Борису Степановичу Житкову
В. Бианки, В. Курдов Глава первая22 июля 1930 года, Ленинград, вокзал. — Лицо времени. — Чаёк. — Соседи. — Поезд тасует часы. — Вологда, Буй, станция Свеча. — Котельнич. — Сутки в Вятке. — Чай, чай, пельмени, цирк. — Надгробные надписи. — Снова в поезде. — Билимбай, Хромпик, Хрустальная и Свердловск.Люди, люди, люди, люди — идут, бегут, снуют. Тревожно вскидывают глаза вверх: там — над суматошной толпой людей — мёртвое, белое, совершенно круглое лицо. Лицо без глаз — циферблат.
Чёрная стрелка прыгнула — стала: показала 12 часов 14 минут пополудни. Стоит, прямая, точная, готовая к новому — последнему — прыжку.
Толпа задвигалась ещё быстрей, судорожно прильнула к вагонам.
Сквозь окна, сквозь тончайшую нитяную занавесь дождя — лица, лица, лица, испуганные торопливые глаза.
Стрелка прыгнула, на лету сглотнула минуту, ткнула вагон.
Лица поплыли, замелькали белые платочки. Ветер колыхнул нитяную занавесь дождя, полыхнул серебром. Открылись пути, пути, пути. Назад поползли железные, обмызганные пространствами вагоны. Плоские крыши блестят.
Водокачка.
— Мамаша, утритесь! — говорит у меня за спиной Валентин. — Теперь можно и за чаёк.
Чаёк! Едем на край света, на океан, к дикарям, — мало ли что может с нами случиться, может, Ленинград в последний раз видим, а он — чаёк!
Влезаю наверх. Постели стелим на средних полках. На верхних — для багажа — располагаемся пить чай.
Публика в вагоне всё простая, непритязательная. Только под нами на нижней полке всё вертится, устраивается лысенький гражданин с саквояжиком, с портпледом, с письменным прибором.
— Чистоплюйчик, — определяет Валентин.
Всё ему, чистенькому, нехорошо, всё шипит, всем замечания делает: и почему мусор в окно выбросили, а за дверями ящик имеется специальный, и зачем детей столько в вагоне, и двери закройте, за вами швейцары не приставлены!
И всё к нам за сочувствием тянется, голову просовывает.
Комментарии к книге «Очерки, рассказы, статьи, дневники, письма», Виталий Валентинович Бианки
Всего 0 комментариев