«Крокодил»

Жозеф Рони Крокодил

— Это было в те дни, — рассказывал Джемс Шпрингбеч, — когда я искал счастья на чужой земле. Однажды утром, на берегу реки я встретил Джо Кеннеди. Он возвращался из пустыни со своей дочерью и каким то товарищем, мрачно и с недоверием смотревшим на небо и на землю. Оба они спрятали самородки золота в кушаках, о чем я узнал позднее. Все трое испытали жестокость стихий и козни людей и возвращались победителями.

На их лицах лежал отпечаток счастья, строгого и сурового счастья, отвоеванного у ветров, солнца и дождей.

У Кеннеди было сухое лицо шотландца, серьезное и внимательное, глаза, пронизывающие землю, и руки, настолько способные к работе, что даже в возрасте Гладстона он мог бы владеть топором.

Его товарищ, Мербль, с длинной головой, упрямыми чертами лица и острым зрением, был моложе Джо лет на двадцать. Что касается девушки, то воздух и яркий свет покрыли ее загаром, который был только легким оттенком к ее длинным пламенным глазам, к красным, как листья дикого осеннего винограда губам и к волосам цвета полбы. У нее была походка ореад[1] и в ней бежала свежая, как мировая молодость кровь.

У меня было такое чувство, как будто эти три существа уносили с собой все то, к чему я безумно стремился и чего может быть не найду в своем коротком странствовании. Я стал ужасно завидовать Мерблю, когда узнал из разговора, что он жених красивой девушки. Поевши с ними маисовой лепешки и напившись речной воды, я пошел дальше наудачу. Через час уже думал, что моя судьба никогда не соприкоснется с их жизнью.

Хотя я шел довольно скоро, но, желая пересечь изгибы реки, я дважды сбился с пути и на другой день в сумерки снова увидел Мербля и девушку с продолговатыми глазами. Они стояли у воды, зеленой в тени и оранжевой на солнце. Он был задумчив и удручен, а она бледна и полна отчаяния. Когда я приблизился, они обернулись. Мербль, по своему обыкновению, враждебно посмотрел на меня. Затем они сообщили, что старик умер. Он хотел выкупаться в маленькой бухте, как вдруг огромный крокодил, потомок доисторических гадов схватил его за бедро и им удалось найти лишь половину трупа.

— Убью проклятого гада! — вскричал Мербль.

Я отлично понимал, что он говорил это для Гарриэты Кеннеди, потому что любил ее, а любовь порождает геройство.

Уже приближался вечер и мне позволили провести ночь у их костра. При свете огня и луны мы поужинали драхвой. Начиналась жизнь полная великолепия, в воздухе запахло водой и травами. Кругом все было молодо, душа наполнилась мечтами; эта юная Гарриэт была воплощением всего хорошего и обаятельного на земле.

Тогда я с грустью подумал о своем скитальческом, бедном существовании. Кто знает, не буду ли я бродить до старости несчастным и без любви, если только смерть уже не стережет меня за холмами!.. А эта прелестная девушка, до которой я мог бы теперь достать рукой, была так далека от меня, как звезда, поднимающаяся на краю горизонта…

Гарриэт, утомленная горем, прилегла на копне голубой травы и заснула. Мербль смотрел с ревнивою страстью на ее освещенное лицо и волосы. Тряхнув головой, он с внезапной доверчивостью прошептал:

— Она будет моей женой!

Свет огня играл на его суровом лице. Подумав немного, он продолжал:

— Если бы я только мог убить того крокодила!

— Как вы его узнаете? — спросил я.

— По его величине, товарищ. Таких огромных больше уже не может быть.

Поднявшись с земли, он направился к реке и долго смотрел в даль, по направлению острова, где росли две елки и кустарник. Я увидел, как он вдруг сбросив одежду, вошел в воду с ножом Bowie [2] в зубах. Я побежал к берегу, белое человеческое тело плыло к острову; пошевелилась серая масса, похожая на ствол ивы; какие-то обломки всплыли между ними; затем раздался пронзительный крик, ужасный крик агонии. И больше ничего не стало… Река неиссякаемо катилась при блеске светил… Сначала я, подвергая свою жизнь опасности, употребил все усилия, чтобы выловить Мербля, но его тела уже не нашлось…

Итак я остался один в пустыне с Гарриэт Кеннеди и наполненными золотом кушаками умерших. Ни одного человека мы не встретили бы даже после нескольких дней ходьбы. Среди саванны зверей, рек и ветров нас было только два человеческих существа. Моя судьба изменилась. Достаточно было появиться неизвестному животному, что бы отдать в мои руки девушку и золото, от которых еще вчера отделяли меня двое сильных мужчин и все строгие правила, чтимые моей расой. Тем не менее я был далек от Гарриэт. Но дни шли за днями. Мы делили усталость, борьбу и заботы. Я добывал пищу, собирал дрова для костра. Спали у одного огня. Между нами образовалась нить, особенно крепкая, благодаря примитивности окружающих нас вещей. И, однажды утром, когда были еще вдали от городов, мы узнали, что не расстанемся больше. Узнали это без слов, без поцелуя. Среди пустыни нужно было бережно относится к девушке, зависевшей от моей силы и мужества. Но наша любовь была крепка, как гранит.

Перев. с франц. В. Аренс

Примечания

1

Ореады — нимфы гор.

2

Bowie — известный охотник Южных Штатов сев. — амер. союза. По его имени названо оружие, имеющее вид ножа.