«Последний дракон и другие истории»

Последний дракон и другие истории (fb2) - Последний дракон и другие истории (пер. Анна Владимировна Масс) 4360K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Эдит Несбит

Эдит Несбит. Последний дракон и другие истории

ОГНЕННЫЙ ДРАКОН (каменное сердце и золотое сердце)

Принцесса проснулась на заре от пения птиц и шелеста деревьев. Босиком, в ночной рубашке, взбежала она по винтовой лестнице на башню замка, откуда открывался вид на луга, поля, холмы и спящий город.

— Доброе утро, милая моя страна! — прошептала принцесса.

После этого она спустилась вниз по холодным каменным ступеням, надела короткую юбку, босоножки, фартук и принялась за хозяйство: подмела комнаты, приготовила завтрак, вымыла посуду. Она была самая настоящая принцесса, просто у нее не было слуг, кроме няни, которая ее вырастила. Но теперь няня состарилась, и принцесса не позволяла ей делать тяжелую работу. Разве только шить или вязать, если няне самой этого хотелось. А все домашнее хозяйство принцесса взяла на себя. Потому что она была настоящая принцесса, с нежным личиком, льняными волосами, благородной душой и золотым сердцем.

Звали ее Сабринетта. Много лет тому назад ее бабушка, королева Сабра, вышла замуж за юношу по имени Сент Джордж после того, как он убил дракона, и теперь принцессе по праву принадлежала вся страна: лес, горы, холмы, спускающиеся к морю, поля, засеянные пшеницей, маисом и рожью, оливковые сады, виноградники и маленький город, с запирающимися на ночь воротами, с пожарной каланчей, водонапорной башней, торговой площадью и островерхими домиками со стрельчатыми окнами. Городок уютно расположился на равнине между морем и горами со снежными вершинами, розовыми на восходе солнца.

Отец и мать принцессы умерли, когда она была еще ребенком. Перед смертью мать поручила заботу о ней своему брату, принцу Тирсому, пока девочка не достигнет совершеннолетия. Однако, этот принц оказался на редкость бессовестным типом: он присвоил почти всё, что принадлежало принцессе, и переманил к себе всех ее слуг. Единственное, что у нее осталось, был этот замок, ворота которого ее дедушка, Сент Джордж, собственноручно обил шкурой убитого дракона, да старая, добрая няня.

Сабринетта первая увидела чудовище. Произошло это так:

Она стояла, как обычно, на верхней площадке башни, любуясь наступающим утром. И там, где зеленый луг возле самого леса переходил в овраг, густо заросший папоротником и шиповником, она вдруг увидела, что кусты зашевелились и что-то яркое, сверкающее выскочило, извиваясь, из зарослей и тут же скрылось. Это продолжалось не больше секунды, но принцесса готова была спорить на что угодно, что ей не померещилось.

«Интересно, что бы это могло так сверкать? — подумала она. — Если бы оно было покрупнее и если бы я не знала наверняка, что на свете больше не осталось драконов, я бы могла поспорить, что это дракон».

Действительно, существо, которое увидела Сабринетта, было бы очень похоже на дракона, если бы не было таким маленьким. Его даже можно было принять за ящерицу, хотя для ящерицы оно, пожалуй, было великовато. Оно было примерно с коврик, какой кладут перед камином.

«Не хотелось бы, чтобы оно поселилось в лесу и разгуливало по округе, — подумала Сабринетта. — Мне-то самой нечего опасаться, потому что ворота моего замка обиты драконьей шкурой, но если это и в самом деле дракон, то он опасен для окружающих. И как раз сегодня — первое мая, дети пойдут в лес за ландышами».

Сабринетта тщательно убрала замок, не оставив ни пылинки даже в самых потаенных уголках винтовых ступеней, потом надела белое платьице, расшитое маргаритками, и снова поднялась на башню. И увидела, что по лугу, освещенному майским солнцем, толпой идут девочки и мальчики. Сабринетта слышала их смех и песни.

«Все-таки надеюсь, что это был не дракон», — подумала она.

Дети шли по двое, по трое, большими группами. Красные, синие, желтые, белые пятна их одежд живым узором рассыпались по зеленому лугу.

«Как будто на зеленом шелковом покрывале вышили цветы», — подумала, улыбаясь, Сабринетта.

По двое, по трое, большими группами дети постепенно исчезали в лесу, пока луг снова не стал только зеленым.

«Словно всю вышивку спороли», — вздохнув, подумала принцесса.

Солнце сияло на синем небе, луг зеленел, цветы распускались — день был чудесный.

Но вдруг громадная тень закрыла солнце, и тишина была нарушена пронзительным воплем. В ту же минуту словно многоцветный поток выплеснулся из леса. Дети мчались обратно через луг. Их крик донесся до башни замка, и принцесса могла разобрать слова, нанизанные на этот крик как бусины на острие иголки:

— Дракон! Дракон!! Дракон!!! Огненный дракон! Гонится за нами!! Откройте, откройте ворота!!!

Задыхаясь от быстрого бега и ужаса, они вбежали в город, и городские ворота тут же захлопнулись за ними. Принцесса поглядела в сторону леса и увидела, что кустарник на мгновение раздвинулся и что-то огромное, ослепительное и жуткое мелькнуло и скрылось.

Принцесса спустилась вниз и рассказала няне о том, что видела.

— Я пойду в город, — сказала она, — может, я чем-нибудь смогу помочь.

Но няня заперла ворота замка на ключ, положила ключ под коврик и ответила:

— Никуда я тебя не пущу. Пусть сами о себе позаботятся, а мое дело — тебя охранять, пока силы есть.

Сабринетта заплакала. Она знала, что ворота города не были обиты драконьей шкурой, и дракон мог проникнуть в город, когда захочет.

А дети тем временем прибежали к дому, где жил принц Тирсом, и рассказали ему, что произошло.

— Отличная будет охота! — воскликнул принц и, щелкнув охотничьим хлыстом, приказал выводить своих боевых гиппопотамов. Это было его любимое развлечение — охотиться на крупную дичь с целым табуном гиппопотамов. Когда этот табун скакал через город, люди прятались, а те, кто не успевал спрятаться, рисковали быть раздавленными, как это случилось с зеленщиком, поставившим свой ларёк на рыночной площади, и с торговцем посудой, разложившим свои изделия на мостовой.

Принц выехал верхом на слоне, гиппопотамы толпой бежали следом, а люди спешили спрятаться в домах при звуках охотничьей трубы и тяжелого топота ног.

Табун протиснулся через городские ворота и понесся прямо по засеянным полям. Тот, кто никогда не видел гиппопотамов в охотничьем гоне, вряд ли может вообразить, как всё это выглядело. Начать с того, что гиппопотамы не лают как гончие псы, а хрюкают и визжат как свиньи, причем этот их свинячий визг и хрюк невероятно оглушителен. Кроме того, как это ни трудно себе представить, гиппопотамы умеют прыгать. Они с хрюканьем перепрыгивали через изгороди, вытаптывали посевы, приводя фермеров в отчаянье. Но когда фермеры приходили жаловаться на потраву, принц отвечал, что так им и надо, пусть впредь не сеют там, где он охотится. И не платил им ни копейки за причиненный ущерб.

И вот теперь, когда он мчался на слоне во главе своего стада, фермеры и горожане шептали: «Чтоб ты пропал!», «Чтоб тебя дракон проглотил!» Может, это было и жестоко с их стороны, но ведь он сам был к ним жесток и несправедлив.

Однако, сколько ни рыскал принц со своим стадом, как ни пытался выйти на след дракона — отыскать его не удавалось. Принц начал уж подозревать, что это и не дракон вовсе был, а какая-нибудь чушь собачья, но тут его любимый старый гиппопотам громко хрюкнул. Принц взглянул в сторону леса, затрубил в охотничий рог и закричал:

— Вот он! А ну, все вперед!

И весь табун устремился с холма вниз, к лесу, потому что из лесной чащи вышел дракон, огромный как баржа, раскаленный как доменная печь, изрыгающий огонь и щеривший сверкающие зубы.

— Ух, и поохочусь я сейчас! — закричал принц.

И правда, это была охота! Но не та, о которой мечтал принц. Потому что дракон вместо того, чтобы вести себя как подобает дичи, то есть убегать со всех ног, помчался прямо на стадо, и принц, сидя на своем слоне, увидел, как его бесценные гиппопотамы один за другим исчезают в пасти чудовища. Принц глазом не успел моргнуть, а дракон уже проглотил всех гиппопотамов с такой же легкостью, с какой собака глотает бросаемые ей кусочки мяса. Да, это было зрелище! От целого табуна, который еще недавно так великолепно мчался под звуки охотничьего рога, не осталось даже гиппопотенка, а дракон озирался по сторонам в поисках добавки.

Принц соскользнул со слоновьего бока по другую сторону от дракона и кинулся в чащу леса. Он продирался сквозь заросли, полз на четвереньках самым некоролевским образом, извивался ужом и, наконец, найдя большое дерево с дуплом, забился туда.

Лес в этом месте был тих, ни одна ветка не колыхалась. Принц до дна осушил серебряную охотничью бутылку, висевшую у него через плечо, и поудобнее устроился в дупле. Ни единой слезинки не пролил он по своим гиппопотамам, которые верно служили ему много лет. Это был безжалостный, грубый и бездушный принц. Кожа у него была как подошва, волосы как прутья, а сердце — каменное. Он никогда никого не жалел и сейчас не стал сокрушаться, а просто заснул.

Когда он проснулся, была ночь. Он выбрался из дупла, протер глаза и увидел, что рядом, в ложбинке, горит костер. Перед костром сидел красивый юноша в лохмотьях, а вокруг него лежали какие-то темные фигуры и слышалось сонное дыхание.

— Ты кто такой? — спросил принц, подходя к костру.

— Я Эльфин, свинопас, — ответил юноша. — А ты кто?

— Я Тирсом, принц.

— Принц? — удивился свинопас. — А что ты тут делаешь ночью?

— Я охотился, — сказал принц.

Свинопас рассмеялся.

— Так это был ты! Видел я со своими хрюшками эту охоту! Ну и зрелище!

Спящие фигуры зашевелились, и принц разглядел, что это свиньи.

— Если бы ты знал то, что знаю я, — сказал Эльфин, — ты бы мог сохранить своих гиппопотамов.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Тирсом.

— Дракона, — объяснил Эльфин. — Ты начал охоту в неудачное время. На дракона следует охотиться ночью.

— Держи свои советы при себе, дурак! — поёжился принц. — Я и днем-то еле жив остался.

— Как знаешь, — сказал Эльфин. — Но когда завтра днем дракон слопает тебя, как слопал твое стадо, станет ясно, кто из нас дурак.

— Ты в своем уме — так со мной разговаривать? — возмутился Тирсом.

— Не хочешь знать правду — не надо, — ответил Эльфин.

— Ну и в чем твоя правда?

— А ты и в самом деле хочешь узнать, как прикончить дракона прежде, чем он прикончит тебя?

— Ну, говори же! — приказал принц.

— А какова будет награда?

— Отдам половину королевства и свою племянницу-принцессу в жены.

— Идет, — согласился свинопас. — Тогда слушай: дракон по ночам уменьшается. Он становится крошечным и спит под корнями вот этого самого дерева. Я зажигаю об него бересту для костра.

Действительно, под деревом, в гнездышке из слегка обгорелого мха, лежал дракон, и был он не больше мизинца.

— А как его убить? — спросил принц.

— Не знаю, — ответил Эльфин. — Но ты можешь забрать его, если у тебя есть, куда его положить. Пожалуй, вот эта твоя бутылка подойдет.

Он палочкой выкатил дракона из гнезда, пропихнул его, обжигая пальцы, в серебряную охотничью бутылку и туго заткнул крышку пробкой.

— Когда принесешь домой, — сказал свинопас, — запечатай горлышко сургучом. А завтра прямо с утра поделим королевство. И я куплю себе приличный костюм — нельзя же явиться к принцессе в этих лохмотьях.

Однако принц, давая обещание, вовсе не собирался его выполнять.

— Ты это о чем? — заявил он. — Я поймал дракона, я посадил его в бутылку! Ни о каких принцессах и королевствах я тебе ничего не говорил, а будешь приставать, я живо с тобой разделаюсь!

И он вытащил из ножен свой меч.

— Что ж, — сказал Эльфин, пожав плечами. — Владей своим королевством и забирай дракона. Все равно я в выигрыше.

— В чем же твой выигрыш? — прошипел принц.

— В том, что у меня останутся чистая совесть и семьдесят пять веселых свинок.

Эльфин остался у костра, а принц отправился в город. Придя домой, он велел разбудить всех лордов и министров лишь для того, чтобы рассказать, какой он ловкий, умный, храбрый и находчивый. И хотя была глубокая ночь, и всем хотелось спать, никто из лордов и министров не проявил недовольства. Все сказали:

— О, принц, какой вы ловкий, умный, храбрый и находчивый!

Потому что все знали, что бывает с теми, кто смеет хоть в чем-нибудь не согласиться с принцем.

Затем премьер-министр торжественно засургучил горлышко бутылки и ее отнесли в здание, где хранились все королевские сокровища. Это было самое прочное здание в городе. Перекрытия у него были медные, стены толстые как опоры моста Ватерлоо, а крыша железная. Бутылку поставили около мешков с золотом, а сторожить ее поручили младшему секретарю старшего лорда королевства.

Этот младший секретарь не только никогда не видел драконов, но и не верил в то, что принц их когда-нибудь видел. Все знали, что принц лжив с детства и с него сталось бы притащить пустую бутылку, наврав, что в ней сидит дракон.

Поэтому младший секретарь вовсе не собирался ничего сторожить. Когда ему выдали ключ от сокровищницы и все лорды и министры вернулись в свои постели, он созвал младших секретарей из других отделов, и они принялись играть в прятки и в жмурки среди мешков с золотом, шкатулок с рубинами, жемчугами, бриллиантами и изделий из слоновой кости. Они веселились вовсю, а тем временем в помещении становилось все жарче и жарче. И вдруг один из секретарей закричал:

— Посмотрите на бутылку!

Все посмотрели и увидели, что запечатанная сургучом бутылка сделалась в три раза больше и казалась докрасна раскаленной. Бутылка раздувалась на глазах, воздух накалялся все сильнее, и тут все секретари пришли к единому мнению, что в помещении слишком жарко и оставаться тут нельзя ни минуты. Все дружно кинулись к дверям, толпясь и отпихивая друг друга, и в тот момент, когда последний секретарь выбежал и запер за собой дверь на ключ, бутылка лопнула и оттуда выскочил дракон, раскаленный и увеличивающийся с каждой минутой, и начал пожирать мешки с золотом, рубины, жемчуга и бриллианты, хрустя при этом так, словно это были картофельные чипсы.

К одиннадцати часам утра он слопал всё, и когда принц вышел пройтись после завтрака, он увидел громадного дракона, выползающего из выломанной двери сокровищницы. Капли расплавленного золота сочились из его пасти. Принц кинулся наутек, а дракон — за ним. Когда принц пробегал мимо замка, маленькая Сабринетта увидела его с башни, сбежала вниз, достала ключ из-под коврика, открыла калитку, впустила принца и захлопнула калитку перед самой пастью дракона, который уселся перед воротами и начал скулить и выть, потому что уж очень ему хотелось съесть принца.

Сабринетта привела Тирсома в гостиную, накрыла стол белой скатертью, подала свежий творог, отварные яйца, горячие булочки со сливочным маслом, мед, словом проявила к принцу самое сердечное отношение, как если бы он не был мошенником, присвоившим себе почти все, что по праву принадлежало ей. Потому что она была настоящая принцесса с золотым сердцем.

Когда он наелся и напился, то попросил принцессу показать, как отпирается и запирается калитка. Няня в это время спала, и некому было сказать принцессе, чтобы она этого не делала.

— Поверните ключ вот так, — показала она, — и калитка заперта. А чтобы ее отпереть, надо повернуть ключ два раза в обратную сторону, вот так.

И она повернула ключ два раза в обратную сторону. В тот же момент принц вытолкнул добрую принцессу из ее собственного замка и запер калитку. Он давно мечтал, чтобы и этот замок принадлежал ему.

И вот Сабринетта очутилась на улице, а через дорогу от нее сидел дракон, скуля и подвывая, но он даже не взглянул на нее, потому что — и этого не знала даже старая няня — драконы не едят принцесс с золотыми сердцами.

Сабринетта, как была, в простом домашнем платье и босоножках, без шляпы и без перчаток побежала через луг к лесу. Она бежала изо всех сил. Ей хотелось спрятаться в чаще, ведь она не знала про свойство своего сердца и боялась дракона. Она продиралась сквозь кусты и, наконец, добежала до той ложбинки, где расположились Эльфин и семьдесят пять его свинок. Эльфин играл на флейте, а свинки танцевали вокруг него на задних ножках.

— Спасите меня! — воскликнула принцесса, бросаясь к Эльфину.

— Успокойся, милая! — сказал Эльфин, заключая ее в объятия. — Никто тебя здесь не обидит. А кого это ты так испугалась?

— Дракона! — ответила она.

— А, так он, значит, вылез из серебряной бутылки? — догадался Эльфин. — Надеюсь, он съел принца?

— Нет, не съел, — ответила принцесса. — А почему вы на это надеетесь?

— Потому что этот лгун обещал мне половину королевства и принцессу в жены, если я научу его, как победить дракона. Я научил, а он обманул меня!

— Он обещал вам принцессу?! — возмутилась Сабринетта, пытаясь вырваться из объятий Эльфина. — Сейчас же перестаньте обнимать меня, как вам не стыдно!

— Что же тут стыдного? — удивился он, еще крепче прижимая ее к себе. — Стыдно было бы, если бы я воспользовался его обещанием, но теперь — пусть он провалится вместе со своей принцессой, потому что я нашел ту, о ком мечтал.

— А о ком вы мечтали? — поинтересовалась принцесса.

— О тебе, моя красавица! Когда я соглашался на принцессу, я еще не знал тебя!

— Но вы знаете меня всего пять минут!

— Пять минут назад я был свинопасом, а теперь я держу тебя в объятиях и чувствую себя королем, хоть и знаю, что обречен пасти свиней до конца жизни.

— Но вы даже не спросили меня, как я к вам отношусь! — сказала принцесса.

— А разве ты сама не попросила спасти тебя? Значит, ты мне поверила, и я готов до конца своих дней оберегать тебя и заботиться о тебе. Согласна?

Она согласилась. И они начали обсуждать другой важный вопрос — что делать с драконом и с принцем. Все это время Эльфин не догадывался, что перед ним настоящая принцесса, но сразу догадался, что сердце у нее золотое и растолковал ей, почему дракон ее не тронул и не тронет.

— Я ошибся в одном, — сказал он. — Дракона нужно было посадить в бутылку, обернутую драконьей шкурой. Но где же ее взять?

— У меня ворота обиты драконьей шкурой, — сказала принцесса. — И лоскутки остались. Я пойду принесу. С драконом надо покончить как можно скорее, чтобы спасти город.

Эльфину она не разрешила сопровождать ее.

— Если это правда, что у меня золотое сердце, — объяснила она, — то дракон ничего мне не сделает, а кто-то ведь должен сторожить свиней.

Эльфин счел это разумным и отпустил ее.

Подойдя к замку, она увидела, что калитка открыта настежь.

Дракон дождался-таки принца. Когда тот вышел буквально на минуту, чтобы бросить в почтовый ящик письмо премьер-министру с приказанием прислать пожарную команду — тушить дракона, — дракон проглотил его. И сразу же после этого отправился в лес, потому что вечерело и наступало время, когда он снова становился крохотным.

Сабринетта вошла в замок, поцеловала няню, напоила ее чаем, рассказала о том, что с ней произошло и как дракон чуть было не съел ее, но не съел, потому что у нее, оказывается, золотое сердце. И когда няня поняла, что принцессе не грозит опасность, она разрешила ей вернуться в лес.

Принцесса взяла бутылку, обвязала ее лоскутом драконьей шкуры из чистой сверкающей меди и побежала в ложбинку, где ее ждал Эльфин.

— Как ты долго! — сказал он. — Я уж боялся, что ты не вернешься.

Они сели рядышком среди свиней, и принцесса протянула ему руки, а он взял их в свои. Так они сидели до самой темноты. А когда стемнело, они увидели, что дракон ползет по мху, опаляя его на своем пути, становясь все меньше и меньше, пока не приполз к своему гнездышку под корнями дерева и не свернулся там.

— Теперь, — сказал Эльфин, — держи крепче бутылку.

И он с помощью прутика затолкал туда дракона. Но тут оказалось, что куда-то девалась пробка.

— Ничего, — сказал Эльфин. — Я заткну отверстие пальцем.

— Дай лучше я, — сказала принцесса, но Эльфин ей не позволил. Он зажал пальцем отверстие бутылки, и они побежали к морю, а за ними все семьдесят пять хрюшек дружной толпой.

Бутылка в руках Эльфина становилась все горячее и горячее, потому что дракон там внутри накалял ее, изрыгая через отверстие огонь и пар. Но Эльфин крепко зажимал отверстие обеими руками, пока не достиг края утеса, под которым плескались темные морские волны и бурлил водоворот.

Эльфин поднял бутылку высоко над головой и швырнул вниз. Она дугой пронеслась между звездами и морем и упала прямо в середину водоворота.

— Ты спас город! — воскликнула принцесса. — Дай мне твою мужественную руку!

— Не могу, — сказал Эльфин. — Никогда больше я не смогу взять твои милые руки в свои, потому что я сжег свои руки.

И в самом деле, вместо пальцев и ладоней у него остались только черные головешки. Принцесса целовала их и плакала, потом разорвала на ленты свое белое платье и забинтовала. Потом привела его в замок и рассказала няне обо всем, что произошло. А хрюшки сидели у ворот и ждали.

— Он самый храбрый на свете! — плакала Сабринетта. — Он спас город! Но что теперь будет с его руками, с его бедными руками, которые я так люблю!

Тут дверь отворилась и в комнату вошла самая старая из семидесяти пяти свинок. Она подошла к Эльфину и стала тереться о его ноги. Сабринетта погладила свинку, потому что у Эльфина не было рук, чтобы сделать это.

— Вы только взгляните на это умное животное! — воскликнула няня. — Оно знает, что лучшее лекарство от драконова ожога — свиное сало, и предлагает свою помощь!

— Ни за что! — воскликнул Эльфин. — Нет ли еще какого-нибудь лекарства?

Тут другая свинка просунула свой пятачок в дверь, затем еще одна, и еще, пока вся комната не наполнилась колышущейся массой округлых тел, и каждая свинка старалась подобраться поближе к Эльфину, и все они тихонько похрюкивали, выражая на своем языке искреннюю любовь.

— Есть одно лекарство, — сказала няня. — Если человек обожжен драконом и сколько-то людей или животных готовы отдать за него жизнь, то стоит каждому из них коснуться губами обожженного места и от всей души пожелать ему выздоровления, он выздоровеет.

— Сколько именно людей или животных? — воскликнула Сабринетта. — Сколько их должно быть?

— Семьдесят семь, — ответила няня.

— Тут семьдесят пять свинок, — сказала принцесса. — Если прибавить меня, то получится семьдесят шесть.

— А должно быть семьдесят семь. И, по правде говоря, я не готова отдать за него жизнь, — призналась няня.

— Я слышал про семьдесят семь любящих существ, — сказал Эльфин, — но никогда не думал, что мои добрые свинки и ты, моя ненаглядная, так сильно меня любите, что готовы отдать за меня жизнь. Что ж, нельзя, так нельзя. Есть, правда, еще одно средство, которое лечит ожог дракона, но я лучше весь превращусь в головешку, чем женюсь на ком-нибудь, кроме тебя, моя любимая.

— А на ком ты должен жениться, чтобы вылечить ожог дракона? — спросила Сабринетта.

— На принцессе. Этим способом король Сент Джордж вылечил свои ожоги.

— Неужели? — удивилась няня. — А я и не слышала ничего об этом, хоть и прожила столько лет в замке.

Сабринетта крепко обняла Эльфина и сказала:

— Тогда всё в порядке, мой любимый, потому что я и есть принцесса! Идем скорее жениться! Няня, да не ищи ты свой чепец, ты нас задерживаешь, иди так.

И они отправились в церковь, а хрюшки парами, величаво, вперевалку шли следом. И в ту самую минуту, когда священник обвенчал Эльфина и Сабринетту, руки юноши стали такими же здоровыми и сильными, как прежде. И весь народ, который ужасно устал от принца Тирсома и его гиппопотамов, приветствовал Сабринетту и ее мужа как законных правителей страны.

На следующее утро молодые король с королевой пошли к морю взглянуть, не выбросило ли на берег дракона. На берегу его не было, но когда они пригляделись к поверхности воды, то увидели в том месте, где бурлил водоворот, облако пара. И рыбаки им рассказали, что вода вокруг стала такой горячей, что ее можно использовать для бритья.

И до сих пор вода в этом месте остается горячей. Представляете, каковы злоба и ярость дракона, если воды целого моря не могут их охладить!

Так дракон и крутится в водовороте и этим приносит хоть какую-то пользу бедным рыбакам, которым не приходится греть воду для бритья.

А Эльфин и Сабринетта правили страной мудро и справедливо. Король не заводил гиппопотамов, и уже по одной этой причине его все любили. Семьдесят пять верных свинок жили в свинарнике из белого мрамора, к каждому стойлу была привинчена латунная табличка с именем. Ежедневно их мыли лучшими шампунями, и народ не протестовал против того, что свиньи всегда и всюду сопровождали короля, потому что вели они себя очень воспитанно, ходили только по пешеходным дорожкам и никогда не топтали посевы. Королева кормила их из своих рук, и самым первым ее указом был указ о том, что слово «свинина» отныне должно быть изъято из всех толковых словарей, а кто произнесет это слово, будет платить штраф в размере четырнадцати месячных окладов.

ОСТРОВ ДЕВЯТИ ВОДОВОРОТОВ

С темных сводов пещеры, где обитала ведьма, свисали, извиваясь, черно-желтые змеи. Когда королева, испуганно пригнувшись, вошла в пещеру, змеи разом подняли свои плоские головы и уставились на нее злыми желтыми глазами. Довольно-таки дурная манера — так пристально смотреть вообще на любого человека, а тем более на королеву. Еще на кошек, куда ни шло. Но эти змеи вели себя до того нагло, что даже языки высунули навстречу перепуганной женщине — тонкие, острые, мерзкие языки.

Нет, пожалуй, мы начнем нашу историю не с этого. А с того, что у короля с королевой не было детей. Король рылся в чародейских книгах, узнавая из них разные премудрости, и, наконец, прочитал, что если у короля и королевы нет ребенка, то королева должна непременно сходить к ведьме.

Вот и пришлось бедной королеве идти, хотя она ужасно боялась и долго отказывалась.

Ведьма сидела у горящего костра и помешивала какое-то варево, кипевшее в большом котле.

— Зачем явилась, милая? — спросила она.

— Я мечтаю о ребеночке, — отвечала королева. — Ничего не пожалею ради этого. Мой муж…

— О муже можешь не рассказывать, я о нем все знаю, — прервала ведьма. — Это он послал тебя ко мне и не велел возвращаться без ребенка?

— Во всяком случае, он был бы очень огорчен…

— А ты знаешь, что этот ребенок принесет тебе много горя?

— Много счастья! — возразила королева.

— Великое горе! — покачала головой ведьма.

— Великое счастье! — сказала королева.

— Ну, как знаешь, — сказала ведьма. — А какова будет награда?

— Я дам тебе всё, что ни попросишь, если только у меня это есть!

— Тогда дай мне свою золотую корону.

Королева тут же сняла ее и отдала ведьме.

— И ожерелье из голубых сапфиров. И жемчужные браслеты. И вот эти живые лилии с твоей груди. И алмазные пряжки с твоих туфель.

Ведьма размешала содержимое котла и — одно за другим — бросила туда золотую корону, сапфировое ожерелье, жемчужные браслеты, алмазные пряжки и — напоследок — белые лилии.

Тут же все вспенилось, засверкало разноцветными искрами, потянуло нежным ароматом, и сейчас же ведьма перелила часть содержимого из котла в глиняный горшочек и поставила его ближе к выходу, остужаться. Потом она обратилась к королеве:

— У твоего ребенка волосы будут золотыми как твоя корона, глаза синими как сапфир, кожа белой как жемчуг, душа чистой и нежной как лилии, а ум ясным как твои алмазы.

— О, благодарю! — воскликнула королева. — А когда он у меня появится?

— Когда вернешься домой.

— Но ты же ничего не попросила для себя! — вспомнила королева. — Чего бы тебе хотелось? Денег?

— Они мне не нужны, — ответила ведьма.

— Тогда, может быть, замок или сундук с драгоценностями?

— Зачем мне замок, мне и тут хорошо. А этого добра — драгоценностей — я могу сотворить за один день больше, чем сумею использовать за всю жизнь.

— Но тогда чем же мне отблагодарить тебя?

— Есть у меня заветное желание, — призналась ведьма. — Увы, при моей профессии оно трудно осуществимо. Но если бы оно исполнилась, я стала бы счастливейшей из ведьм.

— О, скажи, скажи! — настаивала королева. — Какое желание?

— Мне бы хотелось, — призналась ведьма, — чтобы кто-нибудь просто полюбил меня как родную.

Услышав это, королева обняла ведьму и поцеловала ее раз, и другой, и еще сорок восемь раз.

— Я тебя полюбила всей душой! — воскликнула она. — Ты подарила мне дитя, и оно, когда вырастет, тоже будет любить тебя как родную!

— Коли так, — сказала ведьма, — то никакой другой награды мне не надо. И помни: если горе придет в твой дом, позови меня. Пятьдесят твоих поцелуев отзовутся тебе добром. А теперь выпей это снадобье, не бойся, оно вкусное — и можешь возвращаться домой.

Королева выпила содержимое глиняного горшочка, остывшее к этому времени, попрощалась с ведьмой и прошла под свисающими змеями, которые на этот раз вели себя вполне благопристойно, даже пытались изобразить что-то вроде реверанса, хотя это нелегко, если висишь вверх хвостом. Но змеи поняли, что королева подружилась с их хозяйкой, и поэтому старались изо всех сил.

Вернувшись домой, королева сразу обнаружила младенца, лежащего в колыбели с королевским гербом и кричащего так, как кричат все на свете младенцы. Розовые ленточки украшали рукавчики его распашонки, и королева поняла, что в колыбельке лежит девочка.

Когда король тоже это понял, он в ярости затопал ногами.

— Дура безмозглая! — кричал он. — Почему я не женился на ком-нибудь поумнее?! Я что, посылал тебя к ведьме, чтобы получить девочку? Тысячу раз я повторял, что хочу мальчика — наследника, принца, чтобы обучить его магии и чародейству и чтобы он правил королевством после меня! Признавайся, тебе в голову не пришло сказать ведьме, кого ты хочешь, мальчика или девочку!

Королева опустила голову и честно призналась, что попросила ведьму дать ей просто ребеночка.

— Ну, так забирай своего ребеночка и воспитывай его сама! — закричал король.

Королева так и сделала. Взяла свою дочку на руки, поцеловала и с этой минуты стала такой счастливой, как никогда прежде.

Прошли годы. Король по-прежнему увлекался чародейством, достигая все большего совершенства в этом деле, но при этом изводя всех домашних вздорностью своего характера. Принцесса росла и становилась с каждым годом все красивее и милее.

Однажды королева с дочерью стояли у бассейна с фонтаном и кормили золотых рыбок крошками от именинного пирога: принцессе накануне исполнилось восемнадцать лет.

В это время во двор вышел король, хмурый как туча. За ним по пятам прыгал черный ворон. Увидев жену и дочку, король погрозил им кулаком, как это часто делал при встречах. Хорошими манерами король так и не обзавелся. Ворон вспрыгнул на мраморный бортик бассейна и попытался схватить золотую рыбку, словно желая этим показать, что полностью разделяет настроение своего хозяина.

— Ишь ты, в самом деле — девочка! — насмешливо произнес король и обратился к королеве: — И у тебя еще хватает наглости попадаться мне на глаза, после того как из-за своего тупоумия ты нарушила все мои планы!

— Не смейте так с мамой разговаривать! — заявила принцесса.

Она вдруг осознала, что ей уже восемнадцать лет и она имеет право говорить все, что думает.

Король онемел от изумления, а королева испугалась и строго оборвала дочь:

— Дитя мое, не вмешивайся, когда старшие разговаривают!

А потом мягко обратилась к мужу:

— Милый, не расстраивайся. Ты, конечно, прав, она не мальчик, но ведь она может выйти замуж за умного юношу, и он будет править королевством и овладеет чародейством, если ты его научишь.

Король, наконец, обрел дар речи.

— Умный юноша?! — произнес он язвительно. — Да, уж я его научу! Я его так научу, что им обоим не поздоровится!

По тону короля было ясно, что он задумал какую-то крупную гадость.

— О! — воскликнула королева. — Не наказывай девочку только за то, что она вступилась за меня!

— Я и не собираюсь наказывать ее за это, — ответил король. — Но уважать отца я ее заставлю!

С этими словами он ушел и заперся в своей лаборатории. Всю ночь он кипятил какие-то разноцветные вещества и произносил колдовские заклинания из старинной книги с пятнами плесени на пожелтевших страницах.

На следующий день он осуществил задуманное. На своем летательном аппарате, который двигался с помощью грома (гром обладает огромной двигательной силой), он перенес принцессу на заколдованный необитаемый остров посреди бушующего моря. На острове стоял замок, в котором принцессе отныне предстояло жить в обществе двух чудовищ: дракона и грифона — крылатого льва с орлиной головой. Король оживил их с помощью заклинаний, и теперь они должны были сторожить принцессу, а заодно помогать ей по хозяйству.

— Ты останешься здесь до тех пор, — заявил король, — пока за тобой не явится умный юноша. Но не думаю, что найдется такой мудрец и умелец, чтобы провести корабль через девять водоворотов и через штормовые волны, которые бушуют вокруг острова. Кроме того, он должен победить дракона и грифона. Так что жди хоть тысячу лет — вряд ли ты его дождешься. Да, забыл тебе сказать: ты не будешь стареть — я остановлю время над островом. Ну, счастливо оставаться! Не скучай, дочурка, — вышивай цветочки на свадебном платье!

И его летательный аппарат с грохотом поднялся в воздух, а несчастная принцесса осталась в обществе дракона и грифона на острове девяти водоворотов.

Когда королева обнаружила исчезновение дочери, она залилась слезами и плакала три дня и три ночи. А потом вспомнила про ведьму, отправилась к ней и все ей рассказала.

— Я уже очень стара, чары мои ослабли, — сказала ведьма. — Но во имя дважды двадцати пяти твоих поцелуев я попробую сделать для тебя все, что смогу. Твоя дочь находится на заколдованном острове. Я могу перенести тебя к ней. Но там ты превратишься в камень и останешься каменной до тех пор, пока с твоей дочери не спадет заклятье. Согласна ты на это?

— О, я готова оставаться каменной хоть тысячу лет! — ответила бедная женщина. — Только бы у меня оставалась надежда снова когда-нибудь обнять мою девочку.

Ведьма посадила королеву в свой летательный аппарат, который двигался с помощью света (а свет быстрее всего на свете, и уж гораздо быстрее грома), и они помчались к острову девяти водоворотов. И, приземлившись, увидели принцессу. Она сидела на балконе замка, прямо на полу, и горько плакала, а дракон с грифоном сидели по углам и молча смотрели на нее.

— О, мама, мама, мама! — плакала принцесса.

И тут она увидела маму, кинулась к ней, и они крепко обнялись.

Когда они наплакались, ведьма сказала принцессе:

— Время промелькнет для тебя как один день до прихода твоего избавителя. А дальше все будет зависеть только от него и от тебя. Потому что моя волшебная сила иссякла. Сейчас мы с королевой окаменеем и будем стоять у ворот замка. Если всё свершится как надо, и мы снова когда-нибудь обретем человеческую плоть, я уже не буду ведьмой, а стану обыкновенной бабушкой, счастливой оттого, что ее любят как родную.

И вот они все трое вышли за ворота замка, обнялись, поцеловались. Ведьма произнесла заклинание — и две окаменевшие фигуры замерли у ворот. У одной в руке был каменный королевский скипетр, а другая держала в каменной руке каменную плитку, на которой были начертаны какие-то буквы и цифры. Ни дракон, ни грифон не могли понять, что они означали, хотя оба были весьма неглупыми.

С этого момента все дни проходили для принцессы как один бесконечный день. Ей казалось, что вот-вот наступит завтра, и мама оживет, и они снова обнимутся.

А на самом деле проходили годы и годы.

Злой король умер, и королевством стал править кто-то другой. И вообще, многое изменилось в мире. Только на острове ничего не менялось. Все так же штормовые волны с грохотом накатывали на берег и разбивались о скалы, все так же бурлили девять водоворотов, дракон с грифоном сторожили принцессу, а у ворот замка стояли две каменные женские фигуры.

И все же принцесса чувствовала, что день ее освобождения приближается. Иногда она видела этот день во сне.

А годы шли и шли. Они складывались в десятилетия и столетия. Волны вокруг острова продолжали бушевать, и в их свирепом кипении и реве можно было услышать истории о многих кораблях, которые разбивались о скалы и шли на дно вместе со смелыми принцами, пытавшимися преодолеть бушующую пучину, чтобы спасти принцессу.

Немало историй знало море и о других принцах, которые тоже приплывали издалека, но, увидев исполинские валы, вздымавшиеся над островом, качали умными головами и, отдав приказ: «Полный назад!» — возвращались в свои удобные и безопасные королевства.

Но никто не слышал истории о том единственном избавителе, который сумел бы прорваться на остров и спасти принцессу. Потому что не было такого избавителя.

А время все шло и шло.

И вот, после многих и многих лет, один юноша плыл на корабле со своим дядей, старым, опытным капитаном. Юноша этот был искусным матросом: отлично знал такелажное дело, умел прокладывать курс, вязать морские узлы и ориентироваться по звездам. И во всех других отношениях это был прекрасный, толковый и отважный юноша. Правда, он не был принцем, однако иному принцу не мешало бы поучиться у него уму, храбрости и благородству.

Однажды ночью он стоял на вахте. И вдруг, будто из тридевятого царства, явился к нему чей-то голос и шепнул прямо в ухо: «Смотри! Смотри!»

Он взглянул туда, где вздымались и опадали громадные черные волны с белыми гривами пены, и увидел далеко-далеко крохотный мерцающий огонек.

— Что это? — спросил он у своего дяди капитана.

И тот ответил:

— Держись подальше от этого огонька, Найгель. Он светится в окне замка, который стоит на острове девяти водоворотов. Этот остров не отмечен ни на одной из нынешних карт. Но есть одна очень старая карта, и там он обозначен. По этой карте прокладывал курс мой дед, а до него — дед моего деда. Легенда говорит, что в замке живет принцесса, прекрасная как ясный день. Она ждет своего избавителя. Но ждет напрасно: никто не может преодолеть бушующие валы и девять водоворотов. Все это сказки, мой мальчик, не думай об этом. Хотя девять водоворотов вокруг острова самые настоящие, сохрани нас Бог от них.

И, конечно, с этого момента Найгель не мог думать ни о чем другом. Бороздя морские просторы, он видел иногда сквозь волны и брызги пены таинственный огонек, прорезающий ночной мрак. И однажды ночью, когда корабль стоял на якоре в бухте, а капитан спал в своей каюте, Найгель спустил на воду шлюпку и повел ее по темным волнам прямо на огонек.

Причалить к острову он не решился, потому что невидимые в темноте водовороты так ревели и бурлили, что вызывали жуть. Он держался на расстоянии, и когда рассвело, увидел замок, стоящий темной громадой на фоне бледно-розового неба, и скалы, о которые разбивались огромные волны.

Борясь с волнами, Найгель весь день и всю следующую ночь кружил на своей шлюпке вокруг острова и наблюдал. И весь следующий день, и ночь, и еще пять дней и ночей.

К седьмому дню он кое-что узнал и понял. Да и любой из вас кое-что узнал и понял бы, если бы тщательно изучал что-то целых семь дней, даже если бы это были такие мудреные вещи как закон сохранения энергии или климатические зоны материков.

Вот что он узнал и понял: каждые сутки волны и водовороты утихают ровно на пять минут. Вода отступает и открывается широкий песчаный берег. Но происходит это каждый день на пять минут раньше, чем накануне. Он это точно вычислил, потому что у него был с собой корабельный хронометр.

На восьмой день, за пять минут до отлива, Найгель приготовился. И когда волны отступили от берега, а вода в водоворотах начала стремительно уходить в гигантские клокочущие воронки, вроде того, как уходит вода в ванне, когда вынешь затычку, он налег на весла, причалил к берегу, привязал шлюпку к большому прибрежному камню, а сам забрался на высокий уступ и спрятался в глубоком гроте.

Едва он успел все это сделать, как валы снова начали оживать, подниматься и накатывать на берег, сшибаясь и пенясь. Найгель вышел из грота и увидел совсем близко на каменном утесе принцессу, прекрасную как ясный день.

Найгель подошел к ней и сказал:

— Ты, оказывается, еще красивее, чем я думал!

Она протянула к нему руки и ответила:

— А ты именно такой, каким я тебя представляла.

Он взял ее руки в свои и нежно поцеловал.

— Шлюпка у берега, — сказал он. — Подождем немного, и когда снова начнется отлив, покинем остров.

— Это невозможно, — ответила принцесса. — Меня стерегут чудовища — дракон с грифоном.

— Это еще кто такие? — удивился Найгель. — Про них мне дядя ничего не рассказывал. Ну, так я их убью.

— Глупый, — нежно сказала принцесса, как если бы она была очень-очень взрослая (а ей-то по-прежнему было восемнадцать, хоть на земле прошло немыслимо сколько лет), — как ты их убьешь? У тебя нет никакого оружия.

— Это верно, — задумался Найгель. — Ну, придумаю какой-нибудь способ. Эти твои чудовища — они спят когда-нибудь?

— Конечно, — ответила принцесса. — Грифон — тот вообще любит поспать, а дракон спит всего пять минут в сутки, засыпает мгновенно, причем сон сваливает его каждый раз на три минуты позже, чем накануне.

— А сегодня во сколько он заснул? — спросил Найгель.

— Сегодня — ровно в одиннадцать.

— Так, — задумался Найгель. — Ты умеешь решать задачи?

— Нет, — ответила принцесса. — У меня не математический склад ума.

— У меня тоже, — признался Найгель. — Но деваться некуда, надо решить эту задачку, а раз надо, значит, я ее решу. Только придется изрядно потрудиться.

— Ты начнешь трудиться, когда я уйду, — сказала принцесса. — А пока я здесь — расскажи мне о себе.

Он ей все о себе рассказал. И она ему тоже все о себе рассказала.

— Я нахожусь здесь очень долго, но сколько — не знаю, потому что не чувствую, как идет время. Вышиваю шелком цветы на свадебном платье. Грифон помогает убирать замок — у него крылья очень удобные для подметания и вытирания пыли. А дракон — вроде повара: он внутри горячий, для него поджарить, сварить, разогреть — никакой проблемы. А я, хоть и не ощущаю времени, но с недавних пор у меня появилось чувство, что скоро мое заточение кончится. Может быть, потому, что свадебное платье почти готово: осталось вышить одну маргаритку на рукаве и одну лилию на подоле.

В этот момент сверху послышалось кряхтение, пыхтение и рычание.

— Это дракон! — сказала принцесса. — Вечно он шпионит за мной. Ладно, я побегу, а ты поскорее решай задачу.

И она побежала вышивать маргаритку, оставив его наедине с математикой.

Вот какую задачу ему предстояло решить:

Если отлив происходит один раз в сутки и продолжается пять минут, причем, каждый раз он начинается на пять минут раньше, чем накануне, и если дракон спит пять минут в день, причем, засыпает каждый раз на три минуты позже, чем накануне, то в какой именно день и в какие минуты произойдет совпадение: волны стихнут, а дракон уснет?

Может быть, задачка не такая уж трудная — для тех, у кого математический склад ума. Но для бедняги Найгеля это было очень непростым делом. Он отыскал кусок мела и гладкий плоский камень, сел на землю и принялся за работу.

Он пытался решить задачу с помощью простых арифметических действий, с помощью алгебры и геометрии; с применением десятичных дробей, тригонометрических функций и логарифмов; при помощи дифференциальных и интегральных исчислений и функционального анализа; извлекал квадратные корни, возводил в кубическую степень.

Ничего не выходило! То есть какой-то ответ каждый раз получался, но все время другой, и он не знал, какой из ответов правильный.

И вот, когда у него уже ум за разум зашел, вернулась принцесса.

— Не решил еще? — удивилась она. — Между прочим там, у ворот замка, стоит каменная статуя и у нее в руке — плитка с какими-то знаками. Я на всякий случай списала — вдруг пригодится?

Она протянула ему большой глянцевый лист магнолии, на котором булавкой были нацарапаны какие-то буквы и цифры.

Найгель прочитал:

«На девятый день

О.11.24

Д. 11.27

Грифон искусственный. П.»

— Да это же ответ на задачу! — воскликнул Найгель. — Это означает: отлив начнется на девятый день в одиннадцать часов двадцать четыре минуты, а дракон уснет в одиннадцать двадцать семь. Все правильно! Буква «П» как раз и означает «правильно». Теперь остается только ждать.

И они стали ждать.

Каждый день принцесса приходила к Найгелю, приносила ему еду, и они разговаривали обо всем на свете, а когда принцесса уходила, они думали друг о друге, и оба были счастливы.

Наконец, наступил Тот Самый День.

— Помни, у нас всего три минуты, — сказал Найгель. — Ты уверена, что успеешь?

— Уверена, — ответила принцесса. — А ты уверен, что все рассчитал правильно? Я за тебя боюсь.

— Не бойся, любимая, — сказал он нежно. — На моей стороне две могучие силы: сила Любви и сила Математики. С ними я непобедим.

И вот, когда начался отлив и обнажилась широкая песчаная полоса, а водовороты утихли, Найгель и принцесса выбежали из грота на берег, и там, на виду у дракона, наблюдающего с высокой скалы (а грифон в это время подметал лестницу в замке), Найгель поднял принцессу на руки и поцеловал.

Дракон издал жуткий вопль и начал сползать со скалы. Какой же он был омерзительный! От старости у него выросла седая борода, такая длинная, что путалась в лапах. Весь он побелел от соленой водяной пыли. Он был похож на огромную, жирную, многоногую гусеницу с белыми перепончатыми крыльями и чешуйчатым хвостом. Когти у него были острые как штыки и длинные как самые скучные уроки.

— Эй, ты, чучело! А ну, догоняй! — крикнул Найгель и побежал по мокрому песку в сторону моря. К его руке был привязан конец длинной веревки. А принцесса побежала назад, к скалам, крепко держа в руке другой конец веревки.

Дракон устремился за Найгелем, оставляя в песке глубокие отметины своих многочисленных ног и длинного хвоста, так что всё вместе это напоминало след лодки, которую много людей тащат по песку. При этом дракон выдыхал такой жар, что мокрый песок тут же высыхал и раскалялся, а вода, скопившаяся в трещинах камней, закипала и превращалась в пар.

Принцесса со своего уступа ничего не могла разглядеть из-за облаков пара и только плакала от страха, крепко сжимая в правой руке конец веревки. В левой она держала корабельный хронометр, который ей дал Найгель, и сквозь слезы внимательно следила за стрелкой.

Найгель бежал быстро, но чудовище настигало его. Море далеко отступило, и лишь маленькие волны слабо накатывали на берег. Добежав до кромки воды, Найгель остановился и повернулся лицом к дракону. И тот прыгнул, взвыв от ярости так, будто одновременно загудели все паровозы Англии.

Но вдруг прыжок и вой оборвались на середине. Неодолимый сон настиг дракона и повалил на песок.

В ту же минуту вода в водоворотах забурлила, волны вздулись и пошли со всех сторон на остров. Принцесса изо всех сил начала тянуть веревку и успела втянуть Найгеля на высокий уступ прежде, чем первый вал яростно ударился о скалы.

А дракон крепко спал и не почувствовал, что над ним бушуют волны. Так он больше никогда и не проснулся.

— Теперь остался грифон, — сказал Найгель.

— Интересно бы узнать, — сказала принцесса, — почему на каменной табличке написано про него «искусственный»?

И она ушла в замок вышивать последний лепесток лилии на подоле своего свадебного платья.

На следующий день она сказала Найгелю:

— Знаешь, что мне пришло в голову? Он искусственный потому, что свинчен из двух половинок: половинка птичья, половинка звериная.

Они долго сидели и обсуждали план действий.

Когда грифон заснул после обеда, Найгель подкрался к нему сзади и наступил ему на хвост, а принцесса в ту же секунду закричала:

— Ой, лев! Смотри, лев сзади!

Грифон проснулся, повернул назад орлиную голову и, увидев свою львиную половину, тут же вонзил в нее клюв. Дело в том, что король-колдун так сконструировал этого грифона, что две его половины никогда по-настоящему не совмещались и не чувствовали себя единым целым. Поэтому птичья половина грифона спросонья решила, что на нее напал лев, а львиная половина, тоже спросонья, подумала, что ее терзает орел. Между обеими половинами началась ожесточенная драка и, в конце концов, птичья часть заклевала львиную, а львиная растерзала птичью.

И вдруг принцесса почувствовала чье-то нежное прикосновение к своему плечу и, обернувшись, увидела королеву, свою маму! Как только погиб грифон, с нее спало заклятье. Мать и дочь крепко обнялись, плача от радости.

Тут и старая ведьма, кряхтя, слезла со своего постамента. У нее здорово затекли руки и ноги от долгого стояния в неподвижности.

Когда прошли первые восторги и было рассказано обо всем, что произошло, ведьма спросила:

— А как насчет водоворотов?

Найгель ответил, что насчет этого ничего не знает.

Ведьма сказала:

— Хоть я теперь больше не ведьма, а просто бабушка, счастливая от того, что обрела любящую семью, однако, память мне еще не изменила. Водовороты образовались от того, что король-чародей плеснул в море девять капель своей крови. Эти капли приводят море в бешенство, оно все время пытается выплеснуть их на берег, но не может. Вот почему вокруг острова бушуют такие ураганы. Давайте подождем отлива и попытаемся отыскать эти капли.

Когда наступило время отлива, Найгель вышел на берег и в глубокой воронке, оставшейся на месте одного из водоворотов, нашел крупный красный рубин. Это была первая капля крови злого короля.

На следующий день Найгель отыскал вторую каплю, через день — третью, и так до тех пор, пока на девятый день он не отыскал последнюю каплю. И сразу море стало спокойным и гладким как стекло.

Эти девять рубинов впоследствии очень пригодились в сельском хозяйстве: стоило только бросить их на землю — тут же пласты сами начинали вспухать, переворачиваться, и вскоре земля становилась взрыхлена и обработана с такой же тщательностью, с какой обрабатываются мозги молодых людей в Оксфордском и Кембриджском университетах. Так что, в конце концов, и от злого короля получилась какая-то польза.

Как только море успокоилось, к острову начали причаливать корабли из дальних стран, привозить путешественников, которым очень хотелось услышать эту удивительную историю с самого начала.

Принцесса наконец-то надела свое свадебное платье и вышла замуж за Найгеля. И все они зажили дружно и счастливо.

Вы, наверно, спросите, на какие средства они жили, где брали деньги на все необходимое.

Так ведь она была принцессой, мои дорогие, а мама ее — королевой, и у обеих был приличный счет в банке. Представляете, сколько процентов у них набежало за все эти годы? Вот они и жили на проценты с капитала. Очень удобная штука, можно им только позавидовать.

ЛЕДЯНОЙ ДРАКОН

Эта необыкновенная история случилась вечером одиннадцатого декабря, когда двое детей не послушались взрослых и чуть было не попали из-за этого в большую беду.

Звали детей Джордж и Джейн. Жили они на окраине города, на Лесном Холме, с которого хорошо был виден королевский дворец.

В том году решено было отменить традиционный праздник — сожжение чучела заговорщика Гая Фокса, потому что у принца резался первый зуб, а это очень болезненный процесс, не только для принцев, но и вообще для любого младенца, поэтому все согласились, что веселиться в такой день было бы как-то нетактично.

Но к одиннадцатому декабря зуб у принца наконец-то прорезался, и было объявлено, что праздник состоится.

Все очень обрадовались. Всем хотелось доказать свою преданность королевской семье, но главное, конечно, повеселиться. И что тут началось! Факельное шествие, фейерверк, маскарад, пляски! На стенах хрустального королевского дворца засветилось: «Да здравствует принц!», «Слава королю!», составленное из разноцветных гирлянд. В школах отменили занятия, а детям водопроводчиков и писателей подарили по два пенса, чтобы и они могли доставить себе какое-нибудь удовольствие.

У Джорджа и Джейн было по шесть пенсов на каждого, и они купили на все деньги бенгальских огней. С искрящимися огоньками в руках они подошли к садовой ограде, откуда открывался вид на хрустальный дворец, весь озаренный праздничными огнями.

У родителей Джорджа и Джейн в этот вечер был сильный насморк, и они сидели дома, но детям разрешили погулять в саду, только строго запретили им выходить за калитку. Подмораживало, и Джейн надела шапку, перешитую из старой маминой муфты, а Джордж — отцовскую котиковую ушанку.

От веселых бенгальских огоньков темный сад сделался таким светлым и праздничным, что дети не чувствовали холода. Жалко только, что бенгальские огни быстро сгорают. Когда последние огоньки догорели и сад погрузился в темноту, дети перешли к задней ограде и увидели далеко-далеко, за темными полями, у самого края ночного неба, странные мерцающие разноцветные лучи.

— Что это? — воскликнула Джейн. — Правда, похоже, будто сказочные садовники посадили рядами сверкающие деревца и поливают их жидким огнем?

— Жидкой чепухой! — возразил Джордж. Он учился в школе и кое-что уже слышал про Северное Сияние. И рассказал про него сестре.

— Сияние? — спросила Джейн. — А отчего оно сияет, и для чего?

— Не знаю, — честно признался Джордж. — Думаю, это как-то связано с Тропиком Рака, Большой Медведицей, Стрельцом и Стожарами.

— А это кто? — спросила Джейн.

— Ну… Такие звездные семьи, — объяснил Джордж, и Джейн сделала вид, что поняла.

Лучи, стрелами пронзающие небо, казались ей даже красивее, чем брызгающие искрами огни фейерверка над хрустальным дворцом.

— Вот бы познакомиться с какой-нибудь звездной семьей, — сказала девочка. — Если это добрая семья и если бы мы с тобой были маленькими звездочками, они могли бы пригласить нас в гости на чашку чая.

— Ты что же, думаешь, это обычная семья, вроде нашей? — ответил брат. — Я сказал «семья», потому что все равно ты не поймешь, что такое созвездие. И потом, звезды расположены так высоко, что вряд ли мы смогли бы прийти к ним на чашку чая.

— Я же сказала: «Если бы мы были маленькими звездочками»!

— Но мы же не звездочки!

— Знаю, — вздохнула Джейн. — Не такая уж я дурочка. Но Северное Сияние — оно-то не на небе, а на земле. Что, если нам туда пойти, Джордж!

— Скажешь тоже! — оборвал Джордж, постукивая ботинками по ограде, чтобы согреть ноги. — Это знаешь как далеко!

— А мне кажется, не так уж, — возразила Джейн.

— Да оно на другом краю земли, в Арктике, возле Северного Полюса! Вообще-то, сияние меня не так уж интересует. Полюс — вот, где бы я хотел побывать! А потом вернуться домой и написать книгу о своих приключениях. И прославиться!

Джейн спрыгнула с забора и воскликнула:

— Пойдем, Джордж! Пока никто не видит! Когда еще представится случай?

— Да я-то хоть сейчас бы отправился, если бы не ты, — ответил Джордж. — Вечно мне из-за тебя влетает. Промочишь ноги, а мне отвечать. Хотя, если мы пойдем к Северному Полюсу, то мы оба их промочим.

— Ну и что? Вот увидишь, мы вернемся раньше, чем папа с мамой успеют как следует рассердиться.

— Ладно! — согласился Джордж. — Пошли. Но имей в виду, это ты меня уговорила.

Они перелезли через забор на соседний участок. Там кто-то гулял, но Джордж и Джейн прошмыгнули мимо незамеченными, снова перелезли через забор и оказались на лугу. Невдалеке горел большой костер, а вокруг него темными силуэтами стояли какие-то фигуры.

— Похожи на индейцев, — сказал Джордж и хотел подойти поближе, но Джейн потянула его за руку, и они прошли мимо. Перед ними открылось огромное ночное поле. У самого горизонта светилось разноцветными огнями Северное Сияние.

Открою вам секрет: зимой Арктика подходит к югу значительно ближе, чем это изображается на картах. Странно, что никто не обращает на это внимания, хотя даже кувшин, в котором вода по утрам покрывается корочкой льда, мог бы рассказать об этом, если бы умел говорить. А в ту ночь, когда Джордж и Джейн начали свое путешествие к Северному Полюсу, Арктика так близко подошла к Лесному Холму, что дети сами не заметили, как все вокруг побелело. Снег становился все глубже, ноги по щиколотку утопали в нем, а Северное Сияние беззвучно переливалось впереди.

Вдруг перед ними возник высокий забор, весь в снегу и сосульках. Внизу была довольно широкая щель. Дети проползли под ней на ту сторону забора, поднялись на ноги и замерли, пораженные.

Перед ними расстилалась широкая прямая дорога из чистого гладкого льда. По сторонам стояли высокие деревья, покрытые инеем. С ветвей свисали гирлянды разноцветных звездочек, нанизанных на нити из лунных лучей, и так сверкали, что казалось, будто среди ночи возник ясный день. Это Джейн так сказала, а Джордж возразил, что никакие это не звездочки и не лунные нити, а обыкновенные электрические елочные фонарики, которые продаются на ярмарке в соседнем графстве.

Дорога убегала вдаль, туда, где светились огни Северного Сияния.

— Классный каток! — сказал Джордж. — Пожалуй, я прокачусь.

Он разбежался и покатился по льду. Джейн, глядя на него, тоже разбежалась — и вот уже они скользили друг за другом по ледяной дороге.

Это был самый замечательный каток, какой только можно себе представить. Если бы вы оказались такими же непослушными, как Джордж и Джейн, вы тоже могли бы по нему прокатиться. Хотя могло случиться и так, что вместо катка вы наткнулись бы на что-нибудь гораздо менее приятное.

Ледяная дорога спускалась с холма, так что Джордж и Джейн здорово разогнались и продолжали катиться вниз все быстрее и быстрее. Белые от измороси стволы деревьев со звездными лампочками на ветвях стремительно убегали назад, сливаясь в одну сплошную сверкающую ленту. Наверху поблескивали звезды, а далеко впереди мерцало Северное Сияние.

Как чудесно скользить по чистому, гладкому льду, особенно если чувствуешь, что действительно куда-то приближаешься. А еще чудеснее, если это «куда-то» — Северный Полюс. Лед был такой гладкий, что подошвы ботинок, прикасаясь к нему, не производили никакого шума, и дети неслись вперед в сказочной, белой тишине.

Вдруг тишина разбилась вдребезги. Над снежной равниной прозвучал громкий окрик:

— Стой!

— Падай! Да падай же! — закричал Джордж, и сам упал, потому что это был единственный способ остановиться. Джейн наехала на него и тоже упала, и они оба отползли на четвереньках к краю катка, в снег. И увидели человека в охотничьей кепке с длинным козырьком, с белыми от инея усами и с ружьем в руках.

— У вас пули не найдется? — обратился он к детям.

— К сожалению, нет, — ответил Джордж. — Были гильзы от папиного пистолета, но няня их выбросила, когда выворачивала мои карманы, чтобы посмотреть, не там ли затычка от ванны.

— Понятно, — прервал охотник. — И никакого огнестрельного оружия нет?

— Оружия нет, — ответил Джордж, — но есть одна огнестрельная штука: петарда. Мне ее один мальчик подарил, но если вам надо, я вам отдам.

Он сунул руки в карманы штанов, начал шарить в них и вынимать оттуда веревочку, гвоздь, компас, перышко, мел, перочинный ножик…

— Дай подержу, — предложил охотник, протягивая руку.

Но Джейн дернула брата за хлястик на куртке и прошептала:

— Спроси, для чего ему петарда?

Джордж спросил, и охотник ответил, что хочет этой штукой укокошить вон ту белую куропатку, в которую стрелял, но промахнулся.

И дети увидели, что неподалеку от них сидит дрожащая от страха белая куропатка и с волнением ждет решения своей участи.

Джордж тут же начал запихивать все свои вещи обратно в карманы.

— Я передумал, — сказал он. — Промахнулись — сами виноваты. Мой папа в таких случаях говорит: «что упало, то пропало». Извините, не дам петарду.

Охотник не стал настаивать, лишь погрозил кулаком Джейн, а потом вышел на лед и попытался двигаться по направлению к Хрустальному Дворцу, что было довольно трудно, потому что дорога туда шла вверх. А Джордж и Джейн покатили дальше вниз. Но перед этим белая куропатка поблагодарила их самым вежливым образом.

Ледяная дорога тянулась и тянулась, но детям казалось, что огни Сияния все так же далеки, как и прежде. Окутанные со всех сторон белой тишиной, они мчались вперед, как вдруг тишина была вновь разбита на куски чьим-то окриком:

— Стойте!

— Падай! — крикнул Джордж, и сам, как в прошлый раз, упал, затормозив единственным возможным способом, и Джейн затормозила вслед за ним. Они отползли к краю катка и увидели тощего господина с сачком в одной руке, с ящиком для коллекции в другой и в темных очках на носу.

— Прошу прощения, — обратился он к ним. — Не найдется у вас иголочки?

— У меня есть игольник, — вежливо ответила Джейн, — но там нет иголок. Их забрал Джордж, когда конструировал какую-то штуку с пробками — по журналу «Сделай сам». У него ничего не получилось, но иголки он мне не вернул.

— Любопытно, любопытно, — заметил ловец бабочек. — Вот и я тоже пользуюсь иголками с пробкой.

— А булавка вам не подойдет? — спросила Джейн. — Я пристегнула ею лоскут меха на капюшоне, когда зацепилась за гвоздь. Хотите?

— Давай, — сказал коллекционер, и Джейн начала было отстегивать булавку, но тут Джордж ущипнул ее за руку и прошептал: «Сначала спроси, что он собирается с ней делать?»

Джейн спросила, и ловец бабочек охотно объяснил, что булавка нужна ему, чтобы приколоть к картону большую белую арктическую моль.

— Великолепный экземпляр! — добавил он. — Гордость моей коллекции.

И действительно, в сачке коллекционера сидела большая белая арктическая моль и внимательно слушала их беседу.

— Ой, нет, не дам! — воскликнула Джейн.

И пока Джордж объяснял коллекционеру, почему она отказывается дать булавку, Джейн распутала сетку и обратилась к моли, не будет ли она так любезна поскорее выбираться отсюда. Моль не замедлила это сделать.

Когда ловец бабочек увидел, что его моль очутилась на свободе, он не рассердился, а только очень огорчился.

— Эх! — воскликнул он. — Вся моя арктическая экспедиция насмарку! Теперь надо возвращаться домой и готовиться к новой — писать кучу заявок и прошений. Странная ты какая-то девочка. Ты, случайно, не с приветом?

Оставив коллекционера в тщетных попытках идти вверх по катку в направлении Хрустального Дворца, Джордж и Джейн отправились дальше, но перед этим большая белая арктическая моль горячо поблагодарила их за спасение.

Они снова помчались по ледяной дороге. Огни впереди становились все ярче, уже трудно стало на них смотреть, не щурясь. И вдруг великое скольжение завершилось необъятной кучей снега, в которую Джордж и Джейн влипли по самые уши, потому что не успели затормозить.

Когда они с трудом выкарабкались из снега, отряхнули друг друга и протерли глаза, то увидели прямо перед собой чудо из чудес — Северный Полюс, громадный, белый, переливающийся как гигантский дворец, весь целиком из чистого льда. Чтобы увидеть его вершину, надо было закинуть голову до самых лопаток, даже еще больше.

Взрослые напридумывали всяких научных теорий насчет Северного Полюса, и не исключено, что когда вы сами станете взрослыми и образованными (мало ли, как в жизни повернется), вы тоже станете рассуждать на эту тему строго по-научному. Но в глубине-то души у вас все равно останется убеждение, что Северный Полюс сделан из прозрачного чистого льда, и кто бы что ни доказывал, он не может быть сделан ни из чего другого.

Вокруг полюса были разложены сотни маленьких огней, их пламя не колыхалось, не дрожало, а ровно поднималось вверх, будто синие, зеленые, розовые стебли цветущих лилий. Так сказала Джейн, а Джордж возразил, что они похожи на прутья ограды. Эти холодные огненные стебли и были тем самым Северным Сиянием, которое дети увидели со своего Лесного Холма.

Полюс возвышался над снежной долиной, снег искрился как корочка домашнего именинного пирога, покрытая самодельной сахарной глазурью. (Покупная глазурь никогда так не искрится, потому что в нее не досыпают сахарной пудры.)

— Прямо как во сне, — сказала Джейн.

— Ничего не во сне, — возразил Джордж, — а это и есть самый настоящий Северный Полюс. И подумать только, как много людей мечтают достичь его, а оказывается, это не так уж трудно.

— Достичь-то его, может, и не трудно, — задумчиво сказала Джейн, — а вот как мы обратно вернемся?

— Как-нибудь! — ответил Джордж. — Главное, что мы уже тут. Сейчас попробую взобраться на вершину и водрузить британский флаг — думаю, мой носовой платок вполне подойдет. Между прочим, надо еще проверить, настоящий ли это Северный Полюс. Если стрелка компаса будет все время крутиться, значит, настоящий. Сейчас поглядим.

Они подошли совсем близко к ярким стеблям огоньков и тут заметили громадную, странных очертаний ледяную глыбу, которая словно кольцом обвивала все подножье полюса. В толстой своей части она была голубоватая как берлинская лазурь, а в тонких частях смешались все цвета радуги и чудесно поблескивали, как хрустальная люстра у бабушки в Лондоне.

— Какие странные очертания у этой фигуры, — сказала Джейн, отступая на несколько шагов, чтобы получше рассмотреть. — Она похожа… Она точь-в-точь дракон!

— А по-моему, она больше похожа на дамбу вдоль Темзы, — возразил Джордж, обратив, однако, внимание на что-то извилистое, вроде хвоста, обвившего Северный Полюс.

— И все-таки это дракон! — настаивала Джейн. — Смотри, вон крылья! Какой красивый!

И правда, это был самый настоящий дракон — громадный, сверкающий, крылатый, чешуйчатый, когтистый, зубастый — и весь из чистого льда. Он, вероятно, когда-то уснул, свернувшись вокруг того отверстия, откуда в незапамятные времена выходил столб горячего пара из Центра Земли, а потом, когда в этом месте образовалась Арктика и столб горячего воздуха замерз, превратившись в Северный Полюс, дракон примерз к нему во сне, да так крепко, что не мог оторваться. Так и остался. И хотя вид у него был устрашающий, нельзя не согласиться с Джейн — он был действительно великолепен.

Пока дети стояли, глядя на это чудо из чудес, за их спинами раздались мягкие, вкрадчивые шаги, затем началась суетливая беготня и откуда-то из темноты, куда не попадали отсветы костров, появилась толпа маленьких коричневых существ. Они носились, прыгали, карабкались, падали, толкались, кувыркались, бегали на четвереньках и даже вниз головой. Потом они подошли к ярким стеблям костров и начали танцевать вокруг них, взявшись за лапки.

— Медведи! — прошептала Джейн. — Джордж, я боюсь! Зачем мы ушли из дома! И ботинки у меня промокли!

Танцующий круг внезапно распался, и в следующее мгновение сотни лапок вцепились в Джорджа и Джейн, и дети очутились в центре огромной мягкой возбужденной толпы маленьких толстеньких существ в коричневых пушистых шубках, и белое безмолвие было совершенно разрушено.

— Они боятся, что мы медведи! — раздался пронзительный голос. — Они еще пожалеют, что мы не медведи, когда узнают, кто мы такие!

Это прозвучало так угрожающе, что Джейн расплакалась. До сих пор всё, что видели дети, было или красивым или волшебным, но сейчас они горько пожалели, что не послушались взрослых и сделали то, что им было строго запрещено.

Как только Джейн начала плакать, коричневые существа в изумлении отступили. Они еще никогда не видели никого плачущего, ведь никто не плачет в Арктике из страха обморозиться.

— Ты плачь понарошку! — прошептал Джордж. — А то у тебя сосульки на глазах вырастут. Просто ори погромче, может, они отстанут.

Джейн притворилась, будто плачет, и сейчас же настоящие слезы перестали течь — это всегда бывает, когда притворяешься, что плачешь. Попробуйте — сами убедитесь.

Тогда Джордж очень громко (чтобы перекричать вопли Джейн) обратился к жирным существам:

— Никто вас тут не боится! Мы — Джордж и Джейн, а вы кто такие?

— Мы — котиковые карлики! — ответили существа, вертясь, изгибаясь, перебегая с места на место, прыгая как стеклышки в калейдоскопе. — Мы очень редкостные и драгоценные, потому что сделаны сплошь из самого лучшего котикового меха.

— А для чего горят эти костры? — прокричал Джордж (потому что Джейн вопила очень громко).

— Чтобы разморозить дракона! — загорланили карлики.

— Сейчас он заморожен и спит!

— Но мы разморозим его, и он проснется!

— И съест всех-всех на земле, кроме нас.

И карлики приблизились на шаг к детям.

— Что-что-что? — закричал Джордж. — Не понимаю, зачем вы хотите, чтобы он всех съел?

— Да просто от злости, — ответили карлики беззаботно, как если бы они сказали: «просто для смеха».

Тут Джейн прекратила свои вопли, чтобы сказать:

— Какие же вы бессердечные!

— Ничего подобного! — возразили они. — У нас есть сердца!

— Они сделаны из самого доброкачественного котикового меха!

— Они похожи на маленькие, набитые салом меховые кошельки!

И карлики подошли к детям еще на шаг. Фигурами они напоминали крепких коренастых человечков в котиковых куртках, головы у них были похожи на котиковые муфты, ступни и ладони — на котиковые варежки, а лица были как у тюленей, потому что котики принадлежат к семейству ушастых тюленей.

— Спасибо за информацию, — сказал Джордж. — А теперь — до свидания, мы домой пойдем (а ты продолжай орать, Джейн).

Но карлики подошли еще на шаг, что-то бормоча и перешептываясь. Затем бормотание и перешептывание прекратились и наступило молчание, такое глубокое, что Джейн побоялась нарушить его своими воплями. Это было коричневое безмолвие, и она подумала, что белое безмолвие куда приятнее.

Затем главный карлик подошел к ним вплотную и спросил:

— А что это у тебя на голове?

И тут Джордж понял, что всё кончено, потому что на голове у него была папина котиковая ушанка.

Карлик не стал дожидаться ответа.

— Эта шапка сделана из одного из нас! — взвизгнул он. — Или из какого-нибудь нашего несчастного родственника! Ну, мальчишка, теперь ты разделишь его судьбу!

И, глядя на окружившие их злые тюленьи мордочки, Джордж и Джейн подумали, не ожидает ли их и вправду судьба того, кто стал котиковой шапкой.

Карлики стиснули детей своими меховыми лапами. Джордж упирался, лягался, Джейн орала во все горло, но сопротивление было бесполезно. Карлики втащили детей по драконову боку наверх, усадили их между выступами ледяного позвоночника и прижали спинами к Северному Полюсу. Вы даже не представляете, какой тут был холод. От такого холода они почувствовали себя маленькими ледышками внутри собственной одежды, и у них было одно-единственное желание — закутаться в очень толстую перину и хоть немножко оттаять.

Карлики привязали Джорджа и Джейн к Северному Полюсу снежными цепями, которые бывают очень крепкими, если сделать их умеючи, а затем пододвинули костры поближе к дракону и сказали:

— Вот теперь дракон оттает, а когда оттает, то проснется, а когда проснется, то будет страшно голодный и начнет пожирать все, что увидит, а первое, что он увидит, будете вы!

Огоньки тянулись вверх, но от них не веяло теплом, и детям становилось все холоднее и холоднее.

— Меня только то утешает, — сказал Джордж, — что мы вряд ли почувствуем, как дракон будет нас есть. Потому что мы еще до этого умрем от холода.

Вдруг раздалось хлопанье крыльев, и на голову дракона опустилась белая куропатка.

— Кажется, вам нужна помощь? — спросила она у детей.

К этому моменту дети так замерзли, что не могли ни думать, ни говорить.

— Секундочку! — сказала куропатка. — Я хочу воспользоваться представившимся мне случаем и еще раз горячо поблагодарить за ваш мужественный поступок в момент грозившей мне смертельной опасности.

Она обладала поистине изысканными манерами.

А еще через секунду послышался мягкий, словно шепот, шелест крыльев у них над головами и, медленно планируя, начали тихо опускаться сотни и тысячи маленьких белых пушинок и перьев. Они опускались на Джорджа и Джейн как хлопья теплого, пушистого снега, ложились одно на другое, вырастали в толстую, мягкую, легкую перину, и вскоре дети исчезли под кучей белых перьев, и только их лица выглядывали наружу.

— Какая ты добрая и отзывчивая, белая куропатка! — сказала Джейн. — Но теперь ты сама замерзнешь, ведь ты отдала нам свои теплые перья.

Куропатка засмеялась, и ее смех был подхвачен, словно эхом, тысячами добрых, нежных птичьих голосов.

— Ты что же думаешь, — произнесла куропатка, — все эти перья вырваны из одной груди? Нас тут сотни и сотни, и каждая из нас рада уделить немного пуха и перьев, чтобы согреть двух маленьких великодушных детей.

Дети уютно свернулись под пухом и перьями и начали отогреваться. А когда карлики попытались стряхнуть с них перья, куропатка и все ее друзья принялись летать перед их мордочками, хлопать крыльями, пронзительно щебетать — и отогнали их: эти карлики были довольно трусливыми.

Дракон все еще не двигался, но в любой момент мог оттаять и ожить, да и карлики уже готовились к новому нападению. Так что Джордж и Джейн, хоть и согрелись, но душевного покоя не испытывали. Они попытались объяснить свое положение куропатке, но та, несмотря на свою вежливость и обходительность, особым умом не отличалась. Она лишь заметила:

— У вас теперь есть теплое гнездышко, и никому вас с него не согнать. Вот и грейтесь.

И она улетела, а вслед за ней — вся стая.

Вдруг снова послышалось трепетание крыльев, только гораздо более мягкое и легкое, чем у куропаток. Джордж и Джейн воскликнули в один голос:

— Осторожно! Не обожги крылышки!

Потому что они увидели, что к ним летит большая белая арктическая моль.

— Что случилось? — спросила она, опускаясь на драконий хвост.

Дети ей все рассказали.

— Котики? — презрительно сказала моль. — Тоже мне, непобедимая армада! Подождите-ка, я сейчас.

Она поднялась вверх короткими резкими зигзагами и вскоре вернулась, а с ней вместе прилетело столько моли, что детям показалось, будто громадную белую живую простыню расстелили между ними и звездами.

И участь злых карликов была решена.

Громадная простыня внезапно распалась на тысячи частиц и упала на котиковых карликов как снег. Но каждая снежинка была живой порхающей молью, и каждая моль вонзила свой жадный хоботок глубоко в котиковый мех.

Взрослые вам скажут, что мехом питается не сама моль, а только личинки моли, но это они стараются вам свою образованность показать, а сами-то они как говорят: «Боюсь, моль съест мою меховую накидку», или: «Бедняжка тетя Эмма! Моль съела ее роскошный французский джемпер».

А тут сейчас собралось столько моли, сколько не собиралось никогда и нигде, и вся она барахталась, ползала и кишела в шкурках котиковых карликов.

Те не сразу поняли опасность, а когда поняли, было уже слишком поздно. Они начали сновать и рыскать в поисках нафталина, полыни, камфары, апельсиновых корок, лавандового масла, дегтярного мыла, борной кислоты. Некоторым даже удалось отыскать кое-что, но прежде, чем они сумели применить эти средства, всё было кончено. Моль ела, ела, ела, а поскольку карлики были сплошь из меха, включая их котиковые сердца, то они были съедены целиком, со всеми потрохами.

— Спасибо, арктическая моль! — сказала Джейн. — Надеюсь, ты как следует наелась? Это я на тот случай, если мы с тобой вдруг не поладим.

Миллионы голосков ответили со смехом таким же мягким и трепещущим, как звук их крылышек:

— Да мы лучше самих себя съедим, чем обидим своих друзей!

И все они улетели. Костры догорели и погасли. Джордж и Джейн остались одни, в темноте, связанные, на спине у дракона.

— Ну, мы и влипли! — сказал Джордж.

— И больше никого, кто мог бы нам помочь! — добавила Джейн. Ей и в голову не пришло, что помочь им может сам дракон, да и кому такая мысль могла бы прийти в голову?

Между тем становилось все холоднее и холоднее. Дети дрожали даже под периной из куропаточьего пуха. Холод достиг такой силы, что никакой термометр не выдержал бы и лопнул. И тогда тело дракона, кольцом обвившееся вокруг полюса, шевельнулось и стало медленно разматываться. А когда всё размоталось и вытянулось во всю свою леденящую длину, дракон произнес:

— Фу-у, полегчало!

Оказывается, котиковые карлики выбрали неверный способ разморозки дракона: от их костров ему становилось только хуже. А когда костры погасли, он ожил и почувствовал себя ужасно голодным. К счастью, он не заметил Джорджа и Джейн, примерзших к его спине. Снежные цепи, которыми дети были привязаны к Полюсу, лопнули с треском, когда дракон сдвинулся с места. Сверкая ледяным телом, с Джорджем и Джейн на громадной чешуйчатой спине, дракон взял курс на юг. А куда же еще ему было брать курс от Северного Полюса, как не на юг? На ходу дракон потрескивал, позвякивал и побрякивал, словно люстра, если вы проведете пальцем по ее хрустальным висюлькам, хотя делать это вам строго запрещается.

Конечно, существует множество дорог, ведущих от Северного Полюса на юг, но тут Джорджу и Джейн просто повезло, потому что дракон двинулся в нужном им направлении и неожиданно ступил своими тяжелыми лапами на громадный каток. И заскользил, набирая скорость, мимо звездных фонариков в сторону Лесного Холма и хрустального дворца.

— Да ведь он несет нас домой! — воскликнула Джейн. — Он, оказывается, добрый дракон! Ура!

Джордж тоже очень обрадовался, хотя ни он, ни Джейн не были вполне уверены, что дома их встретят с распростертыми объятиями: во-первых, они промочили ноги, а во-вторых, вряд ли родители будут в восторге, увидев их в столь необычной компании.

Хотя дорога шла вверх, двигались они очень быстро, потому что драконы могут идти вверх так же легко, как и вниз. Отчего это так — вы вряд ли сейчас поймете, потому что еще не проходили эвклидовой геометрии. Но если вам уж очень любопытно и хочется пустить пыль в глаза другим ребятам, то я скажу: драконы умеют цепляться хвостами за четвертое измерение и, придерживаясь за него, двигаться в любую сторону с любой скоростью. Если бы у вас были хвосты, вы бы тоже смогли этому научиться.

Итак, дракон мчался очень быстро. Он сделал в пути всего две остановки: первую, чтобы проглотить ловца бабочек, а вторую, чтобы проглотить охотника, которые все это время пытались идти вверх по ледяной дороге, но не могли, потому что у них не было хвостов и они даже не слышали о четвертом измерении.

Когда дракон достиг границы катка, он выполз на снег, перемахнул через забор и медленно пополз через темное поле по направлению к тому месту, где горел большой костер, возле которого уже никого не было. И чем ближе подползал к нему, тем медленнее двигался, а когда дополз, то начал быстро таять, во-первых, потому что арктические холода уже не достигали этих мест, а во-вторых, потому что от костра тянуло сильным жаром. Дракон полз и таял, таял, и прежде, чем дети успели сообразить, что происходит, они обнаружили, что сидят в огромной луже, охотник и ловец бабочек убегают во все лопатки, а от дракона не осталось ни льдинки!

Они выбрались из лужи и пошли домой.

Разумеется, мама с папой сразу заметили, что ботинки у Джорджа и Джейн мокрые и что оба сидели на чем-то мокром. Обоих отругали и немедленно отправили спать.

Давно это случилось.

Если вы любите волшебные истории и при этом у вас пытливый ум, то вы, наверно, захотите понять, как же это так: котиковые карлики все исчезли, костры погасли, а Северное Сияние по-прежнему существует и светит в морозные ночи? Кто же его зажигает?

Не знаю, друзья мои!

Человек я не тщеславный и не боюсь признаться, что в некоторых научных явлениях совершенно не разбираюсь, и это — одно из них.

Могу только предположить: те, кто зажигают Северное Сияние — не котиковые карлики, потому что они все были съедены молью. А вещи, траченные молью, уже ни на что не годятся, вот уж это я знаю точно.

ПОСЛЕДНИЙ ДРАКОН

Вы наверняка слышали о том, что когда-то в незапамятные времена драконы были таким же обычным явлением, как в наши дни автобусы, и уж никак не менее опасными?

Однако, с тех пор как вошло в моду убивать дракона, чтобы спасти принцессу, поголовье этих древних рептилий стало резко уменьшаться. Уже самим принцессам приходилось изрядно побегать в поисках дракона, от которого принц мог бы их спасти.

И наступило время, когда во Франции, Германии, Испании, России не осталось ни одного дракона. Даже в Америке ни одного не осталось. В Китае было несколько штук, и то не живых, а из бронзы.

Последний живой дракон уцелел только в Англии (хочу вас предупредить, что ни в одном учебнике вы об этом не прочтете, потому что все это было невероятно давно).

Этот последний дракон обитал в Корнуолле, в огромных скальных пещерах. Он был ровно семьдесят футов длиной от кончика жуткой морды до кончика чудовищного хвоста, выдыхал огонь и дым, двигался с невероятным лязгом и скрежетом, потому что чешуя у него была железная. Его перепончатые крылья были похожи отчасти на полураскрытые зонтики, отчасти на крылья летучей мыши, но, разумеется, в несколько тысяч раз больше. Все его очень боялись, да это и понятно — как такого не бояться?

У Корнуольского короля была единственная дочка. И вот, когда ей исполнилось шестнадцать лет, она, как предписывал обычай, должна была отправиться на поиски дракона. Всё дальнейшее она примерно себе представляла — с детства наслушалась от своей няни историй о том, как ее привяжут к скале перед пещерой, и в тот момент, когда чудовище кинется на нее, появится принц и ее спасет. Уже и принц нашелся, пожелавший ее спасти.

По правде говоря, принцессе не очень-то хотелось затевать это дело с драконом и спасителем.

— Какие-то они ненадежные все да и глуповатые, эти принцы, — заявила она своему папе-королю. — И вообще, я не понимаю, с какой стати кто-то должен меня спасать.

— Так принято, дитя мое, — отвечал король, снимая корону и кладя ее на травку, потому что они были в саду одни, а короли тоже должны время от времени расслабляться.

— Ну и что же, что принято, — возразила принцесса. Она сплела венок из маргариток и водрузила его королю на голову вместо короны. — Не лучше ли сделать наоборот: привязать к скале не меня, а одного из этих глупых принцев. А я бы сама сразилась с драконом. Ты же знаешь, папа, как я владею шпагой. Лучше любого из них.

— Что ты, дитя мое, во-первых, это неженственно! — возразил король и поскорее снял венок и надел корону, потому что к ним приближался премьер-министр с корзиной бумаг на подпись. — А во-вторых — не выдумывай. Я сам когда-то спас твою маму от дракона. Обычай есть обычай, не я его придумал.

— Но, папа, ведь это последний дракон! Он не такой, как другие!

— Чем же он не такой?

— Тем, что он последний! — объяснила принцесса.

И ушла на урок фехтования. Она отлично училась по всем предметам, но к фехтованию у нее было особое отношение, потому что ее не оставляла мысль самой сразиться с драконом. Благодаря постоянным тренировкам, она стала самой спортивной принцессой не только Англии, но и всей Европы. И к тому же самой хорошенькой, но это уж ей было дано от природы.

Между прочим, принц, пожелавший ее спасти от дракона, был отнюдь не глуп. Голова его была битком набита разными знаниями, включая философию и психологию. И внешне он был хорош, и в технике прекрасно разбирался. Сам водил автомобиль. Вот, правда, с фехтованием у него обстояло неважно, как-то он не относился всерьез к этому виду спорта.

Накануне Дня Спасения принцессы от дракона во дворце был устроен бал. После ужина принцесса послала к принцу своего ручного попугая с запиской, в которой было написано:

«Мне надо поговорить с вами наедине. Жду на террасе».

Принц тотчас вышел на террасу и увидел серебристое платье принцессы, переливающееся в тени деревьев как вода в свете звезд.

— Я к вашим услугам, Ваше Высочество! — воскликнул он, став перед ней на одно колено, обтянутое золотым шелком.

— Вот что, принц, — озабоченно сказала принцесса. — Честно признайтесь: сможете вы справиться с драконом или нет?

— Думаю, одно из двух, — ответил принц. — Или справлюсь, или погибну.

— Чего ради погибать-то? — спросила принцесса.

— Но… Погибнуть ради вас — самое меньшее, что я могу для вас сделать!

— Да ладно! Скажи лучше — самое большее, на что ты способен.

— А что мне еще остается-то? — вздохнул принц. — Только на чудо надеяться: вдруг повезет, и я сам его убью.

— Зачем вообще кого-то убивать ради меня? — воскликнула принцесса.

— Так ведь традиция! — пожал плечами принц. — Чтобы доказать невесте свою любовь. Хотя, честно говоря, вы мне и так нравитесь, без всяких доказательств. Клянусь, никто и никогда мне так не нравился, как вы!

При этих словах принцесса посмотрела на него повнимательнее и увидела, какой он симпатичный. И сама в него влюбилась.

— Ладно, — сказала она. — Пусть завтра нас отвезут в горы. Ну, ты же знаешь, как это всегда бывает: привяжут меня к скале, а сами помчатся домой, закроют ставни и будут сидеть в темноте, пока ты не проедешь по городу, торжественно возвещая, что убил дракона. А я должна буду ехать рядом и рыдать от счастья.

— Да, примерно так, — согласился он.

— А на этот раз будет не так: когда все уйдут, ты отвяжешь меня, и мы будем биться с драконом вместе, плечом к плечу.

— Но я не хочу подвергать тебя опасности!

— Наоборот, гораздо безопаснее, если я буду свободна и со шпагой в руке, чем привязана к скале и безоружна!

В этом была своя логика, и принц согласился.

Наутро все произошло так, как она сказала: принц перерезал веревку, и теперь они оба стояли одни на горном склоне и смотрели друг на друга.

— Мне кажется, — сказал принц, — что мы с тобой вполне могли бы обойтись без дракона.

— И мне так кажется, — согласилась принцесса. — Но что поделаешь с этими традициями?

— Дракона жалко, — сказал принц, — ведь он последний во всем мире!

— В том-то и дело! И я то же самое говорю! — воскликнула принцесса и предложила: — А давай не будем его убивать! Лучше попробуем приручить его. Няня говорит, что лаской можно приручить кого угодно.

— Нужно дать ему что-нибудь вкусное, — сказал принц. — Ты случайно ничего с собой не взяла поесть?

Она ничего не взяла, а у принца нашлось несколько пряников.

— Завтракали-то рано, — объяснил он. — Я подумал, вдруг ты проголодаешься после битвы.

— Молодец! — одобрила принцесса.

Они взяли каждый по прянику и пошли искать дракона.

— Вот его следы! — воскликнул принц, указывая на испещренную царапинами каменистую тропу, которая вела к пещере. Было похоже, как будто на проселочной дороге отпечатались следы тележных колес вперемешку со следами, какие оставляют чайки на морском берегу. — Смотри, вот это волочился его жуткий медный хвост, а тут его стальные когти впивались в землю.

— Давай лучше не думать о его жутком хвосте и стальных когтях, — сказала принцесса, — а то мне страшно становится, а когда боишься, то никого нельзя приручить никакой лаской.

Они взялись за руки и пошли по тропе прямо к темному отверстию пещеры. Внутрь они войти не решились, уж очень там было темно. Принц присмотрелся и воскликнул:

— Вон он! Я его вижу!

Из пещеры послышались лязг, скрип, скрежет, как будто проснулась и потягивалась огромная ветряная мельница.

Принц и принцесса задрожали, но не отступили.

— Эх, была не была! — сказала принцесса и позвала: — Дракон, выходи! Мы тебе подарок принесли!

— Знаю я ваши подарки! — произнес дракон хриплым рокочущим голосом. — Небось, опять принцессу притащили? А мне, значит, выходи, сражайся за нее? Была бы еще честная борьба, а то у вас же всё заранее подстроено, чтобы я проиграл. Да если бы я захотел, никуда бы от меня не делась ваша принцесса. Только на что она мне? Что я стану с ней делать-то?

— Съешь ее, наверно? — робко предположила принцесса.

— Тьфу! Нужна мне такая гадость! — ответил дракон грубо. — Да мне к ней и прикоснуться-то противно.

Принцесса немножко успокоилась и спросила:

— А пряники ты любишь?

— Нет! — ответил дракон.

— Не любишь медовых пряников с орешками?

— Нет! — угрюмо повторил дракон.

— А что любишь? — спросил принц.

— Катитесь откуда пришли и не надоедайте мне! — прорычал дракон, и они услышали, как он заворочался — лязг и грохот от его движений эхом отдались в глубине пещеры, подобно звукам парового молота на оружейном заводе в Вулвиче.

Принц и принцесса переглянулись. Что делать? Возвращаться домой и объяснять королю, что дракон не желает никаких принцесс? Неудобно как-то! Его величество старомоден и просто не поверит, что современный дракон до такой степени не похож на прежних. Войти в пещеру и попытаться сразиться с драконом? Несправедливо: он же первый не нападает!

— Что-то он же должен любить! — прошептала принцесса и ласково позвала: — Дракончик, милый!

— ЧТО-О-О?! — взревел дракон. — А ну, повтори, что ты сказала!

И они услышали, как дракон пробирается к ним сквозь темноту пещеры. Принцесса повторила дрожащим голосом:

— Дракончик, милый!

Длинное чешуйчатое тело вылезло из пещеры и поползло к ним. Чешуя сверкала на солнце, громадные крылья были полураскрыты. Принц и принцесса шаг за шагом отступали, а дракон полз за ними.

Наконец им уже некуда стало отступать: за их спиной была скала. Они прижались к этой скале, приготовили шпаги и ждали.

Дракон подползал все ближе и ближе, но вопреки их опасениям, огонь и дым не вырывались из его пасти. Он полз, слегка извиваясь, как щенок, которому хочется, чтобы его приласкали, но в то же время он боится, что его прогонят.

И вдруг они увидели, что громадные слезы текут по бронзовым щекам.

— Что с тобой? — удивился принц.

— Никогда еще… — зарыдал дракон, — никто… не называл меня «ми-илый»!

— Дракончик, солнышко мое, не плачь! — сказала принцесса. — Мы будем называть тебя «милый» сколько угодно, раз тебе это нравится. Мы же хотим приручить тебя.

— Вы меня уже приручи-или! — всхлипывал дракон. — Вот чего мне всегда не хватало в жизни! Ласкового слова! Вы согрели мне душу! Я теперь такой ручной, что готов есть из ваших рук!

— А чего бы тебе хотелось, милый дракончик? — спросила принцесса. — Может, все-таки пряника?

Дракон медленно покачал своей тяжелой головой.

— А чего же тогда, мой хороший?

— Ох! Ваша доброта меня вконец раздраконила! — ответил он. — Никто никогда не спрашивал нас, драконов, чего бы нам хотелось — вечно подсовывали принцесс, а потом спасали их, и ни разу не предложили… Ну хотя бы выпить за здоровье короля! Несправедливо! Жестоко! — и он опять зарыдал.

— А за наше здоровье ты не хотел бы выпить? — спросил принц. — Мы как раз сегодня женимся. Ах, да, принцесса, я за делами забыл тебя спросить, ты как, согласна?

Принцесса ответила, что согласна.

— Выпить за ваше здоровье? — переспросил дракон, и голос его зазвенел. — О, я вижу, вы настоящий джентльмен, сэр. Подумать только, что мне так дружески предлагают… Я польщен, сэр. Я буду счастлив выпить за ваше здоровье и за здоровье вашей прекрасной невесты!

— А чего бы ты выпил? — спросил принц.

— Я бы выпил… О, сэр, если бы вы предложили мне капельку бензинчика! Вот что я обожаю!

— Бензинчика? Да сколько хочешь! У меня почти полный бак и еще две канистры в багажнике! — и принц помчался вниз с горы к своей машине. Я уже говорила, он был неплохим психологом и сразу понял, что с этим драконом принцессу можно оставить совершенно спокойно.

— Простите мою наглость, — обратился дракон к принцессе. — Пока с нами нет молодого джентльмена… Просто чтобы как-то заполнить время… Не будете ли вы так добры еще раз назвать меня «дракончик, милый»? А если вы еще и пожмете лапу бедному, старому дракону, который никогда никому не желал зла, то я буду самым счастливым и гордым из всех драконов, которые когда-либо существовали на свете.

Он протянул свою огромную лапу, и громадные стальные когти сомкнулись вокруг ручки принцессы так же мягко, как пальцы гималайского медведя смыкаются вокруг маленькой булочки, которую вы протягиваете сквозь прутья его клетки в зоопарке.

И вот принц и принцесса с триумфом вернулись во дворец, а дракон шел за ними как домашняя собака. И во время свадебного пира никто не поднимал бокал так истово за счастье жениха и невесты, как ручной дракон, которому принцесса дала имя Фидо.

И когда счастливая пара стала править собственным королевством, Фидо пришел к молодому королю и попросил, чтобы ему поручили какое-нибудь полезное дело.

— Чтобы можно было с толком использовать мои крылья и когти, не говоря уже о моем большом сердце.

Король подумал-подумал и приладил к спине дракона длинное седло со ста пятьюдесятью маленькими сидениями, соединенными вместе по двое, как в автобусе. И дракон, для которого самым большим удовольствием стало доставлять удовольствие другим, собирал каждый день сто пятьдесят детей и летел с ними на морское побережье. Его сильные крылья легко поднимали в воздух сто пятьдесят пассажиров. Прилетев к морю, он ложился на песок и терпеливо ждал, пока дети наиграются и наплаваются, следил, чтобы они не заходили глубоко и не перегревались на солнце, а потом летел с ними обратно. Дети очень любили его, называли «милый», и когда он слышал это слово, на глазах у него появлялись слезы благодарности.

Так он жил, всеми любимый и уважаемый, пока не наступил такой день, когда кто-то сказал — а он случайно услышал, — что драконы устарели, вышли из моды, отжили свой век, что в мире изобретено много новой, современной техники… Это его ужасно огорчило, и он попросил короля переделать его во что-нибудь посовременнее.

И добрый король, который, как я уже упоминала, был технически неплохо подкован, переоборудовал старые драконьи доспехи в элегантный обтекающий фюзеляж.

И самый последний в мире дракон стал самым первым в мире самолетом.

УКРОТИТЕЛИ ДРАКОНА

Давным-давно в одной стране был старый замок. Такой старый, что его стены, башни, ворота и арки превратились в руины. От прежней роскоши сохранились две небольшие комнаты. В комнатах этих поселился Джон-кузнец и здесь же оборудовал свою кузницу. Он был слишком беден, чтобы жить в собственном доме, а за комнаты в развалинах никому не приходило в голову брать с него плату, потому что все прежние владельцы замка или давно умерли или неизвестно, куда девались. Так что Джон мог спокойно стучать здесь своим молотом, кроить железо, в общем, делать любую работу, какая попадала к нему в руки. Заказов, правда, было не густо, потому что основная их часть доставалась мэру города, который тоже был кузнецом. Но у мэра кузница была не чета этой, оборудована по последнему слову техники, располагалась на главной улице города, и двенадцать подмастерьев с утра до вечера стучали там как стайка дятлов. Так что если кому из горожан нужно было подковать лошадь или починить ось у телеги, они, конечно, шли к мэру, а Джону-кузнецу доставались только случайные заказы — от путешественников или дальних фермеров.

Комнаты у Джона были теплые и сухие, но очень маленькие, поэтому все свое хозяйство — подковы, гвозди, обрезки железа и кожи, запасы дров и угля — он хранил в просторном подземелье замка. Это было затхлое, но довольно удобное подземелье со сводчатыми потолками, с железными кольцами и крюками в стенах, ржавыми цепями, стальными наручниками и ошейниками, оставшимися от добрых старых времен, когда здесь была темница. В самом дальнем углу в полу чернело большое отверстие. Глубоко ли оно было, и обитал ли кто на дне — кузнец не знал, поскольку ни разу не отважился туда спуститься. Вряд ли туда спускались и прежние хозяева в те далекие времена, когда сталкивали туда своих пленников в полной уверенности, что оттуда они уже никогда не выберутся.

У кузнеца были жена и маленький сын. Когда среди домашних хлопот у жены выкраивалась свободная минутка, она садилась у окна и, укачивая малыша, вспоминала счастливые дни своей юности, когда она жила у отца в деревне. Отец ее держал семнадцать коров, и молодой Джон гулял с ней, бывало, летними вечерами, щегольски одетый, с цветком в петлице. А теперь голова у Джона начинала седеть, часто им не хватало денег на самое необходимое. Их малыш плакал ночи напролет как раз тогда, когда маме его больше всего хотелось спать. Он-то, если хотел, мог выспаться днем, а мама-то не могла, и поэтому была вечно усталой, и в редкие минуты отдыха просто сидела у окна, смотрела на развалины и плакала.

Однажды вечером кузнец работал в своей кузнице. Ковал подковы для козы, принадлежащей одной богатой фермерше, которой захотелось узнать, как козе понравятся подковы. За последнюю неделю это был единственный заказ. Жена сидела рядом и укачивала сына.

Вдруг сквозь шум мехов и удары по железу до них донеслись какие-то странные звуки. Кузнец и его жена переглянулись.

— Слышишь? — спросил он.

— Нет, — ответила она.

— И я не слышу, — сказал он.

Звуки, между тем, становились все громче, но кузнецу и его жене так не хотелось их слышать, что он принялся изо всех сил стучать молотком и скрести напильником, а она громко запела, чего уже давно с ней не случалось. Но непонятные звуки доносились все отчетливее, и чем больше старались их заглушить, тем громче они становились. Звуки эти напоминали мурлыканье какого-то огромного животного, а слышать их они не хотели, потому что доносилось это мурлыканье из того самого подземелья, где в углу было отверстие.

— Никого там не может быть, — сказал кузнец, вытирая пот со лба.

— Конечно, — согласилась жена. — Откуда там кому-то взяться?

— Пойду-ка принесу угля, — сказал кузнец.

Он взял в одну руку лопату, в другую тяжелый молоток, повесил на мизинец керосиновый фонарь и направился к двери.

— Я не потому взял молоток, что боюсь кого-то там, — объяснил он жене, — а чтобы раскалывать большие куски угля.

— Ну, ясно, — ответила жена, которая накануне сама спускалась за углем и прекрасно знала, что там осталась одна лишь угольная пыль.

Кузнец спустился по винтовой лестнице и остановился на нижней ступеньке, высоко подняв над головой фонарь. Он хотел убедиться в том, что подземелье пусто, как обычно.

Действительно, половина подземелья оказалась пустой, если не считать разного железного хлама. Зато другая половина оказалась просто битком набитой. И была она набита ДРАКОНОМ.

«Должно быть, он вылез из той дыры» — догадался кузнец, отступая вверх по винтовой лестнице.

Но дракон оказался проворнее. Он вытянул громадную лапу и зацепил Джона за ногу когтем, гремя при этом, как кусок листового железа, которым изображают гром в театре.

— Стой! Не уходи! — прохрипел дракон, и при этих словах из пасти его, как из отсыревшей петарды, шипя, брызнули огненные искры.

— Господи, помилуй, — дрожащим голосом пробормотал Джон. — Вот и конец пришел честному кузнецу.

— Честному… кому? — насторожился дракон. — Повтори-ка!

Джон повторил внятно, как мог:

— Вот и конец пришел честному кузнецу.

— Ты кузнец? — обрадовался дракон. — Вот удача! Тебя-то мне и надо.

— Я так и понял, — стуча зубами, сказал Джон.

— Да не дрожи, я не о том! — сказал дракон. — С этим успеется. Сначала сделай дело: почини мне левое крыло.

— Конечно, сэр! Непременно, сэр! — ответил Джон как можно вежливее, потому что с клиентом надо быть всегда вежливым, даже если этот клиент — дракон.

— Тогда будь так добр, обойди меня кругом и взгляни на поломку.

И дракон разжал когтистую лапу. Джон боязливо обошел чудовище и увидел, что левое крыло действительно нуждается в починке. Дракон весь был покрыт бронированной чешуей, рыжей от ржавчины, а в тех местах, где заклепки отвалились, под чешуей виднелось что-то пушистое.

Джон почувствовал себя немного увереннее и сказал:

— Тут надо бы заменить несколько заклепок, сэр.

— Так скорее принимайся за работу, — воскликнул дракон. — И наконец-то я выйду на поверхность. Надоело мне гоняться за крысами и мышами, а пленников давно уже никто не сбрасывает. Ух, как я наемся! А тебя, если хорошо починишь, оставлю на десерт.

— Не хочу я быть съеденным на десерт, сэр, — сказал Джон.

— Могу и на второе, — согласился дракон.

— И на второе не хочу.

— Ладно, там договоримся, — проворчал дракон. — А пока давай чини быстрее.

— Извините, благородный сэр, тут торопиться нельзя, — сказал Джон. — Работа тонкая, поспешишь — людей насмешишь. К тому же необходимо соблюдать технику безопасности. А то сейчас-то вы добры и учтивы: «Заклепай меня, и я оставлю тебя на десерт». А вдруг во время работы я нечаянно сделаю вам больно? Сразу огонь и дым, и поминай как звали…

— Когтем не трону, клянусь! — пообещало чудовище.

— Верю, сэр, что вы не тронете меня намеренно, — возразил Джон. — Но и самый благородный джентльмен охнет, если его нечаянно уколоть, а малейшего вашего оханья будет для меня вполне достаточно. Поэтому я хотел бы привязать вас на всякий случай.

— Привязать? Меня? — возмутился дракон. — Еще чего!

— А что тут такого? Лошадей мы всегда привязываем, а лошадь — куда как благородное животное.

— Да? — задумался дракон. — Ну, если так, привязывай. Но я должен быть уверен, что ты потом меня отвяжешь. Дай мне что-нибудь в залог. Что для тебя самое ценное?

— Молот, — сказал Джон. — Кузнец без молота — не кузнец.

— Нет, молот понадобится тебе для работы. Что-нибудь другое, да поскорее думай, а то я съем тебя на закуску.

В это время из комнаты наверху донесся детский плач. Должно быть, мама задремала, и малыш решил, что самое время начинать концерт.

— Что это? — спросил дракон, вздрогнув так, что железо на нем загрохотало.

— Это всего лишь мой сынок, сэр, — ответил Джон.

— А он для тебя большая ценность?

— Еще какая, сэр.

— Вот и тащи его сюда. Я буду держать его, пока ты меня не отвяжешь.

— Ладно, сэр, — согласился Джон. — Только имейте в виду, дети очень ядовиты. Особенно для драконов. Не хочу вас пугать, но боже вас сохрани к нему прикасаться, и, главное, не вздумайте брать его в рот. Мне бы не хотелось, чтобы пострадал такой представительный джентльмен, как вы.

Дракон замурлыкал от такого комплимента и ответил:

— Да уж ладно, не трону. Ступай, принеси эту кричащую штуковину.

Джон со всех ног бросился по ступенькам вверх. Он боялся, что дракон от нетерпения проломит крышу подземелья и превратит их уютное жилье в развалины.

Жена, утомившись, дремала. Джон осторожно вынул плачущее дитя из колыбели, отнес его вниз и положил между передними лапами дракона.

— Сэр, если вы для него помурлычете, — сказал он, — ребенок успокоится.

Дракон замурлыкал, и этот звук так понравился малышу, что он тут же перестал плакать.

Джон порылся в груде старого железа и отыскал длинную цепь и громадный ошейник. Вещи были сработаны в те далекие времена, когда люди еще не научились халтурить, поэтому и цепь, и ошейник смогли выдержать разрушительную силу столетий, не говоря уже о силе одного дракона.

Джон приковал чудовище с помощью цепи, ошейника и большого висячего замка и принялся считать, сколько заклепок не достает для ремонта.

— Шесть, девять, двенадцать, двадцать… Э, да в моей мастерской и половины не наберется. Потерпите, сэр, я сбегаю в соседнюю кузницу. Скоро вернусь. А вы — осторожнее с ребенком, ради вашей же безопасности.

И, оставив дракону своего малыша, который ворковал от удовольствия, так ему нравилось драконье мурлыканье, Джон помчался в город и разыскал там мэра со всеми его подручными.

— В моем подземелье сидит дракон! — задыхаясь, сообщил он. — Он собирается сожрать жителей города! Мне удалось приковать его, но мой сын в его лапах! Помогите спасти ребенка!

Но оказалось, что именно в этот вечер у мэра и его подручных были какие-то совершенно неотложные дела, поэтому мэр от лица всех присутствующих и от своего лично поблагодарил Джона за находчивость и сказал, что все они с удовольствием предоставляют ему возможность самому расправиться с драконом.

— А как же мой малыш? — спросил Джон.

— На малыше, скорее всего, можно поставить крест, — ответил мэр. — Я хочу сказать — твой малыш погибнет, но погибнет как герой! Пусть это служит тебе утешением.

Джон в отчаянье прибежал домой, разбудил жену и во всем ей признался.

— Как ты мог?! — зарыдала жена. — Отец называется!

— Подожди, не отчаивайся, — сказал Джон. — Я тут, пока бежал, придумал кое-что.

И он рассказал ей свой план.

После этого он спустился в подземелье и застал дракона, мурлыкающего из последних сил.

— Где тебя носит?! — прорычало чудовище. — Что мне, всю ночь ему петь, что ли?

— Прошу прощения, благородный сэр, — сказал кузнец, — но все мастерские оказались закрыты. Придется ждать до утра. Понимаю, что это вас утомляет, но вы же сами попросили в залог ребенка. Так что потерпите и, главное, не прикасайтесь к нему, помните, что он ядовитый. Спокойной ночи, сэр.

И он ушел.

Дракон совсем умаялся и замолк. Ребенок подумал, что все улеглись спать и, значит, пришло время поорать. И он заорал.

— Что за пытка! — простонал дракон. — Я устал! Я спать хочу!

Малыш заорал еще громче.

— Нет, это невыносимо! — взвыл дракон. — Эдак рехнуться можно!

И тут он увидел сидящую на ступеньке женщину.

— Эй! — обратился к ней дракон. — Ты что-нибудь понимаешь в этих ядовитых существах?

— Понимаю немного, — ответила мать.

— Тогда возьми его, а я немного посплю. Утром принесешь, до того как вернется кузнец.

Мать схватила малыша, отнесла наверх, и они с Джоном обнялись от счастья, что спасли свое дитя. А дракон крепко заснул.

Пока он спал, Джон выковал прочные железные решетчатые ворота, установил их в нижней части винтовой лестницы, ведущей в подземелье, и запер на замок. Когда дракон проснулся и понял, что попался, он яростно мяукал несколько дней, но потом утих. А Джон отправился к мэру и сообщил ему, что поймал дракона и спас жителей города.

— Благодетель! Герой! — завопил мэр. — Мы поставим тебе памятник! Мы увековечим твое имя! Мы возложим на тебя лавровый венок! Мы организуем сбор средств и щедро наградим тебя!

И он тут же от себя лично пожертвовал пять фунтов, а вся его компания — по три фунта. Горожане отдавали свои гинеи и полугинеи, кроны и полукроны, а пока готовились к подписи все документы, мэр за счет городского бюджета заказал городскому поэту три поэмы в честь знаменательного события. Первая поэма посвящалась мужеству, проявленному мэром в организации поимки дракона; во второй говорилось о великой помощи, которую оказали мэру его верные подручные; в третьей поэт благодарил судьбу за возможность быть свидетелем подвига мэра, рядом с которым деяния святого Георгия кажутся сущим пустяком.

Собрали тысячу фунтов. Чтобы правильно распорядиться этими деньгами, была организована комиссия. По ее решению треть суммы пошла на оплату торжественного банкета в честь мэра и всех его помощников; треть ушла на подарок мэру — золотой орден с изображением дракона — и на покупку золотых медалей с тем же изображением, врученным всем помощникам. Ну, а того, что осталось, как раз хватило на зарплату членам комиссии. Кузнецу ничего не досталось, кроме лаврового венка и сознания того, что все-таки это он спас город.

Однако, с тех пор дела у него пошли получше. Во-первых, малыш стал гораздо спокойнее; во-вторых, богатая фермерша, владелица козы, была так восхищена смелым поступком Джона, что заказала у него подковы для всего своего козьего стада и заплатила даже больше, чем он рассчитывал. А главное, из самых дальних уголков страны стали приезжать туристы. Они охотно платили по двенадцать пенсов за возможность взглянуть через решетку на дракона. Жена кузнеца поила туристов чаем по девять пенсов стакан, и жизнь в семье перестала быть такой скудной и унылой, как прежде.

Шли годы. Малыш, которого в честь отца назвали Джоном, а для краткости — Джонни, вырос и очень подружился с дочкой жестянщика Тиной, жившей неподалеку от их кузницы. Тина была славная подружка с рыжей косичкой и голубыми глазами. Она обожала слушать про то, как Джонни, еще совсем крошкой, имел дело с настоящим драконом. Нередко они тайком от родителей спускались в подземелье и общались с чудовищем, когда оно бывало в настроении. За долгие годы заключения оно привыкло к людям и радовалось, когда его навещали.

Мэр и вся его компания часто надевали свои золотые украшения и ездили охотиться на зайцев. Но однажды они с воплями примчались обратно в город, крича, что по болотам в сторону городских ворот идет великан-людоед, хромой, горбатый и огромный как собор Святого Павла.

— Мы пропали! — вопил мэр. — Он разрушит город! Тысяча фунтов тому, кто его остановит!

В городе началась паника. Но Джонни и Тина переглянулись и что было духу помчались к старому замку. Они прошмыгнули через кузницу, спустились по винтовой лестнице и постучали по решетке.

— Кто там? — спросил дракон.

— Это мы, — ответил Джонни. — Можно к тебе?

Дракон был в настроении и приветливо ответил:

— Давайте заходите, ребятки!

— Только не дыши на нас огнем! — предупредила Тина.

— Что вы! — обиделся дракон. — Зачем на своих-то?

Джонни и Тина проскользнули сквозь прутья решетки. Сначала они рассказали, какая наверху погода, потом обсудили с драконом свежие газетные новости, и, наконец, Джонни сказал:

— Мы должны тебя предупредить… Ты только не волнуйся… В город идет хромой великан, и он хочет тебя съесть.

— Меня?! — дракон оскалил страшные зубы. — Не смешите!

— Ничего смешного! Если мы тебя выпустим, ты сумеешь от него убежать?

— Убежать?! Да он сам от меня убежит, если прежде от него что-нибудь останется!

— Неужели ты сумеешь с ним справиться?

— Да мне бы только выйти отсюда!

Они сняли с него цепь и ошейник, отперли железные ворота, и дракон вышел на свободу. Задержавшись у дверей кузницы и дав кузнецу заклепать свое левое крыло, он отправился к городским воротам и там встретил великана.

Это была поистине битва гигантов. Снопы огня и дыма, звуки ударов о железо, рёв двух мощных глоток. Горожане, наблюдавшие за поединком с безопасного расстояния, после каждого удара валились с ног, но тут же вскакивали и смотрели, что будет дальше.

А дальше было то, что великан сломя голову убежал в свои болота. Усталый победитель не преследовал его. Он заявил, что полакомится жителями города завтра утром, а теперь вернется в свое подземелье и отдохнет, потому что в городе не знает ни одной приличной гостиницы.

Тина и Джонни пришли к мэру и сказали:

— Мы хотим получить обещанные тысячу фунтов.

— А вы-то тут при чем? — ответил мэр. — Это не вы, а дракон победил великана. Вот если бы он сам пришел за наградой… Но, надеюсь, вы посадили его снова на цепь?

— Нет, не посадили, — ответил Джонни. — Сейчас я сбегаю и пришлю его к вам за наградой.

Но мэр попросил юношу не беспокоиться и пообещал, что отдаст тысячу фунтов, как только чудовище снова будет на цепи.

— Я вам не верю, — сказал Джонни. — Вы обманули моего отца, когда он приковал дракона, а теперь и меня хотите обмануть.

Кое-кто слышал этот разговор и передал другим. Горожане давно уже были недовольны своим мэром и хотели его переизбрать. В городе начались волнения, митинги, демонстрации, и в конце концов было решено так: если Джонни обезвредит дракона, то горожане тут же скинут старого мэра и выберут на его место Джонни.

— Если я стану мэром, — сказал Джонни, — то в первый же день своего правления я устрою для всего города пир на весь мир!

Он взял Тину за руку, и они пошли по городу собирать всех своих друзей.

— Поможете? — спрашивали у них Джонни и Тина.

— Конечно, поможем! — отвечали те.

— Тогда приходите завтра утром к кузнице, и каждый пусть принесет по крынке молока.

На следующее утро все друзья пришли к кузнице. Тина брала у них крынки и выливала содержимое в корыто. Когда корыто наполнилось, она постучала в железные ворота и спросила:

— Можно войти?

— Да уж входите, чего там, — ответил дракон, — а то что-то скучно.

Джонни открыл ворота и вместе с тремя приятелями внес в подземелье корыто. После чего приятели ушли, а Тина и Джонни сели у корыта и пригорюнились.

— Что опять случилось? — спросил дракон. — И что это за белую дрянь вы принесли?

— Молоко, — ответил Джонни.

— Зачем? — поморщился дракон. — Я как раз настроился пойти в город и позавтракать жителями.

— А как бы вам понравилось, дорогой мистер дракон, — спросила Тина, — самому быть съеденным на завтрак?

— Никак бы не понравилось, — признался дракон. — Но меня ведь никто не собирается есть.

— Собирается! — возразил Джонни. — Пришел великан…

— Опять? — удивился дракон. — Ему что, мало вчерашнего?

— Это другой великан! Тот, которого ты победил, был его маленьким сыном. А этот великан больше вчерашнего в два раза.

— В семь! — поправила Тина.

— Я и говорю — в девять!

— С таким мне не справится, — признался дракон.

— Мэр ему сообщил, где твое убежище, — продолжала Тина. — И великан сказал, что придет сюда, как только наточит нож. Он питается дикими драконами и запивает их молоком. Жаль, что ты не домашний. Домашних драконов он не ест.

— Подождите, — сказал дракон, — а почему бы вам не сказать ему, что я домашний?

— Какой же ты домашний, если грозишься съесть граждан нашего города?

— Я съел хоть одного? — возмутился дракон. — Если на то пошло, я и есть домашний, почти ручной, так и скажите этому великану.

— Он не поверит, — сказал Джонни. — Домашних ручных драконов держат на привязи, чтобы не потерялись.

— Так привяжите меня! — взмолился дракон, и Джонни тут же это сделал с помощью того самого ошейника и цепи, которые выдержали силу столетий.

После этого Джонни и Тина пошли в город и сообщили горожанам, что с драконом всё улажено. Джонни тут же был избран мэром, и в честь этого события он устроил пир, такой, как обещал: тут были шоколадный шербет со сдобными булочками, апельсиновое и кокосовое мороженое с мятными пряниками и малиновым джемом, драже, имбирные пирожные, леденцы и многое, многое другое — в таких количествах, что все объелись, и еще на завтра осталось.

Всем было, конечно, хорошо, вкусно и весело, но если у вас доброе и чуткое сердце, вы наверняка пожалели бедного, обманутого дракона, которому не оставалось ничего, кроме как сидеть на цепи в унылом подземелье и бояться страшного великана, которого придумал для него Джонни.

Когда дракон понял, что его снова обманули, он горько заплакал и плакал до тех пор, пока не проголодался. Несчастное чудовище утерло слезы, огляделось и вдруг заметило корыто с молоком.

«Если великаны любят эту белую гадость, — подумал дракон, — может, она и мне понравится?»

Он полакал немного из корыта, и действительно, ему так понравилось, что он вылакал все до последней капли. И когда Джонни на следующий день привел в подземелье туристов, дракон попросил его:

— Ты не принес бы мне еще молочка?

С этого дня дракону ежедневно привозили цистерну с молоком.

— Не понимаю, — говорил он, — как я жил раньше без молока? Я становлюсь настоящим домашним драконом, не правда ли?

Через некоторое время Джонни и Тина решили пожениться. В день свадьбы они отправились навестить дракона. К этому времени тот стал совсем ручным, его ржавая чешуя во многих местах осыпалась, а под ней оказалась такая мягкая и пушистая шерстка, что одно удовольствие было ее гладить. Джонни и Тина гладили дракона, а он ласково урчал, а потом попросил:

— Может быть, сегодня, в такой торжественный день, вы наконец снимете с меня цепь?

И хотя многие не советовали этого делать, Джонни и Тина поверили, что в такой счастливый день никто никому не сможет причинить зла. И они сняли цепь. Дракон поблагодарил их и сказал:

— Подождите минутку, я кое-что хочу вам подарить.

С этими словами он направился к таинственному черному отверстию, и от каждого его движения ржавая чешуя все больше и больше осыпалась с него. Он нырнул в темноту и через некоторое время появился с мешком в зубах.

— Мне это ни к чему, — сказал он, кладя мешок к ногам Тины и Джонни, — а вам к свадьбе не лишнее.

Тина и Джонни тепло поблагодарили его, потому что в мешке оказалось золото.

— Хотите еще? — спросил дракон и, не дожидаясь ответа, начал таскать мешок за мешком, пока его не попросили остановиться.

Так Тина, Джонни и их родители стали богатыми. И все стали богатыми — в городе совсем не осталось бедных. Почему-то считается, что когда богатство дается вот так, без всякого труда — это портит людей. Лично я так не думаю. А дракону откуда было знать, что хорошо, а что плохо, он ведь в школе не учился.

Когда в сопровождении Джонни и Тины дракон вышел из подземелья на яркое солнышко, он первым делом сощурился, как это делают кошки, и почесался. И тут его последние ржавые чешуйки отвалились, вместе с ними отвалились крылья, и дракон превратился в громадного кота. Именно от него и произошли все коты и кошки на свете. От дракона в них остались только глаза и когти, в чем вы сами можете легко убедиться.

Теперь вы понимаете, как важно кормить домашнюю кошку молоком. Ведь если ей придется питаться одними мышами и крысами, она будет становиться все больше, свирепее, чешуйчатее и хвостатее, у нее отрастут крылья, и она превратится в дракона. И тогда вся эта история может повториться.

СПАСИТЕЛИ РОДИНЫ

Однажды Эффи в глаз что-то залетело. Это «что-то» жгло как горячая искра, только было оно с крылышками и лапками как у мухи. Девочка терла глаз, слезы так и лились, но ничего не помогало. Она побежала к своему папе. Папа у нее был доктор, и вытащить соринку из глаза было для него проще простого. Он сделал это мягкой кисточкой, смоченной в касторовом масле.

— Странно… — пробормотал он, вытащив соринку.

До сих пор, доставая из глаз соринки, он никогда ничего странного в них не находил.

— А ты точно ее вытащил? — спросила Эффи, прижимая к глазу носовой платок.

— Конечно, — ответил доктор. — Вот она. И весьма интересная, эта твоя соринка.

Кажется, папа впервые заинтересовался чем-то, что касалось его дочки.

— Что в ней такого интересного? — спросила Эффи.

Доктор осторожно пронес кисточку через комнату и положил соринку под микроскоп. После чего приник глазом к окуляру и начал крутить колесики.

— Поразительно! — воскликнул он. — Быть такого не может! Четыре хорошо развитых конечности, пять пальцев, разных по длине, как у представителя земноводных, и при этом крылья! Это какой-то совершенно неизвестный вид рептилии! Ну-ка, Эффи, сбегай к профессору, спроси, не будет ли он так любезен зайти ко мне на минутку.

— А ты не будешь так любезен, папочка, дать мне за это шесть пенсов? — заявила Эффи. — Я ведь тоже участвовала в открытии нового вида, особенно мой левый глаз.

Доктор так радовался открытию, что подарил Эффи целый шиллинг, и она тут же побежала за профессором. Тот явился, и они с доктором до самого ужина увлеченно спорили, к какому виду относится неизвестное существо.

А за ужином произошло еще одно событие: Гарри, брат Эффи, выловил из своей чашки с молоком что-то, что поначалу принял за уховертку. Он уже собирался стряхнуть ее с ложки на пол и прикончить обычным способом, как вдруг насекомое ухватилось за ложку лапками и перепорхнуло на скатерть. Там оно принялось разглаживать лапками свои перепончатые крылья.

— Ой, смотрите, тритончик! — воскликнул Гарри.

Доктор хотел что-то сказать, но профессор опередил его:

— Разреши мне взять его для коллекции, мой мальчик, — сказал он. — Я дам тебе за него полкроны!

И он бережно перенес существо к себе на носовой платок.

— Взгляните, доктор! — сказал профессор. — Мой экземпляр покрупнее вашего!

Теперь и доктор, и профессор имели по экземпляру, и оба были весьма довольны. Они еще не предполагали, что очень скоро их находки потеряют всякую ценность.

Уже на следующее утро слуга, чистивший хозяйскую обувь, неожиданно выронил щетку, ботинок, банку с гуталином и заорал так, словно его укусил шершень: из ботинка выползла ящерица величиной с котенка, с широкими блестящими крыльями.

— А я знаю, кто это, — сказала Эффи. — Это дракон, вроде того, которого убил Святой Георгий Победоносец. Только маленький.

Она оказалась права.

В тот же день их садовник был укушен в саду драконом размером с кролика. На следующий день все газеты пестрели сообщениями об удивительных «крылатых ящерицах». Слова «дракон» газетчики не применяли, потому что кто в наше время поверил бы в существование драконов? Да и сами газетчики были не так глупы, чтобы в них верить.

Сначала тварей было немного, но через неделю-другую вся страна просто кишела драконами всевозможных размеров, а в воздухе их иногда было столько, что казалось, это роятся огромные пчелы. Твари были покрыты зеленой чешуей, имели четыре ноги, длинный хвост и большие перепончатые крылья, зеленовато-желтые и полупрозрачные. Они выдыхали огонь и дым, как это обычно делают все драконы, однако газетчики продолжали упорно называть их ящерицами. И называли их так до тех пор, пока очень крупный экземпляр не унес главного редактора центральной газеты. Теперь некому стало растолковывать сотрудникам, в кого они должны верить, а в кого не должны. И когда громадный дракон унес бегемота из зоопарка, журналисты окончательно изменили терминологию, и очередной номер газеты открылся статьей: «Опасное нашествие драконов».

И в самом деле, нашествие было опасным и к тому же омерзительным. Пожалуй, оно было скорее омерзительным, чем опасным. Разумеется, огромные драконы вызывали панический ужас, но вскоре выяснилось, что они боятся холодного ночного воздуха и рано засыпают. Достаточно было отсидеться в течение дня дома, и тогда крупных тварей можно было не опасаться. Кто по-настоящему не давал житья, так это маленькие дракончики. Те, что были размером с уховертку, постоянно прилипали к мылу и к маслу. Драконы размером с голубя забирались в корзинки с рукоделием, в ящики комодов и больно кусались, если кто-то хотел достать иголку или чистый носовой платок. Те, что были величиной с небольшую собаку, любили забираться в ванны и раскалять их своим дыханием, и когда человек открывал кран с холодной водой, в лицо ему ударяла струя горячего пара. Драконов размером с овцу избежать было проще, хотя бы потому, что им трудно было подкрасться незамеченными. Однако, они любили залетать в окна спален и забираться под одеяла, и когда человек, ложась спать, обнаруживал их в своей постели, дело обычно кончалось истерикой, а то и обмороком. Правда, особи такого размера были вполне безобидными, питались травой и овощами, но ужасно пачкали постельное белье.

Правительство, полиция, армия прилагали все усилия, чтобы очистить страну от драконов. Были призваны на помощь даже писатели-сказочники, историки и филологи-фольклористы. Из старинных сказаний и легенд известен был лишь один способ борьбы с этой напастью: пообещать принцессу тому, кто победит чудовище. Но в те стародавние времена драконов были единицы. Теперь же их количество во много раз превышало количество принцесс, и хотя королевская семья была далеко не малочисленной, было бы глупым расточительством отдавать за каждого убитого дракона по принцессе. Тем более, что любой гражданин ежедневно убивал по несколько драконов, и не ради принцессы, а чтобы расчистить себе дорогу.

Был издан указ — сжигать всех убитых драконов на площади перед Домом правительства. И вот каждый день с десяти до двух к Дому правительства тянулись очереди из грузовиков с прицепами, обозов, телег, заваленных дохлыми драконами. Деревенские мальчишки везли их в тачках. Школьники, по дороге из школы, тоже приносили пригоршню-другую дракончиков, которых находили в ранцах и карманах. Но драконов становилось все больше и больше.

Возводили башни из досок и полотна, обмазывали их специальным клеем. Дракон присаживался на такую башню и намертво приклеивался, как муха к липучке. Когда башня вся сплошь покрывалась слоем драконов, приходил пожарный инспектор с факелом и сжигал все сооружение вместе с налипшими тварями. Но и это не помогало. Драконов становилось все больше и больше.

Магазины ломились от антидраконовых ядов, мазей, шампуней, опрыскивателей, драконоотталкивающих штор и простынь. Ничего не помогало. Драконов становилось все больше и больше.

Яды не приводили к желаемому результату, потому что драконы были всеядными. Некоторые предпочитали вегетарианскую пищу, но чаще встречались хищники, питавшиеся коровами, лошадьми, некоторые даже не брезговали депутатами парламента, а то и министрами. Были драконы, питавшиеся камнями, цементом и мрамором. Однажды среди бела дня три таких камнееда сгрызли половину Центральной городской поликлиники.

Опаснее всех были драконы величиной с нильского крокодила, потому что эта разновидность любила лакомиться маленькими девочками и мальчиками.

Первое время Эффи и ее брат даже радовались переменам, которые произошли в их жизни. Было очень интересно не спать всю ночь и играть в саду при электрическом свете. И смешно было слышать, как мама, укладывая их спать, говорила:

— Спокойного утра, дорогие мои, спите крепко до самого вечера, пока не заснут все драконы.

Но скоро все это им надоело. Они мечтали погулять по утреннему лесу, поваляться на зеленой травке, погреться на солнышке, а им приходилось спать весь день в комнате с зашторенными окнами.

— Кажется, я кое-что придумал, — сказал однажды Гарри.

— Что придумал? — спросила Эффи.

— Надо разбудить Святого Георгия Победоносца! Он один умеет расправляться с драконами. Все другие рыцари были в сказках, а Святой Георгий — на самом деле. Просто все о нем забыли, потому что перестали в него верить.

— А мы верим? — спросила Эффи.

— Да! И поэтому сможем его разбудить. Нельзя же разбудить человека, в которого не веришь. Теперь бы только догадаться, где его искать.

— А тут и догадываться нечего! — воскликнула Эффи и даже захлопала в ладоши. — В церкви Святого Георгия!

— Точно! — согласился Гарри, жалея, что сам до этого не додумался. — Для девчонки ты иногда неплохо соображаешь.

Они начали думать, как бы им удрать из дома в какой-нибудь ясный, солнечный, пусть даже опасный день, но так, чтобы родители не заметили. И однажды утром, когда мама ушла в чулан готовить какой-то новый драконий яд, а папа в своем кабинете перевязывал руку водителю автобуса, укушенному драконом, Гарри сказал:

— Пора!

Эффи накинула на себя драконозащитную занавеску, а Гарри вымазался с ног до головы драконьим ядом, который, к счастью, не оказывал вредных побочных действий на организм. Взявшись за руки, дети отправились к церкви Святого Георгия. Город еще крепко спал. Дети шли под лучами яркого солнца и чувствовали себя настоящими героями-путешественниками.

На улицах не было никого, кроме драконов. Город буквально кишел ими. Драконы прогуливались по тротуарам, бегали по проезжей части, грелись на ступеньках учреждений, чистили крылья на разогретых солнцем крышах. А когда дети вышли из города на проселочную дорогу, они заметили, что поля вокруг были зеленее обычного от зеленых чешуйчатых тел. Мелкие дракончики вили себе гнезда в густых зарослях ежевики. К счастью, драконов величиной с нильского крокодила поблизости не оказалось, а то бы наша история на этом и закончилась.

Эффи крепко держала брата за руку. Один раз, когда какой-то жирный дракон пронесся мимо ее уха, она вскрикнула, и тотчас же стая зеленых драконов, громко хлопая крыльями, взмыла в воздух и закружилась над их головами.

— Я боюсь! — прошептала Эффи. — Давай вернемся!

— Не трусь! — ответил Гарри. — Спасители Родины никогда не хнычут и не просятся домой.

— А ты уверен, что мы спасем Родину? — спросила Эффи.

— Уверен! — ответил он.

Вот и церковь Святого Георгия. Они вошли во двор и увидели каменный постамент, на котором возлежал высеченный из мрамора Георгий Победоносец. Он был в доспехах и в боевом шлеме. Руки его были сложены на груди. Он спал.

Гарри окликнул Святого по имени, но ответа не получил. Окликнул громче, но Святой Георгий, по-видимому, его не слышал. Гарри принялся трясти его за мраморное плечо — безрезультатно.

Тогда Эффи обняла Святого за шею, насколько смогла, потому что шея была очень толстая, поцеловала в мраморную щеку и сказала:

— Добрый рыцарь, пожалуйста, проснись и помоги нам.

Святой Георгий открыл глаза, потянулся и спросил:

— А что случилось, малышка?

Дети принялись рассказывать ему обо всем, что случилось, а мраморный рыцарь, опершись на локоть, внимательно слушал. Узнав, сколько драконов развелось в стране, он покачал головой и сказал:

— Многовато. Я-то ведь дрался один на один. Да и то, когда это было. Молодой был, крепкий. Теперь мне и с одним-то не справится.

В это время в небе появилась стая драконов. Святой Георгий схватился за меч, но чудовища пролетели над ними и исчезли вдали. Святой покачал головой и опустил оружие.

— Да, — сказал он, — многое изменилось, пока я спал. А какая нынче погода?

Вопрос показался детям настолько не по существу дела, что Гарри ничего не ответил, а Эффи пожала плечами и сказала:

— Ну, жаркая погода. Солнечная и сухая. Папа говорит, никогда еще такой жары не было.

— Может, как раз в том и причина, — задумчиво сказал Святой. — Драконы не любят холода и сырости. Если бы вы нашли краны…

Он зевнул, улегся на своем постаменте и пробормотал:

— Вы уж простите меня, старика… Очень в сон тянет.

— Подождите! — закричала Эффи. — Какие краны?

— Ну, такие… вроде как в ванной, — сонно пробормотал Святой. — Еще там есть увеличительное стекло. В него видно все, что творится на свете. Сам-то я этого не видел, мне Святой Даниил рассказывал. Может, что и присочинил… — он опять зевнул, поудобнее улегся на постаменте и через секунду крепко спал.

— Совсем плох старик, — сказал Гарри. — Жалко его. Вдруг прилетят камнееды и его съедят?

— Мы ведь до сих пор не встретили ни одного дракона размером с нильского крокодила, — сказала Эффи, снимая с себя драконозащитную накидку. — Может, и дальше повезет?

И она укутала накидкой Святого Георгия, а Гарри соскреб с себя драконий яд и обмазал им голову Святого.

— Давай отсидимся в церкви до темноты, — сказал Гарри, — а потом…

Не успел он договорить, как огромная тень упала на них сверху. Дети подняли головы и увидели дракона размером с нильского крокодила. И поняли, что им пришел конец.

Дракон камнем упал с высоты и схватил обоих детей. Эффи он зацепил когтем за зеленый шелковый поясок, а Гарри — за воротник курточки. Взмахнув огромными крыльями, дракон взмыл в небо, грохоча при этом как старый грузовик с отказавшим глушителем, и полетел над лесами и полями. Каждый взмах его огромных крыльев уносил детей на четверть мили вперед. Дети видели внизу живые зеленые изгороди, поля, реки, церкви, сельские домики. Все это проносилось под ними быстрее, чем если бы они смотрели из окна самого быстрого поезда, не говоря уже о самолете, на котором они еще никогда не летали.

А дракон все летел и летел. Навстречу попадались другие драконы, но их дракон ни разу не остановился поболтать с кем-нибудь.

— Куда он нас несет? — сказал Гарри. — Лучше бы уронил, не так противно было бы умирать.

Но дракон держал их крепко и все летел и летел.

Наконец, гремя чешуей, он приземлился на вершине высокой горы, плюхнулся на землю и лежал, тяжело дыша и отдуваясь. Но когти его продолжали крепко сжимать шелковый поясок Эффи и воротник Гарри.

Через некоторое время глаза дракона закрылись, и он уснул. Тогда Эффи вынула из кармана крохотный перочинный ножик, подаренный ей братом на день рождения. Ножик был тупой, но кое-как ей удалось перерезать шелковый поясок. Ткань куртки оказалась прочнее, разрезать ее никак не удавалось, и тогда Гарри с помощью сестры осторожно вынул руки из рукавов, оставив дракону одну пустую куртку.

Дети на цыпочках отошли от чудовища и спрятались в глубокой расщелине между скал. Расщелина была очень узкой, дети почувствовали себя в относительной безопасности и смотрели оттуда на спящего дракона, пока он не проснулся с явным желанием перекусить. Каково же было его негодование, когда он обнаружил, что завтрак нагло смотрит на него из трещины в скале. Изрыгая огонь и дым, дракон бросился к своей добыче, но дети протиснулись поглубже, туда, где расщелина переходила в узкий коридор. Голодному животному ничего не оставалось, кроме как ждать снаружи.

Однако, выходить наружу дети не собирались. Они направились вглубь коридора. Они шли, шли, коридор становился все шире и просторнее. Пол под ногами стал мягким, песчаным, а когда дети дошли до самого конца, они увидели дверь с надписью: «ВСЕМИРНАЯ КОТЕЛЬНАЯ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН».

— Давай войдем, — предложил Гарри. — Все равно идти больше некуда, а снаружи нас дракон караулит.

Дети открыли дверь и решительно шагнули внутрь.

Они очутились в просторном помещении, вырубленном в скале. Вдоль стен тянулись трубы с кранами. Над каждым краном висела табличка с надписью. Когда дети прочитали эти надписи, они сразу вспомнили слова Святого Георгия и поняли, куда попали. Над шестью самыми большими кранами было написано: «СОЛНЦЕ», «ВЕТЕР», «ДОЖДЬ», «СНЕГ», «ГРАД», «ГОЛОЛЕДИЦА». Кроме этих шести, тут было множество кранов поменьше, и надписи над ними гласили: «Пасмурная с прояснениями», «Порывистый до сильного», «Слабый до умеренного» и так далее. Большой кран с надписью «СОЛНЦЕ» был полностью откручен, а остальные — закручены.

Одна из стен представляла собой огромное увеличительное стекло, через которое можно было увидеть всю страну. Дети увидели очереди из грузовиков, нагруженных дохлыми драконами, и Святого Георгия, спящего под драконозащитной накидкой. Они увидели маму, плачущую от горя, — она думала, что ее детей уже нет на свете. Они увидели всю Англию, как будто это была большая географическая карта с зелеными пятнами полей, голубой линией реки, коричневыми точками городов, черными и желтыми кружочками в центрах добычи угля, металлургической и химической промышленности. И вся эта карта была покрыта кружевом из зеленых драконов. До вечера было еще далеко, и чудовища чувствовали себя полными хозяевами страны.

— Святой сказал, что они боятся холода и сырости, — сказала Эффи и попыталась завернуть солнечный кран, но не смогла. Видно, что-то там заело. Вот почему последнее время стояла такая жара. Потому-то драконы и получили возможность жить и размножаться.

Вдвоем дети с трудом закрутили солнечный кран до предела и взялись за дождевой. Открутив его, они побежали к увеличительному стеклу посмотреть, что получилось. А получилось вот что: на страну обрушился мощный ливень. Драконы разбегались во все стороны, как муравьи из облитого водой муравейника (впрочем, я надеюсь, вы никогда не были так жестоки, чтобы обливать водой муравейник).

Затем дети открутили снежный кран. Белая вьюга закружилась над землей. Драконы начали падать на землю, корчиться и извиваться. Тогда дети отвернули кран с надписью «Град», но не до конца, а наполовину, чтобы не побить в домах стекла. Через минуту во всей стране не осталось ни одного живого дракона.

— Нам теперь, наверно, памятник поставят как адмиралу Нельсону! — сказал мальчик. — Мы победили всех драконов!

— Хорошо бы и того, который ждет нас снаружи, — ответила Эффи. — А насчет памятника — еще не известно: победить-то мы их победили, но нужно же их всех убрать, а как? Их и за несколько лет не сжечь, к тому же они мокрые, гореть не будут. Вот если бы их смыло дождем в море…

— А вот это что за кран? — спросил Гарри.

Кран был такой ржавый, будто им не пользовались лет сто, а может и двести. Табличка над ним заросла пылью и паутиной. Эффи оттерла ее краешком платья (она забыла взять с собой носовой платок) и прочла: «КАНАЛИЗАЦИЯ».

— Кажется, это то, что нам надо, — сказала Эффи. — Ну-ка, помоги открутить!

Кран оказался ужасно тугим, но дети поднатужились и открутили его до отказа, а потом побежали к увеличительному стеклу.

В самой середине карты Англии открылось большое черное отверстие. Края карты немного приподнялись, и теперь весь дождь стекал в огромную воронку.

— Ура! Ура! Ура! — закричала Эффи и побежала откручивать все краны, которые, как ей казалось, могли усилить дождь: «Гроза», «Порывистый ветер» и даже «Южный и Юго-Западный», потому что папа как-то сказал, что эти ветры приносят дождь.

Потоки воды смывали драконов, и они сплошной зеленой массой проваливались в черное отверстие канализации. Их были тысячи и тысячи, всех размеров и видов, от тех, что могли съесть слона, до тех, что падали в чай.

Через полчаса в Англии не осталось ни одного дракона. Дети завинтили кран с табличкой «КАНАЛИЗАЦИЯ» и чуть-чуть отвернули солнечный кран. Краны «Пасмурная с прояснениями», «Туман», «Небольшие осадки» дети оставили наполовину открытыми, что, между прочим, до сих пор сказывается на английском климате.

Вы спросите, как они вернулись домой? На поезде, разумеется.

Был ли им благодарен английский народ? Как вам сказать. Сначала английский народ был совершенно мокрый, а к тому времени, как высох, его уже увлекли новые события и открытия, вроде производства гренок при помощи электрического тостера. А про драконов все почти сразу забыли. После того как они подохли и исчезли, их нашествие никому уже не казалось таким важным событием. Если хотите знать, детям даже не предложили никакого вознаграждения.

А что сказали мама с папой, когда Эффи и Гарри вернулись домой?

Мама сказала:

— Где вы болтались так долго, негодники, и где твой пояс, Эффи, и твоя куртка, Гарри? Сию же минуту мойте руки и садитесь ужинать!

Папа сказал:

— Если бы я знал, что они все так сразу исчезнут, я бы ни за что не выбросил того, самого первого, которого вытащил у Эффи из глаза.

А профессор ничего не сказал, только руки потер. Он-то не выбросил свой экземпляр — тот, за который заплатил Гарри полкроны. Этот экземпляр до сих пор хранится в его коллекции, и если как следует попросить, профессор вам его, может быть, покажет.

ДОБРЫЙ ЭДМУНД

Эдмунд был мальчик как мальчик. Те, кто его недолюбливал, говорили про него, что он вечно суёт нос куда не надо, но друзья, и особенно его бабушка, утверждали, что он просто очень любознательный. Бабушка всегда при этом добавляла, что он самый добрый и самый правдивый мальчик на свете.

Эдмунд любил разгадывать тайны.

Вы, может быть, подумали, что в таком случае он отлично учился, ибо где же, как не в школе, можно изучить все, что угодно?

Но в том-то и дело, что Эдмунд не хотел ничего изучать. Он хотел разгадывать, а это совсем разные вещи.

Его любознательность заставляла его разбирать часы на винтики и пружинки, чтобы разгадать, почему они тикают; раскурочивать замки, чтобы разгадать секрет их отпирания и запирания. Или, например, он продырявил резиновый мяч, чтобы разгадать, отчего тот подскакивает. Ну и, конечно, мяч уже никогда больше не подскакивал.

Эдмунда воспитывала бабушка. Она его обожала, хотя иногда сурово отчитывала, например, когда он поджег ее черепаховый гребень, чтобы разгадать, из настоящей ли черепахи он сделан.

В школу Эдмунд ходил, когда ему захочется. А уж уроки учить — этого он никогда не мог себя заставить. Да он себя и не заставлял.

— Зачем изучать то, что можно узнать из учебников? — говорил он. — Вот скука-то! Я хочу разгадывать то, чего никто, кроме меня, не сможет разгадать.

— Но как же ты сможешь, не учась, разгадать то, чего не могут разгадать мудрейшие ученые? — говорила бабушка.

Но Эдмунд ее даже ответом не удостаивал и продолжал прогуливать уроки. При этом он был мальчик действительно очень добрый и жалел своего учителя за то, что тот вынужден тратить время и нервы на ученика, который не хочет ничего учить, а хочет только разгадывать тайны, в то время как в классе полно учеников, жаждущих изучить теорему Пифагора, закон Ома, мифы Древней Греции, правила правописания шипящих, и много, много чего еще.

Бывало, конечно, что и другие ученики тоже прогуливали уроки — убегали в ближний лесок собирать орехи, грибы или дикие сливы. Но Эдмунд к ним никогда не присоединялся. Пригородные рощицы и полянки его не привлекали. Его манили к себе дальние горы с крутыми склонами, поросшими громадными темными елями, со скальными пещерами, откуда время от времени доносились какие-то странные разноголосые вопли. Звуки эти пугали горожан, и они никогда не ходили в горы. А Эдмунд ходил, потому что ему очень хотелось разгадать, кто издает эти вопли.

Однажды он изобрел — сам, без посторонней помощи — необычный фонарик: в большой граненый стакан он вставил свечу, которую вытащил из бабушкиного подсвечника. Ее свет отражался в гранях стакана, и получалось очень ярко и красиво. Конечно, в этот день Эдмунд не ходил в школу, а когда на следующий день пришел — учитель высек его розгами за прогул без уважительной причины, хотя Эдмунд пытался объяснить, что изобретал фонарь — разве это не уважительная причина?

Назавтра Эдмунд встал очень рано, положил в карман два бутерброда с сыром, яблоко и два крутых яйца — то, что бабушка приготовила ему на завтрак, взял свой фонарь и отправился в горы, исследовать пещеры.

Фонарь великолепно выполнял свое назначение. Его переливчатый свет делал пещеры красивыми и таинственными. Из темноты возникали сталактиты, сталагмиты и другая всякая пещерная экзотика, о которой вы можете подробно узнать из учебников по географии или из научно-популярных журналов для юношества. Но Эдмунда вся эта спелеология не особенно интересовала. Ему хотелось найти того, кто издает звуки, пугающие горожан.

Он переходил из пещеры в пещеру, но никого не обнаруживал. Наконец он устал и сел отдохнуть на камень перед входом. И тут он услышал те самые звуки, причем, ему показалось, что издает их не одно существо, а три, потому что звуки явно делились на три тона. Один — заунывный, воющий и рычащий, будто за стеной после сытного обеда храпел старый, грузный джентльмен; второй — повизгивающий, писклявый; а третий напоминал жалобное кудахтанье заблудившегося цыпленка, если представить себе этого цыпленка ростом со стог сена.

«По-моему, — сказал себе Эдмунд, — тот, который кудахчет, находится ближе, чем другие».

Он обошел пещеру и увидел в дальнем углу, довольно высоко в стене, большое отверстие. Вскарабкавшись по выступам камней, он заглянул в это отверстие и увидел длинный каменный коридор. Из глубины его доносились — причем, гораздо явственнее, чем прежде, кудахтающие звуки, в которых ясно можно было различить нотки мольбы и безнадежности.

«Кажется, я, наконец, разгадаю тайну»! — прошептал Эдмунд. Он влез в отверстие и двинулся вперед.

Каменный коридор то сужался, то расширялся, то плавно изгибался, то резко поворачивал и вел все вниз, вниз и вниз. И вдруг Эдмунду показалось, что свет его фонаря стал гораздо ярче. Но тут же он понял, что кроме его фонаря засветилось еще что-то. Это был бледно-золотистый свет в самом конце коридора.

«Может, это светит огонь из центра Земли?» — подумал Эдмунд, который не мог все-таки вообще ничего не знать из того, что проходили в школе.

Но свет впереди начал меркнуть. И кудахтанье прервалось. Эдмунд сделал еще несколько шагов и очутился перед приоткрытой дверью. Эдмунд вошел в большую пещеру с высоченным круглым потолком вроде купола собора Святого Павла в Лондоне. Посредине, в полу, было углубление наподобие ванны. В ванне сидело крупное бледное существо с человеческим лицом, с телом как у льва, змеиным хвостом и птичьими крыльями. Шея у него была покрыта перьями, а на голове — петушиный гребень.

— Кто вы такое? — спросил Эдмунд.

— Я несчастный василиск! — простонало чудище еле слышно. — Я умираю от истощения, потому что погас огонь! Каждые сто лет я взбалтываю его хвостом, и он снова разгорается, а на этот раз… Должно быть, я проспал… Или у меня часы встали… Сам не знаю, как это случилось, но он погас… И я угасаю вместе с ним…

Помните, я вначале упомянула, что Эдмунд был очень добрым мальчиком?

— Подождите, не угасайте! — сказал он василиску. — Сейчас я разожгу ваш огонь, потерпите еще немножко.

Он помчался назад и через некоторое время вернулся с охапкой сухих еловых сучьев. Положил их возле ванны и с помощью свечи и школьной тетрадки, которая по чистой случайности оказалась в кармане его куртки, принялся разжигать костер. Сучья затрещали, и вдруг будто что-то в ванне перехватило огонь и это «что-то» вспыхнуло чистым голубым пламенем. Эдмунду показалось, что это горит какая-то прозрачная жидкость, вроде спирта. В ту же секунду василиск начал взбивать горящую жидкость хвостом, раздувать взмахами крыльев, причем так энергично, что жидкость брызгала во все стороны, и несколько капель попали на руку Эдмунда и больно обожгли ее. Зато василиск начал розоветь, наливаться силой, глаза его засверкали, гребень стал ярко-алым, перья заблестели точно глянцевые. Он привстал, вытянул шею и заголосил счастливым голосом:

— Ку-ка-ре-ку-у!!!

Эдмунд от всей своей доброй души порадовался, что василиск вернулся к жизни, и когда тот начал благодарить его, ответил:

— Ну что вы! Любой на моем месте поступил бы так же!

— Отнюдь не любой! — сказал василиск. — Чем я могу отблагодарить тебя?

— А вы мне расскажите что-нибудь интересное. Такое, чего в школе не проходят.

И василиск принялся рассказывать. О сокровищах, прячущихся в недрах земли, о гномах и феях, о крылатых драконах и белом единороге, о птице Феникс, о магии черной и белой.

Эдмунд, пока слушал, доел захваченный из дома завтрак и снова успел проголодаться. Поэтому он попрощался с василиском до завтра и вернулся домой. Назавтра он снова пришел, и на следующий день, и еще на следующий, и так много дней он с упоением слушал правдивые рассказы василиска.

Когда Эдмунд наконец-то появился в школе и рассказал друзьям и учителю про василиска и про его чудесные истории, он тут же был высечен учителем за выдумки.

— Это не выдумки, это правда! — уверял мальчик. — Видите, у меня на руке еще не прошли следы ожога!

— Я вижу только, что ты опять играл с огнем, хотя я тысячу раз говорил, что спички детям не игрушка!

И он высек Эдмунда дополнительно. Он был недоверчивым и к тому же несправедливым, этот учитель. Но, уверяю вас, что большинство учителей совсем не такие.

Прошло немного времени, и Эдмунд сделал новый фонарь. На этот раз внутри стакана горела не свеча, а спиртовые таблетки, которые мальчик утащил из школьного химического кабинета. С этим фонарем он снова отправился в горы. Ему хотелось отыскать того, кто издает воющие и рычащие звуки.

Он забрался на гору с другой стороны и обнаружил широкий вход в туннель, обитый изнутри медью и похожий на внутренность громадного телескопа. В конце туннеля он увидел светло-зеленую дверь, а на ней медную табличку с надписью: «Миссис Д. Стучать и звонить». И рядом — белую бумажку с припиской: «Не раньше трех».

У Эдмунда были с собой часы. Ему подарили их на день рождения, и он еще не успел их распотрошить. Поэтому они еще тикали и показывали пятнадцать минут третьего.

Эдмунд был мальчик ненавязчивый, добросердечный — я уже об этом говорила. Он сел на ступеньку перед дверью и подождал до трех. Ровно в три он постучал, а потом позвонил. Сейчас же из-за двери послышались рычание и вой. Из дверной щели повалил дым. Дверь широко распахнулась, и, едва Эдмунд успел спрятаться за ней, как громадный желтый дракон — а точнее драконша, — извиваясь, начала выползать из своего убежища. Ее жесткая чешуя, касаясь медных стен туннеля, звенела и лязгала. Движения ее напоминали извивы гигантской гусеницы, а вся она была похожа на чудовищную многоногую крылатую змею.

Эдмунд незамеченным вылез из туннеля вслед за чудовищем и увидел, что оно потягивается на солнышке, чешет бока о прогретые солнцем скалы, смотрит в сторону города и облизывается. Эдмунд прокрался мимо и дал тягу. Он примчался в школу с криком:

— Дракон! Там, на горе! Надо спасать город, а то случится беда!

И тут же был высечен учителем за то, что говорит неправду.

— Это правда! — настаивал мальчик. — Посмотрите в окно!

Все посмотрели в окно и увидели огромную желтую тучу, клубящуюся над городом.

— Ну и что? Обычная грозовая туча, только желтая, — сказал учитель и всыпал Эдмунду дополнительно. Этот учитель был так упрям, что не верил даже собственным глазам, если они видели не то, в чем он был когда-то раз и навсегда убежден.

Затем учитель написал на доске: «Единожды солгавший, кто тебе поверит», и велел Эдмунду переписать эту мудрость в тетрадь семьсот раз. Но Эдмунд не стал этого делать. Он улизнул из школы и побежал домой — предупредить бабушку об опасности. К несчастью, бабушки не оказалось дома. Тогда он помчался через весь город, мимо ферм и огородов, в гору, к той пещере, где жил василиск, чтобы рассказать ему о случившемся и попросить помощи. Ему даже в голову не пришло, что василиск может ему не поверить. Ведь сам же он верил василиску, а когда полностью кому-то веришь, то и он должен отвечать тем же, правда?

У самого входа в пещеру Эдмунд остановился, чтобы перевести дух. Взглянул с высоты и увидел зеленую равнину, окаймленную спокойной рекой с берегами, поросшими ольховником и плакучими ивами, с ажурными мостиками, перекинутыми с берега на берег. Посреди равнины лежал его город, окруженный крепостными стенами с полукруглыми воротами, с башнями, большим зеленым парком, куда любили приходить по выходным дням горожане, чтобы послушать духовой оркестр. Эдмунд увидел тенистые загородные рощи, фруктовые сады, поля золотой пшеницы, фермерские дома под красными черепичными крышами, пастбища, где спокойно щипали траву серые овцы.

И над всей этой мирной картиной нависла громадная желтая тень. Чудовищная драконша сползала с горы, отмечая свой путь молниями и громом, и была она в несколько раз больше, чем весь город.

— Бабушка!.. — прошептал Эдмунд.

Желтая драконша подползала все ближе и ближе к городу, облизывая свои жадные губы громадным красным языком, и Эдмунд подумал, что если учитель продолжает не верить ему, то теперь это уже не надолго. И хотя он был, как я уже не один раз говорила, очень добрым мальчиком, думаю, что он не слишком огорчился, представив себе, каким именно способом учитель убедится в том, что был не прав.

А драконша тем временем открывала свою пасть все шире и шире. Эдмунд крепко зажмурился, чтобы не видеть ужасного зрелища. А когда он снова открыл глаза — вместо города было пустое место, а драконша облизывалась и жмурилась как кошка, покончившая с мышкой.

Эдмунд ахнул и бросился к василиску. И все ему рассказал.

— Забавно, — меланхолично сказал василиск, выслушав Эдмунда. — Ну? А потом?

— Ты, наверно, не понял, — сказал Эдмунд. — Драконша проглотила мой город!

— Ну, проглотила, — сказал василиск. — А ты-то чего волнуешься?

— Но это мой родной город! — пытался объяснить Эдмунд. — Я там живу!

— Какая разница, где жить, — сказал василиск, ворочаясь в огненной ванне и подставляя огню слегка озябший бок, потому что у Эдмунда не было привычки закрывать за собой дверь. — Живи тут, со мной.

— Ты что, совсем бесчувственный?! — закричал Эдмунд. — В городе осталась моя бабушка! Когда я только представлю себе, где она сейчас находится, я готов на всё, чтобы ее спасти.

— Не знаю, что такое «бабушка», — сказал василиск, который, казалось, утомился от разговора. — Но если ты придаешь этому какое-то значение…

— Еще какое значение! — вскричал Эдмунд. — Потому и прошу тебя — помоги! Или хоть скажи, что делать!

— Поймай дракиндера, — спокойно сказал василиск, погрузившись в огненную ванну до самого подбородка. — И притащи сюда.

— Зачем? — спросил Эдмунд.

Не помню, говорила ли я вам, что у него была привычка задавать вопросы по каждому поводу. Учитель от этой его манеры просто выходил из себя. Что же до василиска, то он сохранял полное хладнокровие.

— Мое дело дать совет, — ответил он, плескаясь в своем голубом пламени, — а ты как хочешь. Притащишь дракиндера — скажу, что делать дальше. Нет — нет. И больше не приставай.

И василиск, завернувшись в огонь по самые уши, закрыл глаза и захрапел.

Теперь, по крайней мере, Эдмунд знал, что ему делать, хотя и плохо представлял себе план действий.

С минуту он стоял, глядя на василиска. Ему показалось, что тот только делает вид, что спит, а сам искоса на него поглядывает. И тут Эдмунд как-то вдруг осознал, что василиск — это не учитель, он не станет ни наказывать, ни давать глупых заданий, и именно поэтому нужно сделать в точности всё, что он советует. Может быть, первый раз в своей жизни Эдмунд решил быть послушным.

Хоть он и был неисправимым прогульщиком, однако знал кое-что, о чем не догадываются даже те, кто никогда не прогуливает. Например, он сразу понял, что дракиндер — это сынок драконши, и именно ему принадлежит третий голос, который доносится с гор. Если кудахтающие звуки издает василиск, рычание, похожее на храп тучного джентльмена, производит драконша, то ясно, что третий, повизгивающий голос принадлежит дракиндеру.

Эдмунд снова принялся исследовать пещеры, бесстрашно пробираясь из одной в другую узкими ходами и переходами, осматривая все уголки. Наконец, он обнаружил дверь, на которой было написано: «Тише! Ребенок спит!» У двери стояло пятьдесят пар медных ботинок, и если бы вы их увидели, то сразу поняли бы, для каких лапок они предназначены. В каждом ботинке было по пяти прорезей для когтей. А пятьдесят пар было потому, что у дракиндера, как и у его мамаши, было сто ног. Ни больше, ни меньше. Они оба принадлежали к виду, который по-научному называется «Дракон стоногий». Этот вид описан в некоторых старых учебниках по зоологии.

Эдмунду стало страшно. Но он вспомнил хитрое выражение глаз василиска, притворный храп, еще звучащий в его ушах, хотя из-за двери раздавался не менее громкий храп дракиндера, собрался с духом, пнул дверь ногой и закричал:

— Эй, дракиндер! Просыпайся!

Дракиндер перестал храпеть и пробурчал сонным голосом:

— Рано еще!

— Ничего не рано! Мама велела тебе вставать и идти за мной! — заявил Эдмунд, смелея от того, что дракиндер все еще не сожрал его.

Дракиндер вздохнул, и Эдмунд услышал, что он вылезает из постели. Затем дверь открылась, и дракиндер начал выползать из своего жилища и обуваться. Он был гораздо меньше своей мамочки, примерно с Венсминстерское аббатство, может, чуть побольше.

— Давай, пошевеливайся! — торопил Эдмунд, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения и глядя, как детеныш неуклюже натягивает семнадцатый ботинок.

— А мама велит, чтобы я никогда не выходил из дома босиком! — ответил тот.

Тогда Эдмунд принялся помогать ему обуваться. Это оказалось нелегко и потребовало много времени. Наконец они справились со всеми ботинками, и Эдмунд, у которого от усталости даже страх прошел, приказал:

— Пошли!

И повел детеныша к василиску.

Мальчик опасался, что туннель, ведущий к пещере василиска, окажется слишком узким для дракиндера, но оказалось, что тот умеет сильно утоньшаться, как, может быть, вы видели, съеживается толстый дождевой червяк, когда ему надо пролезть в узкую земляную щель.

— Привел! — объявил Эдмунд.

Василиск открыл глаза и первым делом взбил хвостом пламя, а потом вежливо попросил дракиндера сесть и подождать немного.

— Скоро твоя мама придет, — сказал он.

Тот послушно сел и стал ждать, бросая на огонь голодные взгляды.

— Извините, пожалуйста, — сказал он наконец. — Я привык, что мне всегда, как только я проснусь, дают мисочку огня на завтрак, а сегодня мне ничего не дали. Можно, я…

И он сунул свою когтистую лапу прямо в ванну василиска.

— Нельзя! — отрезал василиск, отпихивая лапу. — Ты где это воспитывался, а? Тебе что, никто не говорил, что не всё можно хватать, что видишь?

— Извините, — виновато сказал дракиндер, — но правда, очень есть хочется.

Василиск кивком головы подозвал Эдмунда к краю ванны и зашептал ему на ухо с таким жаром, что у бедного мальчика даже волосы подпалились. Однако, он терпеливо все выслушал, ни разу не прервав василиска вопросами «почему?» и «зачем?» А когда василиск закончил шептать, Эдмунд, чье сердце, как я уже не раз говорила, было очень добрым, обратился к детенышу:

— Ладно, малыш, пошли, покажу тебе место, где полным-полно огня.

И он отправился подземными переходами туда, куда велел ему идти василиск, а дракиндер побежал за ним.

Они пришли в громадную пещеру, где посреди пола была круглая железная крышка. Такими крышками обычно закрывают отверстия в угольных погребах. Но эта крышка была гораздо больше. Эдмунд приподнял ее и, насколько у него хватило сил, отодвинул в сторону. Из отверстия хлынул такой жар, что Эдмунд в ужасе отскочил. Но дракиндер так и кинулся к отверстию, наклонился над ним и простонал:

— Ой, какой запах!

— Еще бы! — поддержал Эдмунд. — Знаешь, это что? Это огонь из центра земли, его тут тебе на сто лет хватит. Спускайся и ешь, сколько влезет.

Детеныш тут же сунул голову в дыру и начал быстро уползать внутрь по наклонной оси, прямо в огонь. Когда почти все его тело скрылось в отверстии, Эдмунд сделал то, что ему было велено: схватил железный крюк, привинченный к полу, и накинул его на кончик хвоста дракиндера. Как тот ни изгибался, он не мог отцепить свой несчастный хвост. Он очутился в ловушке: ни туда, ни обратно.

Эдмунд, очень довольный тем, что в точности выполнил задание, помчался к василиску.

— Сделал всё, как ты велел! — доложил он.

— Молодец! — похвалил василиск. — Теперь выходи из пещеры на поверхность, заберись повыше на гору и смейся над драконшей, да погромче.

Эдмунд чуть было не спросил «зачем?», но вовремя спохватился и только поинтересовался:

— А она меня услышит?

— При чем тут «услышит», «не услышит»! — рассердился василиск. — Ты что думаешь, я не знаю, что говорю?

И он раздраженно заворочался в своей огненной ванне.

Ни о чем больше не спрашивая, Эдмунд помчался выполнять то, что ему было велено.

Как только он начал смеяться, горное эхо подхватило его смех и усилило до такого мощного грохота, будто хохотала целая толпа исполинов.

Драконша, спящая на солнышке, проснулась, увидела Эдмунда и спросила:

— Над кем это ты смеешься?

— Над тобой! — ответил Эдмунд.

Драконша, как и все на свете, не выносила, когда над ней смеются. Она некоторое время терпела, но вскоре терпение ее лопнуло, и она поползла в гору. Двигалась она медленно и неуклюже, потому что очень отяжелела от всего съеденного. Тяжело дыша и изготовясь к прыжку, она рявкнула:

— Прекратить смех! — да так злобно, что Эдмунд сразу замолчал, решив, что это был последний смех в его жизни.

Тогда из недр горы раздался голос василиска:

— Он смеется над тобой! Ты сожрала своего собственного сына! Проглотила вместе с городом собственного ребенка! Ха-ха-ха!!!

Тут и Эдмунд нашел в себе силы хихикнуть. Подхваченное эхом, хихиканье прозвучало как раскат грома.

— Что-о-о?! — вскричала драконша. — Проглотила дракиндера?! Какой ужас! Что я наделала! Сейчас я выплюну все обратно! Сейчас!

Она напряглась, кашлянула — и в ту же минуту на склоне горы появился город!

Эдмунд побежал к василиску за новыми указаниями, и тот сказал ему, что делать дальше. И вот, не успела драконша обследовать выплюнутый город, чтобы отыскать своего ребенка, как услышала жалобный вопль из глубины горы. Это Эдмунд по распоряжению василиска изо всех сил щипал дракиндера за хвост, торчащий из круглой дыры и нацепленный на железный крюк.

Услышав вопль, драконша сама завопила:

— Где мой ребенок?! Что с ним?!

Сузившись, она начала протискиваться в туннель, откуда слышались крики детеныша, которого Эдмунд продолжал щипать за хвост. От сужения тело ее удлинилось, и когда голова ее достигла пещеры, хвост все еще оставался снаружи. Эдмунд поднял отодвинутую железную крышку и спрятался за ней как за щитом, придерживая ее одной рукой. Другой рукой он в последний раз ущипнул дракиндера и отцепил кончик его хвоста. Взгляд драконши упал на отверстие в тот самый момент, когда освобожденный хвост исчезал в нем вместе с последним воплем.

Как бы мы ни осуждали драконшу за ее злодеяния, мы все же должны признать, что она была очень любящей матерью. Она сунула голову в отверстие и устремилась вниз, за своим ненаглядным малюткой.

Эдмунд наблюдал, как вслед за головой драконши исчезало в глубине все ее бесконечно длинное суставчатое тело, похожее на поезд из тысячи вагонов, ползущий из Германии в Англию через Францию и пролив Ламанш. Это уползание продолжалось всю ночь. Когда последнее сочленение ее хвоста исчезло в дыре, Эдмунд опустил на нее железную заслонку.

По доброте сердечной, о которой я уже не раз говорила, ему было приятно думать, что драконша и ее сынок будут отныне и во веки веков иметь столько любимой пищи, сколько им захочется.

Поблагодарив василиска за все, что тот для него сделал, Эдмунд отправился домой. Быстренько позавтракал и успел в школу к первому уроку. Он бы, конечно, опоздал, если бы город остался на своем прежнем месте, на равнине, омываемой рекой. Но теперь город находился там, где его выплюнула драконша, — на склоне горы.

— Явился, — сказал учитель. — Отвечай, где ты вчера болтался целый день?

Эдмунд всё рассказал, и учитель тут же нещадно высек его розгами за то, что он лжет.

— Но это правда! — настаивал мальчик. — Драконша проглотила наш город! Неужели вы ничего не заме…

— Чепуха! — прервал учитель. — Была сильная гроза и небольшое землетрясение, вот и всё.

— Да нет же! — уверял Эдмунд, который всегда стремился доказать свою правоту, даже в самых безнадежных обстоятельствах. — Как же вы тогда объясните, что город теперь лежит на склоне холма, а не на равнине?

— Город всегда лежал на склоне холма! — заявил учитель.

И весь класс согласился с учителем, потому что какой смысл соглашаться с человеком, которого так часто секут розгами?

— Да вы взгляните на карту! — не желал сдаваться Эдмунд.

— Ну и что? — сказал учитель и взглянул на карту, висящую на стене.

И все взглянули.

И Эдмунд тоже взглянул.

На карте был изображен их город, лежащий на склоне холма!

Эдмунд понял, что пребывание в желудке у драконши так потрясло город, что исказило даже его карты. А учитель снова высек Эдмунда, объяснив, что на этот раз он наказывает его не за то, что тот лжет, а за его отвратительную привычку стоять на своем, приводя при этом самые дурацкие доказательства. Вот какой это был недоверчивый и несправедливый учитель, и как вам повезло, что ваши родители отдали вас учиться в другую школу.

Эдмунд все же решил доказать свою правоту и на следующий день предложил всем желающим пойти с ним в горы и познакомиться с василиском.

Но василиск заперся изнутри и никого не пустил. Так Эдмунд и не смог ничего доказать. И со всех сторон на него посыпались упреки, что он всех дурачит, всем морочит голову, втирает очки, вешает лапшу на уши. Единственный, кто ему полностью поверил, была его бабушка. Она всегда считала его самым правдивым и самым добрым мальчиком на свете.

Все же кое-какую пользу Эдмунд извлек из всей этой длинной истории. Он стал гораздо серьезнее относиться к учебе, поступил в техникум и выучился на слесаря. Он мечтал, что сумеет подобрать ключ от двери, за которой живет василиск и узнать еще много такого, о чем никто не знает.

Много лет прошло с тех пор. Эдмунд стал искусным слесарем, уважаемым человеком, добрым отцом семейства, но так никогда и не смог подобрать ключ от волшебной двери.

ДЯДЮШКА ДЖЕЙМС

Принцесса и сын садовника играли на задворках парка.

— Ты кем хочешь стать, когда вырастешь? — спросил мальчик.

— Я хочу стать твоей женой, Том, — призналась принцесса, — если ты, конечно, не против.

— Ничуть не против, — сказал мальчик. — Только бы найти свободное время для женитьбы.

Дело в том, что сын садовника мечтал, когда вырастет, стать поэтом, моряком, премьер-министром и при этом еще непременно инженером и ученым. А пока он был лучшим учеником в классе и особенно увлекался историей и географией.

Принцесса же, Мария-Анна, была просто милой девочкой, которую все любили, и она всех любила, даже своего дядюшку Джеймса, которого многие недолюбливали. Особыми способностями она не отличалась, но была прилежной и старательной. А когда человек старается, то часто добивается успеха.

Еще принцесса очень любила животных. Никогда не сердилась на гиппопотама, когда тот, прыгая по комнате, нечаянно разбивал ее куклу; никогда не забывала накормить носорогов, которые жили в небольшой клетке на заднем дворе. Больше всех Мария-Анна любила слона и иногда, если няня не видела, брала его с собой в постель. Слон нежно обнимал ее за шею хоботом и утыкался мордочкой принцессе прямо в ухо.

Если всю неделю девочка вела себя хорошо (а она, как всякий ребенок, иногда и шалила, и капризничала), няня разрешала ей пригласить в среду (в этой стране среда была последним днем недели) всех именитых друзей на целый день. Когда маленькие графы и графини, герцоги и герцогини, бароны и баронессы, наигравшись и съев рисовый пудинг, мыли руки и личики, няня обычно спрашивала:

— Ну, и куда же мы сегодня пойдем? — словно не знала, каков будет ответ.

А ответ всегда был один и тот же:

— В зоопарк! Кататься верхом на морской свинке! Кормить кроликов! Слушать, как сопит сурок!

И дети шли в зоопарк. Человек десять тут же забирались на морскую свинку, остальные шли к кроликам, где даже самые маленькие могли угостить огромное животное пучком зеленой травы, особенно, если рядом оказывался добрый дядя и поднимал их на руки. А такие дяди всегда находились, потому что в Ротундии все были добрыми… Кроме одного.

Вы, наверно, уже заметили, что королевство Ротундия было не совсем обычным королевством. Если вы читаете внимательно, то уже поняли, что именно было в нем необычным. А для остальных я на всякий случай объясню: в Ротундии все животные были неправильного размера!

Получилось так вот почему.

Давным-давно все части нашей планеты — земля, воздух, огонь и вода — были перемешаны как тесто для пирога и вращались с сумасшедшей скоростью вокруг своей оси. Внезапно один кусочек оторвался и завертелся отдельно, причем, почему-то в обратную сторону. Крутясь таким образом, этот маленький кусочек планеты столкнулся с каким-то, тоже откуда-то оторвавшимся, длинным и острым обломком, который пробил его насквозь и в нем застрял. И они завертелись вместе, как громадный волчок.

Боюсь, вам скучновато об этом читать, но вы же знаете, что география не всегда бывает интересной, да и в сказку тоже иногда не мешает добавить немного информации, вроде как бросить щепотку соли в тарелку с супом.

Итак, наш гигантский волчок бешено крутился в неправильную сторону, и, в конце концов, Центр Гравитации, который в те времена командовал всем вращением, рассердился и крикнул:

— Сколько можно крутиться? А ну, стой! Всё кругом давно успокоилось.

Волчок, недолго думая, рухнул прямо в океан, воткнулся острием в океанское дно, еще несколько раз крутанулся и замер.

Прошло много миллионов лет, и наш неправильный кусок Земли превратился в королевство Ротундию.

На этом я заканчиваю урок географии. Надеюсь, теперь вы понимаете, что из-за неправильного вращения все звери на острове росли неправильно: морские свинки вырастали огромными, как наши слоны, а слоны, наоборот, оставались маленькими, как комнатные собачки. При этом они были такими симпатичными, что знатные дамы часто носили их с собой в сумочках. Кролики были огромными как носороги, а их норы напоминали тоннели метро. Еще огромнее был сурок. Просто невозможно описать, какая это была громадина. К счастью, в Ротундии был всего один сурок, и он всегда спал. Для него построили специальный ангар, чтобы он своим сопением не заглушал всех остальных звуков на острове.

Люди в этой необыкновенной стране были нормальных размеров, потому что их предки появились здесь гораздо позже всех остальных животных.

На этом урок биологии тоже закончен. Теперь вы знаете Ротундию не хуже любого ротундианца. Только три человека могли бы сравниться с вами в знаниях: господин школьный учитель, потому что он получил образование в лучшем Ротундианском Университете, принцессин дядюшка Джеймс, потому что он был колдуном и знал много такого, что другим не известно, и Том, сын садовника.

Том мечтал получить приз: книгу «История Ротундии» с королевским гербом на обложке. Эту книгу господин школьный учитель обещал вручить лучшему ученику. Правда, с тех пор как принцесса призналась Тому, что хотела бы выйти за него замуж, он решил, что все-таки самый лучший приз на свете — это принцесса. Однако, если вы сын простого садовника, вам тем более нужно хорошо учиться, чтобы получить такой приз.

Как-то, играя с принцессой, Том обмолвился, что надеется получить «Историю Ротундии».

— Ты ее получишь! — воскликнула девочка. — Ты такой умный! Я уверенна, что все на свете призы будут твои. А я подарю тебе своего любимого слоника. Пусть он живет у тебя, пока мы не поженимся.

Слоника звали Фидо, и Том положил его в карман своей куртки. Слоник ростом был не больше шести дюймов, но при этом умнее самого большого слона. Он удобно устроился в кармане своего нового хозяина, и когда тот зачем-нибудь опускал руку в карман, Фидо доверчиво обвивал хоботом его палец.

Однажды ночью Тому не спалось. Он думал о принцессе, о книге, о чудесном слонике, и чем больше думал, тем меньше ему хотелось спать.

К тому же за окном без конца лаяла собака.

В Ротундии была всего одна собака, но ее вполне хватало на все маленькое королевство. Это был йоркширский терьер, одна из самых крохотных пород во всех нормальных странах, но в Ротундии — сами понимаете, она была такой огромной, что и описать невозможно. Если она по ночам лаяла, то весь остров содрогался. На жителей-то она никогда не лаяла, потому что всех знала, но когда мимо острова проплывали корабли, она могла подать голос, чтобы знали, что незачем здесь попусту обивать скалы.

Но в эту ночь собака лаяла, не переставая, так что даже принцесса проснулась в своем замке и пробормотала:

— Господи, хоть бы она замолчала! Спать невозможно!

А Том в это же время подумал: «Интересно, что там могло случиться? Пойду посмотрю».

Он оделся и вышел из дома. Над островом только-только занялся рассвет. Йоркширский терьер лаял так, что на колокольнях звенели колокола, а крыша королевского дворца громыхала как груда пустых молочных бидонов на телеге у молочника.

«Вскарабкаюсь-ка я на столб и посмотрю оттуда», — решил Том.

Он имел в виду тот обломок скалы или, лучше сказать, каменную ось, которая проткнула Ротундию миллионы лет назад. С тех пор этот обломок так и торчал из середины острова, и с его высоты открывался вид на все окрестности.

Том вышел из города и зашагал вдоль гряды меловых холмов, мимо кроликов, которые резвились у входов в свои норы. Близко к животным Том не подходил, потому что кролики, увлекшись играми, могли бы нечаянно раздавить Тома и очень расстроиться из-за этого. А Том был мальчиком добрым и не хотел их расстраивать. Вот так же гусеницы и жучки в наших лесах стараются не попадаться нам под ноги: тоже не хотят нас огорчать.

Наконец Том подошел к каменному столбу, и тут оказалось, что вовсе не обязательно карабкаться наверх, чтобы понять, отчего лает собака.

У подножия столба лежал огромный красный дракон. Крылья его напоминали два старых, потрепанных зонтика. Голова, большая и лысая, была похожа на шляпку гигантского мухомора, а хвост, тоже совершенно красный, был длинный и тонкий, как пастушеский кнут. Дракон вылизывал одно из своих красных перепончатых крыльев. При этом он стонал и извивался, как будто испытывал сильную боль.

Том догадался, что произошло: вероятно, ночью над островом пролетала стая красных драконов, и этот бедняга ударился в темноте о каменную ось, сломал крыло и упал.

В Ротундии никто никого не обижает, и поэтому Том не испугался дракона. Он часто видел их летящими над морем, но никогда не предполагал, что сможет когда-нибудь лично познакомиться с одним из них.

— Вам плохо? — обратился он к дракону.

Тот закивал своей огромной красной головой. Он не умел разговаривать, но, как большинство животных, все прекрасно понимал, когда хотел.

— Может, вам принести поесть? — участливо спросил Том.

Дракон выпучил свои красные глаза и вопросительно уставился на Тома.

— Слойку, бублик, сдобную булочку? — предложил Том.

Дракон разинул огромную красную пасть и облизнулся. Том побежал к булочному дереву, потряс его и набрал свежих, ароматных булочек с изюмом и курагой, а на обратном пути сорвал еще несколько эклеров с пирожного куста у самой скалы.

Вот вам еще одно следствие того, что остров крутился когда-то в неправильную сторону: все то, что у нас выпекают в пекарнях, — в Ротундии росло на деревьях и кустах. И наоборот, капусту, кабачки, морковь, яблоки ротундианцы выпекали в печах и духовках.

Том протянул принесенную сдобу дракону и сказал:

— Съешьте, вам сразу полегчает.

Дракон проглотил булочки, неуклюже кивнул и снова принялся вылизывать крыло, а Том поспешил в город с удивительной новостью. До сих пор на острове еще ни разу не приземлялись драконы, и заинтригованные горожане, вместо того чтобы идти на вручение призов, назначенное на сегодня, отправились смотреть дракона. Отправился и господин школьный учитель, с призом, который он должен был вручить Тому, — книгой «История Ротундии» с королевским гербом на обложке. Книга лежала в портфеле учителя, и совершенно непонятно, как это получилось, но в какой-то момент книга выпала из портфеля, и дракон ее проглотил, причем, явно не получив от этого никакого удовольствия.

«Ну и ладно, — решил Том, проводив книгу грустным взглядом. — Может, она бы мне тоже не понравилась».

Была как раз среда, и когда у принцессиных гостей спросили, куда бы они хотели сегодня пойти, все мальчики закричали:

— Смотреть дракона!

А все девочки сказали, что они боятся.

Принцесса Мария-Анна удивилась:

— Какие же вы трусихи! Это только в сказках и в учебниках по истории встречаются всякие там жестокие цари, тираны и монархи. А у нас в Ротундии все добрые. Лучше захватим с собой побольше леденцов и пойдем все вместе смотреть дракона.

Титулованные маленькие особы согласились и по очереди кормили дракона леденцами, а тот делал вид, что очень благодарен и тронут, даже пытался, как мог, вилять своим красным хвостом. А хвост у него, как вы помните, был очень, очень длинный.

Когда пришла очередь принцессы кормить его леденцами, дракон расплылся в такой широкой улыбке, так старательно завилял хвостом, как будто хотел сказать:

— Ах ты, моя миленькая, добренькая, маленькая принцесса!

Однако то, что скрывалось в глубине его подлого красного сердца, сильно отличалось от того, что выражал его хвост.

«Ах ты, моя пухленькая, аппетитненькая принцесса! — шептало его сердце. — Лучше бы я съел тебя вместо этой твоей липкой сладкой дряни!»

Но никто, разумеется, не понял этих мыслей, кроме принцессиного дядюшки, колдуна, который умел подслушать любой шепот, — это было предметом его профессиональной гордости.

Я вам уже говорила, что в Ротундии жил только один злой человек, и не буду от вас больше скрывать, что этим человеком был именно принцессин дядюшка Джеймс. Колдуны обычно и так люди недобрые, но если они при этом еще и дядюшки, то тут вовсе не жди ничего хорошего.

Заветной мечтой дядюшки Джеймса было избавиться от принцессы и самому стать наследником престола. Он колдовал день и ночь, но у него ничего не получалось: ротундианцы были такими добрыми, что злые чары на них не действовали. Самые сильные заклинания не вызывали у них даже насморка. Но теперь у дядюшки Джеймса наконец-то появился шанс, потому что на острове было уже два злых существа — он и дракон, и вместе они могли рассчитывать на победу.

Колдун стоял молча, и лишь когда все стали расходиться по домам, он обменялся с драконом взглядами. Этих многозначительных взглядов не заметил никто, кроме Тома. Вернувшись домой, Том рассказал обо всем своему слонику. Тот внимательно выслушал, а потом перелез с коленей Тома на стол, подошел к календарю, рождественскому подарку принцессы, и своим тонким хоботом указал на число 15 августа — день рождения принцессы. И с тревогой взглянул на хозяина.

— Что ты имеешь в виду, Фидо? — спросил Том.

Слоник повторил свой жест.

— Что-то случится в день ее рождения? — догадался Том. — Ладно, я буду глядеть в оба.

Дракон поселился около столба, питался булочками, и поначалу жители Ротундии даже полюбили его. Однако со временем он начал шляться по окрестностям, забирался в норы гигантских кроликов, и люди, гулявшие среди холмов, часто видели его длинный извивающийся хвост, медленно уползающий в нору. Но прежде чем человек терял из виду этот хвост, из другой норы, у него за спиной, выныривала противная красная морда и хихикала бедняге прямо в ухо. А от драконьего хихиканья вряд ли кому-нибудь станет весело. Постепенно такие забавы все больше действовали людям на нервы. Если не верите, попробуйте поиграть с мамой в прятки, когда у нее болит голова.

Еще у дракона была дурная привычка щелкать хвостом, как пастухи щелкают кнутом. Это тоже всех раздражало.

Потом начали исчезать бегемоты, жирафы, львы. В общем, мелочи, пустяки, но все равно неприятно, когда что-то пропадает хоть дома, хоть в школе, а тем более — в родном королевстве.

Затем неожиданно исчез кролик Федерик, любимец принцессы, а вслед за этим случилась еще одна беда: пропал йоркширский терьер. С тех пор как дракон поселился на острове, пёс не переставая лаял, и люди постепенно к этому привыкли. Поэтому, когда однажды под утро лай прекратился, все сразу же проснулись и вышли посмотреть, в чем дело. Оказалось, собака попросту исчезла, как будто ее никогда не было. Тут уж люди перепугались не на шутку.

И тогда на террасу дворца вышел дядюшка Джеймс и произнес речь.

— Уважаемые сограждане! — начал он. — Братья и сестры! Наш гость, этот бедный чужестранец, попавший к нам в результате несчастного случая, достоин всяческой жалости, однако, что-то не видно конца его драконству.

Люди подумали, что он говорит про драконий хвост, и сказали:

— Верно, верно.

— Куда девались многие, никому не причиняющие вреда, обитатели нашего королевства? — продолжал дядюшка Джеймс. — Какая участь их постигла?

Все вспомнили про кролика Федерика и йоркширского терьера и совсем приуныли.

— Они в желудке у дракона! — возвестил дядюшка Джеймс. — Нужно что-то предпринять, чтобы избавить всех нас от дальнейшего заглатывания, и я знаю, что может нас спасти! Маленький пустяк! Мы никогда не простим себе, если пожалеем этот маленький пустяк, а в результате потеряем всех наших кроликов, а возможно, и флот, и полицию, и пожарную команду.

Тут каждый подумал о самом себе, и раздались голоса:

— Что это за маленький пустяк, который может нас спасти?

И дядюшка Джеймс ответил:

— Завтра, пятнадцатого августа, у нашего дракона день рождения. Если мы подарим ему то, о чем он давно мечтает, он улетит и никогда больше не вернется.

Толпа разразилась аплодисментами, и принцесса на своем балкончике тоже захлопала в ладоши.

— Подарок, о котором мечтает наш гость, — возвестил дядюшка Джеймс, указывая в сторону балкончика, — наша принцесса! Да, понимаю, у нас с вами всего одна принцесса, но не будем жадными и в этот критический для страны момент исполним свой гражданский долг, не поскупимся отдать самое дорогое ради нашего с вами светлого будущего! К тому же, за этот подарок вам не придется платить ни копейки, а ваша готовность отдать принцессу будет свидетельствовать о вашей высокой идейности и патриотизме.

В толпе послышались всхлипывания и рыдания. Все любили принцессу и жалели ее, но, завороженные словами о патриотизме и высоком гражданском долге, поверили, что должны отдать дракону то, о чем он мечтает.

Принцесса тоже расплакалась. Ей не хотелось быть ничьим подарком, а особенно подарком красному дракону. И Том заплакал — от злости.

Он вернулся домой и все рассказал слонику. А слоник утешал его до тех пор, пока Том не успокоился и не увлекся пусканием волчка, которого слоник раскручивал своим маленьким хвостом.

На следующий день, едва рассвело, Том отправился во дворец. Он шел через меловые холмы, где к этому времени почти не осталось кроликов. По дороге он нарвал большой букет цветов и стал кидать их в окошко принцессиной спальни. Принцесса проснулась и подошла к окну.

— Поднимись ко мне и поцелуй меня, пожалуйста, — попросила она.

Том вскарабкался наверх по стене, увитой плющом, поцеловал Марию-Анну и сказал:

— С днем рождения! Желаю тебе счастья и долгих лет жизни.

Принцесса заплакала:

— Том, как ты можешь? Ты ведь прекрасно знаешь, что сегодня…

— Не плачь! — перебил ее Том. — Неужели ты думаешь, что я тут сижу сложа руки и жду, пока дракон получит тебя в подарок? Успокойся! Мы с Фидо разработали план. От тебя потребуется только одно — делать то, что я тебе скажу.

— Всего-то? — спросила принцесса. — Ну, это легко, я и так всегда делаю всё, что мне скажут.

Том рассказал ей, что именно она должна делать, и принцесса поцеловала его раз, и другой, и третий, приговаривая:

— Ты самый умный, самый добрый, самый любимый! Как здорово, что я подарила тебе Фидо! Теперь вы меня спасете!

А тем временем дядюшка Джеймс надел новую шляпу и новый малиновый жилет, расшитый золотыми змеями, — все колдуны имеют склонность к ярким жилетам, — вывел из гаража машину и поехал к замку принцессы.

— Идем, подарочек, — сказал он ласково. — Дракон ждет. Молодец, что не плачешь. Стало быть, осознаёшь, что личные интересы нельзя ставить выше общественных. Я был бы разочарован, если бы моя любимая племянница оказалась эгоисткой и лишила бедного дракона маленького удовольствия.

Принцесса ответила, что постарается не быть эгоисткой.

Они подъехали к скале, где уже собралась большая толпа зевак и где дожидался дракон. Его отвратительная красная голова блестела на солнце, а огромная красная пасть была полураскрыта.

— Доброе утро, сэр, — обратился к нему дядюшка Джеймс. — Я привез вам подарок ко дню рождения. В эту важную для всех нас годовщину мы решили подарить вам самое ценное, что у нас есть, — нашу единственную принцессу. Дарим вам ее от чистого сердца, не так ли, дитя мое?

Принцесса подтвердила, что так оно и есть. Дракон облизнулся и подполз к ним поближе.

В этот момент раздался громкий голос:

— Кончайте вашу демагогию!

Это был Том, который привел с собой из зоопарка морскую свинку и двух кроликов.

Дядюшка Джеймс позеленел от злости.

— Как ты смеешь! — закричал он. — Тут вершится важное государственное дело, а ты путаешься под ногами со своими кроликами! Прочь, невоспитанный мальчишка! Играй в другом месте!

Пока он это говорил, кролики обошли его с двух сторон и тесно прижались друг к другу боками, так что дядюшка Джеймс утонул в их густом меху и почти не мог дышать. Принцесса тем временем юркнула за каменный столб и наблюдала оттуда за происходящим. А происходило вот что: кое-кто из толпы зевак поднял крик:

— Нечестно! Мы так не играем! Раз обещали — выполняйте! Пусть бедный, одинокий дракон получит свой подарок ко дню рождения!

Они хотели схватить Тома, но путь им преградила морская свинка.

— Ладно, играть так играть, но только по-честному! — сказал Том. — Пусть ваш бедный, одинокий дракон получит подарок, если поймает! Беги, Мария-Анна!

Мария-Анна выглянула из-за столба и позвала:

— Эй, дракоша! Лови!

И она помчалась со всех ног, а дракон за ней.

Отбежав довольно далеко от столба, принцесса резко остановилась и юркнула за дерево, а дракон, конечно, пробежал мимо: он был такой большой и тяжелый, что не мог сразу остановиться.

Принцесса повернулась и побежала обратно, к столбу. И начала бегать вокруг него сначала большими кругами, потом все меньшими и меньшими, а дракон носился за ней. Он так увлекся, что не заметил, как Том привязал кончик его длиннющего хвоста к столбу. Теперь с каждым крутом драконий хвост все больше и больше обматывался вокруг столба. А дядюшка Джеймс в это время был зажат между двумя кроликами, ничего не видел, ничего не слышал, только задыхался.

Когда драконий хвост весь целиком намотался на столб, как нитка на катушку, принцесса остановилась и, едва переводя дух, сказала:

— Ну, что, дракоша? Шиш с маслом тебе, а не подарок!

Эти слова так разозлили дракона, что он собрал все свои силы, взмахнул огромными красными крыльями и рванулся к принцессе. При этом он, естественно, рванул за собой хвост, да с такой силой, что хвост просто не мог не потянуть за собой каменный столб. Столб дрогнул и начал раскручиваться, раскручивая при этом весь остров.

Через минуту остров Ротундия вращался вокруг своей оси точь-в-точь как гигантский волчок. Он крутился с такой скоростью, что все население плашмя попадало на землю и лишь старалось крепко держаться друг за друга. Все понимали, что происходит нечто необыкновенное, — все, кроме колдуна, который задыхался между двумя кроликами и не чувствовал ничего, кроме кроличьей шерсти и собственной ярости.

А происходило действительно нечто необыкновенное. Дракон заставил Ротундию вращаться в ту самую сторону, в какую она и должна была крутиться в самом начале истории. От этого все животные начали меняться в размерах — морская свинка уменьшалась, слоны росли. Мужчины, женщины и дети, наверняка, тоже изменились бы, если бы не держались за руки. Они держались за руки очень, очень крепко, чего животные, разумеется, сделать не могли.

Но самым замечательным было то, что когда маленькие животные стали большими, а большие — маленькими, дракон тоже сделался маленьким и шлепнулся принцессе на ногу.

— Ой, какая смешная красненькая ящерица с крылышками! — воскликнула принцесса. — Пусть это мне будет подарок на день рождения!

Пока все люди лежали на земле, крепко держась за руки, дядюшка Джеймс даже не думал о том, чтобы за кого-нибудь ухватиться. Он думал только о том, как бы ему отомстить сыну садовника. Колдун и сам не заметил, как уменьшился в размерах вместе с кроликами, и когда маленький красный дракон увидел очень маленького колдуна по имени дядюшка Джеймс, он тут же проглотил его, приняв за подарок на свой день рождения.

Итак, теперь все животные выглядели по-новому, и вначале людям казалось очень странным видеть огромных слонов и маленького сурка, но со временем все привыкли и думали об этом не больше нас с вами.

История эта произошла несколько лет тому назад. А недавно я увидела в газете «Ротундианские новости» сообщение о свадьбе принцессы Марии-Анны и лорда Томаса Садовника М.П.Д. Я с самого начала была уверенна, что принцесса выйдет за Тома. Думаю, что титул лорда ему присвоили в связи с особыми заслугами, и буквы М.П.Д. обозначают Мудрый Победитель Дракона.

В газете также сообщалось, что среди подарков, которые жених преподнес невесте, был громадный слон, на котором новобрачные отправились в свадебное путешествие. Речь идет наверняка о Фидо. Помните, Том обещал принцессе вернуть слоника, когда они поженятся?

«Ротундианские новости» назвали новобрачных «счастливой четой», и при всей своей банальности это выражение правильно выражает суть события: ведь принцесса и сын садовника с детства любили друг друга и поэтому не могли не быть счастливыми. Кроме того, у них был собственный слон, на котором можно ездить куда угодно. Уж с таким-то слоном, я думаю, всякий будет счастлив.

Хотя я знаю людей, которые умудряются быть несчастными, имея возможность ездить на чем угодно и куда угодно. Но это обычно тусклые, завистливые, жадные люди, из тех, что за обедом по четыре раза просят добавку, чего ни Том, ни Мария-Анна никогда не делали.

ЗВЕРИНАЯ КНИГА

Лионель как раз достраивал дворец из кубиков, когда на него, как снег на голову, свалилось это необыкновенное известие. Пришлось оставить все кубики на полу — ничего, няня уберет, в конце концов, его же не каждый день выбирают королем!

Началось с того, что Лионель услышал внизу, у входной двери, незнакомые мужские голоса. Он подумал, что это пришли электрики чинить проводку (на прошлой неделе Лионель привязал качели к люстре, и люстра почему-то перегорела). Но вошла няня и сказала:

— Ты не поверишь, малыш, но тебя забирают в короли.

Няня его умыла, надела ему чистую рубашку и расчесала волосы частым гребешком. Все это время Лионель пытался вырваться, вопя: «Ой, не щипайся! Уши не надо, они чистые! Волосы не дергай, больно же!»

— Ты ведешь себя так, будто собираешься стать лягушкой неумытой, а не королем, — сказала няня.

Она пошла за чистым носовым платком, а Лионель, не дожидаясь, выбежал в прихожую и тут же остановился. Перед ним стояли два толстых и важных господина. Оба они были в красных плащах, обшитых мехом, а на головах у них красовалось нечто похожее на пирожные со взбитыми сливками. Незнакомцы низко поклонились Лионелю, и тот, что был потолще, произнес:

— Уважаемый сэр, я уполномочен сообщить, что вы являетесь единственным наследником короля, вашего пра-пра-пра-прадедушки, и с этого дня трон принадлежит вам.

— Большое спасибо, — сказал Лионель. — А когда мне можно на него сесть?

— Коронация состоится сегодня после обеда во дворце, — ответил второй господин, не такой толстый, но зато с рыжей бородой.

— А я туда один поеду или с няней? А во сколько выходить? А ехать — в этом или в бархатном костюме с кружевным воротником? (Ему всегда его надевали в торжественных случаях.)

— Няню привезут во дворец позже, — терпеливо отвечал рыжебородый. — Выходить надо сейчас. Насчет костюма — не беспокойтесь, его все равно не будет видно под королевской мантией.

В сопровождении посетителей Лионель вышел на улицу и увидел роскошную карету, запряженную восьмеркой белых лошадей. Уже стоя на ступеньке кареты, он вдруг вспомнил, что не попрощался с няней. Он бегом вернулся в дом и бросился няне на шею.

— Няня, прости, что не дал тебе домыть мое правое ухо… Ну уж нет, только не сейчас! Пока! Я поехал во дворец.

— Пока, малыш, — ответила няня. — Будь хорошим королем, не грызи ногти, не чавкай за едой, не ковыряй в носу.

Она поцеловала его, и Лионель навсегда покинул родной дом, чтобы стать королем своей страны.

А до этого момента он был самым обыкновенным мальчиком и никак не предполагал, что может стать королем. Все случилось так неожиданно, что он даже засомневался, наяву ли это. На всякий случай он укусил себя за язык, и поскольку язык оказался настоящим, Лионель понял, что это не сон. И все-таки трудно было поверить, что всего полчаса назад он сидел в своей комнате и играл в кубики, а теперь в его честь развеваются флаги, люди в окнах машут платками и кидают ему цветы, вдоль тротуаров выстроились гвардейцы в алых мундирах, колокола по всему городу звонят как сумасшедшие, и их звон сливается с криками толпы:

— Да здравствует Лионель! Да здравствует король!

Лионель подумал, что зря он не надел бархатный костюм. Он даже слегка огорчился по этому поводу, но не надолго (а был бы он девочкой, небось, еще как огорчился бы).

Пока карета ехала по городу, два важных господина представились Лионелю. Один из них оказался премьер-министром, а другой, рыжебородый, канцлером.

— Странно, — сказал Лионель, — я почему-то всегда думал, что у нас республика, и никакого короля не полагается.

— Действительно, сэр, — объяснил премьер-министр, — последний король, ваш пра-пра-пра-прадедушка, умер очень давно, когда еще мой прадедушка был ребенком. С тех пор у нас была республика, но все это время ваши верные подданные собирали деньги на новую корону. Вы ведь знаете закон, по которому народ должен оплачивать корону? Кто побогаче, давали по шесть пенсов в неделю, кто победнее — пенс или полпенса. И вот корона куплена и монархия, наконец, восстановлена.

— А почему у моего пра-и-сколько-там-еще дедушки не было короны? — поинтересовался Лионель.

— Корона-то была, — грустно ответил премьер-министр, — но король из скромности никогда ее не носил. Кончилось тем, что она потускнела, и пришлось отдать ее в реставрацию, а бриллианты король вынул и обменял на книги… Прекрасный король и достойный человек, если бы не этот его досадный недостаток — слишком любил книги. Так он и умер, не заплатив мастерам за ремонт короны, а без короны какое же королевство?

Тут премьер-министр вытащил носовой платок и промокнул слезу. Лионель не понял, кого он, собственно, жалел — короля или корону. Но ему уже некогда было об этом думать, потому что карета остановилась перед королевским дворцом. На башнях затрубили трубы, и Лионеля повели на коронацию.

Вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что коронация — это раз-два и готово. Лионель больше двух часов таскал на себе тяжелые королевские одежды и, что самое неприятное, должен был всем подряд подставлять правую руку для поцелуя.

Когда всё закончилось, маленький король просто валился с ног от усталости. Его отвели в королевские покои, и Лионель очень обрадовался, увидев там свою няню и ужин на столе. Тут были его любимые пирожки со сливовым джемом, горячие гренки с маслом и душистый чай.

После ужина Лионель сказал:

— Я бы почитал что-нибудь перед сном. Принеси мне, няня, книжку поинтереснее.

— Тебе надо — сам и иди, — сказала няня. — Думаешь, если ты теперь король, то я буду тебе за книжками бегать?

Лионель спустился в дворцовую библиотеку и застал там премьер-министра с канцлером. Оба низко поклонились новому королю и очень вежливо поинтересовались, какого черта ему здесь понадобилось. Лионель не обратил на их вопрос никакого внимания.

— Сколько книг! — воскликнул он в восторге. — Они что, все ваши?

— Нет, ваше величество, — ответил канцлер. — Они ваши. Они достались вам по наследству от старого короля, вашего пра-пра…

— Вот здорово! — прервал его Лионель. — Я эти книжки все прочитаю! Я обожаю читать.

— Осмелюсь дать вам совет, — сказал премьер-министр. — Я бы на вашем месте эти книги не читал. Дело в том, что ваш пра-пра…

— Я понял, ну-ну? — поспешно перебил его Лионель.

— Он был превосходным королем, но немного… как бы поточнее выразиться…

— Немного ку-ку, что ли?

— Нет-нет! — оба господина были шокированы. — Напротив, чрезвычайно, даже, может быть, слишком умным. Именно поэтому мы и не советуем вашему величеству прикасаться к его книгам.

— Но почему?!

— Ваше величество, — сказал канцлер, нервно почесывая рыжую бороду, — сказать по правде, вашего пра-пра…

— Понял, продолжайте, — сказал Лионель.

— Его называли колдуном.

— Да?! А он что, и вправду был колдуном?

— О, конечно, нет! Достойнейший король был ваш пра-пра…

— Ясно, ясно.

— Но все-таки я бы на вашем месте его книг не трогал, — закончил канцлер.

— Только одну, вот эту! — воскликнул Лионель, взяв в руки большую толстую книгу в кожаном коричневом переплете с золотыми уголками и металлическими застежками, украшенными рубинами. На обложке было вытеснено золотом: «ЗВЕРИНАЯ КНИГА»

— Я только полистаю! — заявил Лионель.

— Не делайте этого! — предупредил канцлер, но было уже поздно. Лионель расстегнул рубиновые застежки и открыл книгу на первой странице.

На картинке была изображена бабочка невиданной красоты.

— Ой, какая!.. — воскликнул Лионель.

Не успел он договорить, как бабочка шевельнула крыльями, слетела со страницы и выпорхнула в раскрытое окно.

— Ну вот! Я же вас предупреждал! — закричал премьер-министр.

А король уже перевернул следующую страницу и увидел дивную птицу в ярко-синем оперении. Под картинкой было написано: «Синяя райская птица». И пока король разглядывал ее, птица встрепенулась, расправила крылья и вылетела в окно.

В ту же секунду премьер-министр выхватил у маленького короля книгу, захлопнул ее и положил в шкаф на самую высокую полку. А канцлер взял Лионеля за шиворот и несколько раз как следует встряхнул.

— Глупый, непослушный мальчишка! — прошипел он сердито.

— А что я такого сделал? — обиделся Лионель. Он терпеть не мог, когда его трясут. Лучше бы отшлепали.

— Да вы понимаете, что вы можете натворить? Откуда нам знать, что там на следующих страницах? А вдруг ядовитая змея, или скорпион, или революционер, или еще какая-нибудь гадость?

— Да, вы правы, — согласился Лионель. — Я как-то не подумал.

Они помирились. Лионель с премьер-министром сели играть в крестики-нолики, а канцлер пошел в канцелярию перекладывать с места на место государственные бумаги. Потом за Лионелем пришла няня и увела его спать.

Но он никак не мог уснуть. Лежал и думал о таинственной книге. И когда круглая луна засияла в полную силу, мальчик не выдержал: тихо встал, прокрался в библиотеку, снял с полки «Звериную книгу», вынес ее на террасу и там, в ярком свете луны, перелистнул две первые страницы, где остались только подписи: «Бабочка» и «Синяя райская птица». На третьей странице он увидел красное страшилище, сидящее под пальмой. Под рисунком было написано: «Дракон». Король тут же захлопнул книгу и вернулся в постель.

Но утром ему нестерпимо захотелось еще раз взглянуть на картинку. Он вынес книгу в сад и, едва успел расстегнуть рубиновые застежки, как она сама раскрылась на третьей странице.

Луч солнца упал на рисунок, и вдруг красное существо шевельнулось, выскочило из книги, расправило перепончатые крылья и, страшно увеличиваясь в размерах, полетело в сторону дальних холмов. А на странице остались лишь раскидистая пальма на фоне знойной песчаной пустыни да контур дракона.

Тут Лионель понял, что он натворил: едва успев стать королем, он выпустил на свободу чудовище, которое будет теперь летать где захочет и пожирать его верных подданных, столько лет собиравших деньги, чтобы купить ему корону!

Мальчик расплакался. Прибежали премьер-министр с канцлером и няня и увидели раскрытую книгу.

— Маленький упрямец! — воскликнул канцлер. — Заприте его, няня, в темный чулан и пусть он хорошенько обдумает свое поведение.

— Но, милорд, — заметил премьер-министр, — сначала надо выяснить, кого именно он выпустил.

— Ы-ы-ы!.. — ревел Лионель. — Красный дракон!.. Полетел в сторону холмов! Простите, я больше не буду!..

Но канцлеру с премьер-министром было теперь не до короля. Они побежали звонить в полицию, в пожарную охрану, в министерство по чрезвычайным ситуациям. Были подняты на ноги служба безопасности, армия, весь кабинет министров.

Решительнее всех действовала няня: она как следует отшлепала короля и — самое обидное — оставила его без сладкого.

— Какой же ты король после этого? — сказала она ему напоследок. — Король издает мудрые указы на благо народа, а ты? Нет, такого тебя никто любить не будет!

Дракон пока что себя не обнаруживал. Прошла ночь. Утром о драконе по-прежнему не было никаких известий, хотя некоторые наиболее романтически настроенные подданные говорили, что на рассвете сквозь зелень деревьев просвечивала алая шкура чудовища.

Едва проснувшись, Лионель надел на голову корону, уселся на трон и объявил, что хочет огласить несколько указов. Не стоит говорить, что думали по этому поводу премьер-министр с канцлером и няня. Они с удовольствием тут же свергли бы Лионеля, но почему-то считается, что в ту минуту, когда верховный правитель надевает корону, он становится неприкосновенным, непогрешимым, и всё, что он ни скажет, будет правильным и мудрым.

— Во-первых, — объявил Лионель, — я запрещаю открывать все книжки как детям, так и взрослым!

Этот указ поддержали все школьники, а взрослые притворились, что поддерживают.

Второй указ гласил, что каждый гражданин должен получать на третье столько сладкого, сколько захочет. Этому обрадовались все, за исключением тех, кто и раньше получал на третье столько сладкого, сколько захочет.

После оглашения указов Лионель, очень довольный, вернулся в свою комнату и принялся лепить домики из пластилина.

— Теперь все меня будут любить, — сказал он няне, — потому что я придумываю мудрые указы на благо народа.

— Цыплят по осени считают, мой дорогой, — ответила няня. — Мы еще не знаем, чего ждать от твоего дракона.

На следующий день, в субботу, после полудня, дракон во всей своей омерзительной красноте напал на городской стадион и утащил оттуда обе команды футболистов, судью, мяч и ворота.

Подданные были просто в шоке.

— Мы могли бы и дальше оставаться республикой! — говорили они. — Зачем мы столько лет собирали деньги ему на корону!

Болельщики качали головами, предсказывая упадок любимого вида спорта. И действительно, после этого случая футбол надолго стал самой непопулярной игрой в стране.

Лионель тем временем изо всех сил старался быть хорошим королем, так что к концу недели люди начали прощать ему историю с драконом.

— В конце концов, — говорили они, — футбол — это повышенный травматизм, излишний ажиотаж среди болельщиков, хулиганские выходки фанатов. Не так уж глупо отказаться на время от этой опасной игры.

Некоторые предположили, что футболисты, люди шумные и грубоватые, раздражали дракона, и тот унес их в свое логово, чтобы они там играли в тихие игры, вроде классиков и салочек.

Тем не менее в следующую субботу собрался совет министров, чтобы принять решение по поводу чудовища. К несчастью, дракон, который всю неделю где-то скрывался, в субботу тоже прилетел на заседание и очень быстро принял решение по поводу министров, после чего зал заседаний оказался пустым. Правительство напрасно пыталось избрать новый совет министров. Зал заседаний стал таким же непопулярным местом, как футбольное поле. Пришлось обходиться без министров.

Когда подошла следующая суббота, все очень нервничали, но дракон, вопреки ожиданиям, на этот раз пообедал вполне скромно: съел всего лишь сиротский приют.

Лионель чувствовал себя самым несчастным человеком на свете. Он понимал, что всё произошло из-за его непослушания и что он просто обязан что-нибудь сделать. Но что?

Синяя птица, та, что вылетела из волшебной книги, щебетала в дворцовом саду, бабочка порхала среди лилий и роз и часто садилась королю на плечо, когда тот гулял по садовым дорожкам. И неожиданно Лионелю пришло в голову, что если в волшебной книге не все животные так ужасны, как дракон, то там может отыскаться какое-нибудь существо, которое способно сразиться с драконом.

Он вынес «Звериную книгу» в сад и чуточку приоткрыл следующую после дракона страницу, чтобы только прочитать название животного.

«…нкс» — успел он увидеть три последние буквы и почувствовал, что невидимое существо сильно давит изнутри, пытаясь выбраться из книги. Лионель со всего размаха уселся на книгу и застегнул рубиновые застежки. Потом он вызвал к себе канцлера, который в позапрошлую субботу прихворнул и поэтому не был съеден вместе с министрами.

— Какое животное оканчивается на «…нкс»? — спросил у него король.

— Скорее всего, сфинкс, — ответил канцлер.

— А какой он из себя?

— Большой, желтый, тело как у льва, а лицо человеческое. Заклятый враг драконов: питается их кровью. Нам бы сейчас очень пригодилась парочка сфинксов. Но, к несчастью, они все давно вымерли.

Король сразу же побежал в сад, раскрыл книгу на той странице, где было написано «…нкс». Там действительно оказался сфинкс, желтый, с телом льва и лицом человека — точно такой, как говорил канцлер. Прошло несколько минут, пока животное, сонно протирая лапами глаза, выбралось из книги. При этом оно жалобно мяукало и выглядело довольно-таки глуповатым.

— Ну, давай, действуй! — подтолкнул его Лионель. — Иди лови дракона!

При слове «дракон» сфинкс поджал хвост и бросился наутек. До вечера он прятался за городскими стенами, а ночью, когда все спали, прошелся по улицам и проглотил всех кошек и котов, после чего стал мяукать в два раза громче.

На следующее утро, в субботу, когда жители, помня о драконе, не спешили выходить из домов, сфинкс еще раз обошел улицы и выпил все молоко вместе с бутылками, стоящими перед дверьми. В тот момент, когда он заглатывал последнюю бутылку, он вдруг заметил в конце улицы дракона. Увы, наш сфинкс не принадлежал к виду драконоядных. Преследуемый драконом, он попятился и юркнул в первую попавшуюся дверь, которая оказалась дверью Центральной почты. Тут, под грудой утренней корреспонденции, дракон настиг свою жертву. По всему городу разносилось оглушительное мяуканье, которому, видимо, придавали силы все проглоченные сфинксом коты и кошки. Через несколько минут мяуканье стихло, и жители соседних домов увидели спускающегося по ступенькам дракона. Из пасти чудовища вырывалось пламя вперемешку с клочьями желтой шерсти и обрывками утренней корреспонденции.

Положение стало серьезным. Если маленькому королю и удавалось в течение недели заслужить хоть какое-то доверие у своих подданных, то в субботу прилетал дракон и сводил на нет все его старания.

А дракон разошелся не на шутку. Каждую субботу он безобразничал на улицах города с утра до вечера, с перерывом на полуденный отдых. В полдень он прятался под деревьями, потому что боялся перегреться на солнце: ведь он и так был очень горячим.

А потом наступила та роковая суббота, когда чудовище пробралось во дворец и проглотило любимую королевскую лошадку на колесиках. Король рыдал по ней шесть дней подряд.

— Глупый малыш, — сказала няня на седьмой день, умывая его. — Разве слезами делу поможешь?

— Не знаю, — ответил король. — Но, кажется, слезы промыли мне мозги, и теперь я понял, куда идти и что делать. Может быть, я не вернусь, но я должен попытаться спасти свой народ. Прощай, няня.

— Прощай, малыш, — сказала няня, целуя его. — Должен так должен. Главное, не промочи ноги и не порви новые штаны.

Итак, Лионель принял решение.

Когда он в очередной раз вынес в сад «Звериную книгу», синяя птица щебетала веселее, чем обычно, а бабочка выглядела особенно яркой и нарядной. Чтобы не передумать, Лионель быстро распахнул книгу на середине. «Пегас» — прочитал он подпись под рисунком, но взглянуть на сам рисунок не успел. Раздался стук копыт, хлопанье огромных крыльев, и на поляне перед ним появился сказочный белый конь с длинной гривой, длинным белым хвостом, белыми, как у лебедя, крыльями и чудесными, добрыми глазами. Конь ласково заржал и ткнулся теплой, бархатной мордой королю в плечо.

«Если бы не крылья, — подумал мальчик, — он был бы очень похож на мою бедную лошадку на колесиках».

Тут он услышал громкий, тревожный щебет синей птицы и, подняв голову, увидел в небе огромный, извивающийся силуэт чудовища.

Теперь Лионель точно знал, что надо делать. Он сунул под мышку «Звериную книгу», сел верхом на пегаса и, наклонясь к его белому острому уху, прошептал:

— Лети, белокрылый конь! Лети в самое сердце каменной пустыни!

Дракон увидел, как они взлетают, и бросился в погоню. Его громадные крылья напоминали зловещие облака на заходе солнца.

Когда горожане увидели дракона, летящего за крылатым конем, на котором сидит их король, они сначала остолбенели, а потом, когда погоня скрылась за горизонтом, разошлись по домам и стали думать, что им надеть завтра на королевские похороны.

Однако догнать пегаса оказалось не так-то просто. Его белоснежные крылья оказались сильнее перепончатых крыльев дракона. Волшебный конь летел все дальше и дальше, пока не опустился в самом центре каменной пустыни. Вокруг на сотни миль не было ни одного дерева, ни единой травинки. Только раскаленные на солнце камни окружали маленького короля и его крылатого друга.

Лионель спрыгнул на землю, раскрыл волшебную книгу и положил ее на каменистую землю. В этот момент в небе появился дракон. Чудовище летело, тяжело махая крыльями, и все время озиралось в поисках какой-нибудь тени, потому что до полудня оставалось не больше минуты. Дракон явно перегрелся, даже задымился в некоторых местах. Он чувствовал, что если сию же минуту не спрячется в тень, то вспыхнет и сгорит как спичка. И тут он увидел волшебную книгу, раскрытую на картинке с раскидистой тенистой пальмой и с надписью «Дракон». Поняв, что другого выхода нет, чудовище вскочило на страницу, перепачкав ее сажей, и, извиваясь как червяк, втиснулось под пальму, в свой собственный контур.

В тот же момент Лионель подбежал к книге, захлопнул ее и застегнул на все застежки.

— Ура! — закричал он. — Получилось!

Он обнял за шею пегаса и сказал:

— Если бы не ты, мой чудесный, прекрасный, смелый…

— Тише, — смущенно перебил его пегас. — Мы тут не одни.

И действительно, вокруг них, в самом центре каменной пустыни, собралась порядочная толпа. Тут были футболисты, сироты, министры, королевская лошадка на колесиках, сфинкс — в общем, все, кого проглотил дракон. Он же не мог взять их всех с собой в волшебную книгу. Там для него одного едва хватало места. Вот и пришлось ему оставить всех снаружи.

Как они все добрались до дому — не знаю. Но как-то добрались, и с тех пор в королевстве наступили покой и порядок.

Когда король спросил у сфинкса, где он хочет жить, тот ответил, что предпочел бы вернуться в книгу.

— Не люблю, когда много народу, — объяснил он. — Предпочитаю уединение.

Конечно, сфинкс знал дорогу на свою страницу. Он пролез туда аккуратно, так, чтобы не выпустить дракона или еще кого-нибудь, и остался там навсегда. Вот почему вам никогда не доведется увидеть живого сфинкса, кроме как на картинках. А проглоченные им коты, кошки и бутылки из-под молока остались снаружи.

Любимая королевская лошадка на колесиках тоже попросилась в волшебную книгу:

— Я бы хотела поселиться там, где драконы находятся в нарисованном виде, а не летают на свободе.

Белокрылый пегас показал ей дорогу на свою страницу, и там лошадка оставалась много лет, пока король не забрал ее оттуда как игрушку для своих правнуков.

Сам пегас остался при дворе и занял освободившуюся должность королевской лошадки на колесиках. А синюю птицу и бабочку вы и сегодня сможете увидеть, если забредете случайно в королевский сад.

ПРИНЦЕССА И КОТ

Утро, когда началась эта история, было самым обычным. Взошло солнце, запели птицы, и принцесса Эверильда, встав с постели, первым делом побежала в столовую выпускать мышей из мышеловок.

Ее няня каждый вечер ставила в буфет мышеловки с кусочками сыра, но никогда не находила в них мышей, потому что их всех выпускала принцесса! Никто не знал об этом, кроме самой принцессы и, разумеется, мышей. А мыши добра не забывают…

Затем Эверильда умылась, позавтракала, а встав из-за стола, как всегда, подбежала к раскрытому окну и высыпала горсть хлебных крошек на подоконник, куда с шумом и чириканьем немедленно слетелись птицы.

До уроков оставался еще целый час, и девочка вышла в сад поиграть. Но сначала она обошла все ловушки, проверяя, не попался ли в них крот или кролик. Садовники редко начинали работать раньше половины десятого, так что у принцессы было достаточно времени, чтобы выпустить всех зверьков на волю.

Потом начались занятия со старым, добрым профессором Всезнайкманом. После занятий принцесса обедала, потом училась шить, готовила уроки, снова играла.

В пять часов няня позвала ее пить чай со сливовым пирогом.

— Не хочется, — сказала девочка. — У меня предчувствие, что сегодня что-то произойдет.

— Всегда что-то происходит, — заметила няня.

— Нет, я имею в виду — какая-нибудь неприятность. Может быть, дядя снова придумал какой-нибудь дурацкий указ. Вроде того, помнишь, когда он объявил, что принцессе разрешается носить белое платье только в первое воскресенье каждого месяца. Якобы для экономии, но я-то знаю, что это он из вредности.

— Ну, зачем так говорить, моя детка, — сказала няня. — И потом розовое и голубое ничуть не хуже.

Но в глубине души она согласилась с Эверильдой.

Дело в том, что родители маленькой принцессы умерли, и страной правил регент, ее родной дядя.

Почему-то в сказках с дядями вечные проблемы. Никак им не удается быть хорошими. Этот дядя был и вовсе никуда не годный, ну просто хуже не придумаешь. Его все ненавидели.

Как я уже сказала, было пять часов, время пить чай, но сегодня все забыли про чай, потому что началась революция. Когда принцесса в задумчивости откусила кусочек пирога, в детскую вбежал профессор Всезнайкман. Его седой всклокоченный парик съехал на правое ухо.

— Революция! — закричал он громко и взволнованно. — Я знал, что этим кончится! Я говорил, что нельзя было вводить талоны на мыло!

— Что будет с принцессой? — воскликнула няня, побледнев от страха.

— Ей надо немедленно бежать! — сказал профессор. — На пристани, у самого берега, стоит яхта с синим парусом. Капитан — мой друг. Вы, няня, бегите, предупредите его, чтобы снимался с якоря, а я выведу принцессу из дворца через черный ход.

Он взял девочку за руку, в которой та все еще держала кусок пирога, и потащил за собой.

— Быстрее, быстрее, ваше высочество, — торопил он. — Нельзя терять ни минуты!

Но сам он потерял целых три минуты: забежал в дворцовую библиотеку, где хранился труд всей его жизни: «Всё обо всём», и в этот момент толпа революционеров с криком: «Свободы и мыла!» ворвалась во дворец. Профессору так и не удалось спасти свою рукопись, но принцессу он в последний момент успел спрятать за широким креслом и накинуть на нее клетчатое покрывало.

— Когда они схватят меня и уведут, — шепнул он ей, — спускайтесь по черной лестнице и постарайтесь добраться до яхты.

Сидя под пледом, принцесса слышала крики, треск ломаемой мебели, звон разбиваемых стекол. Когда наступила тишина, девочка вышла из своего укрытия.

— Только не плакать! — сказала она самой себе. — Я должна сделать то, что велел профессор.

Она спустилась по черной лестнице и через дворцовую кухню вышла на улицу.

Еще ни разу в жизни она не ходила по улицам вот так, пешком, без всякого сопровождения. Ее всегда возили в карете, запряженной пятеркой белых лошадей, но дорогу к пристани она нашла быстро.

Яхта с синими парусами стояла у берега, и Эверильда была уже близко, но вдруг она услышала позади какой-то странный дребезжащий звук. Обернувшись, она увидела двух мальчишек, один из которых держал в руках кота, а другой привязывал к его хвосту большой ржавый чайник.

— Эй, вы! — закричала девочка. — Сейчас же отпустите кота!

— Еще чего! — ответили те.

Тут Эверильда, забыв про революцию, кинулась на них с кулаками. От неожиданности мальчишки выпустили кота, и тот немедленно бросился наутек. То же самое сделала принцесса. Вслед ей полетели камни, но, к счастью, мальчишки не отличались меткостью.

Она еще и теперь успела бы добежать до яхты, но тут увидела еще одного мальчика. Он сидел на ступеньках перед какой-то дверью и плакал.

— Ты почему плачешь? — спросила принцесса.

— Потому что я голоден, и мне некуда идти! — ответил мальчик. — Папа с мамой умерли, дядя бьет меня, и я сбежал…

— О! — воскликнула принцесса. — Почти как у меня. У меня тоже дядя ужасный. Бежим вместе, только скорей, а то будет поздно!

Но было уже поздно. Толпа революционеров преградила им дорогу. С криками: «Да здравствует республика! Долой регента!» они схватили обоих детей. Мальчика отправили в приют, а принцессу — в тюрьму. Многие требовали, чтобы ей тут же, на площади, отрубили голову — они думали, что принцесса такая же злая и коварная, как ее дядя, регент. К счастью, нашлись и такие, кто утверждал, что она совсем не похожа на своего дядю и что рубить ей голову не надо. В конце концов привели старого колдуна и потребовали, чтобы он отправил принцессу куда-нибудь подальше.

— Будет исполнено, — сказал колдун, который не был злым по натуре, но очень боялся революционеров. — Я отправлю ее на необитаемый остров посреди Бескрайнего моря, поселю в башне с выходом на…

— Какой еще выход! — закричали революционеры. — Еще чего! Не давать ей никакого выхода!

— Но какой-то выход всегда бывает, — робко возразил колдун. — Я могу только постараться, чтобы она не нашла его.

Девочку привели на площадь. Колдун вызвал свой экипаж. Это был не простой экипаж, а полудракон, полусамолет, и в придачу он являлся на зов как большая, послушная собака.

Колдун помог Эверильде забраться в кабину, похлопал экипаж по багажнику и что-то прошептал ему на ухо. Существо грустно кивнуло, взмахнуло перепончатыми крыльями и взмыло над городом. Принцесса только зажмурилась и постаралась не закричать от страха.

Через какое-то время волшебный экипаж приземлился, вытряхнул Эверильду на каменный пол и сразу же полетел домой, где его ждал хозяин с канистрой бензина, бутылкой машинного масла и тремя ведрами воды.

Когда замер вдали грохот железных крыльев, принцесса открыла глаза. Она была одна, совершенно одна, на верхней площадке высокой каменной башни.

— Все равно убегу! — прошептала Эверильда. — Ни за что здесь не останусь!

Она подошла к краю башни и огляделась. Вокруг были густые леса, за лесами — луга, а дальше — крутые скалы, о которые разбивались морские волны.

— Нет, отсюда не убежать, — сказала себе принцесса и подумала, что ей, собственно, и некуда бежать: революционеры отобрали у нее дворец, а другого дома у нее нет, да и дворец был домом только до тех пор, пока там жила ее добрая няня. Где-то она теперь?

— Не буду плакать! — решила принцесса и вытерла слезы. Все-таки она была не кто-нибудь, а королевская дочка. — Пойду лучше посмотрю, куда я попала.

Конечно, Эверильда храбрилась, но вскоре она и вправду перестала бояться, потому что башня, в которой она очутилась, оказалась удивительно приспособленной для жилья. На каждом этаже было по одной круглой комнате. Верхняя оказалась спальней. Здесь Эверильда обнаружила все свои расчески, щетки и гребешки, аккуратно разложенные на туалетном столике перед кроватью. Ниже была гостиная, еще ниже — столовая, а в самом низу — просторная кухня с развешанными и расставленными по своим местам блестящими кастрюльками, сковородками, соусниками, салатницами, в общем, всем тем, о чем мечтает любой повар.

— Буду играть в повариху, — сказала себе принцесса. — Попробую что-нибудь приготовить на обед. Если, конечно, есть из чего.

Она заглянула в шкафы и увидела там множество банок, коробок и пакетов с рисом, мукой, фасолью, чечевицей, горохом, макаронами, изюмом, цукатами, саго и даже корицей. Она съела целую горсть изюма и, облизывая пальцы, подумала: «С голоду, во всяком случае, я не умру. Но что будет, когда я все это съем?»

От этой мысли она выронила из рук коробку с изюмом. Весь изюм рассыпался по полу. Однако, когда принцесса подняла коробку, она была, как прежде, полна до краев.

— Я поняла! — вскричала Эверильда. — Ну, конечно! Это же волшебная башня, и всё здесь волшебное! И коробки всегда будут полными!

Она решила сварить рисовую кашу. Разожгла плиту, поставила рис, но он переварился и пригорел. Попробовала приготовить макароны, но они разварились и превратились в клейкую кашу. Тогда Эверильда вышла в сад и там пообедала. На первое у нее были яблоки, на второе — сливы, а на сладкое — большой розовый персик.

В гостиной принцесса нашла много интересных книг. Она немного почитала, а потом села за стол и стала писать длинное письмо няне, на случай, если когда-нибудь к острову причалит корабль, а на нем случайно окажется почтальон и отвезет няне это письмо.

Потом она выпила чаю с вареньем и села на подоконник. Тяжелое темно-красное солнце медленно погружалось в темную воду Бескрайнего моря.

Не буду врать, что Эверильда совсем не плакала. А вы бы не плакали на ее месте?

— Няня! — шептала девочка, тихонько всхлипывая. — Где ты, моя любимая? Кто меня уложит спать? Кто меня поцелует перед сном?..

И вдруг какое-то толстое пушистое существо пролетело мимо окна. На минуту оно исчезло, потом снова появилось и, неуклюже махая крыльями, влетело в комнату.

— Ой! — вскрикнула Эверильда и села на пол.

— Ты что, не узнала меня? — спросило толстое пушистое существо, складывая крылья. — Я тот самый кот, чей многоуважаемый хвост ты спасла от знакомства с ржавым чайником.

— Но у того кота не было крыльев, — удивилась Эверильда. — И он был меньше тебя, и не умел разговаривать…

— С чего ты взяла, что он не умел разговаривать? — спросил кот. — Ты его спрашивала?

— Нет, — ответила принцесса.

— То-то и оно, — сказал кот. — А крылья я могу снять, если хочешь.

Кот отстегнул крылья, сложил их, как складывают зонтик, перевязал веревочкой и спрятал в левый нижний ящик комода.

— А что до моего размера, — продолжал кот, — то если бы я был обыкновенным котом, я не смог бы быть твоим поваром, другом, горничной, няней, профессором…

— О-о! Перестань, перестань, пожалуйста, расти! — закричала принцесса, потому что кот с каждым словом становился все больше и больше и стал уже размером чуть ли не с леопарда.

— Как хочешь, могу таким остаться, — согласился он.

— Ты, наверно, волшебный? — робко спросила принцесса.

— Разумеется, — ответил кот. — Тут всё волшебное. Ну, надеюсь, ты больше меня не боишься? А теперь, моя детка, пора в постель.

Эверильда вскочила, пораженная: голос, который она услышала, был голосом ее няни, но в то же время и голосом кота.

— Няня-котик! — воскликнула принцесса, прижимаясь к мягкому кошачьему боку. — Теперь я ничего не боюсь.

Она легла в постель, а кот гладил ее своей мягкой лапой, и через две минуты девочка уже крепко спала.

И потянулись долгие, однообразные, но в то же время очень счастливые дни, когда принцесса и кот жили вдвоем на необитаемом острове.

Кот занимался с принцессой правописанием, историей, математикой, ботаникой, географией, и тогда он разговаривал с ней голосом профессора Всезнайкмана. Они вместе наводили порядок в башне, и тогда кошачий голос напоминал голос горничной. А когда они вместе что-нибудь готовили на кухне, кот разговаривал голосом дворцового повара.

Невозможно было соскучиться с другом, который так часто менялся!

— Кто же ты на самом деле? — часто спрашивала принцесса.

— Сам не знаю! — отвечал обычно кот. — Спроси что-нибудь полегче.

Незаметно шли годы.

Однажды принцесса спросила:

— Скажи, котик, как это получается, что наш сад и огород всегда такие ухоженные, и там полно фруктов и овощей?

— А ты не догадываешься? — ответил кот. — Кроты, которых ты спасала из капканов, вскапывают землю; птицы, которых ты кормила, приносят и разбрасывают семена; мыши, которых ты вытаскивала из мышеловок, острыми зубками пропалывают грядки и сгребают сорняки коготками.

— Но как они все сюда попали?

— Кто приплыл, кто прилетел.

— А что, они тебя совсем не боятся?

— Меня-а-а?! — кот выпрямился во весь свой огромный рост. — Можно подумать, что я какая-нибудь обыкновенная кошка!

Он надулся и не разговаривал с принцессой почти час.

Но за все время это был единственный случай, когда они чуть не поссорились.

В первое время принцесса часто спрашивала:

— Няня-котик, долго мне еще тут оставаться?

На это кот всегда отвечал голосом няни:

— До тех пор, моя детка, пока ты не станешь взрослой.

Время шло, принцесса росла, хорошела, умнела и, в конце концов, стала взрослой.

— Теперь, — сказал кот, — пришло время действовать.

— Что ты имеешь в виду?

И кот ответил:

— В далеком-далеком королевстве живет юноша, предназначенный тебе судьбой. Только он один сможет причалить к острову и увезти тебя отсюда.

— А откуда он меня знает?

— Он знает только, что ты существуешь на свете, но не знает, где тебя искать. Отныне каждую ночь я буду летать к нему и нашептывать про тебя. Он будет думать, что это сон, но он верит в сны. Он приплывет на корабле с золотыми мачтами и шелковыми парусами и увезет отсюда мою детку, и женится на ней.

— А как ты думаешь, няня-котик, я буду с ним счастлива?

— Разумеется! — воскликнул кот. — Ведь он предназначен тебе судьбой!

— А как он сюда попадет?

— Я же сказал: на корабле, по морю.

— А скалы здесь опасные?

— Кошмарные скалы, — ответил кот. — Самый крепкий корабль разобьется о них в щепки. Но для твоего жениха они не опасны, не волнуйся.

Принцесса вздохнула и до вечера оставалась молчаливой и задумчивой.

Вечером кот достал из комода свои крылья, развернул их, почистил щеточкой и надел на себя; потом зажег большую лампу и поставил ее на подоконник в спальне — так, чтобы свет был виден с моря.

— Этот маяк поможет твоему жениху отыскать тебя, — сказал кот.

— А вдруг на этот свет приплывет какой-нибудь другой корабль? — спросила Эверильда.

— Вполне возможно, — ответил кот. — Но любой другой корабль разобьется о скалы, потому что на нем будет плыть кто-то другой, не предназначенный тебе судьбой.

И кот, не теряя времени, расправил крылья, вылетел в окно, сделал несколько пробных кругов вокруг башни и, распушив хвост, взял курс туда, где за коварными скалами шумело Бескрайнее море. Серп луны ярко светил над ним, предвещая мореплавателям хорошую погоду.

Принцесса стояла у окна и смотрела на море. Она слышала, как внизу, в саду, трудолюбивые кроты вскапывают землю, а проворные мыши пропалывают грядки.

И вдруг она увидела далеко в море, под низкой луной, на сверкающей лунной дорожке белый парус какого-то корабля.

— Нет! — воскликнула Эверильда. — Я так не могу! А вдруг это не его корабль. Я не хочу, чтобы он разбился!

И она погасила лампу.

Потом она немного поплакала, потому что все-таки это мог быть его корабль, а если так, то он проплывет мимо и не узнает, что был так близко от своей принцессы.

На следующую ночь кот снова полетел за море, оставив свет на подоконнике.

И снова Эверильда, роняя слезы, погасила злополучную лампу, которая влекла к погибели смелых мореплавателей.

Так повторялось много, много ночей подряд.

Когда кот подметал по утрам спальню принцессы, он каждый раз удивлялся, откуда взялся жемчуг, рассыпанный по всему полу. Но мало ли какие чудеса могут происходить в волшебной башне на волшебном острове. Кот не догадывался, что жемчуг был окаменевшими слезами принцессы. Слезами, которые она роняла, провожая взглядом корабли, каждый из которых мог принадлежать ее суженому.

А годы шли и шли. Каждый вечер кот зажигал лампу и летел нашептывать сны тому единственному, кто мог бы спасти принцессу, и каждую ночь принцесса гасила ее и плакала. А кот каждое утро, ни о чем не догадываясь, сметал в совок ее жемчужные слезы.

Снова и снова тот, кто был предназначен Эверильде судьбой, снаряжал свой корабль и бороздил морские просторы. Долгими ночами он понапрасну вглядывался в горизонт, ища тот мерцающий свет, что должен привести его к невесте.

Кот тем временем все больше и больше нервничал. Он не понимал, как можно быть таким недотепой. Откуда ему было знать, что принцесса каждый раз гасит лампу и плачет в одиночестве.

И еще прошло много лет. Принцесса состарилась, волосы ее поседели. Но она по-прежнему каждую ночь гасила лампу, чтобы какой-нибудь несчастный мореплаватель, который не был ее суженым, не разбился о страшные скалы.

«Ведь он, — думала принцесса, — не виноват, что не стал тем единственным, кто может безопасно причалить к острову».

И вот, когда она стала совсем старушкой, а ее жемчужные слезы, которые по утрам собирал кот, заполнили семь больших сундуков в кладовке за кухней, принцесса слегла.

— Кажется, я умираю, — сказала она коту. — Мой бедный котик, ты останешься тут один. Скажи, наконец, кто ты на самом деле?

— Сам не знаю, — ответил, как обычно, кот. — Спроси что-нибудь полегче.

Но принцесса уже ни о чем не спрашивала. Она лежала в белом одеянии на своей широкой кровати под пологом и ждала смерти. Ей больше не хотелось жить. Она попросила только об одном:

— Забери с подоконника лампу, она слепит мне глаза.

Даже сейчас ее не покидала мысль об опасности, грозящей ни в чем не повинным мореплавателям.

Кот забрал лампу, но не погасил ее, а поставил на окно в гостиной.

И над темными водами Бескрайнего моря полился яркий, мерцающий свет.

И именно в эту ночь король, который так долго искал свою принцессу, плыл по ночному морю на корабле с золотыми мачтами и шелковыми парусами. И в кромешной тьме он, наконец, увидел мерцающий свет, который снился ему столько лет. Король почувствовал, как сильно забилось в груди сердце. Он приказал рулевому плыть на мерцающий свет.

Корабль подплыл к острову, и оттого, что король был тем самым, единственным, предназначенным судьбой, рулевой без труда нашел среди скал путь к берегу, и корабль благополучно причалил в маленькой тихой бухте. Король сошел на берег с тяжелым саквояжем в руках, поднялся по узкой тропинке к дверям башни и постучал.

— Кто там? — спросил кот.

— Это я, — ответил король.

— Ты опоздал, — вздохнул кот. — Ты упустил последнюю возможность.

— Я воспользовался первой возможностью, как только она представилась, — сказал король. — Впусти же меня, дай хоть посмотреть на нее.

Кот впустил его и проводил по винтовой лестнице в комнату, где принцесса лежала на широкой постели под пологом и ждала смерти.

Король споткнулся на лунной дорожке, уронил звякнувший саквояж и опустился на колени перед кроватью.

— Моя единственная, — прошептал он. — Я все-таки нашел тебя.

— Неужели это ты? — спросила из темноты Эверильда. — А я думала, смерть поднимается ко мне по ступенькам.

— Ты умираешь? — воскликнул король. — Умираешь, когда я наконец пришел к тебе?

— Ты слишком долго шел, — ответила Эверильда. — Я устала ждать.

— Любимая, — сказал он. — Разреши мне обнять тебя, и, может быть, твоя усталость пройдет.

— Любимый, — ответила она. — Ты рядом, и мне этого достаточно.

Тут в комнату вошел кот и поднял высоко над головой лампу. И тогда принцесса и король увидели друг друга при ярком свете.

Вместо юной принцессы своей мечты король увидел высохшую старушку, глядящую на него с грустью и нежностью.

А принцесса увидела сгорбленного, седого старика, глядящего на нее с бесконечной любовью.

— Это не имеет значения, — сказали оба в один голос, и оба поверили, что сказали правду.

Но на самом деле они были ужасно разочарованы.

— Ну и дела! — воскликнул кот. — Какого же черта ты раньше не приплыл?

— Я приплыл сразу же, как только увидел свет, — ответил король.

— Как! — закричал кот и хлопнул себя лапой по лбу. — Значит, раньше… Как же я не догадался! Какой я был дурак!

Сердито расхаживая взад и вперед по комнате, он в раздражении пнул ногой кожаный саквояж, который обронил король.

— Ш-ш-што это? — зашипел он, потирая ушибленную лапу.

— А, это? — сказал король. — Это разные железки: отвертки, молотки, кувалды. Я их всегда вожу с собой на случай, если бы пришлось ломать дверь башни, куда заточили принцессу.

— Ну, я им найду лучшее применение, — загадочно сказал кот.

Он схватил тяжелый саквояж и побежал по лестнице вниз. Вскоре принцесса и король услышали стук молотка, а еще через некоторое время в комнату, пошатываясь, вошел кот. Он прижимал к мохнатому брюху огромную корзину с белой пылью. Вывалив содержимое корзины прямо на пол, кот чихнул и снова убежал. Следующую корзину ему помогал тащить король. Потом появилась еще корзина, и еще, и еще. Всего они принесли семь корзин и насыпали на пол столько белой пыли, что король утонул в ней по пояс.

— Это не простая пыль, — гордо сказал кот. — Это жемчужная пыль. А теперь скажи честно, был ли ты хорошим королем? Был ли справедлив к своему народу?

— Я старался, — ответил седой король. — Я был мальчиком, когда в моей стране произошла революция. Вырос я в приюте. Потом попал в ученики к колдуну. Он был добрый человек и учил меня приносить пользу людям. К этому я и стремился. Ну и, в конце концов, меня выбрали президентом.

— А что случилось с королем во время революции? — спросила принцесса.

— Король умер задолго до революции, и страной правил регент. Его свергли и отправили за решетку, а потом в ссылку, откуда он уже не вернулся. Была еще принцесса. Я видел ее всего один раз, когда она пыталась бежать из города. Она предложила мне бежать вместе, но тут нас схватили, и колдун отправил ее…

Тут глаза его встретились с глазами Эверильды.

— Так это был ты? — воскликнула она.

— Так это была ты? — воскликнул он.

Они смотрели друг на друга, и в их выцветших глазах светилась радость.

— Ну-ну, а дальше? — нетерпеливо спросил кот. — Тебя выбрали президентом. А потом?

— Потом? — переспросил король. — Потом народ решил, что иметь короля в горностаевой мантии и золотой короне со скипетром все-таки лучше, чем президента в пиджаке и рубашке с галстуком. Ну, и я согласился.

— А твои подданные любят тебя? — спросил кот.

— Не знаю, — ответил король. — Я их люблю…

В этот момент за окном послышался плеск и хлопанье множества крыльев. Кот распахнул окно, и в комнату влетела стая белых, как снег, голубей.

— Это благодарность твоих подданных, — сказал кот.

Голуби кружили по комнате, поднимая облака жемчужной пыли. И вдруг пыль вспыхнула белым, чистым пламенем и взметнулась под самый потолок.

— Скорее! — крикнул кот. — Пройдите вместе через это пламя!

Старый король помог подняться своей дряхлой возлюбленной, и вдвоем, держась за руки, они шагнули в чистое пламя, сотканное из ее доброты и самоотверженности, его мужества и из благодарности его подданных. А когда они прошли через пламя, король воскликнул:

— Любовь моя, как ты хороша!

— Мой король, — ответила принцесса, — таким ты мне снился всю жизнь.

И они заплакали от счастья, потому что снова были молоды и прекрасны.

А кот громко замурлыкал.

— Теперь мы всегда будем вместе, — сказала принцесса, обнимая кота. — Милый мой котик, скажи, наконец, кто ты на самом деле?

— Сам не знаю, — ответил кот. — Спроси что-нибудь полегче.

С этими словами он шагнул в пламя. Принцесса и король ждали, каким же он выйдет из него. Но вместо кота из пламени один за другим вышли профессор, няня, дворецкий, лакей, горничная, прачка, экономка, коридорный, повар, мальчик-паж и, конечно же, кот, спасенный когда-то принцессой.

— Мы помогали тебе по очереди, — сказали все в один голос, — и, надеюсь, мы тебе пригодились.

— Вы были просто чудо! — воскликнула Эверильда. — Но кто же вас всех превратил в такую чудесную няню-котика?

— Колдун! — ответил ей хор голосов. — Ты разве не знаешь, что он был крёстным твоей мамы?

— Разве? — удивилась принцесса. — А почему был? Что с ним случилось?

— Он заснул, — ответил хор. — И спит вот уже много лет в том дворце, где ты когда-то жила.

— Поехали его будить! — предложил король.

Они все спустились на корабль и отправились в свое королевство будить волшебника. И когда они его разбудили, он от радости чихнул семь раз подряд, а потом заказал себе на ужин целую гору горячих бутербродов с сыром и бочку пива.

— Имею я право после стольких лет голодания устроить праздник своему желудку! — воскликнул он.

И немедленно принялся за свои бутерброды с сыром, а королю с принцессой сыра не досталось, зато достался большой свадебный пирог, украшенный розами и лилиями.

Король с Эверильдой и сейчас живут в своем королевстве, и до сих пор все так же молоды, красивы и счастливы. И если вам когда-нибудь доведется пройти через то чистое белое пламя, вы тоже всегда будете счастливы, прекрасны и никогда не состаритесь.

ЭДИТ НЕСБИТ (1858–1924)

Английская писательница. Родилась в Лондоне. Отец умер, когда девочке было четыре года. Мать, женщина образованная, прогрессивных для своего времени взглядов, осталась с пятью детьми без всякой помощи. Старшая, любимая, сестра Мэри тяжело болела и умерла двадцатилетней. Эдит с детства познала то, о чем потом с такой искренностью написала в своих книгах для подростков: тоску по отцу, нужду, труд, дружбу и взаимовыручку во имя семейного благополучия. Взрослая жизнь тоже не баловала ее. Рано вышла замуж, родила четверых детей, пятого — внебрачного сына своего мужа — воспитала как родного. Потом муж серьезно и надолго заболел. Чтобы как-то спасти семью от нищеты, Эдит подрабатывала, чем могла, — раскрашивала рождественские открытки, занималась корректурой, составлением объявлений — и писала стихи, рассказы, повести, сказки, которые постепенно завоевали сердца читателей и сделали ее еще при жизни знаменитой писательницей.

Оглавление

ОГНЕННЫЙ ДРАКОН (каменное сердце и золотое сердце)

ОСТРОВ ДЕВЯТИ ВОДОВОРОТОВ

ЛЕДЯНОЙ ДРАКОН

ПОСЛЕДНИЙ ДРАКОН

УКРОТИТЕЛИ ДРАКОНА

СПАСИТЕЛИ РОДИНЫ

ДОБРЫЙ ЭДМУНД

ДЯДЮШКА ДЖЕЙМС

ЗВЕРИНАЯ КНИГА

ПРИНЦЕССА И КОТ

ЭДИТ НЕСБИТ (1858–1924) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg