Леонид Филатов Три рассказа без названия
Два рассказа без названия
* * *
Утро. Это обычное утро, так привычное нам своим традиционным началом, повторяющимся изо дня в день, пришло и в эту семью.
Все шло по выработанному годами правилу. Каждый занимался своим делом, без лишней суетливости, и поэтому во всем чувствовалась жизненная слаженность.
Шум работающей бритвы и тепло, наполняющие кухню, могли выдать занятие каждого. Процедура, которой занимаются все мужчины по утрам, скорей по привычке или по необходимости, подходила к концу, когда раздался окрик жены:
– Юра! Звонят. Открой дверь.
– Слышу. Слышу!
Выключив бритву, он пошел открывать дверь. Открыв дверь, он услышал вопрос: «Это квартира Гурского?» Перед ним стояла молодая женщина. «Да», – растерянно ответив, он смотрел на нее. – «Вам телеграмма» – протягивая ее, она дает ему карандаш, показывая, где надо расписаться в получении. Поблагодарив ее, он закрыл дверь, вошел в комнату.
На ходу читая телеграмму, он проходит в кухню.
– Кто там приходил? – спросила жена.
– Да вот телеграмму получил! Читает:
«Срочно приезжай. Необходимо увидеться. Срочное дело. Буду встречать. Разумов».
Жена берет телеграмму, еще раз ее перечитывает.
– Ты Сашку Разумова помнишь?
– Конечно, нашел что спросить – он – единственный кто тебе пишет, – сказала она, наливая чай. – Давай иди завтракать, все уже готово.
Они садятся за стол, начинают есть.
Ну Сашка, как всегда, в своем ключе: молчал год, а тут тебе сразу, приезжай. Можно подумать, что у нас и работы нет. Взял и собрался.
– Ну почему ты так думаешь? А вдруг что случилось, может заболел.
– Да нет, не думаю. Он бы так и написал. Странный он!
Смотрит на часы.
– Ну ладно, мне уже уходить – ты со мной?
Встает.
– Нет я позже сегодня пойду.
Быстро одеваясь, он спрашивает:
– А может быть, все-таки что-то случилось? Ведь уже не молодые… Ты как думаешь?
– Что тебе сказать! – отвечает жена. – Давай об этом вечером поговорим, а сейчас иди на работу. Опоздаешь!
Одетый, он проходит в прихожую, где надевает ботинки.
– Ну я пошел! Если что, то я тебе позвоню.
Поцеловав жену, выходит из квартиры.
На улице солнечно. Утренняя прохлада приятно освежает. Первые опавшие листья приятно шуршат под ногами Гурского. Осень в приморские города приходит не спеша, ее сразу не почувствуешь. И только местные жители определяют ее приближение по известным только им признакам. Вот и теперь, побыв на улице, Гурский подумал о плаще.
На остановке, как всегда, было многолюдно, автобуса долго не было. Люди напряженно смотрят на дорогу в ожидании автобуса. Вот появились два автобуса. Они один за другим подъезжают к остановке.
Гурский смог сесть только во второй, и теперь привычная стесненность окружает его. Среди окружающих его людей всегда находятся недовольные. Их ворчание и рассуждения о воспитанности сопровождают его в пути. Незаметно он подъехал к своей остановке – здесь всегда выходит много народу. Выйдя с этой массой, он облегченно вздохнул.
До работы еще оставалось немного времени. И, встав в очередь в киоске «Союзпечати», он купил газету.
Их проектная организация «Гипрохлор» находилась в нескольких минутах ходьбы от автобусной остановки. Быстро пройдя этот путь, он оказался около работы.
И вот теперь, когда он стоял у подъезда своей работы он вновь подумал о телеграмме: «Прислал спешную телеграмму. А ведь не подумал, что сегодня среда и до пятницы два дня».
С этими мыслями он подошел к лифту. У лифта был народ, и, решив не ждать, он пошел пешком. На лестнице встречались знакомые, которых он сдержанно приветствовал. Поднявшись на третий этаж, он прошел к своей комнате.
В комнате было шумно. Поздоровавшись с сотрудниками, он пошел к своему столу.
Стол Гурского находился у окна, рядом с которым стоял аквариум. Дома он не занимался рыбками, а здесь ему приходилось их кормить.
«Так, сегодня среда, 20 сентября», – подумал Гурский, доставая из стола папки с документами. Сегодня он должен был сдать свою работу, которую он думал до обеда закончить.
Аккуратно разложив документы на столе, он начал их просматривать. Увлекаясь работой, он не замечал той традиционной суеты, с которой начинался каждый день его работы.
Среда сотрудников их группы была женской. Для женщин день начался с тех новостей, которые каждая из них успевала высказывать по приходе сюда. Новости о доме, о детях, о вещах, обсуждались коллективно и громко. Все это было привычным началом рабочего дня. Но по мере того, как темы для обсуждения исчерпывались, женщины приступали к работе. Шум счетных машин, шелест бумаг говорили о том.
Погруженный в свою работу, он несколько раз ловил себя на мысли о том, что думает о телеграмме Разумова.
Телефонный звонок прервал его размышления. Звонил начальник, спрашивал о работе. Так как работа, которую он делал, подходила к концу, он решил сдать ее до обеда.
Кабинет начальника их отдела находился рядом с их комнатой. Войдя в кабинет, он поздоровался с секретаршей. Начальника не было на месте.
– Лида! Иван Васильевич когда будет?
Не отрываясь от печатной машинки, она ответила:
– Сейчас должен подойти.
Гурский сел на стул, в ожидании смотрел, как проворно печатала Лида.
Через некоторое время в кабинет вошел Иван Васильевич. На ходу здороваясь, он прошел за стол.
Гурский подошел к столу, передал работу. Посмотрев ее, начальник, задав несколько вопросов, отпустил его.
Повернувшись и уже дойдя до двери, Гурский неожиданно подошел к столу начальника.
– Иван Васильевич, мне срочно нужно два дня за свой счет. По семейным обстоятельствам. Вы не могли бы мне их дать?
Все это произошло так неожиданно, что традиционный вопрос «Зачем» остался незаданным. Необходимость этих дней не вызвала сомнений и у начальника.
– Конечно! Пожалуйста. Пишите заявление!
Быстро это оформив, Гурский еще до обеда ушел с работы. Находясь под впечатлением от происшедшего, он не заметил, как быстро оказался дома.
Сборы в дорогу не заняли много времени. Взяв свой традиционный командировочный портфель и необходимые вещи, он собирался уходить. Но, вспомнив, что не звонил еще жене, решил позвонить ей.
Разговор получился скорый:
– Нина, я собрался. Поеду к Сашке. На работе все уладил. Дали три дня. Так что в воскресенье жди. Билет куплю на вокзале. Думаю достану. Ну целую тебя.
Дорога на вокзал в дневное время не составляла особого труда. Свободный транспорт и его не ожидание настраивали на удачную дорогу. Правда, в автобусе он вспомнил, что забыл взять плащ.
На вокзале, как всегда, было многолюдно. Диктор постоянно объявлял время отправления и прибытия поездов. Зная хорошо вокзал, он быстро нашел кассу, возле нее стояла очередь. До отправления поезда в нужном ему направлении оставалось несколько часов, а за это время он надеялся купить билет. Очередь за билетами двигалась медленно, и за это время Гурский рассмотрел многих. Публика была разной, в основном люди пожилого возраста, и на их фоне особо выделялась молодая пара, которая весело переговаривалась между собой. Из их разговора он понял, что они едут в тот же город, что и он.
И вот долгожданный момент: подойдя к окошку билетной кассы, он покупает билет. Теперь остается только дождаться часа отправления, а там 5–6 часов пути, и он встретится с Разумовым.
За суетой ожидания прошло время. На вокзале объявили посадку на его поезд. Ожидающие стали пробираться к перрону, среди них был и Гурский.
Без труда найдя свой вагон, он, отдав билет проводнику, прошел в него. Устроившись на своем месте, он расслабленно откинулся на спинку сидения.
За окном вагона последние пассажиры спешили к поезду. Посадка заканчивалась, и вскоре с мягким толчком поезд тронулся.
Минуты ожидания, колесный перестук – все это смешалось с той атмосферой суетливости, с которой начался сегодняшний день. И вот теперь он ловил себя на том, что думает о телеграмме, о Сашке, об их предстоящей встрече.
Их встреча. Как много лет прошло с той первой их встречи. Когда они, тогда еще восемнадцатилетние, впервые увидев войну, стали мужчинами. А потом годы войны, их дружбы. Все пережитое в те годы сделало их старше и суровей, но их дружба всегда оставалась тревожно молодой.
Движение поезда, вагонный гомон прервали его воспоминания. В вагоне было душно, и он открыл окно. Поток свежего воздуха освежил его, он осмотрел сидящих рядом с ним. Напротив него сидела та молодая пара, которую он впервые увидел в очереди за билетами. Дорога их утомила, и они сладко дремали. Рядом с ним сидела какая-то старушка, на коленях которой стояла корзина, внутри которой что-то шевелилось. Многие из окружающих дремали. И эта дрема через некоторое время передалась и ему.
Голос проводника, шум выходящих пассажиров разбудили его. За окном было уже темно, и он вместе с другими пассажирами вышел на перрон.
На улице было прохладно. Вечерняя свежесть выдавала близость моря.
На перроне было многолюдно. Встречающие окрикивали своих знакомых, кругом слышались приветствия и поцелуи.
Осмотревшись по сторонам и не найдя глазами Разумова, он с массой людей пошел к вокзалу. В здании вокзала было не так многолюдно. Многие сидели на скамейках, некоторые стояли около буфета. Быстро просмотрев места, где его могли бы ждать, Гурский вышел на вокзальную площадь. Площадь была небольшой, кое-где на ней стояли машины. Стоянка такси была рядом с вокзалом, свободных машин было много, и он направился к одной из них. Чувство неловкости всегда сопутствует людям, приехавшим в чужой город. Вот и сейчас, не встречая знакомого лица, Гурский растерянно смотрел по сторонам.
Из этой растерянности его вывел окрик: «Юра! Гурский!»
Он растерянно начал оглядываться. Среди выходящих из здания вокзала людей он увидел мужчину, который махал ему рукой. Это был Разумов. Он быстро бежал навстречу. Они обнялись.
– Здорово, Юрка! Молодец, что приехал!
– Здравствуй, – более сдержанно ответил он.
– Я только вечером узнал, что ты приедешь.
– Сегодня вечером к другу собирался, а здесь твоя телеграмма, ну я на вокзал.
– Да вот, опоздал, ты извини.
– Пустяки! Главное – встретились. Ты-то как? Молчал год, а тут тебе телеграмма. Что случилось?! Или опять молодость вспомнил?
Разумов, немного замявшись, торопливо заговорил:
– Давай об этом дома. Время у нас с тобой есть. Ты на сколько приехал?
– Думаю, в воскресенье уехать.
– Ну так это здорово. Я завтра отгулы оформлю, и мы с тобой на море на рыбалку поедем. Отдохнем! Так что давай теперь ко мне!
Стоянка за это время освободилась от людей, и они, сев в первую машину, поехали. Сказав водителю свой адрес, Разумов опять заговорил:
– А ты молодец, выглядишь неплохо. Да и животик у тебя пока не растет. Нина-то как? Я ее давно не видел!
– Да вроде ничего, правда, поправляться начала.
– Ну это, наверное, ей идет.
– Не знаю, не знаю, как кому! – быстро заговорил Гурский.
– А сын как?
– В этом году из армии приходит.
– Да! Идет время. – Разумов посмотрел в окно. – Вот, считай, и приехали. – Говорит, где остановиться водителю.
Такси остановилось у нового дома.
– Вот здесь я и живу!
Они вышли из машины. Разумов расплатился с водителем.
– Вот мой подъезд, там на пятый этаж.
Войдя в подъезд, они на лифте поднялись на этаж.
– Налево, Юра. Вот и моя квартира.
Они остановились у двери, обитой дерматином. Позвонили. Через некоторое время дверь открылась. За ней показалось красивое женское лицо молодой женщины. Она растерянно посмотрела на них.
– А это мы, Катя! – первым сказал Разумов. – Проходи, проходи, – уступая дорогу, продолжал он.
Они вошли в квартиру.
– А это мой фронтовой товарищ, о котором я тебе говорил, – снова суетливо заговорил он.
– «Юрий Гурский», немного растерянно протягивая руку представился Гурский.
– А это Катя, моя жена.
Катя пожала руку и прошла на кухню.
– Ты здесь располагайся, а я сейчас подойду.
Разумов вышел вслед за ней.
Комната была просторна, современно обставленная новой мебелью, она выражала вкус хозяйки. Несколько эстампов хорошо дополняли весь интерьер. Большая фотография Кати висела на свободной стене. Молодая женщина с волнисто распущенными волосами задумчиво и игриво смотрела на Гурского.
«Красива», – подумал Гурский. Осмотрев комнату, он решил пройти на балкон.
Балкон был открыт, и легкий ветер колыхал легкий тюль. Подойдя к двери, от отодвинул в сторону тюль и вышел на балкон.
Неожиданно его взгляд остановился на обнаженной мужской руке, находившейся за стеклом двери. Все это было так неожиданно, что Гурский, не задерживаясь на балконе, вернулся в комнату.
В кухне возбужденно о чем-то говорили. Гурский сел на диван, им овладело чувство неловкости, которое так давно он не испытывал. В комнату вошел Разумов.
– Что скучаешь? Сейчас нам Катя там что-нибудь соберет, и мы отметим нашу встречу.
Сказав это скорей для приличия, чем было на самом деле, Разумов собрался опять идти на кухню.
– Саша, ты знаешь, я, пожалуй, поеду в гостиницу. Чего вам тесниться, а завтра мы с тобой встретимся!
Гурский встал.
– Зачем в гостиницу, у нас переночуй, – вяло вторя, ему ответил Разумов.
– Нет-нет, я поеду. Ты лучше проводи меня!
– Конечно провожу!
– Катя, – позвал жену Разумов. Из кухни вышла жена. – Юра решил идти в гостиницу. Я его провожу?
– А может быть, останетесь? – вопросительно обратившись к нему, Катя глазами думала о другом.
– Спасибо, я лучше в гостиницу, да и вас я стеснять буду.
Сказав «До свидания», он вместе с Разумовым вышел из квартиры.
Они вышли на улицу.
– Саша, гостиница от вас далеко? – спросил Гурский.
– Да нет, минут 15 на автобусе.
Они пошли к автобусной остановке. Чувствовалось, что Разумов испытывает чувство неловкости: Гурский понимал это.
– Ну ты дал. Женился и молчал. Хоть бы на вокзале сказал бы. Давно хоть женился?
Разумов начал, оправдываясь:
– Скоро год. Ты меня извини, конечно, но так получилось. Сам понимаешь, молодая жена. Вот и закрутился.
Они подошли к автобусной остановке. Впереди на дороге показался зеленый огонек такси.
– Саша, давай до гостиницы на такси махнем. Время и так уже позднее.
Остановив такси, они сели. Сказав таксисту, куда им надо, они вновь заговорили.
– Да, она у тебя красивая. Ну а живете как?
Ожидая этого вопроса, он ответил с паузой:
– Да всякое бывает. Она же моложе.
Они замолчали, но молчание было непродолжительным, Гурский вновь прервал его.
– У вас как здесь с гостиницами? Устроиться я смогу?
Разумов ответил не сразу:
– Думаю, что сможешь. У нас здесь недавно новую построили. Так что попроще стало.
Они подъехали к гостинице. Вышли из машины. Гурский расплатился с водителем, поблагодарил его.
Навстречу им из гостиницы выходили последние посетители ресторана. Весело смеясь и напевая песни, они гурьбой спускались к такси.
Миновав их, они вошли в гостиницу. В холле гостиницы было свободно и светло, новая мебель была аккуратно расставлена.
У стола администратора стояло несколько человек.
Они подошли к столу администратора.
К их удивлению, в гостинице были свободные места. Оформив документы и получив ключ, они поднялись в номер.
В номере было прохладно. Новая мебель, аккуратно расставленная, делала его уютным. На столе стоял телефон.
– Вот устроился, – снимая пиджак, сказал Гурский. – Не думал я, что мне так повезет. Номер – это всегда проблема.
Доставая бутылку коньяка из портфеля он сел.
– Ну что, давай за нашу встречу! – поставив бутылку на стол, он достал бутерброды, яблоки.
Разумов достал из бара две рюмки, они сели за стол. Разлив коньяк по рюмкам, они молча выпили. Разумов достал из кармана сигареты. Они закурили.
– Ну так что у тебя случилось? Давай поговорим.
Разумов сидел задумавшись. Гурский налил еще.
– Юра, давай сейчас не будем. Ты с дороги, да и поздно уже. Завтра встретимся и обо всем поговорим.
– Я то не против, завтра так завтра… Давай сейчас за тебя выпьем, за твою женитьбу.
Они выпили.
Разумов встал:
– Завтра я тебе буду звонить часов в 11, так что жди. Теперь отдыхай, да и я поеду, уже поздно.
Гурский встал, они пожали руки, и Разумов вышел.
Закрыв дверь, Гурский пошел к окну и открыл его. На улице было тихо, глубоко вдохнув свежий воздух, он пошел к кровати.
Лежа на кровати, он почувствовал, что устал. Неожиданная телеграмма, встреча с Сашкой и его женой утомили его. И теперь, лежа в кровати, он почему-то вспомнил Катю. «Красивая», – вслух сказал он, – и, тяжело вздохнув, повернулся набок. Через некоторое время он уже спал.
Шум уже проснувшегося города наполнял комнату. Гурский уже не спал. Люди его возраста плохо спят на новом месте, вот и он, встав рано и уже убрав кровать, сидел в кресле, читая газету. До одиннадцати часов оставалось еще время, и он решил сходить позавтракать.
В ресторане в это время было еще не многолюдно. Сев за свободный столик, он заказал себе легкий завтрак. Ждать пришлось недолго, и через некоторое время он с аппетитом уже ел.
Быстро позавтракав, Гурский спустился из ресторана в вестибюль гостиницы. Здесь в одном из нескольких киосков он купил себе газеты и журнал. Немного постояв у киоска с сувенирами он поднялся к себе в номер.
В ожидании звонка он занялся чтением газет. Прочитав одну из газет, он посмотрел на часы, было начало двенадцатого, но звонка пока не было. Томительные минуты ожидания, и без того медленно идущие, в такие моменты, кажется, совсем останавливаются.
На часах было около двенадцати, когда Гурский, отложив газеты, решил пройтись по городу. Спустившись вниз и сдав ключ дежурному, он сказал, что будет через час, на случай того, если ему будут звонить.
Вчерашний вечерний приезд и поездка на такси не позволили ему познакомиться с городом. И теперь, имея свободное время, у него появилась такая возможность.
Город был небольшим: несколько центральных улиц лучами сходились к центру, образуя площадь. Аккуратно посаженные деревья делали улицы зелеными и чистыми. Улицы были не так многолюдны. Ходить по магазинам Гурскому не хотелось и, немного отдохнув в одном из скверов, он направился в гостиницу.
Вернувшись в гостиницу, подойдя к дежурному за ключом, он спросил о звонке, но ему никто не звонил.
Подниматься в номер было бессмысленно, и он решил ехать к Разумову сейчас.
Плохо помня дорогу, он решил ехать на такси. Водитель такси, которое он остановил, неплохо знал город, и по неточным ориентирам они нашли эту улицу.
Остановившись в начале дома, Гурский вышел из машины, поблагодарив водителя.
Увидев знакомый подъезд, он направился к нему. У входа в подъезд на скамейках сидело несколько пожилых женщин. Они о чем-то взволнованно разговаривали. Проходя мимо них, Гурский случайно услышал о смерти жильца их дома. Неожиданность этой новости его встревожила. Быстро поднявшись на этаж, где жил Разумов, он увидел, что дверь в его квартиру приоткрыта. Волнение его усилилось, когда он вошел в квартиру. В комнате, в которой он вчера был, находилось несколько женщин. И их темная одежда молчаливо говорила о случившемся. Катя с заплаканным лицом сидела на диване.
Еще не зная случившегося, он понял, произошло что-то непоправимое. С гнетущим чувством он вышел из комнаты.
Двое мужчин, находившихся на кухне, молча курили. Поздоровавшись с ними, Гурский назвал себя. Сдержанно ответив на его приветствие, они представились. Один из них был соседом Разумова. После некоторой паузы, понимая неловкость положения Гурского, он рассказал о случившемся. Его рассказ, часто прерываемый ненужными подробностями, был сбивчив. По мере его продолжения неосмысленное чувство надежды, которое еще теплилось в душе Гурского, пропало.
Шурки Разумова больше нет. Эта страшная мысль резко пульсировала в его голове. Вчерашняя встреча, их сумбурная и короткая встреча, были теперь в прошлом.
Считая своим долгом помочь в организации похорон, он взялся за основную организационную работу. Занимаясь ею, он старался забыться и не думать о случившемся. Измотавшись за день, он, уставший, приходил в гостиницу, где вскоре засыпал. За эти дни Гурский немного осунулся.
Похороны прошли. Собравшиеся на кладбище на автобусе вернулись в квартиру Разумова. Здесь уже все было приготовлено к поминкам. Люди постепенно рассаживались за столом. Вскоре все сидели. Установившуюся тишину нарушил мужской голос. Сотрудник, работающий с Разумовым, говорил о покойном. После него выступило еще несколько человек. В комнате постепенно становилось шумно. Разговор людей, шум ножей и вилок, выпитое спиртное создавали атмосферу поминального застолья. Гурский сидел молча. Безучастный ко всему окружающему, он смотрел на Катю.
Вдруг он встал. Его лицо было возбуждено.
– Сегодня многие говорили о Саше. Меня просили – а я не мог. А теперь! Скажу! Хорошо вы говорили о нем, о его работе.
Какой был человек! А почему он жить больше не хотел? Сказали?! Нет! А я скажу! Из-за тебя! – он указал рукой на Катю. – Да. Да. Из-за тебя, стерва, он пошел на это. Ты сейчас сидишь, плачешь? А когда мы пришли? Ты его на балкон спрятала?!
Сидящие возмущенно стали его успокаивать.
– Гуляла, стерва! – с любовником миловалась. Вот сегодня плачешь, а завтра его сюда опять приведешь.
Сидящие рядом с ним мужчины пытались его усадить. Он сопротивлялся.
– Я ей все скажу. Из-за нее такой человек погиб.
Его вытащили из-за стола, бранясь на окружающих, он пытался им что-то объяснить. Взволнованные люди неодобрительно смотрели в его сторону. В коридоре была сутолока. Кто-то вызвал милицию. Взволнованно пытаясь что-то им объяснить, он, сопротивляясь, вышел на улицу. Его бесцеремонно втолкнули в машину. Еще что-то говоря, он потихонечку стал обмякать.
В сопровождении двух милиционеров его ввели в комнату дежурного. Написав рапорт, они вскоре ушли.
Дежурный по отделению внимательно читал рапорт.
– Что же это вы себя так ведете! У людей горе, такой день. А вы драться. Пьяный дебош устроили.
Гурский, виновато сидя на стуле, нервно теребил носовой платок.
– Да и не знаю, как все это получилось. Друг у меня умер. Мой фронтовой товарищ. Трудно мне. Вот лишнего и выпил…
Опустив лицо, он вытер его платком.
– Да я-то понимаю. Но протокол, его оформить надо. Думать раньше надо было.
Начал что-то писать.
– Я здесь проездом по телеграмме. Сегодня собирался уехать, – торопливо говорил Гурский.
Дежурный молча смотрел на него, его орденские колодки.
– У меня отец тоже фронтовик. Понимаю я вас… Ладно, я сейчас вам записку напишу. Вы с ней на вокзале билет по броне возьмете. И сегодня обязательно уезжайте.
Гурский, неуверенно взяв записку, проговорив что-то непонятное, направился к входу.
Уже темнело, когда Гурский приехал на вокзал. У кассы стояла очередь, минуя ее, он подошел к окошку. Передав записку, он получил вскоре билет. Облегченно вздохнув, он пошел на перрон.
Поезд медленно отходил от перрона. Гурский молчаливо сидел у окна, безучастно смотря на мелькающие за окном поля. Равномерный перестук колес и мягкое покачивание вагона добавляли ему настроение жизненной успокоенности.
За окном вечерело. Закрыв глаза, он подумал о доме. Осенью сын из армии вернется, надо ему что-нибудь купить, все старое, наверно, уже мало.
Слегка закашляв, он подумал:
– Этого еще не хватало. Говорила Нина, возьми плащ. Не послушался!..
Рассказ без названия
К вокзалу поезд подошел уже к вечеру Полыхаев выскочил на перрон, покрутился вокруг чемодана, подождал, пока схлынет толпа, поозирался…
Никто его не встречал. Он уговорил себя постоять еще пять минут. Выстоял пятнадцать. Затем резко подхватил с земли свой полотняный чемоданчик и пошел наугад, в ночь, в толкотню огоньков, в чужой ему город.
С неделю тому назад Полыхаев получил письмо от фронтового своего дружка Саши Гордынского. Письмо было длинное и смутное, – чего-то Саша лукавил, чего-то не договаривал, – а заканчивалось и вовсе уже непонятно. «Ты, Иван, не удивляйся, – писал Саша, – что я к тебе с такой просьбой. Может, ты, конечно, и откажешь, но я тебя знаю и не такой ты человек, чтобы отказать. А если откажешь, то это ничего, ты меня знаешь, я не обижусь. В общем, я хотел бы с тобой встретиться, то есть чтобы ты ко мне приехал, потому что сам приехать к тебе не могу. Саша». В уголке мелкая приписка: «Привет Лёле. Небось, сейчас думаете, совсем спятил, старый козел. Приезжай обязательно, прошу тебя».
Письмо встревожило Полыхаева, особенно приписка, он все ее перечитывал, пытался расшифровать. Весь день Полыхаев носил письмо с собой, а вечером не выдержал, показал Лёле. Он знал, что не должен был этого делать (когда-то у Лёли с Сашей был роман, Лёля хотела выйти за него замуж, а Саше, видимо, этого не хотелось, вот тут он познакомил Лёлю с Полыхаевым). Он чувствовал какую-то зловещую беду в этом доме, чувствовал ее глубоко и наверняка, как чувствуют спиной настырный взгляд. Он догадывался о том, что творится с Сашей, хотя и запрещал себе думать об этом, – ну не за этим же он меня вызвал, честное слово! – чувствовал что-то нехорошее, недоброе, даже враждебное и в этой фотографии, на которой – так отдельно от Саши, от него, Полыхаева, от Лёли, от их дружбы, от их жизни, от всего, что было близко и дорого им обоим, – смеялась красивая и – притворная! – вдруг почему-то решил Полыхаев – притворная Вера.
Полыхаеву стало душно, он поискал глазами окно, его не было, но был балкон. Он отодвинул шпингалеты и рванул балконную дверь на себя. Он вдыхал запах города, терпкий, горьковатый, похожий на запах давленой вишни, – так, ему казалось, пахнут все южные города. Город оказался не таким уж и маленьким, как он решил про него, глядя из вагонного окошка, – напротив, это был большой южный город, начиненный огоньками, шорохом шин, широким и ровным шумом, вон даже чертово колесо или карусель какая-то, а это ведь не каждый город может себе позволить…
Полыхаев повернулся, чтобы идти в комнату, и даже шагнул было, и вдруг ощутил, как его окатило изнутри чем-то страшным и горячим. «Господи, – думал он, – вот же беда-то, как же быть-то, господи!» Он был уже в комнате и тщательно задвигал балконные шпингалеты, но его трясла мелкая противная дрожь, и ему казалось, он все еще видит боковым зрением это литое плечо, обтянутое белой футболкой, прислонившееся к стене. Вот она, беда, настоящая, страшная, непоправимая. Вот оно как бывает-то, господи. Вот, смотри, Иван, смотри, ты, небось, и не знал, что такое бывает, а оно – вот оно!.. Вот она какая бывает, гнусность человеческая!.. Вот она где аукнулась, фотография-то!.. Ах Сашка бедный, дружок мой единственный, беда ты моя, как же мне тебя… ах ты, господи.
Полыхаева трясла мелкая противная дрожь, он боялся смотреть на балконное окно. Гнева у него не было и ярости не было – Вера была ему чужая, он ее, живую, и разглядеть-то как следует не успел – был страх, страх, что вот сейчас они войдут, а он, Полыхаев, не сумеет ничего скрыть, выдаст себя, так и будет трястись, как суслик, и Сашка обо всем догадается – он чуткий, Сашка-то, нервный! – и кинется на балкон. Шевельнулась поганая мысль: уйти надо… Они там на кухне, чемоданчик в прихожей, можно уйти незаметно… нет, надо сказать, не могу, мол, вас стеснять, да и сам не могу в чужом доме, не привык, пойду, мол, в гостиницу, извините…
Вслед за первой, трусливой, появилась мысль правильная, и, как показалось Полыхаеву, благородная. Про гостиницу – это хорошо, это годится, только надо Сашку взять с собой, проводи, мол, до гостиницы, все ж таки один в чужом городе, да еще ночью, могу и заплутать… Да, это точная мысль, хорошая мысль… Полыхаев сразу как-то успокоился, обмяк. Дрожь прошла, но сидеть одному в комнате уже было невмоготу.
А тот, на балконе… Он же, небось, знает, что Полыхаев его видел, тоже еще, чего доброго, выкинет какой-нибудь фортель!.. Полыхаев для блезиру еще раз подошел к книжной стенке, даже вынул какую-то книжку, полистал и сунул обратно… Пусть думает, что я его не видел… – подумал Полыхаев, и тут же устыдился: ах ты, гадина, паскудник ты, по чужим постелям лазишь, а я еще перед тобой выкаблучивайся, чтобы ты, избави бог, скандалу не наделал!..
Мысль эта придала ему решимости, он открыл дверь и отправился на кухню. Шаги его услышали, Гордынский выглянул ему навстречу, перекрывая собой дверной проем.
– Сейчас, Иван, уже готово! Тут такое дело… Я Веру не предупредил, что ты приедешь. Так что, извини, ужинать придется сухим пайком… Правда, есть яичница…
За спиной Гордынского шумно высморкалась Вера. Гордынский беспокойно оглянулся. «Выясняли отношения, – сообразил Полыхаев. – Какой уж тут ужин!»
– Знаешь, что я подумал, Саша, – сказал Полыхаев, с удовлетворением отметив про себя, что голос его звучит ничуть не фальшиво, громко и даже нахально – интуиция подсказывала ему, что говорить надо именно так, громко и нахально, это обычно придает словам убедительность. – Знаешь, что я подумал, Саша… Тебе мои странности не внове, ты поймешь… Не могу я у вас остаться… Не привык, знаешь, быть в тягость… То есть вам-то я, может, и не в тягость, а я стану думать, что в тягость…
А давай мы вот что сделаем, мы с тобой сейчас пойдем, заделаем номер в гостинице, ночевать я буду там, а к вам буду заглядывать в гости… Ей-богу, так я спокойнее буду… Ты не зыркай на меня, ты слушай, я дело говорю…»
Уговорить Гордынского оказалось проще, чем думалось По-лыхаеву, он слушал его тираду, нетерпеливо и рассеянно кивая головой, а когда Полыхаев перешел на сбивчивые повторения, – то даже взял инициативу в свои руки.
– В «Янтарь» пойдем, – сказал он. – Это близко. Кстати, там и с номерами будет попроще. Нет, гостиница-то люксовая, я не в этом смысле. Просто в «Якоре» у меня знакомые есть, а без блата ведь в летний период, сам понимаешь…
– Вот-вот… – обрадовался Полыхаев, – я и говорю, заранее надо… Я тебе еще на вокзале хотел сказать, да как-то с места в карьер неловко было…
Гордынский вышел из дверного проема, и Полыхаев увидел Веру. Она сидела на кухонной табуретке, в одной ночной сорочке, заплаканная и красивая. Сидела, забыв натянуть сорочку на круглые белые коленки, а, может быть, и, не забыв, просто наплевать ей было на Полыхаева, пожилого человека с полотняным чемоданчиком. Что объяснят ей слова «фронтовой друг», ей, живущей в этой квартире, заставленной книгами и фотографиями…
– До свиданья, Вера! – излишне оживленно попрощался Полыхаев. – Извините, что так нескладно получилось…
– До свиданья, – ответила она тем же ровным голосом, как и представилась, не зная да, видимо, не желая знать, что думает о ней этот пожилой человек с полотняным чемоданчиком.
В гостиницу шли молча, и втайне Полыхаев был даже рад этому. Он не хотел ни о чем расспрашивать Гордынского и боялся, что этот сам начнет разговор.
– Ах черт! – вдруг остановившись, сказал Гордынский.
– Чего ты? – переполошился Полыхаев.
– Бутылку армянского дома оставил.
– Ну и бог с ним, делов-то… Что, разве не купим?
– Где же мы его купим? Пять звезд. Не залеживается.
– Да не пью я его, Саша. Ну его к чертям. Лучше водки еще ничего не придумали.
Вскоре вернулся Гордынский с двумя бутылками вермута.
– Вот – сказал он, выставляя бутылки на стол. – Это все, что мы имеем на сегодняшний день.
Полыхаева мутило от голода и усталости – последний раз он ел в вагоне-ресторане, да и то как ел! – выковырял из бурого борща кусочки мяса, а жидкое оставил – но заговаривать о закуске он не решился, молча проглотил стакан теплого кислого вермута…
… и тут только заметил, что Гордынский смотрит на него прямо и не мигая, что глаза у него светлые и в темных ободках, а лицо сухое и трезвое.
– Ну и что же ты имеешь мне сказать, друг дорогой? – сказал Гордынский. Полыхаев насторожился, полез в задний брючный карман за сигаретами, пытался выиграть время.
Гордынский наблюдал за ним печально и без иронии, видимо, он всерьез ждал ответа на заданный вопрос…
– Да что же я могу сказать… – Полыхаев вытащил наконец из кармана скомканную пачку сигарет и принялся так же подробно и сосредоточенно отыскивать спички. – Я, можно сказать, с корабля да на бал. Какие же могу сделать выводы, если не знаю всех обстоятельств.
– Брось, Иван! – ласково и печально попросил Гордынский. – Что я в тебе любил – ты никогда талантливо врать не умел… Неужто и тебя обучили?..
– Да чего ты надо мной измываешься, черт бы тебя подрал! – вскинулся вдруг Полыхаев. – Выписал меня к себе на дом черт те откуда да еще хочет, чтоб я по глазам угадал, что ему от меня надо. Тебе надо, ты и говори… А не надо, так у меня и дома дел хватает… Я, между прочим, отпуск-то за свой счет взял!..
Полыхаев чувствовал, как в груди толчками подымалась нешуточная ярость на Гордынского: (ишь, сидит весь в тумане, не подступись, не порань, прямо купается в своей беде), и, пожалуй, даже испытывал некоторое удовольствие от этой справедливой и искренней ярости: а и правильно, по мордам надо, а то ждет, чтоб его откачали! Но где-то глубоко в душе, загнанный в самый тесный и темный угол ее царапался совестливый зверек и утишал его гнев, и не давал ему вырасти до настоящего.
Гордынский слушал, лицо его было сухо и трезво, глаза в темных сухих ободках, изжелта-светлые, как на старой фотографии, смотрели на Полыхаева с той же ласковой печалью, но теперь Полыхаев угадывал в них уж и другое – веселое недоумение, то самое высокомерное и веселое недоумение, которым Саша обычно давал понять собеседнику, что тот его заинтересовал.
Это была победа. Полыхаев словно освободился от чего-то неприметного и обязательного, да еще пять минут назад не хотел этого разговора, это правда, но теперь, когда он утвердил свою независимость, когда показал Саше, что, когда избавился от необходимости мямлить утешения или выслушивать обвинения в неискренности, – да, теперь он, пожалуй, готов и слушать. Слушать, а не отвечать. А если уж отвечать, то когда ему, Полыхаеву, этого захочется, и уж во всяком случае не потерпит в свой адрес идиотской иронии. Кто, в конце концов, кого вызвал для разговора, – Полыхаев Гордынского или наоборот. Ага, ну вот так-то лучше!..
– Ты, Иван, не злись, – миролюбиво начал Гордынский. – У меня такая в башке чехарда, что в пору хоть… Я ведь письмо-то тебе написал по дурости. Опамятовался – хотел вслед телеграмму послать: не приезжай, мол, это я так, пошутил. А потом думаю себе: и так я их с Лёлей напугал до смерти, получат телеграмму – совсем с ума сойдут. Да и не объяснишь всего, в телеграмме. Ладно, думаю, пусть Иван приедет, это же все равно хорошо, а уж я ему отпуск сделаю что надо. К морю смотаемся на денек – тут до моря семьдесят километров – ухи наварим. А про свои дела, думаю, я ему ни словом, ни вздохом не обмолвлюсь… А тут такое пошло – день ото дня хуже… Видишь, даже встретить тебя по-человечески не сумел… Ну ладно. Поговорили – и ладно. Разговором дела не поправишь…»
– Нет уж, начал говорить – все выкладывай. – Полыхаев почувствовал себя хозяином разговора. И еще он почувствовал, что
……………………………………………………………………………..
……………………………………………………………………………..
Дополнения к рассказам без названия
Гордынский надавил на светлую кнопочку звонка.
– Странное дело, – весело сказал Гордынский, голос у него был крепким и ясным, и это почему-то опять не понравилось.
– Может, дома нет? – сказал Полыхаев, сказал не потому, что в это верил, а чтобы как-то задобрить это тяжелое опасное молчание за дверьми.
– Как это нет, когда дома? – быстро и громко сказал Гордынский. Говорил он ясным и крепким голосом, и именно это пугало Полыхаева больше всего.
Дверь открылась неожиданно и сразу на весь проем. Гордынский метнулся внутрь, даже не пригласил Полыхаева войти, и тот видел, как он судорожно щелкал выключателями, рывком распахивал двери.
На какое-то мгновение он исчез, и в светлый прямоугольник вплыла женщина. Полыхаев поначалу решил было, что она голая – так чёток был ее силуэт, – шарахнулся было от двери, потом понял – нет, в рубашке, просто на свету стоит, а материя, видать, тонкая.
– В шифоньер, шифоньер загляни! – женщина старалась говорить насмешливо, со спокойной издевкой, но Полыхаев незаметно отметил: «психует».
Снова откуда-то, из сумрака комнат, вынырнул Гордынский, замер на секунду, потом кинулся к Полыхаеву и втащил его через порог.
– Ты чего там стоишь, Иван? Главное, стоит, понимаешь!.. Давай чемодан. Проходи, знакомься!
– Вера! – сказала женщина, не подавая руки.
– Иван, – Полыхаев дернулся было рукой, но удержался.
– Ты давай сюда, – Гордынский подтолкнул Полыхаева в комнату, – а мы с Верой на кухню, сообразим чего-нибудь.
Полыхаев покружил по комнате, постоял возле книжной стенки – молодец Саша, книжки покупает, главное – вон их сколько и все не рвань, а дорогие, с тиснеными корешками, – потом взялся рассматривать фотографии. Их было много, большого формата, и все рассованы за стеклом, как вырезки из журнала – красиво, надо будет Лёле сказать, а то накупила рамочек, как в деревне, честное слово!..
На фотографиях больше Саша с женой, иногда еще какие-то люди с фужерами, видимо гости. Праздник, что ли, какой-то… На свадьбу не похоже… На одной из фотографий – Вера, красивая, смеющаяся, с заметенными на глаза волосами, рот полуоткрыт и зубки один к одному, ровные, чистенькие… Фотография нелюбительская, теплая, проработанная, – Полыхаев в этом понимал, сам баловался – Вера на ней явно позировала. Полыхаев посмотрел все фотографии и снова вернулся к этой, где смеющаяся Вера… Он глядел на полуоткрытый смеющийся рот, и смутная тоска одолевала сердце… Он бы и сам себе не мог объяснить, чего он глазеет на нее столько времени, а если бы и смог, то тут же испугался бы, устыдился и не позволил себе думать…
* * *
Синюхаев вдруг испытал острое желание закурить. Он достал скрученную пачку «Явы», выковырял оттуда сигарету и уже потянулся за спичками, когда ему в голову пришла резонная мысль, что в комнате этого делать, пожалуй, не стоит, лучше выйти на балкон.
Он отщелкнул тугой шпингалет – и тут же в лицо…………………………..Где-то там, далеко отсюда, в ералаше перемигивающихся огоньков, величественно раскручивалось разноцветное «чертово колесо» – там должно быть находился парк культуры и отдыха.
А еще дальше, в прохладной темени, ворочалось невидимое отсюда море.
Синюхаев подумал о море и тут же поёжился – по вечерам здесь, оказывается, зябко. И то сказать, сентябрь на дворе. Осень на юге обнаруживает себя по ночам. Днем та же жара и духота, что и в августе, а ночью уже такая холодрыга, что приходится закрывать окна.
Он загасил сигарету о балконный поручень, длинно сплюнул ей вслед и, уже входя в комнату, увидел боковым зрением, да нет, даже не увидел, скорее, почувствовал чье-то присутствие. Сердце его обожгло острым холодком, он быстро защелкнул шпингалет и для чего-то задернул тюль.
– Вот оно, значит, как бывает! – лихорадочно билось в мозгу Синюхаева. – ………………………………………….дело получается!.. Дерьмовая, стало быть, ситуация-то выходит.
Теперь он уже фотографически точно мог воспроизвести в мозгу то, что увидел секунду назад там, за балконной дверью. Это была загорелая рука выше локтя, молодой литой бицепс, обтянутый голубой майкой «ДОСААФ». Вот и все. И больше ничего. Парень стоял, вжавшись в стенку, лицо его было в тени, а руки ему некуда было спрятать, вот он и прижал их к груди.
Вот, значит, она какая, Нюта. И ведь даже бровью не дрогнула, когда открывала! А внутри-то у нее, поди, все переворачивалось.
* * *
Разведись! – посоветовал Полыхаев.
Гордынский вскинул на него светлые свои, речного цвета, глаза, на секунду только в них вспыхнуло знакомое Полыхаеву веселое недоумение, вспыхнуло и погасло.
– Да-а, – жестко сказал Гордынский. – Объяснить это, видимо, невозможно… И осмыслить невозможно… Можно только чувствовать… И жестко добавил: «Не могу я с ней развестись, понял? Не могу я от нее уйти… Нету у меня сил на это!..»
– Что значит, нету сил! – загремел Полыхаев. Ты мужик или кто?.. Ты в кого себя превращаешь?..
* * *
Лёля читала письмо, шевеля губами, изредка внимательно поглядывала в потолок – пыталась подложить под слова Сашины интонации…
* * *
У стоянки такси Полыхаев остановился, не зная, что делать дальше. Кто-то дернул его за рукав, он обернулся – улыбающийся
Саша, широко раскинув руки……………………………………………
* * *
До этого утра Синюхаев даже не подозревал, что у его дверного звонка такой омерзительный голос. Звонок бездействовал уже года три – все как-то не было случая им попользоваться. Гости в этом доме бывали крайне редко, а в последние годы и вовсе не бывали. Соседи по площадке тоже оказались нелюдимыми, не забегали даже по поводу соли. Сами же хозяева привыкли обходиться собственными ключами и к помощи звонка обычно не прибегали.
Поэтому, услыхав из ванной странный булькающий звук, Синюхаев неприятно поразился: неужели это у него, у Синюхаева, в доме такой противный дверной звонок? Открытие это настолько уязвило его самолюбие, что он даже не задался вопросом, кого это принесло в такую рань, и продолжал шаркать электробритвой по давно уже гладкому подбородку.
Черт те что, а не звонок, уныло размышлял Синюхаев. Перед людьми стыдно, блямкает, как испорченный унитаз. Вот у Гордынского настоящий звонок, музыкальный, на мотив «Подмосковных вечеров». Но если спросить, где доставал, правды, паршивец, не скажет. Придется, видимо, делать на заказ. Денег, конечно, уйдет пропасть, но сейчас задаром и голуби не летают.
В проеме двери мелькнул халатик свирепой расцветки – оранжевые пятна по желтому полю – это Зинулик побежала открывать незваному гостю. Ягуаровый халатик был предметом Зинулиной гордости. Привезла она его из Болгарии, где была в туристической поездке, но всем почему-то говорила, что купила его в ГДР. Видимо, в представлении Зинулика Болгария была не бог весть какой заграницей – каждый второй объясняется по-русски! – а вот ГДР совсем другое дело, это какая-никакая, а Германия, и находится черт знает где, и не всех туда пускают.
Зинулик вернулась с телеграммой, и это тоже было странно – вот уже несколько лет Синюхаевы не получали никакой корреспонденции, за исключением журнала «Работница», который почтальонша всегда оставляла в почтовом ящике. Синюхаев давился горячей яичницей и скашивал глаза в телеграмму, пытаясь постичь ее смысл. Однако смысл давался ему с трудом, он тяжело вздыхал, перчил яичницу, ковырялся вилкой в тарелке и снова утыкался в телеграмму. Зинулик рассудительно выжидала – знала, рано или поздно Синюхаев заговорит сам.
* * *
До этой минуты Синюхаев даже не подозревал, что у его дверного звонка такой скверный голос. Гости в этом доме бывали крайне редко, последний раз собирались скромной компанией около трех лет назад, праздновали тридцатилетний юбилей си-нюхаевской работы в «Гипрохлоре». Сами же хозяева предпочитали обходиться ключами и к помощи звонка прибегали только в исключительных случаях.
Поэтому, услышав странный булькающий звук, Синюхаев неприятно поразился – так мало походило это на обычный дверной звонок. Открытие это настолько уязвило синюхаевское самолюбие, что он даже выключил электробритву, не пошаркав как следует по и без того, впрочем, гладкому подбородку. Бриться Синюхаев любил и занимался этим скорее по привычке, чем по прямой необходимости.
Черт те что, а не звонок, подумал Синюхаев. Блямкает, как испорченный унитаз, перед людьми стыдно. Вот у Гордынского настоящий звонок, музыкальный, с «Подмосковными вечерами». Надо спросить, где доставал. Да ведь не скажет, паршивец, наврет что-нибудь. Но без хорошего звонка никак нельзя. В крайнем случае, придется заказывать. Денег, конечно, уйдет пропасть, но сейчас задаром и голуби не летают.
В проеме двери мелькнул халатик свирепой расцветки – оранжевые пятна по желтому полю – видимо, Зинулик побежала открывать незваному гостю. Халатик этот уже лет десять был единственным предметом Зинулиной гордости. Привезла она его из Болгарии, куда ездила в туристическую поездку, но всем почему-то говорила, что купила его в ГДР. Видимо, Болгария не вызывала в ней уважения – слишком уж многие там бывали! – а вот ГДР другое дело, это все-таки Германия и попасть туда не так уж просто.
* * *
На перроне пахло давленой вишней, гудроном и еще чем-то, – неуловимым, горьковатым, тревожащим ноздри, – чем пахнут все южные города. Гордынского нигде не было. «Ну что ж, так оно и должно быть, – с закипающей злостью сказал себе Синюхаев. – Так тебе и надо, старый чудило!»
Он заставил себя минут пять послоняться по перрону, досчитать до трехсот, потом до пятисот, потом до тысячи. И когда пытался уговорить себя, в конце перрона появилась тощая фигура Гордынского. Небо было густо оранжевым, и Синюхаев видел только его черный силуэт с оплавленными солнцем краями, но сразу же безошибочно понял, что это именно он. Никто больше не мог передвигаться такой неряшливо размашистой походкой, как попало выбрасывая вперед ноги и точно не заботясь о том, куда упадут ступни.
Гордынский подскакивал к вагонам, заглядывал в окна, спрашивал что-то у проводниц, затем вдруг остановился посреди перрона – увидел Синюхаева – и нелепыми прыжками, словно испуганная кем-то борзая, кинулся к Синюхаеву.
Внешне Саша мало изменился, та же…………………….кадыкастая плохо выбритая шея (этим он отличался еще в юности), делавшая его похожим на нестрашного грифа, та же улыбка на все тридцать два (только теперь………………..коронки), те же антрацитовые глаза, только глянец их, прежде влажный и блестящий, теперь был точно припудрен пылью.
* * *
До этого утра Синюхаев и не подозревал, что у его собственного дверного звонка такой омерзительный голос. Звонок пребывал в бездействии уже года три – как-то так получалось, что нужды в нем особой не было. Гости в этот дом забредали редко, а в последние годы и вовсе никто не заглядывал. Соседи не отваживались даже на короткие визиты, нюхом чуяли, что хозяева ничьей дружбы не ищут. Сам же Синюхаев и его супруга Зинулик к помощи звонка обыкновенно не прибегали, у каждого из них был собственный ключ.
Поэтому, услыхав в своей квартире странный булькающий звук, Синюхаев неприятно поразился: возможно ли, чтобы у него в доме был такой противный дверной звонок? Открытие это настолько уязвило его самолюбие, что он даже не задался вопросом, кого это там принесло в такую рань, и продолжал автоматически шаркать электробритвой по давно уже гладкому подбородку.
Срамотища, а не звонок, уныло размышлял Синюхаев. Блямкает, как испорченный унитаз. Вот у Гордынского замечательный звонок, музыкальный. Звонит на мотив «Подмосковных вечеров». Хорошо бы заказать такой же. Только с другой мелодией. Выбрать что-нибудь из классики. Но известное, чтобы все узнавали. Скажем, «Соловей» композитора Алябьева. Денег, конечно, уйдет уйма, но ведь сейчас задаром и голуби не летают.
В проеме двери мелькнул халатик свирепой расцветки – оранжевые пятна по желтому полю – это Зинулик проследовала в прихожую, решила-таки поинтересоваться, кого там черт принес. Ягуаровый халатик был предметом Зинуликовой гордости. Привезла она его из Болгарии, где была в туристической поездке, но всем почему-то говорила, что купила его в ГДР. Видимо, Болгария была в представлении Зинулика не бог весть какой заграницей – каждый второй говорит по-русски! – а вот к ГДР она относилась с уважением – и язык у них непонятный, и туфли они выпускают замечательные, и наши к ним ездят реже.
Синюхаев выплеснул на лицо полную горсть ядреного лосьона, пошлепал себя по сизым щекам, выдавил свежий угорь и, не шибко довольный собой, вышел наконец из ванной.
* * *
Телеграмма пришла в пятницу утром. Синюхаев успел уже постоять под душем, побриться и проглотить яичницу, когда булькнул дверной звонок – именно булькнул, теперь в моде такие звонки – и Зинулик, недоуменно подняв брови, проследовала в прихожую. Вернулась она секунд через десять и молча положила перед Синюхаевым телеграмму.
Синюхаев допивал смородинный морс и, скосив глаза, пытался вникнуть в телеграммные строчки. «Прошу приезжай срочно будет поздно адрес красноармейская 19 квартира 43 телеграфируй я встречу Саша».
Это было странно. Вот уже года три Синюхаевы не получали вообще никаких телеграмм, а уж таких и вовсе никогда. Сашка Гордынский, фронтовой дружок Синюхаева, писал до прошлого года аккуратно, – в канун каждого праздника от него приходило по открытке, – а потом вдруг сообщил, что женился и надолго замолчал.
Сослуживцы Синюхаева, бывавшие в Околоморске, где жил Сашка, пытались навести о нем справки (по просьбе Синюхаева, разумеется), но так ничего толком и не прояснили. Говорили, что работает Гордынский то ли заведующим городским фотоателье, то ли директором какого-то Дворца культуры, и что жена у него красивая и молодая, моложе самого Гордынского лет эдак на тридцать. В последнее Синюхаев поверил легко – Гордынский и в юности охотился только за молоденькими, женщины старше его самого были ему не по вкусу.
Синюхаев покончил с морсом и углубился в телеграмму всерьез. С минуту он изучал ее, как некую картинку с секретом, где среди извилистых линий дерева нужно найти спрятавшуюся белку. Но так ничего и не уразумев, поднял глаза на Зинулика.
Зинулик была женщиной рассудительной и дальновидной. Синюхаев убедился в этом на собственном опыте. Она всегда могла предугадать, что может случиться, если сделать то-то и то-то.
– Допился до синих чертей, – с ленцой человека, видящего всех насквозь, изрекла Зинулик, – вот дурью-то и мучится. Раз телеграмму сам давал, стало быть, ничего с ним нету такого. Алкаш, он есть алкаш.
Трясясь в автобусе, Синюхаев еще и еще раз прикинул все возможные объяснения этакой Сашиной странности и пришел к выводу, что Зинулик в общем и целом права.
Это, конечно, эгоизм и распущенность – посылать такие телеграммы. Что значит «будет поздно?» Если бы заболел – тогда еще куда ни шло. А то ведь нет никакой болезни. Телеграфируй, говори, я встречу. Стало быть, если и хворает, то не в лежку.
А у людей работа, дела, то да сё. Паркет вот перестилать надо. И дорога тоже будь здоров. Часов семь – не меньше, и то, если скорый. Нет, надо будет ему написать, что такие вещи не делаются, слава богу, уже не по пятнадцати лет, пора уже научиться и головой думать.
На какое-то время Синюхаев успокоился и даже вроде забыл о телеграмме. Однако, находясь уже на службе, даже не отдавая себе отчета, что он такое делает, вдруг кинулся к начальнику, намолол что-то жалостливое насчет поликлиники, и отправился на вокзал.
С билетами в Околоморск уладилось без хлопот – курортный сезон стремительно шел на убыль. По дороге домой Синюхаев забежал на почту и отправил Гордынскому телеграмму: выезжаю мол, встречай, поезд такой-то. Потом не выдержал и добавил: что случилось?
Зинулик восприняла новость хоть и без энтузиазма, однако и без недовольства, знала, что Синюхаев все равно не успокоится, пока досконально не выяснит что и как.
Молча побросала Синюхаевские трусы и майки в полотняный чемоданчик – этот чемоданчик Синюхаев обычно брал с собой в командировки – и, вручая его Синюхаеву, сказала, будто между прочим: «Плащики там хорошие в Околоморске. Синие и коричневые. Ритка вот себе и дочке привезла. Попадутся – бери. А то осень уже, а я голая».
Соседи по купе у Синюхаева оказались неудобные – двое пацанов и девчонка, видимо, студенты, народ и вообще-то шумный, а тут еще и пьяненький. Можно было бы, конечно, пригласить проводницу, та бы их в момент утихомирила, но Синюхаеву как-то не хотелось ни с кем ссориться, да и не до этого.
Он безропотно забрался на верхнюю полку, повернулся лицом к перегородке и принялся размышлять. Занятие это любил. Не потому, что надеялся выдумать нечто эдакое, а так, без всякой цели, из одного только удовольствия раскладывать по полочкам причины и следствия. Сегодня ему думалось только о Сашке Гордынском.
Познакомился он с Сашкой в самом конце войны, в госпитале. Самого Синюхаева привезли туда с вывороченной ключицей и поврежденной кистью левой руки. У Сашки же ранение было легкое – пуля пробила плечо, только мякоть, не задев кости.
Худющий, черноглазый, с улыбкой на все тридцать два, Гордынский с первого же дня влюбил в себя всю женскую половину медперсонала. Нельзя сказать, чтобы он был сильно нахален и к кому-то специально приставал – нет, просто сестры, подходя к Сашкиной койке, вдруг густо пунцовели и избегали смотреть ему в глаза.
Была там, в госпитале, одна симпатичная сестричка, Мила ее звали, да, кажется, Мила, а может, и Зина, это теперь уже не важно. Крепенькая была такая блондиночка, и надо лбом аккуратный тугой валик из волос. Такую прическу многие тогда носили и ничего в ней удивительно не было, но Миле это шло как никому, и она, к несчастью, это знала…
Синюхаев шел на поправку и охмурял ее целых две недели. Дело вроде бы слаживалось, во всяком случае, Мила явно выделяла Синюхаева из всех его соседей по палате. Но тут появился Гордынский, и, конечно же, все пошло прахом. Какое-то время Синюхаев надеялся, что это все так, перемигивания и перешептывания, дальше разговоров дело не зайдет – Мила была строгих правил, и у нее был жених – но когда однажды она вошла в палату с каменным лицом, подчеркнуто не глядя на Сашку, а тот вдруг уткнулся в шахматный справочник, хотя сроду в шахматы не играл, – Синюхаев безошибочным путем определил: произошло!
Впрочем, злился он на Сашку недолго. Дело в том, что Сашка умел замечательно рассказывать анекдоты, – вся палата, бывало, покатывалась со смеху – и Синюхаев, несколько дней наказывавший рассказчика презрительным молчанием, однажды не выдержал-таки и громко прыснул. Да не просто прыснул, а еще и с сопливым фонтанчиком. Ясное дело, после такого конфуза изображать из себя мрачного ревнивца уже не было никакой возможности.
Победу праздновали в госпитале. У Сашки не было никакой родни, он был, что называется, перекати-поле. Поэтому, когда Синюхаев объявил, что возвращается в свой родной Бородянск, Сашка увязался за ним следом. Жили поначалу у синюхаевской тетки, в маленькой комнатушке. Потом Синюхаев женился и переехал к Зинулику, Сашка потерся возле него еще с месяц, а потом взял да и укатил в Околоморск.
* * *
На перроне пахло давленой вишней, горячим гудроном и еще чем-то, – неуловимым, горьковатым, тревожащим ноздри, – чем пахнут все южные города.
У вагонов толклись немногочисленные встречающие. Гордынского среди них не было. Этого следовало ожидать. Зинулик в очередной раз оказалась права.
«Ну что, проявил чуткость? – вслух спросил себя Синюхаев. – Так тебе и надо, старый чудило»!
Он заставил себя досчитать до ста, потом до трехсот, потом до тысячи. После тысячи ему стало совсем тоскливо. Он послонялся по перрону, выпил стакан газированной воды и совсем уже было решил отправиться в кассу за обратным билетом, когда в конце перрона появился Гордынский.
Закатное небо было густо-оранжевым, и Синюхаев увидел только его черный силуэт. Солнце оплавляло силуэт по краям, но Синюхаев безошибочно понял, что это именно он, Сашка. Никто на свете не мог передвигаться такой неряшливо размашистой походкой, выбрасывая далеко вперед мосластые ноги и словно даже не заботясь, куда упадет ступня.
Гордынский подскакивал к вагонам, заглядывал в окна, спрашивал о чем-то проводниц, затем вдруг остановился посреди перрона, постоял секунду и как-то странно, полубоком, точно напуганная кем-то борзая, кинулся к Синюхаеву.
Внешне Сашка мало изменился – та же кадыкастая, жилистая, всегда плохо выбритая шея, делавшая его похожим на грифа, та же улыбка, обнажающая весь верхний ряд зубов вместе с деснами, неотразимо действовавшая на слабый пол. Только черные Сашкины глаза, прежде отсвечивавшие живым влажным блеском, стали иными – чуть пригасли, точно их присыпали серой пылью.
Да и вел себя Сашка как-то необычно. Обнимал Синюхаева, хлопал его по спине, нес неразборчивую веселую околесицу, как это всегда бывает при встрече, а сам то и дело озирался, точно спрашивал у кого-то невидимого совета: правильно ли я все делаю?
В такси Синюхаев ни о чем Сашку не спрашивал, ждал, когда тот сам выйдет на разговор. Сашка же вел себя так, точно ничего не случилось, точно встреча их произошла сама собой, и не было никакой срочной телеграммы, и живут они в одном городе в трех шагах друг от друга.
Ехали они недолго, всего минут пятнадцать, однако стало уже темно. На юге ночь падает на землю внезапно, почти без сумерек, зато предупреждает о своем приближении долгим и томительным закатом.
Затормозили возле какого-то дома – видимо, это был новый микрорайон, дома тут далеко стояли друг от друга, а между ними огромными черными провалами зияли пустыри – но Гордынский объяснил, что живет он не здесь, а чуть дальше, в пяти минутах ходьбы, просто ему захотелось немного пройтись пешком.
Он поволок Синюхаева прямо в черноту пустыря, – под ногами хрупали камни, к брючинам с сухим треском цеплялись колючки, потом они пробирались через какие-то спортивные площадки и территорию недостроенного детского сада.
Все это время Гордынский беспрерывно говорил – рассказывал всякие смешные случаи из жизни своих сослуживцев, – но Синюхаев заметил, что голос его точно пригас, почти превратился в громкий шепот.
Многое, многое было непонятно Синюхаеву – и это стремительное ночное путешествие через городские буераки, и торопливые Сашкины анекдоты, рассказываемые почему-то торопливым шепотом, и сам Сашка, нервный и всклокоченный, со странным, неживым отсветом в глазах – точно оборотень! – подумал Синюхаев, – но расспрашивать Сашку он не решился; рано или поздно сам скажет, шутка ли, вырвал человека из другого города!
На лестничной площадке Гордынский вдруг остановился как вкопанный, пошарил в карманах пиджака, вынул оттуда связку ключей, но открывать не стал. Так и стоял, как борзая, берущая след.
– Ну чего ты там? – тоже почему-то шепотом спросил Синюхаев. На секунду в сердце его кольнула тоненькая игла страха: а вдруг Сашка сошел с ума, а вдруг прячет в доме труп или еще что-нибудь в этом роде?
– Все в порядке»! – вдруг ясным голосом ответил Гордынский. Он обернулся к Синюхаеву, подмигнул ему заговорщицки и нажал кнопку дверного звонка. За дверью послышалась какая-то возня.
Гордынский ждал, опустив голову. Дверь открыла молодая женщина в голубой ночной сорочке. Синюхаев постеснялся рассмотреть ее как следует – на просвет видно было, что под сорочкой она совсем голая, – но даже короткого смазанного взгляда было достаточно, чтобы увидеть, что женщина очень красива.
Лицо ее не выражало ни смущения, ни недовольства. И никакой доброжелательности не было на этом лице. Это было просто очень красивое лицо. Красивое и спокойное. Женщина с полсекунды постояла на пороге, а потом посторонилась, предлагая пришедшим войти.
– Черт меня дернул приехать, – досадовал на себя Синюхаев. – Нужен я тут, как рыбе титька! Ишь как у них, ни «здрасьте», ни «проходите», будто я сам к ним в гости навязался. А то у меня дома делов не хватало. А теперь молчи в тряпочку и изображай из себя тетю из провинции.
Гордынский тем временем уже суетился в прихожей, ерзал на коленках, доставал из-под тумбочки домашние тапки, и Синюхаеву показалось, что делал он это не столько из гостеприимства, сколько из желания спрятать куда-нибудь свои дергающиеся нескладные руки.
Красавица в сорочке стояла в проеме кухонной двери и безучастно наблюдала за стараниями Гордынского. Кажется, она так и не собиралась набросить на себя халат. Синюхаев поймал себя на мысли, что ему очень хотелось бы понравиться неприветливой хозяйке. Ну не в том смысле, конечно, куда ему, лысому и обшарпанному, а так, вообще, по-человечески.
– Ты бы познакомил с супругой-то, – несмело выдавил Синюхаев и поразился противности своего голоса – таким он был тонким и сиплым. – А то неудобно как-то…
– Ох и правда! – воскликнул Синюхаев. – Это моя жена Нюта. Я тебе о ней писал. А это мой дружок Иван. С войны знакомы.
Нюта подала Синюхаеву вялую ладошку, он взял ее двумя руками и основательно потряс. Выглядело это довольно глупо и, сообразив это, Синюхаев окончательно скис. Он вдруг ясно представил себя со стороны – этакий лысый командировочный бодрячок с полотняным чемоданчиком, приехавший погостить к своему фронтовому приятелю.
* * *
– Ты проходи в комнату, Иван, – тарахтел Гордынский, он изо всех сил старался выглядеть хозяином, но видно было, что эту роль он играет не каждый день. – А мы тут с Нютой сообразим на стол. Отдохни пока, журнальчики там полистай или телевизор включи. Словом, располагайся, мы скоренько!
Синюхаев вошел в комнату и поразился: до чего же здорово устроился Сашка! Глянешь вот так с порога и сразу становится ясно: тут не рабочий класс проживает, тут чистопородная интеллигенция. Одни книжки чего стоят, корешки золотом отливают, целая стенка ими заставлена, это получше всякого ковра будет!
Дураки они с Зинуликом, право слово, дураки. Купили этот ковер югославский, три тысячи отвалили, а за что, спрашивается? На нем и не разберешь сразу чего нарисовано – какие-то ихние югославские богатыри. А тут вон как красиво – книжки. Дешево и сердито. И людей приглашать не стыдно.
За стеклом книжного шкафа теснилось множество фотографий. И даже они отличались от тех, что были у Синюхаева дома.
Те, синюхаевские, были желтыми от времени и невыразительными, большая часть из них была снята любительскими фотоаппаратами, а на тех, что побольше, сделанных в ателье, Синюхаев и Зинулик выглядели как чьи-то давно умершие предки.
Здесь же фотографии были иные – крупные и глянцевые, точно журнальные обложки. И люди, изображенные на них, были живыми.
Синюхаев вглядывался в разные лица, и они ему нравились. Нравился вот этот мужик с седой бородкой и умными глазами. (Хотя нет, это, кажется, какой-то ихний писатель, эту фотографию Синюхаев уже где-то видел.) Нравился Сашка на берегу моря, держащий в руках громаднейшего краба (краб, ясное дело, уже дохлый, а то как бы он его удержал). Нравилась смеющаяся Нюта с летящими по ветру волосами (волосы у нее были замечательные, молодец, что не остриглась, а то бы мучилась, как Зинулик, с этими чертовыми бигудями).
К Нюте Синюхаев приглядывался особо. Глаз его цепко выхватывал из обилия фотографий именно те, на которых, так или иначе, присутствовала Нюта! Вот она в купальнике, – хотя какой это купальник, две веревочки всего, – а рядом еще какие-то девки. Но конечно, куда им до нее, загляденье, а не девка, повезло же чертовому Сашке, такую красавицу отлохматил. А вот же она, в строгом черном свитерке, волосы расчесаны на пробор и на правом плече котенок! Если бы не этот котенок, можно было бы подумать, что какая-нибудь аспирантка или еще кто из…………..
Славная девка, замечательная девка, что и……………………………
Любовь к трем апельсинам Сказка для театра по мотивам Карло Гоцци
Внучке Оленьке с любовью посвящается
Действующие лица
СИЛЬВИО, король
ТАРТАЛЬЯ, принц
ТРУФФАЛЬДИНО, шут
ПАНТАЛОНЕ, советник короля
КЛАРИЧЕ, племянница короля
ЛЕАНДРО, премьер-министр
БРИГЕЛЛА, генерал
СМЕРАЛЬДИНА, придворная служанка
МОРГАНА, фея
ЧЕЛИО, маг
КРЕОНТА, колдунья
ДВЕРИ И ПЕС, слуги Креонты
ПЕКАРКА
ПЕРВАЯ ДЕВУШКА
ВТОРАЯ ДЕВУШКА
ТРЕТЬЯ ДЕВУШКА
СВЯЩЕННИК
ПРИДВОРНЫЕ
Парад персонажей
ТАРТАЛЬЯ
Я – круглый идиот. Я – принц Тарталья. Безумные глаза таращу вдаль я. В моей башке случился перекос: Я ем мышей, лягушек и стрекоз. Свободный от морали и закона, Я принародно писаю с балкона И ухаю при этом, как сова, И изрыгаю бранные слова. Врачи твердят, что это паранойя. Что ж, может быть!.. Но знаю лишь одно я: Какой болезнью я ни одержим — Повинен в ней сегодняшний режим!..ТРУФФАЛЬДИНО
Я – уличный паяц. Я – Труффальдино. Смешнее нет на свете господина! Да, я дурак, я клоун, я паяц, Зато смеюсь над всеми не боясь. И вы платки слезами не мочите, Чем горше жизнь, тем громче хохочите. Да, мы живем в грязи, едим не всласть, Зато мы обхахатываем власть. И власти разрешают нам смеяться, — Смеющегося можно не бояться. Кто хохотом заткнет голодный рот, У власти не попросит бутерброд.КЛАРИЧЕ
А я Клариче – злобная особа, Приглядывать за коей надо в оба… Племянница родная короля, Что подтверждают герб и вензеля; Любовница Леандро, хоть Леандро Красив, как марсианин без скафандра. Мне только для того и нужен он, Чтоб поскорей вскарабкаться на трон.ЛЕАНДРО
А я Леандро, я – премьер-министр, Я духом слаб и разумом не быстр, И не случайно шепчутся тайком, Что у Клариче я под каблуком. Да, я и впрямь люблю Клариче; Всё у нее, красавицы, в наличье, Но есть одна противная черта: Она меня не любит ни черта. Чтоб в перспективе, крайне, впрочем, зыбкой, Вознагражденным быть ее улыбкой, Я бегаю по замку вкругаля И интригую против короля.БРИГЕЛЛА
А я Бригелла – верный страж короны. Я вроде как министр обороны. Но, несмотря на саблю и наган, Я – интеллектуальный интриган. Направо и налево интригуя, Свои погоны свято берегу я. Вчера с одной студентки взяли штраф За транспарант «Бригелла! Ты не прав!»СИЛЬВИО
Я – Сильвио, владыко достославный, Я в этом королевстве самый главный. В комедии ж, – хотя я и король — Играю незначительную роль.МОРГАНА
Я – фея, знаменитая Моргана, Профессорша интриги и обмана. Но, разжигая с властию вражду, Я поперек народа не иду. Я в королевстве главный диссидент, Прошу простить за автокомплимент.Действие первое
Картина первая
Покои короля.
СИЛЬВИО
Ужасная болезнь постигла принца!.. Он не стрижет ногтей. Не хочет бриться. Он бьет учителей. Хамит врачам. И громко сквернословит по ночам. Он головой колотится о стену, Клянет меня, правительство, систему И всякое проклятие свое — О, ужас! – начинает с буквы "ё"!..ПАНТАЛОНЕ
Увы, такие случаи нередки!.. Виной тому, должно быть, ваши предки!.. Имелись ли – на принцеву беду — Хронические пьяницы в роду?..СИЛЬВИО
Уж если я и пил чего в избытке, То лишь одни фруктовые напитки!.. И весь мой многочисленнейший род Решительно не брал спиртного в рот!..ПАНТАЛОНЕ
Но среди вашей доблестной породы Случались, вероятно, и уроды?.. Припомните, возможно, все же был Хотя б один в династии дебил?..СИЛЬВИО
У нас в роду от века и доныне Больных рассудком не было в помине!.. Была слепая бабка, но и та Не проносила ложку мимо рта!..ПАНТАЛОНЕ
А не страдала ль часом королева Дурной привычкой хаживать налево?.. Достаточно сходить всего лишь раз, Чтоб сын родился вовсе не от вас!..СИЛЬВИО
Какая чепуха!.. Какая скверность!.. Я сам всю жизнь хранил супруге верность! Да и моя покойная жена Была мне столь же искренне верна!..ПАНТАЛОНЕ
Не стоит распекать меня за наглость!.. Я лишь пытался выставить диагноз!.. Но понял я, не будучи врачом: Генетика тут явно ни при чем!..(За кулисами раздаются возбужденные голоса).
СИЛЬВИО
Что там за шум? Кого несет еще там?..Голоса
Мы к королю по делу!.. Мы с отчетом!..(Появляется Бригелла, Леандро, Клариче).
СИЛЬВИО
Как бедный принц?..БРИГЕЛЛА
К несчастью, так же плох!..ЛЕАНДРО
Сидит в чулане. Дрессирует блох.КЛАРИЧЕ
Но блохи оказались без сноровки И трудно поддаются дрессировке!..БРИГЕЛЛА
А бедный принц, безумьем одержим, Во всем винит сегодняшний режим!..ЛЕАНДРО
Он говорит, что в нынешней эпохе Из-под контроля вышли даже блохи!..КЛАРИЧЕ
И даже блохи смеют нынче класть С прибором – я цитирую! – на власть!.БРИГЕЛЛА
О чем бедняга только не горланит!.. Ругает вас, правительство, парламент…ЛЕАНДРО
Науку, просвещение, балет…КЛАРИЧЕ
И качество сегодняшних котлет!..СИЛЬВИО
А что ж врачи?
БРИГЕЛЛА
Искусснейшие маги Буквально не отходят от бедняги…ЛЕАНДРО
Да толку что?.. Ко всем советам глух, Принц отгоняет магов, точно мух!..КЛАРИЧЕ
Мне кажется, причиною хворобы Являются заразные микробы!..БРИГЕЛЛА
И тот, кто их подцепит, – тот весьма Скорехонько лишается ума!..ЛЕАНДРО
Примеров тьма. Доцент из Барселоны При дамах помочился в панталоны!..КЛАРИЧЕ
Да что доцент!.. Профессор из Афин Пытался мастурбировать в графин!..БРИГЕЛЛА
А член-корреспондент из Сан-Доминго Публично изнасиловал фламинго!..ЛЕАНДРО
Беда, беда нависла над страной!..КЛАРИЧЕ
И только принц – увы! – тому виной!.СИЛЬВИО
Так вылечите принца!БРИГЕЛЛА
Мы и лечим!ЛЕАНДРО
Хотя лечить, похоже, стало нечем!..КЛАРИЧЕ
Боюсь вас огорчить, но бедный принц Сегодня утром съел последний шприц!..БРИГЕЛЛА
Он истребил лекарств примерно тонну. Он пил касторку, ношпу, белладонну…ЛЕАНДРО
Но, помнится, с особой теплотой Он брал стакан с синильной кислотой!..КЛАРИЧЕ
Врачи его лечили так и этак, Другой давно бы помер от таблеток!..БРИГЕЛЛА
А наш болезный даже на мышьяк И то не реагировал никак!..ЛЕАНДРО
Нет, сколько ни ищи по белу свету, Лекарства от его болезни нету!..ПАНТАЛОНЕ
Я слышал, существует в мире маг По имени Чудак… или Чумак. Так этот избавляет от хворобы — В буквальном смысле – целые народы!.КЛАРИЧЕ
У нас своих волшебников полно, Что превращают золото в говно!..ПАНТАЛОНЕ
Уж если дьявол вывихнул мозги нам, То вряд ли их исправишь анальгином! О, я теперь вполне уверен в том, Что мы имеем дело с колдовством!.. Давайте же подумаем, собратья, Как нам избавить принца от заклятья! Ведь нас тут пять голов, а не одна, А для пяти задача нетрудна!..БРИГЕЛЛА
Задачка, черт возьми, немногим проще, Чем отыскать кокос в сосновой роще!..ЛЕАНДРО
Чтоб исцелить Тарталью, нужен тот, Кто может сообщить заветный код!..ПАНТАЛОНЕ
Скажу вам, дорогие, без лукавства, Что нам получше ведомо лекарство! От всех болезней в мире лечит смех, И он-то из лекарств надежней всех! Я связан дружбой с неким Труффальдино, Смешнее нет на свете господина!.. Хоть он ученой степени лишен, Зато смешон, как Пат и Паташон!..БРИГЕЛЛА
Давайте остановим спор не споря!..ЛЕАНДРО
Грешно шутить ввиду чужого горя!..КЛАРИЧЕ
Поверьте мне, что ваш смешной дружок Уместен здесь, как в морге драмкружок!..ПАНТАЛОНЕ
Ну можно ли представить мир без шуток?! Да он без шуток был бы просто жуток!.. Когда на сердце холод, страх и тьма — Лишь юмор не дает сойти с ума!.. Судьба играет с нами в «чёт» и «нечет», Уныние казнит, а юмор лечит. Хвала шутам, что вовремя смогли Нас удержать от яда и петли!.. Простой пример. У вас упадок духа. У вас гастрит, ангина и желтуха. Ваш дом сгорел. От вас ушла жена. К тому же вы с большого бодуна!.. А вам навстречу медленно и чинно Высокомерный шествует мужчина. Дурак и хам. Красавец и атлет. Удачливый самец в расцвете лет. Он выглядит эффектней монумента, Но только без коня и постамента. И город с ликованием готов Его осыпать ворохом цветов!.. Но вдруг – природы ветреной причуда! — Над ним летит случайная пичуга И какает сердечно и тепло На это горделивое чело!.. Любимое занятье монументов — Быть оселком для птичьих экскрементов; Среди иных – и этот монумент На птичий напросился комплимент! А миг назад он женщинам влюбленным Казался совершенным Аполлоном, Он был почти что с Богом наравне, Но капнуло с небес, – и он в говне!.. И вы при виде птичьего огреха Буквально помираете от смеха: Хоть нами зачастую правит бес, Но и его курируют с небес!.. Очередной прохвост не вышел в дамки, И значит, жизнь в свои вернулась рамки, И значит, в мире есть и стыд, и честь, И справедливость тоже в мире есть!.. И жизнь не так уж, в общем, безобразна, И вы вполне открыты для соблазна, И вон прошла с собачкою одна, И незачем бросаться из окна!.. Ну можно ли представить мир без шуток?! Да он без них не выживет и суток!.. Не сбрасывайте, братцы, со счетов Спешащих к вам на выручку шутов!..Картина вторая
Спальня Тартальи.
ТРУФФАЛЬДИНО
Послушай, принц!.. Грешно не веселиться, Когда к тебе в окно стучит синица, Грешно своей потворствовать хандре, Когда такое солнце на дворе!.. Нельзя в такое лето загибаться, В такое лето надо улыбаться!.. А коль уж загибаться на одре, То лучше это делать в декабре.ТАРТАЛЬЯ (заученно)
Я круглый идиот…ТРУФФАЛЬДИНО
Какая проза!.. А я-то полагал, что ты – Спиноза!..ТАРТАЛЬЯ
Чтобы моя уменьшилась хандра, Достань-ка мне лягушку из ведра!..ТРУФФАЛЬДИНО
Я допускал, что трапеза кретина Для некретина – жуткая картина, Но жрать, пардон, лягушек, как питон, — Оно и для кретина моветон!.. Стряхни с себя убогое обличье И улыбнись хотя бы для приличья!.. Не хочешь улыбаться – черт с тобой! — Но шевельни хоть верхнею губой.ТАРТАЛЬЯ
Я круглый идиот…ТРУФФАЛЬДИНО
Уже известно!.. Причем не только здесь, с а повсеместно!..ТАРТАЛЬЯ
Чтоб я не отмочил чего-нибудь, Скорее мне мышонка раздобудь!..ТРУФФАЛЬДИНО
Все мыши королевства до субботы На полевые отбыли работы, Но только улыбнись – и я готов Гонять их по полям, как сто котов!.. Ну улыбнись хоть раз, моя голуба, Пусть не на все – хотя бы на три зуба!., А не сумеешь – тоже нет греха, Скажи хотя бы просто: ха-ха-ха!..ТАРТАЛЬЯ
Я круглый идиот…ТРУФФАЛЬДИНО
Круглее нету!.. Хоть с фонарем ищи по белу свету!..ТАРТАЛЬЯ
Чтоб я не начал вновь точить слезу, Сейчас же излови мне стрекозу!ТРУФФАЛЬДИНО
Стрекозы, к сожаленью, все в отлучке: У них как раз сегодня день получки, Но – выдави хоть крохотный смешок, И я их наловлю тебе с мешок!.. Ну отчего ты пасмурен, как льдина?.. Ну сжалься над несчастным Труффальдино! Ведь если я тебя не излечу, Король меня отправит к палачу!..(Выходит на авансцену и обращается в зал)
Нет, вы трудней работы не найдете, Чем состоять шутом при идиоте!.. Я взмок, я изнемог, я сбился с ног И все же рассмешить его не смог!.. Разыгрываю сценку из Мольера, А он рычит, как тигр из вольера. Цитирую страничку из Рабле, А он ворчит, как вьюга в феврале!.. Пытаюсь почитать ему из Свифта — Уж вот кто остроумен и смешлив-то! — А принц глаза слезою заволок, Как будто я читаю некролог!.. Да, мастера изысканного смеха Не могут в наши дни иметь успеха, И не умерших классиков вина, Что резко поглупели времена. Сегодня и нормальный человек-то Довольно слаб по части интеллекта, Сегодня и нормальному уму Писатель Свифт уже не по уму!.. В каком театре – ткните для примера! — Смеются над пиесами Мольера?.. В какой избе-читальне на земле Хохочут над романами Рабле?.. Зато какой бы хохот грянул в зале, Когда б мы голый зад вам показали?.. Сегодня лишь такие номера У публики проходят на ура! Желая рассмешить толпу до колик, Репризами исходит бедный комик. Меж тем, ему довольно снять штаны, Чтоб вызвать ликованье всей страны!.. Чего же мы хотим от идиота?.. Быть ниже нормы – вот его работа!.. Он на конфликт с эпохой не идет: Мельчает век – мельчает идиот… Но я слыхал, простые анекдоты Воспринимают даже идиоты. Мне вспомнился один, такой простой, Что сразу видно: автор не Толстой. Уж если эта варварская шутка Не потревожит принцева рассудка, То я при всех расписываюсь в том, Что больше не работаю шутом!..(Снова обращается к Тарталье)
Послушай, принц!.. Представь себе картину, Доступную последнему кретину. Обычная семья. Жена и муж. И у жены любовник есть к тому ж Однажды муж замешкался в пивнушке, Любовник тут же – шасть к своей подружке, Но не успел охальник встать под душ, Как щелкает замок – и входит муж.ТАРТАЛЬЯ (плача)
Я круглый идиот…ТРУФФАЛЬДИНО
Он снова плачет!.. Скажи на милость, что все это значит?..ТАРТАЛЬЯ (плача)
Ты говоришь: любовник встал под душ!.. А где же примет душ несчастный муж?..ТРУФФАЛЬДИНО
Довольно!.. Баста!.. Хоть оно и лестно — Быть первым балагуром королевства, Но лучше мне лишиться колпака, Чем развлекать такого дурака!.. А если снимут голову впридачу, То я сочту и это за удачу!.. Я буду знать, что смерть меня спасла От общества сановного осла! Вот только к самому процессу казни Я отношусь, понятно, без приязни. Заветную тропинку к небесам Я протопчу уж как-нибудь и сам!.. Каков же способ?.. Выпить чашку яда? Иль броситься с вершины водопада?.. Иль подхватить какой-нибудь микроб И медленно вогнать себя во гроб?.. А впрочем, утонуть иль заразиться — На результате мало отразится, И потому не проще ль будет мне На собственном повеситься ремне?.. Прощай же, принц!.. Поплачь над Труффальдино! Хотя тебе, кретину, всё едино… Желаю получить, пресветлый принц, На конкурсе кретинов первый приз!..(Труффальдино вешается. Ремень обрывается. Труффальдино падает на пол. Принц слабо улыбается).
Картина третья
Покои короля.
СИЛЬВИО
Ну как дела у принца в смысле смеха?БРИГЕЛЛА
Покамест без особого успеха…ЛЕАНДРО
Похоже, что у нашего шута Методика лечения не та!..КЛАРИЧЕ
Вот-вот!.. А я давно предупреждала, От Труффальдино толку будет мало!..БРИГЕЛЛА
Нельзя на пустельгу и трепача Надежды возлагать как на врача!ЛЕАНДРО
Он корчит принцу пакостные рожи, Буквально доводя его до дрожи!..КЛАРИЧЕ
Притом, что ни одна из этих рож Не прибавляет пользы ни на грош.ЛЕАНДРО
Он развлекает принца всякой чушью, К примеру, анекдотами про чукчу…КЛАРИЧЕ
А говорить про чукчей не всерьез — Опасный политический вопрос!БРИГЕЛЛА
Обидчивый народец эти чукчи, И нам бы надо с ними быть почутче!КЛАРИЧЕ
Не думаю, чтоб нам была нужна Чукотско-итальянская война!(Появляется Труффальдино).
СИЛЬВИО
Ну… я слыхал, опять дурные вести, Опять леченье топчется на месте?..ТРУФФАЛЬДИНО
Но все же есть одна благая весть: Малюсенькие сдвиги в деле есть! Принц хохотал, когда я чуть не умер, А значит, принцу близок черный юмор…СИЛЬВИО
Хоть черный, хоть оранжевый, но пусть С его лица скорей исчезнет грусть!ТРУФФАЛЬДИНО
Все то, над чем смеяться в жизни грех, У принца вызывает бурный смех!..СИЛЬВИО
О мой несчастный сын, он так хворает!..КЛАРИЧЕ
(в сторону)
Хворает, но – увы! – не умирает!..СИЛЬВИО
Спешите же Тарталью мне спасти!..КЛАРИЧЕ
(в сторону)
Ага, сейчас!.. Бежим!.. Уже в пути!..ТРУФФАЛЬДИНО
Неплохо бы собрать нам всех убогих, Слепых, глухих, безруких и безногих, И, может статься, их несчастный вид Тарталью хоть чуток развеселит!БРИГЕЛЛА
Да, черт возьми, гуманная идея, Достойная последнего злодея!..ЛЕАНДРО
Он этот гнусный трюк придумал, чтоб Вогнать Тарталью бедного во гроб!КЛАРИЧЕ
Чтоб исцелить последнего от муки, Он испытал все клоунские трюки, Но верного лекарства не нашел!..ТРУФФАЛЬДИНО
Да, не нашел. Зато процесс пошел!ПАНТАЛОНЕ
Чтоб сделать дело, нам необходимо Прислушаться к советам Труффальдино! Быть может, вид убогих и калек Хоть чуточку продлит Тарталье век!СИЛЬВИО
Чтобы избавить принца от заклятья, Даю согласье на мероприятье. Давайте-ка устроим карнавал, Какого мир от века не знавал!Пещера Морганы.
БРИГЕЛЛА
Уж не взыщи, почтенная Моргана, Что мы к тебе нежданней урагана, Прости, что без звонка и без письма, Но дело неотложное весьма!..ЛЕАНДРО
Какое ты на прошлом совещанье Дала нам, балаболка, обещанье?.. Ты обещала, старая карга, Что принц умрет не позже четверга!КЛАРИЧЕ
С тех пор мы безотлучно три недели Дежурим возле принцевой постели, Глазеем на него, как три совы, Но – ни одной конвульсии – увы!..МОРГАНА
Какой четверг?.. Ах да, и в самом деле, Я назвала вам этот день недели, Но вовсе не имеючи в виду, Что он наступит в нынешнем году!.. Составить эффективное заклятье — Довольно трудоемкое занятье! Ведь даже чтоб лишить его ума, Нужны заклятий целые тома!..БРИГЕЛЛА
Да, принц и вправду тронулся умишком, Что нас покамест радует не слишком. Приятный факт, что он сошел с ума, Но это ж не бубонная чума!ЛЕАНДРО
С тех пор как он рехнулся, этот малый, Он стал еще опаснее, пожалуй!.. Чего нам ждать от грязного юнца, Который жрет лягушек без конца?!КЛАРИЧЕ
На свете нет ужаснее напасти, Чем идиот, дорвавшийся до власти! Нам нужен труп в одежде короля, А не живой придурок у руля!..МОРГАНА
Но чем же вам, друзья, могу помочь я?. У вас и рычаги, и полномочья!.. А я премудрость черпаю из книг, Я, извините, фея – не мясник. Мы, феи, – невозможные чистюли, Не признаем кинжала или пули. Быть исключеньем может только яд, Вон, кстати, и флакончики стоят!..БРИГЕЛЛА
Мы вбухали в него полтонны яду — Хватило бы на семь династий кряду, А он растет и ширится, стервец, Как радиоактивный огурец!..ЛЕАНДРО
А давеча врачи застигли принца В одной из секций нашего зверинца… Он слопал аравийскую гюрзу — И ни в одном, представь себе, глазу!..КЛАРИЧЕ
Сдается мне, у этого ублюдка Сталеплавильный ковш взамен желудка. Скорми ему хоть гравий, хоть цемент — Он переварит всё в один момент.МОРГАНА
Коль на него не действуют отравы, То есть другие способы расправы, Но мне они заказаны, и с ним Придется расправляться вам самим. Моя же, извините, хата с краю, Я рук прямым убийством не мараю. И коль у вас иных претензий нет, То попрошу очистить кабинет!..БРИГЕЛЛА (угрожающе)
Хоть мы и кореша с тобой, Моргана, Но дружба может кончиться погано! Еще такое скажешь корешу — И я тебя, Моргана, порешу!..ЛЕАНДРО (подхватывает)
Ты доведи до сведения феи, Что мы маленько ботаем по фене. И кто парашей платит за добро, Тот получает пику под ребро!..КЛАРИЧЕ
А ну, адзынь, зараза, от старухи! Не доводи разборку до мокрухи! Не лучше ли, чем старую мочить, С нее должок вначале получить?!МОРГАНА
Так вы бы сразу так и намекали, А то: в объезд, в обход, обиняками… Ну что ж, раз так, то я вам помогу.. Пожалуй… да, пожалуй, к четвергу.БРИГЕЛЛА
О, мы по горло сыты этой песней! Придумай что-нибудь поинтересней. С обещанным тобою четвергом Мы трижды пролетели с ветерком. Поскольку не в четверг, а в воскресенье У короля назначено веселье, Явись-ка в это время во дворец И положи веселию конец. Устрой им, черт возьми, свое веселье! Устрой пожар, чуму, землетрясенье! А не сумеешь так, как я велю, Наплюй хотя бы в морду королю!МОРГАНА
Кто-кто, а мы, сегодняшние феи, Ворочали дела и покрупнее. Я закачу ему такой скандал, Какого он вовеки не видал!Картина пятая
Карнавал уродов. Площадь перед дворцом. На дворцовых балконах разместились король, принц и придворная свита. Внизу, на площади, веселится народная толпа. Тарталья ест апельсины и швыряет корки вниз.
ПАНТАЛОНЕ
Какая кутерьма! О, мама мия!.. Убогие… безрукие… хромые… На многих карнавалах я бывал, Но это самый жуткий карнавал!БРИГЕЛЛА
Да, в этой жизни видывал я виды, Но чтобы так резвились инвалиды!.. Посмотришь – и уверуешь вполне, Что нет людей счастливее в стране!ТРУФФАЛЬДИНО
Зато мы наконец-то – слава Богу! — Приблизились к желанному итогу: Взгляните-ка на принцево лицо — Сияет, как пасхальное яйцо!..(Моргана поскальзывается на апельсинной корке и падает. Вокруг нее собирается толпа).
КЛАРИЧЕ
Однако же, дружок, скажи на милость, Что там внизу, на площади, случилось? На что там, у фонарного столба, С таким восторгом пялится толпа?ЛЕАНДРО
Плясала старушонка на пригорке, Да поскользнись на апельсинной корке, И загремела вниз по мостовой, Пересчитав все камни головой!ТРУФФАЛЬДИНО
А принц хохочет! Гляньте: он хохочет!.. Да так, что аж ножонками топочет!.. Сдается мне, что этот карнавал Тарталью все ж нормализовал!МОРГАНА (обращаясь к Тарталье)
Я проклинаю сукиного сына, Что подложил мне корку апельсина! И я ему – пусть знает сукин сын! — Припомню этот самый апельсин! Пусть он идет, Италию покинув, На поиск трех волшебных апельсинов, А если не сумеет их найти, То пусть издохнет где-нибудь в пути!ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ
Беда! Мы стали жертвою обмана! В толпе – колдунья! Злобная Моргана!СИЛЬВИО (Панталоне в панике)
Коль бедному Тарталье верный друг ты, — Добудь ему означенные фрукты! Тем более что апельсины тут Ну разве на заборах не растут!ПАНТАЛОНЕ
Обзавестись мне будет не по силам Хотя б одним волшебным апельсином. Здесь цитрусы привычны, как трава, Но в них – увы! – ни грамма волшебства!ТАРТАЛЬЯ (Труффальдино)
Испорчен карнавал! И слава Богу! Пора нам собираться в путь-дорогу! Даю тебе на сборы пять минут, Скорее собирайся, верный шут!ТРУФФАЛЬДИНО
Ну вот опять… знакомая картина: Чуть что – так «собирайся, Труффальдино!». Но почему страдаю я один? В стране до черта всяких Труффальдин!ТАРТАЛЬЯ
Я думал, что, когда придется туго, В тебе найду помощника и друга, Но, видимо, надеялся я зря: Тебе, приятель, всё до фонаря!БРИГЕЛЛА (в сторону)
Ура! Ура! Победа!.. И при этом Двух зайцев подстрелили мы дуплетом: И принц, как говорится, обречен, И мы, как говорится, ни при чем! Труффальдино выходит на авансцену.ТРУФФАЛЬДИНО (в зал)
Коль тайна апельсинов не раскрыта, Комедия покамест не финита. Спектакль не окончен – это факт, Но в пьесе полагается…ГОЛОС ИЗ ЗАЛА
Антракт!ТРУФФАЛЬДИНО
Грация, синьоры!..Конец первого действия
Действие второе
Картина первая
ТРУФФАЛЬДИНО
Какой уж день мы бродим по пустыне, А апельсинов нету и в помине. Тем временем уж скоро минет год, С тех пор как мы отправились в поход!ТАРТАЛЬЯ
Я думал, что свою доверил шкуру Шуту, весельчаку и балагуру, А между тем мне год как нет житья От твоего занудства и нытья!ТРУФФАЛЬДИНО
Помилуйте, откуда взяться шутке, Коль я не ел уже седьмые сутки, Когда и крошки нет, чтоб бросить в рот, Тогда, мой принц, уже не до острот!(Появляется маг Челио).
ЧЕЛИО
(в зал)
Я – Челио, я маг добра и света. Я существую как бы вне сюжета. Я сбоку незаметно и хитро Творю себе попутное добро. Не то чтоб мое скромное участье Герою обеспечивало счастье, — Но при моем содействии герой Вполне пристойно выглядит порой.(Тарталье)
Вон там, у самой кромки горизонта, Живет колдунья – грозная Креонта, Не женщина, а дьявол – ё моё! — И эти апельсины у нее. Чтоб не вступать с колдуньей в перепалку, Необходимо проявить смекалку. Тут бесполезны дротик или нож — Нахрапом эту ведьму не возьмешь!Картина вторая
ТАРТАЛЬЯ
Но здесь такие Двери – вот напасть! — Нам в этот замок сроду не попасть!ТРУФФАЛЬДИНО
Пресветлый принц, пожалуйста, поверь, Что я уговорю любую дверь!(Дверям)
Давайте, уважаемые Двери, Построим отношенья на доверье! Вам нужно лишь тихонько отвориться И в замок пропустить меня и принца; А чтоб вы не скрипели от тоски, Мы смажем вам все петли и замки!(Труффальдино смазывает петли. Двери отворяются).
ТАРТАЛЬЯ
Но как пробраться дальше – вот вопрос, Ведь у дверей лежит огромный пес.ТРУФФАЛЬДИНО
Меня собаки просто обожают — Аж стаею до дому провожают. У нас, в столице, вам расскажет всяк, Что я любимец женщин и собак!(Труффальдино исчезает в проеме Дверей. Из темноты слышится грозный собачий рык и душераздирающий крик Труффальдино. Спустя некоторое время Труффальдино, прихрамывая, появляется снова).
ТРУФФАЛЬДИНО
Он укусил меня! Но этой твари Я тоже съездил пару раз по харе!ТАРТАЛЬЯ
Какой же ты болтун и аморал! Ведь ты ж меня недавно уверял, Что, мол, наладишь мир с любой собакой!ТРУФФАЛЬДИНО
(уточняет)
Я говорил: с любой, но не со всякой! А этот разорвать меня готов — Он не выносит именно шутов!(Псу)
Нам нужно раздобыть – ты слышишь, Псина? — Всего лишь три волшебных апельсина!.. Умерь свою сторожевую злость, А я тебе за это брошу кость!.. Чтоб твоего не слышать больше лаю, Последнее от сердца отрываю… Когда бы не собачий твой каприз, Я сам бы эту кость охотно сгрыз!..(Труффальдино бросает Псу кость. Пес успокаивается. Тарталья и Труффальдино входят внутрь помещения и видят три гигантских апельсина. Появляется Пекарка).
ПЕКАРКА
Чай, вы остановились, рты разинув, При виде трех волшебных апельсинов?..ТАРТАЛЬЯ
Синьора, мы стоим, разинув рты… От вашей несравненной красоты!.. Какой прекрасный стан, какая грудь!..ТРУФФАЛЬДИНО
(шепотом)
Про задницу скажи – не позабудь!..ТАРТАЛЬЯ
О, я забыл про ваш прелестный круп, От коего не встанет только труп!ПЕКАРКА (жеманно)
Ах, полно, не мелите ерунды! На свете есть красивее зады!ТРУФФАЛЬДИНО
Рискую напороться на скандал, Но я прелестней попки не видал!..ПЕКАРКА
О Боже, при подобном комплименте Я чувствую себя на постаменте. Но почему вы так открыто льстите? Вы от меня чего-нибудь хотите?..ТРУФФАЛЬДИНО (шепотом)
Теперь скажи ей голосом построже, Что апельсины нас волнуют тоже!..ТАРТАЛЬЯ
Позвольте мне… не знаю, как сказать я… Ах да, забыл отметить ваше платье!..ТРУФФАЛЬДИНО
(шепотом)
Какое платье, черт тебя дери!.. Скорей об апельсинах говори!..ТАРТАЛЬЯ
(откашливаясь)
Такие первоклассные мужчины Явились к вам сюда не без причины…ТРУФФАЛЬДИНО
(стесняясь)
Мы с вами потому лишь так нежны, Что… эти апельсины… нам нужны… Без этих апельсинов, Боже мой, Сограждане не пустят нас домой!..ПЕКАРКА
Ах так!.. А я не сразу раскусила, Что вам нужны три этих апельсина!.. Но ведь Креонта… впрочем, дьявол с ней!. Я вижу, апельсины вам нужней!.. Чу! Слышатся хозяйкины шаги… Бегите! И – Господь вам помоги!..(Тарталья и Труффальдино, толкая перед собою апельсины убегают. Появляется Креоита. Окинув помещение наметанным глазом, она замечает пролажу апельсинов)
КРЕОНТА
(в бешенстве)
Я чуяла беду! И вот причина! Пропали три волшебных апельсина!(Дверям)
О, для меня страшнее нет потери!.. Как вы посмели отвориться. Двери?!ДВЕРИ
Нас попросили: «Отворитесь, Двери!» Ну, мы и отворились. Что мы – звери?КРЕОНТА
(Псу)
А ты чего помалкиваешь, Пес? Ты ж мне всегда исправно службу нес! А тут ворье к тебе явилось в гости, А ты не проявил законной злости!..ПЕС
Она меня бранит! Вот это мило!.. Да ты меня годами не кормила!.. А эти сразу бросили мне кость — И у меня в момент пропала злость!КРЕОНТА (Пекарке)
Позор! А ты куда смотрела, блядь?ПЕКАРКА
Вольно же вам, хозяйка, оскорблять! Мы не одни, хозяйка, и заметьте, Что в зале находиться могут дети!КРЕОНТА
(в ярости)
А я не Песталоцци, черт возьми, Чтоб заниматься малыми детьми!.. Я говорю народным языком, Который нынче каждому знаком!.. Так говорят на сцене и на рынке, Так отмечают свадьбы и поминки, И люди не придумали пока Точнее и сочнее языка!.. Мои ты обманула ожиданья! Ну… Что ты скажешь, дура, в оправданье?ПЕКАРКА
Я вам служила месяцы и годы, Терпела униженья и невзгоды; Я шила, я варила, я стирала, Но этого всего вам было мало!.. А эти двое из чужой земли Ко мне с добром и лаской подошли!.. Такие благородные мужчины… Ну я и отдала им апельсины!.. Не поджимай их срочные дела — Я им еще и больше бы дала!..КРЕОНТА
(в отчаянии)
Я потерпела крах, и в полной мере!.. Крушение надежд! Конец карьере! Князь Тьмы меня попросит на ковер, И состоится крупный разговор!.. Что я ему скажу?! Какие силы Стащили у Креонты апельсины?! Ох, тяжкие настали времена!..(после паузы)
Пекарка! Эй! Тащи бутыль вина!Картина третья
Тарталья и Труффальдино катят апельсины.
ТРУФФАЛЬДИНО
(отдуваясь)
Другие челноки из дальних стран Добра привозят целый караван, А я, дурак, в родные Палестины Качу полугнилые апельсины!.. Еще проверить надо – извини, — Настолько ли волшебные они!..ТАРТАЛЬЯ
Ужель когда-нибудь случится чудо?..ТРУФФАЛЬДИНО
Какое чудо?ТАРТАЛЬЯ
Чтобы ты смолк, зануда!.. Коль этот труд тебе не по плечу, Оставь меня! Я сам их покачу!..ТРУФФАЛЬДИНО
И мог ты усомниться?! О! Создатель! Я – кто угодно, только не предатель!.. А если малость лишнего мелю, Так это, принц, тебя я веселю!ТАРТАЛЬЯ
Да у тебя, приятель, что ни шутка, — Так просто несварение желудка. За год знакомства не было и дня, Чтоб ты хоть раз порадовал меня!ТРУФФАЛЬДИНО
Я понимаю, в чем моя ошибка! Голодный – я и впрямь шучу не шибко! Но стоит мне как следует поесть — И ты от смеха аж зайдешься весь! О, я сейчас бы отдал все на свете За миску ароматного спагетти! Давай рискнем, и для поддержки сил Хотя б один разрежем апельсин.Появляется Челио.
ЧЕЛИО
Хоть жажда и жара невыносимы — Не трогайте покамест апельсины! Вы сможете разрезать их тогда, Когда вблизи появится вода!ТРУФФАЛЬДИНО
Пресветлый принц, в моей походной фляге Седьмые сутки нет ни капли влаги!ТАРТАЛЬЯ
Да, жажда, черт возьми, большая сила!..ТРУФФАЛЬДИНО
Давай напьемся соком апельсина! Тем более, поблизости пока Не видно ни реки, ни ручейка!(Труффальдино и Тарталья разрезают апельсин, из которого появляется Первая девушка).
ПЕРВАЯ ДЕВУШКА
Остановите чертову жару!.. Глоток воды!.. Иначе я умру!..ТРУФФАЛЬДИНО
Взгляни-ка, принц, ну как не удивиться!.. Из апельсина вылезла девица!!! К тому же я в смущении большом: Она, прошу прощенья, – нагишом!..ПЕРВАЯ ДЕВУШКА
Воды! Воды!.. Скорее дайте пить!.. Скорее пить!.. Иначе мне не жить!..ТРУФФАЛЬДИНО
(Первой девушке)
Я бы и рад, но мы стоим в местечке, Где рядом нет ни озера, ни речки…(Первая девушка умирает).
ТАРТАЛЬЯ (в ярости)
Из-за какой-то прихоти дурной Ты девушку отправил в мир иной!..ТРУФФАЛЬДИНО
Что делать, принц, девицу не вернуть… Нам остается лишь продолжить путь!(Труффальдино и Тарталья, изнемогая от жажды и жары, катят дальше апельсины).
ТРУФФАЛЬДИНО
Пресветлый принц, дорога непосильна!.. Пришел черед второго апельсина!.. Представь: кругом лишь камни да песок, А там, внутри, живой, холодный сок!..ТАРТАЛЬЯ
А ты уверен, глупый Труффальдино, Что там, внутри второго апельсина, Не кроется еще один сюрприз!.. Подумай и забудь про свой каприз! Маг Челио сказал нам не напрасно, Что апельсины разрезать опасно! Чтоб избежать очередной беды, Их нужно разрезать вблизи воды!..ТРУФФАЛЬДИНО
Благочестивый вид у этих магов, А жопа, извини, как у завмагов! Они легко советы раздают, А сами, между тем, едят и пьют!ТАРТАЛЬЯ
Ах, ты своим нытьем проел мне плешь! Вот нож для апельсина. Режь и ешь!(Труффальдино разрезает апельсин. Из него появляется Вторая девушка).
Картина четвертая
Пейзаж меняется, появляются перелески. Тарталья и Труффальдино продолжают катить апельсин.
ТРУФФАЛЬДИНО (останавливаясь)
Господь за нашу ушлость и отвагу Привел нас к долгожданному оврагу! Не надобно особого труда, Чтоб угадать: в овраге есть вода! Теперь нам с жаждой незачем бороться! Мы в трех шагах от чистого колодца! И я не вижу, собственно, причин, Чтоб не разрезать третий апельсин!(Тарталья и Труффальдино разрезают третий апельсин. Оттуда появляется Третья девушка).
ТРУФФАЛЬДИНО
И эта тоже – странные дела! — Явилась к нам, в чем мама родила!ТРЕТЬЯ ДЕВУШКА
Воды! Воды! Пожалуйста, воды!ТРУФФАЛЬДИНО
Что до воды – у нас ее пруды!ТАРТАЛЬЯ
Беги к колодцу и наполни флягу! Авось, спасем хоть эту мы беднягу!ТРУФФАЛЬДИНО
А ты?ТАРТАЛЬЯ
А я пока побуду с той, Чьей насмерть околдован красотой!ТРУФФАЛЬДИНО
А кто же говорил вам о колодце? Я говорил о крохотном болотце! Вода там грязновата – это да, Но все же, если вдуматься, – вода!ТАРТАЛЬЯ
Опять попал с тобой я в передрягу! Беги скорей, да не забудь про флягу! А то тебя послушать, болтуна, — Так и болото высохнет до дна!(Труффальдино убегает. Возвращается с водой).
ТРУФФАЛЬДИНО
Сударыня, пожалте, вот водица. Ее вам хватит досыта напиться! Напиточек, конечно, не шартрез, Да ведь и вы, пардон, не из принцесс!ТРЕТЬЯ ДЕВУШКА
Возможно, это вам без интереса, Однако, я как раз и есть принцесса! Меня, а также двух моих сестер В плену держала ведьма до сих пор!ТРУФФАЛЬДИНО
Эге! У вас в компании, ребята, Начальства что-то стало многовато! Вас двое и всего один слуга — И это на пятьсот квадратных га!(Третья девушка делает глоток)
ТРЕТЬЯ ДЕВУШКА
О да, и впрямь по запаху – не роза!..ТРУФФАЛЬДИНО (услужливо)
Напиток из верблюжьего навоза, Но, как сказал мне местный бедуин, В нем есть весьма полезный витамин!ТАРТАЛЬЯ
Чтоб не прослыть болваном и невеждой, Ты поделись с принцессою одеждой! От духоты спасения ища, Ты мог бы обойтись и без плаща!.. Чтобы унять душевную тревогу, Пойду-ка я разведаю дорогу! А как придем в Отечество – клянусь, — Что я на этой девушке женюсь!(Тарталья уходит).
ТРУФФАЛЬДИНО (себе)
Оно, конечно… Славная девица! И я не прочь бы был на ней жениться! Но жизнь всегда со мною шла вразрез… Короче, не везло мне на принцесс!..Картина пятая
Дворцовые покои.
БРИГЕЛЛА
Мы сообща свели, как говорится, В могилу надоедливого принца…ЛЕАНДРО
Но нам осталось, времени не для, Вогнать во гроб еще и короля.КЛАРИЧЕ
Не рано ли хороните Тарталью? Его недавно видели, каналью, При этом лицезрели подлеца Совсем неподалеку от дворца.БРИГЕЛЛА
Итак, Тарталья жив! Вот это номер!ЛЕАНДРО
А люди говорили, будто помер!(Появляется Моргана).
МОРГАНА
Такая новость – впору удавиться! Принц едет во дворец, и с ним девица! Ну, я им, блин, устрою фейерверк В ближайший понедельник… нет, четверг!БРИГЕЛЛА
Ври-ври, да знай же, старая, и меру! Ну кто твои слова возьмет на веру? Ты, старая, обхезалась кругом, В особенности с этим четвергом! Я с детских лет не верил этим феям, И сам же оказался их трофеем! Я – дарвинист, естественник, юннат! И вляпался, как муха в мармелад!..МОРГАНА
Сюжет уже дошел до середины, И тут не обойтись без Смеральдины… Эй, те, что у ворот! Охрана, эй! Зовите Смеральдину поскорей!КЛАРИЧЕ
Помилуй, эта чертова кухарка Нужна нам как покойнику припарка! Нас четверо, и мы уж как-нибудь Тарталью исхитримся обмануть!..МОРГАНА
Не спорю, вы плели свои интриги Достаточно хитро, но где же сдвиги? Чтоб дело сдвинуть с места поскорей, Теперь нужна фигура похитрей! Никто не свяжет, кроме Смеральдины, Коварней и надежней паутины, И принц – поскольку полный идиот В нее, подобно мухе, попадет!..(Появляется Смеральдина).
МОРГАНА
Я изложу свой план предельно четко: Принц едет во дворец. И с ним красотка. И ты должна – улавливаешь нить? — Собою эту кралю подменить!СМЕРАЛЬДИНА
Да как же я могу, всесильный Боже?! Страшней меня на свете нету рожи! Живот арбузом, на носу прыщи, И грудь размером – «лучше не ищи!».МОРГАНА
Чтоб принца обмануть, необходимо На щеки наложить три слоя грима… К тому же принц с рожденья близорук И разглядит лицо твое не вдруг!..СМЕРАЛЬДИНА
Боюсь, что у меня не хватит духу Затеять с принцем эту заваруху! Но что должна я делать? Что и как?МОРГАНА
Не беспокойся: форменный пустяк! Прикинься перед ней своею в доску, Потом воткни заколку ей в прическу, И девушка, издав протяжный крик, В голубку превратится в тот же миг. Займи освободившееся место Как принцева законная невеста; А только возвратитесь во дворец — Тащи его за шкирку под венец!СМЕРАЛЬДИНА
Ах, старая, но как же мне добиться, Чтоб принц вдруг пожелал на мне жениться? Помилуй, Боже, в толк я не возьму, Как я могу понравиться ему?МОРГАНА
Чуток поулыбайся для затравки, Потом вверни чего-нибудь из Кафки, Потом поплачь над собственной судьбой, И все произойдет само собой. Как принц уснет – ему ты втихомолку Воткни вторую в темечко заколку, И глупому Тарталье наконец Придет с твоею помощью конец!Картина шестая
Пустыня. На камне сидит Третья девушка. Труффальдино спит. Появляется Смеральдина.
СМЕРАЛЬДИНА
О Боже! До чего же ты красива! Откуда ты взялась?ТРЕТЬЯ ДЕВУШКА.
Из апельсина. А ты?СМЕРАЛЬДИНА
А я? Спросить бы у кого… Из тыквы, вероятнее всего. Позволь, тебе для пущего я лоску Воткну сию заколочку в прическу.(Втыкает заколку. Третья девушка превращается в голубку).
СМЕРАЛЬДИНА
Вот так-то будет лучше, черт возьми! Теперь тебе не место меж людьми!(Появляется Тарталья).
ТАРТАЛЬЯ
Глазам не верю! Ну и образина! Откуда ты взялась?СМЕРАЛЬДИНА
Из апельсина! Ты спас меня от жажды и жары, Избавив от проклятой кожуры.ТАРТАЛЬЯ
Не сплю ли я воочию, о Боже! Мне кажется, что ты была моложе!ТРУФФАЛЬДИНО
Причем моложе лет на пятьдесят!ТАРТАЛЬЯ
А было это пять минут назад! Какая страхолюдная девица! И я пообещал на ней жениться!ТРУФФАЛЬДИНО
Да, слово – черт возьми! – не воробей, Теперь жениться надо – хоть убей!картина седьмая
Дворцовые покои. Во дворце царит веселая суматоха. Все готовятся к встрече Тартальи. Играет дворцовый оркестр. Появляются Тарталья, Труффальдино и Смеральдина.
СИЛЬВИО
С твоим приездом, милый мой Тарталья, Утратил и унынье, и печаль я! Так подойди же, принц, и припади К отцовской и отеческой груди! (Замечает Смеральдину) Но что я вижу? Ох же, и балбес ты! Ужель ты не сыскал милей невесты? Неужто весь объехать нужно свет, Чтоб убедиться: хуже бабы нет?ТАРТАЛЬЯ
Да, батюшка, печальные итоги: Невесту подменили мне в дороге, А существо, которое со мной, Никак не может быть моей женой!СМЕРАЛЬДИНА
Тарталья, ты труслив, как зимний заяц! Ты ж клялся мне, что женишься, мерзавец!ТАРТАЛЬЯ
Я был не прав, и в этом я винюсь. Прости, но на тебе я не женюсь!БРИГЕЛЛА
Помилуйте, а как же слово чести, Которое он дал своей невесте?КЛАРИЧЕ
Невесты – это все же не меню, И их нельзя менять шесть раз на дню!ЛЕАНДРО
Посмотрим на Тарталью трезвым взором: Тарталья запятнал себя позором!КЛАРИЧЕ
Наш принц совсем духовно обнищал!СМЕРАЛЬДИНА
Женись, подонок, если обещал!НАРОД
Позор! Наш принц нарушил слово чести И отказал в любви своей невесте! На власть легло позорное пятно! Наш принц – не принц, а полное говно!ТАРТАЛЬЯ
Уж лучше испытать любую муку: Сесть на ежа, поцеловать гадюку! Мне даже смерть сегодня не страшна. Да я уж лучше брошусь из окна!БРИГЕЛЛА
Позвольте, это ж форменный шантаж!ЛЕАНДРО
Пусть прыгает! Здесь цокольный этаж!ТРУФФАЛЬДИНО
Чтоб сослепу жениться на уродке, Тарталья должен выпить тонну водки, Но, как гласит старинный анекдот, Наш принц в таких количествах не пьет! Все воры и убийцы мира вместе О совести талдычат и о чести: Они, мол, им покоя не дают, А отвернись – ограбят и убьют! Скажите мне, а что такое честь И с чем ее сегодня можно съесть? А может, да простят меня, невежду, Ее на теле носят как одежду? Скажите мне, коль это не секрет, Что, честь имеет вкус, объем и цвет? А может, кто-то знает ей и цену? Тогда – добро пожаловать на сцену! Я прямо заявляю при народе, Что чести нет, – верней, она не в моде, И нам сейчас нужна сия химера, Как цейсовский бинокль для Гомера! Зачем болтать о чести? Слово оно Из нашего исчезло лексикона. Сегодня в мире юношей не счесть, Которые не знают слова «честь»!ТАРТАЛЬЯ
Что делать, Труффальдино… Жребий брошен! Пусть я умру, но я умру хорошим!ТРУФФАЛЬДИНО
Здесь заговор! Опомнись!БРИГЕЛЛА
Эй, народ! Заткните болтуну поганый рот!СИЛЬВИО
(Труффальдино)
Молчи, смутьян! С тобою нету сладу!(Тарталье)
Итак, мой принц, готов ли ты к обряду?ТАРТАЛЬЯ
(мрачно)
Вполне!ТРУФФАЛЬДИНО
Опомнись, принц!ЛЕАНДРО
Молчи, болван!ТРУФФАЛЬДИНО
Здесь кроется чудовищный обман!ТАРТАЛЬЯ
Ах, милый Труффальдино, ты не прав! Кто провинился – тот и платит штраф! А как свершится свадьба, я, скорбя, — И часу не пройдет, – убью себя!СМЕРАЛЬДИНА
(в стороку)
Эх, глупый мой Тарталья, будь уверен, Что ты умрешь скорее, чем намерен!СИЛЬВИО
(Священнику)
Ну что, готовы ль вы, святой отец, Начать обряд венчанья, наконец?СВЯЩЕННИК
Готов!ТАРТАЛЬЯ
(обреченно)
Готов!СМЕРАЛЬДИНА
Тем более – готова!СИЛЬВИО
(ко всем)
Как видите, Тарталья держит слово!!!НАРОД
Виват! Виват! Да здравствует Италия! Да здравствует народный вождь Тарталья! Тарталья вновь вступил на верный путь! Веди нас, принц! Веди куда-нибудь!(Священник приступает к обряду венчания. В окно влетает голубка.)
ГОЛОС ИЗ ПРИДВОРНЫХ
Глядите, голубь! Нет же – перепелка! Не перепелка вовсе, а скворец! Да он же нам загадит весь дворец! И в перьях у нее торчит заколка!(Придворные принимаются ловить голубку. Наконец Панталоне это удается. Он с победным криком показывает голубку толпе и снимает из перьев заколку. Голубка превращается в девушку невиданной красоты).
ТАРТАЛЬЯ (ко всем)
Вот та, что зрел во сне я каждой ночью, А нынче – слава Богу! – зрю воочью!ТРУФФАЛЬДИНО
Да, да, пресветлый принц, я узнаю Твою любовь, избранницу твою!СИЛЬВИО (после паузы)
Послушай, но у нас, в родных пенатах, Не принято жениться на пернатых! А впрочем, ты упрям, и Бог с тобой! Распоряжайся сам своей судьбой!ТАРТАЛЬЯ
Еще вчера во времени ушедшем Я сам себе казался сумасшедшим, А нынче понимаю я, эхма! Что это мир вокруг сошел с ума! Пока я был под властию заклятья, Все в мире перепутались понятья. Тот простодушен, – стало быть, кретин, Тот предприимчив, – значит, сукин сын. Кто пашет, поливая землю потом, Теперь у нас зовется идиотом, А если он еще и патриот, То он уже ОПАСНЫЙ идиот! Кому-то очень, видимо, охота Свести в могилу принца-идиота, Но я вам заявляю наперед: Я жив! И я уже не идиот! И я горшок говна от чашки чаю, Хоть и с трудом, но все же отличаю! Теперь с моим покончено недугом, И недругам воздается по заслугам!СМЕРАЛЬДИНА (Моргане)
А как же наша свадьба?МОРГАНА
Не до свадьбы! Нам главную идею не проорать бы! Чтоб не накликать новую беду, План поменять придется на ходу! Попробуй незаметно принцу в холку Воткнуть свою волшебную заколку, И на глазах у старого отца Тарталья превратится в мертвеца!(Смеральдина незаметно втыкает в голову принца заколку. Тарталья шатается и падает).
ПАНТАЛОНЕ
Беда! Беда!СМЕРАЛЬДИНА
Причин для крика нету! Все строго соответствует сюжету!МОРГАНА
Кто с пьесой незнаком – пусть знает впредь: Тарталья должен в пьесе умереть.БРИГЕЛЛА
Принц умер! Принц лежит, как мертвый, в лежку! Скорее вызывайте «неотложку»!ЛЕАНДРО
Да, что-то здесь действительно не так!.. Здесь дело посерьезней, чем спектакль!..КЛАРИЧЕ
Боюсь, что в суматохе бедный зритель Не враз поймет, что умер исполнитель…ТРУФФАЛЬДИНО
…Один из наших братьев и сестер, Простой его величество АКТЕР!..РЕЖИССЕР
Вставай, артист, напрасно ты направил Движение сюжета против правил! Вставай, артист! Скончавшись до поры, Ты нарушаешь правила игры. А зрители, надеждою согреты, Большие деньги платят за билеты. Ты ж – зрелищем унылых похорон — Финансовый наносишь им урон! Актеры – удивительное племя, И если умирают, то на время, Чтоб со слезами пота на лице Успеть еще покланяться в конце. У всех проблемы! Всем сегодня плохо! Такие – государство и эпоха! Но что же будет, если от тоски Мы все начнем отбрасывать коньки? Вставай, артист! Ты не имеешь права Скончаться, не дождавшись крика «браво»!ТРУППА (хором)
Вставай, артист! Ты – профессионал! Ты не умрешь, не доиграв финал!(Тарталья поднимается. Озирается вокруг).
ТАРТАЛЬЯ
Играть про смерть – прескверная примета, А я, ничтожный шут, забыл про это. Главнейшая забота для творца — Не заиграться в роли до конца. А публика – хоть расшибись в лепешку — Не уважает гибель понарошку. Ты можешь довести толпу до слез Лишь в случае, когда умрешь всерьез.РЕЖИССЕР
Э нет, постойте! Это преступленье — На грустной ноте кончить представленье! Нам нужен на сегодняшний момент Вполне традиционный хеппи-энд. Чтоб не дразнить ни публику, ни прессу, Давайте-ка опять вернемся в пьесу! Конец великолепный: принц воскрес! И стал супругом лучшей из принцесс! В итоге посрамленные злодеи Забросили злодейские затеи! Чтоб публику опять же не дразнить, На сцене мы не станем их казнить; Но пусть вас недосказанность не мучит: Они свое за сценою получат! Д зритель спросит не без интереса, О чем же повествует эта пьеса? Да все о том же, зритель, все о том, Как доброе сражается со злом. Д зритель скажет: нас не убеждает, Что, мол, добро повсюду побеждает В обычной жизни. Да! Что – да, то — Добро не побеждает никогда. Но в сказках вот уже который век Добро всегда одерживает верх. А зритель скажет: сказка раздражает, Что жизнь она никак не отражает. Но у меня есть тоже возраженье: На кой вам черт такое отраженье? Ей-Богу же, грешно у нас в Отчизне Глядеть на сцене отраженье жизни. Вы жизненных сюжетов до хрена Из собственного видите окна. Конечно, в пьесе множество огрехов, И автор, как вы поняли, не Чехов, Но чем всегда притягивают сказки, — Что в сказках не бывает серой краски. Поэтому доверьтесь без опаски Наивной и дурацкой этой сказке, Где, хоть вопрос и ставится ребром, Но все всегда кончается добром!Часы с кукушкой Комедия
Действующие лица
ЛИЗА
КУЗНЕЦОВ
ГОСТЬ
Картина первая
На экране хоккейный матч. Взвизгивает под острыми коньками сверкающий лед, звонко ударяются друг о друга хоккейные клюшки, ахают переполненные трибуны…
ЛИЗА (выключая телевизор). Прости, но это уже выше моих сил. Нельзя же целый вечер сидеть и таращиться в телевизор!..
КУЗНЕЦОВ. Включи. Осталось четыре минуты.
ЛИЗА. Посмотри на себя. Ты превратился в типичного обывателя. Тебя не интересует ничто, кроме хоккея. Ты – духовный паралитик.
КУЗНЕЦОВ. Чего ты от меня хочешь?
ЛИЗА. Да пойми же ты наконец, что преступно так жить! Раньше мы хотя бы ссорились… А теперь в нашей жизни абсолютно ничего не происходит!..
КУЗНЕЦОВ. А что, собственно, должно происходить?
ЛИЗА. Не знаю. Что-нибудь. У всех что-нибудь происходит. Пашка с Ириной подали на развод. У Гарика с Натальей сгорела дача. Борис сломал ногу. Светка похоронила бабушку. Люди живут полнокровной жизнью!..
КУЗНЕЦОВ. Если хочешь, можем кокнуть люстру. Я думаю, это нас освежит.
ЛИЗА. Не остри. Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Мы замкнулись в своей скорлупе. Нам страшно выглянуть наружу. Мы никуда не ходим. Мы ничего не видим. Мы ничего не хотим.
КУЗНЕЦОВ. Ты права. Мы действительно одичали. Это уже ни в какие рамки…
ЛИЗА. А кругом, между прочим, бушует настоящая жизнь!.. Люди ходят в театры, в кино, в музеи. Ссорятся, смеются, любят, болеют, умирают…
КУЗНЕЦОВ. У меня есть конкретное предложение. Надо срочно посетить Третьяковскую галерею. Говорят, это изумительно. Наши были.
ЛИЗА. Стыдно – жить в Москве и не побывать в Третьяковке. Решено – в первую же субботу идем в Третьяковку.
КУЗНЕЦОВ. Суббота отпадает. В субботу я не могу. В субботу у меня комиссия.
ЛИЗА. Хорошо. Тогда в воскресенье сходим в Манеж, на фотовыставку. Нас засмеют, если узнают, что мы не были на фотовыставке.
КУЗНЕЦОВ. В воскресенье не получится. Много работы. Надо подготовить чертежи.
ЛИЗА. Ну, тогда в понедельник. В понедельник можно сходить в планетарий. Человек эпохи НТР обязан ходить в планетарий.
КУЗНЕЦОВ. В понедельник исключено. В понедельник у меня совещание.
ЛИЗА. Ну вот. Так я и знала. У тебя на все есть отговорки. Ну тогда давай хотя бы пригласим кого-нибудь в гости. Мы уже тысячу лет никого не приглашали в гости!..
Трель дверного звонка. Пауза. Лиза и Кузнецов вопросительно смотрят друг на друга.
КУЗНЕЦОВ. По-моему, звонят.
ЛИЗА. Звонят.
КУЗНЕЦОВ. Это наверняка к тебе.
ЛИЗА. Почему ко мне?
КУЗНЕЦОВ. Потому что я сегодня никого не жду.
ЛИЗА. Я тоже никого не жду.
КУЗНЕЦОВ. Значит, не к тебе.
ЛИЗА. Но если это не ко мне, то, очевидно, к тебе.
КУЗНЕЦОВ. Почему обязательно ко мне?
ЛИЗА. Потому что ко мне в такое время не приходят.
КУЗНЕЦОВ. И ко мне в такое время не приходят.
ЛИЗА. Получается, что это не к нам.
КУЗНЕЦОВ. Но если это не к нам, то почему звонят в нашу квартиру?
Трель повторяется.
КУЗНЕЦОВ. Поразительная бесцеремонность! Двенадцатый час ночи, а им хоть бы что!..
ЛИЗА. Когда приличные люди хотят прийти в гости, они предупреждают об этом по телефону!..
КУЗНЕЦОВ. Надо открывать. Если это ко мне, скажи, что меня нет дома.
ЛИЗА. Почему именно я должна открывать? Меня тоже нет дома.
КУЗНЕЦОВ. Но не могу же я открыть дверь и сказать, что меня нет дома?..
ЛИЗА. А как же я могу сказать, что тебя нет дома, если меня самой нет дома?
КУЗНЕЦОВ. Ну и прекрасно. Стало быть, нас нет дома. А если нас НЕТ ДОМА – незачем и открывать.
Снова резкая и настойчивая трель звонка.
КУЗНЕЦОВ. Кто же это такой настырный?
ЛИЗА. Во всяком случае, не Пашка с Ириной. Они подали на развод. И, к тому же, мы с ними в ссоре.
КУЗНЕЦОВ. Может быть, Гарик с Натальей?
ЛИЗА. Они в Ессентуках. Уже три дня. Я сама их провожала.
КУЗНЕЦОВ. Ну, тогда это Борис.
ЛИЗА. Борис сломал ногу. Лежит в гипсе. Ты же сам передавал ему привет.
КУЗНЕЦОВ. Остается Светка. Больше некому.
ЛИЗА. Но Светка на днях похоронила бабушку. Буквально во вторник.
КУЗНЕЦОВ. Это не аргумент. Она всегда приходила к нам без бабушки.
ЛИЗА. Нет, это не Светка. Она человек деликатный. Она не стала бы будить нас среди ночи.
Снова звонок.
ЛИЗА. Видимо, они все-таки знают, что мы дома. И берут нас на измор.
КУЗНЕЦОВ. Ну, это уж черт знает что! Хотел бы я заглянуть этим наглецам в глаза!..
ЛИЗА. А что тебе мешает заглянуть им в глаза? Открой дверь и загляни.
КУЗНЕЦОВ. Ты считаешь, что надо открыть?
ЛИЗА. Я считаю, что нахалов надо учить.
КУЗНЕЦОВ. Пожалуй, ты права. В этом есть своя сермяга.
ЛИЗА. Валечка, только разговаривай с ними хладнокровно. Не заводись.
КУЗНЕЦОВ выходит в прихожую и тут же возвращается обратно. Следом за ним в квартиру вваливается шумный и веселый ГОСТЬ.
ГОСТЬ (ставит на пол огромный чемодан). Крепко же вы спите, хозяева! Я уж тут весь дом переполошил. Думал, придется идти в гостиницу. Ну, здорово, Валюха!
КУЗНЕЦОВ. Здорово… ствуйте.
ГОСТЬ. Не ожидал? А я вот взял да и нагрянул. Сказал – приеду, стало быть, приеду. Слово надо держать, так или нет?
КУЗНЕЦОВ. Да, слово… не воробей…
ГОСТЬ. Хотел было телеграмму отбить. А потом думаю – зачем? Начнешь волноваться, цветы покупать, банкет устраивать. Ты такой. Я тебя знаю.
КУЗНЕЦОВ. Цветы – пожалуйста. Цветы не проблема…
ГОСТЬ. В отпуск я. Как договорились. Тебя повидать, Москву посмотреть. Я ведь в Москве первый раз. Ну, Москва, ну, столица! В тайге проще отыскать человека!..
ЛИЗА. Валя, можно тебя на два слова?
КУЗНЕЦОВ. Вы… Ты располагайся. Я сейчас.
ЛИЗА и КУЗНЕЦОВ выходят на кухню.
ЛИЗА. Кто это такой?
КУЗНЕЦОВ. Теряюсь в догадках.
ЛИЗА. Не малодушничай. Говори правду.
КУЗНЕЦОВ. Даю тебе честное слово, я его не знаю.
ЛИЗА. Но зато он тебя знает.
КУЗНЕЦОВ. Это очень странно.
ЛИЗА. Он даже называет тебя по имени!
КУЗНЕЦОВ. Может быть, он видел меня в кинохронике? Помнишь, в «Новостях дня»?
ЛИЗА. Тебя показывали ровно секунду. Причем со спины. В основном снимали мартен.
КУЗНЕЦОВ. Тогда не знаю. Во всяком случае, на жулика он не похож.
ЛИЗА. Настоящий жулик никогда не бывает похож на жулика.
КУЗНЕЦОВ. Что же теперь делать?
ЛИЗА. Пойти и спросить его напрямик, кто он такой и чего он хочет.
КУЗНЕЦОВ. Напрямик неудобно. Он ко мне, как к родному, а я ему – кто вы такой? Нет, надо наводящими вопросами…
ЛИЗА. Если тебе неудобно, я могу спросить его сама.
КУЗНЕЦОВ. Нет уж, пожалуйста, не надо. А то обидишь человека ни за что ни про что. Сейчас я с ним поговорю, и все выяснится.
КУЗНЕЦОВ возвращается в комнату.
ГОСТЬ. А ведь ты, Валюха, небось, думал, что я не приеду? Ну, скажи честно, думал? Да что ты на меня глаза-то таращишь? Неужели так сильно изменился?
КУЗНЕЦОВ. Сильно. Тебя не узнать.
ГОСТЬ. Жизнь, Валюха, она свое берет. Не все нам с тобой в молодцах-то ходить. Ты тоже вон как исхудал. Небось, куришь много? Это ни к чему.
КУЗНЕЦОВ. Ну, рассказывай. Как и что.
ГОСТЬ. Да рассказывать-то нечего. Все по-старому.
КУЗНЕЦОВ. Значит, без перемен?
ГОСТЬ. Без перемен.
КУЗНЕЦОВ. Все в порядке?
ГОСТЬ. Все в порядке.
КУЗНЕЦОВ. Живешь все там же?
ГОСТЬ. Все там же.
КУЗНЕЦОВ. Где и жил?
ГОСТЬ. Где и жил.
КУЗНЕЦОВ. И работаешь… по той же специальности?
ГОСТЬ. По той же.
КУЗНЕЦОВ. Как и работал?
ГОСТЬ. Как и работал.
КУЗНЕЦОВ. А сюда – в отпуск?
ГОСТЬ. В отпуск.
КУЗНЕЦОВ. Ко мне?
ГОСТЬ. К тебе.
КУЗНЕЦОВ. Спасибо, что не забываешь.
ГОСТЬ. Да что ты, Валюха! Разве такое забывается!
КУЗНЕЦОВ. Такое – нет. Такое не забывается.
ГОСТЬ. Да, было времечко… Сейчас я уже не тот… Отяжелел, обленился… Меня в округе теперь уже не по имени а по отчеству кличут. Так и зовут – Игнатыч.
КУЗНЕЦОВ. Игнатыч?
ГОСТЬ. Игнатыч.
КУЗНЕЦОВ. Как же так? Без имени?
ГОСТЬ. Без имени. По-свойски.
КУЗНЕЦОВ. Гм… Ты меня извини. Я отлучусь на секунду.
КУЗНЕЦОВ выходит на кухню.
ЛИЗА. Ну что, выяснил?
КУЗНЕЦОВ. Выяснил. Это Игнатыч.
ЛИЗА. Кто бы мог подумать! И это все?
КУЗНЕЦОВ. Все.
ЛИЗА. Ценные сведения!
КУЗНЕЦОВ. К сожалению, больше ничего не удалось выудить.
ЛИЗА. А ничего и не надо выуживать. Надо просто выставить его вон.
КУЗНЕЦОВ. Лиза, умоляю: никакой инициативы! Лучше я сделаю второй заход.
ЛИЗА. Какой еще второй заход? Совершенно очевидно, что он проходимец.
КУЗНЕЦОВ. Ну, дай мне еще три минуты. Я доведу ситуацию до зеркальной ясности.
ЛИЗА. Ровно три минуты. И ни минутой больше.
КУЗНЕЦОВ возвращается в комнату.
ГОСТЬ (раздумчиво). Странный ты какой-то, Валюха… Уставишься на меня и смотришь. Вроде как не узнаешь… Мне даже не по себе становится…
КУЗНЕЦОВ. Почему это я тебя не узнаю? Я тебя вполне узнаю… Вот и лицо твое мне очень знакомо… У меня, брат, память на лица фотографическая…
ГОСТЬ. Вот оно как несуразно в жизни бывает… Едешь к человеку за тыщу верст, а он тебя, оказывается, даже и не помнит!..
КУЗНЕЦОВ. Да с чего ты взял, что я тебя не помню?.. Я тебя прекрасно помню. Особенно в профиль. Память у меня, брат, – будь здоров. Учителя поражались.
ГОСТЬ. Правду, видать, пословица говорит: с глаз долой – из сердца вон. Ну, напрягись, Валюха… Ну, вспомни!.. Киргизия… Памир… Альплагерь… Ну!..
КУЗНЕЦОВ. Еще бы не помнить! Я же там отдыхал три года назад. Еще ногу вывихнул. Мне грязевые примочки ставили…
ГОСТЬ. Ну, а теперь меня вспомни!.. Вторая палатка от реки. Мы там ежевику рвали… Ну, Кольку Пахомова помнишь?
КУЗНЕЦОВ (облегченно). Ф-фу, черт!.. Ну конечно!.. И, главное, имя-то на кончике языка вертится!.. Ну, здорово, Колька!
ГОСТЬ (грустно). Да я не Колька. Колька со мной в одной палатке жил. Все на гитаре играл. А я как раз наоборот. Транзистор слушал.
КУЗНЕЦОВ. Постой, постой… Дай Бог памяти… Ты же этот… как тебя… ну, этот… имя у тебя еще такое… нерусское…
ГОСТЬ. Харитон я. Боборыкин.
КУЗНЕЦОВ. Ну, точно!.. Харитон!.. А ты говоришь, не помню!.. Я, брат, все помню. Я телефонные номера с первого раза запоминаю. Ну, здорово, Харитон!
ГОСТЬ. Здравствуй, Валюха!
КУЗНЕЦОВ. Меня только подтолкнуть надо, а дальше память сама подскажет. Я много чего помню. Вот и пиджак твой помню…
ГОСТЬ. Куртка у меня тогда была. Зеленая. На молнии. А пиджак я только прошлой весной пошил.
КУЗНЕЦОВ (с энтузиазмом). И куртку помню!.. Отличная была куртка. Зеленая такая?
ГОСТЬ. Зеленая.
КУЗНЕЦОВ. На молнии?
ГОСТЬ. На молнии.
КУЗНЕЦОВ. Прекрасно помню.
ГОСТЬ. Ну и слава Богу. А то я уж было обижаться начал. Вот, думаю, человек! Сам же в Москву приглашал, даже адресок записал, а теперь узнавать не хочет!..
КУЗНЕЦОВ. Ты, брат, посиди. А я сейчас вернусь. Мигом.
КУЗНЕЦОВ выходит на кухню.
КУЗНЕЦОВ. Ну вот, все стало на свои места. Его зовут Харитон.
ЛИЗА. Это приятно само по себе. Но это ничего не объясняет.
КУЗНЕЦОВ. Мы с ним вместе отдыхали в Киргизии. В альплагере. Я его вспомнил.
ЛИЗА. Ну и что из этого следует?
КУЗНЕЦОВ. Из этого следует, что он приехал ко мне в гости на законном основании.
ЛИЗА. Что значит «приехал к тебе в гости»? Не собирается же он здесь жить?
КУЗНЕЦОВ. Собирается. Нам придется потесниться.
ЛИЗА. Ты сошел с ума. Пустить в дом незнакомого человека…
КУЗНЕЦОВ. Почему незнакомого? Это мой старый друг.
ЛИЗА. Такой старый, что ты никак не мог его вспомнить.
КУЗНЕЦОВ. Лиза, не могу же я выгнать его на улицу.
ЛИЗА. В Москве полно гостиниц. В «Золотом колосе» у меня знакомая администраторша. Его устроят.
КУЗНЕЦОВ. Но это неприлично. Так с гостями не поступают.
ЛИЗА. Если ты сам трусишь ему об этом сказать, то предоставь это мне!..
ЛИЗА стремительно входит в комнату. За ней уныло следует КУЗНЕЦОВ.
ЛИЗА. Добрый вечер. Хотя правильнее было бы сказать – доброе утро. С приездом.
ГОСТЬ. Здравствуйте. Спасибо. Вы, как я понимаю, Валюхина супруга? Очень приятно.
КУЗНЕЦОВ (нервничая). Познакомься, Лиза. Это мой старый товарищ. Можно сказать, друг. Игнат.
ГОСТЬ (поправляет). Харитон. Боборыкин. Вот приехал в отпуск. Раз Валюха приглашал… Не стесню?..
ЛИЗА. Да вы не смущайтесь! Мы в шкафу поживем. У нас шкаф просторный.
КУЗНЕЦОВ. Лиза шутит. Она у нас с юмором.
ГОСТЬ. Какие у вас часы замечательные!.. В первый раз такие вижу…
КУЗНЕЦОВ. Часы как часы. Обыкновенные. Правда, с кукушкой.
ГОСТЬ. Обыкновенные, говоришь? Нет, Валюха, это не обыкновенные часы. Ты мне поверь. Я в этом деле кумекаю.
ЛИЗА. Подарить, к сожалению, не сможем. Сами понимаете – семейная реликвия. Антиквариат.
ГОСТЬ. Да что вы! Разве я не понимаю… Такие вещи не дарят. Ничего, я себе такие же достану!..
ЛИЗА. Боюсь, что не достанете. Это уникальные часы. В Москве это большая редкость.
ГОСТЬ. Достану. Я любые часы достану. Я человек упрямый. У меня и списочек есть.
КУЗНЕЦОВ. Что это за папирус? Обои, что ли?
ГОСТЬ (разворачивает длиннейший бумажный свиток). Говорю же – списочек. Это все магазины, где часы продаются.
ЛИЗА. А на обороте у вас что же? Тоже магазины?
ГОСТЬ. Нет, на обороте – культурные мероприятия. Перечень достопримечательностей.
КУЗНЕЦОВ. Здорово. И ты намерен все это обойти?
ГОСТЬ. А чего ж? Отпуск у меня – три недели. Времени хватит. Да и вы, надеюсь, поможете… А часы с кукушкой я достану. Вот увидите, достану. Я – человек железный.
Картина вторая
Квартира сплошь загромождена часами всех видов и размеров: здесь и настенные часы с огромным маятником, и напольные – в рост человека – с музыкальным боем, и настольные на внушительной бронзовой подставке.
ЛИЗА. Насколько я понимаю, твой гость еще не вернулся с прогулки?
КУЗНЕЦОВ. Да, он на экскурсии. Осматривает Царь-колокол и Царь-пушку.
ЛИЗА. Прекрасно! Значит, мы имеем возможность обсудить создавшееся положение наедине.
КУЗНЕЦОВ. Создавшееся положение? Ты что, собственно, имеешь в виду?
ЛИЗА. Не прикидывайся, что не понимаешь. Посмотри, во что превратилась наша квартира…
КУЗНЕЦОВ. Квартира как квартира. Правда, стало немножко тесновато…
ЛИЗА. Тесновато?.. Да ты сам стоишь на одной ноге, как аист!..
КУЗНЕЦОВ. Лично мне так удобно. Это моя любимая детская привычка. Учителя поражались.
ЛИЗА. А мне неудобно! Я не привыкла так жить. Меня раздражает весь этот хлам.
КУЗНЕЦОВ. Это не хлам. Это часы. Причем старинные. Вот эти, например, – девятнадцатый век, а эти – восемнадцатый.
ЛИЗА. Меня это не волнует. Я вчера об этот восемнадцатый век ссадила коленку. До сих пор хромаю.
КУЗНЕЦОВ. А то, на чем ты сейчас сидишь, – семнадцатый век. Они очень хрупкие. Ручная работа.
ЛИЗА. Не понимаю, зачем твоему гостю столько часов. Он что, не может обходиться будильником?..
КУЗНЕЦОВ. Человек коллекционирует часы. Это благородная отрасль. Это можно понять.
ЛИЗА. Пусть он коллекционирует что угодно!.. Хоть экскаваторы. Только – у себя дома.
КУЗНЕЦОВ. Лиза, но есть же святые законы гостеприимства! Ничего не поделаешь – придется потерпеть…
ЛИЗА. А я не желаю больше терпеть! У нас крошечная квартирка. У нас можно коллекционировать только марки.
КУЗНЕЦОВ. Но бывают же обстоятельства… Надо быть добрее… В войну, например, люди делились последней махоркой…
ЛИЗА. При чем тут махорка? Я не хочу, чтобы мою квартиру превращали в окопы. В конце концов – я ответственный квартиросъемщик.
КУЗНЕЦОВ. Ну, это уже прямо цитата из Мироновой и Менакера!.. Моя квартира, моя зарплата, моя личная жизнь!
ЛИЗА. Да, моя личная жизнь!.. Представь себе, я тоже имею право на личную жизнь!.. А мне из-за этого Батыя даже переодеться негде!..
КУЗНЕЦОВ. Зачем говорить в таком тоне о человеке, которого ты не знаешь?.. Это неинтеллигентно. И к тому же он не Батый.
ЛИЗА. Ну да, он – Спиноза. Думаешь, оттого что ты сводил его на хоккей, у него появился интеллект? Сомневаюсь.
КУЗНЕЦОВ. Интеллект – дело наживное. Твоя Светка закончила иняз., а увидела у меня портрет Герцена – говорит: «Валечка, подари мне своего Хемингуэя!»
ЛИЗА. Оставь Светку в покое. Она не показатель. У нее умерла бабушка. И потом, мало кто знает Хемингуэя в лицо. Это не Кобзон.
Звонок.
КУЗНЕЦОВ. Вернулся. Лиза, умоляю, держи себя в руках. Не выказывай своего превосходства. Пусть все будет мило и по-семейному.
ЛИЗА. Этого я не обещаю. Все зависит от него самого. Все-таки он здесь в гостях, а не я. Пусть ведет себя по-человечески.
КУЗНЕЦОВ выходит в прихожую и тут же возвращается вместе с ГОСТЕМ.
ГОСТЬ (вносит огромные настенные часы). Ну, Москва, ну, столица! Ее и налегке-то в год не обойдешь, а тут еще поклажа!.. Думал, руки отвалятся!..
ЛИЗА (язвительно). С покупкой вас, Харитон Игнатьич! Ай, какие славные часики! Вот купить такие – и никакого серванта не надо. В них посуду можно хранить.
ГОСТЬ (любовно поглаживая часы). Шестнадцатый век. Жалко, маятника нет. И цифры стерлись. Если б они еще и ходили – цены бы им не было!..
КУЗНЕЦОВ. Постой, постой, Харитон, а где же часы с кукушкой? Если уж ты такие редкости достаешь, то часы с кукушкой – для тебя плевое дело!
ГОСТЬ (помрачнев). С кукушкой – нету. Говорят, в прошлом квартале были, а теперь нету. Спрос большой. Их теперь только на экспорт выпускают… Но ничего, я своего добьюсь…
ЛИЗА. Вы ужинать будете, Харитон Игнатьевич? Но предупреждаю – деликатесов нет. Есть только борщ, и то вчерашний. Хотите?
ГОСТЬ. Вчерашний – так вчерашний. Кто другой, может, и отказался бы, а я и вчерашним не побрезгую. Я человек простой. Не гордый.
КУЗНЕЦОВ (поспешно). Могу сбегать в магазин. Тут у нас, на Трубной, есть чудные пельмени. В пачках. Называются «Русские». Исключительные пельмени.
ЛИЗА. Сиди спокойно. Харитон Игнатьевич нас простит. Мы целый день на работе. Когда же нам готовить? И потом, борщ вполне свежий. Он стоял в холодильнике.
ГОСТЬ. Я и говорю, чего добру пропадать! Какой он там ни вчерашний, а все-таки борщ. А если его сметанкой заправить, так и вовсе есть можно!..
КУЗНЕЦОВ. Харитон, ты пока займись чем-нибудь… Отремонтируй часы… Мне кажется, восемнадцатый век у тебя барахлит… А мы с Лизой… Лиза, можно тебя на минуту?..
ЛИЗА и КУЗНЕЦОВ выходят на кухню.
КУЗНЕЦОВ. Я, конечно, все понимаю… Работа, парикмахерская, курсы английского языка. Но неужели нельзя было приготовить банальнейшие котлеты?..
ЛИЗА. А с какой стати? Я и так всю неделю провела у плиты! Нашли домохозяйку! Вы развлекаетесь – я тоже хочу отдохнуть.
КУЗНЕЦОВ. Лиза, пойми, речь идет о престиже нашей семьи. Ты не допустишь, чтобы наша семья ляпнулась в грязь лицом перед посторонним человеком.
ЛИЗА. Почему я должна об этом думать? Это твой гость – ты его и обслуживай. Борщ в холодильнике. В синей кастрюльке.
КУЗНЕЦОВ. Я мог бы и сам, но… как бы тебе это объяснить… Он человек деревенской закваски. Он привык видеть, что домашними хлопотами занимается хозяйка…
ЛИЗА. Ну, ничего, пусть переживет легкий шок, увидев тебя в переднике! К тому же, у него еще будет время к этому привыкнуть!..
КУЗНЕЦОВ. Он не поймет. У них не так. Уних мужчина ходит на медведя, а женщина стоит у печи. Обычай предков, так сказать…
ЛИЗА. Кузнецов, не валяй дурака. Ты же не ходишь на медведя. Ты даже в магазин не ходишь. Почему же я должна стоять у печи?
КУЗНЕЦОВ. Лиза, человек ждет. Ну, прошу тебя, ну, пофантазируй, ну, придумай что-нибудь. Можно отварить вермишель. Ведь у нас есть вермишель?
ЛИЗА. Ладно. Откликнусь. Но имей в виду, это в последний раз. И не торчи тут столбом, ради Бога! Иди развлекай своего гостя!..
КУЗНЕЦОВ возвращается в комнату.
КУЗНЕЦОВ (оживленно). Тэ-эк, сейчас поужинаем и ляжем спать! А на завтра у нас по плану финская баня! Я уже отпросился с работы. Ты как насчет бани?..
ГОСТЬ. А чего ж?.. Я человек простой. Сказано – в финскую, значит – в финскую. Хотя, сознаюсь, лично меня больше на выставку тянет. Импрессионистов.
КУЗНЕЦОВ. Куда тянет?
ГОСТЬ. На выставку.
КУЗНЕЦОВ. В каком смысле?
ГОСТЬ. В прямом.
КУЗНЕЦОВ. Ты серьезно?
ГОСТЬ. Вполне.
КУЗНЕЦОВ. Ага. Ну да. Понятно. Что тянет – это хорошо. Только следует учесть, что такое искусство… ну, не для всех, что ли… Оно требует особой подготовки.
ГОСТЬ. Это я понимаю. Культурки у меня, прямо скажем, маловато. Самому неудобно, что в такое тонкое дело лезу. Да только уж больно мне Сезанна поглядеть охота!..
КУЗНЕЦОВ. Кого?
ГОСТЬ. Сезанна.
КУЗНЕЦОВ. Не понял.
ГОСТЬ. Художника.
КУЗНЕЦОВ. Ты серьезно?
ГОСТЬ. Само собой.
Входит ЛИЗА с подносом.
ЛИЗА. Вермишель без подливки. Соусу нет. Не знала, что понадобится. Если хотите, могу заправить майонезом.
ГОСТЬ. На худой конец, можно и майонезом. Он хоть и не шибко вкусный, но тоже свою пользу имеет. В нем белок.
КУЗНЕЦОВ (поспешно). Соус можно спросить у соседей. У нас сосед – архитектор. И, что ценно, армянин. Обожает соус. Особенно «Южный».
ЛИЗА. Кузнецов, не суетись, пожалуйста. Харитон Игнатьич – свой человек. Он все прекрасно понимает. Зачем перед ним заниматься показухой?
ГОСТЬ. Передо мной – ни к чему. Я человек простой. Майонез так майонез. Я раз в тайге заплутал, так три дня сосновую кору грыз. И то ничего.
КУЗНЕЦОВ. Харитон, ты извини… Мы с Лизой отлучимся ненадолго… Вермишель в кастрюле, майонез в баночке… Лиза, можно тебя на минуту?
ЛИЗА и КУЗНЕЦОВ выходят на кухню.
КУЗНЕЦОВ. Ты что, не можешь вести себя поприличнее? Ну хотя бы сменить выражение лица… А то ходишь, как официантка, которой не дали чаевых!..
ЛИЗА. Что же я могу поделать, если у меня плохое настроение? Не могу же я по твоему желанию заставить себя хохотать!
КУЗНЕЦОВ. Никто не просит тебя хохотать. Но улыбнуться… тепло, мягко, по-человечески… Буквально одними глазами…
ЛИЗА. И улыбаться я не буду. Я не Джоконда. Это не входит в мои обязанности. Ты просил меня отварить вермишель. Я отварила. Это мой максимум.
КУЗНЕЦОВ. Ну, ладно, он тебе не нравится. Но есть же правила хорошего тона! Нельзя допускать, чтобы твое отношение было написано у тебя на лице!
ЛИЗА. Но и скрывать своего отношения я тоже не собираюсь! Мало того что я терплю его у себя дома, так мне еще, оказывается, нужно делать вид, что я умираю от счастья!..
КУЗНЕЦОВ. Ну, хорошо. Если ты не в состоянии управлять своей мимикой, то хотя бы завари чай. И приготовь что-нибудь к чаю. Ну, скажем, сахар. Это тебе не трудно?
ЛИЗА. Трудно. Но я попытаюсь. А ты иди, иди! Лебези перед ним дальше!.. Ах, как ты выгодно глядишься на моем фоне!..
КУЗНЕЦОВ (бодро). Значит, на чем мы остановились?.. На вермишели. То бишь на импрессионистах. Импрессионисты у нас – на завтра. А послезавтра у нас по плану – ипподром.
ГОСТЬ. Да я что… Я непривередливый… Мне хоть на ипподром, хоть куда… Но если по совести, то я лично пошел бы в Зал Чайковского…
КУЗНЕЦОВ. Куда?
ГОСТЬ. В Зал Чайковского.
КУЗНЕЦОВ. Тянет?
ГОСТЬ. Еще как.
КУЗНЕЦОВ. Ясно. Вообще-то я против музыки ничего не имею… Сам когда-то учился… на рояле… На школьном вечере играл… У меня и любимые композиторы есть… Пахмутова, скажем… Бабаджанян…
ГОСТЬ. Ты, Валюха, в столице живешь, все видишь, все слышишь. А я из глубинки приехал. Я человек негородской, неизбалованный. Мне бы и одного Генделя за глаза хватило…
КУЗНЕЦОВ. Кого?
ГОСТЬ. Генделя.
КУЗНЕЦОВ. Не понял.
ГОСТЬ. Ну, композитора.
КУЗНЕЦОВ. Ага. Ну да. Гендель – это вещь. Без Генделя нельзя. Человек эпохи НТР обязан слушать Генделя… А может быть, все-таки махнем на ипподром?.. Ты, Харитон, подумай.
ГОСТЬ (твердо). Нет, Валюха. Ты не обижайся. Отпуск у меня короткий. Мне его с толком провести надо. Сказано – в Зал Чайковского…
Входит Лиза с чайным сервизом.
ЛИЗА. Чай будем пить с грушевым вареньем. Харитон Игнатьич, как вы относитесь к грушевому варенью?..
ГОСТЬ. А чего ж? Пусть будет грушевое. Если другого нет, так и от грушевого не откажемся. Хотя лично я предпочитаю липовый мед.
КУЗНЕЦОВ (уныло). Липовый мед – это замечательно. Можно позвонить Синюхаеву. Он лечится от гриппа. У него точно есть.
ЛИЗА. Кузнецов, не переживай. Харитон Игнатьич прекрасно знает, что мы не держим пасеки. Его вполне устроит грушевое варенье.
ГОСТЬ. Ясное дело, устроит. Кого другого, может, и не устроило бы, а я человек простой. У меня желудок ко всему привычный.
КУЗНЕЦОВ. Харитон, ты пока почаевничай… Накладывай варенье… Вот твоя розетка… А нам с Лизой надо переговорить. Лиза, можно тебя на минутку?
ЛИЗА и КУЗНЕЦОВ выходят на кухню.
ЛИЗА. Ну что тебе еще от меня нужно? Я, кажется, сделала все, о чем ты меня просил. Я даже заставила себя улыбнуться. Хотя мне это было нелегко!..
КУЗНЕЦОВ. Да, ты улыбнулась! Приветливой улыбкой вурдалака. Очень жалею, что у меня не было с собой фотоаппарата!..
ЛИЗА. Ну хватит! Мне надоела эта дурацкая комедия! Тебе, в конце концов, придется сделать выбор: или он – или я!..
КУЗНЕЦОВ. В таком случае, выбор сделан. Он останется здесь. А ты можешь поступать как тебе вздумается. Ты абсолютно свободна!..
ЛИЗА. Прекрасно. Я ухожу. Господи, какая я была дура, что не вышла за Игоря!.. Сервант, кстати, – мой. Его еще моя мама покупала.
КУЗНЕЦОВ. Сервант, разумеется, твой. Мебель тоже твоя. Можешь забрать и пылесос. Хотя пылесос – моя любимая вещь. Не знаю, как я буду без пылесоса.
ЛИЗА. Телевизор тоже мой. И швейная машина моя. И кофемолка. Проигрыватель и пластинки я, естественно, тоже забираю с собой.
КУЗНЕЦОВ. Естественно. Это твоя духовная пища. Было бы дико отнимать у тебя Кобзона. Какая же без Кобзона может быть жизнь – прозябание!..
ЛИЗА. Часы с кукушкой я тоже забираю. Твой приятель, я вижу, к ним неравнодушен, а я не хочу, чтобы дорогая мне вещь перешла в его руки.
КУЗНЕЦОВ. Часы я прошу оставить. Это моя единственная просьба. Можешь быть уверена, у меня они будут в полной сохранности.
ЛИЗА. Не может быть и речи. Ты человек рассеянный и неаккуратный, а часы требуют ухода. Это антиквариат.
КУЗНЕЦОВ. Какой, к черту, антиквариат!.. Что ты придумываешь?.. Они куплены в ГУМе за семь рублей тридцать копеек!..
ЛИЗА. Не важно. Для меня они антиквариат. И потом, ты не имеешь на эти часы никаких прав. Они куплены на мои личные деньги.
КУЗНЕЦОВ. Ничего подобного. Мы их нажили вместе. Мы даже покупали их вместе. Ты разговаривала с продавцом, а я выбивал чек.
ЛИЗА. Допустим. Сейчас все это уже не имеет никакого значения. Главное, что эти часы были куплены по моей инициативе.
КУЗНЕЦОВ. Значит, часы ты мне не оставишь?
ЛИЗА. Не оставлю.
КУЗНЕЦОВ. Это твое последнее слово?
ЛИЗА. Последнее.
КУЗНЕЦОВ. Ну что же, придется их разделить.
ЛИЗА. Как это понимать?
КУЗНЕЦОВ. Буквально. На две части.
ЛИЗА. Ты этого не сделаешь.
КУЗНЕЦОВ. Сделаю. Так будет справедливо.
ЛИЗА и КУЗНЕЦОВ стремительно вбегают в комнату. КУЗНЕЦОВ пытается дотянуться до часов.
ЛИЗА. Не смей, слышишь! Ты сошел с ума! Это же варварство – ломать такую редкую вещь! Я запрещаю!..
КУЗНЕЦОВ (возится с часами). Делиться – так делиться! Мне – кукушку, а тебе – циферблат. Я птиц с детства обожаю. Учителя поражались.
ЛИЗА. Харитон Игнатьич, ну что же вы сидите? Разве вам непонятно, что он хочет сделать! Повлияйте на него, он же ваш друг!..
КУЗНЕЦОВ. Пей чай, Харитон. Я и один справлюсь. У этих часов только корпус крепкий, а механизм – как паутинка. Нажал – и готово!..
ЛИЗА закрывает лицо руками. Слышен страшный грохот. Следом наступает абсолютная тишина. ЛИЗА испуганно открывает глаза. Что это? КУЗНЕЦОВ, раскинув руки, неподвижно лежит на кровати, а ГОСТЬ, досадливо морщась, дует на ушибленный кулак.
ЛИЗА. Харитон Игнатьич, что произошло? Вы его ударили?
ГОСТЬ (смущенно). Выходит, ударил. И как это у меня получилось – сам не понимаю. Вроде как затмение нашло. Кулак сам собой поднялся…
ЛИЗА (бросаясь к Кузнецову). Валя, Валечка, ты меня слышишь? Господи, да вы же его убили! Он умер!
КУЗНЕЦОВ (поднимаясь, хмуро). Почти. Его счастье, что я не успел применить прием. А то бы он у меня попрыгал!.. Спасибо, гостюшко дорогой!.. Отблагодарил!..
ГОСТЬ. Ты уж меня прости, Валюха!.. Просто не знаю, что со мной такое сделалось… Сроду мухи не обидел… А тут – на тебе!..
ЛИЗА (оживленно). Спасибо вам, Харитон Игнатьич! Если бы не вы, погибли бы изумительные антикварные часы. Приятно, когда в доме есть настоящий мужчина.
ГОСТЬ. Да, часы что надо… Я на эти часы могу круглые сутки глядеть… А тут вижу: Валюха эти часы курочит… Ну и не выдержал…
ЛИЗА (поднимает брошенные Кузнецовым часы). Идут! Харитон Игнатьич, я знаю, что они вам давно нравятся. Теперь, когда вы отстояли их жизнь, они по праву принадлежат вам.
КУЗНЕЦОВ (хмуро). А я протестую. Я законный пайщик. И я не желаю никому их дарить. А вас, Елизавета Антоновна, я попрошу не распоряжаться чужой собственностью!
ЛИЗА. Вы же сами, Валентин Николаич, минуту назад распоряжались чужой собственностью! Можно сказать, злостно на нее посягали. Берите, Харитон Игнатьич. Никого не слушайте.
ГОСТЬ (грустно). Да нет уж, чего там… Раз Валюха против… Ничего, я себе такие же достану… Всю Москву обойду, а достану. Дай срок!
Картина третья
Квартира загромождена еще большим количеством вещей, чем мы наблюдали во второй картине. В основном, это по-прежнему часы. Часы, часы, часы… Их столько, что ЛИЗА и КУЗНЕЦОВ могут передвигаться в этом лабиринте только в определенных направлениях и только проверенными маршрутами…
КУЗНЕЦОВ. Елизавета Антоновна! У нас с вами, конечно, чисто официальные взаимоотношения… Но могу я по старой дружбе задать вам один вопрос?..
ЛИЗА (роясь в сумке). Помада куда-то запропастилась… Задавайте. Только побыстрей. Харитон Игнатьич вот-вот должен вернуться с прогулки…
КУЗНЕЦОВ. Я вижу, вы куда-то собираетесь?.. Вот и платье новое надели… Замечательное платье!.. Вы, конечно, не обязаны давать мне отчет…
ЛИЗА. Валентин Николаич, вам не попадалась на глаза моя помада?.. Вы угадали. Мы с Харитоном Игнатьичем идем в театр. Ах, вот она!..
КУЗНЕЦОВ. Ясно. Приобщаете, так сказать, своего гостя к культуре… Благородная миссия. Тайга вас не забудет. А в какой театр, если не секрет?..
ЛИЗА. Не секрет. В Большой, на «Лебединое озеро». С Плисецкой. Ну вот, новое дело – теперь пудреницы нет…
КУЗНЕЦОВ. Напрасно мучаете человека, Елизавета Антоновна. Что ему Плисецкая? Сводите его лучше на ВДНХ. Там чудные доильные агрегаты.
ЛИЗА. Откуда у вас такой апломб, Валентин Николаевич? Ведь вы сами-то смотрите только в мартен или в телевизор. Вот она, пудреница!..
КУЗНЕЦОВ. Да, по части интеллекта мне за вашим воспитанником не угнаться. Он импрессионистов щелкает, как орешки. И с Генделем на короткой ноге.
ЛИЗА. Валентин Николаич, вы не видели мой кулон?.. Матовый такой, с сердечком… А насчет Харитона Игнатьича вы зря иронизируете. Человек духовно растет.
КУЗНЕЦОВ. Растет, растет!.. И я говорю, растет. Так растет, что его становится многовато. Боюсь, что он скоро в квартире не поместится…
ЛИЗА. Намекаете на его коллекцию? Такие вещи не могут раздражать. Это историческая ценность… Да вот же мой кулон! Вертите его в руках, а говорите – не видели.
КУЗНЕЦОВ. Может быть, для кого-то это и ценность. Но лично я чувствую себя среди этого хлама как на баррикадах. Постоянное желание залечь и отстреливаться.
ЛИЗА. Не будьте склочным, Валентин Николаич. Надо быть добрее, терпимее… Вспомните, что вы сами говорили о святых законах гостеприимства!..
КУЗНЕЦОВ. Я держался сколько мог. Но он гостит уже две недели, а у меня горит срочная работа. В понедельник начинается новая серия опытов…
ЛИЗА. Ну и работайте себе на здоровье!.. В вашем распоряжении кухня. Там вам никто не мешает. К тому же, мы с Харитоном Игнатьичем часто уходим из дома…
Звонок. ЛИЗА выходит в прихожую и тут же возвращается в сопровождении ГОСТЯ.
ГОСТЬ (вносит очередные часы). Ну, Москва, ну, столица! Иду по улице – все рот разевают. Будто сроду часов не видели. Ох, и любопытные же люди!..
КУЗНЕЦОВ (язвительно). Так ведь мы, Харитон Игнатьич, народ неискушенный. Мы все больше – по будильникам. И вдруг – такие часы! Это нам, сереньким, в диковинку…
ГОСТЬ (любуясь часами). Приятная вещица. Итальянская работа. Вон и клеймо стоит. Амедео Молина. Семнадцатый век. Сейчас таких не делают.
КУЗНЕЦОВ. А где же часы с кукушкой, Харитон Игнатьич? Или решили отказаться от поисков? Ну и правильно. Бесполезное дело. Уникальная вещь.
ГОСТЬ (решительно). Я достану. Сказал – достану, значит, достану. Мне в одном магазине обещали. Так что надежда пока есть.
ЛИЗА. Мы опаздываем, Харитон Игнатьич! У нас сегодня по плану – Большой театр. Не передумали? А то я достала билеты.
ГОСТЬ. Не передумал. Как же можно от Большого театра отказаться!.. У меня он и в списке на первом месте. А чего там сегодня дают, в Большом-то?..
КУЗНЕЦОВ. «Лебединое озеро» дают. Балет такой. Из лебединой жизни. Не пожалеете. Сильная вещь. Наскрозь пробирает.
ЛИЗА. Харитон Игнатьич, как вам мое платье? Специально в тон к вашему костюму. Как вы думаете, не очень крикливо?
ГОСТЬ. А чего ж? Платье как платье. Не хуже других. Главное, чтоб не брюки. А то есть – некоторые девицы брюки носят. Это я не уважаю.
КУЗНЕЦОВ (с охапкой чертежей). Прошу в кухню никого не входить. Я работаю. И разговаривать – вполголоса. А то мне трудно сосредоточиться.
КУЗНЕЦОВ выходит на кухню.
ЛИЗА. Погодите, Харитон Игнатьич, а как же вы без галстука?.. Нет, без галстука не годится. Сейчас мы что-нибудь придумаем!.. Подождите минутку!..
ЛИЗА выходит на кухню.
ЛИЗА. Валентин Николаич, простите, что я вас отвлекаю… У нас возникла проблема… Короче говоря, не согласитесь ли вы одолжить Харитону Игнатьичу свой галстук?
КУЗНЕЦОВ. Вы, Елизавета Антоновна, в своем уме? Мой галстук – постороннему человеку! Это все-таки деталь моего интимного туалета!..
ЛИЗА. Господи, ну что вам стоит, Валентин Николаич!.. Ну тот синий, в полосочку! Ну тот, который вам так не нравился!..
КУЗНЕЦОВ. С чего вы взяли, что он мне не нравился? Да если хотите знать, это мой любимый галстук. Я без него как без рук.
ЛИЗА. Ну, хорошо, тогда бордовый в крапинку. Вы его все равно не носите. К тому же он вам не к лицу!
КУЗНЕЦОВ. А ему к лицу? Ну, конечно – ему все к лицу! И вы ему очень к лицу. Не получит он бордового в крапинку. Шиш ему!
ЛИЗА. Не мелочитесь, Валентин Николаич! Это вас не украшает. Не хотите бордовый – не надо. Можно бежевый.
КУЗНЕЦОВ. И бежевый нельзя. Мне бежевый самому нужен. Как раз сегодня я хотел надеть именно бежевый! Так что – не обессудьте!..
ЛИЗА. Вы прямо собака на сене, Валентин Николаич. Ни себе ни людям. Ну что же, придется так и передать Харитону Игнатьичу.
КУЗНЕЦОВ. Да-да, так и передайте! Пусть немножко умерит свои аппетиты!.. А впрочем, можете не трудиться. Я сам ему передам!..
КУЗНЕЦОВ стремительно входит в комнату. ЛИЗА едва успевает прошмыгнуть впереди него.
ЛИЗА (поспешно). Мы тут посоветовались, Харитон Игнатьич, и решили, что галстук – это старомодно. Валентин Николаич любезно согласился одолжить вам свой исландский свитер!..
КУЗНЕЦОВ (поперхнувшись, яростно). Свитер?! А почему один только свитер? Помилуйте, Елизавета Антоновна, разве я не говорил вам про брюки? У меня есть отличные польские брюки!..
ЛИЗА. А что, Валентин Николаич, это идея. Может сложиться прекрасный ансамбль. Правда, в этом случае понадобятся еще и туфли…
КУЗНЕЦОВ. Господи, да у меня этих туфель куры не клюют! Вот, целых две пары. Могу отдать шлепанцы. Из обуви есть еще ласты.
ГОСТЬ (растроганно). Да куда мне столько. Валюха!.. Да еще такого яркого… Мне бы чего поскромнее. Я человек простой.
КУЗНЕЦОВ. Так ведь в Большой театр идете, Харитон Игнатьич, не куда-нибудь. Плисецкая на вас будет смотреть!..
ЛИЗА. Да вы не стесняйтесь, Харитон Игнатьич! Выбирайте, что вам больше нравится. Валентин Николаич от чистого сердца предлагает!..
КУЗНЕЦОВ. Какой разговор! Мой дом – ваш дом. Хотите мою зубную щетку? Потрясающая зубная щетка. Очень пойдет к вашим глазам.
ЛИЗА (поспешно). Вы, Харитон Игнатьич, переодевайтесь. А мы с Валентином Николаичем выйдем, чтоб вас не смущать. И поторопитесь, у нас мало времени!..
ЛИЗА и КУЗНЕЦОВ выходят в кухню.
КУЗНЕЦОВ. Редкостный наглец! По-моему, он даже не понял, что я над ним издевался. Все принял как должное.
ЛИЗА. А вы, значит, издевались? Человек думает, что вы от чистого сердца, а вы… Ай-ай-ай!.. Некрасиво!..
КУЗНЕЦОВ. Елизавета Антоновна, объясните мне наконец, что все это значит? Вы же сами неделю назад страдали от присутствия этого человека…
ЛИЗА. Неделя – большой срок. С тех пор я многое пересмотрела в своей жизни. Харитон Игнатьич внес в мой тусклый быт лучик разнообразия…
КУЗНЕЦОВ. Я, наверно, чего-то не понимаю… Или вы шутите – или… Не хотите же вы сказать, что у вас с этим типом… с этим Харитоном Игнатьичем…
ЛИЗА. А что? У нас с ним хотя бы есть общие интересы. Впрочем, это вопрос серьезный и требует отдельного разговора… Харитон Игнатьич, вы готовы?
ЛИЗА возвращается в комнату. За ней мрачно следует КУЗНЕЦОВ.
ЛИЗА (деловито осматривает Гостя). Брюки чуть коротковаты… Но не трагедия. Потом можно будет отпустить. А в общем – ничего. Вполне элегантно.
ГОСТЬ. Туфли малость жмут. У Валюхи нога-то поменьше моей. Ну, ничего, в антракте похожу – разносятся.
ЛИЗА. Харитон Игнатьич, вы не видели, куда я положила билеты? Только что видела их на столике у телевизора.
КУЗНЕЦОВ. Погодите. Я требую полной ясности. Я хочу знать, кто в этом доме кто. Пора кончать этот гнусный… декамерон!..
ЛИЗА. Нашла!.. Сама же переложила их в сумку… Пойдемте, Харитон Игнатьич. Нам нужно еще поймать такси.
КУЗНЕЦОВ. Лиза! Мы с тобой никогда ничего не скрывали друг от друга. Скажи мне в присутствии этого человека – ты его любишь?..
ЛИЗА. На дурацкие вопросы не отвечаю… Харитон Игнатьич, идете или нет? Вы не представляете, с каким трудом мне достались эти билеты!..
КУЗНЕЦОВ. Я понимаю, тебе трудно поставить точку. И все-таки я настаиваю, чтобы ты это сделала. Ты должна наконец решить: или он – или я!..
ЛИЗА. Харитон Игнатьич – наш гость. И он останется здесь. Ты – другое дело. Если ты хочешь уйти – я тебя не задерживаю.
КУЗНЕЦОВ. Вот оно, долгожданное! Ну что ж, я тебя не осуждаю. Ты, по крайней мере, нашла в себе силы сказать мне правду. И я ухожу с легким сердцем.
ЛИЗА. Делай как знаешь. Я тебя к этому не принуждала. Только имей в виду, что сервант я тебе не отдам. Он мамин.
КУЗНЕЦОВ. Бог с тобой, какой сервант! Сервант, телевизор и пылесос – это твое приданое. Я возьму с собой только книги, зубную щетку и часы с кукушкой.
ЛИЗА. Можешь забирать все, что угодно, только не часы с кукушкой. Если хочешь, я могу отдать тебе швейную машину.
КУЗНЕЦОВ. Мне нужны часы. Я к ним привык. Они мне как родные. К тому же, я не могу допустить, чтобы над ними глумились чужие грубые руки…
ЛИЗА. Ах, вон что! Теперь я понимаю… Ну что ж, в таком случае они никому не достанутся. И никому не будет обидно!
КУЗНЕЦОВ. Что ты хочешь сделать?
ЛИЗА. Сейчас увидишь.
КУЗНЕЦОВ. Ты хочешь их сломать?
ЛИЗА. Просто выбросить.
КУЗНЕЦОВ. Это бесчеловечно.
ЛИЗА. Зато справедливо.
ЛИЗА пытается дотянуться до часов. КУЗНЕЦОВ хочет ей помешать.
КУЗНЕЦОВ. Лиза! Не делай глупостей. Часы не виноваты. У нас не сложилась жизнь, но при чем тут часы?.. И потом, им же нет цены!..
ЛИЗА (снимает часы). Ну, положим, цена-то у них есть. Семь рублей тридцать копеек. Половину денег могу тебе вернуть.
КУЗНЕЦОВ. Харитон! Ну что ты смотришь! Не давай ей подойти к окну. Тринадцатый этаж – этого никакие часы не выдержат!..
КУЗНЕЦОВ даже не заметил, когда и как все это произошло… Но факт остается фактом… ЛИЗА растерянно смотрит на свои пустые ладони, а ГОСТЬ нежно прижимает к себе спасенные часы…
ЛИЗА. Не много ли вы себе позволяете, Харитон Игнатьич! Чуть локоть не вывихнули!.. Это, знаете ли, даже для гостя – слишком…
КУЗНЕЦОВ. Ты молодец, Харитон! Я в тебя всегда верил. Я знал, что ты не допустишь в этом доме адюльтера.
ЛИЗА. Все. Плакало мое «Лебединое…» Через пять минут пойдет увертюра. Знала бы – лучше бы со Светкой пошла…
КУЗНЕЦОВ. Ты вот что, Харитон… Ты возьми эти часы себе… Ты, можно сказать, добыл их в неравном бою. Так что это твой честный трофей.
ЛИЗА. Как вы все легко решаете, Валентин Николаич!.. Не худо было бы спросить и моего согласия. Эти часы – наше общее достояние…
КУЗНЕЦОВ. Вы же не спрашивали моего согласия, когда швыряли наше общее достояние с тринадцатого этажа. Бери, бери, Харитон. Ты их заслужил.
ГОСТЬ (грустно). Нет, Валюха, раз Лизавета против… Ничего, я достану. Мне нельзя не достать. Для меня теперь эта кукушка вроде Синей птицы…
Картина четвертая
Квартира выглядит так же, как в первой картине. Только теперь она кажется более светлой и праздничной. Может быть, оттого, что она наконец очищена от невероятного количества часов, загромождавших ее в течение двух предыдущих картин.
КУЗНЕЦОВ (в телефонную трубку). Через пятнадцать? Спасибо. Нет, почему же рано?.. Мы так и заказывали (кладет трубку). Такси будет через пятнадцать минут.
ЛИЗА. А его все нет.
КУЗНЕЦОВ. Прощается с Москвой. Ничего, время еще есть. Он всегда приходит секунда в секунду. Ты не забыла про подарок?..
ЛИЗА. Нет. Только я не знаю, во что их завернуть. В газету – неудобно. И потом, я боюсь погнуть стрелки…
КУЗНЕЦОВ. Ни во что не заворачивай. Он уложит их в чемодан. Нет, надо все-таки завернуть. Пусть это будет для него сюрпризом.
ЛИЗА. А по-моему, все-таки не стоит заворачивать. А то развернет – и хлопнется в обморок. Ты же знаешь, что это для него значит!..
КУЗНЕЦОВ. Нет, все-таки лучше завернуть. Так это больше похоже на подарок. Честное слово, стыдно дарить такую чепуху… Но раз он этого хочет…
Звонок. КУЗНЕЦОВ выходит в прихожую и возвращается в сопровождении ГОСТЯ.
ГОСТЬ (вносит огромную сумку). Ну, Москва, ну, столица! Чего в ней только нету!.. К ней только ключик нужно подобрать – тогда она и раскроется… Терпение нужно…
ЛИЗА. Харитон Игнатьич, такси уже заказано. Будет через десять минут. Вы чемодан полностью уложили?..
ГОСТЬ. Полностью.
КУЗНЕЦОВ. А когда коллекцию отправлял, предупредил, чтобы они поосторожнее?.. Надо было на ящиках надписи сделать – «не кантовать».
ГОСТЬ. Сделал.
ЛИЗА. А что это вы, Харитон Игнатьич, сияющий такой?.. Рады, что уезжаете? Или какую-нибудь редкость приобрели?..
ГОСТЬ (раскрывает сумку). Приобрел.
КУЗНЕЦОВ (ошеломленно). Неужели нашел?.. Лиза, взгляни. Это же часы с кукушкой!.. И не с кукушкой, а с кукушками. Потому что их тут много.
ГОСТЬ. Где же много? Всего десять штук.
ЛИЗА (ревниво). И все кукуют?
ГОСТЬ. Почем зря.
КУЗНЕЦОВ. И ходят исправно?
ГОСТЬ. Как часы.
ЛИЗА. А какой это век?
ГОСТЬ. Нормальный. Наш.
КУЗНЕЦОВ. А зачем тебе десять часов?
ГОСТЬ. На всякий случай.
ЛИЗА. Вот ведь как бывает!.. А мы вам, Харитон Игнатьич, подарок приготовили. Но теперь он вам уже ни к чему.
ГОСТЬ. Какой подарок?
КУЗНЕЦОВ. Часы с кукушкой. Давно хотели тебе их подарить, да все как-то не было случая. А теперь, видишь, опоздали…
ГОСТЬ. Нет, ребята. Эти часы я не возьму. У меня все-таки еще совесть есть. Часы – святое дело. Разве я не понимаю?.. Антикварная вещь.
ЛИЗА. Никакая она не антикварная. Их в ГУМе тоннами продавали. Это ведь я тогда так, в шутку сказала насчет антиквариата.
ГОСТЬ (прочувствованно). Спасибо, братцы. Бог с ними, что они не старинные. Сегодня не старинные – а завтра старинные. Время-то как летит!..
ЛИЗА. Харитон Игнатьич, паспорт, билет на самолет и деньги надо положить отдельно. Лучше всего во внутренний карман ниджака. Чтобы под рукой были.
КУЗНЕЦОВ. И сумку в багаж не сдавай. Разобьют все к чертовой матери. С собой в самолет возьми. Ничего, одну сумку пропустят.
ГОСТЬ (просматривает список). Ну вот, а на Смоктуновского так и не сходил. Теперь хоть домой не показывайся. И как это у меня из памяти выпало?..
КУЗНЕЦОВ. В следующий приезд вместе сходим.
ЛИЗА. И в цирк сходим. На Никулина.
КУЗНЕЦОВ. И на Таганку. На «Гамлета».
ЛИЗА. И на концерт сходим. Кобзона.
КУЗНЕЦОВ. Ты, главное, приезжай, а там уж мы развернемся!..
ГОСТЬ. Я приеду. У меня это железно. Сказал – приеду, значит – приеду. Ты меня знаешь.
КУЗНЕЦОВ. Я тебя знаю. Другой, может, и не приехал бы, а ты приедешь. Ты человек простой.
ГОСТЬ. Ну вот, ребята. Стало быть, уезжаю я от вас. Жалко мне с вами расставаться…
С улицы слышен автомобильный гудок.
ЛИЗА. Такси! Проверьте, Харитон Игнатьич, вы ничего не забыли?..
ГОСТЬ. Билет на месте. Документы и деньги – тоже. Ну, присядем на дорожку!..
Все садятся. Пауза.
ЛИЗА. Счастливого пути, Харитон Игнатьич!..
КУЗНЕЦОВ. Прилетишь – телеграмму отстукай!..
ГОСТЬ. Спасибо за все, ребята. Извините, если что не так. Будете в наших краях – добро пожаловать. У любой белки спросите – покажет!..
ГОСТЬ уходит. Пауза. ЛИЗА и КУЗНЕЦОВ смотрят друг на друга.
ЛИЗА. Жалко, что он уехал. Он, конечно, совсем другой. И не похож на нас. Но что-то в нем все-таки есть… Какая-то свежинка.
КУЗНЕЦОВ. Просто живой человек. Не то что мы… Замкнулись в своей скорлупе… Жить в Москве и ни разу не побывать в Третьяковке!..
ЛИЗА. Завтра же идем в Третьяковку.
КУЗНЕЦОВ. Завтра у меня совещание.
ЛИЗА. Ну, тогда послезавтра. На фотовыставку.
КУЗНЕЦОВ. И послезавтра никак. Назначена комиссия.
ЛИЗА. Ну, в воскресенье. В воскресенье – в планетарий.
КУЗНЕЦОВ. Воскресенье отпадает. Готовлю чертежи.
ЛИЗА. В таком случае, на следующей неделе мы просто пригласим кого-нибудь в гости. Я очень люблю, когда к нам приходят гости!..
Трель дверного звонка. ЛИЗА и КУЗНЕЦОВ вздрагивают.
КУЗНЕЦОВ. Кто это может быть?
ЛИЗА. Представления не имею.
КУЗНЕЦОВ. Это он. Больше некому. Что-нибудь забыл.
ЛИЗА. Он ничего не мог забыть. Я проверяла.
КУЗНЕЦОВ. Может быть, Пашка с Ириной?
ЛИЗА. Мы же с ними поссорились.
КУЗНЕЦОВ. Тогда Гарик с Натальей.
ЛИЗА. Они в Ессентуках. Сегодня оттуда звонили.
КУЗНЕЦОВ. Тогда Борис. Или Светка.
ЛИЗА. Борис сломал ногу. А Светка недавно похоронила бабушку.
КУЗНЕЦОВ. Прошло уже три недели.
ЛИЗА. Нет, это не Светка. Светка – интеллигентный человек, ходит в гости в нормальное время.
КУЗНЕЦОВ. Надо было сделать в двери глазок.
ЛИЗА. Надо было.
КУЗНЕЦОВ. Глазок – необходимая вещь.
ЛИЗА. Необходимая.
КУЗНЕЦОВ. Завтра же сделаю глазок.
ЛИЗА. Сделай обязательно.
Звонок повторяется резко и настойчиво. Потом еще раз. Потом еще, еще и еще раз. В квартире – тишина.
Осторожно, привидения!
По ведьмам, по чертям, по привидениям, По тем, которых не было и нет, Ударим коллективным проведением Культурно-воспитательных бесед. И, помня о престиже учреждения, Любой из нас обязан с этих пор Открыто дать любому привидению Научно обоснованный отпор!В кромешной темноте слышен рев буксующей автомашины и энергичные возгласы:
– Давайте справа! И-и, раз!..
– Дощечку надо! Или кирпич…
– Да-а, не было печали…
– Гордынский, не отлынивайте! Давайте еще разок. И-и…
– Аркадий Леонидыч, это бесполезно!..
– Женщина, отойдите от автобуса! И-и, раз!
– Надо искать какой-то выход!
– Темнота – глаз выколи! У вас есть фонарик?
Лучом фонарика высвечиваются тревожные титры:
Осторожно, привидения!
Затемнение.
В захламленном помещении (вероятно, комната отдыха в каком-то клубе) тесным кружком собрались промокшие и озябшие пассажиры злосчастного автобуса. По стенам беспорядочно развешаны натюрморты и портреты всевозможных просветителей всех времен. В углах свалены трубы, барабаны и прочие музыкальные инструменты.
Первый вариант А. Стругацкий, Б. Стругацкий
«Если вы столкнетесь с явлением потустороннего мира, вам следует трижды произнести: «Сгинь, нечистая сила!» Если вышеупомянутое явление не исчезнет, вам не следует придавать этому ни малейшего значения».
Проф. Свидригайлов «Беседы об атеизме»В ночь с субботы на воскресенье меня разбудил пожилой упырь по имени Вадик.
– Кровушки ба!.. – тоскливо просипел Вадик и потерся небритой щекой о мою коленку.
Упырь был явно с похмелья – от него за версту разило гемоглобином.
– Перебьешься, оглоед! – ответил я безжалостно. – Я тебе больше не донор.
Вадик сосредоточенно затих, и я понял, что он готовится сказать мне какую-то гадость.
– Завтра весь институт переходит в подчинение ЗС, – мстительно улыбаясь заявил Вадик, – и тогда всем нам крышка!..
Не успел я обмозговать Вадиково сообщение, как послышался гул реактивного двигателя и в открытое окно влетела Аллочка из отдела Деградации.
– …….! – закричала она еще с подоконника.
– …….? – спросил я, недоуменно пожимая плечами.
– …….?! – удивилась Аллочка и сделала круглые глаза.
– Да выключи ты наконец свой драндулет! – не выдержал я. – Ни черта же не слышно!..
Аллочка повозилась с кнопками, и помело заглохло.
Второй вариант А. Стругацкий, Б. Стругацкий
«Если вы встретитесь с явлением потустороннего мира, то вам следует сказать: «Сгинь, нечистая сила!»
Если вышеупомянутое явление не исчезнет, то вам не следует придавать этому значения».
Проф. Свидригайлов «Беседы об атеизме»В ночь с субботы на воскресенье меня разбудил пожилой упырь по имени Вадик.
– Кровушки ба!.. – тоскливо просипел Вадик и потерся небритой щекой о мою коленку.
Я сразу понял, что он был с похмелья – от него за версту разило гемоглобином.
– Перебьешься, оглоед! – ответил я беззлобно. – Я тебе больше не донор.
Упырь заскрипел зубами.
– Последний день гуляю! – С завтрашнего дня всем нам будет крышка!..
Не успел я как следует обмозговать это сообщение, как послышался гул реактивного двигателя и в комнату влетела Аллочка из отдела Деградации.
– …! – закричала Аллочка еще с подоконника.
– …? – спросил я, пожимая плечами.
– …?! – удивилась Аллочка и сделала круглые глаза.
– Завтра весь институт переходит в подчинение ЗС, – таинственно сообщила Аллочка, – и тогда всем нам крышка!
Только я попытался было вникнуть в суть Аллочкиной тирады, как в углу моей комнаты затрепыхалось невзрачного вида приведение.
Сопя и чертыхаясь, привидение материализовалось в младшего научного сотрудника Кафетерия Кошкина (он же – просто Кофка).
Привет, дебил! – сухо поздоровался Кофка, и по его официальному тону я понял, что он волнуется.
Значитца, эта… Значитца, просьба… значитца, сохранять спокойствие… – сказал Кафка и стал рассыпаться на атомы.
– А ну-ка возьми себя в руки! – разозлился я. – Ты в приличном доме находишься!..
Пристыженный Кафка присел на корточки и стал руками собирать с пола рассыпанное.
– Завтра весь институт переходит в подчинение ЗС, – мрачно сказал Кафка, – и тогда всем нам крышка!
Это было уже слишком.
– Да кто он такой, черт возьми, этот самый ЗС! – заорал я. – Злая Собака?.. Заседание Суда?.. Затмение Солнца?..
– ЗС – это не Злая Собака, – тихо и печально произнес Кафка. – Это даже не Землетрясение в Сахаре. ЗС – это Здравый Смысл!
Пол дрогнул у меня под ногами, и я отчетливо понял, что теперь всем нам крышка.
* * *
Голос. Часом нет.
Мейдузо. Стыдитесь, Синюхаев! Какие к черту привидения!.. Вы уже не мальчик.
Синюхаев (смущенно). Да это я так… для смеху.
Гордынский. Почему мы вас не видим?
Голос. Нипочему.
Гордынский. Понятно. Вопросов больше нет.
Голос. Итак, теперь, когда мы с вами познакомились и, надеюсь, прониклись взаимным доверием друг к другу, я предлагаю вам на время забыть о моем существовании.
Синюхаев. Легко сказать!..
Голос. На втором этаже этого здания вы найдете четыре комнаты. Я предоставляю их в ваше распоряжение. В каждой из четырех комнат вы увидите кровать, платяной шкаф и тумбочку. Постельные принадлежности и пижамы находятся в шкафу, мыло, полотенце и зубная щетка – в тумбочке. Спокойной ночи, дорогие мои!..
Чувствуйте себя, как дома, спите спокойно, смотрите приятные сны…
А я буду появляться только изредка, когда без меня нельзя будет обойтись, и по возможности корректно и ненавязчиво комментировать происходящие события…
Синюхаев. Какие еще события?..
Пауза. Путешественники настораживаются.
Голос. Никакие. Поскольку вы не можете меня увидеть, считайте, что по моему лицу скользнула загадочная улыбка…
Тревожная музыка, которая, постепенно нарастая, перекрывает возбужденные голоса наших путешественников. Неожиданно музыка обрывается и таинственный Голос снова вступает в свои права. Однако теперь уже путешественники не обращают на него никакого внимания.
Голос. Ага! Ну вот и отлично! Они уже забыли о моем существовании, и, следовательно, я могу приступить к выполнению своих прямых обязанностей.
Обязанности же мои заключаются в том, чтобы время от времени вносить ясность в эту довольно запутанную историю…
Вас, должно быть, интересует, кто же они, наши путешественники? Куда едут? И откуда? Как их зовут? И чем они занимаются? Каким образом они очутились здесь? И где это «здесь»?
Я мог бы ответить вам на эти вопросы столь же лаконично, исчерпывающе и вразумительно как минуту назад отвечал на подобные вопросы незадачливым путешественникам: никто, никуда и ниоткуда, никак и ничем, никаким и нигде…
Однако с вами я вынужден быть более словоохотливым, ибо в противном случае мое участие в этой странной истории потеряет для вас всякий смысл.
Итак, представьте себе, что несколько сотрудников какого-то учреждения районного масштаба выезжают на воскресный загородный пикник. Поздно вечером, измученные доблестным и самоотверженным отдыхом, путешественники погружаются в месткомовский автобус с твердым и законным намерением вернуться домой.
Дальше все идет как по маслу. В середине пути их застает дождь. Автобус, как водится, застревает в грязи. Местность же, как полагается в таких случаях, оказывается совершенно безлюдной…
Незадачливые путешественники находят приют в каком-то заброшенном помещении, представляющем собой то ли склад, то ли клуб, то ли музей, то ли гостиницу.
Полагаю, будет излишним объяснять вам, откуда в глуши мог появиться пресловутый то ли склад, то ли клуб, то ли музей, то ли гостиница, ибо все вы в свое время почитывали Агату Кристи или Конан-Дойля, не правда ли? Так что эта маленькая авторская вольность уж никак не смутит ваше изощренное воображение…
Панорама по портретам просветителей всех времен.
А теперь позвольте представить вам всех участников этого злосчастного путешествия.
Панорама по настороженным лицам путешественников.
Василий Ферапонтович Синюхаев. Пятидесяти трех лет. Главный бухгалтер. Женат. Шутник. Хохотун. Остряк. Мастер короткого каламбура. К тому же чемпион района по стоклеточным шашкам. Впрочем, это к делу не относится…
Мейдузо Аркадий Леонидович. Лет сорока с хвостиком. Сотрудник планового отдела. Холост. Выплачивает алименты. Красит волосы лондатоном. Обожает разгадывать кроссворды, что, впрочем, не мешает ему оставаться вполне здравомыслящим человеком.
Игорек. Двадцати семи лет. Холост. Самбист. Дзюдоист. Член районного спортивного общества «Чайка». Капитан сборной родного учреждения по футболу.
Клавочка. Двадцати двух лет. Секретарь-машинистка. Не замужем, но исключительно по своей воле. Обладает весьма привлекательной внешностью. Впрочем, это уже вопрос деликатности вашей фантазии…
Гордынский. Тридцати лет. Молодой, но подающий большие надежды инженер. Холост. Холоден. Ироничен. Мечтает об актерской карьере. Надеется когда-нибудь сыграть Гамлета. Увлекается историей нидерландской революции. Перед сном имеет обыкновение перечитывать Эдгара По. Желательно, чтобы последняя деталь не ускользнула от вашего внимания…
Общий план помещения, по которому разбрелись путешественники.
Ах да!.. Предвижу ваш вопрос: почему же, мол, вы не называете себя?.. Ну что ж, я, пожалуй, отвечу. Я – всего-навсего… как бы вам объяснить… Я – всего-навсего маленькая потусторонняя сила местного значения… Такая ма-аленькая незначительная чертовщинка… Не верите? Ну и ладно. Как вам будет угодно, дорогие мои, как вам будет угодно…
Мейдузо (поёживаясь). Как хотите, но здесь все-таки жутковато…
Гордынский. Да-а, обстановочка!.. Все это напоминает мне старые заброшенные замки где-нибудь на севере Уэльса… Не хватает только погасшего камина и привидений…
Синюхаев. Ты вот что… ты это самое… ты давай не умничай… И без тебя тошно…
Клавочка. А мне здесь даже нравится! По крайней мере, не скучно!.. А что касается привидений, то я с детства мечтала увидеть настоящее привидение… (Игорьку.) А вы?
Игорек (с готовностью). Праздный вопрос. Конечно.
Гордынский (разглядывая портреты просветителей). Вольтер… Дидро… Гиппократ… Авиценна… Вообразите себе, что это портреты давно ушедших предков какого-нибудь старинного княжеского рода… Вот этот суровый и доблестный рыцарь, должно быть, погиб от руки своего единственного и горячо любимого сына…
Клавочка. Ой как здорово! Вы так интересно рассказываете! Правда, Игорек?
Игорек (с достоинством). Это есть. Что есть, то есть.
Синюхаев (тычет пальцем в портрет). Это кто же тут… это самое… который погиб от руки сына?.. Толстой, что ли?
Гордынский. Ну до чего же вы скучный, Синюхаев! Почему обязательно Толстой? Мобилизуйте вашу фантазию! Напрягите ваше чувство юмора! Неужели вам трудно представить себе, что перед вами портрет… ну, скажем, основателя какого-нибудь древнейшего княжеского рода?..
Синюхаев. А чего же я буду представлять в уме всякие глупости, ежели я вижу, что это Толстой!
Клавочка. Ой Василий Ферапонтович, ну вы прямо какой-то странный, честное слово! Ну прямо буквалист какой-то!..
Мейдузо. Синюхаев, не будьте таким упрямцем. Подчинитесь. Сделайте Клавочке приятное. К тому же это действительно не Толстой, а Менделеев. Там, внизу, на табличке, написано.
Привидение. Оп-ля!
Синюхаев. Кто это? Вы, Аркадий Леонидович?
Привидение (хихикая). И совсем даже никакой не Аркадий Леонидович!..
Синюхаев. Это еще что за цирк такой на ночь глядя! Игорек, ты, что ли, черт полосатый?..
Привидение. И нисколько даже не Игорек, хе-хе!..
Синюхаев (сурово). Ну ладно, ладно! Нашли, с кем шутки шутить!.. Гордынский, не валяйте дурака!..
Привидение. И ни чуточки даже не Гордынский!..
Синюхаев. Ая вот возьми да тресни тебя по макушке – что тогда? У меня ведь это дело без задержки поставлено. Бац – и готово!..
Привидение. Не сомневаюсь.
Синюхаев. Ты кто такой?
Привидение (несколько оробев). Так… Пустячок… При-виденьице… Тень… Ничто… Бессмыслица, неспособная смутить ваше воображение… Однако не забывайте, любезный, что вы имеете дело с явлением потустороннего мира… Тут необходима некоторая деликатность…
Синюхаев. Какая же тут может быть деликатность, ежели ты меня с постели поднял?.. Я тебя в гости не приглашал… Ты чего пришел, спрашивается?..
Привидение (тоскливо). Во-первых, не пришел, а пришло. Я – оно. Привидение. Среднего рода. А во-вторых, неужели мое появление вас нисколько не удивляет?..
Синюхаев. А чего же мне удивляться, ежели я знаю, что никаких привидений на свете нету?.. Так что давай… того… проваливай!..
Привидение. (оскорбленно). То есть как это «проваливай»?..
Синюхаев. А вот как пришло, так и проваливай!..
Привидение.. Прямо так… сразу?
Синюхаев. А чего тянуть? Время позднее. Мне к завтрему на работу поспеть надо…
Привидение.. И вам совсем не хочется со мной побеседовать?..
Синюхаев. Ао чем мне с тобой беседовать, ежели тебя на свете нету и быть не может?..
Привидение.. Но ведь вы же меня видите, правда? Вот руки… ноги… голова… Следовательно, я все-таки существую?..
Синюхаев. Для дураков ты, может, и существуешь, а для меня ты ноль без палочки. Мне, может, убеждения дороже. Так что давай… того… освобождай помещение!..
Привидение. (заискивающе). И вам нисколечко не страшно?
Синюхаев. А ты меня на испуг не бери! Ты для меня не начальство!..
Привидение (обиженно). Да я что… Я не навязываюсь… Я и уйти могу… Прощайте, Синюхаев!
Синюхаев (неожиданно смягчившись). Ишь ты! И по фамилии знаешь?
Привидение (оживившись). И по имени-отчеству, уважаемый Василий Ферапонтович!
Синюхаев (польщенно). Ах чтоб тебя… черт полосатый, извиняюсь, конечно!..
Привидение (льстиво). А я про вас, Василий Ферапонтович, все знаю!.. Прекрасный специалист. Отзывчивый товарищ. Образцовый семьянин. Разве не так?..
Синюхаев. Это уж как водится…
Привидение (бойко). Щедрое сердце. Светлая личность. Человек с большой буквы!
Синюхаев. Ну это уж ты… того… перебрал!
Привидение. У-ух, скромняга!.. Разве все, что я о вас знаю, не соответствует истине?
Синюхаев. Почему не соответствует? Очень даже соответствует. А кому ты это докажешь?..
Привидение. Добряк. Непротивленец. Святая простота!
Синюхаев (раздумчиво). Верно, верно… Помру – поймут!..
Привидение. Совесть учреждения. Душа бухгалтерии. Светоч финансовой мысли!..
Синюхаев (грустно). Хватятся – поздно будет…
Привидение. Подвижник. Самосожженец. Жертва собственного благородства!..
Синюхаев. Сгоришь на работе – и никакой тебе за это благодарности. Уж не то, чтобы памятник или надгробье, а хотя веночек – и то хорошо…
Привидение (заметно утомившись). Альтруист… Альпинист… Филателист…
Синюхаев (очнувшись от раздумий). А? Это ты о ком?
Привидение.. О вас, разумеется. Филателист, говорю.
Синюхаев. А что это такое?
Привидение.. Филателист – это человек, коллекционирующий марки.
Синюхаев. Зачем?
Привидение.. Ну так просто. Это хобби. Любимое занятие в свободное от работы время. Расширяет кругозор и успокаивает нервы… А разве вы не коллекционируете марки?
Синюхаев. Нет… Но могу… Ежели надо… Я ни от каких поручений никогда не отказывался… И на сверхурочные оставался… И в месткоме состоял… (Неожиданно.) Слышь! А ты мне… того… нравишься!..
Привидение. Польщен.
Синюхаев. А ты того… в шашки играешь?
Привидение.. Нет, к сожалению…
Синюхаев (уточняет). В стоклеточные?
Привидение.. Тоже не приходилось.
Синюхаев. Жалко! А то глядишь – и время бы скоротали… Так выходит, что ваш брат привидение… все-таки существует?
Привидение. Так ведь ученые не могут знать всего на свете. Процесс познания бесконечен.
Синюхаев. Ишь ты! Ни черта, выходит, не знают, а денежки во-он какие огребают!.. А вот я им в Академию наук бац – и письмишко! С твоей фотографией. Тогда что?
Привидение. А что тогда?
Синюхаев. Как что? Бац – и статеечка! И денежки. И слава. Простой, мол, финансовый служащий открыл настоящее привидение. Стыд и срам, мол, некоторым. Слава. Почет. Уважение.
Привидение. И что же потом?
Синюхаев. А потом – бесплатная путевка в Геленджик.
Привидение. А потом?
Синюхаев. А потом – дача. Или собственная автомашина.
Привидение. А потом?..
Синюхаев. А потом – все, что только твоей душе угодно! Вам, бестелесным, не понять!..
Вы, мол, в своих кабинетах сидите и в микроскоп всяких разноцветных мошек разглядываете, а тут наш рядовой труженик целое привидение обнаружил. И ничего. Не кичится. Понял?
Синюхаев. Небось, в Академии наук-то и не догадываются, что вы… того… существуете?
Привидение. Думаю, что не догадываются…
Синюхаев. А ты возьми да появись – вот смеху-то будет!
Привидение. Это зачем же?
Синюхаев. А так… Для смеху.
Привидение. Мы, привидения, не преследуем антинаучных целей. К чему смущать ученые умы загадкой нашего существования, если в вашем мире и без этого хватает загадок?..
Синюхаев. А так… Для смеху. К примеру, сидит в своем кабинете академик какой-нибудь. Чаек попивает… Книжку читает. И ни о чем таком не думает… А ты ни с того ни с сего возьми да появись… Тут его, глядишь, и кондрашка хватит. Умора!.. Выходит, что академик этот всю жизнь зарплату задаром получал! Морочил, выходит, народ!..
Привидение. Мне это как-то не приходило в голову…
Синюхаев……………………………………
……………………………………………….
……………………………………………….
Привидение. И по имени……………..
……………………………………………….
……………………………………………….
Привидение. Оп-ля!
Мейдузо (корректно). Добрый вечер!
Привидение. (вызывающе). Не ожидали?
Мейдузо. Нет, почему же? Напротив. Я бесконечно рад вашему визиту.
Привидение.. Так уже и рады?..
……………………………………………….
……………………………………………….
Послушайте, мы же с вами интеллигентные люди!..
……………………………………………….
……………………………………………….
Привидение. Ап!
Мейдузо. Наконец-то! Я знал… я верил… Я интуитивно предчувствовал, что вы придете!
Привидение.. Откуда вы могли это знать?
Мейдузо. Интуиция! У меня дьявольская интуиция. А кроме того, я слышал, как вы поднимались по лестнице…
Оч-чень рад, очень рад!
Вы знаете, я давно мечтал встретить подлинное привидение.
Привидение.. Вы верите в привидения?
Мейдузо. Принципиально – нет. Эмоционально – да. Сегодня какое-то звериное чутье подсказало мне: «Аркадий! Ты не погрешишь против здравого смысла, если однажды встретишь настоящее привидение!»
Привидение. И вы не находите в этом ничего сверхъестественного?
Мейдузо. Абсолютно! Видите ли, на заре своей беспокойной юности мне пришлось работать театральным администратором. Ха-ха, что делать! Я возил в Алушту ансамбль донских казаков, а в Пензу….
……………………………………………….
……………………………………………….
Привидение (кричит). Я- абсолютно независимый дух! Меня нет! Я сейчас растаю!
Синюхаев (возится с фотоаппаратом). Это мы еще посмотрим!..
Привидение. Я растворюсь в воздухе! Я исчезну! Меня не будет! И вообще никаких привидений нет! Я – ложь! Я – обман! Я – опиум для народа!
Синюхаев (ехидно). Как же это никаких привидений нету, ежели ты существуешь? Руки… ноги… голова… Я же тебя вижу!
Привидение (в запальчивости). Для дураков я, может, и существую, а для умного человека я – ноль без палочки!
Синюхаев. Это кто же тут… того… дурак-то? Я, что ли?..
Привидение. Предлагаю вам самому делать выводы!
Синюхаев. Ах чтоб тебя… черт полосатый!.. Ты говори-говори, да… того… не заговаривайся! А то ведь я тебя и привлечь могу… за оскорбление личности!..
Привидение (нервно хохочет). Сделайте милость, осудите привидение на пятнадцать суток! Ха-ха! За мелкое хулиганство! Я презираю вас, Синюхаев. Я ухожу сквозь стену! Вам не удастся заманить меня в ваше бесчестное предприятие! Запомните, меня никогда не увидит ни один пионер нашего райцентра!
……………………………………………….
……………………………………………….
Привидение. И по имени, уважаемый Василий Степаныч!
Синюхаев. Ишь ты! Смекаешь!..
Привидение. (бойко). Синюхаев Василий Степанович. Сотрудник планового отдела. Женат. Семьянин. Общественник.
Синюхаев (восхищенно). Ах чтоб тебя… черт полосатый, извиняюсь, конечно…
Привидение.. Краткая характеристика человеческих качеств. Балагур. Весельчак. Шутник. Остряк. Душа компании.
Синюхаев (хохочет). Угадал, кикимора!.. Ей-богу, угадал!.. У-ух, чтоб ты лопнул! Сам допетрил?
Привидение. (непонимающе). Что, простите?
Синюхаев. Ну сам, говорю, додумался?
Привидение. A-а, само… само…
Синюхаев. Ишь ты! Выходит, что ваш брат, привидение, все-таки… того… существует.
Привидение. Выходит, так.
Синюхаев. Получается, что ученые вроде как маху дали?..
Привидение. Да вроде как…
Синюхаев (хохочет). Они, значит, думают, что вас нету, а вы, получается, есть… Ах чтоб ты скис!
……………………………………………….
……………………………………………….
Синюхаев. Известно, какая! Познавательная. Я тебя в краеведческий музей передам. Пускай и пионерия на тебя посмотрит. А как же! Изучай родной край!
Привидение (решительно). Ничего у вас не выйдет, любезный!
Синюхаев. То есть как это не выйдет?
Привидение. А так и не выйдет. Я – свободное привидение и помыкать собой в познавательных целях никому не позволю!
Синюхаев. Здрасте! Договорились! Ты, выходит, против науки?
Привидение. Нет, любезный, я не против науки. Это как раз вы намерены совершить антинаучную акцию. Представляете, какое количество религиозных предрассудков породит ваше, с позволения сказать, открытие!..
Синюхаев. А ты не умничай! Ты на данный текущий момент есть моя находка. И веди себя соответственно.
Привидение. А кроме всего прочего, вам никто не поверит! Над вами станут смеяться. Ведь любому ребенку известно, что привидений не бывает!..
Синюхаев. А ты не волнуйся!.. Правда свое возьмет… Я тебя на фотопленке зафиксирую!..
Привидение (нервно). А я не дамся!
Синюхаев (вынимая фотоаппарат). А я у тебя и спрашивать не стану!
……………………………………………….
……………………………………………….
Привидение. Выходит, что так.
Синюхаев. Ловко! Значит, ученые насчет вашего-то брата вроде как маху дали?..
Привидение. Да вроде как.
Синюхаев. Ах чтоб тебя… черт полосатый, извиняюсь, конечно!.. Они, значит, думают, что вас нету, а вы, значит, очень даже есть!.. Неудобство получается! Конфуз!
Привидение. Ну какое же тут «неудобство»?
Синюхаев. А как же! Выходит, что какой-нибудь там академик всю свою жизнь зарплату-то задаром получал! Морочил, выходит, народ!
Привидение. (в замешательстве). Мне это как-то не приходило в голову…
Синюхаев. И зря! Ты тут живешь себе и ни о чем таком-эдаком не помышляешь, а какой-нибудь ловкач за твой счет вторую дачу себе справляет!..
Нет, в этом вопросе требуется навести порядок!..
Привидение.. Каким же образом?
Синюхаев. Обыкновенным. Бац – и письмишко. В Академию наук. Авиапочтой. Так, мол, и так. Стыдно, мол, дорогие товарищи ученые, в кабинетах сидеть и всяких мелких мошек под микроскопом разглядывать, в то время как простой финансовый служащий целое привидение обнаружил! И фотокарточку приложим!..
Привидение.. Какую фотокарточку?
……………………………………………….
……………………………………………….
Синюхаев. Твою, ясное дело. В полный рост. А то и вдвоем сняться можем. У меня и «ФЭД» при себе. Как раз четыре кадра осталось…
Привидение. А зачем же нам с вами фотографироваться?..
Синюхаев. Ах чтоб тебя… черт полосатый, извиняюсь, конечно!.. Неужели не смекаешь?.. Фотокарточка – это же вещественное доказательство! Кто же мне на слово поверит, что я настоящее привидение видел?.. В таком деле серьезный документ нужен!..
Привидение.. Понимаю, понимаю… Но, видите ли, уважаемый Василий Ферапонтович, мы, привидения, не преследуем антинаучных целей… К тому же зачем смущать умы загадкой моего существования, если в вашем материальном мире и без того хватает загадок?..
Синюхаев. Так я для чего стараюсь, по-твоему? Я же для науки!.. Ежели я совершил открытие, то никак не должен его утаить! Ты на данный текущий момент есть кто? Ты есть народное достояние. И я за тебя несу ответственность!..
Сам подумай, ну какая мне в этом корысть? Ну по радио про меня расскажут… Ну в прессе пропечатают… Ну бесплатную путевку в Минводы дадут… И только-то!
А для народа, между прочим, будет большая польза!..
Привидение (слабо защищаясь). Ну какая же может быть народу польза от привидений?
……………………………………………….
……………………………………………….
Синюхаев. Как это какая?.. Для справедливости. А нам с тобой опять же почет, уважение и слава.
Привидение (в замешательстве). Но ведь это же не что иное, как искусственное торможение научного прогресса. А мы, привидения, не преследуем антинаучных целей.
* * *
До этого утра Синюхаев даже не подозревал, что у его дверного звонка такой омерзительный голос. Звонок бездействовал уже года три – все как-то не было случая им попользоваться. Гости в этом доме бывали крайне редко, а в последние годы и вовсе не бывали.
![Квартет [Quartet]](https://www.4italka.su/images/articles/489226/primary-medium.jpg)
Комментарии к книге «Три рассказа без названия (сборник)», Леонид Алексеевич Филатов
Всего 0 комментариев