«Календарь ма(й)я»

Календарь ма(й)я (fb2) - Календарь ма(й)я 1548K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктория Валерьевна Ледерман

Виктория Ледерман Календарь ма(й)я

Краснодарский край, пос. Дружный

23 мая 2013, четверг

Историчка Клара Борисовна хотела бы стать укротительницей тигров. Прямо сейчас, немедленно! Тогда у нее в руках были бы хлыст и железный прут. Хлыст оглушительно щелкал бы для устрашения, а железным прутом она согнала бы наконец всех в одну кучу и пересчитала. Не свирепых хищников, нет. Свой шестой «А», обезумевший от ощущения свободы и наступающих летних каникул. Восемь мальчиков и двенадцать девочек… Как всегда, вместе они не желали ни развлекаться, ни просвещаться. Напрасно она связалась с этой экскурсией.

— Не хватает еще пятерых, — подвела итог Клара Борисовна. — Где у нас Семак и Загоркин, интересно знать? Я же их видела десять минут назад.

— Семак в лужу свалился! — жизнерадостно сообщили ей. Клара Борисовна недоверчиво поинтересовалась, где он ее нашел, ведь с начала мая не упало ни капли дождя. Со всех сторон посыпались остроумные комментарии по поводу грязи и находчивой свиньи.

— Ну а Загоркин-то где? — потеряла терпение классная руководительница.

— А он Семака выжимает! — выкрикнули из толпы.

Шестой «А» дружно загоготал. Это было единственное, что они хорошо делали вместе. Клара Борисовна в изнеможении подняла глаза к небу, как заклинание повторила про себя, что в последний раз везет их куда-то, и принялась руководить посадкой в микроавтобус. Мало того что шестой «А» не видел ее в упор и не слышал, так еще и экскурсионное бюро подвело. Вместо полноценного автобуса прислали небольшой форд на шестнадцать мест.

Девчонок постройнее пришлось упихать по три на два места, несмотря на их возмущенные вопли. Пока рассаживались, появились Семак и Загоркин в мокрых майках. Клара Борисовна стиснула зубы и промолчала, указав им на переднее сиденье.

— Ну что, молодежь, поехали? — крикнул в салон водитель, добродушный полный дядечка лет сорока.

— Нет, нет! — запротестовала классная руководительница. — У нас троих нет… А, вот еще один! Елизаров! Особого приглашения ждешь? Поживей!

Невысокий лохматый паренек с ободранной щекой поднялся в автобус и хмуро осмотрелся в поисках места.

— Глеб, садись вон туда, к Жене Мухину, — велела Клара Борисовна.

— Еще чего! — нахально отозвался Мухин, который один восседал на двухместном сиденье. — Я не хочу с ним сидеть! Я лучше вообще не поеду.

— Мухин! — повысила голос Клара Борисовна. — «Хочу» и «не хочу» будет дома у мамы. Елизаров, кому я сказала?

Глеб Елизаров нехотя побрел к свободному месту.

— Вали отсюда, — зашипел на него Мухин и выставил ногу, преграждая путь. — Мало вчера получил? Еще хочешь?

— Это кто еще получил! — не остался в долгу Елизаров. — Кто мусорный бак черепушкой протаранил? Зря, бак — вещь полезная. В отличие от твоей башки.

— Не, я не понял! — уже громко возмутился Мухин. — Ты чего такой борзый? Приезжает тут всякий сброд и еще наглеет!

— А я не мечтал учиться в вашем чокнутом классе! — огрызнулся Елизаров. — Можешь успокоиться, скоро меня в вашей дыре не будет!

В автобусе поднялся возмущенный шум: замечательный поселок Дружный — не дыра! Мухин демонстративно переместился на переднее сиденье к Семаку и Загоркину, а Елизаров плюхнулся на его место и отвернулся к окну.

Тем временем к автобусу приближался полный мальчик в сопровождении бабушки. Это был Юра Карасев, единственный в классе отличник. Бабушкину голову покрывал черный платок: Юрин дед умер две недели назад. С тех пор учителя жаловались, что не узнают Карасева: он махнул рукой на школу, потерял интерес ко всему. Вот и сейчас Юра с безучастным видом, тяжело пыхтя, по крутым ступенькам поднимался в автобус.

— Акробат! — восхитился Мухин. — Воздушный гимнаст Юрась ибн Карась!

— Винни-Пух доставлен, — подхватили Загоркин и Семак. — Конвой свободен. Юрасик, отпусти охрану. Бабуся, домой!

Юрасик молча проследовал мимо них к единственному свободному месту рядом с Елизаровым. Тот недовольно обернулся, исподлобья глянул, как Карасев стягивает со спины яркий рюкзачок, и снова уставился в окно.

— Ну, долго еще? Когда поедем? Жарко, с нашей стороны солнце! — нетерпеливо заныли девчонки.

— Ждем Зюзину! — объявила Клара Борисовна.

Девчонки, забыв про жару, презрительно зафыркали.

— Чего ее ждать!

— Пусть с выводком своим возится!

— Да вон, несется… наша дылда, — с пренебрежением бросила Дорошевич. — Ходулями загребает. Интересно, с кем она сядет?

— Не со мной, не со мной! — наперебой закричали девчонки. — Пусть с Громовой и сидит, как за партой!

— Ну вот еще!!! — перекрикивая всех, завопила Громова. — От нее половой тряпкой воняет!

Лена Зюзина, высокая и нескладная, влетела в автобус, успев расслышать последнюю фразу. Замерла возле кресла Громовой, запыхавшись от быстрого бега. Посмотрела на нее в упор:

— Лучше тряпкой, чем сигаретами.

— К-какими сигаретами? — икнув от неожиданности, пролепетала Громова.

— Которые ты куришь за школой вместе с Текаевой, — безжалостно припечатала Зюзина.

— Ты чего орешь? — испуганно вытаращив глаза, зашептала Текаева. — С ума сошла?

Она метнула быстрый взгляд в сторону Клары Борисовны, занятой разговором с водителем. Курение в школе № 13 грозило страшной расправой.

— Зюзина, садись к кому-нибудь третьей! — крикнула учительница. Лена оглянулась и обвела взглядом враждебные лица.

— Некуда, — громко сказала она. — Можно я не поеду? Мне на работу надо.

Клара Борисовна уже набрала воздуха в грудь, чтобы разразиться очередной гневной тирадой, но тут Юра Карасев неожиданно предложил:

— Садись с нами.

— А ничего, что ты один занимаешь полтора места? — тут же возмутился Глеб Елизаров. — Куда нам еще и Зюзину?

Юрасик молча подвинулся как смог, притеснив его окну, и Лена осторожно опустилась на край сиденья.

— Порядок, — громогласно высказался Мухин, показывая на них троих, — все дефективные в сборе. Можно ехать.

Водитель с добродушной улыбкой обернулся в салон:

— Эй, молодежь, что такие скучные? А ну-ка все вместе походную песню за-пе-вай!

— Ага, сейчас, разбежались, — ответили ему из салона.

— Вот, видели? — вздохнула Клара Борисовна. — Я с ними каждый день как на войне.

— Жалко их, — водитель уселся поудобнее и взялся за руль. — Растерянные они какие-то. Опрокинутые. Не знают, что им нужно.

Автобус медленно развернулся и вырулил со школьного двора.

— Злые они, а не растерянные, — в сердцах произнесла Клара Борисовна. — Жестокие и бессердечные эгоисты. И не только мой класс, а все поколение. Разве двадцать лет назад было такое, чтобы ученики залезли в учительскую — исправить оценки в классном журнале? А в понедельник у нас был звонок о заложенной бомбе…

— Чтобы контрольную сорвать? — предположил водитель.

— Чтобы снять на телефон панику. И разместить видео в интернете.

— Но это же дети… Можно найти что-то хорошее, что им интересно…

— Ничего не интересно, уверяю вас! Ни-че-го! В музей сейчас едут из-под палки, и только потому, что я обещала снизить оценку в четверти всем, кого не увижу в автобусе. А едем не куда-нибудь — в Анапу, в «Горгиппию»! Пещеры, раскопки — это же всегда завораживало! Я просто не знаю… Ничего их не волнует, ни прошлое, ни будущее.

Клара Борисовна бессильно умолкла. Водитель тоже молчал, что-то обдумывая. Перед развилкой автобус вдруг затормозил и встал на обочине.

— Знаете что? Предлагаю заехать в одно место. Это недалеко, — сказал водитель. — Я уверен, ребятам понравится.

— Вообще-то нас ждут в «Горгиппии», — озадаченно произнесла историчка. — А что за место?

— Вы не слышали? За дачным массивом, возле лесопосадки, откопали фрагмент древней стены, — оживленно заговорил водитель. — Вроде бы второй век до нашей эры. Официально разрешение на раскопки уже получено, но организовать все как следует обещают не раньше июля. И вот мой приятель-энтузиаст, археолог, собрал группу волонтеров. Поставили палатки, живут там и копают.

— Да кто же туда пустит целый класс? Тем более такой!

— Не беспокойтесь, пустят. Я договорюсь. Мой приятель — вот такой мужик, — водитель показал большой палец. — Он справится с вашим классом.

— Ну не знаю, — в сомнении проговорила Клара Борисовна.

— Да, забыл сказать, на раскоп приезжали эксперты. Пока это только смелое предположение, но на стене обнаружили надписи, очень похожие на раннюю письменность племени майя, — добавил водитель.

— Да бросьте! — воскликнула историчка. — Быть такого не может. Майя? Здесь? Они на этой территории никогда не проживали.

— Это пока предположение, — повторил водитель, выделив слово «пока». — Приятель говорит, что о происхождении майя практически ничего не известно. Вдруг как раз здесь следы их зарождения? Я-то во всем этом не разбираюсь. Но вы историк, вы же должны знать, что прошлое подкидывает сюрпризы покруче, чем будущее. Ну так как?

— Я бы с удовольствием посмотрела, — заколебалась Клара Борисовна. — Но класс… А кстати, почему мы стоим?

— Потому что вы еще не сказали, куда поворачивать. Если в музей, то налево, а если на раскоп — направо, — пояснил водитель.

— Давайте направо, — решилась Клара Борисовна.

— И это настоящие раскопки? — разочарованно присвистнул Загоркин. — Следы майя? Обыкновенная квадратная яма.

— У меня на даче бассейн копали, — сказал Мухин. — Такую же яму рыли. Только глубже.

— Эта яма называется раскоп, — пояснил бородатый археолог, который согласился показать ребятам место сенсационной находки. — Углы раскопа обязательно должны быть прямыми, поэтому яма квадратная. И копается она совершенно не так, как твой бассейн, парень. Сначала осторожно лопатами снимается верхний слой — дерн. Потом убирается мусор, поверхность выравнивается, затем снимается следующий слой. И так несколько раз. Бывает, что копать приходится не только лопатой, но и ножом. А иногда и медицинским скальпелем. Представляете себе, что это за труд?

— Фу, скукотища, — громко зевнула Дорошевич, прочно увязнув модными каблуками в песчаной почве. — Еще хуже, чем сажать картошку на даче.

— Кристина! — одернула ее Клара Борисовна. — Прекрати.

Шестой «А» сгрудился на краю раскопа, посреди огромного пустыря. За спинами учеников, метрах в ста, находилась лесопосадка, где пестрели палатки археологов. Время было обеденное, и шестиклассники не увидели ни одной живой души: группа отдыхала.

— Ребята, вы тайны любите? — спросил бородач, лишь мимоходом улыбнувшись на реплику Дорошевич. Шестой «А» нестройным хором утвердительно загудел.

— А вот задумайтесь — когда вы приступаете к раскопкам, вы стоите на пороге тайны, — продолжал археолог. — Эта тайна хранилась глубоко, под толщей земли, много веков, а вы ее освобождаете, сантиметр за сантиметром. Как будто на машине времени путешествуете в прошлое…

— Путешествовать лучше в будущее! — не удержался Загоркин. — Чего в прошлом-то интересного? Там вон одни черепушки и кости. — Он кивнул на раскоп.

Шестой «А» с готовностью захихикал. Бородач посмотрел на них и серьезно сказал:

— Кто не интересуется прошлым, у того нет будущего.

Это высказывание вызвало у ребят новый поток умозаключений. Клара Борисовна тщетно пыталась остановить то одного, то другого…

Лишь три человека, стоящие позади, не участвовали в душевной беседе с археологом. Глеб держался особняком, всем своим видом демонстрируя, что ему глубоко плевать на происходящее. Лена с интересом слушала и смотрела, но в разговор не встревала, а Юрасик вообще был где-то далеко. Он безучастно жевал пирожок, тупо глядя перед собой. Когда исчез последний кусок, Юрасик снова полез в рюкзак. Поймав Ленин голодный взгляд, он вытащил большой румяный пирожок и протянул ей:

— Хочешь? Бери, у меня много.

Лена на мгновение заколебалась, но потом решительно помотала головой. Юрасик обратился к стоящему рядом Глебу:

— А ты будешь? Бабушка пекла.

— Знаешь что, толстопуз, ты бы поменьше лопал бабушкиных пирожков, — зло ответил Глеб. — Нам целый день с тобой на одном сиденье кататься. Тебя сейчас так раздует, что я стекло выдавлю, а Зюзина в проход слетит.

Юрасик молча отошел в сторону и продолжил жевать.

— Елизаров! — горячо возмутилась Лена. — Тебе никто не говорил, что подло высмеивать физические недостатки, в которых человек не виноват?

— Зюзина, чего ты тявкаешь? — огрызнулся Глеб. — Ты вон длинная как жердь, может, в этом ты и не виновата. А толстое пузо Карасева — результат бабушкиных пирожков. Так что заткнись и не лезь, куда не просят.

— Ты дикий, Елизаров, тебе вообще не место среди людей!

— А где ты здесь видишь людей?

Лена оскорбленно замолчала и отступила от Глеба на два шага. Между тем бородач-археолог разрешил ребятам спуститься в яму, и они один за другим спрыгнули вниз. Наверху остались Дорошевич и еще пара красавиц на шпильках. Осторожно ступая по бурому грунту, шестиклассники гурьбой приблизились к торчащему из земли каменному обломку высотой в метр. На серой шероховатой поверхности камня проступали непонятные знаки, похожие на неумелые детские рисунки. Семак хотел было оседлать артефакт и уже закинул ногу, но археолог схватил шустрого парня за шкирку. Он сказал, что этой стене, возможно, три тысячи лет и к такой древности нужно относиться с уважением.

— Только представьте себе, — продолжал археолог, — этот фрагмент стены когда-то был древним храмом, дворцом или пирамидой. Может быть, здесь была городская площадь. Кипела жизнь, ходили люди, звучал смех… Очень-очень давно руки человека высекали на камне эту самую надпись. Завораживает, правда? Такие находки — как мостик в другой мир.

— Почему меня должны завораживать дурацкие рисунки какого-то глупого неандертальца? — громко поинтересовался Мухин.

— Племена майя были очень умными, — сказал Юрасик вполголоса, но все услышали и повернулись к нему. — Например, они создали солнечный календарь, а движение Венеры вычислили с ошибкой всего четырнадцать секунд в год! И это без современных приборов и технологий.

— Откуда ты все знаешь, круглый? — насмешливо спросил Овчаренко.

— У меня дед профессор археологии… был, — проговорил Юрасик, опуская голову, — Он изучал древние цивилизации.

— А что, это и правда майя? — с интересом спросила Лена, показывая на стену. — Ну, те самые, которые предсказали конец света?

— Пока не знаем, — честно ответил археолог. — Но сходство определенно есть.

— Майя не предсказывали конец света, — снова сказал Юрасик.

— Как это не предсказывали? А чего мы тогда ждали зимой? — возмутился Загоркин.

— Вадик больше всех ждал, — хохотнул Семак, — тоннель под домом рыл, сгущенку туда таскал. Готовился.

— Дед объяснял мне, что календарь майя поделен на циклы, и эта дата означала просто конец одного цикла и начало другого, — объяснил Юрасик.

— Обычный камень, ничего особенного, — фыркнул стоящий рядом Глеб. — А нарисовать такие значки и я бы сумел.

Он наклонился и поскреб ногтем один из символов.

— Это не нарисовано, а выдолблено, — подал голос Юрасик. — Древние скульпторы наносили иероглифы очень твердыми каменными резцами.

— Слушай, Карасев, уймись, — оборвал его Глеб. — Ты уже достал своими лекциями. Нарисовано, выдолблено. Вот этим я что угодно могу процарапать, понятно?

Он достал из кармана ключи от дома и продемонстрировал блестящий металлический брелок в виде танка.

— С детством никак не простишься? В войну играешь? — подколола его Лена.

— Зюзина, ты тупая? Это же «Тигр» из «World of Tanks»!

— Чего?!

Глеб махнул на нее рукой и отвернулся.

— Танк называется «Тигр». Он из компьютерной игры «World of Tanks», — объяснил Юрасик.

— Я и говорю — в детстве застрял, — сказала Лена.

В это время Клара Борисовна позвала всех в автобус, и шестиклассники наперегонки бросились к самому низкому краю раскопа, где было удобнее выбираться наверх. Водитель и археолог вылезли первыми и по одной вытаскивали девчонок, которые не могли поднять ноги из-за узких коротких юбок. Мальчишки выбрались сами и сверху комментировали процесс. Лена и Юрасик двинулись вслед за всеми, а Глеб, воровато оглянувшись, нагнулся над древней стеной. Лена обернулась на ходу и неожиданно вскрикнула:

— Что ты делаешь?! Елизаров, ты ненормальный?!

Глеб, не обращая на нее внимания, присел на корточки. Лена резко повернула назад. Юрасик остановился, не понимая, на что так бурно отреагировала Зюзина. Он подошел ближе — и прирос к месту рядом с оторопевшей Леной.

На фрагменте древней стены возле заключительного иероглифа красовалась кривая угловатая надпись: «23.05.2013». Глеб, орудуя острым краем своего брелока, старательно выцарапывал последнюю цифру.

— Ну вот, — сказал он, поднимаясь и отряхивая колени, — теперь я тоже скульптор. Я оставил послание потомкам.

Юрасик и Лена обескураженно переглянулись.

— Чего застыли? Я же не картину в музее изрисовал, — хмыкнул Глеб. — Расслабьтесь, это просто камень! Если его мог царапать древний индеец, то почему не могу я?

— Это же… это… — потрясенно проговорил Юрасик и умолк, не находя слов.

— Это связь времен, — продолжал глумиться Глеб. — Видите — древние иероглифы и современная дата рядом, это же мостик между двумя мирами.

— Елизаров, ты придурок и варвар! — воскликнула Лена.

— Карасев, Елизаров, Зюзина! Быстро в автобус! — долетел до них зычный крик Клары Борисовны.

— Ну что, Карась! — сказал Глеб, пряча ключи в карман. — Рванем наперегонки? Кто последний, тот дурак.

Глеб сорвался с места и ловко выскочил из ямы. Юрасик и Лена, проводив его взглядом, тоже двинулись к автобусу.

Глеб

Пельмени всплыли, раздулись и перестали помещаться в кастрюле. Переложить бы их, но кастрюля побольше неделю уже стояла с остатками борща. Другой подходящей посуды на съемной квартире не было. Глеб плюнул с досады: зря высыпал всю пачку пельменей сразу! Но после экскурсии он проголодался. Да и отец вот-вот вернется со службы. Они поужинают, а потом, может, пойдут в кино. Должны же они куда-нибудь сходить вместе! Хоть раз за эти два месяца…

Отец появился лишь около восьми. Услышав звук открывающейся двери, Глеб радостно поскакал в коридор.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — гаркнул он, схватил с головы отца фуражку, водрузил на свою голову и отдал честь. Тот улыбнулся, щелкнул сына по носу и отправился в ванную мыть руки. Глеб хвостиком последовал за ним.

— Я уже пельмени сварил, час назад! И не ем, тебя жду. А ты все не идешь. Хоть бы позвонил. А знаешь, мы сегодня были на раскопках, нам рассказывали о цивилизации майя. Представляешь, они не предсказывали конец света! Пап, а пойдем сегодня в кино?

Отец задумчиво потрепал его по голове, вышел из ванной и стал переодеваться в гражданскую одежду. Глеб заподозрил неладное:

— Пап, ты зачем одеваешься? Мы же ужинать будем.

— Да нет, — сказал отец, очнувшись от своих мыслей, — я не буду. Поешь сам.

— Ну папа! — возмущенно завопил Глеб. — Я что, опять один должен сидеть? Я вчера один сидел, и позавчера, и неделю назад! То ты работаешь, то ты дежуришь, то ты просто уходишь вечером!

— Прекрати орать, — поморщился отец. — Ты ведь не малое дитя, чтоб с тобой нянчиться. В тринадцать лет можно уже и одному посидеть.

— А что мне делать в этой дыре? — не унимался Глеб. — Телевизор в ремонте, компьютера нет, свой планшет ты не даешь. Пазл и тот уже собрал.

— Ну, пойди погуляй с друзьями, — предложил отец, оглядывая себя в большое зеркало в прихожей.

— Да откуда взяться друзьям, если мы все время переезжаем?! — взорвался Глеб. — Прихожу в класс посреди года, и никто меня и знать не хочет!

— Глеб, я не собираюсь обсуждать это в пятисотый раз! — в голосе отца появились металлические нотки. — Я человек военный, мне приказали, я поехал. А ты как несовершеннолетний должен следовать за мной. И начальству параллельно, может сын капитана Елизарова найти друзей на новом месте или не может. Я тоже постоянно среди чужих людей. Привыкай, знакомься.

— А зачем? Зачем мне привыкать, если мы через месяц отсюда уедем? — с горечью проговорил Глеб.

Отец не ответил. Он обеими руками пригладил свои короткие волосы, взял флакон туалетной воды и пару раз брызнул на шею. Глеб мрачно наблюдал за ним, скрестив руки на груди.

— Ну все, я пошел. Вернусь поздно. Отбой в двадцать три ноль-ноль. Вопросы есть? — не дожидаясь ответной реплики, отец открыл входную дверь.

— Сдай меня лучше в детдом! — вслед ему бросил Глеб. — Что так, что эдак — все равно без семьи.

Отец замер на пороге, и когда обернулся, его глаза были холодными и колючими. Он наклонился к сыну и с плохо скрытой яростью произнес:

— А ты не знаешь, кто в этом виноват? Кто все уничтожил своими собственными руками?

Отец резко выпрямился и вышел из квартиры. Глеб саданул дверью так, что гул пошел по всему подъезду. Потом вернулся в комнату и ногой перевернул стол, на котором собирал большой пазл. Пестрые картонные кусочки посыпались на пол, как разноцветное праздничное конфетти.

Юрасик

Дед улыбался широко и открыто. Юрасик смотрел в экран монитора, на это лицо, родное до боли, и не мог оторваться от фотографии. Как привыкнуть к мысли, что в квартире больше не раздастся жужжание дедовой электробритвы, не донесется сквозь сон аромат только что сваренного кофе? Как быть с их ночными посиделками, когда дед с огромным рюкзаком вваливался в коридор после очередной длительной экспедиции и до утра рассказывал внуку о далеких странах и древних цивилизациях? Как обойтись без дружеских шахматных турниров, без веселых игр, без поездок к морю и ночевок в палатке на диких пляжах?..

— Юрасик, — позвала бабушка, заглядывая в комнату. — Папа с мамой пришли. Пойдем ужинать.

— Нет, бабуль, — отозвался он, поспешно убирая с монитора фотографию деда. — Я здесь поем. Принеси, пожалуйста, сюда.

Бабушка подошла к нему и заглянула в экран. Там белел вордовский лист с мелким текстом.

— Реферат по географии пишу, на завтра, — зачем-то пояснил Юрасик. Бабушка вздохнула:

— Знаю я, какой реферат ты пишешь. Опять фотографии смотрел. Ну что ты себя изводишь?

— Дед умер из-за меня, — едва слышно прошептал Юрасик. Бабушка ахнула от неожиданности:

— Да ты что?! Что ты придумываешь?!

— Был бы я был дома в тот момент, я бы ему помог! Я вызвал бы скорую, и его бы спасли! А меня не было, потому что я ушел на этот дурацкий турнир!

— Юра! Перестань! Откуда ты мог знать?

— Я должен был уйти в шесть, а турнир перенесли, и я ушел раньше… Бабуль! Дед умирал один в квартире, а я в это время играл в шахматы!

— Но ведь и меня не было дома. И папы с мамой. Значит, мы тоже виноваты, что в это время были на даче. Почему ты берешь вину на себя? Если бы знать, что и когда случится…

— Я больше не буду играть в шахматы, — глухо сказал Юрасик.

— Не будешь играть в шахматы, не будешь ужинать с нами. Что еще не будешь делать? — спросила бабушка и погладила его по жестким волосам. — Ты бы выключил компьютер, дружочек… Сходил бы в парк, в кино с приятелями…

— Нет у меня приятелей, ты же знаешь, — отозвался Юрасик.

— А ты подружись. Нельзя все время одному быть.

— Никто не хочет со мной дружить. Я толстый.

— Юра! Во-первых, не толстый, а полный. Во-вторых, и я полная, и папа твой тоже полный. Но у меня очень много приятельниц, а папа — тот вообще душа компании. Так что дело не в фигуре, а в характере. Может быть, ты сам сторонишься одноклассников?

— Бабуль! Я даже списывать им даю, подсказываю на уроке. Они списывают, а дружить не хотят. И обзывают меня по-всякому. А еще у нас в классе есть очень высокая девочка, ну та, из многодетной семьи, у которой папа в тюрьме. Так вот, с ней тоже не хотят дружить. И дразнят ее.

Бабушка вздохнула, погладила внука по голове и вышла из комнаты.

— Не понимаешь… — прошептал Юрасик, когда за ней закрылась дверь. — А вот дед меня всегда понимал.

И он снова развернул фото деда на весь экран.

Лена

В квартире чем-то подозрительно пахло. Словно что-то сожгли, но уже успели проветрить. Лена бросила у порога ведро с тряпкой и, споткнувшись об него же, помчалась на кухню, встревоженно крича:

— Эй, мелкота! Что у вас сгорело?!

Навстречу ей выскочил шестилетний Вова:

— Лена! Ты вернулась? Как все прошло?

Он каждый вечер спрашивал, как все прошло. Как будто мытье подъездов в соседнем доме могло пройти как-то иначе, чем в предыдущий раз…

Стол, пол и плита в кухне были усеяны мелкими сахарными песчинками.

— Вы что, съели весь сахар? — всплеснула руками Лена. — Как вообще можно было съесть килограмм сахара?

— Да не съели мы, — признался старший, одиннадцатилетний Андрейка. — Просто просыпали.

— Ага, а потом собрали и стали варить, чтоб не выкидывать, — добавил Вова, отойдя от сестры на безопасное расстояние. — Ведь если сварить, все микробы погибнут.

— Только они не уследили, и все сгорело, — закончил первоклассник Саша.

Лена оглядела заляпанную кухню, тяжело вздохнула и направилась в комнату к младшей Анютке: из-за ветрянки она не пошла сегодня в детский сад.

Больная весело скакала по маминой скомканной постели. Радостная мордаха в зеленых пятнышках блестела от чего-то сладкого и липкого, из плотно зажатого кулачка стекал на постельное белье какой-то сок. Повсюду валялись банановая и мандариновая кожура, яркие конфетные фантики и скорлупа грецких орехов. На пододеяльнике виднелись безобразные зеленые пятна.

— Две мясных котлеты гриль, специальный соус, сыр… Вот что я люблю!

— Анютка! Что это такое? — воскликнула обомлевшая Лена. Два часа назад, когда она уходила мыть подъезды, дома было чисто, тихо и спокойно. — Андрейка! Зачем вы брали зеленку?

— Вон ее мазать! — брат кивнул на прыгающую девчонку.

— Ее не надо мазать! Я ее мазала утром.

— Она сказала, что у нее все чешется и надо помазать снова!

— Дорогой порошок! У бактерий больше нет шансов! — выкрикивала Анютка.

— Кстати, — опомнилась Лена. — Откуда все это? Фрукты, орехи, конфеты?

— Ты же нам не покупаешь ничего, — насупившись, пробубнил Саша. — A нам нужны витамины. И эта, как ее… глюкоза.

— Я им говорил, — поспешил сказать Андрейка. — А они все равно ели.

— Я спрашиваю, кто это все принес? — ледяным тоном проговорила Лена. — Анюта, кто тебе дал мандарины и конфеты?

— Баба Липа! — объявила сестренка. — Баба Липа дала. Она с нами целый день играла, пока тебя не было. А потом еще раз пришла и принесла вкусняку!

— Так я и знала! — вскричала Лена. Братьев как ветром сдуло.

— Сколько раз вам говорить, мы не нищие! Нам подачки не нужны! Мы с мамой работаем и сами все покупаем! — бушевала Лена. — Мы ничего не будем брать у чужих людей!

— Баба Липа не чужая! — закричала Анютка. — Она моя бабушка!

— Она тебе не бабушка, она чужая тетя! Ее нельзя сюда пускать! Поняла?!

— Не поняла! Не поняла! Она — бабушка!

Лена поймала сестру и потащила ее в ванную умываться. Потом отварила макароны, собрала всех на грязной кухне и посадила ужинать. Убираться она решила после еды.

— Андрей, тебе завтра к какому уроку? — спросила Лена, глядя, как дети стучат вилками по тарелкам. — Может, совсем не пойдешь, посидишь с Анюткой? У меня тест по английскому и по географии спорная оценка. Никак нельзя пропустить.

— Ты что, забыла?! — воскликнул Андрейка. — Мы завтра не учимся, у нас праздник.

— Какой праздник?

— «Прощай, начальная школа!»

— Точно. И правда забыла. — Лена устало потерла лоб. — А во сколько?

— Ну ты даешь! — возмутился Андрейка. — Только вчера говорил. Начало в десять. А ты что, не придешь на праздник?

— Ну как я приду? С кем я Анютку оставлю?

— А мама?

— Мама приедет послезавтра. Сегодня она еще у папы, а завтра сядет в поезд и приедет.

— Почему она поехала к папе именно тогда, когда у меня выпуск? — надулся Андрейка.

— Когда дали свидание, тогда и поехала, — сказала Лена. — Ты лучше проверь, чистая ли у тебя белая рубашка. А то пойдешь в грязной, как поросенок.

— А я брюки порвал! Чуть-чуть, — подал голос первоклассник Саша. — Когда с дерева слезал.

— Зачем ты на него вообще залезал? — спросила Лена. — Какие брюки, школьные?

— А нас воспитательница спросила, у кого родители могут красиво нарисовать большой плакат до завтра? Я и поднял руку! — возбужденно заговорил Вова. — Мне дали большой лист и краски. Круто! Сейчас будем рисовать.

— А теперь банановый! — выкрикнула Анютка, опрокинув бокал с киселем на обеденный стол, и принялась возить по кисельной луже пальцем.

Лена бессильно опустила руки. Стало понятно, что поспать ей сегодня не удастся.

22 мая 2013, среда

Кабинет географии был заперт на ключ. Возле двери маячили Юрасик и Лена. Глеб бросил сумку на подоконник и отвернулся к окну, чтобы не разговаривать с ними. Отец вчера не вернулся домой, утром его постель осталась нетронута… Глеб подозревал, что скоро будет сидеть один целыми сутками.

— Почему-то никого нет, — подал голос Юрасик. Глеб оглянулся. По длинному коридору носились школьники, но среди них не было никого из шестого «А», и кабинет по-прежнему оставался закрытым.

— Придут, куда денутся, — буркнул Глеб, садясь на подоконник. — Еще десять минут.

Юрасик озадаченно смотрел на него.

— Чего уставился? — спросил тот.

— А где?.. — Юрасик покрутил рукой перед своим лицом.

— Чего «где»?

— У тебя вчера была болячка, через всю щеку.

— И что?

— Теперь ее нет.

Глеб потрогал щеку. На ощупь кожа была гладкая, без бугорков запекшейся крови, и совершенно не болела. Он достал телефон, сфотографировал лицо и удивленно принялся разглядывать снимок.

— Вы почему здесь? — крикнули Дорошевич и Громова, несясь мимо них по коридору.

— А вы-то куда?! — заорал им вслед Глеб.

— На контрольную!

Лена и Юрасик переглянулись в недоумении.

— По алгебре, что ли? Мы же ее позавчера написали! — пробормотал Юрасик. — Может, они двойки получили, бегут переписывать…

— Дорошевич и Громова? — скептически заметила Лена. — Они же хорошистки.

— Да эти две тронутые меня вообще не интересуют, — отрезал Глеб.

— Надо сходить на алгебру, предложил Юрасик и полез в рюкзак за расписанием.

— Что туда ходить, если у тебя вот здесь четко написано — география! — Глеб раздраженно потыкал пальцем в его дневник. Юрасик не успел возразить. По коридору к ним спешила Клара Борисовна, истошно крича:

— Вот они где! Елизаров, Карасев, Зюзина! Хотите мне годовую контрольную сорвать? Быстро в кабинет! — И она погнала оторопевших учеников на третий этаж.

В кабинете алгебры сидел весь класс. Перед каждым учеником на парте лежали белые тетрадные листочки с печатями и брошюры с заданиями. Математичка писала на доске образец заполнения титульного листа для годовой контрольной.

Глеб, Юрасик и Лена в состоянии шока разошлись по местам. Глеб плюхнулся на стул и тупо уставился на свою соседку, Соню Ткачук, которая сосредоточенно выводила на листе ровные строчки.

— Слушай, Ткачук, что происходит?

— А что такого происходит? — Ткачук подняла на Глеба непонимающие глаза.

— Почему мы снова пишем эту контрольную?

— Елизаров, ты рехнулся? Заткнись и не мешай.

Соня Ткачук вновь склонилась над контрольной. Глеб оглядел класс и встретился глазами с ошеломленной Леной, сидящей в первом ряду возле окна. Потом они оба посмотрели на обернувшегося Юрасика. Вид у него был обескураженный.

— Так, — негромко пробормотал Глеб. — Нормальных только трое. Остальные чокнулись. Массовое помешательство, не иначе.

— Елизаров! Думаешь, у тебя слишком много времени? — строго спросила математичка. Глеб достал ручку, пододвинул к себе чистый листок с печатью и во второй раз принялся решать те же самые примеры.

— Ну и что это было? — спросил Глеб у Юрасика и Лены, когда они остались втроем в кабинете алгебры.

— Может, розыгрыш? — предположил Юрасик.

— Да? И кто кого разыгрывает? — поинтересовалась Лена. — Наш класс — нас?

— Я всегда говорил, что ваш класс — сборище дураков.

— Знаешь что, Елизаров, сам ты…

Прозвенел звонок, и в класс ворвалась галдящая толпа семиклассников. Троица поспешила на следующий урок — в кабинет русского языка и литературы.

— Елизаров, ты чего русский-то достал? — Ткачук повертела пальцем у виска, открыла учебник литературы и принялась что-то повторять. Учебник у нее был открыт на стихотворении Рубцова — том самом, которое весь класс уже ответил.

— Ткачук! — не выдержал Глеб. — Неужели ты и правда ничего не помнишь?

— Чего не помню?

— Как ты отвечала этот стих, как запнулась на строке «Она горит над золотом осенним», как Овчаренко тебе подсказывал? Ты же четверку получила!

— Ты обкурился, Елизаров?! Когда я отвечала?

— На литературе! В среду!

Соня взглянула на него с жалостью:

— Сегодня и есть среда!

Глеб хотел сказать ей, что она отстала от жизни и сегодня уже пятница, но тут всеобщее внимание привлекла Лена, которую вызвали к доске. Она встала и заявила, что не понимает, с чего это вдруг они сегодня учатся по расписанию среды. Класс оживился, оторвался от учебников и приготовился смотреть бесплатное шоу. Учитель Сергей Сергеевич удивленно взглянул на Лену:

— Ну, видимо, потому, что сегодня среда.

— Сегодня пятница! — уверенно заявила Лена. — Среда была два дня назад, и в среду я уже получила за этот стих тройку.

Класс откровенно захохотал.

— Зюзина, ты думаешь, это смешно? — спросил учитель.

— Это абсолютно не смешно! — горячо воскликнула Лена. — Это очень странно, что вы не помните последние два дня!

Сергей Сергеевич протер очки и внимательно посмотрел на Зюзину. Потом взял журнал и подошел к ней:

— Вот видишь выделенный столбик? Здесь должны быть ваши оценки за стихотворение «Звезда полей». Ты видишь, что он пустой?

Лена нехотя кивнула.

— А какая дата над этим столбиком? Читай вслух.

— Двадцать второе мая, — прочитала Лена. — Но ведь это невозможно! Двадцать второе уже было. Сегодня двадцать четвертое мая!

— Ну-ну… Кто еще думает, что сегодня двадцать четвертое? — повысил голос Сергей Сергеевич, стараясь перекричать поднявшийся в классе гвалт.

Шум постепенно стих. Все переглядывались и хихикали. Лена смотрела то на Юрасика, то на Глеба, ожидая от них поддержки, но те молчали, опустив глаза.

В этот момент в кабинет заглянула Клара Борисовна и попросила разрешения сделать объявление.

— Напоминаю о завтрашней экскурсии! — сказала она. — После второго урока все идут по домам, обедают, переодеваются и ровно в одиннадцать тридцать приходят сюда, к школе. С собой иметь бутылочки с водой и бутерброды. Едут все до единого, даже больные и умирающие! В автобусе и в музее ведем себя прилично, Мухин и Загоркин! И остальные тоже. Меня все услышали?

Клара Борисовна вышла. Шестой «А» вновь загудел растревоженным ульем, обсуждая будущую поездку. И только трое учеников впали в одинаковый ступор и еще долго сидели с открытыми ртами.

После пятого урока хмурые Глеб, Юрасик и Лена вместе вышли во двор, обогнули здание школы и не сговариваясь направились к школьному стадиону. Усевшись на ступеньках горбатой спортивной лестницы, долго молчали.

— Ну что, — первым заговорил Глеб, — какие будут идеи? Кто-нибудь что-нибудь понимает?

— Понятно только одно — что мы каким-то образом перепрыгнули обратно в среду, — отозвался Юрасик и потер лоб.

— Ерунда какая-то! — воскликнула Лена. Раз вчера был четверг, значит, сегодня пятница.

— Тогда куда делась моя болячка?? — Глеб повернулся к Лене левой щекой. — Когда я ложился спать, она была.

— Да откуда я знаю? — отмахнулась та. — При чем тут твоя болячка?

— А при том! Если сегодня среда, то щеку мне Мухин поранит только вечером, поэтому болячки еще нет. Это все объясняет, — сказал Глеб.

— Нет, это сон… — простонала Лена. — Кошмарный сон.

— Да, только он почему-то снится всем троим сразу, — съязвил Глеб.

— Откуда я знаю, может, это только мой сон? А вы оба мне снитесь. Я скоро проснусь, и снова все будет в порядке.

— Слушай, Зюзина, я вот сейчас звездану сумкой по твоей глупой башке и посмотрю, как ты проснешься!

— Да ладно вам, — примирительно сказал Юрасик. — А вот интересно — какой день будет завтра?

Глеб с Леной обескураженно замолчали. Об этом никто еще не задумывался.

— Я видел фильм, продолжил Юрасик, — про парня, который застрял в одном дне на несколько лет. Там у них праздник был американский, День сурка. Каждое утро этот день начинался снова, как в замкнутом круге, и парень ничего не мог поделать. И у него постоянно был День сурка.

— Какой ужас! — воскликнула Лена.

— Будем надеяться, это не наш случай, — сказал Глеб. — Не хотелось бы застрять здесь, в двадцать втором мая, когда до конца учебного года всего три дня.

— А как он оттуда выбрался, ну, тот парень в кино? — спросила Лена у Юрасика.

— Он полностью изменился, стал совершать добрые поступки, помогать людям и все такое, — наморщив лоб, припомнил Юрасик.

— Тогда Елизарову это не грозит, — сказала Лена с усмешкой. — Он вечно будет писать контрольную и отвечать стих Рубцова.

— Слушай, Зюзина! — начал заводиться Глеб. — Вот кого надо засунуть в День сурка, так это тебя. Может, хоть человеком станешь!

— На себя посмотри, Елизаров! С тобой даже рядом находиться противно!

— Так и катись отсюда!

— Да с удовольствием! Недоумок!

— Психопатка!

Глеб и Лена одновременно схватили свои сумки и направились в противоположные стороны.

— Ребята! — крикнул Юрасик им вслед. — Куда вы? Вернитесь!

Те даже не оглянулись. Юрасик положил подбородок на руки и сидел в такой позе, пока его не отыскала запыхавшаяся бабушка, успевшая обежать все школьные этажи.

Юрасик

— Да я не прятался, бабуль, — оправдывался Юрасик по дороге домой. — Я просто забыл, что ты ждешь. Закружился, из головы вылетело.

— Наверное, контрольная по алгебре трудная была, — предположила бабушка, вытирая мокрые виски концами черного платка.

«Да нет, уже не трудная», — усмехнулся про себя Юрасик. Бабушка продолжала расспрашивать его о школьном дне, слово в слово повторяя те же фразы, что и два дня назад. Он остановился, потряс головой…

— Что, Юрочка, голова болит? — забеспокоилась бабушка. — Ты вообще какой-то бледный сегодня. Это все потому, что ты перестал бывать на улице!

Таких слов в настоящую среду не было, и Юрасика немного отпустило. Он постарался увести разговор в сторону. Но стоило ему задуматься и замолчать, как бабушка вновь вернулась к своему тексту.

— Юрася, почему бы тебе все же не поехать на экскурсию вместе со всеми? — осторожно поинтересовалась она. Юрасик помнил все, что она скажет дальше, каждое ее слово, и, не в силах этого выносить, поспешно выпалил:

— Хорошо, бабуль, я поеду!

Бабушка опешила. Она не ожидала, что внук так быстро согласится, и приготовилась к долгим уговорам. А теперь все ее веские аргументы пропали впустую. Юрасик отвернулся, пряча улыбку. Так забавно манипулировать людьми, когда знаешь, что произойдет дальше!

— Правда поедешь? Не передумаешь? — спросила бабушка, все еще не веря, что внук согласился на поездку сам, без принуждения.

— Бабуля, я точно побываю на этих раскопках, — твердо пообещал Юрасик и добавил чуть тише: — И этого уже не изменить.

Перед квартирой бабушка замешкалась в поисках ключа, и пока она копалась в сумке, из двери напротив выглянула соседка.

— Ольга Ивановна! — воскликнула она. — У вас свет есть?

— Не знаю, Шура, — ответила бабушка, вытаскивая наконец ключ. — Уходила, был. А что?

— Вернулась с дежурства, а света нет. У всех, что ли, отключили?

Юрасик чуть не застонал. Все это уже было! За небольшим исключением — тогда соседка сама пришла к ним домой с этим вопросом. А, ну правильно! В настоящую среду Юрасик не задержался возле школы, и они с бабушкой вернулись раньше. И потом он провел целый час в квартире соседки, ползая по всему полу в поисках поврежденного провода. Нет, только не снова! Такие физические упражнения не для него!

— Есть у нас свет, — сказал мальчик, не дожидаясь, когда бабушка откроет дверь и щелкнет выключателем. — А у вас кролик перегрыз провода. И произошло короткое замыкание.

— Юра, ну что ты выдумываешь? — вздохнула бабушка, входя в квартиру.

— Моя Фрося? — возмутилась соседка. — Она у меня никогда ничего не грызет!

— Проверьте за холодильником, — посоветовал Юрасик тете Шуре. — Ваша Фрося оставила там улики. В виде… кроличьих шариков.

Бабушка покачала головой и назвала его фантазером. А соседка недоверчиво фыркнула и скрылась за своей дверью. Но не прошло и двух минут, как она появилась в их прихожей с квадратными глазами и потребовала объяснений.

— Юрасик, как ты догадался?! — воскликнула пораженная бабушка. Внук замялся, опустил глаза и пробормотал, что не знает, почему он так сказал. Тетя Шура слишком быстро вернулась, и Юрасик не успел придумать более или менее правдоподобное объяснение. Сказав, что ему срочно надо позвонить, он поспешно скрылся в своей комнате. Обе женщины проводили его удивленными взглядами.

— Он у вас ясновидящий! — подняв указательный палец, проговорила соседка. — В переходном возрасте это начинает проявляться.

— Ну что ты болтаешь, Шура! — рассердилась бабушка.

— Говорю вам, он предсказатель!

— Прекрати! Мальчик просто угадал.

— Нельзя так точно угадать. Он знал!

— Иди домой, Шура, лови своего кролика, — махнула рукой бабушка.

— Говорю вам, Ольга Ивановна! — крикнула соседка уже из коридора. — Ваш Юра себя еще покажет! Вот увидите.

Юрасик улыбался, слушая их препирательства. Впервые за две недели у него улучшилось настроение. Тяжесть немного отступила, и казалось, что вокруг даже стало светлее.

Глеб

Следов отца дома не обнаружилось, его тапочки аккуратно стояли под вешалкой. Неужели пошел на работу, не заходя домой? А как же он тогда переоделся? Ни фуражки, ни форменных ботинок на месте не было. Может, он приходил позже, когда Глеб уже ушел в школу? Вообще ничего не понятно!

Глеб сбросил кроссовки, швырнул в угол школьную сумку, вошел в комнату и остолбенел. Большая картина-пазл, которую он вчера рассыпал с досады, преспокойно лежала на столе практически собранная. Глеб несколько секунд смотрел на стол, как баран на новые ворота, потом хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Сегодня же не тот день! Сегодня среда, которая уже прошла. И в среду пазл еще не был рассыпан. Он рассыплет его только завтра, в четверг. Который, кстати, тоже уже прошел. Но об этом никто не знает. Все думают, что четверга еще не было и вчера был вторник. С ума можно сойти от этих заморочек!

Глеб прошел в кухню и заглянул в холодильник. Там обнаружилась кастрюля с недельным борщом и последние три сосиски. Как странно есть ту же самую еду, которую съел два дня назад, подумал Глеб, доставая свой «обед». Он вернулся в комнату и, как в прошлый раз, расположился на подоконнике с куском хлеба и тремя сосисками в руках. Впрочем, он часто так проводил время — на подоконнике, у распахнутого окна, наблюдая за гуляющими.

Если сегодня среда, размышлял Глеб, выгрызая сосиску из целлофановой оболочки, то они с отцом еще не поссорились и тот не ушел вечером один. Но дома отец не ночевал. Значит, он все еще на службе. Во вторник утром он заступил на дежурство, а в среду утром должен был вернуться и лечь спать. Но не вернулся и не лег. У них в части что-то там произошло, и отец остался на работе. Да, точно, это тот самый день, когда Глеб мял картофельное пюре и жарил котлеты, а отец их даже не попробовал. Он пришел в девять вечера и свалился спать сразу после того, как принял душ. Получается, его не было дома утром из-за дежурства.

Во дворе малыш в синих шортах упорно карабкался на горку. Его мама болтала с подружкой, повернувшись к сыну спиной.

— Он сейчас грохнется! — неожиданно для себя закричал Глеб. Мама малыша обернулась. В ту же секунду карапуз кувырком полетел на землю и звонко завопил. Ошеломленный Глеб наблюдал, как мать схватила малыша на руки, понеслась с ним на лавку и принялась осматривать ушибы. Глеб вспомнил, что тот упал довольно удачно и через пять минут будет весело скакать по двору. Все произошло именно так и на этот раз. Как будто бы смотришь тот же самый фильм.

Глеб вдруг понял, как ему повезло. Ведь он знает весь сегодняшний день! Можно не совершать тех же самых ошибок, можно не прикладывать усилий там, где они не оправдаются. И самое главное: у него есть преимущество перед другими. Вот отец не знает, во сколько вернется домой, а Глеб знает. Он знает, что отец не будет ужинать, даже на кухню не зайдет. А раз так — зачем мучиться, чистить картошку, покупать котлеты-полуфабрикаты, жарить их? Сам Глеб прекрасно обойдется лимонадом и чипсами. Тем более если он не пойдет за котлетами, то не встретит Мухина и не сцепится с ним возле магазина. Когда известно, где находится твой враг, можно избежать с ним встречи. Или, наоборот, пойти и дать ему в бубен в тот момент, когда он этого меньше всего ожидает.

Глеб повеселел. Он подумал, что, если завтра его приключение закончится так же неожиданно, как началось, будет даже немного жаль.

Глеб забрал деньги, которые отец оставил ему на продукты, справедливо полагая, что теперь имеет право распорядиться ими по своему усмотрению. Например, прокатиться в парке на аттракционах или сходить в кино. И можно не опасаться, что отец неожиданно вернется домой. Он придет в девять вечера, минута в минуту. Как прикольно знать будущее!

Лена

— Лен, ты перегрелась? — спросил Андрейка, подозрительно поглядывая на сестру, лихорадочно мечущуюся по квартире.

— А что такое? — машинально отозвалась Лена, одновременно домывая посуду, помешивая ложкой в большом сотейнике на плите и собираясь на работу.

— Ты меня в третий раз спрашиваешь, где Анютка. Утром спросила, в школе спросила и сейчас опять спрашиваешь.

— Да? И где она?

— Ты опять забыла? Она в саду на пятидневке.

— В саду? Ее же выгнали, из-за ветрянки.

Андрейка уставился на нее. Лена поймала его странный взгляд и спохватилась:

— То есть… я хотела сказать… ну не важно. Какой сегодня день?

— И это ты уже спрашивала. Среда. Может, тебе не ходить на работу? Хочешь, я сбегаю к ним и скажу, что ты заболела?

— Я не заболела. Все в порядке. Просто… спала мало. Плакат для Вовы рисовала.

— Лен, ты что? Какой плакат?

В голосе Андрейки появилось беспокойство. Лена собрала наконец свою сумку, выключила воду и огонь под сотейником.

— Так, покормишь детей, подметешь полы, — велела она брату и выскочила из квартиры. Андрейка проводил ее озабоченным взглядом.

Лена никак не могла сосредоточиться на текущем дне.

В голове переплетались вчерашние и завтрашние события.

Сегодняшний день — по сути, позавчерашний, и она его уже забыла. Она и вчерашний-то день с трудом вспомнила бы. Сутки были похожи друг на друга. Особенно в последний месяц, когда мама лежала в больнице, а Лена кружилась в повседневных заботах, как карусельная лошадка, не замечая чисел и дней недели. Ее распорядок был четко отработан, она точно знала, что и в какой последовательности нужно делать. Внезапный сбой в отлаженной системе выбил ее из привычной колеи.

Надо все-таки купить детям фруктов, размышляла Лена по дороге в салон красоты, где она подрабатывала два раза в неделю. Сегодня должны заплатить за месяц, где-то около четырех тысяч. Рублей двести можно выделить на яблоки, бананы и, так и быть, мандарины для больной Анютки. И продукты пора покупать, почти ничего не осталось, ни макарон, ни гречки, ни картошки. Даже сахар весь высыпали, обормоты. Хотя нет, еще не высыпали, это будет только завтра. Надо спрятать пачку от греха подальше, может, в этот раз уцелеет.

Открыв дверь в салон, Лена остановилась как громом пораженная. Она увидела в зале студентку Марину, застегивающую на себе рабочий халат. У Лены подкосились ноги.

Она опять все перепутала. Она продолжала жить по расписанию пятницы, хотя для всех остальных была среда. Это означало, что в услугах Лены здесь сегодня не нуждаются и что никакой зарплаты не будет. На самом деле уборщицей в салоне работала Марина, а Лена ее подменяла по вторникам и пятницам.

— Лен, ты чего пришла? Не твоя же смена, — удивленно сказала тетя Мила, пожилая парикмахерша, которая и договорилась с хозяйкой, чтобы несовершеннолетнюю школьницу неофициально взяли на работу.

— Моя! Еще как моя! — звенящим голосом завопила Лена, чувствуя, что теряет над собой контроль. Сколько можно выносить весь этот бред! Она словно попала в театр абсурда. Когда же это закончится?

— Лен, твоя смена в пятницу, ты перепутала, — улыбнулась парикмахерша.

— Тетя Мила, ну хоть вы признайтесь, что сегодня пятница! — взмолилась девочка. — Что с вами всеми происходит?!

— Лена, тебе нехорошо?

— Это вам нехорошо! Это вы сошли с ума и думаете, что сегодня среда.

Две клиентки, сидящие в креслах, с интересом наблюдали за происходящим. Тетя Мила подхватила Лену под руку и утащила в подсобное помещение, чтобы не привлекать всеобщего внимания. Там она налила ей воды и усадила на старый продавленный диван.

— Переработалась, — говорила она, гладя Лену по голове, — переутомилась. Виданное ли дело, чтобы двенадцатилетний ребенок работал так, как и некоторые взрослые не работают! Отдохнуть тебе надо, с подружками погулять.

— Я не ребенок, — мотнула головой Лена, сбрасывая ее руку. — И мне уже тринадцать.

— Двенадцать, тринадцать. Какая разница? Тебе в куклы играть надо, а ты всю семью тащишь на себе.

— Мне только кукол не хватает! Время впустую тратить! И так день короткий, ничего не успеваю.

— Горемыка, — вздохнула тетя Мила. — Слушай, Лен, я тут одежонку насобирала для твоих мальчишек. Хорошая еще, внук аккуратно носит.

— Не надо, — сказала Лена, поднимаясь.

— Как же не надо? Мальчишки ведь, все как на огне горит!

— У нас все есть, спасибо. Пойду я.

— Ну как знаешь, — обиженно сказала парикмахерша. Лена допила воду и пошла к выходу через зал.

— В пятницу приходи, — добавила ей вслед тетя Мила.

— Если она вообще наступит, — буркнула Лена, проходя мимо Марины.

— Совсем плохая, школьница-то ваша, — покачала головой студентка, собирая щеткой остриженные волосы.

— Чего она сказала-то? — не расслышала тетя Мила.

— Сказала, что вряд ли доживет до этой пятницы.

— Вот горе-то! Заездили девчонку!

Мастера в зале принялись обсуждать Лену, а она уже на всех парах неслась на другую работу, в кафе «У Регины», где убиралась в среду, четверг и субботу. Кафе открывалось в пять, и к этому времени нужно было навести порядок после ночного пиршества.

В кафе царил жуткий разгром. Опять. Вернее, для Лены опять, а для всех остальных, конечно, в первый раз. Официанты сказали, что ночью здесь была драка и ей придется хорошенько потрудиться, чтобы успеть до открытия.

— Я не могу убирать это снова, — простонала Лена, без сил опускаясь на корточки. — Я в прошлый раз провозилась четыре часа!

Официанты тут же сообщили ей все, что думают о ее душевном здоровье, и предупредили, что если она сейчас же не возьмется за швабру, то может считать себя безработной. Лена процедила сквозь зубы, что здесь нужна не швабра, а лопата, а еще лучше — экскаватор, и принялась за уборку во второй раз.

Вечером, когда Лена уложила всех детей и сама собиралась рухнуть в кровать, выяснилось, что у них нет обеда на завтра. Тушеную капусту доели сегодня днем, а рассольник, который Лена варила в среду вечером (в настоящую среду), исчез. Точнее, не исчез, а просто не был готов. Все ингредиенты преспокойно лежали в холодильнике, как будто Лена их позавчера не терла на терке и не варила до полуночи.

Девочка села на табурет и тупо уставилась в одну точку. Нет, этот день сурка ей решительно не нравился. Неужели она вынуждена, как и тот парень в кино, жить в этом ужасном дне несколько лет? Она будет каждый день писать контрольную по алгебре, убирать бардак в кафе, а вечером, падая от усталости, варить рассольник? И ей никогда не выдадут зарплату, и мама никогда не вернется от папы? Может, она и вправду сошла с ума, и ей все это кажется? А на самом деле она сидит в психушке, в смирительной рубашке, и бредит? Или, может быть, она в коме? Лежит под капельницей, вся утыканная трубочками, а мозг подбрасывает ей ужасные картины?

В кухню осторожно просунулась всклокоченная голова.

— Чего тебе? — устало спросила Лена.

— Лен, я тут вспомнил, — нерешительно проговорил Вова. — Я тут это…

— Кроссовки порвал и кепку потерял?

— А откуда ты знаешь?

— Я теперь все знаю. Даже то, чего еще ты сам не знаешь.

— Ух ты! — восхитился брат. — Тебя что, молния ударила? Как в кино? И у тебя теперь уникальные способности?

— Вот именно! — усмехнулась Лена. — Ты только подумаешь о чем-то, а я уже знаю, что ты собрался натворить. Понятно?

Вова кивнул и собрался уходить.

— Послушай-ка, мой резвый друг, остановила его Лена. — Когда завтра в саду воспитательница спросит, кто сможет нарисовать большой плакат за один вечер, не вздумай поднять руку. Как человека тебя прошу!

21 мая 2013, вторник

В раздевалке для девочек стоял оглушительный визг. Мухин и компания, уже переодевшиеся на физкультуру, перебрасывали через перегородку между женской и мужской раздевалками безобразных резиновых пауков. Девчонки визжали с удовольствием, на разные голоса, не столько от страха, сколько для поддержания общего настроения.

— Это бразильский странствующий паук! — надрывался уже охрипший Загоркин. — Убийца людей! А это черная вдова! От ее яда погибают даже самые крупные лошади. Зюзина, ты в опасности!

Хлипкая стенка между раздевалками ходила ходуном.

— Откуда в одном месте столько чокнутых сразу? — сказал Глеб Юрасику, сидя с ним на лавке. Юрасик не ответил. Он пыхтел, стягивая с себя носки.

— Ты не делай таких сложных упражнений, — насмешливо проговорил Глеб, наблюдая за его стараниями. Юрасик, наконец освободившийся от носков, внимательно посмотрел на свои ноги и вытянул их в сторону Глеба.

— Чего ты мне суешь под нос свои грязные лапы? — возмутился тот.

— Ногти, — сказал Юрасик. — Посмотри на ногти.

— Что ногти? Не ногти, а когти, прямо как у орла. Ты, наверно, когда ходишь, стучишь ими по паркету?

— Я постриг их вчера вечером и искупался. А сегодня они снова выросли.

— Да не выросли они. Просто ты постриг их в среду вечером, а сегодня еще только вторник, утро. Кстати, твоя теория не сработала.

— Какая теория?

— Насчет того, что мы застряли в одном дне. Дни-то меняются. Только почему-то не в ту сторону. После четверга наступила среда, а теперь вот вторник. А завтра что будет? Понедельник?

— Как-то это все… кошмарно и неестественно, — поежился Юрасик.

— Ну еще бы! — со смехом согласился Глеб. — Ты каждый вечер будешь приводить себя в порядок и мыться, а просыпаться — грязный и с когтями!

— Да, невероятно оптимистичный прогноз, — задумчиво сказал Юрасик, не сводя взгляда со своих босых ног.

Наконец шестой «А» шумно высыпался на улицу и, с трудом угомонившись, построился на школьном стадионе в неровную линию.

— Бежим пять кругов! — скомандовал учитель физкультуры. — Кого увижу срезающим углы либо сидящим в кустах, тот будет бегать вокруг стадиона до конца урока. Бегом марш!

Шестиклассники без всякого энтузиазма побрели на беговую дорожку и лениво потрусили по кругу. Никто особо не рвался устанавливать рекорды, ведь, как известно, чем медленнее бежишь, тем быстрее проходит урок. Но даже такой неторопливый темп был Юрасику не под силу. Он плелся практически шагом далеко в хвосте.

— Давай, чемпион, давай, — подбодрил его Глеб, пробегая мимо во второй раз. — Тебе надо задержаться в сегодняшнем дне. Каждый день пять кругов по стадиону, и через месяц тебя будет не узнать.

— Лучше сразу умереть, — пропыхтел Юрасик, обливаясь потом.

— Сегодня вторник! Двадцать первое мая! — прокричала подбежавшая Лена.

— Да ты что? — язвительно воскликнул Глеб и перешел на шаг. — А без тебя никто и не понял. Спасибо, добрая девочка, что просветила.

— Ты клоун, Елизаров! Тут совершенно не до смеха, — сердито сказала Лена, останавливаясь. — Неужели вас не беспокоит, что с нами происходит?

— Меня беспокоит, — заверил задохнувшийся Юрасик. — Лишняя физра на неделе — это перебор.

Вся троица двинулась по беговой дорожке медленным шагом.

— Почему вдруг наступил вторник? Кто-нибудь мне может объяснить? — нервно спросила Лена.

— Потому что вторник стоит перед средой, — сказал Юрасик, отдуваясь. — И скорее всего, завтра наступит понедельник. Судя по всему, мы катимся назад.

— Но почему?! — в сердцах вскричала Лена.

— Неправильный вопрос, — сказал Глеб. — Не «почему», а «почему только мы»? Ведь все остальные, как я понимаю, живут вперед и ни о чем не догадываются. Почему именно мы, именно в таком составе угодили в какую-то мистическую западню?

— Получается, нас что-то связывает друг с другом, — предположил Юрасик.

— Да что нас может связывать? — фыркнула Лена.

— Вот об этом мы и будем думать, а после уроков встретимся на стадионе и поделимся идеями, — сказал Глеб. — Придется напрячь все свои умственные способности, у кого они есть, — добавил он, покосившись на Лену.

— Я надолго остаться не могу, — заявила та. — У меня дела.

— Ой-ой-ой! Самая деловая, что ли?

— Да уж не такая бездельница, как некоторые!

От дальнейшего обмена любезностями их спасло зоркое око учителя физкультуры.

— Это что у нас там за прогулки по окрестностям? — закричал он. — Елизаров, Зюзина! Чего ковыляете, как умирающие клячи? А ну-ка бегом — догонять ускользающие пятерки за четверть! Еще одна такая задержка — и вам их не видать.

Лена и Глеб как подстегнутые помчались вперед, стремясь обогнать один другого. Некоторое время они неслись плечом к плечу. Никто не хотел уступать. Силы были практически равны, но Глеб оказался выносливее — через полтора круга Лена все же сдалась и отстала, держась за правый бок. Глеб оглянулся на нее с видом победителя.

На третьем уроке Глеб обнаружил, что у него есть уникальная возможность отомстить своему недругу Мухину. Как и в настоящий вторник, завуч сняла всех мальчишек шестого «А» с английского языка и отправила на общественные работы. Нужно было приготовить только что отремонтированный актовый зал к празднику — внести обратно стулья, передвинуть рояль, повесить шторы на окна. Для этого завуч выделила пятерых, а еще троих забрал завхоз для работы на улице.

— Вот ты и попал, Мухин, — злорадно прошептал Глеб, спускаясь по лестнице на второй этаж. — Время работает на меня. Я-то знаю, что сейчас будет, а ты нет.

— Что ты задумал? — спросил Юрасик.

— Ты не помнишь, как он меня подставил? Мне такой разнос устроили, даже отцу звонили. Директриса орала, что это дерзкое и наглое преступление и таким негодяям, как я, не место в образцовой школе.

— Да помню я. Все помнят.

— Нет, Карась, не все. Только мы и помним. Здорово, правда?

Глеб в предвкушении потер руки — пробил час расплаты! С первого дня в новой школе эта компания терроризировала его, задирала по поводу и без повода, но на подобную подлость пошла впервые. Тогда, во вторник, пронырливый Семак обнаружил, что ключи от актового зала подходят к потайной дверце, соединяющей зал и учительскую. Об этой дверце знали все. Ею пользовались во время праздников и концертов — из учительской артисты выходили прямо на сцену. Но в другое время дверь была закрыта на ключ. А тут вдруг оказалось, что тот самый ключ находится в их руках! Как упустить такой случай?

Мухин и Семак тут же отправили Загоркина в коридор стоять на стреме, а сами проникли в учительскую и принялись рыться в классном журнале. Англичанка никогда не брала его на урок: у нее была привычка сначала выставлять оценки в специальную тетрадь. Юрасик в происходящем не участвовал. Он методично таскал по одному стулу из коридора в зал и, казалось, не замечал творящегося беззакония. А Глебу очень хотелось заглянуть в журнал и проверить, появилась ли у него двойка по русскому, которую грозился поставить Сергей Сергеевич. Ничего другого у него и в мыслях не было. В отличие от Мухина, который уже вовсю орудовал шариковой ручкой, что-то подправляя в журнале. Была одна странность, на которую Глеб сразу не обратил внимания: когда он подошел к столу и потянул к себе журнал, Мухин отдал его без возражений, а Семак даже предложил Глебу ручку. Ручку он проигнорировал, плечом отодвинул Мухина от стола и склонился над журналом. К его радости, двойки не было. Он решил посмотреть оценки по другим предметам и, увлекшись, не заметил, как Семак и Мухин исчезли за потайной дверцей. Вошедшая вскоре географичка застала Глеба на месте преступления: журнал раскрыт, рядом валяется ручка. Как потом определили, именно этой ручкой были исправлены некоторые оценки, в том числе и напротив фамилии «Елизаров». Мухин подстраховался и щедро подарил Глебу несколько пятерок в качестве неопровержимых улик.

Глеб стойко выдержал весь скандал, Мухина с компанией не выдал, но затаил обиду и желание отомстить.

— Ты хочешь теперь подставить их? — спросил Юрасик, когда они вышли в коридор за стульями.

— Конечно! Пусть получат по заслугам! — Глеб горел жаждой мщения.

— Но ведь это несправедливо.

— Почему?!

— Потому что пока они ничего не сделали. Их еще не за что наказывать. Такой вот временной парадокс.

— Карась, мне плевать на твой временной парадокс. Я точно знаю, что они это сделали! Таких учить надо.

— И что ты придумал? Снимешь их на телефон и подбросишь запись завучу?

— Да нет. У меня идея получше.

Действие развивалось по уже известному сценарию. Мухин и Семак шарили в учительской, Загоркин караулил в коридоре. Но Глеб внес свои поправки в цепочку событий. Подмигнув Юрасику, он подошел к потайной двери, два раза повернул торчащий в замке ключ и положил его себе в карман.

— Надо убрать Загоркина из коридора, — прошептал Глеб. — Сможешь?

Юрасик отрицательно замотал головой. Он был не в восторге от затеи Глеба и опасался непредсказуемой реакции Мухина. Глеб махнул рукой, подскочил к окну актового зала и выглянул во двор, где Тамасян, Овчаренко и Агапов под руководством завхоза вытаскивали из сарая какие-то доски. Глеб метнулся к двери, ведущей в коридор. Юрасик следил за ним настороженным взглядом, не понимая, что он задумал. Перед дверью Глеб задержался, принял равнодушный вид и вразвалочку вышел. Загоркин нетерпеливо топтался возле лестницы, честно выполняя обязанности караульного.

— Эй, Загоркин, — окликнул его Глеб. — Маруся велела тебе вниз идти, там еще человек нужен, не справляются они.

— Маруся? — недоверчиво переспросил тот. «Марусей» за глаза называли завуча. — Когда это?

— Только что, с улицы нам крикнула. Сказала, чтобы пулей летел.

— А ты не врешь?

— Мое дело передать. Не ходи. Жди, когда она сама сюда поднимется и лично тебя пригласит. — Глеб повернулся, чтобы уйти. Загоркин заколебался. Неподчинение завучу было серьезным проступком.

— Елизаров, ты тут это… скажи им, чтобы уходили. — Он кивнул в сторону учительской. Глеб так же равнодушно пожал плечами и неторопливо двинулся к актовому залу, хотя внутри у него все трепетало от возбуждения — с минуты на минуту в коридоре должна была появиться географичка.

— А че я-то? Че не ты? — крикнул из коридора Загоркин.

— Она тебя больше любит, — отозвался Глеб.

Когда он вошел в зал, к нему кинулся перепуганный Юрасик и зашептал:

— Они стучат! И дверь толкают. Может, выпустим?

— Сейчас их Кира выпустит. Пошли в коридор, обеспечим себе алиби.

— Ох и наваляют нам!

— Не трусь, Карась. Завтра никто из них и не вспомнит об этом.

— Мухин до завтра ждать не будет. Сегодня получим, это точно.

Географичка Кира Давидовна появилась минуты через три. Глеб и Юрасик прилежно трудились в коридоре, разбирая огромную гору из сваленных стульев. Географичка скользнула по ним рассеянным взглядом, остановилась перед дверью в учительскую и достала ключ. Глеб замер в сладком предвкушении. Вот сейчас свершится правосудие! Кира Давидовна открыла дверь и пропала в недрах учительской. Глеб и Юрасик, ожидавшие воплей, шума, скандала, чего угодно, только не тишины, переглянулись в недоумении. Почему географичка не реагирует на лазутчиков? Когда она обнаружила Глеба у стола, то визжала так, что у него уши заложило. А сейчас молчит, будто ничего не происходит. В чем дело? Испарились они, что ли?

Кира Давидовна вышла из учительской со стопкой тетрадей в руках. Обескураженные ребята застыли в обнимку со стульями. Как же так? Где Мухин и Семак? В окно вылетели? Или шапки-невидимки надели? Но не успела географичка запереть дверь, как в кабинете раздался ужасный грохот. Кира Давидовна удивленно оглянулась на Глеба и Юрасика, потом прислушалась и резко открыла дверь. И тут ребята услышали долгожданные вопли. Они кинулись к учительской, высунулись из-за широкой спины географички, и их взорам предстала весьма живописная картина — перевернутый шкаф, разбросанные повсюду плакаты, листы, книги, карточки. А в центре — Мухин и Семак, бестолково копошащиеся в пестрой куче и пытающиеся одновременно подняться, отряхнуться и собрать содержимое шкафа.

— Карасев! Беги за завучем! — вскричала Кира Давидовна прерывающимся от негодования голосом. — Нет, стой. Елизаров, лучше ты беги. Так быстрее будет. Она во дворе.

— Ага, — с готовностью отозвался Глеб и выскочил из учительской. Продолжение скандала его не интересовало — он недавно сам был участником этих событий. Но прежде чем бежать во двор, он завернул в актовый зал, аккуратно, стараясь не шуметь, отпер потайную дверь и оставил ключ на рояле, где он и должен был находиться.

— Пацан сказал — пацан сделал! — удовлетворенно произнес Глеб. — И так будет с каждым.

С Загоркиным он столкнулся на крыльце. Тот с ходу схватил его за грудки.

— Ты че наврал, что меня Маруся зовет?

— Сходи наверх — узнаешь, — холодно ответил Глеб.

— Мы с Женьком тебя встретим, Елизаров. Огребешь по полной.

— Твой Женек в ближайшее время будет очень занят, можешь мне поверить.

Глеб решительным движением оторвал руки Загоркина от своей рубашки, обошел его, нарочно задев плечом, и не спеша спустился с крыльца.

— Че-то я не понял, — ошеломленно проговорил Загоркин.

После шестого урока Лена задержалась — сдавала долг по геометрии — и на школьный стадион прибежала лишь спустя двадцать минут.

— Наконец-то, нарисовалась, — недовольно проворчал Глеб. — Долго мы тебя ждать должны?

— Меня уже бабушка, наверно, ищет, — с беспокойством проговорил Юрасик.

— Ну и давайте побыстрее все решим, — сказала Лена, поглядывая на часы. — У меня времени вообще нет.

— Времени у нее нет! Мы, между прочим, все в одной лодке, — возмутился Глеб. — Почему мы должны думать за тебя? Нам одним это надо?

— Я не прошу за меня думать. Просто я уже должна бежать.

— Ну и беги! Если тебе нравится жить в обратном направлении, можешь катиться на все четыре стороны. Тупая жирафа!

— Да я лучше буду жить в обратном направлении, чем иметь общие дела с таким болваном, как ты, Елизаров!

Лена развернулась и пошла обратно. Из-за угла школы появилась бабушка Юрасика.

— Ты тоже можешь катиться к своей бабусе, — зло сказал Глеб. — Вы мне вообще не нужны, я и один все придумаю. Угораздило же связаться с такой компанией — одна слишком деловая, другой от бабкиной юбки отлепиться не может в шестом классе!

— Иду, бабуль! — крикнул Юрасик бабушке и, виновато глядя на Глеба, пробормотал, что они все придумают завтра.

— Ну конечно! — негодовал Глеб, оставшись один. — Можем подумать и завтра, и послезавтра, и через неделю. У нас же полно времени, его просто девать некуда. Куда нам торопиться?

Он долго не мог успокоиться. Нет, ну в самом деле — почему все так скверно? Нет чтобы застрять, например, в лете! Оттолкнуться от первого сентября — и назад, в август, по второму кругу. И с какими-нибудь приятными людьми, с которыми есть о чем поговорить… Так нет же! Лета и каникул теперь не видать как своих ушей, а в напарниках — заполошная дылда и трусливый хомяк. Где справедливость?

Лена

На обед уже не хватало времени. Нужно было срочно бежать в салон красоты, чтобы не получить нагоняй за опоздание, как в тот вторник, когда она задержалась из-за долга по геометрии и заскочила домой пообедать. В итоге смена началась без нее, мастера нажаловались хозяйке, и та не отпустила Лену в детский сад на собрание к Вове. Поэтому сейчас она решила обойтись без обеда.

Лена добежала до дороги и перепрыгнула через низкое ограждение. Идти до перехода слишком далеко, да и долго потом — спускаться под землю, подниматься на поверхность… А тут каждая секунда на счету. Лена предусмотрительно посмотрела в обе стороны и понеслась через дорогу. Откуда вдруг взялась серая иномарка, летящая прямо на нее, она понять не успела. Не было ни страха, ни боли. Только будто со стороны донесся страшный глухой удар и почему-то опрокинулось небо. Последнее, что она запомнила, — расплывчатые лица прохожих, склонившиеся над ней.

— Очнулась, бедолага, — сказала пожилая женщина в домашнем халате и с загипсованной рукой. — Сейчас сестру позову.

— Чью сестру? — проскрипела Лена. Язык не слушался, и все тело было как чужое. Голову стягивал горячий железный обруч.

— Медицинскую сестру, деточка, — ласково пояснила женщина. — Ты в городской больнице, в хирургическом отделении. А я, стало быть, твоя соседка, тетя Роза.

— В какой больнице? — простонала Лена, пытаясь пошевелиться. — Почему?

— Тише ты, не вертись. Ты ничего не помнишь? Тебя же машина сбила. У тебя и ноги, и руки переломаны. Хорошо еще, что водитель успел на тормоз нажать. А то бы тебе, девка, совсем хана.

Лене удалось приподнять голову. Вместо себя она увидела белый кокон с оттопыренными в разные стороны конечностями. Лена скосила глаза и оглядела палату. На остальных кроватях лежали такие же загипсованные тела.

— Ничего, кости срастутся, ты же молодая. Месяца через три будешь как новенькая, — продолжала болтать тетя Роза. — Я тут единственная ходячая, стану помогать тебе.

— Нет! — неожиданно звонко закричала Лена. — Этого не может быть! Меня не сбивала машина! Я точно помню тот вторник! Этого не было!

Перепутанная тетя Роза позвала медсестру, и они вместе принялись успокаивать Лену. А она билась в истерике, пытаясь объяснить, что никак не может остаться сегодня в больнице. Ей срочно надо на работу, потом в сад на собрание, потом домой кормить детей, а потом мыть подъезды! На крик сбежался весь больничный персонал, находящийся поблизости. Лену успокаивали, говорили, что она не в себе, что она ударилась головой и на самом деле ей никуда не надо. Не надо на работу, не надо кормить детей, потому что никаких детей и никакой работы у нее еще нет, ведь ей всего тринадцать лет. Нашли ее сумку с дневником и уже сообщили в школу. Значит, к ней скоро приедет мама, и все будет хорошо. Она обязательно поправится.

Лене вкололи успокоительное, и она стала понемногу затихать. Мысли путались, язык заплетался, но Лена упрямо продолжала твердить, что все это ошибка: в настоящий вторник такого не было! Как сквозь вату она услышала слова медсестры:

— Да, крепко девочка головой приложилась. Как бы умом не поехала.

— Это конец… — всхлипывала Лена, засыпая. — Это конец…

20 мая 2013, понедельник

Глеб топтался на крыльце школы и ждал Юрасика, который стоял за воротами со своей бабушкой. Они торчали там уже пять минут и разговаривали. Будто дома не могли наговориться! Глеб сердито поглядывал в их сторону и нетерпеливо постукивал ногой о ступеньку. Когда бабушка поцеловала внука на прощанье, Глеб в изнеможении закатил глаза. Ну что за детский сад? Сколько лет этому пухлому тушканчику, чтобы он ходил в школу с бабушкой?

— Ты за шесть лет дорогу в школу не выучил? — ядовито поинтересовался Глеб, когда Юрасик подошел к нему. Тот взглянул на него, но ответить ничего не успел, потому что к ним безумной фурией подлетела Лена и первой же фразой сразила их наповал.

— Давайте не пойдем на первый урок! — возбужденно проговорила она.

— Зюзина! Что я слышу? Хочешь прогулять?! — изумился Глеб. — Это ты или твой двойник из будущего?

— Сейчас не до твоих глупых шуток, — отмахнулась Лена. — Дело очень серьезное. Нам нужно выбираться из всего этого как можно быстрее.

— А что случилось? — спросил Юрасик. — Еще вчера ты так не торопилась.

— Пойдемте за школу, пока нас не увидели. Там поговорим.

— Ладно, — кивнул Глеб. — Тем более что сегодня в школе делать нечего.

— Почему? — синхронно спросили Юрасик и Лена.

— Понедельник, — сказал Глеб. — Не помните? Бомба, паника, МЧС. Не хочется снова участвовать в этом представлении.

— Точно! — воскликнула Лена. — Уроков-то и не будет.

— Да, — потер лоб Юрасик, — нас же отпустили тогда. Я плохо соображаю в обратном направлении.

— И не только в обратном, — хмыкнул Глеб и поймал укоризненный взгляд Лены. Троица отправилась за школу, в самый дальний уголок спортивной площадки, который плохо просматривался из школьных окон, и расположилась возле гимнастических столбиков. Послышался приглушенный звонок на урок.

— Ну вот, — сказал Глеб, глядя на часы в своем телефоне. — Через пятнадцать минут побегут.

— Хорошо, что нас в этой толпе не будет, — отозвался Юрасик. — Меня так в спину больно толкнули в тот раз, я чуть не упал.

— Может, надо было предупредить кого-нибудь? — спросила Лена. — Пойти и сказать завучу, что никакой бомбы нет.

— Ты совсем рехнулась?! — воскликнул Глеб. — Зюзина, я тебе поражаюсь. Как объяснить, откуда мы это знаем? Ты хочешь, чтобы во всем обвинили нас? Что ж ты за бестолочь такая?

— Стоп! — решительно произнес Юрасик. — Раз уж мы втроем оказались в такой ситуации, предлагаю больше не звать друг друга по фамилии. И не обзываться. У нас одна цель — придумать, как выбраться. А если мы будем постоянно ругаться, у нас ничего не выйдет.

— Я согласна! — сказала Лена. — Надо объединиться.

— Кто бы говорил! Кто вчера наплевал на нас и ушел по своим делам? — ворчливо напомнил Глеб. — Что-то изменилось?

— Просто я не думала, что опасности могут подстерегать нас еще и в прошлом, — сказала Лена и поведала ребятам, что с ней вчера произошло. Они слушали открыв рот.

— Представляете, еще вчера мои руки и ноги были в гипсе, и я не могла даже пошевелиться! Я была в больнице среди таких же калек. — Лену передернуло от воспоминаний. — А утром проснулась целая и невредимая и у себя дома!

— Потому что авария была не вчера, а будет только завтра, во вторник, — сказал Глеб. — А сегодня понедельник, и ты еще здорова.

— Но в настоящий вторник никакой аварии не было! — воскликнула Лена.

— Может, ты что-то сделала по-другому? Что-то изменила? — предположил Юрасик. Лена наморщила лоб, припоминая.

— Ну да, — сказала она. — Я не зашла домой после школы, а сразу побежала на работу. Я не хотела опоздать.

— А в прошлый раз опоздала? — уточнил Юрасик. Лена кивнула.

— Ну, все понятно, — подхватил мысль Глеб. — В настоящий вторник ты задержалась дома, и та машина успела проехать. А вчера, то есть завтра, ну, в общем, в параллельный вторник, ты подошла к тому самому месту раньше и встретилась с ней. Так что все логично.

— Что же получается? Если я не повторю в точности весь день, я не могу быть уверена в своей безопасности? — возмутилась Лена. — Не нравится мне это. Давайте думать, как все вернуть назад.

— Надо сначала понять, почему это произошло, — вздохнул Глеб. — Найдем причину — найдем и выход.

— Я вчера весь день размышлял, — задумчиво сказал Юрасик. — Причина может крыться только в последнем дне, то есть в последнем нормальном дне. А это двадцать третье мая, четверг. Что-то произошло именно в тот день. То, что касается нас троих.

— Двадцать третьего мы ездили на экскурсию, — сказала Лена. — Но и весь класс тоже ездил. А у них все в порядке.

— Мы втроем сидели на одном сиденье, — вспомнил Глеб. — Но я не думаю, что именно это сиденье в автобусе было аномальной зоной.

— Я бы не удивилась, — фыркнула Лена.

— Да нет, — отмахнулся Юрасик. — Тут наверняка дело в раскопках. Мой дед бывал в разных экспедициях. Он мне рассказывал, что с раскопками связано очень много аномальных явлений. Иногда такое происходит, что и поверить невозможно. Вы же слышали о проклятии фараона Тутанхамона? В течение восьми лет один за другим умерли двадцать ученых, практически все, кто исследовал гробницу.

— Но мы-то ничего не исследовали, — возразил Глеб. — Никакой гробницы там и в помине не было.

— Знаю! — закричала вдруг Лена и ткнула пальцем в Глеба. — Древняя стена! Этот вандал испоганил стену, которой три тысячи лет! И она теперь ему мстит!

— Ты бредишь, Зюзина, стена не может мстить, — сказал Глеб, но в его голосе не было уверенности.

— Мстит, и правильно делает, потому что нельзя так по-варварски относиться к древним цивилизациям! Тем более к майя!

— С чего ты взяла, что это майя? Это не доказано.

— Считай, что доказано! Ты испортил стену — и сразу получил урок, на следующий день! Тебе же сказали, что это самая загадочная цивилизация на планете. Они-то знают, как обращаться с такими варварами.

Глеб повернулся к Юрасику, ища у него поддержки:

— А ты чего помалкиваешь, внук профессора? Ты тоже думаешь, что все из-за этой дурацкой стены?

— Очень может быть, — задумчиво произнес Юрасик. — Мне дед рассказывал такой случай. Один археолог в экспедиции отколол кусочек от стелы древнего храма, и у него через некоторое время поехала крыша. Он на полном серьезе утверждал, что по ночам переносится в этот древний город, видит людей, которые жили там раньше, разговаривает с ними, причем на их языке.

— Да фигня все это, — сказал Глеб. — Страшилки для детей.

— А то, что с нами происходит, — не страшилки? Для всех остальных мы тоже тронулись, если наш календарь пошел в обратную сторону! — напустилась на него Лена. — Только одно непонятно: если виноват ты, почему мы с Карасевым тоже пострадали?

— Потому что вы меня не остановили! — закричал Глеб, внезапно разозлившись: почему надо во всем обвинять его одного? — Что же вы молчали, если такие умные?

— Интересно, как мы тебя могли остановить?! — заорала в ответ Лена. — Ты же никого не слушаешь!

— Да заткнитесь вы оба! — вышел из себя миролюбивый Юрасик. Это было так необычно, что и Лена и Глеб разом смолкли и уставились на него.

— Скорее всего, мы просто находились рядом, когда ты писал. Из раскопа все уже выбрались, кроме нас. Поэтому получилось, будто мы втроем заодно, — смущенно объяснил Юрасик, уже сожалея о своей вспышке.

— Обалдеть! — прошептала Лена. — Вот попали так попали.

Несколько минут они сидели молча, погруженные в свои невеселые мысли. Вдруг тишину майского утра прорезал противный вой пожарной сирены. Ребята, вытянув головы, пытались разглядеть сквозь ветки деревьев окна школы.

— Ну вот, началось, — нарушил тягостное молчание Глеб. — Сейчас понесутся.

— Да, — отозвалась Лена. — А нас там нет. Нас вообще нет. Все живут вперед, а мы назад. Нас просто выбросило из жизни, спасибо Елизарову.

— Да хватит ныть, — небрежно сказал Глеб. — Если дело действительно в стене, то вообще никаких проблем. Надо просто поехать и стереть надпись. Тогда все вернется на свои места. И нечего устраивать трагедию на пустом месте.

— Как ты ее уберешь, ты же ее нацарапал!

— Как нацарапал, так и уберу. Просто счищу тот слой, где надпись.

— Не вздумай! Еще хуже сделаешь. Проснемся потом в хижине древних индейцев в каком-нибудь втором веке до нашей эры!

— Тебе там самое место!

— Для начала надо узнать, как добраться до раскопа, — примирительно сказал Юрасик. — Кто-нибудь запомнил дорогу?

Глеб и Лена покачали головами. Никто за дорогой не следил. Они же не думали, что это пригодится.

— Мы повернули к дачному массиву, в сторону Воскресенки, — вспомнил Юрасик. — Но где именно ехали, не знаю.

— Надо у кого-нибудь спросить, где этот самый лагерь, — предложила Лена.

— У кого? Мы же туда случайно попали, по пути, — сказал Глеб. — Водитель автобуса предложил нашей классной заехать туда.

— Ну да, — согласился Юрасик, — Клара Борисовна сказала, что мы сейчас посетим одно любопытное место.

— Очень любопытное, — проворчал Глеб. — Мы до сих пор в шоке.

— Кстати, вы не заметили, что у водителя знакомое лицо? — спросила Лена. — Я его где-то видела.

— В интернете, — сказал Юрасик, думая о своем.

— Чего? — удивилась Лена. — В каком интернете? У нас ни интернета, ни компьютера нет.

— Можно поискать информацию в интернете, — закончил Юрасик свою мысль. — Должно же быть упоминание о такой интересной находке.

— Я могу выходить в интернет, когда отец оставляет дома свой планшет, — пробурчал Глеб. — Но в последнее время такого почти не случается.

— Тогда можно… — начал Юрасик и осекся. Он никогда раньше не звал в гости одноклассников и не имел представления, удобно ли предложить им вот так запросто пойти к нему домой. А вдруг они не захотят? Вдруг посмеются над ним? Ведь, чтобы захотеть пойти к кому-то в гости, нужно испытывать к человеку хотя бы симпатию. А печальный опыт прожитых школьных лет показывал, что Юрасик особой симпатией в классе не пользовался. Одноклассники к нему относились либо с безразличием, либо с легким пренебрежением.

— Ну что, Карась, остаешься только ты! — категорично заявил Глеб, не замечая его душевных терзаний. — Ведь у внука профессора по-любому должен быть интернет. Правда?

— Правда! — воспрянул духом Юрасик. — Есть! И бабушка ушла. Ее до двенадцати не будет. Пошли прямо сейчас.

— А ты дорогу без нее найдешь? Адрес-то помнишь? — подколол его Глеб. Юрасик на радостях пропустил шутку мимо ушей, зато Лена вновь одарила Глеба осуждающим взглядом.

Юрасик жил в самом престижном районе поселка, практически в центре, возле парка развлечений, где гордо возвышались несколько пятиэтажек. На фоне остальных двухэтажных зданий они казались небоскребами. Подъезды были оборудованы домофонами, а на подоконниках лестничных клеток стояли цветы в горшках. Ребята поднялись на второй этаж и вошли в квартиру.

— Ух ты! — восхищенно выдохнул Глеб, обозревая размеры коридора и высоту потолка и сравнивая их со своей съемной каморкой. — Что-то слишком много дверей. Сколько же у вас комнат?

— Четыре, — ответил Юрасик.

— Ого! А сколько вас тут живет?

— Пятеро. То есть… четверо.

— Да вы буржуи!

— Елизаров! — одернула его Лена. — Что ты за человек?

— Между прочим, мы договорились больше не звать друг друга по фамилии и не обзываться, Лена, — напомнил ей Глеб, особенно едко произнеся ее имя.

— Поэтому я и не сказала, что ты невоспитанный осел, Глеб, — тут же нашлась Лена.

Юрасик оставил их в гостиной, а сам побежал к себе в комнату включать компьютер. Он не решился привести их туда сразу — не помнил, убиралась ли бабушка в его комнате в понедельник.

Лена и Глеб осматривали огромный зал с большим обеденным столом посередине. Стол был накрыт белой скатертью, и вокруг него стояли пять деревянных стульев с высокими резными спинками. Да и вся мебель в комнате была массивная и несовременная, как в музее. На столе красовались две вазы — одна с фруктами, другая с конфетами.

«У нас бы они и двух минут не простояли, — подумала Лена. — Вмиг бы остались одни фантики и кожура».

«Они все вместе ужинают, всей семьей, — подумал Глеб. — И наверняка никто не говорит: я сегодня не приду, у меня есть более важные дела».

Лена остановилась перед портретом, перевязанным траурной лентой.

— Смотри, — прошептала она, оглянувшись на Глеба. — Профессор. Молодой какой.

Глеб подошел к ней. С портрета на них глядел худощавый человек с живыми насмешливыми глазами.

— Молодой для профессора? — спросил Глеб.

— Молодой, чтобы умереть, — пояснила Лена.

— Как будто умирают только старые. Моей маме вообще двадцать пять было.

— Маме? Она что, умерла? Отчего?

— Какая тебе разница? Какая вообще разница, отчего человек умирает? Главное, что его больше нет.

— А с кем ты живешь?

— С отцом.

— И все?

— А зачем нам еще кто-то? Нам и вдвоем хорошо.

Лена замолчала, переваривая услышанное. Она не представляла себе, как можно жить вообще без мамы, всего лишь вдвоем с отцом. Как, наверно, у них дома тихо и спокойно! Никакой кутерьмы, никаких хлопот. И полно свободного времени. Но без мамы?! Лену передернуло. Нет, лучше уж так, с шумом и детским визгом, захламленной квартирой и ворохом забот, чем без мамы.

Вернулся Юрасик и виновато сообщил, что интернета нет и не будет два дня, в воскресенье и в понедельник. А в их случае — в понедельник и воскресенье. Он никак не мог привыкнуть жить в обратном направлении и постоянно забывал, что прошедшие события в перевернутой реальности еще не произошли и следовало ожидать их в будущем. С поисками по интернету приходилось подождать до субботы, которая наступит через два дня.

— Целых два дня! — воскликнула Лена. — Да я с ума сойду. Варить старые обеды и выгребать старую грязь!

— По-моему, все равно, какую грязь выгребать, старую или новую, — хмыкнул Глеб. — Грязь — она и есть грязь.

— Старую обиднее, — возразила Лена.

Юрасик предложил ребятам попить чаю с бабушкиными оладьями. Ему было неловко из-за обманутых ожиданий своих гостей, и он хотел как-то сгладить ситуацию. Глеб нисколько не возражал против дополнительного завтрака, тем более домашнего и такого вкусного, а Лена, по своему обыкновению, стала отнекиваться.

— Да и пусть не ест, — сказал Глеб, отодвигая один из стульев и усаживаясь за массивный стол. — Нам больше достанется. Хотя, по правде говоря, тебе, Юрок, тоже не надо увлекаться оладьями.

— Пересядь, пожалуйста, — тихо попросил Юрасик.

— Куда? — удивился Глеб.

— На любое другое место.

Глеб хотел было возразить — чем этот стул так сильно отличается от любого другого? Но вдруг заметил взгляд Юрасика, украдкой брошенный на портрет профессора, и все понял. Он молча встал и пересел на соседнее место. Юрасик с облегчением и благодарностью посмотрел на него. Лена, помявшись немного у стола, все-таки села и подвинула к себе принесенную гостеприимным хозяином чашку чая.

— А вот интересно, — проговорил Глеб, накладывая на оладью толстый слой малинового варенья, — что происходит с нами в завтрашнем дне?

— Это как? — спросила Лена, отхлебывая чай.

— Ну так — мы перепрыгиваем во вчерашний день, а для всех наступает завтрашний, — пояснил Глеб. — А мы там есть?

— Скорее всего, есть, — сказал Юрасик. — Ведь мы же были там, когда еще ничего не произошло.

— А если мы меняем предыдущий день, то завтрашний тоже меняется? Вот, например, Лена во вторник попала в больницу. Сегодня она жива и здорова, потому что сегодня предыдущий день, понедельник. А там, в среде, она в больнице или дома? — размышлял Глеб. Лена застыла с куском во рту.

— Что ты несешь, Елизаров? То есть Глеб, — тут же поправилась она. — Я даже думать об этом не хочу. Вы лучше скажите — вы помните, как засыпаете? Как разбираете постель, как ложитесь, укрываетесь одеялом?

Ребята удивились такому вопросу и сказали, что прекрасно помнят.

— А я не помню, — пожаловалась Лена. — Как все это началось, так ни разу нормально спать и не легла. То я рисую плакат, макаю кисточку в краску — и все, дальше как отрубило, просыпаюсь утром. То обжариваю заправку для супа — и бац, опять утро. Почему так?

Ребята пожали плечами. Они с таким не сталкивались. Глеб хотел съязвить, что Лена слишком сильно ударилась головой при аварии, но передумал.

Попив чаю, Лена засобиралась домой. Из-за звонка о заложенной бомбе всех учеников отпустили, значит, Андрейка и Саша уже вернулись. В прошлый раз Лена выловила их возле школы и сама отвела домой, а сегодня она отправилась к Юрасику пить чай, не подумав о детях. Поэтому неизвестно, все ли там с ними в порядке. Лена как никто знала, насколько опасно менять прошлое. Глебу, наоборот, уходить не хотелось. Он знал, что сейчас вернется домой и снова будет сидеть один, собирая пазл. Но и остаться он тоже не мог, не находил для этого веской причины. Ведь он пришел только по необходимости, а раз необходимости больше нет, то и делать здесь вроде как нечего. Юрасик очень жалел, что гости так быстро покидают его, но никак не мог выдавить из себя фразу, которая буквально вертелась у него на языке: «Да ладно, посидите еще». Он боялся получить отказ.

— Надо обменяться телефонами, — сказал Глеб у порога. — Вдруг кто-то что-то узнает или придумает.

Юрасик с готовностью схватил свой телефон и стал записывать номер Глеба.

— А ты? — спросил он у Лены. — Какой у тебя номер?

— Никакого, — резко ответила та. — У меня нет телефона.

Ребята удивленно уставились на нее. Они никогда не видели человека, у которого не было бы телефона. Ну, не считая, конечно, древних старичков и малышей ясельного возраста. Лене стало обидно, что они таращатся на нее как на диковинную зверушку, и она приняла независимый вид:

— Что смотрите? Без телефона я уже не человек?

— У меня есть старая трубка, — засуетился Юрасик. — И симка есть, сейчас вставлю. — Он исчез в глубине квартиры.

— Не надо, — холодно сказала Лена. — Ничьи подачки мне не нужны. И нечего меня жалеть.

— Зря мы отменили обзывательства, — снисходительно заметил Глеб. — Надо было оставить, для исключительных случаев. Сейчас бы пригодилось. Тебя никто и не собирался жалеть. Это не подачка, а необходимость. Нам всем нужна связь. Вдруг понадобится очень срочно что-то сообщить.

Юрасик тем временем вынес в коридор свой старый мобильник и протянул Лене:

— Возьми, я уже забил туда номер Глеба и свой.

Лена, немного поколебавшись, взяла телефон.

— Пользоваться-то умеешь? Позвонить нам сможешь? — спросил Глеб. Лена обдала его ледяным взглядом, открыла дверь и побежала по лестнице.

— Просто чума, а не девчонка, — сказал Глеб и тоже пошел вниз.

Лена

Лена возила тряпкой по крашеным ступеням и думала о завтрашнем, то есть о вчерашнем дне. Она пыталась вспомнить, что делала тогда, в воскресенье. Мама, кажется, не работала, ну да, правильно, она ведь в субботу только выписалась из больницы. Поэтому весь день в воскресенье провела дома. Точно, они все вместе были дома, убирались, готовили и возились с детьми. У Анютки еще не проявилась ветрянка, а братья ничего не порвали, не потеряли и не просыпали. Значит, завтра, в воскресенье, ожидается довольно спокойный день. Все будут наслаждаться жизнью и маминым присутствием в доме.

Внизу хлопнула входная дверь, и кто-то стал подниматься по лестнице. Лена отжала тряпку и бросила ее на ступеньку, чтобы этот «кто-то» мог вытереть ноги, прежде чем топтать вымытое пространство.

— А, наша Золушка, — приветливо сказал мужской голос. — Трудишься?

Лена подняла глаза и чуть не вскрикнула от неожиданности и восторга. Вот так удача! Перед ней стоял тот самый водитель, который возил их на экскурсию. Вот, оказывается, где она его видела. Он был жильцом одного из подъездов, которые убирала Лена.

— Ой, ой, постойте, — заторопилась девочка, не зная, как к нему обратиться. — Вы ведь экскурсии возите? Вы водитель такого небольшого белого автобуса?

— Ну да, водитель, — удивленно согласился тот. — А что?

— Вы ведь знаете, где находятся раскопки древней стены? Ну той, которую откопали совсем недавно, там еще лагерь археологов-волонтеров. Скажите, пожалуйста, как туда добраться?

— А зачем тебе? Туда еще никого не пускают.

— А… просто… — Лена запнулась, пытаясь придумать логичное объяснение. — Понимаете, мы участвуем в конкурсе, пишем реферат про работу археологов, и нам очень нужно побывать на настоящих раскопках. Тогда мы точно займем первое место. Мы только посмотрим издалека, как они работают. Скажите, на чем туда можно доехать?

Лена умоляюще сложила мокрые руки на груди. Водитель посмотрел на нее и улыбнулся:

— Ну, если действительно очень нужно…

— Очень! — воскликнула Лена. — Вы даже не представляете как!

— Это не доезжая Воскресенки, дачный массив «Садовод». Там есть объездная дорога, она ведет до самых раскопок. Только дачные автобусы по ней не ездят, пешком надо… А знаешь что? Если хочешь, приходи завтра на площадь в десять утра, я тебя там подберу. Экскурсию везу, как раз через Воскресенку. Так что подброшу почти до места.

— Как здорово! — воскликнула Лена. — Спасибо большое! Только нас трое. Ну, тех, кто пишет реферат.

Водитель крякнул и почесал в затылке.

— Ладно, — наконец сказал он. — Умещу вас как-нибудь. Недолго ехать. Приходите втроем, ровно в десять. Только не опаздывайте. Ждать не буду.

И водитель пошел по лестнице к себе на второй этаж.

— Спасибо! — радостно крикнула ему вслед Лена. Потом вытащила из кармана телефон и набрала номер Юрасика.

— Завтра в десять на площади, — небрежно бросила она в трубку. — Я нашла те самые раскопки и знаю, как туда добраться. Подробности при встрече, мне сейчас некогда. И передай Елизарову, пусть не опаздывает. А то пойдет пешком.

19 мая 2013, воскресенье

Ребята собрались на площади примерно в одно время до десяти часов еще оставалось несколько минут. Лена просто светилась от гордости, и вид у нее был триумфальный. Еще бы — такое дело провернула! Практически решила проблему, а эти противные самодовольные мальчишки даже не знали, как подступиться к ее решению! Поэтому на все их вопросы Лена снисходительно отвечала, чтобы они не дергались, потому что у нее все под контролем. Ровно в десять с площади пойдет автобус, который довезет их почти до места. И причем совершенно бесплатно. Лене казалось, будто бы мальчишки смотрят на нее по-особенному и она наконец заслужила их признание и уважение. Теперь они наверняка поняли, что у нее деловая хватка и острый ум, несмотря на то что она девочка. Немного омрачало радость то обстоятельство, что утром она не смогла найти телефона, который дал ей вчера Юрасик. Хотя она точно помнила, что положила его на стул возле кровати. Ну ничего, найдется. Наверное, кто-то из детей умыкнул.

— Нет, ну все же, как тебе удалось? — не отставал Глеб. — Как ты нашла точные координаты раскопок? И откуда узнала, что с площади туда ходит автобус? Да еще бесплатный?

— Это элементарно, — поглядывая на него свысока (и в прямом и в переносном смысле), отвечала Лена. — Нужно было просто пошевелить мозгами.

Несколько минут пробежали быстро, часы на телефонах мальчишек показывали уже три минуты одиннадцатого, а никакого автобуса на площади все еще не было.

— Ну и где твой бесплатный транспорт? — ехидно поинтересовался Глеб спустя еще пять минут.

— Сейчас придет! — горячо воскликнула Лена, стараясь держаться бодро, но в ее душу стали закрадываться сомнения. — Мало ли что, чуть-чуть задерживается.

— Автобусы никогда вовремя не приезжают, — вступился за Лену Юрасик. — Подождем еще.

Глеб пожал плечами, молча соглашаясь подождать. Но когда прошло еще пятнадцать минут и ситуация не изменилась, он потребовал подробного рассказа, что же такого особенного Лена узнала вчера и почему организовала сегодня сбор на площади. К этому времени с Лены уже слетела вся спесь. Она еще не поняла, в чем дело, но чувствовала себя не в своей тарелке. Пришлось откровенно рассказать о случайной встрече с водителем автобуса, о том, как ловко она выведала у него, где находится лагерь археологов, и о том, как он обещал взять их с собой завтра в десять.

— Завтра! — закричал Глеб, схватившись за голову. — У тебя вообще мозги есть, Балда Ивановна? Ты соображаешь, где мы и где завтра?

— Ну перестань, она просто перепутала, — примирительно сказал Юрасик. — Лена, ты не виновата. К этому невозможно привыкнуть.

— Да о чем вы? — не выдержала Лена. — Что я перепутала?

— Она еще и не понимает! — возмутился Глеб.

— Лена, говоря «завтра», водитель имел в виду вторник, двадцать первое мая. А для нас «завтра» — воскресенье, девятнадцатое мая, — принялся объяснять Юрасик. — Поэтому мы его и не дождались. А он, наверно, тоже стоит на площади, только на два дня позже, и удивляется, что девочка, которая так просилась на раскопки, не пришла.

— Это элементарно, — сказал Глеб, кривляясь и копируя интонацию Лены. — Нужно было просто пошевелить мозгами.

Лена даже не отреагировала на его издевки, она была слишком подавлена.

— Поехали сами, — решительно предложил Глеб. — Чего время тянуть? На дачном автобусе доедем до этого «Садовода», а там пешком. Пошли на остановку.

— А не заблудимся? — с опаской поинтересовался Юрасик. — Ведь мы не знаем, куда идти. По дачам можно весь день бродить.

— А чего ты больше боишься — заблудиться на дачах или остаться в этом обратном календаре? — спросил Глеб.

— Оставаться точно не хочу, — покачал головой Юрасик. — Шестнадцатого мая у нас поминки — деду девять дней. Не хочу это видеть еще раз.

— А у меня мама завтра выписывается из больницы, а в пятницу там окажется, — сказала Лена. — И я опять останусь за старшую. Я тоже не хочу.

— Значит, все «за», — подвел итог Глеб. — Тогда вперед.

И он решительно зашагал к парку, на другом конце которого располагалась автобусная остановка. Лена и Юрасик двинулись вслед за ним.

Дачные автобусы ходили четко по расписанию, о чем сообщало объявление на столбе возле остановки. Автобус на дачный поселок «Садовод» курсировал с интервалом в два часа. Рейс в девять тридцать они уже пропустили, пришлось дожидаться следующего. Целый час они слонялись по парку, чтобы убить время, сидели на лавочках, катались на качелях на детской площадке и смотрели на пеструю толпу отдыхающих. Деньги оказались только у Юрасика, он великодушно угостил ребят мороженым и пообещал заплатить за проезд.

Наконец подошло время отправки автобуса, и троица едва втиснулась в салон, с трудом пробравшись через многочисленные ведра, грабли, лопаты и рюкзаки заядлых садоводов. Ехали минут двадцать, уткнувшись носами в спины дачников. Юрасик постоянно дергал Лену, рост которой позволял видеть, что происходит за окном. Он боялся пропустить нужный поворот и спрашивал ее, где они сейчас едут. Лена неизменно отвечала, что видит только дачи и понятия не имеет, как тот самый поворот выглядит. Наконец Глеб взял инициативу в свои руки, с риском для здоровья пробрался вперед к водителю и узнал, что они обогнули уже весь дачный массив и вот-вот окажутся на дороге к следующему поселку — Воскресенке.

Из автобуса они выбрались помятые и с некоторыми потерями — Лена расцарапала руку о чьи-то саженцы, Юрасику оторвали лямку на рюкзачке, а Глебу отдавили ногу.

— Ну и духота, — пропыхтел Юрасик и принялся шарить в рюкзаке в поисках бутылочки сока, которую он предусмотрительно захватил из дома.

— Что, снова пирожки? — поинтересовался Глеб, глядя, как Юрасик перетряхивает свои пожитки.

— Нет, бабушка не пекла. К сожалению, — сказал тот.

— Что это у тебя? — Глеб выхватил из рюкзачка маленькую коробочку в черно-белую клетку и повертел ее в руках.

— Дорожные шахматы.

— Зачем они тебе?

— Ни за чем. Не выложил просто.

— Ты в шахматы играешь? — заинтересовалась Лена.

— Ну да, играю, — ответил Юрасик.

— Ну и как? — спросил Глеб.

— Победитель юношеского турнира в Краснодаре в прошлом году, — скромно сказал Юрасик и покраснел от удовольствия, когда Лена кинула на него восхищенный взгляд.

— Да ты, оказывается, у нас шахматный гений! — Глеб хлопнул его по плечу. — Мы еще будем гордиться, что знакомы с тобой.

Юрасик наконец достал сок, ребята в два счета опустошили бутылку и двинулись по дороге между дачных заборов. Куда идти, они не знали, но догадывались, что им нужно попасть на противоположную сторону массива, туда, где начиналась лесопосадка.

Полуденное солнце пекло, как летом, плотный раскаленный воздух обволакивал путников с ног до головы. Изредка долетавший до них ветерок, такой же горячий и удушливый, облегчения совершенно не приносил. Уже через пять минут Юрасик взмок, выбился из сил и попросил замедлить шаг, чтобы отдышаться.

— Ты, Юрок, совсем не приспособлен к современной жизни, — говорил Глеб, плетясь рядом с ним черепашьим шагом. — Что сейчас самое главное? Скорость и выносливость.

— Мозги самое главное, интеллект, — возразила Лена. — Если думать нечем, то и скорость не поможет.

— Да? Ну вот Карась у нас чемпион по шахматам. Как это ему поможет в обычной жизни, когда на него нападет банда гопников? Он что, забьет их своим интеллектом? И вообще, разве может сложиться ситуация, когда будет жизненно необходимо сыграть партию в шахматы?

— У него просто хватит ума не ходить там, где можно встретить гопников. Все шахматисты очень умные, у них математический мозг.

— Из-за этого математического мозга я сейчас вынужден ползти по тридцатиградусной жаре, хотя мог бы через несколько минут уже добежать до места. Я всю жизнь занимаюсь бегом, у меня третий разряд, я стометровку за двенадцать с половиной секунд пробегаю…

— И что? — перебила Лена. — Как это тебе помогло сообразить, что с нами приключилось? Ведь именно Юра догадался, что дело в древней стене, а не ты со своими мускулами и стометровкой за двенадцать секунд.

Юрасик в спор не вступал, ему и без разговоров было трудно идти. Он мерно пыхтел в такт своим шагам. Конечно, ему нравилось, что Лена за него заступается, но и с Глебом он тоже отчасти был согласен. Он хотел бы весить не так много, и он с удовольствием шел бы быстрее, если бы ему не было так тяжело.

В кармане Юрасика зазвонил телефон. Он остановился, вытащил трубку, но отвечать не спешил. Так и стоял растерянный, со звонящим мобильником в руке, пока удивленный Глеб не пихнул его в плечо:

— Ты чего завис? Ответь!

— Не могу, — сказал Юрасик. — Это бабушка. Что я ей скажу? Она же с ума сойдет, если узнает, где я.

— А что ты ей сказал, когда уходил? — спросила Лена.

— Что иду в парк играть в шахматы с ребятами из секции. Мы собираемся там иногда, на летней эстраде.

— А она тебя не провожала?

— Да нет, парк же перед домом. А вдруг она пришла, а меня там нет?

Телефон замолчал. Юрасик сунул его обратно в карман и медленно пошел вперед.

— А почему ты не можешь ей сказать, чтобы она тебя не пасла как маленького? — не выдержал Глеб. — Это что, нормально — шестиклассник ходит везде с бабушкой за ручку? Над тобой весь класс смеется, Карась!

— Пусть. Они мне никто. А бабушка — это моя семья. Как я могу ее обидеть? Тем более сейчас, — проговорил Юрасик.

— Чем обидеть-то? — разгорячился Глеб. — В нормальной семье никто не будет обижаться, если человек станет самостоятельным и у него появятся свои интересы. Да семья радоваться должна, что ты взрослеешь!

— Просто у Юры в семье принято друг о друге заботиться. У всех разные семьи, — назидательно сказала Лена. — Мне, например, пришлось придумать, что иду в школу переписывать сочинение. Тоже не хочу волновать маму, говорить, что куда-то поехала одна.

— А меня отец и не спрашивает, куда я иду, — буркнул Глеб, — ему плевать.

— Вот я и говорю — все семьи разные, — подытожила Лена.

Ребята шли мимо заборов, деревьев, кустарников, куда-то сворачивали, обходили кучи земли, накрытые пленкой. Теперь уже не только Юрасик, но и остальные утомились от жары и очень хотели пить, особенно после сладкого сока. Лене и Юрасику постоянно казалось, что они заблудились и бродят по дачам кругами, но Глеб упрямо шагал в определенном направлении, словно подчиняясь внутреннему компасу. Свернув на очередную улочку, ребята увидели возле одного из заборов водяную колонку. С радостным воплем Глеб кинулся к ней и повис на рычаге. В землю ударила тугая струя воды. Глеб, не отпуская рычага, дотянулся до нее и принялся жадно пить. Лена и Юрасик подошли поближе.

— Пейте, — с облегчением выдохнул Глеб, смочив водой лицо и волосы, и снова надавил на рычаг. Лена аккуратно попила, сложив руки лодочкой, а Юрасик долго топтался, примерялся к струе, а потом признался, что не умеет пить из колонки. Глеб захохотал:

— Да, Карась, это целая наука! Это тебе не шахматы!

Лена стала учить его пить из сложенных рук. Юрасик неуклюже совал ладони под воду, вызывая целый фонтан брызг. Лена и Глеб покатывались со смеху, глядя на его мучения.

— Сразу видно, что всю свою жизнь ты пил только из кулера. Надо быть поближе к природе и подальше от цивилизации, — подтрунивали они над Юрасиком. — А то древние индейцы тебя не поймут, не вернут нормальный календарь!

Облитый с ног до головы Юрасик наконец нашел выход — сунул голову под воду. Пока струя из колонки била его в затылок, он жадно глотал воду, текущую по лицу.

— Только математический мозг мог до такого додуматься, — прокомментировал Глеб.

— Оригинальное решение! — восхитилась Лена.

Мокрый как мышь, но ужасно довольный Юрасик вытирал лицо краем своей длинной майки. Тут снова раздался телефонный звонок, и он растерянно заморгал.

— Бабушка? — спросил Глеб и, когда тот кивнул, протянул руку. — Давай сюда телефон. Как ее зовут?

— Ольга Ивановна, — машинально пробормотал Юрасик, не понимая, что хочет Глеб. Тот выхватил у него трубку:

— Алло! Здравствуйте, Ольга Ивановна! Как поживаете?

Лена и Юрасик смотрели на него во все глаза.

— Юра сейчас не может разговаривать, он играет. Ему сейчас никак нельзя отвлекаться, очень серьезный момент, — продолжал Глеб, подмигнув им. — Кто я? Глеб. Да, тоже из секции. А я новенький. Нас тут много новеньких. Вот у нас есть Лена. Лена, поздоровайся с бабушкой чемпиона. — Глеб сунул телефон ей в лицо. Опешившая Лена проговорила, запинаясь:

— Здравствуйте… Ольга Ивановна…

Она задумалась, что еще может сказать незнакомой собеседнице, но Глеба уже несло дальше:

— Это была Лена, она сегодня в первый раз пришла. Она еще не умеет играть, но очень хочет научиться. А еще с нами пришел наш лучший друг Женя Мухин.

Глеб метнулся к белобрысому пареньку, сидящему на бревнах возле одной из калиток.

— Женя, скажи пару слов Ольге Ивановне.

Паренек оторопел, но поздоровался в трубку. Глеб показал ему большой палец и продолжал:

— Так что у нас все в порядке. Юра выигрывает и скоро сможет вам перезвонить. До свидания, Ольга Ивановна. Что? Где мы играем?

Глеб вопросительно посмотрел на побледневшего Юрасика. Тот одними губами прошептал: «Не в парке! Только не в парке! Она уже там».

— Мы сначала были в парке, а потом пошли… — Глеб слегка запнулся, и в течение этой секундной паузы Юрасик успел три раза поменяться в лице, — потом все вместе пошли ко мне на Горную. Да, это в частном секторе. У нас большой сад с верандой, вот там мы и играем. Мои родители? Конечно, не против. Мой папа просто обожает шахматы. Когда Юра вернется? Ой, наверно, не скоро, такой матч интересный! Не беспокойтесь, конечно, мы его проводим. До свидания, Ольга Ивановна, всего хорошего.

— Виртуоз, — фыркнула Лена, когда он отключился, — по художественной брехне. Профессионал своего дела.

— Пронесло! — вздохнул с облегчением Юрасик, забирая телефон.

— Бабушка просила тебя проводить, особенно если игра затянется, — сказал Глеб, — она считает, что я в курсе твоей проблемы. А какая у тебя проблема?

Юрасик смешался, не зная, что ответить, но тут раздался голос с бревен:

— Вы друзья Жендоса?

Все обернулись к пареньку, который выглядел как бандитский кот — руки и ноги ободраны, свежие раны густо замазаны зеленкой, коленка и ладони перебинтованы, на лбу огромная лиловая шишка.

— Чьи друзья? — не поняла Лена.

— Ну, Жендос, Женек Мухин то есть, — пояснил паренек.

— Да, друзья, — усмехнулся Глеб, — лучшие. Он без нас просто жить не может.

— У них дача на той улице, в конце. Но их нет. Там только Ксюха, сестра. Я видел ее джип у дома, — паренек махнул рукой в сторону соседней улицы.

— Ты тут всех знаешь? Как тебя звать? — У Лены загорелись глаза. Она обрадовалась, что нашелся человек, который сможет помочь им добраться до лагеря. Ведь по этим дачам можно бродить целый день, им конца и края не видно.

Паренек сказал, что его зовут Серый и он знает здесь многих, особенно тех, кто живет рядом. А также сообщил, что проводит здесь все выходные и праздники, потому что его родители предпочитают жить на даче, а не в поселке в душной квартире. Видно было, что ему скучно и он рад любой возможности поговорить, все равно о чем. Чтобы он не удалялся от нужной темы, Глеб поспешил задать вопрос о раскопках. Серый поинтересовался, зачем они туда идут. Ребята переглянулись, и Лена снова выдала версию про реферат.

— Вы неправильно идете, — сказал Серый, теребя забинтованной рукой зеленое ухо. — Надо было раньше свернуть, дойти до конца улицы, как раз до дачи Женька, и выйти на дорогу. А по дороге уже добираться до лагеря. По времени еще минут тридцать-сорок.

У Юрасика подкосились ноги, и он без сил опустился на бревна рядом с Серым. Сорок минут! По жаре и грунтовой дороге! Целая вечность!

— Только вас туда не пустят, — предупредил Серый. — Там у них главный, бородатый такой — жутко строгий. Мы с ребятами уже пытались. Нас прогнали. И вас прогонят. Если только…

— Что? Что «если только»? — нетерпеливо спросил Глеб. Он, в отличие от Юрасика, воспрянул духом, услышав, что до цели осталось совсем немного. Еще каких-то час-полтора (с учетом темпа Юрасика) — и они на месте. А дальше дело техники: они стирают надпись, их жизнь возвращается в прежнее русло, и они расходятся как в море корабли. Какое счастье!

— Можно попробовать с другой стороны, прямо через дачи, тот путь наполовину короче, но… — замялся Серый. Юрасик, услышав про короткий путь, тут же сообщил, что он согласен на любые «но». Он ужасно проголодался и мечтал поскорее вернуться домой.

— Надо будет лезть в дыру в заборе, на чужом участке, — предупредил Серый, с сомнением поглядывая на Юрасика и прикидывая, пройдет ли он в ту дыру. — Хозяев сейчас нет, но зато там есть коза.

— Подумаешь! Коза — это не овчарка, — сказал Глеб.

— Это намного хуже, поверьте мне, — поежился Серый, — она кидается на чужих, как бык на красную тряпку. Ее хозяева с такой козой даже сторожевую собаку не заводят.

— Коза — мирное животное, — не поверила Лена. — И сторожевых коз не бывает.

— Я предупредил, — пожал плечами Серый, — потом не жалуйтесь. Ну что, пойдете? Или в обход?

— Пойдем! — воскликнул Юрасик, опасаясь, что остальные передумают. Что ему была какая-то мифическая коза по сравнению с долгой утомительной дорогой по жаре!

— Ладно, — сказал Глеб, — Веди нас, Сусанин.

Троица двинулась гуськом за своим провожатым по совсем узкой тропинке между двумя заборами, куда он свернул сразу за соседней дачей. Серый шел довольно быстро, и Юрасик, следовавший за ним, тут же запыхался. Но он не хотел в этом признаваться и решил отвлечь Серого разговорами, чтобы тому пришлось оборачиваться и невольно замедлять шаг.

— Серый, ты с какой войны вернулся? — как бы между прочим спросил Юрасик. Его коварный план удался — Серый не только обернулся, но и остановился на несколько секунд.

— Да не вернулся, а навернулся! И не с войны, а с мопеда! — возбужденно заговорил он, размахивая забинтованными руками. Вчера, восемнадцатого мая, у него был день рождения, поведал он. Ему стукнуло четырнадцать, и родные подарили ему мопед, который он выпрашивал целый год. Брат хотел показать Серому, как на нем ездить, но его срочно вызвали на работу прямо из-за праздничного стола. Вот Серый и решил устроить дебют самостоятельно. Ну и устроил. Хорошо, что ни одного перелома, только ободрался весь — руки и колени сильно, а остальное терпимо. Теперь такой красивый будет в школу ходить, пока каникулы не начнутся.

— У меня весь май неудачный, — пожаловался Серый. — Шестого на гвоздь наступил, да так, что три дня ходить не мог. А десятого меня соседская собака укусила. Теперь вот эта авария. На то он и май, чтобы маяться, — философски закончил он.

— А мопед как? Уцелел? — спросил Глеб.

— Это я уцелел, — вздохнул тот. — А мопед, можно сказать, кончился. Если б знать все заранее, ни за что не прикоснулся бы к нему, ждал бы брата!

— Да, это наша общая беда, — кивнула Лена, многозначительно посмотрев на Глеба. — Если бы знать о последствиях, скольких глупостей можно было бы избежать!

Так, за разговорами, ребята неспешно добрались до нужного участка. Серый показал им незакрепленную доску в заборе.

— Пойдете прямо, через всю дачу, к другому концу забора. Там тоже есть дыра, возле большой яблони, — проинструктировал он. — Только шагайте очень быстро. Лучше бегом.

— А ты с нами разве не пойдешь? — спросила Лена. — Вдруг мы не найдем выход?

— Ну уж нет! — замотал головой Серый. — Мне с этой вражьей мордой встречаться неохота. Тем более я сейчас не в форме — коленка болит. Значит, смотрите, когда вы выберетесь с дачи, впереди, за кустами, будет шоссе. Вы его перейдете и сразу увидите пустырь, а за ним лес. В лесу — лагерь археологов.

— А, понял! — воскликнул Глеб. — Мы выйдем как раз со стороны раскопа? Не со стороны лагеря?

— Ну да, — согласился Серый, — прямо к яме. Вам повезет, если в ней никого не будет. Лагерь далеко, за деревьями, если у них обед, вас могут и не заметить.

Ребята поблагодарили своего гида и отодвинули доску в сторону.

— Ныряйте, — скомандовал Глеб. Лена легко проскользнула на чужую территорию. Юрасик долго примерялся, как лучше лезть — ногой или рукой вперед, потом просунул в дыру голову.

— Говорят, если пройдет голова, то пройдет и все остальное, — скептически сказал Серый. — Но это утверждение тут явно не работает.

И действительно, плечи Юрасика никак не проходили в узкое отверстие.

— Ты как Винни-Пух в гостях у Кролика, — прокомментировал Глеб и процитировал голосом мультяшного героя: — Это все потому, что кто-то лишком много ест и не любит физкультуру!

Все засмеялись — очень уж похоже получился у Глеба Кролик. Даже Юрасик улыбнулся. Но проблему все же нужно было решать, и чем скорее, тем лучше.

— Через забор? — предложил Серый и сам же себя одернул: — Нет, не вариант. Он и ногу-то не поднимет.

— Надо выломать еще одну доску, — решительно сказала Лена.

— Лена! — притворно ахнул Глеб. — Как ты можешь такое предлагать? Это же порча чужого имущества, это варварство и вандализм!

Юрасик молча взялся за соседнюю доску, поняв, что другим способом ему на дачу не попасть. Остальные навалились и общими усилиями сорвали нижний край доски с гвоздя, которым она была приколочена к забору. Потом в образовавшееся отверстие протолкнули Юрасика. Серый попрощался, пожелал им удачи, и ребята, с опаской оглядываясь по сторонам, один за другим двинулись по участку. Оказавшись нелегально в чужих владениях, они чувствовали себя неуютно и даже не разговаривали — прислушивались к малейшему шороху. Поэтому внезапное шуршание в кустах малины показалось им оглушительным треском.

— Коза! — испуганно взвизгнула Лена.

Ребята разом понеслись вперед, к противоположному концу забора. Глеб краем глаза заметил, что Юрасик бежит наравне с Леной, но удивляться было некогда. Он легко оторвался от ребят, одним прыжком преодолел забор и спрыгнул вниз, по другую сторону опасного участка. Буквально через несколько секунд появилась Лена и принялась лихорадочно шарить руками по доскам в поисках замаскированного лаза.

— Давай через верх! — крикнул Глеб. Лена ловко забралась на ограду, как будто всю жизнь только этим и занималась, и через мгновение уже стояла на земле возле Глеба. Взбудораженные ребята прилипли к забору, изо всех сил вытянув шеи, чтобы увидеть Юрасика, оставшегося на вражеской территории.

— Где он? Куда он делся? — недоумевал Глеб. — Ведь он бежал, я видел!

— Бежал? Да он меня обогнал! А потом пропал, — задыхаясь от волнения, проговорила Лена. — А коза-то была или нет?

— Была, — раздался откуда-то сверху слабый подрагивающий голос. Ребята как по команде подняли головы. Справа, метрах в трех от них, на одной из веток раскидистой яблони, крепко обхватив толстый ствол, сидел бледный Юрасик. Внизу важно прохаживалась черная как уголь коза и почесывала о дерево свои изящно загнутые рожки.

— Оп-па! — сказал потрясенный этой картиной Глеб. — А я думал, что хомяки по деревьям не лазают.

— Ты как туда забрался? — спросила Лена.

— Не знаю… — жалобно проблеял Юрасик. — Я бежал, бежал, и вот…

— Слезть сможешь? В заборе где-то дырка есть. Серый сказал, что возле яблони.

— Попробую. Если она уйдет.

Глеб попытался прогнать козу, кричал, свистел, швырял в нее ветки, но она все так же гуляла под яблоней, невозмутимо обгладывая листья с ближайших кустов. Казалось, что она не замечает никого вокруг — во всяком случае, вид у нее был именно такой, презрительно-равнодушный.

— Не уходит, — сказала Лена. — А если прямо с яблони перебраться на забор? А с забора спрыгнуть на землю?

— Ты кому это предложила? — скептически спросил Глеб. — Это Карась должен перелезть на забор, а потом спрыгнуть на землю?

— Но ведь он как-то туда залез! В это тоже сложно поверить.

— Я скорее поверю, что он взлетел. Юрок, где у тебя там крылья выпускаются? Лети к нам.

— Я попробую, — несчастным голосом ответил Юрасик и стал сидя продвигаться к забору, держась руками за верхние ветки. К его счастью, яблоня росла практически у ограды и даже опиралась на нее ветвями. Поэтому первая часть предложенного Леной плана прошла довольно успешно — до забора он добрался и даже ступил на верхний край трясущимися непослушными ногами. Ребята напряженно следили за его передвижениями. Даже коза оторвалась от своего занятия и взглянула наверх. И тут Юрасик вдруг оступился, неловко взмахнул руками и с глухим звуком свалился в бурьян за забором. Лена испуганно вскрикнула, и они с Глебом кинулись к пострадавшему.

— Ты цел? Ты жив? — кричали они наперебой, тормоша лежащего на спине Юрасика. — Где болит?

— Нигде, сказал тот и неожиданно залился смехом. Глеб и Лена опешили.

— Ты чего? — в замешательстве спросила девочка.

— Я никогда… Не лазал… По деревьям… — едва выговорил Юрасик сквозь заливистый смех. — Тем более… В чужом саду… Тем более… Спасаясь… от сторожевой козы!

Глядя на него, засмеялись и Лена с Глебом. Они покатывались со смеху, вспоминая, как неслись по чужому участку наперегонки.

— Я бегу, чувствую — меня кто-то обгоняет, — азартно рассказывала Лена. — И вдруг вижу Юру! Я чуть не рухнула!

— Кто сказал, что Карась живет в режиме старой больной улитки? — перекрикивал ее Глеб. — Да он так улепетывал от козы, что мы за ним угнаться не могли! Ему бы шест в руки в тот момент — он бы и забор перемахнул с разбегу! Кто там у нас сейчас чемпион по прыжкам с шестом? Он бы умер от зависти!

— Я помню, что бежал, а это свирепое животное дышало мне в спину! — захлебывался смехом Юрасик. — Я слышал клацанье его зубов возле уха!

— Да это Лена за тобой бежала! Это она свирепо дышала и клацала зубами от страха! А коза потом пришла, на шум.

— Эй, Глеб, сейчас получишь у меня!

За забором коза, потряхивая головой, неодобрительно косилась в сторону чужаков.

— А ты чего смотришь, злыдня? — крикнула ей Лена. — Напугала всех до беспамятства!

— Шагай отсюда, шаурма ходячая! — подхватил Глеб.

Коза развернулась к ним куцым хвостом и неторопливо удалилась. Ребята, продолжая смеяться и шутить, помогли Юрасику подняться, отряхнулись и пошли к шоссе. Перебежав его, они остановились в придорожных кустах.

Это было единственное укрытие на оставшемся участке пути — дальше начинался пустырь и тянулся метров двести, до самой лесопосадки.

— Вон яма, — сказала Лена, выглядывая из кустов. — Почти у леса.

— Раскоп, — поправил Юрасик.

— Есть там кто-нибудь? — Глеб вытягивал голову насколько мог, но на таком расстоянии невозможно было разглядеть, что делается в раскопе.

— Рядом никого, — сообщила Лена.

— Это я и сам вижу, — сказал Глеб. — А внизу, в яме?

— В раскопе, — снова поправил Юрасик.

— Карась, да уймись уже со своим раскопом, — рассердился Глеб. — Нам сейчас совершенно все равно, как он называется! Нам нужно, чтобы нас не заметили и не прогнали.

— Вон дым поднимается, — сказала Лена. — Наверно, еду готовят. И по времени обедать пора.

— Еще как пора, — живо согласился голодный Юрасик.

— Ладно, надо идти. Будем надеяться, что все в лагере и никто не охраняет эту яму, — сказал Глеб и поправился, насмешливо глядя на Юрасика: — Этот раскоп.

Путники выбрались из укрытия и побежали по пустырю. То есть побежали Лена с Глебом, а Юрасик тут же отстал.

— Карась, — оглянулся Глеб, — хватит прикидываться! Мы видели, как ты умеешь бегать!

— И прыгать, — добавила Лена.

— Без козы не умею, — пропыхтел Юрасик, но шагу прибавил.

Через несколько минут они незамеченными добрались до раскопа. Глеб, как всегда, вырвался вперед и спрыгнул вниз первым. В глубине сознания мелькнула мысль, что сегодня здесь что-то не так — то ли яма не такая глубокая, то ли бурый грунт лежит по-другому. Но размышлять об этом было некогда. Пригнувшись, чтобы голова не торчала из раскопа, Глеб дополз до тыльной стороны злополучного каменного обломка, и снова царапнула та же мысль — стена почему-то стала ниже. Глеб ползком перебрался к ее лицевой стороне, сел на землю, подогнув под себя ноги, и достал ключи с брелоком. Сейчас несколько движений железкой по камню — и конец их мучениям. Все встанет на свои места, и жизнь снова пойдет вперед. Наконец-то!

Глеб уже потянулся к тому самому месту, где в прошлый раз оставил послание потомкам в виде календарной даты, как вдруг застыл с поднятой рукой. Его надписи не было. Сердце пропустило несколько ударов, а потом заколотилось с неистовой силой. НАДПИСИ НЕ БЫЛО. Не веря своим глазам, Глеб ощупал шероховатую поверхность камня. Ничего. Ни одной цифры. Глеб даже головой потряс в надежде, что все это ему кажется. Ну как же так? Древние изображения, похожие на неумелые детские рисунки, остались на месте. А надпись, сделанная его рукой, бесследно исчезла. Как будто ее никогда не было. В чем дело?

И тут Глеба пронзила догадка, такая простая, что он даже застонал от досады. Вот это подстава! Вот так лопухнулись! Как получилось, что никто из них не подумал об этом раньше? Ну что они за тупицы?!

Глеб обхватил голову руками и замер в отчаянии. Лена и Юрасик подобрались к нему спустя несколько секунд.

— Ну что? — задыхаясь, спросил Юрасик. — Стер?

Глеб поднял голову, и ребята отшатнулись — им показалось, что у него вместо лица застывшая гипсовая маска.

— Что случилось? — дрогнувшим голосом спросила Лена.

— У меня для вас плохая новость, — безжизненно проговорил Глеб. — Мы не сможем вернуться.

Он показал рукой на стену, на пустое место возле древних символов. Юрасик громко ойкнул и хлопнул себя по лбу.

— А где? — ошеломленно спросила Лена, дотрагиваясь рукой до стены. — Где надпись? Почему ее нет?

Ребята молчали, тупо глядя на древнюю стену.

— Я вас спрашиваю! — не унималась Лена. — Куда делась наша надпись?

— Никуда. Просто мы ее еще не написали, — глухо ответил Юрасик.

16 мая 2013, четверг

Глеб

Секундная стрелка бодро скакала по кругу. Глеб равнодушно следил за ней глазами, лежа на своем расстеленном диване. Надо же было куда-то смотреть, почему бы и не на стрелку в настенных часах? Один, два, пять, десять… Сколько делений, столько секунд. Двадцать, тридцать, пятьдесят… Секунды складывались в минуты, минутная стрелка тоже не стояла на месте, она медленно, но верно совершала свой путь на облупленном циферблате. Вот она обошла круг, потом еще один, потом еще полкруга. Когда Глеб проснулся, часы показывали семь, а теперь стрелки подобрались к половине десятого. Его не удивляло, что он смотрит на них уже так долго. Ему было все равно. Что бы ни происходило вокруг — все это не имело никакого смысла. Каждое следующее утро напрочь перечеркивало действия предыдущего дня, все дальше уводя Глеба от настоящей жизни. Все усилия пропадали впустую, и не было никакого выхода из обратного календаря. Хлопнула входная дверь — вернулся с дежурства отец. Увидев Глеба в постели, он поинтересовался, почему сын не в школе. Глеб недолго думая выдал ему вчерашнюю отмазку про больной живот. Ведь он все равно не помнил, что вчера Глеб не ходил в школу по той же причине.

— Съел что-нибудь не то? — во второй раз спросил отец и отправился в ванную.

— Угу, съел, — бесцветным голосом проговорил Глеб. — Древнюю пилюлю.

Он подумал, что отец сейчас ляжет спать, а вечером уйдет «по делам» и снова оставит его одного. Но эта мысль почему-то совсем не расстроила. Глеб ощущал тупое безразличие ко всему. Даже к тому, что совсем недавно вызывало у него бурю эмоций.

— Пап, — окликнул он отца, когда тот стелил себе постель. — Пап, а без меня тебе проще жилось бы?

— Чего? — выпрямился отец с простыней в руках.

— Я подумал — вот если бы меня не было, ты смог бы жить так, как тебе хочется. И с кем тебе хочется.

— Глеб! Ты опять за старое! Я же тебе сказал, чтобы ты этой темы не касался!

— Да нет. Я совсем про другое.

— Про какое другое?

— Просто скоро может случиться так, что я… Что меня не будет.

Отец бросил простынь и подошел к дивану сына.

— Ты что это задумал?

— Да ничего я не задумал, — сказал Глеб. — Просто… Кое-что произошло, и я не знаю, какие могут быть последствия. И как из этого выбраться, тоже не знаю.

— Что-то ты темнишь, дружок. Ну-ка, рассказывай, куда ты вляпался и что натворил, — потребовал встревоженный отец.

— Ладно, только в это очень сложно поверить, — предупредил Глеб.

— Я сам разберусь, чему верить, а чему нет. — Отец решительно уселся на его постель. — Давай выкладывай. Только подробно и честно.

Глеб глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и начал рассказывать.

Последнего урока не было — учительница музыки уехала в город за новой аппаратурой к празднику. Шестиклассников отпустили раньше, поэтому Лена не особо торопилась домой — у нее хватало времени и пообедать, и дойти до работы. Она шла из школы вместе с Юрасиком, который сегодня не просто плелся, как обычно, а едва переставлял ноги. У него был вид смертельно уставшего человека.

— Почему не пришла твоя бабушка? — спросила Лена, когда они вышли со школьного двора. — Не знает, что нас отпустили раньше?

— Она бы и так не пришла, — вяло проговорил Юрасик. — У нас поминки. Девять дней. Ей надо быть дома, людей кормить.

— Ужасно, — посочувствовала Лена. — Снова те же самые поминки.

— Не хочу домой идти, — сумрачно буркнул Юрасик. — Получается, что с каждым днем дата смерти приближается. И обстановка все тяжелее. Все молчат, никто не хочет разговаривать, и бабушка постоянно плачет. Невыносимо. Как я устал от этого!

— А от чего он умер, твой дед?

— Сердце. Он и не болел совсем. Просто взял и умер. Так несправедливо!

— А у меня мама опять в больнице. Уже два дня. И каждый день ей будет становиться все хуже. А я опять буду метаться, как в заколдованном круге — дети, работа, больница…

— Разве у вас нет родственников, друзей, знакомых? Неужели тебе никто не может помочь?

— Нет у нас родственников. А друзья… Как папу посадили, так все и растерялись. Никто не хотел общаться. Да и маме некогда было по друзьям ходить, она работала по двадцать часов в сутки. Даже болезнь себе нажила. А в этом году обострение случилось. На две недели в больницу положили.

— А за что вашего папу посадили?

— Да… наделал глупостей… — махнула рукой Лена. — Кое-что провернул незаконно. Хотел побольше денег для семьи заработать. Вот и заработал. Оставил нас одних.

— А когда он вернется?

— Уже недолго осталось. Следующей весной. Поскорей бы.

Ребята помолчали.

— Лен, надо Глеба навестить, — осторожно сказал Юрасик спустя несколько минут. — Он в школу уже два дня не ходит. Я ему позвонил, а он трубку бросил. Сказал только, что ему плевать, что с ним будет. Странный он.

— Я к нему не пойду, — отрезала Лена. — Видеть не хочу этого балбеса. Все из-за него! Все наши сегодняшние мучения.

— Ну, он же не нарочно. Он точно в таком же положении.

— От этого не легче.

— Ты же понимаешь, что проблему надо решать. Все вместе мы обязательно что-нибудь придумаем. Выход наверняка есть! Просто мы его пока не видим.

Лена не ответила. Никакие слова не могли выразить, как она была сердита на Глеба. Втянуть их в такую жуткую историю! Навесить на них столько проблем! Неужели нельзя сначала думать, а потом делать?

— Я в классном журнале подсмотрел адрес. Это на Пролетарской, возле автовокзала. Мы могли бы пойти вечером, когда ты освободишься, — вкрадчиво продолжил Юрасик, не теряя надежды ее уговорить. Он видел, что Лена уже колеблется. Юрасик не понимал, какие могут быть обиды и ссоры, когда все так серьезно? Какая разница, кто виноват? Выяснения отношений никак не помогут им вернуться к нормальной жизни. Раз уж такое случилось, нужно искать выход, а не обвинять друг друга и не опускать руки. Разве непонятно?

— Ну что, где встречаемся? — не отступал Юрасик. — Давай прямо там, возле его дома?

— Ладно, — нехотя ответила Лена, сломленная его настойчивостью. — Мне все равно к маме в больницу ехать с этого автовокзала. Как раз потом и поеду.

Отец ушел в половине шестого, а через пять минут раздался звонок в дверь. Глеб нехотя сполз с дивана и поплелся в коридор, решив, что отец что-то забыл и вернулся. Мог бы и ключом открыть, чего понапрасну тревожить больного ребенка? Знает же, что сын животом мается, ворчал про себя Глеб, открывая дверь. Но, к его удивлению, это был не отец. На пороге стояли Лена и Юрасик. У Лены в руках был большой пакет.

— Чего надо? — хмуро пробурчал Глеб.

— Ты почему в школу не ходишь? — спросил Юрасик. — Мы сегодня годовой диктант писали. Второй раз.

— Ну и флаг вам в руки. — Глеб принял независимую позу, скрестив руки на груди и прислонившись к дверному косяку.

— Может, мы все-таки войдем? — холодно спросила Лена.

— Зачем?

— Думать будем! Выход искать из тупика!

— Шагайте думать в другое место, если вы еще не поняли, что никакого выхода нет и быть не может.

— Мне это нравится! — возмутилась Лена. — Сам нас втянул, а теперь в кусты? Нет уж, будь любезен думать вместе со всеми!

— Одна неудача — и ты уже скис? — спросил Юрасик.

— Неудача? Да это катастрофа! Чтобы попасть в настоящее, мы должны стереть надпись, а чтобы ее стереть, мы должны попасть в настоящее. Это замкнутый крут.

— Но ведь может быть и другой способ.

— Это какой же? — равнодушно произнес Глеб.

— Мы так и будем разговаривать в дверях? — рассердилась Лена и решительно ступила в квартиру, отодвинув его плечом. Глеб недовольно посторонился, пропуская незваных гостей.

— Только идите на кухню, в комнате постели разобраны, — мрачно бросил он ребятам. Те разулись и один за другим прошли в кухню.

— Ну и свинарник, — поморщилась Лена, оглядываясь по сторонам. — Как ты можешь жить в таком бардаке?

Она показала на гору немытой посуды и засохшие объедки на столе.

— Да плевать, — сказал Глеб. — Завтра утром все равно будет так, как было в реальный день. Так чего напрягаться?

— Когда человеку на все плевать, значит, у него депрессия, и его надо лечить, — изрек Юрасик, осторожно опускаясь на не совсем чистый стул.

— Это тебя надо лечить, Карась, а я совершенно здоров. Просто я, в отличие от вас, понимаю, что все бесполезно и шансов нет. Зюзина, что ты творишь? — оглянулся Глеб на Лену, которая уже раздобыла тряпку и принялась наводить порядок на столе. — Кто тебя просит?

— Я не собираюсь сидеть в этом хлеву, — отозвалась та, убирая грязную посуду в раковину. — Лучше бы чайник поставил, тоже мне, гостеприимный хозяин.

— А вас никто не звал, — огрызнулся Глеб, но зажег конфорку на плите и водрузил на нее закопченный чайник. — Только оладий не ждите, у меня нет бабушки. И еды никакой нет. Вон, только батон засохший.

— Чем же ты питаешься?

— А я не питаюсь. Мне не хочется. Молоко пью весь день.

— Говорю же — депрессия, — вставил Юрасик.

— Если молоко еще осталось, то можно сделать гренки. Если хотите, конечно, — сказала Лена и почувствовала, как ее желудок обиженно заурчал — последний раз она ела еще в школе, в одиннадцать. Но признаваться в этом не собиралась — еще подумают, что она выпрашивает еду.

— Гренки? А ты умеешь? — недоверчиво спросил Юрасик.

— Это не труднее, чем причесаться, — усмехнулась Лена, стараясь не показать свою радость, и взяла протянутую Глебом бутылку с остатками молока. Привычными движениями она нарезала черствый батон, налила в миску молока и поставила на плиту чугунную сковороду. Ребята с любопытством наблюдали за ней, сидя за уже убранным столом.

— В субботу дали интернет, — сказал Юрасик, возвращаясь к главной теме их собрания, — и я два дня искал хоть какое-то упоминание о нашей стене. И вот, нашел. Номер «Абинского вестника» за одиннадцатое мая.

Он вытащил из кармана сложенный в несколько раз лист А4 и развернул его.

— И что там? — поинтересовалась Лена, энергично взбивая единственное яйцо, найденное в холодильнике. Глеб подвинулся к Юрасику и заглянул в листок через его плечо.

— Пишут, что на том пустыре собирались строить коттеджный поселок, нагнали техники и рабочих, — принялся рассказывать Юрасик, не глядя в статью. — Экскаватор стал копать и наткнулся на стену, верхняя часть которой немного выпирала из земли, но была скрыта высокой травой. Сначала подумали, что это просто большой камень, потом немного очистили от бурьяна и почвы и увидели на поверхности первые два символа. Тут же все остановили и вызвали специалистов. Те осмотрели часть стены и заявили об уникальной находке. Это было в двадцатых числах апреля. А тридцатого там уже был разбит волонтерский археологический лагерь. Пишут, что энтузиасты-добровольцы копают очень быстро и уже освобождены от земли практически все символы на этом фрагменте стены. Они расположены в четыре строки. Последнюю, четвертую строку очистили к вечеру пятого мая. Сама стена еще откопана не вся. И пока эти символы не расшифрованы.

— Негусто, — сказал Глеб. — К тому же эта информация нам теперь не нужна. Мы и без газеты все сами нашли.

— Только зря, — вскользь заметила Лена, выкладывая на раскаленную сковороду смоченные в молоке и яйце ломтики батона. Разговор снова угас — ребята завороженно смотрели на шкворчащие в масле гренки. Глеб вдруг ощутил, как рот наполняется слюной, и понял, что очень проголодался.

— Здорово у тебя получается, — не выдержал Юрасик.

— Подумаешь! — фыркнул Глеб из духа противоречия. — Жарить хлеб — много ума не надо. Я в семь лет уже яичницу себе жарил, а в восемь — картошку варил.

Лена усмехнулась про себя. Яичницу, картошку… А слабо в одиннадцать лет каждый день готовить и завтрак, и обед, и ужин на шестерых? А перед этим постараться раздобыть деньги на продукты. Это намного сложнее, чем стоять у плиты.

Готовые гренки Лена выложила на чистую тарелку и сверху густо посыпала сахаром, благо сахар у Елизаровых был. Глеб разлил кипяток по чашкам, выдал всем по чайному пакетику, и компания принялась за импровизированный ужин.

— Слышь, Юрок, а как ты смог позвонить мне? — спросил Глеб с набитым ртом. — В смысле, откуда ты взял мой номер?

— Здрасьте! — воскликнула Лена. — Он же записал его в свой телефон еще тогда, в понедельник.

— А ничего, что в воскресенье утром он благополучно исчез?

— Как исчез?

— Бесследно! Так же, как и твой телефон.

Лена озадаченно уставилась на Глеба. Тот хмыкнул:

— Ты что, не заметила, что телефона нет?

— Заметила, но я подумала… что это дети…

— Мы же ничего не можем перенести с собой в завтра — ни синяки, ни постриженные ногти, ни телефоны. Мы просыпаемся утром в том месте, в ту минуту и в той одежде, как это было в настоящий день. Поняла? Юрок, ведь та трубка у тебя?

— У меня, — подтвердил Юрасик, облизывая сладкие пальцы, — я все забывал сказать. А твой номер я просто запомнил. У меня память на цифры хорошая. И тебе придется мой номер наизусть выучить.

— Точно, — сказала Лена, думая о своем, — телефон исчез. А я и не подумала, что он вернулся к Юре.

— Ну да, — сказал Глеб, с наслаждением откусывая гренку, — готовишь ты и в самом деле вкусно, но головой работать не привыкла, и с интеллектом у тебя явно проблемы.

— Куда уж мне до твоего интеллекта, которого хватило только на то, чтобы испортить древнюю стену, а вместе с ней и жизнь трех человек! — с обидой ответила Лена. — Если ты такой умный, почему сразу не сообразил, что мы не сможем стереть надпись, потому что она еще не нацарапана?

Глеб проигнорировал ее вопрос, сделав вид, что очень занят едой. Чего привязалась, в самом деле? Ну не сообразил, ну и что? Сами-то, небось, тоже не сообразили. Тяжело соображать в обратном направлении, мозг привык иметь дело с событиями, которые последовательно движутся вперед.

Юрасик прикончил вторую гренку, запил ее чаем и сказал:

— Я тут вот что подумал… Если мы сами не можем попасть в будущее, то мы можем кого-то попросить.

— О чем попросить? — спросила Лена. — Стереть надпись?

— Ну не обязательно стереть. Ведь все остальные живут вперед, и у них еще не было того дня, когда мы ездили на экскурсию. Можно не допустить, чтобы Глеб вообще написал ее. Например, попросить Клару Борисовну, чтобы она не брала его на раскопки или получше за ним следила.

— А еще можно сказать Мухину, чтобы он накануне посильнее наподдал Глебу, и тот вообще не придет в школу! Тогда он не поедет на экскурсию, не попадет на раскопки, не испортит стену, и у нас наконец наступит правильный день, двадцать четвертое мая.

— Шикарная идея! Нет слов! — проворчал Глеб. — Только ни фига у вас не выйдет, можете не надеяться.

— Почему это?

— Ну, во-первых, сегодня шестнадцатое мая. То есть для тех, кто живет вперед, до нужного числа осталась целая неделя. За эту неделю может произойти все что угодно. Тот, с кем мы договоримся, может за это время что-нибудь забыть, перепутать, может попытаться уточнить детали у нас самих, у тех нас, которые тоже живут вперед. Представляете, что мы, те мы, ему ответим? И где гарантия, что тот я кого-то послушаю и не буду царапать стену? Во-вторых, у нас тоже пройдет неделя, только в обратную сторону. Мы откатимся еще дальше и даже не будем знать, что там происходит. Ну а в-третьих, нам просто никто не поверит.

— Да, — почесал затылок Юрасик, — логично.

— Логично? — повысила голос Лена. — Происходит что-то непонятное и невероятное! С чего вы взяли, что у этой абракадабры есть законы? Мы живем назад! Какая вообще логика тут может быть?

— Знаете, а это все-таки майя, — отрешенно произнес Глеб после небольшой паузы, в течение которой все задумчиво допивали чай. — Они же обещали конец света. Вот он и наступил. Только не в двенадцатом году, а в тринадцатом, и не для всех, а только для нас троих. Но это точно конец света.

— Что ты ерунду городишь? — дрожащим голосом спросила Лена. — Почему конец света?

— Эти майя включили нам обратный календарь, — не слыша ее, будто сам с собой, говорил Глеб. — Последний день уже был. А теперь мы будем двигаться назад, все дальше и дальше, пока не израсходуем все свои прожитые дни. А потом мы просто исчезнем, как будто нас никогда не было.

Лена застыла с чашкой в руке. У Юрасика округлились глаза. Так далеко в прошлое они еще не заглядывали и о подобных последствиях не задумывались.

— Что уставились? — Глеб мрачно взглянул на них. — Я что, не прав?

— До этого не дойдет, — неуверенно пробормотал Юрасик.

— Почему? Если постоянно двигаться назад, то рано или поздно придешь к началу пути. Разве не так? — безрадостно усмехнулся Глеб.

— Это невозможно! — ужаснулась Лена. — Мне нельзя исчезать. Без меня вся семья пропадет.

— Могу тебя успокоить — твоя семья пропадет раньше тебя. Ведь ты старшая из детей, — цинично заметил Глеб.

Лена часто заморгала, стараясь сдержать подступившие слезы.

— Зачем ты ее пугаешь? — укоризненно сказал Юрасик. — Лен, не слушай его.

— Да никого я не пугаю! — вышел из себя Глеб. — Посмотрите правде в глаза! Нам осталось жить тринадцать лет. Из них в здравом уме всего семь-восемь. А потом мы превратимся в бестолковых малышей и даже не будем понимать, что с нами происходит.

— Прекрати! — в смятении воскликнул Юрасик и повернулся к плачущей Лене. — Этого не будет, Лена, не плачь. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Нужно посоветоваться со взрослыми, они умнее, опытнее. Они подскажут, что делать.

— И не надейся, — угрюмо бросил Глеб, — не подскажут. Я уже советовался. Отцу сегодня рассказал.

— И что? — спросила Лена сквозь слезы.

— Ничего. Вся беда как раз в том, что они умнее и опытнее. Такие истории не для них.

— Он тебе не поверил?

— Нет. Сказал, чтобы я перестал плести чушь, что мои выходки и мой переходный возраст уже стали вызывать у него опасения. И если я еще раз выкину что-либо подобное, ему придется отправить меня к детскому психологу.

— А почему он так сказал? — спросил Юрасик. — Ты часто выкидываешь что-то подобное?

— Просто… — Глеб запнулся и сбивчиво пояснил: — У нас вышла одна история, с год назад. И с тех пор мы не очень ладим.

— Что же можно было такое сотворить, чтобы родной отец не мог простить тебя целый год? — всхлипнула Лена, вытирая глаза носовым платком.

— Не твое дело, — огрызнулся Глеб и раздраженно отшвырнул от себя чайную ложку. Эта история до сих пор причиняла ему почти физическую боль.

— Если бы мой дед был жив, он бы обязательно поверил, — с горечью произнес Юрасик. — И непременно что-нибудь придумал бы. Он бы меня в беде не бросил.

— Ну-ну, посмотрим, — сказал Глеб. — Скоро у тебя появится возможность это проверить.

— В каком смысле «проверить»?

— В прямом. Он же скоро будет жив.

Юрасик оцепенел. Ему и в голову не приходило, что он снова может увидеть деда живым. Хотя, если они движутся назад, они и правда доживут до того дня, когда дед еще не умер.

— Точно! — радостно воскликнула Лена, перестав тереть опухшие глаза. — Он же археолог, профессор! Он нам поможет. Вот вам и выход! Через несколько дней мы выберемся из этого ужаса. Правда, Юр?

Юрасик не ответил. Он пребывал в состоянии шока. Неужели он вновь увидит деда, сможет до него дотронуться, поговорить с ним? Дед, которого он потерял навсегда, через девять дней будет с ним рядом? Невероятно! Это чудесный сон!

— Такой специалист по раскопкам нам бы не помешал, — согласился с Леной Глеб. — Он может дать дельный совет. Кажется, у нас появился шанс.

Идея с участием профессора его немного воодушевила, и забрезжила слабая надежда на благополучный исход их затянувшегося приключения.

— Это, конечно, хорошо, но слишком долго! Мы что, будем сидеть сложа руки и ждать Юриного деда? Это же не просто девять дней, а девять дней в обратную сторону! — сказала почти успокоившаяся Лена.

— Самое ужасное не это, — покачал головой Юрасик, — а то, что у нас в доме снова будут похороны.

— А у меня снова будет тот ужасный день рождения, — тоскливо проговорила Лена.

— Почему ужасный? — спросил Юрасик.

— Потому что все о нем забыли. И я сама забыла. Работала, как всегда. Да еще садик был закрыт после праздников, и младшие остались дома. Вот я закрутилась и забыла. Вспомнила только четырнадцатого.

— А когда у тебя день рождения? Тринадцатого?

— Ну да.

— Что? Тебе тринадцатого мая тринадцатого года исполнилось тринадцать лет? — восхитился Глеб. — И учишься ты в тринадцатой школе. Ты везучая!

— Да уж, невероятно везучая. Особенно если учесть, что тринадцать мне исполнится два раза подряд. Ладно, пора мне, — вздохнула Лена, поднимаясь. — В больницу к маме поеду. В шесть двадцать автобус на Абинск идет.

— Я тоже пойду. — Юрасик встал из-за стола. — У нас, наверно, уже все разошлись. Сейчас бабушка начнет звонить.

— Подождите, я с вами, — поспешно сказал Глеб, но тут же пожалел о своем порыве. И чтобы гости не подумали, что его устраивает их общество и не хочется с ними расставаться, он пробурчал в своей обычной манере: — За молоком пойду. Мое-то все истратили. Ждите здесь, я переоденусь.

— Прошла депрессия, — негромко сказал Юрасик Лене, когда Глеб вышел из кухни. — Здорово, правда? А ты идти не хотела.

— Да ладно, не было у него никакой депрессии, — шепотом отозвалась Лена. — У эгоистов депрессии не бывает, потому что они любят только себя.

— А ему больше некого любить, — заметил Юрасик. — У него никого нет.

15 мая 2013, среда

На уроке труда мальчики делали детскую мебель — маленькие стульчики со спинкой. Все детали они выточили на предыдущих уроках, а сегодня им нужно было собрать конструкцию воедино. Глеб работал за своим верстаком сначала нехотя (как будто интересно делать все по два раза!), но постепенно увлекся и исправил ошибку, из-за которой стул в прошлый раз получился кривым и неустойчивым. Он поставил готовое изделие на пол, полюбовался им и даже опробовал, осторожно присев на сиденье. Потом взял шкурку и стал тереть плохо зачищенные места.

У Юрасика, наоборот, ничего не получалось. Он постоянно ронял деревянные заготовки, путал инструменты и вдобавок занозил палец, вставляя переднюю ножку стульчика в паз. Вскрикнув от боли, он подумал с досадой, что наступил на те же грабли. Если бы вспомнил вовремя, что в прошлый раз посадил занозу, этого можно было избежать! Юрасик постарался припомнить, что еще опасного было на уроке труда пятнадцатого мая. Тут учителя позвали из коридора, и он вышел. В мастерской сразу же поднялся шум. Ученики побросали работу и сгрудились у одного верстака, где баламут Мухин давал бесплатный концерт, пародируя учителя труда. И Юрасик вспомнил, что будет дальше. Сейчас Мухину надоест кривляться, он прицепится к нему, Юрасику, начнет отпускать разные шуточки, а мальчишки будут гоготать как полоумные. Кроме того, этот баран сломает его хлипкий стульчик, наступив на него ногой.

Чтобы не допустить повторения ситуации, Юрасик решил выйти из класса и подождать возвращения учителя в коридоре. Но не успел. Мухин заметил, как он неуклюже пробирается через все верстаки к выходу, и в два прыжка преградил ему путь. Глеб оторвался от своего занятия и взглянул в их сторону. Он тоже помнил ту безобразную сцену, когда Мухин и компания глумились над Карасевым, а потом схватили его яркий рюкзачок и принялись играть им, словно волейбольным мячом. А Карасев, жалкий и неповоротливый, кружился между ними и просил вернуть его портфель, чем вызывал еще больший смех и гнусные остроты своих мучителей. И сейчас, судя по всему, все повторится. «Ну почему он позволяет так с собой обращаться? — подумал Глеб, глядя, как щуплый Мухин наскакивает на Юрасика. — Он же явно сильнее. Врезал бы ему разок между глаз. Ох уж мне эти шахматисты!»

Глебу совершенно не хотелось вмешиваться. Он же не Бэтмен, заступник всех обиженных и оскорбленных! Каждый должен уметь постоять за себя. Кто виноват, что Карась такой тюфяк и слюнтяй?

Измывательство над Юрасиком набирало обороты. Его рюкзачок уже оказался в руках злорадно хохочущего Семака.

— Отдай! — воскликнул Юрасик, и его жалобный голос резанул Глеба по сердцу. Он крепко сжал в руке ножку готового стульчика и вышел из-за верстака.

— Эй вы, уроды, быстро отдали рюкзак, — спокойно, но решительно произнес он. Мухин, Семак и Загоркин в изумлении оглянулись — в первый раз за шесть лет за Юрасика кто-то вступился.

— Ты чего, Елизаров, заболел? Это же Карасев. Какое тебе до него дело? — сказал Мухин. — Радуйся, что тебя никто не трогает.

— Я повторять не буду, — проговорил Глеб и поднял стул над головой. — Если на счет три рюкзак не окажется у Карасева, Семаку прилетит по кумполу, и не слабо. Раз, два…

— Он псих, по ходу, — с опаской сказал Семак, ища поддержки у Мухина.

— Псих, — согласился Глеб, — и справка имеется. Мне ничего не будет, а ты встретишь лето в больнице. Два с половиной… три!

Семак торопливо запустил рюкзаком в Карасева. Тот схватил его и прижал к себе, не веря, что все так быстро закончилось.

— Иди в коридор, — сказал ему Глеб и добавил, глядя на недоброжелательные лица одноклассников: — Кто его еще тронет — покалечу!

Юрасик в обнимку с рюкзаком исчез за дверью. Глеб опустил стул и тоже пошел к выходу, все так же крепко держа его за ножку.

— Ты смотри, Елизаров, — бросил ему вслед Мухин. — Мы этого так не оставим. Теперь ходи и оглядывайся.

— Ты завтра можешь очень пожалеть, что связался с нами, — подхватил Семак.

— Завтра? — Глеб остановился возле двери.

— Завтра, завтра, — подтвердил Загоркин.

— Ну завтра так завтра, — весело заметил Глеб и неожиданно захохотал.

Мухин и остальные переглянулись в недоумении.

— Чего тут смешного? — озадаченно поинтересовался Семак. — Чего он ржет?

— Ку-ку словил, вот чего, — сказал Мухин. — Похоже, он и правда свихнулся. Что с него взять, с придурка?

Одноклассники вслед за Мухиным медленно разбрелись по местам. А Глеб, продолжая смеяться, вышел в коридор. Взволнованный и смущенный Юрасик ждал его возле окна.

— Тебе, Юрок, надо что-то менять в своей жизни, — сказал ему Глеб. — Иначе ты до одиннадцатого класса будешь мишенью для всяких дураков вроде Мухина. Бросай шахматы и иди заниматься боксом. Ну, или борьбой для толстых людей. Как она там называется?

— Сумо, что ли?

— Во-во, сумо. В тебе же столько весу, как в трех Мухиных! Чего ты ему не врезал как следует? Его же по кускам потом собирали бы!

— Я не могу ударить человека, — смущенно признался Юрасик.

— Не можешь ударить? — Глеб почесал затылок. — Да, это проблема. Тогда в следующий раз знаешь что? Ты просто на него сядь!

Лена

Все домашние дела закончились в этот вечер довольно быстро, и в половине двенадцатого Лена уже справилась с уборкой кухни. В последний раз протерев стол, девочка вдруг подумала, что Глеб был прав: зря она каждый вечер наводит порядок и стирает грязные детские вещи. Какая разница, зашила ли она дырку на Анюткиных колготках и погладила ли Сашину рубашку, если утром все будет так, как было в настоящий день? Получается, что и готовить на завтра тоже бесполезно. Ведь плоды ее сегодняшнего труда все равно исчезнут. Но как оставить немытую посуду или грязную плиту? Как лечь спать, зная, что у Вовы разорваны кроссовки, а у Андрейки к школьным брюкам прилипла жвачка? Это просто невозможно!

Лена проверила спящих братьев, потом пошла в комнату, которую делила с младшей сестрой. Анютки сегодня не было, она осталась в саду на пятидневке. А завтра утром сестра вновь окажется дома, потому что сад не работал все праздники вплоть до четырнадцатого мая. Так что ни завтра, ни в понедельник в школу идти не придется. Разбирая свою кровать, Лена отметила, что делает это практически в первый раз за всю обратную неделю. Обычно ее воспоминания обрывались резко и неожиданно, в самый неподходящий момент. Вчера, например, она вышла в подъезд, чтобы шугануть дерущихся котов — и все. Дальше провал. Проснулась утром. Странно, ведь раньше, в нормальной жизни, такого не было. И почему это происходит только с ней?

Лена юркнула под одеяло и сладко потянулась. Как хорошо! Как приятно вечером забраться в постель и расслабиться! Шутка ли — с прошлого четверга она не ложилась в свою кровать, а только вставала с нее!

Лене не спалось. Она так отвыкла ложиться рано, что не могла уснуть сразу. Лежала с открытыми глазами и прокручивала в голове события последних дней. Особенно ее радовало, что у них появился хоть какой-то шанс на возвращение. В воскресенье после поездки на раскопки казалось, будто выхода вовсе нет… Но теперь все обязательно будет хорошо, стоит только дождаться профессора Карасева. Уж если им не поможет специалист по древним цивилизациям…

И подумать страшно! А если и правда не поможет? Если он никогда не сталкивался с подобными случаями? Вдруг он им просто не поверит, как не поверил отец Глеба?

Взволнованная Лена села в кровати. Это что же получается? Они будут ждать появления Юриного деда, потеряют кучу времени, и все напрасно? Дождутся и узнают, что это не сработало? Может, нужно было поподробнее обсудить еще один вариант, тот, который предложил Юра? Не допустить, чтобы надпись вообще появилась на стене. Это же хорошая идея. Правда, Глеб разгромил ее в пух и прах, но он не может знать наверняка. А вдруг получится? Нужно подстраховаться и использовать любую возможность. Только кому можно рассказать? Одноклассникам? Классной руководительнице? Водителю автобуса? А если вообще никому не рассказывать, а оставить записку в конверте с просьбой не открывать до двадцать третьего мая? Ведь те, кто живет вперед, должны этот конверт рано или поздно обнаружить. Только кому его адресовать? Где оставить? И что написать, чтобы было убедительно?

И вдруг Лену осенило. Она соскочила с постели, включила настольную лампу и схватила школьную сумку. Достав тетрадь, вырвала из нее несколько чистых листов в клетку. Она напишет письмо самой себе! Гениальная идея!

Лена испортила пять черновиков, и только шестой вариант ее более или менее удовлетворил. Она вывела на листе: «Ни в коем случае не подпускать Елизарова к древней стене сегодня на экскурсии! Случится беда!!!» Потом положила свернутый листок в чистый конверт, заклеила и написала на нем: «Лене. Лично в руки». Ведь для всех остальных время идет вперед, и та Лена, из нормального календаря, обязательно найдет конверт. А дальше остается надеяться на ее сообразительность. Если она сможет остановить этого остолопа Елизарова, значит, все вернется на свои места. Только куда положить конверт, чтобы его не смогли обнаружить раньше времени?

Лена постаралась вспомнить утро перед экскурсией: чем она занималась и в какие ящики залезала. Это был единственный день, который они прожили только один раз, остальные уже перепутались в ее сознании. Так, в школу она не ходила, Анютка уже болела ветрянкой, поэтому до обеда они сидели дома вдвоем. Лена стирала, зашивала, готовила… Точно, готовила! Единственный раз за весь месяц она готовила плов с куриными крыльями в чугунной кастрюле. Значит, раньше двадцать третьего мая эту кастрюлю никто не возьмет. Отличный тайник!

Лена достала чугунную кастрюлю, положила туда конверт, накрыла кастрюлю крышкой и убрала на место. Ну вот, утром нужного дня та Лена возьмет кастрюлю, найдет письмо, прочитает его, удивится, узнав свой почерк… Ну а дальше остается только надеяться на ее сообразительность и терпеливо ждать результата.

— Что ж, давай, Лена из будущего, не подкачай!

14 мая 2013, вторник

Возвращаясь из столовой на большой перемене, Глеб приметил, как Юрасик шушукается у чужого кабинета с каким-то мелким пацаном. Глеб с деланным безразличием прошел мимо, но, когда Карасев вернулся в класс, поинтересовался:

— Что у тебя за дела с этой мелюзгой? Хочешь примазаться к бизнесу Мухина и трясти с них мелочь на сигареты?

— Это брат Лены, Андрей, — пояснил Юрасик, как всегда пропустив мимо ушей его насмешки.

— И зачем он тебе?

— Я расспрашивал, как Лена работала вчера, в понедельник. То есть для него вчера. А для нас завтра. Мне надо знать, сколько времени ее не будет дома и когда она придет.

— Зачем?

— У нее завтра день рождения.

— Ну и что? Он у нее уже был.

— Его не было! Она же не отмечала. А я хочу сделать ей сюрприз, — воодушевленно заговорил Юрасик. — Я подговорю братьев, и, когда Лена уйдет на работу, мы приготовим ей праздничный стол. Фрукты и конфеты я куплю на свои карманные деньги, а торт попрошу испечь бабушку. Подарок бы еще какой-нибудь. Только не знаю, что придумать.

— Можешь не придумывать, — сказал Глеб. — Подарок не нужен.

— Почему?

— Он исчезнет на следующий день. И не вздумай печь торт сегодня. Завтра его тоже не будет.

— Точно. Придется просить бабушку завтра утром. Испечет, пока мы в школе. И братьев надо подговаривать завтра, чтобы они не забыли.

— Да, странно будет их подбивать на сюрприз, если для них день рождения сестры уже прошел, — усмехнулся Глеб.

— Ну да, — согласился Юрасик. — Значит, основная работа завтра. Давай после школы останемся и все хорошо обдумаем.

— Я-то здесь при чем? Думай, если тебе так хочется.

— А разве ты не поможешь все организовать?

— С какой радости?

— Ну… друзья обычно помогают друг другу.

— Мы вовсе не друзья, — сказал Глеб.

— Серьезно? Тогда почему ты защитил меня от Мухина? — спросил Юрасик.

Глеб неопределенно пожал плечами и вышел в коридор. Юрасик посмотрел ему вслед с едва заметной улыбкой.

13 мая 2013, понедельник

К двум часам Лена, как обычно, отправилась на работу в кафе, даже не подозревая, что дома в ее отсутствие развернулась бурная деятельность. Все дети с восторгом приняли предложение устроить сестре настоящий день рождения. Юрасик выпотрошил свою копилку, и они с Глебом приволокли в квартиру Зюзиных два огромных пакета с продуктами и испеченный бабушкой торт.

Все семейство, включая маленькую Анютку, вертелось на кухне и путалось под ногами, создавая суматоху, и у Глеба уже через десять минут кончилось терпение. Он выгнал детей в комнату, оставив на кухне только Сашу. Но через некоторое время пришлось избавиться и от Юрасика, толку от которого было еще меньше.

— Откуда у тебя руки растут?! — негодовал Глеб, глядя, как Юрасик измял всю буханку, пытаясь нарезать хлеб. — Кто так держит нож? Ты что, ни разу в жизни себе куска хлеба не отрезал? Посмотри на ребенка!

Он указал на первоклассника Сашу, который лихо кромсал колбасу для салата.

— У меня в этом не было необходимости, — виновато пробормотал Юрасик и взялся за мытье посуды.

— Посуду ты тоже никогда не мыл, — рассерженно констатировал Глеб, когда тот разбил тарелку. — Уйди от раковины. Сейчас детсадовца позовем, он лучше с этим справится. Может, хотя бы духовку зажжешь и курицу помоешь?

Это тоже оказалось Юрасику не по силам, и он с позором был изгнан с кухни под начало Андрейки, который руководил уборкой. Но тут выяснилось, что тринадцатилетний Юрасик не представляет, как пользоваться тряпкой и веником. Глеб в изнеможении закатил глаза и сказал, что теперь понимает, почему Юрасик так настойчиво звал его участвовать в этом сюрпризе — чтобы свалить на него одного всю работу.

Наконец Карасеву нашли применение — отправили его вместе с Анюткой в другую комнату, чтобы они придумали себе занятие по возрасту (как выразился Глеб) — почитали или порисовали. Тем более что Анютку давно хотелось изолировать. Это был ребенок-ураган. Она умудрялась находиться одновременно везде и мешать всем. От ее воплей шла кругом голова. Когда Юрасик увел ее и наступила тишина, все вздохнули с облегчением.

— Она у нас такая, звонкая, — сказал Андрейка. — Когда она болеет, в садике праздник.

— Я их понимаю, — отозвался Глеб.

Через час, когда уже поставили курицу в духовку и украсили комнату шарами и красочной гирляндой с надписью «С днем рождения!», выяснилось, что совсем забыли про хлопушки. А по сценарию именинницу планировалось прямо с порога оглушить ими, чтобы она как следует обрадовалась. Юрасик на правах главного казначея вызвался идти в супермаркет, который находился через три улицы. Вова, Саша и Анютка запросились с ним. Юрасик важно заявил, что с таким хороводом не пойдет, а возьмет только Анютку. Ему понравилось, как она слушала его, когда он читал ей книгу, буквально смотрела ему в рот.

— Ей нельзя идти гулять, она никого не слушается, — предупредил его Андрейка. — С ней никто справиться не может, только Лена и мама.

— Со мной можно, — успокоил его Юрасик и обратился к скачущей возле него Анютке: Ты меня будешь слушаться, если я тебя возьму с собой?

— О да! — картинно пообещала Анютка, и они отбыли в магазин.

Вскоре все было готово. Оставалось только дождаться, когда запечется курица. Саша и Вова стали собираться на улицу.

— А вы подарок сестре приготовили? — спросил их Глеб.

— Конечно, — ответил Вова. — Когда она придет, мы все выскочим из-за дивана и закричим: «Сюрприз!» Мы такое в кино видели.

— Это само собой, — сказал Глеб. — Я говорю про подарок на память, сделанный своими руками. Ну, нарисовать что-то или слепить.

— Вот еще! — презрительно хмыкнул Саша. — Зачем ей эта ерунда?

— Лена говорит, что самый лучший подарок для нее — если мы не порвем обувь и не испачкаем одежду, — добавил Вова. — Чтобы у нее не прибавилось работы. А мы сегодня ничего не порвали. Так что подарок есть!

Братья унеслись во двор. Глеб не ожидал от младших братьев такого цинизма и удивленно посмотрел на Андрейку.

— Лена всегда это говорит, подтвердил тот, доставая из серванта гостевую посуду. — Мы поэтому и не дарим ей ничего.

— Да, не позавидуешь, — пробормотал Глеб. — Ну, вы хотя бы сегодня вечером после праздника все сами уберите, посуду помойте. А она пусть отдыхает.

— Да не будет она отдыхать, — сказал Андрейка. — Ей вечером подъезды мыть.

— Как? И сегодня тоже? — поразился Глеб. — А перенести нельзя?

— А куда переносить? Она их каждый день моет. Не одни и те же, конечно, разные. У нее график. Каждый вечер — два подъезда. Правда, сегодня один. Если его не помыть, то завтра надо будет мыть целых три. А если совсем не помыть, то жильцы нажалуются, и Лене не заплатят денег. Раньше, когда мама не болела, они с Леной мыли по очереди. А теперь она одна. Все праздники мыла. И сегодня пойдет.

Выдав эту информацию, Андрейка снова взялся за подсчет вилок и тарелок, а Глеб погрузился в глубокое раздумье.

После первой же лестничной площадки вода стала коричневой и противной на вид. Глеб с отвращением опустил в ведро грязную тряпку и принялся выжимать ее руками в предусмотрительно надетых резиновых перчатках. Андрейка подметал ступеньки этажом ниже, поднимая вокруг себя целое облако пыли и время от времени останавливаясь, чтобы оглушительно чихнуть. Отжав тряпку, Глеб намотал ее на швабру и стал собирать лужи на плохо покрашенном деревянном полу. Если бы вчера ему кто-то сказал, что он будет мыть подъезд ради какой-то чужой девчонки, он бы рассмеялся этому человеку в лицо. А сегодня нате вам — моет! Глеб сам не понимал, почему вдруг у него созрело такое решение. Просто ему хотелось, чтобы нынешний день рождения Лены отличался от других, чтобы она почувствовала себя настоящей именинницей. И чтобы не бросалась к половой тряпке прямо из-за праздничного стола.

Глеб догадывался, что уборка подъездов — занятие не из приятных, но он и не представлял себе, насколько это неблагодарный труд. Жильцы сновали туда-обратно, будто специально задались целью затоптать только что вымытые ступени. Одни ворчали, что мальчишки залили всю лестницу. Другие поучали, что мыть нужно вечером, после девяти, чтобы не мешать народу свободно ходить по подъезду. Третьи интересовались, куда делась их постоянная уборщица и почему такую важную работу доверили каким-то соплякам. Глеба покоробило слово «уборщица» в свой адрес, ведь если Лену назвали «постоянной уборщицей», то он сегодня был «уборщицей временной».

Когда ребята почти закончили работу и Глебу оставалось только последний раз протереть нижний этаж, в подъезд ворвался Вова и заорал:

— Этот ваш толстый Юра потерял нашу Анютку!

Глеб с Андрейкой как по команде выпрямились, огорошенно посмотрели друг на друга и, побросав инвентарь, понеслись во двор.

Сконфуженный Юрасик стоял на детской площадке возле дома Зюзиных и, бестолково размахивая руками, пытался объяснить, что произошло. Связно у него говорить не получалось — захлестывали эмоции. Вокруг Юрасика оглушительно вопили братья, наскакивая на него, как болонки на слона.

— Так, спокойно! — прикрикнул Глеб. — Все закрыли рты! Говорит только чудо-нянь. Где ребенок?

— Не знаю, — тяжело выдохнул Юрасик.

— Как ты умудрился ее потерять, воспитатель-самоучка? Тебе же сказали — крепко держать ее за руку!

— Я и держал! Она захотела мороженого, я только на секунду отвернулся, чтобы его купить! А она исчезла! Я весь супермаркет облазил, но ее нигде нет. Зачем она убежала? Ведь она обещала меня слушаться.

— Она всем это обещает, — сказал Андрейка. — Только никогда не выполняет.

— Надо было меня предупредить! — воскликнул Юрасик.

— Тебя предупреждали! — отрезал Глеб. — Но ты не услышал. Вообразил себя великим педагогом.

— Хорошенький подарочек на день рождения! — иронично заметил Саша.

— Надо идти в полицию, — сказал Андрейка.

— Никуда идти не надо, — решительно произнес Глеб. — Сами найдем.

Он велел братьям обыскивать все уголки в этом дворе и в соседних, а сам вместе с Юрасиком отправился в злополучный супермаркет. Битых полчаса ребята прочесывали все закоулки магазина, расспрашивали покупателей и продавцов о маленькой девочке в желтом костюмчике с цыпленком на груди и даже сделали объявление по громкой связи. Все напрасно — Анютку никто не видел. Уставшие и раздосадованные, они вернулись во двор и узнали, что у братьев поиски тоже завершились провалом.

— Ну вот, — сказал Вова Юрасику, — Лена надолго запомнит свой день рождения. Как ты и обещал.

Андрейка хотел дать ему подзатыльник, чтобы не умничал, но промахнулся — брат вовремя отскочил.

— А хлопушки купили? — вспомнил вдруг Саша.

— Какие хлопушки?! — потерял терпение Андрейка. — У тебя сестра пропала! Разве непонятно, что все отменяется?

— И торт? — скривился Вова, собираясь зареветь.

— Ничего пока не отменяется, — сказал Глеб. — Время еще есть. Лена придет только через полчаса. Кстати, кто-нибудь курицу выключил?

Андрейка замер на секунду, потом со всех ног кинулся к подъезду.

— Мы выключили! — завопили ему вслед младшие. — Еще когда вы полы мыли! Только она чуть-чуть сгорела! Немножко больше, чем чуть-чуть.

— Ладно, с курицей потом разберемся, — махнул рукой Глеб. — Ну-ка, думайте, где сейчас может быть Анютка. Ведь это ваша сестра, вы ее лучше знаете. Что она любит делать?

— Она может быть где угодно, — вздохнул Андрейка. — А любит она хулиганить.

— А шалаш? — сказал вдруг Саша. — Помните шалаш за баней? Мы там с Леной гуляли. Анютка хотела остаться там жить.

— Точно! — вскочил Вова. — Мы сбегаем.

— Куда? Через дорогу, одни?! — воскликнул Андрейка. — Я с вами.

— Это далеко? — спросил Юрасик.

— Если бегом, то недалеко, — бросил на ходу Вова, и они умчались втроем.

Как только братья скрылись из виду, из-за угла дома показалась маленькая фигурка в желтом костюмчике с цыпленком на груди. За руку ее держала женщина лет шестидесяти в светлой соломенной шляпе. В другой руке малышка торжественно несла небольшую изящную куклу в голубом бальном платье. Глеб и Юрасик бросились к ним с восторженными воплями.

— Нашлась! — ликовал Юрасик. — Наконец-то!

— Спасибо вам! Где вы ее нашли? Ты где была? — тормошил Глеб малышку. — Мы тебя обыскались!

— А вы кто такие, ребята? — удивленно поглядела на них женщина.

— Мы учимся с Леной, — пояснил Юрасик. — Одноклассники. Это Глеб, а я Юра.

— Они делают ей деньрожденский сюрприз, — сообщила Анютка. — С шариками и вкуснякой. Только без хлопушек.

— А я Олимпиада Филипповна. Я работаю ночной няней в детском саду, — сказала женщина.

— Это моя баба Липа! — воскликнула Анютка и обхватила женщину руками. — Мы нечаянно нашлись в магазине, и она подарила мне куклу!

— Вы их бабушка? — спросил Юрасик, вспомнив, как Лена говорила, что у них нет никаких родственников.

— Вроде как бабушка, только не родная, — улыбнулась женщина. — Мы раньше все вместе жили, в одной квартире, как соседи. Я, считай, всех детей и вырастила. Каждого на руках нянчила. Потом мне дали однокомнатную квартиру на другой улице. А они здесь остались, в этом доме. Вот теперь только в садике и видимся с младшими, с Анечкой и Вовочкой.

Юрасик хотел еще что-то спросить, но в это время принеслись братья. Андрейка схватил за руку Анютку, резко развернул к себе и сердито стал ее отчитывать. Малышка отбивалась, старалась выдернуть руку и показывала брату язык. Вова с разбегу кинулся к бабе Липе и с радостным криком повис у нее на шее. Та сунула ему в руку горсть леденцов в ярких обертках. Заметив это, Андрейка оставил сестру и подошел к Вове.

— Сейчас же верни, — сурово сказал он. Вова прижал к себе конфеты и упрямо замотал головой.

— Андрюша, зачем ты так? — потерянно проговорила баба Липа, глядя, как Андрейка пытается отобрать конфеты силой. — Я же его угостила. И вы тоже угощайтесь, у меня еще есть.

— Нам от вас ничего не надо, — буркнул тот, пихая ей в руки отобранные леденцы. Злой раскрасневшийся Вова шустро сунул в рот две оставшиеся конфеты, которые брат не заметил. Глеб и Юрасик переглянулись, не понимая, что происходит. Когда Андрейка попытался отнять у Анютки куклу, она подняла такой визг, что он отступился и сказал бабе Липе:

— Ладно, потом вернем. Когда она уснет.

— Я не усну! — истерично заверещала малышка. — Я всю ночь не буду спать!

— Быстро домой! — гаркнул Андрейка. — А вы, Олимпиада Филипповна, больше не приходите к нам.

Он схватил младших за шиворот и поволок к подъезду. Вова и Анютка обернулись и помахали бабе Липе. Саша двинулся следом, не проронив ни единого слова, и было непонятно, одобряет он или осуждает действия старшего брата.

— Почему они так с вами? — спросил Юрасик, с жалостью глядя на несчастное лицо бабы Липы. — Вы же сказали, что они вам как родные.

— Они-то как родные, — пробормотала та словно в забытьи. — Только я им теперь чужая. Юленька, мама Леночки, никак не хочет меня простить и детям запрещает со мной общаться. Уж как я прощения просила! Я ведь только помочь хотела, чтобы Колю, папу их, не посадили.

— А что вы им сделали? — осторожно поинтересовался Глеб, понимая, что не имеет никакого права задавать такие вопросы. Олимпиада Филипповна вполне может сказать, что это не их дело и она не обязана перед ними отчитываться. Но она была слишком расстроена и, казалось, не отдавала себе отчет, что разговаривает с посторонними людьми, да еще и с подростками.

— Ой, не спрашивайте, — в отчаянии махнула она рукой. — Как вспомню этот суд два года назад… Адвокат, будь он неладен, обманул меня. Сказал, что я могу помочь Коле. Вот я и дала ложные показания. Сказала то, чего на самом деле не было. Соврала я, дура старая, поверила ему. А он это все против Коли и обернул. Скорее всего, его и без меня осудили бы, но я все равно очень виновата перед Юлей. Она мне как дочь. Мы всегда дружно жили, одной семьей. А что теперь?

Олимпиада Филипповна снова махнула рукой и пошла со двора, сгорбленная и жалкая, в одно мгновение совсем состарившись.

— Да, ситуация, — пробормотал Юрасик, не зная, что сказать. Глеб молча смотрел ей вслед. Разговор с бабой Липой оставил у них в душе неприятный осадок. Из раздумья их вывел выскочивший на крыльцо Саша.

— Вы идете или нет? — закричал он. — Лена в любой момент появится. И ведро принесите. Оно у нас одно.

Глеб отправил Юрасика в квартиру, а сам сбегал в соседний дом за брошенными орудиями труда, рассудив, что так будет быстрее. Вернулся он как раз вовремя. Вова, карауливший у окна, закричал, что Лена вошла во двор. Глеб согнал всех в комнату и плотно прикрыл дверь. Первоначальная идея спрятаться за спинкой дивана оказалась невыполнимой — диван был слишком коротким, и шесть человек за ним просто не поместились бы. К тому же его надо было отодвигать от стены. Все сгрудились у праздничного стола и замерли в радостном предвкушении. В тишине было слышно, как хлопнула входная дверь. Анютка начала сдавлено хихикать. Андрейка погрозил пальцем, а Вова зажал ей рот сразу двумя руками, но и сквозь его пальцы просачивались сдавленные звуки:

— Гы-гы-гы…

Ничего не подозревающая Лена открыла дверь в комнату и остолбенела на пороге, оглушенная мощным ревом:

— С днем рож-день-я! С днем рож-день-я!

Все громко зааплодировали, довольные ошарашенным видом именинницы. Лена несколько секунд стояла не двигаясь, а затем опрометью выскочила вон. Распахнутая ею дверь жалобно скрипнула и медленно закрылась.

— Что это было? — огорошенно спросил Глеб.

— Вы ее напугали, — сказал Вова. — Мама говорила, что, если сильно напугать человека, он станет заикой и глаза к переносице сойдутся. У нас Лена теперь косая будет?

Анютка сорвалась с места и выбежала в коридор. Все словно отмерли и помчались следом, толкаясь и наступая друг другу на пятки. Лена отыскалась в маминой спальне. Она сидела на кровати и плакала, закрыв лицо руками. Анютка с разбегу запрыгнула на кровать и обняла сестру.

— Ты плачешь, потому что нет хлопушек? — закричала она. — Или потому что курица сгорела?

Лена улыбнулась сквозь слезы:

— Это все для меня? Вы вспомнили про мой день рождения? Спасибо, ребята!

— Мы хотели, чтобы он стал особенным, — сказал Юрасик, вздохнув с облегчением — он уж было подумал, что его затея провалилась по непонятным причинам. — Чтобы ты сегодня стала настоящей именинницей.

— Вы специально пришли, все приготовили, украсили, — всхлипывала Лена, — и все ради меня?

— А еще, — сообщил Саша, — Глеб и Андрейка вымыли подъезд. И ты сегодня вечером не будешь работать!

Это известие вызвало у Лены новый поток слез.

12 мая 2013, воскресенье

В последний праздничный выходной в парке было оживленно и весело. Гремела музыка, работали аттракционы, повсюду продавали яркие воздушные шары, надутые гелием, и разноцветные клубы сахарной ваты. Глеб, Юрасик и Лена сидели на лавочке возле площадки с надувным детским городком и наблюдали за резвящимися там младшими Зюзиными. Саша, Вова и Анютка катались с мягких горок, лазали по туннелям и прыгали в бассейн, наполненный маленькими пластиковыми мячиками. Не хватало только Андрейки, он предпочел остаться во дворе — у них намечался важный футбольный матч между дворовыми командами.

Пойти в воскресенье в парк предложил Юрасик. Он был не в силах находиться дома, в тоске и скорби, вместе с семьей, которая никак не могла прийти в себя. Ведь для них прошло всего два дня после похорон деда и четыре дня после его смерти.

Походу в парк Лена сначала воспротивилась. Она сказала, что дети обязательно будут клянчить сладости и захотят кататься на каруселях. А она никак не может позволить, чтобы Юрасик тратил на них свои деньги второй день подряд. Глеб засмеялся и сказал, что Карасев — хитрый жук и собирается тратить на них те же деньги, что и вчера. Ведь утром они все вернулись к нему. Он теперь каждый день может их тратить на что угодно, может каждый день покупать Лене продукты, а ее больной маме лекарства и все равно нисколько не обеднеет. Лена тут же заявила, что она не позволит их содержать, она и сама со всем отлично справляется, но в парк пойти согласилась.

Глебу и Юрасику немного странно было осознавать, что дети, с которыми они вчера подружились, смотрят на них как на незнакомцев. Ведь для младших Зюзиных еще ничего не произошло — они не готовили вместе с ребятами праздничный стол, не искали Анютку и не мыли подъезд. Но все равно день был великолепным. Правда, радужное настроение подпортили появившиеся в парке одноклассницы Громова, Текаева и Дорошевич. Заметив Лену, сидящую на лавочке с Глебом и Юрасиком, они не смогли пройти мимо.

— Ой, смотрите-ка! — воскликнула Громова. — Вот это наша Зюзина отхватила! Сразу два жениха.

— И каких! — подхватила Текаева. — Один Винни-Пух, а второй — лохматый домовенок Кузя.

— Она живет как в сказке, — жеманно добавила Дорошевич.

— Шли бы вы отсюда, обезьяны раскрашенные, — вступил с ними в перепалку Глеб. — А то как бы по репе не схлопотали!

— Ой, какой жених агрессивный! Зюзина, экстрим любишь? — издевались одноклассницы.

— Глеб, сядь, — сказала Лена, видя, что тот уже готов вскочить с лавки. — Нашел с кем связываться. Они же просто глупые, у них детство в ушах свистит. А у Дорошевич интеллект вообще как у нашей Анютки.

— Совсем охамела! — возмутилась та. — Смотри, Зюзина, завтра весь класс узнает про этот странный любовный треугольник. Увидишь, что будет.

Ребята переглянулись.

— А, ну если завтра, тогда это серьезно, — сказал Глеб.

— Это очень страшная угроза, — добавила Лена. — Только запишите где-нибудь, а то забудете ненароком.

— Не поможет. Даже если запишут, все равно забудут, — уверил Юрасик.

— Факт, — подтвердил Глеб.

Три девицы презрительно фыркнули и гордо удалились, пообещав напоследок, что Зюзина завтра пожнет плоды своего хамства и отныне в классе ей совсем не будет житья.

— Самый кретинский класс во всем поселке, — сказал Глеб. — И как нас угораздило попасть именно в него? Надо было идти в пятую школу, а не в тринадцатую.

— С чего ты решил, что там было бы лучше? — пожала плечами Лена. — Дураки есть везде.

— Слушайте, что я вспомнил! — неожиданно вскрикнул Юрасик. — Со мной вчера случилось то же самое, что и с Леной!

— В каком смысле? — не понял Глеб. — С Леной вчера случился день рождения с сюрпризом. А при чем здесь ты?

— Глеб! Вечно ты перебиваешь! — сказала Лена.

— Да послушайте вы! — нетерпеливо замахал руками Юрасик. — Я вчера вечером лег спать, но долго не мог уснуть. Ворочался, ворочался, потом встал и пошел на кухню…

— Чего-нибудь захомячить, — подсказал Глеб.

— Нет, я решил попить компота. Так вот, я налил его в стакан, поднес ко рту… — Юрасик сделал театральную паузу, — и все!

— Чего — все?

— Все. Больше ничего не помню. Я не попил, не вернулся в комнату, не лег в кровать. Вот так. Поднес стакан с компотом к губам и проснулся утром.

— У тебя тоже?! — обрадовалась Лена. Я же говорила! А вы не верили.

— Так он от тебя и заразился, — сказал Глеб. — Только я как-то устоял.

— С чем это может быть связано? — задумчиво проговорил Юрасик.

— А вы не думаете, что просто забываете происходящее дальше? — спросил Глеб. — Вернулись, легли, заснули, а к утру забыли.

— Нет! — в один голос воскликнули Лена и Юрасик.

— Но почему у меня такого не бывает?

— У меня тоже не было. Вчера первый раз.

— А у меня каждый день!

Ребята замолчали, потому что к ним подлетел красный взлохмаченный Вова.

— Лена, сколько времени? На представление не опоздаем?

В полдень на главной аллее парка планировалось шоу мыльных пузырей. Лена посмотрела на часы:

— Не опоздаем. У нас еще двадцать минут.

Вова радостно кивнул и умчался.

— Идея! — провозгласил Глеб, не отрывая взгляда от Лениных часов. — Кажется, я знаю, в чем дело. Юрок, вспоминай с точностью до минуты, во сколько ты пошел пить компот.

Юрасик сосредоточенно уставился в одну точку.

— Ну, вроде в двенадцать.

— А без «вроде»? Точнее!

— Около двенадцати. Точнее не помню.

— Так. А ты во сколько обычно ложишься? — обратился Глеб к Лене.

— Я по-разному. В час, полпервого. Иногда полвторого.

— Вот вам и разгадка!

— Да в чем разгадка-то?

— Ровно в полночь переключается число. В ноль часов ноль минут наступает предыдущая дата. Все действия этого дня прерываются и нас отбрасывает во вчера. Поэтому вы и не помните, как оказываетесь в кровати. Понятно? Лена ложится после двенадцати, поэтому с ней этот прыжок происходит постоянно. А Юрок обычно ложится до двенадцати, и с ним такого не было. А вчера он пошел пить минуты за три до полуночи, и дата переключилась именно в тот момент, когда он взял стакан. Все сходится.

— Если предположить, что все так, то почему с тобой этого не происходило? — спросил Юрасик.

— Я засыпаю рано, — сказал Глеб. — Мне вечером делать нечего. Да и я привык рано ложиться и рано вставать. Я же раньше бегом занимался по утрам, с отцом.

— Погодите, а что же происходит в тот промежуток, когда день уже переключился, а мы еще не проснулись? — заинтересовалась Лена.

— Наверное, мы спим. А может, этого промежутка и вовсе нет. Сразу после двенадцати наступает момент пробуждения во вчерашнем дне. Неизвестно. А хотите проверить мою теорию?

— Как это можно проверить?

— Нам надо собраться всем вместе и дождаться наступления полуночи. Чтобы у нас были одинаковые условия. Будем сидеть и ждать переключения даты. А потом сравним наши воспоминания, — азартно предложил Глеб. — И если я прав, они оборвутся в одну и ту же минуту, а мы проснемся каждый у себя в постели. Нам даже домой идти не придется.

— Как же мы сможем собраться все вместе в полночь? — засомневался Юрасик. — Что мы скажем дома? Меня никуда не отпустят.

— А я и сама никуда не пойду. Я ночью одних детей не оставлю, — твердо сказала Лена.

— Значит, мы придем к тебе, — категорично заявил Глеб. — Я смогу уйти, когда отец дежурит. А дежурит он… Точно, в праздник, Девятого мая, его не будет!

— А я? — спросил Юрасик. — У меня ведь никто не дежурит. Все ночью дома.

— Думай, шахматист, шевели мозгами! Перебирай варианты. Когда еще ты сможешь поучаствовать в научном эксперименте? — подзадорил его Глеб. — Хочешь, я тебя отпрошу? Твоя бабушка мне верит.

— Не надо. Я вспомнил. Десятого мая у нас были похороны, а девятого меня отправили ночевать к крестной на Солнечную улицу, — сказал Юрасик.

— Отлично! Значит, исследование назначаем на девятое мая, у Лены дома, — вынес решение Глеб.

— Эй, а меня кто-нибудь спросил? — возмущенно поинтересовалась Лена. — Очень вы мне нужны в квартире в двенадцать ночи!

— А разве ты против научных экспериментов? — удивился Глеб и, не договорив, вдруг вскочил с места. Перемахнув через скамейку, он присел на корточки и укрылся за спинами ребят. Те удивленно обернулись.

— Сядьте прямо и закройте меня, — зашипел Глеб, — вон от той парочки.

По соседней аллее медленно шли высокий мужчина и красивая женщина с длинными волосами. Женщина весело смеялась, а мужчина нежно обнимал ее за плечи. Ребята проводили их любопытными взглядами.

— Кто это? — спросила Лена, когда пара скрылась в глубине парка и Глеб вернулся на лавку.

— Мой отец, — нехотя ответил Глеб.

— А с ним кто?

— Это Вера, врач из нашей поликлиники.

— При чем здесь врач? Тебе она кто?

— Мне — никто! Отец с ней встречается. Вместо того чтобы проводить время со мной. В кино — с ней, в парк — с ней! А меня только спросит: уроки сделал? И даже ответ не слушает! — в сердцах выпалил Глеб.

— А почему ты от них прячешься? — спросил Юрасик.

— Так надо, — буркнул Глеб. У него окончательно испортилось настроение. Надо же было на них наткнуться! Одно дело знать, куда отец постоянно уходит, а другое — видеть его с Верой своими собственными глазами.

— Разве нельзя проводить время всем вместе, втроем? — простодушно поинтересовался Юрасик. — И вместе ходить и в парк, и в кино?

— Нельзя! — отрезал Глеб.

— Тебе неприятно видеть ее с отцом? — спросила Лена. — Потому что она заняла место твоей мамы?

— Зюзина, ну вот что ты лезешь, куда тебя не просят? — разозлился Глеб. — Я маму почти не помню. Просто эта Вера разбила нашу семью, нашу с отцом семью! Мы прекрасно жили вдвоем. Мы бегали по утрам, ходили в кино, вместе готовили ужин, все делали вместе. А она появилась полтора года назад и все испортила!

— Как полтора? — удивился Юрасик. — Вы же здесь всего с марта.

— Они еще в Вольске познакомились, полтора года назад. Она сюда за ним приехала, квартиру снимает возле поликлиники. И продолжает с ним встречаться, — хмуро сказал Глеб.

— А почему они не женятся и не живут вместе?

— Почему, почему… Не хочу я, чтобы она с нами жила.

— Какой же ты эгоист! — воскликнула Лена. — Все только «я, я, я»! Почему ты не даешь двум людям быть вместе? Раз она сюда приехала из другого города, значит, он ей нужен! Это же твой отец, почему ты с ним так поступаешь?

— Ты мне надоела, липучка! Вечно суешься не в свое дело! — Глеб встал и сердито заходил возле лавки. — Со своей семьей разбирайся, а в мою не лезь!

— Поверить не могу, что ты мыл за меня подъезд, — сказала Лена. — Ты не способен что-то сделать ради другого человека. А может, это был не ты?

— Может, и не я, — бросил Глеб и, не оборачиваясь, пошел прочь.

— Вот, опять поцапались, — вздохнул Юрасик, — а день так хорошо начинался!

9 мая 2013, четверг

Глеб собирал пазл и ждал половины одиннадцатого, чтобы идти к Лене проводить опыты со временем. Телевизор, как всегда, не работал, и в кухне громко болтало радио. Глеб всегда включал его погромче, он ненавидел сидеть по вечерам в тишине и одиночестве. Отец уже ушел на дежурство, а перед этим, днем, подарил сыну коробку с пазлом из трех тысяч элементов. Тем самым пазлом, который Глеб собрал две недели назад. Но он уже не так остро воспринимал подобные противоречия. Оказалось, к ним тоже можно привыкнуть. Пазл — это ерунда, вот Юрасик вчера второй раз хоронил деда. Хорошо еще, что удалось отвертеться от идеи сердобольной Лены, которая предложила пойти на похороны профессора Карасева, чтобы поддержать Юру. С ними, мол, ему будет не так плохо. Глеб, услышав это, отказался наотрез. Еще не хватало влезать в чужую семью и смотреть на чужое горе.

В половине одиннадцатого Глеб начал одеваться. До Лены идти минут пятнадцать спокойным шагом, и он вполне успеет до наступления комендантского часа. Хотя, может быть, в связи с праздником его отменили? Весь поселок, в том числе и полиция, сейчас наверняка в парке, на праздничном гулянии.

Когда Глеб уже собирался выйти за порог, позвонил Юрасик. Запинаясь, проговорил, что у него возникла небольшая проблема, и без Глеба он ее решить не сможет. Если тот сейчас не придет на улицу Солнечную, то Юрасик у Лены не появится. Глеб плюнул с досады. Ему совсем не улыбалось идти к Лене одному, и он не мог позволить, чтобы придуманный им эксперимент провалился. Поэтому он неохотно обещал, что скоро будет.

Подойдя к указанному дому, он заметил Юрасика, торчащего в распахнутом окне первого этажа.

— Ну, пришел, — сказал Глеб. — В чем дело?

— Я не могу выйти через дверь, — отозвался Юрасик, понизив голос. — Крестная меня увидит и никуда не пустит.

— Лезь через окно. Только она может войти в комнату, а тебя нет.

— Не войдет, я точно знаю. В прошлый раз я до рассвета не спал, ее не было.

Юрасик с трудом забрался на подоконник, уселся, свесив ноги на улицу, и протянул Глебу пакет.

— Ты и в этот раз с пирожками? — Глеб заглянул в пакет и обнаружил две детские книги: «Теремок» и «Три поросенка».

— У тебя что, пробел в образовании? — хмыкнул он. — Решил восполнить?

— Я их детям хочу подарить. У них все книжки старые и рваные.

— Да, Юрок, я, конечно, уважаю твой математический мозг, но он слишком часто тебя подводит.

— Почему это?

— Да дети их даже не увидят. Уже через час эти книжки вернутся к тебе.

— Ой, и правда…

— Оставь их здесь. Подаришь, когда все закончится. Ну, вылезай уже, скоро одиннадцать. Как бы на патруль не нарваться.

Юрасик бросил пакет обратно в комнату и лег животом на подоконник. Потом, пыхтя, стал понемногу съезжать вниз.

— Карась, ты для чего меня вызвал? — поинтересовался Глеб, наблюдая за ним. — Поймать я тебя не смогу, если ты на меня упадешь, от меня даже мокрого места не останется. Или тебе нужны зрители, чтобы рукоплескать твоим акробатическим трюкам? Эй ты, альпинист доморощенный, чего молчишь?

Юрасик мешком свалился вниз, поднялся и стал отряхиваться.

— Ты что-то в последнее время пошел вразнос, — сказал Глеб, помогая ему привести себя в порядок. — Лазаешь по чужим заборам, прыгаешь из окон, обманываешь бабушку, воруешь деньги.

— Деньги не ворую, они мои, — отозвался тот.

— Серьезно, зачем ты меня позвал? Сам не мог дойти?

— Не мог. Помнишь, бабушка упомянула о моей проблеме?

— Ну, помню, и что?

— Дело в том, что я не могу ходить один по темноте.

— Как не можешь? — уставился на него Глеб.

— Вот так. В глазах темнеет, ноги слабеют, и дышать не могу, — смущенно сказал Юрасик. — Это болезнь такая.

— Клаустрофобия, что ли?

— Нет, клаустрофобия — это когда в лифте не можешь ездить и в лежачем солярии загорать. А боязнь темноты — это никтофобия.

— А как ты спишь ночью? Со светом?

— Да нет, без света. Я же тебе говорю — не могу ходить в темноте по улице, и только в одиночку. А сидеть дома в темноте — сколько угодно.

— Да уж! Ты просто сундук с секретами, Карась. Каждый день что-то новенькое. То раскопки, то шахматы, то теперь эта фобия. А завтра что будет? Окажется, что ты тролль из Средиземья?

— Глеб, ты только это… — замялся Юрасик. — Лене не говори, ладно? Ей же не обязательно знать.

— Ей-то уж точно не обязательно! — воскликнул Глеб. — Замучает своими драгоценными советами. Ну что, стартанули, никтофоб?

До Лены ребята добрались в половине двенадцатого. Она уже и ждать перестала, подумав, что им не удалось уйти из дома. Дети только что уснули, и Лена тихонько провела ночных гостей на кухню. Они завели круглый обшарпанный будильник ровно на двенадцать и уселись пить чай с остатками лимонного пирога, который Лена испекла днем.

— Надо доесть, — сказала она, — а то завтра все исчезнет. Жалко.

— Не проблема! — воскликнул Глеб, беря себе самый большой кусок. — Ты давай сюда все, что тебе жалко. Мы с удовольствием поможем.

— Очень вкусно, — похвалил Юрасик, откусив от пирога. — Ты готовишь прямо как моя бабушка.

— Ну, кто-то отлично ведет хозяйство и печет пироги, а кто-то превосходно мусорит, пачкает тарелки и виртуозно эти пироги поедает, — сказал Глеб. — Каждому свое.

— Неправда, — откликнулся Юрасик, поняв, что он намекает на него. — Я вчера, например, помыл посуду.

— С ума сойти! — восхитился Глеб. — Ты прямо мастер Самоделкин! Бабушка в обморок не упала?

— Да никто даже не заметил. Все бродят по дому как тени.

— А ты чего хотел за свой подвиг? Бурных оваций и статуэтку «Оскара»?

— Когда я мою посуду, этого тоже никто не замечает, — успокоила его Лена. — И через час — снова полная раковина. Как я хочу в нормальный календарь!

— А что, там посуду мыть не надо? — спросил Глеб.

— Там мама вернется от папы, — пояснила Лена. — Но ведь недолго осталось ждать, правда, Юр? Уже завтра мы что-то придумаем?

— Послезавтра, — ответил вместо него Глеб. — И то при условии, что профессор поверит.

— Он поверит! — пылко воскликнул Юрасик. — Только почему послезавтра?

— Завтра — день смерти, — напомнил Глеб. — Ему будет не до того.

Юрасик задумался, потом произнес с отчаянной решимостью:

— Завтра я не дам ему умереть.

Лена и Глеб посмотрели на него с удивлением.

— Как это — не дашь? — поинтересовался Глеб. — Это был несчастный случай?

— Нет, у него отказало сердце. Но я все равно могу ему помочь, — заторопился Юрасик, чтобы никто не смог его перебить. — Это я виноват, что он умер. Я должен был находиться дома. А я ушел. Да еще ключ забыл. Вернулся, позвонил — мне никто не открыл. Я подумал, что дед вышел куда-нибудь, и сидел целый час на лавке, ждал, пока родители и бабушка приедут с дачи. А потом мы вошли и увидели, что он на полу, в кухне. Простить себе не могу, что ушел.

— А что ты сможешь сделать? — осторожно спросила Лена.

— Я останусь дома и вызову скорую. И его спасут! Он будет жить, — сказал Юрасик, не глядя на нее.

— Зачем все это? — спросил Глеб. — Мы и так сможем с ним общаться. Мы же движемся назад.

— Как ты не понимаешь? Если я его спасу, он останется жив. И когда мы вернемся, у меня снова будет дед.

— Не будет. Мы отсюда ничего не можем изменить в нашей реальной жизни.

— Откуда ты знаешь? — Юрасик поднял голову. — А вдруг можем?

Он смотрел так умоляюще, что Глебу ничего не оставалось, как пожать плечами. И правда, кто это может знать наверняка? С этим обратным календарем вообще ничего не понятно.

— Только скорую надо вызывать из Абинска, — сказала Лена. — В наших, местных, нет никакого оборудования. Мне мама говорила.

— Из Абинска она будет долго ехать, — возразил Юрасик.

— А наша ничего сделать не сможет.

— Вот если бы вызвать заранее… Только я не знаю точного времени. Вдруг они приедут слишком рано? Что я им скажу? Подождите немного, ему скоро станет плохо?

— Знаете что? — оживилась Лена. — Нужно позвать какого-нибудь знакомого врача! Чтобы он был рядом, когда случится сердечный приступ. Врач сможет оказать первую помощь и продержаться до приезда неотложки.

— Да, хорошо бы. Только у меня нет знакомого врача, — печально покачал головой Юрасик. Лена повернулась к Глебу:

— А вот у Глеба есть.

— У меня? — удивился тот. — Откуда?

— А Вера?

— Какая Вера?

— Та самая, — многозначительно сказала Лена. — Которую мы видели в парке с твоим отцом. Ведь она врач?

Глеб поперхнулся от неожиданности:

— А она здесь при чем?

— Надо попросить ее посидеть у подъезда, а когда профессору станет плохо, она поднимется и поможет ему.

— Ты рехнулась? Что за бредовая идея?

— А почему нет? — спросил Юрасик, хватаясь за эту «бредовую» идею как за соломинку. — Она же может сделать нужный укол?

— Нет, — категорично заявил Глеб.

— Почему?

— Я к ней не пойду.

— Почему не пойдешь?

— Не пойду и все!

— Глеб, ну пожалуйста. — Глаза Юрасика загорелись надеждой. — Попроси ее.

— Я не могу, — мрачно сказал Глеб и отвернулся.

— Это мой единственный шанс. Я должен хотя бы попытаться.

— Ты глухой? Говорю же — не могу! Придумай что-нибудь другое.

— А если я один не справлюсь? Он снова умрет. И снова из-за меня. — Голос у Юрасика дрогнул.

— Елизаров, ну будь ты человеком! — не выдержала Лена. — Ну что ты его мучаешь? Трудно тебе, что ли? Чурбан бесчувственный!

— Да вы не понимаете, о чем просите! — Глеб вскочил, опрокинув стул. Я не могу к ней подойти! Это просто невозможно! После того, что я сделал!

— Тише! — шикнула на него Лена. — Чего буянишь? Сядь.

Глеб поднял стул и сел на него верхом в стороне от стола.

— Это та самая история, из-за которой у тебя с отцом не очень хорошие отношения? — догадался Юрасик. Глеб угрюмо взглянул на него:

— Она со мной и разговаривать не захочет. Так что тут я тебе не помощник.

— А нельзя как-то… ну, прощения попросить, что ли? — предложила Лена, кидая косые взгляды на поникшего Глеба. Тот невесело усмехнулся:

— Прощения… Они собирались пожениться, год назад, в Вольске. Я пришел к ней утром и сказал, что, если она сегодня появится в загсе или расскажет отцу о нашем разговоре, я спрыгну с крыши ее девятиэтажного дома.

— А она что? — потрясенно спросила Лена. У Юрасика вообще не нашлось слов, он смотрел на Глеба, будто видел его в первый раз.

— А она не пришла в загс. И перестала общаться с отцом, сменила телефон. Он думал, что она бросила его прямо в день свадьбы. Они расстались.

— Ну как она поверила, что ты можешь это сделать?

— Не знаю. Может, и не поверила, но не хотела рисковать. Но в тот момент я и сам себе поверил. Я очень не хотел этой свадьбы. Что, Зюзина, можно за такое просить прощения?

За столом воцарилась тишина. Лена и Юрасик никак не могли переварить услышанное. Им, конечно, было знакомо такое понятие, как подлость. Низкие и гадкие поступки совершали плохие парни в кино и книгах. Но чтобы вот так, в реальной жизни, кто-то из знакомых намеренно сотворил подобную гнусность? Тем более их одноклассник, которого, как им казалось, они хорошо знали…

— Мой отец, — вновь заговорил Глеб, хотя его уже ни о чем не спрашивали, — два месяца ходил весь черный, ничего вокруг не замечал. И меня тоже. А потом он все узнал, наверно, они случайно встретились. И стало еще хуже. Потому что они все равно теперь вместе. А я один.

Лена с жалостью посмотрела на несчастного и растерянного Глеба. Это было так непривычно, что у нее возникло желание погладить его по голове.

— Но можно же попытаться все исправить, — осторожно проговорила она. — Каждый может совершить ошибку. Но если человек искренне раскаивается, его обязательно простят.

— А ты простила бы? — Глеб поднял глаза на Лену.

— Конечно.

— Даже если бы была очень-очень обижена на кого-то и не хотела его видеть?

— Да.

— Тогда почему ты не можешь простить бабу Липу? Она ведь искренне раскаивается.

Лена уставилась на Глеба, открыв рот от изумления.

— Что, других учить легче? — усмехнулся тот.

В эту минуту неожиданно задребезжал будильник, о котором все уже забыли. Лена, Юрасик и Глеб впились взглядом в циферблат и сидели не шевелясь целую минуту, пока не стих звон. Потом посмотрели друг на друга. Все были на месте. Никто не исчез. Будильник показывал уже одну минуту первого.

— Ну что, господа ученые, — нарушил молчание Глеб. — Наш эксперимент завершился провалом. Мы все здесь, а значит, дело вовсе…

8 мая 2013, среда

Юрасик

Из ванной доносилось жужжание электробритвы. Оно вплеталось в сон и настойчиво лезло в уши. Юрасик открыл глаза, пытаясь сообразить, где находится. Ведь он только что был у Лены, сидел за столом и смотрел на будильник. А теперь он дома, в своей постели. Просто невероятно! Значит, Глеб был прав — ровно в полночь переключается дата и наступает предыдущий день. Просто у Лены спешили часы, поэтому они успели подумать, что эксперимент провалился. Юрасик достал из-под подушки телефон, чтобы посмотреть, сколько сейчас времени. Семь часов. В школу сегодня не надо, так зачем же он проснулся так рано? Что его могло разбудить? И вдруг Юрасик подскочил как ужаленный — электробритва! Он ясно слышал ее жужжание во сне. Но сейчас он не спит, а жужжание продолжается. Неужели это правда? Не может быть!

Электробритвой пользовался только дед.

Юрасик соскочил с постели и бросился в коридор. Его сердце скакало как бешеное. Задыхаясь от волнения, он рванул дверь ванной. Перед овальным зеркалом с бритвой в руке, в своих обычных домашних брюках и без майки стоял дед. Реальный. Живой. И это был не сон.

Дед обернулся. Юрасик, чувствуя, как перехватывает горло, обхватил его за голый торс и уткнулся носом ему в грудь. От неожиданности дед выключил бритву и удивленно спросил:

— Что это с тобой? Что ты влетел как реактивный?

— Ничего, — пробормотал Юрасик. Ему не хотелось отрываться от деда, такого теплого и родного. Какое счастье видеть его и знать, что он снова рядом.

— Сон плохой приснился? — спросил дед, ероша его короткие волосы.

— Просто ужасный.

— Ну ничего, сейчас позавтракаем, и весь твой ночной кошмар забудется. А ты чего так рано встал? На дачу с родителями поедешь?

— Ну уж нет, — твердо сказал Юрасик, отпуская деда. — Я сегодня из дома и шагу не сделаю.

Глеб

В десять часов раздался звонок в дверь. Отец как раз обувался в коридоре, собираясь в магазин.

— Глеб! — крикнул он. — К тебе гости. Закрой за мной, я ушел.

Удивленный Глеб вышел из комнаты. На пороге стояла запыхавшаяся Лена.

— Мы вчера не договорили, — сказала она. — Я тороплюсь, мне сегодня на работу раньше надо. Так ты сделаешь это или нет?

— Что сделаю?

— Ты знаешь что.

— Я вчера уже все объяснил.

— Но попытаться ты можешь? Дело ведь серьезное. Я сейчас была у Юры, у них пока все хорошо. Он сказал, что время смерти — примерно три часа дня. Врачи так написали. Но приступ может начаться и раньше. Я, как освобожусь, приду к его подъезду. А ты придешь?

— Что мне там делать? Я не врач.

— Но он твой друг.

— У меня нет друзей.

Лена в упор посмотрела на Глеба и холодно сказала:

— И, скорее всего, никогда не будет. Какой же ты гад, Елизаров!

Глеб закрыл за ней дверь и в смятении заходил по комнате. Лена задела самое больное место и вновь разворошила сомнения, от которых он пытался избавиться уже два часа, с тех пор как проснулся. Незадолго до ее прихода он почти убедил себя, что все обойдется и так, без его участия, что неотложка приедет вовремя и профессора спасут. Он был согласен помочь Юрасику, но каким-нибудь другим способом, менее мучительным. Без Веры. Ну не может он с ней встречаться после всего, что было! Как они этого не понимают? С какими глазами он к ней подойдет? Что скажет? «Прости, я больше не буду»?

Глеб никогда в жизни не просил прощения. С малых лет он упрямо стоял в углу по нескольку часов, и отец сдавался первым. Он выпускал сына, так и не дождавшись заветных слов. А однажды отец, сильно разозлившись на что-то, решил проявить характер и оставил его в углу на всю ночь. Глеб проспал в углу до утра, свернувшись калачиком на полу, но прощения так и не попросил. И это были простые детские шалости, незначительные проступки. А как назвать то, что он сделал Вере? Как просить о помощи человека, с которым так поступил?

Помаявшись несколько минут, Глеб позвонил Юрасику. Тот взволнованно доложил, что дед чувствует себя великолепно и сейчас работает у себя в кабинете. А у него, Юрасика, уже наготове телефоны местной и городской неотложки. И еще открыто много страниц в интернете на тему «первая помощь при сердечном приступе».

— Ну, ты это… держись, — неловко пробормотал Глеб. — И удачи тебе.

— Спасибо. Я обязательно справлюсь, — с тихим отчаянием сказал Юрасик. — Я должен.

Он отключился. Глеб постоял не двигаясь, затем быстро собрался и выбежал из квартиры. Он несся во весь опор в сторону поликлиники, боясь остановиться даже на мгновение, чтобы не передумать. Но, едва завидев нужное здание, осознал всю нелепость и бесполезность своей затеи и встал как вкопанный. Он не мог туда пойти. Никак не мог.

Глеб повернул обратно. Он шел, едва передвигая ноги. В его мозгу мелькали картины, лихорадочно сменяя друг друга: вот Юрасик бестолково крутится возле упавшего деда, пытается дать ему воды, вот он звонит в скорую, а ему чужой бесстрастный голос отвечает, что машин нет. Вот Юрасик понимает, что дед уже не дышит, и сидит рядом, бессильно сгорбившись, а на полу валяется ненужный больше стакан.

Глеб резко развернулся и снова рванул к поликлинике. Он уговаривал себя, что только посмотрит в холле расписание врачей. И если окажется, что Вера сегодня не работает, его миссию можно считать завершенной. А что? Его просили попытаться, он попытался. А ее домашнего адреса он и в самом деле не знает.

Ему не повезло. Вера была на работе. Она как раз сегодня принимала пациентов в качестве дежурного врача. Только почему-то ни одного пациента в коридоре не было. Наверное, на майские праздники жители поселка предпочитали болеть на дачах. Глеб долго сидел в коридоре перед кабинетом, собираясь с духом. Потом доковылял негнущимися ногами до двери, глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, и вошел.

Вера сидела за столом и что-то писала в одной из медицинских карт. Услышав звук открывающейся двери, она машинально подняла голову и посмотрела на посетителя.

Их взгляды встретились. Глеба словно ошпарило кипятком изнутри, и кровь бросилась в лицо. Он давно не видел Веру так близко, с того самого дня — дня несостоявшейся свадьбы. Но стоило ему взглянуть ей в глаза — и словно не было этого долгого года. Только вчера он стоял перед ней с гадкой усмешкой и диктовал свои условия. А она, в светлом праздничном костюме, беспомощно теребила свадебный букетик и не замечала осыпающихся на пол цветов. Он говорил, будто плевался ядом, и с каждым его словом ее лицо теряло человеческие черты и превращалось в камень. Он тогда не думал о ее чувствах, он с наслаждением топтал поверженного врага. Но сейчас ему стало мерзко от самого себя.

— Что тебе надо? — спросила Вера, не спуская с Глеба настороженных глаз. — Ты и здесь меня выследил?

Глеб ничего не ответил. Ему было нехорошо. Ноги ослабли и тряслись противной мелкой дрожью, мокрые ладони постоянно приходилось вытирать о джинсы, в ушах стоял странный гул.

— Что ты от меня хочешь?! — воскликнула Вера дрожащим от гнева голосом. — Что я должна сделать на этот раз? Уехать? Что ты опять задумал, маленькое чудовище? Ты понимаешь, что ты не даешь нормально жить своему отцу?

Глеб облизнул пересохшие губы. Его мутило, как будто он перекатался на каруселях, и все звуки доходили до него как сквозь вату. Он бессильно сполз по косяку вниз и закрыл глаза, чтобы унять тошноту. Глеб пытался взять себя в руки, собраться с силами и встать, но у него ничего не получалось. Вдруг в нос ему ударил резкий запах, он отпрянул в сторону и открыл глаза.

— Это нашатырный спирт, — сказала Вера, протягивая ему мокрую ватку. — На, еще понюхай.

Глеб отрицательно замотал головой. Эта гадость прошибла его насквозь, от носа до макушки. Но голова, как ни странно, прояснилась, и тошнота отступила.

— Ты заболел? — спросила Вера, помогая ему подняться. — Тебе плохо? Ты весь мокрый.

— Нет, все нормально, — нервно сглотнул Глеб, опускаясь на жесткую кушетку.

— А что ж тогда в обморок падаешь?

— Никуда я не падаю. Голова просто закружилась. От жары.

Глеб прислонился вымокшей майкой к стене. Ага, от жары, как же! Сегодня на улице всего двадцать пять градусов. Но не мог же он сказать ей, что просто боялся увидеть ее. До такой степени боялся, что ему стало плохо. Он никогда не думал, что душевное состояние может так сильно повлиять на физическое. Неужели отец не врал, что Вера целых два месяца болела после его выходки и практически не вставала с постели?

Вера налила из графина воды и протянула стакан Глебу. Тот с жадностью выпил.

— Предупреждаю тебя сразу — о твоем визите я обязательно расскажу отцу, — жестко сказала она, забирая стакан. — Я больше не позволю над собой издеваться.

Глеб посмотрел ей в глаза. Они были холодными и враждебными. Это вообще была не та Вера, которую он знал в Вольске. На него смотрела незнакомка, решительно настроенная и готовая дать достойный отпор. Глеб вдруг успокоился. Он понял, что у него ничего не получится.

— Говори, зачем пришел, или уходи, — потребовала Вера.

— Я пришел за помощью.

— За помощью? Ко мне? Ты адресом не ошибся?

— Мне больше не к кому обратиться.

— Думаю, что тебе стоит уйти.

— Я уйду. Я знаю, что мне ты помогать не будешь. Но у меня есть друг. У него сегодня в три часа умрет дед. От сердечного приступа. Может быть, не ровно в три, но точно в промежутке с двух до трех. Если до приезда скорой с ним побудет врач, сделает укол или что-то еще, может быть, появится шанс его спасти. Другу тринадцать лет, он сам не справится. Он очень меня просил поговорить с тобой, поэтому я пришел. Хотя и знал, что это бессмысленно, — сказал Глеб голосом, лишенным всяких эмоций.

— Это розыгрыш? — Вера странно взглянула на него.

— Если бы. Можешь завтра проверить. По всему поселку будут видеть некрологи. Его дед — профессор Карасев, известный человек. А мой друг всю жизнь будет думать, что дед умер из-за него.

— Но с чего ты взял, что он умрет?

— Потому что два дня назад его хоронили.

— Кого? Профессора, который умрет сегодня в три?!

— Да.

— И ты хочешь, чтобы я поверила в этот бред?

— Вот адрес. — Глеб встал, подошел к столу и черкнул пару слов на клочке бумаги. — Можешь сходить туда сегодня вечером и убедиться. Тогда ты поверишь. Только будет поздно, и ничего нельзя будет изменить. А сейчас еще есть время. Ведь нельзя лишать человека последнего шанса из-за плохого отношения ко мне.

Вера недоверчиво покачала головой.

— Мне кажется, это твоя очередная уловка, чтобы от меня избавиться. Только не могу понять, что ты задумал на этот раз.

Глеб, глядя мимо Веры в окно, глухо сказал:

— Я знаю, как это звучит. Но весь ужас в том, что это правда. Я уже пятнадцать дней живу назад. Я и еще два моих одноклассника. Последний нормальный день был двадцать третьего мая. А потом включился обратный календарь, наступило двадцать второе мая, потом двадцать первое… А теперь уже восьмое. Поэтому мы знаем, что должно случиться и когда. Мы не хотим этого и пытаемся выбраться. Но никак не можем. Нам никто не верит и никто не помогает. И во всем виноват только я один.

Он побрел к выходу. Вера ошеломленно молчала. У двери Глеб задержался.

— Ты должна знать, — с безысходностью в голосе произнес он. — Если получится так, что мы не выберемся и я докачусь до прошлого апреля, до того самого дня… В общем, я этого больше не сделаю. У вас будет свадьба.

Глеб вышел, не закрыв за собой дверь. Когда он был в конце коридора, Вера окликнула его.

— Я приду, — сказала она.

Лена сидела на лавочке возле подъезда Карасевых с двух часов. Сейчас было уже без двадцати три. Каждые десять минут в окне второго этажа появлялось напряженное лицо Юрасика. Он кивал Лене, знаками показывая, что пока ничего не происходит, и снова исчезал. Лена нервно хрустела пальцами — вот-вот должно случиться что-то ужасное и непоправимое, а у них нет возможности ни предотвратить, ни исправить это. Она увидела, как к подъезду несется Глеб и обрадовалась — все-таки пришел. Хоть какая-то поддержка.

— Я утром был у Веры, — сказал он, присаживаясь рядом с ней.

— Правда? Какой ты молодец! — воскликнула Лена, но, увидев сумрачное выражение его лица, расстроилась. — Не простила? Не придет?

— Не простила. Но придет.

Лена радостно взвизгнула и захлопала в ладоши от избытка чувств.

— Представляешь, — взволнованно сказал Глеб, — она мне поверила. Я ей все рассказал про нас и про обратный календарь. Даже родной отец мне не поверил. А она поверила. А, вот и она.

Вера подошла к ребятам. В руках у нее был медицинский чемоданчик, такой, с которым ездят врачи скорой помощи. Она остановилась перед лавкой, не зная, что сказать. Вера чувствовала себя очень неуверенно и странно. Ведь не каждый день приходишь к больному до того, как он заболел.

— Ой, спасибо вам большое, что вы пришли! — возбужденно заговорила Лена и сразу разрядила обстановку. — Юра только что выглядывал. Профессор жив и пока здоров. Квартира на втором этаже, вот окна. Приступ может случиться в любую минуту. Мы не знаем точного времени, потому что в прошлый раз профессор был один. А нашли его только в шесть. Мертвым.

— Может, не будет никакого приступа? — недоверчиво спросила Вера. Абсурдность ситуации коробила ее. Как можно говорить в прошедшем времени о событиях, которых еще не было? А может, это все же розыгрыш? Очередная злая шутка этого поганца? И как она могла повестись на его слова! Ну почему она такая доверчивая?

— Помогите! — донесся из раскрытого окна испуганный вопль Юрасика, а через секунду высунулся он сам. — Дед упал! Вошел на кухню и упал!

— Скорей! — закричала Лена и кинулась к домофону, чтобы Юрасик мог открыть дверь. Пораженная Вера выхватила из сумки мобильник и, лихорадочно нажимая кнопки, побежала в подъезд. Глеб схватил Лену за руку, потому что она собиралась броситься следом, и сказал, что им нечего там делать. Они будут ждать здесь, чтобы не мешаться под ногами. Лена в оцепенении послушно села с ним на скамейку. Долгих пятнадцать минут они сидели у подъезда, не имея представления, что происходит в квартире. Эти минуты показались им вечностью. Потом к подъезду подлетела белая иномарка, из нее выбрались родители и бабушка Юрасика и поспешили в дом.

— Они же должны быть на даче, — сказала Лена.

— Юрок им позвонил, — отозвался Глеб. — Дача же близко. Сели да приехали.

Из окна на втором этаже раздались истошные крики и женский плач. Лена с Глебом тревожно переглянулись. Вдалеке послышался пронзительный звук сирены скорой помощи.

— Неотложка! — радостно выдохнула Лена. — Как быстро!

Во двор въехал реанимобиль с мигающим маячком на крыше. Двое мужчин в синих медицинских костюмах побежали в подъезд. Некоторое время ничего не происходило, только почему-то закрылось окно на втором этаже. А потом, спустя минут десять, на улицу вышла Вера. Она поставила чемоданчик на лавку и устало взглянула на ребят.

— Жив? — с надеждой спросила Лена. — Успели?

Вера покачала головой:

— Он умер практически сразу. Ничего нельзя было сделать.

Лена ахнула, прижав руки ко рту. Глеб подавленно произнес:

— Жесть.

Из подъезда показался поникший Юрасик. С убитым видом он опустился на лавку. Лена с жалостью посмотрела на него и погладила по плечу.

— Он просто упал, — проговорил Юрасик, глядя в пустоту. — Он прекрасно себя чувствовал, вошел в кухню и вдруг упал. Упал и умер. Так не бывает!

— К сожалению, бывает, — сказала Вера. — Даже если бы в этот момент он находился в больнице, где полным-полно оборудования и целая бригада опытных врачей, — его все равно бы не спасли. Просто его время закончилось, понимаешь?

— Я хотел все изменить… — у Юрасика прервался голос, — хотел его спасти. Готовился, напряг всех… И все напрасно.

— Не напрасно, — сказал Глеб. — Теперь ты знаешь, что ни в чем не виноват. А изменить отсюда все равно ничего нельзя, я в этом уверен. Даже если бы ты спас его сейчас, там, в правильном календаре, его бы не было. Эта наша жизнь здесь — она как бы ненастоящая.

— А завтра ты снова увидишь его живым, — подхватила Лена. — И пока мы здесь, он будет с тобой.

Вера молча переводила взгляд с одного на другого. Их разговор казался ей бредом умалишенных. Юрасик сделал глубокий вдох и встал с лавки:

— Пойдемте куда-нибудь. Я здесь не останусь.

— Пошли ко мне, — предложила Лена. — Мне надо детей проверить.

— Я с вами, — сказал Глеб. — Идите, я вас догоню.

Юрасик и Лена поблагодарили Веру за помощь. Та растерянно ответила, что очень хотела бы, чтобы все закончилось по-другому. Ребята медленно побрели со двора. Вера и Глеб остались вдвоем. Наступило неловкое молчание. Вера не могла придумать, что сказать этим подросткам. Они в беде и вынуждены справляться сами, своими силами. А она, взрослый опытный человек, к тому же врач, ничем не может им помочь. Глеб же, наоборот, знал, что надо сказать, но не мог заставить себя.

— Вера, — через силу выговорил он, не осмеливаясь взглянуть на нее, — ты сможешь… простить меня… когда-нибудь?

Вера ответила не сразу, немного помолчала, глядя на его опущенную макушку со спутанными волосами.

— Я попробую, — сказала она после паузы.

Глеб поднял голову и по ее глазам понял, что она простит. Что она уже простила.

— Спасибо, — выдохнул он облегченно. — Ты… классная!

И он побежал догонять скрывшихся из вида друзей. Вера смотрела ему вслед со смешанным чувством.

7 мая 2013, вторник

Во вторник с самого раннего утра Глеб и Лена ждали вестей от Юрасика. Расставаясь вчера, ребята условились, что, как только он поговорит с дедом, сразу же доложит о результатах. В первый раз Юрасик позвонил в одиннадцать часов и сообщил, что дед еще не вернулся с областной конференции археологов в Краснодаре. Но в четыре часа он будет дома. В три часа дня от Юрасика пришло известие в виде SMS: «Меня увезли на дачу. С дедом поговорю вечером. Все под контролем». И только в восемь вечера он снова объявился и взволнованно сказал в трубку:

— Надо срочно встретиться. У нас проблема. Очень серьезная.

Ребята собрались в парке в половине девятого.

— У меня для вас две новости, — начал Юрасик.

— Одна плохая, а другая хорошая? — иронично подсказал Глеб.

— Одна плохая, а другая — очень плохая, — серьезно ответил Юрасик.

— Только не спрашивай, с какой начать! А то я тебя стукну! — воскликнул Глеб. — Целый день потеряли, ждали тебя, пока ты на даче прохлаждался! Кто постоянно твердил, что все под контролем? А теперь что? Все вышло из-под контроля?

— Что? Дед не поверил? — заволновалась Лена. — И не будет нам помогать?

— Дед не поверил, — смущенно подтвердил Юрасик. — То есть не то чтобы не поверил. Он подумал, что это у нас игра такая. Он согласен помогать, но не сейчас, а после пятнадцатого мая, когда уйдет в отпуск. Ведь если это игра, она может подождать.

— Просто супер! — сказал Глеб. — После пятнадцатого, то есть никогда.

— А может, ты завтра еще раз попытаешься? — спросила Лена. — Объяснишь ему, как это важно для нас? Может, он хоть что-то подскажет?

— А вот это как раз моя первая плохая новость — завтра я его весь день не увижу. Он будет на конференции в Краснодаре, откуда сегодня приехал. А уедет туда пятого мая после обеда, — виновато сообщил Юрасик. — Я снова совсем забыл, что мы живем в обратную сторону.

— Еще два дня ждать? — огорчилась Лена. — Это что же получается? Только четвертого мая ты сможешь опять с ним поговорить?

— Поговорить смогу, но нам это уже не поможет, — сказал Юрасик. — Это и есть моя вторая плохая новость. Самая плохая, которая только может быть.

— Хватит нас запугивать, — рассердился Глеб. — Говори толком.

— Мы совсем забыли про статью в «Абинском вестнике». — Юрасик вытащил из кармана сложенный лист А4 и развернул его. — Вот, я снова ее распечатал. Вы помните, о чем там говорилось?

— Помним, — сказал Лена. — Говорилось, что хотели строить коттеджный поселок возле дач и наткнулись на стену. А потом добровольцы организовали лагерь и стали копать.

— Вот именно! — воскликнул Юрасик. — Мы запомнили только «что и где». А кто обратил внимание на «когда»? Помните, когда откопали стену?

— Ну, нашли ее где-то в конце апреля, — сказал Глеб и замер. До него дошло, что хотел сказать Юрасик. Он вырвал у него из рук листок.

— Так, обнаружили в двадцатых числах апреля, — забормотал он, глядя в заметку, — лагерь организовали… вот — тридцатого апреля! Значит, и копать начали либо тридцатого, либо первого. Да, дело — дрянь.

— Получается, что через неделю у нас исчезнет последняя возможность вернуться? — испугалась Лена. — Ведь если стена скроется под землей… мы останемся здесь навсегда?

— Получается, что так, — согласился Глеб.

— Нет, получается намного хуже, — сказал Юрасик. — Дед в разговоре натолкнул меня на одну мысль. А если все дело в том, что именно написано на стене? В этих самых иероглифах. Вдруг там разгадка?

— Ну почему хуже? — спросила Лена. — Надо их расшифровать!

— Умная какая! — усмехнулся Глеб. — Как будто это так просто. Где ты найдешь таких специалистов? Тем более за семь дней!

— Да не за семь! — воскликнул Юрасик. — В том-то и беда! Читай внимательно — пятого мая очистили нижнюю строку символов. И единственный день, когда можно увидеть всю надпись полностью — это завтра, шестого мая.

— Прекрасно! — истерично хохотнула Лена. — Завтра профессора не будет, сами мы расшифровать ничего не сможем. Послезавтра под землю уйдут иероглифы, а через неделю — и вся стена. Мы погибли!

— Я же сказал, у нас проблема, — тяжело вздохнул Юрасик. — И совершенно нет времени на раздумье.

— Поэтому мы раздумывать и не будем, — твердо сказал Глеб. — Мы завтра же поедем в Краснодар решать нашу проблему. И нам никто не помешает — ни беспризорные дети, ни обеспокоенные бабушки! Если, конечно, мы хотим назад.

Он выразительно посмотрел сначала на Лену, потом на Юрасика.

— Почему в Краснодар? — решилась спросить Лена.

— А ты хочешь получить консультацию настоящих археологов?

— Ну естественно! Они больше всех в теме.

— Так вот, в Краснодаре их будет целая толпа! Даже один знакомый профессор. Правда, Карась?

— Ты хочешь заявиться прямо на конференцию? — изумился Юрасик.

— Ну говорят же: одна голова — хорошо, а две — лучше. А тут сразу столько голов, да еще археологических! Обязательно кто-нибудь что-нибудь подскажет, — оптимистично заявил Глеб.

— А что мы им скажем? — озадаченно спросила Лена. Глеб отмахнулся:

— Это неважно. Главное — мы должны показать им древнюю надпись, чтобы они могли ее расшифровать.

— А как мы им покажем эту надпись? — поинтересовался Юрасик. Глеб серьезно посмотрел на него и сказал:

— Ты не поверишь, Юрок. Недавно изобрели такую штуку с глазком. Она называется цифровой фотоаппарат. Круто, прикинь!

6 мая 2013, понедельник

В десять часов утра ребята уже шли по кривым улочкам знакомого дачного массива. Юрасик нес на спине свой неизменный рюкзачок, в этот раз значительно круглее и тяжелее. Все же дорога неблизкая, и неизвестно, когда и где им удастся перекусить. Стратегический запас продуктов никогда не помешает. На все подковырки Глеба по этому поводу Юрасик отвечал, что часа через четыре они ему еще спасибо скажут и при виде аппетитных пирожков будут просто пищать от удовольствия. Лена, казалось, совершенно не слушала их пререкания. Она шагала с отсутствующим видом и думала о чем-то своем.

— Что это ты сегодня какая-то беззвучная? — переключился Глеб на нее. — Где у тебя громкость прибавляется? Давай покручу.

— Отстань, — вяло отмахнулась Лена. — Не до тебя.

— У тебя что-то случилось? — спросил Юрасик.

— Из-за этой поездки к маме в больницу не попаду, — вздохнула Лена. — С работы пришлось отпрашиваться. И дети дома с Андрейкой остались. А это все равно что одни. Да еще на целых полдня.

— А я с бабушкой на дачу уехал будто бы. Для мамы с папой. А бабушке сказал, что дома останусь, — поведал Юрасик.

— Стоит им созвониться, и вся твоя конспирация рухнет, — сказал Глеб.

— Не рухнет. Бабушка с собой никогда не носит телефон, она его не любит. А папа с мамой сегодня на работе. Вернутся в шесть. К этому времени я уже приеду.

— Ты уверен?

— Конечно. Не будем же мы там до поздней ночи.

За разговорами они снова пропустили нужный поворот и опомнились только у водяной колонки. Сегодня было не так жарко, поэтому пить, а тем более обливаться водой совершенно не хотелось.

— Надо возвращаться, — нерешительно сказал Юрасик, который и сам был не в восторге от своего предложения. Но снова бегать от козы и лазать по деревьям он тоже горячего желания не испытывал.

— Да ладно вам, пройдем через тот участок, — сказал Глеб. — Так быстрее. И обходной дороги мы не знаем.

— А коза? — с опаской спросила Лена.

— Пусть только высунется — я ей рога узлом завяжу! — воинственно воскликнул Глеб и двинулся вперед. Лене и Юрасику ничего не оставалось, как пойти следом. В соседнем переулке стоял страшный грохот — четверо дошкольников играли в футбол старым ржавым ведром. Руководил матчем белобрысый паренек, в котором ребята с трудом узнали Серого. Без бинтов и зеленки он выглядел несколько иначе, чем в прошлый раз. Увидев своих ровесников, Серый обрадовался более достойной компании, бросил малышню и подошел к ребятам.

— С какой вы дачи? — заинтересованно спросил он. — Вы новенькие? С другой улицы? Я тут всех знаю.

— Мы не с дачи, — с серьезным выражением ответил Глеб. — Мы из клуба экстрасенсов. У нас задание. Мы идем на раскопки. Так что, Серый, можешь и дальше играть с мелюзгой.

— А откуда вы меня знаете? — удивился тот.

— Говорю же, мы — экстрасенсы, — сказал Глеб.

— Ну да, а я Джек Воробей! Хорош заливать! — воскликнул Серый. — Детей-экстрасенсов не бывает.

— Еще как бывает. Только об этом никому не говорят, вся наша организация существует тайно. У детей-экстрасенсов крепче связь с космосом. Они точнее могут предсказать события. Вот сейчас нас вызвали поработать с древней стеной.

— Это что, как дети шпионов, что ли?

— Ну, типа того, только круче. У нас нет никаких гаджетов, мы работаем голыми руками и головой.

— Ну-ка, скажи что-нибудь про меня, — недоверчиво попросил Серый.

Глеб закатил глаза, протянул руку и стал водить возле его лица. Лена и Юрасик, стоящие поодаль, едва сдерживали смех. Серый, не шевелясь, завороженно следил за рукой одними глазами.

— У тебя есть старший брат, — проговорил Глеб «трансовым» голосом. — Он взрослый и уже работает. Ты постоянно живешь на даче с родителями, они не любят находиться в поселке. Восемнадцатого мая у тебя будет день рождения, тебе исполнится четырнадцать лет.

— Да это все не то, — нетерпеливо проговорил Серый, — ты скажи что-нибудь из будущего.

— Тихо! — оборвал его Глеб. — Не создавай помехи. Нельзя прерывать экстрасенса, когда он в трансе. Будь осторожен, сегодня ты наступишь на гвоздь и три дня не сможешь ходить. А десятого мая опасайся соседской собаки.

— Глеб, пойдем уже, у нас нет времени, — подала голос Лена. Но тот, не выходя из образа, ответил ей, что не может остановить поток информации. Тогда Юрасик пробормотал, что сейчас поможет остановить этот поток, и сказал Серому:

— Тебе на день рождения подарят мопед, о котором ты давно мечтаешь.

Серый застыл с открытым ртом. О том, что он уже давно клянчит мопед у родителей, он не говорил никому из дачного окружения. Тем более он сам не был уверен, что все же получит его. Откуда этой странной компании известны такие подробности?

— Видал? — сказал ему Глеб своим обычным голосом и кивнул на Юрасика. — Это самый талантливый из нас. Ему даже в транс входить не надо. Ну-ка, коллега, выдайте еще что-нибудь. Удивите публику.

— Если ты сядешь на свой мопед без брата, это плохо кончится, — сказал Юрасик Серому. — Лучше вообще не трогай его восемнадцатого мая.

— Пойдемте! — нетерпеливо воскликнула Лена. — Хватит ерундой заниматься.

— Заболтались мы с тобой, — «опомнился» Глеб. — А у нас серьезное дело. Нам надо сократить путь, поэтому мы пойдем к раскопу через чужой участок. Поможешь отвлечь козу?

— Вы и про это знаете? — поразился Серый. — И про участок, и про козу?

Глеб покровительственно похлопал его по плечу:

— Мы все знаем. Работа у нас такая.

В этот раз препятствие в виде чужой дачи ребята преодолели без всяких осложнений, если не считать порванных о гвоздь джинсов Юрасика. Серому даже не пришлось отвлекать козу — то ли она спала, то ли ее где-то привязали. Все обошлось благополучно, без гонок и прыжков в высоту. Добравшись до раскопа, ставшего еще мельче, ребята увидели рабочих — полтора десятка волонтеров, копающихся в земле. Среди них были четыре девушки и один подросток лет шестнадцати. Руководил всеми уже знакомый им бородатый археолог.

— Что делать? — спросила Лена. — Как нам теперь фотографировать стену?

— Изловчимся как-нибудь, — с сомнением ответил Глеб. — Юрок, где фотик?

— В рюкзаке, — сказал Юрасик. — Только нас прогонят раньше, чем я его достану.

— Значит, сфоткаем на телефон, — решил Глеб. — Я буду зубы заговаривать, а ты давай, действуй. Нам без фото на конференции делать нечего.

— А может, так и сказать? Ну, что мы услышали про стену и хотим возле нее сфотографироваться? Как будто для реферата, — предложила Лена. — Разве они не разрешат?

— Неизвестно, — сказал Юрасик. — У археологов свои заморочки, всякие там приметы и суеверия. Например, перед тем как начинать раскопки, нельзя ни с кем ругаться. Яркие вещи лучше не надевать, можно спугнуть удачу. Еще надо обязательно взять с собой аптечку, чтобы не пригодилась. Про фото не знаю, но вдруг тоже что-нибудь подобное есть? Лучше не рисковать.

Так как они стояли на открытой местности и довольно близко от раскопа, их очень быстро заметили. Одна из девушек оторвалась от своего занятия и крикнула:

— Ой, кого это к нам принесло?

Несколько человек выпрямились и посмотрели на непрошеных гостей.

— Вам чего, ребята, заблудились?

Лена, Юрасик и Глеб подошли ближе и стали на краю раскопа.

— Нет, не заблудились. Мы посмотреть пришли, — сказал Глеб. — Мы интересуемся историей родного края и любим тайны, которые скрыты под землей.

— Мы хотим посмотреть, как ведутся настоящие раскопки, — подхватила Лена. — Или даже поучаствовать, если можно.

— Здесь вам не детский сад, а серьезное дело, — сказал подросток, голова которого была повязана майкой. — Идите обратно, к мамам, они вас уже потеряли.

Рабочие засмеялись.

— Сам-то, Игорян, давно от мамкиной юбки оторвался? А вы, ребята, и правда, идите по домам, нечего вам здесь делать. Мы детей в волонтеры не принимаем, да и лагерь у нас неофициальный. Никто с вами возиться не будет, у нас дел по горло.

— А потом мы говорим, что нынешнее поколение равнодушное, — сказал молчавший до этого бородатый археолог. — Что они ничего не хотят и ничем не интересуются. И удивляемся, почему они творят разные глупости. Если подростки сами тянутся к серьезному делу, зачем их прогонять?

— Еще как тянемся, — поспешил заверить обрадованный его заступничеством Глеб. — А вот это — внук профессора Карасева. Он тоже интересуется древними цивилизациями, как и его дед.

Бородач сказал, что много слышал о профессоре, хотя лично с ним не знаком. Он тут же проникся симпатией к ребятам и разрешил им остаться.

— Только недолго, — предупредил он. — Если вам так хочется поработать летом на раскопках, нужно поехать в детский археологический лагерь.

Глеб заверил его, что они обязательно обдумают его предложение, а сегодня с удовольствием поработают вместе с волонтерами. Ребятам вручили перчатки и носилки и разрешили убирать мусор из раскопа. Они работали не спеша, постоянно поглядывая по сторонам, стараясь улучить момент, чтобы незаметно «щелкнуть» древние иероглифы. Но, как назло, двое мужчин работали именно со стеной, осторожно зачищая каменную поверхность кисточками. Глеб видел, что четвертая строка символов находится теперь почти над самой землей, значит, завтра она уйдет вниз. И уже не будет возможности сфотографировать всю надпись. Поэтому сегодня надо сделать все возможное и невозможное, чтобы заполучить драгоценный снимок.

Через час Лене надоело возиться в пыли и мусоре, и она поступила в распоряжение поварихи, которая готовила обед для рабочих. Ей доверили чистить картошку для супа. Глеб с Юрасиком таскали наполненные носилки к мусорной куче, опустошали их и возвращались в раскоп. Глеб успел несколько раз дать себе слово, что никогда не станет археологом и не поедет в экспедицию. Юрасик же, к его удивлению, не ныл и не жаловался на трудную работу. Ему как будто было комфортно в этой пыльной яме. «Интересно, передается ли любовь к археологии по наследству?» — подумал Глеб.

Перед самым обедом Юрасику все же удалось на несколько секунд остаться наедине со стеной, он быстро вытащил телефон и несколько раз нажал на кнопку. Улучив момент, он показал снимки Глебу. Ребята увеличили изображение и поняли, что археологи ничего не разглядят — изображение было слишком нечетким.

— Надо фотоаппаратом, — вздохнул Юрасик. — Там качество лучше.

— Надо, — согласился Глеб. — Только как?

Тут всех позвали обедать. Рабочие выбрались из раскопа и отправились мыться и приводить себя в порядок. Глеб пытался задержаться возле стены, делал знаки Юрасику, но бородатый археолог не спускал с них глаз. Да и рюкзак с фотоаппаратом находился в лесочке возле палаток. Пришлось им вместе со всеми садиться за большой стол под раскидистым деревом, что, в принципе, было очень кстати. Работа на свежем воздухе вызывала просто зверский аппетит. За обедом ребята улыбались новым знакомым, показывая, как им нравится работать на раскопках.

— Ну все, мои юные волонтеры, — сказал бородач. — Сейчас пообедаете, и по домам. Больше вам работать нельзя.

Троица встревоженно переглянулась.

— Почему это? — спросил Глеб. — Мы совсем не устали.

— Мы еще можем, — с энтузиазмом подтвердил Юрасик.

— По трудовому кодексу вам можно работать не больше четырех часов, — улыбнулся бородатый археолог. — Вы же не хотите, чтобы меня обвинили в нарушении закона?

— Но мы работали только три часа, — возразила Лена, — с одиннадцати до двух.

— Все, дорогие мои, все, — твердо сказал археолог. — Ешьте, отдыхайте, и назад, в поселок.

Глеб выбрался из-за стола и в задумчивости принялся бродить среди палаток. Как бы отвлечь этого бородатого, да и остальных тоже? Сейчас выгонят с раскопок, и привет! В Краснодар ехать все равно нужно. Только как объяснять профессорам ситуацию без наглядного материала? Вдруг возле одной из палаток он заметил шахматную доску, и его осенило. Глеб отозвал все еще жующего Юрасика в сторону и тихо спросил:

— Ты действительно хорошо играешь в шахматы?

— Ну да. А что?

— Со взрослым сможешь сыграть? Сможешь не проиграть хотя бы в первые пять минут? А лучше десять, чтоб наверняка.

— Смогу. А зачем?

— Нужно потянуть время. Если ты сделаешь так, что все будут смотреть на доску, я проберусь в раскоп и сфотографирую надпись.

— Вообще-то я не раз играл с сильными противниками. И выигрывал.

— Шансов, конечно, мало, — покачал головой Глеб, — но попробовать стоит. Держись, сколько сможешь. На тебя вся надежда. Давай сюда фотик.

Юрасик вытащил из рюкзачка маленький плоский фотоаппарат. Глеб засунул его в боковой карман и пониже оттянул майку, чтобы она прикрывала джинсы. Потом велел Юрасику предупредить Лену об их плане, а сам отправился на полянку, где расположились отдыхающие волонтеры, и завел разговор об археологических экспедициях. Мол, очень интересно, чем занимаются профессиональные копатели в свободное время и как они проводят свой досуг. Он надеялся, что ему обязательно назовут шахматы, ведь не зря же он видел шахматную доску возле палатки. Значит, в шахматы играют хотя бы двое из лагеря. И он не ошибся. Шахматы назвали практически сразу же, после песен под гитару у костра. Одна девушка сказала, что они регулярно устраивают лагерные турниры, и у них даже есть чемпион. При этих словах она посмотрела на бородача.

— А у нас тоже есть свой чемпион, — похвастал Глеб и указал на Юрасика, который с заговорщицким видом шептался с Леной возле полевой кухни.

— Чемпион своего класса? — насмешливо спросил Игорян.

— Нет, не класса, а всего двора, — гордо ответил Глеб и окликнул Юрасика. — Юр, иди к нам. Скажи ведь — ты хорошо играешь?

Подошедший Юрасик скромно кивнул.

— Он даже дядю Петю обыграл, нашего дворника! — воскликнул Глеб. Все вокруг засмеялись:

— А, ну если дворника, тогда конечно!

— Да ты и вправду чемпион!

— С тобой даже играть страшно!

Возмущенный Юрасик хотел было открыть рот, но Глеб наступил ему на ногу и взглядом приказал молчать. Он сам начал горячо защищать своего друга, расписывая его шахматное мастерство, и как бы случайно, в запале, обронил фразу:

— Да он и вас запросто обыграет! Скажи, Юр!

Со всех сторон послышался хохот и насмешливые комментарии по поводу юного выскочки. Красный от ярости Юрасик молчал, метая на Глеба убийственные взгляды. Его, победителя юношеского турнира по шахматам в Краснодаре, выставить на всеобщее посмешище! Сказать, что он способен обыграть только какого-то дворника, которого он и в глаза не видел!

— Не бойся, дружок, никто с тобой играть не собирается, — смеясь, сказал ему бородач, приняв его негодование за испуг. — Мы маленьких не обижаем.

— А почему вы так уверены, что я не смогу вас обыграть? — гневно спросил Юрасик. — Или вы сами боитесь сесть со мной за доску?

— Да сыграй ты с ним, Роман Степаныч! — воскликнул кто-то. — Щелкни по носу зазнайку! Это будет ему хорошим уроком.

Бородачу тут же подали шахматы.

— Да ладно, не стоит, — стал отказываться он. — Ну, погорячился малой, с кем не бывает. Правда? Ты ведь не хочешь опозориться перед своими друзьями и перед всем лагерем? Да и мне небольшая радость — обыграть дилетанта.

Юрасик молча взял шахматы и, расположившись на столе, стал привычными движениями расставлять фигуры на доске.

— Вот это наглость! Борзеет молодежь! — восхитились волонтеры и гурьбой потянулись к столу. Бородач сказал, что все же не станет играть, а даст ему в противники самого слабого игрока, Игоряна, который увидел шахматы только в этом году. И если вдруг по недоразумению Юрасик одержит верх, то, так и быть, сыграет с ним сам. Пока Юрасик и Игорян рассаживались и решали, кто какими фигурами играет, Глеб внимательно изучал обстановку. Его беспокоило, что у стола собрался не весь лагерь. Парень и две девушки отдыхали на надувных матрасах прямо возле тропинки, ведущей к раскопу. Глеб прикидывал, где их можно обойти и не видно ли будет из лесочка, как он бежит к яме, как вдруг услышал спокойный голос Юрасика:

— Мат.

Наступило секундное замешательство, потом заговорили все разом. Игорян кричал громче всех, что это случайность, что он даже не успел собраться с мыслями. Одни волонтеры говорили, что мальчишке просто повезло, другие — что Роман Степаныч велел Игоряну поддаться, чтобы не обижать шестиклассника. Лена создавала дополнительный шум, звонко хлопала в ладоши и верещала:

— Юра — чемпион! Юра — чемпион!

Юрасик оглянулся на Глеба, его круглая физиономия светилась торжеством. Еще бы — мат в четыре хода! Давно он никому не ставил детский мат. Действительно, Игорян был новичком, профессионалы не допускают таких ошибок. Глеб показал другу большой палец и знаками велел продолжать в том же духе. За стол напротив Юрасика сел заинтригованный бородатый археолог. Девушки и парень поднялись с матрасов и пошли смотреть на необычный турнир. Путь наконец-то был свободен.

— Молодец, Карась! Только продержись до моего возвращения, — прошептал Глеб и попятился, держа в поле зрения всю команду волонтеров. Потом нырнул в кусты и через мгновение уже во всю прыть несся к раскопу. Спрыгнув в яму, он подлетел к обломку древней стены и упал на колени.

Но даже в таком положении его могли заметить — раскоп стал теперь неглубоким. Нужно было торопиться. Глеб провел рукой по иероглифам, очищая их от бурого налета. Стена оказалась приятно теплой, и у Глеба появилось ощущение, что камень живой. Ему вдруг стало не по себе, но он тут же опомнился. — камень не может быть живым, это же обыкновенный булыжник, только большой. А если он не живой, как он мог устроить все это и пустить календарь в обратную сторону? Глеб тряхнул головой, отгоняя глупые мысли, и вытащил фотоаппарат. Покрутив его в руках, нашел нужную кнопку и сделал несколько кадров. Потом незаметно вернулся в лагерь и слился с толпой болельщиков.

Шахматный турнир был в самом разгаре. Противники сосредоточенно молчали, глядя на доску, и изредка протягивали руку, чтобы передвинуть очередную фигуру.

— Ну как? — шепотом спросила Лена, когда Глеб пробрался к ней.

— Сделал, — кивнул он. Надо Юрке сказать, пусть закругляется.

— Представляешь, этот бородатый никак не может его одолеть. Наверное, будет ничья. Он и правда классно играет.

— Да какая разница — чья или ничья? Фотки уже у нас.

— Для Юры есть разница. Пусть докажет всем, что они зря над ним смеялись. Тем более бородатый обещал, что, если Юра не проиграет, он отвезет нас в поселок на своей машине.

— Ну ладно, тогда пусть будет ничья, — согласился Глеб.

Лена хитро посмотрела на него:

— Ну так как? Изменил свое мнение? Что все-таки важнее — интеллект или физическая сила?

— Когда все это вместе, — сказал Глеб.

Прошло еще минут двадцать, прежде чем Юрасик объявил мат. Все внимательно следили за игрой, и все же это было большой неожиданностью для всего лагеря. Волонтеры не могли прийти в себя от изумления. Тринадцатилетний мальчишка обыграл непревзойденного чемпиона лагеря! Правда, с трудом, но обыграл. Как такое возможно?

Бородатый археолог с искренним восхищением пожал Юрасику руку и сказал, что ему было приятно играть с достойным противником. Лена тут же влезла с вопросом, выполнит ли он свое обещание насчет машины. Бородач развел руками и сказал, что обещания надо выполнять. Волонтеры согласились, что это будет справедливо. Роман Степаныч пошел переодеваться, а ребята попрощались со всеми и направились к стоявшей возле леса красной «Ниве».

— Ну, Карась, ты меня удивил! — признался Глеб, уважительно поглядывая на гордого Юрасика. — Я не думал, что ты такой профессионал в шахматах. Виртуоз!

— Еще не виртуоз, — сказал тот. — Вот если бы дойти до уровня Сергея Карякина. Он в двенадцать лет победил на чемпионате мира и был внесен в Книгу рекордов Гиннесса как самый молодой гроссмейстер. Это мировой рекорд!

— Если мы сегодня не попадем на конференцию, то у тебя будет возможность побить этот мировой рекорд.

— Как побить?

— Ты можешь стать гроссмейстером в восемь лет, — хмыкнул Глеб. — Ведь тебе до восьми — целых пять лет в обратную сторону. Есть время отточить мастерство.

Роман Степаныч высадил ребят на автовокзале. Юрасик сразу бросился в фотолабораторию печатать фотографию, чтобы археологи могли во всех подробностях разглядеть древние иероглифы. Лена и Глеб побежали к кассам за билетами. Но там их ждало разочарование — движение междугородних автобусов было приостановлено из-за крупной аварии на трассе Абинск — Краснодар.

— Пошли на электричку, — предложил вернувшийся из фотолаборатории Юрасик. Ребята поспешили на железнодорожную станцию, но оказалось, что ближайшая электричка до Краснодара идет только через три часа.

— Ну и что делать? — спросила расстроенная Лена. — Ждать три часа? Мы в Краснодаре будем только после восьми вечера.

— Надо ехать на поезде, из Абинска, — сказал Глеб. — На нашей станции поезда дальнего следования не останавливаются.

— На поезд билеты по паспорту продают, — вздохнул Юрасик. — А у нас еще нет паспортов.

— Значит, поедем без билетов, — сказал Глеб.

— Ты с ума сошел? — возмутилась Лена. — Как без билетов? Ехать почти два часа, нас поймают.

— Ничего, поезд длинный, по пять минут в каждом вагоне, чтобы не примелькаться, — авось не вычислят. Пошли обратно на автовокзал, — скомандовал Глеб. — И давайте бегом, у нас мало времени.

На вокзале ребята сели в маршрутку, идущую в Абинск. Автобусы не ходили только в сторону Краснодара, а обратно, в Абинск, они отправлялись с автовокзала довольно регулярно. Добравшись до железнодорожной станции, предприимчивые путешественники увидели состав «Новороссийск — Пермь», замедляющий свой ход у перрона.

— Этот поезд нам подошел бы, он как раз в сторону Краснодара, — сказал Юрасик.

— Ничего не выйдет, — сказала Лена. — Тут у поездов остановка всего две-три минуты, никто даже двери открывать не будет. Надо ждать электричку.

— Смотрите! — воскликнул Глеб, показывая на ближайший вагон, из которого выпрыгнула девушка в железнодорожной форме. Проводница, не глядя по сторонам, помчалась в здание вокзала с зажатой в руке сотней.

— Сейчас или никогда! — Глеб первым бросился к открытой двери. Лена и Юрасик побежали за ним. Хорошо, что нужный вагон находился практически рядом с ними, иначе Юрасику ни за что не удалось бы уложиться в такой ничтожно короткий срок. Глеб и Лена, цепляясь за поручни, забрались на подножку вагона, потом общими усилиями втащили к себе Юрасика. Они едва успели скрыться в тамбуре, как на перроне показалась проводница с тремя стаканчиками мороженого. Она влетела в вагон, заперла дверь, и поезд, тяжело выдохнув, медленно покатился по рельсам.

— Получилось! — тихонько засмеялась Лена. — Едем!

— Рано радоваться, — сказал Юрасик. — Теперь мы как в западне. Бежать-то некуда, если что.

Полтора часа путешествия прошли довольно спокойно. Ребята каждые пять-семь минут переходили из вагона в вагон, объясняя любопытным проводникам, что они едут со своими семьями. Причем их семьи находятся в трех вагонах — в начале, в середине и в хвосте поезда. А им, детям, скучно поодиночке, вот они и ходят в гости друг к другу. Проводников такое объяснение вполне удовлетворяло, тем более что поезд был в пути недолго и они не успели запомнить всех пассажиров.

Гром грянул за десять минут до прибытия в Краснодар. Троица умудрилась нарваться на строгого начальника поезда, который велел им показать хотя бы одних родителей. Глеб выкручивался как мог, придумывал самые невероятные объяснения, но все было напрасно. Начальника поезда им облапошить не удалось, и в итоге безбилетные пассажиры оказались в привокзальном отделении полиции в обществе веселого круглолицего лейтенанта.

— Ну-с, граждане нарушители! — Лейтенант радостно потер руки и оглядел хмурые лица сидящих перед ним ребят. — В бега подались? В какой город ехали?

— Никуда мы не подались, — буркнул Глеб.

— И мы не нарушители, — Лена взглянула на полицейского исподлобья.

— Как не нарушители? — весело удивился тот. — Без билетов ехали? Ехали. Закон нарушили? Нарушили. Значит, нарушители. Знаете, сколько мы таких беглецов с поездов снимаем за лето? Табунами из дома бегут.

— Мы не бежали из дома, — жалобно сказал Юрасик. — Мы ехали по делу. А билеты не купили, потому что их без паспорта не продают.

— Вот! — Лейтенант поднял указательный палец. — Паспорта нет, значит, и дел никаких у вас без родителей быть не может. До паспорта не доросли и до самостоятельных путешествий тоже. Играйте дома, а не в поездах.

— Отпустите нас, пожалуйста! — взмолилась Лена. — Это не игра, у нас действительно очень серьезное дело.

— Конечно, отпущу, моя красавица! — жизнерадостно воскликнул лейтенант. — Как только родители за вами приедут, так сразу и отпущу. А пока составим протокольчик. Говорите свои имена, фамилии, место проживания и телефоны родителей. Каждого отдам только в руки собственной мамы.

Ребята переглянулись. Такого оборота они не ожидали. Если сейчас вмешаются родители, приедут и заберут их домой, то день потерян. К археологам же надо попасть именно сегодня, пока они все вместе на конференции и пока не исчезло фото с иероглифами. Что делать?

В этот момент у лейтенанта ожила рация, прохрипев что-то нечленораздельное. Тот ответил: «Иду» — и вышел из комнаты, заперев дверь на ключ.

— Срочно звони деду, — сказал Глеб Юрасику. — Пусть лучше он нас заберет, чем родители. И мы с ним поедем сразу в ту гостиницу, на конференцию.

— Это плохая идея, — отозвался тот. — Во-первых, ни на какую конференцию он нас не возьмет, да и сам, скорее всего, не приедет. Это серьезный съезд археологов из разных городов, они там делают доклады и обсуждают научные вопросы. Если я ему позвоню, он перезвонит папе и поручит ему со всем разобраться. А во-вторых, даже если он приедет сам, ему отдадут только меня. Ты же слышал — только собственным родителям.

— Значит, меня вообще никто не заберет? — испугалась Лена. — У меня только мама, и она в больнице.

— Погоди ты со своей мамой. — Глеб вновь повернулся к Юрасику. — Что-то я не понял. Если нас совершенно точно не пустят на конференцию — зачем мы вообще приехали?

— Я говорю, что дед нас туда не возьмет, если мы его об этом попросим. Лучше заявиться неожиданно, без предупреждения. Только как ты будешь их убеждать расшифровать древнюю надпись, я себе не представляю.

— Разберусь как-нибудь. Тогда тем более нельзя, чтоб этот лейтенант звонил нашим родителям. Нам нужно остаться в Краснодаре. Не вздумайте сообщить свои адреса и телефоны. Лучше вообще молчите. Говорить буду я.

Глеб выключил оба мобильника, свой и Юрасика, чтобы полицейский не смог узнать телефоны родителей. Улыбающийся лейтенант вернулся минут через десять, уселся за стол и с воодушевлением приготовился записывать данные пойманных нарушителей.

— Мы ничего не скажем, — сообщил ему Глеб.

— Как так? — искренне огорчился полицейский. — Вас же родители ищут. Вам их не жалко?

— Никто нас не ищет.

— Я же с вами по-хорошему, ребятки. Мне надо знать, кто вы такие и откуда.

Глеб отрицательно покачал головой. Лейтенант вздохнул и заявил, что в таком случае он вынужден осмотреть их вещи и просит сдать мобильные телефоны. Когда выяснилось, что телефоны выключены и пин-код неизвестен, лейтенант перешел к проверке содержимого карасевского рюкзака. На стол были выложены общая тетрадь, литровая бутылка апельсинового сока, сверток с бутербродами, кулек с пирожками и пакетик карамелек.

— Зачем тебе тетрадь? — спросил Глеб. — Ты еще и стихи пишешь?

— Я напечатанную фотку туда положил, чтобы не помять, — тихо ответил Юрасик.

Полицейский пролистал тетрадь с вложенной в нее фотографией и равнодушно отложил в сторону. Зато пирожки и бутерброды его очень даже заинтересовали.

— С чем пирожки, тоже не скажете? — спросил он и, не дожидаясь ответа, надкусил два пирожка сразу. — Ну ничего, я сам выясню. О, с капустой! А этот с ливером. Мои любимые. Вы ведь не возражаете? Вам-то они больше не понадобятся, ваше путешествие закончилось.

— Как ты там говорил, Карась? — Глеб наклонился к ребятам. — Мы будем пищать от удовольствия при виде этих пирожков? Начинайте пищать. Уже пора.

— Ну что ж, — сыто вздохнул лейтенант, уничтожив половину карасевских запасов. — Если вы отказываетесь сотрудничать, я вынужден отправить вас в другое, менее приятное место.

— В тюрьму? — испугалась Лена.

— Пока нет. Сейчас я позвоню в районное отделение полиции, и за вами пришлют машину. Поедете к инспектору по делам несовершеннолетних. Пусть там с вами разбираются, а я сделал все что мог.

— Это уж точно, — пробормотал про себя Юрасик, складывая жалкие остатки провизии обратно в рюкзак.

Машина за «арестантами» приехала только через два часа, и, когда их доставили в районное отделение, уже почти стемнело. Ребятам разрешили посетить туалет, расположенный на первом этаже, потом повели на второй этаж и закрыли в каком-то кабинете с большим письменным столом и кожаным диваном.

— Охраняют, как преступников, — сказала Лена с обидой.

— Скажи спасибо, что не заперли в клетку внизу, возле входа, — Глеб прошелся по комнате и остановился у окна.

— Надо было ехать на шестичасовой электричке, — сказал Юрасик. — Сейчас бы уже были возле отеля «Южный ветер». Дед сказал — от вокзала до него десять минут пешком.

— О, не заперто! Можно сбежать, — Глеб раскрыл окно и высунулся наружу. — Высоковато, конечно. Но Карасю не привыкать шлепаться с высоты.

— Не буду я ниоткуда шлепаться. Не хватало еще сломать руку или ногу. Тут даже шею можно свернуть.

— Так это же ненадолго. Только до двенадцати часов.

— Очень смешно, — проворчала Лена. — Я уже ломала себе все кости «ненадолго». Тоже приятного мало.

— И куда вы собрались? — раздался за их спиной строгий женский голос. Ребята отпрянули от окна. Глеб поспешно прикрыл створку. На пороге стояла высокая черноволосая женщина в форме майора полиции.

— Никуда, — сказал Глеб. — Воздухом дышим.

— Окно выходит во двор, а во дворе камера наблюдения, изображение с которой передается прямо на монитор дежурного. Весь двор и крыльцо отделения прекрасно освещены. Если задумаете сбежать, будете как на ладони. Да и высота здесь на уровне третьего этажа. Старая постройка, высокие потолки.

— Да мы и не собираемся бежать. Мы же не преступники.

— Это я так, к сведению. А теперь садитесь к столу и четко отвечайте на вопросы. Вопрос первый: ваши имена?

Женщина говорила жестко и смотрела сурово. Ребята подошли к столу и молча уселись на стулья.

— Я задала вопрос, — инспектор побарабанила по столу пальцами с коротко стрижеными ногтями.

— Петя, Вася и Маша, — сказал Глеб.

— А фамилии, видимо, Иванов, Петров и Сидорова?

— А как вы угадали?

Инспектор прошила его ледяным взглядом.

— Имейте в виду, умники и умницы, что если вы не скажете, кто вы и откуда, вы проведете ночь в клетке на первом этаже. Завтра утром вас отвезут в распределитель, и, если в течение нескольких суток вас никто не будет искать, вы отправитесь в детский дом. Как вам такая перспектива?

Перспектива была так себе. Конечно, все, что касалось завтрашнего утра, их не пугало, но сегодняшний вечер пока оставлял небольшую надежду на встречу с археологами. Из этого кабинета еще можно было попытаться сбежать. А вот из клетки на первом этаже — вряд ли. Поэтому Глеб решил сменить тактику. Он пересел на другой стул, поближе к инспектору, и заговорил доверительным тоном:

— Понимаете, товарищ майор, мы обязательно вам все расскажем и телефоны дадим, но только завтра утром. Сегодня нельзя, честное слово.

— В каком смысле «нельзя»? — не поняла инспектор.

Глеб призвал на помощь всю свою изобретательность и выдал душещипательную историю. На самом деле они никуда не бежали, они живут здесь, в Краснодаре, а их семьи очень дружат между собой еще со школы, вдохновенно врал Глеб, глядя на строгого инспектора честными глазами. И вот вчера вечером все эти три семьи уехали в Крымск, на свадьбу своего хорошего друга, и оставили детей одних до завтрашнего утра. Конечно, они им велели вести себя хорошо и никуда не уходить дальше своей улицы. Но непослушные дети подумали, что не будет ничего плохого, если они ненадолго съездят в Новороссийск. Ведь сидеть дома в праздники очень скучно. Туда они добрались на автобусе, а возвращаться им пришлось на поезде, так как автобус в Краснодар шел очень поздно. И билеты они собирались купить, но им не продали. Вот так все глупо получилось. Понятно, что им теперь попадет по первое число, но зачем же портить родителям праздник? Они к нему три месяца готовились, мамы платья красивые шили. Просто невозможно позвонить им сейчас, лучше дождаться утра, когда они вернутся домой. Родители же не виноваты, что у них такие бестолковые дети.

— Ну пожалуйста, товарищ майор. — Глеб умоляюще прижал руки к груди. — Подождем до завтра?

В глазах инспектора мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

— Но зачем вам непременно нужно было ехать в Новороссийск?

— Ну… — Глеб запнулся, лихорадочно придумывая причину. В Новороссийске он никогда не был и не представлял, что их могло бы там заинтересовать.

— Крейсер-музей, — подсказал завороженный его находчивостью Юрасик. Он признался себе, что такой правдоподобной истории в столь короткий срок ему бы ни за что не придумать.

— Да, крейсер «Михаил Кутузов», — подхватил Глеб, мгновенно вспомнив, что Клара Борисовна пыталась организовать поездку именно в Новороссийск, чтобы показать своим ученикам настоящий военный корабль, ставший после списания музеем. Экскурсия не состоялась, так как в классе девочек было больше, а они военными кораблями не интересовались.

Майор полиции удивленно посмотрела на Лену:

— А тебе тоже было интересно посмотреть на боевой крейсер?

— Да, — ответила девочка, ошеломленная сочинительскими способностями Глеба. — Я… потомственная морячка.

Инспектор немного помолчала, потом поднялась из-за стола:

— Надеюсь, вы понимаете, что я с вами до утра сидеть не буду. Мой рабочий день закончился.

Ребята с готовностью закивали.

— Только не надо нас в клетку! — взмолилась Лена. — Можно мы здесь останемся? А утром вы придете и будете нас… как это… оформлять.

Инспектор выглянула в темный коридор и громко позвала дежурного. Спустя некоторое время на пороге появился смешной молодой человек с торчащими вихрами на макушке.

— Миша, эти ребята остаются здесь до утра. Будешь проверять их каждый час. Если надо, отведешь в туалет. Да, и покорми их чем-нибудь, чаю вскипяти. Все понятно?

Дежурный торопливо кивнул. Видно было, что ему не терпится вернуться вниз, где бубнили мужские голоса и на весь коридор раздавался из телевизора шум футбольного матча. Инспектор пожелала заключенным спокойной ночи и вышла вместе с дежурным, заперев дверь на ключ.

Дежурный Миша понял приказ майора буквально и появился с электрическим чайником и продуктами только через час. Глеб за это время успел тщательно проработать вариант побега через окно. Он собирался пройти по узкому бордюру под окном, держась за подоконник, добраться до козырька над крыльцом, ну а дальше действовать по обстановке. Конечная линия маршрута терялась в темноте, из окна разглядеть ее было невозможно. Глеб считал, что этот вариант вполне осуществим. Во всяком случае, для него. Не могут же они спокойно сидеть и ждать, когда закончится день! Но вместе с тем он понимал, что Юрасику не под силу подобные трюки, а бежать без него нет никакого смысла. Без внука профессора Карасева их в отеле «Южный ветер» никто даже и слушать не захочет. Только это обстоятельство и не давало Глебу привести в исполнение собственный гениальный план.

С трудом отперев входную дверь из-за своей неудобной ноши, дежурный выложил на стол печенье, конфеты и коробку с чайными пакетиками.

— Сейчас стаканы принесу и сахар, — торопливо сказал Миша. — Воткните пока чайник в розетку, пусть вскипит.

— Гол! — радостно взревели внизу мужские голоса.

— Вот блин! — Миша метнулся к двери, выскочил из кабинета и побежал по коридору с криком: — Семеныч, кто забил?!

— Он нас не запер, — прошептала Лена, округлив глаза.

Глеб подскочил к двери и выглянул в коридор.

— Карась, беги! Быстрее!

— Один? — изумился Юрасик. — А вы?

— Он сейчас вернется. Мы закроем дверь и будем тянуть время. Может, он не сразу поймет, что тебя нет. Бери фотку и беги. — Глеб сунул в руки Юрасику тетрадь с фотографией.

— Но почему я?

— Больше некому. У тебя же там дед! Беги через туалет, под лестницей. — Глеб вытолкнул его за дверь. — Там нет решетки на окне, я проверял.

— Ты что, забыл? Там темно, — испуганно прошептал Юрасик. — Я не смогу!

— Сможешь, Юрок! Надо!

Глеб аккуратно и почти беззвучно захлопнул дверь.

Юрасик

Юрасик остался в кромешной тьме. Он поднял майку и подсунул тетрадь под ремень джинсов, чтобы освободить руки.

Потом неуверенно направился по коридору к тусклой полоске света с первого этажа. Юрасик почувствовал, как его охватывает отчаяние при одной мысли, что придется идти по темной безлюдной улице. «И вовсе не безлюдной, — уговаривал он себя, — и не темной. Это же большой город, там полно фонарей и людей». Добравшись незамеченным до туалета под лестницей, Юрасик подошел к окну и потеребил щеколду. Она поддалась довольно легко, но с рамой пришлось повозиться. Окно распахнулось с оглушительным треском, и беглецу показалось, что этот звук услышали во всем здании. Он замер, прислушиваясь. Мужские голоса гулко отдавались по всему этажу, переплетаясь с телевизионным шумом футбольного матча.

Юрасик встал коленями на подоконник и высунулся наружу. Вообще ничего не видно. Жаль, что он не догадался взять с собой фонарик! И телефоном не посветишь — отобрали. Кто знает, что там, под окном? Вдруг что-то острое или вообще яма? Юрасик с трудом перекинул ноги на улицу, перевернулся на живот и стал понемногу съезжать вниз, как тогда, из окна у крестной. Этот способ показался ему наиболее удобным и безопасным. Окно находилось невысоко от земли, он приземлился удачно, и ему даже удалось удержаться на ногах.

Юрасик взглянул на часы — три минуты одиннадцатого. Он направился вдоль стены к ближайшему углу здания, но, выглянув из-за него, отпрянул назад. Он чуть не вышел в освещенный прожектором двор, к парадному крыльцу отделения полиции. Пришлось вернуться к светящемуся окну на торце здания. Юрасик огляделся, насколько позволял ночной мрак, и решил идти туда, откуда доносился шум проезжающих машин. Нужно было выйти к дороге и сесть на какой-нибудь транспорт. Перебежав к соседнему дому, Юрасик замер на углу. Дом казался мрачным и неживым, ни в одном окне не горел свет. А может, это был не дом, а какое-то учреждение, и по ночам там просто никого не было. Тем не менее Юрасик запаниковал. Ему предстояло вступить в эту плотную черноту без единого проблеска и пройти вдоль длинной стены несколько метров. Напрягая зрение, он вглядывался во тьму и не мог сделать ни шагу. Беглец понимал, что его начнут искать и найдут очень быстро, вот на этом самом углу. И ребята будут смотреть на него с презрением. Ведь он один мог спасти их. Но не спас. Они на него надеялись, а он струсил, испугался темноты, как маленький. Они будут думать, что он неуклюжий и трусливый, и будут правы! Что это за побег — героически вылезти из окна и встать столбом у соседнего дома?

Юрасик отчаянно шагнул за угол и даже сделал несколько коротких шагов. Тьма окутала его, он будто погрузился в черную дыру без света и воздуха. На мгновение ему показалось, что он ослеп и оглох. Юрасик судорожно вздохнул. Сердце бешено билось в горле, в висках резкими толчками пульсировала кровь. На него стремительно надвигалось ЭТО. Противный, липкий, выворачивающий душу страх, который врач называл фобией. Он хотел, чтобы Юрасик боролся. Но Юрасик знал одно: с ЭТИМ бороться невозможно. Леденящее, оно выползло откуда-то изнутри, из глубины живота, и мгновенно сковало горло. Осталась только небольшая щелочка, через которую едва проходил воздух. Юрасик с трудом переставлял ноги, через каждые два шага останавливался и сгибался пополам, пытаясь глубоко вдохнуть. Но вдох не получался, воздух до легких не доходил. Кружилась голова и нарастала боль в грудной клетке. Запнувшись обо что-то, он упал и понял, что у него нет сил подняться.

Юрасик сидел на земле, скорчившись от боли в груди и хватал ртом воздух. Он больше не мог двигаться ни вперед ни назад. Сердце колотилось с такой скоростью, что казалось, оно сейчас слетит со своей оси. Панический ужас нахлынул на него гигантской волной и потопил с головой.

Глеб и Лена

Рассеянный дежурный вспомнил о своих узниках только минут через двадцать, когда закончился матч. Принеся стаканы и сахар к закрытой двери, он обнаружил, что оставил ключи внизу.

— Эй, вы там живы? — спросил он через дверь, даже не догадываясь, что она не заперта, а просто плотно прикрыта.

— Живы, — недовольно отозвался Глеб. — И сыты. Попили чайку из стаканов, спасибо большое!

— И сахару вдоволь наелись! — воскликнула Лена, которую Глеб заставил подать голос. Так, на всякий случай. Чтобы у дежурного даже мысли не возникло, что они не в полном составе.

— А я не обязан вас обслуживать! — рассердился Миша. Он был явно не в духе. Видимо, его любимая команда проиграла, несмотря на последний гол. — Когда смог, тогда и принес. А будете хамить, вообще ничего не получите.

— Ну и не надо, — ответил Глеб. — Мы уже спать легли.

— Ну и спокойной ночи! — рявкнул дежурный и удалился, позвякивая стаканами.

— Все, теперь можно бежать, — сказал Глеб, выждав минут пять. — Он долго не вернется.

— Зачем нам бежать? — спросила Лена. — Мы Юру все равно не найдем. Мы даже позвонить ему не сможем.

— Ну и что? Мы поедем прямо к отелю. Там и встретимся.

— А ты знаешь, как найти этот отель?

— Спросим у кого-нибудь.

Глеб потушил в кабинете свет и осторожно открыл дверь. Бесшумными тенями они с Леной выскользнули в коридор, добрались до лестницы, ведущей вниз, и на цыпочках пошли по ступеням. Спустившись на первый этаж, они нырнули под лестницу и в дверях туалета нос к носу столкнулись с выходящим оттуда дежурным Мишей.

Юрасик

Он не знал, сколько прошло времени, может, одна минута, а может, целый час. Он ничего не ощущал, кроме боли и удушья. Ему казалось, что вот еще мгновение, и он умрет. Но почему-то не умирал. В какой-то момент он с удивлением обнаружил, что ему становится легче. Боль в груди по-прежнему была очень сильной, и дышал он хрипло и надсадно, и в животе плотно сидел комок льда, но паника немного отступила. Страх ворочался где-то в глубине и уже не окутывал с ног до головы. Юрасик попытался подняться, однако ноги не слушались. Тогда он встал на четвереньки и сделал шаг, потом другой. Юрасик старался выровнять дыхание, набирал воздух очень медленно, как учил врач, а выдыхал еще медленнее. На вдохе продвигался на четвереньках, а на выдохе останавливался и отдыхал. Раз-два-три — вдох… Раз-два-три-четыре-пять — выдох… По мере того как приближалась цель, дышать становилось легче. Юрасик уже различал спасительный угол здания и деревья, а за ними — свет уличного фонаря. Наконец он добрался до конца дома и, держась за стену, поднялся на ноги. До шумной и светлой улицы осталось совсем немного — еще один короткий дом и небольшой дворик с детской площадкой. «Все равно дойду», — стиснул зубы Юрасик и, превозмогая боль в груди, упрямо двинулся вперед.

На освещенную фонарями улицу он выбрался обессилевший, на трясущихся ногах, и в изнеможении свалился на скамейку возле трамвайной остановки. Часы на руке показывали пятнадцать минут одиннадцатого. Неужели прошло всего двенадцать минут с того момента, как он вылез из окна? Не может быть! Ему казалось, что прошла целая вечность.

Скоро Юрасику стало легче, сердце успокоилось, дыхание пришло в норму, и его охватила радость. Он смог! Он дошел!

Но нужно было спешить, ведь ребята надеялись на него и ждали результатов. Да и находился он слишком близко от районного отделения полиции. Наверняка там уже спохватились и ищут его. Поэтому нужно сначала отъехать на безопасное расстояние, а потом выяснять, как добраться до отеля «Южный ветер».

Юрасик сел в первый же подошедший к остановке трамвай.

На отчаянные вопли дежурного прибежали еще два человека, один в форме капитана полиции, другой — в гражданской одежде. Полицейские вновь заперли ребят в том же кабинете и прочесали все здание и прилегающую к нему территорию. Потом вернулись и устроили пленникам допрос, пытаясь выяснить, куда делся их спутник. Глеб дерзил, Лена подавленно молчала. Видя, что от них ничего не добиться, капитан сказал, что сейчас они сообщат всем патрулям приметы беглеца и его очень скоро приведут обратно.

— Ну что? — сердито спросила Лена, когда полицейские ушли. — Зачем было бежать? Сидели бы себе тихонько, они до сих пор не опомнились бы. А теперь его схватят.

— Да не схватят. Времени прошло много. Он уже далеко, — ответил Глеб.

Но, к его великому разочарованию, около двенадцати дверь открылась, и в кабинет вошел нахохленный Юрасик в сопровождении сияющего дежурного. Миша злорадно сообщил, что теперь в туалет они будут ходить под конвоем и чаю с конфетами больше не получат. Дежурный забрал уже остывший чайник и ушел, не забыв на этот раз запереть кабинет.

— Как будто мы его пили, — проворчал Глеб. — Так стаканы и не дал.

— Юра, тебя патруль поймал? — кинулась Лена к беглецу. — Это мы виноваты.

Тот устало покачал головой и плюхнулся на диван.

— Вы не виноваты. Меня таксист обманул, — сказал Юрасик, вытаскивая из-под майки помятую тетрадь с фотографией. — Он оказался братом дежурного. Я ждал автобус на остановке, а он мимо ехал, увидел меня и узнал. Ему дежурный позвонил и попросил покататься по городу, меня поискать.

— Зачем же ты сел к нему? К незнакомому человеку в машину?!

— Откуда я знал? Он же таксист. Нужного автобуса долго не было, а он остановился и сказал, что довезет меня без денег, потому что у него сын моего возраста. Сказал, что начинается комендантский час и меня точно заберет патруль. Что мне было делать? Я и сел. А он привез меня сюда и передал своему брату. Видели бы вы, как этот Миша обрадовался. Боялся, наверно, что ему влетит из-за меня.

— А почему у тебя все коленки грязные?

— Да это… споткнулся во дворе. Темно было.

— Весь день коту под хвост, — подвел итог Глеб. — И на раскопки зря ездили.

— Не зря, — возразил Юрасик. — Мы фото сделали.

— Ага, которое в двенадцать часов превратится в тыкву, — невесело усмехнулась Лена.

— Вот именно. С профессором мы еще успеем поговорить завтра, а как быть с иероглифами? — Глеб вопросительно взглянул на Юрасика.

— Я их ему нарисую, — сказал тот и раскрыл свой рюкзачок с остатками еды. — Что-то я проголодался.

— Погоди, — остановил его Глеб. — Ты действительно можешь их запомнить, а завтра нарисовать?

— Да я уже запомнил. Я их внимательно рассматривал, и на камне, и на фото.

— А ну-ка, давай.

Глеб отобрал у Юрасика рюкзак и сунул ему тетрадь. Ручку нашли на столе инспектора. Юрасик задумался на мгновение и уверенно вывел на чистом листе четыре строчки знаков. Лена и Глеб склонились над тетрадкой, сверяя их с фотографией.

— Вот ошибка, — показал Глеб на один из символов. — Тут должна быть еще одна черточка. А остальное все правильно.

— Здорово! — обрадовалась Лена. — Значит, ты завтра утром поговоришь с дедом и покажешь ему иероглифы. Ведь он будет дома?

— До обеда точно будет. На конференцию он поедет к вечеру, часам к пяти. Официальная часть у них шестого мая, сегодня. А пятого вечером они просто все собираются и общаются в неофициальной обстановке.

— А завтра не будет поздно?

— Надеюсь, что нет. Ведь надпись уже у нас, — Юрасик постучал пальцем себе по лбу. — Пока есть стена, есть и время.

— Всего пять дней, — устало проговорил Глеб. — А потом исчезнет последняя надежда.

— Прекрати, — предостерегающе сказала Лена.

— Будем себе потихоньку катиться назад, — не унимался Глеб. — И однажды в марте я проснусь в том поезде, который вез меня сюда. А еще через несколько дней снова окажусь в Вольске, и больше вы меня не увидите. Останетесь вдвоем против всего мира.

— Слушать не хочу! — Лена резко встала. — Я и так весь день на нервах. У меня дети с утра одни сидят. Может, они убежали или квартиру сожгли. Я даже позвонить им не могу!

— Этому горю легко помочь. Если бы ты не была такой упрямой и умела прощать…

— Даже не начинай! Я и слышать не хочу ни про какую бабу Липу! Ты не представляешь, что она сделала!

— Зато я видел, как она мучается от этого! Она же хотела помочь.

— Она помогла! Очень помогла! Папу посадили, мама из-за этого заболела, все друзья и знакомые отвернулись. Нас называют семьей уголовника, нищими и оборванцами. И мы должны ее благодарить за это?

Лена отошла к окну и замерла, глядя на темную улицу.

— Значит, это были не друзья, — тихо сказал Юрасик. — Лен, ты и в самом деле думаешь, что если бы Олимпиада Филипповна сказала правду на суде, твой папа остался бы дома?

Лена помолчала.

— Не знаю. Но она виновата. Потому что надо сначала думать, а потом делать.

— Ну какая ты упертая! — не выдержал Глеб. — Ты сама никогда не ошибаешься? Ты что, робот? Ведь все живые люди, все делают ошибки. А потом жалеют о них. Это нормально. Вы же одна семья, она ваша бабушка, она вас вырастила. Твой папа тоже виноват, он тоже что-то сделал не подумав, но вы от него не отказываетесь! Вы его любите и ждете. А от бабушки отказались. Тогда чем вы лучше бывших ваших друзей и знакомых?

На этот раз Лена молчала дольше. Потом забралась с ногами на подоконник и села, обхватив колени руками.

— Два года назад, — сказала она, по-прежнему глядя в окно, — к нам пришла соседка по подъезду. Мы тогда уже месяц жили одни, без папы. Анютка была еще маленькая, постоянно болела, и мама не могла нормально работать. И мне даже одиннадцати не было. Короче, мы сидели без денег и без еды. Соседка принесла нам продукты, одежду, книги. В общем, гуманитарную помощь. Сказала, что всем домом собирали, что это от чистого сердца…

Ребята слушали ее, расположившись на диване. Юрасик задумчиво жевал обнаруженный в рюкзаке бутерброд.

— Мы взяли, конечно, это было очень кстати, — продолжила Лена. — Мама ее так благодарила. А потом эта соседка растрезвонила по всему двору и по всему поселку, что мы — жалкие побирушки. Что если мы не можем обеспечить себя, зачем было заводить столько детей, хватило бы и одного. Что наш папа кого-то убил и будет сидеть десять лет, а они, соседи, вынуждены будут содержать нас — шестерых попрошаек из семьи уголовника. Мама тогда сказала, что мы больше никогда и ничего не возьмем. Ни у кого. Мы будем работать и сами обеспечим свою семью. И у нас получилось. Мы два года так живем и ни у кого ничего не просим.

— У вас все будет хорошо, — сказал Юрасик. — А про эту соседку забудь. Добрых людей больше. Многие действительно хотят вам помочь.

Глеб посмотрел на большие настенные часы.

— Без одной минуты двенадцать. Ну что, друзья-путешественники, всем спокойной ночи. И удачного приземления в собственные кровати.

5 мая 2013, воскресенье

Проснувшись утром, Юрасик с изумлением обнаружил, что находится не дома, а у тетки, сестры отца, куда он приехал с родителями четвертого мая.

— Кошмар! — в отчаянии вскричал он, пулей вылетел из постели и схватился за телефон.

— Ты обалдел? — заорал в трубку Глеб. — Ты почему вчера не сказал, что проснешься не дома?

— Я не знал! То есть знал, конечно, но забыл. Перепутал. Не вспомнил.

— Забыл не вспомнил! Ты же постоянно хвалишься своей памятью! Как можно забыть такие важные вещи? Где ты вообще?

— В Песчаном.

— Где этот Песчаный?

— За Анапой, возле Витязево.

— Карась, ты издеваешься?! Это же почти два часа езды! Как ты успеешь поговорить с дедом?

— Успею. В прошлый раз мы приехали где-то за час до его отъезда. Я помню.

— Помнишь?! Твое счастье, что ты сейчас далеко, у меня прямо руки чешутся! Так бы и дал тебе в бубен! Как теперь быть?

— Я постараюсь уговорить отца выехать пораньше.

— Давай, делай что-нибудь!

Рассерженный Глеб нажал на «отбой» и побежал к Лене сообщить горячую новость.

— А что же делать? — Лена вышла на лестничную площадку, вытирая мокрые руки кухонным полотенцем. — Он и сегодня не поговорит с дедом?

— Уверяет, что поговорит. Но все равно будь готова к тому, что мы поедем в Краснодар.

— В Краснодар? Опять?!

— У тебя есть другие варианты?

— Ты хочешь снова оказаться в полиции?

— Сегодня мы поедем на автобусе. Я уже посмотрел расписание. Есть рейс на шестнадцать сорок и на восемнадцать двадцать пять. Остальные нам не подходят.

— Но зачем нам ехать, если Юра поговорит с дедом дома?

— Ага, и дед за каких-то полчаса расшифрует все иероглифы. Да еще перед важной поездкой. Он собираться будет и снова скажет, чтобы Юрок со своей игрой подошел к нему потом, после пятнадцатого мая.

— А на конференции тебя встретят с распростертыми объятиями!

— Так в том-то и дело, что конференция завтра, — загорячился Глеб. — Карасев сказал, что сегодня вечером они собираются в неформальной обстановке, знакомятся, разговаривают, пьют чай. Тут мы к ним и нагрянем.

— Ну не знаю, — Лена в сомнении пожала плечами. — Во сколько Юра должен приехать? В два? Давай дождемся его и тогда решим.

Юрасик не приехал ни в два, ни в три, ни в половине четвертого. Он стоял в огромной пробке в тридцати километрах от Абинска, и неизвестно было, когда эта пробка рассосется.

— Какая еще пробка?! — бушевал Глеб, общаясь с ним по телефону каждые полчаса и все больше приходя в ярость от этой вынужденной задержки. — Ты сказал, что в настоящий день вернулся примерно в два. Ну откуда могла взяться эта пробка, если в прошлый раз ее не было?!

— Просто я попросил папу поехать другой дорогой, чтобы сократить путь, — оправдывался Юрасик. — Я же не знал, что там будет пробка.

— Карась, ты… У меня слов нет.

Юрасик вернулся в поселок в шесть и на автовокзале появился за минуту до отправления автобуса. Измученные долгим ожиданием друзья набросились на него с криками и упреками. Они уже купили три билета и сторожили для своего друга место в салоне, постоянно отгоняя от него других пассажиров. Запыхавшийся Юрасик шлепнулся на сиденье, водитель завел мотор, и троица наконец пустилась в путь, на этот раз вполне легально.

До Краснодара они добрались без приключений и в половине девятого вошли в холл отеля «Южный ветер». После невинного вопроса Глеба: «Как пройти на съезд археологов?» — служащий на ресепшен тут же выставил всю компанию на улицу и пригрозил, что вызовет полицию, если еще раз увидит их в отеле. Юрасику пришлось рассекретиться и позвонить деду. Профессор вышел к ребятам довольно быстро. Он был худым и очень высоким и не имел никакого сходства со своим внуком.

— Юрочка, что случилось? Почему ты здесь, а не дома? Как ты вообще сюда попал? — встревоженно спросил он. Глеб подумал, что Юрасик сейчас начнет мямлить, как всегда, и выступил вперед:

— Здравствуйте, Юрий Васильевич.

Юрасик еще в автобусе сказал, что они с дедом полные тезки, оба Юрии Васильевичи Карасевы. Профессор повернулся к Глебу и Лене:

— Добрый вечер, молодые люди.

Глебу стало немного не по себе. Было очень странно разговаривать с человеком, которого две недели назад видел на портрете с траурной лентой.

— Дед, это мои одноклассники, Глеб и Лена, — сказал Юрасик. — И у нас очень срочное дело.

— Мы пришли к вам за помощью, — подхватил Глеб. — Пожалуйста, не отказывайтесь!

— Ко мне? — удивился профессор. — За помощью?

— Ну да, к вам и к остальным археологам. Может быть, все вместе вы сумеете разгадать очень сложную загадку.

— Даже так? А в чем все-таки дело?

— Дело в том, что наша классная руководительница, учитель истории, организовала большое соревнование. Она хочет пробудить в нас интерес к прошлому родного края. И для этого она использовала один артефакт. Его недавно откопали возле нашего поселка. Это фрагмент древней стены с иероглифами. Мы разделились на команды, и та команда, которая первой догадается, что написано на стене, получит замечательный приз — путевку в настоящий археологический лагерь на одну смену.

— Ну что ж, довольно любопытно. А почему все это нужно делать прямо сейчас?

— Потому что мы хотим быть первыми! — горячо воскликнул Глеб. — У нас мало времени. Если вы нам поможете, завтра с утра мы побежим в школу с отгадкой и точно выиграем приз.

— А не будет нарушением, что вы обратились к специалистам? — спросил заинтересованный профессор.

— Нет-нет, что вы! Мы можем пользоваться любыми источниками и обращаться за помощью к кому угодно. Задание очень трудное. Все наши засели за компьютеры и бороздят интернет. А мы съездили на раскопки, чтобы увидеть эту стену вживую, и сразу сюда, к вам.

— Я и не подозревал, что мой внук так серьезно интересуется археологией.

— Еще как интересуется! — воскликнул Глеб. — Особенно в последнее время.

— Ну что ж, — одобрительно улыбнулся профессор, — если это действительно важно для вас, пойдемте поговорим с коллегами. Мы как раз все вместе, в конференц-зале.

Ребята поднялись на лифте на третий этаж и вошли в огромный красивый зал, посреди которого изящные столики были выстроены так, что образовывали большой овал с пустой серединой. Стулья располагались только с внешней стороны овала. У одной стены разместилась небольшая сцена, над которой висел плоский экран. Археологи, обычные люди в джинсах и майках, совершенно не похожие на ученых, общались разрозненными группами. Их было человек тридцать — тридцать пять.

Появление подростков вызвало всеобщий интерес. Профессор Карасев представил ребят как подрастающую смену и сказал, что им нужно помочь, причем в очень сжатые сроки. Все, кто находился в зале, оставили свои дела и подошли, с любопытством разглядывая ребят. Глеб посадил Юрасика за стол и велел рисовать иероглифы, а сам принялся вновь рассказывать археологам свою легенду, дополняя ее недостающими подробностями. Он решил, что для положительного результата специалисты должны знать все нюансы.

Глеб представил настоящую ситуацию как загадку, заданную учителем-историком. Условия задачи таковы: группа подростков варварски нацарапывает современную дату (23 мая 2013) на древней стене, прямо возле начертанных на ней иероглифов. Стена, возможно, принадлежит майя или другой древней цивилизации. Срабатывает древняя магия, и с этого момента календарь подростков начинает отсчитывать дни назад. Таким образом они доживают до сегодняшней даты, пятого мая. Выигрывает та группа, которая раньше всех находит выход из этой ситуации и возвращается в свое нормальное время. А кто не решит эту задачу и не принесет учителю правильный ответ, те, соответственно, лишены возможности вернуться. Они остаются за бортом реальности и в дальнейшем погибают. Виртуально, конечно. Времени у них совершенно нет, через пару дней стена скроется под землей. Поэтому задачу надо решить здесь и сейчас.

Глеб устало откинулся на спинку стула. Если это не сработает… Даже подумать страшно. Но это не может не сработать. Их много, и все специалисты. Тем более он рассказал им все как есть. Почти все. Кроме того, что это совсем не игра.

Целый час археологи разглядывали нарисованные Юрасиком иероглифы, думали, рассуждали и спорили. Три специалиста по цивилизации майя категорично заявили, что такие символы этим племенем не использовались, хотя некоторое сходство имеется. Египтологи со своей стороны высказали мнение, что несколько значков напоминают египетский алфавит, но общая картина совершенно иная. Также было установлено, что это не старославянский и не древнегреческий язык. Иероглифы на древней стене не имели ничего общего ни с одной известной письменностью.

— Погорячилась ваша учительница, ребята, — сказали археологи. — Подсунула вам задачу, у которой нет решения. Условия задачи изначально составлены неверно — слишком много неизвестных.

Троица приуныла.

— Юра, ну может быть, подождать немного, когда я хотя бы вернусь домой, — предложил профессор Карасев, глядя на огорченного внука. — Мы с тобой сядем и тщательно все разберем и обдумаем.

Юрасик покачал опущенной головой.

— Нам нужно сегодня.

— Но это нереально за такой короткий срок, тебе это скажет любой специалист по расшифровке. Вдобавок ты мог ошибиться и неверно нарисовать символы.

— Я не ошибся. Все правильно. Там именно эти знаки.

— Вам нужно было их сфотографировать, так было бы надежнее. Что ж вы не догадались привезти снимок?

Друзья переглянулись и тяжело вздохнули. Как объяснить, почему они приехали без фотографии? Дед похлопал внука по плечу и отошел к двум коллегам, которые жарко спорили в стороне и сыпали профессиональными терминами.

Глеб, Лена и Юрасик сидели за столом и угнетенно молчали. Дискуссии археологов продолжались уже без их участия. Время подходило к десяти, и с каждой минутой таяла надежда на возвращение. У них не осталось ни одного варианта и ни одной идеи. Если уж археологи не справились с задачей, куда им, обыкновенным тринадцатилетним школьникам!

— Вы что так расстроились, ребята? На вас просто лица нет. — К ним подсел парень лет двадцати пяти, который до этого держался в стороне и в общих дебатах не участвовал.

— Это был наш последний шанс, — глухо сказал Глеб.

— Последний шанс? Все так серьезно? — Парень посмотрел на Юрасика, который машинально рисовал на листе древние иероглифы, значок за значком. Когда заканчивалась последняя строка, он вновь начинал рисовать первую.

— А вы тоже ученый? — спросила Лена парня. — Все археологи уже такие… в возрасте, а вы молодой.

— Нет, я не ученый, я студент. Учусь на историческом, а летом езжу в археологические экспедиции.

— А как вас пустили на конференцию? Дед говорил, что будут только всякие кандидаты и доктора наук, — безучастно проговорил Юрасик, не прекращая свои художества.

— А я сын… то есть внук… знаменитого профессора Константина Сапожникова.

— Это тот, который изучал древнеславянские племена? Он еще книгу написал «В гостях у древних славян», — припомнил Юрасик.

— Да, тот самый. Его все знают, в смысле — помнят, и разрешают мне присутствовать на всяческих съездах. Я очень интересуюсь археологией. Денис, — представился студент.

Ребята вяло назвали свои имена.

— Можно я посмотрю? — Денис взял тетрадь у Юрасика.

— Вы же не специалист, — сказала Лена. — Вы не расшифруете.

— А я не буду расшифровывать. Я попытаюсь догадаться. Повторите-ка мне еще раз свою историю.

Глеб хотел отказаться, но подумал, что они ничего не теряют, и повторил все рассказанное археологам. Денис внимательно выслушал его и спросил:

— Где именно была нацарапана современная дата?

Глеб нашел наиболее удачный рисунок Юрасика и чуть правее последней четвертой строки иероглифов вывел «23.05.2013».

— Вот здесь.

— Почему ты так уверен?

— Да я сам это писал! — воскликнул Глеб и осекся. Лена и Юрасик настороженно переглянулись. Денис внимательно посмотрел на них и, понизив голос, проговорил:

— Это ведь не игра? Не соревнование? Это произошло на самом деле?

Ребята не спешили отвечать. Кто знает, как отреагирует на их признание внук известного ученого? Поднимет их на смех? Расскажет археологам, что все трое шестиклассников разом слетели с катушек?

— Значит, дело вовсе не в победе и не в призе, — сказал Денис.

— Приз — наша жизнь. — Глеб поднял на него глаза. — Мы просто хотим вернуться. Вы можете помочь?

— У меня есть версия. — Денис подвинул тетрадь так, чтобы всем удобно было смотреть на рисунок. — Вы написали дату текущего дня, так? И этот день стал последним днем нормального календаря. Ваша дата оказалась рядом вот с этой строкой, именно здесь. А что, если тут есть взаимосвязь? Если предположить, что именно это соседство — вашей даты и нижних иероглифов — послужило причиной вашего путешествия обратно?

— Что-то я не пойму, — пробормотала Лена и вопросительно взглянула на остальных. — Какая взаимосвязь? Мы считали, что стена мстит нам за надругательство над ней, и не имеет значения, что именно там написано.

— Это ты так считала, — буркнул Глеб, — и постоянно выносила мне мозг.

— Подождите, сейчас мы спросим. — Денис окликнул по именам двух археологов. Вместе с ними к столу подошли еще человек семь. Неразрешимая загадка коварной учительницы все еще не отпускала их. Денис попросил археологов посмотреть на рисунок очень внимательно и сказать, нет ли в нижней строке иероглифа, который имел бы значение «наоборот», «обратный» или «назад». Или хотя бы отдаленно напоминал эти понятия, все равно, в какой письменности, не обязательно майя. Ученые склонились над листком, посмотрели какое-то время, потом один за другим отошли от стола, качая головами. И только пожилой археолог в очках смотрел на иероглифы дольше всех, потом с сомнением сказал:

— Ну вот если только этот. И то не совсем нужное значение.

— Какой именно? — вскинулся Денис.

— Этот. — Археолог указал на последний иероглиф. — Похож на древнешумерский знак, который обозначает «конец», «окончание», «завершение». Только он рисуется вот так.

Пожилой археолог взял ручку и изобразил нечто похожее на перевернутый бутон тюльпана с жирной точкой наверху.

— Видите разницу? У мальчика он слишком угловатый и завален вправо.

Глеб немного оживился. Он еще не совсем понял мысль Дениса, но чувствовал, что дело сдвигается с мертвой точки.

— Это хорошо, — обрадованно сказал студент, — такое значение даже больше подходит. Если предположить, что написанная вами дата стоит именно после иероглифа, означающего «окончание»…

— То все становится ясно! — закричал Глеб так громко, что все в зале обернулись. — Эта дата после символа «конец» оказывается последним днем для того, кто ее написал!

— И для тех, кто случайно оказался рядом, — прошипела Лена ему в спину.

— Как это можно исправить? — взволнованно спросил Юрасик у подошедшего к ним деда. — Может быть, нужно написать на стене другую дату? Очень далекую, до которой невозможно дожить. Например, три тысячи тринадцатый год.

— Я бы не стал этого делать, — ответил Денис вместо профессора. — Надпись не расшифрована, мы не знаем точно, о чем там говорится. Как бы не вышло хуже. У нас ведь одни предположения.

— И что же делать этой команде игроков? — спросил профессор Карасев, с улыбкой наблюдая за взволнованными ребятами. Его забавляло их лихорадочное возбуждение и серьезность внука профессора Сапожникова. Для Юрия Карасева-старшего это было просто соревнование, проигрыш в котором принесет его внуку только небольшое разочарование. А это не смертельно.

— Самый разумный вариант — сделать все наоборот, — сказал Денис. — Это единственное, что приходит в голову в такой спешке.

— Что значит «наоборот»? — озадаченно спросил Глеб.

— Если бы ваша дата была нацарапана возле символа с обратным значением, думаю, это сработало бы.

— А что нужно делать?

— Нужно изменить «конец» на «начало». И рядом снова поставить ту же дату, двадцать третье мая две тысячи тринадцатого.

— Зачем ту же?

— Чтобы не нарушить временную последовательность. Двадцать третье мая — это точка отсчета, день икс. Ваш правильный календарь продолжится именно с того момента, когда он остановился.

— А как нам это сделать? Как изобразить «начало»? — Юрасик вопросительно посмотрел на пожилого археолога.

— Ну и шутки у вашего классного руководителя, — покачал головой тот. — Она у вас кто, знаток древней магии и клинописи древних шумеров? Только голову детям морочит.

Он подвинул к себе тетрадь и провел над перевернутым тюльпаном небольшую горизонтальную черточку.

— Вот так изображается «начало». Вместо точки над символом — черта. Неужели вы думаете, что это и будет разгадкой?

— Не уверен, — признался Денис. — Но других версий нет.

— Мы должны это сделать, — негромко сказал Глеб, когда пожилой археолог и профессор отошли. — У нас нет выбора.

— Когда? — упавшим голосом спросила Лена.

— Что когда?

— Когда вы собираетесь это делать?

Лена печально взглянула сначала на Глеба, потом на Юрасика.

— Нижней строки уже нет. А значит, нет нужного иероглифа.

Глеб и Юрасик оцепенели. Сфотографировав стену и выучив символы, они немного успокоились насчет исчезающей под землей надписи и считали, что у них в запасе есть еще пара дней. Им и в голову не приходило, что может понадобиться именно нижняя строка.

— Так, стоп! Без паники! — решительно сказал Денис. — Вы мне только что рассказывали, что утром шестого мая вся надпись была видна и последняя строка уже была очищена.

— Но сегодня пятое мая! — воскликнул Глеб.

— Ребята, вы настолько привыкли жить в обратную сторону, что уже не можете представить движение суток вперед. В нормальной жизни шестое число наступает после пятого, а не наоборот. Ну, смотрите сами — шестого мая утром надпись откопана. Ночью раскопки не ведутся. Значит, ее откопали пятого мая к вечеру. А сегодня что? Пятое мая, вечер. Именно сейчас нужная строка еще есть. А вот завтра утром… — Денис выразительно замолчал.

— Значит, едем сейчас! — Глеб вскочил с места.

— Мы не успеем, — безнадежно сказала Лена, посмотрев на свои часики. — Двадцать минут одиннадцатого.

Юрасик выбрался из-за стола и устремился к деду, бросив на ходу:

— На такси успеем.

— Денис, — нерешительно обратилась Лена к студенту, кинув быстрый взгляд на Глеба. — Я хотела спросить. Я написала письмо… самой себе. Ну, чтобы предупредить себя и не допустить всего этого…

Глеб с изумлением уставился на девочку. Он не ожидал от нее такого креатива. Пусть даже бесполезного.

— Как вы думаете, оно могло дойти? — продолжала Лена, игнорируя его взгляд. — Ну то есть я… другая я, из правильного календаря, могла его получить?

Денис задумался.

— Я его надежно спрятала, в чугунную кастрюлю, которую брала только утром двадцать третьего мая, не раньше. За весь месяц я только один раз готовила плов в этой кастрюле. Я ведь могу найти письмо и изменить все, что случилось?

— Не думаю, — ответил студент. — Если бы вы попали в какую-то точку в прошлом и двигались вперед, тогда теоретически это было бы возможно. А так — вы каждый раз прыгаете во вчерашний день, который стирает все, что вы делали в сегодняшнем.

— Пошли скорей! — крикнул Юрасик через весь зал. Такси внизу.

Друзья вместе с профессором спустились вниз. Денис тоже вышел на улицу, чтобы проводить их. Возле входа в отель дежурили несколько машин с шашечками на крыше. Профессор открыл дверь ближайшего такси и заговорил с водителем.

— Ты все запомнил? — спросил Денис Глеба. — Хорошо бы сделать все точно так же, как в тот раз. Пиши сам, как писал тогда, все до последней точки. И желательно тем же предметом. Или у тебя его нет?

— Есть, — Глеб вытащил из кармана ключи с танком из «World of Tanks».

— Садитесь, — пригласил профессор и открыл заднюю дверь «Лады-Калины». Глеб и Лена забрались на заднее сиденье. Юрасик подошел к деду и прижался к нему.

— Каждого из вас довезут до дома, чтобы вы не бегали одни по ночам, — сказал профессор. — Юра, я позвонил папе, тебя уже потеряли. Ты почему никого не предупредил? Ну ладно, садись, потом поговорим. Да что с тобой?

Юрасик не мог заставить себя оторваться от деда. Он понимал, что если у них все получится, то деда он больше не увидит. Никогда. И именно сейчас безвозвратно уходят секунды, когда можно стоять, прижавшись к нему, и слышать его голос. В последний раз. Юрасик повернулся спиной к машине, где ждали Лена и Глеб, и горько прошептал:

— Дед, я… скучаю по тебе…

Дед удивленно наклонился к нему и заглянул в лицо:

— Юрочка, мы скоро увидимся. Я вернусь послезавтра. А пятнадцатого уйду в отпуск. Ты чего раскис?

— Я хочу, чтобы ты всегда был со мной…

Юрасик нехотя отпустил деда и, часто моргая, чтобы сдержать слезы, сел на заднее сиденье рядом с Леной. Глеб выглянул из своего окна и тихо спросил стоящего рядом Дениса:

— А как вы догадались, что это все не игра? Почему вы нам помогли? С вами тоже что-то подобное произошло, да?

Студент наклонился к окну.

— Удачи вам, — сказал он после короткой паузы. — У вас все получится.

Таксист захлопнул свою дверь, и «Калина» медленно отъехала от гостиницы.

В машине Юрасик всю дорогу сидел, уткнувшись лбом в темное стекло. Лена и Глеб его не трогали, они шепотом перебирали варианты, как быстрее попасть на раскопки. Ведь дачные автобусы по ночам не ходят. А пешком туда точно не добраться. Глеб в начале пути пытался договориться с водителем, чтобы он отвез их на дачу. Но таксист отказался наотрез, мотивируя тем, что ему был дан строжайший наказ — только по домам. Еще и отчитаться придется перед заказчиком, что он выполнил все в точности.

Километрах в трех от поселка таксист завернул на автозаправочную станцию и остановился, объяснив ребятам, что ему надо немного подкачать колесо и заодно заправиться. Он вытащил из багажника электронасос и склонился над левым задним колесом. Глеб с тяжелым вздохом высунулся в свое окно. И так времени нет, а он еще заправляться надумал. К соседней колонке подъехал большой черный джип. С водительского места выпрыгнула длинноволосая девушка в джинсах, не переставая ругаться с кем-то в салоне. Этот «кто-то» огрызался ей в ответ, и его голос показался Глебу очень знакомым. Спустя мгновение до него дошло, кто был обладателем голоса. Мухин! Именно он сидел на пассажирском сиденье и напропалую грубил сестре.

— Я не нанималась возить тебя на дачу! — кричала девушка. — У меня своих дел по горло! Меня ждут!

— Да знаю, кто тебя ждет! Твой очкастый енот! Подождет, ничего с ним не случится. Ему не привыкать ждать тебя по три часа. Тебе мама велела отвезти меня, значит, повезешь, как миленькая!

— Маленький крысеныш! Бак открой! — Девушка пошла в здание автозаправки, где располагалась касса. Мухин открыл дверцу джипа и спрыгнул на землю.

Глеб не сомневался ни минуты. Его не волновало, что перед ним давний недруг, что они враждуют уже два месяца и не могут пройти мимо друг друга без оскорблений. Сейчас имело значение лишь то, что Мухин ехал на дачу. А его дача находилась возле объездной дороги, ведущей на раскопки. И времени до наступления следующих суток практически не осталось. Глеб выскочил из машины.

— Парень, ты куда? — спросил таксист, оторвавшись от своего занятия.

— Подышу. Укачало, — ответил тот.

— Елизаров? — изумился Мухин, когда Глеб подошел к джипу. — Откуда ты здесь взялся?

— Мухин, подкинь нас до дачи, — решительно проговорил Глеб. — Очень надо.

Мухин на мгновение онемел от такой наглости.

— Елизаров, ты прикалываешься? Ты вообще понимаешь, кого ты просишь и о чем? Я ведь могу и в лоб дать.

— Это я тоже могу, ты прекрасно знаешь. И если я прошу именно тебя, поверь, что все очень серьезно. Нас трое — Карасев, Зюзина и я. Мы в беде.

— Целых три оленя? — присвистнул Мухин и вставил в бах заправочный пистолет. — Хотя чего странного? Все парнокопытные должны держаться вместе.

Шланг зашумел, перекачивая бензин. Таксист положил в багажник насос и направился к кассе.

— Чего стоишь? Свободен. — Мухин демонстративно отвернулся. К машине подошла девушка, бросила мимолетный взгляд на Глеба и забралась на водительское сиденье. Мухин закрыл крышку и пошел к своей двери. Глеба охватило отчаяние.

— Ты человек или нет?! — крикнул он. Мухин замедлил шаг.

— Это вопрос жизни и смерти. Я не шучу, — проговорил Глеб ему в затылок. Тот обернулся.

— Помоги. Пожалуйста. — Глеб почувствовал, как перехватывает горло. Он смертельно устал бороться с постоянными неудачами, у него совсем не осталось сил. Он готов был слиться.

— Чего копаешься? — раздраженно крикнула девушка. — Мама же звонит.

Мухин молча скрылся в салоне. Глеб напряженно всматривался в черные тонированные стекла, каждую секунду ожидая, что джип тронется с места.

— Садитесь, — нехотя бросил высунувшийся из окна Мухин. — Только пулей!

Глебу хватило двадцати секунд, чтобы запихнуть ничего не понимающих ребят на заднее сиденье джипа и горячо поблагодарить Мухина с сестрой. Не успел джип отъехать от заправочной колонки, как из здания вышел таксист и неторопливо направился к своей машине. Лена и Глеб приникли к окнам, наблюдая, как он бестолково вертится возле «Калины», пытаясь понять, куда подевались пассажиры.

Джип затормозил у больших железных ворот в половине двенадцатого. Глеб заверил сестру Мухина, что их дача на соседней улице и они туда доберутся сами. Девушка равнодушно бросила «Окей!», прыгнула в машину и укатила. Мухин скрылся в своей калитке, ни разу не оглянувшись на одноклассников и проигнорировав протянутую Глебом на прощание руку.

Друзья дошли до конца улицы, освещенной фонарями, и остановились. Дальше дорога поворачивала в поля и терялась в потемках. Было жутковато идти наугад по незнакомой местности, да еще ночью. Но времени на раздумье не оставалось, и Глеб решительно двинулся дальше, по широкой грунтовой дороге, которую едва можно было разглядеть в тусклом лунном свете. Ребята молча последовали за ним. Некоторое время они шли в полной тишине, которая нарушалась только стрекотанием полевых сверчков и прерывистым сопением Юрасика. Глаза быстро привыкли к темноте, и Глеб уже не боялся заблудиться. Тем более что дорога была одна — никаких развилок и сбивающих с толку тропинок не наблюдалось. Когда вдруг далеко впереди появился мерцающий огонек, Лена восторженно вскрикнула:

— Костер! Смотрите, костер! Там лагерь. Мы почти пришли!

И тут Юрасик с протяжным стоном опустился на землю.

— Что с тобой? — бросилась к нему Лена. — Тебе плохо?

— Опять фобия? — с досадой спросил Глеб. — Брось, ты же не один.

— Какая фобия? — не поняла Лена. — У кого фобия?

Юрасик вымученно взглянул на них:

— Я дальше не пойду. Я останусь здесь.

Глеб и Лена остолбенели от неожиданности.

— Ты рехнулся? — спросил Глеб. — Ты сам-то понял, что сказал?

Лена опустилась на колени возле Юрасика.

— Юра, ты устал? Потерпи, осталось совсем немного. Вставай, пойдем.

— Идите одни. Я не хочу туда возвращаться.

— Но почему?!

— Там его нет. А здесь есть. И я буду с ним.

— Юра, ты не можешь здесь остаться, ты погибнешь!

— Мне все равно.

Лена в отчаянии посмотрела на Глеба. Тот нетерпеливо оглянулся на далекий огонек, физически ощущая, как уходят драгоценные минуты.

— Понимаешь, — торопливо заговорил Юрасик. — Он жив уже четыре дня, а я даже толком не поговорил с ним! Если я пойду с вами, я его больше никогда не увижу! Я не хочу без него. Я хочу, чтобы он был жив. А здесь он жив.

— Ну Юра! — закричала Лена со слезами в голосе. — Не сходи с ума! Пойдем! Пожалуйста!

— Да что ты его уговариваешь! — вдруг совершенно спокойно сказал Глеб. — Пусть остается.

— Что? — опешила Лена.

— Если ему плевать на собственную семью, если он хочет, чтобы его родные постоянно страдали, пусть сидит здесь. — Глеб сделал два шага в сторону. Юрасик поднял голову:

— Зачем ты так говоришь? Мне не плевать. Я их люблю.

— Любишь? Тогда зачем ты хочешь добавить им горя? Они только что потеряли Юрия Васильевича, а ты хочешь, чтобы они еще и без тебя остались? И ты думаешь, они продолжат жить как ни в чем не бывало? Ну подумаешь, было пятеро, а осталось трое! Больше места в квартире!

— Что ты несешь?! — закричал Юрасик. — Почему они останутся без меня?

— Да потому, что ты исчезнешь после двадцать третьего мая! — заорал в ответ Глеб. — Для нас двадцать четвертое так и не наступило! И там, в нормальном календаре, нас нет! Уже восемнадцать дней, как мы пропали. Если мы сейчас все не исправим, наши родители всю жизнь будут нас искать, ждать и надеяться на чудо. Ты хочешь им такой жизни? Тогда сиди и жди полуночи. Лена, пойдем.

Глеб развернулся и зашагал вперед, держа курс на костер. Юрасик неуклюже поднялся и устремился за ним. Лена вздохнула с облегчением, еще не веря, что все обошлось. Как Глебу удалось мгновенно найти нужные слова? Просто невероятно!

Костер постепенно приближался, его пламя становилось все ярче. С левой стороны уже можно было различить лес, в котором прятался палаточный лагерь волонтеров. По всей вероятности, раскоп находился прямо по курсу и до него оставалось не больше двухсот метров. Глеб вытащил из кармана телефон.

— Осталось семь минут, — тревожно сообщил он. — Юрок, надо поднажать.

Юрасик сделал глубокий вдох и побежал. Это не было похоже на бег олимпийского чемпиона, но он очень старался. Он не мог допустить, чтобы бабушка, мама и папа навсегда остались втроем. Лена и Глеб в два счета догнали его и побежали рядом.

— Глеб, беги вперед, — прохрипел изнемогающий Юрасик. — Тебе нужно время, чтобы начертить.

— А вы? — оглянулся на них Глеб.

— Мы успеем, догоним, — сказала Лена и, видя, что он медлит, закричала на всю округу: — Беги, тебе говорят! Беги!

Глеб сорвался с места и понесся к чернеющему впереди раскопу, не слыша больше ничего, кроме свиста ветра в ушах. Он уже вышел на финишную прямую, и, даже если бы древнюю стену сторожил целый отряд добровольцев, его это не остановило бы. Показался край квадратной ямы. Глеб в три прыжка преодолел оставшееся расстояние, но оступился в темноте и кубарем скатился вниз, сильно ударившись обо что-то коленом. Боль пронзила его до самого затылка, он мимолетно подумал, что у него, скорее всего, треснула кость. Но сейчас это было не важно. В эту минуту ничего не было важно — только добраться до цели. Глеб поднялся и поковылял вперед, на ходу вынимая из кармана телефон и ключи с брелоком. Вот и древняя стена. Черная и мрачная. Глебу показалось, что она презрительно наблюдает за ним в темноте и усмехается, как бы говоря: «Ну, давай-давай, крутись, вертись, из кожи вон выпрыгивай! Все равно у тебя ничего не выйдет! Ты никогда не вернешься в свое время! Ты получил по заслугам, и теперь останешься здесь навсегда».

— Не надо, не делай этого, — умоляюще прошептал Глеб, дотронувшись до холодного камня. — Я больше никогда не посмеюсь ни над какой древностью. Отпусти нас домой. Пожалуйста!

Подсветив себе телефоном, Глеб вытер ладонью место рядом с последним иероглифом и оглянулся. Ребят не было. Со стороны леса доносился звук включенного радио, играла веселая музыка. Глеб сжал в руке брелок и старательно нацарапал на камне: «23.05.2013». Вышло немного криво и не совсем похоже на прежнюю надпись, но он надеялся, что это не важно. Он снова нетерпеливо оглянулся. Ну где же друзья? Как он может поставить последнюю черту без них?

— Ну же, — в отчаянии прошептал Глеб. — Ну же, скорее!

Он взглянул на экран телефона. Двадцать три часа пятьдесят девять минут. Музыка смолкла.

— Передаем сигналы точного времени, — отчетливо произнес мужской голос. Глеба бросило в жар. У них на кухне в радиоприемнике была настроена именно эта станция, и он прекрасно знал продолжение. Сейчас прозвучат шесть сигналов и наступит следующий час. Значит, времени совсем не осталось. Глеб коснулся брелоком стены над последним иероглифом, напряженно вглядываясь в темноту. Ну появитесь вы уже! Последние секунды! Раздался первый сигнал, второй, третий… Надо чертить. Сейчас или никогда. Четвертый сигнал. И в это мгновение Глеб с облегчением заметил на краю раскопа силуэты друзей. Успели!

— Прыгайте быстрее! — закричал он, уже не глядя на них.

Пятый сигнал. Глеб поспешно прочертил над символом короткую горизонтальную линию. Шестой сигнал. Последнее, что он успел услышать, был голос из радио:

— В столице — полночь.

23 мая 2013, четверг

Глеб открыл глаза и уставился в светлое окно. Утро. Только какого дня? Получилось или нет? Он дома, в своей постели. Но это ничего не доказывает. Он и так каждое утро просыпается в своей постели. Коленка не болит, как будто он не ударился ею о камень вчера, и это тоже ничего не значит. Так они вернулись или нет? Сработал ли план Дениса?

Глеб полежал немного, невольно прислушиваясь к болтающему радио. Жаль, что оно работает. Как бы не сказали, какое сегодня число. Если ничего не вышло, пусть он об этом узнает как можно позже. Не сейчас. А пока он поваляется и помечтает, что все в порядке, что на самом деле не было этого долгого путешествия назад и ему просто приснился кошмарный сон.

Минут через десять Глебу надоело лежать. Он выбрался из постели и отправился в ванную, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы подольше пребывать в счастливом неведении. Взяв зубную щетку, он машинально взглянул в зеркало и застыл с поднятой рукой. Из зеркала на него смотрел взлохмаченный мальчишка с ободранной щекой. Глеб в тупом оцепенении ощупал болячку. Где-то он ее уже видел. Ну да, в этом же зеркале. Восемнадцать дней назад.

Из его горла вырвался дикий вопль. Это был победный крик Тарзана, в одиночку разметавшего стадо бегемотов. Получилось! Они вернулись! Они это сделали! Глеб швырнул зубную щетку в раковину и понесся в комнату, трубя как африканский слон. Ему хотелось орать во все горло, скакать и кувыркаться через голову. Заслышав скрежет ключа в замке, Глеб с радостным криком метнулся в прихожую и повис на шее у остолбеневшего отца.

— Пап, где ты был?

— Бегал, где же еще. Ты же видишь, я в спортивной форме.

— А почему меня не взял?

— Глеб, что с тобой? Ты уже два месяца как перестал со мной бегать.

— Ну а теперь снова начну! Завтра пойдем вместе!

Глеб весело поскакал на кухню. Отец проводил его ошеломленным взглядом. Он давно не видел сына таким счастливым и не понимал причину его бурного веселья.

— Так, Глеб, вот тебе триста рублей, — сказал отец после завтрака. — Купишь себе хлеба, колбасы и бутылку воды.

— Зачем? — удивился Глеб, собирая учебники в школьную сумку.

— Как зачем? Сделаешь бутерброды, возьмешь с собой.

— Куда, в школу? Я там обедаю.

— Да не в школу, а на экскурсию. Вы же сегодня едете в Анапу.

— Куда? — поразился Глеб.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — подозрительно посмотрел на него отец. — Что-то ты странный сегодня. Ты забыл, что вы едете в Анапу в музей?

Глеб сунул очередной учебник мимо сумки и ошалело посмотрел на отца.

— А какое сегодня число?

— С утра было двадцать третье, — сказал отец и ушел на работу. Глеб оставил сумку и в волнении заходил по комнате. Почему снова наступило двадцать третье мая? Ведь Денис сказал, что нормальный календарь продолжится именно с того момента, когда остановился. Значит, они должны были вернуться двадцать четвертого. Или он неправильно понял Дениса? А может быть, ничего страшного? Какая разница — двадцать третье или двадцать четвертое? Самое главное, они вернулись, и дни снова пойдут вперед. А если не пойдут? Что, если их снова отнесло в исходную точку обратного календаря, в тот день, с которого все началось? Никто ведь толком не понял, что написано на камне, и символ «начало» может оказаться началом того же самого пути, по которому они пятились восемнадцать дней. Что если завтра снова наступит вчерашний день?

Глеб схватился за телефон и по памяти набрал номер Юрасика. Абонент недоступен. Он попробовал еще раз. Тот же результат. Глеб быстро собрался и побежал в школу. Нужно срочно обсудить с друзьями возникшие проблемы. В самом деле, почему он один должен париться? Их это тоже касается.

Лены в школе не было, а Юрасик появился в классе практически со звонком, и у Глеба не было никакой возможности подойти к нему. Весь урок он ерзал, ожидая, когда тот обернется и хотя бы взглядом выразит восторг по поводу благополучного возвращения. Но Юрасик сидел за своей второй партой с отрешенным видом и не реагировал даже на учителя. «Из-за деда переживает. Проснулся утром, а его снова нет. И уже не будет», — подумал Глеб. Схлопотав замечание, он успокоился и прекратил попытки привлечь внимание Карасева. Едва дождавшись конца урока, Глеб кинулся к его парте.

— Ну что, Юрок, как настроение? Реально клево? У нас все получилось!

Юрасик поднял на него непонимающие глаза:

— Ты о чем? Что получилось?

— Вернуться получилось. Правда, почему-то не в тот день.

— Откуда вернуться?

— Карась, ты что, прикалываешься? Это типа шутка?

— Мне не до шуток.

Юрасик поднялся и стал собирать рюкзак. Глеб разозлился:

— Ты чего сегодня такой тормознутый? Жалеешь, что не остался? Так я тебе еще вчера все объяснил.

— Ты не мог мне вчера ничего объяснить. Ты со мной вообще ни разу не разговаривал, — равнодушно сказал Юрасик. Глеб взглянул ему в глаза, и его обдало ледяным ужасом. Перед ним стоял совершенно чужой человек. И все, что он сказал, было правдой. Он действительно не понимал, о чем речь, и ниоткуда не возвращался. Потому что это был не тот Юрасик.

— Не может быть, — пробормотал Глеб, боясь даже подумать, что произошло. Так не должно было случиться! Это настолько чудовищно, что никак не может быть правдой. Но вот оно, доказательство, прямо перед ним, с потухшими глазами и невыразительным, как маска, лицом.

— Скажи, Карасев, какое число было вчера? — предпринял Глеб еще одну попытку, хотя и так все было слишком очевидно. Юрасик не вернулся, он остался в прошлом.

— Двадцать второе мая, — безразлично ответил Карасев и поплелся к двери.

Весь следующий урок Глеб просидел в полном оцепенении, не в состоянии сконцентрироваться. Когда их отпустили по домам переодеться и подготовиться к экскурсии, он прямиком рванул к дому Лены.

По ее первым словам он понял, что Лена тоже не та.

— Елизаров, ты? — удивилась другая Лена. — Чего тебе?

— Клара прислала напомнить про экскурсию, — сказал Глеб. С этой Леной тоже говорить было не о чем. Она его не знала.

— Я поеду. Я ей уже сказала. Брата дождусь и приду.

— Ну, она забыла, наверное. Возраст, склероз.

— У тебя все?

Лена собралась закрыть дверь. Глеб успел поставить ногу на порог. Надо было еще кое-что проверить.

— Погоди. Ты сегодня никакого письма не получала?

— Еще рано, почту не приносили. А что?

— Не по почте. Оно могло обнаружиться дома. В неожиданном месте.

— Ни в каком месте никакое письмо не обнаруживалось, — рассердилась Лена и попыталась дверью выдавить его ногу.

— Посмотри повнимательней, вдруг оно есть, а ты его не заметила. — Глеб уперся в дверь руками, не давая ей закрыться.

— Да от кого письмо-то? От тебя, что ли? Ты что, подкинул мне письмо?

— Очень мне надо тебе письма подкидывать! Оно должно быть в той кастрюле, в которой ты сегодня готовила плов. Или ты его еще не готовила?

— Ты что, следишь за мной? Откуда ты знаешь, что я сегодня готовила? Елизаров, ты больной? Ты пробираешься в мой дом и подкидываешь письма в мои кастрюли?

Лена изловчилась и, выпихнув Глеба за порог, захлопнула дверь.

— Ты сама больная! — огрызнулся он.

— Не уйдешь, я участковому позвоню! — крикнула из-за двери Лена.

— Не позвонишь! — крикнул в ответ Глеб. — У тебя телефона нет. Ни домашнего, ни мобильного.

По тишине за дверью он понял, что противник в нокауте.

В десять тридцать Глеб подошел к школе, где шестой «А» грузился в автобус. Сначала он не собирался ехать на экскурсию, решив, что с него довольно раскопок, артефактов и древней магии. Целых восемнадцать дней он не думал ни о чем другом. Хватит, всему есть предел. Но потом Глеб подумал, что нужно посмотреть, как выглядит обломок древней стены сейчас, после всех изменений. Если там появилось что-то новое или, наоборот, что-то пропало, он обязан это увидеть. Нужно знать, к чему быть готовым. Ведь теперь он остался в одиночестве и должен соображать за троих. Помощи ждать неоткуда.

Все было так же, как в прошлый раз. Снова Мухин возражал против того, чтобы Глеб сидел с ним. Снова Клара Борисовна металась по салону, успокаивая свой класс. И снова Юрасик и Лена оказались с Глебом на одном сиденье. Но это были другие Юрасик и Лена. Совершенно посторонние люди. С ними Глеб не был знаком. Они не переживали вместе трудности, не радовались неожиданным удачам, не орали друг на друга в запале, не сочувствовали друг другу. Они не становились с каждым днем ближе. С этими чужими людьми у него не было ничего общего. Сидя рядом с ними в автобусе, Глеб еще острее ощущал свое одиночество. Он поймал себя на мысли, что скучает по тем, настоящим Юрасику и Лене и не представляет, как теперь будет без них обходиться. Целых две недели он чувствовал себя частью одной команды с общей целью. Он привык к вниманию и дружеской поддержке. А сейчас снова остался один. И никому не было до него дела.

На раскопках Глеб держался в стороне, позади всех. Ему решительно не хотелось спускаться в яму и тем более приближаться к опасной стене. Но издалека он ничего не мог разглядеть, особенно за спинами одноклассников. Спрыгнув в раскоп и пробравшись в передние ряды, Глеб обнаружил, что на поверхности стены ничего, кроме древних иероглифов, нет. Ни даты, ни черточки над последним символом, которые он собственноручно чертил вчера ночью. То есть не вчера, а пятого мая. Но ведь пятое было раньше сегодняшней даты, двадцать третьего. Его каракули должны были остаться. А их нет. Почему?

Глеб тупо смотрел на стену и чувствовал, что запутался вконец.

Остаток вечера Глеб провел дома, собирая пазл и слушая радио. Отец ушел в восемь, как и в прошлый раз, но теперь Глеб не стал закатывать ему скандал. Какой смысл? Результатом все равно будет одинокий вечер. К тому же орать и возмущаться просто не было сил. Глеб совершенно упал духом. От утренней радости не осталось и следа. Он постоянно прокручивал в памяти события вчерашнего вечера, вернее, последних минут перед наступлением полуночи. Что случилось? Что пошло не так? Почему вернулся только он? Где Лена и Юрасик? А если стена снова мстит? Если нельзя было прикасаться к древним иероглифам и тем более что-то в них исправлять? Но тогда гнев древней цивилизации должен был пасть на него, а не на ребят. Какая же это месть, если он вернулся, а они нет? А вдруг та ужасная версия, которую он отбросил сегодня утром, на самом деле верна? Вдруг он вовсе не вернулся, а просто отпрыгнул на старт, как в компьютерной игре с неработающим сохранением? И теперь снова будет катиться назад, да еще и в одиночку!

Глеб яростно замотал головой, стараясь вытрясти из нее все эти страшные предположения. Он решил не ложиться спать и посмотреть, что произойдет в полночь. Установил в телефоне будильник ровно на двенадцать часов, погромче включил радио. Он и сам не смог бы объяснить, зачем ему двойное оповещение о наступлении новых суток. Но он должен был знать, что его ждет. Ведь если сейчас снова произойдет прыжок и он проснется утром предыдущего дня, можно окончательно попрощаться с будущим. И со своей дальнейшей жизнью.

Время близилось к полуночи. Осталась последняя минута, несколько секунд, одна секунда. Глеб затаил дыхание. Сейчас все станет ясно. Вот сейчас… И радио и телефон начали издавать сигналы практически одновременно. Глеб машинально отключил будильник в телефоне и в наступившей тишине отчетливо услышал голос диктора: «В столице — полночь». Заиграл гимн России. Глеб слушал его строчку за строчкой и понимал, что вернулся. Теперь уже точно. Окончательно и бесповоротно. Время снова пошло вперед, и этот кошмар закончился. Наступило ЗАВТРА, которого так долго не было.

Глеб осознавал, что это очень хорошая новость и он должен радоваться. Но никакой радости не было. У него вдруг кончились силы. Он ощущал себя электрическим прибором, который резко и неожиданно выдернули из розетки. В таком состоянии его и нашел отец, вернувшийся домой в половине второго ночи.

— Ты чего не спишь? — спросил он, садясь к сыну на постель. — Что вообще с тобой происходит? Утром скакал, как веселый жеребенок, а сейчас на тебя страшно смотреть — прямо вселенская скорбь. Откуда такие перепады настроения?

— Пап, знаешь, что я подумал? — медленно, словно через силу проговорил Глеб. — Приведи к нам Веру.

Отец от удивления потерял дар речи.

— Что? — только и смог вымолвить он.

— Пусть живет с нами.

— Ты заболел? С чего вдруг такое решение?

Глеб поднял голову, и отец поразился, увидев в его глазах совсем не детскую тоску.

— Я всегда один, — сказал Глеб. — У меня нет друзей. Нет семьи. У меня вообще никого нет.

— А я? — отец растерянно посмотрел на него.

— И тебя нет. Я ничей.

Отец встал с постели и подошел к окну. Некоторое время оба молчали.

— Я больше не могу так, — снова заговорил Глеб. — Я попрошу прощения. Приведешь?

— Посмотрим, — не сразу ответил отец. — Но на твоем месте я бы не очень рассчитывал, что она так легко тебя простит.

Отец резко повернулся и вышел из комнаты.

— Простит, — сказал Глеб и едва слышно добавил: — Она простит. Я знаю.

24 мая 2013, пятница

В школу Глеб плелся неохотно. Он опасался, что ни Юрасика, ни Лены там не окажется. А вдруг они совсем исчезли? Те, настоящие, не вернулись, а для этих, двойников, двадцать четвертое мая никогда не наступало. Что же он наделал? Сам здесь, а они затерялись в обратном календаре и не могут вырваться из него. Как их оттуда вытащить? Ведь при всем его желании с ними невозможно пересечься. Как бы ему сейчас пригодился совет Дениса, который, как оказалось, неплохо разбирался в таких аномальных явлениях. Только, интересно, почему?

У входа в школу к Глебу прицепилась компания Мухина. У Глеба не было никакого желания отвечать на их придирки.

Он помнил, как благородно повел себя Мухин в критической ситуации. Несмотря ни на что, не отказал им в помощи. Вся эта глупая школьная вражда вдруг показалась Глебу пустой и бессмысленной. Зачем калечить и оскорблять друг друга? Ради чего?

— Кончай строить из себя отморозка, — сказал он Мухину. — Ты же на самом деле нормальный парень. Твой класс, мой класс… Горшки делите, как в яслях. Не надоело?

Глеб обошел зависшего Мухина и обернулся на крыльце:

— Привет сестре! Она классно на джипе гоняет.

Возмущенный Загоркин рванулся за ним, но Мухин схватил его за руку:

— Оставь его. Пусть идет, — и проводил Глеба задумчивым взглядом.

Юрасик оказался в школе. «Не исчез!» — вздохнул с облегчением Глеб. Помня о своей вчерашней неудачной попытке, он не стал подходить к Карасеву, но в какой-то момент поймал на себе его необычный взгляд. «Помнит, что я вчера ему плел. Считает меня чокнутым, — подумал Глеб. — Хорошо, что Зюзиной нет. А то бы тоже сверлила меня взглядом и вспоминала про кастрюлю и письмо». Он не сомневался, что они оба теперь будут смотреть на него странно. Другой Юрасик и другая Лена. Просто одноклассники. А его друзей уже не вернуть.

На географии Карасев несколько раз оглянулся на Глеба. «Да что ж он никак не угомонится!» — рассердился тот и внезапно уловил в его взгляде что-то знакомое, что-то живое, чего не было у вчерашнего Юрасика с потухшими глазами. У Глеба перехватило дыхание. Неужели? Да нет, он ошибается. Это игра его воображения. Он просто очень хочет этого. А вдруг? Глеб во все глаза уставился на Карасева, но тот больше не оборачивался. Тогда Глеб открыл тетрадь на последней странице и нарисовал тот самый символ, который помог ему вернуться, — перевернутый бутон с горизонтальной чертой наверху. Он ждал довольно долго, и, когда наконец Карасев опять оглянулся, Глеб поднял тетрадь так, чтобы Юрасику был виден рисунок. От волнения у него бешено колотилось сердце и тетрадь в руках ходила ходуном. Он понимал, что рискует своей оценкой за четверть и Кира Давидовна вполне может ее испортить, но сейчас реакция Карасева была важнее всего. И когда глаза Юрасика вспыхнули радостью, Глеба кинуло в жар. Он выпустил тетрадь, и она спланировала на пол между рядами. Юрасик не отрываясь смотрел на Глеба, и его круглое лицо сияло от восторга.

Глеб вдруг ощутил, как с плеч свалилась огромная тяжесть. Ему стало так легко и хорошо, что казалось, он сейчас взмоет над своей партой и вылетит из открытого окна в небесную синь. Разве мог он подумать три недели назад, что будет радоваться своему однокласснику Карасеву, как лучшему новогоднему подарку?

Подойти друг к другу не удалось и после звонка. Вошла Клара Борисовна с сообщением насчет последнего учебного дня.

— Прежде чем вы отправитесь на информатику, попрошу всех сдать дневники, — сказала она и пошла по классу, собирая их. — В понедельник последний учебный день. Вы сдадите учебники и после этого придете на классный час. Там и получите свои дневники уже с оценками. Семак, забери обратно. Я тебе уже говорила — это не дневник, это мусорная куча, противно в руки взять. Почистишь, заклеишь и принесешь в мой кабинет.

Клара Борисовна пересчитала собранные дневники.

— Одного не хватает. Кто не сдал? А, сегодня снова Зюзиной нет. Нужно сказать ее брату, чтобы принес.

Словно подброшенный пружиной, Глеб вскочил с места:

— Клара Борисовна, можно я сбегаю? Я быстро.

— Елизаров? Ты хочешь сбегать к Зюзиной за дневником? — озадаченно переспросила классная руководительница. Она была уверена, что к Зюзиной никто из класса не пойдет даже под угрозой двойки. Оживившиеся шестиклассники тут же стали отпускать шутки насчет странной парочки. Но Глебу было все равно. Он не мог больше оставаться в душном классе. Очень хотелось узнать, как там Лена. Их Лена, настоящая, а не вчерашняя грубиянка и вредина.

Клара Борисовна прикрикнула на расшумевшийся шестой «А» и сказала:

— Ну хорошо, Глеб, сходи. Диану Робертовну я предупрежу.

— А можно я с ним? — поднялся из-за парты Юрасик. Только что успокоившийся класс снова загудел. Клара Борисовна совсем растерялась:

— К Зюзиной? Вдвоем? За одним дневником?

— Он адрес знает, а я… дневник понесу, — сказал Глеб.

Классная руководительница перевела взгляд с Карасева на Елизарова и от неожиданности согласилась. Было что-то загадочное в этой ситуации. Она прекрасно знала, кто с кем дружит, кто с кем общается, и никак не могла связать Карасева с Зюзиной. А уж Елизарова она вообще ни с кем не могла связать.

— Только обязательно вернитесь на информатику, — предупредила она. — Долго не бегайте. Дневник принесете в мой кабинет. Остальные остаются на местах и слушают меня.

Глеб и Юрасик с готовностью кивнули и выбежали из кабинета. Оказавшись в коридоре, они тут же кинулись друг к другу.

— Карась! Это ты! — радостно хлопал его по плечу Глеб. — Я уже думал, что не увижу тебя!

— Глеб! Как здорово! — захлебывался восторгом Юрасик. — Я вчера чуть с ума не сошел, когда понял, что ты — это не ты!

— И ты мне это рассказываешь? Да я вчера ездил на раскопки с твоим двойником! Препротивный тип, я тебе скажу!

— А ты мне вчера по шее съездить хотел за то, что я плету всякую ерунду. Ну, то есть не ты, а другой ты.

— Погоди, — остановился Глеб. Когда это — вчера?

— Ну вчера, четвертого мая, — объяснил Юрасик.

— У тебя вчера было четвертое?

— Да, у нас с Леной было четвертое. А у тебя какое?

— У меня двадцать третье.

— Вы еще здесь? — выглянула из кабинета Клара Борисовна. — Я сейчас отменю свою благотворительную акцию. Мне не трудно.

Друзей словно ветром сдуло, причем Юрасик не слишком отставал от Глеба.

— Как же получилось, что вы попали в четвертое мая? — спросил Глеб по дороге к Лене. — Я-то в это время был в двадцать третьем. Почему мы разделились?

— Не знаю, но я очень даже доволен. Я вчера не поехал к тетке и весь день провел с дедом. Он никуда не торопился, ничем не был занят. — Вспомнив про деда, Юрасик погрустнел.

— Жаль, конечно, что его больше нет. Но ты только представь, какой уникальный шанс тебе выпал — ты его видел, ты с ним говорил целый день. Не у каждого бывает возможность снова встретиться с дорогим человеком после его смерти! А еще ты теперь знаешь, что ни в чем не виноват… Ну а Лена, как она провела последний день?

— Она была просто в шоке. Мы же не знали, что это последний день. Мы думали, что у нас ничего не получилось. Мы ведь снова проснулись в обратном календаре.

— Представляю!

— И вообще, у нее вчера день был бешеный. Маме стало плохо, ее увезли на скорой в больницу. Мы виделись только десять минут. Она была уверена, что все пропало, особенно когда мы поняли, что ты не тот, не наш. Это означало, что ты спасся, а мы с ней навсегда остались в прошлом. А сегодня утром я обнаружил, что вернулся. Надеюсь, что и она здесь.

— Сейчас проверим!

Открыв дверь, Лена настороженно уставилась на ребят. Глеб не мог понять, которая из Лен так мрачно их разглядывает. И как с ней лучше начать разговаривать, как со своей Леной или как с чужой. Но Юрасик не заморачивался подобными размышлениями, он широко улыбнулся и сказал:

— Да мы это, мы, Лен! Настоящие мы!

Лена вскрикнула от радости и обняла сразу обоих. Потом затащила их в квартиру, восторженно вереща.

— Нет, Лена, мы не можем сейчас пройти, мы только за дневником! Нам дали всего двадцать минут, — сказал Юрасик, улыбаясь.

— Клара устроит нам террор, если мы не вернемся в течение урока, — добавил Глеб. — Теперь уже есть что терять. Назавтра никто ничего не забудет. Мы лучше после школы к тебе придем.

Лена вынесла им дневник, не переставая возбужденно рассказывать, как она проснулась сегодня утром и неожиданно обнаружила Анютку в зеленых пятнышках, как поняла, что «вчера» закончилось и наступило «завтра».

— Я так обрадовалась! Вы и представить себе не можете! — тараторила она. — Я бегала по всей квартире и смеялась как чокнутая!

— Прекрасно представляем, — сказал Глеб. — Я вчера тоже бегал и смеялся. Пока не понял, что вернулся один.

— А кстати, почему ты вернулся без нас? Почему мы еще целый день катились назад? — спросила Лена.

— Единственное, что приходит в голову, — сутки переключились раньше, чем вы успели спуститься в раскоп, — предположил Глеб. — Я вас видел наверху, но потом отвернулся — мне ведь нужно было дописать черту.

— Я точно помню, что прыгнул, — сказал Юрасик. — Но не помню, приземлился или нет.

— А я все время боялась, как бы ты не отстал. Помню только, что мы добежали, — сказала Лена.

— Ну вот, — подытожил Глеб. — Вы либо не успели спрыгнуть, либо не подошли на нужное расстояние, где действует эта древняя магия. В тот раз вы стояли почти возле меня.

— Надо в школу возвращаться, — напомнил Юрасик. — Ты ведь со мной, а я стометровку за двенадцать секунд не пробегу.

— А пора бы уже, — заметил Глеб.

— Ладно, идите, — сказала Лена, — жду вас после школы. Мы с Анюткой сейчас лепешки будем печь. Да, если хотите сладкий чай, несите сахар. Мои бандиты весь сахар вчера высыпали.

И она со счастливой улыбкой закрыла за ними дверь.

Расположившись за столом в кабинете истории, Клара Борисовна выставляла годовые оценки в дневники своих шестиклассников. Это была приятная работа. Она означала окончание учебного года. Ровные колонки четверок, троек, а иногда и пятерок на последней странице очередного дневника выглядели словно ухоженные грядки на ее садовом участке. Клара Борисовна смотрела на них и представляла, как через три дня сядет в электричку и отправится в долгожданное путешествие на дачу. И единственное, что ее будет беспокоить в ближайший месяц, — это температура воздуха и атмосферные осадки.

В коридоре вдруг послышался смех и веселые голоса. Клара Борисовна подняла голову, прислушиваясь. Кто это свободно разгуливает по школе в учебное время, нарушая тишину? Она хотела подняться и восстановить порядок, но тут поняла, что голоса приближаются именно к ее кабинету. Через пару секунд все стихло, и раздался осторожный стук в дверь. На пороге появились Карасев и Елизаров, запыхавшиеся и очень счастливые. Как ни старались они сохранить серьезность перед учителем, их лица просто светились радостью. Они вдвоем приблизились, положили дневник на краешек стола и попятились к двери.

— Ребята, подождите, — Клара Борисовна посмотрела на них поверх очков. — Юра, я рада, что ты пришел в себя. На тебя сегодня очень приятно смотреть. И ты, Глеб, тоже изменился, повеселел. Но скажите на милость, когда вы успели подружиться?

— Мы? — Мальчишки переглянулись, и в их глазах заплясали хитрые смешинки. — Мы… на экскурсии. Двадцать третьего мая.

— Двадцать третьего? — удивилась классная руководительница. — То есть вчера?

— Получается, что вчера, — сказал Глеб и посмотрел на Юрасика. — Ведь двадцать третье мая было вчера?

— Ну, если сегодня двадцать четвертое, то вчера, естественно, было двадцать третье. По-другому и быть не может, — ответил тот.

От внимания Клары Борисовны не укрылись быстрые лукавые взгляды, которыми обменялись Юрасик и Глеб, и их едва сдерживаемые улыбки. Она догадалась, что ей морочат голову. Историчка устало махнула рукой, и друзья мигом выбежали из класса. В коридоре послышался заливистый смех и удаляющийся топот.

— Что же такого должно было произойти, чтобы они так изменились? — в недоумении покачала головой классная руководительница. — И всего за один день. Словно другие дети, честное слово.

27 мая 2013, понедельник

Глеб, Лена и Юрасик сидели за школой, наслаждаясь солнечным майским утром. Они уже сдали учебники, послушали заключительные наставления Клары Борисовны и получили дневники с годовыми оценками. Сюда, на стадион, их позвал Юрасик. После классного часа он с заговорщицким видом сообщил, что хочет показать им кое-что очень интересное. Заинтригованные ребята направились за школу и расположились на горбатой лестнице, ставшей их совещательным центром.

— Я все выходные сидел в интернете, — сказал Юрасик, открывая свой рюкзачок, — просматривал разные древние письменности. Я хотел найти тот самый знак, древний символ, который нас спас. Ну и вообще, искал сведения о всяких интересных событиях на археологических раскопках. И знаете, на что я наткнулся?

Он замолчал, выдерживая театральную паузу.

— Да не знаем, не знаем, говори уже, — поторопил его Глеб. — Насладись моментом, публика у твоих ног.

— Мне попалась заметка об одном происшествии на раскопках гробницы скифской царицы, в Украине, — начал повествование Юрасик, держа в руках свернутый листок А4. — Молодой парень, участник экспедиции, ради забавы лег в тот самый саркофаг, где находилась скифская царица. Дело было утром, перед началом рабочего дня. Парень хотел напугать археологов, которые войдут в гробницу. Но когда археологи туда вошли, ни в гробнице, ни в саркофаге никого не было. Парень исчез.

— Как исчез? — удивилась Лена. — Совсем?

— Его искали весь день, и в лагере, и в окрестностях. Но кто-то из экспедиции, кто был в курсе его розыгрыша, уверял, что в гробницу он вошел, но совершенно точно оттуда не выходил. Обнаружили его только к вечеру. Пропавший пулей выскочил из гробницы, когда археологи сидели у костра после рабочего дня. Парень был не в себе, нес какую-то чушь. Он утверждал, что его не было целый год, что весь этот год он провел в будущем, рассказывал небылицы о чудесах техники. Правда, через день он опомнился и признался, что все это было только игрой его воображения. Но все равно археологи не могли понять, куда он исчезал, потому что в гробнице целый день велись работы, и парня там не было.

— Ну да, интересно, — сказал Глеб. — Но к чему ты нам это рассказал?

— А к тому. — Юрасик развернул лист. — Вот этот парень.

Лена и Глеб посмотрели на распечатку статьи. На них с фотографии смотрел Денис. Тот самый Денис Сапожников, студент исторического факультета, которого они встретили на конференции и благодаря которому смогли вернуться в правильный календарь.

— Я так и знал! — воскликнул Глеб. — Я знал, что с ним тоже что-то случилось! Поэтому он и догадался, что мы не играем, что мы действительно в беде.

— Самое интересное не это. Вы посмотрите на дату, — Юрасик ткнул пальцем в нижнюю строчку.

— Что?! Это произошло тринадцатого мая тысяча девятьсот девяносто третьего года?! — изумленно воскликнула Лена. — Этого не может быть! Двадцать лет назад?

— В том-то и дело. В девяносто третьем ему было двадцать три года, и он учился в институте. А сейчас ему сорок три. К тому же пишут, что он не внук, а сын профессора Сапожникова, — сказал Юрасик.

— Ерунда какая-то, — сказала Лена. — Какие сорок три? Мы же его видели, и он был гораздо моложе.

— Да нет, как раз все сходится, — Глеб взял в руки заметку. — В мае девяносто третьего в возрасте двадцати трех лет Денис залез в саркофаг, чтобы разыграть археологов. Сработало древнее проклятие, так же, как у нас, и его перекинуло на двадцать лет вперед, в май тринадцатого года. Он провел в будущем целый год. Наверное, он не знал, как вернуться, и поэтому ходил на все встречи археологов и говорил, что он внук профессора Сапожникова, который к тому времени уже умер. И на одной из конференций встретил нас.

— Обалдеть! — сказала Лена.

— Может быть, его перекинуло не в тринадцатый, а в двенадцатый год. И он встретился с нами уже в конце своего путешествия в будущее, — предположил Юрасик. — Он помог нам, это и стало его избавлением. Он был прощен и вернулся. И заметьте, речь опять идет о мае и в конце каждой даты есть тройка — две тысячи тринадцатый, девяносто третий, двадцать третье мая, тринадцатое мая. Может, это какое-то магическое сочетание?

— Дело вовсе не в мае и не в цифрах, — возразила Лена. — Просто к древности надо относиться с уважением. Не стоит шутить с тем, о чем не имеешь ни малейшего представления.

— Да, нам еще крупно повезло, что наше путешествие длилось только восемнадцать дней, — согласился Глеб.

— Девятнадцать, — в один голос сказали Юрасик и Лена.

— А я вот о чем думаю, — поделился Глеб. — Почему я вернулся двадцать третьего мая, а не двадцать четвертого?

— По-моему, все логично, — отозвался Юрасик, забирая листок и пряча его в рюкзак. Потом вытащил пакет с домашними вафлями и предложил ребятам. Те взяли по одной штучке.

— Мы не знаем точно, какое послание было зашифровано в этой надписи, — продолжил Юрасик с набитым ртом. — Можно только предположить. Например, там было: «И настанет последний день». И рядом с этой фразой ты написал дату — двадцать третье мая две тысячи тринадцатого. И этот день стал последним для нас. А потом ты исправил символ, и получилось: «И настанет первый день». Вот он и настал. Именно двадцать третье мая, с самого утра. Поэтому тебе пришлось жить в нем по второму разу.

— Тот археолог сказал — эти символы означали «начало» и «конец», — возразила Лена.

— Да без разницы, — сказал Глеб. — Может, там было написано — конец вашего жизненного пути. А после исправления получилось — начало вашего жизненного пути. Результат все равно одинаковый. У меня наступило двадцать третье мая, а у вас — четвертое, потому что вы не успели спуститься в раскоп и подойти ко мне. Но почему двадцать четвертого вы оказались здесь? Я думал, вас уже не вернуть.

— Это ты нас вытащил, — сказал Юрасик.

— Я?!

— Ты провел тот самый день икс по-другому, не ездил на экскурсию, не царапал стену…

— Я ездил на экскурсию. Но стену не царапал. Я даже к ней не прикасался.

— Ну вот. Получилось, что ты переписал этот день начисто, отменил все последующие события. Поэтому для нас с Леной календарь начался там же, где остановился — утром двадцать четвертого мая. Понятно?

— Мне понятно одно: наш календарь мая был справедливым наказанием за чью-то глупость, не будем тыкать пальцем — чью, — сказал Лена.

— Тебе ясно сказали, что майя здесь ни при чем, — огрызнулся Глеб.

— Да не «майя», а «мая». Я имею в виду месяц май. Мы с вами исследователи календаря мая. Мы прокатились по всему маю туда и обратно.

— Да, это был самый длинный май в моей жизни, — хмыкнул Юрасик.

— Жаль, что я никогда не узнаю, получила ли я письмо, которое написала самой себе, — вздохнула Лена.

— Почему не узнаешь? — Глеб насмешливо взглянул на нее. — Узнаешь.

— Как я это узнаю?

— Я тебе скажу. Не получила.

— Да откуда тебе знать?

— Я заходил к тебе двадцать третьего. То есть не к тебе, а к той дикарке, которая даже разговаривать нормально не умеет.

— Но-но, Елизаров! Полегче. И что ты узнал?

— Узнал, что письма не было и твоя любимая кастрюля для плова была пуста.

— Его и не могло там быть, — сказал Юрасик. — Тебе же Денис объяснял.

— Да, без Дениса мы пропали бы. Жаль, что мы не можем с ним встретиться. Он нам так помог!

— Встретиться можем. Только смысла нет. Он нас не знает. Ты что, забыла? Глеб отменил все, что с нами произошло. Теперь нас никто не знает — ни археологи, ни волонтеры на раскопках, ни полицейские. Никто, с кем мы контактировали.

— А Денис знает, — заупрямилась Лена. — Он тоже связан с древней магией. Я уверена, что он нас узнал бы. Ведь мы почему-то помним все, что с нами произошло. И он не забыл. Такие уроки надо помнить, иначе все бессмысленно.

— Слушайте, а вам не странно жить вперед? — спросил Глеб. — Предметы за ночь не исчезают. Наутро все вокруг помнят, что делали вчера.

— Да, есть немного, — согласился Юрасик. — Ничего вспоминать не надо. Неизвестно, чего ждать от нового дня.

— Мне странно не это, — сказала Лена. — Непривычно, что не нужно спешить, что-то срочно придумывать и нестись куда-то сломя голову.

— Да, кстати, почему ты никуда не спешишь? Дети сегодня с твоей мамой?

— Нет, мама на работе.

— Ты их бросила одних и даже не беспокоишься? Не похоже на тебя.

Лена наклонила голову, помолчала немного и сказала:

— Они не одни. Они… с бабой Липой.

— Помирились? — обрадовался Юрасик.

— Я долго думала о нашем последнем разговоре, там, в полиции… А в пятницу пошла в сад за Вовой и увидела в группе бабу Липу. И неожиданно для себя сказала ей, чтобы она заходила к нам в гости. А она упала на стул и заплакала, — смущенно сказала Лена.

— Ты молодец. А мама как к этому отнеслась? — спросил Глеб.

— Мама? Она теперь вообще как на крыльях летает, — оживилась Лена. — У нас ведь папа возвращается через месяц, его досрочно выпускают.

— Здорово! — воскликнул Юрасик. — Ты теперь не будешь столько работать!

Лена посмотрела на Глеба:

— А у тебя как? Ты уже виделся с Верой?

— Виделся. Мы втроем ходили в кафе.

— Ну и как?

— Пока напряженно. Но ничего, это пройдет. Я знаю, какая она на самом деле. Ой, я же вам не сказал самого главного! — воскликнул Глеб, хлопнув себя по лбу. — Я никуда не уезжаю! Отца оставили здесь на три года. Так что будете меня терпеть до конца девятого класса.

— Фу, какая ужасная новость! С таким обормотом — целых три года в одном классе! — притворно сморщилась Лена. — А если он опять что-то вытворит?

— За три года? Обязательно вытворит, — весело подтвердил Юрасик. — Он запустит нас на Луну или загонит в Бермудский треугольник. Но самое главное, чтобы там не было никаких раскопок и древних стен.

— Да уж! Если он их там найдет, мы точно будем ходить вверх ногами и произносить слова наоборот! — воскликнула Лена.

— Карасю вверх ногами нельзя, — заметил Глеб. — У него пирожки изо рта выпадать будут.

Юрасик засмеялся, но тут же подавился вафлей и закашлялся. Глеб заколотил его по спине, приговаривая:

— Я же говорил! Он и на Земле есть не умеет. А туда же, на Луну! Вверх ногами!

Юрасик кашлял и повизгивал от смеха так заразительно, с забавными переливами, что Лена тоже захихикала. Не выдержал и Глеб, и через мгновение смеялись уже все трое. Они хохотали так легко и весело, как только могут хохотать друзья, которым очень хорошо вместе, которые только что получили дневники с годовыми оценками и у которых впереди долгожданное лето и долгая-долгая беззаботная жизнь.

Оглавление

23 мая 2013, четверг

  Глеб

  Юрасик

  Лена

22 мая 2013, среда

  Юрасик

  Глеб

  Лена

21 мая 2013, вторник

  Лена

20 мая 2013, понедельник

  Лена

19 мая 2013, воскресенье

16 мая 2013, четверг

  Глеб

15 мая 2013, среда

  Лена

14 мая 2013, вторник

13 мая 2013, понедельник

12 мая 2013, воскресенье

9 мая 2013, четверг

8 мая 2013, среда

  Юрасик

  Глеб

7 мая 2013, вторник

6 мая 2013, понедельник

  Юрасик

  Глеб и Лена

  Юрасик

5 мая 2013, воскресенье

23 мая 2013, четверг

24 мая 2013, пятница

27 мая 2013, понедельник Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg