В этой тонкой иронии так и слышится слезное воспоминание о временах предков, пивших не из чашек, а из чар и бокалов, и вовсе не знавших чаю.
Но особенное негодование г. М. Дмитриева возбуждают купцы. Вообразите, в нынешней Москве даже купцы осмеливаются есть и пить, сколько их душе угодно. Это уж ни на что не похоже, и г. М. Дмитриев восклицает с озлоблением:
Что за народ! Без еды и без чванства им нет и гулянья! В рощу поедут – везут пироги, самовар и варенье. Ходят – жуют; поприсядут – покушают снова! Точно природа из всех им даров отпустила лишь брюхо…В самом деле, досадно. Всякая дрянь туда же – есть хочет. Другое дело наши предки; те по крайней мере боярством заслужили право есть и пить…
Другая прекрасная сторона древнего московского быта, – до француза, – состояла в уважении к роду и вообще к старшим. Картины, рисуемые на эту тему г. М. Дмитриевым, поистине умилительны! Он вспоминает о своей молодости:
Просты сердцами мы были, как дети; а добрые старцы, Наши наставники, были у нас, как отцы, благосклонны; Но, как отцы, нас с собой не равняли, нам руку не жали! Мы уважали их, мы их любили, но и боялись! Нас не боялись зато старики: мы не судьи им были!Мы начинаем проникаться сочувствием к жалобам г. М. Дмитриева. Как, в самом деле, не жалеть старцу о том времени, когда старики молодым руки не жали и когда молодые боялись стариков и не смели судить о них! И чем же заменилось все это? Бесчинством, непочтительностью к старшим и даже родным:
Нынче не то! Собираются, где веселее! Нет старших, Нет молодых; все равны, и слабеют семейные связи! Нужен – ему и почет; а не нужен – умри, и не вспомнят! Кто в сюртуке, кто во фраке; этот в пальто мешковатом; Тот, как француз, с бородой; а рядом – в звезде заслуженной!Предмет, поистине достойный плачевнейшей элегии; только лучше было бы, если бы начало последнего стиха заменено было следующими словами: тот, как наш предок, с брадой… и пр.
Комментарии к книге «Московские элегии М. Дмитриева», Николай Александрович Добролюбов
Всего 0 комментариев