«Мещанин во дворянстве. Мнимый больной»

1249

Описание

Перед вами книга из серии «Классика в школе», в которой собраны все произведения, изучающиеся в начальной школе, средних и старших классах. Не тратьте время на поиски литературных произведений, ведь в этих книгах есть все, что необходимо прочесть по школьной программе: и для чтения в классе, и для внеклассных заданий. Избавьте своего ребенка от длительных поисков и невыполненных уроков. Комедии Мольера «Мещанин во дворянстве» и «Мнимый больной» изучают в 8-м и 9-м классах.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Мещанин во дворянстве. Мнимый больной (fb2) - Мещанин во дворянстве. Мнимый больной [сборник] (пер. Николай Михайлович Любимов,Татьяна Львовна Щепкина-Куперник) 731K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Жан Батист Мольер

Жан Батист Мольер Мещанин во дворянстве. Мнимый больной (сборник)

© Любимов Н., перевод на русский язык. Наследники, 2015

© Щепкина-Куперник Т., перевод на русский язык. Наследники, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Мещанин во дворянстве

Действующие лица комедии

ГОСПОДИН ЖУРДЕН мещанин.

ГОСПОЖА ЖУРДЕН его жена.

ЛЮСИЛЬ их дочь.

КЛЕОНТ молодой человек, влюбленный в Люсиль.

ДОРИМЕНА маркиза.

ДОРАНТ граф, влюбленный в Доримену.

НИКОЛЬ служанка в доме г-на Журдена.

КОВЬЕЛЬ слуга Клеонта.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ.

УЧЕНИК УЧИТЕЛЯ МУЗЫКИ.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ.

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ.

МУЗЫКАНТЫ.

ПОРТНОЙ.

ПОДМАСТЕРЬЕ ПОРТНОГО.

ДВА ЛАКЕЯ.

ТРИ ПАЖА.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА БАЛЕТА

В ПЕРВОМ ДЕЙСТВИИ

Певица. Два певца. Танцовщики.

ВО ВТОРОМ ДЕЙСТВИИ

Портновские подмастерья (танцуют).

В ТРЕТЬЕМ ДЕЙСТВИИ

Повара (танцуют).

В ЧЕТВЕРТОМ ДЕЙСТВИИ

Муфтий. Турки, свита муфтия (поют). Дервиши (поют). Турки (танцуют).

Действие происходит в Париже, в доме г-на Журдена.

Действие первое

Увертюра исполняется множеством инструментов; посреди сцены за столом УЧЕНИК УЧИТЕЛЯ МУЗЫКИ сочиняет мелодию для серенады, заказанной г-ном Журденом.

Явление первое

Учитель музыки, учитель танцев, два певца, певица, два скрипача, четыре танцовщика.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ (певцам и музыкантам). Пожалуйте сюда, вот в эту залу; отдохните до его прихода.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ (танцовщикам). И вы тоже, станьте с этой стороны.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ (ученику). Готово?

УЧЕНИК. Готово.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Посмотрим… Очень недурно.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Что-нибудь новенькое?

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Да, я велел ученику, пока наш чудак проснется, сочинить музыку для серенады.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Можно посмотреть?

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Вы это услышите вместе с диалогом, как только явится хозяин. Он скоро выйдет.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Теперь у нас с вами де́ла выше головы.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Еще бы! Мы нашли именно такого человека, какой нам нужен. Господин Журден с его помешательством на дворянстве и на светском обхождении – это для нас просто клад. Если б все на него сделались похожи, то вашим танцам и моей музыке больше и желать было бы нечего.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Ну, не совсем. Мне бы хотелось для его же блага, чтоб он лучше разбирался в тех вещах, о которых мы ему толкуем.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Разбирается-то он в них плохо, да зато хорошо платит, а наши искусства ни в чем сейчас так не нуждаются, как именно в этом.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Признаюсь, я слегка неравнодушен к славе. Аплодисменты доставляют мне удовольствие, расточать же свое искусство глупцам, выносить свои творения на варварский суд болвана – это, на мой взгляд, для всякого артиста несносная пытка. Что ни говорите, приятно трудиться для людей, способных чувствовать тонкости того или иного искусства, умеющих ценить красоты произведений и лестными знаками одобрения вознаграждать вас за труд. Да, самая приятная награда – видеть, что творение ваше признано, что вас чествуют за него рукоплесканиями. По-моему, это наилучшее воздаяние за все наши тяготы, – похвала просвещенного человека доставляет наслаждение неизъяснимое.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Я с этим согласен, я тоже люблю похвалы. В самом деле, нет ничего более лестного, чем рукоплескания, но ведь на фимиам не проживешь. Одних похвал человеку недостаточно, ему давай чего-нибудь посущественнее; лучший способ поощрения – это вложить вам что-нибудь в руку. Откровенно говоря, познания нашего хозяина невелики, судит он обо всем вкривь и вкось и рукоплещет там, где не следует, однако ж деньги выпрямляют кривизну его суждений, его здравый смысл находится в кошельке, его похвалы отчеканены в виде монет, так что от невежественного этого мещанина нам, как видите, куда больше пользы, чем от того просвещенного вельможи, который нас сюда ввел.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. В ваших словах есть некоторая доля истины, но только, мне кажется, вы придаете деньгам слишком большое значение; между тем корысть есть нечто до такой степени низменное, что человеку порядочному не должно выказывать к ней особой склонности.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Однако у нашего чудака вы преспокойно берете деньги.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Конечно, беру, но деньги для меня не главное. Если б к его богатству да еще хоть немного хорошего вкуса – вот чего бы я желал.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Я тоже: ведь мы оба по мере сил этого добиваемся. Но, как бы то ни было, благодаря ему на нас стали обращать внимание в обществе, а что другие будут хвалить, то он оплатит.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. А вот и он.

Явление второе

Те же, г-н Журден в халате и ночном колпаке и два лакея.

Г-н ЖУРДЕН. Ну, господа! Как там у вас? Покажете вы мне нынче вашу безделку?

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Что? Какую безделку?

Г-н ЖУРДЕН. Ну, эту, самую… Как это у вас называется? Не то пролог, не то диалог с песнями и пляской.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. О! О!

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Как видите, мы готовы.

Г-н ЖУРДЕН. Я немного замешкался, но дело вот в чем: одеваюсь я теперь, как одевается знать, и мой портной прислал мне шелковые чулки, до того узкие – право, я уж думал, что мне их так никогда и не натянуть.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Мы всецело к вашим услугам.

Г-н ЖУРДЕН. Я прошу вас обоих не уходить, пока мне не принесут мой новый костюм: я хочу, чтоб вы на меня поглядели.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Как вам будет угодно.

Г-н ЖУРДЕН. Вы увидите, что теперь я с ног до головы одет как должно.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Мы в этом нисколько не сомневаемся.

Г-н ЖУРДЕН. Я сделал себе из индийской ткани халат.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Отличный халат.

Г-н ЖУРДЕН. Мой портной уверяет, что вся знать по утрам носит такие халаты.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Он вам удивительно идет.

Г-н ЖУРДЕН. Лакей! Эй, два моих лакея!

ПЕРВЫЙ ЛАКЕЙ. Что прикажете, сударь?

Г-н ЖУРДЕН. Ничего не прикажу. Я только хотел проверить, как вы меня слушаетесь. (Учителю музыки и учителю танцев.) Как вам нравятся их ливреи?

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Великолепные ливреи.

Г-н ЖУРДЕН (распахивает халат; под ним у него узкие красного бархата штаны и зеленого бархата камзол). А вот мой домашний костюмчик для утренних упражнений.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Бездна вкуса!

Г-н ЖУРДЕН. Лакей!

ПЕРВЫЙ ЛАКЕЙ. Что угодно, сударь?

Г-н ЖУРДЕН. Другой лакей!

ВТОРОЙ ЛАКЕЙ. Что угодно, сударь?

Г-н ЖУРДЕН (снимает халат). Держите. (Учителю музыки и учителю танцев.) Ну что, хорош я в этом наряде?

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Очень хороши. Лучше нельзя.

Г-н ЖУРДЕН. Теперь займемся с вами.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Прежде всего мне бы хотелось, чтобы вы прослушали музыку, которую вот он (указывает на ученика) написал для заказанной вами серенады. Это мой ученик, у него к таким вещам изумительные способности.

Г-н ЖУРДЕН. Очень может быть, но все-таки не следовало поручать это ученику. Еще неизвестно, годитесь ли вы сами для такого дела, а не то что ученик.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Слово «ученик» не должно вас смущать, сударь. Подобного рода ученики смыслят в музыке не меньше великих мастеров. В самом деле, чудеснее мотива не придумаешь. Вы только послушайте.

Г-н ЖУРДЕН (лакеям). Дайте халат – так удобней слушать… Впрочем, постойте, пожалуй, лучше без халата. Нет, подайте халат, так будет лучше.

ПЕВИЦА

Ирида! Я томлюсь, меня страданье губит,

Меня ваш строгий взгляд пронзил, как острый меч.

Когда вы мучите того, кто вас так любит,

Сколь вы страшны тому, кто гнев ваш смел навлечь![1]

Г-н ЖУРДЕН. По-моему, это довольно заунывная песня, от нее ко сну клонит. Я бы вас попросил сделать ее чуть-чуть веселее.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Мотив должен соответствовать словам, сударь.

Г-н ЖУРДЕН. Меня недавно обучили премилой песенке. Погодите… сейчас-сейчас… Как же это она начинается?

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Право, не знаю.

Г-н ЖУРДЕН. Там еще про овечку говорится.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Про овечку?

Г-н ЖУРДЕН. Да-да. Ах, вот! (Поет.)

Жанетту я считал И доброй и прекрасной, Жанетту я считал овечкою, но ах! Она коварна и опасна, Как львица в девственных лесах!

Правда, славная песенка?

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Еще бы не славная!

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. И вы хорошо ее поете.

Г-н ЖУРДЕН. А ведь я музыке не учился.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Вам бы хорошо, сударь, поучиться не только танцам, но и музыке. Эти два рода искусства связаны между собой неразрывно.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Они развивают в человеке чувство изящного.

Г-н ЖУРДЕН. А что, знатные господа тоже учатся музыке?

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Конечно, сударь.

Г-н ЖУРДЕН. Ну так и я стану учиться. Вот только не знаю когда: ведь, кроме учителя фехтования, я еще нанял учителя философии – он должен нынче утром начать со мной заниматься.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Философия – материя важная, но музыка, сударь, музыка…

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Музыка и танцы… Музыка и танцы – это все, что нужно человеку.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Нет ничего более полезного для государства, чем музыка.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Нет ничего более необходимого человеку, чем танцы.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Без музыки государство не может существовать.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Без танцев человек ничего не умел бы делать.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Все распри, все войны на земле происходят единственно от незнания музыки.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Все людские невзгоды, все злоключения, коими полна история, оплошности государственных деятелей, ошибки великих полководцев – все это проистекает единственно от неумения танцевать.

Г-н ЖУРДЕН. Как так?

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Война возникает из-за несогласия между людьми, не правда ли?

Г-н ЖУРДЕН. Верно.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. А если бы все учились музыке, разве это не настроило бы людей на мирный лад и не способствовало бы воцарению на земле всеобщего мира?

Г-н ЖУРДЕН. И то правда.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Когда человек поступает не так, как должно, будь то просто отец семейства, или же государственный деятель, или же военачальник, про него обыкновенно говорят, что он сделал неверный шаг, не правда ли?

Г-н ЖУРДЕН. Да, так говорят.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. А чем еще может быть вызван неверный шаг, как не неумением танцевать?

Г-н ЖУРДЕН. Да, с этим я тоже согласен, вы оба правы.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Все это мы говорим для того, чтобы вы себе уяснили преимущества и пользу танцев и музыки.

Г-н ЖУРДЕН. Теперь я понимаю.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Угодно вам ознакомиться с нашими сочинениями?

Г-н ЖУРДЕН. Угодно.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Как я вам уже говорил, это давнишняя моя попытка выразить все страсти, какие только способна передать музыка.

Г-н ЖУРДЕН. Прекрасно.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ (певцам). Пожалуйте сюда. (Г-ну Журдену.) Вы должны вообразить, что они одеты пастушками.

Г-н ЖУРДЕН. И что это всегда пастушки? Вечно одно и то же!

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Когда говорят под музыку, то для большего правдоподобия приходится обращаться к пасторали. Пастухам испокон веку приписывали любовь к пению; с другой стороны, было бы весьма ненатурально, если бы принцы или мещане стали выражать свои чувства в пении.

Г-н ЖУРДЕН. Ладно, ладно. Посмотрим.

МУЗЫКАЛЬНЫЙ ДИАЛОГ

Певица и два певца.

ПЕВИЦА

Сердца в любовном упоенье

Всегда встречают тысячи помех.

Любовь приносит нам и счастье и томленье.

Недаром есть такое мненье,

Что нам милей всего – не знать любви утех.

ПЕРВЫЙ ПЕВЕЦ

Нет, нам всего милей та радость без конца,

Которая сердца

Любовников сливает.

Блаженству на земле без страсти не бывать.

Любовью кто пренебрегает,

Тому и счастья не знавать.

ВТОРОЙ ПЕВЕЦ

О, кто бы не хотел любви изведать власть,

Когда бы не была обманчивою страсть!

Но, ах, как быть со злой судьбиной?

Здесь верной нет пастушки ни единой,

И недостойный пол, позоря белый свет,

Свидетельствует нам, что верности уж нет.

ПЕРВЫЙ ПЕВЕЦ

О сердца дрожь!

ПЕВИЦА

О страсть во взорах!

ВТОРОЙ ПЕВЕЦ

Сплошная ложь!

ПЕРВЫЙ ПЕВЕЦ

Тот миг мне дорог!

ПЕВИЦА

Они полны утех!

ВТОРОЙ ПЕВЕЦ

Я презираю всех!

ПЕРВЫЙ ПЕВЕЦ

О, не сердись, забудь свой гнев безмерный!

ПЕВИЦА

Мы приведем тебя сейчас

К пастушке любящей и верной.

ВТОРОЙ ПЕВЕЦ

Увы! Достойных нет средь вас!

ПЕВИЦА

Я иду на испытанье, – Вот тебе моя любовь.

ВТОРОЙ ПЕВЕЦ

Кто поручится заране,

Что не быть обману вновь?

ПЕВИЦА

Тот, кто верен, пусть докажет

Свой сердечный нежный пыл.

ВТОРОЙ ПЕВЕЦ

Небо пусть того накажет, Кто постыдно изменил.

ВСЕ ТРОЕ ВМЕСТЕ

Над нами, пламенея,

Любви горит венец.

Слиянье двух сердец —

Что может быть милее?

Г-н ЖУРДЕН. И это все?

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Все.

Г-н ЖУРДЕН. По-моему, ловко закручено. Кое-где попадаются очень занятные словечки.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. А теперь моя очередь: я вам предложу небольшой образчик самых изящных телодвижений и самых изящных поз, из каких только может состоять танец.

Г-н ЖУРДЕН. Опять пастухи?

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Это уж как вам будет угодно. (Танцовщикам.) Начинайте.

БАЛЕТ

Четыре танцовщика по указаниям учителя танцев делают различные движения и исполняют всевозможные па.

Действие второе

Явление первое

Г-н Журден, учитель музыки, учитель танцев.

Г-н ЖУРДЕН. Очень даже здорово: танцоры откалывают лихо.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. А когда танец идет под музыку, то впечатление еще сильнее. Мы сочинили для вас балет – вы увидите, сколь это очаровательно.

Г-н ЖУРДЕН. Он понадобится мне сегодня же: особа, в честь которой я все это устраиваю, должна пожаловать ко мне на обед.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Все готово.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Одного, сударь, недостает: такой особе, как вы, со всем вашим великолепием, с вашей склонностью к изящным искусствам, непременно нужно давать у себя концерты по средам или по четвергам.

Г-н ЖУРДЕН. А у знатных господ бывают концерты?

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Разумеется, сударь.

Г-н ЖУРДЕН. Тогда и я начну давать. И хорошо это получится?

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Не сомневаюсь. Вам потребуется три голоса: сопрано, контральто и бас, а для аккомпанемента альт, лютня и, для басовых партий, клавесин, а для ритурнелей две скрипки.

Г-н ЖУРДЕН. Хорошо бы еще морскую трубу. Я ее очень люблю, она приятна для слуха.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Предоставьте все нам.

Г-н ЖУРДЕН. Смотрите не забудьте прислать певцов, чтоб было кому петь во время обеда.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. У вас ни в чем недостатка не будет.

Г-н ЖУРДЕН. Главное, чтоб хорош был балет.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Останетесь довольны, особенно некоторыми менуэтами.

Г-н ЖУРДЕН. А, менуэт – это мой любимый танец! Поглядите, как я его танцую. Ну-ка, господин учитель!

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Извольте, сударь, надеть шляпу.

Г-н Журден берет шляпу своего лакея и надевает ее поверх колпака. Учитель танцев берет г-на Журдена за руку и, напевая менуэт, танцует вместе с ним

.

Ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла. Пожалуйста, в такт. Ла-ла-ла, ла-ла. Колени не гнуть. Ла-ла-ла. Плечами не дергать. Ла-ла, ла-ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла. Не растопыривать рук. Ла-ла-ла, ла-ла. Голову выше. Носки держать врозь. Ла-ла-ла. Корпус прямей.

Г-н ЖУРДЕН. Ну как?

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Лучше нельзя.

Г-н ЖУРДЕН. Кстати, научите меня кланяться маркизе – мне это скоро понадобится.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Кланяться маркизе?

Г-н ЖУРДЕН. Да. Ее зовут Дорименой.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Позвольте вашу руку.

Г-н ЖУРДЕН. Не нужно. Вы только покажите, а я запомню.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Если вы желаете, чтоб это был поклон весьма почтительный, то прежде отступите назад и поклонитесь один раз, затем подойдите к ней с тремя поклонами и в конце концов склонитесь к ее ногам.

Г-н ЖУРДЕН. А ну, покажите.

Учитель танцев показывает.

Понятно.

Явление второе

Те же и лакей.

ЛАКЕЙ. Сударь! Учитель фехтования пришел.

Г-н ЖУРДЕН. Скажи, пусть войдет и начинает урок. (Учителю музыки и учителю танцев.) А вы поглядите, как это у меня выходит.

Явление третье

Те же, учитель фехтования и лакей с двумя рапирами.

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ (берет у лакея две рапиры и одну из них подает г-ну Журде-ну). Прошу вас, сударь: поклон. Корпус прямо. Легкий упор на левое бедро. Не надо так расставлять ноги. Обе ступни на одной линии. Кисть руки на уровне бедра. Конец рапиры прямо против плеча. Не надо так вытягивать руку. Кисть левой руки на высоте глаза. Левое плечо назад. Голову прямо. Взгляд уверенный. Выпад. Корпус неподвижен. Парируйте квартой и отходите с тем же парадом. Раз, два. В позицию. Уверенно начинайте снова. Шаг назад. Когда делаете выпад, нужно, чтобы рапира выносилась вперед, а тело, сколько можно, было защищено от удара. Раз, два. Прошу вас: парируйте терсом и отходите с тем же парадом. Выпад. Корпус неподвижен. Выпад. Становитесь в позицию. Раз, два. Начинайте сызнова. Шаг назад. Защищайтесь, сударь, защищайтесь! (С криком: «Защищайтесь!» – несколько раз колет г-на Журдена.)

Г-н ЖУРДЕН. Ну как?

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Вы делаете чудеса.

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ. Как я вам уже говорил, весь секрет фехтования заключается в том, чтобы, во-первых, наносить противнику удары, а во-вторых, чтобы самому таковых не получать, и вы никогда их не получите, если, как я это вам прошлый раз доказал путем наглядного примера, научитесь отводить шпагу противника от своего тела, а для этого нужно только легкое движение кисти руки – к себе или от себя.

Г-н ЖУРДЕН. Стало быть, эдаким манером каждый человек, даже и не из храбрых, может наверняка убить другого, а сам останется цел?

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ. Конечно. Разве я вам это не доказал наглядно?

Г-н ЖУРДЕН. Доказали.

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ. Отсюда ясно, какое высокое положение мы, учителя фехтования, должны занимать в государстве и насколько наука фехтования выше всех прочих бесполезных наук, как, например, танцы, музыка и…

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Но-но, господин фехт-мейстер! Отзывайтесь о танцах почтительно.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Будьте любезны, научитесь уважать достоинства музыки.

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ. Да вы просто забавники! Как можно ставить ваши науки на одну доску с моей?

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Подумаешь, важная птица!

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Напялил нагрудник, чучело!

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ. Берегитесь, пля-сунишка, вы у меня запляшете не как-нибудь, а вы, музыкантишка, запоете ангельским голоском.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. А я, господин драчу-нишка, научу вас, как нужно драться.

Г-н ЖУРДЕН (учителю танцев). Да вы спятили! Затевать ссору с человеком, который все терсы и кварты знает как свои пять пальцев и может убить противника путем наглядного примера?

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Плевать я хотел на его наглядный пример и на все его терсы и кварты!

Г-н ЖУРДЕН (учителю танцев). Полно, говорят вам!

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ (учителю танцев). Ах, вы вот как, нахальная пигалица!

Г-н ЖУРДЕН. Успокойтесь, любезный фехт-мейстер!

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ (учителю фехтования). Ах, вы вот как, лошадь ломовая!

Г-н ЖУРДЕН. Успокойтесь, любезный танцмейстер!

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ. Мне только до вас добраться…

Г-н ЖУРДЕН (учителю фехтования). Потише!

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Мне только до вас дотянуться…

Г-н ЖУРДЕН (учителю танцев). Будет вам!

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ. Я уж вас отколошмачу!

Г-н ЖУРДЕН (учителю фехтования). Ради бога!

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Я вас так вздую…

Г-н ЖУРДЕН (учителю танцев). Умоляю!

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Нет уж, позвольте, мы его выучим хорошему тону.

Г-н ЖУРДЕН (учителю музыки). Боже мой! Да перестаньте!

Явление четвертое

Те же и учитель философии.

Г-н ЖУРДЕН. А, господин философ! Вы как раз вовремя подоспели с вашей философией. Помирите как-нибудь этих господ.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. В чем дело? Что случилось, господа?

Г-н ЖУРДЕН. Повздорили из-за того, чье ремесло лучше, переругались и чуть было не подрались.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Полноте, господа! Как можно доводить себя до такой крайности? Разве вы не читали ученого трактата Сенеки о гневе? Что может быть более низкого и более постыдного, чем эта страсть, которая превращает человека в дикого зверя? Все движения нашего сердца должны быть подчинены разуму, не так ли?

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Помилуйте, сударь! Я преподаю танцы, мой товарищ занимается музыкой, а он с презрением отозвался о наших занятиях и оскорбил нас обоих!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Мудрец стоит выше любых оскорблений. Лучший ответ на издевательства – это сдержанность и терпение.

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ. Они имеют наглость сравнивать свое ремесло с моим!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Это ли повод для волнения? Из-за суетной славы и из-за положения в обществе люди не должны вступать между собою в соперничество: чем мы резко отличаемся друг от друга, так это мудростью и добродетелью.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Я утверждаю, что танцы – это наука, заслуживающая всяческого преклонения.

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. А я стою на том, что музыку чтили во все века.

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ. А я им доказываю, что наука владеть оружием – это самая прекрасная и самая полезная из всех наук.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Позвольте, а что же тогда философия? Вы все трое – изрядные нахалы, как я погляжу: смеете говорить в моем присутствии такие дерзости и без зазрения совести называете науками занятия, которые недостойны чести именоваться даже искусствами и которые могут быть приравнены лишь к жалким ремеслам уличных борцов, певцов и плясунов!

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ. Молчать, собачий философ!

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Молчать, педант тупоголовый!

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Молчать, ученый сухарь!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Ах вы, твари эдакие!.. (Бросается на них; они осыпают его ударами.)

Г-н ЖУРДЕН. Господин философ!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Мерзавцы, подлецы, нахалы!

Г-н ЖУРДЕН. Господин философ!

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ. Гадина! Скотина!

Г-н ЖУРДЕН. Господа!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Наглецы!

Г-н ЖУРДЕН. Господин философ!

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ. Ослиная голова!

Г-н ЖУРДЕН. Господа!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Негодяи!

Г-н ЖУРДЕН. Господин философ!

УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ. Убирайся к черту, нахал!

Г-н ЖУРДЕН. Господа!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Жулики, прощелыги, продувные бестии, проходимцы!

Г-н ЖУРДЕН. Господин философ! Господа! Господин философ! Господа! Господин философ!

Все учителя уходят, продолжая драться.

Явление пятое

Г-н Журден, лакей.

Г-н ЖУРДЕН. Э, да ладно, деритесь, сколько хотите! Мое дело сторона, я разнимать вас не стану, а то еще халат с вами разорвешь. Набитым дураком надо быть, чтобы с ними связываться: не ровен час, так огреют, что своих не узнаешь.

Явление шестое

Те же и учитель философии.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ (оправляя воротник). Приступим к уроку.

Г-н ЖУРДЕН. Ах, господин учитель, как мне досадно, что они вас побили!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Пустяки. Философ должен ко всему относиться спокойно. Я сочиню на них сатиру в духе Ювенала, и эта сатира их совершенно уничтожит. Но довольно об этом. Итак, чему же вы хотите учиться?

Г-н ЖУРДЕН. Чему только смогу: ведь я смерть как хочу стать ученым, и такое зло меня берет на отца и мать, что меня с малолетства не обучали всем наукам!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Это понятное чувство, nam sine doctrina vita est quasi mortis imago. Вам это должно быть ясно, потому что вы, уж верно, знаете латынь.

Г-н ЖУРДЕН. Да, но вы все-таки говорите так, как будто я ее не знаю. Объясните мне, что это значит.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Это значит: без науки жизнь есть как бы подобие смерти.

Г-н ЖУРДЕН. Латынь говорит дело.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. У вас есть основы, начатки каких-либо познаний?

Г-н ЖУРДЕН. А как же, я умею читать и писать.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. С чего вам угодно будет начать? Хотите, я обучу вас логике?

Г-н ЖУРДЕН. А что это за штука – логика?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Это наука, которая учит нас трем процессам мышления.

Г-н ЖУРДЕН. Кто же они такие, эти три процесса мышления?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Первый, второй и третий. Первый заключается в том, чтобы составлять себе правильное представление о вещах при посредстве универсалий, второй – в том, чтобы верно о них судить при посредстве категорий, и, наконец, третий – в том, чтобы делать правильное умозаключение при посредстве фигур: Barbara, Celarent, Darii, Ferio, Baralipton[2] и так далее.

Г-н ЖУРДЕН. Уж больно слова-то заковыристые. Нет, логика мне не подходит. Лучше что-нибудь позавлекательнее.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Хотите, займемся этикой?

Г-н ЖУРДЕН. Этикой?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Да.

Г-н ЖУРДЕН. А про что она, эта самая этика?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Она трактует о счастье жизни, учит людей умерять свои страсти и…

Г-н ЖУРДЕН. Нет, не надо. Я вспыльчив, как сто чертей, и никакая этика меня не удержит: когда меня разбирает злость, я желаю беситься сколько влезет.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Может быть, вас прельщает физика?

Г-н ЖУРДЕН. А физика – это насчет чего?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Физика изучает законы внешнего мира и свойства тел, толкует о природе стихий, о признаках металлов, минералов, камней, растений, животных и объясняет причины всевозможных атмосферных явлений, как-то: радуги, блуждающих огней, комет, зарниц, грома, молнии, дождя, снега, града, ветров и вихрей.

Г-н ЖУРДЕН. Слишком много трескотни, слишком много всего наворочено.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Так чем же вы хотите заняться?

Г-н ЖУРДЕН. Займитесь со мной правописанием.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. С удовольствием.

Г-н ЖУРДЕН. Потом научите меня узнавать по календарю, когда бывает луна, а когда нет.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Хорошо. Если рассматривать этот предмет с философской точки зрения, то, дабы вполне удовлетворить ваше желание, надлежит, как того требует порядок, начать с точного понятия о природе букв и о различных способах их произнесения. Прежде всего я должен вам сообщить, что буквы делятся на гласные, названные так потому, что они обозначают звуки голоса, и на согласные, названные так потому, что произносятся с помощью гласных и служат лишь для обозначения различных изменений голоса. Существует пять гласных букв, или, иначе, голосовых звуков: А, Е, И, О, У.

Г-н ЖУРДЕН. Это мне все понятно.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Чтобы произнести звук А, нужно широко раскрыть рот: А.

Г-н ЖУРДЕН. А, А. Так!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Чтобы произнести звук Е, нужно приблизить нижнюю челюсть к верхней: А, Е.

Г-н ЖУРДЕН. А, Е, А, Е. В самом деле! Вот здорово!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Чтобы произнести звук И, нужно еще больше сблизить челюсти, а углы рта оттянуть к ушам: А, Е, И.

Г-н ЖУРДЕН. А, Е, И, И, И, И. Верно! Да здравствует наука!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Чтобы произнести звук О, нужно раздвинуть челюсти, а углы губ сблизить: О.

Г-н ЖУРДЕН. О, О. Истинная правда! А, Е, И, О, И, О. Удивительное дело! И, О, И, О.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Отверстие рта принимает форму того самого кружка, посредством коего изображается звук О.

Г-н ЖУРДЕН. О, О, О. Вы правы. О. Как приятно знать, что ты что-то узнал!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Чтобы произнести звук У, нужно приблизить нижние зубы к верхним, не стискивая их, однако ж, а губы вытянуть и тоже сблизить, но так, чтобы они не были плотно сжаты: У.

Г-н ЖУРДЕН. У, У. Совершенно справедливо! У.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Ваши губы при этом вытягиваются, как будто вы гримасничаете. Вот почему, если вы пожелаете в насмешку над кем-либо состроить рожу, вам стоит только сказать: У.

Г-н ЖУРДЕН. У, У. Bepно! Эх, зачем я не учился прежде! Я бы все это уже знал.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Завтра мы разберем другие буквы, так называемые согласные.

Г-н ЖУРДЕН. А они такие же занятные, как и эти?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Разумеется. Когда вы произносите звук Д, например, нужно, чтобы кончик языка уперся в верхнюю часть верхних зубов: ДА.

Г-н ЖУРДЕН. Да, да. Так! Ах, до чего же здорово, до чего же здорово!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Чтобы произнести Ф, нужно прижать верхние зубы к нижней губе: ФА.

Г-н ЖУРДЕН. ФА, ФА. И то правда! Эх, батюшка с матушкой, ну как тут не помянуть вас лихом!

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. А чтобы произнести звук Р, нужно приставить кончик языка к верхнему нёбу, однако ж под напором воздуха, с силой вырывающегося из груди, язык беспрестанно возвращается на прежнее место, отчего происходит некоторое дрожание: Р-РА.

Г-н ЖУРДЕН. Р-Р-Р-РА, Р-Р-Р-Р-Р-РА! Какой же вы молодчина! А я-то сколько времени потерял даром! Р-Р-Р-РА.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Все эти любопытные вещи я объясню вам до тонкостей.

Г-н ЖУРДЕН. Будьте настолько любезны! А теперь я должен открыть вам секрет. Я влюблен в одну великосветскую даму, и мне бы хотелось, чтобы вы помогли мне написать ей записочку, которую я собираюсь уронить к ее ногам.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Отлично.

Г-н ЖУРДЕН. Ведь правда, это будет учтиво?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Конечно. Вы хотите написать ей стихи?

Г-н ЖУРДЕН. Нет-нет, только не стихи.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Вы предпочитаете прозу?

Г-н ЖУРДЕН. Нет, я не хочу ни прозы, ни стихов.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Так нельзя: или то, или другое.

Г-н ЖУРДЕН. Почему?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. По той причине, сударь, что мы можем излагать свои мысли не иначе, как прозой или стихами.

Г-н ЖУРДЕН. Не иначе, как прозой или стихами?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Не иначе, сударь. Все, что не проза, то стихи, а что не стихи, то проза.

Г-н ЖУРДЕН. А когда мы разговариваем, это что же такое будет?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Проза.

Г-н ЖУРДЕН. Что? Когда я говорю: «Ни-коль! Принеси мне туфли и ночной колпак», это проза?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Да, сударь.

Г-н ЖУРДЕН. Честное слово, я и не подозревал, что вот уже более сорока лет говорю прозой. Большое вам спасибо, что сказали. Так вот что я хочу ей написать: «Прекрасная маркиза! Ваши прекрасные глаза сулят мне смерть от любви», но только нельзя ли это же самое сказать полюбезнее, как-нибудь этак покрасивее выразиться?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Напишите, что пламя ее очей испепелило вам сердце, что вы день и ночь терпите из-за нее столь тяжкие…

Г-н ЖУРДЕН. Нет-нет-нет, это все не нужно. Я хочу написать ей только то, что я вам сказал: «Прекрасная маркиза! Ваши прекрасные глаза сулят мне смерть от любви».

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Следовало бы чуть-чуть подлиннее.

Г-н ЖУРДЕН. Да нет, говорят вам! Я не хочу, чтобы в записке было что-нибудь, кроме этих слов, но только их нужно расставить как следует, как нынче принято. Приведите мне, пожалуйста, несколько примеров, чтобы мне знать, какого порядка лучше придерживаться.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Порядок может быть, во-первых, тот, который вы установили сами: «Прекрасная маркиза! Ваши прекрасные глаза сулят мне смерть от любви». Или: «От любви смерть мне сулят, прекрасная маркиза, ваши прекрасные глаза». Или: «Прекрасные ваши глаза от любви мне сулят, прекрасная маркиза, смерть». Или: «Смерть ваши прекрасные глаза, прекрасная маркиза, от любви мне сулят». Или: «Сулят мне прекрасные глаза ваши, прекрасная маркиза, смерть».

Г-н ЖУРДЕН. Какой же из всех этих способов наилучший?

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Тот, который вы избрали сами: «Прекрасная маркиза! Ваши прекрасные глаза сулят мне смерть от любви».

Г-н ЖУРДЕН. А ведь я ничему не учился и вот все ж таки придумал в один миг. Покорно вас благодарю. Приходите, пожалуйста, завтра пораньше.

УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ. Не премину. (Уходит.)

Явление седьмое

Г-н Журден, лакей.

Г-н ЖУРДЕН (лакею). Неужели мне еще не принесли костюма?

ЛАКЕЙ. Никак нет, сударь.

Г-н ЖУРДЕН. Окаянный портной заставляет меня дожидаться, когда у меня и без того дела по горло. Как я зол! Чтоб его лихорадка замучила, этого разбойника портного! Чтоб его черт подрал, этого портного! Чума его возьми, этого портного! Попадись oн мне сейчас, пакостный портной, собака портной, злодей портной, я б его…

Явление восьмое

Те же, портной и подмастерье с костюмом для г-на Журдена.

Г-н ЖУРДЕН. А, наконец-то! Я уж начал было на тебя сердиться.

ПОРТНОЙ. Раньше поспеть не мог, и так уж двадцать подмастерьев засадил за ваш костюм.

Г-н ЖУРДЕН. Ты мне прислал такие узкие чулки, что я насилу их натянул. И уже две петли спустились.

ПОРТНОЙ. Они еще как растянутся!

Г-н ЖУРДЕН. Да, только не раньше, чем лопнут все петли. К тому же еще башмаки, которые ты для меня заказал, жмут невыносимо.

ПОРТНОЙ. Нисколько, сударь.

Г-н ЖУРДЕН. То есть как – нисколько?

ПОРТНОЙ. Нет-нет, они вам не тесны.

Г-н ЖУРДЕН. А я говорю – тесны.

ПОРТНОЙ. Это вам так кажется.

Г-н ЖУРДЕН. Оттого и кажется, что мне больно. Иначе бы не казалось!

ПОРТНОЙ. Вот, извольте взглянуть: не у каждого придворного бывает такой красивый костюм, и сделан он с отменным вкусом. Тут с моей стороны требовалось особое искусство, чтобы получился строгий костюм, хотя и не черного цвета. Самому лучшему портному не сшить такого костюма, это уж я вам ручаюсь.

Г-н ЖУРДЕН. А это еще что такое? Ты пустил цветочки головками вниз?

ПОРТНОЙ. Вы мне не говорили, что хотите вверх.

Г-н ЖУРДЕН. Разве об этом надо говорить особо?

ПОРТНОЙ. Непременно. Все господа так носят.

Г-н ЖУРДЕН. Господа носят головками вниз?

ПОРТНОЙ. Да, сударь.

Г-н ЖУРДЕН. Гм! А ведь и правда красиво.

ПОРТНОЙ. Если угодно, я могу и вверх пустить.

Г-н ЖУРДЕН. Нет-нет.

ПОРТНОЙ. Вы только скажите.

Г-н ЖУРДЕН. Говорят тебе, не надо. У тебя хорошо получилось. А сидеть-то он на мне будет ладно, как по-твоему?

ПОРТНОЙ. Что за вопрос! Живописец кистью так не выведет, как я подогнал к вашей фигуре. У меня есть один подмастерье: по части штанов – это просто гений, а другой по части камзолов – краса и гордость нашего времени.

Г-н ЖУРДЕН. Парик и перья – как, ничего?

ПОРТНОЙ. Все в надлежащем порядке.

Г-н ЖУРДЕН (приглядываясь к портному). Э-ге-ге, господин портной, а ведь материя-то на вас от моего камзола, того самого, что вы мне шили прошлый раз! Я ее сразу узнал.

ПОРТНОЙ. Мне, изволите ли видеть, так понравилась материя, что я и себе выкроил на кафтан.

Г-н ЖУРДЕН. Ну и выкраивал бы, только не из моего куска.

ПОРТНОЙ. Нe угодно ли примерить?

Г-н ЖУРДЕН. Давай.

ПОРТНОЙ. Погодите. Это так не делается. Я привел людей, чтоб oни вас облачили под музыку: такие костюмы надеваются с особыми церемониями. Эй, войдите!

Явление девятое

Те же и подмастерья, танцующие.

ПОРТНОЙ (подмастерьям). Наденьте этот костюм на господина Журдена так, как вы всегда одеваете знатных господ.

ПЕРВЫЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Четверо танцующих подмастерьев приближаются к г-ну Журдену. Двое снимают с него штаны, двое других – камзол, а затем, все время двигаясь в такт, они надевают на него новый костюм. Г-н Журден прохаживается между ними, а они смотрят, хорошо ли сидит костюм.

ПОДМАСТЕРЬЕ. Ваша милость! Пожалуйте сколько-нибудь подмастерьям, чтоб они выпили за ваше здоровье.

Г-н ЖУРДЕН. Как ты меня назвал?

ПОДМАСТЕРЬЕ. Ваша милость.

Г-н ЖУРДЕН. «Ваша милость»! Вот что значит одеться по-господски! А будете ходить в мещанском платье – никто вам не скажет «ваша милость». (Дает деньги.) На, вот тебе за «вашу милость».

ПОДМАСТЕРЬЕ. Премного довольны, ваше сиятельство.

Г-н ЖУРДЕН. «Сиятельство»? Ого! «Сиятельство»! Погоди, дружок… «Сиятельство» чего-нибудь да стоит, это не простое слово – «сиятельство»! На, вот тебе от его сиятельства!

ПОДМАСТЕРЬЕ. Ваше сиятельство! Мы все, как один, выпьем за здоровье вашей светлости.

Г-н ЖУРДЕН. «Вашей светлости»? Ого-го! Погоди, не уходи. Это мне-то – «ваша светлость»! (В сторону.) Если дело дойдет до «высочества», честное слово, ему достанется весь кошелек. (Подмастерью.) На, вот тебе за «вашу светлость».

ПОДМАСТЕРЬЕ. Покорнейше благодарим, ваше сиятельство, за ваши милости.

Г-н ЖУРДЕН (в сторону). Вовремя остановился, а то бы я все ему отдал.

ВТОРОЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Четверо подмастерьев танцуют, радуясь щедрости г-на Журдена.

Действие третье

Явление первое

Г-н Журден, два лакея.

Г-н ЖУРДЕН. Идите за мной: я хочу пройтись по городу в новом костюме, да только смотрите не отставайте ни на шаг, чтоб все видели, что вы мои лакеи.

ЛАКЕЙ. Слушаем, сударь.

Г-н ЖУРДЕН. Позовите сюда Николь – мне нужно отдать ей кое-какие распоряжения. Стойте, она сама идет.

Явление второе

Те же и Николь.

Г-н ЖУРДЕН. Николь!

НИКОЛЬ. Что угодно?

Г-н ЖУРДЕН. Послушай…

НИКОЛЬ. Хи-хи-хи-хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Чего ты смеешься?

НИКОЛЬ. Хи-хи-хи-хи-хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Что с тобой, бесстыдница?

НИКОЛЬ. Хи-хи-хи! На кого вы похожи! Хи-хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Что такое?

НИКОЛЬ. Ах, боже мой! Хи-хи-хи-хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Экая нахалка! Ты это надо мной смеешься?

НИКОЛЬ. Ни-ни, сударь, даже не думала. Хи-хи-хи-хи хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Посмейся-ка еще – уж и влетит тебе от меня!

НИКОЛЬ. Ничего нe могу с собой поделать, сударь. Хи-хи-хи-хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Перестанешь ты или нет?

НИКОЛЬ. Извините, сударь, но вы такой уморительный, что я не могу удержаться от смеха. Хи-хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Нет, вы подумайте, какая наглость!

НИКОЛЬ. До чего ж вы сейчас смешной! Хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Я тебя…

НИКОЛЬ. Извините, пожалуйста. Хи-хи-хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Послушай: если ты сию секунду не перестанешь, клянусь – я закачу тебе такую оплеуху, какой еще никто на свете не получал.

НИКОЛЬ. Коли так, сударь, можете быть спокойны: не буду больше смеяться.

Г-н ЖУРДЕН. Ну смотри! Сейчас ты мне уберешь…

НИКОЛЬ. Хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Уберешь как следует…

НИКОЛЬ. Хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Уберешь, говорю, как следует залу и…

НИКОЛЬ. Хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Ты опять?

НИКОЛЬ (валится от хохота). Нет уж, сударь, лучше побейте меня, но только дайте посмеяться вдоволь – так мне будет легче. Хи-хи-хи-хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Ты меня доведешь!

НИКОЛЬ. Смилуйтесь, сударь, дайте мне посмеяться. Хи-хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Вот я тебя сейчас…

НИКОЛЬ. Су… ударь… я лоп… лопну, если не похохочу. Хи-хи-хи!

Г-н ЖУРДЕН. Видали вы такую подлянку? Вместо того чтобы выслушать мои приказания, нагло смеется мне в лицо.

НИКОЛЬ. Что же вам угодно, сударь?

Г-н ЖУРДЕН. Мне угодно, чтобы ты, мошенница, потрудилась навести в доме чистоту: ко мне скоро гости будут.

НИКОЛЬ (встает). Вот мне уже и не до смеху, честное слово! Ваши гости наделают всегда такого беспорядку, что при одной мысли о них на меня нападает тоска.

Г-н ЖУРДЕН. Что ж, мне из-за тебя держать дверь на запоре от всех моих знакомых?

НИКОЛЬ. По крайней мере, от некоторых.

Явление третье

Те же и г-жа Журден.

Г-жа ЖУРДЕН. Ах-ах! Это еще что за новости? Что это на тебе, муженек, за наряд? Верно, вздумал посмешить людей, коли вырядился таким шутом? Хочешь, чтобы все на тебя пальцем показывали?

Г-н ЖУРДЕН. Разве одни дураки да дуры станут на меня показывать пальцем.

Г-жа ЖУРДЕН. Да уж и показывают: твои повадки давно всех смешат.

Г-н ЖУРДЕН. Кого это «всех», позволь тебя спросить?

Г-жа ЖУРДЕН. Всех благоразумных людей, всех, которые поумнее тебя. А мне так совестно глядеть, какую ты моду завел. Собственного дома не узнать. Можно подумать, что у нас каждый день праздник: с самого утра, то и знай, пиликают на скрипках, песни орут, – соседям, и тем покою нет.

НИКОЛЬ. И то правда, сударыня. Мне не под силу будет поддерживать в доме чистоту, коли вы, сударь, будете водить к себе такую пропасть народу. Грязи наносят прямо со всего города. Бедная Франсуаза вконец измучилась: любезные ваши учителя наследят, а она каждый божий день мой после них полы.

Г-н ЖУРДЕН. Ого! Вот так служанка Ни-коль! Простая мужичка, а ведь до чего же языкастая!

Г-жа ЖУРДЕН. Николь права: ума-то у нее побольше, чем у тебя. Хотела бы я знать, на что тебе, в твои годы, понадобился учитель танцев?

НИКОЛЬ. И еще этот верзила фехтовальщик – он так топочет, что весь дом трясется, а в зале, того и гляди, весь паркет повыворотит.

Г-н ЖУРДЕН. Молчать, и ты, служанка, и ты, жена!

Г-жа ЖУРДЕН. Стало быть, ты задумал учиться танцевать? Нашел когда: у самого скоро ноги отнимутся.

НИКОЛЬ. Может статься, вам припала охота кого-нибудь убить?

Г-н ЖУРДЕН. Молчать, говорят вам! Обе вы невежды. Вам невдомек, какие это мне дает пре-ро-га-тивы!

Г-жа ЖУРДЕН. Лучше бы подумал, как дочку пристроить: ведь она уж на выданье.

Г-н ЖУРДЕН. Подумаю я об этом, когда представится подходящая партия. А пока что я хочу думать о том, как бы мне разным хорошим вещам научиться.

НИКОЛЬ. Я еще слыхала, сударыня, что нынче в довершение всего хозяин нанял учителя философии.

Г-н ЖУРДЕН. Совершенно верно. Хочу понабраться ума-разума, чтоб мог я о чем угодно беседовать с порядочными людьми.

Г-жа ЖУРДЕН. Не поступить ли тебе в один прекрасный день в школу, чтоб тебя там розгами драли на старости лет?

Г-н ЖУРДЕН. А что ж тут такого? Пусть меня выдерут хоть сейчас, при всех, лишь бы знать все то, чему учат в школе!

НИКОЛЬ. Да, это бы вам пошло на пользу.

Г-н ЖУРДЕН. Без сомнения.

Г-жа ЖУРДЕН. В хозяйстве тебе все это вот как пригодится!

Г-н ЖУРДЕН. Непременно пригодится. Обе вы несете дичь; мне стыдно, что вы такие необразованные. (Г-же Журден.) Вот, например, знаешь ли ты, как ты сейчас говоришь?

Г-жа ЖУРДЕН. Конечно. Я знаю, что говорю дело и что тебе надо начать жить по-другому.

Г-н ЖУРДЕН. Я не о том толкую. Я спрашиваю: что такое эти слова, которые ты сейчас сказала?

Г-жа ЖУРДЕН. Слова-то мои разумные, а вот поведение твое очень даже неразумное.

Г-н ЖУРДЕН. Говорят тебе, я не о том толкую. Я вот о чем спрашиваю: то, что я тебе говорю, вот то, что я тебе сказал сейчас, – что это такое?

Г-жа ЖУРДЕН. Глупости.

Г-н ЖУРДЕН. Да нет, ты меня не понимаешь. То, что мы оба говорим, вся наша с тобой речь?

Г-жа ЖУРДЕН. Ну?

Г-н ЖУРДЕН. Как это называется?

Г-жа ЖУРДЕН. Все равно, как ни назвать.

Г-н ЖУРДЕН. Невежда! Это проза!

Г-жа ЖУРДЕН. Проза?

Г-н ЖУРДЕН. Да, проза. Все, что проза, то не стихи, а все, что не стихи, то проза. Видала? Вот что значит ученость! (К Николь.) Ну а ты? Тебе известно, как произносится У?

НИКОЛЬ. Как произносится?

Г-н ЖУРДЕН. Да. Что ты делаешь, когда говоришь У?

НИКОЛЬ. Чего?

Г-н ЖУРДЕН. Попробуй сказать У.

НИКОЛЬ. Ну, У.

Г-н ЖУРДЕН. Что же ты делаешь?

НИКОЛЬ. Говорю У.

Г-н ЖУРДЕН. Да, но когда ты говоришь У, что ты в это время делаешь?

НИКОЛЬ. То и делаю, что вы велели.

Г-н ЖУРДЕН. Вот поговори-ка с дурами! Ты вытягиваешь губы и приближаешь верхнюю челюсть к нижней: У. Видишь? Я корчу рожу: У.

НИКОЛЬ. Да, нечего сказать, ловко.

Г-жа ЖУРДЕН. И впрямь чудеса!

Г-н ЖУРДЕН. Вы бы еще не то сказали, ежели б увидали О, ДА-ДА и ФА-ФА!

Г-жа ЖУРДЕН. Что это за галиматья?

НИКОЛЬ. На что это все нужно?

Г-н ЖУРДЕН. Эти невежды хоть кого выведут из себя.

Г-жа ЖУРДЕН. Вот что, гони-ка ты своих учителей в шею и со всей их тарабарщиной.

НИКОЛЬ. А главное, эту дылду – учителя фехтования: от него только пыль столбом.

Г-н ЖУРДЕН. Скажи на милость! Дался вам учитель фехтования! Вот я тебе сейчас докажу, что ты ничего в этом не смыслишь. (Велит подать рапиры и одну из них протягивает Ни-коль.) Вот, смотри, наглядный пример, линия тела. Когда тебя колют квартой, то надо делать так, а когда терсом, то вот так. Тогда тебя никто уж не убьет, а во время драки это самое важное – знать, что ты в безопасности. А ну попробуй, кольни меня разок!

НИКОЛЬ. Что ж, и кольну! (Несколько раз колет г-на Журдена.)

Г-н ЖУРДЕН. Да тише ты! Эй-эй! Осторожней! Черт бы тебя побрал, скверная девчонка!

НИКОЛЬ. Вы же сами велели вас колоть.

Г-н ЖУРДЕН. Да, но ты сперва колешь терсом, вместо того чтобы квартой, и у тебя не хватает терпения подождать, пока я отпарирую.

Г-жа ЖУРДЕН. Ты помешался на всех эти причудах, муженек. И началось это у тебя с тех пор, как ты вздумал водиться с важными господами.

Г-н ЖУРДЕН. В том, что я вожусь с важными господами, виден мой здравый смысл: это куда лучше, чем водиться с твоими мещанами.

Г-жа ЖУРДЕН. Да уж, нечего сказать: прок от того, что ты подружился с дворянами, ох как велик! Взять хоть этого распрекрасного графа, от которого ты без ума: до чего же выгодное знакомство!

Г-н ЖУРДЕН. Молчать! Думай сначала, а потом давай волю языку. Знаешь ли ты, жена, что ты не знаешь, о ком говоришь, когда говоришь о нем? Ты себе не представляешь, какое это значительное лицо: он настоящий вельможа, вхож во дворец, с самим королем разговаривает, вот как я с тобой. Разве это не великая для меня честь, что такая высокопоставленная особа постоянно бывает в моем доме, называет меня любезным другом и держится со мной на равной ноге? Никому и в голову не придет, какие услуги оказывает мне граф, а при всех он до того бывает со мною ласков, что мне, право, становится неловко.

Г-жа ЖУРДЕН. Да, он оказывает тебе услуги, он с тобою ласков, но и денежки у тебя занимает.

Г-н ЖУРДЕН. Ну и что ж? Разве это для меня не честь – дать взаймы такому знатному господину? Могу ли я вельможе, который называет меня любезным другом, отказать в таком пустяке?

Г-жа ЖУРДЕН. А какие такие одолжения делает этот вельможа тебе?

Г-н ЖУРДЕН. Такие, что, кому сказать, никто не поверит.

Г-жа ЖУРДЕН. Например?

Г-н ЖУРДЕН. Ну уж этого я тебе не скажу. Будь довольна тем, что свой долг он мне уплатит сполна, и очень даже скоро.

Г-жа ЖУРДЕН. Как же, дожидайся!

Г-н ЖУРДЕН. Наверняка. Он сам мне говорил!

Г-жа ЖУРДЕН. Держи карман шире.

Г-н ЖУРДЕН. Он дал мне честное слово дворянина.

Г-жа ЖУРДЕН. Враки!

Г-н ЖУРДЕН. Ух! Ну и упрямая ты, жена! А я тебе говорю, что он свое слово сдержит, я в этом уверен.

Г-жа ЖУРДЕН. А я уверена, что не сдержит и что все его любезности – один обман, и ничего более.

Г-н ЖУРДЕН. Замолчи! Вот как раз и он.

Г-жа ЖУРДЕН. Этого только недоставало! Верно, опять пришел просить у тебя в долг. Глядеть на него тошно.

Г-н ЖУРДЕН. Молчать, тебе говорят!

Явление четвертое

Те же и Дорант.

ДОРАНТ. Здравствуйте, господин Журден! Как поживаете, любезный друг?

Г-н ЖУРДЕН. Отлично, ваше сиятельство. Милости прошу.

ДОРАНТ. А госпожа Журден как поживает?

Г-жа ЖУРДЕН. Госпожа Журден живет помаленьку.

ДОРАНТ. Однако, господин Журден, каким вы сегодня франтом!

Г-н ЖУРДЕН. Вот, поглядите.

ДОРАНТ. Вид у вас в этом костюме безукоризненный. У нас при дворе нет ни одного молодого человека, который был бы так же хорошо сложен, как вы.

Г-н ЖУРДЕН. Хе-хе!

Г-жа ЖУРДЕН (в сторону). Знает, как в душу влезть.

ДОРАНТ. Повернитесь. Верх изящества.

Г-жа ЖУРДЕН (в сторону). Да, сзади такой же дурак, как и спереди.

ДОРАНТ. Даю вам слово, господин Журден, у меня было необычайно сильное желание с вами повидаться. Я питаю к вам совершенно особое уважение: не далее как сегодня утром я говорил о вас в королевской опочивальне.

Г-н ЖУРДЕН. Много чести для меня, ваше сиятельство. (Г-же Журден.) В королевской опочивальне!

ДОРАНТ. Наденьте же шляпу.

Г-н ЖУРДЕН. Я вас слишком уважаю, ваше сиятельство.

ДОРАНТ. Боже мой, да наденьте же! Пожалуйста, без церемоний.

Г-н ЖУРДЕН. Ваше сиятельство…

ДОРАНТ. Говорят вам, наденьте, господин Журден: ведь вы мой друг.

Г-н ЖУРДЕН. Ваше сиятельство! Я ваш покорный слуга.

ДОРАНТ. Если вы не наденете шляпу, тогда и я не надену.

Г-н ЖУРДЕН (надевая шляпу). Лучше показаться неучтивым, чем несговорчивым.

ДОРАНТ. Как вам известно, я ваш должник.

Г-жа ЖУРДЕН (в сторону). Да, нам это слишком хорошо известно.

ДОРАНТ. Вы были так великодушны, что неоднократно давали мне в долг и, надо заметить, выказывали при этом величайшую деликатность.

Г-н ЖУРДЕН. Шутить изволите, ваше сиятельство.

ДОРАНТ. Однако ж я почитаю непременною своею обязанностью платить долги и умею ценить оказываемые мне любезности.

Г-н ЖУРДЕН. Я в этом не сомневаюсь.

ДОРАНТ. Я намерен с вами расквитаться. Давайте вместе подсчитаем, сколько я вам всего должен.

Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Ну что, жена? Видишь, какую ты на него взвела напраслину?

ДОРАНТ. Я люблю расплачиваться как можно скорее.

Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). А что я тебе говорил?

ДОРАНТ. Итак, посмотрим, сколько же я вам должен.

Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Вот они, твои нелепые подозрения.

ДОРАНТ. Вы хорошо помните, сколько вы мне ссудили?

Г-н ЖУРДЕН. По-моему, да. Я записал для памяти. Вот она, эта самая запись. В первый раз выдано вам двести луидоров.

ДОРАНТ. Верно.

Г-н Журден. Еще выдано вам сто двадцать.

ДОРАНТ. Так.

Г-н ЖУРДЕН. Еще выдано вам сто сорок.

ДОРАНТ. Вы правы.

Г-н ЖУРДЕН. Все вместе составляет четыреста шестьдесят луидоров, или пять тысяч шестьдесят ливров.

ДОРАНТ. Подсчет вполне верен. Пять тысяч шестьдесят ливров.

Г-н ЖУРДЕН. Тысячу восемьсот тридцать два ливра – вашему поставщику перьев для шляп.

ДОРАНТ. Совершенно точно.

Г-н ЖУРДЕН. Две тысячи семьсот восемьдесят ливров – вашему портному.

ДОРАНТ. Правильно.

Г-н ЖУРДЕН. Четыре тысячи триста семьдесят девять ливров двенадцать су восемь денье – вашему лавочнику.

ДОРАНТ. Отлично. Двенадцать су восемь денье – подсчет верен.

Г-н ЖУРДЕН. И еще тысячу семьсот сорок восемь ливров семь су четыре денье – вашему седельнику.

ДОРАНТ. Все это соответствует истине. Сколько же всего?

Г-н ЖУРДЕН. Итого пятнадцать тысяч восемьсот ливров.

ДОРАНТ. Итог верен. Пятнадцать тысяч восемьсот ливров. Дайте мне еще двести пистолей и прибавьте их к общей сумме; получится ровно восемнадцать тысяч франков, каковые я вам возвращу в самое ближайшее время.

Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). Ну что, права я была?

Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Отстань!

ДОРАНТ. Вас не затруднит моя просьба?

Г-н ЖУРДЕН. Помилуйте!

Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). Ты для него дойная корова.

Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Молчи!

ДОРАНТ. Если вам это неудобно, я обращусь к кому-нибудь другому.

Г-н ЖУРДЕН. Нет-нет, ваше сиятельство.

Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). Он не успокоится, пока тебя не разорит.

Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Говорят тебе, молчи!

ДОРАНТ. Скажите прямо, не стесняйтесь.

Г-н ЖУРДЕН. Нисколько, ваше сиятельство.

Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). Это настоящий проходимец!

Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Да замолчи ты!

Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). Он высосет из тебя все до последнего су.

Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). Да замолчишь ты?

ДОРАНТ. Многие с радостью дали бы мне взаймы, но вы мой лучший друг, и я боялся, что обижу вас, если попрошу у кого-нибудь еще.

Г-н ЖУРДЕН. Слишком много чести для меня, ваше сиятельство. Сейчас схожу за деньгами.

Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). Что? Ты ему еще хочешь дать?

Г-н ЖУРДЕН (г-же Журден, тихо). А как же быть? Разве я могу отказать такой важной особе, которая еще нынче утром говорила обо мне в королевской опочивальне?

Г-жа ЖУРДЕН (г-ну Журдену, тихо). А, да ну тебя, дурак набитый!

Г-н Журден и два лакея уходят.

Явление пятое

Николь, г-жа Журден, Дорант.

ДОРАНТ. Вы как будто не в духе. Что с вами, госпожа Журден?

Г-жа ЖУРДЕН. Голова у меня кругом идет.

ДОРАНТ. А где же ваша уважаемая дочка? Что-то ее не видно.

Г-жа ЖУРДЕН. Моя уважаемая дочка находится именно там, где она сейчас находится.

ДОРАНТ. Как она себя чувствует?

Г-жа ЖУРДЕН. Обыкновенно – вот как она себя чувствует.

ДОРАНТ. Не угодно ли вам как-нибудь на днях посмотреть вместе с дочкой придворный балет и комедию?

Г-жа ЖУРДЕН. Вот-вот, нам теперь как раз до смеха, как раз до смеха нам теперь!

ДОРАНТ. Уж верно, госпожа Журден, в молодости вы славились красотою, приятностью в обхождении и у вас была тьма поклонников.

Г-жа ЖУРДЕН. Хорош, сударь, нечего сказать! А что ж теперь, по-вашему: госпожа Журден – совсем развалина, и голова у нее трясется?

ДОРАНТ. Ах, боже мой, госпожа Журден, простите! Я совсем забыл, что вы еще молоды; это моя всегдашняя рассеянность виновата. Прошу извинить невольную мою дерзость.

Явление шестое

Те же и г-н Журден.

Г-н ЖУРДЕН (Доранту). Вот вам ровно двести луидоров.

ДОРАНТ. Поверьте, господин Журден, что я искренне вам предан и мечтаю быть вам чем-нибудь полезным при дворе.

Г-н ЖУРДЕН. Я вам очень обязан.

ДОРАНТ. Если госпожа Журден желает посмотреть придворный спектакль, я велю оставить для нее лучшие места.

Г-жа ЖУРДЕН. Госпожа Журден покорно вас благодарит.

ДОРАНТ (г-ну Журдену, тихо). Прелестная наша маркиза, как я уже известил вас запиской, сейчас пожалует к вам отобедать и посмотреть балет. В конце концов мне все же удалось уговорить ее побывать на представлении, которое вы для нее устраиваете.

Г-н ЖУРДЕН. Отойдемте на всякий случай подальше.

ДОРАНТ. Мы с вами не виделись целую неделю, и до сих пор я ничего вам не мог сказать о брильянте, который я должен был передать от вас маркизе, но все дело в том, что побороть ее щепетильность мне стоило величайшего труда: она согласилась его принять только сегодня.

Г-н ЖУРДЕН. Как он ей понравился?

ДОРАНТ. Она от него в восхищении. Я почти уверен, что красота этого брильянта необычайно поднимет вас в ее глазах.

Г-н ЖУРДЕН. Дай-то бог!

Г-жа ЖУРДЕН (к Николь). Стоит им сойтись вместе, мой муженек так к нему и прилипнет.

ДОРАНТ. Я приложил все старания, чтобы она составила себе верное понятие как о ценности вашего подарка, так и о силе вашей любви.

Г-н ЖУРДЕН. Не знаю, как вас и благодарить. До чего мне неловко, что такая важная особа, как вы, утруждает себя ради меня!

ДОРАНТ. Что вы! Разве можно друзьям быть такими щепетильными? И разве вы в подобном случае не сделали бы для меня того же самого?

Г-н ЖУРДЕН. Ну конечно! С великой охотой.

Г-жа ЖУРДЕН (к Николь). Когда он здесь, мне просто невмоготу.

ДОРАНТ. Я, по крайней мере, когда нужно услужить другу, решительно на все готов. Как скоро вы мне признались, что пылаете страстью к очаровательной маркизе, моей хорошей знакомой, я сам вызвался быть посредником в ваших сердечных долах.

Г-н ЖУРДЕН. Сущая правда. Благодеяния ваши приводят меня в смущение.

Г-жа ЖУРДЕН (к Николь). Когда же он наконец уйдет?

НИКОЛЬ. Их водой не разольешь.

ДОРАНТ. Вам удалось найти кратчайший путь к ее сердцу. Женщины больше всего любят, когда на них тратятся, и ваши беспрестанные серенады, ваши бесчисленные букеты, изумительный фейерверк, который вы устроили для нее на реке, брильянт, который вы ей подарили, представление, которое вы для нее готовите, – все это красноречивее говорит о вашей любви, чем все те слова, какие только вы могли бы сказать ей.

Г-н ЖУРДЕН. Я не остановлюсь ни перед какими затратами, если только они проложат мне дорогу к ее сердцу. Светская дама имеет для меня ни с чем не сравнимую прелесть, подобную честь я готов купить любою ценой.

Г-жа ЖУРДЕН (к Николь, тихо). О чем это они столько времени шепчутся? Подойди-ка тихонько да послушай.

ДОРАНТ. Скоро вы ею вволю налюбуетесь, ваш взор насладится ею вполне.

Г-н ЖУРДЕН. Чтобы нам не помешали, я устроил так, что моя жена отправится обедать к сестре и пробудет у нее до самого вечера.

ДОРАНТ. Вы поступили благоразумно, а то ваша супруга могла бы нас стеснить. Я от вашего имени отдал распоряжения повару, а также велел все приготовить для балета. Я сам его сочинил, и если только исполнение будет соответствовать замыслу, то я уверен, что от него…

Г-н ЖУРДЕН (заметив, что Николь подслушивает, дает ей пощечину). Это еще что? Ну и нахалка! (Доранту.) Придется нам уйти.

Г-н Журден и Дорант уходят.

Явление седьмое

Николь, г-жа Журден.

НИКОЛЬ. Однако, сударыня, любопытство мне кое-чего стоило. А все-таки тут дело нечисто: они что-то держат от вас в секрете.

Г-жа ЖУРДЕН. Мой муженек давно у меня на подозрении, Николь. Голову даю на отсечение, что он за кем-то приударяет; вот я и стараюсь проведать – за кем. Подумаем, однако ж, о моей дочери. Ты знаешь, что Клеонт влюблен в нее без памяти, мне он тоже пришелся по душе, и я хочу ему посодействовать и, если только удастся, выдать за него Люсиль.

НИКОЛЬ. По правде вам скажу, сударыня, я просто в восторге, что вы так решили: ведь если вам по душе хозяин, то мне по душе слуга, и уж как бы я хотела, чтобы вслед за их свадьбой сыграли и нашу!

Г-жа ЖУРДЕН. Ступай к Клеонту и скажи, что я его зову: мы вместе пойдем к мужу просить руки моей дочери.

НИКОЛЬ. С удовольствием, сударыня. Бегу! Такого приятного поручения я еще никогда не исполняла.

Г-жа Журден уходит.

То-то, наверно, обрадуются!

Явление восьмое

Николь, Клеонт, Ковьель.

НИКОЛЬ (Клеонту). Ах, как вы вовремя! Я вестница вашего счастья и хочу вам…

КЛЕОНТ. Прочь, коварная, не смей обольщать меня лживыми своими речами!

НИКОЛЬ. Так-то вы меня встречаете?

КЛЕОНТ. Прочь, говорят тебе, сей же час ступай к неверной своей госпоже и объяви, что ей больше не удастся обмануть простодушного Клеонта.

НИКОЛЬ. Это еще что за вздор? Миленький мой Ковьель! Скажи хоть ты, что все это значит?

КОВЬЕЛЬ. «Миленький мой Ковьель»! Негодная девчонка! А ну прочь с глаз моих, дрянь ты этакая, оставь меня в покое!

НИКОЛЬ. Как? И ты туда же?..

КОВЬЕЛЬ. Прочь с глаз моих, говорят тебе, не смей больше со мной заговаривать!

НИКОЛЬ (про себя). Вот тебе раз! Какая муха укусила их обоих? Пойду расскажу барышне об этом милом происшествии. (Уходит.)

Явление девятое

Клеонт, Ковьель.

КЛЕОНТ. Как! Поступать таким образом со своим поклонником, да еще с самым верным и самым страстным из поклонников!

КОВЬЕЛЬ. Ужас как с нами обоими здесь обошлись!

КЛЕОНТ. Я расточаю ей весь пыл и всю нежность, на какие я только способен. Ее одну люблю я в целом свете и помышляю лишь о ней. Она одна предмет всех дум моих и всех желаний, она моя единственная радость. Я говорю лишь о ней, думаю только о ней, вижу во сне лишь ее, сердце мое бьется только ради нее, я дышу только ею. И вот достойная награда за эту преданность мою! Два дня не виделись мы с нею; они тянулись для меня, как два мучительных столетья, вот наконец негаданная встреча, душа моя возликовала, румянцем счастья залилось лицо, в восторженном порыве я устремляюсь к ней… и что же? Неверная не смотрит на меня, она проходит мимо, как будто мы совсем, совсем чужие!

КОВЬЕЛЬ. Я то же самое готов сказать.

КЛЕОНТ. Так что же сравнится, Ковьель, с коварством бессердечной Люсиль?

КОВЬЕЛЬ. А что сравнится, сударь, с коварством подлой Николь?

КЛЕОНТ. И это после такого пламенного самопожертвования, после стольких вздохов и клятв, которые исторгла у меня ее прелесть!

КОВЬЕЛЬ. После такого упорного ухаживания, после стольких знаков внимания и услуг, которые я оказал ей на кухне!

КЛЕОНТ. Стольких слез, которые я пролил у ее ног!

КОВЬЕЛЬ. Стольких ведер воды, которые я перетаскал за нее из колодца!

КЛЕОНТ. Как пылко я ее любил, любил до полного самозабвения!

КОВЬЕЛЬ. Как жарко было мне, когда я за нее возился с вертелом, жарко до полного изнеможения!

КЛЕОНТ. А теперь она проходит мимо, явно пренебрегая мной!

КОВЬЕЛЬ. А теперь она пренагло поворачивается ко мне спиной!

КЛЕОНТ. Это коварство заслуживает того, чтобы на нее обрушились кары.

КОВЬЕЛЬ. Это вероломство заслуживает того, чтобы на нее посыпались оплеухи.

КЛЕОНТ. Смотри ты у меня, не вздумай за нее заступаться!

КОВЬЕЛЬ. Я, сударь? Заступаться? Избави бог!

КЛЕОНТ. Не смей оправдывать поступок этой изменницы.

КОВЬЕЛЬ. Не беспокойтесь.

КЛЕОНТ. Не пытайся защищать ее – напрасный труд.

КОВЬЕЛЬ. Да у меня и в мыслях этого нет!

КЛЕОНТ. Я ей этого не прощу и порву с ней всякие отношения.

КОВЬЕЛЬ. Хорошо сделаете.

КЛЕОНТ. Ей, по-видимому, вскружил голову этот граф, который бывает у них в доме; я убежден, что она польстилась на его знатность. Однако из чувства чести я не могу допустить, чтобы она первая объявила о своей неверности. Я вижу, что она стремится к разрыву, и намерен опередить ее: я не хочу уступать ей пальму первенства.

КОВЬЕЛЬ. Отлично сказано. Я вполне разделяю ваши чувства.

КЛЕОНТ. Так подогрей же мою досаду и поддержи меня в решительной битве с остатками любви к ней, дабы они не подавали голоса в ее защиту. Пожалуйста, говори мне о ней как можно больше дурного. Выставь мне ее в самом черном свете и, чтобы вызвать во мне отвращение, старательно оттени все ее недостатки.

КОВЬЕЛЬ. Ее недостатки, сударь? Да ведь это же ломака, смазливая вертихвостка, – нашли, право, в кого влюбиться! Ничего особенного я в ней не вижу, есть сотни девушек гораздо лучше ее. Во-первых, глазки у нее маленькие.

КЛЕОНТ. Верно, глаза у нее небольшие, но зато это единственные в мире глаза: столько в них огня, так они блестят, пронизывают, умиляют.

КОВЬЕЛЬ. Рот у нее большой.

КЛЕОНТ. Да, но он таит в себе особую прелесть: этот ротик невольно волнует, в нем столько пленительного, чарующего, что с ним никакой другой не сравнится.

КОВЬЕЛЬ. Ростом она невелика.

КЛЕОНТ. Да, но зато изящна и хорошо сложена.

КОВЬЕЛЬ. В речах и в движениях умышленно небрежна.

КЛЕОНТ. Верно, но это придает ей своеобразное очарование. Держит она себя обворожительно, в ней так много обаяния, что не покориться ей невозможно.

КОВЬЕЛЬ. Что касается ума…

КЛЕОНТ. Ах, Ковьель, какой у нее тонкий, какой живой ум!

КОВЬЕЛЬ. Говорит она…

КЛЕОНТ. Говорит она чудесно.

КОВЬЕЛЬ. Она всегда серьезна.

КЛЕОНТ. А тебе надо, чтоб она была смешливой, чтоб она была хохотуньей? Что же может быть несноснее женщины, которая всегда готова смеяться?

КОВЬЕЛЬ. Но ведь она самая капризная женщина в мире.

КЛЕОНТ. Да, она с капризами, тут я с тобой согласен, но красавица все может себе позволить, красавице все можно простить.

КОВЬЕЛЬ. Ну, значит, вы ее, как видно, никогда не разлюбите.

КЛЕОНТ. Не разлюблю? Нет, лучше смерть. Я буду ненавидеть ее с такой же силой, с какою прежде любил.

КОВЬЕЛЬ. Как же это вам удастся, если она, по-вашему, верх совершенства?

КЛЕОНТ. В том-то именно и скажется потрясающая сила моей мести, в том-то именно и скажется твердость моего духа, что я возненавижу и покину ее, несмотря на всю ее красоту, несмотря на всю ее привлекательность для меня, несмотря на все ее очарование. Но вот и она.

Явление десятое

Те же, Люсиль и Николь.

НИКОЛЬ (к Люсиль). Я, по крайней мере, была глубоко возмущена.

ЛЮСИЛЬ. Все это, Николь, из-за того, о чем я тебе сейчас напомнила. А, он здесь!

КЛЕОНТ (Ковьелю). Я и говорить с ней не желаю.

КОВЬЕЛЬ. Ая последую вашему примеру.

ЛЮСИЛЬ. Что это значит, Клеонт? Что с вами сталось?

НИКОЛЬ. Да что с тобой, Ковьель?

ЛЮСИЛЬ. Отчего вы такой грустный?

НИКОЛЬ. Что это ты надулся?

ЛЮСИЛЬ. Вы утратили дар речи, Клеонт?

НИКОЛЬ. У тебя язык отнялся, Ковьель?

КЛЕОНТ. Вот злодейка!

ЛЮСИЛЬ. Я вижу, вас расстроила наша сегодняшняя встреча.

КЛЕОНТ (Ковьелю). Ага! Поняли, что натворили.

НИКОЛЬ. Наверно, тебя задело за живое то, как мы держали себя с вами утром.

КОВЬЕЛЬ (Клеонту). Знают кошки, чье мясо съели.

ЛЮСИЛЬ. Ведь это единственная причина вашей досады.

КЛЕОНТ. Да, коварная, если вам угодно знать, так именно это. Но только я предупреждаю, что ваша измена не доставит вам радости: я сам намерен порвать с вами, я лишу вас права считать, что это вы меня оттолкнули. Разумеется, мне будет нелегко побороть мое чувство, меня охватит тоска, некоторое время я буду страдать, но я себя пересилю, и лучше я вырву из груди сердце, чем поддамся слабости и возвращусь к вам.

КОВЬЕЛЬ (к Николь). А куда он, туда и я.

ЛЮСИЛЬ. Вот уж много шуму из ничего! Я вам сейчас объясню, Клеонт, по какой причине я утром уклонилась от встречи с вами.

КЛЕОНТ (пытается уйти от Люсиль). Ничего не желаю слушать.

НИКОЛЬ (Ковьелю). Я тебе сейчас скажу, почему мы так быстро прошли мимо.

КОВЬЕЛЬ (пытается уйти от Николь). Знать ничего не желаю.

ЛЮСИЛЬ (идет за Клеонтом). Итак, сегодня утром…

КЛЕОНТ (не глядя на Люсиль, направляется к выходу). Еще раз – нет.

НИКОЛЬ (идет за Ковьелем). Было бы тебе известно…

КОВЬЕЛЬ (не глядя на Николь, направляется к выходу). Притворщица, отстань!

ЛЮСИЛЬ. Послушайте!

КЛЕОНТ. Конец всему.

НИКОЛЬ. Дай мне сказать.

КОВЬЕЛЬ. Я глух.

ЛЮСИЛЬ. Клеонт!

КЛЕОНТ. Нет-нет!

НИКОЛЬ. Ковьель!

КОВЬЕЛЬ. Ни-ни!

ЛЮСИЛЬ. Постойте!

КЛЕОНТ. Басни!

НИКОЛЬ. Послушай!

КОВЬЕЛЬ. Вздор!

ЛЮСИЛЬ. Минутку!

КЛЕОНТ. Ни за что!

НИКОЛЬ. Чуть-чуть терпенья!

КОВЬЕЛЬ. Чепуха!

ЛЮСИЛЬ. Два только слова!

КЛЕОНТ. Все кончено, нет-нет!

НИКОЛЬ. Одно словечко!

КОВЬЕЛЬ. Мы незнакомы.

ЛЮСИЛЬ (останавливается). Ну что ж, раз вы не хотите меня выслушать, то оставайтесь при своем мнении и поступайте как вам заблагорассудится.

НИКОЛЬ (тоже останавливается). Коли так, поступай, как тебе вздумается.

КЛЕОНТ (поворачивается к Люсиль). Любопытно, однако ж, знать причину вашего прелестного поведения.

ЛЮСИЛЬ (пытается уйти от Клеонта). У меня пропало всякое желание об этом с вами говорить.

КОВЬЕЛЬ (поворачивается к Николь). Послушаем, однако ж, в чем тут дело.

НИКОЛЬ (хочет уйти от Ковьеля). У меня пропала всякая охота тебе это объяснять.

КЛЕОНТ (идет за Люсиль). Расскажите же мне…

ЛЮСИЛЬ (не глядя на Клеонта, направляется к выходу). Ничего не стану рассказывать.

КОВЬЕЛЬ (идет за Николь). Растолкуй же мне…

НИКОЛЬ (не глядя на Ковьеля, направляется к выходу). Ничего не стану растолковывать.

КЛЕОНТ. О, пощадите!

ЛЮСИЛЬ. Еще раз – нет!

КОВЬЕЛЬ. Будь так любезна!

НИКОЛЬ. Конец всему.

КЛЕОНТ. Я вас молю!

ЛЮСИЛЬ. Подите прочь!

КОВЬЕЛЬ. Прошу тебя!

НИКОЛЬ. Ступай-ка вон!

КЛЕОНТ. Люсиль!

ЛЮСИЛЬ. Нет-нет!

КОВЬЕЛЬ. Николь!

НИКОЛЬ. Ни-ни!

КЛЕОНТ. Ради бога!

ЛЮСИЛЬ. Не желаю!

КОВЬЕЛЬ. Ну скажи!

НИКОЛЬ. Ни за что.

КЛЕОНТ. Пролейте свет!

ЛЮСИЛЬ. И не подумаю.

КОВЬЕЛЬ. Открой ты мне глаза!

НИКОЛЬ. Была охота!

КЛЕОНТ. Ну что ж, коль скоро вы не хотите взять на себя труд разуверить меня и объяснить ваше поведение, которого любовный пламень мой не заслужил, то, неблагодарная, вы видите меня в последний раз: я ухожу, и в разлуке с вами я умру от горя и от любви.

КОВЬЕЛЬ (к Николь). А я – следом за ним.

ЛЮСИЛЬ (Клеонту, который собирается уходить). Клеонт!

НИКОЛЬ (Ковьелю, который идет за своим господином). Ковьель!

КЛЕОНТ (останавливается). Что?

КОВЬЕЛЬ (тоже останавливается). Ну?

ЛЮСИЛЬ. Куда же вы?

КЛЕОНТ. Я вам сказал.

ЛЮСИЛЬ. Как! Вы хотите умереть?

КЛЕОНТ. О да, жестокая, вы сами этого хотите.

КОВЬЕЛЬ. Мы помирать пошли.

ЛЮСИЛЬ. Я? Я хочу вашей смерти?

КЛЕОНТ. Да, хотите.

ЛЮСИЛЬ. Кто вам сказал?

КЛЕОНТ (подходит к Люсиль). Как же не хотите, когда вы не хотите разрешить мои сомнения?

ЛЮСИЛЬ. Да я-то тут при чем? Если б вы с самого начала соблаговолили меня выслушать, я бы вам сказала, что повинна в утреннем происшествии, причинившем вам такую обиду, моя старая тетка, с которой мы вместе шли: она твердо убеждена, что если мужчина, не дай бог, подошел к девушке, тем самым он ее уже обесчестил, вечно читает нам об этом проповеди и старается внушить, что мужчины – это бесы и что от них нужно бежать без оглядки.

НИКОЛЬ (Ковьелю). Вот и весь секрет.

КЛЕОНТ. А вы не обманываете меня, Лю-силь?

КОВЬЕЛЬ (к Николь). А ты меня не дурачишь?

ЛЮСИЛЬ (Клеонту). Все это истинная правда.

НИКОЛЬ (Ковьелю). Все так и было.

КОВЬЕЛЬ (Клеонту). Ну что ж, поверить им?

КЛЕОНТ. Ах, Люсиль, вам стоит сказать одно только слово – и волнения души моей тотчас же утихают! Как легко убеждают нас те, кого мы любим!

КОВЬЕЛЬ. Ну и ловки же умасливать нашего брата эти чертовы куклы!

Явление одиннадцатое

Те же и г-жа Журден.

Г-жа ЖУРДЕН. Очень рада вас видеть, Клеонт, вы как раз вовремя. Сейчас придет мой муж; воспользуйтесь случаем и просите у него руки Люсиль.

КЛЕОНТ. Ах, сударыня, как отрадно мне слышать эти слова и как сходятся они с моими собственными желаниями! Что может быть для меня приятнее этого приказа, что может быть для меня дороже этого благодеяния?

Явление двенадцатое

Те же и г-н Журден.

КЛЕОНТ. Господин Журден! Я решил не прибегать ни к чьему посредничеству, чтобы обратиться к вам с просьбой, которая касается давнишней моей мечты. Это слишком важная для меня просьба, и я почел за нужное сам изложить вам ее. Итак, скажу вам не обинуясь, что честь быть вашим зятем явилась бы для меня наивысшей милостью, и вот эту именно милость я и прошу вас мне оказать.

Г-н ЖУРДЕН. Прежде чем дать вам ответ, сударь, я попрошу вас сказать, дворянин вы или нет.

КЛЕОНТ. Сударь! Большинство, не задумываясь, ответило бы на этот вопрос утвердительно. Слова нынче дешевы. Люди без зазрения совести присваивают себе дворянское звание – подобный род воровства, по-видимому, вошел в обычай. Но я на этот счет, признаюсь, более щепетилен. Я полагаю, что всякий обман бросает тень на порядочного человека. Стыдиться тех, от кого тебе небо судило родиться на свет, блистать в обществе вымышленным титулом, выдавать себя не за то, что ты есть на самом деле, – это, на мой взгляд, признак душевной низости. Разумеется, мои предки занимали почетные должности, сам я с честью прослужил шесть лет в армии, и состояние мое таково, что я надеюсь занять не последнее место в свете; но, со всем тем, я не намерен присваивать себе дворянское звание, несмотря на то что многие на моем месте сочли бы себя вправе это сделать, и я вам скажу напрямик: я не дворянин.

Г-н ЖУРДЕН. Кончено, сударь: моя дочь – не для вас.

КЛЕОНТ. Как?

Г-н ЖУРДЕН. Вы – не дворянин; дочку мою вы не получите.

Г-жа ЖУРДЕН. Да при чем тут – дворянин, не дворянин? Мы-то с тобой от ребра Людовика Святого, что ли, происходим?

Г-н ЖУРДЕН. Молчи, жена, я вижу, к чему ты клонишь.

Г-жа ЖУРДЕН. Сами-то мы с тобой не из честных мещанских семей?

Г-н ЖУРДЕН. Вот язык-то без костей у тебя, жена!

Г-жа ЖУРДЕН. Разве наши родители не были купцами?

Г-н ЖУРДЕН. Уж эти бабы! Слова сказать не дадут. Коли твой родитель был купцом, тем хуже для него, а про моего родителя так могут сказать только злые языки. Одним словом, я хочу, чтобы зять у меня был дворянин.

Г-жа ЖУРДЕН. Твоей дочке нужен муж подходящий; лучше ей выйти за человека честного, богатого да статного, чем за дворянина, нищего да нескладного.

НИКОЛЬ. Вот уж верно! В нашей деревне господский сынок такой увалень и такой оболтус, какого я отроду не видывала.

Г-н ЖУРДЕН (к Николь). Замолчи, нахалка! Вечно вмешиваешься в разговор. Добра для дочки у меня припасено довольно, недостает только почета, вот я и хочу, чтоб она была маркизой.

Г-жа ЖУРДЕН. Маркизой?

Г-н ЖУРДЕН. Да, маркизой.

Г-жа ЖУРДЕН. Сохрани господи и помилуй!

Г-н ЖУРДЕН. Это дело решенное.

Г-жа ЖУРДЕН. А я на это никак не согласна. От неравного брака ничего хорошего не жди. Не желаю я, чтоб мой зять стал попрекать мою дочь родителями и чтоб их дети стыдились называть меня бабушкой. Случится ей в один прекрасный день прикатить ко мне в карете, и вот ежели она ненароком кому-нибудь из соседей забудет поклониться, так чего только про нее не наговорят! «Поглядите, скажут, на госпожу маркизу! Видите, как чванится! Это дочка господина Журдена, в детстве она почитала за великое счастье поиграть с нами. Прежде она не была такой спесивой: ведь оба ее деда торговали сукном подле ворот святого Иннокентия. Нажили детям добра, а теперь, поди, на том свете ох как за это расплачиваются, потому честному человеку никогда так не разбогатеть». Терпеть не могу я этих пересудов. Коротко говоря, я хочу, чтоб мой зять был мне благодарен за дочку и чтоб я могла сказать ему попросту: «Садись-ка, зять, пообедай с нами».

Г-н ЖУРДЕН. Вот тут-то вся твоя мелочная душонка и сказалась: тебе бы весь век прозябать в ничтожестве. Довольно разговоров! Наперекор всем дочь моя будет маркизой, а разозлишь меня еще пуще, так я ее герцогиней сделаю. (Уходит.)

Явление тринадцатое

Клеонт, Ковьель, Люсиль, Николь, г-жа Журден.

Г-жа ЖУРДЕН. Не унывайте, Клеонт. (К Люсиль.) Пойдем-кa, дочка. Ты прямо так отцу и скажи: если не за Клеонта, так ни за кого, мол, не выйду.

Г-жа Журден, Люсиль и Николь уходят.

Явление четырнадцатое

Клеонт, Ковьель.

КОВЬЕЛЬ. Много вам помогло ваше благородство!

КЛЕОНТ. Что поделаешь! Я на этот счет необычайно щепетилен, и переломить себя – это выше моих сил.

КОВЬЕЛЬ. А кто вам велел относиться к такому человеку серьезно? Разве вы не видите, что он помешался? Ну что вам стоило снизойти к его слабости?

КЛЕОНТ. Твоя правда, но я никак не мог предполагать, что для того, чтобы стать зятем господина Журдена, требуется предъявить дворянские грамоты.

КОВЬЕЛЬ (хохочет). Ха-ха-ха!

КЛЕОНТ. Чего ты смеешься?

КОВЬЕЛЬ. Я надумал сыграть с нашим умником одну шутку, благодаря которой вы добьетесь своего.

КЛЕОНТ. Что такое?

КОВЬЕЛЬ. Преуморительная штучка!

КЛЕОНТ. Да что же именно?

КОВЬЕЛЬ. Тут у нас недавно был маскарад, и для моей затеи это как раз то, что нужно: я думаю воспользоваться этим, чтобы обвести вокруг пальца нашего простофилю. Придется, конечно, разыграть комедию, но с таким человеком все можно себе позволить, и раздумывать тут особенно нечего: он свою роль сыграет чудесно и, каких бы небылиц ему ни наплели, ко всему отнесется с полным доверием. У меня и актеры и костюмы готовы, дайте мне только полную волю.

КЛЕОНТ. Но научи же меня…

КОВЬЕЛЬ. Сейчас я вам все растолкую. Уйдемте-ка отсюда: вон он опять.

Клеонт и Ковьель уходят.

Явление пятнадцатое

Г-н Журден один.

Г-н ЖУРДЕН. Что за черт! То и дело колют мне глаза моим знакомством с вельможами, а для меня ничего не может быть приятнее таких знакомых. От них один только почет и уважение. Я бы позволил отрубить себе два пальца на руке, лишь бы мне родиться графом или же маркизом.

Явление шестнадцатое

Г-н Журден, лакей.

ЛАКЕЙ. Сударь! Там его сиятельство под руку с какой-то дамой.

Г-н ЖУРДЕН. Ах, боже мой! Мне нужно еще отдать кое-какие распоряжения. Скажи, что я сейчас. (Уходит.)

Явление семнадцатое

Лакей, Доримена, Дорант.

ЛАКЕЙ. Барин велели сказать, что сейчас выйдут.

ДОРАНТ. Очень хорошо.

Лакей уходит.

Явление восемнадцатое

Доримена, Дорант.

ДОРИМЕНА. Не знаю, Дорант, по-моему, я все же поступила опрометчиво, что позволила вам привезти меня в незнакомый дом.

ДОРАНТ. Где же в таком случае, маркиза, моя любовь могла бы вас приветствовать, коль скоро вы во избежание огласки не желаете со мной встречаться ни у себя, ни у меня?

ДОРИМЕНА. Да, но вы не хотите сознаться, что я незаметно для себя привыкаю к ежедневным и слишком сильным доказательствам вашей любви ко мне. Сколько бы я ни отказывалась, в конце концов я все же сдаюсь на ваши уговоры: своею деликатною настойчивостью вы добиваетесь от меня того, что я готова исполнить любое ваше желание. Началось с частых посещений, за ними последовали признания, признания повлекли за собой серенады и представления, а там уж пошли подарки. Я всему этому противилась, но вы неисправимы, и всякий раз вам удается сломить мое упорство. Теперь я уже ни за что не отвечаю: боюсь, что вы все же склоните меня на брак, хотя я всячески этого избегала.

ДОРАНТ. Давно пора, маркиза, уверяю вас. Вы вдова, вы ни от кого не зависите. Я тоже сам себе господин и люблю вас больше жизни. Отчего бы вам сегодня же не составить мое счастье?

ДОРИМЕНА. Ах, боже мой, Дорант, для того чтобы совместная жизнь была счастливой, от обеих сторон требуется слишком много! Как часто благоразумнейшим супругам не удается создать союз, который бы их удовлетворял!

ДОРАНТ. Помилуйте, маркиза, вы явно преувеличиваете трудности, а ваш собственный опыт еще ничего не доказывает.

ДОРИМЕНА. Как бы там ни было, я возвращаюсь к тому же. Я ввожу вас в расходы, и это меня беспокоит: во-первых, они слишком ко многому меня обязывают, а во-вторых, простите за откровенность, я уверена, что они не могут вас не обременять, а мне это неприятно.

ДОРАНТ. Ах, маркиза, это сущие пустяки, вас это не должно…

ДОРИМЕНА. Я знаю, что говорю. Между прочим, брильянт, который вы заставили меня принять, – такая дорогая вещь…

ДОРАНТ. Маркиза, умоляю, не переоценивайте вещицы, которую моя любовь считает недостойною вас! Позвольте… Но вот и хозяин дома.

Явление девятнадцатое

Те же и г-н Журден.

Г-н ЖУРДЕН (сделав два поклона, оказывается на слишком близком расстоянии от Доримены). Чуть-чуть назад, сударыня.

ДОРИМЕНА. Что?

Г-н ЖУРДЕН. Если можно, на один шаг.

ДОРИМЕНА. Что такое?

Г-н ЖУРДЕН. Отступите немного, а то я не могу сделать третий поклон.

ДОРАНТ. Господин Журден любит изысканное обхождение.

Г-н ЖУРДЕН. Сударыня! Это величайшая для меня радость, что я оказался таким баловнем судьбы и таким, можно сказать, счастливцем, что имею такое счастье и вы были так добры, что сделали мне милость и пожелали почтить меня почетом благосклонного своего присутствия, и если б только я был достоин удостоиться таких достоинств, каковы ваши… и небо… завидующее моему блаженству… предоставило мне… преимущество заслужить… заслужить…

ДОРАНТ. Довольно, господин Журден. Маркиза не любит длинных комплиментов. Она и так уже наслышана о необычайной остроте вашего ума. (Доримене тихо.) Как видите, у этого славного мещанина забавные манеры.

ДОРИМЕНА (Доранту, тихо). Это нетрудно заметить.

ДОРАНТ. Позвольте вам представить, маркиза, лучшего моего друга…

Г-н ЖУРДЕН. Это для меня слишком много чести.

ДОРАНТ. …человека вполне светского.

ДОРИМЕНА. Я испытываю к нему глубокое уважение.

Г-н ЖУРДЕН. Я еще ничего не сделал, сударыня, чтобы заслужить такую милость.

ДОРАНТ (г-ну Журдену, тихо). Смотрите не проговоритесь о брильянте, который вы ей подарили.

Г-н ЖУРДЕН (Доранту, тихо). Можно только спросить, как он ей понравился?

ДОРАНТ (г-ну Журдену, тихо). Что вы! Боже вас сохрани! Это было бы с вашей стороны неучтиво. Если желаете походить на вполне светского человека, то, наоборот, сделайте вид, будто это не вы ей подарили. (Доримене.) Господин Журден говорит, что он вам несказанно рад.

ДОРИМЕНА. Я очень тронута.

Г-н ЖУРДЕН (Доранту, тихо). Как я вам признателен, что вы замолвили за меня словечко перед маркизой!

ДОРАНТ (г-ну Журдену, тихо). Я еле уговорил ее поехать к вам.

Г-н ЖУРДЕН (Доранту, тихо). Не знаю, чем мне вас отблагодарить.

ДОРАНТ. Он говорит, маркиза, что вы первая в мире красавица.

ДОРИМЕНА. Мне это очень лестно.

Г-н ЖУРДЕН. Это мне, сударыня, лестно, что вы…

ДОРАНТ. А не пора ли обедать?

Явление двадцатое

Те же и лакей.

ЛАКЕЙ (г-ну Журдену). Все готово, сударь.

ДОРАНТ. В таком случае пойдемте к столу, пусть позовут певцов.

БАЛЕТ

Шесть поваров, приготовивших парадный обед, танцуют вместе, что и составляет третью интермедию; затем они вносят уставленный блюдами стол.

Действие четвертое

Явление первое

Г-н Журден, Доримена, Дорант, трое певцов, лакеи.

ДОРИМЕНА. Дорант! Что я вижу? Да это же роскошный пир!

Г-н ЖУРДЕН. Полноте, сударыня, я бы хотел предложить вашему вниманию что-нибудь более великолепное.

Доримена, г-н Журден, Дорант и трое певцов садятся за стол.

ДОРАНТ. Господин Журден совершенно прав, маркиза. Я ему весьма признателен за то, что он вам оказывает столь радушный прием. Я с ним согласен, что обед недостаточно для вас великолепен. Я его заказывал сам, но в этой области я не такой тонкий знаток, как некоторые наши друзья, а потому и трапеза получилась не очень изысканная, так что вы найдете здесь прямые нарушения правил поваренного искусства и отклонения от строгого вкуса. Вот если б это взял на себя Дамис, тогда уж ни к чему нельзя было бы придраться: во всем были бы видны изящество и знание дела; он сам расхваливал бы каждое кушанье и в конце концов вынудил бы вас признать его незаурядные способности в науке чревоугодия. Он рассказал бы вам о поджаренных хлебцах со сплошной золотистой корочкой, нежно похрустывающей на зубах, о бархатистом, в меру терпком вине, о бараньей лопатке, нашпигованной петрушкой, о затылке нормандского теленка, вот этаком длинном, белом, нежном, который так и тает во рту, о дивно пахнущих куропатках и, как о венце творенья, о бульоне с блестками жира, за которым следует молоденькая упитанная индейка, обложенная голубями и украшенная белыми луковками вперемежку с цикорием. А что касается меня, то я принужден сознаться в собственном невежестве и, пользуясь удачным выражением господина Журдена, хотел бы предложить вашему вниманию что-нибудь более великолепное.

ДОРИМЕНА. Я ем с большим аппетитом, – вот как я отвечаю на ваш комплимент.

Г-н ЖУРДЕН. Ах, какие прелестные ручки!

ДОРИМЕНА. Руки обыкновенные, господин Журден, но вы, вероятно, имеете в виду брильянт, – вот он действительно очень хорош.

Г-н ЖУРДЕН. Что вы, сударыня, боже меня сохрани, это было бы недостойно светского человека, да к тому же сам брильянт – сущая безделица.

ДОРИМЕНА. Вы слишком требовательны.

Г-н ЖУРДЕН. А вы чересчур снисходительны.

ДОРАНТ (делает знак г-ну Журдену; лакею). Налейте вина господину Журдену и вот этим господам, а они будут так любезны, что споют нам застольную песню.

ДОРИМЕНА. Музыка – чудесная приправа к хорошему обеду. Должна заметить, что угощают меня здесь на славу.

Г-н ЖУРДЕН. Сударыня! Не мне…

ДОРАНТ. Господин Журден! Послушаем наших певцов: то, что они нам скажут, куда лучше всего того, что можем сказать мы.

ПЕРВЫЙ И ВТОРОЙ ПЕВЦЫ

(поют с бокалами в руках)

Филида! Сделай знак мне пальчиком своим, —

Вино в твоих руках так искристо сверкает!

Твоя краса меня одушевляет,

И страстию двойной я ныне одержим.

Вино, и ты, и я – отныне быть должны мы

Навек неразделимы.

Вино в твоих устах горит живым огнем,

Твои уста вину окраску сообщают.

О, как они друг друга дополняют!

Я опьянен вдвойне – тобою и вином.

Вино, и ты, и я – отныне быть должны мы

Навек неразделимы!

ВТОРОЙ И ТРЕТИЙ ПЕВЦЫ

Будем, будем пить вино, —

Время слишком быстролетно:

Надо, надо беззаботно

Брать, что в жизни суждено!

Темны́ реки́ забвенья волны:

Там нет ни страсти, ни вина,

А здесь бокалы полны, —

Так пей, так пей до дна!

Пусть разумники порой

Речи мудрые заводят,

Наша мудрость к нам приходит

Лишь с бутылкой и едой.

Богатство, знание и слава

Не избавляют от забот.

Кто пьян – имеет право

Сказать, что он живет!

ВСЕ ТРОЕ ВМЕСТЕ

Лей, мальчик, лей, полнее наливай,

Пока не перельется через край!

ДОРИМЕНА. Лучше спеть невозможно. Просто прекрасно!

Г-н ЖУРДЕН. А я вижу перед собой, сударыня, нечто более прекрасное.

ДОРИМЕНА. Что я слышу? Я и не думала, что господин Журден может быть так любезен.

ДОРАНТ. Помилуйте, маркиза! За кого же вы принимаете господина Журдена?

Г-н ЖУРДЕН. Я хочу, чтобы она меня принимала за чистую монету.

ДОРИМЕНА. Опять?

ДОРАНТ. Вы его еще не знаете.

Г-н ЖУРДЕН. Она меня узнает, как только пожелает.

ДОРИМЕНА. Да он неистощим!

ДОРАНТ. Господин Журден за словом в карман не лезет. Но вы даже не замечаете, маркиза, что он доедает все кусочки, до которых вы дотрагиваетесь.

ДОРИМЕНА. Господин Журден приводит меня в восхищение.

Г-н ЖУРДЕН. Вот если б я мог надеяться на похищение вашего сердца, я был бы…

Явление второе

Те же и г-жа Журден.

Г-жа ЖУРДЕН. Ба! Ба! Да здесь приятная компания, и, как видно, меня не ждали! Так вот почему тебе не терпелось, любезный мой супруг, спровадить меня на обед к моей сестре! Сначала представление, а потом и пир горой! Нечего сказать, нашел, куда девать денежки: потчуешь в мое отсутствие дам, нанимаешь для них певцов и комедиантов, а меня – со двора долой.

ДОРАНТ. Что вы говорите, госпожа Журден? Что это у вас за фантазия? Откуда вы взяли, что ваш муж тратит деньги и что это он дает в честь дамы обед? Да будет вам известно, что обед устраиваю я, а он только предоставил для этого свой дом, – советую вам прежде подумать хорошенько, а потом уже говорить.

Г-н ЖУРДЕН. Вот то-то, глупая: обед устраивает его сиятельство в честь этой знатной дамы. Он оказал мне особую милость тем, что избрал для этого мой дом и пригласил и меня.

Г-жа ЖУРДЕН. Все враки. Я знаю, что́ знаю.

ДОРАНТ. Наденьте, госпожа Журден, очки получше.

Г-жа ЖУРДЕН. Мне очки не нужны, сударь, я и так хорошо вижу. Я давно уже чую недоброе: напрасно вы думаете, что я такая дура. Стыдно вам, благородному господину, потакать дурачествам моего мужа. И вам, сударыня, такой важной даме, не к лицу и негоже вносить в семью раздор и позволять моему мужу за вами волочиться.

ДОРИМЕНА. Что все это значит? Послушайте, Дорант, вы издеваетесь надо мной? Заставлять меня выслушивать нелепые бредни этой вздорной женщины! (Уходит.)

ДОРАНТ (бежит за Дорименой). Маркиза, погодите! Маркиза, куда же вы?

Г-н ЖУРДЕН. Сударыня!.. Ваше сиятельство! Извинитесь перед ней за меня и уговорите ее вернуться.

Певцы уходят.

Явление третье

Г-н Журден, лакеи, г-жа Журден.

Г-н ЖУРДЕН. Ах ты, дура этакая, вот что ты натворила! Осрамила меня перед всем светом! Ведь это же надо: выгнать из моего дома знатных особ!

Г-жа ЖУРДЕН. Плевать мне на их знатность.

Г-н ЖУРДЕН. Вот я тебе сейчас, окаянная, разобью голову тарелкой за то, что ты расстроила наш обед!

Лакеи выносят стол.

Г-жа ЖУРДЕН (уходя). Испугалась я тебя, как же! Я свои права защищаю, все женщины будут на моей стороне.

Г-н ЖУРДЕН. Счастье твое, что ты скорей от меня наутек!

Явление четвертое

Г-н Журден один.

Г-н ЖУРДЕН. Вот уж не вовремя явилась! Я, как нарочно, был в ударе, блистал остроумием. А это еще что такое?

Явление пятое

Г-н Журден, Ковьель переодетый.

КОВЬЕЛЬ. Нe знаю, сударь, имею ли я честь быть вам знакомым.

Г-н ЖУРДЕН. Нет, сударь.

КОВЬЕЛЬ (показывает рукой на фут от полу). А я знал вас еще вот этаким.

Г-н ЖУРДЕН. Меня?

КОВЬЕЛЬ. Да. Вы были прелестным ребенком, и все дамы брали вас на руки и целовали.

Г-н ЖУРДЕН. Меня? Целовали?

КОВЬЕЛЬ. Да. Я был близким другом вашего покойного батюшки.

Г-н ЖУРДЕН. Моего покойного батюшки?

КОВЬЕЛЬ. Да. Это был настоящий дворянин.

Г-н ЖУРДЕН. Как вы сказали?

КОВЬЕЛЬ. Я сказал, что это был настоящий дворянин.

Г-н ЖУРДЕН. Кто, мой отец?

КОВЬЕЛЬ. Да.

Г-н ЖУРДЕН. Вы его хорошо знали?

КОВЬЕЛЬ. Ну еще бы!

Г-н ЖУРДЕН. И вы его знали за дворянина?

КОВЬЕЛЬ. Разумеется.

Г-н ЖУРДЕН. Вот после этого и верь людям!

КОВЬЕЛЬ. А что?

Г-н ЖУРДЕН. Есть же такие олухи, которые уверяют, что он был купцом!

КОВЬЕЛЬ. Купцом? Да это явный поклеп: он никогда не был купцом. Видите ли, он был человек на редкость обходительный, на редкость услужливый, а так как он отлично разбирался в тканях, то постоянно ходил по лавкам, выбирал, какие ему нравились, приказывал отнести их к себе на дом, а потом раздавал друзьям за деньги.

Г-н ЖУРДЕН. Я очень рад, что с вами познакомился: вы, я думаю, не откажетесь засвидетельствовать, что мой отец был дворянин.

КОВЬЕЛЬ. Я готов подтвердить это перед всеми.

Г-н ЖУРДЕН. Вы чрезвычайно меня обяжете. Чем же могу вам служить?

КОВЬЕЛЬ. С той поры, когда я водил дружбу с покойным вашим батюшкой – как я вам уже сказал, с этим настоящим дворянином, – я успел объехать весь свет.

Г-н ЖУРДЕН. Весь свет?

КОВЬЕЛЬ. Да.

Г-н ЖУРДЕН. Должно полагать, это очень далеко.

КОВЬЕЛЬ. Конечно. Всего четыре дня, как я возвратился из длительного путешествия, и так как я принимаю близкое участие во всем, что касается вас, то почел своим долгом прийти сообщить вам в высшей степени приятную для вас новость.

Г-н ЖУРДЕН. Какую?

КОВЬЕЛЬ. Известно ли вам, что сын турецкого султана находится здесь?

Г-н ЖУРДЕН. Нет, неизвестно.

КОВЬЕЛЬ. Как же так? У него блестящая свита, все сбегаются на него посмотреть, его принимают у нас как чрезвычайно важное лицо.

Г-н ЖУРДЕН. Ей-богу, ничего не знаю.

КОВЬЕЛЬ. Для вас тут существенно то, что он влюблен в вашу дочь.

Г-н ЖУРДЕН. Сын турецкого султана?

КОВЬЕЛЬ. Да. И он метит к вам в зятья.

Г-н ЖУРДЕН. Ко мне в зятья? Сын турецкого султана?

КОВЬЕЛЬ. Сын турецкого султана – к вам в зятья. Я посетил его, турецкий язык я знаю в совершенстве, мы с ним разговорились, и, между прочим, он мне сказал: «Аксям крок солер онш алла мустаф гиделум аманахем варахини уссерэ карбулат» – то есть: «Не видал ли ты молодой красивой девушки, дочери господина Журдена, парижского дворянина?»

Г-н ЖУРДЕН. Сын турецкого султана так про меня сказал?

КОВЬЕЛЬ. Да. Я ответил, что знаю вас хорошо и дочку вашу видел, а он мне на это: «Ах, марабаба сахем!» – то есть: «Ах, как я люблю ее!»

Г-н ЖУРДЕН. «Марабаба сахем» значит: «Ах, как я люблю ее»?

КОВЬЕЛЬ. Да.

Г-н ЖУРДЕН. Хорошо, что вы сказали, – сам бы я нипочем не догадался, что «марабаба сахем» значит: «Ах, как я люблю ее!» Какой изумительный язык!

КОВЬЕЛЬ. Еще какой изумительный! Вы знаете, что значит «какаракамушен»?

Г-н ЖУРДЕН. «Какаракамушен»? Нет.

КОВЬЕЛЬ. Это значит «душенька моя».

Г-н ЖУРДЕН. «Какаракамушен» значит «душенька моя»?

КОВЬЕЛЬ. Да.

Г-н ЖУРДЕН. Чудеса! «Какаракамушен» – «душенька моя»! Кто бы мог подумать! Просто поразительно!

КОВЬЕЛЬ. Так вот, исполняя его поручение, я довожу до вашего сведения, что он прибыл сюда просить руки вашей дочери, а чтобы будущий тесть по своему положению был достоин его, он вознамерился произвести вас в «мамамуши» – это у них такое высокое звание.

Г-н ЖУРДЕН. В «мамамуши»?

КОВЬЕЛЬ. Да. «Мамамуши» – по-нашему все равно что паладин. Паладин – это у древних… одним словом, паладин. Это самый почетный сан, какой только есть в мире, – вы станете в один ряд с наизнатнейшими вельможами.

Г-н ЖУРДЕН. Сын турецкого султана делает мне великую честь. Пожалуйста, проводите меня к нему: я хочу его поблагодарить.

КОВЬЕЛЬ. Зачем? Он сам к вам приедет.

Г-н ЖУРДЕН. Он ко мне приедет?

КОВЬЕЛЬ. Да, и привезет с собой все, что нужно для церемонии вашего посвящения.

Г-н ЖУРДЕН. Уж больно он скор.

КОВЬЕЛЬ. Его любовь не терпит промедления.

Г-н ЖУРДЕН. Меня смущает одно: моя дочь упряма, влюбилась по уши в некоего Клеонта и клянется, что выйдет только за него.

КОВЬЕЛЬ. Она передумает, как скоро увидит сына турецкого султана. Кроме того, тут есть одно необычайное совпадение: дело в том, что сын турецкого султана и Клеонт похожи друг на друга как две капли воды. Я видел этого Клеонта, мне его показали… Так что чувство, которое она питает к одному, легко может перейти на другого, и тогда… Однако я слышу шаги турка. Вот и он.

Явление шестое

Те же и Клеонт, одетый турком; три пажа несут полы его кафтана.

КЛЕОНТ. Амбусахим оки бораф, Джиурдина, селям алейкюм.

КОВЬЕЛЬ (г-ну Журдену). Это значит: «Господин Журден! Да цветет сердце ваше круглый год, будто розовый куст». Это у них все так изысканно выражаются.

Г-н ЖУРДЕН. Я покорнейший слуга его турецкого высочества.

КОВЬЕЛЬ. Каригар камбото устин мораф.

КЛЕОНТ. Устин йок катамалеки басум басэ алла моран.

КОВЬЕЛЬ. Он говорит: «Да ниспошлет вам небо силу льва и мудрость змеи».

Г-н ЖУРДЕН. Его турецкое высочество оказывает мне слишком большую честь, я же, со своей стороны, желаю ему всяческого благополучия.

КОВЬЕЛЬ. Осса бинамен садок бабалли ора-каф урам.

КЛЕОНТ. Ни бель мес.

КОВЬЕЛЬ. Он говорит, чтобы вы сей же час шли с ним готовиться к церемонии, а затем отвели его к дочке на предмет заключения брачного союза.

Г-н ЖУРДЕН. Это он столько выразил в трех словах?

КОВЬЕЛЬ. Да. Таков турецкий язык: всего несколько слов, а сказано много. Идите же с ним скорей!

Г-н Журден, Клеонт и три пажа уходят.

Явление седьмое

Ковьель один.

КОВЬЕЛЬ. Ха-ха-ха! Потеха, право, потеха! Этакий дурачина! Выучи он свою роль заранее, все равно лучше бы не сыграл. Ха-ха-ха!

Явление восьмое

Ковьель, Дорант.

КОВЬЕЛЬ. Сударь! Помогите нам, пожалуйста, в одном дельце, которое мы затеяли в этом доме.

ДОРАНТ. Ха-ха-ха! Это ты, Ковьель? Тебя просто не узнать. Как это ты так вырядился?

КОВЬЕЛЬ. Как видите. Ха-ха-ха!

ДОРАНТ. Чего ты смеешься?

КОВЬЕЛЬ. Уж очень забавная, сударь, история, оттого и смеюсь.

ДОРАНТ. Что же это такое?

КОВЬЕЛЬ. Бьюсь об заклад, сударь, что вы не догадаетесь, какую ловушку приготовили мы для господина Журдена, чтобы он согласился на брак своей дочери с моим господином.

ДОРАНТ. Я не догадываюсь, какая именно это ловушка, но зато догадываюсь, что успех ей обеспечен, коль скоро за дело берешься ты.

КОВЬЕЛЬ. Вам, конечно, сударь, известно, на какого зверя мы охотимся.

ДОРAНТ. Расскажи мне, что вы задумали.

КОВЬЕЛЬ. Потрудитесь отойти в сторонку, а то вон уже сюда идут, – надо пропустить. Вы увидите часть комедии, остальное я вам доскажу.

Явление девятое

ТУРЕЦКАЯ ЦЕРЕМОНИЯ

МУФТИЙ, поющие ДЕРВИШИ, танцующие ТУРКИ, СВИТА муфтия.

ПЕРВЫЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Шестеро турок под музыку торжественно идут парами. Они несут три ковра и, протанцевав несколько фигур, поднимают ковры над головой. Поющие турки проходят под этими коврами, а затем выстраиваются по обе стороны сцены. Муфтий с дервишами замыкают шествие. Далее турки расстилают ковры и становятся на колени, муфтий и дервиши стоят посредине. Муфтий разными ужимками и гримасами, но без слов, призывает Магомета, а в это время турки, составляющие его свиту, простираются ниц и поют «Алла», затем воздевают руки к небу и снова поют «Алла», и так до конца муфтиевой молитвы, после чего все они поднимаются с полу и поют «Алла экбер»[3], а двое дервишей идут за г-ном Журденом.

Явление десятое

Те же и г-н ЖУРДЕН, одетый турком, с бритой головой, без тюрбана и без сабли.

МУФТИЙ

(г-ну Журдену)

Когда ты знай,

То отвечай.

Когда не знай,

Тогда молчай.

Я муфтий здесь,

А ты кто есь?

Не понимай?

Молчай, молчай!

Двое дервишей уводят г-на Журдена.

Явление одиннадцатое

Муфтий, дервиши, турки.

МУФТИЙ. Сказать мне, турки, кто он иста. Анабаптиста? Анабаптиста?

ТУРКИ. Йок[4].

МУФТИЙ. Цвинглиста?

ТУРКИ. Йок.

МУФТИЙ. Коффиста?

ТУРКИ. Йок.

МУФТИЙ. Гусиста? Мориста? Фрониста?

ТУРКИ. Йок. Йок. Йок.

МУФТИЙ. Йок. Йок. Йок. Язычникана?

ТУРКИ. Йок.

МУФТИЙ. Лютерана?

ТУРКИ. Йок.

МУФТИЙ. Пуритана?

ТУРКИ. Йок.

МУФТИЙ. Брамина? Моффина? Зурина?

ТУРКИ. Йок. Йок. Йок.

МУФТИЙ. Йок. Йок. Йок. Магометана? Ма-гометана?

ТУРКИ. Эй валла! Эй валла!

МУФТИЙ. Как прозваньо? Как прозваньо?

ТУРКИ. Джиурдина. Джиурдина.

МУФТИЙ (подпрыгивая). Джиурдина. Джи-урдина.

ТУРКИ. Джиурдина. Джиурдина.

МУФТИЙ

Магомета господина!

Я просить за Джиурдина

Его сделать паладина,

Дать ему алебардина

И отправить Палестина

На галера бригантина

И со всеми сарацина

Воевать христианина.

Магомета господина!

Я просить за Джиурдина.

(Туркам.) Карош турка Джиурдина?

ТУРКИ. Эй валла! Эй валла!

МУФТИЙ (поет и пляшет). Ха-ла-ба, ба-ла-шу, ба-ла-ба, ба-ла-да.

ТУРКИ. Ха-ла-ба, ба-ла-шу, ба-ла-ба, ба-ла-да.

Муфтий и дервиши уходят.

Явление двенадцатое

Турки поющие и танцующие.

Явление тринадцатое

Те же, муфтий, дервиши и г-н Журден.

ВТОРОЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Впереди идет муфтий; на голове у муфтия – невероятной величины парадный тюрбан, к которому в несколько рядов прикреплены зажженные свечи; за ним двое дервишей в остроконечных шапках, на которых тоже красуются зажженные свечи, несут Коран. Двое других дервишей вводят г-на Журдена и ставят его на колени так, чтобы руки касались земли, а спина служила подставкой для Корана; муфтий кладет ему на спину Коран и снова начинает, паясничая, призывать Магомета: сдвигает брови, время от времени ударяет рукой по Корану и быстро-быстро его перелистывает, затем воздевает руки к небу и восклицает: «Гу!» Во время этой второй церемонии турки, составляющие его свиту, то наклоняются, то выпрямляются и тоже восклицают «Гу-гу-гy!».

Г-н ЖУРДЕН (после того как у него со спины сняли Коран). Ух!

МУФТИЙ (г-ну Журдену). Твой не обманос?

ТУРКИ. Нет, нет, нет.

МУФТИЙ. Не шарлатанос?

ТУРКИ. Нет, нет, нет.

МУФТИЙ (туркам). Дать ему тюрбанос!

ТУРКИ

Твой не обманос?

Нет, нет, нет.

Не шарлатанос?

Нет, нет, нет.

Дать ему тюрбанос!

ТРЕТИЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Танцующие турки под музыку надевают на г-на Журдена тюрбан.

МУФТИЙ

(подавая г-ну Журдену саблю)

Твой – дворян. Не вру ни капля.

Вот тебе сабля.

ТУРКИ

(обнажая сабли)

Твой – дворян. Не вру ни капля.

Вот тебе сабля.

ЧЕТВЕРТЫЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Танцующие турки в такт музыке наносят г-ну Журдену удары саблями плашмя.

МУФТИЙ

Палка, палка,

Бей – не жалка.

ТУРКИ

Палка, палка, Бей – не жалка.

ПЯТЫЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Танцующие турки в такт музыке бьют г-на Журдена палками.

МУФТИЙ

Не бояться,

Не стыдиться,

Если хочешь

Посвятиться!

ТУРКИ

Не бояться,

Не стыдиться,

Если хочешь

Посвятиться!

Муфтий в третий раз начинает призывать Магомета. Дервиши почтительно поддерживают его под руки; затем турки, и поющие и танцующие, начинают прыгать вокруг муфтия и наконец удаляются вместе с ним и уводят с собой г-на Журдена.

Действие пятое

Явление первое

Г-жа Журден, г-н Журден.

Г-жа ЖУРДЕН. Господи помилуй! Это еще что такое? На кого ты похож? Что это ты на себя напялил? Рядиться вздумал? Да говори же наконец, что все это значит? Кто это тебя таким шутом гороховым вырядил?

Г-н ЖУРДЕН. Вот дура! Так разговаривать с мамамуши!

Г-жа ЖУРДЕН. Что такое?

Г-н ЖУРДЕН. Да-да, теперь все должны быть со мною почтительны. Меня только что произвели в мамамуши.

Г-жа ЖУРДЕН. Как это понять – мамамуши?

Г-н ЖУРДЕН. Говорят тебе, мамамуши. Я теперь мамамуши.

Г-жа ЖУРДЕН. Это еще что за зверь?

Г-н Журден. Мамамуши по-нашему – паладин.

Г-жа ЖУРДЕН. Балдин? Балда ты и есть. Вздумал на старости лет в пляс пускаться.

Г-н ЖУРДЕН. Вот темнота! Это такой сан, в который меня сейчас посвятили.

Г-жа ЖУРДЕН. Как так – посвятили?

Г-н ЖУРДЕН. Магомета господина! Я молить за Джиурдина.

Г-жа ЖУРДЕН. Что это значит?

Г-н ЖУРДЕН. Джиурдина – значит Жур-ден.

Г-жа ЖУРДЕН. Ну Журден, а дальше?

Г-н ЖУРДЕН. Его сделать паладина.

Г-жа ЖУРДЕН. Как?

Г-н ЖУРДЕН. И отправить в Палестина на галера бригантина.

Г-жа ЖУРДЕН. Это зачем же?

Г-н ЖУРДЕН. И со всеми сарацина воевать христианина.

Г-жа ЖУРДЕН. Да что ты несешь?

Г-н Журден. Палка, палка, бей – не жалка.

Г-жа ЖУРДЕН. Что за тарабарщина!

Г-н ЖУРДЕН. Не бояться, не стыдиться, если хочешь посвятиться.

Г-жа ЖУРДЕН. Да что же это такое?

Г-н ЖУРДЕН (приплясывает и поет). У-ла-ба, ба-ла-шу, ба-ла-ба, ба-ла-да. (Падает.)

Г-жа ЖУРДЕН. Боже милосердный! Мой муж совсем с ума сошел!

Г-н ЖУРДЕН (встает и направляется к выходу). Перестань, грубиянка! Относись с уважением к господину мамамуши. (Уходит.)

Г-жа ЖУРДЕН (одна). Когда же это он успел рехнуться? Скорей за ним, а то еще убежит из дому! (Увидев Доримену и Доранта). А-а, вас здесь только не хватало! Час от часу не легче. (Уходит.)

Явление второе

Дорант, Доримена.

ДОРАНТ. Да, маркиза, вас ожидает презабавное зрелище. Могу ручаться, что такого сумасброда, каков наш Журден, вы нигде не найдете. Затем наш долг – принять участие в сердечных делах Клеонта и поддержать его затею с маскарадом. Он премилый человек, ему стоит помочь.

ДОРИМЕНА. Я о нем очень высокого мнения. Он вполне достоин счастья.

ДОРАНТ. Помимо всего этого, нам не следует пропускать балет, который, собственно говоря, для нас же и устраивается. Посмотрим, насколько удачен мой замысел.

ДОРИМЕНА. Я заметила здесь грандиозные приготовления. Вот что, Дорант: больше я этого не потерплю. Да-да, я хочу положить конец вашей расточительности: чтобы вы больше на меня не тратились, я решила выйти за вас замуж не откладывая. Это единственное средство: со свадьбой все эти безумства обычно кончаются.

ДОРАНТ. Неужели вы и правда намерены принять столь отрадное для меня решение?

ДОРИМЕНА. Это только для того, чтобы вы не разорились, иначе, я убеждена, недалек тот час, когда вы останетесь без гроша.

ДОРАНТ. О, как я признателен вам за ваши заботы о моем состоянии! Оно всецело принадлежит вам, так же точно, как и мое сердце; распоряжайтесь ими по своему благоусмотрению.

ДОРИМЕНА. Я сумею распорядиться и тем и другим. Но вот и наш чудак. Вид у него обворожительный!

Явление третье

Те же и г-н Журден.

ДОРАНТ. Милостивый государь! Мы с маркизой явились поздравить вас с новым званием и разделить вашу радость по поводу предстоящего бракосочетания вашей дочери с сыном турецкого султана.

Г-н ЖУРДЕН (кланяется им по-турецки). Желаю вам, ваше сиятельство, силы змеи и мудрости льва.

ДОРИМЕНА. Я имею счастье одною из первых приветствовать вас по случаю того, что вы взошли на высшую ступень славы.

Г-н ЖУРДЕН. Желаю вам, сударыня, чтоб ваш розовый куст цвел круглый год. Я вам бесконечно благодарен за то, что вы пришли меня чествовать, и весьма рад, что вы снова здесь и что я могу принести вам искренние извинения за дикую выходку моей жены.

ДОРИМЕНА. Пустое! Я охотно прощаю ей этот невольный порыв. Вы ей, разумеется, дороги, и нет ничего удивительного, что, обладая таким сокровищем, она испытывает некоторые опасения.

Г-н ЖУРДЕН. Все права на обладание моим сердцем принадлежат вам.

ДОРАНТ. Вы видите, маркиза, что господин Журден не из тех людей, которых ослепляет благополучие: он и в счастье не забывает своих друзей.

ДОРИМЕНА. Это признак души истинно благородной.

ДОРАНТ. А где же его турецкое высочество? Мы хотели бы в качестве ваших друзей засвидетельствовать ему свое почтение.

Г-н ЖУРДЕН. Вот он идет. Я уж послал за дочерью, чтоб она отдала ему руку и сердце.

Явление четвертое

Те же и Клеонт, одетый турком.

ДОРАНТ (Клеонту). Ваше высочество! В качестве друзей вашего почтенного тестя мы явились засвидетельствовать вам глубочайшее наше уважение и всепокорнейше принести уверения в совершенной нашей преданности.

Г-н ЖУРДЕН. Где же это толмач? Он бы вас ему представил и растолковал, что вы хотите сказать. Вот увидите, он вам непременно ответит: он прекрасно говорит по-турецки. Эй! Эй! Куда же это его унесло? (Клеонту.) Струф, стриф, строф, страф. Этот каспатин балшой велмош, балшой велмош, а эта каспаша – ух, какой снатна тама, ух, какой снатна тама! (Видя, что тот ничего не понимает.) Aгa! (Указывает на Доранта.) Он – французский мамамуши, она – французская мамамушиня. Яснее выразиться не могу. Вот, слава богу, и переводчик.

Явление пятое

Те же и переодетый Ковьель.

Г-н ЖУРДЕН. Где же вы? Мы без вас как без рук. (Указывая на Клеонта.) Скажите ему, пожалуйста, что этот господин и эта дама – особы из высшего общества и что они в качестве моих друзей явились засвидетельствовать ему свое почтение и принести уверения в преданности. (Доримене и Доранту.) Послушайте, что он ответит.

КОВЬЕЛЬ. Алабала кросьям якши борам алабамен.

КЛЕОНТ. Каталеки тубал урин сотер амалу-шан.

Г-н ЖУРДЕН (Доранту и Доримене). Слышите?

КОВЬЕЛЬ. Он желает, чтобы дождь благоденствия во всякое время орошал вертоград вашего семейства.

Г-н ЖУРДЕН. Я вам не зря сказал, что он говорит по-турецки!

ДОРАНТ. Поразительно!

Явление шестое

Те же и Люсиль.

Г-н ЖУРДЕН. Иди сюда, дочь моя, подойди поближе и дай руку этому господину – он делает тебе честь, что сватается за тебя.

ЛЮСИЛЬ. Что с вами, батюшка? Что вы с собой сделали? Или вы комедию играете?

Г-н ЖУРДЕН. Нет-нет, это вовсе не комедия, это дело очень даже серьезное и такое для тебя почетное, что лучше не придумаешь. (Указывая на Клеонта.) Вот кого я даю тебе в мужья.

ЛЮСИЛЬ. Мне, батюшка?

Г-н ЖУРДЕН. Ну да, тебе. Скорей подай ему руку и благодари бога за такое счастье.

ЛЮСИЛЬ. Я не желаю выходить замуж.

Г-н ЖУРДЕН. А я, твой отец, этого желаю.

ЛЮСИЛЬ. Ни за что.

Г-н ЖУРДЕН. Без всяких разговоров! Поживей, тебе говорят! Ну, давай же руку!

ЛЮСИЛЬ. Нет, батюшка, я уже вам сказала, что нет такой силы, которая принудила бы меня выйти замуж за кого-нибудь, кроме Клеонта. Я скорей решусь на любую крайность, чем… (Узнает Клеонта.) Конечно, вы – мой отец, я должна вам беспрекословно повиноваться, устраивайте мою судьбу как вам будет угодно.

Г-н ЖУРДЕН. Ах, как я рад, что сознание долга так скоро к тебе вернулось! Хорошо иметь послушную дочь!

Явление седьмое

Те же и г-жа Журден.

Г-жа ЖУРДЕН. Это что такое? Что это еще за новости? Говорят, ты собрался выдать свою дочь за какого-то шута?

Г-н ЖУРДЕН. Да замолчишь ли ты, нахалка? Надоели мне твои дикие выходки! Ничем тебя не вразумишь!

Г-жа ЖУРДЕН. Это тебя никакими силами не приведешь в разум: так и жди какого-нибудь нового сумасбродства. Что это ты задумал, и к чему это сборище?

Г-н ЖУРДЕН. Я хочу выдать нашу дочь за сына турецкого султана.

Г-жа ЖУРДЕН. За сына турецкого султана?

Г-н ЖУРДЕН. Да. (Указывая на Ковьеля.) Засвидетельствуй ему свое почтение вот через этого толмача.

Г-жа ЖУРДЕН. Не нужно мне никакого толмача, я сама скажу ему прямо в глаза, что дочки моей ему не видать.

Г-н ЖУРДЕН. Да замолчишь ли ты наконец?

ДОРАНТ. Помилуйте, госпожа Журден, неужели вы отказываетесь от такой чести? Вы не хотите, чтобы вашим зятем был его турецкое высочество?

Г-жа ЖУРДЕН. Ради бога, сударь, не вмешивайтесь вы в чужие дела.

ДОРИМЕНА. Таким великим счастьем пренебрегать не следует.

Г-жа ЖУРДЕН. И вас, сударыня, я тоже попрошу не лезть, куда не спрашивают.

ДОРАНТ. Мы о вас же заботимся, единственно из дружеского к вам расположения.

Г-жа ЖУРДЕН. Не нуждаюсь я в вашем дружеском расположении.

ДОРАНТ. Но ведь и ваша дочь согласна подчиниться воле родителя.

Г-жа ЖУРДЕН. Моя дочь согласна выйти за турка?

ДОРАНТ. Вне всякого сомнения.

Г-жа ЖУРДЕН. Она может забыть Клеонта?

ДОРАНТ. Чем только не поступаются ради того, чтобы именоваться знатною дамой!

Г-жа ЖУРДЕН. Если она выкинула такую штуку, я ее своими руками задушу.

Г-н ЖУРДЕН. Ну, поехала! Я тебе говорю, что свадьба состоится.

Г-жа ЖУРДЕН. А я тебе говорю, что не состоится.

Г-н ЖУРДЕН. Довольно разговоров!

ЛЮСИЛЬ. Матушка!

Г-жа ЖУРДЕН. А, да ну тебя, скверная девчонка!

Г-н ЖУРДЕН (жене). Ты что же это, бранишь ее за повиновение отцу?

Г-жа ЖУРДЕН. Да. Она столько же моя дочь, сколько и твоя.

КОВЬЕЛЬ (г-же Журден). Сударыня!

Г-жа ЖУРДЕН. А вы-то что собираетесь мне сказать?

КОВЬЕЛЬ. Только одно слово.

Г-жа ЖУРДЕН. Очень мне нужно ваше слово!

КОВЬЕЛЬ (г-ну Журдену). Сударь! Если только ваша супруга захочет поговорить со мной наедине, то я вам ручаюсь, что она изъявит свое согласие.

Г-жа ЖУРДЕН. Ни за что не соглашусь.

КОВЬЕЛЬ. Да вы только выслушайте меня!

Г-жа ЖУРДЕН. Не выслушаю.

Г-н ЖУРДЕН (жене). Выслушай его.

Г-жа ЖУРДЕН. Не желаю я его слушать.

Г-н ЖУРДЕН. Он тебе растолкует…

Г-жа ЖУРДЕН. Не желаю я, чтоб он мне растолковывал.

Г-н ЖУРДЕН. До чего же все женщины упрямы! Что, тебя от этого убудет, что ли?

КОВЬЕЛЬ. Вам надо только выслушать меня, а дальше поступайте как вам заблагорассудится.

Г-жа ЖУРДЕН. Ну, что у вас такое?

КОВЬЕЛЬ (г-же Журден, тихо). Битый час, сударыня, мы делаем вам знаки. Неужели вы не видите, что все это мы затеяли только для того, чтобы подделаться под господина Журдена с его вечными причудами? Мы дурачим его этим маскарадом: ведь сын турецкого султана – не кто иной, как Клеонт.

Г-жа ЖУРДЕН (Ковьелю, тихо). Ах, вот в чем дело!

КОВЬЕЛЬ (г-же Журден, тихо). А я, Ковьель, при нем переводчиком.

Г-жа ЖУРДЕН (Ковьелю, тихо). Ну, коли так, то я сдаюсь.

КОВЬЕЛЬ (г-же Журден, тихо). Только не подавайте виду.

Г-жа ЖУРДЕН (громко). Да. Все уладилось. Я согласна на брак.

Г-н ЖУРДЕН. Ну, вот все и образумились! (Жене.) А ты еще не хотела его выслушать! Я был уверен, что он сумеет тебе объяснить, что значит сын турецкого султана.

Г-жа ЖУРДЕН. Он мне все толком объяснил, и теперь я довольна. Надо послать за нотариусом.

ДОРАНТ. Похвальное намерение. А чтобы вы, госпожа Журден, могли быть совершенно спокойны и с нынешнего дня перестали ревновать почтенного вашего супруга, я вам объявляю, что мы с маркизой воспользуемся услугами того же самого нотариуса и заключим брачный союз.

Г-жа ЖУРДЕН. Я и на это согласна.

Г-н ЖУРДЕН (Доранту, тихо). Это вы для отвода глаз?

ДОРАНТ (г-ну Журдену, тихо). Пусть себе тешится этой басней.

Г-н ЖУРДЕН (тихо). Отлично, отлично! (Громко.) Пошлите за нотариусом.

ДОРАНТ. А пока он придет и составит брачные договоры, давайте посмотрим балет – это послужит развлечением и для его турецкого высочества.

Г-н ЖУРДЕН. Прекрасная мысль. Пойдемте занимать места.

Г-жа ЖУРДЕН. А как же Николь?

Г-н ЖУРДЕН. Николь я отдаю толмачу, а мою супругу – кому угодно.

КОВЬЕЛЬ. Благодарю вас, сударь. (В сторону.) Ну уж другого такого сумасброда на всем свете не сыщешь!

Комедия заканчивается балетом.

Мнимый больной

Действующие лица

В ПЕРВОМ ПРОЛОГЕ

ФЛОРА.

КЛИМЕНА.

ДАФНА.

ТИРСИС, предводитель группы пастухов, влюбленный в Климену.

ДОРИЛАС, предводитель группы пастухов, влюбленный в Дафну.

ДВА ЗЕФИРА.

ПАСТУХИ и ПАСТУШКИ.

ПАН.

Шесть ФАВНОВ.

ВО ВТОРОМ ПРОЛОГЕ

ПАСТУШКА.

ФАВНЫ и ЭГИПАНЫ.

В КОМЕДИИ

АРГАН, мнимый больной.

БЕЛИНА, вторая жена Аргана.

АНЖЕЛИКА, дочь Аргана, влюбленная в Клеанта.

ЛУИЗОН, маленькая дочка Аргана, сестра Анжелики.

БЕРАЛЬД, брат Аргана.

КЛЕАНТ, молодой человек, влюбленный в Анжелику.

Г-н ДИАФУАРУС, врач.

ТОМА ДИАФУАРУС, его сын, влюбленный в Анжелику.

Г-н ПУРГОН, врач, лечащий Аргана.

Г-н ФЛЕРАН, аптекарь.

Г-н де БОНФУА, нотариус.

ТУАНЕТА, служанка.

ЛАКЕЙ.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ИНТЕРМЕДИИ В ПЕРВОМ ДЕЙСТВИИ

ПОЛИШИНЕЛЬ.

СТАРУХА.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ, поющие и танцующие.

ВО ВТОРОМ ДЕЙСТВИИ

ЦЫГАНЕ и ЦЫГАНКИ, поющие и танцующие.

В ТРЕТЬЕМ ДЕЙСТВИИ

ОБОЙЩИКИ, ТАНЦУЮЩИЕ.

ПРЕЗИДЕНТ собрания медиков.

АРГАН, бакалавр.

ДОКТОРА.

АПТЕКАРИ со ступками и пестиками.

КЛИСТИРОНОСЦЫ.

ХИРУРГИ.

Действие происходит в Париже.

Первый пролог

После славных трудов и победоносных сдвигов нашего августейшего монарха справедливость требует, чтобы сочинители постарались либо прославить, либо развлечь его. Это мы и попробовали сделать. Настоящий пролог представляет собой попытку прославить государя, а следующая за прологом комедия о Мнимом больном задумана была с целью доставить королю отдых после понесенных им благородных трудов.

Сцена представляет приятную сельскую местность.

Эклога с музыкой и танцами

Флора, Климена, Дафна, Тирсис, Дорилас, два зефира, пастухи, пасту́шки.

ФЛОРА

Покиньте все свои стада!

Пастушки, пастухи, сюда!

Бегите все ко мне, в тень молодого вяза,

Узнайте с радостью из моего рассказа:

Настала счастья череда!

Покиньте все свои стада!

Пастушки, пастухи, сюда!

Бегите все ко мне, в тень молодого вяза.

КЛИМЕНА и ДАФНА

Не до тебя мне, пастушок:

Смотри, нас призывает Флора!

ТИРСИС и ДОРИЛАС

Пастушка, твой отказ жесток!

ТИРСИС

Ужель ты на любовь ответишь мне не скоро?

ДОРИЛАС

Ужели от меня блаженства час далек?

КЛИМЕНА

(Дафне)

Смотри, нас призывает Флора!

ТИРСИС и ДОРИЛАС

Скажи хоть слово мне. Ответь, молю, ответь!

ТИРСИС

Ужель мне век страдать без ласкового взора?

ДОРИЛАС

Могу ль надеяться тобою овладеть?

КЛИМЕНА

(Дафне)

Смотри, нас призывает Флора!

ПЕРВЫЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Пастухи и пастушки окружают Флору.

КЛИМЕНА

Известьем радостным каким,

Богиня, подарит нас твое появленье?

ДАФНА

От любопытства мы горим

Услышать это сообщенье.

ДОРИЛАС

Наш дух волнением томим.

ВСЕ

Вот-вот умрем от нетерпенья!

ФЛОРА

Внимайте же в благоговенье:

Настал желанный миг – Людовик с нами вновь,

С собой он к нам вернул утехи и любовь.

Пускай смертельный страх вас больше не тревожит.

Величием он покорил весь свет;

Теперь оружье сложит:

Врагов уж больше нет.

ВСЕ

Ах! Весть великая какая

Несется, радость предрекая!

Утехи, игры, смехи вслед за ней

И вереница ясных дней.

К нам небеса быть не могли добрей:

Ах! Весть великая какая

Несется, радость предрекая!

ВТОРОЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Пастухи и пастушки выражают в танцах свою радость и восторг.

ФЛОРА

Извлекайте из свирели

Самых сладких звуков рой:

Возвратился наш герой.

Петь его – нет выше цели.

Сто побед стяжав в бою,

Славу громкую свою

Мощной он схватил рукою,

Так устройте меж собой

Во сто крат приятней бой,

Чтоб воспеть хвалу герою!

ВСЕ

Так устроим меж собой

Во сто крат приятней бой,

Чтоб воспеть хвалу герою!

ФЛОРА

Дары из царства моего

Зефир в лесу в венки уж вяжет.

Награда ждет певца того,

Чей голос лучше нам расскажет

О том, кто выше и светлей

Всех величайших королей.

КЛИМЕНА

О, будь твоей, Тирси́с, награда…

ДАФНА

О, победи ты, Дорила́с…

КЛИМЕНА

Тебя любить была б я рада.

ДАФНА

Тебе навек я б отдалась.

ТИРСИС

О дорогих надежд отрада!

Дорилас

О сердцу сладостная речь!

ТИРСИС и ДОРИЛАС

Прекрасней где предмет? Прекрасней где награда,

Чтоб вдохновение зажечь?

Скрипки играют мотив, воодушевляющий обоих пастухов на состязание. Флора занимает место судьи у подножия дерева, два зефира становятся по сторонам. Остальные в качестве зрителей становятся по обеим сторонам сцены.

ТИРСИС

Когда снега, сбежав, вольются в мощь стремнины,

Напора грозного бушующей пучины

Не в силах удержать ничто:

Всё – люди, и стада, и ду́бы-исполины,

Дворцы, селенья, города, плотины —

Потоком грозным залито.

Так – но быстрей и величавей —

Стремит Людовик путь свой к славе!

ТРЕТИЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Пастухи и пастушки из группы Тирсиса под ритурнель танцуют вокруг него, выражая ему свое одобрение.

ДОРИЛАС

Когда блеск молнии ужасный мрак пронзает,

Воспламенив пожар в зловещих облаках,

Невольно трепет возникает

И в самых доблестных сердцах.

Но во главе полков внушает

Врагам Людовик больший страх!

ЧЕТВЕРТЫЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Пастухи и пастушки из группы Дориласа танцуют, выражая ему свое одобрение.

ТИРСИС

Сказанья древности, что нам известны были,

Теперь превзойдены делами чудной были,

Всю славу дней былых затмив.

Нас полубоги не прельщают:

Мы забываем древний миф,

Нас лишь Людовик восхищает.

ПЯТЫЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Пастухи и пастушки из группы Тирсиса выражают ему свое одобрение.

ДОРИЛАС

Возможность дали нам Людовика деянья

Поверить во все то, о чем гласят преданья

Давно исчезнувших годин.

А наших внуков ждет иное:

Им не докажут их герои,

Что столько мог свершить один.

ШЕСТОЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Пастухи и пастушки из группы Дориласа выражают ему свое одобрение. После этого обе группы пастухов и пастушек объединяются. Появляется ПАН в сопровождении шести фавнов.

ПАН

Довольно, пастухи, затею прекратите.

Что делать вы хотите? Пастушеской свирели стон

Старался б выразить напрасно

То, что не смел бы Аполлон

Воспеть на лире сладкогласной.

Вы слишком на свои надеетесь усилья:

Не хватит пламени, которое вас жжет.

Вы рветесь в небеса, но восковые крылья

Уронят вас в пучину вод.

Чтоб воспевать дела отваги беспримерной,

Судьба еще певца не создала;

Нет слов, чтоб описать монарха образ верно,

Молчанье – лучшая хвала,

Которой ждут его дела.

Его иным путем, ему угодным, славьте,

Готовьте для него иное торжество,

Его величие оставьте —

Утех ищите для него.

ФЛОРА

Но хоть у вас и не хватило сил

Воспеть бессмертное величие, как надо,

Награду каждый заслужил.

Да, вас обоих ждет награда.

Стремленье важно уж одно

К тому, что гордо и прекрасно.

СЕДЬМОЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Два зефира танцуют с венками в руках, которые они потом возлагают на пастухов.

КЛИМЕНА и ДАФНА

(подавая им руки)

Стремленье важно уж одно

К тому, что гордо и прекрасно.

ТИРСИС и ДОРИЛАС

За смелый наш порыв как много нам дано!

ФЛОРА и ПАН

Служа Людовику, не трудятся напрасно.

ОБЕ ПАРЫ ВЛЮБЛЕННЫХ

Искать ему утех – отныне наш удел.

ФЛОРА и ПАН

Блажен, кто посвятить всю жизнь ему сумел!

ВСЕ

Сливайте ж, юноши и девы,

Здесь в рощах пляски и напевы —

Так этот день нам повелел!

Пусть эхо сотни раз за нами возглашает:

Людовик выше всех, кто тропы украшает.

Блажен, кто посвятить всю жизнь ему сумел!

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ОБЩИЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Фавны, пастухи и пастушки танцуют все вместе, а затем уходят, чтобы приготовиться к представлению комедии.

Второй пролог

Сцена представляет рощу.

Приятная музыка. Появляется ПАСТУШКА и нежным голосом жалуется, что не может найти никакого средства против снедающею ее недуга. Несколько фавнов и эгипанов, собравшихся для своих обычных игр, замечают пастушку. Они подслушивают ее жалобы и своими плясками сопровождают их.

ЖАЛОБА ПАСТУШКИ

Все ваши знания – чистейшая химера,

Немудрый и тщеславный род врачей!

Не излечить меня латынью вашей всей —

Тоски моей безбрежна мера.

Увы, не смею страстный пыл

Тоски мучительной любовной

Открыть тому, кто безусловно

Меня один бы исцелил.

Не думайте придать мне сил.

В мое спасение была б напрасна вера;

Все ваши знания – чистейшая химера.

Лекарств сомнительных воздействие ценя,

Им верить в простоте невежество готово,

Но ими никогда не вылечить меня,

И может обмануть вся ваша болтовня

Лишь только Мнимого больного!

Все ваши знания – чистейшая химера,

Немудрый и тщеславный род врачей!

Не излечить меня латынью вашей всей —

Тоски моей безбрежна мера.

Все ваши знания – чистейшая химера.

Все уходят. Сцена превращается в комнату.

Действие первое

Явление первое

Арган один.

АРГАН (сидя за столом, проверяет посредством жетонов счета своего аптекаря). Три и два – пять, и пять – десять, и десять – двадцать; три и два – пять. «Сверх того, двадцать четвертого – легонький клистирчик, подготовительный и мягчительный, чтобы размягчить, увлажнить и освежить утробу вашей милости…» Что мне нравится в моем аптекаре, господине Флеране, так это то, что его счета составлены всегда необыкновенно учтиво: «…утробу вашей милости – тридцать су». Да, господин Флеран, однако недостаточно быть учтивым, надо также быть благоразумным и не драть шкуры с больных. Тридцать су за промывательное! Слуга покорный, я с вами об этом уже говорил, в других счетах вы ставили только двадцать су, а двадцать су на языке аптекарей значит десять су; вот вам десять су. «Сверх того, в означенный день хороший очистительный клистир из наицелебнейшего средства – ревеня, розового меда и прочего, согласно рецепту, чтобы облегчить, промыть и очистить кишечник вашей милости, – тридцать су». С вашего позволения, десять су. «Сверх того, вечером означенного дня успокоительное и снотворное прохладительное питье из настоя печеночной травы, чтобы заставить вашу милость уснуть, – тридцать пять су». Ну, на это я не жалуюсь, я хорошо спал благодаря этому питью. Десять, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать су и шесть денье. «Сверх того, двадцать пятого прием превосходного лекарства, послабляющего и укрепляющего, составленного из кассии, александрийского листа и прочего, согласно предписанию господина Пур-гона, для прочистки и изгнания желчи у вашей милости – четыре ливра». Вы что, шутите, господин Флеран? Относитесь к больным по-человечески. Господин Пургон вам не предписывал ставить в счет четыре франка. Поставьте три ливра, сделайте милость! Двадцать и тридцать су. «Сверх того, в означенный день болеутоляющее вяжущее питье для успокоения вашей милости – тридцать су». Так, десять и пятнадцать су. «Сверх того, двадцать шестого ветрогонный клистир, чтобы удалить ветры вашей милости, – тридцать су». Десять су, господин Фле-ран! «Вечером повторение вышеупомянутого клистира – тридцать су». Десять су, господин Флеран! «Сверх того, двадцать седьмого отличное мочегонное, чтобы выгнать дурные соки вашей милости, – три ливра». Так, двадцать и тридцать су; очень рад, что вы стали благоразумны. «Сверх того, двадцать восьмого порция очищенной и подслащенной сыворотки, чтобы успокоить и освежить кровь вашей милости, – двадцать су». Так, десять су! «Сверх того, предохранительное и сердцеукрепляющее питье, составленное из двенадцати зернышек безоара, лимонного и гранатового сиропа и прочего, согласно предписанию, – пять ливров». Легче, легче, сделайте милость, господин Флеран; если вы так будете действовать, никто не захочет болеть, довольно с вас и четырех франков; двадцать и сорок су. Три и два – пять, и пять – десять, и десять – двадцать. Шестьдесят три ливра четыре су шесть денье. Таким образом, за этот месяц я принял одно, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь лекарств и сделал одно, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать промывательных. А в прошлом месяце было двенадцать лекарств и двадцать промывательных. Не удивительно, что я чувствую себя хуже, чем в прошлом месяце. Надо сказать господину Пургону: пусть примет меры. Эй, уберите все это! (Видя, что никто не приходит и что в комнате нет никого из слуг.) Никого! Сколько ни говори, меня всегда оставляют одного, никакими силами их здесь не удержишь. (Звонит в колокольчик.) Никто не слышит, колокольчик никуда не годится! (Снова звонит.) Никакого толку! (Снова звонит.) Оглохли… Туанета! (Снова звонит.) Словно бы я и не звонил. Сукина дочь! Мерзавка! (Снова звонит.) С ума можно сойти! (Перестает звонить и кричит.) Динь-динь-динь! Чертова кукла! Разве можно оставлять бедного больного одного? Динь-динь-динь! Вот несчастье-то! Динь-динь-динь! Боже мой! Ведь так и умереть недолго. Динь-динь-динь!

Явление второе

Арган, Туанета.

ТУАНЕТА (входя). Иду, иду!

АРГАН. Ах ты, сукина дочь! Ах ты, стерва!

ТУАНЕТА (делает вид, что ударилась головой). А да ну вас, какой нетерпеливый! Вы так торопите людей, что я со всего маху ударилась головой об угол.

АРГАН (в бешенстве). Ах, злодейка!..

ТУАНЕТА (прерывает Аргана). Ой-ой-ой!..

АРГАН. Вот уже…

ТУАНЕТА. Ой-ой-ой!..

АРГАН. …целый час…

ТУАНЕТА. Ой-ой-ой!..

АРГАН. …не могу тебя дозваться…

ТУАНЕТА. Ой-ой-ой!..

АРГАН. Молчи, мерзавка, не мешай мне ругать тебя!

ТУАНЕТА. Вот еще, только этого недоставало – за то, что я так расшиблась!

АРГАН. Я из-за тебя глотку надорвал, стерва!

ТУАНЕТА. А я из-за вас голову разбила, одно другого стоит. Как вам будет угодно, а мы квиты.

АРГАН. Что, негодяйка?

ТУАНЕТА. Если вы будете ругаться, я буду реветь.

АРГАН. Оставить меня одного, злодейка!..

ТУАНЕТА (снова прерывает Аргана). Ой-ой-ой!..

АРГАН. Ты хочешь, сукина дочь…

ТУАНЕТА. Ой-ой-ой!..

АРГАН. Значит, я не могу даже доставить себе удовольствие выругаться как следует?

ТУАНЕТА. Ругайтесь вволю, сделайте одолжение.

АРГАН. Да ты же мне не даешь, подлюга, – каждую минуту прерываешь.

ТУАНЕТА. Если вам доставляет удовольствие ругаться, то не лишайте меня удовольствия реветь: кому что. Ой-ой-ой!..

АРГАН. Видно, ничего с тобой не поделаешь. Убери все это, мерзавка, убери! (Встает.) Как подействовало мое сегодняшнее промывательное?

ТУАНЕТА. Ваше промывательное?

АРГАН. Да. Много ли вышло желчи?

ТУАНЕТА. Ну уж меня эти дела не касаются! Пусть господин Флеран сует в них свой нос – ему от этого прибыль.

АРГАН. Смотри, чтобы готов был отвар, а то мне скоро опять делать промывательное.

ТУАНЕТА. Эти господин Флеран и господин Пургон просто издеваются над вами. Вы для них – хорошая дойная корова. Хотела бы я у них спросить, какая такая у вас болезнь, от которой вам дают столько лекарств.

АРГAН. Молчи, невежда! Не твое дело вмешиваться в предписания медицины. Позови мою дочь Анжелику, мне надо ей кое-что сказать.

ТУАНЕТА. Вот она сама. Словно угадала ваше желание.

Явление третье

Те же и Анжелика.

АРГАН. Подойди ко мне, Анжелика. Ты пришла кстати – я хотел поговорить с тобой.

АНЖЕЛИКА. Я вас слушаю.

АРГАН. Погоди! (Туанете.) Подай мне палку. Я сейчас приду.

ТУАНЕТА. Скорей, скорей, сударь! Господин Флеран заставляет вас трудиться!

Арган уходит.

Явление четвертое

Туанета, Анжелика.

АНЖЕЛИКА. Туанета!

ТУАНЕТА. Что?

АНЖЕЛИКА. Посмотри-ка на меня.

ТУАНЕТА. Смотрю.

АНЖЕЛИКА. Туанета!

ТУАНЕТА. Ну что «Туанета»?

АНЖЕЛИКА. Ты не догадываешься, о чем я хочу с тобой говорить?

ТУАНЕТА. Подозреваю: наверно, о нашем молодом влюбленном. Вот уже шесть дней, как мы с вами только о нем и беседуем. Вам становится просто не по себе, когда разговор переходит на другой предмет.

АНЖЕЛИКА. Раз ты это знаешь, отчего же ты первая не заговариваешь? И почему ты не избавляешь меня от необходимости наводить тебя на этот разговор?

ТУАНЕТА. Да я не успеваю: вы обнаруживаете такое рвение, что за вами не угонишься.

АНЖЕЛИКА. Признаюсь, мне никогда не надоест говорить с тобой о нем, мое сердце пользуется каждым мгновением, чтобы открыться тебе. Но скажи, Туанета, разве ты осуждаешь мою склонность к нему?

ТУАНЕТА. Нисколько.

АНЖЕЛИКА. Разве я дурно поступаю, отдаваясь этим сладостным чувствам?

ТУАНЕТА. Я этого не говорю.

АНЖЕЛИКА. Неужели ты хотела бы, чтобы я оставалась нечувствительной к нежным излияниям пылкой его страсти?

ТУАНЕТА. Сохрани меня бог!

АНЖЕЛИКА. Скажи, пожалуйста: разве ты со мной не согласна, что в случайной и неожиданной нашей встрече было некое указание свыше, было что-то роковое?

ТУАНЕТА. Согласна.

АНЖЕЛИКА. Тебе не кажется, что вступиться за меня, совсем меня не зная, – это поступок истинно благородного человека?

ТУАНЕТА. Кажется.

АНЖЕЛИКА. Что нельзя было поступить великодушнее?

ТУАНЕТА. Верно.

АНЖЕЛИКА. И что все это вышло у него прелестно?

ТУАНЕТА. О да!

АНЖЕЛИКА. Ты не находишь, Туанета, что он хорошо сложен?

ТУАНЕТА. Без сомнения.

АНЖЕЛИКА. Что он необыкновенно хорош собой?

ТУАНЕТА. Конечно.

АНЖЕЛИКА. Что во всех его словах, во всех его поступках есть что-то благородное?

ТУАНЕТА. Совершенно верно.

АНЖЕЛИКА. Что когда он говорит со мной, все его речи дышат страстью?

ТУАНЕТА. Истинная правда.

АНЖЕЛИКА. И что нет ничего несноснее надзора, под которым меня держат и который мешает всем нежным проявлениям взаимной склонности, внушенной нам самим небом?

ТУАНЕТА. Вы правы.

АНЖЕЛИКА. Но, милая Туанета, ты думаешь, он действительно меня любит?

ТУАНЕТА. Гм! Гм! Это еще надо проверить. В любви притворство очень похоже на правду, мне случалось видеть отличных актеров.

АНЖЕЛИКА. Ах, что ты, Tyaнета! Неужели это возможно, чтобы он – и вдруг говорил неправду?

ТУАНЕТА. Во всяком случае, вы скоро это узнаете: ведь он написал вам вчера, что собирается просить вашей руки, – ну так это и есть самый короткий путь, чтобы узнать, правду он вам говорит или нет. Это будет лучшее доказательство.

АНЖЕЛИКА. Ах, Туанета, если он меня обманет, я больше не поверю ни одному мужчине!

ТУАНЕТА. Вот ваш батюшка.

Явление пятое

Те же и Арган.

АРГАН. Ну, дочь моя, я сообщу тебе такую новость, которой ты, наверно, не ожидаешь. Просят твоей руки… Что это значит? Ты смеешься? Да, правда, свадьба – слово веселое. Для девушек нет ничего забавнее. О природа, природа! Я вижу, дочь моя, что мне, в сущности, нечего спрашивать тебя, желаешь ли ты выйти замуж.

АНЖЕЛИКА. Я, батюшка, должна повиноваться во всем, что вам угодно будет мне приказать.

АРГАН. Отрадно иметь такую послушную дочь. Итак, вопрос решен: я дал согласие.

АНЖЕЛИКА. Мне надлежит, батюшка, беспрекословно исполнять все ваши желания.

АРГАН. Моей жене, твоей мачехе, хотелось, чтобы я отдал тебя и твою сестрицу Луизон в монастырь, она мне твердила об этом беспрестанно.

ТУАНЕТА (в сторону). У голубушки есть на это свои причины.

АРГАН. Она ни за что не хотела соглашаться на этот брак, но я настоял на своем и дал слово.

AНЖЕЛИКА. Ах, батюшка, как я вам благодарна за вашу доброту.

ТУАНЕТА (Аргану). Честное слово, я вас очень за это одобряю: умнее этого вы за всю жизнь ничего не сделали.

АРГАН. Я еще не видел твоего жениха, но мне говорили, что и я буду доволен, и ты тоже.

АНЖЕЛИКА. Конечно, батюшка.

АРГАН. Как! Ты его видела?

АНЖЕЛИКА. Ваше согласие позволяет мне перед вами открыться, я притворяться не стану: шесть дней назад мы случайно познакомились, и предложение, которое вам сделали, есть следствие взаимного влечения, возникшего у нас с первого взгляда.

АРГАН. Мне ничего об этом не говорили, но я очень рад – тем лучше, если дело обстоит таким образом. Говорят, что это статный юноша, хорошо сложенный.

АНЖЕЛИКА. Да, батюшка.

АРГАН. Хорошего роста.

АНЖЕЛИКА. Несомненно.

АРГАН. Приятной наружности.

АНЖЕЛИКА. Разумеется.

АРГАН. У него славное лицо.

АНЖЕЛИКА. Очень славное.

АРГАН. Он человек воспитанный, благородного происхождения.

АНЖЕЛИКА. Вполне.

АРГАН. Очень порядочный.

АНЖЕЛИКА. Другого такого не найдешь в целом свете.

АРГАН. Свободно изъясняется по-гречески и по-латыни.

АНЖЕЛИКА. Вот этого я не знаю.

АРГАН. И через несколько дней получит докторский диплом.

АНЖЕЛИКА. Он, батюшка?

АРГАН. Да. Разве он не говорил тебе?

АНЖЕЛИКА. Право, нет. А кто вам сказал?

АРГАН. Господин Пургон.

АНЖЕЛИКА. Разве господин Пургон знает его?

АРГАН. Вот еще новости! Как же он может не знать его, раз молодой человек его племянник?

АНЖЕЛИКА. Клеант – племянник господина Пургона?

АРГАН. Какой Клеант? Мы говорим о том, кого тебе сватают.

АНЖЕЛИКА. Ну да!

АРГАН. Так вот, это племянник господина Пургона, сын его шурина доктора Диафуаруса, и зовут его Тома́ Диафуарус, а вовсе не Клеант. Мы порешили насчет этого брака сегодня утром: господин Пургон, господин Флеран и я, а завтра отец приведет ко мне моего будущего зятя… Что такое? Ты, кажется, изумлена?

АНЖЕЛИКА. Да, батюшка. Я думала, вы говорите об одном человеке, а оказалось, это совсем другой.

ТУАНЕТА. Как, сударь! Неужели вам могла прийти в голову такая нелепость? Неужели при вашем богатстве вы отдадите дочь за какого-то лекаря?

АРГАН. Отдам. А ты что вмешиваешься не в свое дело, бесстыдница, мерзавка?

ТУАНЕТА. Потише, потише! Вы прежде всего начинаете ругаться. Неужели нельзя разговаривать спокойно? Давайте все обсудим хладнокровно. Скажите на милость, почему вы склоняетесь на этот брак?

АРГАН. Потому что я, чувствуя себя больным и немощным, хочу, чтобы мой зять и его родня были докторами, чтобы они мне помогали, чтобы источники лекарств, которые мне нужны, необходимые мне консультации и назначения врачей находились в лоне моей семьи.

ТУАНЕТА. Вот так причина! И до чего же приятно, когда люди так спокойно обмениваются мнениями! Но, сударь, положа руку на сердце, разве вы в самом деле больны?

АРГАН. Как, негодяйка! Ты еще спрашиваешь, болен ли я, бессовестная?

ТУАНЕТА. Ну, хорошо, сударь, вы больны, не будем об этом спорить. Да, вы больны, я согласна, и даже серьезнее, чем вы думаете, – это правда. Но дочка-то ваша должна выйти замуж не для вас, а для себя, и она-то ведь не больна, так зачем же ей врач?

АРГАН. Врач нужен мне, а каждая послушная дочь должна быть счастлива, что выходит замуж за человека, который может быть полезен ее отцу.

ТУАНЕТА. По чести, сударь, хотите, я вам дам дружеский совет?

АРГАН. Какой такой совет?

ТУАНЕТА. Забудьте об этом браке.

АРГАН. Почему?

ТУАНЕТА. Потому что ваша дочь ни за что на него не согласится.

АРГАН. Ни за что не согласится?

ТУАНЕТА. Да.

АРГАН. Моя дочь?

ТУАНЕТА. Да, ваша дочь. Она скажет вам, что ей нет дела до господина Диафуаруса, ни до его сына Тома Диафуаруса, ни до всех Диафуа-русов на свете.

АРГАН. Но мне-то есть до них дело, не говоря уже о том, что этот брак очень даже выгоден. У господина Диафуаруса есть только один сын, его единственный наследник. Кроме того, господин Пургон, у которого нет ни жены, ни детей, отдает ему по случаю этого брака все свое состояние, а у господина Пургона добрых восемь тысяч ливров дохода.

ТУАНЕТА. Верно, он много людей уморил, если так разбогател.

АРГАН. Восемь тысяч ливров дохода – это уже кое-что, не считая состояния его отца.

ТУАНЕТА. Сударь, все это прекрасно, но вернемся к нашему разговору. Между нами говоря, я советую вам приискать дочери другого мужа: она господину Диафуарусу не пара.

АРГАН. А я хочу, чтобы она за него вышла!

ТУАНЕТА. Ай, да перестаньте говорить такие вещи!

АРГАН. Как! Чтобы я перестал говорить?

ТУАНЕТА. Ну да!

АРГАН. А почему мне нельзя это говорить?

ТУАНЕТА. Скажут, что вы не думаете о том, что говорите.

АРГАН. Пусть говорят, что хотят, а я скажу, что желаю, чтобы она поступила так, как я обещал.

ТУАНЕТА. А я уверена, что она этого не сделает.

АРГАН. Я ее заставлю.

ТУАНЕТА. А я вам говорю, что она этого не сделает.

АРГАН. Сделает, не то я отдам ее в монастырь.

ТУАНЕТА. Вы отдадите?

АРГАН. Я.

ТУАНЕТА. Ладно!

АРГАН. Что «ладно»?

ТУАНЕТА. Вы не отдадите ее в монастырь.

АРГАН. Я не отдам ее в монастырь?

ТУАНЕТА. Нет.

АРГАН. Нет?

ТУАНЕТА. Нет.

АРГАН. Вот это забавно! Я не отдам свою дочь в монастырь, если захочу?

ТУАНЕТА. Нет, я вам говорю.

АРГАН. Кто же мне помешает?

ТУАНЕТА. Вы сами.

АРГАН. Я сам?

ТУАНЕТА. Да. У вас не хватит духу.

АРГАН. Хватит.

ТУАНЕТА. Вы шутите.

АРГАН. Вовсе не шучу.

ТУАНЕТА. В вас заговорит отцовская любовь.

АРГАН. И не подумает заговорить.

ТУАНЕТА. Одна-две слезинки, нежное объятие, «папочка, милый папочка», произнесенное нежным голосом, – этого будет достаточно, чтобы вас растрогать.

АРГАН. На меня это не подействует.

ТУАНЕТА. Подействует!

АРГАН. Я тебе говорю, что я от своего не отступлюсь.

ТУАНЕТА. Пустяки!

АРГАН. Не смей говорить – «пустяки»!

ТУАНЕТА. Ведь я знаю вас: вы от природы человек добрый.

АРГАН (в сердцах). Вовсе я не добрый и могу быть очень даже злым, если захочу!

ТУАНЕТА. Тише, сударь! Не забывайте, что вы больны.

АРГАН. Я ей приказываю выйти замуж за того, кого я ей назначил.

ТУАНЕТА. Я ей приказываю за него не выходить.

АРГАН. Да что же это такое? Негодная служанка смеет так разговаривать со своим господином!

ТУАНЕТА. Когда господин не думает о том, что делает, здравомыслящая служанка вправе его образумить.

АРГАН (бежит за Туанетой). Ах нахалка! Я тебя убью!

ТУАНЕТА (убегает от Аргана и ставит стул между ним и собой). Мой долг – помешать тому, что может вас обесчестить.

АРГАН (с палкой в руке бегает за Туанетой вокруг стола). Погоди, погоди, я тебя научу, как со мной разговаривать!

ТУАНЕТА (бегает от него). Моя обязанность – не давать вам делать глупости.

АРГАН (бегает за ней). Собака!

ТУАНЕТА (спасаясь от него). Нет, никогда я не соглашусь на этот брак!

АРГАН (бегает за ней). Бездельница!

ТУАНЕТА (спасаясь от него). Я не хочу, чтобы она вышла за вашего Тома Диафуаруса.

АРГАН (бегает за ней). Мерзавка!

ТУАНЕТА (спасаясь от него). И она послушается меня скорей, чем вас.

АРГАН (останавливается). Анжелика! Неужели ты не можешь унять эту каналью?

АНЖЕЛИКА. Ах, батюшка, смотрите, как бы вы не захворали!

АРГАН (Анжелике). Если ты ее не уймешь, я тебя прокляну!

ТУАНЕТА (уходя). А я лишу ее наследства, если она вас послушается.

АРГАН (бросаясь на стул). Ах! Ах! Я больше не могу! Я сейчас умру!

Анжелика уходит.

Явление шестое

Арган, Белина.

АРГАН. Ах, жена моя, подойдите ко мне!

БЕЛИНА. Что с вами, мой бедный муж?

АРГАН. Подите сюда, помогите мне.

БЕЛИНА. Что с вами, голубчик?

АРГАН. Ангелочек мой!

БЕЛИНА. Мой дружок!

АРГАН. Меня сейчас так рассердили!

БЕЛИНА. Ах, бедный муженек! Как же это случилось, мой друг?

АРГАН. Наша негодная Туанета стала так дерзка!

БЕЛИНA. Нe волнуйтесь!

АРГАН. Она взбесила меня, ангелочек.

БЕЛИНА. Успокойтесь, ненаглядный мой.

АРГАН. Она битый час говорила мне наперекор.

БЕЛИНА. Успокойтесь, успокойтесь!

АРГАН. Она имела наглость мне сказать, что я совсем здоров!

БЕЛИНА. Какая дерзость!

АРГАН. Ведь вы-то знаете, душенька моя, как обстоит дело.

БЕЛИНА. Да, мой бесценный, она ошибается.

АРГАН. Радость моя, эта мерзавка сведет меня в могилу!

БЕЛИНА. Ну-ну! Ну-ну!

АРГАН. Это из-за нее у меня разливается желчь.

БЕЛИНА. А вы не сердитесь так.

АРГАН. Я давно прошу вас ее прогнать!

БЕЛИНА. Однако, мой миленький, все слуги и служанки имеют свои недостатки. Часто приходится терпеть их дурные свойства ради хороших. Туанета ловка, услужлива, проворна, а главное – она нам предана, а вы знаете, как надо теперь быть осторожным с людьми, которых нанимаешь. Эй, Туанета!

Явление седьмое

Те же и Туанета.

ТУАНЕТА. Что вам угодно, сударыня?

БЕЛИНА. Зачем вы сердите моего мужа?

ТУАНЕТА (вкрадчивым голосом). Я, сударыня? Ах, я даже не понимаю, о чем вы говорите! Я только и думаю, как бы угодить моему господину.

АРГАН. Ах, злодейка!

ТУАНЕТА. Он сказал, что хочет отдать свою дочь за сына господина Диафуаруса. Я ответила, что это прекрасная для нее партия, но что лучше, по-моему, отдать ее в монастырь.

БЕЛИНА. В этом нет ничего плохого, я нахожу, что она совершенно права.

АРГАН. Ах, душенька, и вы ей верите? Это такая негодяйка: она наговорила мне кучу дерзостей!

БЕЛИНА. Охотно верю вам, мой друг. Успокойтесь. Послушай, Туанета: если ты будешь раздражать моего мужа, я тебя выгоню вон. Подай мне меховой плащ господина Аргана и подушки – я усажу его поудобнее в кресле… Вы за собой не следите. Надвиньте хорошенько на уши колпак: легче всего простудиться, когда уши открыты.

АРГАН. Ах, моя дорогая, я вам так благодарен за все ваши заботы!

БЕЛИНА (обкладывая Аргана подушками). Встаньте, я вам подложу подушечку. Эту мы положим так, чтобы вы могли опираться с одной стороны, а эту – с другой. Вот эту – под спину, а эту – под голову.

ТУАНЕТА (закрывает ему подушкой лицо). А эта пусть вас защищает от сырости! (Убегает.)

АРГАН (вскакивает в гневе и швыряет подушку вдогонку Туанете). А, негодяйка, ты хочешь меня задушить!

Явление восьмое

Арган, Белина.

БЕЛИНА. Ну-ну! Что такое?

АРГАН (падает в кресло). Ох-ох-ох! Не могу больше!

БЕЛИНА. Зачем же так сердиться? Она ведь хотела услужить.

АРГАН. Душенька! Вы не представляете себе всей подлости этой бездельницы. Она вывела меня из себя. Теперь, чтобы успокоить меня, понадобится не менее десяти лекарств и двадцати промывательных.

БЕЛИНА. Ну-ну, дружочек, успокойтесь!

АРГАН. Дорогая моя, вы – мое единственное утешение!

БЕЛИНА. Бедный мой мальчик!

АРГАН. Душенька моя! Чтобы вознаградить вас за вашу любовь, я хочу, как я вам уже сказал, составить завещание.

БЕЛИНА. Ах, мой друг, не будем говорить об этом! При одной мысли мне становится тяжело. От одного слова «завещание» я болезненно вздрагиваю.

АРГАН. Я вас просил пригласить нотариуса.

БЕЛИНА. Я его пригласила, он дожидается.

АРГАН. Позовите же его, душенька.

БЕЛИНА. Ах, мой друг! Когда так сильно любишь своего мужа, то думать о подобных вещах невыносимо.

Явление девятое

Те же и г-н де Бонфуа.

АРГАН. Подойдите поближе, господин де Бонфуа, подойдите поближе! Присядьте, пожалуйста. Моя жена сказала мне, что вы человек весьма почтенный и вполне ей преданный. Вот я и поручил ей переговорить с вами относительно завещания, которое я хочу составить.

БЕЛИНА. Я не в состоянии говорить о таких вещах!

Г-н де БОНФУА. Ваша супруга изложила мне, сударь, что вы намерены для нее сделать. Однако я должен вам сказать, что вы ничего не можете оставить по завещанию вашей жене.

АРГАН. Но почему же?

Г-н де БОНФУА. Обычай не позволяет. Если бы вы жили в стране писаных законов, это было бы возможно, но в Париже и в областях, где обычай всесилен, по крайней мере, в большинстве из них, этого сделать нельзя, и подобное завещание было бы признано недействительным. Самое большее, что могут сделать мужчины и женщины, связанные узами брака, – это взаимный дар при жизни, да и это еще только в том случае, если у обоих супругов или же у одного из них не окажется детей в момент смерти того, кто первый умрет.

АРГАН. Вот нелепый обычай! Чтобы муж ничего не мог оставить жене, нежно его любящей и положившей на него так много забот! Я хотел бы посоветоваться с моим адвокатом, чтобы выяснить, что тут можно сделать.

Г-н де БОНФУА. Надо обращаться не к адвокатам, так как они обычно на этот счет очень строги и полагают, что обойти закон – это ужасное преступление. Они любят создавать всякие трудности и не понимают, что такое сделки с совестью. Лучше посоветоваться с другими людьми, более покладистыми, знающими способы незаметно обойти существующие установления и придать законный вид тому, что недозволено, умеющими устранять всякие затруднения и изобретать хитроумные способы нарушения обычаев. Без этого что бы с нами было? Всегда нужно облегчать ход дела, иначе мы не могли бы работать и я бы давным-давно бросил свою профессию.

АРГАН. Моя жена говорила мне, сударь, что вы очень искусный и почтенный человек. Будьте добры, скажите, что я могу сделать, чтобы передать ей мое имущество и лишить наследства моих детей?

Г-н де БОНФУА. Что вы можете сделать? Вы можете выбрать какого-нибудь близкого друга вашей жены и оставить ему формально по завещанию все, что у вас есть, а уж он потом передаст это ей. Или же вы можете выдать недвусмысленные расписки подставным кредиторам, которые в свою очередь на все эти суммы выдадут ей денежные обязательства. Наконец, вы еще при жизни можете передать ей наличные деньги или банковские векселя на предъявителя.

БЕЛИНА. Боже мой, да не хлопочите вы об этом! Если с вами что-нибудь случится, мой ангел, я все равно вас не переживу.

АРГАН. Душенька моя!

БЕЛИНА. Да, мой друг, если случится такое несчастье, что я потеряю вас…

АРГАН. О милая моя жена!

БЕЛИНА. …жизнь утратит для меня всякую цену…

АРГАН. Любовь моя!

БЕЛИНА. …и я последую за вами, чтобы вы знали, как нежно я люблю вас.

АРГАН. Бесценная моя, вы надрываете мне сердце! Умоляю вас, успокойтесь!

Г-н де БОНФУА (Белине). Ваши слезы несвоевременны; дело еще до этого не дошло.

БЕЛИНА. Ах, сударь, вы не представляете себе, что значит иметь нежно любимого мужа!

АРГАН. Об одном только я буду жалеть, умирая, мой друг, что у меня нет от вас ребенка. Господин Пургон уверял меня, что он может сделать так, чтобы у нас был ребенок.

Г-н де БОНФУА. Это еще может случиться.

АРГАН. Одним словом, душенька, мне надо составить завещание так, как советует господин нотариус, однако из предосторожности я хочу выдать вам на руки двадцать тысяч франков золотом, которые спрятаны в потайном шкафчике моего алькова, и два векселя на предъявителя, которые я получил от господина Дамона и господина Жеранта.

БЕЛИНА. Нет-нет, мне ничего не надо! Ах!.. Сколько, вы говорите, у вас в шкафчике?

АРГАН. Двадцать тысяч франков, душенька.

БЕЛИНА. Не говорите мне о деньгах, пожалуйста. Ах!.. А эти векселя на какую сумму?

АРГАН. Один, ангел мой, на четыре тысячи франков, а другой – на шесть.

БЕЛИНА. Все сокровища мира, мой друг, для меня ничто, если вас не станет.

Г-н де БОНФУА (Аргану). Угодно вам приступить к составлению завещания?

АРГАН. Да, сударь, но нам будет удобнее в моем кабинетике. Проводите меня туда, душенька, прошу вас.

БЕЛИНА. Пойдемте, мой бедненький!

Арган, Белина и г-н де Бонфуа уходят.

Явление десятое

Анжелика, Туанета.

ТУАНЕТА. Вот и нотариус тут, – я слышала, как говорили о завещании. Ваша мачеха не дремлет, и уж это, конечно, какой-нибудь заговор против ваших интересов, в который она втягивает вашего батюшку.

АНЖЕЛИКА. Пусть он распоряжается своим добром, как ему будет угодно, лишь бы не распоряжался моим сердцем! Ты видишь, Туанета, какая мне грозит опасность? Пожалуйста, не покидай меня в этой крайности!

ТУАНЕТА. Чтобы я вас покинула? Да я лучше умру! Уж как ваша мачеха ни старается сделать меня своей наперсницей и сообщницей, нет у меня к ней никакого расположения, я всегда была на вашей стороне. Предоставьте мне только действовать, уж я сделаю все, чтобы услужить вам. Но чтобы услужить вам по-настоящему, я притворюсь перебежчицей: скрою свою привязанность к вам и сделаю вид, будто во всем сочувствую вашему батюшке и вашей мачехе.

АНЖЕЛИКА. Умоляю тебя: постарайся известить Клеанта, что меня сватают за другого.

ТУАНЕТА. Могу поручить это только одному человеку – старому ростовщику Полишинелю, который в меня влюблен. Это будет стоить мне нескольких нежных слов – ради вас я пойду на это охотно. Сегодня уже слишком поздно, но завтра рано утром я пошлю за ним, и он будет в восторге, что…

БЕЛИНА (за сценой). Туанета!

ТУАНЕТА (Анжелике). Меня зовут. Прощайте. Положитесь на меня.

Первая интермедия

Сцена превращается в город.

Явление первое

Полишинель приходит ночью, чтобы спеть серенаду своей возлюбленной. Сначала ему мешают скрипачи, на которых он сердится, потом ночной дозор, состоящий из музыкантов и танцоров.

ПОЛИШИНЕЛЬ. О любовь, любовь, любовь, любовь! Бедный Полишинель! Какую дурацкую фантазию вбил ты себе в башку! Чем ты занимаешься, несчастный безумец! Ты забросил свое ремесло, и дела твои идут из рук вон плохо. Ты не ешь, почти не пьешь, утратил сон и покой, и все из-за кого? Из-за змеи, настоящей змеи, из-за чертовки, которая водит тебя за нос и издевается над всем, что ты ей говоришь. Но тут уж рассуждать не приходится. Ты хочешь этого, любовь, – и я вынужден безумствовать, подобно стольким другим! Конечно, это не очень-то легко для человека моих лет, но что поделаешь? Нельзя быть благоразумным по заказу. И старые мозги развинчиваются так же, как и молодые. Посмотрим, не смягчится ли моя тигрица от серенады. Иной раз ничто так не трогает, как серенада влюбленного перед запертой дверью его возлюбленной. (Берет лютню.) Вот на чем буду я себе аккомпанировать. О ночь! О милая ночь! Донеси мои любовные жалобы к ложу моей неумолимой! (Поет.)

Ночью и днем я тебя обожаю,

«Да» от тебя услыхать я мечтаю.

Если, жестокая, скажешь ты «нет»,

Я умру в цвете лет.

Надежды и муки

Сердце терзают,

В томленье разлуки

Часы проползают.

Но если, мечтаньем

О счастье дразня,

Мои ожиданья

Обманут меня —

Умру я, умру от тоски и страданья!

Ночью и днем я тебя обожаю,

«Да» от тебя услыхать я мечтаю.

Если, жестокая, скажешь ты «нет»,

Я умру в цвете лет.

О, если не спишь ты —

Подумай, как больно

Мне сердце язвишь ты

Игрой своевольной!

Но тщетны моленья,

Мне смерть суждена!

Свое преступленье

Признать ты должна —

И муки смягчит мне твое сожаленье.

Ночью и днем я тебя обожаю,

«Да» от тебя услыхать я мечтаю,

Если, жестокая, скажешь ты «нет»,

Я умру в цвете лет.

В окне появляется старуха.

Явление второе

Полишинель, старуха.

СТАРУХА

Любезники хитрые, что взорами лживыми,

Мольбами упорными,

Речами фальшивыми

Сплетают обман,

Меня никогда не поймать вам в капкан!

По опыту знаю – вам верность чужда:

Мужчина обманет

В любви без стыда…

Безумна бедняжка, что верить вам станет.

Но взоры бездонные

Меня не пленяют,

Но вздохи влюбленные

Меня не сжигают —

В том клятву я дам!

Любовник несчастный!

Лей слезы бесплодно:

Смешон пламень страстный,

Я сердцем свободна —

Верь этим словам.

По опыту знаю – вам верность чужда:

Мужчина обманет

В любви без стыда…

Безумна бедняжка, что верить вам станет.

(Скрывается.)

За сценой слышны скрипки.

Явление третье

Полишинель, скрипачи за сценой.

ПОЛИШИНЕЛЬ. Что это за дерзкая музыка прерывает мое пение?

Скрипки играют.

Эй, вы там, скрипки! Замолчите! Не мешайте мне изливать жалобы на жестокость моей непреклонной!

Скрипки играют.

Да замолчите, говорят вам! Я хочу петь!

Скрипки играют.

Довольно!

Скрипки играют.

Да что же это такое!

Скрипки играют.

Сил нет!

Скрипки играют.

Вы смеетесь надо мной!

Скрипки играют.

В ушах звенит!

Скрипки играют.

Черт бы вас побрал!

Скрипки играют.

Я в бешенстве!

Скрипки играют.

Да замолчите вы или нет?..Слава богу, наконец-то!

Скрипки играют.

Опять?

Скрипки играют.

Чертовы скрипачи!

Скрипки играют.

Вот дурацкая музыка!

Скрипки играют.

(Поет, передразнивая скрипку.) Ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Скрипки играют.

Ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Скрипки играют.

Ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Скрипки играют.

Ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Скрипки играют.

Ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Скрипки играют.

Право, мне это начинает нравиться! Продолжайте, любезные скрипачи, вы мне доставите этим удовольствие!

Скрипки перестают играть.

Ну продолжайте же, прошу вас! Вот верное средство заставить их замолчать. Музыканты привыкли делать не то, о чем их просят… Ну, теперь моя очередь. Перед серенадой необходима небольшая прелюдия: сыграю что-нибудь, чтобы задать себе тон.

(Берет лютню и делает вид, что играет на ней, подражая губами и языком звукам инструмента.)

План-план-план, плин-плин-плин! Плохая погода, никак не настраивается лютня. Плин-плин-плин, плин-тан-план! Струны не держат строй в такую погоду. Плин-план!.. Я слышу шум. Приставлю-ка я лютню к двери.

Явление четвертое

Полишинель; полицейские сбегаются на шум.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ (поет). Кто идет? Кто идет?

ПОЛИШИНЕЛЬ. Это еще что за черт? Или теперь в моде говорить под музыку?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Кто идет? Кто идет? Кто идет?

ПОЛИШИНЕЛЬ (в испуге). Я, я, я!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Кто идет? Кто идет? Отвечай!

ПОЛИШИНЕЛЬ. Отвечаю: я, я, я!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Кто же ты? Кто же ты?

ПОЛИШИНЕЛЬ. Я, я, я! Я, я, я!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Как зовут? Как зовут? Говори сию минуту!

ПОЛИШИНЕЛЬ (притворяясь очень смелым).

Меня зовут, меня зовут:

«Убирайся к шуту!»

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Сюда, приятели, скорей! Схватить зачинщика предерзостных речей!

ПЕРВЫЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Стража ловит Полишинеля в темноте. Скрипки и танцы.

ПОЛИШИНЕЛЬ. Кто идет?

Скрипки и танцы.

Что за нахалы тут шумят?

Скрипки и танцы.

Ну что же?

Скрипки и танцы.

Эй! Где весь мой штат?

Скрипки и танцы.

О смерть!

Скрипки и танцы.

О кровь!

Скрипки и танцы.

Сверну вам всем я шеи!

Скрипки и танцы.

Сюда, ко мне, мои лакеи!

Скрипки и танцы.

Эй, Баск, Пуатвен, Пикар, Шампань, Бретон!

Скрипки и танцы.

Подайте мне мой мушкетон!

Скрипки и танцы.

(Делает вид, что стреляет.)

Пу!

Полицейские падают, потом встают и разбегаются.

Явление пятое

Полишинель один.

ПОЛИШИНЕЛЬ. Ха-ха-ха-ха! Здорово я их напугал! Вот дураки: боятся меня, между тем как я сам их боюсь! Право, все дело в том, чтобы ловко изворачиваться. Если бы я сразу не изобразил из себя важного господина и не прикинулся храбрецом, они бы меня непременно сцапали. Ха-ха-ха!

Полицейские приближаются и, услышав его слова, хватают его за воротник.

Явление шестое

Полишинель, полицейские.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ (хватают Полишинеля и поют)

Aгa! Попался наконец!

Сюда, приятели! Эй, света, фонарей!

Сбегается весь НОЧНОЙ ДОЗОР с фонарями.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Так это ты, негодный ты наглец?

Бездельник, висельник, нахал, подлец, мошенник,

Плут, жулик, негодяй, мерзавец, вор, изменник!

Ты смеешь нас пугать, болван?

ПОЛИШИНЕЛЬ

Простите, господа, я пьян.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет-нет-нет, без рассуждений!

Надо дать урок ему.

Эй, в тюрьму его, в тюрьму!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Господа, но я не вор!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет, в тюрьму!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Я почтенный гражданин!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет в тюрьму!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Что я сделал?

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет, в тюрьму!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Отпустите, господа!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Я прошу вас!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет и нет!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Э, да что вы?

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет и нет!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Ради бога!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет и нет!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Господа!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет-нет-нет-нет!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Отпустите!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет и нет!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Пощадите!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет-нет-нет!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Умоляю!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет и нет!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Заклинаю!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет и нет!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Ради неба!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет и нет!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Я прошу о снисхожденье!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Нет-нет-нет, без рассуждений!

Надо дать урок ему.

Эй, в тюрьму его, в тюрьму!

ПОЛИШИНЕЛЬ. Ах, господа, неужели ничто не может смягчить ваши сердца?

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

О нет, добры мы по природе,

Растрогать нас легко, в нас человечность есть!

На водку дайте нам хотя б червонцев шесть —

И будете сейчас же на свободе.

ПОЛИШИНЕЛЬ. Увы, господа, уверяю вас, у меня с собой ни гроша.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Ну, если в деньгах недостаток,

Так что б избрали вы охотней:

Ударов палочных десяток

Иль просто в лоб щелчков полсотни?

ПОЛИШИНЕЛЬ. Если уж так необходимо и без этого не обойдешься, я выбираю щелчки.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Приготовься, подходи

Да точнее счет веди!

ВТОРОЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Танцующие полицейские в такт щелкают Полишинеля.

ПОЛИШИНЕЛЬ. Раз и два, три-четыре, пять и шесть, семь и восемь, девять-десять, одинна-дцать-двенадцать, и тринадцать, и четырнадцать, и пятнадцать…

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Эй, со счета не сбивать!

Начинайте-ка опять!

ПОЛИШИНЕЛЬ. Ах, господа, моя бедная голова больше не выдержит, вы превратили ее в печеное яблоко! Лучше уж палочные удары, чем опять щелчки.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Ну что ж, когда тебе приятней палка —

Пожалуйста, ведь нам не жалко!

ТРЕТИЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Танцующие полицейские в такт бьют Полишинеля палками.

ПОЛИШИНЕЛЬ. Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Ай-ай-ай! Больше не выдержу! Вот вам шесть червонцев, получите!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Ах, славный человек! Вот в ком геройство есть!

Синьор Полишинель, синьор, имеем честь!..

ПОЛИШИНЕЛЬ

Спокойной ночи вам, примите пожеланья…

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Синьор Полишинель, синьор, имеем честь!..

ПОЛИШИНЕЛЬ

Всегда готов служить…

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Синьор Полишинель, синьор, имеем честь!

ПОЛИШИНЕЛЬ

Слуга ваш…

ПОЛИЦЕЙСКИЕ

Синьор Полишинель, синьор, имеем честь!..

ПОЛИШИНЕЛЬ

До свиданья!

ЧЕТВЕРТЫЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Полицейские танцуют, выражая радость, что получили деньги. Сцена превращается в комнату Аргана.

Действие второе

Явление первое

Клеант, Туанета.

ТУАНЕТА (не узнает Клеанта). Что вам угодно, сударь?

КЛЕАНТ. Что мне угодно?

ТУАНЕТА. Ах, это вы! Вот неожиданно! Зачем вы пришли?

КЛЕАНТ. Узнать мою судьбу, поговорить с любезной Анжеликой, увериться в ее чувствах и спросить о ее решении по поводу того рокового брака, о котором меня известили.

ТУАНЕТА. Да, но нельзя же так, с места в карьер говорить с Анжеликой: надо действовать тайно. Вам же сказали, что за ней следят, никуда ее не пускают, не позволяют ни с кем разговаривать. Ведь это только случайно, благодаря тетке, охотнице до представлений, нам удалось попасть в театр, где и зародилась ваша страсть. Мы даже никому не сказали об этом приключении.

КЛЕАНТ. Потому-то я и пришел сюда не как Клеант, влюбленный в Анжелику, а как друг ее учителя пения, который позволил мне сказать, что он посылает меня вместо себя.

ТУАНЕТА. Вот ее батюшка. Выйдите на минутку, я скажу ему, что вы здесь.

Клеант уходит.

Явление второе

Туанета, Арган.

АРГАН (думая, что он один, и не замечая Туанеты). Господин Пургон велел мне по утрам ходить по комнате двенадцать раз взад и вперед. Вот только я забыл спросить его, как надо ходить – вдоль или поперек.

ТУАНЕТА. Сударь! Тут к вам…

АРГАН. Не ори, дрянь ты этакая! У меня сделается сотрясение мозга! Тебе мало заботы, что с больными так громко не разговаривают.

ТУАНЕТА. Я хотела сказать, сударь…

АРГАН. Тише, говорят тебе!

ТУАНЕТА. Сударь!.. (Делает вид, что говорит.)

АРГАН. Что?

ТУАНЕТА. Я говорю… (Опять делает вид, что говорит.)

АРГАН. Что ты говоришь?

ТУАНЕТА (громко). Я говорю, там один человек хочет вас видеть!

АРГАН. Пусть войдет.

Туанета делает знак Клеанту войти.

Явление третье

Те же и Клеант.

КЛЕАНТ. Сударь…

ТУАНЕТА. Не говорите так громко, не то у господина Аргана сделается сотрясение мозга.

КЛЕАНТ. Сударь! Я очень рад, что вижу вас на ногах и что вы чувствуете себя лучше.

ТУАНЕТА (с притворным гневом). Как это так «лучше»? Неправда! Господин Арган всегда чувствует себя плохо.

КЛЕАНТ. А я слышал, что господину Арга-ну лучше, и я нахожу, что вид у него хороший!

ТУАНЕТА. Хороший, по-вашему? Очень плохой. Только какие-то нахалы могли вам сказать, что ему лучше. Ему никогда не было так плохо, как сейчас.

АРГАН. Она совершенно права.

ТУАНЕТА. Он ходит, спит, ест и пьет, как все люди, но тем не менее он очень болен.

АРГАН. Это верно.

КЛЕАНТ. Сударь, я в отчаянии! Я пришел к вам по просьбе учителя пения вашей дочери: ему пришлось уехать на несколько дней в деревню, и он попросил меня, как своего близкого друга, продолжать с ней уроки – он боится, что в случае перерыва она забудет все, что уже выучила.

АРГАН. Очень хорошо. (Туанете.) Позови Анжелику.

ТУАНЕТА. Не лучше ли, сударь, провести господина учителя к ней в комнату?

АРГАН. Нет. Пусть она придет сюда.

ТУАНЕТА. Но он не сможет заниматься с нею как следует, если они не будут одни.

АРГАН. Ничего, ничего!

ТУАНЕТА. Сударь! Это только растревожит вас, а ведь вас никак нельзя волновать в таком состоянии: всякое сотрясение вредно для вашего мозга.

АРГАН. Нисколько, нисколько: я люблю музыку и буду очень рад… А, вот и она! (Туанете.) Поди узнай, оделась ли моя жена.

Туанета уходит.

Явление четвертое

Арган, Клеант, Анжелика.

АРГАН. Поди сюда, дочь моя. Твой учитель пения уехал в деревню, а вот молодой человек, которого он прислал вместо себя, чтобы с тобой заниматься.

АНЖЕЛИКА (узнает Клеанта). О небо!

АРГАН. Что такое? Почему ты так изумлена?

АНЖЕЛИКА. Дело в том…

АРГАН. Что тебя так поражает?

АНЖЕЛИКА. Тут, батюшка, удивительное совпадение…

АРГАН. Какое?

АНЖЕЛИКА. Мне сегодня приснилось, будто мне грозит великая опасность, и вдруг я вижу человека, похожего как две капли воды на этого господина. Я бросаюсь к нему с просьбой о помощи, и он спасает меня. Судите же сами, каково было мое удивление, когда я наяву увидела того, кто мне снился всю ночь.

КЛЕАНТ. Счастлив тот, кто наяву или во сне занимает ваши мысли, и для меня было бы блаженством, если бы вы сочли меня достойным избавить вас от опасности, потому что нет ничего на свете, чего я не сделал бы ради…

Явление пятое

Те же и Туанета.

ТУАНЕТА (Аргану). Право, сударь, я теперь на вашей стороне и отказываюсь от всего, что говорила вчера. К вам пришли с визитом господин Диафуарус-отец и господин Диафуарус-сын. Какой у вас будет прекрасный зять! Вы сейчас увидите такого красавчика, такого умницу! Он успел сказать всего два слова и уже привел меня в восторг! И ваша дочь тоже будет им очарована.

АРГАН (Клеанту, который делает вид, что хочет уйти). Не уходите, сударь. Дело в том, что я выдаю замуж мою дочь, и вот сейчас к ней пришел жених, а она его никогда еще не видела.

КЛЕАНТ. Ваше желание, сударь, чтобы я присутствовал при таком приятном свидании, – это большая честь для меня.

АРГАН. Он сын известного врача. Свадьба состоится через четыре дня.

КЛЕАНТ. Очень приятно.

АРГАН. Передайте это учителю пения, пусть он тоже придет на свадьбу.

КЛЕАНТ. Непременно.

АРГАН. Вас также милости прошу.

КЛЕАНТ. Чрезвычайно признателен.

ТУАНЕТА. Посторонитесь! Вот они.

Явление шестое

Те же, г-н Диафуаруc, Тома Диафуарус и лакеи.

АРГАН (прикладывая руку к своему колпаку, но не снимая его). Господин Пургон, сударь, запретил мне обнажать голову. Вы сами медики и должны понимать, как это может быть опасно.

Г-н ДИАФУАРУС. Наши посещения во всех случаях должны приносить только пользу, а не вред.

Арган и г-н Диафуарус говорят одновременно.

АРГАН. Я принимаю, сударь…

Г-н ДИАФУАРУС. Мы пришли к вам, сударь…

АРГАН. …с превеликим удовольствием…

Г-н ДИАФУАРУС. …мой сын Тома́ и я…

АРГАН. …ту честь, которую вы мне оказываете…

Г-н ДИАФУАРУС. …засвидетельствовать вам, сударь…

АРГАН. … и желал бы…

Г-н ДИАФУАРУС. … ту радость…

АРГАН. …иметь возможность посетить вас…

Г-н ДИАФУАРУС. …которую вы нам доставляете тем, что оказываете нам честь…

АРГАН. …чтобы уверить вас в этом…

Г-н ДИАФУАРУС. …изъявляя желание нас принять…

АРГАН. …но вы знаете, сударь…

Г-н ДИАФУАРУС. …в лоно вашей досточтимой…

АРГАН. …что такое бедный больной…

Г-н ДИАФУАРУС. …сударь, семьи…

АРГАН. …которому остается только…

Г-н ДИАФУАРУС. …и уверить вас…

АРГАН. …сказать вам…

Г-н ДИАФУАРУС. …что в любом деле, которое будет зависеть от нашей профессии…

АРГАН. …что он будет постоянно искать случая…

Г-н ДИАФУАРУС. …а также и во всех прочих…

АРГАН. …доказать вам, сударь…

Г-н ДИАФУАРУС. …мы будем всегда готовы, сударь…

АРГАН. …что он весь к вашим услугам!

Г-н ДИАФУАРУС. …выказать наше усердие. (Сыну.) Ну, Тома, подойди засвидетельствуй свое почтение.

ТОМА ДИАФУАРУС (г-ну Диафуарусу). Начинать-то с отца?

Г-н ДИАФУАРУС. С отца.

ТОМА ДИАФУАРУС (Аргану). Сударь! Я пришел сюда, чтобы в вашем лице приветствовать, признать, полюбить и почтить второго отца, и притом такого второго отца, которому, смею сказать, я более обязан, чем первому. Первый произвел меня на свет, вы же меня избрали. Он принял меня в силу необходимости, вы же приняли меня по собственному желанию. То, что я получил от него, – это творение его плоти, то же, что я получил от вас, есть творение вашей воли. И чем духовные свойства выше телесных, тем более обязан я вам и тем драгоценнее для меня наша будущая родственная связь, ради которой я и пришел сегодня, дабы заранее выразить вам мои искреннейшие и почтительнейшие чувства.

ТУАНЕТА. Да здравствует школа, из которой выходят такие искусники!

ТОМА ДИАФУАРУС (г-ну Диафуарусу). Я хорошо говорил, батюшка?

Г-н ДИАФУАРУС. Optime[5].

АРГАН (Анжелике). Поздоровайся с господином Диафуарусом.

ТОМА ДИАФУАРУС. Мне можно ее поцеловать?

Г-н ДИАФУАРУС. Можно, можно.

ТОМА ДИАФУАРУС (Анжелике). Сударыня! Небо справедливо нарекло вас второй матерью прекрасной девицы, ибо…

АРГАН. Это не жена моя, а дочь.

ТОМА ДИАФУАРУС. Где же ваша супруга?

АРГАН. Она сейчас придет.

ТОМА ДИАФУАРУС. Мне подождать ее прихода, батюшка?

Г-н ДИАФУАРУС. Нет, приветствуй пока невесту.

ТОМА ДИАФУАРУС. Сударыня! Подобно тому как статуя Мемнона издавала гармоничный звук, когда солнечные лучи озаряли ее, так и я преисполняюсь сладостного восторга, когда восходит солнце вашей красоты. И подобно тому как, по словам естествоиспытателей, цветок, именуемый гелиотропом, неизменно обращает лицо свое к дневному свету, так и сердце мое будет отныне всегда обращаться к лучезарным светочам обожаемых очей ваших, как к своему единственному полюсу. Дозвольте же мне, сударыня, возложить сегодня на алтарь ваших прелестей в виде жертвоприношения мое сердце, которое мечтает только об одном счастье: на всю жизнь, сударыня, стать вашим смиреннейшим, покорнейшим и преданнейшим слугой и супругом.

ТУАНЕТА. Вот что значит наука! До чего же красно говорят ученые люди!

АРГАН (Клеанту). Ну? Что вы на это скажете?

КЛЕАНТ. Скажу, что это замечательно. Если господин Диафуарус такой же хороший врач, как и оратор, то быть его пациентом – одно удовольствие.

ТУАНЕТА. Еще бы! Это просто чудо, если он так же прекрасно лечит, как и говорит.

АРГАН. Скорей сюда мое кресло и стулья всем гостям!

Лакеи приносят кресло и стулья.

Ты садись сюда, дочка. (Г-ну Диафуарусу.) Вы видите, сударь, что все в восторге от вашего сына. Это большое для вас счастье – быть отцом такого юноши.

Г-н ДИАФУАРУС. Могу смело сказать, сударь, и не потому, что я его отец: я имею основание быть им довольным, и все, кто его знает, находят, что он добрый юноша. Правда, он никогда не отличался ни пламенным воображением, ни блестящим умом, как некоторые другие юноши, но именно поэтому я ожидал, что у него непременно разовьется рассудительность – качество, необходимое в нашем деле. Он никогда не был резвым и бойким ребенком. Он всегда был кроток, спокоен, молчалив, никогда ни с кем не разговаривал и не играл в так называемые детские игры. Его еле-еле научили читать: в девять лет он толком не знал азбуки. «Ничего, – думал я, – деревья, которые поздно цветут, приносят наилучшие плоды. Чертить на мраморе гораздо труднее, чем на песке, но то, что на нем начертано, сохраняется несравненно дольше. Так и здесь: неспособность к ученью, вялость воображения – все это признак будущего здравомыслия». Когда я отдал его в школу, ему нелегко было учиться, но он мужественно боролся с трудностями, и его наставники всегда хвалили его за прилежание и усидчивость. В конце концов, в поте лица своего, он с честью получил степень, и я могу сказать, не хвастаясь, что в течение двух лет ни один кандидат не отличался на диспутах так, как он. Он на всех навел страх, не проходит ни одного заседания, на котором бы он с пеной у рта не защищал противоположного мнения. Он тверд в споре, непоколебим в своих взглядах, никогда не меняет своих суждений и отстаивает то или иное положение, пользуясь всеми изворотами логики. Но особенно нравится мне в нем то, что, по моему примеру, он слепо верит нашим древним учителям и не желает даже слушать о так называемых открытиях нашего века касательно кровообращения и о прочем тому подобном.

ТОМА ДИАФУАРУС (вынимает из кармана длинный свиток и подает Анжелике). Против последователей теории кровообращения я написал сей трактат, который, с позволения вашего батюшки, я осмеливаюсь поднести вам, сударыня, как почтительное приношение первых плодов моего разумения.

АНЖЕЛИКА. Сударь! Для меня это совершенно бесполезная вещь, я ведь в этом ничего не понимаю.

ТУАНЕТА (берет свиток). Давайте, давайте, это нам пригодится: повесим на стену вместо картины.

ТОМА ДИАФУАРУС (кланяется Аргану). Позвольте мне также, с разрешения вашего батюшки, доставить вам развлечение и пригласить вас, сударыня, на вскрытие женского трупа, которое состоится на днях, – я буду там давать объяснения.

ТУАНЕТА. Нечего сказать, приятное развлечение! Обыкновенно люди водят своих возлюбленных в театр, но показать вскрытие трупа – это, конечно, гораздо более светское удовольствие.

Г-н ДИАФУАРУС. Затем, что касается до свойств, необходимых для супружества и для продолжения рода, то уверяю вас, что, по данным медицины, он всеми ими обладает в полной мере. Способность деторождения у него отлично развита, и темперамент у него как раз такой, какой требуется, чтобы потомство было вполне здоровым.

АРГАН. А вы не имеете намерения, сударь, представить его ко двору и там выхлопотать ему место врача?

Г-н ДИАФУАРУС. По правде говоря, должность врача, состоящего при великих мира сего, никогда не привлекала меня; мне всегда казалось, что лучше всего для нас, грешных, держаться простых смертных. С ними куда легче. Вы ни перед кем не отвечаете за свои действия: надо только следовать правилам науки, не заботясь о том, что из этого получается. А с великими мира сего это очень хлопотливо: когда они заболевают, они непременно хотят, чтобы врач вылечил их.

ТУАНЕТА. Вот забавно! Какие чудаки! Хотят, чтобы ваш брат, доктор, их вылечивал! Но ведь вы совсем не для этого при них состоите! Ваше дело – получать от них вознаграждение и прописывать им лекарства, а уж они пускай сами выздоравливают как умеют.

Г-н ДИАФУАРУС. Это верно. Мы должны только соблюдать правила.

АРГАН (Клеанту). Сударь! Пусть дочь моя что-нибудь споет гостям.

КЛЕАНТ. Я ждал ваших приказаний, сударь. Чтобы развлечь общество, я решил спеть с вашей дочерью одну сцену из новой оперы. (Анжелике, подавая ей ноты.) Вот ваша партия.

АНЖЕЛИКА. Моя партия?

КЛЕАНТ (Анжелике, тихо). Пожалуйста, не отказывайтесь. Дайте мне возможность объяснить вам, что это за сцена, которую мы будем с вами петь. (Громко.) Голос у меня неважный, но на это хватит. Надеюсь, господа, вы меня извините: ведь я буду петь только для госпожи Анжелики.

АРГАН. А стихи хорошие?

КЛЕАНТ. Это, в сущности, маленькая импровизация. Вы услышите размеренную прозу, нечто вроде вольных стихов, какие страсть и необходимость могут вложить в уста двух лиц, которые говорят о том, что их волнует, и при этом без всякой подготовки.

АРГАН. Прекрасно. Послушаем.

КЛЕАНТ. Вот содержание сцены. Один пастух был поглощен приятным зрелищем, как вдруг его внимание привлек шум, раздавшийся поблизости. Он оборачивается и видит, что какой-то грубиян оскорбляет пастушку. Пастух тотчас же становится на защиту того пола, перед которым должны преклоняться все мужчины; затем, наказав грубияна за дерзость, он подходит к пастушке и видит, что из чудных очей этой молодой девушки струятся дивные слезы. «Ах, – сказал он себе, – возможно ли оскорблять такое прелестное существо? Кто тот бесчеловечный, тот варвар, которого не тронули бы ее слезы?» Он пытается остановить эти слезы, которые кажутся ему такими прекрасными, а любезная пастушка в это время старается отблагодарить его за небольшую услугу, и она делает это так очаровательно, так нежно и страстно, что пастух не в силах сопротивляться, и каждое ее слово, каждый взгляд – это пламенная стрела, пронзающая его сердце. «Что может быть достойно, – думает он, – таких милых слов благодарности? Какой услуги не оказал бы всякий, какой опасности не подверг бы он себя с радостью, чтобы только вызвать на мгновение трогательные чувства такой ласковой и признательной души?» Зрелище более не привлекает его, но он жалеет, что оно слишком кратко, потому что конец зрелища разлучает его с обожаемой пастушкой. И с первого же мига встречи, с первого взгляда в его сердце вселяется бурная страсть, какая обычно созревает лишь в течение долгих лет. Он уже ощущает всю боль разлуки, он уже страдает, не видя той, которую видел так мало. Он делает все возможное, чтобы еще раз увидеть ту, о ком днем и ночью лелеет сладостное воспоминание, но ему мешает неволя, в которой живет его пастушка. Сила страсти заставляет его решиться просить руки обожаемой красавицы, без которой он уже не может жить. Он ухитряется переслать ей записку и получает от нее согласие. Но в то же время его предупреждают, что отец красавицы хочет выдать ее за другого и что скоро должна состояться свадьба. Посудите сами, какой это жестокий удар для сердца бедного пастуха! Он охвачен смертельной тоской, он не может представить себе без ужаса, что его любимая находится в объятиях другого. Его любовь, доведенная до отчаяния, подсказывает ему средство проникнуть в дом пастушки, чтобы узнать о ее чувствах и услышать от нее приговор, которому он должен будет подчиниться. Там он наблюдает за приготовлениями к тому, что так страшит его. Он видит, как приходит его недостойный соперник, которого отцовская прихоть сделала помехой его любви. Он видит, как торжествует этот смешной соперник подле любезной пастушки, словно победа уже за ним. Все это рождает в нем гнев, с которым он едва может совладать. Он бросает горестные взгляды на ту, которую обожает: его уважение к ней и присутствие ее отца позволяют ему объясняться только взглядами. Но в конце концов порыв страсти преодолевает все препятствия, и он произносит такие слова. (Поет.)

Филида милая, страданий слишком много!

Молчанья разорвем мучительную сеть.

Откройте сердце мне, скажите, ради бога,

Жить мне иль умереть?

АНЖЕЛИКА

(поет)

Вы видите, Тирси́с, как грустно мне, как больно!

Перед супружеством немилым я дрожу,

Вздыхаю, как и вы, в тоске на вас гляжу.

Сказала я – довольно!

АРГАН. Ого! Я и не думал, что у меня дочка такая искусница: так и распевает с листа без ошибки.

КЛЕАНТ

Филида нежная! Ужели

Невыразимое судил мне счастье рок

И в вашем сердце уголок

Вы дать Тирсису захотели?

АНЖЕЛИКА

В моем отчаянье я скромность преступлю:

Да-да, Тирсис, я вас люблю!

КЛЕАНТ

О, что за слово! Дивный миг!

Но верно ль я его постиг?

Скажите вновь его, чтоб отогнать сомненье.

АНЖЕЛИКА

Да-да, Тирсис, я вас люблю!

КЛЕАНТ

Еще, молю!

АНЖЕЛИКА

Я вас люблю!

КЛЕАНТ

Еще, еще сто раз, не зная утомленья!

АНЖЕЛИКА

Я вас люблю, я вас люблю!

Да-да, Тирсис, я вас люблю!

КЛЕАНТ

Вы, боги, вы, цари, властители вселенной,

На мир у ног своих глядящие надменно, —

Все ваше счастие сравнится ли с моим?

Филидой я любим!

Но мысль одна страшней всего:

С отчаяньем соперника я вижу…

АНЖЕЛИКА

Ах, я его смертельно ненавижу!

Мне пытка, как и вам, присутствие его.

КЛЕАНТ

Что, если вас отец к замужеству принудит?

АНЖЕЛИКА

Скорее я умру,

Но этого не будет!

Скорее я умру, скорей умру!

АРГАН. А что говорит на это отец?

КЛЕАНТ. Ничего не говорит.

АРГАН. Ну и дурак же этот отец: терпит такие глупости и ничего не говорит!

КЛЕАНТ

(продолжает петь)

Любовь моя…

АРГАН. Нет-нет, довольно! Эта комедия подает очень дурной пример. Пастух Тирсис – нахал, а пастушка Филида – бесстыдница, раз она так говорит при отце. (Анжелике.) Покажи-ка мне ноты! Стой, стой, а где же слова, которые ты пела? Здесь только ноты.

КЛЕАНТ. Разве вы не знаете, сударь, что недавно открыли способ писать слова нотными знаками?

АРГАН. Хорошо, хорошо. Будьте здоровы, сударь. До свиданья! Мы прекрасно обошлись бы и без вашей нелепой оперы.

КЛЕАНТ. Я думал вас развлечь.

АРГАН. Глупости не развлекают… А вот и моя жена!

Клеант уходит.

Явление седьмое

Арган, Анжелика, Туанета, г-н Диафуарус, Тома Диафуарус, Белина.

АРГАН. Душенька! Вот сын господина Диафуаруса.

ТОМА ДИАФУАРУС. Сударыня! Небо справедливо нарекло вас второй матерью прекрасной девицы, ибо на лице вашем…

БЕЛИНА. Сударь! Я в восторге, что имею честь видеть вас у себя.

ТОМА ДИАФУАРУС. …ибо на лице вашем… ибо на лице вашем… Сударыня! Вы прервали меня на полуслове, и это меня сбило.

Г-н ДИАФУАРУС. Доскажешь в другой раз, Тома.

АРГАН. Я жалею, душа моя, что вас сейчас здесь не было.

ТУАНЕТА. Ах, сударыня, вы много потеряли! Тут был и второй отец, и статуя Мемнона, и цветок, именуемый гелиотропом.

АРГАН. Ну, дочь моя, дай руку твоему нареченному и поклянись ему в верности, как твоему будущему мужу.

АНЖЕЛИКА. Батюшка!

АРГАН. Что «батюшка»? Что это значит?

АНЖЕЛИКА. Умоляю вас, не торопитесь! Дайте нам, по крайней мере, узнать друг друга. Пусть у нас возникнет взаимная склонность, которая так необходима для заключения счастливого союза.

ТОМА ДИАФУАРУС. Что касается меня, сударыня, то во мне она уже возникла, мне нечего дольше ждать.

АНЖЕЛИКА. Если вы так спешите, сударь, то я зато более медлительна. Признаюсь, ваши достоинства еще не произвели на меня достаточно сильного впечатления.

АРГАН. Ладно, ладно, это еще успеется, когда вы поженитесь.

АНЖЕЛИКА. Ах, батюшка, прошу вас, повремените! Брак – это такая цепь, которую нельзя налагать на сердце насильно, и, если господин Диафуарус – благородный человек, он, конечно, не согласится на брак с девушкой, которую отдают за него против ее воли.

ТОМА ДИАФУАРУС. Nego consequentiam[6], сударыня. Я отлично могу быть благородным человеком и все-таки с благодарностью принять вас из рук вашего батюшки.

АНЖЕЛИКА. Насилие – дурной способ заставить полюбить себя.

ТОМА ДИАФУАРУС. Нам известно из книг, сударыня, что у древних существовал обычай насильно увозить невест из родительского дома, чтобы невесты не думали, что они по своей доброй воле попадают в объятия мужчин.

АНЖЕЛИКА. То были древние, сударь, а мы – люди современные. В наш век притворство не нужно, и, если брак нам по душе, мы отлично выходим замуж без всякого принуждения. Потерпите немного; если вы любите меня, сударь, вы должны желать всего, чего желаю и я.

ТОМА ДИАФУАРУС. Да, сударыня, но постольку, поскольку это не вредит интересам моей любви.

АНЖЕЛИКА. Однако высшее доказательство любви – это подчинение воле того, кого любишь.

ТОМА ДИАФУАРУС. Distinguo[7], сударыня. В том, что не касается обладания любимым существом, – concede[8], но в том, что касается – nego[9].

ТУАНЕТА (Анжелике). Спорить бесполезно. Господин Диафуарус только что со школьной скамьи, вам за ним все равно не угнаться. И чего вы так упорствуете и отказываетесь от чести принадлежать к медицинскому сословию?

БЕЛИНА. Не увлечена ли она кем-нибудь?

АНЖЕЛИКА. Если б я и увлеклась, сударыня, то, уж во всяком случае, не потеряла бы ни ума, ни чести.

АРГАН. Хорошенькую же роль я во всем этом играю!

БЕЛИНА. На вашем месте, родной мой, я бы не стала принуждать ее выходить замуж. Уж я знаю, что бы я сделала.

АНЖЕЛИКА. Я знаю, сударыня, что вы хотите сказать, я знаю вашу доброту ко мне, но все же боюсь, что ваш совет будет не очень удачен.

БЕЛИНА. Конечно, такие разумные и добродетельные девицы, как вы, презирают повиновение и покорность воле отца. Это в старину…

АНЖЕЛИКА. Долг дочери имеет свои пределы, сударыня; ни разум, ни законы не требуют от нас, чтобы мы распространяли его решительно на все.

БЕЛИНА. Другими словами, вы только и думаете что о замужестве, но вы желаете выбрать себе супруга по своему вкусу.

АНЖЕЛИКА. Если батюшка не хочет выдать меня замуж за того, кто мне нравится, то я буду умолять его, по крайней мере, не принуждать меня выходить за того, кого я не могу полюбить.

АРГАН. Я, господа, прошу у вас за все это прощения!

АНЖЕЛИКА. У каждого вступающего в брак есть свои цели. Так как я хочу иметь мужа только для того, чтобы любить его по-настоящему и быть верной ему до гроба, то, признаюсь вам, я отношусь к этому с некоторой осторожностью. Есть такие особы, которые выходят замуж только для того, чтобы избавиться от родительского гнета и получить возможность делать все, что им вздумается. Есть и такие, сударыня, которые смотрят на замужество, как на чисто коммерческое предприятие, которые выходят замуж только в надежде на наследство, в надежде, что они разбогатеют, когда супруг умрет. Они без зазрения совести перебегают от одного мужа к другому, чтобы завладеть их наследством. Вот такие особы, по правде говоря, не очень разборчивы, им все равно, за кого выйти замуж.

БЕЛИНА. Вы сегодня очень красноречивы. Мне только хотелось бы знать, что вы хотите всем этим сказать?

АНЖЕЛИКА. Я, сударыня? Что же я могу хотеть сказать, кроме того, что говорю?

БЕЛИНА. Вы так глупы, душенька, просто невозможно!

АНЖЕЛИКА. Вам хочется, сударыня, вызвать меня на какую-нибудь дерзость, но я вас предупреждаю, что вы этого удовольствия не получите.

БЕЛИНА. С вашей наглостью ничто не может сравниться.

АНЖЕЛИКА. Нет, сударыня, что бы вы ни говорили.

БЕЛИНА. В вас столько нелепой гордости и глупейшей самонадеянности, что только руками разведешь.

АНЖЕЛИКА. Всем этим вы ничего не достигнете, сударыня. Наперекор вам я останусь благоразумной, а чтобы отнять у вас всякую надежду добиться того, чего вам хочется, я избавлю вас от своего присутствия. (Уходит.)

Явление восьмое

Арган, Туанета, г-н Диафуарус, Тома Диафуарус, Белина.

АРГАН (вдогонку Анжелике). Слушай, ты! Выбирай одно из двух: или ты через четыре дня выйдешь за него замуж, или отправишься в монастырь. (Белине.) Не огорчайтесь, я ее приберу к рукам.

БЕЛИНА. Мне жаль вас оставлять, деточка, но у меня неотложное дело в городе. Я скоро вернусь.

АРГАН. Идите, душенька. Да зайдите к вашему нотариусу: пусть он устроит то, о чем мы говорили.

БЕЛИНА. Прощайте, дружочек мой!

АРГАН. Прощайте, моя милочка!

Белина уходит.

Явление девятое

Арган, Туанета, г-н Диафуарус, Тома Диафуарус.

АРГАН. Вот эта женщина меня любит… просто на удивление!

Г-н ДИАФУАРУС. Разрешите откланяться, сударь.

АРГАН. Скажите, доктор, как вы меня находите?

Г-н ДИАФУАРУС (щупая Аргану пульс). Тома! Возьми другую руку господина Аргана: посмотрим, как ты умеешь разбираться в пульсе. Quid dicis?[10]

ТОМА ДИАФУАРУС. Dico[11], что пульс господина Аргана – это пульс человека больного.

Г-н ДИАФУАРУС. Хорошо.

ТОМА ДИАФУАРУС. Пульс жестковатенький, чтобы не сказать – жесткий.

Г-н ДИАФУАРУС. Очень хорошо.

ТОМА ДИАФУАРУС. Непостоянный.

Г-н ДИАФУАРУС. Bene[12].

ТОМА ДИАФУАРУС. И даже немного скачущий.

Г-н ДИАФУАРУС. Optime.

ТОМА ДИАФУАРУС. Что означает расстройство спланической паренхимы, то есть селезенки.

Г-н ДИАФУАРУС. Прекрасно.

АРГАН. Нет, господин Пургон говорит, что у меня больная печень.

Г-н ДИАФУАРУС. Ну да. Говоря «паренхима», мы разумеем и то и другое, так как между ними осуществляется тесная связь посредством vas breve[13], желудочного прохода и желчных протоков. Он вам, наверно, предписывает есть побольше жареного?

АРГАН. Нет, только вареное.

Г-н ДИАФУАРУС. Ну да, жареное или вареное – это одно и то же. Он вас лечит прекрасно, вы находитесь в хороших руках.

АРГАН. Доктор! А сколько крупинок соли нужно класть, когда ешь яйцо?

Г-н ДИАФУАРУС. Шесть, восемь, десять – чтобы всегда было четное число, а в лекарствах – всегда нечетные числа.

АРГАН. До свиданья, сударь!

Г-н Диафуарус и Тома Диафуарус уходят. Туанета провожает их.

Явление десятое

Арган, Белина.

БЕЛИНА. Деточка! Я зашла к вам перед уходом, чтобы сообщить вам об одной вещи, на которую вы должны обратить внимание. Проходя мимо комнаты Анжелики, я увидела у нее молодого человека, и как только он меня заметил, так сейчас же убежал.

АРГАН. Молодой человек у моей дочери?

БЕЛИНА. Да. Ваша маленькая Луизон была там же, она может вам все рассказать.

АРГАН. Пошлите ее ко мне, душенька, пошлите ее ко мне! (Один.) Ах, бесстыдница! Теперь мне понятно ее упорство.

Явление одиннадцатое

Арган, Луизон.

ЛУИЗОН. Что вам угодно, папочка? Мамаша сказала, что вы меня спрашивали.

АРГАН. Да. Поди-ка сюда. Поближе. Повернись. Подними глаза. Посмотри на меня. Ну?

ЛУИЗОН. Что, папочка?

АРГАН. Да ну же!

ЛУИЗОН. Что?

АРГАН. Тебе ничего не надо мне сказать?

ЛУИЗОН. Если вам угодно, я, чтобы вас позабавить, расскажу вам сказку про ослиную кожу или прочту басню о вороне и лисице, которую я недавно выучила.

АРГАН. Это мне не нужно.

ЛУИЗОН. А что же?

АРГАН. Плутовка! Ты отлично знаешь, что я хочу сказать!

ЛУИЗОН. Простите, папенька.

АРГАН. Так-то ты слушаешься меня?

ЛУИЗОН. А что?

АРГАН. Разве я тебе не велел рассказывать мне обо всем, что бы ты ни увидела?

ЛУИЗОН. Да, папочка.

АРГАН. А ты исполнила это?

ЛУИЗОН. Да, папочка. Я всегда рассказывала вам обо всем, что видела.

АРГАН. А сегодня ты ничего не видела?

ЛУИЗОН. Ничего, папочка.

АРГАН. Ничего?

ЛУИЗОН. Ничего, папочка.

АРГАН. Наверно?

ЛУИЗОН. Наверно.

АРГАН. Вот как? Ну так я тебе кое-что покажу.

ЛУИЗОН (видя, что Арган берет пучок розог). Ай, папочка!

АРГАН. Ага, лгунья, ты не пожелала рассказать мне о том, что видела мужчину в комнате твоей сестры?

ЛУИЗОН (плача). Папочка!

АРГАН (берет ее за руку). Я тебя отучу врать!

ЛУИЗОН (бросается на колени). Ах, папочка, простите! Сестрица велела ничего вам не говорить, но я вам все расскажу.

АРГАН. Сначала я тебя высеку за то, что ты солгала. А там посмотрим.

ЛУИЗОН. Простите, папочка!

АРГАН. Нет-нет.

ЛУИЗОН. Милый папочка, не секите меня!

АРГАН. Непременно высеку.

ЛУИЗОН. Ради бога, папочка, не секите!

АРГАН (замахивается). Ну-ну!

ЛУИЗОН. Ах, папочка, вы меня ранили! Погодите, я умираю. (Притворяется мертвой.)

АРГАН. Ай! Что такое? Луизон, Луизон! Ах, боже мой! Луизон! Ах, дочь моя! Ах, я несчастный! Моя бедная дочь умерла! Что я наделал! Проклятые розги! Черт бы их побрал! Ах, бедная девочка, моя бедная Луизон!

ЛУИЗОН. Ну-ну, папочка, не плачьте так: я еще не совсем умерла.

АРГАН. Какова плутовка! Ну ладно, на этот раз я тебя прощаю, но ты должна мне все, все говорить.

ЛУИЗОН. О да, папочка!

АРГАН. Смотри, говори правду. Мой мизинчик все знает и скажет мне, если ты солжешь.

ЛУИЗОН. Папочка! Только вы сестрице не говорите, что я вам сказала.

АРГАН. Нет-нет.

ЛУИЗОН (посмотрев сначала, не подслушивает ли кто-нибудь). Ну вот, папочка: к сестрице в комнату приходил мужчина, когда я там была.

АРГАН. И что же?

ЛУИЗОН. Я у него спросила, что ему надо, а он сказал, что он ее учитель пения.

АРГАН (в сторону). Так-так. Вот оно что! (К Луизон.) Ну и что же?

ЛУИЗОН. Потом пришла сестрица.

АРГАН. Ну и что же?

ЛУИЗОН. Она сказала ему: «Уходите, уходите, уходите! Боже мой, уходите! Что мне с вами делать?»

АРГАН. Ну и что же?

ЛУИЗОН. А он не хотел уходить.

АРГАН. Что же он ей говорил?

ЛУИЗОН. Много разных вещей.

АРГАН. Ну? Еще что?

ЛУИЗОН. Он говорил ей и то и се, и что он очень ее любит, и что она красивее всех на свете.

АРГАН. А потом?

ЛУИЗОН. А потом он стал перед ней на колени.

АРГАН. А потом?

ЛУИЗОН. А потом начал целовать ей руки.

АРГАН. А потом?

ЛУИЗОН. А потом к двери подошла мамаша, и он убежал.

АРГАН. И больше ничего не было?

ЛУИЗОН. Ничего, папочка.

АРГАН. Однако мой мизинчик что-то шепчет. (Подносит мизинец к уху.) Постой! Что? Ого! Да? Оой-ой! Мой мизинчик говорит мне, что ты видела что-то такое, чего не хочешь мне рассказать.

ЛУИЗОН. Значит, папочка, ваш мизинчик – лгун.

АРГАН. Смотри!

ЛУИЗОН. Нет, папочка, не верьте ему: честное слово, он лгун.

АРГАН. Ну ладно, ладно, увидим. Ступай, да замечай все хорошенько. Ступай! (Один.) Ну и дети пошли! Ах, сколько забот! Даже о своей болезни подумать некогда. Право, у меня больше сил нет. (Падает в кресло.)

Явление двенадцатое

Арган, Беральд.

БЕРАЛЬД. Ну, братец, как дела? Как вы себя чувствуете?

АРГАН. Ах, братец, очень плохо!

БЕРАЛЬД. Как – очень плохо?

АРГАН. Да, у меня ужасная слабость.

БЕРАЛЬД. Как это неприятно!

АРГАН. У меня даже сил нет говорить.

БЕРАЛЬД. А я пришел, братец, предложить вам хорошую партию для моей племянницы Анжелики.

АРГАН (с раздражением, встав с кресла). Не говорите мне, братец, об этой негоднице! Это негодяйка, нахалка, бесстыдница, которую я самое позднее через два дня отправлю в монастырь.

БЕРАЛЬД. Вот это хорошо! Я очень рад, что силы к вам понемногу возвращаются и мое посещение пошло вам на пользу. Ладно, мы поговорим о деле потом. А сейчас я хочу предложить вам одно развлечение: надеюсь, оно рассеет вашу печаль и вы придете в расположение духа более благоприятное для того дела, о котором я собираюсь с вами говорить. Когда я шел к вам, мне встретились цыгане, одетые маврами, они танцуют и поют. Я уверен, что это доставит вам удовольствие и принесет не меньше пользы, чем рецепты господина Пургона. Идемте!

Вторая интермедия

Брат мнимого больного, чтобы развлечь его, приводит к нему цыган и цыганок, одетых маврами; они поют и танцуют.

ПЕРВАЯ ЦЫГАНКА

Пользуйся весной

Жизни молодой.

Юность быстролетная!

Счастьем наслаждайся,

Вся любви отдайся,

Юность беззаботная!

Все наслажденья света,

Что мы встречаем на пути,

Не могут счастьем расцвести,

Когда душа любовью не согрета.

Пользуйся весной

Жизни молодой,

Юность быстролетная!

Счастьем наслаждайся,

Вся любви отдайся,

Юность беззаботная!

Не теряйте счастливых минут:

Красота исчезает,

Ее время стирает,

Зимний холод сменяет,

Леденит, убивает —

И без радости дни настают.

Пользуйся весной

Жизни молодой,

Юность быстролетная!

Счастьем наслаждайся,

Вся любви отдайся,

Юность беззаботная!

ПЕРВЫЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Цыгане и цыганки танцуют.

ВТОРАЯ ЦЫГАНКА

К чему же рассужденья эти,

Когда любовь зовет?

Она сильней всего на свете

Нас в юности влечет.

Любовь так сладостно нас манит

В расцвете юных дней,

Что спорить с ней никто не станет —

Не в силах мы: нас так и тянет

Скорей отдаться ей.

Но услыхать довольно,

Как можно ранить больно

Ее опасный дар, —

И мы бежим невольно

Любви волшебных чар.

ТРЕТЬЯ ЦЫГАНКА

Как сладко в молодые лета

Любить того, кто мил,

Когда в ответ мы видим пыл

Любимого предмета!

Но если нам он изменил —

Ах, как ужасно это!

ЧЕТВЕРТАЯ ЦЫГАНКА

Когда любовник изменяет,

Еще невелика беда,

Но сколько злобы и стыда

Невольно нас терзает,

Коль наше сердце и тогда

Неверный сохраняет!

ВТОРАЯ ЦЫГАНКА

Ах, так на что ж решаться?

Неопытным сердцам?

ЧЕТВЕРТАЯ ЦЫГАНКА

Ужели подчиняться

Тирана власти нам?

ВСЕ ВМЕСТЕ

О да! Призна́ем полновластье

Любви капризов, мук и счастья,

Томлений сладостного сна.

Хотя немало в ней мучений,

Но сколько милых наслаждений

В награду нам несет она!

ВТОРОЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Все цыгане, одетые маврами, танцуют, заставляя прыгать обезьян, которых они привели с собой. Сцена превращается в комнату Аргана.

Действие третье

Явление первое

Арган, Беральд, Туанета.

БЕРАЛЬД. Ну как, братец? Что скажете? Разве это не лучше приема кассии?

ТУАНЕТА. Гм… Хороший прием кассии – тоже недурная штучка…

БЕРАЛЬД. Так вот, не пора ли нам поговорить о нашем деле?

АРГАН. Одну минутку, братец, я сейчас приду.

ТУАНЕТА. Что ж это, сударь, вы забыли, что не можете ходить без палки?

АРГАН. И то правда.

Явление второе

Беральд, Туанета.

ТУАНЕТА. Уж вы, пожалуйста, защитите вашу племянницу.

БЕРАЛЬД. Изо всех сил постараюсь.

ТУАНЕТА. Надо непременно помешать нелепому браку, который он вбил себе в голову. Я уж думала: хорошо бы ему подсунуть какого-нибудь лекаря, который был бы за нас и сумел бы отвратить его от Пургона, доказав, что его лечение никуда не годится. Но так как у нас нет для этого подходящего человека, то придется мне самой сыграть с ним одну шутку.

БЕРАЛЬД. Какую же?

ТУАНЕТА. Выдумка забавная. Может быть, она и не очень умна, да, надеюсь, окажется удачной. Предоставьте это мне, а сами действуйте по своему усмотрению… Вот и наш голубчик. (Уходит.)

Явление третье

Беральд, Арган.

БЕРАЛЬД. Прежде всего, братец, пожалуйста, не горячитесь во время нашего разговора…

АРГАН. Обещаю.

БЕРАЛЬД. Отвечайте без всякого гнева на то, что я намерен вам предложить…

АРГАН. Хорошо.

БЕРАЛЬД. И обсудите со мной спокойно и беспристрастно то дело, о котором я намерен вести с вами речь.

АРГАН. Ну ладно, ладно! Бог ты мой, какое длинное предисловие!

БЕРАЛЬД. Объясните мне, братец: как это при вашем богатстве, имея только одну дочь, – маленькую Луизон я не считаю, – как это вы дошли до такой мысли, чтобы отдать ее в монастырь?

АРГАН. Объясните мне, братец: хозяин ли я у себя дома и могу ли делать все, что мне угодно?

БЕРАЛЬД. Это ваша жена уговаривает вас отделаться таким образом от дочерей. Я не сомневаюсь, что из чувства милосердия она была бы очень рада, если бы они обе стали благочестивыми монахинями.

АРГАН. А, вот оно что! Виновата во всем оказалась моя бедная жена! Она причина всякого зла! И все против нее!

БЕРАЛЬД. Нет, братец, оставим ее в покое. Я согласен, что эта женщина исполнена лучших намерений по отношению к вашей семье, что она совершенно бескорыстна, что с вами она поразительно нежна, а к вашим детям выказывает из ряду вон выходящую привязанность и доброту, – все это совершенно верно. Не будем о ней говорить и вернемся к вашей дочери. Какие соображения побуждают вас отдать ее за сына лекаря?

АРГАН. Те соображения, братец, что мне нужен именно такой зять.

БЕРАЛЬД. Да, но ей-то он совсем не нужен, а у меня как раз есть другой жених, который гораздо больше ей подходит.

АРГАН. Да, братец, но этот гораздо более подходит мне.

БЕРАЛЬД. Однако, братец, человек, которого она должна выбрать себе в мужья, предназначается для нее или для вас?

АРГАН. И для нее, и для меня, братец. Я хочу иметь в своей семье таких людей, которые мне нужны.

БЕРАЛЬД. Значит, если бы ваша маленькая дочка была взрослой, вы отдали бы ее за аптекаря?

АРГАН. Почему же нет?

БЕРАЛЬД. Неужели вы всю жизнь будете возиться с докторами да аптекарями и не перестанете считать себя больным, наперекор мнению людей и самой природе?

АРГАН. Что вы хотите этим сказать, братец?

БЕРАЛЬД. Хочу сказать, что я не знаю человека, который был бы менее болен, чем вы, я хотел бы иметь такое здоровье, как у вас. Лучшим доказательством вашего здоровья и прекрасного состояния вашего организма является то, что при всем вашем старанье вы до сих пор умудрились не испортить вконец вашей здоровой натуры и не подохнуть от всех лекарств, которыми вас пичкают.

АРГАН. А знаете ли вы, братец, что только ими я и держусь? Господин Пургон прямо говорит, что без его забот обо мне я не прожил бы и трех дней.

БЕРАЛЬД. Смотрите, как бы его заботы не отправили вас на тот свет.

АРГАН. Поговорим, братец, серьезно. Значит, вы совсем не верите в медицину?

БЕРАЛЬД. Нет, братец, и не думаю, чтобы для моего блага мне следовало в нее верить.

АРГАН. Как! Вы не верите в истину, установленную всем миром и почитаемую на протяжении многих веков?

БЕРАЛЬД. Я не только далек от того, чтобы верить в нее, но считаю, что это самая большая глупость, придуманная людьми. И если посмотреть на вещи с философской точки зрения, то я не знаю худшего лицемерия и большей нелепости, чем когда один человек берется вылечить другого.

АРГАН. Почему же вы не допускаете, братец, чтобы один человек мог вылечить другого?

БЕРАЛЬД. По той причине, братец, что пружины нашего механизма – это тайна, в которой до сих пор люди никак не могут разобраться: природа опустила перед нашими глазами слишком плотные завесы, чтобы можно было через них что-либо разглядеть.

АРГАН. Значит, по-вашему, доктора ничего не знают?

БЕРАЛЬД. Знают, братец. Они знают гуманитарные науки, прекрасно говорят по-латыни, умеют назвать все болезни по-гречески, определить их и подразделить, но что касается того, чтобы вылечить их, – этого они не умеют.

АРГАН. Но все же нельзя не согласиться, что в этом деле доктора знают больше других.

БЕРАЛЬД. Они знают, братец, то, что я вам уже сказал, а это не очень-то помогает лечению. Все их преимущество заключается в звонкой галиматье да в вычурной болтовне, которая выдает нам слова за дело и обещания за помощь.

АРГАН. Но, в конце концов, братец, есть люди не менее умные и опытные, чем вы, и, однако, мы видим, что в болезни все они прибегают к помощи врачей.

БЕРАЛЬД. Это доказательство человеческой слабости, а вовсе не серьезности медицинской науки.

АРГАН. Но ведь ясно, что врачи верят в ее серьезность, раз они прибегают к ней сами.

БЕРАЛЬД. Да, потому что иные врачи разделяют общее заблуждение, из которого они извлекают пользу, а другие хоть и извлекают пользу, но сами не заблуждаются. Ваш господин Пургон, например, вполне чистосердечен: он лекарь с головы до ног, человек, который больше верит в свои правила, чем во все математические истины, и считает преступлением всякую попытку в них разобраться. Он не усматривает в медицине ничего неясного, ничего сомнительного, ничего затруднительного и со всем жаром предубеждения, со всем упорством веры, со всей прямолинейностью здравого смысла и рассудка прописывает направо и налево свои слабительные и кровопускания, ни с чем решительно не считаясь. На него нельзя даже сердиться за то зло, которое он способен причинить. Он отправит вас на тот свет, имея самые благие намерения, и уморит вас так же спокойно, как уморил свою жену и детей, да и самого себя уморил бы, если бы понадобилось.

АРГАН. У вас, братец, с давних пор зуб против него… Но к делу. Что же следует предпринять, когда человек заболевает?

БЕРАЛЬД. Ничего, братец.

АРГАН. Ничего?

БЕРАЛЬД. Ничего. Надо только оставаться спокойным. Природа сама, если ей не мешать, постепенно наводит порядок. Это только наше беспокойство, наше нетерпение все портят: люди почти всегда умирают от лекарств, а не от болезней.

АРГАН. Но ведь нельзя же отрицать, братец, что природе можно известным образом прийти на помощь!

БЕРАЛЬД. Ах, братец, это все выдумки, которыми мы любим себя тешить! Ведь во все времена у людей возникали досужие вымыслы, которым мы верим потому, что они нам приятны и нам хочется, чтобы они были истиной. Когда врач обещает помочь вашему организму, успокоить его, освободить его от того, что ему вредно, и дать то, чего ему не хватает, исцелить его, восстановить его деятельность, когда врач обещает вам очистить кровь, излечить внутренности и мозг, сократить селезенку, наладить работу легких, починить печень, укрепить сердце, сохранить нормальное количество внутреннего тепла в организме, когда он уверяет, что знает секрет продления жизни на долгие годы, он рассказывает вам медицинский роман. А как дойдет до проверки на опыте, то ничего у этого врача не выходит, и вы словно пробуждаетесь после волшебного сна с чувством досады, что всему этому поверили.

АРГАН. Другими словами, вся мудрость мира сосредоточена у вас в голове, и вы воображаете, что знаете больше, чем все великие врачи нашего времени?

БЕРАЛЬД. У ваших великих врачей слово расходится с делом. Послушать, что они говорят, – они умнейшие люди на свете, а посмотреть на деле, так они величайшие невежды.

АРГАН. Ого! Вы, я вижу, сами великий врач! Жаль, что здесь нет никого из докторов: они живо разбили бы все ваши доводы и заткнули вам рот.

БЕРАЛЬД. Братец! Я вовсе не ставлю своей задачей сражаться с медициной: пусть каждый человек на свой страх и риск верит во все, что вздумается. Наш разговор должен остаться между нами. Мне бы только очень хотелось вывести вас из заблуждения и ради забавы показать вам какую-нибудь комедию Мольера, затрагивающую этот предмет.

АРГАН. Ваш Мольер со своими комедиями – изрядный наглец! Хорош предмет для насмешек – такие почтенные люди, как доктора!

БЕРАЛЬД. Он осмеивает не докторов, он показывает смешные стороны медицины.

АРГАН. Его ли ума это дело – критиковать медицину? Этакий невежа, этакий наглец! Смеяться над советами и рецептами врачей, нападать на медицинское сословие, выводить на сцену таких достойных людей, как доктора!

БЕРАЛЬД. Что же ему и выводить на сцену, как не различные профессии? Выводят же там каждый день принцев и королей, которые уж, кажется, не ниже родом, чем доктора.

АРГАН. Черт возьми! Будь я доктор, я бы отомстил ему за его дерзость. А если бы он заболел, я бы оставил его без всякой помощи. Что бы с ним было, я не прописал бы ему ни одного клистиришки, ни единого кровопускания, а сказал бы ему: «Подыхай, подыхай! В другой раз не будешь издеваться над медициной!»

БЕРАЛЬД. Однако вы на него очень сердиты!

АРГАН. Да, потому что он сумасброд; умные доктора непременно так с ним и поступят.

БЕРАЛЬД. Он окажется еще умнее ваших докторов и не обратится к ним за помощью.

АРГАН. Тем хуже для него, если он не прибегнет к лекарствам.

БЕРАЛЬД. У него есть причины отказываться от них: он уверяет, что лекарства хороши только для людей здоровых и крепких, у которых хватает сил выдержать одновременно и болезнь и лекарство; у него же самого ровно столько сил, сколько нужно, чтобы выдержать болезнь.

АРГАН. Глупейшее рассуждение!.. Послушайте, братец, не будем больше говорить об этом человеке: это вызывает у меня разлитие желчи, я могу снова расхвораться.

БЕРАЛЬД. Пожалуйста, братец. Итак, переменим разговор. Теперь мне хочется вам сказать, что из-за упорства вашей дочери вам не следует прибегать к таким крайним мерам, как заключение ее в монастырь; при выборе зятя не должно слепо доверять своему вкусу – здесь необходимо до известной степени считаться со склонностью самой девушки, ибо дело идет о всей ее жизни, от этого зависит, будет ли она счастлива в супружестве.

Явление четвертое

Те же и г-н ФЛЕРАН с клистиром в руке.

АРГАН. Ах, братец, с вашего позволения…

БЕРАЛЬД. Как! Что вы хотите делать?

АРГАН. Небольшое промывательное – это очень быстро.

БЕРАЛЬД. Помилуйте! Неужели вы не можете побыть минутку без промывательных лекарств? Отложите до другого раза и посидите со мной спокойно.

АРГАН. Господин Флеран! Отложим до вечера или до завтрашнего утра.

Г-н ФЛЕРАН (Беральду). Зачем вы вмешиваетесь не в свое дело, зачем вы спорите против предписаний врача и не даете господину Арга-ну поставить клистир! Вы слишком много на себя берете!

БЕРАЛЬД. Полно, сударь! Сразу видно, что вы не привыкли иметь дело с человеческими лицами.

Г-н ФЛЕРАН. Нельзя так издеваться над лечением и заставлять меня даром терять время. Я пришел сюда только потому, что получил определенное предписание, и я расскажу господину Пургону, что вы помешали исполнить его приказание и мою обязанность. Вот увидите, вот увидите… (Уходит.)

Явление пятое

Беральд, Арган.

АРГАН. Из-за вас, братец, может случиться несчастье.

БЕРАЛЬД. Большое несчастье – не поставить клистир, который прописал господин Пур-гон! Еще раз спрашиваю вас, братец: неужели нет средств вылечить вас от страсти к докторам и вы на всю жизнь так и погрязнете в их лекарствах?

АРГАН. Ах, братец, вы рассуждаете, как вполне здоровый человек! Будь вы на моем месте, вы бы заговорили по-иному. Легко бранить медицину, когда ты здоров как бык.

БЕРАЛЬД. Но какая же у вас болезнь?

АРГАН. Вы меня выводите из себя! Я желал бы, чтобы к вам привязалась та же болезнь, что и ко мне. Посмотрел бы я тогда, что бы вы запели… А вот и господин Пургон!

Явление шестое

Те же, г-н Пургон и Туанета.

Г-н ПУРГОН. Мне сейчас рассказали, что у вас в доме творится бог знает что: оказывается, здесь смеются над моими назначениями и не желают исполнять мои предписания!

АРГАН. Сударь! Это не…

Г-н ПУРГОН. Величайшая дерзость, неслыханный бунт больного против врача!

ТУАНЕТА. Это ужасно!

Г-н ПУРГОН. Клистир, который я имел удовольствие приготовить самолично…

АРГАН. Это не я…

Г-н ПУРГОН. Клистир, придуманный и составленный по всем правилам науки…

ТУАНЕТА. Какое безобразие!

Г-н Пургон. Клистир, который должен был произвести на внутренности чудесное действие…

АРГАН. Это мой брат…

Г-н ПУРГОН. Этот клистир отвергается с презрением!

АРГАН (указывая на Беральда). Это он…

Г-н ПУРГОН. Чудовищный поступок!

ТУАНЕТА. Совершенно верно.

Г-н ПУРГОН. Вопиющее покушение на достоинство медицины!

АРГАН (указывая на Беральда). Это он виноват…

Г-н ПУРГОН. Преступление против медицинского сословия, преступление, которому нельзя придумать достаточно строгого наказания!

ТУАНЕТА. Вы правы.

Г-н ПУРГОН. Я заявляю вам, что отныне порываю с вами всякие отношения…

АРГАН. Но ведь это мой брат…

Г-н ПУРГОН …и что я не желаю больше иметь с вами ничего общего.

ТУАНЕТА. Поделом господину Аргану.

Г-н ПУРГОН. Чтобы доказать вам, что все кончено, я разрываю дарственную, которую я составил в пользу моего племянника на случай его женитьбы. (В бешенстве рвет бумагу на мелкие клочки.)

АРГАН. Это мой брат все наделал!

Г-н ПУРГОН. Пренебречь моим клистиром!

АРГАН. Велите принести, я сейчас же его поставлю.

Г-н ПУРГОН. Еще немного – и я бы окончательно вылечил вас.

ТУАНЕТА. Он этого не заслуживает.

Г-н ПУРГОН. Я собирался прочистить ваш организм, изгнать из него дурные соки…

АРГАН. Ах, братец!

Г-н ПУРГОН. И мне бы потребовалось не более дюжины лекарств, чтобы довести прочистку до конца…

ТУАНЕТА. Он не стоит ваших забот.

Г-н ПУРГОН. Но раз вы не захотели, чтобы я вас вылечил…

АРГАН. Да я же не виноват!

Г-н ПУРГОН. Раз вы вышли из повиновения, которого доктор вправе требовать от своего больного…

ТУАНЕТА. Это вопиет к отмщению!

Г-н ПУРГОН. Раз вы взбунтовались против лекарств, которые я вам назначил…

АРГАН. Да нисколько!

Г-н ПУРГОН. Мне остается только вам сказать, что я покидаю вас и предоставляю вам страдать от вашего дурного организма, от расстройства ваших внутренних органов, от вашей испорченной крови, от горечи вашей желчи и от застоя ваших дурных соков.

ТУАНЕТА. Правильно делаете!

АРГАН. Боже мой!

Г-н ПУРГОН. Желаю вам, чтобы через несколько дней вы пришли в состояние полной неизлечимости.

АРГАН. Помилуйте!

Г-н ПУРГОН. Пусть у вас сделается бради-пепсия…

АРГАН. Господин Пургон!

Г-н ПУРГОН. После брадипепсии – диспепсия…

АРГАН. Господин Пургон!

Г-н ПУРГОН. После диспепсии – апепсия…

АРГАН. Господин Пургон!

Г-н ПУРГОН. После апепсии – лиентерия…

АРГАН. Господин Пургон!

Г-н ПУРГОН. После лиентерии – дизентерия…

АРГАН. Господин Пургон!

Г-н ПУРГОН. После дизентерии – гидропизия…

АРГАН. Господин Пургон!

Г-н ПУРГОН. А после гидропизии – смерть, как следствие вашего безумия.

Г-н Пургон уходит. Туанета провожает его.

Явление седьмое

Беральд, Арган.

АРГАН. Ах, боже мой, я умираю! Братец! Вы погубили меня.

БЕРАЛЬД. Что такое? Что с вами?

АРГАН. Я больше не могу… Я уже чувствую, как медицина мстит за себя.

БЕРАЛЬД. Да вы с ума сошли, братец! Я бы дорого дал, чтобы никто не видел, что с вами происходит. Ощупайте себя, прошу вас, придите в себя и не давайте воли своему воображению.

АРГАН. Вы слышали, братец, какими ужасными болезнями он мне грозил?

БЕРАЛЬД. Какой же вы простак!

АРГАН. Он сказал, что через несколько дней я буду неизлечим.

БЕРАЛЬД. А какое это имеет значение? Оракул он, что ли? Послушать вас, так можно подумать, что господин Пургон держит в своих руках нить вашей жизни и, облеченный высшей властью, укорачивает или удлиняет ее, как ему вздумается. Поймите, что основа вашей жизни заключена в вас самих, а гнев господина Пургона столь же мало способен вас умертвить, как его лекарство – исцелить. Вот вам удобный случай, если бы вы пожелали избавиться от докторов. А уж если вы не в состоянии без них обойтись, то нетрудно, братец, найти другого доктора, с которым было бы не так опасно иметь дело.

АРГАН. Ах, братец, он так хорошо изучил мою натуру, так умеет с ней обращаться!

БЕРАЛЬД. У вас, надо сознаться, тьма предрассудков, вы очень странно смотрите на вещи.

Явление восьмое

Те же и Туанета.

ТУАНЕТА (Аргану). Сударь! Пришел лекарь и желает вас видеть.

АРГАН. Какой лекарь?

ТУАНЕТА. Такой, который лечит.

АРГАН. Я тебя спрашиваю, кто он такой?

ТУАНЕТА. Не знаю, только он похож на меня как две капли воды. Если бы я не была уверена, что моя мать честная женщина, я бы подумала, что это мой братец, которого она произвела на свет после смерти моего батюшки.

АРГАН. Пусть войдет.

Явление девятое

Беральд, Арган.

БЕРАЛЬД. Вам повезло: один врач вас покинул, другой явился на смену.

АРГАН. Боюсь я, как бы из-за вас не случилось несчастья.

БЕРАЛЬД. Опять вы за свое!

АРГАН. Видите ли, у меня из головы не выходят все эти неизвестные мне болезни, эти…

Явление десятое

Те же и Туанета, одетая доктором.

ТУАНЕТА. Разрешите, сударь, вам представиться и предложить свои услуги по части всевозможных кровопусканий и слабительных, которые могут вам понадобиться.

АРГАН. Я вам очень обязан, сударь. (Беральду.) Вылитая Туанета, честное слово!

ТУАНЕТА. Прошу прощения, сударь: я забыл отдать одно распоряжение моему слуге, я сейчас возвращусь. (Уходит.)

Явление одиннадцатое

Беральд, Арган.

АРГАН. Вам не кажется, что это и есть Туанета?

БЕРАЛЬД. Сходство, правда, очень большое. Но такие вещи случаются, история полна примеров подобной игры природы.

АРГАН. Меня это очень удивляет, и…

Явление двенадцатое

Те же и Туанета.

ТУАНЕТА. Что вам угодно, сударь?

АРГАН. Что такое?

ТУАНЕТА. Разве вы меня не звали?

АРГАН. Я? Нет!

ТУАНЕТА. Верно, у меня в ушах зазвенело.

АРГАН. Побудь-ка здесь, я хочу посмотреть, насколько велико сходство у этого доктора с тобой.

ТУАНЕТА. Да, как же, есть мне время! Я на него и так нагляделась! (Уходит.)

Явление тринадцатое

Беральд, Арган.

АРГАН. Если бы я не видел их обоих, я подумал бы, что это одно и то же лицо.

БЕРАЛЬД. Мне приходилось читать удивительные вещи о подобного рода сходстве, и даже в наши дни произошел один такой случай, когда все были обмануты.

АРГАН. Я бы, наверно, ошибся и готов был бы присягнуть, что это одно и то же лицо.

Явление четырнадцатое

Те же и Туанета, одетая доктором.

ТУАНЕТА. Покорнейше прошу извинить меня, сударь.

АРГАН (Беральду, тихо). Удивительно!

ТУАНЕТА. Не сочтите, пожалуйста, за нескромность мое желание повидать такого знаменитого больного, как вы: о вас всюду идет молва, и это может послужить оправданием моей смелости.

АРГАН. Я к вашим услугам, сударь.

ТУАНЕТА. Я замечаю, сударь, что вы пристально на меня смотрите. Как вы полагаете, сколько мне лет?

АРГАН. Мне кажется, самое большее лет двадцать шесть – двадцать семь.

ТУАНЕТА. Ха-хах-хах-ха! Мне девяносто!

АРГАН. Девяносто!

ТУАНЕТА. Да. Вы видите перед собой результат секретов моего искусства, которые дают мне возможность сохранять себя бодрым и свежим.

АРГАН. Вот это да! Прекрасный молодой старик для своих девяноста лет!

ТУАНЕТА. Я странствующий доктор: переезжаю из города в город, из провинции в провинцию, из королевства в королевство и разыскиваю достойный моего дарования материал – разыскиваю заслуживающих моего внимания больных, на которых можно было бы применить все те великие и прекрасные открытия, которые я сделал в медицине. Я презираю возню с обычными ничтожными болезнями, всеми этими пустячными ревматизмами, воспалениями, всякими там лихорадочками, истериками, мигрень-ками. Я ищу серьезных болезней: хороших длительных горячек с мозговыми явлениями, хорошего пятнистого тифа, хорошей чумы, хорошей водяночки, хорошего плеврита с воспалением легких – вот это мне по душе, вот тут я могу развернуться вовсю. Я хотел бы, сударь, чтобы у вас были все эти болезни, которые я назвал, чтобы все доктора от вас отступились, чтобы вы утратили всякую надежду и дошли до агонии, тогда я доказал бы вам превосходство моих средств, а равно и мое желание быть вам полезным.

АРГАН. Я бесконечно признателен вам, сударь, за вашу доброту.

ТУАНЕТА. Дайте-ка ваш пульс. Ну-ну, бейся как следует! О, я тебя приведу в порядок! Вот дерзкий пульс! Сразу видно, что он еще со мной незнаком. Кто ваш доктор?

АРГАН. Господин Пургон.

ТУАНЕТА. В моем списке знаменитых докторов этого имени нет. Какую болезнь он у вас нашел?

АРГАН. Он говорит, что у меня болезнь печени, а другие думают – что селезенки.

ТУАНЕТА. Все они невежды! У вас больные легкие.

АРГАН. Легкие?

ТУАНЕТА. Да. Что вы чувствуете?

АРГАН. У меня время от времени болит голова.

ТУАНЕТА. Ну, конечно, легкие!

АРГАН. Иногда кажется, что глаза застилает.

ТУАНЕТА. Легкие!

АРГАН. Иногда болит сердце.

ТУАНЕТА. Легкие!

АРГАН. Иногда я чувствую слабость во всем теле.

ТУАНЕТА. Легкие!

АРГАН. А иногда бывает боль в животе, как будто бы колики.

ТУАНЕТА. Легкие! Аппетит у вас есть?

АРГАН. Есть, сударь.

ТУАНЕТА. Легкие! Вы любите винцо?

АРГАН. Люблю, сударь.

ТУАНЕТА. Легкие! Вас слегка клонит ко сну после обеда? Вам приятно бывает поспать?

АРГАН. Да, сударь.

ТУАНЕТА. Легкие, легкие, говорят вам! Какое питание назначил вам доктор?

АРГАН. Он позволил мне есть суп.

ТУАНЕТА. Невежда!

АРГАН. Домашнюю птицу.

ТУАНЕТА. Невежда!

АРГАН. Телятину!

ТУАНЕТА. Невежда!

АРГАН. Разные бульоны.

ТУАНЕТА. Невежда!

АРГАН. Свежие яйца.

ТУАНЕТА. Невежда!

АРГАН. На ночь – чернослив, для облегчения желудка.

ТУАНЕТА. Невежда!

АРГАН. А главное, велит сильно разбавлять вино водой.

ТУАНЕТА. Ignorantus, ignoranta, ignorantum![14] Вы должны пить чистое вино. А для того чтобы сгустить вашу кровь, которая слишком жидка, вам надо есть жирную говядину, жирную свинину, каштаны, хороший голландский сыр, рисовую и всякую другую кашу и непременно желе, чтобы пища склеивалась и обволакивалась. Ваш доктор – олух. Я пришлю вам моего помощника, а сам, пока я здесь, в городе, буду время от времени навещать вас.

АРГАН. Вы очень меня обяжете.

ТУАНЕТА. На кой черт вам эта рука?

АРГАН. Что?

ТУАНЕТА. Я бы на вашем месте сейчас же ее отрезал.

АРГАН. Почему?

ТУАНЕТА. Разве вы не видите, что она оттягивает к себе всю пищу и мешает той стороне получать питание?

АРГАН. Да, но мне нужна эта рука.

ТУАНЕТА. Точно так же, будь я на вашем месте, я выколол бы себе правый глаз.

АРГАН. Выколоть глаз?

ТУАНЕТА. Разве вы не видите, что он мешает другому глазу и отнимает у него питание? Послушайте меня, выколите его как можно скорее, и тогда у вас левый глаз будет гораздо лучше видеть.

АРГАН. Это ведь не к спеху.

ТУАНЕТА. Ну, прощайте! Мне жаль так скоро от вас уходить, но я тороплюсь на один весьма важный консилиум по поводу мужчины, который вчера умер.

АРГАН. Мужчины, который вчера умер?

ТУАНЕТА. Да. Необходимо обсудить и решить, что надо было делать, чтобы вылечить его. До свиданья!

АРГАН. Больные, как вы знаете, никогда не провожают.

Туанета уходит.

Явление пятнадцатое

Беральд, Арган.

БЕРАЛЬД. Это, кажется, действительно очень хороший доктор.

АРГАН. Да, только уж очень он скор.

БЕРАЛЬД. Все великие доктора таковы.

АРГАН. Отрезать руку, выколоть глаз для того, чтобы другой лучше видел? Нет, уж пусть лучше он не так хорошо видит. Вот так операция, после которой сделаешься кривым и безруким!

Явление шестнадцатое

Те же и Туанета.

ТУАНЕТА (делая вид, что с кем-то разговаривает). Хорошо, хорошо, покорно благодарю! Некогда мне шутки шутить.

АРГАН. Что там такое?

ТУАНЕТА. Да вот ваш доктор хотел пощупать мне пульс.

АРГАН. Кто бы мог подумать: в девяносто лет!

БЕРАЛЬД. Ну, братец, раз господин Пургон с вами теперь в ссоре, не поговорим ли мы о том женихе, которого я имею в виду для моей племянницы?

АРГАН. Нет, братец. Я решил отдать ее в монастырь, раз она противится моей воле. Я прекрасно вижу, что тут завелись любовные делишки. Я проведал об одном тайном свидании, хотя никто еще не подозревает, что оно мне стало известно.

БЕРАЛЬД. Ну что же, братец, если даже тут и есть легкое увлечение, разве это уж так преступно? Может ли это вас опозорить, если все клонится к такому честному делу, как брак?

АРГАН. Как хотите, братец, а она станет монахиней – это решено.

БЕРАЛЬД. Вы думаете этим кому-то угодить.

АРГАН. Я понимаю, куда вы все клоните: моя жена не дает вам покоя.

БЕРАЛЬД. Да, братец, уж если говорить начистоту, так действительно я имею в виду вашу супругу. Мне так же несносно ваше помешательство на медицине, как ваша безумная любовь к этой женщине: я не могу видеть, как вы попадаете во все ловушки, которые она вам расставляет.

ТУАНЕТА. Ах, сударь, не говорите так о моей госпоже! Право, о ней ничего дурного сказать нельзя: это женщина бесхитростная, и уж любит она господина Аргана, так любит… невозможно сказать, до чего любит.

АРГАН. Спросите у Туанеты, как она со мной ласкова…

ТУАНЕТА. Истинная правда.

АРГАН. Как ее тревожит моя болезнь…

ТУАНЕТА. В самом деле!

АРГАН. Какими заботами и попечениями она меня окружает.

ТУАНЕТА. Все верно. (Беральду.) Хотите, я вам сейчас покажу, и вы сможете воочию убедиться, до чего она любит господина Аргана? (Аргану.) Позвольте мне, сударь, раскрыть ему глаза и рассеять его заблуждение.

АРГАН. Каким образом?

ТУАНЕТА. Ваша жена сейчас придет сюда. Вытянитесь в кресле и притворитесь, что вы умерли. Вы увидите, как она будет горевать, когда я объявлю ей об этом.

АРГАН. Отлично.

ТУАНЕТА. Только не давайте ей слишком долго предаваться отчаянию, а то она может умереть с горя.

АРГАН. Я сам знаю, что мне надо делать.

ТУАНЕТА (Беральду). А вы спрячьтесь пока в этот угол.

АРГАН. А не опасно притворяться мертвым?

ТУАНЕТА. О нет! Какая же может быть в этом опасность? Скорее вытягивайтесь! (Тихо.) То-то посмеемся над вашим братцем!.. А вот и ваша жена. Лежите смирно.

Явление семнадцатое

Беральд, Арган, вытянувшийся в кресле, Туанета, Белина.

ТУАНЕТА (делает вид, что не замечает Белину). Ах, боже мой, вот беда! Что же это за напасть такая!

БЕЛИНА. Что с тобой, Туанета?

ТУАНЕТА. Ах, сударыня!

БЕЛИНА. Что случилось?

ТУАНЕТА. Ваш муж скончался!

БЕЛИНА. Мой муж скончался?

ТУАНЕТА. Увы, да! Приказал долго жить!

БЕЛИНА. Наверно?

ТУАНЕТА. Наверно! Об этом еще никто не знает. Я была около него одна, и он тихо испустил дух на моих руках. Вот он, вытянулся в кресле.

БЕЛИНА. Слава тебе господи! Наконец-то я освободилась от этой обузы! Какая ты глупая, Туанета, что так огорчаешься!

ТУАНЕТА. Я думала, сударыня, что следует поплакать.

БЕЛИНА. Полно, не стоит! Подумаешь, какая потеря! Кому он был нужен? Человек, всех стеснявший, неопрятный, противный, вечно возившийся со своими клистирами и лекарствами, постоянно сморкавшийся, кашлявший, плевавший, человек глупый, надоедливый, ворчливый, всех изводивший, день и ночь ругавший служанок и лакеев!..

ТУАНЕТА. Вот чудное надгробное слово!

БЕЛИНА. Помоги мне, Туанета, привести в исполнение мой план – можешь быть уверена, что без награды не останешься. Так как, по счастью, никто еще ничего не знает, перенесем его на кровать и скроем, что он умер, пока я не улажу свои дела. Я хочу захватить бумаги и деньги: было бы просто несправедливо не вознаградить себя за то, что я провела около него свои лучшие годы. Пойдем, Туанета, возьмем сначала все ключи.

АРГАН (внезапно встает). Не торопитесь!

БЕЛИНА. Ай!

АРГАН. А, любезная супруга, так-то вы меня любите?

ТУАНЕТА. Ай-ай, покойник не умер!

АРГАН (вдогонку Белине). Я очень рад, что узнал вашу любовь ко мне и услышал прекрасное похвальное слово, которое вы произнесли в мою честь. Это мне наука: вперед буду умнее и осмотрительнее.

БЕРАЛЬД (выходит из засады). Ну что, братец, теперь вы убедились?

ТУАНЕТА. По чести, ничего подобного я не ожидала!.. Но я слышу, идет ваша дочь. Лягте еще разок – посмотрим, как она примет весть о вашей кончине. Ее тоже не мешает проверить: раз уж вы на это пошли, то вот так вы и узнаете, какие чувства питают к вам все ваши близкие.

Беральд снова прячется.

Явление восемнадцатое

Беральд, Арган, Туанета, Анжелика.

ТУАНЕТА (делает вид, что не замечает Анжелику). Ах, боже мой! Вот горе-то! Какой ужасный день!

АНЖЕЛИКА. Что с тобой, Туанета? О чем ты плачешь?

ТУАНЕТА. Увы, я должна сообщить вам печальную весть!

АНЖЕЛИКА. Что такое?

ТУАНЕТА. Ваш батюшка скончался.

АНЖЕЛИКА. Мой отец скончался, Туанета?

ТУАНЕТА. Да, посмотрите сами. Он только что умер от разрыва сердца.

АНЖЕЛИКА. О боже! Какое несчастье! Жестокая моя судьба! Увы! Неужели я потеряла отца, единственное, что было у меня в жизни, и, к довершению всего, потеряла в ту минуту, когда он на меня гневался? Что будет со мной, несчастной? Где найду я утешение в таком великом горе?

Явление девятнадцатое

Те же и Клеант.

КЛЕАНТ. Что с вами, прелестная Анжелика? О чем вы так плачете?

АНЖЕЛИКА. Увы! Я оплакиваю потерю самого дорогого и любимого существа: я оплакиваю смерть моего отца!

КЛЕАНТ. О боже! Какое несчастье! Какой неожиданный удар! А ведь я только что упросил вашего дядю сделать за меня предложение и теперь явился к вашему батюшке, чтобы представиться ему лично и попытаться своими мольбами и изъявлениями своей преданности склонить его на то, чтобы вы стали моею.

АНЖЕЛИКА. Ах, Клеант! Не будем больше об этом говорить. Оставим все мечты о браке. После смерти отца свет потерял для меня всю свою привлекательность, я отрекаюсь от него навсегда. Да, батюшка, если раньше я прекословила вам, то теперь я исполню, по крайней мере, одно ваше желание и тем искуплю свою вину перед вами. (Бросается на колени перед Арганом.) Позвольте мне, батюшка, дать вам этот обет и в знак раскаянья поцеловать вас.

АРГАН (встает и обнимает Анжелику). Ах, дочь моя!

АНЖЕЛИКА. Ай!

АРГАН. Подойди ко мне, не бойся, я не умер. Ты моя кровь и плоть, ты моя истинная дочь. Я счастлив тем, что увидел твою прекрасную душу.

АНЖЕЛИКА. Ах, какая радостная неожиданность!.. Батюшка! Раз, к моему великому счастью, небо возвращает вас мне, позвольте мне броситься к вашим ногам и умолять вас об одном: если вы не сочувствуете влечению моего сердца, если вы не согласны выдать меня замуж за Клеанта, то заклинаю вас – не заставляйте меня, по крайней мере, выходить за другого. Вот единственная милость, о которой я вас прошу.

КЛЕАНТ (бросается к ногам Аргана). Пусть наши мольбы тронут вас! Не противьтесь порыву того прекрасного чувства, которое мы испытываем друг к другу.

БЕРАЛЬД. Брат! Неужели вы можете перед этим устоять?

ТУАНЕТА. Сударь! Неужто вас не трогает такая любовь?

АРГАН. Пусть он сделается доктором, тогда я соглашусь на их брак. (Клеанту.) Да, сделайтесь доктором – и я отдам за вас мою дочь.

КЛЕАНТ. С восторгом, сударь! Если нужно только это, чтобы стать вашим зятем, я готов сделаться доктором, даже аптекарем, если вам угодно. Это пустяки, ради прелестной Анжелики я готов на все.

БЕРАЛЬД. А знаете, что мне пришло в голову, братец? Сделайтесь вы сами доктором! Тогда будет еще удобнее: вы найдете в самом себе все, что вам требуется.

ТУАНЕТА. И то правда! Это самый лучший способ скоро вылечиться: ни одна болезнь не посмеет привязаться к доктору.

АРГАН. Видно, братец, вы надо мной смеетесь. Разве в моем возрасте начинают учиться?

БЕРАЛЬД. Вот еще – учиться! Вы и так достаточно образованны – многие доктора знают не больше вашего.

АРГАН. Но ведь надо уметь хорошо говорить по-латыни, распознавать болезни и знать средства от них.

БЕРАЛЬД. Как только получите докторскую мантию и шапочку, сразу же все узнаете и станете великим искусником.

АРГАН. Что? Стоит надеть мантию – и ты уже можешь рассуждать о болезнях?

БЕРАЛЬД. Ну да! Когда говорит человек в мантии и шапочке, всякая галиматья становится ученостью, а всякая глупость – разумной речью.

ТУАНЕТА. Право, сударь, одна ваша борода уже много значит: у кого есть борода, тот уже наполовину доктор.

КЛЕАНТ. Я, во всяком случае, согласен на все.

БЕРАЛЬД (Аргану). Хотите, мы это устроим сейчас?

АРГАН. Как – сейчас?

БЕРАЛЬД. Да, сейчас, у вас в доме.

АРГАН. У меня в доме?

БЕРАЛЬД. Да. У меня есть много друзей среди медиков, они сейчас же сюда явятся и проделают эту церемонию у вас в зале. И это вам ничего не будет стоить.

АРГАН. Ну, а мне-то что же говорить? Что отвечать?

БЕРАЛЬД. Вам все объяснят в двух словах и напишут на бумаге, что вам надо будет говорить. Идите оденьтесь понаряднее, а я пошлю за ними.

АРГАН. Что ж, попробуем. (Уходит.)

Явление двадцатое

Беральд, Туанета, Анжелика, Клеант.

КЛЕАНТ. Что все это значит? Кто эти ваши знакомые медики?

ТУАНЕТА. Что вы собираетесь делать?

БЕРАЛЬД. Собираюсь немного позабавиться сегодня вечером. Актеры сочинили маленькую интермедию, изображающую получение докторского звания, с танцами и музыкой. Вот я и хочу, чтобы мы все ее посмотрели и чтобы мой брат исполнил в ней главную роль.

АНЖЕЛИКА. Однако, дядюшка, мне кажется, вы слишком уж потешаетесь над моим отцом.

БЕРАЛЬД. Нет, милая племянница, я хочу не столько над ним потешиться, сколько снизойти к его слабости. Это все останется между нами. Каждый из нас тоже может взять на себя какую-нибудь роль и принять участие в комедии. Во время карнавала это разрешается. Пойдем скорее и приготовим все, что нужно.

КЛЕАНТ (Анжелике). Вы согласны?

АНЖЕЛИКА. Да, если дядюшка будет нами руководить.

Третья интермедия

Она представляет собой шуточную церемонию присвоения докторского звания бакалавру, которого изображает Арган, – церемонию с музыкой, пением и танцами.

ПЕРВЫЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Являются обойщики, они украшают зал и расставляют скамьи. Затем собрание, состоящее из восьми клистироносцев, шести аптекарей, двадцати двух докторов, одного бакалавра, восьми хирургов танцующих и двух поющих, входит и занимает места согласно рангу каждого.

ПРЕЗИДЕНТ

Вам, мудриссими докто́рес,

Медицине профессо́рес,

Аткве и другим месьорес,

Истинным экзекуторес

Всех прескрипций факультатис,

Квихик ныне собиратис, —

Апотикарии, хирургиани, —

Вам, всей честной компании

Чести, денег за визитум,

Атква бонум аппетитум.

Коллеги! Я нон поссум са́тис

Удивлятис, восторгатис,

Квалис нам дана концессия —

Медицинская профессия

Бен тровата прекрасниссима,

Медицина иллюстриссима!

Лишь одним своим названием,

Сиречь наименованием,

Совершантур чудесорум,

Позволентур народорум

Всевозможнейших родорум,

В ус не дуя, жить годорум.

Уби сумус – мы видемус,

Сколько славы намус всемус

В целом мире: старус, малус

Видят в нас свой идеалус.

Все лекарств у нас искарунт,

Как богов нас обожарунт,

Перед нашей компетенцией

Князь и царь склонят главенции.

Эрго, нам велит сапьенция,

Здравус смыслус эт пруденция:

Не жалея сил, стараре,

Чтоб из рук не упускаре

Славу, гонор, привилегию,

Чтоб в доктриссиму коллегию

Проникать не допускаре

Лиц, достойных уважения

Эт способных занимаре

Нострум бонум положение.

Нунк, затем вы конвокати,

Чтоб в учебном докторате

Сей ученый муж, которис

Ищет звания докторис,

Здесь пройдя экзаменацию,

Получил квалификацию.

ПЕРВЫЙ ДОКТОР

Если домине президентус

И тотус кворум извинентус,

Бакалавра эго поссум

Затруднить одним вопросом:

Кауза и резонус – кваре

Опиум фецит засыпаре?

БАКАЛАВР

Почтенный доктор инквит: кваре

Опиум фецит засыпаре?

Респондэс на кое:

Хабет свойство такое —

Виртус снотворус,

Которус

Поте силу храпира

Натуру усыпира.

ХОР

Бене, бене, бене, превосходно:

Дигнус он войти свободно

В ностро славное сословие,

Респондендо всем условиям.

ВТОРОЙ ДОКТОР

В санкции домини президента

И достойниссиме факультета

Прошу у бакалавра ответа:

Какие медикаменты

И назначения какие

Подлежат гидропизии?

БАКАЛАВР

Клистериум вставляре,

Постеа кровь пускаре,

А затем – пургаре.

ХОР

Бене, бене, бене, превосходно:

Дигнус он войти свободно

В ностро славное сословие,

Респондендо всем условиям.

ТРЕТИЙ ДОКТОР

С санкции домини президента,

Докториссими собрания

И всей ученой компании,

Бакалавра, если поссум,

Затрудню одним вопросом:

Как лечить диабетиков,

Астматиков и табетиков?

БАКАЛАВР

Клистериум вставляре,

Постеа кровь пускаре,

А затем – пургаре.

ХОР

Бене, бене, бене, превосходно:

Дигнус он войти свободно

В ностро славное сословие,

Респондендо всем условиям.

ЧЕТВЕРТЫЙ ДОКТОР

Бакалавр силен, как немногие,

В медицине и патологии.

Да позволит мне домине президентус

И доктриссиме собрание инквире

И спросире, как поступире:

Иери пришел ко мне пациентус,

Голова у него болидит,

Бокус у него колидит,

Кум гранде трудом дышебат,

Кум пена распиребат, —

Благоволите сказаре:

Как илло поступаре?

БАКАЛАВР

Клистериум вставляре,

Постеа кровь пускаре,

А затем – пургаре.

ХОР

Бене, бене, бене, превосходно:

Дигнус он войти свободно

В ностро славное сословие,

Респондендо всем условиям.

ПЯТЫЙ ДОКТОР

Но если недугус – самус

Пессимус, упрямус,

Но вульт уступаре:

Квид илло поступаре?

БАКАЛАВР

Клистериум вставляре,

Постеа кровь пускаре,

А затем – идем пургаре.

ХОР

Бене, бене, бене, превосходно:

Дигнус он войти свободно

В ностро славное сословие,

Респондендо всем условиям.

ПРЕЗИДЕНТ

Юрас: дашь ли с сей минуты

Клятву соблюдать статуты,

Медицины все проскрипции,

Не меняя их транскрипции?

БАКАЛАВР

Юро.

ПРЕЗИДЕНТ

Юрас ты ин омнибус

Консультационибус

Быть того же семпер мнения,

Как и древнее учение?

БАКАЛАВР

Юро.

ПРЕЗИДЕНТ

Не давать пациенторум

Новых медикаменторум

И ничем не пользоватис,

Кроме средств от факультатис,

Хоть больной бы издыхантур

И совсем в ящик сыгрантур?

БАКАЛАВР

Юро.

ПРЕЗИДЕНТ

Это кум берето исто

Доно тиби право клинициста,

Санкциам и разрешениам

На всякого рода лечениам;

Медиканди,

Пурганди,

Кровопусканди,

Вскрыванди,

Резанди,

Секанди,

И убиванди

Безнаказанно всяким манером

Пер тотам террам.

ВТОРОЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Все хирурги и аптекари кланяются бакалавру.

БАКАЛАВР

Мудриссиме профессора доктрины,

Ревеню, кассии и рицины!

Было бы безумиензис,

Смешиендис и нелепиензис,

Если б я осмелибатур

Вас хвалами лаудатор,

Прибавляндо солнциусу светарис,

Небосклониусу – звездарис,

Волнам – океанус косматус,

Весне – роз ароматус.

Вместо всех славо́билес,

Коллеги венера́билес,

Позвольте мне апелляре

И вобис сик сказаре:

Вы дали мне, михи, юро,

Магис, чем отец и натура:

Натурой и отцом

Я создан был человеком,

Вы ж были добрее мекум,

Сделав меня врачом,

И за это, доктриссиме кворум,

В этом сердце живут к вам, кви

Ин сэкула сэкулорум —

Чувства благодарности и любви.

ХОР

Виват, виват,

Виват ему стократ!

Виват, докто́рус новус,

Славный краснословус!

Тысячу лет ему кушаре,

Милле аннис попиваре,

Кровь пускаре и убиваре!

ТРЕТИЙ БАЛЕТНЫЙ ВЫХОД

Все хирурги и аптекари танцуют под пение и музыку, бьют в ладоши и в такт стучат пестиками.

ХИРУРГИ

Да узрит он скоро

Свой рецепторум

У всех хирургорум

И апотикарум

Ходким товаром!

ХОР

Виват, виват,

Виват ему стократ!

Виват, докто́рус новус,

Славный краснословус!

Тысячу лет ему кушаре,

Милле аннис попиваре,

Кровь пускаре и убиваре!

ХИРУРГИ

Будь за аннум анно

К нему постоянно

Судьба благосклонис

Своими донис!

Пусть не знает иных он болес,

Кроме песты, веролес,

Резис, коликас, воспалениас

И кровотечениас!

ХОР

Виват, виват,

Виват ему стократ!

Виват, докто́рус новус,

Славный краснословус!

Тысячу лет ему кушаре,

Милле аннис попиваре,

Кровь пускаре и убиваре!

Примечания

1

В комедии «Мещанин во дворянстве» стихи переведены Арго.

(обратно)

2

Barbara, Celarent и т. д. – условные термины схоластической логики (лат.).

(обратно)

3

«Аллах велик» (араб.).

(обратно)

4

Нет (араб.).

(обратно)

5

Отлично (лат.).

(обратно)

6

Не вижу в ваших словах никакой последовательности (лат.).

(обратно)

7

Тут надо различать (лат.).

(обратно)

8

Согласен (лат.).

(обратно)

9

Возражаю (лат.).

(обратно)

10

Что скажешь? (лат.)

(обратно)

11

Скажу… (лат.)

(обратно)

12

Хорошо (лат.).

(обратно)

13

Малого сосуда (лат.).

(обратно)

14

Невежественный, невежественная, невежественное! (искаженное лат.).

(обратно)

Оглавление

  • Мещанин во дворянстве
  •   Действующие лица комедии
  •   Действие первое
  •     Явление первое
  •     Явление второе
  •   Действие второе
  •     Явление первое
  •     Явление второе
  •     Явление третье
  •     Явление четвертое
  •     Явление пятое
  •     Явление шестое
  •     Явление седьмое
  •     Явление восьмое
  •     Явление девятое
  •   Действие третье
  •     Явление первое
  •     Явление второе
  •     Явление третье
  •     Явление четвертое
  •     Явление пятое
  •     Явление шестое
  •     Явление седьмое
  •     Явление восьмое
  •     Явление девятое
  •     Явление десятое
  •     Явление одиннадцатое
  •     Явление двенадцатое
  •     Явление тринадцатое
  •     Явление четырнадцатое
  •     Явление пятнадцатое
  •     Явление шестнадцатое
  •     Явление семнадцатое
  •     Явление восемнадцатое
  •     Явление девятнадцатое
  •     Явление двадцатое
  •   Действие четвертое
  •     Явление первое
  •     Явление второе
  •     Явление третье
  •     Явление четвертое
  •     Явление пятое
  •     Явление шестое
  •     Явление седьмое
  •     Явление восьмое
  •     Явление девятое
  •     Явление десятое
  •     Явление одиннадцатое
  •     Явление двенадцатое
  •     Явление тринадцатое
  •   Действие пятое
  •     Явление первое
  •     Явление второе
  •     Явление третье
  •     Явление четвертое
  •     Явление пятое
  •     Явление шестое
  •     Явление седьмое
  • Мнимый больной
  •   Действующие лица
  •   Первый пролог
  •     Эклога с музыкой и танцами
  •   Второй пролог
  •   Действие первое
  •     Явление первое
  •     Явление второе
  •     Явление третье
  •     Явление четвертое
  •     Явление пятое
  •     Явление шестое
  •     Явление седьмое
  •     Явление восьмое
  •     Явление девятое
  •     Явление десятое
  •   Первая интермедия
  •     Явление первое
  •     Явление второе
  •     Явление третье
  •     Явление четвертое
  •     Явление пятое
  •     Явление шестое
  •   Действие второе
  •     Явление первое
  •     Явление второе
  •     Явление третье
  •     Явление четвертое
  •     Явление пятое
  •     Явление шестое
  •     Явление седьмое
  •     Явление восьмое
  •     Явление девятое
  •     Явление десятое
  •     Явление одиннадцатое
  •     Явление двенадцатое
  •   Вторая интермедия
  •   Действие третье
  •     Явление первое
  •     Явление второе
  •     Явление третье
  •     Явление четвертое
  •     Явление пятое
  •     Явление шестое
  •     Явление седьмое
  •     Явление восьмое
  •     Явление девятое
  •     Явление десятое
  •     Явление одиннадцатое
  •     Явление двенадцатое
  •     Явление тринадцатое
  •     Явление четырнадцатое
  •     Явление пятнадцатое
  •     Явление шестнадцатое
  •     Явление семнадцатое
  •     Явление восемнадцатое
  •     Явление девятнадцатое
  •     Явление двадцатое
  •   Третья интермедия Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Мещанин во дворянстве. Мнимый больной», Жан Батист Мольер

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства