«Настоящая комедия»

Настоящая комедия (fb2) - Настоящая комедия (пер. Виктор Анатольевич Вебер) 436K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ноэл Кауард

Ноэль Коуард Настоящая комедия

Present Laughter by Noël Peirce Coward (1939)

Перевод Виктора Анатольевича Вебера

Комедия в трех действиях

Действующие лица:

Гарри Эссендайн — актер

Лиз Эссендайн — бывшая жена Гарри, сотрудница театральной компании

Моррис Диксон — продюсер театральной компании

Генри Липпайтт — главный продюсер театральной компании

Джоанна Липпайтт — жена Генри

Моника Рид — секретарь Гарри

Фред — камердинер в доме Гарри

Мисс Эриксон — экономка в доме Гарри

Дафна Стиллингтон — поклонница Гарри

Леди Солтберн — тетка Дафны

Роланд Моул — поклонник Гарри

Место действия — студия Гарри Эссендайна в Лондоне.

Действие первое

Утро

Действие второе

Сцена 1. Вечер. Через три дня.

Сцена 2. Следующее утро

Действие третье

Вечер. Неделей позже.

Действие первое

Студия Гарри Эссендайна в Лондоне. Справа — дверь в спальню для гостей. Выше — ниша и холл, ведущий к входной двери. Слева лестница на второй этаж, где находится спальня Гарри. Под лестницей дверь для слуг, большое окно. Также слева дверь в кабинет. Справа, помимо двери в спальню для гостей, камин. Обстановка уютная, может, чуть эксцентричная.

Когда поднимается занавес, на часах половина одиннадцатого утра. В комнате царит сумрак, потому что шторы задернуты. Из спальни для гостей выходит Дафна Стиллингтон. Красивая, благовоспитанная девушка из хорошей семьи, лет двадцати трех или четырех. На ней пижама и мужской халат. Она бродит по комнате, пока не находит телефон, и тут же, очень быстро, набирает номер.

Дафна (в трубку). Алле… Алле! Это вы, Сандерс? Могу я поговорить с мисс Синтией?.. Хорошо, я подожду… алле… Синтия, дорогая, это Дафна… да… ты одна? Слушай, я сейчас… ты знаешь где. Да, да… Нет, он еще не проснулся… Здесь никого нет… Нет, в спальне для гостей. Я только что встала, еще не оделась и все такое… Об этом говорить не могу, сюда могут войти в любую минуту… Если кто-нибудь позвонит из дома, ты поклянешься, что я провела ночь у тебя… Дорогая, ты обещала… В этом случае скажи, что я в ванной или… Да, как только оденусь… думаю, где-нибудь через час… Разумеется… Мне просто не терпится рассказать тебе обо всем… Хорошо.

Дафна кладет трубку на рычаг и идет к двери для слуг. Ее отделяют от двери два-три шага, когда в студию входит мисс Эриксон. Тощая, невзрачная шведка, домоправительница. Она в ситцевом платье, в перчатках, на ногах, стоптанные шлепанцы. Курит сигарету.

Дафна (чуть нервно). Доброе утро.

Мисс Э. (без малейшего удивления). Доброе утро.

Подходит к окнам и раздвигает шторы.

Дафна (следуя за ней). Когда вы подниметесь к мистеру Эссендайну?

Мисс Э. Когда он позвонит.

Дафна. А когда он обычно звонит?

Мисс Э. Зависит от того, когда он ложится спать.

Она идет к камину. Дафна следует за ней.

Дафна (торопливо). Боюсь, вчера мы пришли довольно поздно, видите ли, были на вечеринке и мистер Эссендайн великодушно согласился отвезти меня домой, а потом выяснилось, что я забыла ключ от двери в подъезд, и я знала, что до слуг мне не достучаться, они спят под самой крышей, вот мистер Эссендайн и сказал, что я могу остаться на ночь здесь… я и осталась.

Мисс Э. Если вы приехали поздно, он, скорее всего, будет спать до полудня.

Дафна. Ох. А вы не могли бы зайти к нему?

Мисс Э. Увы, нет, мы никогда к нему не заходим, пока он не позвонит.

Дафна. Как вы думаете, удобно мне попросить, чтобы принесли кофе, апельсиновый сок или что-то в этом роде?

Мисс Э. Я посмотрю, что можно сделать.

Она выходит через дверь для слуг. Дафна, довольно мрачная, садится на краешек дивана. Входит Фред, личный слуга Гарри. Он одет с иголочки, в черном пальто из шерсти альпаки. Дафна вскакивает с дивана.

Дафна. Доброе утро.

Фред. Доброе утро.

Дафна. Вы не знаете, в какое время обычно просыпается мистер Эссендайн?

Фред. Он может проснуться в любое время, потому что записки не оставлял.

Дафна. А не могли бы вы заглянуть к нему?

Фред. Он разнесет эти стены по кирпичикам, если я случайно разбужу его. А уж о том, чтобы зайти к нему в спальню, не может быть и речи.

Дафна. Как вы думаете, я смогу позавтракать?

Фред. А что бы вы хотели?

Дафна. Кофе, пожалуйста, и апельсиновый сок.

Фред. Бу сделано.

Фред уходит. Дафна бродит по комнате, пока вновь не присаживается на диван. Моника Рид, секретарь Гарри, появляется из холла. Она в шляпке, в пальто, с пачкой писем. Моника — миловидная, строгого вида дама. Ей сорок с небольшим.

Дафна. Доброе утро.

Моника. Доброе утро. Я — секретарь мистера Эссендайна. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Дафна. Боюсь, все так неловко вышло… видите ли, вчера вечером мистер Эссендайн отвез меня домой после вечеринки, а я по глупости забыла ключ от двери подъезда, вот он галантно и предложил мне провести ночь здесь, в спальне для гостей.

Моника. Надеюсь, вы не замерзли.

Дафна. Нет, благодарю вас.

Моника. Дело в том, что в спальне для гостей довольно прохладно.

Дафна. Я не выключала обогреватель.

Моника. И это правильно.

Дафна. А теперь, я вот думаю, может, кто-нибудь сможет сказать мистеру Эссендайну, что я… ну… здесь.

Моника. Я полагаю, он вспомнит о вас, когда проснется.

Дафна. Мне не хочется уезжать, не попрощавшись и не поблагодарив его.

Моника. На вашем месте я бы позавтракала и переоделась, а если он к тому времени не проснется, вы сможете оставить ему записку. Вы уже попросили принести вам завтрак?

Дафна. Да, я думаю, мне принесет его мужчина, который сюда приходил.

Моника. Вы давно знакомы с мистером Эссендайном?

Дафна. Нет, не совсем… то есть я, разумеется, знаю его целую вечность. Всегда знала, что он — замечательный, но познакомились мы только вчера, на вечеринке у Морин Джерратт.

Моника (насмешливо). Понимаю.

Дафна. Я думаю, вне сцены он еще более обаятельный, чем на ней? Вы согласны?

Моника (с легкой улыбкой). Никак не могу прийти к определенному выводу.

Дафна. Вы давно с ним работаете?

Моника. Без малого семнадцать лет.

Дафна (с энтузиазмом). Как чудесно! Наверное, вы знаете его, как никто.

Моника. Не так близко, как некоторые, но лучше многих.

Дафна. Он счастлив, как вы думаете? Действительно счастлив?

Моника. Насколько мне помнится, никогда его об этом не спрашивала.

Дафна. Иногда у него в глазах появляется такая грусть.

Моника. Так вы тоже это заметили?

Дафна. Прошлым вечером мы так долго с ним говорили. Он рассказал мне о том, как пробивался на сцену.

Моника. Часом, не упомянул, что жизнь проходит мимо него?

Дафна. Да, что-то такое говорил.

Моника (снимает пальто и шляпку). Ох-хо-хо!

Дафна. Что с вами?

Моника. Ничего.

Дафна. Вы и представить себе не можете, как я вам завидую. Работать с ним! Но, наверное, вам все завидуют. Должно быть, это божественно.

Моника. Скучать, во всяком случае, не приходится.

Дафна. Надеюсь, вы не думаете, что я поступила ужасно, оставшись здесь на ночь… я хочу сказать, это выглядит не совсем пристойно, не так ли?

Моника. Если уж на то пошло, мисс… мисс?..

Дафна. Стиллингтон. Дафна Стиллингтон.

Моника. Мисс Стиллингтон… это не мое дело, не правда ли?

Дафна. Да, пожалуй, не ваше, но мне бы не хотелось, чтобы вы подумали…

Моника. Семнадцать лет — долгий срок, миссис Стиллингтон. Подобные мысли уже не приходят мне в голову.

Дафна. Понимаю.

Фред входит через дверь для слуг с подносом, на котором кофе, апельсиновый сок и гренок.

Фред. Вы позавтракаете здесь, мисс, или в спальне?

Дафна. Здесь, с вашего разрешения.

Моника. Я думаю, в спальне вам будет гораздо удобнее. После одиннадцати в студии начинается суета. Приходят люди, звонит телефон…

Дафна. Как скажете.

Моника. Я дам вам знать, как только он проснется.

Дафна. Буду вам очень признательна.

Фред с подносом проходит в спальню для гостей. Дафна следует за ним. Моника уходит в кабинет и появляется вновь, чтобы встретиться с Фредом, который как раз выходит из спальни для гостей.

Моника. В ванной есть мыло?

Фред. Да, но кран там хитрый. Его нужно вертеть до Второго пришествия, иначе горячая вода не потечет.

Моника. Ты ей сказал?

Фред. Она сама разберется.

Моника. Лучше пошли к ней мисс Эриксон.

Фред. Она ушла за продуктами, но я ей скажу, как только она вернется.

Моника. Ты был здесь прошлой ночью?

Фред. Нет. Вижу ее впервые.

Моника. Если он не позвонит до двенадцати, нам лучше его разбудить.

Фред. Ты же помнишь, что произошло в прошлый раз.

Моника. Деваться все равно некуда. Он приглашен на ленч.

Фред. Хорошо, но, если рухнет крыша, уж не вини в этом меня.

В этот момент на верхней площадке лестницы появляется Гарри Эссендайн. В пижаме, со всклоченными волосами.

Гарри (в ярости). Полагаю, никому это не интересно, но я крепко, крепко спал и проснулся лишь от того, что все кричат, как баньши. Что у вас творится?

Моника. Я разговаривала с мисс Стиллингтон.

Гарри. Кто, черт побери, эта мисс Стиллингтон?

Моника. Она сейчас в спальне для гостей.

Гарри (спускаясь). Я не спрашивал, где она. Я хочу знать, кто она.

Моника. Мы можем посмотреть в телефонном справочнике.

Фред. Она забыла ключ от двери в подъезд, если вы понимаете, о чем я.

Гарри. Уходи, Фред, и принеси мне кофе.

Фред. Бу сделано.

Гарри. И не говори: «Бу сделано».

Фред. Очень хорошо, сэр (уходит).

Моника. Ты встретил ее на вечеринке, привез сюда, рассказал, с каким трудом пробивался на сцену, и она осталась на ночь.

Гарри. Она такая прелесть, теперь вспомнил. Просто вскружила мне голову. Как, ты говоришь, ее зовут?

Моника. Стиллингтон. Дафна Стиллингтон.

Гарри. Что Дафна — знаю, но понятия не имел, что она — Стиллингтон. Что можешь о ней сказать?

Моника. Очень тревожится.

Гарри. Бедняжка, надеюсь, ты была с ней мила? Ей дали что-нибудь поесть?

Моника. Фред принес ей кофе и апельсиновый сок.

Гарри. И что она сейчас делает?

Моника. Не знаю, наверное, пьет, если не сок, то кофе.

Гарри. Это ужасно, не так ли? Так что же нам делать?

Моника. Она хочет попрощаться с тобой и поблагодарить.

Гарри. За что?

Моника. Вот об этом, дорогой Гарри, я не имею ни малейшего понятия.

Гарри. А почему бы тебе не сказать ей, что она должна тихонько, как мышка, одеться и уйти домой? Ты прекрасно знаешь, какой у нас по утрам бедлам, когда начинают приходить люди и трезвонит телефон.

Моника. Тебе следовало подумать об этом до того, как ты пригласил ее остаться на ночь.

Гарри. Она не могла не остаться. Она же потеряла ключ.

Моника. Чем скорее мы переоборудуем спальню для гостей в библиотеку, тем будет лучше.

Гарри. Она, должно быть, плачет навзрыд.

Моника. Почему бы тебе не убедиться в этом самому?

Гарри. Одолжи мне расческу, и я загляну к ней.

Моника (достает расческу из сумочки). Держи.

Гарри (берет расческу, подходит к зеркалу). Господи, я выгляжу на девяносто восемь.

Моника. Похоже на то.

Гарри. Через два года я стану лысым, как бильярдный шар, и тогда ты об этом пожалеешь.

Моника. Наоборот, только порадуюсь. Потому что, когда твою макушку прикроет паричок, число юных девиц, готовых ради тебя потерять ключ от двери подъезда, заметно уменьшится, и жизнь станет гораздо проще.

Гарри (раздумчиво). Я никогда не буду носить парик, Моника, какой бы большой ни стала моя лысина. Возможно, на сцене я им еще и воспользуюсь, но в жизни — никогда. Я намерен стареть, не теряя достоинства.

Моника. Я уверена, что нам от этого будет только польза.

Гарри. Забирай свою маленькую, мерзкую расческу.

Моника (берет расческу и возвращает в сумочку). А теперь иди, разыграй сцену прощания и как можно быстрее избавься от нашей крошки. Нам нужно разобрать утреннюю почту, и Моррис может прийти в любую минуту. Так что незачем ей путаться у всех под ногами.

Гарри. Я еще не сделал зарядку.

Моника. Сделаешь после того, как она уйдет.

Гарри. Я не могу идти в спальню для гостей в пижаме. Там холодно, как в леднике.

Моника. Обогреватель включен. И работал всю ночь.

Гарри. Какое расточительство!

Дафна выходит из спальни для гостей.

Дафна. Гарри! Я подумала, что слышу твой голос.

Гарри (нежно). Дорогая моя.

Моника. Если я вам понадоблюсь, Гарри, то буду в кабинете.

Гарри (прямо-таки воркует). Спасибо, Моника.

Моника. Вы не забыли, не так ли, что без четверти двенадцать придет мистер Фредерик, чтобы обсудить ваше радиовыступление семнадцатого числа?

Гарри. Не забыл, Моника.

Моника. А ровно в двенадцать придет Моррис, чтобы обсудить, кого из артисток вы собираетесь взять в Африку.

Гарри. Я помню, Моника.

Моника. А на двенадцать тридцать вы пригласили мистера Роланда Моула.

Гарри. Я не забыл, Моника.

Моника. Меня это радует. Прощайте, мисс Стиллингтон. Надеюсь, мы еще встретимся.

Дафна. До свидания.

Моника уходит в кабинет, плотно закрывает за собой дверь.

Дафна подбегает к Гарри, бросается на грудь, обвивает руками шею.

Дафна (уткнувшись лицом в плечо). Гарри. О, Гарри!

Гарри (деликатно отлепляет ее от себя, усаживает диван, садится рядом). Дорогая.

Дафна. Я безмерно счастливо.

Гарри. Я так рад, дорогая.

Дафна. А ты?

Гарри. Счастлив?

Дафна (берет его за руку). Да.

Гарри (мягко высвобождает руку и отворачивается). В счастье есть что-то невыносимо грустное, не так ли?

Дафна. Какая милая шутка.

Гарри. Я и не собирался шутить.

Дафна. Ты мне не доверяешь?

Гарри. Разумеется, доверяю. Почему нет?

Дафна. Я так давно влюблена в тебя.

Гарри (поднимаясь). Нет… не говори этого.

Дафна. Почему? В чем дело?

Гарри. Не люби меня слишком сильно, Дафна! Пообещай мне, что не будешь. Тебе это принесет только страдания. Ничего хорошего из любви ко мне не выйдет… я недостоин любви, действительно, недостоин.

Дафна. Ты достоин любви гораздо больше, чем любой другой человек.

Гарри. Глупый ребенок.

Дафна. Я не ребенок. Мне двадцать четыре.

Гарри (с улыбкой). Двадцать четыре! Если бы я был моложе… Если бы ты была старше…

Дафна. Да какое значение имеет возраст, если люди любят друг друга?

Гарри. Никому, увы, не ведомо знать, как прискорбно часто произносятся эти слова.

Дафна. Но это правда.

Гарри. Посмотри на меня, Дафна. Чистым и ясным, ничем не затуманенным взглядом. Посмотри на морщины на моем лице… на мои редеющие волосы… посмотри мне в глаза.

Дафна. Не выглядишь ты совсем старым.

Гарри (чуть резковато). Я не говорил, что я совсем старый, Дафна. Я лишь попросил посмотреть на меня. Если уж на то пошло, мне чуть больше сорока.

Дафна. Сорок — это немного.

Гарри. Для двадцати четырех — много.

Дафна. Ты хочешь сказать, что не любишь меня?

Гарри. Ничего такого я не говорю.

Дафна. Так ты меня любишь? Скажи это… Любишь?

Гарри. Разумеется.

Дафна. Скажи это.

Гарри. Я люблю тебя, Дафна.

Дафна. О, дорогой…

Гарри (снова садится, берет ее руки в свои). Но это прощание.

Дафна (в ужасе). Прощание.

Гарри. Да. Это неизбежно. Не ради моего блага, дорогая, ради твоего. Прошлым вечером… внезапно… вспыхнул искра. Из нее разгорелось пламя, яркое, бушующее пламя… и это было счастье, немыслимое, удивительное счастье, достойное того, чтобы навсегда остаться в памяти…

Дафна (плачет). Ты другой этим утром… ты не любишь меня… все, что ты мне вчера говорил… на поверку — пустые слова.

Гарри. Юность не понимает. В этом главная беда Юности… они никогда ничего не понимает.

Дафна (вскинувшись). Я не знаю, о чем ты говоришь.

Гарри. Послушай, дорогая моя девочка. Ты влюблена не в меня, не того, кто я есть. Ты влюблена в иллюзию, иллюзию, которой я становлюсь, когда ты видишь меня на сцене. Прошлым вечером я пошел на отчаянный риск. Рискнул навсегда разбить эти чистую, светлую, девичью иллюзию… но не разбил… слава Богу, не разбил… она еще здесь… я вижу ее в твоих глазах… но никогда больше… никогда, никогда больше… я не решусь на такое еще раз… такого, как в прошлую ночь, у меня больше никогда не будет… вот почему мне иногда так одиноко… так отчаянно одиноко… но я хорошо выучил тот горький урок, что преподала мне жизнь, и урок этот — найти в себе силы сказать «Прощай»…

Дафна. Но, Гарри…

Гарри. Позволь мне продолжить…

Дафна. Но я действительно не понимаю, почему…

Гарри.

«Повстречались не так, как попрощались, То, что в нас, непостижно другим, Мы свободно с тобой расставались, Но сомненьем дух наш томим. Вот, мы скованы мигом одним. Этот миг отошел безвозвратно, Как напев, что весной промелькнул, Как цветок, что расцвел ароматно, И, как луч, что во влаге сверкнул И на дне, в глубине, утонул».

Дафна. Но, Гарри…

Гарри. Еще минутку, дорогая…

«Этот миг от времен отделился, Он был первым отмечен тоской, И восторг его с горечью слился, О, обман для души, дорогой! Тщетно ждать, что настанет другой»[1].

Это Шелли. Прекрасно, не правда ли?

Дафна. Да, но…

Гарри. Шелли знал о любви все, до последней мелочи! Всю радость, всю грусть, всю невыносимую боль…

Дафна. Я не понимаю, почему любовь должна быть такой несчастной.

Гарри (горько рассмеявшись). Причина в том, что бы так молода, так нежна… и с такой жадностью набрасываешься на жизнь…

Дафна. Вчера вечером ты сказал, что я — та единственная, которую ты всегда искал, а теперь вот нашел и уже никогда не позволишь мне уйти.

Гарри (прост, как правда). Так и есть. Я никогда не дам тебе уйти. Ты навсегда останешься в моем сердце.

Дафна (снова плачет). О, Гарри…

Гарри (нежно берет ее за руку). Не плачь… пожалуйста, пожалуйста, не плачь… Так тяжело видеть твои слезы…

Дафна (приникает к нему). Как ты можешь говорить, что я влюблена в иллюзию, а не в тебя, из плоти и крови…

Гарри. Потому что это правда.

Дафна. Нет… нет… прошлой ночью ты был настоящий, не на сцене… ты не играл…

Гарри. Я всегда играю… наблюдаю за собой со стороны… вот, что самое ужасное… вижу себя постоянно, когда ем, люблю, страдаю… иногда думаю, что схожу с ума…

Дафна. Я могла бы тебе помочь, если бы ты позволил.

Гарри (поднимается, прохаживается по комнате). Если бы ты могла, но уже поздно…

Дафна. Нет… клянусь, что нет… Ты увидишь, я тебе это докажу.

Гарри (очень спокойно). Послушай, дорогая моя. Дело не в том, что я тебя не люблю, наоборот, люблю, я понял это в тот самый момент, когда обнял тебя прошлой ночью, но моя жизнь не принадлежит мне. Я не свободен, не могу, как другие мужчины, ухватиться за счастье, которое само плывет мне в руки. Я принадлежу моей публике и работе. Через две недели я должен уехать в Африку. С репертуаром из шести пьес… ты понимаешь, что это значит? Суета, беготня, нервное напряжение… Это и есть моя работа, единственное, чему я должен хранить верность. Когда я вернусь, если вернусь, я снова взгляну на тебя и пойму, с первого взгляда, ждала ты меня или нет… пожалуйста, подойди ко мне и поцелуй, один раз… только один, и уходи…

Дафна (подбегая к нему). Гарри… дорогой…

Гарри (страстно целует ее с закрытыми глазами). Au revoir[2], сладенькая моя… не прощай… только au revoir.

Он мягко отстраняет Дафну от себя, с написанной на лице грустью идет к окну, там застывает, вероятно, пытаясь совладать с чувствами, спиной к ней. Дафна несколько мгновений смотрит на него, не зная, что делать. Потом, плача, уходит в спальню для гостей, захлопывает дверь. Фред входит через дверь для слуг, на подносе завтрак Гарри.

Фред. Будете пить кофе здесь или наверху?

Гарри. Все равно… мне все равно, где.

Фред. Я бы принес завтрак раньше, но услышал все эти вопли и рыдания и решил подождать.

Гарри. Поставь поднос, Фред, и уходи.

Фред. Бу сделано.

Ставит поднос на стол у камина и уходит, посвистывая. Моника появляется из кабинета с другим подносом. На нем вскрытые письма. Звонит телефон.

Гарри (раздраженно). Господи, ни минуты покоя… нигде мне нет ни минуты покоя…

Моника (направляется к телефонному аппарата). Я переключила звонки из кабинета, потому что нам нужно просмотреть письма, а я не могу все время бегать в кабинет и обратно. (Снимает трубку). Секретарь мистера Эссендайна слушает… Нет, боюсь, сейчас он к телефону подойти не может. Могу я что-нибудь… Нет, сейчас он очень занят, думаю, будет лучше, если вы напишите ему письмо… Нет, извините, это невозможно… Очень хорошо… Пустяки… До свидания (кладет трубку на рычаг).

Гарри. Кто звонил?

Моника. Некий мистер Брамбл.

Гарри. Никогда о нем не слышал.

Моника. Он сказал, что ты обещал взглянуть на его изобретение.

Гарри (садясь за стол). Какое изобретение?

Моника. Не имею ни малейшего представления.

Через дверь для слуг входит мисс Эриксон.

Мисс Э. Фред сказал, что я должна зайти в спальню для гостей и поговорить с молодей дамой.

Гарри. Очень хорошо, мисс Эриксон.

Мисс Э. Что мне ей сказать?

Гарри. Честно говоря, не знаю.

Мисс Э. Я ходила к бакалейщику и…

Гарри. Такое начало ничем не хуже другого.

Моника. Просто убедитесь, что у нее есть все необходимое, и наберите ей ванну горячей воды.

Мисс Э. Увы, с этим ничего не получится. Горячая вода из крана не течет.

Гарри. Сделайте все, что в ваших силах.

Мисс Э. Попытаюсь (заходит в спальню для гостей).

Гарри. Кофе пахнет приправой для жаркого.

Моника. Не обращай внимания.

Гарри. Я бы предпочел, чтобы его варил французский шеф-повар, а не шведская спиритка.

Моника. Тебе никогда не избавиться от мисс Эриксон. Она тебя обожает.

Гарри. Все меня обожают, от этого тошнит.

Моника. Если перестанут обожать, станет куда хуже.

Гарри. Что это за синее письмо?

Моника. От Сильвии Лори, они пишет, что должна повидаться с тобой до твоего отъезда.

Гарри. Не повидается.

Моника. Еще письмо от леди Уоррелл. Ленч в пятницу или обед во вторник.

Гарри. Ни то и ни другое.

Моника (протягивает ему письмо). Вот это прочитай, пожалуйста, сам. От молодого человека, которого ты заставил поступить в художественное училище при Лондонском университете, и он очень несчастен.

Гарри. Я его не заставлял. Он спросил у меня совета, и я его дал.

Моника. Он пишет, что обложили устаревшими условностями, его вдохновение вянет на корню, и виноват в этом ты.

Гарри (читает письмо). Чертов болван. Я это понял, как только увидел его.

Моника. В таком случае нечего было делать вид, будто ты так озабочен его будущим.

Гарри. Если людям не нужен мой совет, тогда какого дьявола они приходят и достают меня? (Отдает письмо Монике). Положи его в «Долговую папку».

Моника. Тебе придется просмотреть «Долговую папку» перед отъездом, она уже набита до отказа. А эта открытка поставила меня в тупик.

Гарри (берет открытку, вертит в руках). Она из Бразилии.

Моника. Знаю, так написано на марке.

Гарри (читает). «Я сделал все, что вы сказали, и дело близится к завершению»… Подпись разобрать не могу, вроде бы Пикетт.

Моника. Ты помнишь человека по фамилии Пикетт, которого отправил в Бразилию завершать какое-то дело?

Гарри (возвращает открытку Монике). Порви. Писать следует подробно, или вообще не браться за ручку.

Моника. Второй вариант меня устраивает гораздо больше.

Звонит телефон. Моника подходит к нему, снимает трубку.

Моника (в трубку). Алле… секретарь мистера Эссендайна слушает… Ох, Тони… хорошо, подожди, он как раз рядом… Это Тони, он хочет знать, что ты думаешь о пьесе, которая вчера…

Гарри поднимается, берет у нее трубку. Из спальни для гостей выходит миссис Эриксон. Какое-то время все говорят одновременно.

Гарри (в трубку). Тони… Милая вещица, не так ли? Что убедило Лауру сыграть в ней?.. Да, но роль не так уж и хороша… все это ерунда… Было бы гораздо проще, если бы в программке дали краткое содержание… Нет, рецензии я не читал… Это же невыносимо… если они думают, что имеют право топтать и обливать грязью прекрасную актрису, остается только порадоваться возможности уехать в Африку… Около шести, Лиз уже будет здесь, если не ошибаюсь, они приезжает сегодня… хорошо (он кладет трубку).

Моника. Мисс Стиллингтон уже оделась?

Мисс Э. Почти. Она плачет, а потому все делает медленно. Вода в ванну набралась чуть теплая.

Моника. Тебе лучше подняться наверх, Гарри.

Гарри. Где Фред?

Моника. Мисс Эриксон, скажите Фреду, что мистер Эссендайн хочет принять ванну.

Мисс Э. Я ему скажу.

Мисс Эриксон уходит. Через минуту появляется Фред и поднимается наверх.

Гарри. Тебе бы тоже лучше подняться наверх. С остальными письмами разберемся, пока я буду в ванне.

Моника. Их осталось только два. Приглашение от Гертруды Ловат, она устраивает бал для своей прыщавой дочери…

Гарри. Вежливый отказ.

Моника. И большое письмо от каких-то бой-скаутов.

Гарри. Боже ты мой!

Моника. Судя по всему, ты — покровитель их драматического клуба. Они поставили «Смех на небесах» и хотят получить от тебя приветственное послание.

Гарри (поднимаясь по лестнице). Хорошо… отправь им такое послание.

Моника. И что мне написать?

Гарри (терпеливо). Моника, дорогая, только не говори мне, что дожила до сорока трех лет и не знаешь, что написать в приветственном послании.

Гарри уходит. Появляется мисс Эриксон, забирает поднос с завтраком Гарри. Звонит телефон. Моника подходит, снимает трубку.

Моника (в трубку). Алле… Ох, Генри… да, он здесь, но только что поднялся наверх, чтобы принять ванну… Сегодня? Я думала, ты поедешь только в конце недели… Да, конечно… Нет, ленч у него не раньше половины… Хорошо, я ему скажу…

Моника бросает трубку на рычаг, поднимает поднос с письмами. Звонят во входную дверь. Мисс Эриксон выходит из двери для слуг, идет открывать входную дверью Слышится голос Лиз: «Привет, мисс Эриксон… все дома?» Через мгновение Лиз появляется из холла. Мисс Эриксон идет следом, уходит через дверь для слуг. Лиз — очаровательная женщина старше тридцати. Хорошо, но не изысканно одета. В руках у нее два пакета.

Лиз. Доброе утро, Моника.

Моника. Лиз! Мы думали, ты вернешься только вечером.

Лиз. Я вернулась на пароме, нагруженная подарками, словно восточный монарх. Это тебе.

Моника (берет пакет, который протягивает ей Лиз). Как приятно.

Лиз. Это духи, и очень дорогие.

Моника. Большое тебе спасибо, ты просто прелесть.

Лиз. Где наш Бог?

Моника. В ванне.

Лиз. Я привезла ему халат.

Моника. Какая ты заботливая… у него их всего лишь восемнадцать.

Лиз. Не язви, Моника, ты знаешь, как ему нравится красоваться в чем-нибудь новеньком. Халат очень хороший, из тонкой материи, как раз подойдет для Африки. (Второй пакет она кладет на пианино, снимает пальто и шляпку). Мисс Эриксон сегодня совсем уж странная. Проблемы со спиритизмом?

Моника. На сеансе в ночь с субботы на воскресенье она связалась с давним другом и тот сказал лишь: «Нет, нет, нет» и «Рождество»! Ее это очень расстроило.

Лиз. Надеюсь, у нее окончательно не поедет крыша, и она не сделает что-то ужасное.

Моника. Думаю, что нет. Ее умопомешательство очень тихое.

Звонит телефон.

Моника (подходит). Этот чертов аппарат не замолкает ни на секунду (берет трубку). Алле… Алле… Моррис?.. Нет, он в ванной… Лиз здесь, если хочешь с ней поговорить… да, только что приехала… Лиз, это Моррис.

Моника передает трубку Лиз и, пока та разговаривает, залезает в пакет.

Лиз (в трубку). Доброе утро, дорогой… Нет, на пароме… Да, я видела пьесу дважды… Для Англии нам придется изменить концовку, но я говорила в Вальоном, и он согласен на любые изменения, если в спектакле будет занят Гарри… Я рассказал ему о том, что на роль Элоизы ты предлагаешь Джанет. Он знает, что она — отличная актриса, но ему хотелось бы кого-то еще, не столь похожую на морскую свинку… Cochon d’Inde. Дословно, дорогой, свинья Индии… Он очень милый человечек, и я его обожаю… Нет, за ленчем я встречаюсь и Виолет, но после этого, если хочешь, могу сразу приехать в офис… Да, отделавшись от нее, можешь не волноваться… Хорошо (кладет трубку на рычаг).

Моника (разглядывает флакон со всех сторон). Какой красивый, Лиз. Но открою я его дома.

Фред спускается по лестнице.

Лиз. Привет, Фред, как дела?

Фред. Суета, мисс, все, как обычно.

Лиз. Тебя не затруднит принести мне чашечку кофе… я немного устала.

Фред. Бу сделано, мисс.

Фред выходит через дверь для слуг.

Лиз. Фред с таким упорством продолжает называть меня мисс.

Моника. Наверное, пребывает в полной уверенности, что ты, перестав быть женой Гарри, вновь превратилась в девушку.

Лиз. Я бы не возражала.

Дафна выходит из спальни для гостей в вечернем платье и плаще. Она больше не плачет, но выглядит подавленной. Вздрагивает, даже подпрыгивает, увидев Лиз.

Дафна. Ой!

Моника. Очень сожалею, что с ванной вышла такая незадача, мисс Стиллингтон.

Дафна. Ничего страшного.

Моника. Это миссис Эссендайн… мисс Стиллингтон.

Дафна. Ох!

Лиз (приветливо). Добрый день.

Дафна (в ужасе). Миссис Эссендайн. То есть вы… я хочу сказать… Вы — жена Гарри?

Лиз. Да.

Дафна. Ой… я думала, он разведен.

Лиз. Оформить развод мы так и не удосужились.

Дафна. Понимаю.

Лиз. Так что, пожалуйста, не волнуйтесь… я давным-давно ушла от него.

Моника (с легкой издевкой). Мисс Стиллингтон прошлой ночью забыла ключ от двери подъезда и провела ночь в спальне для гостей.

Лиз (Дафне). Бедняжка, вы, должно быть, окоченели.

Дафна. Вы можете вызвать мне такси?

Моника. Я сейчас позвоню.

Лиз. Не нужно, мой автомобиль внизу, вас довезут, куда скажете.

Дафна. Вы очень добры.

Лиз. Пустяки. У моего шофера ярко-рыжие волосы, фамилия — Фробишер. Вы его ни с кем не спутаете.

Дафна. Премного вам благодарна… вы уверены, что я не причиню вам лишних хлопот.

Лиз (деловито). Разумеется, нет… только скажите ему, чтобы он немедленно возвращался.

Дафна (все еще не придя в себя от встречи с Лиз). Да… конечно, скажу…еще раз спасибо… до свидания.

Лиз (пожимая ей руку). До свидания… я надеюсь, что вы не подхватили простуду.

Дафна (нервно смеется). Нет, думаю, что нет… до свидания.

Моника. Я вас провожу.

Дафна. Пожалуйста, не беспокойтесь…

Моника. Меня это не затруднит.

Моника уходит в холл с Дафной, Лиз закуривает. Фред приносит кофе.

Фред. Хотите что-нибудь к кофе, мисс?

Лиз. Нет, благодарю, Фред, только кофе.

Фред. Я скажу его милости, что вы здесь… думаю, он об этом не знает.

Лиз. Спасибо, Фред.

Фред поднимается наверх, возвращается Моника.

Лиз. Это продолжается давно или она — новенькая?

Моника. Новенькая… когда я пришла утром, она бродила по комнате в пижаме Гарри.

Лиз. Бедняжка, каким ударом стала для нее встреча со мной. Ты могла бы сказать, что я кто-то еще.

Моника. Ничего, пусть жизнь хоть чему-то ее научит. Ей должно быть стыдно за такое поведение.

Лиз. У меня такое ощущение, что она из тех, кого принято называть «леди». Это странно, не правда ли?

Моника. Именно таким свойственны особо дурацкие выходки, а в Лондоне их полным полно. Таскаются по городу без шляп и выставляют себя на посмешище.

Лиз. Как все это печально.

Моника. Я бы не возражала, если бы они оставили Гарри в покое. Утром и без того хватает дел, а они только все усложняют. Думаю, нам пора с ним поговорить. Призвать к порядку, сославшись хотя бы на близость отъезда в Африку.

Лиз. В принципе, он не такой уж ловелас, каким хочет казаться. Просто не может сказать «нет» или «прощай».

Моника. «Прощай» он говорит достаточно часто, но ему всегда удается создать впечатление, что это всего лишь слово, а на самом-то деле ему хочется прямо противоположного. Отсюда и проблемы.

Лиз. Я с ним поговорю. В конце концов, ему уже за сорок, дано пора угомониться.

Моника. Если ты считаешь, что нужно ударить из всех орудий, мы можем позвать Морриса и Генри, и в ночь перед отплытием в Африку задать ему жару. Наилучшего результата мы обычно добиваемся, действуя сообща.

Лиз. Моррис в последнее время очень уж нервный, да и на Генри нельзя полагаться после того, как он женился на Джоанне.

Моника. Тебе она нравится? Джоанна?

Лиз. Милашка, конечно, но больно хитра. Да, пожалуй, нравится.

Моника. А мне — нет.

Лиз. И никогда не понравится. Такие тебе не по нутру.

Гарри, в брюках и рубашке, спускается по лестнице.

Гарри. Кто не по нутру?

Лиз. Джоанна.

Гарри. Она не так уж и плоха, хищница, само собой, этого у нее не отнять, но, насколько я понимаю, нынче все хищники, не в одном, так в другом.

Лиз. Отличная фраза для пасхальной проповеди.

Гарри (механически целуя ее). Доброе утро, дорогая, где мой подарок?

Лиз. На пианино.

Гарри. Еще одна стеклянная лошадка?

Лиз. Нет, халат для Африки.

Гарри (достает халат из пакета). Какая прелесть… то, что мне и хотелось (разворачивает халат). Великолепный халат… спасибо, дорогая, я от него без ума (набрасывает халат на плечи, подходит к зеркалу). Еще раз убеждаюсь, какой же у тебя превосходный вкус.

Моника. Звонил Генри. Сегодня он собирается в Брюссель, и хочет заглянуть к тебе перед отъездом.

Гарри. Хорошо.

Моника. Моррис тоже сегодня подъедет.

Лиз. Ты иди, Моника, мне нужно поговорить с Гарри до приезда Морриса. Это важно.

Моника. Только поторопись, потому что с минуты на минуту должен прибыть мистер Моул.

Гарри. Это кто?

Моника. Ты прекрасно знаешь, что мистер Моул — молодой человек, написавший эту безумную пьесу, наполовину в стихах, который поймал тебя на телефоне, а ты очень уж старался произвести благоприятное впечатление и показать, что успех не испортил тебя, а потому назначил ему встречу на сегодня.

Гарри. Я не могу с ним встречаться… ты должна ограждать меня от таких, как он.

Моника. Тебе придется встретиться с ним, он приехал аж из Акфилда, и путь это будет тебе хорошим уроком: не хватай телефонную трубку, если я замешкалась на пару секунд.

Гарри. Я замечаю, что в последнее время ты сильно изменилась, Моника. Не знаю, может, причина в том, что ты перестала набиваться картошкой, может, в чем-то другом, но с каждым днем ты становишься все более несносной. Уходи.

Моника (берет флакон духов). Ухожу.

Гарри. Кто подарил тебе духи?

Моника. Лиз.

Гарри. Такие подарки принято получать от мужчин.

Моника. Если я тебе потребуюсь, буду в кабинете.

Гарри. Разумеется, ты будешь в кабинете, строить коварные планы и плести интриги против меня.

Моника. Буду, если придумаю хоть один такой план.

Гарри. Уходи, уходи, уходи…

Моника. Лиз, постарайся убедить его начать лечить волосы. Они у него редеют на глазах.

Моника уходит в кабинет.

Гарри (кричит вслед). И переключи телефон.

Моника (из кабинета). Хорошо.

Гарри. Теперь расскажи мне обо всем.

Лиз. Пьесу я посмотрела.

Гарри. Хорошая?

Лиз. Да, очень. Нам придется кое-что изменить, но Вальон согласен на все, лишь бы мы ее взяли. Однако, прежде чем переходить к конкретным договоренностям, мне хочется еще немного подумать. После ленча я встречаюсь с Моррисом.

Гарри. Я сказал ему, что не выйду на сцену раньше ноября. После Африки хочу отдохнуть. Так что времени предостаточно.

Лиз. Мне бы хотелось поговорить с тобой о другом.

Гарри. Не нравится мне твой тон. Так о чем же?

Лиз. О тебе. О твоем поведении.

Гарри. Перестань, Лиз. Что такого я натворил?

Лиз. Ты не думаешь, что тебе пора немного сбавить темп?

Гарри. Не понимаю, о чем ты.

Лиз. Кто та бедная крошка, которую я увидела здесь этим утром в вечернем платье?

Гарри. Она потеряла ключ от двери в подъезд.

Лиз. Они так часто его теряют.

Гарри. Послушай, Лиз…

Лиз. Тебе больше сорока, знаешь ли.

Гарри. Но меньше сорока пяти.

Лиз. И по моему скромному мнению, вся эта неразборчивость в связях просто неприлична.

Гарри. Неразборчивость в связях. Умеешь же ты находить неприятные слова.

Лиз. Пойми меня правильно, я говорю не о нравственном аспекте. От этого я отказалась давным-давно. Мое короткое наставление основано на здравомыслии, достоинстве, положении в обществе и, давай смотреть правде в лицо, возрасте.

Гарри. Ты бы хотела, чтобы я жил в инвалидном кресле.

Лиз. Это многое бы упростило.

Гарри. Хорошенькое дело, приехала из Парижа, где занималась Бог знает чем, и сразу начинаешь наезжать на меня…

Лиз. Я на тебя не наезжаю.

Гарри. Нет, наезжаешь. Самодовольно сидишь на своем чертовом маленьком облаке и мечешь в меня молнии.

Лиз. Не заводись.

Гарри. Кто ушел от меня и оставил на поживу другим? Ответь мне!

Лиз. Я ушла, слава Богу.

Гарри. Вот видишь.

Лиз. Ты бы хотел, чтобы я осталась?

Гарри. Разумеется, нет, ты выводила меня из себя.

Лиз. Слушай, давай перестанем вспоминать прошлое и поговорим о настоящем.

Гарри. Если на то пошло, это самое отвратительное утро во всей моей жизни.

Лиз. Действительно, я помню, что бывали и получше.

Гарри. Когда мы еще жили вместе?

Лиз. Да. Милая крошка, как мне хорошо с тобой… вот я о чем.

Гарри. В каком смысле?

Лиз. Именно в этом. На нынешнем этапе твоей жизни тебя необходимо сдерживать. Ты более не жизнерадостный, безответственный подросток. Ты — известный человек, входящий, пусть и с неохотой, в средний возраст.

Гарри. Да простит тебя Бог.

Лиз. Не трогай Его, лучше послушай. Мы все знаем о твоем неотразимом обаянии. Мы уже двадцать лет наблюдаем, как ты раз за разом пускаешь его в ход.

Гарри. В августе будет одиннадцатая годовщина нашей первой встречи. На тебе была такая нелепая шляпка.

Лиз. Пожалуйста, будь серьезнее. Твое поведение отражается на всех нас. Моррисе, Генри, Монике и мне. Ты отвечаешь за нас, а мы отвечаем за тебя. Ты никогда не упускаешь возможности прочитать нам нотацию или погрозить пальчиком, если тебе не по нраву какие-то наши поступки.

Гарри. Я прав в этом или нет? Ответь мне!

Лиз. Ты прекрасно решаешь проблемы других людей, а вот когда дело касается твоих собственных, получается уже не очень.

Гарри. Не ожидал я от тебя такой черной неблагодарности!

Лиз. Я думаю, тебе пришла пора очень пристально взглянуть на себя и решить, так ли необходимы тебе все эти пиратские набеги. Лично я уверена, что необходимости в них нет никакой. Подумай, как это будет забавно, минуту-другую не притягивать к себе женщин. Из селезня стать серой уточкой. Для тебя это будет чудесное превращение.

Гарри. Дорогая Лиз, ты действительно очень милая.

Лиз (резко). Дорогой, похоже, я с тем же успехом могла говорить на китайском.

Гарри. Не сердись, Лиз. Я понял, что ты хотела сказать, честное слово, понял.

Лиз. Для меня это приятная неожиданность. Твое недавняя агрессивность говорила об обратном.

Гарри (умасливая Лиз). Но я же имею право на перемену настроения.

Лиз. Опять играешь.

Гарри. Ты наговорила мне много неприятного, даже жестокого. Я расстроился.

Лиз (отворачиваясь). Если бы только ты.

Гарри. А если говорить серьезно, не кажется ли тебе, что ты слишком уж сильно насела на меня? Признаю, иной раз я позволяю себе некоторые вольности, но, по большому счету, они никому не приносят вреда.

Лиз. Ты вредишь себе и тем немногим, очень немногим, кому ты действительно дорог.

Гарри. Полагаю, ты обговорила все это с Моникой, Моррисом и Генри?

Лиз. Еще нет, но обязательно обговорю, если не увижу изменений к лучшему.

Гарри. Значит, шантаж?

Лиз. Тебе же очень не нравится, когда мы выступаем единым фронтом.

Гарри (с раздражением, прохаживаясь по комнате). Что меня больше всего поражает в этой жизни, так это человеческая наглость! Она фантастическая! Да вы посмотрите на себя! Сплетничаете по углам, шепчетесь, прикрывшись веерами, указываете мне, что делать, а чего — нет. Это же не укладывается ни в какие рамки. Что происходит, если я хоть на минуту ослабляю узду, в которой держу вас? Катастрофа! Вспомни мои трехмесячные гастроли в Нью-Йорке. Генри тут же заболевает воспалением легких, едет долечиваться в Биарриц, встречает там Джоанну и женится на ней! Я уезжаю на месяц в отпуск в Сан-Тропе и что узнаю по возвращении? Ты и Моррис на пару купили наискучнейшую венгерскую пьесу, когда-либо написанную в этой стране, и начали репетиции, пригласив на главную роль Фебу Лукас. В роли куртизанки Феба Лукас по сексуальной привлекательности сравнима с треской! И как долго шла эта пьеса? Неделю. Лишь потому, что пресса сочла ее похотливой.

Лиз. Тебе не кажется, что мы сейчас говорим о другом?

Гарри. Конечно же, нет. Двадцать лет тому назад Генри вложил все деньги в «Заблудившегося кавалера». И кто играл в этом спектакле, который шел не только по вечерам, но и днем? Я! А кто начал его продюсерскую карьеру в той пьесе? Моррис!

Лиз. Мне бы хотелось, чтобы ты перестал задавать вопросы, на которые сам же и отвечаешь. У меня начинает кружиться голова.

Гарри. Где бы они были без меня? Где была бы Моника, если бы я не вырвал ее из рук злобной старухи-тетки и не дал ей работу?

Лиз. Жила бы со злобной старухой-теткой.

Гарри. А ты! Одна из самых депрессивных, меланхоличных актрис английской сцены. Где бы ты была, если бы я не заставил тебя перестать играть и начать писать?

Лиз. В Ридженс-Парк.

Гарри. Святой Боже, ради этого я даже женился на тебе.

Лиз. Женился, и вот что из этого вышло.

Гарри. Знаешь, я любил тебя дольше любой другой, так что тебе грех жаловаться.

Лиз. Я не жалуюсь. По моему разумению, человек должен испытать все, как бы тяжело ему ни пришлось.

Гарри. Ты обожала меня, знаешь, что обожала.

Лиз. До сих пор обожаю, дорогой. Ты же у нас такой благородный, так ясно показываешь нам, что мы должны благодарить тебя за каждый вдох.

Гарри. Я этого не говорил.

Лиз. Ты, между прочим, точно также зависишь от нас. Мы останавливаем тебя, когда ты становишься транжирой и начинаешь каждые пять минут покупать дома. Мы остановили тебя, в самый последний момент, когда ты вдруг захотел сыграть Пер Гюнта.

Гарри. Я до сих пор уверен, что обессмертил бы себя ролью Пер Гюнта.

Лиз. А прежде всего, мы не позволяем тебе переигрывать.

Гарри. Вот теперь ты зашла слишком далеко, Лиз. Думаю, тебе лучше куда-нибудь уехать.

Лиз. Я только что вернулась.

Гарри (кричит). Моника! Моника! Немедленно зайти сюда.

Моника (появляется из кабинета). Что случилось?

Гарри. Ты когда-нибудь видела, чтобы я переигрывал?

Моника. Часто.

Гарри. Это заговор! Я это знал!

Моника. Если уж на то пошло, ты и сейчас переигрываешь (возвращается в кабинет).

Гарри. Очень хорошо… все против меня… Обо мне никто не думает… О, нет… я всего лишь кормилец… И никому нет дела до того, что меня травят и оскорбляют. Всем наплевать на то, что меня втаптывают в грязь, что подрывается моя и без того хрупкая вера в себя.

Лиз. Если уж говорить о вере в себя, то тут ты дашь фору Наполеону.

Гарри. И посмотри, как он закончил. Умер всеми забытый, в одиночестве, на жалком островке посреди моря.

Лиз. Все острова, знаешь ли, находятся посреди моря.

Гарри. Ты пытаешься шутить, потому что тебе стыдно. Тебе стыдно, потому что ты знаешь, как жестоко ты меня обидела. Я сомневаюсь, что хоть кто-то из вас будет сожалеть, если завтра меня отправят в вечную ссылку. Скорее, вы даже порадуетесь. Теперь понятно, почему вы выпихиваете меня в Африку.

Лиз. Тебе давно уже хочется поехать туда, и ты это знаешь. Но, дорогой, ради Бога, будь осторожен, когда попадешь туда, не бросайся за каждой юбкой, не красуйся, как петух, а не то провалишь гастроли.

Гарри. Я буду жить, как монах. Запрусь в душном номере задрипанного отеля наедине с собой, ни с кем не буду разговаривать, а если умру с тоски, вы, скорее всего, примите мою смерть с чувством глубокого удовлетворения.

Лиз. Теперь о Моррисе. Я хочу, чтобы ты сосредоточился хотя бы на минуту.

Гарри. Как я могу сосредоточиться! Ты приходишь сюда, говоришь всякие гадости, вырываешь сердце из моей груди, бросаешь на пол, топчешься на нем, а потом заявляешь: «Теперь о Моррисе», — словно мы только что обсуждали погоду.

Лиз. Я очень встревожена.

Гарри. Так тебе и надо.

Лиз. Из-за Морриса.

Гарри (раздраженно). Что там с Моррисом? Что он натворил?

Лиз. Ничего определенного я сказать не могу, но кое-что слышала.

Гарри. И что ты слышала?

Лиз. Думаю, тебе пора пустить в ход свой знаменитый пальчик, которым ты так любишь нам грозить. Речь… речь о Джоанне.

Гарри. Джоанне?

Лиз. Судя по всему, Моррис в нее влюблен. Не знаю, как далеко все зашло, мне не известны подробности, но в одном не сомневаюсь. Если слухи родились не на пустом месте, нужно принимать меры, и немедленно.

Гарри. Моррис и Джоанна. Он, должно быть, рехнулся. Кто тебе сказал?

Лиз. Сначала Бобби, когда мы ехали из Версаля, но я не обратила на это внимание, потому что мы все знаем, какой он сплетник. Но буквально через два дня в «Максиме» меня перехватила Луиза. Она только-только прибыла в Париж из Лондона, и никак не могла прийти в себя от этой истории. Ты же знаешь, как трепетно относится она к Генри.

Гарри. Генри что-нибудь подозревает?

Лиз. Не думаю. Подозрений у него может и не возникнуть, ты понимаешь? До того момента, пока доброжелатели не раскроют ему глаза.

Гарри. Не следовало ему жениться на ней. Я всегда говорил, что это серьезная ошибка. Если в такой дружной компании, как наша, появляется типичная, сверкающая бриллиантами сирена, жди беды.

Лиз. Нет у меня уверенности, что Джоанна — типичная сирена, но она, безусловно, опасна.

Гарри. Я всегда обходил ее за милю. Моррис! Не мог он быть таким идиотом!

Лиз. В последнее время он выглядел более печальным, чем всегда. Я чувствовала, что-то не так.

Гарри (встает, прохаживается по комнате). Господи, только этого нам и не хватало! И именно в тот момент, когда мне нужно уезжать! Наш бизнес может рухнуть!

Лиз. Если Генри узнает, рухнет обязательно.

Гарри. Так что же нам делать?

Лиз. Первым делом тебе нужно выяснить у Морриса, правда это или нет, если да, то как далеко все зашло, а потом устрой ему выволочку и отошли отсюда, возьми с собой в Африку, отправь в Китай, но убери из Лондона.

Звонят в дверь.

Гарри. Должно быть, этот жуткий молодой человек из Акфилда, и я дрожу, как осиновый лист. Не могу встречаться с ним. Не могу!

Лиз. Должен, раз обещал.

Гарри. Моя жизнь — сплошная пытка, но всем совершенно на это наплевать.

Лиз. Может, это совсем и не молодой человек, а Моррис.

Гарри. К черту Морриса! Всех к черту!

Лиз. Не идиотничай. Если у Морриса роман с Джоанной, последствия будут непредсказуемые. Возможно, развалится все, что мы так долго строили. И ты это знаешь не хуже моего. Поэтому ты и должен все выяснить. Если тебе это не удастся, выясню я, мы встречаемся в половине третьего.

Гарри. Тебе он ничего не скажет, только придет в ярость и посоветует заниматься своими делами.

Лиз. Я буду дома по четверти второго. Позвони мне после его ухода.

Гарри. Он не уйдет, останется у меня на ленч. А в присутствии Морриса я не смогу дать тебе по телефону подробный отчет о его любовной жизни.

Лиз. Набери мой номер, а когда я сниму трубку, скажи: «Извините, я ошибся номером». И я все буду знать.

Гарри. Что ты будешь знать?

Лиз. Что все в порядке. А вот если ты скажешь: «Я очень извиняюсь, ошибся номером», мне станет ясно, что ситуация критическая, и я тут же прибегу, чтобы поддержать тебя.

Гарри. Интриги! Все мое существование пронизано интригами.

Лиз. Ты меня понял? Обещаешь, что сделаешь все, как мы договорились?

Гарри. Хорошо (в дверь опять звонят). Сейчас я расскажу тебе еще об одной захватывающей подробности моей жизни, если тебе, конечно, интересно. Никто, ни при каких обстоятельствах не открывает дверь в первые полчаса после звонка. (Кричит). Мисс Эриксон… Фред…

Лиз. Так я пошла. Помни, я буду дома, пока ты не позвонишь. Бедняжка Виолет подождет.

Гарри. Бедняжка Виолет только этим и занимается. Мисс Эриксон… Фред!

Мисс Эриксон торопливо входит через дверь для слуг.

Гарри. Дверной звонок, мисс Эриксон, непрерывно трезвонит уже двадцать минут.

Мисс Э. Да, конечно, но у двери черного хода женщина с младенцем.

Гарри. Что ей нужно?

Мисс Э. Не знаю, не успела спросить.

Мисс Эриксон идет в холл.

Гарри. Большую часть столового серебра, полагаю, уже украли.

Лиз. Надо сказать мисс Эриксон, чтобы она сразу давала попрошайкам краюху хлеба и кусок сыра.

Гарри подбегает к двери кабинета, открывает ее.

Гарри. Моника, у двери черного хода какая-то женщина с младенцем. Пойди и разберись с ней.

Моника (входит в комнату). Что она хочет?

Гарри (с трудом сдерживаясь). Об этом можно узнать, лишь спросив ее. Пожалуйста, пойди и спроси.

Моника. Рявкать на меня не обязательно.

Моника уходит через дверь для слуг. Лиз надевает пальто и шляпку. Из холла появляется мисс Эриксон.

Мисс Э. (объявляет о прибытии гостя). Мистер Моул.

Входит Роланд Моул, серьезный молодой человек в очках. Он, безусловно, очень нервничает, но пытается скрыть нервное напряжение вызывающим видом. Мисс Эриксон уходит.

Гарри (направляясь к Моулу, само обаяние). Добрый день.

Роланд. Добрый день.

Гарри. Это моя жена… мистер Моул. Она забежала на минутку, а теперь вот собирается убежать.

Роланд. Ага.

Лиз. Я знаю, у вас встреча с Гарри, так что не буду вам мешать. До свидания.

Роланд. До свидания.

Лиз. Не забудь, Гарри, я сижу у телефона.

Гарри. Хорошо.

Лиз уходит. Гарри указывает Роланду на кресло.

Гарри. Не желаете присесть?

Роланд (садясь). Благодарю.

Гарри. Сигарету?

Роланд. Спасибо, не надо.

Гарри. Вы не курите?

Роланд. Нет.

Гарри. Что-нибудь выпить?

Роланд. Спасибо, не надо.

Гарри. Сколько вам лет?

Роланд. Двадцать пять, а что?

Гарри. Да ничего… просто интересно.

Роланд. А сколько вам лет?

Гарри. В декабре исполнится сорок. Я — стрелец, знаете ли, очень энергичный.

Роланд. Да, конечно (с губ срывается короткий нервный смешок).

Гарри. Так вы приехали аж из Акфилда?

Роланд. Не так это и далеко.

Гарри. А кажется, за тридевять земель.

Роланд (словно оправдываясь). Совсем рядом с Льюсом.

Гарри. Тогда волноваться не о чем, не так ли?

Входит Моника.

Моника. Женщина милая, а ребенку, похоже, нездоровится.

Гарри. Чего она хотела?

Моника. Искала сестру.

Гарри. Надеюсь, у нас ее нет?

Моника. Она живет через два дома, женщина просто ошиблась адресом.

Гарри. Это мой секретарь, мисс Рид… мистер Моул.

Моника. Добрый день… ваша пьеса в кабинете, если вы хотите забрать ее с собой.

Роланд. Премного вам благодарен.

Моника. Я положу ее в конверт.

Моника проходит в кабинет, закрывает за собой дверь.

Гарри. Я хочу поговорить с вами о вашей пьесе.

Роланд (мрачно). Как я понимаю, она вам не понравилась.

Гарри. Откровенно говоря, я подумал, что пьеса неровная.

Роланд. Я ожидал услышать от вас такие слова.

Гарри. Я рад, что не слишком разочаровал вас.

Роланд. Я хочу сказать, пьеса не из тех, что могла бы вам понравиться.

Гарри. В таком случае, почему вы послали ее мне?

Роланд. Просто рискнул. Я знаю, вы, как правило, играете в примитивных пьесках, но подумал, а вдруг вы захотите взяться за что-то серьезное.

Гарри. И что вы полагаете серьезным в вашей пьесе, мистер Моул? Не считая сюжета, который к пятой странице полностью скрывается из виду?

Роланд. Сюжет — ничто, идеи — все. Посмотрите на Чехова.

Гарри. Думаю, помимо идей мы можем поставить в заслугу Чехову и знание человеческой психологии.

Роланд. Вы хотите сказать, что в моей пьесе есть психологические неточности.

Гарри (мягко). Пьеса не так уж и хороша, знаете ли, не так уж и хороша.

Роланд. А я думаю, очень хороша.

Гарри. Я прекрасно вас понимаю, но вы должны признать, что мое мнение, основанное на долголетней работе в театре, может оказаться более правильным.

Роланд (пренебрежительно). Коммерческом театре.

Гарри. Дорогой мой, дорогой!

Роланд. Полагаю, вы сейчас скажете, что Шекспир писал для коммерческого театра, и в драматургию идут только для того, чтобы зарабатывать деньги. Все те же замшелые аргументы. И никак вы не можете понять, что театр будущего — это театр идей.

Гарри. Возможно, но на текущий момент меня интересует исключительно театр настоящего.

Роланд (с жаром). И что вы с ним делаете? Каждая новая роль, в которой вы появляетесь, ничем не отличается от предыдущей, поверхностная, легкомысленная, лишенная интеллектуальной глубины. У вас огромная популярность, вы — сильная личность, но занимаетесь лишь тем, что каждый вечер торгуете собой на потребу толпы. Вы расходуете свой талант лишь на то, чтобы красоваться в сшитых по фигуре костюмах да произносить фразы, вызывающие смех, тогда как могли бы действительно помогать людям, заставлять их думать! Заставлять их чувствовать!

Гарри. Двух мнений тут быть не может. Более отвратительного утра в моей жизни еще не было.

Роланд (встает, нависает над Гарри). Если вы хотите жить в памяти других людей, хотите остаться известной личностью в глазах потомков, вы должны что-то менять, причем быстро. Нельзя терять ни мгновения.

Гарри. Потомки меня не волнуют. Какая мне разница, что будут думать обо мне люди после того, как я отойду в мир иной? Мой главный недостаток в другом. Я слишком тревожусь из-за того, что думают обо мне люди сейчас, пока я жив. Но больше я тревожиться не собираюсь. Я отказываюсь от своих прежних методов, а новые опробую на вас. Как правило, когда у несносных молодых новичков хватает наглости критиковать меня, я отношусь к этому легко, понимая, что подавляю их своими достижениями и репутацией, вот и не считаю себя вправе протыкать острыми предметами раздувшийся баллон их самомнения. Но на этот раз, мой высоколобый молодой друг, снисхождения не будет. Прежде всего, ваша пьеса — не пьеса, а бессмысленный набор сырых, псевдоинтеллектуальных фраз, короче, пустая болтовня. То, что вы написали, не имеет никакого отношения ни к театру, ни к жизни, ни к чему-то еще. И вас бы тут никогда не было, если бы я по глупости не взял телефонную трубку, потому что моя секретарь занималась чем-то другим. Но, раз уж вы здесь, вот что мне хочется вам сказать. Если вы хотите стать драматургом, вам нужно незамедлительно покинуть театр будущего и заняться своим настоящим. Попытайтесь устроиться на работу в театр, пусть и дворником, если они вас возьмут. Уясните на собственном опыте, какие пьесы доходят до сцены, а какие остаются пылиться на полке, какие можно сыграть, а какие — нет. Потом сядьте и напишите одну за другой как минимум двадцать пьес. И если двадцать первую поставят, считайте, что вы — счасливчик!

Роланд (потрясенный). Я понятия не имел, что увижу вас таким. Вы — чудо!

Гарри (вскидываю руки). Господи, за что?

Роланд. Мне очень жаль, если вы подумали, что я — несносный, но с другой стороны рад, потому что вы бы не разозлились, не будь я несносен, а если бы не разозлились, я бы так и не узнал, какой вы на самом деле.

Гарри. Вы совершенно не знаете, какой я на самом деле.

Роланд. Как раз знаю… теперь.

Гарри. Это не имеет никакого значения.

Роланд. Для меня имеет.

Гарри. Почему?

Роланд. Вас это действительно интересует?

Гарри. Да о чем вы говорите?

Роланд. Объяснить несколько затруднительно.

Гарри. Что затруднительно?

Роланд. Объяснить, какие я испытываю к вам чувства.

Гарри. Но…

Роланд. Нет, пожалуйста, дайте мне выговориться. Видите ли, из-за вас я давно уже сам не свой… просто одержим вами. В вашей последней постановке видел вас сорок семь раз, на одной неделе приходил театр каждый вечер, потому что жил в Лондоне, пытался сдать экзамен.

Гарри. Сдали?

Роланд. Нет, не сдал.

Гарри. Меня это не удивляет.

Роланд. Отец хочет, чтобы я стал адвокатом, вот и экзамен я сдавал на поступление в адвокатскую коллегию, но в последнее время я много времени уделял изучению психологии, потому что не мог обрести покой, и, наконец, мало-помалу я начал осознавать, что вы для меня что-то значите.

Гарри. Что именно?

Роланд. Не знаю… пока не знаю.

Гарри. Пока не знаю… как-то зловеще.

Роланд. Не смейтесь надо мной. Если кто-то смеется надо мной, меня начинает тошнить.

Гарри. Вы действительно очень необычный молодой человек.

Роланд. Сейчас я в порядке, прекрасно себя чувствую.

Гарри. Рад это слышать.

Роланд. Могу я приехать и повидаться с вами еще раз?

Гарри. Боюсь, я уезжаю в Африку.

Роланд. Вы примите меня, если я тоже поеду в Африку?

Гарри. Мне представляется, вам лучше остаться в Акфилде.

Роланд. Полагаю, вы думаете, что я — псих, но это не так. Просто на некоторые вещи я очень уж остро реагировал. Но сейчас я чувствую себя гораздо лучше, потому что, думаю, разобрался со своим отношением к вам.

Гарри. Это хорошо. А я вынужден попросить вас уйти, потому что жду своего менеджера, и нам необходимо обсудить кое-какие дела.

Роланд. Да, конечно. Я уже ухожу.

Гарри. Принести вам рукопись?

Роланд. Нет, нет… порвите ее. Вы совершенно правы, ее писала какая-то одна моя часть, теперь я это вижу. До свидания.

Гарри. Прощайте.

Роланд уходит. Гарри ждет, пока хлопнет входная дверь, потом подбегает к двери кабинета.

Гарри. Моника.

Моника (выходя из кабинета). Он ушел?

Гарри. Если этот молодой человек появится снова, избавься от него любой ценой. Он же вдрызг сумасшедший.

Моника. А что он такого сделал?

Гарри. Начал с оскорблений, а закончил тем, что у него со мной какие-то отношения.

Моника. Бедняжка, этот разговор, похоже, совершенно тебя вымотал. Выпей хереса.

Гарри. Вот первые добрые слова, которые я слышу за все утро.

Моника. Думаю, тебе нужно прилечь. (Наливает херес в два стакана. Раздается дверной звонок).

Гарри. Это Моррис. Сколько времени?

Моника. Без двадцати час. Вот… (она дает Гарри полный стакан). Я открою дверь.

Моника уходит в холл. Из двери для слуг появляется мисс Эриксон.

Гарри. Все в порядке, мисс Эриксон. Моника пошла открывать дверь.

Мисс Эриксон скрывается за дверью для слуг. Из холла доносятся голоса. Входят Моррис и Генри, за ними следует Моника. Генри, одетому с иголочки, лет сорок. Моррис чуть моложе, он высокий, симпатичный, на висках пробивается седина.

Генри. На лестнице сидит какой-то странный молодой человек.

Гарри. Что делает?

Генри. Плачет.

Моррис. Чем ты так его достал, Гарри?

Гарри. Я его не доставал. Просто высказал все, что думал о его пьесе.

Генри. Приятно видеть, что ты по-прежнему в форме.

Моника. Налить тебе хереса, Моррис?

Моррис. Не откажусь. (Моника наливает ему стакан).

Моника. Генри?

Генри. Херес тот же, что и всегда?

Моника. Конечно.

Генри. Тогда не надо.

Гарри. А что с ним такое?

Генри. Ничего, просто херес не из лучших.

Гарри. Не следовало тебе вступать в «Атенеум-клаб»[3].

Генри. Это еще почему?

Гарри. У тебя прибавилось самомнения.

Генри. Просто раньше его не хватало. Я всегда боялся вступить в этот клуб.

Моррис. Насчет хереса Генри прав. Вино отвратительное.

Гарри. Если кто-нибудь пожалуется на что-то еще, я сойду с ума. В это утро здесь просто стена плача.

Моррис. Лиз вернулась.

Гарри. Я крайне признателен тебе, Моррис, за столь важную информацию. Пожалуй, мне пора связаться с ней.

Моррис. Моника, что это с ним сегодня? Он просто бросается на людей.

Моника. Лиз провела с ним воспитательную беседу, потом я сказала ему, что переигрывает, так что ему действительно от нас досталось, а окончательно его добил этот чокнутый молодой человек.

Моррис. Не стоит огорчаться, Гарри. Бог на небе, в мире все путем, а у меня для тебя первоклассная плохая новость.

Гарри. Какая же?

Моррис. Нора Фенуик не сможет поехать в Африку.

Гарри. Почему? Что с ней?

Моррис. Она сломала ногу.

Гарри (раздраженно). Это же черт знает что!

Моррис. В принципе, не так это и важно.

Гарри. Естественно, не важно. Пустяк, да и только! Только мне по пути в Африку придется репетировать с новой женщиной шесть главных ролей. И как эта идиотка умудрилась сломать ногу?

Моррис. Упала на вокзале Виктория.

Гарри. Каким только ветром ее занесло на вокзал! Кем мы можем ее заменить?

Генри. Моррис хочет пригласить Берил Уиллард, но я не думаю, что это правильный выбор.

Гарри (в голосе слышится грозный рык). Так ты хочешь пригласить Берил Уиллард, да?

Моррис. Почему нет? Очень хорошая актриса.

Гарри (с нарочитым спокойствием). Она уже сорок лет очень хорошая актриса. А помимо актерского мастерства все эти сорок лет она держит пальму первенства по части феноменального, эпохального, поразительного, несравненного занудства.

Моррис. Да перестань, Гарри. Я не понимаю…

Гарри (набирая обороты). Не понимаешь? Что ж, объясняю. Ни молитва, ни взятка, ни угроза и никакая сила, человеческая или божественная, не заставит меня ехать в Африку с Берил Уиллард. С Берил Уиллард я не поехал бы даже в Уимблдон.

Моника. Он хочет сказать, что Берил Уиллард не в его вкусе.

Моррис. Хорошо, Берил исключается. Кого ты предлагаешь?

Генри. Одну минуту, если вы собираетесь заняться подбором актерского состава, я ухожу. У меня самолет в Брюссель, я только хотел сказать тебе, Гарри, что в театре «Мейфэр» поставить осенью эту французскую пьесу не удастся.

Гарри. Почему?

Генри. Потому что Робертс снял театр на весь сезон, начиная с сентября.

Гарри. Как ты мог это допустить? Ты же знал, что я хочу играть в этом театре?

Генри. «Форум» гораздо красивее, и рассчитан на большее число зрителей.

Гарри. Это заговор! Вы оба уже многие годы пытаетесь затащить меня в этот плохо отапливаемый морг.

Моррис. Театр реконструировали, как зал, так и подсобные помещения.

Гарри. Им придется разобрать все здание по кирпичику, а потом сложить вновь, прежде чем туда ступит моя нога.

Генри. Поговорим об этом позже, хорошо, Моррис? Сегодня он в таком состоянии, что все встречает в штыки. У меня нет времени переубеждать его.

Гарри. А чего ты летишь Брюссель?

Генри. По делам. Простым, обыденным делам, никак не связанным с театром. Мне просто не терпится попасть туда. До свидания, славный ты наш. Надеюсь, к моему возвращению настроение у тебя улучшится. До свидания, Моника. До свидания, Моррис. Между прочим, ты мог бы позвонить Джоанне. Она совсем одна.

Моррис. Позвоню. Завтра вечером я везу ее на премьеру в «Хеймаркет».

Генри. Хорошо… до свидания.

Генри уходит. Моника направляется к кабинету.

Моника. Я тебе пока не нужна?

Гарри. А что? Чем ты собираешься заняться?

Моника. Хочу написать письмо Берил Уиллард. Попрошу ее приехать и пожить с тобой.

Моника уходит.

Гарри. Так завтра ты собираешься взять Джоанну на премьеру в «Хеймаркет», так?

Моррис. Да, а что?

Гарри. Действительно, а что? Почему нет?

Моррис. Я не понимаю, о чем ты?

Гарри. Пожалуй, я тоже пойду.

Моррис. Хорошо, просто отлично. Я снял ложу, места в ней предостаточно.

Гарри. А чего ты в последнее время такой подавленный?

Моррис. Совсем я не подавленный.

Гарри. Как бы не так. Лиз это заметила, да и я тоже.

Моррис. Вы оба ошибаетесь. Я всем доволен и счастлив.

Гарри (раздраженно, прохаживаясь по комнате). Ну, смотри, Моррис.

Моррис. Да в чем, собственно дело?

Гарри. Тебе нравится Джоанна, не так ли?

Моррис. Разумеется, нравится. Она — прелесть.

Гарри. Я бы не стал называть ее прелестью, но, с другой стороны, я не так часто с ней вижусь. В отличии от тебя.

Моррис. К чему ты клонишь?

Гарри. Идут разговоры, Моррис.

Моррис (в голосе появляются резкие нотки). О чем?

Гарри. О тебе и Джоанне.

Моррис. Чушь собачья!

Гарри. Разговоры идут не зря, и ты это знаешь.

Моррис. Ничего такого я не знаю.

Гарри. Ты в нее влюбился?

Моррис. Влюбился в Джоанну? Разумеется, нет.

Гарри. Готов влюбиться? Обычно я могу сказать, когда у тебя начинается очередной период эмоционального безумства.

Моррис. Что ж, твое заявление мне понравилось, можешь не сомневаться. А что насчет тебя?

Гарри. Сейчас речь не обо мне. Да и вообще, в чем меня нельзя обвинить, как это в излишней эмоциональности.

Моррис. Неужели нельзя? А как же Сильвия Лори? Ты же на долгие недели превратился в маньяка. Рыдал, вопил, рвал на себе волосы.

Гарри. Это было слишком давно.

Моррис. Когда — неважно. Главное — было. И если это не эмоциональное безумство, то не знаю, как это называть. Как же ты нас тогда достал.

Гарри. Я заметил, как ловко ты всякий раз стараешься перевести разговор на меня.

Моррис. А теперь послушай, Гарри…

Гарри. Ты клянешься, что у тебя не было романа с Джоанной?

Моррис. Будь я проклят, если позволю тебе допрашивать меня.

Гарри. Да или нет?

Моррис. Занимайся своими делами.

Гарри. Господи, а чье же это дело, как не мое? Если ты завел шашни с Джоанной, а Генри обо всем узнает, что, по-твоему, за этим последует?

Моррис. Я отказываюсь продолжать этот разговор.

Гарри. Можешь отказываться, пока не посинеешь, но тебе все равно придется меня выслушать.

Моррис. Черта с два.

Он поворачивается к холлу, намереваясь уйти, но Гарри хватает его за руку.

Гарри. Так это правда?

Моррис (вырывая руку). Отстань от меня.

Гарри. Сядь, дело действительно серьезное.

Моррис. У меня нет ни малейшего желания выслушивать твой монолог и смотреть на твой грозный пальчик, мотающийся перед моим лицом. Я сыт ими по горло.

Гарри. Много лет тому назад, очень много лет тому назад, когда ты еще не наелся моими монологами, они, и ты должен это признать, очень даже тебе помогали.

Моррис. Разумеется, помогали, и что с того?

Гарри. Мы никогда не лгали друг другу о том, что действительно важно для нас, не так ли?

Моррис. Не лгали.

Гарри. И, наверное, глупо начинать теперь, после стольких лет, которые мы провели бок о бок, помогая друг другу.

Моррис. Хорошо, хорошо, но, насколько я понимаю, пока никто и не лгал.

Гарри. Больше я не задам тебе ни одного вопроса. Даже не собираюсь кричать на тебя, но это уже зависит от того, удастся ли тебе меня разозлить или нет. Я, однако, постараюсь донести до тебя одну мысль, если понадобится, растолковать от а до я. У тебя, Генри, Моники, Лиз и меня есть нечто общее, нечто безмерно важное для нас, и это нечто — взаимное уважение и доверие. Видит Бог, нам далось это нелегко. Оглянувшись назад, мы увидим, что конфликтов у нас хватало, и друг с другом, и друг против друга. Но теперь, дожив до среднего возраста, мы можем признать, что старались не зря. Нас пятеро, мы дружны, делаем одно дело, знаем друг о друге все. И сложившаяся система взаимоотношений слишком важна, чтобы ставить ее под удар лишь потому, что у кого-то разыгрались гормоны. Джоанна — чужая. Она не входит в наш круг и никогда не войдет. Генри это прекрасно понимает, он же далеко не дурак, и, нужно отдать ему должное, никогда не пытался навязывать ее нам. Но не стоит тешить себя надеждой, что Джоанна не представляет собой потенциальную опасность. Наоборот, она очень и очень опасна. Джоанна — женщина до мозга костей, она красива и не знает жалости, когда речь идет о достижении поставленной цели. Если она сможет посеять внести разлад в нашу сплоченную компанию, я тебе гарантирую, она не остановится, пока от созданного нами не останется камня на камне. Она — охотница за головами, это крошка, удачливая охотница, и я прошу тебя об одном. Будь осторожен. Можешь не отвечать мне, но БУДЬ ОСТОРОЖЕН! Это ясно?

Моррис (поднимаясь). Более чем. Думаю, я еще выпью хереса.

Гарри. Налей и мне, пора промочить горло.

Моррис (приносит ему полный стакан). Держи.

Гарри. Спасибо (смотрит на часы). Господи, уже второй час, а я забыл заказать столик.

Моррис. Нет необходимости, мы всегда можем подняться наверх.

Гарри. Наверху пахнет вареными креветками, а на звонок уйдет какая-то минута.

Подходит к телефону, набирает номер.

Гарри (в трубку, ослепительно улыбаясь). Ой, я очень извиняюсь, ошибся номером.

Кладет трубку, вновь снимает и, когда набирает номер,

Занавес опускается

Действие второе

Сцена 1

Полночь.

После действия первого прошло три дня.

Когда занавес поднимается, студия уютно освещена. Гарри, в халате поверх вечернего костюма, что-то наигрывает на пианино. Под рукой стакан виски с содовой. Время от времени Гарри берет стакан и делает маленький глоток.

В дверь для слуг входит Фред. Он в смокинге, держит в руках черную шляпу с мягкими полями.

Фред. Я могу идти? У вас есть все, что может потребоваться?

Гарри. Как ты вырядился! Куда собрался?

Фред. В «Тагани».

Гарри. Где это?

Фред. На Тоттенэм-корт-роуд.

Гарри. Это дансинг или ночной клуб?

Фред. Всего понемногу. Там работает Дорис.

Гарри. Что делает?

Фред. Исполняет пару песен, танец со скакалкой.

Гарри. Как я понимаю, народу нравится.

Фред. Если вы спросите меня, от этого танца она слишком уж потеет, но, тем не менее, принимают его хорошо.

Гарри. Ты собираешься жениться на Дорис?

Фред. Жениться? С какой стати?

Гарри. А ведь ты аморальный тип, Фред.

Фред (радостно). Совершенно верно.

Гарри. Мне доподлинно известно, что ты уже два года пользуешься доверчивостью Дорис.

Фред. И что с того? Ее это устраивает, меня устраивает, так что все довольны.

Гарри. И ты о ней совершенно не волнуешься? Я хочу сказать, даже не думаешь о ней, когда ее здесь нет?

Фред (самодовольно). Она всегда здесь… когда я ее хочу.

Гарри. А что она будет делать, когда мы уедем в Африку?

Фред. Не пропадет. Есть у нее пара ухажеров, которые так и кружат вокруг. Один очень даже богатенький, торгует шелком.

Гарри. Я понял, она у вас одна на всех.

Фред. Утром вы, как всегда, позвоните, или вас разбудить?

Гарри. Я позвоню. Мисс Эриксон ушла?

Фред. Да, сегодня она ушла раньше. Отправилась в своей подруге в Хаммерсмит. Они выключают свет, заводят граммофон и говорят с индейцем.

Гарри. Полагаю, если она счастлива, это нормально.

Фред. Она — хорошая домоправительница, а если немного ку-ку, так не бывает, чтобы все и сразу. На сегодня я вам больше не нужен?

Гарри. Нет, спасибо тебе, Фред. Можешь идти. Желаю тебе хорошо провести время.

Фред. И вам того же. До завтра.

Фред уходит, расправив плечи, вальяжной походкой. Гарри продолжает что-то наигрывать на пианино. Звонит телефон. Гарри снимает трубку.

Гарри. Алле… алле?.. Кто говорит?.. (голос меняется). А-а-а, Лиз… Нет, полчаса как пришел… Да, дорогая, один, я открыл новую страницу своей жизни, разве ты не слышала?.. Да, с ними обоими, поужинал в «Савое», и мы с Моррисом отвезли ее домой… Нет, об этом я с ним больше не говорил, подумал, так будет лучше. Судя по голосу, ты со мной не согласна… Нет, если уж на то пошло, она очаровательна, умна, между прочим, так что должен признать, что общаться с ней очень даже приятно… Хорошо… Нет, за ленчем я встречаюсь с Тони… Очень хорошо, в самом начале двенадцатого… Да, разумеется, я скоро лягу… Спокойной ночи, дорогая.

Он кладет трубку на рычаг, возвращается к пианино, допивает виски с содовой, выключает свет, направляется к лестнице на второй этаж, начинает подниматься, и тут раздается звонок в дверь. «Черт», — бормочет он, спускается, вновь включает свет, уходит в холл, откуда несколько мгновений спустя слышится его изумленное восклицание: «Джоанна!» Она входит в комнату, Гарри следует за ней. Джоанне чуть больше тридцати. Она красива, в элегантном плаще, под которым еще более элегантное платье, держится уверенно, очень обаятельна.

Джоанна. Ты и представить себе не можешь, как я обрадовалась, застав тебя дома. Я чувствую себя полной идиоткой.

Гарри. Почему? Что случилось?

Джоанна. Я забыла ключ от двери в подъезд.

Гарри. Джоанна!

Джоанна. И не нужно так на меня смотреть. Как правило, я не такая рассеянная, забыла ключ впервые в жизни. И сейчас ужасно на себя злюсь. Очень спешила, когда одевалась, чтобы успеть пообедать с Фридой, а потом не опоздать на концерт Тосканни, вот и оставила ключ в другой сумочке.

Гарри. А слуги, как я понимаю, спят под крышей.

Джоанна. Они не просто спят, должно быть, впали в кому. Я барабанила в дверь чуть ли не полчаса.

Гарри. Выпьешь что-нибудь?

Джоанна. С удовольствием… я едва стою на ногах.

Она снимает плащ.

Гарри (наливает виски с содовой ей и себе). Мы должны решить, как же нам быть.

Джоанна. Из телефона-автомата я позвонила Лиз, но ее, должно быть, нет дома. Потому что трубку не сняли.

Гарри (пристально глядя на нее). Ты позвонила Лиз, и трубку не сняли?

Джоанна. Да. Больше мелочи у меня не было, у таксиста — тоже, так что я поехала прямо сюда.

Гарри. Сигарету?

Джоанна (берет сигарету). Спасибо… у тебя на лице читается сомнение, ты мне не веришь?

Гарри (дает ей прикурить). Разумеется, я тебе верю, Джоанна. С чего мне тебе не верить?

Джоанна. Не знаю, ты всегда смотришь на меня так, словно я не заслуживаю доверия. И меня это обижает, потому что на самом деле я очень хорошая.

Гарри (улыбаясь). У меня в этом нет никаких сомнений, Джоанна.

Джоанна. Я знаю этот голос, Гарри, он звучит в каждой пьесе, где ты играешь.

Гарри. Абсолютная естественность на сцене — мое главное достоинство.

Джоанна. Ты никогда ко мне не благоволил, не так ли?

Гарри. Нет, пожалуй, что нет.

Джоанна. Хотелось бы знать, почему.

Гарри. Мне всегда казалось, что в больших дозах ты утомляешь.

Джоанна. В каком смысле, утомляю?

Гарри. Ну, не знаю. Чувствуется в тебе высокомерие, избыток самонадеянности.

Джоанна. Как я понимаю, конкурентов ты не жалуешь.

Гарри. Разумеется, ты очаровательна. Я всегда так считал.

Джоанна (улыбаясь). Благодарю.

Гарри. Правда, ни на секунду не забываешь об этом.

Джоанна (пудрит носик, глядя на себя в зеркало пудреницы). Вроде бы ты вежливо грубишь мне, но в твоей искренности я улавливаю какую-то фальшивую нотку. С другой стороны, ты никогда не говоришь искренне, не так ли? Полагаю, потому что ты — актер, а они ведь говорят не своим голосом, частенько принимают себя за персонажей, которых играют.

Гарри. Мы всего лишь марионетки, дорогая, существа из парчи и опилок. Как же ты умна, Джоанна, раз сумела это заметить.

Джоанна. Мне бы хотелось, чтобы ты оставил эту слащавую учтивость.

Гарри. А что прикажешь мне делать? Разораться? Залиться слезами?

Джоанна (смотрит в пол). Думаю, проявить доброту.

Гарри. Доброту?

Джоанна. Да. Как минимум, толику доброты, чтобы сделать усилие и преодолеть совершенно очевидную предвзятость по отношению ко мне.

Гарри. Извини, что она столь очевидная.

Джоанна. Я все-таки далеко не идиотка, хотя должна отметить, если судить по твоему отношению ко мне, ты держишь меня за таковую. Я знаю, причина твоего недовольства — мое согласие выйти за Генри замуж. Вам всем это не нравится, и я понимаю, почему, во всяком случае, поначалу понимала. Но мы уже пять лет, как поженились, и все это время я была серой мышкой, не пыталась пробраться на заповедную территорию, где вы не хотели меня видеть. Вознаграждения за свои усилия я получала более чем скудное, с твоей стороны особенно, ничего, кроме притворной вежливости. Мне слишком уж ясно давали понять, что меня готовы терпеть, но не более того.

Гарри. Бедная Джоанна.

Джоанна (поднимаясь). Я чувствую, что моя мольба натыкается на каменную стену. Очень жаль.

Гарри. А что все это значит? Чего ты добиваешься?

Джоанна. Ничего я не добиваюсь.

Гарри. Тогда сядь.

Джоанна. Я бы хотела, чтобы ты вызвал мне такси.

Гарри. Ерунда, как раз этого тебе совсем и не хочется. Ты приехала сюда с определенной целью, не так ли?

Джоанна. Естественно. Я осталась без ключа, я знала, что у тебя есть спальня для гостей, и…

Гарри. Продолжай.

Джоанна. И мне хотелось получше узнать тебя.

Гарри. Понимаю.

Джоанна. Нет, не понимаешь. Я точно знаю, о чем ты думаешь. И, конечно же, не могу тебя в этом винить. Ты — один из лучших романтических комедийных актеров, и для тебя вполне естественно полагать, что каждая женщина мечтает о том, чтобы оказаться в твоих объятьях. К примеру, ты не веришь, что я забыла ключ от двери подъезда. В этом у меня нет ни малейших сомнений.

Гарри. Здорово у тебя получается… Клянусь Богом, здорово!

Джоанна. Как вызвать такси? Я позвоню сама.

Гарри. Триста двадцать пять двадцать шесть шестьдесят четыре.

Джоанна набирает номер, ждет.

Джоанна. Алле… алле… это триста двадцать пять двадцать шесть шестьдесят четыре?.. Ох, извините, ошиблась номером.

Гарри, хохоча, плюхается на диван.

Джоанна. Чего ты смеешься?

Гарри. Над тобой, Джоанна.

Джоанна (вновь набирает номер). Получаешь удовольствие, не так ли?

Гарри (вскакивает, берет трубку из ее руки). Твоя взяла.

Джоанна. Дай мне трубку и, пожалуйста, не выводи из себя.

Гарри. Хочешь еще выпить?

Джоанна. Нет, благодарю.

Гарри. Сигарету?

Джоанна. Нет.

Гарри. Пожалуйста… я извиняюсь.

Джоанна молча идет к дивану.

Джоанна. Мне бы хотелось, чтобы ты действительно извинялся.

Гарри (протягивает ей сигарету). Может, так оно и есть.

Джоанна. Я могла бы расплакаться, знаешь ли, это очень действенно, если я бы владела этим приемом.

Гарри. Да, владение такими приемами — важная составляющая актерского мастерства.

Джоанна. Да ладно тебе.

Гарри (давая ей прикурить). Что-то наш разговор зашел в тупик.

Джоанна. Пожалуй, я еще выпью, только налей мне чуть-чуть. Твоими стараниями я что-то совсем засмущалась. Разумеется, это одна из граней твоего таланта, не так ли… запугивать людей?

Гарри (наливает ей виски с содовой). Ты же не собираешься притворяться, что я тебя пугаю.

Джоанна. Фрида Лоусон на днях сказала мне, что боится тебя до смерти.

Гарри. Понятия не имею, почему, я же ее практически не знаю.

Джоанна. Во-первых, ты — личность выдающаяся, а во-вторых, твоя репутация… ну… что ли… безжалостного человека.

Гарри (приносит ей стакан). В любви или в социальном общении?

Джоанна. Там и там.

Гарри. Ну… как настроение?

Джоанна. Думаю, получше.

Гарри. Очень красивое платье.

Джоанна. Я была в нем на концерте Тосканни.

Гарри. Он тоже пугает людей, когда фальшивит.

Джоанна. Ты иногда вдруг становишься таким молодым. Хотелось бы знать, какой ты на самом деле, под всеми этими масками.

Гарри. Обычный простой парень, насквозь пропитанный идеализмом.

Джоанна. И сентиментальностью, так что тебе самое место в викторианской эпохе.

Гарри. Я долгие часы работаю над этим образом.

Джоанна. По большому счету, ты счастлив?

Гарри. До безумия.

Джоанна. Не надоедает тебе быть боссом, командовать жизнями других людей, требовать, чтобы все обожали тебя и повиновались мановению твоего пальчика?

Гарри. Никогда. Я этим упиваюсь.

Джоанна. Я это подозревала, но не знала наверняка.

Гарри. Хочешь, чтобы я тебе что-нибудь сыграл?

Джоанна. Нет, благодарю.

Гарри. Не хочешь? Ты должно быть, страшно злишься!

Джоанна. Не злюсь, просто у меня хороший музыкальный вкус.

Гарри. Ты еще и дерзишь. Более того, просто грубишь.

Джоанна. Да уж, нагрубила, все так. Извини.

Гарри. Пустяки. Что будем делать теперь?

Джоанна. Делать? Разве обязательно что-либо делать?

Гарри. Не знаю. Мой житейский опыт подсказывает, что вроде бы надо, но я никак не возьму в толк, что именно. Поэтому и предложил поиграть тебе.

Джоанна. Всегда есть радио.

Гарри. Только не здесь!

Джоанна. Как хорошо, что я — взрослая женщина. Это так трудно, быть юной и неопытной.

Гарри. Тонкий намек на мое обаяние?

Джоанна. Ты так ярко сверкаешь. Такой нарядный… и так славно позвякивают все эти маленькие колокольчики.

Гарри. Тебя послушать, так я — цирковая лошадь.

Джоанна. Но ведь ты и есть цирковая лошадь! Выходишь на арену, чтобы тобой восхищались, прыгаешь, с такой уверенностью, сквозь все затянутые бумагой кольца.

Гарри. А теперь послушай, Джоанна. Как я понимаю, с решением ты определилась. Эти пикировка действует мне на нервы. Чего ты хочешь?

Джоанна. Я хочу, чтобы ты стал, каким ты, по моему разумению, и есть на самом деле, дружелюбным, искренним, заслуживающим доверия. Я хочу, чтобы ты оказал мне честь и перестал хоть на короткое время играть, приказал опустить занавес, стер грим, расслабился.

Гарри. В последнее время все советуют мне расслабиться.

Джоанна. Не могу их в этом винить.

Гарри. Будь я более уязвимым, дорогая Далида, ты бы давно укоротила мои шелковистые волосы.

Джоанна. А почему ты боишься стать уязвимым? Этим ты только облегчишь себе жизнь. Это так утомительно, все время быть начеку.

Гарри. Я раскусил тебя с самого начала.

Джоанна. Правда?

Гарри. Ты — первостатейная хищница!

Джоанна. Гарри!

Гарри. Ты прихватила Генри, когда он выздоравливал, потом сожрала Морриса, а теперь взялась за меня! И не пытайся отрицать, я вижу это в твоих глазах. Ты внезапно появляешься глубокой ночью, не скрывая желания одержать новую победу. Ты буквально источаешь это желание. Прическу ты сделала во второй половине дня, так? Покрасила ногти на руках и, скорее всего, на ногах. Платье новое, я не ошибаюсь? Эти туфельки ты тоже надела первый раз, как и чулки. А твой разум подготовился к захвату даже лучше, чем тело. Каждое слово, фраза, смена настроения, все тщательно выверено. Точная доза антагонизма между полами, смешанная с тонкой лестью, потом резкий переход, момент выбирается идеально, от недвусмысленных намеков к девической застенчивости. Ты хочешь знать, какой я на самом деле, не так ли, под сверкающим фасадом? Хорошо. Я тебе скажу, каков я на самом деле. Абсолютно честный! Когда меня загоняют в угол, я говорю правду, а правда в этот момент состоит в том, что я знаю тебя, Джоанна. Знаю, чего ты добиваешься, вижу тебя насквозь. Уходи! Оставь меня в покое!

Джоанна (смеясь). Занавес!

Гарри (он у стола с бутылками). Черт, содовой больше нет.

Джоанна. Выпей чистого виски, милый.

Гарри. Как ты смеешь называть меня милым?!

Джоанна. Потому что для меня ты милый… и всегда таким был.

Гарри. Немедленно уходи.

Джоанна. Я вышла замуж за Генри из-за тебя.

Гарри. Нет такой низости, на которую ты бы ни решилась.

Джоанна. Ни одной. Я люблю тебя, люблю тебя уже семь лет, и с этим пора что-то делать.

Гарри (вышагивает по комнате). Это конец!

Джоанна (ровным голосом). Нет, сладенький мой, только начало.

Гарри. А теперь послушай меня, Джоанна…

Джоанна. Думаю сначала тебе нужно выслушать меня.

Гарри. И не подумаю.

Джоанна (поднимается с дивана, спокойная и уверенная в себе). Ты должен, это очень важно для нас обоих. Пожалуйста, присядь.

Гарри. Я лучше похожу, если ты не возражаешь.

Джоанна. Сядь, мой милый, сладенький Гарри, пожалуйста, сядь. Тебе нужно сосредоточиться, все не так плохо, как может показаться. Я должна тебе все объяснить, но не могу этого сделать, когда ты мельтешишь перед глазами.

Гарри (падая на диван). Это отвратительно.

Джоанна. Сначала ты должен пообещать, что абсолютно честно ответишь мне на один вопрос. Обещаешь?

Гарри. Какой вопрос?

Джоанна. Сначала пообещай.

Гарри. Да… хорошо… обещаю.

Джоанна. Если бы ты никогда раньше меня не видел, если бы этим вечером мы встретились впервые в жизни, если бы ничто не связывало меня со знакомым тебе человеком, занялся бы ты со мной любовью? Хотел бы меня?

Гарри. Да.

Джоанна. Что ж, с этим все ясно. А теперь…

Гарри. Послушай, Джоанна…

Джоанна. Заткнись. Ты должен быть справедливым, так что позволь мне объясниться. Когда я сказала, что вышла замуж за Генри из-за тебя, это была правда, но не вся. Я питаю к Генри самые теплые чувства, привязана к нему гораздо больше, чем он — ко мне. Первые два года он был безумно влюблен в меня, но теперь — нет. Ты стоял между нами. Не только в моем сердце, но и в его. Он ненавидел твою плохо скрываемую неприязнь ко мне, и постепенно задушил свою любовь. Хуже таких людей, как ты, не бывает. Вы подавляете других всегда, и когда они рядом с вами, и когда далеко. За последние три года Генри постоянно мне изменял. Как минимум, с одиннадцатью женщинами, их я могу назвать тебе по именам. Вот и сейчас он наверняка неплохо проводит время в Брюсселе.

Гарри. Ты лжешь, Джоанна.

Джоанна. Я не лгу. Мне это настолько безразлично, что и лгать-то незачем. Генри, конечно, душка, и я никогда не оставлю его, мы прекрасно ладим, даже лучше, чем раньше, но люблю я тебя, и всегда любила. Я не хочу жить с тобой, будь уверен. Мне хватило бы одной недели, чтобы свихнуться, но для меня ты остаешься самым обаятельным, самым страстным, самым красивым мужчиной, которого я видела за всю мою жизнь…

Гарри (с горечью). А как же Моррис?

Джоанна. Моррис? Что ты несешь? Моррис — всего лишь ступень на пути к тебе.

Гарри. Он в тебя влюблен. Между вами что-то было?

Джоанна. Разумеется, не было. Он обходителен, с ним приятно общаться, но он совершенно не привлекает меня, и никогда не привлекал.

Гарри. Ты можешь в этом поклясться?

Джоанна. Мне нет нужды клясться, неужели ты этого не понимаешь? И даже если не понимаешь, ты, по крайней мере, должен чувствовать, что я говорю правду. Мы далеко не подростки, оба знаем на собственном опыте, если инстинкт подталкивает в одном направлении, глупо бежать в другом. Ничего, кроме боли, этот рывок не принесет.

Гарри. Ты уверена, что это глупо?

Джоанна. Нет ничего глупее сожалений о том, что ты мог сделать, но не сделал. Кто потеряет, если мы какое-то время будем наслаждаться друг другом?

Гарри. Я уже могу встать?

Джоанна. Да.

Гарри (кружит по комнате). Как тебе концерт Тосканни?

Джоанна. Лучше трудно себе представить (она садится). Он сыграл Восьмую и Седьмую симфонии.

Гарри. Лично я предпочитаю Пятую.

Джоанна. А мне больше всего нравится Девятая.

Гарри (садится рядом с ней на диван). Пожалуй, ничто не сравнится с Девятой.

Джоанна. И я люблю Куинз-Холл. Ему нет равных.

Гарри (берет ее за руку). Я предпочитаю Альберт-Холл.

Джоанна (приникает к нему). Интересно, почему? Меня он повергает в депрессию.

Гарри (обнимает ее). Только не когда они ставят «Гайавату».

Джоанна (мечтательно). Даже тогда.

Гарри (его рот уже в дюйме от ее). Об Альберт-Холле я хочу слышать только хорошее.

Гаснут огни, опускается занавес.

Сцена 2

Следующее утро, примерно половина одиннадцатого. Шторы задвинуты, в студии царит сумрак. Джоанна выходит из спальни для гостей, в тех же пижаме и халате, какие в действии первом носила Дафна. Бродит по комнате в поисках колокольчика. Мисс Эриксон входит в дверь для слуг.

Джоанна (радостно). Доброе утро.

Мисс Э. Доброе утро.

Джоанна. Мистер Эссендайн уже проснулся?

Мисс Э. Он не звонил.

Она идет от окна к окну, раздвигает шторы.

Джоанна. Вас не затруднит заглянуть к нему и сказать, что я уже проснулась?

Мисс Э. Увы, не могу. Он обезумеет от злости.

Джоанна. Да, конечно. Я сама могу обезуметь от злости, если мне не принесут завтрака. Я звонила чуть ли не час.

Мисс Э. (расставляет стулья, похлопывает по диванным подушкам). Звонок в спальне для гостей не работает.

Джоанна. Странно, конечно, но именно эта мысль в какой-то момент пришла мне в голову.

Мисс Э. Виноваты мыши. Перегрызают провода, знаете ли. Такие хищницы.

Через дверь для слуг входит Фред.

Джоанна. Доброе утро.

Фред. Доброе утро, мисс… (узнает ее). Ох, Боже мой!

Джоанна. Простите?

Фред. Вы же — миссис Липпайтт, не так ли?

Джоанна. Да.

Фред (присвистывает). Вау!

Уходит через дверь для слуг.

Джоанна. Как я понимаю, это камердинер мистера Эссендайна. Он всегда так себя ведет?

Мисс Э. Он был стюардом на очень большом корабле.

Джоанна. Большинство стюардов, с которыми мне доводилось встречаться, отличали хорошие манеры.

Мисс Э. Он — единственный, кого я знаю.

Джоанна (категорично). Мне, пожалуйста, китайский чай, тонкий гренок без масла и яйцо всмятку.

Мисс Э. Чая и яиц у нас нет, а гренок приготовлю с удовольствием.

Джоанна. А кофе есть?

Мисс Э. Кофе у нас есть.

Джоанна. Пожалуйста, принесите как можно быстрее.

Мисс Э. Я скажу Фреду.

Джоанна. Раз он служил на очень большом корабле, может, он сможет что-то сделать с краном в ванной.

Мисс Э. Увы, он служил стюардом, а не сантехником.

Мисс Эриксон уходит, и в тот момент, когда Джоанна, скорчив гримаску, собирается вернуться в спальню для гостей, из холла появляется Моника в пальто и шляпке. Как и в действии первом, в руках у нее письма.

Джоанна. Доброе утро, Моника.

Моника (в ужасе). Джоанна!

Джоанна. Слава Богу, ты пришла. С домоправительницей просто невозможно говорить.

Моника. Ты оставалась здесь на ночь?

Джоанна. Да, Гарри смилостивился надо мной и пустил под крышу. Я показала себя последней идиоткой. Забыла ключ от двери подъезда.

Моника. Ты забыла ключ от двери подъезда?

Джоанна. Пребывала в абсолютном отчаянии, а потом внезапно подумала о Гарри.

Моника. Ты внезапно подумала о Гарри!

Джоанна. Почему ты повторяешь все, что я говорю?

Моника. Не знаю, все проще, чем сказать что-то свое.

Джоанна. Моника, судя по выражению твоего лица, тебе не нравится, что я оставалась здесь на ночь.

Моника. Как минимум, это бестактно.

Джоанна. Господи, да почему? При сложившихся обстоятельствах, это естественно.

Моника. Когда возвращается Генри?

Джоанна. Завтра утром, одиннадцатичасовым рейсом. Тебя интересует что-нибудь еще?

Моника (медленно). Нет. Не думаю, что мне хочется узнать что-то еще.

Джоанна. Должна отметить, мне совершенно не нравится твой тон. Такое впечатление, будто я совершила что-то ужасное.

Моника. Очевидно, тебе судить об этом проще, чем мне.

Джоанна. Это просто потрясающе! Кто бы мог подумать, что у тебя, проведшей рядом с Гарри столько лет, такой ханжеский склад ума.

Моника. Я уверена, ты потрясена до мозга костей.

Джоанна (негодующе). Я просто не могу продолжать такой разговор, не выпив кофе. Будь так любезна, позаботься о том, чтобы его побыстрее мне принесли.

Моника. Я всегда это знала.

Джоанна (раздраженно). Всегда знала что?

Моника. Что от тебя можно ждать только неприятностей. Кофе тебе сейчас принесут (звонят во входную дверь). Кто-то пришел, тебе лучше уйти в спальню.

Джоанна (усаживаясь на диван). Не волнуйся, мне удобно и здесь.

Моника. Как знаешь.

Она уходит в холл. После короткой паузы появляется вместе с Лиз. Моника только что ввела Лиз в курс дела, так что ее лицо напоминает маску. Но в остальном Лиз не дает волю эмоциям.

Лиз (спокойно). Доброе утро, Джоанна. Это сюрприз.

Джоанна. Я звонила по номеру, который ты мне дала.

Лиз (елейным голосом). Значит, я дала тебе неправильный номер.

Моника. Я буду в кабинете. Если понадоблюсь тебе, Лиз, позови.

Лиз. Ты мне нужна прямо сейчас, Моника, так что не уходи.

Входит Фред с подносом.

Джоанна (с преувеличенным облегчением). А вот и завтрак.

Фред. Где вы будете кушать?

Джоанна. Здесь, пожалуйста.

Фред (Лиз). Доброе утро, мисс.

Лиз. Доброе утро, Фред. Я думаю, миссис Липпайтт будет удобнее выпить кофе в спальне для гостей.

Джоанна (твердо). Я бы предпочла выпить кофе здесь, если вы не возражаете. Хочется посмотреть, что происходит в студии.

Лиз. Поставь поднос, Фред. Чуть позже мы решим, где миссис Липпайтт будет пить кофе.

Джоанна. Я уже решила, Лиз, но спасибо тебе за заботу.

Лиз. Тогда все, Фред, можешь идти.

Фред. Бу сделано, мисс… Если я вам понадоблюсь, крикните.

Лиз. Спасибо… крикну.

Фред уходит через дверь для слуг.

Джоанна (наливая себе кофе). Как я понимаю, он работал стюардом на пассажирском лайнере.

Лиз (Монике). Как я понимаю, Гарри еще не звонил, так?

Моника. Нет, думаю, что нет. Мне подняться и разбудить его?

Лиз. Пока не надо.

Джоанна. Его нужно немедленно разбудить. Это преступление, валяться в кровати в такое чудесное утро… да и здоровью вредит. Если он не будет заботиться о себе, то станет толстым и обрюзгшим.

Моника (едва слышно). Как бы мне этого хотелось.

Джоанна. Любопытно, что она положила в этот кофе, помимо кофе.

Моника. Крысиный яд, если ей хватило ума.

Джоанна. Ты сегодня на удивление груба. Я слышала, что секретари знаменитостей обычно вечно раздражены и похожи на драконов. Как выясняется, ты полностью соответствуешь этому стереотипу.

Моника. Что меня сейчас раздражает, как это страх попасть на виселицу за твое убийство.

Лиз. Наверное, тебе лучше пройти в кабинет, Моника. С тобой обстановка становится накаленной.

Джоанна. И без всякой на той причины, если, конечно, у тебя в голове не роятся грязные мысли.

Моника. Хорошо, Лиз.

Моника уходит в кабинет, захлопывает за собой дверь.

Джоанна. Бедняжка, как она подурнела с той поры, когда я впервые встретилась с ней. Полагаю, она без ума от Гарри, как и все мы.

Лиз. Все мы, Джоанна?

Джоанна. Должна сказать, он завораживает. Прошлой ночью мы так хорошо поговорили.

Лиз. Я думаю, будет лучше, если ни Моррис, ни Генри не узнают о том, что прошлую ночь ты провела здесь.

Джоанна. Святые небеса, но почему? Генри не будет против.

Лиз. Не могу разделить твоей уверенности начет Генри. А вот Моррис точно будет.

Джоанна. Моррис? А причем тут Моррис?

Лиз (с раздражением). Джоанна, это уже перебор.

Джоанна. Я не имею ни малейшего понятия, о чем ты.

Лиз. Тогда послушай, у нас не так много времени, что тратить его на беспредметный спор. Мне доподлинно известно, что ты изменяла Генри с Моррисом, так что не пытайся отрицать очевидное.

Джоанна. Это самая невероятная ложь, которую…

Лиз. К несчастью для тебя, вчера я обедала с Моррисом в «Айви». Он был очень расстроен, едва не впал в истерику, ты знаешь, такое с ним изредка случается, и рассказал мне все.

Джоанна (мрачно). Значит, он рассказал тебе все?

Лиз. И это вполне естественно. Мы — давние друзья, знаешь ли. Мы все!

Джоанна. Как он посмел говорить обо мне с тобой! Или с кем бы то ни было!

Лиз. Не дури, Джоанна.

Джоанна (с горечью). Очаровательная система маленьких планет-сплетниц, вращающихся вокруг великой, сияющей звезды.

Лиз. Я как раз к этому подхожу.

Джоанна. Это ты о чем?

Лиз. У меня нет никакого желания знать, что произошло здесь прошлой ночью, но вот что я тебе скажу. Великое, сияющее солнце не будет вымарано в грязи, если я смогу это предотвратить. И я смогу.

Джоанна. Интересно услышать, как?

Лиз. Не думаю, что Гарри с пониманием отнесется к известию о том, что ты, будучи женой Генри, стала любовницей Морриса. Не думаю, что Моррис не отреагирует, узнав, что ты переспала с Гарри, а именно это, как мне представляется, ты и сделала.

Джоанна. Любовницей, однако. Средневековая чушь.

Лиз. И не думаю, что Генри следует узнать как о Моррисе, так и о Гарри.

Джоанна. Ты пытаешься шантажировать меня?

Лиз. Да.

Джоанна. Ты можешь пасть так низко и сказать Гарри?

Лиз. Да. И Моррису, и Генри. Я расскажу им все, если ты пойдешь против меня.

Джоанна. Полагаю, ты до сих пор влюблена в Гарри?

Лиз. Ни в малой степени, но, влюбленность, даже если бы без нее не обошлось, не имеет никакого отношения к нашему делу. Безусловно, я люблю Гарри. Я также люблю Морриса и Генри. Мы все долгие годы работали, как единое целое, и даже такая, как ты, не сможет навсегда все порушить. Но на какое-то время вбить между нами клин тебе по силам. Я не могу пойти на такой риск. А потому, тебе придется меня послушаться.

Джоанна. А если я не послушаюсь?

Лиз. Тогда, дорогая моя, мы все вычеркнем тебя из нашей жизни. И Гарри прежде всего. Тебе это не понравится, знаешь ли. На белоснежной материи твоего тщеславия появится большущее, грязное пятно.

Джоанна. Очень уж ты в этом уверена.

Лиз. Абсолютно уверена. Гарри я знаю, как никто. В конце концов, у меня были возможности изучить его вдоль и поперек.

Джоанна. Какая жалость, что ты от него ушла.

Лиз. Для него это была большая потеря, ты права.

Джоанна. А с чего ты решила, что я буду так уж страдать, изгнанная из вашей компании?

Лиз. Прежде всего, потому, что ты приложила столько усилий, чтобы попасть в нее. Ты могла бы добиться лучшего результата и гораздо быстрее, если бы не старалась всех соблазнить.

Джоанна. За всю мою жизнь никто не смел так со мной говорить.

Лиз. Когда-то все случается впервые. Времени у нас в обрез. Что ты собираешься делать?

Джоанна. Делать? Делать я ничего не собираюсь.

Лиз. Я спрашиваю тебя, готова ли ты проявить благоразумие или нет?

Джоанна. Ты меня еще ни о чем не просила.

Лиз. Я хочу, чтобы ты пообещала не видеться с Гарри до его отъезда в Африку.

Джоанна. Ну, знаешь ли!

Лиз. Ты мне это обещаешь?

Джоанна. Нет, конечно же, нет. Глупость какая-то. Даже если пообещаю, откуда мне знать, что я могу тебе доверять? И Моника? Как насчет нее?

Лиз. Она никому не скажет ни слова. И я не скажу, если ты поклянешься не видеться с Гарри до его отъезда в Африку.

Джоанна. Но мы с ним постоянно встречаемся, не в одном месте, так в другом. Как мне этого избежать?

Лиз. Ты можешь заболеть. Можешь уехать в Париж. Куда угодно.

Джоанна. Не собираюсь я этого делать.

Лиз. Хорошо (идет к двери для слуг, зовет). Фред… Фред.

Джоанна. Это ты все рушишь, не я.

Входит Фред.

Фред. Звали меня, мисс?

Лиз. Поднимитесь наверх и немедленно разбудите мистера Гарри.

Фред. Бу сделано.

Начинает подниматься по лестнице, когда раздается дверной звонок.

Лиз. Сначала откройте входную дверь (Джоанне). Это Моррис. Вчера вечером он сказал мне, что подъедет к Гарри в одиннадцать.

Джоанна (Фред тем временем спускается с лестницы и идет в холл открывать дверь). Послушай, Лиз…

Лиз. Я рада, что он пришел. Так даже лучше.

Джоанна (торопливо поднимается). Не могу его видеть. Все это так мерзко. Я сделаю все, как ты сказала.

Лиз. Ты клянешься в этом? Клянешься, что больше не увидишься с ним до его отъезда? Сама куда-нибудь уедешь?

Джоанна. Да, да… клянусь.

Лиз. Быстро иди в спальню для гостей. Не выходи, пока я тебя не позову.

Джоанна стремглав бросается в спальню и захлопывает за собой дверь. Лиз садится за стол и маленькими глотками пьет кофе Джоанны. Возвращается Фред.

Фред. Это некий мистер Моул. Говорит, что ему назначено.

Лиз. Какой мистер?

Фред. Моул. Похоже, он выпил для храбрости.

Лиз. Бедняжка… пожалуй, пригласи его сюда… Мисс Рид с ним разберется… я ей скажу.

Фред. Бу сделано.

Фред уходит в холл. Лиз подскакивает к двери кабинета.

Лиз (шепчет). Моника… Моника…

Моника (появляясь на пороге). Что?

Лиз. Пришел какой-то мистер Моул.

Моника. Нечего ему тут делать, он чокнутый.

Фред (объявляет о прибытии гостя). Мистер Моул.

Входит Роланд Моул.

Роланд (нервно). Доброе утро.

Лиз. Доброе утро.

Роланд. Мы уже встречались, вы помните?

Лиз. Да, конечно, буквально на днях.

Моника. У вас встреча с мистером Эссендайном?

Роланд. Да, конечно. Вчера вечером мы разговаривали по телефону. Он сказал, чтобы я пришел в половине одиннадцатого. Боюсь, я немного опоздал.

Моника. К сожалению, сейчас вы не сможете с ним встретиться. Не могли бы вы зайти позже?

Роланд. Я могу где-нибудь подождать.

Моника. Пройдите на минутку в кабинет, а я выясню, когда мистер Эссендайн сможет вас принять.

Роланд. Вы такая отзывчивая… премного вам благодарен.

Моника. Пустяки… вам сюда.

Моника отводит его в кабинет и закрывает за ним дверь.

Фред. Так мне не следовало его впускать?

Моника. Не знаю. Он говорит, мистер Гарри попросил его прийти, хотя мне не верится. Тебе лучше подняться наверх, разбудить его и спросить.

Лиз. Нет, Моника. Гарри пока будить не нужно. Пусть поспит.

Моника. Хорошо. Фред, мы разбудим его позже.

Фред. Мне без разницы.

Фред уходит через дверь для слуг.

Лиз. Послушай, Моника. Я гарантировала, что мы с тобой не скажем ни слова Генри, Моррису или кому-то еще о том, что она провела здесь ночь, если она поклянется, что не увидится с Гарри до его отъезда в Африку.

Моника. Она поклялась?

Лиз. Да. Но Моррис будет здесь с минуты на минуту, и может возникнуть неловкая ситуация. В спальне для гостей есть телефон. Не так ли?

Моника. Есть.

Лиз. Номер тот же или другой?

Моника. Там свой номер. А здесь — тот же, что и в кабинете.

Лиз. И какой там номер?

Моника. Ты же знаешь. Триста двадцать пять двадцать шесть шестьдесят четыре.

Звонят во входную дверь.

Лиз. Это он. С Джоанной я разберусь. Объясню позже.

Она быстро уходит в спальню для гостей, закрывает за собой дверь. Моника идет к кабинету, открывает дверь.

Моника. Как вы тут, мистер Моул? Не скучаете?

Входит в кабинет, закрывает за собой дверь. Фред выходит из двери для слуг и направляется в холл. Гарри появляется на лестнице, полностью одетый, со шляпой в руке. Спускается вниз и нос к носу сталкивается с Моррисом.

Моррис. Гарри! Куда это ты собрался?

Гарри (нервно). На улицу.

Моррис. И куда на улицу?

Гарри. Просто на улицу. Полагаю, я могу выйти из дома, если мне того хочется, не так ли?

Фред. Я и не знал, что вы встали. Темная вы лошадка, ничего не скажешь.

Гарри. Не дерзи, Фред. Пошел отсюда.

Фред. Хорошо… хорошо. Джентльмен в кабинете, дама — в спальне для гостей, если кто-то из них вам понадобится.

Фред ослепительно улыбается и, сияя, уходит.

Гарри. Что он такое несет? Похоже, и у него поехала крыша.

Моррис. Дама! Слушай, Гарри, ты не пропустишь ни одной юбки. Кто же она?

Гарри. Я был бы счастлив, если бы все занимались исключительно своими делами.

Моррис. Ради Бога, выпроводи ее… мне нужно с тобой поговорить… я в ужасном состоянии…

Гарри. А в чем дело?

Моррис. Выпроводи ее, кем бы она ни была. Должно быть, она уже прильнула ухом к замочной скважине.

Гарри. Как я могу выпроводить ее, может, она в ванне?

Моррис. Тогда скажи ей, чтобы она поторопилась.

Гарри. Послушай, Моррис…

Моррис. Если не хочешь, скажу я.

Направляется к двери спальни.

Гарри. Моррис… я запрещаю тебе приближаться к этой комнате.

Моррис (громко стуча в дверь). Вас не затруднит выйти из спальни… как можно быстрее?

Лиз (выходит и плотно закрывает за собой дверь). Уже вышла… только попудрила нос.

Моррис. Лиз! Это ты!

Лиз. Разумеется. А кого ты ожидал увидеть?

Моррис. Тогда чего ты так засуетился, Гарри?

Гарри. Я засуетился? Не понимаю, о чем ты.

Лиз. Когда ты успел полностью одеться? Ты же спал несколько минут тому назад.

Гарри. Спал? Нет. Я уже сомневаюсь, удастся ли мне хоть когда-нибудь уснуть.

Лиз. Может, тебя мучает совесть?

Гарри. Не понимаю, чем я заслужил такое чудовищное отношение ко мне. Меня третируют, меня допрашивают, мною помыкают с утра и до ночи. Я просто не могу дождаться отъезда в Африку. Так хочется избавиться от вас всех.

Лиз. Не могу сказать, что твой отъезд повергнет нас в безутешное горе.

Моррис. Ради Бога, перестаньте цапаться. Мне так плохо.

Гарри. Из-за чего?

Моррис. Лиз знает… я рассказал ей вчера вечером.

Гарри. И что знает Лиз? Что ты рассказал ей прошлым вечером?

Лиз. Возьми себя в руки, Моррис. Выпей что-нибудь. Ты ведешь себя глупо.

Моррис. Не хочу пить. Если выпью, мне станет только хуже. Это я точно знаю. Проверено, и не раз.

Гарри. Разговор этот, безусловно, очень интересный, но я не могу насладиться им в полной мере, потому что понятия не имею, о чем идет речь.

Моррис. Я не спал три ночи, Гарри… после нашего разговора тем утром.

Лиз. Бедный ты наш!

Гарри. Почему?

Моррис. Мало того, что я опять по уши влюбился. Ты знаешь, что со мной происходит, когда я влюбляюсь. Видит Бог, ты не единожды помогал мне пройти через эти влюбленности, но на этот раз, я повел себя, как последний кретин, потому что солгал тебе.

Гарри (резко). Солгал? В чем?

Моррис. Мы с Джоанной любим друг друга, Гарри.

Гарри (после короткой паузы, глядя на Лиз). Однако!

Моррис. Это тянется уже несколько месяцев, но мы договорились, что будем лгать всем и вся, при любых обстоятельствах, чтобы наша любовь не привела к катастрофе. Но я не привык лгать тебе… никогда тебе не лгал, и буквально сходил с ума. Вчера днем я понял, что больше не выдержу, и сказал Джоанне, что собираюсь во всем тебе признаться. Она пришла в ярость, сказала, что никогда больше не заговорит со мной, если я это сделаю, и ушла. Потом я пытался ее найти, но тщетно. Она исчезла. Слуги говорят, что она не ночевала дома. Я в таком ужасе. Вдруг с ней что-нибудь случилось.

Лиз. Может, и случилось.

Моррис. Ты ее недолюбливаешь, Лиз, всегда недолюбливала. Не знаю, что я сделаю, но я ее люблю!

Лиз. Все это восхитительно, не так ли, Гарри? Тебе нет нужды волноваться, Моррис. Джоанна провела ночь у меня.

Моррис. Провела ночь у тебя?

Лиз (жестко). Да, на диване. Она забыла ключ от двери подъезда. Она и сейчас у меня. Я пообещала, что скажу об этом тебе, если мы увидимся, чтобы ты мог ей позвонить.

Моррис. Я лучше поеду туда.

Лиз. Ты все-таки сначала позвони, вдруг она уже ушла. Я наберу номер. (Лиз вращает диск телефонного аппарата. Гарри, как зачарованный, наблюдает за ней. Лиз ждет, пока на другом конце провода снимут трубку). Алле… Мэгги? Миссис Липпайтт еще не ушла?.. Хорошо… Возьми трубку, Моррис… (передает ему трубку, а сама отходит к Гарри, шепчет). Ты круглый дурак.

Моррис (в трубку). Джоанна!.. Да, это я, Моррис… Я так волновался, почему ты не сказала мне, что проведешь ночь у Лиз…

Гарри (шепчет Лиз). Как ты вытащила ее отсюда?

Лиз. Я ее не вытаскивала. Она здесь, говорит по другой линии.

Моррис. …Я думал, с тобой что-то случилось… Да, я в студии… Нет, только Лиз и Гарри… Да, сказал, не мог не сказать… Как ты можешь быть такой жестокой!.. Послушай, Джоанна… Я должен увидеться с тобой… Джоанна!.. (Лиз и Гарри) Она бросила трубку.

Гарри. Так тебе и надо.

Моррис (истерично). Я должен с ней увидеться… Я должен с ней увидеться… Что же мне делать?

Гарри. Возьми себя в руки и перестань истерить.

Моррис. Я поеду на квартиру Лиз.

Гарри. Не поедешь. Ты пойдешь со мной.

Моррис. Пойду с тобой? Куда?

Гарри (называет место, первым пришедшее в голову). В Хампстид-Хит[4].

Моррис. Как это грубо и бессердечно с твоей стороны. Шутить в такой момент, зная, что я глубоко несчастен!

Гарри. Я и не думал шутить. Чем тебе не нравится Хамстид-Хит? Прекрасный парк. Можно подумать, что я приглашаю тебя на остров Дьявола.

Лиз. Помолчи, Гарри. Послушай меня, Моррис. Не стоит тебе видеться с Джоанной в таком состоянии. Выпей и постарайся успокоиться. Увидишься с ней ближе к вечеру.

Лиз наливает вина, дает Моррису стакан.

Гарри (с жаром). Меня окружает ложь, интриги, нездоровые эмоции. Я уже не первый раз говорю вам, что долго мне этого не выдержать. Всю свою жизнь я пытаюсь помочь людям, даю им дельные советы, защищаю от ударов судьбы, и каков результат? Они жируют на мне. Высасывают из меня все соки, пока я не превращаюсь в комок оголенных нервов, а потом хотят, чтобы я мотался по Африке, зарабатывая для них деньги. Но и это еще не все. Меня просто тошнит от такой жизни, а когда я пытаюсь урвать для себя кусочек счастья, поразвлечься, расслабиться, меня обвиняют в аморальности, поведении, недостойном моего статуса. Статуса! Да у меня статус маленького жучка, забившегося с самый дальний, самый темный угол, чтобы избежать ослепляющего, безжалостного луча прожектора критики, который направляют на меня те…

Моника (появляясь из кабинета). Ты договаривался о встрече с мистером Моулом этим утром?

Гарри. Конечно же, нет. Он пугает меня.

Моника. Однако, он здесь…

Роланд выходит из кабинета.

Роланд. К сожалению, договоренность о встрече — наглая ложь, но я должен повидаться с вами… это очень, очень важно.

Моника. Мистер Моул, вы же обещали оставаться в кабинете.

Роланд (игнорируя ее). Я хочу сказать вам, это нормально.

Гарри. Что нормально?

Роланд (страстно). Мои чувства по отношению к вам… я наконец-то понял, что к чему.

Гарри. Я бесконечно этому рад, поздравляю вас от всего сердца, но теперь вы действительно должны уйти.

Раздается звонок в дверь.

Моника. Пожалуйста, уходите, мистер Моул. У мистера Эссендайна важное совещание.

Гарри. Какое еще совещание? (В дверь все звонят и звонят). Фред!.. Мисс Эриксон!.. Кто-то звонит в дверь. Я понятия не имею, кто это может быть, но подозреваю, что безумный калека со Сток-Поджс, который страстно в меня влюблен!

Моника. Я открою дверь.

Идет в холл.

Лиз. Мистер Моул, думаю, будет лучше, если вы зайдете попозже.

Роланд. Позвольте мне еще немного побыть здесь. Видите ли, с каждым мгновением, проведенным рядом с ним, я становлюсь спокойнее, спокойнее, спокойнее, буря в моей душе стихает буквально на глазах.

Быстро входит Генри, за ним — Моника. Генри очень встревожен.

Генри. Где Джоанна? Она исчезла.

Гарри. Я думал, ты возвращаешься завтра.

Генри. Она не ночевала дома, никто не знает, где она.

Лиз. Не волнуйся, Генри, она ночевала у меня.

Генри. Но я позвонил Мэгги, и она сказала, что не видела Джоанну.

Лиз. На то есть причина, я объясню позже.

Генри. Что-то случилось. В самолете у меня было предчувствие.

Гарри. В самолете у меня всегда бывает предчувствие, предчувствие, что меня стошнит! Думаю, сейчас меня и стошнит!

Генри. Но почему Мэгги сказала…

Лиз. Позвони ей сам, если не веришь мне. Моника, набери номер моей квартиры…

Моника подходит к телефонному аппарату, набирает номер.

Роланд (подходит к Генри, жмет ему руку). Добрый день, я — Роланд Моул.

Генри (рассеянно). Добрый день.

Роланд (пожимает руку Моррису). Роланд Моул, не думаю, что мы встречались.

Гарри. Пожалуйста, уйдите, мистер Моул.

Моника. Алле… Джоанна! Одну минутку, Генри хочет поговорить с тобой… Да, он здесь… В студии… (протягивает трубку Генри).

Генри. Дорогая, как ты меня напугала… Нет, все дела я закончил вчера вечером, оставаться еще на день не имело смысла… я послал телеграмму… Да, мы все здесь… Нет, думаю, на ленч я останусь с Моррисом, есть некоторые проблемы с театром, в котором Гарри будет играть осенью… Ты едешь домой?.. Хорошо, я заскочу через полчаса, чтобы переодеться… Да, дорогая… Я ей скажу… (Лиз). Она говорит, что выходит через минуту.

Лиз. Скажи Джоанне, пусть никуда не уходит и дождется меня. Мне нужно ей кое-что сказать.

Генри (в трубку). Лиз просит тебя никуда не уходить и дождаться ее… Что… Джоанна, что случилось? (Лиз). Она говорит, что у нее такое ощущение, будто она попала во французский фарс, и ее от этого тошнит. Она, похоже, очень расстроена.

Лиз. Должно быть, из-за телефона. Он у меня трезвонит, не умолкая. Скажи ей, пусть отключит его.

Генри (в трубку). Лиз, говорит, что тебе лучше отключить телефон… Джоанна… Алле… (Всем). Бросила трубку.

Во время предыдущего разговора вновь раздавался дверной звонок. Фред, появившийся из двери для слуг, прошел в холл, чтобы открыть входную дверь. Теперь он возвращается из холла.

Фред. Мисс Рид, прибыла леди Солтберн. Говорит, что ей назначено на половину двенадцатого.

Гарри. Кто?

Моника (в ужасе). Святой Боже! Какой сегодня день?

Гарри. Черный четверг.

Моника. Четверг… я совершенно забыла… Племянница леди Солтберн… Ты обещал прослушать ее и дать рекомендацию в королевскую академию театрально искусства или куда-то еще, ты не помнишь?

Гарри. Нет, не помню. Ее нужно отослать прочь.

Моника. Мы не можем отослать прочь леди Солтберн, она дала нам пятьдесят фунтов для фонда любительского театрального общества Кембриджского университета.

Гарри. Как я могу прослушивать чьих-то племянниц в такое утро? Я уже на грани нервного срыва.

Генри. Почему? Что случилось?

Гарри. Много чего, Генри! Слишком, слишком много!

Моника. Ты должен их принять, на это уйдет несколько минут. Отказ леди Солтберн воспримет, как личное оскорбление, в конце концов, ты обещал. Проси, Фред.

Фред. Бу сделано (уходит в холл).

Роланд (в восторге). Как интересно! Как это все интересно!

Моррис. Так нам лучше уйти… я вернусь позже, Гарри… Лиз, Генри…

Генри. Хорошо. Пойдем к Лиз и поговорим с Джоанной, благо, квартира за углом.

Моррис (в панике). Нет… я должен поехать в офис, и тебе лучше поехать со мной… дело срочное.

Фред (объявляет о приходе гостей). Леди Солтберн. Мисс Стиллингтон.

Гарри (с горечью). Спасибо тебе, Моника.

Из холла появляются леди Солтберн и Дафна Стиллингтон. Леди держится величественно, чувствуется, что характер у нее крутой. Дафна изображает скромницу, но глаза зло поблескивают.

Леди С. (направляясь к Гарри). Мистер Эссендайн, я вам так благодарна, что вы смогли нас принять.

Гарри (пожимая ей руку). Пустяки… для меня это в радость.

Леди С. Это моя племянница, Дафна. Насколько я помню, вы знали ее мать. Она умерла, бедняжка, в Африке.

Гарри (пожимает руку Дафне). Добрый день.

Дафна. Я так давно мечтала о встрече с вами, мистер Эссендайн. (С нажимом). Я в восторге от всего, что вы делали.

Гарри. Я польщен.

Леди С. Дафна не давала мне ни минуты покоя, пока я не позвонила вашему секретарю и буквально не умолила ее найти для нам местечко в вашем плотном графике. Она — мастер своего дела, тут двух мнений быть не может.

Гарри. Это ее работа (бросает на Монику злобный взгляд). Позвольте представить вас всем присутствующим. Моя жена, мой секретарь, мисс Рид…

Леди С. Добрый день… добрый день, по телефону у вас такой добрый голос.

Гарри. Мистер Диксон… мистер Липпайтт… и мистер Моул.

Леди С. Добрый день. Можно сказать, мы заглянули на закулисную кухню, не так ли Дафна, дорогая?

Дафна. Это самый волнующий момент в моей жизни, мистер Эссендайн. Мне всегда хотелось увидеть, какой вы вблизи.

Леди С. Дафна, не смущай мистера Эссендайна.

Дафна. Я уверена, он меня поймет… не так ли, мистер Эссендайн?

Гарри. Разумеется, дорогая, я вас понимаю, но, боюсь, действительно смогу уделить вам лишь несколько минут… сами видите, я страшно занят последними приготовлениями к моим гастролям (короткий взгляд на леди Солтберн)… в Африке.

Леди С. Я понятия не имела, что вы отправляетесь в Африку. Как интересно. Вы обязательно должны заехать к брату моего мужа. Он живет на вершине самой красивой горы в мире.

Генри (леди Солтберн). Надеюсь, вы нас извините, но мы должны уйти. Дела. До свидания.

Леди С. Как печально… До свидания.

Гарри. Моррис? Лиз?

Лиз. Я немного задержусь. Приеду позже.

Моррис. До свидания, леди Солтберн… (кланяется Дафне) До свидания.

Гарри. До свидания, мистер Моул.

Роланд. Я тоже останусь.

Моррис и Генри уходят. Моника и Лиз облегченно переглядываются.

Моника. Не присядете ли, леди Солтберн?

Леди С. Премного вам благодарна (садится). Ты готова, Дафна? Ты же видишь, как занят мистер Эссендайн. Он поступил так великодушно, приняв нас, но мы не должны злоупотреблять его гостеприимством.

Дафна (чуть ли не с вызовом). Да… я готова.

Гарри. И что вы намерены мне показать?

Дафна (глядя ему в глаза). Ничего особенно… постараюсь не наскучить вам. Видите ли, мне очень хотелось, чтобы вы меня послушали… для меня это так много значит… вы меня послушаете, не так ли?.. вы сможете меня послушать, правда?.. Вы не сердитесь на меня, да?

Леди С. Дафна, что с тобой? Что ты такое говоришь?

Дафна. Мистер Эссендайн понимает, не так ли, мистер Эссендайн?

Гарри. Мистер Эссендайн понимает все. Он проводит жизнь, понимая абсолютно все, и никто, похоже, не понимает, что напряжение от этой жизни шаг за шагом подталкивает мистера Эссендайна к самоубийству.

Лиз. Гарри, успокойся.

Гарри. Моя жена, леди Солтберн, ушла от меня несколько лет тому назад. И ее ожесточило сожаление, которое она испытывает.

Роланд. Нет ничего хуже сожаления. Посмотрите на Чехова! Он знал.

Гарри. В данный момент у нас нет времени смотреть на Чехова, мистер Моул. (Дафне). Пожалуйста, не нервничайте. Что вы собираетесь мне показать? Споете?

Дафна. Я не нервничаю, но мне бы хотелось, чтобы мыслями вы находились здесь, в не в тысячах миль. Петь я не буду… прочитаю несколько строк…

Гарри (садясь). Очень хорошо… начинайте.

Дафна отходит к пианино, пристально смотрит на Гарри. Начинает.

Дафна.

Повстречались не так, как попрощались, То, что в нас, непостижно другим, Мы свободно с тобой расставались, Но сомненьем дух наш томим. Вот, мы скованы мигом одним. Этот миг отошел безвозвратно, Как напев, что весной промелькнул, Как цветок, что расцвел ароматно, И, как луч, что во влаге сверкнул И на дне, в глубине, утонул. Этот миг от времен отделился, Он был первым отмечен тоской, И восторг его с горечью слился, О, обман для души, дорогой! Тщетно ждать, что настанет другой

Когда она декламирует третью строфу, открывается дверь в спальню для гостей, и из нее выходит Джоанна. В вечернем платье и плаще, в которых была прошлым вечером. Она разозлена до предела.

Джоанна. В этой комнате холодно, как в леднике, и я не собираюсь задерживаться там ни на минуту. Кто-нибудь вызовет мне такси?

Дафна (прерывает декламацию, не начав четвертую строфу). Ох! Ох!

Лиз. Тебе лучше взять мой автомобиль, Джоанна. Он внизу.

Дафна (яростно). У шофера ярко-рыжие волосы, его фамилия — Фробишер.

Леди С. Дафна!

Джоанна. Большое тебе спасибо. (Гарри). Больше я с тобой не увижусь, Гарри, завтра на месяц уезжаю в Париж, так что хочу попрощаться с тобой. Надеюсь, отправляясь в Африку, тебе хватит ума взять с собой всех преданных членов своей свиты. Такой жестяной звездочке, как ты, просто опасно сверкать в одиночестве, без их защиты. Пожалуйста, не думай, что весь этот цирк не доставил мне наслаждение. Доставил. Но в цирках, где я бывала, кнутом всегда щелкал инспектор манежа, не клоуны. Прощай!

Джоанна выбегает в холл. Дафна вскрикивает и падает в обморок. Леди Солтберн и Моника бросаются к ней.

Роланд (восхищенно). Это было великолепно! Великолепно! Я чувствую, что родился заново!

Гарри. Да пошел ты к черту.

Занавес

Действие третье

Через неделю после действия второго. Время от девяти до десяти вечера. Утром Гарри отбывает в Африку, поэтому в комнате стоят многочисленные чемоданы, сумки, сундуки. Недавно закончилась прощальная вечеринка, на столе блюда с закусками и бутылки вина, на всей комнате — стаканы и пепельницы. Гарри, в неизбежном халате поверх костюма, ужинает, сидя за столиком для бриджа.

Моника сидит на диване. У нее на коленях большой поднос с письмами. Еще несколько валяются на полу. У ее ног корзинка для мусора.

Когда занавес поднимается, Моника читает вслух очередное письмо.

Моника (читает). …Я никогда не забуду эти прекрасные дни на Мадейре, наши пикники на скалах. Как весело мы тогда проводили время. Это же так чудесно, побыть с тобой вдвоем, без всех этих толп, которые постоянно окружают тебя. Не могу выразить словами, как много значила для меня наша близость. А теперь мои волнующие новости. Я еду в Англию. Представляешь! Впервые за семь лет. Приеду двадцать восьмого и проведу в Лондоне целых три недели, в отеле «Рубенс». Ты просил меня заранее сообщить о моем приезде, что я и делаю. Я горю желанием вновь увидеть тебя. С любовью и восхитительно-незабываемыми воспоминаниями, твоя Уинни.

Гарри. Бедная Уинни. Когда отправлено письмо?

Моника. Седьмого ноября.

Гарри. Прошло уже больше шести месяцев. Она, конечно, уже уехала из Лондона.

Моника. Ты велел положить письмо в «Долговую папку».

Гарри. Что ж, отвечать уже поздно.

Моника (рвет письмо). Это точно. Она все равно только добавила бы тебе хлопот. Не забудь, что через несколько дней твой корабль сделает остановку на Мадейре. Наверное, не стоит тебе выходить из каюты.

Гарри. Почему? Если я встречусь с ней, то скажу, что не видел ее письма и вина в этом исключительно моего секретаря.

Моника. Вот еще одно, подписанное «Джо».

Гарри. Каким Джо?

Моника. Просто «Джо», никакой фамилии. Датировано вторым февраля.

Гарри. Дай взглянуть.

Моника (протягивает ему письмо). Вроде бы он встречался с тобой на юге Франции.

Гарри. Похоже, я много странствую по свету, не так ли? (Пробегает глазами письмо). Действительно, письмо от Джо.

Моника (терпеливо). Я так и сказала.

Гарри. Джо — прелесть. Я встретил его в баре в Марселе. Он приплыл из Мадраса. Чего он хочет?

Моника. Это в конце, после абзаца о том, что его сестра родила.

Гарри. Да, есть… почему ты не откликнулась на его просьбу?

Моника. Потому что решила, что «Мадрас, Джо» — недостаточно полный обратный адрес.

Гарри. Будь я проклят, если смогу вспомнить его фамилию.

Моника (берет у него письмо, рвет). Значит, ему не повезло, так?

Гарри. А что в этом большом конверте?

Моника. Письма от той безумной женщины из Херн-Бей. Ты сказал, что когда-нибудь прочитаешь их, потому что они психологически интересны.

Гарри. Сейчас на это времени нет. Ты лучше сохрани их, как вещественные доказательства, на случай, что она все-таки меня убьет.

Моника. Не думаю, что она хочет убить тебя. Жить с тобой — да, но не более того.

Гарри (раздумчиво). Херн-Бей. Вроде бы я не бывал в Херн-Бей.

Моника. Давай забудем про Херн-Бей, дорогой, у нас еще много дел.

Гарри. Интересно, увижу ли я слова зеленую Англию?

Моника. А что может тебе помешать?

Гарри. Я могу умереть от какой-нибудь ужасной тропической болезни, или меня укусит змея.

Моника. Я сомневаюсь, что в больших городах много змей.

Гарри. Я буквально вижу себя под противомоскитной сеткой. Борюсь за каждый вздох…

Моника. С кем?

Гарри. Нет у тебя воображения, Моника. Сухой практичный ум, ничего больше. Наверное, тебе от этого очень плохо.

Моника. Я привыкла.

Гарри. Сколько еще осталось писем?

Моника. Примерно двадцать.

Гарри. С меня хватит. Положи их в «Долговую папку». Пусть ждут моего возвращения.

Моника. Ты только что гадал, удастся тебе вернуться или нет.

Гарри. Что ж, мертвым я не смогу на них ответить, так?

Моника. Среди них есть одно или два, на которые ты должен ответить, живой или мертвый.

Гарри. Нет у меня ни минуты покоя, нет даже нескольких мгновений, чтобы попрощаться с моими книгами и картинами… Я пашу и пашу…

Моника. Ерунда, у тебя будет целый вечер на прощание с книгами и картинами, но, прежде чем ты начнешь прощаться, скажи мне, что написать этому ужасному старому адмиралу в Регби.

Гарри. А что он делает в Регби? Это же не военно-морская база.

Моника. Он в отставке.

Гарри. И слава Богу. Чего он хочет?

Моника (с письмом в руке). Вроде бы ты встретил его сына на танцах в Эдинбурге, когда привозил туда «Смех на небесах», и поклялся, что найдешь ему работу в театре, если тот уйдет со службы.

Гарри. Я никогда такого не говорил.

Моника (мрачно). Он ушел со службы.

Гарри. Так дай ему рекомендательные письма, в чем проблема?

Моника. Я же ничего о нем не знаю. Как он выглядит?

Гарри. Красавец, естественно. Широченные плечи, узкие бедра.

Моника. Он может играть?

Гарри. Откуда мне это знать? Не задавай глупых вопросов.

Моника. А если выяснится, что это совершенно другой человек?

Гарри. Коротышка, безногий и с торчащими изо рта зубами? Все равно дай ему рекомендательные письма.

Моника. Хорошо. И еще одно письмо, которое не терпит отлагательства. От леди Сары Уолсингэм. Ей хочется знать, сможешь ли ты вручать призы за лучший костюм на балу, который она намерена дать двенадцатого ноября. Будут присутствовать особы королевской крови.

Гарри. Почему они не могут вручить призы?

Моника. Потому что она просит тебя… не все им вручать призы.

Гарри. Вежливый отказ.

Моника. Под каким предлогом? Я не могу написать, что тебя не будет в Лондоне, потому что ты будешь. И она написала чуть ли не за полгода до самого бала.

Гарри. До чего же хитра!

Моника. Честно говоря, я думаю, что тебе нужно согласиться. Она была так мила с нами на том дневном спектакле.

Гарри. А, вот ты о ком. Она — душка… конечно, я вручу призы. Напиши, буду счастлив.

Фред входит через дверь для слуг. Вновь в смокинге.

Фред. Вы поужинали? Я хотел бы уйти.

Гарри. Все собрано?

Фред. Да, за исключением мелочей. Я соберу их утром.

Гарри. Идешь послушать лебединую песню Дорис?

Фред. Что, что?

Гарри. Неважно, Фред, не обращай внимания.

Фред (забирает поднос). Завтра утром она придет на станцию, чтобы проводить нас. Вы не возражаете, не так ли?

Гарри. Мне не терпится ее увидеть.

Фред уходит с подносом.

Моника (собирая письма). Мне тоже пора домой.

Гарри. Не оставляй меня одного… я в депрессии.

Моника. Ты только что требовал, чтобы тебя оставили в покое. Утром я сразу приду сюда.

Гарри. Как же мне хочется, чтобы ты поехала со мной. Я совершенно потеряюсь среди этих ужасных африканцев.

Моника. Лиз придет на станцию?

Гарри (отворачиваясь). Нет.

Моника. Почему бы тебе не обогнуть угол и не зайти к ней?

Гарри. Ты все прекрасно знаешь. Она до сих пор в ярости. Я не видел ее всю неделю.

Моника. А ты пытался помириться?

Гарри. Разумеется. Пытался. Трижды звонил. Всякий раз она разговаривала со мной добрым и размеренным голосом, как с ребенком-идиотом. Некоторые слова разве что не произносила по буквам.

Моника. Хочешь, чтобы я попыталась навести мосты?

Гарри. Нет. Если она предпочитает изображать разъяренную гувернантку, это ее право.

Моника. Я очень даже ее понимаю. На этот раз ты зашел слишком далеко.

Гарри. Ради Бога, уж ты-то не доставай меня.

Моника (с легкой улыбкой). Эти письма я оставлю в кабинете.

Уносит письма в кабинет. Фред выходит из двери для слуг, со шляпой в руках.

Фред. Больше вам ничего не нужно?

Гарри. Нет, Фред.

Фред. В комнате просто бардак, не так ли? Сколько у нас было народу?

Гарри. Не знаю, человек шестьдесят.

Фред. И джина они высосали немерено.

Гарри. Завтра разбуди меня в восемь часов. Мы должны выйти из дома в десять.

Фред. Бу сделано.

Гарри. Спокойной ночи, Фред… желаю тебе хорошо провести время.

Фред. И вам того же… будьте паинькой.

Фред уходит. Гарри кружит по комнате, сбрасывает содержимое пепельниц в корзинку для мусора. Моника выходит из кабинета, в пальто и шляпке.

Моника. Между прочим, к телефону тебе лучше не подходить. Роланд Моул названивал всю неделю.

Гарри. Сегодня я ему буду только рад. Как минимум, он интересен психологически.

Моника. Как и Распутин.

Гарри. Я выжат досуха. Наверное, это обычное состояние перед отъездом.

Моника. В своем одиночестве ты должен винить только себя, знаешь ли. Ты молил о нескольких часах покоя, грозил выброситься из окна, если не получишь их, о чем мы все потом бы сожалели.

Гарри. Теперь я уверен, что сожалеть вы не будете.

Моника. Да хватит, хватит, ты уже большой мальчик. В следующий день рождения тебе исполнится сорок два. Трудно даже представить!

Гарри. Сорок один.

Моника (целует его). Спокойной ночи, дорогой. Увидимся утром.

Гарри. Я так завидую тебе, Моника, ты такая спокойная, со всем так ловко справляешься. Ты плывешь по жизни, как прошедший многие сражения старый боевой корабль.

Моника. Спасибо, дорогой, как я понимаю, это комплимент. Спокойной ночи.

Гарри. Спокойной ночи.

Моника уходит. Он продолжает опорожнять пепельницы. Звонит телефон. Гарри бросается к нему.

Гарри. Алле… алле… нет, вы не туда попали.

Он кладет трубку на рычаг. Из двери для слуг входит мисс Эриксон. В пальто и шляпке.

Мисс Э. Я собралась уходить, мистер Эссендайн. У вас есть все, что вам нужно?

Гарри. Откровенно говоря, нет, мисс Эриксон, нет. Из того, что мне нужно, у меня ничего нет.

Мисс Э. Какая жалость.

Гарри. А у вас есть? У кого-нибудь из нас есть… все, что нам нужно?

Мисс Э. (со смешком). Мистер Эссендайн, вы всего лишь играете! На мгновение вы очень меня расстроили.

Гарри. У вас такая странная жизнь, мисс Эриксон. Она вам нравится?

Мисс Э. Да, конечно.

Гарри. Расскажите мне о ней, от а до я.

Мисс Э. Не будете возражать, если я утащу сигаретку?

Гарри. Утащите все, что вам хочется.

Мисс Э. (берет несколько сигарет). Я так много курю, и сигареты у меня постоянно заканчиваются. Ужасно глупо.

Гарри. А куда вы сейчас идете?

Мисс Э. К моей подруге в Хаммерсмит. Она — немка.

Гарри. Шпионка?

Мисс Э. Думаю, что да, но она очень добрая.

Гарри. Как я понял со слов Фреда, она еще и медиум?

Мисс Э. Совершенно верно. Иногда она входит в транс, и это потрясающе. Многие часы лежит на земле и издает звуки.

Гарри. Какие звуки?

Мисс Э. Разные. Иногда поет, звонко-звонко, как птичка, иногда лает. Она часто тяжело болеет.

Гарри. Меня это не удивляет.

Мисс Э. Ну, мне пора.

Гарри. Премного вам благодарен, мисс Эриксон. Вы рассказали мне много интересного.

Мисс Э. Пустяки… спокойной ночи.

Гарри. Спокойной ночи.

Мисс Эриксон уходит. Гарри садится на диван с книгой, пытается читать. Наконец, отбрасывает книгу, идет к телефону. Набирает номер и ждет. Очевидно, на другом конце провода трубку не снимают. Гарри швыряет трубку на рычаг, начинает кружить по комнате. Раздается звонок в дверь. Гарри подпрыгивает от неожиданности, идет открывать. Из холла доносится его удивленный голос: «Дафна!» Она входит с маленьким дорожным несессером. На ней дорожные же пальто и шляпка. Она нервничает, но при этом настроена решительно.

Гарри (предчувствуя дурное). Дафна, дорогая моя… как это мило с твоей стороны… зайти и попрощаться.

Дафна (голос звенит от напряжения). Я пришла не для того, чтобы попрощаться.

Гарри. Как это?

Дафна. Я еду с тобой. Днем купила билет.

Гарри. Ты что?

Дафна. Я убежала из дома… оставила тете записку… видишь ли, теперь я знаю… знала всю неделю, с того самого ужасного утра, когда я лишилась чувств… я знаю, что нужна тебе точно так же, как ты нужен мне… Нет, пожалуйста, ничего сейчас не говори… Я все тщательно обдумала. Я знаю, что гораздо моложе тебя, и все такое, но я могу помогать тебе, приглядывать за тобой…

Гарри. Дафна, дорогая, но это же чистый абсурд. Ты должна немедленно вернуться домой.

Дафна (снимая шляпку). Я знала, что ты так скажешь.

Гарри. Пожалуйста, надеть шляпку и не дури.

Дафна. Ты играл, притворяясь злым, когда я пришла и декламировала Шелли. А вот когда ты так нежно сказал мне: «До свидания», другим утром, ты не играл. Тогда маски на тебе не было, не так ли?

Гарри. Послушай, дорогое мое дитя…

Дафна. В четверг мне поначалу было очень стыдно за то, что я уговорила тетю позвонить тебе и договориться о прослушивании, но, когда я пришла сюда, стыд сразу пропал, а осталась только радость…

Гарри. Так ты, значит, обрадовалась?

Дафна (восторженно). Да, обрадовалась. Потому, наверное, и лишилась чувств. Внезапно мне открылась истина.

Гарри. Какая истина?

Дафна. Я поняла, как отчаянно ты одинок, несмотря на всех людей, которые окружали тебя, несмотря на твой успех… Я увидела, как тебе хочется, чтобы рядом был любящий тебя человек, заботящийся о тебе. Окончательно я это осознала, когда из комнаты для гостей выскользнула эта отвратительная проститутка в безвкусном вечернем платье.

Гарри (ледяным голосом). То была не проститутка, а жена одного из моих ближайших друзей!

Дафна. Нет, Гарри, тебе меня не обмануть… я знаю.

Гарри. Раз и навсегда, Дафна, я хочу сказать громко и ясно, сейчас я не играю. Говорю со всей искренностью, на какую способен, со всей ответственностью. Немедленно надень шляпку, поймай такси и прямиком поезжай к твоей тетушке.

Дафна. Нет… тебе нет нужды пугаться… я не собираюсь предъявлять тебе какие-то требования. Не хочу, чтобы ты женился на мне. Не верю, что настоящая любовь должна быть освящена церковью или законом. Просто еду с тобой, вот и все. У меня достаточно денег в банке, и менеджер сказал мне, что даст телеграмму в Йоханнесбург, чтобы мне открыли там счет. Я буду рядом, когда понадоблюсь тебе, когда ты устанешь, почувствуешь себя одиноким и захочешь, чтобы кто-то обнял тебя. Если скажешь, даже не буду подходить к тебе на корабле. Качку я переношу плохо.

Раздается дверной звонок.

Гарри. Звонят в дверь.

Дафна. Кто это?

Гарри. Откуда мне знать? Тебе лучше уйти в спальню для гостей.

Дафна. Нет, Гарри, пожалуйста, только не в спальню.

Гарри. Хорошо, тогда в кабинет, только быстро.

Дафна. Избавься от них побыстрее, кто бы к тебе ни пришел.

Гарри. Вот твоя шляпка… не спорь.

Он заталкивает ее в кабинет и идет открывать входную дверь. Последующий диалог слышится из коридора.

Роланд. Простите меня… я должен с вами поговорить.

Гарри. К сожалению, не сможете… я уже ложусь спать.

Роланд. Извините, но я настаиваю. Видите ли, это вопрос жизни и смерти.

Гарри. Пожалуйста, немедленно уходите.

Из холла появляется Роланд, за ним Гарри.

Гарри. Это просто невыносимо. Какого черта вы вламываетесь в мой дом?

Роланд. Это нормально… кричите… кричите… вы великолепны, когда сердитесь!

Гарри. Вот что я вам скажу, молодой человек. Вы совершенно спятили, и в этом ваша проблема. Вас нужно изолировать от общества. Вы должны быть в смирительной рубашке.

Роланд. Нет, не я. Сумасшедший — это вы.

Гарри. Вас не затруднит незамедлительно покинуть мой дом?

Роланд. К сожалению, не могу… это невозможно… Я сжег свои корабли.

Гарри. Сжег что?

Роланд (прост, как правда). Корабли.

Гарри. Что вы такое говорите?

Роланд. Я солгал вам, сказав, что это вопрос жизни и смерти, но все очень, очень серьезно… для меня точно… а может, для нас обоих.

Гарри. Если вы не покинете мой дом, прежде чем я досчитаю до десяти, я вызову полицию.

Роланд. Я вам не позволю. Я невероятно силен, знаете ли, легко поднимаю огромные тяжести.

Гарри (меняя тон). Послушайте, мистер Моул…

Роланд. Вы можете звать меня Роландом.

Гарри. Хорошо, Роланд, я хочу обрисовать вам сложившуюся ситуацию. Это мой последний вечер в Англии, у меня полно дел…

Роланд. Вы только что сказали, что собрались ложиться спать.

Гарри. Пусть и сказал, Роланд, но…

Роланд (перебивает его). Я знаю, вы думаете, что я — безумец, и не могу вас за это винить, но, уверяю вас, ничего этого нет и в помине. Просто у меня уникальный во многих отношениях мозг, который, так уж вышло, может сослужить вам неоценимую службу. Как я и говорил на днях, вы для меня так много значите. Вы, собственно, часть меня.

Гарри. Будьте уверены, я этим польщен, Роланд.

Роланд. Вы не будете возражать, если я позволю себе взять галету?

Гарри. Бога ради, на блюде остались несколько, не стесняйтесь.

Роланд. Благодарю (берет галету). Даю вам честное слово, уйду, как только доем галету. Я снял номер в отеле «Гросвенор». В конце концов, мне ничто не запрещает играть сумасшедшего. Вы вот играете здравомыслящего человека.

Гарри. Я не играю.

Роланд. Вы всегда играете. Вот что в вас так завораживает. И настолько привыкли играть, что даже не замечаете этого. Я тоже всегда играю. С вами изображал безумца, потому что мне нравится смотреть на ваше изумленное лицо. С другой стороны, я просто без ума от вашего лица, какое бы настроение ни отражалось на нем.

Гарри. А почему бы вам не сыграть человека, выметающегося отсюда к чертовой матери?

Роланд (безумно хохочет). Это великолепно!

Гарри. Послушайте, чего, все-таки, вы хотите?

Роланд. Быть с вами. Вот почему я еду в Африку.

Гарри. Вы что?

Роланд. Купил сегодня билет, правда, самый дешевый, четвертого класса, но все лучше, чем ничего. Я бросил занятия юриспруденцией и навсегда покинул Акфилд. Вот почему этим вечером я такой возбужденный. Но вам нет нужды бояться, что я в чем-то вам помешаю или буду предъявлять какие-то требования.

Гарри. То есть вы не рассчитываете, что я женюсь на вас?

Раздается дверной звонок.

Гарри. Кто-то пришел. Будьте хорошим мальчиком и уйдите, а? Вы обещали, что уйдете, доев галету.

Роланд (предельно искренне). Пожалуйста, не прогоняйте меня… пожалуйста, не прогоняйте! Вы — слишком великий человек, чтобы быть таким вредным. Пожалуйста, позвольте мне остаться с вами. Я смогу защитить вас от множества угроз, о существовании которых вы даже не подозреваете.

Гарри. От каких же?

Роланд. Вас окружают ловушки, каждый шаг грозит вам смертельной опасностью, но вы витаете в облаках и не можете видеть…

В дверь снова звонят.

Гарри. Мне очень приятно, что вы проявляете обо мне такую заботу, Роланд, но, если вы действительно думаете о моем благополучии, то я попросил бы вас покинуть мой дом и вернуться в Акфилд.

Роланд. В Акфилд я не вернусь никогда. Да и последний поезд уже ушел.

Гарри. Хорошо, тогда идите в отель «Гросвенор».

Роланд. Я не позволю вам выгнать меня. Если выгоните, будете сожалеть об этом всю жизнь. Я в этом абсолютно уверен, и ничто не сможет поколебать…

Внезапно Роланд бросается в спальню для гостей, захлопывает дверь и поворачивает ключ в замке. Гарри стучит кулаком по двери. Звонок входной двери звонит и звонит.

Гарри. Немедленно выходите из комнаты! Мистер Моул… Роланд… Немедленно выходите… Господи, за что?

Гарри идет в холл, чтобы открыть входную дверь. Через мгновение в комнате появляется Джоанна с дорожным несессером и шкатулкой для драгоценностей. Решительно ставит их и с улыбкой смотрит на Гарри.

Джоанна. Привет, дорогой.

Гарри. Что все это значит, Джоанна?

Джоанна. Разве ты не знаешь?

Гарри. Знаю. Ты едешь со мной в Африку. Купила билет во второй половине дня. Ты не будешь предъявлять мне никаких требований, и хорошего матроса из тебя не получится.

Джоанна. Наоборот, качка нисколько меня не тревожит.

Гарри подходит к телефону. Набирает номер.

Джоанна. Что ты делаешь?

Гарри. Звоню Генри (в трубку). Алле… алле… Ой, я очень, очень, очень извиняюсь, ошибся номером.

Кладет трубку на рычаг.

Джоанна. Можешь не звонить, дома его нет.

Гарри (с мрачной улыбкой). Теперь это не имеет значения.

Джоанна. Дорогой, неужто под этой суровой маской, глубоко внутри, ты хоть немного не рад моему приезду?

Гарри. Я в полном восторге. Потому что твой приезд расставляет все точки над «i».

Джоанна. Я так и думала.

Гарри. Когда ты вернулась из Парижа?

Джоанна. Сегодня, во второй половине дня. Ты получил мою телеграмму, в которой я пожелала тебе счастливого пути.

Гарри. Да. Моника зачитала ее мне.

Джоанна. Я на это и рассчитывала.

Гарри. Я предполагал, что ты уехала в Париж на месяц.

Джоанна. Нет, дорогой, не предполагал, ты точно знал, что я там не останусь. Должна признать, первые несколько дней я пыталась тебя забыть. Ругала, как только могла, а потом вспомнила…

Гарри. И что же ты вспомнила?

Джоанна. Вспомнила слова, которые ты сказал мне той ночью: «Неважно, что произойдет после, неважно, как сложится жизнь, это чудесные мгновения, прекраснее которых у меня ничего не было и не будет».

Гарри. Второе действие пьесы «Люби меня нежно».

Джоанна (улыбаясь). Да… я узнала эти фразы. Видела этот спектакль несколько раз, знаешь ли.

Гарри. В таком случае, почему ты поверила?

Джоанна. Словам не поверила. Но сам факт, что ты их произнес, сказал мне о многом. Я поняла, что искренности в тебе не больше, чем во мне, что нет у тебя больше потребности в таинствах любви, в тех радостях и страданиях, которые она несет с собой, но ты готов воспринимать любовь, как развлечение. Это взрослое отношение к любви, и я салютую тебе. Точно также отношусь к любви и я.

Гарри. Ничего более аморального я не слышал за всю мою жизнь.

Джоанна. Но это правда, не так ли?

Гарри. Нет, ложь.

Джоанна. Злиться-то незачем, дорогой.

Гарри. Как ты можешь, Джоанна! Такие женщины, как ты, подмывают основы цивилизации.

Джоанна. Откуда это?

Гарри. Ниоткуда.

Джоанна. Как я и сказала тебе тем вечером, я всегда хотела тебя. Интуитивно знала, что мы идеально подходим друг другу. Если бы мы встретились гораздо раньше, ничего бы не вышло, мы бы попали в силки любви, она повязала бы нас, и все закончилось бы печально. Теперь же все будет хорошо. Ты не можешь обойтись без меня. Тебе уже мало людей, которые окружают тебя. И ты нужен мне. Ты — первый из встреченных мною мужчин, который достоин меня. Не могу гарантировать, что мы будем счастливы в домашнем быту, но время проведем хорошо.

Гарри. Будь я проклят!

Джоанна. Ты не ошибся, предположив несколько минут тому назад, что я еду с тобой в Африку. С ясновидением у тебя все в порядке. Я действительно еду. Взяла каюту-люкс для новобрачных, потому что других уже не осталось. Помимо того, я написала Генри письмо, в котором обо всем рассказала. Он обедает с Моррисом в «Атенеуме». Они могут прочитать мое письмо вместе. (Раздается дверной звонок). Кто это?

Гарри. Возможно, лорд Чемберлен.

Гарри спешит в холл. Джоанна снимает шляпку и поправляет волосы перед зеркалом. Из холла появляется Лиз, за ней — Гарри. Лиз не выказывает удивления при виде Джоанны.

Лиз. Привет, Джоанна.

Джоанна. Добрый вечер, Лиз, дорогая, как славно ты выглядишь.

Лиз. Спасибо, что оценила. Я старалась.

Джоанна. Отчего не сказать человеку приятное. Завтра я отплываю с Гарри.

Лиз. Какое совпадение, я тоже.

Гарри. Что?!

Лиз. Решила во второй половине дня.

Гарри. В кассе сегодня выполнили месячный план.

Лиз. Этим вечером я отправила Мэгги с багажом в Саутхемптон.

Гарри. Так Мэгги тоже едет?

Лиз. Естественно, без Мэгги я шага не ступлю.

Джоанна (держит себя в руках, но страшно зла). Уж извини, Лиз, но мне кажется, что ты ведешь себя довольно глупо.

Лиз. Не понимаю, с чего ты так решила? Я вот с нетерпением жду отплытия. Мы будем завтракать, обедать и ужинать за одним столом, вместе научимся садиться в спасательную шлюпку.

Гарри. Джоанна написала письмо Генри и Моррису, в котором все объяснила.

Лиз. Хорошо. Полагаю, они тоже составят нам компанию.

Гарри. Пожалуй, я воспользуюсь моментом и скажу, что предпочел бы умереть.

Лиз. Ерунда, дорогой, путешествие тебе очень понравится. Скучать не придется ни единой секунды.

Джоанна. Должно быть, ты кажешься себе очень умной, Лиз, так?

Лиз. Я прошла хорошую школу.

Джоанна. Лично я считаю, что ты совершаешь самую большую ошибку в своей жизни. Это глупо, знаешь ли, не найти в себе сил признать свое поражение.

Лиз. Ты очень уж властная, Джоанна, и, для женщины с твоим-то жизненным опытом, пожалуй, туповата. Похоже, у тебя сложилось впечатление, что я соперничаю с тобой. Заверяю тебя, ничего такого нет и в помине. Но для нас всех очень важен успех африканских гастролей Гарри. Очевидно, нет никакой возможности остановить тебя, раз уж ты решила сопровождать Гарри в этой поездке, но я бы хотела, чтобы ты сразу уяснила свой статус. И на корабле, и в городах, где будет выступать Гарри, тебя будут воспринимать, как мою подругу.

Раздается звонок в дверь.

Гарри. Ставлю три гинеи на то, что знаю, кто пришел!

Джоанна. Клан собирается.

Лиз. Я открою дверь, Гарри.

Лиз быстро выходит в холл.

Джоанна (злобно). Только их нам и не хватало.

Гарри. А по-моему, они очень даже вовремя.

Входят Генри и Моррис. Лиз — за ними. Оба кипят от ярости.

Генри. Это правда? Это все, что я хочу знать? Это правда?

Моррис (чуть покачиваясь от выпитого). Ложь, везде ложь, дружище! Сплошная ложь!

Гарри. Хватит, Моррис, ты более не в «Атенеуме».

Генри. Не уводи разговор в сторону, Гарри. Ситуация мерзкая, отвратительная, и ты это знаешь.

Моррис. Удар в спину, вот что этот такое, предательский удар в спину.

Генри. Но, надеюсь, не ниже.

Лиз. Заткнись, Моррис.

Генри. Я получил письмо от Джоанны. Полагаю тебе об этом известно, не так ли?

Джоанна. Известно. Я только что сказала ему.

Генри. То, что в нем написано, правда?

Гарри. Откуда мне знать? Я письмо не читал.

Генри. Не увиливай. Она написала, что вы — любовники, и завтра уезжаете вместе. Это правда?

Джоанна. Абсолютная правда.

Генри (игнорируя ее). Ответь мне, Гарри.

Гарри (с грозными нотками в голосе). Сейчас я скажу тебе, что правда, а что — нет, и ты сможешь перестать подпрыгивать, как резиновый мячик.

Лиз (предостерегающе). Успокойся, Гарри.

Гарри. Успокойся! Все эти годы я воспринимал вас слишком уж спокойно.

Генри. Ты все еще не ответил на мой вопрос. Я хочу услышать ответ из твоих уст. Прежде чем решу, что делать дальше.

Гарри. Решишь, что делать! А что ты можешь сделать?

Генри. Спал ты с Джоанной или нет?

Гарри. Да, спал.

Моррис. Ты отвратительный мерзавец!

Гарри (Джоанне). В тот вечер ты пришла с твердым намерением заполучить меня, не так ли? И тебе удалось втереться мне в доверие и добиться желаемого. Ты крайне ловко разожгла мое любопытство, но для того, чтобы достучаться до моего сердца или души, одной ловкости мало.

Моррис (яростно). У тебя нет ни сердца, ни души. В тебе нет ни капли приличия. Ты морально неустойчивый и насквозь лживый!

Гарри (кричит). Ради Бога, вспомни, наконец, что ты не на сцене!

Лиз (падает на диван). Ой, я больше не могу!

Гарри. Тебе не следовало жениться на Джоанне, Генри. Я всегда говорил, что это роковая ошибка.

Генри (кричит). И тебе хватает наглости указывать мне после того, как ты соблазнил мою жену…

Гарри. Знаешь, Генри, сейчас самое время спуститься с небес на землю. Я не соблазнял твою жену, и ты прекрасно это знаешь. Ты, конечно, встал в позу, но я убежден, если ты посмотришь правде в глаза, но увидишь, что ничего против ты, в общем-то, и не имеешь. Кто против, так это Моррис. На текущий момент.

Генри. Моррис? Это ты о чем?

Лиз. Гарри, это недостойно тебя!

Гарри. Недостойно? Мне до смерти надоели ложь и интриги, которые оплели меня, как паутина.

Джоанна. Хорошо, ты победил, Гарри. Я не могла поверить, что кто-либо способен так низко пасть.

Гарри (берет сигарету, прикуривает). Вздор.

Генри. Так причем здесь Моррис? Ответь мне.

Гарри. При том, что Моррис и Джоанна занимаются этим самым у тебя под носом уже многие месяцы.

Моррис. Я больше не заговорю с тобой до моего последнего дня в этом мире!

Гарри. Что ж, тогда и поболтаем, не так ли?

Генри. Моррис… Джоанна… Это правда?

Гарри. Разумеется, правда. Конечно, длится это не так долго, как твоя интрижка с Эльвирой Рэдклифф… ты с ней спишь почти год, не так ли?

Джоанна. Генри!

Гарри. Только не притворяйся, что ты этого не знала. Ты же была рада и счастлива. Генри развязал тебе руки!

Генри. Я рассказал тебе об этом в полной уверенности, что могу довериться тебе, как себе. Как ты мог так жестоко меня предать?

Гарри. Я сыт по горло всеобщим доверием. Я битком набит чужими секретами. Вы все снова и снова приходите ко мне с вашими чертовыми слезами, эмоциями, сантиментами, выливаете и выливаете их на меня, а я и так давно промок от них насквозь. В своем поведении вы ничуть не лучше меня, а во многом гораздо хуже. Вам, как воздух, необходимо слезливое любовное похмелье, тогда как мне хватает ума, чтобы обходиться и без слез, и без самого похмелья. Вы голосите, а я смеюсь, потому что о значимости секса наговорено слишком уж много чепухи. Я верю теперь и верил всегда. Ты, Моррис, каждую свою любовную интрижку воспринимаешь на полном серьезе. Тебе нравится страдать, ревновать, мучить себя и других. Это твой способ наслаждаться жизнью. У Генри подход другой. Он предпочитает сочетать домашний уют с походами на сторону. Вот почему он так быстро охладел к тебе, Джоанна. Зато ему прекрасно подошла Эльвира. Благо она меняет любовников с той самой поры, как закончила Роудин-скул[5]. У Джоанны тоже все свое. Она посвящает сексу много времени, но не потому, что получает удовольствие. Секс для нее — средство достижения цели. Она — коллекционер. Удачливая и очаровательная беспринципная акула. Во мне ничего этого нет. Я точно знаю, что секс слишком уж переоценен. Я наслаждаюсь им и буду продолжать наслаждаться, пока находятся желающие составить мне компанию, а когда придет время и таковых более не найдется, я с не меньшим удовольствием устроюсь в уютном кресле с яблоком и хорошей книгой.

Моррис. Будь я проклят!

Генри. Наглая, бесстыдная софистика!

Моррис. И ты считаешь возможным учить нас нормам морали, когда мы все знаем…

Гарри. Я ничему не собираюсь вас учить. Я просто защищаю свое право говорить правду в глаза.

Генри. Правду! Да тебе не узнать правды, даже если ты и увидишь ее. Вся твоя жизнь — кривляние, позерство, лицедейство…

Гарри. Я хотел бы знать, где бы мы все были, если бы я этого не делал! Я — актер, не так ли? Конечно же, у меня есть право на некоторые вольности.

Моррис. А я вот считаю, что больше этого права у тебя нет.

Лиз. Ради Бога, прекратите орать, а не то рухнет крыша.

Джоанна (встает). Меня тошнит от этого идиотского представления. Я ухожу.

Генри (сверлит Гарри злобным взглядом). Только, пожалуйста, не произноси эту до смерти надоевшую всем проповедь о том, что мы перебивались бы с хлеба на воду, если бы не твой ослепительный талант.

Гарри. Да как ты смеешь столь пренебрежительно отзываться о моем таланте, неблагодарный, маленький змееныш!

Моррис. В любом случае, если бы мы не сдерживали тебя, ты давно бы выступал исключительно в провинции.

Гарри. А что, позвольте спросить, плохого в провинции? Даже на собственном опыте мы убеждались, что люди там куда более интеллигентные, чем в Лондоне.

Генри. Думай, что говоришь. Кто-то может услышать.

Гарри. Полагаю, сейчас кто-то из вас скажет, что именно ваша поддержка позволила мне двадцать лет оставаться кумиром у публики…

Моррис. Для публики ты не кумир. Зрители идут на тебя в тщательно выбранных пьесах, где роль идеально тебе подходит. Вспомни, что произошло с «Пожалейте слепого!»

Гарри. Я был великолепен в «Пожалейте слепого!»

Моррис. Да, десять дней.

Генри. Если бы не мы, ты сыграл бы в «Пер Гюнте».

Гарри. Если кто-нибудь еще раз помянет «Пер Гюнта» в этом доме, клянусь, я поставлю его в «Друди-Лейн»[6].

Генри. Только не на мои деньги.

Гарри. Твои деньги! Ты думаешь, для постановки пьесы мне нужны твои жалкие деньги? Да в этом городе найдутся тысячи практичных пожилых джентльменов, которые будут счастливы дать деньги под любую мою постановку.

Генри. Думаю, все будет зависеть от того, женаты они или нет.

Гарри. Что, возвращаемся в исходную точку, так?

Генри. Нет, никуда мы не возвращаемся. Все это так мерзко, так отвратительно. И мы с Моррисом прямо сейчас расстались бы с тобой навсегда, если бы утром не подписали контракт на аренду театра «Форум»!

Гарри. Вы что?

Лиз. Гарри, ради Бога…

Джоанна (громко). Я ухожу! Вы меня слышите? Я ухожу… навсегда!

Лиз. Возьми мой автомобиль. Он внизу.

Джоанна (подходит к Гарри). Похоже, в этот вечер все говорят правду, только правду и ничего, кроме правды, так что перед уходом я позволю себе внести маленькую лепту в этот спектакль. Я считаю, что вы, мистер Гарри Эссендайн, не только подавляющий всех и вся, самовлюбленный эгоист, но и самый отъявленный негодяй, с которым меня, увы, свела судьба, и я очень надеюсь, что больше не увижу вас до конца своих дней.

Она отвешивает Гарри звонкую пощечину и уходит.

Гарри (не заметив пощечины — Генри). Ты подписал договор на аренду этого театра, хотя я сказал тебе, что никакая сила не заставит меня играть в нем?

Моррис. Послушай, Гарри…

Гарри. Не желаю я ничего слушать. Это не укладывающееся ни в какие рамки предательство, и я очень, очень зол…

Генри. Я же на днях тебе объяснил, они полностью реконструирую театр, увеличивают оркестровую яму. Им так хочется заполучить тебя, что согласились поставить душевую кабинку в твоей гримерной..

Гарри. С тем же успехом они могли соорудить в моей гримерной бассейн и корт для сквоша, а потом добавить к ним концертный рояль. Я не буду играть легкую французскую комедию в зале, который являет собой готическую версию стадиона «Уэмбли».

Лиз. После реконструкции зал будет выглядеть совсем иначе. Честное слово, дорогой. Я видела эскизы, должно получиться очень даже красиво.

Гарри. И ты против меня, так? Весь мир против меня.

Моррис. Перестань, Гарри, я обещаю тебе…

Гарри (прерывает его трагическим голосом). Уходите… уходите все… не хочу больше вас видеть. Завтра мне предстоит уйти в долгое морское плавание, потом многие месяцы я буду болтаться по просторам, и это признают все, самого пагубного для человека континента. Уйдите от меня… пожалуйста, уйдите…

Лиз. Уходите, вы оба. Я с ним поговорю.

Моррис. С такой игрой ему не убедить и котенка. Он теряет хватку. Пойдем, Генри.

Генри. Жаль, что они сносят «Лайсеум».

Генри и Моррис уходят.

Гарри. Думаю, я бы чего-нибудь выпил. Что-то навалилась усталость.

Лиз (подходит к столу с бутылками). Виски или бренди?

Гарри. Пожалуй, бренди.

Лиз. Хорошо.

Гарри. Ты действительно собралась со мной в Африку?

Лиз. Безусловно. И не только в Африку. Я возвращаюсь к тебе навсегда.

Гарри. Я не хочу, чтобы ты возвращалась ко мне. Меня и так все устраивает.

Лиз. Тут уже ничего не поделаешь. В последнее время ты все равно ведешь себя ужасно, но я смогу хоть чуть-чуть ограничить тебя.

Гарри. Лиз, умоляю тебя, не возвращайся ко мне. Неужели тебе неведомо сочувствие? У тебя нет сердца?

Лиз. Прежде всего, я думаю о благополучии фирмы. Кстати, я должна оставить Монике записку. Хочу, чтобы она позвонила в банк, как только придет на работу. Положу на ее стол в кабинете (поворачивается к двери в кабинет).

Гарри (вспоминает). Кабинет! Господи!

Лиз (смотрит на него). В чем дело?

Гарри (хриплым шепотом). У тебя в квартире есть диван?

Лиз. Конечно. А что такое?

Гарри. Ты не возвращаешься ко мне, дорогая. Это я ухожу к тебе!

Он указывает сначала на дверь кабинета, потом на дверь спальни для гостей. На мгновение на лице Лиз отражается недоумение, потом она начинает смеяться. Гарри быстро скидывает халат, надевает пальто и шляпу, и, когда они на цыпочках направляются к холлу и входной двери.

Занавес опускается.

Примечания

1

Перевод К. Бальмонта

(обратно)

2

Au revoir — до свидания (фр.)

(обратно)

3

«Атенеум» — лондонский клуб, преимущественно для ученых и писателей. Основан в 1924 г.

(обратно)

4

Хампстид-Хит — лесопарк на северной, возвышенной окраине Лондона. Известен праздничными ярмарками с аттракционами.

(обратно)

5

Роудин — скул — одна из ведущих женских привилегированных частных школ. Расположена около г. Брайтона. Основана в 1855 г.

(обратно)

6

«Друди-Лейн» — лондонский музыкальный театр.

(обратно)

Оглавление

Действие первое

Действие второе

Действие третье Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg