«Пушкин: «Когда Потемкину в потемках…»»

© Грифон, 2012

© Аринштейн Л. М., 2012

© Бурденюк Е., оформление, 2012

Памяти Михаила Павловича Алексеева, учителя, ученого и человека чести, благородного и бесстрашного

Это третья книга биографического цикла о Пушкине. Как и в первых двух – «Пушкин: Непричесанная биография» и «Пушкин: И про Царей, и про Цариц», – я придерживался в ней следующих принципов.

Первое. Строгая историческая объективность. Никаких домыслов, никакой мифологии, только научно выверенные факты и максимально широкое использование подлинных документов.

Второе. Занимательность (что, я думаю, существенно для многих читателей). Но опять-таки, не ценой придумывания и фантазий. Пушкин был настолько неординарной личностью, и жизнь его настолько изобиловала неожиданными поворотами и непредсказуемыми перипетиями, что мало какой вымышленный роман сравнится с нею.

Третье. Биографический подход, суть и смысл которого в том, чтобы увидеть через произведения Пушкина его жизнь. И обратно: понять через события жизни Пушкина те или иные его произведения. Такой подход по каким-то причинам в советское время осуждался официальной идеологией. Это пренебрежение к биографическому методу отомстило само за себя: оно лишило литературоведение многих открытий, которые могли бы приблизить к пониманию Пушкина его читателей и почитателей. Насколько благодарно этот подход воспринимается широким читателем, свидетельствует успех «Непричесанной биографии». Я подробно обосновал этот подход в предисловиях ко всем пяти изданиям «Непричесанной биографии», и повторяться здесь нет необходимости.

Теперь об отличии этой книги от двух предшествующих. Оно в следующем.

Первые две книги я пытался выстроить как по возможности единое повествование. Я говорю «по возможности», потому что с самого начала понимал, что любая заорганизованность в разговоре о Пушкине – дело обреченное.

В этой книге я рискнул сделать следующий шаг, изменив ее жанровую структуру. Книга состоит из отдельных новелл, позволяя тем самым сосредоточиться на том, что при систематическом повествовании ушло бы в «частности» и прошло бы мимо внимания.