистам по сапогу в задницу.
СИЛКИ КАВАЙ (делая шаг вперед). Не хочу навязываться, но я была потрошителем в Last Quest.
ВАНДЕРВУМАН. Пасть закрой, сука!
Все стоят в оцепенении.
ЙОКО-НИ. Эй, ты как с ней разговариваешь?
ВАНДЕРВУМАН. А че?
СИЛКИ КАВАЙ. Это хамство.
ЙОКО-НИ. Она права, Жюльен. Ты не можешь так разговаривать с людьми.
СИЛКИ КАВАЙ. Это невежливо, ясно?
АС. Все супер, парень! Следуйте за мной! Мы заберемся на этот холм.
ВАНДЕРВУМАН (обращаясь к Йоко-ни). Отвали от меня, ты мне не папочка! Я в ролевой игре… играю роль!
ЙОКО-НИ. Ладно, не кипятись.
ВАНДЕРВУМАН (взбесившись окончательно). Я не кипячусь, я играю роль!!
АС. Потрясная работа.
ЙОКО-НИ (обращаясь к Силки Кавай). Ты правда потрошитель?
СИЛКИ КАВАЙ. Ха-ха-ха! Я была потрошителем не раз. С удовольствием вспорола бы брюхо Голубому дракону и посмотрела бы, как его кишки разлетелись бы по газону в лунном свете. Кайф.
Силки Кавай изо всех сил вмазывает Вандервуман.
ЙОКО-НИ. Ладно. Ты принята. Какая у тебя кличка геймера?
СИЛКИ КАВАЙ. Силки. Силки Кавай.
АС. Мне нужен мерзавец вроде тебя в моих рядах.
Молчание.
ВАНДЕРВУМАН (обращаясь к Йоко-ни). Давай же. Задай ей вопрос.
ЙОКО-НИ. Что? Какой вопрос?
ВАНДЕРВУМАН. Спроси у нее, парень она или бабенка.
ЙОКО-НИ. Да ладно!
СИЛКИ КАВАЙ. Отвечу с удовольствием. Я девушка! Настоящая девушка!
ВАНДЕРВУМАН. Все парни так говорят. Один раз я была в чате с Афродитой 88 и Грудастой Клеопатрой. И вдруг Афродита раскололась и говорит, что, мол, не любит гондоны. И тут я поняла, что трое задротов прикинулись бабами и зависли в Сети.
Вандервуман кидает лассо и опрокидывает Силки Кавай.
СИЛКИ КАВАЙ (вырываясь). Я девка, ясно? Я долбаная девка! Целыми днями тухну в офисе, изобретаю фразочки похлеще, пожестче, потому что я гребаный адвокат, которого всерьез не принимают! А потом еще в Сети мужиком обзывают! Отпустите меня уже, блин, придурки!
ВАНДЕРВУМАН (в шоке). Адвокат? Пощади меня, чувак, я сражался с Mother I’d like to Fuck… (Пауза.) Как назовем наш союз?
ЙОКО-НИ. Ясновидящие Черного Храма. (Тишина.) Это просто предложение.
СИЛКИ КАВАЙ. Слишком пафосно. Dior J’adore.
ВАНДЕРВУМАН. Идиотизм. Let’s go.
Выходят все, кроме АС.
АС (один, стоя прямо, как столб). Шнапса? Нет уж, мерси. Напиток для слабаков. Я предпочитаю скотч. Хотя и от бурбона не откажусь. Отлично сработано, парень. Мы заберемся на этот холм. Хочешь сигару?
АС садится на свой ящик с динамитом.
Уровень 4
Японоподобное пространство. Год 1000. Четверо геймеров стоят спина к спине, образуя мощный неприступный квадрат. Медленно, словно исполняя ритуал, они поднимают сабли.
ЙОКО-НИ. Когда наш союз разделается с тобой, смерть станет твоей единственной подругой. Ты вечно будешь скитаться по бескрайнему темному пространству. И ни об одном из твоих подвигов не сочинят песен!
МИНОТАВР. Не выйдет! Я проткну тебя мечом катана короля Закена. Только я им владею. Мои доспехи сделаны из чешуи Наатила. Я тебя зубами порву.
СИЛКИ КАВАЙ. Саблю мне подарила Дама Корриган, а веер окроплен водой из озера Азгот. Круто, да?
ВАНДЕРВУМАН. У меня двести единиц живой силы, дурак! Я тебе череп проломлю как нефиг!
МИНОТАВР. А я из твоего черепа вино буду пить…
ВАНДЕРВУМАН. Проглотите свои гнойные языки, черт! Мы играем или как?
Неловкое молчание. Годзилла с неровным хребтом, весь в колючках появляется откуда ни возьмись — типа Дракон. И бьет оземь какой-то острой дубиной, зажатой в хвосте.
ЙОКО-НИ. Танк: обстрел!
Минотавр начинает осаду. В него вонзаются многочисленные когти врагов.
ЙОКО-НИ. Знахарь! Чего ты ждешь?!
МИНОТАВР. Гниды! Сильные, сволочи.
Вандервуман встает за Минотавром и пытается помочь ему. Йоко-ни атакует, но получает залп пламени прямо в морду. Знахарь его исцеляет.
ВАНДЕРВУМАН. Ниче ты не понял! Надо его изнурить!
МИНОТАВР. Я как-то подустал, если честно.
Йоко-ни помогает Силки Кавай всадить меч в брюхо Дракона. Дракон пытается вытащить его, но ничего не выходит. Он в агонии — в бешенстве, но не в силах терпеть боль.
СИЛКИ КАВАЙ (обращаясь к Йоко-ни). Good game!
ВАНДЕРВУМАН. Отлично сыграно, man!
Слева и справа подступают новые осаждающие.
МИНОТАВР (отбиваясь). Еще долго отбиваться?
ЙОКО-НИ. Больше восьми часов.
Все замирают. На заднем плане игроки продолжают борьбу.
МИНОТАВР (внезапно останавливая игрока). Восемь часов? Ты больной? Мне завтра утром на работу!
ЙОКО-НИ. Мне тоже. Я должен срубить деревья и продать их горожанам, чтобы получить золотые монеты. Этих денег хватит, чтобы купить новый огненный шар, который…
МИНОТАВР. Что ты несешь? Мне плитку класть в ванной комнате в половине восьмого утра.
ВАНДЕРВУМАН. И у меня дела. Люблю драки, но у меня в восемь утра урок немецкого.
ЙОКО-НИ (немного разочарованный). Терпение, друзья! Проявите выдержку! У нас отличный союз. Мы уже одержали первую победу. Мы же прославимся!
Минотавр отводит Йоко-ни в сторону.
Тем временем Вандервуман возвращается к игре.
Силки Кавай развлекается по полной программе.
МИНОТАВР. Надо побазарить. Ты, я, Жюльен и малышка Силки — мы прогеймеры. Встретились на онлайн-турнирах. Сражения, битвы, турниры, все такое. Мы были вторыми на отборочных турах World Game Contest. Мы были в двух шагах от Сеула. А теперь ты неделями паришься со своим MMORPG. Ты паришься с худшими играми! Я тебя не узнаю, парень!
СИЛКИ КАВАЙ. Да! Вот хрень какая!
МИНОТАВР. По восемь часов одну и ту же балду пинаешь. Ты правда хочешь тратить ночи напролет на этот отстой?
ЙОКО-НИ. Ну…
МИНОТАВР. Баранки гну, Йоко-ни! Когда слишком много геймеров близки к цели, девелоперы добавляют разом пятнадцать новых уровней.
ВАНДЕРВУМАН. И тебе кажется, что ты весь в шоколаде, новая власть, мантия и все такое, а на самом деле ты в пролете.
МИНОТАВР. А когда ты отключаешься, игра продолжается, и ты как будто пропускаешь жизнь, и ты снова возвращаешься в этот ад.
ВАНДЕРВУМАН. Когда я сражаюсь, я должна победить, набрать максимальное число очков. Тогда я переключаюсь.
ЙОКО-НИ. Да-да, но это тебе не мешает играть сто пятьдесят партий подряд.
ВАНДЕРВУМАН. Хватит.
МИНОТАВР. Проблема в другом.
Силки Кавай падает на землю, в нее вонзается острый коготь.
СИЛКИ КАВАЙ. Знахарь! Ко мне!
ВАНДЕРВУМАН (Подбегая к ней.) Подожди, я помогу.
Тем временем десятки геймеров атакуют Голубого дракона. Минотавр подбивает Йоко-ни подойти к обездвиженному Викингу, лежащему на заднем плане.
МИНОТАВР. Ты знаешь, кто это?
ЙОКО-НИ. Э… нет.
МИНОТАВР. Это кореец, который умер в интернет-кафе на прошлой неделе.
ЙОКО-НИ. Это правда он?
МИНОТАВР. Он десять дней резался в Last Quest. Хотел убить Голубого дракона в одиночку. Идиот. У него аж джинсы на попе лопнули.
ЙОКО-НИ (глядя на неподвижный аватар). Жуть. (Вздыхая.) Я на последнем издыхании. Знал бы ты, как я устал.
МИНОТАВР. Сколько ты уже онлайн?
ЙОКО-НИ. Э… шестьдесят семь часов.
МИНОТАВР. Понятно. А что ты делал до этого?
ЙОКО-НИ. Тоже играл.
МИНОТАВР. Сколько?
ЙОКО-НИ. Думаю, часов сто. Но я сделал перерыв между двумя заходами.
МИНОТАВР. Какой перерыв?
ЙОКО-НИ. Съел четыре «Марса», выпил два «Ред булла».
МИНОТАВР. Плохи твои дела, парень. Ты совсем псих.
ЙОКО-НИ. Возможно. Да! Знаю я, знаю.
МИНОТАВР. Хватит протирать штаны! Малышка Силки очень даже ничего. Вы живете поблизости? По-моему, она очень похожа на ту девчушку с Youpom, которая выделывает сладкие пакости, а? Не хочешь встретиться с Силки живьем? Тело к телу?
ЙОКО-НИ. Сам лучше попробуй.
МИНОТАВР. Отличная идея. Учитывая, что я три месяца как отец и к тому же помешанный на компьютерных играх адвокатишка. Но ты-то что тормозишь?
ЙОКО-НИ. А что?
МИНОТАВР. Используй свои сексуальные флюиды, кобель!
ЙОКО-НИ. Какие еще флюиды?
МИНОТАВР. Ты что, не знаешь, как это происходит? Дерни пивка, потом еще пивка, пивка-пивка, а тут уже и девка под боком…
ЙОКО-НИ (улыбаясь). Ты прав, мне нужна реальная пацанка.
МИНОТАВР. То речь не мальчика, но мужа!
ЙОКО-НИ. Надо с ней встретиться, пойти на свидание. Провести вечер субботы за выбором разных причиндалов для дома. Как думаешь, какой ей стиль понравится? Хай-тек или классика? Или просто что-нибудь уютненькое и симпатичное?
МИНОТАВР. Давай-давай! Думай!
ЙОКО-НИ. Еще я могу сделать лужайку и позвать друзей на барбекю. Охладить напитки.
МИНОТАВР. Ты меня прям понял как нефиг.
ЙОКО-НИ. Слушай, так у меня будет девчонка! А потом бассейн! И желтый «ламборгини» в гараже!
Йоко-ни отключается с ощущением полной эйфории.
МИНОТАВР. Эй! Ты где? Йоко-ни! Куда пропал?
Уровень 5
Йоко-ни попадает в дружелюбный мир Sims. Сначала он выбирает аватар. С усами или безусое? А цвет волос? Мускулистый или пухленький? Высокий или низкий? Голубые глаза или темные?
Минотавр приоткрывает форточку.
МИНОТАВР. Так ты возвращаешься к реальной жизни?
Йоко-ни отвечает ему на языке Sims.
Да уж. Даю тебе пять минут, чтобы одуматься. Five minutes, man.
Йоко-ни закрывает форточку и продолжает выбирать аватар. С татуировкой на плече или без нее? Затем он входит в пустую серую комнату. Внезапно магическим образом появляются диванчик Ligne Roset, три подушечки Fat Boy, модные обои, огромный плоский экран телевизора. В угол встроена маленькая американская кухонька.
Стена застеклена. За ней бассейн и парк. Жена ждет мужа. Дочка играет в Playstation. Йоко-ни присоединяется к семье, целует жену, ложится на софу, замком складывая руки за головой. Минотавр заглядывает в окно гостиной.
Слушай, единственный кайф этой игры — это искать изъяны. Обманывать систему. У меня один друг, например, смог две семьи создать. Две жены с детьми, два дома и все такое. Би. Би-игра. Однажды вечером он обеих жен затащил в один бассейн и там оставил! Умора!
Йоко-ни не реагирует. Ужин готов. Жена достает из духовки жаркое и накрывает на стол. Однако дочка не перестает играть в видеоигру. Йоко-ни сердится.
(Появляется в окне с винтовкой.) Эй, Йоко-ни, давай сменим игру?
Йоко-ни убивает свою семью Sims и прыгает в желтый «ламборгини».
Уровень 6
Огромная краденая машина. Музычка Heavy Metal. Йоко-ни едет на полной скорости и пробует разное оружие, затем выбирает обыкновенное практичное ружье. Он стреляет и сносит все, что движется, цепляет по дороге девку, которая садится на него верхом, убивает парочку бродяг, выбрасывает из машины девку прямо на землю, переезжает ребенка, беременную женщину и тормозит перед старушкой, которая еле ползет. Старушка в безопасности, и вдруг Йоко-ни газует и со смаком несколько раз обкатывает машинку на хрустящих костях еще тепленькой мумии. Йоко-ни выскакивает из машины и дерется с несколькими врагами. Убивает всех наповал, включая музыкантов.
Внезапно на экране появляется сообщение:
От: ГКМ
Тема: Good game!!!
Дата: 2 июня 2011 08:18:56 GMT+02:00
Кому: Йоко-ни
Йоко-ни,
Мы следили за твоей атакой Голубого дракона. Отличная игра. Не присоединишься ли к нам?
Чмоки
Гильдия кровавых мясниковЙОКО-НИ. Они хотят меня! Ха! Вы это видели? Я получил мейл от ГКМ. Я не шучу. Можете проверить. ГКМ хотят меня к себе.
Но поскольку Йоко-ни всех замочил, никто ему не отвечает. Он садится в машину и мчится, как псих, наслаждаясь адреналином.
Внезапно — мрак.
Связь прервана
Комната Йоко-ни.
Сплошная помойка: банки из-под энергетических напитков, пива, коробки из-под пиццы, журналы, инструкции, отбросы. Жуткий хаос, кладбище вещей, вонь, старый матрас, стол, компьютер с пятью экранами, дверь в никуда.
ЙОКО-НИ. Что происходит? Что за черт? О, нет! Только не это. Только не сейчас. (Бьет кулаком по клавиатуре.) Что стряслось? Дерьмо поганое! Включись, дерьмо сраное! Але! (Встает, чтобы выключить и перезагрузить компьютер.) Ничего. Больше ничего не осталось! Что за хрень? Мне же написала Гильдия! А я не могу ответить! Они меня пошлют! (Воет.) Даваааааааааааааааааааааааай! (Хватает клавиатуру, изо всей силы лупит ею об стол. Клавиши разлетаются в разные стороны. Йоко-ни делает глубокий вдох.) Стой. Стой. (Встает на четвереньки и роется в мусоре.) Escape! Где клавиша Escape? А где «М»? Я не могу написать мясникам без буквы «М»! (Мечется, как тигр в клетке. Поскальзывается на пустых банках.) Я не могу… упустить… как… опять… упустить… лицо… ладно… как… (Орет, вопит, возвращается к компьютеру. Включает его. Чудо. Экран загорается. У Йоко-ни истерика от счастья.) Да! Да! Вперед! Работай, или я тебя в жопу засуну! (Орет «Smoke on the Water» Deep Purple.) Smoke on the water! A fire in the sky! (В эйфории.) Да! Ec! Получилось! Идите все в задницу! Я… Но?! Нет! Не может быть! Нет подключения! Нет Интернета! Аааааааааа! Почему? (Бьет кулаком в один из экранов компьютера.) Провод сгорел. Точно. Я все улажу. (Становится на четвереньки, еле дышит, потеет, как свинья.)
Дверь приоткрывается. Появляется мать — точно китайская тень.
МАТЬ. Спокойно. Прошу тебя, не кричи так. Подумай о соседях. Не стой на четвереньках. Ну же, выпрямись. Выпрямись. Выпрямись. (Он не слушается. Пауза.) Ты голоден? (Она показывает ему поднос с едой.) Я приготовила тебе блины с карамелью. Поставлю куда-нибудь?
ЙОКО-НИ. Слушай, мама. (Садится.) Я бы хотел… поговорить о сроках. (Задыхаясь.) Мы договорились о двенадцати часах онлайн, да? Никаких проблем. Идет. Но когда нет соединения, это проблема. Игра продолжается без меня, понимаешь? Другие, другие — они играют, идут вперед, а я нет, я в пролете. Я простаиваю в обычной жизни, в реальности — как придурок. Я все пропускаю. Все равно что вообще не играть.
МАТЬ. Хорошая идея.
ЙОКО-НИ. Но я так всех друзей растеряю. Хочешь, чтобы я стал асоциальным типом, да?
МАТЬ. Ты восемь месяцев из комнаты не выходил.
ЙОКО-НИ. Эй! Я вообще-то был на семейном пасхальном ужине. Ты, случайно, не забыла? Я говорил с дядей Пьером о беспилотных телеуправляемых самолетах-разведчиках американской армии.
МАТЬ. Да, ты его очень впечатлил своими познаниями.
ЙОКО-НИ. Значит, я был на Пасхе. С этим ты согласна.
МАТЬ. Да, Пасху праздновал.
ЙОКО-НИ. Видишь, ты просто никогда не признаешь моих успехов. Ты давишь. Хочешь, чтобы я раскололся.
МАТЬ. Я была очень счастлива и горда тобой. Но затем… ты лишился места в колл-центре. Из-за пропусков. Ох! Я так билась ради тебя за эту работу!
ЙОКО-НИ. Мама, я не хотел там работать. Мне нечего сказать этим людям.
Мотание. Мать собирается уйти.
Подожди! Я правда хотел поговорить о сроках.
МАТЬ (в гневе). Хватит! Мы договорились, что ты не будешь играть больше двенадцати часов! Конец разговора. Правилам надо подчиняться. (Пауза.) Сегодня первый день, но ты привыкнешь.
ЙОКО-НИ. Двенадцать часов — это ничто! Это отстой!
МАТЬ. Через два часа у тебя встреча со школьным консультантом, он поможет тебе сориентироваться по занятиям.
ЙОКО-НИ. Мааааам, этот консультант дебил. Я хочу писать сценарии для игр, а он мне какие-то идиотские программы адаптации предлагает. Последний раз в жизни, когда он играл, он играл на модели Commodore 64. Сегодня можно кучу денег заработать на компьютерных играх! Ты бы увидела! Мне назначила встречу ГКМ. Когда все погасло. Это ты все вырубила! Best Last Quest! Switch Entertainment сделало новую версию ЕЗ для Лос-Анджелеса. Если я и дальше буду так круто играть, меня узнают двенадцать миллионов геймеров! Не считая боссов Tamix и Star Office Gamework, которые следят за решающими боями. Это лучше любого CV на свете! Как ты не врубаешься!
МАТЬ. О чем ты говоришь? В каком мире ты вообще живешь? Что с тобой такое, в самом деле? Ты меня пугаешь. Тебе через три месяца стукнет двадцать шесть, мой дорогой! (Вздох.) И что мы будем с тобой делать?
Мать делает шаг вперед, хочет обнять сына, но тот отступает назад.
ЙОКО-НИ. Забей. Неважно. Все неважно. Не люблю, когда ты такая. Давай-ка включайся, мам, а то блок питания у тебя совсем сдох.
МАТЬ (закрыв лицо руками). Я так больше не могу.
Пауза.
ЙОКО-НИ. Я схожу к школьному консультанту на следующей неделе. Обещаю. Клянусь. Правда-правда.
МАТЬ (изнуренная). И ты прекратишь играть ровно через двенадцать часов?
ЙОКО-НИ (глядя на экран через материно плечо). Да. Через двенадцать часов. Да. Отлично.
МАТЬ (усталым голосом). И ты обещаешь больше не кричать? Ради соседей!
ЙОКО-НИ (иронично). Конечно. Никаких колонок и криков. Мы идеальная семья. Если только забыть о том, что папаня технично повесился на кухне, пока никто не видел.
МАТЬ. Прошу тебя, не говори об этом так! (Пауза.) Ты делаешь мне больно.
ЙОКО-НИ (устраиваясь перед компьютером). Камера, мотор, поехали!
Мать уходит, закрывает за собой дверь.
Действие II
Уровень 7
Йоко-ни снова в Сети.
На экране появляется сообщение:
От: Йоко-ни
Тема: Сорри за задержку!!
Дата: 29 июня 2011 10:18:56 GMT+02:00
Кому: Гильдия кровавых мясников
Hello, ГКМ,
У меня огромные проблемы с подключением. Сорри. Теперь все в шоколадеJ. Меня очень интересует предложение. Где мы можем встретиться?
Чмоки всем
Йоко-ниПауза.
Йоко-ни открывает свою страничку в facebook и пишет на стене:
Hello!
Я не успел вовремя ответить на предложение ГКМ Last Quest L Кто-нибудь, на помощь!
Заранее спасибо.Пауза.
На стене Йоко-ни под его сообщением 149 лайков.
ЙОКО-НИ. Да я не спрашиваю, нравится вам или нет, я прошу помочь!
Внезапно на стене появляется сообщение:
Так ты здесь! А я всюду тебя искала. Хочу снова увидеться. Может, на Pinky Dance 3?
СилкиЙоко-ни отвечает:
Почему бы и нет?
Забиваем стрелку.
Внезапно — взрыв фейерверка. Силки Кавай и Йоко-ни встречаются на танцплощадке, похожей на леденец. На стенах сиреневые цветы. Он одет в облегающий комбинезон, она — в костюм стиля «диско». Теперь надо танцевать, повторяя шаги зелено-розовой панды, улыбающейся подобно медвежонку «Bisounours».
На Силки Кавай и Йоко-ни этикетки с описанием их персонажей.
Этикетки дрожат от каждого движения.
СИЛКИ КАВАЙ. Первый уровень очень простой. Но dance teacher — это змей с тремя головами. Увидишь. Это классная фигня!
ЙОКО-НИ (не очень способный ученик). Ого! Не так-то и просто.
СИЛКИ КАВАЙ. Жми Ctrl alt+, чтобы поднять руку. Ctrl alt K, чтобы покрутить бедрами.
ПАНДА. Руки-бедра, руки-бедра. One two. One two.
СИЛКИ КАВАЙ. Вот так! Неплохо! Очень неплохо! Давай-давай-давай!
ЙОКО-НИ. Да, уже лучше. (Пауза.) Кстати, как закончилась битва против Голубого дракона?
СИЛКИ КАВАЙ (продолжая танцевать). Я наносила свой самый красивый удар и вдруг поняла, что гильдия покинула Last Quest! Я чуть не расплакалась. Давай-давай-давай!
ЙОКО-НИ (продолжая танцевать). Ты чуть не расплакалась, потому что осталась одна?
СИЛКИ КАВАЙ (продолжая танцевать). Нет, не поэтому, а потому что билась четыре часа, не отдавая себе в этом отчета.
ЙОКО-ИИ (танцуя). Ты выглядела довольной.
СИЛКИ КАВАЙ (танцуя). Да, это круто. Но я остерегаюсь MMORPG.
ЙОКО-НИ (танцуя). Да? Почему?
СИЛКИ КАВАЙ (танцуя). Я два года играла в Heidi Infinity.
ЙОКО-НИ (останавливаясь). Heidi Infinity… (Цитируя чей-то блог.) «Самый страшный геноцид за всю историю Интернета».
СИЛКИ КАВАЙ (тоже останавливаясь). Там я была Эрикой Ротенбюллер, крестьянкой из горной долины Кандерштег. Я готовила козий сыр с черемшой. Потом я была погонщицей мулов у перевала Фурка. И наконец я стала хозяйкой маленькой гостиницы. Затем девелоперы решили нас круто обломать и сосредоточиться на Last Quest. Нас было, наверное, не так много, но все-таки десятки тысяч! Десятки тысяч игроков, которые зависали в Сети, бессильные перед решением верхушки. Игру нельзя прерывать. Это несправедливо. Это похоже на внезапный конец света. Ведь игра — целый мир со своей фауной, лесами, деревнями, ремесленниками, своим вечно голубым небом. Я жила на маленькой чудной ферме над деревушкой Бриенцли; я месяцами строила стойло из ливанского кедра; меня избрали членом Совета долины! Мы были счастливы, Йоко-ни. Я никогда не чувствовала такой полноты жизни. А 4 июля 2008 года нажатие одной кнопки разрушило наш мир. Все превратилось в пыль, в прах. Можешь себе представить?
ЙОКО-НИ. Зачем же ты стала сражаться с Голубым драконом? Зачем ты продолжаешь играть в эти игры?
СИЛКИ КАВАЙ. Чтобы развлечься! Что тут такого удивительного? Э-ге-гей!
Аватары сближаются. Этикетки одна на другой, словно персонажи слились воедино. Панда прыгает в гордом одиночестве.
ЙОКО-НИ. Не думал, что это возможно.
СИЛКИ КАВАЙ. Что?
ЙОКО-НИ. Встретить того, кто играл больше меня.
СИЛКИ КАВАЙ. Э-ге-гей!
На экране появляется сообщение:
От: ГКМ
Тема: Come with us!!!
Дата: 29 июня 2011 11:18:56 GMT+02:00
Кому: Йоко-ни
Итак, Йоко-ни,
Похоже, у тебя возникла проблема с логином? Присоединяйся к нам сейчас!
Гильдия кровавых мясниковЙоко-ни в растерянности.
Кто-то звонит ему по скайпу.
Это ГКМ.
Йоко-ни вздыхает.
СИЛКИ КАВАЙ. Я тоже рада встрече.
Появляется второе сообщение:
От: ГКМ
Тема: Тук-тук, ты здесь?
Дата: 29 июня 2011 11:18:59 GMT+02:00
Кому: Йоко-ни
Вы только посмотрите, с тобой сложнее связаться, чем с Кевином Флинном!
Ты на нас плевать хотел или как?
ГКМВ скайпе снова раздается звонок.
ЙОКО-НИ. Привет, ГКМ, спасибо за предложение! Это суперкруто.
СИЛКИ КАВАЙ. Что ты такое говоришь?
ЙОКО-НИ (шепотом). Извините, парни, у меня тут что-то загорелось.
СИЛКИ КАВАЙ. Я тоже чувствую искру. И она разгорается в пламя.
ЙОКО-НИ. Мы должны назначить встречу.
СИЛКИ КАВАЙ. Отлично. Я бы сходила куда-нибудь выпить.
Звук завершения разговора в скайпе.
ЙОКО-НИ. Блин! Они повесили! Не может быть!
СИЛКИ КАВАЙ. С кем ты говоришь?
ЙОКО-НИ. Ни с кем.
СИЛКИ КАВАЙ. Так как насчет выпить? Куда пойдем?
ЙОКО-НИ. Я знаю «Горячую кружку» и трактир Пукафа-Гнома в Last Quest.
СИЛКИ КАВАЙ. Очень смешно! Ты надо мной прикалываешься! А я тебе серьезно говорю — я хочу познакомиться с тобой в реальности!
ЙОКО-НИ (в ужасе). А? Что? Я тоже. Отличная мысль. Просто супер.
СИЛКИ КАВАЙ. Знаешь «Стар бар» в квартале Гиндза? Может, часов в восемь?
ЙОКО-НИ. Подожди! Какой бар?
СИЛКИ КАВАЙ. Ты что, не знаешь?! О! Я буду счастлива открыть для тебя это место! Э-ге-гей! Итак: «Стар бар». Квартал Гиндза. На последнем этаже Sankosha Building. Недалеко от бутика Channel. У них супермегакоктейли и Бета-версии новейших игр в свободном доступе.
ЙОКО-НИ. Буду рад тебя увидеть.
Аватары расходятся.
Уровень 8
Йоко-ни перед своей веб-камерой в чате.
ЙОКО-НИ. Emergency! Red alarm! СОС! Парни, девки, mac, рс, вы мне нужны! У меня сегодня вечером свидание с потрясной девчонкой. Мне необходимы ваши советы.
Пауза. Затем на экране появляются сообщения:
Видел черепушки кроманьонцев? Надо иногда вытаскивать свою задницу из пещеры, приятель.
Синди67Эй, парень, ты играешь во Франкенштейна?
Кальмегеддон?!!! L
ЙОКО-НИ. Стойте, я что, такой дебил?
Кто знает? Но у тебя борода длиной в километр…
Сакаскоти7Йоко-ни исчезает. Возвращается побритый и помытый.
ЙОКО-НИ. Вуаля. What else?
На твоем месте я бы отрезал пучок соломы, который у тебя вместо челки.
Блэр22Йоко-ни улыбается и убегает. Возвращается с более или менее нормальной прической.
ЙОКО-НИ. What else?
Посмотри на себя в зеркало, вместо того чтобы чатиться!
Где ты откопал эту футболку? У покойника спер?
Стерва““Йоко-ни делает жест, означающий: мол, скоро вернусь. И действительно, он возвращается в черной рубашке DaG, красуется перед веб-камерой, довольный собой.
Так-то лучше. Гораздо лучше. Но есть еще одна проблемка. Я могу говорить откровенно?
Сасаскоти7ЙОКО-НИ. Конечно! Говори!
Ты выглядишь как полный фрикан. Ты не можешь послать на свидание своего брата-близнеца?
Сасаскоти7Йоко-ни думает, как решить проблему, но на этот раз не придумывает.
Есть идея: влепи себе пощечину.
Йоко-ни сомневается.
Серьезно, давай же, вмажь себе по морде!
Йоко-ни бьет себя по правой щеке.
Отлично. Теперь по левой. И как следует! Как следует!
Йоко-ни бьет себя по левой щеке.
Ну? Как ты себя чувствуешь?
Йоко-ни собирается с духом. Поглаживает себя по горящим щекам. Смотрится в зеркало. Улыбается. С облегчением вздыхает, словно после долгой разлуки снова встречает лучшего друга.
ЙОКО-НИ. Привет, парень! Привет, старик! Сто лет тебя не видел!
На экране появляется сообщение:
От: ГКМ Тема: Last call
Дата: 29 июня 2011 11:44:59 GMT+02:00
Кому: Йоко-ни
Осада через 5 минут! Сейчас или никогда.
ГКМЙОКО-НИ. Извините, ребята! (Поднимая воротничок рубашки перед веб-камерой.) Вы не по адресу. Я завязал. Все. Опускаю занавес. Отрекаюсь. Чао, геймеры! (Не двигается с места.)
В окошечке скайпа появляется комната подростка и рыцарь в доспехах.
ГОСПОДИН ГКМ 1. В осаде участвуют 4000 геймеров. Ты уверен в том, что хочешь это пропустить?
ЙОКО-НИ (взволнованно). Прямо-таки 4000 геймеров? (Он видит комнату на заднем плане.) Да уж, конечно, сможете вы собрать и скоординировать силы 4000 геймеров. Не надо мне макароны с сыром на уши вешать, Боба Фетт.
ГОСПОДИН ГКМ 2. Хочешь верь, хочешь не верь. Дело твое. Но мы не просто так зовемся ГКМ.
Окошечко скайпа исчезает. Йоко-ни лихорадочно пытается восстановить связь.
ЙОКО-НИ. Подождите! Кого вы собираетесь осаждать армией из 4000 геймеров?
От: ГКМ Тема: До и после
Дата: 29 июня 2011 11:47:59 GMT+02:00 Кому: Йоко-ни
Мы нападем на того единственного, кого еще никто не осмеливался потревожить. После этой победы Last Quest полностью изменится. Но ты ведь опаздываешь на свою встречу, так что прости за назойливость.
Удачи!
ГКМЙоко-ни закрывает глаза, делает глубокий вдох. Массирует виски. Залпом выпивает баночку «Ред булл», съедает «Марс», затем складывает горкой еще шесть «Марсов» и ставит рядом еще шесть баночек «Ред булл».
ЙОКО-НИ. О’кей. 4001 геймер.
Уровень 9
Йоко-ни в том же костюме вора, что и в сцене Last Quest, встречает ГКМ. Они представляются ему рыцарями тевтонского ордена. Торжественный момент. Нечто вроде посвящения.
ГОСПОДИН ГКМ 1. Ты заставил нас ждать, Йоко-ни.
ГОСПОДИН ГКМ 2. Мы очень хотели с тобой встретиться. Твоя атака Голубого дракона, не считая некоторой неловкости, была изобретательной, коварной и… стремительной. Good game, Йоко-ни.
ГОСПОДИН ГКМ 1. Однако удар был недостаточно точным. Йоко-ни просто повезло.
ГОСПОДИН ГКМ 3. Я не согласен. Его команда не могла воткнуть саблю повелительницы корриганов в Голубого дракона по счастливой случайности.
ЙОКО-НИ. У меня могло получиться лучше, но…
ГОСПОДИН ГКМ 1. Молчать! Ты здесь не для того, чтобы говорить.
ЙОКО-НИ. Правда?
ГОСПОДИН ГКМ 2. Йоко-ни, ты интересуешь Гильдию кровавых мясников. Хочешь ли ты вступить в наши ряды?
ЙОКО-НИ. Да! Очень! Если бы я…
ГОСПОДИН ГКМ 1. Заткнись! (Обращаясь к сотоварищам.) Вот видите?! Он слишком дергается. Он нам не подходит.
ГОСПОДИН ГКМ 3. Сегодня великий вечер. Мы атакуем Гумунгуса.
ЙОКО-НИ. Но это же Хранитель древнего мира! Он в десять тысяч раз сильнее Голубого дракона!
ГОСПОДИН ГКМ 3. Гумунгус защищает территории Запада. Мы должны с ним сразиться. Несколько месяцев ушло на подготовку к бою.
ГОСПОДИН ГКМ 2. На него обрушатся сразу 4000 геймеров. Гумунгус в пролете.
ГОСПОДИН ГКМ 3. А теперь преклони колено перед Гильдией и опусти голову.
Йоко-ни повинуется.
ГОСПОДИН ГКМ 2 (торжественно). Поднимись, брат мой. Теперь ты Кровавый мясник.
ГОСПОДИН ГКМ 1. Пора на поле боя. Good game, братья!
Уровень 10
Обстановка в стиле ретрофутуризм. Йоко-ни перед огромной армией. Великий стратег верхом на металлическом слоне воплощает абсолютную власть. Члены ГКМ стоят от него по правую сторону. Пехотинец и Амазонка тоже здесь.
Раздается зловещий бой барабанов. В фиолетовом небе пролетают ощетинившиеся воздушные судна, оснащенные пушками и копьеметами.
СТРАТЕГ (капитану-эльфу). Ты отправишься в бой с пятьюстами персидскими всадниками. Тебе я доверяю свои самолеты. Вы, ГКМ, будете управлять Кротоловами: вы пророете туннель под горой, чтобы Гумунгус не удержал равновесие. А ты…
СТРАТЕГ. Кто ты, воришка?
ГОСПОДИН ГКМ 2. Это Йоко-ни. Ценный кадр, о котором я вам рассказывал.
СТРАТЕГ. Укротитель Голубого дракона. Good game, Йоко-ни. И что же мы тебе поручим?
ГОСПОДИН ГКМ 3. Может быть, он может управлять Насекомыми-мутантами? Подберется к Гумунгусу незаметно…
СТРАТЕГ. Ммм… Не в первом бою. Пускай Йоко-ни пока займется гномом!
ЙОКО-НИ. Гномом?! Каким еще гномом?!
СТРАТЕГ (обращаясь ко всей армии). Были равнины Заур и разрушительные бури. Но этого недостаточно. Был подводный мир Азор-Баз и его страшный кракен. Но и этого недостаточно. Нам необходимо последнее завоевание, самое волнующее, самое безумное, самое красивое: завоевание территорий Запада.
АРМИЯ. Урааааааааааааааааааааааааааа!
СТРАТЕГ. Этой ночью вы, 4000 воинов из тридцати стран мира, объединившиеся под моим знаменем, должны убить врага. ОДНОГО-единственного врага. Кто этот враг?
АРМИЯ. Гумунгус!!!
СТРАТЕГ. Неправильно! Ваш враг — эгоизм. Этой ночью мы победим его вместе. Вместе. Вместе.
АРМИЯ. Вместе! Вместе! Вместе!
СТРАТЕГ (во все горло). В ата-а-а-а-а-аку!
Трубы возвещают отбытие.
Батальоны отправляются на фронт. Лошади ржут, слоны ревут, тысячи солдат маршируют в ногу. Пехотинец рядом с Йоко-ни поправляет доспехи, которые ему велики.
ЙОКО-НИ (растерянно). Подождите! Я так и не понял — что за гном? О чем вы? Эй! Стойте! Черт!
ПЕХОТИНЕЦ. Ты отправляешься в Пещеру красных папоротников. Там ты должен замочить гнома, который охраняет бесценный флакон с лунной эссенцией. Тебе необходимо наполнить флакон до краев, прежде чем уносить ноги. Для этого придется убить гнома несколько раз.
ЙОКО-НИ. Но что это еще за флакон, черт возьми?
ПЕХОТИНЕЦ. На рассвете лунная эссенция твердеет, как бриллиант, но остается легкой, как дымка. Через несколько часов я заберу у тебя флакон и отнесу нашему магу, его зовут Фарук-ле-Хук. Он превратит флакон в стрелу, а Великий стратег вонзит стрелу в правый глаз Гумунгуса. Это будет божественно! Это будет победа!
ЙОКО-НИ. Что за ерунда? Я хотел присутствовать при воздушной атаке! Я хотел перерезать врагу глотку!
ПЕХОТИНЕЦ (торжественно). Не бойся. Я скоро за тобой вернусь.
ЙОКО-НИ. Но ведь я Кровавый мясник…
Пехотинец удаляется с криком: «Эй! Подождите меня! Мы должны держаться вместе! Все вместе!»
Уровень 11
Вдалеке гремит битва. Вспышки, взрывы, раскаты грома, чудовищные вопли Гумунгуса. Амазонка смотрит пустыми глазами. Йоко-ни бежит вдоль каменной стены и оказывается у входа в Пещеру красных папоротников. Перед пещерой сидит гном.
ГНОМ. Хой, мессир! Что за ветер вас принес в наши дальние края?
Не говоря ни слова, Йоко-ни ударяет гнома кинжалом.
Ах! Проклятая непрожитая жизнь! Браво! Я побежден. Забирай лунную эссенцию.
Йоко-ни хватает флакон с лунной эссенцией. На экране появляется логотип флакона с надписью «1 капля».
Йоко-ни понимает, что ему понадобятся сотни капель, чтобы наполнить флакон. Он сдерживает ярость и спокойно созерцает лунную каплю на дне флакона. К пещере подходит Амазонка.
АМАЗОНКА (обращаясь к Йоко-ни). Эй! Что ты натворил?! Это же мой гном! Вали отсюда сей же час!
ЙОКО-НИ. Не нервируй меня.
Йоко-ни добивает гнома.
АМАЗОНКА (угрожающе). Это мой гном! Только я могу его убить!
ЙОКО-НИ. Не сходи с ума, моя старушка!
АМАЗОНКА. Черт, я пописать отошла на две минуты. А теперь я возвращаюсь к работе!
ЙОКО-НИ. Ладно, можешь один раз убить, а потом оставь меня в покое! У меня спецзадание!
АМАЗОНКА. Сорри, ты меня, наверное, не понял. Проваливай отсюда, мне надо работать!
Герои дерутся.
ЙОКО-НИ. Чертова стерва!
АМАЗОНКА. Прекрати немедленно, или я лишу тебя всех жизней!
ЙОКО-НИ. Заткнись, и давай сразимся!
Амазонка отправляет Йоко-ни в нокаут одним вялым жестом.
АМАЗОНКА. Твой кинжал просто зубочистка в сравнении с мощью Амазонки, кретин. Сдавайся.
ЙОКО-НИ (на последнем издыхании). Мне нужен гном! Великий стратег сражается с Гумунгусом. Он поручил мне задание…
АМАЗОНКА (усталым голосом). Хватит дурака валять. Мне скоро бабушке новую челюсть оплачивать и сыну — обучение в университете Шанхая.
ЙОКО-НИ. Блин, ты одна из тех, кому игроки платят? Тебе платят за то, что ты регулярно появляешься на месте кого-то другого и регулярно совершаешь одни и те же действия?
АМАЗОНКА. Да ладно тебе удивляться-то. Раньше я делала молнии для комбинезонов на заводе. Это хуже, чем четырнадцать часов подряд нажимать на Enter.
Йоко-ни вкладывает свой кинжал в ножны.
ЙОКО-НИ. И сколько ты зарабатываешь на этом флакончике?
АМАЗОНКА. Я их продаю за 145 долларов на черном рынке.
ЙОКО-НИ. А если я тебе на счет прямо сейчас переведу 200 евро, ты мне дашь исполнить мою миссию?
АМАЗОНКА. Конечно нет. Я не буду работать на тебя.
ЙОКО-НИ. Ты что, издеваешься? Если я у тебя куплю магический эликсир, меня тут же исключат из Last Quest. А я не хочу погореть из-за какого-то дурацкого пузырька.
Амазонка вкладывает свой меч в ножны.
АМАЗОНКА. Договорились. Я тебе по мейлу отправлю свой IBAN и SWITCH. У меня счет в Bank of China Как только я получу PDF, подтверждающий платеж, я позволю тебе в течение двенадцати часов убивать моего гнома. (На экране появляется платежное поручение.) Ох, неужели ты уже заплатил? Какой ты быстрый!
ЙОКО-НИ. Вот так-то, а теперь оставь меня в покое.
Амазонка уходит.
ГНОМ (придя в сознание). Хой, мессир! Что за ветер вас принес в наши дальние края?
Йоко-ни его убивает. Снова и снова.
Наконец, на волшебном флакончике рядом с логотипом появляется цифра 18 739.
Прибегает господин ГКМ 2.
ПЕХОТИНЕЦ. Ну как, получилось?
ЙОКО-НИ (гордый как петух). Все в полном ажуре!
Он торжественно протягивает полный флакон и склоняет голову.
ПЕХОТИНЕЦ (хватая флакон). Класс!
Господин разворачивается, чтобы уйти.
ЙОКО-НИ. Расскажи мне про битву!
ПЕХОТИНЕЦ. Там все потрясно, головокружительно, космически, оргазмически невероятно! Гумунгус потерял левую руку и в ярости превратил в пыль всех наших всадников. Представляешь? Но Великий стратег умудрился собрать пятьсот эльфов из Австралии и Новой Зеландии. Супербитва, приятель! (Он убегает с криком «Вместе! Все вместе!»)
ГНОМ (придя в сознание). Хой, мессир! Что за ветер вас принес в наши дальние края?
ЙОКО-НИ (еле сдерживая гнев). Пасть закрой. Просто закрой пасть.
Уровень 12
Йоко-ни изнурен, разочарован и подавлен — стоит у входа в пещеру в полной прострации. Появляется Силки Кавай. Смотри налево, направо, внезапно замечает Йоко-ни.
СИЛКИ КАВАЙ (рассерженная). Йоко-ни! Я была уверена, что найду тебя здесь…
ЙОКО-НИ (поднимаясь). Силки?! Сорри! Пардон. Извини. Я…
СИЛКИ КАВАЙ. Почему ты здесь совсем один?
Молчание.
ЙОКО-НИ. Все очень сложно! Я измотан. Но я собрал 18 739 капель лунной эссенции!
СИЛКИ КАВАЙ (на секунду задумавшись). Ты просто не хочешь увидеться, да?
ЙОКО-НИ. Что ты! Конечно хочу! (Пауза.) Ты долго меня ждала?
СИЛКИ КАВАЙ. Два часа. Два часа — это очень долго.
ЙОКО-НИ. Слушай, мы еще сегодня можем встретиться.
СИЛКИ КАВАЙ. Давай прямо сейчас! Я еще не ушла!
ЙОКО-НИ. Ты сейчас в «Стар бар»?
СИЛКИ КАВАЙ. Я туда вернулась. И поскольку ты так и не пришел, я подключилась к Сети через Ipad. Если ты сядешь на метро, доберешься меньше чем за час. Ну так как?
ЙОКО-НИ. Ок, я приеду.
Пауза.
СИЛКИ КАВАЙ (скрестив руки на груди). Почему ты все еще онлайн?
ЙОКО-НИ. Все не так просто. Ведь я теперь Кровавый мясник.
СИЛКИ КАВАЙ (впечатлена). Ты член Гильдии кровавых мясников?
ЙОКО-НИ. Да! Это невероятно. В какой-то степени это благодаря тебе, я даже готов тебя порекомендовать…
СИЛКИ КАВАЙ. Нет, спасибо. Я достаточно развлеклась, с меня хватит.
ЙОКО-НИ. Нет-нет! Не хватит! Мы атакуем Гумунгуса. Если я отключусь посреди битвы, это заметят!
СИЛКИ КАВАЙ (оглядываясь вокруг). Посреди битвы?
ЙОКО-НИ. За мной вернутся. Мы же Гильдия. Теперь члены Гильдии — мои друзья.
СИЛКИ КАВАЙ. Твои друзья. (Вздыхает.) Послушай, Йоко-ни, ты придешь ко мне в «Стар бр» или нет?
ЙОКО-НИ (подходя ближе). Да. (Пауза.) Но не прямо сейчас.
Силки Кавай уходит.
Буквально еще две минутки! Закажи пока коктейль! (Снова в одиночестве.) Ну конечно! Девчонки всегда так делают! Брось меня! Пускай меня все бросят! Мясники, ты, папа, все на свете! Катитесь все к черту! Без вас будет только лучше.
Йоко-ни плачет от ярости.
Уровень 13
Йоко-ни в чате-рулетке.
На экране почти ничего не происходит — тишь да гладь. Слева Йоко-ни, справа физиономии других обитателей Сети. Йоко-ни видит парня, который спит, парня, который дрочит, затем — черный экран. Наконец одно улыбающееся лицо. Начинается разговор.
ЙОКО-НИ. Привет!
НЕЗНАКОМЕЦ. Привет!
ЙОКО-НИ. Как дела?
НЕЗНАКОМЕЦ. Я закончил модель кораблика.
ЙОКО-НИ. Тебе нравятся корабли?
НЕЗНАКОМЕЦ. Я готов посвящать им дни, ночи, каникулы и выходные.
ЙОКО-НИ. Сколько времени надо, чтобы сделать модель?
НЕЗНАКОМЕЦ. Примерно 1000. Но над этой я потел 4500 часов!!!
ЙОКО-НИ. Как ты можешь заниматься этим так долго? Не представляю. Безумие прямо!
НЕЗНАКОМЕЦ. Подожди, ты еще не видел того, о чем говоришь. Хочешь, покажу?
Незнакомец бежит за моделью корабля. Он так же горд, как Йоко-ни, когда тот показывал наполненный пузырек господину из Гильдии.
Фрегат с тремя мачтами, построенный в 1931 году в Неаполе. Сто один метр в длину, 3000 квадратных метров паруса. Только вообрази, как эта махина красовалась в Неаполитанском заливе? На борту 400 моряков, которые…
Йоко-ни умирает от скуки. Он переключается на другого парня, на того, который дрочит. Затем видит неприбранную комнату подростка. Затем — лист бумаги с надписью: «I fuck the world». Затем — тинейджера, который тренируется играть на гитаре перед конкурсом «Air Guitar».
Слушая гитару, Йоко-ни звонит по скайпу Минотавру.
ЙОКО-НИ. Привет, приятель. Я никакой. Поболтаем немного?
МИНОТАВР. Конечно! Знаешь, у меня дико болит спина. Один придурок, клиент, заставил меня снимать 40 квадратных метров плитки на террасе из-за одного малюсенького пятнышка! А ты где был?
ЙОКО-НИ. Играл в Last Quest. Мы убивали Гумунгуса.
МИНОТАВР. Да уж. Я читал на сайте CNN. Мировой рекорд по числу геймеров, собравшихся ради общей цели!
ЙОКО-НИ (усталым голосом). Значит, мы в срочных новостях? Wow.
МИНОТАВР. Кажется, Last Quest тебя поглотил. Как все прошло?
ЙОКО-НИ (расстроенный). Я не участвовал в самой битве. Честно говоря, меня даже близко не подпустили.
МИНОТАВР. Это big problem подобных игр: ты в двух шагах от счастья, но тебе в итоге ничего не достается.
ЙОКО-НИ. Мне одиноко. Я чувствую себя более одиноко, чем пиксель на выключенном экране.
МИНОТАВР. Ты вгоняешь меня в тоску. Прекрати. У меня сейчас начнется СВД.
ЙОКО-НИ. Что за СВД?
МИНОТАВР. Страшная Визуальная Депрессия. Знаешь, что тебе необходимо? Возврат к твоим корням, к истокам. Что-то глубокое и настоящее. Настоящая ценность.
ЙОКО-НИ. Например?
МИНОТАВР. Например, старый добрый PONG!
Хохот.
Уровень 14
Минотавр и Йоко-ни играют в Pong и болтают о разных разностях.
МИНОТАВР. Этой игре уже сорок лет. Ее пытались повторить, но никогда не превосходили. Ты знаешь, что видеоигры и порноиндустрия ровесники?
ЙОКО-НИ. Я что-то не просекаю фишки.
МИНОТАВР. Pong запустили в 1972 году в одном из калифорнийских баров. Тогда же, когда и «Глубокую глотку». Фильм принес создателям 600 миллионов долларов. В 1972 году! Тебя это не потрясает?
ЙОКО-НИ. Да, наверное. Если тебе угодно. И какой вывод?
МИНОТАВР. Никакого. Я кладу кафель, а не изучаю социологию. Какой у тебя любимый порносайт, кстати?
ЙОКО-НИ (удивленно). Э-э… Знаешь, я не особый специалист в этом деле…
МИНОТАВР. Ну-ну-ну. Все парни заходят на порносайты. И когда я говорю «все», то я имею в виду всех на свете! Кстати, ты замечал, что на всех сайтах предлагаются одни и те же категории? Рыжие, брюнетки, блондинки — в зависимости от цвета волос. Подростки, молоденькие, зрелые — в зависимости от возраста. А затем: задницы, анал, минет, лесбиянки и так далее. Сорок две категории, все время одни и те же. Страшновато, да?
ЙОКО-НИ. Ты со своими лесбиянками и минетами мне три очка уже проиграл.
МИНОТАВР. Меня больше всего напрягает ситуация с волосами на лобке. Все девчонки бреют лобок. Бред какой-то! Лобок — это лобок! Но нет, чтобы найти небритый лобок, я должен всякий раз уточнять «hairy». Как будто я извращенец!
ЙОКО-НИ. Можно уточнять «natural».
МИНОТАВР. Вот видишь! Ты понимаешь, о чем я говорю. Да-да, «natural», но это скорее для груди, для лобка — «hairy». В общем, я предпочитаю «vintage», потому что раньше волосы на лобке считались нормой. К тому же раньше девушки носили чулки с подвязками. Обожаю чулки с подвязками. Сегодня только «мамочки» надевают такое.
ЙОКО-НИ. Ты мне проиграл уже семь партий, ты в курсе?
МИНОТАВР. Черт тебя дери, Йоко-ни! Ты интересуешься только игрой! Неужели нельзя иногда поговорить о чем-то другом? In real life?
ЙОКО-НИ. По-твоему, порно в Интернете — это real life?
МИНОТАВР. Нет конечно, просто я хотел поговорить о чем-то, кроме игры. Вот и все. Я хотел поговорить на какую-нибудь мужскую тему!
ЙОКО-НИ. Ладно, ладно. Давай. Пивко? Футбол?
МИНОТАВР. Ок, ок. Ладно. Так… Поговорим о Силки. Ты с ней встретился?
ЙОКО-НИ. Нет, пока не удалось. Слишком много работы в колл-центре. Но мы назначили свидание. Мы обязательно…
Внезапно Йоко-ни замирает.
Минотавр ударяет по мячу, мяч пролетает прямо перед Йоко-ни, но тот не реагирует.
МИНОТАВР. Так-то! Я беру реванш!
Минотавр вновь ударяет по мячу. И вновь успешно.
Йоко-ни? Ты все еще онлайн? Эй! Есть здесь кто-ни-будь? (Нет ответа.) Черт, он удрал. Можно было предвидеть.
Аватар Йоко-ни неподвижен.
Уровень 15
Минотавр и Силки Кавай в джунглях прямо перед входом в храм майя. Кругом тропические цветы и растения. У Силки Кавай в руках пара старых кожаных сандалий.
СИЛКИ КАВАЙ (резюмируя). Итак, я поднимаю кокос, который валяется в овраге, и отдаю тапиру. Тапира рвет.
МИНОТАВР. Не забудь про сливовую косточку.
СИЛКИ КАВАЙ. Разумеется! Сливовая косточка! Я посажу ее в землю и полью мочой пантеры. И — оп! — вырастет сливовое дерево.
МИНОТАВР. А дальше? Я часами наматывал круги вокруг своего сливового дерева, не зная, что делать. Я даже пытался кусать ствол.
СИЛКИ КАВАЙ. Надо сорвать семь фруктов и отдать старому индейцу.
МИНОТАВР. Правда? А у меня он не взял.
СИЛКИ КАВАЙ. Потому что ты не перегнал сливы в алкоголь! Если бы перегнал, индеец бы напился, уснул, а ты бы стащил его сандалии.
Каждый надевает на ногу сандалию.
МИНОТАВР. Гениально! Все это непросто. Не знаю, как бы я сам разобрался.
Минотавр и Силки Кавай начинают прыгать с ноги на ногу перед входом в храм.
СИЛКИ КАВАЙ. Ладно. Поглядим, поглядим…
Минотавр достает из сумки птицу и ощипывает ее, напевая псалом.
МИНОТАВР. Тонга-бонга-вулулу-ай-ай-ай-у-у-у.
Дверь медленно открывается.
СИЛКИ КАВАЙ. Дааааа! (Подпрыгивая.) Обожаю с тобой играть. Все-таки надо иногда делать то, что хочется. Я слишком перегружена работой в последнее время.
МИНОТАВР (игриво поглядывая на Силки и продолжая подпрыгивать). Как прошло свидание с Йоко-ни? Каков он в реальной жизни?
СИЛКИ КАВАЙ. А? Он тебе рассказал? Пффф. Он так и не явился. Уже больше недели не общались.
Минотавр перестает прыгать.
МИНОТАВР. Что, прости?
СИЛКИ КАВАЙ. Ну да, я довольно давно не получала от него вести — ни по мейлу, ни по скайпу, ни в чате, никак.
МИНОТАВР. Но я тоже с ним не общался все это время! Я думала, у вас FMLV по полной программе!
СИЛКИ КАВАЙ. Это еще что?
МИНОТАВР. Fuck Me Love Affair. (Задумывается.) Интересно… Никто не получал вестей от Йоко-ни уже целую неделю?
СИЛКИ КАВАЙ. А Вандервуман?
МИНОТАВР. А Жюльен? Нет, он уехал в Сеул на Junior World Game Contest. Он сейчас ни с кем не контактирует. (Задумывается.) У меня дурное предчувствие.
Появляется Лара Крофт. Она прыгает и марширует. Напрасно. Она прыгает, пытаясь ухватиться за несуществующую стену. Затем как будто бы плывет.
МИНОТАВР (обращаясь к Ларе Крофт). Чтобы подняться, надо нажать CTRL G F12.
Лара Крофт лежит в позе зародыша на боку.
Да нет, не так! Так делают, чтобы правильно приземлиться с парашютом. А я сказал CTRL G F12.
(Обращаясь к Ларе Крофт.) Подпрыгни, чтобы достать до подсвечника над головой. CTRL G F12. (Наблюдает за тем, как Лара Крофт кружится.) Да не так. Ты нажимаешь F13, а надо F12.
СИЛКИ КАВАЙ. Лучше нажми CTRL K F8. Это более элегантный трюк. Ха-ха-ха.
МИНОТАВР. Нет! Слишком изысканно! К тому же получается через раз…
СИЛКИ КАВАЙ. Смысл не только в том, чтобы выиграть партию…
ЛАРА КРОФТ (возится со своими двумя пистолетами). Если вы думаете, что я хоть что-то поняла…
МИНОТАВР. Вставай! Нажми X alt F1.
Лара Крофт продвигается вперед на попе, зажав большие пальцы ног в ладонях.
МИНОТАВР. Ты что, совсем дура?
ЛАРА КРОФТ. Это просто пытка.
МИНОТАВР (смягчившись). Боже мой! Это такая редкость!
СИЛКИ КАВАЙ. Что?
МИНОТАВР (словно любуясь экзотическим растением). Не верю своим глазам. Честно. Я уже много лет такого не видел. Как прекрасно.
СИЛКИ КАВАЙ. Да объясни же!
МИНОТАВР. Неоперившийся новичок!
СИЛКИ КАВАЙ. Не-е-ет! Не может быть!
Лара Крофт садится, подогнув под себя ноги, лижет пистолет и вздыхает.
МИНОТАВР. Что ты творишь?
ЛАРА КРОФТ. Господи, какой ужас! Простите, пожалуйста!
МИНОТАВР. Keep cool. Начнем все сначала.
ЛАРА КРОФТ. Спасибо.
МИНОТАВР. Прежде всего встань. CTRL К9.
Лара Крофт поднимается, но продолжает смотреть в пол.
Подними голову. CTRL SHIFT7.
Лара Крофт смотрит прямо перед собой.
CTRL K8. (Лара Крофт встает лицом к Минотавру.) Отлично. Теперь можешь приступать к исполнению миссии. Отправляю тебе свой мейл и адрес в скайпе. Если понадобится какая-то информация, звони.
ЛАРА КРОФТ. Простите. Я ищу молодого человека по имени Грегори.
МИНОТАВР. А нет более точных данных? В Сети, наверное, сейчас не меньше 20 тысяч Грегори.
ЛАРА КРОФТ. Грегори Робен, он живет на Бур-ле-Шан.
СИЛКИ КАВАЙ. Прости, но я там никогда не была.
МИНОТАВР. Сорри. Тут мы помочь не сможем. Good luck. (Поворачивается к Силки Кавай.)
СИЛКИ КАВАЙ (обращаясь к Минотавру). А что, если войти в контакт с ГКМ? Может, они что-то знают про Йоко-ни?
МИНОТАВР. Отличная идея. Я отправлю им мейл.
ЛАРА КРОФТ. Подождите. Вы сказали «Йоко-ни»? (Лара Крофт ковыляет, как старушка.) Это прозвище Грегори. Еще с тех самых времен, когда он брал уроки японского. Кто этот Йоко-ни? Ваш друг?
МИНОТАВР. Конечно. Я с ним играю уже много лет.
СИЛКИ КАВАЙ. Но он живет в Японии, а не в Бур-чего-то-там.
ЛАРА КРОФТ. А кем он работает?
МИНОТАВР. Вроде бы он работает в колл-центре.
ЛАРА КРОФТ. Господи… Он работал. Его уволили несколько месяцев назад.
СИЛКИ КАВАЙ. Откуда тебе все это известно?
ЛАРА КРОФТ. Думаю, Грегори и Йоко-ни — один и тот же человек. Я его мать.
МИНОТАВР. Подожди. Wait. Минутку. Его зовут Грегори? Но это не японское имя.
СИЛКИ КАВАЙ. А он живет на окраине Токио.
ЛАРА КРОФТ. Грегори мечтает поехать в Японию с двенадцати лет. Но живет он во Франции, в Бур-ле-Шан, в Перигоре.
СИЛКИ КАВАЙ. Я не понимаю, мадам. Мы на прошлой неделе договорились встретиться в баре в Токио!
ЛАРА КРОФТ. Но ведь он так и не пришел? Простите его. Он часто путает реальность и фантазии. Грегори очень плохо. Он семнадцать месяцев не выходит из комнаты.
МИНОТАВР. Парень no-life…
СИЛКИ КАВАЙ. Бедный мальчик.
ЛАРА КРОФТ. Представляете, каково мне? Слышали бы вы, сколько раз я плакала за закрытой дверью своего сына! Я умоляла. Я угрожала. Я давала обещания. Я стучалась. Я орала. Я молчала. Можете себе вообразить, что значит — жить с сыном, который, подобно растению, день за днем прозябает в комнате с пятью компьютерными экранами? Я вру нашим родственникам, соседям. Господи, как я ненавижу видеоигры.
МИНОТАВР. Простите, конечно, но депрессия существовала всегда. Причина не в видеоиграх.
СИЛКИ КАВАЙ. Он прав, мадам. Наверняка дело в какой-то психологической травме. Йоко… то есть… Грегори, скорее всего, в депрессии. Страдает из-за чего-то.
ЛАРА КРОФТ. Была небольшая… проблема с моим мужем. Но не говорите мне, что видеоигры не оказывают дурного влияния на психику! (Пауза.) На прошлой неделе я перехватила письмо из какой-то компании Switch Entertainment. Я воочию увидела, сколько часов Грегори потратил на игру, действие которой разворачивается в средневековой Японии.
МИНОТАВР. Это Last Quest. И сколько?
ЛАРА КРОФТ. 3500 часов. За шесть месяцев.
МИНОТАВР (взволнованно). Невероятно! У него точно проблемы.
СИЛКИ КАВАЙ. Это ужасно. Значит, он проводил в Сети по девятнадцать часов в день, даже больше!
ЛАРА КРОФТ. Какую наркоту подмешивают в эти игры? У меня ощущение, что сына больше нет. Просто нет.
МИНОТАВР. Пффф… Лично у меня есть работа и сын, и я прекрасно различаю игру и реальность.
СИЛКИ КАВАЙ. Люди с головой уходят в виртуальную реальность, когда им плохо, а не наоборот.
ЛАРА КРОФТ. В общем, я тайком подключилась к вашей игре и удалила его персонажа.
СИЛКИ КАВАЙ (в ужасе). Что?! Вы не могли такого сделать!
ЛАРА КРОФТ (радостно). Почему нет?
МИНОТАВР (закрыв лицо руками). 3500 часов коту под хвост…
СИЛКИ КАВАЙ. Бедный Грегори, наверное, ужасно это воспринял.
ЛАРА КРОФТ (рыдая, несмотря на то что ее персонаж самый сексуальный на свете). Когда он попытался подключиться и не смог, он просто обезумел. Я его даже не узнала. Я так испугалась, что вообще отключила Интернет. (Пауза.) Тогда он взял куртку и впервые за долгое время покинул дом, хлопнув дверью. Это было неделю назад. Теперь, когда его комната пуста, я волнуюсь еще больше.
СИЛКИ КАВАЙ. Надеюсь, он не наделал глупостей. Вы позвонили в полицию?
ЛАРА КРОФТ. В полицию? Мы приличная семья. Я пыталась связаться с ним по телефону, но он вне зоны доступа. Поэтому я включила его компьютер и вошла в Сеть, чтобы попытаться разыскать его. Я тут ничего не знаю и не умею, поэтому мне тяжело. А Грегори словно испарился.
Уровень 16
То же место.
Появляется Йоко-ни в лохмотьях. Его персонаж кажется безжизненным и передвигается очень странно.
СИЛКИ КАВАЙ. Господи.
МИНОТАВР. Ты как, приятель?
ЛАРА КРОФТ. Кто это?
СИЛКИ КАВАЙ. Э… Йоко-ни.
Лара Крофт прикладывает ладонь ко рту, потрясенная зрелищем. Она хочет подойти к сыну, но Силки Кавай ее удерживает.
МИНОТАВР. Кажется, у тебя проблемы.
ЙОКО-НИ (кашляя). Кто-то удалил моего персонажа. Если я найду этого человека, убью на месте. Уже шесть дней пытаюсь восстановиться, нашел свое оружие, золотые монеты, постепенно стал приходить в себя. (Трясясь от гнева.) Но десять минут назад я встречался с ГКМ, и они меня уволили. Прогнали вон! Это самое страшное унижение в моей жизни, ребята.
ЛАРА КРОФТ. Не переживай так. Есть другие способы существования. (Подходя к сыну.) Скажи мне, где ты? Дай мне адрес, я тебя разыщу и помогу тебе.
ЙОКО-НИ. Эй! Хватит. Ты мне все-таки не мамаша.
МИНОТАВР и СИЛКИ. Вообще-то это как раз она.
ЙОКО-НИ (тихо). Что?
ЛАРА КРОФТ. У тебя усталый голос. (Пауза.) Я не знаю твоих миров. Я не видела того, что видел ты. Но тебе необходим отдых. Передышка.
СИЛКИ КАВАЙ. Прислушайся к ней, Грегори.
ЙОКО-НИ (агрессивно). Никогда не называй меня так!
МИНОТАВР. Спокойно, парень! Тебе нужен отдых. Сделай паузу. Я всегда тебе советовал взять тайм-аут, правда?
ЙОКО-НИ. Невероятно! Она вам совсем мозги выела, да?
ЛАРА КРОФТ. Нам надо поговорить, Грегори. Я пришла за тобой в твой мир. Как думаешь, многие родители способны на такое?
МИНОТАВР. Она права.
ЙОКО-НИ. Почему ты все время выключаешь навигатор?
ЛАРА КРОФТ. Чтобы ты спал.
ЙОКО-НИ. Но я не хочу спать.
ЛАРА КРОФТ. У меня к тебе предложение.
ЙОКО-НИ. Какое? Сократить дневную норму до десяти часов в день?
ЛАРА КРОФТ. Нет, я предлагаю тебе отправиться в путешествие. В настоящее путешествие. Поехали в Японию. Ты покажешь мне хай-тек в Токио, расскажешь об их культуре. Посмотрим мультипликационные студии.
МИНОТАВР. Вау! Круто! Я могу поехать с вами?
СИЛКИ КАВАЙ. Отличная идея! Можете остановиться у меня. Здесь есть свободные татами. Я вам приготовлю свой любимый чай. Для цветущей вишни уже поздно, но я знаю один бар, где ее воспроизвели почти натурально благодаря синтетическому изображению.
МИНОТАВР. Ты не можешь отказаться от такого королевского предложения.
ЙОКО-НИ (обращаясь к Ларе Крофт). Ты правда хочешь поехать со мной в Японию?
ЛАРА КРОФТ. Это наш единственный шанс не потерять друг друга.
СИЛКИ КАВАЙ. Соглашайся. (Улыбаясь.) Ты мне до сих пор должен коктейль в «Стар бар»…
ЙОКО-НИ (сомневается, затем улыбается). Да-а-а-а!
Йоко-ни обнимает Лару Крофт. Силки Кавай аплодирует, подпрыгивая на месте.
СИЛКИ КАВАЙ (обращаясь к Ларе Крофт). Good game, мадам!
ЛАРА КРОФТ (улыбаясь). Господи, мне не терпится снять этот малопристойный наряд…
МИНОТАВР. Поверьте, вам очень идет.
ЛАРА КРОФТ. Вот увидишь, настоящая Япония гораздо интереснее виртуальной — в твоей игре.
Йоко-ни замирает на месте, затем делает несколько шагов назад.
ЙОКО-НИ. В моей игре? Откуда ты знаешь? Мама, ведь это не ты удалила меня из Last Quest?
Молчание.
(Вне себя.) Ты меня удалила? Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что ты сделала? Ты хоть представляешь, что это для меня значило?
ЛАРА КРОФТ (гневно). Тысячи часов! Тысячи часов своей молодости ты угробил, сидя перед экраном. Тысячи часов моего позора и стыда, моей тоски, моего вранья соседям! (Сокрушенно.) Я тебя удалила, да. Но пойми меня! Прочитав письмо Switch и реально увидев, сколько времени ты…
ЙОКО-НИ. Так ты еще и почту мою читаешь!
ЛАРА КРОФТ. Забудь об этой игре, мой маленький. Я отвезу тебя в Японию, о которой ты всегда мечтал! Умоляю тебя, не порти…
ЙОКО-НИ. Мама, я тебя убью.
Йоко-ни готовится к бою.
Защищайся, сука!
СИЛКИ КАВАЙ. Грегори! Это же твоя мама!
Йоко-ни нападает на Лару Крофт, которая совершенно не умеет защищаться.
МИНОТАВР. Прекрати, это глупо.
ЙОКО-НИ. Заткнись, предатель!
МИНОТАВР (обращаясь к Ларе Крофт). CTRL G F12. Нет! F12!
ЛАРА КРОФТ. Что? Где это?
МИНОТАВР. Вынимай ружье! D4! Скорее!
Йоко-ни играет с матерью. Ранит ее, но не убивает.
ЛАРА КРОФТ. Позволь мне объяснить! Грегори…
Он вонзает ей в живот кинжал.
ЙОКО-НИ. Меня зовут Йоко-ни!
Лара Крофт лежит неподвижно.
(Очень спокойно.) Ну вот… дело сделано. Чао, друзья мои.
Йоко-ни уходит, насвистывая.
Минотавр и Силки Кавай изумленно смотрят ему вослед.
Уровень 17
На экране компьютера открыто несколько окон.
Друзья и мать Йоко-ни повсюду его ищут: на facebook, в скайпе, в Street Fighter, в Last Quest, в Sims.
Йоко-ни неуловим.
Уровень 18
Поле боя. Огромная разобранная конструкция.
Боязливо, но уже более уверенно, чем в первый раз, Лара Крофт продвигается вперед.
СИЛКИ КАВАЙ. Добрый день, мадам.
ЛАРА КРОФТ. Здравствуй, Силки. Спасибо, что пришла. Одна я совершенно не справляюсь.
Они делают несколько шагов.
ЛАРА КРОФТ. Кто его нашел?
СИЛКИ КАВАЙ. Норвежский геймер из Осло. Ходили слухи о Last Quest — на тему того, что какой-то безумный игрок не покидал виртуальное пространство три недели, ни днем, ни ночью. Я навела справки, надеясь, что это не он, но…
ЛАРА КРОФТ. Боже мой…
Они подходят к пещере гнома. У входа Йоко-ни.
Он неподвижен, как мертвец. Лара Крофт подбегает к сыну.
Грегори? Это я. (Сын все еще неподвижен.) Грегори, не дури. (Ни малейшей реакции.) Будь добр, ответь родной матери, молодой человек!
СИЛКИ КАВАЙ. Вашего сына здесь больше нет, мадам.
Появляется гном.
ГНОМ. Хой, мессир! Что за ветер вас принес в наши дальние края?
Лара Крофт убивает его из пистолета.
Ах! Проклятая непрожитая жизнь! Браво! Я побежден. Забирай лунную эссенцию.
Лара Крофт выливает капельку на палец и смотрит на нее с отвращением.
ЛАРА КРОФТ. Неужели мой сын действительно неделями собирал каплю за каплей? До истощения? До полного одурения? До… смерти?
СИЛКИ КАВАЙ. Это ужасно. Мне искренне жаль.
ЛАРА КРОФТ. Где его тело? Я хочу забрать его тело.
СИЛКИ КАВАЙ. Оно может быть где угодно. В подвале, в ангаре или в парке. Ему нужен был лишь компьютер и wi-fi в свободном доступе.
ЛАРА КРОФТ (сжимая в объятиях аватар сына). Что с нами случилось? Сначала отец. Потом ты. (Плачет.) Грегори, мой малыш. Тебе не холодно? Ты, наверное, голоден? Я приготовлю тебе блины. А хочешь суши?
Силки Кавай вынимает из сумки фиолетовое зернышко и бросает рядом с Йоко-ни.
Из земли вырастает вишневое дерево. Вишня в цвету.
Лара Крофт и Силки Кавай стоят, обняв друг друга за талию, и думают о жизни.
GAME OVER
PRESS START
Краткие биографии авторов
Андри Байелер (Andri Beyeler) родился в 1976 году в Шаффхаузене. С 1997 года учился в Берне, параллельно работая заведующим литературной частью профессиональных и любительских театров. В 2002–2003 годах был штатным драматургом Маннгеймского национального театра, в 2003–2004 годах — Штутгартского государственного театра. В 2005 году за свои пьесы для детей и юношества Байелер был удостоен берлинской премии имени Братьев Гримм. Премьера пьесы «Бей-беги» («Kick’n’Rush») состоялась в Базеле в 2001 году.
Лукас Берфус (Lukas Bärfuss) родился в 1971 году в Туне. Проучившись девять лет в школе, работал табаководом, арматурщиком, садоводом. С 1997 года пишет пьесы, является штатным драматургом цюрихского театра «Шаушпильхаус». Преподает в Бильском литературном институте. В России известен пьесами «Сексуальные неврозы наших родителей» и «Путешествие Алисы в Швейцарию», а также романом «Сто дней». Лауреат многочисленных литературных и театральных премий. Премьера пьесы «Автобус» («Der Bus») состоялась в 2005 году.
Урс Видмер (Urs Widmer) родился в 1938 году в Базеле. Учился в университетах Базеля и Монпелье. Изучал германистику, романистику и историю в Париже. В 1966 году защитил в Базеле кандидатскую диссертацию по немецкой послевоенной прозе. Работал редактором швейцарского издательства «Вальтер» и крупнейшего немецкого издательства «Зуркамп». Преподавал современную немецкую литературу во Франкфуртском университете. В 1968 году дебютировал как писатель, а спустя год как драматург. В России выходили его романы «Любовник моей матери», «Дневник моего отца», «Жизнь гнома», «Господин Адамсон». Премьера пьесы «Конец денег» («Das Ende vom Geld») состоялась в 2012 году.
Кристина Кастрилло (Cristina Castrillo) родилась в Аргентине. Руководитель «Театро делле радичи» («Театр корней») в Тичино. Автор множества перформансов. В 1994 году приезжала на театральный фестиваль в Волгоград. Премьера пьесы «Брызги росы» («Polvere di rugiada») состоялась в 2006 году.
Хендль Клаус (Handl Klaus) родился в 1969 году в Инсбруке. Окончив школу и получив актерское образование, работал в венском «Шаушпильхаус». Снимался у таких режиссеров, как Михаэль Ханеке, Кристиан Бергер, Урс Эггер и др. В 1994 году дебютировал как автор и за свою первую книгу «(Легенды)» был удостоен премии имени Роберта Вальзера. Премьера пьесы «Я мечтаю об Альпах; Льды питают озера» («Ich ersehne die Alpen; So entstehen die Seen») состоялась в 2001 году.
Оливье Кьякьяри (Olivier Chiacchiari) родился в 1969 году в Женеве. Его пьесы ставились в «Комеди де Женев» и на Авиньонском фестивале, а также в Вене, Киеве и Каире. Лауреат множества литературных премий. Премьера пьесы «Доказательство обратного» («La preuve du contraire») состоялась в 2003 году.
Лукас Линдер (Lukas Linder) родился в 1984 году в Увизене. Изучал германистику и философию в Базельском университете. Лауреат нескольких драматургических конкурсов. Премьера пьесы «Горькая судьба Карла Клотца» («Das traurige Schicksal des Karl Klotz») состоялась в 2010 году.
Мирьям Найдхарт (Mirjam Neidhart) обучалась в Цюрихской академии театрального искусства. Работала актрисой цюрихского Молодежного театра. С 1996 года работала режиссером в театрах Констанца, Трира, Касселя и др. Премьера пьесы «Неофобия» («Torschusspanik») состоялась в 2008 году в гамбургском театре «Талия». Затем последовали постановки в Золотурне, Барселоне и Сантьяго (Чили).
Марьель Пенсар (Marielle Pinsard) родилась в Нантерре, кантон Во. Окончила курсы драматургического искусства в Лозанне в 1992 году. В 1994 году основала театр «Кабаре-вояж». Позднее, когда она начала сочетать драматический театр с элементами цирка и танца, театр преобразовался в «Труппу Марьель Пенсар». Премьера пьесы «Как ножи» («Comme des couteaux») состоялась в 2003 году.
Лео Туор (Leo Tuor) родился в 1959 году в Иланце. Несмотря на высшее педагогическое образование, работает пастухом в Альпах. В 1981–1985 годах был редактором ретороманской газеты «Талина». Роман «Джакумберт Hay» («Giacumbert Nau») был впервые издан в 1994 году. В 2012 году вышел переработанный вариант текста. Автор немецкоязычной сценической версии — Манфред Феррари.
Эжен (Эжен Мельц, Eugene Meiltz) родился в Бухаресте в 1969 году. В шестилетнем возрасте переехал в Швейцарию. Автор большого числа романов и пьес. Премьера пьесы «Йоко-ни» («Yoko-ni») состоялась в 2011 году.
Примечания
1
Оригинальное название: «Kick’n’Rush». Помимо стиля игры, еще и название юношеских футбольных лиг в некоторых европейских странах. — Прим. перев.
(обратно)2
Я узнаю то тут то там как этот мир трещит по швам что наша жизнь мерзейший срам вокруг лишь мухи вьются И я боюсь коль не найти овечки мне в моем пути я с жизнью счеты рад свести и к червякам вернуться Уилл Олдхэм (пер. с англ.). (обратно)3
Строка из шлягера 1960-х годов.
(обратно)4
Напиться пьяной в горах и в самом деле приятно (англ.).
(обратно)5
Четыре незваных гостя (двое мужчин и две женщины) носят капюшоны, их могут играть четверо соседей.
(обратно)
Комментарии к книге «Антология современной швейцарской драматургии», Урс Видмер
Всего 0 комментариев