О публика русская! О публика петербургская! Ты худо делаешь — v ты ошибаешься. Ты еще новый раз не уразумела приезжего гостя, который должен был бы тебе быть дорог, которого тебе следовало встретить с распростертыми объятиями и жарко к сердцу прижать.
Ты, пожалуйста, не сердись на меня, да тоже и не насмехайся. Конечно, ты могла бы сказать: «Вишь, какой незваный учитель сыскался? Кто просил? Совсем ненужно. Сами мы знаем, что нам надобно, чему для нас быть дорогим и важным…» Ан нет, отвечу я, не всегда знаешь, хотя, вообще говоря, и способна знать и понимать, что бы должно быть тебе дорогим и важным. На всякую старуху бывает проруха. Ведь вон еще недавно не уразумела же ты великого художника, итальянского трагика Цаккони и, приняв его за что-то обыкновенное, сама только и делала, что с радостным воплем битком набивала залу «Фарса», а его залу — оставляла полупустою!
И что тут обидного, что когда на Неве станет снег и дорога, придут мужики и вобьют в сугробы от места до места елочки, которые говорят: «А езда — вот где. Направо не годится и налево не годится, а ступай пешком или на санях — лишь посередке. Тут только настоящая дорога и есть. Тут только хорошо пройдешь и проедешь, и скоро поднимешься, на подъеме, к большой улице». Что же тут обидного для проезжего и прохожего? Только одна правда. А отчего бы мне не быть, хоть на единую минуту, одним из тех мужиков, которые приходят и верной рукой всаживают елки в снег?
Про кого я говорю и к кому ты теперь страсть как несправедлива и вертопрашна — это Васнецов.
Ведь какой это художник, и ведь как давно ты его любишь и перед ним преклоняешься! И совершенно по заслугам. Даже все журналы и газеты, все равно, и что-то знающие, и совершенно ничего не знающие, бог знает как прожужжали нам уши, все Васнецова выдвигая вперед и продвигая его вверх. И, однакоже, все это ни к чему не повело. Уважать-то ты его уважаешь, но платонически, издалека, на расстоянии, как приличную декорацию, но к нему самому, в действительности, не подвигаешься ни на единый шаг. Издали-то прекрасно, отлично поболтать про него — оно и для патриотического чувства, и для самолюбия сладко и мило, нам, дескать, человек честь делает перед другими, а когда дело пошло на то, чтобы собственными глазами, собственным чувством восхититься и обнять горячо — никогда!
Комментарии к книге «Мой адрес публике», Владимир Васильевич Стасов
Всего 0 комментариев