«Пока летит пуля»

А. Дж. Квиннел «Кризи» Пока летит пуля

Пролог

Этот человек был совсем не похож на других. Врачу, который находился в помещении, временно оборудованном под морг, это сразу же бросилось в глаза. Когда мужчина смотрел на оба тела, на лице его не отражалось никаких чувств. Сначала он взглянул на четырехлетнюю девочку, на которой не было ни единой царапины. Она лежала на столе, как будто спала. Даже длинные темные волосы были гладко расчесаны. Потом мужчина перевел бесстрастный взгляд на тело женщины, покрытое до самой шеи белой простыней. Мужчина ее откинул. Обнаженное тело было все искалечено.

– Должно быть, сэр, – почти шепотом сказал врач, – все произошло очень быстро, в считанные секунды.

Позже доктор вспомнил, как, обратившись к мужчине, машинально назвал его “сэр”. Это было не в его правилах. Вперед вышел полицейский, державший в руке блокнот. Он посмотрел на истерзанное тело женщины и отвел взгляд в сторону. Протянув мужчине блокнот и авторучку, он произнес:

– Сэр, вас не затруднит расписаться вот здесь?

Мужчина поставил в блокноте подпись, кивнул врачу и полицейскому, потом быстро пошел прочь мимо лежавших рядами других тел. Врач и полицейский проводили его долгим взглядом. Мужчина был высокого роста, могучего телосложения с коротким ежиком седеющих волос. Бросалась в глаза его странная походка – он ставил ступню внешней стороной. Оба мужчины навсегда запомнили его лицо. Широко расставленные и глубоко сидевшие на квадратном лице глаза, которые, казалось, ничему не удивлялись. Над правым глазом шел вертикальный шрам, второй, более глубокий и широкий, до самого подбородка пересекал правую челюсть и щеку. Врач сразу определил, что шрамы были давнишними.

Когда дверь морга захлопнулась за мужчиной, полицейский проговорил:

– Я бы не сказал, что он как-то особенно на это отреагировал.

– Не могу с вами согласиться, – поправил его доктор. – Он вообще никак не отреагировал, совсем никак.

Потом он снова накрыл простыней обезображенное тело женщины.

* * *

Фостер Дод всю свою жизнь был фермером. Хотя на его долю выпало немало трудностей, душевной чуткости он не утратил. Неподалеку от шотландского городка Локербай, на полутора сотнях акров земли, тянущихся по склону холма, он разводил овец. Когда взорвался огромный реактивный лайнер компании “Пан Американ”, тела многих людей вместе с почти не поврежденной носовой частью самолета, пролетев тридцать тысяч футов, свалились на его поле, прямо среди пасшихся овец. Так началась самая ужасная в его жизни ночь, которая, он знал, не изгладится из его памяти до гробовой доски.

Тот человек пришел к нему на ферму два дня спустя. С ним был молодой полицейский, на лице которого застыло выражение печали. Как и врач в морге, Фостер Дод заметил, что этот человек резко отличался от других. Остальные – а их за последние пару дней побывало здесь немало – были потрясены и подавлены. Все без исключения рыдали, и Фостер Дод с женой плакали вместе с ними.

Этот же человек казался совершенно спокойным.

Полицейский представил их друг другу и сказал:

– Будьте добры, покажите, пожалуйста, куда упало тело девочки. Той малышки, что была в ярко-красном спортивном костюме.

Они прошли по полю с полмили. Было холодно, дул пронизывающий северный ветер, фермер и полицейский были тепло одеты. На мужчине были серые вельветовые брюки в рубчик, шерстяная рубашка в крупную клетку и джинсовая куртка. Выглядела его одежда так, будто он в ней спал. Вдали двигалась длинная цепь солдат, прочесывавших поле в поисках еще не обнаруженных трупов или остатков самолета.

Трое мужчин подошли к небольшому участку поля, поросшему невысоким кустарником. Фермер взмахнул рукой.

– Я нашел ее здесь. В самой гуще кустарника. Заметил ярко-красный цвет ее костюмчика. – Голос его стал тише. – Она скорее всего умерла мгновенно и даже ничего не успела почувствовать.

Мужчина смотрел в поле.

– Вы, должно быть, много овец потеряли, и убытки понесли немалые, – сочувственно пробормотал он.

Так начался разговор, который почти слово в слово навечно запечатлелся в памяти Фостера Дода. Минут десять они обсуждали проблемы разведения овец. Мужчина в этом деле разбирался до тонкостей. Он говорил с легким американским выговором, чуть напевным и немного растянутым. Говорил вдумчиво, тщательно подбирая слова. Несколько раз фермер бросал на него пристальные изучающие взгляды. За все время разговора серо-голубоватые, глубоко сидящие глаза мужчины ни на миг не отрывались от зарослей кустарника.

Внезапно перед мысленным взором Фостера Дода вновь возник ярко-красный спортивный костюм, он вспомнил, как продирался через кусты и нашел там девочку. Сначала ему почудилось, что она цела и невредима – на ее маленьком тельце не было ни единой царапины. Фермер поднял ребенка на руки и, спотыкаясь, побежал с ним через поле домой. Доктору понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять: девочка мертва. Фостер Дод навсегда запомнил серьезное выражение детского личика. Из-за нахлынувших воспоминаний на его глазах появились слезы, голос сорвался.

Мужчина мягко положил ему руку на плечо, и все трое неспешно пошли к фермерскому дому.

* * *

Позже, уже ночью, лежа в постели, Фостер Дод сказал жене:

– Знаешь, он пытался меня утешить.

– Кто? – не поняла жена.

– Отец той маленькой девочки. Он потерял жену и ребенка, но пытался меня утешить… Сказал, что очень переживает из-за овец, что мы потеряли.

* * *

Питер Флеминг устроил себе временный кабинет в одном из помещений пустовавшего завода крупной химической компании. Поскольку он был старшим офицером, а самолет, выполнявший сто третий рейс компании “Пан Американ”, потерпел катастрофу над его территорией, именно ему поручили возглавить всю операцию по выяснению причин трагедии. За последние двое суток ему удалось вздремнуть не больше двух-трех часов. Он был настолько измотан, что временами тело отказывалось ему повиноваться, а разум застилала густая пелена. Обычно на его участке ничего не происходило, уровень преступности считался одним из самых низких в Великобритании, но мало было в стране столь же упорных и целеустремленных полицейских. Глаза его вот уже в который раз внимательно изучали бумаги: таможенные декларации пассажиров, их паспортные данные, списки родственников – и так страница за страницей.

Когда полицейский подвел к его столу мужчину, Флеминг оторвался от документов, взглянул на подошедшего, и после того, как его представили, поднялся из-за стола. Обменявшись с ним рукопожатием, он проговорил:

– Мне очень жаль. Вам, видимо, еще не раз скажут, что все произошло так неожиданно, что скорее всего они ничего не успели почувствовать.

Мужчина кивнул.

– Думаю, так оно и было.

Флеминг указал на стул. Мужчина сел, молодой полицейский отошел.

– У вас есть уже какие-нибудь соображения по поводу произошедшего?

Флеминг покачал головой.

– Пока что говорить об этом еще слишком рано, – ответил он. – Обломки самолета разбросаны на большом пространстве. Не меньше двухсот квадратных миль. Потребуется не одна неделя, чтобы все собрать.

Голос, раздавшийся по другую сторону стола, прозвучал холодно и бесстрастно.

– Это была бомба.

Флеминга поразило не столько само заявление, сколько звук голоса – низкого и глубокого, даже, как показалось полицейскому, гулкого. Это был голос человека, абсолютно уверенного в своей правоте. Флеминг взглянул в глаза мужчины и произнес:

– Пока мы не можем с уверенностью об этом говорить. Не имея достаточно веских доказательств, я не стал бы это утверждать.

Мужчина кивнул и встал со стула.

– Это была бомба, – повторил он. – Когда вы соберете все факты, вы убедитесь.

Флеминг тоже поднялся.

– Если это действительно была бомба, я должен выяснить, кто ее подложил, и передать преступников в органы правосудия.

Двое мужчин долго и пристально смотрели друг другу в глаза, потом Флеминг сказал:

– Надеюсь, в ближайшие двое суток вы получите тела ваших близких. Могу ли я быть вам еще чем-нибудь полезен?

– Я бы хотел получить списки всех пассажиров, а также имена и адреса их ближайших родственников.

– Не уверен, что смогу выполнить вашу просьбу.

– Почему?

Полицейский пожал плечами.

– Чисто технический вопрос. Такого рода происшествий на вверенной мне территории раньше никогда не случалось.

– Будем надеяться, что и впредь подобное не произойдет. В любом случае ближайшие родственники должны объединиться, чтобы получить страховку. Так или иначе, вскоре они узнают друг друга.

Полицейский кивнул.

– Полагаю, вы правы. До вашего отъезда попытаюсь собрать информацию, которая вас интересует.

Они пожали друг другу руки и попрощались. Американец неторопливо направился к выходу.

Флеминг не мог не обратить внимания на одну странную деталь. За столами в офисе более дюжины полицейских – мужчин и женщин, работали с радиопередатчиками. Все они внезапно, как по команде, прервали свои дела и уставились на проходившего мимо мужчину. Снова они начали работать лишь после того, как дверь за ним затворилась.

Флеминг положил перед собой еще один список – с именами ближайших родственников погибших. Он вел пальцем по бумагам, пока не нашел нужное ему имя. Полицейский жестом подозвал помощника, передал ему список и сказал:

– Позвоните Дженкинсу в особый отдел. Попросите его навести справки об этом человеке.

Помощник отправился выполнять приказ. Питер Флеминг так и стоял, глядя на захлопнувшуюся дверь. Его слегка знобило. Надо распорядиться, чтобы в помещение поставили еще несколько обогревателей, решил он.

Глава 1

Было совсем темно. Собака ничего не увидела и не услышала, до нее не донесся ни один незнакомый запах. Внезапно она почувствовала острую жгучую боль в боку. Удивленно взвизгнув, она вскочила на ноги, прошла несколько шагов по краю бассейна, потом ноги ее подкосились и собака рухнула на бок. Еще с полминуты тело ее конвульсивно подергивалось, и она затихла.

Ярдах в тридцати от нее с высокой стены ограды в сад соскользнул по канату человек, одетый во все черное.

Несколько минут человек сидел пригнувшись, присматриваясь, прислушиваясь и выжидая. Свет уличных фонарей сюда почти не доходил. Спустя время человек поднялся с корточек, подошел к бассейну, ненадолго около него задержался, двинулся к задней части дома.

Мигель смотрел телевизор – показывали эпизод из старого фильма “Я люблю Люси”. Мигель был просто зачарован испанским акцентом Дези Арнас, полагая, что во многом ее выговор походил на его собственный. Он довольно захихикал, но, услышав, как слабо щелкнул замок двери, резко смолк. Мексиканец обернулся – улыбка мгновенно сошла с его лица. Мигель увидел человека в черном, державшего в руке наведенный на него пистолет с коротким дулом. Потом услышал звук, похожий на щелчок духового ружья, и почувствовал острую боль в груди. Ощущение было такое, будто его ужалила оса. Человек в черном подошел ближе, черты его стали расплываться. До сознания Мигеля неясно донесся его низкий глубокий голос:

– Не переживай. Вреда тебе от этого никакого не будет. Просто ты сейчас заснешь.

Мигель обмяк и свалился со стула. Он заснул еще до того, как упал на толстый ворсистый ковер.

* * *

Хотя он и знал, какая там будет скука, но присутствовать на ужине он должен был обязательно. Сенатор от штата Колорадо Джеймс Грэйнджер не мог найти ни одной веской причины, чтобы уклониться от этого мероприятия. Губернатор устраивал прием в честь государственного секретаря по вопросам обороны, и сенатора ждали все.

Как обычно в последнее время, сенатор слегка перебрал. Перед ужином он выпил больше виски, чем обычно, а за едой переборщил с вином. Однако он был уверен, что никто из сидевших за столом не обратит на это внимания. Заметить его состояние могла бы лишь Хэрриот, но для этого ей надо было прожить с ним тридцать пять лет.

Джеймс Грэйнджер был человеком практичным и весьма неглупым. За ужином он держал язык за зубами. Никто из присутствовавших и не ожидал от него ничего другого.

Он первым покинул прием – этим он тоже никого не удивил. Губернатор проводил его до двери. Взяв сенатора под руку, он сказал:

– Прошу тебя, Джим, подумай еще раз об этом предложении. Мне бы очень хотелось, чтобы именно ты возглавил эту финансовую комиссию.

В холле у двери они остановились. Сенатор ответил:

– Крэйг, дай мне пару дней все хорошенько взвесить. У меня сейчас просто чертова прорва работы.

Губернатор взглянул на него с искренней симпатией. За эти последние месяцы понимание и сострадание сквозили в глазах у всех, с кем сенатор общался.

– Не знаю, Джим, может быть, сейчас работа – лучшее для тебя лекарство.

Сенатор пожал плечами.

– Вероятно, ты прав. Но все равно, дай мне пару деньков… Слушай, Крэйг, я слегка сегодня перебрал. Твой малый не мог бы мне такси вызвать? Если сенатора остановит дорожная полиция, будет как-то неловко.

Губернатор расплылся в улыбке и взглянул на часы.

– Нет проблем. Мой водитель должен отвезти секретаря в аэропорт, а он наверняка раньше чем через час не уедет. Ему еще раза четыре захочется выпить бренди.

* * *

Сенатор вошел в свой дом, который с полным основанием можно было бы называть дворцом. В молодые годы сенатор сделал состояние на недвижимости. Хотя его собственные вкусы были незамысловаты, Хэрриот, при всех ее несомненных достоинствах, любила размах. Проходя по огромному холлу, отделанному мрамором, он снова подумал о том, что надо бы этот дом продать и купить себе что-нибудь поменьше.

Потом он вдруг передумал. В этом огромном здании всюду чувствовалось неуловимое присутствие Хэрриот. Она много работала и с архитектором, и со строителями. В каком-то смысле это был ее дом. Нет, он никогда и никуда отсюда не переедет. Сенатор распахнул дверь обставленной с традиционной европейской изысканностью гостиной. Люстра сияла. Мигель, видно, забыл ее выключить.

Хрустальная люстра, тяжелые удобные кресла и канапе, бюро в стиле Людовика XIV, которое Хэрриот так и не дала ему забрать в кабинет. Помещение было просторным. В дальнем его углу, после жарких споров с женой, Грэйнджеру все-таки удалось поставить бар красного дерева с четырьмя высокими, обитыми черной кожей табуретами. На одном из них сидел незнакомый мужчина, крупный, высокий, одетый в черные спортивные брюки и черную водолазку.

В руке он держал наполненный чем-то стакан. Лицо его было изрезано шрамами, волосы коротко подстрижены. Возраста он был среднего.

Сенатор быстро окинул комнату взглядом. Все вроде бы стояло на своих местах. Хмель из головы как ветром сдуло. Грэйнджер не на шутку встревожился. Однако еще до того, как он успел сдвинуться с места и заговорить, незнакомец произнес:

– Прошу меня извинить, сенатор, за столь бесцеремонное вторжение, но я не собираюсь причинять вам никакого вреда. Мне нужно лишь десять минут вашего времени. После этого я уйду.

Сенатор посмотрел на стоявший на бюро телефон. Человек извиняющимся тоном сказал:

– Я его отключил. – В его словах звучал легкий южный акцент. Голос был низким.

– Кто вы такой? Вас что, Мигель в дом впустил?

Мужчина покачал головой.

– Мигель спокойно спит в своей комнате и будет спать до самого утра.

Джеймс Грэйнджер был человеком не робкого десятка. Он воевал в Корее, где его ранили, и получил немало боевых наград. Увидев незнакомца, он испугался, но теперь страх прошел. Подойдя к бару, сенатор спросил:

– Почему, черт вас дери, вы заранее не договорились со мной о встрече?

Мужчина ответил:

– Три дня назад я беседовал с вашей секретаршей. Она попросила меня объяснить, по какому делу. Я сказал ей, что это вопрос личного характера. Она посоветовала оставить телефон, что я и сделал. На следующий день я звонил ей дважды. Повторил, что дело мое имеет личный и неотложный характер. Мне известно, что утром вы вылетаете в Вашингтон.

Сенатор облокотился о стойку бара. Высота ее была точно подогнана под его рост, бар проектировал он сам. Собравшись с духом, он прямо взглянул в лицо гостю.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Я нахожусь здесь под именем Тэйлор.

Сенатор задумчиво кивнул.

– Да, припоминаю, мне говорили, что вы звонили, но я, мистер Тэйлор, человек занятой.

– Я тоже.

Голос сенатора стал бесстрастно-официальным.

– Изложите мне ваше дело.

– Сто третий рейс “Пан Американ”.

Мужчины в упор уставились друг на друга. Сенатор был на десять лет старше, седой, но в отличной физической форме. Каждое утро он семьдесят раз проплывал бассейн длиной пятьдесят футов. Грэйнджер неторопливо обошел стойку бара, налил себе еще немного виски и спросил:

– Как вы сюда попали?

– У вас, сенатор, очень слабая система охранной сигнализации, – ответил мужчина. – Перед уходом я скажу вам, как сделать ее более эффективной.

– А что с доберманом?

– Собака около бассейна, – человек сделал жест рукой. – Не беспокойтесь о ней. Она спокойно спит.

Сенатор глянул в стакан незнакомца – он был пуст.

– Что вы пьете?

Тэйлор указал подбородком на стоявшие у него за спиной полки, уставленные бутылками.

– Я позволил себе плеснуть немного вашей великолепной “Столичной”.

Сенатор протянул руку к бутылке с водкой, налил ему приличную порцию, взял щипцы для льда и положил пару кубиков в стакан. На полке стояла неполная бутылка содовой. Однако мужчина закрыл стакан рукой и чуть его приподнял. Сенатор тоже поднял свой стакан и спросил:

– Так что вы хотели мне сказать по поводу сто третьего рейса “Пан Американ”?

– Этим самолетом летела ваша жена.

– Ну и что?

– Там же были моя жена и дочь.

– Сколько лет было вашей супруге?

– Двадцать девять.

– А дочери?

– Четыре года.

– Как их звали?

– Надя и Джулия.

Снова последовала пауза. Потом сенатор негромко проговорил:

– Мою жену звали Хэрриот. Ей было шестьдесят три. Детей у нас не было. Мы не могли их иметь… ни я, ни она.

Незнакомец закрыл бутылки с напитками и поставил их на место.

– Давайте выйдем отсюда, – сказал он. – Мне бы хотелось поговорить с вами на открытом воздухе.

Сенатор взял свой стакан и распахнул французское окно. Они подошли к бассейну, около которого спала собака. Незнакомец склонился и приложил руку к ее шее.

– Она себя отлично чувствует, – сказал он. – Проснется на рассвете, но в очень неважном настроении.

– А как вам удалось убрать Мигеля?

– Точно так же, сенатор… По большому счету все мы животные.

Они вместе обошли вокруг бассейна. Мужчина спросил:

– Вы намерены что-то предпринять в связи с гибелью Хэрриот?

Прежде чем сенатор ответил, они еще дважды успели обойти вокруг бассейна.

– А вы собираетесь что-нибудь делать по поводу Нади и Джулии?

– Я убью подонков, повинных в их смерти.

– Давайте пройдем в дом. – Сенатор натянуто улыбнулся. – Именно это собираюсь сделать и я. Должен вам сказать, что кое-что я уже предпринял.

– Что именно?

Сенатор во всем любил точность. Он взглянул на календарь своего “Ролекса” и ответил:

– Три недели тому назад я нанял эксперта.

– Простите, эксперта в какого именно рода делах?

– Опытного убийцу.

– Он американец?

– Да.

– Можно мне узнать его имя?

– К сожалению, я вам его сказать не могу, контракт предусматривает, что его имя сохранится в тайне.

Мужчина вздохнул.

– А о его прошлом хотя бы немного вы могли бы мне рассказать?

– Он был наемником.

– Где?

– В Конго, Биафре и во многих других местах.

– Вы уже решили, кого он должен убрать?

Сенатор пожал плечами.

– Цель еще точно не определена, однако я имею доступ к служебным документам ФБР и ЦРУ. Специалисты этих ведомств совершенно уверены в том, что в катастрофе повинна одна из палестинских террористических организаций – Фронт национального освобождения Палестины, ФНОП – Генеральное командование, группа Абу Нидаля или даже Хазболла. Там рассчитывают точно определить убийц в ближайшие месяцы.

– Чем же сейчас занимается нанятый вами убийца?

– Готовит операцию для проникновения в Ливан или Сирию, в зависимости от того, в какой стране базируются организаторы катастрофы.

– У него есть достаточный опыт работы в странах Ближнего Востока?

– Да, и немалый.

– Как вы его нашли?

– Собственно, нашел меня он сам.

– Вы его, конечно, проверили?

– Я попросил ФБР навести о нем справки через Интерпол. В этой организации есть банк данных обо всех известных наемниках. Должен вам сказать, что из Интерпола раскопал об этом человеке и занятную историю, причем сам он поведал мне ее раньше. Лет пять назад ему каким-то образом удалось устроить собственные похороны. ФБР подтвердило, что этот человек был убит. Парень оказался крепким орешком. В свое время он был одним из немногих американцев, служивших во французском Иностранном легионе.

– Когда это было?

– Точно сказать не могу, но он сражался в Алжире в период войны за независимость.

– Вы знаете, в каком батальоне?

– Опять же, точно не знаю, но в каком-то воздушно-десантном подразделении.

– Сколько вы ему заплатили?

Какое-то время сенатор колебался, потом сказал:

– Общая цена контракта – миллион долларов. Двадцать пять процентов составляет задаток, двадцать пять я должен заплатить, когда точно определится цель, а остальное – после того, как он сделает свое дело.

Вновь воцарилось молчание, которое вскоре прервал сенатор.

– Вы собирались сделать мне аналогичное предложение? – спросил он.

Мужчина покачал головой.

– Нет, у меня другое предложение. Мне нужно, чтобы вы помогли мне своими связями и доступом к информации. Я проверил возможности, положение и связи каждого пассажира этого самолета. Больше всего мне подошли вы, поскольку ваши средства и власть, которой вы обладаете, позволяют вам получать сведения из ФБР и ЦРУ. Я тоже располагаю определенными средствами, однако их мне скорее всего не хватит. Такая операция обойдется примерно в пятьсот тысяч долларов. Половину этой суммы могу дать я, о второй половине мне хотелось просить вас.

– Мне жаль, но, кажется, вы опоздали.

Мужчина покачал головой.

– Нет, сенатор, я пришел как раз вовремя.

– Что вы хотите этим сказать?

Человек пожал плечами.

– Тот человек, которого вы описали, действительно служил в воздушно-десантном батальоне Иностранного легиона. Его оттуда выкинули после мятежа генералов, и он вынужден был стать наемником. Он в самом деле участвовал в войнах, о которых вы говорили, и в некоторых других. Ему и вправду удалось пять лет тому назад организовать свои собственные похороны.

– Ну и что?

– Это был совсем не тот человек, с которым вы говорили. И вовсе не ему вы передали четверть миллиона долларов три недели назад. Вас надули, сенатор.

Грэйнджер почувствовал, как в нем закипает злость.

– О чем, черт возьми, вы здесь болтаете?

– Тот человек, о котором вы говорили, сенатор, сидит сейчас перед вами за стойкой вашего бара, потягивает вашу отличную водку и именно с ним вы в настоящий момент ведете беседу. Я был единственным американцем, который служил в десантном батальоне французского Иностранного легиона в звании старшего сержанта во время войны за независимость в Алжире.

– Как ваше настоящее имя? – спросил спустя несколько минут потрясенный Грэйнджер.

– Кризи.

– Вы, конечно, можете это доказать?

– С тем человеком вы, естественно, встречались. По всей видимости, ему удалось проскользнуть мимо вашего секретаря с большей легкостью, чем мне. Будьте добры, опишите мне его.

– Он приблизительно вашего возраста, волосы у него длиннее, но аккуратно подстриженные, виски с сединой. Этот человек носит усы, на лбу у него шрам, лицо худое, вытянутое, загорелое. Ростом он под шесть футов, одет был в дорогой костюм, как мне показалось, от хорошего портного.

– Акцент у него какой-нибудь был?

– Думаю, он со Среднего Запада, хоть это и не бесспорно… произношение у него не очень четкое, чем-то похожее на ваше. У меня сложилось впечатление, что его долго не было в Америке.

Мужчина брезгливо улыбнулся.

– Того, кто приходил к вам, сенатор, – сказал он, – зовут Джо Ролинз. Это жулик, привыкший жить на широкую ногу. После того как вы дали ему деньги – наличными или в любых ценных бумагах, – куда, по его словам, он должен был направиться?

Лицо сенатора стало мрачнее тучи.

– Он сказал, что собирается в Брюссель. Там ему надо с кем-то встретиться и нанять пару надежных парней. По его словам, такого рода сделки наемники, как правило, заключают именно там.

– С тех пор он с вами связывался?

– Нет, он обещал позвонить через месяц. – Грэйнджер снова взглянул на часы. – То есть примерно через неделю, если считать с сегодняшнего дня.

– Адрес он вам оставил?

Сенатор скорчил выразительную гримасу.

– Только номера двух почтовых отделений, куда я могу направлять корреспонденцию до востребования, – одного в Брюсселе, другого в Каннах, на юге Франции.

– Да, сенатор, – сказал мужчина, – вас и в самом деле обвели вокруг пальца. Могу вам рассказать, как этот мошенник будет действовать дальше. Где-то через неделю Ролинз действительно позвонит и скажет, что выслал вам промежуточный отчет. В нем будут указаны его расходы, а они, можете мне поверить, составят кругленькую сумму, кроме того, имена нескольких наемников, которых он отобрал себе в помощники, и приобретенное им весьма дорогое оборудование. Причем к каждой статье расходов он обязательно приложит соответствующие финансовые документы – счета, квитанции или расписки. Когда будет выяснено, кто именно подложил бомбу в самолет, вы его известите об этом по двум почтовым адресам до востребования. Тогда он с вас запросит еще двадцать пять процентов оговоренной суммы. В правоте моих слов вы убедитесь уже через несколько дней.

Он указал на стоявший перед ним пустой стакан.

– На этом стакане остались отпечатки моих пальцев. Заприте его в сейф. Через несколько дней вы получите еще одни отпечатки пальцев, которые будут принадлежать Джо Ролинзу. Попросите ваших друзей из ФБР проверить и те, и другие. Через какое-то время я пришлю вам письмо. Оторвите от него чистый кусочек бумаги в правом нижнем углу страницы. Передайте его вашим друзьям из ФБР. На нем они найдут отпечаток моего большого пальца. Каждый раз поступайте точно так же с любой поступающей от меня информацией. Если я вам когда-нибудь позвоню по телефону, до начала разговора назову слово “Локербай” и дату десятидневной давности.

Он снова пожал плечами и слегка потянулся. Он выглядел усталым, как и сенатор. Через некоторое время Грэйнджер хмуро произнес:

– Мы найдем тех подонков… – Внезапно его озадачила какая-то мысль. – Вы собираетесь заниматься этим делом в одиночку или попросите помочь вам кого-нибудь из своих старых друзей?

Кризи покачал головой.

– Нет, сенатор, это дело сугубо личное. Правда, мне может понадобиться то, чего у меня нет, – молодость. Я собираюсь взять с собой на это дело юношу, которого сам буду готовить для этой задачи. В каком-то смысле я хотел бы привить к моему прошлому молодой побег… и таким образом привязать его к себе. Мне это необходимо как своего рода страховка. Сейчас трудно сказать, сколько времени займет поиск цели… Возможно, месяцы, если не годы.

Грэйнджер улыбнулся и пожал плечами.

– Я бы многое отдал, чтобы иметь ваши навыки и оказаться в вашем возрасте. Тогда я мог бы пойти на это дело вместе с вами. Господи, как бы мне этого хотелось!

– С этой ночи вы со мной во всем. С этой ночи вы не так одиноки, как были раньше… и я тоже. С этой ночи у меня появился друг. Нам легче будет справляться с нашим горем вдвоем. – Он положил вытянутые руки на плечи Грэйнджера… – Сенатор, я постараюсь вернуть вам хоть часть из тех денег, что вы выкинули на ветер, если у вас еще что-то осталось. А теперь мне пора. Давайте-ка быстренько осмотрим систему вашей сигнализации и подключим телефон.

Глава 2

Футбольное поле было небольшим и пыльным. На маленьком островке Гоцо в Мальтийском архипелаге трава не росла, по крайней мере такая, которая обычно растет на футбольных полях. Мальчишкам, гонявшим мяч, было от четырнадцати до семнадцати. Со времени взрыва самолета, летевшего сто третьим рейсом “Пан Американ” над Локербаем, прошло пять месяцев, и футбольный сезон уже подходил к концу.

Рядом с отцом Мануэлем Зерафой на церковных ступенях сидел крупный мужчина и внимательно наблюдал за игрой. Сам священник отвечал за местный сиротский приют. Оба они были знакомы и дружили уже не первый год.

Очертив в воздухе дугу, мяч упал на поле, и вокруг него тотчас сгрудилась куча ребят. От нее отделился смуглокожий паренек, кативший перед собой мяч. Резко увеличив скорость, он без труда обошел двух защитников противника и, хладнокровно обыграв вратаря, забил мяч в ворота.

Священник вскочил со ступенек, громко крича от восторга и хлопая в ладоши, хотя столь бурное проявление чувств явно не пристало его сану.

– Вот какого игрока нам так недоставало, – проговорил он, садясь на свое место. – За последние семь сезонов команде приюта ни разу не удавалось побить команду Санната. – Он взглянул на часы. – Осталось всего десять минут. Два гола им за это время не забить никак.

Священник подбородком указал на человека, сидевшего на противоположной стороне футбольного поля, и ехидно усмехнулся.

– Отец Джозеф разозлится.

– Что это за паренек? – спросил Кризи. – Тот, который забил гол.

– Майкл Саид, – с теплотой в голосе ответил святой отец. – Лучший игрок из всех, кого я видел в приюте за те двадцать лет, что им руковожу. В один прекрасный день он будет играть за сборную Мальты. Хамрун Спартанс хочет в следующем сезоне взять его в молодежную сборную острова. Они готовы заплатить приюту триста фунтов. Ты можешь себе такое представить, Уомо?

Поскольку многие жители Гоцо носили одинаковые фамилии, у каждого островитянина было свое прозвище. Кризи здесь звали Уомо. По-итальянски это означает “человек”.

– Сколько ему лет?

– На прошлой неделе исполнилось семнадцать.

– Сколько времени он в приюте?

– С рождения.

Кризи внимательно следил за бегавшим по полю пареньком, который явно лидировал в игре. Он не был ни особенно высок, ни атлетически сложен, но на пыльном поле изящно и решительно перехватывал мяч даже у более сильных старших ребят. Последние полчаса Кризи не сводил с паренька глаз.

– Расскажи-ка мне о нем поподробнее, – попросил он священника.

Святой отец пристально взглянул на сидевшего рядом друга.

– Ты разве раньше его не видел?

– Да, замечал его время от времени в поселке, но внимания на него никогда не обращал… Так что ты можешь мне о нем рассказать?

Кризи говорил спокойно, но вместе с тем напряженно. Священник снова внимательно взглянул ему в лицо и пожал плечами.

– История его, к сожалению, вполне обычная. Мать – проститутка из Гзиры на Мальте. По смуглой коже мальчика я решил, что отец его был арабом. В Гзире их хоть пруд пруди. Ребенка она заводить не хотела, вот и подбросила его нам.

– По-арабски он говорит?

Священник с некоторым оттенком разочарования кивнул головой.

– Да, и очень неплохо. Так по крайней мере мне говорил кувейтянин, который учил детей в приюте арабскому языку. Он был неплохим человеком, этот араб. Даже иногда не прочь был в футбол погонять. Он преподавал в младших классах в Куале. А к Майклу проявлял особый интерес. Когда на острове сменилось правительство, в школах наряду с другими иностранными языками ввели и арабский. Но из этой затеи ничего не вышло, потому что вскоре всех преподавателей-арабов выслали домой.

В этот момент паренек, блестяще проведя на поле обходной маневр, прорвал защиту игроков противника. Оказавшийся рядом другой питомец приюта принял подачу и забил в ворота еще один мяч. Священника просто распирало от гордости.

– Три-ноль! – закричал он. – Ура! Нам раньше никогда не удавалось победить команду Санната с таким перевесом.

Он громко рассмеялся и сделал рукой грубый жест в сторону более молодого священника, сидевшего на противоположной стороне футбольного поля. В ответ он получил неодобрительный взгляд, полный досады. Отец Мануэль Зерафа сел, продолжая заливисто хохотать.

Кризи спросил:

– Он умен?

– Между нами говоря, – ответил Зерафа, – этот священник – круглый идиот. Понять не могу, как ему удалось закончить семинарию. Разве только благодаря своему троюродному брату – он епископ.

Кризи улыбнулся.

– Я тебя о мальчике спросил.

– Что ты дурацкие вопросы задаешь? Конечно, умен, – сказал священник. – Любой, кто в состоянии сделать такой пас, умен. Я тебе точно говорю, в один прекрасный день он обязательно будет играть за сборную Мальты.

– А как у него с остальными предметами дела обстоят, кроме арабского и физкультуры?

– Очень неплохо.

– Он, кроме футбола, еще каким-нибудь спортом занимается?

– Майкл у нас лучший игрок в настольный теннис, а сильных игроков в пинг-понг в приюте немало. Кроме футбола, это единственный вид спорта, который мы можем себе позволить. Поэтому в свободное время ребята часто в него играют.

Кризи продолжал внимательно следить за мальчиком, бегавшим по полю.

– А характер, – продолжал он донимать священника, – какой у него характер?

Мануэль Зерафа развел руками.

– Трудно сказать, парнишка он замкнутый. В приюте у нас шестьдесят восемь мальчиков, и в основном они сплачиваются в группы по возрасту. Майкл никогда не принадлежал ни к одной такой группировке. Пара-тройка друзей у него, конечно, есть, но насколько их дружба близкая, не знаю. – Священник смолк, но, почувствовав, что любопытство Кризи не удовлетворено, продолжил: – Как все ребята в этом возрасте, он иногда капризничает и шалит, но меньше других. Хотя, пожалуй, теперь у него это прошло.

– О родителях своих он спрашивает?

– Да. Когда ему исполнилось тринадцать лет, он зашел ко мне и спросил.

– Что ты ему сказал?

– Правду.

– Что он ответил?

– Ничего. Только поблагодарил меня и вышел из комнаты. С тех пор к этой теме он никогда не возвращался.

После непродолжительного молчания Кризи задал очередной вопрос:

– Он набожен?

Священник печально покачал головой.

– Боюсь, что нет.

– Но к мессе-то ходит?

– Он обязан ходить, как и все остальные, но делает это без особого энтузиазма.

Раздался свисток судьи, матч закончился, игроки команды сиротского приюта в радостном порыве повисли друг на друге. Кризи со священником встали, святой отец отряхнул с рясы пыль.

– Ты бы не мог его попросить зайти ко мне? – спросил Кризи.

Отец Зерафа выглядел озадаченным.

– К тебе? В дом на холме?

Кризи смотрел вдаль, через футбольное поле и приземистые домики селения, на высокий холм. С левой его стороны, на самой вершине, упираясь задней стеной в скалу, стоял старый каменный сельский дом.

– Да, ко мне домой, – сказал он. – Сегодня вечером, часам к шести.

Он обернулся к священнику и пристально на него взглянул.

– Хорошая игра была, отец мой. И победа вполне заслуженная.

Вместо слов прощания он коснулся рукой плеча священника, сошел вниз по ступеням паперти и направился к своему джипу.

Святой отец смотрел, как машина тронулась с места и поехала по пыльной дороге. Потом его окружили возбужденные игроки.

* * *

Когда мальчик взобрался по тропинке к дому на высоком холме, солнце уже клонилось к западу. Священник был, как обычно, краток. Уже в приюте он отвел Майкла в сторонку.

– Сходи сегодня к Уомо домой. Он будет тебя ждать в шесть часов.

– Зачем? – спросил паренек.

Священник пожал плечами.

– Не знаю. Но к шести тебе надо там быть.

* * *

Мальчик знал об Уомо все, по крайней мере все то, о чем знали остальные жители небольшого островка. Кроме этого прозвища у него было еще одно, которое по-мальтийски звучало Иль Мейет и означало “мертвец”. Пареньку было известно, что лет пять назад Уомо провел на острове пару месяцев, а потом внезапно исчез. Несколько месяцев спустя темной ночью в непогоду он вернулся на Гоцо. Ему навсегда запомнилось, как отец Зерафа, обратившись ко всем мальчикам приюта, сказал, чтобы они никогда ничего не говорили об Уомо, особенно незнакомцам.

Было ему известно и кое-что еще. Жители Гоцо, наверное, самые набожные люди в мире, потому что девяносто пять процентов населения островка регулярно ходит в церковь. Мальчик знал, что в первое воскресенье после возвращения Кризи все священники во всех церквах острова обратились во время проповеди к своей пастве с такими словами:

– Не говорите ни с кем о человеке, которого мы зовем Уомо, особенно с чужаками. Он – один из нас.

Естественно, на таком маленьком островке, как Гоцо, какое-то время все только и судачили, что об Уомо, но только между собой. Ни с одним иностранцем, даже с мальтийцами, о нем не говорил никто. Однако среди самих островитян слухи росли и множились.

Мальчик знал, что Уомо вернулся на полицейском катере береговой охраны. Ему было известно, что после этого многие месяцы он безвыходно оставался в доме Пола Шкембри, а потом женился на его дочери Наде, и у них родилась девочка. Не было для него секретом и то, что жена и дочь Уомо погибли во время катастрофы самолета “Пан Американ”, случившейся над городком Локербай в Шотландии.

Знал он и кое-что еще. Мальчик дружил с сыном Риты, которая держала в поселке бакалейную лавку. Ее муж служил в полиции, в ее элитном подразделении. Его сформировали несколько лет назад для борьбы с террористами, которые могли угрожать мальтийцам. Друг Майкла рассказал мальчику, что когда это подразделение еще только создавалось, Кризи помогал обучать бойцов, правильно выбирать оружие и проводить тактические операции по борьбе с бандитами и террористами. Конечно, тот факт, что племянник этого фермера – Пола Шкембри, был начальником специального подразделения полицейских сил, сыграл в этом не последнюю роль.

* * *

Майкл подошел к дому, сгорая от любопытства. Само здание и примыкавшую к нему территорию окружала высокая каменная стена. Выглядела она очень старой, однако мальчик знал, что ее построили лишь несколько лет назад. Ребята тогда часто наблюдали из поселка за ее возведением, нередко взбираясь на холм, чтобы посмотреть, как рабочие перестраивают большой старый фермерский дом, используя только бывшие в употреблении камни. Стена эта в ширину достигала пяти футов, а в высоту – двенадцати. В ней были массивные деревянные ворота и дверь, рядом с которой выглядывала кнопка старомодного металлического звонка.

На мальчике были поношенные джинсы и майка с короткими рукавами. Он аккуратно заправил майку в джинсы, разгладил складки на животе и нажал на кнопку звонка немного нервничая от напряженного ожидания. Он услышал, как в доме раздался дребезжащий звук, и уже через минуту дверь распахнулась.

На открывшем ее человеке были только яркие плавки. Его левый бок и живот пересекали страшные шрамы. Еще один шел от левого колена вверх, скрываясь под плавками. Мужчина протянул руку и сказал:

– Привет, Майкл, рад тебя видеть. Проходи, не стесняйся.

Майкл пожал протянутую руку, машинально обратив внимание на то, что на ней недоставало мизинца. Кроме того, он заметил на тыльной стороне руки шрамы от ожогов. На второй руке было то же самое. Мужчина убрал руку и отступил на шаг. Паренек прошел в дверь. Перед ним тянулась широкая, мощенная известняковыми плитами дорожка, которая огибала голубой прямоугольник бассейна. Унылое однообразие серого известняка скрашивала сочная зелень пальм, усыпанных яркими цветами кустов бугенвиллеи и виноградника, увивавшего стены дома и деревянные решетчатые навесы по обе его стороны. В тени одного из навесов стоял круглый каменный стол с придвинутыми к нему деревянными стульями. Мужчина пригласил мальчика к столу.

– Присаживайся. Что будешь пить?

Мальчик замешкался с ответом. Мужчина сказал:

– На эту верхотуру взобраться нелегко. Что больше хочешь – холодного вина или, может быть, пива?

На карманные расходы сироты получали в приюте гроши, и спиртное Майкл пил лишь раз в жизни – на сельском празднике, куда детей пригласили в прошлом году.

– Можно мне пива? – спросил он.

– Конечно. И я с тобой за компанию пивка холодного выпью.

Мужчина прошел в дом. Майкл остался стоять у стола, глядя на открывавшийся перед ним вид Гоцо и далекий островок Комино, за которым в туманной дымке различались очертания Мальты. В это время года цвета были яркими и сочными: густая зелень полей, глубокая синева моря и прозрачная голубизна небес. Дом стоял на самой высокой точке Гоцо. Паренек смотрел на столицу островка и на древнюю крепость. Он думал о том, что здесь, наверное, было самое замечательное место в том маленьком мирке, где он прожил всю свою жизнь и кроме которого еще ничего не успел повидать.

Глава 3

Отца Мануэля Зерафу удивить было нелегко. Сан священнослужителя он получил тридцать три года назад, из которых первые десять провел в Сомали и Северной Кении. Он был человеком широких взглядов и неплохо знал современный мир.

Святой отец сидел на балконе бара “Глиниглз” в Мджарре, смотрел на небольшой залив и ярко раскрашенные рыбачьи баркасы. Рядом с ним сидел Кризи. Стаканы, которые мужчины держали в руках, были пусты. Уже несколько минут священник размышлял над словами друга. Не поворачивая головы, он угрюмо произнес:

– Тебе тогда снова придется жениться. Таковы правила, Уомо. Для этого обязательно нужна супружеская пара.

Уомо кивнул.

– Значит, придется на это пойти.

Священник резко обернулся. Он был удивлен, почти потрясен.

– Ты что, сможешь так быстро снова жениться?

Кризи кивнул.

– Сам же сказал, что это необходимо.

Святой отец лишь покачал головой.

– Люди тебя не поймут, смогут даже счесть это оскорблением. Надю любили все. Все знали, как ты к ней относился. Прошло всего пять месяцев… Во время заупокойной службы по Наде и Джулии все церкви острова были переполнены. Столько народу там еще никогда не бывало.

– Отец мой, брак этот будет фиктивным, я заключу его только для того, чтобы удовлетворить требования властей… ваших властей.

Священник снова покачал головой.

– На ком же ты собираешься жениться? – настороженно спросил он.

– Понятия не имею.

От удивления Мануэль Зерафа даже тряхнул головой.

– Надо же, он понятия не имеет! Ты хочешь усыновить мальчика как можно быстрее, но даже не знаешь еще, на ком женишься! – фыркнул он. – Комиссия, которая станет с пристрастием опрашивать вас обоих, должна будет удостовериться, что вы – достойная пара и вам можно доверить воспитание ребенка.

Кризи уверенно и немного грубовато бросил:

– Об этом можешь не беспокоиться – той, на ком я решу жениться, комиссия сможет доверить все, что мне от нее потребуется.

Священник глубоко вздохнул.

– Объясни мне, пожалуйста, к чему такая спешка? Почему бы тебе еще хоть годик не переждать? И члены комиссии, и люди, живущие вокруг, поняли бы тебя тогда гораздо лучше. Да и с мальчиком ты только раз встречался.

– Мне этого хватило, – ответил американец.

Он резко взял пустой стакан священника и встал со стула. Войдя в прохладный зал бара с высоким сводчатым потолком, он поставил стаканы на стойку перед лысеющим барменом.

– Тони, будь добр, налей мне еще пару стаканчиков пива.

В углу несколько рыбаков играли в излюбленную на острове карточную игру – бишклу. Главное в ней было – умело блефовать, а именно это все игроки умели делать превосходно. Пока Тони разливал пиво по стаканам, Кризи наблюдал, с каким мастерством игроки пытаются надуть друг друга. Один из рыбаков подмигнул ему. Уомо был единственным иностранцем, посвященным в тайны бишклу. Американец взял со стойки стаканы и сказал:

– Тони, налей и себе.

Бармен покачал головой.

– Мне еще рановато, – ответил он.

Кризи терпеливо ждал. Через десять секунд лицо бармена расплылось в широкой улыбке, и он произнес:

– Пиво “Блю лэйбл”.

Кризи отвернулся. Так было всегда. Совсем не случайно бармена прозвали на острове Почему-Бы-И-Нет.

* * *

Вернувшись на балкон, он поставил перед священником полный стакан.

Занимался вечер. Большой белый паром отходил от пристани, увозя на Мальту усталых туристов. Склонявшееся к закату солнце окрашивало известняковые холмы в медно-красный цвет.

– Так, значит, говоришь, на это уйдет недель шесть – восемь?

Священник опять вздохнул.

– Если заниматься этим вплотную, да и то лишь потому, что епископ знает тебя лично и с гражданскими властями у тебя отличные отношения.

Кризи отпил глоток пива.

– Хорошо, тогда с мальчиком я поговорю завтра, а послезавтра уеду. Вернусь примерно через месяц с женой и необходимыми документами. Сколько ей надо будет здесь пробыть?

Священник повернулся к нему, снова озадаченный вопросом друга.

– Что ты имеешь в виду?

– Я спрашиваю, сколько времени жена должна будет оставаться на Гоцо?

Было видно, что священник начинает понимать замысел Кризи.

– Значит, ты так решил поступить?

Паром выходил из бухты в открытое море. Кризи спокойно сказал:

– Да, отец мой, именно так.

– По крайней мере шесть месяцев, – ответил священник, – иначе всем все станет ясно. Меня ты выставишь в самом неприглядном свете, а что станет с членами комиссии, я вообще не представляю. Так что придется ей жить в твоем доме с тобой и с мальчиком и играть роль его заботливой матушки. – Следующая фраза священника прозвучала резко и повелительно. – Никак не меньше полугода, Уомо.

Кризи осушил стакан и встал.

– Будь по-твоему, – сказал он. – Полгода так полгода. Ты сможешь завтра переговорить с епископом, а после этого – с мальчиком? А потом прислать его ко мне домой около шести вечера? Естественно, если сам он захочет прийти.

Священник попытался сделать последнюю попытку. Глядя Кризи прямо в глаза, он произнес:

– Почему бы все-таки тебе не переждать несколько месяцев… Почему не усыновить мальчонку помоложе? В приюте есть несколько отличных ребятишек, из которых кто-нибудь тебе обязательно приглянулся бы.

Кризи пожал плечами.

– Уверен, что там есть хорошие ребята, но я собираюсь усыновить Майкла Саида, и сделать мне это надо не позднее, чем через восемь недель.

Сказав это, он повернулся и пошел прочь.

* * *

Майкл Саид сидел в одиночестве в дальнем углу приютского двора. Он машинально перелистывал журнал, но не видел ни текста, ни иллюстраций к нему. Мыслями он был в доме на холме, куда приходил вчера вечером.

Он сидел за столом под увитым виноградом деревянным навесом часа два, и за это время выпил три большие банки пива. Огромный американец сходил на кухню и принес оттуда на подносе тонкие ломтики вяленого мяса.

– В Америке такое мясо называют джерки, но я научился готовить его в Родезии. – Он взглянул на паренька. – Знаешь, как теперь называется Родезия?

– Зимбабве, – тут же выпалил Майкл.

Американец одобрительно кивнул, прожевал тонкий ломтик вяленой говядины и сказал:

– Родезийцы называют такое мясо бильтонг. Готовят его обычно из мяса диких животных, чаще всего газелей. Его сильно солят, а потом на несколько дней вывешивают на самом солнцепеке. После этого оно может храниться годы. Десятка фунтов бильтонга достаточно, чтобы человек не умер от голода в течение нескольких недель. А я делаю бильтонг из говядины, которую покупаю в мясной лавке Джона. Давай попробуй кусочек.

Майкл взял ломтик мяса и положил в рот. Ему показалось, что на вкус он как кожаная подметка. Но чем дольше он жевал, тем сильнее становился вкус мяса. Съев первый кусок, он решил, что бильтонг просто великолепен. Не прошло и пятнадцати минут, как на подносе ничего не осталось.

Они много говорили в тот раз. Американец задавал массу вопросов. Мальчик понимал, что он проверяет его знания и сообразительность. Сначала, правда, он этого не замечал. На вопросы отвечал легко. После второй порции пива он так освоился, что смог наконец произнести слова, которые повторял про себя всю дорогу, взбираясь на холм. Прямо взглянув в глаза огромного мужчины, он спросил его:

– Как мне вас называть?

Мужчина слегка улыбнулся.

– Кризи, – сказал он. – На ты, без всякого “мистера” и на “ты”. Или по прозвищу. Ты его знаешь?

Мальчик кивнул:

– Уомо, мне очень жаль твою жену и дочь. Нам всем их очень жаль. Надя всегда приходила на Рождество в приют с подарками, иногда приносила нам вкусную еду. Овощи и фрукты, наверное, приносила с фермы отца. Нам всем очень ее не хватает.

Он продолжал так же пристально и прямо смотреть хозяину дома в глаза, хоть в них ничего не отражалось. Полуприкрытые тяжелыми веками, чуть ли не сонные, они бесстрастно смотрели в лицо мальчику. Потом Кризи кивнул, встал и пошел на кухню за пивом.

Они все говорили и говорили, а солнце медленно тонуло в море. Майкл чувствовал себя уже настолько непринужденно, что сам стал задавать Кризи вопросы. Сначала он спросил:

– Уомо, откуда у тебя эти страшные шрамы?

Мужчина пожал плечами.

– Это – память о войнах, в которых я участвовал.

– Где?

– Да везде – в Северной, Южной и Западной Африке, в Азии, на Ближнем Востоке. Куда меня только жизнь не заносила.

Паренек совсем расхрабрился.

– Ты был наемником? – спросил он.

– Любой, кто работает за деньги, – наемник.

– Ты много людей убил?

Последовало продолжительное молчание. Кризи смотрел вдаль, мимо холмов и селений Гоцо, мимо голубых волн моря, мимо Комино и Мальты.

Он спокойно ответил стандартной фразой:

– Не помню.

Потом Кризи встал и спросил:

– Плавать умеешь?

– Конечно.

– Давай поплаваем.

– Я плавки не взял.

Американец усмехнулся.

– Они тебе не нужны. Но если стесняешься, можешь плавать в трусах.

Мальчик сбросил с себя всю одежду. Они поплыли вместе. В длину бассейн составлял сорок футов. В какой-то момент Кризи сказал пареньку:

– В заплыве на две длины я тебя обгоню.

Мальчик плавал хорошо и быстро, но отстал от Кризи на шесть футов. Окончив заплыв, он повис в воде, ухватившись за край бассейна, и, задыхаясь, проговорил:

– Ну и силен же ты, Уомо!

Кризи усмехнулся.

– Я каждое утро проплываю этот бассейн в длину сто раз. Это – лучшая зарядка, о которой только можно мечтать.

Когда парнишка уходил, Кризи, прощаясь с ним у двери, с серьезным видом негромко сказал:

– Майкл, я собираюсь с тобой поговорить еще раз. Через пару дней. После этого ты сможешь приходить сюда, когда тебе вздумается. Плавай сколько хочешь в бассейне, пей пиво, если оно тебе понравилось, но бывать здесь ты должен только один.

Мальчик ничего не ответил. Спустившись вниз по склону до половины пути, он остановился, оглянулся и посмотрел на дом. Он долго стоял, совершенно не двигаясь, и смотрел. Потом повернулся и стал дальше спускаться к селению.

Глава 4

Ночью отец Мануэль Зерафа никак не мог уснуть. Только он лег в своей просторной нехитро обставленной комнате, в голову ему пришла одна мысль, от которой сон как рукой сняло.

Утром он позвонил секретарю епископа и договорился о встрече с его преосвященством в три часа дня. Ровно в час он ехал на своем потрепанном двадцатилетнем “хиллмэне” по дороге к дому Пола Шкембри, расположенному неподалеку от Надура. Он знал, что, как и все фермеры, в полдень Пол Шкембри вернется домой с поля, а к часу закончит сытный обед.

Время он подгадал точно. Когда отец Мануэль Зерафа, отодвинув тонкую москитную сетку, висевшую в дверном проеме, вошел в кухню, Пол, невысокий смуглокожий жилистый человек лет пятидесяти-шестидесяти, и его сын Джойи кусочками хлеба подбирали с тарелок остатки вкусной подливки. Жена Пола Лаура, высокая красивая женщина, которая была моложе и крупнее своего мужа, что-то мыла во дворе. Священник не виделся с семейством Шкембри со времени заупокойной мессы по Наде и Джулии.

Пол сказал сыну:

– Джойи, пойди налей отцу Мануэлю вина. – После этого он пригласил святого отца присесть. – Ты уже обедал?

– Да, спасибо.

Пока юноша был на кухне, священник проговорил:

– Пол, мне нужно прямо сейчас переговорить с тобой с глазу на глаз.

– О чем?

– О Кризи.

Пол знал отца Мануэля уже многие годы. Он кивнул, отправил в рот последний кусок хлеба, встал и крикнул:

– Джойи, принеси сюда полную бутылку вина и два стакана.

Мужчины сидели в уютном дворике, смотрели на море, спокойно беседовали и небольшими глотками потягивали домашнее винцо.

Когда они встали, Пол сказал:

– Думаю, ты прав, святой отец. По-другому и быть не может. Мы оба знаем, что он за человек. Так скоро он никогда не женился бы. Значит, все дело в этом. Хочешь, я поговорю с ним? Завтра воскресенье, а по воскресеньям он всегда приходит к нам на обед и остается до самого вечера. Как считаешь?

Священник медленно покачал головой.

– Не надо, Пол, спасибо.

Он был не из тех, кто часто обращается к другим за советом, но Пола и его житейскую мудрость Мануэль Зерафа знал много лет.

– Послушай, в три часа у меня назначена встреча с епископом, рассказать мне ему о своих сомнениях? Мне необходимо заручиться его поддержкой до того, как документы об усыновлении будут поданы на комиссию.

Пол долго размышлял, потом на губах его заиграла легкая улыбка.

– Знаешь, отец Мануэль, епископ наш – человек добрый, у него забот и без того полно. Мало ли что мы с тобой тут напридумывали. Зачем ему забивать этим голову?

Священник залпом осушил стакан и поставил его на стол.

– Ты, Пол, хорошее вино делаешь… и крепкое.

* * *

В четыре часа пополудни отец Мануэль Зерафа приехал в дом к американцу. От предложения что-нибудь выпить он, против обыкновения, наотрез отказался.

Когда они удобно устроились под деревянным навесом, хозяин спросил:

– Тебе удалось встретиться с епископом?

Священник кивнул.

– Да, проблем не будет, палки в колеса тебе никто совать не станет.

– А с мальчиком ты говорил?

Святой отец покачал головой.

– Нет. С ним я побеседую, как только вернусь, и только в том случае, если меня удовлетворят твои ответы на мои вопросы.

Американец сидел напротив священника за большим круглым столом и пристально на него смотрел.

– Сегодня я виделся с Полом Шкембри. Он со мной согласен.

– В чем согласен?

Священник вздохнул.

– В том, что ты собираешься использовать мальчика в своих целях.

– В каких целях?

Отец Мануэль смахнул рукой пот с лица.

– В целях возмездия! – серьезно ответил он.

Американец встал со стула, подошел к бассейну и уставился вниз, на голубую воду. На нем были только плавки. Священник прямо сидел на стуле и смотрел на Кризи, на его шрамы. Потом он снова вздохнул. Сегодня у святого отца поистине выдался тяжелый день.

– Уомо, я знаю, что ты сделал несколько лет назад в Италии. Это противно воле Господа.

Мужчина не обернулся. Он продолжал стоять совершенно неподвижно. Священник продолжил свою мысль:

– Возмездие – воля Господня. Да, ты расправился с плохими людьми, но Господь не дал тебе права так поступать с этими подонками.

Кризи обернулся и взглянул на священника.

– Если Бог существует, – сказал он, – может быть, изредка он все же выдает лицензии на убийство?

Святой отец удивленно вскинул брови.

– Безбожникам? – спросил он.

Кризи улыбнулся одними губами – в глазах его веселья не было.

– Кому же еще? – спросил он. – Если твоя старая машина совсем развалится и тебе придется отдавать ее в ремонт, что тебя будет больше волновать – набожность и богобоязненность механика или же его профессиональные качества?

Священник скрипнул зубами. Его старенький “хиллмэн” частенько выходил из строя, а лучшим механиком на Гоцо, постоянно чинившим его, был Паулу Зарб. Он знал этот “хиллмэн” как свои пять пальцев. Паулу Зарб был одним из немногих гоцианцев, которые вообще никогда не ходят в церковь. Если мог, он всегда обходил храм Божий стороной. Американец хорошо знал, кто ремонтировал машину священника.

Мануэль Зерафа медленно покачал головой.

– Кризи, – печально сказал он, – ничто не вернет тебе Надю и Джулию.

Американец подошел к столу и сел.

– Верно. Ответь мне, отец Мануэль, только на один вопрос. Я, конечно, знаю, что ты веруешь в Бога. А в справедливость ты веришь?

– Возмездие не есть справедливость.

Голос Кризи звучал печально.

– Знаю, так пишут в книгах.

Мужчины пристально смотрели через стол друг на друга, потом святой отец спросил:

– Ты собираешься использовать мальчика как средство возмездия?

– Только если это окажется совершенно необходимым.

– Но ему лишь семнадцать… Разве сам ты уже перестал быть безотказным оружием?

Покрытый шрамами человек лишь пожал плечами.

– Да, ты, конечно, прав, но это оружие моложе не становится. Конечно, мальчику еще только семнадцать, но если я захочу его использовать, на подготовку его уйдет не один месяц, может быть, больше года. Ты говоришь – возмездие… Даже справедливость должна иметь терпение! Чтобы точно определить цель, понадобится немало времени.

За последнюю фразу Кризи священник ухватился, как утопающий за соломинку.

– А ты уверен, что эта цель когда-нибудь действительно будет точно определена?

Американец, поняв, к чему клонит священник, сразу изменил стратегию.

– Полностью в этом быть уверенным никогда нельзя, – ответил он, качая головой. – Поэтому, усыновляя Майкла, я делаю прицел на будущее. И вовсе не исключаю, что определить цель удастся быстро.

– Он должен об этом знать, – категорично потребовал священник. – Я помогу тебе, только если мальчику будет все известно.

Мужчина кивнул.

– Я прекрасно понимаю, отец мой, что тебя беспокоит. Можешь передать ему наш разговор. Ты ведь знаешь, он – мальчонка сообразительный. К тому же Майкл уже почти мужчина. Пусть он сам принимает окончательное решение.

Священник покачал головой.

– Нет, Уомо, я скажу ему лишь о том, что ты хочешь его усыновить, и только при том условии, что ты сам ему объяснишь, зачем тебе это нужно. Пусть тогда он примет решение самостоятельно.

– Слову безбожника ты поверишь?

Святой отец поднялся со стула и пошел к выходу, бросив на ходу:

– Твоего слова, Уомо, мне вполне достаточно. С мальчиком я поговорю, и если он захочет, пришлю его к тебе.

У самого выхода Мануэль Зерафа остановился и взглянул на американца.

– Есть еще кое-что, Уомо, о чем тебе следует знать. Когда Майклу Саиду было семь лет, его хотела усыновить одна супружеская чета с Мальты. Люди они были очень приятные, своих детей иметь не могли. По нашим правилам в течение месяца после усыновления и ребенок, и приемные родители могут отказаться от взаимных обязательств. Через три дня эти милые люди привели Майкла обратно в приют, но объяснить почему они не хотели или не могли. Когда я спросил об этом Майкла, он только пожал плечами. В тринадцать лет его выбрала еще одна пара. Мужчина оказался богатым арабским дельцом, жили они в Риме. Жена его была итальянкой. Двоих детей они уже усыновили – мальчика из Вьетнама и девочку из Камбоджи. Прекрасные были люди. Майкл поговорил с ними минут пять, потом повернулся и вышел из комнаты.

– Спасибо, что рассказал мне об этом, – сказал американец.

* * *

Кризи работал в своем кабинете, расположенном в старой части дома. Эта единственная комната второго этажа с высоким сводчатым потолком примыкала прямо к скале. Параллельно одной из стен стоял длинный широкий стол. Он был завален пачками газетных и журнальных вырезок. У другой стены, рядом с высокой арочной дверью, громоздились несколько тяжелых стальных картотечных ящиков. Со своего места Кризи видел стену, окружавшую дом, и тропинку, ведущую к воротам.

Он просматривал журналы и газетные вырезки, полученные в то утро. Интересовавшие его материалы прибывали из Лондона, Нью-Йорка и Бонна. Кризи получал все появлявшиеся в прессе статьи и заметки, хоть как-то связанные с катастрофой над Локербай. За последние три месяца поток информации значительно уменьшился, но все же на ее изучение каждый день у него уходило два-три часа.

Сейчас он читал статью из журнала “Тайм”, автор которой писал о связи трагедии над Локербай с деятельностью арабских террористических организаций в Германии и скандинавских странах. Время от времени Кризи делал какие-то выписки в блокнот. Он часто отрывался от статьи и смотрел на часы, а потом на дорогу.

Мальчика, поднимавшегося по склону холма к дому, Кризи заметил час спустя после отъезда священника. Он снова сосредоточился на статье. Дверь на участок была открыта.

Через пятнадцать минут он услышал, как она хлопнула. Кризи встал, обошел вокруг стола и выглянул из окна. Паренек стоял около бассейна.

– Я спущусь через десять минут, – крикнул он Майклу. – Если хочешь, возьми себе банку пива из холодильника и бильтонг. Он в буфете.

После этого Кризи снова сел за стол и углубился в статью.

* * *

Они неторопливо ходили вокруг бассейна. Слабый юго-западный ветерок шелестел в кронах пальм.

– Когда я умру, – сказал американец – к тебе перейдет этот дом и останется достаточно денег, чтобы поддерживать его в хорошем состоянии.

Несколько минут мальчик разглядывал дом, потом перевел взгляд на открывавшийся вдали вид и снова посмотрел на Кризи, чуть заметно кивнув головой.

– Что у тебя случилось с людьми, которые хотели усыновить тебя в первый раз?

Мальчик развел руками.

– Даже не знаю. Мне показалось, что я им не понравился.

– А тебе они понравились?

– Вроде с ними все было в порядке. Кормили они меня лучше, чем в приюте.

Кризи сверху вниз взглянул на мальчика.

– А второй раз, когда тебе исполнилось тринадцать?

Майкл Саид пожал плечами и сказал:

– Он был арабом.

Кризи остановился. Мальчик прошел еще несколько шагов, потом тоже встал и обернулся. Они внимательно смотрели друг на друга.

Мальчик слегка улыбнулся и сказал на безукоризненном арабском языке:

– Да, Уомо, ты меня понял правильно.

Теперь они говорили по-арабски – Кризи выучил язык в Алжире, когда служил в Иностранном легионе.

– Почему же ты решил принять мое предложение? – спросил он.

На этот раз остановился мальчик. Перейдя на английский, он сказал:

– Уомо, я должен тебе сказать, что моя мать была шлюхой.

Когда они расставались у ворот, Кризи вынул из кармана большую связку ключей от своего дома и передал ее мальчику.

– Завтра я уеду – сказал он. – Меня здесь не будет недели две, а может быть, и месяц. Можешь приходить сюда, когда захочешь. Ночевать тебе придется в приюте, пока не будут готовы все документы. На это уйдет еще месяца два. Вернусь я с женщиной.

Они пожали друг другу руки, и мальчик не оглядываясь пошел вниз по дороге. Американец стоял у распахнутой двери и смотрел на Майкла, пока он не дошел до самого поселка. Тогда Кризи вернулся в кабинет, позвонил в аэропорт и забронировал билет на самолет. После этого еще часа два он корпел над кипами газетных и журнальных вырезок.

Глава 5

Она была седьмой из четырнадцати, с которыми он беседовал вчера. Сегодня он встретился с ней снова, чтобы объяснить, какую роль ей предстоит сыграть.

Они сидели, глядя друг на друга через стол в обшарпанной комнатенке лондонского агентства, расположенного на улице Вардур в Сохо. Перед ним лежала раскрытая папка со стандартным набором документов неудачливой актрисы и фотографиями, сделанными, судя по всему, несколько лет назад. Женщина все еще была привлекательной, а ее походка, манеры и одежда – хорошо сшитый черный костюм и кремовая блузка – свидетельствовали, что она следит за собой. Кризи прочитал имя, стоявшее в верхнем углу папки, – Леони Меклер. Еще раз бросив взгляд на документы, он обратил внимание на ее возраст – тридцать восемь лет.

– Когда в последний раз у вас была работа? – спросил американец.

– Восемь месяцев назад, – ответила актриса. – Меня пригласили сыграть небольшую роль в одном телевизионном сериале.

– А перед этим?

– За год до этого я была некоторое время занята на фестивале в Эдинбурге. – Ее смуглое лицо выглядело немного печально. Женщина невесело усмехнулась. – Если бы я пользовалась успехом, мы бы сейчас с вами здесь наверняка не разговаривали.

– Почему же мы все-таки беседуем?

Она снова печально улыбнулась.

– У меня в Пимлико есть небольшая квартира, и если я в ближайшее время не найду работу, я ее лишусь. Не смогу выплачивать проценты по кредиту, который взяла, чтобы ее купить. Эта квартира – все, что у меня есть, если не считать старого “форда-фиесты”.

Он снова посмотрел в досье. Сведений о ее личной жизни там было явно недостаточно.

– Вы были замужем? – спросил Кризи.

Женщина кивнула.

– Дети?

– Сын.

– Сколько ему лет?

– Было восемь.

Актриса резко открыла сумочку и достала из нее пачку сигарет.

– Вы не возражаете?

– Нет.

Она прикурила и глубоко затянулась. Кризи заметил желтые пятна никотина на ее пальцах.

Выдохнув струю сигаретного дыма, Леони с горечью произнесла:

– Его отец сильно пил, он был хроническим алкоголиком. Как-то днем он вез мальчика домой из школы, а за обедом сильно перебрал. На автостраде он врезался в большой грузовик. Мой сын погиб.

– А его отец?

– Он выжил.

– Где он теперь?

– Не знаю. Вскоре после этого мы развелись.

После непродолжительного молчания Кризи спросил:

– А у вас есть проблемы такого рода?

Она отрицательно покачала головой и твердо сказала:

– Нет и никогда не было. Иногда я не прочь выпить рюмочку-другую хорошего вина или шампанского, но не более того.

Пристально посмотрев в лицо актрисы, Кризи подвинул к ней через стол блокнот и авторучку.

– Сейчас я хотел бы объяснить вам, какую работу собираюсь предложить, – сказал он. – Мне будет легче это сделать, если вы не будете меня прерывать. Поэтому, пожалуйста, помечайте на бумаге те вопросы, которые возникнут у вас по ходу дела.

* * *

Кризи говорил минут пятнадцать. Когда он закончил, в блокноте не было ни одной пометки.

– У вас не возникло никаких вопросов? – спросил он.

Леони подняла голову.

– Только два. Во-первых, расскажите мне немного о мальчике.

Американец на минуту задумался.

– Как я уже говорил, ему недавно исполнилось семнадцать. Он умен, но не очень общителен. Всю свою жизнь провел в сиротском приюте. Конечно, он нуждается в заботе и ласке, но, как любой парнишка в его возрасте, стремится к независимости. Не думаю, что при виде его у вас проснется материнский инстинкт.

Она натянуто улыбнулась.

– Второй вопрос, естественно, касается финансовой стороны дела. Гарри сказал мне, что работа будет очень неплохо оплачена… Мне бы хотелось точно знать, сколько я получу.

Американец закрыл досье, встал со стула и размял затекшие ноги.

– Как я вам уже говорил, мне нужно, чтобы вы оставались там полных шесть месяцев и ни днем меньше. Через четыре дня я вам перезвоню и скажу, получите ли вы эту работу. – Он остановился и взглянул на актрису. – Все это время я буду наводить о вас справки. Причем предупреждаю заранее, делать я это буду придирчиво. Вы в свою очередь сможете за эти дни взвесить мое предложение и отказаться от него. Если результаты проверки меня удовлетворят, а вы не измените своего решения, мы пойдем к любому юристу по вашему усмотрению и подпишем контракт. Сразу же после этого мы официально зарегистрируем наш брак. В тот же день вы получите три тысячи фунтов на расходы, а я передам адвокату подписанный чек на пятьдесят тысяч американских долларов. Он вручит вам чек после того, как нотариус с Гоцо официально подтвердит, что вы прожили со мной на острове полных шесть месяцев. В течение этих шести месяцев вы будете ежемесячно получать по тысяче долларов на личные нужды. Разумеется, все расходы по дому я беру на себя. Кроме того, у вас там будет собственный автомобиль. – Он слегка улыбнулся. – По случайному стечению обстоятельств, тоже “форд-фиеста”, но, видимо, не такой старый, как ваш. Но вы не будете иметь права вести там собственную личную жизнь.

Кризи понял, что женщина пытается быстро что-то подсчитать в уме.

– Деньги, которые вы получите, позволят вам рассчитаться с банком? – спросил он.

Впервые за время их знакомства ее лицо расплылось в широкой улыбке.

– Да, с квартирой у меня тогда проблем не будет. И еще вполне приличная сумма останется… Надеюсь, я пройду вашу проверку.

– Я тоже очень на это рассчитываю. Через четыре дня, миссис Меклер, я вам перезвоню.

* * *

На ней было доходившее до колен и хорошо подогнанное по изящной фигуре простое белое платье с кружевами. Сужавшееся в талии, оно выгодно подчеркивало мягкие изгибы ее стройного тела. Красота женщины бросалась в глаза. Мужчина был одет в бежевые хлопчатобумажные брюки, хорошо сочетавшиеся с оранжевой водолазкой и коричневыми замшевыми полуботинками.

Молодожены стояли перед чиновником, который решил, что они подходят друг другу. Кроме того, он подумал, что этот брак по расчету. За годы работы он зарегистрировал тысячи пар, и глаз у него был наметанный. Во-первых, у жениха не было при себе обручальных колец. Чиновник не без язвительности заметил, что хотя обручальные кольца и не обязательны для заключения брака, однако, как правило, на церемонии бракосочетания молодые ими обмениваются – это красивый обычай.

Жених вышел на Кингс-роуд, зашел в ближайший ювелирный магазинчик и вернулся с кольцами, по всей видимости, самыми дешевыми. После этого чиновник внимательно проверил все представленные женихом и невестой документы: два свидетельства о рождении, ее свидетельство о разводе и свидетельство о смерти его первой жены. Он обратил внимание на то, что супруга его скончалась 21 декабря 1988 года – лишь полгода назад. Да, конечно, это брак по расчету, но что это был за расчет, чиновник понять не мог. Как правило, браки с англичанками заключают будущие иммигранты – благодаря женитьбе они получают разрешение на жительство в Англии.

Жених и невеста даже не позаботились о том, чтобы привести с собой на церемонию бракосочетания двух свидетелей, поэтому чиновнику пришлось пригласить в качестве таковых клерка и секретаршу. После завершения официального ритуала они даже не поцеловались, но пожали руки чиновнику и свидетелям.

* * *

Когда они вышли на мостовую Кингс-роуд, Кризи взглянул на часы и сказал:

– Возьму такси – иначе опоздаю в аэропорт.

Леони понимающе кивнула.

– Когда ты мне позвонишь?

– Через неделю.

Она заметила на его лице нетерпение, но тем не менее спросила:

– Когда мы отправимся на Гоцо? Мне нужно это знать, чтобы успеть сдать квартиру, тогда я смогу быстрее выплатить банку проценты за полгода.

– Недели через две-три, – ответил Кризи. – Я тебе скоро позвоню.

Он повернулся и быстро пошел по улице.

* * *

Леони стояла на мостовой и смотрела, как он, удаляясь, идет среди других пешеходов своей странной походкой.

Потом она осмотрела свое платье и новые туфли. На душе остался неприятный осадок, словно ее просто использовали и выкинули за ненадобностью. Она подняла взгляд. Кризи возвращался. Подойдя к ней, он спросил:

– Сколько тебе еще надо, чтобы выкупить квартиру?

– Тринадцать тысяч четыреста двадцать фунтов и пятьдесят семь пенсов.

– Под какой процент ты брала кредит?

– Семнадцать с половиной в год.

Он с полминуты прикидывал что-то в уме, потом достал из заднего кармана брюк толстую пачку стодолларовых банкнот, отсчитал несколько, сунул ей в руку и сказал:

– Это должно покрыть платежи по процентам за следующие полгода… Я тебе перезвоню.

Она так и осталась стоять, сжимая в руке деньги и глядя ему в спину. Взмахнув рукой, Кризи остановил такси и сел в машину. Она повернулась и побрела по улице в противоположном направлении, пока не увидела вывеску какого-то бара. Первым делом Леони прошла прямо в дамскую комнату и пересчитала деньги. Он дал ей как минимум на сотню долларов больше, чем нужно было заплатить в банк.

Леони взглянула в зеркало, слегка подправила макияж и отправилась в бар.

– Какое у вас лучшее марочное шампанское?

– “Дом Периньон” 1959 года.

– Принесите мне бутылку.

Бармен принес шампанское в ведерке со льдом. Через час он заметил, что женщина допила бутылку до дна. После этого она взяла из сумочки носовой платок и вытерла слезы, катившиеся по щекам.

* * *

Джо Ролинз заплатил по высшему разряду, а когда он платил по высшему разряду, он всегда рассчитывал на лучшее. Находился он в номере гостиницы “Карлтон” в Каннах. Номер был действительно роскошный, однако девица могла бы быть и получше, а ей он заплатил тоже по высшему разряду.

– Перевернись, – буркнул он.

Она перевернулась. Он напрягся и попытался войти ей в задний проход. Она пробормотала что-то по-французски и отодвинулась.

– Черт тебя дери, – прошипел он. – Я тебе пятьсот зеленых заплатил.

– За это надо еще пятьсот, – безразлично сказала она.

Он смачно выругался и произнес:

– Ладно, сука.

Он снова попытался войти ей в анальное отверстие, однако она опять отстранилась.

– Деньги вперед, – сказала проститутка.

Последовало очередное проклятие. Джо Ролинз скатился с кровати и пошел в ванную. Через минуту он вышел, держа в руке пять банкнот по сто долларов. Шлюха взяла их и внимательно изучила каждую купюру, как и предыдущие пять.

– Нормально, – сказала она. – Давай действуй.

Обошелся он с ней жестоко, но долго продержаться не смог. Когда все было кончено, он, удовлетворенно хрюкнув, откатился в сторону.

Через несколько секунд женщина собрала свои вещи, – взяла вместительную сумку и скрылась в ванной. Еще через пять минут она вышла полностью одетая. На мужчину даже не взглянула, просто пересекла комнату и вышла в коридор. Джо Ролинз услышал, как за ней захлопнулась дверь.

“Вот сука”, – подумал он, и в этот момент все мысли в его голове как ветром сдуло. Тяжелые коричневатые шторы, закрывавшие балконную дверь, раздвинулись – за ними стоял человек.

Джо Ролинзу всегда нравилось заниматься любовью при ярко горевшем свете. Он узнал человека с первого взгляда, и сердце его похолодело.

Мужчина, одетый в черные брюки и черную водолазку с длинными рукавами, подошел к кровати и, глядя на него сверху вниз, проговорил:

– Привет, Джо. Или, может быть, правильнее было бы сказать “Привет, Кризи”?

Мужчина держал в правой руке черный саквояж, наподобие тех, что в былые времена носили доктора. Джо Ролинз остолбенел. Прежде чем он снова смог нормально двигаться, прошло не менее минуты. Он приподнялся и сел в постели.

– Пойди, Джо, принеси все сюда.

Взгляд Джо Ролинза напоминал взгляд змеи, загнанной в угол мангустом, глядевшим ей прямо в глаза. Голос его был похож на сдавленный хрип.

– Что принести?

– Деньги, Джо, то, что от них осталось. Давай иди за деньгами, они у тебя в ванной лежат.

Снова раздался сдавленный хрип:

– Какие деньги?

– Те деньги, Джо, которые тебе дал сенатор Джеймс Грэйнджер. Давай отправляйся за ними, и если ты там себе хоть десять центов оставишь, я тебе яйца отрежу… Знаешь, Джо, если я это сделаю, девица, которая только что ушла, всю твою тысячу мне с удовольствием за это отдаст.

Джо Ролинз очень медленно, очень осторожно слез с кровати и подошел к стулу, на спинке которого висела его одежда.

– Да ладно, Джо, не кокетничай, можешь сходить в ванную в чем мать родила.

Еле передвигая ноги, Ролинз поплелся в ванную. Густые черные волосы, покрывавшие его спину, свалялись. Когда он дошел до двери, голос его остановил. Звучал он мягко, почти вкрадчиво.

– Джо, не забудь захватить и свой пистолет – ту маленькую “беретту”, которую ты всегда кладешь рядом со своими грязными сокровищами. И вот еще что, Джо: когда будешь выходить из ванной, деньги у тебя будут в правой руке, а “беретта” – в левой, ты будешь держать ее за кончик дула большим и указательным пальцами.

Ролинз уже собрался было войти в ванную, как мягкий, бархатный голос раздался снова.

– Имей в виду, Джо, если тебе вдруг придет в голову мысль взять пистолет в руку и направить его на меня, сам понимаешь, я этому только обрадуюсь.

Спустя минуту Джо Ролинз вышел из ванной. В правой руке он держал толстую пачку стодолларовых купюр. В левой – небольшой черный пистолет. Он зажал его большим и указательным пальцами за самый кончик дула.

– Джо, брось все на кровать.

Деньги и пистолет шмякнулись на матрас, покрытый простыней.

Кризи наклонился, поднял с пола черную сумку и сделал знак в сторону двери.

* * *

Отрезать указательный палец левой руки большого труда не составило, тем более что хирургическая пила была достаточно острой, а Кризи был человеком сильным. Он применил сильно действующую местную анестезию, поэтому левая рука Джо Ролинза, до самого плеча, онемела и потеряла чувствительность на двадцать четыре часа.

Они сидели рядом. На столе перед ними лежали квадратный деревянный брусок, небольшая серебристая хирургическая пила, шприц, электрический коагулятор – прибор для свертывания крови, марля, бинт. Кризи работал ловко, в его движениях чувствовался большой опыт. Он положил негнущийся палец на деревянный брусок. Устранил кровотечение в месте разреза, приложил к нему марлю, смазанную дезинфицирующим составом, и забинтовал руку.

Потом он достал из черного чемоданчика небольшую, но увесистую металлическую коробочку и раскрыл ее. Из нее вырвался белесый пар. Кризи положил палец в коробочку, вдавил его посильнее в сухой лед и плотно ее закрыл. Когда он убрал все со стола в свой черный саквояж и снова заговорил, голос его звучал так же вкрадчиво и мягко, как раньше.

– Если ты, Джо, снова вздумаешь воспользоваться моим именем, я узнаю, где тебя найти. Мне станет известна любая твоя нора, любое логово, любая самая маленькая дыра, куда ты решишь забиться, даже если ты за нее будешь платить по штуке баксов за ночь.

Джо сидел совершенно неподвижно, глядя на забинтованную руку.

– Я думал, ты помер, – пробормотал он. – Все так считали.

– Так оно и есть, Джо, и если кто-нибудь когда-нибудь выяснит, что это не так, ты, Джо, очень скоро очутишься именно там, где, по всеобщему мнению, пребываю теперь я.

Он вышел из гостиной в спальню и тут же вернулся, держа в руке пачку денег. Джо Ролинз как будто окаменел. Кризи отсчитал сто стодолларовых купюр и положил их на стол.

– Здесь десять штук, Джо. Это тебе подъемные. Только в следующий раз рекомендую заранее думать, в какие игры играть, а в какие нет – для такого покера, как этот, у тебя кишка тонка.

Кризи взял свой саквояж и вышел в коридор.

Глава 6

Майкл Саид исследовал дом, испытывая какое-то странное чувство. Он знал, что строительством руководила жена Кризи Надя. Целых два года она придирчиво и внимательно следила за перестройкой старой части дома и возведением нового крыла. Все комнаты были просторными, с высокими сводчатыми потолками. Кризи любил простор.

Хотя дом был построен на старинный манер – из больших известняковых плит, доставленных из местной каменоломни, окна его были прямоугольными, очень большими, из каждой комнаты открывался вид на разные стороны острова.

Через небольшой коридор он прошел в спальню, к которой примыкала ванная. Из ее окна был виден маяк в Газри и бескрайний простор моря. Майкл знал, что пройдет два месяца, и он будет ночевать именно в этой просторной комнате.

На стене спальни висели два портрета, написанных маслом. На одном была изображена Надя, на другом – Джулия, когда ей было два года. Как-то, показав ему эти портреты, Кризи сказал:

– Женщина, которая приедет сюда со мной, будет здесь жить только по необходимости. С этого времени твоей семьей станут Надя и Джулия.

Он долго стоял и смотрел на картины, потом прошел в ванную. Даже она была построена с размахом – в одном ее углу стояла душевая кабинка с большим медным душем на длинном шланге, в другом – глубокая, похожая на бочку деревянная ванна с высокими бортиками. В отдельной кабинке стоял унитаз.

Майкл вспомнил, как однажды Кризи рассказал ему о своей первой поездке в Японию. Там он оказался с одной японкой в типичной сельской гостинице. Пока он раздевался, она наполнила похожую на бочку ванну водой. Он сразу же сел в деревянную бочку. Девушка пришла в ужас.

– Как же ты смоешь с себя грязь? – спросила она. – В ванну можно залезть только чистым, – сказала японка, заставила его выбраться из бочки и усадила на низенькую деревянную скамейку.

После этого она вылила из ванны всю воду, наполнила ее снова: вымыла его голову и тело, поливая его водой из небольшого черпака, а он сидел на скамеечке. Потом они вдвоем забрались в высокую деревянную бочку и лежали в ней полчаса.

Кризи рассказал, что поскольку этот дом был первым в его жизни, он решил все три ванные комнаты оборудовать на японский манер – сначала надо тщательно вымыться под душем и уже только потом лезть в ванну.

– А Надя тебя тоже мыла? – спросил Майкл.

Кризи с серьезным видом кивнул.

– Да, всегда. Это у нас был своего рода ритуал. Особенно ей нравилось намыливать мне голову.

Мальчик вышел из дома, подошел к бассейну и нырнул в прохладную воду. В одном и том же ритме он проплыл бассейн шестьдесят раз. Когда он вылез, у него ныли все мышцы. Ко времени приезда Кризи он будет проплывать бассейн больше сотни раз. Тогда он наверняка сможет обогнать его в заплыве хоть на две длины, хоть на четыре – вообще на любое расстояние.

* * *

Леони Меклер потратила часть денег Кризи. Уже много лет она не позволяла себе сорить деньгами. Леони узнала, что в ближайшие полгода на Гоцо будет стоять жара. Поэтому она накупила кучу ярких купальников, саронгов и маек. Для вечера она выбрала несколько легких длинных платьев, в основном с открытой спиной, но плотно облегавших талию. Потом в своем любимом магазине французской фирмы “Ланком” она купила кремы для лица и другую косметику.

Глава 7

Когда сенатор Джеймс Грэйнджер бывал в Вашингтоне, то всегда садился за письменный стол в восемь утра и напряженно работал до часа дня. В то утро ровно в девять раздался звонок по его личному телефону. Голос в трубке произнес:

– Локербай, 15 мая.

Сенатор взглянул на свой “Ролекс”. Календарь показывал 25 мая.

– Продолжайте, – сказал он в трубку.

– В десять часов к вам в кабинет со срочной почтой “Ди-эйч-эл” курьер по имени Гарри Уайт доставит посылку. Посылка эта от меня. Запретите службе безопасности подвергать ее обычной проверке. Вскройте ее сами, когда в кабинете никого не будет. В посылке вы найдете то доказательство, которое просили меня представить, и кое-что еще. В следующий раз я с вами свяжусь через пару недель.

В трубке раздались короткие гудки. Сенатор тут же связался с начальником службы безопасности.

В десять часов четыре минуты Грэйнджеру по селекторной связи позвонил секретарь и сообщил, что в приемной находятся курьер срочной почты “Ди-эйч-эл”, доставивший ему посылку, и сотрудник охраны. Грэйнджер распорядился пропустить их в кабинет.

Сенатор спросил охранника:

– Вы проверили личность этого человека?

– Да, сенатор, – ответил тот. – Его зовут Гарри Уайт. Он работает в “Ди-эйч-эл”.

Курьер держал в руке тяжелый металлический чемоданчик. Он положил его на стол перед сенатором, прикрыв сверху листком бумаги. Когда оба мужчины вышли из комнаты, сенатор взял листок, на котором было написано шесть цифр. Грэйнджер взглянул на чемоданчик. Под его ручкой было два числовых замка по три цифры в каждом. Он придвинул его ближе, набрал написанные на бумаге комбинации и раскрыл чемоданчик.

В нем лежали две толстые пачки стодолларовых купюр, перетянутые резинками, небольшая металлическая коробочка и листок бумаги с отпечатанным на машинке текстом.

Прежде всего сенатор прочел текст послания.

“Я встретился с Джо Ролинзом и взял у него сто шестьдесят тысяч долларов, принадлежащих вам. Ему я оставил десять тысяч „подъемных“ – если это выражение вам не известно, спросите, что оно означает у опытного игрока в покер. Я мог бы сообщить об этом деле в полицию, однако сразу же началось бы расследование, в котором, думаю, ни вы, ни я не заинтересованы. Прилагаю также вещественное доказательство, необходимое для удостоверения личности Джо Ролинза. Передайте его на экспертизу вашим приятелям из ФБР вместе со стаканом из вашего сейфа, на котором сохранились мои отпечатки пальцев. Кроме того, не забудьте передать им отпечаток моего большого пальца на этом листке”.

Подписи под письмом не было.

Кроме денег и письма в чемоданчике лежала только небольшая увесистая металлическая коробочка. Она была закрыта на маленький замочек, из которого торчал ключ. Сенатор взял коробочку в руку, но тут же от неожиданности выронил ее – она была холодна, как лед. Какое-то мгновение он думал передать коробочку в службу безопасности, но потом повернул в замке ключ и откинул крышку. Чемоданчик наполнился белесым туманом, а сам сенатор ухватился за спинку своего массивного кресла. Туман медленно рассеялся. Сенатор заглянул внутрь. Он увидел там палец, лежавший на белой тряпочке, испачканной в крови. Джеймс Грэйнджер, как загипнотизированный, несколько секунд смотрел на это жуткое зрелище, потом закрыл крышку коробочки и снял телефонную трубку.

* * *

В вашингтонской квартире сенатора тоже чувствовался свойственный Хэрриот размах: она была обставлена массивной европейской мебелью, на полах лежали толстые персидские ковры, на стенах висели картины великих художников прошлого. Несколько дней назад сенатор твердо решил продать эту квартиру и купить себе что-нибудь поменьше и поскромнее.

Кертис Беннет – заместитель директора ФБР – приехал ровно к шести часам. Этот высокий угловатый мужчина с лукавой улыбкой и насмешливым взглядом был старинным и очень близким другом сенатора. В руке Кертис Беннет держал портфель.

Не спрашивая гостя, сенатор налил ему традиционный сухой мартини.

Они удобно расположились возле большого электрического камина, выполненного в духе поздней английской готики, в котором мигали искусственные горящие угли.

– Ну что там, Кертис? – спросил сенатор.

Беннет отпил глоток излюбленного напитка, облизнул губы, оценивая его аромат, потом положил портфель на колени, раскрыл его и вынул папку с документами.

– Отпечатки пальцев со стакана действительно принадлежат Кризи – наемнику. Причем мертвому наемнику, сенатор. – Он постучал пальцами по папке. – Здесь у меня копия его свидетельства о смерти, полученная по факсу. Сам документ подписан известным профессором Джованни Саттой из больницы Кордарелли в Неаполе. Днем я говорил с ним. Он подтвердил, что подписывал это свидетельство и лично лечил пациента, который умер от огнестрельных ранений, полученных в Палермо, на Сицилии, во время перестрелки с бандитами из мафии. Джим, известные врачи не подписывают липовые свидетельства о смерти, да и врать они не привыкли.

Сенатор пожал плечами. Беннет взглянул на лежавший перед ним документ и проговорил:

– Однако если этот малый умер пять лет назад, мне совершенно непонятно, как его отпечатки пальцев могли оказаться на стакане из того набора, который в позапрошлом году я сам подарил вам с Хэрриот на Рождество… Кроме того, наши ребята из лаборатории сказали мне, что отпечатки эти совсем свежие… им около двух недель. Что все это значит, Джим?

Сенатор вытянул руку, как бы призывая заместителя директора ФБР хранить спокойствие.

– Не гони лошадей, Кертис. Что там с этим пальцем выяснилось?

По лицу Беннета скользнула чуть заметная усмешка. Он снова коснулся папки.

– Прежде всего ребята сообщили мне, что палец был отрезан у живого человека…

– Чей это палец?

Беннет вынул из папки еще одну страничку.

– Парня по имени Джозеф Ролинз, американского гражданина, родившегося в Айдахо, пятидесяти одного года. Вот уже много лет он трется около наемников в Европе и в Африке. В основном занимается вымогательством. Наши власти его разыскивают по обвинению в трех серьезных преступлениях, связанных с обманом и мошенничеством. О том, где он находится в настоящее время, нам ничего не известно.

Он закрыл папку и положил ее в портфель. Потом Беннет взял со столика свой стакан с мартини, отпил приличный глоток, пристально взглянул на сенатора и снова спросил его:

– Так что же, Джим, все-таки происходит?

Сенатор поднялся с кресла, повернулся спиной к камину и сверху вниз взглянул на старого друга.

– Не спрашивай меня, Кертис. Еще не время. Когда наступит подходящий момент, я сам тебе расскажу все, что знаю.

Большой начальник из ФБР вздохнул.

– Джим, я тебе выложил всю эту информацию, во-первых, учитывая то положение, которое ты занимаешь, и во-вторых, потому что мы с тобой старые приятели. Я даже согласовал этот вопрос с директором, хотя это и было немного рискованно. Тем не менее он со мной согласился… Но, Джим, пойми, он ведь тоже мне вопросы задает. Что прикажешь ему отвечать?

Сенатор улыбнулся.

– Передай ему, что я очень ценю его отношение ко мне, и напомни об этом еще раз, когда в сенатской комиссии на голосование будет поставлен вопрос об очередном бюджете вашей службы.

Теперь улыбнулся Беннет.

– Будь по-твоему. Но мне-то, по-дружески, ты можешь хоть что-нибудь рассказать?

Сенатор покачал головой.

– Кертис, имей терпение. Я все тебе скажу, когда смогу.

Беннет тоже встал и протянул хозяину дома пустой стакан.

– Тогда по крайней мере налей мне еще мартини. Есть две вещи в твоей жизни, которые ты научился делать в совершенстве, – наливать мартини и крепко держать рот на замке.

Сенатор усмехнулся. Когда он смешивал мартини с виски и содовой для себя, Беннет спросил:

– Это ведь как-то связано с Хэрриот, я прав?

Сенатор взглянул на него, но ничего не ответил.

Беннет вздохнул.

– Джим, я прекрасно знаю, как ты ее любил и как много она значила в твоей жизни. Джордж Буш заявил, что Соединенные Штаты найдут способ призвать преступников к ответу. Но мы-то с тобой понимаем, что все это только благие пожелания. Кто бы ни подложил эту бомбу и как бы близко мы к ним ни подобрались, сделать что-то конкретное практически невозможно, пока они держат в Ливане американских заложников.

Сенатор молча передал Беннету стакан.

Беннет снова вздохнул.

– Тогда, Джим, мне остается только гадать. Я догадываюсь, что ты намерен действовать на собственный страх и риск. Надеюсь, что глупостей ты не совершишь.

– Ты считаешь меня глупцом?

Беннет медленно покачал головой.

– Конечно же, нет, Джим, но сильное горе иногда толкает людей на странные поступки.

Сенатор печально кивнул.

– Да, ты прав. Несколько недель назад я на самом деле сделал одну глупость. – Грэйнджер положил руку другу на плечо. – Но, Кертис, больше я на эту удочку не поймаюсь. Расскажи мне лучше, как продвигается расследование?

– Думаю, нам удастся выяснить, кто это сделал, – ответил Беннет. – Я говорил с Баком Ревеллом – он курирует связи с шотландской полицией. У них этим делом занимается инспектор Питер Флеминг. Как я понял, он уже провел огромную работу. Этот Флеминг – упорный, настойчивый полицейский, как говорят, классный профессионал. Нам уже известно, что бомба была подложена в самолет во Франкфурте или даже раньше. Сейчас отрабатываются все версии, даже самые невероятные. Мне кажется, через пару-тройку месяцев этот малый не только раскопает, какая террористическая группировка ответственна за это преступление, но и представит неопровержимые доказательства.

– Насколько я понимаю, сразу же после этого наш уважаемый президент вышлет на расправу с преступниками морских пехотинцев.

Сотрудник ФБР более чем красноречиво пожал плечами. Он допил свой мартини, взял портфель и сказал:

– Ну, пожалуй, мне пора.

Грэйнджер, однако, ненадолго его задержал.

– Подожди минутку, Кертис, – сказал он. – Ты ведь заядлый игрок в покер. Тебе когда-нибудь доводилось слышать, чтобы серьезные картежники говорили о каких-то подъемных?

Беннет выглядел озадаченным.

– Конечно, – сказал он, – но это выражение используют только профессиональные игроки в покер. Они ставят на кон все, что имеют, кроме одежды, причем ставки у всех одинаково высокие – сотни, а иногда и тысячи долларов. Проигравший, естественно, выбывает из игры. Говорят, что он продулся в пух и прах, имея в виду, что у него больше вообще ничего не осталось. Тогда все партнеры скидываются, кто сколько даст, чтобы оставить проигравшему хоть что-нибудь на пропитание. Это у них и называется “подъемные”… Ты что, Джим, покером заинтересовался?

Грэйнджер с улыбкой ответил:

– Может быть. Спасибо за все, Кертис. Я очень тебе обязан.

– Ерунда, – ответил Беннет. – Ты же знаешь, я всегда сделаю для тебя все, что в моих силах. – Он еще раз пристально взглянул сенатору в глаза и произнес: – Ты стал худеть, Джим, ешь, видно, мало. Давай-ка договоримся, что на той неделе встретимся у нас, а Мэри приготовит то, что ты любишь.

– Спасибо тебе большое за приглашение, я обязательно буду… Задержись только еще на минутку.

Беннет обернулся. Сенатор пребывал в глубокой задумчивости.

– Этот человек, Кризи, – после паузы спросил он, – если бы он чудом оказался жив, что бы ты мог мне о нем сказать?

Прежде чем ответить, Беннет с минуту размышлял.

– Должен тебе сказать, что как только ты вспомнил об этом малом, я тоже заинтересовался им. От французской “Сюртэ” я получил отчет о его деятельности в Иностранном легионе, от бельгийцев и англичан – о том, как он проявил себя в Африке, от ЦРУ – о его подвигах во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже. В ближайшее время должен прийти ответ на мой запрос от итальянских спецслужб, они сообщат, чем он занимался в Италии накануне своей смерти – если верить уважаемому профессору Сатте… Джим, я перешлю тебе все эти отчеты, а ты в свою очередь мне тоже пришлешь что-нибудь вроде небольшого разъяснения по поводу этого дела, чтобы я не чувствовал себя просто мальчиком на побегушках. До встречи на той неделе, Джим. Я позвоню.

Беннет уже положил руку на дверную ручку, когда сенатор снова его остановил.

– Кертис, если все же ему удалось остаться в живых… прошу тебя, скажи мне кратко, одной фразой, что это за человек.

Беннет еще с полминуты пристально смотрел на дверную ручку, потом распахнул дверь, обернулся и произнес:

– Как ты мог понять из моих слов, я внимательно изучил все отчеты об этом человеке, которыми располагаю. Его личность как-то не укладывается в обычные рамки. Он большую часть жизни был наемником, то есть отлаженным и совершеннейшим механизмом для убийства. Но я нутром чую, что, хотя он и наемник, деньги для него не главное.

Сенатор снова повторил свой вопрос:

– Кертис, как бы ты мог его охарактеризовать одной фразой?

Заместитель директора ФБР пожал плечами.

– Если он все-таки жив… я бы сравнил этого человека с жуткой смертью в холодную ночь.

Беннет вышел в коридор и затворил за собой дверь.

Глава 8

Питеру Флемингу пришлось на пару дней отлучиться из Локербай отнюдь не на отдых, хотя передохнуть ему было необходимо. Ранним утром инспектор сначала направился в Лондон. Пообедав на скорую руку, он вовремя подъехал к новому зданию Скотланд-Ярда и успел к началу совещания, на котором присутствовали около дюжины высокопоставленных полицейских чинов и двое гражданских, – один из них представлял службу М-15, второй – М-16. Совещание продолжалось два часа.

После его окончания Питер Флеминг поехал в Форт-Халстед в Кенте, где находилась одна из лучших в мире химических лабораторий. Там его ждали два судебно-медицинских эксперта из ФБР. Они заверили инспектора, что будут работать с британскими спецслужбами рука об руку и не будут ничего от них утаивать.

Встреча продолжалась около часа. После ее завершения инспектор с удовлетворением отметил про себя, что английские ученые очень неплохо ладили со своими американскими коллегами. Так бывало не всегда, однако трагедия, произошедшая над Локербай, сплотила спецслужбы двух стран. Ему показали мельчайшие осколки пластмассы, металла и ткани, из которых за недели скрупулезнейшей работы удалось восстановить один чемодан, лежавший в багажном отсеке.

Ему предложили остаться и поужинать в ближайшем ресторанчике, однако он очень устал и отказался, предпочитая побыть в одиночестве.

Милях в десяти от Форт-Халстеда он заметил небольшую сельскую гостиницу, которая стояла чуть на отшибе от автомобильной магистрали. Гостиница оказалась трехзвездочной и полностью соответствовала своей категории. Комната, которую ему дали, была обставлена старомодно, но удобно. Еда в ресторане, хорошо и с любовью приготовленная, пришлась ему по вкусу, обслуживали там внимательно, но не назойливо. Поужинав, Питер Флеминг выпил у стойки бара рюмку коньяка и пошел спать.

В семь утра инспектор проснулся, принял душ, оделся и получил в ресторане английский завтрак по всем правилам. Рассчитавшись и выехав из гостиницы, он направился на склады вооружения, принадлежавшие военному ведомству, которые были расположены неподалеку от небольшого поселка Лонгтаун.

Именно там раскинулся гигантский ангар, в котором специалисты из британской службы расследования авиационных катастроф пытались по крупицам восстановить огромный “Боинг-747” компании “Пан Американ”. Назывался он “Дева морей”.

Когда его провели в ангар, он даже остановился в некотором замешательстве, граничившем с потрясением. Никогда раньше Питеру Флемингу не доводилось бывать в помещении таких колоссальных размеров. Некоторые специалисты даже пользовались велосипедами, чтобы проехать из конца в конец. Они в прямом смысле слова заново производили сборку “Девы морей”, останки которой громоздились в центре ангара. В одной стороне лежала почти не поврежденная носовая часть самолета, с другой – то, что осталось от хвостовой части, с боков – фрагменты крыльев. Среди разрозненных и покореженных останков огромной машины копошились десятки людей.

– Это чем-то напоминает гигантскую детскую головоломку, – сказал ему начальник технической службы, когда их представили друг другу.

– Да, вы провели просто потрясающую работу, – сказал инспектор, указав на груды металлических листов, перемежавшиеся с какими-то другими деталями из металла, проводами, остатками кресел и остальными малопонятными предметами.

– Через несколько недель мы полностью закончим восстановление самолета, естественно, без тех его фрагментов, которые так и не были найдены.

– Это поразительно, – произнес Флеминг. – Покажите мне, пожалуйста, где приблизительно находился грузовой отсек 14-Л.

Начальник технической службы указал пальцем:

– Вот здесь, недалеко от кабины. Так близко, что никто из команды даже не успел послать сигнал бедствия. Самолет распался на части буквально за несколько секунд. – Взглянув на полицейского, он спросил: – Сейчас уже можно с достаточной степенью определенности сказать, кто это сделал?

Питер Флеминг не сводил глаз с обломков самолета. Кивнув, он уверенно сказал:

– Да, скоро мы точно скажем, кто эти сволочи.

* * *

Леони Кризи, урожденная Меклер, никогда раньше не бывала на островах Мальтийского архипелага, и первое ее впечатление от знакомства с ними было отнюдь не самым благоприятным. Сама Мальта напоминала огромную строительную площадку – жилые дома и гостиницы стояли вдоль всего побережья, горячий воздух был наполнен едкой известняковой пылью.

Однако когда Леони села на паром, настроение ее изменилось. Небольшой островок Комино они миновали в конце дня, впереди лежал Гоцо. Остров был гораздо меньше и зеленее Мальты, на его холмах раскинулись многочисленные возделанные террасные поля, группировавшиеся вокруг небольших селений, где возвышались шпили соборов или церквей. Какое-то время Леони стояла, держась за поручни палубы и вглядываясь в открывавшийся перед ней островок, потом обернулась к Кризи и произнесла:

– Выглядит он замечательно.

– Он и в самом деле такой.

Во время полета Кризи в основном молчал, слова из него нельзя было вытянуть. В такси и на пароме – тоже. Видно было, что его мучили тяжелые раздумья.

Когда паром повернул ко входу в гавань Мджарра, он вдруг заговорил.

– Ты, Леони, – неплохая актриса. Я откопал кое-какие видеозаписи телесериалов, в которых ты снималась. Роль, которую тебе предстоит играть ближайшие полгода, на первый взгляд кажется несложной, но на самом деле, думаю, это не так.

– Почему?

Кризи сделал жест в сторону острова.

– Гоцианцы, как правило, очень дружелюбны. Жизнь у них незамысловатая, семьи обычно большие, гостеприимные и набожные. Мужчины много пьют и любят охотиться на кроликов и птиц. Работой они себя особенно не утруждают, если только не заняты любимым делом. Иностранцы, побывав здесь, чаще всего остаются от острова без ума и потом снова и снова сюда возвращаются. Некоторые даже переезжают сюда навсегда. Что же касается тебя, скорее всего ты этот островок скоро возненавидишь лютой ненавистью.

– Почему?

– Потому что гоцианцы никогда не смогут относиться к тебе по-человечески. – Он вздохнул. – А в тот момент, когда мы сойдем с парома, невзлюбят они и меня.

– Почему? – в третий раз спросила Леони.

– Я прожил здесь несколько лет, женился на гоцианке. Большая часть моих друзей – гоцианцы. Моя жизнь ничем не отличается от их, они считают меня своим и именно поэтому полагают, что в определенных ситуациях я должен поступать так же, как поступили бы они сами. Если гоцианец или гоцианка теряют супруга, они ходят в трауре как минимум год, а иногда и пять лет. То же самое, когда теряют кого-нибудь из родителей и даже дядю или тетку. Женщины носят черное и не выходят из дома. Такие уж у них обычаи. Они, конечно, изменяются, но очень медленно. Сама мысль о том, что гоцианец может повторно жениться пять месяцев спустя после смерти супруги, здесь просто невозможна. Тут все будут настроены против тебя. Когда мы будем с тобой появляться в кино, в ресторанах, в магазинах, все на нас будут смотреть пустыми глазами. – Он указал на дом с балконом, стоявший недалеко от воды. – Это – бар “Глиниглз”. И бар, и ресторан принадлежат двум братьям – Тони и Салву. Они – близкие мои друзья. Я провел с ними много времени, они регулярно получают всю мою почту. Оба брата по-своему любили Надю. Сейчас, когда мы туда зайдем, тебе сразу же станет понятно, что я имею в виду.

Паром причалил к пристани, с шумом спустили сходни. Кризи подхватил новый чемодан, старую брезентовую сумку и, смешавшись с толпой, они с Леони сошли на берег.

– Мой джип должен стоять у “Глиниглз”, – сказал Кризи, когда они взбирались по холму.

– Когда я смогу встретиться с Майклом? – заметно нервничая, спросила она.

– Я сказал, чтобы он ждал нас дома.

Дорога к бару шла в гору. У его входа был припаркован джип. Кризи бросил чемодан и сумку на его заднее сиденье, взял Леони за руку и сказал:

– Начинай играть свою роль прямо сейчас и продолжай все шесть месяцев, ни на что не обращая внимания. На людях ты должна проявлять ко мне все чувства, которые может испытывать новобрачная. Только не очень переигрывай.

Они вошли в бар. За угловым столиком компания рыбаков играла в бишклу. Несколько мужчин расположились у стойки бара. За ней стоял Салву, он был моложе Тони, поэтому на голове его сохранилось больше волос.

Кризи махнул рукой игравшим в карты рыбакам. Они лишь на миг оторвались от своего занятия.

Он кивнул мужчинам у стойки.

Те поприветствовали его в ответ. Салву смотрел на Леони. Кризи все еще держал ее за руку.

– Салву, хочу тебе представить мою жену Леони, – сказал он.

С выражением полного безразличия Салву протянул через стойку руку. Леони пожала ее. Рукопожатие это не выражало никаких чувств. Голос бармена был таким же плоским, как лист бумаги на столе.

– Добро пожаловать на остров, Леони.

– Спасибо, – улыбнулась она ему. – Я очень рада, что приехала сюда.

Кризи сделал жест в сторону стоявших у бара людей и представил их, назвав не имена, а прозвища.

– Шрейк, Байло, Базот, Уистин.

Последовали четыре сухих рукопожатия, несколько скомканных, неловких фраз. Салву положил на стойку бара небольшую стопку писем и бандеролей. Кризи взял их и сказал:

– Спасибо. Сможешь мне завтра на вечер оставить в ресторане столик на двоих?

– Конечно.

Последовало тягостное молчание.

– Давай, дорогая, пойдем, – сказал Кризи, обратившись к Леони. – Я должен показать тебе дом.

Он взял ее за руку, и они вышли из бара.

Какое-то время они молча ехали к центру острова, потом Леони сказала:

– Ты оказался прав. Я себя чувствовала так, будто попала в морозильник.

– И легче тебе здесь не будет.

Он указал налево, на массивные купола храма.

– Это селение называется Шевкийя. Храм, который ты видишь, третий по величине в мире. В нем может собраться в пять раз больше народа, чем живет в поселке.

– Зачем? – спросила она.

Он пожал плечами.

– Это своего рода состязание между поселками. Их жители соревнуются во всем – в футболе, фейерверках, которыми украшают праздники, в величине церквей. Здесь даже священники из каждого поселка соперничают друг с другом. Всего лет двадцать назад женитьба юноши на девушке из соседнего селения вызвала бы громкий скандал. Здесь в каждом местечке даже выговор у людей разный.

Они проезжали столицу острова Рабат. Кризи показывал Леони магазины, разные здания, объяснял, что где расположено. Через пять минут, выехав из городка, они свернули на боковую дорогу и стали подниматься в гору. Почти на ее вершине стоял дом, словно вросший задней стеной в скалу.

– Вот здесь тебе придется жить.

– Замечательно, – с сарказмом проговорила она. – Все это время я и там буду себя чувствовать, как в морозильнике?

Кризи покачал головой.

– Нет, этот дом станет твоим убежищем. Там ты сможешь отдыхать от своей роли. Кроме мальчика, там, как правило, никого не будет. Разве что два раза в неделю по утрам из селения будет приходить женщина – делать уборку и кое-какие другие хозяйственные дела.

– Она знала Надю?

– Естественно.

– Тогда лучше, наверное, будет, чтобы хозяйство вела я сама.

Он снова покачал головой.

– Нет, эта женщина вдова, и ей нужны деньги на жизнь.

– Я могла бы платить ей часть того, что буду получать сама.

– Просто так она денег никогда не возьмет – только за работу; люди здесь гордые. Не переживай особенно – она будет приходить лишь два раза в неделю на пару часов. Пока она будет убираться, ты всегда сможешь загорать на пляже.

Он перевел скорость на меньшую, и джип, взревев, продолжил подъем по склону холма.

Глава 9

Майкл в очередной раз кролем проплывал бассейн, размеренно разрезая воду руками. Он не слышал, как открылись ворота, не увидел, как джип въехал во двор. Кризи вынул из машины чемодан и сумку, взял Леони под руку и повел ее к бассейну. Майкл, оттолкнувшись от его стенки, поплыл в обратном направлении. Они стояли и смотрели на его точные движения. На полпути к противоположному краю он их заметил, но не сбился с ритма.

Подплыв к тому месту, где они стояли, он высунулся из воды и уперся локтями в край бассейна.

– Сколько? – спросил Кризи.

Паренек взглянул на него темными глазами, сиявшими на смуглом лице. С черных как вороново крыло волос стекала вода.

– Сто двадцать, – чуть задыхаясь ответил он. – Завтра я побью тебя хоть на две, хоть на четыре длины, хоть на всю сотню.

Леони повернулась к Кризи и взглянула ему в лицо. Впервые она увидела его улыбку.

– Давай поспорим, – сказал он.

Майкл улыбнулся в ответ.

– Я там в погребе порылся, под твоим кабинетом, где вино хранится – французское и итальянское. Названия со всех этикеток переписал. Отец Мануэль в этом неплохо разбирается. Я ему этот список показал, и он сказал, что все вина хорошие, но лучшее – “Шато Марго”, и спросил еще, в какой год оно было сделано. Я на следующий день проверил. Когда я ему сказал, что в семьдесят первом, он закатил глаза и облизнул губы… Так что если спорить, так уж на бутылочку “Шато Марго” семьдесят первого года.

– Ты что, сам ее всю выпить собираешься?

Майкл снова улыбнулся.

– Я ее отдам отцу Мануэлю, но если он со мной не поделится, я с ним больше разговаривать не буду.

Кризи кивнул и сделал жест в сторону женщины.

– Это Леони… моя жена.

Мальчик подтянулся, выбрался из бассейна и протянул ей руку.

Она пожала ее и тихо проговорила:

– Здравствуй, Майкл. Неужели ты и вправду переплыл бассейн сто двадцать раз?

Он посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

– Да, у меня нет привычки врать.

Взглянув на Леони, Кризи заметил на ее лице немного смущенное выражение. Тогда он сделал жест в сторону ворот и сказал парнишке:

– Майкл, отнеси пока что багаж в мою спальню, а я покажу Леони дом.

Он взял ее под руку, и они отошли от бассейна.

* * *

Она заговорила лишь после того, как Майкл ушел в селение и они уютно устроились под деревянным навесом, увитым виноградом.

– Ты оказался прав в отношении двух вещей. Этот дом станет для меня убежищем на полгода. Он очень мне понравился. У твоей жены был чудесный вкус. Как это ни странно, я чувствую себя здесь в безопасности. Мне нет никакого дела до того, что люди на острове будут обо мне думать. А судачить они могут обо всем, что им взбредет в голову. Кроме того, ты был прав в отношении Майкла… Во мне он наверняка не разбудит материнского инстинкта… думаю, ни в одной другой женщине тоже. – Она улыбнулась, но улыбка ее была печальной. – Он мне напоминает такую же глыбу льда, как и ты.

Кризи отпил пива, но ничего не ответил. Тогда Леони продолжила:

– Мне действительно необходимо спать с тобой в этой огромной постели?

Кризи кивнул.

– Если ты не будешь со мной спать, об этом непременно догадается женщина, которая приходит убирать. Она обязательно будет подмечать твои волосинки на подушке, обращать внимание на то, как разложены в комнате твои вещи… И будет делать это совершенно непроизвольно. А стоит ей догадаться, что мы с тобой спим в разных комнатах, и тут же все жители острова будут это знать. После того как комиссия утвердит усыновление – а это должно произойти в течение нескольких недель, – ты сможешь спать в другой спальне.

Он отпил еще глоток пива и продолжил:

– Я говорил уже, что у тебя нет причин для беспокойства. Я знаю, что способен на многое, но насильником мне раньше бывать никогда не доводилось.

Вопрос сам собой сорвался у нее с языка:

– Я, наверное, совсем тебе не нравлюсь?

Пожав плечами, он ответил:

– Я считаю тебя неплохой актрисой. Кстати, ты умеешь готовить?

Она подняла голову и ухмыльнулась, но доброй ее ухмылку назвать было нельзя.

– Да, Кризи, готовить я умею. Мне говорили, что получается у меня совсем неплохо. Хотя, конечно, это зависит о того, кто ест мою стряпню. Что ты особенно любишь?

– Самая простая еда, – он указал на большую каменную жаровню с решеткой, стоявшую около стены сада. – Я люблю бифштексы, рубленое мясо, поджаренное на огне. Мне нравится жаркое, особенно из говядины. Когда мы проезжали через город, я показал тебе мясную лавку. Если ее хозяин не будет давать тебе лучшее мясо на острове, скажи ему, что я не поленюсь к нему зайти, вырезать у него самые вкусные куски из тела и поджарить их на жаровне.

– Надеюсь, это ему и так известно.

* * *

В воскресенье, как обычно, Кризи пошел к Шкембри: Пол, Лаура и Джойи ждали его к обеду.

Он вошел в дом со странным чувством неуверенности к беспокойства. Для Кризи приготовили его обычное место за столом. Дело было не только в том, что он пришел в семью Нади, и не в том, что эти люди дважды выхаживали его после тяжелейших ранений, – просто он испытывал к ним глубочайшее уважение.

Они всегда говорили, что думали, особенно Лаура, и то, как они думали, ему всегда нравилось. Кризи прекрасно понимал, что сам по себе факт его женитьбы лишь пять месяцев спустя после гибели их дочери должен был обидеть этих людей до глубины души. Он ни секунды не сомневался, что все их друзья уже высказали им глубокое сочувствие, хоть Шкембри были людьми сильными и не нуждались ни в чьей жалости.

Однако приняли его так, будто ничего не произошло. Они обсуждали ранний урожай помидоров и аграрную политику нового правительства. О его новой жене, равно как и о предстоящем усыновлении Майкла, никто и словом не обмолвился. Все было так, словно он никуда не уезжал.

После позднего обеда он остался с Полом и Джойи во дворе. Юношу он воспринимал скорее как сына, чем как шурина. Он слегка его дразнил расспросами о девушке, за которой тот ухаживал вот уже около года. По обычаям гоцианцев юноша должен ухаживать за девушкой долгие месяцы. Если же он приводил ее в свой дом или появлялся в доме ее родителей, значит, дело приобретало серьезный оборот. Спустя еще несколько месяцев они обручались, и тогда давать задний ход уже было никак нельзя – обязательства, данные при обручении, нарушить невозможно. После этого, еще через год, устраивали грандиозную свадьбу.

– Как там Мария поживает? – спросил Кризи.

Джойи пожал плечами.

– С ней все в порядке.

– Вчера в Рабате я видел ее родителей. Пропустил по стаканчику с ее отцом. Хорошие они люди… достойная семья.

Джойи снова пожал плечами, но ничего на этот раз не сказал.

– У них отличный дом. Ты видел их дом, Джойи?

– Конечно.

– А был уже там?

Джойи заерзал на стуле.

– Нет.

Пол еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Кризи подлил ему и Джойи вина и задумчиво сказал:

– Дом у них просто отличный, и дочка симпатичная. Я в пятницу ее с друзьями в “Глиниглз” встретил. Тот полицейский – Марио, из кожи вон лез, чтобы ей понравиться. Ты же знаешь Марио, правда?.. Высокий парень такой, представительный, с черными усами.

Джойи что-то хмыкнул, взял со стола пустой графин из-под вина и пошел на кухню.

Пол мягко усмехнулся.

– Если бы я такое сказанул, он потом несколько дней на меня дулся бы.

– Она прекрасная девушка, Пол, и из хорошей семьи. Вся беда в том, что у Джойи в голове сейчас только предстоящее лето да танцы в дискотеках с блондинистыми туристочками.

Пол кивнул.

– Ты прав. В июле и августе мы дома его почти не видим, а отец Марии после десяти вечера ее никуда не выпускает. Ну и как нам быть?

Кризи неспешно ответил:

– Я все думаю, Пол, о том старом разрушенном доме, который стоит на краю твоей земли. Еще дядя твой его хотел как-то использовать. Скажи-ка ты Джойи, чтобы он начал его восстанавливать. Он умеет работать по камню. Объясни, что хочешь этот дом продать. Цены на старые дома сейчас прилично подскочили, потому что их стали скупать иностранцы. Если его восстановить и отремонтировать, ты не меньше тридцати тысяч фунтов получишь, а то и больше. А я в этом деле ему с удовольствием помогу, как в добрые старые времена, когда мы все вместе ограду твою каменную перекладывали.

Пол улыбнулся.

– Тогда, по-твоему, он всерьез о семье задумается?

Кризи кивнул:

– Пол, настало время вам с Лаурой снова внуков заводить.

После того как Кризи с Джойи ушли в “Глиниглз” пропустить еще по стопочке, Лаура вышла во двор, села с мужем за стол и позволила себе выпить первый за день стакан вина.

– Она неплохо готовит, Пол.

Пол уставился на жену непонимающим взглядом. Лаура пояснила свою мысль:

– Он раньше в два раза больше ел. Должно быть, она его хорошо кормит.

– Я так думаю, это уже кое-что, – без особого энтузиазма отозвался Пол.

– Да, – твердо сказала Лаура. – Это уже неплохо.

Глава 10

Он совершенно не был похож на главаря террористической организации. Скорее напоминал удачливого биржевого спекулянта или жулика, играющего по крупному.

Ахмед Джибриль сидел в своем богато обставленном и надежно охраняемом кабинете в самом сердце Дамаска. Роста он был небольшого, основательно заплыл жиром и весь лоснился. На нем опрятно сидели серые брюки, синий двубортный клубный пиджак с серебряными пуговицами и кремовая рубашка с коричневатым галстуком.

Родился он в 1937 году в деревушке Язур, близ Яффы, в существовавшем тогда Палестинском государстве. Всю свою жизнь он боролся за то, чтобы вернуться в родную деревню, земли которой отошли к Израилю после его создания. Когда Ахмеду исполнилось девятнадцать, он пошел служить в сирийскую армию. Благодаря неуемным амбициям и целенаправленности он быстро делал карьеру и вскоре получил чин капитана инженерных войск. Скорее всего не случайно его страстью были взрывчатые вещества: его с полным основанием можно было бы назвать экспертом по разрушению.

В середине шестидесятых, когда Сирия планировала вторжение в Израиль, правительство страны финансировало создание нескольких террористических организаций. В их состав вошли многие офицеры-палестинцы, служившие в сирийских вооруженных силах, и в том числе Ахмед Джибриль. Какое-то время он служил вместе с Джорджем Хабашем в рядах Фронта национального освобождения Палестины, однако позже, отколовшись от него, создал собственную группировку: Фронт национального освобождения Палестины – Генеральное командование (ФНОП-ГК). Его жена Самира возглавляла женский комитет этой группировки, а оба их сына, Джихад и Халед, занимали в ней руководящие посты.

Благодаря мощной финансовой поддержке Сирии и других стран довольно скоро ФНОП-ГК превратилась в наиболее подготовленную террористическую группировку на Ближнем Востоке.

Она взяла на себя ответственность за взрыв самолета компании “Свиссэйр”, совершавшего 330-й рейс между Цюрихом и Тель-Авивом. Именно боевики Джибриля вполне могли подложить бомбу на самолет австрийской авиалинии, летевший из Франкфурта в Вену, пилот которого успел сделать аварийную посадку. Взрывы в воздухе гражданских самолетов стали своего рода фирменным знаком группировки Ахмеда Джибриля. В 1986 году на одной из пресс-конференций он с гордостью заявил, что ни один пассажир самолетов, которые совершают рейсы между Соединенными Штатами и Израилем, не будет чувствовать себя в безопасности.

В середине восьмидесятых Джибриль открыл несколько филиалов своей организации в Европе – в Риме, во Франкфурте и на Мальте. Кроме всего прочего он принял в состав группировки Мервана Крешата, иорданского националиста, который по праву считался одним из лучших в мире изготовителем взрывных устройств.

Когда зазвонил стоявший на его письменном столе красный телефон, он просматривал свежие газеты и журналы. Ахмед Джибриль снял трубку и услышал знакомый голос полковника Джомаха, осуществлявшего непосредственный контакт между ним и президентом Ассадом. Джомах был, как всегда, краток.

– С нашим посольством в Париже связался человек, заявивший, что располагает жизненно важной для тебя информацией.

– Какой именно?

– В детали он не вдавался, но произнес слово “Локербай”. Он сказал, что если ты заинтересуешься, в течение семи дней надо будет дать такое объявление в “Интернешнл геральд трибюн”: “Элен Вудс должна как можно скорее позвонить домой”.

Какое-то время Джибриль размышлял, потом нерешительно проговорил:

– А ты что по этому поводу думаешь?

– Что такое объявление обойдется всего в несколько долларов… Так ты хочешь, чтобы я его опубликовал?

– Буду тебе очень обязан, – как можно мягче сказал Джибриль.

– Вот и хорошо. Если что-нибудь из этого выйдет, я тут же тебе перезвоню.

В трубке раздались короткие гудки. Джибриль положил ее на место и несколько минут сидел, глядя на небольшой хрустальный графин с красновато-бурой зернистой сыпучей массой, стоявший на письменном столе. Это была земля, которую пару лет назад ему почтительно преподнес один из его боевиков, собрав ее с поля деревушки Язур близ Яффы.

Глава 11

Леони сыграла свою роль превосходно.

В состав комиссии входили епископ, отец Мануэль Зерафа, еще один престарелый священник и женщина с Мальты, работавшая в общественной организации по охране прав сирот. Они сидели в одном из кабинетов епископата за длинным столом. По другую его сторону расположились Кризи и Леони. Члены комиссии уже ознакомились со всеми необходимыми документами, а также банковскими справками, подтверждающими наличие у Кризи средств, необходимых для содержания ребенка.

Во время собеседования епископ упомянул о погибшем сыне Леони и спросил ее о том, сможет ли Майкл Саид в какой-то степени занять его место. Актриса на мгновение задумалась, потом вынула из сумочки батистовый носовой платочек и пустила слезу. В этот момент Кризи понял, что с усыновлением все пройдет нормально, он только не уловил, были ли ее слезы подлинными. Позже, когда они уже вышли из кабинета, он решил не спрашивать об этом актрису.

Теперь распорядок их жизни изменился. Майкл должен был приходить каждое утро к семи часам, плавать и заниматься с Кризи зарядкой, пока Леони готовила им неизменный завтрак – омлет с ветчиной и помидорами, сильно прожаренные тосты, свежевыжатый апельсиновый сок, кофе для Кризи и чай с лимоном для Майкла. Примерно час спустя после них она завтракала сама и уезжала в Рабат за покупками. Остаток утра Кризи работал в кабинете. По возвращении Леони ложилась с книжкой около бассейна, а иногда купалась. На полках в кабинете Кризи стояли тысячи книг самой разной тематики, кроме того, там был неплохой подбор художественной литературы.

В полдень Леони готовила ему легкий обед, как правило, салат с холодным мясом. После обеда Кризи надевал потертые джинсы и выношенную джинсовую рубашку и на два-три часа уходил из дому. Ей он говорил, что помогает другу строить дом. По возвращении он скидывал с себя всю одежду и сразу же шел под душ, вмонтированный в стену ограды неподалеку от бассейна, а потом проплывал его несколько раз.

Мальчик приходил обычно около пяти, и Кризи часок-другой беседовал с ним с глазу на глаз. Иногда они сидели под решетчатым навесом, потягивая пиво, но чаще подолгу ходили вокруг бассейна. Говорил в основном Кризи. В это время Леони сидела в сторонке, так что слова их до нее не доносились, иногда хозяйничала в кухне или смотрела по видео какой-нибудь фильм. Она часто смотрела передачи, транслировавшиеся из Италии. Чтобы как-то убить время, она решила заняться итальянским языком – особого труда это не составляло, потому что как-то Леони провела в Италии отпуск и какие-то слова и выражения уже знала. Она купила себе лингафонный курс и поставила целью через шесть месяцев говорить по-итальянски на бытовые темы.

Два-три раза в неделю Кризи приглашал ее куда-нибудь на ужин. Места эти были самыми разными – небольшое бистро в Шаре с незамысловатыми блюдами местной кухни, ресторан “Глиниглз”, где Салву готовил в кухоньке под открытым небом, кабачок под нелепым названием “Розовая пантера”, что-то вроде типичной английской забегаловки.

Ночью они спали в огромной постели. В ширину кровать эта достигала семи футов, и, хотя уже прошло несколько недель их “совместной жизни”, Кризи даже во сне ни разу не коснулся Леони.

Семь недель спустя пришли документы об усыновлении, и распорядок их жизни снова изменился. Леони вместе с Кризи поехала на джипе в сиротский приют за Майклом. Никаких особых торжеств по этому поводу не устраивали. Паренек вместе с отцом Зерафой ждал их у входа. У ног его стояла небольшая спортивная сумка со всеми его небогатыми пожитками.

Леони вполне удовлетворительно сыграла свою роль, обняв мальчика и расцеловав его в обе щеки. Поцеловала она и священника, с чувством проговорив:

– Спасибо вам, святой отец, что вы так хорошо присматривали за Майклом. Постараюсь, чтобы у меня это получалось не хуже.

На лице священника не отразилось ровным счетом никаких чувств. Майкл поднял с земли сумку, бросил ее в джип и сам же забрался в него.

Когда они приехали домой, Леони смотрела сквозь приоткрытую дверь, как он прошел к себе в спальню – комнату с портретами Нади и Джулии, бросил сумку на постель, осмотрелся, медленно подошел к портретам и, глядя на них, застыл.

Сразу же после усыновления Кризи забрал мальчика из школы и сам продолжил его обучение.

После спортивных занятий и плавания они, как правило, завтракали, затем исчезали в кабинете Кризи и не появлялись вплоть до самого обеда. Подкрепившись в полдень, оба уходили на строительство дома. Однако два раза в неделю Кризи отправлялся туда один, а к Майклу приходил пожилой учтивый араб, учивший его арабскому языку. Леони обратила внимание, что изучают они только устную речь, а не письмо. Представился он ей как Юсуф Оадер. Леони знала о нем лишь то, что он жил теперь на Мальте на свою пенсию, а родился в горном селении в Ливане.

Она замечала, что мальчик относился к старику уважительно, на уроках был внимателен.

Заметила она и то, что между Кризи и Майклом стал развиваться не очень ей понятный дух соперничества. Началось это на следующий день после ее приезда из Англии. Мальчик пришел сразу после полудня и сказал Кризи:

– Ну так как насчет заплыва?

– Сколько раз проплывем? – спросил тот.

Парнишка задумался и ответил:

– Давай, десять раз.

Она сидела под навесом и наблюдала. Когда они переплыли бассейн первый раз, мальчик обгонял Кризи на два фута, во второй раз – на пять, на пятый – на десять футов. Она уже решила было, что Кризи проигрывает, и подумала о том, как в этом случае должно быть ущемлено его достоинство. Однако, переплывая бассейн в шестой раз, паренек стал снижать темп. Кризи же продолжал размеренно, с той же скоростью плыть размашистым кролем, не меняя ритма, взятого в начале. Майкла он обогнал, когда им оставалось еще дважды переплыть бассейн, а завершил заплыв, оторвавшись от него на восемь футов.

Подтянувшись, он сел на краю бассейна и спустил ноги в воду. Когда Майкл подплыл к нему, он нагнулся, помог ему вылезти из воды и посадил рядом с собой на бортик. Несколько минут они сидели и разговаривали. Как обычно, в основном говорил Кризи. Хотя он и не повышал голос, Леони слышала каждое его слово.

– В чем твоя ошибка? – спросил Кризи.

Грудь мальчика тяжело вздымалась.

– Я взял слишком большой разгон, – еще не отдышавшись ответил он.

Кризи покачал головой.

– Это вторая твоя ошибка. Первая состояла в том, что ты ввязался в дело, хотя не был абсолютно уверен в том, что выиграешь. Больше никогда так не поступай – ни в игре, ни в жизни. Никогда не бей первым, если не уверен, что сможешь одолеть противника. Никогда не ввязывайся в сражение, пока не будешь точно знать, что выиграешь всю войну. Никогда не начинай ухаживать за женщиной, пока не почувствуешь, что она может стать твоей.

Пока мальчик обдумывал его слова, царило молчание. Потом Кризи спросил:

– Ты был когда-нибудь с женщиной?

С горечью и обидой в голосе мальчик ответил:

– Нет, местным девушкам нет дела до сироты из приюта.

– Но ведь летом здесь бывает много приезжих.

– Да, я часто видел симпатичных девушек на пляже Рамлы и на улицах Рабата, но в приюте нам на карманные расходы выдавали по пятьдесят центов в неделю. Мне говорили, что самый дешевый напиток в дискотеке в Ла-Гротте как раз столько и стоит, а за вход туда надо заплатить семьдесят пять центов.

После затяжного молчания Кризи сказал:

– В тот день, когда все бумаги об усыновлении будут готовы и мы их получим… в тот день, когда ты сюда окончательно переедешь, никаких денег на карманные нужды у тебя больше не будет. Каждую неделю ты будешь получать по двадцать семь фунтов – на Гоцо это минимальная зарплата. Но деньги эти, Майкл, ты будешь отрабатывать, причем трудиться тебе придется в поте лица, так, как никогда в жизни.

Леони видела, как Майкл повернул голову, взглянул на Кризи и кивнул.

– Я отработаю их, Уомо.

– Ты знаком с моим шурином – Джойи Шкембри?

– Видел его, конечно. В прошлом году на праздник он привез мне и другим ребятам газированные напитки. Я даже как-то с ним парой слов перемолвился. Он обычно играл в футбол за “Айнселум”, но пару лет назад ушиб колено. Он был хорошим нападающим.

– Ладно, в первую субботу после того как ты сюда переедешь, Джойи сходит с тобой в Ла-Гротту. Пусть тебя не смущает, что вы там будете вместе, и вообще тебе его стесняться не надо. Но никогда не пытайся с ним хитрить или умничать. И Боже тебя упаси пытаться отбивать его девушек – правой он бьет, как кузнечным молотом. Я как-то сам это видел.

В первую субботу после переезда Майкла из приюта Кризи повез его в Рабат на встречу с Джойи. Потом он пригласил Леони на ужин в Та-Френи. Когда в час ночи они вернулись домой, Майкла еще не было дома.

Леони услышала, что он вернулся в четыре утра, прошел в спальню, открыв дверь ударом руки, и свалился на пол. Она уже собралась встать с постели, однако Кризи, схватив ее за локоть, остановил этот непроизвольный порыв. Это был первый раз, когда он позволил себе коснуться ее в постели.

– Оставь его в покое, – буркнул он.

Утром Леони зашла в спальню к Майклу и увидела, что он лежит одетый поперек кровати и спокойно посапывает в подушку.

До завтрака Кризи заставил парня проплыть бассейн в длину сотню раз.

Стоял июль. Чудесные дни сменялись прекрасными вечерами. Леони старалась как можно больше времени проводить в саду. Ели они теперь только на воздухе. Вечерами над жаровней, как правило, колдовал Кризи. Он был мастером своего дела – мясо всегда настаивал за сутки в маринаде собственного изготовления. Она же обычно готовила салаты. Кризи обучал Майкла секретам обращения с жаровней, рассказывал ему о тонкостях приготовления разных сортов мяса и рыбы, которой его частенько угощали друзья-рыбаки в “Глиниглз”. По просьбе Кризи Леони учила мальчика готовить овощи. Майкл схватывал все налету, и она заметила, что готовить ему нравится.

Как-то Леони спросила Майкла, как кормят детей в сиротском приюте. Он скорчил страшную гримасу и сказал:

– Нас там кормили так, будто в машины бензин заливали. И вкус у еды был такой же.

Жаркое солнце, замечательная природа и вся обстановка, царившая на Гоцо, должны были бы восхищать Леони, нежданно-негаданно попавшую в этот рай, однако с каждым днем она впадала во все более глубокую депрессию. И не потому, что островитяне продолжали к ней относиться так, словно она была переносчиком неизлечимой заразы, и не потому, что Кризи и Майкл с каждым днем становились все ближе друг другу, что лишь усиливало ее изолированность.

Она была неглупой, чувствительной и ранимой и имела достаточно жизненного опыта. Ее вклад в их общую жизнь ограничивался поездками за продуктами, готовкой и обучением Майкла азам кулинарии. Ее никто никогда ни о чем не спрашивал, мнение ее никого не интересовало. Иногда Леони просто боялась просыпаться по утрам, потому что с каждым днем ее моральное состояние становилось все хуже. По ночам она часто не могла заснуть. Час за часом лежала в огромной постели рядом с Кризи, слышала его дыхание, порой какие-то отрывистые обрывки слов или фраз, которые вырывались у него во сне.

Ей ничего не оставалось, как заставлять себя думать лишь о выкупе квартиры в Лондоне и о потрепанном “форде-фиесте”.

* * *

Было три часа дня. Лаура Шкембри стояла во дворе своего дома и смотрела, как вдалеке ее сын и Кризи ремонтировали стены ветхого здания. В то утро она ходила за покупками в Рабат. Там она встретила свою двоюродную сестру, которая не без основания слыла одной из самых острых на язык сплетниц на острове. Она рассказала Лауре, что эта женщина, которая жила с Кризи – его женой кузина ни разу ее не назвала, – чуть ли не каждый день ходит в супермаркет за покупками. При этом она со злорадным удовольствием смаковала подробности того, как она сама и все остальные островитяне делали все, чтобы дать ей понять – Леони здесь чужая и своей никогда не станет.

– Я с ней ни разу словечком не перемолвилась, – усмехнулась она. – Ни единым словечком. С того самого дня, как она приехала на Гоцо.

Когда Лаура зашла в лавку зеленщика, продавщица, стоявшая за прилавком, почти слово в слово повторила ей слова двоюродной сестры, причем с тем же самым выражением ехидного злорадства.

Лаура смотрела на двух мужчин, работавших вдалеке. Ее сын стоял на вершине стены. Кризи передавал ему известняковые блоки. Глаза ее скользнули по полю туда, где муж пахал на маленьком тракторе землю.

Лаура задумчиво взглянула на часы и окончательно приняла решение.

Зайдя в дом, она взяла свою сумочку, ключи от “лендровера” и написала записку Полу.

Когда раздался звонок в дверь, Леони лежала в шезлонге около бассейна. Она посмотрела на часы. Кризи обычно возвращался позже. Майкл и его учитель арабского языка сидели под решетчатым навесом, поглощенные беседой. Пока она шла к воротам, в голове ее мелькнула мысль о том, что Кризи не мешало бы обучить мальчика еще и хорошим манерам.

Открыв дверь, она увидела перед собой высокую, прекрасно сложенную женщину, соразмерность пропорций которой делала ее схожей с античной статуей. Ее красивое лицо обрамляли густые волосы цвета черного дерева.

– Здравствуйте. Вас, должно быть, зовут Леони, – проговорила женщина. – Я – Лаура Шкембри.

На какое-то мгновение Леони лишилась дара речи. Тогда женщина добавила:

– Мать Нади.

Оторопь Леони сменилась смущением. Слов она так и не могла подыскать. Женщина улыбнулась теплой, располагающей улыбкой и дружелюбно протянула руку.

– Очень рада наконец с вами встретиться.

Леони пожала протянутую руку и произнесла:

– Прошу вас, проходите, пожалуйста.

Женщина покачала головой.

– Как-нибудь в другой раз, – сказала она. – Сегодня четверг, а по четвергам у нас в клубе “Астра бэнд” играют в бинго – это такая разновидность лото. Я зашла спросить вас, не захотите ли вы со мной туда пойти вечером? Это очень неплохой случай завязать полезные и интересные знакомства. В этом клубе бывают почти все местные женщины. Их там до нескольких сотен по четвергам собирается. За игрой и после нее мы немного выпиваем, обсуждаем все новости прошедшей недели, сплетничаем.

Она пристально смотрела Леони в глаза. Леони с твердостью в голосе сказала:

– Я вам очень благодарна за приглашение. Присоединюсь к вам с огромным удовольствием.

* * *

Лаура Шкембри не играла в бинго уже, наверное, лет двадцать, но когда они с Леони вошли в огромный зал и глаза ее пробежали по многочисленным столам, за которыми шла игра, она узнала почти всех присутствующих и ее все узнали. На острове все знали Лауру Шкембри как человека цельного, выдержанного, с сильным характером, который всем говорит правду в глаза. Знали все и то, что она потеряла двух дочерей – одна погибла в автомобильной катастрофе в Неаполе, другая – в авиационной катастрофе над Шотландией. Каждое воскресенье она ходит к мессе. Ее младшая дочь погибла всего восемь месяцев назад, но тем не менее Лаура пришла в клуб “Астра Бэнд” не в трауре, а в пестром сине-красном платье, причем пришла не одна, а с женщиной, которая совсем недавно стала женой мужа ее покойной дочери.

В дальнем конце зала на высоком подиуме сидел мужчина. Перед ним лежал большой пластиковый пакет с шариками для пинг-понга, на которых были проставлены номера. Он вынул из пакета очередной шарик и громко произнес в микрофон:

– Одиннадцать, барабанные палочки, одиннадцать!

Никто не обратил на его слова внимания. Все присутствовавшие в зале женщины повернулись в сторону входной двери. По огромному помещению прокатилась волна удивленных возгласов и шепота.

Лаура взяла Леони за руку, улыбнулась ей и негромко сказала:

– Давайте пройдем сначала в бар и выпьем там чего-нибудь холодненького, а потом я хотела бы вас кое-кому представить.

– Мне кажется, кое-кого я уже знаю.

Лаура покачала головой.

– Нет, пока что вы здесь не знаете никого, но, надеюсь, скоро узнаете многих.

Глава 12

В субботу вечером Джойи Шкембри заехал за Майклом, чтобы взять его с собой на дискотеку. Майкл был еще у себя в спальне – готовился к предстоящей поездке. Он надел новые вареные джинсы с дырами на коленях и майку с короткими рукавами и портретом Криса Ри. Леони готовила на кухне ужин. Кризи поставил пару банок холодного пива на стол под навесом и обсуждал с Джойи ремонт дома. Всю неделю они строили его новое крыло, где расположатся кухня и столовая. Они никак не могли договориться, какой должна быть крыша – арочной, как в большинстве старинных зданий острова, или с перекрытиями из деревянных балок. Спорили они об этом уже не раз.

Джойи отпил полстакана пива, бросил в сторону Кризи тяжелый взгляд и сказал:

– Я уже все решил, Уомо, и не хочу больше это обсуждать.

– Что же ты решил?

– Делать будем арки, а не балки.

– Почему?

– Потому что так мне больше нравится.

Кризи пожал плечами, явно не соглашаясь с мнением шурина.

– Так-то оно так, но ты не забывай, что сейчас многие дома скупают англичане, а в последнее время и немцы. А им нравятся деревянные перекрытия, они больше соответствует их представлениям о сельской архитектуре. Так что давай, Джойи, будем более трезво смотреть на вещи, ты ведь сам там жить не собираешься… или, может быть, я не прав?

Джойи, прищурившись, пристально посмотрел на него. Допив пиво, он встал, прошел через двор и крикнул по-мальтийски в широко распахнутую дверь:

– Майкл, если через две минуты ты не будешь готов, я уеду без тебя, и сердце молодой шведки будет разбито навеки.

В ответ донесся крик Майкла:

– Иду, Джойи, уже иду!

Джойи вернулся к столу и усмехнулся, глядя на Кризи.

– Мне кажется, сегодня ночью ему должно повезти. Эта девица без ума от него.

– Не давай только этому теленку много пить. Приглядывай за ним повнимательнее.

Джойи пожал плечами.

– Мне-то что: я должен лишь отвезти его туда, а потом доставить обратно. В любом случае я особенно переживать не стану. На прошлой неделе на самом-то деле впервые в жизни из дому вырвался. Естественно, что мальчонка слегка перебрал. Со мной в первый раз все так же получилось.

– Ну, что касается тебя, так ты уже на моей памяти столько раз крепко за воротник закладывал, что и вспоминать тошно.

Джойи снова улыбнулся, но когда из кухни донесся стук сковородок, на его лице появилось серьезное выражение. Он посмотрел на Кризи и сказал:

– Между прочим, мать просила тебе кое-что передать.

– Слушаю тебя.

– Завтра воскресенье. Она сказала, что если ты не возьмешь с собой свою жену, можешь к нам на обед не приходить.

Лицо Кризи исказила гримаса, будто он только что съел лимон.

– Ты уж меня прости, но иногда твоя мать мне напоминает занозу в заднице. Интересно, когда в последний раз она играла в бинго?

Джойи развел руками.

– Я даже не знал, что она вообще в лото играть умеет. Но ты прав: иногда она бывает еще какой занозой в заднице.

Под навес вошел Майкл. Джойи даже присвистнул от удивления.

– Вот это да! Где это ты майку такую отхватил?

Мальчик усмехнулся и ответил:

– Она ко мне вчера прямо из Лондона прилетела. Ты сегодня на моем фоне будешь очень бледно выглядеть.

* * *

В понедельник за ужином Кризи сделал неожиданное заявление. Утром он заходил в “Глиниглз”, где ему передали очередную партию корреспонденции. Одно из писем пришло из Вашингтона.

Он не пошел днем работать с Джойи, а остался у себя в кабинете и сделал несколько международных и местных звонков по телефону.

– Завтра я уезжаю, – сказал он. – Меня не будет пару недель.

– Куда ты собрался? – спросил его Майкл.

– Кое-где побывать надо, кое с кем встретиться, – уклончиво ответил Кризи. Потом пристально взглянул на Майкла и сказал: – Ты должен знать человека, которого зовут Джордж Заммит… Он – племянник Пола Шкембри и двоюродный брат Джойи.

Майкл кивнул.

– Ты знаешь, чем он занимается?

Майкл снова кивнул.

– Отлично. Я говорил с ним днем по телефону, и он согласился мне помочь в одном деле. Начиная с завтрашнего дня каждый вторник и четверг ты должен будешь переправляться на Мальту семичасовым паромом и ездить на автобусе в Валетту. Сходить будешь на конечной остановке, потом пешком добираться до крепости Святого Эльма. Там тебя будет ждать Джордж.

– Что я там должен буду делать?

Кризи немного подумал и бросил косой взгляд в сторону Леони.

– Продолжать свое образование, – ответил он как ни в чем не бывало. Потом, обратившись к Леони, добавил: – У меня к тебе просьба: пока меня не будет, вози его к парому, хотя и придется вставать рано.

– Конечно, – ответила она.

Глава 13

Сначала он вылетел в Люксембург, где провел час в небольшом частном банке. Сразу после этого отправился в Лондон и остановился в маленькой удобной семейной гостинице “Гор” в Квинсгэйте, сняв номер под именем мистера Стюарта. На тот же вечер ему там заказали билет на “Призрак в опере”.

В гостиницу Кризи вернулся уже за полночь. Портье открыл дверь и сказал, что в баре его ждет посетитель. Хотя бармен давно уже ушел, портье сам приготовил гостю напиток и оставил его там одного.

Мужчина был невысокого роста, немного располневший, с волосами песочного цвета. Ему было около шестидесяти.

– О тебе наводили справки, – сообщил он Кризи.

Стены бара были увешаны картинами, написанными другом владельцев гостиницы. Все они были выставлены на продажу, но за долгие годы, что Кризи здесь время от времени останавливался, ни на одну из них, судя по всему, покупателя так и не нашлось. Мужчина с песочными волосами внимательно разглядывал одну из картин. В конце концов он повернул голову и произнес:

– Что-то, Кризи, не нравятся мне эти картины, слишком они какие-то вычурные. Тебе не кажется?

Пожав плечами, американец ответил:

– Со временем к ним привыкаешь. Так кто же обо мне справлялся?

– Прежде всего Питер Флеминг. Он ведет расследование катастрофы над Локербаем. Этот инспектор дал запрос в спецотдел, а оттуда его переадресовали нам, и он, как всегда, оказался на моем столе.

– Ну и что?

– Я направил им отписку на одной странице, в последнем абзаце я сообщил о твоей смерти в Неаполе. Неделю спустя пришел повторный запрос.

– Ну и что? – повторил Кризи.

Коротышка усмехнулся.

– Я ответил человеку из специального отдела, что это вся информация, которой мы располагаем, и что теперь, когда вся Восточная Европа забурлила, у меня дел по горло, и я не могу тратить все свое рабочее время на какого-то бывшего наемника, который к тому же помер в Неаполе пять лет назад.

– Спасибо тебе.

Мужчина пригубил виски.

– Да, с этим пока, слава Богу, обошлось. Но потом, Кризи, к нам пришел запрос по первой форме из ФБР, с самых верхов.

– От кого именно?

– От человека по имени Беннет – заместителя директора ФБР.

Кризи слегка склонился над стойкой бара, открыл крышку ведерка со льдом и положил себе в стакан несколько кубиков.

– В этом было что-нибудь странное? – спросил он.

– Да, весьма. Запрос пришел непосредственно через нашего генерального директора. – Последнюю фразу мужчина произнес как бы извиняясь. – Я вынужден был предоставить им всю информацию, которая у нас есть.

Кризи помешивал в стакане лед и задумчиво смотрел, как он постепенно тает.

– Интересно, что же это за информация?

В ответе ночного гостя все еще звучали извиняющиеся нотки.

– За пять лет, прошедших после твоей “смерти”, мы трижды получали донесения о том, что тебя видели. Причем последний раз – всего пару месяцев назад. В аэропорту Хитроу тебя заметил человек из спецподразделения по борьбе с терроризмом… наблюдатель. Ты бы, что ли, пластическую операцию себе сделал или гримировался бы.

– Не переживай, все идет как надо. Этот запрос из ФБР я сам организовал.

В глазах мужчины отразилось изумление.

– Зачем?

– Мне нужно было, чтобы кое-кто выяснил обо мне все, что можно. Теперь он знает то, что ему надо знать. Расскажи лучше, как продвигается дело с расследованием катастрофы.

Человечек невесело усмехнулся.

– Как и все расследования – очень медленно. Последний отчет по этому делу я читал неделю назад. Этот малый – Флеминг – работает с завидным упорством, но сейчас у него возникли проблемы с немецкой полицией. Он считает, что либо от него что-то скрывают, либо просто дурят ему голову. Немцы делают все, чтобы доказать, что бомба эта попала на самолет не во Франкфурте. Они пытаются представить дело так, будто ее подложили в Хитроу. А служба безопасности Хитроу настаивает на том, что взрывное устройство подложили во Франкфурте. Уже дошло до того, что этим делом скоро займутся представители соответствующих дипломатических ведомств.

Кризи повернулся на табурете.

– Джордж, – негромко позвал он, – налей-ка нам, пожалуйста, еще по одной.

Портье зашел в бар. Он очень заметно прихрамывал. Молча наполнив оба стакана, он побрел обратно в холл.

– Сам-то ты что обо всем этом думаешь? – спросил Кризи.

– Это дело рук либо Абу Нидаля, либо Ахмеда Джибриля. А заплатили им скорее всего иранцы, выставив в качестве прикрытия другие группировки. Уверен, что Флеминг со временем разберется в этом запутанном деле.

– Простой полицейский?

Человек покачал головой.

– Нет, Кризи, не простой. Он очень неглупый человек, и хватка у него бульдожья. Кроме немцев, все остальные охотно идут с ним на сотрудничество – и ФБР, и ЦРУ, да и мы тоже. Всего катастрофой сейчас занимаются восемь человек, причем четверо из них постоянно находятся в разъездах.

– Сколько еще, по-твоему, продлится расследование?

– Думаю, около года. Если немцы перестанут хитрить, возможно, и того меньше.

– Значит, ты считаешь, что это либо Нидаль, либо Джибриль?

Коротышка осушил стакан и встал. Кризи тоже поднялся с табурета.

– Да, Кризи, думаю, раньше или позже ниточка потянется либо к тому, либо к другому, но достать их будет очень нелегко. Моссад уже не первый год пытается до них добраться.

Кризи покачал головой.

– Тут ты не прав. Моссад только делает вид, что хочет с ними разделаться… Они об этом больше болтают, чтоб американцам подыграть. На деле оба эти ублюдка Моссаду очень нужны живыми – ведь каждый раз, убивая невинных людей, они наносят ощутимый удар по движению за освобождение Палестины.

Он отпил еще глоток из стакана, поглядывая на странные картины. На многих из них были изображены работавшие на плантациях жители островов Карибского бассейна.

– Я не удивлюсь, – сказал Кризи скривившись, – если узнаю, что Моссад финансировал этих двух подонков. – Он протянул руку, и маленький человечек ее крепко пожал. – Спасибо тебе, теперь я твой должник.

Ночной посетитель покачал головой и задумчиво произнес:

– Нет, Кризи, должником моим ты не будешь никогда, даже если нам с тобой еще сто лет прожить суждено. Вспомни ту ночь, когда ты вломился в дверь и вытащил меня. Тогда мы были значительно моложе.

Кризи усмехнулся.

– Это точно, и к тому же немножко мудрее.

Человечек кивнул.

– Если что-нибудь случится, я с тобой свяжусь. Ни пуха тебе ни пера.

* * *

Майкл доел курицу, взглянул на часы и встал.

– Я, пожалуй, пойду переоденусь. Через пять минут за мной должен заехать Джойи.

Мальчик уже почти дошел до двери, когда внезапно его остановил голос Леони. Негромко, но твердо она сказала:

– Майкл, вернись сюда и сядь.

Он медленно вернулся обратно, сел на стул и снова посмотрел на часы.

– Тебе курица понравилась?

Майкл выглядел озадаченным.

– Да, очень. Я съел все, что ты мне дала.

– А тебе понравился завтрак и обед, которые я приготовила вчера, тот жареный барашек, которого ты ел на ужин, жаркое из кролика, которое я сделала позавчера вечером?

– Да… Ты же знаешь, что жаркое из кролика вообще мое самое любимое блюдо. У тебя оно получается, как у самой настоящей гоцианки.

Не отводя взгляда от его лица, Леони медленно кивнула.

– Да, ел ты за двоих. Рецепт жаркого, кстати, мне Лаура дала… Скажи-ка, Майкл, ты не забыл еще, как меня зовут?

Наконец до него дошел смысл вопросов Леони. Юноша потупил взгляд и уставился в стол, спокойно ответив:

– Тебя зовут Леони.

– Отлично. А то мне уже стало казаться, что ты запамятовал мое имя. Теперь, Майкл, можешь идти собираться и переодеваться.

Мальчик встал, подошел к двери, потом обернулся и посмотрел на Леони. Он не сказал ей ни слова, только стоял и пристально смотрел на нее с полминуты. После этого повернулся и вышел из кухни.

* * *

Через пару часов он стоял у стойки бара в Ла-Гротте, потягивая пиво и вглядываясь в лица девушек на танцплощадке.

– Со следующей недели, Майкл, тебе придется развлекаться самому, – сказал ему Джойи.

Юноша удивленно взглянул на него.

– Что ты хочешь этим сказать?

Улыбка Джойи была печальной, он казался почти смущенным.

– Сегодня вечером, прежде чем заехать за тобой, я остановился в Надуре, чтобы ненадолго встретиться с Марией.

– Ну и что?

– Я остановился перед ее домом, а потом зашел и выпил по стаканчику с ее родителями.

Майкл тихонько свистнул и пробормотал:

– Такие, значит, дела, Джойи?

Джойи смотрел на танцплощадку. Народу было полно. Возраст женщин колебался от шестнадцати до тридцати. В основном это были туристки из стран Северной Европы, Германии и Англии. Какое-то время он внимательно к ним присматривался, потом со вздохом произнес:

– Ты знаешь, Майкл, что это значит. Если я и приду сюда на следующей неделе, то только вместе с Марией. Мне нужно будет до двенадцати проводить ее домой, а после этого отправляться к себе.

– Тебе здорово повезло, – тут же ответил юноша. – Она потрясающая девушка.

– Да, – согласился Джойи. – Но с тобой-то что будет?

– Со мной все будет нормально. Буду пешком ходить в Рабат, а там всегда найдется кто-нибудь, кто подбросит меня домой.

Джойи улыбнулся.

– Я совсем не это имел в виду.

– А что?

Джойи кивнул в сторону танцплощадки.

– Видишь, там танцуют две девушки. Ты им очень нравишься. Я это еще на прошлой неделе заметил. Ты еще мальчик, но тебе пора уже становиться мужчиной. На следующей неделе я тебе уже ни в чем помочь не смогу. Я знаю, что ты по этому поводу здорово переживаешь. Надо, чтобы сегодня ночью ты стал мужчиной. Поставь себе такую задачу и – вперед.

Майкл сначала посмотрел на Джойи, потом перевел взгляд на танцплощадку.

– Какая тебе больше по душе, Майкл? – шепотом спросил его Джойи. – Шведка или англичанка?

– Не знаю.

– Зато я знаю. Когда это случилось со мной в первый раз, я был чуть моложе тебя и нервничал еще сильнее. Кончилось все катастрофой, потому что девушка была такая же молоденькая и неопытная, как я, а переживала даже больше моего. Шведка очень красивая, но ей еще только семнадцать. Англичанке лет двадцать пять, поэтому советую приударить за ней.

– Как же мне это сделать?

Джойи громко рассмеялся.

– Ты что, не знаешь?

– Я хочу сказать, как мне ее уговорить?

Джойи наблюдал за танцующей женщиной. Она была высокой, тонкой в кости, с типично английскими чертами лица, нежной, молочно-белой кожей, матовой, как камея, и слегка раскрасневшимися щеками. Толстые белокурые косы спускались ей на спину. На ней была полотняная юбка до колена цвета хаки и черная кофточка, которая плотно обтягивала ее небольшую грудь.

Она смахнула в танце волосы с лица и улыбнулась молодому гоцианцу, танцевавшему рядом с ней. Он радостно подвинулся к ней поближе, приняв ее улыбку за знак расположения. Однако он ошибся – женщина смотрела на Майкла.

Не поворачивая головы и говоря почти шепотом, Джойи сказал ему:

– Когда кончится танец, англичанка подойдет к бару и закажет выпить. Причем постарается оказаться поближе к тебе. Она всегда так делает. Ты заметил, что она пьет, Майкл?

– Виски с содовой, – тоже шепотом ответил Майкл, – “Джонни Уокер” с черной этикеткой.

– Правильно. – Джойи сделал жест в сторону бармена. – Винс всю неделю пытался с ней заговорить, но только время зря потратил. Ты слышал, о чем он ее спрашивал и что она ему отвечала?

– Да, слышал, – пробормотал Майкл. Глаза его неотступно следили за женщиной.

– Как ее зовут?

– Сэффрон.

– Где она живет?

– В Девоне.

– А где она остановилась у нас?

– Квартиру с подругой сняла в Марсалфорне.

– Где она работает?

– В банке. И ходит на курсы менеджеров.

– Когда уезжать собирается?

Майкл вздохнул.

– Завтра днем.

– Ну, милый мой, тебе о ней известно вполне достаточно, – прошептал Джойи. – Так что все должно случиться сегодня ночью. Ты ведь знаешь, что половина местных парней каждый вечер за ней увиваются, и все без толку. Знаешь и то, что ты ей нравишься… Как думаешь поступить?

– Не знаю, лучше ты мне скажи.

Джойи слегка улыбнулся.

– Ты, Майкл, вот что сделай – смени-ка на полпути обороты. Сначала будь с ней холоден, как лед, а потом постепенно оттаивай. Тогда у тебя, думаю, появится шанс обойти всех других ее ухажеров. За последние пару недель она достаточно красивых слов наслушалась не от одного десятка поклонников. – Джойи кивнул головой в сторону танцплощадки. – Видишь всех этих ребят. Они здесь не зря толпятся. Вон тот, например, – Сэмми. У него женщин больше было, чем ты за всю свою жизнь горячих завтраков съел. Теперь слушай меня внимательно. – Он склонился к самому уху Майкла. – Сначала ты закажешь большую порцию “Джонни Уокера” с содовой и поставишь стакан рядом с собой. Скажи Винсу, что это для Сэффорн, но когда будешь это говорить, взгляни на него так, чтобы у бармена сердце похолодело. Он не дурак – сразу поймет, что здесь ему ничего не светит. Когда танец кончится – а это, я думаю, скоро произойдет, – она подойдет к стойке, встанет рядом с тобой и закажет выпить. Винс покажет на ее напиток, который будет стоять около тебя, и скажет, что ты уже заказал для нее. Она слегка смутится или сделает вид, что смущена. Ты тут же скажешь: “Сэффорн, можно мне с тобой поговорить?” Не забудь только назвать ее по имени. Потом медленно, не глядя на нее, ты пойдешь туда. – Джойи указал рукой в противоположную сторону танцплощадки, за которой в неярком свете между деревьями стояли столы и стулья. – Пока будешь идти туда, не оборачивайся, спокойно подойди к столику и сядь. Если она за тобой пойдет, считай, полдела сделано.

– А если нет?

– Если нет, ты будешь выглядеть и чувствовать себя, как идиот, – рассмеялся Джойи. – Давай заказывай виски с содовой и будь готов.

– Что мне дальше делать, если она за мной все-таки пойдет?

– Если она подойдет к тебе и сядет за твой столик, ничего ей сначала не говори, просто гляди на нее своими черными глазищами – прямо в упор. Смотри и молчи. Заставь ее начать разговор. Она тебе скажет что-нибудь вроде: “О чем ты хотел со мной поговорить?” Тогда глубоко вздохни и скажи: “Это вопрос очень деликатный… Мне нелегко на эту тему разговаривать”. И снова посмотри ей прямо в глаза. Если у нее на лице промелькнет хоть тень интереса или если она скажет что-то типа: “Не смущайся, Майкл, выкладывай все как есть”, – можешь считать, что на три четверти ты уже добился своего.

Юноша был заинтригован.

– Что же я ей должен буду в таком случае сказать?

– Скажи, что ты еще ни разу в жизни не был близок с женщиной.

– Ты что, двинулся?

Джойи рассмеялся.

– Именно так ты ей и скажи. Она рассмеется и спросит, сколько тебе лет. Тут можешь слегка приврать. Ты выглядишь на все восемнадцать-девятнадцать, поэтому не сильно согрешишь, если скажешь, что в следующем месяце, скажем, двадцать пятого числа, тебе исполнится девятнадцать.

– Ну а дальше что?

– Скажешь, что слышал о ее завтрашнем отъезде. А после этого, Майкл, ты больше не вымолвишь ни слова, ни единого слова.

– А если она меня спросит о чем-нибудь?

Голос Джойи был чрезвычайно выразителен.

– Не говори ничего. Ни слова. Просто смотри на нее. Прямо в глаза. Либо она встанет и уйдет, либо пригласит тебя в свою квартиру в Марсалфорне.

Танец кончился. От танцплощадки англичанка направилась прямо к стойке бара. Джойи чуть отодвинулся от Майкла. Девушка встала между ними. Джойи повернулся к ней спиной.

Англичанка подозвала бармена.

– Винс, как всегда, пожалуйста.

Винс указал на стоявший перед ней стакан и на Майкла. Она повернула голову. Вид у нее был слегка озадаченный. Стоя к ним спиной, Джойи услышал слова Майкла.

– Сэффорн, можно мне с тобой поговорить?

Джойи немного подождал и обернулся. Майкл шел через танцевальную площадку к столикам под деревьями, Сэффорн следовала за ним.

Через пять минут Джойи видел, как они поднимаются по ступеням лестницы к выходу. Тогда он все свое внимание переключил на танцплощадку, где скучала очаровательная шведка. Ведь, что ни говори, это была последняя неделя его свободы.

* * *

– Это и в самом деле правда?

– Да.

Они стояли на балконе квартиры в Марсалфорне, глядя, как в спокойной воде залива отражаются огни городка. Было уже за полночь. Майкл принял решение.

– Это правда, – сказал он. – Соврал я тебе в другом.

– В чем?

– Мне в следующем месяце не девятнадцать исполнится, а семнадцать.

Сэффорн рассмеялась и налила в стаканы остатки “Джонни Уокера”.

* * *

– У меня первый раз был просто ужасным, – сказала она. – Это случилось на заднем сиденье небольшого автомобиля. Просто кошмар какой-то. Я была здорово поддатой.

Они лежали в постели, она внимательно разглядывала его тело. Потом англичанка откинула с его лба прядь черных волос и улыбнулась.

– Для тебя, Майкл, кошмаром это не будет… это будет прекрасно.

Глава 14

Они встретились на ужине в ресторане, расположенном в четырех кварталах от Капитолийского холма. Их проводили к уединенному столику в конце зала. Сенатор заказал острый бифштекс с большими листьями салата, Кризи – курицу, приготовленную в вине, с жареным картофелем и цветной капустой.

Когда официантка отошла от столика, мэтр по винам подал им объемную карту вин в кожаном переплете.

– Как вы относитесь к вину? – спросил сенатор.

– Положительно.

Грэйнджер передал Кризи меню.

– Можете заказывать все, что угодно, на сумму до ста десяти тысяч долларов.

– Вы не шутите?

– Я совершенно серьезен.

Несколько минут Кризи внимательно изучал карту вин.

Внешность мэтра по винам как нельзя более соответствовала его должности: это был высокий, с иголочки одетый мужчина, с прилизанными волосами и тонкой ниточкой усов. Через плечо Кризи он следил за движением его пальца по списку.

Закрыв карту, Кризи сказал:

– Принесите нам бутылочку “Ротшильд” сорок девятого года.

Удовольствие мэтра явственно отразилось на его физиономии.

– Перелить его в графин, сэр?

– Будьте добры. – Кризи бросил взгляд через стол и произнес: – Сенатор, эта бутылочка пробьет ощутимую брешь в ваших ста десяти тысячах долларов.

– Очень на это надеюсь, – улыбнулся Грэйнджер. – Сам я в вине не слишком-то разбираюсь. Вы научились ценить вина, когда служили в Легионе?

Кризи кивнул.

– Там я начал в них разбираться. На самом деле мало кто знает, что такое Легион. Для большинства людей это слово почему-то ассоциируется только с подвигами и пустыней. Хотя все совсем не так просто. Войска его были оснащены по последнему слову техники. Легионеры, если хотели, могли до самой смерти оставаться в его рядах. В этом отношении Легион был единственной в своем роде армией. Ведь для многих из нас он оказался чем-то вроде сиротского приюта. Легиону во Франции принадлежат виноградники, где и сейчас изготавливают вино. Когда легионер уходил со службы, он мог там выращивать виноград и делать вино или подыскать себе работу по вкусу в ремесленных мастерских, которые также были созданы при Легионе. Кормили там лучше, чем в любой армии мира, причем не только офицеров, но и солдат.

– Вас оттуда, кажется, уволили? – как бы невзначай спросил сенатор.

– Да. Я служил в воздушно-десантном полку. Полковника нашего мы готовы были носить на руках. Он был самым храбрым человеком из всех, с кем меня сводила жизнь. К своим людям он относился так же, как и они к нему. Наш полковник решил встать на сторону генералов, готовивших заговор. Мы тогда даже обсуждали возможность сбросить десант на Париж. – Кризи смолк, улыбнувшись нахлынувшим воспоминаниям. – После того как заговор провалился, мы взорвали наши казармы и с песней Эдит Пиаф “Я ни о чем не жалею” вышли из городка. Офицерам пришлось либо скрываться, либо предстать перед военным трибуналом. Всех сержантов уволили, рядовых легионеров разбросали по другим подразделениям.

Сенатор тихо проговорил:

– Да, я читал ваше личное дело. Вы ведь были сержантом… Интересно, остались бы вы в Легионе, если бы тогда вас не уволили?

Кризи задумался лишь на миг, потом решительно кивнул.

– Думаю, да. Только не в армии, а на каком-нибудь винограднике к северу от Марселя. Собирал бы виноград и делал вино. – Он улыбнулся. – Но, конечно, не совсем такое, как мы сейчас будем пить.

Подошел мэтр, держа в руках бутылку так, как акушерка новорожденного. Очень аккуратно он поставил ее на сервировочный столик, потом вынул пробку и поднес к носу, словно драгоценную реликвию. С удовлетворением кивнув, он сказал Кризи:

– Мне кажется, сэр, вино хорошее. – После этого мэтр положил пробку на тарелку, поставил ее на стол перед Кризи и произнес: – За все эти годы, сенатор, вы ни разу не заказывали вина, подобного этому.

Как и мэтр, Кризи размял пробку между пальцев, потом понюхал и одобрительно кивнул.

– Будьте добры, попросите повара отложить наш заказ на полчаса, чтобы дать вину время подышать.

Мэтр отошел от стола с видом хирурга, который только что провел сложную, но удачную операцию.

На Кризи был хорошо сидевший серый в легкую полоску костюм, кремовая рубашка и коричневатый галстук. Он сунул руку во внутренний карман пиджака, вынул визитную карточку и передал ее Грэйнджеру.

– Здесь, сенатор, название банка в Люксембурге. На оборотной стороне карточки – номер счета. Я бы хотел, чтоб вы перевели четверть миллиона долларов на этот счет в ближайшие семь дней. В отличие от Ролинза, никаких отчетов о том, куда пошли ваши деньги, я писать не буду. Каков бы ни был исход операции, после ее завершения вы получите причитающуюся вам часть неизрасходованных денег. Мои четверть миллиона уже лежат на этом счете. Если захотите это проверить, позвоните человеку, имя которого указано на визитке, и назовите ему код: “Запад есть Запад, Восток есть Восток”. После этого он сообщит вам о движении всех средств на этом счете.

Сенатор бросил взгляд на карточку и спокойно проговорил:

– Кризи, после того как вы прислали мне палец, я решил не задавать вам лишних вопросов. Мы, естественно, будем постоянно держать связь и обмениваться информацией. Вполне понятно, что мне необходимо быть в курсе того, как у вас продвигается дело. Надеюсь, кое-какими сведениями и я смогу вам быть полезен.

– Думаю, позже ваша информация мне очень пригодится, – сказал Кризи. – Кстати говоря, какими новостями в последний раз с вами поделился ваш друг Кертис Беннет?

– Откуда вы знаете Кертиса?

– Он мною интересовался.

– Как вы узнали об этом?

– Извините, сенатор, но это секрет.

– Я вас понимаю. Кстати говоря, “сенатор” – чересчур формальное обращение. Зовите меня лучше просто Джим, как все мои друзья. И если не возражаете, давайте, перейдем на ты.

– Согласен.

– А мне тогда как лучше тебя называть?

Кризи слегка улыбнулся.

– Просто Кризи.

– У тебя что, имени нет? Ах, да, конечно, я же видел его в твоем личном деле.

Улыбка Кризи стала шире.

– У моего отца, наверное, было слишком развито чувство юмора. Все мои друзья называют меня Кризи. Так что интересного тебе рассказал Беннет?

– Он считает, что взрыв устроила одна из двух палестинских группировок – либо банда Абу Нидаля, либо ФНОП-ГК, возглавляемый Ахмедом Джибрилем. Похоже, они смогут точно установить, какая именно из них совершила преступление, лишь через несколько месяцев.

– Я тоже так думаю.

Кризи внимательно смотрел через плечо сенатора. Не меняя голоса, он сказал:

– Сиди как сидишь, Джим, не оборачивайся. За столиком за твоей спиной сидит женщина. Либо ее заинтересовала моя скромная персона, либо она на кого-то работает. Через пару минут пройди, пожалуйста, в туалет и взгляни на нее повнимательнее.

Возвращаясь из мужской комнаты, сенатор учтиво раскланялся с сидевшей рядом женщиной. Она ему улыбнулась как старому знакомому.

Усевшись на свое место, сенатор сказал:

– Ничего в ней таинственного нет, я ее знаю. Она работает аналитиком в комиссии конгресса по правосудию… Очень неглупая женщина. Я ее здесь уже несколько раз встречал.

– Разве аналитики конгресса могут себе позволить ходить в такие рестораны? – спросил Кризи.

Сенатор покачал головой.

– Нет, жалованья, которое им платят, для этого явно недостаточно, но она на него и не живет. Она родом из богатой семьи из Мэриленда.

Кризи взглянул на женщину. Ей было явно за тридцать. Высокая, миловидная, с короткими черными волосами, грациозной шеей. На лице ее отражался незаурядный ум. Она посмотрела на него, и их взгляды встретились. Первой в сторону отвела глаза она.

Мужчинам принесли заказанные блюда, и, как только их разложили на тарелки, подошел мэтр по винам. Он взял бокал Кризи и наполнил его ровно на дюйм.

Кризи отпил небольшой глоток и прищурил глаза, смакуя вино. Мэтр кивнул с выражением гордого достоинства на лице, налил вино в бокал сенатора, потом долил Кризи.

– Дайте, пожалуйста, еще один бокал, – попросил Кризи.

Мэтр подал ему бокал. Кризи взял графин, наполовину наполнил бокал и передал мэтру.

Они втроем выпили. У мэтра вырвался вздох удовлетворения, и он сказал:

– Благодарю вас, сэр, и желаю вам приятного аппетита.

Держа бокал в руке, он направился на кухню. Кризи догадался, что он понес повару вино на пробу.

Первым ушел сенатор. Было еще только десять. Он извинился, сославшись на то, что на утро у него назначена важная встреча в конгрессе и ему надо лечь пораньше.

– Я, пожалуй, останусь ненадолго, – сказал Кризи. – Возьму еще кофе, может быть, с коньяком.

Сенатор понимающе ему подмигнул.

– Желаю удачи, Кризи. Думаю, что она прекрасная женщина.

– Дело, Джим, не только в этом… Просто меня интересует, чем занимаются аналитики комиссии по правосудию.

Коньяк он решил выпить в баре. Сенатор назвал ему имя женщины. Проходя мимо ее стола, Кризи задержался, наклонился и негромко сказал:

– Мисс Паркиз, если вам вдруг захочется что-нибудь выпить после ужина, я буду в баре.

Он тут же отошел, не оставив ей времени для ответа.

Стойка бара была сделана из красного дерева, свет лампочек приглушали коричневатые абажуры с бахромой. Вдоль стен стояли уютные мягкие диванчики. Кризи сел и заказал коньяк. Когда официант принес напиток, Кризи хотел было заплатить, но официант его остановил.

– Вам просил это передать мистер Генри с наилучшими пожеланиями… наш мэтр по винам.

– Передайте, пожалуйста, мистеру Генри мою искреннюю благодарность.

Женщина рассчитала время с поразительной точностью. Прошло уже десять минут. Кризи взглянул на часы и решил, что если она не появится в ближайшие две минуты, ждать ее дальше бессмысленно. Она вошла в бар ровно через две с половиной минуты.

Мисс Паркиз оказалась выше, чем он предполагал, – около пяти футов десяти дюймов. Когда она двигалась, ее вязаное шерстяное платье подчеркивало ее изящные формы. Черные замшевые туфли на шпильках гармонировали с черной замшевой сумочкой. Она приблизилась грациозной походкой к столику Кризи и опустилась на диванчик. Не рядом с ним, а футах в пяти, напротив. Они сидели и смотрели друг на друга, пока не подошел официант.

Она заказала “Драмбюи” и сказала Кризи:

– Вы, должно быть, птица высокого полета.

– Почему вы так решили?

– Сенатор Грэйнджер очень бережно относится к своему времени, даром его никогда не тратит.

Кризи улыбнулся.

Официант принес “Драмбюи” и вновь отказался взять у Кризи деньги. Женщина пригубила ликер и спросила:

– Сенатор сказал вам, как меня зовут?

– Да… Трэйси.

Голос у нее был низким, гортанным. Она подняла руку и отбросила прядь волос со лба, пригладила их рукой и чуть подвинулась на диванчике.

– А вас как зовут? – спросила она.

– Кризи.

– Это имя или фамилия?

– Это единственное имя, на которое я отзываюсь.

Она снова улыбнулась.

– Вы тоже политику делаете?

– Нет, никогда в нее не лез. Я на пенсии.

– А чем вы раньше занимались?

– Был наемником.

Пристально на него взглянув, она задала неизбежный вопрос:

– Вы убивали людей?

– Не помню.

* * *

Он сказал ей, что остановился в гостинице “Хайэтт”. Она ответила, что у нее квартира в соседнем квартале. Они решили пойти к ней.

В спальне они разделись. Женщина внимательно рассматривала шрамы на его теле и лице, потом взглянула ему в глаза.

– Не бойся, – сказал Кризи, – садистских наклонностей у меня нет.

Она улыбнулась, глаза ее были почти закрыты.

– Хоть я и не мазохистка, – прямо ответила она, – мне нравится, когда со мной обращаются властно… Не грубо, но властно.

Тело ее было длинным, грудь высокой.

Когда он ею овладел, большие стенные часы пробили одиннадцать ударов.

* * *

На Гоцо в отличие от Вашингтона было четыре часа утра. В этот момент Майкл второй раз в жизни переживал близость с женщиной. Сейчас он уже мог себя контролировать гораздо лучше. В первый раз она умело вела Майкла. Тихим мягким шепотом объясняла ему, что, как и почему надо делать.

Она научила его целоваться и была несказанно удивлена, когда Майкл признался, что целует женщину первый раз в жизни, что никогда раньше не касался женской груди. Она рассмеялась – не над ним, а вместе с ним. Сэффорн заставила и его засмеяться, зацеловав с головы до пят.

* * *

Кризи вглядывался в лицо женщины, ускоряя жесткий ритм своего тела. В спальне горел яркий свет – ей так хотелось. Он сжимал в руках ее груди, вдавливая соски большими пальцами. Она выгибала спину и шептала что-то своим глубоким, низким голосом. Кризи пристально смотрел ей в глаза, следил за тем, как страсть играет на ее раскрытых губах. Он целовал ее, касаясь языком ее языка. Он чувствовал, как все тело ее напрягается в конвульсиях блаженства, как она подходит к апогею страсти. Ее длинные изящные пальцы судорожно впивались в его спину.

Он точно знал, когда надо остановиться. Чувствовал тот момент, когда наслаждение переходит в раздражающий зуд. Он остался внутри в том же состоянии напряжения, но, опершись на ладони, ослабил давление своего тела, не сводя взгляда с ее лица. Женщина раскрыла глаза и улыбнулась ему. Теперь ее пальцы гладили его спину. Тело ее чуть заметно вздрагивало, не давая уйти только что испытанному блаженству. Она продолжала наслаждаться, ощущая его в себе.

– Почему ты не кончил вместе со мной? – прошептала она.

– Обо мне не беспокойся, все будет в порядке… продолжай двигаться, как теперь… делай точно то же самое, что и теперь – не больше и не меньше.

Он почувствовал, как мышцы ее сжались, обхватив его сильнее. Он при этом оставался совершенно неподвижен. Несколько следующих минут они не сводили друг с друга глаз, лица их разделяли лишь несколько дюймов.

Потом она увидела, как расширились его зрачки, грудь его наполнилась воздухом так, что вдавила ее в подушку. В то же мгновение женщина почувствовала, как ее наполняют соки его тела.

* * *

В квартире в Марсалфорне Сэффорн посмотрела на Майкла и сказала:

– Подумай о чем-нибудь, что тебе не нравится, о чем-то, что ты просто ненавидишь.

На лице его отразилось удивление. Он плавно и ритмично двигался внутри нее. Прерывисто дыша, она чуть отстранила его от себя.

– Но почему?

Он тоже быстро дышал. Плоть его была подобна готовой разорваться бомбе с тикающим часовым механизмом.

– Думай о самой для тебя противной вещи, – снова прошептала она. – Быстро!

Одной рукой она как тисками сдавливала ему шею, другой направляла его движения, впившись ему в ягодицу.

Он подумал о шпинате. Шпинат Майкл терпеть не мог. В приюте его слишком часто заставляли есть эту зеленую кашу. Если он отказывался, его оставляли без сладкого.

Мысль о шпинате позволила ему продержаться еще три минуты, и этого оказалось достаточно. Он ощутил пробежавшую по ее телу дрожь, почувствовал, как ее длинные ноги обхватили его, а руки сжали еще сильнее. Сразу вслед за ней он испытал такое же острое ощущение.

– Вот так это и должно всегда происходить, – позже сказала она.

* * *

В Вашингтоне женщина, лежавшая в просторной постели, умиротворенно смотрела, как Кризи одевается.

Застегивая рубашку, он взглянул на часы.

– Через пять часов я улетаю из Вашингтона, – сказал он, – а еще через три – из Штатов.

– Ты ведь вернешься?

– Возможно. Но скорее всего ненадолго.

– Если вернешься, позвони мне.

В голосе ее звучал не вопрос, а утверждение.

Он завязывал галстук.

– Обязательно.

Она улыбнулась, но ее лицо тут же приняло серьезное выражение. Женщина перекатилась на постели, чтобы быть ближе к нему, взглянула на него и сказала:

– Кризи, мне было очень хорошо. Я почувствовала что-то вроде потрясения. Тебе как-то удалось заставить трепетать каждый нерв моего тела… Но эмоционально я была пуста.

Узел галстука был завязан. Он сверху взглянул на нее. Ничего не выражавшие глаза на изборожденном шрамами лице. Совершенно спокойно он проговорил:

– Сегодня мы оба друг друга использовали, и нам было хорошо. Это случится еще, и нам снова будет хорошо. Но, Трэйси, не ищи в нашей связи чувств. Я в жизни смог полюбить только одну женщину. Несколько месяцев назад она погибла. Все мои чувства умерли вместе с ней. Если тебе нужно время от времени возбуждать нервные окончания, я именно тот человек, который поможет тебе в этом. Если ты ищешь чувств, тебе придется поискать их в другом месте.

Она придвинулась к краю кровати и обхватила его руками за колено. Взгляд ее был задумчивым.

– Где живут наемники?

Он ей улыбнулся. Улыбка была теплой и искренней. Она ему нравилась.

– Наемники живут в норах, Трэйси. Как грызуны или ящерицы.

– Тогда я оставлю тебе номер телефона, – сказала женщина.

Он надел пиджак.

– Не надо… если вернусь, я тебя найду.

* * *

Сэффорн отвезла Майкла домой на взятом напрокат желтом джипе, отчаянно визжавшем шинами на поворотах.

– Ты приедешь сюда следующим летом? – с надеждой спросил он.

Она уверенно вела джип по узеньким, извилистым улочкам Рабата.

– Нет. В следующем году я собираюсь поехать в Гонконг.

– А когда-нибудь ты сюда вернешься?

Она чуть повернула голову и улыбнулась ему.

– Может быть, как-нибудь. Я никогда не строю планы больше чем на год вперед.

Она везла его, как он ей говорил, – через Керчем и дальше по проселочной дороге, взбиравшейся лентой на холм. Машину она остановила чуть ниже дома, стоявшего на самой вершине, и с интересом стала его рассматривать. Всходило солнце, весь остров купался в его красноватых лучах.

– Как здесь красиво, – восхитилась она. – И дом этот просто великолепный.

Потом она наклонилась к нему, нежно поцеловала в губы и провела рукой по его щеке.

– До свидания, Майкл. Желаю тебе удачи.

Не успела она немного спуститься вниз по дороге, как услышала, что он громко окликнул ее. Она остановила джип и посмотрела назад.

– Спасибо тебе! – крикнул Майкл.

Она улыбнулась и ответила:

– Не за что.

* * *

Леони проснулась от шума подъехавшего к дому джипа. Через распахнутое окно до нее донеслись фразы, которыми Майкл обменялся с какой-то женщиной. Она взглянула на будильник – начало седьмого. Будильник стоял на семь, в это время она обычно вставала, чтобы приготовить Майклу завтрак. Сначала Леони подумала, что Майклу надо дать утром отоспаться, но потом решила этого не делать. Кризи заставил бы его встать как обычно и сто раз проплыть бассейн, когда бы Майкл ни вернулся домой. Она повернулась на другой бок, поправила подушку и снова задремала.

Будильник зазвонил ровно в семь. Через полминуты она услышала осторожный стук в дверь и тихий голос Майкла:

– Леони, ты уже проснулась?

– Да, – отозвалась она.

– Можно войти?

– Заходи.

Дверь отворилась, и он вошел с подносом в руках. Майкл поставил его на тумбочку у кровати. На подносе стояли большая чашка чая, тарелка с двумя обжаренными в масле ломтиками хлеба и баночка с вареньем. Именно так она каждый день завтракала.

– Что это значит? – удивленно спросила сбитая с толку женщина.

– Разве ты ешь на завтрак что-то другое? – спросил Майкл.

– Нет, но…

Он ласково ей улыбнулся и сказал:

– С сегодняшнего дня, Леони, завтрак по утрам готовить буду я.

Глава 15

Кризи прилетел из Нью-Йорка в Брюссель ночным рейсом. Пройдя паспортный контроль и таможню, он с брезентовой сумкой, составлявшей весь его багаж, подошел к телефонной будке и набрал номер одного бара. Хотя было еще только семь утра, он знал, что бар открыт. Это было чуть ли не единственное заведение, работавшее круглые сутки. Уборку там делали всегда в присутствии посетителей.

Ему ответили. Кризи узнал голос, но свой попытался изменить.

– Мне нужно передать кое-что Штопору. Сообщите ему, что звонил “К” и просил встретиться с ним сегодня в десять часов вечера.

Не попрощавшись, он повесил трубку, прошел через здание аэровокзала, взял на стоянке такси и сел на заднее сиденье.

– “Паппагаль”, – сказал он водителю. – Вы знаете, где находится это заведение?

– Конечно, – отозвался шофер. – Но в это время вряд ли вы там кого-нибудь застанете. Если только кто-то задержался там дольше обычного.

– Ничего, я подожду.

За сорок пять минут они доехали до небольшого публичного дома, расположившегося на тихой улочке неподалеку от штаб-квартиры ЕЭС. Тяжелая деревянная входная дверь была распахнута – уборщица завершала уборку.

– У нас уже закрыто, – сказала она. – Приходите вечером, после восьми.

– Пожалуйста, скажите Блонди, что приехал Кризи.

Женщина вскинула на него глаза и сделала шаг назад, впуская его в дом.

– Я буду на кухне, – сказал он.

Кризи прошел по коридору, покрытому толстым ворсистым ковром. Примерно на половине пути он заглянул через раскрытую дверь в комнату. В ней было много мебели, но людей не было. Он направился по коридору дальше, до двери слева, которая вела на кухню.

Десять минут спустя он варил себе кофе. В ночном халате вошла Блонди. Ее иссиня-черные крашеные волосы были закручены на бигуди. Лицо шестидесятилетней женщины казалось непривычным без обычного толстого слоя грима. Она подозрительно озиралась. За ее спиной высилась внушительная фигура смуглокожего мужчины, правая рука которого скользнула под полу распахнутого пиджака. Его ничего не выражавшие глаза были похожи на черные пуговки.

Блонди перекрестилась и быстро-быстро пробормотала по-итальянски слова молитвы. Потом произнесла по-французски:

– А я слышала, что ты умер.

Кризи улыбнулся. Было видно, что он привязан к вошедшей женщине.

– Прости меня, Блонди, – сказал он. – Я никак не мог дать о себе весточку – это было просто невозможно.

Повернувшись, Блонди сказала через плечо стоявшему сзади охраннику:

– Теперь можешь идти. Все в порядке. Прикрой за собой дверь поплотнее.

Когда тот ушел, она подошла к Кризи, обняла его и долго так стояла. Потом дала ему сильную пощечину.

– Никогда больше так не делай, – прошипела она. – Я ходила в церковь и молилась о спасении твоей души, хотя и не уверена, что душа у тебя есть. Я за тебя свечи ставила… и много по тебе плакала.

Теперь она снова разрыдалась. Он прижал ее к груди и прошептал в бигуди:

– Прости меня, Блонди. Так было надо.

Она отстранилась, утерла рукавом слезы и сказала:

– Наверное, так оно и было… Что тебе сейчас нужно?

– Сначала – чашечку кофе, потом – что-нибудь поесть, а после этого – хорошенько выспаться.

– Сколько пробудешь у меня?

– Дня два, может быть, три.

Блонди сразу же стала хлопотать по хозяйству, словно мать для любимого ребенка.

– Иди в свою комнату. Я принесу тебе туда кофе и еду. Только не говори, что тебе приготовить, – я сама знаю.

Она обернулась и бросила в его сторону свирепый взгляд.

– Но прежде чем заснуть, ты все мне расскажешь… Ты должен сполна рассчитаться за все мои молитвы, свечи и слезы.

– Обязательно, – серьезно ответил Кризи.

* * *

Он вошел в бар без четверти десять. Некоторые лица ему были знакомы. Его не узнал никто. Блонди была большой мастерицей по гриму. Она целый час трудилась, чтобы изменить овал его лица, сгустить брови и прилепить густые усы.

Бар был просторным, стойка стояла у дальней от входа стены. Все здесь выглядело очень просто, каждая вещь имела свое назначение. По полу были разбросаны опилки.

Подойдя к стойке, он заказал пиво, отметив про себя, что бармен Венса мало изменился за несколько лет. Взяв кружку, Кризи сел за свободный столик, одиноко стоявший в углу. Завсегдатаи знали, что те, кому надо было переговорить конфиденциально, садились либо за этот столик, либо за тот, который стоял в другом углу зала.

Бар этот служил своего рода биржей для людей из мира, скрытого от глаз обывателей. Здесь продавали и покупали информацию, совершали сделки, заключали контракты.

Штопор пришел ровно в десять. По виду ему можно было дать шестьдесят с небольшим, однако Кризи знал, что на самом деле он был существенно старше. С ним вошел еще один мужчина, значительно моложе. Штопор внимательно осмотрел бар и остановил взгляд на Кризи. Одурачить Штопора не могло даже мастерство Блонди. Он сказал что-то своему спутнику, и тот покорно направился к стойке.

Пожилой мужчина приблизился к столику Кризи и сказал:

– Насколько я знаю, раньше такое случилось лишь однажды.

– Что именно? – спросил Кризи.

Губы Штопора растянулись в широкой, хитроватой улыбке. Свое прозвище он получил за то, что мог не только проникнуть куда угодно, но и выбраться откуда угодно целым и невредимым.

– Восстание из мертвых, – ответил он.

Выпить ему Кризи не предложил, зная, что Штопор пьет только воду, а в барах и от нее отказывался. Этот человек был немногословен.

– Зачем ты хотел меня видеть?

– Работенка есть, – ответил Кризи. – Деликатного свойства… Но платят за нее хорошо.

– Насколько хорошо?

– Триста тысяч.

Уточнять, в какой валюте, не было необходимости. Все сделки в этом баре оценивались только в швейцарских франках.

– Проходить операция будет в несколько этапов, – продолжил Кризи, – в течение ближайшего года или двух. При этом каждый месяц будет реально занято не больше четырех-пяти дней.

– Где?

– Мне нужны две конспиративные квартиры, совершенно безопасные – одна в Дамаске, вторая в Алжире. Хотелось бы, чтобы они были небольшие и находились в оживленных районах, недалеко от базаров. Каждый месяц там должен кто-нибудь появляться на несколько дней, чтобы казалось, что в них живут. Люди, которые будут туда наведываться, должны иметь четко отработанную легенду и все необходимые документы. Лучше всего, если они будут представляться коммерсантами. А еще мне нужно, чтобы ты переправил в Дамаск и в Алжир кое-что из оборудования и припрятал его для меня в тайниках на снятых квартирах.

– Тебе тяжелое оборудование понадобится? – спросил Штопор.

Кризи покачал головой.

– От среднего до легкого. Пару РПГ-7, пару автоматов – лучше всего “узи”, пару тяжелых пистолетов – желательно “Кольты-1911”. Кроме того, мне понадобятся две снайперские винтовки с ночными прицелами и глушителями. Ну и гранаты – пару дюжин, осколочные и фосфорные. Еще, естественно, боеприпасы. По четыре ракеты к каждой из установок РПГ-7, по восемь обойм к каждому “узи” и то же самое – для “кольтов”. Все нужно доставить по двум адресам в течение двух месяцев, хотя не исключаю, что пользоваться всем этим мне придется ближайшие два года. Для каждой квартиры приобрети приличный набор медикаментов. Ты мне в этом поможешь?

Штопор покачал головой.

– Нет.

– Ты занят сейчас чем-то другим?

– Нет, – снова покачал головой Штопор. – Я ушел на пенсию. В прошлом году мне стукнуло семьдесят.

Кризи раздраженно вздохнул.

– Тогда какого черта ты здесь сидишь и позволяешь мне перед тобой задницу заголять? Почему ты мне сразу не сказал?

Штопор сделал жест в сторону бара. Его напарник отошел от стойки, подошел к ним и сел за столик. Ему было около сорока. Худ он был настолько, что походил на скелет. Волосы его уже сильно поредели, на носу сидели очки с толстыми линзами. Других запоминающихся примет он не имел. Вряд ли у кого-нибудь возникло бы сильное желание взглянуть на него второй раз.

– Это мой сын, – сказал Штопор. – Он может взяться за эту работу.

В голове Кризи сразу же возникла масса вопросов, но внезапно он решил не задавать их. Штопор никогда не стал бы представлять ему своего сына, если не был бы совершенно уверен в том, что с работой он справится. Должно быть, он обучил сына своему ремеслу, создав что-то вроде семейного бизнеса.

– Как тебя называют? – спросил он подсевшего к ним человека.

Ответ он получил немедленно – прямой и совершенно исчерпывающий:

– Штопор Два.

– Ты женат?

– Да. У меня два сына – Штопор Три и Штопор Четыре.

– Мне повторить ему вкратце суть дела? – спросил Кризи пожилого мужчину.

Штопор покачал головой.

– Нет. Я сам это сделаю. Хотел бы только задать тебе пару вопросов. Прежде всего: ты намерен эти квартиры снять или купить?

– Купить. Никакой роскоши мне не нужно, они должны соответствовать человеку, ведущему скромное дело.

– Как с финансовой стороной вопроса?

– У тебя еще не изменился банковский счет в Люксембурге?

– Нет.

– Сто тысяч ты получишь завтра к концу дня. На первое время этого хватит на расходы, квартиры и оборудование. Понадобится еще – дай мне знать. Триста тысяч за работу будут поступать в течение десяти месяцев, по тридцать тысяч в месяц. Если все кончится быстрее, чем я рассчитываю, остаток я выплачу сразу по завершении дела. – Из внутреннего кармана пиджака он вынул визитную карточку и протянул ее Штопору через стол. – Держи меня в курсе вот по этому адресу. Если что, связывайся со мной по этому телефону. Если меня там не окажется, передай свое сообщение Майклу Кризи.

Впервые за все время беседы на лице Штопора отразились какие-то эмоции.

– У тебя же нет ни братьев, ни сыновей, – сказал он, не спрашивая, а констатируя.

– У меня есть сын, – ответил Кризи. Не сводя глаз с лица Штопора, он указал на его наследника и партнера. – Как и ты, я решил продолжать семейный бизнес.

* * *

Кризи вернулся в “Паппагаль” вскоре после полуночи. Дверь ему открыла сама Блонди.

– У меня возникли проблемы, – нервно сказала она. – Рауль заболел, и мне пришлось отправить его домой. А охранник, которого я в таких случаях приглашаю на подмену, сейчас в отпуске.

– Не волнуйся, – ответил Кризи. – Думаю, с их функциями я вполне смогу справиться.

Он последовал за ней по коридору. Когда они проходили мимо распахнутой двери, расположенной по правую сторону, Кризи заметил, что в просторной комнате за стойкой бара сидят несколько мужчин в костюмах делового покроя. Девушки, выжидая, расположились в удобных креслах и на диванчиках. Все они были одеты очень элегантно, все были молоды и красивы. Публичный дом Блонди не зря считался заведением высшей категории. Однако иногда и здесь случались неприятности, особенно когда “Паппагаль” посещали дипломаты из стран “третьего мира”. Нередко они вели себя чересчур самонадеянно, уповая на дипломатическую неприкосновенность.

Кризи и Блонди вошли на кухню. На столе лежала кобура, из которой торчала рукоять пистолета. Он снял пиджак и надел кобуру, потом вынул из нее “беретту” и проверил обойму. Она оказалась пустой. В стволе патрона тоже не было. Кризи сунул “беретту” обратно в кобуру. Все дело было в договоренности, достигнутой Блонди с полицией. В обход правил охраннику разрешалось иметь оружие, но только незаряженное. Убить из него распоясавшегося посетителя не убьешь, но напугать – можно.

Кризи надел пиджак и вышел из кухни.

– Я принесу тебе кофе, – бросила ему вслед Блонди.

Одиннадцать из двенадцати комнат заведения занимали работавшие здесь женщины, а одну – Рауль или охранник, который его подменял. Все комнаты женщин были богато обставлены, со множеством зеркал. По сравнению с ними помещение Рауля выглядело более чем скромно. Там стояли узкая кровать, стол, два стула и цветной телевизор, чтобы охранники могли развеять скуку долгих ночных часов.

Прямо над телевизором были укреплены одиннадцать лампочек с номерами. Если у кого-то из женщин возникали неприятности с клиентом, достаточно было нажать скрытую в изголовье кровати кнопку, и в комнате Рауля сразу же зажигалась соответствующая лампочка.

Кризи включил телевизор и нашел последние известия. Спустя пять минут в комнату деловито вошла Блонди с подносом, на котором стояли кофеварка с горячим кофе, чашка и рюмка с коньяком.

– Ты есть будешь?

– Я уже поужинал. Иди занимайся своим делом.

– Сегодня только с одним типом могут быть неприятности, – сказала Блонди. – Он обычно приходит около часа. Это военный атташе чилийского посольства. Настоящий мачо. Моим девочкам иногда сильно от него достается. Он договорился с Николь встретиться в час. Она в седьмой комнате.

Сообщив это, она вышла из комнаты.

* * *

Кризи выпил кофе, пригубил коньяку и погрузился в мир катастроф, смертей и увечий, о которых вещали с экрана телевизора. Бейрут, Западный берег Иордана, Кашмир, Эфиопия, Шри-Ланка. Со всех концов планеты эфир доносил скорбные вести.

В половине второго зажглась лампочка седьмой комнаты. Чтобы оказаться там, Кризи понадобилось шесть секунд. Распахнув дверь, он услышал приглушенный стон. Николь лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку. Верхом на ней сидел мужчина.

Кризи закрыл за собой дверь и сказал:

– Хватит. Слезай.

Мужчина обернулся. Похоть на его лице сменилась выражением ярости. Мужчина был крупным и чрезвычайно волосатым. Черные густые волосы покрывали его спину, грудь, руки и ноги. Сунув руку под пиджак, Кризи спокойно стоял около двери.

– Слезай с нее, – сказал он, – одевайся и уходи.

Мужчина грязно выругался по-испански. Кризи ответил ему на том же языке:

– Я плевал на твою дипломатическую неприкосновенность.

Он вынул из кобуры “беретту”.

Чилиец снова выругался и слез с женщины. Она перевернулась на спину – длинное тело, длинные ноги, длинные черные волосы. Когда она взглянула на чилийца, в глазах ее горела ненависть.

– Что произошло? – спросил Кризи.

– Он хотел мне заплатить дополнительно, – ответила Николь, – чтобы сделать мне больно. Тысячу франков. Я отказалась. Но он все равно сделал, что хотел. Завтра этот подонок уезжает и больше сюда не вернется. Он специально все рассчитал.

Мужчина одевался. Он клял Николь на все лады. Говорил он, путая французские и испанские слова. Разъяренная Николь стала подниматься с постели. Ее остановил голос Кризи.

– Не двигайся. Лежи как лежала.

Чилиец завязал галстук и надел пиджак. Сорока ему еще не исполнилось, был он физически крепким, судя по всему, очень следил за собой.

Подойдя к Кризи, он взглянул ему прямо в глаза и прорычал с ненавистью:

– Если бы не твоя пушка, ублюдок, я бы тебе руки быстро укоротил.

Кризи открыл дверь, бросил “беретту” на ковер в коридоре, спокойно захлопнул дверь и протянул обе руки вперед.

– Сделай одолжение.

Чилиец осклабился в ухмылке.

– На трусливую курицу ты не похож, – сказал он.

Кризи ухмыльнулся в ответ.

– Тебя бойцовым петухом тоже никак не назовешь.

Он спокойно смотрел, как взгляд чилийца, приблизившегося к нему почти вплотную, замутняется ненавистью. Когда дипломат снова заговорил, голос его звучал мягко, почти дружески.

– Ладно. Мне неприятности не нужны. Эта сучонка того не стоит. – Он улыбнулся и поднял руки раскрытыми ладонями вперед. – Мир, договорились?

– Как тебе будет угодно.

Кризи заметил, как чилиец внезапно сжал правую руку в кулак и развернулся для удара. Он отклонился чуть влево, и кулак чилийца рассек воздух в дюйме от его лица. В следующее мгновение дипломат получил сильнейший удар по корпусу и мешком свалился на пол. Кризи ударил его по лицу. Мужчина лежал на спине без сознания. Из носа и рта у него текла кровь. Кризи склонился, взял его левую руку и положил запястьем себе на правое колено. После этого резко ударил по запястью ребром ладони.

Николь услышала хруст кости. Через пять секунд, когда правая рука чилийца была сломана и в локте, хруст повторился.

Кризи поднял на нее глаза. Лицо ее было белым как мел. Она перекрестилась и пробормотала что-то неразборчивое.

– Сходи за Блонди, – сказал он. – Скажи ей, что надо вывезти “багаж”.

Николь накинула на себя красный махровый халат. По дороге к двери она переступила через лежавшее на полу тело чилийца, потом склонилась и плюнула ему в лицо. После этого улыбнулась и сказала Кризи:

– Завтра ему домой вылететь не придется.

* * *

Кризи лег в три. В четверть четвертого раздался тихий стук в его дверь: Николь вошла в том же красном халате. Она села на край кровати и взглянула на него. В комнате было тепло, прикрывавшая его простыня оставляла грудь открытой. Николь провела по ней рукой, коснулась шрамов. Потом сбросила халат.

Посмотрев на него сверху вниз, она прошептала:

– Блонди сказала мне, чтобы я понапрасну не тратила время – со шлюхами ты любовью не занимаешься.

Он пристально на нее посмотрел, затем откинул простыню и легонько похлопал ладонью по постели рядом с собой. Когда она легла, он погасил свет. Через несколько минут Николь, перекинув руку через его грудь, уже спала. Ее голова покоилась на его плече. Хотя Блонди и оказалась права, заснула Николь умиротворенной: спать вместе и не заниматься любовью – не в этом ли проявляется высшая степень близости между мужчиной и женщиной?

Глава 16

Обычно полковник Джомах вызывал Ахмеда Джибриля к себе в кабинет в управлении разведывательной службы сирийских военно-воздушных сил. Однако на этот раз он решил сам нанести визит в штаб-квартиру Джибриля. Полковник позвонил ему и сообщил, что скоро прибудет.

Подъехав к базе на черном “мерседесе” без номерных знаков, полковник обратил внимание на стоявших у входа охранников – как своих, так и тех, которые служили во ФНОП-ГК. Всего их было около дюжины. Он знал, что на втором этаже стоявшего на противоположной стороне улицы дома в двух комнатах находились и другие охранники, вооруженные тяжелыми пулеметами.

Миновав ворота, черный “мерседес” въехал во двор базы. К машине тут же подошли два автоматчика, заглянули в салон автомобиля и, узнав полковника, дали водителю знак следовать дальше.

Джибриль собственной персоной сошел по ступеням крыльца. На нем прекрасно сидел дорогой итальянский костюм. Тепло обняв полковника, он взял его под руку и проводил в дом.

Когда они вошли в кабинет Джибриля и удобно устроились в мягких креслах, полковник сказал:

– Я получил еще одно сообщение от нашего человека из посольства в Париже.

Джибриль отметил про себя дурной тон полковника. Как правило, арабы никогда не начинают беседу с изложения сути дела. Сначала принято обмениваться обычными любезностями.

Однако он ничем не выказал недовольства. Вместо этого он жестом показал адъютанту, сидевшему у двери, чтобы тот принес им кофе.

– И что, он передал вам какую-нибудь существенную информацию? – спросил он полковника.

– Да, он назвал имя человека, готового сообщить нам важные сведения.

– Как же зовут этого потенциального информатора?

– Джозеф Ролинз.

Память у Ахмеда Джибриля была феноменальной. Он прикрыл глаза и с минуту напряженно пытался отыскать в памяти названное полковником имя. Потом покачал головой.

– Это имя ничего мне не говорит.

– Для меня тоже оно было пустым звуком. Однако во французской службе безопасности у нас есть свой человек. Он отыскал досье на этого малого. Оно оказалось совсем небольшим. Либо он сам служил наемником, либо имеет с этой братией тесные контакты. Он американец, но живет в основном в Европе. Наш человек в посольстве договорился с этим Ролинзом о встрече.

В этот момент в кабинет вошел адъютант с подносом, на котором стоял кофейник и чашки. Полковник подождал, пока он разливал кофе, и когда адъютант вышел из комнаты, продолжил.

– Американцу этому примерно пятьдесят. Держался он очень уверенно. Сказал, что знает имя человека, причем человека очень опасного, которого наняли, чтобы убить организатора катастрофы сто третьего рейса компании “Пан Американ”.

Джибриль улыбнулся.

– Видимо, полковник, ты имеешь в виду того гения, которому удалось установить на этом самолете бомбу.

Полковник тоже улыбнулся и кивнул.

– Да, операция эта была проведена мастерски.

– Что еще говорил этот занятный наемник? – спросил Джибриль.

– Что проект финансирует какой-то очень богатый американец, жена которого тоже летела сто третьим рейсом. Так вот, этот богатый американец будто бы нанял для выполнения задания человека, который, если верить утверждениям Ролинза, – один из самых опасных типов на Земле.

– Имя его он назвал?

– Нет. За его имя и за имя американского нанимателя он хочет сто тысяч американских долларов.

Джибриль ненадолго задумался, потом усмехнулся и произнес:

– Но ведь никто не сможет доказать, что ответственность за эту катастрофу несу я.

– До поры до времени, – ответил полковник. – От агента во французских спецслужбах нам известно, что круг подозреваемых они сузили всего до двух людей – Абу Нидаля и тебя.

Полковник развел руки в выразительном жесте.

– Мы предполагаем, что Ролинз через алжирское посольство в Париже обратился с аналогичным предложением и к Абу Нидалю. Это предположение, вероятно, подтвердится через несколько дней.

Джибриль снова задумался, потом сказал:

– Что же мы будем делать?

Ответ полковника прозвучал почти нежно.

– Ахмед, ты ведь получил за эту работу пять миллионов долларов. Полагаю, ты еще не все деньги успел потратить?

– Пока нет, – усмехнулся Джибриль. – Я только этим идиотам ливанцам дал по пятьдесят тысяч. Они взяли на себя весь риск.

– На мой взгляд, у тебя есть два варианта. Во-первых, ты можешь заплатить. Во-вторых, дать распоряжение людям из твоей организации или ее филиалов в Европе, чтобы в Париже они схватили Ролинза и выбили из него оба имени. Но тут я тебе не помощник – мы сейчас должны держаться тише воды ниже травы. Мой человек в Париже назначил встречу с Ролинзом через четыре дня – именно тогда ему надо будет передать твой ответ. Если решишь платить, мы, естественно, поможем тебе перевести деньги.

– Интересно, – задумчиво произнес Джибриль, – что станет делать Абу Нидаль, если получит такое же предложение.

Полковник покачал головой.

– Платить он не станет. Во-первых, Абу Нидаль знает, что эту акцию организовал ты; во-вторых, положение его сейчас осложнилось, и свободных денег у него нет; и в-третьих, он этого не сделает по чисто принципиальным соображениям – ему очень не нравится, когда кто-то начинает его трясти. – Голос его снова сделался вкрадчивым. – Но ты, Ахмед, не такой. Ты умнее Нидаля, а в последнее время у тебя дела все время идут в гору, а потому и денег у тебя больше.

Джибриль был человеком тщеславным. В его улыбке сквозило самодовольство.

– Полковник, – сказал он, – буду тебе очень обязан, если твой человек из посольства в Париже заключит эту сделку. С деньгами заминки не будет. Еще раз могу сказать, что я перед тобой в долгу.

* * *

В среду, в три часа дня, в доме на Гоцо раздался телефонный звонок. Леони сняла трубку аппарата, стоявшего в кухне.

– У тебя все в порядке? – спросил Кризи.

– Да, все просто отлично.

– А у Майкла?

– Все замечательно. Сейчас он на Мальте. Я его утром подбросила к шестичасовому парому.

– Он себя прилично ведет?

– Да, конечно. Он каждое утро готовит мне чай с тостами и приносит в постель, моет посуду после еды и много занимается. Читает все, что ты велел ему прочесть. Каждое утро сотню раз проплывает бассейн, даже когда поздно возвращается после дискотеки.

Какое-то время на другом конце провода царило молчание. Потом Кризи удовлетворенно произнес:

– Может быть, он уже стал мужчиной.

Она улыбнулась.

– Думаю, так оно и есть. Две недели тому назад его привезла домой в шесть утра одна англичанка.

– Какая она?

– Не знаю. Я ее не видела, только слышала, как они говорили.

В голосе Кризи послышалась напряженность.

– Он ее приглашал в дом?

– Нет. Я только слышала, как он ее благодарил, когда она уезжала. Она прокричала ему в ответ: “Не за что”.

– Звучит убедительно.

Леони с улыбкой сказала:

– Может, он просто благодарил за то, что она подбросила его до дома?

– Я в этом сильно сомневаюсь.

– Кстати говоря, – добавила она, – теперь Майкл один ходит на дискотеку.

– А почему без Джойи?

– Пару недель назад Джойи заходил к Марии в Надур и пропустил там по стаканчику с ее родителями. Он просил передать тебе, чтобы ты скорее возвращался и помог ему достроить дом.

В ответ она услышала, как Кризи рассмеялся.

– Передай ему, что я приеду дней через пять-шесть. И скажи, пусть делает арки. Кто-нибудь звонил?

– Да, мужчина. Боб Дайнз. Звонил сегодня утром. Просил передать тебе, чтобы ты с ним связался.

– Хорошо.

* * *

Тихонько напевая знакомый мотив, она снова занялась жарким из кролика, которое готовила на ужин. Леони давно уже перестала считать дни, оставшиеся ей до отъезда, жизнь на Гоцо нравилась ей все больше. Несколько дней назад она ездила за продуктами в супермаркет. Рядом с кассой стояли лотки с яйцами. Она положила дюжину в тележку, но сидевшая за кассой девушка сказала ей:

– Нет, эти вы не берите, возьмите лучше оттуда. – Она весело ей подмигнула. – Их только что привезли, они более свежие.

Потом, когда она зашла в лавку зеленщика, продавщица помогла ей выбрать лучшие овощи, а за картошкой даже сама сходила в подсобное помещение – там, по ее словам, у них хранится картофель для самых уважаемых покупателей.

По воскресеньям, несмотря на отсутствие Кризи, они с Майклом обедали у Шкембри. Они с Лаурой стали настоящими подругами. В первое воскресенье Джойи пригласил на обед свою невесту Марию. Она пришла к Шкембри в первый раз, очень всего стеснялась и нервничала. Джойи, кстати, тоже. Леони обратила внимание, как тактично Пол и Лаура помогали девушке преодолеть неловкость. Пол вспоминал молодые годы, похождения, в которых участвовал и ее отец. Рассказывал он так занимательно, что скоро девушка заливалась веселым смехом. А после вынес из дома Библию и заставил ее поклясться, что она ничего не будет передавать отцу.

В следующее воскресенье Леони с Лаурой ходили смотреть дом, который перестраивали Джойи с Кризи. Всю дорогу они болтали на разные темы. Лаура, в частности, рассказала ей о двух своих дочерях. Старшая – Джулия, вышла замуж за друга Кризи, жившего в Италии, и через несколько лет попала в автомобильную катастрофу. Младшая, Надя, погибла во время взрыва самолета.

Говорила она внешне спокойно, но когда Леони задала ей какой-то вопрос о Кризи, Лаура покачала головой и произнесла:

– Все, что ты хочешь узнать о Кризи, спрашивай у него самого. – Она улыбнулась, чтобы Леони не обиделась. – Он привык жить в своей скорлупе, и вытащить его оттуда бывает ой как нелегко… Хотя, кто знает… может быть…

Глава 17

Из Люксембурга в Лондон Кризи вылетел вечерним рейсом. В гостиницу “Гор” он приехал незадолго до полуночи. Там его ждало сообщение о том, что Боб Дайнз будет в баре в половине первого. Кризи отнес сумку в свой номер, включил телевизор, стал смотреть. Последние известия он слушал, принимая душ. Через двадцать минут Кризи спустился в бар.

Невысокий мужчина с волосами песочного цвета приехал на пять минут раньше срока. Он всегда приезжал за пять минут до назначенной встречи. В руках он держал вместительный портфель.

В углу бара сидела молодая парочка. Они держались за руки и всем своим видом показывали, что очень друг в друга влюблены. Какое-то время Боб Дайнз пристально за ними наблюдал, потом, убедившись в том, что им было совершенно наплевать на окружающих, сказал Кризи:

– Я, пожалуй, выпью двойную порцию виски с содовой. Время у меня сейчас такое – очень напряженное.

Кризи заказал ему виски, а себе – коньяка “Реми Мартен”. Когда ночной портье ушел в холл, Дайнз негромко произнес:

– У меня есть для тебя две новости, имеющие отношение к делу Локербай.

– Какие же? – спросил Кризи.

– Я говорил уже тебе, что Питер Флеминг – отличный полицейский… и очень упорный. Эксперты, по крупицам восстанавливающие самолет и его содержимое, наверное, лучшие в мире. Они уже нашли чемодан, в котором лежала бомба, и определили, в каком аэропорту этот чемодан попал в багажный отсек. Эксперты ФБР, которых туда прислали, говорят, были поражены результатами работы и тщательностью англичан. Уже определены некоторые из вещей, лежавших в чемодане вместе с бомбой. Питер Флеминг выяснил, что они были сшиты на одной из фабрик Мальты. Ему даже удалось отыскать магазин, где их продали – в городке Слиема, в магазине “Мэри'с хаус”. Продавщица этого магазинчика вспомнила, что за несколько недель до катастрофы над Локербай эту одежду купил какой-то араб.

– Мальта, – пробормотал Кризи. – Совсем близко от дома.

– Да, – согласился Дайнз. – Это особенно важно, если учесть, что и нам, и немецким спецслужбам давно известно, что уже многие годы ФНОП-ГК имеет там свое отделение. При Минтофе Мальта поддерживала очень тесные связи с Ливией. Чтобы въехать на Мальту, ливийцам даже виза не была нужна. Поэтому неудивительно, что там остались филиалы таких группировок, как ФНОП-ГК. Их поддерживают на острове ливийские организации такого же рода.

– Разве у них там до сих пор существуют конспиративные группы? – спросил Кризи.

– Да, нам известна по крайней мере одна такая группа, деятельность которой в настоящее время заморожена. Кроме того, у нас есть сведения и о том, где расположено отделение Фронта. – Он постучал пальцем по портфелю. – Здесь полный отчет. Позже прочтешь его и уничтожишь. Все указывает на то, что катастрофу над Локербаем организовали люди из ФНОП-ГК и лично Ахмед Джибрил.

– Скорее всего так оно и есть, – задумчиво произнес Кризи. – Ты, кажется, сказал, что у тебя две новости.

Человечек кивнул.

– Да. Вторая касается разведслужбы сирийских ВВС. Это самое мощное подразделение в сирийской разведке, тесно связанное с самим президентом Ассадом. Мы знаем, что в Европе они сотрудничают с ФНОП-ГК, используя его членов в основном для грязной работы, – некоторых их агентов выявили как наша служба, так и контрразведки Германии и Франции. Эти агенты работают под прикрытием сирийских посольств. За ними круглосуточно ведется наблюдение. Один из них, Мервад Квикас, служит в парижском посольстве под видом торгового атташе. Недавно он дважды встречался в бистро с неким американцем. Первый раз – шесть дней назад. Тогда они только разговаривали. Во время второй встречи, четыре дня спустя, Квикас передал американцу пакет, а американец Квикасу – конверт.

– Ты знаешь, кто этот американец?

– Да, – ответил Дайнз, – и ты тоже. Первую их встречу мы засняли на пленку, во второй раз нам это не удалось.

Набрав кодовый номер на числовом замке портфеля, Дайнз открыл его и вынул фотографию. Он передал ее Кризи, который бросил на нее беглый взгляд и пробормотал:

– Джо Ролинз. Я же оставил этому подонку подъемные. Тебе известно, где он сейчас околачивается?

– Да. С момента их первой встречи его тоже взяли под наблюдение. Между первой и второй встречей он снимал комнату в занюханной гостинице в том районе Монпарнаса, где околачивается много всякого сброда. Сразу же после второй встречи он оттуда съехал и остановился в “Пласа Атене”.

– Да, этот выродок так и должен был поступить, – с горечью заметил Кризи. – Вы все еще держите его под наблюдением?

– Да.

– Есть какая-нибудь возможность на несколько часов снять его, скажем, завтра вечером?

Боб Дайнз покачал головой.

– Слежку ведет наше парижское отделение. В их работу я вмешиваться не могу. А если я это сделаю и, паче чаяния, в то время, когда наблюдение будет снято, Джозеф Ролинз по какой-то причине скончается, у меня могут быть серьезные осложнения.

* * *

Кризи поднялся к себе в комнату и позвонил в Брюссель. Ему ответил Рауль.

– Позови к телефону Блонди.

– Это ты?

– Это я.

– Спасибо тебе за пару переломов. Этот подонок получил свое.

– Я так и понял.

Через минуту трубку взяла Блонди.

– Мне нужна помощь Николь, – сказал Кризи. – Если можно, я просил бы ее завтра быть в Париже.

– Что-то серьезное?

– Да нет, ничего особенного. Мне надо, чтоб она сняла тут одного мужика. Пусть оденется поэлегантнее, чтобы никто на нее косо не смотрел ни в одном парижском ресторане. Ей нужно будет произвести впечатление дамы из высшего света. Дело довольно рискованное. Так ей и передай.

– Где ей надо быть?

– Ей будет заказан номер в гостинице “Пласа Атене”. Вселиться ей туда надо под чужим именем по фальшивому паспорту. Она получит его позже у Штопора. На утро послезавтра ей будет забронирован билет “Ибериан Эйрлайнз” на четыреста двадцать второй рейс до Барселоны. Там ей нужно на три дня лечь на дно перед возвращением в Брюссель. Когда она прилетит в Париж, пусть возьмет в аэропорту такси, приедет в гостиницу и ждет меня там в номере. Может заказывать себе в номер все, что ей заблагорассудится, только скажи ей, чтоб никуда не выходила, просто сидела там и ждала меня. Я свяжусь с ней завтра ближе к вечеру. Позаботься, пожалуйста, о ее билетах и дай ей с собой три тысячи долларов наличными. С тобой я свяжусь позже.

– Она там будет.

* * *

Джо Ролинз вошел в бар “Пласа Атене” в восемь часов. Он знал толк в роскоши и умел получать от нее удовольствие, когда ему позволяли средства. Программу на вечер он уже составил. Сначала Джо собирался пропустить стаканчик-другой в баре, потом поужинать в “Ла Пупуль”, оттуда пойти на последнее представление в “Крэйзи Хорс”, чтобы немного разогреться, и закончить ночь в “Бабетте” с самой привлекательной девицей.

Народу в баре было много, все были одеты с иголочки. Сюда стекались сливки местного общества и богатые туристы. Натренированный глаз Ролинза тут же остановился на женщине, одиноко сидевшей в дальнем конце стойки бара. Всем своим существом источая шарм, он ящеркой проскользнул к бару и устроился на свободном табурете рядом с прекрасной незнакомкой.

У бармена Джо заказал виски “Макэллэн” двадцатипятилетней выдержки. По украшениям и манере одеваться он тут же заключил, что женщина принадлежит к высшему обществу. Элегантное вечернее платье из синего шелка мягко облегало ее точеную фигуру. В драгоценных камнях Ролинз немного разбирался. Он отлично понимал, что нефритовый медальон на золотой цепочке, покоившийся на пышной груди, стоил небольшое состояние, а бриллианты в браслете, надетом на левое запястье, были настоящими, причем высокой чистоты. Их было никак не меньше, чем на десять карат.

Он решил идти к цели с места в карьер, не тратя даром времени.

– Вы здесь одна, – спросил Джо, – или ждете кого-нибудь?

– Я жду мужа, – холодно ответила женщина. – Но, к сожалению, он вернется только завтра.

Заметив ее акцент, Джо поинтересовался:

– Вы француженка?

– Бельгийка.

– Остановились в гостинице?

– Да, обычно мы заказываем номер в “Ритце”, но сейчас отель забит. Там полно арабов.

Чтобы добиться своего, Джо Ролинзу понадобилось полчаса. Так по крайней мере ему казалось. Отвечая на ее вопросы, он сказал, что работает международным юристом высокого класса и находится в Париже по контракту с Ай-би-эм, распутывает одно сложное дело, связанное с патентами. Потом, уводя разговор в сторону, он проговорил:

– Обычно, бывая в командировках, я предпочитаю ужинать в одиночестве, следуя изречению Гюльбенкяна о том, что лучший ужин – это ужин вдвоем, на котором присутствуешь ты и вышколенный до блеска официант.

С печальной улыбкой женщина произнесла:

– А я терпеть не могу ужинать в одиночестве.

Они решили вместе отправиться в “Ла Пупуль”. Во время ужина Джо как бы невзначай время от времени касался ее руки и плеча. Один раз его нога вроде бы случайно задела под столом ее ногу. К тому времени, когда им принесли кофе, он чувствовал себя почти победителем. Он уже знал, что ее супруг, который был на двадцать пять лет старше ее, занимал пост вице-президента крупной сталелитейной корпорации. Джо почувствовал, как его наполняет желание и решил разжечь его еще сильнее.

– После ужина я собирался сходить на последнее представление в “Крэйзи Хорс”, – сказал он, снова прикоснувшись к ее руке. – Для вас такое путешествие не будет слишком рискованным?

Она улыбнулась и покачала головой.

– Одна бы я, конечно, туда пойти не решилась… хотя рисковать мне нравится.

После безупречного представления в “Крэйзи Хорс”, насладившись пленительной красотой выступавших девушек. Джо Ролинз был готов отправиться хоть на край света. Однако ее номер в “Пласа Атене” был гораздо ближе. Вероятно, она рассудила, что так им будет удобнее. Когда они вошли в холл, женщина ему тихо сказала, что после любовных утех она предпочитает оставаться в постели.

Открыв дверь своего номера, она пригласила его войти и мягко проворковала:

– Тебе очень хотелось сегодня ночью позабавиться – ты получишь это удовольствие, только не совсем так, как ты на это рассчитывал.

Дверь за ним захлопнулась. Он смотрел на большую двуспальную постель и на сидевшего на ней Кризи, который держал в правой руке направленный на него пистолет с глушителем. Негромко сказанные им слова, казалось, повисли в комнате. Джо Ролинз услышал в них свой смертный приговор.

– Я ведь оставил тебе подъемные, Джо… И все-таки ты это сделал.

Джо почувствовал себя так, будто удавка уже была наброшена на его шею. Его трясло от страха.

– Что я сделал, Кризи?

Кризи бросил ему фотографию. Джо кинул на нее беглый взгляд – на снимке он был запечатлен в ресторане вместе с Мервадом Квикасом.

Теперь он точно знал, что живым из комнаты не выйти.

– Что ты выбираешь, Джо, – легкую смерть или мучительную? У меня впереди вся ночь.

Джо Ролинз пытался что-то сказать, но не мог. Его глаза были прикованы к дулу пистолета.

– Ты сказал им, как меня зовут? – спросил Кризи.

Ролинз кивнул.

– Ты назвал им имя Грэйнджера?

Ролинз снова кивнул.

– Ты связывался с Абу Нидалем?

Ролинз опять кивнул.

– Он тебе заплатил?

Ролинз отрицательно покачал головой.

– Значит, ты выложил им все, что знал, а я узнал то, что мне было нужно. Заплатил тебе Джибриль. Я так понимаю, деньги эти у тебя лежат в ванной.

Ролинз кивнул. Дуло пистолета и глаза Кризи словно парализовали его.

Выстрел прозвучал, как негромкий разрыв хлопушки. Пуля вышла точно между глаз.

Кризи открыл дверь номера. В коридоре стояла Николь. Он жестом пригласил ее зайти. Взгляд женщины остановился на распростертом на полу теле. Кризи повесил на ручку двери табличку с надписью “Просьба не беспокоить” и запер дверь.

– У тебя есть ключ от его номера? – спросил он.

– Лежит у него в кармане.

Кризи нагнулся, вывернул карманы костюма Ролинза и нашел ключ. Передав его Николь, он сказал:

– Пойди в его номер, зайди в ванную комнату и обыщи ее. Там ты найдешь пакет с деньгами, скорее всего где-нибудь за унитазом. Принеси его сюда.

Вернулась она через пять минут с толстым конвертом. Тело уже было накрыто длинной белой купальной простыней, с одного конца которой расплывалось большое красное пятно. Кризи пересчитал деньги. В конверте оказалось около семидесяти пяти тысяч долларов затертыми пятидесятидолларовыми купюрами. Он отсчитал двадцать тысяч, положил их обратно в конверт и передал Николь.

Глава 18

Сенатор Джеймс Грэйнджер вошел в тот же самый ресторан в Вашингтоне и сразу увидел Кризи, который сидел за угловым столиком с каким-то мужчиной. Он присоединился к ним. Кризи представил своего спутника.

– Фрэнк Миллер, – коротко сказал он.

Сенатор внимательно изучал незнакомца. Ему было между сорока и пятьюдесятью. На крупном сильном теле сидела несоразмерно маленькая голова. Лицо у него было круглым и полным, почти как у херувима. Одет он был в темный костюм и белую крахмальную сорочку с ярко-синим галстуком. Выглядел незнакомец как любимый всеми дядюшка. Они заказали ужин, и Кризи попросил Генри – мэтра по винам, принести им бутылочку того же вина, что они заказывали в прошлый раз.

Накануне ночью Кризи позвонил сенатору и сказал, что события развиваются в несколько ином направлении, чем предполагалось изначально. Они договорились встретиться за ужином и обсудить изменившуюся ситуацию.

– Что же так резко изменилось? – спросил сенатор Кризи, бросив подозрительный взгляд в сторону Фрэнка.

Кризи перехватил этот взгляд.

– У меня нет секретов от Фрэнка, – сказал он. – Я знаю его много лет. Джим, должен тебе сказать, что я допустил промашку. Надеюсь, она будет последней. Мне нужно было убрать Джо Ролинза еще в Каннах, но вместо этого я сдуру дал ему подъемные… Думал, что тем самым заплатил за его молчание. Я ошибался. Вместо того чтобы угомониться, он задергался, связался с арабами и продал наши имена Ахмеду Джибрилю из ФНОП-ГК. Тот факт, что Джибриль заплатил ему, подтверждает, по крайней мере для меня, что именно Джибриль – организатор теракта. Теперь он знает, что я за ним охочусь. Ему известно, на что я способен. Найти меня он не сможет. Но, Джим, найти тебя ему не составит никакого труда, ты не из тех, кто может скрываться. ФНОП-ГП почти наверняка имеет отделение в Штатах. Я совершенно уверен, что они попытаются до тебя добраться. Похитить тебя и силой вытащить из тебя информацию. – Он сделал жест в сторону Миллера. – Я привел с собой Фрэнка, чтобы быть уверенным, что этот номер у них не пройдет.

Грэйнджер взглянул на Миллера.

– У меня есть охрана. Как и у всех сенаторов.

Кризи покачал головой.

– Этого недостаточно… Ты, Джим, будешь жить вместе с Фрэнком и двумя его напарниками до тех пор, пока все не образуется. Это нужно не только ради твоей безопасности, но и ради моего спокойствия. Тебе придется терпеть их двадцать четыре часа в сутки. Они постоянно будут находиться в нескольких ярдах от тебя, даже когда ты будешь в туалете. Двадцать четыре часа в сутки, Джим. Другого выхода я не вижу… до самого конца операции, а она может продлиться год, а то и больше.

Словно Фрэнка Миллера вообще не существовало, сенатор спросил:

– Кто он такой?

Кризи тоже ответил так, будто они были вдвоем.

– Фрэнк служил наемником, – пояснил он. – Он австралиец. Потом стал телохранителем. Несколько лет провел в Германии и Италии, охраняя промышленников, на которых имели зуб террористические банды… “Красные бригады” и им подобные. Он – лучший, Джим. Он не потерял ни одного клиента.

Сенатор взглянул на австралийца.

– И ты считаешь, что ему нужны еще два помощника?

Кризи развел руками.

– Ему нужно спать, время от времени встречаться с женщинами, хотя бы с теми, с которыми ты сам будешь его знакомить. – Губы его слегка растянулись в улыбке. – Не переживай, Джим, в доме у тебя с ними проблем не возникнет. Просто делай, что они тебе скажут, во всем их слушайся. От этого в основном будет зависеть и твоя жизнь, и моя.

– Их услуги, должно быть, немало стоят, – сказал сенатор.

– Да. Лучшее всегда дорого обходится. Но в данном случае ситуация складывается просто смешная. Чем-то напоминает “Иран-гейт”. По иронии судьбы, они получат свои деньги от Джибриля.

Сенатор напрягся в кресле. На его лице отразилось глубокое изумление.

– Чтобы узнать наши имена, Джибриль отвалил Ролинзу целую кучу денег. Часть мне удалось забрать. Их хватит, чтобы несколько месяцев платить Фрэнку и его ребятам.

Официант принес заказанные блюда, а Генри – вино, перелитое в графин. К Кризи он относился как к своему блудному сыну.

Сенатор обратил внимание на то, что австралиец к вину не притронулся. Пил только минеральную воду. Заметил он и то, что Миллер был немногословен, глаза его ошаривали зал каждый раз, как кто-то входил или выходил. Когда принесли кофе, австралиец сказал что-то Кризи по-французски. Кризи ответил ему на том же языке, потом повернулся к сенатору.

– Джим, мы оба заметили, что за тобой ведется слежка. Филер сидит за угловым столиком. Не оглядывайся, мне кажется, он из вашей службы безопасности. Это твой друг Беннет о тебе так заботится?

– Вполне возможно, – согласился сенатор. – Наверное, его интересуют мои планы. Или он действительно обеспокоен проблемой моей безопасности.

– Ты можешь ему позвонить и попросить снять за тобой наблюдение? Это важно, Джим.

– Это и в самом деле имеет большое значение, – подхватил австралиец. – Мне совсем не по душе, когда рядом слоняются подозрительные типы.

Сенатор поднял палец и буквально через секунду рядом с ним возник мэтр.

– Принесите мне телефон, – кратко распорядился Грэйнджер.

Через минуту сенатор набирал номер по радиотелефону. Ему ответили. Грэйнджер проговорил в трубку:

– Кертис, если тебе известно, где я сейчас ужинаю, значит, ты организовал за мной наблюдение. Если это так, прошу тебя немедленно его снять. Иначе я здорово рассержусь.

Он протянул аппарат изогнувшемуся в изящном полупоклоне мэтру.

Еще через три минуты в зал ресторана вошел мужчина. Он направился прямо к угловому столику, за которым сидел человек, ужинавший в одиночестве, и что-то прошептал ему на ухо. Тот сразу же подал знак официанту и оплатил счет. После этого оба мужчины вышли, даже не взглянув в сторону сенатора.

– Так-то оно лучше, – удовлетворенно проговорил австралиец. – Если и теперь обнаружится, что кто-то за вами наблюдает, я по крайней мере буду знать, кто послал этих сыщиков.

– Ты уверен, что все это – дело рук Джибриля? – спросил сенатор Кризи.

– Он не стал бы швырять деньги на ветер… и деньги немалые. Моя цель – именно он.

– Когда ты думаешь начинать?

– Я уже начал.

– Сколько времени это может занять?

Кризи пожал плечами и отпил глоток вина.

– Действовать придется медленно и очень осторожно. Джибриль теперь знает, что я начал на него охоту, – это самое неприятное. Дамаск – не самый подходящий город для подобных операций. Джибриль находится под постоянной усиленной охраной, причем его опекают как его собственные люди, так и агенты сирийской разведки. – Он отпил еще глоток и посмотрел прямо в глаза сенатору. – И тем не менее можешь считать, что Джибриль уже – живой труп. Мне нужно еще совсем немного времени, чтобы подготовить свое оружие… чтобы он тем временем потел от страха, ожидая возмездия. Я обещаю тебе, Джим, что последние слова, которые он услышит перед смертью, будут: Хэрриот, Надя и Джулия. Он будет знать, за что умирает.

Сенатор осушил стакан и спокойно сказал:

– Раньше я никогда не испытывал такого чувства, как ненависть. Не любил я многих, что было, то было. Но ненависти ни к кому я до сих пор не испытывал. Теперь я знаю, что это такое, потому что всей душой ненавижу Джибриля и Джо Ролинза. Этот человек сначала меня обманул, а потом продал.

– Не надо ненавидеть Ролинза – он уже на том свете.

Сенатор взглянул на собеседника.

– Ты его убрал?

– Всадил пулю ему промеж глаз.

* * *

На следующее утро у сенатора, как обычно, была назначена очередная встреча.

– Деловые беседы за завтраком – самый дурной обычай из всех, изобретенных в Америке, – вздохнул он, прежде чем уйти.

Как только он встал, Миллер сказал:

– Подождите.

Австралиец вышел на улицу. Вернулся он через две минуты и кивнул в сторону столика.

– К своим обязанностям он подходит серьезно, – заметил сенатор.

– Сейчас, Джим, он тебе ближе, чем были отец и мать, – сказал Кризи и улыбнулся. – Не забудь представить его своему доберману. Уверен, что они между собой поладят. И во всем будь с этим малым откровенен. Если ты с ним не найдешь общий язык, считай, что испортишь отношения и со мной. Не забывай еще об одном: Джибриля, возможно, охраняет сотня телохранителей, причем все из них серьезно вооружены. Однако с одним единственным Фрэнком Миллером он был бы в большей безопасности.

Они пожали друг другу руки, и сенатор ушел вместе с австралийцем, следовавшим за ним, как тень. Генри принес большой бокал “Аннесси” и поставил коньяк перед Кризи.

– Вам надо нас навестить еще как минимум четыре раза, – с улыбкой сказал мэтр по винам. – У меня еще осталось четыре бутылки “Ротшильда” урожая сорок девятого года.

Кризи кивнул, давая понять, что принял это сообщение к сведению, улыбнулся в ответ и попросил телефон.

Номер он набрал по памяти. Когда ему ответили, он сказал:

– Трэйси, я буду у тебя через двадцать минут. Сделай одолжение, встреть меня раздетой.

– Я уже раздета, – ответила женщина.

* * *

Самое верное суждение о красоте женщины можно сделать, глядя на нее, когда она спит. Тогда с ее лица исчезает все наносное и искусственное. Если справедливо мнение о том, что вино развязывает язык, столь же верным, по логике вещей, должно быть суждение о том, что сон пробуждает красоту.

Занималось утро. Он принял душ и отдернул занавеску, висевшую над ванной. Лучи восходящего солнца заливали комнату и, отражаясь от светлых стен, озаряли ее лицо. Он сел на край постели, вглядываясь в ее лицо взглядом хищника, еще не знающего, на кого он охотится. Спала она глубоко, спокойно и безмятежно, как ребенок. Он вспомнил дочь, задумался о своей жизни, о тех невозместимых утратах, которые ему пришлось испытать.

Кризи размышлял о том, что он будет делать и зачем. Такого рода дела были ему не внове, он успешно справлялся с ними много раз. На какое-то мгновение ему почудилось, что он не живет, топчет пыль дороги, ведущей в никуда. Потом его мысли перенеслись к Майклу, он представил, как он жил и как могла бы сложиться его жизнь в будущем, попытался разобраться в своем к нему отношении, но не смог. Перед его мысленным взором предстали сенатор Джеймс Грэйнджер, Фрэнк Миллер, Штопор и Штопор Два. Он снова подумал о том, что он собирается делать и зачем.

Зачем? Нет, такой вопрос перед ним даже не стоял.

Слишком сильно горело пламя, которое выжигало все его нутро, – не мозг, а что-то, что было спрятано гораздо глубже, заключено в самой его сути. Ум его оставался при этом совершенно холодным. Мысль об одетом с иголочки арабе действовала на него как холодный душ. Он подумал о Наде – женщине, и о Джулии – ребенке. Потом он склонился над кроватью и ласково положил большую руку на теплую щеку лежавшей перед ним женщины-ребенка.

Она проснулась, и он овладел ею.

Глава 19

На этот раз Джибриль сам нанес визит полковнику. Ему даже не предложили кофе. Полковник сразу же протянул лист бумаги, на котором были написаны два имени.

– Вот что ты получил за свои сто тысяч.

– Что нам известно об этих двух людях? – спросил Джибриль.

– У обоих на самолете “Пан Американ”, выполнявшем сто третий рейс, летели родственники, – ответил полковник. – Грэйнджер – сенатор Соединенных Штатов от штата Колорадо, очень богатый человек. Второй – Кризи, тоже американец, бывший наемник. Тут есть одна странная неувязка: считается, что он был убит в Италии пять лет тому назад. Причем эти слухи подтверждены документально.

Джибриль с горечью произнес:

– Значит, выходит, этот подонок продал мне мертвую душу?

Полковник встал, потянулся, подошел к окну и уставился на оживленную улицу.

– Думаю, нет, – сказал он. – Два дня назад Джо Ролинз был убит в парижской гостинице, застрелен наповал. Не исключаю, что из-за встречи с моим человеком в Париже. Возможно, за ним следили. Так что, похоже, этот человек, Кризи, действительно жив. – Он внезапно обернулся, взглянул на Джибриля и слегка усмехнулся. – Если это так, Ахмед, у тебя появились проблемы, причем довольно серьезные.

– Всего из-за одного человека?

Полковник взял с письменного стола папку и передал Джибрилю.

– Да, из-за одного человека, но человек этот особый. В Интерполе хранятся досье на всех известных наемников. Сегодня утром я запросил информацию на этого Кризи. В папке ты найдешь сведения, которые я получил через наше полицейское управление. Внимательно ознакомься с ними, Ахмед.

Полковник вернулся к окну и около четверти часа стоял там, глядя на улицу.

Когда он обернулся, Ахмед Джибриль перечитывал страницу по второму разу.

Полковник подошел к столу, сел в кресло и участливо произнес:

– У тебя, Ахмед, отличная служба безопасности. У меня тоже. Однако могу тебе откровенно признаться, мне совсем не хотелось бы, чтобы этот человек охотился за мной. Тем более если принять во внимание причину, которая его к этому побуждает, а также те огромные средства, которые может предоставить ему сенатор Грэйнджер.

Он произнес эти слова с выражением того весьма сомнительного удовольствия, которое испытывает человек, принесший другому весть о его неизбежной кончине.

Джибриль раздраженно бросил папку с документами на стол и спросил:

– Известно, где их можно найти?

Полковник пожал плечами.

– С Грэйнджером проблем нет. У него квартира в Вашингтоне, в округе Колумбия, и дом в Денвере, в штате Колорадо. Его, как правило, всегда можно застать в одном из этих мест. Что же касается Кризи, по нашей последней информации, пять лет назад он скончался в больнице в Неаполе от нескольких пулевых ранений. Это все, Ахмед, и ты прочел об этом в документе. Где он сейчас, не знает никто. – На лицо его вернулась приторная улыбка. – Но лично я считаю, что два дня назад он был в Париже.

Глава 20

Кризи приземлился в аэропорту Святого Луки на Мальте сразу после полудня. Его встретил Джордж Заммит и подвез до Чиркеввы, откуда Кризи должен на пароме переправиться на Гоцо. По дороге он спросил Джорджа:

– Как идут дела?

– Все развивается совершенно естественно, – ответил Заммит. – Он сам ведет себя в нужном направлении. Этот парнишка, как губка, впитывает в себя все, что ему говорят и показывают.

– Как у него дела со стрельбой? – спросил Кризи.

– Прошло всего три недели, но он уже бьет без промаха по трехдюймовой мишени с двадцати метров из “Кольта-1911”. Вчера он расстрелял четыре обоймы по шестидюймовым мишеням и ни разу не промазал.

Полицейский обернулся к Кризи, широко улыбнулся и сказал:

– Он почти догнал тебя, Кризи. А пистолет взял в руки первый раз в жизни всего три недели назад.

– Как с другим оружием? – бесстрастно спросил Кризи.

– Так же – совершенно естественно. Такое ощущение, что с автоматом он сливается в одно целое. Как будто появился с ним на свет из материнской утробы.

– Может быть, так оно и было, – негромко и задумчиво произнес Кризи. – А со снайперской винтовкой получается?

– Пока он еще слишком нетерпелив, – ответил Джордж. – Ты же знаешь, настоящий снайпер должен обладать бесконечным терпением. Лучшие снайперы, как правило, уже взрослые мужчины. Майкл еще слишком молод, и реакция у него более непосредственная. Но паренек может стать отличным снайпером. Только для этого нужно время.

– Как у него продвигается рукопашный бой?

– Вензу говорит, что у него склонности уличного бойца. Он, конечно, со временем освоит все приемы и удары, но по своей природе он все же уличный боец, и, надо сказать, весьма опасный.

– Ну что ж, это неплохо.

– Должен тебе сказать, что у этого мальчонки большая сила воли, да и мужества ему не занимать. На прошлой неделе я повез все подразделение в заброшенные каменоломни – учиться спускаться с голой скалы на канате. В первый раз это всегда чертовски страшно. Почти все мои люди сначала не отваживались – не так-то просто доверить свою жизнь тонкому канату. А Майкл сразу же безропотно полез на самую верхотуру и спустился без всяких проблем. Как тебе это нравится?

– Однажды я видел, как он забил решающий гол.

Джордж Заммит взглянул на Кризи, потом переключил все внимание на дорогу. Через какое-то время он спокойно спросил:

– К чему ты его готовишь?

– Может быть, и ни к чему. Может быть, в какой-то ситуации ему придется меня прикрывать… А может быть, в один прекрасный день поручу ему разделаться с какой-нибудь гнидой.

Джордж в молчании вел машину до самой Чиркеввы. Когда Кризи выходил на набережную, Джордж проговорил:

– Кризи, я, кажется, знаю, что у тебя на уме. Дай мне одно обещание.

– Какое?

– Поскольку я возглавляю здесь службу безопасности, то прошу: не предпринимай ничего на Мальте, не оповестив меня заранее.

– Обещаю, – ответил Кризи.

– И еще одну вещь ты должен мне пообещать, – сказал Джордж.

– Ну, Джордж, сегодня у нас просто день обещаний. Чего ты еще хочешь?

– Если паренек уцелеет, ему надо будет пойти служить в полицию… в мое подразделение.

– Обещаю повлиять на него в этом направлении. Но решать, естественно, ему.

Когда Кризи уже вышел из машины, не унимавшийся полицейский сказал:

– Мне еще одно обещание от тебя нужно.

Кризи раздраженно обернулся.

– Ну что ты там еще придумал?

– В следующую среду Стелле исполняется сорок лет. Праздновать мы будем у себя дома. Чтоб ты у нас обязательно был.

– Буду непременно.

– Приходи с Майклом.

– Хорошо.

– И со своей женой.

Кризи что-то неразборчиво пробурчал себе под нос и зашагал прочь.

* * *

Войдя в “Глиниглз”, он поставил сумку на пол и заказал пиво себе, а еще Шрейку и Баглу, как обычно подпиравшим стойку бара. Потом он с улыбкой сказал Тони:

– И себе налей, пожалуйста.

– Для меня еще рановато, – ответил Тони.

Все терпеливо ждали. Через пару минут Тони произнес свое традиционное:

– А почему бы и нет? – И налил себе пива.

Слава Богу, на Гоцо все шло своим чередом.

Выпив еще пару кружек, он позвонил Леони и попросил подбросить его домой.

Во время недолгого путешествия она сказала:

– Я оставила своему агенту адрес “Глиниглз”. Вчера мне пришло письмо.

Взглянув на нее, он резко сказал:

– Только не говори мне, что он нашел тебе роль и ты собираешься разорвать наш контракт.

Она покачала головой.

– Нет, этого я делать не собираюсь. Письмо от моей подруги – Джеральдин. Она моя лучшая подруга. Я сказала ей, что буду сниматься на Мальте в одном телевизионном сериале. В пятницу она приезжает и неделю проживет в гостинице “Санкрест”. Я хотела спросить, сможем ли мы с ней встретиться и, если да, что мне надо будет ей говорить?

– Вообще-то я предпочел бы, чтобы ты с ней не встречалась, – ответил Кризи. – Это условие, кстати, было оговорено в контракте. Ты ведь помнишь – не принимать посетителей.

До самого дома они ехали в молчании. Когда они вышли из машины, Кризи обратил внимание на выражение ее лица и снова сказал:

– Это было в контракте, Леони.

– Я помню, – ответила она. – Давай оставим этот разговор.

Она пошла в дом. Кризи взял сумку с заднего сиденья и бросил ей вдогонку:

– Подожди.

Она обернулась. Через какое-то время он проговорил:

– Хорошо. Тебе ведь тоже нужна небольшая передышка. Не все здесь гладко у тебя было и в отношениях с людьми, и вообще. Управляющий этой гостиницей – мой хороший знакомый. Он тебе недорого сдаст на неделю номер. Я сам как-то в этой гостинице останавливался. Хотя она предназначена в основном для туристов, жить там вполне можно. И ресторан у них отличный – называется “Коралловый риф”. Проведи это время со своей подругой. Пусть это будет у тебя небольшой отпуск.

– Что мне ей сказать? – спросила Леони.

Кризи пожал плечами.

– Скажи, что возникли некоторые проблемы с финансированием сериала. Так часто случается. Что платят тебе исправно, но пока приходится сидеть и ждать у моря погоды. Только ничего ей не рассказывай, пожалуйста, ни о Гоцо, ни обо мне, ни о Майкле. Ты должна мне это пообещать.

Она улыбнулась, и улыбка осветила ее лицо.

– Это я тебе обещаю.

– Да, кстати говоря, в следующую среду вечером тебе придется оставить твою подругу. Придумай что-нибудь, ну, например, что тебя пригласил на ужин режиссер.

– А что мне надо будет делать?

– Мы приглашены на день рождения в один дом на Мальте. У жены моего хорошего друга будет юбилей. Я приеду за тобой в “Санкрест” к восьми.

– Договорились. А кто вам будет готовить, пока меня не будет? Может, сделать что-нибудь и оставить все в морозилке?

Он покачал головой.

– Не надо. Нас с Майклом здесь тоже не будет.

– Куда вы собираетесь?

– Продолжать его образование.

Глава 21

Джойи был не в духе, Кризи это сразу же почувствовал. Они вместе переделывали старый дом. Был четверг, Майкл уехал на Мальту, в крепость Святого Эльма. Они клали без цемента невысокую каменную стену, чтобы огородить сад.

– Что с тобой? – грубовато поинтересовался Кризи.

Джойи положил очередной камень, обернулся и взглянул на него. Оба работали под горячим солнцем без рубашек и нещадно вспотели.

– Почему ты не со мной всем этим занимаешься? – спросил Джойи.

– Чем это я не с тобой занимаюсь?

Молодой человек положил на стену следующий камень и ответил:

– Почему ты не меня тренируешь для этой работы?

– Для какой работы?

– Ты сам прекрасно знаешь. Не держи меня за идиота, Кризи. Я отлично понимаю, для чего тебе так скоро понадобилось снова жениться. И помню, как сильно ты любил Надю… Я только Бога молю, чтобы смог так же любить Марию. Я об этом знал, еще когда был ребенком. И чем ты в Италии занимался, для меня тоже не секрет… я знаю, как у тебя мозги устроены. Те, кто виноват в гибели Нади и Джулии, живыми от тебя не уйдут. Ты уже закусил удила и сейчас готовишь Майкла себе в помощники. Два раза в неделю он ездит на Мальту в крепость Святого Эльма и там учится стрелять.

– Это он тебе сам сказал?

– Нет. У меня приятель служит в подразделении Джорджа Заммита. От него я и узнал. Кроме того, Джордж Заммит, если ты помнишь, приходится мне двоюродным братом.

– Он тебе тоже что-нибудь на этот счет говорил?

– Нет. Но когда я его спросил, он ничего не отрицал. Просто отказался обсуждать эту тему. Почему же не меня? Почему Майкла? Я молод, в отличной форме, и причина для этого у меня более чем уважительная – Надя была моей сестрой, а Джулия – племянницей. Я любил их так же, как и ты, хотя и по-другому. Почему же ты не меня выбрал?

Он наклонился, чтобы поднять с земли тяжелый камень. Кризи опередил его, поднял глыбу сам и положил ее на стену. Потом обернулся к молодому человеку, на губах его играла улыбка.

– Значит, ты считаешь, что я старею. Правильно я тебя понял?

Джойи не улыбнулся ему в ответ. С таким же недовольным выражением лица он продолжал настаивать:

– Почему не меня?

Кризи ему объяснил.

– Да, дураком тебя не назовешь, что правда, то правда. Вот, ради интереса, и пошевели немного мозгами. Сразу же сам найдешь ответ на свой вопрос. У твоих родителей были две дочери и сын, а еще – внучка. Внучку и обеих дочерей они потеряли. Ты остался у них один. Всю свою любовь они теперь отдают тебе и начинают так же относиться к Марии. Он положил на стену еще один камень и сурово проговорил: – Теперь послушай меня очень внимательно. Мы с тобой должны будем закончить перестройку дома не позднее чем через два месяца. Поскольку я нарушил традиции Гоцо, ты обручишься с Марией на следующей неделе. Еще через месяц вы с ней поженитесь. Девять месяцев спустя она родит тебе ребенка. Если нет, – сказал Кризи с усмешкой, – я сам оторву тебе ту часть тела, благодаря которой Мария могла бы зачать этого ребенка.

Они продолжали работать в молчании, потом Кризи пробурчал:

– Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к твоим родителям. Большой семьи у меня никогда не было, а немногочисленные родственники уже давно умерли. Пол и Лаура – вот вся моя семья… и ты еще, как я полагаю.

Джойи слегка улыбнулся и спросил:

– А как же Майкл? Он же теперь твой сын.

Ответ Кризи прозвучал жестко и резко.

– Он лишь мое оружие. Точнее говоря, может им стать через полгода.

– И все?

– И все.

Молодой человек обернулся, пристально взглянул на Кризи и спросил:

– Неужели ты к нему вообще никаких чувств не испытываешь?

– Никаких.

– А к Леони?

– Тоже никаких. Мне необходимо было на ней жениться, чтобы усыновить Майкла.

Они продолжали вместе работать, потом Джойи задумчиво проговорил:

– С этим домом ты меня просто обманул. Заранее знал, что когда мы его перестроим, я захочу в нем жить. Ты мне всю эту лапшу об арках и балках на уши вешал, мозги полоскал, где должна быть кухня, а где ванная, только чтобы заставить меня с тобой спорить и чтобы я привязался к этому дому, даже не осознавая этого. Ты точно все рассчитал и знал, на что меня толкаешь.

Кризи стряхнул пот со лба, и лицо его расплылось в широкой улыбке.

– У тебя что, претензии ко мне по этому поводу? – спросил он. – Ведь Мария – просто замечательная девушка. Я бы даже сказал, что для такого парня, как ты, она слишком хороша. Надо было бы ей все-таки с Марио, который в полиции служит, любовь крутить. Он и выглядит посолиднее, да и работа у него постоянная.

– Да он просто хмырь какой-то, – ответил Джойи и усмехнулся. – Нет, я, конечно, зла на тебя не держу и все сделаю, как ты хочешь. Через неделю, в субботу, мы обручимся, а через месяц поженимся. Сегодня я схожу к ее родителям, обговорю с ними все детали.

– Ты так уверен, что она согласится выйти за тебя замуж? – серьезно спросил Кризи.

В ответ Джойи лишь улыбнулся и поднял следующий камень.

Через несколько минут Кризи сказал:

– На следующей неделе я не смогу тебе помогать. Леони уезжает на Мальту – туда к ней подруга приедет, а мы с Майклом отправляемся на Комино.

– Вы что, в гостинице там собираетесь остановиться? – в недоумении спросил Джойи.

– Нет, мы несколько дней проживем на другом конце острова.

– Но там ведь ничего нет – он абсолютно голый.

– Вот именно, – ответил Кризи. – Я буду учить его выживанию в тяжелых условиях. Объясню, какие растения годятся в пищу, а какие – ядовитые. Как можно выжить на открытом воздухе, имея при себе только рыболовную леску и нож.

– Но там даже толком ничего не растет, – возразил Джойи. – Сплошные известняковые скалы…

– Ну ты не прав, там много разных растений, – ответил Кризи. – Просто ты никогда не обращал на них внимания. Кроме того, островок маленький, со всех сторон окружен морем, а в море полно рыбы. Знающий человек мог бы прожить там до старости. Не забывай, Джойи, там еще есть кролики, мыши, крысы, змеи и даже кузнечики.

На лице Джойи отразилась растерянность.

– Ты смог бы питаться крысами, мышами, змеями и кузнечиками?

Кризи кивнул.

– Если бы это было необходимо. Мне уже приходилось это делать. В некоторых африканских странах жаренная на костре крыса считается деликатесом, а обжаренные в масле кузнечики – просто объедение.

Джойи был явно заинтригован.

– Ты хочешь сказать, что вы с Майклом собираетесь взять туда лишь рыболовные снасти, нож и больше ничего?

– Правильно.

– И больше совсем ничего?

– Ничего. Кроме одежды, которая будет на нас.

– А как с водой? Питьевой воды там ведь нет, ее продают бутылками только в баре гостиницы.

– Воду мы сами найдем.

Джойи рассмеялся.

– На Комино много лет пытались найти воду. В гостинице пришлось построить установку для очистки воды. Вы там оба умрете от жажды через несколько дней.

Очень серьезно Кризи сказал:

– Джойи, ты же фермер. Как ты думаешь, откуда поступает вода для очистки в гостиницу?

– Из земли, – ответил Джойи. – Ее собирают там в сезон дождей и хранят в засушливое время. – Он поднял взгляд и посмотрел на безоблачное голубое небо. – Сезон дождей уже кончился, Кризи. Вряд ли теперь дождь пойдет до сентября или октября.

– А где кролики берут себе воду? Ведь есть же на Комино кролики. Откуда берут воду крысы, мыши, змеи и кузнечики?

Джойи долго размышлял над этим, но так ничего и не придумав, спросил:

– Где?

– Из растений, которые хранят влагу. Все эти животные прекрасно знают, в каких растениях больше всего воды и как ее достать. Кроме того, есть несколько способов употреблять для питья морскую воду. Надо только знать, как это правильно делать.

Джойи аккуратно положил камень на стену. Возводить каменную ограду без цемента – все равно что собирать мозаику. Каждый следующий камень должен тесно соприкасаться с предыдущими. Он взглянул в сторону Комино, раскинувшегося через пролив.

– Можно мне с вами туда отправиться? – спросил Джойи.

– Если ты собрался обручиться в субботу на следующей неделе, у тебя дел будет выше головы. Кроме того, Полу ты будешь нужен здесь.

– Тебе бы, Кризи, следовало знать, – сказал Джойи, – что подготовкой к обручению и свадьбе на Гоцо занимаются исключительно матери жениха и невесты. Если бы я даже и попытался что-нибудь сделать, мне бы сильно попало и от моей матери, и от матери Марии. Что касается работы на ферме, я попрошу моего друга подменить меня на время. Он сейчас без работы. А я ему за это отдам те жалкие гроши, которые отец платит мне за мой двенадцатичасовой рабский труд.

– Ничего себе, жалкие гроши! Это что, на жалкие гроши, интересно, тебе купили японский мотоцикл? А “тойота”, которую ты купил себе пару месяцев назад? – Он сделал жест в сторону уже почти перестроенного дома. – Я ни секунды не сомневаюсь, что через несколько дней после твоей помолвки Пол отпишет тебе и этот дом. А стоит он по меньшей мере тридцать тысяч фунтов. Не вздумай больше даже заикаться о жалких грошах.

Джойи улыбнулся, но лицо его тут же снова приняло серьезное выражение.

– Так все-таки, Кризи, смогу я с вами туда поехать или нет? – снова спросил он.

Кризи понял, что молодому человеку просто необходимо хоть как-то поучаствовать в деле, к которому он готовился с Майклом. Американец тщательно подобрал слова, положил руку Джойи на плечо и сказал:

– Да, конечно, ты можешь с нами туда поехать. Майклу это понравится, да и мне приятно будет. Знаешь, Джойи, я тебе честно скажу: когда начнется это дело, ты сможешь мне здорово помочь. После того как мы с Майклом уедем отсюда – а отсутствовать мы будем несколько месяцев, – ты переберешься в мой дом и организуешь там что-то вроде центра оперативной связи. Туда будут приходить известия из разных стран мира, и надо будет незамедлительно на них отвечать. За то время, что мы втроем проведем на Комино, я расскажу тебе все, что знаю сам. Потом, по мере поступления новой информации, я буду тебе обо всем сообщать. Таким образом, ты будешь посвящен во все детали предстоящей операции, никаких секретов от тебя я скрывать не собираюсь.

Он снял руку с плеча Джойи и ласково хлопнул его по щеке.

– Ты, Джойи, тоже примешь участие в этом деле, оставаясь, естественно, на Гоцо. Твоя роль будет очень важной… может быть, даже жизненно важной. Не исключаю, что это будет сопряжено с опасностью. Люди, подложившие бомбу на тот самолет, знают, что я начал на них охоту. Им не известно ни где я живу, ни где нахожусь в данный момент. Но если они узнают, их целью станет мой дом. Так что тебе придется быть очень осторожным.

– Что это за люди? – спросил Джойи, и в глазах его сверкнула ярость.

– Я все расскажу на Комино, – ответил Кризи, – и о мерах предосторожности, которые тебе надо будет предпринять. Да, кстати, что говорил тебе о Майкле твой приятель из подразделения Джорджа Заммита?

– Он чертовски здорово осваивает любое оружие, – ответил Джойи. – И сам Джордж, и другие инструкторы уделяют ему много внимания.

– Что ты думаешь о Майкле?

– Мне он нравится. Мы оба нелегко сходимся с людьми, но, думаю, мы сможем стать настоящими друзьями. Он сообразителен, но замкнут. – Джойи улыбнулся. – Немного в этом на тебя похож. Он сам-то знает, в какую игру ввязывается?

Кризи кивнул.

– Он точно знает, с кем и с чем ему, возможно, придется столкнуться. Хотя не исключено, что ему вообще ничего не надо будет делать. Может быть, я сам справлюсь со всем. Дряхлым стариком я пока еще себя не ощущаю.

Джойи улыбнулся и спросил:

– Ты будешь моим шафером?

Кризи с серьезным видом кивнул.

– Сочту за честь, но если ты через годик не сделаешь меня крестным твоего первенца, я тебе задницу надеру.

– Договорились, – ответил Джойи. – А Майкла я попрошу быть моим свидетелем на свадьбе. Тебе придется купить ему костюм… А ты знаешь, что совсем недавно он стал мужчиной?

– Догадываюсь.

Молодой человек еще раз взглянул через пролив на Комино.

– Эта неделя будет интересной, – негромко проговорил он.

– Возможно, – отозвался Кризи. – Но только не рассчитывай как-нибудь ночью втихаря смыться в бар гостиницы.

Глава 22

Два дня спустя Леони и ее лучшая подруга Джеральдин ужинали в роскошном ресторане “Коралловый риф”, где заказали свежего омара.

Кризи, Майкл и Джойи, расположившись среди скал на восточной оконечности острова Комино, ели черную змею, но вовсе не для того, чтобы утолить голод.

Днем в заливе Святой Марии они наловили пару дюжин розетт, рыб, считающихся на Мальте большим лакомством. Розетты похожи на морской язык, только гораздо меньше. Для продажи их ловить запрещено, потому что они считаются большой редкостью.

Майкл и Джойи, возвращаясь с рыбалки в лагерь, предвкушали удовольствие от предстоящей трапезы. Неожиданно Кризи слева от себя заметил черную змею. Он велел Джойи и Майклу обойти ее и гнать змею на него. Змея ускользнула в расщелину известняковой глыбы. Тогда они набрали хвороста, и Кризи рядом с расщелиной развел небольшой костер, так, чтобы дым шел под камень. Через полминуты змея выползла. Кризи молниеносным движением схватил ее чуть ниже головы. Тут же змея длиной в три фута обвилась вокруг его руки. Он сунул голову змеи себе в рот и откусил ее.

Юноши следили за его действиями с благоговейным ужасом, хотя и знали, что эта змея, как и все остальные, обитающие на Мальтийских островах, не ядовита. Местные жители еще в давние времена сложили такую легенду. Однажды святой Павел потерпел у берегов Мальты кораблекрушение, и на суше его укусила ядовитая змея. Святой Павел высосал яд из раны и поэтому не умер, но с тех пор яд попал в язык мальтийских женщин, известных сплетниц.

Убив змею, компания продолжила свой путь к лагерю на скалистых утесах.

Так как сезон дождей закончился, лагерь они разбили прямо под открытым небом. Но Кризи показал юношам, как строить укрытия от непогоды. Он объяснил, как делать сток для воды, рассказал про розу ветров. Научил сохранять тепло, заметив, что для поддержания жизни человеку надо совсем немного воды и пищи. Показал, как разжечь костер без спичек, от трения сухих деревянных брусков друг о друга.

– А что делать, – спросил Майкл, – если станет холодно, а хвороста или веток не хватит на всю ночь?

– Помните американскую рок-группу “Ночь трех собак”? – спросил Кризи.

Молодые люди кивнули.

– Знаете, откуда у них такое название? В холодную ночь в открытом поле пастух ляжет спать, положив себе под бок сторожевую собаку, чтоб она его грела. В очень холодную ночь он положит по собаке с двух сторон. А в настоящий мороз двух положит по бокам, а третью – сверху. Отсюда и поговорка: “Холод, как в ночь трех собак”.

– Но ведь у нас собак нет, – сказал Майкл.

– Зато нас трое, – ответил Кризи. – Нужно вырыть в земле небольшую траншею фута два глубиной, потом выложить ее листьями и мхом. После этого лечь в нее втроем, забросав себя сверху землей. Сначала нам было бы очень холодно, но через полчаса тепло наших тел стало бы нас согревать. – Он улыбнулся. – Тогда эта ночь стала бы ночью трех псов. Но если бы такое случилось, я бы, честно говоря, предпочел, чтоб меня согревала пара симпатичных девочек, а не два таких лоботряса, как вы… Меня даже больше устроили бы две покладистые овчарки.

Кризи показал, как снимать кожу со змеи и очистить ее от внутренностей. Потом порезал ее на куски, надел их на прутики и пристроил импровизированные шампуры над углями костра. Через несколько минут он с удовольствием жевал змеиное мясо, а его спутники смотрели на него с плохо скрываемым отвращением.

– Представьте себе, что вы едите угря, – сказал Кризи. – По вкусу змеиное мясо ничем ему не уступает. Я бы сказал, что это угорь, который живет на земле.

Сначала Майкл, а потом Джойи потянулись к костру и вынули из углей по куску. Пожевав несколько секунд, Джойи поперхнулся и выплюнул мясо. Майкл разжевал свой кусок и проглотил.

– Угря я никогда не пробовал, – сказал он, – но точно могу сказать, что змеиное мясо не хуже того, чем меня кормили в приюте. – Он улыбнулся, словно выдавал важную тайну. – Во всяком случае оно вкуснее шпината.

Кризи взглянул на Джойи, который голодными глазами смотрел на рыбу, лежавшую около костра. Юноша глубоко вздохнул, покачал головой и потянулся к следующему куску змеиного мяса. На этот раз, сделав над собой усилие, он проглотил его.

Кризи сменил гнев на милость.

– Джойи, – сказал он, – теперь пожарь рыбу. Завтра у нас на первое будут жареные кузнечики, а на второе, если повезет, – кролик. На заре я вам покажу, как их выслеживают и ловят.

Глава 23

Прием по случаю сорокалетия Стеллы Заммит удался на славу. Кризи относился к ней и к Джорджу с большим теплом и глубокой привязанностью. В антикварной лавке в Рабате он купил Стелле восхитительную керамическую вазу. Леони заметила, что в гостях Кризи был, как никогда, раскован и спокоен. По дороге в Слиему он спросил ее:

– Ты хорошо проводишь время?

Она улыбнулась.

– Джеральдин шутит и старается меня развеселить. Вчера вечером мы с ней даже в дискотеку ходили.

– С кем-нибудь познакомилась?

– Да нет. Но было весело. Джеральдин танцевала весь вечер с одним симпатичным мальтийским парнем. Сегодня он пригласил ее на ужин. Мне, правда, показалось, что он слишком о себе высокого мнения. Но Джеральдин тоже не промах.

– Как его зовут?

– Джо Бордж, – ответила она. – Я, честно говоря, немножко испугалась, когда узнала, что он ведет на Гоцо какие-то дела. Но я его ни разу не видела, и он, естественно, понятия не имеет, что мы с тобой знакомы.

– Я его знаю, – ответил Кризи. – Вообще-то он неплохой парень.

Какое-то время они ехали в молчании, потом Леони спросила:

– А ты как провел эту неделю?

– Нормально, – ответил он, потом взглянул на Леони и добавил: – Мы втроем были на Комино – я, Майкл и Джойи.

– В гостинице останавливались? – спросила она.

Кризи покачал головой.

– Нет, мы были на другой стороне острова. Решили несколько дней пожить вдали от цивилизации. Взяли с собой только рыболовные снасти и ножи. Ночевали под открытым небом. Ребята держались молодцом. Я даже удивился, как быстро они привыкли к таким нелегким условиям. Знаешь, в конце они даже не хотели возвращаться на Гоцо. – Он задумался. – Мне иногда кажется, что человек время от времени должен побывать в таких ситуациях, это идет ему на пользу. Да и мне было приятно показать им, как можно выжить без всяких прелестей нашей благословенной цивилизации.

– С тех пор прошло много времени? – мягко спросила она.

– С каких пор? – не понял он.

– Когда тебе в последний раз пришлось жить вдали от цивилизации.

– И да и нет. Мне иногда кажется, что в каком-то смысле я всегда там жил.

Какое-то время она размышляла над ответом Кризи, потом задала ему очередной вопрос:

– Я всех знаю, кто будет на этом торжестве?

– Да, наверное. Там будут Пол, Лаура и Джойи. С ними придет Майкл. Джордж со Стеллой тебе понравятся. Там будут горы еды и реки выпивки.

Вечер ей понравился, все было естественно и по-семейному тепло. В какой-то момент она оказалась у импровизированного бара в саду рядом с Майклом.

– Я слышала, вам на Комино туговато пришлось? – спросила она его.

Глаза Майкла загорелись.

– Это было здорово. Мы даже змею ели.

– Змею?!

– Да, и кузнечиков. Еще мы выслеживали кроликов и ловили рыбу. – Он усмехнулся. – Я поймал больше всех.

Леони улыбнулась ему в ответ и сказала:

– Ты говоришь так, как будто змеи и кузнечики тебе понравились больше, чем моя еда.

– Нет, Леони, ты готовишь прекрасно… только это совсем разные вещи.

Казалось, Майкл стал взрослее и в то же время помолодел.

Когда Кризи с Майклом везли ее обратно в гостиницу, на ногах Леони стояла неуверенно. Она вышла из машины, и Кризи сказал ей, что завтра он дней на десять снова уедет.

– А как же Майкл? – спросила она. – Я до пятницы возвращаться не собиралась. Или ты хочешь, чтоб я вернулась завтра же?

Майкл слез с заднего сиденья. Он поцеловал Леони в щеку и сказал:

– Не переживай, я вполне могу денек-другой сам за собой присмотреть. А в пятницу на ужин я приготовлю кролика. Дикого. Завтра я постараюсь его поймать, а потом зажарю на жаровне.

Она тоже чмокнула его в щеку и проговорила:

– Я вернусь с пятичасовым паромом.

Махнув рукой Кризи, она скрылась за дверью гостиницы.

* * *

Проходя мимо конторки регистратора, Леони заметила, что ключ от номера Джеральдин все еще лежит в своем гнезде. Тогда она решила зайти в бар и выпить что-нибудь на сон грядущий.

В баре уже почти никого не было, только пожилая пара сидела за угловым столиком. Она взобралась на табуретку у стойки и заказала себе коктейль с шампанским. Должно быть, что-то произошло, решила Леони. Весь вечер она исподтишка наблюдала за Кризи. Никогда раньше она не видела его таким непринужденным, никогда раньше он не улыбался так открыто и располагающе. Может быть, подумала она, ей наконец удалось разглядеть его человеческую сущность под той скорлупой, в которой он пытался укрыться сам от себя.

Глава 24

Штопор Два вошел в бар незадолго до полуночи. В отличие от отца он изредка позволял себе пропустить рюмочку-другую. Он взял коньяк и с бокалом в руке подошел к угловому столику, за которым его уже ждал Кризи. Тем не менее, как только они заговорили о деле. Штопор Два тут же превратился в копию своего отца.

– Все оборудование я достал, кроме “узи”, – сказал он. – Автоматы я получу в начале той недели.

– По поводу квартиры в Алжире больше можешь не суетиться, – бросил ему Кризи. – Мне вполне хватит той, что ты подыщешь в Дамаске.

– Тебе повезло, – ответил ему Штопор Два. – Как раз в среду я собирался лететь в Алжир договариваться о доставке оборудования… Так что считай, ты немного сэкономил на расходах.

– А что слышно в Дамаске?

– Туда я хотел отправиться сразу же из Алжира. Я там подыскал одну небольшую двухкомнатную квартирку как раз на проспекте Джамхурия, рядом с базаром.

– Хорошо. Теперь, когда цель определилась, мне нужно, чтоб ты снял где-нибудь неподалеку запасную квартиру. Идеально, чтобы она была на побережье, скажем, в Латтакии. Это – крупный порт, там легко затеряться среди иностранцев. Так что то оборудование, которое ты собирался послать в Алжир, отправь-ка лучше туда.

– С этим проблем не будет, потому что в Дамаск оборудование все равно пойдет через Латтакию.

– Когда это может произойти? – спросил Кризи.

– Недели через три-четыре все будет на месте. У меня есть лицензия на проведение там небольших экспортно-импортных операций. Я оформлю тебя в Сирии представителем несуществующей компании, в должности, скажем, вице-президента, и подготовлю все необходимые документы на имя Анри Вессажа. По-французски ты говоришь бегло, так что вполне сойдешь за француза.

– Что-то мне это имя не особенно нравится, – сказал Кризи.

Штопор Два пожал плечами.

– Придется тебе с этим смириться. У меня на это имя есть подлинный французский паспорт с подлинной легендой. К завтрашнему дню мне обязательно нужна твоя фотография. Тогда же я расскажу тебе подробности твоей истории.

– Мне нужен будет еще один паспорт для девятнадцатилетнего палестинца, изучающего в Сорбонне археологию. Там же должно быть указано, что он постоянно живет в Бейруте.

– Я могу за это взяться, но имей в виду, это будет подделка, – ответил Штопор Два.

– Но хорошая?

– Конечно… Лучшая, какая только может быть, но дорогая. Это тебе обойдется тысяч в тридцать.

Кризи кивнул и встал. Рукопожатиями они обмениваться не стали.

– Я свяжусь с тобой через три недели, – сказал на прощание Кризи. – Если за это время появятся какие-нибудь важные новости, свяжись со мной через Блонди.

* * *

Во вторник днем, сразу после двух, Леони услышала телефонный звонок и сняла трубку. Это был Джордж Заммит.

– Произошел несчастный случай, – сказал он резко. – С Майклом.

– Несчастный случай?

– Да, причем серьезный. Он сейчас в реанимации, в больнице Святого Луки.

– Что с ним?

Не ответив на ее вопрос, Джордж проговорил:

– Я думаю, тебе следует как можно скорее сюда приехать. Лучше всего с трехчасовым паромом. В Чиркевве будет ждать полицейская машина, которая доставит тебя прямо в больницу. Захвати с собой кое-что из одежды. Возможно, тебе придется на какое-то время остановиться у нас со Стеллой.

– Но что все-таки произошло?

– Ты приезжай с трехчасовым паромом, и мы поговорим, – ответил он.

В трубке раздались короткие гудки.

Леони быстро прошла в спальню, собрала какие-то вещи в сумку, потом взглянула на часы. До парома оставалось еще много времени. Она почувствовала нарастающее ощущение безысходности от того, что не может раньше туда добраться и даже не знает, что случилось с Майклом.

Именно в этот момент снова зазвонил телефон. Она бегом бросилась в кухню. На этот раз звонила Лаура – добрая, практичная Лаура.

– Я только что узнала о Майкле, – сказала она. – Давай я приеду и подкину тебя к трем часам к парому.

– Что же все-таки там с ним стряслось?

– Я слышала только, что Майкл сейчас находится в больнице Святого Луки. А тебе надо туда ехать с трехчасовым паромом.

– Ты больше ничего не знаешь?

Голос Лауры звучал так, будто она хотела успокоить Леони.

– Нет, Джордж не стал мне говорить. Он только сказал, что с Майклом произошел несчастный случай и тебе может потребоваться помощь. Так я за тобой заеду?

– Да, жду тебя… И большое тебе спасибо.

* * *

Она вошла в больницу в самом начале пятого и тут же, впервые за много лет, потеряла над собой контроль. Причем полностью. У входа ее встретил Джордж Заммит.

– Что произошло? – сразу же спросила она.

– Несчастный случай. Он все еще в операционной.

– Что именно с ним случилось?

Полицейский пожал плечами.

– Это моя вина, Леони… Он сейчас между жизнью и смертью.

– Так что-же все-таки произошло?

Джордж пожал плечами и, словно извиняясь, произнес:

– Это дело связано с внутренними проблемами полиции, Леони. Боюсь, я не смогу тебе всего рассказать, потому что мне придется тогда раскрыть служебную тайну.

Несколько секунд она смотрела на него так, будто не поняла смысл его слов. Потом взорвалась.

– Служебная тайна, подумать только! – повысила голос она. – Он мой сын… если и не по рождению, то, во всяком случае, по закону… А ты что-то говоришь о служебных тайнах!

Он огляделся. В просторном вестибюле взад-вперед сновали люди. Он взял ее за руку.

– Знаешь, здесь наверху одна палата переоборудована под полицейскую комнату. Давай поднимемся туда и дождемся там окончания операции. Мне сказали, что она будет продолжаться еще около получаса… Я тебе там крепкого чаю заварю.

Она со злостью отдернула руку.

– Я никуда отсюда не пойду, – огрызнулась Леони. – По крайней мере до тех пор, пока ты не объяснишь мне, что произошло.

– Я расскажу тебе все, что смогу, но только не на людях… Это дело, повторяю тебе, связано с внутренними проблемами полиции.

Она покачала головой.

– Матери никакие полицейские проблемы не касаются. Либо ты мне сию же секунду обо всем рассказываешь, либо я тут же еду в Валетту, чтобы найти там подходящего адвоката.

Джордж Заммит видел Леони лишь один раз на сорокалетии своей жены, да и то мельком. Он прекрасно знал, в чем заключается ее роль. Однако теперь полицейский увидел в глазах женщины непоколебимую решимость любой ценой добиться своего и понял, что недооценил ее. Он принял решение.

– Пойдем наверх, – мягко сказал Джордж, – я расскажу тебе там, что случилось с Майклом.

Сначала он приготовил ей чаю. Они сидели в скромно обставленной полицейской комнате, Леони небольшими глотками пила обжигающий напиток.

– Ты не знаешь, когда вернется Кризи?

– Где-то через неделю.

– А звонить он будет?

– Да, он звонит каждые два-три дня. Последний раз он звонил вчера вечером. Значит, в следующий раз он со мной свяжется в четверг или в пятницу.

– Я пошлю к вам домой кого-нибудь из управления, чтобы там круглосуточно находился полицейский. Как только Кризи объявится, ему тут же передадут, чтоб он сразу же мне перезвонил. – Джордж мрачно покачал головой. – Он меня, наверное, убьет.

Раздражение Леони немного поутихло, но любопытство усилилось.

– Джордж, что же все-таки случилось? – в который раз она повторила свой вопрос.

Полицейский тяжело вздохнул, встал со стула и стал мерить комнату шагами.

– Ты знаешь, где я работаю? – спросил он.

– Я знаю только, что ты – полицейский, – ответила она, – и занимаешь в своем департаменте высокий пост – старшего полицейского офицера, или как там это у вас называется?

– Да, хотя на самом деле функции мои этим не ограничиваются. Кроме того, я отвечаю за безопасность на Мальтийских островах и возглавляю специальное подразделение по борьбе с терроризмом. Наши тренировочные полигоны оборудованы в крепости Святого Эльма. Там все есть – подземный тир, гимнастические залы, в общем, все, что необходимо для подготовки.

Леони отхлебнула чая, не чувствуя его вкуса, наблюдая лишь за тем, как Джордж ходит по комнате – четыре шага в одну сторону, четыре – в другую.

Джордж остановился, взглянул на нее и спросил:

– Ты знаешь, что Майкл делал по вторникам и четвергам?

Она покачала головой.

– Я только знаю, что он ездил к тебе в крепость Святого Эльма.

Полицейский снова стал мерить комнату шагами.

– Да, – ответил он, – Майкл приезжал сюда тренироваться вместе с бойцами моего подразделения по борьбе с терроризмом… Учился обращаться с различными видами оружия, занимался рукопашным боем и другими такого же рода делами.

– Зачем?

– Об этом меня просил Кризи.

– Не понимаю только, для чего это надо? – снова спросила женщина.

– Я расскажу тебе о несчастном случае, – сказал Джордж, – но на последний твой вопрос ответить не могу. Кроме Кризи, тебе на него никто не ответит.

– Ладно, если так, рассказывай мне о несчастном случае.

Джордж Заммит глубоко вздохнул и печально покачал головой.

– В подобного рода тренировках всегда есть доля риска, впрочем, как и в реальной жизни. Два года назад у нас уже был несчастный случай. Хотя, должен тебе сказать, учитывая, что мое подразделение существует вот уже шесть лет, это вполне приличные показатели.

– Рассказывай, что произошло с Майклом, – в очередной раз попросила его Леони, окончательно теряя терпение.

– Это случилось в тире, – наконец перешел он к существу дела. – Майкл с двумя другими бойцами практиковался в стрельбе из девятимиллиметрового пистолета. У одного из этих парней что-то заело в обойме. Вместо того чтобы отойти в сторону и там разрядить пистолет, он попытался исправить неполадку прямо там, где стоял. А в стволе-то пуля еще оставалась. Парень этот – новобранец неопытный, вот Майкл и решил ему помочь. Пистолет выстрелил, и пуля пробила Майклу грудь… совсем близко от сердца. Случилось это в самом начале второго. Без двадцати два началась операция. – Полицейский бросил взгляд на часы. – Пока он жив. Если операция закончится благополучно, через пятнадцать-двадцать минут его перевезут в реанимацию. – Он остановился, взглянул на нее, пожал плечами и сказал: – Потом нам останется только ждать и уповать на Господа.

Глава 25

Ей позволили остаться подле его койки в отделении интенсивной терапии. Леони просидела около него на стуле всю ночь. На лице Майкла лежала кислородная маска. По обе стороны койки стояли штативы с перевернутыми бутылками с питательной смесью, из которых к запястьям его рук спускались прозрачные пластиковые трубочки. Вся постель была покрыта прозрачной полиэтиленовой пленкой. В углу за столом безотлучно сидела медсестра, читавшая какой-то роман. Через каждые несколько минут она внимательно смотрела на экраны и стрелки стоявших перед ней приборов.

В конце дня Леони спросила у нее, что делать, если Майклу вдруг станет хуже. Сестра указала на вмонтированную в стол кнопку и сказала:

– Я нажму на эту кнопку, и через несколько секунд сюда придет врач.

На протяжении бесконечно тянувшейся ночи сестра нажимала кнопку четыре раза. Каждый раз, пока врачи трудились над Майклом, Леони отходила в дальний угол палаты. Они работали быстро и уверенно, время от времени обмениваясь словами.

Рано утром в палату зашел главный хирург больницы. Пока он внимательно просматривал показания приборов, совещался с врачами и осматривал Майкла, Леони, как обычно, стояла в дальнем углу. Закончив осмотр, он задернул прозрачную пленку, покрывавшую койку, и приблизился к Леони.

– Он очень молод и в прекрасной форме, – сказал врач. – Иначе он не пережил бы эту ночь… Юноша и теперь еще в очень тяжелом состоянии, но если он продержится еще сутки, будем надеяться, он поправится.

Леони почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Когда она заговорила, голос ее слегка дрожал.

– Если он оправится, то станет инвалидом?

Хирург покачал головой.

– Нет. Если его организм выдержит ближайшие двадцать четыре часа, он сможет выздороветь полностью… Но, конечно, на это уйдет много недель. – Врач оглядел ее критическим взглядом. – Вам удалось хоть сколько-то поспать?

Она покачала головой.

– Вам это просто необходимо, – сказал он. – Скоро сюда приедет Джордж Заммит с супругой. Она сможет остаться с больным, а вы тем временем должны поспать хоть несколько часов.

Леони снова сделала отрицательные жест.

– Ближайшие сутки я пробуду около него.

Хирург пристально взглянул ей в лицо, пожал плечами и сказал что-то по-мальтийски медсестре. Та сняла трубку телефона. Обратившись к Леони, хирург проговорил:

– В полдень у меня будет перерыв между операциями, я зайду и взгляну на него. До тех пор за ним будут постоянно следить наши специалисты. – Он повернулся, посмотрел на Майкла и сказал: – Ему очень повезло. Если бы пуля прошла на три-четыре миллиметра правее, он умер бы через несколько минут.

Вскоре после ухода хирурга больничный служитель вкатил в палату узкую кровать на колесиках и поставил ее рядом с широкой койкой, на которой лежал Майкл. Служитель был молодым и веселым.

– Что вам принести – чай или кофе? – спросил он.

– Чай, если можно.

– Хотите что-нибудь перекусить?

– Нет, благодарю вас.

Сидя на узкой постели, она выпила чашку чая, не отрывая глаз от Майкла. Обычно он выглядел года на два старше, чем на самом деле, но теперь ей показалось, что он действительно очень молод. Совсем мальчик. Ей пришла в голову мысль, что он выглядит почти так же, как ее сын незадолго до гибели.

На глазах Леони снова выступили слезы. Она вспомнила свои слова, обращенные к Кризи всего несколько недель назад:

– Материнских чувств он во мне, конечно, не вызовет…

* * *

Час спустя приехали Джордж со Стеллой. Оба они по очереди обняли Леони, потом Стелла сказала:

– Как я поняла, ты собираешься здесь остаться еще на сутки. Я привезла тебе кое-что из одежды, ночную рубашку и что-нибудь поесть. Боюсь, кормят здесь не очень хорошо.

– Я не голодна, – ответила Леони. – Но все равно большое тебе спасибо.

Голос Стеллы прозвучал необычайно твердо.

– Ты должна набраться сил, а для этого надо нормально питаться.

Джордж стоял в ногах кровати и смотрел на Майкла.

– Кризи не звонил? – спросила Леони.

– Пока нет, – ответил он, потом обернулся и взглянул на нее. – Леони, ты уверена, что он не оставлял никаких адресов и телефонов, по которым с ним можно было бы связаться?

– Нет. Он ничего такого мне не давал.

Джордж вздохнул.

– Да, когда этот человек хочет исчезнуть, ему это чертовски здорово удается.

* * *

Стелла вернулась в полдень с сумкой и плетеной корзинкой, накрытой салфеткой.

– Как он там? – сразу же спросила она.

Леони лежала в постели, но не спала. Она спустила ноги на пол и ответила:

– Перемен я не вижу, но врачи говорят, что все идет нормально.

Стелла поставила сумку и корзинку на кровать. Коснувшись сумки, она сказала:

– Здесь одежда и туалетные принадлежности.

Потом она откинула покрывавшую корзинку салфетку, и палату наполнил запах свежеиспеченного теста.

– Я принесла пирог с рыбой, – улыбнувшись сказала Стелла. – Из печи я его вынула двадцать минут назад. Он еще теплый.

Леони тут же почувствовала, как она голодна.

Пока она ела, Стелла негромко делилась последними новостями.

– Джордж страшно переживает, но до вечера прийти никак не сможет. Началось внутреннее расследование, и у него сейчас сплошные встречи и отчеты. В случае огнестрельного ранения так всегда бывает. Хуже всего, Майкл даже не состоит на службе в полиции, и с формальной точки зрения он не должен был даже появляться в крепости Святого Эльма.

– Джорджу грозят серьезные неприятности? – спросила Леони.

– Не думаю. У него очень хорошие отношения с комиссаром, которого ты видела у меня на дне рождения. Кризи с ним тоже на короткой ноге.

– Он уже звонил? – поинтересовалась Леони.

Стелла покачала головой.

– Нет пока, но Джордж послал в ваш дом человека, который не отходит от аппарата. Как только Кризи позвонит, нам тут же сообщат.

Глава 26

Критические двадцать четыре часа Майкл пережил.

В восемь утра на следующий день главный хирург его осмотрел, сверил показатели многочисленных датчиков, посовещался с двумя молодыми врачами, возглавляющими отделение реанимации, потом удовлетворенно потер руки.

Он подошел к Леони и сказал:

– Конечно, я могу ошибаться. После таких ранений всегда могут быть осложнения, но, как я вам уже говорил, он в прекрасной форме и молод… Думаю, он выкарабкается в конце концов.

Она ничего не ответила просто потому, что была не в состоянии говорить. Только смотрела на юношу, лежавшего на больничной койке. Хирург обратил на это внимание и мягко сказал:

– Медсестра говорила мне, что ночью вы почти не сомкнули глаз. Постарайтесь поспать сейчас. Днем мы снимем с него респиратор и переведем его в обычную палату для выздоравливающих.

– Когда он придет в сознание?

Хирург на некоторое время задумался, потом негромко ответил:

– Думаю, сегодня вечером или ночью. Когда мы переведем его в обычную палату, ему перестанут давать наркотики и снотворное, из-за которых он все время спит.

– Когда он проснется, я хочу быть с ним рядом.

Врач улыбнулся.

– Да, конечно. Думаю, даже если бы мы очень захотели, вас отсюда и подъемным краном нельзя было бы вытащить.

* * *

Майкл очнулся в два часа ночи.

Увидев белый потолок, он закрыл глаза. Когда он их снова открыл, потолка он уже не видел. Он вообще ничего не видел, кроме склоненного над ним лица Леони. Взгляд его сфокусировался на ее лице и глазах, в которых застыл немой вопрос. Он почувствовал прикосновение ее руки к своей и услышал голос.

– Майкл, это я, Леони… Ты меня слышишь?

– Да, Леони, – прохрипел Майкл.

Потом она почувствовала слабое пожатие его руки.

В следующее мгновение Майкл ощутил на лице ее горячие слезы.

* * *

Накануне вечером позвонил Кризи. Был самый разгар туристического сезона, поэтому билеты на все рейсы до Мальты на ближайшие несколько дней были раскуплены заранее. Джордж Заммит позвонил председателю совета директоров компании “Эйр Мальта” и договорился, что Кризи прилетит десятичасовым утренним рейсом.

Джордж встретил его в аэропорту. Дорога до больницы заняла четверть часа. За это время он рассказал Кризи о случившемся. Тот слушал молча и, лишь когда они въезжали в ворота больницы, задал единственный вопрос:

– Сколько времени пройдет, прежде чем он встанет на ноги и полностью поправится?

– Врачи говорят, что в больнице ему надо будет пробыть еще как минимум пару недель, а до окончательной поправки пройдет еще несколько недель… Но он поправится. Причем полностью.

Они остановились перед главным входом в здание. Кризи уже выходил из машины, когда полицейский крепко взял его за руку и тихо проговорил:

– Мне очень жаль, Кризи.

– Это не твоя вина, – ответил тот. – Ты один за всем сразу уследить не можешь. У тебя из-за этого будут большие неприятности?

– Нет. Мы это дело решили закрыть. В прессу не просочится никаких сведений. Комиссар сказал министру, что я с ним предварительно оговаривал вопрос о тренировках Майкла в крепости Святого Эльма… Он пошел на этот небольшой дружеский обман.

– От комиссара тебе досталось на орехи?

Джордж невесело улыбнулся.

– Было дело. Но я сказал ему, что в один прекрасный день Майкл станет лучшим бойцом в моем подразделении.

– Значит, комиссар оказался неплохим мужиком, – пробурчал Кризи, вылезая из машины.

Глава 27

Две недели спустя Кризи приехал на пароме с Гоцо на джипе, чтобы забрать Майкла домой.

Последние десять дней юноша провел в общей палате на третьем этаже. За прошедшие две недели Кризи ни разу не навестил своего приемного сына. Он нашел нужную палату. В просторной комнате стояло двенадцать коек, из которых все, кроме одной, были заняты – рядом с пустовавшей кроватью в кресле-каталке сидел Майкл. На нем были джинсы и майка с короткими рукавами. В ногах стоял пластиковый пакет с вещами. Кризи подошел к нему и спросил:

– С тобой все в порядке?

Майкл улыбнулся.

– Да, я вполне готов выбраться отсюда. Люди здесь приятные, но еда паршивая. Я бы лучше каждый день черную змею ел.

Кризи не улыбнулся. Он только резко бросил:

– Тогда пойдем.

Майкл потянулся к кровати, чтобы нажать кнопку в ее изголовье, и сказал:

– Меня просили вызвать служителя, который отвезет каталку вниз, когда ты приедешь.

– Сам ты ходить можешь? – спросил Кризи.

– Да, но…

– Что – но?

– Но мне сказали, чтоб я вызвал служителя и он отвез меня до машины.

Кризи наклонился к нему и тихо, но так, что мурашки по коже побежали, проговорил:

– Послушай меня внимательно. Тебя сюда доставили на носилках потому, что ты по собственной глупости встал под дуло заряженного пистолета. Теперь, когда настало время отсюда уходить, ты пойдешь своими ногами. Тебя не будут отсюда вывозить на каталке, как никчемного калеку. Если сам идти не можешь, оставайся здесь, пока не оклемаешься полностью.

Майкл взглянул на него, убрал руку с кнопки звонка, встал, поднял с пола пакет и направился к двери.

Кризи последовал за ним.

* * *

На обратном пути в Чиркевву оба молчали, пока не доехали до залива Святого Павла. Майкл взглянул на Кризи.

– Ты на меня дико зол?

– Нет, я не злюсь на тебя.

– Нет, злишься, я знаю. Но это несправедливо.

Кризи смотрел прямо перед собой на дорогу.

– Я тебе уже говорил в больнице, – сказал он, – надо быть круглым идиотом, чтобы встать перед заряженным пистолетом.

Когда они проехали мимо залива Святого Павла, Майкл сказал:

– Значит, несколько раз в жизни тебе тоже пришлось поступать, как круглому идиоту.

Какое-то время они снова ехали в молчании, а когда миновали Мельеху, Майкл с горечью произнес:

– Ты даже ни разу меня не пришел навестить. Ни разу. И Леони запретил ко мне приходить. Она хотела каждый день у меня бывать и еду приносить. Ты даже Стелле Заммит не давал со мной встречаться. Она только раз пришла, когда меня перевели на нормальную пищу. Стелла сказала, что принесет пирог с рыбой, а потом – жаркое из кролика, но больше она так и не пришла. Уверен, это ты ей запретил. Почему?

Кризи свернул на обочину, выключил двигатель и сложил руки на руле джипа. Он долго сидел в такой позе, не произнося ни слова. В конце концов Майкл нарушил тишину.

– В больнице кормили даже хуже, чем в приюте.

– Но ты ведь выжил.

– Да, но я был болен. Я там чуть Богу душу не отдал. Почему ты так поступил? Разве в этом была острая необходимость?

– А какая у нас была необходимость в том, чтобы ехать на Комино и питаться там подножным кормом, если мы могли пройти всего милю и отлично поесть в ресторане?

На лице Майкла отразилось удивление.

– Но я же был болен, – продолжал настаивать он на своем. – Врач сказал мне, что я вообще чудом остался в живых.

Кризи покачал головой.

– Чудес не бывает… Именно когда ты болен, когда тебе становится настолько плохо, что, кажется, дальше уже некуда, вот тогда – и только тогда – ты должен учиться выживать.

Майкл с трудом переварил эту сентенцию Кризи и сказал все с той же горечью в голосе:

– Значит, ты просто решил преподать мне еще один урок… Я так полагаю, сейчас ты мне скажешь, что вся жизнь – один сплошной урок.

– Нет, я собирался сказать тебе, что самый последний урок в жизни – это смерть.

Он повернул в замке ключ зажигания, взглянул в зеркальце заднего обзора и резко вывел машину на дорогу.

Глава 28

– Почему вы все такие старые?

Фрэнк Миллер чуть не подавился куском бифштекса.

– Старые? – переспросил он.

Сенатор ткнул в его направлении вилкой.

– Ну да, конечно, относительно старые. Тебе, например, сколько лет?

Фрэнк Миллер выглядел озадаченным. Они сидели в элегантно обставленной столовой большого дома сенатора в Денвере.

– Сорок четыре, – ответил Миллер, – только я не понимаю, какое это имеет значение?

– А Макси и Рене?

Макси Макдональд в свое время служил офицером в элитных частях родезийских вооруженных сил – “Скаутах Селоуза”, а позже стал наемником. Бельгиец Рене Кайяр пятнадцать лет провел в Иностранном легионе, а потом стал зарабатывать неплохие деньги, став телохранителем. Теперь вместе с Миллером они охраняли сенатора Джеймса Грэйнджера двадцать четыре часа в сутки.

Все трое были людьми неглупыми, приятными в общении. Если сенатору хотелось поболтать, они болтали, побыть в тишине, – они молчали. Вот уже три недели все четверо постоянно находились вместе, но почему-то лишь теперь, во время обеда с Миллером, сенатору внезапно пришла в голову мысль о том, что они уже совсем не так молоды для той работы, за которую берутся.

– Так сколько лет Рене и Макси? – повторил сенатор свой вопрос.

– Думаю, они приблизительно моего возраста… А почему, собственно, вас это интересует?

Сенатор улыбнулся, показывая Миллеру, что он не хотел его хоть как-то задеть.

– Просто мне показалось, что это работа для более молодых людей, – сказал он. – Я знаю, например, что всем телохранителям нашей службы охраны не больше тридцати.

Миллер усмехнулся.

– Конечно, – ответил он, – и у всех обязательно должны быть черные пояса карате, стометровку они пробегают меньше чем за десять секунд и бьют с пятидесяти шагов мухе в глаз на лету.

Сенатор кивнул.

– Да, что-то в этом роде.

Миллер прожевал особенно сочный кусок мяса, проглотил его и пробормотал что-то одобрительное. Потом посмотрел на сенатора и сказал:

– И тем не менее эти парни подпустили убийцу на несколько футов к президенту Рейгану и дали ему сделать несколько выстрелов. Президенту просто повезло, что он уцелел.

Грэйнджер искренне удивился.

– Согласен, – проговорил он, – но чем вы-то лучше?

Миллер заметил, что стакан сенатора пуст. Он протянул руку, взял бутылку кларета и подлил в стакан сенатора.

– Спасибо, Фрэнк. А теперь, будь добр, удовлетвори мое любопытство.

Миллер пил минеральную воду. Отхлебнув из своего стакана, он сказал:

– Сенатор, сколько вы уже работаете в Конгрессе?

– Три срока, скоро уже восемнадцать лет.

– Когда вас избрали в первый раз, вы так же умело улаживали разные непростые ситуации, как во второй срок?

Сенатор улыбнулся.

– Конечно нет, – ответил он. – Сенаторы учатся на собственном опыте, как и все остальные.

– Вот именно, – ответил телохранитель и отправил последний кусок бифштекса себе в рот.

Как по мановению волшебной палочки появился Мигель и убрал со стола ненужную посуду.

– Хочешь что-нибудь на десерт? – спросил Фрэнка сенатор.

– Нет, благодарю вас.

– Кофе?

– Спасибо, выпью с удовольствием.

Сенатор кивнул Мигелю, который удалился с подносом в руках. Грэйнджер продолжил разговор.

– Мне кажется, что разные виды деятельности требуют разного опыта. Полагаю, для вашей работы опыт – это главное.

Миллер покачал головой.

– Нет, сенатор, это совсем даже не основное, тут вы заблуждаетесь. Работать телохранителем у человека, на которого в любой момент может быть совершено нападение, это примерно то же самое, что участвовать в сражении, которое никогда не прекращается, причем в качестве солдата. Любой генерал скажет вам, что в первом бою теряется любой солдат. И никакого значения не имеет, как он подготовлен и сколько лет его обучали. Лишь множество раз побывав под пулями, он мало-помалу приучается не обращать на них внимания и умело действовать в боевой обстановке. Никакие учения и тренировки, как бы ни были они приближены к реальным условиям сражения, не заменят участия в подлинной битве. Это, кстати, было одной из причин поражения во Вьетнамской войне. На поля сражений бросали слишком много новичков, постоянно обновляя состав действующей армии. Они не успевали стать обстрелянными ветеранами, а их уже отсылали обратно в Штаты, заменяя зелеными новобранцами. Они были неплохо обучены, но вся их подготовка гроша ломаного не стоила под настоящими пулями. Так вот, сенатор, проблема в том, что телохранители вашей секретной службы прекрасно подготовлены и натренированы, но никто из них не был в настоящем сражении, пожалуй, кроме тех парней, которые окружали Рейгана, когда в него стреляли.

– Это верно, – согласился Грэйнджер. – Но им, к счастью, не представилась возможность участвовать в настоящих битвах. Ведь не каждый день на их подопечных покушаются террористы или нападают бандиты.

– Вот именно, – ответил Миллер. – Как раз поэтому телохранители из вашей службы безопасности так и будут оставаться зелеными новичками, пока не окажутся в настоящей передряге.

Мигель принес в столовую кофе. Когда он вышел, сенатор продолжил беседу:

– А вы, значит, не такие?

– Какие – не такие?

– Не новички.

Миллер покачал головой.

– Нет. Я, как Макси и Рене, почти всю свою взрослую жизнь провел в боях.

– Ты сам много людей убил?

– Не помню.

Сенатор усмехнулся.

– Кризи ответил мне на этот вопрос точно так же. Вы что, все отвечаете одно и то же, когда вас об этом спрашивают?

Миллер покачал головой.

– Нет, только те, кому довелось побывать в настоящих переделках.

– С Кризи ты давно знаком? – спросил сенатор.

Миллер задумался, слегка прищурив глаза.

– Лет восемнадцать.

– Он что, действительно такой, как о нем говорят?

– Как говорят, сенатор?

– Что он подобен смерти в холодную ночь.

– Да, более или менее это похоже на правду. – Миллер взглянул на часы, допил последний глоток кофе и сказал: – Через пять минут меня сменит Макси. Теперь вот что я хотел вас спросить: вы затеяли этот разговор о нашем возрасте потому, что вас беспокоит ваше нынешнее положение?

Сенатор улыбнулся.

– Нет, Фрэнк, дело совсем не в этом.

– А зря. Вы должны понять, насколько это понятно. Всех подробностей я не знаю, но Кризи говорил мне, что с вами собирается побеседовать Ахмед Джибриль – либо лично, либо через кого-то из своих людей. Это может быть для вас в высшей степени неприятно, а кончится такая беседа скорее всего смертельным исходом. Об Ахмеде Джибриле я много слышал. Этот человек не знает пощады, за ним стоят большие деньги, по крайней мере ему хватит, чтобы нанять людей здесь, в вашей стране, причем лучших специалистов, которые должны будут похитить вас. Так что ваше положение должно бы серьезно вас беспокоить.

– Несмотря на то что вы меня постоянно охраняете?

Австралиец решительно кивнул.

– Да. Вы сами должны быть постоянно начеку и внимательно наблюдать за всем, что происходит вокруг. Вы, сенатор, человек очень неглупый. Если вы вдруг увидите или услышите что-нибудь не совсем обычное, вы обязательно должны немедленно сообщить об этом мне, Макси или Рене. Кризи никогда не предложил бы нам эту работу, если не был бы совершенно уверен, что что-то произойдет. Радует, правда, то, что Джибриль хочет поговорить с вами, а не убить. Иначе охранять вас было бы в десять раз труднее. Тогда вам осталось бы одно – спрятаться где-нибудь за семью замками и сидеть там до тех пор, пока Кризи не сделает свое дело.

– Ты в курсе того, что он собирается делать?

Миллер покачал головой.

– Нет, но догадаться об этом нетрудно. Я бы не хотел оказаться на месте Ахмеда Джибриля ни в холодную ночь, ни в жаркую, и вообще я не знаю, куда смог бы от него скрыться.

Он встал, подошел к двери, чуть приоткрыл ее и выглянул в коридор. Потом широко распахнул ее. В комнату вошел Макси Макдональд.

– Добрый вечер, сенатор.

– Привет, Макси. Как ты насчет чашечки кофе?

– Нет, сенатор, благодарю вас. Я только что выпил на кухне. – Он обернулся к Миллеру. – Фрэнк, за последние два часа мимо дома по дороге дважды проезжал синий “понтиак”. В машине сидели два человека.

– Номер записал?

– Да, мы проверили его через службу Кертиса Беннета. Его взяли напрокат в аэропорту Денвера сегодня утром на два дня. Счет оформлен на какую-то компанию в Лос-Анджелесе. Платили наличными. Эта компания в Лос-Анджелесе не зарегистрирована.

– Наверное, это их первая прикидка, – пробормотал Миллер, глубоко погруженный в раздумья. Потом он обернулся к Грэйнджеру и спросил: – Когда мы завтра отправляемся в Вашингтон?

– Думаю, в конце дня, – ответил Грэйнджер. – Мне надо обязательно быть в Белом доме рано утром послезавтра, а перед этим придется еще немного поработать.

– Совершенно очевидно, сенатор, что вы – человек обеспеченный, – сказал австралиец. – Вы могли бы мне сказать, насколько вы богаты?

Со странной откровенностью, не свойственной американцам, когда разговор заходит о финансовых проблемах, сенатор просто сказал:

– У меня есть около ста двадцати миллионов.

На лице Миллера ничего не отразилось.

– В таком случае, сенатор, когда нам придется летать из Денвера в Вашингтон или еще куда-нибудь, мы будем это делать на частных самолетах, каждый раз меняя чартерные компании. Выбирать их будем наобум и заказывать самолет только перед самым вылетом.

Сенатор встал. Выражение его лица было серьезным.

– Я это организую, – сказал он.

– Только не через ваших сотрудников – ни здесь, ни в Вашингтоне, – сказал Миллер. – У вас должно быть много хороших друзей и деловых партнеров здесь, в Денвере.

– Да, – сказал сенатор, – знакомых у меня много. И не только в Денвере.

– Отлично. Тогда они смогут вам помочь договариваться о полетах. Каждый раз вы будете просить о такой услуге разных людей. Ваше имя при этом нигде не должно упоминаться. А сейчас я отправляюсь спать. Спокойной ночи, сенатор.

– Доброй ночи, Фрэнк. – Грэйнджер обошел стол и с улыбкой сказал Макси: – Я пойду к бару, Макси, коньяку тяпнуть хочется. Ты не выпьешь со мной своего любимого апельсинового сока?

– С превеликим удовольствием, сенатор.

Глава 29

Скандал разразился на следующее утро после приезда Майкла из больницы. Закончив завтрак, Кризи сказал Майклу:

– Надевай плавки и отправляйся в бассейн.

Леони мыла посуду. Сбитая с толку, она обернулась.

– Что ты сказал?

Кризи, не обращая на нее внимания, продолжил:

– С бортика не ныряй, спустись по ступенькам. Не торопясь проплыви бассейн четыре раза, но потом еще полчаса посиди на ступенях так, чтобы вода доходила тебе до шеи.

Леони подошла к столу, капли воды стекали на пол с ее мокрых рук.

– Ты что, рехнулся?

– Иди-иди, – сказал Кризи Майклу. – Я подойду к тебе через минуту.

Молодой человек поднялся со стула и не спеша вышел из кухни.

Леони встала перед Кризи, уперев руки в бедра.

– Ты с ума спятил? – повторила она.

– А ты что, врач? – спросил он.

– Нет.

– Может, ты на медсестру училась?

– Нет.

– Ты когда-нибудь в жизни имела дело с огнестрельными ранениями?

– Нет, не имела, – выпалила она, – но вчера, когда вы уже уехали из больницы, я разговаривала по телефону с доктором Гречем. Он сказал, что Майклу нужен полный покой.

Кризи пожал плечами.

– Врач он хороший, но лечить огнестрельные ранения не умеет.

– Надо же, – попробовала съязвить она, – ты в этом, видимо, лучше врача разбираешься?

– Думаю, не хуже, – спокойно ответил он.

– Ну что ж, – решительно заявила Леони, – тогда я просто не допущу этого.

Она развернулась и вышла из кухни.

Она не сделала и двух шагов, как он опередил ее и железной хваткой до боли сжал ей руку выше локтя.

– Не надо встревать в наши отношения. – Он повернул ее так, что бы она смотрела ему прямо в лицо, голос его звучал по-прежнему бесстрастно. – Если ты будешь лезть туда, куда тебя не просят, тебе придется тут же оставить этот дом и остров и больше сюда не возвращаться. Ты ведь знаешь, что это для тебя значит? Нотариус не даст тебе никаких документов… Ты помнишь условия нашего контракта?

Леони долго с ненавистью смотрела ему в глаза. Ее слова прозвучали как пощечина:

– Ну ты и подонок, просто скотина бесчеловечная. Зачем ты его мучаешь?

Сохраняя полнейшее хладнокровие, Кризи ответил:

– Я делаю это для его же блага. Во всех смыслах. – Свободной рукой он сделал выразительный жест. – В бассейне морская вода, а она очень хорошо залечивает раны – они быстрее затягиваются. Нагрузка, которую я ему дал, совсем незначительная. Я прослежу, чтобы он плыл медленно. Каждый день он будет проплывать чуть больше и через месяц полностью придет в форму. Поверь мне, пожалуйста, в такого рода вещах я неплохо разбираюсь.

– К чему такая спешка? – снова выкрикнула она. – Почему ты хоть ненадолго не можешь оставить его в покое?

Кризи вздохнул.

– У огнестрельных ран есть одна особенность: они не только физические, но и моральные. Если он просто будет лежать и ждать, пока поправится, мысли о ране принесут ему больше вреда, чем сама рана.

– Я все равно не понимаю, зачем ты все это делаешь, – с горечью сказала Леони. – Для чего учишь его стрелять из всех этих ружей и пистолетов? К чему ему все это? Ведь, в конце концов, он всего лишь мальчик.

В голосе Кризи послышалось раздражение.

– Он уже не мальчик! Но он снова им станет, если начать его баловать после всего того, что ему уже довелось пережить.

Леони иронически рассмеялась.

– Надо же! Баловать! Господи, Боже мой! Ты никому даже в больницу к нему ходить не разрешил. Какую же участь, черт тебя дери, ты готовишь этому мальчугану?

– Он уже мужчина, – резко ответил Кризи. – И не забывай о контракте. Хватит вопросов.

– Ну ты и мерзавец. Ты чуть мне руку не сломал.

Он отпустил ее локоть и отошел в сторону.

– Решай прямо сейчас, – сказал Кризи. – Либо ты перестаешь лезть не в свое дело, либо тут же уберешься из этого дома.

– Нет, я никуда отсюда не уеду, – гневно ответила Леони, – но я перейду в свободную спальню. Хотя ты ко мне и не притрагиваешься, с тобой не то что в одной кровати, но и в одной комнате находиться противно.

Она повернулась и быстро вышла из кухни.

* * *

Леони перенесла вещи в другую спальню и вышла во двор. Майкл сидел на ступенях бассейна по шею в воде, а рядом с ним – Кризи, свесив ноги в воду. Они спокойно о чем-то говорили.

Она подошла к мужчинам и резко сказала:

– Я ухожу. Приготовлю обед, когда вернусь.

Майкл с улыбкой взглянул на нее и произнес:

– Не беспокойся обо мне, я четыре раза проплыл бассейн и чувствую себя отлично.

Кризи не сказал ничего. Он не отрывал взгляда от прозрачной воды.

* * *

Когда Леони отодвинула в сторону москитную сетку над дверью и вошла в кухню, Лаура протирала каменный пол шваброй.

Увидев выражение лица Леони, Лаура сразу же всполошилась:

– Что стряслось?

– Ненавижу этого подонка, – ответила Леони. – Мне очень жаль, Лаура, но ты – единственный человек на этом проклятом острове, с которым я могу об этом говорить. – В бессильном гневе она разрыдалась.

Пять минут спустя обе женщины сидели во дворе. Лаура подала кофе, а Леони изливала ей все, что накипело на сердце.

Лаура молча слушала гостью. Она узнала всю историю их отношений: театральное агентство, брачный контракт на шесть месяцев. Не скрыла Леони и то, что между ней и Кризи не было даже намека на физическую близость.

– Все закончится тем, что он убьет мальчика, – с горечью заключила Леони. – У этого подонка нет сердца, он совершенно бесчувственный.

– В этом ты ошибаешься, – мягко ответила Лаура, – сердце у него есть. Только, как правило, он держит его за семью замками.

Леони фыркнула.

– Ну что касается меня, так мне ключей от этих замков не видать как своих ушей. Если бы не Майкл, я отсюда уехала бы прямо сегодня. Хотя и потеряла бы квартиру в Лондоне. Я даже отдаленно представить не могу, какую судьбу он готовит этому несчастному мальчугану.

– Я тоже не знаю. Но Майкл во многом похож на Кризи. До этого несчастного случая мне казалось, что и ты особых чувств к Майклу не питаешь. Сейчас, конечно, я вижу, что была не права, иначе ты сюда не пришла бы. Ты лучше спроси себя сама, какие чувства ты к нему теперь испытываешь на самом деле.

Слова Лауры привели Леони в некоторое замешательство. Она взглянула вдаль, туда, где в море лежал островок Комино.

– Материнские, наверное, – пробормотала она. – Я сама не могу в это поверить, но думаю я о нем как о собственном сыне.

Лаура улыбнулась и налила еще кофе.

– Так оно и должно быть, – сказала она. – Ты просидела у постели мальчика две ночи напролет, боялась, что он не выживет. Ты ведь, наверное, заплакала, когда узнала, что он будет жить?

– Да.

– А когда он пришел в сознание, ты сидела около кровати часами и держала его руку в своей.

– Так оно и было.

– Это же совершенно естественно. Ты воспринимаешь его как собственного ребенка, а Кризи относится к нему как ко взрослому мужчине. Вот почему ты так ненавидишь его сейчас.

– Что же мне теперь делать? – печально спросила Леони.

– Контракт ты должна выполнить в любом случае, – оживленно и по-деловому ответила на ее вопрос Лаура. – В отношения между Кризи и Майклом тебе действительно лучше не соваться. Я дважды видела, как он сам себя, можно сказать, с того света вытягивал. В этом самом доме. Я старалась готовить ему самую полезную еду, а он себя буквально по кусочкам собирал. Кризи прекрасно знает, что тело человеческое может вынести, а что – нет.

– Теперь наша совместная жизнь станет сущим адом, – сказала Леони.

Лаура покачала головой.

– Лишь в том случае, если ты ее сделаешь такой. Я хорошо знаю Кризи. Он и виду не подаст, что между вами что-то произошло. Жизнь будет продолжаться точно так же, как и раньше, но только, если ты сама этого захочешь.

– Если бы я хоть что-нибудь знала об этом человеке, – со злостью сказала Леони, – мне, наверное, стало бы легче, но он сам о себе ничего не рассказывает и другим не позволяет. Как какой-то робот бесчувственный.

Лаура положила руку Леони на плечо.

– Это продлится недолго. Только не проболтайся Кризи, что рассказала мне о вашем брачном контракте. – Она улыбнулась. – Если он спросит, о чем мы разговаривали, скажи, что долго мне расписывала, какой он подонок. Это он поймет.

Леони устало улыбнулась Лауре.

– Твоя дочь, должно быть, его очень любила, – задумчиво произнесла она. – Или у нее было просто ангельское терпение.

– Да, она его действительно очень любила, – ответила Лаура. – Что же касается терпения, поверь мне, у нее его было не больше, чем у меня. – Она улыбнулась. – А здесь все знают, что у меня с этим неважно. Все дело, наверное, в том, что он ее любил, а если Кризи что-нибудь делает, то с полной отдачей, на все сто процентов. Она встала. – Мне, к сожалению, пора возвращаться к работе по дому, черт ее побери. На этом острове все еще заправляют мужчины.

Леони тоже поднялась, поцеловала Лауру в щеку и тепло сказала ей:

– Спасибо тебе, постараюсь последовать твоему совету.

Лаура проводила ее до дверей.

– Увидимся в субботу вечером.

– В субботу вечером?

Лаура улыбнулась.

– Да, мы будем праздновать в Надуре у родителей Марии помолвку детей.

Глава 30

Мало что в жизни могло бы вывести Кризи из равновесия, но разбушевавшейся Лауре Шкембри это удалось сделать.

Уже прошло три дня как Майкл вернулся из больницы. После обеда Кризи оставил его с Леони загорать около бассейна, а сам поехал помогать Джойи перестраивать дом.

Часа через два после начала работы, когда оба они обливались потом под нещадно палящим солнцем, на тропинке, ведущей к дому, показалась Лаура. Она несла ведерко со льдом, в котором лежали четыре бутылочки пива. Кризи, взобравшись на леса, заделывал часть стены.

Память вернула его на пять лет назад – вместо Лауры он увидел Надю. Прошло лишь несколько дней с тех пор, как он впервые ее увидел. Тогда они с Полом возводили невысокую известняковую стену на одном из террасных полей, и Надя шла к ним по той же тропинке с тем же ведерком. Именно тогда все у них и началось.

Когда Лаура приблизилась, Кризи очнулся от нахлынувших воспоминаний. Она поставила ведерко на землю и обратилась к Джойи:

– Пойди-ка, сынок, искупайся. Можешь поплавать подольше.

Взглянув в лицо матери, молодой человек, не говоря ни слова, повернулся и ушел. Кризи спрыгнул на землю.

– Лаура, только не надо пилить меня из-за Майкла. Мне уже досталось от Леони. Я знаю, что делаю. Надеюсь, хоть ты это понимаешь.

Она бросила на него взгляд, который мог бы мгновенно превратить в лед кипящую в кастрюле воду. Начало ее тирады было весьма впечатляющим.

– Ты, к несчастью, не просто бесчувственный, тупой, безмозглый, толстокожий ублюдок с неповоротливыми мозгами, – отчетливо выговаривая слова, произнесла она, – но ты еще и мой зять. Поэтому лучше бы тебе сейчас помолчать и послушать меня внимательно.

Примерно в том же духе она продолжала еще минут десять, а он, прислонившись к стене и глядя ей под ноги, стоял и слушал.

Поток ее красноречия завершился неизбежным риторическим вопросом:

– У тебя вообще остались еще хоть какие-нибудь человеческие чувства?

Кризи медленно поднял голову, взглянул Лауре прямо в глаза и сказал:

– Нет. Все мои чувства похоронены под обломками того самолета. Единственное, что во мне еще живо, это ненависть.

– Ты что же, теперь стал ненавидеть всех без исключения?

– Нет, только тех, кто это сделал.

– А чувств элементарной человеческой привязанности у тебя ни к кому не осталось? – продолжала настаивать на своем Лаура.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – голосом, лишенным всякого выражения ответил он. – В моем словаре таких слов нет.

– А как же мы с Полом и Джойи?

– Вы – моя семья, – просто ответил он.

– Что это для тебя значит?

– Что я вас люблю… Слушай, Лаура, ты ведь прекрасно знаешь, как мне трудно говорить на эти темы.

Он ужасно разнервничался от этого разговора, Лаура это видела. Она обняла его и спокойно произнесла:

– Мы все тебя тоже очень любим, Кризи. Я сердцем чую, что ты задумал, и от всей души желаю тебе успеха, потому что знаю: если ты этого не сделаешь, эти подонки никогда ни перед каким судом не ответят за то зло, которое причинили стольким людям. Только выслушай, пожалуйста, меня внимательно и пойми, что я и в страшном сне не хотела бы тебя обидеть. Я тебе сейчас наговорила кучу чепухи. Я очень зла на тебя была и высказала все, что у меня накипело. Сейчас я тебе еще одну ужасную вещь скажу… потому что просто не могу держать это в себе. Если бы Надя была жива и видела, как ты хладнокровно мучаешь Леони, ей стало бы очень стыдно. Не за себя, а за тебя.

Оба они застыли в том положении, в котором стояли, – она продолжала обнимать Кризи, который неподвижно стоял, прислонившись к стене дома. Через некоторое время Лаура отстранилась и заглянула ему прямо в глаза. Она увидела в них боль, бездонное страдание. Лаура снова прижалась к его щеке. Через какое-то время он тоже обнял ее, и она почувствовала, что щека ее стала влажной от слез. Но она не плакала.

Глава 31

Поначалу перемены были столь незначительными, что Леони даже не обратила на них внимания. Она почувствовала, что что-то изменилось лишь на празднике в честь помолвки Джойи и Марии.

Леони сначала даже не хотела туда идти, опасаясь, что будет чужой на этом важном семейном торжестве. Она так и сказала Кризи:

– Вам, думаю, лучше туда поехать вдвоем с Майклом.

– Нет. Если ты не придешь, Джойи, я думаю, очень расстроится.

– Расстроится? – удивленно спросила она.

– Да, и Лаура тоже. Праздник устраивают по всем правилам. – Он слегка улыбнулся и сказал: – Есть и еще одна причина. Сегодня вечером я обязательно напьюсь. Об этом и Джойи позаботится, и отец Марии – Пепе. Торжество затянется надолго, и Майкл может устать. Я бы предложил поехать туда на двух машинах. Если будет в том нужда, ты сможешь забрать его домой пораньше. Не возражаешь?

Так что приехали они втроем. Вечер удался на славу – на нем были представлены все поколения гоцианцев – от грудных детей до седых стариков.

Помолвки на Гоцо отмечают почти так же, как свадьбы. Священник благословляет молодых, они обмениваются кольцами. Подарки занимают несколько столов. Дом родителей Марии был большим, сад тоже.

Рассмотрев подарки, гости высыпали в сад. Там был сооружен импровизированный бар, где заправляла пара приятелей Джойи.

Лаура была занята с родственниками Марии, Майкл болтал со своими друзьями.

Леони стояла в одиночестве и начала уже было жалеть о том, что пришла, когда к ней подошел Кризи, взял под руку и сказал:

– Пойдем, я хочу тебя кое-кому представить. – Галантно поддерживая Леони под руку, он провел ее сквозь толпу приглашенных к священнику. – Это – отец Луис, – сказал Кризи. – Впервые мы встретились с ним двадцать лет назад в стране, которая тогда называлась Родезией. – Улыбнувшись святому отцу, он обернулся к Леони: – Отец Луис был там миссионером, он обращал местных жителей в любителей спиртного.

Священник улыбнулся в ответ.

– А этот безбожник был тогда моей правой рукой. Я мог бы вам как-нибудь на досуге много забавных историй рассказать о тех временах.

Тут Леони ждал первый сюрприз. Кризи, пребывавший в отличном настроении, повернулся к священнику и неожиданно сказал ему:

– Почему бы, святой отец, не сделать это прямо сейчас? Расскажи-ка пока Леони, что помнишь, а я должен найти Паулу Зарба. Этот мерзавец две недели назад пообещал мне починить в джипе радиоприемник, но с тех пор я так его и не видел.

Кризи оставил Леони со священником.

Набравшись храбрости, она решилась сама задать вопрос.

– Как вы встретились с Кризи? – спросила Леони.

За первым сюрпризом последовал второй: священник на ее вопрос ответил.

– В то время я возглавлял небольшую миссию недалеко от Мозамбика. Война за независимость была тогда в самом разгаре. Миссия моя находилась в одном из отдаленных и опасных районов страны. Неподалеку от нее был лагерь “Скаутов Селоуза”. Они выполняли там две задачи: охраняли миссию и уничтожали лагеря повстанцев, расположенные за границей. Этим отрядом командовал Кризи.

– “Скауты Селоуза”?

– Да, так назывались лучшие, отборные подразделения родезийской армии.

– Но ведь Кризи – американец.

Священник кивнул.

– Да, но в то время в родезийскую армию охотно набирали людей со всего света. Положение у правительства было уже просто безвыходным.

– Значит, Кризи был наемником?

– Да, – ответил он. – В то время там служило много наемников. Слава Богу, это была последняя настоящая война, в которой наемники сыграли важную роль.

– И тем не менее вы стали его другом? – спросила она.

Священник усмехнулся.

– О да! Хорошим другом.

Она решила как-то подбодрить священника, заставить его рассказать что-нибудь еще.

– Тогда вы и в самом деле были в опасности? – спросила Леони.

Он с серьезным видом кивнул и просто сказал:

– Да. Я жизнью обязан вашему супругу. Поэтому если сегодня вечером он напьется до положения риз, я отвезу его домой. – Священник снова усмехнулся. – А сегодня вечером он наверняка напьется. Ходят слухи, что эта помолвка – во многом его рук дело. Джойи обязательно захочет ему отомстить.

Он посмотрел в противоположную сторону сада, где стоял убранный цветами роскошный стол, на котором высился огромный розовый торт и несколько бутылок шампанского. К нему направлялись Джойи с Марией.

– Теперь я должен приступать к работе, – сказал священник. – Жизнь – тяжкое бремя. Если я не выпью по меньшей мере полбутылки шампанского, обе семьи будут на меня смертельно обижены.

Гости собрались вокруг стола. В центре стояли Джойи и Мария, между ними – священник. Леони заметила, что Кризи стоял рядом с Полом и Лаурой. Она видела, как он кивнул Майклу, вместе с другими молодыми людьми занявшему место по другую сторону стола. Молодой человек подошел к Кризи. Леони снова почувствовала себя одинокой и лишней на этом торжестве, однако тут ее ждал третий сюрприз. Кризи наклонился к Майклу и что-то прошептал ему на ухо. Юноша кивнул и улыбнулся. Он приблизился к ней, взял за руку и повел туда, где расположилась семья Шкембри.

Отец Луис благословил кольца и надел их на пальцы Джойи и Марии. Стали резать торт и открывать бутылки с шампанским. Под салютные выстрелы пробок все отпраздновали важное событие в жизни молодых.

Леони стояла рядом с Кризи. Голосом, в котором звучал не то страх, не то благоговейный трепет, она спросила:

– Ты, оказывается, наемник?

Он кивнул головой.

– Бывший наемник. Я с этим делом завязал несколько лет назад.

– Почему? – спросила она и в ответ получила четвертый сюрприз.

– Не люблю говорить о том времени, – ответил Кризи, – о нем многое знает Лаура. Порасспроси ее, она тебе все расскажет.

– Не думаю. Я как-то задала ей какой-то вопрос о тебе, но она отказалась отвечать.

– Теперь Лаура будет отвечать на все твои вопросы.

И тут она получила пятый сюрприз: он произнес то, что, как она считала, вообще не вязалось с ним.

– Я должен перед тобой извиниться, – сказал он. – Тебе, наверное, трудновато пришлось, и это нехорошо.

Она еще не успела ответить, как подошел Пол.

– Я заметил, что Майкл выпил уже два стакана шампанского. Думаю, ему хватит.

– Да, ты прав, – согласился Кризи. – Он еще не вполне поправился.

Его глаза искали в толпе молодого человека. Леони взяла Кризи под руку.

– Я найду его и присмотрю за ним. Скажешь мне только, когда надо будет отвезти его домой.

В ответ она получила шестой сюрприз за вечер:

– Реши, пожалуйста, сама, когда он будет готов, – ответил ей Кризи.

Глава 32

Очередную новость Ахмед Джибриль узнал от полковника Джомаха. Она пришла от человека Джомаха, работавшего в сирийском посольстве в Вашингтоне. Агент сообщал, что похищение сенатора Джеймса Грэйнджера должно состояться через три недели. Он же добавил, что из-за важности объекта цена похищения составит пятьсот тысяч американских долларов, не считая тех семидесяти пяти тысяч, которые он уже заплатил за месячную слежку за ним.

В сообщении также говорилось, что через пять дней человек Джибриля должен прибыть в Денвер. Там для него будет приготовлена безопасная квартира. Если Джибриль хочет, чтобы сенатор после допроса был ликвидирован, операция удорожает еще на сто тысяч долларов. Если сенатора надо держать под замком, это будет стоить пятьдесят тысяч в неделю. Ответ необходимо выслать незамедлительно.

Джибриль, вызвав к себе своего заместителя Далкамуни, обсудил с ним новость.

В конце концов они сошлись во мнении, что решение о ликвидации сенатора или его содержании под стражей в качестве заложника можно будет принять лишь после того, как он ответит на все вопросы.

– Недешево нам эти ребятки обойдутся, – сказал Далкамуни. – Может быть, стоило бы все-таки послать туда наших людей?

Джибриль покачал головой.

– В Америке у нас только один надежный человек. Чтобы внедрить еще нескольких, нам понадобился бы не один месяц. Мы создавали свои отделения в Европе годами. В Америке эти люди считаются лучшими специалистами в такого рода операциях.

– И тем не менее они всего-навсего преступники, – заметил Далкамуни. – Единственно, ради чего они работают, – деньги.

– Да, это так, – согласился Джибриль. – Но эти преступники действуют очень успешно, у них прекрасная организация… В любом случае нам с тобой известно, что деньги – вполне убедительный мотив.

* * *

Два дня спустя Кертиса Беннета проводили в кабинет сенатора Джеймса Грэйнджера. Дверь ему открыл бельгиец Рене Кайяр, который запер ее, как только заместитель директора ФБР вошел в комнату. После этого он снова занял свое место рядом с дверью.

Сенатор сидел за большим письменным столом орехового дерева и читал какие-то бумаги. Оторвав от них взгляд, он приветливо улыбнулся.

– Привет, Кертис. Бери себе стул. Я сейчас закончу, и мы займемся нашими делами.

Дочитав страницу, Грэйнджер сделал какие-то пометки в желтом блокноте и спросил:

– Ну, из-за чего ты на этот раз панику поднял? – Он взглянул на часы. – Только если можно, Кертис, пожалуйста, побыстрее. Через десять минут у меня начнется совещание.

– Я тебя не задержу, – деловым тоном сказал Беннет. – ЦРУ удалось частично расшифровать код, которым сирийское министерство иностранных дел обменивается информацией со своими посольствами в разных странах. Должен сказать, что сирийцы активно поддерживают несколько палестинских и других террористических организаций. Главная из них – ФНОП-ГК, базирующаяся в Дамаске. Помощь они им предоставляют в основном через свои разведывательные службы, чаще всего через подразделение ВВС, возглавляемое полковником Джомахом. Он близок к президенту Ассаду. Сотрудники ЦРУ расшифровали их сообщения и ответы на них. Кодовое имя полковника – Ястреб. Он также рассылает массу посланий в сирийские посольства в европейских столицах, главным образом в Бонн, Лондон, Стокгольм и Рим. Мы располагаем информацией о том, что именно в этих городах имеются отделения ФНОП-ГК. – Беннет взял сигарету, прикурил и продолжил свой краткий отчет. – На прошлой неделе резко активизировался обмен радиограммами между Ястребом и сирийским посольством в Вашингтоне. Для нас это оказалось полной неожиданностью. ЦРУ бросило на расшифровку радиограмм своих лучших специалистов, мы усилили наблюдение за всеми подозрительными сотрудниками ливийского посольства. Четыре дня назад один из них – атташе ВВС – в парке Лафайет встречался с неким мужчиной. Нам удалось сделать несколько фотографий, которые отправили на компьютерную обработку. Сегодня утром личность этого мужчины была установлена – им оказался Джо Моретти из Чикаго. Этот тип вместе с двумя своими братьями специализируется на заказных убийствах и похищениях. Раньше они в основном работали на диктаторские режимы стран Южной и Центральной Америки, которые заказывали ликвидацию неугодных им людей в нашей стране.

Беннет глубоко затянулся, тяжелым взглядом посмотрел на сенатора.

– Так вот, Джим, сегодня же утром мы получили из ЦРУ предварительное заключение о тех посланиях, которые Ястреб посылал и принимал. Моретти получили заказ на убийство или похищение человека, занимающего в США весьма высокое положение.

– Ну-ну, это уже интересно. – В глазах сенатора промелькнул огонек.

Беннет подался немного вперед, загасил в пепельнице окурок и спокойно произнес:

– Да, ты прав… поскольку я полагаю, что эта важная персона – ты.

– Почему же?

Сотрудник ФБР вздохнул.

– Не считай меня, Джим, полным идиотом. Во-первых, Хэрриот погибла во время катастрофы самолета компании “Пан Американ”, летевшего сто третьим рейсом, а главным подозреваемым в этом преступлении считается ФНОП-ГК, тесно связанный со службой безопасности сирийских ВВС, руководимой Ястребом. В последнее время ты постоянно общаешься с какими-то странными типами. Сначала с жуликом, каким-то боком связанным с наемниками, потом со считавшимся давно убитым наемником, о котором говорят, что он – один из самых опасных убийц на планете. – Беннет вздохнул и прикурил следующую сигарету. Он явно был возбужден, что в принципе было для него совсем несвойственно. – Потом ты нанимаешь троих телохранителей и требуешь от меня, чтобы я убрал всех полагающихся тебе по должности сотрудников безопасности. Естественно, я вынужден был навести справки обо всех троих. Это мой долг, Джим, и дружеский, и служебный.

Сенатор неохотно кивнул.

– Так вот, – продолжал Беннет, – оказалось, что эти трое парней раньше были наемниками. Все они – профессионалы высшего класса. Я так понимаю, они вооружены?

Сенатор кивнул.

– Да, Кертис, вооружены, и все имеют разрешения на ношение оружия. Уверен, что ты и это уже успел проверить.

В напряженном голосе сотрудника ФБР послышались стальные нотки.

– Да, естественно, проверил. Теперь послушай меня внимательно. Семья Моретти – это не обычные гангстеры. У них нет разветвленной организации, как у других бандитских кланов, но эти братья располагают дюжиной боевиков, которые хорошо знают свое дело и поэтому очень опасны. Нам прекрасно известны их дела, но взять с поличным их еще никогда не удавалось. Ни малейшего шанса не было, даже самой ничтожной улики они нам ни разу не оставили. Так вот, ты сначала, сам того не зная, связываешься с этим жуликом Джо Ролинзом, стремясь отомстить за смерть Хэрриот. – Беннет печально улыбнулся. – В прошлом месяце Джо Ролинза находят застреленным в номере парижской гостиницы. Одна пуля между глаз. У французской полиции нет даже намека на то, кто мог бы это сделать. Потом ты затеваешь какие-то дела с этим ожившим покойником – Кризи. Я очень сомневаюсь, что в течение одного месяца ты можешь позволить кому-то дважды провести себя на одном и том же. Кроме того, отпечатки пальцев на стакане, который ты дал мне для идентификации, оказались подлинными. Естественно, я предположил, что человек этот жив и ты его нацелил на ФНОП-ГК. Следующий вывод напрашивается сам собой: люди из ФНОП-ГК каким-то образом это выяснили и стали теперь охотиться за тобой, наняв клан Моретти. Так вот, если только я, не дай Бог, прав в своих предположениях, ты сейчас действительно находишься в опасности.

Сенатор лукаво взглянул на друга, потом посмотрел на часы.

Беннет раздраженно вздохнул, встал со стула, крепко уперся ладонями в письменный стол, наклонился немного вперед и резко сказал:

– Джим, да взгляни же наконец правде в глаза. Тебе грозит страшная опасность. Ну ладно, допустим, у тебя есть три телохранителя, но этого же явно недостаточно… Кроме того, всем им уже за сорок, а это, мне кажется, для такой работы многовато.

Сенатор слегка улыбнулся.

– Меня они вполне устраивают.

Беннет наклонился к нему еще ближе и сказал:

– Ну ладно, если уж разговор пошел на чистоту, то меня сложившееся положение очень беспокоит. Должен тебе сказать, что прежде чем прийти сюда, я изложил свои соображения директору. Он приказал выделить тебе для круглосуточной охраны двенадцать прекрасно подготовленных агентов. Молодых. Они уже приступили к выполнению своих обязанностей. Возможно, иногда это будет тебе доставлять некоторые неудобства, Джим, но придется уж тебе с таким положением смириться.

Грэйнджер покачал головой.

– Я очень тронут твоей заботой, Кертис, но эти люди мне точно не нужны. Скажи директору, чтобы он освободил их от этого поручения.

Беннет снова вздохнул.

– Этого я сделать не могу. Я предупредил директора, что ты будешь возражать, но он на это ответил, что защищать сенаторов – его долг. Так что, Джим, сделать здесь уже ничего нельзя. – Он отошел на шаг от стола и взглянул на часы. – У тебя до начала совещания осталось еще две минуты, так что твоя хваленая пунктуальность не пострадает.

Сенатор пристально на него посмотрел, потом протянул руку и нажал на одну из кнопок своего переговорного устройства.

– Джун, – сказал он, – соедините меня с Белым домом. Я хотел бы поговорить с президентом, если, конечно, он не занят. Если же он не сможет уделить мне время, я могу переговорить и с его личным секретарем.

Минуту спустя он договорился о встрече с президентом на вечер. Беннет недоверчиво смотрел на друга.

– Ты думаешь, он станет вмешиваться в это дело? – спросил он.

– Просто уверен в этом, – ответил Грэйнджер и улыбнулся: – Я ему нужен.

Кертис Беннет вышел и затворил за собой дверь. Он был подавлен, настроение испортилось совершенно. В приемной он обернулся и посмотрел на человека, сидевшего у двери в кабинет сенатора. Тот ответил ему проницательным, немигающим взглядом.

Выходя из приемной, Беннет хлопнул дверью. Оконные стекла от этого, конечно, не вылетели, но звук был сильный.

В своем кабинете сенатор снова нажал кнопку переговорного устройства.

– Джун, – сказал он, – будьте добры, позвоните, пожалуйста, в комнату, где должно состояться совещание комиссии, и скажите, что я задержусь. Минут на десять-пятнадцать. Извинитесь перед членами комиссии от моего имени. И попросите, пожалуйста, человека, сидящего у входа в кабинет, зайти.

Вошел Кайяр и закрыл за собой дверь. Он дважды оглядел комнату, потом сосредоточил взгляд на фигуре сенатора.

– Где Фрэнк? – спросил его тот.

– Неподалеку.

– Ты можешь его найти?

Бельгиец сунул руку в карман, вынул небольшую черную металлическую коробочку и дважды нажал на вмонтированную в ней кнопку. Через пять секунд из устройства раздался ответный сигнал.

– Он будет здесь через пару минут, – сказал Кайяр.

И минуты не прошло, как Фрэнк Миллер вошел в кабинет. Его правая рука была слегка согнута, так что ему хватило бы доли секунды, чтобы выхватить из-под пиджака пистолет.

– В чем дело, мистер Грэйнджер?

Сенатор жестом указал на стулья рядом с его письменным столом.

– Присаживайтесь, пожалуйста. У меня есть для вас кое-какие новости.

Миллер сказал что-то по-французски бельгийцу, который тут же вышел из комнаты.

Когда они сели, австралиец пояснил сенатору:

– Кто-то из нас обязательно должен быть снаружи. Что стряслось?

Грэйнджер вкратце передал ему полученную от Беннета информацию. Миллер внимательно его выслушал и кратко ответил:

– Хорошо.

– Что же здесь хорошего?

– В нашей ситуации любая информация хороша. Это ведь ясно: чем больше нам известно, тем лучше мы сможем подготовиться.

Грэйнджер не был озадачен, скорее он казался задумчивым. Спустя какое-то время он произнес:

– Беннет сказал, что у них двенадцать боевиков. А вас только трое.

– Нет, сенатор, нас уже пятеро. Еще двое приехали на прошлой неделе.

Грэйнджер удивился.

– Но я их не видел.

– И не увидите. Они несут внешнюю охрану… и очень прилично вооружены.

– Их Кризи прислал? – спросил Грэйнджер.

– Да. Эти люди – настоящие мастера своего дела, – улыбнулся Миллер. – Может быть, вам интересно будет узнать, что им по тридцать с небольшим.

Сенатор улыбнулся.

– Это как-то скажется на нашем распорядке?

– Нет. Вы уверены, что сможете добиться отмены распоряжения директора ФБР и снять приставленную им к вам охрану?

– Абсолютно уверен. В семь вечера у меня назначена встреча с президентом… О ее результатах я тебе незамедлительно сообщу.

Австралиец недолго о чем-то размышлял, потом сказал:

– Кстати говоря, есть парочка проблем, в которых ваш друг Кертис Беннет мог бы нам оказать существенную помощь. Мне, например, многое известно об итальянской мафии – может быть, даже слишком многое, – но о бандитах в США я знаю гораздо меньше. Было бы очень кстати, если бы Беннет достал досье на семейку этих Моретти. Желательно получить все материалы, которыми располагает на них ФБР, особенно фотографии самих братьев и их боевиков.

Сенатор сделал в своем блокноте пометку.

– А вторая проблема? – спросил он.

– Если ФБР может позволить себе такую расточительность в отношении своих агентов, Беннету наверняка было бы нетрудно послать кого-нибудь в Детройт следить за перемещениями боевиков Моретти. Не сомневаюсь, что ФБР этим и так занимается, однако эту слежку следовало бы усилить. Но, конечно, не до такой степени, чтобы они узнали о том, что мы их уже поджидаем. Тем не менее нам очень важно вовремя узнать, что многие из них внезапно покинули Детройт. Для покушения им придется задействовать как минимум десять человек.

Сенатор сделал еще одну пометку.

– Я постараюсь устроить это. А теперь мне пора на встречу.

Глава 33

Майкл быстро шел на поправку. Через три недели Кризи отвез его в больницу на Мальте, чтобы там его в последний раз осмотрели. Доктор Греч удивился, как быстро молодой человек выздоравливал после ранения. Из больницы Кризи повез Майкла в крепость Святого Эльма на тренировку.

* * *

Пока мужчины были в отъезде, Леони пригласила Лауру в ресторанчик гостиницы, расположенной в Та Ченче. Они сели за столик под огромным раскидистым рожковым деревом, заказали что-то из итальянской кухни и бутылку итальянского вина. Когда с главным блюдом было покончено, Лаура стала обстоятельно отвечать на вопросы Леони. Она рассказала все, что знала о Кризи, заметив, что единственный человек, который его знает как свои пять пальцев, это ее зять, живущий в Неаполе, – Гвидо. Они вместе служили в Иностранном легионе, а потом бок о бок сражались во многих войнах в разных странах мира. Несколько лет назад Гвидо женился на ее старшей дочери Джулии, и молодые уехали в Неаполь, где у Гвидо был пансион. Там они жили, пока Джулия не погибла в автомобильной катастрофе. Гвидо до сих пор держит пансион и часто приезжает на Гоцо. После трагедии над Локербай Гвидо тут же примчался на остров и какое-то время жил у Кризи. Казалось, они даже не разговаривали друг с другом, однако между ними существовала какая-то удивительная внутренняя близость и полное взаимопонимание. Как считала Лаура, такие отношения между двумя мужчинами – большая редкость.

Леони узнала, что Кризи встретил Надю, когда приехал на Гоцо залечивать раны. В то время он был в Италии телохранителем одной девочки, которую похитили бандиты. В стычке с ними его дважды ранили из пистолета.

Девочку бандиты через некоторое время убили. После выздоровления Кризи вернулся в Италию и расправился там с целым мафиозным кланом, ответственным за гибель ребенка. Уничтожал он этих людей по всей стране – от Милана, расположенного на севере Италии, до Калабрии на юге и Палермо на Сицилии.

Когда жестокая и кровавая война с мафией закончилась, Кризи снова вернулся на Гоцо, но на этот раз тайно. Он снова был тяжело ранен. Лаура с Надей выходили его, а Надя к тому времени уже забеременела от Кризи.

– Должно быть, он очень сильно ее любил, – задумчиво проговорила Леони.

– Это уж точно, – ответила Лаура. – Но он никогда ничего особенно не показывал, да и на разговоры был совсем скуп.

– Но Надя-то знала, что он ее любит?

Лаура кивнула.

– О да. Он готов был за нее жизнь отдать. – Она пристально взглянула в глаза Леони и очень тихо произнесла: – Может быть, так ему и придется сделать.

* * *

Кризи стоял рядом с Джорджем Заммитом на платформе, с противоположной стороны от движущихся целей подземного тира в крепости Святого Эльма. Их окружали бойцы отряда по борьбе с терроризмом. Все следили за Майклом, стоявшим внизу с автоматом “узи” в правой руке. Он поднял левую руку. Джордж обернулся и нажал вмонтированную в стену кнопку. Тут же в конце длинного и узкого подвала стали появляться цели, в виде мужчин в камуфляжной форме. Они возникали по краям и в центре стены. Изредка между ними попадались фигуры женщин или детей. Кризи на цели не смотрел, его взгляд был прикован к Майклу, который опустился на одно колено и бил короткими очередями по мишеням. Он видел, как Майкл быстро вынул разряженную обойму и сменил ее полной. Когда и второй магазин был опустошен, Майкл снял его, проверил, не осталось ли пули в стволе, потом обернулся и взглянул на зеленоватый экран, установленный в дальнем правом углу подвала. Кризи, Джордж и все остальные смотрели в том же направлении. Высветившиеся на нем цифры показали шестьдесят пять процентов.

– Неплохо, – заметил Джордж. – Тебе надо будет еще две-три недельки потренироваться, чтобы вернуться к лучшему из прежних результатов. Если не ошибаюсь, у тебя было семьдесят три процента.

Майкл положил автомат и две пустые обоймы на металлический стол, поднялся по ступенькам к остальным и взглянул на Кризи, который сказал:

– Ну что ж, Майкл, совсем неплохо.

Молодой человек печально покачал головой.

– Раньше я стрелял лучше. А сейчас женщину одну сбил, ритм потерял.

– Нет, все нормально, – снова сказал Кризи. – Но тебе надо больше работать, чтобы скорее менять обойму. Ведь именно в этот момент ты больше всего уязвим.

Один из бойцов отряда широко улыбнулся и многозначительно сказал:

– Эти слова я уже как-то слышал.

Кризи улыбнулся ему в ответ.

– Ты бы, Грацио, лучше помолчал. Единственное, что ты быстро научился заменять, так это презервативы.

Раздался громкий взрыв хохота. Когда он стих, Майкл спросил Кризи:

– А ты когда-нибудь стрелял по таким мишеням?

Вместо Кризи ему ответил Джордж.

– Пять лет назад, Майкл, он эту мишень спроектировал и объяснил, как пользоваться ею и многими другими вещами. – Он обернулся к Кризи. – Ну что, не хочешь тряхнуть стариной?

– Я совсем не прочь, – ответил Кризи. – А потом – пострелять в другом подвале из пистолета.

Он спустился по ступеням с платформы. Молодежь придвинулась к перилам, глядя, как он взял “узи”, разобрал автомат и собрал его. Все произошло в считанные секунды. Кризи вставил одну обойму в автомат, а вторую сунул в левый карман джинсов. Потом встал у нарисованного на полу черного креста и поднял левую руку. Джордж нажал на кнопку.

Позже Майкл вспоминал, что сразу же за этим последовало нечто, похожее на бальный танец. Цели появлялись не больше чем на две секунды. Кризи присел на корточки. Как он сменил обойму, Майкл даже не заметил. Он видел, что пустой магазин упал на пол, но звуки выстрелов практически не прерывались. Закончив стрельбу по мишеням, Кризи подошел к металлическому столу и вынул из автомата вторую пустую обойму. Положив ее на стол, он проверил автомат, после чего повернулся к зеленоватому экрану. Цифры, высветившиеся на нем, показали девяносто шесть процентов. Стоявшие на платформе застыли в молчании. В дальнем конце подвала мишени все еще появлялись и исчезали. Потом один из новобранцев вздохнул и ошеломленно пробормотал:

– Глазам своим не верю.

– Можешь поверить, – сказал Грацио. – Я видел, как однажды он выбил девяносто восемь.

Глава 34

Сенатор Грэйнджер и Фрэнк Миллер как раз закончили ужин, когда зазвонил телефон. Мигель разливал кофе. Сенатор попросил его ответить.

– Если это Боб Холден, меня нет дома, – сказал он.

Мигель подошел к буфету и снял с аппарата трубку. Сначала он внимательно слушал, потом быстро что-то затараторил по-испански.

Грэйнджер хорошо знал этот язык. Он прислушался к словам Мигеля. Мигель положил трубку и обернулся. Он был очень взволнован.

– Беда с моей матерью, – сказал он. – У нее случился сердечный приступ. Состояние тяжелое, это мой брат звонил.

Сенатор тут же подошел к телефону, снял трубку и набрал номер. Когда на другом конце провода ответили, он сказал:

– Фрэнсис, это Джим говорит. Мне нужно одно место на ближайший самолет, вылетающий в Мехико. Нет, не мне, а Мигелю. У его матери сердечный приступ. Хорошо, подожду. – Прикрыв рукой микрофон трубки, он сказал Мигелю: – Уже через несколько часов ты будешь у постели своей матери, даже если мне придется зафрахтовать тебе специальный самолет.

– Благодарю вас, сэр. А как же вы?

– Обо мне не беспокойся, – сказал сенатор. – Я попрошу в агентстве, чтобы мне кого-нибудь прислали на время твоего отсутствия. Можешь там оставаться столько, сколько необходимо.

Мигель начал было что-то говорить, но сенатор прервал его. Потом он выслушал, что ему говорили в трубку, взглянул на часы и ответил:

– Он там будет за несколько минут до вылета, но только смотри, чтобы самолет без него не улетел. Позвони Гарри Робсону. Если нужно, сошлись на меня. Возьми из сейфа в моем кабинете пять тысяч долларов. Передашь их Мигелю в аэропорту. – Положив трубку на рычаг, он сказал Мигелю: – Иди собирай вещи. Через сорок пять минут вылетает самолет на Даллас, там сделаешь пересадку на рейс до Мехико. Будешь дома через четыре-пять часов.

Мигель стал бессвязно бормотать слова благодарности. Сенатор махнул рукой.

– Давай собирайся скорее.

Мигель поспешил в свою комнату, а Грэйнджер спросил Миллера:

– Может быть, один из твоих ребят подбросит его в аэропорт?

Миллер покачал головой.

– Это невозможно. Рене спит, ему нужно отдохнуть, а Макси меня страхует.

– А те два парня, которых я так и не видел?

– Они где-то снаружи и должны там оставаться.

Грэйнджер снова снял трубку и набрал номер. Когда ему ответили, он сказал:

– Привет, Глория, это Джим. Мне срочно нужна твоя помощь. Мигелю только что позвонили из Мехико и сказали, что у его матери сердечный приступ. Я заказал ему билет на самолет, который вылетает через сорок минут. Сам я его туда отвезти не могу, а такси ждать долго. Там есть кто-нибудь из твоих ребятишек поблизости? Ладно, спасибо тебе. Через десять минут он будет готов… В аэропорту его будет ждать Фрэнсис. – Сенатор положил трубку и сказал Миллеру: – Иногда очень полезно поддерживать с соседями добрые отношения.

После того как Мигель сел на заднее сиденье “мерседеса” и уехал в аэропорт, сенатор прошел на кухню сварить еще немного кофе. Австралиец, как обычно, неотступно следовал за ним.

– Мне порой кажется, что мы с тобой стали неразлучны, как сиамские близнецы, – заметил сенатор.

– Так оно и есть, – ответил Миллер.

Внезапно сенатора осенило.

– Знаешь, – сказал он, – мы ведь могли бы отвезти Мигеля в аэропорт все втроем – ты, я и Макси.

Миллер покачал головой и прижал палец к губам. Рядом с холодильником на стене висел блокнот. Миллер подошел к нему, снял со стены, взял карандаш и указал Грэйнджеру на стул, стоявший у кухонного стола. Сенатор слегка удивился поведению телохранителя и сел. Миллер устроился напротив. Он быстро написал что-то на листке из блокнота и передал его через стол сенатору. Тот прочел: “Возможно, все было подстроено специально. Нас могли поджидать на дороге отсюда до аэропорта”.

Озадаченный сенатор поднял взгляд и собрался было уже что-то сказать, но Миллер снова приложил палец к губам и указал на блокнот. Сенатор сердито оторвал верхний листок, и написал на следующем: “Мигель служил мне и моей жене восемь лет. Я ему готов доверить свою жизнь”.

Миллер взял карандаш, написал еще строчку: “А я бы не доверил. Давайте выйдем в сад и там поговорим”.

Около бассейна Грэйнджер ехидно спросил:

– Теперь, надеюсь, можно говорить без опаски?

Миллер невозмутимо ответил:

– Да, сенатор, только, пожалуйста, не громко.

– Что, черт возьми, здесь происходит?

Миллер подошел к нему совсем близко и зашептал:

– Мне очень не нравится, когда происходит что-то непредвиденное. Если Моретти продолжают вести за вами наблюдение – а я готов об заклад побиться, что так оно и есть, – они уже знают, что у вас есть только один слуга и по вечерам вы отпускаете водителя. Не секрет для них, что сейчас вы постоянно находитесь с тремя телохранителями, двое из которых не отходят от вас ни на шаг, а третий отдыхает. Они вполне могли вычислить самый быстрый путь от Денвера до Мехико по расписанию самолетов и организовать звонок Мигелю, чтобы вынудить вас отвезти его в аэропорт… Когда нужно устроить засаду, успех всего дела решает точный расчет времени. Они могли все распланировать с точностью до пяти минут.

– Но ведь Мигелю звонил его брат.

– Это он вам так сказал.

Подумав над словами австралийца, Грэйнджер как-то нерешительно произнес:

– Значит, ты считаешь, что у его матери не было никакого сердечного приступа?

– Я бы не исключал такую вероятность, – ответил Миллер. – Мое дело учитывать любые возможности. И если вам хотели подстроить ловушку, значит, Мигель наверняка понатыкал в доме микрофонов. Вот почему мы с вами сейчас разговариваем в саду. Когда мы вернемся в дом, сделайте вид, будто ничего не произошло, говорите таким же тоном, как раньше. Если мы обнаружим микрофоны, все должно остаться, как есть. Иначе они сразу же насторожатся.

Миллер вынул из кармана небольшую металлическую коробочку и дважды нажал на кнопку. Тут же из-за деревьев в глубине сада вышел Макси. Доберман насторожился. Миллер пошел навстречу Макси и что-то быстро ему прошептал. Макси кивнул. Оба телохранителя подошли к сенатору. Миллер спросил у него:

– У вас есть адрес родственников Мигеля в Мехико?

– Конечно.

Миллер ткнул большим пальцем в сторону родезийца и сказал:

– У Макси есть один приятель-испанец, тоже бывший наемник. Он женился на мексиканке и живет сейчас с ней в небольшом городке в пятидесяти милях от Мехико. Макси с ним постоянно поддерживает связь. Он ему сейчас позвонит с улицы, передаст адрес родственников Мигеля. К завтрашнему вечеру друг Макси выяснит, действительно у матери Мигеля случился сердечный приступ.

Миллеру и Макси понадобилось три часа, чтобы обнаружить все жучки. С двумя основными телефонными аппаратами и шестью, подсоединенными к ним, особых сложностей не было. Труднее было найти микрофоны, спрятанные в стенах и мебели. Все они были расположены в радиусе трех метров от телефонных аппаратов, чтобы можно было прослушивать разговоры, ведущиеся во всех основных помещениях дома. Кроме того, если бы жучки были бы вынуты из телефонов, все равно было бы слышно, что говорят обитатели дома по телефону.

Вскоре после полуночи все вновь собрались у бассейна.

– Просто поверить не могу, что Мигель вмонтировал эти микрофоны, – сказал сенатор.

– Он этого не делал, – ответил Миллер. – Жучки ставил мастер своего дела, но кто-то должен был впустить его в дом, пока мы с вами были в Вашингтоне. А это мог сделать только Мигель.

– Может быть, они сами ворвались, – продолжал настаивать сенатор.

Миллер снова покачал головой.

– Для этого им прежде всего пришлось бы убить собаку, а это не осталось бы незамеченным. Кроме того, ваш дом оборудован отличной охранной сигнализацией – как внутренней, так и внешней.

– Да, это действительно так, – признал Грэйнджер. – Мне пришлось ее усовершенствовать после того, как я однажды вечером вернулся домой, а около моего бара сидел Кризи и спокойно себе выпивал.

Миллер с улыбкой спросил:

– Что же он сделал с доберманом и Мигелем?

– И того и другого усыпил до утра зарядами со снотворным.

Макси усмехнулся.

– Он этому научился в Родезии. Мы освоили такой прием, когда пришлось спасать десятки тысяч животных. Тогда, после возведения плотины “Кариба”, был затоплен водой огромный район в долине Замбези. Иногда Кризи брал увольнительные и помогал тем, кто перевозил спящих зверей в безопасные места.

– Что же, по-вашему, нам теперь надо делать? – вернулся к текущим проблемам Грэйнджер.

– Ровным счетом ничего, – ответил Миллер. – Мы оставим все как есть. Только при разговорах между собой и по телефону надо всегда помнить, что все они прослушиваются. Кстати, именно это обстоятельство дает нам некоторые преимущества.

– Как это понять?

Миллер тщательно подбирал слова для ответа.

– Засада или похищение – это типично военная ситуация. Она подразумевает наличие нападающих и обороняющихся. Для тех, кто защищается, решающее значение имеют два фактора – точное время и место, где будет устроена засада.

– Как же мы узнаем об этом?

– Все дело в том, что сейчас мы сами имеем шанс определить время и место нападения.

– Каким образом?

Все три телохранителя одновременно улыбнулись. На этот вопрос ответил Рене.

– Дня через два-три вы, сенатор, позвоните из дома и условитесь с молодой женщиной о свидании… Во время беседы скажите, что на встречу придете без телохранителей.

Сенатор взглянул на них и тоже улыбнулся.

Глава 35

– Я хочу, чтобы ты отрастил усы.

Майкл обернулся и удивленно посмотрел на Кризи.

– Зачем?

– Потому что по статистике пятьдесят процентов молодых палестинцев носят усы. – Кризи ухмыльнулся. – У некоторых палестинок они, как известно, тоже есть. Кроме того, с усами ты будешь выглядеть лет на двадцать.

Они сидели рядом на бортике бассейна, спустив ноги в воду.

– Месяца через четыре, – сказал Кризи, переходя на серьезный тон, – ты будешь готов. Тогда мы и проведем операцию. – Подсчитав что-то в уме, он продолжил: – Леони уедет отсюда через пять недель. После этого вся твоя подготовка будет проходить здесь. В подвале я оборудую тир для стрельбы из пистолета, а снайперскую винтовку с глушителем возьму у Джорджа. Стрелять из нее сможешь в пустынных скалах за Та-Ченчем.

– Джордж говорил мне, что снайперская винтовка – мое самое слабое место, – сказал Майкл.

– К сожалению, это слабое место всех бойцов отряда Джорджа, включая его самого.

– В чем же здесь дело?

– В темпераменте, – ответил Кризи. – В средиземноморском темпераменте, иначе говоря, в нетерпении. Это качество прекрасно, когда речь идет о пистолете или автомате. С автоматом, кстати, ты управляешься отлично, чувствуешь ритм стрельбы. Через четыре месяца у тебя будет неплохой шанс превзойти самого себя.

– Думаешь, я смогу стрелять так же, как ты?

– Нет, как я, ты стрелять не будешь, но у тебя это получится лучше, чем у меня, когда я был в твоем возрасте. А когда тебе придется иметь дело со снайперской винтовкой, нужно будет целиком изменить образ мышления, учиться терпению и сосредоточенности. Тебе необходимо будет научиться часами лежать не двигаясь. Лучшие в мире снайперы – гуркхи.

– Гуркхи?

– Да, это народ, живущий в Непале. Они и по сей день служат наемниками в английской и индийской армиях. Мужчины у них, как правило, очень маленького роста, но они – лучшие солдаты из всех, каких мне доводилось встречать… и лучшие снайперы. После отъезда Леони один из них приедет сюда. Ему уже за шестьдесят, он вышел в отставку, но я, наверное, не ошибусь, если скажу, что этот человек – лучший в мире снайпер. Он будет учить тебя этому искусству.

– А ты разве плохой снайпер? – распаляясь спросил Майкл.

– Нет, – спокойно ответил Кризи. – Но я и в подметки не гожусь Рамбахадуру Раи. Он может пролежать совершенно неподвижно в течение сорока восьми часов, а потом отбить горлышко пивной бутылки, которая будет стоять в четырех сотнях метров от него. Сразу после отъезда Леони он прилетит сюда и месяц будет учить тебя своему искусству.

– Мне кажется, Леони не хочется уезжать, – тихо заметил Майкл.

– У нее нет другого выхода, – ответил Кризи. – Это предусмотрено нашим контрактом. Ты же знаешь о нем.

Майкл ударил ногами по воде, так что брызги разлетелись по всему бассейну.

– Знаешь, с тобой почему-то стало гораздо легче иметь дело, – сказал он. – А мне будет очень недоставать ее стряпни… и тебе тоже.

Кризи пожал плечами и проговорил:

– Да, она отлично готовит. Леони – замечательная женщина. Должен признать, что первые три месяца я себя с ней вел слишком жестко. Но, как бы то ни было, через пять недель она должна будет уехать.

Именно в этот момент Леони вышла из кухни с подносом в руках, как будто почувствовала, что мужчины говорят о ней. Она поставила поднос на стол под решетчатым навесом и громко сказала:

– Обед готов.

На столе стояли аппетитные мясные блюда, салаты, разные сыры и холодное вино. За едой Майкл взглянул на Леони и спросил ее:

– Я вечером собираюсь в Ла-Гротту. Не хочешь со мной туда пойти?

– Ничего не имею против. Но только при том условии, что ты выпьешь не больше четырех бутылочек пива. Тебе еще неделю надо соблюдать режим.

– Обещаю, – серьезно сказал Майкл.

– А почему бы нам туда всем вместе не пойти? – спросил Кризи.

Леони в удивлении взглянула на него.

– Всем туда пойти? На дискотеку?

– Конечно. Почему бы и нет? Музыка там отличная, да и пиццу делают неплохую.

– Забавно… И что, ты, может быть, со мной там еще и танцевать собираешься?

– Обязательно.

– Я тоже с тобой танцевать хочу! – воскликнул Майкл.

Их застольную беседу прервал телефонный звонок. Майкл пошел на кухню. Скоро он вернулся и сказал:

– Это тебя, Кризи. Какой-то мужчина звонит по международной. Имени он не назвал, только просил передать, что говорит австралиец.

Кризи вернулся через десять минут. Он сел на свое место и сказал:

– Да, давайте сегодня вечером хорошенько повеселимся. Завтра утром мне придется уехать. Меня не будет неделю, может быть, дней десять.

Глава 36

– Николь, дорогая, я страшно по тебе соскучился.

Фрэнк Миллер с сильнейшим австралийским выговором ответил:

– Милый, мне тебя тоже очень недостает.

Сенатор Джеймс Грэйнджер хрипло рассмеялся. Они сидели за столиком в дальнем конце бассейна. Каждый держал исписанный листок бумаги. Миллер очень сдержанно произнес:

– Сенатор, нужно произнести эту фразу очень выразительно. Это крайне важно. Звонок этот надо будет сделать сегодня вечером. Вы должны говорить совершенно естественно, это жизненно важно.

Грэйнджер усмехнулся.

– Ты имеешь в виду, что я должен изобразить беседу с любовницей?

– Именно этого я от вас и добиваюсь. Давайте начнем с самого начала.

Сенатор глотнул виски, бросил взгляд на бумагу и повторил:

– Николь, дорогая, я страшно по тебе соскучился.

– Милый, мне тебя тоже очень недостает.

Грэйнджер снова разразился хохотом, а австралиец в отчаянии вздохнул.

Успокоившись, сенатор попросил:

– Фрэнк, расскажи мне что-нибудь об этой девушке. Сколько ей лет?

– Думаю, двадцать семь-двадцать восемь.

– Она красива?

– Да, очень.

Сенатор широко развел руками и сказал:

– Знаешь, если бы за столом напротив меня сидела очаровательная молодая женщина, а не волосатый детина, я бы, наверное, произнес эту фразу гораздо естественнее и без такого надрыва.

Австралиец в упор уставился на собеседника.

– Может, мне купить себе парик и сделать пару инъекций силикона?

Как раз в этот момент их беседу прервал Макси Макдональд. Он подошел и сказал:

– Сенатор, у меня для вас, к сожалению, невеселые новости. Мне только что позвонили из Мехико. Мать Мигеля отлично себя чувствует. Настолько, что сегодня утром она со своим только что вернувшимся и, очевидно, очень разбогатевшим сыном была в ювелирном магазине. Он купил ей там очень дорогой золотой браслет.

На лице сенатора не осталось и следов веселья. Он обескураженно пробормотал:

– Ну и сволочь… А мы с женой так хорошо к нему относились.

Телохранители хранили молчание, потом Макси спросил:

– Вы хотите, чтоб с ним стряслась какая-нибудь неприятность?

– Какая именно?

Макси пожал плечами.

– Мой приятель, который там живет, официально удалился от дел, но за небольшой гонорар, который будет скорее всего существенно меньше, чем цена браслета, он с удовольствием отвинтит Мигелю голову… или любую другую часть тела.

Взглянув на сенатора, Фрэнк заметил, что он напряженно размышляет о предложении Макси. В конце концов Грэйнджер покачал головой.

– Нет, Макси, спасибо тебе, но я этого делать не стану. Пусть такого рода делами занимаются типы вроде братьев Моретти.

– Как скажете, сенатор.

– Поставь свой стул рядом со стулом мистера Грэйнджера, – сказал Фрэнк, обратившись к Макси, – и если он снова начнет смеяться, разрешаю тебе хорошенько ему врезать. – Он кивнул сенатору. – Давайте продолжим, мистер Грэйнджер.

Сенатор взял листок.

– Хорошо, поехали дальше. Николь, дорогая, я страшно по тебе соскучился.

– Джим, милый, мне тебя тоже очень недостает.

Теперь от смеха чуть не задохнулся Макси Макдональд. Миллер бросил на него испепеляющий взгляд и со злостью прошипел:

– Иди-ка ты лучше отсюда подальше и займись чем-нибудь полезным.

Родезиец ушел, давясь от смеха.

– Не переживай, – успокаивающе сказал Грэйнджер. – Я знаю, как это важно, и сейчас сосредоточусь. Не беспокойся за меня, Фрэнк, в колледже я играл в нашем любительском театре. Должен тебе сказать, я был просто отличным актером. – Он обезоруживающе улыбнулся. – Любой мало-мальски заметный политик обязательно должен быть хорошим актером.

Они снова начали репетировать, и на этот раз все прошло гладко. Голос Грэйнджера звучал совершенно искренне.

– Николь, дорогая, я страшно по тебе соскучился.

– Джим, милый, мне тебя тоже очень недостает.

– Так больше не может продолжаться. Мы должны встретиться.

– Но как, милый? Если тебя днем и ночью опекают эти телохранители?

Грэйнджер вздохнул.

– Дорогая, если бы это продолжалось несколько дней или даже пару недель, я бы еще мог с этим смириться. Но такое положение может сохраняться месяцы… Знаешь, я здесь кое о чем подумал…

– О чем, Джим?

– Я подумал о том, чтобы снять квартиру и время от времени ускользать от своих телохранителей, хотя бы на пару часов.

– Как же тебе это удастся, Джим?

– Положись на меня, дорогая. Как только я найду приличное место, тут же пошлю тебе ключ. А потом перезвоню, и мы договоримся о времени.

– Но я уже не могу ждать, любимый… Мне так без тебя одиноко.

– Мне тоже, радость моя. Я уже просто одурел от работы и всей этой нервотрепки с телохранителями. Мне давно уже пора немного расслабиться.

Миллер попытался выдавить из себя лукавый женский смешок, потом сказал:

– А это, любимый, ты уж мне предоставь.

Грэйнджер усмехнулся, но голос его продолжал звучать серьезно.

– Конечно, дорогая. Слушай, мне уже пора бежать. Я скоро с тобой свяжусь. Чао.

– Чао, – ответил Миллер, оторвал взгляд от текста и одобрительно кивнул. – Неплохо получилось, сенатор, просто очень хорошо. Еще пару раз порепетируем, и вечером можно звонить.

– У меня к тебе есть вопрос, – серьезно сказал Грэйнджер.

– Слушаю вас.

– Когда наконец ты и два твоих помощника перестанете величать меня сенатором, перейдете на ты и будете называть меня просто Джим?

Со столь же серьезным видом австралиец ответил:

– Как только мы перестанем на вас работать, сенатор… Так будет лучше… Долго эта бодяга не продлится. Думаю, через неделю все завершится. – Он взял со стола карандаш и легонько постучал им по своему листку бумаги. – Теперь я хочу, чтоб вы перечислили названия и адреса здешних ресторанов, в которых бываете.

– Хорошо, – сказал сенатор, – только сначала в двух словах набросай мне план операции.

– Этот план, – ответил Миллер, – на самом деле очень прост, как, впрочем, и все реалистичные замыслы. Мы проверим все рестораны из списка, который вы мне передадите, и выберем такой, откуда вы сможете исчезнуть через черный ход. После этого мы подыщем квартиру, в пяти минутах езды от этого ресторана. Вы договоритесь с парой друзей об ужине, перешлете Николь ключ и скажете ей номер квартиры. В доме, который мы выберем, будет несколько свободных квартир. Накануне ужина днем вы позвоните Николь. Обязательно назовете ей номер дома, но номер квартиры не укажете. Кроме того, вы скажете, что позже перезвоните ей в снятую квартиру, потому что точно не знаете, когда сможете прийти, но покинуть ее вы должны ровно в одиннадцать вечера. Макси будет сопровождать вас на ужин, он сядет с вами за столик. Рене, как обычно, будет стоять у входа в ресторан. Я буду в снятой квартире вместе с Николь. После первого блюда вы отправитесь в туалет, а оттуда выйдете из ресторана через заднюю дверь. Там вас будет ждать машина. На ней вы доедете до дома, где мы снимем квартиру. Это первый из двух опасных моментов нашего плана, я к нему вернусь позже. – Миллер потянулся к стоявшему перед ним стакану и отпил глоток минеральной воды. – Всю эту информацию, – продолжил он, – Моретти получат, прослушивая ваши телефонные разговоры. Они будут знать адрес дома, но не номер квартиры. Также они будут знать, когда вы выйдете из дома, а когда вы туда приедете, будет им неизвестно. Если у них есть мозги – а они у них есть, – Моретти попытаются вас похитить, когда вы будете выходить из дома прямо у дверей.

– Почему бы им это не сделать внутри самого дома?

– Потому что в ближайшие два-три дня мы снимем там на вымышленные имена еще несколько квартир. Таким образом, даже если Моретти достанут список жильцов дома, номер квартиры, где вас будет ждать Николь, они не смогут определить.

Грэйнджер кивнул, потом подумал и сказал:

– Но ведь как только я скажу Николь по телефону номер дома, они установят за ним наблюдение.

– Так они и сделают. Но днем и в начале вечера они увидят, как в здание входят несколько молодых женщин, каждая из которых вполне могла бы сойти за любовницу сенатора. Что касается Николь, то она придет в нужную квартиру загодя, и они даже не узнают, как она выглядит.

Грэйнджер взвесил слова Миллера, потом спросил:

– А что за второй рискованный момент?

– Он наступит, когда вы будете выходить из дома в одиннадцать часов. Я буду стоять прямо за вами, но несколько секунд вы будете открыты для снайпера. После этого вы вернетесь в дом и останетесь там, пока все не завершится. Думаю, это займет не больше тридцати секунд. – Австралиец посмотрел сенатору прямо в глаза и сказал: – Я готов так рисковать лишь потому, что мы на девяносто пять процентов уверены – они планируют похитить вас, а не убить.

– Но риск все-таки есть? – спросил сенатор.

– Несомненно, – ответил Миллер. – В такого рода делах риск есть всегда. Когда-нибудь раньше вам доводилось бывать под огнем?

– Да, я участвовал в Корейской войне. Был там ранен в бою.

– Ну что ж, сенатор, можете считать, что здесь вы тоже на войне, которая, конечно, отличается от Корейской, но риск от этого меньше не становится. Странно, что благодаря этому дерьму – я имею в виду Мигеля – мы получили такое существенное преимущество. Теперь мы сами можем определить время и место засады. – Он взглянул на часы. – А теперь, думаю, пришло время нанести визит вашей доброй соседке – Глории.

– Зачем?

– От нее мы позвоним Кертису Беннету. Мне надо с ним переговорить.

– О чем?

– О наблюдении за боевиками Моретти. Если в ближайшие сутки после вашего первого звонка Николь многие из них уедут из Детройта, значит, они проглотили наживку. Я хотел бы сообщить вашему другу несколько кодовых фраз, чтоб он смог нам звонить сюда. Когда он позвонит, я буду слушать ваш разговор по параллельному аппарату.

Сенатор встал и потянулся.

– Хорошо, – сказал он. – Кстати, хотел вас спросить, где вы нашли эту женщину – Николь?

– Я тут ни при чем, сенатор, – ответил Миллер. – Ее нашел Кризи.

– Она его подружка?

– Я его об этом не спрашивал.

Глава 37

На следующий вечер в восемь часов позвонила Мэри Беннет. Грэйнджер сидел с Миллером за стойкой бара. Сенатор снял трубку.

– Джим, – сказала она, – это Мэри. Как там у тебя дела?

– Отлично, дорогая. – Он сделал знак Миллеру, который соскользнул с табурета, быстро прошел на кухню и снял трубку параллельного телефонного аппарата.

– Джим, – спросила Мэри, – ты собираешься в Вашингтон пятого числа следующего месяца?

– Конечно, дорогая. Я прилечу в конце этого месяца и пробуду там три недели. Мне бы хотелось купить себе квартирку поменьше. Может быть, ты найдешь время и поможешь мне с мебелью, обстановкой… Ты же знаешь, какой я в этом бестолковый.

– Буду рада тебе помочь, но вкус у меня совсем не такой, как у Хэрриот.

– Мне твой вкус очень по душе, Мэри. Все должно быть просто, без претензий. А что будет пятого числа?

– Будет воскресенье, и мы кое-кого пригласили на обед. Ничего грандиозного, конечно, мы устраивать не собираемся, обещали прийти человек десять, но все они очень милые. Так ты будешь?

– Ничто меня не остановит, – сказал он. – Может быть, тогда ты выкроишь минутку и мы поговорим о новой квартире? Когда приезжать?

– Около часа. Настройся на то, что быстро обед не кончится. Ты же Кертиса хорошо знаешь. До шести не строй никаких планов. Надеюсь, тебе у нас понравится. Компания соберется очень пестрая.

Сенатор улыбнулся.

– Да, друзья у тебя бывают иногда со странностями. С нетерпением жду встречи. Пока, дорогая.

Миллер вышел из кухни, держа в руке листок бумаги, на котором было кратко записано содержание беседы. Он положил его на стойку бара, и оба мужчины стали изучать переданную им информацию.

Взяв в руку карандаш, Миллер подчеркнул несколько ключевых предложений. Потом он кивнул сенатору, они взяли свои напитки и вышли в сад.

– Да, наживку они проглотили, – удовлетворенно сказал Миллер. – Сегодня с часа до шести шесть боевиков Моретти вылетели из детройтского аэропорта в разных направлениях. – Австралиец улыбнулся, видимо, очень довольный собой. Потом он взглянул на сенатора. – Все правильно. Они не настолько глупы, чтобы всей командой отправиться в Денвер. Это было бы слишком очевидно. Но поскольку все они вылетели в течение пяти часов, значит, слежку ФБР они не обнаружили. Иначе их отъезд растянулся бы дня на два-три. – Он снова бросил взгляд на листок бумаги, который держал в руке, и сказал: – Сенатор, вам надо назначить встречу с Николь через четыре дня.

– Зачем же так долго ждать? – нетерпеливо спросил Грэйнджер. – Мне бы хотелось как можно скорее покончить со всей этой дьявольской заварухой и вернуться к нормальной жизни.

– Дело в том, сенатор, что я ожидаю подкрепления, – ответил Миллер. – У Моретти здесь есть уже два-три боевика, значит, всего их будет девять-десять.

– А что за подкрепление к тебе должно прибыть?

– Один человек.

Грэйнджер скептически взглянул на него.

– Значит, шестеро против девяти-десяти? Не очень утешающее соотношение сил, Фрэнк.

Австралиец широко улыбался.

– Отличное соотношение сил, сенатор, – сказал он. – Просто прекрасное.

Глава 38

Джеймс Грэйнджер был напряжен, но страха не чувствовал. Наступало время первой опасной ситуации. Две минуты назад он прошел через кухню и, любезно раскланявшись с удивленным шеф-поваром, вышел из ресторана с черного хода. Оказался он на широкой улице, обсаженной высокими деревьями. Синий “форд” стоял именно там, где сказал Фрэнк. Он же объяснил сенатору, что до выхода на улицу его будут прикрывать, поэтому он будет в относительной безопасности. Сенатор натянул белые нитяные перчатки, которые дал ему Фрэнк.

Напряжение нарастало. На улице, в самой гуще движения, глаза его неотрывно следили за проезжавшими мимо автомобилями, а когда сенатор остановился на красном сигнале светофора, – за пешеходами.

Грэйнджер доехал до нужного ему дома, расположенного на тихой, спокойной улице с трехполосным движением, всего за три минуты. Машину, как ему велели, он поставил в пятидесяти ярдах от здания. Волнение все усиливалось. Сенатор чувствовал, как сильно он нервничает. Он огляделся. На противоположной стороне улицы пожилая женщина выгуливала ухоженного карликового пуделя. Дальше, взявшись за руки, шла влюбленная парочка. Он дождался, пока они поравнялись с машиной, быстро вышел из нее, запер дверь и пошел следом за молодыми людьми. Когда они подошли к дому, сенатор свернул к подъезду.

В стене около двери была вмонтирована панель домофона. Он встал прямо перед ней, загородив собой цифровую панель от посторонних взглядов, и набрал двести четвертый номер. Ему тут же ответил голос Николь. Следуя инструкции Фрэнка, он произнес в микрофон:

– Это Джим. Пятьсот пять.

Щелкнул язычок замка, дверь открылась.

С глубоким облегчением сенатор вошел в подъезд.

Лифт находился прямо перед ним, лестница – правее. Следуя инструкции, он поднялся по лестнице на третий этаж. В дверном проеме двести четвертой квартиры стоял Миллер. В правой руке он держал пистолет. Австралиец на шаг отступил, пропустил Грэйнджера в квартиру, а сам остался у двери еще минуты две, прислушиваясь, не раздастся ли каких-нибудь подозрительных звуков. В комнате сидела женщина. Она и впрямь была красива: длинные темные прямые волосы, высокие скулы, полные алые губы. Одета она была совсем не как любовница важного человека – на ней была джинсовая рубашка, заправленная в джинсы.

Когда он вошел, женщина продолжала спокойно сидеть на софе. Грэйнджер подошел к ней, хотел было поздороваться, но она приложила палец к губам. Сенатор обернулся и увидел, что стоявший у раскрытой двери Миллер чутко к чему-то прислушивается. На нем был черный плащ до колен, раздувавшийся спереди и с боков. Не обнаружив никакой опасности, австралиец закрыл дверь, подошел к обеденному столу, положил на него пистолет и снял плащ. Грудь его закрывал десантный жилет с многочисленными карманами и какими-то специальными приспособлениями. С левого плеча у него свисал странный обрез с очень коротко спиленными четырьмя стволами, с правого – очень маленький автомат со сложенным прикладом. Из подсумка выглядывали три запасных обоймы. Фрэнк расстегнул жилет. Потом взял со стола пистолет и сунул его в кобуру, надетую на левый бок. Он улыбнулся и сказал:

– Ну что ж, пока вроде все идет хорошо.

Женщина встала с софы. С таким видом, как будто он работал в службе знакомств, Миллер представил их друг другу.

– Джим, это – Николь. Николь, это – Джим.

Она протянула руку, сенатор ее очень сдержанно пожал. Он как-то не мог подыскать нужных слов – в такой ситуации ему бывать не приходилось. Николь улыбнулась, высвободила руку и прошла к небольшому бару в углу комнаты.

– Мне сказали, Джим, что вы предпочитаете виски с содовой, – сказала она.

Потом Николь вопросительно взглянула на Миллера, который покачал головой.

– Мне ничего не наливай. – Миллер посмотрел на Грэйнджера. – Не торопитесь пить, сенатор, в ближайшие пару часов вы получите только три порции.

Николь подошла к сенатору и дала ему стакан. Потом снова села на софу, взяла со стоявшего рядом журнального столика иллюстрированный женский журнал.

Со стаканом в руке Грэйнджер подошел к Миллеру.

– Что мы теперь будем делать?

– Ждать, – ответил тот. – Нам надо знать, насколько глубоко они заглотнули наживку.

– Как мы об этом узнаем?

Фрэнк кивнул в сторону стола. Рядом с оружием лежала небольшая черная металлическая коробочка, с которой ни Миллер, ни два других телохранителя никогда не расставались. Около приемно-передающего устройства лежали блокнот и карандаш.

– Когда эта штука начнет пищать, мы узнаем обо всем, что нас интересует.

* * *

Тем временем в ресторане, из которого “скрылся” сенатор, Макси Макдональд изображал, будто отчаянно ищет своего подопечного. Он осмотрел не только мужскую комнату, но даже заглянул в женскую. Задав несколько вопросов шеф-повару, Макси быстро вышел через запасной выход. Там во взятой напрокат машине его уже дожидался Рене.

Глава 39

Грэйнджер обратил внимание, что и Николь, и Фрэнк были в таких же, как у него, белых перчатках. Он уже поглощал вторую порцию виски с содовой, когда из коробочки донесся первый сигнал. Звуки раздавались несколько минут, а Миллер что-то помечал в блокноте. После окончания передачи он пять раз с разными интервалами нажал на кнопку. Потом обернулся к Грэйнджеру с улыбкой на лице.

– Да, наживку нашу они заглотнули крепко.

Сенатор подошел к Фрэнку и через плечо заглянул в блокнот. Несколько рядов беспорядочно разбросанных по странице букв ничего ему не сказали.

– Это что, азбука Морзе? – спросил он.

– Нет, – ответил Миллер, – это наш код.

– И что же это значит?

Миллер встал, слегка размялся и поправил кобуру на плече.

– Это значит, – сказал он, – что поблизости у Моретти наготове стоят две машины. Одна на улице, недалеко от дома. В ней сидят трое, включая одного из братьев Моретти. Его узнали по фотографии из досье, которое нам передал Кертис Беннет. Им должны были очень неплохо заплатить, чтоб они пошли на такой риск. Должно быть, бешеные деньги отвалили. – Он приблизился к выходившему на улицу окну, чуть отодвинул штору и выглянул наружу. Потом бросил через плечо: – Отсюда ничего не видно, но я знаю, что машина стоит чуть левее, ярдах в сорока от дома. Черный “понтиак”. От меня его заслоняют деревья. Автомобиль прикрытия находится за углом, в нем только один человек. Они держат запасную машину на случай, если “понтиак” выйдет из строя. Предусмотрительные ребятки.

– Интересно, какой у них план? – спросил Грэйнджер.

Миллер отошел от окна и сел за стол.

– Скорее всего есть три варианта, – сказал он. – Во-первых, можно поставить их машину рядом с вашей. Бандиты смогут дождаться, пока вы выйдете к своему автомобилю, и схватить вас около него. Или же, когда вы выйдете из подъезда, “понтиак” быстро поравняется с вами, въедет на тротуар, из нее выскочат люди и втолкнут вас в машину. – Он улыбнулся. Грэйнджеру показалось, что его телохранитель очень собой доволен. Тем временем Миллер продолжил: – Однако, по нашему мнению, почти наверняка они используют третий вариант.

– Какой?

– Без четверти или без десяти одиннадцать, незадолго до того как вы должны будете выйти из дома, рядом с подъездом появится какой-нибудь человек. Может быть, слегка подвыпивший прохожий, может быть, хорошо одетый бизнесмен, который никак не найдет нужную ему квартиру. Это может быть кто угодно, но наверняка он будет молод и в хорошей физической форме. Как только вы выйдете из подъезда, он обратится к вам с каким-нибудь вопросом. Например, спросит вас; как ему найти нужный адрес, или пьянчужка станет клянчить у вас доллар-другой, чтобы пропустить еще стаканчик. В общем, он может задать вам любой вопрос. Потом попытается подойти к вам поближе и либо просто схватит вас и будет держать, либо вынет пистолет и направит его на вас, дожидаясь, пока подъедет машина и вас в нее втолкнут.

– Что же мне в этом случае делать?

– Самое главное, не дать этому человеку подойти к вам ближе, чем на четыре ярда. Как только он приблизится на это расстояние, вы должны повернуться и направиться к двери, которая будет слегка приоткрыта.

– А если он выхватит пистолет и выстрелит мне в спину?

Австралиец покачал головой.

– Он этого не сделает. Как только вы повернете обратно к двери, этот человек будет убит. Потом начнется жестокое, но недолгое сражение. Вы останетесь за дверью, пока вам не подадут сигнал. – Миллер трижды постучал по столу костяшками пальцев, потом сделал паузу и стукнул еще три раза. – Как только вы услышите эти звуки, не мешкая выходите на улицу. – Он встал со стула и начал расхаживать по комнате, каждый раз возвращаясь к столу, на котором лежало его оружие. – Дело в том, что нам пока не хватает двух-трех человек, – продолжил он.

– Нам не хватает? Ты же говорил, что у нас всего шестеро.

Миллер покачал головой.

– Вы неправильно меня поняли, сенатор. Мы еще не знаем, куда делись двое или трое их боевиков. Четверо сидят сейчас в двух машинах, один будет слоняться около входа в дом. Значит, всего их здесь будет пятеро. Нам же известно, что с их стороны в операции задействованы еще три-четыре человека. Один из них наверняка остался на их квартире, а двое или трое должны быть где-то еще.

– Где же они могут быть? – спросил сенатор.

– Учитывая их опыт и тщательную подготовку к этой операции, мы считаем, что у них где-то есть страховочная команда. Логично было бы предположить, что она будет ждать вас на пути отсюда к вашему дому. – Он взглянул на часы. – Скорее всего до без двадцати одиннадцать они не объявятся. Район здесь тихий, им совсем не надо, чтобы кто-нибудь их заметил и запомнил. Все машины местных жителей будут стоять на стоянках около их домов. Значит, нам надо будет искать автомобиль, припаркованный на проезжей части дороги. Как бы то ни было, теперь мы твердо уверены в одном: со стопроцентной определенностью можно сказать, что они собираются вас похитить, а не убить. – Обернувшись к Николь, Фрэнк спросил: – Тебе не трудно будет сварить нам кофе? Вы выпьете чашечку, сенатор?

– Да, спасибо.

Женщина отложила журнал и пошла на кухню.

– Откуда у тебя такая уверенность? – поинтересовался Грэйнджер.

Миллер сделал рукой жест в сторону окна.

– Ведь они засаду устроили. Если бы они собирались вас убить, больше трех человек им не понадобилось бы. Один из них должен был бы вас ликвидировать, второй – страховать первого, а третий – вести машину. Можете мне поверить, они наверняка собрались вас похитить. – Он снова взглянул на часы. – Сейчас четверть одиннадцатого, так что времени достаточно. Вам бы сейчас надо немного расслабиться. Налейте себе последнюю порцию виски.

– Я его с кофе выпью, – ответил Грэйнджер.

Внезапно из маленькой черной коробочки снова раздались сигналы. Фрэнк тут же подошел к столу, внимательно к ним прислушался и стал что-то быстро записывать в блокноте. Потом он дважды нажал на кнопку и распрямился.

– Ничего важного, – сказал он Грэйнджеру. – Перемен пока нет. Теперь они будут связываться с нами каждые десять минут, если не произойдет ничего непредвиденного.

* * *

В комнату вошла Николь с подносом в руках и налила им кофе. Грэйнджер отнес свою чашку к бару и капнул в нее немного виски. Потом вернулся к столу и внимательно оглядел лежавшее на нем оружие.

– Приличная здесь у тебя огневая мощь, – проговорил сенатор.

– Да, – согласился Фрэнк. Коснувшись обреза, он сказал: – Вот это, наверное, лучшее оружие для ближнего боя.

– А что это за автомат? – спросил Грэйнджер.

– “Ингрэм” десятой модели. Главное его достоинство – размер. Его очень легко собирать, но скорострельность у него слишком высокая. Для этого дела я бы предпочел “узи”, но он чересчур громоздкий.

Они еще какое-то время обсуждали оружие. Грэйнджер рассказал Фрэнку о своей службе в армии, о войне в Корее. Потом из черной коробочки снова донеслись сигналы. На этот раз Фрэнк только слушал, а когда сигналы стихли, дважды нажал на кнопку в знак того, что известие получил.

– Снова ничего особенного, так, рутина, – произнес австралиец и в очередной раз бросил взгляд на часы. – У нас еще полчаса в запасе. – Он снова стал мерить комнату шагами.

Глава 40

Через десять минут черная коробочка вновь ожила, но и на этот раз никаких существенных новостей в сообщении не было. Однако, когда она через пять минут опять подала голос, сигналы звучали не меньше двух минут, а Фрэнк тем временем быстро делал пометки в блокноте. Потом он подтвердил прием, широко улыбнулся, обернулся к сенатору и сказал:

– Нашли запасную команду.

– Где?

– Примерно в миле от вашего дома. Они сидят в небольшом белом грузовичке. Их там как минимум двое, и, возможно, еще двое устроились в кузове.

– Откуда тебе известно, что это они?

– Двое из них вышли из машины, подняли капот и стали возиться в двигателе. Одним из них оказался младший из братьев Моретти.

– И что же вы с ними собираетесь делать?

– О них позаботятся, – неопределенно ответил австралиец.

Потом он снова посмотрел на часы, взглянул на Николь и произнес:

– Выходим через пятнадцать минут.

Она кивнула, встала и пошла в спальню. Через пару минут Николь вернулась в пальто цвета морской волны с небольшой сумкой в руке. Поставив сумку около двери, она села на софу. Еще через минуту черная коробочка снова стала передавать сигналы. Когда они стихли, Фрэнк пять раз подряд нажал на кнопку и посмотрел на Грэйнджера.

– Это полицейский, – сказал он.

– Что ты имеешь в виду?

– Тот человек, который околачивается около входа в дом.

– Надо же, полицейский! – в изумлении повторил Грэйнджер.

– Точнее говоря, один из боевиков Моретти, переодетый полицейским.

– Почему ты так в этом уверен?

– Это старая уловка, – ответил Миллер. – Ею пользовались еще “Красные бригады” в Италии и боевики разных правых и ультраправых группировок в Центральной и Южной Америке. Люди, как правило, к полицейским относятся без подозрений.

– Твои ребята не могли ошибиться?

– Этот малый стоит в тени дерева, ярдах в десяти от подъезда. Настоящему полицейскому таиться в тени без надобности. А этот стоит там, чтобы его не заметил настоящий полицейский. В случае чего можно быстро спрятаться за деревом. Не переживайте, это наверняка один из боевиков Моретти.

Застегнув свой десантный жилет, Фрэнк укрепил на нем короткий обрез, потом – автомат. Приладив все как следует, он надел плащ, но оставил его расстегнутым. Он лишь скрыл оружие от постороннего взгляда.

– Давайте, сенатор, еще раз повторим последовательность ваших действий, – сказал он Грэйнджеру. – Вы открываете дверь и делаете три небольших шага вперед, потом останавливаетесь, чтобы подышать вечерним воздухом. Полицейский пойдет в вашем направлении и о чем-то вас спросит. Не обращайте никакого внимания на его слова. Когда он окажется примерно в четырех ярдах от вас, вы громко произнесете: “Ах, черт возьми, я же забыл…” Потом вы тут же поворачиваетесь и быстро скрываетесь за дверью. Там вместе с Николь вы ждете, пока не раздастся условный сигнал.

Он еще раз трижды стукнул по столу, сделал небольшую паузу и постучал еще три раза.

– Николь поедет с нами? – спросил Грэйнджер.

– Только часть пути, у вас еще будет возможность с ней попрощаться.

Фрэнк окинул глазами комнату, желая убедиться, что они ничего не забыли. Потом снова взглянул на часы и положил палец на кнопку маленькой черной коробочки. Через пять секунд он убрал ее в карман черного плаща. Взглянув на Грэйнджера, Фрэнк сказал:

– Ну, сенатор, с Богом.

Глава 41

В вестибюле Фрэнк дал знак Николь, чтобы она отошла к стене и положила сумку на пол. Женщина заметно нервничала. Грэйнджер тоже.

Фрэнк распахнул плащ, достал обрез и взял его в левую руку. Подойдя к входной двери, он обернулся, прижался к стене и взглянул на сенатора.

– Вы готовы? – негромко спросил он.

Грэйнджер глубоко вздохнул и кивнул.

Фрэнк указал стволами обреза на дверь и тихо произнес:

– Тогда можете выходить. Только не торопитесь и не суетитесь, все должно быть естественно.

Грэйнджер снова набрал в легкие воздух, подошел к двери, распахнул ее и вышел из подъезда. Бросив беглый взгляд влево, он увидел припаркованный ярдах в сорока большой автомобиль. Его машина стояла чуть дальше. В тот же момент он услышал, как двигатель автомобиля завелся. Справа, из тени дерева, вынырнул полицейский – молодой смуглокожий малый.

– Добрый вечер, – сказал он. – Вы, случайно, не в этом доме живете?

Парень медленно шел с любезной улыбкой на лице. Грэйнджер ничего не ответил, просто смотрел на него и прикидывал в уме разделяющее их расстояние. Оно составляло ярдов восемь.

– Здесь у нас небольшая неприятность произошла, – продолжал полицейский.

Шесть ярдов.

– Потому-то я здесь и околачиваюсь.

Четыре ярда.

– Черт подери, я, кажется, кое-что забыл, – сказал Грэйнджер и резко повернулся.

Не успел он и шага сделать, как услышал сзади глухой удар. В тот же момент резко взвизгнули покрышки черного автомобиля, но сенатор уже распахивал дверь. Прежде чем она захлопнулась, он краем глаза увидел распростертого на тротуаре полицейского. Ноги его дергались в агонии.

Грэйнджер уже был в вестибюле, когда Фрэнк, слегка пригнувшись, выскочил на улицу, крикнув сенатору через плечо:

– Закройте дверь!

Черный “понтиак” резко остановился у самого подъезда, и из него выскочили два дюжих мордоворота – один с переднего, другой с заднего сиденья.

Фрэнк пальнул из всех четырех стволов. Парня, вылезшего сзади, отбросило на заднее крыло машины. Выскочивший из передней дверцы бандит распластался на капоте. Фрэнк выпустил из рук обрез, который повис на ремешке, и через полсекунды он уже держал автомат. Прежде чем мотор взревел, он успел дать две очереди по покрышкам, пули достигли цели. “Понтиак” проехал ярдов десять, и его понесло вбок. Машина остановилась, из нее выскочил водитель и бросился бежать. Фрэнк в тот момент отвернулся на шум выстрела, раздавшегося с противоположной стороны улицы, справа, за углом.

Водитель успел пробежать лишь ярдов пятнадцать и замертво свалился на асфальт, подкошенный автоматной очередью с противоположной стороны улицы.

Истерически закричала высунувшаяся из окна соседнего дома женщина, потом все смолкло. Фрэнк напряженно оглядывал улицу. Через какое-то время он сунул руку в карман плаща и быстро трижды нажал на кнопку черной металлической коробочки.

В ответ раздался лишь один сигнал, и через четыре секунды из-за угла выехал роскошный белый “линкольн”, неспешно направлявшийся к дому. Фрэнк пошел к двери подъезда.

Застывший в напряжении Грэйнджер услышал три коротких стука и еще три после паузы. Он распахнул дверь.

Кроме распростертого на тротуаре полицейского, сенатор увидел прямо перед собой на мостовой еще два безжизненных тела, дальше – застывшую с пробитыми колесами машину, а за ней на асфальте еще один труп. Белый “линкольн” плавно остановился перед самым входом в дом. За рулем сидел Макси Макдональд. Он обернулся, протянул руку и открыл заднюю дверцу машины. Фрэнк все еще сжимал в правой руке автомат, внимательно оглядывая улицу.

– Садитесь вдвоем на заднее сиденье, – быстро сказал он.

Они бегом пробежали по тротуару. Николь бросила в салон сумку и мгновенно нырнула вслед за ней. Грэйнджер влез сразу же за Николь и захлопнул дверцу.

Через три секунды Фрэнк сел на переднее сиденье рядом с водителем, и автомобиль плавно тронулся с места.

Три квартала они ехали в молчании. Потом Грэйнджер спросил:

– Что стало с тем малым, который сидел за углом в машине?

Ответил сенатору Макси.

– Его убрал Рене.

Сзади доносился вой сирен полицейских автомобилей. Фрэнк нажал на кнопку своей черной коробочки, из нее раздались ответные сигналы.

Еще через пару кварталов они поставили машину на стоянку, где бок о бок были припаркованы всего два автомобиля – зеленый “датсун” и черный “форд”. За рулем “датсуна” сидел человек.

– Здесь мы поменяем машины, – пояснил Фрэнк. – Можете попрощаться с Николь.

Все они вышли из “линкольна”, Николь быстро чмокнула троих мужчин и села на переднее сиденье “датсуна”, который в тот же момент отъехал.

Все еще находившийся под впечатлением происшедшего, Грэйнджер бросил вдогонку машине:

– Спасибо вам.

– Садитесь сзади, сенатор, – сказал Фрэнк. – Наши дела еще не завершены.

Макси снова сел за руль, а Фрэнк устроился рядом. Они направились в сторону дома Грэйнджера.

* * *

Примерно через полмили их машина свернула на обочину и остановилась. Макси выключил фары и взглянул на часы. Было ровно одиннадцать часов двенадцать минут. Какое-то время они сидели в молчании, потом сенатор спросил:

– Чего мы ждем?

Макси поднял руку.

– Так надо, сенатор. Не беспокойтесь, долго ждать не придется, может быть, пару минут.

Вскоре позади них остановился открытый потрепанный джип. Грэйнджер обернулся и увидел в нем не знакомого ему мужчину. Джип дважды мигнул фарами. Макси включил ближний свет и вывел свою машину на дорогу, по которой проезжали редкие автомобили. Джип неотступно следовал за ними.

То, что произошло за прошедшие несколько минут, навсегда врезалось в память Грэйнджера. То, что за этим последовало, запечатлелось с еще большей силой.

Примерно в полутора милях от его дома дорога делала резкий поворот. За двести ярдов до поворота черная коробочка в кармане плаща Миллера вновь ожила. Макси слегка притормозил. Резко ускоряя движение, их обогнал джип, ехавший до этого сзади. Макси нажал на педаль газа и держался теперь ярдах в семидесяти за джипом.

– Теперь, сенатор, смотрите внимательно, – сказал он Грэйнджеру через плечо.

Сенатор подался вперед и стал пристально всматриваться во тьму сквозь ветровое стекло. Когда они поворачивали, следуя изгибу дороги, он заметил у обочины небольшой светлый грузовик. Стоявший за ним человек наблюдал за дорогой и двумя приближавшимися машинами. Когда до грузовичка оставалось не более пятидесяти ярдов, джип снизил скорость и стал понемногу сворачивать на противоположную сторону улицы. С его заднего сиденья во весь рост поднялся одетый в черное человек. На плече у него лежал довольно большого диаметра цилиндр длиной около четырех с половиной футов. Передняя часть цилиндра напоминала шляпку гриба. Внезапно из задней части цилиндра вырвался столб желто-белого пламени. Напоминавшая шляпку гриба передняя часть медленно отделилась от самого цилиндра, потом, быстро набирая скорость, устремилась через улицу и попала в светлый грузовик всего в нескольких дюймах от левого плеча стоявшего рядом с ним человека.

Грузовик перевернулся на бок, и только потом до Грэйнджера донесся грохот взрыва. Макси резко снизил скорость “форда”. Все его пассажиры не отрываясь смотрели, как подбитый автомобиль превратился в огненный шар и опрокинулся на крышу. Мужчина, стоявший с ним рядом, теперь лежал на траве. Сначала он не двигался, но потом вдруг дернулся. Сенатор перевел взгляд на противоположную сторону улицы. В руках мужчины, во весь рост стоявшего в джипе, теперь был автомат. Грэйнджер смотрел, как из его дула вырываются маленькие огненные язычки, пока человек не выпустил всю обойму в корчившееся на траве тело. Потом стрелявший опустился на сиденье и исчез из виду, а джип стал резко набирать скорость.

Грэйнджер откинулся на сиденье и пробормотал:

– Мне нужно выпить виски.

Макси рассмеялся и ответил:

– Да, Джим, ты это вполне заслужил.

Проехав горящие обломки, они не спеша возвращались к дому сенатора.

За те несколько минут, что им оставалось ехать, между мужчинами состоялась краткая, но весьма содержательная беседа.

– Ты прекрасно себя проявил, Джим, – сказал Фрэнк, – держался молодцом. Как только мы вернемся домой, позвони своему другу Кертису и скажи, чтобы он обеспечил тебе нормальную охрану… самую обычную, какая положена по штату. С семьей Моретти покончено навсегда, а после того, что с ними случилось, никто больше не осмелится охотиться на тебя.

– А что будет с третьим братом, который остался в Детройте? – спросил Грэйнджер. – Он ведь, наверное, попытается отомстить.

Оба телохранителя рассмеялись, и Макси сказал:

– Он старший из них… Джино его зовут. Теперь Джино Моретти, можно считать, уже живой труп. Мертвым, как и его братья, он станет дня через три-четыре.

– Вы его собираетесь убрать? – спросил Грэйнджер.

– Нет, Кризи.

– Кризи?

– Да, он уже начал на него охоту.

– А разве он в Штатах?

– Конечно, – ответил Миллер. – Это он только что стоял на заднем сиденье джипа. Он обращается с РПГ-7 как с шелковыми трусиками на бедрах женщины. Я согласен с Макси: Джино Моретти – живой труп.

* * *

Дома их ждал Рене Кайяр. Он стоял за главными воротами, у его ног лежали в ряд три черные сумки.

Как только все вышли из машины, Кайяр спросил Фрэнка:

– Как с командой прикрытия?

– Сгорела, – усмехнулся Фрэнк. – Ты все жучки вынул?

– Да, все в порядке, – ответил бельгиец.

Повернувшись к сенатору, Фрэнк сказал:

– Слюни мы распускать не станем, сенатор. Было очень приятно поработать на тебя… и с тобой.

– Это было просто потрясающе, – ответил Грэйнджер. – Что же мне сказать Кертису Беннету? Он наверняка замучит меня вопросами.

– Расскажи ему все, как было. Ты улизнул от своих телохранителей и оказался в самом пекле сражения между гангстерскими кланами.

– Он же ни единому моему слову не поверит.

Макси положил все три сумки в багажник “форда”, потом подошел к ним и с улыбкой сказал:

– Но это же правда, Джим. Именно это и произошло. Утром так и будет написано в газетах: “Война гангстеров в Денвере”.

– Надеюсь, мое имя в этих статьях упомянуто не будет, – пробормотал Грэйнджер.

– Не будет, Джим, не будет, – успокоил его Рене. – Те, кто знал о твоей роли в этом деле, либо мертвы, либо через несколько часов покинут страну. Так что, Джим, беспокоиться тебе не о чем.

Внезапно Грэйнджер осознал, что на протяжении нескольких последних минут все они стали обращаться к нему на “ты” и звать по имени.

– Значит, все кончено? – пробормотал он.

– Да, – сказал Фрэнк. – А теперь иди в дом и налей себе хоть полный стакан виски, но прежде чем его хлопнуть, не забудь позвонить Беннету.

Потом они совершили странный обряд. Позже Грэйнджер понял, что этот ритуал остался у них с тех времен, когда все они были наемниками. Один за другим они подходили к нему и жали его руку. Потом клали левую руку ему на шею с правой стороны, наклоняли к себе его голову и крепко целовали в левую щеку. Свершив свой странный обряд, они, ни слова не говоря, сели в “форд” и вскоре скрылись из виду.

* * *

На следующий день все газеты взахлеб писали о телах убитых, сгоревшем грузовике и изрешеченном пулями “понтиаке”, богато снабдив заметки красочными фотографиями. Имя сенатора нигде не упоминалось.

* * *

Спустя четыре дня появилась еще одна статья, посвященная семейству Моретти. Джино Моретти хоронил двух своих братьев. На похоронах присутствовали представители многих гангстерских кланов, у кладбищенской стены вытянулась длинная вереница роскошных черных лимузинов, у открытой могилы высилась гора дорогих венков из живых цветов. В могилу только что опустили два гроба, поставив их бок о бок. Джино Моретти с венком в руках подошел к краю могилы, бросил взгляд на гробы и только собрался опустить вниз венок, как был наповал сражен восьмимиллиметровой пулей с ртутным наконечником, перебившей ему позвоночник. Пуля разорвалась внутри его тела, и Джино Моретти умер еще до того, как его труп свалился на дно широкой могилы.

Среди полицейских шли разговоры о том, что стреляли с крыши ближайшего высокого дома, с расстояния в триста пятьдесят ярдов. Такой выстрел мог сделать только очень опытный снайпер.

Глава 42

Кризи провел два дня в Брюсселе, обсуждая детали проделанной работы с молчаливым и сдержанным Штопором Два. После более тесного общения с ним он заключил, что с сыном так же легко иметь дело, как и с отцом. Обе конспиративные квартиры в Сирии были готовы, оружие доставлено. Кризи сказал ему, что начнет действовать месяца через три.

Была полночь, американец лежал в постели в своей обычной комнате в доме Блонди и смотрел по телевизору последние известия. На следующее утро он должен был возвращаться на Гоцо.

Впервые с 21 декабря 1988 года он позволил себе слегка расслабиться. Кризи понимал, что, обеспечив безопасность Грэйнджера, он тем самым решил одну из важнейших задач всей операции. В Сирии все необходимые приготовления проведены, подозрения и настороженность, которые возникли после событий в Штатах, на протяжении последующих недель понемногу затихнут, жизнь войдет в обычную колею. И Джибриль, и сирийская разведка, несомненно, будут ждать каких-то акций в ближайшее время. Но, поскольку происходить ничего не будет, бдительность их мало-помалу станет притупляться.

Он удовлетворенно потянулся, ощутив редкое для себя желание забыться на ночь крепким здоровым сном без сновидений. Когда Кризи уже протянул руку к пульту дистанционного управления, чтобы выключить телевизор, раздался негромкий стук в дверь. Он выключил телевизор, взял со стола пистолет и сказал:

– Войдите.

Дверь распахнулась. За ней стояла Николь, одетая так, будто собралась прогуляться по городу. Улыбнувшись женщине, он положил пистолет на место. Николь закрыла дверь, прошла через комнату, села на краешек постели и улыбнулась ему в ответ.

– Ты когда вернулась? – спросил он.

– Часа два назад.

– Значит, ты все-таки послушалась моего совета и решила немножко отдохнуть?

– Да. Устроила себе на четыре дня отпуск. Я… мы были во Флориде.

– Мы?

– Да, мы. Макси отвез меня в аэропорт. На него вдруг что-то нашло, и он решил полететь вместе со мной. Естественно, летели мы разными рейсами.

Пристально не нее взглянув, Кризи усмехнулся.

– Значит, говоришь, на него что-то нашло? – спросил он.

Ему показалось, что этот вопрос вызвал у Николь легкую досаду.

– Да… Должна тебе сказать, что за те несколько дней, что нам пришлось с ним общаться, мы, если можно так выразиться, с ним сдружились.

Кризи снова улыбнулся.

– Где он сейчас?

– Он прилетит сюда завтра вечером.

– А потом?

– Именно об этом я и хотела с тобой поговорить, – сказала Николь. – Из аэропорта я позвонила Блонди, и она мне сказала, что завтра рано утром ты улетаешь… Поэтому я и пришла именно сейчас.

Николь была заметно взволнована. Кризи подметил, как она посмотрела на стол в углу комнаты. На нем стояли бутылка виски, бутылка водки, ведерко со льдом и два стакана.

– Продолжай, – резко сказал он. – Только я хотел бы выпить виски со льдом.

Она подошла к столу, налила виски в оба стакана, один дала ему, встала в ногах кровати. Он почти физически ощущал ее напряжение.

– Садись, Николь, – спокойно сказал Кризи. – Можешь рассказать мне все, что только тебе в голову взбредет.

Она села и нерешительно произнесла:

– Дело в том, что я собиралась поговорить с тобой о нас с Макси.

– Об этом нетрудно догадаться.

Она улыбнулась и продолжила:

– Да… Знаешь, там, во Флориде, мы с ним очень много говорили о разных вещах.

– Только говорили?

Улыбка ее стала значительно шире.

– В основном, – многозначительно ответила она. – Он хочет завязать со своими нынешними делами и заняться чем-нибудь другим. Я решила сделать то же самое. У него есть приличные сбережения, у меня тоже кое-что наберется… с теми деньгами, что ты дал мне за несколько последних недель.

– Я тебе ничего не давал, – жестко оборвал ее Кризи. – Ты сама заработала каждый цент. Так что же вы вместе надумали?

У Николь как будто камень с души спал. Это почувствовалось в ее голосе.

– Что было бы неплохо нам открыть бар и небольшое бистро. Он бы мог стоять за стойкой, а я бы готовила, подавала, убирала…

У Кризи от удивления глаза полезли на лоб.

– Ты стала бы стоять у плиты?

Словно оправдываясь, Николь сказала:

– Я очень неплохо готовлю. Меня бабушка в детстве научила.

Он тут же поднял руки, признавая тем самым, что был не прав.

– С вами все ясно… И где же вы собираетесь открыть свое заведение?

– Здесь, в Брюсселе. Я знаю одно местечко около рынка, которое хозяева собираются продавать… Оно бы нам как раз подошло. Бистро сейчас принадлежит пожилой паре.

– Так в чем, собственно, проблема?

Она вздохнула и сказала:

– Проблемы есть две – ты и Блонди.

– Что-то я тебя не понял.

– Ну, что касается тебя, это проблема Макси. Он хочет пожить иной жизнью. Он действительно этого хочет. Но я прекрасно знаю, что если в один прекрасный день ты его позовешь, он пойдет за тобой. – Все время, пока она говорила, взгляд ее не отрывался от покрывавшего кровать одеяла. Потом она резко подняла голову и взглянула ему прямо в глаза. – Я знаю это наверняка – он тебя просто боготворит.

– С этим, Николь, проблем не будет, – задумчиво сказал он и улыбнулся ей: – Теперь ты меня снова увидишь только тогда, когда я буду заходить к вам в бистро, чтобы выпить или закусить… Кстати, как вы собираетесь его назвать?

Лицо ее просияло.

– “У Макси”, – ответила Николь. – Но он сказал, что дело, которым ты сейчас занимаешься, еще далеко от завершения.

– Так оно и есть, – сознался Кризи. – Но Макси свою роль в нем уже сыграл. Скажи мне теперь, какие проблемы у тебя могут возникнуть с Блонди?

Ее лицо вновь стало серьезным.

– С этим я справлюсь сама, – тихо произнесла она. – Когда Блонди берет к себе девушку, с самого начала подразумевается, что она берет ее не меньше чем на год. Я работаю у нее только пять месяцев. У Блонди здесь немалое влияние, и мне совсем не хочется приступать к новому делу, поссорившись с ней.

– Ты хочешь, чтобы я с ней поговорил? – спросил Кризи.

Николь хмуро кивнула.

– Я с ней поговорю, – сказал он.

– Все будет в порядке?

– Обещаю тебе, – ответил Кризи. – А теперь давай-ка иди, занимайся своими делами и дай мне уснуть.

Она допила виски, встала с постели и сверху вниз на него взглянула.

– Хочешь, я лягу с тобой? – спросила она. – Я сделаю это в последний раз.

На вопрос Николь Кризи ответил с той же серьезностью, с какой он был задан.

– Знаешь, в свое время я успел сделать в жизни глупостей, но мне даже в кошмарном сне не приснится увеличивать их число, переспав с женщиной Макси Макдональда.

– Я передам ему твои слова.

– Делать это совсем не обязательно.

Глава 43

Первый дождь прошел на Гоцо в конце октября, а через пару недель остров, казавшийся нагромождением голых известняковых холмов, покрылся пышным, густым, зеленым ковром.

Внезапно раскрывшаяся красота этой земли просто разбивала Леони сердце: ее контракт подошел к концу, на следующее утро ей предстояло лететь в Лондон. Она ехала на машине к Шкембри, чтобы попрощаться, и скорое расставание с этой семьей вызывала в ее душе щемящую грусть. Она должна была сказать им то же самое, что и всем остальным, кто стал бы спрашивать о причине отъезда: ей нужно на несколько недель отлучиться, а потом она вернется обратно. Однако все это было шито белыми нитками.

Уезжать она совсем не хотела, но Кризи был неумолим.

– Уговор дороже денег, контракт есть контракт, – бесстрастно сказал он и вручил Леони конверт с билетом на самолет и письмом местного нотариуса к лондонскому адвокату.

Теперь она вела машину по проселочной дороге, ведущей к дому Шкембри, и молила Бога помочь ей вынести предстоявшее расставание и не потерять в их присутствии самообладания.

“Ты же актриса, – уговаривала она саму себя, – и должна доиграть свою роль до конца”.

* * *

Действительно, прощание прошло, как заранее отрепетированная сцена спектакля, все актеры которого хорошо выучили свои роли, но сыграть их с душой не смогли. Джойи с Марией тоже там были. Все сели во дворе, Леони угостили стаканом домашнего вина. Глядя на заходящее солнце, они обменивались ничего не значащими фразами, которые, как правило, говорят друг другу случайно оказавшиеся вместе люди. Чувства проявились лишь потом, когда Шкембри провожали ее к машине. Леони обняла Лауру и, казалось, повисла на ней, чувствуя силу этой женщины и стремясь впитать ее в себя.

– Я тебя никогда не забуду, – прошептала Леони на ухо Лауры. – Мне никаких слов не хватит, чтобы сказать, как я тебе благодарна.

Лаура с силой сжала ей руку и ответила:

– Конечно, ты меня не забудешь. На Рождество я уговорю Пола, чтобы он свозил меня на все праздники в Лондон. А до того времени я буду тебе писать. Да благословит тебя Господь.

* * *

Утром Кризи отвез ее до парома. На заднем сиденье джипа сидел Майкл, там же лежали вещи Леони. Ехали они молча. В Мджарре все вышли из машины, Майкл внес ее чемодан на паром, отдал его знакомому матросу и спустился на пристань.

Какое-то время они втроем стояли в молчании, потом Кризи сказал:

– Когда сойдешь с парома, тебя будет ждать такси. – Он посмотрел на часы. – До вылета у тебя останется почти час. До свидания, и большое тебе спасибо. Ты справилась со своей ролью гораздо лучше, чем можно было ожидать.

Он обнял ее за плечи, склонился к ней и расцеловал в обе щеки, потом отошел в сторону. Леони обернулась и взглянула на Майкла. Он уставился в землю, лицо его напоминало восковую маску.

– До свидания, Майкл, – мягко сказала она.

Он поднял голову. Леони увидела в его глазах боль. Она порывисто подошла к нему и обняла. “Ты должна доиграть свою роль до конца… до самого конца”, – повторяла она себе, всеми силами стараясь справиться с охватившими ее чувствами.

Расцеловав его в обе щеки, она сказала:

– Береги себя, Майкл. Будь таким, чтоб я могла тобой гордиться.

Леони резко развернулась и, не оглядываясь, пошла на паром. Она поднялась по ступеням на верхнюю палубу и оттуда смотрела на двух мужчин, оставшихся около джипа. Она помахала им рукой. В чрево парома въезжали последние машины.

Майкл повернулся к Кризи.

– Я, пожалуй, отправлюсь с ней на пароме. Прослежу, чтоб не было накладок с такси. Ты меня не жди, домой меня потом кто-нибудь подбросит.

Когда Майкл уже подходил к сходням, Кризи крикнул ему вдогонку:

– Я буду тебя ждать в “Глиниглз”.

В Чиркевве Майкл отнес чемодан Леони до такси. Во время путешествия через проливы он был удивительно молчалив, стоя подле женщины и глядя на постепенно уменьшавшийся остров. Водитель положил чемодан в багажник и открыл перед ней заднюю дверцу. Она обернулась к Майклу. Он стоял примерно в четырех футах от нее и ближе не подходил. Юноша только произнес:

– Я с тобой скоро снова встречусь.

Потом он повернулся и твердым шагом пошел обратно к парому.

Глава 44

Десять минут спустя после звонка полковника Джомаха Ахмед Джибриль вышел из кабинета. Вооруженные охранники суетливо садились в джипы сопровождения, спешно выполнялись инструкции по шифровке и закрытию доступа к некоторым файлам его компьютера. Бронированный “мерседес” полковника сопровождали четыре джипа – два ехали спереди, два сзади.

На анализе ситуации Джибриль смог сосредоточиться лишь тогда, когда когда машины выехали за пределы Дамаска. Он был одним из лучших в мире специалистов по тактике террора и запугивания, ему, как никому другому, были известны последствия акций такого рода. Всю свою сознательную жизнь Джибриль был вынужден принимать те или иные меры предосторожности. Он давно свыкся с липким, физически ощутимым страхом за свою жизнь, которой постоянно угрожала опасность оборваться от пули или бомбы.

Однако то ощущение, которое он испытывал теперь, было иного рода. Джибриль не смог бы четко сформулировать, в чем именно состояло это отличие, но когда полковник Джомах в двух словах рассказал ему по телефону, что произошло в Америке, Джибриль почувствовал, как внутри у него все похолодело. Он оказался примерно в таком же положении, как человек, которого заперли в темном помещении наедине со смертельно ядовитой змеей. Поэтому Джибриль решил временно перебраться в тренировочный лагерь ФНОП-ГК близ Эин-Тазура, охраняемый лучше, чем его штаб-квартира в Дамаске.

Во время поездки он тщательно обдумывал тактику собственной защиты. Как известно, лучшая оборона – нападение. Но где он должен организовать атаку и против кого? Этот человек – Кризи – считается мертвым. Однако последние события показали, что это не так. Очевидным стало и то, что в нужный момент он вполне мог опереться на поддержку исключительно компетентных в своем деле помощников и блестяще спланировать операцию.

В лагерь они приехали под вечер. Командовавший им сын Джибриля Джихад ждал их около главных ворот.

Обнявшись с отцом, он тут же спросил его:

– Что случилось?

Джибриль беспечно пожал плечами, похлопал сына по щеке и сказал:

– Я хочу побыть с нашими бойцами, а то слишком засиделся у себя в кабинете. Хочу поднабраться у них энергии.

Джихад улыбнулся.

– Наоборот, твой приезд их вдохновит, – ответил он. – Так ведь было всегда… Сколько времени ты собираешься провести с нами?

– Пока не знаю, – уклончиво ответил ему отец. – По меньшей мере недели три. Немного потренируюсь с ними. Это мне полезно. – Он улыбнулся. – Физические нагрузки мне сейчас совсем не помешают. Очень надеюсь помолодеть лет на десять.

Он взял сына под руку, и они вместе пошли к хорошо укрепленному бетонному зданию, представлявшему собой нервный центр всей базы.

* * *

Полковник Джомах приехал на следующий день. В кабинете Джихада, который на время занял его отец, он молча передал Джибрилю толстую папку. Тот положил ее на стол, но прежде чем раскрыть, налил гостю кофе и заговорил о второстепенных вещах, как того требовал этикет. Потом Джибриль вынул из папки газетные вырезки с фотографиями. Изучал он их очень внимательно. Когда очередь дошла до изображения перевернутого искореженного грузовичка, полковник пробормотал:

– Выстрел был сделан из РПГ-7.

Джибриль как бы вскользь спросил:

– Есть хоть какие-то ниточки, которые бы вели к этому Кризи?

– У нас нет ровным счетом ничего. В былые времена мы могли бы обратиться за поддержкой к КГБ, но теперь они нам вряд ли чем-нибудь помогут. – Он поднялся со стула и взял лежавшую на столе форменную фуражку, околыш которой был богато расшит позументом. – Сколько ты собираешься здесь оставаться, Ахмед? – спросил он.

– Сколько понадобится.

Полковник улыбнулся краем губ и, повернувшись к двери, негромко сказал:

– Думаю, ты поступаешь правильно.

Глава 45

– Дунга джусто басне.

Майкл лежал на животе около бассейна. Он повернул голову и взглянул на маленького коричнево-шоколадного человечка, сидевшего в нескольких футах от него в плетеном кресле. На нем были безупречно отутюженные серые фланелевые брюки, подогнанная точно по размеру белая сорочка и до зеркального блеска начищенные черные полуботинки. Лицо его было круглым, почти без морщин, с небольшими черными глазками-буравчиками. Короткие волосы были тщательно причесаны и уложены. Выглядел он так, словно сидел в глубоком кожаном кресле в каком-нибудь офицерском клубе.

– Дунга джусто басне, – повторил человечек. – Эти три слова – библия гуркхских снайперов. Означают они “неподвижный, как камень”. Мы с тобой сейчас начнем занятия. Я хочу, чтобы ты пролежал здесь, подобно камню, полчаса. Твой мозг должен донести этот приказ до каждой части твоего тела, до кончика каждого волоска на твоей голове.

Майкл уперся щекой в твердую известняковую плиту, прикрыл глаза и лежал, стараясь не шелохнуться. Человечек внимательно за ним наблюдал. Через десять секунд он сказал:

– Ты пошевелился.

– Нет, я лежал не двигаясь.

– Ты дернул мизинцем левой руки и чуть изменил положение правой ноги. Даже такие движения могут привести к смерти снайпера. Встань-ка на минутку.

Майкл встал. Миниатюрный непалец тоже поднялся с кресла. Он взял Майкла за руку, и оба они подошли к краю бассейна. Человечек поднял палец и сказал:

– Ястреб может парить в небе на высоте тысячи футов, но если мышь шевельнет хвостом, ястреб ее увидит. Снайпер всегда должен думать о том, что с неба на него смотрит ястреб. Это для него вопрос жизни и смерти. Сегодня ты должен будешь пролежать неподвижно, как камень, полчаса. Завтра – час. Послезавтра – два часа. Ты будешь лежать на камнях и деревяшках, и тебе будет очень неудобно. Я здесь пробуду тридцать дней. Накануне моего отъезда ты должен будешь пролежать дунга джусто басне с восхода до заката. Если же ты не сможешь этого сделать, значит, я никчемный учитель, а ты – бездарный ученик.

– А из винтовки мне надо будет стрелять?

– Да. После того, как ты сможешь пролежать дунга джусто басне четыре часа.

* * *

Человечек этот прибыл на Гоцо прошлым вечером. Кризи встретил гостя около парома. Дома он представил их друг другу.

– Мой сын Майкл. Мой друг – отставной капитан десятого батальона второго полка гуркхских вооруженных сил Рамбахадур Раи. В течение месяца, Майкл, он будет учить тебя стрелять из снайперской винтовки.

В тот вечер за ужином юноша исподволь изучал маленького человечка. На первый взгляд он дал бы ему не больше сорока пяти лет. На стуле человечек сидел очень прямо, все его движения были точны и сдержанны. Кризи рассказал Майклу, что в пятидесятые годы Рамбахадур Раи был семь раз награжден англичанами во время войны с коммунистами в Малайзии и в начале шестидесятых, когда на Северном Борнео сражался с индонезийцами. Среди его наград был даже крест “За боевые заслуги” с пряжкой на орденской ленте.

Майкл лежал на известняковых глыбах, думая лишь о том, чтобы ни один мускул его тела не шевельнулся. На нем были только плавки.

На Гоцо много летучих насекомых, которые кусаются сильнее, чем москиты. Один из таких крылатых мучителей сел Майклу на колено и больно его ужалил. Нога юноши дернулась.

– Ты пошевелился!

– Слепень ужалил, – сказал Майкл, пытаясь как-то оправдаться.

– Он что, жалит сильнее, чем пуля? – спросил Рамбахадур Раи.

Потом непалец встал, подошел к дереву сломал ветку и очистил ее от листьев. Вернувшись, он подвинул кресло поближе к Майклу, зажав гибкий прут в правой руке. После этого сел и произнес лишь одно слово – “дунга”, сократив тем самым девиз гуркхских снайперов.

Майкл пролежал несколько минут спокойно, но потом его снова укусил крылатый кровопийца, на этот раз в правую руку. Он непроизвольно дернулся. А секунду спустя заорал, получив по спине сильный удар тонкой веткой.

– Дунга!

Кризи стоял на балконе кабинета, незаметно для Майкла и непальца наблюдая за этой сценой и улыбаясь. Двадцать лет назад, пройдя специальную подготовку в десантных войсках ВМФ США, а потом в Иностранном легионе, он считал себя экспертом по стрельбе из снайперской винтовки. Потом, встретив Рамбахадура Раи, Кризи понял, что был не более чем скромным любителем, и прошел у своего непальского друга такой же курс подготовки, который предстояло освоить Майклу.

В последующие десять минут гибкий прут трижды наносил хлесткие удары по мягкому месту Майкла. В конце концов юноша не выдержал, повернулся и сел.

– Так лежать, совершенно не двигаясь, просто невозможно, – со злостью сказал он.

Кризи спустился по ступеням, прошел мимо бассейна в сад, нашел три известняковые глыбы, поднял их и понес к тому месту, где сидели Майкл и Рамбахадур Раи. Там он опустил их на землю и положил в ряд с интервалом примерно в фут. Потом из заднего кармана брюк он вынул пачку денег, отсчитал десять банкнот по десять фунтов, положил их под один из камней и кивнул непальцу.

Гуркха встал, снял рубашку, аккуратно ее сложил и положил на стоявший рядом плетеный столик. Потом снял брюки, так же опрятно их сложил и, удостоверившись, что идеальная стрелка нигде не замялась, повесил их рядом с рубашкой. Вслед за брюками последовали ботинки с носками, нашедшие свое место под столиком. На учителе снайперской стрельбы остались лишь белые боксерские трусы. Майкл стоял рядом, озадаченно глядя на гуркху. Рамбахадур подошел к трем известняковым глыбам и улегся на них. Одна оказалась у него под подбородком, другая – под солнечным сплетением, на третью он оперся пальцами ног. Его поза казалась очень неудобной.

Кризи указал на стул и сказал:

– Садись, Майкл, и пристально за ним следи. Если в течение следующих двух часов он сдвинется хотя бы на миллиметр, сто фунтов, которые я положил под камень, – твои. Кроме того, ты сможешь ударить его этим прутом. Если же он пролежит все это время не шелохнувшись, он получает деньги и право отхлестать тебя этой веткой. Он ударит тебя шесть раз. Можешь мне поверить, бьет он крепко.

Молодой человек усмехнулся, сел и взял в руки хлыст. Он подался чуть вперед и стал пристально наблюдать за распростертым перед ним в нелепой позе маленьким человечком. Кризи пошел на кухню, взял из холодильника банку пива и поднялся к себе в кабинет. Там он написал три письма. Первое, самое длинное, сенатору Джеймсу Грэйнджеру, второе – Штопору Два и третье – Блонди. Рассовав их по конвертам, он на каждом написал адрес, потом вложил все три конверта в четвертый большего размера, и поставил на нем номер своего абонентского ящика в Брюсселе, с которого все три письма должны были отправиться по назначению. Не успел он заклеить последний конверт, как услышал звук удара и последовавший за ним вопль. Раздался второй удар и второй вскрик. Он слегка улыбнулся.

Когда раздался шестой удар, улыбка его расплылась до ушей. Криков он больше не слышал – их было только два. Кризи взглянул на часы. Прошло два часа с минутами. К тому времени, когда он спустился по лестнице, Рамбахадур уже направлялся к себе в спальню, держа в одной руке одежду, а в другой – ботинки. Майкл почесываясь стоял около бассейна. Кризи подошел к нему и ногой приподнял среднюю известняковую глыбу – деньги так и лежали под ней.

Он взглянул на Майкла, который уныло усмехнулся в ответ.

– Он отказался их взять. Сказал, что их под этим камнем надо оставить на тридцать дней. Если он к тому времени будет мною доволен, эти деньги станут моими, только я должен буду часть их потратить на ужин для нас троих в самом хорошем ресторане.

Кризи ногой вернул камень на прежнее место, накрыв им деньги. Майкл сказал:

– До сих пор в это поверить не могу. Он лежал здесь, как одна из этих глыб.

– Знаю, – ответил Кризи. – Дунга джусто басне.

Майкл удивленно на него взглянул.

– Ты говоришь на языке гуркха?

Кризи покачал головой.

– Нет, но эти три слова я знаю. Их мне в задницу двадцать лет назад вдолбили. – Он махнул рукой в сторону дома. – Рамбахадур мне эту науку точно так же, как и тебе, втолковывал.

– Неужели ему и в самом деле шестьдесят? – спросил Майкл. – Этих лет ему ни за что не дашь.

– Но ему действительно шестьдесят, – ответил Кризи. – Я тебе сейчас расскажу одну историю, которую слышал от еще более пожилого полковника. Он командовал вторым полком, в десятом батальоне которого служил Рамбахадур во время Малайской войны. Повстанцы-коммунисты часто совершали там набеги на местные фермы и селения, чтобы добыть себе провиант. Так вот, неподалеку от границы с Таиландом было одно большое, особняком стоявшее хозяйство, где разводили кур. Английская разведка получила сведения о том, что повстанцы собираются напасть на эту ферму. Хозяйство было так устроено, что засаду на повстанцев устроить они не могли никак. Кроме того, их люди постоянно наблюдали за фермой с окрестных холмов. Ночью полковник послал на ферму Рамбахадура и еще одного гуркху. Они проинструктировали хозяина фермы и его семью, как им себя вести, потом забрались в самый большой курятник и в дальнем углу от входа замаскировали пулемет. После этого оба гуркхи стали ждать. Через какое-то время куры расселись на насестах и перестали обращать на них внимание. Но если бы они хоть чуть-чуть пошевелились, в курятнике поднялся бы переполох, и повстанцы сразу же поняли бы, что им устроили засаду.

– Сколько времени им пришлось ждать? – спросил Майкл.

– Три дня и три ночи. И за все это время они не сдвинулись ни на миллиметр. Куры уже начали устраиваться у них на плечах и головах, садились на дуло пулемета, как на насест. Они же все это время оставались дунга джусто басне.

– Как же они нужду свою справляли?

– Ну, большой нужды у них не было, потому что перед этим они два дня постились. А мочились прямо в штаны. Причем только в первый день. После этого им нечем было мочиться. Днем, в самую жару, температура в курятнике поднималась до ста десяти градусов по Фаренгейту. Партизаны пришли на третью ночь. Сначала они связали фермера и его родственников, потом пошли в курятник ловить кур. Когда Рамбахадур открыл огонь, в курятнике было восемь человек. Он всех уложил наповал и получил за это крест “За боевые заслуги”.

Какое-то время Майкл задумавшись смотрел в сторону дома. Потом улыбнулся.

– Должно быть, он там и кур немало перебил.

– Думаю, ты прав, – ответил Кризи. – Офицеров, наверное, потом два месяца одними курами кормили.

Глава 46

Леони думала, что вернется домой с таким же ощущением, как всегда. Но на этот раз все было не так. Она поставила чемодан у двери и оглядела комнату. И мебель, и все предметы она собирала долгие годы. В спальне она увидела кровать и обрадовалась, что не пришлось сдавать квартиру на время ее отсутствия. Надо было бы благодарить за это Кризи, но мысли о нем вызывали в ней лишь горькое чувство обиды и досады. Леони сняла трубку телефона, стоявшего на тумбочке возле кровати, позвонила Джеральдин на работу и договорилась поужинать с ней вечером. Потом с полчаса она отмокала в ванне.

* * *

Джеральдин опоздала в ресторан на пятнадцать минут. Сев за столик, она первым делом извинилась.

– Представляешь, в Южной Атлантике затонул один корабль, а наша фирма – его главный страхователь. Все документы по этому делу мне положили на стол за десять минут до конца работы. У меня даже не было времени зайти домой переодеться. Ты уж извини меня, что я в таком затрапезном виде пришла.

На ней был серый деловой костюм и бледно-зеленая блузка.

– Ты отлично выглядишь, – сказала Леони. – И энергии в тебе хоть отбавляй.

Джеральдин с улыбкой спросила:

– Ну что, съемка твоего сериала закончилась?

– Знаешь, она так и не началась, – ответила Леони и протянула ей меню. – Давай сначала закажем поесть, а потом обо всем поговорим. Господи, как же мне наконец надо выговориться, а ты – единственный человек, кому я могу обо всем рассказать.

– Но тебе все-таки заплатили? – озабоченно спросила подруга.

– Да, я все получила сполна. Завтра пошлю последний чек в строительную компанию. Это станет одним из самых замечательных дней в моей жизни.

Джеральдин углубилась в меню.

– Я голодна как волк, – призналась она.

* * *

Час спустя Леони разрыдалась. Она взяла с подруги клятву, что та никому ничего не расскажет, ведь она нарушает условия договора, хотя с формальной точки зрения срок его действия уже истек. Ей просто необходимо поделиться с кем-нибудь своими переживаниями, чтобы потом выкинуть их из головы, навсегда похоронить и попытаться вернуться к нормальной жизни. Правда, она совсем не была уверена в том, что ее жизнь до встречи с Кризи можно было назвать нормальной.

Как бы то ни было, она выложила подруге все, что с ней произошло за последние полгода. И когда она дошла до конца, до того эпизода, когда Майкл, стоя рядом с такси, сказал: “Я с тобой скоро снова встречусь”, а потом повернулся и пошел на паром, Леони разрыдалась. Слезы сами собой обильно катились у нее из глаз.

Джеральдин склонилась к подруге, положила ей руку на плечо и тихо сказала:

– Это все и в самом деле напоминает сериал. Что же ты теперь собираешься делать?

– Вся беда в том, что я ничего не могу сделать. Бракоразводные документы, как и предусматривалось контрактом, были подготовлены месяц назад. Развод произойдет почти автоматически. Мне даже в суд не надо идти.

– Человек этот, как ты его описала, настоящее животное.

Леони покачала головой.

– Это не так. Он машина, орудие убийства. Временами он может быть очень мил, порой даже забавен. Однажды я танцевала с ним на свадьбе, он шутил, рассказывал веселые анекдоты. Но два часа спустя снова превратился в машину.

Джеральдин была явно заинтригована.

– Ты испытывала к нему хоть какие-нибудь чувства? – спросила она.

– Нет. На самом деле я никогда… – Леони хотела что-то еще сказать, но внезапно осеклась.

Какое-то время она молча смотрела вниз, в пустую кофейную чашку. Потом подняла голову, подозвала официанта и заказала еще два кофе и два коньяка. Пока не принесли напитки, она не проронила ни слова, хотя прекрасно видела, что Джеральдин сгорает от нетерпения и любопытства. В конце концов она призналась:

– Я несколько месяцев спала с ним в одной постели, но он даже ни разу не притронулся ко мне.

– Ну и что?

Леони пожала плечами.

– Не знаю. Просто не понимаю, как можно быть в такой близости от женщины и не ощутить даже намека на желание близости, на что-то большее, чем безразличие.

– Он красив?

Леони рассмеялась.

– Нет. Лицо у него сильно потрепанное. Если на нем что-то и написано, так это скорее всего сожаление о разбитой жизни.

– А тело?

– Тоже сильно потрепанное. Он несколько раз был тяжело ранен, но очень следит за собой. Физически он лет на двадцать моложе своего возраста.

Хорошо зная подругу, Джеральдин стала задавать ей наводящие вопросы.

– Значит, он был тебе совершенно безразличен? – спросила она. – И никаких чувств не вызывал? Признайся честно, Леони.

После очередной паузы, во время которой мысль ее напряженно работала, Леони сказала:

– Мне кажется, что в последние пару месяцев, когда он стал чуть добрее ко мне, какие-то чувства я к нему начала испытывать. Может быть, просто в ответ на его поведение.

– Какого рода чувства ты имеешь в виду?

– Что-то вроде привязанности. – Она невесело рассмеялась. – Наподобие привязанности, которую можно испытывать к горилле, сидящей в клетке зоопарка.

– А что, он тоже в клетке сидит?

– Конечно. По крайней мере в нее он запер свои чувства. В клетку ненависти.

– А физически тебя к нему тянуло?

– Да. Не буду отрицать. В нем, несомненно, что-то есть. Внушительность, основательность какая-то. И своего рода аура. Думаю, многие женщины сочли бы его привлекательным. Он постоянно окружен какой-то тайной, и это тоже в какой-то степени притягивает к нему физически. Как и его жесткость. Он, пожалуй, самый жесткий из всех мужчин, с которыми мне довелось столкнуться в жизни.

– А Майкл?

Было видно, что обо всем этом Леони уже задумывалась и раньше.

– Майкл чем-то похож на него, но чем-то сильно отличается. Он тоже человек жесткий и чувства свои держит в клетке, но когда ему было очень плохо, он впустил меня в свою клетку. Я отношусь к нему как мать и думаю, что он ко мне испытывает сыновние чувства. Раньше он никогда не знал материнской ласки и заботы. В его жизни не было ни одной женщины. Вот почему мне особенно горько… Я нужна Майклу.

– Но он же сказал, что вы еще встретитесь.

– Да.

– И ты ему веришь?

– Да.

– Почему?

Леони выпила еще глоток коньяка, пожала плечами и ответила:

– Точно не возьмусь тебе объяснить, но если он сказал, что мы встретимся снова, значит, так оно и будет. В каком-то смысле Майкл так же тверд, как и Кризи.

Глава 47

Майкл пролежал неподвижно, как камень, четыре часа. Была суббота, со дня приезда Рамбахадура Раи прошло две недели. Он четыре часа пролежал без движения на каменной насыпи, сделанной в саду между деревьями. Где все это время был гуркха, юноша не знал.

А Рамбахадур Раи просидел эти четыре часа, скрестив ноги, на плоской крыше беседки и глядя в сад. Однако в последний час на молодого человека он не смотрел. Взгляд его был направлен в море, мысленно непалец был за тридевять земель. Потом он вернулся к реальности, взглянул на часы, поднялся на ноги и спустился на землю. Как он подошел, Майкл не слышал. Он лишь почувствовал прикосновение пальца к спине и услышал голос гуркхи:

– Камень может двигаться.

* * *

В тот вечер Рамбахадур приготовил на ужин острую баранину в соусе кэрри. Кое-какие приправы для этого блюда он привез с собой из Непала. Когда Майкл отправил в рот первую порцию, ему показалось, что там запылал костер.

– Ну как, нравится? – спросил гуркха.

Майкл набрал в легкие воздуха, стиснул зубы и кивнул. Рамбахадур рассмеялся.

– Приправу я слабенькую сделал, – сказал он. – Я знаю, что острую пищу не все любят. Английским офицерам нужно было по меньшей мере год провести в гуркхском батальоне, чтобы привыкнуть к такой дозе кэрри, какую мы обычно добавляем в блюда. – Он улыбнулся, обнажив желтоватые зубы. – У них даже принято считать, что если для офицера такая еда слишком острая, значит, он – слабак. Можешь мне поверить, первый год для них нередко становится адом.

Майкл выпил глоток холодного пива и снова набрал полный рот жгучей, как огонь, баранины. Он взглянул на Кризи. На лбу американца выступила испарина, но он пережевывал мясо как ни в чем не бывало.

Тогда Майкл решил, что Кризи тоже непросто есть изысканное непальское блюдо. Но если он никак это не показывал, значит, и Майкл мог скрывать свои мучения.

– Теперь уже можно будет перейти к стрельбе из винтовки? – спросил гуркху Майкл.

Рамбахадур покачал головой.

– Завтра и в понедельник ты будешь учиться ее правильно держать, носить и ухаживать за ней. У тебя когда-нибудь были возлюбленные, Майкл?

На лице молодого человека выразилось изумление. Он взглянул на Кризи, который с интересом за ним наблюдал. С его лба уже стекали крупные капли пота. Кризи вытер лоб салфеткой, не сводя внимательного взгляда со своего приемного сына.

– Ну допустим, – пробормотал Майкл.

– Сколько их было? – спросил гуркха.

Майкл заерзал на стуле.

– Немного, – ответил он.

– Сколько?

Майкл смотрел в миску с бараниной, стоявшую посредине стола, и молчал.

– Отвечай своему учителю, – грубовато бросил ему Кризи.

Юноша нерешительно поднял глаза на непальца и негромко произнес:

– Только две.

Рамбахадур и не думал улыбаться. Наоборот, он удовлетворенно кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – Значит, новая возлюбленная, с которой ты встретишься завтра, тебя не испортит.

– Новая любовница?

– Да, – ответил гуркха. – Ты сможешь к ней прикасаться, ласкать ее, обращаться с ней, как с женой раджи… с королевой. Ты даже спать с ней будешь.

До Майкла наконец дошло, куда клонит учитель. Он с улыбкой спросил:

– Как же ее зовут?

– Ее имя – “Хеклер и Кох ПСГ-1”. Это лучшая снайперская винтовка, из которой мне доводилось стрелять. Модель не из последних. Сейчас понапридумывали какие-то совершенно невероятные виды снайперского оружия. Особенно в этом поднаторели американцы. Но эта винтовка очень неприхотлива, на нее вполне можно положиться. Меня по крайней мере она ни разу не подводила. Скажу тебе, Майкл, по секрету: она прекраснее тех двух любовниц, которые у тебя были, она прекраснее всех тех любовниц, которые у тебя еще будут.

– Так когда же наконец я смогу из нее выстрелить? – настаивал на своем Майкл.

– Тогда, когда тебе удастся ее соблазнить, – ответил Рамбахадур.

Он протянул руку и взял миску с бараниной.

– Давай-ка, Майкл, я тебе еще положу. Мне кажется, мясо с кэрри пришлось тебе по вкусу.

Майкл чертыхнулся про себя и потянулся к пиву.

* * *

Соблазнить ее ему не удалось. Соблазнила его она. Наутро Рамбахадур вышел из своей спальни, держа длинный, ручной работы, обитый черной кожей ящик. Он положил его на стол под решетчатым навесом, набрал комбинацию числового замка и поднял крышку. Она лежала там, пристегнутая кожаными ремешками к мягкому ложу из нежной лайки. Рядом в своих отделениях находились дневной прицел, ночной прицел, корректор целика и четыре запасные обоймы.

Рамбахадур отстегнул кожаные ремешки, махнул рукой Майклу и сказал:

– Иди, знакомься со своей возлюбленной.

Глава 48

Глаза Кризи болели от напряжения – так пристально он смотрел в бинокль. Он опустил его, обернулся к стоявшему рядом Рамбахадуру и спросил:

– Ты уверен, что он сейчас в четырех сотнях ярдов к юго-востоку?

– Да, – ответил гуркха.

– Ты видишь его?

– Да, но я знаю, куда смотреть.

День клонился к концу, двое мужчин, скрестив ноги, сидели на крыше дома. Майкл и Рамбахадур ушли за час до рассвета. Потом весь день Рамбахадур просидел на крыше, наблюдая за Майклом. Кризи рано уехал на Мальту, где ему надо было встретиться с Джорджем Заммитом, и вернулся лишь полчаса назад. Он снова поднес бинокль к глазам и стал внимательно всматриваться в лежавшее перед ним пространство. Голые камни, низкие ограды из плоских булыжников, неприветливые известняковые скалы. Через десять минут он отнял бинокль от глаз.

– Ты это неплохо придумал, друг мой, – сказал он непальцу. – Когда он будет стрелять?

– Через пять секунд после того, как я покажу ему мишень, – ответил Рамбахадур и коснулся лежавшей рядом с ним пустой бутылочки из-под пива.

Кризи взглянул вправо, где вдалеке, ярдах в пятистах, два фермера вспахивали на небольшом тракторе свое поле.

– Винтовка с глушителем? – спросил он.

– Да, – ответил гуркха. – Ты же знаешь, что с такого расстояния стрелять с глушителем труднее.

– Думаешь, он попадет?

Рамбахадур кивнул.

– Думаю, попадет. – Потом непалец обернулся к Кризи. – У тебя, друг мой, подрос неплохой паренек. Очень неплохой. – Он улыбнулся, чтоб Кризи не обиделся. – Знаешь, Кризи, он лучше тебя… А ты стреляешь просто отлично.

– Спасибо тебе, – пробормотал Кризи, снова глядя вдаль в бинокль.

– Я лишь стараюсь добром платить за добро, – ответил Рамбахадур. – Пока что я рассчитался с тобой лишь за небольшую толику того добра, которое ты мне сделал. Но теперь я хотел бы еще немного уменьшить свой долг перед тобой.

Обратив внимание на изменившийся тон гостя, Кризи опустил бинокль и повернулся к нему. Гуркха поднял голову и произнес:

– Мне надо сказать тебе кое-что об этом парнишке, который лежит там, среди скал. Может быть, ты и сам знаешь об этом, может быть, нет. Но знать это ты должен обязательно.

Кризи молчал, и гуркха монотонным голосом продолжил свой монолог:

– В нем есть один изъян. Ты правильно остановил на нем свой выбор, его учили лучшие из лучших, но тем не менее изъян в нем есть.

Кризи собрался было что-то сказать, но гуркха поднял руку и остановил его.

– Выслушай меня, Кризи, и не перебивай. Да, он пролежал там весь день дунга джусто басне. Да, я надеюсь, он попадет в цель, когда это потребуется. Я видел, как в тире на Мальте он стрелял из пистолета и автомата. Мне не часто доводилось видеть таких хороших стрелков. Разве что ты его превосходишь в стрельбе из автомата. – Он вспомнил что-то и едва заметно улыбнулся. – Ты и еще Гвидо. Но, честно тебе признаюсь, друг мой, если бы мне пришлось идти с ним вдвоем на операцию, я предпочел бы взять с собой другого напарника.

Кризи снова раскрыл было рот, намереваясь что-то возразить, но гуркха опять поднял руку в предостерегающем жесте.

– Помолчи, мой друг, пожалуйста, и наберись терпения, чтобы выслушать до конца человека, который старше тебя годами. Послушай мужчину, который провел на войне не меньше лет, чем ты сам. Дай сполна высказаться твоему другу, который любит тебя так, как только один мужчина может любить другого. Изъян этот существует в его мозгу. И создан он тобой, как и все остальное в нем, и духовно, и физически. – Он слегка склонился к Кризи и чуть коснулся рукой его плеча. – Друг мой, лишь ты в состоянии освободить его от этого недостатка. Если ты это сделаешь, он станет столь идеальным солдатом, сколь это вообще возможно для человеческого существа. Кроме того, он стал бы тогда человеком, которому я без раздумий доверил свою жизнь.

– В чем же состоит его изъян? – спокойно спросил Кризи.

Так же спокойно Рамбахадур Раи ответил:

– Ты сотворил его. Он должен был бы боготворить тебя. Но он тебя ненавидит.

– Это он сам тебе сказал?

Гуркха печально покачал головой.

– Эту тему, естественно, мы с ним вообще никогда не затрагивали.

После этого непалец взял пивную бутылочку и поставил ее чуть правее от того места, где они сидели, на самый излом крыши.

Пять секунд спустя за их спинами бутылочка брызнула взрывом осколков.

Глава 49

В тот вечер Рамбахадур Раи позволил себе выпить лишнего. Майкл пригласил их на ужин в Та-Ченч. В баре перед ужином гуркха шесть раз заказывал себе джин с тоником. К столу Майкл попросил принести сухого белого итальянского вина. За день до этого он позвонил своему приятелю, работавшему в этом ресторане официантом. Тот передал шеф-повару бутылку виски “Чивас Ригэл”. Повар-итальянец приготовил великолепную курицу и сдобрил ее таким количеством кэрри, какого раньше в жизни не добавлял. Рамбахадур был и удивлен, и доволен. Когда они опустошили первую бутылку винца, Майкл велел принести вторую. Больше всех пил гуркха, охотно и обстоятельно отвечая на вопросы Майкла о своей службе в армии. Кризи во время еды в основном молчал, вполуха прислушиваясь к их разговору, ел и пил рассеянно, мысли его, по всей видимости, витали где-то совсем в другом месте.

Когда подали кофе, Рамбахадур выпил две большие порции коньяка. После этого Майкл гордо расплатился по весьма приличному счету, отсчитав несколько десятифунтовых бумажек, затем они втроем встали из-за стола. Гуркха покачнулся на нестойких ногах. Кризи не успел сдвинуться с места, как Майкл оказался рядом с маленьким человечком и поддержал его под руку. Пошатываясь, они двинулись к машине. Майкл поднял учителя на руки и осторожно посадил на заднее сиденье джипа. Когда они подъехали к дому, непалец спал в машине как убитый. Майкл склонился над ним, глядя на захмелевшего ветерана. Потом с улыбкой произнес:

– Дунга джусто басне.

Кризи оставался по другую сторону джипа.

– Что ты думаешь о нем, Майкл? – спросил Кризи.

Ответ молодого человека последовал незамедлительно.

– Он настоящий мужчина, – сказал Майкл и стал аккуратно вынимать спящего непальца из машины.

Когда Майкл вернулся из спальни Рамбахадура, Кризи стоял около бассейна, глядя на темную воду. Майкл подошел к стене и щелкнул выключателем. Вода засветилась бледно-голубым светом. Майкл подошел к Кризи и встал рядом.

– Вот теперь настало время, – спокойно произнес он.

– Время для чего?

– Для состязания.

Кризи обернулся и пристально посмотрел на него. Он кожей почувствовал неприязнь Майкла и вызов, скрытый в его словах.

– Сколько раз переплываем?

– Пятьдесят.

– Какой приз победителю? Такая же бутылка вина, как в прошлый раз?

Майкл покачал головой.

– Если ты опять выиграешь, я исполню любую твою просьбу. Сделаю все, о чем бы ты меня ни попросил.

– Я приплыву первым, – бесстрастно сказал Кризи. Потом голос его стал жестким и холодным, как арктический ветер. – Что-то ты в последнее время стал слишком нос задирать. – В словах его послышалась злость. – Может быть, из снайперской винтовки ты и правда лучше меня стреляешь, – он показал на крышу дома за спиной, – но единственная цель, которую ты пока из нее сбил, – пустая склянка из-под пива. – Он ткнул указательным пальцем вниз, туда, где светилась голубая вода бассейна. – Но здесь я точно тебя побью.

– А вдруг нет? – спросил Майкл.

Кризи стал расстегивать рубашку.

– Я сделаю для тебя то же самое, что ты обещал мне, – ответил он. – Выполню любое твое желание, каким бы дурацким оно ни было.

Сорок девять раз они переплыли бассейн плечом к плечу. Кризи дважды пытался оторваться, но оба раза Майкл ускорял темп и держался у самого его плеча. Когда они в сорок девятый раз доплыли до бортика бассейна, Майкл резко развернулся, применив прием, которому Кризи обучил его еще несколько месяцев назад. Кризи так быстро развернуться не удалось. Майкл начал переплывать бассейн в последний раз, обогнав Кризи на три фута. С таким же перевесом он и закончил этот заплыв.

* * *

Они стояли в конце бассейна, где вода доходила им лишь до пояса. Оба тяжело дышали.

– В чем ты допустил ошибку? – резко выдохнул Майкл.

Кризи глубоко вдохнул, выдохнул и сердито пробормотал:

– Сам мне скажи!

– У меня стимул к победе был гораздо сильнее, чем у тебя, – ответил Майкл.

– Что же это за стимул? Ненависть?

Майкл подтянулся на руках и уселся на бортик бассейна. Он все еще отрывисто дышал.

– Нет, наоборот, – сказал он. – Меня очень волнует тот приз, который я выиграл.

– Что тебе от меня надо? – спросил Кризи.

Майкл поднял голову и набрал в легкие воздуха.

– Я хочу, чтобы ты поехал за моей матерью и привез ее сюда.

– Твоя мать умерла.

Майкл покачал головой.

– Моя мать – шлюха на Мальте. Моя мать – картина на стене. Моя мать – в Лондоне. – Он вытянул руку и указал вдаль. – Сегодня я пролежал там двенадцать часов. По мне ползали ящерицы, меня кусали насекомые, дважды у меня судорогой сводило пальцы. Но я ни разу не шелохнулся. Все двенадцать часов, что я там пролежал, из головы у меня не шла моя мать. И та, которая на Мальте, и та, которая на портрете, и та, которая в Лондоне. Еще я думал над тем единственным вопросом, который задал о тебе Рамбахадуру Раи. Я спросил его, тот ли ты человек, который держит свое слово. Он ответил мне: “Да”. Кризи, я тебя победил.

После продолжительного молчания Кризи тихо сказал:

– Да, ты меня победил… И к своим словам я привык относиться уважительно.

Глава 50

– Откуда у тебя столько мудрости? – спросил Кризи.

Они тряслись в джипе по разбитой дороге к парому. На заднем сиденье машины лежал чемодан Рамбахадура. Гуркха массировал себе лоб – голова у него просто раскалывалась.

– Что ты имеешь в виду?

Кризи усмехнулся.

– То, что ты говорил мне о Майкле и том изъяне, который в нем возник по моей вине. Ты сумел разглядеть то, чего я в нем не видел.

Лицо Рамбахадура было искажено гримасой глубокого страдания.

– Сегодня я могу говорить лишь о тех проблемах, которые ставят передо мной моя больная голова и мой желудок.

Кризи рассмеялся.

– Ты, друг мой, всегда остаешься верен себе: каждый раз после успешно выполненной миссии ты напиваешься до потери пульса.

– Так что ты намерен делать с этим его изъяном? – спросил Рамбахадур.

– Я уже кое-что сделал.

– Что именно?

– Умудрился проиграть ему соревнования по плаванию.

– Когда?

– Вчера около полуночи, когда ты спокойно похрапывал себе в пьяной отключке.

– И что?

– Теперь я – его должник.

В глазах гуркхи засветился огонек.

– Вот оно, в чем дело! Теперь я понимаю, почему Майкл задал мне тот вопрос, когда я оставлял его одного на скале вчера на рассвете.

* * *

На пристани около парома маленький человечек и огромный детина обнялись, потом гуркха внес по сходням на палубу свой чемодан и начал долгое путешествие обратно в деревушку, затерявшуюся на одном из восточных склонов высокой горы в Непале. Кризи же отправился в “Глиниглз”, выпил две кружки холодного как лед пива и позвонил своему агенту из бюро путешествий.

Глава 51

Звонок в дверь раздался именно в тот момент, когда ужин был в самом разгаре. Леони взглянула на часы.

– Интересно, кто бы это мог быть? Надеюсь, это не сосед, который захочет занять немного сахара или найти любой другой повод, чтобы только напроситься ко мне в гости.

Джеральдин отодвинула свой стул и встала.

– Лучше я пойду открою. Если это он, я ему напомню, что ближайший магазин открыт до полуночи.

Она подошла к двери, которая с того места, где сидела Леони, не была видна. Леони подлила вина в оба бокала. Она услышала неразборчивые голоса, потом до нее отчетливо донеслись бодрые слова Джеральдин.

– Это не сосед.

– А кто?

– Твоя горилла с Гоцо.

Леони пролила вино на белую скатерть и, вздрогнув, подняла взгляд, когда Кризи в сопровождении Майкла вошел в комнату. За Майклом следовала Джеральдин. По ее глазам было видно, что она сгорает от любопытства. Смутившись, Леони встала из-за стола. Майкл прошмыгнул мимо Кризи и уже через долю секунды крепко сжимал ее в объятиях. Тут до нее дошло, что слезы катятся из глаз сами собой.

Джеральдин любезно спросила Кризи:

– Вы позволите что-нибудь вам предложить?

Спустя несколько минут атмосфера разрядилась. Джеральдин налила Кризи стакан виски с содовой, Майклу дала пива и стала потихоньку собираться домой.

– Но ты ведь даже ужин свой не доела, – сказала Леони, снова начиная нервничать.

– Не имеет значения, – ответила Джеральдин, надевая пальто. Многозначительно взглянув на Леони, она шепнула ей: – Позвони, как только сумеешь, или я тебя растерзаю. – С этими словами она оставила квартиру своей лучшей подруги.

Майкл приподнял крышку кастрюли и вдохнул восхитительный аромат курицы в вине.

– В самолете нас кормили просто отвратительно, – улыбнувшись сказал он.

– Садись и ешь, – поняла намек Леони и придвинула к столу еще один стул для Кризи. Наполнив тарелки, она сказала: – К счастью, я приготовила с избытком, чтобы еще на пару дней хватило. Ну рассказывайте теперь, что вы здесь делаете.

– Мы приехали забрать тебя домой, – просто сказал Майкл.

Она взглянула на Кризи. Он кивнул в подтверждение слов Майкла. Выглядел он немного сконфуженно.

– Как это так? – оторопела она.

Кризи решил специально не готовиться с Майклом к этому разговору. Он пожал плечами и спокойно сказал:

– Мы соскучились по твоей стряпне.

Она весело улыбнулась.

– Тогда вам лучше нанять повариху. Можете даже прислать ее ко мне, и я научу ее готовить йоркширский пудинг.

Кризи улыбнулся, но промолчал. Майкл взглянул на него и сказал Леони:

– Вчера ночью мы снова устроили заплыв, пятьдесят раз переплыли бассейн. Я его победил.

– Ну и что?

На этот вопрос ответил Кризи.

– Побежденный должен был исполнить любое желание победителя.

– Вот почему мы здесь, – продолжил Майкл. – Я его совсем чуть-чуть обогнал, и это – можешь мне поверить – было совсем не легко, но все-таки я пришел первым.

Она перевела взгляд с одного на другого и обратилась к Кризи.

– Значит, ты проиграл этот заплыв и поэтому прилетел сюда, чтобы забрать меня с собой, как какой-то мешок с картошкой?

Лицо Майкла вытянулось.

– Это совсем не так, – произнес он. – Мы оба хотим, чтобы ты вернулась домой.

Она все так же смотрела на Кризи. Он уставился в тарелку, потом поднял голову и сказал:

– Да, мы оба хотим, чтобы ты вернулась обратно.

– Почему?

– Потому что мы по тебе скучали, – признался Майкл. – Это совсем не то, что мешок картошки.

Леони продолжала в упор смотреть на Кризи.

– Я знаю, что Майкл скучал по мне, – сказала она. – Мне тоже его очень не хватало, но ты ни за что не убедишь меня, что тоже скучал по мне. Я ни за что тебе не поверю, что тебе, как и Майклу, хочется вернуть меня обратно.

Он снова взглянул на нее.

– Если бы я не хотел, чтобы ты вернулась, меня сейчас здесь не было бы.

– Хорошо, – ответила она. – Допустим, ты меня убедил. Но все дело здесь не во мне, а в Майкле. – Она обернулась к молодому человеку и произнесла: – Когда я увидела, что ты вошел в комнату, я поняла, что люблю тебя, как родного сына. Но вернуться на Гоцо и жить там, как раньше, я просто не могу. Там, конечно, замечательно, но того, что я пережила, я больше не вынесу. – Леони говорила так, будто Кризи не было в комнате. – Со времени моего возвращения в Лондон прошло уже больше месяца. Теперь я точно знаю, что жить с этим человеком больше не смогу. С ним я себя чувствую так, будто я просто какой-то шкаф или кухонный робот. Да, действительно, в последние недели он держался со мной помягче, был немного человечнее, чем сначала, но это, думаю, не было искренне. Может быть, он так себя вел потому, что этого потребовала Лаура.

После непродолжительного молчания Кризи запинаясь пробормотал:

– Ты мне нравишься.

Она рассмеялась, словно услышала забавную шутку.

– Если это и так, то я тебе нравлюсь не больше, чем комнатная собачонка.

Кризи снова уставился в тарелку. К еде он так и не притронулся. Почти неслышно он проговорил:

– У меня в доме никогда не было ни домашних собачонок, ни других зверей.

Он поднял голову и пристально на нее посмотрел. Она ответила ему таким же взглядом. Ей показалось, что она видит ту клетку, о которой рассказывала подруге. Леони медленно положила на тарелку нож и вилку.

– Где вы остановились?

– В гостинице “Гор”, в Квинсгэйт.

Она встала и пошла на кухню. Мужчины услышали щелчок снимаемой с телефонного аппарата трубки, потом несколько неразборчивых фраз. Вернувшись в комнату, Леони сказала Майклу:

– Я вызвала тебе такси. Машина подъедет минуты через три. Поезжай в гостиницу, а завтра мы поговорим обстоятельно.

Майкл взглянул сначала на Леони, потом на Кризи. Тот хранил молчание. Майкл встал.

– Все понял. Встретимся завтра.

* * *

Когда Майкл ушел, Леони убрала со стола, потом принесла Кризи кофе, села напротив и спокойно попросила:

– Будь добр, объясни мне, пожалуйста, что ты имел в виду, сказав, что я тебе нравлюсь.

Он отпил глоток горячего ароматного напитка. Сахара там было ровно столько, сколько надо.

– Не знаю, – нерешительно сказал он. – Мне трудно бывает иногда… подыскать правильные слова.

– Ты преувеличиваешь. Попробуй все же постараться.

– А для тебя что это значит? – спросил он.

Она тщательно взвесила свой ответ.

– Это чувство может быть истинным лишь тогда, когда оно взаимно.

Он подумал над ее словами, потом наповал сразил ее, заявив:

– Это значит, что я тебе совсем не нравлюсь.

– Ну, это мое дело, – ответила она. – Сама не знаю почему, но ты мне тоже нравишься.

– Тогда, по твоему же собственному определению, это чувство должно быть взаимным.

Леони вздохнула.

– Может быть, но ты все время прекрасно это скрывал от меня.

– Я вообще не привык проявлять свои чувства, – буркнул Кризи.

– У тебя было много женщин? – спросила она.

Ответил Кризи прямо и откровенно:

– Физически я знал многих женщин, даже жил с некоторыми по нескольку дней, иногда недель. Но любил я только раз. Может быть, именно поэтому последние несколько месяцев я был сам не свой. Пока я не встретил Надю, я вообще понятия не имел о том, что такое любовь, что такое счастье. Раньше для меня это был просто пустой звук. Я видел, как рождалась моя дочь, – присутствовал при родах. Они – жена с дочерью – все время стоят у меня перед глазами. Такими, как я увидел их на столе в морге. В холодный пасмурный день. Они стоят у меня перед глазами, когда я просыпаюсь утром и когда засыпаю ночью. Мне трудно говорить о том, кто мне нравится или не нравится, о симпатиях и привязанностях, когда у меня ни на секунду не выходят из головы мои жена и дочь. Я бы даже в бреду не смог себе представить, что снова буду любить другую женщину. Для меня это просто невозможно. За других говорить не берусь, но твердо знаю, что со мной такие вещи дважды произойти не могут.

В небольшой комнате воцарилось молчание. Спустя какое-то время Леони сказала:

– После смерти жены ты был близок с женщинами?

– Да.

– Ты испытывал к ним хоть какие-то чувства? Кроме чисто физических?

Он выпил еще немного кофе.

– Ты мне нравишься больше других. Пока ты была на Гоцо, я с каждым днем привязывался к тебе все сильнее. Но полюбить во второй раз я, наверное, не смогу. Мне иногда кажется, что это чувство умерло во мне, когда в том самолете взорвалась бомба.

Она кивнула.

– Да, я тебя понимаю. Теперь, пожалуйста, скажи мне честно еще одну вещь. Ты ведь собираешься убить этих бандитов?

– Да.

– И хочешь использовать для этого Майкла?

– Если придется.

– Значит, у тебя с ним примерно такие же отношения, которые сложились у нас из-за контракта? Он, получается, для тебя просто один из многих инструментов возмездия?

Кризи печально улыбнулся.

– Сначала так и было задумано. Но то, что я здесь сейчас сижу, само по себе подтверждает частую несостоятельность первоначальных замыслов. Ты ведь прекрасно понимаешь, что не только Майкл хочет, чтобы ты вернулась обратно. Я этого тоже хочу. Никто не собирается там относиться к тебе, как к постороннему человеку. Ты будешь окружена заботой… можешь называть это привязанностью или симпатией.

После долгого молчания Леони спросила:

– Где я буду спать?

– Надеюсь, в моей постели.

– Ты будешь меня касаться?

– Если захочешь.

– А ты чего захочешь?

– Касаться тебя.

* * *

Было утро. Она принесла в спальню кофе и разбудила его. Потом села рядом с ним на постель и сказала:

– Только что я звонила Майклу, сказала, что мы заедем за ним через час и устроим небольшую экскурсию по Лондону.

Он сел в постели, притянул к себе ее голову и поцеловал в губы.

– Что он ответил? – спросил Кризи.

Леони улыбнулась и ласково провела рукой по его волосам.

– Он сказал, что завтра суббота и ему хочется сходить посмотреть игру “Тоттенхем Хотспер”. Портье в гостинице, наверное, сможет достать билеты.

– И все?

Она покачала головой.

– Нет, он еще кое-что сказал. Но это касается только матери и сына.

Глава 52

Блонди только что закончила подводить Леони глаза своей самой тонкой кисточкой. Потом она отошла на шаг назад и критически осмотрела результаты проделанной работы. Довольная, она показала рукой на зеркало. Леони встала и подошла к нему. В раму зеркала были вмонтированы лампочки, оно ничем не напоминало зеркало в гримерной киностудии или телевидения. Леони взглянула на себя. На нее смотрело лицо красавицы, которой было никак нельзя дать больше двадцати семи-двадцати восьми лет.

Она долго и пристально рассматривала себя в зеркало, потом произнесла:

– Это у вас профессионально получилось.

Блонди улыбнулась. На ее лице макияж лежал толстыми, грубоватыми, кричащими мазками.

– Детка, в свое время я действительно занималась этим профессионально, – сказала она. – Перед самой войной я работала в Риме. Снималась на вторых ролях в пропагандистских фильмах Муссолини. – Она кокетливо изогнула бровь. – А однажды я с ним спала… точнее, переспала. Все было сделано за пять минут. Он ведь такой был, ты, наверное, слышала? Ему в день нужно было четыре-пять женщин, и всегда он с ними так управлялся – за пять минут, а то и того меньше. Когда война закончилась, мы много шутили на эту тему. Тогда многие в Италии говорили, что если бы и война продолжалась пять минут, он имел бы шанс победить.

Леони улыбнулась.

– А потом что с вами произошло? Вы так и работали актрисой?

– Время тогда было тяжелое. Я ушла из дому, когда мне было шестнадцать, и обратной дороги мне уже не было. К концу войны мне уже исполнилось двадцать пять, и фильмы тогда не снимали. Кое-как мне удалось устроиться уборщицей в американскую армейскую столовую. Потом забеременела от одного американского офицера, а он отказался это признать. Как бы то ни было, ребенок мой умер сразу же после рождения… Это была девочка.

– Простите, – сказала Леони. – Я тоже потеряла сына. А потом что вы стали делать?

Пожилая женщина взглянула на часы и подошла к бару с самыми разными бутылками.

– Кризи и Майкл вернутся через полчаса. Давай-ка пропустим по маленькой, а потом я тебе о себе, что успею, расскажу. Чего будешь пить?

– Виски с содовой, если можно.

Пока Блонди наливала, Леони снова взглянула на себя в зеркало и подумала, не примерещилось ли ей все это. Прошлой ночью они прилетели сюда из Лондона. В аэропорту Кризи рассказал ей в двух словах о Блонди и о том, что такое “Паппагаль”.

– Ты хочешь сказать, что мы остановимся в публичном доме? – не веря своим ушам, спросила Леони.

– Да, но очень высокого класса, – ответил он с улыбкой. – Если тебя это не устраивает, могу снять тебе номер в гостинице.

– А вы с Майклом как же?

– Мы с Майклом будем жить в “Паппагале”, – ответил он. – Блонди мой старый друг. Если я вздумаю остановиться в Брюсселе где-нибудь в другом месте, она очень на меня обидится.

– А Майкл? – спросила она. – Его ты тоже с собой в публичный дом собираешься взять?

– О Майкле не беспокойся. Я за ним присмотрю. Кроме того, надо, чтобы он познакомился с Блонди и еще с парой-тройкой моих приятелей. Не переживай, я найду тебе приличную гостиницу где-нибудь поблизости.

Она немного подумала.

– Нет, я буду с тобой… если только эта твоя приятельница Блонди не заставит меня немного на нее поработать.

Кризи серьезно сказал:

– Этого как раз она делать не станет, зато сделает с тобой кое-что другое…

– Что именно?

– Подожди – увидишь, – ответил он. – Уверен, что тебе понравится.

* * *

Они взяли такси до “Паппагаля”. Во время поездки Майкл беспрестанно вертел головой, чтобы получше рассмотреть город, в котором он никогда раньше не был. Последние дни совершенно потрясли его. Жизнь на Гоцо никак не подготовила Майкла к суете и сутолоке больших городов. Его удивляло все: загруженность движения, толпы людей, напряженный ритм жизни. Лишь когда они пошли на футбольный матч между “Тоттенхем Хотспер” и “Челси”, к нему вернулась уверенность в себе. Он неплохо разбирался в футболе, как и большинство ребят на Гоцо, и с интересом следил за игрой английских команд. Кризи и Леони, надо сказать, мало что в этой игре понимали, и Майкл под вопли и крики тридцати тысяч заядлых болельщиков, собравшихся на стадионе, пытался объяснять им наиболее острые моменты игры.

В тот вечер Леони пригласила Майкла в “Старлайт Экспресс”. Она знала некоторых актрис и в антракте сводила юношу за кулисы и показала ему театр изнутри. Когда Леони знакомила Майкла с потрясающими девушками в потрясающих костюмах, у него даже язык отнялся.

Пока они ехали по улицам Брюсселя, Леони думала о том, чем были заняты его мысли. Эти дни принесли ему массу впечатлений, и закончиться они должны были парой ночей в первоклассном борделе. На самом деле ее собственные мысли были растрепаны не в меньшей степени. Сначала Кризи предложил ей лететь из Лондона прямо на Мальту, пока он с Майклом будет пару дней заниматься кое-какими делами в Брюсселе.

– Если ты настаиваешь, я, конечно, так и сделаю, – ответила она. – Но мне хотелось бы побыть тобой в Бельгии. Обещаю, что под ногами болтаться не буду. Тем более что в этот раз мне совсем не хочется возвращаться на Гоцо в одиночестве. Позже это станет, наверное, обычным делом, но именно теперь для меня очень важно, чтобы мы вернулись вместе.

Он согласился на удивление легко.

* * *

В “Паппагале” ее провели в комнату, которая казалась плюшевой, и представили женщине, вполне подходившей на главную роль в фильме ужасов. Но уже через пару минут Леони чувствовала себя совершенно спокойно. Ей представили Рауля, исполнявшего одновременно функции привратника и вышибалы, и пару девушек, которые уже собирались домой. Она словно пришла на вечеринку, когда все уже начали расходиться. В баре Рауль налил им выпить и ушел с их багажом наверх.

Кризи все разъяснил Блонди в высшей степени лаконично.

– Это Леони – моя жена, Майкл – мой сын… Это – Блонди, старинный мой друг. Этот дом принадлежит ей, и если ты, Майкл, выкинешь здесь какой-нибудь фортель, она даст тебе такого тумака, что ты до Рождества не очухаешься.

Майкл усмехнулся, но глаза его с интересом стреляли по комнате, подмечая все детали богатой обстановки.

– Мы хотели бы остановиться у тебя на пару деньков, – сказал Кризи Блонди. – Завтра днем у нас с Майклом назначена встреча со Штопором Два, а потом надо будет еще кое-куда съездить. Вернемся мы около шести. – Он сделал жест в сторону Леони. – Сможешь тем временем за ней присмотреть? Я ей пообещал, что работать ты ее заставлять не будешь.

Блонди усмехнулась.

– Неужели?

– Есть, правда, одна вещь, которую я хотел тебя попросить с ней сделать, – с серьезным видом проговорил Кризи.

– Какую?

– Завтра, пока нас не будет, сделай, пожалуйста, так, чтобы она выглядела чуть моложе и, по возможности, еще красивее.

Леони удивленно на него взглянула, но прежде чем она успела что-то произнести, пожилая женщина мягко взяла ее за подбородок и чуть повернула ее лицо к свету.

– Я смогу убрать ей несколько лет и сделать ее красоту еще более ослепительной, если ты этого хочешь, – с улыбкой сказала Блонди.

– Да, я хочу именно этого, – ответил Кризи.

* * *

Блонди принесла напитки и поставила их на столик. Обе они удобно устроились в мягких креслах, и пожилая женщина начала рассказ о своей жизни.

После потери ребенка ей пришлось заняться проституцией.

Поначалу это было нелегко. Молодость проходила, а красавицей она никогда не была. В те годы в Италии молодых привлекательных девушек было хоть пруд пруди. Поэтому она мало-помалу скатывалась под откос. Так продолжалось, пока однажды другая проститутка, с которой они работали на пару, не сказала ей, что идет набор девиц легкого поведения в бордель знаменитого Иностранного легиона в Сиди-аль-Баррес в Алжире. Работа обещала быть напряженной, зато заработки – регулярными.

Заниматься там самой древней женской профессией им и в правду оказалась нелегко. В борделе было более двухсот девиц, и дисциплина там поддерживалась палочная. У каждой женщины был свой малюсенький закуток, легионеры приходили к ним ровно по часам. Блонди в подробностях рассказала Леони о том, как они там работали посменно, иногда до восьми часов в день.

– Вы именно там встретили Кризи? – тихо спросила Леони.

– Да, но не в борделе, – ответила женщина. – Он в такие заведения никогда не наведывался. Я с ним познакомилась в госпитале.

– В госпитале?

– Да. В то время Кризи был сержантом. Старшим сержантом. Один из солдат его подразделения, испанец, пришел в бордель, и его направили ко мне. Он был пьян как свинья. У всех нас в комнатушках были вмонтированы скрытые кнопки – точно так же, как и здесь у меня в заведении, – на тот случай, если девушкам требовалась помощь. С этим вот мерзавцем я и напоролась на неприятность. Он пырнул меня ножом до того, как я успела нажать на кнопку. Легионеры, охранявшие девушек, немного замешкались. Этот подонок сильно ранил меня в живот и порезал грудь, так что меня тут же отправили в больницу. Испанец, как я уже говорила, служил в роте Кризи. Он был приговорен к двум годам штрафбата, но еще до трибунала Кризи избил его до полусмерти. Но об этом я узнала гораздо позже.

Пока Блонди лежала в госпитале, Кризи часто ее навещал. Ему и в самом деле было ужасно неприятно, что так поступил служивший под его началом человек. Он приносил ей шоколад и цветы.

– Вот так я с Кризи и познакомилась, – с улыбкой закончила Блонди рассказ.

Дверь отворилась, и Леони встала. Она одернула длинную синюю вельветовую юбку и поправила тяжелую, крученого шелка золотистую блузку. Когда она подняла глаза, мужчины уже были в комнате. Увидев ее, Кризи оценивающе улыбнулся, а Майкл застыл в изумлении.

Глава 53

Они втроем ужинали в бистро Макси. Леони была в той же синей юбке и золотистой кофточке. Ее наряд в этом бистро выглядел чересчур роскошным. Ну и пусть. Ей нравилось ощущать на себе жадные взгляды всех до единого посетителей бистро мужского пола. Кризи наблюдал за ней с лукавой улыбкой.

– Ответ, Леони, будет отрицательным. Блонди мы с собой на Гоцо не берем.

Она рассмеялась и сказала:

– Странно, но я и в самом деле себя чувствую так, будто сбросила лет десять.

Леони окинула взглядом небольшое бистро. В нем было всего восемь столов, покрытых скатертями в красную и белую клетку. Семь из них были заняты. Вдоль одной из стен стояла стойка бара и рядом – дюжина высоких табуретов. Из динамиков стереосистемы доносилась музыка конца пятидесятых – начала шестидесятых. Она посмотрела на стоявшего за стойкой Макси, его бритую голову и полное лицо. Когда они вошли в бистро, Кризи и Макси как-то странно поприветствовали друг друга, словно исполняли какой-то странный ритуал. Каждый обнял другого за шею и расцеловал. Когда Кризи представил Майкла как своего сына, Макси поцеловал и его. Узнав, что Леони – жена Кризи, он расцеловал ее в обе щеки самым традиционным образом. Николь вышла из кухни, подошла к Кризи, обвила его шею руками и долго на нем висела. Она была так прекрасна, что Леони почувствовала укол ревности.

Когда женщин представили друг другу, лицо Николь озарилось сияющей улыбкой, она ее крепко обняла и просто сказала:

– Здесь тебе всегда будут рады, как и у нас дома, то есть на втором этаже. Меню вам смотреть не надо. Когда вы утром позвонили, я решила приготовить вам кое-что особенное.

Потом она засуетилась и отправилась обратно на кухню.

Подошел Макси, в руках у него была бутылка без этикетки и большая тарелка с вяленым мясом.

– Это вино у меня от Ламонта, – с улыбкой сказал он Кризи. – А бильтонг прислал мне племянник со своего ранчо, что неподалеку от Булавайо.

Леони много раз ужинала с Кризи и Майклом на Гоцо и дважды за последние несколько дней в Лондоне, однако в бистро Макси она впервые почувствовала себя действительно в кругу семьи.

– У меня есть несколько вопросов, – сказала она.

– И у меня тоже, – вставил Майкл.

– Вперед! – воскликнул Кризи, с явным удовольствием пережевывая ломтик вяленого мяса. – Кстати говоря, это мясо – не говядина. Блюдо это называется бильтонг, его готовят на юге Африки только из мяса диких животных.

– Кто такие Макси и Николь? – поинтересовалась Леони.

– Макси – мой старый друг, – ответил Кризи, – и очень близкий. Мы с ним вместе служили в Родезии. Если у кого-нибудь из вас когда-нибудь возникнут проблемы, а меня не будет поблизости, смело можете к нему обращаться.

– А Николь? – спросил Майкл.

– Она тоже друг, но не такой старый. Они с Макси живут вместе всего несколько недель. Но, можете мне поверить, их брак заключен на небесах.

Майкл показал на бутылку вина.

– А Ламонт?

– Ну, этот друг совсем старый… бывший легионер. Он держит небольшой виноградник в долине Роны. В один прекрасный день, когда все мои проблемы будут наконец решены, мы обязательно съездим к нему погостить.

– И последний вопрос, – сказала Леони. – Почему я должна быть элегантно одета и выглядеть на десять лет моложе?

Кризи подлил себе вина, посмаковал его и одобрительно кивнул.

– А это потому, что сегодня у нас маленькое семейное торжество, – ответил он ей. – Помнишь, что ты мне сказала в своей лондонской квартире, когда Майкл уехал обратно в гостиницу?

– Я много что тебе тогда наговорила.

– Ты сказала мне, что хотела бы принять участие в том деле, которое мы сейчас делаем вместе с Майклом. Когда ты уснула, я подумал над твоими словами и решил, что есть только один способ принять тебя в нашу команду. Вот почему на следующее утро я позвонил адвокату и дал ему распоряжение отменить наш развод. Вот почему я согласился взять тебя с нами в Брюссель. Вот почему мне хотелось, чтобы ты познакомилась с моими друзьями.

За столиком воцарилось гробовое молчание. Леони от избытка чувств взяла Кризи за руку.

– Но скажи, для чего же все-таки ты хотел, чтобы я так выглядела?

– Из-за человека по имени Халед Джибриль.

Леони взглянула на Майкла и по выражению его лица поняла, что имя это ему было знакомо.

– Кто он такой?

– Сын Ахмеда Джибриля, человека, организовавшего взрыв самолета, на котором летела Надя.

После этого Кризи вкратце рассказал ей об организации Джибриля и ее структуре. Когда он закончил, Леони снова спросила:

– Почему же я должна выглядеть именно так?

– Потому что Халед Джибриль просто обожает красивых белокурых скандинавок. Он больше двух лет провел в Швеции, возглавляя там нелегальное отделение ФНОП-ГК. Он жил там с одной блондинкой-шведкой, но когда она узнала, что он – террорист, она ушла от него. Есть надежда, что я сумею добраться до Ахмеда Джибриля, сыграв на этой страсти его сына.

Переварив эту новость, Леони заметила:

– Но я вовсе не красавица, а за блондинку меня может принять только дальтоник.

Кризи взглянул на Майкла, который тут же выпалил:

– Нет, ты очень красива без всякой косметики, и ухищрения Блонди тебе не нужны.

Она улыбнулась, потом намотала на палец прядь длинных черных прямых волос.

– Но все-таки блондинкой меня не назовешь.

– Завтра днем ты ею станешь, – ответил Кризи. – Твои волосы будут светлее, чем у самой блондинистой скандинавочки. После обеда Николь отведет тебя в парикмахерскую. Кстати, не вздумай спросить ее, что она делала до встречи с Макси.

– Хорошо, не буду, – пообещала Леони. – А ты можешь раскрыть мне эту тайну?

Кризи немного подумал и ответил:

– Она занималась примерно такого же рода работой, как когда-то я.

– Она что, тоже была наемницей? – удивился Майкл.

– Да, что-то в этом роде.

Из кухни вышла молодая очаровательная официантка – сестра Николь. Она несла большой черный металлический горшок. Поставив его в самом центре стола, она сняла крышку.

– Что это? – спросил Майкл, вдохнув восхитительный аромат блюда.

Девушка гордо произнесла:

– Мясо по-провансальски, тушенное в горшке. Приготовлено по рецепту моей бабушки. Оно весь день тушилось на медленном огне.

* * *

Восхитительное блюдо они уничтожали почти в полном молчании. После тушеного мяса им подали салат, сыры и сабайон, как его обычно готовят в Ницце.

– Домашнего изготовления, – сообщила девушка, ставя его на стол.

Кризи улыбнулся и сказал Леони:

– Еще до того, как они купили это бистро, я имел глупость спросить у Николь, умеет ли она готовить.

– Она просто кулинарный гений, – констатировала Леони. – Как ты думаешь, она даст мне рецепт этого потрясающего тушеного мяса?

– Пусть только попробует не дать, – я ей счет не оплачу.

– Кроме того, она очень красива, – сказал Майкл. – И сестра ее тоже, – застенчиво добавил он не так громко.

Позже, когда все посетители разошлись, Макси и Николь подсели к ним за столик. Два друга вспоминали старых приятелей и обсуждали последние политические события, а Николь записывала рецепты мяса по-провансальски, тушенного в горшочке, и сабайона. Майкл помалкивал, не сводя глаз с восхитительной молодой официантки, прибиравшей со столов. Закончив работу, она тоже присоединилась к остальным, плеснула себе в стакан коньяка и о чем-то спросила сестру по-французски. Николь покачала головой. Девушка стала с ней спорить, и в их разговор вмешался Кризи. Обернувшись к Майклу, он сказал:

– Здесь неподалеку есть дискотека. Люсетта хочет туда сходить, но после полуночи там собираются какие-то крутые ребята, которые часто начинают приставать. Я сказал Николь, что ты проводишь ее сестренку и присмотришь там за ней. Проследи только, чтоб домой она вернулась до двух, а пока будешь там за ней присматривать, больше двух стаканов не пей.

Майкл усмехнулся, а Кризи сказал еще что-то по-арабски. Молодой человек с серьезным видом кивнул, взял Люсетту за руку, и они вышли из бистро.

– Что ты ему сказал? – удивленно спросила Николь.

– Чтобы особенно не высовывался.

– С чего бы это ему на неприятности нарываться?

– Среди всех крутых мальчиков в этой дискотеке ему близко равного не найдется. Он легко справится с двумя-тремя такими пацанами. И он об этом прекрасно знает. Кроме того, он придет туда с очаровательной девушкой. Слишком уж велико может быть искушение ввязаться в драку.

Глава 54

Уже стояла весна, когда однажды, в самом конце рабочего дня, сенатора Джеймса Грэйнджера пригласили в Белый дом.

Там его встретили и провели в Овальный кабинет. Президент тепло приветствовал сенатора и лично налил ему виски с содовой. Там же присутствовал и Кертис Беннет. Вид у него был серьезный, как будто он знал, что должно произойти нечто важное.

Когда все расселись, президент сказал:

– Джим, мы получили итоговый доклад по делу о катастрофе над Локербаем. В нем утверждается, что ответственность за это преступление лежит на ФНОП-ГК. Конечно, в теракте участвовали и другие – ливанцы, сирийцы и, вполне вероятно, несколько наемников. Но организовали эту акцию и руководили ею палестинские террористы. – Президент чуть подался вперед. – Ты прекрасно знаешь, Джим, какие сложности могут возникнуть с ордерами на арест этих людей. Ты, наверное, не забыл то обещание, которое дал мне несколько месяцев назад, когда позвонил и попросил, чтобы я велел директору ФБР снять с тебя охрану. Тогда я выполнил твою просьбу, а ты пообещал мне, что если в будущем я попрошу тебя сотрудничать с ФБР, ты исполнишь мое пожелание.

– Да, господин президент, – ответил Грэйнджер.

– Теперь, Джим, я тебя об этом прошу.

Сенатор сказал:

– Конечно же, я выполню свое обещание.

– Вот и хорошо. – Президент обернулся к Беннету. – Кертис, я об этом ничего не хочу знать. Не хочу знать о том, что сенатор Грэйнджер имеет к этому делу отношение. Я даже о разговоре этом забуду, как только он закончится. Мне не надо никаких “Уотер-гейтов”, “Иран-гейтов” и вообще никаких других проклятых “гейтов”. Тебе это ясно?

– Да, господин президент.

– И мне совершенно не нужны никакие внутренние служебные записки на эту тему, в которых бы хоть раз упоминалось мое имя или имя сенатора. Мне нужно лишь одно: чтобы в один прекрасный день мне на стол лег доклад, в котором было бы сказано, что либо эти люди арестованы, либо ликвидированы неизвестными лицами.

– Ясно, господин президент.

Президент кивнул, повернулся к Грэйнджеру и с озабоченной улыбкой спросил:

– А теперь скажи мне, Джим, как ты завтра собираешься голосовать по законопроекту о налогах?

Грэйнджер усмехнулся.

– Естественно, за, господин президент.

* * *

Час спустя Грэйнджер с Беннетом сидели в закрытом кабинете в подвале Белого дома. В течение получаса Грэйнджер изучал итоговый доклад ЦРУ о катастрофе над Локербаем. Время от времени он делал выписки в блокнот.

Закончив, он поднял глаза и спросил:

– Ты уверен, что Моссад поделился с нами всей своей информацией?

Беннет пожал плечами и ответил:

– Я уверен, что мы получили все сведения, которые они передали в ЦРУ. И это все, в чем я могу быть уверен.

– А что с немецкой спецслужбой и М-16?

– Примерно то же самое, хотя я сильнее доверяю М-16. Поскольку самолет потерпел катастрофу над территорией Великобритании и погибло несколько британских подданных, у них больше причин хотеть докопаться до истины. Сейчас мы работаем вместе с ними по этому делу. А теперь, сенатор, расскажи-ка мне поподробнее о Кризи и о том, как ты в этой ситуации собираешься поступить.

Грэйнджер закрыл папку с докладом и еще раз просмотрел свои выписки.

– Кертис, – сказал он, – в течение последних месяцев Кризи готовил свою команду. Что у него за команда, кто в нее входит, я даже отдаленно не представляю. Но если эти люди похожи на тех, кого он прислал в свое время охранять меня, могу с уверенностью сказать, что у него есть все шансы на то, чтобы правосудие свершилось.

– Я с тобой полностью согласен. Тебе известно, какие шаги он собирается предпринимать?

– Нет, – ответил Грэйнджер. – Я не знаю ни что он будет делать, ни когда его замысел будет приведен в исполнение. У меня во всем этом деле две функции. Во-первых, я оплачиваю половину его расходов, во-вторых, передаю ему всю информацию, которую мне удается получить. – Он постучал пальцем по своему блокноту. – В среду я пойду на это сборище в Конгрессе по поводу европейских событий. Я договорюсь о встрече с Кризи и передам ему то, что сейчас записал. О том, когда он совершит задуманное, можно только догадываться. В этом докладе сказано, что Ахмед Джибриль из Дамаска выехал в свой тренировочный лагерь. Там же находится и его сын Джихад. Халеда последний раз видели в Ливии, в Триполи. Кертис, мне нужны все сведения о них, как только они будут к тебе поступать. Я не хочу, чтобы Кризи думал, будто он занимается этим делом в одиночку.

– Поверь мне, в одиночестве он не останется, – заверил его Кертис, собирая свои бумаги.

Глава 55

Ахмед Джибриль был по природе своей человеком терпеливым. Это качество присуще любому террористу. Однако два месяца, проведенные в тренировочном лагере в Эин-Тазуре, истощили даже его терпение. Он стосковался по блестящей жизни большого города, к которой он привык в Дамаске. Ему не хватало эпизодического общения с обеими своими любовницами. Солдатам, проходившим подготовку в лагере, было категорически запрещено приводить туда женщин, и если бы он позволил себе сделать из этого правила исключение, то создал бы весьма нежелательный прецедент.

Он решил, что переоценил опасность, которая ему угрожает, и вернулся в Дамаск в сопровождении вооруженного эскорта. Кроме того, Ахмед Джибриль прихватил с собой сына Джихада. Второй его отпрыск, Халед, вернулся из Ливии всего несколько дней назад. Сразу же по приезде в свою штаб-квартиру в Дамаске Джибриль созвал совещание. В нем приняли участие он сам, оба его сына и Далкамуни – его начальник штаба. На совещании он впервые детально обрисовал сложившуюся ситуацию и показал им документы, предоставленные полковником Джомахом.

Халед был настроен скептически.

– Это всего лишь один человек, – сказал он с насмешкой. – Моссад и половина западных разведслужб уже много лет безуспешно пытаются тебя прикончить. Что же может сделать один-единственный человек?

Джихад кивнул в знак согласия с братом, но Далкамуни был настроен не так оптимистично. Он пролистал документы, полученные от полковника, и внимательно рассмотрел фотографии.

– И тем не менее именно этот человек весьма успешно помешал нам захватить сенатора Грэйнджера, – задумчиво проговорил он. – Кстати, в этой операции он действовал не один. Не сомневаюсь, что его люди прекрасно подготовлены.

Джихад, однако, остался при своем мнении. Он лишь пренебрежительно махнул рукой в сторону папки с документами и сказал:

– Эти люди действовали против горстки обычных бандитов. Нельзя сравнивать мафиозную группировку с ФНОП-ГК. – Он обернулся к отцу: – Эту операцию нам надо было провести самим, используя наших собственных бойцов.

Ахмед Джибриль решительно покачал головой и твердо ответил:

– Подготовка к ней заняла бы слишком много времени. Кроме того, наши основные силы сконцентрированы здесь – на Ближнем Востоке, и в Европе. – Он обернулся к начальнику штаба. – Я согласен с Хафезом. К этой угрозе надо отнестись серьезно. Мы все прекрасно знаем, что иногда один человек может сделать больше, чем иная армия. Мы сами не раз посылали наших бойцов поодиночке сражаться с несметными силами израильтян. Они выполняли задания, хотя, как правило, погибали. У этого человека, Кризи, тоже есть веская причина нас ненавидеть, и если быть до конца честными, нельзя не признать, что у него больше опыта и он лучше подготовлен, чем любой из наших бойцов. Похоже, у него тоже нет страха перед смертью, несмотря на то, что этот неверный и не помышляет о вечном райском блаженстве, как те, кто отдал жизнь за правое дело. – Он поочередно посмотрел на троих сидевших за столом мужчин. – Какие у вас будут по этому поводу предложения?

Первым ответил Халед.

– Мне кажется, отец, мы первыми должны его найти и убить.

– И как, по-твоему, нам это сделать? – вкрадчиво спросил Ахмед Джибриль. – Мы не знаем, где его база, нам даже не известно, в какой части света он постоянно живет. Если опираться лишь на те сведения, которыми мы располагаем, он в настоящий момент вполне может находиться здесь, в Дамаске.

После напряженного молчания Далкамуни задумчиво проговорил:

– Но где-то у него должно быть постоянное логово. Кроме того, я очень сомневаюсь, что он работает совсем один. Ответы на наши вопросы мы должны искать в его прошлом, нам надо найти его друзей и сообщников, которые помогали ему раньше и скорее всего поддерживают его теперь. Кое-что из его истории нам известно, поэтому нужно получше в ней покопаться и подобрать ключи к его настоящему.

– И как же ты предлагаешь это сделать? – поинтересовался Джихад.

– Заниматься этим надо терпеливо и последовательно, – ответил Далкамуни. Обратившись к начальнику, он спросил: – Ахмед, можно мне оставить эти документы на пару деньков у себя? Мне надо кое о чем подумать. Возможно, кого-нибудь придется послать в Европу. Скорее всего в Париж. Если возникнет такая необходимость, я пошлю Даджани. Он опытен, умен и терпелив. Если мы пойдем на такой шаг, надо будет заручиться поддержкой полковника Джомаха.

– Это я обеспечу, – сказал Джибриль, а потом обратился к Халеду: – Я собираюсь сделать кое-что еще… Хочу пожертвовать этими двумя ливийцами, которые помогли нам установить на самолет бомбу.

От этих слов сын его даже вздрогнул.

– Зачем, отец?

Джибриль чуть заметно усмехнулся.

– Чтобы навести их на ложный след. Через наших людей мы подбросим французской разведке имена ливийцев и кое-какие доказательства. Французы тут же передадут эту информацию английским спецслужбам и ФБР. Естественно, что как только ФБР получит эти сведения, Грэйнджер благодаря своим связям узнает о них и передаст новость этому ублюдку Кризи. Не исключаю, что наши сведения изменят его цель и он начнет охоту вместо меня на Каддафи… К тому же мне этот расфуфыренный павлин никогда не внушал доверия.

– Но он ведь об этом вообще ничего не знает, – стал протестовать Халед. – Мы подкупили этих людей на Мальте.

Ахмед Джибриль лишь пожал плечами.

– Тем хуже для него.

Халед собирался еще что-то возразить, но заметил в глазах отца выражение, которого никогда раньше не видел, – в них застыл панический страх. Слова застряли у него в глотке, он тут же изменил позицию на сто восемьдесят градусов и пробормотал:

– Я немедленно распоряжусь об этом, отец.

Джибриль-старший довольно кивнул и, обратившись к Джихаду, сказал:

– Возвращайся в лагерь. Скоро будем проводить операцию “Камир”, начнем ее еще до конца этого месяца. Мне совсем не хочется, чтобы люди думали, будто мы бездействуем. – Потом он снова обернулся к Халеду. – Попрошу тебя оставаться здесь и лично возглавить мою службу охраны. – Далкамуни он сказал: – А твоя задача, друг мой, будет состоять в том, чтобы найти этого человека – Кризи… и убить его.

Глава 56

Как автор серьезных художественных произведений Жорж Лаконт не состоялся, но смириться с этим был просто не в состоянии. Он постоянно вел войну сам с собой, а иногда и с управляющим банком, который по счастливой случайности был его давним приятелем.

– Забудь ты о своем великом романе, – говорил ему обычно управляющий банком с терпением, достойным лучшего применения. – Ты ведь один из лучших журналистов Франции, размотал столько запутанных историй. Любая газета, любой журнал страны сочтут для себя за честь печатать твои материалы и с радостью будут платить тебе по высшей ставке. А ты неделями торчишь здесь, в глуши Бретани, и пытаешься сварганить что-то из совершеннейшей ерунды.

Но Жоржу Лаконту было уже пятьдесят пять, и роман этот стал для него чем-то вроде раковой опухоли, которую необходимо как можно скорее оперировать. Так он и сидел в своем хлипком сельском домишке, без устали долбя по клавишам портативной расшатанной машинки “рояль”, которую он повсюду возил с собой вот уже тридцать лет.

Однако писатели, как и все простые смертные, нуждаются не только в пище духовной, а еда стоит денег. Поэтому когда литературный агент позвонил из Парижа и пригласил Лаконта на срочную встречу, ему не оставалось ничего другого, как сесть в видавший виды “ситроен” и отправиться в путь.

* * *

– У меня такое ощущение, что за этим предложением кроется подвох, – сказал он своему агенту, как только тот изложил суть предложения. – Если я правильно понял, заказчики хотят составить книгу об элитных частях армий всех стран мира – в прошлом и настоящем. Почему бы тогда им просто не обратиться к военным историкам и экспертам? Зачем я им для этого понадобился?

– Они хотят с тобой сотрудничать, поскольку один из разделов книги будет посвящен наемникам, – терпеливо объяснял агент. – А ты как раз и считаешься экспертом в этом вопросе. Твоя книга “Волки войны” была признана одной из лучших на эту тему. Кроме того, они готовы заплатить за эту работу очень хорошие деньги. – Вздохнув, он раскрыл карты: – Пятьдесят тысяч франков плюс расходы – это более чем приличный гонорар за статью, на которую у тебя уйдет не больше месяца.

– Все это ты правильно говоришь, – признал Лаконт. – Но все равно этот заказ – дело темное. Во-первых, мне совершенно неясно, почему книгу хочет издавать никому не известная иорданская компания. Во-вторых, раздел о наемниках ограничивается лишь тремя персонажами – Сумасшедшим Майком Хоаром, Джоном Петерсом и Кризи. Почему бы не написать о паре французов, таких, скажем, как Денар, или об этом родезийце – Максе Макдональде? Оба еще живы. О Кризи только слухи ходят, что он в той истории с итальянской мафией не погиб, а больше всего внимания они просят уделить именно ему. Кроме того, они хотят, чтобы я отсылал им готовые материалы еженедельно. Интересно, почему?

– Откуда я знаю? – вопросом на вопрос ответил агент. – Да и кого это волнует? Ты получаешь аванс в двадцать пять тысяч франков плюс двадцать тысяч на расходы, отчет о которых составишь по завершении работы. Все материалы о Петерсе и Хоаре у тебя уже собраны, так что остается только проверить слухи о том, жив ли на самом деле Кризи. Если да, ты просто разыщешь его и возьмешь интервью. Если нет – навсегда эти слухи похоронишь. Неужели, учитывая твое нынешнее финансовое положение, ты откажешься от этого более чем заманчивого предложения?

Лаконт уныло покачал головой.

– Ты же сам прекрасно понимаешь, что нет. Мне хоть что-то на счету надо иметь. – Он взглянул на часы, встал и сказал: – К концу недели я пришлю тебе материал на десять тысяч слов о Сумасшедшем Майке Хоаре и Джоне Петерсе, а потом отправлюсь в Брюссель. Если Кризи жив, след его можно будет найти только там.

Журналист уже подошел к двери, когда его остановил голос агента.

– Ты не веришь в эти слухи?

Лаконт пожал плечами.

– Я не склонен им доверять по той простой причине, что никогда не поверю в то, что кто-то смог убить этого человека, если только это не была Господня воля.

Глава 57

Рамбахадур Раи совершенно правильно оценил Майкла. Как только Кризи удалось освободить его от изъяна, о котором говорил мудрый гуркха, разум юноши и направленность его мыслей стали гармонично сочетаться с его прирожденными способностями и навыками, приобретенными в ходе длительных тренировок.

На его восемнадцатый день рождения Кризи купил ему джип “судзуки”, а Леони подарила часы “Ролекс-ойстер”. Семья Шкембри, прибывшая на торжественный обед в полном составе, преподнесла ему старое, но очень хорошее ружье. Особенно оно могло пригодиться ранним летом, когда горлицы и другие перелетные птицы возвращались через Мальту из Африки в Европу. Кроме того, Шкембри принесли несколько литров своего домашнего вина.

День выдался погожий и спокойный. В саду на жаровне Кризи готовил огромные куски вырезки, отбивные на ребрышках и рыбу. Майкл отварил картошку в мундире и нарезал огромную миску салата. Леони в тот день они запретили заниматься стряпней и хозяйством. Единственное, что ей было позволено, – это наливать вино. Она сидела с Лаурой и Марией под увитым виноградом решетчатым навесом и оживленно с ними болтала. Все мужчины тем временем собрались вокруг жаровни и наперебой учили друг друга, как лучше готовить мясо и рыбу.

После обеда Кризи установил в саду мишень, и мужчины по очереди стреляли по ней из духового ружья. Пол и Джойи очень неплохо справились с задачей – каждый набрал семьдесят очков из ста. Кризи с Майклом выбили по сто из ста.

Мария, потрясенная результатами Майкла и Кризи, проговорила:

– Это просто невероятно. Мои братья постоянно стреляют по мишени, но столько очков они никогда не выбивали.

С каждым выстрелом настроение Леони ухудшалось. В то утро они с Кризи занимались любовью. А потом он сказал, что через несколько дней они с Майклом должны будут уехать с Гоцо.

Майкл на две-три недели отправится в Тунис со своим учителем арабского языка, чтобы ближе познакомиться с повседневной жизнью арабов. Там он должен будет питаться исключительно арабскими блюдами, научиться молиться, как истинный мусульманин, впитать в себя нравы и обычаи арабов. Кризи собирался в Европу, где должен был встретиться с сенатором Грэйнджером, и после этого приступить к исполнению операции.

Они обнявшись лежали на огромной постели. Леони, привязанность которой к Кризи уже давно переросла в любовь, спросила его:

– Когда вы вернетесь?

Он легонько шлепнул ее по плечу.

– Когда все закончится. Может быть, на это уйдет несколько недель.

– Что я смогу для вас сделать? – спросила Леони.

– На твою долю придется самая тяжелая работа – сидеть здесь и ждать сообщений. Если они будут, ты все узнаешь от Блонди. Позже ты сможешь мне понадобиться. – Он ласково провел рукой по ее длинным волосам, которые недавно из черных стали почти белыми. – Очень рассчитываю, что с твоей помощью мне удастся выйти на Халеда Джибриля. Возможно, это будет опасно и очень неприятно.

– Ты хочешь сказать, что мне придется лечь с ним в постель? – спросила она.

Взглянув ей прямо в глаза, он тихо сказал:

– Надеюсь, что нет, однако это может оказаться необходимым.

Она поцеловала его и ответила.

– Если действительно так будет надо, я это сделаю.

Глава 58

– Морской язык немного передержан, – заметил Кризи, – и это очень досадно, потому что “монтраше” просто великолепно.

Он поднял бокал и отпил искрящийся янтарный напиток.

– Отошли его обратно, – предложил сенатор Грэйнджер.

Они сидели за столиком у окна в том ресторане гостиницы “Савой”, который выходит к реке.

Усмехнувшись, Кризи покачал головой.

– Лучше я приберегу аппетит до сыра и их собственного портвейна. В последний раз я его пил здесь лет десять назад. Теперь он должен быть еще лучше.

* * *

За прошедшие месяцы двое мужчин очень сблизились друг с другом.

Сенатор передал Кризи последние новости, полученные из ФБР. Он сообщил, что несколько часов назад звонил Кертис Беннет. По его словам, французская разведка получила от своего агента на Ближнем Востоке информацию, что теракт спланировали двое ливийцев, сотрудников ливийской спецслужбы. Один из них, по имени Фимах, во время катастрофы над Локербаем работал управляющим отделения “Либиан эйруэйз” на Мальте. Вскоре после трагедии он вернулся в Ливию. Есть подозрение, что бомбу подложили в самолет именно на Мальте.

– Вполне возможно, – согласился Кризи. – Этих подонков нетрудно было склонить к сотрудничеству. Но на самом деле всей операцией, несомненно, руководил Джибриль. Он ни за что не заплатил бы такие деньги Ролинзу, если бы это дело организовал Каддафи или кто-нибудь другой. Нет, Джим, моей целью продолжает оставаться Джибриль.

– Я с тобой совершенно согласен, – ответил Грэйнджер. – Какие же у тебя теперь планы?

Кризи сказал ему, что начинается активная фаза операции и цель должна быть уничтожена в ближайшие месяц-полтора.

Когда подали сыр и портвейн, сенатор спросил, как Кризи собирается осуществить свой замысел технически. Кризи ответил:

– Он умрет от пули. Это пока единственное, что я могу тебе сказать, Джим, ну и то, что все произойдет в Дамаске.

– Сколько у тебя там будет человек?

– Мы будем втроем – я сам, одна актриса и молодой паренек. Она – моя жена, а он – мой сын.

От удивления сенатор даже вздрогнул. Кризи кивнул в подтверждение своих слов.

– Да-да, моя жена. Я должен был на ней жениться, чтобы получить сына… усыновить его.

Грэйнджер был явно озадачен.

– Какого же черта ты ввязываешь их в это дело? – спросил он. – Почему не хочешь взять с собой Фрэнка, Макси или Рене? Господи, даже ФБР признало, что эти парни – лучшие из лучших.

– На это есть две причины, – ответил Кризи. – Во-первых, это дело сугубо личное, а жена и сын в последнее время стали очень близкими мне людьми. Никак не ожидал, что так получится, но так уж вышло. Во-вторых, вся операция должна ограничиться единственным выстрелом. А чтобы послать одну пулю, нужен только один палец на спусковом крючке. – Он протянул руку и коснулся красной папки, лежавшей на середине стола. – Судя по этой информации, четыре дня назад Джибриль покинул лагерь в Эин-Тазуре и в сопровождении вооруженного конвоя вернулся в Дамаск. Скорее всего ему просто стало скучно в пустыне. Его сын Халед тоже вернулся в Дамаск из Ливии. В следующие три-четыре недели я несколько раз должен буду съездить в Сирию, чтобы подкрепить и серьезно обосновать свою легенду. У тебя есть телефон, по которому ты сможешь звонить каждый раз, когда ваши разведслужбы раздобудут новую информацию.

– Ты будешь получать все сведения, какие только окажутся у нас, – произнес Грэйнджер и пристально посмотрел на Кризи. – Меня заверил в этом сам президент. Он хочет, чтобы Джибриля убрали, а как это произойдет, его не интересует. Из самых компетентных источников он получил подтверждение, что именно ты – тот человек, у которого есть шанс выполнить эту миссию. Этого для него вполне достаточно.

Кризи отпил глоток портвейна.

– Скажу тебе, Джим, еще одну вещь. Ахмед Джибриль умрет от одной-единственной пули. Хэрриот, Надя и Джулия скончались почти мгновенно сразу же после взрыва бомбы. Иногда говорят, что быстрая смерть самая легкая, потому что не остается времени осмыслить происшедшее. – Он осушил стакан, взглянул сенатору прямо в глаза и ледяным голосом проговорил: – Ахмед Джибриль легкой смертью не умрет. Он подохнет, зная за что умирает. Его путь в ад будет освещен очень ярко. Этот огонь он увидит издалека.

Глава 59

Мидии под маринадом были восхитительны, как и курица в вине. Позже за стойкой бара Жорж Лаконт не скупясь расточал похвалы Макси Макдональду. Тот в свою очередь налил ему за счет заведения рюмочку коньяка.

– Ты что, действительно с делами завязал? – спросил француз.

Макси решительно кивнул.

– Да, и очень этому рад.

Лаконт оглядел небольшое бистро, почти все столики которого были заняты, потом наклонился к Макси и уже тише проговорил:

– Я здесь уже несколько дней торчу, решил проведать старых знакомых, пошататься по знакомым местам. Печально видеть стареющих наемников, без дела слоняющихся в поисках работы, которая никогда больше может не подвернуться. Это закат целой эпохи, Макси. Ты правильно сделал, что вовремя завязал. – Он обвел рукой помещение бистро. – У тебя здесь уютное местечко, еда неплохая… кормишь ты просто отлично. И замечательная подруга. К тебе старые друзья часто наведываются?

Макси протирал стакан. Он повернулся и поставил его на полку позади себя. Потом сказал:

– Да нет, я у них охоту отбил, потому что напрочь завязал с прошлым.

– Значит, ты полностью порвал со всеми старыми приятелями?

– Да, полностью. И в виде личного одолжения очень просил бы тебя не трепаться на каждом углу о том, чем я сейчас занимаюсь и где.

– Это я тебе обещаю, Макси. Не мог бы и ты сделать мне небольшое одолжение?

– Какое?

Француз снова наклонился к нему поближе.

– Здесь, в Брюсселе, я от нескольких человек слышал одну и ту же байку.

Макси протирал следующий стакан.

– И что же они тебе напели?

– Что Кризи жив.

Макси приостановил свое занятие. Он поднял голову, пристально взглянул французу в глаза, потом пожал плечами и как ни в чем не бывало сказал:

– Ты же сам прекрасно знаешь, как слухи разбегаются. Кризи умер пять лет назад в Италии. Тебе бы как специалисту в этих вопросах надо это знать.

Лаконт усмехнулся.

– Да, когда-то я был специалистом, но уже несколько лет не занимался этими проблемами. – Он допил коньяк, соскользнул с табурета и добавил: – Ну что ж, Макси, если кто-то и знает о Кризи что-нибудь достоверное, так это ты. Так что, думаю, слухи эти пустые.

Он вынул бумажник, чтобы оплатить счет, но Макси вежливо отказался взять у него деньги.

– Можешь считать, Жорж, что я тебя угостил. Буду рад снова с тобой встретиться.

* * *

Выйдя на улицу, Жорж Лаконт медленно пошел обратно в гостиницу, глубоко погрузившись в раздумья. Он заметил, что при упоминании имени Кризи Макси Макдональд перестал протирать стакан. Это отчасти подтверждало его предположение. За два предыдущих вечера он обошел три бара, в которые частенько наведывались наемники, – и те, кто продолжал заниматься своим ремеслом, и те, кто уже ушел от дел.

Слух о том, что Кризи жив, обсуждался там часто и охотно. Поговаривали еще, что лишь недавно Макси Макдональд вместе с Рене Кайяром и австралийцем Миллером помогли Кризи в одном серьезном деле. За эту операцию им отвалили по жирному куску.

Именно поэтому Лаконт предложил кое-кому в этих трех барах приличное вознаграждение, если они подтвердят достоверность этих слухов. В частности, он посулил приличные деньги одному малому из Южной Африки и одному итальянцу, которые, окажись Кризи действительно жив, сами были бы готовы дорого заплатить за известие о его кончине.

* * *

Из кухни бистро Макси позвонил Блонди. Он кратко пересказал ей беседу с Лаконтом, внимательно выслушал ее ответ, потом сказал:

– Нет, просто передай ему то, что я тебе рассказал. Не думаю, чтобы за этим было что-нибудь из ряда вон выходящее, но Лаконт, сам того не подозревая, может лить воду на чью-то мельницу.

Положив трубку, он поцеловал Николь и отправился обратно в бар.

Глава 60

За десять дней Кризи со Штопором Два летали в Дамаск дважды. Они проверили квартиры и оборудование как в Дамаске, так и в Латтакии. Кризи был вполне удовлетворен результатами осмотра. Параллельно они провели несколько встреч с представителями небольших сирийских импортно-экспортных компаний и обсудили с ними перспективы взаимовыгодного делового сотрудничества. Кроме этого Кризи, тщательно загримировавшись, дважды ходил осматривать штаб-квартиру Ахмеда Джибриля и еще несколько зданий в городе.

На это время своей европейской базой Кризи сделал заведение Блонди, но, вернувшись из Сирии во второй раз и получив известие Макси, он решил перебраться в Лондон. Там можно было без проблем остановиться на квартире Леони. Оставаясь верным своим привычкам, он сначала позвонил ей на Гоцо и попросил разрешения воспользоваться ее домом. Она рассмеялась, сказала, чтобы он не говорил глупостей, и попросила его пользоваться подержанным “фордом-фиестой”, чтобы не тратить слишком много денег на такси. Они немного поболтали о пустяках, потом Кризи повесил трубку, встал, какое-то время глядя на телефонный аппарат, и представил себе, как она там себе хозяйничает в доме на холме. Поддавшись внезапному порыву, он снова снял трубку и набрал номер на Гоцо.

– Почему бы тебе на несколько дней не прилететь в Лондон? – спросил он. – Мы бы могли пару раз сходить в театр и немного расслабиться, прежде чем я вплотную займусь своим делом.

Ответ последовал незамедлительно.

– Когда?

Он довольно хмыкнул и сказал:

– Дай мне четыре-пять дней, мне нужно тут кое с чем разобраться. Попробуй заказать билет на конец недели. Завтра днем я буду в Лондоне. Перезвони мне вечером домой и дай знать, когда прилетишь.

Он снова повесил трубку, но тут же опять ее снял и позвонил в аэропорт, чтобы заказать билет.

Глава 61

Майкл вымыл руки и ноги, потом прошел вслед за своим учителем в переполненную мечеть. Люди стояли на коленях на молитвенных ковриках, расстеленных на пыльном полу, повернувшись лицом в сторону Мекки, перед раскрытыми священными книгами. Учитель внимательно прислушивался к интонациям, с которыми Майкл чуть нараспев читал молитвы.

Спустя час они сидели в столовой, и учитель придирчиво смотрел, как Майкл расправляется с дюжиной стоявших перед ним блюд.

Учитель остался доволен. Через несколько дней Майкл сам сможет спокойно войти в любую мечеть, появиться на любом рынке, и окружающие без тени сомнения примут его за чистокровного араба либо всю жизнь прожившего на Ближнем Востоке, либо недавно вернувшегося из Европы. Учитель знал, сколько лет было его ученику, и иногда поражался его уверенной манере держать себя. На незнакомого человека Майкл вполне мог произвести впечатление состоятельного тридцатилетнего мужчины, объездившего полсвета.

Учитель знал: после того как они покинут Тунис, он никогда больше не встретится со своим учеником. Такова была договоренность. Учитель испытывал гордость за своего питомца – он научил его уважительно относиться к людям. Пожилой араб знал, что Кризи будет этим доволен.

Глава 62

В шестидесятые и начале семидесятых Пит де Витт лет десять служил агентом БОСС – печально известной южноафриканской службы безопасности. Он действовал главным образом в Анголе и Мозамбике, иногда совершая в самой Южной Африке одиночные убийства ультралибералов, коммунистов и других нежелательных личностей, чем-то вызвавших недовольство его начальства. Вся эта деятельность закончилась, как только его поймали на побочном рэкете, которым он тоже не брезговал. Из спецслужбы его тут же выкинули, и он, естественно, подался в наемники – сначала в Западную Африку, потом в Юго-Восточную Азию.

Человеком он был безжалостным, ему нравилось причинять людям боль. Кроме того, он любил деньги, а в последнее время ему их постоянно не хватало. Работы практически тоже не было. Единственное дело, которое ему подвернулось за последние три месяца, было предложение ограбить небольшой банк в Люксембурге. То ли ему не понравились люди, сделавшие это предложение, то ли план ограбления пришелся не по душе, но в итоге он решил от этой затеи отказаться.

Недавно до него дошел слух о том, что в Париже искал людей Денар. Речь вроде бы шла о захвате какого-то островка в Индийском океане. Вот он и решил слетать в Париж и проверить, стоящее ли это было дело.

Однако в брюссельском аэропорту он изменил планы. Пит де Витт уже собрался было выйти из такси, подвезшего его ко входу терминала вылетов, как прямо перед его машиной дорогу перешел человек, которого он тут же узнал. Узнал Пит де Витт и его своеобразную походку: сначала этот человек касался земли внешними сторонами ступней. Он проследил, как его знакомый с брезентовой сумкой в руке вошел в здание аэровокзала. В голове де Витта тут же сработал какой-то механизм, и он вспомнил французского журналиста Жоржа Лаконта и предложение, которое тот ему сделал три дня назад в Брюсселе, в баре “Блюм”.

Он осторожно вошел в аэровокзал, внимательно оглядывая зал вылета. Заметив того, кого искал, у кассы авиакомпании “Сабена”, он притаился за колонной и поставил потрепанный кожаный чемодан на пол.

Наблюдая за человеком, вызвавшим у него столь пристальный интерес, Пит де Витт испытывал смешанные чувства. С одной стороны – неистребимую ненависть. С другой – страх. С третьей – любопытство. Ненавидел он Кризи давно, с тех пор, как много лет назад, еще во Вьетнаме, между ними произошло серьезное столкновение. Тогда американец физически унизил его. Страх был вызван воспоминаниями о том, как Кризи его избил – до того жестоко, что потом он несколько недель валялся на больничной койке. Любопытство определялось тем, что слухи о смерти Кризи действительно “оказались преувеличенными”. Куда он направляется? Что собирается делать? Ответы на эти вопросы сулили неплохие деньги.

Он спокойно ждал, пока Кризи взял билет и направился к стойке паспортного контроля. После этого он подошел к той же кассирше. Он обаятельно улыбнулся ей. Пит де Витт был мужчиной представительным – высоким, с песочного цвета шевелюрой и такого же цвета окладистой бородой. Улыбка его всегда производила на женщин неотразимое впечатление.

– Мне показалось, – сказал он ей, – я только что видел своего старого приятеля. Если я не ошибся, он как раз проходит паспортный контроль. Мы много лет с ним не встречались. Вы не могли бы мне помочь? Он, кажется, шел отсюда. Не у вас ли этот человек купил себе билет?

После того как он в деталях описал внешность Кризи, женщина улыбнулась.

– Да, он взял билет до Лондона на рейс, вылетающий в два сорок пять.

– Первым классом или экономическим?

– Первым.

Де Витт бросил взгляд на доску объявлений о вылетах. Кроме рейса в два сорок пять на Лондон был еще самолет в половине пятого.

– Я тоже как раз в Лондон собирался, – сказал он кассирше, – только в четыре тридцать. Могу я взять билет на без четверти три?

Женщина нажала какие-то клавиши на компьютере, взглянула на экран и кивнула.

– Да, на этот рейс есть еще несколько мест, только все они в экономическом классе.

– Меня это вполне устроит, – ответил Пит де Витт, потянувшись за бумажником.

Глава 63

Паром подошел к причалу и пришвартовался. Как только спустили сходни, Майкл первым сбежал по ним прямо в объятия Леони.

По пути домой он с улыбкой сказал ей:

– Как хорошо дома! Что у нас на ужин? Арабской едой я сыт по горло.

Она рассмеялась.

– Сегодня я тебя приглашаю в ресторан. К Сэмми. У него вечером будет кое-что особенное. Он достал свежего омара и держит его специально для нас.

– А что в этом особенного?

Леони взглянула на юношу, удивившись тому, как быстро он повзрослел.

– Дело в том, что завтра я улетаю в Лондон, – ответила она. – Несколько дней назад мне звонил Кризи, сказал, чтобы я туда к нему прилетела.

Сделав вид, что страшно расстроен, Майкл спросил:

– Значит, меня ты с собой не возьмешь?

Она нажала на тормоза, пропуская стадо овец, переходивших через дорогу.

– Нет, тебя уж я точно с собой не возьму, – с улыбкой ответила Леони. – Я еду туда только на три дня. У нас будет что-то вроде запоздалого медового месяца.

– Значит, так тому и быть. Какие еще новости?

– Больше никаких. Кризи введет меня в курс дела в Лондоне, а я все расскажу тебе, как только приеду. Он просил передать, чтобы через неделю ты был в полной боевой готовности. Велел тебе на пару дней съездить на Мальту и потренироваться в тире. С Джорджем он все согласовал.

* * *

Позже вечером они сидели в ресторане неподалеку от набережной и почти не разговаривали, потому что их внимание было целиком сосредоточено на омаре. Когда подали кофе, Майкл взглянул на часы. Заметив этот жест, Леони сказала:

– Да, Майкл, я прекрасно помню, что сегодня пятница, и в Ла-Гротте уже полно народу. Но ты ведь еще пожертвуешь матери полчаса?

Он улыбнулся, протянул руку и положил ее на руку Леони.

– Мне гораздо приятнее быть здесь с тобой, – убедительно проговорил он, – чем в любом другом месте. – Майкл осмотрел переполненный ресторан. – Люди, которые нас не знают, думают, что ты – моя подружка, и сгорают от зависти… Мне это очень нравится.

Она весело рассмеялась.

– А все женщины безумно ревнуют меня к такому молодому красавцу. – Потом вдруг ее лицо приняло серьезное выражение. – Нет, Майкл, ты уже не мальчик. Ты стал мужчиной. Я горжусь тобой… и боюсь за тебя.

– Вот бояться не надо, – мягко сказал он.

– Я все равно боюсь. Знаешь, пока я днем ждала паром, мне пришло в голову, что впервые в жизни я чувствую себя действительно счастливой. В прошлом мне несколько раз казалось, что я счастлива, но тогда, наверное, я просто не понимала истинного значения этого слова. Счастье, должно быть, сродни удовлетворению. Я верю, что Кризи меня любит. Сама не знаю почему… просто верю, и все. Я знаю, он никогда мне об этом не скажет, потому что вообще не говорит на эти темы. Но я в это верю.

Таким же серьезным тоном Майкл ответил ей:

– Я тоже в этом уверен.

Глава 64

Кризи приехал за ней в аэропорт Хитроу на потрепанном “форде-фиеста”.

Когда в потоке напряженного вечернего движения они въехали в Лондон, Кризи сообщил:

– Я заказал нам столик в “Лу пескаду”. Этот ресторан особенно славится рыбой и теми обитателями моря, что живут в раковинах и панцирях.

Леони рассмеялась.

– Только вчера вечером мы с Майклом ели омара в ресторане у Сэмми.

– Ты просто балуешь мальчишку, – сурово сказал он и тотчас улыбнулся: – Куда же в таком случае тебе хотелось бы пойти сегодня?

– Что, если мы завалимся в один симпатичный индийский ресторанчик на Глочестер-роуд? Мне очень нравятся острые блюда, особенно с кэрри.

– Согласен, – ответил он и взглянул на часы. – Тогда давай поедем прямо туда и уже оттуда – домой. Я приготовил тебе небольшой сюрприз.

– На что он похож?

– На сюрприз.

Взглянув на его огромные лапищи, в которых руль машины казался маленькой детской игрушкой, она снова обратила внимание на шрамы от ожогов. Леони протянула руку и коснулась их.

– Откуда это у тебя, Кризи? – спросила она.

Реакция его была непроизвольной – он моментально отдернул руку. Машину занесло вправо, и она чуть не задела ехавший рядом грузовик.

Пока Кризи выруливал, Леони слегка оправилась от потрясения.

Леони взглянула ему в лицо. Глаза Кризи показались ей ледяными. В тревоге и растерянности Леони спросила:

– Я что-то не то сделала? Или, может, какую-нибудь глупость сказала?

– Нет-нет, все в порядке, – пробормотал он. – Это я так…

Она снова взглянула ему в лицо – таким печальным раньше она, пожалуй, его не видела. Ей стало ясно, что Кризи подыскивал правильные слова, чтобы объяснить свою реакцию.

Леони мягко сказала:

– Если не хочешь говорить на эту тему, не надо, я не обижусь.

– Дело не в этом. Просто несколько лет назад один человек, сидевший рядом со мной в машине, так же, как и ты, коснулся моей руки и задал точно такой же вопрос.

– Женщина?

– Нет, девочка.

Какое-то время они молча ехали в сутолоке вечернего движения, потом она тихо спросила:

– Та девочка в Италии… та самая, которую убили бандиты?

– Да.

Она снова дотронулась до его руки.

– Прости меня, Кризи.

Он снял руку с руля и взглянул на шрамы.

– Это случилось во Вьетнаме, когда я служил в Легионе. Мы тогда только что проиграли сражение под Дьенбьенфу. Мне вместе со многими другими легионерами пришлось сдаться в плен. Нас долгие мили вели через джунгли в лагерь для военнопленных. По дороге люди мерли как мухи. Я выжил. В лагере меня допрашивал молодой капитан Вьетмина, по всей видимости, он учился во Франции. Вопросов у него ко мне была масса. Руки мои были привязаны к столу. Отвечать я отказывался. Капитан все время курил. Пепельницы под рукой не было.

Еще какое-то время они ехали в молчании, потом Кризи взглянул на Леони. Он вдруг почувствовал себя так, будто снова сидел в машине с девочкой, и услышал, как непроизвольно произносит те же самые слова, которые говорил ей несколько лет назад:

– Иногда в мире происходят страшные вещи.

Когда Кризи услышал ответ Леони, ощущение, которое он испытывал, вдруг невероятно усилилось. Она тепло улыбнулась, еще раз коснулась его руки и слово в слово повторила слова, которые когда-то произнесла погибшая девочка:

– Но и хорошие вещи тоже случаются.

Когда они приехали в небольшой ресторан, настроение понемногу стало улучшаться. Внутри было полутемно, и обстановка располагала к близости. Они сели за угловой столик и заказали четыре разных блюда с кэрри. Говорили мало – в этом почему-то не было необходимости. О предстоящей операции речь вообще не заходила. Те несколько фраз, которыми они обменялись за ужином, касались исключительно Гоцо.

Она хотела кое-что переделать в саду и по-другому обставить гостиную. Говорила Леони об этом как-то неуверенно, зная, что и дом, и сад создавались по плану Нади. Однако Кризи поддержал ее.

– Теперь это твой дом, – сказал он, – на нем должен лежать отпечаток твоего характера. Надя это поняла бы. – Он сделал небольшую паузу и улыбнулся. – Знаешь, ты Наде понравилась бы.

Почувствовав, что разговор о Наде не вызывает у него боли, Леони спросила:

– Она была похожа на Лауру?

– Да, во многом. Но в чем-то была похожа и на тебя. – Потом он резко сменил тему разговора. – Прошлое, давай оставим в прошлом. Скажи мне лучше, какие у тебя планы на завтра?

Подумав немного, она ответила:

– Утром – немного поваляться в постели. Потом надо бы съездить по магазинам. Хочу купить новую обивку для мебели, шторы и еще кое-какие мелочи для кухни.

– Давай тогда с тобой так договоримся, – сказал Кризи. – Занимайся сама своими делами, потому что я терпеть не могу мотаться по магазинам, а вечером мы сходим с тобой в кино, потом где-нибудь поужинаем, а после этого пойдем потанцуем.

Она улыбнулась.

– Договорились.

Ему посчастливилось найти место для парковки машины совсем рядом с домом, на противоположной стороне улицы.

Сюрпризом, ожидавшим ее в квартире, была бутылка холодного розового шампанского.

– Давай выпьем ее в постели, – предложила она.

Они разделись, поцеловались, тесно прижавшись друг к другу, потом легли в постель с бокалами шампанского в руках. Бутылка, покоившаяся в ведерке со льдом, стояла на полу около кровати.

Запивая любовь шампанским, оба они испытали истинное наслаждение. Когда они заснули, в бутылке оставалась еще половина. Три часа спустя она его разбудила, и они снова занялись любовью с таким же восторгом, как и в первый раз. Потом она что-то ему нежно говорила. Когда они заснули опять, бутылка была пуста.

Глава 65

Кризи проснулся на рассвете, выскользнул из постели и отправился в ванную. Через пятнадцать минут он вышел после освежающего душа в белом махровом халате.

Встав в ногах кровати, Кризи посмотрел на спавшую Леони, потом пошел на кухню и сварил кофе. Потом два часа он сидел за столом в комнате, просматривая свои выписки, карты и диаграммы. Время от времени делал пометки в небольшом блокноте.

Раз или два Леони что-то бормотала во сне. Тогда он вставал, подходил к постели и долго смотрел на нее.

В девять часов на кухне Кризи сделал Леони омлет и налил большую чашку чая. Все это он принес на подносе в спальню и поставил его на тумбочке, рядом с кроватью. Потом склонился над Леони, поцеловал ее, и она проснулась.

Леони протянула руки, обвила его шею, притянула к себе и крепко обняла.

– Ты такой милый, – сказала она и услышала в ответ его довольное бормотание.

– Такого мне еще никто не говорил.

Он встал и посмотрел на нее сверху вниз. Леони как-то застенчиво, неуверенно улыбнулась, и внезапно из глаз ее выкатились две слезы.

– Что с тобой? – испугался Кризи.

Она лишь смахнула слезы.

– Ничего, ерунда, просто я очень счастлива… Никогда даже представить себе не могла, что смогу быть такой счастливой.

– Ешь, я принес тебе завтрак, – грубовато сказал Кризи.

Леони села в постели. Кризи посмотрел на нее и тихо произнес:

– Ты прекрасна.

Леони потянулась к тарелке.

– Ночью ты сказал мне… ты говорил мне ночью и другие вещи. Ты меня не обманывал?

– Все, что ты слышала, – чистая правда.

Она молча съела омлет, поставила тарелку на тумбочку и спросила:

– Знаешь, почему ты смог меня полюбить?

Кризи в недоумении пожал плечами, и она поняла, что нужные слова для ответа на этот вопрос он не сможет подобрать никогда.

– Я сама тебе скажу, – облегчила она его участь. – Это совсем не потому, что ты находишь меня красивой. Все дело здесь в Наде.

Он даже вздрогнул от неожиданности.

– В Наде?

– Да, – твердо сказала она. – Ты встретил Надю, когда тебе уже было за сорок. Когда-нибудь до нее ты любил?

– Нет.

– Знаешь, почему ты полюбил ее?

– Нет.

– Это Надя разбудила и взрастила в тебе те чувства, о существовании которых раньше ты даже не подозревал. Просто не знал, что это такое. Но однажды пробудившись, они остались в тебе навсегда. Даже после гибели Нади и твоей дочери. Если бы она с тобой этого не сделала, ты никогда не смог бы меня полюбить. Именно благодаря Наде это стало возможным.

Он сидел и долго на нее смотрел, потом нежно сжал ее лицо в ладонях и крепко поцеловал в губы.

– Спасибо тебе, – сказал Кризи.

Ее губы чуть заметно раздвинулись в застенчивой улыбке.

Глава 66

Леони позвонила своей подруге Джеральдин и предложила пойти вместе куда-нибудь пообедать, а потом пройтись по магазинам.

Кризи оделся, сделал несколько международных звонков, потом снова сел за стол и углубился в свои выписки и схемы.

Леони вышла из спальни в шелковой блузке и брюках цвета морской волны, застегивая на ходу кремовый пиджак. Ее глаза лучились любовью. Леони склонилась к Кризи, поцеловала за ухом и сказала:

– Я вернусь к четырем. Обещаю тебе, что состояние потратить не успею.

Он с улыбкой спросил:

– Какие у тебя духи?

– “Оскар де ла Рента”. – Мне их привез Майкл из Туниса, он их купил в аэропорту. Нравятся?

– Если ты сию же секунду отсюда не выметешься, я сорву с тебя эти шикарные шмотки и снова отнесу в постель.

Она улыбнулась, чмокнула его в щеку и пошла к входной двери. Кризи встал со стула.

– Мне кажется, я заслуживаю совсем не такой поцелуй на прощание.

Леони с улыбкой обернулась, снова подошла к нему, крепко обняла и поцеловала в губы долгим, страстным поцелуем.

– Если хочешь, я позвоню Джеральдин и отменю нашу встречу, – сказала она. – И по магазинам не пойду, если хочешь. Мне ничего не нужно, когда ты со мной.

Он еще раз поцеловал ее и указал на бумаги, лежавшие на столе.

– Нет-нет, лучше поскорее выматывайся. Желаю вкусно пообедать. И купи себе несколько платьев. Что-нибудь изящное на сегодняшний вечер.

Она снова его поцеловала. Кризи смотрел, как за ней закрылась дверь, потом подошел к окну и отдернул белую кружевную занавеску. Он видел, как Леони перешла улицу и села в потрепанный синий “форд-фиесту”. День выдался ясный, солнечный. “Фиеста” тронулась с места и стала набирать скорость. Он уже отворачивался от окна, когда краем глаз увидел, как из-под днища машины вырвался желто-белый столб пламени и она взорвалась.

Кризи инстинктивно пригнулся. Он услышал сначала звон выбитого оконного стекла и почувствовал, как на него сыплются осколки, потом ощутил давление взрывной волны на барабанные перепонки и глухой, рокочущий грохот самого взрыва.

На то, чтобы упаковать вещи в брезентовую сумку и выйти из квартиры, ему потребовалось две минуты. Он протискивался через собравшуюся уже у места катастрофы толпу, расталкивая людей. Одни тупо смотрели на то, что осталось от машины, другие плакали, третьи кричали. Кризи быстрым шагом шел минут десять и лишь потом услышал вой полицейских сирен. Тогда он нырнул в первую же станцию метро и сел в поезд, который направлялся в аэропорт Хитроу.

Глава 67

Ахмед Джибриль прочел отчет и критически изучил газетную заметку. Снова где-то в самой глубине его существа зашевелился панический страх.

– Ему повезло, – пробормотал Джибриль.

– Нет, – ответил Далкамуни. – Дело не в нем, а в ирландцах, которые взялись выполнить наше поручение. Если бы они рискнули подложить в машину взрывное устройство, управляемое по радио, и постоянно следили бы за ней, раньше или позже им удалось бы его убрать.

– Кто была эта женщина? – спросил Джибриль.

– Пока мы этого не знаем, – сказал Далкамуни. – Это дело контролирует британская служба безопасности и не допускает никакой утечки информации.

– Служба безопасности? Ты думаешь, она имеет к этому какое-то отношение?

Далкамуни пожал плечами.

– Полной уверенности в таких вещах быть не может. Мы знаем, что этот человек охотится за тобой. Об этом известно и американцам, и англичанам. У меня такое ощущение, что они незаметно стоят за событиями и ждут, чем кончится дело. И еще мне кажется, что они пассивно помогают ему всем, чем могут. А почему бы, собственно говоря, им поступать иначе? Женщина эта вполне могла бы стать ниточкой к нему, но они заинтересованы, чтобы мы подольше не размотали ее.

Джибриль внимательно рассматривал опубликованные в прессе фотографии искореженных останков автомобиля.

– Жаль, – пробормотал он. – Очень жаль.

– Есть еще новости, – сказал его помощник. – Этот француз, Лаконт, расторг свой контракт. Не хочет иметь ко всему этому никакого отношения. Ни минуты не сомневаюсь в том, что он уже проинформировал обо всем французские спецслужбы, а те в свою очередь все тут же передали англичанам.

– В чем еще мы можем быть уверены? – с сарказмом спросил Джибриль.

– В том, что скоро Кризи объявится в наших краях.

– Значит, скоро здесь он и сдохнет, – резко ответил Джибриль.

Глава 68

Кризи сунул в руку Майкла сложенный белый носовой платок и резко сказал:

– Хватит. Утри слезы.

Юноша поднял глаза. Его мокрое лицо было искажено болью.

Они сидели в комнате пансиона “Сплендид”, разместившегося почти на вершине одного из неаполитанских холмов. С его террасы открывался восхитительный вид на город и залив. Майкл в точности выполнил лаконичные инструкции, полученные им по телефону от Блонди сорок восемь часов назад. Он упаковал в сумку вещи, запер дом, сел на ночной паром в Неаполь и на такси доехал до пансиона “Сплендид”. Путешествие на пароме ему очень понравилось, потому что на корабле он познакомился с молоденькой американкой, путешествовавшей с рюкзаком за плечами и собиравшейся провести ночь на палубе под открытым небом. Однако когда он предложил ей переночевать в его каюте, она изменила свои планы.

В пансионе его встретил молчаливый мужчина средних лет. Звали его Гвидо. Он проводил Майкла в приготовленную для него комнату и сказал:

– Кризи скоро приедет. Он просил тебя дождаться его здесь.

Кризи приехал спустя три часа. Он вошел в комнату с каменным лицом, бросил сумку на постель и сразу сказал:

– Твоя мать мертва. Подорвалась на бомбе, подложенной в ее машину и предназначавшейся мне. Скорее всего это сделали ирландские националисты, которые работали по заданию Джибриля.

Потом он коротко рассказал, как все случилось, и тогда на глазах Майкла выступили слезы.

Теперь он вытер лицо носовым платком и спросил:

– Ты даже не вернулся назад, чтобы проверить? Чтобы убедиться в том, что она мертва?

– Я видел взрыв. У нее не было ни малейшего шанса. – Голос его стал чуть мягче. – Майкл, все произошло мгновенно. Она не успела ничего понять.

Майкл уставился в пол, потом глубоко вздохнул, поднял взгляд и сказал:

– Вечером, накануне ее отъезда, мы вместе ужинали у Сэмми. Ели омара.

– Знаю.

– Значит, она тебе об этом рассказала. Ты хоть знаешь, как она тебя любила?

– Думаю, да.

– А ты ее любил?

– Да… и она об этом знала.

Кризи встал.

– Утри слезы, Майкл. Думай о том, кто это сделал… думай о Джибриле.

* * *

Они ужинали вместе с Гвидо на открытой террасе пансиона. Их столик стоял особняком от остальных.

Внизу горели яркие огни Неаполя, за ними до горизонта расстилалась тьма залива. Обслуживал их старый официант. Было очевидно, что он знал Кризи давно и близко.

Когда они сели за стол, Кризи сделал жест в сторону Гвидо и сказал Майклу:

– Этот человек – твой друг и друг твоих друзей. Ты можешь говорить ему абсолютно все, так же, как мне. Если тебе что-то понадобится, я хочу сказать, все, что угодно… обратись к Гвидо.

Юноша уже пришел в себя, к нему полностью вернулось самообладание. Взглянув на итальянца, он спросил Кризи:

– Что же в нем такого особенного?

Кризи улыбнулся, Гвидо тоже.

– Он мой самый близкий друг, – ответил Кризи. – Его женой была сестра Нади, поэтому он к тому же приходится мне свояком. За долгие годы Гвидо спасал мне жизнь столько раз, что я все и не упомню.

Майкл внимательно посмотрел на итальянца. Он был приземистым и казался квадратным, черные волосы слегка седели на висках. Римский нос с небольшой горбинкой чуть нависал над широким ртом. Острый взгляд, казалось, подмечал все вокруг.

– Вы тоже были наемником? – спросил Майкл.

Гвидо с серьезным видом кивнул.

– Да, большую часть жизни. Но после того как женился, бросил это дело. Перед смертью Джулии я пообещал ей, что никого больше не убью и не возьму в руки оружия. Обещание свое я сдержал. – Он улыбнулся и махнул рукой в сторону остальных столиков, за которыми сидели завсегдатаи его заведения. – Так что занимаюсь теперь пансионом и время от времени смотрю по телевизору футбол.

Майкл изучающе посмотрел на итальянца, потом обернулся к Кризи.

– Гвидо такой же мастер, как и ты?

– Да, а с пулеметом ему просто нет равных.

– Он и снайпер хороший? – с улыбкой спросил Майкл.

– Первоклассный.

– Такой же, как я?

– Нет, но он не обучался этому искусству у Рамбахадура Раи.

На лице Гвидо выразилось удивление.

– Ты что, просил Рамбахадура Раи тренировать этого мальчонку?

Американец кивнул.

– Он занимался с ним месяц, а в конце сказал, что очень доволен его успехами.

Когда Гвидо вновь посмотрел на юношу, в его взгляде сквозило уважение.

– Кроме того, я уже не мальчонка, – заметил Майкл.

Гвидо улыбнулся, как бы принимая это к сведению.

Пожилой официант принес три тарелки с кальмарами, рис, салат и бутылку красного вина без этикетки.

– Тебе придется съесть все, – сказал он Кризи, – иначе повариха тебя убьет. Она знает, что кальмары – твое любимое блюдо, и специально для тебя их покупала.

Следующие десять минут, пока мужчины налегали на лакомое блюдо, за столом стояла тишина. Нарушил ее Майкл. Он вытер губы салфеткой, взглянул на Гвидо, а потом спросил Кризи:

– Каков же теперь наш план действий?

– На следующей неделе Ахмед Джибриль почти наверняка будет в Дамаске на праздничной церемонии, посвященной годовщине создания арабского государства Палестина. Торжества пройдут под открытым небом. Джибриля там будут охранять как зеницу ока, но с приличного расстояния один выстрел в него, думаю, можно будет сделать.

– С какого именно расстояния?

Кризи вздохнул.

– Метров с пятисот.

– В какое время суток? – нетерпеливо спросил Майкл.

– Вечером, перед заходом солнца.

Майкл ответил просто:

– Рамбахадур Раи.

Кризи бросил на него суровый взгляд.

– Я никогда не позволил бы себе использовать его для этой цели.

Майкл резко ответил:

– У меня и в мыслях не было с ним для этого связываться. Это дело сугубо личное. И не забудь, пожалуйста, что личное оно не только для тебя, но и для меня. У тебя нет монополии на возмездие. Я сказал о Рамбахадуре только потому, что хотел бы знать его мнение. Он ведь говорил, что я стреляю из снайперской винтовки лучше тебя.

– Ну, этот вопрос очень спорный, и для меня он остается открытым. Допускаю, что в тире ты действительно можешь показать более высокий результат. Но у тебя нет никакого опыта действий в боевых условиях, а у меня его – хоть отбавляй. Гвидо может тебе это подтвердить.

Итальянец подтвердил.

– Да, стрелять в человека и в картонную мишень – совсем не одно и то же. То, что ты увидишь перед собой из плоти и крови, может сказаться и на твоем настрое, и на меткости.

– Джибриль для меня не может быть человеком из плоти и крови, – вскипел Майкл. – У меня и глаз не моргнет, и рука не дрогнет. В него я не промахнусь. Сколько у тебя в Дамаске винтовок? – спросил он Кризи.

– Две.

– Обе – “Хеклер и Кох”?

– Да.

– Тогда основной выстрел будет мой. А ты меня подстрахуешь. Ты понял это, Кризи? – Он встал из-за стола. – Я пошел спать. Кризи, она была мне матерью. – Потом обернулся к Гвидо. – Спасибо вам большое за прекрасный ужин. Очень рад был с вами познакомиться. Я послушаюсь Кризи и буду считать вас своим другом. Надеюсь, это будет улица с двусторонним движением.

Молодой человек повернулся и пошел между столиками к двери.

– Где ты его откопал? – спросил Гвидо, искоса взглянув на Кризи.

– В сиротском приюте.

– Он что, действительно настолько крут, как это себе представляет? И лучше стреляет из снайперской винтовки, чем ты? Я прекрасно помню, как ты с шестисот метров уложил человека наповал, попав ему точно меж глаз.

Кризи ответил:

– Рамбахадур Раи – лучший снайпер из всех, кого я знал. Майкл, как он считает, стреляет не хуже. У него к этому врожденный дар, который смог полностью раскрыться благодаря тренировке. А тренировал его лучший на земле наставник в этом деле.

– А как у него с другим оружием? – В голосе Гвидо послышалось любопытство.

– Очень неплохо. Я сделал из этого парнишки настоящую машину для убийств. По-своему он, конечно, прав. Монополии на возмездие у меня действительно нет. Я любил Леони, хотя и по-другому, чем Надю и Джулию. Вовсе не исключено, что я беру его с собой на смерть, – сказал он, и в голосе его прозвучала глубокая печаль. – Иногда я начинаю думать, что на мне лежит ее проклятие.

Гвидо спокойно ему ответил:

– Оно на нас лежало всегда. Мы, наверное, с ним родились.

Глава 69

Примерно в одно и то же время, но в разных точках земли происходили два ужина, во время которых обсуждались примерно одни и те же темы.

В Дамаске Ахмед Джибриль делил вечернюю трапезу с двумя своими сыновьями, Далкамуни и полковником Джомахом.

В ночном поезде Рим – Париж Кризи сидел в вагоне-ресторане со своим сыном Майклом.

* * *

– Свой распорядок я менять не намерен, – настаивал Ахмед Джибриль. – Завтра я поеду в лагерь, чтобы попрощаться и пожелать удачи нашим бойцам, уходящим на операцию “Камир”. Они ведь отправляются почти на верную смерть. Я не имею права посылать людей умирать, а сам – прятаться.

* * *

– В своем логове он неуязвим, – заметил Кризи, когда поезд немного снизил скорость, подъезжая к отрогам Альп. – К нему можно будет подобраться только тогда, когда он оттуда куда-нибудь выедет.

– А ты уверен, что он собирается оттуда выезжать? – спросил Майкл.

Людей в вагоне-ресторане было немного. Они заказали по бифштексу с острым соусом, и когда официант принес заказ, Кризи ответил:

– Я на девяносто пять процентов уверен, что он будет присутствовать на церемонии празднования годовщины создания Палестинского государства. Она состоится в конце той недели. – Он взглянул на молодого человека и спросил: – Ты знаешь, что означает “Сабат эль Шубада”?

Майкл проглотил кусок бифштекса и запил его вином.

– Это значит – площадь Мучеников. Там, что ли, эта церемония будет?

– Да.

– Думаешь, в радиусе пятисот метров от нее есть удобное местечко, чтобы прицелиться?

– Да. Оттуда вся площадь видна как на ладони. Майкл, вино ведь не вода, пей помедленнее. Это хорошее вино, почувствуй его аромат, не пей залпом.

* * *

Халед Джибриль был настроен в высшей степени скептически. Он потянулся к кипящей кастрюле, достал из нее кусок баранины и отправил прямо в рот.

– Тебе нечего бояться, – прочавкал он. – Мы здесь – на нашей земле. Даже Моссаду не удавалось сюда проникнуть. – Он взглянул на отца. – Ты прожил долгую жизнь совсем не для того, чтобы умереть от руки какого-то одинокого психопата.

Полковник Джомах был единственным из всех пятерых, кто пил спиртное, – он запивал баранину виски с содовой. Покрутив в руке стакан, полковник заметил:

– Что касается Моссада, тут есть одна теория. Она сводится к тому, что люди из этой израильской спецслужбы никогда даже и не пытались совершить покушение на кого-нибудь из лидеров палестинского движения сопротивления.

– Эту теорию можно оставить разве что для идиотов, – взорвался Джибриль. – Они там все поднаторели на убийствах.

– Это верно, – согласился полковник. – Перебили они немало народу: немецких ученых, работавших на Насера в Египте, которые хотели создать там ракетные установки; французских и швейцарских специалистов, помогавших Саддаму Хусейну в Ираке развивать его ядерную программу. Недавно они уничтожили эксперта по баллистике в Брюсселе. Он убедил Саддама Хусейна в том, что создаст для него пушку, которая будет обстреливать любую часть Израиля снарядами с отравляющими веществами. И тем не менее за последние пятнадцать лет Моссад ни разу не покушался на жизнь руководителей палестинских освободительных организаций.

Какое-то время все собравшиеся за столом размышляли над словами полковника, потом Халед спросил:

– Почему они этого не делали?

Полковник развел руками.

– Если верить этой теории, акции террористов, направленные против ни в чем не повинных людей, усиливают симпатии Запада к израильтянам. Если сформулировать иначе, можно сказать, что, в соответствии с их взглядами, деятельность таких людей, как твой отец или Абу Нидаль, – хоть звучит это и парадоксально, – укрепляет позиции Израиля.

Джибриль лишь заметил:

– Твои слова, полковник, свидетельствует лишь о том, что сотрудников наших служб безопасности недостаточно тщательно проверяют.

– Я с тобой совершенно согласен, – улыбнулся Джомах.

* * *

Майкл смотрел на уходящие в небо вершины Альп, покрытые белыми снежными шапками. Он видел снег первый раз в жизни. Прежде чем юноша возобновил разговор, прошло несколько минут.

– Значит, мы говорили о месте, откуда можно прицелиться. Это что, здание какое-то?

– Точнее говоря, его крыша, – ответил Кризи.

– Тогда нас легко будет заметить.

– Мы высунемся совсем ненадолго. В радиусе трехсот метров от площади Мучеников нельзя будет подобраться ни к одному зданию – там охранников нагонят столько, что ступить будет некуда. На каждой крыше посадят кучу солдат и полицейских.

Официант принес десерт – сладкие булочки со взбитыми сливками. Майкл тут же расправился со своей порцией, потом заметил:

– Поэтому нам, видимо, и придется стрелять с пятисот метров? Тогда мы, получается, будем находиться за пределами зоны безопасности?

– Ты совершенно прав.

* * *

Халед положил перед собой блокнот и авторучку.

– Мне необходимо знать обо всех твоих передвижениях в ближайшие дни, – сказал он отцу и сделал в блокноте первую пометку. – В какое время ты собираешься завтра ехать в лагерь? – спросил он.

– Когда назначен отъезд бойцов? – спросил Джибриль Джихада.

– Они уедут через час после захода солнца, – ответил сын.

– Значит, мне нужно быть в лагере за час до захода, – сказал Джибриль.

Халед сделал еще какую-то пометку и снова взглянул на отца. Однако тот махнул рукой и, посмотрев на сына, как на назойливую муху, проговорил:

– Обо всех своих дальнейших передвижениях я скажу тебе завтра.

В разговор вступил Далкамуни.

– В следующую пятницу ты собираешься присутствовать на торжественной церемонии по поводу создания палестинского государства?

– Обязательно, – ответил Джибриль. – Здесь не о чем даже говорить.

* * *

Кризи с Майклом вернулись в свое купе. Майкл забрался на верхнюю полку, но заснуть не мог.

– Ты еще не спишь? – через некоторое время тихонько спросил он.

– Нет, а в чем дело? – донесся с нижней полки сонный голос Кризи.

– Никак в поезде уснуть не могу.

– Ничего, – отозвался Кризи, – со временем привыкнешь. Что до меня, так в поезде мне спится лучше всего.

– Надеюсь, ты уже продумал, как мы сможем взобраться на эту крышу?

– Естественно.

– И как спуститься после выстрела?

– Это здание одной стеной выходит на небольшую аллею. Людей там почти нет. Мы возьмем с собой канаты и после выстрела спустимся по ним вниз. Джордж Заммит говорил мне как-то, что у тебя это неплохо выходит.

Кризи услышал, как Майкл негромко рассмеялся.

– Да, охранников там, наверное, будет пруд пруди. Но сначала скажи, как мы попадем в Дамаск?

– Я – на корабле. С Кипра приплыву в Латтакию. А ты отправишься туда с экскурсией из Турции как студент, изучающий археологию. Сирия для археологов просто рай. Твой тур закончится в Дамаске, там ты оставишь группу и встретишься со мной на конспиративной квартире.

Помолчав еще немного, Майкл спросил:

– А в Париже что нам надо сделать?

– У нас там назначена встреча со Штопором Два. Он сообщит последние новости из Дамаска, передаст паспорта и несколько пуль.

– Пуль?

– Да. Пули эти будут не совсем обычными. А теперь – пора спать.

Глава 70

Они сидели в просторном холле гостиницы “Мёрис” в Париже. Штопор Два передал им их паспорта, билеты. Еще он вручил Кризи небольшую деревянную коробочку. Тот ее раскрыл. В ней аккуратно лежали четыре пули с серебристыми наконечниками. На каждой был выгравирован крест.

Пока Кризи их разглядывал, Штопор Два сказал:

– Чем скорее они попадут в цель, тем сильнее будет их действие.

Майкл выглядел озадаченным.

– Что это за пули такие? – спросил он.

– Пули как пули, – кратко ответил Кризи. – Специальные пули для Джибриля. Я тебе потом объясню.

* * *

– Откуда ты знаешь, что стрелять придется именно с пятисот метров? – спросил Майкл Кризи.

– Мне так на глаз показалось, – ответил Кризи. – Мы потом измерим расстояние шагами и сделаем допуск на угол наклона. После этого сможем подобрать подходящие прицелы для винтовок.

Майкл обернулся к Кризи и с улыбкой проговорил:

– Дунга джусто басне.

Кризи улыбнулся ему в ответ, но мысли его явно были заняты чем-то другим. После разговора в пансионе Гвидо Майкл стал держаться увереннее. Теперь он чувствовал себя скорее как равноправный партнер, и в последнее время это отчетливо проявлялось в их повседневных отношениях с Кризи.

– А корректор целика у нас там уже есть? – спросил Майкл.

Штопор Два кивнул.

– “Джескер-три”. Он очень точный.

Майкл погрузился в раздумья. Он перебирал в памяти те советы и наставления, которые давал ему Рамбахадур Раи. Потом взглянул на Кризи.

– Значит, ты собираешься использовать глушители?

– Да, для этого будет самая подходящая ситуация.

Майкл подумал еще немного.

– Если встречный ветер будет дуть со скоростью больше пяти узлов, придется стрелять без глушителей. Иначе отклонение будет слишком велико.

Кризи взглянул на Штопора Два, который снова улыбнулся и заметил:

– Он вроде в этих делах разбирается до тонкостей.

Штопор ушел в восемь вечера, сказав на прощание лишь два слова:

– Желаю удачи.

Майкл должен был вылетать в Анкару в полночь.

Кризи отвез его в аэропорт, где они поужинали в филиале “Максима”, глядя на взлетное поле, по которому тягачи везли самолеты на стоянки. Ели они в молчании, каждый был погружен в свои мысли. Сначала они съели по дюжине устриц. Потом им принесли молодой баранины на ребрышках. Кризи заказал бутылку “Ла Круа Помероль” урожая шестьдесят первого года. Когда мэтр по винам перелил вино в хрустальный графин и наполнил их бокалы, Кризи сказал Майклу:

– Этим вином нас угощает человек по имени Джим Грэйнджер.

Майкл удивленно взглянул на него.

– Это друг, – объяснил Кризи, – наш очень хороший друг. В Америке он один из самых могущественных людей.

– С чего бы это он стал нам ставить такое вино? – спросил Майкл.

– Его жена летела сто третьим рейсом “Пан Американ”, – ответил Кризи. – Он в курсе наших дел. Все это время Грэйнджер нас очень поддерживал. Когда все закончится, ты с ним обязательно встретишься. – Потом, сам не зная, почему, добавил: – Его жену звали Хэрриот. Детей у них не было.

* * *

Провожать Майкла на посадку Кризи не стал. Они распрощались у выхода из ресторана. Сначала мужчины обнялись, потом Кризи положил руку на левую щеку Майкла, крепко поцеловал его в правую, повернулся и пошел прочь.

Глава 71

Майкл проснулся рано. Спал он отлично, несмотря на то, что в комнате было очень влажно и всю ночь жужжали комары. Он оделся и по-арабски повязал на голову полосатый шарф, без которого трудно переносить нестерпимый зной.

Накануне днем туристический автобус пересек границу Сирии и через пару часов езды по пыльной дороге подъехал к гостинице “Барон” на окраине Алеппо.

Группа молодых студентов-археологов из Сорбонны и других университетов, расположенных вокруг французской столицы, собралась в холле гостиницы. Там Майкл поймал на себе пристальный взгляд молодой французской студентки, ехавшей с группой. Он обратил на нее внимание, как только они вылетели из Парижа, и решил во что бы то ни стало познакомиться с ней.

Пока сирийский гид рассказывал о распорядке следующего дня, Майкл сконцентрировался на своей предстоящей миссии. В ближайшие несколько дней он может немного расслабиться и получить от жизни максимум удовольствия. Ведь никто не знает, что его ждет впереди.

Еще в автобусе, когда они проезжали по улицам парков и дорогих ресторанов, гид раздал всем карты города. Они сошли около крепости и договорились снова встретиться днем, чтобы продолжить осмотр достопримечательностей и исторических памятников. До тех пор молодые археологи были предоставлены сами себе.

Счастливый случай выпал Майклу, когда молоденькая француженка с каштановыми волосами отошла от остальной группы с явным намерением провести свободное время по собственному усмотрению.

– Гулять по этим улицам в одиночестве молодым европейским девушкам категорически не рекомендуется, – сказал Майкл.

Ему показалось, что француженка вздрогнула, но ей, несомненно, были приятны его слова. Он смело подошел к ней, и уже через несколько минут они оживленно о чем-то беседовали.

Ее звали Натали.

Они отправились гулять по городу вдвоем, чувствуя себя в компании друг друга свободно и спокойно.

Прилавки огромного крытого рынка ломились от всевозможных товаров – от еды и парфюмерии до золотых и серебряных ювелирных украшений. В воздухе висел тяжелый запах кардамона и маринованного чеснока, которыми торговали продавцы приправ, под ногами у них хрустела фисташковая скорлупа. Со всех сторон доносились зазывные крики лоточников.

Майкл слегка смущенно смотрел, как Натали грациозно переходит от одного прилавка к другому, ее белое полотняное платье без рукавов свободно облегает точеную фигурку. Смех девушки разносился по рынку, когда она восхищалась ювелирными изделиями и разноцветием шелковых и хлопчатобумажных тканей. Зараженный ее жизнерадостным весельем, он смеялся вместе с ней, и раскаты их смеха звонко отдавались эхом в огромном помещении базара.

На следующий день они совершили поездку в Крак де шевалье, куда добирались по побережью Латтакии, утопавшему во фруктовых садах, по дорогам, обсаженным гигантской живой изгородью из кипарисов. Рыцарский замок, построенный восемьсот лет назад, был одной из главных туристских достопримечательностей Сирии, и Майкл получил истинное удовольствие, обнаружив, что знает о нем больше, чем их местный гид.

– Твои комментарии, Майкл, – призналась Натали, – сделали эту экскурсию гораздо более интересной. Мне такие поездки начинают все больше нравиться.

Низко над землей пронеслись три реактивных самолета сирийских ВВС, словно напоминания, что всего в нескольких километрах проходит граница с Ливаном. Взявшись за руки, Майкл и Натали поднимались по лестнице на самый верхний этаж замка – к Башне дочери короля, откуда открывался великолепный вид на заснеженный пик Корнет-ас-Сауда, расположенный к югу, и долину Нар-аль-Кабир – к востоку.

Майкл был настолько поглощен экскурсией и своей спутницей, что предстоящая операция на время отошла на второй план. Скоро они уже сидели в автобусе, ехавшем в Дамаск.

Когда ночью Майкл лежал в постели в своем гостиничном номере, вспоминая о том, как прошел день, он с трудом расслышал звук чуть скрипнувшей двери. Перед ним стояла Натали с двумя банками пива в руках.

– Мы сегодня столько ходили, что я чувствую себя совершенно измотанной. Ты сказал, что вечером никуда выходить не собираешься, поэтому я решила принести тебе баночку холодного пива. Надо же тебе хоть слегка перед сном освежиться.

Она подошла к постели и села.

Майкл внезапно напрягся. Он тоже сел в кровати, ощущая растущее беспокойство и подозрительность. В первый раз в жизни он сам собирался отвергнуть романтическое похождение, о котором еще совсем недавно мог только мечтать. К девушке он чувствовал сильное влечение, но вдруг в голове его мелькнула мысль о том, что она могла быть кем-то подослана и знать о его планах на ближайшее будущее. Он подумал о Кризи, о ярости и ненависти, толкнувших его на тот путь, по которому они пошли вместе. Перед его мысленным взором как живая встала Леони, их последний прощальный ужин в ресторане Сэмми. Она была единственной женщиной, которая любила его материнской любовью и обращалась с ним как с собственным сыном. Джибриль разбил его мечты, и теперь Майкл должен разбить его жизнь.

Он взглянул на Натали. Ни на лице его, ни в глазах не отражалось никаких чувств.

– Тебе нельзя здесь оставаться, – холодно проговорил он. – Мое путешествие подошло к концу, и ты никогда меня больше не увидишь. Поверь, мне было с тобой очень хорошо, и очень прошу тебя, Бога ради, избавь меня от расспросов.

Он встал, подошел к двери, раскрыл ее и попросил девушку выйти из номера.

Озадаченность на лице Натали сменилась гневом.

– Вот уж никак бы не подумала, что ты голубой, – фыркнула она и прошмыгнула в коридор.

Глава 72

Паром с Кипра пришвартовался в Латтакии в самый разгар дня. Сирийские чиновники из иммиграционной и таможенной служб поднялись на палубу, чтобы оформить все необходимые документы. Через два часа Кризи с брезентовой сумкой в руках спустился по трапу. Ночное путешествие пришлось ему по душе. Кормили на корабле сносно, там было небольшое казино, где всем заправляли молодые ребята из Лондона. За пару часов он умудрился выиграть триста фунтов. Прежде чем сесть на корабль, он слегка изменил внешность – покрасил волосы в черный цвет и наклеил усы.

Он взял такси, доехал до рынка, а оттуда прошел метров триста пешком до конспиративной квартиры. Она была небольшой, всего с одной спальней, на четвертом этаже современного шестиэтажного здания. Войдя в малюсенькую кухоньку, Кризи открыл навесной шкафчик над раковиной и вынул из него все пакеты, банки и склянки с консервами, концентратами и приправами. Потом аккуратно вытащил полки и заднюю стенку самого шкафчика. За ней, в потайном углублении, были спрятаны оружие и боеприпасы. Он вынул то, что там лежало, придирчиво все проверил, потом убрал на место, вставил заднюю стенку шкафчика и поставил обратно на полки все банки и пакеты с едой.

Полчаса спустя он сел в автобус, направлявшийся в Дамаск. Приехал он в самом начале одиннадцатого, но перед тем как идти на конспиративную квартиру, решил еще раз обследовать дом на Эль-Малек. Кризи остановился на повороте широкого проспекта в паре сотен метров от того места, где он вливается в улицу Сук Саруджа. Это было довольно обветшалое одиннадцатиэтажное офисное здание с большим рестораном на первом этаже, часть столиков которого была вынесена на тротуар. Кризи сел за свободный столик и заказал кофе. Его интересовала приблизительная высота здания, поскольку надо было купить канаты, по которым они с Майклом, выстрелив в Джибриля, будут спускаться по его стене. И в ресторане, и на улице все еще было много народу. Среди пешеходов выделялись одетые в форму солдаты и полицейские. На противоположной стороне улицы в ряд стояли аккуратные магазинчики, где продавалось все – от электробытовых приборов до всевозможной одежды. Движение по проезжей части было очень интенсивным.

Допив кофе, Кризи прошел несколько сотен метров до рынка, рядом с которым находилась их дамасскская конспиративная квартира.

Как и в Латтакии, там была лишь одна спальня, только этаж был не четвертый, а третий, и дом выглядел гораздо более старым. Прежде всего Кризи вошел в спальню и отодвинул от стены комод со множеством ящиков. За ним находился тайник с оружием. Кризи проверил его столь же тщательно, как и в первой квартире.

Удовлетворившись осмотром, Кризи прошел на кухню, открыл банку ирландской тушенки, разогрел ее в кастрюльке и съел. Из головы не шли мысли о предстоящей операции. Если все пойдет по плану, Майкл позвонит в дверь в девять утра на следующий день.

Глава 73

Майкл опоздал на пять минут. Как они заранее договорились, он принес яйца, хлеб, молоко, свежую курицу, картошку, морковь, полкило вырезки и кочан капусты. Кроме того, он уже по собственной инициативе купил две бутылки ливанского кларета. Однако Кризи не стал из-за этого особенно переживать. Припасы съестного были выгружены на стол, мужчины крепко обнялись, потом убрали еду в холодильник, разложили на столе оружие и снова все тщательно проверили. Со снайперской винтовкой Майкл обращался, как с любимой женщиной, гладил и ласкал ее, прилаживал приклад к плечу, упираясь щекой в черное полированное дерево.

Кризи, внимательно наблюдавший за его действиями, пробурчал:

– Да, расстояние там приличное.

Майкл медленно и осторожно положил винтовку в футляр, невесело улыбнулся и сказал:

– Я не промажу… Поверь мне, Кризи. Я в него точно не промахнусь.

На обед они поджарили курицу и открыли бутылку вина.

За едой Кризи расспрашивал Майкла о его путешествии, о людях, с которыми он встречался. Майкл рассказал о молоденькой француженке и о том, как прошлой ночью он выгнал ее из своего номера.

С нескрываемым удовольствием Кризи, подняв стакан, произнес:

– Давай оставим все эти забавы до тех пор, пока все не закончится. Если мы выберемся из этой страны целыми и невредимыми, отправимся на Кипр и устроим там себе хороший отдых.

– Как ты оцениваешь наши шансы? – с заметным напряжением спросил Майкл.

– Пятьдесят на пятьдесят, – бесстрастно ответил Кризи. – Это я считаю очень неплохим соотношением.

После обеда они по отдельности вышли из дома, и каждый пошел своей дорогой – Кризи на площадь Мучеников, а Майкл – к зданию на проспекте Эль-Малек.

На площади Мучеников Кризи какое-то время смотрел, как рабочие воздвигают помост, с которого высокопоставленные гости и участники празднества будут принимать военный парад. Он стоял как раз на том месте, откуда хорошо была видна крыша здания на проспекте Эль-Малек. С площади Мучеников она казалась очень далекой. Он примерно вычислил угол наклона от помоста до вершины здания. Получилось двадцать – двадцать пять градусов. Этот показатель необходимо учитывать при выборе оптического прицела для винтовки.

В это время Майкл сидел в ресторане на первом этаже того самого здания. Допив кофе, он неторопливо вышел из зала в вестибюль. При входе стоял обшарпанный стол, за которым сидел пожилой привратник. Штопор Два сказал им, что привратник уходит с работы в шесть вечера. Входные двери в вестибюль не запираются – это бессмысленно, поскольку пройти туда можно и из ресторана. Напротив главного входа располагался лифт, а с правой стороны него наверх шли лестничные пролеты. На последнем этаже через незапертую дверь можно беспрепятственно проникнуть на крышу.

Майкл вышел из здания и пешком отправился по проспекту до площади Мучеников. Кризи оттуда уже ушел, чтобы просчитать расстояние от воздвигавшегося помоста до конспиративной квартиры. Получилось пятьсот двадцать метров. Майкл, как и до него Кризи, встал так, что оказался между помостом и домом на проспекте Эль-Малек. Как и Кризи, он решил, что расстояние весьма велико. Тогда он вернулся назад, к тому же зданию, а от него к конспиративной квартире, измеряя расстояние между ними. Кроме того, он засек время. У него получилось немногим больше пятисот метров. Быстрым шагом он прошел их за шесть минут.

Кризи уже вернулся в квартиру. Остаток дня они провели, отрабатывая детали операции и действия на случай непредвиденных обстоятельств.

Вечером Майкл приготовил на ужин по бифштексу с рисом и салатом. Хоть в свое время Леони это и стоило большого труда, ей тем не менее удалось убедить Майкла не есть пережаренное мясо. В приюте все всегда либо пережаривали, либо переваривали. Теперь, когда он слегка поджаривал мясо, из головы не шла Леони. Этот ужин был последней их нормальной едой на ближайшие два дня. Ели они в молчании. Майкл был голоден, расслаблен и держался уверенно. Кризи, наоборот, пребывал в каком-то странном настроении. Майкл не сводил с него глаз, пытаясь уловить, что творится у него в душе.

Но в этот момент состояние Кризи мог бы правильно понять только один Гвидо. Перед тем как идти в бой, с ним всегда происходило одно и то же: он неизменно бывал очень спокоен, задумчив, углублен в себя. Кризи мысленно переносился в прошлое, перебирал в уме те опасные ситуации, которые ему довелось пережить. Думал о погибших… о тех многих, кто ушел из его жизни. Он размышлял над судьбой Майкла, которого очень боялся потерять. Кризи знал, что у них неплохие шансы убить Джибриля, а вот выбраться отсюда живыми им будет гораздо сложнее.

В этот момент он почувствовал, что та машина для убийства, которую он решил создать, чтобы отомстить за смерть самых близких ему людей, стала теперь органичной частью его самого. Нади больше не было, Джулии тоже. И Леони они убили. Он готов был пойти на все, лишь бы Майкл остался в живых. У него даже мелькнула мысль о том, чтобы оставить Майкла в квартире, а самому выполнить всю работу. Однако он сразу от нее отказался. Майкл прав: монополии на возмездие у него нет. Кроме того, не ошибся и Рамбахадур Раи: как снайпер Майкл его превосходил. Но если бы потребовалось, Кризи готов был отдать за него жизнь.

Глава 74

Весь день они провели в квартире. Они ничего не ели, только совсем немного пили. В семь вечера упаковали большую брезентовую сумку. Перед этим все было разложено на кровати, осмотрено и тщательно проверено еще раз: две снайперские винтовки с телескопическими прицелами и джескеровскими корректорами целика, сорок метров прочного каната, пластиковые бутылки воды с глюкозой и пузырек с таблетками декседрина – чтобы не уснуть.

Там же была упаковка пайрона: эти таблетки успокаивают нервы и делают руку твердой. Их нужно было принять перед самым выстрелом. Эти таблетки запрещалось употреблять даже лучшим в мире игрокам в бильярд и участникам состязаний в стрельбе, хотя иногда они этот запрет и нарушали. Кроме этого на кровати лежали несколько резиновых прокладок разной величины, два толстых шерстяных одеяла, пара небольших, но мощных биноклей, два черных шерстяных свитера, две пары тонких черных нитяных перчаток, два небольших фонарика с восемью запасными батарейками, маскировочная сетка в двенадцать квадратных футов и деревянная коробочка с четырьмя специальными пулями.

Надеть на себя они должны были арабские халаты до колен, под которыми легко спрятать пистолеты и обмотать вокруг талии два отрезка каната.

Вышли мужчины из квартиры по отдельности сразу после десяти часов, с небольшим временным интервалом. Первым квартиру оставил Кризи. Перед тем как открыть дверь, он обнял юношу и сказал:

– Что бы ни случилось, Майкл, ты – настоящий мой сын, и навсегда им останешься.

– А ты – мой отец, – ответил Майкл, приникнув к плечу Кризи.

Глава 75

Вечер выдался ясный. Кризи сидел в ресторане на первом этаже и потягивал кофе. Его столик стоял неподалеку от двери.

Через забитую автомобилями улицу он разглядел Майкла, тоже сидевшего в небольшом кафе. У его ног лежала брезентовая сумка. Людей в ресторане было много, на некоторых посетителях были традиционные арабские одеяния, на других – деловые костюмы. По улице проехал военный грузовик с солдатами. По тротуару лениво шел полицейский, на его правом бедре в кобуре болтался пистолет.

Кризи наблюдал за главным входом в здание. В предыдущие полчаса из него вышли несколько человек. Он заказал еще кофе и не спеша потягивал его. За последние пятнадцать минут никто из здания не выходил. В конце концов Кризи поднял левую руку и несколько раз провел по волосам. Он увидел, как Майкл встал и поднял сумку. Потом юноша, мелькая в потоке машин, пересек улицу. Не взглянув в сторону Кризи, он сразу прошел через ресторан в вестибюль.

Пять минут спустя Кризи тихо, в ботинках на резиновой подошве, поднялся на одиннадцатый этаж. Там, у двери, выходящей на крышу, его ждал Майкл. У ног его лежала брезентовая сумка, в правой руке был зажат “Кольт-1911”. Кризи вынул из-под халата такой же пистолет. Он кивнул Майклу, тот нажал на ручку двери. Как только она распахнулась, Кризи, пригнувшись, выскочил на крышу, держа перед собой “кольт”. Присев на корточки, он внимательно огляделся вокруг.

Слева возвышалась бетонная будка для мотора лифта, за ней находился огромный резервуар для воды. Потом Кризи быстро осмотрел открывавшуюся с крыши панораму. Поблизости не было ни одного более высокого здания. Их никто не мог видеть с расстояния как минимум трехсот метров. Тогда он сделал жест Майклу, который, тоже пригнувшись, вышел на крышу с брезентовой сумкой в руках. Закрыв за собой дверь, он тут же вынул из сумки черные резиновые прокладки. Третья как раз пришлась по размеру. Ударом ребра ладони он плотно всадил ее под дверь.

На подготовку у них ушло три минуты. Прежде всего у самого края крыши они расстелили черные одеяла, потом достали снайперские винтовки и все остальные устройства, которые к ним прилагались. После этого сняли с себя халаты, вынули пистолеты и положили их рядом с винтовками на одеяла. Вслед за этим смотали обвивавшие их тела канаты, подошли к задней стене здания и стали смотреть вниз, в темную аллею. От основания резервуара для воды отходила толстая металлическая труба, по которой вода подавалась в здание. Один конец каната они обвязали вокруг нее, а сам канат аккуратно смотали и положили рядом.

Покончив со всеми необходимыми приготовлениями, оба мужчины вернулись на боевую позицию. Устроившись на одеялах, они натянули сверху маскировочную сетку, цвет которой точно совпадал с песочным цветом крыши. Кризи снял с руки часы и положил их перед собой. Было без пяти одиннадцать. Он поднял винтовку, чуть сдвинул маскировочную сетку и взглянул сквозь прицел на проходивший внизу проспект. Помост для гостей и участников торжества был прямо на мушке прицела. Примерно через сорок часов с небольшим в перекрестье окуляра попадет Ахмед Джибриль.

– Ну-ка, глянь, – шепнул он Майклу. – Потом будем лежать дунга джусто басне.

Глава 76

В своем кругу Ахмед Джибриль был известен пристрастием к бросавшейся в глаза европейской одежде, в частности к итальянским костюмам и цветастым курткам спортивного покроя. Но по этому торжественному случаю он надел поношенную военную форму, ту самую, которую носил еще когда сам был молодым бойцом.

Из своей штаб-квартиры он уехал на джипе. На заднем сиденье он сидел рядом с сыном Халедом. Справа от водителя устроился до зубов вооруженный телохранитель. Спереди и сзади машину сопровождали еще два джипа с охранниками. На улицах было полно войск и полиции, а когда они уже подъезжали к площади Мучеников, на крышах многих домов он заметил снайперов.

Как только они подъехали к возвышавшемуся на площади помосту, его встретил полковник Джомах. Мужчины отдали друг другу честь, затем обнялись и расцеловались в обе щеки. После этого они поднялись по ступеням помоста, вслед за ними шел Халед. Наверху уже стояли двенадцать военных в форме. Все они представляли различные фракции палестинского движения Сопротивления. С Джибрилем мужчины здоровались тепло и уважительно. Лишь три дня назад четверо бойцов ФНОП-ГК перешли границу с Израилем и уничтожили там троих мирных израильских поселенцев, после чего были убиты сотрудниками местной службы безопасности. Все расступились, чтобы освободить в центре помоста место для Джибриля, Халеда и полковника Джомаха.

* * *

Примерно в пятистах двадцати метрах от того места, где они стояли, из-под маскировочной сетки высунулась рука Кризи с зажатым в пальцах джескеровским корректором целика. Он состоял из трех укрепленных на одной оси небольших сфер, каждая величиной с наперсток, и датчика со стрелочкой. Стрелка показала девять узлов. Кризи убрал корректор под маскировочную сеть, и они с Майклом стали отвинчивать с винтовок глушители. Все части их тел затекли после долгих часов ожидания в неподвижности.

Несколько раз в течение дня над ними пролетали вертолеты. Особенно часто они вертелись над головами за последние два часа. В первый час они мочились прямо в штаны. Во второй час Кризи трижды с невероятными муками переносил судороги, сводившие ногу.

– Давай-ка взглянем на то, что там происходит, – прошептал он.

Сначала из-под маскировочной сети появились два винтовочных дула, потом – окуляры прицелов. Мужчины внимательно оглядели площадь Мучеников и стоявших на помосте людей. Через несколько секунд Кризи прошептал:

– Он стоит в самом центре. Ты его видишь?

– Да. Его голова сейчас как раз на перекрестье моего – прицела.

– Хорошо, – сказал Кризи. – Теперь надо отрегулировать точность прицела с учетом поправки на ветер слева. Расстояние до цели пятьсот двадцать метров, а угол наклона, скажем, двадцать семь градусов… Поставим-ка мы на одно деление побольше… Лучше попасть пониже, чем промазать, целясь выше.

Оба они стали регулировать винты на прицелах, принимая в расчет фактор начальной скорости. Потом Кризи тихо проговорил:

– Ты стреляй первым, а я – сразу же за тобой.

– В голову или в сердце? – чуть слышно проговорил Майкл.

– Ни туда, ни туда. Он так стоит, что ему нетрудно будет попасть в правое плечо… Целься как раз над правым соском.

Майкл повернул голову и взглянул на Кризи с безмерным удивлением.

– В плечо? А я-то думал, мы сюда забрались, чтобы его убить!

Голос Кризи прозвучал настолько же тихо, насколько безапелляционно:

– В правое плечо. Делай, как я тебе говорю.

– Но почему?

– Это сейчас не твоя забота. Позже объясню… Ты должен попасть ему в правое плечо. Подожди, пока начнется парад. Когда будут проходить его войска, он отдаст им честь. Порази его в этот момент именно в правое плечо… Делай, как я тебе говорю, Майкл.

Юноша пробурчал что-то неразборчивое и навел винтовку на цель.

Глава 77

В пятидесяти ярдах перед помостом оркестр сирийских ВВС играл палестинский национальный гимн. Кризи и Майкл спрятали винтовки под маскировочную сетку, когда над ними в очередной раз прострекотал вертолет. Как только шум стих, их дула снова чуть высунулись наружу. По площади Мучеников мимо помоста маршировали колонны бойцов, державших автоматы дулами вверх и скандировавших воинственные лозунги.

Когда к помосту приблизилась колонна бойцов ФНОП-ГК, Ахмед Джибриль выпрямился во весь рост – он гордо сиял, глядя на свои отборные части. Лежа на крыше, Майкл чуть высунулся из-под маскировочной сетки и приник к окуляру оптического прицела. Потом навел его перекрестье на грудь Джибриля. Вновь стал приближаться стрекочущий вой вертолета.

– Давай! – громким шепотом произнес Кризи. – Не жди! Забудь про вертолет… В правое плечо.

Вертолет пролетал прямо над ними, лопасти его винта яростно рассекали воздух.

– Он точно над нами, – громко сказал Кризи, но в стоявшем грохоте Майкл с трудом разобрал его слова. – Значит, команда его нас не видит… В правое плечо.

Майкл очень медленно перевел перекрестье прицела на правое плечо Джибриля и глубоко вдохнул. Он чувствовал, как ветер от винта вертолета ерошит его волосы. В голове была полная пустота. Винтовка стала частью его тела. Такой же, как рука, нога, мозг или сердце.

Части ФНОП-ГК приблизились к самому помосту. Глаза бойцов радостно блестели, когда они выкрикивали здравицу в честь своего лидера. Джибриль гордо улыбался и поднял правую руку, отдавая им честь.

Палец Майкла нежно нажал на спусковой крючок. Через полсекунды после него такое же ласковое движение сделал палец Кризи.

Пуля Майкла попала в цель. Джибриля отбросило чуть вбок и назад. Пуля Кризи лишь пробила рукав его гимнастерки.

В течение трех секунд оба они видели в прицелы, как на помосте начался переполох. Потом Кризи пробурчал старое родезийское охотничье выражение:

– Этот уже мертвяк. Пошли отсюда.

Они оставили все, как было, и побежали к тому месту, где были привязаны канаты. Вертолет полетел в сторону площади Мучеников.

Кризи и Майкл спускались по отвесной стене, зажав канаты под мышками и отталкиваясь от нее ногами. Когда они были уже недалеко от земли, Майкл допустил первую ошибку – радуясь, что им удалось задуманное, он стал спускаться слишком быстро. Не рассчитав сил, он приземлился, упав с чересчур большой высоты и к тому же на одну левую ногу. Тут же Майкл почувствовал резкую боль в лодыжке.

Кризи легко спрыгнул на обе ноги. Он услышал, как Майкл вскрикнул от боли. Сначала он не обратил на это внимания, первым делом выхватив пистолет и оглядев аллею до самого конца, где она вливалась в оживленную улицу. Вертолет снова приближался. Кроме них поблизости никого не было.

Кризи склонился над Майклом.

– Сломал?

– Не думаю… скорее всего потянул связки.

– Идти можешь?

Майкл встал и попробовал опереться на больную ногу.

– Да, только медленно.

Кризи принял решение.

– Иди вперед до главной дороги, а оттуда поверни к площади… Слейся с толпой, потом сверни налево, на боковую улочку и возвращайся в квартиру. Я буду идти за тобой метрах в пятидесяти. Если что-нибудь случится, оборачивайся и беги ко мне. – Голос его стал тише, но зазвучал резче. – Живыми они нас не возьмут. Если дело запахнет жареным, я тебя застрелю… А потом – себя… Иди.

Не сказав ни слова, Майкл, прихрамывая, пошел по аллее в сторону проспекта.

Когда он добрел до проспекта, по нему с воем сирен и мерцанием мигалок промчалась колонна полицейских автомобилей. Толпы людей шли в сторону площади Мучеников. Майкл смешался с ними и затерялся в этом живом потоке. Кризи следовал позади, стараясь не терять Майкла из виду. Пистолет, прикрытый халатом, он прижимал левой рукой к боку так, чтобы в любой момент им можно было воспользоваться.

Майкл свернул налево, на боковую улочку. Продравшись сквозь толпу, Кризи направился в тот же проулок.

Там он увидел троих полицейских с пистолетами в руках, которые шли прямо навстречу Майклу. Один из них что-то крикнул.

Кризи увидел, как Майкл припал на правое колено, вынимая из-под халата пистолет. Он тут же выстрелил в полицейского, который был ближе всех, потом в того, что стоял левее. Когда они уже падали на тротуар, третий, стоявший справа, не целясь, выстрелил в Майкла.

Сзади закричала женщина. Кризи не раздумывая выхватил пистолет и всадил пулю в полицейского, стрелявшего в Майкла.

Юноша лежал на боку, пытаясь подняться на ноги. На противоположной стороне улицы какой-то старичок вылезал из зеленого “фиата”. Кризи подбежал к нему и приставил пистолет к его голове.

– Ключи! – прохрипел он по-арабски.

В панике старик показал в сторону панели управления – ключи были в замке зажигания. Кризи вытащил его из машины и прорычал:

– Беги отсюда, или ты – покойник.

Старичок засеменил прочь.

Кризи обернулся. Майкл уже стоял на ногах. Левой рукой он держался за правое плечо. Один из полицейских смог встать на колени. Кризи выстрелил в него и попал в грудь. Полицейский завалился на спину и затих. Сирены выли, как мартовские кошки. Майкл хромал к машине. Кризи распахнул дверцу и подбежал к нему. Он подхватил Майкла на руки и впихнул его в машину. Через пять секунд “фиат”, набирая скорость, мчался по узкой улочке.

– Куда? – спросил Кризи, в нескольких сантиметрах разъехавшись с встречным грузовиком.

– В правое плечо… Или чуть ниже.

Кризи свернул налево, затем направо и сбавил газ. Казалось, все машины ехали только в противоположном направлении.

– Значит, сделаем так, – сказал он. – Я высажу тебя метрах в ста от дома. Дальше будешь добираться сам. Я должен бросить эту тачку по меньшей мере в миле отсюда. Тебе придется подождать какое-то время, пока я вернусь… если мне это удастся. Пока меня не будет, зажми рану какой-нибудь тряпкой, а лучше – ватой или бинтом. Если я не появлюсь через час… тебе придется застрелиться. В любом случае это лучше, чем терпеть адские пытки сирийцев.

Уже почти стемнело. Кризи остановил машину на перекрестке. Пешеходов на улице было уже немного. Улицы освещались слабо. Он жестом показал направление, добавив:

– Пройдешь здесь, потом свернешь левее. – Он протянул руку и открыл Майклу дверцу. – Ну давай, с Богом, – пробормотал Кризи.

Застонав от боли, Майкл буквально вывалился из машины. Кризи захлопнул дверцу, разогнал “фиат” и скрылся за поворотом.

Глава 78

Чтобы вернуться обратно, Кризи понадобилось сорок пять минут. Как только он вошел в подъезд, в глаза ему бросились темные пятна крови на деревянном полу и на ступеньках лестницы. Он вынул из кармана носовой платок и вытер их, насколько смог.

В квартире тоже были следы крови, которые вели в спальню, дверь ее была приоткрыта. Оттуда донесся слабый голос:

– Кризи?

– Да, это я.

Подойдя к двери спальни, Кризи заглянул в комнату. Майкл лежал в постели. В его левой руке был зажат пистолет. Он медленно опустил его на кровать, потом протянул руку к полотенцу, прикрывавшему его правое плечо. Кризи видел: в глазах юноши застыла боль. Он резким тоном спросил:

– Кто-нибудь видел, как ты входил в дом?

– Нет. Кажется, нет.

– Подожди немного.

Он прошел на кухню, налил воды в кастрюлю, зажег газ, потом открыл ящик буфета и вынул оттуда ножницы.

Вернувшись в спальню, Кризи сел рядом с Майклом на кровать и обрезал верхнюю часть халата, который Майкл не снимал, и его рубашку.

Потом тщательно осмотрел рану. Она была небольшой, но кровь продолжала сочиться. Пуля вошла в плечо Майкла чуть ниже ключицы. Кризи надавил большим пальцем на кость. Майкл резко вдохнул, но не издал ни звука. Кризи что-то задумчиво прокряхтел и сказал:

– Я сейчас тебя слегка приподниму, но тебе будет больно.

Он подложил левую руку Майклу под затылок и чуть его приподнял. Снова он услышал лишь сдавленный вздох. Правой рукой Кризи надавил Майклу на лопатку, потом пробормотал что-то и осторожно положил голову юноши обратно на подушку.

– С одной стороны, дело обстоит хорошо, – сказал он, – с другой – плохо. Пуля не задела ни артерию, ни основную кость, но не вышла наружу. Она сидит у тебя в мышцах плеча. А ее необходимо вытащить… Давай-ка поглядим, что можно сделать.

Он снова вышел на кухню. Вода в кастрюле уже закипела. Он не стал ее никуда переливать. Вынув из буфета аптечку, Кризи раскрыл ее и внимательно осмотрел содержимое. Потом открыл другой ящик и взглянул на лежавшие в нем ножи. Выбрав тот, у которого кончик был заострен, он большим пальцем проверил остроту лезвия и остался доволен. Потом бросил нож в кастрюлю с кипящей водой и отнес аптечку в спальню.

– Могло быть и хуже, – сказал Кризи, ставя аптечку на кровать. – Здесь у нас с тобой есть и новокаин, и морфий, и еще Бог знает сколько всяких обезболивающих средств и перевязочных материалов. Вот только жаль, скальпеля здесь нет.

– И что это значит? – спросил Майкл.

– Это значит, что я буду резать тебя по живому кухонным ножом… Новокаин тебе, конечно, немного поможет, но боль все равно будет адская.

– А нельзя подождать до тех пор, когда мы отсюда выберемся? – с надеждой в голосе спросил Майкл. – Может быть, ты просто перевяжешь рану, пока мы не сможем обратиться к врачу?

Кризи сел на кровать и покачал головой.

– Нам придется здесь отсиживаться по меньшей мере неделю, пока пыль не осядет… Так долго ждать ты не сможешь. Пулю необходимо удалить.

– Тебе раньше приходилось когда-нибудь делать такие операции?

– Конечно, и не раз, – бодро ответил Кризи. – Кроме того, я видел, как эти операции делали отличные хирурги. Когда я служил в Легионе, мы проходили серьезный курс медицинской подготовки… Сделать такую операцию нетрудно, только она будет очень болезненной… даже с новокаином.

* * *

Для Майкла операция действительно оказалась сущим адом. Кризи сделал уколы новокаина и морфия. Подождав немного, пока анестезия начнет действовать, он взял кухонный нож и стал расширять рану, делая на тканях горизонтальные разрезы, чтобы как можно меньше повредить мышцу. Майкл лежал, сжав зубами простыню, чтобы не кричать от нестерпимой боли, непроизвольно вздрагивал, когда пальцы Кризи искали пулю. Все было залито кровью.

Через пятнадцать минут Кризи ее нашел. Зажав пулю большим и указательным пальцами, он сказал:

– Тебе очень повезло, что она оказалась семимиллиметровой. Будь она чуть большего калибра, ты бы так дешево не отделался.

Когда Кризи зашивал и перевязывал рану, Майкл снова испытал дикую боль. Потом Кризи принес миску теплой воды, обмыл юношу, переложил его на стоявшую рядом кровать, ввел ему еще одну дозу морфия и сел рядом, дожидаясь, когда он заснет.

Кризи просидел с ним всю ночь, протирая Майклу лицо влажной тряпкой и моля Господа только о том, чтобы Майкл никогда не узнал и не понял, что же произошло на самом деле.

Глава 79

Вопрос этот всплыл сам собой два дня спустя. Майкл сидел в постели и ел протертый овощной суп.

– Получается, я ранил Джибриля в правое плечо, а потом и меня туда же подстрелили. Интересно, он так же легко отделался?

– Разница между вашими ранами очень большая, я тебе позже объясню.

– И когда же?

– Когда мы выберемся отсюда.

– Куда мы тогда отправимся?

– Сначала в Латтакию, а оттуда на пароме на Кипр, где тебя посмотрит хороший врач… Потом полетим в Штаты, повидаемся с Джимом Грэйнджером… Он один из тех друзей, которых можно пересчитать по пальцам руки.

Глава 80

Доберман развалился у ног Кризи и спокойно дремал на солнышке. Они сидели около бассейна, потягивая виски с водой, сахаром, льдом и мятой.

– Все получилось очень неплохо, – сказал Грэйнджер. – По крайней мере этот подонок на всю свою жизнь напуган и будет теперь знать, что ему воздастся за его преступления.

Сенатор сидел напротив Кризи. Майкл – между ними.

– Ну я бы не сказал, что получилось неплохо, – ответил Кризи, почесывая добермана за ухом. – Я, наоборот, считаю, что операция закончилась стопроцентным успехом.

Сенатор выглядел озадаченным.

– Но я же видел отчет ЦРУ. Конечно, он был ранен и никогда больше не сможет пользоваться правой рукой. Но жить-то он остался.

Кризи взглянул на Майкла, правая рука которого была плотно забинтована и зафиксирована на груди.

– Дело не столько в руке Джибриля, – тихо произнес он, – сколько в его мозге.

– В его мозге?

Кризи чуть подался вперед.

– Да, в его мозге. Майкл ранил Джибриля очень необычной пулей. Я же говорил тебе раньше, что не дам этому подонку сдохнуть легкой смертью.

– Что-то я тебя не очень понимаю, – проговорил Грэйнджер.

– Во-первых, это была пуля “дум-дум”, – ответил Кризи. – Это значит, что при поражении цели она взрывается. Вот почему он никогда больше не сможет пользоваться правой рукой. Во-вторых, эта пуля была начинена ядом, полное название которого запомнить мне никогда не удавалось. Обычно его называют ТТК. Сейчас этот яд уже отравил всю кровь Джибриля.

В наступившей тишине Кризи продолжал спокойно почесывать за ухом у добермана. Через какое-то время Грэйнджер настороженно спросил:

– Каким же действием обладает этот яд?

– Внешние симптомы его очень напоминают сильнейшую церебральную малярию, – объяснил Кризи. – Кровоток заносит все большее его количество в мозг, и жертва постепенно превращается в растение. Со временем яд вызывает смерть, но она может наступить спустя месяцы или даже годы. Однако функции мозга приходят в расстройство очень скоро. Через пару недель Джибриль уже будет не в состоянии спланировать даже самую элементарную террористическую акцию.

Женщина, прислуживавшая в доме сенатора, принесла им новую порцию мятного напитка в графине со льдом.

– Это – последняя порция, – строго сказала она сенатору. – Обед будет на столе через полчаса.

Когда женщина отошла, спросил Кризи:

– А сам Джибриль знает об этом?

Ответил ему Майкл.

– Да. На тот случай, если его доктора не смогут поставить ему правильный диагноз, мы послали ему с Кипра открытку, в которой посоветовали сделать анализ крови.

Грэйнджер внимательно посмотрел в лицо молодому человеку. Тот ответил сенатору столь же пристальным взглядом. Грэйнджер повернул голову и взглянул на Кризи. Тот тоже посмотрел ему прямо в глаза. В них был такой же ледяной холод, как и в глазах молодого человека. Сенатор сразу же вспомнил, как несколько месяцев назад назвал этого человека Кертис Беннет. “Смерть в холодную ночь”, – сказал тогда его старый приятель.

Доберман перевернулся на бок. Кризи стал чесать собаке брюхо.

– Эту открытку мы подписали: “„Пан Американ“ – сто три”.

Грэйнджер молча уставился в бассейн.

Кризи негромко спросил:

– Джим, тебе полегчало от того, что ты смог отомстить?

Сенатор покачал головой.

– Нет. Я думал сейчас о Хэрриот… Может быть, хоть немного легче от этого стало бы ей. – Потом он пожал плечами и снова покачал головой. – Нет, я не прав. Этот мерзавец получил то, что заслужил… Так что, ребята, вы теперь собираетесь делать?

– Отправимся обратно в Европу, – ответил Кризи. – Майкл полетит прямо на Гоцо, а мне на пару дней надо будет задержаться в Англии.

– А после этого?

– Мы вроде как решили дело свое открыть.

– И чем же вы собираетесь заняться?

– Тем, что мы лучше всего умеем.

Некоторое время сенатор молча смотрел на мужчин. Конечно, выглядели они по-разному, однако в них было какое-то странное одинаковое спокойствие, и оно их очень сближало. Одинаковая, невыразимая словами аура, одинаковая скрытая угроза, исходившая от этих двух мужчин роднила их сильнее кровных уз.

– Ты снова собираешься податься в наемники? – спросил он Кризи.

– Я бы так не сказал. Но если кому-то понадобится сделать то, что мы умеем, точнее говоря, если у кого-нибудь возникнет нужда восстановить справедливость, к нам всегда можно будет обратиться… Но только уже за соответствующее вознаграждение.

– И, если я вас правильно понимаю, немалое.

Кризи пожал плечами.

– Все зависит от того, кто к нам обратится и какими средствами он будет располагать. Ни на жуликов, ни на правительственные организации мы работать не собираемся.

Грэйнджер улыбнулся.

– Одни от других на самом деле, думаю, мало чем отличаются… Ну что ж, если кому-нибудь из моих знакомых вдруг понадобится танковая дивизия, не премину сказать, что по сходной цене смогу им это устроить.

Все дружно рассмеялись, и сенатор снова наполнил стаканы.

– Джим, у меня к тебе есть одна небольшая просьба, – сказал Кризи, когда они выпили по глотку.

– Слушаю тебя.

– Через пару месяцев мне хотелось бы на какое-то время прислать Майкла в Штаты. Может быть, на два-три месяца. Гоцо очень уж провинциален, а ему надо расширить свой кругозор, научиться вести себя в обществе.

– Я умею себя вести, – возмутился Майкл.

Кризи обернулся к нему.

– Ты знаешь, как себя держать на официальном ужине на сто персон? Каким ножом и какой вилкой пользоваться? Когда нужно вступить в разговор, а когда промолчать?

Майкл затих. Грэйнджер улыбнулся.

– Твоя просьба не составит для меня никакого труда, – ответил он. – Остановиться Майкл сможет у меня. Я возьму его под свое крыло. Представлю его кое-кому – и здесь, и в Вашингтоне. Он будет всюду ездить со мной как неофициальный помощник, что-то вроде личного секретаря. Я и в другие страны смогу его с собой брать. Так он познакомится с разными серьезными людьми, побывает на интересных концертах, походит по театрам.

– А как с девушками? – спросил Майкл.

– С девушками? – не понял сенатор.

– Ну да… Я смогу с девушками встречаться?

Сенатор усмехнулся.

– Конечно. В день твоего приезда я закачу здесь отличную вечеринку. – Этот дом давно уже не видел никаких праздников. – Я даже джаз-оркестр приглашу… Так что ты не переживай, у меня соберутся все самые прелестные девицы штата Колорадо. – Сенатор обернулся к Кризи. – Знаешь, мне его приезд доставит большое удовольствие. Помнишь, что ты здесь же сказал мне несколько месяцев тому назад? Горе – это одиночество.

Кризи кивнул и улыбнулся.

– Знаешь, Джим, о чем я подумал, когда ты здесь наговорил обо всех этих вечеринках, оркестрах и молоденьких девочках? Я, пожалуй, оставлю Майкла дома, и сам к тебе приеду вместо него.

Он снова принялся чесать доберману брюхо.

Эпилог

Настало хлопотливое время, когда овцы давали приплод. Фостер Дод лежал в теплой постели под боком у жены. Он был смертельно измотан.

Перед самым рассветом во дворе стали брехать собаки, охранявшие стадо. Фостер Дод проснулся, его жена тоже. Потянувшись, он негромко чертыхнулся.

– Да не переживай ты так, – сонно пробубнила жена. – Это лисица, наверное, пробежала. Собаки ее отгонят.

Шум собачьего лая стал понемногу стихать вдалеке. Фермер перевернулся на другой бок, взбил подушку и попытался вновь заснуть. Но сон к нему не шел. Всегда так было, когда овцам приходил срок ягниться. В конце концов он встал с постели, оделся, натянул сапоги и вышел из дома.

Собаки утихомирились, но он шел в том направлении, откуда в последний раз доносился их лай. Красное солнце чуть выползло из-за небольшого пригорка. Легкий белый туман стелился по колдобинам и оврагам. Несколько овец – в загоне уже с жадностью глазели на покрытую росой траву, а ягнята ненасытно тыкались мордочками им в брюхо в поисках материнского молока. Три собаки бежали к нему, приветливо виляя хвостами. Одна из них – старая умная сука по имени Лиза, остановилась ярдах в пятидесяти, села и пристально уставилась на него. Он понял значение ее взгляда и пошел к ней. Она тут же встала, как бы приглашая его следовать за собой.

Когда они приблизились к зарослям невысокого кустарника, Лиза остановилась. Он подошел к кустам и, вглядевшись в ближайшую поросль, увидел их: огромные красные и белые розы на длинных ножках лежали прямо на мокрой траве.

Фостер Дод сразу узнал это место. Цветы лежали именно там, где он нашел когда-то тело маленькой девочки в алом спортивном костюмчике.

Он огляделся вокруг. Поблизости никого не было, только овцы с ягнятами да три собаки, глядевшие на него.

Фостер Дод вспомнил девчушку. Вспомнил он и мужчину, который приходил к нему тогда и очень сокрушался из-за овец, потерянных в ту жуткую ночь.

Оглавление

А. Дж. Квиннел . «Кризи» . Пока летит пуля

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

  Глава 50

  Глава 51

  Глава 52

  Глава 53

  Глава 54

  Глава 55

  Глава 56

  Глава 57

  Глава 58

  Глава 59

  Глава 60

  Глава 61

  Глава 62

  Глава 63

  Глава 64

  Глава 65

  Глава 66

  Глава 67

  Глава 68

  Глава 69

  Глава 70

  Глава 71

  Глава 72

  Глава 73

  Глава 74

  Глава 75

  Глава 76

  Глава 77

  Глава 78

  Глава 79

  Глава 80

Реклама на сайте