«Легенда о Льюке»

Джейкс Брайан Легенда о Льюке

Молодым пора стареть, Старым — сделаться мудрее, Трусам — съежиться на треть, Храбрым — стать еще храбрее. Ложь — как щит для подлецов. Правда — как большая птица. И она своих птенцов Защитит, за них сразится. Правда — эхо без конца. Тот разумен и спокоен, И не прячет тот лица, Кто не трус, а храбрый воин. Силы должен он беречь, Ждать зимою и весною. Но возьмется он за меч, Если зло пойдет войною. Правда в нем всегда жива. Правда — меч его и знамя. И звучат его слова: «Берегитесь! Правда с нами!»

Книга первая МАРТИН

1

Ни с чем не сравнится первое утро лета! Тримп, ежиха-путешественница, бродила по лесу, как во сне, упиваясь красотой Страны Цветущих Мхов, столь не похожей на холодное северное побережье, откуда она шла. На каждом листике лежала капелька росы, нежные колечки тумана обвивали тонкие солнечные стрелки, застрявшие в зеленых с золотом кронах могучих дубов, стройных рябин и величественных вязов. Сладко заливались птички, беззвучно порхали бабочки, пчелы хлопотливо гудели над цветами, папоротниками и лишайником, покрывшим скалы изумрудным ковром. Тримп шагала с легким сердцем и пустым дорожным мешком. Она даже на время забыла о том, что голодна. Ведь душа ее пировала, наслаждаясь великолепием окружающего мира, невыразимой прелестью нового времени года. Беспечно помахивая ясеневым посохом, ежиха пританцовывала на ходу.

— Добрейший денек, красавица!

Она остановилась перед глубокой канавой. Два крепких пожилых ежа стояли на тропинке по ту сторону канавы и приветливо улыбались. Они были похожи друг на друга, как две горошины из одного стручка. Один крикнул:

— Мы вам поможем перебраться, барышня. Стойте, где стоите.

Отступив на несколько шагов, Тримп задорно подмигнула и крикнула в ответ:

— Не-а! Это вы стойте, где стоите. Я сама!

Она разбежалась, легко перемахнула через канаву, воспользовавшись ясеневым посохом, как шестом, и аккуратно приземлилась на том берегу.

Оба ежа зашебуршились так рьяно, что загремели иголки на их спинках — древний ежиный способ аплодировать. Тримп Путешественнице сразу приглянулась эта парочка. Ежиха встала прямо напротив них и вежливо наклонила голову, они сделали то же самое и кланялись до тех пор, пока иголки на головах всех троих не соприкоснулись — традиционное приветствие ежиного племени. Знакомство состоялось.

— Добрые господа, меня зовут Тримп Путешественница.

— Госпожа, я — Ферди, а этот толстяк — мой брат Коггс, и оба мы из аббатства Рэдволл.

Коггс фыркнул и кивнул на обширный живот Ферди:

— Я-то не такой толстый, как старина Ферди. Правда, госпожа Тримп?

Она хихикнула:

— Вы друг друга стоите — оба пузатенькие. Ферди и Коггс искоса посмотрели друг на друга:

— А она за словом в карман не лезет. Бойкая!

— Ага, и жестокая, как все хорошенькие барышни.

— Больно уж она худенькая. Думаешь, она сможет помочь нам с бревном?

— Госпожа Тримп не худая. Она стройная, но сильная, бьюсь об заклад! Вон как сиганула через канаву. Ей по плечу таскать бревна.

Тримп поджала губы:

— Конечно, по плечу. Захочу — отбуксирую куда надо любое бревно, даже если вы оба сядете на него верхом. Но сегодня я слишком стройная, потому что мой мешок пуст. Поэтому за перетаскивание бревен вам придется расплатиться едой.

Ферди и Коггс еще раз переглянулись:

— Своего не упустит, а?

— Еще бы, приятель! У нее характер не мягкий мох и не зеленая трава. Придется ее накормить.

— Не раньше, чем доберемся в Рэдволл. Тогда она сможет подзаправиться так, что станет толще нас обоих вместе взятых. Так что? Договорились, барышня?

Тримп решительно стукнула своим посохом:

— Решено! Ведите меня к вашему бревну, друзья. Это было не слишком большое бревно, скорее ветка, и похоже — сикоморы. Они обвязали его веревками и поволокли, и дерево легко скользило по влажной от росы обочине тропинки. У Тримп было полно вопросов к Ферди и Коггсу:

— А что это за место — Рэдволл, и далеко ли до него?

— Ха, барышня, скоро никому и в голову не придет задать такой вопрос. Всякий сможет увидеть Рэдволл за версту. Верно, Коггс?

— Точно, Ферди. Когда дойдем вон до того поворота, увидите большую дубовую рощу, а за ней — аббатство, только оно пока не достроено. Мартин думает, что года через три шпиль на главной башне будет виден отовсюду.

Тримп внезапно остановилась и потерла лоб лапкой, будто вдруг вспомнила о чем-то важном.

— Конечно же! Я слышала от других путешественников о доме с красными стенами, что в Лесу Цветущих Мхов! Мартин, говорите? Это тот, который мышь? Сын война Льюка?

Ферди пожал плечами и сделал знак продолжать работу.

— Он воин — это уж точно, мисс. А что до его отца, то, кажется, кто-то мне говорил: его действительно звали Льюк. А, Коггс?

Коггс переложил веревку на другое плечо.

— Может быть, приятель. Никто не знает всего о Мартине. Он не больно-то охотно рассказывает о своем прошлом. Но помяните мое слово, Тримп, Мартин — благороднейший из воинов, когда-либо опоясывавших себя мечом. Он не знает страха и в бою стоит десятерых. Посмотрите-ка, госпожа, вот и аббатство Рэдволл. Видите?

Тримп широко раскрыла глаза от удивления. Никогда еще ей не приходилось встречать такого огромного сооружения, а ведь оно еще не было достроено до конца. Аббатство, сложенное из массивных плит красного песчаника, возвышалось над лесом. Его окружала высокая стена с бойницами, виднелись широкие ворота, а за наружной стеной можно было различить главную постройку аббатства, вернее, те две трети ее, что были готовы. За деревянными лесами угадывались башенки, арки и колонны. Работа на строительстве кипела. Мыши, кроты, белки, выдры, ежи и полевки что-то перетаскивали, укладывали, строгали, пилили. Ферди и Коггс только посмеивались над изумленной Тримп:

— Хо-хо! Вот на что способны хорошие плотники, стоит только лапы приложить! А, барышня?

— Аббатство Рэдволл. Обитель веселья, приют для всех добрых зверей. Что бы ни придумали наши враги-хищники, эти стены выдержат!

Тримп порадовалась за своих друзей, мордочки которых светились гордостью, когда они говорили о своем доме. Тут послышался какой-то низкий гул, и ежиха навострила уши.

— Что это за шум? Что они там делают? Коггс подмигнул и погладил свой животик:

— Это гонг на второй завтрак. Мы как раз успели. Трое ежей втащили бревно в весьма широкие ворота, открытые для них кротом. Крот пошмыгал носом, покрутил мордочкой и сказал на своем забавном кротовом наречии:

— День добрый, ребята. Славненькая у вас помощница, хорошенькая. Вы кто будете, барышня?

Тримп сердечно пожала лапу с внушительными, привычными к рытью тоннелей когтями:

— Я Тримп, добрый господин, и не столько хорошенькая, сколько голодная.

Широкая улыбка озарила бархатистую мордочку крота:

— Ужасно рад познакомиться, госпожа Тримп. Я — Динни Кротоначальник. Если проголодались, не беспокойтесь: наедитесь у нас до отвала. Хурр-хурр-хурр.

Оставив бревно у ворот, трое ежей последовали за Кротоначальником через широкий луг, к пруду, в котором обитатели Рэдволла по очереди мыли лапы перед едой. Тримп присоединилась к ним, а Ферди показал ей нескольких наиболее примечательных особ:

— Вон тот, что плавает, — выдра Командор, флотоводец. Хорошенькая мышка в зарослях тростника — Коломбина, славный парень рядом с ней — Гонфф, принц Мышеплут, а малыш — их сын, малютка Гонфлет. Динни Кротоначальника ты уже знаешь.

Снова раздался низкий гул, и на этот раз Тримп заметила белку, которая колотила по выдолбленному внутри дубовому стволу двумя деревянными дубинками. Ферди подтолкнул Тримп локтем:

— Это леди Амбер — королева белок. Пошли, барышня, вы должны предстать перед Советом, прежде чем приметесь за еду.

Тримп последовала за Ферди и Коггсом в фруктовый сад, где на специально расчищенной площадке были расставлены столы и длинные скамьи. Ферди велел ей постоять в сторонке, пока все не рассядутся. Ежиха-путешественница глаз не могла оторвать от еды — как будто она попала в волшебную страну. От котлов с овощным супом шел тонкий аромат, смешиваясь с запахом свежеиспеченного хлеба: тут были и караваи, и буханки, и булки. Сыры — от густо-желтых до бледно-кремовых, сдобренные орехами, сельдереем и душистыми травами, помещались между подносами с салатами и зеленью. Были тут и сладкие пирожки с разнообразной начинкой, видневшейся из-под решеточек из теста: дикая слива, яблоки, черника, ренклод. Внесли кружки и кувшины с элем, фруктовыми настойками, холодным мятным чаем. Тримп, как воспитанная ежиха, прижала свой платочек ко рту, чтобы никто не увидел, что у нее слюнки текут. Ферди дернул ее за край туники и прошептал:

— Не бойтесь, барышня, вас тут никто не обидит. И он подвел ее к столу, что стоял ближе всех к аббатству.

Огромная старая барсучиха, согнувшаяся под тяжестью прожитых лет, посмотрела на Тримп добрыми карими глазами и кивнула ей:

— Добро пожаловать в аббатство Рэдволл, милая. Я — Белла из Брокхолла. Похоже, вы пришли издалека.

Тримп присела перед Беллой в глубоком реверансе. Белла сразу понравилась ей.

— Госпожа, я Тримп Путешественница, поэтому ходить — моя работа. С конца зимы я добиралась сюда из Северных Земель.

— Карамель? Она сказала: карамель?

Рядом с Беллой, утопая в подушках, закутанная в теплую шаль, сидела самая крошечная, хрупкая и древняя мышь, какую Тримп когда-либо приходилось видеть. А некто, обосновавшийся по другую лапу от барсучихи, наклонился к старушке и громко сказал:

— Из Северных Земель, аббатиса Термина. Наша гостья проделала долгий путь из Северных Земель!

Он с улыбкой повернулся к Тримп:

— Как хорошо, что такая славная гостья украсит собой наше застолье в первый день лета! Меня зовут Мартин.

Гонфф, сидевший поблизости с женой и сынишкой, подмигнул Тримп и сказал:

— Да уж, к столу он никогда не опоздает! Мартин улыбнулся своему другу и ближайшему помощнику:

— Ха! Кто бы говорил! Ты самый большой обжора из всех, кто когда-нибудь брал ложку!

Гонфф с видом оскорбленной невинности ударил себя в грудь:

— Кто? Я? Да я почти не притрагиваюсь к еде, приятель. С меня довольно стакана воды и куска хлеба!

Его жена, Коломбина, состроила удивленную гримаску:

— Увы! Значит, это птицы съедают все пирожки и булочки, которые я не устаю печь. Как ты думаешь, Гонфлет?

Малютка Гонфлет залился счастливым смехом:

— Это мы с папой! Ты ставишь пироги на подоконник, а мы их клюем. Ням-ням!

Гонфф закрыл малышу рот лапой посреди всеобщего хохота:

— Это всё он, Коломбина! Это он сбивает меня с пути истинного!

Тримп заняла свое место среди счастливых обитателей Рэдволла. Старая аббатиса Термина подождала, пока Белла наведет порядок, постучав ложкой по тарелке. Все склонили головы, и старая мышь дрожащим голосом произнесла:

Мы счастливы, довольны всем мы, Сопутствуют удача нам и миры. Мы строим, обрабатываем землю. За труд награда нам — веселый пир. Спасибо, что настало лето, Что есть еда и рядом друг. Природа-Мать, благодарим на это! Аббатство Рэдволл — наш семейный круг.

Белла налила Тримп супа, Мартин передал ей хлеб и сыр, Коломбина положила в ее тарелку щедрую порцию салата, а очаровательная белка леди Амбер наполнила ее кружку фруктовым напитком. Тримп не заставила себя упрашивать. Динни Кротоначальник, прикрыв рот лапкой, прошептал Командору:

— Хурр-хурр, батюшки, никогда не видал, чтобы кто-нибудь так хорошо кушал, как барышня Тримп. Господин Гонфф по сравнению с этой малышкой действительно ест как птичка.

Гонфф Мышеплут поморщился:

— Я это слышал, приятель. Передай-ка мне вон того сыра, и я тебе покажу, что я за птичка. Увидишь, что значит настоящий едок. Эй, Гонфлет, маленький бандит, а ну убери свою ложку из моей тарелки!

Коломбина умилилась:

— Я всегда говорила, что он весь в отца!

После ланча Тримп вызвалась помочь Мартину и его друзьям поднять на крышу балку. Командор и его команда были уже наверху, над одной из спален, и, вооружившись молотками и гвоздями, ждали, когда им подадут тяжелую дубовую балку. Жизнерадостная выдра нетерпеливо дергала трос в блоке и кричала вниз:

— Эй, приятели, если мы побудем здесь еще немного, у нас вырастут крылья с перьями и мы улетим!

Гонфф крепко обвязал балку веревкой и поднялся на задние лапы:

— Ну, друзья, начнем! Не знает ли кто какой-нибудь хорошей песни, с которой легче будет тащить ее?

Белла в ответ подняла лапу:

— Если хотите, я могу спеть Тягомотную Ворчалку. Тут вся компания жалобно застонала. Малютка Гонфлет прижал лапки к своим крошечным ушкам:

— Только не ее, госпожа Белла! Вы вечно поете Тягомотные Ворчалки! Ферди говорит, что госпожа Тримп хорошо поет.

Белла тяжело вздохнула и слегка поклонилась ежихе:

— Тримп, никто не принуждает вас петь, но это было бы очень мило с вашей стороны. Вы знаете какую-нибудь хорошую артельную песню?

Тримп знала и тотчас же запела своим чудесным чистым голоском:

Раз-два, вняли! Давай, тяни! Вытащим, ребята, мы «Зеленый ястреб», Как бы при отливе его волной не смыло! Он лежит помятый, весь в ракушках, грязный. А всему виною Смоляное Рыло. Раз-два, взяли! Капитан корабль посадил на скалы, Смоляное Рыло — лис, пройдоха старый. Нос его — нашлепка. Вот она упала, Началась на судне суета и свара. Раз-два, взяли! Давай, тяни! Труден путь на Север, что ни говорите, Смоляное Рыло понял это поздно. Встретил их на Севере храбрый Льюк Воитель. Он с друзьями добрый, но с врагами грозный. Раз-два, взяли! Давай, тяни! И сошел на берег капитан пиратов, А за ним вся банда, вся его орава. Только им на суше стало плоховато. Льюк покончил с лисом. Льюку честь и слава! Раз-два, взяли! Давай, тяни! Починил он судно. Видно, не случайно Обучал он воинов, собирал оружие. Стал корабль новый называться «Сайна». Стал еще красивей, а ничуть не хуже. Раз-два, взяли! Давай, тяни! И пустился в плаванье храбрый Льюк Воитель С верными друзьями по бурному морю. И сказал он племени: «Я вернусь. Вы ждите». Обещал и сыну, что вернется скоро. Раз-два, взяли! Давай, тяни!

Балка была на полпути наверх, когда Тримп замолчала. Мартин твердо стоял на задних лапах, поддерживая вместе со своими друзьями тяжелую дубовую балку. Он посмотрел на ежиху-путешественницу и пробормотал сквозь стиснутые от напряжения зубы:

— Что же вы перестали петь, барышня? Продолжайте!

Тримп смущенно посмотрела на него и покачала головой:

— Но дальше я не знаю!

Гонфф перехватил балку, которая становилась все легче по мере того, как ее принимали сверху, и быстро проговорил:

— Тогда начните сначала и спойте еще раз, а то эта балка сидит у меня на голове вместо шляпы!

Тримп пришлось спеть артельную песню еще дважды, пока балка наконец не оказалась в надежных и крепких лапах выдры наверху.

Когда все остальные занялись другими делами, Мартин отвел Тримп в сторону. Они с Гонффом проводили ее до сторожки у ворот и пригласили войти. Мышеплут достал из буфета припрятанные бутыль и кружки и налил всем троим.

— Это нинианский сидр. Из одного старого места, южнее по тропинке, я иногда там бываю.

Они отхлебнули холодного сладкого сидра молча, чтобы разговор не мешал оценить напиток. После полуденной жары снаружи в сторожке было тенисто и прохладно. Мартин спросил:

— Откуда вы знаете эту песню?

— Моя бабушка Вельф Типтип, бывало, пела ее. А еще она мне рассказывала, что когда-то знала одного мышонка по имени Мартин. Это были вы?

Глядя в кружку, Мартин медленно потягивал сидр:

— Это был я. Я Мартин из Рэдволла, сын Льюка Воителя. Мою мать звали Сайна. Странно, я почти не вспоминал об этом, пока вы не спели свою песню. Мой отец назвал свой корабль «Сайна». Я был очень мал тогда и многого не помню. Но теперь понемногу вспоминаю. Скажите, барышня, а что еще рассказывала ваша бабушка? Хоть что-нибудь…

Держа кружку обеими лапками, Тримп отхлебнула и раздумчиво произнесла:

— Я запомнила некоторые имена… Колл, Денно, Кордл. Были еще какие-то, но я их забыла. Вам они о чем-нибудь говорят, Мартин?

— Боюсь, что нет. Но продолжайте, пожалуйста.

— Э-э… Дайте подумать. Она еще говорила о старом Твуле, и о Друнне Землекопе, и о Уиндред…

— Уиндред? Это же моя бабушка! — Мартин схватил ежиху за обе лапки. — Подумать только! Может быть, у меня были братья и сестры! А дедушка? Расскажите мне о Сайне, моей матери!

Хоть лапки у Тримп и болели, зажатые, как в тисках, в лапах Мартина, сердце ее переполняло сострадание к Воителю.

— Я могу рассказать только то, что знаю, господин. Бабушка умерла, когда я была еще маленькая. От нее я знаю, что родилась на Северном Берегу, но нам пришлось бежать оттуда, когда на наше поселение напали работорговцы. Наша семья обосновалась на холмах Среднего Севера. Когда я подросла и отправилась странствовать, то прежде всего решила посетить свою родину на Северном Берегу. Увы! От нашего дома ничего не осталось. Тогда я снова отправилась в путь и шла, пока не встретила Ферди и Коггса, которые привели меня в Рэдволл.

Гонфф положил лапу на плечо своему другу:

— Полегче, приятель, не то раздавишь Тримп лапку! Мартин отпустил ее, подошел к двери и долго стоял на пороге, часто моргая, чтобы не дать воли подступившим слезам:

— Я многое знал раньше, я уверен. Но после ужасных ран, которые я получил, сражаясь с диким котом Царминой, мне почти ничего не удается вспомнить. Ты помнишь Тимбаллисто?

Гонфф кивнул:

— Он был твоим другом. Он из Северных Земель, бежал от рабства и пришел сюда. Храбрый воин.

Мартин с силой ударил лапой по дверному косяку:

— Должно быть, мы с ним оба сумасшедшие! Он ведь жил здесь, но мы по какой-то непонятной причине не говорили с ним о прошлом. Бедный Тимбал! Он умер на следующую зиму после Великой Войны Мхов.

Гонфф налил другу еще сидра.

— Может быть, и ему, и тебе было больно вспоминать о том, через что вам пришлось пройти в юности.

Мартин задумчиво смотрел на залитый солнцем луг.

— Наверно, ты прав, Гонфф. Должно быть, именно поэтому… Тримп, не вспоминаются ли вам еще какие-нибудь имена?

Ежиха улыбнулась:

— Помню, бабушка пугала нас, мол, если мы не успокоимся и не ляжем спать, нас заберет Вилу Даскар. Да, Вилу Даскар. Ну как, Мартин, ведет куда-нибудь эта ниточка?

— Нет, все очень смутно… Это было так давно!

И Воитель устало зашагал в сторону аббатства. Гонфф печально смотрел вслед своему другу, удрученному утратой прошлого.

— Я никогда еще не видел Мартина таким. Тримп отодвинула свою кружку и встала:

— Это все из-за моей песни. Аббатство Рэдволл — чудесное место, Гонфф, но, право, лучше бы мне никогда не приходить сюда и не причинять Мартину страданий. А сейчас мне лучше уйти.

Гонфф, смеясь, преградил ей путь:

— Извините, красавица, но этого я не могу допустить, да и Мартин бы этого не позволил, как и любой, кто считает Рэдволл своим домом. Полно! Ну-ка приободритесь. Нам еще надо заслужить вечерний чай! Я научу вас собирать мед, что дают наши пчелы. Ну как? Протянете лапу помощи?

От сторожки они прошли в северо-восточную часть территории аббатства, где стояли ульи.

— Но мне никогда не приходилось собирать мед, Гонфф. И потом, разве у пчел нет отвратительной привычки жалить?

— Что? Ужалить меня, принца Мышеплута? Ни за что! По крайней мере пока я притворяюсь шмелем, жужжа свою шмелиную песенку и таская мед у них из-под носа.

Тримп хихикнула:

— Правда, Гонфф? И что же вы поете, очаровывая хорошеньких пчелок?

— И не думал я их очаровывать! Вот как я обычно начинаю:

Ж-ж-ж, ж-ж-ж, Посмотрите, кто жужжит! Добрый день! Как я рад, как я рад! Это Гонфф — ваш двоюродный брат.

И веселый смех Тримп вторил жужжалке Мышеплута, пока они, взявшись за лапы, приплясывали на лугу Рэдволла и послеполуденное солнце нежно целовало их.

2

Уже спустя несколько дней после появления Тримп в аббатстве Рэдволл всем стало очевидно, что с Воителем творится неладное. Их жизнерадостного и деятельного Мартина словно подменили. Теперь он часто пропускал трапезы и все больше времени проводил вне стен аббатства. Это вызывало всеобщее волнение. Мартин, на котором держался весь Рэдволл, стал молчаливым и печальным, взгляд его затуманился и сделался отсутствующим. Как-то раз Командор и Динни Кротоначальник прогуливались по восточной стене. Летом это было самое лучшее место для желающих полюбоваться Лесом Цветущих Мхов. Леди Амбер и Коггс тоже оказались на крепостной стене. Динни помахал им лапой:

— Добрый денек! Вы случаем не видали Мартина? Леди Амбер прижала лапу к губам, призывая к молчанию. Указав вниз, она тихо-тихо сказала:

— Мартин там! Он сидит один. Командор пригнулся и спрятался за стену.

— Так вот куда уходит наш Воитель, когда покидает аббатство. Да уж, тому, кто ищет уединения, лучше места не найти!

Коггс украдкой взглянул на одинокую фигурку.

— Говорю вам, друзья, это совсем не похоже на Мартина. Подумайте только: сидит там один, прислонившись спиной к стене и уставившись на деревья! Ума не приложу, что делать.

Он благоразумно начал спускаться по каменным ступеням вниз, к лугу, что лежал за фруктовым садом.

— Пойдемте, друзья. Не дай бог, Мартин заметит нас и подумает, что мы шпионим за ним. Пока он здесь, мы можем обсудить с аббатисой, как нам помочь горю.

Все, кого это касалось, собрались в сторожке у ворот. Ферди и Коггс обнесли присутствовавших настойкой из бузины и кексом со сливовой начинкой. Старая аббатиса Термина прижимала к уху слуховую трубку — морскую раковину с отпиленной вершиной. Хотя телом она была слаба и слух оставлял желать лучшего, ее острые глаза лучились умом и проницательностью. Термина обвела взглядом собравшихся: Белла, Коломбина, Командор, Динни Кротоначальник и леди Амбер. Наконец взгляд аббатисы остановился на Тримп и Гонффе.

— Гм, интуиция подсказывает мне, что нашей гостье Тримп и Мышеплуту известно об этом деле больше, чем нам. Поэтому я хотела бы, чтобы они высказались. По очереди, пожалуйста. И начните сначала — оттуда всегда лучше начинать. Остальных попрошу соблюдать тишину, в свое время мы всех выслушаем. Когда картина прояснится, я сообщу вам мое решение, основанное, разумеется, на том, что вы мне скажете.

Все заулыбались и закивали головами. Еще в молодости аббатиса Термина отличалась редкой мудростью. Теперь, после того как она накопила опыт неисчислимых прожитых лет, любой житель Рэдволла, не колеблясь, доверился бы ее решению. В Рэдволле верили, что их обожаемая аббатиса способна разрешить любой сложный вопрос.

Дело было уже к вечеру, когда Мартин вошел в аббатство через главные ворота. Его немедленно окружила стайка ребятишек. Малютка Гонфлет, который явно был у них предводителем, намертво вцепился в лапу Мартина, повис на ней и висел до тех пор, пока Мартин не позволил положить себя на обе лопатки. Мартин очень любил малышей аббатства, у него всегда находилось время поиграть с ними в их смешные игры. Он притворно застонал, когда они уселись верхом на его лапы и схватили за уши. Малютка Гонфлет устроился на груди у Воителя и угрожающе потрясал своей крохотной лапкой перед его носом:

— Лежи спокойно, негодник, а не то мы оборвем тебе усы!

Двое кротят, мертвой хваткой вцепившихся в пояс Мартина, встретили эту угрозу счастливым смехом и тут же добавили к ней свои собственные:

— Ур-р, ур-р! А еще мы откусим тебе лапы!

— Юр-р, юр-р! И бросим тебя в пруд! Мартин взмолился о пощаде:

— О, я несчастный! Увы мне! Неужели никто надо мною не сжалится? Я в лапах отчаянных головорезов. Пощадите меня, дикие звери!

Малютка снисходительно улыбнулся своему пленнику:

— Только если пойдешь с нами!

Притворяясь смертельно напуганным, Мартин позволил целой банде мышат, бельчат, кротят и ежат конвоировать себя.

Подземная Пещера представляла собой уютную комнату чуть ниже уровня почвы. Аббатиса восседала в своем огромном парадном кресле, обложенная подушками и окруженная обитателями Рэдволла. Ферди сновал вверх-вниз по лестнице, и даже иголки у него дрожали от волнения.

— Он идет! Диббаны привели Мартина!

Быстрые белки скакали с тонкими свечками в лапках, зажигая разноцветные светильники в дополнение к обычным сальным свечам. Такое освещение создавало в комнате праздничную атмосферу. Перед креслом аббатисы стоял длинный, массивный стол из вяза, без всяких украшений и совершенно пустой. Диббаны ввели Мартина, и Гонфлет поднял свою пухлую лапку, приветствуя Беллу:

— Мы поймали его и привели, госпожа Белла! Барсучиха царственно кивнула:

— Спасибо, друзья, отличная работа. Теперь сядьте, а я уж разберусь с ним сама.

Мартин хранил молчание, только исподтишка перемигнулся со своим другом Гонффом. Однако он был заинтригован.

Аббатиса Термина начала разбирательство, указав лапой на обвиняемого:

— В чем его вина?

Ответы посыпались, как камни с гор при обвале:

— В том, что помогает другим!

— В том, что защищает других, не щадя себя!

— В том, что никогда не думает о себе!

— В том, что добр и справедлив к окружающим!

— В том, что помогает аббатисе Термине вести строительство аббатства!

— В том, что он лучший друг Мышеплута!

— В том, хурр-хурр, что со своими неприятностями он всегда справляется сам!

Белла восстановила тишину и порядок, постучав по столу. Она обратилась к аббатисе:

— Так мы до осени не закончим! Зачитайте ему приговор. В глазах у Термины загорелись лукавые огоньки. Она постучала своей тростью по ножке кресла:

— Внесите все для приведения приговора в исполнение!

Из кухни принесли два столика на колесиках. На одном были кружки и бочонок клубничного шипучего напитка, на другом — великолепный трехъярусный торт, увенчанный марципановой фигуркой самого Воителя. Аббатиса перевела суровый взгляд со столиков на Мартина и тоном, не допускающим возражений, сказала:

— Повелеваю тебе либо съесть торт и выпить содержимое бочонка самому, либо поделиться с нами… перед тем как ты отправишься в путешествие!

Мартин был совершенно сбит с толку:

— Э-э… Конечно, я поделюсь со всеми, но что это за путешествие, в которое я должен отправиться?

Тут вперед вышел Гонфф, держа в лапах знаменитый меч Мартина. Это был обычный меч воина, без всяких там украшений. Рукоятка его, с чернением и красным камнем, принадлежала еще отцу Мартина. Лезвие же не имело себе равных, его сделал Великий Барсук из куска железа, упавшего с неба. Мартин принял меч у Гонффа, отразившись в его полированной стали, и сказал:

— Что-что, а торты им еще никогда не резали! Гонфф указал место на сливочной поверхности торта, между засахаренным каштаном и лепестком розочки из цуката:

— Хватит болтать! Разрезай торт, приятель. Громкое «ура» раздалось, когда тонкое лезвие рассекло огромное кондитерское сооружение.

— Да здравствует Мартин Воитель из Рэдволла! Коломбина завершила начатое Мартином, нарезав торт на всех, Коггс разлил по кружкам содержимое бочонка. Мартин сидел в окружении друзей и за обе щеки уплетал торт. Он подтолкнул локтем Мышеплута:

— Ну-ка, толстопузый пройдоха, признавайся! Я чувствую, что без тебя тут не обошлось. Куда это ты меня собрался отправить?

— Ха! Тебя! Кто сказал, что ты куда-нибудь отправишься без меня? Ты без меня и шага не сделаешь!

— Хурр, и без меня тоже! Динни Кротоначальник тоже так легко от вас не отстанет.

Мартин озадаченно наморщил лоб и даже отставил свой кусок торта, который немедленно стащил маленький Гонфлет.

— Послушайте, хватит ходить вокруг да около! Говорите прямо: куда я должен идти?

Тримп больше не могла хранить эту тайну. Она выпалила:

— В то самое место, о котором вы мечтали и куда ваш отец Льюк Воитель поклялся однажды вернуться. На Северный Берег, где вы родились!

Мартин растерянно моргал и озирался по сторонам. Его лапы, казалось, шевелились сами по себе, рассеянно потирая друг друга.

— Но… Но… Как же аббатство? Я еще не все доделал, не всем распорядился, не заготовил провизии в дорогу, да еще куча дел не сделана!..

Тут заговорила Коломбина. Вытерев меч, испачканный в креме и бисквите, уголком фартука, она отдала его Мартину, села рядом и сказала:

— Не беспокойся, Воитель. Мы сегодня все обдумали и обо всем позаботились. Запасли провизию в дорогу, ведь у вас целое лето впереди. Командор и Белла проследят за строительными работами, а я позабочусь об аббатисе. Тебе не о чем беспокоиться. За все, что ты сделал для Рэдволла и его обитателей, можем мы, по крайней мере, отпустить тебя на твою родину, туда, куда так рвется твое сердце.

Мартин благодарно сжал лапку Коломбины:

— Спасибо! Спасибо вам всем! Что я еще могу сказать…

Неугомонный Гонфф хлопнул его по спине:

— Проще простого, приятель: ты можешь либо сказать «Нет» и продолжать ходить с физиономией мрачнее тучи, пока не разразится гроза и стены аббатства не рухнут на нас, либо «Да» и еще добавить: «Когда мы выступаем?»

Впервые за много дней Мартин Воитель рассмеялся. Он шутливо ткнул Гонффа в живот:

— Так когда мы выступаем?

Динни не заметил, как Малютка Гонфлет стянул у него кусок торта, потому что как раз в этот момент крепко пожимал лапу Мартина своей дюжей лапищей землекопа.

— Завтра на рассвете, приятель. С первым лучом солнца.

3

Ночь шла на убыль. Побледнели звезды в безоблачном небе, на его аквамариновом фоне уже проступали пастельные полоски занимавшегося дня. На огромных просторах Леса Цветущих Мхов, в кронах деревьев-исполинов запели птицы. На востоке показалось солнце — громадный золотой шар, готовый осветить собою утро и наступающий день.

Командор и Белла открыли главные ворота, и все обитатели Рэдволла высыпали на тропинку проводить четверых путешественников. Тримп было жаль покидать гостеприимное аббатство и его приветливых жителей. Пожелания и напутствия сыпались, как листья с деревьев осенью:

— Да сопутствует вам удача!

— Привези мне побольше ракушек, папочка Гонфф!

— Осторожнее! Еще темновато. Тримп, смотри, куда ступаешь.

— Да! И глядите, чтобы Гонфф сразу не слопал все запасы!

— Держи меч наготове, Мартин! Мало ли что! Мартин поцеловал аббатису Термину в морщинистый лоб:

— До свидания, мать аббатиса. Ждите нас к осени. Старая мышь шмыгнула носом, заботливо поправляя меч на поясе Мартина:

— Возвращайся целым и невредимым в Рэдволл, Мартин Воитель.

Обитатели Рэдволла толпились на тропинке, кричали и махали лапами вслед путешественникам, пока четыре фигурки, удалявшиеся на север, не скрылись.

Гонфф шагал бодро и радостно, изредка покрикивая на Динни. Тот отставал, так как шел своей обычной неторопливой походкой.

— Эй, Дин, старый ты копуша, не отставай!

Но крот медленно переваливался и, похоже, вовсе не собирался прибавлять ходу:

— Тише едешь — дальше будешь. Куда спешить? У нас все лето впереди. Только скорее устанем, если будем суетиться, как зайцы.

Мартин слегка замедлил шаг, чтобы Динни смог догнать их.

— Прислушивайся к советам крота, Гонфф. Помни: если бы Динни суетился, нипочем бы ему не быть Кротоначальником.

Добродушная мордочка их друга расплылась в улыбке:

— Спасибо на добром слове, Мартин. Мой покойный дедушка говорил, что я мудрец, еще когда я лежал в колыбели.

Гонфф не смог сдержать усмешки:

— Ха! Да твой покойный дедушка, насколько я помню, сказал бы что угодно за два куска пирога!

Динни с достоинством кивнул:

— Ага! Даже то, чего ты не скажешь и за три куска пирога, если, конечно, тебе удастся их стянуть.

Гонфф печально посмотрел на Мартина:

— Наш Динни иногда бывает так жесток! Мартин лукаво дернул своего друга за ухо:

— Не столько жесток, сколько правдив.

К полудню аббатство уже скрылось из виду. Четверо путешественников переправились через канаву, дошли до конца тропинки и вступили в прохладный лиственный лес. Тримп отправилась вперед на разведку и нашла чудесное местечко, где они и устроились перекусить. Вымыв лапы в маленьком ручье, путники уселись под ивой и пообедали яблоками, сыром и лепешками на меду, запив все это ключевой водой. Тримп, затаив дыхание, смотрела, как Мартин снимает с пояса свой меч и кладет его в пределах досягаемости, как блики от воды играют на полированном лезвии.

— Что за чудо этот меч, Мартин!

Воитель играючи поднял меч и слегка взмахнул им, демонстрируя безупречность своего оружия.

— Да, чудо, Тримп! Только нужно всегда помнить, для чего он предназначен. А назначение у него одно — убивать. Попади он не в те лапы — и из чуда он превратится в ужас. Как Воитель, удостоенный чести носить меч, я обязан всегда помнить о двух вещах: о безопасности Рэдволла и о том, чтобы не посрамить своего отца. Лезвие сделали для меня, но рукоятка принадлежала ему. Тримп стало немного жаль Мартина:

— Мы пустились в такой долгий путь, а ведь все, что у нас пока есть, — это слова старинной песни. Кто знает, может, в действительности ваш отец никогда и не обещал вернуться, или, возможно, он вернулся много лет назад, а потом уплыл снова. Вот что я хочу сказать, Мартин: боюсь, что вы будете сильно разочарованы и огорчены, если мы не найдем его следов на Северном Берегу, когда доберемся туда.

Воитель ласково погладил свою спутницу по лапке:

— Я уже думал об этом, барышня. Не тревожьтесь за меня. Я решил отнестись к этому, как к летней прогулке в компании трех добрых друзей. Сейчас у меня легче на сердце, я чувствую себя счастливее, чем все эти последние дни. Так что не будем об этом говорить и волноваться обо мне не стоит.

Убаюканные журчанием ручейка, пением птиц, ленивым жужжанием насекомых, путешественники скоро задремали в тени деревьев. Но прошло совсем немного времени — и Мартин вдруг встрепенулся, сел и потянулся к своему мечу.

Тримп приоткрыла один глаз:

— Что случилось, Мартин? Что тако… Воитель приложил лапу к ее рту:

— Тише, барышня! Слушайте! Гонфф, ты слышишь? Мышеплут нащупал свой кинжал и пополз вперед.

Спрятавшись за ивой и припав к земле, он вытянулся в струнку и замер:

— Похоже на барабанный бой. И пение. Слишком далеко, чтобы сказать точно.

Он потянул носом воздух, надеясь что-нибудь учуять.

— Ничем не пахнет. Правда, может, потому что слишком далеко…

Мартин припал к земле рядом с другом и произнес лишь одно слово:

— Вонючки?

Гонфф кивнул, не переставая прислушиваться:

— Я тоже сразу о них подумал. Но что вонючкам делать здесь, на юге?

Мартин пожал плечами:

— Может, готовятся к набегам.

Тримп взволнованно смотрела то на Мартина, то на Гонффа.

— Кто такие вонючки? Их нужно опасаться? Мартин объяснил:

— Вонючки — это племя низкорослых горностаев. Мы не боимся их, но они подошли слишком близко к Рэдволлу — до него всего лишь день перехода, так что лучше нам выяснить, что они затевают.

Пока они шли по безмолвному лесу на слабый звук, Гонфф шепотом объяснял Тримп:

— Вонючки — мерзкое отродье. Они одурманивают своих пленников, окуривая их травами. И увидишь-то вонючку только тогда, когда он уже положит тебя на лопатки: эти твари то сорняком каким прикинутся, то кустом, а живут они больше под землей. Хотя, если это вонючки-налетчики, они подолгу остаются на поверхности, причем на чужой территории. Пригните голову и держитесь сзади вместе с Динни, а мы с Мартином пойдем вперед.

Сердце Тримп учащенно забилось. Она, конечно, волновалась, но ни капли не боялась, пока их вели Мартин и Гонфф. Обогнув заросли папоротника, они притаились за поваленной сикоморой. Теперь звуки стали более явственными. Голоса пели в унисон под шорох выдолбленных тыкв, задающих ритм:

Мы вонючки, вонючки, вонючки! Всех затравим и намочим, победим в любой войне! Ток-токаток-ток-токаток, Ток-токаток-ток-токаток!

Кусты зашелестели под ветром, несколько веточек обломилось. Выглянув из-за покрытого древесной плесенью ствола, Тримп изумилась тому, что увидела. Мимо поваленного дерева, совсем близко от их укрытия, маршировали вонючки с каменными топорами и связками стрел. Обмазанные соком растений и обвешанные какими-то лопухами для маскировки, они почти сливались с окружающей растительностью. Зрелище и так было ужасное, а тут еще этот маленький бельчонок со связанными лапками! Он еле-еле ковылял, а вонючки тянули его за веревку, обмотанную вокруг шеи. У Тримп начали слезиться глаза, когда арьергард вонючек прошел мимо ствола сикоморы, потому что на носилках эти четверо несли большие глиняные котлы. От котлов валил едкий дым, и вонючки сами отворачивались от него. Ежиха принялась тереть глаза, у нее закружилась голова. Динни скатал из полужидкой грязи шарик и дал его Тримп, прошептав:

— Юрр, залепите себе нос, барышня, и дышите ртом!

Тримп послушалась совета крота и сразу почувствовала себя лучше. Она заметила, что и Мартин, и Гонфф поступили так же, чтобы противостоять действию ядовитых паров. Когда колонна вонючек прошла, четверо друзей сели с подветренной стороны поваленного ствола, выждали безопасное время, после чего Гонфф разрешил всем прочистить носы.

Мартин мрачно кивнул Тримп:

— Ну вот, теперь вы знаете, что за грязные негодяи эти вонючки. Видели этого несчастного бельчонка?

Тримп тяжело вздохнула:

— Бедняжка! Что они с ним сделают? Мартин решительно сжал рукоятку своего меча:

— Ничего, если мы вовремя вмешаемся. Динни, не мог бы ты набрать черемши?

Они и оглянуться не успели, как трудолюбивый крот притащил два широколиственных растения, на которых еще сохранились крохотные звездчатые цветочки. Тримп инстинктивно отшатнулась от остро пахнущих чесноком стеблей:

— Фу! Не подходите ко мне с этой гадостью, Дин! Не переношу вони!

Динни, добродушно посмеиваясь, оборвал листья и скатал каждый из них в маленький плотный шарик.

— Может, запах вам и не по нраву, барышня, но он спасет вам жизнь, юрр-юрр. Возьмите-ка!

Тримп с отвращением взяла у Динни пригоршню вонючих шариков дикого чеснока и воскликнула:

— Конечно! Мы легко справимся с вонючками, стоит только забросать их этой гадостью. Что за смрад!

Динни тем временем раздал катышки всем. Гонфф лучезарно улыбнулся:

— Мы не станем забрасывать этой гадостью врага, Тримп. Мы заткнем ею наши собственные ноздри, а оставшиеся шарики сжуем.

Сама мысль об этом привела ежиху в ужас:

—. Засунуть это себе в нос! Жевать это? Да вы шутите!

Мартин уже засовывал по катышку в каждую ноздрю:

— Никаких шуток, Тримп. Черемша перебьет запах наркотической травы, которой пользуются вонючки. Ну, давайте же, мы теряем время!

С Мартином во главе путешественники пошли по следам вонючек. Динни и Гонфф совершенно не страдали от чесночного духа — похоже, он им даже нравился. Мартин переносил его стоически, но на Тримп то и дело накатывали приступы тошноты.

Они шли молча и быстро и вскоре услышали впереди шаги врага. Упав ничком на землю за кустами, Мартин, Динни и Тримп выжидали, а Гонфф пошел на разведку. Тримп вжалась в глинистую почву, вся ее воля сосредоточилась на том, чтобы выдержать чесночный запах. Крадучись, бесшумно, как тень, возвратился Гонфф. Мышеплут коротко доложил о том, что видел:

— Они встали лагерем на поляне, некоторым из них, похоже, эти места знакомы. Я насчитал около пятидесяти этих тварей — это дикие вонючки. Бельчонка я тоже видел, они привязали его к столбу посередине лагеря. Пятьдесят — это многовато для нас, друзья. Трудно нам будет вызволить бельчонка. У кого-нибудь есть идеи?

Мартин обвел всех выжидающим взглядом, прежде чем заговорить самому:

— Да, есть план. Слушайте внимательно. Тут все зависит от того, удастся ли нам взять их на пушку. Если сработает, управимся быстро. Итак, Гонфф, вот что ты сделаешь…

4

Лагерь вонючек был усеян птичьими костями и перьями вперемешку с раздавленными фруктами и овощами. У костра горностаи-подростки грызлись между собой, зубами и когтями выдирая друг у друга куски недожаренного мяса. Один, покрупнее прочих, вымазанный чем-то синим, в маскировочном шлеме из плюща и воловика, вырвал у вонючки поменьше едва тронутый пламенем скелетик птички-королька. Обиженный вонючка оскалился и попытался отбить добычу, но тот, что покрупнее, брезгливо пнул малявку прямо в костер. Эта жестокая шутка вызвала у остальных бурное веселье. Они злорадно хихикали, глядя, как их приятель с воем выбирается из костра и катается по траве, стараясь потушить свой тлеющий мех.

Бельчонок, совсем маленький, почти как Диббан, изо всех сил старался стряхнуть с себя дурман. Он испуганно жался к столбу, к которому был привязан. Вонючки то и дело кололи его острыми палками и плотоядно облизывались. Один из горностаев уже взялся за нож и подступил к несчастному пленнику, но тут какой-то взрослый вонючка повалил его на землю метко пущенным камнем. Он постоял немного над распростертым подростком, потом оскалил свои желтые зубы и проверещал высоким противным голосом:

— Не сейчас! Рано еще. Сперва надо хорошенько откормить его.

Он швырнул останки птицы беспомощному бельчонку и прорычал прямо в его искаженную ужасом мордочку:

— Давай, ешь! Чтобы все слопал!

Мартин, как ни в чем не бывало, вошел в лагерь. Вонючки изумленно замолчали при виде храброго безоружного незнакомца. Отталкивая попадавшихся на его пути, Мартин направился прямо к глиняным горшкам со все еще дымившимся одурманивающим варевом. Наклонившись сперва над одним горшком, потом — над другим, Мартин потянул носом воздух и сухо засмеялся:

— Да, повара из вас неважные, голодранцы!

У горностаев вырвался громкий возглас изумления. На этого чужака их снадобье не подействовало!

Продолжая распихивать плечами вонючек, Мартин теперь прокладывал себе дорогу к пленному бельчонку. Взяв нож лежавшего без чувств горностая-подростка, он уже собрался перерезать веревку.

— Эй ты, мышь, а ну стой!

По сигналу своего вожака вонючки окружили Мартина, перекрыв ему все пути к отступлению. Крупный горностай развязно подошел к Мартину, вплотную приблизил к его мордочке свою отвратительную рожу и визгливо затянул:

— Мы воню-учки, воню-учки…

Вся свора немедленно подхватила песню и стала топтаться вокруг Воителя, как бы исполняя ритуальный танец. Мартин терпеливо выждал некоторое время, наблюдая все это представление с безразличным, скучающим видом. Потом он положил лапу себе на грудь и громко и внятно произнес:

— Я Мартин Воитель!

Твари остановились и притихли. А их предводитель занес лапу с каменным топором, прицеливаясь прямо в голову одинокой храброй мыши, и, коверкая слова, повторил за Мартином:

— Мартын Ваитиль!

Он с вызовом сплюнул под ноги Мартину. Мартин сделал то же самое и, смерив горностая брезгливым взглядом, сказал:

— Рыбий глаз! Ты ведь рыбий глаз, верно?

Воитель предугадал следующее движение вожака и подался чуть назад, когда вонючка размахивался. Горностай так сильно размахнулся, что не смог вовремя остановиться и изо всех сил тяпнул себе по голени. Хрустнула кость. Мартин только развел лапами. Потом он остановил взгляд на дубе с двумя вершинами, что рос на окраине лагеря, и издал воинственный клич:

— Рэдво-о-олл!

Сокрытый в листве Гонфф занес меч, как копье, и метнул его. Вонючки застыли, потрясенные таким волшебством: невесть откуда взялся, прямо с неба прилетел меч и воткнулся острием в землю около Мартина.

Выдернув его из земли, Мартин одним ударом разрубил пополам целую связку копий, что валялась неподалеку. Это произвело ожидаемое впечатление. Вонючки разбежались от меча врассыпную. Мартин остался один на один с маленьким пленником. Повернувшись спиной к врагам, Воитель ободряюще улыбнулся бельчонку и прошептал:

— Не шевелись, пока я не скажу, дружок. Скоро мы тебя вызволим отсюда.

Бельчонок испуганно заморгал, когда свистящий меч Мартина, рассекая веревку, едва не задел его усы.

Ярко сияя в лучах утреннего солнца, направляемый умелым хозяином, меч вычертил в воздухе смертоносный зигзаг. Мартин прищурился и обвел испуганных тварей уничижающим взглядом:

— Я Мартин Воитель. Мы уходим.

Легко подняв измученного бельчонка к себе на плечи, он повернулся и пошел прочь из лагеря. Вожак, с искаженной бессильной ненавистью мордой, приволакивая ногу, двинулся было за Мартином:

— Стой, мышь, сто-о-ой!

Его злобный крик был прерван метким выстрелом из пращи. Схватившись за челюсть, вожак упал и больше не поднимался. Одна из вонючек, видимо подруга вожака, ринулась вперед. Следующий камень угодил ей промеж глаз, и она рухнула наземь, как бревно.

Уголком рта Мартин шепнул бельчонку:

— Старый добрый Динни! Никогда не подведет! Потом он еще раз повернулся к присмиревшим вонючкам и сурово крикнул:

— Я ухожу, а вы оставайтесь на месте! Слыхали?

И по кивку Мартина Гонфф, Динни и Тримп из своего укрытия забросали вонючек камнями, чем вызвали смятение в стане врага.

Уже в безопасном месте, под защитой могучих деревьев, Мартин передал свой меч Гонффу.

— Неплохая работа, друзья. Но, насколько я знаю этих тварей, надолго они не успокаиваются. Надо убираться отсюда, и поскорее.

Тримп только и успела, что высморкаться и выплюнуть ненавистную черемшу, прежде чем пуститься бежать вслед за Динни. Мартин бежал первым, а Гонфф был замыкающим и прикрывал отступление. Деревья и кусты на бегу сливались в сплошные зеленые пятна. Между тем уже вечерело. Запыхавшись, друзья остановились отдышаться у ручья в низине. Тримп наклонилась и, зачерпнув воды, стала пить жадными глотками. Но Гонфф хлопнул ее по спине, заставив закашляться и выплюнуть воду:

— Нельзя сейчас пить, а то не сможешь быстро бежать. Ты слышишь, Мартин?

— Воню-у-учки! Воню-у-учки!

По лесу неслись леденящие душу вопли жаждущих отмщения горностаев. Бельчонок, который наконец пришел в себя, легонько постучал Мартина по спине и впервые заговорил:

— Чагг не хочет, чтобы его съели. Надо бежать! Быстрей!

И они побежали. Мартин вел их по руслу ручья, чтобы затруднить врагу погоню, хотя друзья и сами теперь двигались медленнее. Гладкие, обточенные водой камушки клацали под их лапами, брызги разлетались в разные стороны, а кусты, что росли вдоль воды, время от времени цеплялись за их одежду. Гонфф оглянулся и увидел, что вонючки стремительно приближаются: они уже с диким визгом бросились в ручей выше по течению.

— Воню-у-учки! Воню-у-учки!

Мышеплут вложил камень в свою пращу:

— Они нас увидели. Надо отдать должное этим негодяям — бегают они неплохо. Может, выйдем на берег и скроемся в лесу, Мартин?

Но Мартин с Чаггом на плечах упорно продолжал бежать:

— Нет, дружище, они легко найдут нас по свежим следам. Но ручей становится глубже, а в воде они смогут передвигаться не быстрее нас. Так что вперед!

Ниже по течению ручей делал поворот и становился глубже. Уже сейчас воды было по пояс, и к тому же течение убыстрялось. Динни пожаловался Тримп:

— Не люблю воду. Не выношу сырости!

Вонючки, которые были еще на мелководье, пока выигрывали в скорости. Гонфф обернулся, камнем из пращи удачно вывел из строя одного из особо резвых и тут же перезарядил свое оружие.

— Они уже слишком близко, друзья. Бежать дальше бессмысленно. Нам придется принять бой.

— Гурр! Нет! Смотрите. Мы спасены!

На повороте ручья лежала большая старая ива, с корнем вывернутая из земли. Часть ствола ушла под воду, а другая держалась на поверхности, слегка колеблемая течением.

Спотыкаясь, изо всех сил борясь с течением, отплевываясь и отфыркиваясь, проклиная свои заплечные мешки, которые очень мешали, Динни и Тримп в конце концов взобрались на иву, ближе к верхушке. Их общий вес сделал свое дело. Последние корешки, что еще связывали дерево с землей, оборвались, и оно легко соскользнуло в ручей.

Мартин и Гонфф тем временем отстреливались камнями, одновременно увертываясь от длинных, тонких копий, которые метали в них вонючки. Бельчонок жался к Мартину и охрипшим голоском кричал:

— Кидайте! Еще! Еще! А то Рыбий глаз сожрет Чаггера!

Воитель посмотрел на Гонффа: пришла пора взяться за меч. Было очевидно, что скоро придется драться врукопашную, не на жизнь, а на смерть.

— Гурр! Теперь прыгайте в нашу новую «лодку», друзья, да поторапливайтесь!

Динни и Тримп подгребли поближе, используя как весла длинные, покрытые листьями ветки, которые отломали от ивы. Мартин помог Гонффу забраться на дерево и уже собрался было сам «подняться на борт», когда один из подоспевших вонючек вцепился ему в лапу. Какое-то мгновение Мартин был абсолютно беспомощен. Одной лапой он уцепился за дерево, на другой повис разъяренный горностай. Тогда Чаггер вскарабкался Воителю на плечо и, наклонившись вперед, вонзил свои острые зубки в лапу вонючки. Раздался дикий вой, и горностай отпустил лапу Мартина. Даже не оглянувшись на врага, Мартин быстро вскарабкался сам и втащил Чаггера:

— Тримп! Пригляди за малышом. Гонфф! Мы с тобой на веслах. А ты, Динни, достань-ка свою пращу и покажи этим бандитам, почем фунт лиха!

Мартин и Гонфф гребли не переставая, помогало и течение, так что ива двигалась быстро и легко. Устроив маленького Чаггера в ветвях в носовой части «лодки», Тримп пришла на помощь Динни. Крот глухо рычал, то и дело заряжал свою пращу и с убийственной точностью посылал во врага камни.

— Бурр! Я вам задам! Я вам покажу, мерзавцы, как детишек есть! Вот вам, покушайте камешков на ужин!

Динни так щедро «поперчил» вонючкам ужин острыми обломками скал и камушками-голышами, что отвратительные твари стали выбираться на берег и разбегаться, бросая свои копья в воду. Мартин оглянулся, посмотрел на Кротоначальника и подмигнул Гонффу:

— Ты только погляди на старину Дина. Вот стреляет так стреляет!

Гонфф с восхищением проследил взглядом, как увесистый камень угодил одному вонючке прямехонько промеж ушей, и тот так и плюхнулся с берега обратно в воду.

— Да, приятель! Наш крот веселится от души! Пока путешественники спускались вниз по течению, сгустились сумерки. Вонючки все еще гнались за ними по обоим берегам ручья. Мартин напряженно вглядывался в темноту. То, что он увидел впереди, заставило его мрачно закусить губу:

— Плохо дело! Ручей перегорожен плотиной.

У Тримп вырвался возглас ужаса:

— Смотрите, должно быть, часть вонючек обогнала нас. Вон они! Поджидают нас на плотине!

Действительно, едва заметные в сгущающейся темноте, на плотине виднелось несколько силуэтов. Динни горестно застонал:

— Гурр, вот это беда так беда!

И тут с плотины послышался сердечный, теплый голос, совершенно не похожий на мерзкие голоса вонючек:

— Хей-хо, ребята! На горизонте вонючки. Хей-хо! Гонфф даже запрыгал от радости. Сложив лапы рупором, он закричал тем, кто ждал их на плотине:

— Буллоу Гарравей, старушка! Это я, Мышеплут! Фигура отделилась от плотины и, аккуратно рассекая воду, подплыла к ним со скоростью нападающей щуки. Чаггер чуть не свалился от изумления со своей ветки, когда большая мощная выдра вскочила на ствол ивы, как будто выброшенная из воды гигантской пружиной. Гонфф кинулся на шею выдре, занявшей собой чуть ли не все бревно, с радостным криком:

— Лягни меня лягушка! Да это же ее величество! Рад видеть тебя!

— Гонффо! Старый обжора! Да у тебя пузо — как у насосавшегося клопа! Что это тебя принесло на мою голову?

— Да мы бы и не подумали навещать тебя, если бы вонючкам не взбрело в их безмозглые головы поужинать нами. Так-то, подруга.

Гарравей Буллоу отбросила Гонффа, как сухой листок, и выпрямилась. Она оглядела Мартина с ног до головы и крепко пожала ему лапу:

— Уфф! Бьюсь об заклад: ты уложил нескольких горностаев, прежде чем приплыть сюда, с таким-то мечом! Ничего, парень, мои ребята им покажут!

И она, приложив лапу ко рту, пронзительно свистнула, созывая всех, кто был на плотине:

— Вуппери-хуу! Это действительно вонючки! Разберитесь-ка с ними, пока они не удрали. А шкуры их пустим на шубки для наших детишек — зима на носу!

Как по волшебству, отовсюду стали появляться выдры — крупные, воинственные зверьки, татуированные от ушей до хвоста и вооруженные двузубыми копьями. Завывая и улюлюкая, они бросились в погоню за вонючками. Те в страхе пустились наутек. Дерево тем временем мягко ткнулось в плотину, и Гонфф представил своих друзей:

— Это Динни Кротоначальник, эту хорошенькую ежиху зовут Тримп, а хозяин того внушительного меча, очень серьезный, но далеко не такой симпатичный, как я, — Мартин Воитель, мой лучший друг. Друзья, познакомьтесь с Гарравей Буллоу, королевой Севера, то есть северных речных выдр!

Гарравей помогла им забраться на плотину, потом аккуратно прикрепила иву, на которой они приплыли, к сложному сооружению из дерева и грязи:

— Негоже пропадать хорошей древесине. Пусть укрепляет нашу плотину. Ну, пошли, Гонфф, и вы, друзья, тоже! Раз уж вонючки вами не пообедали, думаю, вы сами не прочь поужинать!

Гонфф, который общался с королевой запросто, громко расхохотался:

— Разве бывало такое, чтобы я не хотел есть? А сейчас я так голоден, что съел бы целую вареную выдру, только вот времени нет тебя готовить, Гарравей, так что веди нас!

— Эй, а это что еще за цветочек на дереве?

Тримп сняла крошечного бельчонка с ветки, где тот благополучно уснул. Он сонно помахал Гарравей лапкой:

— Привет! Меня зовут Чаггер. Я тоже хочу кушать!

Королева выдр посадила его на свое мощное плечо:

— Вы, господин Чаггер, я вижу, своего не упустите, а? Что ж, надеюсь, едите вы не много, так что найдем для вас кусочек. Правда, я не знаю, откуда вы родом и подойдет ли вам наша еда. Как это ты попался в лапы вонючкам, приятель?

Малыша прямо передернуло при воспоминании об этом:

— Я жил в лесу с бабушкой. Однажды она уснула. Я ее будил-будил, но она не проснулась. И тогда я стал сам по себе, а потом меня схватили вонючки. Но теперь у меня есть друзья: Мартин, Динни, Тримп и Гонфф. Ты ведь тоже мне друг, правда?

Гарравей быстро провела тыльной стороной лапы по глазам:

— Хотела бы я посмотреть на того, кто осмелится сказать, что я тебе не друг, Чаггер!

5

Амбар, или, вернее, нора, представлял собой просторную пещеру, вырытую в склоне берега, под большой старой березой. Узловатые, переплетенные корни березы образовывали потолок, стены, а на некоторых их них можно было сидеть. Пещера была ярко освещена огнем, что горел в очаге, сложенном из камней. По обе стороны от него стояли печи с котелками, висевшими на железных прутьях. Всюду сновали выдры, в основном дети и старики, так как взрослые все бросились в погоню за вонючками. Один старик, увидев Гарравей, отложил ложку, которую он вырезал из дерева, и сморщил нос:

— Почему мне не сказали, что там вонючки? Я бы взял свое копье и пошел со всеми. Ты, дочка, никогда ничего не говоришь мне!

Королева выдр одобрительно осмотрела почти готовую ложку:

— Отличная ложка, папаша. Уж ты-то в молодые годы задал этим тварям! А теперь лучше отдыхай да вырезай свои чудесные ложки. Нам нужно много ложек.

Старик вздохнул и снова вернулся к своему занятию:

— Еще бы, дочка! Все эти детеныши! Они, видишь ли, запускают ложки вместо корабликов, а ложки тонут.

Выдры-детеныши, затаив дыхание, следили за тем, как взрослая выдра, накрывая на стол к ужину, раскладывает ложки. Она погрозила им:

— После ужина пересчитаю ложки, и попадет вам, детеныши, если хоть одной не досчитаюсь!

Тут всеобщее спокойствие нарушили возгласы и топот вернувшихся воинов, голодных как волки, но опьяненных победой. Тримп оказалась зажатой между двумя здоровенными девицами-выдрами, которые шутили и толкались напропалую:

— Эй, подружка, ну-ка подвинься!

— Сама подвинься, толстуха!

Наконец после долгой возни, толчков и шутливых перебранок все расселись по местам, и огромный одноухий выдра спросил:

— Вуппер-хуу! Не пора ли нам подзаправиться? Королева Гарравей отрезвила его ледяным взглядом:

— Не раньше, чем мы услышим твой доклад, капитан Баруль.

Капитан ударил по полу своим мощным хвостом и подмигнул королеве:

— Ах, это! Нет больше мерзких вонючек — пожирателей детей! Мы их всех перебили!

Папаша посмотрел на него с сомнением:

— Откуда ты знаешь, что они перебиты все до одного? Одна из выдр выкрикнула:

— Да потому что он вежливо спрашивал у них: «Все?», и если кто отзывался, с тем он быстренько разбирался!

У воинов эта шутка вызвала хохот, переходящий в рев. Тримп грустно покачала головой и сказала своей соседке:

— Как вы можете смеяться, когда речь идет об убийстве живых существ?

Выдра сурово ответила:

— Если бы вы видели, что вытворяли вонючки с нашими стариками и детенышами, когда совершали свои набеги в прежние времена, вы бы нас поняли, барышня. Кроме того, наши войны всего лишь шутят, потому что вернулись живыми и невредимыми. На этот раз удача сопутствовала нам. Эти твари не успели одурманить нас своими проклятыми травами, так что им пришлось драться честно.

Суп с поплавками оказался чудесным на вкус, так же как и салат из береговых трав, лепешки из корешков с медом, горячий напиток из корней сельдерея и вино из одуванчиков. Мартин сидел рядом с королевой и рассказывал ей, куда они четверо держат путь. Гарравей дала ему полезный совет:

— Северный Берег? Вам лучше добираться туда по воде, Мартин.

— Гм, может быть, но ведь вы перегородили ручей плотиной и нашу иву тоже использовали для ее укрепления.

Гарравей бодро отмела все возражения:

— Эту плотину мы построили только для того, чтобы сделать небольшой водопад — для наших детенышей. Сразу за ней от этого ответвляется другой ручей. Мы дадим вам плот. Это просто, приятель. Река течет прямо на запад, к морю, а оттуда вам всего лишь придется пройти немного на север вдоль берега, верно, Гонфф?

Мышеплут молниеносно осушил свою миску:

— Точно, госпожа! А в благодарность за вашу помощь и гостеприимство Мартин исполнит Боевой Танец Меча. Давай, дружище, не стесняйся!

Мартин неловко слез с узловатого корня и вынул свой меч из ножен:

— Право, Гонфф, не думаю, что кому-нибудь будет интересно…

Гонфф обратился к выдрам:

— Еще как интересно! Верно, друзья?

Мартин тяжело вздохнул. По бурным аплодисментам, раздавшимся в ответ на слова Гонффа, он понял, что все жаждут представления. На дубовый пень положили большое красное яблоко. Динни уселся на пол, поставил перед собой перевернутый котел и начал постукивать по его дну когтями. Звук получился похожий на шум дождя по крыше: ток-токатока-ток, ток-токатока-ток.

Мышеплут расположился позади крота. Он взял два гриба, один из них поставил на голову Динни, второй — себе на голову, а лапы вытянул прямо перед собой и в каждой крепко сжимал по одуванчику. Гонфф подмигнул Мартину. Это был сигнал к началу.

То, что Тримп увидела дальше, было просто невероятно. В одном она убедилась: никто в лесах не владеет мечом так, как Мартин Воитель.

Мартин начал медленно, в ритме, заданном Динни, вращать мечом во всех направлениях: вверх-вниз, круговые движения на уровне плеч, над головой… Меч неторопливо, с тихим жужжанием и свистом вычерчивал узоры в воздухе. Отблески пламени играли на лезвии. Все как завороженные наблюдали это чудесное представление. Вдруг Мартин подпрыгнул, и лезвие просвистело под его задними лапами, едва не задев их. Он издал пронзительный клич:

— Рэдво-о-олл!

Динни ускорил ритм, и Мартин поспевал за ним, прикрыв глаза, чтобы ни на что не отвлекаться. Лезвие Великого Меча Рэдволла превратилось в сплошной поток света, казалось, оно оставляет следы в воздухе: вот восьмерка, окружность, полумесяц, вот нечто, напоминающее цветок… Ток-токатока-ток, ток-токатока-ток…

Все быстрее и быстрее когти крота выбивали дробь на донышке перевернутого медного котла. У выдр дыхание перехватывало, когда смертоносное острие проносилось мимо них, едва не задевая их усы. Тримп закусила губу. Мартин издал дикий звериный рев и… опустил меч поочередно на головы двух своих друзей: р-раз-два! И оба гриба упали, рассеченные надвое от шляпки до основания ножки. Подобно диковинному животному, меч покрутился немного около лап Гонффа, а потом разом отсек головки одуванчикам, и они тихо легли на пол рядом с половинками грибов, а кончики стебельков лениво свернулись в трубочки. Потом прыжок — поворот, и Мартин уже около большого яблока. Казалось, не одно, а шесть лезвий одновременно режут яблоко, сверкая как молнии. При этом никто не услышал ни единого стука стали о сам пень, на котором остались двенадцать аккуратных ломтиков яблока. Поддевая кусочки лезвием, как лопаткой, Мартин точными движениями посылал их зрителям. Потом он подбросил меч в воздух на высоту, примерно равную его длине, и отступил на полшага назад. С тяжелым глухим звуком меч воткнулся острием в пол и закачался из стороны в сторону. Мартин положил обе лапы на рукоять и поклонился.

Выдры обезумели от восторга. Они кричали «ура», танцевали вокруг Мартина и его друзей, а потом подняли их и пронесли по пещере. Чаггер был уже снова со своими новыми приятелями, детенышами. Набив рты яблоком, они изо всех сил размахивали палочками, как мечами, подражая Мартину Воителю. Королева Гарравей крепко сжала лапу Мартина и с чувством потрясла ее:

— Никогда не видела ничего подобного ни на воде, ни на суше! Уж я было испугалась, что ты сделаешь из старины Динни двух кротов, а Гонффо лишится обеих лап! Ты должен научить меня тоже, Мартин. Чего бы только я ни отдала за такой меч, как у тебя!

Когда Воителю наконец удалось вставить слово, он печально покачал головой и обратился к восхищенным выдрам:

— Это были всего лишь вольные упражнения в обращении с мечом, которые я придумал от скуки. Обычно я никому их не показываю, но как-то раз по глупости согласился исполнить подобные фокусы на празднестве в Рэдволле, и теперь Гонфф вынуждает меня повторять это без конца.

Гонфф похлопал друга по спине, явно гордясь его искусством:

— Ты настоящий воин, дружище! Да если бы я умел делать такое, уж я бы показывал свое искусство по десять раз в день!

В ту ночь Мартин долго сидел на плотине в одиночестве. В пещере королевы Гарравей было тепло и уютно, оттуда слышались храп, посапывание, бессвязный сонный шепот. Все эти звуки тихо уплывали в темную летнюю ночь. Мартин улыбнулся, вспомнив, как Гонфф взялся за его меч и пригрозил, что испробует на непослушных детенышах, которые не желают идти спать, один известный ему приемчик — отрезание хвостов. Угроза подействовала — шалуны тут же улеглись по своим кроваткам. Воин смотрел в темноту и думал о том, каким отцом был Льюк. В памяти Мартина возникали, сменяя друг друга, туманные образы его матери Сайны и бабушки Уиндред. Он задумчиво бросал камушки в воду, наблюдая за кругами, окаймленными лунным сиянием. Что это за место — Северный Берег? Сдержал ли свое слово его отец, Льюк? Вернулся ли туда? В который раз не найдя ответов на все эти вопросы, он вернулся мыслями к аббатству. Каким станет Рэдволл, когда его достроят до конца? Но и на этот вопрос точного ответа не было.

На следующее утро королева Гарравей проводила путешественников за плотину. Раньше ниже по течению был высокий водопад, но из-за плотины он стал меньше вдвое, что позволило выдрам построить крутую горку для развлечения детенышей. Вымазанные от ушей до кончиков хвостов жидкой коричневой глиной, визжащие от счастья детеныши скатывались вниз, плюхались в запруду и вылезали оттуда чистыми. Путешественники от души похохотали над их выходками. Тримп, смеясь, указала на одного маленького храбреца, который несся вниз задом наперед:

— Ха-ха-ха! Посмотрите-ка на этого маленького паршивца! Ну и задала бы ему мамаша, если бы увидела его сейчас!

Малыш с громким всплеском ушел под воду, а когда вынырнул и стал узнаваем, Тримп сразу перестала улыбаться, а Динни глухо взревел, обращаясь к маленькому нарушителю:

— Юр-р! А ну вылезай сейчас же, Чагг! Ты, кажется, не выдра. Ты у нас, по-моему, белка, негодник ты этакий!

Чаггер скривил рожицу:

— Я больше не белка! Чаггер теперь выдра! Хитрый Гонфф помахал Чаггеру лапкой:

— Ну что ж, дружище выдра, оставайся. А мы уходим.

Чаггер тотчас вскарабкался на берег и уцепился за Тримп:

— Нет, нет, я больше не выдра! Чаггер идет с вами, смотреть Северные Земли! Поторапливайся, Мартин, нам нора!

За водопадом ручей снова становился уже. Королева Гарравей раздвинула лапами кусты на берегу и показала путешественникам средство передвижения:

— Вот вам, друзья, крепкий маленький плотик. Ну-ка, Гонффо, помоги вытащить его.

На плотике имелись шаткая мачта с парусом, который можно было натянуть и как тент, а также четыре длинные шеста, вполне пригодные для того, чтобы грести ими. Друзья спустили плот на воду и запрыгнули на него. Мартин сердечно пожал лапку королевы:

— Спасибо за все, ваше величество. Пусть ваше племя живет в мире и достатке!

Выдра приветливо улыбнулась в ответ:

— Спасибо! А вам желаю, чтобы ваше путешествие было спокойным, чтобы вы нашли то, что ищете, и чтобы Гонффо не совал нос слишком часто в запасы провизии.

6

Ближе к полудню ручей значительно расширился, мелкие белые облачка украсили небо и нежный бриз напомнил четверым друзьям, что время ставить мачту и поднимать парус. Динни никогда не был хорошим матросом, так что в конце концов он запутался в парусине и затих. Зато Гонфф проникся романтикой морских, вернее, речных путешествий и уверенно командовал:

— Эй, друзья! Укрепите мачту посередине! Расправьте парус получше, чтобы он наполнился ветром!

Мартин и Тримп едва удержались от улыбки, когда Динни насмешливо отдал Гонффу честь:

— Есть, капитан! Слушаюсь, капитан! Будут еще какие-нибудь приказания?

Гонфф, сам с трудом удерживаясь от смеха, сказал Мартину:

— Слушай, Мартин, привяжи-ка камень к хвосту этого старого крота, да и за борт его! Он нам только мешает!

Мимо проплывали поросшие кустарником берега, оставляя кружевные отражения в прозрачной воде. Тримп жевала булочку со сливовой начинкой, запивая ее малиновым напитком.

— Вот это жизнь! Ай!

Облепленная грязью палка вылетела из прибрежных кустов и угодила ежихе в щеку. Противный голосок передразнил:

— Вот это зызнь! Хи-хи-хи!

Мартин схватил шест и направил плот к противоположному берегу. Зоркие глаза Гонффа сразу обнаружили нарушителя спокойствия:

— Вон он, смотрите: удирает в кусты!

Все посмотрели туда, куда указывал лапой Гонфф. Серо-коричневая крыса-подросток почти сливалась с листвой. Крысенок юркнул в кусты, но тут же показался снова и, препротивно кривляясь, закричал:

— Удирает в кусты, удирает в кусты, хи-хи-хи! Мартин убрал лапу, потянувшуюся было к рукояти меча:

— Не обращайте внимания на маленького негодяя. Он просто пытается вывести нас из себя.

Крысенок кинул еще одну палку, но плот отплыл уже слишком далеко от его берега — негоднику было не добросить. Тогда он показал язык Мартину и заверещал:

— Не обрассяйте вниманья! Хи-хи-хи!

Чаггер сурово погрозил кулачком:

— Убирайся, гадкий мышонок, а то как дам сейчас!

Мартин едва успел поймать за шиворот разгневанного бельчонка, который уже было собрался прыгнуть в воду:

— Ну-ну, успокойся, я же сказал: не обращай внимания!

Но кое-что в повадках маленького кривляки насторожило Гонффа.

— Я сперва подумал, что это мышь, но нет, это подлая водяная крыса! Посмотрите-ка на этот толстый хвост, друзья.

Крысенок показал Мартину «нос» и прогнусавил, нахально приплясывая:

— Ах, друзья, ах, посмотрите на хвост, хи-хи-хи!

Гонфф достал свою пращу, подобрал маленький камушек и выстрелил, особенно не прицеливаясь. Камень ударил крысенка по хвосту. Тот запрыгал на месте, схватившись за хвост, и завопил, как резаный:

— Ой-ей-ей! Ой-ей-ей! Вы свое получите! Вы чуть не убили Риддига, сына могущественного Гирфанга, предводителя всех ручейных крыс!

Гонфф зарядил свою пращу еще одним камнем, на сей раз покрупнее:

— Хватит верещать, проваливай домой, к своему папочке! И поторапливайся, а то сейчас вмажу по-настоящему. Считаю до трех: раз, два, тр-р…

Риддиг трусливо юркнул в кусты, но и оттуда продолжали доноситься его угрозы:

— Сегодня ночью спать лучше не ложитесь! Спиной не поворачивайтесь! Считайте, что вы уже покойники!

Мартин вздохнул и укоризненно покачал головой:

— Мало нам было неприятностей. Сначала вонючки, теперь крысы. Говорил я тебе: не обращай внимания! Но теперь будьте начеку, друзья. У меня нехорошее предчувствие, эта история еще не закончена.

Для Тримп остаток чудесного дня был непоправимо испорчен. Теперь она прислушивалась к шуму в кустах и шороху тростника, ожидая, что в любую минуту откуда-нибудь выскочит целая орда крыс. А вот ее товарищи, казалось, совершенно не волновались. Чаггер свернулся калачиком среди мешков с провизией и храпел, как дюжина выдр, а Мартин, Динни и Гонфф весело болтали, растянувшись на плоту и опустив лапы в воду. Однако, если бы Тримп пригляделась к ним повнимательней, она бы поняла, что все трое настороже, как соколы на охоте, и что оружие у них наготове.

Спустился вечер. Крысы не появлялись. Мартин из осторожности причалил к валуну, что торчал посередине ручья, и крепко привязал к нему плот. Динни поискал вокруг и обнаружил широкий плоский камень. Втащив его на плот, умный крот развел на нем небольшой костерок. Мартин своим мечом нарезал овощи, а Тримп достала из вещевого мешка засушенные креветки и приправы. Гонфф наполнил маленький котелок свежей водой из ручья. Чаггер просто сидел и грел лапки у костра. Мартин острием меча помешал овощи, кипящие в котелке, и насухо вытер лезвие.

— Развести костер ночью — прекрасная идея, Дин. Крот внимательно следил за приготовлением супа, часто помешивая его.

— Может, и нет, но, с другой стороны, если какой-нибудь зверь решит напасть, он нападет, горит костер или нет. Холодно тут у вас на воде! И ложечка горячего супа нам не повредит.

Гонфф отрезал всем по ломтю пшеничного хлеба.

— Нельзя не согласиться с доводами мудрого крота, — важно проговорил он. — Старина Дин прав.

Суп Динни удался на славу. Все уселись вокруг котелка с ложками и ломтями хлеба и разделили трапезу, как и положено добрым путешественникам. Мартин поставил два шеста и натянул на них парус на тот случай, если ночью пойдет дождь. Тримп достала флягу с бузинным вином. Ее передавали по кругу, отхлебывая по несколько глотков.

Ежиха улыбнулась:

— Это нас согреет. Ну, друзья, чем теперь займемся? Гонфф улыбнулся в ответ:

— А теперь спой нам.

— Нет-нет, мой голос далеко будет слышно на воде. Пусть лучше Динни споет.

Мартин и Гонфф переглянулись и вздохнули:

— Верно, тебе раньше никогда не приходилось слышать, как поют кроты, а, Тримп?

— Кажется, нет. А что?

— О, нет-нет, ничего. Ты уверена, что хочешь послушать кротовую песню?

— Разумеется, хочу, если только Динни будет так любезен и споет нам какую-нибудь.

Добродушная мордочка крота просияла от удовольствия:

— Гурр, как можно отказать такой милой барышне! И он приложил одну лапу к уху — обычная манера исполнения песен у кротов — и затянул:

Хо-дудл-дум, день прекрасный! С добрым утром! Вы согласны? Храбрый крот наш, Дугл отважный, Сказывал моей мамаше, Будто спас из чьих-то лап, Ибо был отнюдь не слаб, Барышень троих красивых, Точно три большие сливы. Каждый день, жениться дабы, На спине у белой жабы Ездил по густому лесу И спасал для интересу. Хо-дудл-дум, день прекрасный! С добрым утром! Вы согласны? Однажды, увидав кротиху, Подкатил на жабе лихо. Напугал ее до смерти. Закричала: «Черти! Черти!». А Дугл посадил ее на коня, То есть на жабу, простите меня. Хороша кротиха та! Вдруг навстречу два крота. Позавидовали ноше, Показали жабе ножик. Хо-дудл-дум, день прекрасный! С добрым утром! Вы согласны? И тогда наш храбрый Дугл Их загнал, так скажем, в угол. Крикнул: «Лапы отверну! Не отдам мою жену!» В общем, наказал он зло, Дал по первое число! Знайте, чтоб вам было пусто, Как тягаться с грозным мужем, Ну а женушка на ужин Приготовила капусту.

Тримп и Чаггер так хохотали, что даже подпевать не могли. Гонфф грустно покачал головой:

— Не стоит поощрять его, друзья. Я слышал эту песню: в ней еще сорок семь куплетов!

Вдруг Мартин вскочил и зажал Динни рот обеими лапами. Тримп сердито фыркнула:

— Что за манеры! Дайте Динни допеть. Нам с Чаггером нравится!

Мартин метнул на нее предостерегающий взгляд и быстро прошептал:

— Тихо! Ни звука, Тримп. Гонфф, залей водой костер — и быстро все в воду!

Мартину повиновались, не задавая вопросов. Гонфф плеснул воды в костер — тот зашипел, поднялись белые клубы дыма. Динни столкнул Тримп в ручей, и у нее дыхание перехватило от холода. Стоя в воде, путешественники спрятались за плотом. Десятки стрел летели в их парусиновую палатку, некоторые протыкали ее, другие, отскочив, втыкались в сам плот. Далее последовал град камней, пущенных из пращей, и два копья. Оба они вонзились в мешки с провизией. Потом — тишина.

Дрожащий Чаггер прижался к Мартину, обхватив его за шею:

— Мне холодно, я промок. Мне не нравится в воде! Плот тем временем опять подвергся обстрелу. Мартин ласково погладил бельчонка по голове и прошептал:

— Тсс-с, Чаг! Ты прав, здесь неуютно. Давай-ка поплывем к дальнему берегу. Только постарайся особо не плескаться, тихонько.

Как раз когда они отплывали от плота, с ближнего берега послышался хриплый голос:

— А ну дайте им еще разок, чтоб уж наверняка! А потом влезем на плот и разберемся с теми, кто еще останется жив.

Путешественники благополучно добрались до дальнего берега. Тримп нарвала сухой травы и завернула в нее Чаггера, а потом присоединилась к остальным, которые спрятались в кустах. Плот, покачиваясь на воде от ударов, выдержал еще несколько обстрелов. Гонфф ткнул Динни в бок:

— Как думаешь, Дин, мы уже убиты?

— Гурр, да они столько стрел выпустили, что хватило бы, чтобы прикончить целое племя барсуков!

Мартин тем временем собирал камушки-голыши на мелководье.

— Ну-ка, посмотрим, как им понравится снайперская стрельба. Стрелять по моей команде!

На своих неуклюжих, грубо сработанных лодках крысы пристали к плоту. Их было такое множество, что плот сильно закачался. Главарь Гирфанг схватил за грудки своего сынка Риддига, который как раз пытался развязать один из мешков с провизией:

— Ну и где же они, те твари, что хотели тебя убить? Что-то я никого не вижу.

Под гневным взглядом отца Риддиг струхнул:

— Я не знаю, куда они делись. Но их было пятеро: двое мышей, толстый крот, молодая ежиха и маленькая белка. Они обстреляли меня из рогаток, ни за что ни про что. Я просто лежал себе на бережку, спал…

Гирфанг больно вывернул сыну ухо:

— Ах, так ты, значит, просто лежал и позволял им над собой измываться? Сын вожака! Трус вонючий! Меня тошнит от тебя!

Гирфанг больно прищемил сыну хвост. Крысенок взвыл:

— Ничего я не просто лежал! Я попал в ежиху палкой, а в мышей — здоровенными камнями! Они не могли далеко уйти!

В тишине ночи раздался странный глухой стук — и одна из крыс вдруг свалилась в воду. Гирфанг повернулся к остальным:

— Оставьте мешки в покое, а то окажемся все в воде. Перестаньте раскачивать плот, идиоты!

Шмяк! Еще одна крыса взвизгнула и схватилась за челюсть. Гирфанг сообразил, в чем дело, и прижал к себе одного из сородичей, прикрывшись им, как щитом:

— Кто-то стреляет в нас! Поймать!

Шмяк! Бум-с!

Крысы отчаянно вопили, две свалились в воду, плот сильно накренился, а крупные речные камни все летели и летели из темноты, сея панику и хаос.

Гирфанг вместе в другими прыгнул в воду. Спрятавшись за лодки, крысы без оглядки удирали на свой берег, преследуемые градом камней. Как только Гирфанг оказался на берегу, обстрел прекратился. Вожак грубо схватил сына за шиворот, выволок его на сушу и тут же сорвал ветку молоденькой ивы:

— Так, говоришь, две мыши, толстый крот, ежиха и маленькая белка? Ах ты врун сопливый!

Риддиг приплясывал от боли, а папаша, крепко держа его за шиворот, безжалостно охаживал ивовой веткой.

— Ай-ай! Ой! Я правду говорил, отец, честное слово! А-ай! Ай-ай-ай!

— Правду? Да ты ее не узнаешь, даже если она тебе на голову с дерева свалится, ты, червяк, отъелся тут, у меня на шее сидя!

Гирфанг наяривал ивовой веткой, словно вбивая каждое свое слово в сынка, чтобы оно лучше дошло до него:

— Пятеро не могли так обстрелять нас, ты, паршивый лягушонок! Там их была по меньшей мере дюжина, и, судя по их меткости, все настоящие воины! А ну напряги свою дурную голову! Их было двенадцать, это выдры, которые живут выше по течению. Так, негодяй? Говори, а то дух из тебя вышибу!

На том берегу в кустах Гонфф, лениво поигрывая своей пращой, подмигнул Тримп:

— Сердце радуется, когда слышишь, как торжествует справедливость!

Ежиха тоже с удовольствием слушала вопли Риддига, далеко разносившиеся в ночи.

— А-а-а! Да, кроме тех пяти было еще двенадцать выдр! Хватит, не надо больше! А-а-а!

Услышав это откровение, Гирфанг созвал соплеменников:

— А вы что здесь прохлаждаетесь? А ну марш обратно!

В ответ на его приказ раздались возгласы непокорных:

— Ишь ты! Нам не сладить с дюжиной выдр! Иди сам и дерись! Это твой Риддиг заварил кашу.

Гонфф усмехнулся, затыкая рогатку за пояс:

— Вот это верно! Это он. Надо отдать ему справедливость.

Мартин вынул свой меч из ножен и одолжил у Гонффа его нож:

— Так-то оно так, да вот Риддиг, похоже, иного мнения. Я думаю, он уже не раз пожалел, что бросил ту палку в Тримп. Ждите меня здесь: я сплаваю к плоту и перережу веревки.

На следующее утро, обсушившись и плотно позавтракав, они вновь отправились в путь, на всякий случай держась дальнего берега. Теплая летняя погода дарила хорошее настроение. Гонфф заметил Мартину и Тримп:

— А я думаю, вовсе не Риддиг заварил всю эту кашу! Тримп удивленно оторвалась от теста, которое месила, чтобы приготовить ланч:

— Как это? А кто же тогда?

— Динни, конечно! Это все из-за его пения. Крысы от него впали в дикую ярость и напали на нас, чтобы только прекратить эти невыносимые звуки.

— Гурр, какой вы грубый, господин Гонфф! А вот моя бабушка всегда говорила, что я пою, что жаворонок на заре!

— Ха-ха-ха! А это потому, что твоя бедная бабушка была глуха, как пень, Дин!

Полдень застал путешественников в тенистой бухточке, где они укрылись от зноя. Тримп хотела испечь слоеный пирог с засахаренными фруктами, но не было духовки. Динни, изобретательный, как все кроты, мигом решил эту проблему. Он приготовил раствор из коричневой глины и воды, скрепил им плоские камни, и получился короб, который, с пирогом внутри, поставили на огонь. Мартин и Гонфф занялись починкой паруса, пострадавшего от крысиного обстрела. О маленьком Чаггере забыли. Тримп строго-настрого наказала бельчонку не отходить далеко от лагеря, и до поры до времени он выполнял ее наказ. Но стоило ежихе отвлечься на пирог, а Динни — на откапывание свежих корешков, Чаггер улизнул.

Когда все было готово, Тримп позвала друзей:

— К столу! Обед готов. Надеюсь, вы нагуляли аппетит.

Ежиха нашла в мешке Мартина бутыль молодого вина. Она разлила его по кружкам, а нарезанный пирог положила на кусочек бересты.

— А где же этот негодник Чаггер?

Динни пожал плечами, уплетая за обе щеки пирог:

— Должно быть, где-то здесь, следит за нами. Кто-нибудь видел его?

Мартин сделал большой глоток яблочного сидра.

— Я — нет. Я думал, он с тобой, Дин. Мы с Гонффом занимались плотом. Гонфф, тебе Чаггер не попадался на глаза?

Мышеплут покачал головой:

— Нет, я его не видел.

Он старательно дул на свой кусок горячего пирога:

— Ничего! Старина Чаггер вприпрыжку прибежит, как только учует запах твоей стряпни, Тримп! Вот увидите!

Но Чаггер не прибежал. Они съели обед, поминутно озираясь по сторонам и время от времени окликая бельчонка по имени. Ответа не было.

Тримп заволновалась:

— Мартин, не пойти ли тебе поискать его? Я уверена, далеко Чаггер не ушел.

Воитель отложил свой кусок пирога:

— Пойдемте-ка все поищем.

Они разбрелись в разных направлениях и принялись прочесывать окрестности. Мартин и Гонфф пошли вдоль берега, один — на восток, другой — на запад, Динни обошел вокруг лагеря — вдруг Чаггеру просто вздумалось поиграть с ними в прятки. Тримп углубилась в лес, зная, что Мартин и Гонфф, обследовав берег, тоже отправятся в лес и они трое встретятся. Становилось все темнее и мрачнее, кроны деревьев уже почти не пропускали солнечный свет, а стволы тонули в зеленоватом тумане. Ежиха ступала очень осторожно и время от времени негромко звала:

— Чаггер! Ты здесь, приятель? Чаггер, малыш, выходи! Эхо не отзывалось на ее голос. Тримп почувствовала себя очень маленькой в колоннаде величественных дубов, вязов и берез. Вдруг ее острый слух уловил какой-то странный шум. Она улыбнулась. Чаггер, видно, собрался сыграть с ней одну из своих шуточек и теперь осторожно к ней подкрадывается. Она решила перехитрить его и спрятаться. Тримп бросилась к черному тополю с толстым шишковатым стволом… И тут она получила удар от того, кто на самом деле все это время преследовал ее. Увидев его, Тримп вскрикнула от ужаса.

7

Гигантский ястреб отступил на шаг, дав Тримп возможность неуклюже подняться на лапы. Никогда еще ни одна птица не производила на нее столь сильного впечатления: эти черные кривые когти, ярко-желтые ноги, могучее туловище, коричневое с белым оперение, пестрая «шапочка» на голове. Над смертоносным изогнутым клювом горели золотом два глаза с дикими черными зрачками. Хриплый голос ястреба царапал слух:

— Ну, ершиха, что ты делаешь в моих владениях?

Тримп никогда раньше не обзывали «ершихой», и, набрав побольше воздуха, она храбро решила заявить об этом:

— Тебя не касается, птичка, что я здесь делаю, — сказала она сухо. — А вообще-то я ищу своего друга, бельчонка Чаггера.

Ястреб наклонил голову набок. Его еще никогда не называли «птичкой»:

— Берегись, красавица. Будь осторожнее, колючка. Меня зовут Крар Хранитель Лесов. Еще никому не случалось назвать меня «птичкой» и остаться в живых.

Тримп почувствовала прилив смелости. Она спокойно и пристально посмотрела ястребу в глаза:

— А меня, представь, зовут Тримп Путешественница, по крайней мере те, кто получил хоть какое-то воспитание. И никому еще не удавалось назвать меня «ершихой» и остаться в живых! Да и «колючкой» тоже.

Теперь пришла очередь Тримп отступить на шаг. Она было подумала, что он сейчас проглотит ее, но мгновение спустя поняла, что ошиблась. Он улыбнулся, а это с ястребами случается довольно редко.

— А ты храбрая, Тримп Путешественница! Твои враги, должно быть, уже все покойники. Как, ты сказала, зовут того детеныша белки, которого ты ищешь?

— Чаггер, но он отзывается и на имя Чагг. Он еще маленький.

Ястреб расправил свои огромные крылья, и Тримп показалось, что он накрыл ими весь лес. Он дотронулся кончиком крыла до головы ежихи:

— Подожди здесь, Тримп Путешественница, а я наведу справки.

Когда ястреб взмахнул крыльями и взлетел, Тримп упала, сбитая волной воздуха. Как будто гигантскую стрелу выпустили в зеленый полог леса. В золотом столбике солнечного света, как пылинки, задрожали осыпающиеся листья.

Гонфф припустил по лесу бегом, завидев своего друга, который тоже торопился ему навстречу:

— Эй, Мартин, напал на след малыша?

— Нет, приятель. А ты не видал Тримп?

— Эй вы, я здесь!

Оба подбежали к Тримп, которая сидела, прислонившись спиной к тополю, снимая листья со своих иголок. Гонфф подбоченился и укоризненно покачал головой:

— Нечего сказать, очень красиво получается, барышня! Мы тут с лап сбились, носимся, высунув языки, сначала по берегу, потом по лесу, а вы тут прохлаждаетесь! Очень мило!

Тримп встала и отряхнулась:

— Вообще-то я жду вестей о Чаггере с минуты на минуту. Сразу хочу предупредить: не пугайтесь.

Мартин огляделся и развел лапами:

— Не пугаться чего, Тримп? Ежиха указала вверх:

— А вон чего!

Крар Хранитель Лесов пробил своим телом брешь в сплошном лиственном пологе и просвистел мимо трех друзей подобно шаровой молнии. Когда он приземлился, все трое лежали на земле, сбитые воздушной волной.

Тримп легонько постучала Крара по когтю:

— Не делайте больше так, ладно, Крар? А то вы кого-нибудь зашибете. Это мои друзья, Мартин Воитель и Гонфф, принц Мышеплут. А это Крар Хранитель Лесов, друзья. Этот лес — его владения.

Мартин и Гонфф судорожно сглотнули и низко поклонились, причем одновременно. Крар прикрыл оба глаза и учтиво щелкнул клювом, как это принято у ястребов при встрече с друзьями. Потом он обратился к Тримп:

— Увы, новости плохие. Детеныш попал в плен — боюсь, что к воронам, которые питаются падалью.

Тримп хотела что-то сказать, но Гонфф знаком призвал ее помолчать. Хитроумный Мышеплут обратился к ястребу сам, стараясь изъясняться, как и Крар, высокопарным устаревшим языком:

— Что я слышу, господин! И вы называете себя правителем здешних мест? Я бы на вашем месте никогда себе не простил, если бы в моих владениях подлое воронье покушалось на невинных младенцев! Пристало ли подобное равнодушие благородному воину?

К превеликому удивлению Мартина и Тримп, огромный ястреб виновато переминался с ноги на ногу, повесив голову:

— Вы говорите истинную правду, о Мышеплут. Это мои владения, и вы справедливо упрекнули меня в недостатке бдительности.

Гонфф с сомнением покачал головой:

— Вряд ли у вас будет шанс исправиться.

Низко нагнувшись, ястреб расстелил огромные крылья по земле — весь воплощенное самоуничижение. Его пышное оперение поникло.

— О горе мне! Взываю к вашему великодушию, принц Мышеплут! Разрешите мне вызволить из плена вашего вассала, умоляю вас! Окажите мне такую честь — и я ваш вечный должник!

При виде Крара, распростертого у лап Гонффа, Тримп захлестнула волна жалости. Не сдержавшись, она выпалила:

— Скажи, что ты разрешаешь, Гонфф! Позволь ему это сделать!

Мышеплут упрямо стиснул лапы. На секунду повернувшись спиной к ястребу, он подмигнул Мартину и Тримп. Потом с важностью произнес:

— Помолчи, ежиха, хватит трещать! Что, спрашиваю я вас, будет принцу Мышеплуту порукой в том, что эта птица сдержит слово?

Мартин вынул из ножен свой меч. Он коснулся им склоненной головы Крара, потом поцеловал лезвие и торжественно провозгласил:

— Я, Мартин из Рэдволла, готов поручиться в том, что Крар Хранитель Лесов, хозяин здешних мест, оправдает ваше доверие, принц Мышеплут. Ибо он воин по крови и по рождению и потому обязан словом и делом помогать слабым.

Гонфф походил немного туда-сюда, как бы обдумывая это заявление. Он остановился у самого клюва ястреба:

— Так где тут у вас обитают эти подлые вороны? В ответе ястреба прозвучала нотка надежды:

— О принц, на холме, недалеко отсюда, есть несколько сосен. Вы и ваши друзья можете последовать за мной и своими глазами увидеть, как я буду освобождать вашего юного вассала. Но поторопимся, ибо промедление преступно!

И он жадно впился взглядом в Гонффа. Тот милостиво кивнул:

— Вероятно, вы правы. Отправляйтесь. И благодарите Воителя! Он поверил в вас.

Ястреб воспрял. Он приблизил свой смертоносный клюв к лапе Гонффа и поцеловал ее:

— Благодарю вас, принц.

Потом встал и простер над Мартином свое огромное крыло, отчего тот почувствовал себя совсем крошечным:

— Благодарю и вас, господин! Карррака-а-арр! Ястреб испустил леденящий кровь воинственный клич и взмыл в воздух, снова опрокинув наземь всех троих. Тримп вскочила, раздраженно отряхиваясь:

— Опять за свое! Гонфф, а откуда ты знал, что он поведет себя именно так?

Мышеплут похлопал Мартина по плечу и сказал:

— О, несложно было догадаться! Я знаю, какие они, войны, — недаром дружу с одним из них всю жизнь. Верно, приятель?

Мартин дернул Гонффа за хвост:

— Хватит болтать, а то потеряем Крара из виду. Они бежали со всех лап, стараясь не отстать от Крара, который медленно летел впереди, не поднимаясь выше верхушек деревьев, чтобы не терять трех друзей из виду. Через некоторое время они увидели зеленый холм, а на вершине его — сосновую рощицу. Крар стал снижаться. Он приземлился рядом с Гонффом.

— Здесь их цитадель, принц. Теперь, прошу вас, не двигайтесь. Нас заметили.

Не успел он договорить, как стая серо-черных ворон той разновидности, что с капюшонами, отделилась от сосен и, колыхаясь на лету, как клочья черной ткани, пронеслась к подножию холма и опустилась на траву. Воздух наполнился их хриплым карканьем. Они вышли встречать «гостей», сложив крылья и воинственно выставив клювы. При других обстоятельствах их неуклюжая походка вразвалку могла показаться комичной, но нельзя было забывать, что это хищные птицы и они не потерпят чужих на своей территории.

Крар прошептал:

— Выжидайте, друзья. Воитель, держите ваше оружие наготове. А теперь я вступлю с ними в переговоры, я знаю их язык.

Ястреб вышел вперед. Вся его мощная фигура излучала спокойное презрение. Одна из ворон, значительно крупнее прочих, заковыляла навстречу Крару. На равном расстоянии от той и другой сторон обе птицы остановились. Они замерли друг против друга, клюв к клюву. Вожак ворон принялся ковыряться в земле, пытаясь таким образом продемонстрировать свое пренебрежение: вот, мол, от скуки копаю червей. Потом он хрипло закаркал:

— Крра рракачака кррак каррак?

Ястреб резко ответил:

— Аррракаррака!

Ворона отмахнулась:

— Накраак!

Ответ этот явно не устроил Крара, потому что следующее движение он сделал немедленно, без малейших колебаний. Подавшись вперед, он сбил ворону с ног сильнейшим ударом головой и стал беспощадно долбить ее клювом. Суетливые подпрыгивания и карканье вороньей банды, возможно, и подбадривали ее вожака, но были не властны над сердцем воина и яростью ястреба. Скоро все было кончено. Черные с серым перья летали в воздухе, а вожак лежал поверженный.

Подталкивая его клювом и трогая когтями, Крар заставил врага подняться. Неустрашимый ястреб отрывисто приказал побежденному:

— Чаварааг!

Ворона униженно поплелась к своей банде, повесив крылья и волоча их по траве. Тримп спросила Мартина:

— Я так понимаю, что Крар победил, но что он делает сейчас?

Мартин понял все. Он знал, что собирается делать ястреб.

— Видишь эти перья? Они очень важны для вороны. Крар выдрал их все до одного. Эта ворона больше никогда не сможет летать. Крар велел ему показать свои крылья остальным, как предупреждение. А теперь тише, Тримп. Хочу посмотреть, что будет дальше!

Ястреб взлетел. Проплыв над головами ворон, он поднялся выше и сел на самое большое гнездо на самой высокой сосне. Ворона-мать пулей вылетела из него с пронзительным криком. Крар опустил клюв в гнездо и достал оттуда яйцо. Потом положил его обратно. Расправил крылья и с силой хлопнул ими, страшно закричав на ворон, оторвал когтями большой кусок гнезда и сбросил его вниз. Среди ворон началось столпотворение. Они кинулись к роще с горестным карканьем. Мартин объяснил Тримп:

— Он угрожает им разорвать в клочья все их гнезда, начиная с гнезда вожака, если они не выдадут Чаггера. Смотрите!

— Тримп! Гонфф! Это я, Чагг, я здесь.

Чаггер вырвался из рощи, преследуемый шипением ворон, и кубарем скатился с холма с громким хохотом:

— Хи-хи-хи, привет, старые бездельники!

Тримп сжала в объятиях и расцеловала маленького шалуна, не упустив, однако, случая сделать ему внушение:

— Что за выражения, Чагг! Спасибо еще, что ты жив! Разве можно уходить так далеко? О мой маленький Чагг, ты напугал нас до смерти!

Чаггер широко раскинул свои маленькие лапки и улыбнулся:

— Вот он я, Чагг. Я даже не ранен. Большие птицы накинулись на меня, а я их — палкой, палкой!

Гонфф сначала обнял Чаггера, а потом сурово сказал:

— Ты маленький врунишка! Он, видите ли, бил ворон палкой! Хочу напомнить тебе, хвастун, что сделал Гирфанг со своим сынком Риддигом! Еще раз соврешь или сбежишь — получишь то же самое от меня!

Чаггер надулся и спрятал мордочку в складках туники Тримп. Мартин дружески обнял Гонффа за плечи:

— Старый добряк, неужто у тебя хватит духу тронуть Чаггера, а, принц?

Мышеплут по-королевски приосанился и принялся разглядывать кончик своего носа:

— Право, не знаю. Мы, особы королевской крови, бог знает на что способны, когда не в настроении. Обычно я приказываю отрубить голову всякой мыши низкого происхождения, которая осмелится прикоснуться ко мне, так что убери-ка свою лапу, не то навлечешь на себя мой гнев!

Мартин с притворным ужасом сказал Тримп:

— Какие благородные замашки у этих принцев!

Ежиха легонько толкнула Гонффа лапой:

— Да, кстати, ваше высочество, ваша очередь готовить ужин, когда вернемся в лагерь!

На сей раз, приземлившись, Крар ухитрился никого не сбить и не задеть своими огромными крыльями. Он указал клювом на холм:

— Мне кажется, что лучшее для нас — поскорее покинуть это место. Здесь слишком много ворон на одного меня. Давайте же уйдем.

8

Решив, что стемнеет еще не скоро, путешественники предпочли плыть дальше, а не сидеть в лагере. Крар Хранитель Лесов простился с ними на берегу ручья:

— Прощайте, принц Мышеплут, да пребудет с вами удача. Вы не будете меня видеть, но я буду охранять вас и следить, чтобы вы не попали в беду, пока не пересечете границ моих владений. Слушайтесь распоряжений принца и ведите себя хорошо, юный Чагг, а то я отдам вас обратно воронам. Да сопутствует вам удача, госпожа Тримп. И вам, добрый Динни, и вам, благородный Мартин. Я никогда не забуду, что вы поручились за меня своей честью. Ступайте же, в добрый час!

Когда они подняли парус и поплыли вниз по течению, Чаггер захныкал:

— Чагг не хочет, чтобы Крар уходил!

Мартин предложил малышу погрести одним веслом.

— Крар никуда не ушел, Чагг. Он видит нас сверху, хоть мы и не видим его. Ну-ка, помаши ему лапой!

Чаггер помахал пухлой лапкой и немного успокоился. Пока бельчонок держался за весло, а Мартин греб, он, как мог, объяснил малышу:

— Понимаешь, иногда приходится расставаться с друзьями, и чем старше ты будешь становиться, тем чаще придется расставаться. Но если ты действительно любишь своих друзей, они всегда с тобой. Откуда-то издалека они видят тебя. Они всегда в твоем сердце.

Ближе к вечеру путешественники заметили вдали свет. Они подплыли поближе тихо и осторожно, рассудив, что если там враги, то можно будет проскользнуть мимо незамеченными. Но как только в прохладном вечернем воздухе разнеслась песня, Гонфф облегченно вздохнул и улыбнулся:

— Я бы из тысячи узнал этот баритон. Голос как из бочки! Не голос, а чудо! Только не говорите его обладателю, что я сказал это. Послушайте только!

Голос действительно был чудесный, скорее бас, чем баритон. Глубокий и богатый, он рокотал, вплетаясь в журчащую гамму звуков над ручьем:

Не туды и не сюды — Ботинки полные воды. Урожай собрать не смог. Вот сижу и ем пирог. Дружище, хочешь пирога? А салата? Сядем вместе. Угощайся! А пока Ты мою послушай песню!

Тут из-за поворота показался легкий аккуратный плотик, которым при помощи ясеневого шеста управлял толстенький зверек, землеройка. Тримп знала, что землеройки обычно задиристы и вспыльчивы, но этот типчик был совсем другой. Он прямо-таки запрыгал от радости, предвкушая хорошую компанию. Никого не удивило, что Гонфф и землеройка знакомы. Когда Мышеплут перепрыгнул к нему, они по-приятельски стукнулись спинами и пожали друг другу лапы.

— Да это же толстопузый Фурмо Лог-а-Лог, сын великана! Как только мои уши поймали этот мотив, до меня сразу дошло, что тут неподалеку лучший певец Страны Цветущих Мхов.

Динни тронул землеройку-шкипера своей когтистой лапой:

— Знаете, господин, не знай я вас — принял бы за бабочку!

Фурмо Лог-а-Лог отступил на шаг и протер глаза:

— Утопите мое бревно! Неужели это тот стройный молодой крот Динни, которого я знавал в прежние времена? Что с тобой стряслось, дружище, в твоей шкуре поселился еще один зверь?

Динни усмехнулся, погладив свой объемистый живот:

— Нет, Лог-а-Лог, просто я стал крепче и красивее с тех пор, как ты перестал объедать меня.

Фурмо повернулся к Тримп:

— А что такая милая барышня делает в компании этих голодранцев?

Тримп улыбнулась:

— Присматривает за ними.

— О, тогда мне лучше последить за своими манерами! — засмеялся Фурмо.

Партизанский Союз Землероек, или Гуосим, издавна возглавляла землеройка, по традиции носившая звание Лог-а-Лог. Члены этого большого племени курсировали на своих плотиках по водным артериям леса. Тримп и та была на голову выше большинства из них. Маленькие землеройки с длинненькими мордочками и грубой на ощупь шкуркой, с яркими повязками на головах и рапирами у пояса, настороженно следили, как чужеземцы причаливают к берегу и идут к костру. Лог-а-Лог представил им своих друзей, и землеройки успокоились, поняв, что это свои. Землеройки Гуосим считались отличными поварами, и в этом ежиха очень скоро убедилась. Рассыпчатые кексы с яблоками и черникой были просто объедение. Два повара-землеройки стояли около Тримп и взволнованно смотрели, как она пробует их стряпню. Они тут же грубовато спросили:

— Ну как? Неплохо, правда? Мы это сами приготовили!

— Ага! — подхватил другой. — По нашему собственному рецепту. Вам нравится?

Улыбка Тримп очаровала не только землероек, но и всех птиц на окрестных деревьях:

— Превосходно! Никогда не ела ничего вкуснее! Просто чудо!

Фурмо придвинул Мартину и Гонффу высокие кружки с местным портером и сказал:

— Хахарр! Похоже, Тримп не скоро выберется из-за стола. Они будут кормить ее, пока она не лопнет!

Некоторые маленькие землеройки никогда раньше не видели крота и теперь столпились вокруг Динни вопросами отвлекая от еды:

— А что, у всех кротов такая мягкая шкурка, как у вас, господин Динни Землекоп?

— Да, деточки, она у нас такая мягкая, потому что мы никогда не забываем вовремя подкрепиться, как и положено добрым зверям.

— Значит, вы, господин Динни Землекоп — самый добрый из кротов, потому что вы уж очень основательно подкрепляетесь!

Заботливая мамаша-землеройка одернула малышей:

— Хватит надоедать господину Динни глупыми вопросами. Дайте ему спокойно поужинать. А вас давно ждут ваши спальные плотики. Поздно уже.

Мартин как раз рассказывал Фурмо о цели их путешествия, когда в разговор вмешалась мамаша-землеройка, что-то прошептав на ухо командиру. Тот извинился:

— Мы договорим потом, дружище. А сейчас я должен спеть малышам колыбельную. Это не займет много времени.

У берега качался плотик со множеством подушек и теплых одеял. Малыши лежали, убаюканные мерным покачиванием плавучей постели, а Лог-а-Лог напевал им своим глубоким мелодичным голосом:

Медленно течет ручей. День прошел, устали глазки. Все на свете ждут ночей — Часа волшебства и сказки. Время снов. Сейчас в гнезде Птичка спит, а в речке — рыбка. Все устали, и везде Так туманно все и зыбко. День так долог был, малыш. Вот зажглись на небе звезды. Спи! Когда ж ты замолчишь, Станешь тихим и серьезным! Скоро схлынет ночи тень, Грянет жаворонок песню. «Здравствуй, здравствуй, новый день!» — Скажем мы с тобою вместе.

Неслышно подошел Гонфф. Он нес Чаггера. Бельчонок крепко спал. Осторожно положив его на плотик рядом с сонными маленькими землеройками, Гонфф похлопал Фурмо по плечу:

— Вот бы взять тебя с собой, дружище Фурмо! Как только ты запел, проказник Чагг сразу уснул, свалился, словно подстреленный из пращи. И как у тебя это получается?

Лог-а-Лог пожал плечами и кивнул на плотик:

— У меня просто большой опыт, приятель. Восемь из них — мои.

Тримп открыла глаза приблизительно через час после того, как рассвело. Накануне легли поздно: много и вкусно ели, пели, рассказывали разные истории, а двое молодых землероек даже устроили «бой на хвостах», чтобы произвести впечатление на ежиху. Повара уже встали и сновали туда-сюда, готовя завтрак. Все еще не подавая виду, что проснулась, Тримп выглянула из-под одеяла посмотреть, каков новый день. Тримп хотелось, чтобы все так и осталось навсегда: жизнь среди добрых друзей, в чудесном летнем лесу, у ручья.

— Гречишный мед, свежие фрукты, горячий чай с мятой, барышня!

Два вчерашних повара явились искушать Тримп завтраком. Ее не пришлось долго уговаривать. Она села и удивилась, как это за время сна она успела так проголодаться.

— Спасибо, друзья. Честное слово, очень аппетитно!

Гонфф и Лог-а-Лог появились, что-то оживленно обсуждая:

— Слушай, Мышеплут, мы поплывем с вами, по крайней мере до моря. Это решено, приятель!

— Нет-нет, Фурмо, мы вовсе не собираемся отрывать вас от вашего летнего лагеря. Мы и одни прекрасно доберемся.

— Ха! Послушайте только эту мышь, которая отказывается от путешествия под охраной надежных друзей! Да он сошел с ума! Мартин, скажи ему!

Вытирая лапы, испачканные соком дикой сливы, Мартин согласно кивнул:

— Безопасность прежде всего, Гонфф! И потом, как можно быть таким невоспитанным, приятель? Ты хочешь обидеть Лог-а-Лога, отказавшись от его любезного предложения? Не обращай на него внимания, Фурмо. Что до меня, то я согласен.

Динни и Чаггер горячо поддержали Воителя из Рэдволла:

— Ага, я тоже согласен, господин землеройка!

— Гурр, я тоже! Вы, землеройки, хорошие ребята, да и готовите вы вкусно! Так что я — за!

Тримп облизала ложку, которой ела мед:

— Я тоже — за, если только Гонфф не собирается грести так же, как стряпает!

Принц Мышеплут хлопнул командира Гуосима по спине:

— Ладно, хватит спорить, дружище, хочешь ты того или нет, ты плывешь с нами. Решено!

Тут раздался пронзительный голос, каким обычно отличаются землеройки. Жена Фурмо, Жимолость, подлетела к ним, размахивая половником. Она была крупнее мужа, а такого нрава, что равных ей не найти ни на суше, ни на воде.

— Плывет? Куда это он плывет, хотела бы я знать? Бравый командир как-то сразу сник от сварливого голоса и гневного взгляда супруги:

— Э-э, да всего лишь немного вниз по ручью, моя ароматная розочка!

Тут вмешался Гонфф, предусмотрительно протиснувшись между мужем и женой:

— А, это ты, Жимолость, лакомый кусочек! Видишь ли, мы тут попросили твоего мужа проводить нас со своими помощниками: показать нам дорогу и помочь, если вдруг на нас кто нападет. Но он говорит, что не может оставить тебя ради такого ничтожного повода. И я понимаю Фурмо! Всякий, кто уплыл бы от такой темноглазой красавицы, глуп, как лягушка, или безумен, как навозная муха!

Сурово поджав губки, Жимолость помахала половником перед самым носом Фурмо и угрожающе процедила:

— Так, значит, лежебока, ты отказываешься ехать?

— Но, мой цветочек, как же я могу оставить тебя и малышей?

Фурмо поморщился, потому что его жена все-таки ухитрилась ухватить его за ухо:

— А ну марш в лодку, лентяй Лог-а-Лог, сию же минуту! А вы, с позволения сказать, партизаны! Что сидите и ухмыляетесь? А ну готовьте шлюпки, пока я еще в хорошем настроении! Оторвите наконец свои зады от мха!

Четыре шлюпки привязали к плоту, и в каждой уселось по шесть гребцов из Гуосима. Жимолость энергично метала в лодки съестные припасы. Гонфф прокряхтел, когда Динни взвалил ему на спину мешок с овощами:

— Да, приятель, не хотел бы я застать ее в плохом настроении, если сейчас она в хорошем!

Жимолость нахмурилась:

— Что ты говоришь, не слышу?

Хитрый Мышеплут указал на мешки с провизией:

— Я только говорю, госпожа, что при виде вкусной здоровой пищи настроение у меня сразу становится чудесным.

Она погрозила лапой Гонффу и Динни:

— Смотрите мне! Чтобы ничего не испортилось!

Близился полдень. По левую руку от путешественников расстилался заливной луг. Землеройки оставили весла, потому что течение само несло их достаточно быстро. Так что все и на плоту, и в лодках просто сидели и любовались пейзажем, а Лог-а-Лог рассказывал об этих местах:

— Не правда ли, все выглядит таким мирным и безмятежным? Но, помяните мое слово, друзья, здесь в камышах, среди водяных лилий, гусиных лапок, зюзника скрывается столько мошкары, что палка увязнет, если начнете отгонять. Мухи-однодневки, майские мухи, каменные мухи, ольховые мухи, водомерки, большие кружевницы и, конечно, императорские стрекозы. Это место могло бы быть сущим раем для рыболова: рыба идет сюда косяком — за мухами.

Гонфф понимающе подмигнул:

— Должно быть, бойцы Гуосима частенько здесь рыбачат, а?

Крепкий старик-землеройка нахмурился:

— Ты шутишь! Здесь водятся щуки длиной с эту лодку. Если какая-нибудь глупая землеройка вздумает порыбачить здесь, вмиг станет добычей щуки.

Лог-а-Лог вытянул лапу вперед:

— Смотрите, вон стрекозы летят. Что-то они поспешают! Интересно, кто это их так взволновал?

Полдюжины крупных насекомых летели прямо на плот, но в самый последний момент свернули к заливному лугу. Их слюдяные крылышки и черные с зеленым, перетянутые в талии тела блестели на солнце. Лог-а-Лог сказал Мартину:

— Что-то испугало стрекоз. Нам надо держать ухо востро, особенно когда пройдем вон тот поворот — там есть небольшая бухточка.

Тримп устроилась на середине плота, прижав к себе Чаггера. Половина землероек была на веслах, остальные, вместе с Мартином, Фурмо, Динни и Гонффом стояли, не выпуская из лап оружия. Как только прошли поворот, стало ясно, какая серьезная опасность им угрожает.

Подобно снежной лавине, у входа в бухту на них обрушился огромный белый лебедь. У Тримп дух захватило. Раскинув крылья, гигантская птица выпрыгивала из воды, выгибая шею и шипя, как змея. Лог-а-Лог взревел:

— Эй, на веслах! Назад! Полный назад!

Землеройки принялись лихорадочно грести против течения, но плот зацепился кормой за выступ берега и застрял. Опытный боец землеройка схватил весло и храбро замахнулся на лебедя. Отвлекая птицу на себя, он давал возможность своим товарищам сориентироваться.

— Это немой лебедь, — сказал он. — Возможно, там, в бухте, — его самка и птенцы. И этот парень думает, что мы их обидим. Просто обезумел! Он не даст нам ни проплыть мимо, ни отступить. Это его территория, и он будет защищать своих детей до последнего вздоха.

Даже несмотря на опасность, Мартин не мог не восхититься самоотверженностью огромной белоснежной птицы. Мартин знал, что ни за что на свете не ударит это великолепное создание мечом. Однако лебедь, не ведая о благородных чувствах Воителя, подплывал все ближе и ближе, издавая ни на что не похожий, странный крик, вовсе не подходящий такому крупному и к тому же разъяренному животному. Гонфф занес весло.

Гигантское крыло опустилось, сломав весло, как тонкий прутик, и сметя Гонффа в воду. Весло Мартина стукнулось о клюв птицы. Лебедь был уже совсем рядом с ним. Динни получил увесистый удар лебединой шеей, которая, казалось, лишь грациозно изогнулась при этом. Еще один взмах крыла — и две землеройки оказались в воде. Потом лебедь высоко выпрыгнул из воды и вцепился широко расставленными когтями в бревна плота, пытаясь взгромоздиться на него. Плот сильно качнулся, и Тримп и Чаггер, вскрикнув от страха, съехали к краю. Мартин взмахнул мечом, и клюв лебедя ударился о него с гулким стуком:

— Бам-м!

Того, что случилось дальше, не ожидал никто. Лебедя ударило по голове, как будто в него угодил камень. Облачко маленьких белых перышек поднялось в воздух. Раздался пронзительный боевой клич. Это был Крар Хранитель Лесов. Бесстрашный ястреб опустился еще раз и снова атаковал, хотя, должно быть, еще не совсем оправился от первого ответного удара противника. Птицы яростно бились клювами. Крар упал на плот. Нетерпеливо стряхнув с себя Динни, который хотел помочь ему подняться, ястреб встал и закричал:

— Гребите вниз по течению! Торопитесь же, а я пока задержу неприятеля!

Крар в третий раз бросился в атаку. Летели перья, раздавались крики и шипение, вода в ручье пенилась и бурлила, брызги летели на прибрежные деревья и кусты. Мартин и Гонфф оттолкнули наконец плот от берега. Землеройки гребли изо всех сил. Путешественники юркнули в лазейку между шеей лебедя и крылом Крара и понеслись вниз по течению, подальше от злосчастного места. Налегая на весла, они тем не менее то и дело оглядывались назад посмотреть, каков будет исход битвы. Крар Хранитель Лесов не уступал лебедю в силе и храбрости, но превосходил его умом. Как только он понял, что друзья вне опасности, он тут же взмыл вверх и умчался в леса залечивать ссадины и царапины, что совершенно сбило с толку разъяренного лебедя. Тримп, которая все никак не могла успокоиться, закричала:

— Он гонится за нами! Лебедь гонится за нами! Лог-а-Лог стиснул зубы.

— Не оглядывайтесь, это замедляет движение. Гребите изо всех сил. Лебедь будет гнаться за нами, только пока он на своей территории, а потом вернется охранять семью.

Фурмо оказался прав, и все же несколько незабываемых моментов им пришлось пережить. Лебедь долго преследовал путешественников со вполне определенными намерениями. Он был уже на расстоянии длины двух-трех лодок от них, когда вдруг в последний раз зашипел, резко развернулся и поплыл обратно, очевидно опасаясь, что кто-нибудь еще покусится на его потомство.

С огромным облегчением все повалились на палубу, дрожа от усталости и пережитого волнения. Однако невозмутимый Гонфф не забыл поднять парус. Потом он, как ни в чем не бывало, обратился к Тримп:

— В чем дело, подружка? Никогда раньше не приходилось видеть лебедей?

Ежиха дернула шутника за хвост:

— Приходилось, Гонфф, и надеюсь, что больше не придется! Мне хватило на всю оставшуюся жизнь!

Динни всматривался в небо сквозь кроны редеющих деревьев:

— Гурр, а куда подевалась эта птица-ястреб?

Мартин указал на изменившийся пейзаж:

— Мы уже не в лесу, Дин. Мы покинули владения Крара. Жаль, не было времени поблагодарить его! Он так сражался за нас! Никогда не забуду эту храбрую птицу. Никогда!

9

Теперь тени стало совсем мало. Ручей сделался глубже, а течение — медленнее. Весь долгий жаркий день путешественники сменяли друг друга на веслах, стараясь дать отдохнуть гребцам-землеройкам. Только маленькому Чаггеру несусветная жара, казалось, совсем не мешала. Вооружившись прутиком, он скакал по плоту, сражаясь с целой армией воображаемых лебедей.

Как только тени стали удлиняться, Лог-а-Лог вынул из воды свое весло и дал команду, которую все давно уже ждали:

— Правьте вон туда, забирайте вправо, друзья! Разобьем там лагерь и отдохнем до завтра.

Тримп возблагодарила небо, когда их утлое суденышко вошло в мелкие воды уютной бухточки. Здесь был хороший пологий берег, но кое-где вода омывала скалы, принесшие долгожданную тень. Повара из Гуосима сразу же принялись за дело. Остальные молча сидели на плоту и с надеждой смотрели на своего командира, ожидая дальнейших распоряжений.

Фурмо Лог-а-Лог то сходил на берег, то снова возвращался на плот, время от времени поглядывая вниз, на прозрачную чистую воду. Он в раздумье потирал подбородок. Потом сделал предостерегающий жест своей команде:

— Ну вот что! Не дальше того конца плота. И держитесь подальше от течения и глубоких мест. Мне вовсе не улыбается принести домой вашим родным печальные вести о том, что кто-то утонул.

Не успел он договорить, как несколько молодых землероек с визгом кинулись в ручей.

— Йа-хо-хо!

Лог-а-Лог спрыгнул на берег, чтобы не быть обрызганным ныряльщиками.

— Только посмотри на них, — сказал он Мартину и покачал головой. — Просто лягушатник какой-то! Резвятся, как диббаны.

Воитель между тем снял свой пояс и меч. Гонфф и Мартин перемигнулись, незаметно подступили к Фурмо с обеих сторон, и… Лог-а-Лог полетел в воду. Застигнутый врасплох командир вынырнул, судорожно хватая ртом воздух, и выпустил по фонтанчику воды из каждой ноздри:

— Ах негодяи! Вот вы как?

Гонфф кинулся в воду следом и опять потопил Фурмо:

— Вот тебе, старый зануда! Признайся, ты ведь сам мечтал искупаться, правда?

Лог-а-Лог проворно отплыл подальше от Мышеплута:

— Честно говоря, да, дружище, только не говори об этом моим подчиненным. Я считаюсь серьезным и разумным командиром, и потом, я ведь за них отвечаю!

Тут он опять хлебнул водички, потому что прямо на него с берега плюхнулся Чаггер:

— Никакой не командир, ты — большущая рыба, и Чаггер прокатится на твоей спине. Давай, рыбка, шевелись! Вперед!

Как весело было плескаться, брызгаться, нырять! Лог-а-Лог был прав: землеройки устроили настоящий лягушатник. Но все тут же выскочили из воды, как только вернулись те, что ходили за едой и закричали с берега:

— Эй, друзья! Сюда! Мы нашли землянику! Землеройки принесли в лагерь два мешка мелкой, но сочной и сладкой земляники. Освеженная купанием Тримп устроилась вместе с Чаггером и Динни на нагретых солнцем камнях и собралась полакомиться. Один из собирателей доложил Фурмо:

— Мы видели следы выдр там, на пустоши. Судя по следам, выдр не меньше пятнадцати, а то и больше, и все крупные.

Командир пожал плечами, выбирая ягоду побольше:

— Что ж, выдры — добрые звери, их бояться нечего. Если придут к нам в лагерь, угостим их ужином.

Небо окрасилось в вечерние тона. Действительно, вскоре появились выдры. Они держали путь вверх по течению. Их капитан, крупный и жилистый, вытянул вперед лапы, приветствуя хозяев лагеря:

— Добрый вечер вам, друзья. Неужто этот фруктовый салат — с земляникой? Выглядит очень аппетитно!

Лог-а-Лог улыбнулся проголодавшимся выдрам, приглашая их к столу:

— Добро пожаловать, друг! Мы с тобой не встречались раньше?

Присев на свой толстый широкий хвост, предводитель выдр ответил:

— Может быть, наши пути и пересекались раз или два. Я Тунгро. Наше племя живет в большой норе, там, на реке, к северу отсюда.

Фурмо кивнул:

— Да-да, Тунгро. Я слышал о тебе. А что привело вас в эти места?

Тут подошла Тримп и подала Тунгро еду. Он поблагодарил. Тунгро держался свободно и естественно, и все же у Фурмо возникло подозрение, что ой что-то скрывает или недоговаривает.

— О, ничего особенного! — наконец ответил Тунгро. — Просто хотим посмотреть, что там, по другую сторону холма. Кстати, не встречал ли сегодня кто-нибудь из вас такую старую, оборванную выдру?

Лог-а-Лог кинул камешек в ручей и долго задумчиво разглядывал круги на воде, прежде чем ответить:

— Нет, приятель. А почему ты спрашиваешь?

Тунгро не ответил. Он доел, сделал знак своей команде и вежливо наклонил голову:

— Спасибо за угощение, друзья. Да сопутствует вам удача! Да, кстати! Если вы все же столкнетесь с тем стариком, о котором я говорил, передайте ему, что он может вернуться в племя, если только оставит прежние привычки.

И Тунгро вручил Фурмо кольцо для хвоста, какие обычно носят выдры:

— Отдай ему это и скажи, что вы мои друзья. Прощайте.

Без единого всплеска выдры соскользнули в воду и уплыли. Мартин и Гонфф сели рядом с Фурмо, и Мышеплут озадаченно присвистнул:

— Фью! Недолго же они погостили! Что-то тут не так, как ты думаешь, Фурмо?

Лог-а-Лог ответил осторожно:

— Простите, если я не расскажу вам всей истории, потому что во многом я сам не уверен. Да, я слыхал о Тунгро и о его брате Фолгриме. Оба — настоящие воины. Говорили, впрочем, что Фолгрим был неистовее и неукротимее брата в бою, хотя и меньше его. Ну вот, когда умер их старый отец, они стали вместе управлять племенем. Однажды зимой на них напали хищники, но с выдрами, как известно, шутки плохи. Они задали хищникам хорошую трепку и выгнали. И Тунгро решил, что этого достаточно. Тунгро, но не Фолгрим. Тот пустился в погоню за врагом. Фолгрим возвратился домой только через полгода. Рассказывают, что враги заманили его в ловушку и взяли в плен. Он вернулся изголодавшимся, избитым и измученным. Вид его был ужасен: израненный, покалеченный, без глаза. Рассудок тоже помутился. Фолгрим так никогда и не стал прежним. Я слыхал от путешественников, что, вернувшись, он стал вести себя столь странным и неподобающим образом, что Тунгро несколько раз изгонял его из племени, но тот всякий раз возвращался, и Тунгро прощал его и принимал обратно. Что ж, трудно ведь взять и прогнать навсегда родного брата, даже если у него неладно с головой. Ведь верно?

Мартин не смог не согласиться:

— Ты прав. Кровь — не вода. А что это он велел тебе передать своему брату?

Лог-а-Лог достал кольцо, сработанное из позвонка какой-то крупной рыбы:

— Правда, красивое? Надеюсь все же, что Фолгрима мы не встретим.

Больше о Фолгриме, брате Тунгро, не говорили. Каждый, улегшись спать, остался один на один со своими мыслями об услышанном. Гонффу, с его ненасытным любопытством, конечно, хотелось бы увидеть этого странного субъекта. Засыпая, он и не подозревал, что его желание исполнится на следующий день.

Утро выдалось сырое, туманное, небо заволокло грязно-серыми тучами, моросил дождик. Плот медленно плыл по рябой от дождевых капель воде. Тримп и Чаггер укрылись под навесом, который землеройки соорудили из единственного паруса. Ежиха с жалостью смотрела на остальных: усы у всех обвисли, мех намок и висел сосульками, лапы соскальзывали с мокрых весел. К полудню ничего не изменилось: дождь продолжал моросить. Гребцы смотрели на своего командира умоляющими глазами. Лог-а-Лог, отерев капли дождя, застилавшие ему глаза, высматривал подходящее место для лагеря на том же берегу, где они останавливались накануне. Наконец он крикнул:

— Сюда, друзья! Тут, похоже, есть пещера.

Навес натянули у входа, под ним сложили мешки с провизией, чтобы сохранить продовольствие сухим. Все сбились в кучу в небольшой пещере. На Чаггера надели плащ с капюшоном. Тримп соорудила его из пустого мешка из-под яблок. Ежиха опекала бельчонка, как наседка, и все же Чаггер ухитрился улизнуть и отправился обследовать окрестности. Куда опять подевался этот чертенок?! Высунувшись из укрытия, Тримп сразу увидела беглеца. Чаггер карабкался по скалам и уже добрался до самой высокой точки берега. Обернувшись, он состроил Тримп милую гримаску и помахал лапкой:

— Не волнуйся за Чагга! Чагг пошел сражаться с лебедями!

И, размахивая веточкой ясеня, шалун скрылся из виду. Оскальзываясь на мокрых камнях, Тримп полезла вверх за ним.

Не успел Мартин развести небольшой костерок, как вдруг услышал сверху взволнованный голос Тримп:

— Помогите! Скорее!

Схватившись за меч, Мартин бросился на помощь, опередив землероек. Мартин, Гонфф и Фурмо, страхуя друг друга, быстро взобрались на скалу. За ними следовали Динни и землеройки.

Тримп припала к земле, укрыв собою Чаггера.

— Сюда, Мартин! Помогите ему!

Две водяные крысы издевались над каким-то несчастным созданием. Сквозь пелену дождя Мартин попытался разглядеть жертву. Это был старик-выдра, хромой, в рваном плаще, сгорбленный. Крысы хлестали его ивовыми ветками, пинали, плевались:

— Шевелись, старая развалина, привяжем камни к твоим лапам и пустим тебя по течению малой скоростью. Давай, безмозглый идиот!

Мартин вынул меч и рванулся было вперед. Но Лог-а-Лог удержал его, твердо положив ему лапу на плечо:

— Стой, Воитель, не вмешивайся. Это Фолгрим сражается с врагами.

Гонфф кивком указал на двух крыс, которые все еще не замечали их:

— Сражается, говоришь? По-моему, это называется каким-то другим словом.

Лог-а-Лог мрачно покачал головой и негромко приказал своим землеройкам:

— Уведите Тримп и малыша обратно в пещеру — нечего им на это смотреть. А ты, Мартин, постарайся не шуметь. Затаись и наблюдай. Ты тоже, Гонфф.

Одна из крыс сильно пнула задней лапой хромого старика, и тот тяжело рухнул. Обе крысы принялись изо всех сил хлестать несчастного. Он умолял:

— Пожалуйста, не топите меня! Я всего лишь бедный странник, я сбился с дороги. Не бейте меня! О-о!

Тут одна из крыс неосторожно подошла слишком близко к жертве. С быстротой молнии Фолгрим бросился на нее, как волк. Он вцепился во врага мертвой хваткой, вонзив зубы ему в горло. Онемев от изумления, вторая крыса секунду-другую стояла на месте и, дрожа, смотрела, как расправляются с ее соплеменником, а потом с воплем ужаса кинулась прочь. Окровавленный Фолгрим оторвался на мгновение от своей жертвы и прокричал:

— Беги, беги, крыска! Фолгрим еще достанет тебя!

По сигналу Фурмо путешественники отступили незамеченными и пробрались обратно в свой лагерь. Гонфф сел у огня выпить кружку горячего грибного бульона. Он долго смотрел на пламя, потом весь передернулся и сказал:

— Уф-ф! Никогда еще не видел, чтобы вот так убивали! Мартин подал кружку Фурмо:

— Итак, это Фолгрим, брат Тунгро. Ну, Фурмо, а теперь ты веришь слухам?

Лог-а-Лог кивнул:

— Да, дружище, теперь верю каждому слову, каждому ужасному слову!

Они насторожились, услышав, как кто-то царапает когтями камни. В следующую секунду появился хромой Фолгрим. Рот его все еще был красен от крови. У Чаггера округлились глаза при виде страшного зверя. Старик подмигнул ему единственным глазом и сел к огню:

— Э-эх, хорошо бывает погреться! Льет и льет, до костей пробирает.

Динни поспешно наполнил кружку грибным бульоном:

— Юрр, отведайте супчика, господин выдра. Фолгрим улыбнулся и покачал головой. Мартин успел заметить, что зубы у Фолгрима сточены, а вместо некоторых торчат лишь острые обломки.

— Нет, эта еда не для меня, крот! — возразил старик. — Я уже добыл себе пропитание на сегодня.

Подошла Тримп и подала Фолгриму ломоть хлеба и кусок сыру:

— Тогда возьмите это с собой на завтра.

Она в испуге отступила на шаг, разглядев физиономию выдры, густо вымазанную соками растений и грязью, которые тем не менее не могли скрыть ужасных рубцов и шрамов. Единственный горящий безумием глаз с белком, окаймленным красным, уставился на ежиху:

— Нет, спасибо, барышня. Завтра у меня будет еда. Я достану того, второго. Землеройка, не дашь ли мне трут и кремень? При такой погоде зверю не помешает хороший костерок, а у меня с собой ничего нет, чтобы развести огонь.

Лог-а-Лог дал Фолгриму мешок мягкого сухого мха и два кремня:

— Возьми это, друг. И еще: твой брат Тунгро велел передать тебе это кольцо. Он сказал, что ты можешь вернуться в племя, если откажешься от своих привычек. Мы друзья твоего брата.

Фолгрим схватил Тримп за лапку, быстро и ловко надел ей кольцо и отпустил ее:

— Красивый браслет — для красивой барышни. Если встретите моего брата, передайте ему, что он добрый зверь. Но племени будет лучше без меня. К тому же мне поздно менять свои привычки. А теперь я должен идти. Надо развести костер, приготовить себе поесть. А потом идти дальше, поймать еще одну крысу, опять развести костер, снова приготовить еду…

Фолгрим улыбнулся, показав свои заостренные зубы, встал и через секунду скрылся в пелене дождя.

Тримп вдруг сильно побледнела, даже, скорее, позеленела и зажала себе рот лапкой. Лог-а-Лог усадил ее поближе к огню и накинул ей на плечи сухую мешковину:

— Тебе дурно, деточка? Что-то вид у тебя не слишком веселый!

Тримп судорожно глотнула воздуха, прежде чем ответить:

— Разве вы не слышали? Он собирается сварить крысу и съесть ее. Просто не могу поверить!

Гонфф незаметно подмигнул остальным и ласково погладил Тримп по плечу:

— А ты и поверила! Надо же такое придумать: чтобы выдра съела крысу! Ты только послушай, Мартин! Чтобы выдра ела вареных крыс!

Мартин и Фурмо деланно рассмеялись:

— Ха-ха-ха! Не всему можно верить, что говорят, Тримп!

— Конечно же, он пошутил. — Неискренний смех Мартина как-то осекся.

А чуть ниже по ручью, укрывшись за выступом скалы, Фолгрим раскладывал костер и вел тихую неспешную беседу с убитой крысой:

— Да, жаль, что я не достал твоего приятеля. Он-то пожирнее тебя будет! Но ничего, не волнуйся. Я его придушу завтра, не успеет и солнце зайти! Славный костерок, а? Этот проклятый дождь до костей пробирает. Люблю огонь. Славный костерок, славный.

10

На следующее утро все проснулись поздно. Дождь прекратился, и солнце щедро проливало свой свет с чистого летнего неба. Чаггер, как только встал, сразу улизнул к ручью. Туман после вчерашнего дождя низко висел над берегом, ожидая, пока солнце растопит его. Крошечный бельчонок нырял в него, заливаясь радостным смехом и пытаясь поймать лапками его дымные клочки:

— Ур-ра! Дурман! Какой дурман! Ур-ра!

Гонфф и Тримп, позевывая, выбрались из пещеры. Услыхав возгласы Чаггера, Гонфф нахмурился:

— Что это еще за дурман?

— Он хочет сказать, туман! — смеясь, объяснила Тримп Мышеплуту. — Посмотри-ка вокруг.

Тут из тумана прямо на них сломя голову выскочил Чаггер. Гонфф схватил бельчонка и принялся подбрасывать его и щекотать, приговаривая:

— Я тебе покажу дурман, маленький негодник!

Скоро все поднялись. Фурмо и его землеройки развели костер и начали готовить завтрак. Из тумана появился Динни с ведром воды:

— Гурр, похоже, мы уже совсем рядом с морем. Посмотри-ка на этот дурман, Мартин.

Мартин улыбнулся. Он вскарабкался на камни и выглянул за занавеску тумана:

— Ты прав, Дин. У нас, вдали от моря, не бывает таких туманов. Море где-то рядом. Тише! Всем тихо! Я слышу: кто-то плывет к нам.

Это оказался Тунгро со своими выдрами. Как только Мартин узнал голоса, он окликнул их:

— Доброе утро, друзья! Завтрак почти готов. Надеюсь, не откажетесь поесть с нами?

Тунгро вылез на берег. Со шкурки его ручьями бежала вода.

— Спасибо, добрые звери! Признаться, мы не прочь перекусить. Моя команда сегодня еще ничего не ела.

Гонфф толкнул Фурмо в бок:

— Надо поджарить побольше хлеба на горячих камнях. Ну вот, я-то надеялся на тихий, спокойный, обильный завтрак, а тут, когда столько гостей, придется есть в суматохе и помалу!

Остальные выдры Тунгро пришли берегом. Они привели с собой и Фолгрима. Ему связали лапы, а вокруг пояса обмотали веревку, достаточно длинную, чтобы он мог плыть. Фолгрим подмигнул Тримп, как старой знакомой:

— Приветствую вас, барышня. Надеюсь, вы в добром здравии?

Ежиха сначала отшатнулась, но потом совладала с собой, вежливо присела и изобразила улыбку:

— Я здорова, спасибо.

Тунгро отвел Мартина и Фурмо в сторону. Ему было неловко. Он долго колебался, потом сказал:

— Надеюсь, вы простите меня за то, что я привел сюда своего брата Фолгрима. Он не плохой зверь, просто у него неладно с головой.

Мартин понимающе кивнул и похлопал Тунгро по плечу:

— Не волнуйся, друг, мы уже успели немного узнать Фолгрима и слыхали о его злоключениях. Он заходил к нам вчера днем и вел себя пристойно.

Тунгро с облегчением вздохнул:

— Мы наткнулись на него, когда он только что выследил и убил крысу. Он развел костер. Так мы его и заметили. Мы, конечно, его немного помяли, пока связывали, но все же справились с ним, а останки крысы закопали, прежде чем он успел их… ну, в общем, понятно.

Фурмо налил выдре настойки:

— Все нормально. Ничего не надо объяснять. Мы знаем, что стало с той, первой крысой, которую Фолгрим прикончил здесь, на берегу. А теперь лучше тебе поесть чего-нибудь.

Все, кроме Фолгрима, занялись едой.

— Послушай, Фол, — уговаривал Тунгро, — это очень вкусно! Это приготовили землеройки, а они отличные повара. Попробуй-ка вот этот пирожок, старина!

Но Фолгрим лишь упрямо тряс головой. Тунгро заметил, что на них смотрят. Ему стало неловко:

— Простите, друзья. Он ничего не ест вовсе не потому, что у вас невкусная еда. Ничего вкуснее я в жизни не пробовал!

Как ни старалась Тримп удержать Чаггера, он вырвался от нее и со всех лап бросился к Фолгриму. Широко улыбнувшись прямо в изуродованную физиономию выдры, Чаггер поднес к его рту пирожок и принялся уговаривать Фолгрима, как белка-мама своего детеныша:

— Скушай этот пирожок, а то не вырастешь большим и сильным, как я. Ешь, а не то я сам съем, старый ты дуралей!

В конце концов Фолгрим расхохотался над ужимками бельчонка и откусил большой кусок пирога:

— Э-э, нет, маленький пройдоха, тебе не удастся поживиться моим завтраком! Нет уж, дудки!

Тунгро изумленно смотрел, как маленький Чаггер кормит его страшного брата завтраком, болтая с ним, как со старым приятелем.

— Дерните меня за хвост! Нельзя сказать, чтобы Фолгрим был уж очень общителен. Дома он вообще ни с кем не разговаривал, а уж смеяться и шутить! Похоже, ваш бельчонок околдовал моего брата.

Недоверчивая Тримп шепотом, чтобы никто не услышал, поделилась с Дином своими опасениями:

— Не нравится мне, что Чаггер подходит так близко к Фолгриму. В конце концов этот старик ест своих врагов, и вообще он не в своем уме. Разве можно предугадать, что вдруг взбредет ему в голову?

Крот отвлекся от еды и внимательно посмотрел на Фолгрима и Чаггера:

— Я думаю, не стоит волноваться, барышня. Только посмотрите на эту выдру: прямо как бабушка — кротиха над кротенком! Нет, он и волоску не даст упасть с головки Чагга. Бурр, нет-нет!

Ежиха в конце концов согласилась со своим другом кротом:

— Наверно, ты прав, Дин. Кажется, они в самом деле подружились.

Но все оказалось не так просто. После завтрака Фолгрим ни за что не соглашался идти. Закопавшись в песок, он не давал стронуть себя с места. Тунгро гладил своего несчастного брата по голове и уговаривал:

— Давай же, Фол, пойдем домой. Пойдем, дружище! Твоя кровать дожидается тебя. Все в племени соскучились по тебе. Что? Что ты говоришь?

Чаггер спрыгнул с плота, обхватил Фолгрима лапками и жалостно запричитал:

— А-а-а! Не уводите Фола! А-а-а!

И как будто было еще недостаточно сыро, из единственного глаза Фолгрима тоже ручьем полились слезы:

— Бухурр! Не отнимайте у меня моего маленького друга! Я хочу с ним! Бухурр!

Тунгро был глубоко тронут. Смахнув непрошеную слезу, он обратился к Мартину:

— Скажи, друг, ну что я могу поделать?

Воитель тоже спрыгнул на берег. Два быстрых взмаха мечом перерезали веревки на лапах и на поясе Фолгрима.

— Сделать можно только одно. Отпусти своего брата с нами. Мы вернем его целым и невредимым в племя на обратном пути, обещаю.

Фолгрим вскочил. Вместе с Чаггером, который уже сидел у него на закорках, он быстро забрался на плот. Оба, и старик, и малыш, улыбались от уха до уха. Тунгро горячо пожал лапу Мартину:

— Я знаю, что мой брат будет в безопасности с такими добрыми зверями, как вы. Может быть, это путешествие принесет ему пользу.

Они отплыли, на прощание помахав выдрам на берегу.

— Увидимся осенью!

Итак, тихим летним утром этот странный плот, со шлюпками по бокам, отчалил от берега и поплыл вниз по течению. Тунгро и его выдры в последний раз помахали путешественникам, неслышно скользнули в воду и поплыли вверх по течению, к своей норе.

К полудню Лог-а-Лог нашел уютный уголок для стоянки. Когда Фурмо вскарабкался по скалистому берегу, Мартин снизу спросил:

— Зачем мы остановились, Фурмо? Еще не время обедать. Мы почти не продвинулись сегодня.

— Поднимайся сюда и посмотри сам, Мартин! Воитель сошел на берег и скоро был рядом со своим другом. Вдали темнел густой сосновый лес, раскинувшийся по обеим сторонам ручья. Мартин напряженно вглядывался в темную зелень:

— Ты думаешь, там опасно?

— Я заметил, что течение стало быстрее, и решил, что лучше пристать и обследовать окрестности. Неприятности нам ни к чему, — поделился своими опасениями командир партизанского отряда.

Мартин с минуту размышлял, переводя взгляд с плота на сосновый лес и обратно, потом решился:

— Вот что я предлагаю. Ты берешь Гонффа, я — Фолгрима, я уверен: он чует хищников за версту. Итак, мы разделимся на две группы, пройдем вдоль обоих берегов и обследуем эти леса. Остальные пусть ждут нас на плоту. Надо бросить верп с кормы — это замедлит движение, их не отнесет в сосновый лес, пока мы не вернемся.

Фурмо согласился с планом Мартина. К тяжелой ивовой ветке, раздвоенной с одного конца, привязали увесистые обломки скалы. Потом ее положили на корму плота. Ветка тянулась за плотом, скребя по дну ручья и замедляя движение.

Фурмо и Гонфф выбрали северный берег, а Мартин и Фолгрим сошли на землю на южном. Чаггер погрозил Мартину крошечным кулачком:

— Смотри хорошенько за Фолом, а не то я тебе хвост оборву!

Мартин с серьезным видом кивнул парнишке:

— Слушаюсь, капитан Чагг, я пригляжу за ним, не беспокойтесь!

Лог-а-Лог оказался прав. Ручей теперь бежал быстрее и к тому же стал глубже. Мартин заметил это, когда они с Фолгримом шли по берегу. Если бы не верп на корме, плот и шлюпки унеслись бы вниз по течению со страшной скоростью.

К полудню разведчики подошли к опушке соснового леса. Гонфф и Фурмо помахали Мартину с противоположного берега. Он поднял обе лапы вверх — сигнал ждать. Через некоторое время вернулся Фолгрим, который немного углубился в лес. Он принес горстку золы и пучок травы, запачканный красным и бурым, влажный, только что из ручья. Он жестами показал им, что надо срочно отступить подальше от сосен.

Когда Фолгрим счел, что они уже отошли достаточно далеко от леса, он сделал всем знак спуститься в ручей, чтобы поговорить. Гонфф и Фурмо зашли так глубоко, как только могли, Мартин и Фолгрим — тоже. Сильное течение едва не сбивало их с лап. Старик-выдра показал красный пучок травы и сказал:

— В этом лесу Раскрашенные! Берегитесь!

Гонфф и Фурмо тотчас вернулись на землю. Фолгрим крикнул вдогонку:

— Встретимся на плоту!

Тримп помогла землеройкам втащить разведчиков на плот. Она вопросительно посмотрела на Фурмо, когда тот велел пристать к южному берегу, за выступом:

— Что случилось?

Командир землероек объяснил:

— В том сосновом лесу Раскрашенные. Фолгрим нашел следы этих негодяев.

Тримп удивленно спросила:

— А что значит: раскрашенные?

— Никто этого толком не знает, но считается, что это такой вид древесных крыс. Должно быть, их выгнали откуда-нибудь и они поселились здесь. Этот лес — идеальное для разбойников место. Раскрашенные — злобные дикари, они всегда селятся большими стаями. Раскрашивают себя с ног до головы и совершенно сливаются с фоном, пользуясь тем, что в лесу всегда причудливая игра света и тени. Они живут на деревьях, и горе бедному путешественнику, который забредет на их территорию. Убивать для них так же просто, как дышать. О, маскироваться они умеют! Идешь по лесу и думаешь, что вокруг никого нет, и вдруг — р-раз, и ты уже в лапах этих негодяев. А если попался им, считай, ты уже покойник!

Динни с сожалением покачал головой:

— Вот незадача! А ведь мы уже совсем недалеко от моря! Я просто чувствую его кончиками своих когтей!

Тримп грустно вздохнула:

— Но дальше путь нам закрыт.

Гонфф ласково потрепал ее по подбородку:

— О, вы только посмотрите, какая у нее сделалась кислая мина: точь-в-точь как у жабы, у которой зуб болит! Приободрись-ка, красавица, а то, глядишь, сейчас дождь пойдет! Предоставь все мне: у меня есть план!

Динни наморщил нос:

— У вас есть план, господин?

Гонфф напустил на себя бесшабашный вид:

— А почему, ты думаешь, меня называют принцем Мышеплутом? Уж конечно, у меня есть план, старый землекоп!

Мартин легонько ткнул приятеля в упитанный бок:

— Надеюсь, это план, который можно осуществить?

— А разве я когда-нибудь предлагал планы, которые нельзя осуществить? И разве я не осуществлял все свои планы, о ты, показывающий фокусы с мечом?

— Да таких неосуществленных наберется целая куча, о хитроумный пожиратель пирогов!

— Но этот не из их числа, о благородный усач!

— Эх, лучше бы он был из их числа, о толстопузый любитель супа! Ладно, давай рассказывай!

— Мы не станем ждать до завтра — ночью мы поставим парус и проскочим в темноте. Они и оглянуться не успеют.

Плот качался у берега до полуночи. Потом путешественники убрали верп и поставили парус. Темной, безлунной ночью плот отчалил от берега по сигналу Гонффа. Фурмо и его землеройки сидели в шлюпках и изо всех сил гребли. Мартин, Динни и Фолгрим, стоя на корме, отталкивались длинными шестами. Легкий бриз наполнил парус, и он красиво выгнулся. Гонфф и Тримп приготовили свои пращи и припасенные заранее гладкие камушки. Принц Мышеплут усмехнулся:

— С такой скоростью мы проскочим мимо них раньше, чем они догадаются, что мы вообще здесь были! А, барышня?

Тримп примостилась рядом со спящим Чаггером, тепло укрыв его пустыми мешками и парусиной.

— Надеюсь, что ты прав, Гонфф. Вдруг нам повезет, и, главное, что повезет вот этому малышу. Даже не знаю, что со мной будет, если с Чаггером что-нибудь случится.

Фолгрим обернулся, оскалил заостренные зубы и страшно сверкнул в темноте дико вращающимся единственным глазом:

— Если захотите взглянуть на мертвеца, барышня, посмотрите на того зверя, который осмелится тронуть моего дружка Чагга!

Тримп содрогнулась. Не приходилось сомневаться, что этот старик-выдра, обезображенный шрамами, не разбрасывается пустыми угрозами.

Когда флотилия подплыла к сосновому лесу, мириады злобных глаз зажглись дьявольским огнем в кронах деревьев по обе стороны ручья. Послышались шорохи и свистящий шепот:

— Й-и-киик-и-ик! Плывут!

— Сколько жирненьких мышек! Й-иккаикк!

— А сколько у них всякой жратвы в мешках!

— Давайте, плывите в наши сети, голубчики!

— И ты, толстячок-крот, и ты, малышка-ежиха! То-то поживимся!

Плот поравнялся с началом соснового леса. Мартин спокойно поздравил Гонффа с его рискованным планом:

— Неплохо придумано, приятель! Мы пролетаем мимо них, как стрела из лука. Нас теперь ничто не остановит.

Не успел он вымолвить эти слова, как плот запутался в виноградных лозах, натянутых на разной высоте над и под водой, все на плоту попадали. Шлюпки и плот угодили в хитро расставленную ловушку.

11

Мартин первым вскочил и стал расшвыривать своим шестом Раскрашенных, которые горохом посыпались на плот с деревьев. Несколько визжащих тварей он сразу отправил в воду. Фурмо и его бойцы орудовали веслами, то и дело раздавался глухой стук: это землеройки на лету сбивали древесных крыс. Вопли, всплески воды, рев, крики слышались в черной ночи среди сосен. Это был настоящий хаос. Фолгрим пробрался к парусу, чтобы защитить Тримп и Чаггера. Он стоял рядом с ними и молотил своим шестом направо и налево так, что только воздух вокруг гудел. Гонфф и Динни тоже не отставали. Шмяк! Шлеп! Бах! Плюх! Не переставая работать шестом, Мартин крикнул:

— Их слишком много! Нам не справиться! Держитесь, сколько можете. Я скоро вернусь. Если не вернусь, плывите без меня. Это приказ!

С этими словами он обломал свой шест о спины трех крыс, которые пытались вскарабкаться на плот, но, отведав шеста, быстренько нырнули обратно в ручей, и течение унесло их с глаз долой.

Как только Мартин оказался в воде и его бросило на виноградные лозы, в которых запутался плот, он зацепился задними лапами и достал из ножен свой знаменитый меч. Было неимоверно тяжело взмахнуть им в быстро бегущей воде, но Воителю это удалось. И он рубил, резал и пилил путы до тех пор, пока лапу не свело от холодной воды и огромного напряжения. Но страшным усилием воли он заставил себя продолжать. Его хлестали мокрые лозы, после того как он рассекал их острым лезвием, он сражался с ними и ревел, как зверь, и вода захлестывала его с головой. И наконец Мартин рассек те лозы, за которые все это время держался задними лапами. Для этого ему пришлось опустить голову в воду и сгорбиться. Плот тронулся, освобожденный, и больно ударил Мартина по спине. Мартин перекувырнулся в воде, привычно переложив меч в одну лапу, а другой уцепился за плот.

Динни почувствовал, что кто-то хватает его. Он было собирался разобраться с очередной крысой, нанеся ей сокрушительный удар шестом, но тут над водой показалась голова Мартина:

— Дин, протяни мне шест, быстро!

Крот опустил свой шест в воду, и Мартин за него ухватился. Забросив меч на плот, он старался теперь вскарабкаться сам. Плот все еще кишел Раскрашенными. Взобравшись, Мартин высоко подняв над головой меч, издал полный боевой клич барсуков:

— Еула-ли-а!

Визжа от страха, раскрашенные твари сами спрыгивали с плота и улепетывали к берегу.

К счастью, серьезно не пострадал никто, хотя, как после всякой схватки с хищниками, были ушибы, царапины, ссадины, порезы. Теперь, когда сосновый лес остался позади, Тримп и Лог-а-Лог занялись лечением этих мелких ран, а Гонфф и Динни стали присматривать место для стоянки. Из темноты выплыл небольшой островок посередине ручья — чудесное место для отдыха на остаток ночи.

Однако после бурной схватки с Раскрашенными путешественники были слишком возбуждены, чтобы спать. Повара развели огонь, выбрав место, защищенное от ветра кустами, и сварили овощной бульон. Гонфф сделал из мягкого хлеба и нарезанного лука поплавки и бросил их в бульон. Тримп сидела у костра вместе со всеми, испытывая к своим спутником самые теплые дружеские чувства. А пока все болтали и тонкими прутиками вылавливали из бульона поплавки, Фурмо исполнил шуточную песенку под названием «Праздничная драка»:

Однажды ненастной порою Я к бабушке шел на пирог. Той ночью случилось такое, Что я с той поры занемог. На ужин, на праздничный ужин Лягушке и выдре с кротом Подали (кому он был нужен!), Предстаньте, кисель с пирогом. А белка с собой захватила, По глупости, стрелы и лук. И соня в чепце откусила… Вот тут и случилось все вдруг! И соня кусок откусила… И зуб свой сломала совсем, А крот-идиот что есть силы Чихнул в нежно-розовый крем. А дед мой, поморщившись, ложку Из крема достал, да не ту, И вмазал вполсилы, немножко Неловкому, значит, кроту. А выдра — какая собака! — Живет же такой на земле! — (С чего и затеялась драка) — Он дедушке вмазал желе. Кидались мы пудингом долго, Укроп нам на шпаги пошел. Я в выдру лепешкой — что толку! Лишь белка упала в котел. Любимую с детства кастрюлю Пустила тут бабушка в ход, И многих прибила бабуля, А ежик попал в дымоход. Мы с дедом сидели на полке Каминной и стали дымить. …И в праздники я втихомолку Стал бабушкин дом обходить.

Глядя на беззаботных весельчаков, никому и в голову не пришло бы, что совсем недавно эти звери дрались не на жизнь, а на смерть, чтобы спасти себя, да и Тримп тоже. И когда глаза ежихи стали слипаться, она не сопротивлялась и спокойно уснула, положив голову на сухой мох. Кто бы не чувствовал себя в безопасности в компании таких храбрецов! Мир и спокойствие опустились на маленький островок. Все вокруг уснуло до рассвета.

Новый день начался, светлый и чудесный, с теплым летним восточным ветром. Фурмо Лог-а-Лог запрыгнул на плот, помочил лапу в воде и поднял ее кверху, чтобы определить направление ветра:

— Ставьте парус, друзья, и спускайте весла. Плывем к морю!

Набирая скорость, плот поскрипывал всеми своими бревнышками. С пушистым хвостом, развевающимся выше головы, Чаггер висел на руле головной лодки и радостно выкрикивал:

— Ур-ра-а! Плывем к морю!

Динни слегка нервничал и сжимал в лапах трос. Ему не очень-то по душе была эта сумасшедшая гонка:

— Гурр, господин Лог, а не слишком ли быстро мы плывем? Юрр!

Фурмо засмеялся и даже исполнил короткий энергичный танец на краешке плота:

— «Быстро», мой толстый друг? Ты говоришь, «быстро»? Видишь, вон там, чуть подальше, берег становится ниже? Вот доплывем туда — тогда узнаешь, что такое «быстро»!

Крот плотно зажмурил глаза и еще крепче вцепился в натянутый трос, а Фурмо еще шаловливо подергал его, как струну. Тримп и Фолгрим сняли Чаггера и обвязали его веревкой вокруг пояса, и очень вовремя. Плот вдруг сильно тряхнуло: он вошел в каньон между бурыми скалами. Все вскрикнули, и каждый ухватился кто за что смог. Чаггер свалился со своего шаткого насеста в воду. Тримп ахнула, но Фолгрим крепко держал веревку, обвязанную вокруг живота бельчонка, и тут же вытянул его обратно:

— Поднимайся, негодник! Эй, Гонфф, посмотри, кого я поймал! Рыба-Чагг! Никогда не видал рыб с такими пушистыми хвостами!

Отряхнувшись, взъерошенный Чаггер горделиво выпрямился:

— Никакая я не рыба! Я белка!

Вода в ручье бурлила и пенилась, просвет между скалами сужался, а чуть дальше берег резко обрывался вниз. Фурмо приказал спустить парус. Землеройки заняли свои места в шлюпках на веслах и искусно поддерживали всю флотилию посередине ручья. Скоро всех окатило водой, как из душа, и спутники перестали слышать друг друга из-за громового рева. Лог-а-Лог и Мартин галанили плот длинными шестами. Мартин заметил, что их капитан что-то больше не поет и не танцует. Он сделался мрачен и сосредоточился на том, чтобы не потерять управление плотом и шлюпками.

Вот теперь плот начал раскачиваться по-настоящему: из стороны в сторону, вверх-вниз, иногда довольно высоко выпрыгивая из воды, а потом с громким всплеском падая обратно. Дважды коварное течение разворачивало плот задом наперед, и Мартин с Фурмо изо всех сил работали шестами, чтобы развернуть его обратно. Тримп поняла, что дело плохо, когда Гонфф велел ей и Чаггеру лечь ничком и покрепче уцепиться за что-нибудь. Ежиха ухватилась за виноградные лозы, которыми были связаны бревна, а задними лапами крепко обхватила малыша. Подняв на секунду голову, Тримп взглянула вперед и потеряла дар речи.

Радуга перекинула свой цветной мост с берега на берег. Она сияла сквозь туманную завесу из мельчайших капелек воды. Вот они миновали и радугу. А дальше… А дальше не было ничего!..

Мартин услышал свой собственный изумленный возглас, его шест ткнулся в край скалы, откуда низвергался водопад. Плот и лодки полетели в никуда. Неожиданно воцарившуюся тишину прорезал крик Фурмо:

— Держи-и-ись!

А потом их накрыл громоподобный рев низвергавшейся воды, и они падали, падали и падали, и впереди них был морской берег и само море, а сзади страшная водяная стена. Судорожно вцепившись кто во что мог, не дыша от ужаса, они проваливались ниже и ниже, и плот кренился и кренился вперед, и все это длилось целую вечность. Ниже, ниже, ниже… У-у-ух!

Плот шумно шлепнулся в озерцо, в которое низвергался водопад. По инерции плот продолжал движение и ушел довольно глубоко под воду, а на поверхность всплыли уже отдельные бревна.

Тримп почувствовала, что во рту у нее вода. Она открыла глаза. Вокруг было холодно, тихо и как-то туманно. Еще не совсем придя в себя, она огляделась. Где-то там, высоко над поверхностью озера, покачивалось небо с пухлыми белыми облаками. Тримп почувствовала прикосновение слабенькой лапки Чаггера. Ее охватила паника. Они с Чаггером оказались в ловушке: их придавило бревно от плота, защемленное скалами под водой. Лапка бельчонка уже стала совсем вялой. Тримп ужаснулась. Она вдруг осознала, что ее жизни и жизни Чаггера сейчас придет конец, что они погибнут здесь, под водой. Она видела пузырьки, которые шли у нее изо рта. Внезапно, на секунду забыв, что и она в таком же положении, Тримп почувствовала, как ее захлестнула волна жалости к Чаггеру. Бельчонок ведь еще так мал! Какой трагический конец и какая короткая жизнь! Она крепче сжала его лапку — пусть по крайней мере чувствует, что он не один. Тримп уже почти потеряла сознание, когда появился Фолгрим.

Втиснувшись между скалами, он использовал свое тело как живой рычаг: уперся всеми четырьмя лапами, широким лбом и мощным хвостом. На шее у него вздулись вены. Шрамы на лбу Фолгрима от натуги набухли синими толстыми веревками. Наконец послышался какой-то хруст, потом — скрежет, а затем странный звук, напоминающий щелчок. Бревно всплыло, освобожденное от сжимавших его скал, раздвинутых неимоверным усилием Фолгрима. Фолгрим тотчас схватил Чаггера за хвост, а Тримп за лапу. Он с силой оттолкнулся от песчаного дна задними лапами и хвостом. Все трое выскочили на поверхность. Их тут же подхватили лапы друзей и отбуксировали к берегу.

Мартин быстро оглядел всех присутствовавших.

— Динни! Где Динни?

Не успел он это выговорить, как Фолгрим снова нырнул в воду и стрелой помчался вниз. Белый песок, осколки ракушек, обломки скал — все это придавало дну жемчужно-серый цвет. Фолгрим подплыл к перевернутой шлюпке и быстро сделал под нее подкоп. Голова выдры проникла в пузырь воздуха, сохранившийся под перевернутой лодкой, впустив туда воду. Фолгрим нос к носу столкнулся с Динни. Мордочка крота слегка дернулась, и он вежливо произнес:

— Добрый день, господин! Не зря я надеялся, что кто-нибудь подоспеет, пока весь воздух не вышел. Должен вам сказать, мне вовсе не улыбается остаться навсегда под водой. Такие уж мы, кроты! Под землей-то мы хоть куда, а вот под водой сразу начинаем тосковать, юрр!

Фолгрим улыбнулся, показав свои острые зубы:

— Ну что ж, тогда закрой глаза, Дин, задержи дыхание и хватайся за мою лапу. Скоро будем на земле, приятель!

Чаггер извергал фонтаны воды. Тримп, которая уже более-менее пришла в себя, с тревогой следила за действиями Фурмо:

— А он точно поправится?

Командир усмехнулся и слегка надавил на живот бельчонка — изо рта у малыша вылилась очередная маленькая речка.

— С ним все будет хорошо, барышня, можешь не беспокоиться. Мне приходилось видеть малышей-землероек, которые заглатывали в два раза больше воды, и ничего этим маленьким паршивцам не было.

Приоткрыв один глаз, Чаггер тут же сердито ткнул своей крошечной лапкой в Фурмо:

— Ну ты, землеройка, если еще раз надавишь Чаггу на животик, он плюнет водой тебе в глаз!

Фурмо перевернул Чаггера вверх ногами и хорошенько потряс. Потом поставил его на задние лапы и отпустил:

— Я же говорил! Этот проказник вынослив, что твой угорь!

Динни весь вывалялся в белом песке и выглядел как призрак крота. Когда он подошел и уселся рядом с Мартином, тот не смог удержаться от смеха:

— «Отдохнем! Прогуляемся до Северного Берега! Устроим себе каникулы на все лето!» Ну как, Динни? Хорошие каникулы?

Гонфф вытащил из хвоста занозу — большую щепку от плота — и с облегчением вздохнул:

— Посмотрите на меня, друзья! Я ужасно доволен! Правда, кое-чего не хватает…

Мартин прекрасно знал, что последует дальше, поэтому не дал Гонффу договорить:

— Еды! Вот чего! Не правда ли, вечно голодный похититель супа?

Гонфф небрежно поковырял в зубах вынутой из хвоста щепкой:

— И как вы только догадались, о благородный воин? Эй, Фурмо, как у нас насчет поесть?

Один из поваров-землероек ответил за своего командира:

— Мука испорчена, зато фруктам ничего не сделалось. У нас целое озеро свежей воды. То печенье, что мы испекли сегодня утром, пропало. Думаю, надо пополнить запасы свежей еды, поискать тут, в округе.

Мартин, что называется, принял командование и теперь раздавал распоряжения:

— Так. Все, кто может, на поиски еды. Поищем на холмах и в дюнах вдоль берега. Динни, оставайся тут с Тримп и Чаггером. Отдохните, а потом посмотрите, что из останков корабля еще может нам пригодиться.

12

Тримп все еще чувствовала головокружение и легкую тошноту после пережитого под водой, но с Чаггером отдохнуть было невозможно.

— Чаггер, сейчас же выйди из воды, там глубоко!

— Ха! Чагг знает, что там глубоко, он был на дне!

— И снова там окажется, если сейчас же не выйдет! Вылезай сию же минуту!

— Оставь меня в покое! Не видишь, мы с Дином заняты?

Крот подцепил бельчонка за шкирку своим крепким когтем:

— Я как-нибудь сам справлюсь, юноша, спасибо большое. А ты слушайся госпожу Тримп и не груби!

…Лис появился как будто из воздуха! За ним стояли четверо оборванцев — маленькая банда крыс и хорьков.

Лис выглядел самым злобным из четверых. Он был явный вожак. В ушах у него болтались большие медные кольца, а тело прикрывали какие-то цветастые лохмотья. На лапе, сжимавшей остро заточенный топор, виднелись полустертые татуировки. Лис обратился к Чаггеру:

— Хахарр! Слушай старших, юноша, и не груби! Ну, ребята, чем тут можно поживиться?

Одна из четырех тварей гнусно захихикала:

— Жратвой, вот чем!

Укоризненно покачав головой, лис проворчал:

— Фу! Оставь этот жаргон, Фрибб, перед тобой благородные звери. Конечно, малость помятые, но, в общем, вполне приличные. Ведь правда, барышня?

Вся компания сразу очень не понравилась Тримп, и вожак в первую очередь, но в голосе ее не было и намека на испуг.

— Кто вы такие и что вам здесь надо? — спросила она.

Лис с наглым видом прохаживался туда-сюда и лезвием своего топора бесцеремонно ворошил съестные припасы путешественников. Наконец он выбрал себе яблоко и вытер его о свой драный рукав.

— Я мог бы задать вам тот же вопрос, моя красавица! Тримп подняла увесистый обломок плота, уцелевший после крушения:

— Я не ваша красавица, и вообще принято сначала спрашивать, прежде чем угощаться чужой едой.

Четыре приспешника лиса издевательски захихикали. Лис застыл, так и не донеся яблоко до рта, и на морде его появилась противная усмешка:

— Ох! Я прямо чуть со стыда не сгорел! Черт возьми, а она языкастая, эта пигалица!

Тримп угрожающе потрясла обломком, слегка дрожа, но не потеряв самообладания:

— Ага! Языкастая. Но с хулиганами я разговариваю не только языком, и вы это скоро узнаете. Ну, так что вам здесь надо?

Как бы намереваясь уйти, лис бочком подобрался к Тримп. Потом он внезапно резко повернулся и одним взмахом топора выбил обломок из лап Тримп.

Утробно рыча, Динни двинулся на вожака, но один из приспешников ударил его саблей. Поднявшись, крот едва не наткнулся на пику, приставленную ему к горлу. Откусив от яблока, лис скорчил рожу и выплюнул откушенное. Он приблизил лезвие топора к шее Тримп под подбородком и грубо заявил:

— Я Шолабар, хозяин этого берега. Видите ту лодку? Так вот, она моя. Я патрулирую эти воды, и…

Тримп перебила его:

— Что-то не вижу никакой лодки!

Обращаясь к одному из своих, Шолабар проворчал:

— Где ты оставил лодку, Гримлег?

— За мысом, как ты велел, капитан. Лис недовольно поморщился:

— Ладно, не важно. Главное, барышня, что вы на моей земле. Все вокруг вас, все, что вы видите, принадлежит мне. Даже этот водоем со свежей водой. Так что вы вторглись в чужие владения, ясно?

Тримп отвела топор от своего подбородка и презрительно засмеялась прямо в физиономию хулигана:

— Ха! Не говорите глупостей! Море и его берега не принадлежат никому!

Дрожа от ярости, Шолабар замахнулся на ежиху топором:

— Ах ты сопливая колючая малявка! Да я с тебя шкуру сдеру!

Чаггер подскочил к лису и вонзил зубы в его заднюю лапу.

— А-ай! Уберите его от меня! Ай-яй-яй!

Малыш пристал к лису, как банный лист, постепенно вонзая острые зубки все глубже и глубже и сердито урча. Одни из хулиганов схватил бельчонка за хвост. Тримп повисла на передней лапе Шолабара, занесшего топор над Чаггером. Лис верещал:

— А-а-а! Да оттащи же его от меня, Гримлег! Йа-а! Я его пополам разрублю, мерзавца маленького!

И он тряс и тряс лапой, силясь освободиться от Тримп, а зубы Чаггера вонзались все глубже и глубже.

— Фрибб, убери от меня это отродье! Он прокусит мне лапу до кости! О-о-о!

Не успел лис издать очередной вопль, как откуда ни возьмись появился Фолгрим и обрушился на Шолабара, как удар молнии. Раздался громкий хруст, и голова лиса как-то неестественно откинулась назад. Хулиган замертво упал на песок. Взглянув на Фолгрима, четверо оставшихся решили уносить лапы, пока не поздно. Мартин и Гонфф как раз обогнули ближайшую дюну и направлялись к водоему, набрав дикого лука и стеблей одуванчиков, и два удиравших хулигана угодили прямо в их объятия. Гонфф ткнул одного из них в живот, и тот согнулся пополам, хватая ртом воздух. Мартин повалил второго на песок и крепко схватил за загривок. Двое других побежали в противоположном направлении — прямо на рапиры землероек Гуосима.

Волоча за шиворот хулиганов, собиратели кореньев вернулись к водоему. Мартину пришлось сразу встать между пленниками и Фолгримом, потому что тому ужасно хотелось расправиться с ними немедля, пустив в дело топор убитого лиса. Мартин постарался урезонить Фолгрима:

— Хватит кровопролития. Они свое получили. Вы, четверо, сядьте и объясните, что произошло. Что вам тут было нужно? А ну-ка правду, быстро!

Хорек Гримлег сразу же притворился несчастненьким:

— Мы всего лишь бедные бродяги, господин. Ходим по лесам, ищем себе пропитания, чтобы не помереть с голоду. На нашу беду, мы встретили этих бандитов, господин! Мы только попросили у них чего-нибудь поесть, а они как накинутся на нас! Вот этот, маленький, хотел растерзать нашего капитана, Шолабара, а ежиха собиралась вышибить нам мозги палкой. Это правда, господин! Видите того свирепого речного пса? Это он убил нашего друга Шолабара. А у сумасшедшего крота был меч, и он собирался убить меня!

Гримлег поднял саблю, которую уронил, удирая.

— Да-да, вот этот самый, клянусь своей мамой, господин! Они бы нас убили, если бы вы не пришли!

Мартин едва заметно подмигнул Тримп, прежде чем сурово вопросить:

— Это правда? Вы действительно напали на этих несчастных созданий? Отвечай!

Тримп все поняла и сразу подстроилась. Лебезя и суетливо потирая лапки, она ерзала по песку, изображая притворное раскаяние:

— О, это правда, ваша честь, это правда! Но ведь у нас было такое тяжелое детство, господин! Пощадите нас, и мы станем хорошими, клянусь усами моей бабушки! Добрый господин, позвольте нам уплыть в нашей лодке. Она там, за южным мысом, и вы о нас больше никогда не услышите, клянусь!

Услыхав про лодку, Фурмо перемигнулся с Мартином:

— Так у них есть лодка. Что ты думаешь об этом, дружище?

Оглядывая то, что осталось от их плота, Мартин задумчиво качал головой, прикидывая, что делать:

— Да, ведь лодка сэкономит нам кучу времени, верно, Гонфф?

Гонфф потряс своим кинжалом и навис над четырьмя перепуганными пленниками:

— Не бойтесь, друзья, правосудие с вами! Вот как мы поступим с этими негодяями — с ежихой и ее бандой. Мы с друзьями изымаем у них лодку и в наказание берем их с собой в качестве рабов-гребцов. Так они перевоспитаются и станут добрыми зверями, такими, как вы, например. Что скажете?

Гримлег и его дружки были совершенно сбиты с толку. Одним махом они лишились и добычи, и лодки, и своего вожака. Хорек уже собрался было возразить, но Фурмо вынул свою шпагу, подошел к нему вплотную и, глядя на него в упор ледяным взглядом, холодно сказал:

— По-моему, идея прекрасная. Эти честные звери не должны возражать, если, конечно, то, что они рассказали нам, правда. А лучше бы это было правдой, потому что я, признаюсь, ненавижу врунов. Вруны хуже воров и даже убийц, я всегда это говорил. Покажите мне вруна — и я навеки заставлю замолчать его лживый язык. Гурр! Не терплю врунов!

Гонфф положил лапу на рукоятку рапиры Фурмо:

— Держи шпагу в ножнах, Фурмо. Это честные звери. Гримлег и вся банда закивали так усердно, что у них чуть головы не оторвались. Они очень старались выглядеть бедными, но честными. Гонфф обвиняюще указал лапой на Тримп и ее друзей:

— А вот эти — совсем из другого теста. Мне лично они кажутся отъявленными бандитами и убийцами.

Фолгрим прищурил свой единственный глаз:

— Ага, я такой! Я всегда таким был. Меня хлебом не корми — дай зарубить топором парочку честных зверей!

Чаггер оскалился и утробно заурчал:

— Хо-хо, мы любим отрывать хвосты и перегрызать глотки, это точно! Гурр!

Динни скорчил страшную рожу и кровожадно растопырил когти:

— Бурр, а еще хорошо бывает заткнуть жертве нос ее собственным хвостом! Гурурр!

Тримп лихо пнула песок рядом с одним из хулиганов:

— Ха! Дайте мне острый ножик и котелок, и я покажу, что я умею делать из честных зверей. Йа-а-харр!

Гонфф ужаснулся:

— Ну хватит, злыдни! Живо в лодку и придержите свои поганые языки!

Мартин вынул меч и под конвоем повел «злодеев» к лодке. Гонфф и землеройки Гуосима кусали губы, чтобы не расхохотаться.

Лог-а-Лог, сохраняя полную серьезность, похлопал по спинам бедняжек, пострадавших от банды Тримп, каждому пожал лапу, отчего они болезненно сморщились.

— Да, повезло вам, что мы вовремя появились, очень повезло!

Один из поваров-землероек шепнул Гонффу так, что все услышали:

— Надеюсь, они поблагодарят нашего командира. А то он терпеть не может неблагодарных. Знаешь, я как-то раз сам видел: Фурмо взял саблю и…

Прежде чем он успел договорить, хулиганы испуганно залопотали:

— О, как же нам повезло, что мы вас встретили, господин! Спасибо вам, господин!

— Что бы мы без вас делали!

— Да-да! Мы вас никогда не забудем!

— Спасибо, спасибо, добрый господин.

Гонфф собрал раскиданное по песку оружие, причитая, как престарелая мышь-домохозяйка:

— Гадкие острые железки! Не бойтесь, друзья, мы позаботимся о том, чтобы вы не поранились!

Еще Фурмо подарил им тот самый обломок плота, которым собиралась драться Тримп:

— Мне очень жаль вашего друга лиса. Вот этим вы сможете выкопать ему могилку. Пусть покоится с миром! Ну, прощайте.

Фурмо с друзьями еще не успели уйти далеко, когда большая костлявая крыса с досадой пнула песок:

— Тьфу! И зачем только нас сюда принесло! Гримлег огрел крысу по голове тем самым обломком плота.

— Да заткнись ты, чокнутый! — прошипел он.

Фурмо Лог-а-Лог был в восторге от новой лодки. Он плавал вокруг нее на мелководье, восхищенно осматривая ее со всех сторон. Остальные уже грузились на борт. Это был плоскодонный ялик с одним квадратным парусом, который ставился посередине лодки. На корме был устроен парусиновый навес, натянутый на ивовый каркас, чтобы укрываться в ненастье.

Фурмо наконец забрался в ялик, зашел под навес и вышел оттуда, сияя от счастья:

— Посмотрите, ребята, там есть маленький каменный очаг, духовка из обожженной глины и еще три хорошие скамьи. Я думаю, лодка рассчитана на полную команду. Прямо скажу, друзья: тот, кто строил это судно, свое дело знает. Это настоящие мастера! Красотища, правда, Гонффо?

Мышеплут восхищенно покачал головой:

— Ставлю три против одного, что это судно полетит, как ветер. И как только этим голодранцам удалось заполучить такую великолепную лодку?

Чаггер сновал туда-сюда, вживаясь в новую роль капитана пиратского корабля:

— Известно, как! Мы отбили его у лягушек, а их самих сварили и слопали! Хи-хи-хи!

Тримп резко одернула его:

— Я уже по горло сыта такими разговорами, Чаггер!

Бельчонок взлетел на мачту и оттуда сердито пробурчал:

— Никакой я тебе не Чаггер! Я пират, ужасный злодей!

Динни, кряхтя, устроился под навесом:

— А вот я устал быть злодеем. У меня уже вся физиономия болит — скалить зубы и строить страшные рожи. Пожалуй, лучше опять стану старым добрым кротом.

Держась поближе к берегу, путешественники двинулись на север. Фурмо и его землеройки были в совершенном восторге от новой лодки. Зная толк в судостроении, они могли по достоинству оценить искусство мастеров и изящество проекта.

— А я думал, ты будешь с нами, только пока мы не доберемся до моря, дружище, — мягко напомнил Фурмо Мартин. — Разве ты не собирался вернуться домой, к своему племени, как только мы спустимся вниз по ручью?

Фурмо сосредоточенно обнюхивал палубу, даже лизнул мачту языком, прислушивался к каждому скрипу на корме, примеривался к веслам, положив лапы на уключины. Лог-а-Лог рассеянно улыбнулся Мартину:

— Ты хочешь сказать: вернуться к спокойной домашней жизни? А ты представляешь себе, что скажет моя супруга, когда я сообщу ей, что лишился и плота, и шлюпок? Уф-ф! Я, конечно, Лог-а-Лог, но главная-то в племени — она, моя хозяйка Жимолость. Она мне уши оторвет, если я вернусь домой без лодок! Мартину пришлось согласиться.

— И что же ты собираешься делать? — спросил он Фурмо.

На мордочке землеройки появилась хитрющая улыбка:

— Я собираюсь остаться с вами до конца вашего путешествия. А потом вместе поплывем обратно, и вы убедите мою супругу, что вам ну никак было не обойтись без меня и бойцов Гуосима. А в знак благодарности вы подарите нам эту лодку взамен тех, которых мы лишились. И у нас в племени мы закатим пир на весь мир, а в довершение всего мы назовем это судно «Жимолость» в честь моей драгоценной супруги! Идет?

Широко улыбаясь, Мартин крепко пожал лапу Фурмо:

— Идет, землеройка-златоуст!

13

Несколько следующих дней выдались солнечными и спокойными, и «Жимолость» преодолела значительное расстояние. Чаггер непрестанно потешал всю команду. Бельчонок произвел себя в капитаны, сохранив за собою также и роль морского разбойника. Одно другому не мешало. Фолгрим и Тримп иногда с трудом удерживались от смеха, наблюдая его ужимки и прыжки. С важным видом расхаживая по палубе, вооруженный мечом, Чаггер хриплым баском раздавал команды направо и налево:

— Готовьте еду, а то брошу вас на съедение акулам!

— Держите румпель прямо, господин Фурмо, а то капитан Чагг заставит вас драить палубу!

— Эй вы! А ну запевай песню, да повеселее, а то хвосты поотрываю!

Гонфф, как полагается, отдал ему честь:

— Капитан Чагг! Я проверил запасы продовольствия и обнаружил, что у нас все кончилось. Нам нужна еда.

Чаггер вдумчиво погладил подбородок, как это обычно делал Мартин, а потом раздраженно замахал своими пухлыми лапками:

— Ну так правьте к берегу и запаситесь едой! И не отвлекайте меня! У меня и так дел по горло, я капитан!

Гонфф посмотрел на Фурмо:

— Нам правда нужна еда.

Командор-землеройка умело вел судно по волнам, напряженно оглядывая берега:

— Будем плыть до вечера, а потом пристанем. Нам всем будет полезно провести ночь на твердой земле. А завтра снарядим экспедицию за едой. Если, конечно, капитан не возражает!

Чаггер как раз повязывал лоб цветной тряпочкой, какие носили землеройки, чтобы выглядеть еще более неотразимым.

— Ну да, я же так и сказал, кажется! А теперь всем — тихо! Капитан Чагг собирается вздремнуть.

К вечеру заметно посвежело. Фурмо налег на румпель, и «Жимолость» легко заскользила к берегу. Спрыгнув на берег, команда держала булинь, ожидая сигнала Фурмо. Тот внимательно смотрел на набегавшие волны и наконец, выбрав самую большую, закричал:

— Давайте, ребятки! Поднимай!

Почти без труда землеройки вытянули лодку на берег, за линию прилива, где ее можно было безбоязненно оставить.

Динни немедленно пошел прогуляться по пляжу, весьма довольный тем, что он снова на земле.

— Юрр! Смотрите-ка, тут старая лодка. А я сначала подумал, что это камень!

Наполовину занесенная песком лодка лежала вверх днищем, должно быть, давным-давно забытая на пустынном берегу. Фолгрим задумчиво проговорил:

— Чья же она была, интересно знать!

Тримп подошла поближе и заглянула в темную пещеру, образовавшуюся под перевернутой лодкой:

— Чья бы ни была, под ней можно отлично переночевать. Надо развести огонь и приготовить ужин из остатков наших припасов. Давайте залезем внутрь. Будет забавно!

И пока разводили огонь ежиха полезла под полуразрушенный корпус лодки. Она проделала все так быстро, что никто даже не успел предостеречь ее.

— Ай!

Она выскочила наружу, как ошпаренная, а за ней вылез огромный краб с красным панцирем и страшно шевелящимися клешнями. Ежиха не пострадала, но краб угрожающе топтался на песке и был готов защищать свое убежище. Вскоре к нему присоединился еще один, такой же огромный и свирепый. Тримп дрожала, как лист, а Чаггер спрятался за ее спину.

Вытащив из костра тлеющую головешку, Гонфф обежал вокруг крабов, последовательно поднося головешку к концам палок. Ракообразные, почуяв неладное, «заметались», семеня и спотыкаясь. Они в страхе косились своими выпуклыми глазами на горящие палки. Мышеплут наступал на них со своим потрескивающим факелом:

— Ну вы, придурки панцирные, убирайтесь отсюда, пока вам клешни не подпалили! Давайте! В воду!

Гонфф погнал их к морю, и крабы своими убогими мозгами наконец сообразили, как им не сгореть заживо. Боком, боком, они поспешно двигались к воде. Гонфф вернулся к друзьям, весело смеясь:

— У этих двоих и на одного ума не наберется!

Все выжидали, пока храбрый Мышеплут, светя себе факелом, проверял, нет ли еще кого-нибудь под перевернутой лодкой.

— Можно заходить! Здесь больше никого нет!

Снаружи стало холодно, пронизывающий ветер гулял по берегу, взвихривая песок. К счастью, путешественникам было где укрыться, они сидели вокруг костра, глядя на веселое пламя, ели вкусный ужин, шутили, болтали. Когда все на минутку примолкли, Тримп вдруг приложила ухо к борту лодки и сказала:

— Слушайте! Ты что-нибудь слышишь, Мартин?

Мартин тоже прислушался:

— Да. Похоже, кто-то стонет. Фурмо положил Динни еще пудинга:

— Может, это ветер?

Но Мартин уже взялся за свой верный меч и настороженно подался вперед:

— Это не ветер. Прислушайтесь!

Все замолчали и явственно различили какие-то жуткие стоны, раздававшиеся снаружи:

— У-у-у-о-о! О-о-о-а-х!

Стоны то затихали, то нарастали над берегом моря в безлунной ночи. Фурмо содрогнулся:

— По-моему, живые так не стонут!

Его замечание настроило всех на мистический лад:

— А может, это духи мертвых?

— Вдруг это призраки давно погибших моряков с этой лодки?

— Говорят, такое бывает на берегу моря, в пустынных местах.

— Я тоже слыхал. Они приходят по ночам на то место, где погибли.

— Урр! Уж лучше бы мы остались в море, в нашей лодке!

— Тише! Я, кажется, разбираю слова!

Действительно, слова вполне можно было разобрать.

У скрывшихся под перевернутой лодкой шерсть встала дыбом, а лапы задрожали. Все придвинулись поближе к огню. И все же нельзя было не услышать эту замогильную песнь, которая становилась то громче, то тише и пелась под аккомпанемент ветра:

Из глубоких морей, гремя костями, Встают мертвецы рядами. Целиком встают и частями И по берегу бродят стадами. Нам вечно бродить по ночам суждено. Никогда не знать нам покоя. И в безлунную ночь, и под полной луной Мы бродим, и стонем, и воем. У-у-у! У-у-у!

Тримп вся затрепетала от ужаса. Она крепко прижала к себе дрожавшего как осиновый лист Чаггера. И тут раздался низкий странный звук — снаружи по борту лодки стучали: «Тук, тук, тук». Затем снова послышались жуткие голоса:

Путник, беги отсюда, пока Не достала костлявая смерти рука. А не то будешь тоже греметь костями Вместе с нами, с нами, с нами-и-и…

Мартин взглянул на искаженные ужасом мордочки своих друзей. Вынув из ножен меч, он повернулся к единственному из всех, кроме него самого, кто не был уж слишком потрясен жуткими песнопениями:

— Ну, что ты обо всем этом думаешь, Гонфф?

Мышеплут тоже взялся за свой кинжал:

— Вряд ли привидение может быть настолько плотным и твердым, чтобы стучать лапой по корпусу лодки, дружище. Ты останься здесь на случай, если там ловушка. Позаботься об этих пугливых маргаритках. А я вылезу — посмотрю, что там такое.

И Гонфф выскользнул в ночь. Секундой позже он появился вновь и влез внутрь гораздо быстрее, чем вылезал наружу. Кинжал выскользнул из его лапы. Мартин сжал запястье друга. Тот, кто сидел теперь с ними, весь серый и дрожащий, был не Гонфф. Воитель заглянул в его расширенные от ужаса зрачки:

— Что с тобой, дружище? Что ты там видел?

Гонфф залпом опрокинул кружку напитка из одуванчиков. Кажется, он постепенно вновь обретал присутствие духа, но прошло еще какое-то время, пока он смог заговорить:

— Честное слово, друг, не хотел бы я увидеть их вновь. Они высокие, очень высокие, у них ужасные морды и длинные белые тела, они колышутся, как будто плывут по воздуху!

Тут один из членов Гуосима сжался в комок, указывая дрожащей лапой на кого-то, возникшего у входа в их убежище:

— А-а-а! Я вижу его! Вот он!

Чьи-то размытые силуэты маячили снаружи. Мартин схватил весло:

— Ну, хватит всей этой чепухи! Пора поговорить с этими призраками, послушаем, что они нам скажут!

И когда видение показалось снова, Мартин сделал резкий выпад, хорошенько огрев его веслом.

Привидение завопило и обрушилось на песок нелепой кучей. Мартин схватил в охапку эту копошащуюся массу и втащил в укрытие. Сдернув белую ткань, он предъявил своим друзьям обыкновенного ежа на ходулях.

Ежиная мордочка была густо вымазана белой глиной, скреплявшей длинные перья какой-то морской птицы. Глаза, обведенные черным, и ярко-красный рот придавали зверьку довольно жуткий вид. Он с вызовом взглянул в глаза Мартину:

— Ну, действуйте, бесчестные морские разбойники! Давай, приятель, убей меня, и покончим с этим. Кажется, твой острый меч для этого и предназначен. Грязные убийцы! Канальи!

Мартин крепко схватил ежа за липкое от глины ухо:

— Послушай-ка, дружок, разговаривай повежливее, а то я тебе уши надеру. Никакие мы не морские разбойники и никого не убиваем ни за что ни про что!

Тут на белой от глины мордочке появилась широкая улыбка:

— О, слава тебе, Мать Природа! Клянусь иголками моего дяди-толстяка, этот пудинг должен быть столь же чудесным, как и его запах! Нельзя ли положить мне большую миску? А еще, можно, я сяду рядом с той хорошенькой ежихой? Думаю, смогу произвести на нее впечатление своим прекрасным аппетитом.

Мартин с улыбкой пожал протянутую ему лапу.

— Я Мартин Воитель, а это мои друзья, и они, без сомнения, назовут себя сами.

Еж изо всех сил потряс лапу Мартина:

— Очень приятно познакомиться, Мартин. Я Мурфо, сын вождя песчаных ежей, чемпиона побережья по иглоборью.

Гонфф сразу проникся симпатией к Мурфо. Почувствовав в нем родственную душу, он лукаво подмигнул гостю:

— По-моему, тебе лучше пригласить сюда своего папу и всех остальных! А то мерзнут там, снаружи. Они же простудятся! Топчутся там, бедные, в своих белых ночных рубашках. Пойди, крикни их!

Мурфо высунул голову наружу и закричал:

— Эй! Это друзья! У них есть вкусный пудинг! Идите сюда, ребята!

В мгновение ока все пространство под перевернутой лодкой и вокруг нее наполнилось ежами, которые быстро отвязывали свои ходули и сбрасывали белые одеяния. Дюнспайк — отец Мурфо — был, вероятно, самым крупным ежом, какого приходилось встречать Мартину. Все быстро перезнакомились, и Дюнспайк принес свои извинения за то, что его ежи так напугали путешественников:

— Мне очень жаль, что мы испугали таких достойных зверей, как вы, но дело в том, что мы уже не раз видели здесь ту лодку, на которой вы приплыли, и подумали, что вы тоже из банды негодяя-лиса. Обычно он на ней плавает. Этот юный еж действительно мой сын. О! Какой роскошный ужин!

И ежи, все как один, хором повторили:

— Да! Роскошный ужин! Роскошный ужин! Фурмо поскреб ложкой по кастрюле и с сожалением сообщил:

— Очень жаль, но десерта не хватит на все ваше племя!

Вождь Дюнспайк принял от Фурмо последнюю порцию и тут же передал миску своему сыну. Он горестно покачал головой:

— Ничего! Ведь тот, кто не попробовал, не знает, чего он лишился. На, сынок, поешь, но не рассказывай остальным, как это вкусно. Ах, этот мой проклятый гнилой зуб! Как он отравляет мне жизнь. Ничего сладкого не могу есть, ничегошеньки!

И все ежи печально покачали головами и запричитали:

— Ах, проклятый гнилой зуб! Как он отравляет бедняге жизнь!

Тримп не удержалась и спросила:

— Но зачем вы ходите ночью по берегу в белых одеяниях? Для чего вы изображаете привидения?

И пока Дюнспайк раскачивался, приложив лапу к щеке, Мурфо объяснил:

— Конечно, для того, чтобы напугать морских разбойников. Эти негодяи ужасно суеверны. Напугать их гораздо легче, чем угробить половину нашего племени в бою с ними. Наш трюк уже не раз срабатывал, барышня. Правда, ребята?

И опять все племя закивало и хором ответило:

— Да, срабатывал, и еще как!

Все еще держась за свою опухшую щеку, Дюнспайк с восхищением посмотрел на меч Мартина:

— Клянусь иглами Великого Ежа, у тебя грозное оружие, Мартин Воитель!

Мартин вынул меч из ножен и протянул его вперед так, чтобы все могли его разглядеть:

— Да, грозное. Рукоять принадлежала моему отцу, а лезвие барсук выковал для меня из обломка звезды, упавшего с неба. Это волшебное оружие!

Дюнспайк недоверчиво покачал своей большой головой:

— Волшебное? Как это?

Мартин незаметно подмигнул Гонффу. Воитель повернул меч так, что на красном камне в рукояти заиграли отблески костра:

— Этот камень способен успокаивать боль и залечивать раны.

Вождь ежей с благоговением посмотрел на камень и робко спросил:

— А зубы он тоже лечит? Мартин улыбнулся:

— Да, и зубы.

Мартин выкопал острием маленькую ямку в земле и воткнул туда меч рукоятью вниз. Он подождал, пока камень остынет во влажном холодном песке, и сказал:

— Садитесь сюда, господин. Гонфф, ты подойди сбоку и держи голову вождя.

Дюнспайк робко и осторожно сел, куда ему указали. Гонфф обхватил голову ежа лапами, держась в основном за здоровую щеку. Еж с опаской смотрел, как Мартин вынимает меч из песка:

— Вы ведь не сделаете мне больно, Мартин? Воитель улыбнулся:

— Больно? Да я даже не дотронусь до вас, вождь. Все сделает волшебный камень. Просто сиди спокойно и отдыхай.

Очень нежно Мартин стал описывать круги рукоятью около распухшей щеки больного. При этом он приговаривал:

— Вот так! Вот так! Тихонько! Ну, как? Не правда ли, приятное чувство прохлады?

Дюнспайк прикрыл глаза и прислонился к Гонффу:

— О! Чудесно! Как легкое порхание бабочки весенним утром. Не останавливайся, Мартин, продолжай!

Мартин тихо нашептывал Дюнспайку на ухо:

— Кружи, кружи, волшебный камень. Твой зуб — как раз в середине круга, который я описываю. Верно?

Дюнспайк блаженно и глубоко вздохнул:

— О да, да!

Крепко сжав рукоять обеими лапами, Мартин сильно и неожиданно ударил ею прямо в середину флюса, туда, где должен был находиться больной зуб. Р-раз!

— Йа-а-а! Убили! Ранили! А-а-а!

Все племя песчаных ежей кинулось было на помощь вождю, но Мартин преградил им путь мечом и издал воинственный клич:

— Еула-лиа!

Дюнспайк наконец успокоился и перестал реветь от боли. Он открыл глаза, ощупал свою щеку и выплюнул гнилой черный коренной зуб.

— Хахарр! Посмотрите-ка! У меня не болит! Зуба больше нет. Да сохранится твое великое имя на все времена года, Мартин!

Тримп высыпала пригоршню морской соли в теплую воду и мешала, пока соль не растворилась. Она дала это Дюнспайку и сказала:

— Полощите! Особенно то место, где был зуб. Это промоет лунку, и она скорее заживет.

Еж с таким усердием и дружелюбием хлопал Мартина по спине, что чуть дух из него не вышиб:

— Как жаль, что ты не сделал этого сразу же, как мы познакомились! Тогда я смог бы попробовать ваш великолепный пудинг. Мартин, ты великий воин, ты просто герой, вот что я тебе скажу!

И хор песчаных ежей, как эхо, повторил за своим вождем:

— Великий воин!

— Герой! Вот кто он такой!

— Величайший из всех мышей! Мурфо сказал отцу:

— Папа, и ты позволишь Мартину и его друзьям ютиться под какой-то разбитой старой посудиной? Будет просто невежливо не пригласить их к нам!

14

Тримп шла впереди других с Мурфо и еще несколькими поклонниками, каждый из которых стремился поддержать ее под локоть, чтобы она не оступилась. Они зашли уже далеко в дюны, когда Мурфо вдруг остановился и почесал нос:

— Ну, барышня, как вам нравится наш дом? Тримп огляделась и не увидела ничего, кроме дюн:

— Где? Где же он, ваш дом?

Ежи хихикали, веселились и приплясывали:

— Как же можно его не увидеть, красавица?

— Должно быть, у нее глаза закрыты!

— А ведь дом прямо на нее смотрит!

— Да она просто близорукая, вот в чем дело! Тут терпение Тримп лопнуло:

— Очень смешно! Но все-таки, может быть, кто-нибудь из этих вымазанных глиной клоунов на ходулях покажет мне наконец дом?

Мурфо подошел к самой большой дюне и отодвинул в сторону клочок земли, поросший кустарником и пожухлой травой, который маскировал вход. Он низко поклонился Тримп, приглашая ее войти:

— Ну как, красавица? Вся эта дюна — наш большой круглый дом, но никто не сможет найти его, кроме нас, песчаных ежей.

Это была сложнейшая постройка из камня, дерева, глины и переплетенных веток, замаскированная под песчаную дюну. Внутри она освещалась светильниками и огнем, весело горевшим в каменной печке. Потайные вентиляционные трубы выходили наружу. Все расселись на плетеных тростниковых циновках. Когда вошел Дюнспайк, все замолчали, и он сказал, воздев лапы:

— Знаем ли мы, кто мы такие?

Все ежи тоже воздели лапы и хором ответили:

— Сыновья песка и дочери дюн!

Вождь окинул взглядом собравшихся и выбрал совсем молодого ежа, который еще только постигал законы племени. Началась беседа учителя и ученика. Старые ежи слушали и солидно кивали.

— Деремся ли мы с нашими врагами?

— Еж предпочтет напугать, а не убить.

— Какого роста песчаный еж?

— Такого, каким его сделают ходули.

— Где живут песчаные ежи?

— В круглом доме, о котором не знает никто!

— А почему никто о нем не знает?

— Потому что мы умеем заметать следы.

— Когда твоя очередь заметать следы?

— С рассвета до заката, первая четверть луны.

— Правильно! Ты прекрасно отвечал, юноша!

— Благодарю, вождь Дюнспайк!

Принесли еду, начались приятная суета и болтовня. Громоздкий Дюнспайк втиснулся между Мартином и Тримп, оттеснив Мурфо:

— Вот так-то лучше! Теперь моя очередь сидеть рядом с хорошенькой барышней.

И он ласково дотронулся до колючек на головке Тримп.

— Надо воспитывать молодежь, знаешь ли, — сказал он Мартину. — Будь как дома. Угощайся!

Команда «Жимолости» быстро приноровилась к привычкам песчаных ежей. Трапеза проходила так: на широкой доске были разложены тончайшие блины из ржаной муки, и на каждых четырех едоков приходилось по два глиняных горшка. В одном из них дымилось рагу из картошки, мелко нарезанной капусты, лука и разных видов моллюсков. Рагу выкладывали на блин и аккуратно его сворачивали. Один конец защипывали, чтобы содержимое не вывалилось.

Гонфф научился справляться с этим за считанные секунды. Он кивнул сидящему рядом песчаному ежу:

— Неплохая идея, приятель! И тарелки мыть не надо.

— О да, господин! Это прекрасная идея!

Гонфф, который прекрасно умел подражать чужим интонациям, ответил совсем по-ежиному:

— О да! Прекрасная идея! Прекрасная!

Все, кто расслышал, весело засмеялись. Чтобы развлечь гостей, ежи устроили соревнования по иглоборью. Расчистили круг, и двое соревнующихся привязали к задним лапам учебные низкие ходули. Они балансировали внутри круга, пока старики-арбитры не возгласили:

— За пределы круга не выходить! Лапами друг друга не касаться! Сходитесь! К бою!

Соперники храбро, хоть и неуклюже ринулись в бой. Это были два взрослых сильных ежа. За каждого из них болели друзья:

— Давай, Доггл, накорми его песком!

— Сделай-ка этого увальня, Пейкел, сорви с него ходули, пусть покажет нам свои пятки!

— Будь внимателен, Доггл, смотри, что этот дьявол выделывает своими ходулями!

— Давай, тесни его, нападай!

Соперники какое-то время ходили по кругу, потом сошлись в середине его, нагнули головы и сильно стукнулись, зацепившись друг за друга своими твердыми иглами. Оба мотали головами, стараясь повалить один другого. Это оказалось непросто, при том что лапы нельзя было пускать в ход. Потея и кряхтя, борцы отталкивались друг от друга и вновь сходились. Иногда кто-нибудь из них неожиданно отскакивал в сторону, стараясь таким образом вывести из равновесия соперника.

— Ну-ка, Доггл, покажи ему свой знаменитый боковой!

— Твой коронный лобовой удар, Пейкел, — и он готов! Победил Доггл. Он послушался советов болельщиков и применил комбинацию: внезапный поворот головы и подсечка слева. Под рев зрителей Пейкел оказался в воздухе, ходули полетели в разные стороны, а сам он шлепнулся на спину. Болельщики Доггла возликовали, когда он наклонился и трижды постучал по ходулям поверженного противника — обычный ритуал в иглоборье.

Потом ежи стали упрашивать вождя принять участие в состязаниях, но тот с улыбкой покачал головой. Мурфо крикнул отцу:

— Давай, папа, покажи им, как борются настоящие чемпионы! Или ты слишком толстое пузо отрастил?

Тут начались подколы и шуточки. Все еще улыбаясь, Дюнспайк тяжелой походкой направился к границе круга:

— Ну что, Доггл, ты готов оказаться на песке?

Доггл исполнил на ходулях жизнерадостный танец:

— Я-то готов, вождь, только, чтобы бросить меня на песок, понадобится кто-нибудь помоложе и пошустрее тебя, старый толстяк!

Дюнспайк поднял одну бровь. За его улыбкой таилась угроза. Он привязал к лапе одну ходулю:

— Может, я уже и в годах, но, думаю, ты сегодня все-таки причешешь песок своими колючками!

Ропот удивления пронесся среди зрителей, когда Дюнспайк выпрямился:

— Смотрите! Он собирается бороться на одной ходуле! Да Доггл этого старика расплющит, как краба!

Один из арбитров обратился к Дюнспайку:

— Ты нарочно привязал только одну ходулю, вождь?

— Да!

— Ты собираешься так бороться?

— Да!

Арбитр беспомощно развел лапами:

— Хорошо. За пределы круга не выходить. Лапы в ход не пускать. К бою!

Мартин изумился проворству пожилого и тяжелого ежа. Дюнспайк на своей одной ходуле быстро допрыгал до середины круга, тогда как Доггл еще только проделал половину пути. Вождь нагнул свою огромную голову, колючки его ощетинились. Он нанес противнику мощный удар, сцепившись с ним колючками и затем резко повернув голову. Доггл поднялся в воздух, полетел куда-то вбок и приземлился за пределами круга, среди зрителей. С хохотом, более напоминавшим победный рев, Дюнспайк в несколько прыжков оказался рядом с побежденным и трижды стукнул по его ходулям под бур-ные аплодисменты. Потом Дюнспайк обратился к Мартину:

— А ты, Мартин из Рэдволла, не хочешь ли встать на ходули и побороться со мной?

Мартин, смеясь, поднял лапы вверх:

— Я бы скорее решился сразиться с зубастой акулой, чем бороться с тобой. Ты настоящий воин!

— Мартин тоже воин, — вмешался Гонфф. — Он творит чудеса своим мечом. Пусть он покажет тебе!

Мартин укоризненно посмотрел на Мышеплута:

— Гонфф, если тебе хочется упражнений с мечом, можешь выступить сам. Я не хочу устраивать представления всякий раз, как мы встречаем новых друзей!

Гонфф угрюмо замолчал. Тримп стало жаль его, и она взялась за Мартина:

— Это не ты устраиваешь представление, Мартин, это мы хотим представить тебя новым друзьям. Гонфф так гордится тобой, да и мы все тоже. Не мог бы ты хотя бы один раз показать свое искусство владения мечом?

Мартин примирительно обнял обоих своих друзей:

— Когда вы так ставите вопрос, милая барышня, у меня просто не остается выбора. Прости, если я был невежлив, Гонфф. Ну-ка, посмотрим, что можно придумать с этими ходулями…

По просьбе Мартина песчаные ежи воткнули две ходули в песок, а третью положили на них горизонтально, так что получилось нечто вроде дверного проема. Воитель попросил тишины. Все молча смотрели, как Мартин принимает классическую боевую стойку, положив меч на одно плечо. Примерившись, он отпрыгнул немного назад, а потом бросился вперед с воинственным кличем:

— Рэдво-о-олл!

Быстрое, как молния, острие меча рассекло верхнюю горизонтальную ходулю. Потом зигзагообразным движе-нием Мартин перерубил обе вертикальные ходули посередине. Не успела верхняя перекладина упасть на землю, как меч Мартина рассек ее в воздухе еще несколько раз. Зрители только приготовились разразиться аплодисментами и восторженными криками, а Мартин уже чинно сидел рядом с Дюнспайком, вложив меч в ножны.

С трудом перекрикивая хлопки, топот и бряцанье иголками, вождь племени провозгласил:

— Ущипните меня за лапу и выдерните у меня все иголки! Мартин из Рэдволла, когда ты рядом, можно чувствовать себя в безопасности! Я было подумал, что мои глаза лгут мне. Да я и до сих пор не до конца верю, что ты сделал то, что сделал.

На этом всяческие состязания и закончились. Дальше по программе начинались танцы. С первыми тактами песенки «Два притопа — три прихлопа» бывшие зрители теперь сами лихо отплясывали на арене.

Дюнспайк оставался на месте и некоторое время внимательно смотрел на Мартина и Фолгрима, а потом сказал:

— По-настоящему бесстрашные попадаются очень редко. Взглянув на тебя и на Фолгрима, я сразу понял, что вы оба из этой породы. Я слышал еще о двоих таких: один из них был мышью, как ты, а другая — черной белкой. Про эту пару говорили, что слово «страх» им неведомо.

Мартин насторожился:

— Как их звали? Откуда они были, вождь?

После сытной еды и нескольких кружек пива под названием «Морская Пена» Дюнспайка клонило ко сну:

— Я точно не знаю. У мыши, кажется, было какое-то короткое имя, а белку звали Рангфарл, или как-то в этом роде. Иногда я плохо соображаю, да и голова моя гудит от этих соревнований по иглоборью. Погоди-ка! Я слыхал, что тот, который мышь, пришел с севера, с Северного Берега, а еще… Нет, врать не стану, не помню. Иногда мне кажется, что у меня в голове точно над цветами, что растут на дюнах, порхает множество бабочек!

Мартин ободряюще похлопал старого вождя по плечу:

— Не беда, дружище! Хотя, не скрою, я был бы тебе очень признателен, если бы ты сказал мне, как далеко отсюда Северный Берег.

Дюнспайк откинулся на циновки и широко зевнул:

— Около четырех дней пути. Вы поймете по погоде, что Северный Берег близко. Там резко холодает, и к тому же вы увидите скалистый мыс, он выдается в море. Мартин, у меня глаза слипаются, так что, пожалуй, пожелаю тебе спокойной ночи и приятных снов.

Но Мартин еще долго сидел без сна у очага, когда празднество закончилось и светильники погасили. Вокруг расположились на ночлег песчаные ежи: кто мерно посапывал, кто громко храпел, кто бормотал что-то во сне, иные даже смеялись и напевали обрывки песенок. Непонятно отчего, на Мартина вдруг навалилась страшная тяжесть и к глазам подступили слезы. Чуть позже Воитель понял причину своей тоски. Ведь все это время он смеялся, пел, ел, пил и танцевал, даже не вспоминая о них — о своих отце и матери, которых он почти не помнил и которые когда-то жили в четырех днях пути от места, где он сейчас находился. Перед глазами у него возникла картина: отплывающее от берега судно, снежный зимний день — невыносимо печальное, болезненное воспоминание. Мартин крепко сжал рукоять своего меча: ведь это было единственное, что связывало теперь Воителя с тем мышонком, что стоял тогда на берегу, глядя, как судно исчезает в снежной пелене и холодных волнах. Страшная слабость овладела Мартином из Рэдвол-ла. Он лег и прикрыл глаза. Маленький мышонок на берегу, отплывающее судно, давний зимний день становились все бледнее и бледнее, а потом затерялись в бескрайних просторах сжалившегося над Мартином сна, сна без сновидений.

15

Следующие несколько дней Мартин места себе не находил. Он почти не притрагивался к еде. Воитель сделался необычно молчалив и говорил только тогда, когда к нему обращались и не ответить было нельзя. Завернувшись в одеяло и в кусок парусины, он сидел на корме «Жимолости», не обращая внимания на погоду, которая с каждым днем становилась все холоднее. Дюнспайк и его племя проводили путешественников, снабдив их изрядным запасом вкусной еды. Тримп, да и другим тоже, жаль было расставаться с гостеприимными и такими забавными песчаными ежами. К тому же подавленное настроение Мартина действовало и на всю команду. Это была уже не та веселая компания, что спускалась вниз по ручью.

Лог-а-Лог Фурмо испек кекс со сливовой начинкой по особому рецепту. А подливку из красной смородины ему помогали готовить Тримп и две землеройки. Наконец все уселись под навесом, и Гонфф стал раскладывать кушанье. Наделяя каждого большим куском, он приговаривал:

— Налегайте, друзья! От этого кушанья у вас на щеках расцветут розы! Никогда не доводилось пробовать такого удачного пудинга с вареньем!

Фурмо предостерегающе поднял ложку:

— Эй, Гонффо, я тебе уши надеру, если еще раз услышу, как ты называешь мой фирменный сливовый кекс с подливкой «пудингом с вареньем»! Надо же такое сморозить: «Удачный пудинг!» Ха! За кого он нас принимает, барышня? За недотеп каких-нибудь?

Тримп передала Гонффу пустую миску:

— Положи сюда. Надо отнести Мартину. На завтрак он только выпил мятного чая, уже дело к вечеру, а у него во рту маковой росинки не было.

Гонфф положил в миску щедрую порцию:

— Позволь, я ему отнесу, красавица. Я знаю его лучше, чем кто-либо, если не считать моей Коломбины. Как жаль, что ее сейчас нет с нами, да и маленького Гонфлета тоже. Уж они бы сумели развеселить Мартина!

Мордочка Динни расплылась в улыбке:

— Гурр, я не сомневаюсь, что ваш парнишка и ваша милая жена подбодрили бы его, господин Гонфф.

Гонфф сел, поставил миску около себя и вытер глаза какой-то попавшейся под лапу тряпочкой:

— Ты прав, Дин. Я так скучаю по Коломбине и малышу! Я уже совсем не тот беззаботный бродяга, каким был прежде.

Чаггер взобрался на колени к Мышеплуту и обнял его:

— Не плачьте, господин Гонфф, хотите, я буду вашим сыночком?

Мышеплут улыбнулся сквозь слезы:

— Конечно, дорогой, хочу, если только ты больше не ежик, а то их очень уж неудобно обнимать — такие они колючие! Прошу прощения, Тримп. К тебе это не относится.

На корме появился Мартин. Он сбросил с себя одеяло и мешковину и обратился к Фурмо:

— Скажи своим землеройкам, чтобы они поставили парус и сели на весла. Я вижу тот самый мыс.

Фурмо вскарабкался на мачту проворно, как белка. Он вгляделся вдаль и действительно различил темную линию. Спустившись на палубу, он сказал:

— Да, это скорее всего начало Северных Земель. Фолгрим, побудь рулевым и держи курс прямо и только прямо. Гонфф, помоги отвязать канаты. Сегодня пристанем к берегу, если ветер наполнит парус. Шевелитесь, партизаны, покажите нашим друзьям, на что способны гребцы-землеройки!

«Жимолости» пришлось лишь чуть-чуть изменить курс, и она понеслась вперед, подгоняемая юго-восточным ветром. Воитель задал бешеный темп, несмотря на все увещевания Тримп:

— Потише, потише, Мартин, подумай об остальных! Гонфф громко высморкался:

— Вот именно, Тримп, скажи ему, а то мы все упадем на палубу без сил раньше, чем проплывем половину пути. Небезопасно так грести, если перед этим ты наелся до отвала пудинга с вареньем. Уф-ф!

Гребцы-землеройки грубовато захохотали, увидев своего командира Фурмо, который навис над Гонффом с увесистой деревянной ложкой:

— Я тебя предупреждал, негодяй! А ну повторяй за мной: «Сливовый кекс с горячей подливкой»!

Гонфф послушно повторил эти слова. Под эту фразу так славно оказалось грести, что землеройки принялись повторять ее, сгибая и разгибая спины на ударных слогах:

— Сливовый кекс с горячей подливкой! Сливовый кекс с горячей подливкой!

Ни на что больше не отвлекаясь, они гребли и гребли, стараясь не отстать от Мартина, который опять невольно увеличил темп. Они обогнули мыс, когда было уже за полночь. Фурмо отдал приказ сушить весла, и гребцы в изнеможении повалились на палубу. Все, кроме Мартина. Сначала, правда, он тоже лег, но тут же поднялся, стоило только лодке чиркнуть по морскому дну. Мартин напряженно вглядывался в пустынный берег, освещенный бледным лунным светом. На заднем плане, как одинокие часовые, высились скалы, покрытые на вершинах скудной растительностью. Валуны, а также низкорослые и искривленные из-за сильных ветров деревья защищали от чужого взгляда темные пещеры, давно оставленные обитателями. На Мартина нахлынули воспоминания. Каждый выступ скалы, любой песчаный холмик казался ему знакомым. Повернувшись к своим усталым спутникам, Воитель хрипловатым шепотом произнес:

— Здесь я родился. Эти места мне знакомы.

Спрыгнув с лодки, он побрел по мелководью.

Лог-а-Лог взялся за свою шпагу и сделал знак землеройкам. Фолгрим потянулся за топором. Гонфф преградил им путь, подняв обе лапы:

— Нет, друзья. Пусть он идет один. Нам не стоит мешать ему сегодня.

Команда «Жимолости» отложила до поры до времени оружие и осталась на судне ждать возвращения Мартина.

Мартин медленно побрел по берегу, потом свернул направо. Его, как магнит, притягивала пещера, которая, он чувствовал, когда-то была его домом. Сначала Мартин не поверил своим глазам. Остановившись, пригляделся получше: из пещеры шел слабый свет. Да-да, там был свет! Кто-то развел костер, но теперь от него остались только тлеющие угольки. Держа наготове меч, Воитель из Рэдволла неслышно, как тень, подкрался к пещере. Войдя, он прижался спиной к холодному камню стены и выждал, пока глаза не привыкли к полумраку.

У костра, вернее, около того, что от него осталось, дремала старая мышь, закутанная в длинный походный плащ. Мартин подкрался ближе и легонько кольнул лапу старика острием меча. Потом еще раз, и только тогда старик пошевелился и взглянул на Мартина. Дрожащим от испуга голосом он спросил:

— Это ты, Льюк?

Мартин не ответил, лишь подбросил в костер веточек. Отложив свой меч, он сел напротив старца и пристально поглядел на него сквозь вновь разгоревшееся пламя. Радостная улыбка осветила морщинистую мордочку:

— О, Льюк, это и вправду ты! Но как же это? Воитель заговорил очень тихо, боясь испугать старика:

— Я Мартин из Рэдволла, сын Льюка Воителя. Назовите мне ваше имя, господин.

Старик с трудом поднялся, ковыляя, обошел костер и сел рядом с Мартином. Он осторожно вытянул лапу и ощупал голову Воителя. Мартин терпеливо ждал. Слезы покатились по щекам старика, голова его затряслась:

— Сколько минуло времен года! Как давно это было! Я столько раз приходил сюда, приходил под проливным дождем и палящим солнцем. Я сидел здесь один и ждал. И вот наконец дождался!

Слезы не давали ему говорить. Мартин обнял старика, гладил его по худой спине, утирал ему слезы полой плаща. Он укачивал его нежно, как ребенка:

— Ну-ну, не надо больше плакать, друг! Я сын Льюка, и я вернулся. Ты больше не один.

Старик жадно вглядывался в Мартина:

— Да, да! Ты Мартин! Ты так похож на своего отца, так похож! Ты меня не помнишь? Я Вург. Я был лучшим другом Льюка.

Мартин не смог вспомнить, но ему было жаль расстраивать старика, и он кивнул:

— Еще бы! Я просто не узнал тебя сразу, здесь ведь так темно. Вург — правая лапа моего отца! Теперь-то я вспомнил! Как ты, Вург?

Вытянув перед собой свои иссохшие лапы, Вург усмехнулся:

— Как я? Я стар, Мартин, стар, стар и еще раз стар! Хе-хе-хе, я ношу на себе такой груз! Больше прожитых времен года, чем иголок у ежа.

Мартин горячо обнял иссохшее тело:

— Чепуха, по-моему, ты совсем не изменился. Готов поспорить, что аппетит у тебя не пропал! Ты голоден, Вург?

— Хе-хе, каждый, кто достаточно вынослив, чтобы жить на севере, постоянно нуждается в сытной еде!

Мартин вложил свой меч в ножны и встал:

— Тогда пойдем со мной к лодке. Там у нас команда землероек, они накормят тебя до отвала.

Вург поднялся, хрустя своими старыми суставами. Потом он выкопал из песка льняной мешочек, украшенный бусинами, и спрятал его у себя под плащом:

— Ну, юноша, чего мы ждем? Веди меня туда, где кормят!

Они пошли по берегу, Вург тяжело опирался на лапу Мартина и болтал без умолку:

— Говоришь, землеройки Гуосима? Должно быть, они знают толк в кулинарии! Не то что старина Кардо, ну, тот, что поставил на огонь салат. Что? Да какой там повар! Кардо и воды не смог бы вскипятить, даже если бы от этого зависела его жизнь! Ты ведь помнишь Кардо?

Мартин в очередной раз солгал, вовремя подхватив старика, которого как раз повело в сторону:

— О, как же, Кардо! Кто бы смог забыть этого чудака! Гонфф нес свою вахту на корме. Увидев двух мышей, приближавшихся к «Жимолости», он поднял задремавшую было команду:

— Эй, друзья! Мартин возвращается. И, кажется, не один. Вставайте! Может быть, ему понадобится помощь.

Фурмо и Фолгрим помогли поднять Вурга на борт. Увидев шрамы Фолгрима, старик подмигнул ему:

— Хе-хе, сдается мне, ты умеешь позаботиться о себе, в смысле, постоять за себя в драке!

Фолгрим обнажил зубы в диковатой усмешке:

— Я в свое время о многих позаботился, господин. Вурга усадили на корме, и он с отсутствующим видом пробормотал себе под нос:

— Да, Льюк и Рангувар тоже в свое время о многих позаботились! Хе-хе-хе!

Фурмо дружески похлопал Вурга по плечу:

— Любите сладкое, дедушка?

— Вот что я тебе скажу, внучек: у меня во рту остался один зуб — как раз для сладостей! Хе-хе.

Фурмо разжег свою печку, растопив ее плавником:

— Ну, как насчет рулета с горячим кленовым сиропом? Я замешиваю его из сладкой муки, кладу засахаренные фрукты и этак аккуратненько заворачиваю их в тесто, получается рулет, потом выпекаю, а когда он готов, поливаю его горячим кленовым сиропом. С ним отлично идет кружечка-другая эля «Морская Пена», что дали нам с собой песчаные ежи. Ну как? Вург вытер лапой рот:

— Скажу тебе, когда у меня слюнки перестанут течь.

Наступило хмурое утро. Небо было обложено серыми тучами, дул резкий ветер. Мартин и его друзья сидели под тентом на корме, прихлебывая горячий ячменный бульон с морковью. Вург устроился поближе к печке. Он завернулся в плащ, свернулся калачиком и спал после вчерашнего пира.

Гонфф усадил Чаггера к себе на колени и даже позволил малышу стащить у него кружку с бульоном:

— Допивай, дружок, и не вздумай потом носиться как угорелый и шуметь. Старому Вургу надо много спать. Кстати, Мартин, ты что-нибудь узнал от старика о своем отце?

Мартин посмотрел на мирно спящего Вурга и покачал головой:

— Не хочу торопить его. Вург сам расскажет, когда будет готов. Правда, я намекал ему, что хочу кое-что узнать.

Динни внимательно посмотрел на Мартина поверх своей кружки:

— И что на это сказал пожилой господин? Мартин пожал плечами:

— Немного. Но он обещал, что я узнаю все, что мне нужно, когда мы отвезем его обратно домой. Место называется Высокие Скалы.

Тримп с интересом спросила:

— Высокие Скалы? Где это, Мартин? Воитель посмотрел вдаль, на серое зимнее море:

— Вероятно, еще севернее. Вург обещал показать нам дорогу.

Фурмо поднял с палубы льняной мешочек, который выпал из-под плаща старика, и передал его Мартину:

— Как ты думаешь, что там?

Мартин глубоко вздохнул и осторожно, чтобы не потревожить Вурга, положил мешочек в складки его плаща:

— Надеюсь, он сам расскажет нам, когда захочет. Хотя я не уверен теперь, что хочу узнать это. У меня предчувствие, что это длинная и трагическая история.

Вург проснулся около полудня, отдохнувший и освеженный, и плотно позавтракал. Под его руководством они снялись с якоря и взяли курс на север. Мартин задумчиво смотрел, как удаляются и исчезают в тумане его родные места, и молчал.

16

Через два дня после того как путешественники оставили родину Мартина, к вечеру впереди по курсу появились Большие Скалы. Ветер совершенно успокоился, шел проливной дождь. На рябой от дождя поверхности моря не было тем не менее огромных пенистых валов, обычных в здешних местах. Вург на носу лодки подсказывал направление. Рядом с ним стоял Мартин. Фурмо и Динни были у руля и во всем слушались указаний Вурга:

— Держите курс в открытое море.

Фурмо послушался, но недоверчиво заметил:

— А может, все-таки лучше забирать к берегу? Мартин быстро ответил:

— Нет-нет, наоборот, туда, где поглубже! Вург говорит, что у берега подводные рифы почти выходят на поверхность. А дальше от берега — глубоко, так что рифы — далеко под нами. Держите нос лодки повыше!

— Разумно. Тем более что волны сегодня небольшие. Мартин кивнул:

— Да. Вург говорит: если начнется волнение, надо править в открытое море, прочь от Высоких Скал, и думать о них забыть, пока не начнется отлив. Иначе «Жимолость» разобьется.

Динни с опаской посмотрел на линию горизонта:

— О море, не позволяй нам засорять собою свои воды! Ничего нет хуже, чем крот-утопленник, уверяю тебя!

Тримп и все остальные просто рты разинули, увидев, как огромны эти Большие Скалы. Величественные каменные глыбы высились над водой, похожие на доисторических чудовищ, страшных и угрожающих. Они тянулись на много верст вдоль береговой линии, эти громадные глыбы темного базальта, разнообразные по форме: треугольные, цилиндрические, квадратные, поросшие у основания бурыми водорослями и мхом. Парус спустили, и на весла сели самые опытные из землероек. Они знали, что их собственные жизни и безопасность остальных теперь зависят от их точности и уверенности. Когда лодка поравнялась с целой группой гигантских скал и прямо перед путешественниками возникла одна, заметно превышающая остальные по высоте, послышался приказ:

— Обходите ее спокойно. Большая должна остаться у вас с левого борта.

Тримп крепко сжала лапу Фолгрима:

— Чур меня! Только посмотри, какие они огромные, Фолгрим!

Чаггер взобрался на плечи к Фолгриму, вцепился в него, как пиявка, и захныкал:

— Я боюсь, Фол! Чаггу здесь не нравится!

Фолгрим похлопал бельчонка по задней лапке:

— Мне тоже не по себе, дружок. Да и всем остальным, думаю, даже Мартину. Так что у нас хорошая компания!

Когда путешественников обступили страшные башни, они сразу позабыли обо всем остальном. Фурмо закричал непривычно высоким голосом, в котором звенел страх:

— Поворачивайте! Огибайте большую скалу! Обходите ее, ребята! Давайте же!

Вода под ними стала вспухать, море подхватило лодку, как скорлупку, и понесло прямо на скалу. Гребцы с противоположного борта старались изо всех сил, а Мартин, Гонфф и остальные веслами и шестами пытались оттолкнуться от каменной глыбы. Волна отхлынула с каким-то сосущим звуком. И лодка очутилась в подобии желоба, по которому она храбро помчалась, огибая базальтовый монолит. Но оказавшись с подветренной стороны скалы, мореплаватели поняли, что их положение стало еще опаснее. Теперь они находились в узеньком коридорчике между самой большой глыбой и несколькими поменьше. Послушный указаниям Вурга, шкипер Фурмо нараспев прокричал:

— Я иду вон к тем скалам! Эй, там, на корме, готовьте канаты! Надо закрепиться! Только не привязывайте лодку слишком крепко, друзья, — она должна иметь возможность перемещаться при приливе и отливе.

Как только они подплыли к скоплению скал, Мартин на носу лодки, Фолгрим — посередине, а Гонфф — на корме, раскрутили тяжелые канаты. Тут очередная волна опять подняла лодку наверх, и Фурмо скомандовал:

— Бросайте!

Три прочных каната взмыли в воздух. Три железные «кошки» одновременно клацнули о камень. Теперь «Жимолость» была надежно закреплена и мягко покачивалась на волнах, привязанная длинными канатами, позволяющими ей опускаться и подниматься с отливом и приливом.

Лог-а-Лог Фурмо никак не мог унять нервную дрожь. Он прислонился к Мартину, весь бледный, задыхающийся, потрясенный только что пережитым.

Мартин крепко сжал лапы друга:

— Ты сделал все великолепно, Фурмо! Никто лучше тебя не провел бы судно. Ты совершил чудо!

С гордостью топнув по палубе, Фурмо победоносно улыбнулся:

— Ни одно судно в мире, кроме нашей «Жимолости», не выдержало бы таких испытаний. Что за чудо-лодка! Вернусь домой — расскажу о ее подвигах!

Вург набрал побольше воздуха и, сложив лапы рупором, крикнул своим дребезжащим голосом:

— Эй, там, на «Половине»! Эй! Вы меня слышите?

Ответа не последовало. К тому времени Фурмо уже оправился от потрясения и гаркнул своим громовым басом:

— Эй, там, на «Половине»! Это Вург! И не один! Э-э-эй!

Мартин едва успел оттолкнуть Лог-а-Лога в сторону, чтобы его не зашибла тяжелая веревочная лестница с деревянными перекладинами, которая упала со скалы на палубу.

Гонфф изумленно уставился на Вурга:

— Кому это ты кричал и что это за половина?

Наверху, на выступе скалы, появился заяц. Он казался таким же древним, как Вург, даже еще старше. Помахав Вургу трясущейся лапой, заяц крикнул:

— Где ты, черт возьми, шлялся? Клянусь фартуком моей тетки! Я тут сижу на скале, как чайка, которая страдает морской болезнью, все глаза проглядел, волнуюсь, понимаешь, за него! А он, как ни в чем не бывало, участвует в какой-то крысиной регате! Здрасьте пожалуйста!

Забравшись с помощью Тримп на нижнюю ступеньку, Вург полез наверх по веревочной лестнице, а за ним следом — и все остальные. Уже на скале старик попытался урезонить разгневанного зайца:

— Помолчи, Бью! Дай отдохнуть своей вставной челюсти! Это друзья. Они доставили меня сюда с Северного Берега. Не тебя же было дожидаться! У меня бы усы на лапах выросли, пока ты сподобился бы приплыть и забрать меня, старый, стукнутый пыльным мешком кролик на ватных лапах!

Уши зайца гневно затрепетали. Он помог Вургу подняться на ровную площадку и разразился яркой речью:

— Ах так! Значит, «кролик»! Ну, будь ты неладен! Да я тут два дня готовил для тебя запеканку из устриц! Неплохо для кролика, а? А еще я собирался приготовить для тебя сливовый пудинг, будь он неладен совсем! Только мне уже трудновато сбивать его! Так что на десерт получишь дырку от бублика.

Голова Мартина деликатно высунулась из-за края скалы:

— Послушайте, когда вы закончите вашу приятную беседу, не будете ли вы так любезны немного отодвинуться от края? Дело в том, что вся команда висит на веревочной лестнице.

Заяц вставил себе в глаз монокль из кристалла горного хрусталя и сверкнул им на Мартина:

— Что вы говорите! С чем вас и поздравляю! И всю вашу команду тоже! Думаю, вы явились, чтобы съесть нас тут без соли и перца?

Вург перебил зайца:

— Бью, держи себя в лапах! Посмотри внимательно на эту мышь. Как по-твоему, кто это?

Бью весь скрючился, подался вперед и, морщась от напряжения, стал всматриваться в Мартина. От удивления у него вылетел монокль:

— Льюк! Клянусь картошкой, которая пригорела у моей тетки! Будь оно все неладно! Ах ты прохвост, пройдоха, негодяй! Как тебе удалось остаться молодым, когда мы все так постарели? Это непорядок!

Мартину наконец удалось выбраться на ровную площадку. Он с улыбкой взял лапу Бью и крепко пожал ее:

— Я Мартин из Рэдволла, сын Льюка Воителя. С кем я имею удовольствие беседовать?

Заяц тряхнул поседевшей головой и тоже улыбнулся:

— Хорошо знал твоего отца. Отличный был парень! Я Бьюгам Фетрингклэр Косфортингсол. Вернее, Бьюсол Фетринггам Косфортингклэр. Тьфу ты! Меня зовут Солклэр Фортингбью Косфортингфетр… Тьфу! Я так стар, что забыл собственное имя. Стыд-позор, будь оно неладно!

Вург хихикнул:

— Ладно, остановимся на Бьюклэр Фетрингсол Косфортингам. Именно так звучит твое дурацкое имечко на самом деле.

Заяц подергал свои облезлые усы:

— Ах да, точно! Спасибо, старина.

Но тут же спохватился, снова подергал себя за ус и напустился на Вурга:

— А кто вообще тебя спрашивал, ты, побитое молью чучело доисторической мыши? Если мне понадобится, чтобы кто-нибудь напомнил мне мое имя, у меня для этого есть я сам!

Вург подступал все ближе и ближе к зайцу. Они уже стояли нос к носу:

— Значит, «побитое молью»? Значит, «чучело»? Значит, «доисторической мыши»? Может, и так, но только кто кроме этого чучела присматривал бы за тобой все эти годы? Нет, надо было бросить тебя тогда на Островах Близнецах, вот что!

Мартин в отчаянии хлопнул себя по лбу и с надеждой посмотрел на Гонффа. Мышеплут растащил спорщиков в разные стороны:

— Успокойтесь оба и послушайте меня. На борту нашего судна есть тот, кто вас примирит. У нас свой способ улаживать разногласия. Каждая из враждующих сторон должна сразиться с нашим арбитром. Фолгрим, подойди-ка сюда!

Попробовав на язык, достаточно ли остро заточено лезвие топора, Фолгрим вышел вперед. Улыбаясь своей страшноватой улыбкой, он посмотрел сначала на Бью, потом на Вурга и ледяным голосом сказал, будто топором отрубил:

— Кто тут ссорится — выбирайте себе оружие. Лично мне все равно — топор или зубы.

Вург немедленно спрятался за спину Бью, а тот все никак не мог проглотить комок, застрявший у него в горле:

— Ссорится? А кто ссорится? Мы с моим закадычным другом, будь он неладен, просто обмениваемся шутками! Послушай, Вург, может, нам лучше пригласить этих отважных мореходов на наш славный корабль «Половина»? Они, кажется, устали и проголодались. Мы могли бы зажарить парочку акул для старины Фолгрима, или, может, он вместо акул предпочтет погрызть своими великолепными зубами наш деревянный стол? На здоровье, будь оно неладно! Ну пошли, ребята. Не обижайтесь на меня, господин Фолгрим, это я так шучу, будь я неладен!

Вург и Бью провели путешественников круглым тоннелем, вырубленным в скале. Они вышли наружу с противоположной стороны скалы и очутились в окружении другой стаи утесов. Зрелище, открывшееся им, заставило их разинуть рты от удивления и испуга. Бью элегантно шаркнул лапой и слегка поклонился: — Добро пожаловать на «Половину». Полкорабля было зажато между той скалой, на которой стояли мореплаватели, и другой, ближайшей к ней. Полсудна висело в воздухе. Под ним было две трети высоты сжимавших его скал, и над ним — одна треть. От середины корпуса до носовой части судно прошивал ржавый железный шип, который неведомая сила вогнала в скалу. Когда-то корабль был красным, но от суровой здешней погоды, морских брызг, солнца и дождей он поблек и приобрел линялый розовый цвет. Тишину нарушил голос Динни:

— Засыпьте мой туннель! Половина корабля висит в воздухе!

По очередной веревочной лестнице они забрались на борт. Тримп была поражена размерами судна. Они как будто оказались в огромной комнате. Деревянные переборки с отверстиями для весел пропускали свет, так же как и люки, расположенные выше. Команда «Жимолости» во все глаза смотрела на это диво. Голос Фурмо звучал гулко и странно в таком огромном помещении:

— И это только половина корабля! Вы представляете, друзья, каким он был до того, как раскололся надвое? Целая плавучая деревня! Никогда не видел ничего столь огромного, что могло бы плавать по морю!

Вург кивнул:

— И тем не менее плавало, а вот теперь от него осталась половина. Посмотрите в открытые люки! Над этой палубой есть еще одна, а над той — еще одна. А самая главная — еще выше, итого — их четыре. Обычно мы держим люки открытыми, чтобы проникал свет, и только в ненастную погоду задраиваем их. Поднимайтесь по лестнице, там каюты. Идемте, я вам покажу.

Мартин покачал головой, проходя мимо длинного ряда лавок со свисающими с них цепями и ломаными веслами. Они выглядели совсем изношенными от многолетнего использования.

— Бью, это было рабовладельческое судно?

— Да, старина, его хозяева были самыми отъявленными негодяями, какие когда-либо бороздили моря. Но теперь это наш дом, наша любимая «Половина». Будь моя воля, я бы так и назвал его «Полкорабля», но остальные решили, что «Половина» — лучше, будь она неладна! Ладно, сначала еда, потом разговоры — такой у нас порядок.

Последовав за ним по украшенной резьбой лестнице, они вошли в просторную каюту с открытыми верхними люками. Комната была вполне обжитая, чистая, прибранная. Все было на местах — столы, стулья, койки и шкафы. Две старые седые мыши работали за столом, что стоял рядом с растопленной печью. Дымоход выходил в один из верхних люков. Вург представил мышей:

— Это все, кто остался в живых из тех, кто давным-давно отплыл от Северного Берега: Дьюлам, Денно и я.

Денно подошел прямо к Мартину и осторожно взял его мордочку в свои испачканные мукой лапы:

— Нет нужды рассказывать старому Денно, кто ты такой, — я и так вижу, что ты сын Льюка Мартин. Иначе и быть не может. Ты — живой портрет великого Льюка. Правда, у тебя глаза твоей матери, Сайны.

Мартин вздрогнул:

— Вы знали мою мать? Денно кивнул:

— Конечно, знал, и не было на свете создания нежнее и прекраснее, чем она. Я всех их знал, Мартин. Но у нас впереди целая ночь, чтобы поговорить об этом. А теперь сядь и отдохни, скоро еда будет готова.

Запеканка оказалась волшебной на вкус смесью морских трав и моллюсков. Землеройки быстро сбегали на «Жимолость» и принесли свои припасы. Бью смягчился и с помощью Фолгрима и Тримп взялся за приготовление сливового пудинга. Гонфф помог поварам Гуосима испечь хлеб и булочки. Мартин и Чаггер нарезали великолепный сыр, начиненный буковыми орешками. Динни сделал овощной салат. Заварили чай с мятой, а вино из одуванчиков и лопушника разлили из бочонка по кувшинам.

Наконец сдвинули столы и расселись. Гонфф предложил тост:

— За окончание нашего путешествия, за моего лучшего друга Мартина Воителя и за великолепное угощение и гостеприимство команды «Половины»!

Все сдвинули кружки и выпили. Когда приступили к еде, Фурмо не удержался и наконец задал вопрос, давно его занимавший:

— Скажи мне, Вург, как же так получилось, что половина такого большого судна застряла здесь? Это кажется просто невероятным!

Вург прожевал хлеб с сыром и сказал:

— Ты прав. Я бы и сам не поверил, если бы не находился тогда на борту. Вот как все случилось. Как-то во время шторма, равного которому по силе никто не припомнит, «Пиявка», а именно так тогда назывался этот корабль, налетела на скалу, вон на ту, что впереди. Поверь мне на слово, волны тогда были вдвое выше этого судна, да еще ветер и дождь. Да нет, это был даже не ветер — ураган. Так вот, «Пиявка» со всего маху впилилась в скалу. И раскололась надвое. Скала разрезала судно, как нож масло. В передней части были рабы, что сидели на веслах, и пираты, морские разбойники. Мы на палубах дрожали, как осенние листья на ветру. Кругом крики, вопли, плач — все были уверены, что смерть наша пришла. Кормовая часть упала в море и затонула, не успели мы и глазом моргнуть. И та же самая волна, что накрыла корму, подхватила уцелевшую половину вместе с нами и вынесла ее на ту же скалу, но с другой стороны. Потом волна пошла на убыль, и мы опускались и опускались вниз и, конечно, уже считали себя покойниками. Потом из-за скалы накатила другая гигантская волна и легко, как песчинку, подбросила корабль вверх. И мы поднимались и поднимались, взлетали все выше и выше. Прижимаясь к палубе, я вдруг увидел перед собой две скалы, и тут нас швырнуло вперед. Сильнейший удар сотряс меня от ушей до кончика хвоста. Потом все стихло. Я открыл глаза и поднялся. Нас загнало сюда, часть судна лежала на плоском выступе одной скалы, часть — на другой скале, а железный штырь, как гвоздь, глубоко вонзился в камень.

Гонфф так заслушался, что даже позабыл донести до рта свою кружку:

— И что же было дальше, Вург?

Старик усмехнулся и разрезал ножиком булочку:

— Тут мы с Бью объединились и прикончили этих чертовых морских разбойников прежде, чем они успели очухаться. С тех пор живем здесь. Ничто не сдвинет с места старую добрую «Половину». Она выдержала и непогоду, и приливы, и отливы и ни щепки не потеряла. Со временем мы протянули канаты и навели мосты между судном и береговыми скалами. Многие покинули нас и вернулись к себе домой. А из тех, кто поселился здесь, остались только Дьюлам, Денно, я и Бью. Большинство наших товарищей уже умерли. Они спят на дне морском, под нами, завернутые в паруса. Да будет священна память о них!

Мартин решил, что пришло его время:

— Расскажи мне, Вург, что стало с моим отцом, Льюком Воителем?

Бью с трудом встал из-за стола и медленно подошел к буфету. К столу он вернулся с большим пыльным фолиантом:

— Все это здесь, на этих страницах, Мартин, записанное так, как мы четверо запомнили. Мы провели много осенних и зимних вечеров, восстанавливая в памяти и на бумаге эту историю. Это наш общий труд. Я-то думал, что его найдут, когда нас уже не будет в живых. Но судьба улыбается нам напоследок. На столе еда и питье, и у нас целая ночь впереди. Ну-ка, Денно, молодой торопыга, только ты сам можешь разобрать свой почерк, прочитай же эти записи нашим друзьям, будь умницей!

Денно протер свои крошечные очки. Нацепив очки на нос, он посмотрел поверх них на Мартина:

— Я, понимаешь ли, у них за писаря. Ну что ж, начнем сначала. Надеюсь, вам понравится название нашей рукописи: «По следам Красного Корабля. История Льюка Воителя, записанная его друзьями».

Снаружи море омывало Высокие Скалы, ветры пели свою вечную песню над базальтовыми глыбами, кружили и кричали морские птицы. А высоко над морем, окруженный вершинами скал, в каюте, Мартин Воитель слушал сказание о своем отце, Льюке Воителе, сагу, еще не читанную никем.

Книга вторая ЛЬЮК

17

В племени были мыши старше и опытнее, были — моложе и сильнее. Но все безоговорочно признавали первым именно Льюка. Казалось бы, в нем не было ничего особенного: средних размеров, коренастый. Но стоило приглядеться, и всякому становилось ясно, что Льюк — прирожденный воин. В его спокойных темных глазах таился огонь, его походка говорила о бесстрашии, и что-то, трудно определимое словами, убеждало в том, что на него можно полностью положиться. Племя считало его главным, будучи уверено в его честности и в мудрости всех его решений. Вот таким был Льюк Воитель.

Много-много времен года он был вожаком кочевого племени. Давным-давно мыши покинули теплые изобильные места, где любой, кто искал мира и покоя, мог стать добычей злобных хищников. Постоянные войны с превосходящим по численности противником вынудили племя вести кочевой образ жизни, выбирать места, где можно было спокойно уснуть ночью, закрыв глаза и не сжимая рукоятку меча. И тогда из благодатных и плодородных умеренных широт мыши пошли на север, где климат суров, а земля холодна и скудна. В тот день, когда они пришли на Северный Берег, Льюк воткнул свой меч в землю. Здесь будет жить его племя. В уединенном и спокойном месте, далеком от войн и других тревог.

Все племя одобрило решение Льюка. Трудолюбивые звери могли прокормиться и здесь, лишь бы им не мешали. В прибрежных скалах были пещеры, южнее — каменистый мыс выдавался в море. Казалось, тут безопасно: сзади неприступные скалы, впереди — безбрежное море. На вершинах скал была неплохая почва, пригодная для обработки весной, летом и осенью.

Первые несколько дней они жили очень скромно, питаясь тем, что принесли с собой, и обустраивая пещеры. За это время Льюк и его соратники обследовали окрестности, выясняя, есть ли поблизости враги: банды хищников, грабителей и мародеров. Льюк понимал, что его племя — небольшое, к тому же оно устало от кочевья и не сможет дать отпор превосходящим силам. Но, к счастью, никаких следов возможных врагов Льюк не обнаружил.

И на четвертый день Льюк и его товарищи пустились в обратный путь, к пещерам. Воитель шел легкой походкой, и все его существо переполняла радость. Он чувствовал себя счастливым на этой благословенной северной земле. Всего лишь два дня назад его жена Сайна разрешилась от бремени сыном, их первенцем. Они назовут младенца Мартином. Это имя носил один из предков Льюка, и в молодости Льюк часто заслушивался рассказами о славном воине. Это его меч Льюк носил в ножнах, и меч этот передал ему отец. Льюк был третьим в роду обладателем древнего оружия, и однажды, когда придет время, его сын, Мартин станет четвертым.

В племени готовились к пиру в честь рождения сына Льюка и Сайны, первого младенца, родившегося здесь, на Северном Берегу. Намечался большой костер. Когда Льюк и его друзья подошли достаточно близко к пещерам, они увидели на берегу, выше линии прилива, растущую груду плавника, прибитого волнами. Две мыши-подростка, выбиваясь из сил, тащили тяжелый кусок дерева. Льюк улыбнулся, глядя, как они стараются.

— Ну что, Тимбаллист и Фриплл, вы, видно, рассчитываете дотащить это бревно до костра как раз к новому времени года?

Оба носильщика были не старше трех времен года. Они устало сели на бревно, глядя на Льюка круглыми глазами:

— Оно слишком большое для нас, Льюк! Ты нам не поможешь?

Воитель вытащил из ножен свой меч, поднял его высоко над головой и глубоко вонзил острый клинок в дерево.

— А теперь беритесь вместе со мной за рукоятку. Посмотрим, пойдет ли легче, если вместо одного силача приналягут трое. Давайте!

Энергично взявшись, Льюк поволок кусок дерева по песку. Ему было приятно смотреть, как два подростка, ухватившись за рукоятку, стараются изо всех сил.

Дотащив бревно, Льюк разрешил Тимбаллисту и Фриппле помочь ему высвободить клинок, хотя, конечно, легко справился бы с этим сам. Он вытер лапой лоб и кивнул своим помощникам:

— Уф-ф! Спасибо за помощь, друзья! Славно поработали!

Мышка-подросток Фриппл схватила Льюка за лапу:

— Льюк, можно мне к тебе в пещеру, посмотреть на маленького Мартина, ну, пожалуйста, ну Льюк!

Льюк не смог удержаться от улыбки при виде умоляющей мордочки Фриппл. Он ласково пощекотал ее крошечную лапку:

— Конечно, можно, красавица. Ну а ты, Тимбал, разве не хочешь посмотреть?

Тимбаллист мрачно проворчал:

— Я останусь стеречь наши дрова, пока вы не вернетесь.

Колыбель Мартину сделали из выдолбленного бревна, выстелив его изнутри мягким мхом и тканым одеялом. У колыбели сидели те, кто был особенно дорог Льюку, его семья: жена Сайна и ее мать Уиндред. Вскрикнув от восторга, Фриппл склонилась над колыбелькой и взяла крошечные лапки младенца в свои:

— Что за чудесный парнишка!

Сайна вовремя удержала Фриппл за рубашечку, а не то она свалилась бы в колыбель:

— Да, он славный ребенок, с ним никаких хлопот. Он у нас будет еще больше и сильнее, чем отец, когда вырастет.

Мартин смотрел на отца, склонившегося над ним, круглыми серьезными глазенками. Малыш протянул лапку и дотронулся до рукоятки отцовского меча, которая высунулась у Льюка из-за плеча. Это привело Льюка в восторг:

— Ого! Посмотрите, каков! Уже хочет отнять у меня меч!

Уиндред заволновалась:

— Осторожно! Он может порезаться!

Льюк успокоил старую мышь:

— Да нет, он не порежется! Мартин ведь воин, я чувствую. Дайте моему сыну подержать меч. Настанет день, когда он будет принадлежать ему.

Сайна посмотрела, как ее серьезный малыш пытается обхватить лапками черную рукоять, украшенную красным камнем, и невольно вздрогнула:

— Да позаботится судьба о том, чтобы ему никогда не пришлось обнажить этот меч на войне!

Льюк осторожно вынул меч из крошечных лапок и выпрямился:

— Не волнуйся, Сайна, пока я рядом, этого не произойдет. Кроме того, я не думаю, что здесь, на севере, кто-нибудь станет нас беспокоить. Мы тщательно осмотрели берег и скалы. К югу все спокойно, а севернее нас — только огромные скалы, что высятся в море. До них дня три пути отсюда. И нигде мы не заметили ни единого следа хищника. Ну, как идут приготовления к пиру?

Уиндред повернулась ко входу в пещеру. На берегу мыши раскладывали свои припасы у еще не зажженного костра. Каждый принес что мог, но этого явно было недостаточно. Уиндред усмехнулась:

— Ха! Пир, говоришь? Удивительно, как мы еще не умираем с голоду на этом благословенном берегу! Ты привел нас в холодные и голодные земли, Льюк.

Сайна укоризненно возразила матери:

— Ты несправедлива, мама. Льюк не виноват. Где было много еды, там и врагов было много. По крайней мере здесь мы в безопасности, а когда придет весна, мы сможем обрабатывать землю на вершинах скал. Мы посадим что-нибудь. Льюк говорит, что почва там хорошая. А ягоды, которые вчера нашел старый Твула?

Льюк оживился:

— Что за ягоды? Где Твула их видел?

Сайна объяснила:

— Вчера вечером он пошел прогуляться по берегу на север и набрел на расселину в скалах, где было полно ягод. Но там гнездятся морские птицы. Я подумала, что там может быть опасно, потому и не сказала ничего вчера. Возможно, это хищные птицы.

Льюк погладил рукоятку меча:

— Я тоже, когда речь идет о пропитании для моего племени. Предоставьте все мне. Я возьму с собой несколько сильных и хорошо вооруженных воинов, а Твула покажет нам место. Мы не причиним вреда морским птицам, если они сами не нападут на нас, а я не думаю, что они нападут. На что им ягоды? Морские птицы питаются тем, что поймают в море, или тем, что принесет им прилив. Мы наберем ягод и выкопаем несколько молодых кустиков, чтобы посадить их на вершинах скал. Нет причин волноваться. Нескольких воинов я оставлю здесь охранять лагерь. Я скоро вернусь и принесу то, что мы найдем. Поспешите с приготовлениями — молодежь так ждет праздника! Постараюсь вернуться до того, как он закончится.

Сайна накинула Льюку на плечи его теплый плащ:

— Он тебе понадобится. Вечерами здесь холодно. Принеси мне кустик ежевики, я посажу его, и через несколько сезонов Мартин будет мне помогать собирать ягоды.

Уиндред поправила плащ на Льюке, укрыв им меч:

— Будь осторожен, Льюк! Это незнакомая для нас страна.

С несколькими надежными воинами Льюк пошел вдоль берега на север. Однако они все равно не могли двигаться вперед быстрее, чем старый Твула, а старик ковылял очень медленно. Время близилось к полуночи, когда экспедиция подошла к утесу, на котором росли ягоды. Утомленный переходом Твула опустился на песок и указал наверх:

— Это то самое место, Льюк, но я с вами не полезу. Некоторые из этих птиц не меньше орла!

Льюк снял с себя теплый плащ и укутал в него старика:

— Ты и так много сделал, приведя нас сюда, Твула. Сиди здесь и отдыхай, а мы пошли. Вург, Денно, захватите с собой веревки!

Все, кто хоть когда-нибудь жил на побережье и хоть что-нибудь слышал о море, всегда произносили одно имя с ужасом и трепетом: Вилу Даскар!

Горностая-пирата знали и под другими именами: Мясник, Грабитель, Палач, Убийца. Но ни одно из них не звучало так страшно, как его собственное — Вилу Даскар, капитан самого большого судна, когда-либо бороздившего морские просторы. Трирема, с тремя рядами весел и гребцами-рабами, ярко-красная, от знамени, развевавшегося на мачте, до четырех больших парусов и могучего киля, она всегда оставляла за собой красноватый след — это линяла краска, которой она была выкрашена. Нос ее ощетинивался огромным железным шипом, проржавевшим до красноты от времени и соленой воды. Таков был этот корабль, который, по прихоти его капитана, носил имя «Пиявка».

Вилу Даскар!

Зло было его призванием, красный корабль — его плавучей крепостью. На нем он то пропадал в бескрайних просторах морей, то объявлялся вновь, чтобы напасть на неосторожных. Прибрежные деревни и даже островные поселения и порты других пиратов — нигде нельзя было чувствовать себя в безопасности, пока существовали «Пиявка» и ее команда, банда дикарей и злодеев. Воры, убийцы, головорезы, отбросы на суше и грязная пена в море — вот каков был экипаж «Пиявки». Морскими разбойниками правили только два закона: алчность и панический страх перед своим предводителем.

Вилу Даскар!

Он наслаждался ужасом, который внушало его имя.

На палубах «Пиявки» неутомимо, безостановочно били барабаны. Прикованные цепями к веслам, изможденные рабы сгибали натруженные спины, а потом одновременно выпрямлялись с тяжким стоном. Под щелканье бичей надсмотрщиков и вечный барабанный бой красный корабль уплывал от Северного Берега.

Вилу Даскар стоял на корме, опершись о борт. Казалось, его настороженные темные глаза неустанно высматривают добычу. Он, как змея, всегда ждал удобного момента, чтобы укусить. В отличие от других пиратов, он был очень умен, умел складно говорить и хорошо одевался. Он носил длинный красный плащ, а под ним — простую белую тунику, перехваченную в талии широким красным коленкоровым шарфом, за который был заткнут длинный ятаган с костяной ручкой. Единственная уступка роскоши — головной убор: белый шелковый шарф вокруг лба, а поверх него — круглый серебряный шлем с шипом посередине. Высокий и жилистый, Вилу Даскар выглядел элегантным, в отличие от своих подчиненных, погрязших в безвкусной роскоши, разукрашенных татуировками, увешанных побрякушками: серьгами, ожерельями и браслетами.

Вечер уже опускался на холодное море, когда из «вороньего гнезда», что на главной мачте, раздался протяжный крик крысы по имени Григг:

— Земля сле-е-ева по бо-о-орту, капитан! Вижу огонь, капитан, к северу от скалистого мыса!

Не меняя позы, Вилу бросил хищный взгляд в указанном направлении. Аккла, хорек-рулевой, замер, сжав штурвал в лапах, в ожидании приказаний капитана. Даже если бы судну грозило разбиться о скалы, рулевой ни за что не изменил бы курс «Пиявки» без приказа Вилу.

Горностай сказал, не повышая голоса:

— Забирай южнее, за тот мыс.

Вилу зорко всматривался в неясный свет на берегу, а его подчиненные терпеливо ждали. Он раздавал распоряжения, не поворачиваясь к ним. Он знал, что любой его приказ будет выполнен немедленно:

— Убрать паруса. Работать веслами. Нам нужно идти вдвое быстрее, чем сейчас, чтобы нас не заметили с берега.

Вилу стремительно прошел вперед, откуда был лучше обзор, и обратился к крысе Паругу:

— Итак, мой остроглазый боцман, что ты видишь?

Паруг в явном замешательстве теребил свои длинные, как шнурки, усы:

— Трудно сказать, капитан… То есть, конечно, там костер, и притом довольно большой, потому что его видно издалека…

Тень улыбки тронула губы Вилу:

— Но?

Боцман задумчиво покачал головой:

— Но только сумасшедший станет разводить такой костер на Северном Берегу. Что они там затевают, капитан?

Огонь пропал из поля зрения Вилу, потому что «Пиявка» повернула на юг и мыс перестал быть виден.

— Итак, никто в здравом уме не станет зажигать маяк в здешних местах. Значит, они либо сумасшедшие, либо не подозревают об опасности. Может, именно так и обстоит дело, Паруг: это мирные звери и у них сегодня праздник, а?

Тупая физиономия Паруга расплылась в ухмылке:

— Пируют, значит, да, капитан?

Лапа горностая поглаживала костяную рукоять ятагана:

— Именно так. Не очень-то вежливо с их стороны. По крайней мере, могли бы пригласить нас в гости.

Паруг заулыбался еще шире:

— Так мы обогнем мыс, зайдем с тыла, встанем на якорь, подойдем со стороны скал и сами себя пригласим. Верно, капитан?

Вилу все поглаживал рукоятку:

— Точно. Возможно, на пиру я и не погуляю, но свою визитную карточку точно предъявлю!

Паруг тупо посмотрел на своего хозяина:

— Визитную карточку? А что это такое, капитан?

С молниеносной быстротой лезвие ятагана оказалось у горла боцмана:

— Вот моя визитная карточка!

Паруг нервно дернул шеей:

— А-а! Теперь понимаю, капитан, ха-ха!

Вилу Даскар устал разговаривать с дураками. Он засунул свой ятаган за пояс и ушел.

Стемнело. Племя Льюка веселилось и пело у костра, не зная, что большой красный корабль бросает якорь с другой стороны мыса.

18

Льюк бросил первую веревку в темноту. Через мгновение он услышал, как клацнул о скалу деревянный брусок, привязанный к концу веревки. Льюк удостоверился, что брусок прочно закрепился в расщелине скалы, потом потихоньку полез вверх, прошептав Вургу:

— Давай следующую веревку, только тихо!

Нам вовсе не нужно, чтобы птицы всполошились.

Вург полез вслед за Льюком. Они цеплялись передними лапами за веревку, а задние ставили по сторонам расщелины. Льюк взял следующую веревку и начал сворачивать ее кольцами, чтобы потом резко бросить вверх.

На этот раз стука не последовало, но послышался грубоватый дружелюбный голос с забавным выговором:

— Я поймал! Я привязал вашу веревку, господин. Можете лезть, юрр!

Вург схватил Льюка за лапу:

— Похоже, это крот. Что скажешь, Льюк?

— Ясно, это крот, хотя что он тут делает, на скалах, непонятно. Кажется, он настроен дружелюбно. Давай наверх!

Оба карабкались, пока не добрались до плоской площадки, где увидели нескольких кротов и ежей. Крот, который окликнул их, с помощью трута и кремня зажег факел и обратился к Льюку и Вургу на своем кротином диалекте:

— Хурр, мы не ждали в гости мышей, но добро пожаловать. Я Друнн Землекоп, это — мое семейство, а эта ежиха, стало быть, Вельф Типтип.

Доброжелательная ежиха в широком фартуке пошевелила иголками и поклонилась:

— Очень рада познакомиться, но что вы, добрые звери, делаете здесь ночью?

Льюк представил своих спутников, как только все они взобрались на площадку. Потом он объяснил цель их прихода:

— Мы пришли собрать немного ягод и, может быть, выкопать несколько побегов, пока морские птицы спят, госпожа. Нам очень жаль. Мы не знали, что они принадлежат вам.

Вельф жизнерадостно отмела всякие извинения:

— Да берите ягод и саженцев сколько хотите! Дожди за много лет намыли здесь плодородную почву. У нас есть и черника, и малина, и другие ягоды. Старый отец Друнна давным-давно прорыл сюда туннель с вершины утеса. У нас там пещера. А птиц вы не бойтесь. Мы их не трогаем, и они нас не трогают. Кстати, они хорошие дозорные: предупреждают нас о приближении морских разбойников, чтобы мы успели спрятаться в пещере. Льюк вопросительно посмотрел на Вельф:

— Морских разбойников?

— Увы, господин! А вы разве не слыхали об этих негодяях? Они часто приплывают сюда!

Льюку стало не по себе:

— Но ведь тут, в Северных Землях, нечего взять. Что их здесь привлекает?

Друнн Землекоп махнул мощной когтистой лапой:

— Тут нечем поживиться, это верно, хурр, поэтому они приплывают просто запастись водой, залатать паруса, починить судно и все такое прочее. Хурр, они все отъявленные негодяи.

Вельф согласно кивнула:

— Что правда, то правда! Мы прячемся в пещеру и носа не высовываем, пока злодеи не уплывут. Иначе они убили бы нас или обратили в рабство. О Льюк, что с вами? Вы плохо себя чувствуете?

Несмотря на ночную прохладу, Льюка вдруг бросило в жар:

— Там, к югу отсюда, на берегу, мое племя развело большой костер. Мы не думали, что здесь, на севере, может быть какая-нибудь опасность.

Друнн едва не впился в плечи Льюка своими мощными когтями:

— Вы должны торопиться, господин! Возвращайтесь немедленно и погасите огонь! Это же маяк для морских разбойников. Торопитесь же!

Вельф крикнула вдогонку торопливо спускавшимся вниз мышам:

— Удачи вам, господин Льюк! Мы придем к вам завтра, принесем ягод и разных саженцев. И еще кроты Друнна научат вас маскировать ваши жилища, чтобы разбойники их не заметили.

Но Льюк и его друзья не услышали слов Вельф. Они были уже внизу и быстро шагали вдоль берега, а старый Твула едва поспевал за ними.

Наступило суровое неприветливое утро. Воющий ветер взметал песок, швыряя его на скалы и засыпая песчинками набегавшие на берег волны. Друнн Землекоп, Вельф Типтип и их домочадцы шагали по берегу. Они несли обещанные корзины ягод и саженцы. Закутавшись в теплые шарфы до самых глаз, в плащах с капюшонами, пригнув головы от ветра, они шли к лагерю Льюка. Чтобы скрыть свое волнение, Вельф болтала без умолку:

— Вот если бы сейчас был конец весны или хотя бы погода была помягче, ну, тогда еще можно было бы ожидать морских разбойников. А в такую погоду, в шторм, надо быть полными идиотами, чтобы плыть на север! Конечно, неразумно было разводить костер на берегу, но, надеюсь, никакой беды не случилось. Как ты думаешь, Друнн?

Крот уже склонен был согласиться с ней, как вдруг яростный порыв ветра швырнул песок ему в глаза, и он вынужден был отвернуться от Вельф к морю:

— Гу-у-урр! Смотрите! Этот проклятый красный корабль! Сквозь пелену летящего песка в серых волнах Вельф различила внушительные очертания «Пиявки», ее красную мачту и красные паруса, туго натянутые ветром. «Пиявка» на большой скорости уходила на запад, в открытое море. Добрая ежиха смотрела на это ужасное зрелище, и слезы смешивались с песчинками на ее щеках. Она простонала:

— О-о-о! Красный корабль! Горе, горе бедным мышам!

Весь обсыпанный золой от затоптанного костра, потрясенный Вург сидел на песке. Друнн и Вельф положили его лапы себе на плечи и повели его к жалкой горстке уцелевших, которые сбились в кучу у входа в пещеру Льюка. Старый Твула один оказался способен внятно объяснить, что произошло:

— Друзья, вы пришли в горький для нас час. Много, много могил придется выкопать в этих песках, политых кровью.

Вельф тихо и терпеливо разговаривала со стариком. Оправившись от первого потрясения, она сразу взялась за неотложные дела с присущим ей самообладанием:

— Да, это так, но сначала надо позаботиться о живых. Друнн, разведи костер в этой пещере и вскипяти воду. Мы приготовим еду. Найдите какие-нибудь старые тряпки — нужно сделать перевязки.

И пока кроты и ежи оказывали первую помощь уцелевшим, постепенно прояснились подробности ужасной истории:

— Их сотни! У нас просто не было шанса!

— Они устроили настоящую бойню! Спаслись только те, кто ушел за дровами. Мы были не в силах остановить этих убийц!

— Уиндред повезло. Она бежала с малышом на руках, споткнулась и упала. Ее плащ накрыл их обоих, а сверху их занесло песком. Их не заметили. Удивительно: у маленького Мартина ни одной царапины!

Уиндред сидела у костра. Она смывала песок с мордочки малыша, намочив край своего платья в теплой воде:

— Он даже не пискнул ни разу все это время! Бедный малютка, они убили его мать. Подонки, вот кто они такие! Я буду помнить имя этого негодяя до самой смерти — Вилу Даскар! Сайна схватила палку и пыталась защищаться. Но у него был большой изогнутый нож. Он выкрикивал свое собственное имя и наслаждался кровавой расправой. Этот подлый горностай смеялся, он хохотал как сумасшедший, когда убивал мою дочь!

Друнн отвлекся от раненого:

— Капитан красного корабля ни к кому не знает жалости, госпожа. Юрр, но где же Льюк?

Юный Тимбаллисто, который выжил, потому что успел быстро вскарабкаться на скалу, кивнул в сторону моря:

— Льюк там, но никто не осмеливается подойти к нему.

Льюк стоял по пояс в воде, его хлестали холодные волны. Он смотрел на запад, вслед красному кораблю — теперь уже размытому пятнышку на горизонте. Слезы и морская вода на его щеках застывали и превращались в лед.

Твула сокрушенно покачал головой:

— Он даже не хочет смотреть на своего сына. И на мать своей жены. У него нет корабля, чтобы отправиться в погоню за убийцами. А если бы был, он сделал бы это и неминуемо сложил бы голову. А здесь он тоже погибнет: если он будет так стоять, его смоет, как только начнется прилив. Его жизнь сломана. Он не в силах отомстить морским разбойникам, как подобает воину. Льюк потерял волю к жизни.

Вельф решительно одернула свой фартук. Она отвернулась от сломленного горем Льюка и обратилась к остальным:

— Довольно! Больше не могу этого выносить, клянусь моими колючками! Кардо, пойди принеси веревку потолще. Вург, дай эту палку, что у тебя в лапах, Друнну. Ребенок не должен расти без отца! Твула, собери всех, кто может передвигаться! Шевелитесь!

Приведенные в чувство не терпящим возражений тоном Вельф, все бросились выполнять ее распоряжения. Друнн Землекоп обвязался веревкой и буквально вцепился в палку Вурга.

— Гурр, честно говоря, никогда не собирался стать мореходом!

Ежиха смерила его суровым взглядом. Она бы не потерпела неповиновения ни под каким видом:

— Иди, Друнн, пока Льюк не замерз насмерть! Крот послушно побрел в ледяную воду:

— Гурр! Хорошо, что я вам так доверяю, госпожа!

Льюк не заметил, как к нему сзади подошел крот. Он по-прежнему не спускал глаз с горизонта, за которым скрылась «Пиявка». Друнн горестно вздохнул:

— Хурр! Мне очень неприятно, господин Льюк, честное слово, но это для вашей же пользы и для пользы вашего малыша, честное слово, гурр!

Удар увесистой березовой палкой — и Льюк лишился чувств. Накинув на него веревочную петлю, так что они оказались в одной связке, Друнн крикнул собравшимся на берегу:

— Тяните скорее! Я уже до костей промерз, юрр!

Сильные лапы быстро вытянули обоих на твердую землю.

Следующие дни были тяжелыми для оставшихся в живых. Они хоронили своих мертвых, и им пришлось бы заниматься этим до конца года, если бы не помощь кротов и ежей. Вельф все время подгоняла уцелевших и безжалостно бранила их, Друнн иногда отпускал шутку-другую, и в конце концов мыши собрались с духом и снова начали жить. Льюк почти оправился. Только ни с кем не разговаривал, молча сидел в своей пещере, глядя на огонь. Иногда он бродил по ночам, и тогда спящих будили его крики. Над морем разносилось:

— Вилу Даскар! Вилу Даскар! Вилу Даска-а-ар! После одной из таких ночей, наутро, все собрались в пещере Льюка и уселись вокруг огня, чтобы позавтракать горячими ржаными лепешками с черничным вареньем. Вельф заварила в большом котле чай с мятой и окопником. Льюк вернулся с берега и теперь спал, завернувшись в плащ. Кардо нашел деревянную доску и нагревал свой нож в пламени костра. Он объявил собравшимся:

— Я выжгу имена погибших кончиком ножа на этой доске. Подскажите мне, если я кого-то упущу. Я положу эту доску на могилу. Согласны?

Юный Тимбаллисто шмыгнул носом и потер лапой глаза:

— Вы не забудете выжечь имя Фриппл, господин?

Кардо вынул лезвие ножа из пламени и грустно улыбнулся:

— Конечно, Тимбал. Как же я забуду имя своей собственной дочери? Я еще выжгу рядом с ним цветок… Ей бы понравилось.

Чтобы разрядить атмосферу, Вельф повернулась к колыбельке Мартина:

— Батюшки! Этот мышонок опять вылез из колыбели! Где он, интересно знать, ползает на этот раз?

Уиндред знала:

— Он опять охотится за мечом своего отца. Смотрите.

Серьезный пухленький мышонок упрямо полз, пока не дотянулся лапкой до рукоятки меча Льюка. Потом он спокойно уселся на землю и попытался поднять меч, который был в два раза больше него.

Друнн восхищенно прищурился, глядя на старания малыша:

— Ну, хищники, берегитесь! Когда он вырастет…

Уиндред посмотрела на спящего отца Мартина:

— Пусть поберегутся и морские разбойники, когда Льюк проснется по-настоящему. А он проснется, помяните мое слово! Я его знаю!

19

Дальше Льюк и те, кто уцелел из его племени, жили неплохо и многому научились. Они больше не испытывали недостатка в пище, потому что обрабатывали землю, выкапывали коренья, собирали в скалистых бухточках и на мелководье моллюсков и креветок, когда позволяла погода. Друнн и его кроты научили их маскировать свои пещеры: изготавливать что-то вроде экранов из веток, стеблей и плавника, чтобы уберечься от незваных гостей и защититься от непогоды.

Уиндред воспитывала Мартина, который, живя простой, здоровой жизнью, рано начал ходить и стал настоящим крепышом. Он по-прежнему был очень серьезен и разумен. Отец же его после смерти жены сильно изменился. Прежнего Льюка, общительного и жизнерадостного, больше не было. Племя предпочитало не задавать ему лишних вопросов. У Льюка была своя пещера, где он изготавливал и хранил оружие. Он вдруг куда-то исчезал, потом так же внезапно возвращался, принося со своих прогулок разные полезные вещи. С Мартином Льюк, вероятно, поделился бы своими мыслями, но тот был еще слишком мал. Льюк часто расспрашивал Друнна и Вельф о привычках морских разбойников. Как часто они приплывают к Северному Берегу? Бросают ли они якорь или вытаскивают свои суда на берег? Какова у них иерархия, велики ли команды судов, какое оружие и тактику боя они предпочитают? Если на горизонте показывалось какое-нибудь судно, все прятались по пещерам, но Льюк с Мартином залегали в скалах и наблюдали. Малыш внимательно прислушивался к тому, что говорил ему отец:

— Надеюсь, сынок, что это судно не пристанет. Я еще не готов встретить их. Лучше бы ему уплыть обратно в море. Но когда я буду готов, о, тогда я сам с нетерпением стану ждать, чтобы какой-нибудь корабль пристал к нашему берегу. Тогда проверим этих негодяев на прочность! Смотри, они уходят на юг. Эти нас не потревожат, возблагодарим судьбу. Пойдем, поможешь мне пополнить наши запасы.

Льюк научил сына изготавливать стрелы, а сам занимался луками.

— Смотри, Мартин, это ветки ясеня — тяжелая, хорошая древесина. Я отобрал прямые, средней длины и толщины и высушил их в теплом песке у костра. Теперь делаем надрез с одного конца и вставляем в него перо, вот так, а потом обматываем веревкой. Дальше: другой конец ветки кладем в костер, и пусть обгорит, но не слишком, потом потрем его о камень, еще немного обожжем, еще потрем. А теперь, Мартин, потрогай-ка этот конец лапкой. Только осторожно!

Мартин поднес лапку к тонкому, как острие иголки, кончику ветки, почерневшему от огня:

— Оштрый!

Льюк улыбнулся, его сын еще не все звуки правильно выговаривал:

— Да, оштрый, очень оштрый. Пираты не надевают доспехов, поэтому нам не нужно делать железные или кремневые наконечники для стрел. Хорошая ясеневая стрела с обожженным концом — и с них будет довольно!

Вург вошел в пещеру и кивнул Мартину:

— Тебя зовет бабушка Уиндред. В большой пещере готов обед. Ты идешь, Льюк?

Льюк на секунду оторвался от тонкой бечевки, которую смазывал жиром, чтобы потом обмотать ею дротик:

— Я подойду попозже. Мне тут кое-что надо доделать.

Вург окинул взглядом аккуратно разложенные палки и ветки, ожидавшие своей очереди. Некоторые он заострит, некоторые сделает топорищами для кремневых топоров, ветки тиса согнет для луков, а из шишковатых кусков плавника изготовит дубинки.

— Работы у тебя полно, Льюк. Почему бы нам с Кардо не помочь тебе?

Льюк наконец завязал узел:

— У меня уже есть один маленький помощник, но я вовсе не возражаю, если кто-нибудь из вас тоже присоединится. Почему вы не предлагали раньше, Вург?

Его друг сухо улыбнулся:

— Потому что никому из нас не хотелось получить по шее.

Льюк протянул ему лапу:

— Прости, друг. Я с благодарностью приму вашу помощь. Мне нужны вовсе не ваши шеи, а морских разбойников.

Вург крепко пожал лапу Льюка:

— Ладно. Пойдем сначала пообедаем, а потом все, кто в силах, примутся за работу.

С того дня Льюк стал настоящим военачальником. Он руководил изготовлением оружия, обучал и тренировал своих бойцов, размечал пространство между пещерами, разрабатывая стратегические планы на будущее.

И вот время пришло. Следующим летом. Закончив работу, племя пообедало и сидело у входа в большую пещеру. Спины им приятно согревал костер, разведенный в глубине пещеры. Это был хороший вечер. Уиндред запела старую песню, которую издревле пели в ее семье:

Мышь по прозвищу Ниниан Сказала: «Не жизнь в чулане. Семья растет, нам тесен чулан! Спим всемером на диване!» Сказал он: «Жена, построим дом!» — И лег отдохнуть под сливой. Жена пошла за первым бревном, А муженек ленивый Все ел да спал с утра до темна. Жена ворочала камни. Муж думал: «Сделает все жена. А на что же дана жена мне!» Сложила стены, настлала пол. Помощник был очень нужен. Но муж, проснувшись, садился за стол, И кричал: «Что там на ужин?» И вот готов отличный дом. В трудах состарившись рано, Написала жена на доме том: «Дом свиньи — Ниниана!» С тех пор прошло немало лет, Умерли все, кто помер. Ниниана с женой пропал и след. Дом стоит! Вот так номер! Но дождь и снег за много дней Сделали свое дело. И надпись та на той стене Несколько поредела. Четыре буквы стерлись, и вот Прохожий думает: «Странно! Кто же туг жил и кто живет, В доме св. Ниниана? Что здесь: часовня, церковь, скит?» Мы же поверим скоро: Святой — это тот, кто ест и спит, То есть лентяй и обжора!

Вельф качала головой в такт песне, а потом хлопала и смеялась вместе со всеми.

— Скажи мне, Уиндред, дорогая, это правда? Есть такое место — Святой Ниниан или это просто шутка?

Льюк ответил за Уиндред:

— Это правда, госпожа. Я родился в Святом Ниниане, и Сайна, моя бедная покойная жена, — тоже. Когда я был совсем маленьким, нас выгнал оттуда злой хозяин — дикий кот по имени Зеленоглазый Палач с бандой приспешников. Так мне рассказывали. Сам я был слишком мал, чтобы запомнить. Но теперь наш дом здесь, и никто не посмеет выгнать нас отсюда, пока я жив.

К ним со всех лап бежал Друнн Землекоп. Он запыхался, спускаясь вниз с вершины утеса:

— Бурр! Прячьтесь, добрые звери! Корабль морских разбойников!

Племя немедленно занялось маскировкой пещер ветвями и плавником, как учили кроты. Льюк кивнул Вургу и Дьюламу, и все трое пошли к морю.

Щурясь на закатное солнце, они стояли на мелководье и смотрели вдаль, на корабль. Вург почесал затылок и с сомнением посмотрел на Льюка:

— Что-то тут не так, приятель. Как ты думаешь?

Льюк внимательно изучал судно. Оно было еще довольно далеко от земли.

— Гм, конечно, корабль может оказаться и мирным торговым судном, но я сомневаюсь, Вург. Идет оно не особенно быстро. Если они собираются пристать, то будут здесь не раньше завтрашнего утра. Как ты думаешь, Дьюлам?

Дьюлам задумчиво наблюдал за маневром странного корабля, который явно держал курс на север, видимо стараясь поймать попутный ветер.

— Смотрите! Кажется, у них сломана мачта. Вот почему они так медленно плывут.

Льюк присмотрелся:

— Ты прав, приятель. Может, это как раз то, чего мы давно ждем. Назад, к пещере, собирайте бойцов.

Лис Смоляное Рыло, капитан судна «Зеленый Ястреб», был сильно не в духе. Его корабль получил пробоину. К этой неприятности еще добавились сломанная мачта и десять дней жизни впроголодь. В команде началось брожение, и капитан уже с трудом поддерживал порядок.

Лис раздраженно скреб гладкую нашлепку из смолы, заменявшую ему нос. Свой настоящий нос он потерял в схватке с одним хорьком, который весьма искусно владел мечом.

Смоляное Рыло орал на туповатую ласку, которая никак не могла управиться с румпелем:

— По ветру, Сапог! Что с тобой сегодня? По ветру, я сказал, ты, безлапый! По ветру!

Часть команды стояла на реях, стараясь поправить сломанную мачту. Один из пиратов издевательски посоветовал сверху:

— Не ори так, Смоляное Рыло, а то нос отвалится! Смоляное Рыло схватил валявшийся на палубе гвоздь и швырнул его наверх. Гвоздь упал обратно, чуть не угодив в самого капитана. С трудом перекрикивая гогот команды, он завопил:

— Кто это сказал? Признавайтесь, вы, трусы поганые! Еще одно оскорбление донеслось снизу, где другие матросы вычерпывали воду:

— Сапог держал бы румпель покрепче, если бы ты кормил нас получше, старый вор и обжора!

Смоляному Рылу не удалось определить, кто отпустил это замечание. Он аж приплясывал от злости на палубе:

— Врун! Придержи свой поганый язык! Я получаю такую же пайку, как и все остальные на судне!

Тут раздался характерный звук, и Смоляное Рыло сразу прекратил пританцовывать, встал на четвереньки и принялся бегать по палубе. Это вызвало бурный взрыв веселья у команды, и те, что посмелее, закричали:

— Оп-па! Смоляное Рыло опять потерял свою нашлепку, ребята! Ха-ха-ха!

— Она никого случайно не зашибла?

— Погодите, ребята, он сейчас найдет ее, по запаху! Хе-хе!

— Не говори так, дружище, а то он рассердится и ка-а-ак фыркнет! Хо-хо-хо!

Разозленный лис довольно скоро нашел свой нос и поспешно приладил его. Теперь он бегал по палубе, угрожающе размахивая своей абордажной саблей:

— Смейтесь, смейтесь, вы, слабосильные вонючие ублюдки! Только потом не приходите ко мне за помощью или советом. Все! Понятно вам? Все!

И он оскорбленно убежал в свою каюту. Сапог вертел румпель и так и сяк, не зная толком, какое направление выбрать:

— Эй! Постой, капитан! Мы пошутили! Какой у нас курс?

Смоляное Рыло высунулся из-за двери каюты и испепелил ласку взглядом:

— Какой курс? Да плевать я хотел на курс! Плывите, куда хотите, и пусть судно протекает, пока совсем не затонет, и пусть мачта остается сломанной". Меня это больше не касается! Пусть управляют судном ваши языкастые дружки, и посмотрим, как вам всем это понравится.

Команда озадаченно замолчала. Становилось все темнее, и никто не хотел брать на себя ответственность и управлять судном. Смоляное Рыло победно ухмыльнулся:

— Ну, что скажете, мои драгоценные?

Тут Сапог, который вообще-то не был склонен дразнить и обижать капитана, не смог удержаться от замечания:

— Капитан! Вы приставили свой нос вверх ногами.

И последней каплей стало сдавленное хихиканье снизу, из трюма. Лис Смоляное Рыло хлопнул дверью своей каюты и, надувшись, заперся изнутри.

После полуночи кто-то тихо поскребся в дверь каюты. Смоляное Рыло огрызнулся:

— Пошли прочь! Оставьте меня в покое!

Но стук повторился, а за ним послышался и голос:

— Но, капитан, послушай, это я, твой старый приятель Рванохвост. Я кое-что заметил на берегу. Выйди, погляди.

Напустив на себя суровый вид, Смоляное Рыло вышел из каюты. Команда собралась на палубе и во все глаза смотрела на огонь на берегу. Обратившись к своему старшему помощнику крысе Рванохвосту, Смоляное Рыло не упустил случая съязвить:

— Ну и что ж тут такого? Огонь. Ничем не отличается от всякого другого. И что ты собираешься делать, приятель?

Рванохвост неотрывно глядел на берег, рассеянно почесывая свое толстое пузо:

— Э-э-э, вот тут Визгун и Сопленос думают, что нам надо бы приспустить паруса и править на юг, капитан.

Смоляное Рыло поощрительно улыбнулся двум упомянутым крысам:

— М-мда, умно задумано! И что же дальше?

Обе крысы, перебивая друг друга, с грехом пополам изложили свой план:

— Мы бросаем якорь с той стороны мыса, капитан.

— Ага, а потом просто сваливаемся им на головы!

— Точно! И мы их всех убиваем и забираем всю жратву, какую найдем.

Смоляное Рыло покачал головой, раздосадованный тупостью подчиненных:

— А почему вы думаете, что эти, на берегу, тоже не запаслись оружием? И еще, пока вы будете огибать этот чертов мыс, судно нахлебается воды и затонет. Ну! Какие еще будут яркие предложения?

Пираты растерянно переминались с лапы на лапу и тупо смотрели на капитана. В конце концов Рванохвост приниженно поинтересовался у Смоляного Рыла:

— А сами вы, господин капитан, что думаете?

Смоляное Рыло презрительно фыркнул:

— Что? У вас, кажется, проблемы, и вам снова понадобился ваш старый капитан, а? Я и когтем не пошевельну, пока вся команда не извинится передо мной за нанесенные оскорбления!

Уставившись в палубу, как будто рассчитывая обнаружить там ответы на свои вопросы, пираты нестройно промямлили:

— Мы ничего такого не имели в виду, капитан…

— Это была просто шутка, капитан, и такого больше не повторится!

— Вы лучший капитан во всех морях, господин капитан!

Смоляное Рыло хотел было еще раз фыркнуть, но вовремя придержал лапой свой накладной нос, который начал вихляться.

— Ладно, так и быть! Но вздумаете шутить в другой раз — пеняйте на себя! Так вот что я думаю. Это небольшой костер. И я вижу всего двух зверей, сидящих около него. Может быть, это мыши. Если бы собралось целое племя, костер был бы побольше. Я думаю, там только эти двое и живут, наверно, какой-нибудь отшельник и его жена. Оба они либо выжили из ума, либо слепые, иначе они увидели бы нас и не развели бы костер, чтобы не выдать себя. А теперь слушайте, вот мой план. Сейчас не время вычерпывать воду и чинить мачту. Начинается отлив, так что за работу! Палки, рейки, весла — в лапы, и грести к берегу что есть сил! Мы вытащим «Зеленого Ястреба» на берег, подальше, на сухой песочек. Потом мы поймаем тех двоих и будем пытать их до тех пор, пока не скажут, где спрятана жратва. Потом они устроят нам знатный пир, а дальше все совсем просто. Мы устраняем протечки, чиним мачту, старика и его жену отправляем на съедение рыбкам, а потом — на юг, погреться на солнышке и пожировать!

Сапог в восхищении склонил голову:

— Можете меня высечь! Какой ум! Капитан, как вы до всего этого доперли? Да, черт возьми, вы и впрямь очень умный.

Лис надменно запахнул драную тельняшку и придвинулся своим накладным носом вплотную к онемевшей от восторга команде:

— Да, умный! И поэтому я капитан, так что знайте свое место и занимайтесь делом, болтуны!

Вург отвел взгляд от костра, у которого он сидел с Льюком:

— Они плывут прямо к нам. Они сели на весла. Ты был прав Льюк, судно подойдет как раз к рассвету.

Льюк дотронулся до рукояти меча под плащом. Это укрепило его уверенность в себе:

— Хорошо. Все готово, Дьюлам?

Дьюлам подполз к Льюку и кратко отрапортовал:

— Так точно, все готово. Старики и дети в безопасном месте, а бойцы ждут в пещерах.

Льюк не спускал глаз с «Зеленого Ястреба», что плыл к берегу, и разговаривал с Дьюламом, не поворачивая головы:

— Скажи нашим, что у нас только две возможности: убить или самим быть убитыми. И только один шанс завладеть этим судном.

Дьюлам пополз к пещерам. Льюк чувствовал, что Вург слегка дрожит от волнения, и твердо положил лапу на плечо друга:

— Спокойно, Вург. Нам предоставляется прекрасная возможность наконец начать мстить за наших близких. Верь мне.

Его друг украдкой взглянул на непреклонного воина с холодными глазами, который сидел рядом с ним. Во взгляде Льюка не было и тени сожаления или неуверенности — лишь ледяная ярость и решимость. Дрожь у Вурга прошла.

— Я спокоен, Льюк. Я тебе доверяю. И все племя тоже.

«Зеленому Ястребу» помогал легкий бриз, наполнивший его паруса. Ветерок приближал судно к паре жалких фигурок, сгорбившихся над догоравшим на берегу костром. Лис Смоляное Рыло вытащил свою саблю, пошел на корму и там наточил оружие о железную планку. Он уже почти слышал жалобные вопли двух зверей на берегу, их мольбы о пощаде. Это будет несложно, легче, чем с лежанки упасть!

20

Где-то в скалах маленькая птичка раскрыла свой клюв, чтобы возвестить зарю, когда первые лучи на востоке тронули небо. Команда «Зеленого Ястреба», потея и чертыхаясь, вытаскивала свое судно на берег. Судно сперва поднялось на высокой волне, потом чиркнуло днищем по песку и накренилось, потом встало килем кверху, вытолкнутое волной на берег. Смоляное Рыло завопил своим головорезам:

— Хватайте их, ребята, эти двое нужны мне живыми!

Льюк сбросил с себя плащ. Подняв меч, он смотрел, как морские разбойники наводняют берег. Вург тоже приготовился, держа наготове свое копье. Нападавшие разразились целым потоком воинственных криков:

— Хахарр! А ну посмотрим, что у вас внутри, мыши!

— Отрубите им задние лапы, чтобы не убежали!

— Давно хотел плащ из мышиной шкуры!

— Йа-а-а!

Смоляное Рыло не верил своим глазам. Спрыгнув на берег, чтобы прикрыть тылы, он вдруг обнаружил, что первые десять его бойцов просто провалились сквозь землю.

Воины Льюка вырыли траншею, утыкав ее дно заостренными кольями, а сверху положили тростниковые циновки и слегка присыпали их песком. Рухнувшие в нее разбойники вопили и корчились в агонии. Льюк подал сигнал своим, опустив меч вниз. Он крикнул:

— Пора! Бейте их!

Льюк и Вург припали к земле. Стрелы злобно свистели над их головами и пронзали разбойников, топтавшихся в замешательстве на краю страшной ямы. Затем последовали два залпа из луков, после чего Льюк поднялся в полный рост и обнажил меч, а лучники бросили луки и взялись за копья с калеными наконечниками.

— Береги-и-ись!

Мыши с Льюком и Вургом во главе побежали вперед и, перепрыгнув через траншею, бросились на врага.

Смоляное Рыло потерял свой нос, падая на песок. Он хрипло орал своей команде:

— Отступать! Отступать на корабль!

Но тут по разбойникам ударили с флангов. Остаток небольшого войска Льюка обрушился на врага, выскочив из пещеры на дальнем конце мыса. Они были вооружены дубинками и пращами. Камни, пущенные из пращей, свистели в утреннем воздухе, сбивая метавшихся в панике разбойников. Их настигали копья, изготовленные лично Льюком, гвоздили дубинки не знающих жалости мышей. Лис Смоляное Рыло тщетно пытался забраться на фальшборт «Зеленого Ястреба», но неуклюже сполз вниз, на сырой песок, обнажил было саблю, и тут его настиг меч Льюка. Все побоище заняло меньше времени, чем буксировка «Зеленого Ястреба» на берег.

Теперь Льюк был настоящим вождем племени. Вложив в ножны свой меч, он сдержанно кивнул своим воинам, собравшимся вокруг него и потрясенным собственной победой:

— Хорошо. Теперь у нас есть корабль.

Кардо растерянно уронил свое копье:

— Льюк, они мертвые. Мы уложили их всех.

Льюк поднял копье и твердо вложил его в лапу своего друга:

— Да, так и было задумано, друг. Или ты предпочел бы, чтобы они застигли нас врасплох и всех убили, как уже убили наши семьи?

Все громкими криками поддержали Льюка. Каждому хотелось пожать ему лапу, дружески похлопать его по спине.

Льюк бросил взгляд наверх, на скалы:

— Подождите, друзья, все это успеется. А теперь засыпайте траншею. Дьюлам, эти жалкие останки надо бросить в море, отлив унесет их. Я не хочу, чтобы дети смотрели на это. Вург, ты пойдешь со мной. Надо будет найти способ вытянуть судно за линию прилива, чтобы его не унесло в море во время отлива.

Льюк и Вург поспешили наверх, на утес. По дороге их перехватил Друнн. Он спускался вниз, чтобы узнать, чем кончилась битва.

— Хурр, ты победил, господин Льюк! Я всегда знал, что ты великий воин, юрр!

Льюк сердечно пожал дружески протянутую лапу крота:

— Друнн, мой старый друг, как насчет перетащить корабль по песку?

Крот мгновенно оценил ситуацию:

— Для тебя — всегда пожалуйста, юрр!

Еще до начала прилива Друнн с кротами, ежами и несколькими помогавшими им мышами вырыли неглубокий канал от кормы «Зеленого Ястреба» до нужного места выше линии прилива и выложили его дно плоскими кусками сланца, хорошенько смоченными морской водой. На борту судна имелась лебедка — простое приспособление для подъема якоря, с барабаном, вращающимся в горизонтальной плоскости. Вельф и ее ежи помогли вытащить якорь на берег и прочно закрепить его между двумя большими скалами. Теперь судно было связано с землей якорным канатом. Друнн выбрал самых крепких, чтобы они вращали лебедку, сначала вгоняя толстые палки в пазы. Когда же канат натянулся, они принялись крутить лебедку по-настоящему.

Старики и дети спустились с гор, где прятались. Требовались рабочие лапы, так что все, и стар и млад, взялись за дело. Уиндред и Твула сновали туда-сюда, поливая водой камни, чтобы корабль лучше скользил. Он медленно, со скрипами и стонами продвигался вперед. Мартин и юный Тимбаллисто вместе со всеми крутили лебедку.

Это был счастливый день. Веселый ветерок разогнал облака, и солнце согрело тружеников. Они работали радостно, и мало-помалу их новое судно продвигалось. Некоторые стали напевать, чтобы придать работе какой-то ритм, и скоро песню подхватили все.

Плыви, корабль, не по волне, А по дорожке из камней! Тяни, толкай, крути лебедку, Корабль тащим — не селедку! Вот вытащим его, тогда Отчистим, отскребем борта. Тяни, толкай, крути лебедку, Корабль тащим — не селедку! Мы ветку крепкую, дубовую Сломаем — мачту сделать новую! Тяни, толкай, крути лебедку, Корабль тащим — не селедку! Все, что нужно — смола да веревка, Будет не корабль — обновка! Тяни, толкай, крути лебедку, Корабль тащим — не селедку! Починим его пиратам на горе И выйдем на нем в открытое море! Тяни, толкай, крути лебедку, Корабль тащим — не селедку!

Постепенно судно прошло путь, вымощенный мокрыми камнями, и наконец остановилось выше линии прилива, а киль его вошел в промежуток между двумя скалами. Льюк, широко улыбаясь, похлопал лапой по облепленному ракушками корпусу:

— Вот она, дырявая кастрюля, самая старая из всех, какие мне приходилось видеть! Но к зиме, обещаю вам, будет в полном порядке!

Льюк крикнул Мартина. Тот вместе с Тимбаллисто что-то прятал в скалах.

— Эй, сынок, ты что там делаешь?

Мартин сделал отцу знак подойти и объяснил:

— Смотри: мы собрали все оружие.

Мартин развернул кусок отарой парусины, и Льюк увидел разнообразнейшие мечи, сабли, кинжалы, которыми еще недавно были вооружены пираты с «Зеленого Ястреба». Льюк поощрительно потрепал Мартина по щеке:

— Молодец, Мартин! И ты тоже, Тимбал. Это оружие гораздо лучше, чем наше, самодельное.

Тимбаллисто выбрал себе короткий меч. Мартин предпочел изогнутый и уже хотел было прицепить его к поясу, но Льюк взял у него меч и швырнул его обратно в кучу оружия:

— Нет, ты еще слишком мал, чтобы носить оружие, сынок. Ты, Тимбал, можешь оставить меч себе. Тебе уже пора иметь свой меч — через пару времен года ты будешь совсем взрослый.

Увидев разочарованную мордочку Мартина, Льюк ласково обнял сына за плечи:

— Мартин, тебе вовсе ни к чему оружие этих негодяев. Мой меч однажды станет твоим по праву. Его передал мне мой отец, а я передам его тебе.

Глаза мышонка загорелись огнем нетерпения:

— Когда?

Льюк вспомнил, как сам задавал отцу тот же вопрос. И дал Мартину тот же ответ, который получил сам много лет назад:

— Когда я пойму, что ты к этому готов.

Весь остаток лета и осень племя Льюка, закончив обрабатывать землю и заниматься собирательством, трудилось еще и вечерами. Ветхий пиратский корабль постепенно приобретал приличный вид. Корпус очистили от ракушек, водорослей и всяких наслоений. Старую обшивку отодрали и заменили хорошим крепким дубом, за которым довольно далеко пришлось идти, притащить его тоже было непросто. В больших котлах постоянно кипела смола. Плели канаты, что-то прилаживали, прибивали, приколачивали. Смолу заливали в места сочленений, И, застыв, она скрепляла куски дерева и делала судно водонепроницаемым. Еда для корабельщиков готовилась особо и хранилась в больших бочках. То и дело подкатывали бочонки со свежей водой. Льюк предусмотрел все. Он учел каждую мелочь.

— Делай свое дело на совесть — и у тебя все получится! Все в племени хорошо запомнили этот девиз вождя.

Скоро почувствовалось ледяное дыхание зимы, когда берег покрылся инеем. Новая мачта уже была готова. Вург и Друнн выбрали хорошую высокую иву, которая от ветра только гнется, тогда как другие деревья ломаются. Починили парус и подняли его, он затрепетал, а потом гордо выгнулся, наполненный холодным северным ветром. Дружное «Ура!» раздалось со всех сторон. Это кричали все, кто столько сил вложил в починку судна. Льюк стоял на берегу вместе с Мартином и Уиндред и с удовольствием смотрел на корабль. У судна было три паруса — от бушприта до гротмачты большой треугольный парус и по одному длинному парусу по обе стороны новой ивовой мачты. Все это вполне устраивало Льюка. Он улыбнулся Мартину:

— Ей нужно новое имя, сынок.

Мартин, который, как все дети, непрерывно задавал вопросы, поинтересовался:

— А почему ты говоришь о корабле «она»?

Льюк задумался:

— Честно говоря, сынок, даже не знаю. Но, вероятно, потому, что корабль — как мать для команды.

Маленький серьезный мышонок тут же задал следующий вопрос:

— У меня нет мамы, так, может быть, она, — он указал на корабль, — будет мне мамой?

Льюк с грустью ответил:

— Нет, сынок, боюсь, что нет.

Уиндред с упреком посмотрела на Льюка:

— Ты хочешь сказать, что не возьмешь Мартина с собой? Он твой сын, Льюк!

Льюк кивнул:

— Да, он мой сын, и именно потому я не стану рисковать его жизнью в море. Кроме того, Уиндред, ты его бабушка, и он должен заботиться о тебе. У меня больше никого не осталось в целом свете, кроме вас двоих. И давайте больше не будем об этом. Хочешь дать имя кораблю, сынок?

Мартин не мог допустить, чтобы кто-нибудь видел слезы у него на глазах, поэтому он быстро побежал вдоль берега, на бегу крикнув Льюку:

— Назови ее «Сайна» в честь моей мамы!

Уиндред грустно смотрела, как ее внук стоит у моря и кидает камешки в волны:

— Мне очень жаль, Льюк. Мне следовало бы придержать свой глупый язык.

Льюк погладил ее по плечу:

— Не кори себя, Уиндред, мне все равно рано или поздно пришлось бы ему сказать. Мартин из тех, кто стойко переносит удары судьбы. Из него вырастет настоящий воин. А воин всегда предпочтет правду, какой бы горькой она ни была. Нет смысла обманывать его.

Вечером в пещере Льюка устроили пир в честь окончания ремонта судна «Сайна». Той осенью собрали неплохой урожай, и повара превзошли себя. Мартин при-ободрился, и они с Тимбаллисто веселились в обществе юной ежихи Твиндл и племянника Друнна Бердла. Четверка сидела в глубине пещеры, рядом со светильником, смеясь, хихикая и подшучивая друг над другом, и отблески огня плясали в их веселых глазах. Они еще никогда в жизни не пробовали такого роскошного угощения:

— Ой, вы только поглядите на сливовый пудинг!

— А эти маленькие пирожные с завитушками из крема сверху! Наверняка это моя мамочка Вельф состряпала такие!

— М-м-м! Вы уже пробовали суп? Он с креветками и овощами.

— Я хочу кусок вон того большого торта с медом и с красной смородиной сверху!

Горячие пшеничные булочки с кусочками засахаренных груш внутри они запивали шипучим яблочным сидром, который приготовил Друнн. Взрослые же пили ячменное пиво, закусывая нарезанным сельдереем и острым сыром.

До поздней ночи они пировали, пели и загадывали друг другу загадки. Костер уже догорал, когда Уиндред немного отодвинула вещи, которыми был забаррикадирован вход в пещеру, и выглянула наружу. Она вздрогнула и поспешила обратно к огню:

— Бр-р! Снег выпал!

Льюк укрыл своим плащом Мартина и Бердла, которые прикорнули в уголке. Уиндред дождалась, когда Льюк вернется к костру, и спросила:

— Ты не можешь подождать до весны? Льюк смотрел на тлеющие угольки костра:

— Нет. Я и так ждал слишком долго. Выпал снег или нет, все равно я должен отплыть завтра утром.

Уиндред некоторое время молчала, слушая завывания ветра на берегу. Вдруг она резко подалась вперед и взволнованно взяла лапу Льюка в свои:

— Тогда в добрый путь, и найди Вилу Даскара. Убей его и разрушь его проклятый кровавый корабль. Лиши жизни того, кто лишил нас Сайны. Я буду заботиться о Мартине, пока он маленький, а он позаботится обо мне, когда вырастет. Но поклянись мне, что однажды ты вернешься сюда, где ждут те, кто тебя любит! Поклянись, Льюк Воитель!

Льюк вытянул свой меч над огнем. На стальном лезвии заиграли отсветы пламени.

— Клянусь, что я лишь расправлюсь с убийцами и не стану убивать невиновных. Клянусь, что вернусь сюда, как только выполню свой долг!

21

Хмурым зимним днем корабль «Сайна» с Льюком и его верными бойцами на борту соскользнул в море по вымощенной камнем, обледенелой дорожке. Теперь только одна лапа якоря, зарытая в песок, удерживала корабль. Несмотря на то, что паруса были сложены, «Сайна» скоро натянула якорный канат, как будто ей не терпелось отплыть. Все уже попрощались, и моряки отправили своих друзей и близких обратно в пещеры, не желая, чтобы те стояли и плакали на холодном ветру в ожидании отплытия. Льюк покидал землю последним. Мартин с каменной мордочкой сидел на песке и никак не хотел уходить в пещеру. Льюку не удавалось уговорить его:

— Послушай, сынок, ты не выдержишь целых две луны в открытом море. Я объявил войну разбойникам, но не хочу подвергать опасности твою жизнь. Послушайся меня! Я знаю, что для тебя лучше!

Но Мартин ничего и слушать не желал:

— Я хочу плыть на корабле. Я хочу быть воином, как ты! Льюк развел лапами и сокрушенно вздохнул:

— Ну что мне с тобой делать, Мартин? У тебя мой боевой дух и настойчивость твоей матери. Возьми мой меч, сынок!

Это был боевой меч, и его неоднократно обнажали в сражениях. Льюк вложил его в лапки своего сына. Мышонок во все глаза смотрел на закаленное в боях оружие. Потом он сжал рукоять так крепко, что стало ясно: он ее никогда не выпустит!

Льюк улыбнулся, вспомнив, как его отец передавал ему меч. Легонько похлопав лапой по рукояти, он сказал:

— Я вижу, Мартин, что ты рожден воином. Но главное, чему прежде всего должен научиться воин, это дисциплина.

Мартину показалось, что это сам меч с ним говорит.

— Скажи мне, что надо делать, и я сделаю это. Льюк наконец-то облегченно вздохнул и приказал будущему воину:

— Ты останешься здесь, чтобы охранять нашу пещеру от чужих, защищать тех, кто слабее тебя. Ты должен жить по закону воинской чести. Обнажай этот меч только в борьбе за правое дело, никогда не делай того, за что тебе потом будет стыдно, и никогда не позволяй сердцу брать верх над разумом.

Льюк дотронулся до меча еще раз, и его острое лезвие сверкнуло на утреннем зимнем солнце.

— Никому не отнять у тебя этот меч, пока ты жив. Когда придет время, передай его сам, может быть, твоему сыну. Ты почувствуешь, будет ли он воином. Если нет, тогда спрячь этот меч в таком месте, куда только храбрый сердцем осмелится прийти и где только истинный воин сможет отыскать его. Поклянись, что поступишь так, как я сказал, Мартин.

— Клянусь своей жизнью!

Северное серое море отразилось в глазах подростка. Льюк понял, что скоро начнется отлив.

— Может быть, пройдет несколько времен года прежде, чем я вернусь, но знай, что я вернусь, сынок. А пока я оставляю старшим Тимбаллисто. Он разумный и смелый молодой воин, у него за плечами больше времен года, чем у тебя. Слушайся его.

Улыбка, напомнившая Льюку улыбку жены, тронула губы Мартина:

— Конечно, я буду его слушаться, но настанет время, когда старшим стану я!

Гордость переполняла сердце Льюка:

— Я уверен, что так и будет. До свидания, сын!

Натянутые канаты пели вокруг вздувшихся парусов: «Сайна» скользила по морским волнам, как огромный белый лебедь. Судно держало путь на запад. Льюк на мгновение оторвался от румпеля и посмотрел назад. Он увидел одинокую маленькую фигурку, застывшую на вымощенной камнем дорожке, с поднятым над головой мечом — воинский салют. Тут корабль опустился вниз, а когда взлетел вновь на следующей волне, береговую линию уже заслонил зимний снежный занавес. Льюк еще раз окинул взглядом свою команду и опять подумал, что не ошибся в выборе бойцов. На них он сможет положиться при любых обстоятельствах. Вург, Кардо, Дьюлам, Колл и остальные собрались на палубе в ожидании его приказаний. Они держались за гакаборт, потому что сильно качало и палуба ходила ходуном. Кардо выглядел не слишком хорошо. Льюк покачал головой:

— Всем спуститься. Задраить люки и сидеть всем внизу. Качка будет изрядная. Первая вахта будет моя. Мы все теперь должны стать моряками, привыкнуть к морю, и как у всех начинающих, у нас может быть морская болезнь, и у меня тоже. Стыдиться тут нечего. Через несколько дней мы приспособимся к качке.

Кардо был очень бледен и явно плохо себя чувствовал:

— Капитан, можно я лучше сразу прыгну за борт и утоплюсь?

От одного вида Кардо Льюку стало не по себе.

— Я первый утоплюсь, если начнутся эти штучки насчет «капитана» и тому подобное. Мое имя — Льюк, и именно так вы будете называть меня! Что до твоей просьбы, отвечаю: нет, нельзя! А теперь — все вниз!

Вся команда хором закричала в ответ:

— Есть, капитан!

Льюк был рад, что они по крайней мере не утратили чувства юмора.

Только через три дня они миновали штормовые широты. На четвертый вечер на море был полный штиль, и никакого снега. Льюк понял, что, вероятно, они отклонились на юго-запад, вместо того чтобы плыть строго на северо-запад. Все собрались в каюте капитана на совещание, и Льюк поделился с друзьями своими опасениями:

— Это я виноват! Я ведь только учусь навигации. Как вы не могли не заметить, погода значительно улучшилась — это потому, что мы отклонились на юг.

Но Вург и слышать не хотел ни о какой вине Льюка:

— Лягни меня лягушка! Мы все одинаково виноваты, мы ведь сменяли друг друга у румпеля. К тому же морская болезнь и недосып не прибавляют сноровки. Не удивительно, что мы отклонились от курса. Верно, ребята?

Команда согласилась, правда, у Колла возник вопрос:

— Э-э, а собственно говоря, каков был наш курс? По-моему, мы плыли наудачу, а, Вург?

— А как еще можно найти в море этот проклятый красный корабль?

Льюк указал на пустые полки в каюте:

— Что же еще нам было делать? На борту нет ни одной карты. Большинство пиратов так и плавают, доверяясь лишь своему инстинкту. Я и подумал: возможно, лучшее, что мы можем предпринять, это плыть по воле волн и ветра.

Кардо, который уже не был так бледен, как, впрочем, и остальные, спросил:

— Почему, капитан, то есть, извини, Льюк?

— Судите сами. Эти подлецы не любят холода и штормов, так же как и мы, поэтому весьма вероятно, что они подадутся на юг, туда, где потеплее. У меня такое впечатление, что чем дальше на юг мы плывем, тем больше у нас шансов повстречать Вилу Даскара.

Направляясь к выходу, Дьюлам сказал:

— Прекрасная мысль! Я совершенно с тобой согласен, Льюк! Но после трех дней морской болезни я чувствую, что изголодался. Предлагаю приготовить что-нибудь и подзаправиться!

Предложение Дьюлама было с радостью поддержано всеми. Теперь, когда они оказались в более благоприятном климате и выработали план действий, все почувствовали себя намного бодрее.

«Сайна» дрейфовала на юг, освещенная полной луной. Льюк передал румпель жизнерадостному толстяку Денно:

— Предоставь ей спокойно плыть, Денно. Просто держи глаза открытыми и следи, чтобы румпель не разворачивало уж очень сильно в сторону. Судя по дымку с вельбота, там идут какие-то серьезные приготовления! Пойти разве взглянуть, а?

Денно, усмехнувшись, покачал головой:

— Скорее всего, тебя выгонят. Там и так столько поваров собралось, что яблоку негде упасть, а хуже всех этот Кардо. Среди кастрюль мнит себя капитаном!

Из окна камбуза лился свет и валил пар. Едва сдерживая смех, Льюк наблюдал с темной палубы за суетой команды. Все натыкались друг на друга, каждый норовил подать совет и превзойти остальных, щеголяя обрывками кулинарных познаний:

— Не надо сыпать столько сушеного ячменя, Вург!

— Ерунда! Моя дорогая мамочка всегда клала много ячменя во все, что бы ни готовила!

— То-то я всегда замечал, что у фруктового торта твоей мамочки какой-то странный вкус!

— Но это не мешало тебе уписывать его за обе щеки, обжора!

— От обжоры слышу! Эй, Дьюлам, куда ты подевал соль? Пищу на корабле надо хорошо солить.

— Ты-то откуда знаешь? Ты впервые плывешь на корабле. Если ты посолишь это рагу еще немного, то до утра мы выпьем все запасы воды.

— Нарежь-ка морковь помельче, приятель!

— Отстань! Я люблю, когда морковь нарезана крупно!

— Так что же, мы все по твоей милости должны давиться огромными кусками?

— Ничего, тебе не повредит! Кстати, сейчас моя очередь мешать. Дайте-ка мне половник!

— Я тебе его сейчас на нос надену, посмотрим, как тебе это понравится!

Большой котел с рагу принесли в каюту, где Льюк расставил на столе кружки для эля и разложил овсяные лепешки. Изо всех сил стараясь сохранять серьезное выражение мордочки, он стал принюхиваться:

— М-м! Пахнет вкусно! Что это, Кардо?

Вокруг содержимого котла разгорелись жаркие споры:

— Я называю это Морским Рагу Кардо!

— Да? А знаешь ли ты, что я называю это Овощным Деликатесом Вурга?

— Поскольку я трудился больше всех, это будет называться Мешаниной Колла!

— Ничего подобного! Это не что иное, как Чудесное Корабельное Рагу Дьюлама!

Льюк постучал большой деревянной ложкой по столу:

— Довольно! Я не потерплю свары у себя на судне из-за горшка еды! Я сам назову это блюдо. Дайте-ка попробовать!

И Льюк положил себе в миску рагу. Потом он подул на ложку и осторожно попробовал. Команда взволнованно следила за его действиями. Льюк храбро разжевал, сохраняя самое бесстрастное выражение. Потом он положил ложку и сделал большой глоток эля.

Все одновременно выдохнули:

— Ну как?

Льюк поковырял в зубах, что-то оттуда вытащил и внимательно рассмотрел это «что-то». Потом он вынес свой приговор:

— Думаю, что это блюдо следует назвать «сильно пересоленное рагу с хрустящим на зубах ячменем и полусырыми крупными кусками моркови». Так что, прошу меня извинить, но я сегодня вечером ограничусь лепешками и элем. А вы ешьте, приятного аппетита!

И Льюк вышел на палубу, прихватив с собой свой скудный ужин.

— Я послежу за румпелем, — сказал он Денно, — а ты пойди поешь.

Денно сразу же оторвал взгляд от водной глади, залитой лунным светом, и передал свою вахту:

— Очень вкусно пахло, когда они несли котел в каюту, Льюк. Спасибо, друг, что сменил. Уж я попробую этого рагу! Думаю, мне понравится.

Льюк кисло улыбнулся:

— Я просто уверен!

Наступило утро, и небеса окрасились в нежные пастельные тона. Вахтенный по имени Кордл задремал у румпеля. Около него лежала фляга с водой. Прихлебывая из кружки, подошел Колл, чтобы сменить его:

— Ха! Вот это здорово! Да он спит на вахте! Тебе повезло, что Льюк не застал тебя. Уж он бы накрутил тебе хвоста!

Кордл часто заморгал спросонок и отхлебнул из своей фляги:

— По крайней мере, когда я сплю, я не пью. Честное слово, Колл, в жизни столько не пил!

— Да уж, приятель, я тоже надолго запомню это рагу! Прямо ложка стояла — столько соли в него вбухали. Если мы встретим морских разбойников, надо будет первым делом скормить им остатки рагу.

Но Кордл не слушал, он с тревогой смотрел вдаль.

— Что там такое, Кордл?

— Смотри: земля! Точно! Прямо по курсу — земля. Зе-е-емля!

Корабль тут же ожил. Мыши высыпали из своих кают, сбежались на палубу и теперь лихорадочно протирали глаза, пытаясь разглядеть что-нибудь там, куда указывал Кордл.

— Это земля! Земля!

— Прямо по курсу, Льюк! Земля Кордла!

Льюк вскарабкался на бушприт и разглядел черное пятнышко на горизонте:

— Да, это определенно земля, остров, судя по всему. Опусти паруса на носу и на грот-мачте, Колл, и правь на север. Мы тихо и спокойно подойдем к этому острову с другой стороны. Нет никакого резона подплывать к нему на всех парусах. Итак, друзья, будьте настороже. И чтобы все имели при себе оружие. Кордл, Денно, Дьюлам, вы останетесь охранять судно, остальные сойдут со мной на берег. Не шуметь, ступать осторожно и слушаться меня. Мне нет нужды объяснять вам, с кем мы можем там столкнуться.

Около полудня «Сайна» бросила якорь в уютной защищенной бухточке с западной стороны острова. Погода была солнечная, тихая и безветренная. Льюк осмотрел высокие скалы, окружавшие бухту. В расселинах под низкорослыми деревцами гнездились птицы, скудная растительность становилась гуще и пышнее ближе к вершинам утесов. Покинув судно, группа разведчиков по нагретому солнцем мелководью добралась до узенькой полоски песчаного пляжа.

Вург крепко сжал свое копье и шепнул Льюку:

— Не нравится мне все это, приятель. Слишком уж тут тихо — аж мурашки по спине бегают. Мне все кажется, что кто-то за нами наблюдает.

Льюк выбрал себе ятаган из оружия бывшей команды судна. Он указал им на ступени, высеченные в скале:

— Интересно, кто это позаботился? Кажется, здесь давно обосновались. Ну-ка, посмотрим.

Друг за другом они поднялись по каменным ступеням, узким, но очень удобным. Лестница делала несколько зигзагов, и вскоре путешественники оказались на вершине. «Сайна» на якоре в бухточке казалась совсем маленькой. Кардо выдернул какой-то корешок из земли, обтер его о свою тунику и откусил:

— М-м-м! Да это же молодой лук! Интересно, откуда он здесь взялся.

Из-за деревьев донесся громкий испуганный крик:

— Охоха-а-а-ррега-а-арр!

Шерсть на загривке у Кардо встала дыбом, он и думать забыл есть лук:

— Что это, черт возьми, было?

Льюк и Вург крались вперед, жестами показывая остальным, что ходить за ними не надо:

— Оставайтесь тут. Мы пойдем и посмотрим.

Низко пригибаясь к земле, они углубились в заросли.

Где-то чирикнула маленькая птичка. Кроме этого чириканья, двое разведчиков не слышали ничего, разве что собственные шаги и шелест папоротников. Через некоторое время Льюк выпрямился:

— Что бы это ни было, теперь от этого не осталось ни следа, ни отголоска.

Когда Вург выпрямлялся, что-то легонько стукнуло его по затылку. Он осторожно обернулся:

— Ого! Да это груши! Здесь их полно.

Это действительно была груша, увешанная красивыми спелыми плодами.

Вург выбрал себе одну, слегка надавил на нее, одобрительно кивнул и откусил большой кусок:

— М-м-м! Сладкая и сочная! Просто чудо!

Льюк потянулся за грушей, посмеиваясь над физиономией друга, перемазанной грушевым соком:

— Ах ты жадина! Ты ешь грушу или купаешься в ней? Ш-ш-ш-ш-ш-шмяк!

Толстая деревянная палка с металлическими наконечниками с обеих сторон вылетела неизвестно откуда и глубоко воткнулась в ствол дерева как раз между Вур-гом и Льюком. И тут же послышался гулкий голос, отозвавшийся эхом в тишине чащи:

— Негодяи! Не смейте трогать мою еду! Выметайтесь отсюда, а иначе Веррагула вам лапы поотрывает и сожрет вас!

Льюк бросил свою грушу на землю:

— Послушай меня, Вург! Бросай грушу, и вернемся назад, к команде. Не спорь!

Вург и не собирался спорить. Он бросил недоеденную грушу так поспешно, как будто это был не спелый плод, а ядовитая гадина, и последовал за Льюком той же дорогой, которой они пришли. Когда им показалось, что они уже вне поля зрения странного существа, Льюк присел за поваленное дерево.

Вурга все еще била дрожь, а глаза его были широко раскрыты от ужаса:

— Ты слышал этот голос, приятель? Он явно принадлежал зверю в десять раз крупнее барсука!

— Лежи здесь тихо, пока я не вернусь. И дай мне твое копье.

Вург ничего и возразить не успел, Льюк выхватил у него копье и ушел.

Льюк на животе полз к грушевому дереву. Потом он затаился и немного полежал тихо, осматривая территорию, поводя глазами назад-вперед, пытаясь уловить какое-нибудь шевеление. Убедившись в том, что никто его не видит, он подобрал свою брошенную грушу и наколол ее на острие копья Вурга. Потом он сделал быстрый выпад, сначала тупым концом копья, в густой кустарник, так что груша, насаженная на острый конец, высовывалась из листвы и была хорошо видна. Потом Льюк хорошенько потряс грушевое дерево и громко крикнул:

— Эй! Кажется, это те самые груши, о которых говорил капитан!

Он отполз в густой кустарник, держа ятаган в зубах, и затих, выжидая.

Еще одна деревянная колобашка, прилетевшая ниоткуда, сбила грушу с острия копья, и гулкий голос разъяренно взревел:

— Так ты не послушался моего предупреждения! Теперь ты должен умереть, так сказал Веррагула! Йаках-акахииихуу!

Кто-то дикий и оборванный вькжочил на небольшую поляну и кинулся на куст, явно рассчитывая схватить того, кто, по его мнению, держал копье. Льюк с быстротой молнии бросился на него сзади. Разъяренный зверь оказался в невыгодном положении. Зад его неуклюже торчал из куста. Льюк аккуратно шлепнул по нему плашмя своим ятаганом и сурово приказал:

— А ну вылезай оттуда, дикарь! Ответ не заставил себя ждать:

— Ха! Значит, ты ударил меня сзади, разбойник? Все вы, пираты, таковы! Погоди! Дай мне только выбраться отсюда!

Льюк шлепнул по торчащему заду еще раз:

— Может, это тебя вразумит, Веллагуллер, или как там тебя… На, попробуй еще моего ятагана!

И он размахнулся и ударил в третий раз. Неизвестное существо совершило нечто вроде сальто-мортале и выскочило из куста в облаке листьев и сломанных веточек.

— У-у-у! Типичный пират, будьте вы все неладны! Даже убить не можете без того, чтобы перед этим как следует не помучить! У-у-у! Гори ты огнем, гад проклятый!

Это оказался заяц, одетый в какие-то нелепые отрепья, увешанный украшениями из морских ракушек и переплетенных стеблей растений. Физиономия его была густо вымазана красным соком ягод. Льюк внимательно рассмотрел его и вложил меч в ножны.

— Я не пират. Мое имя Льюк, я вождь одного племени, приплыл издалека.

Заяц поднялся, досадливо потирая место вокруг хвоста:

— О, разумеется, и это дает тебе право причаливать и лупить своим мечом по чужим задницам! Уф-ф! Ка-жется, я догадываюсь, что заставило тебя покинуть места, откуда ты приплыл: ты, должно быть, у себя дома всем до смерти надоел со своим мечом или что там у тебя, вот они и выставили тебя! Ну что, хам невоспитанный, много еще несчастных ты избил сегодня? Отвечай, будь ты неладен!

Льюк был удивлен такой вспыльчивостью зайца:

— Поумерь-ка свою прыть, лопоухий! Сначала он пугает мою команду своими воплями и завываниями, потом пытается убить меня этими славненькими деревянными штучками, а теперь еще имеет наглость жаловаться, когда ему всыпали по заслугам! Ты кем это себя возомнил?

Выпятив узкую грудь, заяц хлопнул себя лапой по животу и коротко поклонился:

— Кто я такой, спрашиваешь? Я дым на ветру! Я существо со сверхъестественными способностями! Для хищников, населяющих этот остров, я Веррагула — Красноликий Ужас! А в узком кругу я известен как Бьюклэр Фетрингсол Косфортингам. Для родственников, друзей и моей доброй старой няни я просто Бью, будь я неладен!

Осторожно подкрался Вург, держа наготове палку:

— А, вот ты где, Льюк! А это кто такой?

Льюк представил их друг другу:

— Это тот, кто так жутко кричал и кидался. Познакомься, Вург: это Бью.

Заяц с подозрением посмотрел на протянутую ему лапу:

— Значит, Вург? Подходящее имечко для убийцы и разбойника, если я что-нибудь в этом смыслю. Да и вид у парня хитроватый. Знаете, я все-таки не до конца уверен, что вы не морские разбойники.

Льюк нетерпеливо вздохнул:

— Мы не собираемся стоять тут целый день и убеждать тебя! Пошли, Вург, прихватим остальных наших — и обратно на корабль. Только время здесь теряем!

Они успели отойти всего лишь на несколько шагов, как вдруг Бью одним прыжком очутился перед ними, и его размалеванную рожу раздвинула широкая улыбка:

— Так вы, стало быть, мыши! Я только сейчас разглядел. Ах, я старый дурак! Мыши не разбойники, они славные ребята, как я! У вас действительно есть корабль, адмирал Льюк? И вы покидаете этот скучный остров? Возьмите меня с собой, умоляю вас! Я даже обеспечу вас едой, которую я тут выращиваю. Вы не пожалеете. Старый просоленный Бью, как меня называют моряки, способен приложить лапы к чему угодно на корабле: поднимать паруса, сниматься с якоря, работдть в трюме, будь он неладен! И еще я могу нести всякую чепуху хоть год подряд…

Льюк не мог удержаться от улыбки, уж больно забавен был этот болтливый оборванец!

— Хватит, Бью, а то мы обвяжем тебя веревкой, бросим за борт и заставим плыть за кораблем, чтобы немного отдохнуть от твоей болтовни. Ты, кажется, сказал, что у тебя есть провизия?

— Провизия, еда, пропитание, пища, жратва, не знаю, как вы это называете, многоуважаемый Льюк… Так вот, у меня это есть! Но если…

Льюк был вынужден лапой закрыть Бью рот:

— Довольно, приятель! Можешь плыть с нами, но только — два условия. Перестань кудахтать и покажи нам скорее свои припасы.

22

Остаток дня команда «Сайны» провела, снимая урожай, который вырастил Бью. Они носили на судно груши, яблоки, дикий виноград, грибы, морковь и другие дары природы. Льюк уже начал сомневаться, правильное ли решение он принял, потому что заяц ни на секунду не умолкал.

— Ого! Какой славненький кораблик, просто как игрушка! Гораздо симпатичнее, чем то красное страшилище, которое забросило меня на этот остров, будь он неладен!

Они наполняли ведра свежей водой из источника, что бил прямо из скалы на берегу. Команда по цепочке передавала ведра на борт, где их выливали в бочки, пополняя запас свежей воды на «Сайне». Бью подставил очередное ведро под струю, не переставая болтать:

— О, это вода что надо! Хорошая, свежая вода, сладкая и чистая, я сам ее пью утром, днем и вечером. Пощупайте-ка, какие у меня мускулы, посмотрите, какой у меня блеск в глазах! А зубы? Вы видели у кого-нибудь зубы белее?

Льюк отвел Бью в сторону:

— Бью, ты, кажется, сказал, что тебя сюда привез большой красный корабль?

— Да, именно так. Мерзкая неуклюжая посудина под названием «Пиявка».

Лапа Льюка сжала лапу Бью, как тиски:

— Расскажи мне все, что ты знаешь о красном корабле!

Бью высвободил лапу, потер ее и испытующе посмотрел на Льюка:

— Пожалуйста, старина, совсем не обязательно для этого ломать мне лапу. Все началось несколько времен года назад, когда вашего покорного слугу обуяла старая добрая страсть к морским путешествиям. У нас было славное маленькое торговое суденышко, мы плавали себе вдоль берега. Хорошая команда: пара землероек, несколько ежей да еще мыши. Дела у нас шли совсем неплохо до тех пор, пока… В общем, однажды ночью наше судно стояло на якоре, а мы все храпели в своих гамаках. «Пиявка» тихо подплыла и застала нас врасплох. Она разнесла наше суденышко своим огромным железным шипом, и мы камнем пошли на дно. Морские разбойники перебили большую часть команды, остальных взяли в плен. Никогда не забуду капитана красного корабля, горностая по имени Вилу Даскар, этого безжалостного убийцу! Два времени года провел я прикованным цепями к скамье на палубе. Мы голодали. Нас били, пинали, стегали кнутом. Могу показать рубцы! Очень скоро я один остался в живых из всей нашей прежней команды. Потом я заболел и стал слишком слаб, чтобы грести. Я был им больше не нужен. И Вилу Даскар приказал бросить меня за борт. Должно быть, решил, что я вот-вот помру, что хищные рыбы и волны со мной покончат. Ха! Я выплыл! Моя старая нянька всегда говорила, что нас, Косфортингамов, так просто не убьешь, знаете ли! Меня прибило к этому острову, и с тех пор здесь мой дом. Остров полон крыс и им подобных негодяев: дезертиры, беглые или высаженные сюда с проходивших мимо кораблей — в общем, народец дрянь! Узнай пираты, что я выжил, они бы с меня шкуру содрали, но я живу здесь тайно, сам выращиваю себе пропитание, а неприятеля встречаю, скрываясь в ночной темноте и в тени деревьев. Здесь я стал Красноликим Веррагулой, войском, состоящим из одного-единственного зайца, будь он неладен!

Льюк рассмеялся от восхищения храбростью и сметливостью зайца:

— Ты молодец, Бью! Скажи мне, а ты больше не видел корабль Вилу Даскара?

— Случалось. Они заходили сюда три луны назад, запаслись водой и отчалили на юг. Я прятался в скалах и видел, как их красная посудина пристала, а потом отплыла. Знаете ли, ваш корабль — первое приличное судно с честной командой, которое здесь появилось. Повезло мне, черт возьми!

Их разговор был прерван визгливыми воинственными криками. Бью бросился на Льюка и едва успел оттолкнуть его в сторону: грубо сработанное, но острое копье воткнулось в песок как раз там, где стоял Льюк секунду назад. По ступенькам, вырубленным в утесе, к команде «Сайны» злобной волной скатывалась банда оборванных крыс.

Воитель действовал быстро. Схватив копье и потрясая им, он побежал врагам навстречу. На полпути от черты прилива до ступенек он сделал мощный бросок. Копье пронзило крысу, которая бежала чуть впереди остальных, и она с воплем свалилась на песок. Задние уже не могли остановиться в своей бешеной гонке и стали натыкаться на убитую крысу. Крик Льюка вывел команду из шокового состояния:

— Бегом на корабль!

Крысам, запинавшимся о своего убитого приятеля, падать было невысоко. Так что, повозившись немного в песке, они поднимались и кидались вдогонку за мышами.

Вооруженные Льюк, Бью и Вург встречали врага на мелководье, поторапливая команду:

— Скорее на корабль, друзья! Ставьте паруса, снимайтесь с якоря!

Кордл, Денно и Дьюлам помогли первым из вернувшихся забраться на корабль, а потом бросились к лебедке, чтобы поднять якорь.

Одержимые диким желанием захватить корабль, крысы, не раздумывая, ринулись в воду. Льюк размахивал мечом направо и налево, убитые и раненые крысы падали в воду. Вург дрался копьем, а Бью вышел на врага с дубинкой в каждой лапе:

— Й-йя-я! Назад, назад, подонки!

Несколько крыс решили зайти с флангов и с тыла, чтобы отрезать троицу от их судна. На борту «Сайны» Колл и другие взялись за работу. Свесившись с кормы, они пустили в ход свои луки и пращи. Но настоящим героем дня стал Кардо. Он взял топор и перерубил якорный канат, потом смотал его и кинул конец в море:

— Хватайтесь, друзья! Мы вас вытянем!

Пока Льюк расправлялся с ближайшими крысами, Бью схватил конец каната и сделал большую петлю, которую накинул на Вурга и Льюка, а потом и сам протиснулся в нее. Втроем в одной связке они продолжали отбиваться от нападавших. Вург крикнул на «Сайну»:

— Вытаскивайте нас, быстрее!

Ветер наполнил расправившиеся паруса, и «Сайна» рванулась в море. Вся команда скопилась около лебедки и крутила ее изо всех сил. Льюк успел отсечь мечом наконечник какого-то копья, но прежде чем он добрался до хозяина оружия, задние лапы его оторвались от дна и непреодолимая сила потащила его, Вурга и Бью назад. Даже брызги соленой морской воды, попадавшие в рот, не умерили красноречия Бью:

— Прощайте, крысы! Буль-буль! Пока, ребята! Улю-лю!

Благодаря движению самой «Сайны» и лебедке друзья скоро оторвались от нападавших на значительное расстояние. Вург сильно ударился спиной о корпус корабля, а Бью крикнул:

— Полегче, ребята! Мы же свои! Травите помалу! Мы еще немного хотим пожить! Тьфу! Какая мерзкая на вкус эта морская вода, будь она неладна!

Дружеские лапы втащили их на борт, и Льюк освободился от веревки. Они стояли на корме и смотрели, как удаляется остров. Разъяренные дикари тут же передрались между собой. Льюк положил свой меч и снял мокрую насквозь тунику:

— Как у вас дела, Кардо? Все целы?

— Да, все живы, но кое-кто ранен. Я и сам получил камнем по лапе.

Вург осмотрел рану:

— Плохо! Это та лапа, которой ты готовишь еду?

— Нет! — Кардо жизнерадостно улыбнулся.

Вург разочарованно вздохнул:

— Жаль!

Команда добродушно посмеялась над возмущенным Кардо.

Бью переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять, над чем все смеются.

— Что смешного? Этот парень плохо готовит?

Вопрос развеселил всех еще больше, а Кардо вконец разозлил:

— Не обращай на них внимания, Бью. Все они готовят паршиво. Ты еще пожалеешь, дружище, что попросился на этот корабль, особенно когда попробуешь здешней жратвы. Это просто ужас что такое! Объедки, которые они выкидывают за борт, рыбы бросают им обратно!

Заяц немедленно сорвал с себя свои лохмотья и стал деловито обматывать талию парусиной, на манер фартука:

— Вам повезло, что вы встретили меня, ребята! У себя на судне я был единогласно избран самым шустрым из шестерки шустрейших шеф-поваров!

Колл стал подначивать зайца:

— Бьюсь об заклад, что ты не сможешь повторить еще раз то, что сейчас сказал!

Бью презрительно отмахнулся от него ушами:

— Не смогу, говоришь? Слушай: я был единогласно избран самой шустрой шестеркой из… Ой, не так! Погоди-ка: самым шестым шеф-поваром из шустрых шеф-поваров… Нет, опять не так…

Льюк перебил его:

— Если ты действительно умеешь готовить, хватит трепаться, и отправляйся на камбуз. Кардо, ты будешь помогать Бью. Денно, займись ранеными, ты у нас искусный врачеватель. Колл, следи за румпелем. Солнце должно оставаться над твоим правым плечом. Остальным следить за парусами и за устойчивостью судна.

Бью оказался отличным поваром. В тот вечер он приготовил для экипажа «Сайны» такой ужин, что все отогрелись душой. Как всякий заяц, он был щедр, и еды с избытком хватило на всех.

— Эх, я, конечно, понимаю, что кормить вкусной едой голодных — только продукты переводить, но ладно уж, вот вам меню на сегодня. Закуски: сыр и турноверы с луком, моей выпечки, потом запеканка с креветками и грибами в соусе из турнепса. А на десерт — груши и сливовый пудинг. Запивать будете одуванчиковым чаем и вполне приличным сидром, что я нашел у вас в трюме. Ну вы, дикари, крепитесь и не смейте трогать ни крошки, пока я не прочитаю молитву.

Льюк потупился, тем самым призвав к порядку всю команду:

— Он прав. Нет никаких оснований становиться невоспитанными неряхами только потому, что мы сейчас не дома. Давай, Бью!

Заяц отбарабанил свою молитву на невероятной скорости:

«Улыбнись нам, судьба, и позаботься об этой команде, и не допусти, чтобы какой-нибудь наглый обжора слямзил у меня мою порцию».

И прежде чем кто-либо успел поднять глаза и взять ложку, заяц накинулся на еду, как будто знал, что с завтрашнего дня начнется голод.

Вург передал блюдо с турноверами Льюку:

— Да, наш повар умеет готовить, что и говорить!

Льюк с наслаждением понюхал турноверы и сказал:

— Пусть Бью делает, что хочет, лишь бы он каждый день кормил нас так же, как сегодня!

— Да уж! Отложи-ка немного для Кордла. Он ведь на вахте.

«Сайна» рассекала спокойное море под бледной луной и направлялась строго на юг. Уставшая от перипетий дня команда отдыхала, но на неуемного повара обильная еда, похоже, оказывала бодрящее действие. Бью декламировал длиннющие стихи, пел, танцевал и пребывал в полном восторге оттого, что он теперь не один, а в компании друзей. Льюк отправил его на палубу к румпелю. Бью и там преуспел: он спел серенаду морю и ночному небу. Дьюлам закутался в плащ по самые уши и жалобно простонал:

— Может, он и хороший повар, но певец никудышный. Такое впечатление, что там кто-то что-то пилит. Эй, Бью, дай отдохнуть своей глотке!

Но ни мольбы, ни угрозы не подействовали на певучего зайца:

Йо-хо-хо да трам-пам-пам, Хорош корабль «Упрямец» с пушкой. На нем рыбы — матросня, Капитан — толстяк-лягушка. Йо-хо-хо, плывут, плывут, Капитан сказал с улыбкой: — Драить палубу хвостом, Посуду — плавниками, рыбки! — Йо-хо-хо, вот шиш тебе! Рыбы пачкаться не будут! Брось тарелки в океан — Волны вымоют посуду! — Значит, бунт? О горе мне! Не матросы вы, а банда. Из крабов надо бы набрать Мне послушную команду! Спорят, спорят… Им судья Беспристрастный был бы нужен. И акула всех подряд позвала к себе на ужин. — Йо-хо-хо, — акула им: — Боже, как вас скучно кушать! Не терплю нахальных рыб и беспомощных лягушек.

Бью ловко увернулся от огрызка яблока, брошенного в него из каюты. Уши его встали торчком от возмущения:

— Невежи несчастные! Кидаться огрызками в того, кто поет им колыбельную! Хамы неблагодарные!

Ответом ему был гневный вопль:

— Заткнись наконец, вислоухий пустозвон!

Бью оскорбленно улегся на палубу, управляя румпелем при помощи задней лапы:

— Мне два раза объяснять не надо, я все понимаю с полуслова, старина. Если вы не цените хорошего пения, я лишаю вас этого счастья! Но прежде я должен допеть свою песню. Потерпите: осталось всего сорок шесть куплетов!

23

В следующие недели «Сайна» прошла немало морских лиг. Они давно уже миновали холодные широты, и погода стояла почти тропическая: жаркое солнце целый день сияло на чистом голубом небе. Но чем дальше, тем все более раздраженным и удрученным становился Льюк. Никаких следов красного корабля! А ведь он мог и проплыть здесь совсем недавно: в море, как известно, следов не остается. Льюк и Денно потихоньку начали составлять карту от Северного Берега до того острова, где жил Бью, и дальше. Льюка расстраивало и то, что им больше не встречается ни единого клочка земли, который можно было бы принять за ориентир.

— Мы плывем вслепую, приятель. Если бы нам попался хоть клочок земли, мы по крайней мере могли бы узнать что-нибудь о красном корабле, но мы уже вечность ничего не видим, кроме моря со всех сторон.

Денно отложил в сторону свое перо и согласно кивнул:

— Да, и к тому же нам не помешало бы запастись пресной водой, и запасы продовольствия иссякают. Этот заяц думает, что дело его жизни — готовить горы еды для команды. Посмотри, какое пузо я себе отрастил!

Льюк, однако, не склонен был критиковать повара:

— Оставь старину Бью в покое, Денно! По-моему, заяц не делает ничего плохого. Я живу на свете не первое время года и никогда не пробовал такой вкуснятины.

Но слова Денно оказались пророческими. На следующий день Вург хотел зачерпнуть воды из бочки и обнаружил, что его ковш скребет по дну.

— Если в ближайшее время мы не увидим на горизонте земли, наше дело плохо! Вода почти вся вышла.

Бью выплыл с камбуза, помахивая половником:

— Нет воды? Что ж, нам придется обойтись сидром или еще чем-нибудь. Кардо, как обстоят дела с напитками? В конце концов ты помощник корабельного кока!

На камбузе завозились и загремели посудой, и через некоторое время показалась скорбная физиономия Кардо:

— Кончилось все до капельки, Бью! Все до капельки! Тогда Бью, не привыкший так легко сдаваться, полез по веревочной лестнице на главную мачту.

— Друзья мои, какой смысл стоять на палубе с рожами, словно печеные яблоки? Надо, в конце концов, взять и высмотреть на горизонте землю, будь она неладна!

Кардо вяло поднял голову и посмотрел на Бью:

— Ах, только и всего?

Теперь Бью уже сидел на самой вершине мачты, приставив одну лапу козырьком ко лбу и напряженно глядя вдаль:

— Разумеется, глупая толстая мышь! Эй, ребята, что это там за пятно на юго-западе? Да это же земля! Или по крайней мере что-то похожее на землю. Ха! Аи да молодец этот заяц! Ну разве его расторопность и сообразительность не заслуживают нескольких слов похвалы, ну по крайней мере упоминания в вахтенном журнале!

Льюк шутливо толкнул Денно:

— Говорил я тебе, приятель: старину Бью не тронь! Кордл, держи курс на юго-запад! Если это действительно земля, мы доберемся туда к завтрашнему утру.

Преодолевая встречный ветер, «Сайна» достигла острова часа за три до рассвета. В ночном небе вырисовывался мрачный и неприступный огромный конус, который Льюк сразу принял за вулкан. Хотя трудно было что-либо разглядеть в темноте, Бью заметил, что на склонах и вдоль берега растут леса. Пытаясь оценить ситуацию, Льюк делился своими мыслями с зайцем:

— Лучше нам к берегу не приставать, пока не рассветет, здесь могут быть рифы. На берегу не заметно никаких признаков жизни, и все-таки лучше убедиться в этом при дневном свете. Пойди отдохни вместе с другими, Бью, я позову тебя, когда рассветет.

— Даже и не думай, старина! Только представь: мы с тобой вдвоем увидим, как отлетят крылатые ночные тени и земля возродится в сиянии нового дня!

Льюк всматривался в береговую линию:

— Неплохо сказано, Бью, очень поэтично.

Говорливый заяц воодушевился:

— Спасибо на добром слове, Льюк. Я очень рад, что ты способен ценить поэзию. Позволь предложить твоему вниманию одно скромное произведение, мое собственное, которое я сочинил еще у себя на острове: «Однажды крот и утка отправились гулять…»

Сильные лапы Льюка сдавили челюсти Бью, так что рот его плотно закрылся:

— Либо веди себя тихо, либо отправляйся спать! А то приколю тебя к койке булавкой!

На заре Льюк разбудил команду, и они осторожно подплыли к острову. Теперь его можно было хорошенько рассмотреть. Он состоял из иссиня-черного вулканического песка. Над вершиной конуса, возвышавшегося над островом, лениво вилась тоненькая струйка белого дыма, указывая на то, что вулкан действует. У подножия его росли пурпурные и алые цветы, а у многих деревьев листья напоминали огромные наконечники для копий. Это был весьма экзотический пейзаж, но полная тишина придавала ему какой-то зловещий колорит. Оглядев берег и мелководье с носа «Сайны», Вург вновь поделился с Льюком своими опасениями:

— Могу только повторить то, что я говорил, когда мы подплыли к предыдущему острову: мне все это не нравится! Здесь слишком тихо для столь красивой и плодородной земли. Здесь должен кто-то жить!

Льюк указал на берег:

— Ты прав; Вург. Видишь, вон там, чуть дальше черты прилива? Как ты думаешь, что это?

Бью протиснулся к борту:

— Целая гора фруктов! Здешние жители, должно быть, очень гостеприимны, если оставляют нам, путешественникам, такие подарки!

Льюк нахмурился:

— Даже слишком гостеприимны! Не будем торопиться. В этом подарке есть нечто такое, что заставляет усомниться в его искренности.

Но Бью уже перемахнул через борт:

— Пошли, ребята! Я буду главным дегустатором. Мой желудок способен переваривать камни, будь они неладны!

Не успел Льюк и слова вымолвить, как большая часть команды вслед за зайцем перемахнула через борт и, брызгаясь, побежала по мелководью к груде роскошных фруктов, оставленных на берегу. Вург с улыбкой наблюдал за тем, как заяц выбрал себе кисть винограда, поднял ее, встряхнул и… целиком отправил в рот. Он выждал несколько секунд, а потом помахал оставшимся на судне еще одной гроздью дикого винограда:

— Я все еще жив, дорогие мои! Чудесный вкус! Давайте присоединяйтесь!

Льюк и Вург видели, как все накинулись на таинственный подарок.

— Эй, Бью! Принесите и нам чего-нибудь!

— Ладно, Вург. Знаете что, бросайте сюда бочки, мы посмотрим, нет ли поблизости источника.

Вург и Льюк вдвоем выкатили все бочки и бросили их через борт. Вург оставил румпель в таком положении, чтобы судно не дрейфовало.

— Я ошибся, Льюк. Теперь этот остров и мне кажется довольно приветливым. Возможно, Бью прав, и те, кто оставил фрукты, вовсе не желают нам зла. Может быть, они еще покажутся до захода солнца.

Ручей с пресной водой действительно протекал неподалеку, совсем рядом с кучей фруктов. Дьюлам и Кардо наполнили бочки и подкатили их к судну. Льюк перекинул трос через блок, и они с Вургом вдвоем втащили их на борт. Дьюлам и Кардо отправились обратно на берег к остальным.

Льюк крикнул им вдогонку:

— Отдыхайте! Передайте всем, что они должны быть на борту до захода солнца. Мы оплываем завтра с первым отливом.

Льюк расставлял бочки с водой на камбузе, как вдруг услышал встревоженный голос Вурга:

— На берег, Льюк! Скорее!

Капитан тут же поспешил на палубу.

Его глазам предстало весьма странное зрелище. Некоторые неподвижно лежали среди недоеденных фруктов, другие беспомощно сидели. Остальные нетвердой походкой бродили неподалеку. И все расслабленно, придурковато улыбались. Льюк закричал:

— Эй, Колл, Дьюлам, Бью! В чем дело, друзья?

Дьюлам упал на песок, Колл свалился прямо на него.

Только Бью еще некоторое время держался, он придурковато хихикал, все пытался помахать капитану, но потом лапы ему отказали, и он неуклюже плюхнулся на песок. Он смотрел на корабль и по-дурацки улыбался. Льюк в сердцах ударил по поручням:

— Это все фрукты! Я должен был предвидеть! Пошли, Вург!

Но Вург указал ему на подножие вулкана:

— Подожди! Тебе не кажется, что вон те кусты двигаются?

Уже готовый прыгнуть в воду, Льюк помедлил секунду и пригляделся. Он не верил своим глазам. Весь склон точно ожил. Сотни кустов сползли с него и двинулись по берегу сплошной лиственной массой. Льюк опустил занесенную было лапу и заставил Вурга лечь на палубу.

Настоящий град снарядов посыпался на судно: стрелы, дротики, копья и камни. Раздался громкий барабанный бой, а из кустов донеслись жуткие вопли, за которыми последовал новый залп. Льюк схватил длинный багор:

— Возьми копье, Вург, и воткни его в дно, там, где поглубже.

Они попытались оттолкнуться и с волной отлива отодвинуть судно подальше. Кряхтя от напряжения, они налегали на свои багры. Стрела угодила Вургу в плечо, а Льюк даже не обратил внимание на дротик, оцарапавший ему щеку:

— Толкай, Вург! Изо всех сил!

Киль «Сайны» наконец оторвался от песчаного дна. Льюк бросился на корму и разрубил канат, который фиксировал румпель. «Сайну», виляющую туда-сюда, в конце концов подхватили волны. Не успел Льюк порадоваться этому, как новый смертельный дождь посыпался на отплывающее судно. Стрелы втыкались в палубу, как в подушечку для иголок, прямо у ног Льюка, так что он поспешил вернуться к Вургу.

Сморщившись, храбрый Вург вытащил. стрелу из плеча:

— Хорошо, что стрела летела издалека, а туника у меня толстая. Я не слишком серьезно ранен, Льюк, а ты?

Льюк вытер кровь, сочившуюся из ранки на щеке:

— Царапина, приятель! Жить буду. Кто бы они ни были, ясно, что стрелять они не умеют. Смотри-ка, вот еще новости!

Вург удивленно воззрился на удалявшийся берег. Он стал пуст и безмолвен, как будто здесь никогда никого и не было. Только и осталось, что куча раздавленных фруктов. Вург в замешательстве повернулся к Льюку:

— Куда они подевались? Денно, Кордл, Бью — вся команда пропала. Что будем делать?

Льюк мрачно смотрел на берег, от гнева у него стучало в висках, но ему удалось справиться с собой:

— Давай поставим паруса — сделаем вид, что уплываем. Дождемся темноты, а потом высадимся и пойдем выручать своих.

Барабанный бой. Сначала Кардо подумал, что этот стук раздается внутри его черепа, потому что проснулся он от дикой головной боли. Однако, открыв глаза, он понял, что барабаны вполне реальны. Он видел все в каком-то странном ракурсе, и от того, что он видел, кровь стыла в жилах. Как и все его товарищи, Кардо был крепко связан и прикручен к толстому шесту, висевшему горизонтально, при этом голова его свешивалась вниз. Шесты висели на толстых канатах под потолком пещеры, посередине которой пылал костер. В стенах пещеры были вырублены ярусы, и в них теснились сотни маленьких грызунов весьма свирепого вида, напоминающие крыс. Кардо таких в жизни не видел. Их тела покрывали замысловатые узоры, нанесенные красной, оранжевой и белой краской, в ушах и на кончиках хвостов позвякивали морские ракушки.

В глубине пещеры стояли два массивных барабана, на которых сорок — пятьдесят грызунов исполняли какой-то дикарский танец. Эхо вчетверо усиливало громкость этой нескончаемой дроби. У костра, припав к полу, лежало существо, значительно превосходящее остальных по размерам, судя по всему ласка, увешанная с ног до головы ожерельями и браслетами из раскрашенных крабьих клешней. Физиономию ее покрывал густой слой белой глины, поверх которого чернели линии, нарисованные углем.

Рядом с Кардо висел Бью. Он открыл глаза, огляделся, потом жалобно прижал уши и крикнул вниз грызунам:

— Заткнитесь наконец, ребята, будьте вы неладны! Такое впечатление, что эти барабаны бьют прямо по моей бедной черепушке. Эй вы, да именно вы, госпожа, послушайте, скажите своим, чтобы прекратили! Фу! Что за манеры: стучать как ненормальные, когда и так тошно! И засуньте все ваши вопли себе обратно в глотки!

Как по волшебству, воцарилась полная тишина. Проснулись остальные члены команды, и Бью понимающе подмигнул им:

— Вот что нужно этим дикарям, будь они неладны: четкие военные команды.

Ласка вскочила, будто подброшенная пружиной. Схватив длинную палку, украшенную сушеными морскими ежами и похожую на скипетр, она принялась потрясать ею, указывая сперва на пленников, а потом куда-то в глубь пещеры, на что-то, что, по-видимому, находилось между двумя барабанами. Наконец она сделала широкий круговой взмах в сторону столпившихся грызунов:

— Раббатума! Шлариссс! Йа Аггорима!

Эти возгласы привели зрителей в неистовство. Они дико захохотали и завопили в ответ своей предводительнице:

— Марахагга! Шлариссс! Ко, Шлариссс!

Колл с трудом повернул голову в сторону Бью:

— Может быть, ты как-нибудь неудачно выразился, приятель? Чего это они так разорались?

Заяц возмутился:

— Неудачно выразился? Я? Ну уж нет! Врожденное чувство такта — это семейное свойство всех Косфортингамов. Повиси-ка пока, а я перекинусь словцом-другим с этой дамой на предмет того, чтобы освободить нас от этих веревок, будь они неладны! Эй, уважаемая, не пошлете ли парочку ваших остолопов, чтобы они развязали меня и моих стойких товарищей? Может, вам и по душе болтаться здесь без дела, извините за каламбур, а нам — нет!

Не обратив на просьбу зайца никакого внимания, ласка опять согнулась и стала чертить скипетром на полу пещеры какие-то магические узоры. А крысоподобные существа все указывали на пленников и ныли:

— Ко Шларисс! Раббатума! Шларисс иииох!

У Денно на носу выступил пот:

— Фу-ты, я тут скоро поджарюсь!

Дьюлам прикрыл глаза, пытаясь прогнать от себя страшные мысли:

— Поосторожнее со словами, приятель! Ты можешь подать им идею. Вполне возможно, что они плотоядные.

Те, что плясали на барабанах, убежали и быстро смешались с остальными. Ласка что-то бросила в костер, и пламя приобрело зеленый цвет. Потом она подошла к барабанам и, постукивая то по одному, то по другому своим скипетром, пронзительно заверещала:

— Шларисс! Шларисс! Шларисс!

Бью, со свойственными ему оптимизмом и сообразительностью, предположил:

— Знаете, я, конечно, не знаком с их наречием, но бьюсь об заклад, «Шларисс» — это что-то вроде приветствия, ну как «Здравствуйте!» или «Добрый вечер!». Может быть, с нашей стороны невежливо не ответить тем же. Послушайте, госпожа, и вам тоже шлариссс! Шлариссс! Ну как?

И тут из дыры, скрытой между двумя барабанами, возникло нечто, что носило имя Шларисс.

У Бью пересохло во рту от ужаса — даже он не был готов к такому. Это оказалась змея с ярко-зеленой огромной головой. Она медленно выползала, сворачиваясь нескончаемыми скользкими кольцами. Ее трепещущий язык то высовывался, то прятался, глаза горели подобно двум бриллиантам, символам зла. Зеленое с черным тело улеглось наконец несколькими петлями, одна поверх другой, и всю эту пирамиду увенчала плоская голова рептилии. Ласка, стоя по другую сторону костра, опустила конец своей палки в огонь и держала, пока он не занялся. Все в пещере застыли. Ни один не шелохнулся и не проронил ни звука. Змея приготовилась к охоте, она выбирала себе жертву. Вся команда онемела от ужаса. Бью не знал, что горячий конец скипетра приближается к его голове. Внезапно ласка дотронулась им до кончика его правого уха:

— Аи! — Заяц дернул головой.

— Шларисс!

На расстоянии вытянутой лапы раскачивалась змеиная голова с разинутой пастью и обнажившимися ядовитыми зубами. Она злобно шипела. Заяц понял, что не может оторвать взгляда от глаз змеи. Он висел совершенно беспомощный, парализованный ужасом, которому нет названия.

24

После жаркого дня ночь выдалась сырая, но теплая. «Сайна» незаметно, без парусов, вернулась к острову с приливом. Льюк и Вург бросили якорь.

Покидая судно, Вург пробормотал себе под нос:

— Не уверен, что за нами не наблюдают. Впрочем, надеюсь, никто не видел, как мы пристали. А если все-таки нас заметили? Может, одному из нас следует остаться охранять судно?

Льюк сухо усмехнулся:

— Я думал об этом, приятель. Но, боюсь, чтобы выручить команду, мы понадобимся оба. И потом: если нас тоже схватят, зачем нам тогда корабль? Хватит причитать, Вург. Ты становишься похож на суетливую старушку.

Они тихо сошли на пустынный берег, прячась за скалы. Ближе к подножию вулкана Вург остановился и поднял лапу:

— Тс-с! Слышишь?

Льюк замер и прислушался:

— Сначала я подумал, что это волны шумят… Но нет, это похоже на пение, и еще я слышу барабанный бой. Да-да, точно, это бьют барабаны!

Вург указал на подножие, звуки доносились откуда-то справа:

— Это там, я уверен!

Держа меч и копье наготове, они окунулись в густую листву. Барабанный бой и пение становились все громче и ближе. Льюк прошептал:

— Оставайся здесь, друг. Я пойду посмотрю, что там.

Вход в пещеру представлял собой короткий, но извилистый туннель. Льюк подумал немного и поманил к себе Вурга. Они затаились за кустом у входа в пещеру, и Льюк изложил свой план.

— Видишь вон ту круглую глыбу, там, выше по склону? Как ты думаешь, вдвоем мы ее сдвинем?

— Думаю, да! Во всяком случае, надо попытаться.

— Хорошо, но сначала надо бы выкопать вот здесь ямку.

— Где? Прямо здесь, у входа в туннель?

— Именно. Земля тут довольно мягкая. Мы используем наше оружие.

Вдвоем они выкопали небольшое углубление у самого лаза. Льюк долго искал и наконец подобрал подходящий обломок скалы. Он положил его по одну сторону от отверстия, сильно вдавив в землю.

— А сейчас давай попробуем сдвинуть глыбу.

Это был очень большой округлый камень, но он поддался, когда Вург использовал свое копье как рычаг, а Льюк подставил спину. Они чудом не упустили глыбу, когда катили вниз, к отверстию, ведущему в пещеру.

— Еще чуть-чуть, приятель, самую чуточку! Ну вот, и хватит.

Скатиться в туннель глыбе мешал тот самый обломок скалы, который раньше положил Льюк и который теперь служил упором.

Льюк вынул меч из ножен, потом прислушался:

— Барабанного боя больше не слышно. Пошли, что-то там происходит. Осторожно, приятель, постарайся не шуметь.

Друзья проползли по туннелю и, прижимаясь к стене, чтобы их не сразу заметили, проникли в пещеру. Они с трудом поверили своим глазам. Зловещее зеленое пламя, вспыхивая, освещало злобные морды грызунов, сбившихся вместе в своих высеченных в скале ярусах. И все они как завороженные смотрели на одно существо. Огромная змея! Ее толстая шея плотоядно вибрировала, змея готовилась нанести удар Бью, голова гадины раскачивалась, а пасть издавала холодное шипение.

Льюк понял, что ждать нельзя ни секунды. Схватив копье Вурга, он разбежался, отведя назад свое смертоносное оружие.

Онемев от ужаса, Бью смотрел в надвигавшуюся на него страшную пасть с ядовитыми зубами. И вдруг с быстротою молнии копье вонзилось в эту разинутую пасть, и едва ли не половина его вышла наружу с тыльной стороны шеи рептилии. Содрогаясь в последних конвульсиях, змея упала, ее могучее тело стегало хвостом подобно гигантскому кнуту, а заодно и сметало с нижних ярусов испуганных грызунов, превратив костер в каскад летящих искр.

Ласка и оглянуться не успела, как на нее кинулся Льюк и просто впечатал в стену, приставив острие меча ей к горлу:

— Одно движение — и ты труп! — крикнул Воитель прямо в ее раскрашенную физиономию.

Хоть ласка и не знала языка, на котором говорил Льюк, она прекрасно поняла, что он имеет в виду. Только одна часть ее тела двигалась — горло; она то и дело судорожно сглатывала.

— Это же Льюк! Мы спасены!

Громкий радостный ропот прошел по пещере. А издыхающая змея все еще крушила все вокруг. Подброшенные ее хвостом грызуны ударялись о стены, другие были раздавлены ее тяжелыми кольцами. Казалось, прошла целая вечность до того момента, пока тело чудовища наконец замерло. Однако многие грызуны остались целы и невредимы, затаившись на верхних ярусах. И некоторые из них теперь взялись за оружие и стали наступать на Льюка и Вурга с дикими, визгливыми криками:

— Маррахагга лагор Раббатума! Лагор!

Вург быстро выдернул свое копье из трупа змеи и присоединился к Льюку. Он тоже приставил острие своего оружия к горлу ласки. Льюк прорычал:

— Вели им отойти от нас и развязать мою команду! — и он кивнул на подвешенных под потолком. — Моя команда, понимаешь? Перережьте веревки, пока я не перерезал тебе горло! Быстро!

Ласка медленно подняла лапу и указала на пленников:

— Раббатума, лагор, Ко!

Один из грызунов, по-видимому, какой-то мелкий начальник, коротко поклонился ласке:

— Йа Маррахагга!

Повернувшись к остальным, он угрюмо указал им на связанных и сказал:

— Лагор Раббатума.

Бью уже успел оправиться от шока и вновь обрел дар речи:

— Вот именно, мои маленькие подлые друзья! Именно то, что он сказал: освободите нас, Раббатума, да поживее!

Грызуны повиновались. Они повисли на шестах и перерезали веревки ножами. С криками одновременно облегчения и боли Бью и другие члены команды «Сайны» упали на пыльный пол пещеры. Они лежали и стонали.

Кардо попробовал было встать и тут же взвыл:

— Лапы онемели! Они ведь так долго были связаны! Льюк ответил коротко и резко:

— У нас нет времени здесь прохлаждаться. Ползите на животе, если иначе не можете! Шевелитесь! Это приказ.

Льюк и Вург по-прежнему не отпускали ласку, а команда, охая и причитая, кое-как потащилась прочь:

— О-о-о, как будто кто-то воткнул мне в лапы иголки!

— Моя бедная голова! Она просто раскалывается!

— Смотрите! Этот негодяй отхватил мне кусок хвоста, когда перерезал веревки!

— Ух! Вы еще жалуетесь! Поглядите на меня! У меня вся шкура на спине опалена, я висел как раз над костром!

Льюк подтолкнул к выходу последнего из своих воинов:

— Что ж, может быть, в следующий раз вы подождете моего приказа, прежде чем кидаться на берег и набивать животы отравленными фруктами!

Когда команда ушла, Льюк повернул ласку к себе спиной и обхватил ее сзади, опять приставив острие меча ей к горлу.

— Присматривай за этими дикарями, Вург. Пусть не подходят слишком близко. Ну что ж, ласка, мы сматываемся отсюда, спокойно и без шума. Не вздумай шутить, не то тебе конец.

Они отступали к выходу, а грызуны следовали за ними и вопили:

— Лагор Марахагга!

Льюк начинал потихоньку понимать, что они говорят:

— Не волнуйтесь, ребята, отпустим мы вашу Марахаггу, как только выберемся из этой вонючей пещеры. А ну не подходи!

Они преодолели короткий туннель. Снаружи команда в ожидании Льюка растирала свои онемевшие лапы. Льюк провел ласку через углубление, которое вырыли они с Вургом, и, когда грызуны тоже подошли к краю ямы, подал знак Вургу:

— Убери-ка упор!

Вург резко оттолкнул копьем кусок скалы. Каменная глыба скатилась вниз и с аккуратным стуком легла в вырытое углубление. Она полностью забаррикадировала вход в туннель, оттуда доносились приглушенные вопли ярости дикарей.

Вург полюбовался, опершись на копье:

— Наглухо!

Льюк приказал команде возвращаться на борт «Сайны», а они с Вургом повели ласку к тому месту, где все еще валялись теперь уже раздавленные и подпорченные фрукты. Острием меча Льюк нарисовал на песке очертания «Пиявки» и тут же опять приставил острие к горлу ласки:

— Марахагга видела здесь красный корабль? Такой большой красный корабль…

Ласка не сводила глаз с Льюка, пока он снова и снова пытался объяснить ей, что он хочет узнать. Она тщательно нарисовала на песке три круга с отходящими от них линиями и стрелкой, направленной на юг. Пока Вург ломал голову над рисунком, ласка три раза стукнула по рисунку Льюка, изображавшему корабль.

Льюк понял:

— Три солнца, то есть три дня, — объяснил он своему озадаченному другу. — Она говорит, что красный корабль проплывал здесь три дня назад и отправился на юг.

Вург деловито отряхнул лапы:

— Это значит, что мы не намного отстали, приятель. Надо отправляться в путь. А с этой что будем делать?

Ласка жалобно посмотрела на Воителя. Дотронувшись до лезвия меча лапой, она попыталась отрицательно покачать головой. Тут Льюк лукаво улыбнулся, поднял большую полураздавленную сливу и поднес ее ко рту ласки:

— Ешь!

Она с отвращением сжала челюсти. Льюк замахнулся мечом, как будто собираясь одним махом снести ей голову:

— Ешь, Марахагга, ешь!

Ласка, сделав над собой усилие, заглотила сливу. Вург веселился, как ребенок. Он выбрал грушу побольше, с подбитым боком:

— Ну-ка, Марихаггит, или как тебя там, попробуй еще своего собственного снадобья!

Ласка вынуждена была съесть еще две сливы и персик. Она печально сидела на песке, и сок стекал по ее подбородку.

Изобразив сочувствие, Вург заметил Льюку:

— Почему-то у нее вид не слишком счастливый! Может быть, она все еще не наелась?

Льюк протянул ей недоеденное яблоко, надкушенное кем-то из команды «Сайны»:

— О, за старушку Марахаггу не волнуйся, Вург, она скоро развеселится! Ладно, пошли.

Уходя, они оглянулись назад: ласка собиралась было запустить в них куском яблока, но покачнулась, неловко плюхнулась на песок, и ее раскрашенная физиономия расплылась в глуповатой улыбке.

Вург помахал ей:

— Прощай, старушка Марихаггит! Мы рады, что оставляем тебя в таком хорошем настроении. Терпеть не могу слез и прощаний.

Льюк тоже помахал ласке:

— Голова у тебя еще только завтра заболит!

«Сайна» отплыла от острова. Команда пила горячий чай, настоянный на травах, заваренный Денно. Команда поручила Кардо поблагодарить Льюка:

— Льюк, мы очень сожалеем, что кинулись на берег и съели эти проклятые фрукты. Это было глупо с нашей стороны! Мы хотим сказать тебе сердечное спасибо за то, что ты спас нам жизнь. Ты настоящий воин!

Льюк поднял лапы, призывая обойтись без криков «Ура» и аплодисментов:

— Да, я спас вас, потому что смог это сделать, друзья. Жаль, что меня не было на берегу, когда красный корабль совершил свой набег на Северный Берег. Нет такого дня и такой ночи, чтобы я не думал о своем сыне Мартине, который растет не только без материнской ласки, но и без отцовской заботы, потому что я гоняюсь за красным кораблем. Но мы найдем его, клянусь, найдем! И я сделаю так, что имя Вилу Даскар станет страшным воспоминанием для честных зверей.

Команда улеглась отдохнуть. Судно плыло на юг в тихой теплой ночи, и каждый думал о своей семье, погибшей или оставленной на Северном Берегу. Льюк стоял на вахте у румпеля. Он то и дело возвращался мыслями к маленькой фигурке Мартина, салютующей отцу фамильным мечом. Льюк потерянно смотрел, как небольшие волны постепенно совсем сглаживались, превращаясь в ровную поверхность темного спокойного моря.

— Однажды я вернусь, сынок, и ты дождешься меня.

25

На много лиг южнее черный дым валил от пожара, пожиравшего то, что раньше было мирным поселением белок. Вооруженные до зубов хищники бродили по лесам, убивая любого, кто осмеливался противостоять им. Вопли прорезали воздух, да еще свист бичей, которыми безжалостные разбойники укрощали оставшихся в живых. Связанных за шеи и лапы в одну живую цепочку, несчастных пленников вытаскивали из леса, где они пытались спрятаться, и волокли на берег, в дюны. Хорек Аккла злобно ухмылялся, видя ужас, с которым пленники смотрели на свой будущий дом. На якоре покачивался красный корабль «Пиявка».

— Шевелитесь, красавчики! Скоро мы подберем каждому хорошенькую мягкую лавочку на славненьком красном кораблике!

Вилу Даскар сидел на берегу, опершись подбородком о костяную ручку ятагана, и задумчиво смотрел на испуганных белок, которых боцман Паруг заставлял опускаться на колени и кланяться хозяину красного корабля. Вилу молчал, пока к его ногам не положили жалкую кучку провизии и вещей, отнятых у белок. Потом он лениво обвел взглядом свою команду:

— И это все?

Плотный горностай по прозвищу Потрошитель пожал плечами:

— Это все, чего мы нарыли, капитан!

Вилу медленно встал. Взгляд его упал на ожерелье из желтых бусинок, которым была обмотана толстая шея Потрошителя:

— Ну а где же ты раздобыл эту побрякушку, мой расторопный друг?

Потрошитель взглянул на ожерелье своим единственным глазом:

— А-а, это! Я снял его с мертвеца, капитан. Ятаган Вилу зажужжал, как рассерженная оса, и одним махом снес голову горностаю. Со скучливым презрением он сорвал ожерелье с шеи Потрошителя и бросил в кучу:

— Я должен напоминать вам, что вся добыча принадлежит мне? Не сметь красть у Вилу Даскара!

После этого он повернулся к пленникам, как будто только что их заметил:

— Гм-м, на вид вы довольно хлипкие. Ну да все равно. Скоро научитесь работать веслами или подохнете. Что? Языки проглотили? Никто не хочет ничего сказать?

Древний старик, серебристо-серый, который и сам уже позабыл, сколько ему времен года, поднял свои связанные лапы и указал на Вилу:

— От того тебе смерть суждена, кто идет за тобой, как за волной волна!

Горностай вдруг содрогнулся от необъяснимого ужаса, но через мгновение все прошло. Вернее, он прогнал страх, заметив Аккле, который стоял рядом, ожидая приказаний:

— Я взял себе за правило никогда не придавать значения угрозам побежденных. Если бы в них была хоть крупица правды, я был бы мертв уже давно. Тащи эту старую развалину и остатки его племени на корабль, и пусть их прикуют цепями на палубе.

Пленников уже уводили, когда неподалеку, на опушке леса, послышалась какая-то возня, а потом и шум. Несколько разбойников с трудом удерживали одну-единственную белку. Вилу легко поднялся на вершину дюны, поросшую травой, и наблюдал происходящее с видимым удовольствием. Прочные веревки обвивались вокруг лап, пояса, шеи и хвоста обезумевшей белки. Пираты изо всех сил упирались в землю задними лапами, веревки натянулись, белка билась в своих путах, но не могла добраться до мучителей. Это было огромное жилистое существо. Мех ее, необыкновенного черного окраса, сверкал на солнце. Несмотря на несколько ран, она билась и рвалась, стараясь освободиться от веревок, и скалила на разбойников свои крепкие белые зубы.

Остановившись на безопасном расстоянии, Вилу с улыбкой сказал:

— Ну? Что тут у нас? Кажется, настоящий боец?

Григг, у которого саднило лапы, натертые веревкой, сдавленным от напряжения голосом ответил:

— Эта тварь убила четверых наших одной левой, капитан. А держать ее — все равно что удерживать на привязи парочку акул!

Вилу спрыгнул вниз:

— Ну-ка держите ее покрепче!

Подойдя вплотную к связанной белке, он приставил лезвие своего ятагана к ее горлу, вынудив ее запрокинуть голову:

— Потише! Я Вилу Даскар и могу покончить с тобой одним движением. Так что успокойся.

Задыхаясь от веревки, сдавившей горло, белка посмотрела на горностая полным ненависти взглядом и хрипло сказала:

— Я знаю, кто ты, подонок. Вот если бы ты перерезал эти проклятые веревки и убрал свою игрушку, тогда бы и ты узнал, кто я. Я Рангувар Гроза Врагов, и я разорву тебя на куски, мне даже оружия никакого для этого не понадобится!

Вилу крепче прижал свой ятаган к горлу белки, на черном мехе показалась капелька крови.

— Значит, Рангувар Гроза Врагов? Ну так заткнись, ты не в том положении, чтобы вызывать на поединки, и я не собираюсь драться с тобой. Я не дерусь со своими рабами.

Тогда Рангувар дернула шеей так, чтобы лезвие вошло в нее еще глубже:

— Ты трус! Тогда убей меня, и поскорее! Вилу убрал свой ятаган и покачал головой:

— Никогда не думал, что встречу белку — настоящую воительницу! Нет уж, подружка, я не собираюсь убивать тебя. Это было бы расточительством. С твоей-то силищей ты сможешь делать работу десятка гребцов! Несколько лет кнута и голода утихомирят тебя. На нижнюю палубу, в передний ряд ее! Регулярные души из морской воды днем и ночью заставят ее немного поостыть. Уберите ее!

— Меня тебе не сломать, негодяй! — кричала Рангувар, когда ее тащили на корабль. — Лучше тебе глаз не смыкать ночью, пока Рангувар на борту твоего проклятого корабля!

Вилу Даскар набрал пригоршню сухого песка и следил, как ветерок рассеивает его по берегу. Он заметил Григгу:

— Оскорбления, угрозы… Все это для меня как песок, который унесет ветер, Григг: сейчас он еще тут, а мгновение спустя — его уже нет, и никто о нем не вспомнит.

Без весел, на одних только парусах красный корабль плыл на юг. Живодер, старший надсмотрщик над рабами, и его помощники отвязали всех гребцов и согнали их на верхнюю палубу. Вновь прибывшие на «Пиявку» пленники были потрясены, увидев рабов. Изголодавшиеся до истощения, с запавшими глазами, в отрепьях, еле живые, они беспомощно моргали от яркого света. Живодер щелкнул своим длинным кнутом из акульей кожи, заставив нескольких зазевавшихся рабов лечь ничком на палубу:

— На колени, вы, старая рухлядь, что, не видите, что капитан здесь?

Рангувар приковали цепями и накинули на нее тяжелую сеть, сквозь которую она и смотрела на происходящее.

Тяжеленная балка была перекинута на веревке через блок на высоте в полмачты. Вилу воткнул свой ятаган в мачту на уровне плеча.

— Я привел тебе тридцать шесть новых рабов, Живодер. Сколько тебе нужно?

Живодер, толстая крупная ласка, поднял свой страшный кнут:

— Я возьму всех, капитан Вилу!

Горностай распорядился подать чего-нибудь прохладительного и принести стул. Четверо пиратов поспешно притащили Вилу Даскару стул, бутыль его любимого сливового вина и блюдо жареной рыбы. Удобно усевшись, капитан лениво отщипывал по кусочку рыбы и отхлебывал вино из хрустального бокала, а голодные рабы пожирали его глазами. Вытерев губы шелковым платком, он коротко кивнул своему главному надсмотрщику. Живодер схватил конец веревки, перекинутой через блок, и потянул за нее. Он тянул до тех пор, пока балка не опустилась до уровня воткнутого ятагана.

— Чтоб была на такой высоте, смотрите у меня!

Он отпустил веревку, и балка свалилась на палубу. Изможденные рабы стояли и ждали, когда им прикажут тащить балку. Живодер поднял свой кнут и щелкнул им перед вновь прибывшими:

— Ну, вы, голубчики, давайте вниз! Сейчас мы вас аккуратненько прикуем к веслам. Ха-харр!

Приковать черную белку Рангувар было нелегкой задачей. Несколько разбойников поволокли ее, опутанную сетью с привязанным грузом, к первой скамье на нижней палубе. Восемь пиратов получили ранения во время этой операции, но в конце концов им удалось приковать воительницу к тяжелой уключине. Рангувар сидела довольно спокойно. Выждав, когда прикуют других гребцов, она спросила одного из них, старую усталую выдру, которая выглядела так, как будто провела в рабстве не один год:

— Зачем было все это представление на верхней палубе, с веревкой и балкой? Почему вы должны были поднимать ее?

Старик смахнул слезу с обветренной морщинистой мордочки:

— Ты не знаешь? Вилу Даскар и Живодер так развлекаются. Тридцать шесть новых рабов. Значит, они могут избавиться от тридцати шести старых, вот они и выбирают самых слабых и больных, тех, кто не сможет поднять балку.

— И как же поступают с ними? — Рангувар не смогла удержаться от этого вопроса.

Хриплый голос выдры дрогнул:

— Вот тогда-то и начинается забава. Когда корабль отплывет достаточно далеко от берега, они швыряют несчастных за борт. Вилу дарует им наконец долгожданную свободу, отпускает их на берег, заставляет прыгать…

Шерсть встала дыбом на загривке у Рангувар:

— Кто-нибудь добирался до берега?

— А как ты думаешь? Ты ведь сама видела, в каком состоянии рабы. Если их не сожрут крупные рыбы, они просто утонут.

Рангувар отвернулась и тихо сказала:

— Что ж, по крайней мере ты избежал такой судьбы. Как тебя зовут?

Склонив голову так низко, что коснулся ею весла, старик ответил:

— Меня зовут Норгл. Моего отца звали Дреннер, и он сидел на том месте, где сейчас сидишь ты, ты прикована к его веслам. Мой бедный старый отец как раз из тех, кто не смог поднять бревно.

Вж-ж-жик!

— А ну заткнитесь, вы, швабры!

Надсмотрщик Живодер остановился как раз напротив Рангувар. Он занес кнут над Норглом, но черная белка загородила выдру и приняла удар на себя. Рядом с Живодером выросла костлявая фигура крысы с барабанной палочкой в лапах. Крыса отбивала ею такт, чтобы гребцы не сбивались с ритма.

Живодер кивнул на Рангувар и подмигнул своему подручному:

— Видал, Блохастый? Капитан Вилу предупреждал, что эта белка — крепкий орешек. Придется ею заняться особо, как ты думаешь?

Узкая крысиная рожа Блохастого засияла нескрываемой радостью:

— Ясное дело, особо, начальник! Мы ее научим уму-разуму!

Рангувар впилась в Блохастого пронзительным взглядом:

— Чему от тебя можно научиться, куриные мозги?

Вж-ж-жик!

Кнут Живодера хлестнул белку. Рангувар по-прежнему смотрела на своих мучителей в упор и даже не поморщилась:

— Это все, на что ты способен, толстобрюхий?

Хрипя от ярости, надсмотрщик обрушился на новую рабыню, не жалея сил и кнута. Когда он наконец остановился, живот его вздымался и опадал, а лапы тряслись:

— Как… Как ты смеешь разговаривать так с надсмотрщиком Живодером, падаль! Да я тебя на куски разорву!

Рангувар, которая все это время сидела, втянув голову в плечи, чтобы уберечь глаза от кнута, выпрямилась. И в ее взгляде, устремленном на надсмотрщика, тот увидел свою смерть. Рангувар прорычала:

— Ты, никчемный кусок жира, однажды я удавлю тебя голыми лапами, даже если для этого мне потребуется перегрызть зубами эти цепи. Запомни это, ласка!

Живодер был так потрясен, что не нашелся что ответить и не осмелился снова поднять свой кнут. Его напугал взгляд Рангувар. Он медленно отошел, на ходу раздавая удары другим рабам:

— А ну тихо, вы! Все, кто хочет сохранить шкуру на спине, приготовьтесь грести, когда ударят в барабан!

На следующее утро, часа через два после того, как рассвело, впередсмотрящий закричал из «вороньего гнезда»:

— Строго на север, капитан, вижу парус!

Вилу Даскар облокотился о борт на корме «Пиявки» и, прищурившись, всматривался в неясное пятнышко вдалеке.

— Парус? Ты уверен? Что это за судно?

— Оно слишком далеко, чтобы сказать точно, капитан. Но это определенно парус.

Аккла держался пока прежнего курса, ожидая приказаний капитана.

Прохаживаясь по палубе, горностай задумчиво поглаживал костяную рукоятку своего ятагана:

— Гм, значит, парус? Как далеко отсюда Острова Близнецы, Аккла?

— Мы могли бы добраться туда завтра к полудню, на всех парусах и веслах, капитан.

Горностай все еще не отрывал взгляда от далекой точки. Наконец Вилу ответил:

— Слишком быстро. Тогда мы потеряем этот корабль. Ни одно судно не может сравниться в скорости с моим, когда мы идем на веслах, да еще на всех парусах. Поставьте половину парусов, а гребцам задайте жару. Пусть те, на судне, не теряют нас из виду, и таким образом мы подойдем к Островам Близнецам завтра к ночи. Итак: курс — на северо-запад.

Красный корабль следовал новым курсом, бичи свистели на всех трех палубах. Весла поднимались и вновь погружались в воду, толкая «Пиявку» вперед. Новые рабы жалобно стонали под ударами кнута.

26

Вург поуютнее свернулся калачиком в своем гамаке. Утренний свет уже просачивался в окошко его каюты. Вург пытался не замечать его, крепче зажмурив глаза, но заткнуть уши так плотно, чтобы не слышать оглушительного дуэта корабельного кока и его помощника, он не мог. Почти вся команда уже проснулась, многие швыряли чем попало в дверь камбуза, где певцы распевали во всю глотку.

— Эй, от ваших козлиных голосов вся еда прокиснет!

— Заткнитесь наконец, прекратите издеваться над нами!

— Как будто кто прищемил лапы дюжине лягушек! Но Бью и его помощник упоенно распевали, не обращая никакого внимания на угрозы и оскорбления:

Чем прокормить я проглотов могу? Только рагу, рагу и еще раз рагу! Что, вы спросите, лучше миски рагу? Как это что? Конечно, две миски рагу! Слегка нашинкуем лак. Да, не лук, а лак, Что содрали с мачты вчера аккуратно так. А бульончик из капитанских сапог, Которые помнят запах лап, то есть ног, И обрывки канатов, я утверждать берусь, Придадут рагу совсем расчудесный вкус! Я еще и не то предложить вам потом смогу, А пока, друзья, угощайтесь сытным рагу! Рагу! Рагу! Рагу! Капля лампадного масла, дохлых раков пара, Рыбьи головы, нитка, которой латают парус, А еще для сытности я бы добавил жира, Которым смазывают замки, когда на улице сыро. Только рагу! Ни пудинга, ни овсянки не ждите, А куски, что не прожевать, просто так проглотите! Побольше рагу положите врагу, Сядьте напротив, положив ногу на ногу, И следите, как враг ваш ест, искушая судьбу, Постепенно синея, закусывая губу. Так ешьте же наше рагу! Рагу-у-у!

Льюк стоял у румпеля и, улыбаясь, слушал осторожные предположения команды насчет качества завтрака.

— Как ты думаешь, Кордл, то, о чем они поют, правда?

— Не знаю, приятель. Может, они просто шутят?

— Но не станут же они, в самом деле, лить туда масло для светильников и класть жир для смазки замков! Как ты думаешь, Вург?

Вург подмигнул Льюку и ответил Денно, которого, чуть что, тошнило:

— Кто знает, приятель! Старина Бью горазд на выдумки, а что до Кардо, помнишь то пересоленное рагу, что он приготовил в первый вечер? А ты что думаешь, Льюк?

Воитель с трудом сохранял серьезный вид:

— Да нет, Вург, не думаю, что Бью и Кардо так поступят с нами… Правда, я сегодня утром никак не мог найти свои сапоги…

Кок и его помощник выкатились с камбуза, таща дымящийся котел. Обычно румяная физиономия Денно стала нездорово бледной:

— Ффу-у! Не стану я есть эту гадость! Плотоядно улыбаясь, Бью зачерпнул из котла кружкой:

— Как это не станешь! И это после всех стараний, которые мы приложили, чтобы приготовить это восхитительное рагу? Знаешь что, дружище Денно, я заставлю тебя съесть это, даже если мне придется кормить тебя с ложки! Ты у меня опять станешь румяным, как роза! А ну, старина, раскрой рот пошире!

— А-а-а! Я еще слишком молод, чтобы умереть!

Команда «Сайны» надрывалась от смеха, глядя, как Бью гоняется за Денно по палубе с кружкой рагу.

— Да погоди ты, старый дуралей! Остановись на секунду и попробуй!

— Отвяжись от меня, лопоухий отравитель! Помогите! Остановите его кто-нибудь! Сделайте что-нибудь, вы, негодяи!

Бью бегал за Денно с носа на корму и с кормы на нос, рагу при этом выплескивалось из кружки, а он все уговаривал и увещевал упрямца:

— Попробуй, а то никогда не вырастешь таким большим и красивым, как я! Съешь наконец свой завтрак, будь он неладен!

Денно вскарабкался на мачту к «вороньему гнезду», а Бью полез за ним по веревочной лестнице. Когда они оба добрались до вершины, Денно вдруг завопил:

— Я вижу парус!

Бью как раз в этот момент поймал его за заднюю лапу и возликовал:

— Все! Теперь не отвертишься, дружок. Если не откроешь рот, я волью это тебе в ухо!

Льюк коротко приказал зайцу отпустить Денно:

— Бью, отпусти его! Денно, ты уверен, что это парус?

— Да, Льюк, секунду назад я видел его, но сейчас он скрылся из виду!

Бью бросил кружку на палубу, проворно вскарабкался к Денно и стал всматриваться своими зоркими глазами туда, куда тот указывал.

— Он был вон там, на юге, может, чуть к востоку!

Заяц уперся взглядом в горизонт и долго смотрел, потом спустился на палубу и доложил Льюку:

— Там действительно что-то было, но с юго-запада надвигается непогода — море неспокойное и облака низкие. Может, это и был корабль, точно сказать не могу.

Льюк быстро принял решение:

— Вург, поворачивай на юго-запад. Колл, Дьюлам, Кордл, ставьте паруса. Бью и Кардо, подайте завтрак для всех в мою каюту. И смотрите, чтобы все на судне было закрыто: кажется, будет шторм.

Когда все приказания были выполнены, команда собралась у Льюка в каюте на завтрак. Вопреки опасениям Денно, рагу оказалось восхитительным. Бью очень обиделся, что кто бы то ни было мог подумать иначе.

— Пф-ф! — пыхтел он. — Я ни разу в жизни не приготовил чего-нибудь невкусного и не загубил никаких продуктов! Овощное рагу! С морковью, корнем одуванчика, диким луком, сушеными грибами, черемшой и моими фирменными ячменно-овсяными клецками! От такого рагу шерсть становится гуще, в глазах появляется блеск, а в лапах — невиданная сила! Все это ведь не помешает команде корабля, верно, Льюк?

Воитель тщательно подобрал все до капельки корочкой хлеба:

— Безусловно, дружище! Как ты думаешь, дать Денно добавки?

Денно прилежно облизал ложку:

— Я же не знал… Они как затянули ту песню, так я и подумал…

Бью милостиво положил ему еще рагу:

— Подумал, дружок? А знаешь ли ты, что подумала одна близорукая мышь-полевка? Послушай, я тебе расскажу:

Весной из норки без очков Однажды мышка вышла: Кругом бело от лепестков, — Там осыпалась вишня. Ей показалось: это снег, Ведь белого он цвета! Предупредить решила всех, Что далеко до лета. «Зима идет! Зима идет! Ветра уже задули!» Кричит пустившимся в полет: «Скорее, пчелы, в улей!» Болотным кочкам-малышам, прищурившись, сказала: «Пора по норам всем ежам — Зима опять настала!» «Иди к своим, бедняга-крот! — Сказала камню мышка, — Ведь ты уже совсем продрог, Простудишься — и крышка!» «Домой идите, барсуки! — Кустам она вещала. — Вы что, не знали, дураки: Уже зимы начало!» Так вот, послушайте мораль: Не верьте первой мысли! И лучше думать, чем орать, Подобно этой мышке.

Как только Бью закончил декламировать стихотворение, судно накренилось. Льюк успел спасти котел с остатками рагу, который упал на бок и покатился. Он поймал его и прочно установил между столом и своим стулом:

— Без паники! Погода не из лучших, что правда, то правда. Сидим и спокойно пережидаем — это единственное, что мы можем сделать. Я иду на палубу. Вург, ты со мной. Будем нести вахту по двое, пока шторм не уляжется. Если кто будет выходить наружу, обвязывайтесь веревкой. Мне вовсе не улыбается, чтобы кого-нибудь смыло за борт.

Волны яростно швыряли маленькое суденышко вверх-вниз, из стороны в сторону. Льюк и Вург, стиснув зубы от напряжения, пытались удержать румпель в прежнем положении, чтобы не сбиться с курса. Обоих то и дело обдавало морской водой, и, несмотря на свои плотные плащи, они очень скоро промокли до нитки. Вдруг среди штормового гула послышался тонкий жалобный вой, как будто кричал раненый зверь. Это ветер играл на туго натянутых канатах, как на струнах невиданного инструмента. Вытерев соленую пену со лба, Вург с тревогой посмотрел на канаты:

— Если мы не уберем некоторые паруса, этот ветрила разорвет их в клочья! Нельзя ли спустить половину парусов?

Воитель посмотрел на бурлящее море:

— Нет, Вург, это невозможно. Во-первых, я не могу сейчас никого послать спускать паруса, не подвергнув тем самым его жизнь опасности. К тому же я почти уверен, что тот корабль, что видел Денно, и есть красный корабль. Нам нельзя упустить его. Мы должны следовать за ним!

Бью и Кардо с трудом добрались до камбуза по качающейся палубе, таща пустой котел из-под рагу. Послышался мощный раскат грома, и одновременно распахнулась дверь камбуза. Вспышка молнии осветила всю эту сцену. Мощная волна обрушилась на палубу и швырнула кока и его помощника внутрь камбуза. Вода залила горячую плиту, плита зашипела, и все помещение наполнилось дымом. Перекрывая вой ветра, кок закричал своему помощнику:

— Запри все шкафы! Надо сохранить сухими хоть какие-нибудь продукты. Я возьму веревку и привяжу бочки с водой, пока они не начали кататься по полу!

Не успел Бью выйти обратно на палубу, как раздался такой удар, как будто целая связка молний ударила в фок-мачту «Сайны». Прочное дерево треснуло, как тонкий сухой прутик, и кливер стал раскачиваться. Вург заметил опасность и крикнул:

— Бью! Берегись!

Бью оглянулся на голос Вурга, но тут кливер сильно ударил его, и заяц вверх тормашками полетел в море.

Льюк сориентировался мгновенно. Он оставил румпель, обвязался канатом вокруг пояса и прыгнул вслед за Бью. Вург закричал:

— Свистать всех наверх! Заяц за бортом!

Воитель погружался все глубже и глубже в кипящую, ревущую, звенящую в ушах бездну. В конце концов канат натянулся до предела, и Льюк тут же стал понемногу подтягиваться обратно к судну, лихорадочно ища в бурлящей воде хоть какие-то следы Бью. Он храбро прыгал по волнам, вода то и дело попадала ему в рот и в нос, он судорожно хватал ртом воздух. Вот он оказался в глубокой зеленой ложбинке между волнами, и тут же очередная волна с безумной силой обрушилась на него. В следующую секунду он взмыл на высоком гребне и даже успел оглядеться: не покажется ли где Бью. Но Льюк не увидел под собой ничего, кроме кормы судна. Потом он снова погрузился в глубокую яму, потом опять оказался наверху. Канат больно врезался в тело. Льюк плыл в кильватере «Сайны». Он отплевывался морской водой, лихорадочно молотил лапами и упорно искал глазами Бью, забыв об опасности, которой подвергался сам.

Вург крикнул команде:

— Вытаскивайте Льюка! Тащите, пока не лопнул канат и он не утонул. Мы потеряли Бью, ничего нельзя сделать. Тяните!

Льюк почувствовал, что неодолимая сила тащит его к кораблю, и расслабился, слишком уставший, чтобы сопротивляться. На палубе его ждал Вург с сухим теплым плащом и кружкой бузинного вина. Кардо помог Льюку добраться до своей каюты и лечь.

Отпив немного вина, Льюк долго прокашливался и отплевывался. Наконец он сел и покачал головой:

— Слишком бурное море, чтобы что-нибудь увидеть.

Кардо не мог сдержать рыданий:

— Этот придурковатый заяц, он ведь был моим лучшим другом и к тому же лучшим в мире поваром! Какой жестокий зверь — море!

Льюк отдал ему оставшееся в кружке вино:

— Выпей-ка, Кардо! Бедный Бью! Какое горе! Но сейчас нам надо собрать все силы, чтобы удержать корабль на плаву, иначе мы все окажемся на дне морском…

Не успел он договорить, как с палубы послышались радостные крики. Корабль как будто сильно встряхнуло, и тут же перестало болтать.

— Ветер переменился! Мы спасены, друзья!

Завернувшись в плащ, Льюк поспешно вышел из каюты. Ветер гнал облака на запад, а на востоке глухо гремел гром, вспыхивали уже не страшные путешественникам молнии. Вург озадаченно почесал затылок. Ветер и сейчас дул, и довольно сильный, но теплый, не вздымающий, а сглаживающий волны. «Сайна» слегка дрожала, ее пострадавшие от шторма снасти стали поскрипывать, когда Дьюлам чуть увеличил скорость, взяв курс на юго-запад. Команда вздохнула с облегчением. Колл рассмеялся:

— Ха! Все произошло в мгновение ока! Мы были на волоске от гибели, и вдруг, как по волшебству, ветер меняется. Мы спасены!

Сгущались сумерки. Широкий плащ раздувался за спиной у Льюка. Вместе со всей командой капитан стоял на корме и смотрел назад, туда, где пропал Бью. Кардо продекламировал небольшое стихотворение собственного сочинения:

Нашего друга — о горе! — Забрало жестокое море. Теперь отдохнет он. Знайте: Он был самым лучшим из зайцев! Ни цветов у нас, ни венков, Мы даже не сможем во веки веков Там положить камень, Где друг наш в пучину канул. Добрый Бью Фетрипгсол, Храбрый Косфортингам! Ты рано от нас ушел, Но всегда будешь другом нам!

Все молчали, склонив головы, на палубу то и дело капали слезы. Все очень полюбили жизнерадостного зайца.

Льюк тяжело вздохнул и вытер слезы:

— Кордл, смотри во все глаза: не появится ли красный корабль. Колл, ты — на румпеле. Пока мы с Кардо приготовим что-нибудь поесть, все остальные, прямо сейчас, поправьте мачту, как сможете, и поставьте паруса. Корабль плывет довольно быстро. И на будущее: чтобы никто не выходил на палубу в шторм, не обвязавшись веревкой! То, что произошло с Бью, ужасно, но это должно послужить нам всем уроком.

Огненный диск солнца скрылся за горизонтом на западе, и «Сайна» бесшумно вплыла в темную ночь. По тихому всплеску Льюк понял, что кливер, сыгравший роковую роль в случившемся с Бью, сброшен в море. Стоя у растопленной печи на камбузе, Льюк так ждал знакомого смешка своего друга зайца и так хорошо знал, что больше никогда его не услышит! Им придется плыть дальше без Бью.

27

Вилу Даскару было не привыкать к непогоде в тропических морях. Когда разразился шторм, он велел рабам налечь на весла. Без парусов они вынуждены были грести вдвое быстрее, барабанная дробь не умолкала, свистел кнут. Сам Даскар стоял у штурвала и умело вел «Пиявку» западным курсом. Когда же шторм начал слабеть, он повернул на восток, обошел Острова Близнецы и бросил якорь на безопасном расстоянии от берега, за двумя самыми восточными вершинами.

С удовольствием дыша прохладным ночным воздухом, Виду сидел на палубе, закусывая печеной рыбой и запивая стаканчиком крапивного пива. Хорек Аккла околачивался поблизости, глядя, как капитан обсасывает рыбьи косточки. Виду вытер рот шелковым платком и встал. Аккла жадно воззрился на объедки, надеясь, что Виду уже насытился.

— Ты уже ел, Аккла?

Робко приблизившись к бочке, заменявшей капитану стол, хорек подобострастно поклонился:

— Некогда было и поесть — такой шторм, капитан!

Виду протянул лапу, как будто приглашая Акклу угощаться остатками ужина, потом вдруг грубо сжал морду хорька и резко пригнул его голову вниз:

— Так иди и найди себе еду сам, попрошайка!

На нижней палубе кто-то взвыл как будто от боли, потом этот вой перешел в визг, а за ним последовали звуки ударов: кого-то избивали. Надсмотрщик Живодер со своими прихвостнями вывалился на палубу. Живодер прижимал к голове окровавленную грязную тряпку.

Вилу сразу понял, что ему очень больно:

— М-мда! Как это тебя угораздило, Живодер?

Дружки надсмотрщика с удовольствием рассказали, как все произошло:

— Это все черная белка, капитан!

— Да, это та отчаянная! Оторвала Живодеру ухо, капитан! Зубами!

— Она бы ему и второе ухо откусила, капитан, если бы не мы. Она просто бешеная, хуже акулы!

— Ее ничего не берет, капитан! Живодер уже два кнута об нее обломал!

Вилу сел и откинулся. Глаза его смеялись:

— Ну, и что же вы хотите, чтобы я сделал с этой белкой-воительницей? А, дружище Живодер?

Отвислые щеки ласки аж затряслись от злости:

— Позвольте мне прикончить ее, капитан, камень ей на шею — и в воду, и пусть другие рабы посмотрят, как она будет тонуть!

Вилу понимающе кивнул:

— Тебе бы этого очень хотелось, не правда ли, Живодер?

Надсмотрщик кивнул, и капля крови с его уха упала на палубу.

— Еще бы, капитан! После того, что она со мной сделала!

Вилу поиграл костяной ручкой своего ятагана:

— Не сомневаюсь, что ты именно так и поступил бы, но капитан на этом судне я, а не ты. Я здесь решаю, кому жить, а кому умирать, и этой белке умирать еще рано. Не давайте ей есть и пить несколько дней, вот она и присмиреет.

Живодер хотел было возразить, но вовремя заметил опасный блеск в глазах Вилу. И потому хмуро ответил:

— Как скажете, капитан.

Вилу сладко улыбнулся. Все знали эту смертоносную улыбку:

— Вот именно, мой толстобрюхий друг: так, как я скажу!

Он подозвал к себе Акклу, который так и лежал ничком там, куда его ткнули мордой.

— Ну, что сопли распустил? Поднимайся! Возьми четверых и отправляйся на берег. Заберитесь на какой-нибудь холм повыше и посмотрите вокруг: нет ли на горизонте того корабля, который следовал за нами. Доложишь мне, если увидишь его. Ставлю желудь против яблока, что они поступят так же, как поступают все, кто подходит к Островам Близнецам. Паруг, ты знаешь, что они сделают?

Боцман крыса покачал головой:

— Нет, капитан.

Вилу закрыл один глаз, а другой скосил на пролив, разделяющий два острова:

— Они поплывут проливом между островами. Как раз в устье пролива мы их и встретим, и протараним их нашим шипом, а, Паруг?

Боцман весь затрясся от злобной радости:

— Насадим, как мошку на булавку, капитан!

Вилу налил пива в кружку и протянул ее Паругу:

— Как мошку на булавку! Какой необычный оборот!

А на нижней палубе судна выдра Норгл сидел во втором ряду гребцов и с восхищением смотрел на Рангувар, которая одна сидела на передней скамье. На черной спине белки видны были следы кнута, которым Живодер пытался привести ее в повиновение. Ему не удалось этого сделать, и все рабы-гребцы, прикованные к веслам «Пиявки», прекрасно знали это. Последнее событие вдохнуло новую жизнь и зажгло искру сопротивления в сердцах даже самых немощных и робких. Норгл, заслышав тяжелые шаги Живодера, тихо шепнул Рангувар:

— Живодер идет. Готовься к худшему. Он убить может за то, что ты сделала с его ухом.

Глаза черной белки сверкнули воинственным огнем:

— Ха! Не раньше, чем я откушу ему второе ухо!

— А ну молчать, вы, барахло! Еще кто-нибудь пикнет — располосую вам спины до костей!

Живодер щелкнул кнутом, и все смолкли. Все еще прижимая тряпку к уху, он прошелся туда-сюда и остановился у барабана. Сильно замахнувшись кнутом, он злобно глянул на Рангувар:

— Тебе — первой, чертова белка!

Казалось, глаза Рангувар пробуравят ненавистного врага насквозь:

— А я тебя, мешок с отбросами, первым убью!

Живодер дрогнул под взглядом Рангувар, опустил кнут и сдавленно пробормотал:

— Посмотрим, какая ты станешь храбрая, когда посидишь пару деньков без жратвы и воды. Будешь как шелковая!

Однако, когда рабам-гребцам давали еду, будь это хоть жалкая корка хлеба, хоть миска жидкой похлебки, хоть чашка воды, каждый оставлял немного от своей порции. И тогда эти жалкие крохи молча передавались из лапы в лапу, пока не попадали к белке-воительнице.

Утро следующего дня застало Дьюлама на стеньге кричащим что есть мочи:

— Земля! Земля!

Льюк быстро залез к нему. Высокие холмы Островов Близнецов зеленели под теплым солнцем и радовали глаз своей свежестью. Льюк похлопал Дьюлама по спине:

— Отлично, друг. Получишь сегодня дополнительную порцию ланча за то, что первым увидел землю!

Дьюлам скорбно вздохнул, дескать, Льюк, конечно, великий воин, но повар очень средний:

— И я обязан буду ее съесть?

Льюк шутливо дернул друга за ухо:

— Вот она, ваша благодарность, за то, что я, встав с рассветом, как раб какой-нибудь, потел на камбузе у плиты, чтобы приготовить вам пудинг с изюмом!

Дьюлам опять вздохнул, еще печальнее:

— Самый лучший пудинг с изюмом на Северном Берегу готовила моя мамочка!

Льюк усмехнулся и стал спускаться вниз:

— Конечно, я не твоя мамочка, Дьюлам. Может быть, нам стоило взять ее с собой?

— Да, надо будет так и поступить в следующий раз. Она управляется с половником не хуже, чем ты с мечом. Моя дорогая добрая мамочка! Твой Мартин частенько приходил к нам в пещеру попробовать ее яблочного пирога. Из сладких яблочек, с золотистой корочкой, горяченького, политого сверху ароматной глазурью! Я прямо чувствую его вкус! Льюк помог Дьюламу спуститься на палубу:

— Что ж, будем надеяться, что твоя мамочка и теперь подкармливает моего сына, и пусть он вырастет большим и сильным. А теперь хватит о пирогах! Ты отбиваешь у меня охоту есть мою собственную стряпню.

— От нее откажется любой нормальный зверь! — тихо заметил Вург, проходя мимо.

— Что ты сказал, Вург? — переспросил Льюк.

— Я сказал, что небо сегодня голубое!

Льюк сперва посмотрел наверх, а потом спокойно заметил Вургу:

— На судне есть куда худшие повара.

Вург приложил лапу к уху:

— Что-что?

Воитель подмигнул другу:

— Я сказал, что небо сегодня гораздо голубее, чем вчера!

Тени уже начали удлиняться, когда «Сайна» приблизилась к берегам Островов Близнецов. Льюк крикнул впередсмотрящему:

— Как там насчет красного корабля?

Кардо приставил ко лбу лапу козырьком:

— Никак, Льюк!

Вург облокотился на румпель:

— Ну, и что будем делать, приятель?

Прежде чем ответить, Льюк долго и внимательно разглядывал берега Островов Близнецов:

— Нет никакого смысла выходить в открытое море, когда «Сайна» в таком плохом состоянии. Не надо объяснять, чем это может для нас обернуться. Думаю, нам следует войти в пролив, что разделяет два острова, это хорошее защищенное место. Мы снова приведем «Сайну» в порядок, поправим мачту, сделаем новый кливер, залатаем паруса. Что-то вроде передышки и небольшого ремонта перед тем, как снова выйти в море. Как ты на это смотришь, Вург?

— Да, это звучит вполне разумно. Но как насчет красного корабля, Льюк?

— Наше судно сейчас не в том состоянии, чтобы преследовать красный корабль. Нам придется нагнать эти два дня потом, когда мы снова сможем плыть. Странно, Вург, но у меня такое чувство, что красный корабль где-то близко. М-да, может быть, все это — просто фантазии. Пройдет. Ладно, друзья, решено! Ведем судно в пролив. Пристанем к восточному берегу, где-нибудь посередине пролива.

Чуть позже, тем же вечером, Аккла нервно постучался в резную дверь каюты Вилу Даскара.

Вилу отложил в сторону карты, которые изучали они с Паругом, и властным голосом ответил:

— Входите!

Аккла бочком вошел и доложил:

— Капитан, все, как вы говорили: к вечеру корабль вошел в пролив и остановился где-то на полпути, пристал к восточному берегу.

Вилу не смог удержаться от самодовольной улыбки:

— Все, как я и предсказывал, Паруг.

Он опять повернулся к Аккле:

— Что это за корабль?

— Похож на судно корсаров, капитан, но никаких корсаров там и в помине нет. Вся команда — мыши, на вид крепкие ребята. Корабль пострадал от шторма. Я думаю, они зашли сюда, чтобы починить его.

Паруг вынул свою абордажную саблю и попробовал языком лезвие:

— Снаружи темно, капитан. Мы должны ворваться в пролив и налететь на них, как ястребы, когда они не ждут опасности.

Вилу отрицательно покачал головой на доводы крысы:

— Нет, нет, мой порывистый друг! Зачем нам нападать на корабль, который нуждается в ремонте? Надо предоставить этим мышам спокойно работать, привести в порядок свое судно, чтобы на нем опять стало можно плавать. А потом уж мы нападем на них и потопим их корабль. Пусть полюбуются, как пойдут прахом все их старания. Так будет гораздо изощреннее, не правда ли?

Секунду-другую Паруг соображал, потом его и без того уродливые черты исказила злобная беззубая усмешка:

— Хахаррр! Вы настоящий злодей, капитан!

Вилу скромно потупился:

— Я стараюсь. Аккла, как называется этот кораблик?

— Я неграмотный, капитан, но Блохастый знает кое-какие буквы, так он говорит, что корабль называется… что-то вроде «Сайна». Да, точно, «Сайна».

Тут, к удивлению обоих разбойников, их капитан налил своего вина и им тоже. Аккла и Паруг почтительно отхлебнули из своих бокалов. Вилу Даскар плохого вина не пьет!

Сам Вилу лишь слегка пригубил вино:

— М-м, «Сайна»… Ну, что ж, боже, спасай нас на «Сайне»!

Аккла и боцман тупо смотрели на капитана и молчали. Вилу отставил в сторону свой бокал и тяжело вздохнул:

— Это называется «игра слов», придурки! «Спасай нас», «на „Сайне"» — каламбур, не заметили?

Парочка продолжала стоять с разинутыми ртами, силясь уразуметь, что говорит капитан. Он повернулся к ним спиной, таким образом отсылая прочь тупых подчиненных:

— Идиоты безмозглые! Тупицы твердолобые! Убирайтесь с глаз долой, пока мое терпение не лопнуло! Пошли вон!

Аккла и Паруг с кислыми минами поставили свои бокалы, не осмелившись даже допить вино, и поспешили вон из каюты. Хорошее настроение оставило Вилу. Его всегда раздражало, что он окружен глупыми и грубыми животными, лишенными чувства юмора.

Съежившись в своем кресле, он попытался сосредоточиться на «Сайне» и ее команде. С чего бы такому маленькому суденышку преследовать такой огромный корабль, как «Пиявка»?

Что может сделать Вилу Даскару, грозе морей, кучка мышей? Они либо не в своем уме, либо отчаянные храбрецы. Что же, скоро ему станет ясно: то или другое. И им тоже! Бедные глупцы!

Вилу вышел из каюты и прошелся по палубе. Он чуть не столкнулся с крысой по имени Дробна. Когти Вилу Даскара впились в щеку крысы, он притянул перепуганного грызуна поближе. Вилу обезоруживающе улыбнулся ему:

— Скажи-ка мне, на что может рассчитывать мелкая рыбешка, если гоняется за акулой?

Щека Дробны неловко оттопырилась, морду его перекосило, и с губ закапала слюна. Он с трудом пробулькал:

— Ни… ни… ни на что, господин, рыбешка — против акулы… никакой надежды.

Вилу отпустил его, ласково потрепав по щеке:

— Отлично сказано, мой друг, отлично! Даже такой слабоумный, как ты, иногда в состоянии решить простую задачу!

И он пошел дальше по слегка покачивающейся палубе, оставив сбитого с толку Дробну потирать распухшую щеку.

28

Льюк поднялся рано, еще ночью. «Сайна» стояла у восточного берега пролива между двумя Островами Близнецами. Льюк следил, как зарождается новый день — тихий и влажный. Небо затянули низкие свинцовые тучи. Кардо вышел из каюты со старым щитом, который он использовал как поднос. Он нес на нем кружку чаю из одуванчиков с мятой и теплую лепешку, намазанную густым медом. Он подмигнул Льюку:

— С добрым утром, дружище! Вот, подкрепись. Все равно я встал до зари, так почему не попробовать испечь лепешки?

Льюк присел на моток каната и с удовольствием съел лепешку, запив ее горячим чаем. Он напряженно всматривался в два больших холма, которые при тусклом освещении, под тяжело нависшим серым небом казались мрачными и подавляли. Их вершины окутывал туман.

— М-да, Кардо, я не удивлюсь, если сегодня будет дождь. Очень вкусная лепешка, приятель. Где ты научился их печь?

Кардо посмотрел туда, где кончался пролив и начиналось открытое море.

— Этому рецепту научил меня Бью. Мне так не хватает нашего зайца! Он был мне другом.

Льюк положил лапу на плечо Кардо:

— И мне. Как странно: мы никогда не знаем истинной цены нашим друзьям и близким, пока они с нами. Ладно, дружище, держись! Я слышу: команда просыпается. Если станем распускать нюни, только хуже станет. Лучше все время занимать себя чем-нибудь, верно?

Вся команда похвалила стряпню Кардо, и это его очень подбодрило. После завтрака Льюк уточнил диспозицию и раздал распоряжения:

— Кардо, не подведи с ланчем, чтобы мы не подумали, что отличный завтрак был чистой случайностью. Кордл, подбери себе пару помощников, и латайте паруса. Колл, Денно и Дьюлам, вы снимите фок-мачту и обмотайте ее как следует пропитанными жиром веревками. Эта ива не сломалась, а только треснула. Она будет как новая, стоит ее стянуть хорошенько веревкой. Вург, возьми оружие и ступай со мной. Поднимемся вон на тот большой холм. Поищем хорошее дерево для нового кливера. А теперь за работу, ребята, и держите ваши глаза и уши открытыми. Это странное место.

Холм их очень разочаровал: там не оказалось подходящих деревьев с крепкими стволами и ветками. Льюк фыркнул, с отвращением срубив мечом очередной чахлый куст. Таких на склонах холма было полно. Вург поднял с земли ветку, срубленную его другом, и рассмотрел ее повнимательней:

— Эх, слишком тонкая и хрупкая. Даже в костер не пойдет. Нет, здесь мы для кливера ничего не найдем.

Льюк взглянул наверх, где висел теплый влажный туман:

— Похоже, и там то же самое, Вург. Почему бы нам не вернуться и не поискать на берегу пролива? Может, там найдется что-нибудь путное? Эй, в чем дело, приятель?

Вург лихорадочно тер лапы одна о другую, а потом принялся хлопать себя по ляжкам, будто собирался взлететь:

— Бр-р! Мерзкие козявки! Должно быть, живут в этих кустах. Смотри, все лапы облепили!

Льюк толкнул приятеля вниз:

— Нечего тут стоять и махать лапами, как ветряная мельница. Пошли на берег. Смоем твоих козявок соленой водой!

Чуть выше Льюка и Вурга на склоне холма в кустах залегли шпионы Вилу Даскара. Они видели, как Льюк и Вург направились к воде. Старшим этого маленького пиратского отряда был хорек по прозвищу Заплата. Он сказал:

— Если бы они дошли до вершины, они бы увидели «Пиявку». Она стоит на якоре с другой стороны холма.

— Им мимо нас никогда не пройти! — хвастливо заявил Виллаг, приземистая крыса. — Их всего-то двое было! Мы бы их в капусту изрубили, как пить дать!

Заплата смерил его презрительным взглядом:

— Что ты понимаешь, коротышка? Они оба — настоящие воины. Хотел бы я знать, чего это они испугались и почему сбежали?

— Вроде они что-то говорили о козявках. Я слышал, один из них жаловался на каких-то козявок, — сказал кто-то из разбойников.

— Ха! Козявки! — Виллаг скорчил рожу. — Станет воин бояться козявок!

Вдруг один из разбойников вскочил и стал отплясывать какой-то дикий танец, яростно хлопая себя лапами:

— Йа-а! Червяки! Я весь покрыт ими! Аи! Аи! Маленькие влажные коричневые слизняки с соседних кустов облепили разбойников. Они ползали по их телам, запутывались в шерсти, проникали всюду. Разбойники как сумасшедшие метались, ломая кусты и хлопая себя лапами по чему придется.

— Ой! Снимите их с меня! Терпеть не могу червяков!

— У-у! Мерзость!

— Аи! Они еще и кусаются!

— Тьфу! Один залез мне в рот!

Заплата побежал вверх по склону холма:

— Отряд! Отступаем! Уноси лапы, пока они не сожрали нас заживо!

Спотыкаясь и продираясь сквозь кустарник, разбойники бежали к вершине, подгоняемые липкими слизняками.

Вург отмывал лапы в проливе и вдруг навострил уши:

— Ты что-нибудь слышишь? Похоже на высокий пронзительный визг… Откуда-то сверху…

Льюк застыл, оттопырив лапами уши, чтобы лучше слышать:

— Да, я слышал, хотя трудно представить, что в этом богом забытом месте может жить кто-нибудь кроме насекомых. Может, какие-нибудь птицы, которые питаются теми противными слизнями, которых ты только что смыл?

Вург вытер лапы о траву:

— Хорошо бы они всех их слопали! Терпеть всю эту пакость!

Когда они вернулись на корабль, близился полдень. Денно сидел на верхушке мачты и обматывал ее пропитанной жиром веревкой. Сверху он увидел, как друзья повернули назад.

— Эй, ребята! Смотрите-ка, что Льюк и Вург нашли нам для кливера!

Несколько пар лап помогли втащить на борт длинную толстую ветку какого-то неизвестного дерева. Колл осмотрел ее и одобрительно кивнул:

— Хорошая смолистая древесина. Давайте-ка обдерем кору и обмерим.

Ветка прекрасно подошла для кливера. К полудню они закончили. Мачту починили, залатанные паруса поставили. Льюк прошелся по палубе, проверяя работу:

— Старая посудина опять как новенькая, ребята! Как я устал! А кстати, что там у Кардо с ланчем?

Кардо высунул голову из-за двери камбуза:

— Ступайте в каюту и рассаживайтесь. Ланч почти готов.

Кок «Сайны» опять оказался на высоте. Кардо израсходовал большую часть сушеных фруктов на вкуснейший дымящийся пудинг со сливовой подливкой, а запить его предлагалось янтарным сидром. Льюк признал ланч восхитительным и предложил навсегда утвердить Кардо в должности судового кока. Прижав половник к груди, Кардо с достоинством поклонился под аплодисменты всей команды.

— Да не скудеет твоя лапа, старина Кардо!

— Эй, кок, нет ли добавки?

— И чтобы завтра к завтраку опять были лепешки!

— А что у нас сегодня на ужин, приятель? Что-нибудь вкусненькое?

Желая утвердиться в новом чине, Кардо тут же выставил и свои требования:

— Значит, теперь я корабельный кок? Что ж, так тому и быть! Но только чур посуду я не мою, кастрюли и котлы не скребу, вот вам!

Чтобы успокоить своего разошедшегося кока, Льюк пошел ему навстречу:

— Договорились! Отныне каждый сам моет за собой посуду. А что до кастрюль и котлов, установим дежурство. Я дежурю первым.

Стук тяжелых капель по переборкам возвестил о дожде. Вург открыл дверь каюты и выставил свою тарелку и кружку на палубу:

— Пусть сегодня дождь вымоет посуду, ребята!

И скоро капли уже весело звенели о тарелки, расставленные на палубе. Через открытую дверь Льюк увидел, как сверкнула молния, и услышал отдаленные раскаты грома.

— Похоже, ребята, погода будет плохая. Так что лучше затаиться и переждать здесь, в проливе.

Дождь шел до позднего вечера, и вся команда сидела в теплой сухой каюте, радуясь тому, что отплытие откладывается. Кардо сидел в стороне, хмурый.

Вург слегка подергал кока за ухо:

— Что это еще за хандра?

Кардо пожал плечами:

— Не знаю, Вург. Просто у меня дурное предчувствие. Не могу объяснить. Что-то не так.

Денно толкнул Вурга в бок, скорчив жалостную рожицу:

— Ах ты боже мой, прямо как та старая мышь, что жила на ферме. Все не слава богу!

Колл поинтересовался:

— Что за мышь, приятель?

Денно запел, постукивая в такт по столу:

Жила-была мышка когда-то на форме, Соседям своим истрепала все нервы. Какое бы ни было времечко года, Она находила повод для горя. К примеру, шел дождик — она говорила, Вернее, ворчала, точнее, нудила: — Такие дожди хороши для гороха, Но сено промокнет! И всем будет плохо! А если вдруг ветер, она завывала: — О, горе! Лишь ветра мне и не хватало! Неспелые яблоки с дерева сдует — И что тогда будет! Ох, что с нами будет! Насчет же полегшей под ливнем пшеницы Скрипела, как мельница, как говорится. А если на небе ни тучки и солнце, Казалось, что сердце ее разорвется. Она волновалась, сердилась и рыла Засохшую землю, и тихо скулила: — От жаркого солнца погибнем мы точно, Смотрите, как в пыль превращается почва! Ворчанье свое превратила в искусство. Соседи стонали: — Какое занудство! Я стал моряком, в море синее вышел. Иначе бы тоже был фермерской мышью.

Вся команда от души хохотала, а Кардо печально произнес:

— Что тут смешного? Когда-то все мы действительно были земледельцами.

Смех мгновенно стих. Льюк похлопал Кардо по плечу:

— Тут ты прав, дружище. Мы были земледельцами и сражались только с погодой, чтобы нам было что поставить на стол. Мы жили небогато, но были счастливы со своими семьями, пока не появился красный корабль Вилу Даскара. И вот мы моряки, мы странствуем и боремся со злом. Но вот что я скажу вам, друзья: однажды, выполнив свой долг, мы вернемся домой и свяжем прервавшуюся нить нашей мирной жизни.

Снаружи бушевала стихия. Грохотал гром, дождь стегал содрогающееся море, и пылающая паутина молний резала на части потемневшие небеса. Команда «Сайны» уснула, не оставив вахтенных.

Шторм продолжался большую часть ночи. За три часа до рассвета подул сильный ветер с юга и погнал бурю на север, как пастух гонит свое стадо. Мир и спокойствие вновь воцарились над морем. Снова стало влажно, берег тонул в густом тумане, белая пелена повисла над Островами Близнецами и проливом.

«Пиявка» вышла в море. Вилу Даскар приказал сделать крюк, что-то около лиги, чтобы подойти к проливу с другой стороны. За час до рассвета он отдал приказ:

— Живодер, скажи барабанщику: пусть бьет на полную скорость. Не жалей кнутов. Я хочу, чтобы корабль пролетел по проливу, как будто за ним гонятся черти из самого пекла. Готовьтесь, мои подлые морские разбойники: скоро у нас будут новые рабы!

29

Вург проснулся от невыносимой жажды. Он тихо встал, стараясь не потревожить спящих товарищей, и осторожно пробрался по темной каюте к двери. На палубе было тихо, сыро и туманно. Вург добрел до камбуза, ковшом зачерпнул из бочки воды и жадно выпил. Второй ковш он вылил себе на голову, чтобы окончательно проснуться. Он уже хотел раздуть огонь в плите из вчерашних тлеющих угольков, чтобы облегчить жизнь Кардо, как вдруг услышал какие-то странные звуки.

Это был непрерывный барабанный бой, и еще какой-то свист, который то исчезал, то опять возникал. Звуки доносились из пролива. Вург забрался на смотровую площадку. Подавшись вперед всем телом, он напряженно вглядывался в молочно-белый туман. Звуки становились все громче, и «Сайну» мягко качало из стороны в сторону, как при небольшом шторме. И вдруг весь мир стал красным!

«Пиявка» нависла огромным левиафаном, она неумолимо надвигалась на «Сайну». Вург взлетел в воздух, а потом упал на камни на мелководье, и его поглотило спасительное беспамятство. Пролился настоящий дождь из обломков, когда «Пиявка» врезалась в «Сайну» и рассекла ее надвое от носа до кормы. Под напором страшного железного шипа мачты трещали и ломались, как сухие веточки. Вилу Даскар просто ревел от злобной радости, слыша, как кричит застигнутая врасплох команда «Сайны».

Оглушенный Льюк очутился в воде. Он схватился за первый попавшийся предмет, чтобы удержаться на плаву. Это оказался Кардо. Невидящие глаза мертвого кока смотрели в глаза Льюку, пока тело медленно не ушло под воду. Вот тогда Льюк ожил. С воплем одержимого он схватился за канат, свисавший с борта «Пиявки», и стал подтягиваться к красной громаде. Мокрый, весь в синяках и ссадинах, безоружный, продираясь сквозь перепутанные влажные тяжелые веревки, Воитель полз навстречу врагу, и ярость придавала ему силы.

Вилу Даскар как раз собирался отдать новый приказ своим головорезам, когда на галерею вихрем ворвался Льюк. Он бросился на горностая, как голодный волк, и схватил его за горло. Оба упали, Льюк навалился на своего смертельного врага, и глаза его налились кровью. Вилу Даскар оказался бессилен против силы ненависти, которая клокотала в груди Льюка. Видя, что команда спешит ему на помощь, он сумел что-то прохрипеть. Аккла трижды обрушил дубинку на затылок Льюка. После еще двух сокрушительных ударов Льюк обмяк и сполз на палубу, и Вилу освободился из его тисков. Разбойники отвели своего капитана в каюту. Некоторое время он лежал навзничь на столе, издавая невнятные каркающие звуки, а приспешники силились влить ему в рот немного подогретого вина. Наконец он скатился со стола и, прижимая к горлу шелковый платок, прохрипел:

— Мы… х-хх… их-х… пото… х-х… пили?

Живодер уставился на Акклу:

— Что он говорит?

Хорек убеждал Вилу:

— Не пытайтесь разговаривать, капитан! У вас повреждено горло. Да, да, мы их потопили! Как раз сейчас команда вытаскивает из воды тех мышей, что еще живы.

Все еще прижимая шелковый платок к горлу, Даскар с трудом выбрался на палубу. Впереди него вразвалочку шел Живодер. Он вынул саблю и, помахивая ею, остановился над бесчувственным телом Льюка:

— Вот он, тот, что душил вас, капитан. Ну-ка посмотрим, срублю ли я ему башку одним махом!

Вилу пнул надсмотрщика и просипел:

— Гх-х-х! Он нужен мне… живым! Гх-х-х!

И горностай нетвердой походкой побрел обратно к себе в каюту. Когда дверь за ним захлопнулась, Блохастый шепнул Григгу:

— Ужас как смешно он теперь разговаривает, правда?

— Ты бы тоже так разговаривал, если б тебя чуть не придушили до смерти, — прошептал в ответ Григг. — И смотри, как бы он не услышал, что «разговаривает смешно», а то ты и вовсе перестанешь разговаривать, потому что он отрежет тебе язык!

Дьюлам был прикован к кольцу на палубе, как и все, кто уцелел на «Сайне» после столкновения. Он то и дело осторожно прикладывал свою влажную тунику к затылку Льюка, но очень нескоро Воитель пошевелился и пришел в себя. Денно, прикованный с другой стороны, мягко удержал порывавшегося подняться Льюка:

— Лежи спокойно, дружище. Странно, что ты вообще жив, — столько ударов досталось твоей бедной голове. Я видел все это, меня как раз втащили на палубу.

Льюк затих, прикрыв глаза, в голове болезненно пульсировало:

— Что с командой?

Льюк почувствовал, что ему на лапу упала слеза Денно:

— Нас осталось только трое, Льюк: ты, я и Дьюлам. Льюк оцепенел. Потом он услышал собственный голос, отдававшийся эхом в его больной голове:

— Кардо я видел. Но Колл, Кордл и другие… Вург! Где Вург?

Тяжелый сапог грубо пнул Льюка в бок. Боцман Паруг стоял над ними и скалил зубы:

— Остальные достались рыбкам! Мы совершили ошибку — слишком сильно стукнули ваше суденышко. Надо было слегка поддеть, а потом просто поджечь, и мы бы выловили из воды вас всех.

Он с удовольствием пнул Льюка еще раз:

— А так нам достались только вы — балласт. Игра не стоила свеч. Трое мышей! Да нет, скорее, двое, потому что насчет тебя, приятель, у капитана Вилу особые планы. Мне еще никогда не приходилось видеть того, кто тронул бы Вилу Даскара и после этого дожил до захода солнца. И, надеюсь, не придется, жалкая ты мышь. Смерть покажется тебе милостью, когда капитан проделает с тобой то, что задумал.

Но Льюк почти не слышал боцмана. Его охватила скорбь по погибшим товарищам и огромное чувство вины. Он подумал, что во второй раз потерял близких, потому что плохо оберегал их. Теперь не имеет значения, что случится с ним самим. Теперь у него осталось только одно, последнее предсмертное желание: он жаждал убить Вилу Даскара!

Острова Близнецы, тихие и безмятежные, грелись под ласковым солнцем. Туман рассеялся. А с ним куда-то пропали и Вилу Даскар, и его «Пиявка». Вург почувствовал, что его щеку что-то щекочет. Это оказался крошечный рак-отшельник. Он тащил свое тяжкое бремя — раковину через пустыню щеки Вурга. Вург смахнул его и, поморщившись от боли, сел. От челюсти до самого уха его щека распухла и покраснела. Нашарив пригоршню прохладных водорослей, он приложил их к щеке, и тут… к нему вернулась память. «Сайна», команда, Льюк, красный корабль, выползающий из тумана!

Вург вскочил, добежал по мелководью до своего корабля, вернее, того, что от него осталось. Он в отчаянии озирался. Далеко в море он увидел уходящую на север «Пиявку». Продираясь сквозь обломки кораблекрушения на «Сайне», не обращая внимания на дикую боль в голове, Вург кричал:

— Льюк! Кордл! Денно! Эй, есть кто живой на борту? Колл! Дьюлам! Где вы?

Отбрасывая в стороны какие-то щепки и обрывки мокрой парусины, Вург добрался до разбитой двери в каюту. Здесь он нашел Колла, проткнутого насквозь рангоутом. Его тело слегка покачивалось на воде, доходившей Вургу до пояса. Взвыв от ужаса, Вург выбежал из каюты и бросился с разбитого корабля на берег. Вторым он нашел Кардо. Его тело лежало под носовой частью корабля.

Вург сидел на песке, обхватив лапами голову, безутешно рыдая. Он остался один. Все друзья, с которыми он отплыл однажды от Северного Берега, покинули его: либо были убиты, либо попали в рабство на проклятый красный корабль.

К вечеру он забылся сном, вытянувшись прямо на берегу. Все тело его болело, а душа оцепенела от горя. Сколько Вург пролежал в забытьи, неизвестно, только очнулся он, когда было темно. Но не ночная прохлада разбудила его, а чье-то присутствие рядом. Вург не шевелился. Он затаился, полуоткрыв глаза и осторожно осматриваясь, насколько ему позволяло его положение. Он слышал какой-то шум, странный влажный звук, как будто где-то рядом с кормой «Сайны» кто-то тихо скребся.

Потом Вург тихо и медленно встал на четвереньки и подкрался к воде. Он нашел обломок копья, точнее, половину его и скрипнул зубами от радости. Войдя в воду, он уверенно двинулся вдоль корпуса «Сайны» к корме. На берегу он различил темный силуэт: какое-то существо копало песок плоским куском дерева. Крепко сжав свое оружие, Вург подкрался сзади и бросился. Схватив неизвестного за горло, он закричал:

— Йа-а! Подлый убийца! Я прикончу тебя!

Но сладить с незнакомцем оказалось нелегко. Сначала тот лягнул Вурга длинными задними лапами, затем огрел его своей дубиной, потом согнулся пополам, схватил Вурга в охапку и швырнул через себя. Вург и оглянуться не успел, как противник насел на него и впечатал его физиономию в песок.

Тут Вург услышал знакомый голос:

— Эй, потише, приятель, будь ты неладен!

Вург с трудом оторвал голову от песка и заорал:

— Бью! Это же я, Вург!

Заяц мигом скатился с него, потом взял его голову в лапы и смахнул песок с его мордочки:

— Клянусь моими лапами, так и есть! Что же ты сразу не сказал, вместо того чтобы набрасываться на меня, как идиот? Надеюсь, я не зашиб тебя?

Вург кинулся на шею Бью и звонко расцеловал его в обе щеки. Он плакал, не стыдясь своих слез. Просто ничего не мог с собой поделать!

— О Бью, Бью! Я ведь думал, что ты утонул! Наконец зайцу удалось высвободиться из объятий слезоточивого друга и несколько отодвинуть его от себя:

— Я не утонул тогда, но точно утону теперь, если ты не перестанешь поливать меня слезами, будь они неладны!

Вург тупо уставился на Бью:

— Так, значит, ты не утонул, когда упал за борт… Бью не мог отказать себе в удовольствии встать в позу и изобразить благородное негодование:

— Утонул? Я? Ну это уж дудки! Мы, Фетрингсолы Косфортингамы, не тонем просто так за здорово живешь, только потому, что какой-то поганенький шторм швырнул нас в воду, и не в первый раз, позвольте заметить! Нет уж, сказал я себе, пускай Матушка Природа кормит рыбок чем-нибудь повкуснее меня! И я выбрался на старую добрую твердую землю, и, можете заморить меня голодом, если я не нашел себе пристанище на Островах Близнецах! Конечно, мне пришлось жить на дальнем острове — здесь-то эти мерзкие маленькие червяки съедят тебя заживо, стоит только чуть зазеваться.

Сильно приободрившись оттого, что он больше не один, Вург рассмеялся и крепко сжал лапы друга:

— Ты жив, и это самое главное! Непотопляемый заяц дружески подмигнул Вургу:

— Да, скорее жив, чем мертв, правда, одна дюжая мышь только что чуть не раздавила мне лапу. Ладно, друг мой, успокойся! Сейчас переплывем пролив, переберемся на мой остров и перекусим, а заодно и поболтаем. Не возражаешь, чемпион среди мышей по вольной борьбе?

Вург отпустил лапу Бью и отвернулся:

— Сначала я должен… Мои товарищи…

Бью фыркнул. Одно из его длинных ушей повисло, и он утер им глаза:

— Ничего больше не говори, друг. Я уже похоронил их, пока ты спал. Я как раз заканчивал, когда ты вдруг вздумал поиграть со мной в чехарду. Не волнуйся, старина, они обрели вечный покой около своего корабля.

Они вместе вошли в воду. И все-таки Вург должен был задать еще один вопрос:

— Скажи мне, Бью, вся команда погибла?

— К сожалению, большинство, Вург. Хотя Льюка и еще, этих ну, Денно и Дьюлама я среди мертвых не видел. Это означает, что они попали в рабство на мерзкую красную посудину «Пиявка». Так что четверо из команды все же уцелели, даже пятеро, считая твоего покорного слугу. Держись за меня крепче, здесь уже глубоко. Путь у нас неблизкий. Держись. Ну, поплыли!

Когда они добрались до дальнего острова, им пришлось еще довольно долго карабкаться вверх до логова Бью. Он обосновался на дальней стороне холма, с видом на море. Именно поэтому Бью узнал о появлении «Пиявки» и обо всем случившемся с «Сайной» слишком поздно. Впрочем, они понимали, что в любом случае заяц мало чем смог бы помочь команде «Сайны» в одиночку.

Пристанище Бью оказалось уютной пещерой, в окрестностях которой можно было добыть себе пропитание. Бью развел огонь, вскипятил воду, заварил чай из одуванчиков и приготовил еду из того, что ему удалось собрать, а также из той малости, что они нашли на камбузе полузатопленной «Сайны».

Отогревшись у костра, Вург позволил Бью осмотреть его раны.

— Да-а! Хорошенького же цвета твоя щека, старина, ничего не скажешь! Придется прикладывать особую целебную смесь, чтобы снять боль и отек. Ничего, Вург, через день-другой будешь как новенький! Приободрись, старый морской волк!

Вург тяжело вздохнул и с тоской посмотрел на море:

— И что же мы тогда будем делать, Бью, через день-другой?

Заяц отрезал себе фруктового пирога, испеченного из найденных на «Сайне» запасов, и положил в тарелку еще салата из местных трав:

— «Что мы будем делать»? Как — что! Сидеть тут и валять дурака, пока не состаримся, как два настоящих отшельника. Ты что, дурачок? Он еще спрашивает, что мы будем делать! Я тебе скажу что! Мы построим лодку из останков «Сайны» и поплывем за красным кораблем. Мы вызволим наших друзей и используем самый крошечный шанс, пусть даже полшанса отомстить этому мерзавцу, который называет себя капитаном, позоря это достойное звание! Ну как? Подходит?

Вург горячо пожал лапу друга:

— Подходит, Бью! И чем скорее мы отправимся, тем лучше!

30

У команды «Пиявки» имелось особое название для нижней палубы: Яма Смерти. И проведя здесь два дня прикованным к веслу, Льюк понял, что название подходящее. В жаркую погоду здесь было нечем дышать, в шторм сюда выплескивалась вонючая трюмная вода. Несчастные рабы, прикованные попарно к веслам с левого и с правого бортов, жили и умирали здесь под ударами кнута Живодера, толстого надсмотрщика-садиста, и под барабан его помощника Блохастого. Эти зверюги с удовольствием истязали беспомощных пленников, мучили слабых и больных, не давали им пить и радовались их унижению. Они ни к кому не знали жалости.

Льюк был прикован впереди, отдельно от остальных, чтобы все время находиться под особым присмотром Живодера. Прежде чем приковать передние лапы Льюка к веслу, Паруг надел на его задние лапы кандалы с длинной цепью, прикрепленной к палубе скобами через равные промежутки. Боцман любезно объяснил пленнику, для чего он это делает:

— Если вдруг сломается весло, не думай, что ты спасен. Вот эта цепь не выпустит тебя с корабля. Если прыгнешь в воду, то пойдешь ко дну вместе с ней!

Повернув голову направо, Льюк мог видеть Денно и Дьюлама, прикованных к веслам по другую сторону прохода, на три ряда дальше, чем он сам.

Засвистел кнут Живодера, и кончик его задел ухо Льюка:

— Смотри прямо перед собой, мышь, а то я тебе глаза выбью кнутом. Ты здесь, чтобы грести, а не обозревать окрестности.

И он прошелся вдоль прохода, приговаривая:

— Сгибайтесь пониже, лентяи! Старайтесь!

К счастью, чуть позже подул сильный свежий ветер. Блохастый перестал бить в барабан и велел сушить весла. Рабам раздали по жестяной кружке солоноватой воды и по сухой ржаной корке. Живодер и Блохастый поднялись на верхнюю палубу, чтобы поесть на свежем воздухе. Льюк погремел кандалами на задних лапах и спросил у соседей:

— И часто они оставляют нас одних?

Выдра Норгл, сидевший справа сзади, ответил:

— Ха! А куда мы денемся, приятель? Или ты думаешь, что мы в состоянии перегрызть эти цепи?

Еще чей-то голос проворчал:

— Однажды я найду способ разорвать их!

Льюк не мог не заинтересоваться тем, кто это сказал, и посмотрел через проход. Прямо напротив него, прикованная, как и он, к одному веслу, сидела разъяренная черная белка. Все — от бесчисленных шрамов до горящих диким огнем глаз — выдавало в ней воительницу. Льюк сразу почувствовал духовное родство с этим благородным и сильным существом. Она сказала еще:

— Посмотри вокруг. Все эти несчастные сломлены. Они рабы и закованы в цепи. Но Вилу Даскару не под силу заковать в цепи сердце, ум и кипучую кровь Рангувар Грозы Врагов. Да, придет день, и я зубами перегрызу свои цепи и убью Вилу Даскара, Живодера, Блохастого и еще столько разбойников, сколько успею прикончить до того, как они убьют меня!

Льюк протянул ей лапу, и кандалы врезались в его тело:

— Я Льюк Воитель, и клянусь памятью моей покойной жены Сайны, что мы разорвем эти цепи вместе, Рангувар Гроза Врагов! Я с тобой, воительница, и настанет наш час, и, погибнув, мы унесем с собой немало их никчемных жизней!

Рангувар тоже протянула лапу навстречу Льюку. Кровь брызнула из ран обоих.

— Мы вместе, Льюк! Я давно ждала, когда на красном корабле появится еще один воин. И вот ты здесь!

Взглянув в темные бесстрашные глаза Рангувар, Льюк поверил, что вдвоем они способны на все. По нижней палубе прокатился тихий ропот. Наконец Денно, выразив настроение всех рабов, воскликнул:

— Мы с вами, до самой смерти!

Льюк мрачно улыбнулся:

— Хорошо! Но теперь нам нужен план.

К утру Вилу Даскар вновь обрел голос, хотя он по-прежнему кутал шею в белый шелковый шарф, чтобы скрыть следы душивших его лап. В сопровождении Паруга и Акклы он спустился на нижнюю палубу и нанес визит Льюку. Когда смрад Ямы Смерти проник в ноздри горностая, он прижал к носу конец своего шарфа. Вилу Даскар заговорил с Льюком, но тот даже не поднял головы, чтобы посмотреть на него.

— Итак, мышь, с чего бы такое маленькое суденышко стало гоняться за моей «Пиявкой»? Ты не мог не знать, что у тебя нет никаких шансов. Почему же ты преследовал меня?

Льюк не ответил. Лезвие ятагана с костяной рукояткой скользнуло вдоль подбородка воина и заставило Льюка поднять голову настолько, что он встретился глазами с горностаем. Но он по-прежнему молчал. Даскар приподнял брови и покачал головой:

— Говори, а то я перережу тебе глотку! Почему ты преследовал меня?

Несмотря на врезавшееся в шею лезвие, Льюк прикрыл глаза и хранил молчание:

— Я предупреждаю тебя, отвечай, а то ты — покойник!

Желая подкрепить свою угрозу красивым жестом, Вилу занес свое оружие высоко над головой Льюка, как бы приготовившись ударить.

— Нет, подожди! Не убивай нашего капитана! Я скажу тебе, господин!

Все посмотрели на Денно, который взволнованно размахивал лапами.

— Пожалуйста, пощади капитана! Я расскажу тебе все!

Вилу с усмешкой подошел к Денно:

— Верность своему капитану — это прекрасно! Хотел бы я, чтобы мои негодяи и подонки были так же преданы мне. Но тогда они не были бы морскими разбойниками, не правда ли? Ну что ж, верный матрос, спасай своему капитану жизнь. Расскажи мне, зачем ваша смешная маленькая посудина гонялась за моей могучей «Пиявкой»?

Денно был само простодушие и честность:

— Помнишь Северный Берег, господин? Так вот, мы преследовали тебя, чтобы отомстить за наши семьи.

Вилу задумчиво гладил рукоятку своего ятагана:

— Северный Берег, м-м-м… Ах да, припоминаю! Кучка глупых мышей, которые развели костер на берегу… И все они оказались либо слишком молодыми, либо слишком старыми и немощными, чтобы быть хорошими рабами. Мы просто перебили их всех для забавы и съели их еду. Ах, так это были ваши родственники? Ну ничего, по крайней мере моя команда развлеклась немного. А кстати, где же был ты и другие взрослые, когда все это случилось? Наверно, отсиживались где-нибудь, спасали свои шкуры, а?

Кандалы Дьюлама, сидевшего рядом с Денно, звякнули — он попытался встать. Слезы ярости текли по его щекам:

— Ты лжешь! Будь мы там, мы прикончили бы вас всех до одного, убийцы!

Вилу снисходительно усмехнулся:

— Но вместо этого вы предпочли пойти погулять и пособирать ромашки.

Дьюлам весь трясся от ярости.

— Нет! — выпалил он. — Мы были высоко в скалах, в дозоре, пока Льюк и остальные прятали наши сокро…

— Заткнись, идиот! — закричал Льюк.

Победоносно улыбаясь, Вилу приказал Паругу и Аккле:

— Расковать этих двоих и их капитана. В мою каюту их.

Пока разбойники освобождали Льюка, он успел бросить беглый взгляд на Рангувар и едва заметно подмигнуть ей. Их план начинал действовать.

Троих грубо втолкнули в каюту Вилу Даскара и выстроили в ряд вдоль богато украшенного стола. Удобно устроившись за ним на резном стуле, Вилу молча наблюдал, как его слуги подают вино, печеную рыбу, фрукты, свежий хлеб. Потом он неторопливо ел, а Льюк и его друзья стояли голодные, стараясь не замечать всей этой роскоши. Аккла, Паруг и Живодер ждали приказаний. Наконец Вилу промокнул рот концом своего шелкового шарфа и внимательно посмотрел на троих пленников. В конце концов он выбрал Денно:

— Ты! Скажи-ка мне, что вы там прятали в скалах? Только будь осторожен. Одно слово лжи — и я вздерну твоего приятеля и вашего капитана на мачте, и их трупы будут болтаться там, пока птицы не склюют их, не обглодают до костей. Но если ты скажешь правду, то получишь свободу, когда я найду то, что вы спрятали в скалах. Это твой шанс. Говори!

Денно бросил виноватый взгляд на Льюка, потом сказал:

— Это сокровища нашего племени, господин. Мы переходили с места на место, оберегая их от врагов. Придя на Северный Берег, мы выбрали надежное место и спрятали там сокровища.

Льюк бросал злые взгляды на Денно. Вилу, заметив это, издевательски рассмеялся:

— Ну-ну, не строй страшные рожи! Твой друг спас тебе жизнь и купил свободу. А теперь послушаем тебя. Расскажи нам об этих сокровищах, а то я вздерну этих двоих, и ты увидишь, как они весело болтаются на рее!

Горечь поражения сменила гнев в глазах Льюка. Он тяжело вздохнул:

— Только если ты обещаешь сохранить нам жизнь и отпустить нас на свободу, когда найдешь сокровища.

Вилу обезоруживающе развел лапы:

— Аккла, Паруг, Живодер, скажите ему, крепко ли мое слово.

Трое разбойников истово закивали:

— Да-а, наш капитан никогда не врет!

— Можешь положиться и на его слово, мышь!

— Поклясться могу: он всегда говорит правду!

И тогда Льюк сказал то, что от него ожидали услышать:

— Это несметные богатства: блюда, чаши, кинжалы, мечи, все из золота и серебра, украшенные драгоценными камнями.

Горностай одобрительно кивнул:

— Я так и думал. А теперь назовите мне точное место. Где вы все это спрятали?

Льюк спокойно посмотрел в глаза Вилу Даскару:

— Только трое ходили тогда в скалы: я, Вург и Кардо. Из троих остался в живых я один, и, значит, только я один знаю место. Но я не дурак, Вилу Даскар. И я не верю честному слову убийцы. Я не скажу тебе, где мы спрятали сокровища, что бы ты ни делал со мной и с моими друзьями. Но у меня есть предложение тебе. Ты поворачиваешь к Северному Берегу, и, когда мы доплывем туда, я проведу твой корабль к нужному месту и покажу тебе, где сокровища. Так я буду уверен, что ты сохранишь нам жизнь, по крайней мере пока не получишь сокровище. Согласен?

Живодер уже схватил Льюка и занес над ним свою дубинку, но Вилу знаком остановил его:

— Отпусти его, Живодер. Мне он нравится. Приятно все-таки иметь дело с кем-то, у кого голова работает. Ладно, мышь, я согласен на твое предложение.

Льюк не смог удержаться от выпада:

— А у тебя нет другого выхода. Мертвые мыши никогда не приведут тебя к сокровищам.

Вилу отправил в рот ломтик какого-то засахаренного фрукта.

— Как это мудро с твоей стороны! Разумеется, я вынужден оставить вас в живых. А пока дни и ночи, проведенные в Яме Смерти, помогут вам понять, как чудесна будет свобода, которую вы однажды обретете. Живодер, можешь делать с ними все что захочешь, лишь бы они были живы. А теперь ступайте!

Той ночью, когда Живодер уже давно храпел на груде старых кранцев, да и Блохастый задремал, положив голову на свой барабан, Льюк одобрительно подмигнул своим друзьям:

— Отлично сработано, ребята! Вы здорово сыграли свои роли!

Рангувар Гроза Врагов прошептала Льюку через проход:

— Кажется, я чувствую, что крюк начинает поддаваться!

Черная белка обмотала свои кандалы тряпками и часами молчаливо и упорно расшатывала их. Только после долгих усилий тяжелый железный крюк, державший толстую цепь, к которой крепились все ножные кандалы, начал чуть-чуть шататься в мокром деревянном настиле палубы. Впервые за свое пребывание на «Пиявке» Льюк улыбнулся:

— Продолжай, Рангувар. Когда выдернешь этот крюк, отдай его мне.

«Пиявка» бороздила необъятное поле, называемое морем. То поле, на котором ничто не оставляет следов. Она плыла в ночь, на суровый север, и ветер наполнял ее красные паруса. Она летела по волнам, как огромная кроваво-красная птица, вестница несчастья. Она везла тяжелый груз унижений и бед.

Вург потел, с трудом вытаскивая балки из остова «Сайны». Бью проржавевшим ножом кромсал парусину. За ними на песке громоздилось сооружение из обломков дерева и обрывков канатов, которое, лишь хорошо приглядевшись, можно было назвать плотом.

— Слушай, старина, — окликнул товарища заяц. — Для мачты надо бы подобрать что-нибудь попрямее этой хлипкой досточки, а?

Вург в изнеможении вытер пот со лба:

— Это самая прямая балка, какую я нашел. Я, между прочим, земледелец, а не строитель лодок и плотов. Если сможешь найти что-нибудь получше, так действуй, приятель!

Парусина с треском порвалась, нож выскользнул из лапы Бью и порезал его длинное ухо.

— Держи себя в лапах, дружище! Насколько я помню, мы договаривались так: я строю какой-никакой плот, а ты обеспечиваешь меня строительным материалом. Так что держись в рамках, будь они неладны. Я тут чуть кусок уха себе не отхватил, пока ты ворчал на меня, как старая жаба!

Вург оторвался от балок. Вытаскивая занозу из лапы, он спустился к Бью:

— Аи! Опять заноза! Во мне уже накопилось столько дерева, что я, того гляди, поплыву, стоит спустить меня на воду! Ну как наш плот?

Подбоченившись, заяц обозревал сделанное:

— Великолепно! Просто слапсшибательно! Теперь всего-то осталось: кливер, бом-брамс-стеньга и бизань!

Вург вопросительно воззрился на Бью:

— Ты понимаешь, что означают все эти слова?

Бью облокотился на плот, и плот упал:

— Нет! А ты?

— Йо-хо-хо! Надеюсь, вы не собираетесь выходить в море на этом? Юк-юк-юк! Ну и калоша!

Бью и Вург с удивлением увидели толстого морского льва, который плескался в проливе и наблюдал за их работой. Похлопав себя плавниками по круглому животу, он выпустил из ноздрей фонтаны брызг и от души рассмеялся:

— Юк-юк-юк! Больше похоже на гнездо какой-нибудь сумасшедшей чайки, чем на плот. Единственное место, куда вы можете отправиться на этом муравейнике, это дно морское. Юк-юк-юк!

Вург так и застыл, разинув рот от удивления, но к Бью быстро вернулось присутствие духа, и, презрительно заложив одно ухо за другое, он ответил:

— «Муравейник»? «Гнездо сумасшедшей чайки»? Поосторожнее, толстощекий, будь ты неладен! Моя старая тетушка всегда говорила: не критикуй того, чего сам не умеешь. Как жаль, что тебе не довелось с ней познакомиться!

Перевернувшись на спину, морской лев выпустил еще один фонтан, и, пока он низвергался ему на живот, толстяк любовался игрой солнечного света в брызгах.

— Еще как жаль, лопоухий! У меня и у самого была старая тетушка, да ее съела акула, то-то дядюшка был рад! Ворчливая была старушка!

Бью выпрямился во весь рост:

— Еще раз назовешь меня лопоухим, и я доберусь до тебя и примерно накажу, нахал. Меня зовут Бьюклэр Фетрингсол Косфортингам, коротко — Бью. А ты на какое прозвище отзываешься? Говори, будь ты неладен!

Морской лев подгреб на мелководье, улегся на песке, став похожим на мокрый серый валун. Он улыбнулся и протянул плавник величиной с небольшой столик:

— Нет у меня никакого прозвища. Меня зовут Болваг. Очень рад познакомиться с тобой, Бью, и с твоим другом тоже.

Вург пожал протянутый плавник:

— Меня зовут Вург.

Болваг вытащил свою тушу из воды и, переваливаясь, пополз вокруг плота:

— Видал я много плотов получше и плот-другой похуже. Не очень подходящее судно, чтобы гоняться на нем за красным кораблем, а?

Вург с любопытством посмотрел на огромного морского льва:

— Откуда ты знаешь, что мы собираемся в погоню за красным кораблем?

Болваг порылся плавником и мордочкой в том, что они считали своим плотом, и палки и щепки разлетелись в разные стороны:

— Я не раз видел, как они сюда приходили и отсюда уходили, Вург. Я видел, что произошло с вашими товарищами. Этот их капитан, Вилу Даскар, — он хуже акулы! Такой зверюга!

Бью подбирал раскиданные морским львом палки:

— Послушай, Болваг, будь так любезен: перестань разбирать наш плот по бревнышку! Мы довольно долго связывали их вместе! Конечно, нам придется плыть вслепую, мы ни малейшего представления не имеем, куда отправился этот Вилу как его там!

Болваг мудро кивнул своей огромной головой:

— Я знаю, куда поплыл красный корабль. Они всегда идут одним и тем же курсом после захода сюда. На северо-запад, на Деревянный Остров. Запастись водой и провизией.

Вург посмотрел туда, где пролив выходил в открытое море:

— Деревянный Остров? Ты бывал там, Болваг? Ты можешь показать нам дорогу туда?

Болваг нахмурился, потом его усы разъехались в разные стороны в широкой улыбке:

— Да уж придется! Не могу же я позволить двум маленьким сардинкам вроде вас барахтаться в море одним. Этак старая тетушка Бью больше никогда не увидит своего племянника, а мы ведь не можем этого допустить, верно? Но сначала мы должны построить плот, как полагается. Чтобы его можно было спустить на воду. Вы выложите решетку из балок на куске парусины, а я сплаваю за пузырчаткой — ее много растет здесь, в теплой воде. За работу, ребята, не успеете оглянуться, как я вернусь.

Ни Бью, ни Вург понятия не имели, что такое пузырчатка. Они растянули на песке самый большой парус и выложили на нем деревянную решетку. Вскоре вернулся Болваг, правда, его было трудно узнать, потому что тело морского льва окружало целое облако морских водорослей, которые он буксировал к берегу. Мощным броском он свалил свою ношу на песок.

— Пузырчатка! Прекрасно держит на плаву!

Это были скользкие мелкие водоросли, насыщенные бесчисленными мелкими пузырьками воздуха. Болваг подмигнул друзьям:

— Теперь покройте этим вашу деревянную решетку, а сверху положите еще одну. Я сплаваю и принесу еще пузырчатки.

Эта процедура была повторена трижды, после чего они покрыли то, что получилось, слоем парусины. Под руководством Болвага Вург и Бью перевязали все это веревками, и тогда морской лев наконец остался доволен работой. Плот напоминал бесформенный тюк.

Вург залез на него и несколько раз подпрыгнул:

— Ого! Он хорошо пружинит! Нам понадобится парус, Болваг?

— Не-а! Я буду толкать или тянуть вас всю дорогу. Не самый удобный транспорт, дорогуши, но по крайней мере прочный и не потонет до Деревянного Острова.

День уже клонился к вечеру, когда они погрузили оставшуюся провизию на плот и спустили это в высшей степени нелепое сооружение на воду. Болваг взял в рот канат и поплыл, как рыба. Сначала Вург и Бью с трудом балансировали на качающемся, подпрыгивающем на волнах плоту и поминутно хватались друг за друга, чтобы не свалиться. Однако скоро они приноровились к колебаниям и толчкам и даже пообедали сыром и хлебом. Итак, они спешили на северо-запад, рассекая морскую гладь, хотя трудно было сказать, где у этого судна нос, а где корма, потому что оно все время вертелось. Но Болваг все время следил, чтобы закат был слева от них, и тянул плот без особых усилий.

Бью потянуло на лирику:

— Все-таки он так берет за душу, этот старый добрый закат! Небо становится цвета сливок, когда польешь ими сливовый пудинг, море — темным, как вино из черной смородины, а солнце — как сочное розовое яблоко, облитое сверху медом. Правда, очень поэтично, Вург?

Вург еле сдержал улыбку:

— Ты сочинил это желудком?

— Ага! И получилось довольно аппетитно, не правда ли? О господи! Ничто так не испортит вам чудесный вечер, как стая акул! Посмотрите-ка на эту банду!

Вург увидел зловещие плавники, разрезающие воду. Они окружили путешественников. И вдруг туша Болвага шлепнулась на плот, и он закачался, грозя перевернуться. Бью ухватился за морского льва, пытаясь уцепиться за его скользкую шкуру, и храбро заорал:

— Я держу тебя, старина! Берегитесь, вы, уроды сплюснутые! Только попробуйте пробить нам днище или что другое на нашем судне! Я вам покажу! Только посмейте откусить хоть маленький кусочек нашего плота — и я прыгну за борт и задам вам хорошую трепку! Ха! Вы имеете дело с Косфортингамом, будьте вы неладны!

Толстый живот Болвага всколыхнулся — и Бью полетел в море вверх тормашками. Заяц в панике завопил:

— Я ничего такого не имел в виду, это же была просто шутка, ребята, ну-ну, славные акулки, симпатичные акулочки…

Одна из крупных рыб сильно ударила Бью хвостом, и он полетел обратно на плот. Болваг хихикнул:

— Юк-юк-юк! Ты когда-нибудь видел горлышко бутылки? Посмотри на их носы.

Бью прижался к плавнику Болвага, весь дрожа:

— Потише, старина! Не оскорбляй их! А то они рассвирепеют и перевернут плот. Славные акулы, милые акулочки, симпатяги! Ну разве не красавицы?

Болваг захохотал, отчего его живот заходил ходуном:

— Юк-юк-юк! Это не акулы, балда, это мои приятели, бутылконосые дельфины. Они всего лишь предложили помочь тянуть плот. Хотели дать мне передохнуть.

Бью мгновенно взял себя в лапы и сориентировался в новой обстановке. Вург просто диву давался находчивости своего друга.

— Елки-палки, а я что говорил! Вы что, за дурака меня держите? Тоже мне, акулы! Что это вам в головы взбрело?

Заяц свесился с плота и потрепал ближайшего дельфина по странной, похожей на птичью, вечно улыбающейся мордочке:

— Эй ты, бутылконосый разбойник, что это ты притворяешься акулой? Ну-ка перестань улыбаться и отвечай, когда тебя спрашивают!

Дельфин издал тонкий пронзительный крик и выпустил фонтанчик воды прямо в физиономию изумленному Бью. Тот так и сел. Вытираясь, он недовольно заметил Вургу:

— Жаль, что у этого парня не было тетушки, которая научила бы его хорошим манерам. Плюется водой прямо в физиономию! Очень вежливо, нечего сказать!

Болваг легонько шлепнул Бью по обвисшим ушам своей огромной ластой:

— Не называй моих друзей невоспитанными, приятель. Мы с Квикамом дружим еще со школы, с самого детства.

Пока Болваг и Квикам вели между собой совершенно непонятный разговор, состоявший в основном из пронзительного писка разных частот, Бью шепнул Вургу:

— Хороша же была у них школа! Должно быть, их там обучали плеваться. Будь я его школьным учителем, я бы оставил его после уроков или выдрал камышовыми розгами, будь они неладны! Этот хулиган даже говорить нормально не умеет, только пищит, как сумасшедшая чайка. Держу пари, все детеныши у этих бутылконосых — препротивные! И то сказать, как ты можешь выглядеть, если у тебя такое имечко — «бутылконосый»!

Десятка два дельфинов буксировали плот с пугающей скоростью. То и дело кто-нибудь из них, резвясь, выскакивал из воды, а потом снова нырял прямо под плот. Вург сидел, стараясь держаться очень прямо, совершенно потрясенный происходящим вокруг него. Бью попытался заснуть, заткнув уши пучками пузырчатки и брюзжа:

— Заснешь тут, как же! С толстяком Болвагом, который храпит, как тысяча лягушек… Да еще эти бутылконосые скрипят, как несмазанные ворота! Нет, это совсем не те условия, к каким привыкли Косфортингамы! Какое счастье, что здесь нет моей бедной тетушки!

Однако, невзирая на все помехи, Бьюклэр Фетрингсол Косфортингам вскоре присоединился к концерту, заливисто храпя и видя увлекательные сны. А странный плот тем временем несся по волнам к месту назначения.

— М-м… — бормотал заяц во сне, — передай, пожалуйста, салат, тетя, и скажи капитану: пусть перестанет так раскачивать корабль! М-м… Нет-нет, спасибо, старина, я не могу есть этот пузырчатый пудинг! Это очень невкусно! Дайте его лучше бутылконосым школьникам на ланч. Акулы вообще любят такую пищу, будь они неладны…

31

Кнут Живодера описал дугу над головами несчастных гребцов, прикованных к веслам в Яме Смерти: — Сушить весла, мерзкое отродье! Сидеть смирно, не двигаться, не разговаривать, а то шкуру спущу до костей!

Льюк вытащил свое весло и услышал всплеск: бросили якорь. Прижавшись щекой к уключине весла, Льюк попытался хоть что-нибудь увидеть, но обзор был очень плохой. Прозрачная вода, белый песок на берегу и маленький кусочек холма, поросшего лесом. Выдра Норгл, который тоже припал к уключине, прошептал:

— Это невыносимо, когда пристаем к берегу. Мне просто дурно становится, как подумаешь о траве, о твердой земле под лапами, о прежней свободной жизни…

Живодер вытянул Норгла кнутом по спине, и тот замолк и сжался. Блохастый стоял рядом, помахивал своим кнутом и ухмылялся:

— А ты не думай, падаль. Господин Живодер запретил тебе двигаться и разговаривать, а теперь я запрещаю тебе думать, понял?

Блохастый резко обернулся, потому что у него за спиной зловеще звякнули цепи. Рангувар напряглась, как струна, и сверлила Блохастого ненавидящим взглядом:

— А ну-ка попробуй запретить что-нибудь мне, крысиная рожа! Я думаю! Слышишь? Думаю! И знаешь, о чем? О том, как бы дотянуться до твоей вшивой шеи. Давай-давай, накручивай свой кнут, посмотрим, перестану ли я от этого думать!

Блохастый смешался под взглядом черной белки и быстренько убрался с нижней палубы вслед за Живодером.

Вилу Даскар вышел из своей каюты. Белый шарф по-прежнему скрывал следы лап Льюка на его шее. Морщась от боли, горностай прочистил горло и подозвал двух хорьков, Акклу и Заплату. Они подбежали и застыли в ожидании приказаний.

— Освободите их. Нам нужно несколько рабов, чтобы принести воды и насобирать трав и кореньев. Только берите с верхней палубы. И чтобы на одного раба приходилось по два разбойника. Мы простоим здесь две ночи. Запасемся провизией. Если кто-нибудь сбежит, ответите головой.

Две крысы притащили на палубу стол и стул. Когда стул был застелен покрывалом, а стол накрыт, Вилу Даскар сел и распорядился:

— Виллаг, Григг, Живодер, приведите ко мне этого… Льюка.

(Льюку сняли кольцо с шеи, оставив только ручные кандалы. Живодер замахнулся на него кнутом:

— На верхнюю палубу, мышь! Пошевеливайся!

Льюк презрительно усмехнулся:

— Только попробуй ударь меня, и я задушу тебя этим самым кнутом!

Лапа Живодера дрогнула и повисла. Он и сам не знал, кого больше боялся: сумасшедшую черную белку или эту строптивую мышь. Льюк прошел мимо надсмотрщика с гордо поднятой головой и, направляясь к лестнице, кивнул Денно и Дьюламу.

Вилу Даскар положил в рот виноградину и, тщательно пережевывая ее, смерил взглядом Льюка:

— Виллаг, стул для нашего гостя!

Льюк коротко бросил:

— Я постою.

Указав на жареное мясо, фрукты и вино, Вилу сказал:

— Угощайся, Льюк. Ты, должно быть, голоден. Поешь и выпей. Еда хорошая — мне подают все самое лучшее.

Хотя у Льюка текли слюнки при виде такого изобилия, он покачал головой:

— Я не стану есть со стола убийцы.

Вилу пожал плечами:

— Как знаешь. Я велел привести тебя, потому что хочу услышать побольше о твоих спрятанных сокровищах. Откуда они у тебя взялись?

Вилу получил короткий сухой ответ:

— Мне нечего больше тебе сказать. Я проведу тебя туда. Говорить больше не о чем.

Вилу вытащил свой ятаган с костяной ручкой и приставил лезвие к шее Льюка:

— Смерть бывает разная: бывает легкая и быстрая, один удар — и все, а бывает медленная и мучительная… А ну говори!

Льюк поднял скованные лапы и отвел ятаган разбойника:

— Если ты убьешь меня, быстро или медленно — все равно, ты никогда не найдешь моего тайника. Только тронь меня или моих друзей — и ты никогда не получишь сокровищ моего племени!

Вилу воткнул свое оружие в палубу. Ятаган слегка покачивался. Разбойник кивнул и улыбнулся:

— Ты не знаешь, что такое страх, Льюк, ты не похож на других. У меня ты бы быстро выдвинулся. Может быть, даже стал бы моей правой лапой, вторым на этом корабле.

Льюк ответил ему с презрительной усмешкой:

— Да, Даскар, уж ты бы сделал из меня настоящего воина, научил бы меня убивать беззащитных, а после убегать на этом красном корабле. Тебе и твоим разбойникам никогда не устоять в честном бою против настоящих воинов. Трусы, преступники, отбросы, грязная пена — вот кто вы все, капитан «Пиявки»!

Здоровенный разбойник — ласка по кличке Дубина — оказался неподалеку и слышал слова Льюка. Желая выслужиться перед Вилу Даскаром, он выхватил свой кинжал, бросился на скованного пленника и взревел:

— Никто не смеет так разговаривать с нашим капитаном! Ты умрешь! Я прикончу тебя!

Дубина был крупный и сильный, но у него не было быстроты реакции Льюка. Ласке попало наручниками промеж глаз, а потом Льюк сжал его лапу с кинжалом и принялся выкручивать ее. Дубина оказался в ловушке и упал на спину. Льюк упал на него, придавил его своим весом и вонзил его собственный кинжал ему в сердце.

Потом Льюк с быстротой молнии вскочил, выдернул из груди разбойника окровавленный кинжал и нацелился прямо в горло Даскара. Тот засмеялся и в знак одобрения постучал рукояткой ятагана по столу:

— Грамотно! Ты настоящий воин, Льюк! Ну, теперь, когда ты вооружен, попробуй убить меня.

Разбойники уже сбегались. Они плотным кольцом окружили Льюка. Тот расслабился и спокойно стоял, опустив лапу с кинжалом. Вилу Даскар встал и слегка поклонился. Он знаком дал приспешникам понять, чтобы расступились, и указал ятаганом на Льюка: — Поздравляю. Ты не только храбр, но и мудр.

Льюк обвел взглядом всех собравшихся разбойников:

— Силы не равны, Даскар. Однажды я убью тебя. Но я выберу для этого подходящее время и место!

Горностай улыбнулся, покачал головой и произнес:

— Неплохо сказано! Мне нравится иметь дело с врагом, у которого есть кое-что в голове. Отвести его вниз и приковать к веслу.

Вж-ж-жик!

Никто и шевельнуться не успел — Льюк метнул кинжал, и он вонзился в мачту, прямо над головой Вилу Даскара.

— Иногда кинжал вернее меча. Запомни это, горностай!

Льюка тут же скрутили. Вилу Даскар стоял над ним и трясся от ярости. Дрожащей лапой он взял меч и занес его над головой бесстрашного раба, потом, одумавшись, процедил сквозь зубы:

— Вниз его, с глаз долой!

Разбойники схватили Льюка и поволокли обратно в Яму Смерти, на нижнюю палубу.

Тяжелая мокрая ласта Болвага похлопала Вурга по щеке и разбудила его. Морской лев снова был в воде.

Стояла ночь. Шли уже вторые сутки с тех пор, как они покинули Острова Близнецы.

— Вург, дружище, просыпайся. И растолкай Бью. Смотрите! Вот он, Деревянный Остров. А вон красный корабль.

Лунные блики плясали на фосфоресцирующей поверхности воды. Примерно в часе хода стояла на якоре «Пиявка». Она была совсем близко от берега, от лесистого островка в море.

Бью протер глаза и сонно пробормотал:

— А он неплохо смотрится в лунном свете, будь он неладен!

Болваг сполз с плота в воду:

— Ага! Красивый. И очень опасный. Ну, попутчики, тут мы распрощаемся. Вряд ли я вам пригожусь на суше, да и на корабле тоже. Мое дело — доставить вас сюда.

Вург помахал доброму великану:

— Спасибо тебе, Болваг! Ты очень нам помог. Удачи тебе и твоим бутылконосым, кстати, им тоже передай большое спасибо!

Бью присоединился:

— Ну, прости-прощай, старый хитрюга! Я бы на твоем месте все-таки берегся акул. Не забывай, как они обошлись с твоей неосторожной тетушкой, и не зевай! Ах да! И передай от меня привет тем бутылконосым ребятам. Они вообще-то ничего, симпатичные, только вот плюются и как-то странно вскрикивают. Ну, пока!

Болваг нырнул и больше не показывался.

Теперь они остались одни и могли полагаться только на собственные силы и сообразительность. Лежа на плоту, они гребли лапами и обсуждали создавшееся положение. Они были еще слишком далеко от «Пиявки», чтобы там их могли услышать.

— Ну что ж, Бью, вот мы и добрались. Каковы будут наши дальнейшие действия?

— Это же очевидно, мой дорогой! Мы должны вызволить наших друзей из рабства, будь оно неладно!

— Ха! Это-то понятно, но мало чего мы добьемся, если сейчас объявимся на «Пиявке» и бросим вызов разбойникам, ведь правда?

— Конечно! Вот если бы нас было хотя бы трое… Нам нужен план, тактика, идея… А лучше и то, и другое, и третье. Ну-ка, Вург, пошевели своим мышиным серым веществом! Ты ведь знаешь: я больше организатор, чем мыслитель.

Пока они подплывали все ближе и ближе к смертоносной красной громаде, Вург взвесил все «за» и «против», и у него возникла идея:

— Бью, ты видишь эти парусиновые кранцы, что висят вдоль бортов «Пиявки»?

— Еще бы мне не видеть! Большие штуковины, некоторые из них побольше нашего плота будут. А что?

— Я вот подумал, что мы тоже могли бы стать таким кранцем.

— Ну, допустим, но зачем это нам?

— Понимаешь, я заметил, что в кормовой части кранцы висят довольно низко. Что если мы обрежем один из них, и пусть себе плывет. А мы тем временем привязываем вместо него наш плот…

До Бью вдруг дошло. Мысль его стала развиваться в том же направлении, что и мысль Вурга.

— Точно! — воскликнул он. — Великолепно! Оттуда мы ночью сможем переговариваться с нашими друзьями, прикованными к веслам.

— Ну да! Дать им знать, что мы здесь, возможно, стащить какое-нибудь оружие и вызволить Льюка и остальных!

— Честное слово, я рад, что придумал этот план! Что ты остановился, Вург? Давай, греби веселей! Пошевелить мозгами и придумать что-нибудь — это я могу, но требовать от меня, чтобы я еще и греб, — это уж слишком!

— Да заткнись ты, Бью! От тебя больше шума, чем от всех бутылконосых вместе взятых!

— Ах, простите! Уж эти мне слабонервные мыши!

— Хватит молоть языком, работай лучше лапами!

— Фу-ты ну-ты! На себя посмотри, усатый!

— А ты на себя, лопоухий!

— Нет, ты на себя, длинноносый!

— От длинноносого слышу, трепло!

Оживленно переругиваясь, они не заметили, как врезались в корму «Пиявки»:

«Бумм!»

Выше, на уровне палубы, открылось окошко. Из него высунулась крыса и, щурясь от света, сочившегося из кают, крикнула:

— Эй, кто там? А ну покажись!

Друзья схватились за днище шлюпки и подтащили свой плот поближе к «Пиявке». Они прижались друг к другу так тесно, что слышали дыхание друг друга. К крысе наверху присоединился еще кто-то:

— Что тут такое, приятель?

— Мне показалось, я слышал шум. Как будто двое переругивались, а потом что-то ударилось о борт.

Третий, злющий голос вступил в разговор:

— Если сейчас же не закроете окно, получите! Отдохнуть не дают! Сквозняки по ночам устраивают!

Окно захлопнулось, за ним кто-то сдавленно бранился. Бью и Вург облегченно вздохнули. Вург прошептал:

— Надо выждать, пока они все уснут. Тогда посмотрим, что можно сделать. Что это ты такую рожу скорчил?

— Я оттого «такую рожу скорчил», приятель, что зверски проголодался!

— Ты хочешь сказать, что продовольствие кончилось?

— Вот именно, и вода тоже. Мы тут с голоду помрем.

— Не говори ерунды. Тебе хватит запасов жира на годы!

— Пф-ф!

— Да не шуми ты! Лучше скажи, что ты еще затеял, Бью?

— Ф-фу! У пузырчатки вкус отвратительный!

— Не удивительно! Даже акулы носы воротят от этой дряни. Бью, куда ты? Вернись!

Но Бью уже карабкался на кормовой балкон с проворством, на какое способен только голодный заяц.

— Я ненадолго, старина. Держи оборону, пока я не вернусь.

Мгновение спустя прожорливое создание уже исчезло во тьме. Вург сидел как на иголках, нервно покусывая собственную лапу.

Хорек и крыса готовили на камбузе. Хорек выкладывал ломти горячего хлеба на поднос, чтобы остудить их, а крыса нарезала фрукты, чтобы потом смешать их с медом.

— Они принесли с острова хорошие свежие фрукты. Капитан фрукты не очень любит, и все-таки будет неплохо подать их ему к завтраку.

Отрезав ломтик яблока, хорек слизнул мед с лапы и подмигнул крысе:

— А мы съедим их на ланч, после того как уберем со стола капитана.

Вытерев лапы о тряпку, второй разбойник снял с крюка тушку голубя:

— Помоги-ка ощипать птичку, приятель!

Этим они оба и занялись. Потом крыса полезла в шкаф за вертелом… Остановилась, тупо посмотрела на пустой стол, что стоял как раз напротив окна, и злобно повернулась к своему напарнику:

— Ты считаешь, это смешно, да? А ну положи обратно!

— Положить обратно? Что, приятель?

— Я тебе не приятель, толстый ворюга! Куда делся фруктовый салат, что я приготовил? А ну отдавай!

— Да не трогал я твой са… Ой! А где же хлеб? Я его только на секундочку здесь оставил, чтобы он остыл…

— Ну ты, нытик, ты меня не разжалобишь своими разговорами о хлебе! Я сам видел, как ты таскал ломтики яблок из салата! Я тебе живо отрежу твои вороватые лапы!

— Ах, вороватые? А как, интересно, ты утром объяснишь команде, почему нет хлеба?

— Ты еще будешь говорить, что я украл твой поганый хлеб! На, получи! — Размахнувшись тушкой голубя, крыса влепила хорьку звонкую оплеуху.

— Ах вот ты как! Это ты зря сделал! Вот тебе! — И хорек ткнул крысу в живот деревянной скалкой. Тут они сцепились всерьез.

Бью наблюдал всю сцену с палубы, уписывая кусок хлеба. Заслышав чьи-то шаги, он спрятался за камбузом. Недоеденный кусок хлеба упал на палубу. Блохастый остановился, увидел его и тут же схватил. Жуя, он отправился посмотреть, что там за шум на камбузе. Он заглянул внутрь и сказал:

— Отличный хлеб, ребята. Надеюсь, вы его много испекли к завтраку. Люблю хлебушек!

Блохастого тут же втащили на камбуз. На него немедленно набросились два кока. Они отвешивали надсмотрщику тумаки, приговаривая:

— Так, значит, это ты, вшивый ворюга!

— Аи! Ой! Помогите! Убивают!

Хорек угрожающе размахивал скалкой:

— Убивают, говоришь? Я тебя пристукну, сопливый воришка! На, получи!

Вооружившись медным половником, кок-крыса кинулся на Блохастого и несколько раз огрел его:

— А после того, как он тебя пристукнет, я тебя прикончу, оглоед несчастный!

Шум, доносившийся с борта корабля, заставил Вурга посмотреть вверх. Из темноты донесся почти беззвучный шепот Бью:

— Лови!

На Вурга свалились две буханки теплого хлеба, а вслед за ними и сам Бью с миской, которую он сразу поставил между ними:

— Ничто так не поднимает настроения, как салат из свежих фруктов с медом! Будь так добр, не налегай на хлеб, оставь и мне немного. А еще я нашел флягу и набрал в нее воды из бочки. Все-таки это лучше, чем ничего.

Вург обрадовался еде, но все же сурово отчитал Бью:

— Из-за того, что ты не можешь приструнить свой желудок, нас могли поймать и убить. Ты глупо рисковал. Больше так не делай, Бью!

Воинственный заяц беззаботно махнул обоими ушами:

— Ой, ну хватит нудить! А что прикажешь делать: голодать? Как же!

Вург не мог не улыбнуться безрассудству Бью. Да, этому сам черт не брат!

— Ладно! Только будь осторожен. А они неплохо живут, судя по размерам этих буханок. Этих двух хватит, чтобы накормить целую команду. Зачем ты взял так много хлеба?

Бью оторвал кусочек и обмакнул его в мед:

— Не пропадет, дружище! Я уверен, что Льюк и все остальные обрадуются свежему хлебу. Не думаю, что они здесь видят его часто. Вот вздремнем немного и отправимся их искать.

Оставалось еще несколько часов до рассвета. Льюк сидел, прикованный к своей скамье, и, склонившись над веслом, дремал. Живодер храпел на каком-то тряпье. На нижней палубе, освещенной еле теплившимися светильниками, было тихо. Разве что изредка всхлипнет во сне какой-нибудь несчастный, которому приснятся родные места и прежние счастливые времена. Рангувар тоже дремала. Она проснулась оттого, что кто-то дотронулся до ее уха чем-то колючим. Это был сухой стебелек пузырчатки. Снова дотронулись, и на этот раз ей удалось схватить стебель. Она открыла глаза и услышала шепот:

— Эй, послушай-ка, нет ли среди вас парня по имени Льюк? Знаешь, такой… ну, настоящий воин, как ты?

Рангувар сразу насторожилась. Она повернула голову и увидела усатую улыбающуюся физиономию зайца. Он приложил лапу ко рту, призывая ее молчать. Рангувар кивнула. Указав на Льюка, она прошептала:

— Вон там, первое весло с той стороны. А ты кто?

— Официально познакомимся позднее. На, пожуй пока.

Совершенно заинтригованная, но преисполненная благодарности, Рангувар взяла у зайца большой кусок свежего хлеба с фруктовым салатом сверху:

— Не ешь так быстро! Такие времена, что надо один раз откусить и двадцать — пережевать. Пока!

Заяц махнул лапой и исчез.

Рангувар разбудила Льюка, потянув его за весло:

— Тс-с! К тебе пришли, Льюк. Посмотри!

Тут из амбразуры высунулся Бью с выражением крайнего осуждения на физиономии:

— А ты почему не мертвый?

Льюк помотал головой, не веря своим глазам:

— А ты?

— А я слишком голоден, чтобы сейчас заниматься умиранием, старина. Вург, знаешь ли, тоже скорее жив, чем мертв. Слушай, лучше не разговаривай со мной, а то мне будет не остановиться. Вот немного еды, подели ее на всех. Как нам разобраться с этими цепями, я придумаю. А пока сидите себе и радуйтесь: прибыла партия спасателей, будь она неладна!

Когда Бью ушел, Льюк и Рангувар последовали его совету. Они сидели и радовались, позабыв о сне. Блеснул первый лучик надежды.

32

Путешествие к Северному Берегу подошло к концу. К счастью, погода стояла хорошая и направление ветра оставалось благоприятным. Однако у боцмана Паруга были все основания для недовольства. Вилу Даскар через Акклу велел ему явиться в капитанскую каюту. Трепеща, Паруг нерешительно подошел к двери. Вилу Даскар бывал крут и непредсказуем — кто знает, зачем он хочет видеть боцмана на сей раз? Паругу открыл Живодер. Он поигрывал своим кнутом, и выражение его отвратительной физиономии не предвещало ничего хорошего.

— Входи. Капитан хочет видеть тебя.

Вилу сидел за столом. Перед ним лежал его знаменитый ятаган. Дрожа так, что это было заметно, Паруг подошел к капитану. Вилу Даскар оставался неподвижным, он смотрел в упор на струхнувшего боцмана, и взгляд его не выражал ничего. В конце концов боцман сглотнул и выдавил лишь одно-единственное слово:

— Капитан?

Вилу потрогал шелковый шарф у себя на шее, но продолжал молчать до тех пор, пока его молчание не сделалось совершенно невыносимым. Наконец он сказал:

— На борту моего корабля есть вор.

— В-вор, капитан?

— Да, Паруг, вор. У меня есть кинжал, под пару этому ятагану, тоже с костяной рукояткой и изогнутым серебряным клинком. Прошлой ночью я оставил его на этом столе. Я всегда его здесь оставляю. Утром он пропал.

— П-пропал, капитан?

Вилу встал и обошел вокруг стола. Он подошел к Паругу сзади и вцепился когтями ему в плечо. Паруг тихонько взвыл от боли и страха. Горностай зловеще зашипел ему в ухо:

— Перестань повторять каждое мое слово, или я разрежу твой глупый язык на кусочки. Ты что, ходишь по судну с закрытыми глазами? Пропадают и другие вещи. Еда, вода, корабельные снасти. Я хочу знать, кто меня обкрадывает! Ты меня понял, Паруг? Говори!

Боцман понимал, что на карту поставлена его жизнь. Слова хлынули у него изо рта, как вода из прохудившейся бочки:

— Так точно, капитан, я и сам заметил, что вещи пропадают, особенно съестное, капитан. Но, клянусь, капитан, я зорко слежу за этими мерзавцами, я днем и ночью на страже, капитан!

Вилу отпустил его, снова обошел стол и сел:

— Но ты не догадываешься, кто вор, верно?

Паруг сокрушенно закивал и никак не мог остановиться. Вилу перевел взгляд на Живодера:

— Я так понимаю, что и ты не знаешь, кто преступник?

Здоровенный пират-ласка поежился и пожал плечами:

— Прямо не знаю, капитан! Разве что Морское Привидение, как говорят матросы… Некоторые даже говорят, что…

Живодер не успел договорить. Вилу Даскар был быстр, как молния. Он смахнул все, что было на столе, схватил свой ятаган и заставил Живодера согнуться от боли, плашмя ударив его клинком по физиономии.

— Хватит! Или ты думаешь, что я такой же идиот, как те, кто служит мне? Не смей даже заговаривать со мной о привидениях и призраках! Зачем привидению понадобилась бы еда? Заруби себе на носу, тупица, воры — живые, из плоти и крови, и им так же нужны еда и питье, как и всякому. Вон! Убирайтесь оба с глаз долой! Обыскать «Пиявку» от носа до кормы!

Команду выстроили на палубе и заставили так стоять все утро, пока обыскивали каюты. Вилу Даскар сидел под навесом, а разбойников вызывали по одному на нижнюю палубу, к Аккле, Паругу и Живодеру:

— Ты, Вонючка. Шаг вперед! Шевелись!

Ласка Вонючка отправился с боцманом и надсмотрщиком в каюту. Они обыскали его гамак и все помещение, а затем заставили подозреваемого собрать свои вещи и вытащить их на палубу. Живодер велел ему развязать узел и предъявить всем его содержимое. Надсмотрщик громко выкрикнул:

— Пусть вся команда полюбуется на это и скажет: разве это имущество Вонючки?

Крыса с латунной серьгой в ухе вышел вперед и ткнул лапой в пожитки Вонючки:

— Нет, это не его! Вон тот пояс — мой! Я его из тысячи узнаю: из акульей кожи, с зеленым камнем на круглой медной пряжке!

— Я нашел его у себя на койке! — запротестовал Вонючка.

Вилу Даскар неторопливо подошел к рассыпанным вещам ласки. Он поддел пояс клинком ятагана и бросил его владельцу. Потом сказал Вонючке:

— Ты украл этот пояс. Отправляйся к остальным. Побледнев от смертельного страха Вонючка побрел к все возраставшей кучке разбойников, у которых нашли вещи их соседей.

День клонился к вечеру, когда обыск закончился. Невиновные выстроились в ряд. У них отлегло от сердца. Больше дюжины пиратов, у которых нашли чужие вещи, сбились в кучку у мачты и с трепетом ожидали последствий.

Вилу Даскар громогласно объявил свое решение:

— Я знаю, что вы не те воры, которых я ищу. Кто-то постоянно обворовывает корабль. Не сомневайтесь, я найду их и подвергну медленной и мучительной казни. Воровству на «Пиявке» будет положен конец. Но вы попались, вы виновны в том, что воровали у своих товарищей, и вы тоже будете наказаны. Благодарите вашу счастливую звезду, что я сегодня в благодушном настроении. Но на будущее запомните: на чужое не зарьтесь! Аккла, Паруг, Живодер! Подвесить их за хвосты и всыпать им по двадцать горячих, обрызгать их соленой водой, и пусть повисят до захода солнца. Потом снимете их. Остальные пусть присутствуют при порке. Это послужит им напоминанием: на «Пиявке» воровать нельзя!

Вург и Бью сидели на плоту, надежно скрытые от разбойников нависающей над ними резной кормой. Они не могли не слышать воплей разбойников, которых наказывали кнутом. Но ни в Вурге, ни в Бью ни на минуту не шевельнулась жалость к разбойникам.

— Галдят, как целый класс в школе для бутылконосых дельфинов! Ничего, поделом им. Может, поймут, что честными быть удобнее.

— Да. Хуже вора может быть только одно!

— Что же это, скажи на милость?

— Два вора.

— Ха, ха! Неплохо сказано, Вург!

— Нам теперь надо быть осторожнее по ночам, приятель. Они станут бдительнее.

— О, конечно! Стало быть, поступим так: ты будешь воровать, а я — отвлекать их в своем костюме привидения. Идет?

Вург усмехнулся:

— Морское Привидение! Что за бред!

Бью приставил к ушам рога, сделанные из сухих веточек пузырчатки. Он пригнул голову и свирепо зарычал:

— Не говори так о Морском Привидении, а то оно как выскочит из морских глубин да как заколдует тебя!

Вург прикрыл глаза и с удовольствием грелся под солнышком:

— Жаль, что ты не можешь заколдовать свой собственный желудок, чтобы он не требовал столько еды, толстый обжора!

— Спокойно, мышь! Мы, призраки, нуждаемся в хорошем питании. Тогда мы можем нормально работать. Ни один уважающий себя морской разбойник не испугается полуголодного исхудавшего привидения! Кстати, а пудинг с изюмом еще остался?

— Там есть немного в миске. Угощайся! Не сомневаюсь, что ты легко превратишь простой пудинг в духовную пищу. Что это ты там пишешь на нашем плоту? Плавучий кранец? Это название нашего судна? Ладно, меня запиши первым помощником, а себя — капитаном-призраком.

Бью действительно что-то царапал кусочком угля на обрывке парусины, от старания высунув язык:

— Вообще-то я сочиняю стихи о привидениях. Думаю, эти невежественные пираты о них и не знают, так что я должен рассказать им о себе.

Вург вздрогнул, услыхав всплеск и вслед за ним душераздирающий вопль с верхней палубы:

— Да уж, наверно, это ужасно больно: когда тебя выпорют, а потом обрызгают соленой водичкой! — заметил заяц, не отрываясь от своего занятия. — Думаю, в последний раз они по-настоящему мылись в далеком детстве, когда мамаши драили их мочалкой в тазу. Представляешь себе этакого славненького лепечущего младенчика-пирата, купающегося в тазу? Да, думаю, их матушки и тетушки ужаснулись бы, услыхав, как они сейчас выражаются!

В ту ночь подвергшиеся наказанию зализывали раны. Некоторые слонялись по судну, выставив напоказ свои драгоценности, которые они уже считали пропавшими. Остальные толпились вокруг стола, играя в старую крысиную игру косточками фруктов и ракушками. Когда дверь распахнулась, все в испуге отскочили от стола. В каюту ввалился Паруг. Он держал в трясущихся, как желе, лапах длинный кусок парусины.

Крыса Виллаг помог ему добраться до стола и сесть:

— В чем дело, боцман? У тебя такой вид, будто ты увидел привидение.

Кто-то передал Паругу кружку грога. Он выпил огненную жидкость одним большим глотком. Струйка грога стекла с его подбородка. Паруг дико озирался вокруг:

— Это было Морское Привидение! Я видел его собственными глазами. Прямо перед собой!

В каюте воцарилась леденящая кровь тишина. Паруг был здравомыслящей крысой, за ним не водилось никаких глупых фантазий. Кружку наполнили снова, и Паруг отхлебнул из нее, прежде чем продолжить:

— Выхожу я осмотреть палубу на предмет, значит, воров. Я и моргнуть не успел, как оно схватило меня за горло. У него длиннющие сильные лапы, как будто стальные. Я даже пошевелиться не мог! Честное слово, ребята, я уже никогда не стану прежним, после того как увидел его! У него огромные рога, три глаза, а рожа вся так и светится! Должно быть, намазана соком каких-нибудь водорослей со дна морского. И вообще, оно было все мокрое. Уф-ф! Даже рассказывать страшно!

Виллаг отхлебнул из кружки, которую Паруг поставил на стол:

— Почему ты сразу не пошел и не рассказал капитану?

Паруг бросил на Виллага затравленный взгляд и растерянно прошептал:

— Капитан не станет слушать… Он не верит в привидения… Я не могу ему рассказать, он убьет меня!

Вонючка даже на время забыл о своей спине:

— А привидение говорило с тобой, Паруг? Что оно сказало?

Боцман поднял кусок парусины и потряс им:

— Ничего оно не сказало. Оно только рычало, а потом так ужасно завопило! Было похоже на крик бутылконосого дельфина. Потом оно сунуло мне в лапу вот этот кусок парусины и отпустило мое горло.

Озадаченный Вонючка спросил:

— Ну и что ты сделал?

— Что я сделал? Убежал… Что еще мне было делать?

— Как ты думаешь: оно все еще там, на палубе?

— Откуда я знаю! Пойди сам да посмотри!

— Что? Знаешь, приятель, я из этой каюты и шагу не сделаю, пока не рассветет и солнце ярко не засияет… Вот так-то!

Вся команда энергично закивала в знак согласия. Виллаг взял кусок парусины из трясущихся лап Паруга:

— Смотрите: здесь что-то написано! О чем тут, Паруг?

— Не знаю. Я читать не умею.

Крыса Григг подозвал Виллага:

— Ну-ка дай сюда. Я умею читать. Посмотрим, что там пишут…

И Григг стал громко выкрикивать слова. Читал он, правда, плохо, еле-еле. Его пронзительный голос отдавался эхом в жуткой тишине:

Из темных ледяных глубин, Где Богл ужасный спит, Однажды встанет исполин, И вас он навестит. Несет он тихий ужас вам И смерти жуткий запах. И хрустнут кости, как дрова, В его могучих лапах. О, берегитесь! И горе вам, пиратский сброд! Всей шайке вашей горе! Кого он жертвой изберет? Кого утащит в море? Он ночью действовать привык. Спасется кто едва ли. Услышите вы жуткий крик — И поминай как звали! О, берегитесь! Несите же ему еду. Ему все будет мало. Богл говорит: «Поем — уйду, А нет — пиши пропало!» О, трепещите же! Клянусь: Давно уже он жаждет Узнать, какие вы на вкус, И вас сожрет однажды. О, берегитесь! Проломит глупые башки И оторвет вам лапы, Он всем вам выпустит кишки, И доедят их крабы. А ваши жалкие сердца, Больная ваша печень — Ему вкусны, что колбаса, Раз поживиться печем. Так запирайте двери, Пропащие вы звери! О, берегитесь!

Дочитывая, Григг так дрожал, что, едва закончив, уронил лоскут парусины. Виллаг опомнился первым. Он бросился к двери и запер ее изнутри. Потом обвел взглядом всех разбойников, собравшихся в длинном кубрике с закопченными стенами:

— Задраить люки! Все закрыть наглухо! Зажгите лампы, да не забудьте протереть их перед этим. Нам нужен яркий свет.

Блохастый и хорек Заплата в ту ночь несли вахту в Яме Смерти. Рабы спали, привалившись к своим веслам. Заплата, который обычно нес вахту на верхней палубе трехпалубного судна, обвел вверенную ему территорию быстрым взглядом:

— Слушай, Блохастый, за этих беспокоиться нечего. Пошли, приятель, на верхнюю палубу, а то уж больно здесь воняет. А на верхней палубе наверняка Здоровяк и Чинг, да и мой дружок Фланжер тоже. Там, на верхней палубе, не то что в этой гнилой яме! У нас там и печка есть. Бьюсь об заклад, они сварганили пудинг с изюмом и запивают его грогом.

Блохастый закинул кнут на узкое хилое плечо:

— Пудинг с изюмом! Что ж ты сразу не сказал? Веди меня, я иду с тобой. Что может быть лучше миски пудинга с изюмом!

Как только они ушли, Льюк и Рангувар сели. Выпрямились на своих скамьях и другие рабы-гребцы. Приказания Льюка передавали шепотом по цепочке:

— Кто сидит ближе к ступенькам, будьте настороже. Если услышите, что кто-то идет, дайте знак.

— Дьюлам, Денно, не пропустите Вурга. Он скоро принесет еду.

— Рангувар, как там твой крюк? Ты ведь его почти вытащила?

Черная белка на секунду оторвалась от своего занятия:

— Он здоровенный, глубоко сидит и изрядно заржавел, но уже поддается.

— Хорошо, только смотри, чтобы дерево не растрескалось слишком сильно. Живодер часто стоит около этого места, будет худо, если он заподозрит что-нибудь.

Выдра Норгл что-то бросил белке Рангувар через проход:

— Все продумано! Я смешиваю жир с грязью. Этим можно замаскировать что угодно.

Льюк одобрительно кивнул:

— Отличная замазка, приятель! Надо бы постараться достать побольше жира. Он нам еще понадобится для цепей…

Льюк говорил и одновременно занимался своими кандалами. Он уже проделал глубокую бороздку в ближайшем к его лапе звене цепи.

— Грикка, в надежном ли месте оружие? Пожилая ежиха, прикованная на несколько рядов дальше Льюка, ответила:

— Да, Льюк, все в надежном месте. Я спрятала оружие в щели, с обратной стороны скамьи. Вот, посмотри-ка, какую игрушку нашел Бью. Пригнись, приятель, сейчас ты ее получишь.

Льюк нагнулся, что-то просвистело мимо него и воткнулось в поднятую ручку весла. Это оказался тонкой работы серебряный кинжал с костяной ручкой. Льюк выдернул его из весла:

— Что ж, прекрасная вещица, и достаточно острая, чтобы перерезать горло!

Рангувар принюхалась и недоверчиво покачала головой:

— Я чую запах лепешек с медом!

Денно с ней согласился:

— Пахнет лепешками. Ничего удивительного! Вург пришел.

— Эй, Вург, где ты ухитрился достать их?

— Да они еще горячие, прямо из духовки!

— Нате, возьмите этот мешок и поделите лепешки. Смеясь, Вург протянул пленникам еще один мешок из-под муки, полный лепешек:

— Полегче там, мешки не рвать. Пустые передавать мне — я их снова наполню. Льюк, как у вас тут дела?

— Отлично, Вург, просто отлично. Но откуда взялись все эти лепешки? Они чудесны! Не знал, что эти негодяи умеют так вкусно готовить. Это вы с Бью стащили? Как же, да простит вас Природа Мать, у вас это получилось?

Вург улыбался от уха до уха:

— Мы их не воровали, Льюк, мы их сами испекли. Старина Бью — Морское Привидение, держит в страхе весь корабль, они все забаррикадировались в кубрике и трясутся от ужаса. На палубе никого не осталось, на камбузе тоже. Мы развели огонь и принялись за работу. Бью шлет вам горячий привет!

Целая палуба рабов, которые понимали, что надо вести себя очень тихо, содрогались от беззвучного смеха, они смеялись до слез, пока не заболели ребра. Потом все услышали, как кто-то скребется, и появился Бью, все еще в наряде привидения, с физиономией, перемазанной мукой и медом.

— Хей-хоу, друзья, перед вами привидение-пекарь! Надеюсь, эти типы смеются не над моей стряпней, будь она неладна!

Одна молодая мышь-полевка схватила лапу Бью и горячо ее пожала:

— Нет, господин, даже моя дорогая матушка не смогла бы испечь таких лепешек, как вы! Это самые вкусные лепешки в мире! А смеемся мы потому, что вы нас снова научили смеяться. Многие из нас здесь уже очень долго, а обращаются здесь так, что и улыбнуться нет повода. А вы и господин Вург вновь вернули нам смысл жизни, да сопутствует вам удача!

И полевка так расчувствовалась, что слезы смеха легко превратились в самые настоящие слезы и ручьем потекли по лапе зайца. Бью-привидение постарался обратить все в шутку, хотя и смахнул украдкой длинным ухом свою собственную слезу:

— Ну-ну! Мы просто сделали что могли. И если ты хочешь еще лепешек, то лучше все-таки отпустить мою бедную лапу. Теперь она уже совсем чистая, так хорошо мне ее вымыли слезами. К тому же вы тут все очень окрепли, постоянно занимаясь греблей на свежем воздухе, так что ты сжала мою лапу так сильно, что того гляди раздавишь ее!

Рангувар Гроза Врагов трепетала от гнева. Голос ее дрожал:

— У всех пленников на красном корабле сильные лапы, потому что они привыкли к тяжелым веслам. Но не вечно им грести! Настанет день, и они сбросят свои цепи, и тогда пусть Вилу Даскар и его разбойники поберегутся этих сильных лап! Мы отомстим за себя, за наших друзей и близких, за все время, проведенное здесь и вычеркнутое из нашей жизни! Даю вам слово!

Бью посмотрел в горящие глаза черной белки и сказал:

— Не сомневаюсь, госпожа, нисколько не сомневаюсь!

33

«Пиявка» бороздила моря, часы складывались в дни, а дни — в недели. Судно вошло в ветреные широты, и погода изменилась — море стало волноваться. Завернувшись в плащ из мягкой зеленой шерсти, обмотав голову пурпурным шелковым тюрбаном, Вилу Даскар стоял на палубе, держа лапу на рукоятке своего верного ятагана, висевшего у него на поясе. Опершись на борт, щурясь от ветра, он глядел на север, на серые волны с пенными гребешками. Рядом стоял хорек Аккла и ждал приказаний капитана. Все шло не так, как надо. Несмотря на порку, которой подверглась часть команды, воровство на судне не прекратилось. Вилу Даскар и Аккла по-прежнему надеялись, что воры — не из своих, но все члены команды ходили мрачные и ворчали что-то про слишком суровые наказания и нехватку еды. Горностай прекрасно понимал, что дисциплину на судне надо поддерживать любой ценой, если только он хочет оставаться капитаном. Он умел навязывать свою волю другим. Тем не менее суеверные слухи о Морском Привидении, преследующем «Пиявку», не утихали. И сколько бы он ни угрожал, ни высмеивал, ни убеждал, Вилу знал, что бессилен искоренить невежество своих подчиненных. Однако, чуя запах сокровищ, он не собирался сдаваться. Даскар сумел внедрить в тупые головы разбойников одну, но важную мысль: они должны выполнять его приказы, иначе — смерть. И сознание того, что они на корабле и бежать от гнева капитана-убийцы им некуда, держало команду в повиновении.

Вилу говорил с Акклой, не глядя на него:

— Я иду к себе в каюту. Приведи ко мне Льюка, а сам вернись сюда и дай мне знать, когда увидишь землю. Да, и пусть Паруг займет чем-нибудь команду. Чтобы палуба, кубрик, камбуз и каюты блестели!

Виллаг окунул кусок пемзы в лоханку с морской водой и принялся лениво тереть стол в кубрике, недовольно ворча:

— Уф-ф! Опять все драить! Да я уже чуть лапы себе не стер, начищая этот дурацкий столик! Раз десять его драил за последние несколько дней!

Вонючка ползал на четвереньках по полу и разбрызгивал ледяную морскую воду:

— Ага! Тем более что поставить-то на стол, похоже, и нечего. Даже эти поганые рабы выглядят упитаннее нас!

Хорек Заплата, который тер песком и золой медную дверную ручку, отложил свою тряпку, провел лапой по лбу и задумчиво проговорил:

— А ведь ты прав, приятель! А может, это именно рабы стырили нашу жратву?

Боцман Паруг размотал веревку, завязал на одном конце узел и скрепил его смолой:

— Ясное дело, это они! — издевательски подхватил он. — Так и вижу, как они готовят пудинг с изюмом на камбузе, конечно же, с веслами на плечах и с кандалами на задних лапах. Тупица несчастный! Да как бы они смогли это сделать? У тебя, видно, грязь вместо мозгов. Лучше драй свои железки, да так, чтобы я мог видеть в них свое отражение, а то попробуешь этой веревки!

Льюку связали лапы за спиной, а на шею накинули веревочную петлю. Вилу Даскар присел на край стола в своей каюте:

— Итак, друг мой, знаешь ли ты, где мы? Воитель бесстрашно встретил взгляд своего тюремщика:

— Я тебе не друг, но где мы, я знаю. Мы в Северном Море.

— Да что ты говоришь? Это-то я тоже знаю. Но в каком именно месте?

— Я знаю не больше тебя. Одна волна ничем не отличается от другой.

Даскар покачал головой и улыбнулся тонкой насмешливой улыбкой:

— Настоящий воин! Слушай меня внимательно, мышь. Я с тобой не в игрушки играю. Как скоро я узнаю, где мы находимся? Ты мне это скажешь, а то я велю не давать рабам воды. Это будет очень кстати: ее уже мало осталось — только для меня и команды. Так что лучше скажи.

Не обращая внимания на горностая, Льюк прошел к окну мимо него и посмотрел на тяжело вздымавшиеся холодные волны:

— Держи курс на восток, пока не увидите землю, потом снова поворачивай на север. Ты, конечно, узнаешь этот скалистый берег, тот самый, где ты истребил мое племя. Когда увидишь этот берег, позови меня. Дальше корабль поведу я, потому что только я знаю дорогу.

Лезвие ятагана зловеще сверкнуло, остановившись в воздухе у самого уха Льюка. В голосе Вилу Даскара звучала угроза:

— Конечно, ты поведешь корабль… Прикованный к штурвалу и с этим клинком, приставленным к горлу!

Льюк улыбнулся, и его улыбка была такой же холодной, как и погода:

— Ну, это будет слишком просто для меня! Впрочем, буду ждать с нетерпением!

Вилу громко скрипнул зубами и рявкнул своим приспешникам:

— Уберите этого строптивого дурака!

Прежде чем Льюка вытолкали из каюты, он еще успел со смехом заметить:

— Строптивого — да, но только не дурака!

Когда Льюка опять приковали к веслу, Рангувар прошептала краешком рта:

— Когда мы наконец двинемся? Все готово. Пока тебя не было, мне передали, что на верхней палубе подпилили последнюю цепь.

Льюк подумал некоторое время, прежде чем ответить:

— Скорее всего, завтра вечером. Я чувствую, что скоро покажется мой родной берег. Меня, вероятно, позовут на палубу к Вилу Даскару. Завидев красный корабль, мое племя подготовится к бою, так что мы сможем рассчитывать на их помощь.

Рангувар замолчала, потому что Живодер как раз прошел мимо, направляясь на корму.

— Но если ты будешь на палубе, как мы узнаем, когда начинать, Льюк?

— Хороший вопрос! Вург и Бью будут где-нибудь рядом с носом корабля. Если они услышат, как я крикну: «Полный вперед!», это будет сигналом занимать корабль, а если «Курс на север!», значит, ничего пока не предпринимайте. Меня прикуют к штурвалу. Сидите и ждите, когда я подам вам знак.

Рангувар выждала, пока Блохастый не прошел мимо.

— Ясно. Если Вург или Бью передадут нам «Полный вперед!», мы начинаем, а если «Курс на север», тогда ждем.

Между тем двое предполагаемых гонцов переживали тяжелые времена. Бью и Вург мокли в холодном море и мерзли на пронизывающем ветру. Прижавшись друг к другу под украденным одеялом и несколькими слоями парусины, они качались на своем плоту, привязанном к корме «Пиявки». Заяц высунул голову из ненадежного укрытия, и его тут же умыла накатившая холодная волна. Он немедленно нырнул обратно в сырые одеяла:

— Ей-богу, старина, я больше не могу жить в этих немилосердных широтах!

Вург прикрыл глаза и старался заснуть, но Бью все не унимался:

— Моя старая тетушка сказала бы, что здесь так холодно, что можно удить рыбу усами крота, и так мокро, что можно утопить омара. Но это бы все еще ничего, если бы я так не голодал. Ты что предпочел бы, Вург: замерзнуть, утонуть или умереть от голода? Вот я бы…

Вург открыл один глаз и пробормотал:

— Ты забыл сказать: «будь я неладен».

— А почему, будь я неладен, я должен говорить «будь я неладен»?

Вург сонно улыбнулся:

— Потому что ты всегда говоришь «будь я неладен».

Уши Бью встали торчком от возмущения:

— Прошу меня извинить, господа, но это ложь! При чем тут какое-то «будь я неладен»? Да я просто размышлял о нашей кончине. Я спросил, как ты предпочел бы умереть…

Вургу тут же стало жаль своего воинственного друга:

— Не обращай на меня внимания, Бью, просто мне себя жалко. Говори, сколько хочешь, будь ты неладен!

Весь вечер и всю ночь рабам пришлось грести, правда, в четверть силы, потому что в этих диких северных морях быстро двигаться опасно: огромные волны, скалы и подводные течения не одно судно отправили на дно. Блохастый бил в барабан медленно и монотонно, Живодер то и дело засыпал, а прогуливался по проходу, только когда ему приходила охота немного размять лапы. Льюк работал тяжелым веслом и через равные промежутки времени принимал холодный морской душ. Спать ему совсем не хотелось, особенно теперь, когда до дома было так близко.

В воображении Воителя мелькали картины, связанные с его сыном Мартином. Теперь он, наверное, уже высокий, сильный и проворный, ведь в его жилах течет кровь вожака и бойца. Мартин сообразит, что делать, как только увидит на горизонте «Пиявку». Стариков и тех, кто слишком молод, чтобы драться, он спрячет в безопасном месте. Потом сын Льюка поступит так, как учил его отец: соберет всех взрослых и сильных, раздаст им оружие и придет на помощь отцу, пустив в дело все мечи, которые ему оставил Льюк, все до одного. Когда рабы освободятся от цепей и захватят красный корабль, Льюк поведет судно вдоль берега по мелководью, заставив его как бы пятиться назад. И, стоя у штурвала, окликнет сына, и, услыхав голос отца, Мартин побежит по мелководью вместе со всеми своими воинами и вступит на борт «Пиявки». А потом Вилу Даскар и его приспешники дорого заплатят за свои чудовищные преступления. До Льюка донесся шепот Рангувар Грозы Врагов:

— Мы уже рядом с тем местом, где ты оставил своего сына?

— Да, уже недалеко, — пробормотал Льюк, налегая на весло. — Сердце подсказывает мне, что недалеко…

Крыса Григг вцепился в край «вороньего гнезда» на мачте. Подавшись вперед, он впился взглядом в свинцовый заплаканный рассвет над скалами. Потом со всем проворством, на какое только способны крысы, он спустился с мачты на палубу.

Вилу Даскар дремал на подоконнике, неподалеку горела жаровня, обогревавшая его каюту. Боцман Паруг для приличия постучал в дверь и вошел:

— Прямо по курсу — берег, капитан!

Даскар вскочил. Схватив свой шерстяной плащ и ятаган, он выбежал из каюты, на ходу приказав Паругу собрать команду:

— Свистать всех наверх!

Даскар бежал, и ветер раздувал плащ у него за спиной. Он крикнул Паругу:

— Льюка на палубу, быстро!

Ветер играл на натянутых канатах, как на струнах арфы. Даскар стоял на носу и смотрел из-под лапы на берег, пока не разглядел его очертания. Тогда он, подобрав полы плаща, побежал на корму. Льюк стоял на палубе, связанный, в плотном кольце шестерых разбойников. Горностай победоносно улыбнулся, взглянув на своего раба:

— Итак, всё, как ты говорил: мыс — прямо по курсу. Ты не обманул меня и поступил мудро, потому что, вздумай ты шутить со мной, твоя голова уже каталась бы по палубе! Привяжите его к штурвалу и проверьте, достаточно ли крепкие веревки!

Льюка грубо поволокли к штурвалу и крепко привязали к нему за обе лапы и за шею. Конец веревки, обхватившей шею Льюка, держал Вилу Даскар:

— Ну что ж, Льюк, твой выход! Укажи нам курс!

Зная, что еще слишком рано подавать сигнал своим, Воитель вполголоса произнес:

— Пока плывем, как плыли.

Повиснув на веревках под самой кормой, Бью и Вург навострили уши:

— Ты слышал, что он сказал, Вург?

— Нет, приятель, но я уверен, что он не крикнул: «Полный вперед!»

Заяц со стоном сполз по канату на плот:

— О-о! Значит, мы еще не нападаем. Пойду скажу Рангувар и остальным.

Вилу злобно дернул за веревку, которой был связан Льюк:

— Похоже, ты хочешь подплыть поближе к берегу! Зачем?

Слегка повернув штурвал к северу, Льюк продолжал смотреть вперед:

— Я должен убедиться, что это действительно тот самый берег. Пока я в этом не уверен. Не волнуйся, Даскар, твой корабль в безопасности. Я не стану ничего предпринимать, пока там, на нижней палубе, прикованы эти несчастные рабы. Отдай приказ сушить весла и снять половину парусов. Мы будем двигаться медленно, без спешки, если ты боишься.

Вилу снова яростно дернул за веревку:

— Я не боюсь, мышь, я просто осторожен. Мне приходилось плавать в северных морях: они бывают очень коварны.

Льюк бесстрашно улыбнулся:

— Так же коварны, как ты?

Вилу улыбнулся ему в ответ:

— Нет, не настолько!

К полудню дождь прекратился, хотя прежнему было хмуро и холодно. Льюк уже почти мог разглядеть берег. Екнуло сердце, как будто на него лег тяжелый камень. У Льюка даже грудь заболела. Берег выглядел совершенно пустынным, только водоросли да обрывки тряпок, которые трепал ветер. Иногда попадались палки, кое-какая утварь, сломанные мотыги и грабли. Все это было полузасыпано песком. С пещер, в которых он когда-то разместил свое племя, были содраны маскировочные щиты из плавника и веток. Они смотрели на море пустыми глазницами. Его сын Мартин, Уиндред и все остальные покинули это место.

Обессилев от горя, Льюк привалился к штурвалу. Вилу Даскар со злорадной ухмылкой приблизил свою физиономию вплотную:

— Как не стыдно, мой друг? Что это с тобой? Твой план не удался? Ты меня, верно, за дурака держал? Неужели ты думал, что я пристану к берегу, где твое племя сможет помочь тебе!

Льюк невидящим взглядом смотрел на своего врага, который открыто издевался над ним.

— Дурак! Я капитан величайшего корабля, который когда-либо плавал по морям. Как я догадался, ты спрашиваешь? Я научился читать чужие мысли, мысли тех, кто считает себя умнее меня. Я все это время знал, что ты жаждешь отомстить мне за то, что я перебил твое племя. Ты и жил-то только для того, чтобы убить меня!

Льюк кивнул:

— Тогда ты должен был догадаться и о том, что нет никакого сокровища?

Вилу Даскар почти нежно потрепал Льюка по щеке, и Воителя захлестнула волна дикой ярости. Вилу ласково ответил:

— Опять блефуешь, Льюк? Не пытайся меня запутать! Я знаю, что у любого племени, каким бы жалким и маленьким оно ни было, есть какое-нибудь сокровище. Верно?

Льюк закусил губу и уронил голову на грудь, как бы признав свое поражение:

— Кто может скрыть что-нибудь от тебя! Но ты обещал мне: если я покажу дорогу к сокровищам племени, ты отпустишь на свободу меня и двух моих друзей.

Вилу приобнял Льюка за плечи, с удовольствием созерцая пустынный берег:

— Ну конечно! Я держу свое слово. Вы трое получите свободу. А теперь возьми правильный курс!

Воитель неловко повернул штурвал:

— Это севернее. Встречные течения не причинят нам вреда, если ты прикажешь поднять все паруса и идти на веслах на половинной скорости.

Рангувар подождала, пока мимо продефилирует Живодер, и повернула голову. Показался Вург. Его то и дело обдавало брызгами.

— Льюк еще не подал знака. Но на вашем месте я бы был наготове сегодня ночью. К ночи мы как раз подойдем к высоким скалам. Там будет глубоко.

34

Хорек Заплата вернулся с вахты и плюхнулся на груду парусины и старых веревок. Он промок до костей и был рад снова оказаться в большом дымном кубрике:

— Ну и ночка! Холодно, как у жабы под мышкой. Ветер ледяной, как сердце нашего капитана. Осталось чего-нибудь пожрать?

Блохастый указал ему на пустую сковородку на столе:

— Смотри сам, приятель. Если что-нибудь найдешь, оставь половину мне. И какого дьявола мы здесь делаем? Почему мы не где-нибудь на юге, на теплом солнышке? Почему не рвем с деревьев спелые фрукты и не разоряем птичьи гнезда? А здесь мы что будем делать? Подыхать от голода и холода?

Аккла подобрался поближе к горячей печке:

— Ты что, Блохастый, уши отморозил? Не слыхал, что мы приплыли сюда за сокровищами?

— Сокровища?

Заплата тоже уселся у печки.

Аккла сунул в огонь кончик веревки и теперь наблюдал, как он ярко горит, как языки пламени лижут тонкие волокна:

— Ну да, сокровища! Знаете Льюка Воителя? Так вот, он сейчас ведет наш корабль туда, где спрятаны драгоценности его племени. Вилу договорился с ним, пообещал отпустить на свободу его самого и двух его друзей, когда капитан наложит лапу на сокровища.

Блохастый понимающе ухмыльнулся, обнажив свои почерневшие зубы:

— Ах, отпустить на свободу? Помнишь, Виллаг, как он отпустил на свободу тех четверых ежей?

Крыса злорадно усмехнулся:

— Еще бы не помнить! Они скрывали, где спрятан урожай зерна. И Вилу пообещал отпустить их, как только он положит себе в рот первое зернышко! Они и показали ему тайник! Хо-хо-хо!

Одного из разбойников еще не было на корабле в те времена, поэтому он спросил:

— И что? Отпустил их Вилу Даскар?

Аккла поискал глазами еще веревки, чтобы сунуть в печку:

— О, конечно, отпустил! Он велел засунуть их в мешки из-под зерна, мешки зашить, привязать к каждому по тяжелому камню, и — за борт. На прощание он сказал им: «Вы покидаете мой корабль живыми и свободными, отправляйтесь куда хотите!»

Разбойники захохотали, дружески хлопая друг дружку по спинам.

— Наш капитан ни разу в жизни не соврал. Хо-хо-хо!

— Интересно знать, что он придумает для этого Льюка и его приятелей?

— Ха-ха! Держу пари, он заведет их на вершину какой-нибудь скалы и отпустит на волю, как птичек. Пусть летят!

— Или познакомит их с новыми друзьями, с акулами, например. Ха-ха-ха!

— Что бы он ни придумал, это будет потеха! А потом двинем на юг, к солнышку, туда, где много жратвы! Правда, уже без Льюка и его приятелей.

Паруг сделал знак Блохастому, указав ему на дверь своей веревкой с узлами:

— Ну ты, шевели лапами, тебе менять Заплату на вахте. Нечего тут рассиживаться и трепать языком, марш на палубу!

Блохастый бросил на боцмана полный ненависти взгляд. Завернувшись в кусок парусины, он поплелся на вахту. Аккла крикнул ему вслед:

— Смотри, не попадись в лапы Морскому Привидению!

Приоткрыв дверь, Блохастый плюнул на нее, и ветер тут же вернул ему плевок:

— Как же! Морское Привидение! Оно исчезло с корабля, как только кончилась жратва. И муху нечем накормить. А Привидение принесло несчастье — и только его и видели!

Боцман запустил в Блохастого старым башмаком. Тот едва успел увернуться.

— Тебе придется иметь дело кое с кем еще кроме Морского Привидения, если ты так и будешь торчать там, открыв дверь. Здесь уже и так холодно, как в могиле! А ну убирайся, лентяй, и закрой дверь с той стороны!

Бью и Вург взобрались на борт корабля, не в силах больше переносить холод и другие лишения на плоту. Хватаясь за все попадавшиеся им выступы, они вскарабкались по корпусу «Пиявки», оставшись незамеченными сверху, где Льюк стоял у штурвала, охраняемый десятком разбойников и самим Вилу Даскаром. Над ними был устроен навес, а неподалеку поставлена жаровня, над которой они грели замерзшие лапы. Друзья пробрались в носовую часть корабля и спрятались за крышкой люка, на которой висела парусина. Отсюда им была видна береговая линия: белая полоска песка, а за ней — острые скалы, вонзающиеся в ночное небо.

Бью присел, съежился и заметил:

— Что ж, не бог весть что, Вурги, но, как говорила моя старая тетушка: «Лучше хоть что-то, чем ничего, особенно когда у тебя ничего нет!»

Вург дружески обнял Бью:

— А знаешь, что говорила моя старая тетушка? Она говаривала: «Запомни: если ты прячешься за крышкой люка, завешенной парусиной, да не один, а вместе с зайцем, не позволяй этому зайцу болтать о том, как он проголодался, и тем более, петь». Вот что она говорила.

Бью все еще немного дулся на Вурга:

— Еда? А кто сказал, что я собирался говорить о еде, будь она неладна? А уж петь тебе я точно не стану! Не дождешься. После того, как ты испортил мою лучшую песню… Дикарь, вот ты кто! О, Великие Времена Года! Ты только посмотри вперед, Вург!

Вург оторвался от парусины, в которую упирался взглядом, и посмотрел на бушприт, чтобы понять, каким курсом следует судно.

— Высокие Скалы, Бью! Мы идем прямо на Высокие Скалы!

Подобно доисторическим гигантам, бросавшим вызов небесам, каменные монолиты высились вдоль берега. Волны разбивались в белую пену об их подножия. Белые брызги разлетались во все стороны. Ветры гуляли между страшными каменными столбами и завывали так, что получался странный эффект: казалось, что слышишь вопли истязаемых живых существ. Вершины скал касались гонимых бурей облаков.

Впервые в жизни Бьюклэр Фетрингсол Косфортингам потерял дар речи. Он сидел и смотрел на скалы, раскрыв рот.

Вург первым пришел в себя:

— Льюк собирается разбить корабль о скалы! Быстрее, Бью, спускайся вниз, к Рангувар. Я думаю, Льюк подаст сигнал очень скоро. Я проберусь на корму и буду ждать. Как только услышу его, я пойду вдоль борта и буду кричать изо всех сил. Иди же!

Вилу Даскар тоже кое-что испытывал впервые в жизни. Страх! Он уже видел эти скалы, давно, когда был много моложе. Но больше он мимо них не плавал и зарекся делать это. А теперь бушевала буря, и его «Пиявка» шла прямо на скалы, и рассчитывать ему было не на что, кроме искусства мыши-рулевого, привязанного к штурвалу. У Даскара пересохло во рту, его прошиб холодный пот, лапы дрожали, в животе урчало. Изо всех сил потянув за веревку, которой был привязан Льюк, он пронзительно завопил:

— Смотри, что делаешь! Будь осторожен с моим кораблем. Обходи скалы. Уходи в сторону, я сказал!

Льюк упрямо нагнул голову, не обращая внимания на врезавшуюся в шею веревку:

— Ну, как ты себя чувствуешь, убийца, когда смерть смотрит тебе в глаза? — процедил он сквозь зубы. — Самое время вспомнить обо всех невинных жертвах, которых ты отправил на тот свет. Ну же, расскажи мне, как ты себя чувствуешь?

Вилу дотянулся до штурвала и положил на него лапу. Тогда Воитель нагнулся и впился зубами в лапу горностая. Тот с диким криком отдернул ее. Разбойники достали оружие. Льюк крикнул им, не поворачивая головы:

— Если ты или твои головорезы шевельнутся, я крутану штурвал и брошу корабль прямо на скалы!

Самой большой ошибкой Вилу было привязать Льюка к штурвалу. Теперь корабль был полностью в его власти. Горностай подал своим знак стоять смирно. Тогда Льюк понял, что сейчас его ход. Закинув голову, он издал крик такой силы, на какую только способны были его легкие, мощный и протяжный:

— Полный вперед! Полный вперед! Полны-ы-ый впе-ре-е-ед!

Согнувшись в три погибели, отфыркиваясь от волн, которые обрушивались на корабль, Вург, цепляясь за корпус когтями, пробрался по левому борту к середине судна. Тут он увидел Бью, который опасно балансировал на весле Рангувар, ожидая сигнала. Вург дотянулся до перил и крикнул:

— Полный вперед! Освобождайте рабов! Захватывайте корабль!

Он был так взволнован, что потерял всякую осторожность. Паруг и Аккла тут же выскочили из кубрика:

— Что здесь происходит? Кто собирается захватить корабль?

— Кто-то хочет освободить рабов! К оружию! Всех сюда!

Освобожденные рабы хлынули к трапам со всех трех палуб. Некоторые были вооружены чем придется: обрывками цепей, палками и очень мало кто — ножами. Растерявшись, они толкались на палубах, некоторые плакали, не зная, что делать с обретенной свободой. Это были в основном рабы с верхней и средней палуб, и скоро их совершенно смяли хорошо вооруженные пираты, которые в чем, в чем, а в кровопролитии знали толк. Вург и Бью бросились на помощь. Ударами длинных сильных задних лап Бью уложил на палубу двух крыс, выхватил у них оружие, бросил один из кинжалов Вургу и закричал освобожденным:

— Эй, ребята, помогайте нам, нечего тут стоять и мямлить! Деритесь!

Некоторые, помоложе и посильнее, так и поступили, но были и другие, слишком слабые и запуганные. Они сразу растерялись под напором банды пиратов. Несчастные создания убегали и прятались, а иные пытались пробиться сквозь толпу назад, к своим скамьям и веслам, туда, где они провели не одно время года в рабстве.

И тут появилась Рангувар Гроза Врагов.

Опрокидывая бегущих, как кегли, она следовала за Живодером. Он спускался по трапу, и его отвратительные черты были искажены ужасом. За ним, как тень смерти, шла Рангувар. Она хлестала надсмотрщика его же собственным кнутом. Теперь, когда она была свободна, черная белка одним своим видом могла внушить ужас любому. Длинный кнут свистел над головой Живодера, в штормовой ночи эхо грозно повторяло воинственные крики Рангувар:

— Йалахо-о! Я Гроза Врагов, рожденная безлунной ночью под раскаты грома! Пойте свои предсмертные песни! Йалахо-о-о!

Живодер в панике побежал к мачте, Рангувар следовала за ним по пятам, глаза ее налились яростью, она дико хохотала, преследуя ненавистного врага.

Ледяные лапы паники сдавили горло Вилу Даскара. В самых безумных своих фантазиях не мог он вообразить ничего подобного на борту красного корабля.

— Аккла! Паруг! Всех на корму! Все — ко мне!

Разбойники сгрудились около капитана. Льюк крикнул своему врагу, перекрыв шторм и шум битвы:

— Ну, что ты теперь собираешься предпринять, трус? Рабы свободны и сражаются, а «Пиявку» несет на скалы. Тот день, когда ты убил мою жену, был роковым для тебя, Вилу Даскар!

И, как бы в подтверждение его слов, тело Живодера, задушенного собственным кнутом, скатилось сверху по трапу, сбив по пути двух пиратов, которые направлялись на корму. Рангувар Гроза Врагов свесилась с мачты, а потом с леденящим кровь воплем кинулась на разбойников, которые на верхней палубе избивали беззащитных рабов.

Горностай повернулся к Льюку и, ударив связанного воина мечом, злобно прошипел:

— Это все ты устроил, но теперь тебе конец!

Льюк даже не мог защититься от злобных ударов. Лезвие меча случайно перерезало веревку только на одной его лапе. Дьюлам и Денно, которые как раз пробивали себе дорогу на корму, увидели, что происходит с Льюком. Бью и Вург тоже это видели и тотчас же бросились к нему:

— Льюк! Нет! Держись, друг, мы идем к тебе!

Но нет, это был еще не конец. Превозмогая боль, которая накатывала, как волны, Льюк вложил все оставшиеся силы в один последний удар. Его лапа сжала лапу Вилу Даскара так, что тот выпустил свой ятаган с костяной ручкой, и оружие полетело за борт. Льюк схватил Даскара мертвой хваткой и прижал его к штурвалу. Разбойники набросились на Льюка, пытаясь спасти своего капитана, который визжал от страха, как резаный. Навалившись на Воителя, они пытались оторвать его от Вилу Даскара, разжать мертвую хватку. Но тут появилась Рангувар Гроза Врагов, вооруженная двумя мечами. Черная белка напоминала торнадо, который, промчавшись, оставлял после себя горы убитых и раненых. Она хохотала, видя перекошенные страхом черты своих врагов.

— Йалахо-о! Чудесная ночь, чтобы умереть! Йала-хо-о-о! Вдохните поглубже, голубчики, это будет ваш последний вздох! Я позабочусь о них, Льюк! А ты держи покрепче Даскара! Йалахо-о!

На красный корабль надвигалась скала, раз в десять больше его самого. Волны разбивались о ее бока и низвергались каскадами пены. Лапы Даскара оказались продетыми между спицами штурвала. Он был как приговоренный на дыбе. Капитан разбойников, прижатый спиной к штурвалу, хрипло умолял о пощаде, а бок «Пиявки» уже почти вплотную прижимался к каменной громаде.

— Пощади меня, Льюк. Можешь оставить себе все сокровища, можешь освободить всех рабов. И красный корабль тоже возьми, только отпусти меня. Я не лгу тебе, мое слово крепко. Только не убивай меня!

Льюк Воитель вплотную придвинулся к своему смертельному врагу, еще сильнее вдавив его в штурвал, и прошептал:

— Трус умирает тысячу раз, а воин — только один. Души всех, кого ты погубил, смотрят сейчас на тебя, Вилу Даскар, и теперь они наконец обретут покой. Пришло твое время. Ты умрешь так же, как жил, и в свой смертный час ты останешься трусом!

И красный корабль ударился о скалу и содрогнулся от носа до кормы. Послышался шум, подобный раскатам грома, и каменное лезвие рассекло корабль надвое. На какой-то ужасный момент «Пиявка» повисла в воздухе, а потом вся корма, от середины до задней палубы, упала. С жутким грохотом она свалилась в воду и немедленно затонула. Она ушла под воду, на самое-самое дно, и никто ее больше никогда не видел.

Книга третья НАСЛЕДСТВО ВОИТЕЛЯ

35

Солнечный свет проник в каюту «Половины». Пылинки лениво кружились около спокойно горящих светильников. Денно снял очки со стеклами из горного хрусталя и положил их на лежавшую перед ним на столе закрытую книгу. Зевая и потирая глаза, он откинулся назад и посмотрел на небо.

— Теперь ты знаешь все, Мартин из Рэдволла. Мы рассказали тебе эту историю так, как мы ее запомнили.

Все взгляды обратились на окаменевшего воина. Все ждали, что он скажет. После показавшегося бесконечным молчания он наконец произнес:

— Должен ли я понимать это так, что мой отец разбил «Пиявку» о скалу, зная, что сам неминуемо погибнет?

Бью как-то странно фыркнул и провел лапой по глазам:

— Да, именно так он и сделал, раненный едва ли не смертельно. Рангувар Гроза Врагов уже держала в страхе всю команду, так что ей и Льюку представлялась возможность отомстить Вилу Даскару, этому злосчастному красному кораблю, всему, что отняло у них тех, кого они любили. Клянусь шкурой, кровью, зубами и мечом! Не рождалось еще храбрее воинов, чем эти двое!

Вург крепко сжал лапу Воителя:

— Они сделали это и для тебя тоже, Мартин, и для всех нас. Для всех, кто когда-либо испытал на себе жестокость и вероломство Вилу Даскара. Льюк в ту минуту не думал о себе, и Рангувар тоже. Это была их последняя жертва, принесенная ради избавления земли и моря от зла!

Глаза Мартина стали как кристаллы льда:

— Я на месте отца сделал бы то же самое!

Дьюлам посмотрел на Мартина, и шерсть у него на загривке встала дыбом:

— Не сомневаюсь в этом. Ты сейчас сказал это, и мне на миг показалось, что это твой отец сидит на твоем месте. Мы все поступили бы так же, только дело в том, что мы-то были в носовой части, когда корабль раскололся надвое.

Мартин переводил пристальный взгляд с одного на другого:

— Есть ли еще что-нибудь, о чем мне следует знать? Вург, ты знал отца лучше, чем кто-либо. Расскажи мне о нем.

Старик задумчиво покачал головой:

— Он сделал для тебя все, что мог: он отомстил за твою мать и за все наше племя, он освободил всех обитателей побережья от постоянного страха. Помню, в тот день, когда мы отплывали, он отдал тебе свой меч. Он никогда раньше не расставался с ним, так же как и его отец, и дед. Это была самая большая драгоценность, которой он владел. Но у меня есть еще кое-что для тебя, Мартин, не от твоего отца. До того, как ты встретил меня там, в старой пещере, я нашел в песке одну вещь. Смотри!

И Вург передал Мартину льняной мешочек, расшитый бусинками. В таком мешочке любящая мать могла хранить вещи своего ребенка и вещицы, дорогие ей самой. Мартин осторожно потрогал бусинки, из которых складывался простой и милый узор. Потом он медленно вышел из-за стола и покинул каюту.

Гонфф окликнул его:

— С тобой все в порядке, дружище? Может быть, тебе нужна помощь? Пойти с тобой?

Воитель не ответил. Гонфф прислонился к переборке:

— Лучше оставить его в покое на время. Помолчим немного. Мне кажется, что, когда он снова войдет в эту дверь, это будет означать, что все мы покидаем этот корабль. Вам всем лучше пока собираться, Вург, мы вас здесь не оставим. Погодите! Вот когда вы увидите Рэдволл, вам придется ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон!

Мартин спустился вниз по склону огромной скалы и сел на уступ, так низко, что море почти касалось его задних лап. Он смотрел вниз, в бездонную глубину. Где-то там, внизу, лежит корма «Пиявки», и его отец, Льюк Воитель, навеки застывший в смертельном объятии со своим врагом Вилу Даскаром. А вокруг них — пираты, стража капитана-горностая, и еще Рангувар Гроза Врагов — белка-воительница. Мартин почувствовал огромную гордость. Его отец и черная белка исполнили свою клятву. Они действительно храбрейшие из храбрых, настоящие воины.

Мартин долго сидел, глядя в морской туман, пронизанный солнечным лучом. Из расшитого бусинками мешочка он достал закругленный, средних размеров пестрый камушек. Должно быть, давным-давно его отец подобрал его на берегу и принес к себе в пещеру — для жены или для маленького сына. Мартин подержал его, пока камушек не стал теплым. Потом он тихо уронил его в море. Камушек быстро пошел на дно и скрылся из виду.

— Это тебе, отец, от Сайны, твоей жены, которую ты потерял, и от твоего сына, Мартина, к которому ты так хотел вернуться. Я выполнил за тебя твое обещание: я вернулся и нашел тебя! Рангувар Гроза Врагов, не знаю, были ли у тебя родные, но у тебя есть два друга, навеки! Это Льюк Воитель и его сын Мартин. Я навсегда сохраню твой образ в своем сердце.

Мартин ушел с большой скалы, но в ушах у него еще долго звучал плеск разбивавшихся об нее волн. Больше он никогда в жизни сюда не возвращался. Со следующим приливом «Жимолость» отплыла от Высоких Скал и взяла курс на юг, к Рэдволлу.

Командор-выдра запрокинул голову, глядя в бледно-голубые небеса. Барсучиха Белла — хозяйка Рэдволла — терпеливо ждала, хотя заранее знала, о чем спросит ее дородный друг:

— Конечно, я могу сказать белкам, чтобы они поставили леса в южной части здания аббатства, но только зачем, госпожа?

Белла развела лапы, как бы давая понять, что ответ очевиден:

— Потому что лето кончилось и скоро наступит осень.

Присев на свой мощный хвост, выдра пожал плечами и сказал:

— Боюсь, вы не поняли моего вопроса, госпожа. При чем здесь это? Осень всегда сменяет лето, так заведено в природе. Но при чем здесь леса?

Белла села рядом с Командором и потеребила завязки своего фартука:

— Не знаю, может, это всего лишь мои пустые фантазии, Командор, но я бы хотела, чтобы южная башня была как можно южнее. Согласно желанию аббатисы Термины и планам Мартина, именно там будет флюгер, наверху.

К ним подошла Коломбина, села рядом и развернула чистую льняную салфетку: там оказалась булочка, только что с подоконника, еще теплая.

— Попробуйте и скажите, как вам.

Разломив булочку пополам, она дала каждому из них по половине. Белла хорошенько рассмотрела свой кусок и понюхала:

— Пахнет чудесно. Внутри, кажется, дробленые орехи и твердые кусочки меда, но скажи мне, пожалуйста, почему булочка розовая?

— Потому что это булочка под названием «Аббатство Рэдволл», — объяснила хорошенькая мышка. — Я добавила в тесто вишневого сока, чтобы придать ему цвет стен нашего аббатства. Я намерена выпекать булочки такой же формы, как плиты песчаника, из которого мы строим. Вам нравится, Командор?

Выдра засунул в рот сразу весь свой кусок и теперь собирал крошки со своих усов и отправлял их туда же:

— Очень вкусно, госпожа Коломбина, необыкновенно вкусно! Но какая же вам понадобится духовка, чтобы выпекать их такими же большими, как плиты песчаника!

Коломбина шутливо ткнула Командора в бок:

— Глупая речная собака! Есть ли у вас что-нибудь в голове? Конечно, они будут маленькие! Только той же формы, что и плиты!

Командор почесал затылок:

— Да, госпожа, похоже, сегодня я не слишком сообразителен. Знаете, почему осень сменяет лето и потому белки должны поставить леса на южном фланге, чтобы мы могли построить высокую южную башню с флюгером на вершине? Потому что, если этого не произойдет, меня просто унесет осенним ветром — настолько пуста моя голова!

Коломбина радостно пожала огромную лапу Беллы:

— О, какая чудесная, замечательная идея! Высокая южная башня с флюгером на вершине. Когда мой Гонфф будет возвращаться домой вместе с Мартином, Динни и Тримп, они издалека увидят флюгер! Как здорово!

Физиономия Командора медленно расплылась в улыбке: до него наконец дошел смысл просьбы Беллы:

— Хахарр! Ах вот оно что! Оторвите мне хвост! Почему же я сам-то об этом не подумал?

И он тут же плюхнулся на траву, потому что Белла и Коломбина повалили его, громко хохоча и хором пропев:

— Потому что ты пустоголовая речная собака!

Белла сделала объявление сразу после завтрака. Ее с радостью поддержали все обитатели Рэдволла.

Леди Амбер еще подогрела всеобщий ажиотаж:

— Чудесная идея! Я велю своим белкам заняться строительными лесами. Так как покрывать южное крыло постройки придется большую часть дня, вот что я предлагаю. Друзья, вы много и упорно работали все лето. Почему бы вам не отдохнуть один день? Может быть, стоит, например, устроить вечером пикник у пруда? К тому времени и мы уже закончим с лесами и сможем присоединиться к вам. А завтра утром все дружно возьмемся за южную башню. Как вам такой план?

Громкие крики «Ура!» выразили всеобщее одобрение.

Ферди и Коггс, кладовщики Рэдволла, выкатили бочки и вытащили бутыли и фляги на луг. Малыш Гонфлет со своей командой диббанов уже поджидал их. Все диббаны были вооружены камнями и палками. Коггс прищурился:

— Что это ты затеваешь, маленький разбойник?

Гонфлет важно помахал своей палкой:

— Ты, Ферд, и ты, Когг, можете быть свободны! Мы сами докатим эти бочки до пруда. Не волнуйтесь, мы лучшие в мире катильщики бочек!

Кроты-близнецы переглянулись:

— Как думаешь, Ферд, разрешить им?

Ферди улыбнулся диббанам, которые приплясывали от нетерпения и помахивали своими палками.

— Пожалуй! Надо же им когда-нибудь учиться. Но вот что, Гонфлет: вот эту большую бочку с земляничным вином катить очень медленно, и с вон тем бочонком бузинного тоже поосторожнее! И все время держитесь позади бочки, а не бегите перед ней. Нам вовсе не улыбается, чтобы ваши мамы растерзали нас, если кого-нибудь из вас зашибет.

Появилась Белла. За ней шли несколько жителей Рэдволла с шестами и парусиной.

— Мы соорудим навес, — сказала барсучиха. — Кто постарше, смогут под ним отдохнуть. Майская Ягодка и Ольховая Сережка, возьмите-ка тележку, застелите ее одеялами и привезите аббатису Термину к пруду. Только будьте осторожны, помните: она очень старенькая и хрупкая!

Майская Ягодка и Ольховая Сережка, две молоденькие выдры, присели перед Беллой и засеменили прочь, чувствуя себя очень значительными.

Коломбина следила за приготовлениями, внося порядок и организованность в сумбур и суету поваров, их помощников и помощниц:

— Теперь уберите булочки с подоконников, нам нужно место для открытых пирогов из турнепса и петрушки. Госпожа Деревянная Колючка, может быть, украсить эти черничные пирожные сбитыми сливками? Никто не сделает этого лучше вас! Господин Фруктовая Косточка, не могли бы вы помочь мне вынуть из духовки хлеб? И скажите вашим кротам, что нам нужно подбросить еще угля в печку, для пирогов с сыром и с грибами. Да не волнуйтесь вы за ваш пирог, я присмотрю за ним, пока вы не вернетесь. Дайте-ка взглянуть: быстрый пирог с клубникой, песочный пирог с ревенем, турноверы с черемшой и луком, закрытый пирог с яблоками… Все? О господи, я же совсем забыла о салате!

Толстенькая усатенькая мышь-полевка прибежала на сетования Коломбины:

— Не беспокойтесь, госпожа, я режу и перемешиваю салат чуть ли не с самого завтрака. Он почти готов. Гарби, ты не забыл сорвать фенхеля?

Жизнерадостный крот засунул обе лапы в карманы своего фартука и, раскачиваясь, пророкотал:

— Гурр! Уж кто-кто, а я не забуду о фенхеле! Я люблю, когда в салате много фенхеля! Бурр!

И, сияя, он достал из кармана целую связку фенхеля.

Леди Амбер стояла на южной башне первой в ряду белок, которые передавали друг другу по цепочке шесты для лесов, зажав в зубах ножи и повесив на плечи веревки. Они, как ни в чем не бывало, болтали, крепко держась за крышу лапками и хвостами. Зеленые луга аббатства Рэдволл казались им с высоты совсем маленькими, не больше платков.

— Дай-ка мне сюда вон тот, с раздвоенной верхушкой, Барко! Да-да, этот! Ты держи тот конец, а я привяжу его к платформе. Передайте сюда побольше веревок! Они работали быстро и уверенно под голубым небом и на такой высоте, что у кого угодно дух захватило бы.

— Там, у пруда, должно быть, так прохладно! Смотрите, они делают навес.

— Смотрите, там и госпожа Коломбина. Вон она, несет поднос с угощением. А что это за странные звуки?

— Это у меня в животе урчит, приятель. Мне кажется, я отсюда чую запах пирогов с сыром и грибами. Надеюсь, без нас они не начнут.

— Если ты не перестанешь болтать и не закрепишь этот шест, мы до завтра отсюда не слезем. Держи себя в лапах, приятель!

Майская Ягодка и Ольховая Сережка доставили аббатису Термину к Белле, которая ждала под навесом. Две молоденькие выдры снова одновременно присели:

— Вот она, госпожа Белла, в целости и сохранности!

— Она как куколка бабочки в своем коконе во всех этих одеялах и подушках. Мы были очень осторожны, госпожа!

Подслеповатая аббатиса высунула нос из своего кокона:

— М-м-м, если бы они везли меня еще чуть медленнее, мы бы просто остановились. Вы не поверите: две улитки обогнали нас!

У молоденьких выдр задрожали подбородки. Аббатиса Термина усмехнулась и ласково им кивнула:

— М-м-м, м-м-м, не сердитесь, малышки! Я пошутила. Никто не смог бы обойтись более нежно и бережно с такой старой калошей, как я. Так что вы — умницы.

Белла нежно потрепала выдр по головкам:

— Я потому и послала именно их. Майская Ягодка и Ольховая Сережка — мои самые лучшие и надежные помощницы. Ну, бегите!

Выдры улыбнулись и еще раз присели перед тем, как ускользнуть:

— Спасибо, госпожа Белла, очень приятно было вам услужить.

— Если вам понадобится что-нибудь, матушка аббатиса, зовите нас.

Термине стало немного жарко. Она освободилась от своих одеял и теперь смотрела, как молоденькие выдры уходят на поиски кого-нибудь, кому еще нужно помочь.

— Такие славные малышки! Они делают честь Рэдволлу, правда, Белла?

— О да, конечно. Они обе внучки Командора. Я вот только вчера ему говорила… А-а-ай!

— Берегись! С дороги! А-а-а!

Среди суматохи, шума и гвалта Белла схватила в охапку аббатису вместе в тележкой и бросилась прочь от навеса, и как раз вовремя. Гонфлет и его диббаны упустили то, что им доверили Коггс и Ферди. Вниз по склону, подпрыгивая, кувыркаясь, вертясь и грохоча, мчались бочки, бочонки и бутыли. Вслед за ними, вопя и улюлюкая, неслась вся команда Гонфлета, молодняк аббатства Рэдволл.

Белла втянула голову в плечи и заслонила своим телом аббатису. Над их головами просвистел бочонок, едва не задев уши барсучихи. Навес рухнул на траву. И напитки для пикника в дубовых бочках с плеском и брызгами рухнули в пруд, обдав всех, кто оказался поблизости, фонтанами воды.

Белла, мокрая с головы до кончика хвоста, повернулась к диббанам, весьма довольным своей выходкой. Гонфлет улыбался от уха до уха, указывая на флотилию бочек, плавающую в пруду.

— Они слишком разогнались, чтобы вовремя остановиться, госпожа Белла! Зато напитки охладятся перед тем, как подавать их к столу.

Белла не могла долго сердиться. Невозможно было устоять перед обаянием этого малыша. Тем не менее она скрыла улыбку и напустила на себя суровый вид:

— Знавала я одного мышонка, очень похожего на тебя: плута, негодника и озорника!

Гонфлет вытер мокрую мордашку, наморщил нос и с интересом посмотрел на великаншу Беллу:

— А как его звали, госпожа Белла?

Огромная полосатая голова Беллы опустилась и придвинулась вплотную к головке мышонка:

— Если я правильно помню, его звали Гонфф!

Это сообщение вызвало у мышонка приступ хохота. Размахивая палкой, он носился вокруг пруда со своей командой и визжал:

— Хи-хи-хи! Вот погодите, я расскажу это папе! Я скажу ему: «Ты плут! Ты негодник и озорник! Вот как назвала тебя госпожа Белла!» Хи-хи-хи!

Аббатиса Термина, кряхтя, выбралась из вороха одеял и подушек и принялась вытаскивать шесты из кучи парусины, в которую превратился навес:

— М-да, давненько мне не приходилось строить навесы. Помоги-ка мне, Белла!

Барсучиха, тяжело вздохнув, собрала всю парусину и оттащила в сторону:

— В одном Гонфлет прав: в пруду напитки охладятся, что совсем неплохо в такой жаркий день, не правда ли, матушка аббатиса?

Пикник в тот вечер удался на славу.

Жители Рэдволла веселились. Выдры вылавливали бочки из пруда одну за другой. Все помирали от смеха, когда Гонфлет и его команда еще раз изобразили эпизод. с бочками для тех, кто пропустил такое забавное зрелище. Командор держался за бока, слезы веселья неудержимо бежали у него из глаз: маленький кротенок, изображавший бочонок вина из одуванчиков, скатился со склона и плюхнулся в пруд. Коломбина выловила его, намереваясь отчитать, но, взглянув на малыша, расхохоталась и не смогла произнести ни слова упрека.

Когда сгустились сумерки, вокруг пруда зажгли светильники, и их пламя отразилось в воде. Майская Ягодка и Ольховая Сережка исполнили грациозный танец. Ферди и Коггс аккомпанировали им на барабане и скрипке. Они играли излюбленную многими, проверенную временем песенку «Жди меня в тростниках». Коломбина закончила разносить напитки, села и задумалась. Аббатиса Термина внимательно посмотрела на нее:

— Кажется, эта песня — хороший аккомпанемент к вашим мыслям, дорогая.

Коломбина очнулась, когда у нее на коленях устроился Гонфф.

— Что? Ах, простите, матушка аббатиса. Я действительно задумалась. Я так соскучилась по Гонффу, по Мартину и Динни, разумеется, тоже. Поскорее бы наступила осень, и они вернулись бы домой!

Гонфлет зевнул и сонно посмотрел на свою маму:

— Я хочу, чтобы папа вернулся! А когда наступит осень, мама?

Тут как раз кончились танцы, и все сразу посмотрели на Коломбину. Она погладила сына по голове, и веки его стали слипаться. Тихим-тихим голосом она декламировала старые-старые стихи:

Спокойно, медленно, без споров Сезон прошел, другой настал. Земля нам шепчет: «Осень скоро», И соглашается звезда. Проснется лес в туман одетый, Остынет быстро водоем, И листья — медные монеты На нас посыплются дождем. Орешник и береза ношу Несли нам честно. Сняв наряд, Зимой под белою порошей Как зябко будет им стоять. Поля качают рожью спелой На легком утреннем ветру. Беритесь же скорей за дело. Нелегок земледельца труд. Пора для сбора урожая Настала. Время нас не ждет. Живи, Природе подражая, В ладу и с солнцем, и с дождем.

Коломбина осторожно изменила положение, стараясь не потревожить своего спящего малыша.

— Какой он стал тяжелый! — с улыбкой произнесла она.

Белла освободила ее от этой приятной ноши, взяв мышонка одной огромной лапой:

— Вот чудо! Смотрите-ка, у этого озорника карманы полны камней, чтобы стрелять по бочкам. Жаль, не успел пострелять!

Аббатиса Термина не удержалась от замечания:

— Да уж, вот была бы потеха! Этот будет еще почище отца. Но ты права, Коломбина: Рэдволл совсем не тот без Мартина, Динни и твоего Гонффа. Будем надеяться, что скоро они благополучно вернутся домой.

Командор застыл, не донеся до рта кусок пирога с сыром:

— Прошу прощения, госпожа, я бы уж скорее стал волноваться за тех, кто попробует остановить их на пути домой. Уф-ф! Если бы такие нашлись, мне было бы их искренне жаль!

Коломбина подлила в кружку Командора еще «Октябрьского Эля»:

— Должно быть, вы правы, Командор, и все же от моего Гонффа, где бы он ни был, всегда куча неприятностей. Мне кажется, ему доставляет удовольствие доставлять их себе и другим.

Аббатиса Термина погладила мышку по плечу:

— Но у него есть двое верных друзей: непобедимый Мартин и Динни, осторожный и благоразумный крот. За этих троих не беспокойся, дорогая, они все преодолеют!

Белла незаметно подмигнула Командору: мол, надо бы отвлечь Коломбину от переживаний за Гонффа и его друзей:

— Уже поздно, Командор. А вы еще сегодня ни разу не пели. Спойте-ка нам на ночь одну из ваших забавных песенок.

Выдра не заставил себя упрашивать:

Спокойной ночи, крепко спи! Дверь не забудь закрыть. Спокойной ночи, крепко спи! Постель пора стелить. Спокойной ночи, крепко спи! Как ты сопишь, я слышу. Спокойной ночи, крепко спи! И не ходи во сне по крыше. Спокойной ночи, крепко сии! Не топай, как медведь. Спокойной ночи, крепко спи! Не вздумай ты реветь, Коль страшный сон приснится! Не разноси в щепы кровать. Не стоит плакать, злиться. Ты помешаешь всем нам спать, Спугнешь ты стайку снов, Спокойной ночи, крепко спи, — Иначе… выброшу в окно!

Все медленно пошли к аббатству. Впереди шла Белла со спящим маленьким Гонфлетом, за ней — Коломбина, обнявшись с молоденькими девицами-выдрами, а Ферди и Коггс везли тележку с аббатисой. Командор замыкал процессию, он пел так тихо, как только позволял его мощный голос. Все ему тихонько подпевали. Это было что-то вроде медленного марша, нежно звучавшего над залитыми луной лугами аббатства.

Когда они уже входили в дом, свежий ветерок взъерошил мех Беллы. Она поежилась и шепнула Коломбине:

— Как похолодало!

Гонфлет, который, казалось, крепко спал, вдруг приоткрыл один глаз и улыбнулся:

— Скоро осень, госпожа Белла!

36

«Жимолость», легкая, как ласточка, неслась к югу. Лог-а-Лог Фурмо с гордостью демонстрировал свой ялик четырем новым пассажирам с «Половины». Мартин сидел на корме, наслаждаясь солнцем, морскими брызгами и ветерком. Рядом с ним был его верный друг Гонфф. Они слушали, как Тримп отчитывает Чаггера за недостаток уважения к взрослым:

— Сколько можно повторять, Чагг, не называй наших гостей «дедушками», это слишком фамильярно!

— Ха! Ты ничегошеньки не понимаешь! Для Чагга они добрые старые дедушки. Мы для них готовим такой пудинг с изюмом!

Фолгрим и Динни были назначены помощниками кока. Они действительно оказывали Чаггеру посильную помощь в приготовлении пудинга и сразу встали на его защиту:

— Чагг не делает ничего дурного, барышня, правда же, Фол?

— Точно. Пускай себе, барышня! Просто у малыша никогда не было дедушки. Хахарр! Зато теперь у него их целых четыре!

Тримп обратилась к Вургу и его друзьям:

— Пожалуйста, простите Чаггера. Надеюсь, он не обидел вас.

— Ну-ну, деточка, не волнуйтесь, пусть называет нас хоть селедками копчеными, лишь бы кормил! Славный парнишка, а, Вург?

— Ага! И к тому же своих семей у нас нет, и нам даже приятно, что Чагг держит нас за патриархов. Эй, капитан Чагг! Что, наш пудинг уже готов?

Бельчонок в последний раз перемешал свою смесь в миске и лизнул ложку. Коротко кивнув, он провозгласил:

— Пудинг с изюмом готов! Дядя Фол, дядя Дин, сначала дайте попробовать дедушкам! А вы, госпожа Тримп, накормите всю мою команду!

Мартин и Гонфф, с трудом сохраняя серьезный вид, приняли свои миски от Тримп. Ежиха просто кипела от возмущения:

— Ах, маленький рыжехвостый негодяй! Кем он себя воображает! Указывает мне! Как будто я ему служанка!

Мартин подул на ложку и попробовал:

— Однако пудинг с изюмом он готовит замечательный, этого у него не отнимешь! Как тебе, Гонфф?

— Ничего вкуснее в жизни не пробовал! Как ты думаешь, Чагг и нас причисляет к «дедушкам»?

— Нет, мы слишком молоды для столь высокого звания. Давай-ка попросимся в дядья, как Фолгрим и Динни.

Тримп ушла кормить землероек, ворча:

— Ну прямо не знаю, тут все, как один, потакают этому маленькому толстощекому нахалу!

Ее сдавленное ворчание было прервано новым распоряжением Чаггера:

— Нужны еще миски для землероек, госпожа Тримп! Тут Тримп не выдержала, повернулась к Чаггеру, сложила лапы на груди и пронзительно закричала:

— Да, капитан! Так точно, капитан! Чего изволите, капитан?! Может, мне палубу надраить или весла протереть?

От ответа Чаггера она лишилась дара речи:

— Нет-нет, это можете сделать позже. И не кричите так громко: мои дедушки прилегли отдохнуть после обеда. Потише!

Через несколько дней стало значительно теплее. Фурмо направил «Жимолость» к берегу и радостно помахал лапой ежам, что поджидали их на мелководье:

— Дюнспайк, старый приятель, как ты? Жизнерадостно отфыркиваясь, вождь Дюнспайк добрался до ялика:

— Да ничего, твоими молитвами! Давайте-ка вылезайте на берег, отдохните, посушите свой мех!

Сильные лапы быстро вытащили «Жимолость» за линию прилива. Мурфо и еще несколько молодых ежей так старательно наперебой помогали Тримп сойти на берег, что в конце концов попадали друг на друга.

— Наше почтение, барышня, вы выглядите чудесно, просто чудесно! Вы еще похорошели!

Тримп взяла весло и, воспользовавшись им как шестом, ловко спрыгнула на песок:

— Да, и кроме того, я по-прежнему способна позаботиться о себе сама, благодарю вас!

Мартин сердечно пожал лапу Дюнспайка:

— Приветствую тебя, вождь. Выглядишь прекрасно.

— О да-да! Я с каждым днем молодею: становлюсь круглым, как спелая груша, и проворным, как шмель. Ну а теперь пойдемте к нам, и застегните свои пояса на следующую дырочку. Мы уж который день высматриваем вашу лодку. Повара просто наизнанку готовы вывернуться, выдумывая, чем бы вам угодить. Однако, боюсь, живот Гонффа нам все-таки не наполнить! Как ты там, Мышеплут?

Подражая манере Дюнспайка, Гонфф ответил:

— Твоими молитвами! Но если я выгляжу хоть наполовину таким толстым, как ты, что ж, значит, за это время я потолстел в два раза!

Держась за лапы и весело болтая, команда «Жимолости» и песчаные ежи добрались до хитроумно замаскированного жилища. На Бью и его друзей все это произвело сильное впечатление, и заяц, оттеснив молодых ежей от Тримп, излил им свое восхищение:

— Послушайте! Знатный дом, подумать только: он внутри дюны, будь она неладна! Здорово сработано, ребята! Высокий класс!

Один из молодых ежей все не отставал от Тримп:

— Я и забыл, что ты за прелесть! Хоть десять верст пройди, таких, как ты, не найдешь! Я уверен: даже звезды на тебя любуются, стоит тебе взмахнуть ресницами!

Бью притворился, что подумал, будто еж обращается к нему, и больно ущипнул разговорившегося кавалера за ухо:

— Следите за вашими манерами, юноша. Мы с вами даже не представлены друг другу. Хотя вы, кажется, довольно чутки и восприимчивы для ежа. Но я всегда произвожу сильнейшее впечатление с первого взгляда.

Команда «Жимолости» очень скоро смогла убедиться в том, что гостеприимства ежам не занимать. К обеду подавали вкуснейший суп с картофелем и петрушкой, а на второе — рагу из грибов, редиса и даров моря. На десерт был огромный фруктовый торт. После обеда гостей, потягивавших настойки, а также эль «Морская Пена», развлекали ежиной борьбой, забавными ежиными песенками и танцами, а также стихами и балладами. Тримп сидела в стайке молоденьких девиц, которые вовсю кокетничали, плясали до упаду и шевелили колючками на спинках, чтобы привлечь к себе внимание кавалеров. Мартин, сидя с Дюнспайком и Фурмо, с удовольствием смотрел, как веселится молодежь.

Фурмо указал на молодых своей кружкой с элем:

— А что, вождь, хотел бы ты снова стать таким, как они?

Дюнспайк стал так трясти своей огромной головой, что даже колючки зазвенели:

— Ну уж это — увольте! Не хочу! Они ведь все совершенно сумасшедшие! Нет, уж лучше жить спокойно, есть вовремя, иногда позволять себе кружечку эля…

Мартин дружески толкнул Дюнспайка в бок:

— Ах ты старый лентяй, посмотри-ка на них: они такие молодые и счастливые, такие беззаботные. У них вся жизнь впереди, и хочется пожелать им удачи, а, Фурмо?

Командир Гуосима кивнул:

— Да уж, дружище, им бы наши заботы! Мы теперь должны придумать, как «Жимолости» преодолеть водопад и проплыть мимо соснового леса, где Раскрашенные кишмя кишат. И даже когда мы проплывем мимо этой банды, все равно нам придется бороться с течением. Это будет непросто, мягко говоря.

Дюнспайк подлил себе эля:

— Тогда почему бы вам не отправиться другой дорогой?

— Ха! Легко сказать «другой дорогой»! Разве есть другая дорога?

— Гм-м, дайте-ка подумать… Да вот, кстати! Как насчет Нортфорка?

Фурмо пристально посмотрел на вождя поверх своей кружки:

— Нортфорк? Разве он тянется так далеко?

— Конечно. Два дня ходьбы хорошим шагом отсюда. Фурмо крикнул Фолгриму, сидевшему поодаль от них:

— Эй, друг, ты знаешь Нортфоркский ручей? Покрытый шрамами выдра как раз доедал остатки торта, поделившись с Бью.

— А как же, я хорошо знаю Нортфоркский ручей, хотя никогда по нему не плавал. Я знаю южную его часть, там у нас нора.

Фурмо так и подпрыгнул на своей тростниковой циновке:

— Конечно же! Он впадает в тот ручей, по которому мы приплыли, три дня вниз, если считать от летнего лагеря моего племени! Но есть одна трудность. Как нам дотащить «Жимолость» по суше до Нортфоркского ручья?

Дюнспайк пожал могучими плечами:

— Да вот так и дотащить! Конечно, я и мои песчаные ежи вам поможем. Хороши бы мы были, если бы не помогли! Для чего же тогда существуют друзья?

Мартин крепко пожал лапу старому доброму вождю ежей:

— Ты настоящий друг!

Огромное тело Дюнспайка заколыхалось от смеха:

— Конечно! Да, честно говоря, не быть в дружбе с тем, кто владеет мечом так, как ты, Мартин из Рэдволла… Я бы не стал рисковать!

С первым лучом солнца на следующее утро все собрались на берегу. Дюнспайк заснул с одной мыслью, а проснулся с готовым решением. Мартин и его команда стояли и смотрели, как вождь воплощал в жизнь свой план. Откуда-то появились колеса на осях. Дюнспайк отдавал распоряжения:

— Мурфо, ты со своими ребятами займешься колесами. Мартин, ты со своей командой зайдешь с правого борта, а я со своими — с левого.

Под плоское дно лодки подсунули весла и толстые брусья. Взялись за них с обеих сторон. После чего Дюнспайк громко скомандовал:

— Все готовы? Раз, два, взяли!

«Жимолость» легко оторвалась от песка, а Мурфо и его помощники быстро подложили колеса под нос и корму.

— Отлично! Теперь осторожно опускайте ее!

Двое ежей с молотками и крюками закрепили оси в нужном положении. Динни шепнул Тримп:

— Этот ваш Дюнспайк, однако, очень умный еж, хурр!

Некоторые мелкие неприятности, связанные с передвижением лодки на колесах по песку, все же возникли. Однако после того как они преодолели расселину в скалах, все пошло хорошо. Дальше началась твердая земля, поросшая травой и кустарником, и, чтобы тащить лодку, не было даже необходимости использовать веревки. Ветер наполнил парус «Жимолости», и она катилась вперед без посторонней помощи. Бью и остальные трое старших оставались на борту с Дюнспайком, Тримп и Чаггером. Остальные бежали за лодкой, и иногда им приходилось даже подтягивать веревки, чтобы затормозить «Жимолость».

Гонфф засмеялся:

— Только подумайте! Если бы вокруг Рэдволла не было лесов, мы могли бы так и доехать домой по суше под парусами!

Однако после полудня местность изменилась: теперь им приходилось двигаться вверх по покатому склону, а ветер совсем стих. Они разделились на две группы: те, что шли впереди, тянули лодку за веревки, остальные толкали ее сзади. Все шло бы гладко, если бы не Чаггер. Бельчонок привязал к шесту чаячье перо и, перебегая с носа на корму и обратно, безбожно щекотал пером то тех, кто тянул, то тех, кто толкал.

— Давай, давай! Поторапливайтесь, а не то капитан Чагг защекочет вас!

Тримп решила, что с нее довольно. Изловив маленького мучителя, она отобрала у него шест, а потом привязала хулигана к мачте. Чаггер тут же поднял крик:

— Я капитан! Отпустите меня! Помогите, дедушки! Помогите, дядя Дин, дядя Фол! Спасите Чаггера!

Но помощь не пришла! Совсем наоборот. Бью взял шест с пером и принялся щекотать своего приемного внучка:

— Ну, как тебе это понравится? А ну замолчи, а не то я пощекочу тебе кончик носа, и будешь до зимы чихать. Что скажете, капитан Чагг?

— Чтоб вам хвост прищемило, дедушка Бью! Никогда больше Чагг не приготовит вам пудинг с изюмом!

Бью уселся рядом с Вургом и печально покачал головой:

— Ай-ай-ай, как страшно! Не приготовят мне пудинга! Да, такова судьба всех мятежников, старина!

В тот вечер они встали лагерем под защитой большого камня у подножия скалы. Лог-а-Лог Фурмо задумчиво смотрел на «Жимолость»:

— Знаешь, Гонфф, думаю оставить эти колеса. Не помешают плоскодонной лодке! Ха! Погоди, вот моя хозяйка увидит «Жимолость»! То-то она раздуется от гордости — как лягушка, которой подарили новую шляпку! Фолгрим тем временем забрался на вершину холма, чтобы посмотреть, какая дорога ожидает их завтра. Вернувшись, он отвел Мартина и Дюнспайка в сторону:

— По-моему, по ту сторону холма нас ждут неприятности.

Воитель тотчас насторожился:

— Какие неприятности, Фолгрим?

— Стая хищников: лисы, горностаи и прочее отребье. Мартин, обнажив свой меч, тут же отправился наверх:

— Пошли посмотрим.

То и дело сползая вниз, трое друзей карабкались к вершине. Внизу, на поросшей травой равнине, виднелось несколько огней. В дальнейшей разведке не было смысла, потому что в свете неполной луны они вполне смогли оценить численность врага. Дюнспайку уже приходилось видеть этих бродяг:

— Все что-то вынюхивали у нас в дюнах прошлой зимой, но следы заметать мы умеем, а детишек спрятали в нашем убежище. Ну а потом я и еще несколько ежей обули наши ходули, завернулись в простыни и напугали негодяев до полусмерти. Что будем делать, Мартин?

Воитель не задумываясь ответил:

— Мы могли бы разбить их в бою, но в этом нет никакого смысла. Я хочу, чтобы никто не пострадал, чтобы все вернулись домой целы и невредимы. Слушайте, мне кажется, я нашел решение.

Командор стоял высоко на южной башне, прочно утвердив задние лапы в выемке балки. Со своего наблюдательного поста выдре были отлично видны бесконечные акры Леса Цветущих Мхов, простиравшиеся к востоку. Он медленно повернулся и посмотрел на огромную равнину, лежащую на западе.

— Прищемите мне хвост, ну и вид отсюда! Теперь я понимаю, почему птицы так весело щебечут. Отсюда мир выглядит совсем по-другому.

Он на секунду прикрыл глаза, когда на крыше появилась леди Амбер. Она шла по самой верхней балке лесов так, как будто прогуливалась по ровной земле.

— О, умоляю вас, госпожа, не делайте так, по крайней мере пока я здесь. У меня внутри все переворачивается!

Королева белок прыгнула и мягко приземлилась около Командора:

— Ах, извините, Командор, я и забыла, что вы наземный житель. А что, флюгер уже готов?

— Почти. Ферди и Коггс — замечательные кузнецы. Лучше работы я не видел. Правда, госпожа Коломбина говорит, что скоро на кухне не останется ни одного уголька. Они разогревают железо на открытом огне, а потом куют на каменной наковальне. Я поднялся сюда, потому что больше не могу выносить этого шума. Дин! Дон! Дин! Дон! У меня уже в голове звенит!

Однако леди Амбер не посочувствовала Командору, а заметила со свойственной ей практичностью:

— Так вы, значит, не выносите шума? Что вы говорите! По-моему, это именно вы производите его больше всех своим трубным голосом. Что до высоты, если вы к ней не привыкли, не советую здесь задерживаться, а то голова закружится. Почему бы вам не отправиться во фруктовый сад и не помочь плотникам? Это занятие гораздо безопаснее.

Командор потянул за трос подъемного устройства:

— Отличная мысль, госпожа, насчет фруктового сада! Подъемное устройство представляло собой не что иное, как систему противовесов. Командор встал на небольшую платформу, и она начала медленно опускаться. Где-то на полпути он встретил другую платформу, поднимавшуюся вверх. На ней стояла белка с двумя плитами песчаника. Они помахали друг другу:

— Куда направляетесь, Командор?

— Вниз, приятель, во фруктовый сад, помочь плотникам.

— Передайте Гердлу: пусть погрузит на платформу еще раствора. Я оставлю одну из плит для противовеса.

Внизу Командора встретили крот и четверо мышей. Они закрепили платформу, на которой он прибыл, с помощью бревна, выступающего из стены. Крот дотронулся до своей мордочки в знак приветствия:

— Им нужны еще плиты наверху, Командор?

Выдра наконец ступил на твердую землю и с облегчением вздохнул:

— Пока нет, Гердл. Но им нужен раствор.

Гердл и его помощники принялись лопатами нагружать на платформу смесь песка, дробленого песчаника и воды. Этим раствором строители цементировали тяжелые плиты.

В дальнем уголке фруктового сада каменщики устроили себе мастерскую. Плотники вырыли яму и распиливали бревна большими двуручными пилами. Тут же стояла скамья с тисками, стамесками, молотками. Поблизости развели огонь. Рядом лежали сверла: высверливать отверстия и скреплять куски дерева колышками. У стены были сложены штабелями просушенные стволы вязов, дубов, берез, сосен и сикомор. Командор любил запах сухой древесины и свежих стружек. Старый усатый толстяк — мышь полевка в длинном парусиновом фартуке — выглянул из-за соснового ствола, над которым он трудился, и кивнул выдре:

— Добрый день, Командор. Не поможешь ли мне ободрать кору вот с этой сосны? Люблю сосну, у нее такой приятный запах!

Командор раздобыл рубанок и принялся за работу, встав по другую сторону ствола. Длинные сосновые стружки выползали из-под острого лезвия, и Командор с наслаждением втягивал носом воздух:

— Ты прав, Миггло, замечательный свежий запах! Прочищает голову!

Из ямы с опилками высунулась мордочка сони:

— Привет, Командор! Как там на южной башне? Вы ведь были там сегодня? Уф-ф! Меня-то туда нипочем не заманишь, ни за какие коврижки!

Командор сдул стружку, приставшую к кончику носа:

— Да, оставим это белкам и некоторым рисковым ежам и мышам. Им это нравится. Знаете, госпожа, я был просто поражен: когда они успели столько сделать! Леди Амбер говорит, что через пару дней примутся за самую башенку. А потом установят флюгер.

Миггло усмехнулся в густые усы:

— Вовсе не белки будут устанавливать флюгер. Это работа Ферди и Коггса. Хо-хо! Представляете себе этих двух толстых кладовщиков на верхотуре! Вряд ли им не терпится туда попасть!

Командор улыбнулся при мысли о близнецах-кладовщиках, залезающих на южную башню:

— Да уж, даже представить трудно!

Майская Ягодка и Ольховая Сережка принесли на подносе большой глиняный кувшин и кружки. Они поздоровались и, смущаясь, сделали книксен:

— Госпожа Белла велела принести вам прохладительные напитки: мятную и розовую воду из погреба.

— Она сказала, что вам надо запить все те опилки, которых вы наглотались.

Миггло выпил кружку залпом:

— То, что надо! Холодная как лед. Очень освежает. Спасибо.

Командор выпил свою кружку медленно, смакуя напиток. Молоденькие выдры тут же опять наполнили кружку деда.

— А мы и не знали, что ты еще и плотник, дедушка. Он подмигнул внучкам:

— Вы еще многого не знаете, мои красавицы! Ваш старый дедушка еще и не то умеет!

— О нет, кое-что мы знаем!

— Правда? Что же, например?

— Мы знаем, что ты умеешь прятаться в пруду под водой, когда подходит твоя очередь мыть посуду и чистить кастрюли.

— Да, а еще мы знаем, что ты можешь разбудить любого, когда разговариваешь во сне своим громовым голосом.

— А еще мы знаем, что ты можешь выхлебать больше всех супа из кореньев, и выдуть больше всех «Октябрьского Эля», и навернуть больше всех сливового пудинга…

Тут Командор сделал страшную физиономию и стал с угрожающим видом надвигаться на своих дерзких внучек:

— Хахарр, красавицы! Зато вы еще не знаете, как я умею прищемлять носы маленьким болтливым выдрочкам!

Внучки убежали из фруктового сада с визгом и хохотом.

В тот вечер неожиданно похолодало. Стоя на крепостном валу аббатства, Белла и Коломбина любовались последним летним вечером, величественным зрелищем заката, замутненного потеками перистых облаков. Далеко, у самого горизонта, цвет неба переходил от багрового к малиновому, а от малинового к нежно-розовому. А чуть выше по темно-синему фону тянулась палевая полоса. Загадочно мерцали первые звезды. У Коломбины вырвался долгий, задумчивый вздох:

— Надеюсь, что мой Гонфф тоже видит сейчас эту красоту.

Белла ласково положила лапу на плечо подруги:

— Я уверена, что видит. Я знаю, что он часто думает о вас с малышом и что ему не терпится к вам вернуться.

Тут Коломбине в голову неожиданно пришла смешная мысль, и она тихо засмеялась:

— Если только, конечно, в данный момент поблизости от него нет какой-нибудь еды. Гонфф скорее залюбуется фруктовым пудингом, чем закатом.

Белла тоже рассмеялась:

— Тогда предлагаю поставить на этой стене наблюдателя. Когда Гонфф появится, мы успеем подготовиться и утолить его жажду прекрасного большим яблочным пирогом.

37

Первый день осени начался прохладным ветром, который разогнал легкий утренний туман. «Жимолость» стояла как раз под холмом, и команда, а также ежи-союзники, вооруженные веслами и пращами, находились в полной боевой готовности.

Фурмо послюнил лапу и определил направление ветра:

— Ветер — лучше и быть не может, Мартин!

Воитель сделал знак Фолгриму:

— Иди, друг, и не забудь позвать в нужный момент!

Самый маленький из бойцов Гуосима сгибался под тяжестью накидки, которую Тримп когда-то соорудила для Чаггера. Они с Фолгримом взялись за лапы и заковыляли вниз с холма. Старик выдра шел крадучись, походкой охотника. Они с землеройкой выглядели как дедушка с внуком.

Долговязая ласка бранилась с хорьком из-за деревянного вертела, унизанного тельцами насекомых и подвешенного над огнем. А разношерстная компания крыс и других хищников с интересом наблюдала за ними, предвкушая драку. Ласка схватила вертел, хорек пнул ласку:

— Убери свои грязные лапы от моей еды, длинноносый! Ласка упала ничком и обожгла себе лапу. Оскалившись, она кинулась на обидчика:

— Половина — моя! Только тронь меня еще раз своей мерзкой лапой — я тебе ее мигом отрежу, жадюга!

Нож молнией блеснул в лапе у хорька. Он ждал, что предпримет ласка.

— Я тебя на кусочки изрежу! Прочь отсюда! Это мое! Ласка затравленно съежилась, как будто признав свое поражение. Взяв вертел за один конец, в то время как второй был в огне, она повернулась к хорьку:

— Да зачем мне сдались эти давленые жуки! Забирай! И, подавшись вперед, она с силой швырнула вертел прямо в живот хорьку. Хорек испустил предсмертный крик и упал навзничь, проткнутый заостренным вертелом.

Раздался злорадный смех и издевательские замечания:

— Ха-ха-ха! Что это у него с животом?

— Хи-хи-хи! Старина Бранго — вылитый жук на вертеле!

Лис, потерявший уже интерес к стычке, случайно обернулся и бросил взгляд на склон холма. Он увидел две жалкие фигурки, которые ковыляли вниз.

— О, удачный день сегодня! Смотрите-ка, кто идет, ребята!

Лапы разбойников потянулись к ножам. Бандиты издевательски закричали двум беззащитным путешественникам:

— Сюда, сюда, друзья, мы приглашаем вас на обед!

— Эй, не бойтесь, скоро вам не придется ни о чем беспокоиться!

Те двое остановились, как будто только что заметили банду. Они попятились было назад, жалобно приговаривая:

— Пожалуйста, не обижайте нас, мы всего лишь бедные странники!

Разбойники пошли на них, выстроившись цепочкой, чтобы перекрыть своей добыче все пути к отступлению. Бедные путешественники кинулись вверх по холму, громко вопя:

— Помогите! На помощь, кто-нибудь! На помощь!

Их преследовали. Вперед вырвался тот самый лис с заржавленным топором:

— Я первый их увидел!

Костлявая ласка дышала ему в затылок:

— Кто смел, тот и съел, ты, рыжая швабра!

Как только Фолгрим и землеройка добежали до хребта, их подняли на борт «Жимолости». И она устремилась вниз по склону, подгоняемая ветром, полнившим ее паруса. С борта раздавались воинственные крики:

— Эула-лиа! Рэдво-о-ол! Горра-а-амахога-а-ара-а-а!

Разбойники были застигнуты врасплох. Динни по пути шмякнул веслом ласку. Камни из пращей летали, как злые шмели, и жалили в головы, ребра, лапы и хвосты. Глупые разбойники трусливо удирали по склону, а за ними гордо неслась «Жимолость». Вург поймал лиса за хвост и тащил его за собой, а Бью как следует обрабатывал его веслом:

— Вот тебе! На, получай, щенок! «Шмяк! Шлеп!»

Крыса, сбитая с лап чьим-то веслом, сумела подняться, но Фурмо, который стоял на корме, прихлопнул ее. Бандиты продолжали свое позорное бегство, оставляя за собой раненых и бездыханных.

Наконец остатки банды разбежались кто куда. Но Дюнспайк успел заарканить одного. Перепуганного хорька втащили на борт. Он лежал на палубе все еще двигавшегося судна и, дрожа от ужаса, смотрел на покрытого шрамами Фолгрима.

Приставив острие своего топора к переносице хорька, Фолгрим угрожающе прорычал:

— Вижу, я тебе приглянулся, придурок, ну так слушай внимательно. В ближайшие пару сезонов мы будем прочесывать эту местность и очищать ее от поганых бандитов вроде тебя. Вам повезло — ваша банда первая. Мы оставим тебя в живых, чтобы ты и твои дружки рассказали остальным, что мы пришли. Видишь вон того воина с острым мечом? Он у нас главный. Это Мартин из Рэдволла. Он очень справедливый. Он считает, что надо дать вам, хищникам, шанс исправиться… прежде чем прикончить вас.

Мартин тронул хорька острием своего меча:

— Вставай, дубина, поднимайся!

Все еще дрожа, хорек встал. «Жимолость» чуть сбавила скорость, преодолевая очередной пологий подъем, а потом снова разогналась и птицей полетела под гору. Мартин высоко занес свой меч:

— Прыгай или умрешь!

— Йа-а!

С жалобным воплем хорек бросился за борт. С «Жимолости» видели, как он катился, кувыркаясь, пока с глухим стуком не ударился о выступ скалы. Порыв ветра зашелестел иголками Дюнспайка. Еж захлопал в ладоши от удовольствия:

— Что за славный способ путешествовать! Мне не было так весело с тех самых пор, как в моих иголках запуталась медуза. Капитан Чагг! Бросим якорь, чтобы перекусить? Или, может быть, вам больше нравится есть на ходу?

Чаггер по-капитански сурово взглянул на Дюнспайка:

— А что такое медуза?

Еж поймал бельчонка и щекотал его, пока тот наконец не рассмеялся:

— Это ты медуза, маленький разбойник! Ты толстая нахальная медуза!

Чаггер катался по палубе и безудержно хохотал от щекотки:

— Хи-хи-хи, на помощь, Фол! Я не медуза, я маленький Чагг! Хи-хи-хи! На помощь!

На ланч «Жимолость» не остановилась. Они мчались, пока ветер был попутным. После полудня ветер переменился, и лодка плавно и легко встала на краю рощицы.

Землеройки нашли среди деревьев маленький ручеек с прохладной вкусной водой. Яблок, груш и лесных ягод было в изобилии. Нежась в тени дерева, команда неторопливо закусывала.

Дюнспайк восхищенно огляделся:

— Мурфо, сынок, тебе нравится это место?

— Да, отец, отличное.

— Было бы гораздо лучше жить здесь, чем в песке, как ты думаешь?

— Да, отец, гораздо лучше.

— Конечно, ведь мы могли бы собирать фрукты и ягоды. Так, значит, ты хотел бы жить тут?

— Да, это было бы здорово! Мы ни в чем не нуждались бы.

Дюнспайк любя дернул сына за ухо:

— Хорошо сказано, сынок! Бери десятерых и начинайте рыть хорошую глубокую пещеру под этими деревьями. А остальных я пошлю обратно, за детьми и стариками. Ты не против, Мартин из Рэдволла?

Мартин смотрел на небо и ответил несколько рассеянно:

— О, конечно, не против, вождь. Только покажите нам, где Нортфоркский ручей.

— Разумеется, покажу. А что это ты так уставился на небо? Не бойся, оно не упадет. Оно там уже довольно давно висит.

Мартин ответил Дюнспайку, хотя смотрел на Гонффа:

— Птицы летят на юг, осень наступила.

Мышеплут помедлил, пока птицы не скрылись из виду, потом сказал:

— Мы должны держать слово, Мартин. Пришло время и нам отправляться домой.

За завтраком в Большом зале аббатства Рэдволл все ожидали распределения работы на день. Белла, чьей обязанностью было назначать на работу, была целиком поглощена разговором с аббатисой Герминой. Жители Рэдволла с нетерпением ждали, не спуская глаз с барсучихи.

— Надеюсь, меня опять пошлют помогать Ферди и Коггсу в кладовой.

— Сегодня кладовые закрыты. Сегодня устанавливают флюгер на южной башне. Я туда не полезу!

— Хурр, а тебе никто и не позволит. Только белки будут помогать на крыше.

— Хоть бы меня не послали на кухню! В прошлый раз весь день чистил горшки!

Разговоры разом смолкли, стоило Белле постучать лапой по столу:

— Леди Амбер и ее белки сегодня помогут Ферди и Коггсу установить флюгер на южной башне.

— Хурр, ну, что я говорил!

Белла помолчала секунду, пристально поглядев на того, кто ее перебил. Последовало смущенное хихиканье, а потом виноватое молчание. Она выждала еще секунду, прежде чем продолжить:

— Все остальные строительные работы сегодня будут приостановлены. Миггло, Майская Ягодка и Ольховая Сережка, вы сегодня на кухне.

Усатый Миггло подмигнул двум выдрочкам, которые сначала заерзали и зашептались, а потом, осознав важность своего положения, с достоинством выпрямились и чинно кивнули.

Белла дала указания поварам:

— Сегодня ничего не варите и не пеките. В Рэдволле достаточно хлеба, лепешек и пирогов, приготовленных вчера вечером. Все внимание холодным закускам, овощным и фруктовым салатам. Командор дежурит на крепостной стене: не появятся ли наши путешественники. Все остальные, без исключения, пусть возьмут в кладовых мешки и корзины. Коломбина и Гердл, проследите, чтобы все были обеспечены приставными лестницами и палками.

Некоторые из стариков заулыбались, подталкивая друг друга локтями. Молодые были явно озадачены. Белла помогла аббатисе Термине взобраться на стол. Она торжественно взмахнула лапами и провозгласила:

— Все на уборку плодов!

Слабый голос аббатисы потонул в криках «ура». Дальше началось столпотворение. Все обитатели Рэдволла кинулись в кладовые, где Коломбина, едва успевая, раздавала мешки и корзины:

— Встаньте в очередь, не толкайтесь, всем хватит! Гонфлет, а ну сними с головы мешок! Гердл, раздай, пожалуйста, всем диббанам корзиночки для ягод.

Раздавая малышам корзинки, Гердл смеялся над их выходками:

— Эй, это же корзинки, а не сандалии, снимите их с лап!

Коломбина устраивала аббатису Термину в каталке, устланной мягким мхом, под конским каштаном. Они обе от души расхохотались, когда увидели, как Белла во главе сборщиков исполняет танец урожая по пути к фруктовому саду. Танец сопровождался песней. Аббатиса хохотала, держась за лапу Коломбины:

— О господи, клянусь моими старыми лапами! Когда наша Белла танцует, земля дрожит, как если бы громадный валун катился с горы!

Коломбина невольно отшатнулась, когда Белла пронеслась мимо нее:

— Ха-ха-ха! Может, и так, но многим из тех, кто гораздо моложе Беллы, за ней не угнаться!

Наконец около яблони Белла остановилась. Дотянувшись до высокой ветки, она наклонила ее и с наслаждением вдохнула запах:

— О-о-о! Нет ничего чудесней запаха этих красных яблок, пока они еще на ветвях! Так бы и нюхала их целый день!

Рядом с ней стояла ежиха, притопывая лапой от нетерпения и широко раскрыв свой мешок:

— Я очень извиняюсь, госпожа Белла, но не могли бы вы отвлечься от нюханья и немного потрясти дерево, пока еще не стемнело?

— Ах, я старая дура! Конечно! Прошу прощения!

Своими мощными лапами Белла так тряхнула яблоню, что яблоки посыпались дождем. Когда она наконец взглянула вниз, бедная ежиха все еще топала лапами: два яблока оказались наколоты на иголки на ее голове, а два — на спине.

— Госпожа Белла! Было бы куда лучше, если бы вы стряхивали яблоки в мешок!

Коломбина и Термина собирали красную смородину. Аббатиса то и дело с интересом посматривала на Гонфлета:

— Дорогая, что это там делает ваш сынок? Кажется, он должен собирать малину?

Взглянув на мышонка, Коломбина не смогла сдержать улыбки. Он наполнял ягодами карманы своих штанишек, потом бросал по сторонам вороватые взгляды и, убедившись, что его никто не видит, опустошал карманы в корзиночку, спрятанную под изгородью.

— Вылитый отец! Настоящий Мышеплут. Не может чувствовать себя счастливым, пока что-нибудь не стащит. Придется перед сном взять его за ноги и потрясти вниз головой. А не то вся спальня будет в давленой малине. Плутишка! Но собирает он быстро.

Сбор урожая шел хорошо. Жители Рэдволла то и дело подкатывали к кладовым тележки, груженные корзинами и мешками с фруктами. В полдень повара отобрали у них три тележки, чтобы развезти ланч сборщикам. Майская Ягодка и Ольховая Сережка осаживали особо нетерпеливых ледяными взглядами и суровыми словами:

— Ни одного кусочка до тех пор, пока не вымоете лапы в пруду!

— Боже мой, ну и грязные же у вас лапы! Прочь! Быстро мыться!

Миггло усмехался в усы:

— Правильно, барышни! Так их! На то вы и поварихи.

Воодушевленные похвалой, выдрочки удвоили бдительность и не делали исключения ни для кого:

— Госпожа Белла, вы что, собирали яблоки носом? Сию же минуту ступайте и вымойте его!

— Хм! Стыдно, матушка аббатиса! Вы должны подавать другим пример. Посмотрите на себя. Вы же в соке красной смородины с головы до пят. Гердл, помоги, пожалуйста, умыться матушке аббатисе.

Коломбина хихикала над старательными выдрочками, пока они не добрались и до нее:

— Ничего нет смешного, госпожа Коломбина!

— Да уж! Что сказал бы господин Гонфф, если бы увидел вас сейчас? Мы еще раз посмотрим на ваши лапки, когда вы их вымоете.

Для сборщиков урожая приготовили простой и питательный ланч. Нарезанные ломтиками яблоки, сыр с хрустящими хлебцами, свежеприготовленный сидр и холодный мятный чай, а на десерт — клубника со сливками. Коломбина сидела под каштаном со своими подругами, все еще улыбаясь при воспоминании о хозяйственных маленьких поварихах:

— Честное слово, я почувствовала себя нашкодившим диббаном, когда они отослали меня к пруду!

Аббатиса положила себе кусочек сыру на хрустящий хлебец:

— Признаться, я тоже! Но они же хотели как лучше.

Белла фыркнула:

— «Хотели как лучше»? Маленькие мучительницы! Они меня дважды отсылали мыть мордочку!

Миггло, который невольно подслушал этот разговор, проходя мимо, обернулся к ним:

— Старый Командор может гордиться своими внучками!

И вдруг все вздрогнули: послышался громкий воинственный клич:

— Рэ-эдво-олл!

Белла молниеносно вскочила и указала лапой вверх:

— Смотрите! Они уже водрузили флюгер на башню! Все в саду воздели лапы к небу и, глядя на крошечные фигурки на вершине башни, закричали:

— Рэ-эдво-олл!

Когда на башне услышали ответный клич, королева белок балансировала на флюгере, чуть покачиваясь от ветра на его металлической стрелке. Ферди и Копт стояли, вцепившись в северную и южную подпорки, и победно махали друзьям, которые приветствовали их снизу. Коломбина окинула взглядом южную стену и от полноты чувств обняла аббатису:

— Они сделали это, матушка аббатиса! Как это красиво!

Термина держалась сколько могла, а потом прикрыла глаза, чтобы скрыть слезы:

— Наконец-то! Мое аббатство Рэдволл! Я не думала, что доживу до того дня, когда мечта станет реальностью!

Белла подхватила аббатису, как будто та ничего не весила, и посадила старушку мышь к себе на плечо, чтобы ей лучше было видно. Барсучиха утерла глаза краем своего платья.

— Трижды ура в честь аббатства Рэдволл! Пусть оно стоит, пока сменяются времена года и восходит солнце по утрам!

Никогда еще никто не кричал «ура» так радостно.

— Ура! Ура! Ура!

38

В одно прекрасное осеннее утро две выдры стояли по пояс в воде как раз там, где Нортфоркский ручей впадает в более крупный, несущий свои воды к морю. Именно тут, где быстрое течение, водились самые крупные креветки. Выбрав длинную сеть, сплетенную из тростника, выдры осторожно вытаскивали ее на берег. Выдра постарше, плотная и крепкая, обучала своего сына-подростка рыболовным навыкам их племени:

— Всегда вытягивай сеть медленно и осторожно, Джидди. Мне приходилось видеть, как некоторые в спешке теряли весь улов. Смотри-ка, сынок, каких красавиц мы поймали! Хорошенько завяжи, вот так.

Улыбаясь от уха до уха, Джидди похлопал лапой по плотно набитой сетке:

— Хахарр! У вождя Тунгро глаза на лоб полезут, когда он увидит наш улов. Теперь-то он уж точно разрешит мне ловить креветок одному…

Выдра-подросток не успел договорить. Мать резко пригнула его к земле и толкнула в тень нависавшей над ручьем ивы. Зажав ему рот лапой, она залегла рядом с ним и неотрывно смотрела на странную лодку, которая показалась выше по течению ручья:

— Вы только поглядите! Никогда не видала здесь ничего подобного! Погоди-ка. Да ведь я, кажется, знаю этого, который стоит у руля! Пойдем, Джидди, надо сообщить Тунгро… Да уж, плохие новости.

Они быстро пошли по берегу к лагерю. Джидди, как любой ребенок, приставал к матери с расспросами:

— Та выдра в лодке… Я тоже ее заметил. Кто это? И почему ты говоришь, что это плохая новость для Тунгро? Он ее знает?

— Знает ли он ее! Ха! Еще бы ему не знать. Это же Фолгрим, его родной брат! Я уж думала, мы больше не увидим этого сумасшедшего.

— Сумасшедшего? А почему он сумасшедший? Что он такого сделал?

— Ну, он охотился за хищниками, а потом, когда ловил их, то… то он… то он их… Да не важно, что он делал! Не отставай и смотри не урони сеть!

День выдался пасмурный, но иногда солнце все же проглядывало сквозь бело-серые облака, которые шаловливый ветерок гнал на юго-восток. «Жимолость» на малой скорости шла к берегу, где уже столпились выдры.

Тримп стояла рядом с Фолгримом и внимательно на него смотрела:

— Боже мой, Фол, они все собрались встречать тебя! Смотри, вон и твой брат Тунгро!

Чаггер спустился с мачты прямо на плечо своего друга Фолгрима:

— Эй, Фол, а почему они не приветствуют тебя, не кричат и не машут лапами? У них у всех мордочки вытянулись.

Фолгрим усадил бельчонка поудобнее:

— У них нет причин особенно радоваться мне, приятель. Мое племя меня опасается. Я долго был им обузой и не приносил ничего, кроме неприятностей.

Чаггер заворчал:

— Гурр! Никакая ты не «обуза», ты мой друг! Да я им хвосты поотрываю!

Фолгрим наклонился, осторожно спуская Чаггера с плеча:

— Лучше посиди пока тут. И веди себя хорошо. Я сам справлюсь.

Выдры расступались перед Фолгримом, все опасались оказаться рядом с ним. Один лишь Тунгро, не колеблясь, вышел к нему навстречу. Крепко сжав лапы Фолгрима, он радостно улыбнулся своему покрытому шрамами брату:

— Добро пожаловать домой, брат! Давай, веди сюда своего маленького друга и всех остальных зови. Вам надо отдохнуть и поесть.

Нора представляла собой длинную пещеру, старую и очень уютную, полную красивой резной мебели. Племя Тунгро славилось искусной резьбой по дереву. Они были прекрасные плотники и гордились своим мастерством. Большинство все еще относилось к Фолгриму настороженно, так что он держался команды «Жимолости». Все расселись у огня на резных лавках и с удовольствием пообедали горячим супом из кореньев и креветок, хлебом и салатом из трав.

Мартина и Гонффа посадили за высокий отполированный стол вместе с Тунгро. Он разливал им черничное вино и настойку шалфея, а повара подавали еду.

— Ты и твои друзья сотворили настоящее чудо с моим братом. Он уже не тот дикий зверь, которым был. Спасибо вам.

Воитель отхлебнул вина.

— Я тут ни при чем. Это Тримп и маленькому Чаггеру мы обязаны переменам в Фолгриме.

Повернувшись к Гонффу, Тунгро спросил:

— Что ты так пристально смотришь на меня, Мышеплут?

Невозмутимый Гонфф пожал плечами:

— Чем дольше я смотрю на тебя, тем больше ты мне кое-кого напоминаешь. Мартин, ведь правда, Тунгро удивительно похож на Командора?

— Да, дружище, теперь, когда ты это сказал, я тоже вижу: очень похож!

Тунгро оживился, услышав это имя:

— Командор? По возрасту он годится мне в отцы, верно?

Гонфф стукнул лапой по столу:

— Я так и знал, что вы с ним родня!

Тунгро задумался, потом начал рассказывать:

— У моей бабушки было трое сыновей. Они родились в один день: Баргуд, мой отец, Ривервайт и Вортхорн. Ривервайт был такой же, как мой брат Фолгрим, воин, беспощадный к врагам. Его тоже считали сумасшедшим за то, что он так любил драться. Он покинул родную нору и пошел бродить по свету. Говорят, враги в бою отрубили ему хвост. А выдра без хвоста — все равно что рыба без воды. Ривервайт поселился в лесу, научился маскироваться, он так и называл себя «Маска». Какие-то странники рассказали моему отцу, что его брата убили, а кто, когда и где, — мы так и не узнали. Второй брат, Вортхорн, был самым крупным и сильным из троих. Он ушел из дому еще подростком, потому что не мог больше подчиняться воле отца. Вортхорн был настоящий вожак, поэтому никто и не называл его по имени, а только Командор. Это титул, который у выдр дается вождям. И вот он ушел, чтобы основать свое собственное племя. И с тех пор о нем ничего не слышали. Мой отец, Баргуд, бывало, говорил, что я — вылитый его пропавший брат, Командор, а Фолгрим — вылитый Ривервайт, второй его брат. Мартин наклонился и накрыл своей лапой лапу сидящего напротив Тунгро:

— Ты хотел бы встретиться со своим дядей Вортхорном?

Тунгро задумался, потом кивнул:

— Да, конечно, я столько слышал о нем. Но он ушел из дому задолго до того, как я родился, и я его никогда не видел. Вы думаете, это возможно?

— Конечно, дружище. Отправляйся вместе с нами в Рэдволл. Там ты и познакомишься с дядей.

Несколько дней спустя на берегу ручья разъяренная жена Лог-а-Лога Фурмо укрощала свою ораву. Она крепко держала в лапах извивающегося старшего сынка:

— А ну не вертись, маленький червяк! Я тебе покажу валяться в грязи, негодная ты землеройка!

Она размахнулась и шлепнула еще одного отпрыска по хвосту мокрой тряпкой:

— Убери-ка лапы от булочек, или я тебе хвост оторву и положу его в пирог! А ну прочь отсюда!

Тут на берег высыпали четыре крошечные выдрочки и запищали:

— Мама! Мама! Там папа приплыл на большой лодке с парусом!

Жимолость изловчилась и поймала одну из дочек:

— Посмотри, как ты извозила в грязи платьице! А ведь утром оно было чистое! Ступай попроси бабушку дать тебе другое, да не из тех, что сушатся на скале, те еще не высохли. Значит, великий путешественник Лог-а-Лог соизволил наконец приплыть домой.

С реки уже раздавался глубокий густой голос Фурмо:

— Жимолость, драгоценная моя! Я вернулся! Звездочка моя ясная! Росинка моя!

Жимолость взглянула на реку и увидела Фурмо: он выглядел настоящим героем на носу лодки, готовой пристать к берегу. Скрутив жгутом полотенце, которым она оттирала мордочку сына, Жимолость повесила его на ухо ребенку, как на крючок, и разразилась пламенной речью:

— «Я вернусь в конце лета, моя дорогая! Первый осенний туман не успеет опуститься на траву! О, краса лесов, жемчужина моего сердца!» Это ты называешь концом лета, ты, несчастный увалень в шкуре землеройки!

Гонфф уже бежал на берег, а за ним две землеройки с подарками: скамеечка, сработанная лучшими мастерами-выдрами, яркие браслеты и ожерелья, изготовленные ежами. Он тут же указал супруге Фурмо на название лодки, написанное на борту, и запечатлел галантный поцелуй на покрытой мыльной пеной лапке Жимолости:

— О прекраснейшая из жен, ваш супруг привез вам издалека эти дары. Они прибыли сюда на борту судна, носящего ваше прелестное имя. День и ночь он только и делал что тосковал о вас.

Жимолость тут же растаяла. Кокетливо прищурившись, она игриво толкнула Гонффа, отчего тот плюхнулся в воду.

— О господин Гонфф, вы такой обходительный! Подумать только: назвать этот чудесный корабль моим именем! Кто это, интересно, его надоумил?

Холодная ванна вовсе не умерила красноречия Гонффа:

— Это была идея вашего доброго Фурмо, госпожа. Мы-то собирались назвать лодку «Плющ», но он и слышать об этом не хотел! Он сказал: «Только “Жимолость”, в честь моей возлюбленной!»

Фурмо едва не задохнулся, когда Жимолость схватила его в охапку и так сдавила, что, казалось, весь воздух вышел из его легких.

— О! Я так скучала по тебе, мой дорогой, прости меня! Что за чудные подарки ты привез своей женушке! Ох, я готова отрезать свой глупый язык за то, что наговорила тебе тут сгоряча!

Фурмо удалось вдохнуть пару раз и сдавленно пробормотать:

— Отрезать глупый язык? Вот была бы удача!

Жимолость отпустила Фурмо, и он свалился в воду:

— Что? Что ты сказал?

Фурмо поднялся на лапы, лихорадочно соображая:

— Э-э… Я сказал: «Отрезать язык? При мысли об этом я просто плачу!»

Вург и его товарищи были просто очарованы малютками-землеройками. И больше всех Бью. Заботливые крошки скормили прожорливому зайцу огромное количество еды.

Жимолость ерзала на подаренной ей скамеечке для задних лап, которую она сочла стулом, и бросала неодобрительные взгляды в сторону Бью:

— И чего они толкутся вокруг этого вечно голодного длинноухого? Куда только в него влезает? Только из уважения к вам, Гонфф… Только потому, что это вы привели его сюда, так же как и все племя голодающих выдр… Они скоро весь дом съедят!

Гонфф развязно ущипнул землеройку за пухлую щечку:

— Полно, красавица, вы ведь не хотите, чтобы еда заплесневела у вас в кладовой, пока вы будете в интереснейшем путешествии, которое придумал для вас Фурмо.

— Путешествие? Фурмо ничего мне не говорил ни о каком путешествии!

— Это потому, моя прелесть, что он хочет сделать вам сюрприз. Как насчет приятной прогулки в лодке до аббатства Рэдволл?

— О! Да благословят его небеса! Нет ничего, что Фурмо не сделал бы для меня. Какой ты у меня заботливый!

Фурмо потер лапой свое ухо, оглохшее от крика жены:

— О, перестань вопить и передай мне пиво!

— Что? Что ты сказал сейчас, Фурмо Лог-а-Лог?

— Э-э, дорогая, я только сказал: «Мне хочется пить, передай мне пиво».

Испуганный визг детишек заставил Мартина вскочить и схватиться за меч. Над ними кружила огромная тень, которая чуть позже оказалась Краром Стражем Лесов. Он камнем упал в середину образовавшегося круга, сложил громадные крылья и вежливо поклонился:

— О, что за радостный день! В мои владения вернулся принц Мышеплут, и вы тоже, Мартин Воитель из Рэдволла!

Гонфф небрежно кивнул, как и подобает особам королевской крови:

— Увы, господин, вы повели себя крайне неосторожно, появившись так неожиданно и напугав детей Фурмо, нашего верного вассала.

Огорченный тем, что вызвал неудовольствие принца Мышеплута, Крар низко, до земли, склонил голову:

— У меня не было намерения напугать детей, принц. Я так быстро сел, потому что мне не терпелось опять оказаться в обществе таких достойных зверей.

Мартин слегка дотронулся лапой до устрашающего клюва. Крар не заметил, что Мартин и Гонфф успели подмигнуть друг другу.

— Прошу вас, принц Гонфф, не гневаться на нашего друга Стража Лесов. Мы знаем его как добрую и честную птицу. Разделите с нами трапезу, Крар. Здесь обильное угощение.

Ястреб ждал решения Гонффа. Решив, что он зашел, пожалуй, слишком далеко в своем царственном гневе, Гонфф великодушно улыбнулся и похлопал по земле рядом с клювом Крара:

— Признаюсь, я погорячился. Сядьте рядом со мной, мой верный друг. Я уверен: тот, кто сражался за нас с разъяренным лебедем, достоин нашего гостеприимства!

Жимолость толкнула Фурмо в бок, едва не опрокинув того со стула:

— Слышишь? Почему бы тебе не научиться говорить так же красиво, как Гонфф и Мартин? Вот что значит хорошее воспитание!

Разинув рот от восхищения, Бью смотрел, как еда исчезает в клюве Крара с устрашающей скоростью.

— Чтоб мне три года так голодать! И вы думаете, этот тип сможет взлететь, когда слопает все это?

Тримп не смогла отказать себе в удовольствии подразнить зайца:

— Хотела бы я знать, хватит ли в кладовых аббатства Рэдволл запасов на вас двоих?

Динни покачал головой:

— Да уж, барышня, ваша правда! Уж они зададут работы нашим поварам!

Плыть вверх по ручью было совсем не трудно — они просто возвращались тем же путем, которым шли вначале. Выдры Тунгро были отличными пловцами. Они то и дело выныривали тут и там около лодок землероек, которые эскортом шли за «Жимолостью». Их сильные лапы всегда были готовы помочь, если надо. Ленивый золотой полдень застал Гонффа растянувшимся на корме. Он подбрасывал в воздух лесные орехи и ловил их ртом. Мартин дремал рядом, и усы его чуть заметно шевелились, потому что какая-то муха назойливо пыталась исследовать нос Воителя. Гонфф неудачно подбросил очередной орех, и тот угодил в нос Мартину. Мартин медленно приоткрыл один глаз:

— Будь так любезен, оставь меня в покое! Нечасто я позволяю себе вздремнуть среди бела дня.

Гонфф прицелился в приятеля очередным орехом:

— «Вздремнуть»? Как можно дремать, дружище! Ведь мы уже почти дома! Скоро я увижу Коломбину и моего дорогого Гонфлета. Интересно, вырос этот сорванец, пока нас не было?

Мартин разглядывал листья деревьев, наклонявшихся к воде. Они расплывались перед глазами, залитые солнечным светом.

— Вырос ли? Думаю, он стал достаточно большим, чтобы доставлять взрослым еще больше неприятностей. Надеюсь, строительство аббатства шло без нас как надо. И все же я уверен, что Белле нас не хватало. Зато повара, должно быть, отдохнули. И можно было спокойно оставлять пироги остывать на подоконниках, не боясь за их сохранность!

— Ха! А мой Гонфлет на что?

Одним плавным движением Тунгро скользнул на борт лодки и встревожено прошептал Мартину:

— По-моему, нам угрожает опасность!

Воитель продолжал лежать, но лапа его потянулась к мечу:

— Почему ты так решил?

— Во-первых, впереди я слышу шум водопада, но дело даже не в этом. Кто-то преследует нас. Я заметил шевеление в листве, и рябь на воде у нас в кильватере, и впереди тоже!

Мартин встал и обнажил свой меч:

— Похоже, нас окружили, а, Гонфф?

— Вы двое оставайтесь здесь. Я пойду посмотрю.

Гонфф прокрался на палубу и быстро оценил ситуацию. Выдры Тунгро были в воде, они охраняли лодки Фурмо, окружавшие «Жимолость». Казавшееся теперь зловещим молчание нарушали только плеск ручья и отдаленный шум водопада. Мирный теплый осенний денек вдруг стал жутковатым. Крар сидел на носу лодки и смотрел во все глаза. Фолгрим с топором стоял на корме последней лодки. Фурмо и его землеройки, обнажив рапиры, изготовились к бою. Гонфф поднял обе лапы, подав всем сигнал ждать. Острый глаз Мышеплута разглядел какое-то шевеление в ветвях дерева, нависшего над водой.

У Гонффа отлегло от сердца. Он дал всем отбой. Потом крикнул, и голос его прорезал глубокую тишину над ручьем:

— Хахарр! Я откушу тебе хвост и заткну им твое ухо! Из-под дерева ему ответил грубый голос:

— Сдавайся, мышонок, ты окружен!

Гонфф подмигнул землеройкам из Гуосима:

— Окружен? Эх ты, толстая бочка, да тебе только лягушек пугать! Стой где стоишь, сейчас я доберусь до тебя и покажу тебе «окружен»!

Прыгнув в воду с громким всплеском, Гонфф бросился к кому-то, кто спешил ему навстречу с берега. Когда эта парочка встретилась, вода вокруг них закипела и забурлила, точно в водовороте.

— Гарравей! Ах ты хвостатая речная собака! Я сразу догадался, что это твоих лап дело! Вот тебе за это!

— Ха! Гонффо, меня не одурачишь. Ты испугался так, что все твои мышиные поджилки тряслись! Придется тебе признать это.

— Я испугался? Да не больше, чем бревно, которое плавает в ручье. Единственное, чего я боюсь, — что у тебя ужин не готов, усатая ты обжора, мокрая любительница пудинга!

С воплями восторга Фолгрим и Тунгро нырнули в воду:

— Тетушка Гарравей, это мы, ваши племянники!

— О, только не это! Запирайте все кладовые — это же сынки Баргуда! Бедная моя сестричка и померла-то, наверно, от голода, откармливая этих проглотов. Гонффо, убери их от меня!

Выдры из племени Гарравей выныривали из воды одна за другой и радостно перекрикивались с выдрами из племени Тунгро. Тримп посмотрела на Мартина: он с интересом наблюдал эту встречу родственников и усмехался их выходкам:

— Похоже, они все родня. Так что нас окружают сплошные тетушки, дядюшки, племянники и племянницы. Уф-ф!

Увесистый кусок прибрежной грязи угодил Мартину прямо в нос. Дело в том, что два племени выдр были так рады видеть друг друга, что тут же затеяли кидаться грязью. Остальные члены команды, в том числе и землеройки Фурмо, не заставили себя долго упрашивать: они, не колеблясь, присоединились к этой шуточной драке с веселым хохотом и визгом. Брызгаясь, плескаясь, то и дело шлепаясь в воду, они запускали друг в друга целыми пригоршнями коричневой вязкой грязи. Грязь была везде! Она пристала к шерсти, мордочкам, лапам и хвостам. Молоденькая ежиха наткнулась на что-то вроде маленького коричневого шарика грязи. Шарик пропищал:

— Хи-хи! Это вы, госпожа Тримп?

— Ха! Я-то это я, а вот ты кто?

— О, я всего лишь маленький Чагг!

— Эй ты, чертенок, ты зачем в меня кидаешься? Кидайся лучше в этих сумасшедших выдр. Они же все это затеяли.

— Хи-хи! Я кидаюсь в кого попало! Вот вам еще! Шлеп! Плюх! Шмяк!

И только Крар невозмутимо сидел на носу лодки. Он покачивал головой, с отвращением глядя на недостойное зрелище:

— Кажется, сегодня день дураков! Вероятно, эти речные собаки лишились разума. Ай!

Бью, весь в грязи, наклонился, чтобы набрать еще пригоршню, и поздравил себя:

— Отличный удар, Фетрингсол! Может быть, у этого мешка перьев поубавится аппетита!

К тому времени, как все угомонились и отмылись, уже наступил вечер. Королева Гарравей, используя свой последний шанс, изловила-таки своих племянников и окунула их в воду.

— Эй, что здесь происходит? — спросил вездесущий Гонфф. — Пытаемся утопить родственников?

— Именно, Гонффо! Это же надо быть такими невоспитанными! Я научу их, как надо ко мне обращаться: ваше величество, а никакая не «тетушка Гарравей». Ну ладно, дружище, лучше нам передохнуть. У моей команды есть специальные приспособления, чтобы поднять вашу лодку на верх водопада. Это самое меньшее, что я могу сделать для таких отважных воинов!

Фолгрим наконец-то вынырнул на поверхность и, выплюнув воду, заявил:

— Да уж, тетушка Гарравей, потому что в противном случае ваше имя навсегда будет покрыто… грязью!

39

Молочно-белый туман добрался до вершины высокого вяза. Тишина раннего утра царила в аббатстве Рэдволл. Ее нарушало лишь негромкое, доносившееся издалека пение какой-то ранней пташки. Всего лишь час прошел после восхода солнца. Командор и Белла стояли на северной стене. Гонфлет устроился между ними. Белла строго сказала:

— Держись подальше от края. У твоей мамы найдется что сказать мне, если ты упадешь!

Гонфлет рассеянно переминался с лапы на лапу, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь пелену тумана:

— Когда же приедет мой папа?

Командор придержал малыша за плечо:

— Не волнуйся, приятель, уже скоро. Может быть, когда рассеется этот туман.

Гонфлет беспардонно дернул Командора за ухо:

— Да-а! Ты уже который день это говоришь!

Снизу послышался голос Коломбины:

— Белла, Командор! Где вы?

— Здесь, наверху, западный угол северной стены!

Коломбина поднялась к ним по ступеням. Она принесла с собой поднос и поставила его на стену:

— Боже мой, что это вы втроем тут делаете так рано? Отсюда все равно ничего не видно, там такой туман. Гонфлет, ты бы должен быть еще в кроватке!

— Нет, сегодня моя очередь дежурить на стене и ждать папу. Белла и Командор мне просто помогают. Мой папа скоро приедет, вот!

Коломбина ласково погладила сына по голове:

— Да, я уверена, что теперь уже скоро. Ой, смотрите, туман становится золотистым! Давайте-ка позавтракайте пока. Туман еще не скоро рассеется.

Коломбина и сама составила им компанию. Закутанные, как в кокон, в золотистый осенний туман, они с удовольствием позавтракали овсянкой со свежими ягодами и медом.

Выдры тянули, землеройки толкали, и «Жимолость» благополучно преодолела канаву в западной части Леса Цветущих Мхов и оказалась около той самой тропинки, где в начале лета Тримп впервые повстречала Ферди и Коггса.

Гонфф крикнул Мартину сквозь туман:

— Поставь парус, дружище!

Фурмо удивленно покачал головой:

— Зачем тебе парус? Кругом туман и ни ветерка!

Сняв с головы командира Гуосима яркую повязку, Гонфф нацепил ее себе на голову. Он встал на носу лодки и принял величественную позу:

— Да ну тебя с твоим ветерком, Лог-а-Лог! Я возвращаюсь домой, и я намерен прибыть, как полагается! Верно, Мартин?

Мартин присоединился к Гонффу. Он встал рядом, приняв не менее героическую позу: обнажив меч и как бы указывая им вперед:

— Ты прав, приятель! Домой!

Фурмо с восхищением кивнул:

— Вот это дело! Давайте-ка, друзья! Смажем получше колеса, расчешем усы, приналяжем и будем петь все время, что осталось до дома. Все вы знаете «Конец Путешествия». Тримп, ты будешь петь верхним голосом, я — баритоном, а Гарравей — басом. Три-четыре…

И «Жимолость» легко покатилась по тропинке. Команда тянула лодку, а два племени выдр и племя землероек объединились, чтобы толкать ее сзади. Мартин, Гонфф, Динни и Тримп, те четверо, что отправились в путь из аббатства, стояли на носу лодки, Крар сидел на мачте, цепко удерживая Чаггера, который по-прежнему считал себя капитаном.

Солнце начало понемногу растапливать туман, и теперь можно было что-то разглядеть. Когда они миновали поворот у дубовой рощицы, пение вдруг стихло и «Жимолость» остановилась. Все увидели Рэдволл.

Паря над золотистым туманом подобно видению, волшебному сну, южная башня поднималась к синему небу, и флюгер гордо трепетал над стенами из розового песчаника. От этого зрелища захватывало дух. Все стояли и молча смотрели, а потом раздалось мощное «Ура!». Динни гордо улыбался, не в силах сдержать слезы:

— Наконец-то я дома!

Гонфлет спрыгнул с плеча Командора на северо-западный угол, который был выше всей остальной стены. Командор протянул мышонку лапы:

— Слезай, приятель, сквозь этот туман все равно ничего не разглядишь.

Коломбина что-то почувствовала. Она внимательно посмотрела на сына:

— Что ты, Гонфлет?

— Я слышу их, мама! Слышите? Папа возвращается домой!

Сначала едва слышное, многоголосое пение становилось все громче и громче и наконец наполнило собой аббатство.

Белла громко засмеялась от радости:

— Это корабль! Корабль на тропинке! Даже не верится, но я вижу их! Я вижу их!

Песня летела ввысь, в синее утреннее небо:

Домой, мой друг, домой! Вперед! Еще не закончен путь. Пыль водой ключевою смой, Вперед! Все страхи свои забудь. Мы выжили и разбили врага. Домой, мой друг, веселее шагай! Спи, где тебя застигнет сон, И знай, что ждет тебя милый дом. Домой, мой друг, шагай веселей. В сыром лесу, среди степей — Где бы ты ни был, — дом милей! Домой, мой друг, домой! На земле и воде, средь шипов и роз, Вперед, дружище, не вешай нос. Ведь скоро мы будем дома. Пусть лапы твои болят — ничего! Друзья не бросят в беде одного, Не первый день мы знакомы! Солнце ли светит, дождь ли идет — Нам с тобою идти вперед. Домой, мой друг, домой!

Крик Беллы, подобно грому, разнесся над лугами:

— Вставайте, жители Рэдволла! Они вернулись! Будите скорее поваров! Открывайте ворота! Они вернулись домой!

Ферди и Коггс широко распахнули ворота, Коломбина разрешила Гонфлету выбежать наружу встречать корабль. Его подхватили сильные лапы отца, и очень скоро он сидел на отцовских плечах. Ферди и Коггс, все еще в ночных рубашках, держали главные ворота открытыми. С помощью всех жителей Рэдволла «Жимолость» легко и царственно вплыла в аббатство и остановилась посередине луга. Гонфф с Гонфлетом на плечах спрыгнул на траву и крепко обнял Коломбину:

— Ваш принц Мышеплут вернулся, о моя прекрасная дама!

Все радостно приветствовали друг друга:

— О Динни, наш дорогой Динни Кротоначальник, как мы скучали по тебе! Добро пожаловать домой!

— Хурр! Спасибо, госпожа Белла, я тоже очень скучал, я даже линять начал, во как!

— Дядя Вортхорн, это вы?

— Прищемите мне хвост! Это я и есть! Неужели вы сыновья Баргуда? Смотри-ка, какие здоровенные! Интересно, чем вас кормили? Я Фергит Вортхорн, зовите меня Командор. А вот, познакомьтесь: Майская Ягодка и Ольховая Сережка. Мне кажется, они приходятся вам… двоюродными сестрами, но я не уверен, надо подумать.

— Ферди, Коггс, привет, это я!

— О, барышня, вы как будто выросли!

— Да, но все такая же хорошенькая. Как славно, что вы вернулись, дорогая!

— Меня зовут Чагг, я всего лишь маленький бельчонок, но неприятностей от меня, говорят, хоть отбавляй!

— Привет, Чагг, я Гонфлет, и от меня тоже, говорят, полно неприятностей!

Среди всего этого шума и гвалта, бурных встреч старых и новых друзей появилась маленькая сгорбленная фигурка. Она бесстрашно ковыляла через луг. Все расступались перед аббатисой Герминой. Майская Ягодка и Ольховая Сережка поспешили вперед и помогли взобраться на «Жимолость», где ее встретил Мартин. Он поклонился и положил свой меч к ногам старушки. Та улыбнулась:

— Мартин из Рэдволла, друг мой, ты вернулся к нам!

— Да, матушка аббатиса. Это было удачное путешествие. Это было долгое лето, богатое событиями. Я счастлив, что я снова в Рэдволле.

Аббатиса Термина указала своей тростью на странную лодку посередине луга и на огромного ястреба, восседавшего на носу лодки:

— Действительно, много событий. А что это такое?

— Это ялик Лог-а-Лога Фурмо. Он называется «Жимолость» в честь его доброй супруги. А вот эта благородная птица — Крар Страж Лесов, бесстрашный воин и наш верный друг. Эти симпатичные землеройки — из Гуосима, а еще с нами прибыли два племени выдр: племя королевы Гарравей и племя братьев Тунгро и Фолгрима.

Аббатиса Термина остановила Мартина, подняв свою крошечную лапку:

— Довольно! Я совсем запутаюсь, если ты продолжишь. Моей старой голове не под силу запомнить столько всего. Добро пожаловать, дорогие гости! Пусть радость и веселье встретят вас в аббатстве Рэдволл. Если вам что-нибудь понадобится от меня или жителей Рэдволла, говорите, не стесняйтесь!

Образовалась небольшая пауза, а потом перед аббатисой вырос старый заяц, учтиво ей поклонился и произнес скрипучим голосом:

— Бьюклэр Фетрингсол Косфортингам к вашим услугам, госпожа. Я только хотел поинтересоваться, э-э, нет ли у вас, как бы это сказать, э-э, в некотором роде, э-э…

Термина кивнула. Она сразу поняла его:

— Вы, вероятно, проголодались, господин Косфортингам?

Бью яростно закивал, продолжая, однако же, мямлить:

— Да, именно, госпожа, э-э, спасибо, госпожа, я, это, действительно, возможно, э-э, несколько, э-э, есть хочу, будь я неладен!

Широко улыбнувшись, аббатиса Термина дотронулась до его лапы:

— Я никогда не встречала зайца, который не был бы голоден. Мы готовились к этому событию с конца лета, у нас хватит еды для всех и для вас тоже, господин Косфортингам. Все ли готово, Белла?

Барсучиха кивнула, указав на фруктовый сад:

— Как только туман окончательно рассеется, все, кто готовил, кто подавал, кто помогал, и, конечно, дорогие гости, — все на пир!

Дружное «ура» огласило осеннее утро. Добровольные помощники кинулись в кладовые за тележками. За ними потянулись и гости, на ходу оживленно обсуждая будущий праздник:

— Пир, будь я неладен? Неужели у них хватит еды на всю эту ораву?

— Бурр! Сразу видно, что вы никогда не бывали на пирах в Рэдволле. Здесь хватит еды на две таких оравы и на целую осень. Это уж точно!

— Погоди, Ферди! Ты еще не видел, сколько ест Крар. По сравнению с этой птицей мы все просто дети!

— Мы позаботимся об этом, Гонфф. А как ваш заяц? Хороший едок?

— Хо-хо! И не спрашивай! По справедливости, его бы следовало назвать не Фетрингсолом, а Проглотом. Рядом с ним лучше за стол не садись.

— Я сяду с тобой, ладно, Гонфлет? Мы тут все съедим!

— Ага! А потом, Чагг, пойдем за пирогами. Они кладут их на подоконники, чтобы остыли, хи-хи!

— Похоже, теперь у вас будет вдвое больше забот, госпожа Коломбина!

— Втрое, Командор, если считать Гонффа. Но это приятные заботы, и к тому же это такое счастье, что они вернулись живыми и невредимыми!

— Гурр, золотые слова, госпожа!

Эпилог

Отрывок из дневника Термины, матери аббатисы аббатства Рэдволл:

Сейчас зима, время сидеть у огня в Пещере и долгими вечерами рассказывать разные истории. К следующей зиме наше аббатство будет окончательно достроено. Никогда еще у нас не было столько добрых и приятных гостей. Чудесный стол, за которым я сижу, изготовлен выдрами из племени Тунгро, как и вся наша мебель. Что за искусные мастера эти выдры! Брат Тунгро Фолгрим останется в Рэдволле и будет жить с нами. Они с Командором стали неразлучны. Многие наши гости останутся здесь насовсем. Это очень радует меня: все они хорошие и работящие. Тримп и Чаггер теперь живут в семье Гонффа. И, конечно, они очень счастливы с такими родственниками, как наш принц Мышеплут и его прелестная жена Коломбина. Все говорят, что я проживу еще много времен года. Надеюсь! Ведь так радостно жить в Рэдволле. Я жду каждого утра, предвкушая завтрак с моими добрыми друзьями, Вургом и Бью. Как жаль, что мне не довелось в молодости путешествовать с ними по морям! Сколько они повидали, какие приключения пережили!

Мартин, кажется, вновь обрел вкус к жизни. Он больше не печален. Он рассказал нам удивительную историю о себе самом и своем храбром отце Льюке. Это очень грустная история, но разве не для того в нашей жизни так перемешаны радость и печаль, чтобы мы смогли стать самими собой? Мартин показал мне кое-что из льняного мешочка, расшитого бусинками, который принадлежал его бедной матери. Это тканый портрет его предка, которого тоже звали Мартин. На картине изображена мышь в военных доспехах и с мечом. Меня удивило, что портрет как две капли воды похож на самого Мартина. Хотя он сам говорит, что изображение напоминает ему отца, Льюка. У Коломбины появилась прекрасная идея: она думает, что эта картина может стать центром большого ковра, который когда-нибудь будет висеть в Большом зале. Все равно, когда я смотрю на это изображение, мне кажется, что это наш Мартин. Вероятно, его предки всегда были воинами, победителями, вдохновителями других честных и добрых зверей.

И вот еще что сделал Мартин: он решил отложить свой меч и жить мирной жизнью. Он столько сделал для основания и строительства нашего аббатства, что никто не посмел бы отказать ему в праве на такое решение. Ястреб Крар Страж Лесов спрятал меч Мартина там, где тот сказал. Мне он только намекнул, где находится меч. Вот что он сказал:

Там, где живут осенние туманы, Там, где соткалась дивным утром рано Моя мечта, виденье чудное, любовь из воздуха в Лесу Цветущих Мхов.

А еще он сказал мне нечто совсем удивительное, и я теперь поверяю это вам:

Мне некому отдать сокровище мое — Не обзавелся я своей семьей. Нет у меня ни дочери, ни сына. И хоть томит меня о том кручина, Но Рэдволл, час когда пробьет, Я знаю: мне наследника найдет… Ему, неустрашимому в бою, Я с радостью свой меч передаю.

И больше он к этому не возвращался. Теперь, если мне нужно найти его, я прислушиваюсь, откуда доносятся голоса наших диббанов и их смех. Значит, и Мартин там, да и Гонфф тоже. Они оба наслаждаются вновь обретенным счастьем, хотя, что до Мышеплута, похоже, он так и не вырос. Может, Мартин сейчас восполняет то, что он не доиграл в детстве и в юности, кто знает? Сердце всякого жителя Рэдволла радуется при виде его.

Что ж, друзья, пожалуй, я устала. Это простительно старой аббатисе, на которой лежит груз стольких лет. Отправлюсь в Пещеру и посижу у огня в моем большом кресле, укрыв колени одеялом. Там я слышу песни и рассказы, вижу, как молодые танцуют и резвятся, могу выпить горячей настойки и незаметно погрузиться в теплый приятный сон, пока зимний ветер завывает в ночи. Я не прощаюсь с вами, кто знает, может быть, вы как-нибудь зайдете к нам. Вы всегда желанные гости в аббатстве Рэдволл. Все, что вам нужно принести с собой, — это улыбка и открытое сердце.

Термина, аббатиса Рэдволла.

Оглавление

Книга первая МАРТИН

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

Книга вторая ЛЬЮК

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  31

  32

  33

  34

Книга третья НАСЛЕДСТВО ВОИТЕЛЯ

  35

  36

  37

  38

  39

Эпилог

Реклама на сайте