«Рассказ о том, как бабушка была грелкой»

Тосико Кандзава

Рассказ о том, как бабушка была грелкой

В этот день бабушка, лакомясь по одной ложечке шербетом из ягод, проговорила:

- Так-так, припоминаю. Посмотрела на эту ложечку и кое-что опять вспомнила. Давным-давно я была, как и она, серебряного цвета и блестела.

- Если серебряная и блестящая, то это пятисотйеновая монетка.

- Реактивный самолет!

- Но ведь серебряного цвета бывают и подносы, и тарелки, - уплетая шербет, перебивая друг друга, говорили дети.

- А еще вот этот, вот этот большой и круглый, - проговорила Нао, широко разводя руки.

- Ой, да ведь это же бензобак! - воскликнул Такуя.

- Вот тебе на, - проговорила бабушка, прислушиваясь к тому, как шербет тает во рту. - Должна вас огорчить, но ничем этим бабушка не была. Просто я была обыкновенной грелкой.

- Ну и ну! - Все рассмеялись, так как Кана сказала это, взобравшись на стул и держа при этом в руке ложку. И бабушка тоже засмеялась:

- Когда наступает зима, я и сейчас пользуюсь грелкой. Те из вас, кто приезжал ко мне зимой, наверно, это знает. Грелка плоская, как черепашка, с несколькими выемками по бокам, а когда была новой, то ярко блестела.

Итак, значит, деревня, где обитала бабушка, была зимой очень холодной. Раньше не было электрообогревателей и электроодеял. И поэтому в каждом доме, когда ложились спать, под одеяло клали грелку - она согревала ноги.

- Значит, когда я была грелкой... - рассказывала бабушка. - Дело было так.

Наступает вечер. Грелки выстраиваются в ряд в кухне на печке. Дрова потрескивают и ярко горят.

Мы, подобно черепахам, спрятавшимся в свои панцири, смирно стоим, но постепенно в нас начинает закипать вода. Из круглых маленьких ртов начинает валить пар.

Кухня была очень просторной, ее даже можно назвать кухней-столовой. Собравшись вокруг печки, все обитатели дома пускались рассказывать что-нибудь смешное. Например, о том, как соседский мальчик поймал зайца, но в тот момент, когда открывал ловушку, заяц отбросил его пинком. Мальчик упал и упустил зайца.

Раскрыв круглые рты, грелки слушали. Если говорить о нашей работе, то она, пожалуй, заключается лишь в том, чтобы греть ноги хозяина под одеялом. Мы ничего не знали о том, что происходит вокруг. Поэтому так интересно было слушать рассказы.

Однажды старик охотник поведал о том, как он ходил на медведя. В самом деле захватывающая история.

Собака, которую взяли на охоту, струсила в тот момент, когда медведю был нанесен удар, и убежала со всех ног.

Н-да, были и забавные, и необычные истории, случалось и так, что мы хохотали. Однако, даже по рассеянности, мы не должны были смеяться. Из-за смеха горячая вода переливается через край, и по печке катятся струи кипятка. Поднимается пар. "Осторожно, осторожно!" Все, вскочив на ноги, снимают грелки с печки. На этом разговор мог наверняка прерваться.

Чтобы не рассмеяться, я крепилась изо всех сил.

Но были и опрометчивые грелки, которые сразу начинали всем поддакивать.

У некоторых была дурная привычка дрожать. Все пять грелок отличались друг от друга, хоть работа у всех одинаковая.

Когда мы становились достаточно горячими и издавали поющие звуки, нас снимали с печки, плотно затыкали пробку. Затем вкладывали в мешочек на вате и каждую клали под одеяло её хозяина. Я - детская грелка и потому всегда спала с ребятишками.

...В темноте под одеялом с удовольствием жду, пока дети вытянут ноги. Когда грелка слишком горячая, ноги испуганно отдёргиваются, а затем опять постепенно придвигаются.

Теперь уже температура в самый раз, и ступни детских ног забираются на грелку. Пять пальчиков были точь-в-точь похожи на поросят. Ой, как сильно надавили! По их вине моя спина стала горбатой, как у старушки. Самый скандальный - средний палец, только большой невозмутим. Маленький поросёнок мизинчик покраснел от холода, зудит и готов вот-вот заплакать. Ему некуда деться, и над ним все подсмеиваются. Пять поросят по очереди протискиваются к моей спине.

- Пять поросят танцуют чарльстон, - пропела Нао.

- Да, действительно. И чарльстон эти малыши хорошо танцевали, - засмеялась бабушка. - А как только я, подтрунивая над ними, скажу: "Маленькие замерзшие поросята", в ответ раздается: "А ты - черепаха, толстая от зимних одежек. Тебе хорошо, ты здорово укутана. Давай раздевайся, серебряная черепашка".

Все вместе двадцать молодцов достают меня из футляра и стучат по мне. Кипяток уже остыл. Я теперь гладкая, и на мне играют, как на пианино.

- И это всё-всё пальчики-поросята вытворяют? - спросил Такуя.

- Да ещё к тому же поют вот такую песенку: "Черепашка, выдвини головку, выдвини лапки, выдвини хвостик. Пойди отведи нас в замок дракона".

- Неужели? - удивились все.

- И мои поросята тоже поют? - спросила Кана, взяв в руки пальчики на ногах.

- Которые? - Бабушка, нагнувшись, приложила ухо к пальчикам на ноге Каны. - О да, это круглые, как шарики, поросята, толстенькие поросята. Пыхтят носиками. Хорошо танцуют, выстроившись в ряд. И поют.

- Хи-хи-хи! И мои поросята тоже! - засмеялась Кана. Тут Такуя, подняв худую ногу, тоже показал голые пальцы:

- А у меня поросята красивее. И у них хорошие голоса. Сегодня вечером мы услышим великолепный хор!

Бабушка щелчком оттолкнула средний палец Такуя.

- В отличие от черепахи, у грелок нет ни головы, ни ног, и они не знают толком, что происходит вокруг. Но есть и такие грелки, которые путешествуют, взгромоздившись на сани. "Динь-динь" - раздаётся звон колокольчика. "И-го-го" - лошадиное ржание. "Тпру-тпру" - голос останавливает лошадь. Сани встали, гость вошёл в дом. Когда он открывал дверь, вместе с ветром ввалился снег.

- Дорогой господин, проходите, пожалуйста, и располагайтесь.

Таким образом на печке, где мы обычно стоим в ряд, появилась и грелка гостя.

- На улице-то метель. Я сильно замерзла, - с такими словами, вместо приветствия "добрый вечер", эта грелка неожиданно втиснулась между нами.

Мы были ошеломлены.

- Во всяком случае, мне есть что рассказать о тряске в санях. Я ехала целых четыре часа. "Динь-динь" - звонко звенел колокольчик, и я равномерно покачивалась. Один раз на горной дороге сани завалились набок, и их поднимали с большим трудом.

- После этого вы, наверное, опять сели в сани? - спросила старая грелка.

- Да, опять! Когда в дороге трясёт - подпрыгиваешь, как на волнах, и танцуешь, подобно Чарли Чаплину. Мне от этого становится плохо. Я вообще не очень хорошо переношу езду на санях. - Жестяная грелка вздохнула.

Старая грелка, успокаивая ее, проговорила:

- Немного отдохните. Ведь на самом деле это так здорово - согревать в санях ноги хозяина. Когда вода в вас нагреется, вы сразу же почувствуете себя лучше.

Так оно и вышло. Действительно, как только вода закипела, грелка-гостья сразу взбодрилась и рассказала о своих путешествиях.

Проводя большую часть времени в одеяле, грелка не может видеть окружающие пейзажи. Она только и делает, что трясётся, дребезжа и приплясывая. "Динь-динь" - звон колокольчика. "И-го-го" - ржание лошади. К скрипу саней добавляется свист ветра. Только и остаётся, что слушать.

И всё же, так как мы сами ни разу не выходили на улицу, то восхищались грелкой, ездившей в санях.

В нашей деревне не было другого транспорта, кроме саней зимой и лошади летом. Но в этом году вблизи от города проложили железную дорогу, и стали ходить поезда.

Дети, взобравшись на пригорок, стоят и наблюдают. "Ой, едет!" - кричат дети. И когда я, бабушка, была паровозом, было здорово. Я действительно считала так. Но теперь-то я помню, что была и грелкой! Стоя на печке, с шумом выпуская из круглого рта пар, я пела, вспоминая, как была паровозом.

Пых-пых,

Я маленький паровозик,

Выпуская горячий пар,

Бегу по полю сновидений.

Пых-пых-пых...

Идут часы Большой Медведицы,

Рассыпая по ночному небу сновидений фейерверк.

Бежит маленький паровозик!

Пою - и мне становится жарко...

В то время как я лежу под одеялом, на ночном небе сияют звезды.

И когда ночь на исходе и приближается утро, семь звезд Большой Медведицы, словно стрелки часов, медленно движутся по кругу, а покрытая снегом равнина светлеет.

Под одеялом, отстраняясь от двух десятков поросят, вижу сон, как я бегу по ночной равнине.

Да, вот так проходит зима и наступает лето. Я становлюсь ненужной. Заброшенная в чулан, пережидаю долгое лето.

До сих пор со старыми грелками всегда поступали следующим образом. В прохудившейся грелке дыру затыкают ватой. Сделав затычку, заклеивают пластырем. Если и это не помогает, то в конце концов грелку выбрасывают.

Итак, продолжим. Была зима, все играли в снежки, лепили снежных баб, катались на лыжах и санках.

У моих детей тоже были санки. Сделанные отцом, крепкие-крепкие санки. Так как это было давно, то, конечно, они были деревянные. Когда катились с горки, только ветер свистел!

Но санки одни, а пассажиров двое.

Мальчик полон сил и энергии, ему для игр не нужна малышка-сестра. Брат оставлял девочку и, садясь на санки, мчался один. А сестрёнка с завистью думала: "Я тоже хочу хоть самые маленькие, но свои саночки".

Однако мать и отец сказали: "Катайтесь с братом по очереди" - и не делали новые санки.

В это время девочка и нашла в чулане грелку. "Черепашка, это ты? Ты пойдёшь со мной на горку? Ну, пошли же! Ты будешь моими санками".

Девочка взяла меня в руки. Села на мою изношенную погнутую спину. Ухватилась двумя руками за мои края, вытянула ноги и засмеялась.

"Ну как, черепашка? К санкам брата прикреплен лист жести, и поэтому они хорошо скользят. Но ведь ты вся жестяная. Как быстро мы помчимся!"

А я, грелка, так растерялась, что не могла говорить.

...Синее небо было ослепительно.

Кругом было много играющих в снежки, катающихся на лыжах и санках детей.

"Ая-тян пришла! Мы тебя покатаем, иди сюда!" - звали друзья и махали ей руками с вершины горы.

Девочка, засмеявшись, взобралась на горку.

"Ая-тян, что это у тебя в руках? Грелку принесла, наверно, ей холодно", все засмеялись, но девочка не обратила на это внимания.

Она положила меня на вершину склона. Уселась на меня. Затем вытянула ноги, ухватилась за мои края обеими руками: "Поехали!"

Я заскользила, заскользила. Летя к подножию горы, я уже не помнила себя.

Впереди сапожек резко поднимается снежный столб, и я ничего не вижу перед собой. Так как, в отличие от санок, у меня не было верёвки, девочка управляла мной, наклоняясь то вправо, то влево. Как бы там ни было, из-за большой скорости не могу сразу остановиться. Покрутившись немного, наконец застыла прямо у всех на глазах.

С налетевших на нас санок дети встревоженно кричат: "Ая-тян! Ая-тян! Ты не ушиблась?"

Все помогают упавшей девочке подняться. А она хохочет, хохочет!

"Посмотрите, посмотрите на эти санки", - наконец выговорила она и показала на меня пальцем.

Тут дети обратили на меня внимание. "Это же грелка! Санки Ая-тян - это грелка. А как здорово скользит! Крутится, как волчок". Окружённая детьми, я была готова вот-вот разорваться от удовольствия.

Да, а потом я резвилась до захода солнца, то поднимаясь, то спускаясь с горки.

По бокам живота у грелки есть несколько выемок, и это только увеличивает скорость. Мчусь так быстро, что даже страшно. Что ни говори, а по скорости я не уступала деревянным санкам. Старший брат с завистью смотрел на сестренку.

"А снег ничуть не холодный, - думала я, скользя. - Я не плетусь, как черепаха. Я не грелка, которую берут с собой в сани. Не путешествующая грелка, завернутая в одеяло, которую трясёт и ударяет то тут, то там. Посмотрите! Бодрая, полная сил, я скольжу нагишом под открытым небом".

Вот скольжу, несусь,

Разбрызгивая снег.

Состязаюсь с ветром

В беге наперегонки,

пела я.

И вот так я целую зиму опять могла играть с детьми. А затем было вот что... - Бабушка медленно обвела глазами лица детей. - В этой деревне санки из грелок стали очень модны. Дырявые, изношенные дедушки-грелки, сгорбленные бабушки-грелки - разные-разные грелки носились с горки. И вот так я провела, пожалуй, самую весёлую зиму в мире...