«Огненный завет (Братство пламени)»

Посвящается Барбаре и Ричарду Монтроссам в память о Метью, субботних вечерах и замке в Испании

Примечание автора

Митраизм, следы которого сохранились по сей день в Индии и Северной Испании, являлся одной из господствующих религий в Римской империи. Если бы римский император Константин не принял в 312 году христианство, митраизм мог бы остаться господствующей религиозной идеологией в странах Запада. Его обряды и доктрина описаны в этом романе. В качестве иллюстраций использованы фотографии митраических скульптур, хранящихся в Лувре и Британском музее.

«Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают».

Ев. от Иоанна. Гл.15, ст. 6

Пролог Ярость, пылающая огнем

Первый день Великого поста

Испания, 1391

Архидиакон Ферран Мартинес, доведенный своей фанатичной приверженностью католицизму до исступления, произносил все более подстрекательные проповеди, разжигая в прихожанах ненависть к еретикам. Пятнадцатого марта, в первый день Великого поста, его страстная, исполненная нетерпимости к иноверцам речь привела верующих в такое неистовство, что они бросились из храма в еврейский квартал Севильи. Если бы не вмешательство трезвомыслящих светских властей, дело могло бы дойти до резни. Были схвачены и подвергнуты наказанию два зачинщика, однако это не охладило пыл ревнителей веры, в глазах которых предводители стали мучениками, и еще более разожгло ярость католиков. Подобно огню она перекинулась из Севильи на соседние города, охватив всю Испанию и приведя к страшным последствиям, выразившимся в том, что летом 1391 года погибло около 10 000 еретиков, чаще всего растерзанных толпой либо закиданных камнями.

Некоторых, правда, сожгли на костре.

Хранители веры

Франция

Религиозный фанатизм в Испании не являлся исключением. С начала эпохи средневековья ересь, истоки которой коренятся в ближневосточных учениях, приобрела так много последователей, что стала угрозой христианской вере. Еретическая секта, известная как секта альбигойцев, утверждала, что добро и зло — две уравновешивающие друг друга силы, что два бога, а не один, правят миром и Сатана, столь же могущественный, как и Господь, соперничает с ним в своей власти над человеком. Тело, плоть — владение Сатаны. Разум, душа — путь к спасению от его власти.

Идея двух богов ужасала Церковь. Христос, живое воплощение Благословенного Отца Нашего, не мог являть зло. Он, Бог во плоти, принесший себя в жертву, дабы искупить грехи падших детей Своих, не мог быть сотворен волею дьявола. Ересь следовало сокрушить.

Крестовый поход против альбигойцев известен своей беспощадностью. Жертвой его пали десятки тысяч человек. Но ересь сохранилась. Погибли несколько тысяч, пока в 1244 году в Юго-Западной Франции, в Пиренеях, не был взят штурмом и сожжен замок Монсегур — последний оплот альбигойцев.

Однако ходили слухи, что, несмотря на жестокость крестоносцев, ересь не удалось искоренить до конца, что горстка еретиков ночью, до начала резни, спустилась по веревкам с горы Монсегур, прихватив с собой великое сокровище, и что эти еретики загадочным образом выжили, рассеялись по миру и притаились, источая тлетворную заразу своих заблуждений.

Место сожжения

Испания, 1478

Резня в Севилье и Монсегуре — лишь типичные примеры проявления религиозного фанатизма, весьма распространенного в средние века. Преследования иудеев, мусульман, альбигойцев и протестантов во имя очищения веры поощрялись Ватиканом и официально именовались инквизицией. В странах Северной Европы инквизиция не получила распространения, но в Италии, Англии и Франции чинимые ею зверства ужасали.

Однако нигде религиозная нетерпимость не проявлялась так ярко, как в Испании. Там инквизиция, возглавляемая доминиканским монахом Томасом де Торквемадой, дабы проучить еретиков и наставить их на путь истинной веры, подвергла пыткам и казнила десятки тысяч человек.

Жертвам связывали за спиной руки и подтягивали на веревке, пока боль в плечевых суставах не становилась невыносимой.

— Покайся! — приказывали палачи.

— Покаяться? — недоумевал несчастный.

— Покайся в ереси!

— В ереси? — переспрашивал, стеная от боли, пытаемый.

— Поднять веревку! — следовало приказание.

Руки под тяжестью тела выскакивали из суставов.

Если после этой пытки жертвы оставались в живых, их истязали на дыбе, если же они и в этом случае выживали, но упорно не признавались в своих еретических заблуждениях, инквизиторы запихивали им в глотку воронку из грубой ткани и лили воду. Когда несчастные начинали захлебываться, воронку с силой выдергивали, и изо рта хлестала алая от крови вода.

Еретики не только теряли все свое имущество, они были лишены права оспаривать выдвинутое против них обвинение. Беднягам оставалось либо покаяться и молить о прощении, однако при этом требовалось выдать собратьев по вере, либо настаивать на своей невинности, ссылаясь на злой навет завистливых соседей. Покаяние, даже если обвиняемый не был еретиком, давало шанс на свободу. Упорное отрицание своей вины, отказ выдать других влекли за собой самое жестокое наказание.

Осужденных волокли к месту сожжения, где должно было состояться аутодафе. Несчастных облачали в желтые балахоны и остроконечные колпаки. На одеждах приготовленных к смертной казни были изображены устремленные книзу черные языки пламени. Остальные осужденные не знали, что их ждет. Приговор святой инквизиции оглашался только когда они всходили на эшафот. Лишь немногие получали освобождение. Их признанию поверили, хотя им и предстояло еще искупать грехи. Кого-то приговаривали к тюрьме, что означало лишь медленную смерть, кого-то — к гарроте. [1]

Однако самых злостных еретиков сжигали на костре. Их пепел развеивали по ветру так же, как и прах тех, кто умер до того, как до них добрались инквизиторы. Подозреваемых в ереси не оставляли в покое даже после смерти. Тела их извлекали из могил и подвергали очищению огнем.

Столь ревностно католическая церковь защищала свою веру дольше, чем обычно полагают. На протяжении многих столетий, начиная от позднего средневековья, затем в эпоху Возрождения и вплоть до так называемой эры Просвещения, инквизиция силой насаждала католичество. И только в 1834 году этот мрачный институт перестал существовать. Во всяком случае, официально. Однако ходили разные слухи.

Часть 1 Причины и следствия

«Господь тебе судья»

Глава 1

Шумные дебаты в сенате по поводу законопроекта о контроле за чистотой атмосферы

ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ, 10 июня (Ассошиэйтед пресс). В напряженной обстановке самого острого за последний год конфликта между демократами и республиканцами начинается сегодня слушание вызвавшего горячую полемику законопроекта Баркера — Хадсона, который предполагает не только ввести на федеральном уровне недавно принятый в Калифорнии закон о контроле за чистотой атмосферы, но и ужесточить его.

«Воздух, которым мы дышим, ничем не лучше, чем дым от сотен горящих автомобильных покрышек, — заявил вчера сенатор Баркер (демократ от штата Нью-Йорк) во время пресс-конференции на ступенях Капитолия. — Попробуйте поглубже вдохнуть, если у вас достанет смелости, и вы задохнетесь. Нам всем следует носить противогазы».

«И не выходить на улицу, — добавил соавтор законопроекта, сенатор Хадсон (демократ, штат Нью-Хэмпшир). — Мы с женой вчера вечером вышли прогуляться, но больше пяти минут не выдержали. Мы бросились домой и первым делом удостоверились в том, что все окна закрыты. Лет десять назад я бросил курить. Да только зря старался. Согласно моим сведениям, мы каждый день вдыхаем столько гадости, как будто выкуриваем по две пачки сигарет. Если вам самим все равно, чем вы дышите, то защитите хотя бы ваших детей. Пора прекратить губить своих детей и собственные легкие».

Законопроект Баркера — Хадсона предусматривает полное запрещение курения во всех общественных местах, чрезвычайно высокий штраф, налагагаемый на производителей автомобилей, если они в течение двух лет не сократят содержание вредных веществ в выхлопных газах, не менее высокий штраф для промышленников, если они не уменьшат вредные выбросы в атмосферу в течение того же периода, повышение налога на владельцев более чем одного автомобиля, обязательные фильтрующие системы для ресторанов, химчисток и…"

Глава 2

Джорджтаун, Вашингтон, округ Колумбия

По многолетней привычке сенатор-республиканец от штата Мичиган Роланд Дейвис проснулся в шесть утра и осторожно, чтобы не потревожить жену, встал с постели. Он спустился вниз, приготовил кофе, накормил кота и, приоткрыв входную дверь и подняв со ступенек свежую «Вашингтон пост», вернулся с газетой в кухню. Лучи раннего июньского солнца, пробившись сквозь мутное от смога стекло эркера, тускло освещали стол. Дейвис отхлебнул горячего кофе, надел очки и, развернув газету, стал просматривать ее в поисках своего имени. Он наткнулся на него очень скоро. В статье на две колонки, где речь шла о законопроекте Баркера — Хадсона, он часто упоминался как лидер республиканской оппозиции «экстремистскому, репрессивному, радикальному и экономически самоубийственному подходу к временной, хотя, следует признать, серьезной проблеме, требующей для своего решения времени и внимательного изучения».

Дейвис кивнул, одобряя и собственные слова, и точность их изложения. Дейвису исполнилось пятьдесят восемь. Это был высокий седовласый мужчина с благородным лицом патриция и стройной фигурой, что бросалось в глаза на всех фотографиях и ради чего он каждый день по полчаса проводил на велосипеде-тренажере.

Пора нажать на педали, подумал он. Предстоит тяжелый день. Кроме того, ему хотелось успеть посмотреть утренние новости.

Но прежде надо дочитать статью в «Вашингтон пост». Баркер с Хадсоном сделали еще несколько апокалиптических заявлений насчет «отравления атмосферы, способствующего усугублению „парникового эффекта“ и утончению озонового слоя… участившихся случаев заболевания раком кожи… угрозы засухи… тающих полярных льдов… повышения уровня мирового океана… введения чрезвычайного положения». Все это походило на сценарий для научно-фантастического фильма.

Дейвис фыркнул. У этих демократов нет ни единого шанса провести свой законопроект в сенате, хотя надо отдать должное Баркеру и Хадсону — они умеют привлечь к себе внимание прессы, а это не помешает, когда подойдет время выборов. Впрочем, возможно, их тактика обернется против них же самих: кто захочет переизбирать проигравших, а Баркер с Хадсоном сегодня точно проиграют. Чистый воздух? Это, конечно, замечательно. Но вся штука в том, что американцы не любят в чем-нибудь себе отказывать. Они предпочитают, чтобы жертву приносили соседи. Каждый курильщик, владелец нескольких автомобилей, фабричный рабочий, боящийся оказаться на улице, — каждый, чей образ жизни или кошелек окажутся в зависимости от законопроекта, будет убеждать своего сенатора голосовать против.

Но разве Баркер с Хадсоном не знают, что такое «компромисс»? Может быть, «умеренность» не входит в их лексикон? Неужели они не понимают, что любой серьезный вопрос следует решать взвешенно, а не с наскока?

Дейвис дочитал статью, довольный, что его еще раз процитировали в конце и что его суждение прозвучало как голос разума: "Думаю, мы все согласны с тем, что воздух действительно не такой чистый, как хотелось бы. Да, перед нами стоит проблема, во всяком случае, в больших городах и во всяком случае, с июня по сентябрь. Тем не менее, положение улучшится, когда станет холоднее. Это не означает, что я призываю сидеть сложа руки. Однако нельзя изменить общество за один день, хотя мои уважаемые коллеги, похоже, стремятся именно к этому. Требуется тщательно продуманное, полномасштабное решение, которое я и предложу, как только ознакомлюсь со всеми статистическими данными.

Нужно время. Проблема загрязнения воздуха возникла не сразу и не сразу исчезнет".

«Отлично, — подумал Дейвис. — „Вашингтон пост“ отвела мне кучу места, а в Мичигане прессы будет еще больше. Мои избиратели-курильщики почувствуют себя увереннее. А также семьи с двумя автомобилями, которым грозит дополнительный налог. Но самое главное, — думал Дейвис, — что производители автомобилей будут мне чертовски благодарны, если им не придется соблюдать новые требования очистки выхлопных газов и вредных выбросов. Чертовски благодарны. И не поскупятся. Нет, сэр, не поскупятся».

Раздался звонок в дверь. Дейвис, нахмурясь, посмотрел на электронные часы на панели управления микроволновой печи: в часов 14 минут. Кто бы это мог быть? И сразу в голову пришел очевидный ответ: нетерпеливый репортер. В этом случае следует выглядеть презентабельно. Дейвис пригладил руками волосы, потуже завязал халат, вышел из кухни и открыл дверь, изобразив на лице жизнерадостную улыбку. Однако тут же в недоумении свел брови, потому что на крыльце никого не оказалось. Он недовольно оглядел затянутую дымкой улицу, вдоль которой выстроились роскошные особняки, но она была пуста, если не считать заворачивающего за угол автомобиля.

Кто это, черт побери, звонил?

Вдруг внимание сенатора привлек лежащий на крыльце предмет. Это был большой конверт из плотной коричневой бумаги. Еще суровее сдвинув брови, Дейвис поднял его, снова оглядел улицу и, войдя в дом, запер за собой дверь.

«Это не могла быть моя помощница, — подумал Дейвис. — Если бы у Сьюзен было что-нибудь важное и срочное, она сначала позвонила бы. И даже не будь у нее возможности предварительно позвонить по телефону, она не умчалась бы, бросив конверт под дверь».

Обеспокоенный Сенатор вскрыл пакет — в нем были какие-то документы. Не в силах сдержать любопытства, он тут же на пороге пробежал глазами первую страницу, но не дошел и до середины, как с его губ сорвался стон. О Боже! Господи Иисусе!

Дейвис быстро дочитал страницу и пролистал другие. Мать их!…

В бумагах перечислялись даты, места, имена и суммы — каждая полученная им взятка, каждый незаконный взнос в избирательную кампанию, каждая оплаченная третьими лицами поездка на курорт, каждая!… А под бумагами лежали фотографии, при виде которых Дейвис покачнулся и ухватился за стену в страхе, что резкая боль в сердце означает инфаркт.

На черно-белых фотографиях — четких, отглянцованных, выполненных профессионалом — был изображен Дейвис вместе со своей юной красавицей помощницей в обнаженном виде на палубе яхты, когда они занимались любовью, причем предпочитая извращенные, неодобряемые обществом способы. Дейвис живо вспомнил этот восхитительный летний день. Они с помощницей порознь приехали на тот маленький уединенный остров в Карибском море, предварительно убедившись, что за ними никто не следит. Остров принадлежал одному из самых влиятельных избирателей Дейвиса, и тот заверил сенатора, что на острове никого не будет, однако в качестве дополнительной меры предосторожности Дейвис вывел яхту в море, туда, где за ними никто не смог бы шпионить. Но кто-то смог!

Судя по ракурсу, фотографии были сделаны с помощью длиннофокусного объектива с самолета. При этом изображение было таким четким, что казалось, будто Дейвис и его помощница специально позируют. И, конечно, на каждом снимке были ясно видны лица, за исключением одного, на котором Дейвис оказался затылком к камере, потому что лицом зарылся между ног помощницы.

И, черт побери, это было еще не все! Кроме фотографий, при взгляде на которые грудь сенатора стала вздыматься уже не от боли, а от ярости, в конверте лежала отпечатанная на машинке и неподписанная записка, прочитав которую Дейвис содрогнулся. От таившейся в ней угрозы потянуло Могильным холодом.

«ПРЕДЛАГАЕМ ВАМ ПЕРЕСМОТРЕТЬ ПОЗИЦИЮ ПО ПОВОДУ ГОЛОСОВАНИЯ ПО ЗАКОНОПРОЕКТУ БАРКЕРА — ХАДСОНА».

Дейвис разорвал документы, фотографии и записку пополам, потом еще пополам, потом еще и еще. Пачка обрывков стала такой толстой, что пришлось разделить ее на части, но он продолжал с остервенением рвать эти клочья, яростно, но очень тихо ругаясь, чтобы не разбудить жену.

Вонючие извращенцы, с ненавистью подумал он, смутно осознавая, какой насмешкой звучат эти слова в устах человека, лихорадочно пытающегося уничтожить свидетельства собственных извращений. В то же время Дейвис понимал, что, на какие бы мелкие клочки он ни порвал проклятые бумаги, пославшие их — кто бы они ни были — не такие дураки, чтобы не оставить копий, и потому его ярость бессильна. Да! Кто бы они ни были! Но, несомненно, он знает, кто они. Баркер и Хадсон!

Дейвиса затрясло от негодования. Как осмелились какие-то ничтожные сенаторишки-демократы угрожать заслуженному сенатору-республиканцу? Неужели они не понимают, каким влиянием, какой властью обладает такой опытный политик, как Дейвис? Я им!… Да? Ты им?… Что ты им сделаешь? Вступишь с ними в борьбу и тем самым подкрепишь обоснованность их улик? Чем бы ты ни грозил им — это ерунда по сравнению с тем, что они могут сделать с тобой, если решат разгласить содержимое этого конверта. Твоей карьере конец, станешь всеобщим посмешищем! И что ты будешь делать тогда?

— Дорогой!

Дейвис вздрогнул, услышав, что жена спускается вниз по лестнице. Он поспешил запихнуть порванные документы в конверт.

— Мне показалось, что звонили в дверь.

Жена Дейвиса появилась на нижних ступенях лестницы. Окруженные сеткой морщин опухшие от сна глаза, обвисшие щеки и живот, седые волосы накручены на бигуди.

— Да, любимая, — ответил Дейвис. — Но это — всего лишь посыльный со свежей информацией о законопроекте о контроле за чистотой атмосферы.

— О Господи, как это все надоело! Когда же они перестанут беспокоить нас в такую рань?

— Я понимаю, моя радость. Но это действительно серьезная проблема. Я склонен пересмотреть свою позицию. Я начинаю симпатизировать Баркеру и Хадсону. Надо подумать о детях, дорогая. Надо защитить наших детей. Надо гарантировать им чистый воздух и здоровые легкие.

— Да, но как быть с…

— С моими щедрыми спонсорами из Детройта? [2] Думаю, следует убедить их, дорогая. — Дейвис вспомнил фотографии и исходящий от тела его помощницы возбуждающий запах. — Да, да, придется во что бы то ни стало убедить моих щедрых спонсоров.

Глава 3

Бассейн реки Амазонки, Бразилия

Небо было затянуто пеленой дыма. Хуанита Гомес в длинном черном платье и густой вуали, с трудом сдерживая рыдания, смотрела сквозь слезы на грубо сколоченный гроб, в котором лежало тело ее мужа. «Да, ты должна быть сильной, — убеждала она себя, хотя сердце ее разрывалось от горя. — Должна. Ради Педро. Он не одобрил бы твоих слез». Она знала, что все, кто собрались вокруг гроба ее мужа, не сводят с нее глаз. Если она потеряет самообладание, если даст им малейший повод подозревать, что горе ослабило ее решимость продолжать дело мужа, тогда враги Педро действительно добьются того, чего хотели. Ради Педро, думала она, будь сильной! Хуанита, которой исполнилось двадцать пять лет, была невысокой худой женщиной с узким смуглым лицом. С готовностью признавая, что она вовсе не отличалась красотой, Хуанита никогда не могла понять, почему Педро выбрал именно ее. Красивыми были лишь ее волосы, темные, ниспадающие на плечи и блестящие, несмотря на скудное питание. Как любил Педро гладить их! Как хвастался, что двое их маленьких детишек унаследовали прекрасные волосы Хуаниты! «Что же я буду делать без тебя?» — мысленно воскликнула Хуанита, едва справляясь со слабостью в ногах. И в ответ, казалось, услышала страстный голос Педро, который заставил ее выпрямиться: «Будь мужественной, Хуанита. Не сдавайся. Пусть ненапрасной будет моя смерть. Займи мое место. Зажги сердца моих павших духом последователей. Найди верные слова. Воодушеви их!»

Да, решила Хуанита и обвела злым взглядом потемневшее от густеющей мглы небо. Верные слова. С тех пор, как два дня назад застрелили ее мужа, Хуанита чувствовала неодолимую потребность высказаться. Хотя у нее не было удивительного ораторского таланта мужа, она вдруг поняла, что обязана выступить перед собравшимися у его могилы. Как будто услышала повеление свыше. Все то время, пока она готовилась к похоронам, пока изрешеченное пулями тело мужа лежало на поистине драгоценном льду, который здесь невозможно найти, Хуанита мысленно повторяла то, что ей диктовала некая сила свыше. Прошлой ночью, обезумевшая от горя, она не могла уснуть и нашла верные слова. Сейчас, когда престарелый священник закончит бормотать над гробом положенные слова, наступит ее очередь и она скажет свои. Педро, ее любимый муж, будет говорить в ней, вместе с ней, через нее, и, если она останется сильной, последователи покойного мужа преодолеют страх и растерянность и продолжат борьбу за спасение земли. «Будь сильной».

Старое кладбище с покосившимися от времени деревянными крестами высилось на голом холме, откуда хорошо просматривались хижины деревни Кордова и задохнувшийся в иле, грязно-коричневого цвета приток когда-то величественной Амазонки. Хуанита знала, что ил появляется от эрозии, оттого, что дождь смывает в реку почву, которую огромный прекрасный лес больше не мог скреплять своими корнями. Из-за огня. Из-за того, что лес валили и жгли враги ее мужа.

Это они принуждали крестьян рубить деревья и поджигать их, чтобы засеять расчищенную землю. Вот почему густая пелена дыма затянула небо. В Хуаните закипал гнев. Оттого, что вдали по краям вытесняемого леса полыхал огонь. Слой плодородной почвы был чрезвычайно тонким и, даже покрытый пеплом сожженных деревьев, истощался после нескольких лет интенсивного возделывания. В результате сжигалось еще больше деревьев, очищались и засеивались все новые и новые площади, пока не истощались и они, — ужасающий процесс разрушения был бесконечным.

Но и это не все. Враги ее мужа, владевшие здешними землями, заставляли крестьян покидать свои дома и пригоняли тяжелую технику, чтобы добывать из-под изуродованной земли ее богатства. В конце концов не оставалось ничего мало-мальски ценного. Куда бы ни взглянула Хуанита, кругом лежала голая, обезображенная пустыня.

Заупокойная служба подходила к концу. Хуанита ощутила жар в душе, нестерпимое желание произнести перед единомышленниками мужа страстную речь, чтобы побудить их продолжать борьбу.

Педро убедил крестьян воспротивиться намерению богатых, жадных, злых людей из столицы и дальше разрушать все, что создано Господом. Педро узнал от приезжавших иностранцев — как они называли себя? экологи? — что густой дым от обширных лесных пожарищ отравляет воздух. Еще иностранцы говорили, что этот самый большой на планете лес поглощает из воздуха что-то плохое (она вспомнила непонятные ей слова «двуокись углерода») и добавляет что-то хорошее (кислород?), что, если лес исчезнет, — а это неизбежно при нынешних темпах уничтожения его на миллионах акров ежегодно, двуокись углерода станет накапливаться в атмосфере, пока не изменится климат, не поднимется температура и не начнется страшная засуха.

Жизнь на всей планете зависит от этого леса, утверждали иностранцы. Пожары надо остановить! Педро понял, как велика опасность, о которой говорили приезжие, но он также сознавал, что крестьяне не станут бороться за спасение леса только потому, что, как кто-то утверждает, это важно для всех на земле. И в то же время Педро знал, что крестьяне будут бороться за спасение своих домов, за сохранение каучуковых деревьев, которые давали им убежище и возможность заработать на жизнь, за реку, где задыхалась в грязи рыба — их основное пропитание. Они будут бороться, если кто-то их научит, сплотит, если кто-то поможет им осознать, что в единстве — сила. Вот Педро и взял на себя эту задачу, и некоторое время им сопутствовал успех: они изгнали с земли своих врагов. Но, видно, успех их был слишком велик, потому что злые люди из столицы прислали наемных убийц с автоматами застрелить, нет, изрешетить Педро, когда он выступал перед крестьянами в соседней деревне, и теперь густые клубы дыма снова поднимаются в воздух. Снова полыхают зловещие пожары.

"Не сдавайся! — услышала Хуанита голос Педро. — Ты должна продолжить борьбу!" Когда священник отступил от гроба, она повернулась к соратникам мужа, собираясь поднять вуаль, чтобы они увидели яростную решимость в ее глазах.

Однако неожиданное появление на пыльной ухабистой дороге длинного черного автомобиля остановило ее порыв и отвлекло внимание собравшихся у могилы.

Крестьяне в замешательстве смотрели, как из роскошного лимузина, остановившегося у подножия холма, вылез незнакомый человек — высокий, одетый в черный, как и его дорогой автомобиль, костюм. Галстук на нем был тоже черный, а рубашка такая ослепительно белая, какой крестьянам никогда прежде не доводилось видеть. Неспешным, величавым, приличествующим ситуации шагом незнакомец подошел к багажнику, вынул картонную коробку и; с печальным видом поднялся на холм, где раскинулось унылое кладбище.

— Прошу прощения, сеньора Гомес, — прошептал человек и почтительно поклонился. Его изысканная речь и правильное произношение выдавали в нем горожанина. — Приношу свои искренние извинения за то, что вынужден потревожить вас в столь скорбный час. Примите мои соболезнования, я возношу молитву за упокой души вашего мужественного, безвременно почившего мужа. Я никогда не осмелился бы вас побеспокоить, однако пославший меня человек поручил мне, даже потребовал, чтобы я сделал это.

— Пославший вас человек? — Хуанита, насторожившись, разглядывала незнакомца с подозрением. — Какой человек?

— Не знаю. Мой клиент не назвался. Вчера он неожиданно приехал в мой офис… Я владелец службы проката дорогих автомобилей. Заказчик заплатил за то, чтобы я доставил вам посылку… он сказал, это подарок… его надо вручить именно во время похорон.

С еще большим подозрением Хуанита уставилась на коробку.

— Подарок? Что это?

Ей тут же пришло в голову, что злые люди из города прислали бомбу, намереваясь убить ее на похоронах мужа, чтобы последователи Педро раз и навсегда потеряли охоту бороться за свою землю.

— Мой клиент так и не сказал, что в ней, и даже предупредил, что, если я ее вскрою, он обнаружит мой проступок и жестоко за него накажет. Он уверил меня и просил уверить вас, что посылка не опасна, что она послужит вам утешением.

Хуанита неприветливо покосилась на него.

— Проделать немалый путь… и с таким таинственным поручением… вам, должно быть, очень хорошо заплатили.

— Да, сеньора. Я уже признался, что гонорар был весьма щедрым. — Среди этих бедняков незнакомец, казалось, чувствовал себя неловко в своем дорогом костюме. — Прошу принять вместе с соболезнованиями моего клиента, — проговорил он, протягивая коробку.

Хуанита неохотно взяла ее в руки. С виду это была коробка от торта. Однако ее содержимое оказалось намного тяжелее. Не в силах скрыть тревоги, Хуанита поставила коробку рядом со скромным гробом мужа. Дрожащими пальцами она попыталась вскрыть коробку, но не смогла, и тогда из толпы вышел один из крестьян и помог вдове, пустив в ход нож. Хуанита осторожно приподняла крышку и заглянула внутрь. От изумления у нее перехватило дыхание. Помогавший ей крестьянин был ошеломлен не меньше. С губ вдовы вдруг сорвался стон, но не горестный, а торжествующий, и она стремительно выхватила из коробки лежащий там предмет. Это была человеческая голова. Голова одного из злых людей, которые приказали убить ее мужа.

Искаженные в страшной агонии черты лица свидетельствовали о мучениях человека в тот момент, когда его обезглавили. Голова была упакована в пластиковый пакет, очевидно для того, чтобы сочившаяся из шеи кровь не запачкала коробку. С победным воплем Хуанита сорвала пакет, схватила голову за волосы и подняла как можно выше, чтобы соратники мужа могли увидеть чудесный подарок, посланный неизвестным благодетелем Педро. Посыльный из города в ужасе отшатнулся и поднес руку ко рту, сдерживая рвоту. Чуть не сбивая его с ног, крестьяне бросились вперед, чтобы получше рассмотреть драгоценный дар.

— Продолжайте бороться! — закричала Хуанита. — Ради Педро! Ради себя! Ради нашей земли!

Крестьяне ответили ей решительными возгласами. Хуанита, поднося голову к гробу, воскликнула:

— Мой муж! Мой любимый! Ты видишь голову своего врага? Ты умер не напрасно, о отец моих детей! Нас никто не победит! Мы будем бороться! Мы и дальше будем бороться! Мы не прекратим нашу борьбу до тех пор, пока не победим! До тех пор, пока не погаснет огонь!

Глава 4

Коралловое море, южная часть Тихого океана

«Аргонавт» — супертанкер с грузом сырой нефти из Персидского залива, направляющийся в нефтеналивной порт неподалеку от Брисбейна, на восточном побережье Австралии, — опережал расписание на три часа. На протяжении всего рейса танкеру сопутствовала ясная погода и полный штиль. Никаких происшествий. Лучшего рейса не придумаешь, радовался капитан Виктор Мэлоун — ветеран с двадцатилетним стажем, большая часть которого приходилась на службу в корпорации «Пасифик Рим петролеум». Мэлоуну исполнилось сорок восемь, среднего роста, крепко сбитый, он начинал лысеть. Хотя в море капитан редко выходил на палубу, лицо его, слегка одутловатое, имело красноватый оттенок. На мостике, где, несмотря на прекрасный обзор, он с некоторых пор испытывал клаустрофобию, Мэлоун проверил показания барометра, сонара, радара и навигационных приборов. Ничего необычного. Еще десять часов, и мы будем в порту, предвкушал он. К завтрашнему утру — наверняка.

Уверенный, что вечер не сулит никаких неожиданностей, капитан сказал вахтенному офицеру, что спустится к себе.

— Если понадоблюсь, я в своей каюте.

Через пять минут, заперев за собой дверь, Мэлоун щелкнул замком ящика письменного стола и вынул полупустую бутылку водки. Одним из условий его контракта было полное воздержание от алкоголя на борту судна, и почти все годы службы Мэлоун придерживался этого правила. Снедаемый чувством вины, он теперь не смог бы вспомнить, когда начал действовать в обход этого правила, а потом и вовсе пренебрегать им. Возможно, причиной тому явилась душевная травма, когда три года назад от него ушла жена, влюбившись в агента бостонской конторы по продаже недвижимости, где она работала, в человека, который, как она объяснила, не станет бросать ее одну на несколько месяцев кряду. А возможно, все дело в одиноких вечерах в иностранных портах, давным-давно потерявших для него свое очарование. Как бы там ни было, глоток-другой перед сном превратился в изрядное количество спиртного, в котором Мэлоун пытался утопить скуку слишком многих долгих плаваний. Сознавая, что не властен над своим пороком, он решил во время этого рейса держать себя в руках и позволял себе выпить только в минуты отчаянной необходимости. И тем не менее почти прикончил все восемь бутылок водки, которые тайком пронес на борт. Удивительно, как быстро они пустеют, размышлял Мэлоун, наливая в стакан порцию водки и откидываясь на спинку кресла. Жаль, что у него нет льда и вермута, но завтра утром, пришвартовавшись в порту, как только все его обязанности будут выполнены, он сойдет на берег, найдет в каком-нибудь укромном месте бар, где ему не встретится никто из знакомых, и снова насладится мартини. Несколькими порциями мартини. Он снимет комнату, чтобы отоспаться после выпивки, а на следующий день вернется на танкер, и никто ничего не узнает. В этом вся прелесть водки. После нее не остается запаха.

После нескольких глотков Мэлоун с удивлением обнаружил, что стакан пуст. Он озадаченно покосился на него затуманенным взором, поразмыслил и решил: «Какого черта, судно почти в порту. Это мои последний шанс выпить, прежде чем мы пришвартуемся. Рядовой рейс. Никаких проблем не предвидится. Не выливать же оставшуюся водку». Мэлоун плеснул в стакан еще одну порцию, и к тому времени, когда он через полчаса заснул в кресле, и бутылка и стакан опустели.

Внезапно Мэлоуна разбудил встревоженный голос вахтенного офицера:

— Капитан!

Мэлоун с большим трудом приоткрыл глаз.

— Капитан!

Едва разлепив правое веко, Мэлоун оглядел каюту, пытаясь найти источник звука, и нашел — на переборке висел интерком.

— Капитан, у нас проблемы с сонаром.

Мэлоуну удалось поднять голову. Он потряс ею, открыл оба глаза и несколько раз мигнул, поскольку видел все как в тумане. С колен упал стакан, когда он, пошатываясь, встал и оперся о стену, нашаривая кнопку внутренней связи.

— М-м… да, что? М-м… что такое?… Повторите.

— Капитан, я сказал, что у нас проблемы с сонаром.

Мэлоун потер лоб — в голове гудело.

— Проблемы? Какого рода?

— Постоянно отключается.

Язык Мэлоуна едва ворочался, он старался говорить медленно и отчетливо:

— Похоже на… — Дальше слово заковыристое. Губы плохо повиновались ему. — Электрическое замыкание.

— Мне тоже так показалось, капитан. Я приказал ремонтникам разобраться.

— Хорошо. Да, хорошо. Ремонтникам. Хорошо. Потом доложите, что они обнаружат.

— Капитан, по-моему, вам лучше подняться сюда.

— Конечно. Я тут вздремнул. Сейчас поднимусь. Соберусь и поднимусь. — Опасные слова — слишком много в них "с", сообразил Мэлоун, несмотря на хмель в голове. Он поднял стакан, сполоснул его и поставил на полку. Затем убрал бутылку из-под водки и запер ящик. Надо почистить зубы. Надо прополоскать рот и умыться.

Мэлоун посмотрел в зеркало над раковиной, увидел свои красные глаза и остановившийся взгляд и ужаснулся. «Ну, давай же, — приказал он себе. — Проснись!» Он умылся горячей, потом холодной водой и проглотил пару таблеток аспирина. С тревогой заметил, что форменная рубашка помялась. Лучше сменить ее, решил он. Нельзя выглядеть неряшливым! Из интеркома вновь раздался обеспокоенный голос вахтенного офицера.

— Капитан, сонар отказал. — Послышался шум других голосов. — Совсем отказал.

Мэлоуну удалось сделать несколько шагов до интеркома и не покачнуться. Он нажал кнопку.

— Совсем?

— Экран пуст.

— Переключитесь на резервную систему.

— Переключился, но она тоже не работает.

— Не работает?… — Мэлоун вздохнул. Боже мой! — Сейчас иду. — Дрожащими пальцами он застегнул свежую рубашку. В последний момент решил сбрызнуть лицо лосьоном после бритья на тот случай, если кто-нибудь из команды вдруг учует водочный запах, которого вроде бы не должно быть.

Господь смилостивился над ним. Никто не видел, как Мэлоун выбрался из каюты, оперся о переборку, выпрямился и, пошатываясь, поднялся на мостик.

— Доложите обстановку! — приказал Мэлоун, надеясь, что произнес это достаточно властным тоном.

— Без изменений, — ответил вахтенный офицер. — И основная и резервная сонарные системы не функционируют.

— Дайте навигационные карты.

— Я их уже приготовил, капитан. Остановить двигатели?

— Нет! Пока нет! Пока не будет крайней необходимости. — Мэлоун свирепо посмотрел на помощника. Какого дьявола он торопится? Разве не понимает, сколько времени потребуется, чтобы остановить огромный, неповоротливый «Аргонавт», а после того как сонар починят, опять разогнать до максимальной скорости? — Три часа! Мы опережаем график на три часа! Порт нас ждет. Мы, вполне возможно, получим премию за скорость. А если остановимся, чтобы устранить мелкую поломку, кроме ругани не получим ничего и к тому же опоздаем. Бог знает на сколько!

Мэлоун сознавал, что похмелье делает его излишне агрессивным, но преодолеть себя уже не мог. Он рассчитывал пришвартоваться к завтрашнему утру и освободиться от своих обязанностей, сойти с этого огромного корабля, который в последнее время начал угнетать его. Но главное — он рассчитывал вознаградить себя несколькими порциями мартини! Он почти ощутил во рту его вкус.

— Но, капитан, без сонара…

— Это всего лишь замыкание, — настаивал Мэлоун. — Ремонтники найдут неполадку и устранят ее. — Он разложил на столике навигационные карты и начал изучать их, обратив внимание на резко меняющуюся глубину океанского дна и на цепочку рифов. Да! В этих водах все было хорошо знакомо Мэлоуну. Чтобы обойти рифы севернее пролива Торреса, он вел «Аргонавт» вокруг Новой Гвинеи, затем на юг в Соломоново море и из него в Коралловое, осторожно обходя Большой Барьерный риф у северо-восточного побережья Австралии. Как только они пройдут Большой Барьерный риф, путь к Брисбейну открыт, если не считать нескольких мелких рифов.

— Где мы находились, когда отключился сонар?

— Вот здесь, капитан. — Вахтенный офицер указал точку на карте, назвав широту и долготу.

— Прекрасно. — Голова у Мэлоуна раскалывалась, словно в нее вбили гвоздь. — Нет проблем. Все, что нам нужно, — это обогнуть два этих рифа. — Он отвернулся от карты, стараясь не покачнуться. — Двадцать градусов право руля.

— Есть, капитан, — сказал вахтенный офицер. Он передал коррекцию курса рулевому, и тот повторил: — Есть двадцать градусов право руля.

Мэлоун дрожащими руками прикурил сигарету.

— Ну а теперь давайте займемся сонаром. — Для пьяного, подумал Мэлоун, он соображал удивительно хорошо! — И распорядитесь принести кофе. Нам предстоит длинная ночь.

Через полтора часа Мэлоун запросил подтверждение скорости «Аргонавта», определил по карте нахождение танкера, порадовался, что первый риф пройден, и, повернувшись, чтобы отдать приказ о следующей коррекции курса, неловким движением опрокинул свою чашку с кофе.

— Черт! Скажите, чтобы здесь прибрали! Десять градусов право руля!

— Есть, капитан. Десять градусов право руля.

На мостике все напряженно затихли. Мигнул экран сонара.

— Капитан, ремонтники устранили неполадку. Мы готовы к… Вот, сонар работает.

— Я же говорил. Небольшая поломка. Никакой причины для остановки двигателей.

Мэлоун и находившиеся на мостике офицеры наклонились к светящемуся экрану.

— Господи Иисусе! — прошептал кто-то. Мэлоун поднес ко рту руку, заглушая возглас ужаса.

Перед ним мелькнули очертания рифа. В ту же секунду корпус «Аргонавта» со страшным скрежетом врезался в неожиданно возникшую преграду. Когда Мэлоун, не удержавшись на ногах, упал, пролитый кофе испачкал брюки. Капитан, раскрыв от изумления рот, потрясенно смотрел на мокрые брючины, а танкер еще раз содрогнулся от удара. Кофе. Такой темный. Совсем как…

Глава 5

«Добрый вечер. С вами Разер, новости Си-би-эс. Ситуация в районе самой крупной за последнее время экологической катастрофы — крушения супертанкера „Аргонавт“ — продолжает ухудшаться. Танкер, принадлежащий компании „Пасифик Рим петролеум корпорейшн“, напоролся на рифы у восточного побережья Австралии, и до сих пор неизвестно, сможет ли он остаться на плаву. Предпринимаются меры по предотвращению загрязнения, однако тревожит то, что они чрезвычайно неэффективны. Примерно тридцать миллионов галлонов сырой нефти разлилось по поверхности девственно чистого Кораллового моря, течение сносит ее к одному из природных чудес света — тысячемильному Большому Барьерному рифу. Ученые предсказывают, что чувствительные к загрязнению микроорганизмы, из которых формируются кораллы, должны погибнуть, а вместе с ними перестанет существовать и Большой Барьерный риф. Как сообщает наш корреспондент в Брисбейне, еще одному бесценному сокровищу нашей планеты грозит уничтожение».

Глава 6

Австралия

Не в силах унять дрожи, вконец измученный, капитан Виктор Мэлоун вышел из здания суда в Брисбейне, где его на протяжении целого дня допрашивали следователи по поводу ошибочного приказа, который он отдал вахтенному офицеру. Мэлоун настаивал, что сказал: «Десять градусов лево руля».

Но вахтенный офицер и рулевой утверждали, что было сказано: «Десять градусов право руля». Дураки! Нет, не дураки — трусы! Вот кто они! Чертовы неблагодарные трусы! Эти ничтожества не могут поддержать своего капитана. А некоторые из команды даже заявили, что капитан, похоже, был пьян. Хорошо еще, что никто не догадался взять у него кровь на анализ сразу после катастрофы. А теперь уже прошло больше двенадцати часов. Даже если проверка покажет какое-то количество алкоголя, Мэлоун может сказать, что выпил для успокоения нервов после того, как вертолет доставил его на берег.

Когда Мэлоун вышел из здания и фотокорреспонденты защелкали камерами, он недовольно загородил лицо рукой и заторопился вниз по ступенькам к взятому напрокат автомобилю. Его всего трясло. «Мартини с водкой, — твердил он себе, — вот все, что мне нужно… Если удастся улизнуть от этих ублюдков… Мартини! И тогда все будет в порядке!»

Мэлоун въехал локтем в грудь фоторепортеру, оттолкнул согнувшегося пополам бедолагу, не обращая внимания на его страдальческий возглас, и добрался до своей машины. Но она была пуста. Где же водитель, черт бы его побрал? Ну конечно, подумал Мэлоун. Сукин сын смылся! Испугался толпы! Он такой же трус, как его офицеры!

Мэлоун вскочил на водительское место, захлопнул дверцу и, рывком повернув ключ зажигания, вдавил акселератор. Темный седан, взревев двигателем, умчался от здания суда. Когда капитан поворачивал за угол, — ускользнув от своих преследователей, ухмыляясь в предвкушении мартини, — его тело перестало существовать. Так же, как и автомобиль. Взрыв, которого он не услышал, разметал кровавые брызги, кости, волосы и металлические обломки машины на тридцать ярдов вокруг. Место взрыва было выбрано идеально. Как объяснил на следующий вечер Дэн Разер, «по всей видимости, жертвой должен был стать только капитан „Аргонавта“. Больше никто не пострадал».

Глава 7

Гонконг

Чендлер Томпсон, исполнительный директор «Пасифик Рим петролеум корпорейшн», гордо выпрямившись, стоял за трибуной на подиуме в пресс-центре штаб-квартиры компании, стараясь не отворачиваться от бьющих в глаза телевизионных софитов. Сорокавосьмилетний мужчина со строгим, словно высеченным из камня лицом, он чрезвычайно неохотно согласился на встречу с репортерами, однако усиливающаяся шумиха вокруг катастрофы не оставила ему другого выбора. Он должен положить конец кривотолкам и поддержать пошатнувшуюся репутацию компании. Его костюм ценой в тысячу долларов был безукоризненно отглажен. Прежде чем выйти, блистая военной выправкой, и встать за трибуну, Томпсон убедился, что все пуговицы пиджака застегнуты.

— Знали ли мы, что капитан Мэлоун выпивал?… Нет. Строжайшее правило компании, обязательное для всех наших моряков, требует полного воздержания от приема алкогольных напитков на борту судна, а также в течение двадцати четырех часов перед выходом в плавание. Делаем ли мы анализы крови, чтобы удостовериться в соблюдении этого правила? Раньше мы не считали это необходимым. Прежде чем приступить к работе в компании, весь плавсостав проходит тщательную проверку. Мы, безусловно, доверяем своим служащим. Нарушение капитаном Мэлоуном этого правила — единственный случай в нашей практике. У нас нет оснований сомневаться в профессиональных качествах наших офицеров, однако теперь мы намерены проводить выборочные тесты на алкоголь и наркотики… Есть ли у нас какие-либо соображения относительно того, кто ответственен за убийство капитана Мэлоуна? Полиция ведет расследование. С нашей стороны было бы преждевременно кого-либо обвинять… Задержка при отправке спасателей на место утечки? О какой задержке может идти речь? Спасатели начали действовать, как только мы узнали о крушении… Неукомплектованные штаты? Отсутствие опыта и неоперативность? Нехватка оборудования? Ерунда. Мы были готовы к любым неожиданностям… Пожалуйста, по одному. Я не расслышал вопрос… Да, это так. Несколько спасателей в момент аварии находились дома, но наш ночной дежурный немедленно оповестил их. Я уверяю вас, что теперь ночная команда спасателей будет работать по такому же графику, как дневная… Нет, к сожалению, мы не смогли остановить утечку нефти с «Аргонавта»… К сегодняшнему дню тридцать миллионов галлонов? К несчастью, это правда. Усилия по предотвращению дальнейшего загрязнения пока не приносят результатов. Часть Большого Барьерного рифа, к моему глубочайшему сожалению, действительно пострадала… Повторите, пожалуйста, вопрос… Да, кое-какое спасательное оборудование оказалось неисправным. Слухи о панике? Смятение? Двадцатичетырехчасовая задержка с вылетом спасателей? Почему корпус «Аргонавта» не был двойным, чтобы рифы не пробили трюмы? Прежде чем ответить на дальнейшие вопросы, я хочу заверить вас, что «Пасифик Рим петролеум корпорейшн» — это солидная и серьезная компания, полностью осознающая свою ответственность перед обществом…

К великому неудовольствию Томпсона, его отвлекло какое-то движение слева. На возвышение, где стояла трибуна, торопливо поднялся перепуганный чиновник «Пасифик Рим» со сложенной запиской в руке. Лицо его было пепельно-серым. «Ах ты, идиот, — подумал Томпсон. — Ты же все испортишь!… Господи, неужто он не соображает, что меня нельзя прерывать? Мы обязаны продемонстрировать уверенность». С трудом подавив раздражение, Томпсон взял записку и мысленно поклялся, как только закончится пресс-конференция, выгнать с работы этого болвана.

— Леди и джентльмены, прошу прощения, — извинился Томпсон перед репортерами. Стараясь сохранить преисполненный достоинства вид, он развернул записку, прочел напечатанный на машинке текст и немедленно забыл про свой гнев. Сердце его забилось так сильно, что стало дурно. Чтобы не пошатнуться, он схватился за трибуну. Буквы расплывались.

«По сведениям нашего отделения в Брисбейне, Кевин Старк, директор по планированию спасательных операций…» Старк! Еще один высокопоставленный чиновник, которого Томпсон собирался уволить. Этот ублюдок оказался не в состоянии справиться с основной утечкой нефти. Именно Старк был виновен в задержке спасательных работ из-за нехватки людей и неисправности оборудования. Именно по вине Старка пятно разлившейся нефти достигло Большого Барьерного рифа и сейчас убивает там все живое.

«…был найден час назад утонувшим в бочке с нефтью».

Репортеры, увидев явное замешательство исполнительного директора, ринулись к нему, выкрикивая вопросы. Томпсон, по-прежнему ощущая дурноту, нащупал на трибуне стакан воды и выпил, обратив внимание на ее горьковатый привкус. И тут же желудок словно объяло пламя, у Томпсона перехватило дыхание, ноги подкосились. Засверкали вспышки. Видеокамеры приглушенно жужжали, фиксируя, как Томпсон уронил стакан, упал на колени, схватился за живот, захрипел и ничком повалился на пол, успев, однако, забрызгать хлынувшей изо рта кровью стоявших перед ним репортеров.

Глава 8

Хьюстон, штат Техас

Вирджил Краузе, только что назначенный исполнительным директором «Пасифик Рим петролеум», торопливо засовывал в папку документы, готовясь навсегда покинуть свой кабинет на верхнем этаже американской штаб-квартиры компании. Через час он должен быть в международном аэропорту Хьюстона, где спешно готовился к вылету принадлежавший «Пасифик Рим» реактивный самолет, который срочно доставит Краузе в Гонконг. Сорокалетний Краузе отличался завидным здоровьем, энергией и жизнерадостностью, однако неожиданное продвижение по службе застало его врасплох. Ему удалось выкроить всего лишь пять минут, чтобы позвонить домой и объявить жене о новом назначении. Она должна была при первой же возможности присоединиться к нему в Гонконге. Между тем Краузе предвидел, что ему предстоит не только проанализировать ошибки, приведшие к крушению «Аргонавта», но и придумать, как удалить нефтяное пятно и предотвратить появление еще одного. Одним словом, Краузе предстоял бессонный перелет, потому что он боялся, что повышение, о котором он мог только мечтать, окажется для него роковым.

Мэлоун, Старк и Томпсон. Их ужасная смерть потрясала не меньше, чем трагедия «Аргонавта». «Неужели я буду следующим», — думал он, застегивая дрожащими пальцами папку. Секретарь перехватила Краузе, когда он выскочил из кабинета.

— Вам телеграмма, сэр.

Краузе не глядя сунул листок в карман пиджака.

— Я спешу. Прочту в самолете.

— Но посыльный сказал, что это очень срочно. Он просил прочитать ее немедленно.

Краузе в нерешительности остановился, выдернул телеграмму из кармана и разорвал наклейку.

Три фразы, которые он прочитал, повергли его в еще большее смятение.

«За ошибки не избежать наказания. Не допусти новой катастрофы. Бог тебе судья».

«Благослови вас Господь»

Глава 1

Манхэттен

В своем кабинете на пятнадцатом этаже закопченного здания, стоящего на Бродвее недалеко от 32-й улицы, Тэсс Дрейк поставила на стол репродукцию картины. На картине, написанной в начале XIX века, был изображен заросший лесом склон Адирондакских гор в северной части штата Нью-Йорк. В типичной для той эпохи манере художник идеализировал дикую природу, создав настолько идиллический пейзаж, что он казался рекламным плакатом, приглашающим первопроходцев поселиться здесь, в этом американском Эдеме. Рядом с репродукцией Тэсс поставила фотографию 1938 года, на которой был запечатлен тот же горный склон. Из-за несовершенства фототехники того времени краски на снимке были не такими сочными, как на репродукции. К тому же фотография не идеализировала заснятый пейзаж, изобразив поросшие лесом вершины такими, какими они были в натуре, отчего эти непроходимые чащобы выглядели особенно впечатляюще.

Наконец, Тэсс поставила фотографию того же склона, сделанную на прошлой неделе, и контраст между двумя снимками поражал, но отнюдь не высоким качеством фотографии. Совсем наоборот. Последний снимок был на удивление тусклым. За исключением серовато-голубого цвета неба, по существу, никаких красок. Никакой буйной зелени. Только грязно-коричневый цвет, словно пленку испортили при проявлении. На самом деле пленка была ни при чем.

Люди отравили атмосферу, дождевые облака. Эту часть леса погубили кислотные дожди, та самая вода, которая должна была бы питать его. Деревья, лишенные листьев, выглядели безобразными скелетами, склоны, лишенные травы, казались проклятыми.

Тэсс откинулась на спинку стула и с отвращением посмотрела на пейзажи. Серия изображений производила настолько тягостное впечатление, что этот иллюстративный материал окажется скорее всего более убедительным, чем сама статья, хотя, конечно, ее надо написать, и Тэсс уже написала Бог знает сколько публикаций о подобных экологических катастрофах в надежде, что люди наконец примут меры для спасения планеты. Это чувство ответственности перед природой объясняло, почему она отклонила заманчивые предложения таких известных изданий, как «Космополитен» и «Ярмарка тщеславия» и пошла работать в журнал «Матерь Земля». Она считала себя в долгу перед планетой.

По правде говоря, — и Тэсс вовсе не отрицала этого, — ее идеализм не требовал больших жертв. В возрасте двадцати восьми лет, когда большинство ее ровесников, казалось, были одержимы мыслями о деньгах, благодаря оставленному ей покойным дедом капиталу Тэсс могла себе позволить не гнаться за высокооплачиваемой работой. По иронии судьбы это обстоятельство не только делало ее независимой, но и подтолкнуло к тому, чтобы посвятить себя защите окружающей среды: значительную часть дедовского капитала составили огромные доходы от продукции химических заводов, чьи стоки погубили реки и отравили питьевую воду в нескольких районах Нью-Джерси и Пенсильвании. Тэсс утешалась мыслями о том, что своей работой возмещает нанесенный природе ущерб.

Высокая — пяти футов и девяти дюймов ростом, — с красивым свежим лицом, она поддерживала себя в форме ежедневными занятиями в оздоровительном клубе недалеко от своей квартиры в Сохо. У нее были ярко-голубые глаза, на лице никакой косметики, лишь слегка подкрашены губы. Одеваться Тэсс предпочитала в джинсы, кроссовки и хлопчатобумажный пуловер. Девушка протянула руку к стоящей на столе вазе с фруктами, взяла яблоко, с удовольствием откусила и в ту же минуту спиной почувствовала чье-то присутствие: в дверном проеме кабинета стоял мужчина.

— Опять работаешь допоздна? — улыбнулся он. — Мне стыдно уходить домой. — Это был Уолтер Траск, главный редактор журнала «Матерь Земля», пятидесятипятилетний грузный человек с редеющими седыми волосами и одутловатым серым лицом. Пиджак Траска был перекинут через руку, воротник измятой рубашки расстегнут, галстук приспущен.

— Допоздна? — Тэсс глянула на часы. — Боже мой, уже семь часов? Я обдумывала статью о кислотных дождях и, похоже, так увлеклась, что…

— Отложи ее до завтра, Тэсс, и отдохни. Планета это как-нибудь переживет. Но ты долго не протянешь, если будешь так усердствовать.

Тэсс пожала плечами.

— Пожалуй, можно сходить в бассейн.

Траск покачал головой.

— Мне бы твою энергию.

— Это все витамины и физические упражнения.

— Мне они не помогут. Мне бы скинуть лет тридцать. Читала газеты? Об убийствах в «Пасифик Рим петролеум корпорейшн» после утечки нефти. Что ты об этом думаешь?

Тэсс приподняла плечи.

— Этого следовало ожидать.

— Да?

— Утечка кого-то ужасно разозлила.

— Да, конечно. — Траск вздохнул. — Но я не то имел в виду. Как ты считаешь, нам об этом надо написать?

— Журнал «Матерь Земля» — не бульварная газетенка. Наша тема — утечка нефти, а не убийства. Они — ерунда, побочная проблема. Фанатики только вредят нашему делу. Слишком многие считают нас тоже фанатиками, паникерами, преувеличивающими угрозу…

— Да, конечно, — повторил Траск. — Но мы несем убытки. Если бы… Ладно. Не забудь, пожалуйста, запереть, когда будешь уходить. И не задерживайся, договорились?

— Даю честное слово.

— Хорошо. До завтра, малышка. — Устало сутулясь, Траск исчез в коридоре.

Через полминуты Тэсс услышала, как спускается лифт. Она доела яблоко, еще раз изучила иллюстрации к статье и решила, что Траск прав, — ей надо отдохнуть. Она, однако, знала, что после бассейна в клубе и душа, вернувшись домой и поужинав салатом и макаронами с томатным соусом без мяса (с грибами, луком и зеленым перцем), она все равно непременно захочет поработать над статьей. Поэтому, несмотря на совет Траска, Тэсс уложила фотографии и материалы для статьи в две картонные коробки, перекинула через плечо сумочку, нагрузилась коробками и своим большим блокнотом с желтой бумагой, локтем погасила свет в кабинете и пошла по коридору, по дороге нажимая на выключатели. Локтем же она включила сигнализацию и закрыла редакционную дверь, в которой автоматически сработал замок. В небольшом холле перед лифтом Тэсс исхитрилась нажать кнопку вызова, услышав, как поднимается кабина, прислонилась к стене и наконец призналась самой себе, что устала.

Из— за усталости или по воле судьбы, но когда двери раскрылись и Тэсс вошла в лифт, она уронила блокнот. Он упал, и прикрепленная к нему золотая ручка «кросс» [3] покатилась по полу. Ручка, подарок отца по случаю поступления в колледж, значила для нее многое -отец так и не дожил до ее выпускного вечера.

Огорченно сморщившись, Тэсс нажала кнопку с надписью «Вестибюль» и, когда лифт пошел вниз, не выпуская из рук коробок, нагнулась, чтобы поднять блокнот и ручку. Она так и застыла в этой неловкой позе, когда кабина неожиданно остановилась. Двери открылись, и Тэсс из-под руки взглянула назад и увидела неясный силуэт высокого мужчины. При мысли о своей неуклюжей и не совсем приличной позе Тэсс почувствовала по меньшей мере смущение. Можно сказать, демонстрирую свою лучшую часть тела, подумала она. Но доброжелательная улыбка мужчины тут же ее успокоила. Сочувственно пожав плечами, он поднял блокнот и ручку, и, как Тэсс поняла позже, эта ни к чему не обязывающая любезность изменила всю ее жизнь. Когда в последующие дни и недели Тэсс заставляла себя проанализировать их первую встречу, ей приходила в голову мысль: что было бы, если бы она не уронила блокнот? Может быть, они так и не заговорили бы. Может быть, тогда ее миновали бы боль и страдание, весь тот ужас, который ей довелось пережить. Но Тэсс всегда приходила к одному и тому же выводу. Она была не властна над событиями, наоборот, они управляли ею. Какими бы жуткими ни оказались последствия, она ничего не могла изменить, как не смогла побороть вдруг охватившее ее влечение к этому человеку. Вздор? Нелепость? Да. Можете назвать это химическими процессами в организме или биотоками. Можете назвать влиянием планет либо благоприятным расположением звезд. Каким бы ни было объяснение, колени у нее задрожали, в низу живота потеплело, и на миг Тэсс испугалась, что упадет в обморок. Тем не менее ей удалось выпрямиться и повернуться лицом к мужчине, даже не покачнувшись.

Он был высоким, по меньшей мере шести футов ростом, а Тэсс, тоже высокая, уважала мужчин, плечи которых оказывались не ниже ее собственных. У него было красивое загорелое лицо со здоровым румянцем, правильными чертами и волевым подбородком. Мускулистая и в то же время худощавая фигура отличалась совершенством пропорций. Его одежда походила на ее: кроссовки, джинсы, голубая хлопчатобумажная рубашка под легким, вишневого цвета пуловером. Но больше всего Тэсс поразили его глаза. Они излучали сияние, исходящее, казалось, прямо из души, и были того самого серого цвета, каким авторы обычно наделяют глаза героев любовных историй, которыми Тэсс, будучи подростком, тайком зачитывалась.

В то время как Тэсс пыталась побороть смущение, незнакомец продолжал приветливо улыбаться.

— Тяжелый день?

— Не слишком тяжелый. Просто длинный.

Мужчина показал на ее коробки.

— И, по всей видимости, еще не закончился.

Тэсс покраснела.

— Вероятно, я стараюсь делать слишком много.

— Это лучше, чем делать слишком мало. — Незнакомец нажал кнопку «Вестибюль» и, прищурившись, взглянул на ее ручку. — Золотой «кросс», — сказал он. Тэсс показалось, что он произнес название фирмы с каким-то особым, понятным ему одному значением. Он прикрепил ручку к блокноту и передал ей. На мгновение их пальцы соприкоснулись. Наверное, между ними проскочил электрический разряд, потому что кончики пальцев Тэсс словно ударило током.

— Вы работаете в журнале «Матерь Земля»? — спросил незнакомец.

— А как вы догадались?

— Написано на коробках.

— Ах, конечно. — Тэсс опять покраснела. — А вы? Вы вошли этажом ниже, а там только одна фирма — телевизионная «Видеоправда».

— Верно. Между прочим, я читал ваш журнал. Отличное издание. Кстати, я монтирую документальный фильм, который по тематике близок к вашей работе: о недостаточной безопасности радиоактивных захоронений. У нас с вами самая нужная в мире работа.

— Постараться спасти планету? — невесело спросила Тэсс. — Если бы так думало побольше людей…

— Ну, в этом-то и проблема, не правда ли?

— Да? — Тэсс нахмурилась. — Я полагаю, она не единственная. Какая, по-вашему, главная?

— Спасти человеческую натуру. Я вообще не уверен, что планету можно спасти.

Его ответ удивил Тэсс.

Лифт остановился.

— Вам помочь с коробками? — спросил незнакомец.

— Нет, спасибо, я справлюсь.

— Тогда давайте я придержу дверь.

Они вышли на улицу, и их окружила суетливая толпа пешеходов, рев автомобилей, удушливый чад выхлопных газов и тусклый, задымленный свет заходящего солнца.

— Вот это я и имел в виду. — Незнакомец покачал головой, голос его звучал мрачно. — Я не уверен, что планету можно спасти. — Он помог Тэсс поймать такси, огляделся, словно выискивая кого-то, и, сказав: — Благослови вас Господь, — исчез, как по мановению волшебной палочки растворившись в толпе.

Кончики пальцев Тэсс все еще покалывало.

Глава 2

На следующее утро, ожидая в вестибюле лифт, Тэсс, случайно взглянув в сторону дверей, увидела, что в здание вошел вчерашний незнакомец, и почувствовала, как у нее заполыхали щеки.

— Еще раз привет, — сказал он.

Польщенная вниманием и изо всех сил стараясь скрыть это, Тэсс вежливо улыбнулась.

— Доброе утро.

— Действительно, доброе, Когда я сегодня вышел пробежаться, ветер с моря разогнал смог, так что воздух был довольно чистым.

— Вы по утрам бегаете?

— Каждый день.

— И я тоже, — сказала Тэсс.

— Это заметно.

Тэсс покраснела еще больше.

— В здоровом теле, — сказал незнакомец, — здоровый дух.

— Наверное.

Они замолчали. Прервав затянувшееся молчание, Тэсс со вздохом сказала:

— Это не лифт, а мучение!

— Да. Ужасно медленный. Но я стараюсь принимать вещи такими, какие они есть.

— Вроде как «терпение — добродетель»?

— Назовем это самодисциплиной, — возразил незнакомец.

Дверцы распахнулись.

— Ну вот, видите, — заметил он, — всему свое время.

Они вошли в кабину.

— Обещаю ничего не ронять, — сказала Тэсс.

— Мне было приятно вам помочь.

— Но я даже не поблагодарила вас.

— Какие пустяки, — ответил незнакомец. — Вы бы сделали для меня то же самое.

Тэсс смотрела, как мужчина нажал сначала кнопку своего этажа, затем ее, и с удовлетворением отметила, что он не носит обручального кольца.

Незнакомец обернулся к ней.

— Если уж мы с вами каждый день ненароком встречаемся, то, может быть, познакомимся?

Тэсс обрадовалась, увидев, как заискрились его серые глаза. Она назвала только свое имя, как всегда намеренно умолчав, что происходит из семьи Дрейков, потому что люди подчас заводили разговор об ее отце, человеке известном в стране, а Тэсс было тяжело вспоминать о его трагической гибели.

— Тэсс? — Незнакомец склонил голову набок и кивнул. — Прекрасное имя. Уменьшительное от…

— Терезы. — И опять она утаила от него часть правды. Хотя «Тэсс» может быть уменьшительным от Терезы, так ее прозвал отец, который в шутку, когда она была ребенком, дразнил ее «Контессой Терезой» — «Графиней Терезой» — и наконец сократил прозвище до ласкового «Тэсс».

— Ну конечно, — сказал темноволосый, удивительно красивый незнакомец. — Тереза. Испанская монахиня, основательница ордена кармелиток.

— Я не знала. То есть… про нее…

— Это неважно. Просто у меня привычка собирать массу всякой ненужной информации.

— А как вас зовут? — спросила Тэсс.

— Джозеф.

Он назвал тоже только имя, заметила Тэсс, представился точно так же, как она.

Лифт, дернувшись, остановился.

— Ну, мне снова пора отбывать наказание за грехи, — сказал Джозеф.

— Не может быть, чтобы вам не доставляла удовольствие ваша работа. Во всяком случае, вчера мне так не показалось.

— Свидетельствовать на пленке, как гниет и разлагается планета? Вряд ли это может доставлять удовольствие, и все же я чувствую удовлетворение оттого, что делаю доброе дело. — Джозеф вышел и, обернувшись, на прощание сказал: — Благослови вас Господь.

Двери закрылись, и у Тэсс что-то оборвалось под ложечкой, но не оттого, что лифт пошел вверх.

Глава 3

На следующий день, в пятницу, Тэсс так увлеклась статьей, что проработала весь обеденный перерыв. В четверть третьего желудок наконец напомнил о себе, и она решила, что не сможет сосредоточиться, если не перекусит. Войдя в лифт, она подумала о Джозефе. Кабина остановилась этажом ниже. И снова закололо кончики пальцев. Нет, подумала она, это всего лишь совпадение. Однако у нее чуть не подкосились ноги, когда дверь распахнулась и в лифт шагнул Джозеф. Он усмехнулся, совсем не удивившись, что они опять встретились.

— Похоже, нам суждено постоянно друг с другом сталкиваться. — Он надавил кнопку «Вестибюль». — Как ваше наказание за грехи?

Стоя рядом с ним, чувствуя, как соприкасаются их руки, Тэсс старалась сдержать участившееся дыхание.

— Наказание за грехи? — И неожиданно вспомнила, что вчера он уже оборонил эту фразу. — А, вы имеете в виду работу. Я пишу статью о кислотных дождях. Она идет хорошо.

— Что может быть лучше.

— Я…

— Да?

— Не кажется ли вам по меньшей мере странным, что мы с вами решаем спуститься вниз…

— В одно и то же время? — докончил фразу Джозеф и пожал плечами. — Мир вообще странная штука. Я давным-давно научился смиряться с судьбой, а не спорить с ней. Того, что суждено, не избежать.

— Что-то вроде «кисмет» [4] или «кармы»? [5]

— Провидение. — Глаза Джозефа блеснули. — Поздний ленч?

Тэсс уловила запах его лосьона после бритья и не смогла сдержать дрожь в голосе.

— Заработалась.

— Я тоже. Напротив есть кафе. Хотите, перекусим вместе?

По рукам Тэсс поползли мурашки.

— Только за себя я плачу сама.

Джозеф развел руками.

— Как скажете. Но я все равно буду рад.

На людном и шумном тротуаре они подождали, пока на проезжей части не появился просвет в потоке машин, и перебежали улицу к кафе. Воздух был влажным, солнечные лучи — тусклыми, они с трудом пробивались через дымку автомобильных выхлопов. Тэсс посмотрела на Джозефа и снова обратила внимание на то, что он озирается по сторонам, словно выискивает кого-то в толпе, — точно так же, как в тот день, когда она его встретила. Почему? Она недоуменно свела брови и, следуя манере отца до всего докапываться, задала себе вопрос: неужели Джозеф считает, что за ним следят? Да будет тебе, подумала она. Это не шпионское кино. Проснись.

Обеденное время прошло, и кафе было заполнено посетителями только на четверть.

— У нас сегодня очень вкусное пастрами [6], — сказал официант.

— Спасибо. Мяса не надо, — отказался Джозеф. — Дайте, пожалуйста, сандвич с помидорами, брюссельской капустой и огурцами.

— С шинкованной капустой? А как насчет маринованных овощей?

— Подойдет. И бутылку минеральной воды.

— Звучит неплохо, — одобрила Тэсс. — Мне то же самое. — Когда официант отошел, она внимательно посмотрела на Джозефа. — Мясо не едите? Вы вегетарианец?

— Не то чтобы вегетарианец. Просто не люблю мясо. К тому же сегодня пятница.

Тэсс — католичка по вероисповеданию — поняла, что он хотел сказать. Раньше католикам не разрешалось есть мясо по пятницам. Но сейчас только пожилые и строго следующие религиозным канонам люди соблюдали это давно устаревшее правило, а Джозеф был слишком молод, чтобы воздерживаться от мясного из страха совершить грех.

Тэсс, стараясь не выдать своего любопытства, пояснила:

— Я спросила потому, что сама вегетарианка.

— Ну вот и еще кое-что общее у нас с вами.

— Вы тоже католик?

Джозеф нахмурился.

— С чего вы взяли, что я католик?

— Не едите мяса по пятницам.

— А, — протянул Джозеф, — понятно. Нет, я не принадлежу к этой вере.

— Извините. Я, наверное, задаю слишком много вопросов.

— Не волнуйтесь, я не обиделся.

— Тогда я… Если не возражаете, я спрошу кое-что еще, — сказала Тэсс.

— Слушаю.

— Почему вы так нервничали, когда переходили улицу?

Джозеф рассмеялся.

— В Нью-Йорке? Где полно наркоманов и сумасшедших водителей? А кто не нервничает?

— Еще вопрос.

— Давайте.

— Не хотели бы вы увидеть меня завтра? — Тэсс удивилась собственной смелости. Ее сердце замерло.

— Не хотел бы я?… — Он перевел взгляд на стол, поигрывая ножом и вилкой, затем пристально посмотрел на нее своими проницательными серыми глазами. — Конечно. Я бы с большим удовольствием проводил время в вашем обществе.

Тэсс выдохнула.

— Но мне бы хотелось быть честным.

«Черт, — подумала Тэсс. — Вот оно. Вот этого я и боялась. Такой привлекательный мужчина не может быть одинок. Сейчас он скажет, что у него кто-то есть».

Она выпрямилась и, готовя себя к худшему, оперлась руками о столешницу.

— Я ценю честность.

— Мы можем быть только друзьями.

— Мне не совсем понятно…

— Мы не сможем стать любовниками.

Его откровенность поразила ее.

— Господи, — воскликнула Тэсс, — я же не делаю вам никаких неприличных предложений! Я ведь не прошу вас лечь со мной в постель.

— Да-да, конечно. Ваше поведение, конечно, безупречно. — Джозеф потянулся через стол и нежно коснулся ее руки. Она заметила неровный шрам на тыльной стороне запястья. — Я не хотел обидеть или смутить вас. Просто… есть кое-что, чего вы, вероятно, не поймете.

— По-моему, я понимаю.

— Да?

— Вы голубой? Поэтому?

Джозеф рассмеялся.

— Совсем не поэтому.

— То есть мне все равно, если вы голубой. Только мне хотелось узнать, чтобы не оказаться в еще более глупом положении, чем сейчас.

— Поверьте, Тэсс, я не голубой, и вы не оказались в глупом положении.

— Тогда, может быть, с вами произошел какой-нибудь несчастный случай и…

— Вы имеете в виду, что я скопец? Вовсе нет. Признаюсь, я чрезвычайно польщен тем, что вы хотите со мной встречаться. Однако у меня есть определенные… давайте назовем это обязательства. Не могу объяснить, в чем они заключаются и почему я должен их выполнять. Просто примите мои слова на веру. Мне дорога ваша дружба.

— Дружба? — Тэсс поморщилась. — В свое время в школе я избавилась от назойливого ухажера, сказав, что вижу в нем только друга.

— Но мы с вами не школьники, — заметил Джозеф. — Если у вас есть желание встречаться… а мне бы этого очень хотелось… Мне неприятно выглядеть невежливым, но таковы мои условия.

— Послушайте, — Тэсс закусила губу, — давайте забудем все это.

— Почему? Потому что вы не можете себе представить отношения между мужчиной и женщиной, которые не заканчиваются сексом? — спросил Джозеф.

— Боже, я чувствую себя такой идиоткой.

— Не надо, — сказал Джозеф. — Вы здоровая, разумная, привлекательная женщина с естественными желаниями. Но я… — взгляд Джозефа стал еще пронзительнее, — совершенно другой.

— Возражений вы не услышите. И, может быть, именно поэтому, — она не могла поверить собственным ушам, — я хочу быть с вами.

— Платонически, — уточнил Джозеф.

— Ладно. Конечно. Пока. Но кто знает?…

— Нет, Тэсс. Не пока, а всегда. Поверьте, так будет лучше.

— Почему?

— Потому что такие отношения вечны.

— Вы самый странный человек, который мне когда-либо встречался, — призналась Тэсс.

— Считаю это комплиментом.

— Ну хорошо, — решилась Тэсс. — Во сколько завтра?

— В десять? — предложил Джозеф. — В северной части Ист-Сайда. В парке Карла Шурца. У Восемьдесят восьмой улицы. Рядом с домом мэра.

— Знаю.

— У реки есть беговая дорожка. Поскольку мы оба по утрам разминаемся, можно делать это вместе.

— Вот здорово, — откликнулась Тэсс. — Итак, мы бегаем трусцой, и я с помощью физических упражнений избавляюсь от своего влечения.

— Физические упражнения творят чудеса, мой платонический друг.

— Может быть, с вами.

Джозеф добродушно усмехнулся.

— Это как холодный душ.

— Должна предупредить, что сделаю все возможное, чтобы соблазнить вас.

— Ничего не получится, — покачал головой Джозеф. — Я действительно несоблазняемый.

— Принимаю ваше утверждение как вызов.

Глава 4

Даже в десять утра на беговой дорожке рядом с лесистым парком на берегу Ист-Ривер было полно народа. Поскольку в выходной движение ослабевало, воздух очистился от смога и прояснилось непривычно голубое небо. Пожилые горожане, расположившись на садовых скамейках, наслаждались воскресным отдыхом. Слева на площадке, огороженной литой чугунной решеткой, подростки играли в баскетбол. Любители позагорать раскинули на траве одеяла, ловя необычно яркие лучи июньского солнца. Владельцы собак выгуливали между деревьев своих питомцев. «Какой чудесный день, — подумала Тэсс. — Такой редко выпадает. Прямо подарок судьбы».

На девушке был голубой спортивный костюм, подчеркивающий бирюзовый цвет ее глаз. Даже свободный покрой одежды не мог скрыть ее гибкого, стройного, с упругой, высокой грудью тела. Короткие светлые волосы стягивала красная плотная лента. Прислонившись к барьеру, ограждающему беговую дорожку от реки, Тэсс наблюдала за бегунами, многие из которых на бегу слушали прикрепленные к поясу радиоприемники через миниатюрные наушники. Сама она предпочитала не отвлекаться и полностью отдавалась наслаждению от длительной физической нагрузки. Счастливо отстраненные лица пробегавших мимо людей подстегивали желание Тэсс присоединиться к ним. «Уже скоро, — уговаривала она себя. — Джозеф вот-вот будет здесь».

Тэсс не покидало изумление, когда она думала о его непреодолимой притягательности. Да, он хорош собой, но Тэсс встречалась со многими красивыми мужчинами, однако ни один из них не влек ее к себе с такой силой. Почти все они были настолько уверены в своей неотразимости, что скоро становились невыносимы. Один, убеждая Тэсс, что она единственная его любовь, встречался, оказывается, еще с тремя женщинами. Другой, делавший карьеру в телебизнесе, нуждался в ней прежде всего, чтобы было перед кем похваляться своим величием.

Последние полгода она ни с кем не встречалась. «Может быть, в этом причина моего увлечения Джозефом», — подумала Тэсс. Совпали усталость и одиночество. Но чем дольше она раздумывала над этим объяснением, тем меньше в него верила. В ее новом знакомце было что-то — Тэсс никак не могла найти подходящее слово — непохожее на других. Красивый мужчина, не влюбленный в себя, он проявил к ней интерес, легко вызвал на разговор, увидел в ней личность, а не потенциальный объект сексуальных притязаний. Это, конечно, имело значение. И все-таки она никогда прежде не добивалась расположения мужчины так настойчиво и откровенно. В чем тут дело? В нем было что-то еще. Что? Эта загадка не только приводила ее в недоумение, но и тревожила.

Тэсс не знала, откуда появится Джозеф, — справа или слева, а может быть, из леса, поэтому то и дело оглядывалась. Надо было назначить определенное место, решила она, продолжая выискивать его в толпе гуляющих. «Впрочем, я торчу тут одна, и заметить меня не составляет труда». С нетерпением ожидая свидания, Тэсс пришла раньше назначенного времени — без четверти десять, но сейчас, взглянув на часы, с беспокойством увидела, что уже четверть одиннадцатого. Может быть, они потеряли друг друга?

Она принялась тщательно вглядываться в проходящих мимо людей. Затем часы показали половину одиннадцатого и, после томительного ожидания, — одиннадцать. Тогда она сказала себе, что его задержали какие-то неотложные дела. Но когда время подошло к половине двенадцатого, а потом к двенадцати, она поняла, почему его нет.

Подобное Тэсс довелось пережить только однажды, когда она училась в школе, и ее ухажер днем так напился со сверстниками, что вечером не смог пойти с ней в кино и даже не удосужился позвонить и предупредить. Больше они не встречались. И теперь Джозеф тоже обманул ее. Она не могла поверить. В ее душе разочарование боролось с яростью. Возобладала ярость.

Ах ты!… С виду прямо сказочный принц, а на самом деле вот он каков! " Тэсс, мы можем быть только друзьями". «Нет, приятель, ты мне не друг». Кипя от негодования, Тэсс влилась в поток бегущих, слишком расстроенная, чтобы для начала размяться. Злость так распалила ее, что она без усилия обогнала самых прытких бегунов.

Козел!

Глава 5

Воскресный день выдался унылым. Тоскливый дождик усугубил мрачное настроение Тэсс. Босая, в шортах и мятой футболке, в которой спала, она потягивала дымящийся черный кофе, хмуро глядя на улицу из окна своей мансарды в Сохо. Тремя этажами ниже через дорогу жалкая, промокшая кошка укрылась от дождя под качелями на крошечной детской площадке. На телеэкране за спиной Тэсс диктор Си-эн-эн печальным тоном рассказывала о последней экологической катастрофе. В Теннесси поезд с двадцатью цистернами обезвоженного аммиака — токсичного газа, перевозимого под большим давлением и используемого в производстве удобрений, — сошел с рельсов на неотремонтированном участке дороги и скатился под откос. Цистерны взорвались, и ядовитые пары, образовав большое облако, на данный момент стали причиной гибели поездной бригады, шестнадцати человек на ближайших фермах, десятков домашних, сотен диких животных и тысяч птиц. Северо-восточный ветер пригнал плотное облако к соседнему городу с населением в пятнадцать тысяч человек, все они в панике бегут. Спасатели не могут остановить ядовитое облако и не в силах организовать массовую эвакуацию. По последним подсчетам, в автокатастрофах при отчаянных попытках покинуть город погибло восемь и серьезно ранено шестнадцать человек. В конце концов, сообщила диктор, тяжелые пары газа осядут на землю. Однако, хотя обезвоженный аммиак используется при производстве удобрений, в подобном виде он губителен для растений. Чрезвычайно высокое содержание азота (8%) в этом веществе приведет к тому, что будут сожжены сотни акров лесов, уничтожены посевы, а само оно растворится в ручьях, колодцах, прудах и бассейнах, отравив источники питьевой воды города.

Тэсс, понурившись, выключила телевизор и уныло поглядела в окно, по стеклу которого раздражающе монотонно барабанил проливной дождь. Тэсс содрогнулась при мысли, насколько чудовищнее, невообразимо чудовищнее была бы катастрофа, случись она в густонаселенном районе. Но когда-нибудь именно так и произойдет. "Она была уверена в этом. Из-за безответственности, непредусмотрительности, плохо отремонтированного оборудования, бездеятельности правительства, алчности, глупости, перенаселенности… Тэсс покачала головой. Так много причин. Слишком много. Кусочек за кусочком земля умирает, и нет возможности остановить этот процесс. В голову пришла строчка из поэмы Йетса: «Все рушится, и нет нигде спасенья». Тэсс чувствовала себя разбитой. Она раздумала идти сегодня в клуб и решила принять горячую ванну. "Я загнала себя. Мне надо свернуться калачиком в постели, расслабиться и почитать «Санди таймс». Но Тэсс знала, что газетные новости еще больше расстроят ее. Тогда надо посмотреть какие-нибудь старые фильмы, сказала она себе. Какие-нибудь дурацкие комедии с Кэри Грантом.

Однако она сомневалась, что ее что-либо рассмешит. Как можно смеяться, если… Не преуменьшая трагичности происшедшего в Теннесси, она вынуждена была признаться, что отчасти ее депрессия вызвана горечью оттого, что ее встреча с Джозефом так вчера и не состоялась.

Гнев еще не остыл. Как он мог? Джозеф не похож на обманщика. «Ладно, признаюсь, я была ужасно настойчива. Я старалась вынудить его сказать, что мы можем быть не только друзьями. И, видно, перестаралась. Испугала его. В этом случае, — ее негодование вспыхнуло снова, — Джозеф мог по меньшей мере позвонить и объяснить, что передумал и не придет. Необязательно было заставлять меня ждать».

Позвонить тебе? Но твоего номера нет в справочнике, внезапно подумала Тэсс. И даже если бы он был там, ты не назвала свою фамилию! У Джозефа могли быть достаточно веские причины, чтобы не прийти на свидание, однако он не мог с тобой связаться и предупредить. Может, забыть про гордость и позвонить ему? Дурочка, ты же не знаешь его фамилии, как и он твоей.

Глава 6

В понедельник Тэсс, стоя перед лифтом, смущенно ожидала, что сейчас в здание войдет Джозеф и все разъяснит, но на сей раз случайной встречи не произошло. В кабинете она пыталась сконцентрироваться на статье, часто переводя взгляд с компьютера на телефон. Когда он звонил, она напрягалась, думая, что это Джозеф: К половине двенадцатого Тэсс с отчаяния нашла в справочнике номер «Видеоправды». Сняла трубку и тут же бросила ее.

«Что со мной? Это ведь он вел себя по-хамски. С какой стати я буду звонить ему? Разве у меня нет гордости? Неужели я должна умолять, чтобы передо мной извинились?»

В два часа Тэсс отправилась обедать с надеждой встретить Джозефа в лифте, однако кабина проехала этаж «Видеоправды» не остановившись. Поддавшись настроению, девушка решила перекусить в кафе напротив. Джозефа там не оказалось. Думая о нем, она заказала то, что они ели в пятницу: сандвич с помидорами, брюссельской капустой и огурцами. Она не увидела Джозефа, поджидая лифт на обратном пути, он так и не позвонил ей и не повстречался, когда она выходила из здания после семи вечера.

Пошел он к черту! У него был шанс, но он им не воспользовался!

Но во вторник, так и не увидев его и не получив извинения по телефону, она швырнула золотой «кросс», которым редактировала рукопись, и решила: ей просто необходимо, чтобы он извинился. В конце концов она потребует этого от него! Но не по телефону. Вот уж нет. Она хочет посмотреть, как он будет изворачиваться. Она хочет приложить его как следует. Этот сукин сын должен извиниться лично.

Глава 7

Рабочие помещения «Видеоправды» отделяла толстая стеклянная перегородка с дверью. Сидящая за ней секретарь подняла голову, всмотрелась в Тэсс и спросила в узкую прорезь в стекле, поднеся руку к кнопке электронного дверного замка:

— Чем могу быть полезна?

Решимости в Тэсс поубавилось. «Не будь дурочкой! Он подумает… Что подумает? Что ты гоняешься за ним? Так он должен быть счастлив!»

Глубоко вздохнув, Тэсс постаралась подавить злость и напустила на себя деловой вид, хотя про себя злорадно подумала: «Когда я увижу этого ублюдка, секретарь услышит, что я при ней ему скажу, и всем доложит…»

— Дело в том, что я ищу человека, который здесь работает. Не знаю его фамилии, но его зовут Джозеф.

Секретарь была явно заинтригована.

— У нас есть только один Джозеф. Вы, наверное, имели в виду Джозефа Мартина.

— Мартина? — Тэсс повторила про себя фамилию. — Чуть больше тридцати, высокий, стройный, темноволосый, с серыми глазами?

— Да, это точно он.

— Ну, если он не обедает, вы не могли бы передать ему, что я хочу поговорить с ним?

— Извините, — нахмурилась секретарь, — не знаю, обедает он ли, но на работе Мартина нет.

— Отлично. Тогда я зайду еще раз попозже. Не знаете, когда он вернется?

— В этом-то все дело.

— Не понимаю.

— Джозеф не появлялся на работе с тех пор, как ушел в пятницу.

— Что?

— Он не приходил ни вчера, ни сегодня, — ответила секретарь. — И не позвонил сообщить, что заболел или что у него какие-то семейные обстоятельства… Он просто не пришел.

У Тэсс закружилась голова.

— Редакторский отдел сходит с ума, готовя к сдаче фильм, а…

Гнев Тэсс испарился. Она прижалась ладонями к стеклу.

— Почему вы ему не позвонили?

— В этом еще одна проблема. Если у него и есть телефон, он не указал его номера в анкете. — Секретарь внимательно посмотрела на Тэсс. — Вы его друг?

— В некотором роде, довольно странном.

Женщина за стеклом пожала плечами.

— Похоже на Джозефа. Он и сам странный. Послушайте, если вы с ним увидитесь, скажите, чтобы обязательно позвонил. Мы не можем найти его комментарий к фильму, над которым сейчас работаем. Ребята из редакторского отдела лезут на стену, чтобы сдать картину в срок.

— Что же никто из них не съездил к Джозефу домой?

Секретарь, сдержав, раздражение, терпеливо объяснила:

— Я же вам говорю, что мы не можем найти его текст. Посыльный, который ездил к нему домой, сказал, что по этому адресу никто не живет.

— А какой адрес?

— Неважно, — сказала женщина за стеклом. — Поверьте, это вам не поможет.

Тэсс, повысив голос, нетерпеливо проговорила:

— Я вас спросила, какой адрес?

Секретарь постучала шариковой ручкой по подбородку.

— Только зря потеряете время, но если это так много для вас значит…

— Да, это так много для меня значит.

— Вы, наверное, и вправду его друг.

Секретарь вздохнула, пролистала блокнот и продиктовала адрес на Бродвее. Тэсс торопливо записала его.

— Но я вас еще раз предупреждаю… — добавила секретарь.

— Знаю. Пустая трата времени.

Глава 8

Однако когда Тэсс вышла из такси на Бродвее около 5-й улицы, где было нечем дышать от выхлопных газов, она засомневалась. Сравнив номер на унылом здании перед ней с записанным, она поняла, почему секретарь предупредила о пустой трате времени, и мысленно принесла ей запоздалые извинения.

На первом этаже дома находилась приманка для туристов — магазин фототоваров и электроники, цены в котором были в несколько раз выше обычных. Вывеска в тусклом окне второго этажа гласила: «Сексуальное обучение». Все окна третьего этажа были закрашены черной краской. Бог знает, что они скрывали, но Тэсс, собравшись с духом, преисполнилась решимости выяснить это. Потому что, судя по адресу, квартира находилась на третьем этаже.

Она перешагнула через пьяного, а скорее всего через наркомана, вошла в подъезд, который пропах мочой, храбро двинулась по не менее зловонной лестнице, где не горела ни одна лампочка, и наконец добралась до мрачного третьего этажа. Названия различных контор на дверях только укрепили ее уверенность, что это не жилой дом и что ни Джозеф, ни кто-то еще здесь обитать не мог. Но тогда почему, размышляла она, Джозеф назвал своим работодателям именно этот адрес?

Она нашла открытую дверь с номером на грязной матовом стекле, который совпал с тем, что дали ей в «Видеоправде». Войдя, она увидела сидящую за письменным столом женщину с мелко завитыми волосами и ярко накрашенным ртом. Женщина жевала резинку и читала книгу в мягкой обложке. У каждой стены, от пола до потолка, стояли ряды пронумерованных восьмидюймовых квадратных ящиков с металлическими дверцами на замках. Тэсс нерешительно подошла к столу. Женщина продолжала читать.

— Простите, — проговорила Тэсс.

Женщина перевернула страницу.

Тэсс кашлянула.

— Если позволите…

Женщина положила книгу на стол обложкой вверх и недовольно подняла глаза.

— Я ищу… — Тэсс покачала головой. — На двери нет вывески. Что здесь такое?

Женщина, не вынимая жвачки изо рта, ответила:

— Почтовая контора.

— Как это?

— Вроде абонентских ящиков на почте. Почтальон приносит корреспонденцию, я ее сортирую и раскладываю по этим ящикам. Клиенты ее забирают.

— Вы не слышали о… Я ищу человека по имени Джозеф Мартин.

— Извините, это мне ни о чем не говорит.

— А если я опишу его?…

— Послушай, дорогуша, — остановила женщина Тэсс движением пухлой руки, — зря стараешься, я здесь временно. Постоянная служащая заболела. Аппендицит или что-то вроде этого. Я не знаю никакого Джозефа Мартина.

— Но он сказал на работе, что живет здесь.

Женщина хмыкнула.

— Ну да. Может, он пробирается сюда ночью и ставит раскладушку. Я же сказала, что это почтовая контора. Должно быть, твой Мартин просто хотел, чтобы ему сюда присылали чек с зарплатой.

Сердце Тэсс забилось чаще.

— Если он один из ваших клиентов…

— Может, да. Может, нет. Я здесь работаю только с сегодняшнего утра. И не видела никого по имени Джозеф Мартин.

— Но если он ваш клиент, не могли бы вы сказать, брал ли он почту в воскресенье или понедельник?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не имею права давать такую информацию, дорогуша. Когда я сегодня пришла на работу, парень, который меня нанял, заставил меня усвоить две вещи. Первое: чтобы клиент предъявлял документы, прежде чем открыть ящик. И второе: мне не разрешается разглашать информацию о клиентах. Слишком много развелось судебных исполнителей.

Женщина с подозрением взглянула на Тэсс.

— Я не судебный исполнитель.

— Это ты так говоришь.

— Послушайте, я просто волнуюсь за своего друга. Он пропал с пятницы и…

— Это ты так говоришь. А мне надо о себе позаботиться. Если эта девушка заболела так, что умрет, или еще что-нибудь в этом роде, я смогу устроиться сюда постоянно. Поэтому иди-ка ты отсюда. А может, ты вообще работаешь на босса и он послал тебя проверить, выполняю ли я его распоряжения. Так что поищи своего дружка где-нибудь в другом месте.

Глава 9

В такси, по дороге обратно, Тэсс от отчаяния била дрожь. Она пыталась убедить себя, что сделала все возможное. Если Джозеф решил бросить работу и скрыться, это не ее забота, говорила она себе. Тем не менее, Тэсс становилось тошно при мысли: а вдруг исчезновение Джозефа связано с ней? Брось эти штучки, убеждала она себя. Никто не увольняется только ради того, чтобы избавиться от слишком навязчивой женщины. К тому же Джозеф не уволился. Секретарь в «Видеоправде» сказала, что он даже не позвонил и не объяснил, почему не вышел на работу. Ну и что? Это еще ничего не доказывает. Многие бросают работу без всякого объяснения. Просто не приходят и все. Но Джозеф не показался ей человеком безответственным. Ну конечно. Точно так же он не был похож на типа, который назначает свидание и не приходит. Не будь наивной. Ты встречалась с ним всего два раза. Ты же ничего о нем не знаешь. Ты сама признала и сказала ему, что он самый странный из твоих знакомых. Даже секретарь в «Видеоправде» назвала Джозефа странным. А может, именно поэтому тебя так тянет к нему?

Тэсс прикусила губу. Признай еще одно: ты волнуешься, потому что думаешь, что с ним что-то случилось. Может быть, он лежит дома больной, не в силах даже позвонить. Это объяснение должно успокоить твою уязвленную гордость. Тэсс устало откинулась на спинку заднего сиденья.

«Что со мной? Неужели я и впрямь надеюсь, что он слишком болен, чтобы позвонить?»

По радио в такси диктор сообщила последние устрашающие новости с места катастрофы цистерны с токсичным газом. Триста погибших. Восемьсот человек находятся в критическом состоянии. Поля усеяны тысячами мертвых животных и птиц. Леса и посевы начинают желтеть — таково губительное воздействие ядовитого облака концентрированного азота. Агентство по охране окружающей среды, наряду с прочими правительственными учреждениями, срочно направило своих представителей в этот район бедствия для расследования обстоятельств крушения поезда. Пока, судя по заявлению высокопоставленного должностного лица, пожелавшего остаться неизвестным, их заключения сводились к следующему: сокращение финансирования Теннессийской железной дороги привело к уменьшению численности ремонтников. Владелец железной дороги отказался комментировать это заявление, хотя ходят слухи, что недавний развод, обошедшийся в круглую сумму и вызванный любовной связью с одной из секретарш, отвлек его от ведения дел и принятия важных деловых решений. К тому же, как предполагают, бригадир ремонтников — наркоман, пристрастившийся к кокаину. «Господи Иисусе, — устыдилась Тэсс. — Пока я беспокоюсь о якобы больном человеке, который обманул меня, гибнет планета». Из раздумий ее вывел голос водителя.

— Что? — выпрямилась Тэсс. — Простите, я не расслышала.

— Леди, — укоризненно посмотрел на нее водитель, — я сказал, что мы приехали. С вас четыре бакса.

Глава 10

Тэсс с удивлением обнаружила, что отсутствовала почти два часа, и попыталась сосредоточиться на внесенных в статью исправлениях, но, начав переписывать последний абзац с тем, чтобы придать ему выразительности, вскоре поймала себя на том, что сидит, бездумно глядя на свой золотой «кросс». Она вспомнила тот день, когда отец подарил ей ручку, и другой, когда, уронив ее, она познакомилась с Джозефом.

Девушка резко встала, вышла из кабинета и, пройдя мимо других таких же кабинетов, остановилась у открытой двери в конце коридора. Ее решимость, вдруг возникнув, тут же испарилась, стоило ей увидеть, как немолодой, тучный, похожий на доброго дядюшку главный редактор журнала «Матерь Земля», склонившись над документом, весьма напоминавшим финансовый отчет, удрученно потирает виски и качает головой. Тэсс повернулась, чтобы уйти. Но Траск, должно быть, почувствовал ее присутствие. Он поднял глаза от документа, и озабоченное выражение его лица сменилось улыбкой.

— Привет, малышка. Как дела?

Тэсс не ответила.

— Что-нибудь случилось? — Траск откинулся на спинку кресла и поднял руки. — Ты всегда такая жизнерадостная и вдруг нос повесила. Входи, садись, потолкуем.

Тэсс, понурившись, вошла.

— Что такое? — поднял брови Траск. — Проблемы со статьей?

— Проблемы? Да. — Она опустилась в кресло. — Но не со статьей.

— Значит, что-то другое. — Траск поднял брови еще выше.

— Это личное. — Тэсс в нерешительности умолкла. — Может быть, мне не стоило…

— Ерунда. Поэтому-то моя дверь все время открыта. Личные проблемы всегда заканчиваются служебными. Когда у моих людей неприятности, страдает дело. Выкладывай, Тэсс. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Вообрази, что я исповедник. И я надеюсь, мне не надо добавлять, что все сказанное в этой комнате в ней и останется.

Тэсс сумела побороть смущение. Покойный отец научил ее преодолевать ложный стыд, когда обстоятельства того требуют.

— Я вот что хотела спросить… Вы знаете про такие конторы, которые хранят для людей почту?

Траск прищурился, морщины у его глаз стали заметнее.

— Хранят для людей почту?

— Как абонентские ящики, только они не на почте.

— Ах, понятно… почтовые услуги. Конечно, — ответил Траск. — Так что насчет них?

Тэсс, вся напрягшись, спросила:

— Кто ими пользуется? И зачем?

Траск, подавшись вперед, внимательно посмотрел на девушку и, поразмыслив, ответил:

— Многие. Во-первых, мошенники, принимающие оплаченные заказы на товар по почте. Тебе, наверное, попадались объявления на последней полосе дешевых газетенок или секс-журналов типа: «Вы желаете приобрести настоящий нацистский штык времен Второй мировой войны или надувную куклу в натуральную величину со всеми анатомическими подробностями? Единственное, что для этого требуется: вышлите чек по такому-то адресу». Недоноски, которые печатают подобные объявления, собирают чеки в одной из таких почтовых контор в течение трех-четырех месяцев, пока не почуют, что терпение у их клиентов на исходе и они того гляди обратятся в полицию. Тогда эти проходимцы сматываются из города, естественно, прихватив с собой все деньги. Конечно, ни штыков, ни кукол у них никогда не было и в помине.

— Но… — Тэсс нервно стиснула пальцы. — Зачем так усложнять? Почему не воспользоваться официальным абонентским ящиком на почте?

— Потому что… — Траск уселся поудобнее. — Я понимаю, что в это трудно поверить, но некоторые люди, читающие такие объявления, вовсе не дураки и могут сообразить, что, если у компании, куда они должны послать чек, нет постоянного адреса, дело пахнет аферой. Кроме того, жуликам в этом случае грозит обвинение в использовании почтовой службы в мошеннических целях. И к тому же им меньше всего хотелось бы, чтобы на почте обратили внимание на сотни писем, адресованных фирмам с весьма двусмысленными названиями вроде «Общество коллекционеров предметов Второй мировой войны» или «Обучение анатомии на дому».

— Ну, — неохотно согласилась Тэсс, — этот случай более или менее понятный. Но ведь наверняка есть какие-то другие причины, чтобы пользоваться услугами таких почтовых контор. — Она внезапно вспомнила слова женщины в кудряшках. — Чтобы скрываться от судебных исполнителей?

— Догадалась? Молодец, — сказал Траск. — Ими могут пользоваться парни, которые боятся вызова в суд в качестве свидетелей, прячутся от суда, алиментов или не хотят, чтобы их бывшие жены знали, где они обитают.

Тэсс подумала и покачала головой.

— И все же разве не может судебный исполнитель просто подождать, пока человек явится и заберет свою почту?

— Судебным исполнителям платят за результаты, — сказал Траск. — Им известно, как это бывает, — можно понапрасну прождать несколько дней, а то и недель… Если кто-то действительно не хочет, чтобы его нашли, все, что ему нужно сделать, — это заплатить, чтобы корреспонденцию переправляли по другому адресу. Но имей в виду, есть и вполне законные основания для того чтобы пользоваться компанией почтовых услуг, а не абонентским ящиком.

Тэсс нетерпеливым жестом поторопила Уолтера.

— Почему для тебя это так важно? — удивился Траск.

— Пожалуйста!

— Ладно, допустим, ты часто разъезжаешь по служебным делам и не хочешь зависеть от почты, которая пересылает корреспонденцию на другой адрес. Или живешь в соседнем штате, но по каким-то причинам тебе нужен адрес в Нью-Йорке как юридическому лицу. Или у тебя законная компания по продаже товаров по почте, и ты знаешь, что часть потенциальных клиентов с подозрением относится к адресу с указанием абонентского ящика. Таких причин много. Но в основном, в семи случаях из десяти, почтовыми услугами пользуются те…

— Кто хочет утаить свой адрес.

— Правильно.

Тэсс уставилась на свой золотой «кросс».

— Спасибо.

— Не знаю, в чем твоя проблема… Послушай, детка, я не хочу совать нос в чужие дела, но мне горько видеть тебя такой подавленной. Поскольку я ответил на твои вопросы, сделай одолжение и ответь на мои. Может, я чем-нибудь помогу. Почему это так для тебя важно?

Тэсс удрученно покачала головой.

— Я… просто… Ну, я узнала, что мой приятель… во всяком случае, вроде приятеля пользуется почтовой конторой.

— "Приятель"? — переспросил Траск. — Ты хочешь сказать, что он мужчина?

Тэсс грустно кивнула.

— Хм. — Голос Траска упал.

— Мы договорились встретиться в субботу, но он так и не появился, а на этой неделе не вышел на работу.

— Хм. — Голос Траска стал еще мрачнее.

— А теперь я стараюсь выяснить почему.

— Будь осторожна.

— Не могу, задета моя гордость. Мне необходимо узнать, что с ним произошло.

— Ну, может… — Траск вздохнул.

— Что?

— Это просто предположение. Но не исключено, что для тебя оно окажется неприятным.

— Скажите мне.

— Может быть, тот, от кого он скрывается, кто бы он ни был — например, бывшая жена, которая не получает алиментов, — подобрался слишком близко. Вероятно, твой приятель был вынужден смыться.

Тэсс сунула ручку в сумочку.

— Спасибо, Уолтер. Я отняла у вас кучу времени. Не буду больше отрывать от работы.

— Погоди-ка, Тэсс. Я же сказал, что смогу помочь. Возможно, ты не знаешь, но перед тем как основать журнал «Матерь Земля», я работал в «Таймс» и считался экспертом по части выуживания информации.

— Так как же мне его найти?

— Начнем с главного. Учитывая, что твой приятель прибегал к услугам почтовой конторы, действительно ли ты уверена, что хочешь отыскать его?

— Да, уверена.

— Значит ли это, что ты влюбилась?

Тэсс заколебалась.

— Да. Нет. Может быть. — Она проглотила застрявший в горле комок. — Я сама не знаю. Знаю только, что тревожусь о нем и хочу быть вместе с ним.

— Ответ достаточно ясный. Ладно, мой друг, я мог бы составить список людей и мест, которые следовало бы проверить, но это слишком утомительное и долгое дело, не говоря уж о том, что тебе пришлось бы чертовски трудно. Кроме того, ты достаточно хороший репортер и, наверное, сама составила бы такой список. Поэтому я избавлю тебя от нервотрепки и адресую куда надо. Открою тебе один секрет. Ты исповедалась мне, и теперь моя очередь исповедаться тебе. Но поскольку я собираюсь держать твое признание в тайне, надеюсь, и ты поступишь так же. Даешь честное слово?

— Да.

— Я знаю, что могу на тебя положиться. Вот откуда проистекает моя легендарная слава в «Таймс». — И Траск написал на листке бумаги имя.

Тэсс, прочтя его, вопросительно подняла брови.

— Лейтенант Крейг?

— Он работает в отделе по розыску пропавших без вести. Центральное управление. Полис Плаза, дом один. Просто назови мое имя. Если он не согласится сотрудничать, скажи, что я велел напомнить о восемьдесят шестом годе.

— Восемьдесят шестом?

— Да. Хотя сомневаюсь, что тебе придется напоминать. Он передо мной в долгу и прекрасно знает, что вряд ли когда-нибудь сможет расквитаться. И если не стал за это время полным идиотом, то бросит все и займется только твоим делом. Но если нет, дай мне знать. Потому что в этом случае я пошлю ему копию письма — вместе с парой аудиокассет, — которое, я гарантирую, тут же приведет его память в порядок.

Глава 11

Лейтенант Крейг был высоким, грузным человеком лет сорока, с взъерошенными волосами и волевым красивым лицом. Глубокие морщины, прорезавшие его щеки, придавали ему суровый вид. При упоминании имени Траска суровое лицо лейтенанта стало еще неприступнее.

— Здорово. Просто здорово. Заключительный аккорд в финале и без того жуткого дня. Этот клеш… Ну да ладно. Вам ни к чему знать мое мнение о нем. Это может испортить вам настроение. Так что этот кровосос хочет от меня на сей раз? — Крейг покосился в сторону Тэсс и указал на массивное деревянное кресло напротив своего заваленного бумагами стола.

Тэсс села, стараясь не обращать внимания на неумолчно звонившие телефоны, на детективов, отвечавших на звонки и одновременно стучавших по клавишам пишущих машинок и компьютерным клавиатурам.

— Ну вообще-то, — она чувствовала себя явно не в своей тарелке, — Уолтер, то есть мистер Траск, ничего не хочет.

Крейг закрыл один глаз и еще сильнее скосил второй.

— Тогда зачем он просил передать, что вы от него?

— Наверное, потому, — Тэсс сжала ручки кресла, чтобы не дрожали руки, — что рассчитывал на вашу помощь.

Крейг издал короткий сердитый смешок, который больше напоминал кашель.

— Он что, забыл, что я сижу здесь для того, чтобы помогать людям? Нет, серьезно. Я добросовестно исполняю свой служебный долг. Бедный или богатый, молодой или старый, мужчина или женщина, белый ли, черный ли, латиноамериканец, христианин, еврей или мусульманин — я всех назвал? — вне зависимости от расы, вероисповедания и так далее, каждый, кто приходит сюда, получает всю необходимую помощь. Если, конечно, он не родственник какого-нибудь влиятельного политика, — тогда я просто разбиваюсь в лепешку. — Лейтенант снова засмеялся и тут же закашлялся по-настоящему. — Проклятая аллергия. Ну хорошо, вам понадобилась моя помощь, и Уолтер послал вас ко мне. Что я могу для вас сделать?

Тэсс взглянула на потолок.

— Знаете, что бы это ни было, не смущайтесь. Все, что можно услышать, я уже услышал от других, и даже сверх того, можете мне поверить.

— Не то чтобы я очень смущаюсь, — сказала Тэсс.

— Тогда…

— Просто… Теперь, когда я здесь, я не уверена… то есть…

— Послушайте, уже почти шесть. Рабочий день, считайте, кончился. Зачем вы хотели со мной повидаться?

— Пару часов назад все казалось настолько серьезным, но вмешивать полицию…

— Естественно. Я понимаю. Есть просто серьезные проблемы, и есть очень серьезные, — сказал Крейг. — Вся штука в том, чтобы отличить просто серьезную от очень серьезной, а в этом положитесь на меня — это моя работа. И раз уж вы пришли сюда, вам стоит объяснить, почему вы так крепко держитесь за ручки кресла. Милая леди, как всякий налогоплательщик вы имеете право на содействие полиции. Облегчите душу. Чего вы боитесь?

— Вы можете подумать, что я зря потратила ваше время.

— Это вряд ли, — сказал Крейг. — Сказать по правде, я обожаю, когда люди зря тратят мое время. Мне доставляет громадное удовлетворение заявить налогоплательщику, что он беспокоится по пустякам. Представьте себе, что после того, как вы мне все расскажете, я смогу даже заверить вас, возможно и такое, что сегодня ночью вы заснете крепким сном и перестанете волноваться.

— Но допустим, — Тэсс внутренне напряглась, — если я все расскажу, у моего друга возникнут проблемы с…

— Законом? Послушайте, у нас такой порядок: сначала мы обсуждаем вашу проблему. А потом решаем, что делать дальше. Но если я правильно понимаю ситуацию, Уолтер послал вас не для того, чтобы поднимать волну, а наоборот, чтобы ее погасить. Итак, если возможно, давайте не будем думать о законе. Я вам ничего не обещаю, просто говорю «если возможно».

Тэсс кивнула, удивленная, что этот человек начинает ей нравиться.

— Хорошо. Попробую. — Изумляясь самой себе, она отпустила ручки кресла. — Я познакомилась с одним человеком…

Она в нерешительности замялась.

— Не останавливайтесь. Продолжайте, — сказал Крейг.

С помощью деликатных наводящих вопросов Крейга и предложенной им чашки кофе Тэсс довела-таки свой рассказ до конца.

— Хорошо. — Крейг положил ручку на стол. — Даже больше, чем хорошо. Отличное описание. Но вы ведь работаете у Уолтера, поэтому я уверен, что вы опытный репортер и у вас прекрасная память. — Лейтенант просмотрел свои записи. — Да. Серые глаза. Чрезвычайно странный… В последний раз вы видели его в пятницу… Пользуется услугами почтовой конторы… На службе не знают номера его домашнего телефона… У него привычка нервно озираться…

— Да.

— Если не возражаете, у меня к вам один, нет, два вопроса.

Тэсс, чувствуя себя совсем измученной, устало спросила:

— Каких?

— Ваш домашний и рабочий адрес. И оба телефона.

Тэсс назвала.

— Через день-два я свяжусь с вами.

— Что? Только через день-два?

Крейг снова закашлялся.

— Вы что думаете, я добываю сведения с помощью хрустального шара или кофейной гущи? Для начала мне надо обзвонить больницы и морги.

— Морги?

— Хотите сказать, что такой вариант не приходил вам в голову?

— Я старалась об этом не думать…

— Ну, такая возможность всегда существует. С нее мы начинаем. Конечно, есть другие варианты, другие причины, почему человек вдруг исчезает. Вы поставили меня в трудное положение… Послушайте, всегда есть…

— Что?

— Всегда есть надежда. — Крейг подровнял папки на столе. — Но тем не менее я должен предупредить…

— О чем?

— Ведь это человек, который постоянно проверяет, не следят ли за ним, не так ли? — Крейг встал. — Ну хорошо. Мы еще поговорим.

— Что-то мне расхотелось говорить. — Тэсс тоже встала.

— Это мне нередко доводилось слышать от моей бывшей жены. Но мы с вами обязательно поговорим. Скоро. Обещаю. А пока предлагаю вам посмотреть кино, напиться или сделать что-то такое, что поможет расслабиться и отдохнуть.

Глава 12

Тэсс редко пила и решила, что сейчас не тот случай, когда ей стоит полагаться на спиртное, но полчаса в бассейне и пятнадцать минут в сауне действительно расслабили ее, сняв накопившееся напряжение в мышцах. В девять, вернувшись домой, она чувствовала себя достаточно усталой, чтобы лечь спать. Но тревожные мысли не оставляли ее. Она вспоминала и заново переживала события сегодняшнего беспокойного дня. Джозеф. Что с ним случилось? Почему он так тщательно скрывал свою личную жизнь? Когда позвонит лейтенант Крейг?

Так и не уснув, Тэсс пробовала читать роман Энн Битти, но не могла сосредоточиться. Она включила телевизор и стала нетерпеливо переключать каналы, раздраженная сплошным потоком наигранно жизнерадостных телебесед. Только после двух ей наконец удалось заснуть, но сон не принес облегчения.

В среду утром на работе у нее так разболелась голова, что не помогал никакой аспирин. Несмотря на это, она постаралась сконцентрироваться на новом задании — статье о слишком интенсивном использовании гербицидов и пестицидов на фермах Среднего Запада и о недавнем открытии ученых, что эти яды просочились сквозь почву в грунтовые воды многих городов. Каждый раз, когда звонил телефон, она хватала трубку, надеясь услышать голос Джозефа и одновременно страшась известия, если это не Джозеф…

— Мисс Дрейк?

— Слушаю. — Тэсс напряглась, узнав хрипловатый голос.

— Это лейтенант Крейг.

— Здравствуйте, лейтенант. — Она одной рукой прижала трубку, а другой терла гудящий лоб.

— Я обещал вам позвонить, как только появятся результаты. Вы можете сегодня уйти с работы пораньше и прокатиться со мной?

Тэсс почувствовала головокружение и закрыла глаза.

— Мисс Дрейк?

— Зовите меня, пожалуйста, Тэсс. — Вчера Крейг никак не отреагировал на ее фамилию, очевидно, не связав ее с фамилией отца. Ей хотелось, чтобы Крейг и дальше оставался в неведении, чего не произойдет, если он будет повторять «Дрейк» достаточно часто. — Вы что-нибудь обнаружили?

— Давайте поговорим при встрече. Через пятнадцать минут вас устроит? Я подъеду ко входу в здание.

— Отлично. — У Тэсс перехватило дыхание. — Идет.

— Не ждите патрульную машину. Чтобы не доставлять вам неудобства, я возьму какую-нибудь незаметную. А вы стойте у входа.

Тэсс положила трубку, по спине у нее пробежал холодок.

Выйдя на шумную, людную и душную улицу, она нервно мерила шагами тротуар. Ровно через десять минут, как было условлено, напротив нее остановился коричневый «крайслер», и лейтенант помахал ей рукой, приглашая в машину. Как только Тэсс уселась и застегнула ремень, Крейг умело вклинился в плотный поток движения.

Тэсс пытливо вгляделась в лицо лейтенанта.

— Ну так что?

Рослый лейтенант закашлялся.

— Больное горло. Доктор говорит, не миновать мне астмы.

— Вы уходите от вопроса.

— Надо же занять даму разговором. Никогда не мешает быть любезным. Ну хорошо. У меня есть хорошие и, вероятно, плохие новости.

— Полагаю, на это я должна ответить: «Сначала давайте хорошие новости».

— Точно. Услышать хорошую новость — тоже никогда не вредно. — Крейг свернул с Бродвея на 30-ю улицу. — Я проверил все больницы. Кто знает, вдруг вашего друга сбил автомобиль или у него удар или сердечный приступ, да что угодно может быть — и он находится в коме. И если у вашего друга не было с собой бумажника, установить его личность в больнице не смогут.

— И поскольку это, по идее, хорошие новости, — заключила Тэсс, — значит, вы не нашли моего друга ни в одной больнице.

— Коматозных пациентов полно, но никто не подходит к его описанию.

— Ну, это должно радовать.

Крейг предостерегающе поднял руку.

— Необязательно. Я проверил только городские больницы. Если ваш друг в выходные решил прокатиться в Нью-Джерси, к примеру, или в Пенсильванию, или в Коннектикут и если с ним произошел несчастный случай, приведший к коме, мне об этом пока неизвестно. Теперь почти вся информация хранится в компьютерах, и все же чтобы получить доступ к базам данных других больниц, требуется время. Кстати, кое-кто из моих людей над этим работает. Но я подозреваю, нутром чую, что ответ будет отрицательный. Это не утверждение, запомните, а всего лишь…

— Интуиция. Я понимаю и ценю ваш профессионализм.

— Просто осторожность, — сказал Крейг. — В свое время я на собственном горьком опыте убедился, что людей не следует ни обнадеживать, ни разочаровывать. В моих словах они слышат то, что хотят услышать, а потом утверждают, что я именно в этом их заверял.

— Репортер, сидящая рядом с вами, знает толк в осторожных предположениях. Я жду продолжения. Возможные плохие новости.

— Что ж, хорошо. — Крейг остановил машину в хвосте длинной череды автомашин, застрявших на узкой 30-й улице. Впереди, на загруженном перекрестке с Лексингтон-авеню полицейский пропускал транспорт мимо заглохшего грузовика. — Потом я позвонил в морг.

— Поэтому-то мы и направляемся к Первой авеню?

Крейг недовольно посмотрел на нее, явно смешавшись.

— Если мы и дальше будем двигаться в этом направлении, — уточнила Тэсс, — то приедем к медицинскому центру нью-йоркского университета, а за ним, на другой стороне от Тридцатой улицы, находится бюро судебно-медицинской экспертизы.

— А я-то надеялся вас подготовить. Да, мы едем туда. За время выходных и за понедельник и вторник туда привезли несколько неопознанных трупов. — Крейг посмотрел вперед и тронулся дальше, потому что полицейский на Лексингтон-авеню организовал отбуксировку грузовика к обочине. — Большая их часть по описанию не подходит к вашему другу. Однако двое…

— Что насчет них?

— Один — утопленник из Гудзона. Тот же рост, приблизительно тот же возраст. Аналогичное сложение, если не считать, что труп распух. Не хотелось бы добавлять красочные подробности.

— Меня нелегко испугать, лейтенант. Я была в Эфиопии во время последнего голода. Я повидала много… слишком много… трупов.

— Конечно. Несомненно, это было ужасно. Просто я пытаюсь подготовить вас. Вероятно, вам не доводилось видеть такие трупы. Проблема в том, что вода замутняет утопленнику роговицу, поэтому нельзя сказать, какого цвета у него глаза — зеленого, синего или, в нашем случае, серого. Второй — наркоман, найденный в переулке. Передозировка героина.

— Джозеф не принимает наркотики.

Чтобы не терять надежды, Тэсс сказала о Джозефе в настоящем времени.

— Может, и так, но никогда нельзя утверждать наверняка, кроме того, как вы объяснили, у вашего друга были кое-какие тайны. Дело в том, что описание этого наркомана сходится с тем, что дали вы. За исключением глаз. Потому что их выели крысы.

Тэсс внутренне поежилась.

— Понятно.

— Если вы настроены так же решительно, как вчера…

— Да.

— Я могу показать вам фотографии. Такова обычная, менее пугающая процедура опознания. Но дело в том, что какими бы хорошими ни были фотографии, они не дают того же представления, что и… В случаях, когда обезображено лицо, очень трудно опознание по…

— Трупам?

— Да.

Она содрогнулась.

— Ради своего друга я готова.

Глава 13

Несмотря на богатый опыт репортерской работы, Тэсс не приходилось бывать в Центральном нью-йоркском морге. Она с беспокойством ожидала увидеть нечто подобное тому, что показывали в фильмах: стена с холодильными камерами, открывается блестящая металлическая дверца, выталкивается на тележке труп, покрытый белой простыней. Вместо этого Крейг провел ее по коридору в комнатушку, где перед ней оказалась широкая стеклянная панель, закрывающая шахту грузового лифта.

Крейг дал указания по телефону, положил трубку и пояснил:

— Чтобы сэкономить время, я договорился заранее. Все готово. Тэсс, еще не поздно передумать.

— Нет. Я обязана это сделать.

Она дрожала, не зная, что ее ждет, готовясь к худшему. Через полминуты раздался гул мотора, заставивший ее вздрогнуть. В страхе и тревоге она наблюдала, как бегут вверх тросы, поднимая платформу грузового лифта. Когда та остановилась, Тэсс обнаружила, что смотрит в раздутое, свинцово-серое лицо трупа с затянутыми пленкой глазами и кожей, которая, казалось, вот-вот лопнет на щеках, как кожица на сваренном на пару помидоре, только не красного, а серого цвета. Тэсс ощутила тошноту и отвернулась. Крейг мягко коснулся ее плеча.

— Я вас понимаю. Сколько бы ни приходилось здесь бывать, мне всегда не по себе.

Тэсс боролась с настойчивыми спазмами желудка.

— Спасибо. По-моему… — Она выдохнула. — По-моему, мне лучше. Очевидно, не такая уж я крепкая, как думала раньше.

— Таких крепких вообще не бывает. В тот день, когда я смогу глядеть на трупы в подобном состоянии без содрогания, я брошу работу.

— Простыня закрывает его до шеи. Это потому, что зашивали после вскрытия?

— Точно. Зрелище и без того достаточно неприятное. — Крейг нерешительно помолчал. — Это он? Ваш друг?

Тэсс покачала головой.

— Уверены? От длительного пребывания в воде лицо деформируется. Вы можете ошибиться…

— Оно не достаточно деформировано, чтобы я не узнала Джозефа. Это не он.

— Наверное, вы должны испытать облегчение, — неловко сказал Крейг.

Тэсс почувствовала, что покрывается холодным липким потом.

— Пока не жалуюсь.

— Пока. В этом вся штука. К сожалению, есть и другие трупы. Вы в состоянии продолжать?

— Давайте поскорее закончим.

Крейг снял трубку и дал новые указания.

И опять Тэсс услышала гул. Отвернувшись от стеклянной панели, она представила, как опускается платформа, как исчезает утопленник.

— Можно?…

— Да. Его убрали. Можете смотреть.

Тэсс медленно повернулась на непослушных ногах. Дыхание ее участилось, она снова вздрогнула, когда донеслось гудение мотора, но собралась с силами, чтобы не упасть в обморок и осмотреть следующий труп, остановившийся за стеклом.

Крейг предупредил, что крысы выели у мертвеца глаза, но ничего не сказал о том, что это не единственное нанесенное ими повреждение. Крысы отгрызли у трупа губы, и зубы его обнажились в жуткой усмешке. Вместо носа зияли две страшные щели. Кожа на щеках была неровно объедена, а дыра под подбородком с висящими лохмотьями мяса напоминала безобразно разинутый рот… и…

Тэсс резко отвернулась.

— Уберите его отсюда!

Несмотря на оглушительный шум в ушах, она услышала, как Крейг что-то говорит по телефону, а через мгновение раздался благословенный гул уходящей вниз платформы. Крейг опять мягко коснулся ее руки. Тэсс ощутила его нерешительность, смущение от необходимости задать ей, вопрос.

— Нет, это не Джозеф, — дрожа всем телом, ответила Тэсс. — Слишком узкий лоб. — Она тяжело дышала. — Волосы такой же длины, но пробор на правой, а не на левой стороне. Слава Богу, это не Джозеф.

— Идите сюда. Сядьте.

— Мне уже лучше.

— Конечно. Все равно вы бледны. — Крейг подвел ее к креслу. — Передохните немного. Посидите.

Тэсс послушно села, откинувшись на спинку, и закрыла глаза. На лбу у нее выступила испарина.

— Это все? — спросила она едва слышно. — В машине вы говорили только о двух трупах. Я хочу знать, что случилось с моим другом, но молю Господа, чтобы больше не пришлось ни на кого смотреть.

Крейг не ответил. Медленно, со страхом Тэсс открыла глаза. Крейг, опустив голову, уставился взглядом в пол.

— Что такое? — в недоумении прошептала Тэсс.

Крейг поджал губы.

— Скажите мне. — Тэсс раздраженно посмотрела на него и окрепшим голосом спросила: — Есть и другие? Вы что-то… что-то скрываете?

— Есть еще один.

Тэсс резко выдохнула.

— Но не думаю, что труп можно опознать. Во всяком случае визуальным способом. Скорее по рентгеновскому снимку костей, по зубам… — Крейг замялся, сделав неопределенный жест рукой. — Он обгорел. Почти весь, особенно лицо. Не знаю, есть ли смысл… Мне действительно не хочется, чтобы вы на него смотрели.

— Так безнадежно?

— Определенно хуже, чем то, что вы видели. Сомневаюсь, что это зрелище что-то нам даст, кроме тошноты.

— Вы имеете в виду — еще большей тошноты.

Крейг поморщился.

— Наверное, так.

После долгих раздумий Тэсс наконец решилась:

— Если вы так считаете… Я готова сделать все на свете, лишь бы узнать, что произошло с Джозефом, но…

— Единственная причина, по которой я упомянул об этой жертве… — Крейг снова уставился на пол.

— Вы все же что-то от меня утаиваете.

— …это место, где он погиб…

У Тэсс засосало под ложечкой от страха.

— Где он погиб? К чему вы клоните, лейтенант?

— Вы говорили, что должны были встретиться с Джозефом в субботу утром.

— Да. Ну и что?

— И вместе побегать.

— Верно. — Тэсс выпрямилась.

— В верхнем Ист-Сайде. В парке Карла Шурца.

— Черт возьми, я повторяю, к чему вы клоните, лейтенант?

— Это там, где нашли труп. В три часа утра в воскресенье. В парке Карла Шурца.

Тэсс в волнении вскочила с кресла.

— Господи! Как случилось, что он…

— Обгорел? Мы еще точно не знаем. Это мог быть опустившийся бродяга, который ночевал в парке. Обычно парк закрывается в час ночи и вроде бы патрулируется, но иногда туда проникают бездомные в поисках ночлега. Жертву облили бензином и подожгли. Вскрытие показало, что он умер от ожогов, а не от ножевого или огнестрельного ранения, которые затем пытались скрыть с помощью пламени. Огонь уничтожил одежду, поэтому нельзя с уверенностью определить, бродяга ли он, но насколько известно, подростки иногда развлекаются тем, что, найдя спящих бездомных, поджигают их. В том районе находится домом мэра, поэтому серьезных происшествий там мало. Подростковые банды орудуют в основном к северу и западу от парка. Тем не менее могло случиться именно так, как я описал.

— Но вы же не верите в подобную версию! Вы не заговорили бы об этом трупе, если бы не предполагали… — Тэсс запнулась и с трудом договорила: — Что это, вероятно, Джозеф.

— Я всего лишь нашел общий знаменатель.

— Парк Карла Шурца.

Крейг кивнул.

— Но это может оказаться и совпадением. Ваш друг не был бездомным. Что ему делать в закрытом парке в три часа ночи? Особенно такой ночи?

— А чем она отличалась от других?

— В воскресенье шел дождь, помните?

— Да.

— Ну, гроза началась в два. Допустим, ваш друг не мог заснуть и решил прогуляться. Можно ли предположить, что он пойдет гулять под дождем? А если даже и так, то зачем ему лезть через ограду парка, который закрывается на ночь, когда можно просто пройтись по улице? — Крейг пожал плечами. — Самую правдоподобную версию я вам описал. Бродяга прячется в парке, чтобы спокойно переночевать. Подростки его выслеживают и поджигают.

Тэсс закусила губу.

— Все равно у меня нет выбора.

— Простите?

— Я обязана опознать труп, чтобы убедиться, что это не Джозеф. Иначе я никогда не успокоюсь.

— Я не преувеличивал, когда сказал, что выглядит он намного хуже, чем те, кого вы видели.

— Прошу вас, лейтенант.

Крейг внимательно посмотрел на нее.

— Почему бы нам не пойти на компромисс?

— Я не… — Тэсс сглотнула, — понимаю.

— Я восхищаюсь вашей преданностью другу. Но пожалейте себя и на сей раз посмотрите фотографии. Поскольку визуальное опознание практически невозможно, разницы нет никакой, а вам так будет спокойнее.

Тэсс подумала и печально кивнула.

— Я вернусь через минуту, — предупредил Крейг.

Оставшись одна, Тэсс напряженно ждала, то и дело бросая взгляды в сторону стеклянной панели, за которой ей довелось увидеть жуткое зрелище. Что ужаснее его может ее ожидать?

Лейтенант Крейг вошел в комнату с папкой. Он открыл ее, затем в нерешительности остановился.

— Помните, огонь изуродовал большую часть тела, особенно лицо. У жертвы оказалось достаточно сил, чтобы добежать под дождем до лужи, иначе тело пострадало бы больше. Перед смертью ему удалось погасить пламя.

Тэсс протянула руку за папкой, медленно вынула из нее содержимое — шесть фотографий, лежавших лицевой стороной вниз. Короткая передышка. Дрожащей рукой она перевернула первую. У нее перехватило дыхание. То, что когда-то было человеческой головой, теперь напоминало обугленный кусок мяса.

— О Боже! — Тэсс тут же отвела глаза, однако безобразное видение осталось с нею. На покрытом волдырями черепе не было волос, не осталось вообще лица — хотя бы отдаленно напоминавшего красивое лицо Джозефа. Закопченная кость торчала из скрученных огнем лоскутов тканей…

Ее голос дрогнул.

— Извините, что не поверила вам, лейтенант.

— Вот что, дайте-ка… Нечего вам мучить себя. — Крейг потянулся за снимком.

Тэсс решительно покачала головой.

— Раз уж я начала… — Она перевернула следующую фотографию. На ней оказался еще один снимок головы, производящий такое же отталкивающее впечатление. Она поспешно отложила его в сторону. Осталось всего четыре. Скорее бы, подумала Тэсс.

Она не была готова к следующему снимку. Трупы на платформе за стеклянной панелью были закрыты по шею простыней. А на фотографии она увидела обнаженное тело полностью обгоревшего человека и страдальчески сморщилась. Нетронутыми оказались лишь ноги до колена и левая рука до локтя. Но Тэсс прежде всего заметила с подкатывающей к горлу тошнотой грубые швы, наложенные патологоанатомом после вскрытия, которые шли от низа живота до грудной клетки и расходились направо и налево, образуя букву "V".

«Я больше не могу», — внутренне застонала Тэсс. Руки ее тряслись, когда она со страхом и отчаянием перевернула другую фотографию в ожидании очередного кошмара, но облегченно вздохнула, обнаружив, что перед ней снимок левой, необожженной ноги трупа. Слава Богу. Теперь если только… Она взяла предпоследнюю фотографию и снова с облегчением вздохнула при виде правой ноги. Оставалась еще одна. Последняя фотография. Может, опять повезет, подумала Тэсс. Ей повезло. И одновременно не повезло, потому что хотя последний снимок был нестрашным (следуя логике, можно было предугадать, что там будет изображена необожженная левая рука трупа), что-то в нем привлекло ее внимание.

Она неожиданно для себя вспомнила разговор с Джозефом в кафе в прошлую пятницу.

…— Мы можем быть только друзьями.

— Мне не совсем понятно…

— Мы не сможем стать любовниками.

— Господи, я же не делаю вам никаких неприличных предложений. Я ведь не прошу вас лечь со мной в постель.

— Да-да, конечно. Ваше поведение, конечно же, безупречно…

При этих словах Джозеф потянулся через стол и нежно коснулся ее руки. И тут-то она заметила неровный шрам на тыльной стороне запястья. И пока он говорил, Тэсс глядела на его левую ладонь, которой он прикрыл ее руку. Точно так же, как сейчас она глядела — нет, с ужасом уставилась на тыльную сторону запястья на фотографии. Ей казалось, будто она проглотила много-много кубиков льда и ледяные кусочки до отказа заполнили желудок.

Тэсс глухо вскрикнула, осела в кресле, с трудом оторвала глаза от снимка и заставила себя произнести:

— Это он.

— Что? — поразился Крейг. — Откуда вы это взяли? Ведь труп так…

— В пятницу, когда мы вместе обедали, Джозеф коснулся моей руки. Я хорошо помню, что обратила внимание на шрам, такой заметный неровный шрам на тыльной стороне запястья. — Измученная, убитая горем, она показала на фотографию. — Точно такой же, как этот. Он мертв. О Господи, Джозеф мертв…

— Дайте-ка мне. — Крейг схватил снимок. Словно цепляясь за память о Джозефе, она не отпускала. Лейтенант мягко разжал ее пальцы и осторожно высвободил фотографию. — Да, — сдвинув брови и качая головой, проговорил Крейг, — старый шрам. Судя по толщине, рана была глубокой. Никто мне о нем не сказал. Иначе я сразу бы предупредил вас и избавил от ненужных мучений. — Он пристальней вгляделся в снимок. — Шрам не от ножа. Такой неровный от ножа не останется. Скорее от разбитой бутылки, от колючей проволоки или… Тэсс, вы уверены?

— Я мысленно вижу эту руку на моей так же отчетливо, как эту фотографию. Да… Я все бы отдала, только… Я уверена. Шрам гот самый. Это Джозеф. Джозеф…

Что-то давило ей на барабанные перепонки, желудок и, сильнее всего, на сердце.

Полумертвая от горя, она севшим голосом проговорила:

— …Мертв. Джозеф мертв…

— Тэсс, мне жаль…

— …Мертв.

Глава 14

Тэсс с трудом держалась на ногах, когда они спустились к стоянке морга. Она едва сознавала, что Крейг помог ей сесть в машину, обошел капот и сел за руль. Она пыталась нашарить застежку ремня безопасности, опять-таки едва сознавая, что Крейг наклонился и защелкнул ремень. Невидящим взглядом она смотрела на размытые силуэты других автомобилей на слабо освещенной стоянке. Наконец Крейг, кашлянув, нарушил молчание.

— Куда вас отвезти? Домой? Вам столько пришлось пережить… Вы дрожите. Вряд ли вам стоит возвращаться на работу.

Тэсс повернулась к нему, словно только сейчас обнаружив его присутствие.

— Домой? На работу? — Она скрестила руки и крепко прижала их к груди, пытаясь унять дрожь. — Вы не могли бы?… Это звучит глупо… Вы не могли бы сделать мне одолжение?

— Я уже обещал вам помочь всем, что в моих силах.

— Отвезите меня туда, где он умер.

Крейг сдвинул брови.

— В парк?

— Да.

— Но зачем терзать себя?

Тэсс еще сильнее сжала руки, ее по-прежнему била дрожь.

— Пожалуйста.

Крейг хотел было возразить, но вместо этого снова кашлянул, повернул ключ зажигания, включил скорость и выехал со стоянки на Первую авеню, влившись в односторонний поток движения.

— Спасибо, — сказала Тэсс.

Крейг в ответ лишь пожал плечами.

— Завтра первым делом я скажу Уолтеру, как много вы для меня сделали, — пообещала она.

— Уолтеру? Вы неправильно поняли ситуацию. Я помогаю не ради Уолтера. Я делаю свою работу. Или делал. Но в настоящее время я стараюсь для вас.

— Извините. Я прошу прощения. — Тэсс протянула руку и почти коснулась его ладони. — Я не хотела вас оскорбить, не думайте, что я решила, будто вы только отрабатываете долг или…

— Вы меня не оскорбили. Об этом не волнуйтесь. Но мне хочется, чтобы вы меня правильно поняли. Не многие согласятся пережить то, что пережили вы, ради человека, с которым виделись всего несколько раз, но которого считали своим другом. Такая преданность — редкая штука. Знали бы вы, скольким людям было совершенно наплевать, когда пропадал кто-то из близких. Я восхищаюсь вашей настойчивостью, вашим чувством ответственности, и поэтому, если вы говорите «поехали в парк», — прекрасно, туда мы и отправимся. Начальству пока придется обойтись без меня, по крайней мере до вечера. Джозеф Мартин, наверное, был необыкновенным парнем.

Тэсс, подумав, сказала:

— Он не такой, как все.

— Не понимаю.

— Это трудно объяснить. Он… Конечно. Он был красивым. Но что важнее, он обладал чем-то вроде… магнетизма. Он… единственное слово, которое я могу подобрать… он светился изнутри. — Вскинув голову, Тэсс добавила: — И, кстати, если интересуетесь, могу сообщить, что мы с ним не были в близких отношениях.

— Мне и в голову это не приходило.

— Между прочим, более того, Джозеф настаивал, что мы можем быть только друзьями и никогда — любовниками.

Крейг повернулся к ней насупившись.

— Я знаю, что вы думаете, поскольку я и сама так решила. Вы ошибаетесь. Он сказал так не потому, что был голубым или что-нибудь в этом роде, а потому… Он нашел какие-то свои слова. Он сказал, что платонические отношения лучше, так как они вечны. Вот так он изъяснялся. Почти как поэт. Да. — Сердце Тэсс сжалось от скорби. В горле встал комок. — Джозеф был необыкновенным.

Крейг молча, все так же сдвинув брови, вел машину. Они пересекли 45-ю улицу, оставив справа здание ООН.

— Итак. — По телу Тэсс пробежала дрожь, она выпрямилась. — Что дальше?

— После парка? Я буду в отделе по расследованию убийств и скажу, что — проведено предварительное опознание тела.

— Предварительное? Но ведь шрам…

— Вы должны понять, отделу убийств этого недостаточно. Они послали отпечатки пальцев с левой руки в ФБР. Однако при множестве подобных заказов, чтобы найти требуемые даже с помощью компьютеров, проверив все базы данных, потребуется несколько дней. Но теперь, когда стало известно имя жертвы, времени уйдет гораздо меньше. Они возьмут досье на Джозефа Мартина, сравнят отпечатки и… Кто знает? Может статься, шрам — это совпадение. Вы могли ошибиться.

— Хотелось бы так думать. Но я не ошиблась, — проговорила Тэсс, чувствуя, как все поплыло у нее перед глазами.

— Я просто стараюсь не лишать вас надежды.

— А я боюсь, что надежда — такая же редкая штука, как преданность.

Чем ближе подъезжали они к 88-й улице, тем труднее становилось Тэсс дышать. Она напряженно смотрела, как лейтенант повернул машину направо, пересек две улицы и наконец отыскал место для парковки. Тэсс едва нашла силы выйти из автомобиля и захлопнуть дверцу.

Слева, частично скрытый деревьями, стоял шестифутовый, похожий на частокол деревянный забор, окружавший Дворец Грейси. Один из первых особняков в Нью-Йорке по Ист-Ривер, он был выстроен в 1798 г. Арчибальдом Грейси. В громадном доме, со множеством труб и фронтонов, с бесчисленными верандами и балконами, одно время размещался городской музей, но теперь Дворец превратился в строго охраняемую резиденцию мэра. Прямо перед Тэсс, неумолимо притягивая ее взгляд, темнела витая чугунная решетка, а за ней — рощицы и тропинки парка Карла Шурца.

— Вы уверены, что хотите это увидеть?

Прежде чем лейтенант успел закончить вопрос, Тэсс схватила его за руку и потащила через улицу. Они вошли в открытые ворота (надпись предупреждала, что с десяти часов вечера и до восьми утра запрещается пользоваться радиоприемниками, магнитофонами и музыкальными инструментами) и направились вглубь по выложенной кирпичом дорожке, обсаженной с обеих сторон густым кустарником. Раскидистые деревья с пышной кроной отбрасывали под ноги тень.

— Где? — хрипло прозвучал голос Тэсс.

— Охрана во Дворце Грейси увидела пламя в три часа утра в воскресенье. Примерно… — Крейг оглянулся. — Там. — Он указал на гранитный грот за кустами справа. — Мэра охраняют профессионалы, они не оставили свой пост. Они знают: что бы ни случилось, пост покидать нельзя. Пламя могло оказаться отвлекающим маневром, попыткой вынудить их оставить босса без прикрытия. Поэтому охранники позвонили в соседний участок. Тем временем они увидели, что пламя устремилось отсюда, — Крейг указал на грот, потом повел рукой в сторону кустов и миниатюрного амфитеатра за висячим мостиком, — туда, к той скульптуре.

Тэсс покачнулась, приблизившись к скульптуре — бронзовому изваянию ребенка в натуральную величину, который, обхватив руками колено, глядел вниз, на выложенную кирпичом пятидесятифутовую площадку посреди амфитеатра.

Скульптура, вероятно, изображала эльфа. Она странным образом напоминала Тэсс Питера Пэна.

— И?… — Тэсс услышала, как гулко прозвучал ее голос в каменной чаше амфитеатра.

— Помните, что это вы просили привезти вас сюда?

— Я не забыла. И?…

— Полицейские из местного участка обнаружили… На выложенной кирпичом площадке скопилась дождевая вода… Жертва…

— Да, вы мне говорили. Он пытался сбить пламя, катаясь в луже. Где?

— За скульптурой, Тэсс. — Предостерегающе подняв руку, Крейг шагнул вперед. — Я не советую…

— Мне это необходимо.

Тэсс медленно обогнула скульптуру. И тяжело опустилась на пьедестал у ног изваяния. На кирпичах темнел контур лежащего на боку человека с прижатыми к подбородку коленями.

— О!

— Мне жаль, Тэсс. Я не хотел привозить вас сюда, не вы настояли.

Тэсс с рыданием нагнулась к зловеще черневшему контуру, дотронулась рукой до того места, где должно было находиться сердце Джозефа.

— У меня еще одна просьба. — Ее голос дрогнул. — Пожалуйста! Одна-единственная.

— Увезти вас?

— Нет. — Безутешно рыдая, Тэсс сквозь слезы умоляюще смотрела на лейтенанта. Крейг понял. Он раскрыл объятия, и она, заплакав еще горше, уткнулась ему в плечо.

Глава 15

Мемфис, Теннесси

Билли Джо Беннет исходил потом. Липкая влага струилась по его голове, лицу, по груди, спине и ногам. Она скатывалась по шее, насквозь промочив рубашку. Нервно ведя машину по увеселительному району города, Билли Джо чувствовал себя так, будто сидит в луже. И потел он не потому, что ночь выдалась, душной и влажной. Собственно говоря, он плотно закрыл окна своего «шевроле-блейзера» и включил кондиционер на полную мощность. Обдуваемый струёй ледяного воздуха, он дрожал от холода и при этом не переставал потеть. Потому что и знобило его, и потел он совсем по другой причине.

Точнее, по двум причинам. Первая — это нервное напряжение. Как-никак, утром он должен предстать перед паршивой правительственной следственной комиссией. А вторая заключалась в том, что Билли Джо отчаянно требовалась порция кокаина.

Господи, сетовал он, как это может быть, что, когда ты нюхаешь эту штуку, тебе становится удивительно хорошо, а когда у тебя ее нет, — чертовски погано? Нутро у Билли Джо нестерпимо болело, будто все там терлось друг о друга. Мышцы сводило так, что руки того гляди переломят обод баранки. Боже всемогущий Свет фар встречных автомобилей кинжалом вонзался в глаза. Сияние неоновых реклам над барами заставляло мучительно морщиться. «Если я немедленно не добуду „конфеток для носа“, непременно загнусь!»

Он то и дело украдкой бросал взгляд в зеркало заднего вида, отчаянно надеясь, что за ним нет хвоста. Эти проклятые ищейки из правительственной — комиссии! С воскресенья они следовали за ним по пятам. Когда он был дома, их машина стояла на улице. Каждый день после того, как сошел с рельсов поезд, они заставляли его сдавать мочу на анализ, и пока все шло нормально, потому что Билли Джо не дурак. Нет, господа хорошие, не дурак. Он читает газеты, смотрит новости по телевизору и еще несколько месяцев назад сообразил, что скоро тех, кто работает на транспорте, будут выборочно проверять на наркотики, и заранее подготовился на случай, если его подвергнут такой проверке. Он заплатил своему брату, который и близко не подходил к кокаину, и тот наполнил мочой стерильную банку. Затем Билли Джо забрал банку домой, разлил мочу по нескольким пластиковым пробиркам и спрятал их за сливным бачком в туалете. Узнав об аварии, он тут же бросился в туалет, смазал вазелином одну из пробирок и засунул ее — ну и больно же было! — в прямую кишку. И точно — в воскресенье в дверь постучался следователь из правительственной комиссии, показал ему постановление суда, вручил стеклянный флакон и попросил помочиться. Ну, а Билли Джо ему в ответ:

— Пожалуйста. Мне нечего скрывать. — И зашел в туалет. Там, заперевшись, вытащил из заднего прохода пробирку с мочой, вылил теплую жидкость в стеклянный флакон, засунул пробирку на прежнее место и, выйдя, из туалета, сказал следователю: — Извините, но по заказу у меня плохо получается. Это все, что я смог выжать из своего мочевого пузыря.

Следователь, посмотрев на него ледяным взглядом, ответил:

— Смею вас заверить, этого вполне достаточно.

— Вы зря тратите время, — заявил ему Билли Джо.

— Ну да, конечно, зря.

После этого Билли Джо не выходил из дома без смазанной вазелином пробирки в заднем проходе. Немудрено, что у него такие адские боли и судороги. Ох, до чего же ему плохо! Но он железнодорожный ремонтник, плечи у него широченные и грудь тоже, недаром он двадцать лет поднимал рельсы, перекладывал шпалы и махал кувалдой. Он крепкий парень, успокаивал себя Билли Джо, и, если эти слюнтяи интеллектуалы из правительственной комиссии в костюмах и при галстуках думают, что смогут напугать его, они здорово просчитались.

Однако Билли Джо был не на шутку напуган. Потому что, использовав в понедельник тщательно запрятанную заначку кокаина, он на следующий день чувствовал себя не слишком плохо: слегка трясло, вот и все. Но через день стало крутить живот, а еще днем позже его вырвало, и он начал исходить потом. И вот в час ночи в четверг, насквозь мокрый от пота, трясущийся, он изо всех сил старался ехать не виляя, боясь, что, если немедленно не вдохнет дозу, у него, к чертовой матери, поедет крыша. Господи Боже, спаси и помилуй, не может же он утром давать показания правительственной комиссии, если будет так трястись и потеть и вообще выглядеть так, как сейчас. Он не сможет сосредоточиться. Не сможет сконцентрировать внимание на их вопросах. Он будет запинаться или, еще хуже, заговариваться, так что следователи сразу почуют, что он не просто нервничает, вроде как боится выступать перед микрофоном, а страдает от наркотической «ломки», и это будет для него концом. Он не знал, что именно сделает федеральное правительство, если комиссия докажет, что он наркоман, но уж наверняка ничего хорошего его не ждет. Состав пошел под откос из-за того, что часть железнодорожных путей не была надежно укреплена. Двадцать цистерн с обезвоженным аммиаком разлетелись на куски, в итоге уже погибло триста человек, и начиная с воскресенья газеты трубят о возможной преступной халатности и даже непредумышленном убийстве. Вот проклятье, ведь за это его посадят!

Ну хорошо, он, бригадир ремонтников, проверял тот участок путей, и ему показалось, что они в порядке. Конечно, он проверял их не так тщательно, как надо бы, но рабочий день подходил к концу, и ему не терпелось смотаться в город и нюхнуть кокаинчика. Не его вина, что козел, владевший железной дорогой, занимался не делами, а тем, что вставлял пистон секретарше промеж ног. Жена его поймала, вышибла из дома, подала на развод и нагрела на несколько миллионов. «Черт возьми, — думал Билли Джо, — это не моя вина, что пришлось сократить расходы на ремонт с тем, чтобы этот козел смог выплатить жене деньги, которые она потребовала при разводе. Если бы кроме меня этот участок проверял еще кто-нибудь, крушения могло и не быть. Но это не мои заботы. Мне не до того. Сейчас во всяком случае. К дьяволу ремонт путей. Это я нуждаюсь в ремонте, чтобы не развалиться на части через восемь часов, когда следователи начнут распинать меня на кресте».

И снова Билли Джо мрачно взглянул в зеркало заднего вида. Он вел машину, то и дело петляя и следя, не увязался ли кто-нибудь за ним из едущих сзади. Он делал резкие повороты, проскакивал перекрестки на красный свет, кружил по переулкам, словом, делал все, что мог, вспоминая уловки героев детективов из шпионских фильмов, которые очень любил смотреть. Убедившись, что хвоста нет, он поспешно выехал из района баров и увеселительных заведений и направился к реке. Времени оставалось в обрез. Каждую ночь в час пятнадцать человек, снабжавший его наркотиками, торговал ровно пять минут — и только пять минут — на пустынной автостоянке рядом с пакгаузом на берегу Миссисипи.

Отерев пот, заливавший глаза, Билли Джо взглянул на часы. Господи, уже почти десять минут. Трясущейся ногой он вдавил педаль газа. Когда, миновав пакгауз, он остановил машину, на темной автостоянке никого не было. «Не может быть, чтобы я опоздал! Сейчас ровно час пятнадцать, секунда в секунду! Я не мог опоздать!» А может, он опоздал? Да, решил Билли Джо. Сердце его колотилось. Должно быть, так и есть. Он еще не доехал. И в тот же миг свет фар вырулившего на стоянку автомобиля прорезал тьму. Билли Джо расслабился, но вдруг его затрясло при мысли: что, если это не продавец кокаина, а следователь из правительственной комиссии, которому удалось его выследить? Стараясь побороть панический страх, он успокаивал себя: «А какой криминал в том, чтобы ночью проехаться к реке? Я им скажу, что не мог заснуть, что мне надо было отвлечься, захотелось посмотреть на огни барж, отражающиеся в темной воде. Ну да, конечно, никаких проблем».

Въехавший на стоянку голубой «форд» был ему незнаком. Нехороший знак, но и неплохой. Продавец кокаина из предосторожности часто менял машину. Но когда из «форда» вылез высокий стройный незнакомец в футболке, Билли Джо решил, что это уж точно нехороший знак.

Человек постучал в окно его «шевроле». Билли Джо опустил стекло.

— Чего тебе? — попытался он грубо огрызнуться, но слабый, дрожащий голос подвел его.

— Ты здесь по делу? — спросил человек.

— Не пойму, о чем ты.

— Я про кокаин. Ты хочешь отовариться или нет?

«Ловушка, — подумал Билли Джо. — Если этот парень и вправду следователь, я его вмиг выведу на чистую виду».

— С чего ты взял, что я…

— Слушай, брось валять дурака. Тот человек, что тебя обычно снабжает, решил сменить климат на более подходящий для здоровья, то бишь не выдержал конкуренции. Теперь это мой маршрут, и у меня впереди еще куча остановок. Ровно через четыре минуты я уезжаю. Решай.

Билли Джо неожиданно сообразил, что «форд» подъехал не с той стороны, откуда он сам, а с противоположной. Выходит, этот малый, кем бы он ни был, не мог висеть у него на хвосте. К тому же Билли Джо почувствовал, что пот льет с него сильнее прежнего, а трясет его так, что слышен стук зубов.

— Ладно, я решил. — Не в силах унять дрожи в руках, он неловко открыл дверцу и вышел. Ноги его подкашивались. — Перейдем к делу. Цена та же, что у старого продавца?

Открывая багажник «форда», незнакомец ответил:

— Нет. Федералы за последнее время совсем достали, столько партий груза перехватили! У меня куча дополнительных расходов.

В таком отчаянном состоянии Билли Джо было не под силу торговаться.

— Однако, — продолжал парень, — для первого раза я не поскупился — сыпанул лишку в каждый пакетик. Создаю престиж фирме, таким образом представляюсь своим клиентам.

— Это справедливо!

Потирая руки, Билли Джо подошел вслед за парнем к открытому багажнику и с нетерпением заглянул внутрь. Там лежал большой пластиковый мешок для отходов, и, когда незнакомец открыл его. Билли Джо увидел, что он доверху наполнен белым порошком.

— Что это? Что за шутки?

Билли Джо почувствовал резкий едкий запах. Багажник пах… прачечной. Вот чем. Прачечной? Но что это значит?

— Все для тебя, Билли Джо.

— Эй, откуда ты знаешь, как меня зовут?

Незнакомец, не отвечая на его вопрос, добавил:

— Да, мы привезли все это для тебя.

— Мы?

Дверцы «форда» с треском распахнулись. Три человека, прятавшиеся в салоне, бросились к багажнику, схватили Билли Джо с обеих сторон и сзади, заставили согнуться и подтолкнули головой к пластиковому мешку с порошком. Билли Джо, отчаянно упираясь, отворачивался и извивался, но, несмотря на годы работы с кувалдой, не сумел справиться с решительно настроенными незнакомцами.

— Все для тебя, Билли Джо.

Он боролся с неистовой яростью, но сильные руки продолжали пригибать голову к порошку, от резкого, удушливого запаха которого у него перехватило дыхание. Теперь он понял, что это. Соли аммиака. Порошкообразный отбеливатель.

— Нет! Господи! Стойте! Я… — Голос Билли Джо прервался, когда лицо его погрузилось в порошок и ядовитая белая пыль наполнила рот.

Затем его голову затолкали еще глубже. Порошок набился в уши, нос. Билли Джо пытался задержать дыхание, но, пока трое держали, четвертый затянул горловину пластикового мешка на его шее, и Билли Джо в конце концов непроизвольно вдохнул и почувствовал, как обжигающий, едкий аммиак течет в легкие. Как он жжет! О Господи, как же он жжет!

Последнее, что он услышал, прежде чем потерять сознание, было:

— Мы знаем, что это не тот порошок, к которому ты привык. Как он тебе нравится, Билли Джо? Из-за тебя триста человек погибли от отравления аммиаком. Пришла пора тебе самому его понюхать.

Глава 16

Восточный берег Миссисипи, в десяти милях к северу от Мемфиса

Сколько Харрисон Пейдж ни выбивался из сил и ни пыхтел, лежа на кровати в своем загородном особняке, он вынужден был признать, что все его усилия ничего не стоят. Уж если не стоит, так не стоит, с горькой иронией подумал он. В изнеможении, оставив всякую надежду, Пейдж соскользнул с женщины, роман с которой послужил причиной развода с женой, и, распростершись на спине, уставился в потолок невидящим, мрачным взглядом.

— Не расстраивайся, солнышко, — сказала женщина. Ее звали Дженнифер. — И не думай, будто твои мужские способности оказались под угрозой. Ты просто устал. Переутомился.

— Да, переутомился, — повторил Пейдж.

— Попозже мы попробуем еще раз, солнышко.

Пейдж только недавно начал осознавать, до чего же его раздражает ее визгливый голос.

— Не думаю. У меня болит голова.

— Прими таблетку из тех, что я принимаю на ночь.

— Нет.

Пейдж встал, надел пижаму, подошел к окну и раздвинул шторы, слишком занятый своими мыслями, чтобы полюбоваться лунным светом, мерцавшим на водной глади реки.

— Тогда, может быть, хочешь выпить, солнышко?

Если она не перестанет называть его солнышком…

— Нет, — ответил он раздраженно. — Я должен встретиться с адвокатами, прежде чем утром буду давать показания перед комиссией. Мне нужна ясная голова.

— Я только хотела сделать как лучше, солнышко.

Он резко повернулся к ней, стараясь сдержать гнев. Луна через раздвинутые шторы осветила ее нагое тело, темный бугорок между ног, роскошные бедра, тонкую талию, пышную грудь. Слишком пышную, с горечью подумал Пейдж. Её груди похожи на перезревшие дыни, которые вот-вот начнут гнить. А кожа, когда он гладил ее, теперь вызывала у него отвращение, потому что, прежде гладкая и возбуждающе мягкая, в последнее время она стала другая, словно под ней появился слой чего-то похожего на желе, на… жир, решил Пейдж. Если она и дальше будет валяться целыми днями, глядя «мыльные оперы» и пожирая шоколад, то скоро вся заплывет жиром.

И хотя ему удалось подавить раздражение, он не мог избавиться от чувства горечи. «Как я мог свалять такого дурака? Мне пятьдесят пять. Ей двадцать три. Если бы я держал своего дружка в штанах, где ему самое место, не был бы сейчас по уши в дерьме. Сразу после того, как я трахнул ее в первый раз и она стала называть меня солнышком, следовало понять, какую ошибку я совершаю. У нас нет ничего общего. С ней не о чем разговаривать. Почему я сразу же не покончил с этим? Дал бы ей премию, перевел в другой отдел и возблагодарил бы Господа, что не испортил себе жизнь». Но факт остается фактом, печально признал Пейдж, половое влечение возобладало над разумом. Он-таки испортил себе жизнь и теперь не знал, как ее спасти.

— Я иду вниз. Надо подготовить кое-какие показания для комиссии.

— Как знаешь, солнышко. Я всегда говорю, раз надо — значит, надо. Только помни, что я тебя жду.

«Да, — подумал Пейдж, подавляя отвращение. — Это-то самое страшное. Ты меня ждешь».

Он надел шлепанцы, вышел из спальни, и, шаркая ногами, прошел по коридору к лестнице. Потом, держась за мраморные перила, нетвердым шагом спустился вниз, чувствуя облегчение оттого, что хотя бы на время остался один. Его тошнило от терпкого запаха ее духов, напоминавшего сладковатый запах цветов на похоронах.

Кроме них двоих, в особняке никого не было. Он на всякий случай отослал дворецкого, повара и горничную, чтобы те не услышали изобличающих его разговоров и не могли бы ничего разболтать во время допросов правительственным следователям. Гулкий звук его шагов в темном вестибюле вызвал у него острое ощущение пустоты вокруг и внутри себя. Пейдж вошел в кабинет и зажег свет. Он остановился, тяжело дыша, глядя на пачки документов на письменном столе, — вопросы, которые, как предполагали его адвокаты, может задать комиссия, и бесчисленные, тщательно выверенные варианты ответов, которые он должен выучить наизусть. Пейдж медленно обошел вокруг стола, устало опустился в кресло и принялся просматривать повергавшие его в отчаяние документы. Будь с ним рядом сейчас его бывшая жена Патрисия, он поговорил бы с ней, во всем разобрался и попытался бы решить проблемы. Она всегда помогала ему, сочувственно выслушивала, массируя ноющие мышцы плеч, давала дельные советы. Но будь Патрисия с ним, на него не свалились бы все эти неприятности, потому что они не развелись бы, и она не поставила бы его на грань банкротства, потребовав при разводе значительную часть имущества, и он не отвлекался бы от управления железной дорогой, не говоря уж о том, что не сокращал бы расходы на ее ремонт и содержание, стараясь выжать как можно большую прибыль и возместить те миллионы, которые выплатил бывшей жене. Триста человек погибло. Десятки тысяч акров лесов и пастбищ превратились в бесплодную пустыню. Отравлены источники питьевой воды целого района. И все потому, что он думал не головой, а тем, что у него в штанах.

Внезапный шум заставил Пейджа вздрогнуть и обернуться. Страх сдавил сердце, когда он увидел, как распахнулась стеклянная дверь, ведшая во внутренний дворик дома, и в кабинет вошли трое мужчин и женщина. Всем было лет по тридцать, подтянутые, красивые, "одетые в темные тренировочные костюмы.

Пейдж вскочил с кресла. Многие годы на высоких должностях научили его при малейшей угрозе действовать решительно, не выказывая страха.

— Какого черта вы тут делаете? Убирайтесь немедленно!

Они закрыли дверь.

— Я сказал — убирайтесь!

Они ответили ему улыбкой. Женщина и один из мужчин держали руки за спиной.

Пейдж изо всех сил старался скрыть страх. Они выглядели слишком благопристойно, чтобы быть грабителями, правда, он не знал, как выглядят настоящие грабители, однако… Может, они…

— Черт побери, если вы репортеры, то выбрали неподходящее время для интервью, и, кроме того, я больше не даю интервью!

— Мы не репортеры, — ответила женщина.

— У нас нет к вам вопросов, — сказал один из мужчин.

— Я вызываю полицию!

— Это бесполезно, — проговорил другой мужчина.

Они подошли к нему. У женщины и одного из мужчин руки по-прежнему были за спиной.

Пейдж схватил телефон и набрал 911, внезапно осознав, что в трубке нет гудков.

— Видите, — заметил третий, — это бесполезно.

— Я же закрыл двери! Я включил сигнализацию! Как вы вошли?

— Мы умеем пользоваться инструментами, — ответил первый мужчина.

— Например, вот этими, — добавила женщина.

Они вынули руки из-за спины.

Пейдж открыл рот, но его охватил такой ужас, что крик застрял у него в горле. И тут же двое мужчин схватили Пейджа за руки и повалили спиной на стол, третий занес над ним железнодорожный костыль, а женщина, взмахнув кувалдой, вогнала костыль прямо в сердце Пейджу.

Глава 17

— …пронзенный насквозь на пачке окровавленных документов, которые, как указывают достоверные источники, являлись показаниями, приготовленными Харрисоном Пейджем к сегодняшним слушаниям. — Телерепортер в очках скорбно помолчал.

Тэсс ужаснулась. Она сидела на табуретке на кухне своей квартиры и смотрела телевизор, стоящий рядом с микроволновой печью. Красные цифры в электронных часах печи показывали 8.03. Тэсс пыталась заставить себя съесть завтрак — фруктовый салат, поджаренный кусочек пшеничного хлеба и чай, — однако после вчерашнего тяжелого испытания в морге и известия о смерти Джозефа аппетита у нее не было.

Репортер продолжал:

— Еще одним ужасающим последствием катастрофы, вызванной взрывом токсичного газа в Теннесси, явилась смерть Билли Джо Беннета, бригадира ремонтников, обслуживающих участок дороги, где произошло крушение. Его тело было найдено сегодня рано утром в Мемфисе, на автомобильной стоянке рядом с Миссисипи. Беннету грозило обвинение в преступной халатности, причиной которой было возможное употребление кокаина.

Репортера в кадре сменила видеозапись: залитый ярким светом юпитеров сурового вида полицейский, стоя у пакгауза, разглядывал предмет, лежащий на асфальте, затем на экране крупным планом появился мешок для отбросов, наполненный белым порошком, потом пошли кадры, где накрытые простыней носилки поднимают к распахнутым дверцам машины «Скорой помощи». За кадром репортер объяснял, каким чудовищным способом был умерщвлен Беннет. Это напомнило Тэсс о зверском убийстве Джозефа, и она вновь ощутила острую боль утраты. На экране опять появился репортер и в заключение сказал:

— Полиция предполагает, что Беннет и Пейдж стали жертвами мести со стороны родственников погибших при катастрофе.

Новости прервала реклама одноразовых пеленок. Тэсс потерла лоб, посмотрела на свой завтрак и решила, что не хочет есть. Она споласкивала чашку, когда внезапно зазвонил телефон. Кто мог звонить в такую рань? Обеспокоенная Тэсс вышла на кухню, прошла в ту часть мансарды, где мебель была расставлена так, чтобы создать впечатление гостиной, и сняла трубку на середине третьего звонка.

— Алло?

Этот хрипловатый голос нельзя было спутать ни с каким другим, так что звонивший мог и не представляться. Тем не менее он сказал:

— Это лейтенант Крейг.

Ее пальцы крепче сжали трубку.

— Извините, что звоню в такой ранний час, — продолжал Крейг, — но сегодня я не буду на работе и не уверен, что смогу дозвониться вам в редакцию, то есть если вы туда собираетесь.

— Да. Собираюсь, — безжизненным голосом ответила Тэсс и опустилась в кресло. — Я почти решила не идти. Но сидеть дома и предаваться грустным мыслям — ни к чему хорошему не приведет. Может быть, работа отвлечет меня.

— Иногда лучше всего быть на людях.

— Не уверена, что мне вообще что-нибудь поможет. — Она устало ссутулилась. — У вас ко мне какое-то дело, лейтенант?

— Я хотел узнать, когда у вас обеденный перерыв.

— Обеденный перерыв? Зачем это вам?… Вряд ли я сегодня пойду обедать. И вы позвонили только ради этого? Пригласить меня на ленч?

— Не совсем. Мне хотелось кое-что показать, — сказал Крейг, — и я подумал, что, если у вас выдастся свободное время, мы могли бы встретиться.

Тэсс похолодела.

— Это как-то связано со смертью Джозефа?

— Вероятно.

— Вы опять что-то скрываете?

— Это может оказаться чепухой, Тэсс. Едва ли стоит говорить, пока я не удостоверюсь, что дело того стоит. Мне не хотелось бы огорчать вас понапрасну.

— А вы полагаете, что я еще не огорчена? Мы можем встретиться, как и вчера, у моей работы в час дня?

— Договорились. Кто знает? Возможно, встреча и не понадобится. Не слишком думайте о ней.

— Конечно. Не слишком думайте. Грандиозная идея.

Глава 18

Однако как могла Тэсс не думать о том, что было связано с Джозефом? Ее преследовали воспоминания о его сгоревшем трупе и темном контуре тела, выжженном на кирпичах в парке Карла Шурца. В лифте на работе, проезжая мимо его этажа, она помертвела при мысли, что больше его не увидит. В редакции она сразу пошла в кабинет Уолтера Траска и рассказала обо всем, что произошло.

Траск, выглядевший более измученным, чем обычно, помрачнел. Он встал из-за стола, подошел к девушке и обнял ее за плечи.

— Мне жаль, Тэсс. Честно. Больше, чем я могу выразить словами.

— Но кто это мог сделать? Зачем?

— Если бы я знал. — Он ласково похлопал ее по плечу и отступил. Лицо его было нездорового, серого цвета. — Но это Нью-Йорк. На то, что здесь происходит, иногда нет ответов. Я припоминаю любительницу бега, которую изнасиловала и чуть не убила банда юнцов в Центральном парке. Юнцов, выросших не в трущобах. Все они были из семей со средним достатком, так что не бедность толкнула их на преступление. Ему просто нет объяснения, как и множеству других.

— Но как Джозеф попал в парк Карла Шурца в три часа ночи?

— Тэсс, выслушай меня. Ты ничего не знаешь об этом человеке. Он показался тебе привлекательным, но… Может, это жестоко, но я должен тебе сказать. Когда ты упомянула, что он не дал на работе свой номер телефона и пользовался услугами почтовой конторы, я забеспокоился. У этого человека были тайны. Вероятно, эти тайны его и погубили.

До жути отчетливо Тэсс вспомнила, что Джозеф говорил ей в кафе в пятницу днем.

"У меня есть определенные… давайте назовем это обязательства. Не могу объяснить, в чем они заключаются и почему я должен их выполнять. Просто примите мои слова на веру".

— Может быть. Может быть, у него были тайны, — согласилась Тэсс. — Но это не означает, что он скрывал что-то дурное, как не означает и то, что я должна сделать вид, будто никогда его не знала.

— Поверь, я тебе сочувствую. — Траск обнял ее. — Правда. Но прошу тебя, постарайся быть беспристрастной. Не полагайся на чувства.

— В данную минуту я меньше всего способна быть беспристрастной, — возразила Тэсс.

— Послушай, вероятно, тебе сегодня не следовало выходить на работу. Пожалей себя. Отдохни. Сходи в свой клуб, разомнись. Расслабься. Посмотрим, как ты будешь чувствовать себя завтра.

— Нет, — ответила Тэсс. — Одной мне только хуже. Мне надо поработать. Надо чем-нибудь заняться.

— Ты уверена?

— Чем больше работы, тем лучше.

— В таком случае…

— Что?

— У меня для тебя кое-что есть.

Тэсс молча ждала.

— Только тогда тебе придется отложить статью о переизбытке гербицидов и пестицидов на фермах Среднего Запада.

— Но это очень важная тема, — по привычке заспорила Тэсс. — Эти яды проникают в почву и отравляют питьевую воду.

— Тем не менее в первую очередь мы должны подготовить материал на другую тему. Ты сегодня утром смотрела новости по телевизору? Про убийства в Теннесси? Тебе это что-нибудь напомнило?

— Кажется, вы намекаете на убийства высоких должностных лиц «Пасифик Рим петролеум корпорейшн» на прошлой неделе?

— Да, помнишь, мы говорили о них в прошлую среду, — сказал Траск.

Тэсс сгорбилась в кресле, с печалью вспомнив, что тем вечером, сразу после их разговора, она впервые повстречалась с Джозефом. Заставляя себя сосредоточиться на том, что говорил Траск, она изо всех сил вцепилась в бедра руками, вонзив в тело ногти.

— Я предложил сделать статью об убийствах.

— А я сказала, что журнал «Матерь Земля» — не бульварная газетенка, — ответила Тэсс. — Нам нельзя ввязываться в эту историю. Фанатики вредят нашему делу.

— Ну, теперь, кажется, фанатики появились и в Теннесси.

— Нет, здесь нельзя проводить параллель. Полиция подозревает, что Беннета с Пейджем убили родственники…

— Так говорят телерепортеры, — сердито заметил Траск. — Но только что я связался с парнями из «Таймс». Они готовят статью, в которой цитируют полицейского из Мемфиса. Тот высказывает предположение, что со всем этим могут быть связаны какие-нибудь психи из экологических движений.

— Что?

— Самые известные движения по защите окружающей среды, такие, как «Сьерра-клуб» и «Гринпис», предвидя обвинения в свой адрес, уже осудили убийства, назвав подобные действия безответственными и провокационными.

— Но ведь это абсурд. — Тэсс взволнованно подалась вперед. — Да, некоторых членов движения «Гринпис» однажды арестовали за захват китобойного судна в Перу. И они часто на лодках не подпускают китобоев к их жертвам. Но есть большая разница между захватом частной собственности или тем, чтобы, рискуя жизнью, спасать исчезающих животных, и…

— Казнью тех, кого обвиняешь в уничтожении нашей планеты? — Траск поднял брови. — Конечно. Пойми меня правильно. «Гринпис» — известная организация, пользующаяся заслуженным уважением. Я уверен, что они никогда не станут прибегать к насилию. Однако новый исполнительный директор «Пасифик Рим» получил записку с предупреждением, что он обязан не допустить дальнейшей утечки нефти, поэтому можно предположить, что те убийства все же на совести экстремистов. Я вот что хочу сказать: я согласен — экстремисты вредят нашему делу. Всякий раз, когда какие-нибудь ярые защитники окружающей среды проникают на атомную электростанцию, или похищают лабораторных животных из исследовательских центров, или обливают кровью женщину в шубе из натурального меха, общественность думает, что в экологических движениях участвуют одни ненормальные. А такие, как мы, кто верит, что приверженцев надо завоевывать пропагандой знаний, хорошим примером и призывом к здравому смыслу, обвиняются в причастности к действиям всяких психов. Поэтому давай не будем уходить от этой проблемы. Давай повернемся к ней лицом и объясним людям, что подавляющая часть защитников природы — не свихнувшиеся на этом деле чудаки и что мы точно так же, как и вся общественность, не одобряем экстремистские выходки.

Тэсс задумчиво посмотрела на своего босса и медленно кивнула. Она старалась слушать его внимательно, забыв о своем горе.

— Знаете, Уолтер, я все больше прихожу к мысли, что это…

— Неплохая идея? Конечно, я и сам так думаю. Значит ли это, что ты берешься за статью?

Тэсс снова в задумчивости кивнула и выпрямилась в кресле.

— Вот и хорошо, — обрадовался Траск.

— Я вижу тут не один аспект. — Голос Тэсс дрогнул, но, сделав над собой усилие, она продолжила: — Одновременно с обвинением экстремистов я подробно остановлюсь на угрозе окружающей среде, которая заставляет их идти на крайние меры. Верная цель, неверные средства.

— Точно, детка. Прямо в яблочко. А если ты достаточно серьезно займешься статьей, то, может быть, отвлечешься от мыслей о том, что случилось с твоим беднягой другом.

— Сомневаюсь, Уолтер. Очень сомневаюсь. Но видит Бог, я сделаю все, что в моих силах. — Ее глаза затуманились слезами. — Мне определенно надо отвлечься.

И это ей почти удалось. Заставив себя погрузиться с головой в работу, она провела остаток утра, просматривая свою картотеку, и уже не думала о смерти Джозефа. Она позвонила в справочный отдел публичной библиотеки, в редакции «Дейли ньюс» и «Таймс». Набросала тезисы для статьи и составила перечень фактов. Замечание Траска о выходках защитников животных напомнило ей прошлогодний случай, когда группа активистов украла подопытных кроликов из медицинского исследовательского центра и тем самым уничтожила результаты пятилетнего эксперимента, который мог завершиться созданием лекарства от мышечной дистрофии. Вспомнился и другой случай, когда украденные животные, оказались заражены сибирской язвой для проверки новой вакцины. Прежде чем животных возвратили в лабораторию, успела разразиться небольшая эпидемия.

Подыскивая материалы для своей статьи, Тэсс не пропустила и события, происшедшего на прошлой неделе в Бразилии. Педро Гомес, сборщик каучука, пытался организовать местных крестьян, чтобы остановить уничтожение беспощадно выжигаемой амазонской сельвы, но был изрешечен автоматными очередями на митинге. На похоронах его вдова получила «подарок» — голову финансиста, который, как подозревали, заказал и оплатил убийство сборщика каучука. Официальная версия гласила, что финансиста обезглавил, чтобы расквитаться, один из последователей Гомеса. Тем не менее это убийство, как и предполагаемая месть Билли Джо Беннету, Харрисону Пейджу в Теннесси, было связано с катастрофическим уроном, нанесенным природе, и Тэсс решила включить этот случай как пример радикального подхода к проблеме охраны окружающей среды. Осудив в статье такой подход, она все же обязательно подчеркнет, что в конечном счете он вызван экологическим кризисом в масштабах всей планеты.

К полудню у Тэсс уже был готов черновой вариант статьи, и она удивилась, как много смогла сделать за такое короткое время, и все для того, чтобы отвлечься. Впрочем, на самом-то деле в глубине души она не переставала думать о Джозефе. Все чаще и чаще Тэсс поглядывала на часы, стрелки которых неумолимо, с удивительной скоростью и вместе с тем ужасающе медленно, приближались к часу дня — времени встречи с лейтенантом Крейгом. Что он хотел показать ей? Почему опять уходит от прямых ответов?

Глава 19

На этот раз лейтенант подъехал на темно-красной машине. Когда он остановился у тротуара и Тэсс, устроившись на сиденье, пристегнула привязной ремень, она заметила, что изрезанный морщинами лоб лейтенанта покрыт каплями пота. Скомканный синий пиджак валялся рядом. Мятая белая рубашка на груди и под мышками потемнела, пропитанная потом.

— Извините. — Он закашлялся. Окна в машине были открыты, но ветерок в этот душный и знойный, насыщенный смогом послеполуденный час исходил лишь от проносившихся мимо автомобилей. — Кондиционер не работает.

— Ничего. Я приспособлюсь.

— Хорошо. Хоть один из нас будет чувствовать себя нормально.

— Вы говорили — астма?

— Что?

— Ваш кашель.

— А! — Крейг влился в поток машин. — Ну да, все время кашляю. Астма. Аллергия. Так говорит доктор. Этот город меня убивает.

— Тогда, может быть, вам нужно переехать?

— Конечно; В какое-нибудь место с климатом, полезным для здоровья? Вроде Айовы? Как там в фильме с Кевином Костнером. «Это рай?» А Кевин Костнер отвечает: «Нет, это Айова». Поля с кукурузой? Нет уж, увольте. Я здесь вырос. Для меня здесь рай. — Крейг насупился и упавшим голосом добавил: — Или, по крайней мере, был.

Он свернул с Бродвея направо.

— Мы едем в том же направлении, что и в прошлый раз, — натянутым тоном проговорила Тэсс. — Только не говорите, что мы возвращаемся в…

— Морг? — Крейг покачал, головой и закашлялся. — Я бы вас предупредил. Нет, мы опять, поедем по Первой авеню.

— В парк Карла Шурца? Но я не хочу…

— Нет, не туда. Позвольте мне действовать так, как я считаю нужным, договорились? Чтобы я смог все объяснить и подготовить вас. И не волнуйтесь. Клянусь, даю честное-пречестное слово, что сегодня вас не ожидают никакие ужасы.

— Вы уверены?

— Я не утверждаю, что зрелище оставит вас равнодушной, но гарантирую, что от него вы не упадете в обморок. С другой стороны… Ладно, вот в чем дело. Вы говорили, что ваш друг не такой, как все. Это явное преуменьшение. Согласно данным ФБР, он вообще не существует.

— Не существует? Что вы имеете в виду?

— Мы сообщили ФБР фамилию вашего друга, чтобы им легче было идентифицировать отпечатки с необожженной левой руки трупа. Они долго искали у себя в компьютерах досье на нашего Джозефа Мартина. Неудивительно, потому что имя распространенное. У нас куча Джозефов Мартинов. Но вот что странно: ни один из отпечатков в их картотеке не сошелся с теми, что мы послали в Бюро.

— Но ведь в ФБР наверняка нет досье на каждого.

— Правильно. — Крейг не торопясь вел машину в сторону Первой авеню. — Поэтому следующий шаг — проверка в службе социального страхования. Надо было сопоставить номер полиса, который ваш друг дал на работе, с фамилиями и адресами в их списках.

— И?…

Крейг обогнал спешащий почтовый грузовик.

— И там оказался Джозеф Мартин с таким номером. Но проблема в том, что живет он в Иллинойсе. Или жил в Иллинойсе. Потому что — и для выяснения этого потребовалось произвести несколько телефонных звонков — Джозеф Мартин, у которого такой номер страхового полиса, умер в 1959 году.

— Это какая-то ошибка.

Крейг покачал головой.

— Я проверял дважды. "Результат один и тот же. Джозефу Мартину — вашему Джозефу Мартину — следовало бы не морочить людям голову, а смирненько лечь на пол, сложить руки на груди и перестать дышать точь-в-точь, как тот Джозеф Мартин, который покоится на кладбище в Иллинойсе.

Крейг свернул на Первой авеню на север. Тэсс почувствовала, как ей сдавило затылок.

— Вы хотите сказать, что Джозеф взял имя умершего мужчины?

— Вообще-то, умершего ребенка. Кстати, сколько лет, по-вашему, было Джозефу?

— Чуть за тридцать.

— Ну, допустим, тридцать два, — сказал Крейг. — Потому что именно столько исполнилось бы другому Джозефу Мартину, если бы он не погиб в автомобильной аварии вместе со своими родителями в 1959 году.

— Держу пари, что родственников у него не осталось.

— Даже так? — Крейг уважительно поглядел на нее. — Так вы знаете, как это делается?

Тэсс развела руками.

— Человек, который хочет присвоить себе чужое имя, выбрав наугад какой-нибудь штат, просматривает некрологи в местных газетах за год своего рождения. Он ищет упоминание о ребенке, либо сироте, либо погибшем вместе с ближайшими родственниками. Таким образом он оказывается одного с погибшим возраста — не старше и не младше, и на свете нет никого, кто смог бы сказать, что он не тот, за кого себя выдает. Следующий шаг — найти, где родился умерший ребенок. Нужные сведения обычно содержатся в некрологе: «Такой-то и такой-то родился в таком-то и таком-то городе». Человек, вознамерившийся жить под чужим именем, пишет в муниципалитет этого города и, сославшись на то, что потерял свое свидетельство о рождении, просит выслать копию, а чиновники почти никогда не проверяют, не сходится ли имя в свидетельстве о рождении с именем кого-нибудь из умерших. Как только тот человек получает свидетельство о рождении, он посылает ксерокопию в службу социального страхования, объясняет, что много лет жил за границей и не нуждался в страховом полисе, но теперь вернулся домой и он ему нужен. Служба социального страхования редко возражает. Имея свидетельство о рождении и номер страхового полиса, этот человек может получить паспорт, любые официальные документы, чтобы стать полноправным членом общества, начать работать, платить налоги и так далее.

— Замечательно, — сказал Крейг, продолжая вести машину на север. — Я поражен.

— Репортеры собирают самую разнообразную информацию, — пояснила Тэсс, не собираясь, конечно же, уточнять, что эту информацию она почерпнула из телефонных разговоров отца со своими сослуживцами.

Проехав 49-ю улицу, Крейг после некоторого молчания продолжил разговор:

— Благодаря содействию федеральных властей мне удалось установить, что Джозеф приобрел новое имя в мае прошлого года. Именно с этого времени он начал платить налоги и делать взносы в фонд социального страхования. С той поры он сменил два места работы, не считая последнего. Сначала он работал в Лос-Анджелесе, потом — в Чикаго, явно не желая оставаться на одном месте долго и считая, что чем больше миль отделяет одно его место пребывания от другого, тем лучше. И он всякий раз устраивался в видеостудии документальных фильмов.

— Ну хорошо. — Тэсс постаралась выровнять участившееся дыхание. — Значит, у Джозефа было, что скрывать. Все касающееся его личности оплетено ложью. Это объясняет, почему он не хотел со мной сблизиться. Вопрос вот в чем: что же, черт возьми, он скрывал?

— Может быть, бы сами мне это объясните, когда побываете там, куда я вас везу. Лично я не могу догадаться, — признался Крейг.

— О чем догадаться? Куда мы едем?

— Не скажу. Пока не скажу.

— Что?

— Вся штука в том, что… Видите ли, вначале мне придется объяснить еще кое-что.

Тэсс в отчаянии всплеснула руками.

— Потерпите, сейчас все расскажу, — заверил ее Крейг. — Когда я разговаривал с бухгалтером на работе Джозефа, я попросил его показать выплатные чеки с зарплатой Джозефа, которые тот обращал в наличные деньги. Чеки на такую большую сумму не принимаются в супермаркетах или винных магазинах. Значит, Джозефу приходилось нести их в банк. Оттуда обмененные им на наличность чеки пересылаются в банк работодателя, который, в свою очередь, отсылает их в бухгалтерию. И выяснилось, что Джозеф обменивал чеки на наличные в одном и том же банке. Вон там. — Крейг указал рукой. — Мы его только что проехали, на Пятьдесят четвертой улице.

— Итак, вы пошли в банк, предъявили постановление суда, разрешающее вам доступ к счетам, и проверили счет Джозефа, — догадалась Тэсс.

Крейг снова похвалил ее:

— Из вас получился бы хороший полицейский.

— Полицейская.

Крейг проигнорировал поправку.

— Да. Именно так я и сделал. Я пошел в банк, и они мне дали адрес Джозефа — адрес той самой почтовой конторы на Бродвее, что неудивительно. Удивительным оказалось то, что среди оплаченных счетов Джозефа нет ни одного за электричество и за жилье. Надо полагать, он все-таки где-то жил, а если так, то должен был оплачивать свое проживание, чтобы не обидеть домовладельца или компанию «Кон Эдисон» [7]. Выяснилось, что каждый месяц он посылал чек на тысячу триста долларов человеку по имени Майкл Хоффман. А теперь угадайте, кто такой Хоффман.

— Какой-нибудь бухгалтер.

Крейг с восхищением посмотрел на нее.

— Ответ лучше некуда! Правильно. Бухгалтер. Ясно, что Джозеф пытался поставить еще одну дымовую завесу, которая скрывала бы его личную жизнь. Я поговорил с Хоффманом. Он рассказал, что никогда не встречался с Джозефом. Все свои дела они вели по почте и по телефону.

— Но Хоффман оплачивал основные счета Джозефа, — предположила Тэсс.

— На этот раз удержусь от комплиментов. Вы правы.

— Итак, имея в своем распоряжении документы Хоффмана и прибегнув к помощи «Кон Эдисон», вы должны были узнать, где жил Джозеф.

— Теоретически.

Тэсс нахмурилась.

— Еще одна дымовая завеса?

— Точно. Джозеф договорился с домовладельцем таким образом, что тот оплачивал все расходы, а Джозеф возмещал ему затраты. Поэтому «Кон Эдисон» помочь не смогла.

— Но домовладелец смог бы.

Крейг не ответил.

— Ну, раз вы так поджимаете губы… Так в чем дело? — спросила Тэсс.

— Домовладелец — это значит: самая разнообразная недвижимость, несколько тысяч квартир. Все данные на них находятся в компьютере. Мне нашли имя Джозефа Мартина, даже его адрес — в Гринвич-Виллидж, — но, побывав там, я обнаружил, что адрес липовый — Джозеф там не живет. Больше того, та квартира даже не принадлежала агентству по недвижимости.

— Вы хотите сказать, что кто-то ошибся и ввел в компьютер неправильную информацию?

— Эта одна из версий. Агентство ею занимается.

Крейг поморщился при виде затора на Первой авеню.

— Одна из версий? А как насчет другой?

Озабоченное выражение лица лейтенанта встревожило Тэсс.

— Предположим… Я все думаю о дымовых завесах. Я подозрителен по натуре и спрашиваю себя: а что, если Джозефу настолько важно было скрыть, где он живет, что он нашел доступ к компьютеру и кое-что поменял в базе данных? А может быть, подкупил секретаршу и та ввела неверные данные. Однако мне не столько хотелось бы узнать, как он это проделал, сколько — зачем, — признался Крейг.

— Но если вы не знаете, где жил Джозеф, куда же мы едем? — Тэсс нервно сцепила руки.

— А разве я говорил, что не знаю? Я сделал несколько предположений. Первое: поскольку банк Джозефа находится в Ист-Сайде, а встречу вам он назначил в парке Карла Шурца…

— И там же погиб. — Тэсс крепко зажмурилась, чтобы не хлынули слезы. — В верхнем Ист-Сайде.

— …возможно, квартира Джозефа находится где-то поблизости. Конечно, его почтовая компания — на другом конце города. Но принимая во внимание его необыкновенную склонность к конспирации, можно предположить, что он предпримет какой-либо отвлекающий маневр. Поэтому я опросил полицейские участки, не случилось ли что-то неожиданное начиная с вечера пятницы, что-то, что могло бы помочь нам. Я прочел все сводки, отбросил то, что не представляло для меня интереса, и натолкнулся на рапорт о драке в жилом доме на Восточной Восемьдесят седьмой улице. Явная попытка ограбления. Напали на человека, проживавшего в этом доме. Он выбежал из подъезда, за ним гнались несколько мужчин. Шум был такой, что проснулись соседи, некоторые выглянули за дверь и видели дерущихся на лестничной клетке. Кто-то поздно возвращавшийся с вечеринки заметил банду, преследующую на улице хромающего человека.

— Они бежали на восток? К реке?

— Да, — вздохнул Крейг. — Это случилось в субботу вечером или, точнее, в ночь с субботы на воскресенье.

— О Господи, — прошептала Тэсс.

— Я поговорил с соседями, которых разбудил шум.

Они сказали, что драка началась на седьмом этаже.

В этом доме на каждом этаже по четыре квартиры. Сегодня утром я поехал и побеседовал с жильцами трех квартир с седьмого этажа, однако в четвертой на мой звонок в дверь никто не ответил. Соседи сообщили, что уже несколько дней не видели мужчину, снимающего эту квартиру. В этом нет ничего необычного. Они вообще его редко видели. Живет он одиноко. Приветлив, но держится на расстоянии. Предпочитает ни с кем не знаться.

Тэсс вся напряглась в недобром предчувствии.

— На почтовом ящике этой квартиры значится фамилия Роджер Коупленд. Естественно, это ни о чем не говорит. Каждый может прикрепить на почтовый ящик вымышленную фамилию. Соседи описали жильца как красивого высокого мужчину лет тридцати, в прекрасной физической форме, смуглого, с темными волосами.

— Боже мой, — вздрогнула Тэсс. — Это очень похоже на Джозефа.

— Вот в чем штука: все соседи как один прежде всего говорили о его серых, как они объяснили, лучистых глазах.

У Тэсс перехватило дыхание.

— И еще отмечали одну его особенность, — добавил Крейг. — В тех редких случаях, когда им доводилось перекинуться с ним несколькими словами, он говорил не «До свидания», а «Благослови вас Господь».

По спине Тэсс пробежал озноб.

— Вы рассказывали, что Джозеф часто употреблял это выражение. Поэтому я взял у управляющего ключи, осмотрел квартиру…

— И?… — Тэсс пыталась унять дрожь.

— Мне бы не хотелось описывать то, что я увидел, — сказал Крейг. — Лучше, если вы посмотрите на все это непредвзятым взглядом. Но я, право, ничего не понимаю… Поэтому-то и везу вас туда. Может, вы способны во всем этом разобраться.

Крейг подрулил к обочине, припарковавшись на тесном пятачке. Только тут Тэсс обнаружила, что, поглощенная разговором, не заметила, как они свернули на 82-ю улицу.

— Отсюда недалеко, через квартал, — предупредил Крейг.

— Вы все это узнали за сегодняшний день?

— Потому и позвонил рано утром и предупредил, что не буду на работе. У меня было много дел.

— Но разве этим не должен заниматься отдел по расследованию убийств? При чем тут розыск пропавших без вести?

Крейг пожал плечами.

— Я решил быть в курсе.

— Но у вас, наверное, сотни других дел.

— Так я же еще вчера сказал, что делаю это ради вас, — закашлявшись, пробурчал Крейг и вышел из автомобиля.

Тэсс последовала за ним, озадаченная его словами.

«Означает ли это, что я ему нравлюсь?» — смущенно подумала она.

Однако ее замешательство немедленно сменилось тревожными опасениями, как только она двинулась по тротуару мимо мусорных бачков, приближаясь к загадке, которую ей приготовил Крейг.

Глава 20

Многоквартирный дом, один из многих узких, прижавшихся друг к другу зданий, отличался от закопченных соседей только тем, что его кирпичные стены были выкрашены в грязно-белый цвет. От проржавевшего балкончика под каждым окном вниз вела пожарная лестница.

Крейг открыл наружную стеклянную дверь, провел Тэсс через вестибюль, по обеим сторонам которого висели почтовые ящики («Роджер Коупленд, кв. 7С»), вынул ключи и отпер входную дверь.

Внутри пахло капустой. По коридору они дошли до бетонной лестницы слева, марши которой зигзагами уходили наверх. Дверцы лифта виднелись только на следующей лестничной площадке.

— Архитектор сэкономил, — заметил Крейг. — Лифт останавливается через этаж.

— Пойдемте пешком, — предложила Тэсс.

— Вы шутите. На седьмой этаж?

— Сегодня утром мне не удалось побегать.

— Хотите сказать, что бегаете каждое утро? — поразился Крейг.

— Последние двенадцать лет.

— Господи помилуй!

Тэсс оглядела отяжелевшую фигуру Крейга.

— Физические упражнения укрепляют легкие. Ну как, осилите?

— Если вам это по силам, мне — тоже. — Лейтенант подавил приступ кашля.

— Это еще неизвестно. Вы раньше курили?

— По две пачки в день. И дольше, чем вы бегаете. — Он снова закашлялся. — Бросил в январе.

— Почему?

— Доктор велел.

— Хороший доктор.

— Ну, во всяком случае, настойчивый.

— Это я и имела в виду. Хороший доктор, — повторила Тэсс. — Если вы опять не начнете курить, потребуется… ну, несколько месяцев, чтобы вывести из организма никотин, и еще несколько лет, чтобы очистить легкие, но у вас подходящий возраст. Около сорока. В итоге у вас есть шанс не заболеть раком.

— Радужная перспектива, — усмехнулся лейтенант. — Вы всегда так здорово обнадеживаете людей?

— Ненавижу, когда они наносят вред себе так же самозабвенно, как планете.

— Все забываю, что вы занимаетесь окружающей средой.

— Я оптимист. Я надеюсь, что, если я — и другие тоже — очень постараемся, можно будет исправить положение.

— Ну… — Крейг кашлянул и ухватился за перила. — Я готов внести свою лепту. Пошли. Семь этажей. Подумаешь, какое дело. Но послушайте, если я устану можно мне о вас опереться?

Глава 21

Когда они добрались до седьмого этажа, Крейг совсем выдохся, лицо его покрылось потом. Но он не жаловался и ни разу не остановился передохнуть. Тэсс оценила его упорство.

— Ну вот, свою норму физических упражнений за месяц я выполнил, — объявил Крейг.

— Не останавливайтесь на достигнутом. Попробуйте завтра еще раз.

— Может, и попробую. Кто знает. Я еще удивлю вас.

Заметив озорную усмешку лейтенанта, Тэсс заподозрила, что он таким образом пытается приободрить ее.

Они остановились перед дверью с табличкой «7С». Прорезь под номером квартиры, куда обычно вставлялась карточка с именем жильца, была пустой. Металлическая надпись на двери гласила: "Охранная сигнализация фирмы «Эйс».

— Придется надеть вот это, — сказал Крейг, протягивая ей резиновые перчатки и чехлы для кроссовок. — Сегодня утром здесь работали ребята из отдела по расследованию убийств. Но они вернутся, и, хотя я получил разрешение показать вам квартиру, не стоит слишком мешать детективам.

Крейг тоже надел резиновые перчатки и чехлы для обуви. Постучав и не получив ответа, он вынул из кармана ключи и отпер оба замка. Но когда он стал поворачивать ручку, Тэсс нервно коснулась его плеча.

— Что-нибудь не так? — спросил Крейг.

— Вы уверены, что мне не станет плохо от того, что я там увижу?

— Вас это поразит. Но, честное слово, — это совсем не то, что в морге. Положитесь на меня. Вам нечего бояться.

— Ладно. — Тэсс сжалась. — Я готова. Пошли.

Лейтенант распахнул дверь, и Тэсс увидела перед собой коридор с окрашенными в белый цвет стенами. Слева на коробке сигнализации горела красная лампочка. Сигнализация была самой примитивной: без кнопок с цифрами, только выключатель. Вероятно, домовладелец решил сэкономить, установив самую дешевую модель.

Крейг опустил рычажок выключателя вниз. Лампочка погасла. Они вошли в коридор. Справа Тэсс увидела маленькую ванную. Раковина, тумбочка, ванна, даже без отдельного душа. Ванна старого образца — овальная, а не прямоугольная, с загнутыми краями, и стояла она на металлических ножках. Однако несмотря на почтенный возраст ванны, раковины и тумбочки, их выщербленные поверхности сияли чистотой.

Тэсс была настолько поглощена осмотром, что вздрогнула, когда лейтенант захлопнул входную дверь.

— Заметили что-нибудь? — спросил стоявший позади нее Крейг.

Тэсс оглядела аккуратно сложенные, чистые полотенца и мочалку на блестящем металлическом стержне рядом с раковиной. На самой раковине в безупречно чистом стакане стояла зубная щетка, казавшаяся новой. На зеркале, укрепленном в шкафчике для лекарств, не было ни единого пятнышка.

— У Джозефа намного чище, чем у меня, это точно.

— Взгляните-ка вот сюда.

Крейг протиснулся в ванную, едва не задев ее, и открыл шкафчик для лекарств.

Тэсс заглянула внутрь. Бритва. Пачка лезвий. Тюбик крема для бритья «Олд Спайс». Тюбик зубной пасты «Крест». Тюбики были аккуратно скатаны и разложены в ряд. Флаконы лосьона после бритья «Олд Спайс». Шампунь «Редкен». Пакетик с зубочистками.

— Ну и что? — спросила Тэсс.

— Самое необходимое. Только самое необходимое:

Вообще-то, для большинства людей меньше, чем самое необходимое. За все годы работы в полиции, за все то время, что я обыскивал дома пропавших людей, мне еще ни разу не попадался шкафчик-аптечка, в котором не было хотя бы одного лекарства. Например, антибиотика или противоаллергического средства.

Тэсс собралась было возразить, но Крейг остановил ее жестом руки.

— Ладно, согласно вашим словам, Джозеф обладал крепким здоровьем, каждый день занимался зарядкой, правильно питался, поддерживая себя в форме. Но, Тэсс, здесь нет даже флакона с аспирином, а ведь у каждого, — как бы ни был Джозеф здоров, — у каждого есть аспирин. И когда я говорю у каждого, я имею в виду всех. Я обшарил квартиру вдоль и поперек. На кухне я нашел витамины. Но аспирин? — Лейтенант покачал головой. — Этот парень был пуританином.

— А что тут странного? Он не хотел пользоваться никакими химическими препаратами, включая такой общеупотребляемый, как аспирин. Ну и что?

Они вышли из ванной и по коридору дошли до кухни. Плита, холодильник и посудомоечная машина в кухне были отнюдь не новыми, но, как и раковина, тумбочка и ванна в ванной комнате, отполированы до блеска. На старом, но чистом кухонном столе ни тостера, ни микроволновой печи. Ни кофейника. Крейг начал открывать шкафы. Они были пусты, если не считать "мелкой и глубокой тарелок и чашки в одном и нескольких безупречно вымытых кастрюль из нержавейки и дуршлага в другом. Крейг выдвинул один за другим все ящики. Только в одном из них лежали нож, вилка и ложка да две металлические ложки побольше, очевидно чтобы мешать еду во время готовки.

— Мягко говоря, Джозеф решил свести домашнее хозяйство к абсолютному минимуму. Кстати, витамины стоят на полке для специй позади вас. Ни шалфея, ни душицы. Не говоря уж о соли и перце. Только витамины. И нигде никакого спиртного, даже шерри для кулинарных целей нет.

— Значит, Джозеф не любил спиртного. Тоже мне открытие, — съязвила Тэсс. — Я и сама почти не пью.

— Подождите, делать выводы еще рано. Я только начал.

Когда Крейг открыл холодильник, Тэсс озадаченно покачала головой.

— Апельсиновый сок. Снятое молоко, минеральная вода, фрукты, черт знает сколько салата, помидоров, перца, брюссельской капусты… Овощи. Ни мяса. Ни…

— Джозеф говорил, что он вегетарианец.

— Вам не кажется, что он несколько переусердствовал?

— Вовсе нет. Я вот тоже вегетарианка, заглянули бы вы в мой холодильник. Единственная разница в том, что я иногда ем рыбу или куриное мясо, но только белое.

Крейг нетерпеливо обвел рукой кухню.

— Я не нашел ни одной банки консервов.

— Естественно. Слишком много соли. Слишком много консервантов. И вкус у консервов синтетический.

— Не обижайтесь, но надеюсь, мне никогда не придется есть то, что вы готовите.

— Не делайте скоропалительных выводов, лейтенант. Я очень хорошо готовлю.

— Не сомневаюсь, но если я не съем на обед бифштекс…

— У вас будет меньше холестерина в крови, — подхватила Тэсс. — И, может быть, пояс на брюках будет лучше сходиться.

Крейг покосился на нее и рассмеялся, потом, закашлявшись, проговорил:

— Похоже, мне не помешало бы… Ну ладно, оставим это. Как я сказал, мы только начали. Давайте я покажу вам гостиную.

Тэсс последовала за лейтенантом по коридору и, войдя в гостиную, замерла пораженная. Кроме плотных штор на окнах, которые оказались раздвинутыми, комната была совершенно пустой. Ни ковра. Ни торшеров. Ни стереосистемы. Ни плакатов. Ни репродукций картин. Голый пол. Голые стены. Нет даже…

— Телефона, — произнес Крейг, будто читая ее мысли. — Его нет на кухне. Нет здесь. Нет в спальне. Неудивительно, что Джозеф не указал на работе номер телефона. Его просто нет. Он не хотел устанавливать телефон, и, по моему мнению, телефон ему не нужен. Потому что меньше всего Джозефу хотелось, чтобы ему позвонили, и сам он меньше всего намерен был кому-нибудь звонить. Ваш друг ограничил свое существование самым необходимым. И не говорите мне, что это типично для вегетарианца. Потому что я знаю, я никогда не видел ничего подобного.

Тэсс дрожащей рукой открыла стенной шкаф и уставилась на висящий на вешалке спортивный костюм рядом с простым, но практичным пиджаком. Никаких коробок на верхней полке. Внизу — одинокая и единственная пара кроссовок «Найк».

Пошатнувшись, она ухватилась за дверцу стенного шкафа, чтобы не упасть, и повернулась к Крейгу.

— Хорошо, вы меня убедили. Это невероятно… Никто так не живет… Что-то здесь не так.

— Но я еще не показал вам лучшую часть, или, наверное, следует сказать — худшую. — С непроницаемым лицом Крейг кивнул в сторону двери. — Спальня. То, что вы там увидите… Нет, не бойтесь. В ней нет ничего ужасного. Я говорил вам это много раз. Но мне необходимо знать, что это значит.

Шаги Крейга гулко прозвучали в пустой комнате, когда он подошел к двери спальни и распахнул ее.

Как во сне Тэсс шагнула вперед:

Глава 22

Спальня была почти так же пуста, как гостиная. Скромные одноцветные шторы, на полу никакого ковра. В углу что-то темнело, но здесь шторы были задернуты, в комнате царил полумрак, и Тэсс еле различала неясный предмет. Она нашарила на стене выключатель и щелкнула им, но свет не зажегся.

— Здесь нет бра, — пояснил Крейг. — А лампочка под потолком не работает.

— Как же тогда Джозеф ориентировался в темноте?

Вместо ответа лейтенант раздвинул шторы, и комнату осветили тусклые лучи солнца, заставив Тэсс зажмуриться и некоторое время постоять с закрытыми глазами, пока она не привыкла к свету. Но открыв глаза, она снова зажмурилась, однако на этот раз потому, что увиденное привело ее в замешательство.

Темный предмет, очертания которого она смутно уловила в углу, оказался лежащим на полу матрасом. Нет. Даже не матрасом. Сплетенная из пеньки циновка шести футов длиной, трех футов шириной и толщиной в один дюйм.

— Джозеф себя не очень-то баловал, — заметил Крейг. — Подушки нет. Простыней нет. Только одно это одеяло. Я смотрел. В шкафу нет других.

У Тэсс застучало в висках. Ее поразило то, что одеяло, о котором говорил лейтенант, было свернуто в ногах циновки так же аккуратно, как развешены в ванной полотенца и мочалка.

— А вот вам ответ, как Джозеф ориентировался в темноте, — сказал Крейг.

Боль в висках нарастала. Тэсс посмотрела туда, куда показывал лейтенант, и покачала головой. Рядом с циновкой в блюдечках стояла дюжина свечей.

— Почему-то мне не кажется, что он попросту хотел сэкономить на электричестве, — проговорил Крейг.

Справа, от циновки Тэсс увидела простой сосновый книжный шкаф с тремя полками. Чувствуя тяжесть в груди, она подошла и посмотрела названия книг. «Утешение философией», «Избранные диалоги Платона», «Священное писание. Комментированное издание Скофилда», «Элеонора Аквитанская», «Искусство куртуазной любви», «Последние дни планеты Земля».

— Похоже, он и не слышал о списке бестселлеров из «Нью-Йорк таймс», — сказал Крейг. — Философия, религия, история. Тяжелый случай. Не хотелось бы мне провести с ним выходные. Не очень-то повеселишься.

— С ним не было скучно, — рассеянно ответила Тэсс, поглощенная изучением книжных полок. — Здесь есть несколько книг о природе.

— Да. Это еще один ваш общий интерес.

Несмотря на все усилия, Тэсс не удавалось сдержать дрожь. Она провела указательным пальцем по корешку книги «Тысячелетие» и заметила рядом книгу под названием, написанным не по-английски. Книга была переплетена в основательно потертую кожу и выглядела очень старой.

— Можно посмотреть?

— Если вы поставите ее точно на то же место, откуда взяли, — предупредил Крейг.

Тэсс осторожно сняла книгу с полки и внимательно оглядела ее потрескавшийся переплет. «El Circulo del Cuello de la Paloma».

— Вроде как испанский, — сказал Крейг.

— Правильно.

— Я и английский до сих пор толком не знаю. Вы ее сможете прочесть?

— Нет, — огорченно вздохнула Тэсс. — В старших классах я учила испанский, но все вылетело из головы.

— Посмотрите, что написано под названием, — сказал Крейг и, запинаясь, с трудом прочел: — «Абу Мохаммед Али ибн Хазм аль-Андалуси». Я так понимаю, это имя автора. Едва помещается на обложке. «Мохаммед»? Похоже на мусульманина.

Тэсс кивнула, записала в блокнот название и фамилию автора и открыла книгу. Страницы ее были хрупкими, весь текст — на испанском. Она нетерпеливо перевела "взгляд на другую полку, особенно ее заинтересовала Библия Скофилда. Что-то показалось в ней необычным. Тэсс осторожно поставила на место испанскую книгу и, вынув Библию, обнаружила, что она выглядит непривычно тонкой. Озадаченная, Тэсс заглянула внутрь и поразилась, увидев, что в книге не хватает большей части страниц. Они были аккуратно вырезаны ножом или ножницами.

— Зачем это надо было делать?

— Вот еще одна из многих загадок, которую мне хотелось бы разгадать, — ответил Крейг.

Тэсс прочла названия глав на верху оставшихся страниц, испещренных многочисленными пометками.

— Он вырезал все, за исключением предисловия и… — она полистала книгу, — Евангелия от Иоанна, Посланий Иоанна и Откровений Иоанна. Не понимаю.

— И не вы одна. А вот это… — Крейг кивнул. — Как бы эта проклятая, штука ни называлась. На книжном шкафу. Ничего подобного мне никогда не приходилось видеть.

Тэсс подняла глаза. Она заметила эту вещь, когда подходила к книжному шкафу, но не стала ломать себе голову над тем, что бы она могла значить, в надежде, что другие вещи в комнате помогут это прояснить. Это была скульптура, а если точнее — скульптурный барельеф высотой и шириной в один фут, выполненный из белого мрамора. Скульптура изображала длинноволосого, мускулистого, красивого юношу, который, оседлав быка и оттянув назад его голову, вонзал ему в горло нож. Кровь струёй лилась на нечто походившее на колосья пшеницы, торчащие из земли; Рядом собака пыталась дотянуться и лизнуть капли крови в то время, как змея устремилась к пшенице, а скорпион жалил быку яички.

Справа и слева эту ужасную композицию дополняли факельщики. Правый держал факел пламенем вверх, а левый — вниз. Над правым факельщиком парила птица, по-видимому сова, — толком не разберешь. Птица уставилась немигающими глазами на вонзенный в глотку быка нож и льющуюся струёй кровь.

— Что это означает? — спросил Крейг. — С тех пор как сегодня утром я увидел ее, она не дает мне покоя.

Тэсс не могла вымолвить ни слова. Рот ее наполнился горечью. По спине пробежал озноб.

— Это… — наконец проговорила она. — Ужасно. Отвратительно. Чудовищно.

— Ну да, этакая милая вещица для украшения интерьера дома, такую везде и всюду встретишь.

На стене позади барельефа, словно имитируя факелы на картине, были прикреплены подсвечники — один основанием вниз, другой — вверх. Под последним было подставлено блюдце, чтобы туда капал воск.

— Джозеф не очень-то заботился о соблюдении правил пожарной безопасности, — сказал Крейг. — Если бы домовладелец узнал об этих свечах, ваш друг тут же оказался бы на улице со всеми своими немногочисленными пожитками. Удивительно, как он не спалил дом.

— Но этот барельеф — что-то жуткое!

— Честно говоря, он меня чертовски напугал.

— Послушайте, а что, если я возьму на время Библию и испанскую книгу? — спросила Тэсс.

— Отдел по расследованию убийств повесит меня.

— Ну а хотя бы снимки я могу сделать?

— У вас есть фотоаппарат?

— Всегда. Привычка репортера.

— Ладно. Но обещайте, что не опубликуете фотографии прежде, чем получите разрешение от отдела по расследованию убийств или от меня.

— Согласна.

— Тогда милости прошу.

Тэсс вынула маленький 35-миллиметровый «олимпус» из своей вместительной сумки и сделала несколько снимков барельефа крупным планом с разных углов. Затем открыла Библию и сфотографировала наиболее густо подчеркнутые страницы. Поставив книгу на место, она сделала общий план шкафа, а затем сняла циновку, по бокам которой стояли свечи, и убрала фотоаппарат.

— Готово.

— Дайте мне еще одно обещание, — сказал Крейг. — Если вы что-нибудь узнаете благодаря этим фотографиям, что нам еще неизвестно, я хочу услышать об этом первым.

— Честное слово.

По выражению лица Крейга Тэсс поняла, что он что-то недоговаривает.

— Вы снова что-то скрываете.

— Штука в том…

— В чем?

— Вы готовы к еще одной неожиданности?

— Хотите сказать, есть еще какая-то?

— В стенном шкафу. — Крейг открыл его. — Обратите внимание, как мало у него было одежды. Пара чистых джинсов. Одна рубашка на смену. Один-единственный запасной пуловер. Несколько пар носков и белья на полке. И это. — Крейг потянулся в дальний правый угол полки.

— Что бы это ни было, я не хочу смотреть.

— Извините, Тэсс. Но это важно. Я должен вам показать.

Лейтенант извлек из шкафа предмет. Это был длиной в один фут кусок круглой деревяшки, вероятно отпиленной от ручки для швабры. С одного его конца свисало полдюжины длинных веревок.

Тэсс содрогнулась.

— Плетка?

— С запекшейся кровью на концах. Он занимался… по-моему, это называется самобичеванием.

Глава 23

Национальный парк Тсаво, Кения, Африка

Охотник терпеливо ждал, сжимая в руках мощную дальнобойную винтовку, надежно спрятавшись в зарослях колючего кустарника рядом с группой баобабов. Из его укрытия хорошо просматривался водопой. В полдень возле экватора жара становится настолько непереносимой, что животные скоро появятся здесь в поисках воды. Хотя широкополая шляпа и кусты вокруг защищали охотника от солнца, он обливался потом, и его рубашка цвета хаки потемнела от испарины. Однако он не отваживался достать фляжку и попить, потому что малейшее движение могло выдать его. Ведь животные чрезвычайно осторожны, они сразу чуют присутствие постороннего в своих владениях.

Тем не менее терпение и настойчивость охотника много раз приводили его к успеху. Он просто должен вести себя, как подобает настоящему профессионалу. Позже, когда охота удачно закончится, он может позволить себе напиться вдоволь.

Его нервное напряжение возрастало. Там! Слева! Он скорее почувствовал, чем услышал приближающийся топот громадных ног. Затем увидел поднятую ими пыль, и наконец огромные животные появились из-за рощи цветущих акаций, внимательно осматривая открытую местность и осторожно изучая подходы к водопою. Слоны. Охотник насчитал их десять. Растопырив широкие уши, слоны напряженно прислушивались, ловя незнакомые опасные звуки. Охотник разочарованно отметил для себя, что у четырех слонят еще не успели отрасти бивни, а у взрослых бивни едва — с этого расстояния трудно было рассмотреть — достигали четырех футов. Средний вес каждого бивня упал с восемнадцати до девяти фунтов, отчего приходилось убивать гораздо больше слонов, чтобы выполнить условия торговцев костью. Двадцать лет назад — охотник мысленно покачал головой — по этой равнине бродили стада в сорок тысяч голов, но в прошлом году он определил, что осталось всего пять тысяч, не считая двух тысяч трупов, — он наткнулся на них во время очередной охоты, которая теперь требовала все большего упорства. Скоро торговля слоновой костью прекратит свое существование. Потому что не станет слонов. Тридцать тонн бивней, «урожай» с тысячи трехсот слонов, стоит три миллиона долларов. Однако более мелкие бивни дают меньше веса, и значит, надо убивать больше слонов, чтобы выполнить условия договора с торговцами:

Снова нервы охотника напряглись, инстинкты обострились. Теперь он заметил движение справа. Три фигуры поднялись из высокой, по колено, травы. У них у всех тоже были винтовки. Люди! Одетые в камуфляжную форму, такую же, как у него!

Другие охотники! Но он и эти другие не были конкурентами. Отнюдь нет. Совсем наоборот. Его и их существование было сложным, смертельным симбиозом. Их намерения вынуждали охотника выполнить его суровое намерение, и мститель, преисполненный яростной решимости, развернул винтовку в сторону двуногих хищников.

Даже с такого расстояния было видно, что у них не охотничьи винтовки, а автоматическое оружие — М-16 и АК-47.

Охотник не раз сталкивался со свидетельствами их безжалостных действий. Уничтожались целые стада, изрешеченные пулями трупы гнили под палящим солнцем, бивни грубо вырубались, мясо, которое могли использовать местные жители, доставалось шакалам и мухам, тучами облеплявшим огромные туши.

Будь прокляты эти охотники! Чтоб их черт побрал! Именно туда, в преисподнюю, и намерен был он послать тех, других охотников.

Он осторожно, чтобы не обнаружить себя, выпрямился и, подняв винтовку, приложил ее к плечу. Потом поправил наводку в мощном прицеле и, установив палец на спусковом крючке, нажал на спуск, испытывая величайшее чувство удовлетворения. Не отводя взгляда от прицела, он увидел, словно находился рядом, как разлетелся череп хищника. Нет ничего лучше разрывных пуль.

Вдруг охотник заметил, как другой человек, выскочив из травы, в ужасе пригнулся, поднеся руку ко рту, и отступил назад, намереваясь убежать. Нет проблем. С легким изменением наводки охотник выстрелил еще раз. И разнёс грудь второго хищника на куски.

Ну и как тебе это нравится? — мысленно спрашивал его охотник. Умирая, ты должен был испытать то же, что и твоя жертва. Ты отождествил себя с ней, представил, каково ей, сожалел, чувствовал вину за то, что обрек на мучительную смерть стольких великолепных, неповторимых Божьих созданий, слонов? Нет, вонючка. Ты не способен ни на какие чувства, кроме жадности. Но теперь ты лишился и этого, не так ли? Теперь ты ничего не чувствуешь. И это хорошо, потому что чем вас, ублюдков, меньше, тем меньше зла причиняется планете.

Местные носильщики выбежали из травы, которая была им по колено, и кинулись к далекому холму. Убегающие в панике фигуры были искушением для охотника, но он сдержался и опустил винтовку. Его миссия выполнена. Он понимал, хотя и не оправдывал их мотивы. Местным носильщикам нужна работа. Им нужны деньги, им нужна пища. И все же, как бы велика ни была их нужда, им не следовало уничтожать собственное достояние. Слоны — это Африка! Слоны — это…

Гнев охотника стихал. От обжигающей боли в желудке его чуть не вырвало. Местные носильщики кубарем скатились с гребня дальнего холма, а он стоял и с настороженностью опытного охотника оглядывал саванну, испытывая сожаление, что напугал выстрелами слонов, которые теперь будут вынуждены, томимые жаждой, искать мелкие, грязные водопои, но в то же время чувствуя гордость от сознания выполненного долга.

Ему понадобилось пять минут, чтобы добраться до первого казненного им хищника. Его бывший противник представлял собой жалкое зрелище: череп — самое крепкое, что есть у человека, — расколот, рядом на земле лужа крови. Но, напомнил себе охотник, мертвый слон выглядит еще более жалким, потому что живой слон — это величественное и могучее создание природы. Надо примерно наказать преступников.

Охотник вынул пару плоскогубцев, присел на колени и, чтобы сделать урок нагляднее, раскрыл рот человека и начал неизбежную, но отвратительную процедуру.

— Слоновая кость? — бормотал он задыхающимся голосом. — Тебе слоновая кость нужна? Черт побери, так и быть, выручу тебя. Ведь у тебя в отличие от слона все клыки на месте. — И охотник, прилагая мучительные усилия, принялся выдергивать у трупа зубы, а потом, аккуратно разложив их рядом с запавшим ртом мертвеца, направился к другой своей жертве.

Любыми способами необходимо… преподать урок… примерно наказать! Резня должна прекратиться!

Глава 24

— Извините меня, ради Бога, — сказал Крейг.

— За что?

— Я действительно не хотел вас так огорчать.

— Это не ваша вина, — ответила Тэсс. — Я должна… Мне нужно было увидеть эту квартиру. Из-за того, что я отлучилась из редакции, журнал «Матерь Земля» не разорится. К тому же от меня сейчас мало толку. Мне надо многое обдумать.

На лице Крейга была написана тревога, когда он припарковал машину во втором ряду шумной, запруженной транспортом улицы, напротив дома Тэсс.

— Ладно, пока будете думать, не забывайте про обещание. Парни из отдела убийств проведут тщательное расследование, но если вдруг вы вспомните что-то, что поможет объяснить загадку найденных в квартире Джозефа вещей, дайте мне знать. — Лейтенант вручил, ей карточку. — Внизу мой домашний телефон. Если надо сообщить что-то важное, звоните прямо домой, не дожидаясь, пока я приду в офис.

— Не беспокойтесь, если понадобится, я подниму вас с постели среди ночи.

Крейг усмехнулся.

— Ну, меня это не страшит. Я очень чутко сплю. — Он закашлялся. — То есть если сплю вообще.

— Кстати, — Тэсс порылась в своей сумочке, — чуть не забыла. Пока я ждала, когда вы за мной заедете, купила для вас пару подарков.

— Да что вы говорите!

— Вот номер нашего журнала. Может, он поможет вам уснуть.

— Сомневаюсь. Наоборот, я не сомкну глаз. Даю вам слово: я его проштудирую. От корки до корки.

— Я непременно проверю. А еще возьмите вот это.

Она протянула коробку с таблетками от кашля.

— Спасибо, — удивленно проговорил Крейг. — Люди редко одаривают меня чем-нибудь, кроме огорчений. — Он прокашлялся. — Берегите себя, а?

— Вы тоже. — И неожиданно для себя повторила приветствие Джозефа: — Благослови вас Господь.

Крейг кивнул в ответ.

Выйдя из машины, Тэсс постояла, пока лейтенант не отъехал. Потом, начав подниматься по ступеням, ведущим к входной двери в дом, она подождала, когда машина Крейга исчезнет за углом, и вместо того, чтобы войти в парадное, сбежала вниз и поспешила в обратном направлении. К фотолаборатории по соседству.

Глава 25

Надпись на стекле гласила: «Срочное фото». Когда Тэсс вошла внутрь и дверь за ней захлопнулась, прозвенел звонок. Служащий средних лет, по виду латиноамериканец, поднял глаза от груды коробок с фотопленками позади прилавка.

— Чем могу служить? — спросил он без малейшего акцента.

Тэсс помедлила с ответом. Оливковый цвет кожи этого человека… Он чем-то напомнил ей… цвет лица Джозефа. Она предполагала, что оно у него смуглое от загара. Но вдруг… А что, если Джозеф был латиноамериканцем? В этом случае понятно появление испанской книги на его полке.

— У вас в витрине реклама — проявление пленок за один час.

— Да, конечно. Но за дополнительную плату, — сказал служащий.

— Ерунда. — Тэсс извлекла пленку из фотоаппарата и отдала ее служащему. — Мне очень важно проявить ее как можно скорее.

— Один момент. — Служащий скрылся за соседней дверью и через полминуты вернулся. — Брат начал ее проявлять. — Он занес ручку над бланком заказа. — Ваше имя?

Тэсс продиктовала все необходимые сведения.

Служащий отдал ей квитанцию.

— Может быть, еще что-то желаете?

— Да, мне нужна пленка. Три катушки. По тридцать шесть кадров каждая. Светочувствительностью в двести единиц. — Долгим путем проб и ошибок Тэсс поняла, что для ее простенького, легкого в обращении и недорогого фотоаппарата больше всего подходила пленка чувствительностью в двести единиц. Она хорошо служила как для снимков внутри помещения, так и снаружи. — Я… Вы похожи на… Вы говорите по-испански?

Служащий улыбнулся.

— Да, сеньорита, очень хорошо.

— Тогда не могли бы вы сказать, что это означает? Тэсс вынула из папки блокнот и показала списанное с книги название.

— El Circulo del Cuello de la Paloma? — Служащий пожал плечами. — Круг… иди, возможно, кольцо… вокруг шеи голубки.

Тэсс разочарованно вздохнула. Она надеялась, что название подскажет ей содержание книги.

— Ну а вы когда-нибудь слышали о книге с таким названием?

— Искренне сожалею, сеньорита. Нет.

— Тогда как насчет этого? — Она указала на имя автора: Абу Мохаммед Али ибн Хазм аль-Андалуси. — Почему имя автора такое длинное?

Служащий поднял плечи.

— В Испании длинные имена — обычное дело. Они часто включают имена родителей.

— Но Мохаммед не испанское имя. Оно скорее мусульманское, арабское.

— Это правда, — согласился служащий.

— А что значит это слово в конце — «аль-Андалуси»?

— Это значит, что он родом из Андалузии.

— Если я не ошибаюсь, — сказала Тэсс, — это в Испании. Так ведь?

— Да. Самая южная провинция.

— Не понимаю. С какой стати какой-то араб вдруг мог оказаться из испанской провинции?

Служащий развел руками и покачал головой.

— История моей бывшей родины очень сложная. — Он взглянул на стенные часы. — Ваши карточки будут готовы в пять.

— Я вернусь за ними. Спасибо.

— De nada. He за что.

Глава 26

Тэсс бросилась домой и, не дожидаясь лифта, добежала до своей мансарды по лестнице. Закрыв за собой дверь, она схватила переносной телефон, набрала номер и, подойдя к стенному шкафу, вынула чемодан.

Ответила секретарь в журнале «Матерь Земля».

— Бетти, это Тэсс. Уолтер свободен? Хорошо. Тогда соедини меня… Уолтер, это Тэсс. У меня к вам просьба. Несколько дней я не смогу быть в редакции. Вам есть кем меня заменить? Да, я собираю материал для статьи. Но это не связано с работой над статьей. Назовем это семейными обстоятельствами. Дело в том, что я должна уехать… Что? По делу Джозефа? Ну ладно, ладно, вы угадали. Вы что, занимаетесь телепатией? Уолтер, мне надо это сделать… Быть осторожнее? А как же иначе? Обещаю.

Тэсс с облегчением положила трубку, отнесла чемодан к шкафу и набрала еще несколько цифр на своем переносном телефоне.

— Публичная библиотека? Справочный отдел, пожалуйста. — Ожидая ответа, она бросила в чемодан пару смен белья.

— Справочный отдел? Я журналист. У меня подходит срок сдачи статьи, и я была бы вам очень благодарна, если бы вы проверили, нет ли у вас одной книги, которую я ищу: «Круг… или кольцо вокруг шеи голубки».

Ожидая ответа, Тэсс вышла в ванную, взяла дорожный несессер и положила его в чемодан.

— Нет? Благодарю вас.

С ощущением пустоты в сердце Тэсс заперла чемодан. Она полистала телефонный справочник и в конце концов нашла нужный номер. Набрав его, спросила:

— Компания «Трамп шаттл»? Мне нужно одно место на шестичасовой рейс в Вашингтон. Да, я знаю, что вы гарантируете наличие места. Но не хочу ждать, если вам придется готовить дополнительный самолет. Номер моей карточки «Америкэн экспресс»…

Она устало опустилась на софу, стараясь собраться с мыслями, и снова нажала несколько цифр на корпусе телефона.

— Мама? Я приезжаю сегодня вечером… Да, конечно, очень давно. Мы обо всем поговорим… Все прекрасно, мама. Послушай, насколько я помню, у тебя были связи с директором библиотеки конгресса. Разве он не приходил к нам на званые ужины?… Хорошо. Я хочу, чтобы ты ему позвонила. Спроси, не знает ли он книгу и не сможет ли ее для меня достать… — Тэсс продиктовала название. — В восемь, мама. Может быть, позже. Я постараюсь. Просто не знаю, во сколько точно. Не жди меня к обеду… Да, я тебя тоже очень люблю.

Она кнопкой разъединила связь и после недолгих поисков в записной книжке опять набрала несколько цифр, в раздражении нажимая на них изо всех сил.

— Брайана Гамильтона, пожалуйста… Так я и думала. Его никогда нет. Передайте, что звонила Тереза Дрейк… Да, та самая Дрейк.

Это имя творило чудеса. Или вызывало страх. По той ли, по другой ли причине, Брайан Гамильтон тут же взял трубку.

— Как дела, Тэсс? — раздался его вкрадчивый голос. — Мы давно не виделись.

— Не так давно, как хотелось бы. Но я хочу вновь с тобой познакомиться. Лично.

— О? Значит ли это…

— А то как же! Я прилетаю сегодня. Будь в доме матери в восемь вечера.

— Извини, Тэсс, я не могу. Я должен присутствовать на приеме в честь советского посла.

— Чтобы засвидетельствовать советскому послу свое почтение…

— Именно так, почтение. Мы неожиданно стали союзниками. Я должен…

— Ты что, не слышишь, Брайан? Мне нужно тебя увидеть.

— Но советский посол…

— Да пошел он куда подальше, — выпалила Тэсс. — Ты обещал отцу, что, если мне когда-нибудь понадобится помощь, я ее получу. Теперь я требую, чтобы ты выполнил обещание.

— Требуешь? Это похоже на угрозу.

— Угрозу? Брайан, я никогда не угрожаю. Я даю гарантии. Я ведь журналист, припоминаешь? Я знаю твои секреты точно так же, как знала секреты отца. Мне может прийти в голову желание написать о них. Если только ты не захочешь воспользоваться услугами наемного убийцы.

— Послушай, Тэсс, не перегибай палку. Ты же знаешь, что мы…

— Лучше будь у матери. В восемь.

Брайан, помолчав, проговорил:

— Если ты настаиваешь. В память о старых добрых временах и о твоем отце. С нетерпением жду…

Тэсс бросила трубку.

Глава 27

Ровно в пять запыхавшаяся и мокрая от пота Тэсс влетела с чемоданом в «Срочное фото». Снова прозвенел звоночек. Снова служащий среднего возраста, похожий на латиноамериканца, взглянул на нее из-за прилавка.

Тэсс, с облегчением отдуваясь, поставила свой чемодан на пол.

— Мои снимки готовы?

— Ну конечно, — ответил служащий. — Ровно через час, как и обещает наша реклама. — "Он достал из ящика пакет. — Вот они.

Тэсс открыла бумажник.

— Извините, что рассердил вашего друга.

— Моего друга?

— Того самого, которого вы послали забрать фотографии.

— Но я…

— Месяц назад мы по ошибке отдали свадебные фотографии не тому человеку. Вообще-то, это была моя ошибка. Я забыл попросить квитанцию. С тех пор я не выдаю без квитанции ни одного снимка.

— Вот квитанция, — сказала Тэсс. Ее рука дрожала. — Вы сделали правильно. Я никого не посылала… Как он выглядел?

— Загорелый. Тридцати с небольшим лет. Высокий. Хорошо сложенный. Красивой наружности. — Служащий помолчал, затем озадаченно посмотрел на нее. — Он очень настаивал, чтобы я отдал ему снимки. Он так рассердился, что я даже испугался, как бы он силой не отобрал их у меня. Я сунул руку под прилавок. — Служащий показал бейсбольную биту. — Вот за этим. На случай, если бы он вздумал буянить. Вероятно, он заметил мой жест. К счастью, все обошлось. В тот момент вошли трое клиентов, и он сразу ретировался. — Служащий, задумавшись, добавил: — Самое заметное в нем — это его глаза.

— Глаза? — Тэсс, чтобы не упасть, ухватилась за прилавок.

— Они необычного цвета.

— Серого?

— Да, сеньорита. Откуда вы знаете?

У Тэсс перехватило дыхание, к горлу подступила тошнота. Она бросила деньги на прилавок, схватила пакет с фотографиями и, усилием воли постаравшись скрыть свое волнение, поспешила к двери, чтобы поймать такси.

— Вы уверены, что я сделал правильно, сеньорита?

— Абсолютно уверена. С этого момента считайте меня своим постоянным клиентом.

Колокольчик на двери звякнул, выпуская ее наружу.

Высматривая на окутанной смогом улице машину, она, ощущая жжение под ложечкой, вдруг поняла, что высматривает не только такси. Человек, которого описал служащий, был похож на Джозефа. Но Джозеф мертв! А вдруг?!

Остановив такси и усевшись, Тэсс удивилась самой себе, обнаружив, что переняла одну из привычек Джозефа. Она настороженно огляделась по сторонам, желая убедиться, что ее никто не преследует.

Неотступная ярость

Глава 1

Аэропорт Ла-Гуардиа

Сурового вида человек на заднем сиденье такси напряженно наклонился вперед, стараясь не упустить из виду такси за десять машин перед ним. Это был среднего возраста, среднего роста и веса мужчина с темными волосами и ничем не примечательным лицом, таким обыкновенным, что вряд ли его можно было бы запомнить. И одежда его тоже ничем не выделялась: стандартного покроя, умеренной цены и неопределенного цвета костюм, белая рубашка из хлопка с полиэстером и неброский галстук в полоску. Его кейс не отличался от тысяч таких же.

— К какой авиалинии? — спросил водитель такси.

Пассажир замялся, наблюдая за автомобилем впереди.

— Эй, приятель, я спросил, к какой авиалинии.

— Минутку, сейчас проверю билет.

— Не кажется ли тебе, что это надо было сделать немножко пораньше?

Впереди такси, интересующее пассажира, свернуло по развязке с оживленной дороги и пронеслось мимо заставленной машинами стоянки. Появился указатель: «Трамп шаттл», «Дельта», «Северо-Западные линии», «Пан Америкэн шаттл».

— Правый поворот, — сказал пассажир.

— Долго же ты ждал. К какой авиалинии?

— Я еще проверяю по билету.

— Слушай, приятель, если опоздаешь на самолет, с меня взятки гладки.

Пассажир, не сводивший глаз с такси, увидел, что машина объехала автостоянку, миновала залы вылетов «Пан Америкэн», «Дельты» и «Северо-Западных линий» и подкатила к большому новому зданию, на котором огромными красными буквами значилось: «Трамп шаттл».

— Остановите здесь, — сказал пассажир.

— Ну наконец-то!

К тому времени, когда водитель остановил машину за каким-то лимузином у входа в терминал, пассажир уже снял показания счетчика, добавил плату за проезд по мосту и двадцать процентов чаевых, сунул деньги водителю и, схватив кейс, выскочил из машины.

— Эй, приятель, тебе счет нужен?

Но пассажир уже исчез. По дороге к автоматически открывающимся дверям аэровокзала он бросил незаметный взгляд в сторону и с удовлетворением отметил, что женщина, которую он преследовал в такси, вышла из машины, расплатившись с водителем, и теперь несет свой небольшой чемодан к соседним дверям.

Они вошли в аэровокзал одновременно и двинулись по залу параллельно друг другу, разделенные толпой прибывающих пассажиров. Темноволосый, неприметной наружности человек постоял рядом с группой похожих на него, ординарного вида бизнесменов и, притворившись, будто просматривает свой билет, стал наблюдать за женщиной, которая торопливо направилась к очереди у стойки. Очередь продвигалась быстро — «Трамп» гарантировал быстрое обслуживание. Тем не менее поведение женщины выдавало ее нетерпение. Когда подошла ее очередь, она поспешно предъявила кредитную карточку, подписала чек и, схватив пластиковую папку, в которой, очевидно, находился билет, бросилась мимо стойки в ту сторону, куда указала ей красивая служащая компании.

Отлично, подумал Хамелеон и, лавируя в толпе, последовал за женщиной. Когда он подошел к пункту контроля, она уже миновала его. Согласно правилам, человек, не имеющий билета, не допускался в эту зону. Однако это препятствие было легко преодолимо. Хамелеон всегда носил с собой фальшивый билет, и, как свидетельствовал его богатый опыт, мало кто из персонала службы безопасности удосуживался проверять его.

Он поставил кейс на ленту конвейера, ведущую к рентгеновскому аппарату. Охранник в форме дал ему знак пройти через металлодетектор. У Хамелеона уже вошло в привычку на работе не иметь при себе ничего металлического — ни мелочи, ни даже пряжки на поясе для брюк. Часы у него были пластиковые. Металлодетектор не зазвенел, когда он прошел через него и подхватил свой кейс с ленты на другой стороне рентгеновского аппарата. В кейсе, естественно, не было ничего, что могло бы привлечь внимание. Только невинные, скучные документы. Ни в коем случае никакого оружия. В конце концов, в его компетенцию входила лишь слежка. У Хамелеона не было необходимости в оружии. Хотя в очень редких случаях, когда чрезвычайные обстоятельства вынуждали его защищать свою жизнь, его средний рост и средний вес оказывались обманчивыми, а владение приемами боевых искусств — весьма впечатляющим.

Он двинулся побыстрее, даже зашагал по движущейся ленте эскалатора — еще один из многих и многих вечно куда-то спешащих бизнесменов, который боится опоздать на самолет.

В просторном зале на втором этаже преследуемая им женщина пошла еще быстрее. Опять никаких проблем. Ведь ему надо лишь не выпустить ее из виду. Мужчина взглянул на часы. Без пяти шесть. Вытянув шею, он наблюдал, как женщина отдала стюардессе посадочный талон и быстро исчезла в дверях тоннеля, ведущего к самолету. Хамелеон подождал, пока закрылись двери тоннеля, затем перешел к окну и посмотрел, как отъехал от посадочной платформы самолет. Но он все еще не был удовлетворен. Опыт научил его, что надо дождаться, когда самолет взлетит.

Через пять минут Хамелеон отдал должное «Трампу». Как и говорилось в рекламе, самолет улетел вовремя. Повернувшись, мужчина зашагал к стойке рядом с дверью для вылетающих пассажиров. На табло за стойкой он прочел пункт назначения.

— Простите, — спросил он служащего, — когда прилетает самолет этого рейса? — И, услышав ответ, с улыбкой поблагодарил. Ему оставалось сделать только одно. Он подошел к шеренге телефонных автоматов и вставил в щель одного из них кредитную карточку, чтобы позвонить в другой город.

— Питер, это Роберт.

Оба имени были вымышленными на случай, если бы этот телефон прослушивался или кто-то в соседней кабине мог бы подслушать разговор. Никогда нельзя рисковать.

— Извини, что заставил тебя ждать, но у нашего друга были небольшие неприятности со связью. Я знаю, ты очень хотел с ней повидаться. Она летит самолетом компании «Трамп», который прибывает в Вашингтонский национальный аэропорт в 7.07. Ты можешь?… Так я и думал. Питер, ты настоящий друг. Уверен, что она будет рада видеть тебя.

Выполнив свою работу, Хамелеон повесил трубку. Сжимая в руках кейс, он направился к выходу из аэропорта. Но ведь если как следует подумать, его работа еще не сделана. Отнюдь нет. Она никогда не кончается. Никогда. Он вовсе не сетует на это. Его работа исключительно важна. Она занимает огромное место в его жизни. Да нет, она безраздельно владеет его душой и телом.

Во— первых, как только он вернется в Манхэттен, немедленно распорядится, чтобы подключились к телефону женщины. До сегодняшнего дня это казалось необязательным. До того, как она побывала в квартире на Восточной 87-й улице, когда стало ясно, что она по-прежнему озабочена смертью друга. Если бы ее телефон подключили раньше, вчера например, когда она была в морге, Хамелеону сразу бы стало известно, что она собирается лететь в Вашингтон, и его задача выследить ее была бы намного легче. Подобной оплошности он больше не допустит. Ее путешествие в Вашингтон может не иметь ничего общего со смертью человека по имени Джозеф Мартин, но Хамелеону нельзя полагаться на «может -не может». Ему нужно знать все, что знает она.

Затем он расспросил членов своей группы относительно того, удалось ли им выследить человека, пытавшегося перехватить фотографии, которые женщина отдала проявить в фотолаборатории рядом со своим домом. Хамелеон был один из трех клиентов, вошедших в магазин, когда тот человек спорил со служащим. Так что Хамелеон смог хорошо разглядеть человека, бросившегося стремглав из магазина, достаточно хорошо, чтобы дать всем членам группы подробное описание. В особенности Хамелеона заинтересовало — необычайно заинтересовало — то обстоятельство, что у человека были серые глаза.

И, наконец, в ожидании, когда его люди в Вашингтоне сообщат ему о дате возвращения женщины в Манхэттен, Хамелеон займется наблюдением за кое-кем еще. Детектив, лейтенант Крейг, проявляет необычную заинтересованность в этом деле. В конце концов, расследованием теперь должен заниматься вовсе не отдел розыска пропавших. Вероятно, истинный интерес лейтенанта — эта женщина. Хамелеон не знал. Пока не знал. Но узнает. Скоро. Узнает о детективе все. Потому что такой дотошный человек, как лейтенант Крейг, способен докопаться до вещей, которые могут оказаться очень, очень полезными.

Глава 2

В самолете Тэсс изо всех сил старалась не обращать внимания на гул двигателей и сконцентрироваться на том, что ей предстоит сделать в первую очередь. Она всегда чувствовала себя неуютно после взлета и теперь потирала лоб и открывала и закрывала рот, чтобы избавиться от боли в ушах и лобных пазухах. Несмотря на все ее усилия как-то отвлечься, фотографии в сумке не давали ей покоя. Тэсс хотелось выглядеть спокойной и уверенной. Не привлекать внимания. Быть хладнокровной. Она все еще не могла опомниться оттого, что кто-то пытался украсть снимки. Пассажир в соседнем кресле читал газету, на передней полосе которой говорилось, что трети всех североатлантических рыб угрожает исчезновение. В колонке рядом отмечалось, что выживает лишь каждое пятое посаженное дерево. Остальные четыре погибают от кислотных дождей, засухи или промышленных выбросов.

От этой невеселой информации ей стало совсем тошно, и только тогда, расстроенная больше прежнего, она решилась открыть сумку. Вынув пакет с фотографиями, Тэсс начала их рассматривать. Названия книг на полках Джозефа сразу же привлекли ее внимание. В этот момент надпись на табло, предупреждающая о том, что необходимо пристегнуть ремни, погасла, и Тэсс прошла к телефонам, укрепленным на переборке перед кабиной летчиков: Используя кредитную карточку, она позвонила в Нью-Йорк, в свой любимый магазин на Стрэнд, в нижней части Бродвея.

— Лестер? Как дела?… Я! Как ты догадался? Неужели так хорошо?… Ну, немножко шумит. Я на самолете в Вашингтон… Нет, просто по семейным делам. Слушай, можешь сделать мне одолжение? Полагаю, кредит ты мне еще не закрыл? Лучше и не думай, я ведь каждый месяц оставляю в твоей лавке целое состояние. Так что слушай внимательно, ясно? У меня целый список. Ты готов?

— Всегда, моя радость. Как только ты…

— Лестер, ты дашь мне слово сказать?

— Я же просто стараюсь быть любезным, моя дорогая. Читай названия.

— "Утешение философией", «Избранные диалоги Платона», «Тысячелетие», «Элеонора Аквитанская», «Искусство куртуазной любви», что-то на испанском под названием «Кольцо вокруг шеи голубки».

— Никогда не слыхал о такой, дорогая.

— Ну, у меня еще куча. — Тэсс продиктовала до конца.

— Авторов нет, моя дорогая?

— Я едва разбираю названия, не говоря уж…

— Похоже, у тебя неприятности.

— Неприятности? Ты ничего подобного и вообразить себе не сможешь. Лучше достань мне эти книги как можно быстрее.

— Понял, моя радость. Поищу в нашем книгохранилище, а ты ведь знаешь, там у нас есть почти все.

— Вышли их… — Тэсс чуть не назвала свой адрес в Сохо, но, вдруг вспомнив инцидент в фотомастерской, предусмотрительно продиктовала адрес журнала «Матерь Земля», неподалеку от книжного магазина на Бродвее. С тяжелым сердцем она повесила трубку, села на свое место, не обращая внимания на любопытные взгляды пассажира с газетой, и закрыла глаза. Не просто закрыла, а сжала веки до боли, с ужасом представив посадку в Вашингтонском национальном аэропорту и неизбежную встречу с матерью. И не только с матерью. Но и с тем, кто предал ее отца. С этим сукиным сыном, с этим подонком и убийцей, проклятым Брайаном Гамильтоном!

Глава 3

Александрия, штат Вирджиния

Хотя солнце только-только начало клониться к закату, все окна на первом этаже особняка в колониальном стиле ярко горели, все фонари и прожекторы снаружи были включены. Когда такси въехало в высокие распахнутые металлические ворота, Тэсс пробежалась взглядом по окаймлявшему забор кустарнику, просторному, поднимающемуся к дому газону, увидела бесчисленные изысканные цветники, величественные могучие дубы {с одного из них она в пятилетнем возрасте упала и сломала руку; с грустной нежностью Тэсс вспомнила, как бросился к ней отец), фонтан, в котором любила плескаться (ну и сорванцом же я была, подумала она, через силу улыбаясь). Улыбка тут же слетела с ее лица, как только, подъехав по длинной изогнутой подъездной дорожке к дому, она заметила серебристый «роллс-ройс», стоявший у белых каменных ступеней, ведущих мимо колонн к огромным двустворчатым дверям парадного входа.

У «роллса» были государственные номера. Шофер (телохранитель?) стоял, рядом с машиной и настороженно косился на такси, держа руки свободными.

Несомненно, Брайан Гамильтон здесь.

Тэсс заплатила водителю и вышла из такси. Проходя мимо шофера-телохранителя, она нарочно уставилась на него во все глаза, давая ему возможность хорошенько разглядеть себя. Брайан, по-видимому, заранее описал ее внешность, потому что шофер кивнул, сделал шаг назад и больше не обращал на нее внимания. Он не сводил глаз с задних огней такси, которое, описав полукруг по подъездной аллее, выехало на усаженную деревьями улицу и исчезло из вида. Да, определенно телохранитель, подумала Тэсс.

Она донесла свой чемодан вверх по лестнице до дверец и там немного постояла, прежде чем нажать кнопку звонка. Через десять секунд дверь открыл дворецкий в ливрее.

Тэсс так давно не была в этом доме, что не узнала его.

— Я приехала повидаться с матерью.

— Я знаю, мисс Дрейк. Меня зовут Джонатан. — И, улыбнувшись, церемонно добавил: — Добро пожаловать. Вас ждут. Позвольте мне донести ваш чемодан, пожалуйста.

Когда Тэсс вошла, он закрыл дверь и повел ее через большой, с высоким потолком и мраморными полами холл, где гулко разносился звук их шагов, к гостиной справа. По дороге Тэсс заметила, что к коллекции картин, развешанных по стенам, добавился новый Матисс. Раздвигающаяся дубовая дверь гостиной была закрыта. Когда дворецкий бесшумно отодвинул ее, Тэсс при виде матери, поднявшейся ей навстречу с французской кушетки времен Регентства слева от камина, постаралась придать своему лицу безмятежное выражение.

— Тереза, дорогая, как я рада тебя видеть.

Мать всегда неодобрительно относилась к тому, что отец называл ее Тэсс. Стройная, высокая, в свои почти шестьдесят лет мать выглядела лет на десять моложе благодаря многочисленным подтяжкам кожи на лице, отчего тем не менее ее аристократическое лицо приобрело страдальческое выражение.

Как и всегда, по вечерам, она была одета словно на прием, на сей раз в дорогое шуршащее шелковое платье цвета янтаря. Ее туалет дополняло изрядное количество драгоценностей: бриллиантовое колье и к нему такие же серьги, рубиновая брошь, сапфировое кольцо на одной руке, а на другой — сверкающие, удивительные по красоте обручальное и свадебное кольца (несмотря на смерть мужа шесть лет назад, она так и не сняла их), изумрудный браслет на одном запястье и золотые швейцарские часы «пьяже» — на другом.

— Я действительно счастлива тебя видеть. — Как и многие другие выпускницы элитарной школы Рэдклифф той целомудренной старой поры, когда женский колледж еще не соединили (Господи, куда же катится мир?) столь непростительно глупо с мужскими в Гарварде, она ходила так, словно к спине у нее привязана доска, и говорила хрипловатым, напоминающим Лорен Баколл (которая не ходила в Рэдклифф) голосом. — Ты так давно не приезжала. Ты же знаешь, как я по тебе скучаю. Ты совсем отбилась от дома. — С этими словами мать подошла к Тэсс и, как полагается, модным жестом, изображавшим поцелуй, едва коснулась поочередно ее щек своими.

— Да, мама, и я рада тебя видеть. — Тэсс удалось изобразить улыбку.

— Джонатан отнесет чемодан в твою комнату. Входи. Садись. Ты, должно быть, ужасно устала от такого путешествия.

— Мама, из Нью-Йорка только час лета.

— О? Действительно? Да, я полагаю, это так. Тогда почему я не вижу тебя чаще?

Тэсс подошла к креслу той же эпохи, что и кушетка, стоявшему напротив.

— У меня полно работы. Нет времени постирать, не говоря уж…

— Постирать? — Мать вскинула голову. — Ты сама стираешь? Я все время забываю. Ты ведь хочешь быть независимой.

— Это так, мама. — Тэсс, ерзая на кресле, обитом тканью с вычурным рисунком, обежала комнату глазами и, к своему беспокойству, не обнаружила в ней Брайана Гамильтона. — Независимой.

— А что твоя работа? Как идут дела в вашем маленьком журнальчике?

— Он не маленький, мама. И я думаю, он делает полезное дело.

— Ну конечно, мы все к этому стремимся. — Мать Тэсс поудобнее устроилась на кушетке. — Он ведь занимается проблемами окружающей среды. Что-то о загрязнении.

Тэсс кивнула.

— И эти проблемы становятся все серьезнее.

— Ну, в моем возрасте… я вряд ли доживу… Ладно, оставим это. Главное — что ты счастлива.

— Да, мама. — Несмотря на все смятение, вызванное смертью Джозефа и появлением человека, который по описанию походил на него и который пытался украсть фотографии, сделанные ею в спальне Джозефа, Тэсс удалось улыбнуться без всякого притворства. Она повторила, подражая матери: — Я действительно счастлива.

— Ну, — мать оправила платье, — в таком случае, — она поправила колье, — по-моему, это главное, — произнесла она, по-видимому не очень убежденная в этом.

Тэсс стало не по себе, когда мать принялась изучать ее кроссовки, джинсы и пуловер с короткими рукавами.

— Я знаю, мама. Тебе хотелось бы, чтобы я одевалась как…

— …леди. Сейчас ты выглядишь, словно явилась со спортивных соревнований. По крайней мере, ты могла бы надеть бюстгальтер.

— Мне так удобнее, мама. Особенно когда так влажно.

— Влажно? Вот именно. Твой пуловер такой мокрый, что видны твои… Я никогда не прощу себе, что позволила тебе учиться в Джорджтаунском университете, а не отправила в одно из приличных заведений.

— Это не ты позволила, а папа, — вспылила Тэсс.

Мать покачала головой.

— Это извечная тема. Мы обсуждали ее слишком часто. Извини, что затронула ее снова. Поскольку мы так редко видимся, давай не будем ссориться.

— Именно этого я больше всего и хочу, мама.

— Вот и прекрасно. Решено — мы не будем ссориться. — Мать Тэсс снова оправила платье. — Я знаю, ты говорила, что не будешь обедать, но я взяла на себя смелость и приказала Эдне приготовить паштет. Я помню, что тебе он всегда очень нравился.

— Да, очень, — солгала Тэсс.

— И, конечно, чай. По-моему, хороший чай всем пойдет на пользу.

Когда мать подняла маленький серебряный колокольчик и изящным жестом позвонила, Тэсс снова огляделась.

— Кстати обо всех. Я просила Брайана Гамильтона быть здесь. — Тэсс неодобрительно посмотрела на мать. — Кажется, у дома стоит его «роллс-ройс», но я не…

Двери гостиной раздвинулись. Тэсс резко обернулась. Вошла служанка в форме, включая наколку. Она несла серебряный поднос с тостами и паштетом, который поставила на антикварный столик ценой в тридцать тысяч долларов. Вслед за ней в комнате появился мужчина в смокинге. Он держал в руках другой серебряный поднос, на котором стояли чашки и японский чайник двухсотлетней давности.

— Прошу прощения, что так долго разговаривал по телефону, Мелинда. Я подумал, что могу быть полезным и помочь Эдне. Надеюсь, ты не возражаешь?

— Возражаю? Конечно, нет. Я уверена, что Эдна отдаст должное твоей любезности, к тому же ни один мой гость не может сделать что-то не так.

Мужчина поставил поднос на стол рядом с первым и с улыбкой повернулся к Тэсс. Ему было за шестьдесят, но он сохранил отличную выправку, был худощав, подтянут, с густыми, темными, великолепно подстриженными волосами и красивым лицом с резкими чертами, которое прекрасно выходило на фотографиях. В подписях под газетными снимками обычно упоминалось о его бесчисленных заслугах во Вьетнаме и головокружительной карьере лихого генерала морской пехоты. От улыбки морщинок вокруг его глаз прибавилось, и они стали резче. Голос вошедшего был хрипловатым, но с мягкими интонациями телевизионного комментатора.

— Как поживаешь, Тэсс? — Он протянул ухоженную мускулистую руку.

Тэсс неохотно приняла ее. Рукопожатие его было крепким.

— Не слишком хорошо, Брайан. В данное время у меня проблема.

— Так я и понял по телефону. — Брайан повернулся к служанке, затем, подняв брови, взглянул в сторону матери Тэсс. — Но прежде чем мы начнем ее обсуждать…

Мать Тэсс поняла намек.

— Спасибо, Эдна. Мы сами нальем чай.

— Как скажете, мэм.

Сделав реверанс, Эдна вышла и задвинула за собой дверь.

— Ну вот, — сказала мать Тэсс. — Теперь я уверена, ты не будешь возражать против роли хозяина, Брайан.

— Конечно. — Он взял чайник.

— Нет, постойте, — остановила его Тэсс. — Я правда не хочу…

Они непонимающе посмотрели на нее.

— …есть или пить. Я перехватила претцель [8] в аэропорту.

— Претцель? — с ужасом переспросила мать Тэсс.

— Мне хотелось бы перейти к делу, — сказала Тэсс. — И поскольку ты, Брайан, в смокинге, я полагаю, что ты либо сбежал с приема в честь советского посла, либо опаздываешь туда. Я также полагаю, что тебе надо либо вернуться туда, либо успеть к началу, поэтому не буду задерживать тебя больше, чем нужно. Поверь, я не хочу зря тратить твое время. — Она старалась, чтобы в ее словах не прозвучало сарказма.

— Тэсс, ну разве это возможно, чтобы ты зря потратила мое время. — Брайан поставил чайник, обошел вокруг стола и встал лицом к ней. — Я сказал тебе по телефону, что в память о прежних временах и о твоем отце… я готов сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.

— Совершенно верно. В память о моем отце.

— Мы были друзьями, — проговорил Брайан.

— Но это не помешало тебе послать его в Бейрут.

— Ну вот что, — прервала ее мать, — если этот разговор и дальше будет продолжаться в таком тоне, я не собираюсь сидеть здесь и…

— Это неплохая идея, мама: почему бы тебе не оставить нас? У нас с Брайаном есть тема для разговора.

— Нет, Мелинда, не вздумай уходить. Пора поставить все точки над "i", — сказал Брайан. — Ради всех нас. — Он сел рядом с матерью Тэсс и взял ее за руку.

Неожиданно у Тэсс впервые появилось подозрение, что у них может быть роман. Лучший друг ее отца, человек, пославший своего лучшего друга на смерть, мог ли он спать с женой этого своего лучшего друга? При мысли о них в постели Тэсс затошнило так, что она пожалела о съеденном по дороге из аэропорта претцеле.

— Ладно, давайте разберемся втроем, — согласилась Тэсс. — Меня это устраивает. Если я получу то, чего хочу…

— Твой отец был преданным идее дипломатом, — сказал Брайан. — Он поехал в Бейрут, где творилось черт знает что, полагая, что его вмешательство сможет остановить войну между христианами, мусульманами и всеми этими разношерстными группировками. Он искренне верил, что может покончить с насилием.

— Ты, похоже, решил произнести речь, — сказала Тэсс.

Брайан пожал плечами.

— Профессиональная болезнь.

— Кстати, всю эту дребедень, которую ты только что выдал, причем в тех же самых выражениях, я, по-моему, читала в «Вашингтон пост» в день смерти отца.

— Возможно, — мрачно ответил Брайан. — К сожалению, поскольку мне без конца задают вопросы, я, случается, повторяюсь.

— Однако ты не сказал корреспонденту «Вашингтон пост», что отца послали в Бейрут вести переговоры о поставках оружия той стороне, которую хотели видеть победителями, — христианам. И ты также не сказал, что ваша служба безопасности так чертовски плохо работала, что мусульмане узнали о сделке и похитили моего отца, чтобы он не смог завершить переговоры.

— Но, Тэсс, это же все домыслы.

— Не принимай меня за дурочку. Мусульмане хотели добиться от отца признания в том, что США участвовали в ливанском конфликте на стороне христиан. Но мой отец, как они ни старались, ни в чем не признался. Поэтому они его били, морили голодом, а когда и это не помогло, перерезали ему горло и бросили в сточную яму. В назидание Америке, чтобы она не вмешивалась.

— Тэсс, это твоя интерпретация происшедшего. Поставка оружия не имела никакого отношения к его миссии. Он находился в Бейруте с целью примирения воюющих сторон, все очень просто и честно.

— Никогда еще вы, ублюдки, ничего не делали просто и честно.

Мать Тэсс вздрогнула.

— Я никому не позволю говорить таким языком в…

— Нет, Мелинда, — прервал ее Брайан, — пусть она закончит. Мы решим этот вопрос раз и навсегда.

— Я знаю, что именно ты приказал сделать отцу. Я знаю, что он не одобрял задания, но не мог не подчиниться приказу из Белого дома, — продолжала Тэсс. — Откуда я узнала? Потому что подслушивала его разговоры по телефону. А когда он принес с работы документы, я не только тайком прочитала их. Я сделала с них копии, прежде чем отец их уничтожил.

— Если это так, Тэсс, то это нарушение закона о национальной безопасности, за что положено суровое наказание…

— Такое же суровое, как для отца? Что ты мне сделаешь? Посадишь в тюрьму? Конечно, нет. Я все расскажу. Поэтому, если не хочешь еще одного скандала «Иран-контрас» [9], тебе придется убить меня!

— Достаточно! — Мать Тэсс резко выпрямилась. — Избавьте меня от продолжения. Твой отец был великий человек, и я не желаю слушать, как ты чернишь его репутацию и репутацию Брайана!

— Нет, Мелинда, подожди. — Брайан снова сжал ее руку, голос его звучал неестественно спокойно. — Мне кажется, Тэсс близка к завершению своих обличении. По-моему, она к чему-то клонит. И когда она наконец перейдет к делу, думаю, все недоразумения между нами будут улажены. Извини, Тэсс, за вульгарность, но давай возьмем быка за рога. Какого дьявола тебе нужно?

Тэсс глубоко вздохнула и постаралась говорить спокойно.

— Когда я вижу твою фотографию в газетах, я готова разорвать её на части. Но, поскольку я живу не на острове и до меня доходят слухи, я догадываюсь, что, несмотря на перемены в администрации, у тебя еще сохранились обширные связи в правительстве.

— Это верно, — откликнулся Брайан.

— И в том числе в Совете национальной безопасности, — добавила Тэсс.

— Необоснованные слухи.

— Послушай, Брайан, подошло время платить долги! Услуга за мое молчание! Я не прощу тебе того, что ты послал моего отца на смерть, но клянусь — Господь мне свидетель, — если ты сделаешь то, что мне нужно сегодня, я никогда больше не коснусь этой темы!

Суровый герой войны внимательно посмотрел на нее.

— Это соблазнительное предложение.

— Тогда соглашайся.

Взгляд дипломата стал еще более испытующим.

— Так в чем твоя проблема?

Задеревеневшие мышцы Тэсс внезапно расслабились.

— У меня есть… То есть у меня был… Не знаю, как назвать его… Друг.

Затем в течение четверти часа Тэсс медленно, запинаясь, рассказывала, как впервые встретилась с Джозефом, почему он не пришел в парк, как они условились, описала весь тот ужас, который ей пришлось пережить в городском морге, и то ошеломление, которое она испытала при посещении квартиры Джозефа, и в завершение своего бессвязного рассказа показала фотографии загадочных предметов в спальне Джозефа.

Брайан просмотрел снимки.

— Странно. Ты уверена, что твой друг не сидел на игле?

— Ты хочешь сказать, он был наркоманом? Ни в коем случае. Он и не пил. И даже не употреблял аспирин. В том, что касалось здоровья, он был фанатиком.

— Но он вел себя так, словно за ним следили. — Брайан покачал головой. — Честно говоря, не понимаю, чего ты от меня хочешь?

— Используй свои связи с ФБР и ЦРУ. По-моему, Джозеф был испанцем. Я знаю, что он взял чужое имя. В ФБР есть отпечатки его пальцев. Сделай с них копии и отправь в Интерпол. Свяжись с кем надо. Сделай что-нибудь. Вообрази, что это дело представляет угрозу безопасности страны, если тебе нужны какие-то мотивы, которые подвигнут тебя на действие. Я хочу знать, кто убил его! И кто хотел украсть фотографии! И кто может за мной следить! И…

— Подожди, — прервал ее Брайан. — Ты думаешь… Ты хочешь сказать, что за тобой следят?

— Я так сбита с толку, что не знаю, что и думать.

— Ладно. Успокойся. Дай мне подумать. Ну а эти фотографии, могу я взять их на время и сделать копии?

— Ни за что на свете! Я ни за что не выпущу их из рук.

— Другими словами, ты мне не доверяешь?

— Я сама сделаю копии и вышлю их тебе.

— Очень хорошо, — сказал Брайан. — С этим ясно… У меня есть еще один вопрос.

— Мне нечего скрывать. Спрашивай.

— Ты видела этого человека всего три раза и тем не менее чувствуешь себя обязанной найти его убийц. Значит ли это, что ты его полюбила?

Тэсс бросила на него свирепый взгляд.

— Это все не так просто. Он был не таким, как все. Другим. Скажем так: он мне нравился. Ну и что?

— Просто мне надо знать мотивы, движущие тобой.

— Мои мотивы — желание восстановить справедливость, Брайан. Те же самые, которыми по идее должен руководствоваться и ты. Если только это не связано с торговлей оружием в Бейруте.

— Ладно. — Брайан встал, по-военному выпрямившись. — Я дам тебе знать о результатах.

— И чем раньше, тем лучше.

— Поспешность не всегда во благо, — сказал Брайан. — А вот довести дело до конца… в этом я знаю толк.

— Тогда докажи это, — сказала Тэсс.

— Когда-нибудь, я надеюсь, ты перестанешь меня ненавидеть.

— Не знаю, почему тебя это волнует. Нет. — Тэсс покачала головой. — Не так. У меня есть подозрения, поэтому, Брайан, если я права… ради памяти моего отца… и отношений с моей матерью… расшибись в доску, но сделай что-нибудь.

— Тереза! — возмутилась Мелинда.

— Мама, если не возражаешь, отвали.

— О Боже, — ахнула мать.

— Ну что, Тэсс, договорились? — спросил Брайан, протягивая ей руку.

— Если ты исполнишь обещание, да, договорились.

Тэсс пожала его руку. Она больше не была твердой.

— Исполню, как только смогу.

— Зная тебя и твои способности… — Тэсс умолкла.

— Тебе следовало бы стать дипломатом.

— Очень уж это противное дело, Брайан.

— Возможно, ты права. Прости, Мелинда. У меня дела.

— Не забудь о приеме в честь советского посла, — язвительно напомнила Тэсс.

— Не забуду. Но я решил не идти. Как ты выразилась по телефону, пошел он куда подальше. Но с моим величайшим почтением.

— Да уж, без почтения никак нельзя.

Брайан Гамильтон решительно направился к дубовой двери, раздвинул ее и исчез.

— Неужели, — сказала мать Тэсс, — он не мог обойтись без этого…

— "Пошел куда подальше"? Мама, ради Бога, он же герой войны. Если Брайан тебе нравится, постарайся привыкнуть к тому, что время от времени он будет ругаться.

— Не дай Бог!

— Мама, неужели папа ни разу не говорил «пошел он…»?

— Ну, иногда, но я не обращала на это внимания.

— Тогда у тебя одной проблемой больше. Я передумала. Дай мне, пожалуйста, тост. И налей чашку чая.

— Я позвоню Эдне.

— Нет, мама. Ты сама налей. И, кстати, я ненавижу паштет.

Глава 4

Сидя в машине, припаркованной чуть ниже особняка на тенистой улице в фешенебельном районе Александрии, что в штате Вирджиния, двойник Хамелеона — человек такого же роста, веса и с таким же заурядным лицом, но только светловолосый — прихлебывал стылый кофе из пластикового стакана. Пустой термос лежал рядом на сиденье, по соседству с 9-миллиметровым полуавтоматическим браунингом, спрятанным под большим металлическим кейсом.

Провод аудиосканера, лежавшего в открытом кейсе, был подключен к гнезду автозажигалки, чтобы использовать энергию аккумулятора. Аудиосканер не принимал переговоры приемопередатчиков, таких, например, как у полицейских машин или такси, работавших на частоте приблизительно четырехсот мегагерц. Он перехватывал разговоры по сотовым телефонам, которые устанавливаются в автомобилях и работают на гораздо более высоких частотах, порядка восьмисот мегагерц.

В то время как подслушивание полицейских переговоров не являлось наказуемым деянием, перехват частных разговоров карался в уголовном порядке. Однако двойника Хамелеона это не беспокоило. Служа своему делу, он нарушал множество законов, и это нарушение было совсем незначительным. Если потребуется, он преступит намного больше законов, и неважно, насколько они строги. В конце концов, он руководствовался приказами, ему дано задание, и пока его выполнение проходит гладко. Проследить за высокой, светловолосой, спортивного вида, красивой женщиной, которая из Вашингтонского национального аэропорта отправилась к этому дому, не составило особого труда. Не возникло проблем и у его коллеги, который в данный момент ставил подслушивающее устройство на телефонную систему особняка. В конце концов они установят «жучки» по всему дому, а пока придется обойтись лишь этим средством электронного прослушивания.

Время от времени человек стандартного вида и в средней цены костюме, обладавший способностью практически растворяться в толпе, прислушивался к едва различимым разговорам на той или иной частоте своего сканера. Через некоторое время он решил, что они его мало интересуют.

Столь же регулярно он включал двигатель автомобиля, чтобы аккумулятор не разрядился от постоянно работающего сканера. Хотя основное внимание наблюдающий уделял особняку и особенно въезду и выезду по полукруглой подъездной дорожке, он не забывал периодически поглядывать вперед и вверх — в последнем случае в зеркало заднего вида. Больше всего ему досаждали приближающиеся машины. Как только мужчина замечал свет фар, он немедленно выключал двигатель, отсоединял сканер от автомобильной зажигалки, укладывал провод в кейс и закрывал крышку. В конце концов, этот элитарный квартал чаще других патрулировался полицейскими машинами, и дорожная полиция могла в любой момент поинтересоваться, что ему здесь надо в столь поздний час.

В этом-то и состояла сложность ведения наблюдения из автомобиля в фешенебельном пригородном районе. Здесь редко стояли машины на улице. Однако этим вечером наблюдателю повезло. Через полквартала от особняка кто-то устраивал вечеринку, или, как это, очевидно, называется в роскошных кварталах, прием, и не всем автомобилям гостей хватило места на подъездной дорожке. Несколько «кадиллаков» и «олдсмобилов» стояли прямо за его темным «фордом таурусом» на улице, и, хотя скромный «форд» выглядел подозрительно рядом с этими дорогими моделями, наблюдатель не сомневался, что ему не составит труда убедить чересчур любопытного полицейского, что он — наемный шофер «кадиллака», у которого сегодня отказал бензонасос. Везение не подвело наблюдателя. Пока мимо не проехала ни одна полицейская машина.

Вдруг мужчина встрепенулся, увидев, что с подъездной дорожки особняка выехал серебристый «роллс-ройс». Быстро вынув из-под сиденья бинокль ночного видения, он убедился, что, кроме водителя и человека на заднем сиденье, в машине никого нет. У «роллса» были правительственные номера. Интересно.

Человек в «форде» записал номера на клочке бумаги, чтобы позже установить, кому принадлежит «роллс», но в данный момент, поскольку женщины в нем не было, его дело наблюдать за домом, а не следовать за выехавшим автомобилем.

В ту же минуту он услышал гудки, а затем голос из своего аудиосканера, причем так отчетливо, что наверняка телефон находился поблизости, скорее всего в удаляющемся «роллсе».

— Алло, резиденция мистера Четема, — произнес официальным тоном мужской голос.

— Говорит Брайан Гамильтон. Прошу прощения за поздний звонок. Сожалею, но вынужден побеспокоить Эрика. Он дома?

— Дома. Однако он готовится ко сну.

— Передайте ему, пожалуйста, кто звонит. И скажите, что по важному делу.

Наблюдатель насторожился. Эрик Четем? Четем — директор ФБР! А Брайан Гамильтон, явно человек, сидевший в «роллсе», бывший государственный секретарь, ныне советник президента и, кроме всего прочего, член Совета национальной безопасности.

Вот это да, подумал наблюдатель. Вот повезло!

— Конечно, мистер Гамильтон. Подождите минуту.

Наблюдатель не отрывал взгляда от красного огонька на сканере и затаив дыхание слушал исходящие из него голоса.

— Брайан? — громко прозвучал голос, усталый и немного озадаченный. — Я только что собирался надеть пижаму, мечтая почитать что-нибудь новенькое Стивена Кинга… Ну да ладно. Что случилось? Мой помощник сказал, у вас что-то важное?

— Прошу прощения, — проговорил Гамильтон. — Я только что получил информацию, которую хотел бы с вами обсудить.

— Сейчас? Разве нельзя подождать до утра? И поговорить в моем кабинете? День у меня расписан по минутам, но сразу перед ленчем я мог бы принять вас на четверть часа.

— Мне может понадобиться больше, чем четверть часа, — сказал Гамильтон. — Наедине и чтобы нас не прерывали.

Прием стал менее ясным, по мере того как «роллс» удалялся.

— Наедине? — удивленно переспросил Эрик Четем.

— Да. Это относится к делу, над которым работают ваши люди. Но по правде говоря, это личный вопрос. Он касается Ремингтона Дрейка и его семьи. Я вынужден просить об услуге.

— Ремингтона Дрейка! Господи Боже! И вопрос настолько важный?

— Для меня — да, очень важный, — сказал Брайан Гамильтон.

— Вы просите об услуге? Ну, если речь идет об одолжении… Вы определенно оказали мне достаточно услуг, а Ремингтон Дрейк был моим другом. Через сколько времени вы можете быть здесь?

— Через десять минут.

— Я буду ждать.

— Спасибо, Эрик. Я ценю ваше содействие.

— Пока рано об этом говорить. Оно еще ни в чем не выразилось.

— Однако я вполне уверен в вашем содействии. Итак, через десять минут.

Передача закончилась.

Наблюдатель задумался, оценивая важность перехваченной беседы. Мысль о ней настолько поглотила его, что он не услышал приглушенного резиновой подошвой звука крадущихся к машине шагов. Из-за духоты наблюдатель держал окна открытыми, — ведь чтобы воспользоваться кондиционером, ему пришлось бы оставить двигатель включенным, рискуя привлечь чье-нибудь внимание.

Уловив подозрительный шум, человек в тревоге обернулся к открытому окну и увидел просунутое в него дуло пистолета 22-го калибра. Растерявшись, он не успел выхватить из-под кейса браунинг. Пистолет с глушителем тихо выплюнул пулю, и человек в машине застонал, когда она пробила ему череп, и силой удара его отбросило на сиденье рядом. Из раны в голове брызнула кровь. Мужчина дернулся и повалился на свой аудиосканер.

Однако пуля была слишком малого калибра, чтобы убить его наповал. Оглушенный и беспомощный, терзаемый невыносимой болью, он сохранил достаточно ясное сознание, чтобы услышать, ощутить и испугаться, когда убийца рывком открыл дверцу машины.

Схватив смертельно раненного человека за плечи, убийца развернул его и, стащив на пол, запихнул под сиденье для пассажира. Потом поспешно захлопнул дверцу, завел мотор и на средней, — чтобы не привлекать внимания, — скорости выехал из окутанного полумраком фешенебельного квартала.

Скорчившись на полу, раненый приоткрыл глаза, тщетно пытаясь что-нибудь разглядеть. Он чувствовал, как кровь капля за каплей пропитывает коврик под сиденьем и так же капля за каплей уходит из него жизнь. Голова раскалывалась от боли, словно в нее вбили гвоздь. Сквозь затуманенное сознание умирающий понял, что если бы убийца применил более мощное оружие, то он был бы уже мертв. Но у пистолета большого калибра, даже с глушителем, выстрел более громкий, и, хотя он не громче звука кашля, кто-нибудь из покидающих вечеринку гостей мог бы услышать его и что-то заподозрить. Снабженный глушителем пистолет 22-го калибра — особенно если специально сконструированные патроны имели уменьшенное, так называемое «под-звуковое» количество пороха — был самым бесшумным, не звучнее плевка.

Раненый смутно ощутил, что автомобиль повернул за угол. Едва не захлебываясь в крови, которая собиралась в лужу на коврике под его головой, он в полузабытьи с удивлением осознал, что еще жив. Сквозь ужасную боль пробилась мысль, что он может выжить. Выжить? Кого ты собираешься надуть? Брось валять дурака. С раной в голове? Такого не бывает!

«Но убийца знает, что я еще жив. Он слышит, как я хриплю. Почему он не выстрелит второй раз и не прикончит меня? Он что, не профессионал? Нет. Спаси меня Господь, нет», — пронеслось в слабеющем сознании раненого.

Путаясь в мыслях, задыхаясь от тошнотворного запаха хлещущей из раны крови, он решил, что это не дилетант. Ведь повернувшись на звук шагов к открытому окну автомобиля, он заметил, что у пистолета необычная форма — утолщение там, где затвор обычно отходит назад и выбрасывает стреляную гильзу, чтобы затем, встав на место, подать в патронник новый патрон. Именно это утолщение, не давая затвору отходить назад, уменьшало звук выстрела, усиливая действие глушителя. Таким образом, этот пистолет мог выстрелить только один раз! Вот почему убийца не дозарядил пистолет и не пристрелил его! Нет! Не дилетант! Профессионал. Профессионал высокой пробы! Хорошо обученный, опытный убийца! Он знал, что ему потребуется только один выстрел. Он знал, что у его жертвы нет шанса выжить, что это только дело времени.

Раненый, теряя силы, начал истово молиться в предсмертной агонии. Это все, что ему теперь оставалось.

Позаботиться о спасении души. Его единственным утешением было то, что его нельзя допросить. Как жаль, однако, что он не может помешать убийце обыскать его и найти в кармане пиджака кольцо. Вдруг он почувствовал, что автомобиль остановился, убийца вышел, и рядом затормозила другая машина. «Значит, они собираются бросить меня здесь умирать?»

Надежда заставила слабеющее сердце биться сильнее. «Может быть, я смогу выбраться из „форда“? Может быть, кто-то придет мне на помощь и отвезет в больницу?»

Но его надежда разбилась в прах, ибо то, что он услышал в следующий момент, было не стуком захлопывающейся дверцы другой машины, куда сел убийца, а бульканьем жидкости, которой обливали «форд». Он почувствовал, как намокает его одежда, и его замутило от едкого запаха бензина. Нет! Последнее, что он услышал, было чирканье спички и хлопок воспламенившегося бензина. Пламя затопило салон машины и охватило его тело: Нет! Господи Боже! В смертельных муках он молился все истовее. «Отче наш, иже еси на небесех!…» Поразительно, но сила воли его была так велика, что он сумел прочесть почти всю молитву, прежде чем пламя пожрало его тело.

Глава 5

Когда Тэсс направилась к широкой величественной лестнице в холле особняка, ее мать сказала:

— Несмотря на все то, что мне, к сожалению, пришлось сегодня вечером услышать, я и вправду рада твоему приезду. Надеюсь, хороший сон улучшит твое настроение.

— Спасибо, мама. Я тоже была рада повидаться с тобой, — проговорила Тэсс и, понурившись, добавила: — Но я почему-то сомневаюсь, что буду хорошо спать. Боюсь, одолеют разные мысли.

— Может быть, тебе стоит что-нибудь почитать. Мне это всегда замечательно помогает. О Господи! — Мать внезапно остановилась на лестнице.

— В чем дело?

— Я совсем забыла. Ты просила позвонить директору библиотеки конгресса. Он нашел ту книгу, которую ты просила, и передал ее мне с посыльным, — проговорила мать Тэсс, спускаясь назад в холл. — Она в гостиной. Но он говорит, что ты ошиблась в названии.

— "Круг или кольцо вокруг шеи голубки"?

— Это подстрочный перевод с испанского, на самом же деле она называется… — Мелинда торопливо вошла в гостиную и вернулась, на ходу вынимая из пакета потрепанную книгу. — «Ожерелье голубки» — вот какое у нее название.

Книга пахла стариной. Тэсс жадно открыла ее и обрадовалась, что она на английском.

— Спасибо тебе! — воскликнула она, обнимая мать. У той округлились глаза при виде столь пылкого проявления любви. — Я тебе так благодарна! Честно. Спасибо.

— Никогда не видела, чтобы так радовались книжке, — недоуменно проговорила мать. — Когда, поджидая тебя, я ее пролистывала, мне она не показалась очень интересной.

— Наоборот, мама, я думаю, что не смогу от нее оторваться. — Сердце у Тэсс гулко стучало, она готова была броситься стремглав в свою комнату и поскорее начать читать, но заставила себя приноровиться к неспешному шагу матери. Они остановились напротив двери в комнату Тэсс в длинном коридоре на втором этаже, стены которого были увешаны полотнами французских импрессионистов.

— Спокойной ночи, мама. — Тэсс поцеловала ее в щеку, вновь удивив мать своим поступком. — Извини, что я устроила сцену, но представь, сколько мне пришлось пережить за предыдущие несколько дней. Даю честное слово, что постараюсь больше не огорчать тебя.

— Дорогая… — У Мелинды пресекся от волнения голос. — Тебе не надо извиняться. Боже мой, ты единственное, что у меня осталось. Я всегда буду любить тебя. Сколько бы ты ни устраивала сцен, ты всегда здесь желанная гостья. И л обещаю сделать все возможное, чтобы твои проблемы разрешились.

Тэсс почувствовала, что сейчас заплачет, и тут пришла ее очередь удивляться. Мать вдруг поцеловала Тэсс, но не как полагается, едва коснувшись ее щеки, а по-настоящему, ощутимо, но нежно приложив губы ко лбу дочери.

— Помнишь, как я говорила, укладывая тебя спать, когда ты была маленькой? «Спи крепко-крепко, никакие бяки-закаляки тебя не тронут».

Тэсс смахнула слезу.

— Я помню. Я…

— Что, дорогая?

— Я редко говорю это, но я люблю тебя, мама.

— Знаю. Я никогда в этом не сомневалась. Поспи вволю. А как проснешься, позвони на кухню и скажи Эдне, чего бы тебе хотелось на завтрак. И позвони, пожалуйста, мне, давай позавтракаем вместе.

Тэсс шмыгнула носом, отирая слезы со щек.

— Давай, мама.

— И не плачь, пожалуйста.

— Конечно. Я помню. Ты никогда не одобряла сильных чувств.

— Не столько чувств, сколько их проявления, — возразила мать. — Жена дипломата очень быстро постигает эту разницу.

— Но я, мама, не жена дипломата. Я просто дочь дипломата.

— Просто? Ты дочь Ремингтона Дрейка. Тебе есть в кого быть сильной. У тебя это в крови. Ты должна быть сильной.

— Да, мама. Обещаю.

— Повторяю, я люблю тебя. И, кстати, под твоей кроватью не прячутся никакие чудовища. Обещаю тебе.

Тэсс смотрела, как ее мать шла по коридору, — усталая, немолодая женщина ступала тяжело и медленно, но походка ее по-прежнему была величественной. И только когда мать скрылась в своей спальне, Тэсс, чувствуя, как у нее сжалось сердце, вошла в свою.

Глава 6

Эта комната была спальней Тэсс со дня ее рождения. Включив свет и закрыв за собой дверь, она оглядела постель под пологом, концы которого слуга в ее отсутствие подоткнул под матрас. Слуга же, очевидно дворецкий, распаковал ее чемодан, разложив шорты и футболку на подушке, отороченной кружевами. С щемящим чувством Тэсс рассматривала комнату, и из глубины ее памяти всплывали одна за другой, точно сменявшие друг друга фотографии, картины из детства и юности: сначала ее детская кроватка, кукольный домик (его смастерил отец), мягкие игрушки, потом кровать побольше и бейсбольная перчатка на комоде, рядом с ней — бита и мяч, плакаты с изображениями бейсбольных и футбольных звезд, которые затем сменились плакатами с рок-звездами, стопки пластинок возле стереосистемы, книги, которые она читала в колледже (Тэсс отказалась жить в студенческом городке Джорджтаунского университета и ездила на занятия из дома, чтобы больше времени проводить с отцом). Все прошло. Все прошло и никогда не вернется.

Со вздохом сожаления Тэсс отогнала воспоминания, посмотрела на книгу в руке и постаралась заняться тем, что привело ее сюда.

«Ожерелье голубки». На титульном листе значилось, что книга Ибн Хазма была переведена с испанского А. Р. Никлем в 1931 году. Пролистав предисловие, Тэсс узнала, что Ибн Хазм был арабом, который в начале XI века переселился из Северной Африки в Южную Испанию и написал эту книгу, трактат о платонической любви, в 1022 году. Платон. Тэсс неожиданно вспомнила «Избранные диалоги Платона», на книжной полке в спальне Джозефа, и еще, с болью в сердце, настойчивое желание Джозефа ограничить их дружбу платоническими отношениями. «Так лучше, — сказал он. — Потому что такие отношения вечны».

Расстроенная, она зажгла настольную лампу рядом с кроватью, дотянувшись до выключателя, погасила верхний свет и с книгой в руках опустилась на кровать, подоткнув под спину подушки.

Тэсс понимала, почему матери книга показалась скучной. Это был не роман, а сложное эссе, и его напыщенный английский перевод старался воссоздать стиль средневекового испанского языка. Произведение изобиловало поучениями и абстрактными рассуждениями.

Согласно предисловию, «Ожерелье голубки» было в свое время чрезвычайно популярным сочинением, ходившим в списках, поскольку печатный станок еще не изобрели. Книга проделала путь через всю Испанию и в конце концов достигла Южной Франции, где в середине XII века стала одним из основных трактатов, сформировавших идеализированный взгляд на отношения между мужчиной и женщиной, идею так называемой куртуазной любви. Это выражение привлекло внимание Тэсс. Ей пришла на память еще одна книга, которую она видела в спальне Джозефа: «Искусство куртуазной любви». Но чем увлекла Джозефа эта тема? Заинтригованная еще больше, Тэсс с интересом продолжала читать предисловие, узнав из него, что идеей платонической любви была увлечена и активно проповедовала ее при своем дворе тогдашняя королева Франции Элеонора Аквитанская (название еще одной книги в спальне Джозефа!) и позже — дочь Элеоноры, Мария Французская; обе собрали вокруг себя поэтов и менестрелей, поощряя их прославлять в стихах и песнях возвышенные, церемонные отношения между мужчиной и женщиной.

Тэсс в замешательстве потерла лоб. Она не знала, насколько случаен странный подбор книг на полке у Джозефа, но вел он себя по отношению к ней, строго следуя правилам куртуазной любви.

В то время как одни последователи этой древнейшей традиций трактовали куртуазную любовь как своего рода заигрывание, как прелюдию к сексу, другие утверждали, что секс греховен и нечист, что он несовершенная форма любви. По утверждению автора «Ожерелья голубки», истинная любовь основана не на плотском влечении, а на влечении близких по духу людей, родственных душ. Они когда-то в своей прежизни — духовном бытии на небесах, как поняла Тэсс, — существовали в гармоничном единении, дополняя друг друга. Будучи рожденными в физическом мире, эти парные души оказались разъединенными и. Чувствуя свою недостаточность, вынуждены искать друг друга и не могут быть счастливы, пока не встретятся. Поскольку их изначальное соединение было чистым, то есть бестелесным и несексуальным, точно так же их отношения в этом мире не могут быть осквернены грубыми желаниями плоти. Идея бестелесного предшествования явно пришла из «Диалогов Платона» (перед глазами Тэсс встала книга Платона в спальне Джозефа), а понятие неплотской возвышенной любви между мужчиной и женщиной с тех пор стало известно как платоническая любовь.

Тэсс сильнее потерла лоб, напрягая не столько свою мысль, сколько глубинное подсознание. Несомненно то, что она мгновенно, как только Джозеф вошел в лифт в прошлую среду, почувствовала к нему расположение. Неужели это случилось всего лишь неделю назад? Но ее реакцию на появление Джозефа вряд ли можно было назвать просто расположением. Это было нечто большее! Влечение. И очень сильное. Которое в романах любят описывать как любовь с первого взгляда, но которое давно почивший автор «Ожерелья голубки» назвал бы любовью со второго взгляда. Все это теории. Рассуждения. Конечно же, они ничего не могут объяснить.

«Куртуазная любовь»? Платон? О Господи, почему же Джозеф был так одержим этими идеями? У нее заныло сердце. Она мельком взглянула на часы и удивилась, что уже два часа ночи.

Хотя Тэсс сказала матери, что вряд ли волнение позволит ей заснуть, она внезапно ощутила такую усталость, что решила раздеться, натянуть на себя шорты и футболку и постараться уснуть. Но когда она стала стаскивать с себя хлопковый пуловер, ее взгляд упал на телефон на прикроватном столике.

Охлажденный кондиционерами воздух коснулся обнаженной груди, и ее соски напряглись.

Тэсс в раздумье смотрела на телефон. «Я должна позвонить домой и проверить, есть ли какие-нибудь сообщения на автоответчике, — сказала она себе. — Нет. Подождем до утра. Конечно. Но мало ли что… Я должна узнать, не случилось ли чего-нибудь еще».

В конце концов она набрала номер своего телефона и сначала услышала звуки помех на междугородней линии. Затем раздался гудок, потом еще один, и ее голос, записанный на пленку, произнес: «Тэсс слушает. Я сейчас не могу подойти к телефону. Пожалуйста, оставьте сообщение, когда прозвучит сигнал». Она тут же набрала две цифры: два и четыре — ее день рождения — секретный код, не позволяющий кому-либо из посторонних добраться до оставленных ей сообщений. Раздался хрипловатый мужской голос, который она сразу узнала.

— Тэсс, это лейтенант Крейг. Время, — донеслось до нее сквозь гул голосов, — четверть шестого. Позвоните мне на службу, как только сможете.

Гудок сигнализировал о конце сообщения. Заинтригованная Тэсс нетерпеливо ждала других сообщений.

— Это опять лейтенант Крейг. Половина седьмого. Позвоните мне немедленно.

Снова гудок. Настойчивость, звучавшая в голосе лейтенанта, насторожила Тэсс и подстегнула желание немедленно позвонить ему, но она подавила его, стремясь удостовериться, что других сообщений нет.

— Это лейтенант Крейг. Время — почти одиннадцать. Где, к черту, вы болтаетесь? Позвоните мне.

На этот раз прозвучало три гудка — сигнал, что приняты все сообщения. Тэсс положила трубку, вынув из сумки бумажник, нашла визитную карточку, которую ей дал Крейг. Рассудив, что, хотя он просил позвонить ему на службу, в два часа ночи она вряд ли там его застанет, Тэсс торопливо набрала номер домашнего телефона Крейга. Она вновь сначала услышала потрескивание и какие-то шумы, потом гудок и еще один.

На пятом гудке она заподозрила, что Крейг все-таки в полицейском управлении. На шестом подозрение переросло в уверенность, и она потянулась к рычажку, чтобы разъединить связь и позвонить лейтенанту на работу. Когда ее рука была в дюйме от рычажка, раздраженный голос ответил:

— Алло? — Затем послышался кашель.

Она плотно прижала трубку к уху.

— Это Тэсс. Извините, что разбудила вас, но вы оставили сообщения…

— Где вы были? Боже мой, ну и заставили же вы меня поволноваться!

— Я в Александрии, штат Вирджиния. — В трубке слышались нарастающие звуки музыки, гремел оркестр, и сопровождаемый хором голос певицы поднимался до неправдоподобно высоких нот.

— В Александрии? Что вы там делаете? — Голос сопрано внезапно оборвался, затем взлетел опять.

— У меня здесь живет мать. Я прилетела шестичасовым самолетом.

— Но вы не ответили на мой вопрос. Что вы там делаете?

— Стараюсь разобраться с тем, что мы увидели в квартире Джозефа. У моей матери связи в библиотеке конгресса и… — Тэсс запнулась, не желая говорить лейтенанту об обширных связях матери, сохранившихся благодаря отцу. — Вы что, слушаете оперу?

— Да, это «Мадам Баттерфляй» Пуччини. Секунду. Я выключу.

— Никогда бы не подумала, что вы любите оперу, — сказала Тэсс. — Как-то с вами это не вяжется…

— Послушайте, — перебил ее Крейг. — Никогда больше не уезжайте из города, как в этот раз, не предупредив меня! Вы обязаны сообщать, где я смогу вас найти. Не застав вас дома, я было забеспокоился, что с вами что-то случилось.

— Ну в общем-то, почти случилось.

— Что?

— Помните, я отсняла пленку в комнате Джозефа? Перед отъездом я отдала ее срочно проявить, а когда пришла за фотографиями, служащий сказал, что какой-то человек пытался убедить его, будто я послала его забрать их.

— Господи Иисусе!

— Узнать о фотографиях можно было только выследив, что мы ходили в квартиру Джозефа и что потом я была в фотомастерской, — убежденно проговорила Тэсс.

— Это черт побери, логично. Господи ты Боже мой, — пробормотал лейтенант, кашляя. — Вот потому-то вы и не имеете права исчезать. Это может быть для вас опасным.

— Это еще не все. Не знаю, как это возможно, но тот человек, по описаниям служащего, очень похож на Джозефа. У него даже глаза такие же, серые. А вдруг я ошиблась в морге? Может быть, Джозеф жив? Может быть…

— Нет, Тэсс, вы не ошиблись. Вот уж тут сомнений нет. Кто бы ни был этот человек, он определенно не Джозеф.

— Но почему вы так уверены? Как вы объясните серые глаза?

— Скорее всего совпадение, — ответил Крейг. — Не знаю, но…

— Вы сами говорили, что шрама на запястье недостаточно для окончательного опознания трупа. Может быть, этот шрам тоже был совпадением. Поскольку ФБР не смогло идентифицировать отпечатки пальцев по своей картотеке, вероятно…

— Нет, Тэсс, мы идентифицировали отпечатки. Это одна из причин, по которой я вам звонил.

— Это сделало ФБР? — быстро спросила Тэсс. — Они знают, кто он на самом деле был?

— Нет, не ФБР. Наша собственная лаборатория. Все отпечатки, найденные в квартире Джозефа, сверили с отпечатками с необожженной левой руки трупа в морге. Тэсс, отпечатки сходятся. Они сходятся по всем точкам и, кроме того, добавились отпечатки с рабочего места Джозефа в «Видеоправде». Ваше опознание подтверждено. Джозеф погиб в парке Карла Шурца.

Ноги у Тэсс подкосились, и она тяжело осела на кровать. Ее вдруг затрясло от холода так, что пришлось завернуться в простыню. После того происшествия в фотомастерской, несмотря на страх, что кто-то ее преследует, Тэсс тешила себя надеждой, что это мог быть Джозеф, который каким-то образом остался жив. И вот теперь она вновь испытала острую боль утраты, в душе стало пусто, мысли путались.

— Тэсс?

Она молчала, не в силах вымолвить ни слова.

— Тэсс? — громче повторил Крейг, голос его звучал обеспокоенно.

— Я слушаю. Я… я в порядке.

— Мне показалось… Простите, пожалуйста. Мне следовало быть поделикатнее.

— Ничего, теперь все в порядке.

— Вы уверены?

— Сейчас важно расквитаться, найти того, кто убил Джозефа, и выяснить почему, — с горечью проговорила Тэсс. — Вы сказали, что отпечатки были одной из причин, по которой вы пытались дозвониться. А другая?…

— Это насчет фотографий, — ответил Крейг.

— Что вы имеете в виду? — сердито спросила Тэсс. — Опять чего-то недоговариваете? Что насчет фотографий?

— Хорошо, что вы их сделали, и чертовски хорошо, что парень из фотомастерской не отдал их человеку, утверждавшему, будто вы его послали.

— Что случилось, лейтенант?

— Кто-то залез в квартиру Джозефа и поджег спальню.

Тэсс резко выпрямилась, простыня соскользнула с ее плеч.

— Поджег спальню?

— Выгорел почти весь верхний этаж, пока пожарным удалось потушить огонь. Чудо, что никто не пострадал.

— Боже милостивый, когда это случилось?

— В четыре часа дня.

— Примерно в то время, когда тот парень пытался украсть снимки.

— Которые остались единственным свидетельством того, что мы обнаружили в квартире Джозефа, — добавил Крейг.

— Но вы, кажется, говорили, что люди из отдела по расследованию убийств были в квартире до нас и все отсняли.

— Я ошибался. Они послали специалистов только по отпечаткам пальцев, которые, побывав в спальне, решили, что ее нужно снять. Фотограф должен был подъехать после обеда.

— Но он не приехал?

— Во всяком случае, вовремя. Квартира ведь не была местом преступления. Им казалось, что спешить некуда.

— О черт!

— Смотрите, чтобы ваши фотографии не пропали. Спрячьте их. Сделайте копии с негативов.

— Первым же делом завтра утром.

— Несколько копий. И держите при себе одну из них. Вы возвращаетесь в Манхэттен завтра?

— Пока не знаю. Мне кое-что нужно проверить.

— Тогда вышлите копии мне. Службой «Федерал экспресс». — Крейг дал свой адрес на Полис Плаза. — Есть еще одна проблема.

— Не уверена, что хочу о ней слышать.

— Потушив огонь и удостоверившись в безопасности помещения, пожарники позволили мне осмотреть выгоревшую спальню. Перекрытия в этом доме бетонные. Я не мог провалиться вниз, и ничто не могло провалиться вниз.

— Не понимаю, куда вы клоните, — нервно сказала Тэсс.

— Мне пришлось пустить в ход лом, чтобы отодвинуть куски рухнувшего потолка и стен. Но я знал, где искать, поэтому достаточно быстро сумел расчистить это место.

— Какое место?

— Где был книжный шкаф, — пояснил Крейг. — Где на книжном шкафу стоял барельеф. Книги сгорели полностью, как и следовало ожидать. Книжный шкаф — тоже. Остался только пепел. Но скульптура была сделана из мрамора, а мрамор не горит. Он может треснуть от жары, но… превратиться в пепел? Я продолжал искать. Скульптура не могла провалиться сквозь бетонный пол, а упав с книжного шкафа, отскочить очень далеко. Но ее нет, Тэсс. Барельефа нет! Тот, кто поджег квартиру, взял его в собой. Не понимаю, что все это, черт возьми, значит, но хочу, чтобы вы мне обещали, чтобы вы поклялись быть благоразумной.

Глава 7

Северная Атлантика, к востоку от штата Мэн

Катер береговой охраны США «Морской волк», порт приписки Портленд, не сбавляя скорости, шел по легкой зыби океана. Луна и звезды скрылись за облаками, делая ночь непроглядно темной, хотя и при свете дня объект наблюдения «Морского волка» был бы невидим невооруженным глазом, потому что находился слишком далеко. На мостике катера капитан Питер О'Мэлли, однако, наблюдал за ним на экране радара, и беспорядочное передвижение мигающей точки заставляло его хмуриться.

— Дистанция: четырнадцать тысяч ярдов, — доложил вахтенный. — Похоже, воздушная разведка была права, капитан. Курс хаотический, скорость минимальная.

О'Мэлли кивнул. Шесть часов назад группа истребителей Военно-воздушных сил Ф-15, совершавших ночные маневры в воздушном коридоре у Новой Англии, заметила сигнал на своих радарах. Его необычное поведение заставило командира группы радировать своему командованию на военно-морскую базу Лоринг близ Лаймстоуна, штат Мэн, запрос на разрешение связаться с судном. Разрешение было получено, но все попытки установить связь закончились неудачей.

— Кто вы?

Ответа нет.

— Вам нужна помощь?

Ответа нет.

После неоднократных бесполезных попыток командир запросил разрешение изменить курс и снизиться для визуального осмотра. И снова разрешение было получено. Вне всякого сомнения, радиомолчание судна, его малая скорость, хаотический курс и близость к берегам Соединенных Штатов оправдывали беспокойство командования. Наблюдая за судном с безопасного расстояния при помощи аппаратуры ночного видения с высокой степенью увеличения, командир группы установил, что это большой рыболовный траулер. Согласно надписи на английском языке, траулер назывался «Бронзовый колокол», порт приписки Пусан, Южная Корея. Английские надписи на корме были делом обычным — многие восточные торговые суда использовали их, совершая операции в западных водах. Казалось необычным и вызывало беспокойство то, что в дополнение к беспорядочному, черепашьему ходу по направлению к берегам США траулер не зажигал огни, даже обязательные ходовые огни, которые морское право предписывает иметь, дабы предотвратить столкновение судов при пересечении их курсов. Встревоженный командир базы Военно-воздушных сил в Лоринге затребовал подтверждение этой информации. Не менее встревоженный командир группы истребителей ответил, что на траулере полностью — «я повторяю, полностью» — отсутствуют огни. Возникла щекотливая ситуация, вставал вопрос о возможном международном инциденте. Неверно принятое решение могло стоить карьеры.

Если бы приближающееся иностранное судно было военным, в действие по тревоге включились бы Военно-морские силы, но по отношению к гражданскому судну требовался менее жесткий подход. ВВС немедленно связались с береговой охраной, а поскольку катер О'Мэлли оказался ближайшим к месту происшествия государственным судном, «Морского волка» сразу же послали на расследование.

И вот, через пять часов после получения приказа, О'Мэлли — рыжеволосый ветеран с двадцатилетним стажем, проживающий в Портленде с женой и дочерью, которых безумно любил, — озадаченно смотрел на экран радара, по которому неуверенно ползла светящаяся точка.

— Все, капитан, — сказал вахтенный. — Траулер только что пересек двухсотмильную зону. Теперь он в наших водах.

— И дрейфует, — добавил О'Мэлли таким тоном, словно скончался его лучший друг.

— Похоже на то, капитан.

— И все же не отвечает на наши радиовызовы.

— Так точно, капитан.

О'Мэлли вздохнул.

— Боевая тревога.

Вахтенный нажал на кнопку тревоги.

— Есть, сэр.

Внутри катера приглушенно, но достаточно громко прозвенел колокол громкого боя. На нижней палубе он со страшной силой бил по барабанным перепонкам, и команда тут же вскакивала и включалась в действия.

— Думаете, возможны неприятности?

— В этом-то весь вопрос, — ответил О'Мэлли.

— Простите, капитан?

— Вы говорите — неприятности? Конечно. Явно с судном что-то не так. Вопрос — чьи это неприятности, наши или траулера? Могу заверить вас только в одном: моя покойная мама (упокой Господь ее душу) вырастила сына — не дурака.

— Подтверждаю это мнение, капитан.

— Благодарю вас, лейтенант. — О'Мэлли усмехнулся, несмотря на серьезную озабоченность ситуацией. — И обещаю, что сделаю все возможное, чтобы все сыновья своих матерей, находящиеся под моим командованием, живыми вернулись домой.

— Мы знаем это, капитан.

— Ценю ваше доверие, но оно не поможет вам заработать лишнюю благодарность в послужном списке.

Лейтенант рассмеялся.

— Подготовьте десантную группу, — приказал О'Мэлли.

— Есть, капитан.

— Вооруженную.

— Есть, капитан.

— Подготовьте «Зодиак».

— Есть, капитан.

О'Мэлли снова недовольно уставился на точку на радаре. Через тридцать минут прибор ночного видения «Морского волка» показал в тысяче ярдов впереди качающийся на волнах огромный южнокорейский траулер. На экране монитора зловеще мерцал зеленый контур громоздкого судна.

Лейтенант выпрямился, склонив голову набок.

— ВВС не преувеличивали, сэр. Я никогда не видел более темного судна.

— Поставьте расчеты у каждой пушки и пулемета.

— Есть, капитан.

— Они по-прежнему не отвечают по рации?

— Боюсь, что нет, сэр.

— Приблизьтесь слева и вызовите по громкоговорителю.

О'Мэлли нервно ждал, пока офицер связи, предусмотрительно укрывшись на носу, выкрикивал вопросы по громкоговорителю.

— Эй, на «Бронзовом колоколе»!

— Эй, пожалуйста, ответьте!

— Вы находитесь в водах Соединенных Штатов!

— Пожалуйста, ответьте!

— Эй, вам нужна помощь?

— Ладно, хватит, — остановил его О'Мэлли. — Сажайте десантную группу в «Зодиак». Проверьте, чтобы все были как следует вооружены: чтобы у каждого было по «беретте» и по М-16, и, ради Бога, убедитесь, что они будут надежно прикрыты с нашего борта, когда станут подплывать к траулеру. Пятидесятимиллиметровые пулеметы. Сорокамиллиметровые пушки. Все — в полную боевую готовность.

— Есть, капитан.

«Зодиак» — резиновая надувная лодка с мощным подвесным мотором — устремился к «Бронзовому колоколу», все семь десантников держали М-16 наготове. Когда они, подплыв в темноте к траулеру, забросили абордажные крючья, прикрепленные к веревочным лестницам, О'Мэлли про себя помолился за них и мысленно перекрестил. Десантники вскинули винтовки к плечу, расстегнули кобуры пистолетов, дослали патроны в патронники и, быстро вскарабкавшись по веревочным лестницам, исчезли за высоким бортом.

О'Мэлли задержал дыхание, сожалея о том, что капитанские обязанности требовали его присутствия на борту в то время, как другие — прекрасные парни, смелые парни — рискуют своей жизнью. Что-то в этом мире устроено не так, как надо.

— Капитан? — прохрипел приемопередатчик рядом с О'Мэлли.

Поднеся его ко рту, О'Мэлли ответил:

— Прием свободный. Доложите обстановку.

— Сэр, палуба чистая.

— Понял. Оставаться в полной боевой. Поставить часовых. Осторожно проверьте нижние палубы.

— Принято, капитан.

О'Мэлли прождал самые длинные пять минут в своей жизни.

— Капитан, на корабле ни единого живого человека.

— Продолжайте проверку.

— Принято, капитан.

О'Мэлли прождал еще пять бесконечно долгих минут.

На палубе траулера метались лучи света карманных фонариков. Зажглись огни. Приемопередатчик прохрипел:

— Капитан, мы не можем никого найти. На траулере, похоже, нет ни одного человека.

О'Мэлли уже знал ответ на следующий вопрос. Группа, конечно, доложила бы об этом. Но он должен был задать его сам.

— Трупы обнаружены?

— Ни живых, ни мертвых, капитан. Если только они нигде не прячутся, судно покинуто. Это даже немного пугает, сэр.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, капитан, в кают-компании включен телевизор, в каютах играет радио. В камбузе на тарелках разложена еда. Что бы ни случилось, они этого совсем не ожидали.

О'Мэлли нахмурился.

— Как насчет повреждений? Есть ли следы пожара или любой другой причины, почему они покинули судно?

— Нет, сэр. Никаких повреждений. И, кстати, все спасательные шлюпки на борту.

Тогда что же, черт побери, случилось? Куда же они подевались? Каким образом покинули судно? — лихорадочно соображал О'Мэлли, но голос его оставался ровным.

— Понял, — сказал он с уверенным спокойствием. — Что с двигателями?

— Выключены, но их можно запустить в любой момент. Никаких проблем, капитан.

— Горючее?

— Баки полны наполовину.

— Что насчет коротковолнового радио?

— Оно было выключено, но работает, сэр. Если бы им потребовалось, если бы у них были неприятности, они могли бы послать сигнал бедствия.

— Никаких сообщений о нем не поступало. Продолжайте проверку.

— Есть, капитан.

О'Мэлли отложил приемопередатчик в сторону. В задумчивости он не отрываясь смотрел сквозь темноту на огни громадного траулера. Ему доводилось слышать рассказы о кораблях, покинутых в открытом море экипажем и пассажирами. Случалось это обычно по самым прозаическим причинам: какая-нибудь ржавая посудина, которую владелец решил потопить, чтобы получить страховку, но та почему-то не пошла ко дну; или яхта, которую ограбили пираты, убили пассажиров (изнасиловали женщин, если они были на борту) и выкинули за борт; или рыбацкая лодка, которую бросили торговцы наркотиками, опасаясь, что агентство по борьбе с наркотиками пронюхало об их грузе и собирается их арестовать.

О'Мэлли знал, что в старые времена команда иногда поднимала мятеж, убивала капитана и, кинув его акулам, на спасательных шлюпках добиралась до ближайшего берега. Бывало также, что на кораблях разражалась эпидемия чумы, ее жертв одну за другой кидали за борт, пока не оставался в живых один-единственный человек, страдающий от ужасной болезни. Он обычно делал последнюю запись в дневнике и прыгал в океан, предпочитая быструю, относительно безболезненную смерть долгой и мучительной агонии.

Ну и конечно, О'Мэлли слышал легенды о покинутых экипажем кораблях-призраках, например «Летучем Голландце», хотя в этом случае его капитан вроде бы находился на борту, обреченный, проиграв душу дьяволу, всю жизнь бороздить моря.

Самым известным покинутым судном была «Мария Селеста» — бригантина, транспортировавшая коммерческий спирт из Нью-Йорка в Италию и обнаруженная без экипажа между Азорскими островами и Португалией в 1827 году. Однако О'Мэлли никогда не понимал, почему это происшествие считалось загадочным. В конце концов, паруса бригантины были повреждены, каюты залиты водой, спасательные шлюпки исчезли. Жестокий шторм явно поверг команду в панику, они посчитали, что «Мария Селеста» вот-вот затонет, и, как круглые идиоты, набились в спасательные шлюпки, чтобы погибнуть в штормовом океане. Все легко объяснимо.

Однако, наслышанный о разного рода историях с покинутыми кораблями, сам О'Мэлли за время своей долгой и полной неожиданностей службы в береговой охране ни разу не встречал брошенное командой судно. Конечно, он видел напоровшиеся во время шторма на рифы баржи, но это было совсем другое дело. Судно в спокойном открытом море дрейфует без экипажа без видимой причины? О'Мэлли покачал головой. Он не был склонен к предрассудкам или к каким-нибудь буйным фантазиям. И хотя сейчас и чувствовал холодок в груди, но не верил ни в карточные долги дьяволу, ни в пришельцев из космоса, похищающих людей, ни в существование Бермудского треугольника, ни в какую другую достойную осмеяния теорию, которую распространяли бульварные газетенки. Да, что-то здесь было не так, но этой загадке найдется разумное объяснение, и О'Мэлли намеревался, черт возьми, до него докопаться.

Он повернулся к вахтенному.

— Свяжитесь с командованием в Портленде. Передайте, что мы здесь имеем. Попросите прислать еще один катер. Попросите также помощь у местной полиции, может быть, у агентства по борьбе с наркотиками и ФБР. Неизвестно, кого еще придется задействовать к тому времени, когда мы разберемся с этим делом. А также… я уверен, командование об этом подумает… нужно уведомить владельца «Бронзового колокола».

— Будет сделано, капитан.

О'Мэлли предстояло обдумать, как следует поступить в сложившейся ситуации. Надо предусмотреть столько деталей. В данный момент он не может оставить «Бронзовый колокол» со своими людьми на борту, но как только подойдет другой катер, либо он, либо «Морской волк» начнут поиск моряков в окрестных водах. На рассвете к поискам подключатся вертолеты. Тем временем «Бронзовый колокол» отбуксируют в Портленд, где им займутся разные эксперты.

Из приемопередатчика послышалось потрескивание.

— Так ничего и не обнаружили, капитан. Я хочу сказать, прочесали все, включая трюмы. Между прочим, им крупно повезло с ловлей. Трюмы почти полные.

— Почти полные? — насторожился О'Мэлли. — Чем они ловили?

— С таким-то уловом скорее всего тралом.

— Да, но каким тралом? — нетерпеливо спросил О'Мэлли.

— А, черт! Сэр, я, кажется, понял, что вы имеете в виду. Сейчас посмотрю.

О'Мэлли ждал. Минуты тянулись томительно медленно.

— Черт возьми, вы были правы, сэр. Эти ублюдки использовали мелкоячеистые тралы.

О'Мэлли в ярости вдавил кулак в панель управления с такой силой, что суставы на пальцах побелели. Мелкоячеистые тралы? Конечно. «Бронзовый колокол» — южнокорейское судно. Они, тайваньцы и японцы, были скандально известны тем, что ловили рыбу в североатлантических международных водах мелкоячеистыми нейлоновыми сетями, которые тянутся за каждым судном шлейфом длиной в десятки миль. Недавно было подсчитано, что в Северной Атлантике используются до тридцати тысяч миль таких сетей, которые подбирают все живое, по существу полностью вычищая океан. Сети были предназначены для эффективной ловли громадного (невообразимого!) количества тунца и кальмаров, а фактически уничтожали эти виды. Хуже того, в сети также попадались дельфины, черепахи, мелкие киты, т. е. существа, которым необходимо подниматься на поверхность, чтобы пополнять запас кислорода. Попав же в тралы, они постепенно задыхались, а туши безжалостно погубленных животных выбрасывались за борт, как коммерчески непригодные к переработке. Таким образом, эти виды тоже исчезали.

Подонки, подумал О'Мэлли. Подонки и убийцы.

Стараясь не выдать бушевавшей в нем ярости, он ровным голосом произнес в приемопередатчик:

— Трал еще в воде?

— Да, сэр.

— Включите лебедки. Втащите эту чертову штуку на палубу. Мы отбуксируем «Бронзовый колокол» в Портленд. Трал будет его задерживать.

— Отдаю приказ, сэр.

О'Мэлли выходил из себя, с ненавистью глядя на траулер. Черт! Черт! Эти проклятые мелкоячеистые тралы. Так безответственно уничтожать…

Из передатчика внезапно раздался голос.

— О Боже! Капитан! Господи Иисусе!… — Голос офицера звучал сдавленно, словно его вот-вот вырвет.

— В чем дело? Что случилось?

— Трал! Мы втаскиваем его на палубу. Вы не поверите, сколько там рыбы!… Господи! И дельфинов! Я никогда столько не видел. Мертвые! Они все мертвые! Запутались в сети. Просто кошмар какой-то! Команда…

— Что? Повторите.

— Команда! Двадцать! Тридцать! Мы продолжаем считать. О Боже! Святая Дева Мария! Мы нашли команду. Они привязаны к сети! Они утонули так же, как дельфины и… — Дальше раздались звуки, которые не оставляли сомнений: офицера береговой охраны мучительно рвало.

Глава 8

Бруклин

Деревянный щит на колышке напротив школы Томаса Мора уведомлял: "Закрыто. Проход воспрещен. Собственность компании по торговле недвижимостью «Ф и С». Кнопкой к щиту было прикреплено отпечатанное типографским способом объявление, гласившее, что этот район перепланируется под многоквартирные дома. Еще в одном объявлении, на сей раз висевшем на дверях школы, говорилось: «Предназначен к сносу. Участок под строительство новых коооперативных домов».

Школа — трехэтажное здание из выцветшего кирпича — была построена в 1910 году. Канализация, отопление и электросистема здания нуждались в таком дорогостоящем ремонте, что местная епископия, едва сводившая концы с концами, была вынуждена продать его, а католических студентов перевести в соседнюю, более новую, но уже переполненную школу Св. Эндрю, находившуюся в двух милях. Родители, которые в юности ходили в школу Св. Томаса Мора и послали туда своих детей, были очень огорчены ее закрытием, но как указал епископ в своем послании, прочитанном местным пастором во время воскресной мессы, церковь переживала тяжелый финансовый кризис. Надлежало возложить на алтарь достойные сожаления жертвы, не только в этом, но и в других приходах по всей стране. Оставалось уповать только на молитвы и денежные пожертвования.

В восемь часов утра, когда три машины свернули на пустующую стоянку для учителей, воздух уже был душным. Из темных четырехдверных лимузинов американской модели с желтой надписью на дверцах "Компания по торговле недвижимостью «Ф и С» вышли мужчины — по двое из каждой машины — и кивком поприветствовали друг друга. Примерно одного возраста — под сорок или едва за сорок, — все они были одеты в неопределенного цвета легкие полиэстеровые костюмы. Пятеро держали в руках папки, шестой — большой металлический кейс. Они посмотрели на заброшенную школу с забитыми фанерой окнами, и один из них с грустью сказал:

— Жаль.

— Ну, — откликнулся другой, — ничто не вечно.

— Ничто?

— Во всяком случае на земле.

— Это так, — согласился третий.

— И всем известно, чем это кончается, — заметил четвертый. Пятый кивнул.

— Кружкой для пожертвований.

— Вы принесли ключ? — спросил шестой.

Первый похлопал по карману пиджака.

Они подошли к школе, подождали, пока первый откроет скрипучую входную дверь, и, войдя внутрь, остановились, вдыхая в темноте запах пыли и плесени.

Первый, закрыв за собой дверь, запер ее, и окружавшая их тьма стала еще гуще.

— По-моему, подойдет любая из комнат, — сказал он. Его слова гулко прозвучали в пустом здании.

— На втором этаже лучше, — возразил человек с кейсом. — Меньше шансов нас подслушать, стоя под окном. В фанере я заметил дыры.

— Согласен, — кивнул второй.

— Тем не менее следует проверить первый этаж.

— Вы правы, — подтвердил первый. — Конечно.

Теперь эхо сопровождало их шаги, когда они шли по холлу. Пока четверо проверяли одну за другой классные комнаты, туалеты мальчиков и девочек, комнату для хранения учебных пособий и различные стенные шкафы, пятый убедился, что задняя дверь заперта, а шестой проверил подвал. Только тогда они поднялись по шатким ступеням на второй этаж.

И все это время у первого человека было странное ощущение, будто они вторгаются в чужие владения, будто царивший в этом здании более восьмидесяти лет дух детского озорства и веселья пропитал его стены и пустые классы населяют… он не мог подобрать лучшего слова… души прежних учеников, которые мечтают, чтобы им не мешали поиграть здесь всласть, потому что это их последнее лето. Сентиментально, признался он сам себе, но его служба так часто требовала от него циничности, что он мог позволить себе подобную минутную слабость.

Человек был среднего роста и веса, с темными волосами и темными, казалось, под цвет его одежды глазами. Люди с такой обыкновенной внешностью обычно неприметны в толпе. Долгие годы он вырабатывал в себе способность, точно хамелеон, приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам, и это он вчера вечером следил за Тэсс в аэропорту Ла-Гуардиа.

Поднявшись на второй этаж, Хамелеон посмотрел на уходящую наверх лестницу, потом, бросив взгляд направо и налево, увидел открытые двери классных комнат и обратился к человеку с большим металлическим кейсом:

— Какую комнату вы предпочитаете?

— Ту, что налево, над автостоянкой.

— Как скажете.

— Но прежде надо проверить там. — Человек с кейсом указал вверх, на последний этаж.

— Вы считаете это необходимым? Пыль на ступенях не тронута.

— Меня учили доводить дело до конца. Вам нет равных по части наблюдения, моя же задача состоит в другом.

— И вы с ней великолепно справляетесь, — заметил Хамелеон.

— Принимаю комплимент. — Глаза человека довольно блеснули.

— Я проверю верхний этаж, — сказал Хамелеон, — пока остальные займутся комнатами на этом. Тем временем, поскольку нас поджимает время, не могли бы вы…

— Да, конечно, я установлю свое оборудование.

Через пять минут, обследовав верхний этаж и не обнаружив там ничего подозрительного, Хамелеон спустился в комнату над автостоянкой. Он и люди из его команды очень тщательно выбирали эту явку. Вряд ли их врагам удалось выследить их. Скорее всего, решил Хамелеон, человек с кейсом опасался, что, несмотря на запертую дверь и забаррикадированные окна, какой-нибудь наркоман или один из городских бомжей мог проникнуть в пустующую школу. Даже наркоман способен понять содержание их разговора и при случае донести на них.

В то же время, напомнил себе Хамелеон, враги уже много лет демонстрируют чудеса ловкости, поразительную живучесть, непоколебимое упорство и способность к решительным контратакам. Хотя выбор школы был тщательно обдуман, факт оставался фактом: четыре последние встречи состоялись в одном и том же месте. Обнаруживалась определенная система, а любая система может быть расшифрована. Человек с кейсом был прав. Бдительность им не помешает.

Войдя в классную комнату, Хамелеон прежде всего обратил внимание на то, что шестой человек, специалист по электронной аппаратуре, открыл свой кейс, подсоединил монитор к аккумулятору и металлическим щупом сканирует доску, потолок, стены, пол и мебель. И еще Хамелеону невольно бросилось в глаза, как нелепо выглядят остальные мужчины — солидные серьезные люди — за партами, предназначенными для десятилетних ребятишек. Это неправдоподобное зрелище напомнило ему «Путешествия Гулливера» и «Алису в Стране чудес».

— Все чисто, — объявил шестой, складывая оборудование в кейс и запирая его.

— Тогда приступим, — сказал Хамелеон и, хотя до сих пор держался очень скромно, теперь занял место за учительским столом.

Мужчины как по команде достали из кармана пиджака по кольцу, и каждый надел его на средний палец левой руки. Кольца у всех оказались одинаковые и очень необычные: массивные, из золота высшей пробы, они были украшены крупным сверкающим рубином с золотой накладкой в виде перекрещивающихся креста и меча.

— Да пребудет Господь с вами, — произнес Хамелеон.

— И с духом вашим тоже, — отозвались остальные пятеро.

— Deo gracias — да возблагодарим Господа, — произнесли все шестеро хором, завершая ритуал.

Хамелеон оглядел своих соратников.

— Прежде всего я должен исповедаться.

Слушавшие его выпрямились, насколько это возможно было сделать, сидя за детскими партами, их лица стали еще суровее.

— Только что мы обменялись с вами, — Хамелеон кивнул в сторону специалиста по электронной аппаратуре, который, в отличие от других, был толстоват, — комплиментами относительно профессиональной компетентности друг друга. Но я вынужден признать, что переоценил свои способности, по крайней мере способности моей команды, а я всегда считал себя ответственным за людей, которых обучал.

— Что же заставляет вас сделать подобное признание? — спросил второй, хмуро глядя на Хамелеона поверх очков.

— Один из наших недругов пытался перехватить фотографии, отснятые женщиной в квартире преследуемого.

Четвертый, самый широкоплечий из всех, сказал:

— Возможно, этот факт не имеет отношения к нашему делу. Нас и прежде дезориентировали ложными тревогами. Почему вы так уверены, что тот человек один из наших врагов?

— У него были серые глаза, — ответил Хамелеон.

— Ах, вот как! — Третий поджал тонкие губы. — Тогда конечно…

— Действительно, — отозвался пятый, и на его впалых щеках заходили желваки.

— Я вошел в фотомастерскую под видом клиента и видел его так же хорошо, как вас сейчас, — проговорил Хамелеон. — Не распознать в нем врага было невозможно. Он вполне мог сойти за брата преследуемого.

— Может быть, так оно и есть, — сказал широкоплечий мужчина. — И все-таки не понимаю, в чем же состояла ваша оплошность?

— Мое задание заключалось в том, чтобы следовать за женщиной. В задачу моей команды входило преследовать и захватить мужчину. — Хамелеон огорченно покачал головой. — Они не справились с ней.

— Что? — Специалист по электронике осуждающе уставился на Хамелеона. — Они видели, как он выходил из магазина, и не смогли его взять?!

— Он действовал очень умело. Согласно докладу моих людей, он сразу понял, что за ним следят, и побежал. Моя команда начала преследование. Он петлял по переулкам, бросался на красный свет наперерез транспорту. И тем не менее его преследовали. Он вошел в ресторан.

— И?

Хамелеон развел руками.

— И исчез.

— Каким образом?

— Если бы моя команда смогла определить это, она наверняка возобновила бы преследование. Повторяю, я готов нести ответственность за неудачу моих людей.

— Ну и что из этого? — продолжал электронщик. — Вы можете взять на себя сколько угодно вины, но факт остается фактом: враг был почти в руках вашей команды, но они его упустили.

— Да, — понурился Хамелеон, — это неоспоримо.

— У него, вероятно, был подготовленный план побега, — предположил мужчина с тонкими губами и снова поджал их.

— Несомненно, — отозвался широкоплечий. — Они как хорьки: удирают и забиваются в норы, откуда их не выманишь. Иначе как бы они могли столько времени уходить от расплаты.

— Дело не в этом, — возразил электронщик. — Их живучесть широко известна. Но мы должны превосходить их во всем.

— И мы превосходим, — сказал мужчина в очках, — потому что с нами Божья благодать. Но иногда кажется, что Провидение проверяет нашу твердость духа.

— Но если вы хотите сказать, — возразил электронщик, — что Господь помогает тому, кто помогает себе сам, тогда мы явно не слишком стараемся! — Он сурово посмотрел на Хамелеона. — В данном случае не слишком стараетесь вы и ваша команда. Что касается меня, то я свою работу выполнил: установил подслушивающее устройство на телефон женщины и на телефон полицейского тоже в течение часа после получения вашей информации. Я также обеспечил наших людей в Вашингтоне технической возможностью подслушивать звонки из автомобилей. У каждого важного государственного чиновника сейчас таковой имеется, хотя мне непонятно, зачем они идут на риск, используя его.

— Что я могу сказать в свое оправдание? Упущенного не вернешь. Однако впредь я решительно намерен добиваться лучших результатов.

— Но вы не впервые допускаете оплошность! — с укором проговорил электронщик. — Когда вам удалось выйти на преследуемого, следовало немедленно организовать похищение и проведение суда над ним.

— Я не согласен, — возразил Хамелеон, протестующе подняв руку. — Поскольку преследуемый не понял, что раскрыт, я считал, целесообразнее продолжать наблюдение в расчете на то, что он выведет нас на сообщников.

— Зачем ему делать подобную глупость? Он оказался отступником, и сообщники преследовали его так же, как и мы.

— В том-то и дело, — ответил Хамелеон. — Мы дожидались, когда они доберутся до него. И тогда мы могли бы схватить и других подонков, тоже устроить суд над ними и казнить.

— Тем не менее, ваша тактика не сработала, — недовольно проговорил эксперт по электронике. — Сообщники обнаружили преследуемого и, вместо того, чтобы быть схваченными нами, захватили его и уничтожили.

— Той ночью шел дождь. Погода вмешалась в наши расчеты.

Электронщик презрительно сощурился.

— А как этот сброд сумел поймать его?

— Возможно, — мрачно проговорил Хамелеон, — используя тот же метод, что и мы. Преследуемый очень умело маскировался. Он взял себе новое имя. Никогда не задерживался в одном городе больше чем на шесть месяцев. Искусно скрывал место жительства. Теоретически он был неуловим. Но человек есть человек. Он не хочет или не может отказаться от некоторых своих пристрастий. Что касается преследуемого, он увлекался документальными видеосъемками. Именно благодаря этому мы нашли его в первый раз в Лос-Анджелесе, проверяя видеокомпании. Естественно, он снялся с места до того, как мы установили его место работы. Но тогда точно таким же способом мы напали на его след в Чикаго. И снова он снялся с места. Но наконец, задействовав все свои возможности, мы обнаружили его в «Видеоправде» в Манхэттене. И если мы смогли найти его этим способом, излишне говорить, что это вполне по силам сброду, от которого он сбежал.

— Тем не менее, возникает еще один вопрос, — вступил в разговор широкоплечий мужчина. — После того как они ликвидировали преследуемого свойственным им методом — огнем, тем же самым средством, которое мы используем для подобных целей, — почему они также подожгли его квартиру и при этом только через несколько дней?

— Моя команда наблюдателей докладывает, что охотившиеся за своим отступником не входили в его квартиру в ту ночь, когда казнили его, — объяснил Хамелеон. — Начиная с вечера пятницы он был осторожнее обычного, словно заметил, что за ним следят. В субботу утром он не пришел на свидание с женщиной, Тэсс Дрейк, отсиживаясь весь день дома. А затем, по-видимому воспользовавшись грозой, решил бежать. Сделав вывод, что преследуемый ведет себя непредсказуемо, мои наблюдатели планировали схватить его во время сна, в субботу ночью, но план сорвался, когда с теми же намерениями прибыли единоверцы преследуемого. События развивались быстро. Охотники обнаружили добычу, когда он бросился вниз по лестнице. Как мы знаем, преследуемый был в великолепной физической форме.

— Как и все они, наверное? — задал риторический вопрос один из присутствующих.

— Но он также владел искусством рукопашного боя, — продолжал Хамелеон, — и вступил в драку с теми, кто за ним охотился. Он сумел ускользнуть от них и бросился бежать по улице, но во время драки повредил ногу и…

— Да, да, — нетерпеливо перебил его эксперт по электронике, — они заманили его в ловушку и сожгли живым, прежде чем ваша команда смогла выработать новый план и если не поймать и не устроить суда над ними, то, по крайней мере, ликвидировать на месте. Было бы вычищено еще одно гнездо.

— Вы при этом не присутствовали. Не делайте поспешных выводов, — резко проговорил Хамелеон. — Моя команда состояла из трех человек, чего было достаточно для их первоначальной миссии. Но преследуемый вместе с охотниками за ним составляли шесть человек. Единственное, что могло сравнять силы, — это оружие. Но стрельба в такой сильно охраняемой зоне, как дом мэра в парке Карла Шурца, немедленно подняла бы на ноги полицейских, и они блокировали бы район. Моя команда не могла подвергать себя риску быть пойманной и допрошенной властями.

— О каком риске вы толкуете? — проворчал электронщик. — Ваши люди знают устав. В случае, если их поймают, они обязаны, не дожидаясь допроса, убить себя. — Он постучал по рубину на своем кольце, под которым, как и у каждого из собравшихся, была спрятана капсула с ядом.

— Сомневаюсь, — заметил Хамелеон, — чтобы, оказавшись на месте моей команды, вы решились бы предпринять действия, обреченные на провал, зная, что в этом случае вам придется покончить жизнь самоубийством.

— Можете заложить свою душу, что я бы это сделал.

— Готов заложить не свою, а вашу душу, — ответил Хамелеон, — что вы не рискнули бы быть пойманным. Вы техник, а не оперативник, и слишком высоко цените свою жизнь.

— Может быть, вы ненавидите этот презренный сброд не так сильно, как я, — заявил эксперт по электронике.

— В этом я тоже сомневаюсь.

— Вы уклонились от ответа. Так что насчет пожара в квартире?

— Я предполагаю, что охотники за преследуемым наделали столько шума в доме, что не решились туда возвращаться из страха попасть в руки полиции. Возможно также, они пришли к заключению, что человек, называвший себя Джозефом Мартином, слишком тщательно скрывал свое истинное лицо, чтобы оставить в квартире какую-нибудь улику. Все это только лишь предположения, но вот вам факты. Мы знаем, что наши враги решили следить за женщиной, с которой он подружился, чтобы при случае выяснить, не знает ли она его тайну. Мы, конечно, также следили за женщиной, потому что она оказалась единственной ниточкой, ведущей к цели. Она отправилась в морг, и ей удалось опознать труп. На следующий день детектив из отдела розыска пропавших отвез ее на квартиру погибшего. Вернувшись оттуда, она сразу же отдала проявить пленку в фотомастерскую, которая делает это за один час. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить — она нашла в квартире нечто настолько интересное, что, засняв это, решила немедленно проявить пленку. Когда одному из охотников за преследуемым не удалось получить снимки, они пришли к выводу, что теперь квартира имеет для них большое значение и стоит рискнуть возвратиться туда. Что бы они в ней ни обнаружили, квартиру потом следует уничтожить. А огонь, естественно, не только очищает, но и скрывает воровство.

— Но что они выкрали? — спросил третий.

— Вы хотите знать мое предположение? — Помолчав, Хамелеон продолжил: — Изваяние своего идола.

Широкоплечий мужчина шумно выдохнул.

— Вероятно, — пояснил Хамелеон, — одну из скульптур. Прежде всего они должны были унести именно ее. То, что кто-то видел ее и сфотографировал, страшит их меньше, чем опасение, что их святыня может быть осквернена, попав в руки посторонних.

Все присутствующие в отвращении поморщились.

— Да проклянет их Господь, — сказал мужчина в очках.

— Он уже проклял, — ответил электронщик. — Но беда в том, что, подобравшись к ним так близко, мы опять их упустили.

— Необязательно, — отозвался Хамелеон.

— Да? — вскинул голову человек со впалыми щеками.

— У вас есть новая ниточка? — насторожился широкоплечий.

— Они, похоже, переключились на женщину, — сказал Хамелеон. — Судя по последним событиям, они убедились, что она знает слишком много, особенно принимая во внимание имеющиеся у нее фотографии и, конечно же, ее неожиданное путешествие в Александрию, штат Вирджиния. Как следует из наших источников, ее отец был влиятельным человеком в правительстве и имел еще более влиятельных коллег, с которыми ее мать поддерживает связь. Эта женщина, Тэсс Дрейк, по-видимому, решила во что бы то ни стало выяснить причину гибели ее друга. Наши же враги, по-видимому, не менее решительно намерены остановить ее и скрыть все следы своего существования.

— Подождите, вы только что упомянули о «последних событиях», — остановил его эксперт по электронике. — Что за события?

— Ну, — запнулся Хамелеон, — они-то и вынудили меня просить об этой встрече. — Его глаза и голос стали еще серьезнее. — Прошлой ночью… — И он рассказал о том, что случилось с его человеком.

— Они сожгли его? — ужаснулся электронщик.

— Да. — Чувствуя горечь во рту. Хамелеон встал из-за покрытого пылью учительского стола. — С этим наблюдателем работали еще двое: один прятался за особняком, на случай, если женщина выйдет черным ходом, другой — чуть ниже по улице, в кустах. Он-то и увидел, как серебристый «роллс-ройс» выехал из ворот особняка. Когда автомобиль проезжал мимо него, ему удалось записать его номер, а затем, используя связи, узнать, кому принадлежит машина. Так нам стало известно, что в особняке был Брайан Гамильтон. Этот же человек из моей команды видел, как к «форду» наблюдателя кинулся убийца, выстрелил в него и, вскочив в «форд», уехал. Тот человек в кустах угнал с улицы «кадиллак» и бросился в погоню. Он обнаружил горящий «форд» на пустой стоянке возле супермаркета. Когда он понял, что ничем не может помочь напарнику, то скрылся, прежде чем прибыла полиция.

— Но если наш человек был смертельно ранен, почему же они… — Голос мужчины в очках пресекся.

— Подожгли его? — Хамелеон поморщился. — Несомненно, чтобы преподать урок. Чтобы деморализовать нас.

— В этом случае их планы провалились, — кипя яростью, проговорил человек с тонкими губами. — Они за это заплатят. Я загоню их в преисподнюю.

— Мы все полны решимости отомстить! — воскликнул эксперт по электронике.

— И не только за это, — добавил Хамелеон.

— Вы хотите сказать, что это не все? — Широкоплечий мужчина так резко выпрямился, что ненароком ударился коленями о крышку парты.

— К сожалению. Прошлой ночью, примерно в то же время, когда застрелили нашего оперативника, наблюдавшего за особняком, они совершили еще одно злодеяние.

Глава 9

Брайан Гамильтон положил трубку сотового телефона на заднее сиденье «роллс-ройса», едва различимое в полумраке и, подавшись вперед, сказал своему шоферу-телохранителю:

— Ты слышал, Стив?

Плотно сбитый бывший морской пехотинец-разведчик утвердительно кивнул.

— Это был Эрик Четем. Вам нужно попасть к нему домой.

— Совершенно верно, и как можно скорее.

— Я уже свернул в сторону скоростного шоссе.

Дав указание водителю, Брайан Гамильтон откинулся на спинку сиденья и задумался. История, которую ему рассказала Тэсс, и фотографии, которые она показала, сильно обеспокоили Гамильтона. Кем бы ни был человек, называвший себя Джозефом Мартином, он что-то скрывал. Или от кого-то скрывался. Гамильтон был уверен в этом. Да. И это что-то могло оказаться не менее ужасным, чем плеть с запекшейся кровью на концах в стенном шкафу или та жуткая скульптура, которую сфотографировала Тэсс. В разговоре с ней Гамильтон назвал барельеф странным, но этот эпитет не отражал всей меры отвращения, которую внушала ему эта скульптура. Ему не давало покоя дурное предчувствие, что Тэсс ввязалась во что-то загадочное и опасное, что может стоить ей жизни. Не случайно она опасается, что за ней следят.

Гамильтон стиснул зубы. Как бы там ни было, он использует все свои связи, все влияние, чтобы выяснить, что же угрожает Тэсс, и положит этому конец.

В конце концов, он ее должник. По нескольким причинам. Не последней из которых было то, что он, лучший друг ее отца, подчинившись приказу свыше, против своей воли вынужден был отправить его в Бейрут для заключения секретного соглашения о поставке оружия христианам. Так он оказался в ответе за похищение мусульманами Ремингтона Дрейка, за пытки, которым его подвергли, и, наконец, за его зверское убийство. Неудивительно, что Тэсс ненавидела его. Естественно, у нее были веские основания. Но если он окажет ей помощь и, возможно, убережет от смерти, ее отношение к нему изменится, и поэтому ему стоит заняться этим делом, особенно теперь, когда они с ее матерью решили пожениться. В конце концов, не мог же он иметь падчерицу, которая его не выносит.

Продолжая размышлять, он заметил, что его шофер-охранник уже выехал на скоростное шоссе и мчит к резиденции Четема в десяти милях отсюда. Через несколько минут Брайан Гамильтон расскажет о своих проблемах директору ФБР и потребует, чтобы Эрик Четем, используя все возможности Бюро, помог установить, кем был Джозеф Мартин и кто его убил. Эрик Четем обязан ему не меньше, чем он Тэсс, и теперь, Бог тому свидетель, пришло время рассчитаться с долгами.

— Сэр, похоже, что-то неладно, — сказал его шофер-телохранитель.

— О чем ты? — встрепенулся Гамильтон.

— Похоже, нас преследуют.

У Гамильтона засосало под ложечкой. Он обернулся, чтобы посмотреть в заднее стекло «роллса».

— Тот микроавтобус, что за нами?

— Да, сэр. Вначале я подумал, что это просто совпадение. Но он следует за нам и с тех пор, как мы выехали из Александрии.

— Стряхни его.

— Это то, что я пытаюсь сделать, сэр.

«Роллс-ройс» прибавил скорости. Но и микроавтобус тоже.

— Он настойчивый, — сказал водитель.

— Я сказал, стряхни его.

— Каким образом, сэр? Если позволите, напомню вам, что мы на скоростной трассе. Я еду со скоростью девяносто миль и не вижу съезда.

— Погоди-ка! Он меняет полосу движения! Похоже, хочет обогнать нас! — воскликнул Гамильтон.

— Да, сэр. Может быть… вероятно… я ошибся.

Микроавтобус выехал на параллельную полосу, начал набирать скорость и поравнялся с «роллсом». И в тот же момент Гамильтон увидел, как опускается стекло на правой стороне микроавтобуса, и сердце у него екнуло.

— Берегитесь! — выкрикнул шофер Гамильтона.

Слишком поздно. Из открытого окна вылетела бутылка, заткнутая тряпкой. Тряпка полыхала как факел.

— Господи Иисусе!

Телохранитель вывернул на покрытую щебнем обочину шоссе, резко сбросив скорость, но бутылка, сделанная, должно быть, из особого, хрупкого стекла, разбилась о ветровое стекло «роллса», и горящий бензин растекся по всей поверхности автомобиля.

Ослепленный языками пламени на капоте и — Боже! — на ветровом стекле, шофер отчаянно пытался управлять машиной. На заднем сиденье Гамильтон с ужасом смотрел, как слева к «роллс-ройсу» стремительно приближается микроавтобус. Гамильтон почувствовал сокрушительный удар по дверцам машины, еще один и еще. Микроавтобус ударялся в бок «роллса», сталкивая его с обочины.

Гамильтон сжался, когда «роллс-ройс», теперь весь охваченный огнем, пробив ограждение, пронесся по воздуху и врезался в… Гамильтон закричал. Он так и не узнал, с чем столкнулась машина. Неожиданно могучая сила швырнула его вперед, и, перелетев через переднее сиденье, он ударился головой о панель управления.

Но те, кто сидел в микроавтобусе, с удовлетворением увидели, что их расчет бы точен и «роллс» врезался в массивную стальную опору линии электропередачи. Ударом топливный бак автомобиля разорвало, и «роллс», превратившись в огромный огненный шар, разлетелся на куски. Взрывная волна разбросала на пятьдесят ярдов во все стороны разорванные человеческие тела и металлические осколки, столб пламени взметнулся вверх на сто футов. Когда микроавтобус рванулся прочь от этого места, скрываясь в потоке машин, на его заднем стекле играли блики погребального костра, полыхавшего в темноте на обочине скоростного шоссе.

Глава 10

Хамелеон вынул из папки сложенную первую полосу «Нью-Йорк таймс» и поднял ее так, чтобы остальные могли видеть заголовок: «Бывший государственный секретарь погибает в автокатастрофе». Затем, протягивая газету человеку в очках, сказал:

— Когда прочтете, передайте другим.

— Я уже читал, но тогда еще не знал, что это происшествие имеет отношение к интересующему нас делу, однако, как только вы упомянули о Брайане Гамильтоне, понял, к чему вы клоните.

— Ну, — сказал мужчина с узким ртом, — у меня сегодня утром не было возможности почитать газету. Разрешите взглянуть.

В мрачном молчании остальные друг за другом прочитали статью.

— Опять огонь! — в сердцах воскликнул эксперт по электронике. — Они так любят огонь. — Он отложил газету и, глядя на Хамелеона в упор, проговорил, криво усмехаясь: — У вас, кажется, на все вопросы находятся, ответы. Как насчет такого: зачем они его убили?

— Это не то чтобы ответы, а скорее логически обоснованные предположения, — ответил Хамелеон. — Тэсс Дрейк внезапно едет повидать мать. Когда она приезжает в особняк в Александрии, там оказывается бывший государственный секретарь и теперешний главный советник президента. Случайность ли это? Вряд ли. Остается предположить, что она сама вызвала для встречи столь важную персону, что именно Гамильтона — друга ее покойного отца — она хотела видеть прежде всего, а вовсе не мать, что Тэсс Дрейк пыталась использовать связи своего отца, чтобы заручиться влиятельной поддержкой и выяснить, кем был Джозеф Мартин и почему его убили.

— Что ж, — пожал плечами тонкогубый, — я вынужден согласиться, что ваши предположения действительно логичны.

— Остается предположить, — продолжал Хамелеон, — что враги следовали за Тэсс Дрейк до самого особняка, как и наши люди. Когда враги выяснили, что у дома стоит машина Гамильтона, и сообразили, что пытается предпринять женщина, они, должно быть, решили, что смерть Гамильтона — необходимое условие для сохранения их тайны. Я уверен, что они хотели помешать ему распространить полученную от женщины информацию и использовать свой авторитет в правительственных кругах, чтобы расширить возможности расследования.

Мужчина со впалыми щеками, водя пальцем по исписанной учениками крышке парты, проговорил:

— Возможно.

— Кажется, вы не слишком убеждены? — спросил его Хамелеон.

— Ну, ваши предположения до некоторой степени представляются верными, но… меня смущает вот что. Пойдя на отчаянный риск и убив Гамильтона, враги не решили своей проблемы, во всяком случае полностью. Их тайна все равно до конца не сокрыта. Чтобы сохранить ее в неприкосновенности, им надо в первую очередь убрать…

— Совершенно верно.

— Вы хотите сказать?…

— Да.

— Боже милостивый!

— В точности мои слова… Боже милостивый. Прошлой ночью… сразу после двух…

Глава 11

Напряженно выпрямившись, вцепившись рукой в трубку, Тэсс стояла в своей спальне в родительском доме и слушала хриплый, настойчивый голос Крейга.

— Я хочу, чтобы вы мне обещали, — говорил он. — Поклянитесь, что будете осторожны.

— Даю честное слово, — твердо проговорила Тэсс, — я не буду рисковать.

— Постарайтесь сдержать его. И обещайте вот еще что: непременно позвонить мне завтра, как только сделаете копии с фотографий. Потом как можно быстрее отошлите их по «Федерал экспресс».

— Сделаю. Обещаю.

— Послушайте, не хочется быть похожим на ревнивого любовника, но мне было бы гораздо спокойнее, если бы вы поскорее вернулись сюда.

— Ей-богу, со мной все будет в порядке. С чего вам взбрело в голову, будто я в опасности? Не из-за того ли, что кто-то поджег квартиру Джозефа?

— А как насчет парня в фотомастерской? — многозначительно напомнил Крейг.

Тэсс промолчала, в глубине души неохотно признавая, что чувствует себя все неуютнее.

— Ладно, какой адрес и телефон у вашей матери? — спросил Крейг и раскашлялся. — По-моему, хорошо бы мне их иметь. Тогда я смог бы связаться с вами и известить, если что случится.

Тэсс назвала адрес и телефон особняка.

— Спасибо, — сказал Крейг. — Поверьте, мне хотелось бы, чтобы вы вернулись.

— Ладно, предположим, вы правы и я в опасности, — что бы вы смогли сделать, даже если бы я была в Манхэттене? Не можете же вы все время проводить со мной!

— Никогда нельзя сказать наверняка. Может дойти и до этого.

— Послушайте, не преувеличивайте, — вздрогнув, проговорила Тэсс. — Вы меня пугаете.

— Ну слава Богу. Наконец-то до вас начинает доходить. — Он замолчал, в трубке слышались лишь помехи на междугородней линии. — И кстати… — неуверенно заговорил он снова. — А что, это ужасно, если бы я все время проводил с вами?

— Что? — недоуменно спросила Тэсс. — Я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Я вчера по дороге в квартиру Джозефа говорил вам. Все началось как обычная полицейская работа. Теперь расследование в отделе убийств, а не розыска пропавших. Но я тем не менее хочу заниматься им. Из-за вас.

Тэсс озадаченно молчала.

— Ответа нет? — спросил Крейг.

— Я стараюсь разобраться. Неужели вы имеете в виду то, что я подумала?

— Что касается меня, то это вышло за рамки полицейского расследования. Я хочу поближе узнать вас.

— Но…

— Не бойтесь, говорите прямо, Тэсс.

— Вы на десять лет старше меня.

— Ну и что? У вас предубеждение? Вам не нравятся зрелые мужчины, на которых можно положиться, парни вроде меня, повидавшие и испытавшие все на свете, которые не тешат себя пустыми иллюзиями и надеждами и не создают лишних проблем?

— Не совсем так. То есть… — Тэсс не знала, куда деваться от смущения. — Просто… Ну, я никогда не думала о…

— Хорошо, сделайте мне одолжение и подумайте. Я не хочу навязываться. Я знаю, что за последнее время на вашу долю выпало немало испытании, не последнее из них — потеря друга, о чем я искренне сожалею, и, повторяю, я не хочу создавать для вас проблем. И знаете что? Я моюсь каждый день.

Тэсс не смогла сдержать смех.

— Вот и прекрасно, — сказал Крейг. — Мне это нравится. Мне нравится, что вы смеетесь. Так подумайте над этим, ладно? Или, во всяком случае, не забывайте об этом. Никаких договоров, никакого нажима. Но может быть… черт возьми… может быть, когда все это кончится, мы с вами поговорим?

— Конечно. — Тэсс сглотнула. — Если… Когда… Обещаю, когда все это кончится, мы с вами поговорим.

— Это единственное, о чем я прошу. Похоже, вы не в восторге от услышанного, но я не в обиде — я ценю ваше терпение. А теперь вернемся к делу: как бы вы ни были заняты, в любом случае позвоните мне завтра после того, как вышлете копии фотографий.

— Даю честное слово, — сказала Тэсс. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Крейг. — И, между прочим, я не играю в азартные игры. Мало пью. И хорошо отношусь к животным, детям, бедным, инвалидам, не говоря уже о престарелых. Подумайте об этом.

И лейтенант прервал связь.

Тэсс вслушалась в потрескивание и шорох, доносившиеся из молчащей трубки, в замешательстве выдохнула и, вздрогнув, положила трубку на место. Несколько минут она не двигалась. О Боже! Она никак этого не ожидала. Она смутно осознавала симпатию лейтенанта, но ей было не до того. Слишком много всего другого занимало ее внимание. Но теперь, когда Крейг открыто заговорил на эту тему, Тэсс не знала, как ей реагировать. Крейг был приятным мужчиной и даже по-своему красивым, несмотря на грубоватые черты лица. И конечно же, оказался к ней очень внимателен и безотказно во всем помогал. А она несомненно ценила его общество в таких тяжелых для себя обстоятельствах.

Но привлекал ли он ее? Физически? Сексуально? Ее чувства к нему не могли идти ни в какое сравнение с тем неодолимым влечением, которое она испытала к Джозефу, едва увидев его. Тэсс вспомнила теорию автора «Ожерелья голубки», что любовь с первого взгляда — это на самом деле любовь со второго взгляда. Потому что любовники в прежнем рождении, воплотившись в новые земные формы, сразу узнавали друг друга.

«Черт побери, — подумала Тэсс, — что же мне делать? Я не хочу огорчать или обижать лейтенанта. Но в конце концов, Крейг старше меня. И в то же время… — Тэсс взволнованно ходила по комнате, — он мне не безразличен. И может быть, чувствовать себя покойно рядом с мужчиной — лучше, чем страдать, сгорая от страсти».

Она вспомнила, что в «Ожерелье голубки» плотская любовь — в противоположность платонической — трактовалась как слабость, нечто вроде болезни. Что же ей делать? Тэсс чувствовала себя виноватой. Она была безразлична и, может быть, даже резка, когда Крейг заговорил о своих чувствах к ней. Ее мучило раскаяние, и не хотелось прибавлять ко всем своим многочисленным проблемам еще и эту. «Нельзя это так оставить, — подумала она, — надо выяснить отношения».

Она сняла трубку. Чтобы позвонить лейтенанту. Чтобы рассказать ему обо всем том, о чем она только что думала. Быть до конца честной и по-доброму признаться в своих сомнениях.

Но поднеся трубку к уху, Тэсс нахмурилась. Гудка не было. Она нетерпеливо ударила по рычажку, подняла трубку и снова прислушалась. Молчание.

Тэсс в раздражении несколько раз постучала по рычажку. Ничего. Совершенно глухо, линия отключена.

Но минуту назад телефон работал. Что бы это значило?…

Тэсс зябко поежилась, как тогда, чуть раньше, когда ее обдало струёй холодного воздуха из решетки кондиционера. Но сейчас ее знобило не от холода. Что-то неприятное почудилось ей в воздухе, с приглушенном гулом выходящем из вентиляционного отверстия. Принюхиваясь, она шагнула к спрятанной на стене за стулом рядом с комодом решетке кондиционера. С часто бьющимся сердцем, отодвинув стул, нагнулась и понюхала выходящий из нее воздух. Едковатый запах заставил ее вздрогнуть. Дым? У нее перехватило дыхание. Не может быть!

Но запах усиливался, и, вдохнув глубже, она закашлялась.

Сердце пронзил панический страх. Тяжело дыша, она в ужасе выпрямилась и увидела тонкую струйку дыма, выбегающую из вентиляционного отверстия. Пожар! На секунду Тэсс парализовало от страха. Но потом, словно подброшенная пружиной, она кинулась к телефону возле кровати, чтобы набрать «911». И тут же, похолодев от ужаса, вспомнила, что телефон не работает. В отчаянии она все-таки сняла трубку. Никакого гудка! Господи! Она схватила пуловер и начала лихорадочно натягивать его на себя. Затем сунула в сумку «Ожерелье голубки» и фотографии. Напоследок бросив взгляд в сторону решетки кондиционера, откуда вырывались серые языки дыма, теперь уже такого густого, что она закашлялась, Тэсс рванулась к двери спальни, распахнула ее и выскочила в коридор.

Глава 12

В коридоре было темно. Кто-то, наверное дворецкий, выключил свет после того, как Тэсс с матерью разошлись по комнатам. Даже лестница слева и холл внизу были погружены во тьму. Только свет от настольной лампы возле ее кровати в спальне позволял хоть что-то разглядеть. Тэсс бросилась по темному коридору направо к спальне матери. Подбежав к двери, распахнула ее настежь и нашарила рукой выключатель. Зажглась люстра под потолком, и Тэсс увидела, что мать крепко спит на занавешенной пологом, почти такой же, как у Тэсс, кровати, прилепив к векам заплатки, чтобы не мешал утренний свет, хотя плотные шторы были задернуты. Немудрено, что яркий свет люстры ее не разбудил. Тэсс закашлялась сильнее. И эта комната была полна дыма, валившего из решетки кондиционера.

— Мама! — Тэсс кинулась к кровати. Ее мать похрапывала. — Мама! — Тэсс потрясла ее.

— А? — Мать повернулась на бок.

Тэсс снова потрясла ее.

— Мама! Проснись!

— А? — Мать перестала храпеть. — Я… Что?… — спросонок бормотала она, снимая с век заплатки и щуря припухшие глаза. — Тэсс? Почему ты здесь? Что случилось?…

— Вставай быстрее! Торопись!

— Что за… — Мать закашлялась. — Туман? Пахнет…

— Дымом! В доме пожар! Скорее, мама! Вставай!

Шок окончательно разбудил мать.

— Пожар? — Она неловко пыталась выбраться из-под простыней. — Вызови пожарных! Живее!

— Не могу!

— Что?

— Я пыталась! Телефон не работает.

— Он должен работать.

Мать потянулась к телефону рядом с кроватью.

— Нет! Я же говорю тебе, мама! Телефон не работает! Черт возьми, поднимайся! Нужно бежать!

Мать, поборов растерянность, с трудом выбралась из постели. Подол ее кружевной, розового цвета ночной сорочки, сбившейся на коленях, когда она встала, задрался чуть выше. Мелинда в смущении отвернулась и, шаркая ногами, двинулась к шкафу.

— Помоги мне одеться.

— У нас нет времени. — Тэсс схватила мать за руку. — Надо уходить отсюда! — Комната уже наполнилась клубами дыма. Обе женщины кашляли. — Ради Бога, мама, бежим! — говорила Тэсс, подталкивая мать к открытой двери спальни.

Но только когда они вышли в темный коридор, Тэсс все поняла и оцепенела от ужаса.

«Вначале перестает работать телефон, — лихорадочно думала она, — потом начинается пожар. Это не совпадение! Это не случайность! Это сделали они! Они думают, что я знаю слишком много! Они хотят убить меня! Крейг был прав! Почему я не послушалась его?»

Теперь настала очередь матери торопить Тэсс.

— Быстрей! — потащила она дочь. — В чем дело? Почему ты остановилась?

«Боже милостивый, — ужаснулась Тэсс, — а что, если они внутри?»

Завыли детекторы дыма. В спальнях. В коридоре. В холле. На кухне и в других комнатах внизу. Их пронзительный дружный вой оглушил Тэсс.

Страшное подозрение крепло. «Нет, они не ограничатся тем, чтобы просто поджечь дом и убежать! Им важно убедиться, что я погибла. Что, если они в доме? Они постараются не выпустить нас из дома! Они сделают так, чтобы наша смерть выглядела как несчастный случай при пожаре! Но если таков их замысел, когда мы попытаемся убежать из дома, они убьют нас прежде, чем это сделает огонь!»

— Тэсс, почему ты останавливаешься? — недоумевала мать, прижимая ко рту рукав ночной рубашки и шумно дыша через него. — Что с тобой? Дым становится все гуще! Мы задохнемся, если будем медлить.

По мере того, как росло страшное подозрение Тэсс, ею овладевала настойчивая отчаянная мысль.

— Мама, — спросила она, — что ты сделала с папиным пистолетом? Он до сих пор у тебя?

— Не понимаю. Зачем тебе понадобился пистолет?

Тэсс взволнованно повернулась лицом к матери.

— Погоди, мама. Ты сохранила его после смерти отца? У тебя есть этот пистолет?

Мать закашлялась.

— Какое это имеет значение? Нам надо думать о другом.

— Пистолет, мама! Что ты с ним сделала?

— Ничего! Он лежит там, где отец всегда держал его, как и все другие вещи, которые я оставила на их прежнем месте. — Даже через шесть лет боль утраты не покинула мать, отразившись на ее перепуганном лице. — Ты же знаешь, я не смогла заставить себя расстаться ни с одной его вещью.

Позади клубился дым. Слева, в холле у лестницы, тьму прорезали вспышки света. Огонь! Тэсс съежилась от страха и, схватив мать за плечи, спросила:

— В его спальне?

— Да. В этой комнате ничего не трогали с того самого дня, когда отец, попрощавшись с нами, улетел в Бейрут.

— Да благослови тебя Господь! — воскликнула Тэсс, с жаром целуя мать в щеку. — Быстрее! За мной!

— Но я все-таки ничего не понимаю!

— У меня нет времени объяснять! Ты должна понять одно: я люблю тебя, мама! И стараюсь спасти тебе жизнь!

— Ну что ж, — ответила мать, задыхаясь, — для меня этого достаточно.

Бросив испуганный взгляд на языки пламени в холле, Тэсс схватила мать за руку и потащила ее направо по коридору.

— Положись на милость Божью и делай, что я говорю.

Добравшись до крайней правой двери, Тэсс распахнула ее и потянулась к выключателю.

— Мне надо тебя кое о чем предупредить, — начала мать.

— Не сейчас!

Но когда Тэсс щелкнула выключателем и загорелся верхний свет, она остолбенела, поняв, почему мать хотела ее остановить.

Этой спальней отец пользовался, чтобы не беспокоить мать Тэсс, когда за полночь возвращался домой после экстренных совещаний в Государственном, департаменте.

Но теперь спальня напоминала убогое жилище мисс Хэвишем из «Больших ожиданий» Диккенса. Все в ней было покрыто шестилетним слоем пыли — ковер, кровать, приставные столики, лампы, телефон, комод. При виде паутины, которая оплела углы и свисала с потолка, Тэсс гадливо передернулась, словно ей предстояло войти в гнездо пауков. Оттого, что Тэсс резко распахнула дверь, тучи пыли поднялись вверх, закачалась паутина, и комнату окутала пелена, к которой добавился дым, выползавший из решетки кондиционера.

— Мама! — в ужасе воскликнула Тэсс.

— Я хотела тебя предупредить, — ответила мать.

Поборов отвращение, Тэсс ринулась вперед. Ее стремительные движения поднимали клубы пыли. Размахивая руками, она рвала паутину, которая липла к телу и одежде, внушая жуткое омерзение.

— Я оставила все как было, — с трудом пробираясь вслед за Тэсс, говорила мать. — В тот день, когда я узнала, что твоего отца не стало, я в последний раз вошла в эту комнату и, оглядев ее, закрыла дверь, чтобы больше никогда туда не входить, а слугам приказала не отпирать эту спальню.

Тэсс содрогнулась, заметив, что возле кровати даже стоят покрытые слоем пыли тапочки отца, но она была слишком озабочена другим, чтобы спросить мать, что же заставило ее превратить эту комнату не в место поклонения, а в склеп. Однако дым становился все гуще. У Тэсс не оставалось времени ни на что, кроме задуманного ею дела. Она рванула на себя верхний ящик столика рядом с кроватью, боясь, что отец мог забрать пистолет с собой в Бейрут. Но с облегчением увидела, что пистолет лежит на своем обычном месте.

Отец был оперативником в разведке морской пехоты, когда воевал во Вьетнаме. Именно там он встретил Брайана Гамильтона — в то время генерала, курировавшего разведчиков. После войны отец пошел работать в Госдепартамент, в мало кому известный разведывательный отдел. Позже, когда Брайан, демобилизовавшись, тоже устроился на дипломатическую службу, он уговорил Дрейка оставить разведку и сделаться «чистым» дипломатом. Однако отец Тэсс со времен Вьетнама сохранил привычку иметь при себе оружие. Хотя он редко брал его с собой, выезжая в горящие точки, дома он всегда держал пистолет под рукой на случай, если кто-то забрался бы в особняк. Пистолет — 9-миллиметровый швейцарский «ЗИГ-Зауэр», компактный, короткоствольный, с обоймой на необычно большое количество патронов — шестнадцать, — был двойного действия, что означало, что для выстрела необязательно взводить курок, достаточно лишь нажать на спуск.

Тэсс знала все это, потому что, когда ей исполнилось двенадцать, она случайно увидела, как отец чистит пистолет, и выказала такой интерес, что он решил показать ей, как надо обращаться с оружием, чтобы она прониклась к нему уважением и, что самое главное, держалась от него подальше. Поскольку Тэсс была сорванцом, она не чуралась опасной игрушки, подобно другим девочкам ее возраста, и научилась стрелять в цель так же легко и быстро, как играть в баскетбол, заниматься гимнастикой и легкой атлетикой.

Часто, когда отец шел попрактиковаться в тир, он брал ее с собой. Он показал, ей, как разбирать оружие, чистить его и снова собирать. Научил правильно целиться — обе руки держат пистолет, оба глаза открыты, мушка и прицел находятся на одной линии. «Но основная штука, — говорил он, — сфокусировать зрение не на мушке, а на цели. Прицел и мушка кажутся расплывчатыми, но это ничего, к этому надо привыкнуть. Ведь ты стреляешь в цель, поэтому ее надо видеть ясно. А если прицел и мушка в фокусе, но цель размыта, — промажешь». После такого же подробного объяснения, как заряжать обойму, надежно вставлять ее в рукоятку и оттягивать, затвор, чтобы дослать патрон в патронник, отец наконец разрешил Тэсс стрелять. «Не дергай спуск. Медленно выжимай его». Она немного побаивалась отдачи, но к ее восторгу, рывок пистолета вверх при выстреле был не таким уж сильным, как она представляла. Вообще-то, ей даже нравилась отдача — это высвобождение мощи, — а звук выстрела приглушали наушники, которые Тэсс надевала по настоянию отца.

К двадцати годам она уже укладывала все шестнадцать пуль в окружность размером с баскетбольный мяч с расстояния в тридцать ярдов, но, поступив в колледж, потеряла интерес к стрельбе так же неожиданно, как вначале увлеклась ею. Наверное потому, что отца часто не бывало дома.

Тэсс выхватила пистолет из ящика столика и мысленно поблагодарила отца за то, что он научил ее стрелять, тем самым, возможно, спасая ей сейчас жизнь.

Она нажала кнопку на рукоятке, освободив обойму, и с удовлетворением кивнула, увидев, что та полна. Загнав обойму в рукоятку, она оттянула затворы, дослала патрон в патронник. Курок оставался во взведенном положении. Она мягко отжала спуск и осторожно опустила курок, чтобы не произошло случайного выстрела. Береженого Бог бережет. Но ее беспокоило, что пистолет не чистили и не смазывали целых шесть лет. Затвор немного заедало, когда она его оттягивала. Если ее худшие опасения верны и ей придется защищаться, неужели пистолет заклинит?

Тэсс старалась не думать об этом.

— Пойдем, мама! Бежим!

— Но ты мне так и не сказала, зачем тебе пистолет?

— На всякий случай.

— Что ты хочешь сказать?

Тэсс, не ответив, бросилась, увлекая за собой мать и отмахиваясь от паутины, к открытой двери в коридор.

Теперь отсвет языков пламени, плясавшего внизу в холле, достиг коридора, заливая его мерцанием тысяч свечей. Таща за собой мать, Тэсс двинулась налево, к лестнице, с опаской глядя вниз и нервно сжимая в руке пистолет. Но вместо крадущихся фигур она увидела в холле бушующее пламя, готовое с ревом устремиться вверх. Нижние ступени лестницы были объяты огнем. Тэсс обдало жаром, и она попятилась. Им с матерью уже не пробежать по холлу, охваченному растущим с каждым мгновением пламенем и не добраться до входной двери. К тому же мать не могла двигаться с таким же проворством, как Тэсс, и не поспевала бы за ней, а Тэсс ни в коем случае не хотела бросить мать на произвол судьбы.

При виде языков пламени мать испуганно вскрикнула.

— К черной лестнице, быстро! — позвала ее Тэсс.

По окутанному дымом холлу, кашляя и низко согнувшись, потому что воздух внизу был чище, они подошли к лестнице, которая вела в кухню.

Ее нижние ступени тоже освещали всполохи огня, но самого пламени не было видно.

«Можно рискнуть», — подумала Тэсс и, обернувшись к матери со словами:

— Держись рядом, — стала спускаться по лестнице.

Детекторы дыма продолжали завывать. Вдруг снизу навстречу им кинулся человек.

Тэсс навела на него пистолет. Человек воскликнул:

— Миссис Дрейк?

— Джонатан! — обрадовалась мать Тэсс.

Тэсс с облегчением опустила пистолет.

Дворецкий подбежал к ним. Он был в пижаме.

— Я спал! — тяжело дыша, проговорил он. — Меня разбудили сигналы пожарной тревоги. Я пробовал пройти по парадной лестнице, чтобы предупредить вас, но холл весь в огне!

— Мы знаем, — ответила Тэсс. — Мы сможем выйти черным ходом?

— Кухня, горит, но комнаты слуг пожар не тронул.

— Пока, — добавила Тэсс.

Все вместе они ринулись вниз по лестнице.

— Вы видели кого-нибудь, кроме нас? — взволнованно спросила Тэсс.

— Кроме вас?

— Эдна? Что с Эдной? — хриплым от тревоги голосом спросила мать.

— Прежде чем идти к вам, я разбудил ее и велел бежать.

— Вы не видели кого-нибудь еще? — настойчиво повторила Тэсс.

— Конечно, нет, мисс Дрейк, — в замешательстве ответил дворецкий. — Я не понимаю, что вы имеете в виду. Кто еще может быть в доме?

Времени на объяснения у Тэсс не было. В конце лестницы она покосилась на открытую дверь в кухню, на ослепительное пламя, бушевавшее там. Тэсс обдало жаром.

Она закрыла лицо рукой, и жар обжег руку. Если пламя достигнет этого холла, они обречены. Не отдавая себе отчета, Тэсс рванулась в сторону открытой двери и захлопнула ее. Руку опалило огнем, но боль была ничто в сравнении с тем риском, которому они подвергались. Дверь преграждала путь огню. Тэсс схватила за руку-мать и нетвердой походкой двинулась за дворецким вперед по коридору в сторону комнат для слуг.

Несмотря на закрытую кухонную дверь, по коридору клубился дым, подгоняемый горячими потоками воздуха. Но они, по крайней мере, не были такими обжигающими, и, хотя сквозь дым Тэсс едва различала двери в комнаты дворецкого и горничной, чем ближе они подходили к выходу, тем чище становился воздух. Надо как можно скорее выбраться на свежий ночной воздух.

Но тут же страх сковал Тэсс. «Они наверняка прячутся в саду, целясь из кустов, они убьют нас, как только мы выскочим наружу», — подумала она, дрожа всем телом.

— Тэсс, чего ты так дрожишь? Не волнуйся, мы почти спасены! — с надеждой сказала мать.

«Спасены, — горько усмехнулась про себя Тэсс. — У нас есть прекрасный шанс быть застреленными!»

Они дошли до задней двери. Она была открыта, и из нее валил дым, а снаружи входил свежий воздух. Затем дым рассеялся, и Тэсс из-за спины Джонатана увидела впереди, в двадцати футах от выхода, в отблеске сияния огня из окон лежавшую ничком на траве женщину! На спине ее ночной рубашки темнело кровавое пятно.

— Эдна! — ахнул Джонатан. Тэсс попыталась остановить его, но он, не слушая ее, бросился к служанке.

— Эдна!

Это были его последние слова. На середине пути Джонатан выгнулся, словно от удара бичом. Смертельного удара. Темная струя брызнула из его шеи, а через мгновение из лопатки. Джонатан, казалось, пытался совершить невозможное; схватиться одновременно за шею, грудь и лоб.

Не хватило рук, и он упал, как акробат, которому не удался сложный трюк. Упал жалким комком. Дернулся и затих.

Мать Тэсс закричала. То ли она не поняла, что произошло, то ли, поняв, панически перепугалась, а может быть, захотела во что бы то ни стало помочь своим слугам. Так или иначе, мать, оттолкнув Тэсс, устремилась из двери во внутренний двор. Тэсс обеими руками попыталась остановить ее, но рукой с зажатым в ней пистолетом ей не удалось удержать край ночной рубашки матери, а другая рука ухватилась за тонкие кружева, которые с легкостью оторвались, оставшись в ее кулаке. Мать была уже во дворе.

— Нет!

Тэсс, сжав зубы, смотрела, как хрупкое, истощенное диетами тело матери швырнуло на землю, но не как упавшего с трапеции акробата, а скорее как балерину, которая, проделав пируэт, в изнеможении распростерлась на сцене, раскинув руки. С кровью, брызжущей из живота и груди.

Тэсс зарыдала. В горе. В ужасе. В гневе.

Казалось, вокруг нее жужжат пчелы, кусая дверные рамы, вонзаясь в стены коридора. Пули. Они почти бесшумно — значит, пистолеты с глушителями — вылетали из кустов, окаймлявших двор. Пули вывели Тэсс из шока. Она отпрянула, повернулась, чтобы бежать, и замерла при виде пламени, пожиравшего закрытую кухонную дверь.

«Что я делаю? Назад пути нет. Я в западне».

Одна за другой пронеслись мысли: смерть матери. Убийцы во дворе. Пожар. Ее снова сковал страх.

«Мне нельзя здесь оставаться! Но я не могу выйти наружу! Думай!»

Языки пламени вырвались из-за кухонной двери, освещая заполненный дымом коридор.

"Цокольный этаж. «Я могу пробраться туда. Туда ведет дверь из этого коридора. Там можно где-нибудь спрятаться. Намочить тряпки в прачечной и завернуться в них. Нет! Это безумие. Из этого ничего не выйдет. Когда дым заполнит цокольный этаж, я задохнусь, во сколько бы мокрых тряпок ни завернулась. Жар будет невыносимым! И пол первого этажа в конце концов рухнет. Меня погребет под грудой горящих балок».

При этой мысли ее едва не подвел мочевой пузырь. Но нельзя же стоять здесь, надо что-то делать! От удушающего запаха дыма ее едва не вырвало. И вдруг новая мысль придала ей отчаянную надежду. «Но эта идея может не сработать! И все же, помоги мне Господь, это моя единственная возможность спастись!»

Задержав дыхание, Тэсс кинулась по коридору мимо двери в кухню. От нее полыхнуло нестерпимым жаром, и Тэсс на мгновение с ужасом подумала, что ее одежда может вспыхнуть.

Ослепленная дымом, она добежала до лестницы, споткнулась, больно ударившись всем телом, и начала карабкаться по ступенькам на четвереньках. Жар стал намного меньше, зато дым так сгустился, что легкие противились каждому вдоху, приступы мучительного кашля сотрясали грудь. Но она упорно ползла вверх, продвигаясь все быстрее и увереннее, пока не добралась до конца лестницы. Лишившись опоры для рук, но еще подталкиваемая движениями коленей, она пролетела по воздуху и растянулась на верхнем этаже, стукнувшись подбородком о пол. Впереди, в середине коридора, сквозь завесу дыма, она видела, как языки пламени на верхних ступенях парадной лестницы, ведущей из холла на второй этаж, с ревом рвутся к потолку.

Скорее! Ее глаза слезились от дыма, в горле першило.

Она снова встала на четвереньки и поползла вперед. Жар все усиливался, пламя разгоралось. Треск и рев огня оглушали. Она жалобно всхлипнула, охваченная ужасом, что не доберется до цели, что яростное пламя заставит ее повернуть назад. Но у нее не было иного выхода. Она выругалась и, собравшись с силами, повернула налево. Преследуемая языком пламени, она наконец добралась до открытой двери в свою спальню, вползла в нее и захлопнула за собой дверь. По сравнению с адским жаром коридора воздух в спальне казался чудо как прохладным, хотя густой едкий дым продолжал разъедать глаза. В изнеможении она глубоко вдохнула и так закашлялась, что сплюнула кусок слизи. Пустяки! Теперь у нее появился шанс!

Свет лампы у постели едва пробивался сквозь пелену дыма, и в комнате почти ничего не было видно. Не беда! В этой с детства знакомой спальне она прекрасно ориентировалась и в темноте. Тэсс двинулась мимо кресла к балконной двери. Распахнув ее, она не поверила, что воздух может быть таким свежим. Пламя, от которого лопались стекла в окнах справа от нее, освещало деревья и кусты внизу. Но все внимание Тэсс было приковано к старому, ветвистому дубу под маленьким балконом ее комнаты. Именно из-за дуба Тэсс сломала руку в одиннадцатилетнем возрасте. Однажды в субботу после обеда, придя домой с занятий по гимнастике, необыкновенно воодушевленная своими успехами на брусьях, Тэсс, изучив дуб с балкона, решила, что легче легкого будет прыгнуть на ближайшую ветвь, затем, качнувшись, перелететь к более дальней, потом еще к более дальней и так, добравшись до ствола, спуститься вниз на землю. Не в силах удержаться от соблазна, она прыгнула, схватилась за ветку одной рукой, вытянув вперед другую в расчете нащупать ближайшую опору… и вскрикнула, когда почувствовала, что промахнулась, а потом вскрикнула еще пронзительнее, когда грохнулась на газон, прямо на руку. Рука оказалась вывернута под странным, ужасно странным углом. Никогда прежде не испытывала она такой дикой боли. Ее отец выскочил из дома, поднял ее и бросился в гараж. Он отвез ее в больницу на бешеной скорости, не обращая внимания на красные сигналы светофоров. Ее отец. Его уже нет на свете. Как же она тосковала по нему! И теперь ее мать тоже мертва! Тэсс до сих пор не могла поверить, что видела, как из ее живота и груди брызнула кровь. Она не верила, что такое может случиться! Мертва? Ее мать не может быть мертвой! Проклятые ублюдки!

Между тем пламя начало пробиваться из коридора в спальню и щели под дверью, над ней и по бокам. Тэсс засунула пистолет в холщовую сумку, закрыла «молнию» и несколько раз туго обмотала лямку вокруг талии. Теперь пламя уже не кралось, а яростно врывалось в комнату через все щели в дверной коробке. Времени больше не оставалось!

Тэсс отступила в окутанную дымом спальню. Натренированная многолетними занятиями спортом, она чуть наклонилась, выставив одну ногу вперед и слегка согнув колени в спринтерской позе, пробормотала молитву и, разбежавшись, прыгнула.

Глава 13

Тэсс почувствовала, как перелетела через витую чугунную решетку балкона, коснувшись ее кроссовками. Она боялась, что в темноте промахнется, как когда-то в прошлом и, не удержавшись на одной руке, рухнет вниз на газон. Но теперь ей было двадцать восемь. Для высокого мускулистого тела это расстояние оказалось гораздо короче, чем она ожидала, ее длинные руки без труда дотянулись до ветки и крепко за нее ухватились.

Мощный толчок качнул ее сначала вниз, потом вверх к следующей ветке. Воспользовавшись этим движением, она уцепилась за нее ногами и повисла между двумя ветками спиной вниз. Когда ветви перестали качаться, она начала, осторожно перебирая руками и ногами, двигаться к развилке. Искусно извернувшись, она оказалась теперь уже лицом вниз и, дюйм за дюймом продвигаясь вдоль веток, в конце концов добралась до ствола, спряталась в листве, стоя на крепких суках. Сердце у нее отчаянно колотилось.

Видели ли убийцы, как она прыгнула с балкона? Несмотря на то, что пламя, пробивавшееся из окон фасада, освещало территорию вокруг дома, она очень надеялась, что эта ее часть остается в темноте.

Ветки шевелились, когда она по ним пробиралась. Никуда от этого не денешься. Глупо тешить себя надеждой, что это не так. Но если убийцы сосредоточили внимание на дверях особняка, они могли не следить за той его стороной, где дверей не было. И тем более за таким наименее подходящим для побега выходом, как балкон верхнего этажа. «Что ж, я скоро узнаю, верна ли моя догадка», — подумала Тэсс. Она рывком раскрыла сумку и вынула пистолет, испытывая огромное удовлетворение при мысли, что люди, убившие ее мать, могли погибнуть от оружия, из которого ее учил стрелять отец. Даже если пистолет не чистили в течение шести лет. Даже если пружина в обойме ослабла оттого, что ее столько лет не перезаряжали. Сейчас главное — спуститься с дерева, чем бы это ей ни грозило! Постараться пролезть через густую живую изгородь и укрыться в темноте соседского участка.

Она сползла по стволу дерева, притаилась за его могучим комлем, повернувшись лицом в сторону темной задней стороны особняка, и, никого не заметив, метнулась к кустам справа от себя. Ей показалось, что прожужжала пчела. Пуля расщепила ствол дуба.

Тэсс резко повернулась и, пригнувшись, подняла пистолет отца.

Впереди скользнула тень, выхваченная из тьмы внезапно вспыхнувшим пламенем позади усадьбы. Тень с пистолетом! Тень пригнулась и стала целиться в Тэсс. Она вспомнила уроки, преподанные ей отцом в тире, и нажала на спуск. Пистолет загрохотал, отдача отбросила ствол вверх.

«Не обращай внимания на отдачу. Ни за что не отводи глаз от цели…» Тэсс смотрела на тень с пистолетом, в ужасе поняв, что промахнулась!

Она бросилась на землю в тот момент, когда человек выстрелил. У его оружия был Глушитель. Она не слышала выстрела, но явно различила, как свистнула над ней пуля. Лежа на земле, сжимая пистолет обеими руками, Тэсс прицелилась более тщательно. Она изо всех сил сосредоточилась на цели и снова нажала на спуск. Грохот выстрела оглушил ее.

Увидев, что человек отшатнулся и упал, она издала про себя победный клич. И тут же внутри у нее словно что-то оборвалось от напряжения и от того, что она только что сделала. Нет, она не может позволить себе жалеть убийцу. Ей надо бежать! Она вскочила с земли и бросилась к кустам. Вдалеке завыли сирены. Пожарные. Может быть, полиция. Их, вероятно, вызвал кто-то из соседей! Но звук был слишком далеко. Они не успеют ей помочь. Надо бежать!

Со стороны фасада дома послышался мужской голос. Тэсс повернулась на него. Откуда-то вынырнул человек с пистолетом, и Тэсс непроизвольно прицелилась и выстрелила. Еще раз. И еще! Первая пуля попала в стену дома, вторая — в дерево, за которым укрылся человек, но третья опрокинула его навзничь.

Тэсс снова про себя торжествующе закричала. Но тут же беззвучный крик застрял у нее в горле. Промазала!

Человеку удалось подняться на ноги. Он прицелился, но Тэсс успела выстрелить раньше, и человек рухнул на газон.

Она пробежала мимо цветника, слыша, как жужжат пули, вылетающие из-за дома. Они срезали ветки вечнозеленых кустарников живой изгороди, куда она устремилась, и заставили ее снова упасть на землю и поспешно заползти в их густую зелень. Тэсс прицелилась в человека, бежавшего к ней от заднего двора, выстрелила три раза, промахнулась, но, по крайней мере, заставила его спрятаться за бельведером.

Теперь огонь охватил особняк со всех сторон. Сирены завыли громче. Ближе. Когда ее противник, целясь, выглянул из-за своего укрытия, Тэсс в ярости выстрелила еще раз. Он исчез за укрытием. Но сделал это не слишком ловко, и Тэсс пыталась убедить себя, что она, возможно, ранила его, хотя скорее всего лишь расщепила дерево рядом с его лицом. Впрочем, не важно. У нее нет времени гадать!

Она поползла по узкому просвету между кустами — ветки царапали ей голову, спину, бедра — и вскочила на ноги, только оказавшись по другую сторону ограды. Она побежала по просторному заднему двору соседнего дома, где метались блики огня.

В доме во всех окнах горел свет. Тэсс представила его перепуганных обитателей, которые лихорадочно одеваются, чтобы выскочить на улицу в случае, если пожар перекинется на их особняк. Несмотря на рев огня, Тэсс услышала шелест листьев позади себя. Круто повернувшись, она выстрелила три раза подряд туда, откуда слышался шум, уловила стон человека и нырнула в густую тьму огромного двора.

Она огибала деревья, прыгала через клумбы, один раз споткнулась о низкий барьер искусственного пруда с лилиями, чуть не упав в воду, но удержала равновесие и, обежав пруд, помчалась еще быстрее.

«Все время считай, сколько патронов у тебя осталось», — учил отец. Но вся во власти одной-единственной мысли: как ей убежать, — Тэсс забыла правило отца. «Сколько раз я стреляла? Не помню». Больше десяти, в этом она была уверена. Вероятно, тринадцать… Выходит, обойма почти пуста.

Тэсс похолодела от ужаса, хотя пот градом катился по ее лицу и пропитал одежду. Патроны надо беречь. Тяжело дыша, она подбежала к следующему ряду живой изгороди, отделяющему этот особняк от другого, и, не сдержавшись, обернулась, чтобы посмотреть сквозь тьму на пылающее здание родительского дома в сотне ярдов от нее. Языки пламени вырывались из ее спальни. Это зрелище привело Тэсс в ярость. Уничтожалось ее прошлое, ее юность. Не заметив за собой погони, она раздвинула кусты и опустилась на землю.

Ей не следует бежать во двор следующего особняка, решила она в отчаянии. Преследователи несомненно разгадают ее маневр, и им останется лишь добежать по улице дальше до следующего дома, спрятаться во дворе и подождать ее там. Затем убить. Ее единственной надеждой были сирены, звучавшие теперь очень близко, они должны спугнуть преследователей. Но полагаться только на них она не могла. Надо самой обеспечить себе безопасность. Однако каким образом?

В смятении не зная, что предпринять, Тэсс в конце концов приняла отчаянное решение: вместо того, чтобы бежать через двор, двинуться вдоль него по краю. Миновав темное пространство между плавательным бассейном и теннисным кортом, она оказалась перед высокой каменной стеной. Тэсс растерянно огляделась по сторонам в поисках лестницы или дерева рядом со стеной любого предмета, который помог бы перебраться через нее. Ничего. Тэсс метнулась к плавательному бассейну Рядом с навесом для инструментов она нашла длинный металлический шест. На одном его конце была сетка, явно предназначенная для сбора мусора с поверхности воды. Скорей! Тэсс уперлась концом шеста в землю возле навеса, налегла на него всем телом, проверяя его прочность. Шест был крепким, но упругим. Может быть, получится. Кровь стучала у нее в висках. Выбора нет.

Тэсс запихнула пистолет в сумку, которая по-прежнему надежно держалась у нее на талии, схватила шест за один конец, нацелив другой в сторону стены, и устремилась вперед. В пяти футах от стены она воткнула свободный конец шеста в газон и взлетела вверх. Она долгие годы не упражнялась в таких прыжках. В легкой атлетике прыжки с шестом никогда не были ее любимым видом. Но теперь надо вообразить себе, что она выступает на Олимпийских играх. Когда ее тело взметнулось в воздух, она почувствовала, как сгибается шест. Если он переломится! Со всего размаху стукнувшись с верхний край стены, Тэсс уцепилась за него свободной рукой, отпустила шест и, ухватившись за выступ теперь уже двумя руками, начала подтягиваться вверх.

Вскарабкавшись на стену, она немного полежала на ней ничком, давая отдых поцарапанным, в кровоточащих ссадинах рукам, и, повиснув на руках с другой стороны стены, спрыгнула в темноту, рискуя приземлиться на какую-нибудь скамейку под стеной и сломать лодыжку. Или напороться на кол, поддерживающий саженец. Однако ее ноги благополучно коснулись рыхлой садовой земли, и, привычно подтянув их к животу и локти к бокам, она перекувырнулась через голову на мягком цветочном ковре. Сразу же вскочив на ноги, Тэсс всмотрелась в темноту впереди, угадывая расплывчатые тени деревьев, громоздкий темный силуэт особняка, и, выхватив из сумки пистолет, побежала. Когда ей было десять, здесь жила ее лучшая подруга. Они часто играли в этом дворе, и одной из их любимых игр были прятки. Тэсс вспомнила, как однажды так хорошо спряталась, что подруга, отчаявшись, перестала ее искать. Теперь Тэсс поспешила к этому месту, надеясь, что двор не перестроили. Услышав журчание воды, она ускорила шаг. В углу двора по-прежнему громоздились собранные в кучу и залитые цементом валуны, имитировавшие маленькую, по плечо, гору, с вершины которой; извиваясь, стекали потоки воды и падали в пруд с золотыми рыбками. Воду для этой затеи подавал насос, спрятанный в колодце позади кучи валунов.

Колодец закрывал люк, предохранявший насос от непогоды. Пробравшись сквозь колючие кусты, окружавшие горку из валунов, Тэсс встала на колени, нащупывая крышку. Она с трудом втиснулась внутрь колодца, закрыв за собой люк. В полной темноте, слыша стук насоса где-то рядом; она уселась, обхватив колени руками и опустив на них голову. От неудобной позы болели мышцы, но у нее, по крайней мере, была возможность передохнуть и решить, что делать дальше.

Много лет назад одна из причин, по которой подружка не смогла найти Тэсс, заключалась в том, что, когда однажды они вместе обследовали колодец с насосом, у подружки вызвала отвращение паутина. Девочка даже не оглянула туда, потому что ей и в голову не пришло бы спрятаться в таком противном месте. Но Тэсс была сорванном, и паутина для нее не значила ничего по сравнению с выигрышем. И теперь она сидела в своем тайнике, не обращая внимания на то, от чего ее подружка упала бы в обморок. И все же, чувствуя на лице и волосах паутину и ощущая, как нечто маленькое и многоногое ползает по ее руке, Тэсс пришлось собрать всю свою волю, чтобы не содрогнуться от отвращения. Сейчас главное, что она в безопасности. В этой взрослой игре в прятки, где ставкой была жизнь, никто из преследователей не смог бы обнаружить ее, потому что никто из них не мог знать об этом колодце позади, горки валунов.

Тэсс поморщилась: Руки у нее болели от порезов и ожогов: спина была расцарапана колючей живой изгородью, ноги и подбородок саднило от многочисленных падений. Но физическая боль была ничто по сравнению с душевной. Ее мать мертва. Нет! Тэсс не могла в это поверить. Не могла примириться с этой мыслью.

Сегодня она убила по меньшей мере двоих и тоже не могла примириться с этой мыслью, как бы ни проклинала и ни кляла и теперь убийц своей матери, как бы страстно ни жаждала отомстить им. Она тихо заплакала: горячие слезы струились по щекам, когда она, дрожа, сидела в холодной, сырой, непроглядной тьме своего убежища. Ей надо подумать. Когда она сочтет, что опасность миновала, надо будет бежать.

Самое главное — выяснить, кто охотится за ней, и почему причинил ей столько страданий. И посчитаться с ним. Эта горькая, злая мысль все время возвращалась к ней. Да, кто-то определенно должен за все заплатить. Она ощупала сумку, мучительно размышляя о фотографиях в ней, и особенно о той, которая отталкивала и приводила в замешательство. Барельеф. Мускулистый, длинноволосый, красивый юноша, оседлав быка, вонзал ему в горло нож. Рядом собака пыталась лизнуть брызжущую кровь, в то время как змея устремилась к колосьям пшеницы, а скорпион жалил быку яички.

Сумасшествие какое-то.

Глава 14

В запущенной классной комнате на втором этаже пустующей школы в Бруклине Хамелеон закончил свой отчет. Некоторое время в полутемном классе, где окна были забиты фанерой, царила тишина — соратники Хамелеона угрюмо обдумывали услышанное.

— Значит, женщина сбежала? — наконец спросил широкоплечий, машинально вращая кольцо с рубином на среднем пальце левой руки и поглаживая изображение перекрещивающихся креста и меча.

Хамелеон, помолчав, ответил:

— Скорее всего. Наблюдатель из моей команды, скрывавшийся за домом, не заметил, как женщина прыгнула с балкона на дерево, но видел, как она спустилась по дереву вниз на землю. И он определенно знает, что она застрелила двоих.

— Но где она достала оружие? — спросил мужчина со впалыми щеками.

Хамелеон пожал плечами.

— Вы уверены, что враги не погнались за женщиной и не поймали ее? — спросил человек в очках.

— Такой уверенности у меня нет. К месту происшествия прибыли пожарные и полиция. Но предупрежденные воем сирен, враги имели в своем распоряжении достаточно времени, чтобы подобрать убитых и скрыться до того, как появились представители власти.

— Надеюсь, наши оперативники были не менее расторопны, — заметил мужчина с тонкими губами.

Хамелеон утвердительно кивнул и добавил:

— Больше того, все говорит о том, что женщина в безопасности.

— Но мы не знаем, где она, — сурово свел брови эксперт по электронике. — Враги — тоже. Если я правильно понял, вы рассчитывали использовать женщину как приманку, чтобы подманить добычу. Но теперь ваш план не сработает. Мы оказались отброшены к нашей исходной позиции.

— Я бы не сказал, — возразил Хамелеон. — В данный момент мы не знаем, где находится женщина. Но узнаем, и скоро.

— Каким образом?

— Вы поставили подслушивающее устройство на телефон женщины.

— Как вы приказали, — сказал эксперт по электронике.

— И на телефон полицейского. На ее месте — будучи в смятении, опасаясь за свою жизнь, — что бы вы сделали?

— Ах, вот оно что, — откинувшись назад, воскликнул электронщик. — Конечно. Она постарается позвонить полицейскому. — Улыбнувшись, он добавил: — Значит, теперь мы усилим наше наблюдение за ним.

— В конце концов он выведет нас на женщину, — сказал Хамелеон. — А вот что еще более важно: без сомнения, враги проявят присущую им сообразительность. Недаром за плечами у них долгие годы практики. Не сомневаюсь, что их расчеты совпадут с моими и они придут к такому же заключению.

Человек со впалыми щеками, выводя пальцем на пыльной парте рисунки, проговорил:

— Они постоянно демонстрируют свою удивительную изворотливость. И не раз и не два они предугадывали наши ловушки.

— Но вряд ли предугадают эту, — сказал Хамелеон. — Отныне полицейский будет приманкой, которая привлечет нашу добычу. Охота продолжается. В данный момент моя команда наблюдает за лейтенантом Крейгом, хотя их первейшая обязанность, конечно, выслеживать врагов.

— В таком случае нам следует присоединиться к охоте, — заявил широкоплечий.

— Несомненно, — поддержал его тонкогубый господин.

Остальные поспешно поднялись из-за парт. Хамелеон остановил их жестом руки.

— Минуту. Прежде чем мы разъедемся, мне хотелось разъяснить еще один вопрос.

Собравшиеся нетерпеливо ждали.

— Как мы знаем, враги — этот мерзкий сброд — активизировали свою вредоносную деятельность. Невозможно предсказать ужасные последствия их злостных заблуждений. В то же время я признаю, что с нашей стороны было допущено много тактических ошибок. Несколько — на моей совести, о чем я без утайки вам рассказал. Но близится судный день. Последние события показывают, как усложнилась ситуация. Я полагал, что мы справимся с ней собственными силами и выполним возложенную на нас миссию. Теперь я в этом не уверен. Болезненное самолюбие не относится к числу моих недостатков. И я не задумываясь попрошу помощи, если посчитаю, что наша великая миссия в ней нуждается.

— Попросите помощи? — Электронщик вопросительно поднял брови.

— Я связался с высшей инстанцией. Объяснил ситуацию. Они не только согласились с моей оценкой, но и удовлетворили мою просьбу. В половине первого в аэропорт Кеннеди прибывает группа специалистов.

— Специалистов? — побледнел эксперт по электронике.

— Да, я послал за командой палачей.

Часть 2 Насилие и возмездие

Жертва для заклания

Глава 1

Ньюарк, штат Нью-Джерси

В своей убогой комнатушке при пакгаузе из поржавевшего гофрированного железа в дальнем конце городских доков Бастер Бучанан по прозвищу Правый Хук, чиркнув спичкой о столешницу, прикурил окурок сигары, оставшийся с прошлого вечера. Нет смысла быть расточительным. Как-никак, это была кубинская сигара — последняя из той коробки, которую дон Винченцо — всегда такой внимательный — прислал к его дню рождения две недели назад. Добрый старый дон Винченцо. Он знал, как сделать счастливыми своих работников. Особенно хороших работников, а Бастер Бучанан по прозвищу Правый Хук всегда выкладывался на полную катушку — и когда в юности был грузчиком в порту, и когда потом стал боксером, да таким, что мог претендовать на звание чемпиона. Вспомнив любимую профессию, Бастер сжал кулаки и, поддавшись внезапному порыву, вступил в короткий бой с тенью, раздавая молниеносные удары левой и правой, а затем выдал свой знаменитый мощный правый хук. Конец тебе! Он свирепо смотрел на лежащего в нокауте воображаемого противника. И тут на него нахлынули воспоминания о давно ушедшей славе на ринге. Вопли восторженных зрителей. Объятия менеджера и объятия женщин, стольких роскошных женщин, жаждавших лечь в постель со знаменитостью. Бастер покачал головой. Восторженные вопли женщин… объятия по ночам… случалось, его преследовали эти сладостные видения.

Бастер еще немного побоксировал с тенью, но теперь, когда он был на двадцать лет старше и весил намного больше нормы, это далось ему с трудом. Да, ничего не попишешь, доктор советовал ему не слишком напрягаться. Не то чтобы Бастер испугался докторского предостережения. Черт побери, он никогда ничего не боялся. Он еще может уложить троих в драке в каком-нибудь баре. Запросто. Разве не так случилось прошлым вечером в ближайшей пивной, куда он зашел, возвращаясь с работы? Именно так, черт возьми. Тем не менее, проделав с сигарой во рту несколько выпадов и нанеся пару точных ударов, он совсем задохнулся, точь-в-точь как однажды, оказавшись на отдыхе, в горах. Может, бросить курить? В конце концов, доктор советует. Черта с два! Жизнь и так коротка. Да что он понимает, этот паршивый докторишка? Разве он боец? Конечно, ему легко давать советы. Он слюнтяй какой-то, ей-богу. И этот его золотой «ролекс». Что знает о жизни этот маменькин сынок?

Те последние его бои… Тошно, черт возьми, о них вспоминать. Бастер всегда жалел, что пришлось согласиться проиграть более слабому противнику, проиграть три раза, потому что у дона Винченцо был двоюродный брат, боксер, которого метили на место Бастера.

«Ну, слабая челюсть этого двоюродного братца положила конец его карьере, — злорадно подумал Бастер. — Да только и моей карьере пришел капут… Ну да ладно». Попыхивая окурком сигары — по крайней мере, дон Винченцо не забывал парней, оказавших ему услугу, — Бастер напомнил себе о работе, которую надо сделать побыстрее. Иначе дон Винченцо будет недоволен.

Бастер в последний раз с наслаждением затянулся сигарой из кастровского табака и затушил окурок в переполненной пепельнице. Надо как-нибудь навести порядок в этой халупе, подумал он, неодобрительно глядя на полосу от спички на видавшем виды письменном столе, как раз посередине круглого пятна, оставленного пивной жестянкой. Он решил, что раз его ждет работа, сам Бог велел такому работяге, как он, подкрепить силы. И не только сигарами… Да.

Бастер, пошарив под столом, нащупал в коробке последнюю банку пива, открыл ее и сделал несколько больших глотков. Витамины. Ага. Он облизнул губы и опять напомнил себе о работе. Вот-вот к пакгаузу подъедут на своем грузовике Большой Джо с братом. Они втроем разгрузят красные пластиковые контейнеры, которые, если не считать цвета и материала, походили на баллоны с газом для жаровни, чтобы жарить мясо на свежем воздухе. К слову сказать, Бастер не больно-то любил мясо на вертеле. Хотя его зануда жена любила. Вот зараза. Потом они, опорожнив контейнеры в несколько больших металлических ящиков, хорошенько защелкнут на них крышки, чтобы скрыть содержимое, и с помощью автопогрузчика доставят на баржу. И сегодня же вечером втроем отправятся на барже по Гудзону к концу Лонг-Айленда. А там сбросят все дерьмо в океан. Потому что их груз — Бастер отпил немного пива и поежился — именовался медицинскими отходами. Использованные иглы. Зараженные бинты. Инфицированная кровь. Гниющая человеческая плоть.

Что ж, — Бастер глотнул еще пива, — это грязная работа, — он криво усмехнулся, — но приходится же каким-нибудь бедолагам ее делать. Особенно для дона Винченцо. При этой мысли Бастер сразу протрезвел. Да, особенно для дона Винченцо. Потому что, если отказать папаше Винченцо, то он будет недоволен, а когда папаша Винченцо недоволен, тебе ломают ноги. И это только для начала. К черту кубинские сигары. Когда добренький папаша недоволен, тебе не просто ломают ноги. Тебя разбирают на кусочки.

И в конце концов, какой вред от того, что в океан сбрасывают иглы и бинты, спрашивал себя Бастер, жалея, что не купил побольше пива. На земле места уже ведь не хватает. Это Бастер читал во всяких там дурацких газетах. Мусора полно, а девать его некуда. Кругом понатыкали многоквартирных коробок. В землю ничего не закопаешь. И никто не хочет, чтобы от медицинских отходов избавлялись, с помощью — как там? — инсинераторов [10]. Проклятые «зеленые» думают, что заразятся, если будут вдыхать этот дым. А у дона Винченцо самое большое предприятие по переработке отходов в восточном Нью-Джерси. И куда же ему девать весь этот мусор, особенно дерьмо из больниц? Ответ простой. На Земле полно воды. Еще бы. Более половины планеты, может даже три четверти, занимает эта чертова вода, разве не так? Уйма места. Неужели ж его не хватит для нескольких барж с иглами и бинтами?

«Ну хорошо, ну ладно, прилив иногда работает против нас, — рассуждал Бастер. — Иногда все это дерьмо несет обратно к берегу. Иногда иглы и бинты выбрасывает на пляжи. Но разве я виноват? Я делаю свою работу. Я скидываю дерьмо в воду. Если океан работает против меня, я же не виноват! Не виноват, — решил он твердо. — Конечно, нет. Подумаешь, какой-нибудь „зеленый“ пару дней не поплавает в океане, пока все это не выгребут. Ну и что? Пусть очистители делают свою работу, а я буду делать свою».

Прозвучал звонок. Бастер поставил банку с пивом и выпрямился. Звонок был сигналом, что Большой Джо с братом подогнали грузовик к пакгаузу и ждут, когда Бастер поднимет дверь. Пора бы уже. Бастер нажал кнопку. Шаткое строение заходило ходуном, когда дверь пакгауза с грохотом поползла вверх.

Грузовик Большого Джо подъехал к контейнерам для барж. Мотор его рыкнул и смолк.

Бастер ткнул в кнопку, которая закрывала грохочущую дверь, и величественно вышел из конторы.

— Вы опоздали, — проворчал он, когда открылась дверь водителя. Но из грузовика вышел не Большой Джо. Вместо него на цементный пол легко спрыгнул человек, которого Бастер видел первый раз в жизни, и, усмехнувшись, сказал:

— Привет. — Человек был в отличной спортивной форме, лет тридцати.

— Кто ты, черт побери, такой?

— Не хотелось бы тебя огорчать, но с Большим Джо произошел несчастный случай. Трагический. Ужасный.

— Несчастный случай? Какого рода?

— Случился сильный пожар. Сгорел его трейлер. Он умер во сне.

— Мой Бог! — присвистнул Бастер. — А брат Большого Джо?… Где он? Он знает об этом?

— В каком-то смысле.

— Я не понял. Так знает или нет?

— Ну, он знал, это точно, — сказал красивый здоровяк. — Но больше не знает. Понимаешь, он мертв. Еще один пожар. Ужасно. Прошлой ночью. Его дом сгорел дотла.

— Что ты мне лапшу на уши вешаешь?

— Ты следующий.

С громким стуком дверца грузовика распахнулась, из нее выпрыгнули двое мужчин.

Бастер протер глаза. Они были такие же, как первый, — худощавые, гибкие, красивые, со смуглым цветом лица и молодые — едва за тридцать.

Когда они подошли ближе, Бастер заметил, что они похожи друг на друга и в другом. Наверное, это была игра света, но ему показалось, что у всех троих серые глаза.

— Так вот, Бастер, у нас проблема, — сказал первый человек.

— Да ну? — Бастер отступил и поднял свой знаменитый правый кулак. — И какая же это проблема?

— Иглы. Бинты. Инфицированная кровь. Вы отравляете океан.

— Послушай, я только делаю то, что говорит мне дон Винченцо.

— Конечно. Ну, тебе больше не придется выслушивать его приказы. Дон Винченцо мертв.

— Что?

— Не можешь поверить? И правда, удивительное дело. Только без шуток, еще один пожар.

Бастер, в испуге отпрянув, воскликнул:

— Какого дьявола? Эй, не подходите ближе! Я вас предупреждаю!

— Конечно, конечно.

С невероятной ловкостью первый человек увильнул от серии ударов Бастера, ушел от знаменитого правого хука бывшего короля ринга и двинул его в нос с такой силой, что Бастер упал на пол, сплевывая кровь, в глазах у него двоилось.

— Слушай внимательно, — сказал человек, — мы не собираемся тебя жечь.

Оглушенный мощным ударом Бастер с облегчением вздохнул. Ему пришлось признать, что каждый из этих троих был в лучшей физической форме, чем все его прежние соперники. Поэтому, если они намерены поторговаться, может быть, у него есть шанс…

— Значит, вы меня отпустите? — с надеждой спросил Бастер, проклиная тот день и час, когда повстречался с доном Винченцо и поддался его уговорам.

— Боюсь, что нет, — сказал человек. — Каждый проступок имеет свои последствия. Пламя — не всегда лучшее наказание. Иногда следует наказывать способом, аналогичным преступлению. Наглядно показать, как ужасно совершенное преступление. Через минуту я продемонстрирую тебе это.

Все трое облачились в хирургические маски, халаты и резиновые перчатки.

— Господи Иисусе! — воскликнул Бастер.

— Если ты его предпочитаешь. А теперь мои товарищи подержат тебя.

— Нет!

— Не сопротивляйся. Твоя смерть будет только мучительнее.

Двое схватили Бастера, и, когда он стал вырываться и кричать, третий заткнул ему рот носовым платком, чтобы заглушить крики. Затем человек, поправив резиновые перчатки и открутив крышки на пластиковых контейнерах в грузовике, принялся вынимать из них бесчисленные зараженные иглы от шприцев и методично втыкать их во все части тела Бастера: в руки, ноги, горло, в пах и глаза, повсюду.

Когда тело Бастера наконец обнаружили в одном из пакгаузов на берегу Гудзона, газеты обозвали труп «подушкой для булавок». Не совсем верно. Бастер Бучанан по прозвищу Правый Хук на самом деле превратился в «подушку для иголок», и если бы его не убили тысячи игл, усеявших его тело, то он наверняка в скором времени погиб бы в конце концов от рака легких, которым страдал уже несколько лет.

Глава 2

Лейтенант Крейг жил в тесной однокомнатной квартире в цокольном этаже перестроенного многоквартирного дома на Бликер-стрит в нижнем Манхэттене. Когда-то у него был дом в Куине, во всяком случае, он исправно выплачивал его стоимость, но четыре года назад бывшая жена во время бракоразводного процесса получила на него право владения. Крейг страшно жалел, что не живет там. Не из-за дома. Ему никогда не нравилось регулярно подстригать газон, разгребать снег и вообще заниматься домашними делами, да и, по правде говоря, полицейская служба отнимала у него столько времени, что он слишком редко бывал дома, чтобы выполнять подобные обязанности или уделять достаточно внимания своей жене и двоим детям. Вот чего ему действительно недоставало — не самого по себе дома, черт с ним! — а своей семьи. Иногда по ночам при мысли об этом у него так сильно ныло сердце, что он не мог заснуть и часами лежал на спине на своей раскладной кровати, уставясь в потолок. Как же он жалел, что не постарался сохранить семью!

Однако семейная жизнь и полицейская работа плохо сочетались друг с другом. Быть копом — это все равно что иметь вторую семью, и жена копа ревнует тебя к работе как к другой женщине. Так что у него в отделе было много разведенных парней. Единственным утешением оставалось то, что бывшая жена Крейга разрешала ему часто навещать детей. Он делал все возможное, чтобы проводить выходные с сыном и дочерью, и занимался с ними, возможно, больше, чем когда был женат, но вся штука заключалась в том, что дети выросли и теперь не так уже рвались проводить время с отцом, как раньше.

«Я совершил большую глупость, — ругал себя Крейг, входя в душ и открывая краны. Горячая вода обожгла его. — Как мне могло взбрести такое в голову — связаться с женщиной на десять лет моложе себя? Спятил я, что ли? Единственное, что связывает меня с Тэсс, — это ее проблема. Когда она уладится — ты хочешь сказать, если — нет, когда, не будь пессимистом, — она не захочет иметь со мной ничего общего. Ее определенно не привела в восторг идея познакомиться поближе, когда я об этом сказал вчера ночью по телефону».

Крейг увеличил напор обжигающе горячей воды, смыл шампунь с волос и покачал головой. «На что ты рассчитываешь? — продолжал он мысленный разговор с самим собой. — У нее горе. Не важно, что она встречалась со своим другом, кем бы ни оказался на самом деле этот Джозеф Мартин, всего три раза. Кстати, возможно, за ней следят. Она слишком озабочена своими проблемами, не говоря уже о том, что насмерть перепугана. Не то время выбрал, приятель».

Он выключил воду, вышел из узкой душевой (ванны не было) и досуха вытерся. С тщательной дотошностью разведенного мужчины, который теперь на собственном опыте убедился, скольких трудов стоило его бывшей жене поддерживать чистоту и порядок (а он этого даже не замечал), Крейг взял губку и протер душевую, чтобы на кафеле не осталось пятен. Он уже побрился. Ему осталось причесаться, ополоснуть лицо лосьоном после бритья, брызнуть дезодорантом и, одевшись, заставить себя съесть завтрак.

В своей спальне, которая служила также гостиной и кухней, Крейг поставил кипятить воду для кофе. По привычке он включил радио, чтобы услышать новости, и, поддавшись порыву, снял трубку телефона. Может, это и не такая уж хорошая идея. Вероятно, он повторяет свою ошибку. Все равно он чувствовал необходимость поговорить с Тэсс, извиниться за то, что вчера пытался навязаться. Он взглянул на номер телефона ее матери, записанный вчера на листке бумаги, и стал набирать его, вполуха слушая, как диктор рассказывает о новой серии минометных перестрелок, разгоревшейся между христианами и мусульманами в Бейруте. Какого черта они не поделили, подумал Крейг, дожидаясь ответного гудка. После второго сигнала раздался женский голос — не Тэсс, и вообще не человеческий, а механический голос компьютерного робота.

— Номер, который вы набираете, не работает.

Не работает? Крейг нахмурился. Он, видно, перепутал номер. Лейтенант посмотрел на листок бумаги — неужели вчера при записи он ошибся цифрой? И снова набрал номер.

— Номер, который вы набираете, не работает.

«Господи, я и вправду записал неверный номер», — огорчился он.

Вода в чайнике, закипев, дала о себе знать свистком. Крейг выключил газ, помрачнел и только поднес ложку с растворимым кофе к чашке, как застыл, услышав слова диктора:

— …полностью уничтожен особняк в престижном районе Александрии, штат Вирджиния.

В Александрии?

Дурное предчувствие заставило Крейга рвануться к приемнику, чтобы увеличить громкость.

— Трое людей, пытавшихся спастись из горящего дома, были застрелены, — продолжал диктор. — Двое слуг и Мелинда Дрейк…

У Крейга перехватило дыхание.

— …вдова Ремингтона Дрейка, бывшего посла, сотрудника Государственного департамента, который был замучен исламскими экстремистами шесть лет назад в Бейруте. Власти пока не смогли установить личности нападавших или выяснить мотивы убийств, но пять экспертов пришли к выводу, что причиной пожара является поджог.

Поджог? Двое слуг? Мать Тэсс? А что с ней самой?

Крейг схватил телефон, набрал номер справочной и, узнав нужные ему номера, дозвонился до александрийской справочной и вышел наконец на местное полицейское управление.

Услышав неприветливый голос дежурного, Крейг, стараясь сдержать волнение, сказал:

— Отдел по расследованию убийств.

Щелчок. Гудок. Молчание.

— Отдел по расследованию убийств, — наконец отозвался охрипший женский голос.

— Мое имя Уильям Крейг. — Усилием воли поборов дрожь в голосе, он продолжал: — Я лейтенант из отдела розыска пропавших без вести нью-йоркского управления полиции. Номер моего полицейского значка… Начальника зовут… Номер его рабочего телефона… я звоню из дома. Если хотите, я дам вам номер, пока вы меня проверяете.

— Прежде чем мы этим займемся, почему бы вам, лейтенант, не отдышаться и не сказать, что вам надо?

— Это касается поджога в доме Мелинды Дрейк. Жертвы. Не нашли ли вы еще один труп? Дочь. Тэсс Дрейк.

— Нет. Только слуг и… Что вам известно насчет дочери, лейтенант? Почему вы считаете, что она была в доме? Какое отношение вы имеете к этому делу?

— Я… Это слишком сложно. Мне надо подумать. Я перезвоню.

Крейг бросил трубку.

Тэсс в безопасности! Нет.

От неожиданной ужасной мысли он в ярости стукнул кулаком по кухонному столу. Что, если она не сумела выскочить из дома и погибла в огне? Что, если эксперты еще не нашли ее тело? Трясущимися руками Крейг рванул дверцу шкафа и выхватил телефонный справочник, в отчаянии надеясь зарезервировать место на ближайший рейс в Вашингтон. Там он возьмет напрокат автомобиль и поедет… Он захлопнул справочник.

«Какого черта, интересно, я буду делать в Александрии? — опомнился он. — Какой там от меня прок? Все, что я могу, — это, не находя себе места от волнения, смотреть, как работают следователи на пожарище. Но я должен сделать хоть что-то. Думай. Надейся. Ты знаешь наверняка только то, что двое слуг и мать Тэсс были застрелены, когда пытались бежать из горящего дома. Но это не означает, что Тэсс не удалось бежать. Пожалуйста, о Господи, пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо. Если она убежала… Что она будет делать, если убежала? Смертельно напуганная, она постарается спрятаться от тех, кто хочет ее убить. А потом? Может быть… Может быть, она будет звонить мне. К кому еще она может обратиться? На кого, кроме меня, ей можно положиться, кому довериться? Я, пожалуй, ее единственная надежда».

Глава 3

Чувствуя себя совершенно беззащитной, будто ее раздели догола, дрожа от холода, несмотря на душное утро, Тэсс снова позвонила в дверь этого особняка. Она ждала, нервно оглядываясь в сторону окаймленной живой изгородью подъездной дорожки к дому. Пока ей везло.

Пока она стоит здесь у парадного крыльца, по узкой, тихой улочкекe проехало ни одной машины. А что, если бы кто-то проехал и этот кто-то был бы из числа ее преследователей… Скорее. Тэсс опять нажала на кнопку звонка и уже не отпускала ее. Теперь ее пугала другая мысль. Что, если дома никого нет? Что, если Кодиллы уехали в свой летний дом в штат Мэн? В отчаянии она готова была как вор забраться в дом. Нет, из этого ничего не выйдет — сработает сигнализация.

Ее подружка детства давным-давно уехала вначале в колледж, затем с мужем в Сан-Франциско, но в особняке до сих пор жили ее родители. Прячась ночью в сыром, темном и тесном колодце за валунами на заднем дворе, Тэсс пыталась, невзирая на все возрастающую боль в затекших мышцах, собраться с мыслями, чтобы решить, что же ей делать дальше. И хотя ответ был очевиден, исполненной горем и страхом Тэсс понадобилась целая ночь, чтобы вспомнить, что владельцы особняка были для нее вторыми родителями.

По мере того, как она ждала, нажимая онемевшим от усилия пальцем на кнопку звонка, надежды Тэсс таяли, а страх возрастал. Ну пожалуйста, ради Бога, откройте!

Она вздохнула с облегчением, когда дверь наконец распахнулась. Непреклонного вида дворецкий холодно оглядел ее перепачканные джинсы, порванный пуловер, покрытое грязью лицо и растрепанные, в паутине волосы.

— Мне нужна миссис Кодилл, — торопливо сказала Тэсс. — Прошу вас! Она дома?

— Миссис Кодилл жертвует на содержание ночлежек для бездомных. В центре есть несколько, — ледяным тоном проговорил Дворецкий и начал закрывать дверь.

Тэсс вцепилась в ручку, пытаясь помешать ему.

— Вы не понимаете!

— Миссис Кодилл нельзя беспокоить, — строго сказал дворецкий и, принюхавшись, сморщился. Тэсс поняла, что от нее ужасно пахнет дымом, потом и страхом. — Если вы не уйдете, я буду вынужден вызвать полицию.

— Нет! Выслушайте меня! — воскликнула Тэсс, не отпуская ручки двери, которую дворецкий тянул на себя. — Меня зовут Тэсс Дрейк! Миссис Кодилл знает меня! — У нее испуганно заколотилось сердце, когда на улице послышался шум колес приближающейся машины. Она протиснулась в дверь, несмотря на все сопротивление дворецкого.

— Я подруга дочери миссис Кодилл! — говорила Тэсс, стараясь отодвинуть дворецкого плечом. — Я часто приходила сюда! Миссис Кодилл знает меня. Скажите ей, что это…

— Тэсс? — раздался изумленный женский голос из глубины дома. — Тэсс, это ты?

— Миссис Кодилл, пожалуйста, впустите меня!

Шум колес едущей по улице машины становился все слышнее.

— Все в порядке, Томас. Откройте дверь, — сказка невидимая женщина.

— Слушаюсь, мадам. — Дворецкий сердито смотрел на Тэсс. — Как пожелаете.

Машина была уже возле подъездной дорожки особняка, когда Тэсс вбежала в прихожую. Дворецкий закрыл дверь, и шум машины стал едва различим.

Тэсс молчала, тяжело дыша. Она прижимала к груди сумку — та казалась, непривычно тяжелой из-за пачки фотографий, книги и пистолета — и благодарно смотрела на миссис Кодилл, которая стояла в холле рядом с дверью в столовую.

Миссис Кодилл была невысокой, полной дамой лет пятидесяти. Очки в круглой оправе подчеркивали округлость ее пухлого лица. Одетая в восточный, яркой расцветки домашний халат, она удивленно взирала на Тэсс, пораженная не столько ее неожиданным появлением сколько немыслимым видом.

— Боже милостивый, Тэсс! С тобой все в порядке?

— Теперь в порядке.

— В вашем доме случился пожар! Этой ночью я видела пламя из окна своей спальни! Меня разбудили сирены. Где ты была? Что с тобой случилось?

Ноги у Тэсс занемели от долгого сидения скорчившись, и все же ей удалось подойти к миссис Кодилл быстрым шагом.

— Слава Богу, вы Дома, миссис Кодилл. Мне необходима ваша помощь. Прошу простить меня за столь бесцеремонное вторжение, но мне не к кому обратиться, кроме вас.

— Ну конечно, моя дорогая. Ты ведь знаешь, мы всегда тебе рады. Я помню, как ты приходила сюда играть с Региной.

Миссис Кодилл вознамерилась было обнять Тэсс, но грязная одежда девушки и исходящий от нее запах дыма остановили ее.

— Боже мой! — ахнула она. — Что у тебя с руками? Они все в ссадинах! А ладони! На них же волдыри! Это ожоги. Необходимо вызвать врача.

— Нет!

— Что?

— Пока в нем нет нужды. Не думаю, что ожоги серьезные, миссис Кодилл. Хотя они болят: Если бы я могла воспользоваться аптечкой первой помощи…

— Конечно, — перебила ее миссис Кодилл, — совершенно верно. И еще тебе надо поскорее отмыться. Сейчас же пойдем наверх. Томас! — повернулась она к дворецкому. — Я не помню, где у нас аптечка первой помощи! Где мы ее держим? Принесите ее как можно скорее!

— Непременно, мадам, — невозмутимо ответил дворецкий.

— Это подруга моей дочери! Тэсс Дрейк! Помните пожар этой ночью?

— Да, мадам?

— Это горел дом ее матери!

— Теперь я понимаю, мадам, — проговорил дворецкий еще невозмутимее. — Тэсс Дрейк. Я сожалею… Это, несомненно, моя вина, но, мадам, она говорила так быстро… Я прошу прощения. В спешке я не смог разобрать ее фамилию.

— Томас, хватит извиняться, ради Бога, не тратьте попусту время. Как говорила моя дочь, кончайте с этим.

— Конечно, мадам.

Миссис Кодилл приподняла подол своего цветастого до полу восточного халата и с неожиданным для ее возраста и комплекции проворством устремилась вместе с Тэсс вверх по парадной лестнице.

— Но ты мне так и не рассказала. Где ты была? Что с тобой случилось? Почему ни полиция, ни пожарные не отвезли тебя в больницу?

— Я… — Тэсс в растерянности потерла лоб и, стараясь, чтобы ее голос звучал убедительно, продолжала: — Я толком не помню, как это все произошло. Меня разбудили дымовые детекторы. Потом я увидела пламя. Помню, что меня со всех сторон окружало пламя. Помню, как выпрыгнула из окна спальни.

— Выпрыгнула из окна? — Миссис Кодилл была ошеломлена.

— А что было после этого — не знаю. Кажется, я ударилась головой. Вроде бы куда-то побежала, а потом, вероятно, полностью отключилась. Следующее, что помню, — это как очутилась на вашем заднем дворе.

— Но каким образом?

— Не представляю, миссис Кодилл. Видно, какое-то затмение нашло.

— Неудивительно. На твоем месте я бы упала в обморок. Это должно быть ужасно. Пережить такое… Тэсс, а твоя мать… Я боюсь спрашивать, но… ты знаешь, что случилось с твоей матерью?

Не в силах справиться со своими чувствами, вне себя от горя, Тэсс остановилась на верхней ступеньке. Слезы застлали глаза и покатились по щекам.

— Да, — голос ее сорвался, — это, да поможет мне Бог, я хорошо помню.

— Я глубоко сочувствую тебе, Тэсс. У меня нет слов… Твоя мать была прекрасной, благородной женщиной. Как мужественно она держалась, когда стало известно о гибели твоего отца. Замечательная женщина. И сейчас я не могу поверить, что кто-то застрелил ее. Все это так ужасно. Страшно представить, к чему катится мир. Я всю ночь не могла сомкнуть глаз. Но, дорогая, тебе надо прийти в себя. Ты, наверное, измотана до предела.

— Да, миссис Кодилл. Только «измотана» — не совсем то слово, оно не дает ни малейшего представления о моем состоянии. Спасибо вам, большое спасибо. Мне дорого ваше сочувствие.

Тэсс отерла слезы, размазывая сажу по щекам, и обернулась на звук шагов.

По лестнице, держа в руках пластмассовую коробку с красным крестом на крышке, степенно поднимался дворецкий.

— А вот наконец и аптечка первой помощи, — сказала миссис Кодилл. — Пошли, Тэсс. Надо не мешкая заняться твоими ожогами. — И женщина поспешно направилась к двери посередине коридора. — Ты помнишь, что здесь была ванная комната Регины?

— Как я могу забыть? Я ведь так часто ею пользовалась.

— Да, — с улыбкой сказала миссис Кодилл, — старые добрые времена. — Несмотря на улыбку, голос ее звучал грустно. Она открыла дверь.

Тэсс оказалась в огромной ванной комнате с безупречно чистыми полками и плиткой — такой она запомнилась в детстве. Знакомая до боли картина действовала успокаивающе. Дверь в дальнем конце слева вела в спальню Регины. Там же в глубине, рядом с душем, была парная.

Но прежде всего Тэсс заметила большую, глубокую ванну, предвкушая, какое блаженство она ощутит, погрузившись в нее. Миссис Кодилл взяла у дворецкого аптечку первой помощи, поставила ее на мраморную стойку между двумя раковинами и вышла в коридор со словами:

— Отмокай, Тэсс.

— Не беспокойтесь, миссис Кодилл. Это мое самое сильное желание.

— И не торопись. А я пока пороюсь в одежде, которую оставила Регина. Насколько я помню, размер у вас был одинаковый.

Тэсс кивнула, с тоской вспомнив беззаботное детство.

— Да, мы носили вещи друг друга. Но, миссис Кодилл, прошу вас, ничего нарядного. Если можно, джинсы, рубашку или пуловер. Я люблю одеваться попроще.

— Ты все такой же сорванец? — В глазах миссис Кодилл сверкнула веселая искорка.

— Наверное. В каком-то смысле. В платьях я чувствую себя неудобно.

— Сколько я тебя помню, ты всегда чувствовала себя неудобно в платье. Что ж, я постараюсь подобрать что-нибудь по твоему вкусу. Теперь залезай в ванну и отмокай. И вот еще что. Думаю, мне следует позвонить в полицию.

— Ни в коем случае, миссис Кодилл! — сказала Тэсс, сама удивившись резкости своего тона и устыдившись собственной бестактности.

— Прошу прощения, — миссис Кодилл подняла брови, — но я не понимаю тебя. В чем дело? Полиция должна быть уведомлена. Им необходимо поговорить с тобой. Ты можешь знать что-то такое, что поможет им найти тех выродков, которые подожгли дом твоей матери и убили ее.

— Нет! Только не сейчас! — твердо сказала Тэсс, стараясь взять себя в руки.

— Я все-таки не понимаю. — Миссис Кодилл наморщила лоб. — Ты сбиваешь меня с толку.

— Я еще не готова. Я не опомнилась от всего этого ужаса. Если вы позвоните в полицию, они поспешат приехать. Но, по-моему, я еще не в состоянии отвечать на их вопросы. Мне нужно прийти в себя… Моя мама… сомневаюсь, что сейчас смогу говорить о том, что случилось… — По ее щекам текли слезы. — Я не смогу держать себя в руках.

Миссис Кодилл обдумала слова Тэсс, и морщины на ее лбу разгладились.

— Конечно. Как глупо с моей стороны, я сразу не сообразила. Ты все еще в шоке. Но ты ведь понимаешь, что тебе в конце концов придется разговаривать с полицией. Это будет нелегко, но это надо сделать.

— Понимаю, миссис Кодилл. Позже, когда я вымоюсь и немного отдохну, я сама им позвоню. Я обещаю.

— Ну что же, начинают с начала. А тебе первым делом надо забраться в ванну, я же тем временем поищу одежду.

Несмотря на свои заверения, миссис Кодилл выглядела озадаченной, закрывая за собой дверь ванной. А возможно, ее лицо выражало сожаление, однако Тэсс не могла этого со всей точностью определить, поскольку осталась в ванной одна. Непроизвольно заперев дверь, одолеваемая противоречивыми чувствами, она быстро разделась и швырнула свою грязную, рваную, провонявшую дымом одежду в угол. Даже носки и белье пропахли дымом. Она сразу включила горячую воду, закрыла сток и добавила в ванну ароматной пены. Как только начал подниматься пар, Тэсс включила холодную воду, пальцем попробовала температуру и окунулась в чудесное ласковое тепло.

Некоторое время ожоги на руках и ногах саднили. Затем боль утихла, и она улеглась в ванне, наслаждаясь божественным теплом, ласкавшим ее бедра, живот, груди. Только когда ванна наполнилась почти до краев, Тэсс нехотя выключила краны. Ее онемевшие мышцы постепенно расслаблялись, и все же какое-то внутреннее напряжение оставалось, что-то ее тревожило. Она смотрела на хлопья грязи, кружившие по воде, и недоуменно спрашивала себя, почему так настаивала, чтобы миссис Кодилл не звонила в полицию.

«Господи милостивый, — думала Тэсс, — мама убита. Слуги тоже. Меня чуть не застрелили. Сомнения нет — те, кто подожгли дом, не успокоятся. Они будут продолжать охотиться за мной. Какова бы ни была причина, она достаточна серьезна, чтобы они любой ценой попытались прикончить меня. Почему? Связано ли это с фотографиями, которые тот человек намеревался украсть? Что видела я в квартире Джозефа, чего не должна была видеть, о чем не должна знать, о чем не должен знать никто?»

Тэсс передернуло при мысли о барельефе на книжном шкафу. Отталкивающем, отвратительном. Что означала эта скульптура? Чье больное воображение могло создать ее? И чем она привлекала Джозефа? Что таилось в глубине его души? Ясно, что он не был мягким, добродушным человеком, каким внешне казался, если имел привычку хлестать себя бичом до крови, а потом засыпал, глядя на такую скульптуру у себя на книжном шкафу. А теперь, напомнила себе Тэсс, квартиру Джозефа сожгли, скульптуру украли, и единственным свидетельством ее существования была фотография в потрепанной сумке.

Она вздрогнула так сильно, что всколыхнулись мыльные пузырьки на поверхности воды. «По идее, войдя в этот дом, я первым делом должна была бы позвонить в полицию, — размышляла Тэсс, — ведь мне нужна помощь. Так почему же я не хотела, чтобы миссис Кодилл позвонила им?» И тут же с пугающей ясностью пришел ответ: «Потому что я хочу, чтобы никто не знал, где я нахожусь. Те, кто охотятся за мной, обязательно придут к заключению, что я попытаюсь связаться с полицией. Поэтому они скорее всего будут прослушивать полицейские переговоры. Убийцы сделают все, чтобы проникнуть сюда раньше блюстителей порядка. Они настроены так решительно, что на этот раз вряд ли ошибутся. Они убьют всех нас. Дворецкого. Миссис Кодилл. Меня».

Тэсс представила, как кричит смертельно раненная миссис Кодилл и кровь брызжет из ран на ее теле. «Я не могу допустить, чтобы их смерть осталась на моей совести! И я не могу довериться полиции. Мне надо где-то спрятаться и отсидеться, пока я не буду абсолютно уверена, что нахожусь в безопасности. Так что же предпринять?»

Глава 4

В величайшем волнении Крейг мерил шагами свою однокомнатную квартиру, почти не слыша пуччиниевской «Турандот», которую всегда ставил, когда нервничал.

«Позвони, Тэсс! Пожалуйста, позвони! Если с тобой все в порядке, ради Бога, позвони!» — заклинал он. Но чем дольше он понапрасну ждал, тем больше падал духом. Что-то было не так.

Он взглянул на часы, и до него дошло, что он должен был уже час назад быть на работе. Вдруг он застыл на полушаге при неожиданной мысли: «На работе? Так, Тэсс, наверно, рассудила, что я там. Может быть, она пытается дозвониться мне туда? Если… если ее не убили при пожаре, а тело еще не нашли. Нет, не смей так думать! С ней все в порядке. С ней все должно быть в порядке!»

Крейг схватил трубку и торопливо набрал номер своего отдела.

— Отдел розыска пропавших без вести, — ответил скрипучий голос.

— Тони, это Билл.

— Наконец-то. Где тебя черт носит? У нас здесь проблемы. Луиджи позвонил, что заболел. Телефоны надрываются. У нас восемь новых дел, и капитан ворчит, что все отлынивают от работы.

— Тони, обещаю, что скоро буду: Послушай, мне звонили, что-нибудь передавали?

— Конечно, полно всякого народу звонило.

Сердце Крейга забилось сильнее.

— Тэсс Дрейк что-нибудь передавала?

— Минуту. Я проверю. Что это у тебя за певица визжит? Ты что, оперу слушаешь? С каких пор ты стал итальянцем?

— Кто звонил. Тони? Посмотри, кто мне звонил?

— Ладно, сейчас. Дай-ка взгляну… Вот… Бейли, Хопкинс. Нет, Тэсс Дрейк ничего не передавала.

Крейг обессиленно присел на край кухонного стола.

— Кстати о телефонных звонках. Капитану недавно позвонили из полиции Александрии, штат Вирджиния. Они утверждают, что ты с ними связывался. Спрашивал что-то насчет пожара. Они говорят, что ты разговаривал как-то странно. Что с тобой происходит?

— Объясню, когда приду на работу. Тони, это важно: если меня будет спрашивать Тэсс Дрейк, обязательно узнай, куда ей можно позвонить.

Крейг повесил трубку. Прекрасный голос Паворотти звучал все выше и выше, а Крейг сидел тупо уставившись на край кухонного стола. Наконец, чертыхнувшись, он заставил себя встать, включил автоответчик и выключил стереосистему. Подчиняясь внутреннему побуждению, он прикрепил к поясу кобуру с револьвером, надел пиджак и выскочил из квартиры, заперев ее на два замка. Крейг бегом преодолел десять ступенек вверх из своего полуподвала и, выйдя на улицу, сразу закашлялся, вдохнув влажного душного воздуха. Он остановился на тротуаре возле шеренги мусорных бачков и, не увидев такси, в унынии сгорбился и неловкой рысцой побежал к Седьмой авеню. Задыхаясь от непривычной физической нагрузки, он подумал: «Тэсс права. Я потерял форму. Мне надо заняться спортом».

Тэсс. Мысль о том, что ей нужна срочная помощь, подстегнула его. Обливаясь потом, он побежал быстрей, отчаянно озираясь в поисках такси.

Глава 5

Между тем рядом с его квартирой на Бликер-стрит два человека неприметной наружности, подняв капот, копались в моторе маленького фургона, украшенного яркой эмблемой телефонной компании. Увидев, что Крейг побежал в сторону Седьмой авеню, они захлопнули капот, забрались в свой фургончик японской марки и, развернувшись, двинулись за ним. Один из сидящих в фургоне, мрачного вида мужчина, поднял трубку сотового телефона, в то время как его не менее мрачный напарник подкрутил верньеры на аппаратуре, продолжая вслушиваться в звуки, раздающиеся в наушниках.

Первый человек, зная, что сотовые телефоны легко прослушиваются, говорил намеками.

— Наш друг вступил в игру. Пара человек из нашей команды с ним… Команда соперников? Похоже, они не готовы к игре. По крайней мере, мы их не видели. Но наш друг обеспокоен здоровьем девушки. Он надеялся, что она позвонит ему в клуб. Она не позвонила. Он думает, что она будет ловить его на работе. Поскольку у нас есть немного времени в связи с тем, что команда соперников не прибыла, мы окажем нашему другу маленькую услугу и побудем около клуба, просто на случай, если его подружка позвонит и захочет что-нибудь передать. Я полагаю, у него на работе кто-то непременно будет?… Хорошо. В случае, если его подружке понадобится помощь, мне бы очень не хотелось, чтобы наш друг оказался один.

Глава 6

Вода оказалась такой грязной, что Тэсс пришлось слить ее, вымыть ванну и снова наполнить. Но даже приняв ванну во второй раз, она не почувствовала себя достаточно чистой и вымылась еще и под душем, трижды намылив голову шампунем. Не найдя фена, Тэсс просто хорошенько расчесала волосы, которые, слава Богу, были короткими и послушными и из черных от сажи опять стали белокурыми.

Она взяла из аптечки первой помощи антибиотик и смазала им ожоги. Волдыри были небольшими, хотя из них сочилась прозрачная жидкость и они опять начали саднить. Ей хотелось забинтовать обожженные ладони, но она где-то читала, что если ожоги не очень сильные, надо обеспечить им доступ воздуха. Впрочем, ожоги и ссадины были сейчас не самой главной ее проблемой.

В дверь постучала миссис Кодилл и объяснила, что положила одежду в соседней спальне. Тэсс завернулась в полотенце и вышла в спальню, обнаружив на кровати носки, нижнее белье, джинсы и темно-вишневую кофточку. Она поспешила одеться, откинув в сторону лифчик. Приятно было почувствовать на чистом теле свежую одежду. Она пришлась ей почти впору. Вот только кеды оказались на полразмера меньше, и Тэсс не оставалось ничего иного, как надеть грязные кроссовки, которые она надеялась выкинуть. Схватив свою сумку, такую перепачканную и пропахшую дымом, что ее срочно надо было менять, Тэсс решила, что пора спуститься вниз, пока миссис Кодилл не изменила своего мнения начет звонка в полицию.

Возле столовой она услышала доносившееся оттуда звяканье посуды и, войдя, увидела, что служанка ставит на край длинного дубового стола серебряный поднос с тостами, джемом, беконом, яйцами и апельсиновым соком. Из кофейника поднимался пар. Миссис Кодилл сменила халат на платье и сидела во главе стола, просматривая свежий выпуск «Вашингтон пост». Увидя Тэсс, она улыбнулась, хотя глаза ее смотрели печально.

— Ну, ты и впрямь выглядишь лучше. — Миссис Кодилл с усилием выпрямилась. — Надеюсь, ты не откажешься позавтракать. Я не знаю, что ты любишь, и рискнула заказать Розмари завтрак для тебя на свой вкус. Ты, должно быть, умираешь с голода.

От соблазнительных запахов у Тэсс заурчало в животе. Только теперь она поняла, как ослабела от голода. Прошлым вечером вместо ужина она съела немного паштета, который любила ее мать. Ее мать. Горе с новой силой оглушило ее, в горле встал ком, но Тэсс сдержала подступившие слезы. Она не имеет права терять самообладание, тем более когда впереди ее ждут немалые испытания. И все же она до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, отказывалась поверить, что ее мать мертва. Нет, этого не может быть!

Собрав всю свою волю, Тэсс улыбнулась миссис Кодилл в ответ и проговорила:

— Спасибо, вы так добры.

— Что за церемонии, Тэсс. Ты меня отблагодаришь тем, что ничего не оставишь на тарелке. Сегодня тебе предстоит, прости за выражение, чертовски трудный день. Тебе надо подкрепиться.

— Боюсь, вы правы. — Тэсс села за стол, развернула салфетку и взяла в руку начищенную до блеска серебряную вилку. Она сама себе подивилась, как вмиг все проглотила, хотя этот завтрак намного отличался от ее привычного. Она давно исключила яйца (слишком много холестерина) и бекон (канцерогенные нитраты) из своей диеты. Допивая апельсиновый сок и ощущая приток сил от огромного количества съеденного, Тэсс вдруг надумала спросить: — А где ваш муж? Он сейчас у себя на службе в министерстве юстиции? Или, может быть, он уехал в ваш летний дом в Мэне?

— Мой муж? — Миссис Кодилл побледнела. — Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?

— Я не очень поняла, — Тэсс поставила стакан на стол, — чего я не знаю?

— Мой муж умер три года назад.

— О! — упавшим голосом воскликнула Тэсс и в смятении умолкла, не зная, как выразить свои чувства. Потом порывисто коснулась руки миссис Кодилл и осторожно пожала ее. — Мне очень жаль, — искренне проговорила она. — Я любила его. Очень любила. Он всегда был так приветлив со мной.

Миссис Кодилл прикусила губу.

— Да, — с трудом подавляя рыдания, ответила она, — он был достойным человеком.

— Может быть, вам неприятно…

— О чем ты?

— Говорить на эту тему?

— Неприятно? — Миссис Кодилл покачала головой. — Отнюдь. Между прочим, разговоры о нем каким-то странным образом утешают меня. Не стесняйся, продолжай. Я крепкая старуха.

— Как это случилось?

— Сердечный приступ. — Миссис Кодилл вздохнула. — Как я ни пыталась, я не могла убедить его поменьше работать. Я все время уговаривала его передохнуть или, по крайней мере, не появляться на работе по выходным. — Ее губы задрожали. — Да, он умер там, где хотел. Не дома, а у себя в кабинете.

«Смерть, — подумала Тэсс. — Меня окружает смерть».

— Поэтому я знаю, каково тебе сейчас, Тэсс. Господи, как бы мне хотелось не знать этого, но увы! Мой муж. Твоя мать. Нам будет не хватать их. — Миссис Кодилл решительно расправила плечи, давая понять, что не хочет больше говорить об этом. Она кивнула на лежащую перед ней «Вашингтон пост». — Пожар в твоем доме… убийства… они произошли ночью, очевидно, поэтому сообщения о них не попали в утренний выпуск. Однако давай включим радио. Может быть, появилась какая-то новая информация, произошли события, о которых тебе необходимо знать.

Внутренне съежившись, Тэсс вспомнила кошмар, пережитый ею ночью: пламя, убийство матери. Мысль о том, что она услышит об этом по радио, ужаснула ее. Тем не менее ей отчаянно хотелось знать, удалось ли полиции поймать людей, застреливших ее мать.

— Да, это хорошая идея.

— Ну а теперь, когда ты отдохнула, ты, конечно, позвонишь в полицию?

— Непременно, — солгала Тэсс. — Я как раз собиралась это сделать.

Тут ее внимание привлекла газета, лежащая перед миссис Кодилл. Когда Тэсс удалось прочесть самый броский заголовок, который был повернут к ней вверх ногами, у нее кровь застыла в жилах. Охнув, она схватила газету и развернула ее к себе. Заголовок кричал: «БРАЙАН ГАМИЛЬТОН ПОГИБАЕТ В АВТОКАТАСТРОФЕ».

— О Боже, Брайан Гамильтон погиб? — Она начала торопливо читать статью.

— Микроавтобус столкнул его машину с дороги, — подавленным тоном произнесла миссис Кодилл: — Видно, за рулем был маньяк или пьяный.

Тэсс выхватила глазами строчку: «Затем автомобиль Брайана врезался в опору линии электропередачи, и его машина взорвалась».

— Даже если он не умер при столкновении, — продолжала миссис Кодилл, — он должен был погибнуть в огне. Подумать только, уцелеть, пройдя долгую войну во Вьетнаме, чтобы бессмысленно окончить свою жизнь в случайной аварии на дороге.

— Но я видела его только вчера! — вскричала Тэсс, вскакивая со стула. — Я говорила с ним в доме матери!

— Да, я и забыла. Он и твоя мать были друзьями. Благодаря твоему отцу.

— И не только поэтому. Я просила его об одной услуге.

— Услуге? — удивилась миссис Кодилл.

Пугающие мысли, путаясь, пронеслись в голове Тэсс. Пожар в усадьбе. Автокатастрофа на шоссе. Она не могла поверить, что это были совпадения. Те, кто убил ее мать, убили и Брайана Гамильтона! Они каким-то образом узнали, что Тэсс вызвала его для разговора! «Они боялись, что я передала ему опасную для них информацию. Они убивают всех, кто знает то, что знаю я! Они убивают всех, с кем я вхожу в контакт! О Боже, миссис Кодилл! Если я не уберусь отсюда, следующей будет она!»

— Мне нужно срочно позвонить, — деловито сказала Тэсс, отчаянно скрывая охватившую ее панику.

— В полицию?

— Да, — ответила Тэсс, — именно туда, в полицию. Пришло время. Мне надо с ними поговорить.

— Есть телефон в холле. Другой на кухне.

Что выбрать, холл или кухню? В кухне служанка.

— Я пойду в холл, — бросила на ходу Тэсс и выскочила из столовой.

Поток сумасбродных мыслей захлестнул ее. Она ненавидела Брайана Гамильтона за то, что он послал отца в Бейрут, где того убили. Но прошлым вечером она заключила сделку с человеком, которого ненавидела, и теперь он мертв. И произошло это потому, что он собрался рассчитаться со старыми долгами, оказав ей услугу, — узнать, используя все свое влияние, подноготную человека по имени Джозеф Мартин. «Мертв. Все, с кем я разговариваю, обречены. А я, я еще жива! И я с ними рассчитаюсь!»

Она подошла к телефону в холле, порылась в своей сумке, наткнувшись на пистолет, и отыскала наконец визитную карточку, которую дал ей Крейг.

Крейг! Он — единственный, кто поймет. Почти с самого начала этого кошмара он был рядом с ней. Но Крейг знает то, что знает она. Может быть, он тоже в опасности. Надо предупредить его.

Она набрала номер его домашнего телефона и услышала записанный на пленке автоответчика голос лейтенанта:

— Говорит Билл Крейг. Сейчас меня нет дома, но если вы назовете свое имя и…

Черт возьми! Она забыла про время. Он сейчас должен быть на работе. Тэсс нажала на рычажок и набрала другой номер.

— Отдел розыска пропавших без вести, — произнес скрипучий голос.

— Лейтенанта Крейга, — по возможности ровным голосом произнесла Тэсс.

— Его нет на работе. Но если я чем-то могу быть вам полезен…

Тэсс бросила трубку.

Нет! Ей нужен Крейг! Единственный, кому она может довериться — это Крейг!

— Тэсс?

Обернувшись, Тэсс увидела вышедшую из столовой миссис Кодилл.

— Ты поговорила с полицией? — взволнованно спросила она.

— Ну конечно! Они хотят, чтобы я приехала немедленно. Это ужасно нахально с моей стороны, миссис Кодилл, но не могла бы я воспользоваться какой-нибудь из ваших машин?

— Мой дом и машины в твоем распоряжении. Возьми машину мужа. Я содержала ее в полном порядке. На тот почти невозможный случай, если сумею пересилить себя и сесть за руль.

— А какой марки этот автомобиль?

— "Порше-911". Очень… как вы, молодежь, говорите… крутая машина.

— Именно такая подходила вашему мужу, миссис Кодилл.

— О да, именно такая. Бери, Тэсс, «порше». Моему мужу это понравилось бы. Тебе нужна крутая машина. Потому что у меня есть ощущение, что твои проблемы гораздо серьезней, чем я себе представляю. А серьезные проблемы нуждаются в крутых решениях.

Тэсс кивнула головой.

— Ваша интуиция не подводит вас, миссис Кодилл. У меня действительно серьезные проблемы. Вы не поверите, насколько серьезные, и времени у меня в обрез. Извините за бестактность, но дайте мне быстренько ключи.

Глава 7

Сохраняя спокойствие, но приготовившись к ссоре, вице-президент Алан Джеррард прошел через детектор металла, мимо сотрудников секретной службы, застывших с каменными лицами вдоль коридора Белого дома, и вошел в Овальный кабинет — рабочий кабинет президента США. С тех пор, как три года назад на президентских выборах Джеррарда выбрали, к всеобщему удивлению, вице-президентом, его приглашали в Овальный кабинет всего восемь раз. И каждый раз он поражался, что помещение выглядит намного меньше, чем по телевизору. Со стороны могло показаться странным, почему вице-президент не вхож к президенту в кабинет. Но сам Джеррард знал это как нельзя лучше. На самом деле он был избран не благодаря каким-то особым талантам, а по трем случайно совпавшим прагматическим и политическим причинам.

Во— первых, он был сенатором от штата Флорида, и его связи в южных районах страны компенсировали северные связи президента как бывшего сенатора от Иллинойса.

Во— вторых, Джеррарду было сорок -на пятнадцать лет моложе президента, и он имел внешность кинозвезды. Эти его качества (так утверждали советники-демографы при президенте) привлекали на его сторону молодежь и особенно женщин.

В— третьих, и наверное, это явилось самым главным, у него была репутация человека уступчивого, мягкого, беспрекословно следующего линии республиканской партии, и, следовательно, Джеррард не будет соперником президенту, который уже подумывал о следующих выборах и не хотел иметь подле себя сильную волевую личность.

Но неважно, насколько разумным был этот ход в предвыборной кампании республиканского претендента на президентский пост в теории, на практике его эффект оказался катастрофическим. Общественность, пресса, радио, телевидение и политические аналитики были не просто удивлены выбором президента, они ужаснулись.

«Джеррард — хороший теннисист, но ничего не смыслит в политике. Он уютнее чувствует себя в загородном клубе, чем в сенате. У Джеррарда столько денег, что он думает, будто все ездят только на „мерседесах“. Он не принял ни единого решения, не посоветовавшись со всеми на свете, включая садовника. Бог наградил его красивой внешностью, потом пошел погулять и забыл добавить мозги».

И так далее, и тому подобное.

Лидеры республиканцев умоляли будущего президента пересмотреть кандидатуру на пост вице-президента. До перепуганного Джеррарда доходили упорные слухи, что президент почти согласился, но в конце концов посчитал, что если передумает, то проявит нерешительность, что будет плохим началом избирательной кампании. Поэтому он оставил Джеррарда в команде, но отдалился от него настолько, насколько было дипломатически возможно, посылая кандидата на пост вице-президента произносить предвыборные речи в наименее важные, наименее населенные районы, тем самым как бы заставив основную часть избирателей забыть о нем.

Благодаря нескольким факторам — слабой демократической оппозиции, сильным связям президента с прежней очень популярной администрацией — республиканцы победили на выборах, и президент немедленно еще больше отдалился от Джеррарда, используя его как номинального представителя Белого дома на самых незначительных мероприятиях и часто отсылая по разным странам с самыми безобидными «миссиями доброй воли». В последнее время Джеррарда начали называть в газетах «человеком-невидимкой».

Но четыре дня назад прекратили. О да, прекратили. Четыре дня назад. Именно тогда Джеррард оказался на виду и использовал свою ограниченную власть, шокировав всех политологов страны.

В Овальном кабинете, куда Джеррард вошел, закрыв за собой дверь, не было никого, кроме президента, Клиффорда Гарта, который сидел за широким полированным письменным столом в кресле с высокой пуленепробиваемой спинкой на фоне окна с пуленепробиваемым стеклом, выходящего на лужайку перед Белым домом.

Президенту исполнилось пятьдесят пять лет, он был высок — выше, чем выглядел по телевидению, и худощав, поскольку поддерживал себя в форме, ежедневно проплывая по две мили в бассейне в цокольном этаже Белого дома. У него было узкое, вытянутое лицо, что придавало ему страдальческий вид, темные, властно сведенные брови эффектно контрастировали с благородной сединой в аккуратно подстриженных, коротких волосах. Его загорелое благодаря ежедневным сеансам под кварцевой лампой лицо сейчас было багровым, а глаза, как правило смотревшие спокойно, со сдержанным ободряющим вниманием, выкатились, сверкая яростью.

— Я к вашим услугам, господин президент. Вы хотели меня видеть? — спросил Джеррард.

— Видеть вас? Вы чертовски правы, я хотел вас видеть. — Президент резко встал. — Я бы приказал вам явиться сюда четыре дня назад, но мне понадобилось именно столько времени, чтобы взять себя в руки! И меня останавливали не политические соображения. Просто мне не хотелось, чтобы меня арестовали.

Джеррард покачал головой.

— Не понимаю, сэр, арестовали? Вас?

— Да, арестовали за убийство. — Гарт в бешенстве вскинул руку и принялся водить указательным пальцем слева направо, словно по газетным строкам. — Представьте заголовки. Представьте чувство удовлетворения, которое я испытал бы. «Президент, потеряв над собой контроль, бросается на вице-президента, швыряет ублюдка на стол в Овальном кабинете и душит сукина сына так, что у того вываливается язык». Идиот! Какого дьявола вам взбрело в голову?… Вы что, шутки ради вообразили, что обладаете какой-то властью? Кретин!

— Ах, понимаю, сэр. Вы, вероятно, имеете в виду голосование в сенате по законопроекту о контроле за чистотой атмосферы, — сказал Джеррард.

— Господи, я поражен до глубины души! Я и не подозревал о подобных ваших способностях. Вы вдруг становитесь гением, вы читаете мои мысли, Джеррард. Да, вы правы, именно это я имел в виду. Сенатский законопроект о контроле за чистотой атмосферы!

— Господин президент, если бы мы могли обсудить это спокойно…

— Спокойно? Я и так спокоен, насколько это возможно. Если у вас плохо с памятью, напомню: я — президент. Не вы! Пока я не выяснил — пока! — как оппозиции удалось переманить на свою сторону достаточное количество наших сенаторов, чтобы протащить свой законопроект, но я обещаю — можете поставить на это свое будущее и будущее ваших детей — я выясню! Но что не укладывается у меня в голове… — Президента передернуло. — Чего я не могу понять, и что мешает мне заснуть всю ночь, и почему мне хочется проткнуть вас авторучкой — это с какой стати вы вдруг пошли против меня! Три года назад я чуть не выкинул вас из команды. Вы должны быть благодарны. Я дал вам непыльную работу. Никакой ответственности! Отдыхайте, ходите на приемы, стараясь не слишком напиваться, и, когда вашей куколки-жёны нет поблизости, трахайтесь на здоровье с любой республиканской активисткой, у которой достаточно большая грудь, но которая умеет держать язык за зубами. Так почему же вы не можете держать язык за зубами? Бога ради, Джеррард, принятие законопроекта о контроле за чистотой атмосферы было нами заблокировано. Поскольку вы оказались дураком, я вам разъясню. Работа вице-президента заключается в том, чтобы корректировать голосование, что означает, что он голосует за политику администрации. Но вы проголосовали против меня! Вы скорректировали голосование в пользу оппозиции!

— Если вы послушаете меня минуту, господин президент…

— Послушать вас? — Гарт был на грани апоплексического удара. — Послушать вас? Это не я буду слушать, а вы. Вы — мой подчиненный, а я — ваш начальник. И то, что я говорю, должно исполняться. Только вы, кажется, этого не понимаете.

— Закон о контроле за чистотой атмосферы — хороший закон, — спокойно проговорил Джеррард. — Атмосфера слишком загрязнена. Она отравляет наши легкие. Последние данные свидетельствуют о том, что через сорок лет наша планета будет обречена на гибель.

— Да я к этому времени умру. Какое мне до этого дело? А если хотите поговорить насчет обреченных, то обреченный — это вы. Когда подойдет время выборов, вас здесь не будет, приятель. Мне нужен вице-президент, который готов со мной сотрудничать, и, помоги мне Господь, я считал, что вы подходите на эту роль. И вот как гром среди ясного неба. Я все-таки не понимаю, откуда взялось у вас собственное мнение?

— Я голосовал сообразно своей совести, — торжественно проговорил Джеррард.

— Совести? Да бросьте вы!

— По моему мнению, мы должны пойти в этом направлении еще дальше. В этом году каждый день только в нью-йоркской гавани происходит утечка нефти. Я не говорю обо всем побережье: в Аляске, Орегоне, Калифорнии, Нью-Джерси, Техасе, наконец, в моем родном штате Флорида. Но сейчас закроем глаза на утечку нефти. Забудем о сбросах нечистот в реки и гавани. Не будем говорить о гербицидах и пестицидах в питьевой воде и утечках ядерных электростанций. Давайте подумаем только о воздухе. Он ужасен, и правительство должно взять на себя контроль за его чистотой.

— Джеррард, посмотрите на вещи реально. Наша администрация должна поддерживать промышленность, которая дает работу избирателям, стабилизирует экономику и пополняет госбюджет налогами, — хотя, я согласен, и не так щедро, как могла бы, но не будем забывать, что промышленность вносит свой вклад в нашу пошатнувшуюся внешнюю торговлю. В общем, я хочу сказать, Джеррард…

— Простите, сэр, — перебил его Джеррард, — позвольте я угадаю. Когда ситуация с воздухом станет катастрофической, мы с ней как-нибудь сладим.

Президент вздернул подбородок.

— Вот это сюрприз! Вы наконец-то поняли мою идею.

— Проблема в том… — Джеррард запнулся. — Вы, кажется, не отдаете себе отчета…

— Ну уж я-то во всем отдаю себе отчет.

— Катастрофа уже разразилась. Если мы будем сидеть сложа руки, то уже ничего не сможем исправить.

— Вы забыли про американские ноу-хау. Вы забыли Вторую мировую войну. Американская предприимчивость доказала, и неоднократно, что ей по силам любая проблема.

— Да, но…

— Что?

— Все это в прошлом. А катастрофа — сейчас. По части же предприимчивости нас уже обогнали японцы.

— Боже мой, надеюсь, вы не говорили этого журналистам.

— А воссоединенная Германия будет предприимчивее японцев, — сказал Джеррард. — Но я думаю, что даже она не решит этой проблемы, так же как и мы. Алчность, господин президент. Алчность — вот ответ. Она всегда побеждает, победит и на этот раз — мы все задохнемся.

— Вы рассуждаете, как какой-нибудь паршивый радикал шестидесятых годов из университета в Беркли.

— Хорошо, — продолжал Джеррард. — Я допускаю, что строжайший контроль над чистотой воздуха затронет практически все отрасли американской промышленности. Меры по сдерживанию загрязнения атмосферы двуокисью серы, фреоном, выбросами заводов, вызывающими у людей рак, двуокисью углерода из автомобильных выхлопов — я мог бы продолжить, но не буду, чтобы не наскучить вам, — потребуют колоссальных расходов.

— Наконец-то, Джеррард. Я искренне поражен — до нас дошла суть проблемы. Двуокись серы, вызывающую кислотные дожди, выбрасывают в атмосферу работающие на угле электростанции. Значит, если мы запретим использовать на них уголь, то оставим без работы сотни тысяч шахтеров. Фреон, уничтожающий озоновый слой, используется в охлаждающих системах, в том числе в холодильниках и кондиционерах. Но альтернативной технологии охлаждения нет. Что же нам делать? Запретить эти отрасли промышленности? Неужели вы всерьез полагаете, что американцы все как один согласятся обойтись без кондиционеров? Автомобильные выхлопы — основная причина общего потепления климата Земли? Правильно. Но если мы заставим автомобильные компании уменьшить вредные выхлопы и усовершенствовать двигатели, это обойдется им в миллиарды долларов. Автомобили подорожают. Люди будут не в состоянии покупать их, и Детройт выйдет из игры. Поймите меня правильно, Джеррард. Меня беспокоит грязный воздух. Поверьте мне. В конце концов, я тоже дышу этой гадостью. И моя жена тоже. И мои дети. Мои внуки. Но хотите знать, что также беспокоит меня, и гораздо больше? Упадок экономики… отрицательный торговый баланс… растущий национальный долг… ближневосточный кризис… вот что повергает меня в панику! И потому мне плевать, что будет через сорок лет. Я должен сконцентрироваться на этом месяце! Этом году! И поскольку вам неизвестен план моих действий, Джеррард, позвольте довести до вашего сведения, что будет дальше. Если конгресс согласится с сенатом и закон о контроле за чистотой атмосферы окажется на моем столе, я наложу вето.

— Вето?

— Очень мило с вашей стороны, вы внимательно слушаете меня, Теперь постарайтесь быть еще внимательнее. Когда сенат будет пересматривать законопроект, на этот раз вы будете убеждать его голосовать против. Раскройте уши и запоминайте. Против. Вам достаточно ясно?

— Вполне.

— Тогда не вздумайте снова все испортить!

Джеррард внутри кипел, хотя внешне оставался почтителен.

— Конечно, господин президент. Мне понятны ваши рассуждения и мотивы. В конце концов, правительство считает, что забота о бизнесе важнее всего.

— Даю голову на отсечение, именно бизнесом жива наша страна. Никогда не забывайте об этом.

— Поверьте, господин президент, это не входит в мои намерения.

Глава 8

Через три минуты, когда президент высказал все, что он думает о Джеррарде, его родителях и жене, о его внешности кинозвезды и даже умении играть в теннис, Джеррарду наконец было позволено покинуть Овальный кабинет.

Сотрудники секретной службы, застывшие вдоль коридора, по-прежнему сохраняли бесстрастное выражение лица, однако на этот раз не только по долгу службы, но и потому, что чутко реагировали на политический климат и понимали, что сейчас у Джеррарда еще меньше власти, чем когда он входил в кабинет президента.

Во всяком случае, так решил Джеррард, когда шел мимо них нетвердым шагом, отирая носовым платком покрасневшее лицо. Президентские помощники смущенно отворачивались от него, не скрывая, однако, очевидного облегчения, что не они оказались на месте Джеррарда, что, впрочем, тому было все равно. Облеченный высокой миссией, он был лишен чувства гордости. Последнее оскорбление президента показалось ему иронией судьбы, ибо игра в теннис, по поводу которой президент прошелся под занавес, имела непосредственное отношение к его следующей запланированной на тот день встрече: теннисному матчу в чрезвычайно привилегированном загородном клубе. Джеррард спустился на лифте в гараж Белого дома, откуда в сопровождении двух машин с сотрудниками секретной службы — одна впереди его лимузина, вторая позади — направился в фешенебельное вашингтонское предместье. Там он вошел в низкое, просторное здание из стекла и сверкающего металла, автор проекта которого три года назад получил премию по архитектуре. Даже от входа слышалось «пок-пок-пок» теннисных мячей. Водитель Джеррарда и охранники остались снаружи. Они незаметно наблюдали за стоянкой и входом в клуб, хотя и не слишком бдительно. В конце концов, кто может счесть Джеррарда достаточно важным объектом террористического акта?

В роскошной раздевалке теннисного клуба он сменил костюм на модную спортивную рубашку и шорты от известного портного. Четырехсотдолларовые теннисные туфли были итальянскими, ручной работы — подарок какого-то дипломата во время одной из многочисленных «миссий доброй воли». Сделанные на заказ из сверхпрочных материалов ракетки стоили две тысячи долларов, их ему подарила жена. Он взял полотенце со своей монограммой, взглянул в зеркало, удостовериться, что из его прически кинозвезды не выбился ни один волосок, затем, не торопясь выйдя в заднюю дверь клуба, сощурился от неяркого солнца, оглядывая восемь обнесенных сеткой кортов, семь из которых были заняты. На восьмом его ждал худощавый, загорелый человек лет сорока, аристократической внешности, одетый в теннисный костюм.

Джеррард вошел на корт, закрыл за собой калитку и пожал своему партнеру руку.

— Как дела, Кен?

— Есть кое-какие проблемы. А у тебя как, Алан?

— То же самое. Я только что от президента, где получил то, что газетный обозреватель назвал бы «взбучкой», — проговорил Джеррард, потирая правый глаз.

— Что-нибудь серьезное?

— Что касается меня лично, ничего страшного. Однако с точки зрения стратегической… Я расскажу тебе позже. Мы ведь здесь, в конце концов, для того, чтобы играть в теннис, не так ли? И сказать по правде, мне нужна разрядка от некоторого стресса.

Джеррард снова потер правый глаз.

— Что у тебя с глазом?

— Ничего особенного. Сегодня такой сильный смог, что ест глаза. Если станет хуже, попрошу у доктора какую-нибудь мазь.

— Ты уверен, что глаз не помешает тебе играть? Я надеялся сегодня выиграть и предпочитаю сделать это без форы, — сказал Кен.

— Ерунда. С форой или без форы тебе придется крепко постараться, чтобы выиграть у меня.

— Тогда ладно. Вызов принят. Подавай.

Кен, улыбаясь, пошел на другой конец корта. Кеннет Мэдден был заместителем директора Центрального разведывательного управления по тайным операциям. Он и Джеррард вместе учились в Йельском университете, оба принадлежали к влиятельному студенческому братству «Череп и кости», оба были членами Йельского теннисного клуба и не порывали связи друг с другом до сего времени. Их дружба была давнишней и прочной. Политические комментаторы не придавали ей большого значения. С тех пор, как к власти пришла нынешняя администрация, два бывших члена студенческого братства раз в неделю играли в теннис, по крайней мере, когда президент не высылал Джеррарда в очередную «миссию доброй воли». Поскольку, по мнению средств массовой информации и общественности, игра в теннис была единственным, на что оказался годен вице-президент, этот еженедельный матч в таком привилегированном месте, куда не допускались ни журналисты, ни дипломаты невысокого ранга, оставался, как и многое иное в жизни Джеррарда, незамеченным.

Джеррард и Мэдден играли примерно одинаково и, как правило, матчи выигрывались с очень небольшим преимуществом. Если побеждал Мэдден, то на следующей неделе выигрывал Джеррард. Но сегодня, несмотря на самоуверенное заявление Джеррарда, воспаленный глаз помешал ему играть в полную силу. Он проиграл. Он проиграл первый сет, с трудом выиграл второй, но не добился ни единого шанса в третьем. Это было все, на что у них хватило времени. Джеррард, согнувшись, тяжело дышал, удивленный собственной усталостью. «Смог, — подумал он, — проклятый смог».

— Спасибо, — проговорил он, подходя к сетке, и пожал Мэддену руку, вытирая потное лицо полотенцем. — Прошу прощения за неудачную игру. На следующей неделе я постараюсь сыграть получше. — И он в который раз потер правый слезящийся глаз.

— Да, глаз у тебя стал хуже и покраснел. Тебе надо что-то предпринять.

— Может быть, промыть холодной водой?

— Что ж, — пожал плечами Мэдден, — попробуй. По крайней мере, вода в клубе хорошо очищенная. Иначе глаз может воспалиться из-за всех этих химикалий.

Они отошли в сторону и встали спиной к зданию клуба. В отдалении на других кортах продолжалась игра.

— Ну, так расскажи мне, — попросил Мэдден, не поворачиваясь к собеседнику лицом на случай, если кто-то захотел бы прослушать их направленным микрофоном. — Расскажи мне о президенте.

— Он хочет наложить вето на законопроект о контроле за чистотой воздуха.

Мэдден покачал головой.

— Боже мой, упрямый дурак!

— Я выложил ему свои самые убедительные аргументы, — сказал Джеррард, — но он продолжал упорствовать. Согласно его словам, когда проблема станет достаточно острой, американский бизнес тут же изобретет какое-нибудь чудесное средство.

— Замечательная шутка. Я и не предполагал, что президент умеет шутить, даже непреднамеренно, — заметил Мэдден. — Когда проблема станет достаточно острой? Неужели он не понимает, что проблема уже стала слишком острой?

— Для него — это как растущий бюджетный дефицит. Пусть эту проблему решает следующее поколение. А сейчас он говорит, что его первейшая обязанность — не развалить страну. — Джеррард снова вытер пот с лица. Мэдден вздохнул.

— Ну, мы ведь ожидали от него именно такой реакции. Но нам следует сделать правильный шаг. Надо дать ему возможность подумать.

Джеррард набросил полотенце на шею.

— Дело, однако, обстоит хуже, — мрачно сказал он.

— Неужели?

— Президент считает, что его предали. Он очень огорчен, чуть ли не в отчаянии. Он не может понять, каким образом оппозиции удалось перетянуть на свою сторону так много сенаторов-республиканцев. Его ярость по поводу того, что они пренебрегли интересами партии и голосовали за законопроект, так велика, что он готов на все и задействует всех своих осведомителей, чтобы выяснить их побудительные мотивы.

— Мы и этого ожидали. Неизбежная политическая реакция, — ответил Мэдден. — Но трудно представить себе, чтобы кто-то из сенаторов сознался, что его шантажировали. Потому что следующим вопросом будет: чем их шантажировали, а я не думаю, чтобы нашелся сенатор, имеющий глупость сознаться, что получал взятки, оказывал услуги за деньги, пристрастился к кокаину, имел любовниц или совершал другие, более серьезные проступки, которые стали известны нашим людям. Торговля акциями через подставных лиц, наезд на человека в состоянии опьянения и побег с места преступления. Один случай кровосмешения. Нет, эти сенаторы будут держать язык за зубами. Они люди опытные, и даже лучше того… благослови их Господь… и в то же время прокляни их Господь… они практичные. Жаль, что нам не удалось найти больше сенаторов, которым есть что скрывать. Но с другой стороны, это вроде как придает уверенность в том, что государственный механизм еще не прогнил весь насквозь. И не всякому сенатору надо тщательно скрывать какой-нибудь постыдный поступок. Не все равно жаль, потому что если бы нам удалось припугнуть еще нескольких сенаторов, голосование прошло бы в нашу пользу. А тебе не пришлось бы компрометировать себя, корректируя голосование не в интересах администрации.

Джеррард пожал плечами.

— Ерунда. Я переживу оскорбления президента. Меня беспокоит то, что, когда он наложит вето и отошлет законопроект обратно в сенат, нам придется оказать давление на значительно большее количество сенаторов, чтобы собрать две трети голосов, необходимых, чтобы отвергнуть вето.

— Ну… — Мэдден оглянулся, оценивая безопасность их позиции. — У нас есть сила. У нас есть влияние. Все равно перевес в ту или иную сторону при голосовании будет незначительным. Тем временем, если ты продолжишь противодействовать политике президента…

— Это-то меня и беспокоит, — перебил его Джеррард. — Президент может еще больше ограничить мои действия. Он может вообще отстранить меня от дел вплоть до следующих выборов, когда он возьмет себе другого вице-президента. Однако для нас жизненно важно, чтобы он продолжал посылать меня с его «миссиями доброй воли». Нельзя прекращать координацию наших усилий.

Мэдден молча смотрел под ноги на бетонное покрытие теннисного корта.

— Да, это жизненно важно, — проговорил он наконец, поднимая голову. — К сожалению, он не оставляет нам выбора. Но мы предусмотрели и это, и вся группа согласилась, что раньше или позже нам придется пойти на крайние меры.

— А сейчас, — сказал Джеррард, — лучше раньше, чем позже.

— Несомненно. Президент показал народу… не говоря уж о мире… свое бесстрашие, когда в прошлом году отправился в Колумбию на конференцию по проблемам наркотиков. Циничные журналисты спорили, где и когда его прихлопнут кокаиновые бароны. Но президент остался жив, что надо полагать чудом, и теперь он потерял осторожность. На следующей неделе он вылетает в Перу на другую конференцию по проблемам наркотиков. Я не ясновидящий, но думаю, что на этот раз смогу предсказать будущее. Президент не вернется. По крайней мере, живым. Через неделю, считая с завтрашнего дня, у нас будет новый президент. Более просвещенный.

— Надеюсь, я буду достоин столь ответственной должности, — заявил Джеррард.

— Ну, как тебе известно из частых «миссий доброй воли», наши соратники окажут тебе значительную помощь.

— Да, посылая меня в эти вояжи, президент не мог придумать для себя ничего более губительного.

Мэдден снова уставился на бетонное покрытие теннисного корта.

— Что-то еще?

— К сожалению. — Мэдден нахмурился.

— Что-нибудь не так?

— Нам грозит утечка информации, — сказал Мэдден.

Даже сквозь загар было видно, как Джеррард побледнел.

— Какого рода? Насколько серьезная? Почему ты не сказал раньше? Мы могли бы отложить задуманное.

— Не уверен, что это необходимо. Пока нет, хотя, если понадобится, мы, конечно, перенесем выполнение нашего плана со следующей недели на более позднее время. До сих пор я не собирался тебя тревожить, полагая, что дело улажено. Однако я ошибся. Тебе следует знать об этом, в случае если придется использовать твое высокое положение для помощи нам.

— Так какого рода эта утечка? — встревоженно повторил Джеррард.

— Я говорил на прошлой неделе, что наша поисковая команда наконец обнаружила отступника.

— Помню, — нетерпеливо отозвался Джеррард. — Я также помню, ты уверял меня, что он уничтожен соответствующим образом.

— Так и было.

— Тогда в чем же дело?

— Отступник познакомился с женщиной, — продолжал Мэдден. — Знакомство было непродолжительным и, по всей видимости, случайным. Наша поисковая команда не придала ему значения, пока женщина не проявила необычный интерес к отступнику после его смерти. Она пошла в полицию и каким-то образом опознала сгоревшее тело. Используя предоставленную ею информацию, полицейскому детективу из отдела розыска пропавших без вести удалось установить квартиру отступника, куда он отвез женщину. Побывав в ней, женщина тут же отдала проявлять пленку в фотомастерскую, которая выполняет срочные заказы. Естественно, группа наблюдения заинтересовалась, что заснято на этой пленке. Они пытались получить ее, но у них не вышло. Тогда, заинтригованные, они решили обыскать квартиру отступника.

— Ты хочешь сказать, что они сразу не сделали этого? — вздрогнул Джеррард.

— Они признают свою ошибку. В их оправдание надо сказать, что отступник был так осторожен, что казалось, никогда не рискнул бы держать в квартире что-либо из прежней жизни.

— Ты имеешь в виду, что он все-таки держал?

— В спальне, — стиснув зубы, проговорил Мэдден, — группа наблюдения нашла святыню.

Джеррард чуть не задохнулся.

— Они уничтожили спальню, — продолжал Мэдден. — Более того, они взяли скульптуру с собой.

— Но тем не менее остается женщина и фотографии.

— Правильно. Прошлой ночью спецкоманда пыталась решить эту проблему.

— Пыталась?

— Да, попытка оказалась неудачной. Тем временем она поговорила с Брайаном Гамильтоном и…

— Гамильтоном? Какое отношение он имеет к этой женщине? И к тому же он погиб вчера в автокатастрофе!

— Какое отношение? Я не сказал тебе худшего. Имя женщины Тереза Дрейк.

— Это Тэсс?! Не может быть!

— Да, дочь Ремингтона Дрейка. Прошлым вечером она приехала в Александрию, чтобы, используя связи своего покойного отца в правительстве, узнать что-либо об отступнике. По ее просьбе Брайан Гамильтон ехал к директору ФБР. Но нашей команде удалось остановить его.

— Мы убили Брайана Гамильтона? — Джеррард резко вскинул голову.

— Да, команда сделала все возможное, чтобы устранить и женщину. Ты, вероятно, слышал о пожаре в доме ее матери. Однако Тэсс Дрейк ускользнула. Мы не знаем, где она, но, несомненно, она представляет для нас угрозу. Мы задействовали все наши возможности, чтобы найти и остановить ее, вот почему я обо всем этом докладываю тебе. Ясно, что у тебя немало других забот, но ты знал ее отца.

— Да. Кстати, достаточно хорошо.

— Тогда, возможно, она попытается связаться с тобой и попросить о помощи.

— А! — воскликнул Джеррард. — Теперь понятно.

— До этого может и не дойти. У нас есть план, мы считаем, он приведет нас к женщине.

— Какой?

— Он касается детектива, к которому она обратилась за помощью. Для объяснений нет времени. — Мэдден огляделся и увидел очередную группу игроков, ждущих своей очереди на корт. — Мы задержались. Нужно уходить, прежде чем мы привлечем внимание. Если не помешают непредвиденные обстоятельства, увидимся здесь на следующей неделе.

— Благослови тебя Господь.

— И тебя тоже. Я очень прошу: дай мне сразу знать, если женщина обратится к тебе.

Джеррард озабоченно кивнул. Мэдден не менее озабоченно кивнул ему в ответ, и они вышли с корта, вновь надев на лица светскую маску, и, перебросившись любезностями с готовящимися к игре теннисистами, вошли в заднюю дверь здания клуба.

— Твой глаз стал хуже, — заметил Мэдден.

— Да, пойду промою его.

Джеррард вошел в душевую и, с облегчением обнаружив, что она пуста, подошел к зеркалу. Изучив покрасневший глаз, он осторожно снял контактную линзу, чтобы промыть его водой. Глаза у Джеррарда были ярко-голубые, но когда он снял с правого глаза контактную линзу, которая нужна была не для коррекции зрения, а для изменения цвета радужной оболочки, глаз оказался серого цвета.

Глава 9

— Мне звонила женщина, а ты не узнал номер ее телефона? — взревел Крейг, свирепо уставившись на Тони в огромной комнате отдела розыска пропавших на Полис Плаза, куда он, запыхавшись, вбежал. — Я же тебе говорил…

— Да, она повесила трубку, прежде чем я успел спросить. У меня даже не было времени узнать ее имя. Это могла быть и не Тэсс Дрейк.

— "Могла быть" меня не устраивает! Я должен знать точно!

— Слушай, сделай одолжение, не ори на меня. От твоего крика у меня болит голова. И почему бы тебе просто не рассказать, в чем дело?

— Хорошая идея, — раздался хриплый голос, — мне бы тоже хотелось знать.

Они обернулись к открытой двери кабинета, где капитан Мэллори — крупный человек сорока с лишним лет — сердито смотрел на них поверх очков, сдвинутых на нос. Он был без мундира, в рубашке с закатанными рукавами.

— Насколько мне известно, вы вроде как работаете в этом отделе. — Он прошествовал к Крейгу. — Поэтому я был бы рад и, без сомнения, шеф полиции, мэр и налогоплательщики тоже, если бы вы появлялись на работе вовремя. — Тон Мэллори стал еще суше. — И вообще появлялись бы на работе. Уже несколько дней на этой неделе я не имею ни малейшего представления, чем вы, черт побери, занимаетесь и где находитесь! А что это за дело с александрийским управлением полиции? Мне звонили из их отдела по расследованию убийств, чтобы узнать, не выдает ли кто себя за детектива из нью-йоркского управления. И этот кто-то — вы! Прошлой ночью у них произошло несколько убийств. Неплохо для района, где живут сливки общества. Что вы о них знаете?

Крейг сглотнул, не отрывая взгляда от капитана, и медленно опустился в кресло, пробормотав, несмотря на приступ кашля:

— Зря только бросил курить.

— Ерунда, все равно здесь нельзя курить. Я жду, Крейг. Что происходит?

Крейг нерешительно помолчал.

— Во вторник… — он постарался привести свои мысли в порядок, — ко мне пришла женщина…

Следующие десять минут Крейг рассказывал о морге, парке Карла Шурца, квартире Джозефа Мартина, закончив неожиданным путешествием Тэсс в Александрию и новостями, услышанными по радио.

Капитан Мэллори язвительным тоном проговорил:

— Поправьте меня, если я ошибаюсь. На табличке, которая висит на этой двери, написано: «Отдел розыска пропавших без вести», так? Как только труп опознали, дело перешло в отдел по расследованию убийств. Так какого черта вы им до сих пор занимаетесь?

— Я передал его в отдел по убийствам, — сказал Крейг. — Я их информировал.

— Вы не ответили на мой вопрос! Почему вы до сих пор им занимаетесь?

— Из-за женщины, — ответил Крейг, чувствуя, что смущенно краснеет.

— Что вы имеете в виду? — требовательно спросил Мэллори.

— Я к ней привязался.

— Что вы сказали?

— Это личные отношения.

— Теперь уже больше не личные! Раз мне о них стало известно, — значит, уже служебные.

— Мне хотелось продолжать видеться с ней.

— Хотите сказать, что вы в нее влюбились?

— Я… Да, похоже, так оно и есть. Точно, я в нее влюбился.

— И все это со вторника? — в отчаянии всплеснул руками Мэллори. — Господи Иисусе, в таком случае она должна быть прехорошенькой. Крейг, помните, что вам вдалбливали в голову инструкторы, когда вы учились в полицейской академии? Личные отношения с клиентами недопустимы! Они только запутывают дело, ведут к осложнениям и ошибкам.

— А вы думаете, у меня был выбор? Это не то чтобы я сказал себе: а почему бы мне не сотворить какую-нибудь глупость и не влюбиться в эту женщину? Это случилось само собой! Я ничего не мог поделать!

Мэллори, привалившись к письменному столу, покачал головой.

— Ну и ну, ладно, стало быть, у нас проблема. Прекрасно. — Он выпрямился. — Что ж, ее надо решать. Перво-наперво вы позвоните в александрийский отдел по убийствам и расскажете все, что знаете.

Крейг, глядя ему в глаза, твердо ответил:

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Что?

— Не уверен, что стоит это делать. Во всяком случае прямо сейчас.

— Я вам приказываю!

— Послушайте, если она жива, а то, что, по словам Тони, мне недавно звонила женщина, заставляет меня думать, что она жива, Тэсс прячется. Если мы обо всем сообщим александрийской полиции, они начнут разыскивать ее, а убийцы наверняка прослушивают полицейские частоты. Как только они узнают, где она, они сделают все, чтобы добраться до нее быстрее, чем патрульная машина.

— Прекратите думать о деле как ее приятель, Крейг, и действуйте как коп. Ведь эта женщина нуждается в защите, Господи ты Боже мой!

— Я и так думаю как коп. Вы знаете это не хуже меня. Как бы александрийская полиция ни старалась, они не смогут обеспечить ей безопасность, так же как и мы. Если кто-то очень сильно хочет вас убить, а то, что случилось прошлой ночью, доказывает, что эти люди настроены весьма решительно, их ничто не остановит.

— Но вам кажется, что вы сможете обеспечить ей безопасность.

— Мне кажется, что я смогу переправить ее сюда тихо и незаметно.

— Джон Уэйн спешит на выручку.

— Да бросьте вы, — огрызнулся Крейг. — Происходит нечто такое, с чем я сталкиваюсь впервые. Эти люди злобны и опасны до крайности. Они организованы, решительны и любят играть с огнем. Не знаю, почему они хотят убить ее, — может быть, боятся, что она что-то знает, — но они доказали, что уберут столько людей, сколько им понадобится, чтобы добраться до нее. Как только она, выйдя из укрытия, попросит помощи у александрийской полиции и об этом станет известно, а об этом обязательно станет известно, — она будет мертва. По-моему, Тэсс уже догадалась об этом и потому избегает полиции.

— Вы теоретизируете.

— Нет. Иначе вам не позвонили бы из александрийского управления и не поинтересовались бы тем, что такого я знаю, чего не знают они.

— Ладно, — сдался Мэллори, — то, что вы говорите, имеет смысл. Но вам все равно придется с ними побеседовать. Это не просто вопрос сотрудничества одного управления полиции с другим. Вам придется объяснить, что, по вашему мнению, происходит. Иначе будет считаться, что вы скрываете информацию о множественных преступлениях, а вам известно, что ждет людей, которые обвиняются в этом. В общем и целом вы неплохой парень, но вы уж не настолько мне нравитесь, чтобы носить вам передачи в тюрьму. Поднимайте трубку телефона.

— Подождите, дайте мне еще несколько минут.

— На что вы надеетесь? Что она позвонит вам?

— Вот именно. Тогда, вероятно, у меня будет что рассказать александрийской полиций. Тэсс доверяет мне. Поэтому, может быть, мы придумаем способ благополучно доставить ее в Нью-Йорк.

На столе Тони зазвонил телефон. Прежде чем Крейг успел подняться. Тони снял трубку.

— Отдел розыска пропавших… Минуту. — Тони протянул трубку Крейгу.

— Это она? — спросил Крейг.

— Нет. Александрийский отдел по расследованию убийств.

Крейг застыл на месте.

И тут же зазвонил другой телефон, на этот раз трубку поднял капитан Мэллори.

— Отдел розыска пропавших без вести… Да; конечно, сию минуту.

Крейг в замешательстве переводил взгляд с одного телефона на другой.

— Возьмите трубку, — сказал Мэллори. — Это женщина, и по тому, как она вас попросила, ясно, что она в беде и нуждается в помощи самого Господа Бога.

Крейг рванулся к телефону.

— Тэсс, это вы?

Глава 10

Услышав голос Крейга, Тэсс покачнулась, у нее подкосились ноги. Господи Иисусе, наконец-то!

С напряженными до предела нервами выкатив из просторного гаража, стоящего рядом с домом миссис Кодилл, черный, обтекаемой формы «Порше-911», Тэсс почувствовала себя совершенно беззащитной, словно с нее сорвали одежду. Ее правая рука тряслась, когда она переключала скорости, выезжая из уединенного, фешенебельного предместья. По дороге ей попалось очень мало автомобилей, что делало их еще более подозрительными, потому что убийцы наверняка оставили здесь своих соглядатаев. Она то и дело посматривала в зеркало заднего вида, но, похоже, за ней никто не следовал. Но когда она выехала из этого элитарного квартала и, увеличив скорость, попала на запруженную машинами четырехполосную улицу, вдоль которой теснились прачечные, закусочные и видеомагазинчики, она поняла, что при таком движении не сможет различить преследующий ее автомобиль. Хуже того, ее собственная машина — дорогая и претенциозная — слишком бросалась в глаза. Однажды в юности Тэсс подслушала разговор отца по телефону. «Машина, — говорил он, — ни в коем случае не должна быть слишком дорогой и модной, чтобы не бросаться в глаза».

Да, эта машина определенно привлекала всеобщее внимание. Проезжающие мимо владельцы недорогих моделей с завистью поглядывали на «порше».

Черт возьми, подумала Тэсс и теснее прижала к себе сумку с пистолетом внутри для пущей уверенности. Увидев телефонную будку на краю автостоянки у торгового центра, она, притормозив рядом с ней, выскочила из машины, нашарила в бумажнике кредитную карточку и, схватив трубку, снова позвонила на работу Крейгу.

— …Да, — задыхаясь, ответила она. — Я уже пыталась дозвониться до вас раньше.

— Я так и подумал, что это были вы. Слава Богу, вы живы. Я так боялся…

— Они подожгли дом. Они убили мою маму.

— Я знаю, Тэсс, и очень вам сочувствую. Когда мы увидимся, я постараюсь вам это доказать. Я не могу избавить вас от вашей печали, но сделаю все возможное, чтобы разделить ее. Самое важное сейчас — что вы остались живы.

— На этот раз! Но они продолжают за мной охотиться. Я ужасно боюсь, что за мной следят. Что мне делать? Те, кто хотят убить меня, обязательно будут наблюдать за местным полицейским участком. Я не могу ни пойти, ни позвонить туда, потому что убийцы могут прослушивать полицейское радио. Мне нужна помощь!

— Послушайте, не паникуйте, Тэсс. Я обещаю сделать все, чтобы защитить вас. Где вы? Я слышу в трубке шум дорожного движения.

— Я… я в пригороде Александрии. В телефонной будке на стоянке рядом с торговым центром.

— Боже, вам нельзя там оставаться. — Крейг закашлялся. — Вы можете где-нибудь спрятаться, пока я не приеду в Александрию?

Дрожа от страха, Тэсс молчала, пытаясь сообразить.

— Тэсс?

— Я не могу обращаться к своим бывшим друзьям, Ведь их тоже могут убить. Я думала о кинотеатре, но там темно и так много людей вокруг, что я не буду чувствовать себя в безопасности. Может быть, библиотека или музей. Но там тоже опасно — слишком много народа.

— Подождите минуту. Мне нужно поговорить по другому телефону. Не вешайте трубку, я быстро.

— Нет, я не могу ждать.

— Тэсс, это важно. Не вешайте трубку.

Раздался щелчок, и его голос пропал, слышалось только потрескивание.

Ее рука дрожала. «Поторопись! Пожалуйста!» Она незаметно оглядела заполненную стоянку, выискивая зловещего вида незнакомцев, вылезающих из автомобилей. Двое мужчин у фургона с интересом смотрели в ее сторону. Тэсс, сунув руку в сумку, сжала пистолет. Мужчины обогнули фургон, подходя сбоку к ее машине, но неожиданно свернули и направились к торговому центру. Тэсс с облегчением вздохнула, поняв, что они просто восхищались «порше». «Крейг, поторопись!» И тут же в трубке прозвучал его голос:

— Тэсс?

— Что вы делали? — Ее голос дрожал.

— Извините, я не думал, что это займет так много времени. Мне нужна была информация. Я прилечу на самолете компании «Трамп», который должен приземлиться в Вашингтонском национальном аэропорту в 2.07. Как вы попали к этому торговому центру? У вас есть машина?

— Да.

— Какая модель? Мне надо будет узнать ее.

— "Порше-911", Черный.

— Должен отдать вам должное, даже будучи в панике, вы путешествуете с шиком.

— Крейг, мне не до смеха.

— Я всего лишь пытаюсь поддержать ваш дух. Ладно, если хотите говорить о деле, слушайте внимательно.

В Кристалл-Сити около аэропорта есть гостиница «Мэрриот». Как только я прилечу, я возьму такси и буду высматривать вашу машину у входа в гостиницу. Я должен быть там не позднее половины третьего.

— Но ведь это через три часа!

— Я уже все обдумал. Поезжайте в Вашингтон. Пройдитесь с экскурсионной группой по Капитолию. Там столько охранников, что на вас никто не осмелится напасть. Только будьте осторожны, выходя и садясь в машину.

— Быть осторожной? С прошлой ночи я только и делаю, что остерегаюсь всех и вся.

— Ну, остерегайтесь еще больше. А пока я свяжусь с полицией Александрии и расскажу, что происходит.

— Нет! Если это попадет на полицейское радио…

— Тэсс, доверьтесь мне. Я поговорю с их шефом. Постараюсь убедить, чтобы он не особенно распространялся. Не скажу, где вы находитесь и где мы собираемся встретиться. Все, что я хочу, — организовать группу, которая перевезет вас в безопасное место.

— Нет такого места!

— Поверьте мне, есть. Дом. Гостиничный номер. Ферма. Что бы и где бы это ни было, я гарантирую, что вас облепят охраной. Только держитесь. Пожалуйста. Еще несколько часов — и все будет кончено.

— Нет! Вы ошибаетесь!

— Даю слово.

— Нет, они всегда будут ждать. Они никогда не перестанут охотиться за мной. Это не кончится!

— Кончится, если мы сможем выяснить, почему они хотят вас убить. Как только их секрет будет раскрыт, каким бы он ни был, у них не будет больше причин заставить вас замолчать.

— Если мы сможем выяснить, что это за секрет. Если. Если! Если!

— Я повторяю, держитесь, не теряйте голову!

— Но даже если меня убьют, это не кончится! Я не одна в опасности!

— Не понимаю. Ведь никто, больше ничего не знает.

— Нет! Не забывайте, Крейг, вы все время были со мной! Вы слышали мои рассказы о Джозефе. Вы ходили со мной на квартиру Джозефа. Вы видели, что стояло в его спальне. Если убийцы следили за нами обоими, они могут начать охотиться за вами, чтобы сохранить свою тайну.

Крейг, помолчав, с угрозой сказал:

— Ну, пускай эти сукины дети только попробуют. — И, закашлявшись, продолжал: — «Мэрриот» около аэропорта, в половине третьего. Поезжайте мимо входа и увидите меня. Я узнаю вашу машину.

— Вы придаете мне…

— Сейчас не время для намеков.

— …уверенности. Я буду такой же ловкой, как мой отец. Я буду ждать.

Глава 11

Она повесила трубку, осмотрела стоянку, которая была очень уязвимым местом, и поспешила сесть в «порше». Крейг велел ехать в Вашингтон. Присоединиться к группе экскурсантов по Капитолию. Но мысль находиться среди множества людей, даже в присутствии охранников — тревожила Тэсс. Должна существовать менее опасная альтернатива.

Отъезжая от торгового центра, Тэсс посмотрела в зеркало заднего вида, нет ли за ней хвоста. Вслед за ее «порше» со стоянки выехало несколько машин. С глубоким вздохом Тэсс снова дотронулась до сумки, ощутив придающее уверенность присутствие в ней пистолета. Он неожиданно напомнил ей о том, что прошлой ночью она убила нескольких человек, и к горлу подкатила тошнота. Но злость и страх были сильнее. Она не считала, сколько раз вчера выстрелила, а утром в своем смятении забыла вынуть обойму и посчитать, сколько осталось патронов, чего отец наверняка не одобрил бы. Теперь пистолет вообще мог оказаться пустым. «А ведь мне потребуется защищать себя», — мелькнула у Тэсс мысль.

Быстро оглядев дома вдоль улицы, она заметила скопление магазинчиков. Один из них особенно привлек ее внимание. Она резко свернула в его сторону, припарковалась напротив и, торопливо войдя в магазин, перешла на степенный шаг, когда закрыла за собой дверь.

— Что вам угодно, мэм? — спросил дюжий продавец спортивных товаров, жадно ощупывая ее взглядом сверху донизу и плотоядно улыбаясь, чуть ли не облизываясь. — Чем могу служить?

— Мне нужно две коробки патронов для девятимиллиметрового «ЗИГ-Зауэра».

— Вы, должно быть, решили крупно пострелять, — произнес он двусмысленно.

— Инструктор в тире говорит, чтобы мы сами покупали патроны.

— Ну, могу сказать, что, если бы вы занимались у меня в классе, я бы и уроки, и патроны давал бесплатно. — Продавец многозначительно поднял брови.

— В этом случае, пожалуй, жалко, что у нас разные классы, — отпарировала Тэсс.

Продавец был слишком занят созерцанием ее груди без бюстгальтера под тонкой кофточкой, чтобы обратить внимание на замаскированную иронию. Когда он отвернулся за коробками патронов, Тэсс заранее достала из сумки бумажник, чтобы продавец не заметил в ней пистолета. Роясь в сумке, она задела рукой конверт с фотографиями, и ее словно ударило током: она вспомнила, как настаивал прошлой ночью Крейг, чтобы она сделала копии и выслала их ему на службу с «Федерал экспресс». Но сейчас у нее не было возможности ждать, когда проявят фотографии. Ей нельзя находиться на одном месте. Надо ехать дальше!

— Простите, у вас не найдется конверта? — спросила она продавца. — И марки тоже? Я была бы вам очень благодарна.

— Для такой красивой леди — почему бы и нет?

— Спасибо. Я обязательно зайду к вам еще раз.

— Поверьте, я буду ждать. За этой дверью — тир. Мы можем, так сказать, пострелять наедине.

Тэсс постаралась спокойно отреагировать на его непристойную шутку, хотя в душе так и кипела от возмущения.

— Держу пари, вы стреляете без промаха.

— Никто никогда не жаловался.

«Брось ты свои дурацкие приколы», — про себя в ярости воскликнула Тэсс. Ей удалось, не скривившись, расплатиться за патроны, затем взять конверт и марку. «Негативы, — подумала она. — Я пошлю Крейгу негативы! По крайней мере, они останутся». Перед ее глазами сразу же возник ужасный барельеф из спальни Джозефа, и Тэсс внезапно поняла, что не пойдет на экскурсию по зданию Капитолия. Она поедет в другое место.

Глава 12

Крейг бросил трубку.

Капитан Мэллори, пораженный яростной решительностью на лице Крейга, поднял руки вверх.

— Ну, теперь я слышал все, что только можно себе вообразить. Лейтенант дает приказания шефу полиции!

— Так ведь это сработало, верно? Александрийское управление согласилось сотрудничать.

— Если хотите, называйте это так. Но даже отсюда я слышал, как он орет. Когда он до вас доберется…

— Я и сам знаю. А чего вы ожидали? Ничего другого мне не оставалось. Я не мог, просто не мог назвать ему место встречи с Тэсс. Убийцы слишком хорошо организованы. Даже если одна патрульная машина передаст информацию о «Мэрриоте» и ее подслушают, Тэсс застрелят, как только она там появится.

— Однако вы заставили шефа александрийской полиции подготовить охраняемый дом. Должен признаться, я поражен, только вот есть одна проблема, Крейг.

— Только одна? Я вижу их великое множество.

— Так вот, проблема в том, что никто не давал вам разрешения вылететь в Вашингтон. Вы не начальник в этом отделе. Вы далеко не начальник.

— А я говорю, что улетаю!

— Даже если я отстраняю вас от этого дела?

— Как вам будет угодно, хоть увольняйте, мне все равно!

— Ну и упрямый вы, черт вас побери!

— У меня нет времени спорить. Его осталось только на то, чтобы схватить такси и поспеть в Ла-Гуардиа как раз к отлету.

— И это днем? Не много у вас шансов поймать такси.

— Тогда я возьму патрульную машину!

— Нет!

— Что?

— Вы ошиблись. Не вы возьмете патрульную машину.

— Не вставайте на моем пути!

— Ее возьмет Тони. Он отвезет вас в аэропорт.

Крейг изумленно уставился на него.

— Вы сказали…

— Двигайте, Крейг. И будьте поосторожней. А если шеф александрийской полиции начнет возникать, передайте — пусть позвонит мне.

— Не могу поверить… Не знаю, как…

— Отблагодарить меня? Возвратившись живым. А потом ради разнообразия немного поработать. Тони, если движение слишком сильное, включай сирену.

Глава 13

Два человека внимательно наблюдали из фургона, превосходно замаскированного подавтотранспорт телефонной компании, за тем, как патрульная машина с визгом рванула от здания полицейского управления. У каждого мужчины в кармане лежало кольцо, украшенное сверкающим рубином с золотой накладкой в виде пересекающихся меча и креста. Человек на переднем сиденье — опытнейший наблюдатель сурового вида — сравнил едва различимые лица в проносящейся мимо полицейской машине с фотографией в руке.

— По-моему, это он!

— По-твоему? Нам надо знать наверняка, — проговорил позади второй мужчина, вслушиваясь в наушники.

— Я уверен.

— Но ты сказал «по-моему», а это не дело. Жаль, что не удалось поставить «жучки» на телефонах в отделе розыска пропавших. Погоди-ка, у меня кое-что есть. — Он поправил наушники. — Ну-ну. Полицейский диспетчер передает всем патрульным машинам обеспечить машине… номер сходится… беспрепятственный проезд до Ла-Гуардиа, чтобы та успела к часовому рейсу самолета «Трамп» до Вашингтонского аэропорта.

— Этого тебе хватит?

— Да, — сказал техник. — Определенно хватит, звони.

Человек на переднем сиденье поднял трубку сотового телефона и набрал номер.

— Наш человек только что ушел со стадиона. Мы думаем, он так озабочен здоровьем своей девушки, что хочет увидеть ее в Вашингтоне. — Он передал время вылета и назвал авиакомпанию. В ответ по телефону прозвучал голос Хамелеона:

— А что насчет команды соперников?

— Пока не показывалась. Может быть, они не собираются прямо сейчас вступать в игру?

— Вряд ли такое возможно, когда мы вышли в финал. Бьюсь об заклад, их команда где-то поблизости. Держите ухо востро. А мы будем начеку в Вашингтоне. Не забывайте, команда противников имеет привычку появляться, когда мы меньше всего ее ожидаем.

Глава 14

С бьющимся сердцем Тэсс забралась в стоящий у спортивного магазина «порше» и нервно огляделась, боясь, что вот-вот рядом остановится автомобиль, из которого выскочат люди и начнут стрелять. Она вытащила из сумки пистолет, благоразумно держа его в руках ниже приборной доски — вне поля зрения людей, проходящих мимо машины; лихорадочно нажала на кнопку, освобождающую обойму, и обнаружила, что в ней осталось всего два патрона плюс один в стволе. Господи Иисусе! Тэсс сорвала картонную крышку с одной из купленных коробок и зарядила в обойму еще четырнадцать патронов. Теоретически пистолет заряжался шестнадцатью патронами, но на практике с учетом того, что в патроннике («в стволе», любил говорить отец), емкость магазина увеличилась до семнадцати.

Как только Тэсс задвинула обойму в рукоятку и защелкнула ее, словно лопнул обруч, стягивающий ей грудь. По крайней мере, теперь она сможет защитить себя. Так она надеялась. А сейчас надо убираться отсюда.

Засунув пистолет в сумку, Тэсс запихнула коробки с патронами под сиденье водителя, повернула ключ зажигания и, нажав на акселератор, погнала «порше» по шумной торговой улице.

Конверт! В спортивном магазине Тэсс написала адрес и, лизнув купленную марку, наклеила ее на конверт. Сейчас, одной рукой ведя машину, она другой нащупала пакет с фотографиями, открыла его и положила негативы в конверт. Впереди, справа! Дыхание Тэсс участилось, когда она увидела почтовый грузовик, стоящий рядом с почтовым ящиком напротив универсального магазина. Она подъехала к обочине, резко затормозив у грузовика, заклеила языком конверт и, высунувшись из окошка «порше», протянула конверт шоферу, который шел с большим мешком от почтового ящика к грузовику.

— Последняя разноска. — Тэсс удалось улыбнуться. — Надеюсь, не возражаете?

— Мне все равно. Отличная у вас машина.

— Спасибо.

— Как она в управлении?

— Смотрите.

Тэсс включила первую скорость, нажала на педаль газа, и машина с ревом сорвалась с места. Но она не забавлялась. Если за ней следят, надо как можно быстрее уходить от почтового грузовика. Всей душой она надеялась, что никто не видел, как она передала конверт шоферу. И так уж слишком много смертей. Слишком много горя. Она молила Бога, чтобы жизнь шофера оказалась вне опасности.

На дороге Тэсс все время меняла полосы движения, чтобы затруднить за собой слежку. Она гнала «порше» с максимально дозволенной скоростью, только чтобы не остановила полиция за нарушение правил движения. Тэсс спешила в Вашингтон, как и советовал Крейг. Но не к зданию Капитолия. Вовсе нет! У нее была идея получше. Небезопасная, но без сомнения более важная для дела. Определяющая суть дела.

Скульптура. Этот ужасный, вызывающий отвращение барельеф. Ее хотели убить, потому что она обнаружила эту проклятую штуку. Ей необходимо узнать, что она означает, и только один человек на свете мог ей это объяснить.

Глава 15

Откинувшись на спинку заднего сиденья своего лимузина по дороге из клуба в Белый дом, вице-президент размышлял о женщине, о которой его предупредил заместитель директора ЦРУ по тайным операциям.

Тэсс Дрейк. Почему судьбе угодно, чтобы именно она угрожала ему? Алан Джеррард дружил с ее покойным отцом и хорошо знал Тэсс, когда она была еще угловатым подростком, отчаянной девчонкой-сорванцом. Ему нравилась эта худощавая спортивная девочка с дерзко торчащей грудью и светлыми, коротко стриженными волосами.

Нравилась, конечно, не в сексуальном смысле. Отнюдь. Хотя президент брал на себя смелость утверждать, что Джеррард, как и многие другие политики, не упускал случая переспать с активистками партии, истина заключалась в том, что Джеррард путем железной дисциплины приучил себя сдерживать желания плоти.

Он был женат. Да. И жена его была красива, ее фотографии часто появлялись на обложках журналов. Но она разделяла его пуританские идеалы, и за тысячи ночей на протяжении их двадцатилетней совместной жизни, когда они делили постель — как друзья, как верные товарищи, близкие друг другу по духу, — они занимались сексом всего три раза и во время этих трех почти ритуальных совокуплений, позволяли себе испытать удовольствие плоти исключительно в целях деторождения. Нет, интерес Джеррарда к Тэсс был вызван вовсе не похотью. Она восхищала его как великолепный образец расцветающей, здоровой, молодой женщины, как замечательный экземпляр гомо сапиенс, и сейчас, его искренне огорчало, что именно она, при ее биологическом совершенстве, представляет для него угрозу и потому подлежит уничтожению. Переживания Джеррарда, однако, не помешали ему от всей души надеяться, что Тэсс заставят как можно скорее навсегда замолчать.

На заднем сиденье затрещал телефон. Джеррард выпрямился и торопливо поднял трубку. Этот номер телефона был известен только нескольким людям и использовался для крайне срочных и важных сообщений. Вероятно, хотели передать что-нибудь относящееся к Тэсс Дрейк. Возможно, ее уже нашли и нейтрализовали.

— Одну минуту, сэр, — сказал женский голос. — С вами будет говорить президент.

Джеррард разочарованно сморщился.

Через удивительно короткое время раздался раздраженный голос Клиффорда Гарта.

— Пакуйте чемоданы. Вы отправляетесь в путешествие. Джеррард испустил притворный вздох, прежде чем ответить человеку, на чьих похоронах он будет присутствовать через десять дней в качестве президента США.

— Что на этот раз? Агитация за сбор денег в фонд партии в Айдахо? Пользуетесь любым предлогом, чтобы убрать меня с глаз долой?

— Нет. Поедете за границу. Только что умер от сердечного приступа председатель кортесов — парламента Испании. Я уже послал соболезнование. Вы будете нашим официальным представителем на похоронах.

«Похороны, — подумал Джеррард. — Похоже, мне часто придется ходить на похороны». Он сожалел об умерших, даже если их смерть была ему необходима.

— Если хотите — пожалуйста.

— Прекрасно, всегда бы так, — проворчал Гарт. — Делайте, что я скажу, и мы, может быть, даже поладим. Хотя вряд ли.

Выругавшись, президент оборвал связь.

Джеррард задумчиво положил трубку. Он не слишком удивился, услышав о смерти председателя кортесов. Средства массовой информации сообщали, что в последнее время здоровье его пошатнулось. Однако для верности ему усердно помогали шагнуть в мир иной, и в этом отношении единственное, что удивило вице-президента, — это то, что испанский политик скончался намного раньше тех сроков, о которых информировали Джеррарда.

Испания. Очаровательная страна. Как и Англия, она была конституционной монархией. Если умирал король, его место занимал старший сын, потом следующий по старшинству, — это могла быть жена или двоюродный брат и так далее. Контролировать престолонаследие возможности нет. Другое дело — испанский парламент. Его выборного председателя можно устранить и заменить другим политиком. А этим политиком, тщательно подготовленным, выбранным под давлением шантажа членов испанского парламента, будет единомышленник Джеррарда. В конце концов, они родственники, хоть и дальние, но то, что их связывает, неподвластно времени и расстоянию. Они оба — и много других, разделяющих помыслы Джеррарда и облеченных той же самой миссией, — скоро придут к общей цели и выполнят свое предназначение.

«Испания. Как своевременно», — подумал Джеррард.

Глава 16

Эрик Четем, директор ФБР, мрачно шагал по склону мимо сияющих на солнце белых надгробий на Арлингтонском национальном кладбище. Худощавый, сорока с лишним лет, с усталым от бремени ответственности, налагаемой его должностью, лицом, он обернулся и посмотрел на купу окутанных смогом деревьев у подножия холма. Вдалеке, за туманной дымкой чадного воздуха, высился беломраморный обелиск Джорджа Вашингтона. Четем попытался вспомнить, когда в последний раз видел обелиск не затянутым грязной пеленой. Озабоченным взглядом он проследил за автомобилем, остановившимся неподалеку от его лимузина. Из автомобиля вышел Кеннет Мэдден, заместитель директора ЦРУ по тайным операциям. Он оставил своих телохранителей у машины и начал подниматься вверх по склону холма навстречу Четему.

Двое облеченных высокой властью мужчин оценивающе посмотрели друг на друга. Хотя теоретически ФБР и ЦРУ имели разные задачи и полномочия, на практике это различие зачастую стиралось, делая две организации соперничающими. Визит Мэддена к Четему в ФБР или, наоборот, Четема — в ЦРУ явился бы столь необычным событием, что привлек бы к себе внимание репортеров. Точно так же невозможна была встреча в ресторане или другом публичном месте, где их совместное присутствие не прошло бы незамеченным, а беседу легко могли подслушать. Оставался разговор по телефону, как самый простой выход из положения, и Мэдден действительно позвонил, но только чтобы объяснить, что им нужно обсудить один деликатный вопрос, и желательно сделать это лично, с глазу на глаз. Оба согласились, что на Арлингтонском кладбище их заметят очень немногие.

— Спасибо, что откликнулись на мой звонок и согласились незамедлительно встретиться, — сказал Мэдден, — пожертвовав ленчем.

Четем пожал плечами.

— Моя жертва не так уж велика. У меня сегодня нет аппетита.

— Понимаю. Мне тоже кусок не лезет в рот.

— Из-за того, что случилось с Брайаном Гамильтоном?

Мэдден скорбно кивнул.

— Для меня это было настоящим потрясением. — Он оглядел надгробия. — Только после того, как мы договорились встретиться, до меня дошло, что мы снова увидимся здесь в понедельник.

— Не знал, что вы с Брайаном были дружны, — заметил Четем.

— Не так, как вы, однако я считал его другом. По крайней мере, насколько можно именоваться друзьями в этом городе. Иногда мы вместе работали над делами Совета национальной безопасности.

Заместитель директора ЦРУ по тайным операциям не стал вдаваться в подробности, а директор ФБР принял это как должное, прекрасно зная, что обратное означало бы нарушение профессиональной этики.

— Так по какому поводу вы хотели меня видеть? — спросил Четем.

Мэдден ответил не сразу.

— Прошлой ночью, — проговорил он наконец, — произошла еще одна трагедия — пожар и гибель нескольких людей в доме Мелинды Дрейк.

Четем внутренне напрягся, но не показал этого.

— Да, гибель вдовы Ремингтона Дрейка. Я согласен, это еще одна трагедия.

— Я позвонил дочери Мелинды Дрейк в Нью-Йорк выразить соболезнование, но не застал ее. Редактор журнала, где она работает, сказал, что Тереза — Тэсс — накануне вечером улетела в Александрию навестить мать. Боюсь, что те, кто подожгли дом и убили ее мать, — не могу представить, по какой причине, — пытались убить и Тэсс. Поскольку пожарные так и не обнаружили её останков на пепелище, я подозреваю, что Тэсс удалось бежать. Если так, то она, очевидно, прячется и слишком напугана, чтобы покинуть свое убежище.

— Вероятно, — согласился директор ФБР, — ваше предположение резонно. Но каков ваш интерес в этом деле? Вы знаете Тэсс?

Мэдден покачал головой.

— Тэсс? Совсем не знаю. Но с ее отцом был знаком, и достаточно хорошо. Когда-то я регулярно инструктировал его о потенциально опасных ситуациях в различных странах, куда он выезжал на переговоры от Госдепартамента. А когда он погиб… и то, как он погиб, как эти ублюдки пытали его, потрясло меня. Жаль, что он не был одним из моих оперативных работников. То, что с ним произошло, ужасно, но, благослови его Господь, он не заговорил. Он был героем, и его дочь — в память об отце — заслуживает того, чтобы правительство обеспечило ей полную безопасность.

Директор ФБР прищурился.

— Полную безопасность? Поясните, пожалуйста.

— Мне сегодня звонили от Алана Джеррарда. — Мэдден жестом остановил Четема. — Каким бы ни было ваше мнение о вице-президенте, вы, равно как и я, прислушиваетесь, когда он отдает распоряжения. Они с Ремингтоном Дрейком были такими же близкими друзьями, как вы с Брайаном Гамильтоном. Джеррард хочет, чтобы соответствующие государственные ведомства сделали все возможное для обеспечения безопасности его дочери. Это значит, ваше Бюро и мое Управление.

— Я не очень понимаю. Эта проблема решается ведомством внутренних дел, — сказал Четем. — ЦРУ не имеет к ней никакого отношения.

— Не спорю. Я только передаю то, что говорил вице-президент, и, кстати, именно поэтому я здесь. Поскольку этот вопрос действительно касается в первую очередь ведомства внутренних дел, по крайней мере, пока дело обстоит так, хотя наше правление проверяет другие возможности, мне не хотелось бы вызывать излишнее соперничество между нашими учреждениями. Мяч на вашей стороне. И все же вице-президент хотел бы, чтобы вы позвонили в александрийскую полицию, и, если Тэсс Дрейк вдруг объявится и свяжется с ними, он был бы вам очень благодарен, если бы вы взяли дело в собственные руки и немедленно проинформировали его — и меня тоже просто на случай, если мы вдруг обнаружим, что дело затрагивает внешнеполитические интересы США.

Четем нахмурился, скептически оглядев заместителя директора ЦРУ. Он не привык делиться информацией с Управлением. В то же время его дружба с Брайаном Гамильтоном требовала действий. Он был весьма решительно настроен, намереваясь выяснить, явилась ли автокатастрофа действительно всего лишь несчастным случаем.

— Он звонил мне вчера вечером, — сказал Четем.

— Кто?

— Брайан. Настоятельно просил о встрече у меня дома. Я ждал его около одиннадцати. Брайан сказал, что просит о личной услуге, и она касается Ремингтона Дрейка, его вдовы и его дочери.

Лицо Мэддена, обычно смуглое, как от загара, стало серым.

— Вы хотите сказать, что смерть Брайана и то, что случилось в доме Мелинды Дрейк, не случайное совпадение?

— Не знаю, но твердо намерен выяснить. Передайте вице-президенту, что я согласен сотрудничать и поговорю с шефом александрийской полиции. Я распоряжусь, чтобы дело передали нам, и буду держать вас в курсе.

— Гарантирую, что вице-президент оценит…

— Оценит? — перебил его Четем. — Мне наплевать на его оценку! Меня интересуют Брайан, вдова Ремингтона Дрейка и его дочь.

— Меня тоже, Эрик. Меня тоже. Но поскольку Брайан мертв… и жена Ремингтона Дрейка тоже, нужно думать о живых. О Тэсс. Ради наших друзей надо сделать все возможное, чтобы защитить ее.

Четем, скривившись, ответил:

— Помоги мне Господь.

— В чем дело?

— Я дал слово, что буду сотрудничать, — сказал Четем, но вынужден признаться, что мне не нравится работать в таком тесном контакте с Управлением.

— Успокойтесь. Это только ради одного конкретного дела. И к тому же цель стоит компромисса.

— Вот именно, это лишь компромисс и только ради одного конкретного дела.

— Ради одного, только этого дела, — проговорил Мэдден, протягивая руку.

Четем, помедлив, нехотя пожал ее.

— Я свяжусь с вами.

— И, уверен, как обычно приложите все усилия.

Они разошлись, испытывая привычную неприязнь друг к другу. Каждый пошел своей дорогой мимо белых надгробий вниз по склону.

Кивнув телохранителям и шоферу, Мэдден остановился и посмотрел назад в сторону кладбища. Хотя у его группы и был план, как найти Тэсс Дрейк, работа в отделе тайных операций ЦРУ научила Мэддена всегда иметь запасный вариант. Теперь он есть, и по нему тоже начинается работа. Торжествующая улыбка едва не коснулась его губ, но мысль о том, что в понедельник здесь придется хоронить Брайана Гамильтона, настроила Мэддена на меланхолический лад. Ничего не поделаешь, жертва была необходима. Однако он не испытывал ни малейшей грусти по поводу того, что через десять дней здесь пройдут другие похороны — президента, и тогда контроль над страной перейдет к Алану Джеррарду.

Глава 17

Тэсс остановила «порше» у старого, но содержавшегося в порядке дома в викторианском стиле в предместье Джорджтауна, схватила сумку с придающим уверенность пистолетом внутри и, взбежав по ступеням широкого крыльца к парадной двери, нажала на кнопку звонка.

Никто не ответил.

Она снова позвонила.

И снова не получила ответа.

Нервничая, Тэсс тем не менее не удивилась. По крайней мере, не совсем. Обитатель этого дома — профессор, ее бывший преподаватель по истории искусств в Джорджтаунском университете — был известен тем, что проводил лето в своем саду за домом, выращивая, ухаживая, пестуя свою великолепнейшую коллекцию лилий.

Но это было так давно, с болью в сердце подумала Тэсс. Ведь она не видела своего любимого профессора шесть лет, с тех самых пор, как закончила университет. Даже тогда профессор Хардинг был стар. Может быть, он вышел на пенсию, а может быть, уехал в Европу изучать искусство, которое так боготворил. В пору ее учебы профессор имел обыкновение приглашать студентов, словно членов семьи, к себе домой. Под вечер среди своих чудесных лилий в саду он угощал студентов шерри, но не слишком щедро, чтобы не притуплять их восприятия, — и читал лекции о шедеврах Веласкеса, Гойи и Пикассо. Испанцы. Профессор всегда был неравнодушен к гениям искусства Испании. Единственное, к чему он относился с не меньшим обожанием, были лилии.

Тэсс сбежала с крыльца и обошла дом сбоку, направляясь в сад. Прошло столько лет, и она не помнила номер телефона профессора Хардинга, а искать его в справочнике в телефонной будке не рискнула, опасаясь быть обнаруженной. Тэсс нужно было где-то провести время до прилета Крейга, и она решила поехать без предварительного звонка, теша себя надеждой застать профессора дома. Ей во что бы то ни стало надо было выяснить одну вещь.

Когда Тэсс обогнула угол дома, ее страхи рассеялись. При виде постаревшего, до обидного немощного профессора, который с трудом выпрямился, осмотрев цветок, доходящий ему до пояса, ее захлестнула волна нежности.

Сад позади дома утопал в цветах. Каждый его дюйм, за исключением лабиринта узких тропинок, по которым иногда ходили восхищенные гости, был засажен несметным числом роскошных, изумительных лилий всех оттенков — ярким свидетельством щедрости небесного Творца.

Тэсс нерешительно остановилась посреди многоцветной красоты. Она прижала к себе сумку, и тяжесть пистолета напомнила ей, как далеко позади остались студенческие годы, которых, к великому ее сожалению, уже не вернуть.

Профессор Хардинг поднял голову и заметил ее.

— Вы, наверное, — сказал он, тяжело опираясь на палку, — пришли посмотреть на мои цветы?

— О, они, как всегда, чудесны.

— Вы очень добры. — Профессор Хардинг медленно двинулся к ней. — Но вредоносный воздух, не менее вредные дожди губят их. Восемь лет назад все выглядело совсем по-другому.

— Я тогда была здесь, — сказала Тэсс. — Я помню.

Профессор, морщинистый, ужасно постаревший, с редкими седыми волосами и обвисшей кожей в старческих пятнах, проговорил, опускаясь на резную скамейку:

— То, что вы видите, — это ничто. Остатки былой роскоши. Раньше, когда природа была управляема, лилии были такими… — Его рука, опиравшаяся на палку, задрожала. — На следующий год я не буду подвергать их испытанию этой отравой. На следующий год я позволю им упокоиться в мире, но луковицы сохраню в надежном месте. Может быть, наступит день, когда я вновь смогу выращивать цветы. Если нашу планету когда-нибудь очистят.

Тэсс на всякий случай оглянулась, сжимая пистолет через плотную ткань, и подошла к старику поближе.

— Кажется, мне ваше лицо знакомо, — задумчиво сказал профессор Хардинг. Он поправил очки в металлической оправе и сосредоточенно прищурился. — Да это же Тэсс! Неужели это вы? Конечно, Тэсс Дрейк.

Тэсс улыбнулась, чувствуя, как на глаза навертываются слезы.

— Я так рада, что вы меня не забыли.

— Как я мог забыть? Вы озаряли красотой всю мою аудиторию.

Тэсс, покраснев, сказала:

— А теперь моя очередь говорить: «Вы очень добры».

Она присела рядом с ним на скамейку и нежно обняла старика.

— Насколько я помню, вы посещали многие мои курсы. Каждый год записывались на новый. — Голос профессора звучал едва слышно, словно шелест ветра в сухих листьях.

— Я обожала слушать ваши лекции по искусству.

— Да, но что важнее, вы любили само искусство. Это было видно по вашим глазам. — Профессор Хардинг прищурился еще сильнее, будто вглядываясь куда-то вдаль. — Причем, если честно признаться, вы не были моей лучшей студенткой.

— Боюсь, я получала в основном четверки.

— Но, вне сомнения, самой увлеченной. — Тонкие морщинистые губы профессора растянулись в ласковой улыбке. — И как хорошо, что вы обо мне вспомнили и пришли проведать. Знаете, многие студенты обещают, что после окончания университета будут заходить и все такое прочее. — Его улыбка пропала. — Но как я узнал из собственного опыта… они никогда не возвращаются.

У Тэсс комок подступил к горлу.

— Ну, вот я и здесь. К сожалению, немного опоздала.

— Так же, как опаздывали на занятия. — Старик рассмеялся. — Всего на несколько минут. Меня вы не отвлекали, но похоже, не могли удержаться, чтобы не привлечь к себе всеобщее внимание.

Тэсс рассмеялась вслед за ним.

— Вовсе нет, просто я не могла вылезти вовремя из кровати.

— Ну, моя дорогая, когда доживете до моих лет, станете подниматься с рассветом. — Слабый голос профессора сделался еще тише. — А часто раньше. Гораздо раньше.

Он прокашлялся, и они некоторое время сидели и молчали. Но молчание это было каким-то уютным. Успокаивающим.

Любуясь лилиями, Тэсс подумала: «Как жаль, что я не могу остаться здесь навсегда. Как жаль, что я вынуждена жить в мире, который рассыпается на куски».

— Профессор, можно поговорить с вами об искусстве?

— С удовольствием. Как вам известно, не считая лилий, для меня нет ничего приятнее, чем говорить об искусстве.

— Я хотела вас спросить об одном барельефе. У меня с собой его фотография.

Тэсс с опаской вынула из сумки пакет фотографий стараясь не показывать пистолет.

— Но почему вы так помрачнели? — Профессор Хардинг свел редкие седые брови. — Вы больше не увлекаетесь искусством?

— Нет мое увлечение искусством не прошло, — ответила Тэсс — Но что касается этого… — Она показала фотографию скульптуры. — Это — другое дело.

Профессор Хардинг нахмурился, отчего на лбу у него прибавилось морщин. Он поправил очки и поднес фотографию к глазам. — Да, я понимаю ваши сомнения.

Он придвинул фотографию поближе, потом отложил.

— Такой жестокий образ. И стиль тоже очень грубый. Это произведение, конечно, не в моем вкусе. Несомненно, это не Веласкес.

— Но вы можете что-нибудь сказать об этом барельефе? — с замиранием сердца спросила Тэсс.

— Извините, Тэсс, вам придется объяснить: что именно вы хотите узнать? Что в нем вас интересует? Где вы его нашли?

Тэсс размышляла, насколько подробно стоит ей информировать профессора. Чем меньше он будет знать, тем лучше. Если убийцы обнаружат, что она приходила сюда, неведение и немощь могут спасти профессору жизнь.

— Барельеф находился в спальне моего друга.

— Это говорит о том, что он не может похвастаться хорошим вкусом. В спальне? Ему не место даже в сарае для садовых инструментов.

— Согласна. Но у вас есть какие-нибудь идеи о том, кто его создал? Или зачем? Или что это означает? Кто из скульпторов, которых вы знаете или о которых что-то слышали, может быть его автором?

— Боже мой, я не имею об этом и представления. Мне понятно ваше замешательство. Вы думаете, что эта скульптура относится к современной школе… не знаю, как ее назвать… к неопримитивизму или авангардистскому классицизму?

— Профессор, простите, я по-прежнему не самая лучшая ваша студентка. До меня не дошло.

— Я постараюсь объяснить понятнее. По фотографии трудно судить, но скульптура, похоже, в отличном состоянии. Нет отбитых частей. Нет ни щербин, ни трещин. Никаких следов влияния атмосферы.

— Я все-таки не понимаю.

— Слушайте внимательно, как будто записываете лекцию.

— Поверьте, я изо всех сил стараюсь быть внимательной.

— Сам предмет изготовлен недавно. Вид у него совсем новый. Но образ… — профессор Хардинг запнулся, — старый. Очень старый. Это копия, Тэсс, копия древней скульптуры… я бы определил ее возраст… в две тысячи лет.

— Две тысячи лет? — ахнула Тэсс.

— Приблизительно Мне жаль, но это не моя специальность. Я не сведущ в том, что относится к периоду до шестнадцатого века.

Тэсс в огорчении сникла.

— Значит, вы никак не можете помочь мне выяснить, что она означает?

— Разве я это говорил? Ни в коем случае. Я просто признался в ограниченности своих знаний. Вам нужен ученый-археолог.

Тэсс взглянула на часы. Половина первого. Крейг сейчас уже в аэропорту Ла-Гуардиа в Нью-Йорке и скоро вылетит в Вашингтон. Она должна встретиться с ним в половине третьего. У нее совсем не остается времени!

— Ученый-археолог? — разочарованно протянула Тэсс. — Где же я его найду?

— Леди, вы меня огорчаете. Неужели вы забыли чудесную женщину, на которой я женат? Это она — светлого ума ученый, а не я. Пять лет назад она ушла на пенсию, оставив кафедру древней истории Джорджтаунского университета. Пойдемте. — Профессор Хардинг, опершись на палку, поднялся со скамейки. — Присцилла отдыхает. Но пора ее будить, ей нельзя пропускать ленч. У нее, знаете ли, диабет. Вероятно, и вы будете не прочь перекусить.

— Профессор, ради Бога, не обижайтесь, но мне совсем не хочется есть и, пожалуйста, о Боже, мне очень неловко, но я ужасно спешу. Это очень важно и не терпит отлагательства — мне нужно узнать все о барельефе.

— Ну и ну, — профессор Хардинг с интересом посмотрел на нее, — звучит весьма таинственно. Хорошо, мне не помешает немного развеяться. — Старик нетвердым шагом двинулся по тропинке. Аромат лилий заглушался вонью выхлопных газов. — Но если дело не терпит отлагательства и если вы не возражаете, тогда берите меня под руку, чтобы я смог идти немного побыстрей. Признаюсь, вы меня заинтриговали. Поэтому давайте разбудим Присциллу и заинтригуем ее тоже. Давайте узнаем, что означает это мерзкое изображение.

Глава 18

Международный аэропорт имени Кеннеди

«Боинг-747» компании «Пан Америкэн» из Парижа прибыл вовремя — в двенадцать двадцать пять. Среди четырехсот пятидесяти пассажиров шестеро мужчин, сидевших раздельно в бизнес-классе, выходили из самолета также по отдельности, через некоторое время один после другого, затем каждый взял себе такси и поехал в Нью-Йорк. Все шестеро были хорошо сложены, тридцати с небольшим лет, в неприметных костюмах, с кейсом в одной руке и сумкой, которую можно не сдавать в багаж, в другой. Ни один из них не ждал выдачи чемоданов. Их лица были ничем не примечательны — обычные, незапоминающиеся лица. Этих людей объединяла еще одна общая черта: когда они разговаривали со стюардессами, казалось, что их вежливые реплики требуют от них некоторых усилий, словно мысли каждого поглощены срочными и важными делами. Озабоченность угадывалась и во взгляде — бесстрастном и холодном.

В Манхэттене в разных местах каждый вышел из своего такси, пешком прошел до ближайшей станции метро, вышел через пару остановок, взял другое такси и с интервалом в несколько минут все прибыли на одну из авеню западнее Музея естественной истории. Внимательно изучив проезжавшие и припаркованные автомобили и пешеходов, они один за другим подходили к дому на Западной 58-й улице и нажимали кнопку звонка. Всякий раз почтенная, средних лет женщина, приоткрыв дверь и загораживая собой вход, неприветливо говорила:

— Не думаю, чтобы мы встречались.

— Да пребудет с вами Господь, — отзывался незнакомец.

— И с духом вашим тоже, — отвечала почтенная матрона.

— Deo gratias. [11]

— Возблагодарим Его. — Женщина смотрела выжидательно. — Тем не менее необходимо предъявить доказательство.

— Естественно. Если бы вы не спросили, я бы заподозрил неладное.

Каждый вновь прибывший доставал из кармана пиджака кольцо, сверкающее рубином. Великолепный камень украшала золотая накладка с изображением перекрещивающихся креста и меча. Только тогда, повторив:

— Deo gratias, — женщина распахивала дверь и, почтительно склонив голову, отступала назад, позволяя гостю войти внутрь. Когда подобная процедура была проделана в шестой раз и последний гость вошел в дом, мрачного вида человек в пуленепробиваемом жилете из кевлара, притаившийся в алькове справа от двери, опустил автомат «узи» с глушителем, который до сих пор напряженно сжимал в руках.

Женщина закрыла дверь.

— Как долетели?

— Самолет не разбился.

— Остальные прибыли недавно.

Гость в ответ лишь кивнул и последовал за женщиной вверх по лестнице на второй этаж. Он вошел в спальню, где пять других членов группы, уже переодевшись в одежду попроще, чистили и собирали пистолеты, детали которых были разложены на кроватях. Все части австрийских полуавтоматических девятимиллиметровых пистолетов «Глок-17» были изготовлены из прочного полимерного пластика, исключение составляли лишь металлический ствол и ударный механизм. Легкие и надежные пистолеты обладали и еще одним, самым важным преимуществом: их обычно не обнаруживал металлоискатель, а в разобранном виде они не появлялись на экранах таможенных рентгеновских аппаратов в аэропортах.

— Ваша одежда — в комоде, — сказала женщина.

— Спасибо, сестра.

— Перелет был долгим. Вы, наверное, устали.

— Совсем нет.

— Хотите есть?

— Нет, спасибо. Цель, с которой я прибыл, придает мне силы.

— Если что-нибудь понадобится, я внизу. Тем не менее вам придется поторопиться. График уплотнен. У вас билеты на трехчасовой самолет в Вашингтон. Приманка движется.

— Мне приятно слышать это, сестра. А враг? Подонки клюнули на приманку?

— Пока нет.

— Но клюнут, — зловеще прошептал он. — Я не сомневаюсь. Спасибо, — сказал он, выпроваживая ее из спальни. — Спасибо, сестра. Спасибо. — И закрыл за ней дверь.

Почтенная матрона, держась за перила, нерешительно спустилась по Лестнице и, остановившись возле охранника у входной двери, проговорила:

— При виде их у меня мурашки по телу.

— Да, — согласился человек с «узи». — Однажды мне пришлось работать с палачами — мороз по коже подирал и через день после этого.

Глава 19

Тэсс сидела у кухонного стола, в нетерпении ерзая на стуле. Просторная кухня в задней части викторианского дома была чисто прибрана и не заставлена мебелью, стены выкрашены голубым. Из большого окна открывался вид на море роскошных лилий всех цветов, но Тэсс была слишком занята собственными мыслями, чтобы восторгаться ими. Некоторое время назад — ужасно давно! — профессор Хардинг оставил ее здесь и пошел наверх будить жену. Тэсс все время нервно поглядывала на часы. Пять минут второго. Она не могла найти себе места. Не в силах унять тревогу, встала, прошлась по кухне и, заперев заднюю дверь, «нова села, чувствуя себя как на иголках. „Скорее, поторопитесь!“ — мысленно взывала она к старику профессору. Самолет Крейга сейчас должен быть уже в воздухе. Меньше чем через полтора часа он будет ждать ее у гостиницы „Мэрриот“ около Вашингтонского национального аэропорта.

«Я не могу больше здесь оставаться, — думала она, — но и уехать просто так нельзя. Я должна знать». И тут же Тэсс встрепенулась, услышав приглушенные шаги по лестнице в передней части дома. Затем послышались тихие голоса. Шаги раздались в коридоре, приближаясь к кухне. Тэсс вскочила со стула, когда профессор Хардинг ввел свою жену. Но при виде ее у Тэсс подогнулись колени. «О Боже! Столько времени! Я потеряла столько времени!»

Присцилла Хардинг выглядела еще более немощной, чем ее муж. Маленькая, худая, согбенная старушка. Жидкие седые волосы ее растрепались после сна, лицо было сморщенное, бледное, кожа на нем обвисла. Как и муж, она опиралась на палку. Они стояли, прислонившись друг к другу, чтобы не упасть.

— Профессор! — воскликнула Тэсс, стараясь скрыть свое разочарование, чтобы не обидеть стариков. — Что же вы мне не сказали! Я бы поднялась наверх и с удовольствием помогла бы вашей жене спуститься.

— В этом нет необходимости, — улыбнулся старик. — Мы с Присциллой вот уже несколько лет обходимся без посторонней помощи. Вы же не хотите избаловать нас, не так ли? Однако спасибо за любезное предложение.

— Вот, позвольте… — Тэсс торопливо обошла стол и, осторожно обняв Присциллу Хардинг, помогла ей сесть.

— Хорошо, — сказал профессор, тяжело дыша. — Наша небольшая разминка закончена. Как ты себя чувствуешь, Присцилла?

Женщина не ответила. Тэсс с беспокойством заметила, что взгляд ее безжизнен.

«Боже мой, у нее заторможено восприятие. Она же не в состоянии ответить на мои вопросы!»

Профессор Хардинг, казалось, прочел мысли Тэсс.

— Не волнуйтесь, жена просто еще толком не проснулась. Присцилле нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Все будет прекрасно, как только мы кое-что проделаем.

Старик открыл ослепительно белую дверцу холодильника и достал шприц. Протерев руку жены спиртом, он ввел ей лекарство — инсулин, предположила Тэсс, вспомнив слова профессора о том, что у жены диабет.

— Ну вот, — сказал профессор. Он вернулся к холодильнику и вынул оттуда тарелку с фруктами, сыром и мясом, накрытую прозрачной оберткой.

— Надеюсь, ты проголодалась, моя дорогая. — Он поставил тарелку на стол, снял с нее, салфетку и нетвердыми шагами двинулся к разделочному столу, чтобы нарезать хлеб. — Предлагаю тебе начать с этих долек апельсина. Тебе следует восстановить уровень сахара в крови.

— Сахара в крови? — Как ни странно, голос Присциллы Хардинг был низкого грудного тембра. — Меня уже тошнит от всего этого.

— Вот именно, тошнит. Но уже через несколько минут после того, как ты что-нибудь съешь, ты почувствуешь себя значительно лучше. Кстати, апельсин отличный. Рекомендую попробовать.

Устало взглянув на мужа, Присцилла Хардинг послушно поднесла ко рту изуродованными артритом пальцами дольку апельсина. Разжевывая ее, она, видно только теперь заметив Тэсс, перевела на нее недоуменный взгляд.

Профессор Хардинг, казалось, прочел и ее мысли тоже.

— Прости мою невежливость, дорогая, — сказал он, — я не представил тебе нашу гостью. Эта привлекательная молодая особа — моя бывшая студентка, но, конечно, ее красота не идет ни в какое сравнение с твоей.

— Трепач.

— Ай-ай-ай, моя дорогая, и это в присутствии гостей!

Присцилла Хардинг озорно сощурила глаза, окруженные сеткой морщин.

— Ее зовут Тэсс Дрейк, — продолжал профессор, — и она просит тебя об одолжении. Ей требуются твои научные знания.

Присцилла Хардинг подняла на Тэсс глаза, взгляд которых ожил.

— Мои научные знания?

— Да, есть маленькая загадка, которую, надеюсь, ты поможешь нам разгадать, — пояснил профессор. — Я пытался это сделать, но вопросы моей бывшей студентки, боюсь, оказались для меня слишком трудными. Это совсем не по моей части.

Глаза Присциллы загорелись любопытством. Она съела еще одну дольку апельсина.

— Холодная говядина очень вкусная. Попробуй, — сказал профессор.

— Какое одолжение? — спросила Присцилла, кладя на хлеб кусочек говядины. Глаза ее смотрели с напряженным вниманием. — Какого рода вопросы?

— Она хочет, чтобы ты посмотрела на фотографию. На ней изображена… по крайней мере, мне так показалось… современная копия древнего барельефа. Должен добавить, мало привлекательного. Поэтому приготовься. И как только ты почувствуешь, что к тебе возвращаются силы…

— Ричард, — перебила мужа Присцилла, — чем старше ты становишься, тем туманнее изъясняешься. Фотография? Современная копия древней скульптуры? Очень интересно. Конечно, я буду счастлива взглянуть на нее.

Тэсс почти физически ощущала, как бежит время.

— Спасибо, миссис Хардинг.

— Прошу вас, оставьте церемонии. Меня зовут Присцилла. — Она прожевала кусочек хлеба, вытерла пальцы о салфетку и протянула руку к Тэсс. — Можно посмотреть фотографию?

Тэсс извлекла из сумки пакет со снимками и передала его Присцилле. Миссис Хардинг вынула из кармана платья очки, надела их и стала рассматривать фотографию, продолжая жевать. Потом остановилась, с трудом проглотила и помрачнела. Некоторое время она сидела молча.

«В чем дело? — недоумевала Тэсс. — Скорее!»

Наконец, угрюмо кивнув, Присцилла медленно произнесла:

— Несколько раз я видела кое-что подобное, очень похожее на это изображение.

Тэсс, подавшись вперед, взволнованно спросила:

— Но почему оно вас так встревожило? Нож, кровь, змея, собака. Конечно, на все это неприятно смотреть, но…

— И скорпион, — прервала ее Присцилла. — Не забудьте скорпиона, который жалит издыхающего быка в яички. И не забудьте факельщиков по бокам жертвы с факелами в руках, один пламенем вверх, второй — вниз. — Морщинистое лицо старухи исказила гримаса отвращения. — И ворона.

— Я думала, это сова.

— Бог с вами, какая сова! Что за глупости. Это ворон.

— Но что они означают? — с трудом сдерживая нетерпение, спросила Тэсс.

Оставив ее вопрос без ответа, Присцилла обратилась к мужу:

— Ричард, ты помнишь наше лето в Испании в 1973 году?

— Конечно, — с нежностью кивнул профессор. — Двадцать пятая годовщина нашей свадьбы.

— Нечего разводить сантименты, Ричард. Это событие, — как бы оно ни было мне дорого, — сейчас не имеет значения. А вот что имеет значение, что важно: пока ты оставался в Мадриде и шатался по музею «Прадо»…

— Да, Веласкес, Гойя и…

— Но не Пикассо. Если я не ошибаюсь, в то время его «Герника» в «Прадо» не выставлялась.

— Пожалуйста, — умоляющим тоном проговорила Тэсс, — про барельеф.

— Я была в «Прадо» много раз, — продолжала Присцилла, — но я специалист по искусству Древнего мира, а не по истории искусств. Поэтому я отослала Ричарда наслаждаться экскурсией по музею, а сама решила провести время в свое удовольствие. В конце концов, мне хочется верить, что я свободная женщина.

— Конечно, ты свободная женщина, дорогая. Как часто ты это доказывала, — добродушно заметил профессор, пожав плечами и отщипнув кусочек сыра.

— Поэтому я поехала по старинным испанским городам, остатки материальной культуры которых так меня интересовали. — Глаза Присциллы затуманились воспоминаниями. — Мерила, Памплона.

— Памплона? Это не там, где Хемингуэй…

— Прошу прощения, Тэсс, представьте, что вы в аудитории мужа. Уважайте лектора и не перебивайте.

— Извините, миссис Хардинг.

— И бросьте свои светские замашки. Я же сказала, что я не «миссис Хардинг». Во всяком случае, не когда вы у меня в гостях. Так вот, — продолжала Присцилла, — в развалинах возле деревень я находила высеченные на камне рисунки, а в одном маленьком музее около Памплоны — даже скульптуру как эта. Старую, с отбитыми деталями, поврежденную временем и природными стихиями. Но такую же, как на этой фотографии. А позже, в моих восхитительных путешествиях, пока я ждала, когда Ричард удовлетворит свою страсть к Веласкесу и Гойе, мне попадались… Я, кажется, вроде Ричарда, все хожу вокруг да около и никак не доберусь до сути дела.

— Так что вам попадалось? — Тэсс заставила себя говорить спокойно.

— Такие же барельефы, — Присцилла передернулась, — высеченные на камне изображения.

— Чего?

— Идола как этот. Они встречались не часто и всегда были спрятаны. В пещерах или гротах.

— Идола?

— Изображения Митры.

Тэсс вскинула голову.

— Что или кто это, черт возьми?

— Митра? — Помедлив, Присцилла устало спросила: — Вы верите в Бога, Тэсс?

— Вероятно, да. Меня воспитывали в католической вере. В юности верила. В колледже было не до этого. А позже?… Да, наверное, можно сказать, что я верю в Бога.

— Значит, вы католичка? — Присцилла прикусила губу и мрачным тоном добавила: — Тогда, боюсь, у вашего Бога есть… соперник.

— О чем вы говорите?

— Древний соперник. Могущественный, могущественней, чем можно себе представить. Его происхождение восходит к началу начал, к истокам цивилизации, корням истории.

— Какого-дьявола?…

— Да, дьявол. — Глаза Присциллы опять потухли, взгляд застыл. — Бог и дьявол. Вот что такое Митра.

— Послушайте, я не вынесу этого! — воскликнула Тэсс. — Вы не знаете, через что мне пришлось пройти. Моя мать убита! Люди вокруг меня погибают один за другим. Через час мне надо встретить друга в Национальном аэропорту. А я напугана. Нет: сказать так — значит ничего не сказать. Я боюсь до смерти.

— Митру? Я вам сочувствую. — Присцилла сжала руку Тэсс. — Если эта фотография… если барельеф на ней — причина ваших проблем, у вас есть основание быть напуганной до смерти.

— Почему?

— Митра, — сказала Присцилла, — самый древний бог, о котором мне известно, а его антипод — самое злобное и мстительное божество.

— Это… — Тэсс затрясла головой, — бред какой-то. О чем вы?… — Она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.

— О чем? — Присцилла с трудом встала. — Хватит вам смотреть на часы. Мне надо многое объяснить вам, о многом предупредить… и помолиться за вас.

Змея, скорпион и собака

Глава 1

Западная Германия, Рейн

Светофор автомобиля с трудом пробивался сквозь туман, окутавший пустынную проселочную дорогу. Давным-давно, во времена между двумя мировыми войнами, по ней часто ездили рыболовы на велосипедах. Спрятав свой двухколесный транспорт в кустах, они доставали из корзин, прилаженных к рулю, снасти, собирали удочки и по тропинкам, сбегавшим по заросшему деревьями склону, спускались к любимым местам рыбалки. Когда-то на берегу резвились дети. В теплые летние дни матери раскладывали одеяла на густой, сочной траве и раскрывали корзины для пикников, от которых исходил аромат колбасы, сыра и свежеиспеченного хлеба. На отмелях остужались бутылки с вином. Но это было когда-то, а теперь сюда, на берега Рейна, редко кто забредал, и конечно же, не для того, чтобы устроить пикник, потому что ядовитые вещества, растворенные в воде, проникнув в почву, погубили траву и деревья, а вонь с реки перебила бы запах вкусного домашнего хлеба. Не появлялись здесь и рыбаки, ибо ил превратил быстрые воды Рейна в стоячее болото, и вся рыба давно в нем перевелась.

В то время, когда объятая ужасом Тэсс слушала объяснения жены профессора Хардинга, в Германии уже стоял вечер, и машина двигалась в темноте, подпрыгивая на ухабах проселочной дороги. Сидевшие в ней люди не думали ни о пикнике, ни о рыбалке. С горечью смотрели они на голые деревья и чахлые кусты, темневшие в тумане. Все сидевшие в машине, кроме одного, которому было не до того. Дрожа от страха, он бормотал:

— Вам это не пройдет даром! Меня ждут гости! Меня скоро хватятся!

— Вы имеете в виду прием в вашем поместье? — спросил мужчина за рулем и, пожав плечами, добавил: — Ну, гостям придется обойтись без вас, герр Шмидт.

— Да, — поддержал его другой человек, — я им не завидую, им остается только ждать.

— И ждать очень долго, — подхватил третий.

— Скажите, чего вы от меня хотите? — воскликнул одетый в смокинг седовласый человек с узким лицом. — Выкупа? Тогда зачем вы привезли меня сюда? Дайте мне возможность позвонить! Я все устрою! Мой помощник достанет вам любую требуемую сумму денег. И никакой полиции!

— Ну конечно, герр Шмидт, никакой полиции. Это и вам гарантирую, — сказал тот, что был за рулем. — Может быть, позже, но не сейчас. Полиции не будет.

— О чем вы говорите?

— О справедливости, — ответил мужчина с пистолетом, не отнимая его от затылка седовласого господина.

— О наглядном уроке, — добавил другой. — Вот оно, это место. — Он наклонился вперед и, обращаясь к водителю, сказал: — В детстве это было мое любимое место. А теперь посмотри на него! Посмотри, каким оно стало безобразным. Здесь. Остановите прямо здесь.

— Зачем? — воскликнул Шмидт дрожащим голосом.

— Я уже сказал вам, — произнес человек с пистолетом, — чтобы восторжествовала справедливость.

Водитель, ломая ветки, остановил машину в голых, сухих кустах на обочине проселка. Он погасил фары и вышел. Вокруг простиралась, утопая в тумане, пустынная местность, лишенная растительности. Тем временем его спутники принялись вытаскивать из машины упиравшегося Шмидта, отчего рукав его смокинга зацепился за сучок лишенного коры дерева и порвался.

— Вот беда-то, — сказал мужчина с пистолетом. — Какая досадная оплошность.

— Да, жаль, — откликнулся водитель.

Они дошли до края обрывистого берега и заставили Шмидта спускаться по голому склону. Их тут же окутали смрадные испарения, поднимавшиеся от реки, они закашлялись. Охваченный ужасом Шмидт сопротивлялся так яростно, что мужчины были вынуждены тащить его волоком. Его туфли из кожи ручной выделки царапались о камни. Там, где извивавшаяся, едва различимая тропинка становилась слишком крутой, один из них, загораживая луч рукой, подсвечивал дорогу карманным фонариком. На удручающе безжизненном дне обрыва в свете фонарика стала видна прибившаяся к берегу пена, по скованному илом течению медленно плыла тина. Здесь воняло, как в отстойнике, потому что в воду спускали канализационные отходы.

— Проклятье! — вскричал мужчина с пистолетом. — Я же тут плавал! А рыба… рыба была такой вкусной и свежей. Сваренная, она становилась белой-пребелой, мясо ее было нежным, но тушка не разваливалась. Мать вымачивала ее в молоке, а потом вываливала в сухарях…

— При чем тут рыба? — жалобным голосом заговорил Шмидт. — Я ничего не понимаю. Ради Бога, если вы хотели запугать меня, вы своего добились. Я признаюсь! Я испуган до смерти! — Потеряв над собой контроль, седовласый пленник зарыдал. — Сколько вы хотите? Я отдам все! Прошу вас! Клянусь покойной матерью, я заплачу сколько угодно!

— Да, — сказал водитель. — Это верно, вы отдадите все. Вы заплатите.

— Назовите сумму! Назовите сколько! Все, что потребуете! Боже мой, сколько?

— Вы все еще не понимаете, сколько должны заплатить, — сказал один из мужчин. — Ведь это ваших рук дело.

— Моих рук? Но что я сделал?

— Это. — Мужчина с отвращением показал на оскверненную реку. — И хотя не вы один, вам придется нести ответственность вместе с другими.

— Но кто они? — От страха прямая кишка и мочевой пузырь Шмидта не выдержали.

— Такие же, как вы, алчные промышленники, которые гонятся только за прибылью, которым все равно, во что это обходится природе. Миллиардеры, которым ничего не стоит потратить несколько миллионов на то, чтобы вода в реке была чистой, а воздух — неотравленным, они бы и не заметили этих расходов.

— Несколько миллионов? — Шмидт отчаянно замотал головой. — Но совет директоров, акционеры не согласятся!

— Несколько миллионов — это только для начала! — уточнил человек с пистолетом. — Единовременные расходы. Об этом можно было говорить много лет назад. Сейчас цена будет выше. Гораздо, гораздо выше. А река уже отравлена настолько, что потребуется несколько десятков лет, чтобы она ожила, если вообще можно оживить то, что мертво.

— Слушайте внимательно, герр Шмидт, — сказал, приблизившись к нему, человек с фонариком. — Мы выбрали это место не просто потому, что любили приходить сюда детьми. — Он указал рукой на другой берег реки, где даже сквозь туман просвечивали огни бесчисленных огромных фабрик вверх по реке. К естественному туману, обычно поднимающемуся над рекой, прибавлялся дым фабричных труб, содержащий токсичные газы. Расположенный поблизости завод спускал в реку едко пахнущие химикалии, увеличивая слой пены.

— Мы выбрали это место, — продолжал он, — чтобы вы собственными глазами увидели плоды своих преступлений.

— Грехов, — поправил человек с пистолетом.

— Грехов? — съежился Шмидт. — Вы все сумасшедшие!

— А грехи следует искупать, — строго сказал человек с фонариком. — Как мы заметили, вы жаждете заплатить.

— И заплатите, — добавил четвертый.

— Умоляю вас. — Шмидт, прижав руки к груди, опустился на колени. — Я обещаю. Клянусь, что мои инженеры усовершенствуют систему очистки отходов на фабриках. Химикаты больше не будут сбрасываться в реку. Я поговорю с остальными промышленниками этого района. Я готов убедить их прекратить сброс отходов в реку.

— Слишком поздно, — проговорил человек с пистолетом.

— Я сделаю все, что угодно! — рыдая, воскликнул Шмидт.

— Слишком поздно, — повторил человек с пистолетом. — Следует преподать урок.

— И не один, — сказал человек с фонариком.

— Этого требует справедливость, — добавил водитель.

— Что-то у меня пересохло в горле, пока мы спускались к реке, — заметил четвертый.

— У меня тоже, — сказал человек с пистолетом.

— А у герра Шмидта, чувствую, особенно — от страха. По-моему, ему надо дать напиться.

Четвертый вынул из рюкзака, висевшего у него за плечами, пластмассовую кружку. С видимым отвращением, но настроенный весьма решительно, он наклонился, задержав дыхание, к реке, от которой поднимались ядовитые испарения, и зачерпнул воду вперемешку с пеной, илом и канализационными сбросами.

— Нет! — завопил Шмидт. — Я не могу пить из этой реки! Не заставляйте меня глотать эту отраву, она убьет меня!

Человек с фонариком кивнул.

— Да, конечно. Так же, как она убила всю рыбу. Так же, как она убила реку, деревья, кустарники и траву. И медленно убивает людей, которые пользуются водой из этой реки. Как бы они ни старались очистить ее.

— К сожалению, нужно преподать урок, — сказал человек с пистолетом, — и не вам одному. Если это послужит вам утешением, клянусь, скоро к вам присоединятся многие из ваших грешных соратников. Очень многих надо как следует проучить, чтобы люди в конце концов поняли, что важнее всего на свете. Прежде чем не станет слишком поздно, вернее, если уже не слишком поздно.

Человек с кружкой, наполненной омерзительной жидкостью, приблизился к Шмидту и поднес кружку к его рту.

Шмидт с воплем отдернул голову и крепко сжал губы.

— Ну, ну, надо принять лекарство, — сказал человек с кружкой, в то время как остальные цепко держали пленника.

— Смиритесь со своей судьбой, — сказал человек с фонариком. — Попробуйте на вкус плоды вашего преуспеяния.

Шмидт отчаянно сопротивлялся, стараясь вырваться из сильных рук своих похитителей.

— Судьба, герр Шмидт, надо смело смотреть ей в лицо. — Человек снова поднес кружку к плотно сомкнутому рту пленника. И снова Шмидт отдернул голову.

— Ну, — разочарованно протянул человек с фонариком, — вы не оставляете нам другого выбора, — и мощным толчком опрокинул Шмидта на землю. Остальные помогали, руками и коленями удерживая пленника на спине лицом вверх к пасмурному, затянутому туманом и дымом небу.

Человек с кружкой встал на колени и нажал на нерв за ухом Шмидта. Тот вскрикнул от боли, и сразу же другой человек сунул ему в рот воронку и, крепко держа ее между губами пленника, стал с удовлетворением следить за тем, как вода вместе с пеной, илом и человеческими испражнениями полилась из кружки в горло Шмидта.

— Вероятно, в одной из своих будущих жизней вы не будете столь безответственны, — сказал четвертый. — Конечно, если мы одержим победу и у людей останется шанс на будущую жизнь.

После того как труп был обнаружен и патологоанатом произвел вскрытие, он долго гадал об истинной причине смерти погибшего. По идее, Шмидт утонул, однако химикалии, в избытке проникшие в его желудок и легкие, были настолько ядовиты, что жизненно важные органы могли отказать прежде, чем Шмидт задохнулся в воде.

Глава 2

«Крейг, вы все время были со мной. Вы слышали мои рассказы о Джозефе! Вы видели, что было в его спальне. Если убийцы следили за нами обоими, они могут начать охотиться за вами, чтобы сохранить свою тайну!»

Вспомнив эти слова Тэсс во время их последнего телефонного разговора, Крейг беспокойно заерзал на месте. Сидя в салоне самолета и пристегнувшись ремнем безопасности, он встревоженно вглядывался в иллюминатор, — «Боинг-727» компании «Трамп шаттл» шел в дымке смога на посадку в Вашингтонском национальном аэропорту.

«Они могут начать охотиться за мной!» — подумал он.

До сих пор такая мысль не приходила ему в голову. Он вспомнил и свой ответ: «Пускай эти сукины дети только попробуют». Дело в том, что он и вправду хотел сойтись с ними в открытом бою. Он был готов на все, что угодно, лишь бы остановить этот кошмар. Все, что угодно, лишь бы спасти Тэсс.

«Продолжай скрываться, Тэсс, — мысленно уговаривал он ее. — Будь осмотрительна. Не рискуй. Скоро. Скоро я буду с тобой».

Перед тем как выехать из управления полиции, Крейг позвонил в службу безопасности терминала «Трамп» в аэропорту Ла-Гуардиа, чтобы предупредить: он, офицер полиции, что подтверждается соответствующими документами, готов заполнить какие угодно бумаги и подвергнуть себя всей необходимой процедуре, включая разговор с пилотом, чтобы пронести на борт личное оружие. По дороге в аэропорт они с Тони постарались удостовериться, что за ними не следят, хотя в хаосе полуденного движения это было почти невозможно.

Теперь, таясь от своего соседа по креслу, Крейг сунул правую руку под пиджак и крепко сжал рукоятку револьвера «смит-и-вессон» 38-го калибра. Вряд ли в этом была нужда. Если начнется заваруха, то наверняка не во время полета. И уж конечно, они не будут стрелять. Слишком опасно: пули могут пробить фюзеляж, и последующая декомпрессия салона станет причиной крушения самолета. Тем не менее оружие придавало ему уверенность. Насколько позволяло его нервное напряжение, Крейг равнодушным взглядом окинул салон. Как ему показалось, никто из пассажиров им не интересовался.

«Все в порядке, — убеждал он себя. — Только не суетись. Ты принял необходимые меры предосторожности. Теперь тебе остается плыть по течению. Назад дороги нет. Чему быть, того не миновать».

И тем не менее он не заметил сероглазого пассажира десятью рядами позади себя, который делал вид, что дремлет, таким образом скрывая цвет своих глаз. Как только женщина исчезла из их поля зрения, он, называясь всякий раз разными именами, купил билеты на все рейсы компании из Ла-Гуардиа в Вашингтонский национальный аэропорт. Сероглазый господин отнюдь не собирался использовать все эти билеты. Он просто ждал, незаметно наблюдая за входом в терминал, на случай, если прибудет друг женщины — детектив. Один из его соратников точно так же наблюдал за терминалом «Пан Америкэн».

Почти потеряв надежду, сероглазый неожиданно увидел, что объект выходит из полицейского автомобиля.

Тогда он, обрадованный, вошел в терминал и, пройдя контрольный пункт и предъявив билет, сел в самолет до того, как это сделал детектив. Таким образом он следил за ним, будучи впереди, отчего риск, что объект заподозрит слежку, уменьшался.

Да, прошлой ночью женщина сбежала. Но благодаря телефону на борту, который сероглазый человек попросил стюардессу принести, ему удалось, пользуясь намеками, предупредить членов своей команды, что детектив находится на пути в Вашингтонский национальный аэропорт предположительно для встречи с преследуемой женщиной.

Она была опасна. Она слишком много знала. Так же, как и решительный детектив, который проявлял к женщине слишком большой интерес.

Как только эти двое встретятся, их заставят замолчать, фотографии будут уничтожены, а братство снова станет надежно защищено.

Глава 3

«Злобное», — сказала Присцилла. Этот выразительный эпитет привлек внимание Тэсс.

Она, Присцилла и профессор Хардинг перешли из кухни старого викторианского дома в Джорджтауне в кабинет на первом этаже. Теперь, когда подействовал инсулин и благодаря ленчу стабилизировался уровень сахара в крови, Присцилла, казалось, помолодела на десять лет. Ее глаза ожили, голос окреп, хотя говорила она медленно, взвешивая каждое слово, — видно, такая манера выработалась у нее за долгие годы чтения лекций студентам.

Но у Тэсс не было времени на лекцию. Ей нужно было срочно выяснить, что означал этот барельеф. Выяснить как можно скорее! Ведь пора ехать на встречу с Крейгом.

Присцилла, заметив ее нетерпение, со вздохом сказала:

— Сидите спокойно, Тэсс, и слушайте внимательно. Я не могу рассказать вкратце, и, если у вас действительно такие серьезные проблемы, вполне возможно, ваша жизнь зависит от того, поймете ли вы до конца все то, что я собираюсь вам поведать.

Тэсс, неожиданно почувствовав себя опустошенной, после некоторого колебания опустилась в кожаное кресло.

— Извините, я знаю, что вы стараетесь мне помочь. Если это такая сложная тема, мне следует набраться терпения. Взять себя в руки. Я, конечно же, не хотела бы вас торопить. Рассказывайте, как вам удобно.

Однако все мышцы Тэсс сводило от нервного напряжения, когда она смотрела, как Присцилла взяла с полки несколько толстых книг и положила их на письменный стол.

— "Злобное божество", — напомнила Тэсс. — Вы назвали его злобным.

Присцилла кивнула.

— Концепция зла — одна из центральных в христианской теологии.

— Боюсь, я не поняла. Какое отношение это имеет к моей проблеме?

— Подумайте. Как вы согласуете существование зла с традиционной идеей милосердного, вселюбящего христианского Бога?

Тэсс в замешательстве покачала головой.

— Я все еще не понимаю.

Присцилла подняла морщинистую, с распухшими суставами руку.

— Тогда слушайте. Мы знаем, что зло существует. Мы встречаемся с ним каждый день. Слышим о нем по радио. По телевидению. Читаем о нем в газетах. Нравственное зло в виде преступлений, жестокости и коррупции. Зло, поражающее человека в виде болезней: рак, мышечная дистрофия, рассеянный склероз. — Голос Присциллы дрогнул. — Диабет. — Она помолчала, затем, устало сев за письменный стол, задумчиво продолжала: — Конечно, некоторые отрицают религиозную концепцию зла. Они утверждают, что преступления — это просто следствие нищеты, отсутствия должного воспитания в семье или образования и так далее. Они возлагают вину за преступления на общество или объясняют жестокость человека, совершившего целую серию убийств, болезненным состоянием его рассудка. Они отвергают богословское объяснение болезней. Для них рак — следствие случайных биологических нарушений в организме или результат загрязнения окружающей среды.

— Но они близки к истине, — возразила Тэсс. — Я работаю в журнале, цель которого — защита окружающей среды. Канцерогенные вещества осаждают нас со всех сторон.

— Совершенно верно, — подхватил профессор Хардинг, — яды отравляют все вокруг. Мои лилии от них тяжко страдают, они вполовину не так прекрасны, как были раньше.

— Извини, Ричард, — Присцилла постучала изуродованным артритом пальцем по столу, — мне вдруг ужасно захотелось пить. Будь добр, сходи, пожалуйста, на кухню и вскипяти нам чаю.

— Ну конечно. — Профессор Хардинг взялся за свою палку. — Кому какой?

— Я полагаюсь на твой вкус.

— В таком случае я заварю лимонный, дорогая.

Когда профессор Хардинг нетвердой походкой вышел из кабинета, оставив женщин наедине, Присцилла, прищурившись, внимательно посмотрела Тэсс в лицо.

— Я имею в виду именно канцерогенные вещества и так называемые биологические нарушения, — сказала Присцилла. — Зло, поражающее человеческую плоть, и зло, имеющее богословское объяснение.

Тэсс покачала головой.

— Но что общего у рака и богословия?

— Вспомните, что согласно христианству вселенную создал вселюбящий Бог.

— Да, конечно, — подтвердила Тэсс.

— Так как же мог такой Бог наградить вселенную преступлениями и раком? Выходит, христианский Всевышний не столь милосерден, как привыкли считать. Он, оказывается, жесток, своенравен, противоречив. Вот почему изобрели дьявола.

«Дьявола? — удивилась про себя Тэсс. — Как все это неожиданно!»

— Люцифера, — продолжала Присцилла. — Самого главного ангела на небесах, первого заместителя Господа. Но Носитель света, как его часто называют, не удовлетворился ролью заместителя. Нет, этот могущественный ангел захотел стать еще могущественнее. Он возжелал власти самого Всевышнего, полагая, что может тягаться с ним. Но когда он восстал. Бог низверг его с небес далеко-далеко вниз — в уготованную ему огненную преисподнюю — и переименовал ангела из Люцифера в Сатану, а Сатана в ярости поклялся нарушить совершенство сотворенной Богом вселенной, породив в ней зло.

— Но эту часть христианского учения я всегда считала мифом, — заметила Тэсс.

— Однако большинство христиан, в особенности фундаменталисты, верили, что так оно и есть на самом деле, и основывали свою жизнь именно на этой концепции. Господь и падший ангел. Существование Сатаны — удобное объяснение для зла, которого становится все больше и больше на земле.

— Сказанное вами похоже на уроки основ христианства, преподаваемые нам в колледже монахиней каждое воскресенье после мессы.

— Да? — Присцилла наморщила свой и без того изрезанный морщинами лоб. — Ну, я собираюсь преподать вам основы совсем другого учения, что может подорвать вашу веру. А также, к сожалению, напугать вас.

Тэсс выпрямилась, напряженно ловя каждое слово собеседницы.

— Однако, — вновь заговорила Присцилла, — признание Сатаны причиной существования зла не снимает с Бога обвинения в его отступничестве. Потому что он терпит зло Сатаны. Потому что он позволяет Сатане губить нас преступлениями и болезнями.

Тэсс, покачав головой, возразила:

— Монахиня учила нас, что Господь не уничтожил Сатану и позволил ему чинить зло на земле во испытание нашей стойкости. Со смирением приняв ниспосланное ему зло, человек обретает место в раю.

— Неужели, Тэсс, вы и вправду в это верите?

— Ну… Может быть, и нет. Но, по крайней мере, меня так учили.

— А вот какой урок был преподан мне. — В голосе Присциллы прозвучала горечь. — У нас с Ричардом был сын, Джереми, наш единственный ребенок. Когда ему исполнилось десять, он умер — в невыносимых мучениях — от рака костей. Через тридцать лет я все еще просыпаюсь от ночных кошмаров, видя во сне страдания милого, доброго мальчика, никогда никому не причинившего зла, не имевшего ни малейшего представления о грехе. — Глаза Присциллы затуманили слезы. — Тем не менее Бог позволил этой ужасной болезни терзать моего сына. Если Сатана в ответе за зло на земле, то Бог, допустивший это, в конечном счете отвечает за то, что случилось с Джереми. Я до сих пор виню в этом Всевышнего. — Слезы высохли на глазах Присциллы, взгляд ожесточился. — Итак, возвращаемся к вопросу, который я задала вам ранее. Как может милосердный, вселюбящий Господь позволять творить зло? Попытка христианского учения свалить все на падшего ангела совсем не удовлетворительна, — сердито сказала Присцилла и добавила: — Однако имеется другая религиозная доктрина, дающая более логическое объяснение возникновению в этом мире зла. За тысячи лет до Христа наши предки верили в существование двух богов, одного хорошего, другого плохого, совершенно равных по могуществу и боровшихся за власть над миром. В этом случае Сатана предстает скорее падшим богом, а не ангелом. Бог добра существовал сам по себе и не отвечал за деяния своего соперника. Исторические источники датируют появление этой религии четвертым тысячелетием до нашей эры на территории Ирака, точнее в Междуречье — долине между Тигром и Евфратом. Это там, где по Библии якобы существовал сад Эдема. [12]

— Змей в саду, — сказала Тэсс.

— Совершенно верно. Но этот змей не был падшим ангелом. Он олицетворял злого бога, соперника доброго.

Тэсс, не удержавшись, взглянула на стенные часы. Крейг. Скоро он приземлится в Вашингтонском национальном аэропорту. Он надеется, что она его встретит!

— Не смотрите на часы, Тэсс. Смотрите на меня и внимательно слушайте, — с преподавательской строгостью проговорила Присцилла, расправив плечи. — Идея двух равно могущественных богов-соперников распространилась по всему Ближнему Востоку. К тому времени, как она достигла Древнего Ирана, примерно в первом тысячелетии до нашей эры, у доброго бога появилось имя — Митра.

Тэсс насторожилась.

— Митра? Вы упоминали его раньше.

— Да, фигура на барельефе, — сказала Присцилла. — Теперь вы понимаете, почему мне пришлось все так детально объяснять? Существо, убивающее быка, — не человек. Это бог. Некоторые более поздние религии, зороастризм [13] и манихейство, [14] также использовали идею равных богов-соперников — доброго и злого. Но по существу, эти боги были версиями Митры и его антипода. Как видите, Тэсс, речь идет о старых временах, очень старых. Вот почему я говорила, что Митра восходит к истокам истории. Это самый древний бог, о котором мы знаем что-либо определенное, и только случайно… — Появление профессора Хардинга, который, опираясь на палку, вкатил в кабинет сервировочный столик с чайником, чашками и тарелкой, полной печенья, заставило Присциллу прервать свою лекцию.

— Спасибо, Ричард.

— Рад помочь тебе, дорогая.

— И только случайно… — напомнила Тэсс, в нетерпении ожидая продолжения разговора.

— Налить молока, дорогая? — спросил профессор Хардинг.

— Немного.

Тэсс, снедаемая нетерпением, едва сдерживалась, чтобы поторопить Присциллу. Пока профессор Хардинг разливал чай, Присцилла задумчиво открыла книгу, лежавшую на письменном столе, пролистала ее и, найдя нужную страницу, сказала:

— Позвольте описать вам одну из религий. Когда вы входите в храм, вы окунаете руку в сосуд со святой водой и осеняете себя крестом. В алтаре вы видите изображение бога, которому поклоняетесь. Во время богослужения вас причащают хлебом и вином. Вы признаете обряд крещения и конфирмации [15], верите в спасение души через добрые дела и жизнь после смерти. Ваш бог в облике человека родился двадцать пятого декабря, а его перевоплощение происходит в день Пасхи.

Профессор Хардинг, подавая чашки с горячим чаем Присцилле и Тэсс, проговорил:

— Христианство.

— Да, Ричард, это первое, что приходит в голову, — отозвалась жена профессора. — Тем не менее прошу извинить меня, но ты не прав. — И, не отрывая взгляда от лица Тэсс, добавила: — Это митраизм.

— Что? — изумилась Тэсс, ставя перед собой чашку, — Но почему они так схожи между собой? Вы же сказали, что митраизм гораздо старше христианства.

— Подумайте, — Присцилла посмотрела на Тэсс поверх очков, — и я уверена, вы догадаетесь.

— Мне приходит в голову одно-единственное объяснение. Неужели это возможно, чтобы христианство заимствовало обряды у митраизма?

— Похоже, так оно и есть, — ответила Присцилла. — Первые три века нашей эры, когда христианство боролось за выживание, митраизм был ведущей религией в Римской империи. Некоторые римские императоры, не только не были гонителями митраизма, но и исповедовали его. Митру иногда называют солнечным богом и часто изображают с лучами солнца, исходящими от головы, что при изображении ликов христианских святых стало нимбом. Между прочим, крест — древний графический символ солнца. Поэтому верующие в Митру, входя в храм, крестились.

Присцилла, перевернув книгу лицом к Тэсс, придвинула ее к девушке.

— Это фотография старинного барельефа с изображением митраического обряда причащения. Заметьте, что на кусочках хлеба выдавлен знак креста.

— До христианства? — воскликнула потрясенная Тэсс. — Но тогда все мое религиозное воспитание идет прахом, мои представления о католицизме рушатся.

— Я предупреждала вас, — Присцилла назидательно подняла узловатый палец, — говорила, что моя лекция может подорвать вашу веру. То, что вам откроется, скорее всего ужаснет вас. И не только тем, что оскорбит ваши религиозные чувства. Но мы к этому еще подойдем.

Профессор Хардинг отхлебнул чаю, удовлетворенно вздохнул, оценив его вкус, и прервал жену:

— Дорогая…

— Да, Ричард?

— Своим появлением я не дал тебе закончить мысль относительно места митраизма в истории религий. Не могла бы ты довести ее до конца.

— Мне тоже хотелось бы знать, — сказала Тэсс.

— Я имела в виду, — задумчиво проговорила Присцилла, — что только благодаря случаю митраизм не занял доминирующего места в западной культуре — того, что сегодня занимает христианство. Как я уже упоминала, в течение первых трех веков нашей эры несколько римских императоров исповедовали митраизм. Но все изменилось при Константине. В 312 году перед одним из решающих сражений у Константина было, как он позже посчитал, знамение.

— Знамение?

— Вероятно, это еще одна легенда. Константин посмотрел на небо и, как он утверждал, увидел начертанный на солнце крест. Он принял его за знак Божий и приказал своим воинам нарисовать такой же крест на их щитах. Войско Константина вступило в битву с врагом и выиграло ее — пол знаком креста. Мы помним, что крест — древний символ солнца и что митраизм использовал его для обозначения бога солнца, и историкам до сих не ясно, почему Константин решил, что увиденный им крест олицетворяет распятие — крест, на котором умер Иисус. — Присцилла откинулась на спинку кресла и продолжала: — Как бы там ни было, Константин принял христианство и, в конечном счете, сделал его основной религией в Римской империи. Христиане, которых до этого в лучшем случае терпели — если не подвергали гонениям или не бросали на растерзание львам, — не преминули воспользоваться этим неожиданным преимуществом. Их первейшей неотложной целью стало уничтожение соперничающей религии. Они отыскивали и разрушали митраические храмы, убивали митраических священнослужителей и приковывали их трупы к святыням, оскверняя таким образом храмы, чтобы ими никогда больше не пользовались. Весы истории качнуло в другую сторону, и влияние митраизма резко ослабло. Его немногие оставшиеся в живых последователи, преследуемые как еретики, были вынуждены скрываться. Они втайне, маленькими группами совершали свои обряды. Но как бы сурово их ни наказывали, как жестоко ни преследовали, секте удалось выжить — митраизм до сих пор исповедуют в Индии.

Присцилла отхлебнула чаю для поддержания сил и окрепшим голосом продолжила:

— В Европе же последний оплот митраизма ликвидировали в средние века. В тринадцатом веке идея двух противоборствующих равных богов — одного доброго, другого злого — снова появилась на юго-западе Франции в городе Альби. Католическая церковь нарекла неожиданно возродившийся митраизм по имени города альбигойской ересью. Может существовать только один Бог, утверждала она, — и тысячи благословленных папой крестоносцев хлынули в Юго-Западную Францию и устроили резню, убивая всех, кого подозревали в ереси. Погибло несметное количество людей. В конце концов все предполагаемые еретики были оттеснены в горы, где укрылись в крепости Монсегур. Крестоносцы осадили ее и дождались, пока голод и жажда не вынудили осажденных сдаться. Тогда крестоносцы подожгли деревянные крепостные стены и, окружив их, наблюдали, как гибнут в огне оставшиеся в живых еретики. Вот так более чем семьсот лет назад в западном мире перестал существовать митраизм.

— Но вы, похоже, не очень-то в это верите.

— Ну, — задумчиво произнесла Присцилла, — есть предание, утверждающее, будто в ночь накануне резни горстка самых непреклонных еретиков по веревкам спустилась со скалы, захватив с собой какое-то неведомое сокровище. Я иногда задаю себе вопрос, не сохранились ли тайные очаги ереси и по сей день. А фотография этого барельефа наталкивает меня на мысль, что это так. Ведь не купишь же такую скульптуру в какой-нибудь лавке древностей. Если бы это было возможно, цена оказалась бы баснословной, потому что, как я говорила, большую часть скульптур уничтожили после принятия Константином христианства. Остались лишь музейные экспонаты. Лучшие, о которых мне известно, находятся в Лувре и Британском национальном музее.

— Но вы видели похожие барельефы в Испании в 1973 году, — напомнила Тэсс.

— Да, это были полустертые изображения, высеченные на стенах гротов под Меридой. И очень плохо сохранившийся барельеф в маленьком музее недалеко от Памплоны. И еще, к моему великому удивлению, несколько подобных скульптур в отдаленных пещерах в том же районе. Именно поэтому я и заподозрила, что ересь продолжает существовать. Естественно, местные жители бывали в этих пещерах и знали и о барельефах, спрятанных там по той или иной причине. Я не тронула их, оставив там, где нашла, не только из уважения к чужим верованиям, но и, конечно, из-за страха. Мне совсем ни к чему было навлекать на себя гнев селян, лишив их древних святынь, к тому же, когда я выходила из пещер, у меня было такое чувство, что за мной следят.

— Ты никогда не рассказывала об этом, дорогая, — заметил с укором профессор Хардинг.

— Ну, я никогда не рассказывала тебе всего, Ричард, не хотела волновать. Если бы ты знал обо всех моих приключениях во время научных экспедиций, ты бы мне их запретил. Но это отдельный разговор. Вот что я хочу сказать, Тэсс: на вашей фотографии заснята не древняя скульптура. Это мраморная копия, сделанная в наши дни. Чтобы создать такую, нужно основательно потрудиться, и потому стоит она немалых денег. Встает вопрос: зачем понадобилось создавать копию?

— И что она означает, — настойчиво добавила Тэсс. — Почему древние считали ее священной? Почему Митра перерезает горло быку?

Глава 4

Вашингтонский национальный аэропорт

Крейг с нетерпением ждал, когда приземлившийся самолет наконец остановится. Он расстегнул привязной ремень и вскочил на ноги в ту же секунду, как погасла предупреждающая надпись. Торопясь выйти из самолета, поспешно протиснулся по заполненному пассажирами проходу между кресел, а в здании терминала осторожно огляделся, не следят ли за ним.

На стоянке такси выстроилась очередь, и Крейг как на иголках дожидался своего череда. Когда у обочины остановилась свободная машина, он забрался на заднее сиденье, сказав водителю:

— Гостиница «Мэрриот» в Кристалл-Сити.

Весь в испарине от волнения, Крейг то и дело поглядывал на часы. Такси подъехало к гостинице чуть раньше назначенного времени — двадцать минут третьего.

Когда Крейг расплатился с водителем и машина отъехала, к нему подошел одетый в ливрею швейцар и, увидев, что у Крейга нет багажа, озадаченно спросил:

— Вы к нам в гостиницу, сэр?

— Нет, я кое-кого жду.

Швейцар отошел, не очень приветливо пробурчав:

— Пожалуйста, сэр, очень хорошо.

Крейг нервно провожал глазами каждый автомобиль на шоссе, ища взглядом черный «Порше-911». Узнать машину будет нетрудно. Вот-вот Тэсс свернет с шоссе и остановится перед ним. Крейг быстро сядет на переднее сиденье, и они умчатся прочь. Да, она будет здесь с минуты на минуту.

Крейг закашлялся от смога и начал вышагивать у входа в гостиницу, поглядывая на часы. Половина третьего. Без двадцати пяти. Без двадцати. «Должно быть, попала в автомобильную пробку. Еще минута, и я ее увижу».

А в это время сумрачного вида мужчины, у каждого из которых в кармане лежало кольцо с рубином, наблюдали за ним из-за почтового фургона на другой стороне улицы. И сероглазый человек не сводил с него тяжелого взгляда, сидя в ресторане чуть дальше по той же улице.

Все мышцы тела у Крейга напряглись в нетерпеливом ожидании. Без пятнадцати три. Он задыхался от волнения.

«Тэсс! Бога ради, что случилось? Где ты, черт побери?»

Глава 5

— Вы сказали, что скульптура стояла в спальне вашего друга? — спросила Присцилла.

Тэсс, не решаясь подвергать Хардингов опасности в случае, если ее преследователи узнают, что она побывала в их доме, помявшись, ответила:

— Да, барельеф стоял на книжной полке.

— По выражению вашего лица видно, что вас беспокоит что-то еще.

У Тэсс не было выхода, ей придется им рассказать. Она должна понять все до конца.

— Спальня…

— Что насчет спальни?

— …странно выглядела.

Присцилла резко наклонилась к ней.

— Что значит странно?

— Там не было ламп. Верхний свет не работал. На полу стояли свечи. А рядом со скульптурой были еще две свечи.

— Свечи? Ну конечно же. Одна вверх фитилем, а другая — вниз? — тут же спросила Присцилла.

Тэсс удивленно вскинула голову.

— Да. Откуда вы знаете?

— По фотографии барельефа. По факельщикам по обеим сторонам Митры. Один факел пламенем вверх, другой — вниз. Тэсс, я почти уверена, что увиденное вами — самодельная митраическая святыня. О чем еще вы умолчали?

С содроганием сердца Тэсс окончательно сдалась и решила открыться Присцилле во всем. Она кратко изложила события начиная с прошлой среды — неужели прошла всего неделя? — когда она впервые повстречалась с Джозефом. Начиная с того, как на пол лифта упала золотая ручка «кросс» и Джозеф, посмотрев на ручку, пробормотал название фирмы почти с благоговением. Золотой «кросс». Теперь она знала, что это слово означало для Джозефа. Символ бога солнца.

Глава 6

В районе Вашингтонского национального аэропорта смог сгустился. В почтовом фургоне на автостоянке напротив гостиницы «Мэрриот» человек с кольцом в кармане говорил по телефону, оснащенному специальным устройством против подслушивания:

— Нет… Он просто расхаживает перед входом в гостиницу. Явно кого-то ждет. Наверняка это место встречи. Женщина должна прибыть с минуты на минуту.

Голос на другом конце линии сказал:

— Но вы уверены, что он не заметил вашей слежки за ним из аэропорта?

— Абсолютно уверен, — ответил человек в фургоне. — В тот момент, когда объект вышел из самолета и сел в такси, один из моих оперативников предупредил меня по радиотелефону. Наш фургон стоял у выезда из аэропорта. Как только мы увидели, в какую машину сел объект, мы обогнали ее и ехали впереди. Он направился прямо к гостинице. Мы стоим на другой стороне улицы.

— А враг? — встревоженно спросил голос на другом конце. — Этот сброд как-нибудь себя обнаружил?

— Пока нет. Но следует предположить, что они, как и мы, следят за детективом. Если женщина представляет для них такую большую опасность, объект — единственная для них возможность выйти на нее.

— Продолжить наблюдение за объектом, не упустить врагов!

— Мы стараемся. Моя вторая команда патрулирует шоссе. Но этот район чрезвычайно перенаселен. Чтобы обнаружить врага, надо подойти достаточно близко и увидеть цвет глаз… Мы будем знать наверняка, только когда они сделают первый ход. Секунду… Подождите!

— Что случилось? — нетерпеливо спросил голос на другом конце линии.

— Что-то происходит напротив гостиницы! Странно, объект только что вошел внутрь.

Глава 7

Крейг по-прежнему нервно расхаживал перед входом в гостиницу. Неожиданно почувствовав движение справа от себя, он, опасаясь худшего, резко повернулся и, сунув правую руку под пиджак, крепко схватил рукоятку револьвера. Он позволил себе немного расслабиться, лишь когда увидел, что к нему, поджав губы, подходит швейцар с еще более недовольной миной на лице, чем прежде. «Неужели будет требовать, — подумал Крейг, — чтобы я либо взял себе номер, либо убирался отсюда?» Крейг выпустил рукоятку револьвера и скользнул рукой во внутренний карман, чтобы достать свое полицейское удостоверение. Он готов был на все, лишь бы успокоить швейцара.

Но слова швейцара оказались настолько неожиданными, что Крейг остолбенел, услышав его вопрос:

— Вас зовут Крейг, сэр?

Чувствуя, как по спине пробежал холодок, лейтенант сказал:

— Да, но откуда вы знаете?

— Сэр, портье только что позвонила женщина, которая, если можно так выразиться, чем-то огорчена, и потребовала, чтобы кто-нибудь поспешил на улицу и посмотрел, ждет ли там мужчина. Она сказала, что если мужчину зовут Крейг, она немедленно должна поговорить с ним.

«Тэсс, — подумал Крейг. — Это, должно быть, она! Что случилось? Что-то непредвиденное?»

— Где у вас телефон? — встрепенулся Крейг. — Она все еще на линии? — Он бросился ко входу.

— Да, сэр, — ответил швейцар, обеспокоенно поспешил следом за ним. — Она настаивала, чтобы мы не клали трубку.

Крейг толкнул дверь и устремился в вестибюль. После тусклого от смога солнечного света его глаза некоторое время привыкали к полутьме помещения. Портье сидел чуть дальше, прямо перед ним. Крейг на ходу порылся в кармане брюк и, вытащив десятидолларовую банкноту, протянул ее швейцару.

— Благодарю вас, сэр, — поклонился ему швейцар.

— Не уходите далеко, — ответил Крейг. — Вы можете мне понадобиться. Получите еще. — И, подойдя к портье, сказал: — Меня зовут Крейг. Вам звонила женщина…

— Совершенно верно. — Портье, привстав, передал трубку Крейгу.

— Тэсс? — Рука лейтенанта крепко, до боли в пальцах, сжала трубку. — Где вы? Что случилось?

— Слава Богу, вы подождали.

Крейг, услышав ее голос, с облегчением вздохнул.

— Я боялась, — продолжала она, — что вы можете…

— Уехать? — перебил ее Крейг. — Никогда! Я обещал, что подожду. Вы не ответили мне, что случилось?

— Не волнуйтесь, я в безопасности. По крайней мере, в относительной безопасности до тех пор, пока вы не приедете сюда.

— Куда?

— Крейг, по-моему, я выяснила, что происходит, и это пугает меня еще больше. У меня нет времени для объяснений, и об этом вряд ли стоит говорить по телефону. Записывайте адрес.

Крейг растерянно оглядел стол портье, схватил ручку и блокнот и лихорадочно записал адрес, который ему продиктовала Тэсс.

— Это очень важно, — сказала она. — Приезжайте как можно скорее.

— Считайте, что я уже там. — Крейг оторвал листок блокнота и подвинул телефонный аппарат к портье, пробормотав: — Спасибо.

Потом стремительно повернулся к швейцару и, сунув ему двадцать долларов, приказал:

— Поймайте мне такси. И быстро.

Глава 8

На автостоянке напротив гостиницы хмурый человек с кольцом в кармане, сидя за рулем почтового фургона, выпрямился и снова заговорил в трубку телефона:

— Объект! Я вижу его! Детектив опять вышел из гостиницы. Садится в такси!

На другом конце линии Хамелеон ответил не менее взволнованно:

— Следуйте за ним. Предупредите вторую машину. Держите меня в курсе. На пути из Ла-Гуардиа находится группа палачей.

При этих словах у человека за рулем похолодело в груди.

Группа палачей! — повторил он про себя.

Он не знал, что положение столь отчаянное. У него возникло тревожное ощущение, что события вышли из-под контроля, силы зла концентрируются, близится страшная, решающая битва. Следуя инструкциям, он по приемопередатчику предупредил вторую машину, затем повернул ключ зажигания и, услышав, как заработал мотор, оглянулся назад в глубь фургона, где пять мужчин с сосредоточенными лицами, не обращая на него внимания, занимались проверкой оружия.

Водитель нажал на акселератор, и фургон рванулся с автостоянки вслед за такси.

Глава 9

В вестибюль «Мэрриота» вошел хорошо сложенный, загорелый, одетый в дорогой костюм человек лет тридцати с папкой в руках и двинулся к портье.

— Извините, — подойдя к служащему гостиницы, вежливо проговорил он мягким тоном, но несколько обеспокоенно. — Не могли бы вы мне помочь? У меня была здесь назначена встреча с одним человеком, но я попал в дорожную пробку и задержался. К сожалению, я нигде не вижу его. Должно быть, он не дождался меня и уехал. Он ничего мне не передавал? Его зовут Крейг.

— Следует сказать, сэр, этот человек был здесь и действительно кого-то ждал, — ответил портье. — Минуту назад ему позвонили, и он уехал.

Стройный мужчина явно расстроился.

— Мой босс… как бы сказать это помягче… будет разочарован. Мистер Крейг должен был подписать важные контракты, от которых зависит мое продвижение по службе. Вы случайно не знаете, куда он направился?

— Сожалею, сэр, нет. Мистер Крейг записал адрес в этом блокноте и оторвал страницу. Но он не сказал, куда едет.

— Говорите, в этом блокноте?

— Совершенно верно, сэр.

Мужчина изучил вмятины, оставленные энергичной рукой Крейга на чистой странице блокнота.

— А вы, кстати, не слышали имя человека, который ему звонил?

— Это была женщина. Ее звали Тэсс, сэр.

— Ну конечно же, как я раньше не сообразил. Прошу прощения за беспокойство, — сказал мужчина, протягивая портье двадцать долларов.

— Это абсолютно не обязательно, сэр.

— Берите, берите. Если позволите, — добавил он, отрывая от блокнота листок с отпечатавшимся на нем адресом и нащупывая углубления пальцами.

— Пожалуйста, сэр.

— Благодарю вас.

Когда стройный мужчина поспешно выходил из гостиницы, портье с удовлетворением посмотрел на двадцатидолларовую банкноту и подумал, что за долгие годы регистрации гостей в отеле он довольно редко встречал людей с серыми глазами.

Глава 10

Тэсс торопливо вернулась в кабинет.

— Спасибо за то, что разрешили воспользоваться телефоном.

— Не стоит благодарности, — ответил профессор Хардинг. — Главное, удалось ли вам связаться с человеком, которого вы должны были встретить?

Тэсс энергично кивнула.

— Он обещал приехать как можно скорее. В его присутствии я буду чувствовать себя гораздо увереннее. А тем временем, — она повернулась к Присцилле, — вернемся к барельефу. Вы хотели объяснить, что он означает. Зачем Митра перерезает горло быку?

Присцилла поправила очки и еще раз вгляделась в фотографию.

— Я понимаю, — начала она, — почему вы озадачены. Чаще всего символика священных ритуалов чуждой человеку религии кажется ему необъяснимой. Представьте аборигена, который провел всю свою жизнь на маленьком острове в Тихом океане, будучи полностью изолированным от внешнего мира и не имея ни малейшего понятия о западной цивилизации. И вот его привезли в Америку и повели в католическую церковь. Можно вообразить себе его ошеломление, когда он увидит в алтаре изображение Иисуса Христа — руки и ноги прибиты к кресту гвоздями, голова увенчана терновым венком, в боку зияет рана. Для бедного туземца эта картина будет непостижимой пугающей загадкой.

— Погодите, — остановила ее Тэсс, — вы что же, в конечном счете хотите сказать, что вам неизвестен смысл изображения на этом барельефе?

— Напротив, мне он отлично известен, — возразила Присцилла. — Я имею в виду, что без знания традиций и символики незнакомой религии вы не сможете понять, почему тот или иной образ является для этой религии основополагающим. Но как только символы обретают свое значение, образ становится абсолютно ясным. Мне эту скульптуру так же легко истолковать, как распятие Иисуса. Посмотрите-ка на фотографию повнимательнее, хорошенько вглядитесь в детали, которые я буду называть. Вы скоро сами убедитесь, что их очень легко расшифровать.

— Легко? — Тэсс покачала головой. — Сомневаюсь.

— Имейте терпение, — возразила Присцилла и ткнула указательным пальцем в фотографию. — Почему бы не начать с быка? Заметьте, что скульптура сделана из бело-то мрамора. Итак, бык белого цвета. Почему? Потому что после смерти он станет луной. Логичнее было бы предположить, что бык должен стать солнцем: ведь Митра — бог солнца, — но здесь заложена более глубокая логика. Луна заменяет солнце ночью. Она разгоняет тьму и таким образом представляет собой бога света в битве со своим антиподом богом темноты, олицетворением бога зла.

— Хорошо, — согласилась Тэсс. — Эта символика мне понятна. Но почему бык должен умереть?

— Вы когда-нибудь читали Джозефа Кэмпбелла? «Маски богов: первобытная мифология».

— В колледже.

— Тогда вы должны знать, что почти каждая религия предполагает наличие жертвы, предназначенной для заклания. Иногда этой жертвой оказывается сам бог. В христианстве, например. Иисус умирает, чтобы искупить грехи человечества. Но часто бога заменяет жертва. Ацтеки и майя выбирали девственницу, которая приносилась в жертву вместо бога. Девушек обычно умерщвляли, вырезая сердце.

Тэсс поморщилась.

— В случае с Митрой, — продолжала Присцилла, — бык умирает не только для того, чтобы стать луной, но и чтобы дать жизнь земле. Ритуальное жертвоприношение, вероятно, происходило в день весеннего равноденствия, в пору прихода весны, знаменующей собой обновление природы. Это традиционно благословенное время года. Многие христиане не догадываются, почему Пасха приходится именно на весну. Воскрешение Иисуса происходит тогда, когда природа возвращается к жизни. И Митра воскресает тоже весной.

Тэсс напряженно слушала, стараясь ничего не упустить.

— Возрождение! — воскликнула Присцилла. — Из смерти рождается жизнь. Вот почему Митра перерезает горло быку. Для возрождения нужна кровь, много крови. Она прольется на землю и напитает ее. Видите, возле передней ноги быка прорастает пшеница. Согласно многим древним верованиям, перед севом землю требовалось окропить кровью — иногда человеческой, иногда животных.

— Но это же отвратительно.

— Не отвратительнее, чем причастие у католиков, которые для возрождения своей души едят хлеб и пьют вино, символизирующие тело и кровь Христову.

— Согласна, — сдалась Тэсс, — один-ноль в вашу пользу, хотя я никогда не думала о причастии с этой точки зрения. Но что насчет собаки на барельефе? Почему она кидается к струе крови? И почему змея устремляется к пшенице?

И тут словно молния озарила тьму — Тэсс поняла. Боже мой, Присцилла оказалась права. Неожиданно все стало совершенно ясно.

— Собака и змея! — воскликнула Тэсс. — Я догадалась!

— Так что вы можете о них сказать? — спросила Присцилла, и глаза ее радостно блеснули.

— Они символизируют зло! Собака не хочет, чтобы кровь попала на землю и напитала ее! Змея стремится уничтожить ростки пшеницы! И скорпион — тоже зло! Он жалит яички быка — источник его силы производителя.

— Отлично. Я горжусь вами, Тэсс. Продолжайте. Что вы скажете о факельщиках?

— Факел пламенем вверх — символ Митры. Факел пламенем вниз — символ бога-соперника.

— Вы, наверное, были блестящей студенткой.

— Судя по отзывам вашего мужа, совсем не блестящей.

Профессор Хардинг поставил чашку на столик.

— Я сказал, что вы не были моей лучшей студенткой. Но у вас была светлая голова и неизменная увлеченность предметом.

— Сейчас ко мне не приложимо слово «увлеченность». Я потеряла мать. Я в отчаянии, мне страшно. А ворон, Присцилла? Расскажите о вороне.

— Да. — Присцилла вздохнула. — Ворон. Слева, над поднятым факелом, на стороне добра он наблюдает за жертвоприношением. Вам следует знать, что митраизм предполагает семь степеней посвящения: от ученика до жреца. Посвященных первой ступени называли воронами. Между прочим, согласно этой религии, ворон священная птица. Он послан небесами наблюдать за ритуальным жертвоприношением, за обновлением всего сущего: смертью быка, насыщением почвы кровью, возвращением весны.

— Теперь я знаю, — сказала Тэсс с дрожью в голосе, — это то, чему я посвятила свою жизнь. Митра хочет спасти нашу планету, а его злой соперник пытается ее уничтожить.

Глава 11

Лима, Перу

Чарльз Гордон, маленького роста, хрупкий человек, занимающийся импортом и экспортом, устало опустился в кресло за своим письменным столом. Стараясь не обращать внимания на унылый пейзаж за окном, выходившим на реку Римак, он попытался сосредоточиться на каталоге американских товаров, которые без особого успеха предлагал местным торговцам. Когда Гордон месяц назад арендовал здесь помещение, его яркий галстук-бабочка и плохо сидящий костюм вызывали у местных жителей насмешки, теперь же к его внешнему виду все привыкли и перестали на него реагировать, как на приевшуюся шутку. Он словно сделался невидимым.

Эта дыра Гордону порядком наскучила, утешало лишь то, что Лима находилась в нескольких милях от Тихого океана, поэтому в городе было не слишком жарко. Кроме того, столица отстояла достаточно далеко от высящихся на востоке гор, и Гордон не задыхался от недостатка кислорода в воздухе. В этом отношении условия для выполнения задания были терпимыми. Если не считать, что оперативник, скрывавшийся под именем Чарльз Гордон, до смерти устал делать вид, что занят прибыльным бизнесом. Да, он занимался здесь делом. Но не импортом и экспортом.

Нет, его бизнесом была смерть, и не стремление получить прибыль в общепринятом смысле этого слова толкало его на этот бизнес. Гордон уже начал клевать носом с брошюрой в руках, когда раздался легкий звонок факса. Он вскочил, подошел к столу, стоящему слева от письменного стола, и стал наблюдать, как из аппарата медленно выползает бумажная лента.

Факс пришел от филадельфийского отделения его поставщика. Он сообщал, что скоро прибудет партия переносных компьютеров. В сообщении указывалось количество, цена и дата отправки.

Ну наконец-то, подумал Чарльз Гордон.

Его не беспокоило, что секретная информация поступила по легко уязвимой для перехвата телефонной линии. Ведь его американский поставщик — это вполне легальная корпорация, и переносные компьютеры прибудут, как обещано. Даже если кто-нибудь заподозрит, что послание зашифровано, он никогда не разгадает шифр, потому что тот был выбран произвольно. Кеннет Мэдден, заместитель директора ЦРУ по тайным операциям, снабдил Гордона кодом перед тем, как тот вылетел в Перу.

Дата отправки не имеет ничего общего с датой выполнения задания. Количество и цена переносных компьютеров к делу не относились. Шифровка сообщала о приближающемся визите президента Гарта на конференцию по контролю за наркотиками. Он намеревался убедить перуанское правительство выплачивать крестьянам субсидии на выращивание менее доходных зерновых, вместо неприхотливой коки, в которой нуждались для производства кокаина местные наркобароны — одни из самых могущественных в мире.

Но президент так и не попадет на встречу.

Глава 12

Какая-то важная мысль неотвязно преследовала Тэсс и после того, как жена профессора Хардинга в кабинете их дома в викторианском стиле возле Джорджтауна рассказала ей все, что знала о барельефе. Наконец Тэсс вспомнила.

— А как же сокровище?

Присцилла нахмурилась, озадаченная внезапной сменой темы их разговора.

— Перед тем как я отлучилась позвонить, вы упомянули о неведомом сокровище, — напомнила ей Тэсс. — В Юго-Западной Франции, в тринадцатом веке.

— А… — Присцилла кивнула. — Да, когда крестоносцы-католики убили десятки тысяч еретиков, чтобы уничтожить новую разновидность митраизма.

— Вы назвали еретиков альбигойцами, — продолжала Тэсс. — Последним оплотом которых была какая-то крепость в горах.

— Монсегур, — уточнила Присцилла.

— И вы сказали, что в ночь перед той последней резней, — взволнованно проговорила Тэсс, — горстка еретиков спустилась с горы по веревкам, захватив с собой сокровище, о котором никто ничего не знает.

— Это домыслы. Довольно убедительная легенда, хотя, как я говорила, она может опираться на действительные факты. Поскольку митраизм выжил в Индии, он мог сохраниться и в Европе. Возможно, существовали небольшие общины митраистов, которые тайно, чтобы не привлечь внимания инквизиции, совершали свои обряды.

— Если так, — в волнении воскликнула Тэсс, — то что же это было за сокровище?

Присцилла пожала плечами.

— Очевидно, какого-нибудь рода ценности: золото, драгоценные Камни. Вообще-то, даже нацисты верили, что такое сокровище существует и что оно спрятано в районе горы Монсегур. Во время Второй мировой войны Гитлер послал туда археолога, несколько горных инженеров и подразделение СС, чтобы они обыскали бесчисленные пещеры. До сих пор можно наткнуться на свидетельства их раскопок. Сокровище, однако, не нашли. По крайней мере, никаких слухов о находке никогда не появлялось, а принимая во внимание важность события, подобная информация наверняка просочилась бы. Кроме этого, существует гипотеза, что сокровище — это чаша Грааля, кубок, из которого пил Иисус во время Тайной вечери. Еще одна гипотеза утверждает, что речь идет не о каких-то материальных ценностях, а о главе еретиков: якобы Иисус — вопреки традиционному христианству — женился, и жена родила ему сына, потомок которого стал основателем альбигойской секты. Две последние гипотезы получили широкое распространение после выхода книги «Святая кровь. Святой Грааль». Но это, конечно же, чушь. Потому что верования альбигойцев только внешне напоминают католицизм. Они — последователи религии, гораздо более древней, чем христианство, имеющей сходные с последним ритуалы, но зиждящейся на митраической концепции противоборства двух соперничающих богов — доброго и злого. Еретики не испытывали священного трепета перед Святым Граалем, их не интересовало, существовал ли на самом деле сын Иисуса и остались ли после него потомки. Нет, — покачала головой Присцилла, — если и было сокровище, то это, конечно, какие-то ценности.

Тэсс, у которой горло перехватило от волнения и примешивающегося к нему страха, решительно возразила:

— Я не согласна.

Присцилла в замешательстве поправила очки.

— Да?

— Я думаю, сокровище существовало. Но это не ценности. По крайней мере, не в общепринятом смысле слова, хотя определенно нечто таинственное.

Профессор Хардинг, опираясь обеими руками на палку, подался к ней.

— Признаюсь, вы меня удивляете. А какова ваша версия?

Тэсс, потерев лоб, продолжала:

— Если еретики боялись, что их религию вот-вот уничтожат, если только горстке удалось бежать, — она скользнула взглядом сначала по лицу Присциллы, потом профессора Хардинга, — что для них самое ценное, какое сокровище они никогда не оставили бы, покидая свой последний оплот?

— Я все-таки не понимаю, — озадаченно проговорил профессор Хардинг, а Присцилла молчала, только глаза у нее загорелись восхищением.

— Сокровище, без которого ересь перестала бы существовать, — ответила на свой же вопрос Тэсс. — Нечто настолько ценное, что ни в коем случае нельзя было позволить крестоносцам уничтожить это или, что не менее важно, осквернить. Нечто самое сокровенное, некую…

— Святыню, — подхватила Присцилла. — Абсолютно верно.

— Понимаете?

— Ну конечно же, — воскликнула Присцилла и выразительно указала рукой на фотографию, — речь идет об изваянии Митры, которое стояло в их храме! Когда Константин принял христианство, христиане разрушили митраические храмы. Еретики в крепости могли предполагать, что их барельеф — единственное в мире изображение Митры. Если бы они оставили его, крестоносны, найдя святыню…

— …разнесли бы ее на мелкие кусочки, — перебила Тэсс старую женщину. — Чтобы сохранить свою религию, еретики непременно должны были сохранить скульптуру. — Тэсс, так же энергично, как перед этим Присцилла, ткнув пальцем в фотографию, продолжала: — На этом барельефе нет ни следов атмосферных влияний, ни трещин. Он в отличном состоянии. Нетронутая временем копия древнего оригинала. Говоря вашими собственными словами, кто-то не пожалел колоссального труда и средств, чтобы воспроизвести его. Зачем? Все это не имеет смысла, если только… По-моему, я знаю ответ. Он меня ужасает. Я думаю, что это копия скульптуры с горы Монсегур, и, как я полагаю, не единственная, и еще я думаю, что… — Тэсс запнулась и, глядя Присцилле прямо в лицо, проговорила: — Мы ходили вокруг этого предположения весь день, так почему бы не высказать его наконец? Мой друг исповедовал митраизм. Есть и другие последователи этой религии. Они убили маму, убили Брайана Гамильтона, пытались убить меня, чтобы убрать всех, кто знает об их существовании.

— Пламя, — прервала ее Присцилла.

— О чем вы? — вздрогнула Тэсс.

— Вы сказали, что ваш друг погиб в пламени.

— А потом подожгли его квартиру, а потом — дом моей матери, и Брайан Гамильтон погиб в охваченном пламенем автомобиле, попал в аварию. Почему всякий раз это был огонь?

— Потому что огонь очищает. Он символизирует божественную энергию. Пепел порождает жизнь. Возрождение. Для митраизма огонь священ, он символ, бога солнца. Факел, горящий пламенем вверх, означает добро.

— Но как могут все эти убийства предполагать добро?

— Боюсь, — мрачно произнесла Присцилла, вдруг словно вновь постарев на много лет, — я не упомянула о двух вещах, касающихся митраизма.

Тэсс насторожилась, охваченная дурным предчувствием.

— Во-первых, — сказала Присцилла, — поклонявшиеся Митре, в особенности альбигойцы, укрывшиеся на горе Монсегур, верили в переселение душ. Смерть для них — не предел человеческого существования, а лишь начало нового, пока наконец — после многих воплощений — человек не достигнет совершенства и не отправится в рай. В этой части их религиозные воззрения были близки идеям Платона.

Тэсс вспомнила про «Избранные диалоги Платона» на книжной полке в спальне Джозефа.

— Продолжайте, пожалуйста, — попросила она.

— Дело в том, — сказала Присцилла, — что последователь Митры был способен убить, не испытывая чувства вины, ибо полагал, что не лишает кого-то жизни, а просто трансформирует ее.

Потрясенная услышанным Тэсс спросила:

— А о чем еще вы мне не сказали?

— Во-вторых, почитатели Митры привыкли убивать. Их учили убивать. Вспомните барельеф: нож, кровь, — римские солдаты переходили в эту религию целыми легионами. Культ Митры будто предназначен для воинского сословия. В душе митраисты верили, что участвуют в космической войне добра и зла.

— Подонки! — воскликнула Тэсс. — Чтобы победить то, что они считают злом, они готовы на все.

— Боюсь, это так.

— Они убьют любого, как убили маму! — в ярости вскричала Тэсс. — Сволочи! Когда у меня будет шанс, — а я уверена, что он у меня будет, потому что они обязательно придут за мной, — эти негодяи на собственной шкуре испытают, что такое переселение душ!

Глава 13

Когда такси, свернув, проехало чуть вперед по улице со старыми, но хорошо сохранившимися домами в викторианском стиле, Крейг вдруг замер, увидев припаркованный у обочины черный «Порше-911». Резко наклонившись к водителю и указывая на него рукой, он сказал:

— Остановите вон там, рядом со спортивной машиной. Водитель, взглянув на номера домов, ответил:

— Да, это тот самый адрес, точно.

Крейг оглянулся, снова проверяя, не следует ли кто за ним. Машин было не много. Несколько автомобилей миновали перекресток, и только почтовый фургон свернул на эту улицу, направившись, однако, в противоположную сторону. Проехав полквартала, фургон остановился. Из него выскочил шофер в форме с коробкой в руках и пошел к ближайшему дому.

На пути от гостиницы до этой тихой улочки Крейг заметил несколько почтовых фургонов. В городах они были обычным явлением. Он не мог сказать наверняка, преследовал ли его именно этот. Крейг отлично знал, что, не имея группы поддержки, располагающей разными марками машин, обнаружить за собой автослежку почти невозможно. Особенно если противник действует не в одиночку и не совершает грубых ошибок.

«Ну, — подумал Крейг с нарастающим беспокойством, — я сделал все, чтобы избавиться от хвоста. Кружить по городу бессмысленно. Выхода нет — нужно решиться. Тэсс ждет, ей необходима помощь».

Он расплатился с водителем и вышел из такси. Когда машина отъехала, внимательно осмотрел дом, увидел дорожки, обсаженные яркими цветами на длинных стеблях и, удивившись, какого черта здесь делает Тэсс, торопливо поднялся по ступенькам крыльца.

Глава 14

— Извините, я ошибся адресом, — говорил неприветливого вида мужчина с кольцом в кармане женщине, которая открыла дверь в ответ на его звонок. — Это моя оплошность, посылку следовало отнести в соседний дом.

Женщина с бигуди в волосах выглядела раздраженной — ее оторвали от телевизора. Как раз в этот момент ведущий очередной телеигры объявлял призы под бурные аплодисменты аудитории.

— Извините, пожалуйста, — повторил мужчина. На нем была коричневая форма посыльного. Возвращаясь к фургону, он услышал, как женщина сердито захлопнула дверь.

Мужчина сел на водительское место и обернулся к членам своей команды. Все пятеро, сжимая в руках оружие, не сводили глаз с такси, отъезжавшего от черного «порше», который был припаркован у дома посередине соседнего квартала. Высокий, плотного сложения человек немного постоял на тротуаре, затем двинулся к дому и исчез за деревьями и кустами.

— Ну, может быть, это еще одно ложное место встречи, но мне кажется, приманка привела нас к добыче, — заметил мужчина за рулем и захлопнул дверцу фургона. — Теперь остается только ждать подонков.

— Если они тоже за ним не следили. Но мы ничего такого не заметили, — отозвался один из сидящих сзади.

— Мы были не менее осторожны, рассчитывая, что они также нас не заметят, — сказал человек за рулем. — Однако мы знаем, что их единственный шанс найти женщину — это проследить за детективом.

Сзади кто-то пробормотал:

— Я почувствую себя более уверенным, когда появится наша вторая команда.

— И еще увереннее, — добавил человек за рулем, — когда прибудут «палачи». Я связался с нашим человеком в аэропорту. Он передаст им, куда мы поехали.

Другой человек сзади спросил:

— Сколько им понадобится времени, чтобы быть здесь?

— Самолет приземлится через полчаса, — ответил человек за рулем. — Прибавь еще минут двадцать. В аэропорту их ждет машина.

— В таком случае будем надеяться, что этот сброд не начнет игру раньше чем… Подожди-ка. Я вижу машину.

Все посмотрели в заднее окно.

— Это не наши, — прошептал кто-то.

Человек за рулем напрягся. Через зеркало заднего вида он увидел приближающуюся голубую «тойоту». В ней сидели мужчина лет тридцати и красивая женщина.

— Думаешь, началось?

— Они, наверное, здесь живут. Но если это подонки, они просчитались. — Человек за рулем вынул пистолет. — Двое против шести. Мы в большинстве.

«Тойота» проехала мимо заднего окна и на мгновение исчезла из поля зрения водителя. Он повернулся к боковому окну, чтобы проследить за ней, но тут же отшатнулся. Женщина швырнула в окно баллончик, и он с шипением упал рядом с водителем. Тем временем «тойота» рванулась вперед.

Человек за рулем вскрикнул, по его телу пробежала дрожь, и он повалился на сиденье. Фургон наполнился невидимым нервно-паралитическим газом. Люди сзади бросились открывать заднюю дверь. Слишком поздно. Газ, едва коснувшись кожи, вызывал конвульсии и рвоту, потом люди падали и оставались лежать недвижимы.

Глава 15

— А что вы можете сказать по поводу книг на фотографии? — спросила Тэсс. — Их названия вам что-нибудь говорят?

Присцилла вынула из ящика письменного стола увеличительное стекло и поднесла его к фотографии.

— "Элеонора Аквитанская"… «Искусство куртуазной любви»…

— Та, что на испанском, называется «Ожерелье голубки», — пояснила Тэсс.

— Я знаю. Это еще один трактат о куртуазной любви. Если не ошибаюсь, одиннадцатый век.

Тэсс, пораженная, воскликнула:

— Вы не представляете, скольких трудов мне стоило узнать то, что вам прекрасно известно!

— Не забывайте, что это моя специальность, — скромно улыбаясь, ответила Присцилла. — Все эти произведения связаны друг с другом. Это как с той скульптурой. Стоит понять основу, и все становится ясным. Элеонора была королевой Франции за век до падения Монсегура. Аквитания, откуда Элеонора родом, находится на юго-западе Франции. Свою родину Элеонора сделала местом пребывания королевского двора, который оставался там, и при ее дочери Марии Французской.

Тэсс кивнула, она уже знала это, прочитав прошлой ночью предисловие к «Ожерелью голубки», как раз перед тем, как начался пожар. Воспоминание о нем разбередило ее душевную рану, она с трудом заставила себя не прерывать Присциллу.

— Итак, юго-запад Франции, — подчеркнула та, — где сразу после смерти Элеоноры возродился митраизм в виде секты альбигойцев. Элеонора поощряла идею куртуазной любви — кодекс строгих правил, идеализирующий и регламентирующий отношения между мужчиной и женщиной. Физическая близость разрешалась только после выполнения всех параграфов этого кодекса, которые требовали от влюбленных исключительно возвышенных чувств. Альбигойцы приспособили куртуазную любовь для своих целей. Ведь добро, которое олицетворял собой Митра, было для них духовной субстанцией. В то время как зло, олицетворяемое богом-соперником, — материальной, мирской, плотской силой. К примеру, альбигойцы были вегетарианцами, позволяя себе лишь чистую пищу, неоскверненную убийством.

— Мой друг был вегетарианцем, — проговорила Тэсс.

— В этом нет сомнения. И наверняка он не пил спиртного.

— Верно.

— И поддерживал себя в хорошей физической форме.

— Да!

— Он должен был отрицать власть плоти и укрощать ее желания, — сказала Присцилла. — Таково, по моему мнению, требование, предъявляемое к исповедующему митраизм. Но альбигойцы также считали, что секс оскверняет, что вожделение и похоть — греховные страсти, которыми злой бог искушает их. Поэтому они практиковали полное воздержание, за исключением редких случаев совокупления единственно с целью зачатия. Необходимая, но нежеланная капитуляция перед законом бытия, иначе их община вымерла бы. Сексуальные отношения между полами они заменяли церемонными, в высшей степени светскими, заимствованными из правил куртуазной любви.

— Мой друг говорил, что мы никогда не сможем быть любовниками, что физическая близость между нами невозможна, — сказала Тэсс. — Он утверждал, что имеет определенные обязательства, которыми не вправе пренебречь. Самое большое, что мы могли себе позволять, это, по его словам, платонические отношения.

— Да, — добавила Присцилла, — и конечно же, Платон. Еще одна книга на фотографии. По Платону, физический мир иллюзорен. Есть более высокие идеалы, к которым мы должны стремиться. Видите, как все совпадает?

— Но что же… — начала Тэсс, и в этот момент прозвенел дверной звонок, заставивший Тэсс вздрогнуть. Увлекшись разговором, она совсем забыла о Крейге. Это наверняка он, подумала Тэсс.

Присцилла, вскинув голову, сказала:

— Предполагаю, что это тот человек, которому вы звонили по телефону и с которым должны были встретиться у аэропорта.

— Боже, я надеюсь, что это он, — ответила Тэсс, напряженно глядя на дверь кабинета. — Присцилла, профессор Хардинг, я должна объяснить. Мой друг…

— Не надо ничего объяснять, — прервал ее профессор Хардинг. — Любой ваш друг — желанный гость в нашем доме.

— Но я хочу, чтобы вы знали, он не просто друг, он…

Снова прозвенел звонок.

— …полицейский. Детектив из нью-йоркского отдела по розыску пропавших без вести. — Тэсс засунула руку в свою холщовую сумку. — Но может быть, я ошибаюсь. Может быть, это кто-то другой. Что, если это они? — И она вынула из сумки пистолет.

При виде оружия Присцилла и профессор Хардинг побледнели.

Поставив палец на спусковой крючок, Тэсс скомандовала:

— Спрячьтесь в стенном шкафу и не издавайте ни звука. Если это они и если меня убьют, то скорее всего войдут в кабинет, заберут фотографии и на этом успокоятся. Возможно, они не станут обыскивать дом и не найдут вас.

Звонок прозвенел в третий раз.

— Мне нельзя было приезжать сюда! Надеюсь, вам не грозит опасность. Молитесь! — С этими словами Тэсс выскочила из кабинета, прицелилась через коридор во входную дверь и… возблагодарила Бога, увидев за дверным стеклом напряженное, встревоженное лицо Крейга. Когда он снова нажал на кнопку звонка, Тэсс устремилась по коридору к двери, распахнула ее и, обхватив Крейга обеими руками, втащила внутрь.

— В жизни своей никому так не радовалась! — воскликнула она и, не отпуская его, левой рукой захлопнула дверь, заперла ее на задвижку и снова крепко обняла Крейга.

— Вот это да! — пробормотал Крейг. — Надеюсь, твой пистолет не взведен. Ты уперлась ручкой прямехонько в мою спину.

— Ой! — Тэсс опустила пистолет. — Извини! Я не хотела…

Крейг с опаской покосился на оружие.

— Слава Богу, он не взведен. Где ты его достала? Ты знаешь, как им пользоваться?

— Да. Это очень длинная история. Крейг, я так много узнала! Мне нужно столько тебе рассказать!

— И я, право же, буду счастлив это услышать, — проговорил Крейг, обнимая ее в свою очередь. — Я так за тебя волновался.

Когда крепкие, надежные руки Крейга сжали ее в объятиях, Тэсс почувствовала, как ее соски, тесно прижатые к его груди, напряглись и по телу пробежала горячая волна. Подчиняясь непреодолимому желанию, она потянулась к Крейгу и поцеловала в губы. Напуганная ужасными событиями, в центре которых она оказалась, Тэсс испытала непонятное наслаждение от объятий Крейга…

С того самого момента, как они встретились, судьба предназначила ей быть с ним, ощущать его губы на своих.

Задохнувшись, она отстранилась от Крейга, скользнув руками по его спине, широким плечам и груди, и посмотрела на него, пытаясь перевести дыхание, — вгляделась в его сильное, волевое лицо и вдруг поняла, что Крейг по-настоящему красив. «Плевать на любовь с первого взгляда, — сказала она себе. — Второй взгляд вернее. Он дает возможность подумать, разобраться, что, в конце концов, важнее. Страсть — хорошая штука. Но преданность и понимание лучше. Этот человек — неважно, каких ошибок он наделал в первом браке, неважно, что было до того, как я его встретила, — благородный и добрый. Он беспокоится обо мне. Он готов рисковать жизнью, чтобы мне помочь. Я не просто нравлюсь ему, он меня любит».

Позади них кто-то смущенно кашлянул. Повернувшись, Тэсс увидела, что Присцилла и профессор Хардинг растерянно топчутся в коридоре возле двери в кабинет.

— Извините, что помешал, — проговорил неуверенно профессор Хардинг, — но…

— Не стоит извиняться, — перебила его Тэсс, улыбнувшись. — И теперь мы можем ни о чем не волноваться.

— Это я уже поняла по тому, как вы встретились, — ответила Присцилла, и в ее окруженных морщинами глазах заиграла добрая усмешка.

Тэсс, покраснев, пробормотала:

— Это мой друг лейтенант Крейг. Его зовут… знаешь, — обратилась она к Крейгу, — ты никогда не говорил, как тебя зовут. Но по автоответчику я слышала…

— Билл, — договорил за нее Крейг и двинулся по коридору навстречу престарелой чете, протянув руку для рукопожатия. — Билл Крейг. Если вы друзья Тэсс…

— О, это определенно так! — воскликнула Тэсс.

— Тогда я очень рад познакомиться.

Крейг пожал им руки.

— Мистер и миссис Хардинг, — представила стариков Тэсс. — Они оба профессоры.

— Тэсс, пожалуйста, я же просила обходиться без церемоний, — с укором проговорила хозяйка. — Меня зовут Присцилла, а это Ричард, мой муж. И не вздумайте обращаться к нам со словом «профессор».

— Я вижу, мы поладим, — рассмеялся Крейг, но тут же посерьезнев, сказал: — Однако, Присцилла, Ричард, нам надо обсудить кое-что важное. А поскольку время работает против нас, почему бы вам не ввести меня быстренько в курс дела? Что ты здесь делаешь, Тэсс, и что вообще происходит?

— Пройдемте в кабинет, — пригласила Присцилла, делая жест рукой.

— И, может быть, — вмешался профессор Хардинг, — вы не откажетесь от чашечки чая.

— Ричард, прекрати. Бога ради, лейтенант приехал помочь Тэсс, а не гонять чаи.

— Вообще-то я бы выпил чашечку, — отозвался Крейг. — У меня во рту пересохло, пока я летел.

Они вошли в кабинет, и Крейг, из вежливости согласившийся на чашку чая, в течение пятнадцати минут отхлебывал его по глоточку, с нетерпением слушая сначала рассказ Тэсс, потом лекцию Присциллы и реплики профессора Хардинга, которые тот вставлял в речь обеих женщин.

Когда в кабинете воцарилось молчание, Крейг поставил чашку на стол и задумчиво проговорил:

— Если бы я доложил все это своему капитану, он счел бы, что у вас, мягко говоря, слишком богатое воображение. Но это неважно. Я верю услышанному, потому что видел барельеф, потому что Джозеф Мартин мертв и твоя мать, Тэсс, убита. — Он сочувственно покачал головой. — И Брайан Гамильтон тоже мертв, а ты в опасности, и все из-за того, что…

— …случилось семьсот лет назад, — добавила Присцилла.

— Вы все успели обсудить? — спросил Крейг.

— Нет, мы остановились на книгах в спальне Джозефа Мартина, — сказала Присцилла. — Перед тем, как вы позвонили в дверь, я собиралась объяснить, что «Утешение философией» — трактат о колесе фортуны, написанный в шестом веке заключенным в темницу римским патрицием.

Крейг молча поднял на Присциллу озадаченный взгляд. Та ответила на его безмолвный вопрос:

— Образ взлетов и падений, успехов и неудач. Книга осуждает такие ценности бренного мира, как богатство, власть и славу, которые становятся искушением для людей, жаждущих мирского успеха, но в конечном счете приносят лишь горькое разочарование. Потому что эти ценности преходящи и иллюзорны. Именно подобного типа книга отвечает вкусам того, кто, согласно митраизму, духовные ценности предпочитает материальным.

— Хорошо, — проговорил Крейг, — но почему у Джозефа Мартина на полке стояла Библия? Здесь что-то не сходится. Из ваших слов я понял, что митраисты не разделяют идей христианства.

— Да, это так, — согласилась Присцилла. — Их концепции отличаются, но у обеих религий похожие обряды, и обе отрицают мирские цели. Джозефа могла заинтересовать Библия, как, например, христианина — дзэн-буддизм. При всей несхожести основ из чуждой религии можно почерпнуть какие-то идеи, близкие по духу собственным верованиям.

— К тому же у Джозефа была не полная Библия, — вмешалась Тэсс. — Он вырвал большую часть страниц и оставил только введение издателя и все написанное Иоанном. Не понимаю, почему он предпочитал Иоанна?

— Да потому, — решительно ответила Присцилла, — что писания Иоанна наиболее близки учению митраизма. Вот. — Она поднесла увеличительное стекло к фотографии, на которой была снята страница одного из посланий Иоанна, и прочла подчеркнутые Джозефом строки: — «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей; Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от матери сего; И мир приходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек». [16] Звучит знакомо?

Тэсс согласно кивнула.

— Да, если вместо слова «Отец» поставить «Митра», получится то самое, о чем вы говорили.

— Но здесь есть еще кое-что, чего я не понимаю, — сказал Крейг. — Почему именно издание Скофилда? Неужели это так важно?

— О, это очень важно, — воскликнула Присцилла. — Когда президентом был Рональд Рейган, американская внешняя политика строилась на скофилдовской интерпретации Библии. — Она внимательно изучила другую фотографию. — Вот подчеркнутая строка из введения Скофилда: «Библия поведает вам о начале человеческой истории и ее конце». — Присцилла взглянула на них. — Библия завершается Откровением Иоанна Богослова, в котором описывается конец света. Рональд Рейган считал, что близится Апокалипсис, что вот-вот грянет вселенская битва между добром и злом, между Богом и Сатаной. Помните всю эту шумиху по поводу того, что Советский Союз — «империя зла»? Рейган был убежден также, что во вселенской битве добро восторжествует. Подозреваю, что именно поэтому он поощрял конфронтацию с Советами — готовился к Армагеддону, в полной уверенности, что Соединенные Штаты, по его мнению представляющие только добро, непременно одержат победу.

— Бредовая идея, — неодобрительно заметил Крейг.

— Однако очень похожая на идею митраизма, если, конечно, считать Сатану злым богом, а не падшим ангелом, — возразила Присцилла. — Таким образом совсем не удивительно, что Джозеф Мартин держал подле своего ложа библейские, писания Иоанна.

— А что вы скажете, — спросил Крейг, — относительно других книг на полке у Джозефа Мартина — «Тысячелетие». «Последние дни планеты Земля»?

Присцилла положила увеличительное стекло на стол.

— Очевидно, Джозефа Мартина преследовала мысль о приближающемся двухтысячном годе. Начало каждого тысячелетия — это обычно время катаклизмов, сопряженное с опасением, что мир перестанет существовать.

— И на этот раз, глядя на мои лилии, которые гибнут от всякой отравы, боюсь, предсказания сбудутся. «Последние дни планеты Земля»? Слава Богу, я к этому времени умру.

— Ричард, я никогда тебе не прощу, если ты умрешь раньше меня.

Крейг, несмотря на всю серьезность обстановки, не смог сдержать улыбку.

— Жаль, что мой брак не был таким же счастливым, как ваш.

— Мы держимся, — сказала Присцилла.

— Да, — отозвался Крейг, — надо держаться. — И положил руку на плечо Тэсс. От его прикосновения по ее телу словно пробежал электрический заряд.

— Мне надо позвонить шефу полиции в Александрии, — сказал Крейг, вставая. — Мы с ним отвезем тебя, Тэсс, в надежное место, чтобы не подвергать опасности Ричарда и Присциллу.

— Я бы никогда себе этого не простила, — горячо проговорила Тэсс.

— Телефон на кухне. По коридору налево, — показал рукой профессор Хардинг.

Тэсс проводила Крейга нежным взглядом, когда он направился к двери. А он, вдруг остановившись на полпути, повернулся к ним и задумчиво сказал:

— Есть кое-что, чего я так и не понимаю. И все, что вы говорили, никак этого не объясняет. По правде сказать, мне не дает покоя одна мысль: если Джозеф Мартин исповедовал митраизм и если люди, пытающиеся убить тебя, его единоверцы, почему они убили его?

Все в кабинете молчали, ни у кого не нашлось ответа.

— Ведь это же бессмысленно, — продолжал он. — Почему они повернулись против своего? — И, озадаченно качая головой, он вышел из комнаты.

«Да, — подумала Тэсс, — почему они охотились за Джозефом, почему подожгли его?» Обеспокоенная этой мыслью, она смотрела вслед Крейгу, который шел по коридору.

Глава 16

Внезапно Тэсс насторожилась. Крейг почему-то не повернул из коридора налево, как сказал ему профессор Хардинг, а вместо этого замер на месте, потом резко повернул направо и бросился на пол, одновременно выхватив из-под пиджака револьвер.

«Не может быть, — подумала Тэсс. — Неужели это они?»

Съежившись от страха, она услышала два приглушенных хлопка, затем оглушительный грохот револьвера Крейга. Один раз! Второй! Громко закричала Присцилла.

Между тем Крейг поднялся с пола и бросился по коридору направо. Несмотря на звон в ушах, Тэсс услышала чей-то стон. Объятая ужасом, она в первый, момент не могла шевельнуться. Но потом, закусив губу, заставила себя действовать: выхватила из сумки пистолет и кинулась в коридор. В нос ударил резкий запах пороха. Развернувшись, она из-за дверного косяка прицелилась вправо и увидела двух мужчин, лежавших ничком на полу. Крейг ногой выбил у них из рук пистолеты и, перепрыгнув черед распростертые тела, захлопнул входную дверь. Затем, низко пригнувшись, запер ее.

«Как же так, я ведь заперла дверь после прихода Крейга!» — мелькнуло у Тэсс в голове.

Один из мужчин продолжал стонать, потом вдруг захрипел, дернулся и больше не двигался. По паркетному полу коридора растеклась лужа крови. Тэсс ошеломленно смотрела на алые пятна на груди мужчин там, куда ударили пули Крейга. Несмотря на резкий приток адреналина, вызванный испугом, она дрожала от холода. Отведя взгляд от тел на полу, Тэсс с ужасом заметила, что выбитые из их рук пистолеты снабжены глушителями.

— Пригнись! — приказал Крейг, проверяя, мертвы ли нападавшие.

Тэсс, послушно пригнувшись, недоуменно пробормотала:

— Как они могли проникнуть в дом?

— Взломали замок! — ответил Крейг. — Они, должно быть, подслушивали под окном кабинета! И, зная, где мы находимся, решили воспользоваться тем, что мы не услышим, как они пробираются в дом! — Не вставая, он рискнул украдкой оглядеть крыльцо сквозь дверное стекло и сказал: — Других не видно.

— Задняя дверь! — вскрикнула Тэсс и, повернувшись, метнулась по коридору к кухне.

— Смотри осторожней! — предостерег ее Крейг.

Боясь не успеть осуществить свой план, Тэсс едва ли слышала его, в глазах у нее все плыло.

Но когда она влетела в кухню, ужас будто прояснил ее взгляд, и она отчетливо увидела, как снаружи, на заднем крыльце, неизвестный человек ударил защищенным перчаткой кулаком по стеклянной двери. Раздался звон стекла, которое, падая на пол, разбивалось на мелкие осколки. И в тот же миг человек просунул руку в неровное отверстие, нащупывая запор.

Тэсс подняла пистолет и выстрелила. Правый глаз человека словно взорвался.

У Тэсс не было времени испугаться жуткого зрелища. Нельзя медлить — на месте падающего человека вырос другой, и в руках у него тоже был пистолет с глушителем. Действуя безотчетно, Тэсс автоматически снова нажала на спуск. У нее заложило уши от грохота выстрелов, когда она прострелила незнакомцу лоб. Брызнул фонтан крови, человек выгнулся, затем, падая, исчез, и она услышала глухой стук тела о ступени крыльца.

— Тэсс! — закричал Крейг от входной двери. — Ты в порядке?

— Нормально! Я в полном порядке! — ответила Тэсс, нырнув под кухонный стол и прицеливаясь в заднюю дверь. — Да простит меня Господь, я только что убила двух человек!

— Не думай об этом! Помни, что они хотели убить тебя!

— Да я от страха и думать не могу! Мне бы только остаться живой!

— Сними трубку, позвони в полицию!

Тэсс попятилась, не отводя пистолета от двери, сорвала трубку с аппарата, висящего на стене за холодильником, и стала набирать номер.

— Крейг, телефон не работает!

При этих словах Присцилла в отчаянии вскрикнула.

— Не подходите к окнам, Присцилла! Ложитесь на пол! — приказал Крейг.

— Мой муж!

— Что с ним?

— Кажется, у него сердечный приступ!

— Уложите его! Расстегните воротник! — крикнула Тэсс.

За стеклом задней двери появился еще один убийца.

Тэсс прицелилась и выстрелила. Пуля, попав в верхнюю челюсть, разнесла нападавшему лицо.

Тэсс согнулась пополам. Ее рвало.

— Тэсс! — заорал Крейг.

Она с трудом между приступами рвоты ответила:

— Я в порядке! Продолжай смотреть за входной дверью!

— Ричард не дышит! — в истерике закричала Присцилла.

— Тэсс! — приказал Крейг. — Возвращайся в коридор! Следи за входной и задней дверью, пока я займусь Ричардом!

— Да, пожалуйста, позаботься о нем!

Тэсс, присев, попятилась по коридору, сжимая в руке пистолет, бросая взгляды попеременно на переднюю и заднюю дверь, в то время как Крейг проскочил мимо нее в кабинет. Борясь с тошнотой и вытирая рукой рот, она услышала, как Крейг делает Ричарду прямой массаж сердца и «рот в рот» — искусственное дыхание.

— Сердце забилось! — воскликнул Крейг. — Он дышит!

— Ему нужен кислород и помощь врача! — ответила Тэсс, продолжая держать под наблюдением обе двери.

— Присцилла, вы тоже плохо выглядите, — сказал Крейг. — Ложитесь здесь, рядом с мужем! Тэсс, за дверями кто-нибудь есть еще?

— Нет! Может быть, мы их всех уложили?

— Не стоит на это рассчитывать. Присцилла, есть какой-нибудь другой вход в дом?

— Через цокольный этаж, — прошептала Присцилла.

— А где дверь, которая туда ведет?

— В кухне. — Голос Присциллы прозвучал еще тише.

— Тэсс! — скомандовал Крейг.

Но Тэсс уже устремилась к кухне, а Крейг, выйдя из кабинета, занял ее место в коридоре.

Ворвавшись в кухню, Тэсс услышала звуки, от которых по спине у нее побежали мурашки. Это были шаги за дверью справа. Она круто обернулась на них и, увидев, как поворачивается ручка, выстрелила в дверь. Дерево расщепилось. Она снова выстрелила и услышала, как кто-то, застонав, скатился по ступенькам лестницы. Бог знает, сколько их там внизу. Если они все разом бросятся через эту дверь на кухню, кто-нибудь из них убьет ее прежде, чем она успеет всех перестрелять.

Рядом с дверью стояла плита. Тэсс налегла на нее и, благодаря силе, приобретенной годами ежедневных тренировок и умноженной страхом, сумела сдвинуть плиту и забаррикадировать ею дверь в цокольный этаж.

— Соседи, Крейг! Они должны были услышать выстрелы! Они вызовут полицию! Нам нужно только продержаться до приезда полиции.

Крейг не отвечал.

— В чем дело?

— Ответ тебя не обрадует, — пробормотал Крейг.

— Почему?

— Старые викторианские дома строились очень основательно, стены в них толстенные. Они настолько заглушает звуки выстрелов, что снаружи их вряд ли услышишь. Кроме того, мы даже не знаем, дома ли соседи. При этом учти, что живая ограда с обеих сторон скрывает убийц!

Тэсс снова замутило, на этот раз от безысходности.

— Ты прав. Это меня не радует, — ответила она, нацелив пистолет на заднюю дверь.

В отличие от прошлой ночи, на этот раз Тэсс считала, сколько раз нажала на спуск. Пять. Значит, в пистолете осталось двенадцать патронов. Если убийцы бросятся на штурм, вероятно, у нее хватит патронов, чтобы их перестрелять. Но сколько же их всего может быть? Шестеро уже мертвы. Наверняка снаружи затаилось еще несколько человек. Жаль, что она не догадалась высыпать с десяток патронов в сумку, что оставила обе коробки под передним сиденьем «порше».

— Крейг, ты стрелял дважды! В револьвере шесть патронов! У тебя есть чем перезарядить?

И опять Крейг не ответил.

«О Господи, — отчаялась Тэсс. — У него осталось только четыре патрона, а мои не подходят к его револьверу».

— Я взял пистолеты двух убитых у входной двери, — отозвался наконец Крейг. — Что-то больше никого не видно. Может, ты права, может, мы всех уложили!

— Прошлой ночью они сожгли дом матери, надеясь, что я погибну в огне, — сказала Тэсс. — Почему бы им не применить эту тактику и сегодня?

— Сейчас светло, дым заметят соседи или кто-нибудь из проезжающих мимо и сразу вызовут пожарных. Кроме того, поскольку прошлой ночью ты от них ушла, на сей раз они воочию захотят убедиться, что выполнили работу до конца. Им нужно точно знать, что фотографии уничтожены!

— Я отослала негативы тебе в отдел.

— Молодец! Присцилла, как Ричард?

Присцилла, запинаясь, невнятно проговорила:

— Глаза открыты. Он дышит, но… — Она всхлипнула.

— Что?

— Он… Кажется, он не может говорить.

Тэсс похолодела. Инсульт? Боже мой, что она натворила! Ей нельзя было сюда приезжать, она не имела права подвергать их опасности.

— Присцилла, я горько сожалею.

— Это не ваша вина, а тех, кто хочет вас убить.

— Со стороны входной двери я ни одного из них не вижу, — сказал Крейг.

— Здесь тоже никого, — отозвалась Тэсс, прячась за кухонным столом.

— Мне скоро понадобится инсулин, — прошептала Присцилла.

— Сейчас я достану! — Тэсс, пригнувшись, стала пробираться к холодильнику. — Крейг, что, если мы покончили не со всеми? — Открыв холодильник, она быстро обежала взглядом его содержимое и, увидев ряд наполненных лекарством шприцев взяла один из них и продолжала: — Что, если снаружи остались еще несколько человек? — Тэсс захлопнула дверь и сказала: — Допустим, они опасаются, что кто-нибудь из соседей все же услышал выстрелы, поэтому им нельзя больше здесь оставаться, но в то же время надо убедиться, что со мной покончено. — Со шприцем в руке она попятилась в коридор, продолжая: — В таком случае они могут решиться на то, что сделали прошлой…

Глава 17

Она не успела сказать «ночью». В большое кухонное окно, разбив его, влетел какой-то предмет. И Тэсс отшатнулась. Предмет был металлический. Баллончик. Он ударился об пол. Граната? Газовая бомба? Одно несомненно — эта штука катилась к ней. Она не успеет отбежать на безопасное расстояние!

Тэсс уронила шприц, едва услышав, как он разбился, бросилась к кухонному столу и опрокинула его, придавив столешницей баллон. В ту же секунду баллон взорвался, из-под перевернутого стола во все стороны брызнуло пламя.

Зажигательная бомба.

— Крейг!

Он не ответил.

— Крейг!

В начале коридора посыпались стекла.

— Крейг!

Что— то взорвалось. На стенах коридора заплясали отсветы пламени.

— Присцилла, огнетушитель! — закричал Крейг. — У вас есть огнетушитель?

— В кладовке, — дрожащим голосом ответила Присцилла. — Рядом с холодильником.

— Я достану! — Тэсс добралась до дверцы кладовки и распахнула ее.

Рядом с полками, забитыми коробками и консервными банками, на стене висел огнетушитель. Тэсс, засунув пистолет за пояс джинсов, схватила огнетушитель и, вынув шплинт, запиравший рычаг, повернулась к пламени, вырывавшемуся из-под стола, уже проев его крышку. Тэсс в отчаянии направила на него огнетушитель, нажала на рычаг, и из-под него брызнула толстая белая струя. Перевернутый стол и бьющие из-под него языки огня стала покрывать пена. Кашляя от дыма, Тэсс торжествующе смотрела, как сникает пламя. Но через окно, разбив остатки стекла, влетел еще один баллончик. Когда он покатился по полу, Тэсс попыталась накрыть его плотным слоем пены прежде, чем он взорвется. Бах! Баллончик взорвался, кусочки металла разлетелись, разбрызгивая белые хлопья пены. Тэсс продолжала поливать умирающее пламя.

— Тэсс! — закричал от входной двери Крейг. — Мне нужен огнетушитель!

Боязливо выглянув в окно кухни и никого не заметив снаружи, Тэсс кинулась в коридор и ужаснулась, увидев, что входная дверь уже охвачена пламенем. Она судорожно нажала на рычаг огнетушителя, поливая пеной языки огня. Крейг не стал отбирать у нее баллон, поняв, что она управляется с ним вполне умело.

— Нельзя оставлять заднюю дверь без присмотра, — крикнул он. — Меняемся местами! — И бросился на кухню.

Огонь, сбитый струёй пены, стал меньше. Но и струя начала уменьшаться, пока не пропала вовсе.

«Надо выбираться отсюда», — подумала Тэсс и, отбросив пустой огнетушитель, побежала в кабинет.

Профессор Хардинг, беспомощно озираясь, лежал на полу. Рядом с ним скорчилась Присцилла с посеревшим от страха лицом.

Тэсс, стараясь придать себе уверенный вид, спросила:

— Присцилла, вы можете идти? Дойдете хотя бы до коридора?

— Разве у меня есть выбор?

«Их следующей целью будет кабинет, — решила Тэсс. — Если они бросят зажигательную бомбу в окно кабинета, старики погибнут».

Она собрала фотографии, запихнула их в сумку, повесила ее через плечо и наклонилась к профессору Хардингу, лежавшему на ковре. Ухватившись за край ковра, Тэсс потянула его на себя, в полной мере ощущая тяжесть обмякшего тела профессора, и вытащила свою ношу в коридор, где, бессильно прислонившись к стене, ждала Присцилла.

Впереди у входной двери коридор уже был объят пламенем, рев его нарастал.

Трах! В окно кабинета влетел баллончик. Языки огня заплясали на письменном столе, креслах, полу.

— Скорей, Присцилла! — крикнула Тэсс.

Она покрепче взялась за ковер и потащила профессора Хардинга на кухню. Туда, должно быть, бросили еще один баллон, потому что угол комнаты слева от холодильника пылал.

Крейг, задыхаясь от дыма и держа на прицеле заднюю дверь, прохрипел:

— Они нас поджидают снаружи!

— В саду есть тропинка, — ответила Тэсс. — Если мы доберемся до нее, то сможем спрятаться в цветах — они достаточно высокие!

— Но как быть с Присциллой и Ричардом?

Тэсс обернулась к Присцилле — сомнения нет, старая, больная женщина не в силах дотащить мужа до безопасного места. Огонь разрастался. Тэсс все явственнее ощущала его жар.

— Крейг, тебе придется, идти первым!

— Но я не могу вас оставить!

— Мы погибнем, если не выберемся отсюда! Другого выхода нет. Иди! Я пойду за тобой! Спрячься в кустах и прикрой нас!

Крейг медлил в сомнении. Обжигающее пламя с ревом приближалось к ним.

— Открой дверь! — приказала Тэсс.

Крейг посмотрел на нее, затем, кивнув, с яростной решимостью рванул дверь и выскочил в сад.

На какую-то долю секунды Тэсс показалось, что день превратился в ночь, а викторианский дом старика профессора — в дом ее матери.

«Все повторяется! — в отчаянии подумала Тэсс. — Они убьют нас так же, как убили мою мать и слуг. Нет, я не должна этого допустить!»

Тэсс ухватилась за ковер и выволокла профессора Хардинга за порог кухни на тусклый от дыма солнечный свет. Присцилла изо всех сил старалась не отставать. Раздался выстрел, но Тэсс, не обращая внимания на него, тянула профессора Хардинга вниз с крыльца, болезненно морщась в сострадании, когда его тело билось о ступеньки. Еще выстрел. Тэсс выпустила ковер и обернулась, поводя пистолетом в поисках цели.

Крейг уже был на тропинке среди цветов. Почти невидимый, он притаился за клумбой алых лилий и стрелял в сторону левого крыла дома. Однако на тропинке за следующей клумбой, позади Крейга, приподнимался убийца, целясь детективу в спину. Тэсс выстрелила. Убийца дернулся.

Тэсс выстрелила еще раз. Убийца, раскинув руки, опрокинулся навзничь и повалился на цветы, ломая хрупкие стебли лилий.

— Присцилла, ложитесь! Вожмитесь в траву! — скомандовала Тэсс и, тут же развернувшись, увидела цель у правого угла дома, нажала на спуск и… промахнулась! Она опять выстрелила, и из горла человека брызнула струя крови.

Вся в поту, тяжело дыша, Тэсс присела и повела пистолетом налево, потом направо, выискивая новую цель. В саду воцарилась зловещая тишина, нарушаемая лишь треском пламени в доме.

— Быстрей, Присцилла! Не отставайте! — прошептала Тэсс и потащила профессора Хардинга туда, где прятался в лилиях Крейг.

Ей было страшно. В любую секунду пуля могла прострелить ей голову. Задыхаясь, она добралась до ближайшей тропинки и затащила профессора Хардинга за растущие вдоль нее цветы. Оглянувшись, Тэсс пришла в отчаяние, когда увидела, что Присцилла дошла только до середины газона.

Справа от дома появился человек. Тэсс прицелилась. Человек юркнул за угол.

— Крейг! — позвала Тэсс.

— Вижу!

— Прикрой меня!

Тэсс бросилась к Присцилле, подхватила ее на руки и, согнувшись, побежала к цветам, где в изнеможении упала, вдыхая терпкий аромат лилий, вся еще во власти страха. Тем не менее она тут же поднялась на колени, рискуя обнаружить себя, и взяла на прицел левую часть дома. Тэсс знала, что лилии не защитят ее от пуль. Но, по крайней мере, они скрывали ее от убийц.

По лицу бежал пот, разъедавший глаза. Грудь тяжело вздымалась. Она бросила быстрый взгляд назад на случай, если враг прятался в цветах.

Человек за углом дома. Куда, к дьяволу, он подевался?

— Крейг! Ты его видишь? — спросила Тэсс.

— Нет! — ответил Крейг, держа угол дома на прицеле.

Тэсс заметила, что он отшвырнул свой револьвер, в котором, должно быть, уже расстрелял все патроны, и теперь целился из пистолета, подобранного в доме. Позади нее зашелестели цветы. Тэсс быстро обернулась, держа оружие наготове. Но не достаточно быстро. Из лилий к ней протянулась рука, большой палец с силой надавил на нервное окончание сзади на шее.

Агония! Паралич! Тэсс попыталась закричать, но не смогла и в бессильном отчаянии увидела, как выпал из рук пистолет и как из лилий на тропинку выполз человек. Он навалился на нее всем своим весом, по-прежнему давя пальцами на ее шею.

Другой рукой он поднял пистолет с глушителем и прицелился в Крейга, который прятался за следующим рядом цветов.

Тэсс опять попыталась издать хоть какой-то звук. Бесполезно.

— Лейтенант! — крикнул человек и сразу пригнулся, потому что Крейг, мгновенно обернувшись, выстрелил. — Лейтенант! — повторил человек. — Сейчас я покажусь из цветов, но буду прикрываться вашей подружкой. Если вы так глупы, что вздумаете стрелять в меня, я убью ее.

— Тогда я убью тебя, — с ненавистью проговорил Крейг.

— Однако спасти вашей подруге жизнь для вас важнее. Подумайте над этим, лейтенант.

Тишину нарушал только треск пламени в доме.

— Лейтенант, — снова заговорил незнакомец. Его мертвая хватка не ослабевала. — Сейчас вы увидите свою подругу.

Тэсс в бессильной ярости почувствовала, как он заставляет ее поднять голову, сам укрываясь за ней. Крейг прицелился.

— Лейтенант, не делайте этого, — спокойно сказал человек, направив оружие на Крейга. — Вы в безвыходном положении и не сможете меня убить. Я не собираюсь стрелять ни в кого из вас. Уверяю, что я ваш друг. Но если вы будете упрямиться и нападете на меня, я сделаю то, что обещал. Прислушайтесь к голосу разума. Мы с моей командой только что спасли вам жизнь.

— Что вы такое несете?

— Мы перестреляли тех из нападавших, кто остался в живых. У меня нет времени объяснять. Нам требуется ваша помощь.

Вдалеке завыли сирены.

— Скоро здесь появятся блюстители порядка, — сказал человек все таким же спокойным и в то же время властным тоном. — Нам надо уходить отсюда. Я мог бы убить вас. Но не убил. Это доказательство моих добрых намерений. А вот и еще одно. — И он, засунув пистолет за пояс, убрал руку с шеи Тэсс.

Вой сирен раздавался все ближе.

Тэсс вдруг почувствовала, что может двигаться, и со злостью начала выкарабкиваться из-под навалившегося на нее тела.

Человек встал. Она, откатившись, с трудом поднялась на ноги. Колени у нее подгибались, потому что мышцы почти не слушались, шея болела.

— Прошу прощения, — сказал неизвестный.

Позади них в доме полыхало пламя, к небу вздымались клубы дыма.

— Кто вы такие? — спросила Тэсс, потирая шею.

Человек был одет в темную куртку и не стесняющие движения брюки. Чуть за сорок, крепкого сложения, с каштановыми волосами и самым ординарным лицом, он был не красавец и не урод — на такого не обратишь внимания в толпе.

— Ваши спасители, — ответил мужчина. — Вы должны быть нам благодарны. И, повторяю, у меня нет времени для объяснений, слышите, как близко воют сирены. Так вы согласны с нами сотрудничать?

Тэсс бросила неуверенный взгляд на Крейга.

— Конечно, — ответил Крейг, не отводя от него глаз, — если только вы отдадите мне свое оружие.

Незнакомец со вздохом проговорил:

— Если вы так хотите… — Он вынул из-за пояса пистолет, поставил его на предохранитель и протянул детективу.

Тот положил пистолет в карман пиджака. И опустил вниз свой, до сих пор нацеленный на собеседника.

— Хорошо. Очень хорошо, — сказал незнакомец, — Поторопитесь. — Он взмахнул рукой, и, как по мановению волшебной палочки, из цветов и из-за дома появились такие же, как он, неприметной наружности и крепкого сложения мужчины.

— Перед домом нас ждет фургон, — проговорил незнакомец и, прислушавшись к звукам приближающихся сирен, добавил: — Пошли.

— Мы не можем оставить Присциллу и профессора Хардинга, — сказала Тэсс.

— Естественно, мы возьмем их с собой.

И снова незнакомец сделал знак рукой. Два человека подбежали к Присцилле и профессору Хардингу.

— Ей нужен инсулин, — сказала Тэсс, — у ее мужа, возможно, инсульт.

— Мы о них позаботимся, даю вам слово, — ответил незнакомец, слегка подтолкнув Тэсс в спину. — Пойдемте.

Сирены завыли совсем рядом, когда вся группа бегом обогнула дом справа. Дым вырывался из окон кабинета, застилая Тэсс глаза.

Когда дым рассеялся, она, увидев два трупа, оступилась и поспешила перевести взгляд на газон перед домом, деревья, кусты и неясные очертания фургона.

— "Порше"! — воскликнула Тэсс. — Я взяла его у одной знакомой. Ее нельзя в это вмешивать!

— Дайте ключи! — протянул руку незнакомец.

Тэсс покопалась в сумке, нашла ключи и бросила ему. Тот на лету поймал их, кинул другому человеку и приказал:

— Поезжай за нами.

Тэсс с Крейгом забрались в фургон, за ними последовали остальные, помогая Присцилле и Ричарду. Незнакомец задвинул боковую дверцу, водитель, нажал на акселератор и с места рванул машину. Вслед за фургоном тронулся «порше». Обе машины завернули за угол и исчезли как раз в тот момент, когда к горящему дому с другой стороны улицы подъехали пожарные машины.

— Ну что ж, — хрипло сказал Крейг, — вы утверждаете, что спасли нам жизнь. Так чего же вы от нас хотите?

Незнакомец, сидевший впереди, рядом с водителем, обернулся к нему и сурово проговорил:

— Все очень просто. Нам нужна ваша помощь, чтобы уничтожить подонков.

— Что?

— Сейчас не время и не место обсуждать эту тему, — сказал незнакомец. — Прежде всего следует кое о чем распорядиться: вашим друзьям нужна медицинская помощь, а нескольким нашим соратникам…

— Погодите, — перебила его Тэсс, глядя назад в окно. — Нас преследуют.

— Вы имеете в виду почтовый фургон и серый седан? — спросил незнакомец. — Они принадлежат, или, вернее, принадлежали, нашим соратникам. Прежде чем напасть на дом, подонки казнили две наши группы.

— Казнили? — удивился Крейг.

Незнакомец, оставив без внимания его недоумение, продолжал:

— Мы обнаружили машины с трупами в квартале от дома. Все свидетельствует о тем, что был применен нервно-паралитический газ. Машины ведут мои люди. Соображения безопасности и долг чести не позволяют нам бросать своих мертвых товарищей. Тела наших мужественно погибших собратьев будут похоронены в освященной земле с соблюдением соответствующих церемоний. Requiem aeternam dona eis, Domine.

— Et lux perpetua luceat eis, — скорбными голосами торжественно отозвались остальные.

Тэсс в изумлении слушала их, поначалу решив, что все это какая-то тарабарщина. Потом до нее вдруг дошло, и она выпалила:

— Вы молитесь на латыни?

Незнакомец покосился на нее.

— Вы поняли, что это значит?

— Нет, я католичка, но, — Тэсс запнулась, — не знаю молитв на латыни.

Незнакомец вздохнул.

— Ну конечно, вы слишком молоды, чтобы знать, как звучали мессы до того, как Ватикан приказал служить их не на латинском, а на местных языках. «Даруй им вечный покой, Господи, и воссияние вечного света». Это из заупокойной мессы.

Тэсс, еще более потрясенная, воскликнула:

— Боже мой! Ко всему прочему вы еще и…

— Кто? — прервал Тэсс незнакомец, испытующе глядя на нее.

— Священники!

— Ну, — ответил незнакомец, — это еще одна тема для разговора.

Глава 18

Фургон и следовавший за ним «порше» въехали на заросшую сорняками стоянку перед заброшенным домом пастора за заколоченной, готической архитектуры церковью на окраине Вашингтона.

Почтовый фургон и серый седан давно свернули в сторону и поехали своей дорогой. Когда незнакомец вышел из машины и присоединился к Тэсс и Крейгу, стоявшим у боковой дверцы, он объяснил:

— Это одна из многих церквей, которые Ватикан вынужден был продать в связи с финансовыми затруднениями. Не беспокойтесь, здесь мы в безопасности. Вы обратили внимание на надпись при въезде?

— "Компания по торговле недвижимостью «Ф и С».

— Вы очень наблюдательны. Компания принадлежит нам, мы сами ведем переговоры о купле-продаже. Так сказать, убираем посредника.

— И посредниц тоже? — съязвила Тэсс.

— Ну конечно, — невозмутимо ответил незнакомец: — Пол для меня не имеет значения. Так или иначе сейчас и церковь, и дом священника находятся под нашим контролем. Соседи подумают, что вы — потенциальные покупатели. Никто из жителей этого квартала нас не потревожит.

— А не из жителей квартала? — Тэсс нервно оглянулась.

— Вы имеете в виду подонков? В живых не осталось ни одного из тех, кто напал на вас. Остальные не знают об этом месте. Повторяю, вы здесь в безопасности.

— Вы называете их не иначе, как подонками, — заметил Крейг.

— Это абсолютно точное определение.

— Куда поехали почтовый фургон и серый седан? — спросила Тэсс.

— Я полагал, вы уже поняли из моих слов. По погибшим соратникам будет прочитана заупокойная месса, ее следует подготовить.

— А потом они будут похоронены в освященной земле, — добавила Тэсс.

— Да, чтобы упокоились их души… Кстати, кому принадлежит «порше»?

Тэсс продиктовала адрес. Столько всего случилось после того, как она оставила гостеприимный дом миссис Кодилл, что ей казалось, будто с того момента прошли целые дни, а не часы.

— Я была бы вам очень благодарна, если бы никто не узнал, что машина принадлежит ей.

— Я вам обещаю, — ответил незнакомец. — Если вы сдержите свое обещание.

— Какое обещание?

— Что будете с нами сотрудничать.

Тэсс передернуло при этих словах.

Незнакомец подошел к «порше» и что-то сказал человеку за рулем. Тот кивнул, умело вырулил со стоянки и укатил.

— А мои друзья? — спросила Тэсс.

— Ричард и Присцилла? Как и вы, Тэсс, я обеспокоен состоянием их здоровья, — сказал незнакомец.

— Вы знаете, как меня зовут?

— И даже больше. Я знаю о вас абсолютно все, включая ваши отношения с лейтенантом Крейгом Меня очень тщательно проинструктировали. Кстати, у людей в грузовике — медицинская подготовка. Они следят за самочувствием ваших друзей. Присцилла и Ричард в надежных руках, но нуждаются в квалифицированной медицинской помощи. Поэтому водитель с фельдшером отвезут их в одну из частных клиник которая находится под нашим контролем. Власти не смогут допросить ваших друзей, пока врач, работающие на нас, не научит их, как и что отвечать. Тем временем Присциллу и Ричарда подлечат, о них не тревожьтесь.

— Спасибо, — с облегчением сказала Тэсс.

— Мне не нужны пустые слова. Я прошу обещанного — сотрудничества, — проговорил незнакомец. Он махнул водителю, и тот вывел фургон со стоянки и повез чету Хардингов в клинику.

— Сотрудничества? — Рука Крейга сжала рукоятку пистолета незнакомца, лежавшего в кармане пиджака.

Трое мужчин неприметной наружности, схватившись за оружие, окружили его.

— Ну да, — сказал Крейг, — конечно, как же иначе, о сотрудничестве я только и думаю!

— Почему бы нам не зайти в дом? — сказал незнакомец. — И не поговорить о том, как вы рады, что остались в живых? А заодно потолковать о наших общих проблемах. И о подонках.

— Вот именно, о подонках, — Истерически воскликнула Тэсс, выходя из себя. — Ну как же! Нам непременно следует о них поговорить!

— Еще немного, и вы сорветесь, — укоризненно проговорил незнакомец. — Прошу вас взять себя в руки.

— Послушайте, я прошла через такой ад! — возмутилась Тэсс. — Я видела, как убили мою мать. За мной охотились и в меня стреляли. Я стреляла в ответ и убивала. Неужели вы думаете, что я струхну перед вами и вашими молодчиками? Я научилась держать себя в руках, даже когда мне очень страшно.

— Тэсс, я повторяю: вам нечего бояться. Мы здесь, чтобы помочь вам, а не запугать. Если, конечно, лейтенант Крейг уберет руку с оружия, которое я отдал ему из самых добрых побуждений.

— Ну, ваши добрые побуждения под вопросом, — сказал Крейг. — Вот, смотрите: я медленно выну из кармана ваш пистолет, держа его только кончиками пальцев. Никакой угрозы для вас, верно? Вот так. Довольны? Берите. Судя по тому, как меня предупредительно обступили эти трое, ваш пистолет мне больше не понадобится. — И он протянул незнакомцу оружие.

— Незачем было устраивать спектакль, — заметил тот. — Особенно когда я вижу под полой пиджака, за поясом, другое оружие. Ну да ладно. Вы об этом не догадываетесь, но мы действуем сообща.

— Ах да, конечно, — скривился Крейг.

— Понимаю ваш скепсис, — ответил незнакомец, — однако давайте войдем в дом, обменяемся мнениями. Я расскажу вам о подонках, а вы подумаете, готовы ли помочь нам.

— Мне самой нужна помощь! — вскричала Тэсс.

— Нет, чтобы остаться в живых, вам нужно согласиться помочь нам уничтожить подонков.

Глава 19

Дом приходского пастора пропах плесенью. В полутемном холле с грязными окнами вокруг покрытого слоем пыли письменного стола в беспорядке стояли потрескавшиеся кожаные кресла. На стенах, обшитых почерневшими дубовыми панелями, висели обросшие паутиной картины на библейские сюжеты.

Тэсс в изнеможении после своего нервного срыва тихо проговорила:

— Прежде чем мы начнем, мне надо привести себя в порядок.

— Как пожелаете, — учтиво ответил незнакомец.

— Здесь есть туалет?

— Конечно. Направо по коридору, первая дверь налево. Я понимаю, вам нужно смыть следы рвоты с подбородка и кофточки.

Тэсс смущенно отвела взгляд.

— Полно, не стесняйтесь. Меня тоже, бывало, в таких случаях рвало.

— Приятно слышать, — с ненавистью бросила Тэсс и направилась в туалет.

Войдя туда, она заперлась и, только когда расстегивала ремень джинсов, заметила свой пистолет. Должно быть, она непроизвольно подняла его там, в саду, после того как незнакомец отпустил ее.

Когда Тэсс ослабила ремень, пистолет чуть не упал. Она подхватила его и положила рядом с собой на раковину, затем спустила джинсы и устроилась на сиденье. Вероятно, от всего пережитого моча ее пахла так резко, что она сморщилась от отвращения. Встав с сиденья и застегнув джинсы, Тэсс сполоснула лицо и долго смывала пятна с кофточки, а управившись, взяла с раковины пистолет. Наверняка незнакомец заметил его у нее за поясом. Он мог в любой момент отобрать оружие. Но не сделал этого.

Почему?

По— видимому, это особый знак, символ сотрудничества, добрых намерений.

"Ладно, — подумала она, засовывая за ремень пистолет. — Я поняла, это значит: «Чувствуй себя в безопасности, но не вздумай нападать».

Она спустила воду, отперла дверь туалета и зашагала с деланной уверенностью по коридору обратно в холл.

Глава 20

Когда Тэсс вошла в холл, куда сквозь мутные оконные стекла едва проникал дневной свет, Крейг сидел в одном из потрескавшихся кожаных кресел и мелкими глотками пил воду из стакана. Остальные мужчины делали то же самое. На столе стояли несколько бутылок и стаканов. Когда незнакомец протянул Тэсс наполненный до краев стакан, она поняла, как у нее пересохло во рту, и стала жадно пить, едва ощущая вкус прохладной, чистой жидкости. Никогда в жизни Тэсс еще не испытывала такой жажды. Она схватила бутылку, снова наполнила стакан и в мгновение ока осушила его. Губы ее еще не обсохли, когда она потянулась за бутылкой. Незнакомец мягко остановил ее руку.

— Не надо, — сказал он. — Вам может быть плохо, если вы сразу выпьете так много.

Тэсс сердито взглянула на него, затем согласно кивнула.

— Садитесь, — продолжал незнакомец, — и постарайтесь расслабиться.

— Расслабиться? Вы, наверное, шутите, — ответила Тэсс, тем не менее пододвинула кресло к Крейгу и тяжело опустилась в него, отчего старая хрупкая кожа затрещала.

— Итак, — незнакомец поднял брови, — если вы больше ничего не желаете, может быть, теперь вы готовы к разговору?

— Я определенно готов услышать ответы на некоторые вопросы, — резко проговорил Крейг и напряженно выпрямился. — Кто вы, черт возьми? Что все это значит?

Незнакомец некоторое время задумчиво разглядывал его. Молчание затягивалось. Наконец он сказал со вздохом:

— Я не могу ответить на ваши вопросы, пока вы не ответите на мои.

— Тогда мы не готовы к разговору, — отрезал Крейг. — Терпение у меня кончилось давным-давно.

— Прошу вас, — остановил его незнакомец, — сделайте одолжение, помолчите. — Он посмотрел на Тэсс. — Как много вам известно о подонках? Понимаете ли вы, почему они хотят вас убить?

— По вашему тону, — сказала Тэсс, — я чувствую, что для вас это не загадка. Вы, видно, знаете ответ, но хотите проверить, знаю ли я.

— Неплохо, — одобрительно произнес незнакомец, склонив голову набок. — Повторю свой комплимент: вы очень наблюдательны. Но дело не в том, что знаю я. Расскажите мне, что вы о них узнали.

Тэсс повернулась к Крейгу, который, подумав, пожал плечами и сказал:

— У нас патовая ситуация, так что расскажи ему. Может, он ответит на наши вопросы.

— Или, может быть, если я все расскажу, они убьют нас.

— Нет, Тэсс, — уверил ее незнакомец, — в любом случае мы не враги, наоборот.

Он достал из внутреннего кармана пиджака кольцо и надел его на палец. Остальные последовали его примеру. Кольца были необыкновенные: золотые, украшенные сверкающим рубином с золотой накладкой на нем в виде пересекающихся креста и меча.

— Очень немногие из непосвященных видели эти кольца, — проговорил незнакомец. — Мы показываем их в знак уважения и доверия, однако это накладывает на вас определенные обязательства.

— Крест и меч на них не случайны? — спросила Тэсс. Незнакомец, взглянув на кольцо, ответил:

— Очень точный символ. Вера и возмездие. Так скажите мне, Тэсс, почему подонки хотят убить вас, а я дам вам свой ответ.

— Потому что… — сбитая с толку, испуганная, начала Тэсс, потом в нерешительности умолкла и в конце концов призналась. Сняла с себя тяжкий груз тайны. Открыла все. На протяжении своего рассказа она то и дело поглядывала на Крейга, который молча сидел в напряженной позе, делая вид, что слушает, а сам не сводил глаз с дверей, выходящих в холл.

Митра. Монсегур. Сокровище. Спальня Джозефа. Барельеф. Битва между, добрым богом и злым. Завершив рассказ, Тэсс устало откинулась на спинку кресла, которая послушно прогнулась под ней, и добавила:

— Они хотят, чтобы я никому не смогла рассказать все, что знаю, и не смогла бы показать фотографии.

— Да. — Незнакомец огладил крест и меч на кольце. — Кстати о фотографиях, позвольте мне посмотреть на них.

Тэсс, порывшись в сумке, протянула ему пакет. Лицо незнакомца окаменело от ненависти, когда он увидел снимок барельефа.

— Это то, что мы подозревали. Проклятый Господом идол.

— Значит, Тэсс была права, — мрачно проговорил Крейг. — Все это бесполезно, вы не услышали ничего нового.

— Напротив, я узнал очень многое. — Незнакомец передал фотографии своим товарищам, которые стали рассматривать их с не меньшей неприязнью. — Теперь я знаю, — продолжал он, — вам известно столько, что мне не удастся, как я надеялся, обмануть вас полуправдой. Мне не удастся использовать вас, не посвятив в наши тайны гораздо больше, чем я рассчитывал. — Некоторое время он раздумывал, потом сказал: — Перед нами встает проблема.

— Какого рода? — насторожился Крейг.

— Вы мне нужны, но я не могу довериться вам. Я не могу полагаться на ваше молчание. Мы самым тщательным образом охраняем свои тайны — точно так же, как подонки — свои. Где гарантии, что вы будете молчать о том, что я собираюсь рассказать?

— Да, это проблема, — согласился Крейг. — Очевидно, вам придется так или иначе довериться нам.

— Лейтенант, я не дурак. Едва оказавшись на свободе, вы немедленно обо всем доложите начальству. Возможно, будет лучше, если я отпущу вас прямо сейчас. Да, вы видели кольца, но они ничего для вас не значат.

— Отпустите нас? Выходит, вы говорили правду? — Крейг озадаченно покачал головой. — И вы не собираетесь расправиться с нами?

— После того как спасли вам жизнь! — воскликнул незнакомец. — Я уже доказал, что заинтересован в вашей безопасности. Вот дверь, она не заперта. Можете встать и уйти, никто вас не остановит.

— Но, — вмещалась Тэсс, — уйдя, мы окажемся там, откуда начали.

— Совершенно верно, — согласился незнакомец. — Подонки будут продолжать охоту, и боюсь, что, если мы устранимся, в Следующий раз они преуспеют и убьют вас. А жаль.

— Что за игры вы пытаетесь навязать нам? — хриплым от ярости голосом осведомился Крейг.

— Мне нужны гарантии. Вы любите эту женщину?

— Да, — ответил Крейг без колебаний, и сердце Тэсс наполнилось гордостью.

— Готовы ли вы признать, — продолжал незнакомец, — что, как бы вы ни старались, без нашей помощи ей грозит смерть? В лучшем случае вы оба будете вынуждены всю жизнь скрываться, постоянно опасаясь нападения подонков.

Крейг молчал.

— Отвечайте! — требовательно сказал незнакомец, — вы согласны лишить любимую женщину будущего, обречь ее на жизнь в вечном, страхе, хотите, чтобы она вздрагивала при малейшем шорохе?

— Черт побери, конечно же, нет! Я хочу уберечь ее от всего этого!

— Тогда дайте слово, поклянитесь душой женщины, которую любите, что никогда и никому не расскажете ничего из того, что услышите!

— Так вот, значит, как, — свирепо посмотрев на него, пробормотал Крейг.

— Да, лейтенант, так, и только так. И, наверное, не нужно добавлять, что, если вы нарушите свою клятву и доложите властям, вы навсегда потеряете доверие любимой женщины?

Крейг молчал, не сводя с него ненавидящего взгляда.

— И надеюсь, вы понимаете, — продолжал незнакомец, — что, если, вы нарушите клятву, охотиться за ней станут не только подонки. К ним присоединимся мы. Если вы нас выдадите, я сам убью ее, чтобы наказать вас.

— Сукин сын! — взревел Крейг.

— Да, да, брань дает выход эмоциям, но ничего не решает. Вы уходите от ответа. Готовы ли вы поклясться? Готовы ли ради любимой женщины дать торжественный зарок молчания?

Крейг, стиснув зубы, играл желваками.

— Крейг, — не выдержала Тэсс, — да скажи ты ему то, чего он добивается. — Она повернулась к незнакомцу. — Я даю вам клятву молчать.

— Ну а вы, лейтенант?

Крейг сжал кулаки и, расправив плечи, с усилием сглотнул.

— Ладно, — нехотя проговорил он, — ваша взяла. Для меня нет ничего дороже, чем жизнь Тэсс. Я не хочу, чтобы за ней охотилась еще одна банда. Обещаю, что не выдам вас. Но должен признаться, что я предпочел бы гореть в аду, чем отступить перед угрозами. Чертовски не люблю, когда мне угрожают.

— Ну, в этом-то все и дело. Клятва ничего не значит, если нарушившему ее не грозит опасность. Но есть еще кое-что, о чем вам следует знать.

— Да? И что же?

— Вы об этом только что упомянули: ад — вот о чем мы сейчас поговорим.

Глава 21

— Не понимаю, — недоуменно проговорила Тэсс, изо всех сил напрягая мозг.

— Ад, — выразительно повторил незнакомец. — Место, уготованное подонкам. Именно туда призваны мы низвергнуть их.

— А почему, — начала Тэсс и собрала все свои силы, готовая к новым сумасшедшим признаниям незнакомца. — Почему вы называете их подонками?

— Им нет другого названия. Они плодятся как крысы. Они заполонили все как вши. Они презренные, подлые, мерзкие, грязные твари. Они распространяют свою зловредную, порочную ересь хуже, чем чумные блохи заразу.

Эта проповедь ненависти ошеломила Тэсс. Она подалась назад, словно ее толкнули в грудь, нерешительно сказала:

— Пришло время сдержать данное вами слово, — вы обещали объяснить, кто вы. В фургоне в какой-то момент я подумала, что вы священники, но теперь…

— Да, мы священники, даже больше чем священники. Возложенная на нас миссия делает нас единственными в своем роде, мы палачи.

— Кто?

— Палачи, — повторил незнакомец, и бесстрастные глаза его вспыхнули. — Мы приводим в исполнение решения высшего суда.

Тэсс изумленно прошептала:

— Какого высшего суда?

— Суда святой инквизиции.

Тэсс, чувствуя, что ей отказывает разум, с трудом произнесла:

— О чем вы говорите? Вы в своем уме, инквизиция прекратила существование еще в средние века?!

— Нет, — спокойно возразил незнакомец. — Вовсе нет, инквизиция возникла в средние века и просуществовала несколько сотен лет. Она была официально распущена только в 1834 году.

Тэсс поморщилась от мысли, что такое страшное явление, как инквизиция, безжалостно преследовавшая всех, кто не придерживался ортодоксальной доктрины, сохранялась вплоть до недавнего времени. Жертвы ее подвергались пыткам, их заставляли отречься от ереси, а тех, кто отказывался, сжигали на костре. «Костер! Опять пламя! — подумала она. — Костры инквизиции! Факелы Митры!»

Но это было не все. Незнакомец, холодные глаза которого вспыхнули еще ярче, продолжил:

— Заметьте, я сказал «официально». На самом деле инквизиция не умерла. Она продолжала свою деятельность неофициально, в глубокой тайне, потому что ее священная цель не была достигнута, потому что подонков так и не уничтожили.

— Вы хотите сказать, — с ужасом проговорил Крейг, — что тайное ядро инквизиции, следуя секретным инструкциям церкви, охотилось за каждым, кто не исповедовал ортодоксального католицизма?

— Нет, лейтенант, я не это хочу сказать.

— А что же?

— Церковь твердо следовала своему решению о роспуске инквизиции. Никаких секретных инструкций не существовало, но тайна была, потому что часть инквизиторов считала невозможным отказаться от своего — великого — предназначения. Прежде чем отойти в мир иной, они воспитали своих восприемников, а те, в свою очередь, воспитали других. Цепь эта не прервется с нашим уходом в небытие, ибо мы растим наших последователей, но что еще важнее, ведем битву с врагом.

— Но это слишком, — возразила Тэсс, чувствуя, что того и гляди, повредится умом. — И все из-за того, что ваши жертвы не ходят по воскресеньям на мессы?

— Не упрощайте! Мне все равно, ходит ли человек на мессы по воскресеньям или нет. Любой, кто так или иначе почитает единого Бога, — не моя забота. Но те, кто верят, будто у истинного милосердного Господа есть всесильный соперник — бог зла, сами являют собой зло не меньшее, чем бог, которого они ненавидят. Митраисты, — незнакомец чуть не сплюнул от отвращения, — их последыши альбигойцы, проклятые дуалисты, выжившие после Монсегура, — вот кто мои враги. Им удалось бежать, прихватив с собой своего идола, и притаиться. Они расползлись повсюду, эта зараза разрасталась как нарыв. Они вышли из-под нашей власти, или, если быть точными, намереваются захватить власть над всем миром. Они убили вашего друга. Они убили вашу мать. Они хотят убить вас. Я не успокоюсь, пока не уничтожу их!

— Погодите минуту, остыньте, — сказал Крейг. — Что вы имели в виду, когда сказали, что они намереваются захватить власть во всем мире?

— Ускользнув из Монсегура, горстка еретиков бежала из Юго-Западной Франции, стремясь как можно дальше уйти от преследования. Они направились на юг, в Испанию, где нашли убежище в уединенной горной долине среди вершин хребта, который сейчас называется Пиком Европы. Там они, решив восстановить свой культ, выучили испанский язык, восприняли испанские обычаи и, успешно слившись с местным населением, стали в строжайшей тайне поклоняться своим мерзким идолам. За двести с лишним лет община еретиков разрослась, и они начали посылать единоверцев в другие районы Испании. Если не будет обнаружено их главное логово, у презренных тварей останется шанс сохранить свою отвратительную веру.

— Памплона и Мерида, — обронила Тэсс.

Незнакомец, насторожившись, спросил ее:

— Почему вы вдруг назвали эти города?

— Присцилла, женщина, которую ваши люди отвезли в клинику, рассказывала мне о них, — ответила Тэсс. — По существу, о митраизме я все узнала от Присциллы. Она прежде была преподавателем и университете.

— И что же вам известно о Памплоне и Мериде?

— В научных экспедициях по тем районам она видела митраические скульптуры в пещерах.

— По правде говоря, я этого не ожидал. Вы сообщили неизвестные факты. Мы пытаемся найти главное логово, а вы, возможно, навели нас на более мелкие.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — вмешался Крейг. — Что вы имели в виду, когда говорили, что они намереваются править всем миром?

— Итак, через двести лет еретики почувствовали себя в безопасности. Однако в 1478 году начала действовать испанская инквизиция. Ранее очистительные костры заполыхали по всей Европе, но испанская инквизиция была особенно непримиримой. Она повсюду выслеживала еретиков. Ни одна даже самая маленькая деревушка не ускользнула от ее бдительного ока. Но изобретательные и неистребимые подонки вновь сбежали. На этот раз в Северную Африку, а именно в Марокко. Приняв чрезвычайные меры предосторожности, они сошлись на ответственную встречу, где решили, что им следует перейти в наступление, чтобы окольными тайными путями сохранить свою ересь. В конце концов было решено готовить из числа еретиков таких людей, которые, покинув логово, стали бы пробиваться к власти, скрывая свое истинное лицо. Проникая под чужими именами в высшие сферы общества, они должны были, используя свое влияние, прекратить преследование еретиков и захватить в свои руки структуры власти! Как можно догадаться, их первые усилия в этом направлении были незначительными. Но с той поры, с пятнадцатого века, еретики расплодились во множестве, они внедрились во все политические системы Европы и Америки. Это они добились роспуска святой инквизиции. А сейчас угроза нависла над всей планетой. Они собираются, подчинив себе весь мир, навязать ему свои еретические заблуждения.

— Вы явно преувеличиваете, — возразил Крейг.

— Едва ли. Вы не представляете, до каких крайностей они дошли. Подонки убеждены, что злой бог уничтожит планету, и потому действуют все решительнее, — по мере приближения двухтысячного года, ибо, как завершение всякого тысячелетия, он может принести с собой всевозможные потрясения и даже апокалипсис. Не удовлетворяясь ролью манипуляторов в правительствах, они создали собственную инквизицию и насылают убийц на каждого, кто, по их мнению, служит злому богу. Почерк их вам, должно быть, известен — убийства повсюду: в Австралии, Гонконге, Бразилии, Германии, Кении, в Северной Атлантике, Америке. Они убивают промышленников, инвесторов, руководителей крупных корпораций, рыболовов-браконьеров, охотников за слоновой костью, капитана, чей танкер потерпел крушение и чуть не погубил разлившейся нефтью Большой Барьерный риф. Подонки приговаривают к смерти всякого, кого обвинят в алчности, нерадивости и небрежном отношении к природе.

— Боже мой! — воскликнула Тэсс. — Я как раз пишу статью на эту тему. О том, как радикально настроенные защитники окружающей среды переходят в наступление!

— Нет, это не защитники окружающей среды. И когда вы говорите о боге, какого бога вы имеете в виду? Надеюсь, не их бога, которому противостоит не менее могущественный злой соперник? — подозрительно спросил незнакомец.

— Меня это не интересует. Главное, что планета действительно в опасности! Ее надо спасать!

— Похвальное намерение, — сказал незнакомец. — Однако, если вы верите в единого истинного Господа, в какого верю я, вы должны полагаться на Него. Он знает лучше нас. Если Земле суждено погибнуть, значит, такова Его воля. Таков промысел Божий, наказание нам за грехи. Если мы не образумимся, то погибнем. Но еретики, поклоняющиеся другому, несуществующему богу, бросают вызов промыслу Господнему. И за это им суждены муки ада.

— Неужели вы не понимаете, что вы такие же фанатики, как и они?

— Да, — невозмутимо признал незнакомец, — в подобной ситуации требуется фанатизм. В конце концов, чтобы одолеть непримиримого врага, нужно быть не менее непримиримым.

— Я не это имела в виду. Один бог, два бога. Вы считаете, что вы правы. Они считают, что правы они. Мир рушится, а вы воюете друг с другом из-за религиозной доктрины. Если уж на то пошло, то я симпатизирую противоположной стороне. Ведь они хотят спасти Землю.

— Но они также пытаются убить вас, — заметил незнакомец. — А многих уже убили, и вы это одобряете? Вы прощаете им смерть промышленников, финансистов и так далее?

— Ваша цель — уничтожить еретиков. Это для вас важнее всего. Вы тоже убиваете. Разве вы вправе винить их за то, что делаете сами?

— Есть одно различие, — ответил незнакомец. — Да, мы ведем войну, но мы убиваем солдат, а не мирное население. Им же, в отличие от нас, все равно, кого убивать. Вместе с виновными подонки уничтожают невиновных. Вашу мать, например. Ее единственная провинность заключается в том, что она оказалась рядом, когда они пытались вас убить. Честно говоря, я ожидал, что вы намерены отомстить за нее.

— Да, я хочу, чтобы преступники заплатили и за это, но… о Господи, помоги мне, я в таком смятении!

— Не вы одна, — проговорил незнакомец. — Убийство противоречит моему сану священника. И тем не менее… — Он опустил взгляд на кольцо на руке. — Я посвятил себя защите веры.

В холле воцарилась тишина, и Крейг, воспользовавшись паузой, вступил в разговор:

— У меня к вам масса других вопросов.

— Да, пожалуйста. — Незнакомец медленно поднял голову.

— Вы сказали, что, когда инквизиция подобралась слишком близко, еретики бежали из Испании.

— Правильно.

— И перебрались в Марокко.

— Да.

— Этим объясняется увлечение Джозефа Мартина «Ожерельем голубки» — трактатом о куртуазной любви, написанным мавром, эмигрировавшим в Испанию.

Незнакомец кивнул.

— Этим объясняется также, почему Джозеф Мартин был немного похож на испанца. Смуглый, темноволосый, с чертами лица, больше напоминающими латиноамериканца, чем, скажем, француза. Означает ли это, что еретики не только восприняли образ жизни и обычаи местного населения, но и связали себя с ним кровными узами?

— Да, — ответил незнакомец. — Вначале община была такой малочисленной, что перед подонками встала необходимость восполнить свой генофонд. Они обращали своих жен в митраизм и брали с них клятву хранить тайну. Но вы, — незнакомец повернулся к Крейгу, — не упомянули еще об одной характерной черте в их внешности. У большинства потомков еретиков есть некая генетическая особенность — необычный цвет глаз, серый. Это один из немногих признаков, по которому их можно распознать.

Тэсс с тоской вспомнила серые лучистые глаза Джозефа, обладавшие необыкновенной притягательностью и обаянием.

— Но если инквизиция подобралась к еретикам так близко, что они покинули Испанию, — спросил Крейг, — почему вы думаете, что центр ереси остался там же?

— Хотя первоначально подонки пришли из Франции, они считают, что их родина — Испания. Мы думаем, они вернулись, хотя нам пока так и не удалось обнаружить их логово.

— И ещё один вопрос, который никак не дает мне покоя, — сказал Крейг.

Незнакомец, кивнув, дал знак продолжать.

— Если Джозеф Мартин поклонялся Митре, почему его убили братья по вере? — спросил Крейг. — Почему они охотились за ним и, когда поймали, сожгли в парке Карла Шурца? Что заставило их обратиться против единоверца?

— Ах да, Джозеф Мартин. Интересный случай. Из него получился бы отличный информатор.

— Информатор? — в замешательстве переспросила Тэсс.

— В поисках логова подонков мои коллеги обнаружили нечто неожиданное, — начал незнакомец. — Оказалось, что один из подонков порвал со своей общиной. Его ужаснуло, что братья но вере занимаются массовыми убийствами. Он скрылся, решив исповедовать митраизм в одиночестве. Это был очень осторожный человек. Он переезжал из города в город, каждый раз меняя имя, ибо сознавал, что для единоверцев он представляет потенциальную опасность. Ведь он слишком много знал и, обнаружив себя, мог бы вывести нас на их след. С точки зрения подонков, человек, который в конце концов назвался Джозефом Мартином, должен был умереть. Поэтому его разыскивали не только мы, но и они. Мы следовали за Джозефом Мартином из Лос-Анджелеса в Чикаго, затем в Нью-Йорк, где и обнаружили его. Но мои соратники не взяли его сразу же, надеясь дождаться появления подонков, которые за ним охотились. Мои коллеги рассчитывали одним ударом поразить сразу несколько целей. К сожалению, их план не сработал, и Джозефа Мартина убили.

— Не просто убили. Сожгли! — содрогнувшись, сказала Тэсс.

— Чему вы удивляетесь? Вспомните факелы Митры — бога солнца, бога огня. У подонков принято казнить с помощью огня.

— Ваш праведный гнев не очень-то уместен. В этом смысле они не одиноки. Разве инквизиция казнила не огнем? — с упреком проговорила Тэсс.

— Верно. Однако есть различие.

— Так просветите меня!

— Их жертва, сгорая в огне, подобно фениксу, возрождается к новой жизни, по крайней мере они так считают. По их мнению, смерть переносит человека не в рай или ад, а в другое существование. Возродившись в другом облике, человек получает еще одну возможность спасения души. Идея перевоплощения — одна из причин, по которой они борются за то, чтобы Земля не погибла, рассчитывая воплотиться вновь, — пояснил незнакомец. — Огонь, которым мы казнили, наказывает и очищает, превращая грех в пепел. Больше того, он дает подонкам почувствовать, что их ждет в преисподней.

— Да, именно к этому все время возвращается наш разговор — к аду, к преисподней, — сморщившись, проговорила Тэсс.

— Не только к этому. Нам следует вернуться к одной из тем, которой мы уже касались.

— И какой же именно? — спросила Тэсс.

— Поскольку я не сомневаюсь, что вы сдержите данную вами клятву молчания, я рассказал вам все до конца. И теперь повторяю вопрос, который задал в начале. Вы согласны сотрудничать? Вы готовы помочь нам уничтожить подонков, чтобы спасти свою жизнь?

— Уничтожить… чтобы спасти себе жизнь? Я не вижу связи между одним и другим.

— На самом деле все очень просто.

— Для меня — нет.

— Подонки продолжают охотиться за вами, чтобы не допустить утечки информации. Единственный путь остановить их — помочь нам в выполнении нашей великой миссии.

— И как же, по-вашему, я могу помочь?

Незнакомец, пристально глядя ей в лицо, ответил:

— Сыграв роль приманки.

Глава 22

Тэсс содрогнулась, кровь застучала у нее в висках.

— Но это значит, что ничто не изменится, я по-прежнему буду в опасности!

— Я гарантирую вам защиту, — сказал незнакомец.

— Чепуха, — вмешался Крейг. — Вы же знаете, что это невозможно. В ту же минуту, как Тэсс объявится, в ту же минуту, как убийцы обнаружат, где она, они организуют нападение. Они уже доказали, что настроены очень решительно. На мой взгляд, единственный способ защитить Тэсс — это поместить ее в безопасное место и выставить полицейскую охрану.

— И сколько времени они будут нести возле нее караул? — Незнакомец покачал головой. — Это же не может продолжаться вечно. Полиция не пойдет на такие жертвы. Ее сотрудники в конце концов понадобятся и в других местах. И, кстати, как долго могут полицейские оставаться настороже? Через несколько дней, если ничего не случится, это им прискучит, они наверняка потеряют бдительность — такова природа человека, и тогда…

— Погодите, — прервала его Тэсс. — Я знаю, как спастись!

— Да? — усомнился незнакомец.

— Есть очень простое решение!

— В самом деле? — Теперь в голосе незнакомца прозвучало сомнение. — Если так, то я о нем не подумал.

— Единственное, что мне нужно сделать, — это рассказать всем и каждому — полиции, репортерам, тележурналистам, всем без исключения — о том, что случилось со мной, с Джозефом, с мамой, рассказать о еретиках и о том, почему они хотят меня убить. Если еретикам нужно заткнуть мне рот, то после того, как я выложу о них все, что знаю, эта нужда отпадет, ибо их тайна окажется раскрыта. Не тревожьтесь, я не буду вас впутывать, но у ваших врагов…

— И ваших тоже, — вставил незнакомец.

— Правильно, — согласилась Тэсс, — и моих тоже, у этих ублюдков, которые убили мою мать, больше не будет оснований охотиться за мной. Они будут изобличены, и охотиться станут за ними. Им придется скрываться пуще прежнего.

— Тэсс! — безнадежно покачал головой незнакомец. — Вы так ничего и не поняли.

— Но ведь по идее все так логично!

— Во-первых, — возразил незнакомец, — подонки захотят рассчитаться с вами. Они сделают все возможное, чтобы убить вас из принципа, наказать за причиненное им вами зло. Во-вторых, представляете, как абсурдно будет звучать ваш рассказ? Полиция, репортеры, тележурналисты решат, что вы потеряли рассудок. В-третьих, информация, которую вы обнародуете, не поможет избавиться от подонков. Допустим — пусть даже это невероятно, — что власти, отбросив сомнения, все-таки поверили вам. И что дальше? Если мы, с многовековым опытом охоты за подонками, до сих пор не смогли выследить и уничтожить их всех до одного, то что, по-вашему, сможет сделать полиция? К тому же вы упустили один момент. О да! Я боюсь, вы упустили весьма существенный фактор.

— Какой же? — сердито поинтересовалась Тэсс.

— Вы сами.

— А что?

— Подумайте, кто вы, Тэсс! Вспомните о вашем происхождении, о вашем покойном отце!

— Какое все это имеет отношение к делу?

— Я имею в виду, Тэсс, вашу возможность использовать старые отцовские связи. Допустим, вы все расскажете полицейским, репортерам и кому угодно еще. Когда они вам не поверят, что вы будете делать? Сдадитесь? Скажете: «Я сделала все, что в моих силах» — и в страхе спрячетесь, опасаясь тех, кто за вами охотится?

— Конечно, нет!

— А что вы будете делать?

— Буду пытаться еще и еще раз. Буду бороться, чтобы отомстить за смерть матери и Джозефа.

— Совершенно верно, — кивнул незнакомец, — вы используете свое влияние. Вы потребуете, чтобы друзья вашего покойного, погибшего смертью мученика отца выполнили свой долг перед ним. Вы будете настаивать, чтобы друзья отца, занимающие самое высокое положение в правительственных кругах, помогли вам. И они помогут, Тэсс. Я думаю, помогут. Чтобы снять с себя бремя долга, чтобы успокоить свою совесть, ведь они послали вашего отца в Бейрут на верную смерть ради заключения незаконной сделки на поставку оружия, которое сыграло бы решающую роль в гражданской войне в Ливане и перевесило бы чашу весов в пользу христиан. Но я уже говорил и сейчас напоминаю, что подонки оказались в высших эшелонах власти. Мы не знаем, кто они, мы не сумели их раскрыть, но можете мне поверить, они есть там. Имейте в виду, что от этого зависит ваша жизнь. И чем настойчивее вы будете требовать содействия в самых верхах, тем скорее повстречаете врага. Вы его не распознаете, не догадаетесь, кто перед вами. Но вы-то им известны, и они сделают все, чтобы уничтожить вас, прежде чем вы сможете разоблачить их сеть и их самих.

По телу Тэсс пробежала дрожь.

— Ничего подобного, — призналась она, — никогда не приходило мне в голову.

— Как это ни печально, — пробормотал Крейг, — но он прав.

— Поэтому, — продолжал незнакомец, — сейчас перед вами стоит дилемма: скрыться, храня все в тайне, или сотрудничать с нами, следуя моим инструкциям, чтобы помочь нам выявить подонков на самом высоком уровне и таким образом способствовать нашей миссии.

— То есть убийствам. Меня тошнит от убийств.

— Боюсь, что альтернатива еще меньше придется вам по вкусу, — сказал незнакомец; — Выбор за вами. Хорошенько подумайте, представьте, что вас ждет в будущем, потом решайте.

— Мне ничего другого не остается.

— Говорите точнее.

— После всего, что вы сказали, я вынуждена сотрудничать.

— Вы приняли верное решение.

— Но вы уверены, что я буду в безопасности?

— Слово чести, — сказал незнакомец.

— Я надеюсь, вам дорога честь.

— Больше, чем подонкам, Тэсс. И запомните, у нас есть одно преимущество.

— Какое?

— Истинный Бог на нашей стороне.

— Хотелось бы мне разделить вашу убежденность.

Входная дверь отворилась, и Тэсс, нервы которой были напряжены до предела, от неожиданности чуть не подскочила. Однако человек, охранявший вход, похоже, нисколько не встревожился. В холл вошел мужчина, который отводил «порше» миссис Кодилл.

— Старая леди оказалась чрезвычайно любезна, — проговорил он. — Она даже приказала дворецкому доставить меня обратно в Вашингтон. Я вышел из машины за пятнадцать домов отсюда, так что дворецкий остался в неведении относительно этого места. Прежде чем возвратить автомобиль, я обыскал его на случай, если вы вдруг оставили что-нибудь подозрительное, и обнаружил под передним сиденьем «порше» вот это, — добавил он, протягивая Тэсс бумажный пакет.

Тэсс обреченно заглянула в пакет, хотя знала, что найдет там патроны.

— Спасибо, — грустно проговорила она, — если так и дальше пойдет… — Голос ее дрогнул от отчаяния, — похоже, они мне понадобятся.

Судный день

Глава 1

Тэсс услышала, как к дому пастора подъехали два автомобиля. Смолкли моторы, открылись и захлопнулись дверцы.

Тэсс, нервничая, искоса взглянула на стоящего у входа человека, который, посмотрев в окно, спокойно опустил оружие.

Шаги приближались. Через секунду в холл вошли четверо стройных, подтянутых молодых мужчин с неприметными лицами. Двоих Тэсс узнала: это были водитель и фельдшер, которые отвезли Присциллу и профессора Хардинга в частную клинику. Двух других она раньше не видела. Очевидно, один вел почтовый фургон, а второй — серый седан, которые, не доезжая заброшенной церкви, свернули в сторону.

— Избавились от грузовика и седана? — спросил незнакомец.

Эти двое кивнули.

— Мы поставили их на стоянке у торгового центра, — сказал один из них. — Сменили номера на фальшивые. Документы в машинах поддельные. Отпечатков пальцев нет. Мы даже не вынули ключи зажигания, чтобы машины поскорее украли.

— Хорошо. Слежки за вами не было?

— Мы ничего не заметили. Запасной автомобиль никто не трогал, все чисто.

— А что насчет похорон наших товарищей?

— Все подготовлено. Я, однако, сожалею, что мы не сможем присутствовать на церемонии.

— Я тоже. Но с ними будут наши молитвы. — Незнакомец опустил голову и, постояв так некоторое время в скорбном молчании, перекрестился, вздохнув, затем повернулся к водителю с фельдшером и сказал: — Я уверен, что Тэсс хотелось бы узнать о состоянии своих друзей.

— Еще как! Вы отвезли их в клинику? Что сказал врач?

Один из мужчин успокаивающе поднял руку.

— Женщине сделали инъекцию инсулина. Она поела и ожила.

— А профессор Хардинг?

— Второй нахмурился.

— У мужчины инсульт. Ему сразу же ввели необходимые препараты, и, прежде чем мы уехали, он даже смог произнести несколько слов.

— И что он сказал?

— С трудом три слова — жене.

— И какие же?…

— "Я люблю тебя".

Чувствуя ком в горле, Тэсс сказала:

— Это я виновата. Это все моя вина.

— Нет, — возразил незнакомец, — это вина подонков.

— Если бы вы знали, как мне хочется этому верить! Но не обратись я к ним за информацией, профессор Хардинг был бы здоров. Вот так, — Тэсс сердито посмотрела на него, — все к одному и идет. Остается все меньше и меньше возможностей для выбора и наконец только одна — сотрудничать с вами.

— Обстоятельства выше нас, — ответил незнакомец. — А теперь, кажется, пора заняться делом. — И показал на телефон, стоявший на покрытом пылью письменном столе. — Начинайте, звоните друзьям отца. Требуйте их помощи, расскажите, как вы беззащитны. Заставьте их почувствовать вину и ответственность за смерть отца. Среди тех, кто откликнется, по крайней мере один окажется тем, кто нам нужен.

Человек, отвозивший в клинику Хардингов, озабоченным тоном сказал:

— У меня есть важная информация. Мы слушали новости по радио, когда возвращались обратно. Полагают, что между двумя преступлениями — В Джорджтауне и Александрии — много общего, тактика аналогична. Полиция считает…

Незнакомец резко оборвал его:

— Меня не интересует, что считает полиция. Тэсс, снимайте трубку и начинайте звонить.

— Прежде должен позвонить я, — остановил его Крейг. — Я обещал шефу полиции Александрии, что свяжусь с ним.

— Это обещание может подождать.

— Не может. Если я не позвоню и не объяснюсь, моей карьере — конец. Меня могут приговорить к заключению за отказ сотрудничать со следствием в деле об особо опасном преступлении. То есть если я останусь в живых, конечно. Знаете, не всегда можно рассчитывать на удачу. Но мне нравится моя работа, мне хотелось бы и дальше ею заниматься. Однако есть одна штука, которая мне не нравится, — это разговаривать с человеком, чьего имени я не знаю.

— Мое имя? Пустая формальность. Это не важно.

— Для меня важно.

— Тогда зовите меня… — незнакомец помедлил, — хорошо, зовите меня отец Болдуин.

— Уверены, что не «отец Смит» или «отец Джонс»?

— По-моему, «отец Болдуин» звучит неплохо.

— Но это имя вам не совсем подходит. Или я ошибаюсь, когда слышу едва заметный европейский акцент? Вероятно, французский?

— Лейтенант, вы в конце концов задали на один вопрос больше, чем следовало. Хорошо, звоните, объясняйтесь с шефом александрийской полиции, если считаете, что это необходимо для выполнения Тэсс ее задания, А шефу полиции просто скажите, что до сих пор не сумели вступить с ней в контакт. И не беспокойтесь, он не сможет определить, откуда вы звоните. Вызов будет передан по спутниковой связи через Лондон и Иоганнесбург.

— Серьезно работаете. Впечатляет.

— Стараемся. Но ведь у нас сотни лет опыта.

— Оно и видно.

Крейг вынул из кармана мятого пиджака клочок бумаги, взглянул на записанный там номер телефона, поднял трубку и набрал нужные цифры.

Отец Болдуин тут же нажал кнопку, включавшую микрофон: теперь разговор по телефону был слышен всем. Вначале раздался шорох и шуршание на линии, щелчки переключателей международной связи, затем гудок, когда вызов достиг Александрии.

Еще один гудок — и мужской голос ответил:

— Приемная шефа полиции Фарли.

— Это лейтенант Крейг из нью-йоркского управления полиции, отдел по розыску пропавших без вести. Он, вероятно, ждет моего звонка.

— И даже очень, черт побери. Не вешайте трубку.

Щелчок. Снова тишина и шорохи на линии. Крейг, продолжая держать возле уха трубку, взглянул на человека, назвавшегося отцом Болдуином, и обнял Тэсс за плечи.

— Я знаю, как тебе тяжело, малышка. Не бойся, все будет в порядке.

— Если бы кто-то другой назвал меня малышкой, я бы ему врезала, — сказала Тэсс.

— Так мой отец называл мать.

— В таком случае это звучит чудесно.

Щелчок.

— Говорит шеф полиции Фарли. Где вы болтаетесь, черт вас подери? Я уже несколько часов жду вашего звонка.

— Дело в том, что я так и не нашел…

— Терезу Дрейк? — перебил его Фарли. — Я больше ею не занимаюсь. Мои люди до сих пор разбираются, что же, в конце концов, произошло прошлой ночью в доме ее матери. Сегодня днем похожее нападение имело место в Вашингтоне, полиция ведет следствие. Они хотят знать, не связаны ли между собой эти два происшествия. Но вот что я хочу знать: каким образом в дело оказалось втянутым ФБР?

— Что?

— К ним никто не обращался, и я не понимаю, на каком основании они должны заниматься убийством Мелинды Дрейк.

При упоминании имени матери лицо Тэсс исказилось.

— Бюро проявляет ко всему этому интерес? — изумился Крейг.

— Вскоре после полудня со мной связался Эрик Четем — сам директор Бюро. Он хочет поговорить с Терезой Дрейк. Это, мол, вопрос национальной безопасности, чрезвычайно важный и так далее, и тому подобное. Я достаточно хорошо справляюсь со своей работой и, когда в нее начинают вмешиваться люди со стороны… Ну да ладно. Я доложил, ему о нашей договоренности. Теперь это дело не в моей компетенции. У меня приказ — из самых высших правительственных инстанций — передать вам, чтобы вы не приводили ко мне Терезу Дрейк. Вместо этого вам следует связаться с Четемом. Он сегодня звонил целых три раза — хотел узнать, не было ли от вас известий, и всякий раз напоминал, чтобы вы тотчас же ему позвонили, немедленно. Крейг, что, черт возьми, все это значит?

— Клянусь, я тоже хотел бы узнать.

— Тогда вам лучше сделать это побыстрее. Как говорит Четем, сейчас же. Не хватало мне только нахлобучек от ФБР.

— Понял.

— Ну, раз вы такой понятливый, Крейг, знайте, когда мы встретимся, будьте любезны мне все объяснить. Поверьте на слово, если я разозлюсь, вам не поздоровится. Потому что я злопамятный сукин сын и добьюсь того, чтобы ваш капитан не был от вас в восторге.

— Повторяю, я понял.

— Какой сюрприз! Наконец-то нашелся человек, который выслушивает мои приказы, а не я — его. Позвоните Четему, вот его личный телефон.

Крейг записал номер.

— Сделайте так, чтобы этот чиновник не путался у меня под ногами, — сказал Фарли. — Я хочу спокойно заниматься своим делом и выяснить, кто убил Мелинду Дрейк.

— Обещаю, что все сделаю. — Крейг с тяжелым чувством повесил трубку.

— Ну, — сказал отец Болдуин, — кажется, началось.

Тэсс удивленно подняла брови.

— Думаете, Эрик Четем входит в ту группу, которая пытается меня убить?

— Возможно, я же говорил, что подонки пробрались в высшие эшелоны власти. Но не исключено, что это совпадение, — ответил отец Болдуин. — Четем знал вашего отца?

— Знал, и очень хорошо.

— Тогда он может действовать из добрых побуждений, из желания защитить вас.

Тэсс с безнадежным видом покачала головой.

— Боюсь, вы заблуждаетесь.

— В чем же? — спросил отец Болдуин, ожидая объяснения.

— То, что я прошлым вечером приехала к матери, знали только враги.

— Не совсем так, там был Брайан Гамильтон и, конечно, наши люди.

— Но Брайан Гамильтон мертв! — воскликнула Тэсс. — Я остаюсь при своем мнении. Шеф полиции Александрии узнал, что за мной охотятся, потому что ему об этом сообщил Крейг. Но как узнал Четем?

Глаза отца Болдуина загорелись.

— Полагаете, он получил информацию от людей, которые напали на дом вашей матери и упустили вас?

— По-моему, рассуждения Тэсс звучат убедительно, — вмешался в разговор Крейг.

— Возможно, но, — отец Болдуин покачал головой, — меня беспокоит очевидность этого логического построения. Начиная с 1244 года, когда подонки бежали из Монсегура, они успешно скрывались благодаря удивительной способности маскироваться. На протяжении многих веков они совершенствовали свою систему конспирации. Если Четем — враг, стал бы он рисковать, стал бы, вопреки всем правилам, привлекать к себе внимание, действуя настолько прямолинейно?

— Да, стал бы, — ответила Тэсс, повернувшись к картине на стене, а затем снова обратившись лицом к отцу Болдуину, — если он и его группа находятся в безвыходном положении. Связавшись с Фарли и настояв на том, чтобы дело было передано ФБР, Четем уже выполнил часть их плана. Они хотят убить меня из-за фотографий и из-за того, что я знаю, и если все пойдет по его сценарию, я так и не успею ничего рассказать властям.

Помолчав некоторое время, отец Болдуин задумчиво произнес:

— Может быть, вы правы, есть только один способ проверить.

— Да, — ответила Тэсс, чувствуя, как у нее тревожно сжалось сердце. — Позвонить ему.

Она с опаской взяла листок бумаги, на котором Крейг записал номер телефона Четема.

— Подождите, — остановил ее отец Болдуин.

— Минуту назад вы меня настойчиво подгоняли.

— Ситуация изменилась. Теперь, когда определилась возможная цель, мне нужно научить вас, как следует вести себя во время разговора с Четемом. Тем временем надо заняться кое-какими делами, возможно, весьма прозаическими, но необходимыми.

— Что вы имеете в виду?

— Уже восьмой час.

— Ну и что?

— Вам надо поесть.

— Забудьте об этом. Еда — последнее, о чем я думаю. Я просто не смогу сейчас есть.

— Но если вы совсем лишитесь сил, то окажетесь для меня бесполезной. Мои информаторы доложили, что вы не едите мясного. А рыба подойдет?

Тэсс пришла в ужас от столь широкой — вплоть до всех ее привычек — осведомленности отца Болдуина. Она почувствовала негодование, но властный тон священника заставил ее смириться.

— Если уж вы так настаиваете, — проговорила Тэсс, — придется поужинать, хотя не знаю, зачем вам мое согласие. Вы все равно сделаете по-своему. Хорошо, рыба подойдет.

— А вам, лейтенант?

— Неделю назад я бы заказал бифштекс с жареной картошкой. Но теперь, после знакомства с Тэсс… То, что нравится ей, сгодится и для меня.

— Мне также нужно знать размеры вашей одежды, — сказал отец Болдуин. — То, что на вас, все порвано и пропахло дымом. Поскольку вам предстоит показаться на людях, следует переодеться, чтобы ваш вид не вызывал недоумения.

— Я переодеваюсь уже во второй раз сегодня, — пробормотала Тэсс и обнаружила, что ее бьет дрожь.

Глава 2

Эрик Четем стоял на нижних ступенях лестницы, ведущей к мемориалу Линкольна. Огромный монумент и мраморные колонны рядом таинственно белели в темноте надвигающейся ночи. Часть улицы вокруг мемориала была закрыта для движения, но справа по специальной подъездной аллее к стоянке то и дело подкатывали машины, из которых выходили туристы и направлялись к мемориалу. Четем не сводил со стоянки глаз, нервно ожидая посланца от Тэсс Дрейк.

Поздний вечер был теплым. Тем не менее Четем зябко ежился, словно под ложечкой у него смерзлись кусочки льда. Ему не давали покоя тревожные опасения не только потому, что он согласился, вопреки рассудку и опыту, на эту не совсем обычную и потенциально опасную встречу, а скорее из-за того, что это было уже второе не совсем обычное свидание за сегодняшний день. Первое — с Кеннетом Мэдденом, заместителем директора ЦРУ по тайным операциям, — состоялось в полдень на Арлингтонском национальном кладбище. Между этими встречами несомненно существовала связь, и Четем был более чем уверен, что близятся какие-то роковые события. Он подумал об убийстве Мелинды Дрейк и поправил себя: нет, не «близятся», а уже происходят. Многолетний опыт работы директором Федерального бюро расследований подсказывал ему, что началось нечто непредсказуемое и неконтролируемое.

Когда два часа назад Тэсс позвонила ему, Четема встревожил ее дрожащий, полный отчаяния голос. Она без сомнения была сильно напугана. Даже не дав ему возможности объяснить, почему он хотел поговорить с ней, Тэсс с места в карьер заявила, что знает, кто убил ее мать, что у нее есть важная информация об убийстве, которую она не может сообщить ему по телефону. Ей необходимо кое-что объяснить, показать улики.

— Так приезжайте ко мне на работу, впрочем, нет, — передумал Четем, — лучше встретимся у меня дома, там нас никто не побеспокоит.

— Но ни на работе, ни у вас дома я не буду чувствовать себя в безопасности!

— Простите, Тэсс, но не кажется ли вам, что ваши опасения несколько преувеличены?

— После всего, что я пережила? Эрик, вы даже не представляете, через что мне пришлось пройти. На моем месте вы опасались бы не меньше.

— Ладно, успокойтесь. Если вы в такой панике, я прикажу специальным агентам охранять дом.

— Нет! Встреча должна состояться на моих условиях. Если вы действительно были другом моему отцу, вы сделаете все возможное, чтобы уберечь меня от смерти!

— Хорошо, — помолчав, согласился Четем, — в память о вашем отце я готов принять любые условия.

— Несколько моих друзей встретят вас и отвезут туда, где я не боюсь за свою жизнь.

— Согласен.

— Вы приедете один, — добавила Тэсс.

— Мне это не нравится, но все равно, согласен, — проговорил Четем, и в висках у него застучало.

— Так надо. Чтобы мои друзья могли убедиться, что за вами нет хвоста. Люди, которые хотят убить меня, вероятно, следят за вами.

— Вы опять преувеличиваете.

— Нет, Эрик, я констатирую факты! Если я не приму мер предосторожности, они через вас могут найти меня. Неважно, какой пост вы занимаете. Еретики доказали, на что они способны, лишь бы заставить меня замолчать.

— Еретики? — спросил Четем, и по спине у него пробежал холодок. — О ком вы говорите?

— Вы хотите сказать, что ничего не знаете?

— Если бы я знал, неужели стал бы отрицать это?

— Умоляю вас, будьте там, пожалуйста! — Тэсс назвала место и время встречи и добавила: — Я буду ждать в надежном месте, куда мои друзья привезут вас.

И вот сейчас Четем тревожно поглядывал в темноте на светящийся циферблат своих часов. Десять минут двенадцатого. Стоя среди туристов у подножия подсвеченного лучами прожекторов памятника Линкольну, он ежился от холода, несмотря на теплый вечер. Он ждал уже целых десять минут — вероятно, посланец Тэсс разведывал окрестности, чтобы проверить, явился ли Четем один и не проследили ли за ним враги Тэсс. Между тем директор ФБР чувствовал себя так, словно его выставили на обозрение всей этой толпе туристов, каждый из которых мог представлять для него опасность.

«Не сходи с ума, — убеждал он себя. — Еще немного, и у тебя появятся навязчивые идеи, как у Тэсс. Да я уже не в себе, если согласился на эту встречу».

Рядом остановился мужчина и начал фотографировать мемориал. Он был среднего роста, не худой и не толстый, с неприметным лицом и в неброской одежде.

— Наверное, не получится, — проговорил мужчина, обращаясь к Четему, и огорченно покачал головой. — Не ту выдержку поставил.

— Кто знает, может и повезти, — настороженно ответил Четем.

— Тэсс Дрейк, — бросил мужчина, делая с нижних ступенек лестницы еще один снимок статуи Линкольна и высящихся рядом колонн. — Вы приехали один?

— Как обещал.

— Мы не сомневались в ваших словах, но на всякий случай я проверил.

— Я так и предполагал, — пожав плечами, ответил Четем.

— В таком случае вы готовы с нами прокатиться?

— Все, что угодно, лишь бы узнать, что происходит. — И Четем, нетерпеливо повернув налево, направился в сторону темной, окруженной деревьями автостоянке.

— Нет, мы пойдем сюда, — сказал незнакомец с фотоаппаратом и кивнул в противоположную сторону. — Направо.

— Направо? — нахмурился Четем и посмотрел на металлические барьеры высотой около метра, которые перекрывали въезд на улицу, огибающую мемориал. За барьером мелькали фары проносящихся мимо автомашин. Четем слышал, как они с ревом поднимаются по Арлингтонскому мосту и потом сворачивают налево на 23-ю улицу.

— Да, знаю, — сказал, человек с фотоаппаратом. — Там нет стоянки, но не беспокойтесь, мы обо всем позаботились.

Он расстегнул висящий на поясе чехол от фотоаппарата, вынул сотовый телефон и набрал номер.

— Все чисто. Мы готовы, — быстро произнес он. — Две минуты? Хорошо. Примерно столько же понадобится и нам. — И, положив телефон обратно в чехол, осведомился: — Не хотите ли пройтись, мистер Четем?

Не дожидаясь ответа, мужчина легко коснулся руки Четема и повел его направо, к металлическому барьеру. Они обошли барьер, пройдя мимо деревьев, толстые стволы которых окаймляли заросшую сорняками, заброшенную часть дороги, а густая листва закрывала небо, усыпанное звездами.

— Кстати говоря, — сказал мужчина, — я не один. Мои товарищи наблюдают за нами на случай, если у кого-нибудь хватит глупости следить за нами.

Четем заставил себя пошутить:

— Инструкторы в учебном центре ФБР в Квантико могут у вас многому поучиться.

Человек с фотоаппаратом («Только это совсем не фотоаппарат, а скорее всего замаскированный пистолет», — подумал Четем), сделав чуть заметный жест свободной рукой, ответил:

— Мы никогда не пойдем на это, но тем не менее благодарю за комплимент.

— А я был бы благодарен, если бы узнал, что же все это значит.

— Скоро, мистер Четем, скоро.

Они подошли к шумному и плотному потоку машин на подъезде к мосту. За деревьями на засыпанной щебнем обочине спутник Четема остановился чуть впереди, и тот, разглядывая его в свете фар проезжавших автомобилей, вдруг понял, что телосложение его провожатого только на первый взгляд ничем не примечательно: в действительности он был гибким и мускулистым. Этот человек, подумал Четем, находится в гораздо лучшей физической форме, чем самый подготовленный из его телохранителей.

— Что дальше? — спросил Четем.

— Придется подождать, но недолго. Вы слышали, как я сказал «две минуты». Я немного ошибся, мы подошли раньше времени. А вот и они, — указал рукой провожатый Четема. И тут же фургон, съезжавший с Арлингтонского моста, вдруг отделился от сиявшего мириадами фар потока машин и остановился на щебенке обочины. Боковая дверца скользнула в сторону.

— После вас, — сделал знак рукой незнакомец.

Четем, которому стало не по себе, забрался внутрь. Сидевшие в фургоне двое мужчин — такие же неприметные — кивнули, ему в знак приветствия, однако их миролюбивый жест не слишком ободрил Четема, когда он увидел у них в руках оружие. Ему не оставалось ничего иного, как усесться между ними, потому что никакого другого свободного места в кузове не оказалось. Провожатый Четема последовал за ним и, присев на корточки на полу, закрыл дверцу. Взревел мотор, фургон съехал с обочины и, взвизгнув покрышками на асфальте, стал набирать скорость.

Человек, сидящий впереди рядом с водителем, произнес в трубку сотового телефона:

— За ним никто не шел? Хорошо. Вы знаете, где нас встретить. — Он положил трубку и обернулся. — Добро пожаловать, мистер Четем. Спасибо, что согласились прийти.

— Но неужели все эти предосторожности так необходимы?

Незнакомец в ответ лишь выразительно посмотрел на Четема.

— Кто вы? — спросил тот.

— Тэсс уже объяснила вам, мы — ее друзья.

— Я поверю, когда увижу ее. Через сколько времени мы попадем туда, где она находится?

Его вопрос, казалось, позабавил человека на переднем сиденье.

— Быстрее, чем вы думаете.

Четем подозрительно посмотрел на него и тут же услышал знакомый голос:

— Я за вашей спиной, Эрик.

Четем в удивлении обернулся.

Тэсс, которая, пригнувшись, пряталась позади за сиденьями, выпрямилась и села на деревянный ящик. Чуть дальше за ней пристроился плотный мужчина с волевым лицом в темно-синей спортивной рубашке с подвернутыми манжетами.

Тэсс улыбнулась Четему, впрочем, как ему показалось, через силу, что его встревожило, и проговорила:

— Давно мы не виделись, рада встретить вас снова. Эрик.

Вопреки правилам хорошего тона, вместо того чтобы ответить любезностью на любезность, Четем неприветливо пробормотал:

— Но по телефону вы сказали, что эти люди отвезут меня туда, где вы прячетесь.

— Извините, что пришлось ввести вас в заблуждение. Мы боялись, что ваш телефон прослушивается и у мемориала за вами будут следить. При том же, как мы организовали встречу, слежка за фургоном вряд ли возможна. А если наши противники все же проследили за вами, то, не догадавшись, что я в фургоне, решат, будто машина выведет их на меня, и не станут на нее нападать.

— И вы считаете, что мой телефон можно прослушать? — недоверчиво покачал головой Четем. — Его проверяют каждое утро, к нему невозможно подсоединиться. А что касается нападения на фургон, то кто же решится на это, когда в нем я?

— Еретики.

Опять это слово, от которого становится не по себе, подумал Четем.

— Они же решились, — продолжала Тэсс, — убить Брайана Гамильтона.

Четем был так потрясен, что даже не нашел слов для ответа.

— Он тоже занимал немалый пост в правительстве, — напомнила Тэсс, — почему бы им не осмелиться убить директора ФБР? Чтобы добраться до меня, чтобы достичь своей цели, не дать мне разоблачить их, они пойдут на все.

— О чем вы говорите? Разоблачить… Еретики?…

Тэсс протянула ему фотографии и маленький карманный фонарик.

Озадаченный больше прежнего Четем направил луч фонарика на фотографии и принялся их изучать, явственно ощущая на себе пристальные взгляды. Одна из фотографий вызвала у Четема гримасу отвращения.

— Это что, человек верхом на быке перерезает животному горло? — спросил он Тэсс.

— Да, это скульптура.

— Где вы такую нашли?

— Вы никогда не видели ничего подобного раньше? — спросила Тэсс.

— Боже мой, конечно, нет. Я наверняка запомнил бы такое отталкивающее зрелище.

Стражи по бокам продолжали молча наблюдать за ним.

— Тэсс, я, доверившись вам, пришел один. Я сделал все, о чем вы просили. А сейчас, Бога ради, объясните, что все это значит?

Его перебил человек на переднем сиденье:

— Откуда вы знаете, что Тэсс и лейтенант Крейг должны связаться с александрийской полицией?

— Я этого не знал.

— Тут что-то не сходится, — услышал Четем позади себя и, резко повернувшись, увидел, что это произнес мужчина с волевым лицом.

— Вы звонили шефу полиции Фарли, — продолжал мужчина. — Зачем?

Четем растерянно посмотрел на неприметного человека на переднем сиденье, затем перевел взгляд на плотного мужчину, сидевшего в глубине фургона.

— Это вы лейтенант Крейг?

— Ответьте на мой вопрос, — настойчиво проговорил тот хриплым голосом. — Если вы не знали, что мы с Тэсс должны связаться с шефом полиции Фарли, зачем вы ему звонили?

— Потому что обещал.

Тэсс, взволнованно подавшись вперед, судорожно вцепилась рукой в локоть директора ФБР.

— Кому вы обещали?

— Кеннету Мэддену.

— Мэддену? — отрывисто спросил человек впереди. — Из ЦРУ?

Четем так резко повернулся к нему, что у него даже закружилась голова.

— Да, заместителю директора по тайным операциям.

— С какой стати Мэдден попросил вас позвонить в александрийскую полицию?

— Потому что ЦРУ не имеет права действовать на территории США. Бюро значительно легче связаться с местной полицией, к тому же это вызовет куда меньше кривотолков.

— Но зачем все это надо было затевать? — требовательно спросил мужчина с волевым лицом.

— Видите ли, тут затронута честь мундира. Местная полиция не любит, когда мы вмешиваемся в расследования, не касающиеся непосредственно ФБР. Но если бы в расследование захотело вмешаться ЦРУ, александрийской полиции это понравилось бы еще меньше и наверняка было бы принято в штыки, посыпались бы негодующие телефонные звонки и так далее, и тому подобное. — Четем перевел взгляд с плотного мужчины позади себя на сидящую рядом Тэсс. — Думаю, что вы не представляете себе, насколько обеспокоены вашей судьбой друзья отца. Все были потрясены смертью вашей матери и опасаются за вашу жизнь. Поэтому они действовали по общепринятой схеме: связались с александрийской полицией — тем правоохранительным органом, куда вы прежде всего должны были бы обратиться за помощью и защитой. Однако друзья вашего отца хотят дать вам более надежную защиту, чем эта.

— Под «друзьями» вы имеете в виду ЦРУ и Кеннета Мэддена? — Строгий голос неприметного человека с переднего сиденья заставил Четема посмотреть теперь в его сторону.

— Вот именно, — ответил он. — Они беспокоятся о Тэсс, они в долгу перед ее трагически погибшим отцом. Однако вам, вероятно, неизвестно, что желание помочь Тэсс исходит из более высоких инстанций, чем Бюро или Управление. Гораздо более высоких.

— Откуда же?

— Из Белого дома.

— Вы хотите сказать, — взволнованно проговорила Тэсс, еще крепче сжимая руку директора ФБР, — что сам президент, зная о грозящей мне опасности, хочет меня защитить?

— Нет, вице-президент.

— Алан Джеррард? — Плотный человек позади Тэсс недоверчиво посмотрел на директора ФБР.

— Да, я знаю, что о нем пишут в газетах, — ответил Четем. — Но он выразил озабоченность и попросил Мэддена связаться со мной, а Мэдден, в свою очередь, попросил меня позвонить Фарли. Необходимость сотрудничать с Управлением никогда не приводила меня в восторг. В их компетенции — иностранные государства, в нашей — территория США, и очень важно строго следовать этому разграничению. Но когда я получаю указание от вице-президента, — если только от меня не требуют нарушения закона, — я делаю все от меня зависящее, чтобы выполнить его. Суть указания состоит в том, чтобы Тэсс обязательно позвонила Мэддену.

— И Мэдден утверждает, что поможет ей? — спросил человек на переднем сиденье.

— Нет, Мэдден — всего лишь посредник. Это вице-президент хочет предоставить ей защиту. А это означает, как я понимаю, что он собирается подключить секретную службу.

Тэсс, с сомнением покачав головой, спросила:

— Почему вдруг такой интерес ко мне?

— Я же говорил, все дело в вашем отце. Как и многие другие политики, Джеррард был с ним близко знаком и хочет, обеспечив вашу безопасность, выплатить таким образом свой долг перед вами за храбрость и отказ вашего отца говорить под пыткой.

Собеседники Четема молчали, раздумывая над его объяснениями. Между тем фургон, повернув обратно к Вирджинии, прибавил скорость, огни фар встречных автомобилей замелькали еще быстрей.

— Кто эти еретики, о которых вы упомянули? — нарушил наконец молчание Четем.

Тэсс вопросительно посмотрела на человека впереди. В ответ тот сказал:

— Вы знаете, о чем не следует говорить.

— Эрик, — со вздохом сказала Тэсс, — я надеюсь, вы можете мыслить непредвзято.

— После нескольких лет работы директором ФБР меня трудно чем-нибудь удивить. Что ж, давайте проверим, так ли это.

— В 1244 году… — начала Тэсс.

Полчаса изумленный Четем слушал ее не перебивая. Когда она закончила, он снова осветил фонариком фотографию барельефа и спросил:

— Это все? Больше вам нечего мне сообщить?

— Кое-что осталось, — произнес человек на переднем сиденье, — но большего вам не стрит знать.

— Я предполагаю, что недосказанное касается вас и вашего участия во всем этом.

— Не пытайтесь строить предположений. Того, что вы узнали, достаточно, чтобы ваша жизнь оказалась в опасности. Знай вы больше, вы подвергнетесь еще большему риску. Что вы собираетесь предпринять?

— Честно говоря, если бы я не видел фотографии, если бы об этом рассказала не Тэсс, а кто-то другой…

— Это правда, Эрик, — перебила его Тэсс, прямо глядя ему в глаза. — Чистая правда.

— Но все настолько невероятно, что требует проверки.

— Значит, вы начнете расследование?

— Безусловно.

— Надеюсь, вы будете действовать осторожно, — сказал человек, сидевший впереди. — Займитесь этим сами, не доверяя никому. Подонки прячутся там, где меньше всего ожидаешь. Помните, что случилось с Брайаном Гамильтоном? Один опрометчивый шаг, — и вы станете их следующей жертвой.

— За меня не тревожьтесь, я не всегда был чиновником. Тринадцать лет, прежде чем перейти на административную должность, я, черт возьми, был неплохим агентом, — с гордостью произнес Четем. — Я не забыл, как вести расследование, не привлекая к себе внимания.

— В таком случае, — сказал человек на переднем сиденье, — покажите свое мастерство.

— Как мне с вами связаться? Как сообщить, что я узнал?

— Об этом не тревожьтесь, мы сами с вами свяжемся.

— И я уверен, вы сделаете это на высоком профессиональном уровне, — отозвался Четем. — Но чего ради я должен вам доверять?

— Ради Ремингтона Дрейка, Мелинды Дрейк, Брайана Гамильтона и Тэсс.

— Конечно, и в первую очередь ради Тэсс, ради живых.

— Нам нужен телефон Мэддена.

— Вот, пожалуйста, это визитная карточка с его личным номером, — сказал Четем и, нахмурившись, добавил: — И все же я никак не могу примириться с мыслью, что, если вы правы, если все это не галлюцинации, выходит, Мэдден и Джеррард — заместитель директора ЦРУ по тайным операциям и второй после президента человек в стране — могут быть замешаны в этом деле.

— Как я говорил, подонки прячутся там, где меньше всего ожидаешь, — повторил человек на переднем сиденье и посмотрел в ветровое стекло. — Ага, я вижу, мы отлично рассчитали время. В ту самую минуту, как мы закончим нашу беседу, фургон окажется как раз напротив вашего дома. Вашу машину перегнали со стоянки у мемориала Линкольна. Вы ее найдете у ворот гаража.

— И бьюсь об заклад, что доставивший ее человек был очень похож на меня.

— Совершенно верно. Он прошел к задней двери вашего дома и исчез.

— Жаль, что вы не работаете на меня.

— Довольствуйтесь тем, что я не работаю против вас.

Когда фургон остановился, провожатый Четема открыл боковую дверцу, вышел и жестом пригласил директора ФБР последовать его примеру.

— Хотя и не могу сказать, что получил большое удовольствие от доездки, поскольку вы заставили меня порядком поволноваться, — произнес Четем, — она определенно оказалась информативной.

— Мы надеялись, что вы испытаете не столько волнение, сколько… — Человек на переднем сиденье многозначительно умолк.

— Страх? — договорил за него Четем.

— Да.

— Тогда, — сказал Четем, — вы своего добились.

Глава 3

Когда фургон тронулся, съезжая с неосвещенной фонарями обочины, Тэсс, Крейг и люди отца Болдуина увидели, как Четем прошел по подъездной дорожке мимо своей машины и скрылся за парадной дверью просторного и красивого дома. Глядя ему вслед, отец Болдуин спросил:

— Он один из них?

— Трудно сказать, — ответил Крейг. — Я хорошо разглядел его, глаза у него не серые.

— Это ничего не значит, — покачал головой отец Болдуин. — Они не все сероглазые. И даже больше: чтобы избавиться от этой приметы, они иногда пользуются цветными контактными линзами.

— Я внимательно наблюдала за Четемом, — вступила в разговор Тэсс. — Его реакция была искренней, он не похож на притворщика.

— Конечно, — ответил отец Болдуин, — настоящий профессионал никогда не похож на притворщика. Это само собой разумеется. Поэтому, не зная, стоит ли ему доверять, мы в его отсутствие подключились к его телефону, поставили микрофоны в доме и в рабочем кабинете. Он хвастался, что каждое утро у него проверяют телефон и помещение, но его средства безопасности бессильны против нашей техники. С этого момента каждое произнесенное им слово будет записано. За ним будет установлена самая пристальная, неусыпная слежка. И если он сделает хоть один подозрительный телефонный звонок, обронит какую-нибудь подозрительную фразу или встретится не с тем человеком, он сразу изобличит себя.

— И все же я не думаю, что он один из врагов, — возразила Тэсс.

— Это мы установим, — сказал отец Болдуин. — Но в первую очередь надо узнать, что в этом отношении представляют собой Кеннет Мэдден и Алан Джеррард. Мы будем постепенно подниматься снизу вверх. Возможно, эти вторые по значению люди — один в ЦРУ, другой в Белом доме — действуют из благих побуждений, то есть так, как, по вашему мнению, действует Четем. Но от подонков несет за версту зловонием, и я чую этот мерзкий запах, причем очень сильный, так что звоните.

— Мэддену?

— Да, следуйте предложенной вам схеме, поднимаясь по бюрократической лестнице вверх, и в конце концов мы обнаружим подонков.

— Единственное, чего мне хочется, — это остаться в живых, — сказала Тэсс. — Я не уверена, что мне стоит рисковать.

— Помните: они уничтожат вас, если вы не дадите нам возможности уничтожить их.

— Но если я через ЦРУ и Мэддена выйду на Джеррарда, мне все равно будет угрожать опасность, — возразила Тэсс.

— Мы с Крейгом будем с вами, — сказал отец Болдуин. — И имейте в виду, в обуви, которую вы оба получили, спрятаны микрофоны и передатчики. Мои оперативники все время будут знать, где вы находитесь и не грозит ли вам беда.

— Не большое утешение, когда меня будут убивать, ведь вашим людям еще надо до меня добраться.

— Тэсс, без нас ваша гибель, неотвратима. С нами вы и лейтенант Крейг имеете шанс прожить вместе до старости.

— Меня это устраивает, — сказал Крейг. — Тэсс, нам нельзя сдаваться, придется драться с этими ублюдками до тех пор, пока они не перестанут за нами охотиться, а если не повезет, то, по крайней мере, мы будем знать, что сделали все, что могли. У нас нет выбора.

— Но я так боюсь.

— Если уж на то пошло, я тоже, — сказал Крейг и обнял ее.

— Берите трубку, — настойчиво проговорил отец Болдуин, — и звоните Мэддену, а потом и самому вице-президенту.

Глава 4

Военно-воздушная база Эндрюс

В час ночи ослепленные светом прожекторов Тэсс и Крейг остановили свою впопыхах нанятую машину у строго охраняемого въезда на базу военного аэродрома, обнесенного системой высоких заграждений с колючей проволокой наверху. Широкоплечий, неприступного вида часовой, как только Тэсс и Крейг назвали себя, даже не сверяясь со списком, проговорил:

— Вас ожидают. Предъявите документы, — потребовал он, добавив ледяным тоном: — Пожалуйста.

Тэсс и Крейг протянули водительские права. Часовой внимательно изучил их, переводя взгляд с фотографий на лица стоящих перед ним людей, и проинструктировал, как проехать к зданию, где размещались особо важные персоны.

Когда машина миновала поднятый шлагбаум, Тэсс с Крейгом услышали рев реактивного самолета, стартующего за рядами казенного вида зданий с прожекторами на крышах.

— Отец Болдуин солгал, сказав, что будет с нами, — проговорила Тэсс.

— Он не мог сдержать слова, — развел руками Крейг. — После того, как Мэдден сказал, что вице-президент ждет тебя здесь, на базе Эндрюс, стало ясно, что Болдуину просто не следует ехать с нами. Я уже замешан в этом деле, так что мое имя не вызывало подозрений. Но если бы при нас оказался какой-то незнакомый человек, никому не известное третье лицо, в этом усмотрели бы подвох. Мы не смогли бы объяснить присутствие отца Болдуина, он вызвал бы ненужные подозрения. А если Джеррард и есть твой враг, мы дали бы ему понять, что нам все известно, и попались бы в ловушку, которую сами себе поставили.

— А сейчас мы разве не в ловушке? — нервно бросила Тэсс, ведя машину к ярко освещенному прожекторами внушительному зданию для высоких гостей. — Если нам понадобится помощь, люди отца Болдуина не смогут попасть на эту базу, это исключено.

— Когда вокруг столько охраны, с нами ничего не случится. По крайней мере, здесь и сейчас.

— Ты полагаешься на эту охрану?

— Они работают на Военно-воздушные силы, а не на Джеррарда. Не все же они еретики.

— Ну а что нас здесь ждет? — с дрожью в голосе спросила Тэсс. — Зачем Мэдден направил нас на базу Эндрюс? А что, если Джеррард посадит нас в самолет?

Крейг, подумав, ответил:

— Мы не знаем, действительно ли Джеррард хочет убить тебя. Или Мэдден. Мы просто идем по цепочке — от Четема к Мэддену, от Мэддена к…

— Джеррарду, — оборвала его Тэсс. — Ни дать ни взять игроки какой-нибудь паршивой бейсбольной команды, которые передают нас друг другу как мяч.

— Держи себя в руках, — сказал Крейг.

— Я же не ты, я не привыкла рисковать жизнью.

— Я привык рисковать жизнью? С той самой поры, когда я поначалу патрулировал улицы Бронкса, и по сей лень, работая уже в отделе розыска пропавших без вести, я так и не привык к этому, хотя каждый день, отправляясь на службу, я знаю, что за любой дверью, куда я постучу, может стоять маньяк с оружием в руках.

— Ну сейчас-то вокруг нас полно маньяков с оружием.

Тэсс остановила взятый напрокат «плимут» перед часовыми у входа в здание. Один из них, подняв руку, сказал":

— Ваши имена, пожалуйста.

Тэсс с Крейгом назвались.

— Предъявите документы.

Они послушно показали водительские удостоверения.

— Выйдите, пожалуйста, из машины.

Часовые стали проверять их с помощью переносных металлоискателей. Когда у одного из часовых он засигналил, часовой враждебно посмотрел на Крейга.

— Я офицер нью-йоркской полиции, — сказал Крейг, — при мне табельное оружие.

— Это здесь запрещено, — заявил часовой и вынул револьвер из кобуры на поясе Крейга.

Тэсс, не имея разрешения на ношение оружия, была вынуждена оставить пистолет у отца Болдуина и теперь без него чувствовала себя совсем беззащитной.

Занятая процедурой обыска, она не заметила, как к ним, появившись словно из-под земли, подошел человек в дорогом, хорошо сшитом костюме. Высокий, лет тридцати, с приятным лицом, коротко подстриженными каштановыми волосами и жизнерадостными глазами, он пожал им руки и представился:

— Меня зовут Хью Келли, я помощник вице-президента. Вы приехали как раз вовремя, вице-президент с нетерпением ждет вас.

Доброжелательный гон Келли несколько приободрил Тэсс, она почувствовала себя увереннее. В том мире абсурда и хаоса, который до сих пор окружал ее, он показался таким здравомыслящим и уравновешенным, что она засомневалась, не зря ли подозревала Джеррарда. И в то же время замечание Келли, что они «приехали как раз вовремя», озадачило ее. Тэсс думала, что он проводит их в здание для высоких гостей, однако Келли повел их на летное поле"; и, пройдя немного, Тэсс вдруг остановилась как вкопанная, пораженная открывшимся ей в лучах прожекторов зрелищем.

— Боже мой! — воскликнула она восхищенно.

— Впечатляет, не правда ли? — сказал Келли. — Его заказали еще в 1986 году. Отсрочки в сдаче доставили нам кучу неприятностей, а цена возросла с двухсот шестидесяти пяти миллионов долларов до шестисот пятидесяти, что вызвало замешательство в политических кругах, но вот наконец он перед вами, и, должен признаться, ожидание того стоило.

То, на что ошеломленно смотрела Тэсс, было самолетом высотой с шестиэтажный дом и таким длинным, что по сравнению с этой летающей машиной футбольное поле показалось бы совсем крошечным. Это был самый огромный «Боинг-747», который ей когда-либо приходилось видеть. От него веяло великой мощью, его форма, включая кабину пилота над носом, казалась неправдоподобно сглаженной, на хвосте был изображен американский флаг, а на белоснежном фюзеляже отчетливо выделялась красная с синим надпись: «Соединенные Штаты Америки».

— Я никогда не видела такого самолета! — проговорила Тэсс, обретя наконец дар речи. — Даже когда был жив отец. По телевизору — да, на фотографиях, в газетах, в журналах, но никогда своими глазами и так близко… Просто не верится, дух захватывает. ВВС-один [17], — прошептала она с благоговением.

— Вообще-то, это ВВС-два, — поправил ее Келли, — но они похожи как две капли воды. Однако на фотографиях вы видели старую модель «Боинга-747». От нее отказались, потому что она морально устарела и достать запасные части стало почти невозможно. Это был прекрасный самолет. Мне жаль было расставаться с ним. Тем не менее он не идет ни в какое сравнение с новым. Компания «Боинг» превзошла себя. Это действительно один из самых великолепных пассажирских самолетов мира. Возможно, лучший. Увидите, что я имею в виду, когда подниметесь на борт.

— На борт? — с изумлением спросил Крейг.

— Хотите сказать, что вам ничего не говорили? — не меньше удивился Келли.

— Нам только передали, чтобы мы как можно скорее приехали на базу Эндрюс.

— А мне еще показалось немного странным, что у вас нет с собой багажа. Впрочем, ничего страшного, у нас много одноразовых туалетных наборов — зубные щетки, шампунь, бритвы и… — Келли взглянул на Тэсс. — Более интимные предметы. Есть душ, одним словом, все, что нужно.

— Но… — Тэсс запнулась, вспомнив про миниатюрный радиопередатчик, вмонтированный в ее кроссовки, и сознавая, что их слушает отец Болдуин, которому тоже не терпится узнать ответ на волновавший ее вопрос. — Куда мы летим?

— В Испанию.

Испания! — пронеслось у Тэсс в голове. Куда, как сказал отец Болдуин, сбежали из Франции еретики, где снова обосновались после падения Монсегура в 1244 году. Испания! Означало ли это, что Джеррард в самом деле ее враг или это простое совпадение? По ее телу побежали мурашки, но она тут же собрала всю свою волю, чтобы, подчиняясь инстинкту, не броситься бежать без оглядки. Но куда? И как она убежит отсюда? Часовые сразу остановят ее, ей ни за что не выбраться с этой базы. Заметив замешательство Тэсс, Келли вежливо поинтересовался:

— Что-нибудь не так?

— Нет, все в порядке, — ответила Тэсс, постаравшись скрыть свои чувства. — Я просто удивлена, все случилось так неожиданно. Два часа назад я и не предполагала, что окажусь здесь, а теперь вы говорите, что мы летим в Испанию.

— Я прекрасно вас понимаю, — живо откликнулся Келли. — Я сам узнал, что у нас будут гости, только после полуночи. — Он посмотрел на часы на руке — золотой «ролекс». — Нам нужно поспешить, вылет через десять минут.

Тэсс повернулась к Крейгу — лицо ее было бесстрастно, но глаза выдавали охватившую ее панику. Крейг сжал ей руку, как бы говоря: «У нас нет выхода, остается подчиниться обстоятельствам». Келли сделал приглашающий жест и повел их к ярко освещенному лайнеру Они подошли к высокому трапу. Тэсс насчитала двадцать шесть ступенек, пока они поднимались к открытому люку за откинутым назад крылом.

Оказавшись, с часто бьющимся от подъема сердцем, в салоне, она поняла, что назад дороги нет. За ее спиной, внизу, по взлетно-посадочной полосе отъезжал трап, в салоне стюардесса в форме, задвинув дверцу люка, заперла ее. Ловушка захлопнулась, подумала Тэсс.

Глава 5

Рассматривая салон, Тэсс обратила внимание, что он выглядит шире, чем на самом деле, за счет относительно умеренной длины. Спереди и сзади пространство ограничивали переборки с дверями. Кресла — она насчитала семьдесят — походили на сиденья в первом классе обычного самолета, только были больше, удобнее, и проходы между ними — шире обычных. На носовой и хвостовой перегородках висели многочисленные телефоны. Здесь, вероятно, должна располагаться пресса и президентская — в данном случае вице-президентская — команда, подумала Тэсс, удивившись, что салон пуст, если не считать стюардессы в форме.

— Мы вот-вот взлетим, — сказала стюардесса, — но у вас еще есть возможность выпить по бокалу шампанского.

— Лучше минеральной воды, — ответила Тэсс.

— Мне тоже, — добавил Крейг.

— Какое у вас шампанское? — спросил Келли.

— "Дом Периньон".

— Я выпью немного.

— Очень хорошо, сэр.

— А пока, — сказал Келли, — пойду сообщу вице-президенту, что гости прибыли.

Он подошел к передней двери салона, постучал в дверь и подождал, потом вновь постучал после небольшой паузы. Дверь открылась.

— Сэр, они здесь, — доложил Келли.

— Отлично, — раздался звучный голос, и дверь распахнулась шире. В салон вошел Алан Джеррард.

Хотя раньше Тэсс часто видела Джеррарда в доме родителей на приемах и иногда просто в гостях, они не встречались с тех пор, как он стал вице-президентом. Однако Джеррард, подумала Тэсс, когда он, улыбаясь, двинулся к ней, ничуть не изменился — все такой же красивый, похожий на киногероя, с золотистым загаром на лице и великолепными волосами. За прошедшие шесть лет в его облике лишь появилась печать ответственности, умудренности и рассудительности, пусть даже в газетах писали, что его больше волнует теннис, чем политика.

Несмотря на все подозрения, Тэсс не могла остаться равнодушной к высокому положению Джеррарда. Вице-президент — эти слова завораживали ее. Она с трудом противостояла их магии: напомнив себе, что он, вполне возможно, — ее враг.

Джеррард был одет просто, но изысканно: туфли ручной работы, хорошо отглаженные свободные брюки, сшитая на заказ хлопчатобумажная рубашка в зеленых и коричневых тонах. Подойдя к Тэсс, он обнял ее и нежно поцеловал в щеку, выражая сочувствие и готовность помочь.

— Ваша мать, Тэсс, — горестно проговорил он и покачал головой, — большая потеря для всех, для любого политика, кого она хоть раз привечала в своем гостеприимном доме. Но острее всех эту потерю, конечно же, ощущаете вы. Она останется в нашей памяти как образец душевной силы и щедрости, как высокий пример для нашего разлагающегося общества, которое нуждается в подобных примерах духовного совершенства.

Тэсс отступила, вытирая навернувшиеся слезы. Она решила, что наименее подозрительным и самым естественным будет вести себя с ним соответственно отношениям, которые установились между ними давным-давно, еще до смерти отца.

— Спасибо, Алан, но не кажется ли вам, что ваше витийство в данном случае излишне? Вы же не на предвыборном митинге. Я искренне тронута вашим сочувствием, но, право же, достаточно было бы простого, незатейливого: «Мне жаль».

Джеррард, явно не привыкший к подобной непочтительности, молча воззрился на нее, но глаза его тут же заискрились — голубые, отметила про себя Тэсс, хотя правый выглядел раздраженным и покраснел.

— Прекрасно, — улыбнулся он, — я рад, что вы не теряете присутствия духа. Все такая же задиристая, как раньше?

— Ничего не могу с собой поделать, это у меня от родителей.

— Господи, благослови их обоих, нам их очень не хватает. Лейтенант Крейг, мне доложили, что вы оказали Тэсс неоценимую помощь, когда она оказалась в опасности и ее постигло горе. Добро пожаловать.

— Благодарю вас.

Стюардесса принесла стаканы с минеральной водой для Тэсс и Крейга и бокал «Дом Периньон» для Келли. Пока они пили воду, Джеррард, казалось, не зная, чем занять гостей, воскликнул, потирая руки:

— Ну, прежде чем я все объясню, прежде чем мы пристегнем перед взлетом ремни, почему бы мне не показать вам самолет? Я им очень горжусь.

Тэсс было совсем не до того, но она покорно согласилась.

— Что ж, ведите нас, Алан, — проговорила она, надеясь, что ее голос не дрожит.

— Буду счастлив.

Упругой, спортивной походкой Джеррард подошел к носовой переборке и открыл дверь в свой салон. Тэсс, несмотря на тревогу, не оставлявшую ее, была изумлена роскошными апартаментами: шторы на иллюминаторах, приводимые в движение нажатием кнопки, туалет, душ, двуспальная кровать, стенные шкафы, телевизионная система, способная принимать одновременно восемь каналов, включая изображение со встроенных камер с дистанционным управлением, — для того чтобы Джеррард мог рассмотреть встречающих перед тем, как сойти с трапа, — и два непонятных крюка на потолке спальни.

Тэсс нерешительно показала на них.

— Ах, из-за этих штук я иногда не сплю по ночам, — сказал Джеррард. — Их назначение… Мне не хочется даже думать о них. Это крюки для капельниц на тот случай, если я, мягко говоря, занемогу. В этом самолете есть даже мини-больница. — Помолчав, он скорбно добавил: — И предусмотрено место для гроба. Но, — его взгляд повеселел, — давайте не будем об этом. Вам предстоит увидеть еще кое-что.

Он провел их обратно через центральный салон в хвостовой переборке и дальше, в хвостовую часть самолета, и там Тэсс поняла, почему салон пустовал. В конференц-зале, который напоминал зал заседаний совета директоров крупной компании, вокруг прямоугольного стола на обитых драпировкой стульях с высокими спинками сидели человек десять — двенадцать.

Агенты секретной службы, объяснил Джеррард. Они в последний раз проверяли меры обеспечения безопасности вице-президента в Испании. Телефоны и компьютеры позволяли им координировать свои действия с испанскими спецслужбами.

Испания. И вновь от этого слова по телу Тэсс побежали мурашки, и ей пришлось мобилизовать всю свою выдержку.

В дальней комнате она увидела еще с дюжину человек; помощников вице-президента, которые, сидя за телефонами и компьютерами, а кое-кто и за принтерами и копировальными машинами, редактировали заранее заготовленные речи, корректировали программу визита и готовили сообщения для прессы. Вдоль одной из переборок выстроились телемониторы.

Оставив помощников заниматься своим делом, Джеррард провел Тэсс и Крейга обратно в центральный салон.

— Вы не видели и половины того, что имеется на борту этого самолета, — сказал он. — Комната для прессы, хотя в этот раз я не стал брать с собой журналистов. Две кухни с прекрасными поварами, которые могут в любой момент подать нам красную рыбу под миндальным соусом или что-нибудь еще, что пожелаете, — провизии хватит на целую неделю. Есть система автоматического противоракетного маневра. Специальное покрытие защищает управление самолета от электромагнитного излучения ядерного взрыва. Здесь восемьдесят пять телефонов, пятьдесят семь антенн, шестиканальная стереосистема, двести тридцать восемь миль проводов, двадцать три человека команды. Они располагаются над нами. Я знаю, что Тэсс не курит, а лейтенант Крейг, как мне кажется, бросил — и правильно сделал, — хотя, как я слышу по вашему затрудненному дыханию, лейтенант, ваши легкие еще не очистились. Тем не менее примите это, пожалуйста, в качестве сувениров. — И он протянул им по картонному спичечному коробку, надпись на каждом гласила: "Наборту ВВС-2", а в добавление к этому — салфетки, блокноты и игральные карты с такой же надписью.

— Не знаю, как вас и благодарить, — качая головой, проговорил польщенный Крейг. — Для меня это большая честь. Я никогда не был любителем сувениров, но эти буду хранить до конца жизни. — И он положил вещицы в карман.

В следующую секунду визг четырех реактивных двигателей усилился.

— Похоже, мы готовы к взлету, — сказал Джеррард.

Стюардесса взяла у них стаканы.

— Внимание, — произнес голос по интеркому. — Нам разрешили взлет. Прошу всех сесть и пристегнуть ремни.

Через десять секунд в заднюю дверь вошли сотрудники секретной службы и помощники Джеррарда, расселись по креслам и пристегнулись ремнями. Тэсс с Крейгом последовали их примеру.

— Обычно во время взлета я остаюсь в своем салоне, но поскольку сегодня у меня гости, я готов сделать исключение… Если позволите… — И Джеррард сел рядом с ними.

После того как стюардесса рассказала об аварийных выходах из самолета и правилах поведения в чрезвычайных ситуациях, вице-президент наклонился к Тэсс.

— Вы, должно быть, удивлены, — сказал он, — зачем я послал за вами. Вы, очевидно, недоумеваете, почему оказались здесь и почему мы летим в Испанию.

У Тэсс словно что-то оборвалось внутри, когда ВВС-2 мягко двинулся с места стоянки к взлетно-посадочной полосе. Она понимала, что специальное защитное покрытие самолета не позволяло отцу Болдуину слышать сигналы радиопередатчика, вмонтированного в одну из ее кроссовок, и все же она должна спросить.

— Да, Алан, я хотела бы это знать.

Самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, четыре его реактивных двигателя набирали обороты, визг сменился ревом. ВВС-2 рванулся с места с такой силой, что Тэсс вдавило в спинку.

И тут же нос самолета стал подниматься кверху, и Тэсс снова вдавило в кресло — на этот раз в сиденье, а «боинг» начал набирать высоту. Под фюзеляжем она услышала жужжание моторов и стук убирающихся шасси. У борта сидел Крейг, но Тэсс, наклонившись к нему, выглянула в иллюминатор. Огни авиабазы Эндрюс уменьшались с поразительной скоростью и скоро превратились в далекие яркие точки. Слева и справа сияли огни городов. Затем самолет поглотила ночь.

— Я здесь, — сказал Джеррард, — и лечу в Испанию, потому что сегодня утром скончался председатель кортесов. Сердечный приступ. Трагическая потеря не только для его родины, но и для всего Европейского экономического сообщества. Я — официальный представитель Америки на похоронах. Но вы с лейтенантом Крейгом находитесь здесь потому, что я не могу придумать для вас более безопасного места, чем борт этого самолета. Если ВВС-2 способен уцелеть при ядерном взрыве, вам двоим определенно не стоит тревожиться, пока вы со мной. Всем своим сотрудникам секретной службы я приказал следить, чтобы с вами ничего не случилось. До тех пор, пока мы окончательно не разберемся с этим делом, защита вам гарантирована.

Логика его рассуждений была безупречной. Если бы Тэсс не испытывала к Джеррарду двойственного отношения, если бы ее не терзала мысль, что он может оказаться врагом, ее страхам пришел бы конец. Теоретически в данных обстоятельствах ей действительно была гарантирована надежная защита и обеспечена максимальная безопасность.

— Поскольку прошлой ночью было совершено нападение на дом вашей матери, — продолжал Джеррард, — я решил провести собственное расследование. Мои люди работают не покладая, рук. Я узнал о смерти вашего друга в Манхэттене неделю назад. Подумать только, — Джеррард, потрясенный, покачал головой, — его сожгли! Я также узнал, что вы с лейтенантом Крейгом пытаетесь установить, за что его убили.

Тэсс нерешительно кивнула в знак согласия.

— Вчера, вечером, — продолжал Джеррард, — вы вылетели в Вашингтон, чтобы навестить в Александрии мать, однако я подозревал, что вашей целью было использовать отцовские связи с тем, чтобы вам помогли в расследовании. Но это же, в свою очередь, заставляет подозревать, что нападение на дом матери и нападение на вашего друга связаны между собой, что общим знаменателем являетесь вы. Больше того, я считаю, что смерть Брайана Гамильтона тоже связана с этим делом. Мои люди узнали от его секретаря, что вы вчера звонили Гамильтону на работу и что он не явился на прием в честь советского посла ради того, чтобы повидать вашу мать, иначе говоря — вас. После того, как вы поговорили с Брайаном, он погиб в автокатастрофе по дороге к директору ФБР. Я знаю, что Брайан звонил ему из автомобиля, потому что директор ФБР сегодня на Арлингтонском кладбище рассказал об этом Кеннету Мэддену, а Мэдден позже рассказал мне. Наконец, сегодня во второй половине для в Вашингтоне произошло нападение, похожее на то, что случилось прошлой ночью в доме вашей матери. Хозяева дома пропали, однако известно, что один из них, профессор Хардинг, преподавал вам в Джорджтаунском университете историю искусств. Опять общий знаменатель — вы. Совпадение беспокоит меня. Вы были там, Тэсс? Нет, не отворачивайтесь, — это слишком важно. Будьте со мной откровенны. Вы были сегодня после полудня в доме профессора Хардинга?

Тэсс нехотя кивнула, внутренне, сжавшись при воспоминании о пережитом кошмаре.

— Здесь прослеживается очевидная закономерность. Давайте говорить прямо. Тэсс, кто так упорно пытается убить вас, а заодно и всех тех, с кем вы вступали в контакт? Почему? Я и сам начинаю побаиваться разговоров с вами. — Последнее замечание было явным преувеличением, поскольку вице-президента постоянно окружали сотрудники секретной службы. Однако ему, похоже, действительно было не по себе.

— Ваши люди провели очень тщательное расследование, Алан. Они хорошо потрудились.

— Поэтому они работают на меня. Они лучшие из лучших.

— Тогда, возможно, они установили, по какой причине мне угрожает опасность?

— Нет, иначе я бы не спрашивал. Это еретики, это они хотят убить вас?

Тэсс, побледнев, пробормотала:

— Еретики? — Она никак не ожидала, что ему известно о них. Она не могла в это поверить. Стараясь задержать учащенное дыхание, Тэсс молча смотрела на Джеррарда.

— Что касается вашего друга, которого сожгли в Манхэттене, — снова заговорил он, — то мои люди раскопали его подноготную. Он оказался еретиком. Мы давно знаем о них. Вначале просто ходили слухи. Международные сплетни. Но потом стала вырисовываться некоторая схема. Неожиданные дипломатические ходы, загадочные смены политического курса, особенно в Европе, убийства, внезапные кончины государственных деятелей, — возможно, смерть председателя кортесов тоже неслучайна. Происходит нечто, тайных причин чего мы не знаем: шантаж, вымогательство, контроль над голосами в? парламентах, сильнейшее давление на политиков. Руководители ключевых отраслей промышленности запуганы, потому что убиты несколько их коллег. Это не Советы, их система разваливается. Это что-то иное. Теперь, когда холодная война, судя по всему, заканчивается, над нами нависает новая угроза, и только потому, что последователи горстки фанатиков, уцелевшей во времена средневековья, жаждут сохранить свою веру, внедрившись в руководство транснациональных корпораций и в правительства крупнейших держав. Выявить еретиков очень сложно — за несколько веков они прекрасно научились скрываться, однако теперь мы распознаем их почерк и знаем, что они стремятся уничтожить демократию и капитализм. Они представляют большую опасность, чем когда-либо представляли Советы, которые, я уверен, за дымовой завесой преобразований скрывают агрессивные намерения.

— Империя зла, — сказала Тэсс. — Администрация Рейгана была одержима этой идеей. Только не говорите, что ваша администрация разделяет это убеждение.

— К черту Советы. Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но думаю, что они пытаются ввести нас в заблуждение. Вполне возможно, что там всем заправляют еретики, и именно поэтому пала коммунистическая партия. Я говорю о другом… — Речь Джеррарда прервал мощный толчок, означавший, что самолет перестал набирать высоту, гул моторов выровнялся — ВВС-2 лег на курс. Надпись «Пристегните ремни» погасла, голос по внутренней связи произнес:

— Все пассажиры могут свободно передвигаться по самолету. В случае попадания в вихревые потоки, о чем вы будете предупреждены заранее, просьба занять свои места и пристегнуться.

В ту же минуту сотрудники секретной службы, а за ними и помощники вице-президента поспешили к задней двери, чтобы продолжить выполнение своих обязанностей.

Джеррард наклонился к Тэсс и коснулся ее плеча.

— Я хочу узнать вот что: вы полагаете, что именно еретики пытаются вас уничтожить? Потому что вы дружили с одним из них? Потому что они боятся, что вам известно слишком много об их деятельности и существовании?

Тэсс едва удалось скрыть шок. Когда Джеррард пригласил их с Крейгом на борт ВВС-2, она не знала, чего ждать. И уж конечно, не думала, что вице-президент сам заговорит о еретиках. Он только что рассказал ей много того, чего она не знала, — о размахе их заговора. Может быть, она ошибается? Если Джеррард не один из них, какой смысл ему так откровенничать? Или он пытается этим завоевать ее доверие, снять подозрения? После некоторого колебания она все-таки решила, что не может притворяться несведущей. Она должна принять его игру.

— Насколько я могу судить, Алан, да, это они. Дело, однако, в том, что, хотя я случайно столкнулась с ними, мне почти ничего о них не известно. — Она достала из сумки и показала ему фотографию барельефа. — Вот единственное свидетельство их тайны. Я обнаружила эту скульптуру в спальне моего друга, но потом ее украли. Я поехала к профессору Хардингу в надежде, что он меня просветит, расскажет о ней.

— И он рассказал?

— Не он, а его жена. Оказывается, юноша, сидящий верхом на быке, — добрый бог Митра. Змея, собака, скорпион олицетворяют его соперника — злого бога. Они пытаются не дать каплям крови пролиться на землю, росткам пшеницы стать колосьями, а быку быть производителем. Она рассказала мне это и еще что еретики, пережив гонения в средние века, внедрились в различные государственные институты, чтобы остановить эти гонения. Вот и все, что я знаю.

Джеррард прищурился.

— Значит, они боятся вас, а не того, что вам известно и что, по мнению еретиков, ставит под угрозу их тайну. Их тревожит, что вы можете попросить о помощи влиятельных друзей покойного отца, включая меня, и тем самым разоблачить их. Однако страшная ирония заключается в том, что убийства, связанные с вами, были бесполезными, их безрассудные усилия оказались тщетными, поскольку мы уже знаем гораздо больше вас. Смерть вашей матери и Брайана Гамильтона ничего им не дали. Как это ужасно, Тэсс, я искренне вам сочувствую.

У Тэсс снова подкатил к горлу ком, и при всем том у нее достало самообладания, чтобы задать себе вопрос: если в высших правительственных кругах знали о еретиках, почему Эрик Четем утверждал, что ему о них ничего не известно? Без сомнения, директор ФБР играл бы главную роль в расследовании их действий. Может быть, Четем опасался отца Болдуина и его людей и решил притвориться незнающим?

Чем больше она размышляла над этим, тем сильнее сомневалась. То, что казалось искренностью, могло быть обманным ходом, а явный, на первый взгляд, обман вполне мог оказаться искренним намерением помочь ей.

Тэсс терялась в догадках, от напряженной работы мысли у нее даже закружилась голова, она утратила ощущение реальности.

Джеррард вернул ее к действительности, пожав ей руку.

— Обещаю, — прочувствованно сказал он, — сделать все от меня зависящее, чтобы наказать убийц вашей матери.

— Спасибо, Алан. Поскорее бы закончился этот кошмар.

— Я приложу все силы, чтобы положить ему конец, — это я вам тоже обещаю.

В салоне стало тихо, слышался лишь легкий гул двигателей. Джеррард, взглянув на крайнее кресло у иллюминатора, где сидел Крейг, сказал:

— Лейтенант, мне доложили, что вы любите оперу.

— Правильно, — бросив на него подозрительный взгляд, сказал Крейг.

— Вам не следует удивляться. Как я уже говорил, мои люди работают очень тщательно.

— Но почему вы вспомнили о моей любви к опере?

— Будьте любезны, пошарьте в кармашке кресла перед вами.

Последовав совету, Крейг обнаружил наушники.

— Наденьте их, — сказал Джеррард, — и подсоедините к гнезду в подлокотнике на пятый канал. Вы услышите, на мой взгляд, самую великую оперу — «Отелло» Верди.

— Верди — это хорошо, но я всегда предпочитал Пуччини.

— Этого мне не доложили. К сожалению, сейчас у нас на борту имеются только Верди, Моцарт и Вагнер.

— Верди подойдет, — закашлявшись, ответил Крейг. — Но мне как-то неловко слушать оперу в вашем присутствии.

— Мы с Тэсс пересядем. Мы так давно не виделись, у нас есть что вспомнить и обсудить.

Крейг напряженно выпрямился.

— Привилегия начальства, — сказал Джеррард. — Наслаждайтесь оперой. Так идем, Тэсс? — Он встал.

— Уже поздно, — ответила она, тоже поднимаясь с кресла. — До Мадрида далеко, вы будете чувствовать себя усталым, если не поспите, Алан. А я и без того измучена. Не обижайтесь, но меня того гляди сморит сон и очень скоро захочется положить голову Крейгу на плечо и немного подремать.

— Я буду с нетерпением ждать этой минуты, — сказал Крейг.

— Мы недолго, — пообещал Джеррард. — Я просто хочу рассказать ей одну историю.

— Надеюсь, она так же увлекательна, как «Отелло», — сказал Крейг.

— И даже более того, — ответил Джеррард.

— Тогда ей повезло, — заметил Крейг, надевая наушники.

Понимая, чего стоило Крейгу скрыть свое беспокойство, Тэсс прошла вслед за Джеррардом к пустому ряду кресел в хвостовой части салона, на ходу спросив его:

— И какую же историю вы собираетесь мне рассказать?

— У меня их целых две, — ответил Джеррард. — Одна об уксусе, вторая — о лягушках.

— Об уксусе и о лягушках? Вы ставите меня в тупик, Алан.

— Поймете, когда я закончу.

Глава 6

— Мне передали, — сказал Джеррард, когда они уселись в кресла и пристегнули ремни, — что с тех пор, как мы виделись в последний раз, вы, закончив колледж, стали активно заниматься проблемами окружающей среды, причем не как любитель, но как профессионал. Вы штатный сотрудник журнала «Матерь Земля».

— Да, это так, — ответила Тэсс.

— Признаюсь, я не читал этого журнала, но мои люди просмотрели несколько номеров и доложили, что ваши статьи содержат богатый фактический материал и написаны живо и увлекательно. Им особенно запомнилась ваша статья об угрожающе быстром исчезновении заболоченных земель и редких видов животных, которые там обитают. Моих людей поразило ваше умение из скучной темы сделать интересную статью и убедить читателя, что проблема заболоченных земель действительно важна. Они сказали, что вами же выполненные фотографии к этой статье поразительно ярко передают красоту редких насекомых, птиц и рыб, населяющих болотистые места, заставляя понять, что их исчезновение нанесет непоправимый ущерб Земле, экологии всего мира.

— Поблагодарите их за комплимент, — сказала Тэсс. — Ну а если они пойдут дальше и сделают взнос в фонд сохранения этих земель…

— Между прочим, — перебил ее Джеррард, — уже сделали.

— В таком случае поблагодарите их, пожалуйста, дважды, — с признательностью в голосе произнесла Тэсс.

— Обязательно. Но вот что я хочу сказать: хотя мне не довелось читать ваш журнал, я тоже отношусь к защитникам окружающей среды. Вы, вероятно, читали о дебатах в политических кругах, которые разгорелись из-за того, что я проголосовал в сенате на стороне оппозиции за законопроект о контроле за чистотой атмосферы.

— Читала, — сказала Тэсс, — и должна признаться, что была приятно поражена. Вы правильно поступили.

— У президента иное мнение, и он достаточно резко отчитал меня в Овальном кабинете за нелояльность. Но президент даже не подозревает, что в вопросах, касающихся сохранения окружающей среды, я все равно буду поддерживать оппозицию, даже если это означает, что для следующей избирательной компании он подберет нового кандидата на пост вице-президента. В жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда приходится отстаивать свою точку зрения в ущерб личному благополучию.

Подозрения Тэсс таяли с каждой минутой, Джеррард все больше вызывал у нее уважение.

— Если президент выберет нового кандидата, он сделает большую ошибку.

— Напишите ему об этом, — рассмеялся Джеррард и добавил уже серьезным тоном: — Поскольку вы занимаетесь экологией, вам, может быть, известна эта история, но я тем не менее расскажу ее.

Вице— президента прервал женский голос:

— Сэр, не желаете ли выпить?

Джеррард поднял голову. Рядом с ним стояла стюардесса.

— Как обычно. Апельсиновый сок.

— Мне тоже, — сказала Тэсс.

Когда стюардесса отошла, Джеррард продолжил:

— Это история о фермере из Айовы. Его зовут Бен Гоулд. Он член Национального общества Одебан [18] и, кроме того, метеоролог-любитель. Рядом с амбаром Гоулд установил прибор для измерения осадков, барометр, флюгер и разное другое метеорологическое оборудование. Два года назад после продолжительной засухи, которая чуть не погубила его посевы кукурузы и соевых бобов, в его районе несколько дней подряд лил благословенный дождь. По крайней мере, таковым его считал Гоулд. Он натянул резиновые сапоги и, увязая в грязи, пошел к своей метеостанции. Емкость для измерения дождя наполнилась почти до краев. Он вылил воду в стерильный контейнер, занес его в сарай и решил исследовать химический состав дождя. У него для этого был специальный электронный прибор. На консоли зажглись Красные цифры — две с половиной единицы.

Стюардесса принесла Тэсс и Джеррарду стаканы с апельсиновым соком и салфетки.

Они поблагодарили ее, и Джеррард повторил:

— Две с половиной единицы, таков был показатель содержания кислоты в воде. Правило гласит — чем меньше показатель, тем выше содержание кислоты. Чистая дождевая вода дает пять и три десятых единицы. А тут две с половиной? Гоулд не поверил собственным глазам. Он решил, что произошла ошибка, и еще раз снял показания прибора, использовав воду из другой емкости. Но на экране зажглись те же самые цифры — две с половиной единицы. Это уровень кислотности уксуса. Гоулд неожиданно понял, почему его посевы такие чахлые. Ведь уксусом хорошо заправлять салат за обедом, а не поливать посевы. В такой ситуации дождь хоть каждый день лей, а растения будут только чахнуть. Фермер в панике стал изучать карты ветров. Глобальное потепление и его непредсказуемые эффекты привели к тому, что преобладающие потоки воздуха сместились необычно далеко на юг, в Нью-Мексико, а оттуда двинулись на Айову. Медеплавильные заводы в Нью-Мексико печально известны тем, что выбрасывают в атмосферу невероятное количество серных соединений. А они, как вы знаете, являются причиной кислотных дождей, которые в невиданной прежде концентрации и отравляли землю Гоулда.

Джеррард замолчал, отпил сок и вновь заговорил:

— Вот моя история об уксусе. К сожалению, у нее нет счастливого конца, ибо посевы Гоулда до сих пор травят кислотой, и так будет продолжаться до тех пор, пока мы не примем законы, которые заставят медеплавильщиков и другие производства прекратить вредные выбросы в атмосферу. Причем не только в Америке, но и во всем мире. В Германии и Чехословакии, например, тысячи квадратных километров леса полностью сожжены кислотными дождями.

— Я знаю о таких районах в Европе, — кивнула Тэсс, — но ни разу не слышала вашу историю о фермере из Айовы.

— Тогда напишите об этом статью. Может быть, она подействует, заставит людей задуматься, даст повод обратиться к своему конгрессмену с требованием о введении контроля за промышленностью.

— Обязательно напишу, — ответила Тэсс. — То, что кислотные дожди губят лес, мало волнует людей, если они не видят страшных последствий собственными глазами. Но история, приключившаяся с конкретным человеком, с этим Гоулдом, сделает эту картину зримой.

— И поскольку об этом зашла речь, используйте и другую историю, которую я вам расскажу, — о лягушках. — Джеррард допил сок и поставил стакан на подлокотник. — Главный, герой моего повествования — биолог по имени Ральф Маккуин. Его специальность — амфибии, и каждый год летом он предпринимал экспедицию в район Сьерра-Невады. Десять лет назад Ральф обследовал там тридцать восемь озер и обнаружил, что они кишат желтоногими лягушками. Прошлым летом, вернувшись туда, он не мог поверить увиденному, а точнее, неувиденному. Лягушки остались лишь в одном озере. Потрясенный, биолог попытался узнать, почему они исчезли. Он предположил, что всему виной какой-нибудь смертельный вирус, который буквально уничтожил популяцию лягушек. Но когда прошлой осенью Маккуин оказался на конгрессе герпетологов в Брюсселе, его потрясению не было предела. Оказалось, что Сьерра-Невада — не единственный район, где исчезают лягушки. От коллег он узнал, что то же самое происходит на всей территории Соединенных Штатов, и не только там, но и в других частях мира: в Коста-Рике, Японии, Европе, Австралии, Африке, Индонезии, Малайзии, Южной Америке — везде. Лягушки вымирают, и никто не знает почему, ибо причин на то множество: кислотные дожди, пестициды, загрязнение воды и воздуха, глобальное потепление, слишком сильное ультрафиолетовое излучение, вызванное утончением озонового слоя, может быть, все эти факторы, вместе взятые. Трудно сказать. Самое интересное в лягушках — у них нет защитного покрова, они дышат через кожу и потому очень чувствительны к внешним условиям. Это делает их чрезвычайно восприимчивыми к разрушительным изменениям в окружающей среде. Раньше, спускаясь в шахту, горняки брали с собой клетку с канарейкой, чтобы заранее знать о скоплении ядовитых газов без запаха. Маленькая птаха умирала первой, и у людей оставалось время подняться на поверхность. Возможно, — грустно продолжал Джеррард, — лягушки, вроде этих канареек, предупреждают человечество об опасности. Их массовое исчезновение может быть тревожным сигналом неблагополучия в мире. Больше того, вымирание этого вида земноводных нанесет экологии непоправимый ущерб. Лягушки поедают огромное количество насекомых. Без них мухи и комары — и это лишь часть насекомых, которыми они питаются, — станут размножаться бесконтрольно. В то же время лягушками, питаются некоторые птицы и животные. Если исчезнет их добыча, исчезнут и они. Подумать только, — покачал головой Джеррард, — такие привычные всем нам существа, незаметная деталь природы. Я полагаю, что большинству людей глубоко безразлична судьба лягушек, ибо они не понимают, что эти твари — краеугольный камень природы и их исчезновение — страшный знак, — упавшим голосом безнадежно сказал Джеррард. — Напишите об этом, Тэсс. Это будет эпитафией лягушкам в благодарность за песни, которых мы больше не услышим; предупреждением каждому, кто еще не понял, в какую пропасть катится мир.

— Напишу, непременно напишу, — с чувством ответила Тэсс.

Джеррард, пожав ей руку, добавил:

— Я рассказал вам эти две истории не только потому, что нас с вами заботят одни и те же проблемы или потому что эти темы имеют отношение к вашей работе. У меня была другая причина, связанная с еретиками.

При этих словах Тэсс, насторожившись, вся обратилась в слух.

— Говоря о них, я упустил одно обстоятельство, — продолжал он. — Насколько мы смогли определить, заговор еретиков с целью терроризировать корпорации и внедриться в правительство, убивая политиков, заменять их своими ставленниками, шантажировать всех остальных, чтобы иметь большинство голосов во время прохождения законодательных актов по экологии, обусловлен страхом за будущее Земли. Изображенный на фотографии барельеф символизирует их основную идею. — Джеррард руками словно нарисовал в воздухе невидимый образ. — Добрый бог хочет оплодотворить землю, а злой бог старается ему помешать. Еретики полагают; что сейчас миром правит злой бог, делая все возможное, чтобы уничтожить планету. Я уверен, что вы сможете понять точку зрения еретиков. Свидетельства того, что Земле грозит гибель, — повсюду вокруг нас. Цели у еретиков те же, что у меня и у вас, хотя методы, конечно, недопустимые. Но, признаюсь, в какой-то степени я симпатизирую этим людям. Если человек поставлен в безвыходное положение, если законные методы не работают, он может решиться на отчаянный поступок. Я не оправдываю еретиков, но разделяю их отчаяние, то самое отчаяние, которое заставило меня голосовать в сенате на стороне президентской оппозиции за законопроект о контроле за чистотой атмосферы. Я хочу сказать, что не всегда легко, как полагают многие, распознать, где добро, а где зло. Если еретикам удастся спасти планету, их методы, по большому счету, вероятно, будут оправданы. Я действительно не знаю. Я политик, а не эксперт по этике. Но вот что я вам скажу: временами я колеблюсь, я спрашиваю себя, надо ли преследовать их так безжалостно. Если мои дети доживут до того времени, когда у них появятся внуки, и если эти внуки будут дышать чистым воздухом, пить чистую воду и есть незагрязненную пищу, тогда еретики, возможно, правы. Я просто не знаю. Он внимательно посмотрел на Тэсс, ожидая ее реакции. — Я понимаю, что вы имеете в виду, Алан. Как и вы, я отчасти солидарна с еретиками, по крайней мере, с их целями. Следует наказывать корпорации за безответственность, из правительства надо вывести равнодушных политиков. Мир стоит перед лицом глобального экологического кризиса, это надо понимать и соответственно принимать какие-то меры. Но убийства, Алан, шантаж, загубленные жизни, скорбящие семьи. Я никогда не была сторонницей смертной казни, хотя собственными руками придушила бы капитана «Пэсифик Рим» за то, что этот алкоголик спьяну посадил танкер на риф и сырая нефть чуть не погубила Большой Барьерный риф. Но я не знакома с этим капитаном, не знаю его достоинств и положительных сторон, поэтому мне легко ненавидеть его издалека. Зато я знаю наверняка, что мой друг, которого сожгли в Нью-Йорке, был не согласен с шантажом и убийствами. И Брайан Гамильтон никогда не делал ничего, что вредило бы окружающей среде. И моя мать — благослови Господь ее душу, — была всего лишь простодушной, несчастной, избалованной, трогательно наивной дамой из высшего общества, которая тоже никогда никому не причинила вреда. Несмотря на все ее недостатки, я любила ее, очень любила. Когда еретики убили мою мать, — я до сих пор вижу ее, истекающую кровью, — только ради того, чтобы добраться до меня, все связанное с еретиками стало моей личной проблемой. Изменилось ли мое отношение к смертной казни? Не уверена, но после того, что я пережила, после кошмара нескольких последних дней я хочу во что бы то ни стало найти убийц и рассчитаться с ними. Разве вы не обещали, что они ответят за содеянное? Разве не обещали помочь отплатить им? Джеррард молча кивнул головой.

— И выходит, что в конечном счете, Алан, меня не волнует, разделяют ли еретики мое стремление спасти Землю. Они подлые ублюдки, они — зло, и даже большее, чем злой бог, с которым, как им представляется, они ведут борьбу. Они чокнутые сволочи, и я сделаю все, чтобы отправить их в преисподнюю, где им самое место, хотя они заслуживают гораздо худшего. Может быть, этот мир не стоит того, чтобы его защищали, если убийство здесь служит добру и из-за этого погибла моя мать.

Джеррард некоторое время молча смотрел на нее, затем со вздохом произнес:

— Да, конечно, именно это я и предполагал от вас услышать. Я полностью согласен с вами. Я просто хотел обратить ваше внимание на сложные моральные аспекты этой проблемы. — Джеррард взглянул на часы. — Уже поздно. — Он встал. — Было приятно побеседовать с вами, но завтра мне предстоит много дел. Надеюсь, вы меня извините…

— Да, — поторопилась ответить Тэсс, — мы оба устали. Но прежде чем вы уйдете, скажите, как бы мне воспользоваться тем, о чем упоминал ваш помощник, он говорил о зубных щетках, одноразовых шампунях, о душе и… боюсь, мне надо пописать.

Джеррард, покраснев, ответил:

— Стюардесса позаботится обо всем, что вам нужно.

— Спасибо, Алан. Я была рада снова повстречаться с вами.

— Вы — самый желанный гость на борту ВВС-два. Тэсс подождала, пока Джеррард вошел в свой личный салон, затем позвала стюардессу, и та проводила ее в туалетную комнату в хвосте самолета. Через десять минут Тэсс снова вошла в центральный салон, села, застегнула ремень и поудобнее устроилась в кресле рядом с Крейгом.

Он еще не спал. Сняв наушники, из которых слышались приглушенные звуки оперной музыки, Крейг спросил:

— Ну и как?

— Все очень сложно, запутано и тревожно. Я слишком устала… Потом расскажу.

Она положила голову Крейгу на плечо, закрыла глаза и сразу уснула. За время полета она несколько раз просыпалась, вздрагивая от тяжелых предчувствий.

Глава 7

Перелет в Испанию занял пять часов, но, учитывая еще пять часов разницы во времени, получилось, что они прилетели в Мадрид около одиннадцати утра.

Глядя из иллюминатора вниз на аэропорт, Тэсс поразилась, каким дымным был воздух. С секунду она недоумевала, почему смог здесь гуще, чем в Нью-Йорке, потом вспомнила, что в Европе автомобили не оснащаются системами для уменьшения выхлопа и что Испания, как и остальная часть континента, не перешла к широкому потреблению очищенного бензина. Насыщенные свинцом выхлопы поднимались вверх, отравляя воздух. Одновременно Тэсс вспомнила и о словах Джеррарда о насущной необходимости введения международных стандартов в систему охраны окружающей среды.

С удивительной легкостью коснувшись земли, «Боинг» двинулся не к зданию аэропорта, видневшемуся справа, а к отдаленной части летного поля, где и остановился. Визг турбин постепенно стих. К самолету устремились несколько машин, из которых выбрались вооруженные люди и оцепили лайнер, встав спиной к нему и выставив перед собой автоматические винтовки. В тот же миг к трапу, который аэродромные служащие подкатили к переднему люку, подъехал черный лимузин с плещущимся на ветру американским флажком на капоте.

Пассажиры центрального салона тут же пришли в движение. Агенты секретной службы, расстегнув привязные ремни, поспешили к переднему салону вице-президента, а его помощники бросились обратно на свои рабочие места в хвосте.

Тэсс и Крейг подошли к иллюминаторам с левой стороны самолета и, с любопытством выглянув в них, увидели, что одетый в форму шофер лимузина открыл заднюю дверцу. Оттуда вышли два седовласых, представительного вида господина, пожали руку помощнику Джеррарда Хью Келли, обменялись с ним несколькими словами и торжественно двинулись вверх по трапу, направляясь в салон вице-президента.

— Интересно, что нас ждет дальше, — задумчиво проговорил Крейг.

Перед приземлением, после завтрака из фруктов и, по рекомендации Тэсс, копченой лососины с пшеничной булочкой, Крейг почистил зубы, умылся и побрился. Но несмотря на завтрак и несколько часов сна, он выглядел утомленным — сказывался долгий перелет и разница во времени. Крейг, оглядев свою измятую одежду, сказал:

— Вид у меня весьма непрезентабельный. Надеюсь, у нас будет возможность купить что-нибудь достаточно приличное, чтобы не выделяться из компании, в которой мы оказались.

Тэсс покосилась на свои не менее помятые блузку и джинсы и согласно кивнула. Ей больше всего хотелось сменить белье.

— Я подозреваю, что, когда путешествуешь с вице-президентом, стоит только попросить, и тебе тут же доставляют желаемое, — сказала Тэсс и вздрогнула, когда дверь переднего салона неожиданно распахнулась и появился Алан Джеррард в безукоризненно сидящем костюме, полосатом галстуке и белой рубашке. Его черные ботинки были начищены до ослепительного сияния.

— Итак, — проговорил Джеррард, — надеюсь, вы выспались, — и, потирая руки, спросил: — Вы готовы?

— К чему? — поинтересовалась Тэсс.

— К пересадке в другой самолет.

— Разве похороны не здесь, не в Мадриде? — удивилась Тэсс и в недоумении посмотрела на него. — Я думала, его похоронят в столице со всеми подобающими почестями.

— Да, вы правы, похороны состоятся в Мадриде, но только через два дня, — ответил Джеррард. — До этого я должен встретиться с несколькими высокопоставленными политическими деятелями, однако я попросил испанские официальные круги не сообщать в прессе, что наша делегация прилетела сегодня. Прежде чем приступить к своим обязанностям, мне надо кое-что сделать. Между прочим, один из политиков, с которым у меня назначена встреча, отдыхает у себя на родине. Все говорит о том, что новым председателем кортесов изберут именно его. Поэтому мы сядем в маленький, не привлекающий к себе внимания самолет и наведаемся к нему в гости. Отбросьте все сомнения, его дом — настоящий дворец, а гостеприимства ему не занимать. Вам очень понравится. Ну что вы, в самом деле? С его охраной и с моей секретной службой вы будете там в полной безопасности.

Это звучит убедительно, пыталась внушить себе Тэсс, но сердце ее холодело от страха. Ошеломленная, чувствуя себя неловко, она, преодолев колебания, прошла вместе с Крейгом в салон Джеррарда. Крейг обнял ее, и они стояли так, пока Джеррард и два важных господина спускались по трапу на летное поле. Внизу в окружении охраны все трое обменялись возле лимузина рукопожатиями, и Джеррард, повернувшись, сделал знак Тэсс и Крейгу спускаться.

— Самолет стоит вон там, — показал он направо.

Тэсс не разбиралась в самолетах, поэтому не могла определить ни модель, ни компанию-изготовителя. Она лишь подумала, что эта машина меньше, чем она ожидала, — обтекаемой формы двухмоторный реактивный самолет, предназначенный для перелетов руководителей крупных компаний.

— Но разве для вас не опасно путешествовать в таком маленьком и…

— И не обеспеченном системой защиты самолете? — подхватил Джеррард. — Вы имеете в виду различные спецпокрытия и всякого рода сложное коммуникационное оборудование? — Он покачал головой, в его голубых глазах засверкали веселые огоньки. — Я уверен, вам известно мнение обо мне политических обозревателей. Я бесперспективный политик. Кому придет в голову меня убивать?

— Но террористам все равно, что пишут в газетах. Ведь вы — вице-президент Соединенных Штатов.

— Не волнуйтесь, я не в первый раз лечу в гости к этому человеку. А что касается безопасности, только очень немногие знают, что я прилетел на один день раньше. Ручаюсь, что нам не угрожает никакая опасность. — И он решительно взял Тэсс за руку. Вынужденная подчиниться настойчивым уговорам вице-президента, особенно в присутствии многочисленных охранников с суровыми лицами, она позволила ему подвести себя к дверце самолета, где по короткому трапу поднялась внутрь. Увидев салон, где было лишь два ряда кресел, разделенных узким проходом, Тэсс ощутила приступ клаустрофобии и с тревогой сообразила, что в самолете, если не считать пилота, второго пилота, Джеррарда, Хью Келли, Крейга и ее, место оставалось только для пяти сотрудников секретной службы. Опасения Тэсс возрастали прямо пропорционально уменьшению охраны.

Она внутренне съежилась, когда второй пилот со стуком захлопнул дверцу и запер ее.

И снова, как тогда в ВВС-2, ей показалось, что она попала в ловушку. Но сейчас это ощущение стало сильнее. Застегивая привязной ремень, Тэсс усилием воли заставила себя сдержать дрожь в пальцах.

Сидя напротив Джеррарда, она украдкой бросила взгляд назад и вправо, туда, где позади вице-президента сидел Крейг. Он подмигнул ей, и все ее страхи исчезли. Тэсс улыбнулась в ответ и с удивлением подумала, насколько крепко она успела полюбить его за это короткое время. Что бы там ни было, какая бы опасность ни угрожала, они с Крейгом были вместе, и их взаимное чувство достаточно велико, чтобы помочь им выжить и одолеть все напасти. Они просто обязаны выстоять.

«Прошу тебя. Господи, не оставь нас, — молилась она. — Прошу тебя, помоги отцу Болдуину. Сумел ли он последовать за нами в Мадрид? Удастся ли ему принять сигналы передатчика, запрятанного в мою кроссовку, и быть там, куда нас везут?»

Пилоту дали разрешение на взлет. Через пару минут самолет, пробивая пелену смога, устремился ввысь, и Тэсс еще острее ощутила свою беззащитность.

С показным равнодушием она взглянула в иллюминатор и, когда самолет вышел на заданную высоту, увидела внизу простирающуюся до горизонта засушливую равнину, на которой тот тут, то там высились плоские холмы с красноватой землей.

— Куда мы направляемся? — спросила Тэсс будто невзначай.

— К северному побережью Испании, — ответил Джеррард. — В провинцию Бискайя. Мы приземлимся в Бильбао.

— Бильбао? — Она старалась поддержать разговор в надежде, что их слушает отец Болдуин. — По-моему, есть какая-то песенка о Бильбао?

— Да, «Старая луна Бильбао», ее пели много лет назад. Никак не предполагал, что вы ее знаете. Не уверен, что в ней идет речь именно об этом Бильбао.

— Нам долго лететь?

— Всего час, — пожал плечами Джеррард. — Подремать времени хватит.

Крейг, наклонившись к нему, спросил:

— Почему на похороны не полетел сам президент?

— По идее должен был бы полететь он, — повернувшись к нему, ответил Джеррард. — На похороны съедется много глав государств, есть возможность провести неофициальную встречу в верхах. Но у него очень много дел. Скоро он отправляется на давно запланированную встречу, которую не может отложить, — конференцию на высшем уровне по проблемам наркотиков в Перу, похожую на ту, что в прошлом году состоялась в Колумбии. Вот вы опасаетесь за свою жизнь, а представьте, что испытывает президент, зная, что дельцы наркобизнеса жаждут его убить. Он не хочет откладывать визит именно потому, чтобы никто не подумал, будто он испугался. Его мужественное поведение заслуживает уважения. Несмотря на все наши разногласия, я буду молить небо, чтобы с ним ничего не случилось.

Откинувшись на спинку кресла, Тэсс закрыла глаза и попыталась уснуть, несмотря на все свои тревоги. Если ее дурные предчувствия оправдаются, ей понадобятся все силы без остатка. Их нужно беречь.

Глава 8

Ее разбудил толчок шасси приземлившегося самолета. Тэсс протерла сонные глаза и посмотрела в иллюминатор. Аэропорт в Бильбао был меньше мадридского, но воздух — чище. Возможно, ветерок с океана разогнал автомобильный чад, подумала она. И опять самолет миновал здание аэровокзала и остановился в дальнем конце летного поля.

Когда они вышли, Джеррард с не менее жизнерадостным видом, чем в Мадриде, спросил их:

— Вы готовы для следующего перелета?

— Следующего? Но я думала, что наш пункт назначения Бильбао, — проговорила Тэсс, надеясь, что отец Болдуин слышит их.

— Только чтобы пересесть. Теперь мы полетим на восток, мимо Памплоны.

Тэсс покрылась испариной, вспомнив, что под Памплоной Присцилла находила спрятанные в пещерах изображения Митры. Она готова была броситься бежать, но ее снова окружили сотрудники секретной службы.

— В поместье моего друга нет взлетно-посадочной полосы, — объяснил Джеррард, — поэтому мы полетим на этом. — И он махнул рукой в сторону вертолета, от одного вида которого у Тэсс закружилась голова. Вдруг обессилевшую, с подгибающимися от страха ногами, едва владеющую собой, ее провели в салон вертолета, и она с ужасом заметила, что места здесь хватит лишь для пилота, Хью Келли, Крейга, для нее и двух сотрудников секретной службы. Охраны оставалось тем меньше, чем дальше они удалялись от больших городов. Уверенность в спасении, которую ей раньше придавала любовь к Крейгу, покинула Тэсс, она почувствовала, что обречена.

Лопасти винта заскрипели, приходя в движение, вращаясь, стали набирать скорость, пока скрип не превратился в частый стук. Вертолет с силой рванулся вверх, и Тэсс, бросив полный отчаяния взгляд на Крейга, заметила, что выражение его лица не менее напряженное, чем у нее. На этот раз он ей не подмигнул, а Тэсс в ответ не улыбнулась. Она лишь судорожно сглотнула, и слюна был горячей и горькой. Она заставила себя посмотреть на землю под ними, понимая, что ей надо, взяв себя в руки, запомнить каждую деталь.

«Внимательно рассмотри местность, — внушал ей разум. — Если попадешь в беду, лучше знать, где находишься».

В отличие от засушливой равнины в центральной части Испании, северное побережье было холмистым и поросло буйной зеленью. В проплывающих под ними долинах виднелись фермы, где смуглые мужчины и женщины косили траву. Мужчины были одеты в брюки, рубашки с длинными рукавами и широкополые шляпы, женщины — в длинные платья, на головах косынки. Отсутствие машин на полях, сложенные из камня дома с черепичными крышами — все это напоминало сельский пейзаж XIX века, и Тэсс показалось, будто она попала в петлю времени, и та перенесла ее в далекое прошлое. Но эти впечатления были мимолетны — краткие, бесплодные попытки забыть о надвигающейся опасности.

— Вон там, за этими холмами справа, Памплона, — как бы между прочим сообщил Джеррард. — Можно даже разглядеть крыши домов. А к северо-востоку от нас испано-французская граница. Мы сейчас находимся в провинции, которая называется Наварра, а те горы прямо перед нами — испанские Пиренеи.

Тэсс с ужасом подумала, что вертолет, должно быть, летит недалеко от французских Пиренеев, недалеко от обгоревших руин последнего прибежища еретиков на горе Монсегур, от места, где европейские крестоносцы учинили резню и откуда более семисот лет назад бежали со своим бесценным сокровищем несколько фанатиков еретиков, с чего и началось все это безумие.

Горы были живописными: высокие, зубчатые, поросшие соснами и буком известковые утесы, меж которых в глубоких теснинах пенились узкие, стремительные реки.

Вертолет приближался к горам. Вершины росли на глазах, их уступы казались все более иззубренными, отвесные склоны все более дикими. «Горы здесь высокие, — подумала Тэсс, — не менее семи тысяч футов, однако они ниже, чем в Швейцарии и Колорадо, куда отец иногда брал меня кататься на лыжах». Но вершины этих гор были отвеснее, а потому казались выше, а теснины — недоступнее. «Первозданные», — подумала она. Она убедилась в этом воочию, когда ущелье стремительно приблизилось. У нее даже закружилась голова, как только она взглянула вниз. Там, среди непроходимого леса, змеилась, огибая гигантские валуны, узкая грунтовая дорога, ведущая в ущелье. Тэсс окаменела, увидев, что вертолет влетел в ущелье, и теперь его грохот отдавался оглушающим эхом от скалистых утесов по бокам машины. Вертолет с трудом помещался в узкой теснине, и Тэсс испугалась, что лопасти винта заденут ее гранитные стены. Но вот наконец машина вынырнула из ущелья. Тэсс облегченно вздохнула, но у нее снова перехватило дыхание, когда вертолет резко пошел вниз. Появилась маленькая долина, окруженная густым лесом. В центре ее величественно возвышалось каменное строение, к которому жались одноэтажные домишки, а дальше кольцом тянулся лабиринт огороженных пастбищ. Вертолет снижался в сторону величественного строения.

Как и дома фермеров в долинах под Памплоной, оно было сложено из камня и покрыто черепицей. Но на этом сходство и заканчивалось. Приземистые скромные фермы не шли ни в какое сравнение с тем огромным впечатляющим сооружением, на которое она сейчас смотрела, борясь с тошнотой от неприятного ощущения падения.

— Это замок, — объяснил Джеррард, — но не того типа, как вы привыкли видеть в Англии или во Франции, вообще где-нибудь в Европе. Это испанский замок. На юге их строили в арабском стиле, а здесь, на севере, все замки вот такого типа: без башен с бойницами, без крепостных валов, рва и разводного моста. Он — нечто среднее между помещичьей усадьбой и крепостью. Камень и черепица неподвластны огню. Единственная деревянная деталь снаружи дома это…

— Ставни, — крикнула Тэсс сквозь рев резко снижающегося вертолета. — Даже отсюда видно, какие они толстые.

Джеррард кивнул и продолжал:

— А внутри в каждой комнате по нескольку дверей, таких же толстых. Они еще одна преграда на пути огня. Однако теоретически поджечь ставни нельзя: когда мы подлетим поближе, вы увидите узкие бойницы в пятифутовых каменных стенах. Вражеский лучник не смог бы пересечь открытое пространство перед замком и выпустить подожженные стрелы, потому что оно легко простреливается из замка, а в лучников, скрывающихся за этими узкими бойницами, попасть просто невозможно.

Когда вертолет начал приближаться к месту посадки, Тэсс заметила пасущихся в полях животных.

— Ваш друг разводит скот?

Джеррард озадаченно взглянул на нее, затем морщинки на его лбу разгладились.

— А, понятно. Вы подумали, что это мясной скот. Но нет, это быки. Мой Друг увлекается их разведением. Часть из них в следующем месяце пошлют на знаменитый карнавал в честь Святого Фермина в Памплоне. Уверен, что вы читали о нем: каждое утро после сигнальной ракеты разъяренных быков прогоняют по улицам, где мужчины демонстрируют свою храбрость, стараясь пробежать впереди мчащегося в ужасе стада. Некоторые молодые люди падают, быки растаптывают их копытами, поднимают на рога. Восемь дней и ночей шумного празднества. Восемь дней освященного обычаем ритуала.

Тэсс действительно читала обо всем этом, и теперь, оказавшись совсем рядом с животными, предназначенными для подобных празднеств, с любопытством рассматривала их мускулистые бока, широкие горбатые спины, длинные загнутые рога, торчащие из массивного крепкого лба. Быки. Они были неотъемлемой частью испанской культуры, и Тэсс восприняла как должное их присутствие здесь, пока вдруг не заметила быка, который пасся в загоне отдельно от других. И тут же все сомнения Тэсс — можно или нельзя полагаться на Джеррарда, все остатки надежды, что он не враг ей, — рассеялись как дым. Перед ее мысленным взором всплыла фотография: Митра, перерезающий горло быку. Белому могучему быку, а точности такому же, тоже белому, что пасся в одиночестве на поле.

Все сомнения насчет Джеррарда исчезли. Сердце бешено заколотилось, дыхание участилось; ее обуял ужас, который необходимо было скрыть от Джеррарда, чтобы тот не догадался об ее открытии. Теперь все стало ясно абсолютно ясно. Каждый в этом вертолете, за исключением Крейга, представлял для нее опасность, каждый включая сотрудников секретной службы, потому что у Джеррарда, очевидно, была причина отобрать именно этих двоих. Она выругала себя за то, что прошлой ночью не устояла перед обаянием Джеррарда и тем, что он, как и Тэсс, серьезно озабочен состоянием окружающей среды. Нельзя было с такой ненавистью говорить о еретиках, когда он пытался убедить ее, что их цели, возможно, оправдывают жестокие средства, что этические проблемы сложны и запутаны. Джеррард хотел договориться, выяснив ее позицию, обратить в свою веру, однако она настолько увлеклась разговором, что не разгадала истинного смысла беседы. Джеррард апеллировал к ее острому уму, но напрасно — Тэсс не поняла, и теперь ему оставалось одно: убить ее и Крейга.

Вертолет сел, пригибая траву мощным потоком воздуха. Грохот мотора перешел в вой и наконец смолк. Джеррард помог Тэсс спуститься. Хью Келли и два сотрудника секретной службы не отходили ни на шаг от Крейга.

«Неужели они полагают, что мы сможем убежать отсюда? — подумала Тэсс. — Куда? Мы не доберемся даже до леса. У нас была возможность бежать или отказаться от полета только на базе Эндрюс».

Но, считая необходимым установить, принадлежит ли вице-президент к секте еретиков, Тэсс согласилась действовать согласно инструкциям отца Болдуина, о чем теперь горько сожалела. Бежать поздно, они с Крейгом в западне, единственный шанс спастись — попытаться заключить сделку.

«Нет, — поправила себя Тэсс, — есть еще один шанс. Может быть, отцу Болдуину удастся поймать сигнал передатчика и освободить нас. Будь внимательна, сосредоточься, ничего не упускай!» Воздух в долине сладко благоухал. Тэсс с наслаждением вдыхала аромат луговых трав и горных цветов. Она забыла, когда в последний раз дышала таким чистым воздухом и видела такое ярко-синее, без дымки небо. Но она отбросила от себя эти впечатления, важнее то, что долину окружали горные вершины и вел в нее только один вход — через ущелье, которое они пролетали на вертолете. Сомнения нет; они в западне. И все же Тэсс не позволила себе потерять надежду. Черт возьми, могут же они с Крейгом что-то предпринять для своего спасения.

Наконец Джеррард проговорил:

— Мой друг ждет нас, он мечтает познакомиться с вами.

Тэсс обернулась. Когда вертолет подлетал к посадочной площадке, она заметила с полдюжины рабочих, которые, облокотившись на жерди изгороди, рассматривали группу быков. От них отделился человек и поспешил к вертолету. На незнакомце были запыленные ботинки и рабочая одежда в пятнах пота, на шее красный платок. Но несмотря на более чем скромную одежду, в нем безошибочно угадывался аристократ. Это был высокий, плотный, но без капли жира человек. Его руки, ноги, плечи и грудь выглядели сильными, хорошо тренированными. У него было продолговатое, смуглое, с гладкой кожей лицо, скорее волевое, чем красивое, а лоб широкий, как у здешних быков, подумала Тэсс. Она решила, что ему, должно быть, лет пятьдесят или чуть меньше, и обратила внимание на густые, темные, блестящие волосы. Глаза незнакомца — карие, как не преминула отметить Тэсс, — засияли, когда он приблизился к гостям. Лучезарно улыбаясь, он воскликнул:

— Senor Gerrard! Buenas tardes! Mucho gusto! Como esta listed? [19]

— Muy bien. Gracias, — сказал Джеррард. — Y usted? [20]

— Excelente! [21]

Они обнялись, похлопывая друг друга по спине.

Наконец, отступив на шаг, незнакомец неожиданно перешел на английский. Голос у него был низкий и звучный — голос политического оратора.

— Что же вы так давно не заглядывали сюда? Вы ведь знаете, что в этом доме вам всегда рады.

— Постараюсь приезжать почаще, — ответил Джеррард.

— Очень надеюсь на это. — Незнакомец, не замечая людей из секретной службы, повернулся к Хью Келли и, тепло улыбаясь, пожал ему руку.

— Рад видеть вас снова, сеньор Келли.

— Я тоже очень рад.

— Bueno, bueno! [22] А это ваши друзья, Алан?

— Простите, я вас не представил, — проговорил Джеррард. — Тэсс, лейтенант Крейг, это Хосе Фулано. Он обладатель высокого титула и имени немыслимой длины, но при неофициальных встречах мы предпочитаем обходиться без них. Я позвонил Хосе по пути в Мадрид и предупредил, что вы прилетите со мной.

— Как говорят у вас в Америке, друзья Алана — мои друзья, — сказал Фулано, горячо пожимая им руки. — Мой дом в вашем распоряжении. Mi casa, su casa [23]. Если вам что-нибудь понадобится — только попросите.

«Конечно, — горько усмехнулась про себя Тэсс — Что мне может понадобиться? Если только ответ на вопрос, как сбежать отсюда к чертовой матери?» Но не подавая вида, ответила самой любезной улыбкой.

— Мы очень благодарны за гостеприимство, сеньор Фулано.

— Зовите меня, пожалуйста, Хосе.

— Ваш дом просто великолепен, — вступил в беседу Крейг. — Никогда не видел более живописных окрестностей.

Фулано обернулся и вместе с восхищенными гостями посмотрел на свою усадьбу.

— Я слишком много времени провожу в Мадриде. Будь я благоразумнее, никогда не уезжал бы отсюда. — Он вздохнул. — Но, это прекрасно понимает Алан, государственные обязанности не оставляют времени на то, чтобы наслаждаться истинными ценностями, красотой природы. — Фулано взглянул на Тэсс. — Когда Алан позвонил мне из самолета, он сказал, что вы занимаетесь проблемами окружающей среды. Вам будет приятно узнать, что здесь нет никаких загрязнений.

— Я поняла это, когда вышла из вертолета. Такое впечатление, будто я дышу чистым кислородом.

Фулано улыбнулся.

— Вы, наверное, устали после долгого путешествия. Вам необходимо отдохнуть, вымыться. Я провожу вас в комнаты. Уверен, что вам захочется сменить одежду.

— Спасибо, — ответила Тэсс.

— De nada. [24] — И Фулано повел их мимо одноэтажных построек к замку.

К нему вела выложенная булыжником дорога с поросшими травой обочинами. Вблизи замок оказался ниже, чем выглядел с воздуха, высотой приблизительно с шестиэтажный дом, но его размеры тем не менее поражали. Стены были сложены из громадных камней. По большей части распахнутые ставни открывали широкие и высокие окна. На верхних этажах под каждым окном виднелся балкон с чугунными причудливо изогнутыми решетками и множеством горшков с яркими цветами. Ступеньками к огромным двустворчатым арочным дверям из темного дорогого дерева служили каменные плиты, положенные одна на другую.

Фулано толкнул одну из тяжелых створок, придержал ее и сделал приглашающий жест. Тэсс подчинилась ему, заметив, что замок окружен вооруженными охранниками. Хотя они и делали вид, будто следят за дорогой и близлежащими полями, на самом деле тайным объектом их внимания были Тэсс и Крейг.

Переступив порог замка, Тэсс почувствовала благодатную прохладу. Очевидно, на улице было гораздо жарче, чем она себе представляла. Благодаря каменным стенам и такому же полу температура в замке была как минимум градусов на пять ниже. После яркого солнечного света ей понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к царившему здесь полумраку. Середину входной залы занимал длинный, тяжелый старинный стол из дерева крепкой породы. Стены по обе стороны залы украшали тонкой выделки гобелены с видами лесов и гор, а один гобелен изображал тот момент боя быков, когда матадор вонзает шпагу в шею животного. В дальнем левом углу стояли рыцарские доспехи.

Тэсс поразил потолок: темные, отполированные, безупречно подогнанные балки около фута шириной, опиравшиеся на каменные стены, поддерживались еще колоннами и редкими поперечными балками. До сих пор ей не приходилось бывать в доме, который выглядел бы так прочно и надежно.

— Сюда, — показал Фулано.

Он провел их через входную залу вверх по трем каменным ступенькам, повернул налево в глухой коридор и поднялся по лестнице, сделанной из таких же толстенных балок, что и потолок. Звуки шагов заглушали и крепкое дерево перекрытий, и камень стен и полов.

Поднявшись на второй этаж, они очутились в высокой, просторной, полупустой зале с полом и потолком из массивных брусьев и таким же, как внизу, тяжелым старинным столом посредине. И здесь на стенах висели гобелены. Под ними были расставлены деревянные стулья с высокими, как у трона, спинками и основательными подлокотниками. Между каждой парой стульев — дверь.

— Вот ваша комната, — указывая на одну из дверей, сказал Фулано Тэсс, — а здесь — ваша, лейтенант.

Комнаты находились далеко одна от другой.

— Прекрасно, — сказал Крейг, — однако… простите меня за нескромность, но мы с Тэсс… — Он замялся.

— Да? — озадаченно спросил Фулано.

— …хотели бы расположиться в одной комнате, — закончил фразу Крейг.

— Значит ли это, что вы?… — поднял брови Фулано.

— Пришли к соглашению.

— О, конечно! — воскликнул Фулано. — Простите, я не знал. Эта комната, — сказал он Тэсс и Крейгу, — ваша. После такого утомительного путешествия вам, несомненно, хотелось бы отдохнуть. Но в восемь часов прошу спуститься в столовую. Вниз по лестнице и налево по коридору. Мы приготовили вам сюрприз.

— Не терпится знать какой. Мы приведем себя в порядок и спустимся в восемь часов, — сказал Крейг.

— Bueno. [25]

Глава 9

Тэсс с Крейгом вошли в огромную комнату со старинными комодами в испанском стиле и невероятной ширины кроватью. Ее высокий подголовник был из такого же дорогого дерева, что и пол с потолком. Ставни единственного окна в комнате были открыты.

Как только Крейг запер дверь, Тэсс взволнованно схватила его за руки.

— Слава Богу, ты… — начала она, но Крейг, с силой прижав палец к ее губам, быстро произнес:

— Бьюсь об заклад, из этой комнаты открывается замечательный вид. А цветы… Ты обратила внимание, что на балконе стоят цветы? Почему бы нам не взглянуть на них? — И он, упираясь рукой ей в спину, буквально вытолкнул ее на балкон. Тэсс не оставалось ничего другого, как облокотиться на чугунную решетку балкона, с которого открывался вид на выложенную булыжником дорогу и одноэтажные домишки. За ними простирались огороженные пастбища — на одних паслись быки, на других — лошади, дальше виднелся лес и высились горы. Легкий ветерок доносил аромат луговых трав, однако Тэсс было не до того, чтобы наслаждаться их благоуханием.

— Я уверен, что в комнате установлены микрофоны, — шепнул Крейг, — но надеюсь, с балкона нас не будет слышно. Ты заметила охрану?

— Да.

— Белого быка?

— В особенности.

— Мы попались, — сказал Крейг, — план отца Болдуина провалился.

— Может быть, он еще сумеет нас спасти.

— Пустые мечтания, — возразил Крейг. — Мы должны надеяться только на себя. Не понимаю, почему Джеррард с Фулано нас еще не убили, однако давай с этого момента забудем про отца Болдуина и будем действовать самостоятельно.

— У Джеррарда с Фулано, наверное, есть причина оставить нас в живых.

— Пока.

— Да, пока, — с дрожью в голосе согласилась Тэсс. — Они что-то затевают, возможно, это связано с сюрпризом, о котором говорил Фулано.

— В любом случае их затея вряд ли будет нам на руку.

— Так что же делать? — спросила Тэсс. — Попытаться бежать?

— При такой-то охране? Будь проклят отец Болдуин, — зло проговорил Крейг, — он вовсе не собирался нам помогать, он всего лишь использовал нас. Мы были бы в большей безопасности, если бы не слушали его.

— Это вчерашний день. Надо думать о сегодняшнем.

— Ладно, — сказал Крейг, — пока придется плыть по течению. Когда стемнеет, может, и отыщется возможность бежать. Через лес в горы. Ночью, когда все заснут, по-моему, стоит попробовать спуститься с балкона. Если кто-нибудь попытается остановить нас, я его отвлеку. В этом случае ты побежишь без меня.

— Никогда, — горячо возразила Тэсс. — Или оба, или никто.

— Тэсс… — Крейг ласково обхватил ее лицо руками и, наклонившись, поцеловал. — Они будут нас преследовать. Нет смысла умирать обоим. Если придется выбирать, я предпочел бы, чтобы спаслась ты, а не я.

Она нежно поцеловала его в ответ и сказала:

— Ты не преувеличивал, когда признался Фулано, что мы пришли к соглашению. Мы просто этого не обсуждали, а на самом деле я хочу быть с тобой до конца жизни. — И она потянула его за руку.

— Куда ты? — не понял Крейг.

— Пойдем в комнату и будем вести себя там как любовники, иначе те, кто подслушивает, могут нас заподозрить. В Вашингтоне ты назвал меня «малышкой». Ты сказал, что так твой отец называл мать. Ну, малыш, давай доведем до конца начатое. Если нам суждено умереть… — Голос ее прервался, и она, всхлипывая, обняла его. — У нас больше не будет времени. Джеррард и Фулано ждут нас в восемь часов. Давай воспользуемся отведенным нам временем. Я очень хочу принять ванну и очень хочу принять ее вместе с тобой.

Она стала расстегивать его рубашку, целуя его соски; по груди Крейга катились ее теплые слезы.

— Ты уверена? — спросил Крейг.

— Я не собираюсь умирать, не испытав твоей любви. Ласкай меня, Крейг, ласкай мне грудь. О Господи, Крейг, я так боюсь.

— Знаю. Я тоже боюсь.

— Не хочу умирать… Да, вот так хорошо. Я очень боюсь, Крейг! Ниже, ласкай меня ниже.

Тесно обнявшись, они медленно двинулись к ванной комнате, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловаться и снять друг с друга одежду, однако им так и не удалось миновать кровать. Чувствуя головокружение и слабость в ногах от неодолимого желания, Тэсс, не разжимая объятий, упала поперек необъятного двухспального ложа, навалившись на Крейга всем телом. Их поцелуи становились все настойчивее, руки — все смелее. Со стонами, извиваясь от нетерпения, они раздевали друг друга. Тэсс рванула молнию на брюках Крейга, он расстегнул пояс на ее джинсах. Сунув руку в открытую ширинку, Тэсс нашла налитый силой пенис и вынула его. По телу Крейга пробежала дрожь сладострастия, он сжал руками ее груди, чувствуя, как твердеют соски. Она ногами скинула с себя джинсы. Крейг провел языком по ее грудям, потом животу, опускаясь все ниже, снимая трусики, целуя ее между ног. Она сорвала с него остатки одежды и перекатилась на спину. Теперь Крейг, лежа сверху, прижимался к ней так тесно, что их тела соприкасались каждым кусочком кожи. Тэсс ощутила во рту его язык, низ ее живота свела сладкая судорога, внутри стало горячо и влажно. Стремясь слиться с ним в единое целое, она продвинула язык дальше, и, когда Крейг наконец вошел в нее, Тэсс было уже все равно — есть ли в комнате микрофоны, слышат ли ее чужие люди. Она стонала от наслаждения, захлестывающего ее волна за волной, и, когда Крейг проник в нее неимоверно глубоко, когда внутри нее взорвалось обжигающее семя, они застонали, на этот раз одновременно. Потом они лежали, откинувшись в изнеможении, мокрые от пота.

Тэсс тяжело дышала. Сердце ее отчаянно колотилось, но постепенно бешеный стук его выровнялся. Несколько минут они не шевелились, затем опять стали целоваться, теперь уже долгими нежными поцелуями. Крейг осторожно ласкал ее груди. Они не заметили, как через пятнадцать минут ими снова овладело желание. Наконец, совсем обессиленные, они сделали то, о чем мечтала Тэсс вначале. Они вместе искупались в неправдоподобно большой ванне.

Глава 10

Время, которое им отвели, истекло.

— Ты готова? — спросил Крейг.

— Нет. Но если у тебя есть какие-то предложения, я с удовольствием их выслушаю.

— Извини, мне нечего предложить.

— Тогда давай покажем им, что мы не боимся.

— Я люблю тебя.

— И я люблю… Поцелуй меня. Да, вот теперь намного лучше.

Когда Тэсс с Крейгом, отперев дверь, вышли из комнаты, они увидели, что напротив нее сидят в ожидании два сотрудника секретной службы. Не говоря ни слова, сотрудники двинулись за ними вниз по лестнице и сопровождали до самых дверей в столовую. Там за таким же огромным старинным деревянным столом, как во всех других залах, сидели Джеррард и Фулано. Они, улыбнувшись, встали, приветствуя гостей, и Тэсс заметила, что Фулано сменил рабочую Одежду на свободные брюки и пиджак спортивного покроя.

Они с Крейгом тоже переоделись, слуга принес одежду за десять минут до того, как они покинули свою комнату. Крейг был одет почти так же, как Фулано. Предложенный Тэсс наряд пришелся ей не по вкусу. Само собой, он выглядел очень красиво: голубой шелковый шарф, голубая блузка, красная хлопчатобумажная юбка и мягкие сандалии, очень удобные и как раз ей впору. Но Тэсс никогда не любила юбки, особенно такие — длиной до щиколоток, которые путаются в ногах при ходьбе, а надеть сандалии означало, что ей пришлось бы снять и оставить в комнате кроссовки, и, самое важное, передатчик, спрятанный в одной из них. Она положила кроссовки в свою вместительную сумку, заподозрив Фулано в том, что он намеренно прислал ей такую одежду, чтобы воспрепятствовать их побегу в лес и дальше в горы.

— Вы чудесно выглядите, Тэсс, — сказал Фулано.

— Gracias, — скромно потупившись, ответила она.

Фулано рассмеялся.

— Вы уже освоили испанский!

— Боюсь, что это единственное известное мне слово. Однако разрешите от души поблагодарить вас. Наряд мне прекрасно подошел, он просто великолепен.

Ставни окон в столовой были распахнуты. Заходящее солнце заливало комнату багрянцем.

— Уверен, вам не терпится узнать о сюрпризе, который я вам обещал, — оживленно проговорил Фулано.

— Я, себя чувствую так, будто у меня сегодня день рождения, и я жду не дождусь подарка, который держат от меня в секрете, — беспечным тоном ответила Тэсс. Подхватив юбку, она села за стол, заметив, что два сотрудника секретной службы расположились возле двери, через которую они с Крейгом вошли. Снаружи под окнами по мощенному камнем внутреннему дворику расхаживали вооруженные охранники.

Джеррард и Фулано снова опустились на свои сиденья, только когда сел Крейг.

— Позвольте вам кое-что объяснить, — сказал Джеррард, — поскольку у меня сложилось впечатление, что вы раньше не бывали в Испании.

— Теперь, когда я ее увидел, могу сказать «к сожалению», — любезно ответил Крейг.

— Прежде всего вам следует иметь в виду, — начал Джеррард, — что распорядок дня в Испании приятно отличается от того, к которому мы привыкли в Америке. Испанцы работают с девяти до часа. Затем у них долгий перерыв на ленч, который, вы, конечно, это знаете, называется сиестой. Они отдыхают, спят, занимаются любовью, одним словом, чем угодно. Затем в четыре часа снова идут на работу и заканчивают около семи, после чего ходят в гости к соседям, едят, пьют и обсуждают дневные события. Днем они только перекусывают, потому что обедают, по американским меркам, очень поздно, часов в десять. То, что они едят днем, называется tapas, и эти закуски — одна из особенностей испанского быта. Сюрприз, о котором мы упоминали, заключается в том, что сейчас их принесут.

Сбитая с толку, потому что ожидала гораздо худшего, Тэсс увидела, как Фулано постучал костяшками пальцев по столу, и тут же появились трое слуг с подносами, с которых начали снимать бесчисленные блюда.

У проголодавшейся Тэсс слюнки потекли от аромата яств, разложенных на роскошном фарфоре. Она предвкушала, как наестся сейчас до отвала не только потому, что голодна, но и чтобы набраться сил на случай, если им с Крейгом ночью выпадет шанс бежать.

— Прежде всего, — торжественно произнес Джеррард, — кальмары. Вы пробовали когда-нибудь печеных кальмаров?

— Это очень вкусно, — подхватил Фулано. — А вот оливки, а это сардины. Не те, к которым вы привыкли в Америке и которые не идут ни в какое сравнение с нашими, свежими.

— А это, — перебил его Джеррард, — кусочки восхитительно вкусной запеченной курицы. Пожалуйста, креветки и, конечно, есть хлеб, есть печеная картошка под майонезом и…

— Достаточно! — остановил его со смехом Крейг, хотя Тэсс знала, что его оживление наигранное. — Если вы зовете это закуской, что же представляет собой обед?

— Нечто потрясающее! — воскликнул Фулано.

— Могу себе представить, — согласился Крейг.

За окнами продолжали расхаживать охранники. Тэсс, бросив быстрый взгляд в их сторону, принялась с преувеличенным интересом изучать ломящийся от еды стол.

— Зачем здесь целая стопка тарелок?

— Каждое блюдо накладывается на отдельную тарелку, — пояснил Джеррард. — Важно сохранить вкус пищи.

— Тогда давайте начнем, я умираю с голода. На столе не было мяса — его отсутствие красноречиво свидетельствовало о вегетарианских убеждениях еретиков. С деланным восторгом Тэсс положила себе оливки, кальмары и все, что попалось под руку, расставив тарелки в ряд перед собой. Tapas — испанские закуски — действительно оказались удивительно вкусными: они были отлично приготовлены и удачно дополняли одна другую.

— Не хотите ли попробовать выдержанные вина? — спросил Фулано. — Испанское вино превосходно. Или, может быть, желаете немного cerveza?

— Простите, что это? — не поняла Тэсс.

— Это по-испански пиво.

— Спасибо, но я предпочитаю воду, — сглотнув слюну, выдавил из себя Крейг.

— Я тоже, — сказала Тэсс. — Мы с алкоголем не ладим, от него у меня кружится голова.

— Знаете, у меня на спиртное такая же реакция, как ни странно, — заметил Фулано и налил в ее керамическую чашку воды из графина.

Тэсс не притронулась к ней, пока Фулано не налил себе из того же графина и не выпил.

— Боже, я ужасно наелся, — сказал Крейг.

— Самое время остановиться. — Фулано прожевал оливку и, положив косточку на край тарелки, добавил: — Помните, впереди нас ждет обед.

— А теперь у нас есть другой сюрприз, — проговорил Джеррард, едва касаясь рта салфеткой.

«Вот оно, — подумала Тэсс. — Осужденные поели, их можно вести на казнь».

— Еще один? — Крейг положил вилку. — Эта чудесная долина, необыкновенный замок, эти tapas — у нас сегодня было столько сюрпризов, а вы говорите, что есть еще?

— Нечто действительно необычное, совершенно особенное. Это случается только раз в году, — сказал Фулано. — Но чтобы увидеть то, о чем я говорю, придется снова полетать на вертолете. Я уверен, что вы еще не отдохнули от предыдущего путешествия, но обещаю, что вы не разочаруетесь и получите неизгладимые впечатления.

— В таком случае забудем, что мы устали. — И Крейг решительно встал из-за стола. Не зная, что он задумал, Тэсс тем не менее последовала его примеру. Сотрудники секретной службы тоже поднялись со своих мест. Фулано, стукнув костяшками пальцев по столу, призвал слуг. Они стали собирать остатки tapas, а Фулано жестом указал Тэсс и Крейгу на коридор, который вел к выходу.

Через пять минут, когда багряный диск солнца коснулся вершин гор, они подошли к вертолету. Забираясь под пристальными взглядами нескольких пар глаз в кабину, Тэсс с тревогой отметила, что не видела Хью Келли, помощника Джеррарда, с того момента, как они прилетели в долину. Где он? Почему его нет с ними?

У нее не было времени на раздумья. Минутой позже, словно точно по расписанию, вертолет поднялся в воздух и, набрав высоту, устремился к северным отрогам гор. Солнце уже скрылось за вершинами, его кровавое сияние окрасило небо в пурпур.

У Тэсс, несмотря на сытость, засосало под ложечкой. Она вцепилась в перекрещивающиеся привязные ремни, ожидая, что вот-вот сотрудники секретной службы набросятся на нее, расстегнут ремни и выкинут из машины в долину. Но все оставались на местах, а вертолет поднимался все выше, приближаясь к потемневшим в сумерках горам.

— Алан говорит, что в Америке вы пережили тяжелые испытания, — сказал Фулано. — Если это вас хоть как-то утешит, могу обещать, что предстоящее зрелище наверняка отвлечет вас от горьких переживаний.

Вертолет уже летел над горным хребтом. Впереди солнце почти полностью опустилось за далекие вершины. Под ними лежала темная долина.

— Мы приближаемся к испано-французской границе, — пояснил Джеррард. — Мы, конечно, не будем ее пересекать. Без предварительного разрешения властей даже я не имею права нарушать воздушное пространство Франции. Но сюрприз, который мы вам приготовили, родом из Южной Франции, много веков назад он прижился в Испании. Это замечательное зрелище.

Вертолет, пронесшись над горными пиками, закружил над темнеющей внизу долиной. Но чем-то она была не похожа на остальные. Приглядевшись, Тэсс увидела сотни мерцающих огоньков, рассыпанных по тонущей во мраке котловине.

— Что это? — удивилась она. — Это же светятся не окна в деревенских домах — огоньки совсем маленькие и отстоят слишком далеко друг от друга. Похоже, это… да, точно, они зажжены в полях.

— Правильно, — подтвердил Фулано. — Это костры. Местные фермеры и крестьяне отмечают праздник.

Джеррард наклонился к ней так, что его привязные ремни натянулись, и спросил:

— Вы знаете, какой сегодня день? Я имею в виду не день недели, а число.

Тэсс, на секунду задумавшись, нерешительно сказала:

— Двадцать второе июня?

— Совершенно верно, это день летнего солнцестояния. Вы видите костры в честь наступления нового благодатного сезона — поры сбора урожая, жатвы посеянных весной надежд.

— Это очень древний обычай, — добавил Фулано, — еще дохристианский, хотя, конечно, как и в случае с Пасхой, истинное значение которой — возрождение природы, к нему со временем примешались элементы христианской религии, вот почему эти крестьяне молятся Святому Иоанну.

Иоанну Крестителю или Иоанну Богослову, ученику Христа, в смятении подумала Тэсс и решила, что скорее всего речь идет о последнем: том самом Иоанне, которому принадлежит последнее евангелие в Библии — несколько Посланий и Книга откровений.

Ее мысль обратилась к фотографиям, лежащим в сумке, в частности, к фотографиям Библии, которую она обнаружила в комнате Джозефа. В ней было вырезано все, кроме писаний Иоанна и постулатов, соответствующих доктринам еретиков, особенно доктрине противоборства сил добра и зла перед концом света.

— Фермеры и крестьяне молятся возле этих костров, — пояснил Джеррард, — держа в руках кресты, сплетенные из полевых цветов и колосьев пшеницы.

Пламя. Пшеница, содрогнулась Тэсс, и в памяти всплыл тот самый чудовищный барельеф, изображавший битву между добром и злом, от исхода которой зависело, оживет природа или погибнет.

Тэсс ужаснулась, поняв, что священный праздник в этой долине был отголоском митраизма, что у ереси более глубокие и широко распространившиеся корни, чем она себе представляла.

Логово, гнездо скверны. Отец Болдуин особенно настойчиво ищет очаги ереси в Испании, хотя его внимание сосредоточено, на горном массиве Пик Европы, лежащем на западе, а не в Пиренеях, расположенных на востоке. Он не знает, что ересь обрела последователей не только в горах на западе, но и по всей Южной Франции и Северной Испании и что в сознании местных крестьян митраические обряды настолько слились с христианскими, что люди не разделяли их и, очевидно, даже не понимали истинного происхождения праздника плодородия, который сегодня отмечали. Впрочем, возможно, они знали его истинное происхождение и значение, и от этого обряд вызывал у них еще большее благоговение и страх. Подобно местным селянам, собравшимся у костров, Тэсс боготворила природу, но сейчас, оказавшись во власти Джеррарда и Фулано, которые боготворили Митру, они с Крейгом могли стать очередными жертвами, приносимыми этому богу природы.

Вертолет начал снижаться, приближаясь к группе отдельно горящих костров.

— Разве мы не возвратимся в замок? — спросил Крейг.

— Пока нет, — ответил Фулано.

— Почему? — низким от скрываемого волнения голосом спросил Крейг.

— Вас ждет следующий сюрприз, — сказал Джеррард.

— Сегодняшний вечер состоит из одних сюрпризов. Это несколько утомительно. Боюсь, мы с Тэсс уже не способны их воспринимать.

— Поверьте, этот сюрприз не оставит вас равнодушными, — настойчиво произнес Джеррард.

Вертолет продолжал спускаться в едва различимую долину, и Тэсс внезапно поняла, что какие-то костры расположены в особом порядке. «Место для посадки!» — подумала она.

Летчик ориентировался на обозначенный кострами квадрат, который в темноте очерчивал ровную площадку на дне долины. В свете мерцающих костров он мягко посадил вертолет на траву и выключил двигатели.

— И что же такое необыкновенное нас ожидает? — поинтересовался Крейг.

— Нечто настолько сокровенное, что лишь очень немногие видели это, — ответил Джеррард.

— Вы меня пугаете. Я коренной житель Нью-Йорка, и горы, долины, костры для меня все равно что Марс.

— Тогда мы приглашаем вас побывать на Марсе, — сказал Фулано. — Обещаю незабываемое впечатление. Впрочем, нет, это слабо сказано: вы будете потрясены.

Распахните ваши глаза и душу. Приготовьтесь увидеть то, что будете помнить всю оставшуюся жизнь.

— Поскольку мы у вас в гостях, — заметил Крейг, — полагаю, что мы можем вам довериться. Я также надеюсь, что как хозяин вы чувствуете определенные обязательства перед гостями.

— Само собой разумеется.

— Хорошо, тогда давайте посмотрим на то, что мы будем помнить всю оставшуюся жизнь.

— Идите за мной.

Они вышли из вертолета.

Глава 11

Тэсс показалось, что ее окутал беспросветный гнетущий душу мрак, хотя квадрат посадочной площадки вертолета освещали яркие костры. Их стелющийся едкий дым перебил аромат травы и луговых цветов.

Возле костров толпились крестьяне в праздничной одежде, держа в руках удивительные кресты, сплетенные из цветов и колосьев пшеницы. Когда в мерцающем свете костров Тэсс увидела эти кресты, она замерла, неожиданно вспомнив слова Присциллы Хардинг. До христианства, прежде чем крест стал олицетворять распятие Христово, языческая традиция ассоциировала его с солнцем. И сейчас Тэсс с пугающей ясностью осознала, что эти освещенные пламенем костров кресты, сплетенные из растений, — творение самой природы, — посвящены солнцу и богу солнца Митре.

Фулано взял у одного из крестьян факел и сделал знак Тэсс и Крейгу следовать за ним через поле. Джеррард тоже с факелом в руках и двое сотрудников секретной службы шли позади. Внезапно к ним стали присоединяться люди из толпы возле костров. Но вместо праздничных нарядов на незнакомцах была будничная поношенная одежда, а в руках — не кресты, сплетенные из цветов и колосьев, а автоматы.

За линией костров поле погрузилось в пугающую тьму. Путь освещало только неровное пламя факелов Джеррарда и Фулано, зловеще напоминавших Тэсс факельщиков на барельефе из спальни Джозефа. У нее замерзли ступни и щиколотки, потому что она промочила сандалии и подол длинной юбки в высокой — до колен — росистой траве. Охваченная паникой, Тэсс чуть было не схватила Крейга за руку и не бросилась бежать в надежде, что, пользуясь темнотой, им удастся ускользнуть. Остановила безнадежность этой авантюры — она понимала, что охранники пустятся в погоню, что к поискам присоединятся крестьяне и что скорее, всего, потеряв в темноте ориентацию, они с Крейгом будут, избегая костров, кружить по незнакомой долине, пока их не поймают.

Тропа пошла вверх. В свете факелов они миновали буковую рощу, обогнули несколько огромных валунов и продолжали подниматься. От ночной сырости Тэсс стало еще холоднее. Подъем становился все круче, и скоро Тэсс уловила смолистый запах сосен.

Неожиданно склон выровнялся. Трава под ногами сменилась камнями. Факелы осветили впереди скрытую кустами узкую расщелину в основании скалы. Подойдя ближе, Тэсс увидела, что это вход в пещеру, который в глубине преграждает поржавевшая железная дверь.

Фулано отдал свой факел охраннику, вынул из кармана ключ и отпер висячий замок на двери. Он навалился на нее плечом, ржавые петли заскрипели, и дверь открылась. Воцарилась зловещая тишина; в темноте ночи слышалось лишь потрескивание факелов и звуки шагов Фулано, скрывшегося за дверью. Через пять секунд тишину нарушило неровное тарахтенье мотора — двигатель чихнул и взревел, оживая. Пещера внезапно осветилась тусклой лампочкой вверху под сводами, и Тэсс поняла, что заработал керосиновый генератор.

Кто— то слегка подтолкнул ее сзади. Обернувшись, Тэсс с удивлением увидела Хью Келли, который скорее всего незаметно присоединился к ним во время подъема к пещере. Где он был? Чем занимался? На нем была такая же простая одежда, как и на охранниках.

— Входите, — сказал он. — Смените обувь и наденьте куртку. В пещере может быть скользко, и еще там холодно.

— Я взяла с собой кроссовки, — ответила Тэсс. Она вынула их из сумки и надела, почувствовав себя гораздо лучшее, чем в промокших сандалиях. И все же она по-прежнему зябко ежилась. Охранники, укрепив факелы в скалах, потушили их. Тэсс и Крейг вошли в пещеру, сопровождаемые следовавшими позади Джеррардом, Келли и охранниками. Сразу при входе, рядом с генератором, Тэсс заметила сложенные в углу Шерстяные куртки. Она надела одну из них и застегнула на все пуговицы, однако, несмотря на это, продолжала дрожать.

Перед ними тянулся узкий туннель высотой всего лишь в человеческий, рост, который футов через десять поворачивал и заканчивался еще одной железной дверью. Когда они, пройдя по туннелю, остановились перед ней, Фулано начал отпирать замок, а Хью Келли тем временем запер первую дверь.

«Вот так, — подумала она. — Нам конец».

— Не волнуйтесь, пожалуйста, — успокаивающе проговорил Фулано, и его голос, несмотря на грохот генератора, прозвучал громко, отражаясь от сырых известняковых стен пещеры. — Мы запираем двери исключительно из предосторожности. В конце концов, сейчас ночь, и учтите, что опасности подвергаетесь не только вы. Мы с Аланом — тоже желанная цель для убийц. Я доверяю крестьянам, но ведь темнота может скрывать и врагов, которые ждут не дождутся, чтобы мы оказались в ловушке в каком-нибудь уединенном месте. Три охранника остались снаружи, чтобы на нас не начали, когда мы отсюда выйдем. Как вы, наверное, заметили, люди Алана из секретной службы не в восторге от нашего путешествия.

— Заметила, — утвердительно кивнула головой Тэсс, уверенная, однако, что агенты скорее присматривали за ней с Крейгом, чем за Джеррардом и Фулано. Тем не менее она сделала вид, будто его объяснения убедили ее, и спросила: — Но что, если снаружи что-то случится? Что, если ваших охранников убьют?

— Мы всегда можем связаться с ними по карманному приемопередатчику. Если они не ответят, — Джеррард сделал решительный жест рукой, словно отметая любые сомнения, — мы воспользуемся другим выходом.

— У вас все предусмотрено, — заметил Крейг.

— Мы стараемся. — Фулано, опять помогая себе плечом, стал открывать следующую дверь. Ее петли пронзительно заскрипели, нижний край заскрежетал по каменному полу. — А теперь сюрприз.

— Одно из величайших чудес света, — подхватил Джеррард. — Лишь немногие видели его. Только те, кто заслуживает этой чести, кто может оценить увиденное, кто бережет нашу планету и хочет спасти ее от погибели. Вы, Тэсс, имеете на это право, потому что любите Землю. Страстно любите, вы доказали это своими статьями.

— Итак, сейчас, — Фулано полностью распахнул железную дверь, — вы увидите тайну. Возможно, величайшую тайну, узрев которую, станете другими людьми.

— Не представляю…

— И не представляйте, — перебил ее Джеррард. — Не пытайтесь ничего предвкушать. Просто смотрите. Глядите и наслаждайтесь. Вы на пороге больших перемен.

— Учитывая, какой была моя жизнь до сих пор, перемены мне не помешают. К лучшему, надеюсь.

— Несомненно, к лучшему, — сказал Фулано. — Даю слово. Обязательно к лучшему.

Тэсс прошла за ними в дверь, схватив Крейга за руку. Охранники неотступно следовали позади. Фулано приостановился, закрывая вторую дверь.

Все хуже и хуже, подумала Тэсс.

Грубо высеченные в известняке ступени вели глубоко вниз в широкую и высокую пещеру. Путь освещали тусклые лампочки вдоль этого подобия лестницы, влажный камень которой поблескивал в их слабом свете. Сойдя вниз, Тэсс была ошеломлена размерами подземного зала. В благоговейном страхе она оглядывала украшавшие его причудливые каменные образования. По свисавшим с потолка сталактитам стекала вода, образуя лужи, которые Тэсс старательно обходила. Из этих луж поднимались сталагмиты, похожие на диковинных зверей, высунувших морды из воды. Здесь, глубоко под землей, было так холодно, что при дыхании шел пар.

— В пещере держится постоянная температура — примерно двенадцать градусов по Цельсию, в любое время года, и зимой и летом, — объяснил Фулано. — Тысячи лет назад обвал засыпал вход в пещеру, благодаря этому она осталась нетронутой. Все это время ее тайна была скрыта под толщей скал. В XIX веке очередной обвал открыл расщелину в основании утеса. Местный фермер в поисках пропавших ягнят забрался на склон горы, обнаружил расщелину и решил ее исследовать. Не столько ради любопытства — ведь такие места опасны, — сколько думая, что в нее забрели ягнята. Скоро он добрался до такого узкого лаза, что даже ягнята вряд ли могли пробраться по нему. Солнечный свет, пробивавшийся через вход в пещеру, позволил ему разглядеть, что за лазом начинаются просторные подземные галереи, и он рассказал об этом своим родным и другим, фермерам после того, как в тот же день нашел своих ягнят на лугах. Слух о пещере разнесся по округе и наконец дошел до моего прапрапрадеда, интересовавшегося пещерами. Он решил снарядить экспедицию, приехал в эту долину и приказал своим работникам молотками и кирками расширить проход. Известняк — камень хрупкий, и мастеровые быстро справились с заданием. Затем он вместе с ними, вооружившись факелами, вошел в пещеру и, когда нашел то, что мы собираемся вам показать, взял с мастеровых клятву молчания. Он поспешил преградить вход в пещеру железной дверью, ключ от которой держал всегда при себе. Потом глубже поставили еще одну дверь. Однако те, первоначальные двери, давным-давно насквозь проржавели, и их заменили, так что мы прошли уже через другие. В последнее время тут еще кое-что усовершенствовали: выбили ступеньки на спусках, сделали электропроводку, подсоединили ее к керосиновому генератору.

— Но что же он нашел такое, — спросил Крейг, — что хотел непременно скрыть?

— Не столько скрыть, сколько сохранить, — возразил Фулано. — Через секунду вы поймете.

Они двинулись за ним через подземный зал в полутемный коридор, который петлял, поворачивая то налево, то направо, и спустились еще ниже.

Тэсс с трудом вдыхала сырой воздух, который к тому же, казалось, сгустился, ограниченный сводами пещеры, и давил на нее всей своей тяжестью. Она то и дело переступала через лужи, вода с потолка иногда капала ей на голову. Они переходили из одного подземного коридора в другой словно в бесконечном лабиринте.

И вот наконец после очередного поворота открылся еще один громадный подземный зал, где их уже ждали улыбающиеся Фулано с Джеррардом. Даже в слабом свете лампочек на полу было видно, каким счастьем сияют их глаза.

Крейг подошел к Тэсс и встал с ней рядом. Появившиеся из коридора Хью Келли с охранниками присоединились к ним.

— В чем дело? — настороженно спросил Крейг. — Почему мы остановились?

— Потому что мы пришли. Разве вы не видите? — смеясь, проговорил Джеррард. — Разве вы не видите? Посмотрите вокруг! — Его смех множился, эхом отражаясь от стен пещеры. — Смотрите!

Тэсс нерешительно повернулась в ту сторону, куда, раскинув руки, показывал Джеррард. Представшее ее глазам зрелище заставило Тэсс прижать руки к груди и в изумлении и благоговении отступить назад.

— О Боже мой, — прошептала Тэсс и в избытке чувств громко повторила: — Боже мой!

Колени у нее подогнулись, она с трудом удержалась на ногах, до глубины души потрясенная тем, что открылось перед ней.

— Они великолепны! — вскричала она. — Я никогда не видела ничего подобного. В это просто невозможно поверить! Они так прекрасны, что хочется плакать!

Крейг, онемевший от восхищения, лишь молча покачивал головой.

Вокруг них и над ними, на стенах и на потолке — всюду были изображены животные. Они мчались, паслись, прыгали или просто стояли, красуясь. Это были наскальные рисунки — и в таком множестве, что Тэсс не могла их ни сосчитать, ни отделить один от другого. Рисунки накладывались друг на друга, переплетались, их линии, казалось, постоянно находились в движении — словно перед зрителями ожило огромное, неистребимое, не знающее устали стадо.

— Да, они так великолепны, — прерывающимся от волнения голосом сказал Джеррард, — так прекрасны, что у меня выступают слезы на глазах. Я был здесь бессчетное число раз, но не перестаю ими восхищаться. Теперь вы понимаете, что я не преувеличивал. Это одно из величайших чудес света. Для меня они олицетворение самой Земли.

Подземный зал населяли олени, лоси, бизоны, лошади, козероги, медведи, львы, мамонты и еще много, много других, включая незнакомых Тэсс животных, очевидно, давно вымерших.

Одни изображения были высечены и подкрашены углем, другие нарисованы красной охрой сплошными линиями или очерчены крупными точками. Рисунки изображали животных в натуральную величину: на потолке в прыжке, застыл олень восьми футов длиной, с огромными, почти такой же длины ветвистыми рогами. Выпуклости каменного свода подчеркивали мощные, бугристые мышцы на спине и ногах оленя.

Животные на рисунках выглядели совсем как живые, словно они лишь на мгновение замерли и вот-вот спрыгнут со стен и помчатся по пещере. И в то же время, как на полотнах сюрреалистов, великолепные создания природы представали в странном, искаженном виде — одни короче, другие длиннее, чем в жизни, но эти искажения, как ни странно, лишь усиливали впечатление от рисунков.

Животные грациозно изгибались вокруг выступов в камне. Они выпрыгивали и исчезали в трещинах и расщелинах. Лось, казалось, плыл, лошадь падала на полном скаку. Влага, покрывавшая известняк, заставляла изображения мерцать, отчего у зрителей захватывало дух.

— Кто нарисовал их? — наконец смог произнести Крейг. — Когда? Вы сказали, что пещеру обнаружили в девятнадцатом веке, но до этого вход перекрывали скалы. Сколько же лет этим рисункам?

— Двадцать тысяч лет.

— Сколько?

— Эти рисунки появились, когда, человечество делало свои первые шаги, — сказал Фулано. — Кто их нарисовал? Наши предшественники по эволюционной лестнице. Человек, который назывался кроманьонец. Его чувство красоты, его восхищение природой были огромны. В этом отношении, — если учитывать наше пренебрежение к природе, — современный человек не эволюционировал, а регрессировал. Иногда кроманьонцев называют «пещерными людьми» — абсурдное выражение, потому что они никогда не селились в пещерах. Кроманьонцы не смогли бы жить в пещерах из-за холода и сырости. — Фулано покачал головой. — Нет, они жили снаружи. Но по причинам, которые антропологи не могут установить, иногда забирались в пещеры, глубоко вниз, и в подземных залах, подобных этому, восславляли животный мир. У меня сложилось впечатление, что эти залы служили им храмами, что они приходили сюда в особых случаях, возможно в день весеннего равноденствия и летнего солнцестояния, чтобы поклониться чуду возрождения и плодородия, чтобы принять взрослеющих детей в полноправные члены племени и открыть им величайшую тайну мироздания. Эта пещера — храм, где человек склонялся перед величием природы.

— И он не единственное святилище, открытое в девятнадцатом веке, — добавил Джеррард.

Тэсс, кивнув, сказала:

— Я слышала, хотя никогда не видела, о наскальных рисунках в Ласко во Франции и о многих других, включая те, что в Альтамире — здесь, в Испании.

— Но в Ласко их обнаружили в сороковых годах нашего столетия, — сказал Фулано. — Историки полагают, что первой исследовали пещеру в Альтамире, это километрах в трехстах к западу отсюда. Якобы это произошло в 1879 году. Но мой предок нашел эти рисунки на десять лет раньше. Он знал, что ни один специалист по первобытным культурам не поверит в их подлинность. Как мог примитивный человек создать такие изысканные произведения искусства? Ученые сказали бы, что эти великолепные рисунки — ловкая подделка недавнего времени. Чтобы его находку не осмеяли, мой прадед закрыл пещеру на замок и не показывал ее никому, кроме родных и самых близких людей. И он оказался прав, потому что когда обнаружили наскальную живопись в Альтамире, ученые подняли открытие на смех. Только после того, как были найдены пещеры с рисунками во Франции, антропологи признали свою ошибку и согласились, что изображения животных в Альтамире подлинные. Ласко и Альта-мира вызывают такое восхищение, что их часто называют Сикстинскими капеллами палеонтологического искусства. Но я был в Ласко и в Альтамире и могу с полной уверенностью сказать, что они не идут ни в какое сравнение с тем, что вам посчастливилось увидеть. Именно это — настоящая Сикстинская капелла палеонтологического искусства. Мой предок поступил мудро и в другом отношении. Он понял, что микроклимат в этой пещере, которая оставалась нетронутой тысячи лет, находится в таком неустойчивом состоянии, что тепло тел множества людей, приходящих полюбоваться на рисунки, может нарушить экологию пещеры, с обувью будут занесены бактерии, дыханием людей увеличится влажность. Эти рисунки, сохраненные благословенной волею природы, будут уничтожены грибком и сажей от горящих факелов. Он позволял входить сюда только немногим избранным. Двадцатый век доказал, что прадед был прав. Ласко посещало так много туристов, что рисунки покрылись разрушительной зеленой плесенью. Пещеру пришлось снова закрыть, в нее допускались только специалисты и то лишь при соблюдении особых мер предосторожности, например, обувь следовало обработать составом, который убивал микроорганизмы. В Альтамире в пещеру могли войти лишь несколько человек в день по специальному разрешению. Но здесь, в этой отдаленной пещере, в этой затерянной долине, бывает еще меньше людей. Двойные двери создают своего рода барьер, преграждая доступ наружному воздуху, а с ним — пыльце и семенам растений. Мы сказали, что увиденное здесь вы будете помнить всю жизнь. Могу вас уверить, что и через сто лет и больше очень немногие смогут похвастаться подобными воспоминаниями.

— А вы еще не видели самого лучшего, — воскликнул Джеррард.

— Есть и другие рисунки? — изумился Крейг.

— Да, еще один зал, — сказал Фулано, его темные глаза сияли. — Самое лучшее — напоследок. Идемте. Вы увидите, оцените и поклонитесь.

— Поверьте, я уже оценил.

— И поклонились? Нет, не похоже, — с сомнением произнес Фулано. — Приготовьтесь, предпоследнее откровение поразит вас до глубины души. Но не буду открывать того, что вас ждет, увидите сами.

Он пошел вперед. Все последовали за ним, и, когда Тэсс вошла в следующий зал, она остолбенела не только от благоговения, но и от ужаса. Крейг тоже остановился, ошеломленный увиденным. Стены и потолок этого зала, как и предыдущего, были покрыты рисунками — изображениями животных в натуральную величину. Но здесь все животные представляли один вид — быков, и только быков. К тому же в отличие от рисунков в предыдущем зале, эти были выполнены не углем и охрой. Они были разноцветными и не просто контурно очерчены, но нарисованы очень подробно, вплоть до малейших деталей. Все как в жизни: черные копыта, коричневые задние ноги, горбатые рыжие спины, картинно изогнутые хвосты, острые черные рога угрожающе опущены. А в глазах такая свирепость, что кажется, быки сейчас кинутся на людей, разъяренные тем, что обречены быть вечными пленниками пещеры. Их мускулистые тела пружинисто изогнулись, ноги крепко упираются в землю — великолепный образец — и восхваление — мощи и красоты природы, той самой природы, которая через двадцать тысяч лет оказалась на грани уничтожения.

— Краски делались из толченого угля, охры и окиси железа, смешанных с животным жиром и кровью. Эта техника известна как полихром, — пояснил Джеррард, — и есть еще только два места, где она широко применялась, — Ласко и Альтамира. Невероятно изощренная техника и превосходно выполненная. То, что вы видите, является величайшим произведением искусства в истории человечества, потому что оно изображает могучую жизненную силу природы. Но как ясно показала зеленая плесень на рисунках в Ласко, наше вмешательство в природу ослабило ее жизненную силу настолько, что сейчас ей грозит гибель. На нас лежит священная обязанность любой ценой положить конец уничтожению планеты.

Этот зал покорил Тэсс еще большим совершенством изображений и еще сильнее напугал ее.

Быки. Подобно пламени и крестам, они неразрывно связаны с пережитым ею кошмаром. Тэсс оглядела прекрасные цветные рисунки и вдруг застыла при виде одного: изображавшего огромного — больше других — быка. И не было на этом рисунке ни черной, ни красной краски, а только одна — белая, и изображал он белого, как на барельефе, быка с задранной в агонии головой и торчащим из горла зазубренным наконечником копья.

Полный мучительной боли взгляд быка был устремлен в сторону еще одной запертой двери, увидев которую, Тэсс едва не вскрикнула.

«Как только что сказал Джеррард, — пронеслось у нее в голове, — на нас лежит священная обязанность любой ценой положить конец уничтожению планеты. А раньше Фулано упомянул, что в этом подземном зале находится предпоследнее откровение. Что же скрывается за той дверью?»

— Это единственное изображение смерти на рисунках, — прервал Фулано ее неотступные тревожные мысли. — Но моего предка оно не удивило. Он разгадал тайный смысл рисунка и понял, что белый цвет быка — это знак свыше. Он точно знал, что ему следует делать.

Тэсс, вцепившись в руку Крейга, смотрела, как Фулано отпирает дверь. Скрип ржавых петель резанул по натянутым нервам.

— Почему-то мне кажется, что больше рисунков мы не увидим, — проговорил Крейг.

— Вам правильно кажется, — отозвался Фулано. — Вы увидите Истину.

Тэсс крепче сжала руку Крейга. Когда она замешкалась, Хью Келли слегка подтолкнул ее вперед, и она вошла в дверь.

Глава 12

Этот подземный зал окутывали черные тени потому, что он освещался не лампами, а светильниками. В нем стало еще темнее, когда Фулано затворил дверь, заслонив электрический свет из соседнего зала быков.

— Пол мокрый, но ровный. Вы не упадете, — заверил ее Джеррард.

Их шаги эхом отдавались от стен. Подойдя к первому светильнику, Тэсс увидела, что его основание из камня укреплено в полу пещеры, а в каменной чаше горит масляный фитиль. Языки пламени заплясали, растревоженные, когда Тэсс прошла мимо.

Она направилась ко второму светильнику и впереди, в темноте услышала шаги Джеррарда и Фулано. Чиркнула спичка, Джеррард поднес ее робкий огонек к следующему светильнику, откуда скоро поднялись языки пламени. Фулано зажег еще один. Они двигались по пещере, попеременно зажигая светильники, пока темнота в зале окончательно не рассеялась. Но даже и тогда их тени зловеще колыхались на стенах и потолке, стоило им пройти мимо какого-нибудь светильника.

Фулано назвал подземные залы с наскальными рисунками Сикстинской капеллой каменного века. Но, оглядевшись по сторонам, Тэсс растерялась от неожиданности, обнаружив, что находится действительно в молельне. Однако, взяв себя в руки, решила все внимательно рассмотреть. Архитектура зала — его колонны и сводчатый потолок — напоминала римскую, но Фулано сказал, что пещеру нашли в XIX веке, и Тэсс рассудила, что, несмотря на античный стиль, зал был выстроен не раньше чем в прошлом столетии. Высеченный в известняке, он делился на три части. Справа лестница из трех ступеней вела к арочному входу в боковой придел с каменной скамьей вдоль него. Слева другие три ступени вели к точно такому же нефу со скамьей вдоль стены. Середина зала за величественной аркой представляла собой вытянутое, без колонн пространство, уровень которого был ниже уровня приделов и которое хорошо просматривалось со скамей. Все служило одной цели: сфокусировать внимание на предмете, покоящемся на большом квадратном престоле в глубине центральной части зала, и этот предмет — сердце Тэсс остановилось — был знакомым ей барельефом, где Митра, оседлав быка, перерезает ему горло. Она едва подавила вскрик, мысли ее смешались, казалось, она сходит с ума.

Скульптура была в два раза больше, чем та, которую она видела в спальне Джозефа. Белый мрамор местами потемнел, потрескался, кое-где откололся, и Тэсс инстинктивно поняла, что это не копия, какая была у Джозефа. Нет, это оригинал, тот самый барельеф, который горстка еретиков-фанатиков взяла с собой, когда по веревкам спустилась с горы в ночь накануне резни в крепости Монсегур.

— Как я и обещал, — проговорил Фулано, — вот она, Истина.

— Подойдите поближе, взгляните, — сказал Джеррард.

Встав между Тэсс и Крейгом, он положил им на плечи руки и повел к центральной части храма. Перед аркой Джеррард остановился у стоящей на пьедестале каменной чаши и опустил в нее правую руку. На его пальцах заблестела вода. Он поднес руку ко лбу, груди, к левому и правому плечу, перекрестившись.

Но Тэсс знала, Джеррард осенил себя не христианским крестом, то был крест — символ бога солнца.

— Чаша со святой водой? — не удержавшись, воскликнула Тэсс, ибо страх уступил место замешательству.

— Без сомнения, это напоминает вам католицизм, — проговорил Джеррард, — но обычай осенять себя крестом возник задолго до появления католицизма. Как и многие другие ритуалы, его заимствовали — украли — у нас после того, как Константин в четвертом веке обратился от митраизма к христианству. Разгромив наши храмы, эти ханжи христиане присвоили себе наш обряд освящения — причащения хлебом и вином. Но в отличие от их лжерелигии, где хлеб и вино якобы олицетворяют плоть и Кровь Христа, для нас хлеб и вино олицетворяют плодородие земли и щедрость природы. А эта вода в чаше не нуждается в освящении, она святая уже потому, что являет собой благодать дождей и рек, утоляющих жажду природы.

— Или утолявших, — поправил его Фулано, — до того, как отравленная атмосфера не превратила дожди в губительную кислоту. Вода в чаше набрана из ручья в этой долине, которую еще не успели загрязнить.

Они приблизились к барельефу — изображению вечной борьбы добра и зла, с содроганием подумала Тэсс.

— Ну, пора, — сказал Джеррард и, когда к ним присоединился Фулано, продолжал: — Хотя мы постепенно — одно откровение за другим — приобщали вас к нашей тайне, мне ясно, что, поднявшись на борт ВВС-два, вы уже подозревали, что я, пользуясь привычным вам термином, еретик, хотя для нас ересью является христианство. Причем вы без сомнения догадывались, что я знал о ваших подозрениях. Поэтому мы затеяли словесную игру, вели хитроумные беседы, где каждый пытался одурачить своего собеседника, но ни один из нас не преуспел. И даже в этом случае то, что вы сказали, Тэсс, произвело на меня сильное впечатление. Меня тронула ваша глубокая озабоченность проблемами окружающей среды, заинтересованность в судьбе нашей планеты. В Вашингтоне, узнав, что вы угрожаете Существованию нашей общины, я согласился с планом, согласно которому вас выводят на меня с тем, чтобы я лично организовал вашу ликвидацию. Осуществить это не представляло никакого труда. Однако побеседовав с вами, я засомневался в необходимости этой акции. В вашем отношении к природе я вижу возможность изменить наши первоначальные намерения. По-моему, ваше незаурядное журналистское мастерство способно принести нам пользу. Вы испытываете совершенно справедливый гнев из-за смерти матери. Я тоже. Это убийство было бессмысленным, глупым, ненужным. Но оно случилось, вашу мать уже не вернуть. Итак, я должен задать вам следующий вопрос: готовы ли вы, несмотря на вашу утрату, работать с нами и тем самым сохранить себе жизнь? Подумайте хорошенько, для вас сейчас это самый важный вопрос.

— Убийство, шантаж, терроризм — у вас не те методы, — сказала Тэсс.

— Но они необходимы, потому что никакие другие не дали результатов, — возразил Джеррард. — Тем не менее я ценю ваш искренний ответ прежде всего потому, что вы не хитрите. Учитывая, что вы взяты на мушку, у вас было большое искушение солгать, но вы этого не сделали. Замечательно; вероятно, еще есть надежда, и мне действительно не хочется, чтобы вы были уничтожены. Вы энергичная, здоровая, спортивная женщина с благородными стремлениями — великолепный образчик жизненной силы, которую мы пытаемся спасти. Я буду искренне сожалеть, если придется вас ликвидировать.

Крейг кашлянул, и Джеррард, обратившись к нему, проговорил:

— Вы хотите что-то добавить, лейтенант? Имейте в виду, что вас оставили в живых только из-за ваших романтических отношений с Тэсс. Если бы вас убили, она не согласилась бы сотрудничать с нами.

— Да, у меня есть что добавить, — кивнул головой Крейг. — Нам с Тэсс очень хочется остаться в живых, потому что мы любим друг друга. Но, допустим, мне удастся забыть, что я работаю в нью-йоркском управлении полиции. Допустим, Тэсс удастся забыть, что вы, ублюдки, убили ее мать. — Он остановился.

Джеррард с каменным лицом произнес:

— Продолжайте.

— Если мы согласимся с вашими условиями, откуда вы узнаете, что мы не лжем? Как вы можете быть уверены, что нам стоит доверять?

— Вы уже ответили на первую часть своего вопроса, — сказал Джеррард. — Вы с Тэсс любите друг друга достаточно сильно, чтобы понапрасну подвергать свое будущее неотвратимой опасности. Задача, которую наши предки поставили сотни лет назад, выполнена. Мы проникли в правительства всех мировых держав и руководство важнейших компаний, не говоря уж о коммуникационной сети и крупнейших финансовых организациях. Вам с Тэсс не скрыться от нашего надзора. Наши оперативники будут постоянно наблюдать за вами. Вас убьют в тот же момент, как вы попытаетесь открыть наши секреты и призвать к борьбе с нашей верой.

Тэсс в страхе вспомнила те же самые угрозы отца Болдуина. «Если вы попытаетесь открыть тайну, что инквизиция жива и по сей день, наши оперативники, постоянно следящие за вами, заставят вас замолчать». Она попала в западню между двумя противоборствующими силами — добром и злом. Но какая из них добро, а какая зло? Обе использовали одни и те же порочные методы.

— Что ж, это звучит разумно, — признал Крейг. — Но судя по вашим словам, я ответил только на первую часть своего вопроса. Как насчет второй? Если мы с Тэсс пообещаем сотрудничать, откуда вы узнаете, что нам можно доверять, и какие у нас гарантии, что мы будем в безопасности?

— Да, — согласился Джеррард. — Действительно, как мы это узнаем? В этом вопросе я должен положиться на мнение Хосе, тут моей власти приходит конец, ибо хоть я и являюсь американским вице-президентом, Хосе — прямой потомок главы еретиков, сбежавших от резни в Монсегуре, и ваша судьба в его руках.

Тэсс повернулась к Фулано.

Испанец суровым тоном спросил:

— Вы признаете всю ценность наскальной живописи? Храмов животных?

— Да, признаю, хоть я и очень напугана. Они невероятно прекрасны, — ответила Тэсс.

— И поняли их значение?

— Поняла, они — душа природы.

Фулано испытующе посмотрел на нее.

— Тогда, несмотря на разницу во взглядах, у нас больше общего, чем вы предполагаете. Вероятно, наше примирение возможно. — Он нахмурился. — Но чтобы завоевать наше доверие, вам придется доказать свою преданность нам.

— Что вы имеете в виду? Каким образом?

— Вам придется совершить обряд крещения.

— Что?

— Вы должны принять нашу веру.

— Митраизм?

— Это для вас единственный путь, — сказал Фулано. — Если вы вступите в нашу секту и, познав таинство посвящения, на себе испытаете великую силу обряда, вам и в голову не придет нас предать.

— Мы должны креститься? — спросила Тэсс.

Фулано кивнул.

Тэсс лихорадочно размышляла. «Все, что угодно, только побыстрее выбраться отсюда. Ну, плеснут мне на лоб воды. Прочитают пару молитв. Это ничто по сравнению с тем, что я пережила». Она сделала вид, будто колеблется, раздумывает, и наконец проговорила:

— Хорошо.

— Не думайте, что сможете провести нас, — предупредил ее Джеррард. — Наше крещение совсем не похоже на христианское. Знайте: это первозданный обряд, и вам предстоит испытать намного более глубокие чувства, чем вы себе представляете.

«Что это может быть? — недоумевала Тэсс. — Насколько их крещение отличается от христианского? Полное погружение в ледяную воду подземного ручья?» Ее страх умереть от переохлаждения или захлебнуться был действительно глубоким. Но она знала, что крещение с полным погружением в воду практиковалось некоторыми фундаменталистскими христианскими сектами, а Джеррард сказал, что их крещение совсем не похоже на христианское, и, стало быть, на его фундаменталистские варианты тоже.

И тут же Тэсс вспомнила, что обряд полного погружения в воду встречается не только в христианстве, но, например, в некоторых религиозных сектах в Индии, и к тому же Присцилла Хардинг говорила, что там сохранились отдельные группы последователей митраизма.

«Ну и что? — мрачно решила Тэсс. — Беспомощно барахтаться в ледяной воде нисколько не страшнее того, что мне пришлось пережить».

— Спасибо за предупреждение, — сказала она, — но я уже подумала и согласилась. Я сделаю все, что нужно. Я приму крещение и перейду в вашу веру, если это необходимо, чтобы нас с Крейгом оставили в покое и избавили от вечного страха за свою жизнь.

— Да, вы не будете жить в страхе, однако это не означает, что вас оставят в покое: вы станете помогать нам, — сказал Джеррард.

— Если моя помощь не будет связана с насилием.

— Конечно, — согласился Джеррард. — Вы будете помогать нам только как журналистка, посвятившая себя спасению Земли.

— Это моя работа и мой долг.

— Лейтенант, вы тоже согласны? — спросил Джеррард.

— Я присоединяюсь к решению Тэсс, — ответил Крейг. — У нас с ней один путь.

— Тогда прошу вас пройти сюда, — распорядился Фулано, указывая на арку в дальнем конце храма, справа от барельефа Митры.

Тэсс решительным шагом направилась в указанную сторону, хотя ноги у нее не гнулись от напряжения. Внезапно она запнулась, услышав странный звук в темноте за аркой. Что-то глухо стукнуло. Тэсс резко повернулась к Фулано и с искаженным страхом лицом в замешательстве спросила:

— Что это?

И тут же раздалось громкое фырканье.

— Похоже, там какое-то… — Хриплый голос Крейга от волнения пресекся.

— …животное, — пролепетала Тэсс.

— Вас предупредили, — произнес Фулано. — Наше крещение очень необычное.

— Первозданное.

— Да. И в зависимости от того, как вы его воспримете, вы останетесь жить или умрете, — продолжал Фулано. — Мы сразу же узнаем, обратились ли вы в нашу веру, прочувствовали ли великую силу обряда. — Таинственное невидимое животное второй раз стукнуло огромным, как показалось Тэсс, копытом и стало шумно рыть земляной пол пещеры. Усиленный эхом звук доносился до них из темноты арки. Затем животное свирепо фыркнуло. Тэсс окаменела от ужаса. Но Хью Келли и охранники, окружив ее и Крейга, неумолимо подталкивали их вперед, к арке.

Джеррард и Фулано, опередив их, стали зажигать один за другим светильники, и колеблющееся пламя, поднявшись из чаш, осветило то, что скрывалось за аркой.

Глава 13

В узком загоне, вырубленном в сероватом камне пещеры и загражденном железной решетчатой дверью, стоял громадный белый бык, которого Тэсс видела сегодня днем с вертолета, подлетая к имению Фулано. Тот самый, что пасся отдельно от других.

Теперь Тэсс стало ясно, где был Хью Келли и чем он занимался с того времени, как вертолет приземлился у замка, и почему попал сюда раньше них, таинственным образом присоединившись к Джеррарду и Фулано во время подъема к пещере. Ему было приказано подготовить все это.

В свете разгорающихся светильников, чье пламя колыхалось, наверное, от движения приближающихся людей, величественный белый бык повернул голову в сторону Тэсс, и она прочла в его налитых кровью глазах ярость, вызванную долгим заточением в темноте. Бык раздувал ноздри и гневно фыркал. Грозно нагнув голову, отчего напряглась его шея, он сделал выпад, в гордом отчаянии надеясь пронзить рогами своих недосягаемых мучителей.

— Бог мой! — простонала Тэсс.

— Да, — отозвался Джеррард, — мой Бог. Это и есть значение барельефа. Белый бык олицетворяет луну, и, поскольку луна приносит свет в темноту, он символизирует торжество добра над злом. Луна — ночной двойник солнца, поэтому этот бык — двойник и олицетворение Митры, бога солнца. Ваш страх понятен, — продолжал Джеррард. — Однако надеюсь, что наряду со страхом вы испытываете также и благоговение. В конце концов, священный обряд лишен силы, если не вызывает глубочайших эмоций. Вам предстоит испытание. Вы оба изменитесь, ручаюсь. В ту или иную сторону, ибо жизнь противостоит смерти, согласие — противлению.

— Подойдите поближе, — приказал Фулано дрожащей от страха Тэсс. — Встаньте сюда, лицом к быку.

Тэсс с Крейгом не двинулись с места.

— Ваша нерешительность мне не нравится, — недовольно проговорил Фулано. — Вы должны доказать свое желание креститься.

Его подручные подтолкнули Тэсс и Крейга к загону, заставляя подчиниться приказаниям Фулано. Тэсс оказалась в десяти футах от морды свирепого быка и, когда животное яростно фыркнуло, она почувствовала, как из его раздутых ноздрей на лицо ей брызнули горячие капли.

Тэсс с отвращением поспешно отерла лицо. Но то, что она увидела, заглянув вниз, повергло ее в такое отчаяние, что казалось, ее мочевой пузырь не выдержит.

Высеченная в полу узкая лестница с едва различимыми в полумраке ступенями вела в черный провал прямо под быком.

Джеррард потер правый глаз, который слезился, очевидно, опять воспалившись. Он вынул из кармана маленькую пластмассовую коробочку, наклонив голову, раздвинул веки, и на ладонь выпали контактные линзы. Когда, положив их в коробочку, он поднял голову, его глаза оказались не голубыми, а серыми.

По телу Тэсс прошла волна дрожи.

— Еще одна тайна — наследство, доставшееся от предков, — пояснил Джеррард.

— Регрессивные гены, знаю.

— Тогда вы многое знаете. Больше, чем я думал. Но теперь узнаете еще больше, гораздо больше. Пора, спускайтесь в яму.

Фулано тоже снял контактные линзы. Тэсс содрогнулась еще сильнее, увидев, что глаза у него такие же серые, как у Джеррарда, и так же сияют восторгом в отсветах пламени светильников.

— Снимите одежду, — резко сказал Фулано.

— Что? — возмутился Крейг. — Погодите-ка минутку.

— Уверяю, мы далеки от похотливых мыслей, — заверил его Джеррард. — Желания оскверняют душу. Мы вынужденно даем им волю только ради продолжения рода. Для нас ваша нагота не более, чем естественная нагота животных. Но мы уважаем свойственное человеку чувство стыдливости. Вам не обязательно раздеваться перед нами. Снимите одежду в яме, где темно, а потом выбросьте ее на ступеньки. Иначе, когда вы станете одеваться, она будет испачкана.

— Испачкана — чем? — Крейг раздраженно посмотрел на него. — О чем вы говорите?

— О вашем крещении, — сказал Фулано. — Меня беспокоит ваше замешательство. Покажите свою готовность быть с нами. Покажите, что вы способны на этот шаг. Делайте, что вам говорят, спускайтесь в яму, снимите одежду.

Когда охранники еще теснее окружили Тэсс и Крейга, она решительно проговорила:

— Не надо нас принуждать, уберите своих людей. Мы на все согласны, потому что хотим остаться в живых.

— Это зависит от того, восчувствуете ли вы великую силу таинства, — сказал Фулано. — Либо вам откроется высокое предназначение обряда, либо…

— Нас убьют, — закончила Тэсс.

Собрав все свое мужество, Тэсс стала спускаться вниз, постепенно удаляясь от мерцающего наверху света. Очень скоро они с Крейгом оказались на дне ямы, где было темно, сыро и холодно. И так тесно, что, раздеваясь и выбрасывая одежду вверх на ступеньки, они все время наталкивались друг на друга.

Едва ее глаза немного привыкли к темноте, Тэсс, подняв голову, увидела отблеск огня светильников, пробивавшийся сквозь толстые металлические прутья, вделанные в известняковые края ямы. Решетка была достаточно частой, чтобы между прутьями не провалились копыта животного. Крейг пробормотал:

— Что они затеяли? Что это за крещение?

— Ты видел барельеф, — прошептала Тэсс. — Разве ты не понимаешь?

Крейг содрогнулся, догадавшись, что им предстоит. Хотя Тэсс говорила шепотом, Джеррард, должно быть, услышал ее.

— Согласно канонам христианства, — раздался сверху его голос, — вас должны омыть кровью ягненка. Этот обряд они тоже украли у нас, выдавая его за свой. Затем заменили кровь на воду. Однако изначально омовение совершалось кровью не ягненка, а быка. Белого быка. Христианские ритуалы менялись в угоду времени, наш же обряд остался в первозданном виде. Мы до сих пор храним многовековые священные традиции. Они восходят к Древнему Ирану, вновь возродились в Греции, особенно на Крите, где, как гласит легенда, из моря восстал белый бык, который в конце концов на материке, в Афинах, был принесен Тезеем в жертву богу солнца — они называли его Аполлоном. Позже, во времена Рима, этот обряд был воспринят митраизмом. Здесь, в Испании, бой быков не что иное, как современный вариант жертвоприношения. Кстати, в Мериде арена, где проходят корриды, построена над древним митраическим храмом, а в его недрах существовала яма, похожая на эту. Она называлась тауроболий, и в ней римские центурионы, раздевшись донага, принимали крещение перед каждой битвой в надежде обрести силу для победы над врагом. Обряд втайне совершался и после четвертого века, когда Константин принял христианство. Он существовал и в средние века, несмотря на всю жестокость инквизиторов. Он существует до сих пор. И будет существовать, пока жива природа. Потому что величие его и сила вечны.

— Тогда начинайте! — закричала Тэсс. — И поскорее покончим с этим!

И сразу, гулко разносясь по пещере, прозвучал голос Фулано:

— Как прямой потомок человека, который вывел горстку приверженцев Митры из Монсегура, я занимаю место своего предка. Я занимаю место Митры. Я приношу в жертву двойника Митры, — говорил он нараспев.

Тэсс услышала, как над ними яростно забил копытами белый бык. Она ничего не видела, но ясно представляла себе происходящее. Фулано — с риском для жизни, — сел на стоящего в загоне быка.

Теперь раздался голос Джеррарда — такой ровный и бесстрастный, что становилось не по себе:

— В день весеннего равноденствия это жертвоприношение олицетворяет пробуждение природы к жизни. В день летнего солнцестояния — приобщает молодых членов братства к его тайнам и изредка обращает иноверцев в нашу веру. Они совершают великий обряд крещения и, если достойны того, понимают необходимость жертвоприношения.

Испуганный бык продолжал негодующе всхрапывать, бить копытами и брыкаться.

Тэсс представила, как Фулано верхом на быке, уклоняясь от его острых рогов, хватает мотающее головой животное за морду, задирает ее и глубоко вонзает нож в горло, перерезая хрящи и артерии, и кровь… Вниз хлынул поток крови. Горячая, отвратительная, густая и тяжелая, она дымилась и была едкой и солоновато-горькой. Кровь текла нескончаемым могучим потоком через металлическую решетку над их головой. Она обрушивалась на них — липкая и вязкая, обжигающая, обволакивающая, не давая дышать.

Бык — даже с перерезанным горлом — заревел в последний раз, гордо и бесстрашно протестуя. В благоговейном ужасе Тэсс услышала, как его колени стукнулись о железную решетку, и огромное величественное тело повалилось на бок, прогнув металлические прутья.

Кровь хлынула еще сильней, пропитав ее волосы, залив лицо и обнаженное тело. Ноги по щиколотки погрузились в омерзительную дымящуюся жидкость. Теряя сознание, Тэсс осела на пол. Крейг попытался поднять ее, но под тяжестью потока тоже обессиленно опустился рядом.

— О Боже мой! — простонал он.

— Теперь вы поняли? — требовательно спросил Фулано. Раздался звук его шагов по решетке, когда он, поднявшись с мертвого быка, подошел к загородке известнякового загона и перебрался через нее.

Тэсс полулежала на полу, залитом толстым слоем крови. Она больше не дрожала, согретая горячей жизненной силой священного быка. Ей показалось, что она потеряла рассудок. Она посмотрела вверх сквозь липкую красную пелену, застилавшую глаза, и попыталась привести в порядок мысли, не в силах вымолвить ни слова.

— Отвечайте! — закричал Фулано.

— Жертвоприношение, — голос не слушался ее, — призвано научить нас, что жизнь драгоценна, — не проговорила, а, казалось, простонала она. — Омывшись кровью быка, мы навечно запомним, что смерть унесла его безвозвратно, поэтому нельзя убивать без крайней необходимости. Вот почему вы не едите мяса. Вот почему вы вегетарианцы, ведь растения весной возвращаются к жизни, а животное — все и каждое в отдельности — единственное в своем роде, и если его убить, оно не появится вновь весной. Если мы убьем много животных, не восполнятся целые виды. Возможности природы не безграничны, ее щедрость может иссякнуть, если мы о ней не позаботимся.

В храме наверху воцарилась гнетущая тишина. Тэсс чувствовала, как с ее тела стекает кровь.

— Вы поняли, — раздался голос. Фулано. — Добро пожаловать, теперь вы члены нашего, братства.

Тэсс провела тыльной стороной ладони по залитому кровью рту, ощутив ее солоноватый тошнотворный привкус. Капли крови при вдохе попали ей в нос, и она едва не задохнулась. Тэсс вспомнила изображение белого быка с копьем в горле. Смерть навсегда кладет конец великолепному творению природы, поэтому к смерти нельзя относиться с бездумным равнодушием. Вот смысл посланий из веков.

«Но вы, ублюдки, — зло подумала она, — с величайшим хладнокровием убили мою мать! Проклятые ханжи и лицемеры!»

Далекий, отозвавшийся эхом грохот прервал ее мысли, полные лютой ненависти.

Несмотря на отдаленность, звук был таким сильным, что каменный пол под ногами Тэсс зашатался, хотя вначале она решила, что у нее просто трясутся колени.

— Что случилось? — послышался возглас Джеррарда наверху.

Ба— бах! От второго, более близкого толчка, по пещере пронеслась ударная волна. Где-то со стуком упал камень.

— Похоже на… — голос Фулано пресекся, — обвал!

— Нет! Это взрывы! — испуганно воскликнул Джеррард.

— Узнайте! — приказал Фулано охранникам. — Вот ключ, отоприте дверь! Доложите, что происходит!

Раздался топот ног охранников, бегущих ко входу в храм.

В тот же миг, схватив Тэсс за руку, Крейг рванулся к лестнице. Она бросилась за ним, поскользнулась и упала.

Однако благодаря многолетним тренировкам сгруппировалась, смягчив силу удара, и тем не менее сильно ушибла плечо. Сморщившись от боли, она тут же вскочила и устремилась вверх по ступеням, где ее уже ждал Крейг.

С головы до ног в крови, дрожа от холода, они торопливо оделись, но одежда, сразу пропитавшись кровью, нисколько не грела, и дрожь лишь усилилась. Не обращая внимания на труп белого быка в загоне, они побежали ко входу в храм, где в арке сгрудились Фулано, Джеррард и Хью Келли, а в просвет между ними Тэсс и Крейг увидели, как через подземный зал бегут к входной двери охранники.

Один из них, со всей силы потянув на себя дверь, обескураженно обернулся.

— Нет света!

— Двумя взрывами уничтожены обе внешние двери, — сжав кулаки, пробормотал Фулано. — Первый взрыв, должно быть, повредил генератор.

— Кто бы это ни сделал… — начал Джеррард.

— Вы знаете, — резко оборвал его Фулано, — это инквизиторы!

— Но если вход не завалило, если они охотятся за нами, без огня в туннелях они нас не найдут, — сказал Джеррард.

— Они готовы к этому! У них будут фонарики! — возразил Фулано. — Им остается лишь следовать вдоль линии электропроводки. — Он, подавшись вперед, крикнул охранникам: — Выходите в туннель! Закройте дверь, чтобы вас не освещало пламя из светильников! Стреляйте, как только увидите свет карманных фонариков! Они станут для нас легкой добычей!

Охранники, подчиняясь приказу, выскочили в дверь и закрыли ее за собой.

— Инквизиторы! — с ненавистью произнес Фулано. — Как они нашли нас? Как узнали, где мы?

Джеррард повернулся к Тэсс и Крейгу.

— Вы… вы… каким-то образом привели их сюда!

— Каким же это образом? — ощетинился Крейг. — Вы знаете, что мы не могли этого сделать. Мы стали вашими пленниками с той минуты, как поднялись в воздух с военно-воздушной базы Эндрюс. Если бы мы звонили с самолета, вы бы об этом узнали. Затем вы пересадили нас в другой самолет, потом в вертолет. Как же мы могли передать сообщение? Мы делали все, что вы от нас потребовали, вплоть до крещения. Мы из кожи лезли, чтобы доказать, что готовы сотрудничать.

— И все же… — Выкатив серые глаза, Фулано медленно двинулся в их сторону. — Вас обыскали на предмет оружия, вас проверили металлоискателями. Как же вы сумели привести за собой хвост?

— Посмотрите на ее обувь! Она в тех же кроссовках, в которых поднялась на борт ВВС-два! — вскричал Джеррард. — Она принесла их с собой в сумке и надела, когда входила в пещеру. Вот как они проследили за нами. Вот как они обнаружили нас. В кроссовках спрятан передатчик.

— Снимите кроссовки! — потребовал Фулано. — Я хочу на них взглянуть.

Тэсс попятилась.

— Так и есть! — воскликнул Фулано.

Тэсс отступила еще на шаг.

— Келли, — позвал Джеррард своего помощника.

— Да, сэр?

— Пристрелите их. Мы им доверились, однако они этого не заслуживают. Не просто пристрелите, разнесите их на мелкие кусочки.

— Да, сэр.

Хью Келли передернул затвор автомата и поднял его, прицеливаясь.

Крейг стремглав кинулся к Тэсс, опрокинул ее в лужу за сталагмитом, и они вместе спрятались за ним, скорчившись в ледяной воде.

Но выстрелы раздались не из автомата Хью Келли, они глухо донеслись из-за двери, ведущей в храм. Послышались предсмертные стоны.

Дверь со скрежетом распахнулась, в храм, отстреливаясь, вбежали охранники и, разом навалившись на дверь, закрыли ее.

— У них нет фонариков! — закричал один из них.

Фулано, кинувшись в дальний конец храма, воскликнул:

— Как же они смогли пройти сюда? Как увидели в темноте линию лампочек?

— У них приборы ночного видения! Они видят нас, где бы мы ни прятались, а мы их — нет!

— Всем залечь! — приказал Фулано.

Охранники отступили, укрывшись за колоннами и каменными пьедесталами светильников. Несколько охранников были ранены. Тэсс слышала их хриплое дыхание. Донеслись звуки ударов снаружи по металлической двери.

— Они пытаются прорваться! — воскликнул Джеррард.

Снаружи опять что-то грохнуло, однако замок выдержал.

— Сейчас они будут взрывать дверь! Ложись! — крикнул Фулано.

Хью Келли обернулся, привлеченный его возгласом.

Воспользовавшись моментом, Крейг выскочил из-за сталагмита. Келли, услышав шорох, крутанулся, но опоздал. Лейтенант кинулся на него, прежде чем тот успел поднять автомат и выстрелить. Сбив Келли с ног, Крейг, извернувшись, поймал в захват его шею и резко дернул голову помощника Джеррарда назад, затем упал на одно колено, выставив вперед другое, и переломил об него позвоночник Келли.

Дважды раздался громкий хруст, от которого Тэсс чуть не стало плохо: первый раз сломалась шея Келли, второй раз — позвоночник. Его безжизненное тело не успело осесть на пол пещеры, как Крейг схватил автомат и навел его на Джеррарда и Фулано. Слишком поздно: шум борьбы привлек их внимание, и они метнулись через арку в храм. Крейг, выругавшись, кинулся за ними, но в то же мгновение мощная взрывная волна отбросила его назад, и он упал. Взрыв был оглушающим, металлическая дверь слетела с петель и с грохотом упала на пол. С потолка посыпались камни. Несмотря на звон в ушах, Тэсс слышала, как охранники стреляют в сторону входа в туннель. Из темноты за входом, из зала быков раздавались ответные выстрелы. Снова взрыв потряс своды пещеры, затем еще один. Лежа в холодной луже за сталагмитом, Тэсс, болезненно сморщившись, зажала уши руками. Гранаты! Инквизиторы закидывали еретиков гранатами! Храм наполнился дымом, в нем вспыхнул огонь. Даже зажав уши, Тэсс слышала крики смертельно раненных людей.

Перестрелка становилась все ожесточеннее. Взрывы, один за другим, сотрясали пещеру, со стен и потолка снова сыпались камни. Один из светильников повалился, расколовшись, из его чаши растеклось по полу храма горящее масло. От колонн, прошитых автоматными очередями, летели осколки камней.

Из зала быков в храм ворвались люди в темных комбинезонах. Сквозь дым Тэсс увидела, что у них на глазах специальные очки для ночного видения, а лица намазаны черной камуфляжной мазью. Выставив перед собой автоматы, они поливали огнем пещеру, останавливаясь только, чтобы бросить гранату. От взрывов рушились колонны, охранники падали, простреленные насквозь, избежавших пули заваливало осыпающимися камнями. Те, кто оставался в живых, — в том числе Джеррард и Фулано — поспешили укрыться в пещере за храмом. Кое-кто из отступавших отстреливался, но большинство просто бросилось в панике из храма.

Тэсс подставила подножку одному из пробегавших мимо сталагмита, и он со всего размаха ударился подбородком о пол. Тэсс, с перепугу забыв об опасности, выскочила из укрытия и подобрала оружие упавшего. Отец никогда не учил ее обращаться с автоматом, но она помнила, что Хью Келли, готовясь выстрелить, отвел назад выступающий сбоку рычаг затвора. Очевидно, этим досылался патрон в патронник, и, предположив, что затвор уже взведен, она прицелилась в попытавшегося встать охранника и выстрелила. Тот распластался на полу, из спины брызнула струя крови. Вид поверженного врага и сильная, многократная отдача автомата лишили Тэсс присутствия духа, руки ее ослабели, и дуло автомата задралось вверх. «Опусти его вниз, старайся держать ровно», — строго приказала она себе. Тэсс решительно развернулась в поисках следующей цели. Крейг? Где Крейг? Среди дыма, огня и беспорядочных выстрелов она не осмеливалась нажать на спуск из страха попасть в него. Затем она увидела, что Крейг лежит на полу и стреляет по бегущим охранникам. Подстреленных отбрасывало на тех, кто бежал позади, и задние падали, сбитые с ног и обагренные кровью своих товарищей. Тэсс приспособилась стрелять по движущимся целям над головой Крейга. Тем временем огонь в пещере разрастался, дым становился все гуще. И все же Тэсс в какой-то момент заметила, как справа из-за боковой стены загона, где лежал принесенный в жертву священный, бык, поднялся Фулано и, выхватив из-под полы своего спортивного пиджака пистолет, прицелился в Крейга.

Однако Тэсс сумела опередить Фулано и прошила очередью его грудь. Прямой потомок предводителя еретиков несколько раз дернулся, зашатался и, перевалившись через невысокую стену загона, остался лежать на туше громадного белого быка. Тэсс снова не удалось справиться с отдачей. Дуло автомата подскочило вверх, палец инстинктивно продолжал нажимать на спуск. Ее развернуло, и в линию огня вдруг попал Джеррард.

Вице— президент завопил, выставив вперед руки, словно пытаясь прикрыть ими грудь, но пули ударили выше, оставляя зияющие дыры на его красивом лице, в глазницах серых глаз. Во все стороны брызнули мозги, и от лица уже не осталось ничего. И тут сразу несколько взрывов в задней части храма опрокинули Тэсс воздушной волной на пол. Она попыталась подняться, зная, что гранаты теперь будут взрываться еще ближе. Вот одна уже летит через арку входа. В тот же миг Тэсс едва не задохнулась: на нее в прыжке свалился Крейг, придавив всем телом, и они вместе покатились, ударяясь о каменные ступени, в яму. Она разбила себе колени, ушибла спину, голову и, оглушенная, свалилась в густую, остро пахнущую кровь, окатившую ее с ног до головы.

Тэсс тут же зажала уши залитыми кровью руками и краем глаза увидела, что Крейг сделал то же самое. В следующую секунду с оглушительным грохотом взорвалась граната, ее осколки разлетелись по храму, ударив в верхние ступени лестницы над ямой, громоподобное эхо разнеслось по подземному залу, сверху посыпались обломки скал.

Тэсс подняла голову, с которой капали темные, тяжелые капли крови, и услышала, как стрекочут автоматные очереди. Наверху царила темнота — взрывная волна потушила все светильники.

— Похоже, мы с ними покончили, — раздался высокий резкий голос.

— Убедитесь до конца, — отозвался другой.

Тэсс узнала этот низкий грудной голос.

Отец Болдуин. «Мы спасены», — подумала Тэсс и со бралась окликнуть его, как вдруг Крейг зажал ей рот рукой и пригнул голову вниз. Все ее существо противилось, но любовь к Крейгу подсказала: он хочет ее о чем-то предупредить. И что еще важнее, он хочет ее защитить. Она подчинилась, расслабилась и, перестав сопротивляться, промолчала, зная, что каким бы странным ни был поступок Крейга, он продиктован наилучшими побуждениями.

У входа в пещеру прозвучали тяжелые шаги.

— В живых не осталось никого, — послышался резкий голос. — Тех, кого не застрелили или не закидали гранатами, засыпало камнями.

— Проверьте еще раз! — приказал отец Болдуин.

Голос главного инквизитора звучал приглушенно, и Тэсс догадалась, что глыбы известняка завалили убитого быка и труп Фулано и, должно быть, частично спуск в яму.

— Они уничтожены полностью, — отозвался тот же самый резкий голос.

Громко стукнул упавший с потолка камень.

— Потолок вот-вот рухнет.

— Установите заряды, — сказал отец Болдуин. — Везде.

— Я уже начал.

— О барельефе я позабочусь сам, собственными руками подложу под него бомбу и взорву ко всем чертям. Слава Богу, мы нашли главное логово. Какие-то еще остались, но важно разделаться с самым главным.

— Как насчет женщины и детектива? Я их до сих пор не нашел.

— Вероятно, похоронены под обломками скал. Возможно, они еще живы, но через пять минут это не будет иметь значения, — проговорил отец Болдуин. — Они все равно погибнут, когда мы подорвем все пещеры. Мы перед ними в долгу, однако нельзя, чтобы посторонние знали о наших тайнах. Награда будет ждать их на небесах. Что там с зарядами?

— Только что закончил.

— А я только что установил бомбу у основания барельефа. И его, и тела подонков разнесет на мелкие кусочки. Собирать их будут в аду.

— Пошли. — Человек с высоким резким голосом двинулся к выходу. Раздались торопливые шаги других людей, последовавших за ним.

— Остальные заряды подготовлены? — строго спросил отец Болдуин. Голос его удалялся.

— Да. Чтобы выйти из пещеры, нам понадобится пять минут. На это время я и установил часовые механизмы.

— Поторопитесь, — приказал отец Болдуин. — Уходя, на всем пути оставляйте, за собой заряды. Я хочу, чтобы от этих пещер не осталось и следа.

— Так оно и будет. Мы понаблюдаем за фейерверком снизу.

Звук шагов затих вдали.

Крейг убрал руку со рта Тэсс. В насквозь пропитанной кровью одежде, они на четвереньках поползли вверх по лестнице и обнаружили; что вход в яму завалило большим обломком рухнувшей скалы. Крейг нащупал узкое отверстие и с трудом протиснулся наружу, за ним последовала Тэсс, больно оцарапавшись спиной о камень. Хотя в пещере было темно, отсветы торящего масла, разлитого на полу храма, позволяли им пробираться через нагромождения камней. Окровавленная одежда прилипла к телу, заставляя ежиться от холода.

— Нам нужно выбраться отсюда, — сказал Крейг.

— Как? — Тэсс обхватила себя руками, пытаясь согреться. — Даже если мы успеем добраться до выхода до того, как взорвутся бомбы, люди отца Болдуина застрелят нас.

— Мы можем попробовать обезвредить бомбы.

— Нет, всех зарядов нам ни за что не найти.

— Но мы не можем просто покорно ждать, когда придет смерть, — возразил Крейг. — Надо же что-то делать.

— Я придумала, — сжав его руку, воскликнула Тэсс. — Помнишь, когда мы вошли в пещеру, Фулано, закрывая двери, оставил снаружи трех охранников…

— …и сказал, — перебил ее Крейг, кивая, — что, если охранников убьют и они не ответят на вызов по передатчику, — он заговорил быстрее, — можно использовать другой выход. У нас есть надежда выбраться!

— Этот выход должен быть рядом, — подхватила Тэсс с бьющимся от радости сердцем.

Крейг, вдруг сникнув, прислонился к скале.

— В чем дело?

— Мы никогда не найдем его в темноте. — Неожиданно он выпрямился. — Минутку, кажется, я смогу раздобыть огонь. Оставайся здесь.

Сбитая с толку, охваченная отчаянием Тэсс смотрела, как он, озираясь, пробирается через каменные завалы.

— Что ты ищешь?

— Какое-нибудь тело. Моя одежда слишком мокрая. Куртка не будет гореть.

— Не понимаю.

— Поймешь. Вот, нашел… — Стянув с трупа куртку, Крейг подполз к горящему в храме пламени, поднес к нему рукав, поджег его и торопливо вернулся. Пламя бежало вверх по рукаву куртки. — Светильники разбились от взрывов, — сказал он, — и не горят, но масло разлилось по всему полу. Я чувствую его запах.

Он протащил горящий рукав по полу, пробуя то в одном месте, то в другом, и вдруг среди груды обломков вырос язык пламени — загорелось масло.

Огонь разрастался. Тэсс с Крейгом попятились. Когда пещера осветилась, Крейг, указывая налево, воскликнул:

— Там туннель!

В этот момент потолок дрогнул, с него посыпались камни. Тэсс бросилась через завалы, стремясь поскорее добраться до туннеля.

— Не спеши, — крикнул ей Крейг, — ты можешь сломать ногу.

— Меня больше волнуют бомбы и обвалы, — ответила она, и, едва они успели укрыться в туннеле, как часть сводов рухнула с оглушительным грохотом.

— Возможно, именно через этот туннель Келли и его люди провели быка, — предположил Крейг. — Вход в храм слишком узок для животного. К тому же с быком не просто управиться, поэтому проход наверняка сделали по возможности прямым и коротким.

Крейг оказался прав. Отблески огня, полыхавшего в пещере, высветили впереди, футах в двадцати, выход. Но Тэсс не сдержала стона, увидев, что и он закрыт металлической дверью. Ее отчаяние возросло, когда они с Крейгом, как ни старались, так и не сумели ее открыть.

— Эта чертова штука заперта, — зло бросил Крейг, с одежды которого капала кровь, и в изнеможении прислонился к стене. — Мы зря потратили время. У нас его осталось так мало.

— Может быть, есть какой-нибудь другой выход, — дрожащим голосом проговорила Тэсс.

— Даже если он и есть, на что я не рассчитываю, бомбы взорвутся прежде, чем мы его найдем.

— Наде попробовать.

Крейг, пристально вглядевшись в ее лицо, ответил:

— Хорошо.

Они бросились обратно по туннелю, и, когда добрались до подземного зала, на их глазах обрушилась часть сводов. Тугая волна воздуха отшвырнула их, языки пламени горящего масла закачались.

— Там, сзади, — пробормотала Тэсс, — еще один туннель.

— Сейчас начнут взрываться бомбы!

— Пламя, Крейг! Посмотри на пламя!

— А что?

— Оно все еще качается! Оно клонится к тому туннелю! Когда мы в первый раз вошли в храм, я заметила, что огонь в светильниках колышется, но подумала, что это от нашего движения. Теперь я поняла: воздух затягивает в коридор, который должен вывести нас наружу.

— А что, если он слишком узкий и мы не сможем через него пролезть?

— Это наш единственный шанс! Скорей! — крикнула Тэсс, когда своды снова содрогнулись.

Они двинулись через завалы к коридору в дальнем конце пещеры, и едва вошли в него, как сзади, чуть не придавив их, рухнул огромный кусок скалы. По мере их движения вперед света становилось все меньше.

— Если этот ход разветвляется, считай, что у нас не осталось ни единого шанса, — тяжело дыша, проговорил Крейг. Отблески огня из пещеры почти уже не достигали темного прохода, и идти приходилось, придерживаясь за стены.

— Ты чувствуешь ток воздуха? Он усилился или мне это кажется? — с надеждой спросила Тэсс.

— Да! Но оттуда доносится какой-то звук.

Впереди слышался неумолчный гул, и чем ближе они подходили, тем громче он становился.

Туннель завернул и пошел под уклон, свет, брезживший из пещеры, угас. Они продолжали брести в полной темноте, нащупывая стены руками. Что-то ревело впереди, так громко, что Тэсс, не расслышав слов, которые Крейг прокричал ей, переспросила:

— Что?

— По-моему, это…

В кромешной тьме Тэсс схватила Крейга за руку, сделала еще один шаг вперед, и внезапно ее толкнула в спину ударная волна от множества взрывов. Своды затрещали, готовые обвалиться. Ее швырнуло вперед и, ступив в пустоту, она стремительно полетела вниз. Что-то наверху позади с грохотом обрушилось на своды. Из последних сил цепляясь за руку Крейга, Тэсс летела к черной, грозно ревущей бездне. Ею оказался подземный поток, Тэсс погрузилась в него с головой, и ледяная вода словно оглушила ее — крик замер на губах. Ошеломленная, она беспомощно барахталась в стремительно несущемся потоке, захлебываясь и ничего не видя вокруг, лишь смутно ощущая, что обломки скал сыплются в воду, но поток уносит ее вперед, не давая им размозжить ей голову. Она старалась вынырнуть, отчаянно надеясь, что замеченный ими ток воздуха означал выход подземной реки на поверхность. Однако ее усилия были тщетны.

Поток несся по извилистому коридору, набирая скорость. Тэсс ударило об отполированную течением стену туннеля и, развернув, швырнуло к другой стене. Она отпустила руку Крейга, сделала судорожную попытку вынырнуть и вдруг почувствовала, что летит вниз вместе с рекой. О Господи, взмолилась она, не в силах больше сдерживать дыхание, готовая инстинктивно вдохнуть, наполнив легкие водой.

Поток продолжал падать. И наконец выкинул ее из своего каменистого ложа, подбросив вверх. Вынырнув из воды, она тут же снова шлепнулась в нее и, непроизвольно вдохнув, ощутила, что во всю силу своих легких дышит свежим воздухом. А потом мощный водопад вышвырнул ее в озеро и с силой толкнул вперед. И когда она, с трудом двигая руками, вынырнула, то некоторое время лишь жадно дышала и только после осознала, что над ее головой на бескрайнем ночном небе светят звезды и что берег совсем недалеко. Через секунду она стала лихорадочно опираться в поисках Крейга и увидела, что его распростертое тело несет на нее. Тэсс быстро подплыла к нему, ухватив за плечи, потянула к берегу. Крейг, подняв голову над водой, натужно кашлял и отплевывался. Добравшись до берега, они растянулись на его травянистом ковре. Но Крейг, тяжело дыша, продолжал кашлять, его рвало водой. Тогда Тэсс уложила его на живот, повернула голову набок и принялась, уперевшись ладонями в спину, изо всех сил давить на легкие, чтобы выкачать из них воду. При каждом ее движении вода выливалась у него изо рта, он мучительно кашлял, но постепенно спазмы прекратились, дыхание стало ровным.

Только тогда Тэсс в изнеможении повалилась на землю. Воздух пах свежестью, ярко светила луна, сияли звезды. Несмотря на грохот водопада, она услышала журчание ручья, вытекающего из озера и бегущего по камням в долину. Крейг поднял голову и посмотрел на нее. Снова закашлявшись, он сжал ее руку и сказал, через силу улыбнувшись:

— Спасибо.

— Брось. Мы ведь вдвоем оттуда выбрались, — с улыбкой ответила Тэсс, счастливая, что он остался жив, и тоже закашлялась, выплевывая воду и стуча зубами от холода.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, измученные, обессиленные.

Минут через пять Крейг заставил себя подняться.

— Вода была такой холодной! — проговорил он и невольно содрогнулся при воспоминании о ледяной воде подземного потока.

— Неужели нам грозит переохлаждение? — со страхом посмотрела на него Тэсс.

Он обеспокоенно ответил:

— В мокрой одежде даже в теплую июньскую ночь мы можем погибнуть от холода. Нам надо как можно скорее согреться и обсохнуть.

Осознавая всю опасность их положения, Тэсс оглянулась в сторону долины. «Нет, мы не имеем права умереть от холода после всего того, что пережили», — подумала она. И тут же, мысленно возблагодарив Господа, проговорила:

— Все будет хорошо, вот увидишь.

— Но ближайшая деревня наверняка не ближе чем в нескольких милях отсюда. Мы потеряем сознание или уснем, прежде чем доберемся до жилья, если вообще найдем его.

— А я говорю, все будет хорошо, — упрямо повторила Тэсс, окоченевшая от холода.

— Думаешь, стоит потереть две щепки и мы разожжем костер?

— Нет, за нас это уже сделали. И разожгли не один, а много костров.

Крейг озадаченно проследил за взглядом Тэсс и в изумлении ахнул. Под ними, по всей долине, в полях мерцали в темноте сотни костров, и не было ничего прекраснее этого зрелища.

— Праздник Святого Иоанна, я совсем забыл! — воскликнул Крейг.

— Эти огоньки точно крохотные кусочки солнца. Хотя бы на этот раз пламя нам поможет, — сказала Тэсс и, с трудом встав, протянула Крейгу руку. — Яркий костер, тепло. Пошли, малыш.

Ей пришлось напрячь все свои силы, чтобы поднять Крейга. Поддерживая друг друга, обнявшись, чтобы хоть немного согреться, они побрели вниз по заросшему травой склону к кострам.

— По крайней мере, вода смыла с нас кровь, — проговорила Тэсс. — Это было своего рода крещение. И оно действительно оказалось очищающим.

— К сожалению, наши неприятности не закончились, — заметил Крейг.

— Понятно, ты имеешь в виду отца Болдуина. А как ты догадался, что он не хотел отпускать нас живыми?

— Интуиция. В моей работе без нее не обойтись. Я подумал, что не стоит торопиться, надо посмотреть, захочет ли он найти нас среди завалов. Очевидно, по мнению отца Болдуина, мы представляем для него угрозу, потому что знаем многие его тайны.

— Сейчас не хочу и думать об этой проклятой инквизиции. Так хорошо быть с тобой, знать, что мы все-таки выжили!

— Борьба добра со злом, — задумчиво проговорил Крейг и поежился. — В данном случае их не отличишь друг от друга. Обе противоборствующие стороны — зло. Я уверен, что как только инквизиторы узнают, что мы остались в живых, они начнут за нами охоту.

Тэсс, помолчав, ответила:

— Может быть, и нет.

— У тебя есть план?

— Что-то вроде этого. Я еще обдумываю его. Но если они решат нас уничтожить, я готова драться. Они, на мой взгляд, совершили непростительный грех.

— Потому что предали нас?

— Нет, потому что взорвали пещеры с рисунками. Я всю жизнь буду их помнить: оленей, бизонов, лошадей, козерогов, быков. Таких прекрасных, таких величественных и неповторимых.

У края склона Тэсс заметила темные фигуры и поняла, что это собрались вокруг костра крестьяне, держа в руках кресты, сплетенные из цветов и колосьев пшеницы. Они с подозрением поглядывали на Тэсс с Крейгом. Но она подняла правую руку и коснулась ею лба, груди, левого и правого плеча. Крестьяне приветливо закивали и жестами пригласили Тэсс и Крейга к своему костру.

У огня они быстро обсохли и отогрелись. А потом всю ночь просидели, нежно держась за руки, возле костра, временами засыпая, а проснувшись, неотрывно смотрели на пламя, завороженные его волшебной силой.

Глава 14

Александрия, штат Вирджиния

Ощущая рядом успокаивающее присутствие Крейга, Тэсс стояла на кладбище на окраине города у могилы матери. Слезы застилали ей глаза. Похороны состоялись накануне, через шесть дней после того, как они с Крейгом выбрались из пещер, через два дня после возвращения из Испании.

Эти шесть дней были богаты событиями. Испанские крестьяне, пригласившие их к костру, под утро проводили своих гостей через долину в ближайшую деревушку, где с большим трудом из-за незнания испанского языка Тэсс удалось объяснить, что ей нужен телефон, и в конце концов связаться с американским посольством в Мадриде. В результате к полудню спешно прибыли шесть вертолетов с американскими и испанскими представителями властей и службы безопасности, и начались пристрастные допросы. Вместе с Крейгом она показывала следователям место, где был вход в пещеру, водила их к водопаду, спасшему им жизнь. Потом в тот же день прилетели еще вертолеты с другими следователями и сотрудниками службы безопасности. Допросы продолжались до поздней ночи. После нескольких часов сна, чуть-чуть перекусив, измученные Тэсс с Крейгом снова начали отвечать на многочисленные вопросы, устало повторяя одну и ту же версию, на которой сошлись до того, как Тэсс позвонила в Мадрид. По замыслу Тэсс, эта версия должна была защитить их и от еретиков, и от инквизиции. Тэсс важно было прежде всего довести ее до сведения репортеров и сделать достоянием общественности, но когда репортеры примчались в долину, их с Крейгом уже перебросили вертолетом в Бильбао, а оттуда — в Мадрид, где допросы продолжились в здании испанской разведки и где к испанским следователям присоединились совершенно обескураженные представители ЦРУ. Однако репортерам удалось получить достаточно сведений из анонимных источников, чтобы эта версия быстро разлетелась по всему миру. Под давлением многих правительств испанским и американским официальным лицам пришлось признать то, что они до сих пор отрицали как непроверенные слухи: американский вице-президент и предположительно будущий председатель кортесов Испании действительно погибли от рук террористов, показывая двум американским гостям культурные и географические достопримечательности в провинции Наварра в Северной Испании.

Личности террористов при этом не установлены.

Сообщения, естественно, умалчивали о возрастающей с каждым допросом растерянности угрюмых следователей, которые продолжали терзать Тэсс и Крейга своими вопросами:

— Какого черта вас понесло в Испанию? Как вам удалось проникнуть в страну? У вас даже нет паспортов.

— Мою мать только что убили, — продолжала заученно повторять Тэсс. — Алан Джеррард, давний… был давним близким другом семьи. Он пригласил меня с женихом сопровождать его на борту ВВС-два в Испанию в надежде, что путешествие немного меня развеет. У нас не было времени получить паспорта, а я, убитая, горем, не могла думать о всяких деталях и не могла отказаться от предложения не просто друга, но вице-президента Соединенных Штатов. А как бы вы поступили на моем месте?

— Но что вы делали в Северной Испании, как попали в эту отдаленную часть страны?

— Прежде чем начать официальный визит, Алан хотел повидать Хосе Фулано, который отдыхал в своем поместье недалеко от Памплоны. Они были друзьями. Но мне кажется, им надо было обсудить кое-какие дела. Так или иначе, Алан взял нас с собой. Он был очень изобретателен, стараясь отвлечь меня, и говорил, что никогда не простит себе, если мы не повидаем эту суровую и прекрасную часть Испании.

— И повел вас в пещеру? В полночь?

— Дело в том, что в тот день был праздник Святого Иоанна. И Алан и Хосе настояли на том, чтобы показать нам костры в долинах. Потом они приказали летчику посадить вертолет и повели нас в пещеру, уникальную, как сказали они, потому что в ней сохранились наскальные рисунки ледникового периода и видеть их посчастливилось лишь немногим.

— Рисунки ледникового периода?

— Да, замечательные рисунки.

— И террористы напали на вас, когда вы были в пещере?

— Да, они атаковали неожиданно. Не знаю, как убийцам стало известно, что мы в пещерах, но вдруг раздались стрельба и взрывы. Я увидела, как в Алана и Хосе попало сразу по нескольку пуль. Мы с женихом побежали по туннелю. Его своды начали рушиться, когда мы наткнулись на подземный поток и таким образом спаслись.

— Очень все складно получается.

— Нам повезло. А что бы вы хотели — чтобы нас убили? Тогда некому было бы рассказать вам, что произошло.

— Вернемся к террористам. Кто они?

— Понятия не имею. Они были в масках. Я едва могла различить их в тусклом свете пещеры.

И так далее, и так далее. Как ни пытались следователи найти противоречия в их показаниях, все факты сходились. Большая часть их версии была правдой, и помощники вице-президента, и сотрудники секретной службы, оставшиеся в Мадриде, подтвердили их слова.

Единственное, чего нельзя было доказать и что следователи должны были принять на веру, — это утверждение спасенных о невозможности опознать убийц.

Между тем попытки извлечь тела оказались безрезультатными. Гора осела и погребла под собой погибших. Откапывать их было бессмысленно. Им суждено навечно остаться в этой каменной могиле, над которой величественным надгробием будет возвышаться вершина горы.

Неопознанные убийцы и рисунки ледникового периода в пещере — больше ничего. На этой дезинформации — термин, услышанный от отца, — и основывался план Тэсс защитить себя и Крейга, и именно эту дезинформацию она прочитала в газете, когда они с Крейгом возвращались в Америку в ВВС-2. Ей сказали, что в Вашингтоне допросы продолжатся, но Тэсс не сомневалась, что их с Крейгом скоро отпустят как невиновных свидетелей происшедшего, хотя подозрения у следователей, конечно, останутся. А еще в той же газете в отделе экономических новостей она обратила внимание на статью, которая ее обрадовала. Возмущение общественности уничтожением слонов ради бивней привело к заключению международного соглашения о запрещении торговли слоновой костью; результатом этого явилось резкое падение цены на слоновую кость: с двухсот долларов за килограмм до пяти и меньше. Браконьеры больше не считали слонов выгодной добычей и прекратили их бесконтрольный отстрел. У этого вида появился шанс выжить. В то же время, отмечалось в статье, есть другие виды животных, которые исчезают катастрофически быстро, — по сто пятьдесят экземпляров в год. Тем не менее тогда в самолете известие о спасении слонов вселило в Тэсс надежду, как и сейчас необычно ясное, без признаков смога, небо над могилой матери. Она вытерла слезы и, повернувшись к Крейгу, сказала глухим от скорби голосом:

— Помнишь ту ночь у костра в долине?

Крейг молча обнял ее, и она, положив голову ему на грудь, с усилием продолжала:

— Я начинаю понимать, почему последователи Митры боготворят пламя. Оно пожирает то, что отмерло: сухие ветки, сухие листья. А потом из пепла, как феникс, вновь возрождается жизнь.

Крейг кивнул.

— Из смерти рождается жизнь.

Тэсс подняла голову и проговорила:

— Да только пламя тоже не вечно. В конце концов оно тоже умирает… — Всхлипнув, она снова посмотрела на могилу матери. — И остается лишь пепел, прах.

Крейг, помолчав, ответил:

— Но если удобрить пеплом землю, она станет плодородней. Цикл возрождения жизни из смерти продолжается.

— Чудесное преображение природы. Только вот, — ее голос дрогнул, — моя мама ушла навсегда.

— Но ведь осталась ты — сотворенная ею.

— И я постараюсь быть такой, чтобы она гордилась мною, — сказала Тэсс. — Сколько лет я сторонилась ее, а теперь жалею, что мы редко виделись.

— Как ты думаешь, она не стала бы возражать, если бы знала, что ее похоронят здесь, а не рядом с отцом на Арлингтонском кладбище?

— Нет. — Тэсс с трудом удержалась, чтобы не разрыдаться. — Мама была женой дипломата и знала жесткие правила игры. На первом месте стояла карьера отца. Маме всегда приходилось держаться в тени. Но она не возражала, потому что любила его.

Крейг поцеловал полные слез глаза Тэсс и проговорил:

— А я люблю тебя. И обещаю, что ты всегда будешь самой важной частью моей жизни.

Они обнявшись пошли к выходу с кладбища.

— Я так хотела отомстить, — вновь заговорила Тэсс. — Но когда убила Джеррарда и Фулано, то сделала это не затем, чтобы расквитаться. Я не испытывала, убив их, ни радости, ни удовлетворения. Я ненавидела себя за содеянное и стреляла только чтобы спасти нас. Именно эта мысль позволяет мне чувствовать себя хоть немного чище, если такое возможно в подобных обстоятельствах. Невыносимы воспоминания о всех тех людях, которых я застрелила, о крови и жестокости. Меня до сих пор мучают кошмары.

— Я буду рядом с тобой и рассею их.

Они шли мимо рядов могил к взятому напрокат автомобилю, и Тэсс, прижавшись к Крейгу, говорила:

— По крайней мере никому не известно, кто на самом деле убил Джеррарда и Фулано. Инквизиторы думают, что они. Еретики думают так же. Обвинить нас не сможет никто.

— Но ты все еще полагаешь, что они не начнут за нами охоту? — спросил Крейг.

— Мы намеренно пошли на этот риск, однако да, я полагаю, они не станут за нами охотиться. Когда нас допрашивали, мы ни разу не обмолвились об отце Болдуине и инквизиции. Мы ни слова не сказали о еретиках. Мы не открыли, что в той пещере находился храм. У обеих сторон наверняка есть информаторы, которым известно, что мы сообщили следователям. Надеюсь, они понимают, что наше молчание — свидетельство наилучших побуждений.

— Хочешь оставить все как есть, — спросил Крейг, — не пытаясь, остановить их?

— Мы не сможем, — ответила Тэсс. — Не знаю, кто хуже — еретики, с помощью терроризма пытающиеся спасти планету, или инквизиторы, которые варварскими способами борются с еретической скверной. Пусть ублюдки дерутся между собой. Может быть, когда они перебьют друг друга, люди додумаются, что Землю можно спасти только одним способом — любовью.

Они миновали последний ряд могил и подошли к машине. Отъезжая от кладбища, Крейг включил приемник, но тут же затормозил и встал на обочине, услышав по радио новости.

Два дня назад состоялись торжественные похороны Алана Джеррарда. Ранее, согласно конституции, президент назначил нового вице-президента, кандидатуру которого должны были утвердить конгресс и сенат. Несмотря на смятение в стране, президент Гарт не стал откладывать визит в Перу для участия в конференции в верхах по проблемам наркотиков. В конце концов, как он заявил не без бравады по национальному телевидению, он не имеет права дать повод наркобаронам полагать, что убийство второго лица в государстве может запугать президента. Поэтому он вылетел в Перу, и сейчас диктор, не скрывая потрясения, сообщал, что самолет ВВС-1 был сбит ракетой «земля — воздух» при заходе на посадку в аэропорту Лимы.

Тэсс застыла в ошеломлении, не веря услышанному. В ее сознании возник мучительный вопрос. Не окажутся ли у одного из первых лиц в государстве — нового президента или вице-президента — серые глаза?

[1]Гаррота — казнь путем удушения.

(обратно)

[2]Детройт — центр автомобилестроения США

(обратно)

[3]В переводе с английского «крест».

(обратно)

[4] Кисмет — судьба, рок, предопределение у мусульман

(обратно)

[5]Карма — в индуизме воздаяние за содеянное в прежних рождениях.

(обратно)

[6]Пастрами — острая копченая говядина.

(обратно)

[7]"Кон Эдисон" — электрокомпания, обеспечивающая Нью-Йорк электричеством.

(обратно)

[8]Претцель — соленый бисквит.

(обратно)

[9]"Иран-контрас" — политический скандал, разразившийся в США в середине 80-х годов, едва не стоивший Рональду Рейгану президентского кресла.

(обратно)

[10]Инсинератор — аппарат для уничтожения (сжигания) отходов.

(обратно)

[11]Возблагодарим Господа (лат.).

(обратно)

[12]Эдем — рай.

(обратно)

[13]Зороастризм — религия, распространенная в древности и раннем средневековье в странах Ближнего и Среднего Востока. Основной принцип противопоставления двух начал — добра и зла, борьба между которыми составляет содержание мирового процесса.

(обратно)

[14]Манихейство — религиозное учение, основанное в III в. Мани. В основе манихейства — дуалистическое учение о борьбе добра и зла, света и тьмы как изначальных и равноправных принципов бытия.

(обратно)

[15]Конфирмация — у католиков: таинство миропомазания, совершающееся над детьми (7 — 12 лет); у протестантов: обряд приобщения к церкви юношей и девушек (14 — 16 лет).

(обратно)

[16]1-е Послание Иоанна Богослова, гл. 2, 15 — 17.

(обратно)

[17]ВВС-1 — самолет Военно-воздушных сил № 1 — личный самолет президента США.

(обратно)

[18]Одебан — общественная природоохранная организация.

(обратно)

[19]Сеньор Джеррард! Добрый день! Очень рад вас видеть! Как поживаете? (исп.)

(обратно)

[20]Очень хорошо. Спасибо. А вы? (исп.)

(обратно)

[21]Отлично! (исп.)

(обратно)

[22]Хорошо, хорошо! (исп.)

(обратно)

[23]Мой дом — ваш дом (исп.)

(обратно)

[24]Не за что (ucn.)

(обратно)

[25]Хорошо (исп.)

(обратно)

Оглавление

.

Пролог Ярость, пылающая огнем

  Первый день Великого поста

  Хранители веры

  Место сожжения

Часть 1 Причины и следствия

  «Господь тебе судья»

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

  «Благослови вас Господь»

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

  Неотступная ярость

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

Часть 2 Насилие и возмездие

  Жертва для заклания

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

  Змея, скорпион и собака

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

  Судный день

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14