«Иллюзии «Скорпионов»»

Джеффри, Шэннон и Джеймсу с пожеланием вечной радости!

Пролог

Ашкелон, Израиль, 2 часа 47 минут

Струи ночного дождя напоминали серебристые ножи, темное небо было затянуто плотными вихревыми черными облаками. Морские волны и стремительный ветер безжалостно швыряли два связанных надувных резиновых плотика, приближавшихся к берегу.

Члены диверсионной группы промокли до нитки, их лица покрылись каплями пота и дождя, глаза напряженно всматривались в темноту в ожидании берега. Группа состояла из восьми палестинцев из долины Бекаа и одной женщины. Она была другой национальности, но поддерживала их дело, которое было неотъемлемой частью и ее жизни, было неотделимым от той клятвы, которую она дала несколько лет назад: «Смерть правителям». Женщина была женой командира диверсионной группы.

— Осталось несколько минут! — предупредил крупный мужчина, опускаясь на колени рядом с женщиной. Как и у других членов группы, оружие у него было плотно привязано к телу, затянутому в черный костюм, а за плечами висел черный непромокаемый рюкзак со взрывчаткой.

— Помни, когда мы сойдем на берег, брось между плотами якорь, это очень важно.

— Я поняла тебя, муж мой, но я бы предпочла пойти вместе с тобой...

— Чтобы нам не на чем было вернуться домой и продолжить нашу борьбу? — спросил он. — Электростанция менее чем в трех километрах от берега, она снабжает электричеством Тель-Авив, и, как только мы взорвем ее, вспыхнет паника. А мы тем временем украдем машину и через час будем здесь. Но обязательно нужно, чтобы плоты были на месте!

— Я понимаю.

— Ты понимаешь, жена моя? Можешь себе представить, на что это будет похоже? Большая часть Тель-Авива, если не весь, погрузится в темноту! И, конечно, весь Ашкелон. Отлично... И ведь именно ты, любовь моя, нашла это уязвимое место, точно определила цель.

— Я просто предложила. — Она погладила его по щеке. — Только возвращайся ко мне, любовь моя.

— Не сомневайся в этом, моя Амайя... Мы так близки с тобой... Пора!

Командир сделал знак своим людям на обоих плотах. Все спрыгнули в воду, высоко подняв над головой оружие. Волны хлестали их тела, пока они брели по мягкому, песчаному дну. На берегу командир нажал кнопку фонарика. Эта короткая вспышка означала, что вся группа высадилась на вражескую территорию и готова к выполнению задания. Жена командира бросила между плотами тяжелый якорь, удерживающий их на месте. Она достала портативную радиостанцию и поднесла ее к лицу, но пользоваться рацией ей предстояло только в случае чрезвычайной ситуации, так как евреи были слишком хитры и наверняка прослушивали эфир.

И вдруг наступила ужасная развязка. Все мечты о славе рухнули вместе с бешеными автоматными очередями, разорвавшими тишину. Это была просто беспощадная бойня. Солдаты подбегали к корчащимся на песке телам бойцов бригады «Ашкелон» и в упор расстреливали их, разбивали головы, не помышляя ни о каком милосердии по отношению к захваченным врагам. Никаких пленных! Только трупы!

Женщина на плоту, несмотря на отчаяние, парализовавшее ее мысли, действовала проворно, от этого зависела ее ЖИЗНЬ. Ножом с длинным лезвием она проткнула в нескольких местах оба плота, схватила непромокаемую сумку с оружием и фальшивыми документами и прыгнула в воду. Борясь изо всех сил с волнами, она проплыла вдоль пляжа метров пятьдесят, потом свернула к берегу и притаилась в воде. Из-за сильного дождя ничего не было видно, но она услышала крики израильских солдат. Каждый мускул, каждая клеточка ее тела похолодели от ярости.

— Надо было взять их в плен.

— Зачем? Чтобы потом они снова убивали наших детей, как убили двух моих сыновей в школьном автобусе?

— Но нас будут ругать, они ведь все мертвы.

— Мои отец и мать тоже мертвы. Эти ублюдки застрелили их в винограднике. Двое старых людей против этих бандитов!

— Пусть гниют в аду! Бандиты из «Хезболлах» замучили моего брата, и он умер!

— Надо взять их оружие и расстрелять из него все патроны.

— Яков прав! Мы скажем, что они отстреливались и могли поубивать нас всех!

— Тогда пусть кто-нибудь бежит в казарму за подкреплением.

— А где их лодки?

— Уже отплыли, их не видно. Их было штук десять, поэтому мы были вынуждены убить тех террористов, которых заметили.

— Быстрей, Яков! Мы не должны давать этой проклятой либеральной прессе никаких поводов!

— Постойте! Вот этот еще жив!

— Так пусть умрет. Собирайте их оружие и стреляйте.

Автоматные очереди снова разорвали ночную тишину. Потом солдаты побросали оружие диверсантов рядом с трупами и поспешно вернулись в песчаные дюны. Через минуту там засверкали вспышки спичек и зажигалок. Варварская бойня закончилась, теперь солдатам надо было представить все происшедшее как ожесточенный бой с диверсантами.

Женщина продолжала ползти в воде вдоль берега. Звуки автоматных очередей вызвали в ее душе ненависть и ощущение громадной потери. Они казнили единственного человека на земле, которого она любила, единственного человека, которого она считала равным себе по смелости и решительности. Теперь его нет, и никогда уже не будет человека, похожего на него, человека с горящим взглядом, чей голос мог заставлять толпы людей и плакать и смеяться. Она всегда была рядом с ним, направляла его, преклонялась перед ним. Мир насилия никогда больше не увидит такой пары, какой они были.

Сквозь шум дождя и прибоя до нее донесся стон. Прямо перед ней по песчаному склону к воде скатилось тело. Она быстро схватила его и перевернула на спину. Дождь смыл кровь с разбитого лица. Это был ее муж, его горло и череп представляли собой кровавое месиво. Она крепко обняла его, он открыл на мгновение глаза и потом закрыл их уже навсегда.

Женщина бросила взгляд в сторону дюн, различив сквозь пелену дождя огоньки сигарет. С деньгами и фальшивыми документами, которые имелись у нее, она сумеет ускользнуть от этих презренных израильтян, сумеет обмануть смерть. Она вернется в долину Бекаа и предстанет перед Высшим советом, она совершенно точно представляла себе, что собирается сделать. Смерть правителям!

* * *

Долина Бекаа, Ливан, 12 часов 17 минут

Палящее полуденное солнце раскалило пыльные дороги в лагере беженцев, заполненном людьми, многие из которых были заброшены сюда по воле не зависящих от них обстоятельств. У них были печальные лица, а пустота темных глаз отражала боль памяти, боль пережитого. Но были здесь и другие люди, резко отличающиеся от них, в облике которых было что-то пугающее. Это были солдаты Аллаха, мстители Господни. Ходили они быстро, стремительно; всегда с автоматом на плече, взгляд их был сосредоточен и полон ненависти.

Прошло четыре дня после кровавой бойни в Ашкелоне. Женщина в форме цвета хаки с закатанными рукавами вышла из своей скромной хижины, которую и домом-то нельзя было назвать. Дверь хижины была затянута черной тканью, что во всем мире являлось знаком смерти. Проходившие мимо смотрели на эту дверь и поднимали глаза к небу, шепча молитвы и плача по усопшим, посылая Аллаху свои просьбы отомстить за эту ужасную смерть. Это было жилище командира бригады «Анжелой», а женщина, идущая по пыльной дороге, была его женой. Но это была не просто женщина и не просто жена, а один из великих солдат Аллаха. Они с мужем являлись символом надежды для всех обездоленных.

Она прошла по улице мимо рынка, толпа расступалась перед ней, многие люди нежно дотрагивались до нее, благоговейно произнося слова молитвы и монотонно повторяя: «Баж, Баж, Баж... Баж!»

Не благодаря никого из людей, женщина решительно направлялась к деревянному, похожему на барак залу заседаний, расположенному в конце дороги. В зале ее ожидали лидеры Высшего совета долины Бекаа. Женщина вошла в зал, охранник закрыл за ней дверь, ж она предстала перед девятью мужчинами, сидевшими за длинным столом. Мужчины поприветствовали ее и выразили свои соболезнования. Сидящий в центре пожилой араб, председатель Совета, обратился к ней:

— Твое заявление дошло до нас, и нас изумило, насколько оно серьезно.

— Да, его содержание очень серьезно, — сказал средних лет араб, одетый в форму солдат Аллаха. — Я надеюсь, ты понимаешь, за что берешься.

— А если не понимаю, то очень скоро присоединюсь к своему мужу. Разве не так?

— Не уверен, что ты разделяешь нашу веру, — заметил другой араб.

— Разделяю или нет, это не имеет значения. Я прошу только оказать мне финансовую помощь. Надеюсь, что за многие годы борьбы я ее заслужила.

— Безусловно, — согласился один из присутствующих. — Ты замечательный воин, вы с мужем, да ниспошлет ему Аллах отдых в садах своих, отдали много сил борьбе за наше дело. Но мне кажется, что здесь есть некоторые трудности...

— Я и те люди, которых я подобрала, будем действовать самостоятельно, мстя исключительно за Ашкелон. За наши действия не будет отвечать никто, только мы сами. Это устраняет те трудности, которые вы имеете в виду?

— Если ты сможешь сделать это.

— Я уже доказала, на что способна, стоит ли напоминать вам об этом?

— Нет, в этом нет необходимости, — сказал председатель. — Но во многих случаях твои действия заставляли наших врагов проявлять жестокость, и некоторые дружественные нам правительства оказывались наказанными за то, о чем не имели ни малейшего представления.

— Если это будет необходимо, то я и дальше буду действовать точно так же. У меня... у вас есть враги, и везде существуют предатели, даже в ваших дружественных правительствах. Власти везде коррумпированы.

— Ты никому не доверяешь, не так ли?

— Меня обижают ваши слова. Я вышла замуж за одного из вас и отдала вам его жизнь.

— Прошу прощения.

— Я вас прощаю. Каков будет ваш ответ?

— У тебя будет все необходимое, — сказал председатель. — Держи связь с Бахрейном, как делала это раньше.

— Спасибо.

— И последнее: когда ты попадешь в Соединенные Штаты, то будешь иметь дело с другой организацией. Они понаблюдают за тобой, проверят, и, когда убедятся, что твои действия не угрожают их планам, они свяжутся с тобой, и ты станешь одной из них.

— Кто они такие?

— В самых тайных кругах они известны как «Скорпионы».

Глава 1

Солнце садилось, потрепанный шлюп с разбитыми фонарями на гротмачте и порванными морскими ветрами парусами приближался к маленькому пустынному пляжу частного острова в гряде Малых Антильских островов. В течение трех последних дней перед наступлением мертвого штиля в этой части Карибского моря прошел ураган, равный по силе печально известному урагану «Хьюго», а спустя шестнадцать часов налетел тропический шторм. Погибли тысячи пальм, а стотысячное население островов молилось своим богам, умоляя о спасении.

Однако замок, стоявший на острове, выдержал оба этих стихийных бедствия. Он был построен из каменных и стальных плит, соединенных железными болтами. Замок был укрыт между громадных холмов в северной части острова и представлял собой неприступную крепость. Почти разбитому волнами шлюпу удалось отыскать вход в окруженную скалами бухту, и маленький пляж показался его пассажирам просто чудом. Но это чудо таило в себе опасность: высокая темнокожая служанка, одетая в белую униформу, быстро сбежала по каменным ступенькам к самой воде и четыре раза выстрелила в воздух из пистолета, который держала в руке.

— Нельзя! — закричала она. — Сюда нельзя! Убирайтесь!

На палубе шлюпа стояла на коленях женщина лет тридцати пяти с осунувшимся лицом, длинными растрепанными волосами, в шортах и лифчике, явно пострадавших от погоды. Взгляд женщины был холоден, когда она положила на планшир ствол дальнобойной винтовки, прицелилась через оптический прицел и нажала спусковой крючок. Громкий звук выстрела разорвал тишину бухты, отразившись эхом от скал и холмов. Служанка в униформе упала лицом в лениво плещущиеся прибрежные волны.

— Стреляют, я слышал выстрелы! — Из рубки выскочил обнаженный по пояс юноша лет семнадцати, высокий стройный, с хорошо развитой мускулатурой, симпатичный, с точеным, даже классическим римским профилем. — Что происходит? Что ты наделала?

— Ничего, кроме того, что нужно было сделать, — спокойно ответила женщина. — Ступай, пожалуйста, на нос и спрыгни в воду, когда увидишь песок. Шлюп довольно легкий, и ты сможешь вытащить его на берег.

Юноша не двинулся с места, он смотрел на мертвую фигуру в белой униформе, лежащую на песке, и нервно теребил руками потрепанные джинсы.

— Послушай, это же просто служанка! — воскликнул он. — Ты чудовище!

— Так оно и есть, дитя мое. А разве в постели я не чудовище? А не была я чудовищем, когда убила тех троих, которые связали тебе руки, набросили петлю на шею и уже собирались сбросить с причала за то, что ты убил в порту их хозяина?

— Я не убивал его и уже столько раз говорил тебе об этом!

— А они думали, что убил, и этого было вполне достаточно.

— Я хотел пойти в полицию, но ты мне не разрешила!

— Глупое дитя. Неужели ты думаешь, что добрался бы до участка? Никогда. Да тебя пристрелили бы прямо на улице из-за этого человека, который занимался воровством вместе с портовыми рабочими.

— Да, я поругался с ним, но не более того. Потом ушел и пил вино.

— О, ты действительно пил вино и делал это довольно здорово, потому что, когда они нашли тебя в аллее, ты был совершенно пьян, а очухался только в тот момент, когда на шею тебе набросили петлю, а ноги твои стояли на краю пирса... А сколько недель я прятала тебя, перевозя из одного места в другое, пока эта банда охотилась за тобой, поклявшись убить, как только найдет?

— Не понимаю, почему ты так заботилась обо мне.

— У меня были на это свои причины... Собственно говоря, они и до сих пор существуют.

— Бог свидетель, Каби, — сказал юноша, не отрывая взгляда от трупа на песке, — я обязан тебе жизнью, но я никогда... никогда не ожидал ничего подобного.

— Может быть, ты хочешь вернуться в Италию и заглянуть в лицо смерти?

— Нет... нет, конечно, нет, синьора Кабрини.

— Тогда добро пожаловать в наш мир, мой дорогой, — с улыбкой произнесла женщина. — И поверь, тебе понравится все, что я покажу. Ты так хорош, просто нет слов выразить, насколько ты хорош... А сейчас прыгай за борт, мой обожаемый Нико... Давай!

Юноша поступил так, как она приказала.

* * *

Второе бюро, Париж

— Это она, — сказал мужчина, сидящий за столом в полутемном кабинете. На стену кабинета была спроецирована детальная карта Карибского моря, точнее — Малые Антильские острова. В центре острова Саба сверкала синяя точка. — Мы можем предположить, что она прошла проливом Анегада между островами Дог-Айленд и Верджин-Горда. Это единственный путь, чтобы остаться живой при такой погоде. Если только она осталась жива.

— Возможно, что и нет, — ответил помощник, который сидел перед столом и смотрел на карту. — Это значительно облегчило бы нам жизнь.

— Конечно, облегчило бы. — Начальник Второго бюро, французской военной разведки, закурил сигарету. — Но когда дело касается этой волчицы, которая выжила в еще худших условиях в Бейруте и долине Бекаа, я прекращу охоту только в том случае, если мне будут представлены неопровержимые доказательства ее смерти.

— Я знаю эти места, — сказал пожилой мужчина, стоявший слева от стола. — Я был в командировке на Мартинике во время советско-кубннской угрозы и должен сказать вам, что ветры там бывают ужасные. Основываясь на своем опыте, я предполагаю, что, на чем бы она ни плыла, спастись ей не удалось.

— А я исхожу из предположения, что она жива, — сердито возразил ему шеф. — Я не собираюсь гадать, и хотя я знаю эти места только по карте, но я вижу здесь множество всяких потайных мест и маленьких бухточек, где она могла укрыться.

— Не совсем так, Анри. На этих островах штормовые ветры минуту дуют по часовой стрелке, а следующую минуту — против. Если и существуют безопасные бухты, то они все отмечены на карте и давно обжиты. Я их знаю, изучать их по карте — совсем не то что обыскивать в поисках советских подводных лодок. Говорю тебе, что она погибла.

— Хочу надеяться, что ты прав, Ардисон. Наш мир не может терпеть существование Амайи Бажарат.

* * *

Центральное разведывательное управление, Лэнгли, штат Вирджиния

В белом здании центра связи ЦРУ отдельная комната была предоставлена в распоряжение группы из двенадцати аналитиков — девяти мужчин и трех женщин, которые круглосуточно несли здесь дежурство по четыре человека в смену. Все они были полиглотами, специалистами в области международных радиопередач. В группу входили также два самых опытных в ЦРУ криптографа, и всем им было строго приказано ни с кем без исключения не говорить о своей работе.

Мужчина лет сорока в рубашке с короткими рукавами откатил от стола мягкое кресло, в котором он сидел, развернул его и посмотрел на своих коллег по ночной смене — женщину и двух мужчин. Было уже около четырех утра, так что половина их смены закончилась.

— Пожалуй, у меня есть кое-что, — сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности.

— Что? — спросила женщина. — Насколько я понимаю, ночь сегодня у нас пустая.

— Ну-ка растормоши нас, Рон, — откликнулся сидящий рядом мужчина, — а то радио Багдада усыпляет меня своей ерундой.

— Слушай Бахрейн, а не Багдад, — заметил Рон, беря в руки распечатку.

— Что там у этих богачей? — поинтересовался третий мужчина, отрывая взгляд от электронного пульта.

— Тут как раз о богатстве. Наш источник в Манаме передал, что пятьсот тысяч долларов были переведены на секретный счет в Цюрих для...

— Пятьсот тысяч? — оборвал его коллега. — Для них это чепуха.

— Но я еще не сказал о назначении и способе перевода. Банк Абу-Даби перевел деньги в Цюрих...

— Этой схемой пользуются в долине Бекаа, — напомнила женщина и добавила с возрастающим интересом:

— Назначение?

— Район Карибского моря, точное место неизвестно.

— Надо установить!

— В данный момент это невозможно.

— Почему? — спросил один из мужчин. — Потому что это нельзя подтвердить?

— Нет, это подтверждено, здесь все в порядке. Хуже другое. Наш источник был убит через час после встречи с нашим человеком из посольства, чиновником протокольного отдела.

— Бекаа, — тихо произнесла женщина. — Карибское море. Бажарат.

— Я отправлю секретный факс О'Райану. Нам требуются его мозги.

— Сегодня это пятьсот тысяч, а завтра могут быть пять миллионов.

— Я знала нашего человека в Бахрейне, — печально сказала женщина. — Хороший парень, у него прекрасная жена и дети. Черт бы тебя побрал, Бажарат!

* * *

МИ-6, Лондон

— Наш оперативник вылетел с острова Доминика на север и подтвердил информацию, полученную от французов. — Шеф британской разведывательной службы подошел к квадратному столу, расположенному в центре конференцзала. На столе лежал громадный толстый том, один из сотен стоявших на полках, с детальными картами разных районов мира. На черной обложке тома золотыми буквами было написано: «Карибское море — Наветренные и Подветренные острова, Антильские острова, Виргинские острова (Великобритания и США)». — Найдите, пожалуйста, местечко под названием Анегадский пролив, старина, — попросил шеф своего помощника.

— Да, конечно. — Второй мужчина быстро выполнил указания шефа, и не только потому, что заметил — начальник расстроен, а потому, что, как правая рука шефа, привык быстро выполнять его приказания. Он начал листать тяжелые страницы.

— Вот он. Боже мой, никто не сможет в подобный шторм заплыть так далеко, тем более на таком суденышке!

— Возможно, что ей и не удалось это сделать.

— Сделать что?

— Добраться туда.

— Я тоже считаю, что за эти три дня она не смогла бы добраться из Бас-Тера до Анегады. Чтобы добраться туда так быстро, ей пришлось бы больше половины пути плыть в открытом море.

— Вот поэтому я и пригласил вас. Вы ведь довольно хорошо знаете этот район, не так ли? Вы ведь работали там.

— Если требуется квалифицированный эксперт, то, думаю, я смогу вам помочь. В качестве резидента МИ-6 я провел там девять лет. База у меня была на острове Тортола, но я облетал все эти чертовы места. До сих пор поддерживаю связь со старыми друзьями. Они считали, что я довольно состоятельная личность и просто из любопытства летаю на своем самолете с острова на остров.

— Да, я читал ваше досье. Вы проделали великолепную работу.

— Это были времена «холодной войны», я был на четырнадцать лет моложе, хотя и не был молодым уже тогда. Сейчас даже пари на крупную сумму не заставило бы меня подняться на двухмоторном самолете над этими водами.

— Да, я понимаю, — сказал шеф, склоняясь над картой. — Значит, как эксперт, вы считаете, что она не могла остаться в живых.

— "Не могла" — это слишком категорично. Скажем так: это маловероятно, почти невозможно.

— Точно так же считает ваш коллега из французского Второго бюро.

— Ардисон?

— Вы знаете его?

— Кличка Ришелье. Да, конечно, знаю. Хороший парень, работал на Мартинике.

— Он твердо убежден, что она утонула.

— В данном случае он, возможно, и прав... Но раз уж вы пригласили меня, чтобы выслушать мое мнение, могу я задать вам пару вопросов?

— Давайте свои вопросы.

— Эта Бажарат прямо-таки ходячая легенда в долине Бекаа, но я просмотрел документы за последние несколько лет, и мне нигде не попалось это имя. Почему?

— Потому что Бажарат — не настоящее ее имя. Она присвоила его себе много лет назад и считает, что оно хранит ее тайну, так как убеждена, что никто не знает, откуда она и кто она такая на самом деле. В целях предотвращения утечки информации мы держим данные о ней в совершенно секретном досье.

— Да, я понимаю, но если вы знаете и псевдоним, и настоящее имя, то можете выяснить всю ее подноготную, смоделировать ее характер для предсказания дальнейших поступков. Кто же она такая?

— Одна из самых опытных действующих террористов.

— Арабка?

— Нет. — Израильтянка?

— Нет, и я не стал бы делать таких смелых предположений.

— Чепуха, у Моссада широкая сфера деятельности... Но будьте добры, ответьте на мой вопрос. Вы ведь помните, что большую часть своей службы я провел совсем в других местах: в Карибском море, на Дальнем Востоке и так далее. Объясните мне, почему эта женщина столь агрессивна?

— Она торгует собой.

— Она что?..

— Она отправляется туда, где происходят беспорядки, бунты, мятежи, и продает свои способности тому, кто больше платит. И должен признать, что добивается она выдающихся результатов.

— Простите меня, но это звучит глупо. Одинокая женщина лезет во все горячие точки и торгует своими советами? Она что, дает рекламные объявления в газетах?

— У нее нет в этом необходимости, Джефф, — ответил шеф МИ-6, отходя от стола и усаживаясь в кресло. — Если дело касается дестабилизации режима, то тут она профессор. Она знает все слабые и сильные стороны воюющих фракций, знает всех лидеров и подходы к ним. У нее нет никаких привязанностей — ни моральных, ни политических. Ее профессия — смерть. Так что все очень просто.

— Не думаю, что это так просто.

— Я имею в виду то, что мы имеем сейчас, а не истоки, конечно, не то, откуда она взялась... Садитесь, Джеффри, и позвольте поведать вам одну историю, в том виде, в каком мы смогли восстановить ее. — Шеф раскрыл лежащий перед ним большой конверт и вытащил оттуда три фотографии. Это были моментальные снимки женщины, сделанные скрытой камерой. Однако на каждой фотографии лицо женщины было четко видно при ярком солнечном освещении. — Это Амайя Бажарат.

— Но это же три разные женщины! — воскликнул Джеффри Кук.

— А какая из них Бажарат? — озадачил его шеф. — Или она изображена на всех трех фотографиях?

— Я вас понимаю, — нерешительно произнес Джеффри. — На всех фотографиях волосы разные: белые, темные и, похоже, светло-каштановые. Так, прически: короткая стрижка, длинные волосы и средней длины... но черты лица разные... хотя различаются и не резко... И все-таки это разные женщины.

— Пластиковые накладки телесного цвета? Воск? Тренировка лицевых мускулов? Вполне доступные способы изменения внешности.

— Думаю, об этом лучше расскажет спектрограф. Во всяком случае, что касается накладок — это пластик и воск.

— Они должны присутствовать, но их не видно. Правда, наши эксперты говорят, что существуют специальные химические составы, которые могут обмануть фотоэлектронную технику, да еще яркий свет тоже может производить подобный эффект... В общем, они не рискуют ответить однозначно.

— Ну хорошо, — сказал Кук, — она предположительно одна из этих трех женщин, или все три и есть она. Но как вы можете быть уверены в этом?

— Источник достоверный.

— Достоверный?

— Мы и французы заплатили за эти фотографии кучу денег, их добыли тайные агенты, чьими услугами мы пользуемся уже много лет. Никто из них не решился бы подсунуть нам фальшивку, лишив себя тем самым такого мощного источника финансирования. Каждый из агентов уверен, что заснял именно Бажарат.

— И куда же она направляется? Из Бас-Тера на Анегаду, если только на Анегаду. Это добрых двести километров, да еще во время урагана и шторма. И почему Анегадский пролив?

— Потому что шлюп заметили у берегов Маригота, к берегу он пристать не мог из-за скал, а маленькая гавань была забита судами.

— Кто заметил?

— Рыбаки, которые обслуживают гостиницы на Ангилье, а еще это подтвердил наш человек на Доминике. На основании данных из Парижа он вылетел в Бас-Тер и установил там, что женщина примерно тех же лет, что и Бажарат на фотографии, взяла напрокат шлюп. С ней был высокий мускулистый юноша, очень молодой. Это соответствует информации из Парижа о том, что женщина, по возрасту и описанию схожая с Бажарат, в сопровождении молодого человека вылетела из Марселя на Гваделупу.

— А каким образом в Марселе установили связь между этой женщиной и юношей?

— Он не говорит по-французски, и женщина сказала, что он ее дальний родственник из Латвии, который остался на ее попечении после смерти родителей.

— Чертовски не правдоподобно.

— Но этого объяснения вполне хватило нашим друзьям по ту сторону Ла-Манша.

— А почему она путешествует с юношей?

— Вы у меня спрашиваете? Не имею на этот счет подходящих соображений.

— Тогда вернемся к началу. Куда она направляется?

— Это еще большая загадка. Без сомнения, она опытный моряк и наверняка была осведомлена о погоде. Так что вполне могла пристать к берегу до начала шторма, тем более что на шлюпе имеется радио и штормовое предупреждение было передано по всему району на четырех языках.

— Если только у нее не была назначена встреча в определенное время.

— Единственный напрашивающийся в этой ситуации ответ. Но неужели она пошла на это, подвергая свою жизнь такому очевидному риску?

— Да, тоже не правдоподобно, — согласился Джеффри. — Если только не было каких-то обстоятельств, о которых мы не знаем... Ну, давайте, у вас наверняка ведь есть какие-то соображения!

— Есть кое-что, но, боюсь, не слишком убедительное. Будем исходить из того, что террористами не рождаются, а становятся в силу определенных обстоятельств. Судя по докладам агентов, которые знают разные языки, они слышали, как она говорила на языке, который почти невозможно понять...

— Для большинства европейцев таким является баскский, — спокойно вставил Кук.

— Верно. Мы направили глубоко законспирированную группу в провинции Бискайя и Алава, чтобы она попыталась что-нибудь раскопать. Там они услышали ужасную историю, которая имела место много лет назад в небольшой мятежной деревушке в Западных Пиренеях. В горах подобные легенды передаются из поколения в поколение.

— Что-нибудь вроде трагедии Май Лай или Бабьего Яра? — спросил Кук. — Массовая казнь?

— Пожалуй, еще хуже. Рейд правительственных войск против бунтовщиков. Все взрослое население деревушки было уничтожено этими головорезами, а взрослыми, по их понятиям, являлись уже двенадцатилетние подростки. Тех, что помладше, заставили смотреть на все это, а потом бросили в горах умирать.

— И Бажарат одна из тех детей?

— Попытаюсь объяснить. Баски, проживающие в этих горах, живут очень уединенно. У них существует традиция зарывать среди кипарисов записи о разных событиях их жизни. Среди наших людей находился антрополог, специалист по жителям горных районов Пиренеев, который знал их язык. И вот он обнаружил эти записи. Несколько последних страниц были написаны маленькой девочкой, которая описала всю ужасную трагедию, включая и то, что солдаты на ее глазах закололи ее родителей и что отец и мать в ожидании казни смотрели, как их палачи точат свои штыки о камни.

— Какой ужас! И этим ребенком была Бажарат?

— Она подписалась так: «Амайя эль Баж... молодая женщина». Это было написано на баскском, а далее следовала фраза на испанском: «Смерть веем правителям».

— Это все?

— Нет, есть еще кое-что. Она добавила еще заключительную фразу, и заметьте, что это написала десятилетняя девочка: «Ширхарра Баж».

— А это что за чертовщина?

— Ну, это можно объяснить примерно так: молодая женщина, которая скоро достигнет возраста деторождения, но которая никогда не родит ребенка.

— И жутко, и непонятно.

— Легенды тех мест также повествуют о ребенке-женщине, которая увела остальных деревенских детей в горы, избежав встреч с патрулями. А потом она заманивала солдат в ловушки и всех убивала их же собственными штыками.

— Девочка десяти лет... Это невероятно! — Джеффри Кук нахмурился. — А что еще?

— Есть и последнее доказательство, позволившее нам установить, кто она такая. Среди зарытых записей были истории некоторых семей. Наше внимание привлекла семья Акуирре, первый ребенок в семье была девочка, и назвали ее Амайя... Но в записях фамилия Акуирре была яростно зачеркнута, как будто это сделал рассерженный ребенок, и сверху была написана другая — Бажарат.

— Боже мой, но почему? Вы выяснили это?

— Выяснили, дело оказалось довольно скверным. Не вдаваясь в подробности, расскажу, что нашим парням пришлось здорово надавить на коллег в Мадриде. Дело зашло так далеко, что им пришлось пригрозить испанским коллегам отказом в помощи в наиболее важных делах, и только тогда их допустили к секретным архивам, связанным с карательными операциями против басков. Вы употребили слово «жутко», сами даже не подозревая, насколько оно уместно для данного случая. В документах мы разыскали фамилию Бажарат, это сержант франко-испанского происхождения, принимавший участие в этих зверствах. Короче говоря, именно он был тем солдатом, который отрезал голову матери Амайи Акуирре... И девочка взяла это имя отнюдь не из благородных целей, а потому, что оно ассоциировалось у нее с пережитым ужасом, который она не собиралась забывать, пока жива. И сама превратилась в убийцу, такого же омерзительного, как и тот человек, который на ее глазах перерезал штыком шею ее матери.

— Конечно, все это здорово преувеличено и все-таки вполне объяснимо, — тихо, как бы про себя заметил Кук. — Ребенок присваивает личину монстра, что ассоциируется у нее с местью. Значит, Амайя Акуирре и есть Амайя Бажарат, хотя, отказавшись от настоящей фамилии, она никогда не объясняла, откуда взялась новая.

— Мы обращались к психиатрам, специализирующимся на детских психических расстройствах, — добавил шеф МИ-8. — Они сказали, что десятилетние девочки более развиты, чем мальчики в том же возрасте, а так как у меня полно внуков, то я готов с этим согласиться. Врачи говорят, что девочка в этом возрасте, испытавшая такую ужасную боль, не будет выдавать всех своих истинных намерений.

— Не совсем понимаю вас.

— Они называют это «синдромом мужского полового гормона». Мальчик в подобных обстоятельствах запросто может написать: «Смерть правителям!» и подписаться полным именем, чтобы оставить этакий знак мести. Но девочка в той же ситуации поведет себя иначе, она будет думать о настоящей мести, но скроет это, постарается перехитрить своих врагов, а не победить их чисто физически... И все-таки она не удержалась и частично выдала в записях свои намерения.

— Похоже, что в этом есть смысл, — согласно кивнул Кук. — Но, Боже мой, все эти записи, спрятанные в земле, массовые убийства... казни с помощью штыков и девочка десяти лет, прошедшая через все это! Боже, да мы имеем дело с полными психопатами! Она хочет видеть только, как головы отделяются от туловищ и катятся по земле — вспомните смерть ее родителей.

— Смерть всем правителям, — сказал шеф МИ-8. — Головы правителей — повсюду.

— Да, я понимаю смысл этой фразы...

— И все-таки я боюсь, что вы до конца не понимаете всей ее серьезности.

— Простите?

— Последние годы Бажарат жила в долине Бекаа с командиром наиболее жестокой группы палестинцев, чьи взгляды она полностью разделяла. Прошлой весной они поженились, даже устроили какую-то свадьбу под фруктовыми деревьями, а девять недель назад он погиб во время вылазки на побережье близ Ашкелона, южнее Тель-Авива.

— О да, я читал об этой диверсионной группе, — сказал Кук. — Все до единого погибли, никаких пленных.

— А вы помните, какое заявление сделали остальные участники группы и их новый командир? Это заявление облетело весь мир.

— Насколько я помню, что-то об оружии.

— Совершенно верно. В заявлении говорилось, что израильское оружие, от которого погибли «истинные борцы за свободу», изготовлено в Америке, Англии и Франции... и что люди, которых лишили собственной земли, никогда не забудут о том, кто снабжает израильтян этим оружием.

— Мы постоянно слышим этот вздор. Ну и что?

— А то, что Амайя Бажарат и группа «непримиримых» направили послание Высшему совету в долину Бекаа. Но, слава Богу, ваши друзья или, скажем, бывшие друзья из Моссада перехватили это послание. Бажарат и ее товарищи решили посвятить свои жизни тому, чтобы «заполучить головы четырех главных негодяев». Сама она станет «маяком, который будет подавать сигналы».

— Какие сигналы?

— Насколько удалось выяснить Моссаду, это должен быть условный знак тайным убийцам в Лондоне, Париже и Иерусалиме, чтобы они нанесли свои удары. Они считают так, потому что в послании есть такая фраза: «Как только будет покончено с главным негодяем за океаном, остальные быстро последуют за ним».

— Самый главный?.. За океаном?.. Боже мой, Америка?

— Да, Кук. Амайя Бажарат собирается убить президента Соединенных Штатов. Это и будет сигналом.

— Но это абсурдно!

— Судя по ее послужному списку, не так уж это и абсурдно. Как профессионал, она очень редко терпела поражение, если вообще терпела. Это злой гений, и теперь она планирует провести свои последние убийства, которые будут местью всем жестоким правителям, и на этот раз сюда примешиваются глубоко личные мотивы — месть за смерть мужа. Ее надо остановить, Джеффри, вот почему министерство иностранных дел готово пойти на все. Они решили, что вам немедленно следует вернуться к месту бывшей службы в районе Карибского моря. По вашим же словам, у нас нет никого более опытного.

— Боже мой, и это вы предлагаете шестидесятичетырехлетнему человеку, который вот-вот должен уйти в отставку!

— У вас до сих пор сохранились связи на островах. Если вам что-то потребуется, мы все предоставим в ваше распоряжение. Честно говоря, мы надеемся, что вы справитесь с этим лучше, чем кто-либо из известных нам людей. Мы должны разыскать ее и изолировать.

— А вам не приходило в голову, старина, что, если я отправлюсь туда даже сегодня, она может к этому времени уже ускользнуть черт-те куда? Извините, но слово «глупо» снова приходит мне на ум.

— Ну, если говорить о том, что она ускользнет, — сказал шеф, слегка улыбаясь, — то мы, как французы, не верим, что она переменит место в течение ближайших дней, может быть, недели, а то и двух.

— Это поведал вам магический кристалл?

— Нет, здравый смысл. Вся грандиозность ее задачи, как она ее себе представляет, потребует тщательного планирования, привлечения людей, финансов и технических средств, включая самолет. Возможно, она и психопатка, но отнюдь не дура и не станет пытаться проникнуть на Американский континент.

— Тогда почему бы не связаться с местными властями и не провести немедленное расследование? — недовольно пробурчал Джеффри. — Надо обследовать все острова, изучить людей.

— Именно так мы себе это и представляем, — согласился шеф МИ-6.

— Интересно, зачем она направила послание Высшему совету в долину Бекаа?

— Вероятно, чтобы подчеркнуть свое божественное предназначение. Ей хочется прославиться этими убийствами. Чисто психологический эффект.

— Да, подкинули вы мне задание... Задание, от которого невозможно отказаться, не так ли?

— Надеюсь, что так.

— Вы все выложили разом — от баскской легенды с ужасающими подробностями до критической ситуации, сложившейся в настоящее время. Все точно рассчитали.

— Разве можно было поступить по-другому?

— Нет, если вы профессионал, а вы именно таковым и являетесь, иначе бы не сидели в этом кресле. — Кук поднялся и встретился глазами с начальником. — А теперь, когда у вас есть мое согласие, я хотел бы предложить кое-что.

— Прошу вас, старина.

— Несколько минут назад я был не совсем откровенен с вами. Я сказал, что просто поддерживаю связь с друзьями с островов. Это правда, но не совсем. На самом деле я провожу там почти все свои отпуска. Понимаете, эти острова как-то притягивают. Так вот, я встречаюсь там со старыми коллегами, завожу новые знакомства с людьми нашей профессии, мы собираемся вместе и вспоминаем былые дни.

— О, это вполне естественно.

— Да, и вот два года назад я встретился с американцем, который знает эти острова гораздо лучше меня, несмотря на то, что я постоянно возвращался туда. У него две яхты, которые он сдает напрокат и сам перевозит пассажиров от Шарлотты-Амалии до Антигуа. Знает там каждую гавань, каждую пещеру и каждый проход.

— Это очень заманчиво, Джеффри, но...

— Извините, — оборвал его Кук, — я еще не закончил.

Чтобы рассеять ваши сомнения, должен добавить, что он бывший офицер военно-морской разведки США, относительно молод, слегка за сорок, Должен сказать, что я не знаю, почему он оставил службу в разведке, но полагаю, там были какие-то не очень хорошие обстоятельства. Он может оказать ощутимую помощь в выполнении этого задания.

Шеф Мй-6 наклонился над столом и сцепил руки.

— Его зовут Тайрел Натаниел Хоторн-третий. Сын профессора американской литературы из Орегонского университета. Действительно, обстоятельства его ухода из разведки были не слишком приятными, и вы правы, что он мог бы оказать нам огромную помощь, но дело в том, что никто из вашингтонских разведчиков не смог убедить его взяться за это дело. Они приложили массу усилий, рассказали ему всю подоплеку дела в надежде, что он передумает, но так и не смогли уговорить. Он совсем не уважает людей из разведки, считая, что для них же существует разницы между правдой и ложью... Он сказал, чтобы все они убирались к черту.

— Боже милосердный! — воскликнул Кук. — Так вы все знали о моих отпусках? Вы даже знали, что я встречался с ним!

— Вы провели три приятных дня, плавая среди Подветренных островов вместе с вашим другом Ардисоном по кличке Ришелье.

— Ну и ублюдок же вы.

— Ладно, Кук, теперь о деле. Совершенно случайно в данный момент бывший коммандер Хоторн находится на своей яхте в море и направляется на Верджин-Горду, где, как я предполагаю, у него возникнут какие-то неисправности в двигателе. Ваш самолет вылетает на Ангилью в пять часов, так что у вас достаточно времени, чтобы собрать вещи. Оттуда вы с вашим другом Ардисоном вылетите на небольшом частном самолете на Верджин-Горду. — Шеф МИ-6 ослепительно улыбнулся. — Это будет чудесная встреча.

* * *

Государственный департамент, Вашингтон

За столом в конференц-зале сидели государственный секретарь, министр обороны, директоры ЦРУ и ФБР, руководители армейской и военноморской разведки, начальник Объединенного комитета начальников штабов. Слева от каждого руководителя разместились их доверенные помощники. Вел это представительное совещание государственный секретарь.

— У вас у всех есть та же информация, что и у меня, поэтому мы можем обойтись без лишних, необязательных вступлений. Некоторые из присутствующих здесь считают, что мы просто перестраховываемся, и надо признать, что до сегодняшнего утра я разделял подобную точку зрения. Трудно было поверить в то, что женщина-террористка в одиночку собирается убить президента США, подав тем самым сигнал для убийства политических лидеров Великобритании, Франции и Израиля. Однако сегодня в шесть утра мне позвонил директор ЦРУ, в одиннадцать часов снова был звонок от него, и я начал менять свое мнение по этому вопросу. Не могли бы вы сами все пояснить, мистер Джиллетт?

— Я постараюсь, господин секретарь, — сказал представительный директор ЦРУ. — Вчера наш источник в Бахрейне, следящий за переводом денежных средств из долины Бекаа, был убит через час после того, как сообщил нашему человеку, что в цюрихский банк «Креди Сюисс» из долины Бекаа было переведено пятьсот тысяч долларов. Сумма не такая уж значительная, но когда наш человек в Цюрихе попытался связаться со своим источником в банке — а это наш высокооплачиваемый и глубоко законспирированный источник, — ему не удалось этого сделать. Тогда он анонимно, через старых друзей, навел справки об источнике, и ему сообщили, что этот человек выехал по делам в Лондон. Позже, когда наш агент вернулся домой, на телефонном автоответчике для него имелось сообщение от источника, который, как оказалось, на самом деле находился не в Лондоне, потому что просил нашего агента встретиться с ним в кафе «Дудендорф», которое расположено примерно в двадцати милях к северу от Цюриха. Агент явился на встречу в кафе, но источник там так и не появился.

— И что вы думаете об этом? — поинтересовался шеф армейской разведки.

— Его убрали, чтобы невозможно было проследить путь денег, — ответил дородный мужчина с поредевшими рыжими волосами, сидевший слева от директора ЦРУ. — Но это предположение, а не установленный факт, — добавил он.

— А на чем оно основывается? — задал вопрос министр обороны.

— На логике, — ответил помощник директора ЦРУ. — Сначала в Бахрейне убивают нашего человека, предоставившего начальную информацию, потом в Цюрихе придумывают эту историю с Лондоном. Источник попытался встретиться с нашим агентом в кафе «Дудендорф», но люди из долины Бекаа выследили его и убрали, чтобы спрятать концы в воду.

— Что-то слишком много возни из-за такой незначительной суммы, не так ли? — спросил начальник военно-морской разведки.

— Дело тут не в сумме, а в том, кому она адресована и где может находиться получатель. Вот это-то они и постарались тщательно скрыть. А если уж перевод сделан один раз, то количество денег на этом счету может быть увеличено в сотни раз.

— Бажарат, — сказал госсекретарь. — Значит, она начала свой путь... Ладно, мы тоже не будем сидеть без дела, и ключевым вопросом наших действий должна быть полная секретность. За исключением группы радиоперехвата из ЦРУ, только мы, сидящие за этим столом, будем обмениваться информацией, получаемой нашими ведомствами. Ваши факсы и телефоны следует перевести на закрытые линии, ничего не следует предпринимать без моего согласия или согласия директора ЦРУ. Даже просто слухи о проводимой нами операции могут вызвать нежелательный ажиотаж. — Зазвонил красный телефон, стоящий перед госсекретарем, он снял трубку. — Да?.. Это вас, — обратился он к директору ЦРУ. Джиллетт поднялся из кресла, подошел к телефону, взял трубку и назвал себя.

— Я понял, — сказал он, прослушав почти минутное сообщение, положил трубку и посмотрел на своего грузного помощника с поредевшими рыжими волосами. — Вот и подтверждение вашей версии, О'Райан. Наш человек в Цюрихе найден на Шпитцплатц с двумя пулями в голове.

— Они делают все возможное, чтобы прикрыть эту суку, — ответил аналитик из ЦРУ по фамилии О'Райан.

Глава 2

Высокий небритый мужчина в белых шортах и черной рабочей рубахе, с бронзовым тропическим загаром, пробежал по проходу на пирс, где располагались причалы для моторных лодок. Дойдя до конца деревянных мостков, он закричал, обращаясь к двум мужчинам, находящимся в приближающемся ялике.

— Черт побери, что вы имели в виду, когда сказали, что нашли утечку топлива во вспомогательном двигателе? Я проверял его сжатым воздухом, и он был в полном порядке!

— Послушай, парень, — ответил англичанин-механик, бросая Тайрелу Хоторну швартовый конец, который тот поймал. — Такого, наверное, не случилось бы, если бы это был новенький двигатель, но у этого в картере осталась всего унция масла, оно вытекло и все вокруг перепачкало. Так что, если хочешь взлететь на воздух вместе с двигателем, можешь выходить в море хоть сейчас. Но, черт побери, я уверен в том, что говорю, и не собираюсь отвечать за твою глупость.

— Ладно, ладно, — снизил тон Хоторн, подавая мужчине руку и помогая ему подняться по трапу на причал. — Что ты там обнаружил?

— Прогнили две прокладки и вышли из строя два цилиндра, Тай. — Механик повернулся и помог подняться на причал своему напарнику. — Сколько раз я говорил тебе, парень, что ты очень хорошо разбираешься в облаках и ветрах, но следует больше внимания уделять двигателям. Они ведь пересыхают на этом чертовом солнце! Разве я не говорил тебе об этом десяток раз?

— Да, Марти, говорил. Не могу этого отрицать.

— Еще бы ты отрицал! А из-за цен, которые ты устанавливаешь, ты, естественно, можешь не волноваться о расходах на топливо. Это даже мне ясно.

— Да дело не в деньгах, — запротестовал Хоторн. — Если не считать мертвых сезонов, то яхты всегда в плавании, ты ведь знаешь. Сколько времени тебе надо, чтобы устранить неисправность? Несколько часов?

— Ты неисправим, Тай-бой. Постараюсь завтра к полудню, если утром самолетом доставят новые шлифовальные круги.

— Черт побери! У меня на борту несколько выгодных клиентов, и они хотели бы к вечеру попасть на Тортолу.

— Накачай их ромом и устрой в гостиницу при клубе. Они не поймут разницы.

— Другого выбора у меня нет, — ответил Хоторн, повернулся и пошел по пирсу.

«Извини, старина, — сказал про себя механик Мартин, глядя вслед уходящему другу. — Мне очень неприятно было делать это, но мне приказали».

На острова Карибского моря опустилась ночь, уже было довольно поздно, когда капитан Тайрел Хоторн, единоличный владелец компании «Олимпик чартера Лимитед», зарегистрированной на Виргинских островах, провел сначала одну, потом другую группу своих клиентов в их гостиничные номера при яхт-клубе. Клиенты планировали проснуться не в этих номерах, но улеглись спать без проблем, о чем тщательно позаботился бармен клуба. Поэтому Тай Хоторн вернулся в пустынный бар, расположенный на открытом воздухе, и конкретно выразил свою благодарность бармену за стойкой, протянув ему пятьдесят долларов.

— Эй, Тай-бой, в этом нет никакой нужды, — попытался возразить темнокожий бармен.

— Тогда почему ты так сильно зажал деньги в кулаке?

— Просто инстинкт. Можешь забрать их обратно. Оба рассмеялись. Подобный диалог был у них обычной шуткой.

— Как идут дела, капитан? — спросил бармен, наливая Хоторну в стакан традиционного белого вина.

— Неплохо, Роджер. Обе яхты зафрахтованы, и если мой дурной братец сумеет вернуться на Сент-Томас, то в этом году мы даже останемся с прибылью.

— Эй, мне нравится твой брат. Забавный парень.

— Да, прямо-таки настоящая карикатура. А ты знаешь, что этот парень доктор?

— Вот как? То-то всякий раз, когда он приходит сюда, у меня все болит. Так, может, попросить его полечить?

— Нет, он совсем не тот доктор. У него докторская степень по литературе, как у нашего отца.

— Значит, он не вправляет кости и не лечит боль? Так что же хорошего в этой степени?

— Вот и он так говорит. Жалуется, что восемь лет протирал задницу, чтобы получить эту степень, а кончил тем, что зарабатывает меньше сборщика мусора в Сан-Франциско. Ему такая жизнь надоела. Понимаешь, что я имею в виду?

— Конечно, — ответил бармен. — Пять лет назад я таскал рыбу с судов и разводил по кроватям напившихся туристов. Это не жизнь, парень, поэтому я постарался изменить свое положение и теперь вот научился, как можно вдрызг напоить этих туристов.

— Хорошая карьера.

— Плохая карьера, Тай-бой, — сказал Роджер. Он внезапно перешел на шепот и сунул руку под стойку. — Сюда с тропинки свернули два парня, похоже, ищут кого-то, а здесь, кроме тебя, никого нет. Что-то они мне не нравятся, все время ощупывают что-то под пиджаками и идут слишком медленно. Но ты не беспокойся, у меня есть пистолет.

— Эй, да о чем ты говоришь, Родж? — Хоторн отвернулся от стойки. — Джефф! — крикнул он. — Это ты, Кук? И Жак тоже? Черт побери, парни, что вы тут делаете? Убери пушку, Роджер, это мои старые друзья.

— Уберу, когда увижу, что у них нет оружия.

— Эй, ребята, это тоже мой старый друг, а на островах немного неспокойно в последнее время. Вы просто вытащите руки из карманов и скажите ему, что у вас нет оружия. Хорошо?

— Каким бы образом у нас могло оказаться оружие? — презрительно заметил Джеффри Кук. — Мы оба прилетели международными рейсами, где все проверяют на металл детектором.

— Совершенно верно, — подтвердил Ардисон по кличке Ришелье.

— С ними все в порядке, — объявил Хоторн, отошел от стойки и обменялся рукопожатиями с приятелями. — А помните, как мы с вами плавали... Эй, а почему вы здесь? Я думал, что вы оба уже в отставке.

— Надо поговорить, Тайрел, — сказал Кук.

— Причем срочно, — добавил Ардисон. — Не будем попусту тратить время.

— Минутку. Внезапно ломается мой исправно работавший двигатель, внезапно из темноты ночи на пляже появляется Кук с нашим старым другом Ришелье с Мартиники. Что происходит, джентльмены?

— Я же сказал, что надо поговорить, Тайрел, — продолжал настаивать Джеффри Кук из МИ-6.

— А я в этом не уверен, — ответил бывший коммандер Хоторн из военно-морской разведки США. — Если вы хотите поговорить со мной о делах, имеющих отношение к Вашингтону, то забудьте об этом.

— У тебя есть все основания ненавидеть Вашингтон, — сказал Ардисон на своем английском, отличавшемся сильным акцентом, — но у тебя нет никаких причин отказываться выслушать нас. Ты можешь назвать такую причину? Мы старше тебя — не старые, а старше, — и ты был прав, когда сказал, что нам пора в отставку. Но, говоря твоими же словами, мы внезапно не ушли в отставку. А почему? Разве это недостаточная причина, чтобы выслушать нас?

— Послушайте меня, парни, внимательно послушайте... Вы представляете службу, лишившую меня женщины, с которой я собирался прожить до конца своих дней. В результате этих проклятых игр ее убили в Амстердаме, поэтому я надеюсь, что вы понимаете, почему я не хочу разговаривать с вами... Роджер, налей этим секретным агентам выпить и запиши на мой счет. А я отправляюсь на яхту.

— Ты же знаешь, Тайрел, что ни я, ни Ардисон не имеем никакого отношения к Амстердаму, — сказал Кук.

— Зато имеют все эти проклятые игры, и вы это тоже знаете.

— Самое отдаленное, друг мой, — вмешался Ришелье. — Мы ведь можем вместе отправиться в плавание?

— Послушай, Тай. — Джеффри Кук с силой; сжал плечо Хоторна. — Мы ведь были добрыми друзьями, и нам действительно надо поговорить.

— Проклятье! — выкрикнул Тайрел, хватая Кука за руку. — У него шприц... шприц! Он уколол меня через рубашку! Пистолет, Роджер!

Но, прежде чем бармен успел достать пистолет, Ришелье поднял руку, прицелился, и из его рукава вылетела ампула с наркотическим веществом, вонзившись в шею бармена.

Солнце уже взошло. Сквозь пелену тумана перед Хоторном начали всплывать какие-то лица, но совсем не те, которые возникали в проблесках сознания. Лица, склонившиеся над ним, не принадлежали ни Куку, ни Ардисону. Совсем наоборот, это были знакомые черты Марти и его напарника механика Мики с Верджин-Горды.

— Ну как ты себя чувствуешь? — спросил Марти.

— Может быть, хочешь глоток джина, приятель? — сказал Мики. — Иногда это здорово просветляет голову.

— Что случилось, черт побери? — Тайрел заморгал, щурясь от яркого солнечного света, бившего в окна. — А где Роджер?

— На соседней кровати, — ответил Марти. — Мы обнаружили, что вы живы, и заняли эту виллу, а привратнику сказали, что в дом забрались змеи.

— Но на Горде нет змей.

— А он не знает об этом, — сказал Мики, — какой-то простофиля из Лондона.

— А где же Кук и Ардисон?.. Ну, те парни, которые усыпили нас?

— Да вон они, Тай-бой, — ответил Марти, указывая на два стула с высокими спинками в другом конце комнаты. Кук и Ардисон сидели привязанные к стульям, рты у них были замотаны полотенцами. — Я был вынужден сделать то, что мне приказали, сославшись при этом на интересы британской короны. Но никто не приказывал мне, как поступить после этого. Мы все время не выпускали тебя из вида, и если бы эти ублюдки на самом деле посягнули на твою жизнь, они давно бы уже кормили акул возле острова Акул.

— Значит, на самом деле двигатель не сломался?

— Да, с ним все в порядке, парень. Один высокий правительственный чиновник позвонил мне лично и сказал, что надо сымитировать поломку для твоей же пользы. Ничего себе польза, а?

— Это точно, — согласился Хоторн, поднимая голову от подушки и разглядывая связанных бывших друзей.

— Эй, ребята! — раздался сдавленный крик бармена Роджера с соседней кровати. Голова его моталась взад-вперед.

— Посмотри, что с ним, Марти, — приказал Тайрел, спуская ноги с кровати на пол.

— С ним все в порядке, Тай, — ответил Мики, склонившись над темнокожим барменом. — Я заставил этого старого французишку рассказать, что они с вами сделали. Он сказал, что вы будете находиться в бессознательном состоянии пять-шесть часов.

— Шесть часов уже прошло, Мики. Теперь начинаются другие шесть часов, которые могут продлиться и дольше.

Женщина помогла юноше закрепить корпус шлюпа на песке, обмотав носовой канат вокруг камня, который торчал позади прохода в стене, отгораживающей небольшой пляж. Проход был скрыт виноградной лозой и пышными вьющимися растениями.

— Теперь он никуда не денется, Николо, — сказала женщина, оглядывая останки шлюпа. — Да это и не имеет значения, мы вполне можем пустить эту посудину на дрова.

— Ты с ума сошла! — Мускулистый юноша принялся собирать с палубы шлюпа припасы и ружья. — Только по милости Божьей мы не погибли и не покоимся на морском дне.

— Возьми винтовку, а остальное оставь, — приказала Бажарат. — Нам ничего из этого не понадобится.

— Откуда ты знаешь? Где мы? Зачем ты сделала это?

— Потому что была вынуждена.

— Ты не ответила мне!

— Ладно, прекрасное дитя. Думаю, что ты заслужил ответ.

— Заслужил? Я три дня болтался между жизнью и смертью, чуть с ума не сошел от страха. Да, я тоже считаю, что заслужил ответ.

— Ладно тебе, все было не так уж страшно. Ты так и не понял, что мы не удалялись от берега больше чем на двести-триста метров и всегда держались подветренной стороны. Поэтому-то мы так часто и ложились на другой галс... Вот, правда, с молниями я ничего не могла поделать.

— Ненормальная, ты просто ненормальная!

— Вовсе нет. Не так давно я почти два года плавала в этих водах, так что очень хорошо знаю их.

— Но зачем тебе понадобилось это? Ты ведь чуть не погубила нас! А почему ты застрелила негритянку? Бажарат кивнула в сторону трупа.

— Забери ее пистолет. Во время прилива вода здесь поднимается, так что ночью ее тело унесет в море.

— Но ты мне так ничего и не ответила!

— Давай внесем ясность, Николо. Ты имеешь право знать только то, что я пожелаю рассказать тебе. Я спасла тебе жизнь, малыш, за большие деньги спрятала тебя от портовой шпаны, которая убила бы тебя при первой же встрече. Кроме того, я положила на твое имя в «Банко ди Наполи» одиннадцать миллионов лир. За все это я имею право не касаться тем, которые предпочитаю не обсуждать... Забери оружие.

— О Боже, — прошептал юноша, наклоняясь над трупом мертвой служанки и вынимая пистолет из ее руки. Небольшие волны омывали лицо трупа. — А больше здесь никого нет?

— Никого, кого следовало бы принимать во внимание. — Женщина смотрела на островную крепость, в ее голове промелькнули воспоминания. — Только слабоумный садовник, присматрривающий за сворой сторожевых догов, но он сам легко подчиняется приказам. Владелец этого острова мой старый друг, пожилой человек, нуждающийся в медицинском уходе. Сейчас он во Флориде, в Майами, где проходит курс облучения. Первого числа каждого месяца он отправляется туда на пять дней. Это все, что тебе следует знать. Пошли, нам надо подняться по ступенькам.

— А кто он, этот человек? — спросил юноша, внимательно глядя на Бажарат.

— Мой единственный истинный отец, — нежно ответила Амайя АкуирреБажарат. В задумчивости она направилась через пляж. Внезапно наступившее молчание подсказало Николо, что не стоит нарушать ее мысли. А что это были за мысли! Два года были вычеркнуты у нее из жизни. Падроне, этот элегантный красавец, был мужчиной, которым она больше всего восхищалась. В возрасте двадцати четырех лет он уже контролировал все казино в Гаване. Высокий, белокурый, с холодными голубыми глазами, этот удачливый юноша с Кубы был замечен отцами мафии из Палермо, Нью-Йорка и Майами. Он не боялся никого, но внушал страх всем, кто шел против него. Таких людей, правда, находилось мало, а те, кто все же пытался противостоять ему, бесследно исчезали. Бажарат приходилось слышать об этом различные истории в долине Бекаа, Бахрейне и Каире.

Выбор главарей мафии пал на него, потому что они верили: он является их самым талантливым помощником со времен Аль Каноне, который управлял Чикаго, когда ему еще не исполнилось и двадцати семи. Однако все рухнуло для молодого падроне, когда сумасшедший Фидель спустился с гор и разрушил все, включая Кубу, которую клятвенно обещал спасти.

Однако ничто уже не могло остановить молодого, элегантного красавца, которого кое-кто уже называл Марсом Карибского моря. Сначала он направился в Буэнос-Айрес, где создал мощную организацию, в которую входили даже генералы. Потом он переехал в Рио-де-Жанейро, где продолжал укреплять свою организацию, осуществляя сумасшедшие мечты хозяев. Обосновавшись в поместье, территория которого превышала десять тысяч акров, укрытый от посторонних взглядов, он сеял смерть по всему миру, вербовал в свою армию бывших солдат, специалистов по убийствам, изгнанных аз вооруженных сил многих государств, а затем продавал услуги своих профессионалов за неслыханные суммы. Его товаром были наемные убийцы, и потов клиентов в этом политически нестабильном мире не иссякал. Легионеры мафии, как их называли главари этой организации, с шумом и смехом распивали вино в Палермо, Нью-Йорке, Майами и Далласе, получая свои проценты за каждое дорогостоящее убийство. Эта подпольная армия падроне на самом деле и была Иностранным легионом мафии.

Годы и болезни вынудили падроне удалиться на свой неприступный остров, и в тот момент в его жизнь неожиданно вошла женщина. На другой стороне генного шара Бажарат была тяжело ранена в кипрском порту Василикос во время перестрелки с агентами Моссада, посланными туда с целью убить палестинского героя, боевике, который впоследствии стал ее мужем. Им удалось вытеснить израильтян в море, а потом Бажарат, словно королева пиратов, преследовала их в ночи на быстроходном катере. Атакуя израильтян с фланга, она сумела загнать их катер на мель и осветить прожектором, а там уже нескончаемые смертоносные выстрелы довершили свое дело. Бажарат получила четыре пули в живот, разорвавшие ей кишки, жизнь ее была в опасности.

Подпольный врач на Кипре объяснил, что может зашить раны и частично остановить внутреннее кровотечение, при хорошей заморозке она смогла бы протянуть день-два, но все равно нельзя было обойтись без опытного хирурга. Дело в том, что ни одна больница с современным оборудованием ни в странах Средиземноморья, ни в Европе не приняла бы раненую террористку, не поставив об этом в известность власти... В Советском Союзе теперь уже тоже нельзя было найти убежище.

Снова был сделан срочный звонок в долину Бекаа, и там предложили возможное решение: конечно, нет никаких гарантий, что она выживет, но, по крайней мере, стоит попытаться, а для этого ей надо протянуть еще как минимум два, а лучше три дня. На острове в Карибском море жил могущественный человек, который занимался всем — от наркотиков до промышленного и военного шпионажа и поставок оружия. Он частенько имел дело с долиной Бекаа и получил за свои услуги миллионы долларов. Он не мог противиться Высшему совету, даже он не осмелился бы сделать это.

И все-таки он попытался отказать, и тогда знаменитый борец за свободу, чью жизнь спасла Бажарат, поклялся, что направит все ножи долины Бекаа, я в первую очередь свой собственный, в глотки неблагодарного дельца и его союзников, если они откажутся спасти Бажарат.

Полумертвую Бажарат перевезли самолетом в Анкару, оттуда на военнотранспортном реактивном самолете на Мартинику, где ее уже поджидал двухмоторный гидроплан. Спустя одиннадцать часов после вылета с Кипра Бажарат очутилась на острове падроне, не отмеченном на картах. Там ее ждала бригада хирургов из Майами, которые к тому времени уже проконсультировались по телефону с врачом с Кипра. Жизнь ее была спасена, падроне не поскупился на расходы, потому что не хотел ни потерять клиентов из долины Бекаа, ни расстаться с жизнью.

Когда Бажарат и Николо подошли к каменной лестнице, ведущей к замку-крепости, она не удержалась и внезапно расхохоталась.

— В чем дело? — сердито спросил Николо. — Не вижу ничего смешного.

— Не обращай внимания, мой обожаемый Адонис. Я просто вспомнила о своих первых днях пребывания здесь. Тебе это будет неинтересно... Пойдем, подъем по этим ступенькам, конечно, довольно утомителен, но по ним здорово бегать вверх-вниз для восстановления сил.

— Мне не требуются такие упражнения.

— А мне однажды потребовались. — Они начали восхождение по ступенькам, и воспоминания о тех первых неделях в замке падроне снова охватили ее, а в этих воспоминаниях действительно было много забавного, над чем можно было посмеяться. Когда она смогла уже двигаться, они с падроне начали кружить один вокруг другого и принюхиваться, как коты. Она возмущалась роскошью, которой он окружил себя, а ему не нравилось ее мнение по поводу этой роскошной жизни. Потом как-то случайно Бажарат занялась кухней, когда падроне выразил неудовольствие своей кухаркой, которая теперь лежала мертвая в тридцати футах внизу на берегу моря. Извинившись перед кухаркой, Бажарат стала готовить сама, чем здорово угодила недовольному падроне. Потом пришел черед шахмат. Падроне считал себя мастером этой игры, во Бажарат дважды обыграла его, а в третьей партии явно поддалась и позволила ему выиграть. Падроне громко рассмеялся, оценивая ее благородство.

— Ты замечательная женщина, — сказал он, — но больше никогда не поступай так.

— Тогда я все время буду выигрывать, а это будет злить вас.

— Нет, дитя мое, я буду учиться у тебя. Так я поступал всю свою жизнь, учился у всех... Когда-то я хотел стать кинозвездой, я верил, что мой рост, фигура, белокурые волосы великолепно подходят для кино. И знаешь, что произошло? Ладно, я расскажу тебе. Росселлини просмотрел пробу, которую я сделал на студии «Чинечитта» в Риме, и знаешь, что он сказал? Ладно, не ломай голову. Он сказал, что увидел в моих голубых глазах что-то страшное, что-то такое дьявольское, чего и сам не может объяснить. Он был прав, и я бросил эту затею.

С этого вечера они по несколько часов каждый день проводили вместе, держались как ровня друг другу, каждый из них уважал идеи и признавал талант другого. И вот в один из вечеров, когда они на закате солнца сидели на веранде, падроне сказал:

— Ты для меня как дочь, которой у меня никогда не было.

— А вы мой единственный настоящий отец, — ответила Бажарат.

Николо шагал по ступенькам впереди, держа Бажарат за руку. Ступеньки кончились, и перед ним открылась дорожка из каменных плит, ведущая к широкой резной двери толщиной как минимум три дюйма.

— Мне кажется, она открыта, Каби, — насторожился Николо.

— Открыта, — согласилась Бажарат. — Гектра, должно быть, в спешке забыла запереть ее.

— Кто?

— Это неважно. Дай мне винтовку — вдруг спущена собака. — Они подошли к приоткрытой двери. — Открой дверь, Николо, — сказала Бажарат.

Они вошли в большой холл, и вдруг неизвестно откуда зазвучали выстрелы. Стреляли явно из мощного короткоствольного оружия, эхо громких выстрелов отражалось от каменных стен. Бажарат и Николо растянулись на каменном полу, Амайя беспорядочно палила в разные стороны, пока не кончились патроны. Внезапно выстрелы смолкли, в наступившей тишине пороховой дым начал подниматься к высокому потолку. Выстрелы не причинили вреда ни Бажарат, ни Николо, они подняли головы, увидели, что дым уже рассеялся и вытянулся через маленькие окна. Они были живы, но не понимали почему. И вдруг из углубления в дальней стене холла показалась фигура старика, сидящего в инвалидной коляске, а на полукруглом балконе над винтовой лестницей появились двое мужчин с традиционными сицилийскими короткоствольными ружьями-лупарами в руках. Мужчины улыбались, их выстрелы не могли убить, они стреляли холостыми зарядами.

— О, моя Анни! — раздался из инвалидной коляски старческий голос. Мужчина говорил по-английски, но с резким акцентом. — Никогда бы не подумал, что ты сделаешь это.

— Но вы же должны быть в Майами... Вы всегда в это время в Майами! У вас же процедуры!

— Прекрати, Баж, чем они еще могут помочь мне?.. Жестоко было с твоей стороны убить свою старую подругу Гектру, которая выхаживала тебя пять лет назад... Между прочим, где я теперь найду такую преданную женщину? Может быть, ты заменишь ее?

Бажарат медленно поднялась с пола.

— Мне надо было укрыться здесь всего на несколько дней, и никто, никто не должен был знать, где я, что я делаю и с кем собираюсь встретиться. Никто, даже Гектра. А у вас есть радио и спутниковая связь... Вы сами показывали мне!

— Ты говоришь, что никто не должен знать, что ты делаешь или, если быть точным, что намереваешься сделать? Неужели ты думаешь, что этот дряхлый старикан, которого ты видишь перед собой, лишился разума перед смертью? Уверяю тебя, что нет. И, кроме того, у меня еще есть друзья в долине Бекаа, во французском Втором бюро, среди блестящих сотрудников МИ-6 и их не менее блестящих американских коллег. Мне совершенно точно известны твои намерения... Смерть всем правителям. Разве не так?

— Это цель моей жизни... и, без сомнения, конец моей жизни, но я сделаю это, падроне.

— Да, я понимаю. Несмотря на то, что мы причинили людям много страданий, каждый из нас способен испытывать боль. Я скорблю о твоей потере, Анни, о твоей последней потере. Конечно, я говорю об Ашкелоне. Мне говорили, что он был выдающимся человеком, настоящим лидером, решительным и бесстрашным.

— Он очень напоминал мне вас, падроне, когда вы были в его возрасте.

— Мне кажется, что он был большим идеалистом.

— Он мог бы стать кем угодно, кем только захотел бы, но этот мир не позволил ему стать никем другим. Как, собственно говоря, и мне. Если мы не можем управлять обстоятельствами, то они управляют нами.

— Это правда, дочь моя. Я, например, хотел стать кинозвездой. Я говорил тебе когда-нибудь об этом?

— И вы были бы великолепны, мой единственный настоящий отец. Но вы позволите мне выполнить последнюю миссию в моей жизни?

— Только с моей помощью, моя единственная настоящая дочь. Я тоже желаю смерти всем правителям... ведь это они превратили нас обоих в тех, кем мы стали. Подойди и обними меня, как делала это раньше. Ты ведь дома.

Бажарат опустилась на колени перед инвалидом и обняла его. Старик кивнул на Николо, который продолжал прижиматься к полу, наблюдая за этой сценой широко раскрытыми от изумления и страха глазами.

— А это кто такой?

— Его зовут Николо Монтави, он главное действующее лицо моего плана, — прошептала Бажарат. — Он знает меня как синьору Кабрини и называет Каби.

— Кабрини? Как любимого американского святого?

— Да. А после выполнения своей миссии я стану второй американской святой. Разве не так?

— Такие мечты надо подкрепить хорошей порцией рома и роскошным обедом. Я распоряжусь.

— Вы ведь позволите мне выполнить мою миссию, падроне?

— Конечно, дочь моя, но только с моей помощью. Убить такого человека... Весь мир будет охвачен страхом и паникой. Это будет наше последнее слово перед смертью!

Глава 3

Карибское солнце нещадно палило землю, скалы и песок острова Верджин-Горда. Было одиннадцать, приближался полдень, и пассажиры Тайрела Хоторна скрывались от жары под соломенной крышей открытого пляжного бара, пытаясь всеми возможными способами унять тошноту. Когда капитан сказал им, что из-за технических неполадок они смогут выйти в море только после полудня, у всех четверых пассажиров вырвался вздох облегчения, а банкир из Гринвича, штат Коннектикут, сунул в руку Тайрелу три стодолларовые банкноты и взмолился:

— Ради Бога, давайте выйдем в море завтра.

Тайрел вернулся на виллу, где Мики охранял Кука и Ардисона. Его коллега Марти был занят работой в порту. Оба незваных гостя были раздеты до трусов, а их одежда была сдана на хранение в прачечную при гостинице. Войдя в комнату, Тайрел захлопнул дверь и обратился к механику:

— Мики, будь любезен, сходи в бар и принеси мне две бутылки «Монраше гран крю»... Хотя нет, не надо. Лучше две бутылки белого вина, я не буду возражать, если это будет «Сандерберд».

— Какого года? — поинтересовался Ардисон.

— Урожая прошлой недели, — ответил Тайрел. Мики быстро вышел из комнаты, и Тайрел улыбнулся:

— Ну что ж, парни, продолжим, как сказал бы Куки.

— Это довольно обидное прозвище, коммандер, — сказал Кук.

— Оно тебе сейчас как раз подходит... Потрясающее зрелище, когда вы, европейцы, являетесь сюда со своих затуманенных узких улочек, одетые в плащи военного покроя, и начинаете разыскивать что-то в здешних портах. А почему не находите? Потому что вас, как, впрочем, и меня, уже заменила техника. Теперь все говорят и делают то, что им приказывают машины. Вот так-то!

— Ты ошибаешься, мой друг. Проще говоря, мы не подготовлены для работы с этой техникой, мы люди старой школы. Но поверь мне, в старой школе снова появляется нужда, да еще такая, что вы себе и представить не можете. Компьютеры с модемами, спутники с их фотографиями, границы, охраняемые теле — и радиоаппаратурой, — все это грандиозно, но вся эта техника не может работать с людьми. А мы работали, и вы тоже. Мы встречались с мужчиной или женщиной лицом к лицу, и наши глаза или интуиция говорили нам, друзья они или враги. Машины не могут делать этого.

— Неужели ты прочитал мне эту скучную лекцию для того, чтобы убедить, что с помощью средневековых методов можно быстрее отыскать это чудовище Бажарат, чем если с помощью факсов разослать ее фотографии, описание и все другие имеющиеся о ней сведения всем вашим секретным агентам примерно на пятьдесят обитаемых островов? Если это так, то я предложил бы вам немедленно вернуться домой и подать в отставку.

— Я понимаю мысль Жака, — вмешался Кук. — Наш опыт в сочетании с техникой может оказаться гораздо эффективнее, чем каждая из этих составляющих, взятая отдельно.

— Совершенно верно! Хорошо сказано, мой друг. Ведь у этой психопатки, у этой убийцы есть мозги и средства.

— Судя по данным из Вашингтона, ее мозги полны жгучей ненависти.

— Мы не знаем точно, что она уже натворила и что еще, да хранит нас Господь, собирается сделать.

— Да, это так, — согласился Хоторн. — Но мне интересно, что с ней было бы сейчас, если бы тогда, много лет назад, нашелся бы кто-нибудь, кто помог бы ей... Боже милосердный, у тебя на глазах отрубают головы матери и отцу! Мне кажется, что, если бы подобное случилось со мной или с моим братом, мы оба стали бы такими же убийцами, как и она.

— Ты потерял жену, которую очень любил, Тайрел, — сказал Кук. — Но ты не стал убийцей.

— Нет, не стал, — ответил Тайрел. — Но сказку вам честно, я думал о том, чтобы убить несколько человек... И не только думал, а в некоторых случаях и спланировал убийства.

— Но ты не осуществил свои планы.

— Только потому, что мне помогли... Поверьте, только потому, что был человек, который остановил меня.

Тайрел взглянул в окно на море. Движение волн вызвало у него воспоминания. Да, это была женщина, и, Боже мой, как ему не хватает ее! Напиваясь, он рассказывал ей о своих планах, о том, какой из них собирается выбрать. В своем откровении он заходил так далеко, что открывал потайной ящик на своей яхте и показывал ей схемы, планы улиц и зданий, говорил о том, каким образом лишит жизни тех, кто был повинен в смерти его жены. Доминик поддерживала его под руку, гладила, шептала ему в ухо, что эти смерти не воскресят его жену, а только причинят боль многим людям, не имеющим отношения к смерти Ингрид Йохансен Хоторн. По утрам она тоже была рядом с ним, ему с похмелья было стыдно за свои поступки, но Доминик только ласково смеялась, объясняя ему, насколько глупы и опасны его фантазии. Она хотела, чтобы он продолжал жить. Боже, он любил ее! А когда она исчезла, он порвал с виски. Возможно, что это была очередная фантазия, но он часто задавал себе вопрос: осталась бы она с ним, если бы он раньше бросил пить?

— Извини, что коснулись этой темы, — сказал Ардисон. Их с Куком обеспокоило внезапное молчание Хоторна.

— Вы тут ни при чем, просто я задумался о своем.

— Так каков же будет твой ответ, коммандер? Мы рассказали тебе все, даже извинились за свои действия прошлой ночью, хотя их вполне можно понять. Бармен посмотрел на нас с такой враждебностью и полез под стойку... В баре в это время никого не было, а ты понимаешь, что мы с Жаком знакомы с нравами на этих островах.

— Понимаю, у вас была причина, но зачем надо было действовать такими методами? Вы же сказали, что дело срочное и что вам немедленно надо поговорить со мной. А сами вырубили меня почти на шесть часов. Ничего себе срочность!

— Наши меры были предназначены не для тебя или твоего друга бармена, — пояснил Ардисон. — Если честно, они предназначались другим людям.

— Каким еще людям?

— Ох, Тайрел, ты ведь не такой наивный. Долина Бекаа имеет связи повсюду, и только самые наивные люди могут полагать, что в наших службах нет предателей. Двадцать тысяч фунтов могут вскружить голову любому.

— Вы думаете, что вас могли бы перехватить?

— Мы не должны отбрасывать такую возможность, старина, поэтому все сведения хранятся только в наших головах. Никаких записей о Бажарат, никаких фотографий, досье, ничего такого. Если бы кто-то по какой-то причине задержал нас в Париже, Лондоне или на Антигуа, мы смогли бы постоять за себя.

— Поэтому вы снова в своих плащах военного покроя крадетесь темными аллеями.

— А зачем пренебрегать безопасностью и оружием?

Они не раз спасали тебе жизнь во время «холодной войны», не так ли?

— Может быть, раз или два, но не больше. Я всеми силами старался не превратиться в параноика. До Амстердама это была вполне нормальная служба.

— Мир стал совсем другим, коммандер, и мы теперь уже не знаем своих врагов. Их категория изменилась, это ни тайные агенты, ни агентыдвойники, которых надо уничтожить. Те времена прошли. Однажды мы вспомним о них и поймем, насколько просты они были для нашего понимания. Теперь все по-другому, мы больше не имеем дела с людьми, которые думают хотя бы примерно так, как привыкли думать мы. Мы имеем дело с ненавистью, не с силой или геополитическим влиянием, а с откровенной, неприкрытой ненавистью.

— Все это очень драматично, Джефф, но думаю, что ты преувеличиваешь. Вашингтон знает об этой женщине, и, пока ее не схватят, президента будут очень тщательно охранять. Полагаю, что подобные меры предпримут и в Лондоне, Париже и Иерусалиме.

— Но разве кто-то может быть неуязвимым, Та1рел?

— Конечно, нет, но ей надо быть чертовски ловкой фокусницей, чтобы пробраться сквозь самую сложную в мире систему охраны и сеть вооруженных агентов службы безопасности. Судя по тому, что мне сообщили из Вашингтона, в Белом доме все строго контролируется. Никаких скоплений людей снаружи, доступ в здание строго ограничен. Поэтому я снова, в который уже раз, повторяю: какого черта я вам понадобился?

— Потому что она действительно фокусница, — сказал Ардисон. — Она ускользнула от Второго бюро, МИ-6, Моссада, Интерпола — от всех известных служб разведки и контрразведка. И вот, наконец, мы знаем, что она находится в определенном районе, который мы можем прочесать вдоль и поперек всеми техническими средствами, имеющимися в нашем распоряжении. Мы забросим громадный бредень, но ее поиски должны вестись опытными охотниками, которые знают этот район, все потайные места, порты, ходы и выходы и так далее.

Хоторн молча рассматривал их, переводя взгляд с одного на другого.

— В таком случае я согласен помочь вам, — наконец вымолвил он. — С чего мы начнем?

— С того, что ты так уважаешь, — ответил Кук.

Каждый разведывательный пост НАТО, все полицейские службы в районе Карибских островов получат по линиям связи описания Бажарат и юноши, с которым она разъезжает.

— Великолепно! — Тайрел саркастически рассмеялся. — Вы разошлете указания на все острова и будете ждать ответа? Вы меня удивляете, джентльмены. Я-то думал, что вы знакомы с местной обстановкой.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Ардисон.

— Только одно: у вас от силы тридцать процентов шансов, что кто-то обнаружит ее и сообщит вам, будь то официальные власти или частное лицо. Если кто-то все-таки ее обнаружит, то он не помчится со всех ног к вам, а пойдет к этой женщине, и несколько тысяч долларов заставят его молчать. Вы долго не были здесь, парни, и это вам уже не волшебная страна Оз. Здесь повсюду царит нищета.

— А как бы ты поступил? — поинтересовался Кук.

— Так, как и вам следует поступить, — ответил Тайрел. — Вы сказали, что она должна обратиться в один из банков, вот за это и надо ухватиться. Незнакомцам здесь могут передать крупную сумму денег только при личной встрече. Надо сосредоточиться на островах, где имеются банки, и это сократит их количество до двадцати или двадцати пяти. Почти на всех из них вы оба бывали. Заинтересуйте своих осведомителей крупной суммой денег, и вообще здесь гораздо эффективнее действовать через черный ход, чем по официальным каналам. Удивляюсь, что должен объяснять вам это.

— Не могу отрицать разумность твоих слов, старина, но боюсь, что у нас нет времени. В Париже считают, что она пробудет здесь минимум две недели, Лондон называет меньший срок — пять, максимум восемь дней.

— Значит, вы только начинаете охоту, но темп потерян, и она может ускользнуть из вашей сети.

— Совсем не обязательно, — заметил Ришелье.

— За стратегию операции отвечает Лондон, — пояснил Кук, — но во внимание принята и коррупция, о которой ты упоминал. Поэтому правительства Великобритании, Франции и Соединенных Штатов — каждое назначило премию в миллион долларов за информацию, которая может помочь в поимке Бажарат и ее спутника. А за сокрытие подобной информации последует строжайшее наказание.

Хоторн присвистнул.

— Вот это да! Значит, можно получить или три миллиона долларов, или пулю в голову в укромном местечке.

— Совершенно верно, — согласился с ним ветеран МИ-6.

— Вы, наверное, позаимствовали подобный метод у НКВД. Даже КГБ действует не так сурово.

— Вовсе нет. Это очень древний и довольно эффективный метод.

— Время не ждет, Тайрел, — напомнил Ардисон. — Нам надо спешить.

— Когда было разослано их описание? Кук взглянул на часы.

— Примерно шесть часов назад, в пять утра по Гринвичу.

— Где находится штаб операции?

— Временно на Тауэр-стрит в Лондоне.

— Это МИ-6, — констатировал Хоторн.

— Послушай, Тайрел, — сказал Кук, — нам бы следовало обсудить кое-какие условия. Или можно считать, что просто забота о стабильности в мире заставила тебя принять наше предложение?

— Нет, так считать нельзя. Меня совершенно не заботят все эти ослы, которые правят миром. Хотите, чтобы я помог, тогда платите. И независимо от исхода операций вы заплатите мне вперед.

— Это не совсем по правилам, парень...

— А я с вами не в крикет играю. Вам это интересно, а мне скучно... Чтобы дела у нас с братом пошли хорошо, нам требуются еще две яхты, но хорошие, класса А. Одна такая яхта стоит семьсот пятьдесят тысяч, итого — полтора миллиона. Завтра с утра они должны лежать на моем счету в банке на Сент-Томасе.

— А не слишком ли дорого?

— Разве? Но вы же готовы уплатить три миллиона долларов человеку, который предоставит информацию о Бажарат и юноше? Так что давай не будем, Джеффри. Или вы платите, или завтра в десять утра я отплываю на Тортолу.

— Ты просто самонадеянный сукин сын, Хоторн.

— Тогда забудем наш разговор, и я отдаю швартовы.

— Ты же знаешь, что я не могу этого допустить. Однако мне хотелось бы знать, стоишь ли ты этих денег.

— Ты этого не узнаешь, пока не заплатишь, так ведь?

* * *

ЦРУ, Лэнгли, штат Вирджиния

Седовласый Реймонд Джиллетт, директор ЦРУ, смотрел на сидящего перед его столом офицера в морской форме. В этом взгляде смешались и невольное уважение, и неприязнь.

— МИ-6 с помощью Второго бюро сделала то, чего не смогли сделать вы, капитан, — тихо произнес директор. — Они завербовали Хоторна.

— Мы тоже пытались сделать это, — ответил капитан Генри Стивенс, шеф военно-морской разведки. В его резком ответе отнюдь не прозвучали извинительные нотки. Стройная фигура пятидесятилетнего капитана выпрямилась в кресле, как будто он хотел этим подчеркнуть свое физическое превосходство над тучным директором ЦРУ. — Хоторн всегда был глупцом, не признающим факты. Проще говоря, он просто дурак. Он не поверил неопровержимым доказательствам, которые мы ему предоставили.

— Доказательством того, что его жена-шведка была агентом или, по крайней мере, платным информатором Советов?

— Совершенно верно.

— А чьи это доказательства?

— Наши. Все подтверждено документами.

— Откуда эти документы?

— От местных агентов, они собирали материал.

— И в Амстердаме это не вызвало сомнений?

— Нет.

— Я читал это дело.

— Тогда вы должны были заметить, что факты неоспоримы. Эта женщина была под постоянным наблюдением... Через два месяца после знакомства с офицером военно-морской разведки она выходит за него замуж! Вы же видели на фотографиях, как она ночью проникает через черный ход в русское посольство, и таких случаев было зафиксировано одиннадцать! Что вам еще нужно?

— Я думаю о перепроверке, возможно, вместе с нами.

— Это могут сделать компьютеры, обслуживающие тайные операции.

— Не всегда. Если вы этого не знаете, то вас следует разжаловать до матроса, или какое там у вас самое низкое звание?

— Не собираюсь выслушивать это от штатского человека.

— Лучше вам выслушать это от меня, от того, кто уважает ваши другие достоинства... А то, не ровен час, можете предстать перед судом — гражданским или военным. Так оно и будет, если вы сумеете прожить сутки после того, как Хоторн узнает правду.

— Черт побери, о чем вы говорите?

— Я прочитал наше досье на жену Хоторна.

— Ну и что?

— Вы распустили слух, и все ваши помощники в Амстердаме в один голос заявили, что жена Хоторна, переводчица, имеющая высший допуск, работает на Москву. Из уст в уста передавались слова о том, что Ингрид Хоторн предала НАТО и постоянно контактирует с Советами. Это было похоже на заигранную пластинку, все время звучала одна и та же фраза.

— Но это была правда!

— Это была фальшивка, капитан. Она работала на нас.

— Да вы с ума сошли! Я не верю вам!

— Почитайте наше досье... Я собрал воедино все факты и понял, что вы решили умыть руки, а потому пустили в ход другую ложь, которая случайно оказалась правдой, фатальной правдой. Вы сообщили своим доверенным агентам, связанным с КГБ, что миссис Хоторн является агентом-двойником, что ее замужество было настоящим, а не просто прикрытием, как об этом думал КГБ. И они убили ее, утопив в канале. Мы потеряли очень важного агента в стане противника, а Хоторн потерял жену.

— О Боже! — Стивенс ерзал в кресле, его тело нервно подергивалось. — Черт побери, но почему же никто не иинформировал нас об этом! — Он внезапно замолчал и уставился на директора, сверля его взглядом. — Подождите! Если то, что вы сказали, правда, то почему она никогда не говорила об этом Хоторну?

— Мы можем только предполагать. Они занимались одним делом, она знала о нем, а он о ней не знал. А если бы знал, то обязательно заставил бы все бросить, понимая, насколько это рискованно.

— Но как же она посмела не сказать ему?

— Возможно, сыграло роль скандинавское самообладание. Понаблюдайте за их теннисистами. Дело в том, что Ингрид не могла бросить свое дело. Ее отец погиб в сибирском лагере, он был арестован в Риге как антисоветский активист, когда девушка была еще совсем юной. Она поменяла имя, изменила биографию, выучила русский, как, впрочем, французский и английский, и стала работать на нас в Гааге.

— В нашем досье об этом не было ни слова!

— Но вы могли бы выяснить это, если бы сняли телефонную трубку перед тем, как принять решение. Данные на нее не были занесены в компьютер.

— Проклятье! Кому же вообще можно доверять?

— Может быть, именно поэтому я и сижу в этом кресле, молодой человек, — сказал Джиллетт. В его прищуренных сверкающих глазах одновременно можно было прочесть и презрение и понимание. — Я уже довольно дряхлый старик, работал в армейской разведке, прошел Вьетнам, где все было настолько грязно и отвратительно, что за мной закрепилась ужасная репутация, которой я не заслуживаю... Хотя, с другой стороны, может быть, меня и следовало бы отдать под трибунал. Я знаю, через что прошли вы, капитан, хотя это не извиняет ни вас, ни меня. И все же я думаю, что вам следует знать правду.

— Но если у вас в душе творится такое, то почему вы зажимаетесь этой работой?

— Вы назвали меня штатским человеком, и тут вы попали в точку. Я очень богатый штатский человек, заработал кучу денег — причем во многом благодаря своей незаслуженной репутации. Поэтому когда я был назначен на эту должность, то решил, что настало время возвращать долги, Я стараюсь хоть как-то улучшить дела в этой важной области правительственной политики... Может быть, даже исправить ошибки прошлого.

— Вы говорите о своих ошибках, так почему же вы считаете себя достаточно опытным для этой работы?

— Именно из-за этих ошибок. Вот, например, я не думаю, что вы снова повторите промах, имевший место в отношении Ингрид Хоторн.

— Но это не мой промах! Вы же только что сказали, что данные на нее не были внесены в компьютер!

— Как и еще на сто человек. Что вы об этом думаете?

— Я считаю, что это дурно пахнет.

— Но в это число включены и несколько десятков ваших агентов.

— Это было до моего прихода на эту должность, — резко ответил Стивенс. — Система не может работать, если ею пренебрегают. В компьютерах существуют специальные средства защиты файлов.

— Только не рассказывайте этого тем, кто влез в компьютерную сеть Пентагона. Они могут не поверить вам.

— Один шанс на миллион!

— Примерно как у сперматозоида оплодотворить яйцеклетку. И зарождается жизнь. А вы одну из таких жизней оборвали, капитан.

— Черт бы вас побрал...

— Успокойтесь, — сказал директор ЦРУ, поднимая руки. — Информация не пойдет дальше этого кабинета. Чтобы вы знали, я тоже совершил подобную ошибку во Вьетнаме, но это также останется между нами.

— Мы закончили?

— Еще нет. Приказывать вам я не могу, но советую связаться с Хоторном и предоставить ему всю необходимую помощь.

— Он не станет разговаривать со мной, — медленно и спокойно произнес капитан. — Я несколько раз пытался связаться с ним по телефону, но всякий раз, когда он обнаруживал, что это звоню я, он без единого слова вешал трубку.

— Но он говорил с кем-то из ваших, и это подтверждает МИ-6. Во время беседы на острове Верджин-Горда Хоторн сказал их агенту Куку, что знает и о Бажарат, и об усилении охраны президента. Если вы ему этого не говорили, тогда кто?

— Я представляю себе, откуда у него эта информация, — неохотно ответил Стивенс. — После того как мне не удалось связаться с этим ублюдком, я попросил нескольких своих людей, которые знакомы с Хоторном, поговорить с ним и объяснить ситуацию. Они и рассказали все Таю.

— Таю?

— Мы знакомы с ним не очень близко, но нам случалось вместе выпивать. Моя жена работала в посольстве в Амстердаме, и они с Таем были друзьями.

— Он подозревал вас в убийстве своей жены?

— Я показал ему фотографии, но поклялся, что мы не имеем отношения к ее смерти... Мы ведь и на самом деле не имели.

— Но вы-то лично имели.

— Этого он знать не мог, а кроме того, русские оставили там свой знак, как бы предупреждая остальных.

— Но ведь у всех нас развита интуиция, не так ли?

— Что вы хотите от меня, господин директор? Мне не хочется продолжать этот разговор.

— Так как англичанам все-таки удалось завербовать Хоторна, проведите немедленно штабное совещание и решите, какую сможете оказать помощь. — Директор ЦРУ наклонился над столом и что-то написал на листке. — Взаимодействуйте с МИ-6 и Вторым бюро, вот имена людей, с которыми вы должны держать связь. Только с ними и только через шифратор. — Директор протянул капитану листок.

— Сразу займусь этим, — сказал капитан, прочитав имена. — Какое кодовое наименование операции?

— "Кровавая девочка", но это только для закрытой связи.

— А вы знаете, — заметил Стивенс, поднимаясь из кресла и пряча листок в карман, — мне кажется, что мы перестраховываемся. Мы ведь пережили уже с десяток таких чрезвычайных положений. Команды боевиков, засылаемые с Ближнего Востока, психопаты, пытающиеся застрелить в аэропорту кого-нибудь из высокопоставленных лиц, сумасшедшие, подбрасывающие идиотские письма, — все это на 99, 9 процента всегда оказывалось чепухой. И вдруг в поле нашего зрения попадает одинокая женщина, путешествующая с юношей, и тут же летит сигнал тревоги из Иерусалима в Вашингтон, во все колокола бьют в Лондоне и Париже. Не кажется ли вам, что мы несколько перебарщиваем?

— Вы внимательно изучили информацию, которую я получил из Лондона и передал вам? — спросил директор ЦРУ.

— Очень внимательно. Я ничего не читаю поверхностно. Она психопатка по всем параметрам Фрейда и, безусловно, охвачена навязчивой идеей. Но это не превращает ее в суперамазонку.

— А она и не является таковой. Крупная фигура — более легкая цель, потому что всегда на виду. А Бажарат может быть и скромной девушкой из провинциального американского городка, и глупенькой манекенщицей из Парижа, и застенчивой служащей израильской армии. Она не возглавляет атаки, а дирижирует ими, и здесь она по-своему гениальна. Она создает различные ситуации, в ходе которых бросает своих боевиков на заранее намеченные цели. Если бы она была американкой и имела другой склад ума, то, возможно, сидела бы в моем кресле.

— Могу я спросить?.. — Моряк тяжело дышал, лицо его покраснело, кровь прилила к голове. — То, что я сделал... О Боже, то, что я сделал... Вы сказали, что это останется между нами.

— Так оно и будет.

— Господи, ну почему я сделал это? — Глаза Стивенса затуманились, его трясло. — Я убил жену Тая...

— Перестаньте, капитан Стивенс. К сожалению, вам придется жить с этой ношей до конца своих дней... как живу уже я более тридцати лет. Это наш крест.

Брат Тайрела Марк Антоним Хоторн — Марк-бой, как это звучало на языке Карибских островов, — прилетел на Верджин-Горду, чтобы отправиться в море вместо брата. В некоторых отношениях Марк Хоторн действительно был младшим братом, он был немного выше довольно рослого Тайрела, стройнее, его даже можно было назвать худым. Внешне он походил на брата, но на лице у него отсутствовали морщины и глаза не были такими безучастными, как у старшего, умудренного опытом. Марк был на пять лет моложе, но своими рассуждениями часто ставил в тупик Тайрела.

Солнце садилось, они стояли на пустынном причале.

— Послушай, Тай, — решительно произнес Марк, — ты ведь порвал со всей этой мурой! Ты не можешь снова вернуться к ним, я тебе не позволю!

— Хотел бы я, чтобы ты мог остановить меня, братишка, но ты не сможешь.

— Черт побери, да в чем же дело? — Марк понизил голос и произнес, словно заклинание:

— Моряк всегда остается моряком! Ты можешь объяснить свой поступок?

— Вовсе нет. Просто я смогу сделать то, чего не смогут они. Кук и Ардисон летали над этими островами, а я плавал в этих водах. Я знаю каждый проход, каждый клочок суши, отмеченный или не отмеченный на карте, а еще я могу очень многих чиновников подкупить за доллар. Или за пятьдесят долларов.

— И все-таки, ради Бога, почему?

— Точно не знаю, Марк, но, может быть, из-за слов Кука. Он сказал, что сейчас совсем другие враги, не те, которых мы знали раньше. Новая категория бешеных фанатиков, желающих уничтожить всех, кто, по их мнению, выбросил их на помойку.

— Возможно, что с социально-экономической точки зрения это и верно, но я повторяю: почему ты ввязался в это?

— Я же сказал тебе, я могу сделать то, чего не смогут они.

— Это не ответ, это полуоправдание самовлюбленной личности.

— Ну, хорошо, брат-академик, я постараюсь объяснить. Ингрид убили, и тому была причина. Возможно, я никогда не выясню какая. Но нельзя было жить с такой женщиной, как она, не зная о том, что она пытается остановить насилие. Скажу тебе честно, я не знаю, на чьей стороне она была, но я точно знаю, что она хотела мира. Я держал ее в объятиях, а она плакала, повторяя: «Почему нельзя остановить это? Почему нельзя остановить жестокость?» Потом, когда мне сообщили, что она была советским агентом... Ладно, я до сих пор не могу поверить в это, но если даже и была, Значит, у нее были для этого веские причины. Она действительно хотела мира, она была моей женой, я любил ее, я она не могла лгать мне, когда я держал ее в объятиях.

Наступила тишина, потом Марк мягко произнес:

— Я не претендую на понимание того мира, в котором ты жил. Бог свидетель: я далек от него. И все-таки я спрашиваю тебя: почему ты снова возвращаешься туда?

— Потому что есть люди, представляющие силу, еще неподвластную нашему пониманию, и эту силу надо остановить. И если я смогу помочь остановить ее, тотему что знаком с этими грязными играми, то, может быть, когда-нибудь мне будет легче думать об Ингрид. Ведь ее и убили эти грязные игры.

— Ты обладаешь даром убеждения, Тай.

— Я рад, что ты согласен со мной. — Хоторн посмотрел на брата и легонько хлопнул его по плечу. — На следующей неделе ты будешь занят делами, одно из которых — подбор двух новеньких яхт класса А. Если вдруг отыщешь за подходящую цену, а меня в это время не будет, то заключай сделку.

— А на какие шиши?

— Завтра утром деньги поступят в наш банк на Сент-Томасе. Эту любезность нам оказывают моя временные работодатели.

— Я рад, что ты совмещаешь идеализм с практичностью.

— Они должны мне, и даже больше, чем смогут когда-нибудь заплатить.

— Кстати, как быть со вторым капитаном? У нас два контракта на следующий понедельник.

— Я звонил Барби, она поможет. Все равно ее яхта все еще в ремонте после урагана.

— Тай, ты же знаешь, что пассажиры не очень хорошо относятся к женщинам-капитанам!

— Скажи ей, пусть продолжает поступать как обычно, когда ее пассажиры обнаруживают, что «Б. Пейс» — это не Брюс или Бен, а Барбара. Когда все поднимаются на борт, она демонстрирует свою силу и колотит стюарда.

— Но она всегда платит ему за причиненные побои.

— Ну и заплати, мы теперь богатые.

Внезапно послышался шум автомобильного двигателя, а затем визг тормозов со стоянки, расположенной рядом с причалом. Донеслись приглушенные голоса Кука и Ардисона, которые кричали что-то Марти и Мики, работавшим в мастерской яхт-клуба. Через минуту англичанин и француз торопливо направились к причалу.

— Что-то случилось, — спокойно произнес Тайрел.

— Есть новости! — крикнул Джеффри Кук, тяжело дыша. — Мы прибыли прямо из правительственной резиденции... Привет, Марк, извини, но нам надо поговорить с твоим братом наедине. — Англичанин повел Хоторна в дальний конец причала. Ришелье следовал за ними.

— Успокойся, — сказал Хоторн, — переведи дыхание и не торопись.

— Нет времени, — ответил Ардисон, — мы получили четыре сообщения, и в каждом нас извещают, что видели женщину и юношу.

— На одном и том же острове?

— Нет, на трех разных, черт бы их побрал! — заявил Кук. — И на каждом из них есть международный банк.

— Значит, два сообщения были с одного острова?

— Санта-Крус, Кристианстед. Самолет ожидает нас на аэродроме. Я возьму на себя Санта-Крус.

— Зачем? — сердито возразил Хоторн. — Не хочу обижать тебя, Джефф, но я моложе и явно в лучшей форме. Оставь Санта-Крус мне.

— Но ведь ты не видел фотографии!

— Судя по твоим рассказам, на них изображены три разные женщины. Так что какая польза от этих фотографий?

— Как у тебя все просто, Тайрел. Но ведь есть небольшой шанс, что на одном из снимков именно она. Нет, мы не можем их игнорировать.

— Передай их мне.

— Фотографии должен доставить курьер, Верджин-Горда не входит в маршрут секретной почты. Но завтра прямо с утра Второе бюро организует их доставку с дипломатической почтой с Мартиники.

— Нам нельзя терять время, — напомнил Ардисон.

— Я сообщу тебе имена наших источников, Тайрел, — подвел итог беседе Кук. — Ты полетишь на Сен-Бартельми, а Жак возьмет на себя Ангилью.

Хоторн проснулся на узкой кровати в гостинице острова СенБартельми, все еще злой на Кука за то, что тот направил его в наименее перспективное место. Местный источник, с которым Хоторн связался через начальника службы безопасности острова, оказался знакомым осведомителем, который крутился среди торговцев наркотиками. Этот проходимец потребовал награду в три миллиона долларов. А видел он пожилую немку в сопровождении юного внука, высаживавшихся с катера на подводных крыльях, пришедшего с Сен-Мартена. Вот с этими ненадежными сведениями он и явился за наградой. Однако были наведены справки и выяснилось, что немка — вполне добропорядочная женщина, которая не одобряет вульгарного образа жизни своей дочери и поэтому, забрав с собой внука, отправилась в поездку по островам.

— Черт побери! — рявкнул Хоторн и потянулся к телефону, чтобы заказать что-нибудь на завтрак, если его вообще подавали в этой гостинице.

Тайрел шатался по улицам, убивая время. Позже он собирался взять такси, отправиться в аэропорт и вылететь назад на Горду. Делать ему больше было нечего, кроме как бродить по острову. Он не любил сидеть в одиночестве в гостинице, потому что номер напоминал ему одиночную камеру в тюрьме, где человека очень быстро начинает раздражать собственное общество.

И вдруг случилось невероятное. В пятидесяти футах впереди по направлению ко входу в «Бэнк оф Скотленд» улицу переходила женщина, которая спасла его разум, а может быть, и жизнь. Она была еще более прекрасной, если это вообще было возможно. Длинные волосы обрамляли красивое загорелое лицо. Она шла походкой уверенной в себе парижанки, которая никогда не снизойдет до кокетства с незнакомцами. Все мгновенно всплыло в памяти, и он уже не мог сдержать себя.

— Доминик! — крикнул он и, расталкивая людей, бросился к женщине, которую не видел так давно, очень давно. Она обернулась на крик, ее лицо озарила радостная улыбка. Они обнялись, сжав друг друга в объятиях, воскрешая в памяти тепло и нежность друг друга.

— Мне сказали, что ты вернулась в Париж!

— Я так и сделала, дорогой. Надо было устраивать свою жизнь.

— И ни единого слова, письма, даже звонка. Я сходил с ума!

— Я понимала, что все равно не смогу заменить тебе Ингрид.

— Разве ты не знала, что мне очень хотелось этого?

— Но у нас с тобой разные миры, любимый. Твоя жизнь здесь, а моя в Европе. На мне лежат определенные обязательства, которых нет у тебя, Тай. Я пыталась объяснить тебе это.

— Да, я что-то помню. Спасение детей. Помощь Судану... Еще две-три какие-то акции.

— Я упустила очень много времени, гораздо больше, чем провела с тобой. Некоторые дела нашей организации пришли в упадок, а те правительства, к которым мы обращались, отказали нам в помощи. Но теперь, когда министерство иностранных дел Франции твердо поддерживает нас, стало гораздо легче.

— Каким образом?

— В прошлом году в Эфиопии...

Она говорила о своих удачных гуманитарных миссиях, о том, как приходилось преодолевать бюрократические барьеры, и ее природный энтузиазм освещал и согревал все, что ее окружало. Большие, теплые глаза были такими живыми, а лицо чрезвычайно выразительным, она жила безграничной верой и надеждой.

— ...И ты понимаешь, мы отправили туда двадцать восемь грузовиков продовольствия! Ты не представляешь, что мы испытали, увидев жителей, а особенно детей, страдающих от голода, стариков, почти уже совсем потерявших надежду! Никогда не думала, что заплачу от счастья... а теперь налажено регулярное снабжение, и мы стараемся распространять его повсюду, пока в силах надавить на них.

— Надавить? На кого?

— Ну, понимаешь, дорогой, мы пугаем тех, кто препятствует нам, но вполне корректно, конечно, предъявляя наши документы. Официальные документы Республики Франция — это вам не игрушка! — Доминик простодушно улыбнулась, глаза ее сияли.

Он так любил ее. Он не мог снова потерять ее.

— Пойдем выпьем чего-нибудь, — предложил Хоторн.

— О да, с удовольствием! Я так хочу поговорить с тобой, Тай. Я ведь тоже скучала без тебя. Правда, у меня назначена в банке встреча с адвокатом дяди, но он может подождать.

— На этом чудесном острове все всегда опаздывают.

— Я позвоню ему оттуда, где мы будем.

Глава 4

Они сидели в открытом кафе, протянув друг другу руки через столик. Официант принес Доминик чай со льдом, а Хоторну графинчик охлажденного белого вина.

— Почему ты исчезла? — спросил Тайрел.

— Я же говорила тебе, у меня были определенные обязательства.

— У нас с тобой могло бы быть одно общее — я имею в виду обязательство.

— Это-то и испугало меня, ты начал занимать слишком много места в моей жизни.

— Ну и что? Я думал, ты чувствовала то же самое, что и я.

— Ты был слишком подавлен чувством собственной вины, Тай, начал спиваться, и это подтверждали твои пассажиры. Ты просто стал немного сумасшедшим, потому что не нес ни за кого и ни за что ответственности, а жил сам по себе. Не мог простить себе того, что произошло.

— Но ведь так оно и было, разве нет?

— Ты уверен?

— Тебе хотелось быть не только сиделкой при мне, но я был слишком поглощен собой и не понял этого. Мне очень жаль.

— Тай, ты был сильно травмирован и расстроен, я понимала это. Но, если бы я думала так, как считаешь ты, мы не были бы с тобой вместе так долго. Почти два года, дорогой.

— Не так уж это и долго.

— Да, наверное.

— А помнишь, как мы встретились впервые? — спросил Хоторн, нежно глядя ей в глаза.

— Разве я могла бы забыть это? — Она мягко засмеялась и погладила его по руке. — Я взяла напрокат лодку и поплыла на Сент-Томас, а когда лодка входила в проход, которым мне подсказали воспользоваться, у меня возникли некоторые трудности.

— Трудности? Да ты неслась на всех парусах, будто стремилась выиграть какие-то гонки, напугала меня до смерти.

— Не знаю, насколько ты испугался, но рассердился здорово.

— Доминик, моя яхта стояла на якоре прямо на твоем пути!

— О да, ты как раз был на палубе, размахивал руками и ругался... Но мне все-таки удалось не врезаться в тебя, правда ведь?

— До сих пор не понимаю, как ты сумела избежать столкновения.

— Ты просто не мог ничего видеть, дорогой, потому что от злости свалился в воду. — Они рассмеялись. — Мне было очень стыдно, — продолжила Доминик, — но я все-таки извинилась, когда ты выбрался на берег.

— Да, извинилась. Это было в баре Фишбайта, ты подошла ко мне, и всех присутствующих охватила зависть... Так начались самые счастливые месяцы в моей жизни. Больше всего мне запомнилось, как мы с тобой плавали вдвоем на крохотные островки, спали на пляжах... занимались там любовью.

— Мы любили друг друга, дорогой.

— Разве мы не можем начать все сначала? Мы вернемся в прошлое. Я уже пришел в себя. Я даже могу смеяться и шутить, тебе понравится мой брат... Начнем все сначала, Доминик?

— Я замужем, Тай.

Хоторну показалось, что в окутанном туманом море в него врезался океанский лайнер. Несколько минут он не мог выговорить ни слова, а сидел, опустив глаза, и старался унять дыхание. Он хотел отпустить руку Доминик, но она не позволила ему сделать этого, накрыв его ладонь другой рукой.

— Пожалуйста, дорогой, не надо.

— Как повезло этому парню, — сказал Хоторн, глядя на их руки. — Он действительно хороший человек?

— Он симпатичный, преданный и очень, очень богатый.

— Из трех достоинств у него на два больше, чем у меня. Я могу претендовать только на один пункт — преданность.

— Не буду отрицать, его богатство сыграло свою роль. Я не стремлюсь к роскоши, но мои дела требуют больших средств. Работая манекенщицей, я могла позволить себе иметь прекрасную квартиру и роскошные наряды, но не могла заниматься благотворительностью. Да и вообще, я никогда не чувствовала себя уютно, демонстрируя почти обнаженной наряды для избранной публики.

— Теперь вы живете в другом мире, леди... и, наверное, очень счастливы в замужестве?

— Я этого не говорила, — тихо, но твердо ответила Доминик, тоже глядя на их сцепленные руки.

— Тогда я чего-то не понял.

— Это брак по расчету, как говорил Ларошфуко.

— Прошу прощения? — Хоторн поднял глаза, разглядывая ее безучастное лицо.

— Мой муж тайный гомосексуалист.

— Боже, благодарю тебя за милости, большие и малые!

— Он находит это привлекательным... Мы ведем странную жизнь, Тай. Он очень влиятелен и чрезвычайно щедр, помогает мне не только организовывать различные фонды, но и обеспечивает правительственную поддержку, в чем часто возникает нужда.

— Официальные документы?

— От самых высокопоставленных лиц в министерстве иностранных дел, — ответила Доминик, улыбнувшись. — Он говорит, что это слишком малая цена, за то, что я для него сделала, за мою помощь.

— Безусловно. Никто не пройдет мимо него, когда рядом ты.

— Да, он говорит, что я привлекаю клиентов более высокого класса... Это, конечно, шутка. — Доминик неохотно убрала руку с пальцев Хоторна.

— Конечно. — Тайрел вылил в свой стакан остатки вина и откинулся в кресле. — А ты здесь для того, чтобы навестить своего дядю на Сабе?

— Боже мой, я совершенно забыла! Мне ведь действительно надо позвонить в банк и поговорить с его адвокатом... Вот видишь, что происходит со мной, когда я встречаю тебя.

— Мне бы хотелось верить в это...

— Можешь верить, Тайрел, — мягко оборвала его Доминик, наклонилась к нему, и ее большие карие глаза заглянули прямо в его глаза. — На самом деле можешь верить, дорогой... Где здесь телефон, я ведь где-то видела.

— В холле.

— Я вернусь через несколько минут. Мой дорогой старый дядюшка подумывает о том, чтобы снова переехать, соседи стали слишком докучать ему.

— Но Саба — самый уединенный остров, насколько я помню, — сказал Тайрел, улыбаясь. — Ни телефона, ни почты, да и посетителей ПОЧТЕ не бывает.

— Я настояла, чтобы он установил спутниковую антенну. — Доминик отодвинула кресло и встала. — Он любит международные футбольные матчи, относится к космической связи как к черной магии, но телевизор смотрит постоянно... Ладно, я побежала.

— Я подожду здесь. — Хоторн проводил взглядом удаляющуюся фигуру женщины, которая, как он думал, навсегда ушла из его жизни. Ее рассказ обрушился на него как штормовой ветер. А известие о ее замужестве чуть было совсем не потопило его, он едва не задохнулся, услышав об этом браке, который вовсе и не являлся таковым, но именно подробности ее замужества добавили ему плавучести... Они не должны снова расставаться, он не потеряет ее!

Хоторн подумал о том, догадалась ли она позвонить дяде на Сабу и предупредить, что задержится. В течение дня самолеты летали между островами каждый час. Не могли же они просто вот так попрощаться и разойтись в разные стороны, это было немыслимо. Тайрел довольно хорошо знал Доминик, чтобы предположить, что и она понимает это. Он улыбнулся про себя, подумав о ее эксцентричном дядюшке, которого никогда не видел. Парижский адвокат, он провел более тридцати лет в бурлящем мире арбитража, разрываясь между кабинетом и залом суда, принимая решения, от которых зависела судьба миллионов франков.

Но одновременно с этим это был спокойный, ласковый человек, который желал только сбежать от этого сумасшествия, рисовать цветы и закаты, как сам он говорил, «в стиле позднего Гогена». Доминик рассказывала, что, уйдя в отставку, он взял с собой пожилую служанку, оставил бессердечную жену, ничего не сообщил несносным дочерям, которые, как и их мать, страдали скупостью, и улетел на Малые Антильские острова «в поисках своего Таити».

Остров Саба был выбран совершенно случайно, в результате разговора с незнакомцем в баре аэропорта на Мартинике. Незнакомец возвращался в Европу, решив провести остаток жизни в Париже, и у него на Сабе был скромный, но уютный дом, который он хотел продать. Заинтересовавшись, дядя Доминик стал расспрашивать незнакомца, и тот показал ему несколько фотографий дома. Бывший адвокат тут же, за соседним столиком, составил бумаги о покупке дома, немного удивив, но не насторожив незнакомца. Потом он позвонил в свою парижскую фирму бывшему вице-президенту, который теперь стал президентом, дав указание выплатить деньги владельцу дома сразу по его прибытии в Париж. Бывший подчиненный был вынужден вычесть стоимость дома из довольно высокой пенсии бывшего начальника. Владельцу дома было поставлено всего одно условие: он должен связаться с телефонной компанией на Сабе и распорядиться немедленно снять все телефоны в доме. Озадаченный и вместе с тем очень довольный сделкой, превзошедшей все его ожидания, домовладелец позвонил из аэропорта в телефонную компанию острова, прокричал в трубку указания, сопроводив их многочисленными угрозами.

На островах, служивших прибежищем многим разочарованным, пресытившимся жизнью людям, знали массу таких историй. Эти люди нуждались в понимании и заботе, и Доминик, занятая своей благотворительной деятельностью, все же находила время для дяди-отшельника.

— Ты не поверишь, — сказала Доминик, подходя к креслу и прерывая размышления Тайрела, — адвокат оставил для меня сообщение, что он очень занят и сможет встретиться со мной только завтра. И не преминул подчеркнуть, что предупредил бы меня, если бы на острове был телефон.

— Вполне логично.

— Тогда я позвонила в другое место, коммандер, правильно я называю тебя? — Доминик села в кресло.

— Это в прошлом, — ответил Тайрел, качая головой, — я повысил себя в звании, и теперь я капитан, потому что у меня свой корабль.

— А это повышение?

— Можешь не сомневаться. Кому ты позвонила?

— Дядиным соседям, тем самым, которые надоедают ему и из-за которых он хочет переехать. Они приносят ему свежие овощи со своего огорода, проникают в дом, минуя служанку, и мешают ему рисовать или смотреть футбол.

— Похоже, что они хорошие люди.

— Они — да, а он — нет, слишком неуживчивый. И тем не менее я дала им вполне законный шанс нарушить его уединение. Попросила зайти к нему и передать, что с адвокатом, с банком есть некоторые проблемы и что я сейчас занимаюсь их решением, а вернусь позже.

— Чудесно, великолепно, — улыбнулся Хоторн. Теперь его плавучесть полностью восстановилась. — Я надеялся, что ты именно так и поступишь, но совсем забыл, что у дяди нет телефона.

— Что я еще могу сделать для тебя, дорогой? Я была не слишком любезна с тобой, Тай, но скажу честно, я тоже очень скучала без тебя.

— Я только что выписался из номера в гостинице по соседству, — неуверенно произнес Тайрел, — но думаю, что снова смогу получить его.

— Так и сделай. Как называется эта гостиница?

— Ну, ее трудно вообще-то назвать гостиницей, несмотря на то, что называется она «Пламенеющий».

— Иди туда, дорогой, а я приду минут через десять-пятнадцать. Передай портье, что ждешь меня, чтобы я знала номер комнаты.

— А почему?

— Я хочу сделать тебе... нам подарок. У нас с тобой сегодня торжество.

Они стояли обнявшись в тесной гостиничной комнатке, Доминик дрожала в объятиях Хоторна. Ее подарок оказался тремя бутылками шампанского в ведерке со льдом, их доставил в номер портье, получивший за это очень приличные чаевые.

— В конце концов, это ведь просто легкое вино, — сказал Тайрел, подходя к подносу, стоящему на бюро, и открывая первую бутылку. — Ты знаешь, что через четыре дня после твоего исчезновения я бросил пить и с тех пор не взял в рот ни капли виски? Но за те четыре дня я выпил весь запас спиртного на острове, пропустив при этом два рейса.

— Но это значит, что мое исчезновение принесло хоть какую-то пользу. Виски было просто поддержкой для тебя, а не потребностью. — Доминик села рядом с маленьким круглым столиком у окна, с ее места открывался вид на гавань.

— Поверь мне, я уже совсем не тот. — Хоторн поставил на столик стаканы, бутылку и уселся в кресло напротив Доминик. — Впрочем, это довольно банальная фраза. Ну вот, все перед тобой.

— Перед нами, дорогой. — Они выпили, и Хоторн снова наполнил стаканы.

— Значит, у тебя был рейс сюда? — спросила Доминик.

— Нет. — Тайрел быстро соображал, гладя в окно. — Я обследую остров по заданию флоридского гостиничного синдиката, они считают, что скоро сюда придет игорный бизнес, и решили воспользоваться моей помощью. Сейчас это происходит повсеместно на всех островах, и денежные воротилы заинтересованы в этом.

— Да, я что-то слышала. Это довольно печально.

— Очень печально, но, вероятно, неизбежно. Для казино потребуется обслуга... Слушай, мне надоело говорить об этих островах, я хочу говорить о нас.

— А о чем здесь говорить, Тай? Твоя жизнь здесь, моя в Европе, или в Африке, или в лагерях беженцев в воюющих странах, где люди особенно нуждаются в нашей помощи. Налей мне еще, я возбуждаюсь от вина и от тебя.

— А как же ты? Когда ты будешь жить для себя? — спросил Хоторн, наполняя стаканы.

— Это будет довольно скоро, дорогой. В один прекрасный день я вернусь и, если тебя к этому временя никто не опутает, сяду на ступеньки твоей конторы и скажу: «Привет, коммандер. Бери меня или выбрось акулам».

— И как скоро это произойдет?

— Скоро, потому что силы у меня уже на исходе... Но не будем говорить о будущем, Тай, нам надо поговорить о настоящем.

— О чем?

— Я разговаривала по телефону с мужем. Вечером мне придется вылететь в Париж, у него дела с княжеской семьей в Монако, и он хочет, чтобы я сопровождала его.

— Сегодня вечером?

— Я не могу отказать ему, Тай, муж так много делает для меня. Он отправил за мной на Мартинику самолет, утром я буду в Париже, соберу вещи, сделаю кое-какие покупки, а позже, днем, встречусь с ним в Ницце.

— Ты снова исчезнешь, — сказал Хоторн. Он давно не пил шампанского, и у него внезапно слегка начал заплетаться язык. — Ты не вернешься!

— Ты ужасно ошибаешься, дорогой... любовь моя. М вернусь через две или три недели, поверь мне. А теперь хоть эти несколько часов будь со мной, люби меня. Доминик поднялась с кресла, сняла белый пиджак и начала расстегивать блузку. Тайрел тоже поднялся и начал раздеваться, наполнив при этом стаканы. — Ради Бога, люби меня! — воскликнула Доминик, увлекая его к кровати.

Дымок от их сигарет тянулся к потолку сквозь лучи послеполуденного солнца. Их тела устали, от ненасытной любви и шампанского все мысли улетучились из головы Хоторна.

— Тебе хорошо со мной? — прошептала Доминик, склоняясь над его обнаженным телом и касаясь полной грудью его лица.

— Если и существует рай, то я не желаю знать его, — ответил Тайрел, улыбаясь.

— Фу, как мрачно, лучше налей нам еще.

— Это последняя бутылка, леди, мы с тобой напьемся.

— Меня это не волнует, это наш последний час... пока я снова же увижу тебя. — Доминик потянулась через кровать и разлила по стаканам остатки шампанского. — Держи, дорогой, — сказала она, поднося стакан к губам Тайрела и прижимаясь грудью к его щеке. — Я должна запомнить каждую секунду, проведенную с тобой.

— У тебя такой вид, как будто ты удаляешься...

— Я понимаю, комман... О, прости, я забыла, что ты не любишь это звание.

— Я рассказывал тебе об Амстердаме, — с трудом произнес Хоторн, язык у него явно заплетался. — Я ненавижу это звание... Да я никак пьян, не помню, когда... когда я был так пьян...

— Сейчас совеем другое дело, дорогой. У нас ведь торжество, разве не так?

— Да... да, конечно.

— Я опять хочу тебя, любовь моя.

— Что?.. — Голова Тайрела откинулась, он вырубился. Хоторн долго не пил, и такая доза алкоголя была чрезмерной для него.

Доминик тихонько встала с кровати, подошла к креслу у окна, где были разбросаны ее вещи, и быстро оделась.

Внезапно она заметила на полу хлопчатобумажную куртку Хоторна. Это была обычная форменная куртка, какие носили на островах, легкая, с четырьмя накладными карманами. В условиях жаркого тропического солнца такие куртки надевали прямо на голое тело. Но внимание Доминик привлекла совсем не куртка, а слегка выглядывавший из кармана сложенный конверт, окаймленный синей и красной полосами. Такие конверты обычно использовались для правительственной почты или в частных клубах для придания им официальности. Она опустилась на колени, достала конверт и вытащила из него короткую записку, написанную от руки. Подойдя к окну, она внимательно прочитала записку.

"Объект. Женщина в зрелом возрасте, путешествует с молодым человеком, примерно в два раза моложе ее.

Детали. Описания неполные, но это может быть Бажарат и ее молодой спутник, которых обнаружили в Марселе. Имена пассажиров катера, прибывшего на Сен-Мартен: фрау Марлен Рихтер и ее внук Ганс Бауэр. В деле Бажарат не отмечено, что раньше она пользовалась немецкими именами, а также отсутствуют сведения о ее знании немецкого. Однако вполне возможно, что она владеет немецким языком.

Связь. Инспектор Лоренс Мейджор, начальник службы безопасности СенБартельми.

Дополнительные факторы для подозрений. Отказ назвать свое имя по требованию.

Способ задержания. Подойти к объекту сзади, держа оружие наготове. Выкрикнуть: «Бажарат» и быть готовым открыть огонь".

Прищуренно глядя в окно на послеполуденное солнце, Доминик сунула записку обратно в конверт, вернулась к куртке и положила конверт в карман. Выпрямившись, она внимательно посмотрела на обнаженную фигуру, лежащую на кровати. Ее замечательный любовник обманул ее. Капитан Тайрел Хоторн, владелец компании «Олимпик чартерз», Виргинские острова, США, снова превратился в коммандера Хоторна, офицера военноморской разведки, завербованного для охоты за террористкой из долины Бекаа, чей путь был прослежен от Марселя до островов Карибского моря. Подходя к столу и забирая свою сумочку, Доминик подумала: какая трагическая ирония скрыта во всем этом. Она включила радио, стоящее на столике, на полную громкость, комнату заполнили звуки гремящей музыки. Хоторн даже не пошевелился.

Это так ужасно и вместе с тем так необходимо... Как больно было ей признавать это, а отрицать еще больнее. Она все время убеждала себя, что убивает ради жизни, а сейчас представила себе, что ее покойный муж, поддерживавший ее во всех делах, отпускает ее, чтобы посмотреть, обретет ли она счастье, прекратив борьбу с этим предательским и лживым миром. Все тогда было бы просто. Но нет! Она любила этого обнаженного мужчину, лежащего на кровати, любила его ум, его тело, даже его страдания, которые понимала. Но она жила в реальном, а не вымышленном мире.

Доминик открыла сумочку и медленно, осторожно вынула небольшой пистолет. Она положила его на подушку, направив ствол в левый висок Хоторна, зацепила указательным пальцем спусковой крючок и напряглась, ожидая, когда музыка зазвучит громче... Нет, она не может этого сделать! Она ненавидела и презирала себя, но все равно не могла! Она любила этого человека, любила так же сильно, как боевика, погибшего на берегу Ашкелона!

Амайя Бажарат убрала пистолет обратно в сумочку и стремительно вышла из комнаты.

Хоторн проснулся. Голова раскалывалась, в глазах все плыло. Внезапно он понял, что Доминик нет рядом с ним. Но где же она? Тайрел с трудом поднялся с кровати, огляделся в поисках телефона, увидел его на столике, снова рухнул на кровать, снял трубку и набрал номер портье.

— Женщина, которая была здесь! — крикнул он в трубку. — Когда она ушла?

— Больше часа назад, — ответил клерк. — Хорошенькая леди.

Тайрел швырнул трубку, прошел в маленькую ванную; наполнил раковину холодной водой и сунул туда голову. Мысли его вернулись к острову Саба. Безусловно, она не вернется в Париж, не повидавшись с дядей... Но сначала ему нужно позвонить Джеффри Куку на Верджин-Горду и сообщить, что здесь они вытянули пустышку.

— То же самое в Кристианстеде и на Ангилье, старина, — сказал Кук. — Такое впечатление, что мы все втроемм гонялись за призраком. Ты вернешься к вечеру?

— Нет, мне здесь надо еще кое-что выяснить.

— Ты что-нибудь обнаружил?

— Я нашел и потерял, Джефф, но это имеет значение для меня, а не для тебя. Так что буду позже.

— Будь любезен. У нас есть еще два сообщения, которые нам с Жаком надо проверить.

— Сообщите Марти, Где я смогу найти вас.

— Это тому парню, механику?

— Да, ему.

Поплавки гидроплана коснулись спокойной глади моря, и самолет зарулил в небольшую полукруглую бухту частного острова, закрытую скалами. Летчик подогнал гидроплан к короткому причалу, на котором в ожидании стоял охранник, вооруженный лупарой. Бажарат вылезла на поплавок, ухватилась за руку, поданную охранником, и взобралась на причал.

— У падроне сегодня счастливый день, синьора, — прокричал сквозь шум винтов охранник, говоривший по-английски с ужасным акцентом. — Для него снова увидеть вас — гораздо полезнее всяких процедур в Майами. Он напевал арию, пока я мыл его.

— Вы тут управитесь? — быстро спросила Баж, — Мне надо прямо сразу пройти к падроне.

— А что тут трудного, синьора? Я оттолкну его за крыло, а дальше наш молчаливый друг все сделает сам.

— Отлично! — Амайя побежала по ступенькам, но наверху остановилась, переводя дыхание. Надо успокоиться и не показаться падроне возбужденной. Он не любил людей, теряющих контроль над собой. Нет, Амайя не впала в панику, но тот факт, что разведывательным службам известно о ее пребывании на островах, был для нее большой неожиданностью. Она могла допустить, что об этом мог узнать падроне через людей из долины Бекаа, но она даже не могла представить себе, что на нее начата охота и дело уже дошло до участия в ней Хоторна, завербованного разведывательными службами. Глубоко дыша, Амайя дошла до двери, потянула бронзовую ручку и вошла в дом. Пройдя примерно половину холла, она увидела сгорбленную фигуру в инвалидном кресле.

— Здравствуй, Анни, — произнес падроне со слабой улыбкой, выказывая всю, какую мог, радость. — У тебя был удачный день, моя единственная дочь?

— Я так и не попала в банк, — отрывисто ответила Бажарат.

— Очень жаль. А почему? Как бы я ни любил тебя, дитя мое, я не могу допустить, чтобы какие-либо суммы были переведены тебе с моих счетов. Это слишком опасно, но мои друзья на Средиземноморье смогут снабдить тебя всем необходимым.

— Деньги меня не слишком беспокоят, — сказала Амайя, — я могу завтра вернуться в банк и получить их. Меня тревожит другое: американцы, англичане и французы знают о том, что я нахожусь на островах!

— Конечно, знают, Анни! Мне ведь было известно о твоем приезде, и как ты думаешь откуда?

— Я предполагала, что от финансистов из долины Бекаа.

— А разве я не говорил тебе о Втором бюро, МИ-6 и даже об американцах?

— Простите меня, падроне, но в вас часто говорит кинозвезда, склонная к преувеличениям.

— Великолепно! — рассмеялся инвалид, заливаясь на все лады. — Но это не совсем верно. Американцы у меня на содержании, и они проинформировали меня о поступившем к ним сообщении, что ты находишься здесь. Но в каком месте, на каком острове? Это им неизвестно. Никто не знает, как ты выглядишь, а я должен признать, что ты мастерски меняешь внешность. Так в чем же здесь опасность?

— Вы помните человека по фамилии Хоторн?

— О да, конечно. Выгнанный со службы офицер военно-морской разведки США. Помнится, он был женат на женщине, которая служила и американцам и русским. Ты выяснила, кто он такой, и подстроила знакомство с ним, а потом развлекалась с ним несколько месяцев, когда приходила в себя после ранения. Ты думала, что сможешь что-то почерпнуть из его опыта.

— Я мало чему ценному научилась у него, но сейчас он снова в деле и охотится за Бажарат. Я встретила его сегодня и провела с ним несколько часов.

— Как это удивительно, дочь моя, — произнес падроне, внимательно разглядывая лицо Бажарат. — Какая радость для тебя. Ты была очень счастливой женщиной в те месяцы, о которых я упоминал.

— Надо максимально пользоваться подвернувшимися удовольствиями, отец мой. Он был для меня незнакомым инструментом, в котором было что-то, что могло мне пригодиться.

— Инструментом, который разбудил в тебе музыку, так ведь?

— Вздор!

— Но ты тогда пела и прыгала, как ребенок, которым никогда не была.

— Ваша кинематографическая память все преувеличивает. Просто у меня заживали раны, вот и все... Он здесь, понимаете? Он отправится на Сабу и будет искать меня там!

— О да, я вспомнил. Воображаемый старый дядюшка из Франции, да?

— Его нужно убить, падроне!

— А почему ты сегодня сама не убила его?

— У меня не было возможности, меня видели с ним и могли схватить.

— Еще более удивительно, — тихо произнес старый итальянец. — Обычно Бажарат всегда сама создавала такие возможности.

— Остановите его, мой единственный отец! Убейте его!

— Очень хорошо, дочь моя. Сердце не всегда может быть каменным... Ты говоришь, Саба? Меньше часа хода для нашей лодки. — Падроне поднял голову. — Скоцци! — крикнул он, призывая одного из своих охранников.

Яхты, совершавшие рейсы с туристами, обычно не заходили на Сабу, но Хоторн несколько раз бывал там. На всех островах радушно встречали капитанов чартерных линий, и Тайрел рассчитывал на это.

Он нанял гидроплан, на котором прилетел в самую тихую гавань острова. Хоторну хотелось получить всю возможную информацию, и ему охотно сообщали ее, но все это было не то.

Никто из моряков не знал старика-француза, проживающего вместе со служанкой, и никто не встречал женщину, похожую по описанию на Доминик. Но как они могли не знать ее! Высокая, эффектная белокурая женщина, которая так часто приезжает сюда навестить своего дядю? Это было очень странно, ведь портовые мальчишки обычно знали все, что происходит на острове, особенно в районе порта. Сюда приходили лодки с провизией, которую доставляли местным жителям. Торговцы традиционно знали все дороги, ведущие к домам покупателей, особенно на таком острове, как Саба. Но, с другой стороны, Доминик называла дядю «ужасным отшельником», а на острове была взлетная полоса и несколько скромных магазинчиков; их могли снабжать продуктами по воздуху. Может быть, для старика и служанки этого было вполне достаточно.

Тайрел отправился в почтовое отделение, где заносчивый служащий ответил ему: «Ты несешь чушь, парень! У нас нет почтового ящика для старика или женщины, говорящих по-французски».

Эта информация была еще более странной, чем та, которую он получил в порту. Тогда, давно, Доминик рассказывала ему, что дядя получает «приличную пенсию» от своей бывшей фирмы, которая перечисляется ему ежемесячно. Единственным объяснением здесь опять же могла быть взлетная полоса. Почта на островах работала нерегулярно, и вполне возможно, что Париж отправлял своему бывшему адвокату пенсию по воздуху с Мартиники. Это было бы проще и надежнее.

Тайрел быстро выяснил у клерка на почте, где можно взять напрокат мопед — самое популярное средство передвижения на острове Саба. Все решалось довольно просто. У клерка в задней комнате стояло несколько мопедов, которые он давал напрокат. Он заставил Тайрела оставить большой гало? и водительские права, а также подписать бумагу, снимавшую с него ответственность за ремонт мопеда по вине арендатора.

Почти три часа Хоторн колесил по дорогам и холмам от дома к дому, от коттеджа к коттеджу, от хижины к хижине, где его неизменно встречали хмурые жители с оружием или собаками. Исключение составила последняя встреча — с бывшим англиканским священником. Тайрелу сразу было предложено выпить рома, умыться и почистить запылившуюся одежду. Тайрел поблагодарил его, но отказался, сославшись на спешку, и принялся расспрашивать старика.

— Мне очень жаль, молодой человек, но на этом острове нет таких людей.

— Это точно?

— Да-да — уверенно ответил священник. — У меня есть слабость: в моменты просветления я испытываю потребность в служении Господу, что и делаю. Как апостол Петр, я хожу от дома к дому, неся людям слово Божье. Понимаю, что ко мне вполне справедливо относятся как к выжившему из ума старику, но в эти моменты я чувствую очищение и могу заверить вас, что нахожусь в полном разуме. За последние два года, с тех пор как я живу здесь, я посетил каждый дом, богатых и бедных, черных и белых, по одному, по два, а то и по три раза. На Сабе нет людей, которых вы описали. Вы уверены, что не хотите рому? Это все, что я могу предложить, все, что могу себе позволить. Я выращиваю лаймы и манго, их сок хорошо смешивать с ромом.

— Нет, благодарю вас, святой отец, я очень спешу.

— Я думаю; что вам совсем не хочется благодарить меня. Я разочаровал вас? Это чувствуется по вашему напряженному голосу.

— Простите, я просто расстроен.

— А кто из нас не расстроен, молодой человек?

Хоторн вернул мопед на почту, получив назад свои права и половину залога, и отправился в гавань, где оставил гидроплан.

Самолета там не было.

Тайрел ускорил шаг, перейдя, в конце концов, на бег. Ему надо было вернуться на Горду... Где же этот чертов гидроплан? Он ведь был привязан к причалу, летчик и портовые мальчишки заверили его, что самолет будет ожидать его возвращения.

Потом он заметил прибитую к стойке записку, написанную местами с ошибками: «ОСТОРОЖНО. Идет ремонт опоры. Нельзя причаливать до устранения повреждения».

Боже мой, но ведь было уже около шести вечера, темнело, а под водой видимость вообще была как ночью. В таких условиях никто не занимается ремонтом опоры. Пирс может рухнуть и похоронить под собой водолаза, а с помощью фонарей предупредить его будет невозможно, потому что он не увидит света. Тайрел побежал к мастерской, расположенной справа от пирса. Конвейерный подъемник и тяжелые лебедки были спущены к воде, но возле них никого не было. Сумасшествие! Неужели люди в это время работают под водой без страховки, без медицинского и кислородного оборудования? А вдруг несчастный случай? Выбежав из мастерской, Тайрел спустился к ступенькам пирса. Взглянув на небо, он увидел, что солнце закрыли тучи. Как можно работать в это время? Ему приходилось ремонтировать корпуса яхт примерно в таких же условиях, но только со страховкой, он был обвязан тросом, его готовы были вытащить при малейшей опасности. Тайрел поднялся по ступеньках и осторожно пошел по пирсу. Солнце окончательно затянули облака, теперь уже темные, дождевые.

Его первым побуждением было поднять водолазов на поверхность, со всей строгостью бывшего военного отругать их за глупость и разогнать по домам.

Однако с каждый шагом его решимость таяла, не видно было ни шлангов, ни пузырей на поверхности темной воды. Никого не было ни на пирсе, ни под ним.

Внезапно на вышках вспыхнули прожектора и замигали маяки, и в этот самый момент Тайрел почувствовал обжигающий удар в левое плечо и одновременно услышал громкий звук выстрела. Он зажал рану и бросился с пирса в воду, и уже погружаясь, услышал дробную автоматную очередь. Сам не зная почему, Тайрел позволил страху управлять своими действиями. Он проплыл под водой, насколько хватило дыхания, держа курс к стоявшей в отдалении яхте. Дважды он всплывал на поверхность, чтобы выдохнуть и снова набрать в легкие воздуха. Вдруг его руки коснулись деревянного корпуса яхты. Тайрел снова набрал воздуха, нырнул и поплыл под яхтой. Подтянувшись на планшир противоположного борта, он бросил взгляд на пирс, полуосвещенный светом прожекторов. Убийцы присели на корточки в конце пирса, внимательно вглядываясь в воду.

— Вон его кровь! — воскликнул один.

— Ты уверен? Нет! — отозвался другой, спустился в моторную лодку, запустил двигатель и крикнул напарнику, чтобы тот отвязал конец, забрался в лодку и приготовил лупару. Лодка начала обшаривать маленькую гавань, а убийцы, держа наготове автомат АК-47 и лупару, внимательно смотрела по сторонам.

Хоторн перевалился через планшир яхты и среди нейлоновых тросов рядом с рыбным бункером нашел то, что и ожидал найти, — обыкновенный нож для потрошения рыбы. Он снова соскользнул в воду, сбросил ботинки в брюки, пытаясь запомнить место, чтобы потом их можно было найти. Затем он стянул куртку, машинально подумав о том, что Джеффри Куку придется заплатить за утерянные деньги, документы и одежду. Тайрел поплыл, но вдруг заметил, что у бандита, сидевшего за рулем моторной лодки, в руках появился мощный фонарь. Он глубоко нырнул, прислушиваясь к шуму двигателя лодки, проходившей над ним.

Рассчитав время, Хоторн вынырнул прямо позади лодки и ухватился руками за металлический кожух мотора. Наклонив голову и держась в тени, Тайрел схватил руль, мешая ему поворачиваться. Удивленный и разозленный тем, что лодка не слушается руля, сидевший на корме бандит наклонился и посмотрел вниз. Глаза у него вылезли из орбит, когда он увидел руки Тайрела, ему показалось, что из глубины моря всплыло чудовище. Не успел он вскрикнуть, как Хоторн всадил ему в горло нож, зажав левой рукой бандиту рот. Тайрел сбросил труп с кормы в воду. Осторожно переместил руль в положение правого поворота и забрался на место убитого. Второй бандит, сидевший впереди, был занят тем, что светил фонариком в разные стороны по ходу лодки. Хоторн взял автомат и заговорил громко и четко:

— Сейчас большие волны, да и мотор работает достаточно громко. Предлагаю тебе бросить оружие или присоединяться к своему приятелю. Ты тоже станешь хорошим лакомством для акул. Они довольно добродушные существа и предпочитают есть уже мертвых.

— Что? Нет!

— Вот об этом мы с тобой и поговорим, — сказал Тайрел, направляя лодку в море.

Глава 5

Стемнело. Море было спокойным, луна едва пробивалась сквозь облака. Лодка легонько покачивалась на волнах. Перепутанный убийца сидел на узенькой скамейке на носу моторки с поднятыми руками, щурясь от света мощного фонаря, бившего ему в лицо.

— Опусти руки, — приказал Хоторн.

— Фонарь меня слепит. Уберете его!

— На самом деле это было бы величайшим благом для тебя. Ослепнуть, я имею в виду. Бела ты только не вынудишь меня пристрелить тебя, прежде чем я выброшу тебя за борт.

— Что?

— Всем нам придется умереть. Иногда я думаю, что смерть — это совеем обычное явление.

— О чем вы говорите, синьор?..

— Ты скажешь мне то, что меня интересует, или войдешь на корм акулам. Бели бы ты ослеп, то не увидел бы ряды громадных белых зубов, прежде чем они перекусят тебя пополам. Большие рыбы светятся, ты ведь знаешь это, их хорошо видно в темной воде. Посмотри! Вон видишь спинной плавник? Она, пожалуй, футов восемнадцать, а то и побольше. Сейчас как раз сезон, ты ведь понимаешь это; да? Как ты думаешь, почему именно в это время на островах проводятся соревнования по охоте на акул?

— Откуда мне знать об этом!

— Значит, ты не читаешь местных газет. Да и зачем тебе их читать? В них ведь не пишут о новостях на Сицилии.

— На Сицилии?

— Как бы там ни было, тебе далеко до папского нунция, они, наверное, стреляют лучше... Ладно, деревенщика, возвращайся в реальный мир. Или отправляйся в воду, а из плеча у тебя, как и у меня, будет течь кровь. Порезвишься с большими рыбками, у которых челюсти занимают больше трети туловища.

Бандит мотал головой из стороны в сторону, моргая и пытаясь прикрыть глаза руками от света фонаря.

— Я ничего не вижу!

— Она как раз позади тебя, повернись и увидишь.

— Ради Бога, не делайте этого!

— Почему вы хотели убить меня?

— Нам приказали!

— Кто? — Убийца молчал. — Тебе умирать, а не мне, — сказал Тайрел, поднимая АК-47. — Я прострелю тебе левое плечо, так кровь быстрее распространится в воде. Вообще-то белые акулы любят сначала погрызть немного, так сказать, слегка закусить перед обедом. — Хоторн нажал на спусковой крючок, и, разорвав ночную тишину, пули вспороли воду справа от бандита.

— Нет! Ради Бога, не надо!

— Ох, как же быстро вы вспоминаете о Господе. — Хоторн снова выстрелил, выпустив очередь, и несколько пуль оцарапали плечо бандита.

— Пожалуйста, умоляю вас!

— Моя подруга там внизу голодна. Зачем мне разочаровывать ее?

— Вы... вы слышали о долине?.. — запинаясь, произнес бандит, вспоминая в панике слова, которые слышал раньше. — Про ту, что за морем!

— Я слышал о долине Бекаа, — равнодушно ответил Тайрел. — Она находится за Средиземным морем. Ну и что?

— Вот оттуда и поступают приказы, синьор.

— А от кого? Кто отдает эти приказы?

— Они приходят из Майами, что я могу вам еще сказать? Я не знаю хозяев.

— А почему приказано убить именно меня?

— Не знаю, синьор.

— Бажарат! — крикнул Тайрел и увидел в расширившихся глазах бандита то, что и ожидал увидеть. — Это Бажарат, так?

— Да, да. Я слышал это имя, но больше ничего не знаю.

— Значит, говоришь, из долины Бекаа?

— Пожалуйста, синьор! Мне просто дали задание, что вы хотите от меня?

— Как вы нашли меня? Вы следили за женщиной по имени Доминик Монтень?

— Нет, мне незнакомо это имя.

— Врешь! — Тайрел снова дал очередь, но он больше же целился в плечо бандиту, а просто хотел нагнать на него страху.

— Клянусь вам! — вскричал перепуганный бандит. — За вами велась слежка.

Потому что и они знали, что я разыскиваю Бажарат?

— Не знаю как, но они вышли на вас, синьор.

— Понятно, — сказал Тайрел, разворачивая лодку.

— Вы не убьете меня?.. — Хоторн отвел луч фонаря от лица незадачливого убийцы, и тот закатил глаза в молитве. — Вы не скормите меня акулам?

— Ты умеешь плавать? — спросил Тай, не удостоив его ответом.

— Конечно, — ответил бандит, — но не в этих водах, тем более что я ранен.

— Ты хороший пловец?

— Я сицилиец, из Мессины. Мальчишкой нырял за монетками, которые туристы бросали с кораблей.

— Это хорошо, потому что я собираюсь высадить тебя в полумиле от берега. Дальше тебе придется добираться вплавь.

— В обществе акул?

— В этих водах уже двадцать лет нет акул. Их отпугивает запах кораллов.

Убийца с Сицилии лгал, и Хоторн понимал это. Тот, кто подстроил покушение на его жизнь, заплатил за то, чтобы закрыть целую гавань. Люди из долины Бекаа не могли сделать этого, скорее всего, здесь действовала мафия. Здесь был кто-то, кто хорошо знал острова и знал, на какие нажимать кнопки. Но кто бы это ни был, он защищал Бажарат. Хоторн нашел в мастерской запачканный комбинезон и натянул его, а потек, стоя за углом мастерской, наблюдал, как измученный бандит выбрался на берег и рухнул на песок, переводя дыхание. Пиджак и ботинки он сбросил, но оттопыривающийся карман брюк говорил о том, что он переложил туда то, что посчитал необходимым иметь при себе. На это Тайрел и рассчитывал, потому что почтовый голубь без капсулы был просто бесполезной птицей.

Прошло две минуты, освещенный прожекторами бандит поднял голову. Медленно, морщась от боли, он поднялся на ноги, огляделся по сторонам, явно пытаясь сориентироваться на местности. Взгляд бандита остановился на мастерской. Именно там они с приятелем начинали эту операцию. Там находился рубильник, включающий прожектора, а еще на верстаке там стоял телефон... Вспоминая ловушки, которые ему приходилось устраивать в Амстердаме, Брюсселе и Мюнхене, Тайрел подумал, что в таких ситуациях объект ведет себя как запрограммированный робот. Он должен подчиниться своему инстинкту самосохранения, и бандит именно так и поступил.

Сицилиец пробежал через пляж к ступенькам, ведущим в мастерскую. Держась за перила, он начал вскарабкиваться по лестнице, зажимая рукой свою пустяковую рану и морщась от боли. Тайрел улыбнулся: его собственную рану промыло морской водой, и кровь едва сочилась. Конечно, им обоим не помешала бы перевязка, но уж больно сицилиец драматизировал ситуацию.

Бандит добрался до мастерской, распахнул ударом дверь и ворвался внутрь. Через несколько секунд прожектора погасли, и в мастерской загорелся свет. Хоторн подобрался к открытой двери мастерской, прислушиваясь к разговору бандита с оператором телефонной станции.

— Да-да, это в Майами, номер... номер... — Сицилиец дважды повторил номер телефона, который твердо запечатлелся в памяти Тайрела. — Чрезвычайная ситуация! — закричал бандит, когда его соединили с Майами. — Соедините меня с падроне через спутник! Быстрее! — Прошло некоторое время, бандит вроде бы успокоился, но вдруг снова закричал:

— Падроне, случилось невероятное! Скоццци мертв! Это дьявол из преисподней!

Тайрел понимал не все, что кричал по-итальянски в трубку сицилиец, но он и так выяснил достаточно. У него был номер телефона в Майами, и еще он знал теперь, что существует какой-то падроне, с которым связываются через спутниковую связь. Наверняка этот человек был где-то здесь, на островах, а он помогал и действовал заодно с террористкой Бажарат.

— Я понял! Нью-Йорк. Отлично!

Бандит повесил трубку и решительно направился к двери. Тайрел подумал, что последние его слова понять было нетрудно. Ему приказала сматываться в Нью-Йорк, где он мог затаиться до поры. Хоторн поднял один из старых заржавевших якорей, лежавших возле стены мастерской, и, когда убийца показался в дверях, швырнул якорь в ноги бандиту, разбив ему оба колена.

Бандит заорал, рухнул на деревянный настил и потерял сознание.

— Чао, — сказал Хоторн, перевернул тело, сунул руку в карман брюк бандита и вытащил все, что там было. Взглянув с отвращением на владельца вещей, Тайрел принялся рассматривать их: толстый черный молитвенник на итальянском языке, четки, кошелек, в котором лежало девятьсот французских франков — примерно сто восемьдесят долларов. Ни бумажника, ни документов — «омерта», закон молчания, закон тайны.

Тайрел забрал деньги, поднялся и пошел. Ему каким-то образом надо было раздобыть самолет и пилота.

Из дверей кабинета в отделанный мрамором зал, где ожидала Бажарат, выехала немощная фигура в инвалидном кресле.

— Баж, тебе следует немедленно исчезнуть отсюда, — резко сказал падроне. — Прямо сейчас. Самолет будет здесь в течение часа. Из Майами мне в помощь высланы два человека.

— Вы сошли с ума, падроне! По вашему указанию я наладила связи, через три дня люди прилетят сюда для встречи со мной. Мой счет в банке Сен-Бартельми вполне надежен, по бумагам ничего проследить нельзя.

— У них может появиться другой след, дочь моя. Скоцци мертв, его убил твой Хоторн. Маджио в панике звонил с Сабы, кричал, что твой любовник просто дьявол из преисподней!

— Он обычный человек, — холодно ответила Бажарат. — Почему они не убили его?

— Я тоже хотел бы это знать. Но тебе надо уезжать. Немедленно!

— Падроне, ну как вы могли подумать, что Хоторн когда-нибудь сможет связать вас со мной или, что еще более невероятно, связать Доминик Монтень с Бажарат? Ведь только в полдень мы с ним любили друг друга, и он уверен, что я уехала в Париж! Этот глупец без ума от меня!

— А что, если он умнее, чем мы предполагаем?

— Исключено! Он просто раненое животное, нуждающееся в убежище.

— А как насчет тебя, моя единственная дочь? Я хорошо помню, как несколько лет назад ты тут распевала песни от счастья. Ты очень тревожилась за этого человека.

— Не смешите меня! Несколько часов назад я была готова убить его, но вспомнила, что портье знал о моем присутствии в номере... Вы одобрили мое решение, падроне, и даже похвалили за осторожность. Ну что еще вам сказать?

— Тебе не надо ничего говорить, Баж. Говорить буду я. Завтра утром самолет доставит тебя на Сен-Бартельми, ты получишь деньги, а потом тебя отвезут в Майами или в любое другое место по твоему выбору.

— А как же мои контакты? Они надеются найти меня здесь.

— Я позабочусь об этом. Я дам тебе номер телефона, и, пока с тобой не свяжутся высшие руководители, эти люди будут выполнять твои распоряжения... Ты ведь все-таки моя единственная дочь, Анни.

— Падроне, телефон! Я знаю, что надо делать.

— Надеюсь, что ты сначала расскажешь мне об этом.

— У нас с вами есть друзья в Париже?

— Конечно.

— Отлично!

Хоторну очень нужно было найти самолет и пилота, но у него было и еще более важное дело: презренный предатель капитан Генри Стивенс из военно-морской разведки США. Призрак Амстердама внезапно восстал, как волшебная птица Феникс из пепла несбывшихся надежд. События на острове и исчезновение Доминик очень напоминали те ужасные события, которые привели к смерти его жены. Если Стивенс имел хоть отдаленное отношение в теперешнем событиям, Тайрелу необходимо было знать это! Он дал сто франков и назвал свое имя в бывшее звание оператору диспетчерской вышки на аэродроме. Вышкой это сооружение можно было назвать, но вот диспетчерской вряд ли, потому что от оператора требовалось одно — зажигать свет на взлетной полосе. Диспетчер позволил Тайрелу воспользоваться телефоном. Держа в памяти номер в Майами, Хоторн позвонил в Вашингтон.

— Министерство военно-морского флота, — ответил голос за много миль к северу от острова Саба.

— Первый дивизион, управление разведки, пожалуйста. Код допуска четыре ноль.

— У вас срочное дело, сэр?

— Да.

— Первый дивизион, — послышался второй голос через несколько секунд. — Я правильно понял, что код четыре ноль?

— Правильно.

— Что у, вас за вопрос?

— Об этом я могу сообщить только лично капитану Стивенсу. Пригласите его. Прямо сейчас.

— У него срочная работа на другом этаже. А кто вы?

— "Амстердам", так и передайте. Он будет рад, если вы поспешите.

— Посмотрим. — Офицеру разведки действительно пришлось убедиться, что дело срочное, потому что уже через несколько секунд в трубке звучал голос Стивенса.

— Хоторн?

— Я так и подумал, что ты уловишь связь между Амстердамом и мной, сукин сын.

— Что это значит?

— Черт побери, ты прекрасно знаешь, что его значат. Твои пешки разыскали меня, а так как твое подленькое "я" не может пережить того, что МИ-6 завербовала меня, ты на всякий случай схватил ее, потому что знаешь, что тебе я ничего не скажу! Я отволоку тебя в трибунал, Генри.

— Вот те раз! Да я понятия не имею ни о твоих делах, ни о том, кто такая «она». Я вчера провел два часа у директора ЦРУ, пытаясь хоть что-то выяснить у него, потому что ты даже не пожелал говорить со мной. А теперь ты несешь что-то о том, что тебя разыскали черт знает где и похитили женщину, о которой мы даже никогда не слышали. Прекрати молоть чушь!

— Ты проклятый лжец. Ты обманул меня в Амстердаме.

— У меня были доказательства, и ты их видел.

— Ты их сфабриковал.

— Я ничего не фабриковал, Хоторн, мне их подсунули уже сфабрикованными.

— А сейчас все повторяется точно так же, как и в случае с Ингрид?

— Чушь! Я повторяю тебе, у нас нет на островах никого, кто знал бы что-нибудь о тебе или об этой женщине!

— Вот ты действительно несешь чушь! Мне сюда звонила куча твоих клоунов, пытаясь поведать мне сказку о панике в Вашингтоне. Они знали, где я нахожусь, а остальное уже было просто, даже для них.

— Значит, они знают то, чего не знаю я! Сегодня утром у меня совещание с моими клоунами, как ты их назвал, и, может быть, они мне все расскажут.

— Они, наверное, проследили меня до Сен-Бартельми, увидели ее со мной и схватили, когда она ушла.

— Тай, ты не прав! Я признаюсь, конечно, что мы чертовски старались заполучить тебя обратно. Почему бы и нет? Ты живешь в этом районе, у тебя там все схвачено, и мы были бы дураками, если бы не попытались воспользоваться этим. Но нам это не удалось. Англичанам и французам удалось, а нам нет! И у нас там нет никого, кто знал бы тебя как... как ты обычно говорил в таких случаях?.. Ах да — как облупленного.

— Меня совсем не трудно, найти, я ведь даже даю рекламные объявлениям газетах.

— Но, учитывая тот факт, что мы нуждаемся в твоей помощи, мы уж никак не стали бы похищать твою женщину, чтобы допросить ее. Это уж слишком глупо... Тай, ты снова пьешь?

— Редко, и это не имеет отношения к делу.

— Возможно, что имеет.

— Не имеет. Если бы я пил, то не мог бы плавать, и ты знаешь об этом.

— Но сейчас у тебя есть причина.

— Да, есть, — тихо ответил Хоторн. — Сегодня она возвращается в Париж, а оттуда в Ниццу. Она не хотела уезжать.

— Может быть, она просто не хотела, чтобы ваше расставание затянулось.

— Я не могу поверить в это, просто не хочу.

— А может быть, виной всему все-таки твои выпивки?

— Ты понимаешь, — в голосе Хоторна уже не было агрессивности, — один раз она уже поступала так. Просто исчезла, и все.

— Готов поспорить на свою пенсию, что и в этот раз она поступила так же. Позвони ей вечером в Париж, думаю, что ты найдешь ее там.

— Я не могу, не знаю фамилии ее мужа.

— У меня нет слов, коммандер.

— Ты не понимаешь...

— А я и не стараюсь понять.

— Мы возвращаемся на четыре... пять лет назад.

— Но сейчас я действительно ни при чем. Ты ведь тогда ушел от нас.

— Да, я ушел. Ушел, потому что почуял что-то нечистое там, в Амстердаме, и это чувство будет преследовать меня до конца жизни.

— Здесь я тебе ничем помочь не могу, — сказал глава военно-морской разведки после нескольких секунд молчания.

— Я и не ожидал от тебя этого. — Снова наступило молчание.

— Ты добился каких-нибудь успехов, работая с МИ-6 и Вторым бюро? — спросил наконец Стивенс.

— Да, не далее как час назад.

— По предложению директора ЦРУ Джиллетта я разговаривал с Лондоном и Парижем. Понимаю, что тебе нужны подтверждения, но поскольку я ближе всех к тебе, то мне поручено снабжать тебя всем необходимым.

— Подтверждения мне не нужны. Ты затянешь себе петлю на шее, если будешь лгать в ситуации, неподконтрольной тебе. На это ты не пойдешь.

— Знаешь что, Хоторн, — спокойно сказал Стивенс, — ты зашел слишком далеко, и мне надоело выслушивать твою чепуху.

— Ты будешь слушать все, что я говорю, Генри, "давай сразу уясним это! Ты просто винтик в системе, а я независимый человек, заключивший контракт, и не забывай об этом! Я буду отдавать тебе приказы, а ты мне не будешь, питому что, если попытаешься, я просто все брошу. Ты понял?

В их разговоре возникла третья по счету продолжительная пауза, потом шеф военно-морской разведки нарушил молчание.

— Ты хочешь мне что-нибудь сообщить?

— Ты прав, черт побери, и я хочу, чтобы вы немедленно начали действовать. У меня есть номер телефона в Майами, по которому осуществляется связь через спутник с телефоном где-то здесь, на островах. Мне нужно, чтобы вы как можно быстрее установили его местонахождение.

— Бажарат?

— Похоже. Записывай номер телефона. — Тайрел назвал номер, заставил Генри для надежности повторить его, потом продиктовал номер телефона вышки на аэродроме Сабы. Он уже собирался положить трубку, как Стивенс остановил его.

— Тайрел! Несмотря на наши разногласия... я имею в виду, что... ты не мог бы мне рассказать в чем дело?

— Нет.

— Но почему? Я теперь официально осуществляю связь между вами, у меня есть допуск и полномочия от всех правительств. Ты ведь очень хорошо знаешь, что такое «винтик». Меня постоянно будут теребить, требуя объяснений.

— А это значит, что секретные доклады будут гулять туда-сюда, так?

— С соблюдением максимальной конфиденциальности. Это обычная процедура, ты ведь знаешь.

— Тогда я категорично заявляю — нет. Пусть люди долины Бекаа вынюхивают то, что знаешь ты, но только не то, что знаю я. Я видел их чертовы щупальцы, протянутые от Ливана до Бахрейна... от Женевы до Марселя... от Штутгарта до Локерби. Задание ты получил, Генри, но знать ты о нем ничего не будешь. Если что-то быстро выяснишь, звони мне на Сабу, а если позже, то в яхт-клуб на Верджин-Горду.

В течение следующих полутора часов на аэродроме острова Саба приземлились три частных самолета, но никто из пилотов, несмотря на просьбы, угрозы и денежные посулы Хоторна, не согласился лететь с ним на Горду. По сведениям диспетчера, четвертый, и последний, самолет должен был прибыть примерно через тридцать пять минут. После его прилета полоса закрывалась на ночь.

— А он будет связываться с вами перед посадкой?

— Конечно, сейчас ведь уже темно. А если поднимется ветер, мне надо будет сообщить ему направление и скорость.

— Когда пилот выйдет на связь, мне бы хотелось поговорить с ним.

— Хорошо, если этого требуют правительственные интересы.

Примерно через сорок минут заговорило радио в диспетчерской:

— Саба, я FO 465, лечу из Ораньестада, захожу на посадку. Условия нормальные?

— Еще десять минут, и у вас вообще не было бы никаких условий. У нас строгие правила. Вы опаздываете.

— Успокойся, парень, у меня щедрые пассажиры.

— Что-то я не знаю ваш самолет...

— Мы только начали летать. Я вижу огни. Повторите, все нормально? Совсем недавно была чертовски плохая погода.

— Все в порядке, только с вами хочет переброситься парой слов один человек.

— Черт побери, да ты знаешь, с кем говоришь...

— Я коммандер Хоторн, ВМС США, — сообщил Тайрел, беря в руки микрофон. — У нас здесь, на Сабе, чрезвычайная ситуация, и я хотел бы, чтобы ваш самолет отвез меня на Верджин-Горду. Летный план будет утвержден, а потеря времени и неудобства будут компенсированы. Как у вас с топливом? Мы подгоним заправщик, если требуется.

— А-а, морячок! — раздался в ответ возбужденней крик из громкоговорителя. Хоторн посмотрел в большое, до потолка, окно, выходящее на взлетную полосу, и, к своему изумлению, увидел, что огни снижающегося самолета пошли вверх, потом свернули направо, и самолет с максимальной скоростью стал удаляться от острова.

— Черт побери, да что же он делает? — закричал Тайрел. — Что вы делаете, пилот? — повторил он в микрофон. — Я же сказал вам, что у нас чрезвычайная ситуация!

Ответом ему была полная тишина.

— Он не захотел садиться здесь, — сказал диспетчер.

— Но почему?

— Может, из-за разговора с вами? Он сказал, что летит из Ораньестада. Может быть, так, а может быть, и нет. Вполне вероятно, что он летит с Вьекеса, а это может означать, что с Кубы.

— Сукин сын! — Хоторн шлепнул рукой по стулу. — Чем вы тут занимаетесь?

— Не кричите на меня. Я докладываю каждый день, но власти меня не слушают. Сюда все время прилетают подозрительные самолеты, но никто об этом и слышать не хочет.

— Извини, — сказал Тайрел, глядя на озабоченное лицо диспетчера. — Мне надо позвонить еще в одно место.

— Звоните, коммандер, Я записал ваше имя, так что мое начальство представит счет флоту, а не мне.

— Флот все оплатит, — заверил Тайрел, набирая номер телефона на Верджин-Горде.

— Тай-бой, где ты, черт побери? — крикнул в трубку Марти. — Ты ведь должен быть здесь.

— Я не могу... не могу найти самолет, чтобы вылететь с Сабы, Уже три часа пытаюсь.

— Да, на этих мелких островах полеты рано прекращаются.

— Ладно, доживу до утра, но если и утром не найду самолет, тогда позвоню вам, чтобы прислали с Горды.

— Не волнуйся... Но для тебя есть сообщение, Тай.

— От человека по фамилии Стивенс?

— Если он из Парижа. Портье позвонил мне четыре часа назад и спросил, здесь ли твоя яхта, а потом поговорил с твоим другом Куком. Но я сказал, что все сообщения для тебя должны поступать ко мне, и вот оно у меня. От Доминик, с номером телефона в Париже.

— Давай быстрее! — Хоторн схватил со стола карандаш, механик медленно продиктовал ему номер. — И еще одно. Подожди минутку. — Хоторн повернулся к диспетчеру. — Ночью я наверняка не смогу улететь. Где бы я мог остаться до утра? Это важно.

— Если это важно, то вы можете переночевать здесь. Тут в задней комнате стоит кровать, но есть вам, кроме кофе, будет нечего. Мое начальство представит счет флоту и само получит денежки... Я вас здесь закрою, а утром принесу что-нибудь поесть. Прихожу я в шесть утра.

— И вы получите компенсацию лично от меня.

— Заманчиво.

— Напомните, какой здесь номер телефона? — Диспетчер назвал номер, и Хоторн продиктовал его Марти. — Если кто-нибудь будет звонить мне, дай ему этот номер, хорошо? И спасибо за все.

— Тай-бой, — настороженно произнес механик, — ты не влез ни во что опасное?

— Надеюсь, что нет, — ответил Хоторн, положил трубку и сразу же набрал номер телефона в Париже.

— Алло, особняк де Кувье, — раздался в трубке женский голос.

— Будьте любезны, мадам, — ответил Тайрел, переходя на французский, — пригласите, пожалуйста, мадам Доминиик.

— Очень жаль, месье, но только мадам Доминик приехала, как позвонил ее муж из Монте-Карло и настоял на том, чтобы она немедленно отправилась к нему... Я доверенное лицо мадам, могу я спросить вас: вы тот самый человек с островов?

— Да.

— Она просила передать вам, что у нее все в порядке и что она вернется к вам, как только сможет. Хвала Господу, месье, вы тот человек, который ей нужен и которого она заслуживает. Меня зовут Полин, и вам не следует ни с кем разговаривать в этом доме, кроме меня. Может быть, установим какой-нибудь пароль, на тот случай, если не будет, возможности связаться с мадам?

— Я знаю такой пароль. Я скажу, что звонит Саба. И передайте ей, что я ничего не понимаю. Ее здесь не было!

— Уверена, что на это была определенная причина, месье, мадам наверняка объяснит вам ее.

— Буду считать вас своим другом, Полин.

— Навсегда, месье.

На своем острове падроне, насвистывая и хихикая, в сопровождении нового помощника подъехал к телефону и набрал номер гостиницы на СенБартельми.

— Ты была права, моя единственная дочь! — крикнул он, когда на другом конце сняли трубку. — Он клюнул на это! Попался на крючок, как говорят американцы. Теперь в Париже у него есть доверенные друг по имени Полин!

— Ну конечно, мой единственный отец, — сказала Бажарат, — но сейчас меня больше тревожит другая проблема.

— Что за проблема, Анни? Ты доказала, что твоя интуиция не подводит тебя.

— Они устроили временно штаб-квартиру в яхт-клубе на ВерджинГорде... Но что им сообщили из МИ-6? Или из американской разведки?

— Что ты хочешь от меня?

— Пошлите людей из Майами или Пуэрто-Рико, пусть они выяснят, что там творятся.

— Считай свою просьбу выполненной, дитя мое.

В четыре часа утра тишину в пустынной диспетчерской разорвал звонов телефона. Хоторн в панике вскочил с кровати, моргая и пытаясь сосредоточиться. Он подбежал к телефону, стоящему на столе.

— Да? — крикнул он, мотая головой, чтобы прогнать остатки сна. — Кто это?

— Это Стивенс, ублюдок, — раздался голос шефа разведки из Вашингтона. — Черт побери, я торчу на работе уже почти десять часов, и когда-нибудь тебе придется объяснить моей жене, которая по непонятным мне причинам очень тебя любит, что я работал на Хоторна, а не флиртовал с несуществующей подружкой.

— Тому, кто употребляет слово «флиртовал», не о чем беспокоиться. Что у тебя?

— Запрятано все так глубоко, что для раскопок потребуется археолог. Естественно, что майамский номер не зарегистрирован.

— Надеюсь, это не стало для тебя неразрешимой проблемой? — подковырнул Хоторн.

— Конечно, нет. Телефон установлен в популярном ресторане «Веллингтон» на Коллинз-авеню, только владелец ничего не знает об этом, потому что никогда не получает счета. Все оплачивает бухгалтерская фирма, которая ведет его дела.

— Линию можно проследить.

— Ее и проследили. До яхты в майамской гавани, на которой установлен автоответчик. Владелец яхты бразилец, в настоящее время находится в Бразилии.

— Но этот бандит говорил не с машиной, — настаивал Хоторн, — кто-то отвечал ему.

— Я в этом не сомневаюсь. Просто этому человеку приказали быть на яхте в то время, когда будет звонить твой бандит.

— Значит, ты ничего не выяснил.

— Я этого не говорил, — поправил его Стивенс. — Мы позвонили нашим электронщикам, у которых есть все это чудодейственное оборудование. Мне сказали, что они разобрали автоответчик по частям, как швейцарские часовщики, опробовали несколько сотен программ и, наконец, провели, как они это называют, анализ спутникового луча.

— А что это все значит?

— Это значат, что они стали работать с картой, исходя из возможностей спутниковой трансляции, в результате чего район возможного приема сузился у них примерно до сотни квадратных миль от Анегадского пролива до острова Невис.

— И что же дальше?

— А вот что. Первое: яхта с этого момента находится под постоянным наблюдением. Бели кто-то появится рядом с, ней, то будет схвачен, а уж там его расколют — с помощью химии или других средств.

— А второе?

— Боюсь, что второе поможет меньше. На базе ВВС Патрик есть самолеты, способные перехватывать спутниковые трансляции, но, чтобы засечь приемные антенны, трансляция должна быть активной. Мы задействуем и эти самолеты.

— Но тогда они будут заглушать все трансляции в обеих точках.

— На это мы и рассчитываем. Кто-то должен будет проверить яхту и автоответчик, они вынуждены будут сделать это. В автоответчике мы устроили короткое замыкание, так что обязательно кто-то должен будет прийти выяснить в чем дело и прослушать полученные сообщения. Это дураку понятно, Тай. Они не знают, что мы их обнаружили, и как только кто-то приблизится к яхте, мы его схватим.

— Что-то здесь не так, — сказал Хоторн. — Что-то не так, но я не знаю что.

Луна уже покидала небо над Майами, и на востоке, на горизонте, брезжил рассвет. На яхте, стоящей в гавани, была установлена телескопическая видеокамера, и все происходящее на ней отражалось на экране, находившемся на складе, который располагался в двухстах ярдах от причала. На складе бодрствовали трое агентов ФБР, на столе у них стоял красный телефон всего с одной черной кнопкой, при нажатии которой их моментально соединяла с ЦРУ и Управлением военно-морской разведки в Вашингтоне.

— Черт побери, — сказал один из агентов, поднимаясь, чтобы открыть дверь, — принесли пиццу, но я не собираюсь один за все расплачиваться.

Его коллеги сидели в креслах и зевали, когда дверь открылась.

Огонь из автомата был точным и смертельным. Через несколько секунд все трое агентов валялись на полу, истекая кровью. На телеэкране было видно, как яхта взлетела на воздух, высокие языки пламени взметнулись в небо.

Глава 6

— Боже мой! — закричал в трубку Стивенс, позвонив Хоторну на Сабу. — Они знают все! Каждый наш шаг!

— Это значит, что у вас утечка информации.

— Не могу поверить в это!

— Придется поверить, это реальность. Я буду на Горде через час или...

— Да черт с ней, с этой Гордой, мы заберем тебя с Сабы. Наши картографы говорят, что она ближе к предполагаемой цели.

— Но ваш самолет не сможет приземлиться здесь, Генри.

— Черта с два, сможет! Я переговорил с нашими специалистамиавиаторами, у вас там полоса почти три тысячи футов, на максимальной реверсивной тяге они смогут приземлиться. Я хочу, чтобы ты проверил эти координаты... Это все, что у нас осталось! Если что-то обнаружишь, действуй так, как сочтешь нужным. Самолет в твоем полном распоряжении.

— Сотни квадратных миль между Анегадой и Невисом? Ты что, рехнулся?

— У тебя есть лучшее предложение? Мы имеем дело с психопаткой, которая может поднять на воздух столько правительств! Скажу тебе честно, Тай, я напуган тем, что узнал о ней, действительно напуган!

— Лучшего предложения у меня нет, — спокойно согласился Хоторн. — Я не полечу на Горду, а буду ждать здесь. Надеюсь, что база Патрик пришлет летчика получше.

АВАК-2 появился в небе с западной стороны. Толстый, с задранным носом и выступающей над фюзеляжем тарелкой-антенной, он выглядел очень непривлекательно. Сверхсекретный самолет снизился, но не стал приземляться, а долетел до конца взлетной полосы, развернулся и пошел на второй заход. Тайрел уже подумал, что летчик, наверное, передал на базу Патрик, что все они там посходили с ума, и вдруг с третьего захода громоздкий самолет плавно снизился, коснулся колесами шасси самого начала взлетной полосы и понесся по ней, ревя реактивными двигателями, работающими в режиме реверсивной тяги.

— Ну и ну! — закричал диспетчер, у которого вылезли глаза из орбит и перехватило дыхание, когда он увидел, что самолет остановился в нескольких сотнях футов от конца взлетной полосы, развернулся ж стая выруливать назад. — Вот это летчик! Как он управился с этой стельной коровой!

— Я улетаю, Келвин, — сказал Хоторн, направляясь к двери. — Я свяжусь с тобой — я или мои помощники. Возьми деньги.

— Как я уже говорил вчера вечером, они мне не помешают.

Тайрел выбежал на летное поле. Боковой люк самолета отворился, и офицер с сержантом спустили вниз складную лесенку.

— Черт возьми, отличный полет, лейтенант, — похвалил летчиков Хоторн, приблизившись и разглядев серебряные знаки различия на воротнике офицера.

— Мы доставляем электронную почту, приятель, — ответил офицер. Он был без фуражки, со светло-каштановыми волосами, и говорил с южным акцентом. — А вы местный механик? — спросил он, разглядывая замасленный комбинезон Хоторна.

— Нет, я и есть тот человек, которого вам надо забрать.

— Не шутите?..

— Спроси у него удостоверение, — посоветовал пожилой сержант, засовывая правую руку за борт кителя.

— Я Хоторн!

— Докажи это, парень, — спокойно сказал сержант. — На мой взгляд, ты не похож на коммандера.

— Я не коммандер... ну хорошо, когда-то я был им, а теперь нет. Неужели Вашингтон вам ничего не объяснил? Все мои документы покоятся на дне местной гавани.

— Ты думаешь, это звучит убедительно? — Сержант медленно вытащил кольт 45-го калибра. — Мой коллега лейтенант управляет всем этим чудесным оборудованием, а я нахожусь на борту по другой причине. Для обеспечения безопасности, скажем так.

— Убери пистолет, Чарли, — раздался женский голос. Стройная фигура в форме появилась в проеме дверцы, и женщина спустилась по лесенке на землю. Подойдя к Хоторну, она протянула руку. — Майор Кэтрин Нильсен, коммандер. Прошу прощения, что пришлось сделать два захода, но вы не зря высказывали опасения капитану Стивенсу. Посадка была довольно рискованной... Все в порядке, Чарли. Вашингтон передал по факсу его фотографию, это тот самый человек.

— Вы летчик?

— Это потрясло вас коммандер?

— Я не коммандер...

— А моряки сказали, что коммандер. Сержант, возможно, вам пока не следует убирать оружие.

— С удовольствием, майор.

— Вы несете какое-то... какую-то чепуху.

— Вы хотели сказать, дерьмо?

— Именно это я и имел в виду.

— Как раз против этого мы и возражали. Мы понимаем, что различные службы должны взаимодействовать, но нам было трудно согласиться с тем, что бывший морской офицер, ничего не смыслящий в нашей работе, будет командовать нашим самолетом.

— Послушайте, леди... мисс... майор, я ничего не просил! Я точно так же, как и вы, вляпался в это дело.

— Мы не знаем, что это за дело, мистер Хоторн. Нам известны только координаты района, в котором мы должны летать, обнаруживать спутниковые передачи, перехватывать их и докладывать данные вам. После этого вы, и только вы, скажете нам, что делать дальше.

— Чушь какая-то.

— Чистое дерьмо, коммандер.

— Совершенно верно.

— Я рада, что мы понимаем друг друга. — Майор сняла фуражку, вытащила из волос несколько заколов, тряхнула головой, и белокурые волосы рассыпались по плечам. — Не собираюсь вмешиваться в ваши секретные дела, коммандер, но я хотела бы точно знать, чего вы ожидаете от нас.

— Послушайте, майор, я живу на островах и вожу туристов на своих яхтах. Почти пять лет назад я порвал с военной службой, и вдруг меня завербовали три правительства трех разных стран, которые ошибочно считают, что я смогу помочь им разрядить критическую ситуацию, как они это называют. Если вы думаете иначе, то забирайте отсюда вашу стельную корову и оставьте меня в покое!

— Я не могу этого сделать.

— Почему?

— У меня приказ.

— Вы тяжелый человек, леди... майор.

— А вы очень откровенный бывший моряк, мистер.

— И что мы теперь будем делать? Стоять здесь и переругиваться?

— Я предлагаю приступить к выполнению операции. Поднимайтесь и самолет.

— Это приказ?

— Вы же знаете, что я не могу приказывать вам, — сказала майор, приглаживая волосы. — Мы находимся на земле, где вы являетесь моим начальником, в воздухе мы будем с вами более или менее на равных... хотя и там вы будете старшим.

— Хорошо, тогда забираемся в самолет и взлетаем.

Монотонный шум реактивных двигателей раздражал слух. АВАК-2, разворачиваясь в разных направлениях, патрулировал в районе наблюдения. Лейтенант, отвечавший за работу сложного электронного оборудования, нажимал какие-то кнопки, крутил загадочные рукоятки. Писк сигналов становился то сильнее, то слабее. При каждой вспышке их активности лейтенант бегло набирал что-то на клавиатуре компьютера, и в проволочную корзину, стоящую рядом с принтером, поступала распечатка.

— Что происходит? — спросил Хоторн, сидящий пристегнутым в поворотном кресле напротив лейтенанта.

— Уймите своих свиней, коммандер, — ответил лейтенант. — Уж больно они шумят во время завтрака.

— Черт побери, что все это значит?

— Это значит заткнитесь, пожалуйста, сэр, потому что мне надо сосредоточиться... если, конечно, флот позволит мне, сэр.

Тайрел отстегнул ремень, встал и прошел в кабину, где за рычагами управления сидела майор Кэтрин Нильсен.

— Можно, я сяду сюда? — спросил он, указывая на свободное кресло рядом с ней.

— Вам не надо спрашивать разрешения, коммандер. Вы командуете этой птичкой, за исключением тех случаев, когда дело касается безопасности полета.

— А нельзя без этой военной чепухи, майор? — спросил Тайрел, усаживаясь в кресло и застегивая привязной ремень. Он с удовольствием отметил, что здесь шум двигателей ощущался меньше. — Я же говорил вам, что больше не служу во флоте и нуждаюсь в вашей помощи, а не во враждебном отношении.

— Хорошо, чем я могу помочь... Подождите! — Она поправила наушники. — Что ты говоришь, Джексон? Снова войти в последнюю траекторию? Так и сделаем, гениально. — Нильсен начала вводить самолет в разворот. — Простите, коммандер... на чем мы остановились? Ах да — чем я могу помочь вам?

— Можете начать с объяснений. Что такое последняя траектория, в которую вы снова входите, и что, черт побери, может здесь быть гениального?

Майор рассмеялась. Это был хороший смех, не насмешка и не демонстрация превосходства. Просто девушка смеялась над забавной ситуацией.

— Для начала скажу вам, сэр, что Джексон гений...

— Отбросьте, пожалуйста, «сэр». Я больше не коммандер, а если бы даже и был им, это не выше по званию, чем майор.

— Хорошо, мистер Хоторн...

— Называйте меня Тай, это сокращенно от Тайрела. Так меня зовут.

— Тайрел? Что за ужасное имя? Он убил двух молодых принцев в лондонском Тауэре, это ведь из «Ричарда III» Шекспира.

— У моего отца было искаженное чувство юмора. Когда должен был родиться мой брат, отец поклялся, что если родится девочка, он назовет ее Медея, но родился мальчик, и отец нарек его Маркус Антониус Хоторн. Мама упростила имя до Марк Антоний.

— Думаю, мне бы понравился ваш отец. Мой был фермером из Миннесоты, малообразованным сыном шведских иммигрантов. Он понимал, что мне надо буквально грызть науку, чтобы попасть в Вест-Пойнт, иначе придется всю оставшуюся жизнь убирать навоз за коровами.

— Мне, наверное, тоже понравился бы ваш отец.

— Давайте вернемся к вашему вопросу, — как-то сразу замкнулась в себе Нильсен. — Джексон Пул... кстати, из луизианских Пулов, гений в своем деле, во всем этом электронном оборудовании. Он еще и отличный летчик, вполне может заменить меня, а вот я ничего не понимаю в его аппаратуре.

— Две такие замечательные способности! Похоже, он интересный парень.

— Так оно и есть. Он пошел в армию, потому что здесь действительно вкладывают большие деньги в компьютерную науку, а квалифицированных специалистов не так много. Здесь для него большое поле деятельности... Кстати, он только что посоветовал мне снова войти в эту траекторию, проще говоря, мы снова следуем нашим курсом через зону цели, исходя из начальных параметров.

— И что это значит?

— Он пытается отыскать для вас передачу... Не обычную, которую можно идентифицировать, таких, по крайней мере, от пятидесяти до семидесяти пяти, ими пользуются военные и дипломаты, а передачу с отклонениями от стандартных норм, которую почти невозможно проследить.

— И он может делать это с помощью кнопок, рукояток и писка?

— Да, может.

— Ненавижу людей нового поколения.

— Я разве не говорила вам, что он один из лучших каратистов на базе Патрик?

— Если он будет драться с вами, майор, то я буду на его стороне, — улыбнулся Тайрел. — Меня на ринге может поколотить любой младенец.

— Судя по вашему досье, этого не скажешь.

— Моему досье? Неужели вообще ничто не держится в секрете?

— Нет, по крайней мере, в тех случаях, когда вы получаете контроль, даже ограниченный, над равным по званию офицером другого рода войск. В соответствии с требованиями уставов я должна была убедиться в компетентности офицера, под чье командование перехожу. И я убедилась в вашей компетенции.

— Но вы не показали этого там, на Сабе.

— Я разозлилась, как, наверное, разозлились бы и вы, если бы какой-то незнакомец вторгся в вашу сферу деятельности и заявил, что теперь он будет командовать.

— Я не говорил ничего подобного.

— Вы дали мне это понять, когда приказали забираться в самолет и взлетать. В тот момент я и поняла, что вы все еще остаетесь коммандером Хоторном.

— Стойте! — раздался громкий крик из аппаратного салона. — Это сумасшествие! — Джексон Пул стоял возле своего стола и размахивал руками.

— Успокойся, мой дорогой! — приказала майор Нильсен, не отрываясь от рычагов управления. — Сядь и спокойно объясни, что там у тебя. Коммандер, наденьте, пожалуйста, наушники, так вы все сами услышите.

— Дорогой? — невольно повысил голос Тайрел.

— У нас, летчиков, такой сленг, коммандер, не надо выискивать в этом какой-то другой смысл, — ответила майор Нильсен.

— Не лезьте, моряк, — добавил сержант службы безопасности. — Вы можете командовать, сэр, но не забывайте все-таки, что вы здесь гость.

— Знаете что, сержант, вы мне уже как шило в заднице!

— Прекратите, Хоторн, — сказала белокурая летчица. — Что вы там нашли, лейтенант?

— Нашел то, что не существует, Кэти! Этого нет ни в таблицах, ни на картах района... а я детально все проверил!

— Поясни, пожалуйста.

— Сигнал отражается японским спутником и уходит вниз, в никуда, во всяком случае, этого места нет на наших картах. Но ведь где-то его принимают! Передача довольно четкая.

— Лейтенант, — прервал его Тайрел, — а может ваша машина сказать нам, откуда идет передача?

— Точно не сможет, большой компьютер, пожалуй, осилил бы это, а у нас ограниченные возможности. Все, что я могу, так это составить на компьютере лазерную проекцию.

— А это еще что за чертовщина?

— Это как игра в гольф на компьютере. Вы наносите на экране удар по мячу и моментально получаете картинку его полета.

— Я не играю в гольф, но ловлю вас на слове. Сколько времени это займет?

— Я как раз этим и занимался во время нашего разговора... Да, это можно почти гарантировать.

— Что?

— Я о передаче, которую принимают неизвестно где под вами. Она идет из какого-то места в Средиземноморье через японский спутник.

— Италия?

— Возможно. Или Северная Африка. Район довольно обширный.

— Это то, что нам надо! — воскликнул Хоторн.

— Вы уверены? — спросила Нильсен.

— Доказательством может служить моя рана в плече. Лейтенант, вы можете дать мне точные, я подчеркиваю, точные координаты точки приема, расположенной где-то под нами?

— Черт побери, конечно, я их вычислил! Небольшие островки суши примерно в тридцати милях к северу от Ангильи.

— Уверен, что знаю, о чем вы говорите! Пул, вы гений!

— Не я, сэр, а мое оборудование.

— Мы можем сделать гораздо больше, чем просто установить координаты, — сказала Кэтрин Нильсен, подав штурвал от себя и снизив высоту полета. — Мы отыщем это неизвестное место и обследуем его так, что вы будете знать каждый дюйм этой территории.

— Нет! Пожалуйста, этого делать не надо.

— Вы с ума сошли? Мы же уже здесь, так что запросто сможем сделать это!

— И о наших действиях сразу станет известно тем, кто находится внизу.

— Да, черт побери, вы правы.

— Это-то и плохо. Где ближайший аэродром, на котором вы сможете посадить эту корову?

— Это самолет, который я очень люблю, а не корова, и уставы запрещают нам посадку на территории иностранного государства.

— Я не спрашиваю, майор, где вам разрешено садиться. Меня интересует техническая сторона дела. Где?

— По моим картам — Сен-Мартен. Это территория Франции.

— Знаю. Разве вы забыли, что я занимаюсь чартерными рейсами? А что-нибудь из этого сверкающего оборудования, которое я вижу перед собой, может работать как обычный телефон?

— Конечно, вот это называется телефоном, как раз у вас под рукой.

— Вот это? — Хоторн нашел телефон и снял трубку. — А как им пользоваться?

— Как обычным телефоном, но вы должны знать, что разговор записывается на базе ВВС Патрик и немедленно передается в Пентагон.

— Мне это нравится. — Тайрел Забрал номер. — Первый дивизион, и побыстрее! Код четыре ноль, мой начальник капитан Генри Стивенс, и будьте добры, не соединяйте меня с каким-нибудь ослом, который начнет интересоваться историей моей жизни. Назовите имя Тай.

— Хоторн, где ты? Что ты выяснил? — Со Стивенсом соединили буквально через три секунды, чувствовалось, что он дрожит от нетерпения.

— Наш разговор записывается и передается...

— Только не с этого самолета, я добился запрета на запись разговоров! Можешь быть уверен, что о твоих секретах никто не узнает. Какие новости?

— Этот толстый и страшный самолет, который ты прислал с базы Патрик, просто чудо. Мы отыскали место приема передач, и я хочу, чтобы лейтенанта Пула немедленно произвели в полковники или генералы.

— Тай, ты что, выпил?

— Не отказался бы, черт побери! Ты вот играешь в свои пентагонские игры, а вот здесь есть летчица по фамилии Нильсен, а зовут ее Кэтрин, т я настаиваю, чтобы ее поставили во главе ВВС. Как тебе это нравится, Генри?

— Ты снова запил, Тайрел, — сердито рявкнул Стивенс.

— Ни в коем случае, Генри. — Тайрел говорил спокойно, демонстрируя, что он совершенно трезв. — Я просто хочу, чтобы ты знал, насколько хорошо они знают свое дело.

— Хорошо, хорошо, я понял, благодарность им обеспечена. Теперь скажи мне, что там с объектом?

— Его нет на картах и таблицах, но я знаю эту группу так называемых необитаемых островов... там их пять или шесть, но благодаря самолету у меня есть точные координаты.

— Потрясающе! Бажарат должна быть там! Мы нанесем по ним удар!

— Не спеши, дай мне сначала убедиться, что она действительно там. И если это так, то надо выявить ее покровителей, потому что они связаны с террористической сетью, действующей у нас.

— Тай, должен сказать тебе, что ты очень ловко проделывал подобные штуки несколько лет назад, но это было давно. Справишься ли, коммандер? Мне не хотелось бы... рисковать твоей жизнью.

— Мне кажется, что ты намекаешь на смерть моей жены, капитан.

— Я не желаю снова возвращаться к этому, мы не имели никакого отношения к ее смерти.

— Почему же меня до сих пор интересует это?

— А это уже твоя проблема, а не наша. Просто я должен быть уверен, что ты не откусил кусок, который не в состоянии проглотить.

— У тебя все равно больше никого нет, так что оставим этот треп. Мне надо, чтобы наш самолет приземлился на Сен-Мартене, это французская территория, поэтому тебе надо связаться со Вторым бюро и министерством иностранных дел Франции и уладить этот вопрос с базой ВВС Патрик во Флориде. После приземления мне должно быть предоставлено все необходимое оборудование. Конец связи, Генри. Действуй.

Хоторн положил трубку, прикрыл глаза и повернулся к Кэтрин.

— Берите курс на Сен-Мартен, майор, — устало произнес он. — Уверен, что вам разрешат там приземлиться.

— Я слышала ваш разговор, — сказала Нильсен, и в голосе ее прозвучали командирские нотки. — Командир корабля несет ответственность за все переговоры, которые ведутся с самолета, тем более с такого. — Уверена, что вы поймете меня правильно.

— Не сомневаюсь, что так и следует поступать.

— Вы упомянули о своей жене... о смерти своей жены.

— Да, мы давно знакомы со Стивенсон, и иногда я заговариваю о вещах, о которых не следовало бы говорить.

— Мне очень жаль... Я имею в виду вашу жену.

— Спасибо, — сказал Тайрел и замолчал. Два простых слова «мой дорогой» расстроили его и заставили вести себя так глупо. Можно подумать, что только к нему можно обращаться так ласково, а уж ни в коем случае не к заносчивому американскому парню, тем более подчиненному. Это было европейское обращение, наполненное неизменным теплом и привязанностью" Только две женщины в его жизни обращались к нему так. Ингрид и Доминик — единственные женщины, которых он любил. Одна из них жена, которую он обожал, а вторая прекрасное призрачное существо, реальное и иллюзорное, которое вернуло его к жизни. Это были их слова, адресованные только ему. И все-таки он ведет себя как идиот. Слова не могут быть ничьей собственностью, и он прекрасно понимает это. Но ими нельзя бросаться просто так, превращая в заурядные выражения. О Господи! Надо выбросить все это из головы и приступать к работе. У него есть цель!

— Подлетаем к Сен-Мартену... Тай, — тихо сообщила майор Нильсен.

— Что?.. О, извините, что вы сказали?

— Вы или впали в транс, или на несколько минут задремали с открытыми глазами. Я получила разрешение приземлиться на Сен-Мартене — и от базы Патрик, и от французских властей. Мы остановимся в дальнем конце летного поля, вокруг самолета будет выставлена охрана под руководством Чарли... Я понимала, что вы профессионал, но не ожидала, что такого масштаба.

— Вы назвали меня Тай.

— Вы сами приказали мне, коммандер. Не надо искать в этом скрытый смысл, сэр.

— Обещаю, что не буду.

— В соответствии с указаниями базы Патрик и французских властей мы будем находиться в вашем распоряжении, пока вы нас не отпустите. Они считают, что это будет до конца дня, но, может быть, еще и завтра... Черт побери, что происходит, Хоторн? Вы говорите о террористах и космической связи с ними, мы находим не указанные на картах острова, которые флот готов поднять на воздух! Должна сказать, что это довольно необычно, даже для нашей работы.

— Все очень необычно и даже экстраординарно, майор... Кэти... Но не надо искать в этом скрытый смысл, мадам пилот.

— Давайте серьезно. Мы имеем право знать обо всем. Мы втянулись в опасное дело, и вы только что подтвердили это, но я командир корабля и отвечаю за эту дорогостоящую машину и ее экипаж.

— Вы правы, вы командир корабля. А почему бы вам не сообщить мне, где ваш первый помощник, или, как мы, гражданские, называем, второй пилот?

— Я же сказала вам, что Пул вполне квалифицированный летчик, — ответила Нильсен дрогнувшим голосом.

— Послушайте, майор Нильсен, я ведь не просто так интересуюсь, почему на этой птичке кого-то не хватает.

— Ну хорошо, — смутилась Кэтрин. — Вот капитан Стивенс настоял, чтобы мы утром немедленно поднялись в воздух, а мы не смогли связаться с Салом, который обычно сидит в вашем кресле. Все знают о его семейных проблемах, поэтому не стали разыскивать его... а кроме того, я же сказала вам, что лейтенант Пул отличный летчик, не хуже меня.

— Не сомневаюсь. А Сал — это еще одна высококвалифицированная женщина-офицер?

— Сал — это уменьшительно от Сальваторе. Он хороший парень, но ему не повезло с женой, ода здорово выпивает. Ну, мы прикрыли его и вылетели выполнять пожелание... да, черта с два пожелание... требование флота.

— Разве это не нарушение устава?

— Послушайте, только не говорите мне, что никогда не покрывали своих друзей. Мы подумали, что полетаем часа два, ну четыре, прочешем сектор, вернемся и никто нечего не узнает, а за это время Манчини сможет решить некоторые свои проблемы. Разве это преступление — помочь другу?

— Нет, конечно, нет, — ответил Хоторн. Мозг его работал лихорадочно. Он помнил сотни операций прикрытия, в которых ему самому приходилось участвовать. — Могут на базе Патрик проследить за связью самолета?

— Конечно, но вы же слышали, что сказал Стивенс. Ничего не записывают и не отправляют в Пентагон. Запрещено.

— Да, это я понял, но база ВВС во Флориде может просто слушать разговоры.

— Да, выборочно.

— Свяжитесь по радио с базой и попросите к микрофону вашего друга Манчини.

— Что? И выдать его тем самым?

— Выполняйте, майор. И запомните, пожалуйста, что в самолете командую я, за исключением летных ситуаций.

— Ну, знаете!

— Выполняйте. Немедленно.

Нильсен настроила радиостанцию на частоту базы Патрик и с большой неохотой произнесла в микрофон:

— Мой начальник хочет поговорить с капитаном Манчини. Он там?

— Привет, майор, — раздался в громкоговорителе женский голос. — Сожалею, но Сал около десяти минут назад ушел домой. Так как нас не записывают, то должна сказать тебе, Кэти, что он оценил твой поступок.

— Говорит коммандёр Хоторн, военно-морская разведка, — вмешался Тайрел, поднося к губам микрофон. — Капитан Манчини слушал наши разговоры?

— Да, ему разрешено... Кэти, кто этот морской шпион?

— Отвечай на его вопросы, Элис, — сказала Нильсен, глядя на Тайрела.

— Когда капитан Манчини прибыл на командный пункт?

— О, я не знаю, часа три-четыре назад. Примерно через два часа после взлета самолета.

— А разве ему не опасно было появляться там? Ведь он должен был находиться на борту самолета, а его там не было.

— Эй, коммандёр, мы же люди, а не роботы. Они не смогли вовремя связаться с ним, но мы все знали, что самолет укомплектован опытными летчиками.

— И все-таки меня интересует, почему в подобных обстоятельствах он рискнул прийти в командный центр? Мне кажется, что он специально сделал так, чтобы с ним не смогли связаться.

— Откуда я могу знать... сэр? Капитан Манчини очень беспокоился, похоже, чувствовал себя виноватым. Он записывал все, о чем вы говорили.

— Прикажите арестовать его, — распорядился Хоторн.

— Что?

— То, что слышали. Немедленно арестуйте и совершенно изолируйте его до того, как с вами свяжется капитан Стивенс из военно-морской разведки. Он даст вам дальнейшие указания.

— Я не могу поверить в это...

— Придется поверить, Элис, иначе не только лишитесь работы, но и можете оказаться в тюрьме. — Хоторн отложил микрофон в сторону.

— Черт побери, что вы сделали? — воскликнула Кэтрин Нильсен.

— Вы прекрасно понимаете, что я сделал. Человек, находящийся в постоянной боевой готовности, обязанный всегда сообщать на базу о своем местонахождении, вдруг оказывается недосягаемым, но потом объявляется на командном центре базы... С чего он вдруг решил явиться туда? Похоже, что он не получал вашего сообщения, а если даже и получил, то меньше всего хотел в этот момент находиться на борту самолета.

— Мне не хочется верить вашим подозрениям.

— Тогда дайте мне логичный ответ.

— Не могу.

— Ну так я отвечу, и позвольте процитировать вам, слова человека, который руководит этой операцией: «Они везде, им известен каждый наш шаг». Может быть, теперь для вас кое-что прояснилось?

— Сал не мог сделать этого!

— Он уехал домой десять минут назад. Свяжитесь с базой и попросите соединить вас с его машиной.

Кэтрин сделала, как ей было приказано, но из динамика доносились только гудки, никто не отвечал.

— О Господи!

— Как далеко его дом от базы Патрик?

— Минут сорок езды, — тихо ответила Нильсен. — Он вынужден жить подальше от базы, я же говорила вам, что у него серьезная проблема с женой.

— Вы когда-нибудь были у него дома?

— Нет.

— Видели когда-нибудь его жену?

— Нет, мы не приставали к нему с этим.

— Тогда почему вы решили, что он вообще женат?

— Это указано в его личном деле! А потом — у нас очень дружный экипаж, и он сам нам о ней рассказывал.

— Это была просто шутка, леди. Как часто вы летаете над Карибским морем?

— Два или три раза в неделю. Это обычное дело.

— Кто занимался маршрутами?

— Мой второй пилот, естественно... Сал.

— Мой приказ для базы Патрик остается в силе. Садимся на СенМартен, майор.

Капитан Сальваторе Манчини, уже без формы, одетый в белую куртку, темные брюки и кожаные сандалии, вошел в ресторан «Веллингтон» на Коллинз-авеню в Майами. Протиснувшись сквозь толпу в баре, он обменялся взглядами с барменом, который незаметно для посетителей дважды кивнул ему головой.

Капитан прошел через бар в широкий коридор, который привел его в комнату отдыха, где стоял телефон-автомат. Он опустил монету, набрал вашингтонский номер, назвавшись оператору Веллингтоном.

— "Скорпион-9", — сказал Манчини, когда на другом конце взяли трубку. — Вы получили сообщение?

— Вы закончили свое дело, исчезайте оттуда, — ответил голос на другом конце провода.

— Вы, наверное, шутите!

— Поверьте, мы еще больше огорчены, чем вы. Берите напрокат автомобиль по третьим водительским правам и поезжайте в аэропорт УэстПалм. Там на имя, указанное в правах, заказан для вас билет на Багамы, рейс в четыре дня на Фрипорт. Там вас встретят, а дальше полетите туда, куда вам скажут.

— А кто же будет охранять старика на острове? Кто убирает нас оттуда?

— Это не ваша забота. Я перехватил приказ по нашей секретной линии с базы Патрик, «Скорпион-9». Это приказ о вашем аресте. Они вычислили вас.

— Кто... кто?

— Человек по фамилии Хоторн. Пять лет назад он служил в их команде.

— Пусть считает себя покойником!

— Вы не одиноки в своих намерениях.

Глава 7

Николо Монтави из итальянского городка Портичи сидел, прислонившись к стене, возле окна, выходившего на гостиничное кафе на острове СенБартельми. Сюда долетали приглушенные голоса, мягкое звяканье бокалов и тихий смех. Наступал вечер, местные жители и туристы уже начинали заниматься своими вечерними делами — кто развлекаться, кто зарабатывать деньги. Местное кафе почти ничем не отличалось от прибрежных кафе в Неаполе, может, было просто меньше, и тем не менее оно все же было больше таких же заведений в Портичи... Портичи? Увидит ли он когда-нибудь снова свой дом?

Он понимал, что в открытую явно не сможет сделать этого. В порту его прокляли, все рабочие считали Николо предателем. Он уже был бы мертв, если бы не эта загадочная богатая синьора, которая спасла юношу, когда его уже собирались сбросить с пирса с веревкой на шее. А потом несколько недель она прятала его, переезжая из города в город; она убедила Николо, что за ним постоянно следят, и боялась выпускать его на улицу даже по ночам. Особенно по ночам, когда по улицам бродили охотники с цепями, ножами и пистолетами — их оружием мести. Мести за преступление, которое он не совершал!

— Даже я не могу спасти тебя, — сказал ему старший брат во время одного из их тайных телефонных разговоров. — Если мы увидимся, то я сам буду вынужден убить тебя, или убьют меня вместе с нашей матерью и сестрами. За нашим домом все время следят, они ждут, когда ты вернешься. Бели бы наш отец, упокой его Господь, не был таким сильным и уважаемым человеком, мы уже все были бы мертвыми.

— Но я не убивал хозяина!

— А кто же это сделал, мой глупый братец? Ты видел его последним, и все знают, что ты угрожал ему.

— Но это были только слова. Он обкрадывал меня.

— Он всех обкрадывал, а главным образом грузовые трюмы кораблей, и его смерть обошлась нам всем в миллионы лир, потому что ему требовалась наша помощь и наше молчание.

— Что же мне теперь делать?

— Твоя синьора разговаривала с нашей мамой. Она сказала, что ты будешь в безопасности, уедешь из страны и она будет заботиться о тебе, как о сыне.

— Не совсем как о сыне...

— Уезжай с ней! Года через два-три, может быть, все изменится, кто знает?

Николо подумал о том, что ничто не изменится. Он слегка отвернулся от окна, наклонив голову и делая вид, что продолжает смотреть во двор. Краешком глаза он заметил, что его прекрасная синьора сидит в другом конце комнаты перед туалетным столиком. Ее руки и пальцы двигались очень быстро, делая что-то странное с волосами. Николо посмотрел на нее и еще более удивился, увидев, что она обернула вокруг талии широкий, чем-то набитый корсет, натянула на него нижнее белье большого размера и встала, разглядывая себя в зеркало. Синьора несколько раз повернулась, продолжая следить за своим отражением в зеркале. Внезапно Николо изумился. Это была совсем другая женщина! Ее длинные темные волосы были стянуты в узел на затылке. А лицо! Бледное, какое-то серое, отталкивающее, с синяками под глазами... тело выглядело ужасно — толстая, плоскогрудая свинья без маллейшего намека на сексуальность.

Николо инстинктивно отвернулся к окну. Неизвестно почему, но ему казалось, что он не должен был видеть то, что увидел. Вскоре его предположение подтвердилось. Синьора Кабрини шумно задвигалась позади него и сказала:

— Дорогой, я сейчас приму душ, если только в этом забытом Богом месте вода доходит до третьего этажа.

— Конечно, Каби — произнес Николо, не отрывая глаз от окна.

— А когда я закончу, нам с тобой предстоит долгий разговор, тебе пора знать, какие приключения ожидают тебя в жизни. — Хорошо, синьора, — ответил Николо по-итальянски.

— Вот это, кстати, и будет одним из предметов нашего разговора, мой милый мальчик. Отныне ты будешь говорить только по-итальянски.

— Мой отец от этого встанет из могилы, Каби. Он учил всех своих детей английскому и говорил, что, только зная этот язык, можно добиться успеха, он бил нас за ужином, если мы говорили на итальянском.

— Это у него сохранилось со времен войны, Нико, когда он продавал вино и женщин американским солдатам. Сейчас совсем другие обстоятельства. Я вернусь через несколько минут.

— А сможем мы пойти в ресторан, когда закончим нашу беседу? Я очень голоден.

— Ты всегда голоден, Нико, но боюсь, что в ресторан мы не сможем пойти. Я договорилась с администрацией, ты можешь заказать в номер все из того, что есть в меню ресторана. Ты ведь любишь, когда тебе приносят еду прямо в номер, не так ли, дорогой?

— Хорошо, — снова согласился Николе и повернулся. Бажарат моментально отвернулась, ей не хотелось предстать перед ним в таком виде.

— Вот и отлично, — сказала Баж, направляясь в ванную. — Говорить только по-итальянски.

Николо сердито подумал, что она обращается с ним как с дурачком. Эта богатая сучка, которая так восхищается его телом — хотя Николо должен был признать, что я он от ее тела в восторге, — никогда не стала бы так долго возиться с ним и так о нем заботиться, если бы не имела какой-то определенной цели. У нее должна быть цель. Симпатичные портовые мальчишки зарабатывали тысячи лир, сначала поднося багаж любвеобильным туристкам, а потом, укладываясь с ними в постель. Но синьора Кабрини была не из таких. Она слишком много сделала для него, постоянно говорила с ним о его самом сокровенном желании — получить образование и покинуть причалы Портичи. Она даже положила на его имя деньги в «Банко да Наполи», чтобы он мог в дальнейшем устроить свою жизнь. И все это за его согласие сопровождать ее в поездке. А разве у него был выбор? Отказаться, чтобы попасть в руки убийц из порта? Она постоянно говорила ему, что он ей очень подходит... но для чего?

В Риме они вместе ходили в полицию, в какую-то специальную полицию. Это было ночью, и в какой-то темной комнате их встретили люди и взяли у него отпечатки пальцев для документов, которые он подписал, но которые остались у нее. Потом были еще два посольства, и снова ночью, в присутствии одного или двух чиновников... опять документы, бумаги, фотографии. Зачем? Он понимал, что скоро она должна все объяснить. «Тебе пора знать, какие приключения ожидают тебя в жизни». Что это могут быть за приключения? Впрочем, какими бы они ни были, у него по-прежнему не было другого выхода, кроме как принять все ее условия. В порту бытовала поговорка, которую он всегда помнил: «Целуй туристу ботинок до тех пор, пока не появится возможность украсть его». Только так и следовало вести себя с женщиной, которая, как он убедился, может запросто убить человека. Ока называет его своей игрушкой, и он будет игрушкой... пока не появится возможность украсть.

Николо еще раз бросил взгляд на оживленную толпу внизу и почувствовал себя узником. Точно так он чувствовал себя в последние недели пребывания в Италии. В те сумасшедшие дни его не покидало чувство, что он заключенный, — где бы они ни находились, будь то номер гостиницы, или яхта знакомых Синьоры Кабрини, или даже домик на колесах, который она взяла напрокат, чтобы можно было быстро передвигаться с места на место. Она объясняла, что все эти меры просто необходимы, потому что им надо находиться в районе Неаполитанского залива, куда должно прийти судно и доставить для нее посылку. И на самом деле, в четверг вечером в газетах было напечатано о прибытии ожидаемого судна. Ночью синьора Кабрини ушла из гостиницы, а когда утром вернулась, никакой посылки у нее не было.

— В полдень мы улетаем в Марсель, мой прекрасный юный любовник, — объявила она. — Начинается наше путешествие.

— Куда мы отправляемся, Каби? — Она предложила называть ее этим уменьшительным именем из-за уважения к религиозным чувствам Николо, хотя, по правде говоря, святой здесь был ни при чем: Кабрини — это просто название богатого поместья в окрестностях Портофино.

— Доверься мне, Нико. Думай о тех деньгах, которые я положила на твое имя, чтобы обеспечить тебе будущее, и доверься мне.

— Ты вернулась без посылки.

— Я получила ее. — Синьора открыла сумочку и достала из нее толстый белый конверт. — Это подтверждение нашего маршрута, дорогой.

— И это привезли тебе на пароходе?

— Да, Нико, некоторые вещи надо передавать только в руки... Ладно, хватит вопросов, надо собирать вещи. Как можно меньше, только то, что сможем нести в руках.

Портовый мальчишка отошел от окна, размышляя о том, что этот разговор состоялся меньше недели назад. Но что это была за неделя! Они чуть не погибли во время шторма, смерть подстерегала их и на этом странном острове, владельцем которого был загадочный старик. А сегодня утром, когда гидроплан запаздывал из-за плохой погоды, падроне очень злился и кричал, что им нужно покинуть его замок. Здесь, на этом цивилизованном острове.

Каби ходила из магазина в магазин, накупив так много вещей, что они заполнили две сумки. Среди покупок был и дешевый костюм для него, который не подошел по размеру.

— Потом мы его выбросим, — сказала Каби.

Бесцельно блуждая по комнате, Николо подошел к туалетному столику синьоры, уставленному различными кремами, коробками с пудрой и маленькими бутылочками. Вид косметики напомнил ему трех его сестер, оставшихся в Портичи. Они увлекались парфюмерией, за что отец постоянно ругал их, и даже умирая, он отругал сестер, когда они подошли к нему попрощаться.

— Что ты там делаешь, Нико? — Бажарат вышла из ванной, закутанная в полотенце. Ее неожиданное появление застало врасплох Николо.

— Ничего, Каби, просто думал о своих сестрах, глядя на всю эту косметику на твоем столике.

— Ты же знаешь, что женщины любят такие вещи.

— Но тебе совсем не обязательно пользоваться этим.

— Ты просто прелесть, — оборвала его Баж, отодвинула в сторону и уселась за столик. — В одной из сумок, которые стоят на столе перед диваном, есть бутылка приличного вина. Открой ее и налей нам. Себе поменьше, потому что у тебя будет длинная ночь, тебе надо будет кое-что выучить.

— Что?

— Можешь считать это частью образования, которое ты мечтаешь получить, чтобы покинуть причалы Портичи.

— Что?

— Принеси нам вина, дорогой.

Они держали в руках бокалы с вином, Бажарат протянула Николо белый конверт, который получила на пароходе в Неаполе. Она велела ему сесть на диван и открыть конверт.

— Ты ведь хорошо читаешь, Николо?

— Ты же знаешь, что хорошо. Я почти закончил среднюю школу.

— Тогда начинай читать эти бумаги, а когда закончишь, я тебе все объясню.

— Синьора? — Глаза Николо были устремлены на первую страницу. — Что это?

— Это твое приключение, прекрасный Аполлон. Я собираюсь превратить тебя в молодого барона.

— Это безумие! Я даже не знаю, как ведут себя бароны!

— Будь самим собой, таким же скромным и вежливым, какой ты есть. Американцы любят скромных титулованных особ, считают это очень демократичным и привлекательным.

— Каби, эти люди...

— Это твоя родословная, дорогой мой. Ты из благородной и знатной семьи с холмов Равелло, которая год назад попала в трудную ситуацию. Они были не в состоянии уплатить свои долги, что грозило потерей всех земель и громадного поместья. И вдруг, словно по волшебству, они снова стали богатыми. Разве неудивительно?

— Это очень хорошо для них, но какое это имеет отношение ко мне?

— Читай дальше, Нико, — продолжала Бажарат. — У них теперь миллионы, их снова все уважают, вся Италия преклоняется перед ними. Причина столь прекрасного превращения и обогащения заключается в том, что сделанные когда-то вложения принесли теперь кучу денег, виноградники внезапно стали приносить огромные прибыли, недвижимость за границей превратилась в золотые горы... Ты понимаешь меня, Нико?

— Я читаю как можно быстрее и слушаю...

— Так вот, Николо, — резко оборвала его Бажарат. — У барона ди Равелло был сын. Восемнадцать месяцев назад он умер от наркотиков в безвестной больнице в Цюрихе. По желанию семьи его тело было кремировано без всяких церемоний и объявлений: они боялись позора.

— Зачем вы говорите мне это, синьора Кабрини? — спросил перепуганный портовый мальчишка.

— Ты примерно его возраста, похож на него внешне... Все очень просто, Николо, ты теперь он.

— Это бессмысленно, синьора, — еле слышно прошептал Николо.

— Ты не знаешь, как долго я разыскивала тебя, моё дитя-мужчина. Я искала человека, который был бы скромным, но с благородной внешностью, производящей впечатление на людей, и особенно на американцев. Все, что тебе надо выучить, написано в этих бумагах: твоя жизнь, родители, школьные годы, увлечения и достоинства, имена близких друзей семьи, слуг из поместья, всех, о ком случайно может пойти речь... Ох, да не смотри ты так испуганно! Тебе просто надо освоиться, и в этом нет ничего особенного. Я, твоя тетя и переводчик, всегда буду находиться рядом с тобой. Но помни, что ты говоришь только по-итальянски.

— Пожалуйста... синьора! — запинаясь, произнес Николо. — Я растерялся.

— Тогда, как я уже говорила, подумай о твоем счете в банке и выполняй мои указания. Я собираюсь представить тебя многим влиятельным американцам. Очень богатым и очень могущественным. Ты им понравишься.

— Потому что я не тот, за кого себя выдаю?

— Потому что семья ди Равелло вкладывает большие деньги в американские предприятия. Ты пообещаешь оказать содействие во многих областях: в создании музеев, симфонических оркестров, в благотворительных программах, даже пообещаешь поддержку политикам, которые пожелают иметь дело с твоей семьей.

— Я пообещаю?

— Да, но только через меня. Можешь себе представить, что в один прекрасный день тебя могут пригласить в Белый дом на встречу с президентом Соединенных Штатов?

— С президентом? — повторил пораженный юноша, раскрыв глава от изумления. — Это фантастика, я просто сплю, да?

— Но это хорошо продуманный сон, мое прекрасное дитя. Завтра я куплю тебе одежду, приличествующую одному из самых богатых молодых людей на планете. Завтра мы начнем путешествие в твой сон, и в мой тоже.

— Что это за сон, синьора? Что он значит?

— Почему бы и не сказать тебе, если ты все равно ничего не поймешь? Когда одни люди охотятся за другими, они выискивают что-то тайное, скрытое, необычное и не обращают внимание на то, что происходит у них под носом.

— Ты права, Каби, я ничего не понимаю.

— Это просто замечательно, — сказала Бажарат.

Но кое-что Николо понял очень хорошо, поэтому с жадным интересом вернулся к чтению бумаг, лежащих перед ним. У них в порту это называлось вымогательством, когда украденный ботинок возвращали владельцу, который не мог обойтись без него, за сумму, намного превышающую его стоимость. Портовый мальчишка подумал, что наступит и его время, а пока он с радостью включится в предложенную синьорой игру, всегда помня о том, как легко она убивает людей.

Было уже около семи вечера, когда незнакомец вошел в вестибюль яхтклуба на Верджин-Горде. Это был невысокий, крепкий, лысеющий мужчина, одетый в запачканные белые брюки и евший морской блейзер с чернозолотой эмблемой Ассоциации яхтсменов Сан-Диего на нагрудном кармане. Это была впечатляющая эмблема, она имела отношение к Кубку Америки и всем знаменитым регатам.

В регистрационной книге незнакомец записал: «Рольф В. Гримшо, адвокат и яхтсмен. Коронадо, Калифорния».

— У нас, конечно, есть соглашение с Сан-Диего, — сказал одетый в смокинг клерк за стойкой, нервно роясь в своих бумагах. — Но я недавно здесь работаю и не помню точно размер скидки.

— Это неважно, молодой человек, — с улыбкой произнес Гримшо. — Для меня скидка не имеет значения, и если ваш клуб переживает такие же трудные времена, как и наш, то почему бы нам не забыть об этом соглашении? Я буду рад заплатить полную стоимость... Я даже настаиваю на этом.

— Очень любезно с вашей стороны, сэр.

— Вы англичанин, да?

— Да, сэр, прислан сюда компанией «Савой»... для стажировки.

— Понимаю. Самую лучшую подготовку можно получить именно в таких местах. Я владею несколькими отелями в Южной Калифорнии и должен сказать вам, что вы посылаете своих лучших молодых людей в самые дыры, и они видят, как там плохо.

— Вы действительно так думаете, сэр? Я как раз считал наоборот.

— Значит, вы незнакомы с гостиничным бизнесом. Именно так мы определяем, что представляют собой каши предполагаемые партнеры, — селим их в самых худших условиях и наблюдаем, как они ведут себя и действуют.

— Даже не мог представить себе...

— Только не говорите вашим боссам, что я раскрыл вам этот секрет, потому что я хорошо знаю компанию «Савой», и они меня тоже знают.

— Да, сэр, спасибо, сэр. Как долго вы пробудете у нас, мистер Гримшо?

— Недолго, очень недолго. День, может быть, два. Я должен осмотреть яхту, которую мы собираемся купить для вашего клуба, а потом лететь в Лондон.

— Хорошо, сэр. Бой отнесет ваш багаж в номер, сэр, — сказал клерк, оглядывая вестибюль в поисках носильщика.

— Все в порядке, сынок. У меня был ночной перелет, сопровождающие осталась в аэропорту дожидаться рейса на Лондон. Давайте мне ключи, и я сам найду номер. Я действительно очень спешу.

— Спешите, сэр?

— Да, я должен встретиться в гавани с одним человеком, а я уже опоздал на час. Его зовут Хоторн. Знаете его?

— Капитан Тайрел Хоторн? — спросил молодой англичанин несколько удивленно.

— Да, он.

— Боюсь, что его нет на острове, сэр.

— Что?

— Я думаю, что его яхты вышла в море сегодня утром.

— Он не мог так поступить!

— Похоже, что происходит что-то странное, — сказал клерк, доверительно наклоняясь к незнакомцу. — Капитану Хоторну несколько раз звонили, я обо всех звонках передавали старшему механику, Мартину Кейну.

— Да, действительно странно. Мы все заплатили этому парню! А теперь у нас ничего нет, кроме механика по фамилии Кейн.

— Не совсем так, сэр, — продолжил клерк, стараясь угодить богатому адвокату-яхтсмену, у которого были такие солидные связи в Лондоне. — Помощник капитана Хоторна мистер Джеффри Кук оставил в нашем сейфе большой конверт для капитана.

— Кук? А, ну да, конечно, это наш финансовый агент. Он должен был выяснить стоимость необходимого ремонта.

— Ремонта чего, мистер Гримшо?

— Не будете же вы покупать яхту за два миллиона долларов, если замена изношенного оборудования и такелажа обойдется еще в пятьсот тысяч, а то и того больше.

— Два миллиона?

— Это цена яхты среднего размера, сынок. Если вы отдадите мне конверт, то я смогу к вечеру закончить все дела, и завтра первым рейсом улететь в Пуэрто-Рико и оттуда в Лондон... А кстати, позвольте мне узнать ваше имя. Один из наших английских клиентов входит в правление компании «Савой». Баскомб, вы наверняка его знаете.

— Боюсь, что нет, сэр.

— Ну, он-то уж наверняка услышит о вас. Дайте, пожалуйста, конверт.

— Видите ли, мистер Гримшо, инструкции предписывают нам отдать его только капитану Хоторну.

— Да, конечно, но его здесь нет, а я здесь, и я же сказал вам, что и капитан и мистер Кук оба работают на нас.

— Да, вы говорили, сэр, тут нет вопросов.

— Вот и хорошо. Я познакомлю вас со своими лондонскими друзьями. Давайте вашу визитную карточку, молодой человек.

— Дело в том, что у меня нет визитной карточки... Их еще не напечатали.

— Тогда напишите ваше имя на регистрационном бланке клуба, это привлечет внимание Баскомба. — Клерк поспешно выполнил просьбу адвоката. Незнакомец по фамилии Гримшо взял бланк и улыбнулся:

— В один прекрасный день, сынок, когда я остановлюсь в «Савое», а вы будете там управляющим, вы пришлете мне в номер дюжину крупных устриц.

— С превеликим удовольствием, сэр.

— Дайте мне, пожалуйста, конверт.

— Да, конечно, мистер Гримшо.

Человек по фамилии Гримшо сидел в номере, держа телефонную трубку рукой в перчатке.

— У меня есть все, чем они располагают, — сообщил он своему собеседнику в Майами. — Три фотографии Бажарат, но похоже, что здесь их никто не видел, так как они находились в запечатанном конверте. Я их сожгу и смоюсь отсюда. Не знаю; когда может появиться Хоторн или этот из МИ-6 по фамилии Кук, но мне здесь оставаться нельзя... Да, я понимаю, что в половине восьмого самолеты прекращают летать, и что вы предлагаете?.. Гидроплан, прямо на юг от Себастьян-Пойнт?.. Нет, я найду. Буду там в девять. Если опоздаю, не паникуйте, я в любом случае буду там... Тут есть кое-что, о чем бы я хотел позаботиться в первую очередь. Вопрос связи, надо лишить Хоторна его связного.

Тайрел, майор Кэтрин Нильсен и лейтенант Джексон Пул в зале аэропорта на острове Сен-Мартен ожидали сержанта Чарльза О'Брайана, ответственного за безопасность самолета. Сержант ворвался в зал, — рыская глазами по сторонам.

— Я остаюсь на борту, майор! — заявил он. — Никто из этой охраны не говорит по-английски, а мне не нравятся люди, которые не понимают меня.

— Чарли, но они же наши союзники, — сказала Нильсен. — База разрешила им нести охрану, а нам придется провести здесь остаток дня, а возможно, и всю ночь. Оставь птичку в покое, никто ее не тронет.

— Я не могу этого сделать, Кэти... майор.

— Черт побери, Чарли, успокойся.

— Этого я тоже сделать не могу. Мне здесь не нравится.

Солнце зашло, стемнело. Хоторн в номере гостиницы изучал распечатки компьютера, лейтенант Джексон Пул сидел рядом с ним.

— Похоже, один из этих четырех островов, — сказал Тайрел, держа лампу над распечаткой.

— Если бы мы снизились, как этого хотела Кэти, то сейчас бы уже точно знали какой.

— Но тогда бы и они это знали, верно?

— Ну и что? Майор правильно сказала, что вы «упертый».

— Она не переваривает меня, да?

— Черт, да при чем здесь вы! В Луизиане мы называем таких женщин «независимые фемины».

— Но похоже, что вы дружите с ней.

— Потому что она лучше всех здесь, разве не так?

— Значит, вы все-таки не возражаете против «независимых фемин».

— Как бы не так, конечно, возражаю! Она мой начальник, но я был бы лжецом, если сказал бы, что не смотрю на нее как на женщину. Но, как я уже упоминал, она мой начальник. Эти вещи нельзя смешивать.

— Она заботится о вас, лейтенант.

— Да, как о младшем брате, который научился пользоваться видеомагнитофоном.

— И все-таки вы любите ее, разве не так, Джексон?

— Знаете, что я вам скажу? Я убью за нее любого, но я совсем не подхожу ей. Я ведь технарь по складу ума и понимаю это. Может быть, когда-нибудь...

— Раздался яростный стук в дверь номера.

— Откройте, черт возьми! — крикнула майор Кэтрин Нильсен.

Хоторн первым подскочил в двери, открыл замок, и майор ворвалась в комнату.

— Они взорвали наш самолет! Чарли погиб!

Падроне повесил трубку телефона, черты его изможденного, бледного лица напряглись. Снова этот трус позвонил ему. Он работал во французском Втором бюро и боялся остаться без помощи падроне, без своей поддержки в Карибском море. Это был безвольный человек, который не мог противостоять своим растущим аппетитам, хотя и притворялся всю жизнь, что он выше коррупции, которая на самом деле поддерживала его существование и в конечном итоге должна была уничтожить его. Всегда так бывает: сначала ищут влиятельного труса, поддерживают и подкармливают его, а потом ставят на место и заставляют работать на себя. Сейчас убийства следовали одно за другим, от Майами до Сен-Мартена, а еще была одна очень важная кража, о которой скоро станет известно. Люди, охотящиеся за Бажарат, будут в панике, начнут рыскать во всех подозрительных местах, копаться в темноте, когда им надо будет смотреть прямо на свет. Над районом как минимум три часа, а то и больше, не появятся секретные самолеты АВАК-2, а за это время будут уничтожены все точки приема передач, все лучи будут направлены в никуда.

Поразмышляв и убедив себя, старик снял трубку телефона, наклонился в своей коляске и аккуратно набрал несколько номеров на электронном пульте управления, На другом конце провода послышались гудки, потом их прервал бесстрастный металлический голос: «После сигнала введите свой код допуска». Раздался длинный гудок, и падроне набрал еще пять цифр. Снова гудки, и наконец ему ответил мужской голос.

— Здравствуйте, Карибы, вы рискуете, пользуясь этой линией связи. Надеюсь, что вы об этом знаете.

— Уже восемь минут, как не рискую, «Скорпион-2». Летающей антенны больше не существует.

— Что?

— Самолет только что уничтожен на своей временной стоянке, в воздухе новый самолет не сможет появиться как минимум часа три.

— Эта новость еще не дошла до нас.

— Будьте у телефона, дружище, и скоро услышите об этом.

— Времени у вас даже больше, чем вы думаете, — сказал человек из Вашингтона. — Ближайшая база, на которой есть такие самолеты, это база Эндрюс близ Вашингтона.

— Хорошая новость, — заметил падроне. — А теперь, «Скорпвон-2», у меня есть просьба, необходимость выполнения которой мне не хотелось бы обсуждать.

— Я никогда не просил вас обсуждать что-нибудь, падроне. Благодаря моему «наследству» мои дети получают прекрасное образование, которое совершенно точно не смогли бы получить на мое правительственное жалованье.

— А как жена, дружище?

— Для этой сучки каждый день превратился в Рождество, а каждое воскресенье она заказывает молитвы за упокой души несуществующего дяди-коннозаводчика из Ирландии.

— Отлично, значит, ваша жизнь в полном порядке.

— Если бы еще правительство ценило мои заслуги! Они здесь используют мои мозга уже двадцать один год, но их совершенно не заботит моя жизнь, они считают, что я плохо одеваюсь и плохо выгляжу, поэтому заявления для прессы делают идиоты, которые пользуются моими докладами, а мое имя при этом даже никогда не упоминается!

— Успокоитесь, дружище. Они ведь сами говорят, что последнее слово всегда за вами, разве не так?

— Да, это так, и это меня радует.

— Тогда выслушайте меня. Это будет несложное поручение.

— Слушаю.

— Думаю, что, пользуясь своим служебным положением, вы можете приказать иммиграционной службе и таможне пропустить в страну без проверки частный самолет?

— Конечно. В интересах национальной безопасности. Мне нужно название компании, которой принадлежит самолет, его регистрационный номер, аэропорт назначения и количество пассажиров.

— Компания называется «Санберст джетлайнз», Флорида, регистрационный номер самолета NC 201 BFN, аэропорт назначения ФортЛодердейл. На борту три человека: пилот, второй пилот и пассажир-мужчина.

— Кто-нибудь, кого я должен знать?

— А почему бы и нет? Он не имеет даже самого отдаленного отношения в нашим прошлым делам. Мы не собираемся скрывать его имя или провозить в вашу страну нелегально, совсем наоборот. Через несколько дней о его присутствии в стране станет известно всем богатым людям, и о нем пойдет много разговоров. Однако он хотел бы эти несколько дней передвигаться свободно, без шумихи, и повидаться со старыми друзьями.

— Черт побери, да кто же он такой? Папа римский?

— Нет, но есть дома от Палм-Бич до Парк-авеню в Нью-Йорке, где его будут встречать как папу римского.

— Это значит, что я, наверное, никогда не слышал о нем.

— Возможно, что и не слышали, но уверяю вас, что в этом нет ничего зазорного. Однако если бы он летел обычным рейсом и его имя было бы указано в списке пассажиров, в аэропорту его осадила бы толпа репортеров. Безусловно, в Форт-Лодердейле все его документы будут представлены вашим чиновникам, которые, без сомнения, тоже никогда не слышали о нем. Мы просто хотели бы, чтобы он оставался на борту самолета, который затем приземлится на частном аэродроме в Палм-Бич, где вашего пассажира будет ожидать его лимузин.

— Так как же его зовут?

— Данте Паоло, младший барон ди Равелло, Равелло — это и его фамилия, и название провинции, в которой его предки обосновались несколько веков назад. — Падроне понизил голос. — Между нами говоря, ему даны очень большие полномочия, и все знают об этом. Он принадлежит в одной из богатейших итальянских семей. Баловень судьбы, не так ли?

— Безусловно. На их виноградниках производится прекрасное вино «Греко да Туфо», а промышленные инвестиции соперничают с инвестициями Джованни Аньелли. Данте Паоло будет изучать потенциальных партнеров в вашей стране и по возвращении домой доложит все своему отцу. Должен добавить, что все совершенно законно и, если мы сумеем оказать богатейшей итальянской семье услугу, о нас будут вспоминать с благодарностью. Разве не так поступают в нашем мире?

— Но я даже в не нужен вам для этого, министерство торговли в лепешку разобьется ради вашего богатого путешественника.

— Конечно, но это только лишние неудобства. Так что сделайте это для меня, хорошо?

— Считайте, что уже сделал. Свободный пролет, без всяких препятствий. Каково расчетное время прибытия в тип самолета?

— Семь утра завтра, самолет «Лир-25».

— Понял... подождите минутку, разрывается мой красный телефон, же кладите трубку. — Спустя минуту собеседник падроне продолжил разговор:

— Вы были правы, нам только что сообщили: самолет АВАК-2 базы ВВС Патрик взорван на Сен-Мартене, на борту находился один член экипажа. Все подняты по тревоге. Хотите обсудить ситуацию?

— Тут нечего обсуждать, «Скорпион-2». Ситуации уже нет, кризис миновал. После этого звонка я прерываю всякую связь и исчезаю.

В тысяче восьмистах милях к северо-западу от острова-крепости грузный рыжеволосый мужчина с веснушчатым лицом сидел в своем кабинете в ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния. Пепел с его сигары упал на галстук. Мужчина сдул пепел, но на водонепроницаемом материале, из которого был сделан галстук, остались следы. Он убрал сверхсекретный телефон в стальной ящик в тумбе стола. Не то что при случайном, даже при внимательном взгляде нельзя было разглядеть этот ящик: это просто была часть стола. Закурив новую сигару, он подумал, что жизнь хороша, очень хороша. Так что пошли все к черту.

Глава 8

При свете прожекторов аэропорта тело накрыли простыней и увезли в машине «скорой помощи». Хоторн произвел формальное опознание останков, настояв при этом, чтобы Нильсен и Пул не подходили к трупу. Невдалеке дымился корпус разведывательного самолета, прогоревший до каркаса, покореженные и почерневшие стойки шасси выступали над дымящимся, обугленным, бесформенным фюзеляжем. Металлические листы обшивки загнулись, словно обнажив полость грудной клетки громадного, перевернутого лапами вверх насекомого.

Джексон Пул плакал, не стесняясь, потом опустился на землю, его скрючило и вырвало. Тайрел встал на колени рядом с ним, он ничего не мог сделать, а просто обнял лейтенанта за плечи. Любые слова утешения по поводу смерти друга из уст почти незнакомого человека звучали бы бестактно. Тай посмотрел на майора ВВС Кэтрин Нильсен и увидел ее — оцепеневшую, с напряженным лицом, шатающуюся сдержать слезы. Он медленно отпустил Пула, поднялся и подошел к Кэтрин.

— Знаете, вам лучше поплакать, — ласково произнес он, стоя перед ней, но не пытаясь обнять. — В уставе нет ни слова о том, что это запрещено. Вы ведь потеряли близкого человека.

— Я знаю... — Майор сглотнула слюну, в глазах ее появились слезы, но она сдержала их, потому что не хотела, чтобы ее видели плачущей. — Я чувствую себя такой беспомощной, такой растерянной.

— Почему?

— Я потеряла контроль над собой, а меня тренировали для того, чтобы я его никогда не теряла, — добавила она.

— Нет, вас учили не проявлять своей нерешительности перед подчиненными. А это совсем другое дело.

— Я... я никогда не участвовала в боевых действиях.

— А сейчас участвуете, майор. Может быть, вам никогда больше и не придется увидеть бой, но сейчас вы видите его.

— Вижу бой? О Боже, но я никогда не видела убитых... тем более кого-нибудь из близких мне людей.

— Но это и не входит в программу полетной подготовки.

— Я должна держаться.

— Тогда это будет выглядеть фальшиво и чертовски глупо с вашей стороны, а это недостойно офицера. Это не кино, Кэти, а реальность. Никто не доверяет военачальнику, который не выражает никаких эмоций при потере близких. А знаете почему?

— Сейчас я вообще ничего не знаю...

— Тогда я скажу вам. Потому что он может погубить своих подчиненных.

— Вот я и погубила Чарли.

— Нет, вы не виноваты, я ведь тоже был там. Чарли сам настоял на том, чтобы остаться в самолете.

— Я должна была приказать ему не делать этого.

— Вы так и сделали, майор, я слышал. Вы действовали по уставу, но он отказался выполнить ваш приказ.

— Что? — Она уставилась на Хоторна. — Вы ведь просто стараетесь успокоить меня, да?

— Только самым разумным образом, майор. Если бы я пытался смягчить ваше горе, то, наверное, обнял бы вас и позволил выплакаться. Но я не собираюсь делать этого. Во-первых, вы будете потом презирать меня за это, а во-вторых, вам сейчас предстоит встреча с американским генеральным консулом и несколькими людьми из его администрации. Их задержали возле ворот, но они подняли шум по поводу дипломатического статуса, так что их пропустят, и минут через пять они будут здесь.

— Это вы юс вызвали?

— А теперь поплачьте, леди, поплачьте о Чарли, а потом возвращайтесь к уставу. Все в порядке, я буду рядом с вами, и никто не сможет запретить мне этого.

— О Боже, Чарли, — заплакала Нильсен, уронив голову на грудь Хоторна. Он ласково обнял ее.

Прошло несколько минут, плач Кэтрин потихоньку стих, и Тайрел погладил ее по щеке свободной рукой.

— Вот и все время, отведенное вам на слезы, а теперь как можно тщательнее вытрите глаза, но это совсем не значит, что вам надо забыть о своих чувствах... Вот, можете воспользоваться рукавом моего комбинезона.

— Что... о чем вы говорите?

— Сюда едут консул и его люди. Я пойду посмотрю, как там Пул. Скоро вернусь.

Кэтрин остановила его, положив руку на плечо.

— Что такое? — спросил он, оборачиваясь.

— Я не знаю, — ответила она, качая головой и наблюдая за служебной машиной с флажком, направляющейся к ним через летное поле. — Наверное, просто хочу поблагодарить вас... Теперь настало время официальных властей, — добавила она. — Я займусь с ними, сейчас это уже дело Вашингтона.

— Тогда держитесь, майор... и все будет в порядке. — Тайрел подошел к Джексону Пулу, который, держась за кожух обгоревшего двигателя, вытирал носовым платком губы. Голова его была опущена на грудь, лицо опечалено. — Ну как вы, лейтенант?

Пул внезапно отшатнулся от кожуха двигателя и схватил Хоторна за комбинезон на груди.

— Черт возьми, да что все это значит? — закричал он. — Ты убил Чарли, сволочь!

— Нет, Пул, я не убивал Чарли, — сказал Тай, не делая даже попытки отцепить руки лейтенанта от комбинезона. — Его убили другие, не я.

— Ты обозвал моего друга занозой в заднице!

— Это не имеет никакого отношения ни к его смерти, ни к взрыву самолета, и вы это знаете.

— Да, наверное, знаю, — тихо сказал Пул, отпуская Тайрела. — До вашего появления мы были вместе — Кэти, Сан, Чарли и я, и все у нас шло хорошо. А теперь среди нас нет Чарли. Сел исчез, а «Большая леди» похожа на руины Бейрута.

— "Большая леди"?

— Это наш самолет, так мы его называли в честь Кэти... Какого черта вы вторглись в нашу жизнь?

— Это не моя инициатива, Джексон. На самом деле это вы вторглись в мою жизнь, я ведь даже не знал о вашем существовании.

— Да, все так перемешалось, что я больше ничего не могу просчитать, я, просчитывающий события лучше всех, кого знаю!

— С помощью компьютеров, лазерных лучей, входных кодов и прочего, в чем остальные не разбираются, — хриплым голосом резко бросил Хоторн. — Но позвольте и мне кое-что сказать вам, лейтенант. Существует другой мир, о котором вы не имеете представления. Он называется «отношения между людьми», и, черт побери, в нем нет места вашим машинам и электронным чудесам. Это тот мир, с которым людям, подобным мне, все время приходится иметь дело, и это не символы на распечатках, а мужчины и женщины, которые могут быть нашими друзьями или стараться убить нас. Попробуйте решить такие уравнения с помощью вашей железной машины!

— Да вы действительно разозлились.

— Вы правы, черт побери, разозлился. То, что я только что сказал, я слышал несколько дней назад от одного из лучших разведчиков, которых знаю. И я сказал ему, что он сумасшедший, но теперь я должен взять назад свои слова!

— Нам, наверное, надо успокоиться обоим, — произнес подавленный лейтенант, и в этот момент машина консула на скорости рванула назад через летное поле. — Кэти только что закончила разговор с правительственными чиновниками и выглядит несчастным ребенком.

К ним подошла нахмурившаяся Кэтрин, лицо ее одновременно выражало недоумение и печаль.

— Они поехали назад к своим шифраторам и специальным инструкциям, — сказала она и подняла тяжелый взгляд на бывшего офицера военно-морской разведки. — Во что вы втянули нас, Хоторн?

— Не знаю, что и ответить вам, майор. Я только убежден, что все гораздо серьезнее, чем мне казалось. Нынешняя ночь доказала это, и Чарли доказал.

— О Боже, Чарли!..

— Прекрати, Кэти, — внезапно жестко сказал Пул.

У нас есть работа, которую надо выполнять, и, клянусь Господом, я хочу выполнять ее. Ради Чарли!

Это было нелегкое решение, но разгневанное командование базы ВВС в Тампе, штат Флорида, было вынуждено принять его под нажимом одновременно со стороны штаба ВМС, ЦРУ и, наконец, в силу безоговорочных приказов из Белого дома. Диверсия в отношении разведывательного самолета должна была оставаться в тайне, по легенде взрыв произошел из-за неисправности в топливной системе, самолет с базы ВВС Патрик был учебным, а на французской территории приземлился для срочного устранения неисправностей. К счастью, при взрыве никто не пострадал. Родственники неженатого сержанта Чарльза О'Брайана были доставлены в Вашингтон, где с каждым из них побеседовал директор ЦРУ, который отдал приказ группе, расследующей это дело: «Копайте тихо, но глубоко».

«Кровавая девочка», как называли эту операцию, была строго засекречена, вся информация передавалась только по закрытым каналам связи. Международные рейсы абсолютно всех направлений тщательно обследовались, некоторые подозрительные пассажиры задерживались на несколько часов, их документы проверялись на компьютерах на предмет источника происхождения и подлинности. Количество задержанных насчитывало несколько сотен, а потом перевалило за тысячу. «Нью-Йорк Таймс» назвала это «чрезмерным безосновательным усердием», тогда как «Интернэшнл геральд трибюн» писала: «Паранойя по-американски: не было найдено ни одной единицы оружия или нелегального груза». Но никаких ответов и объяснений почти не поступало из Вашингтона, Лондона или Парижа. Имя Бажарат никогда не упоминалось, цель операции также держалась в строгом секрете. Разыскивается женщина, путешествующая с молодым человеком, национальность неизвестна.

Пока эти поиски шли полным ходом, в аэропорту Форт-Ледердейла приземлился самолет «Лир-25», в котором находились пилот, который сотни раз летал по этой трассе, второй пилот — грузная женщина с темными волосами, заправленными под шлем, и высокий юноша, расположившийся на заднем сиденье. Среди таможенников, обслуживавших этот самолет, был приятный чиновник, который поприветствовал всех на итальянском и быстро оформил въездные документы. Амайя Бажарат и Николо Монтави из Портичи ступили на американскую землю.

— Клянусь Богом, не знаю, как вам удалось добраться до такого высокого начальства, — начал Джексон Пул, входя в гостиничный номер на Сен-Мартене, где Хоторн и Кэтрин Нильсен изучали компьютерные распечатки, — но уверен, что лапы у вас подлиннее, чем у дьявола.

— Означает ли это, что мы уволены? — спросила Кэти.

— Черт побери, майор, этот пират-янки, можно сказать, усыновил нас с нашего согласия — или без оного.

— Я также являюсь капитаном рабовладельческого судна, — тихо сказал Тайрел, возвращаясь к компьютерным таблицам, освещенным настольной лампой, и примериваясь к чему-то с помощью линейкой.

— Поясните, пожалуйста, лейтенант, — попросила Кэтрин.

— Он владеет нами, Кэти.

— Могу заверить тебя, что не полностью, — ответила майор Нильсен.

— Ладно, мы ведь и сами изъявили желание. Из-за взрыва «Большой леди» приказано не использовать здесь летчиков, а о самом взрыве молчать. Твоя кандидатура, Кэти, одобрена, потому что у тебя есть опыт морских операций, а моя — потому что я моложе его и, наверное, сильнее. База Патрик сдалась и сказала: «Все, что он пожелает».

— Может быть, ты еще что-нибудь хочешь добавить? — поинтересовался Хоторн. — Как, например, пригласил меня на прогулку и убеждал подключить тебя к этому делу?

— Эй, постой, — вмешалась Кэтрин. — Ты дал понять, что хотел бы воспользоваться нашей помощью, но тебе для этого не надо было просить нас, а тем более приказывать. Мы же сказали тебе, что сами хотим этого. Из-за Чарли.

— Я не знаю, как повернется ситуация, поэтому ограничиваю свои властные полномочия.

— Не пори чепуху, Тай, — потребовала Кэти. — Куда мы отправляемся отсюда?

— Я знаю эти острова, они не заслуживают внимания, потому что там ничего нет. Только скалы и крохотные пляжи. Это просто обломки камня.

— Один из них не обломок, — возразил Пул. — Мое оборудование отвечает за это.

— Я тоже ему доверяю, — согласился Хоторн, — поэтому нам нужно подойти к ним поближе. Французы дают нам гидроплан, и сегодня ночью в пяти милях к югу от самого южного острова нас будет ждать катер на воздушной подушке, который доставит туда с Горды двухместную минисубмарину.

— Двухместную? — воскликнула Кэтрин. — А как же я?

— Ты останешься с самолетом и катером.

— Черта с два. Ты скажешь, чтобы с катером прислали пилота, и не будешь ничего объяснять... Забудем о званиях, Чарли был мне как старший брат. Я пойду вместе с тобой и Джексоном, в любом случае вам потребуется моя помощь.

— Могу я узнать для чего?

— Конечно. Что вы собираетесь делать с субмариной, пока оба будете осматривать остров? Затопите ее в иле?

— Нет, мы замаскируем ее на пляже, я, к счастью, разбираюсь в таких вещах.

— С точки зрения разведывательной тактики это плохое решение, уж в этом и я, к счастью, разбираюсь. Вы надеетесь отыскать остров...

— Он там, — оборвал ее Пул, — мои машины не лгут.

— Значит, вы его найдете, — согласилась Кэти. — Я предполагаю, что такое место должно тщательно охраняться как людьми, как и техническими средствами, и последнее более вероятно. Ведь довольно просто расположить на небольшой береговой линии электронные детекторы... Ты согласен, Джексон?

— Да, согласен, Кэти.

— Предполагаю, что будет разумнее всплыть вблизи острова, высадить вас, а вы уже вплавь доберетесь в ту точку, которую мы сможем определить на месте.

— Мы попробуем просто пробраться на него без всяких там высадок в море и полетов по воздуху. Ты слишком преувеличиваешь технические возможности какого-то малонаселенного островка.

— Об этом я ничего не знаю, — возразил ему лейтенант, — но я могу установить систему компьютерного слежения, какой она представляется Кэти, с помощью персонального компьютера, трехсотдолларового генератора и нескольких дюжин сенсорных датчиков. Я не преувеличиваю.

— Ты серьезно? — Тайрел внимательно посмотрел на Пула.

— Не знаю, как бы это объяснить тебе, — продолжил Пул, — но десять или двенадцать лет назад, когда я был подростком, мой отец купил видеомагнитофон с дистанционным управлением. Это было худшее, что он мог сделать, за исключением, пожалуй, покупки персонального компьютера. Отец так никогда и не научился им как следует пользоваться, особенно когда пытался записать телевизионные программы, которые не мог увидеть вовремя, чтобы просмотреть их позже в записи. Он буквально выходил из себя, кричал, ругался и в конечном итоге выбросил своего мучителя вместе с мусором. А мой отец, черт возьми, толковый адвокат, богатый человек, но все эти цифры, символы, кнопки, на которые надо нажимать, чтобы добиться желаемого, стали его личными врагами.

— И какое это имеет отношение к делу? — спросил Хоторн.

— Прямое, — ответил Пул. — Он ненавидит то, чем не умеет пользоваться, я имею в виду технические средства.

— При чем здесь?..

— Он очень здорово разбирается в человеческих отношениях, но совершенно не умеет пользоваться техническими достижениями. Он боится техники.

— Что ты пытаешься объяснить мне, лейтенант?

— На самом деле все очень просто, если ты умеешь пользоваться техникой. Мы с младшей сестренкой с детских лет увлекались компьютерными и видеоиграми, отец никогда не возражал против этого, просто всегда отказывался участвовать в наших занятиях, и мы освоили все эти кнопки и символы и даже собирали интегральные схемы.

— Да к чему ты клонишь, черт бы тебя побрал?

— Сейчас моя сестренка работает программистом в Силиконовой Долине и уже зарабатывает денег больше, чем я смогу когда-нибудь заработать. Но зато я работаю с оборудованием, при виде которого она бы рот раскрыла от изумления.

— Ну и что?

— Значит, мы с Кэти правы, ее предположения и моя оценка совпадают. Она выдвинула гипотезу по поводу того, что может оказаться на этом острове, а моя возможная концепция о простом персональном компьютере, трехсотдолларовом генераторе и нескольких дюжинах сенсорных датчиков подтверждает ее гипотезу. Это совсем не сложно технически, но нам может доставить большие неприятности.

— И ты нес всю эту чепуху только для того, чтобы убедить меня взять ее с нами, да?

— Послушай, Тай, эта деда очень важна для меня, и мне не нравится, когда она занимается любыми твоими делами. Но я ее знаю. Если она права, то права чертовски, особенно когда дело касается тактики и планирования. Она прочитала все книжки на эту тему.

— А как насчет управления мини-субмариной?

— Я могу управлять всем, что движется вперед или назад в небе, на земле и в воде, — вмешалась в разговор майор. — Дайте мне чае на изучение приборов и схем, и я, доставлю вас из пункта "А" в пункт "Z" с двадцатью пятью промежуточными остановками.

— Мне нравится твоя скромность, но я ей не доверяю.

— Я даже знаю, что подводные диверсанты обучаются управлению такими субмаринами за двадцать минут.

— У меня это заняло полчаса, — как бы между прочим заметил Хоторн.

— Ты медлителен, насколько я понимаю. Послушай, Тай, я ведь не идиотка. Если бы мне предложили отправиться с тобой на разведку острова, то я была бы вынуждена отказаться. И не потому, что трушу, а потому, что ни физически, ни умственно не подхожу для такой работы и могла бы стать тебе только помехой. Но что касается машин, которыми я могу управлять, то здесь я принесу пользу. Мы будем поддерживать связь по радио, и я окажусь в том месте, где прикажешь, в любое время. Я буду прикрывать вас на случай неприятности.

— Она всегда рассуждает так логично, Джексон?

Прежде чем усмехающийся Пул успел ответить, зазвонил телефон, а так как он был ближе всех к нему, то подошел к столику и снял трубку.

— Да? — осторожно спросил он, лотом послушал несколько секунд и повернулся к Хоторну, зажав рукой микрофон трубки. — Тебе звонит какой-то Кук.

— Как раз вовремя! — Тайрел взял трубку у лейтенанта. — Где ты был, черт побери? — грозно поинтересовался он.

— Я должен то же самое спросить у тебя, — ответил голос с ВерджинГорды. — Мы только что вернулись сюда, но не нашли от тебя абсолютно никаких сообщений и ко всему обнаружили, что нас обворовали!

— О чем ты говоришь?

— Я был вынужден позвонить этой заднице Стивенсу чтобы выяснить, где ты.

— Не мог узнать у Марти?

— Марти пропал, как и его друг Мики. Они просто исчезли, старина.

— Сукин сын! — воскликнул Хоторн. — А что за кража?

— Пропал конверт, который я оставил здесь в сейфе для тебя. Там все наши данные на сегодняшний день.

— Что?

— В чужих руках этот материал...

— Да, мне наплевать, в чьих он руках, я хочу звать, где Марти и Мики! Они не могли упорхнуть как птички, это на них не похоже. Они должны были оставить записку с указанием причины своего исчезновения... Кто-нибудь что-нибудь знает?

— Нет. Говорят, что человек, которого они называют старина Риджели, пошел в мастерскую, где наши парни должны были ремонтировать его двигатели, и нашел там два разобранных двигателя, а Марти и Мики не было.

— Здесь явно нечисто! — вскричал Хоторн. — Они мои друзья... черт возьми, что же я натворил!

— Если тебя это тревожит, то тебе надо знать и худшее, — сказал Кук. — Клерк, который отдал конверт, утверждает, что передал его джентльмену по фамилии Гримшо, который пользуется высокой репутацией в Лондоне. Этот Гримшо назвал нас всех и убедил клерка, что конверт является его законной собственностью, так как он уплатил нам за содержащуюся в нем информацию.

— Какую информацию?

— Данные осмотра яхты, которую собирается покупать его клуб в СанДиего: спецификации и стоимость оборудования, подлежащего замене, и общая оценка мореходных качеств. Должен сказать, что звучит вполне убедительно. К несчастью, юноша купился на это.

— Этот сукин сын получил по заслугам? Его хотя бы уволили?

— Он уже уехал, старина, сразу уволился, как только его стали ругать. Сказал, что его ждет место в «Савое» в Лондоне и что его тошнит от этого Богом забытого грязного острова. Улетел последним рейсом в Пуэрто-Рико, высокомерно заявив, что утром полетит в одном самолете с Гримшо в Лондон. А еще предупредил местного управляющего, что тому вскоре придется расстаться со своим местом.

— Проверь список пассажиров всех рейсов из Пуэрто-Рико в... — Тайрел замолчал и громко вздохнул. — Хотя ты уже наверняка сделал это.

— Естественно.

— Никакого Гримшо, — сказал Хоторн.

— Никакого Гримшо, — подтвердил Кук.

— И в клубе его наверняка нет.

— В номере никаких следов, телефонная трубка вытерта, как, впрочем, и обе дверные ручки.

— Отпечатков не оставляет. Профессионал...

— Что сделано, то сделано, не стоит останавливаться на этом, Тай.

— Меня интересуют Марта и Мики, и ты должен заняться этим!

— Мы выслали английские морские патрули, а местные власти ведут поиски на острове... Подожди минутку, Тайрел, вот только что вошел Жак. У него что-то есть, подожди.

— Подожду, — буркнул Хоторн, зажал рукой трубку и повернулся к Кэтрин и Джексону. — У нас неприятности на Горде, — пояснил он. — Исчезли мой друг, который был моим связным, и его напарник, тоже мой друг. А еще — все материалы, которые мы имели на эту суку.

Нильсен и Пул переглянулись. Лейтенант пожал плечами, подтверждая, что он ничего не понял из слов Тайрела. Майор согласилась с ним, удивленно подняв брови и тоже пожав плечами. Потом она покачала головой, отдавая тем самым приказ лейтенанту не приставать с объяснениями.

— Джефф, ну где ты? — крикнул Хоторн в трубку. Длительное молчание не только утомляло его, но и казалось зловещим. Наконец в трубке раздался голос.

— Мне очень жаль, Тайрел, — тихо начал Кук, — мне бы хотелось не сообщать тебе этого. Патрульный катер выловил тело Майкла Симса в девятистах метрах от берега. Убит выстрелом в голову.

— Мики... Как он попал туда?

— Судя по предварительной оценке и по следам краски на одежде, власти считают, что его застрелили, уложили в небольшую моторную лодку, поставили газ на автомат и направили лодку в открытое море. Они думают, что он просто висел на борту лодки и волной его сбросило в воду.

— И это означает, что мы никогда не найдем Марти. Или кто-нибудь обнаружит лодку с его телом и пустыми топливными баками.

— Боюсь, что английские моряки согласны с этим предположением. Нет нужды говорить, что из Лондона и Вашингтона поступили приказы сохранять все в тайне.

— Это я втравил парией в это дерьмо. Они были героями на войне, а теперь погибли из-за этого дерьма... — Извини меня, Тай, но я не считаю все это дерьмом. И резня в Майами, и покушение на тебя на Сабе, и взрыв самолета на Сен-Мартене — все это доказывает, что мы имеем дело с изощренной жестокостью. Эта женщина, эта необычная террористка, да и вообще все эти люди — мы не предполагали, что они располагают такими средствами.

— Я знаю, — совсем тихо сказал Хоторн. — А еще я знаю, как мои новые помощники жалеют о Чарли.

— Кто?

— Никто, не обращай внимания, Джефф. Стивенс посвятил тебя в наши здешние планы?

— Да, посвятил, но, откровенно говоря, Тайрел, я должен задать тебе вопрос. Ты действительно считаешь, что справишься? Я имею в виду, что ты уже несколько лет не занимался подобными вещами...

— А вам со Стивенсон уже нужны старушечьи пяльцы для вышивания? — сердито оборвал его Хоторн. — Позволь мне кое-что объяснить тебе, Кук. Мне сорок лет...

— Сорок два, — шепотом поправила его Кэтрин Нильсен. — В досье...

— Заткнись! Нет-нет, это не тебе, Джефф. На твой вопрос я отвечаю «да». Мы отправляемся через час, и у нас еще много дел. Свяжусь с тобой позже. Назови мне своего связного.

— Может быть, управляющий клубом? — спросил сотрудник МИ-6.

— Нет, он не годится. Слишком занят работой... используй бармена Роджера, это надежный человек.

— А-а, тот черный парень с пушкой! Хороший выбор.

— Держи со мной связь. — Тайрел повесил трубку и повернулся к майору Нильсен. — Напоминание о моем возрасте было неуместным с твоей стороны. Я был прав, когда говорил, что в субмарине нас будет двое, потому что так оно и будет. Не трое, не четверо, а именно двое. Надеюсь, что у тебя с твоим «дорогим» чертовски близкие отношения, потому что, если ты будешь настаивать, чтобы тебя взяли на борт, тебе придется лежать на нем или под ним!

— Относительно мини-субмарины надо внести небольшую поправку, коммандер Хоторн, — уточнила майор. — В задней части... или мне следует сказать — в кормовой части заднее сиденье представляет собой горизонтальный стеллаж, такой же по размеру, "ели не больше, как передние сиденья. На нем хранится надувной спасательный плот, запас провизии на пять дней, а также оружие и сигнальные ракеты. Я предлагаю выгрузить провизию, положить туда необходимое оборудование, и тогда не будет никаких проблем с местом для меня.

— Откуда ты так осведомлена о мини-субмаринах?

— Ей приходилось плавать на них с одним морским летчиком из Пенсаколы, который очень увлекался подводным спортом, — ответил за Кэтрин лейтенант. — Сал, Чарли и я были рады, как свиньи, нашедшие грязь, когда она предложила ему убираться на Сатурн. Ничтожный и заносчивый тип.

— Джексон, прошу тебя, некоторые вещи не подлежат обсуждению.

— Такие, как досье? — поинтересовался Хоторн.

— Досье — это официальный военный документ.

— Старье времен войны 1812 года... Ладно, забудем об этом. — Хоторн подошел к столу, на котором были разложены бумаги. — Мы можем встретить катер, скажем, в миле к югу от первого острова. Все огни, естественно, будут потушены. Теперь смотрите сюда. — Тайрел указал линейкой на полученные из Вашингтона бумаги, в которых была вся известная информация об островах. К счастью, среди документов находились лоции, составленные шестьдесят лет назад каким-то капитаном вроде Хоторна. Там указывались все рифы, невидимые вулканические скалы, чтобы моряки не разбились о них и не затонули в этих опасных водах. — Вот здесь проход во внешнем кольце рифов, — сказал Тайрел, указывая точку на лоции.

— Наш гидролокатор обнаружит его? — спросил Пул.

— Если пойдем в подводном положении, то, возможно, обнаружит, — ответил Тайрел. — Но если в надводном, то нет, и тогда мы можем напороться на коралловую гряду.

— Значит, будем оставаться под водой, — решила Кэтрин.

— После внешнего мы подойдем к внутреннему кольцу рифов, описания которого здесь нет, и придется плыть вслепую, — пояснил Хоторн. — А ведь это только первый остров. Черт побери!

— Могу я высказать предложение? — поинтересовалась Кэтрин.

— Прошу.

— Во время тренировочных полетов в условиях сильной облачности мы стараемся лететь как можно ниже, прямо над нижним ярусом облаков, что позволяет максимально использовать аппаратуру слежения. Почему бы нам и здесь не применить этот принцип? Пойдем как можно ближе к поверхности, используя широкозахватный перископ для обзора. На минимальной скорости мы будем просто отталкиваться от рифов и скал в случае контакта с ними.

— И впрямь очень просто, — согласился Пул. — Как при работе на компьютере. Глаза частично следят за экраном, а десять пальцев на кнопках.

— Каких кнопках?

— Вы можете найти мне обычный кронштейн и дюжину сенсорных датчиков, которые я мог бы быстро установить на корпусе субмарины?

— Конечно, нет, время поджимает.

— Тогда давите на кнопки. Остается вариант, предложенный Кэти.

— Ну что ж, надеюсь, он сработает.

Глава 9

Придорожный мотель в Палм-Бич был просто местом временной остановки младшего барона ди Равелло, зарегистрировавшегося в мотеле в качестве строительного рабочего. Его сопровождала средних лет тетушка, она была местная, из Лейк-Уорт, покровительствовала племяннику и опекала его «в этих больших Соединенных Штатах, вы понимаете, что я имею в виду? Чудесный мальчик, он так много работает!».

Однако в половине десятого утра и «тетушка» и «племянник» уже были на Уорт-авеню и покупали одежду в самых дорогих магазинах, расплачиваясь наличными. Моментально поползли слухи: «Он итальянский барон, говорят, из Равелло, но тс-с! Об этом никто не должен знать. Его называю? младшим бароном, он старший сын и готовится унаследовать титул, а его тетя — графиня, настоящая графиня. Я вам говорю, что они скупили всю улицу, а покупают только самое лучшее! Весь его багаж пропал в самолете компании „Алиталия“, можете себе представить?»

Естественно, что все на Уорт-авеню верили в это, так как звенели кассовые аппараты магазинов, а их владельцы сообщали об этом по телефону репортерам своих любимых газет в Палм-Бич в Майами, надеясь, что их магазины будут упомянуты в газетах.

* * *

К девяти часам вечера номер мотеля был завален коробками с одеждой и чемоданами с прочими вещами. Бажарат сняла специально подбитое изнутри ватой платье, облегченно вздохнула и рухнула на двуспальную кровать.

— Как я устала! — воскликнула она.

— А я нет! — Николо был полон энергии. — Ко мне никогда так не относились! Это просто чудо!

— Подожди, Нико. Завтра мы переберемся в роскошный отель за мостом, все уже организовано. А теперь оставь меня одну, брось свой юношеский восторг и никаких приставаний, пожалуйста. Я должна подумать и выспаться.

— Думайте, синьора, а я выпью стаканчик вина.

— Только не перебери лишнего. У нас много дел завтра.

— Не беспокойся. А потом я еще займусь бумагами. Ведь младший барон ди Равелло должен быть подготовлен, правда?

— Да.

Через десять минут Бажарат уже спала, а в другом конце комнаты, сидя на софе под торшером, Николо поднял стакан с вином над страницами своей новой биографии.

— За тебя, святой Кабрини, — тихо прошептал он одними губами. — И за меня, за будущего барона.

Было пятнадцать минут двенадцатого, небо над Карибским морем было чистым, ярко светила луна, озаряя темные воды моря. Гидроплан встретился с катером с Верджин-Горды в пять минут одиннадцатого, и за это время трое американцев сменили свою одежду на черные непромокаемые костюмы, к поясу которых были пристегнуты небольшие бесшумные пистолеты. Майора Нильсен также успели проинструктировать, как управлять мини-субмариной. Задача обучения Кэтрин была возложена на молодого упрямого англичанина-десантника, который твердо считал, что в разведывательной операции должен участвовать он, а уж никак не американская женщина-летчица. Однако его негативное отношение к происходящему значительно изменилось в лучшую сторону после того, как майор отвела его на корму катера и поговорила с ним наедине. И хотя у него и сохранилось некоторое недоверие, он все же взял на себя роль грозного учителя, но уже через час гордился своей ученицей.

— Даже и думать не хочется о том, что ты могла наобещать этому парню, — сказал Тайрел, когда Кэтрин вскарабкалась на палубу катера после завершения последних тренировок.

— Хочешь нагрубить мне?

— Да брось ты, просто пытаюсь немного разрядить обстановку. Нам предстоит долгая и трудная ночь.

— Я сказала ему правду... О Чарли, о том, в каком долгу я чувствую себя перед ним. Похоже, мои слова прозвучали убедительно.

— В этом я не сомневаюсь.

— Я честно сказала, что если не смогу управлять субмариной, то сама откажусь от участия в операции. Не имею права рисковать жизнью двух других людей... А этот англичанин-десантник на самом деле хочет отправиться с вами, он мог бы забраковать меня, но не сделал этого. Он понял, что я справлюсь, и уступил мне свое место.

— Я верю тебе, майор, — искренне ответил Хоторн. — Через несколько минут мы снимаемся с якоря и отправляемся к первому острову. Ты хочешь что-нибудь сказать летчику с Горды? По поводу гидроплана?

— Его заперли внизу, не хотят, чтобы он видел нас или мы его. Я собиралась написать ему небольшую записку.

— Я это и имел в виду. Пиши.

— На самом деле это такой пустяк, что командир катера сможет сам объяснить ему. Дело в левом руле, его слегка заклинивает, поэтому необходима корректировка. Он поймет это в первые же минуты полета.

— Надеюсь. Если нужно в туалет, то иди сейчас, другого шанса до утра может и не представиться.

— Все в порядке, спасибо. А вот людям, которые создавали эти чертовы костюмы, я бы спасибо не сказала. Они, похоже, женоненавистники.

— Отнюдь нет, с моей точки зрения, — заметил Тайрел, оглядывая затянутую в черный костюм фигуру, стоящую перед ним в лунном свете.

— В том-то и дело, что с твоей точки зрения.

— Мы готовы! — доложил Джексон Пул, подходя к ним. — Капитан сказал, что сейчас они подгонят субмарину нам надо будет сесть в нее. Он хочет посмотреть, как мы разместимся. Может быть, понадобится что-то убрать.

— Ухе? Так быстро? — спросила Кэтрин.

— Не очень-то и быстро, Кэти. Он говорит, что на этой штуке мы достигнем места высадки через двадцать минут, а то и меньше.

— Сэр! — Из тени выскочил инструктор, обучавший Кэтрин, вытянулся перед Хоторном и отдал честь на британский манер.

— Да, нам уже передали, сержант, мы готовы.

— Дело не в этом, сэр, — резко выпалил сержант.

— А в чем?

— Я отвечаю за подводное оборудование, сэр.

— Да, я это понял...

— Могу я поинтересоваться, как давно вы работали с подобным оборудованием, сэр?

— Пять или шесть лет назад.

— Английского изготовления?

— Главным образом нашего, но и английским приходилось пользоваться. Разница очень небольшая.

— Так не пойдет, сэр.

— Простите?

— Я не могу позволить вам сесть за рычаги управления субмариной.

— Что?

— Вот леди продемонстрировала прекрасные способности для этого, она на самом деле замечательно справляется с управлением.

— У меня был некоторый опыт в Пенсаколе, сержант, — скромно заметила Кэтрин.

— И вы его отлично усвоили, мадам.

— Вы вместе в виду, что она с самого начала будет управлять субмариной?

— Совершенно верно, сэр.

— Да бросьте вы свое «сэр». Я знаю эти острова, а она нет!

— Значит, вы даже незнакомы с техническими новшествами? У рулевого имеется телеэкран, на котором он четко видит все то, что наблюдает в перископ его напарник в соседнем кресле. Если вы об этом не знаете, значит, и с другой техникой незнакомы. Нет, извините, сэр, но я не могу допустить вас на место рулевого.

— Но это же сумасшествие!

— Нет, сэр. Эта лодка обошлась британскому правительству минимум в четыреста тысяч фунтов стерлингов и я не могу позволить управлять ею человеку, у которого несколько лет не было практики. А сейчас, если вы пройдете на нос катера, то найдете там пилота гидроплана. Он готовится улететь.

— Передайте ему, что левый руль заклинивает, — сказала Кэтрин. — Остальное вое в норме.

— Очень хорошо, мадам. Я позову вас после того, как улетит гидроплан. — Сержант вытянулся, кивнул сразу всем, стараясь не встретиться взглядом с Хоторном, и ушел.

— Меня как будто оглоушили мешком с песком! — сердито воскликнул Тайрел, когда они направились на палубу.

— Ты увидишь, Тай, — заверила Кэтрин, когда они уже дошли до носа катера, — что так будет лучше. Я бы не пыталась добиться этого, если бы думала иначе. Еще раз повторяю, если бы не была уверена, что справлюсь, то не взялась бы за это.

— Почему же так будет лучше? — спросил Хоторн.

— Потому что ты сможешь сконцентрироваться на поиске цели и не отвлекаться на управление.

Тайрел посмотрел на нее и в лунном свете увидел просьбу в ее больших серо-зеленых глазах, глазах маленькой девочки на привлекательном лице зрелой женщины.

— Может быть, ты и права, майор. Я не буду возражать. Просто хотелось, чтобы ты сделала это по-другому.

— Я не могла, потому что не знала как. Хоторн улыбнулся, гнев его уже прошел.

— У тебя всегда на все заготовлен ответ?

Пул перегнулся через планшир, предпочитая не прислушиваться к их разговору.

— Не говори ничего, — приказал Тайрел, поднимая руки к лицу Кэтрин. — Не говори, молчи, моя дорогая.

— Ты опять об этом, — рассмеялась Кэтрин. — Когда-нибудь мы с Джексоном расскажем тебе, как все это началось, и ты, возможно, сам станешь так его называть. — Внезапно в глазах у нее появилась печаль. — Это была идея Сала и Чарли, это они придумали.

— Что придумали?

— Забудь об этом, — ответила Кэтрин, и глаза ее вновь засверкали. — Если только у тебя нет патента на эту фразу.

— Сэр! — объявил сержант-десантник, подходя к ним от леера правого борта. — Мы подготовили лодку к погружению.

— Приступим.

Первый остров был просто вулканическим обломком, ни больше ни меньше. Они прошли внутреннее кольцо рифов, всплыли на поверхность, но ничего не увидели, кроме зубчатой скалы и гниющей травы, неизвестно каким образом еще произрастающей на почве и песке, высушенных солнцем и изредка орошаемых дождями.

— На этом острове ставим крест, — приказал Тайрел Кэтрин, расположившейся на переднем сиденье. — Направляйся к острову номер два. Насколько я помню, он менее чем в миле отсюда на восток — юго-восток.

— Совершенно верно, — отозвалась Кэтрин. — У меня есть лоция, и я уже наметила, как мы будем выходить отсюда. Закрывай люки, готовимся к погружению.

Второй остров еще менее походил на цель, которую обнаружило электронное оборудование Пула. Это была пустынная скала без какой-либо растительности или песчаных пляжей, вулканическое нагромождение, совершенно не предназначенное для обитания людей или животных. Минисубмарина направилась к третьему острову, расположенному в четырех милях прямо на север от второго. Он был покрыт пышной растительностью, пострадавшей от недавних штормов, и выглядел безлюдным. Многие пальмы сломались, некоторые попадали на землю. Они уже собирались двинуться на восток к следующему острову, когда Хоторн, посмотрев на телеэкран, расположенный перед Кэтрин, сказал:

— Подожди-ка, Кэти. Дай задний ход, а потом — поворот на девяносто градусов.

— Зачем?

— Что-то не так. Луч верхнего радара от чего-то отражается. Погружаемся.

— Для чего?

— Делай, как я сказал.

— Конечно, но мне хотелось бы знать в чем дело.

— И мне тоже, — раздался голос Пула из заднего отсека.

— Помолчите. — Хоторн переводил взгляд с телеэкрана на экран радара, расположенный перед ним. — Держи перископ над водой.

— Он и так над водой, — ответила Кэтрин.

— Вот он! — воскликнул Тайрел. — Твоя машина оказалась права, Джексон, мы нашли ее.

— Что мы нашли?

— Стену. Чертову стену, сделанную руками человека, которая отражает луч радара. Похоже, что у нее стальное покрытие, ее не видно, но она отражает луч радара.

— Что мы теперь будем делать?

— Пройдем вокруг острова, потом вернемся сюда, если не обнаружим никаких сюрпризов.

Они медленно обогнули небольшой остров в надводном положении, обшаривая невидимыми лучами радара каждый фут береговой линии. Для визуального наблюдения Пул высунулся из открытого люка, осматривая остров в бинокль ночного видения.

— Ох, парень. — Лейтенант опустил голову вниз, чтобы его было слышно в лодке. — У них здесь повсюду детекторные датчики, через каждые двадцать-тридцать футов, и я думаю, их наверняка несколько линий.

— Опиши, что видишь, — приказал Хоторн.

— Они выглядят как маленькие стеклянные отражатели, некоторые расположены на пальмах, а другие на стойках, воткнутых в землю. К тем, что на стволах деревьев, ведут черные или зеленые провода, проходящие через листву, а у тех, что на пластмассовых стойках, проводов, похоже, нет.

— Они проходят внутри стоек, — пояснил Хоторн, — и закопаны в землю футов на четыре-шесть. Их не заметишь, пока днем не подойдешь в ним на десять дюймов, да и то можно не обнаружить.

— И как они функционируют?

— Все датчики соединены в серии, ты был прав насчет нескольких линий.

— Как огни на рождественской елке?

— Да, но с дополнительной страхующей схемой. Нельзя испортить один датчик и вывести тем самым из строя всю серию. Провода идут к батареям, расположенным вверху или внизу, и это страхует от поломок и позволяет поддерживать в сети постоянный контакт.

— Да, приятно слушать технически подкованного человека. И что представляет собой эта система?

— Датчики посылают направленные лучи, а еще в систему входит твоя компьютерная техника. Лучи могут определять плотность или массу объекта, поэтому сигнал тревоги не срабатывает при обнаружении маленьких животных в птиц.

— Ты потряс меня, Тай.

— Эти системы применялись еще тогда, когда ты играл в видеоигры.

— А как мы их преодолеем?

— Поползем на пузе. Это совсем не сложно, лейтенант. Когда-то давно, лет пять-шесть назад, ребята из КГБ и мы устроили заваруху по поводу одного дела в Амстердаме, обвиняя друг друга в глупости.

— И ты этим занимался?

— Мы все занимались этим, Джексон, не стоит об этом думать, хотя и забывать не следует.

— А знаешь, коммандер, ты на самом деле удивил меня.

— Кто-то написал, что мы живем в удивительном мире, юноша... Стоп, майор! — Кэтрин Нильсен подняла голову от рычагов управления. — Вот небольшая бухта, такая же, как и та, где лучи нашего радара отражались от стены.

— Войти в нее?

— Нет. Продолжай двигаться строго на запад, отойди примерно на четверть мили, не больше.

— А потом что?

— Потом твой «дорогой» и я высадимся с лодки в море... Проверь оружие, Пул, и застегни чехол с оборудованием.

— Полностью согласен с тобой, коммандер. Ты на самом деле рассуждаешь очень разумно.

Зазвонил телефон, его резкий звонок разбудил Бажарат, которая моментально инстинктивно сунула руку под подушку, где лежал пистолет. Моргая, она села на кровати, взяла себя в руки, но удивление, вызванное этим звонком, не проходило. Никто не знал, где она... где они находились! Из аэропорта, до которого было всего пятнадцать минут езды, она добиралась на трех такси. В первых двух машинах она изображала из себя женщину среднего возраста, бывшего пилота ВВС Израиля, а в третьей уже превратилась в злобную старуху, говорящую на плохом английском. В мотелях, подобных тому, в котором они остановились, не требовалось регистрироваться, а уж тем более называть подлинные фамилии. Телефон снова зазвонил. Она быстро схватила трубку и бросила взгляд на Николо, лежавшего рядом. Он спокойно спал, глубоко дыша и распространяя вокруг запах винных паров.

— Да? — тихо произнесла Бажарат в трубку, посмотрев на красные цифры будильника-радиоприемника, стоявшего рядом на столике. Будильник показывая час тридцать пять ночи.

— Извините, что разбудил вас, — произнес приятный мужской голое, — но нам приказано помогать, вам, а у меня есть информация, над которой вы, возможно, захотите поразмышлять.

— Кто вы?

— В наши инструкции не входит называть имена. Вполне достаточно будет сказать, что наша группа контактирует с больным стариком с острова в Карибском море и глубоко уважает его.

— Как вы нашли меня?

— Я знал, кого надо искать, а здесь не так уж много мест, где вы могли остановиться... Мы мельком виделись в Форт-Лодердейле, но это не так важно, как моя информация. Не создавайте мне лишних трудностей, леди, я рискую тем, что некоторые люди могут назвать меня сумасшедшим.

— Простите, но, честно говоря, вы удивили меня...

— Нет, я не удивил вас, — оборвал ее приятный голое, — я вас буквально потряс.

— Ладно, пусть будет так. Что у вас за информация?

— Сегодня после обеда вы провернули дьявольскую работу. Как вы и ожидали, в Палм-Бич все просто ошалели.

— Это было еще только начало.

— Я бы так не сказал. Завтра вам предстоит пресс-конференция.

— Что?

— То, что слышали. Конечно, это не уровень Нью-Йорка или Вашингтона, но у нас здесь есть несколько блестящих газетчиков. Некоторые из них уже готовятся к пресс-конференции, другие разыскивают вас, что сделать в общем-то довольно легко. Мы просто подумали, что вам следует знать об этом. Вы, конечно, можете отказаться, но не хотелось бы, чтобы это было для вас неожиданностью.

— Спасибо. По какому номеру я смогу связаться с вами?

— Вы с ума сошли? — Разговор прервался, и в трубке послышались гудки.

Бажарат вылезла из кровати и несколько минут прохаживалась перед кучей коробок и чемоданов, приобретенных в магазинах на Уорт-авеню. Упаковать все это утром будет довольно легко. Сейчас были дела поважнее.

— Николо! — громко позвала Бажарат, шлепнув его по голой ноге, высунувшейся из-под простыни. — Проснись!

— Что? В чем дело, Каби? Еще темно.

— Сейчас будет светло. — Бажарат подошла к торшеру, стоящему рядом с софой, и включила его. Портовый мальчишка сел на кровати, потер кулаками глаза и зевнул. — Сколько ты выпил? — спросила Бажарат.

— Два стакана вина, — сердито ответил Николо. — Разве это преступление, синьора?

— Нет, но ты хоть посмотрел бумаги?

— Конечно. Я еще прошлой ночью читал их несколько часов, потом сегодня утром в самолете, потом в такси и еще перед тем, как мы отправились за покупками. И сегодня, когда ты спала, целый час читал.

— Ты все помнишь?

— Помню, что могу. Что ты хочешь от меня?

— Где ты ходил в школу? — резко спросила Бажарат, стоя перед кроватью.

— Меня десять лет обучали домашние учителя в нашем поместье в Равелло, — автоматически ответил юноша.

— А потом?

— Школа в Лозанне, там я готовился для поступления в... в...

— Быстрее! К чему ты там готовился?

— К поступлению в университет в Женеве, вот! А потом больной отец отозвал меня назад в Равелло, чтобы я занялся делами семьи... да, отец отозвал меня из-за дел семьи.

— Говори увереннее! Они могут подумать, что ты лжешь.

— Кто?

— А после того, как отец отозвал тебя из Швейцарии?

— Я нанял частных преподавателей. — Николо помолчал, зажмурился, и запомнившиеся фразы стали вылетать у него изо рта:

— Два года я занимался по университетской программе, по пять часов ежедневно! А на экзаменах в Милане я получил самые высокие оценки.

— Это отражено в документах, — согласилась Бажарат и кивнула. — Ты хорошо потрудился, Николо.

— Я могу и лучше, но это все сплошная фальшь, так ведь, синьора? А если кто-то, говорящий по-итальянски, задаст мне вопрос, на который я не смогу ответить?

— С этим мы справимся. Ты просто переведешь разговор на другую тему, вернее, я сама это сделаю.

— А зачем ты меня разбудила и говоришь все это?

— Так было нужно. Вино заложило тебе уши, и ты ничего не слышал, а мне позвонили. Когда мы завтра прибудем в отель, там нас будут поджидать газетчики, которые хотят взять у тебя интервью.

— Нет, Каби. Неужели их интересует интервью с портовым мальчишкой из Портачи? Они хотят взять интервью не у меня, а у младшего барона ди Равелло, разве не так?

— Послушай меня, Нико. — Бажарат села на кровать рядом с ним и постаралась придать своему голосу как можно больше убедительности. — Я не говорила тебе об этом, но ты на самом деле можешь стать младшим бароном. Семья барона видела твою фотографию, они знают о твоем искреннем желании получить образование и стать настоящим итальянским джентльменом. Они готовы принять тебя как сына, которого у них нет.

— Ты снова говоришь какие-то сумасшедшие вещи, синьора. Какие дворяне позволят, чтобы их благородную кровь испортил портовый мальчишка?

— Эта семья позволит, у них нет другого выхода, кроме как найти юношу вроде тебя. Они мне доверяют, и ты тоже должен доверять. Поменяй свою ничтожную жизнь на лучшую, обеспеченную.

— Но пока это время наступит, если оно только наступит, ты хочешь, чтобы я изображал младшего барона, ведь так?

— Да, конечно.

— Это очень важно для тебя по какой-то причине, о которой я, по твоим словам, не должен спрашивать.

— Учитывая то, что я для тебя сделала, включая и спасение твоей жизни, я думаю, что имею на это право.

— О да, конечно, Каби. А я заслужил награду за то, что учу все эти бумаги ради твоей, а не моей пользы. — Николо поднял руки, обнял Бажарат за плечи, повалил на кровать и притянул к себе. Она не стала противиться этому мальчику-мужчине.

Глава 10

В начале третьего часа ночи Хоторн и Пул, одетые в черные непромокаемые костюмы, взобрались на острые скалы, которые наметили для себя в качестве пункта высадки на этот необозначенный на карте остров, третий по счету.

— Полай на животе, — передал Тайрел Джексону по радио. — Двигайся вперед, прижимаясь к земле. Старайся слиться с ней, понял?

— Конечно, можешь не волноваться насчет этого, — раздался в ответ шепот по рации.

— Как только пройдем первую линию датчиков, оставайся на земле еще футов пятьдесят-шестьдесят, хорошо? В зоне тридцати футов лучи датчиков будут разбросаны на разных высотах, потому что при появлении на берегу человек поднимается на ноги, но змеи и зайцы не могут этого сделать. Ты понял меня?

— А здесь есть змеи?

— Нет, змей здесь нет, я просто попытался объяснить тебе, как работает система, — сердито ответил Тай. — Короче говоря, оставайся лежать, пока я не встану. — Как скажешь, — согласился Пул. Через шестьдесят восемь секунд они достигли ровного участка с выжженной солнцем травой, типичного для таких островов, с бесплодной почвой, на которой не росли пальмы или другие экзотические деревья.

— Пора, — сказал Хоторн, поднимаясь на ноги. — Теперь мы чистые.

Они перебежали поляну и внезапно замерли, услышав странные приглушенные звуки. Высокие, возбужденные голоса животных.

— Собаки, — прошептал Тайрел в рацию. — Учуяли нас по запаху.

— Их только не хватало!

— Ветер... так, с северо-запада.

— Что это значит?

— Это значит, что нам надо нестись на юго-восток. За мной.

Хоторн и Пул побежали влево в направлении берега и, попав в небольшую пальмовую рощу, остановились. Затаив дыхание, они стояли, укрывшись в листве.

— Чепуха какая-то, — подал голос Тайрел.

— Почему? Собаки не лают.

— Теперь ветер не доносит до них наш запах, но я не это имею в виду. — Тайрел внимательно огляделся вокруг. — Это веерообразные пальмы, у них листва, как веер, которым обмахивают лицо.

— Ну и что?

— Они первыми ломаются от сильных ветров... посмотри, несколько пальм погибло во время шторма, но большинство цело.

— Ну и что?

— Из субмарины, когда мы стояли прямо перед бухтой, было видно, что большинство деревьев сломаны, вырваны с корнем и валяются на земле.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Некоторые деревья выстояли в шторм, некоторые нет.

— А вот эти пальмы расположены гораздо выше, чем деревья у бухты.

— Загадки природы, — пояснил Пул. — Когда дуют ветры с озера Пончартрейн, происходят всякие странные вещи. Однажды разрушило всю левую сторону нашего летнего дома, а собачья конура прямо перед домом уцелела. Нельзя полагаться на природу.

— Возможно, и так, а может быть, и нет. Пошли. — Пробираясь среди толстых веерообразных пальм, они вышли на небольшой мыс, выходящий в бухту. Из сумки, висящей на поясе, Тайрел достал бинокль ночного видения и поднес его в глазам. — Подойди сюда, Джексон. Смотри прямо туда... вон таи, рядом с вершиной холма... я скажи мне, что ты видишь. — Тайрел передал ему бинокль и стал наблюдать за Пулом, осматривающим бухту.

— Там что-то странное, Тай, — доложил офицер ВВС. — Смутно видны какие-то провода, они тянутся между деревьями, а потом уходят в землю. Но источника питания не видно.

— Это просто камуфляж, изображающий последствия урагана. Работу твоего оборудования засекли, лейтенант. Здесь у них где-то главное убежище, а внутри какая-то важная фигура, которая заправляет всем этим безумием, а может быть, там и сама эта сучка.

— Послушай, коммандер, а ты не считаешь, что тебе уже пора рассказать нам с майором, в чем же, черт побери, дело? Мы знаем какие-то крохи, а не всю картину в целом. Мы слышали об «этой сучке» и «террористах», об «исчезновении секретных бумаг» и «международной панике», но нам строго приказали не задавать вопросов. Кэти бы не сказала тебе об этом, потому что строго чтит устав и, как и я, занимается всем этим только из-за Чарли. Но я не такой приверженец уставов, и если могу лишиться жизни, то хотел бы знать за что.

— Боже милосердный, лейтенант, я и не подозревал в тебе такого красноречия.

— Я блестяще образованный сукин сын, коммандер, и мой словарный запас, возможно, в несколько раз больше твоего... Так в чем же дело?

— И ко всему ты еще не соблюдаешь субординацию. Ладно, Пул, хорошо, я объясню тебе, в чем дело. Речь идет об убийстве президента Соединенных Штатов.

— Что?

— И во главе этого стоит женщина-террористка.

— Да ты рехнулся! Это же полное сумасшествие!

— Даллас тоже был сумасшествием... Мы получили информацию из долины Бекаа, что если произойдет покушение на президента США, то следующими тремя целями будут премьер-министр Великобритании, президент Франции и глава правительства Израиля. Все осуществится быстро, а сигналом к началу действий будет убийство нашего президента.

— Но это невозможно!

— Ты видел, что произошло на Сен-Мартене, что случилось с Чарли и твоим самолетом, несмотря на обеспечение максимальной безопасности нашей самой секретной техники. Ты еще не знаешь, что несколько глубоко законспирированных агентов ФБР были убиты в Майами в ходе работы по этому делу, а меня самого чуть не прикончили на Сабе, потому что узнали, что я взялся за это дело. Нам известно, что в Париже и Вашингтоне происходит утечка информации, а насчет Лондона пока неизвестно. По словам моего друга, офицера британской службы МИ-6, эта женщина и ее люди располагают такими средствами, о которых никто и мечтать не смел. Я ответил "на твой вопрос, лейтенант Пул?

— О Боже! — раздался из рации Пула хриплый голос майора Кэтрин Нильсен.

— Да, — ответил лейтенант, бросив взгляд на свою рацию. — Я включил ее, надеясь, что ты не будешь возражать. Я сэкономил время, чтобы тебе не надо было все повторять Кэтрин.

— Да я могу вас обоих разжаловать за это в рядовые! — взорвался Хоторн. — Тебе не пришло в голову, что в доме на острове могут перехватить этот разговор?

— Хочу тебя поправить, — раздался по рации голос Нильсен. — Это направленная военная частота, действующая в пределах двух тысяч метров, так что с этой стороны мы в безопасности... Спасибо, Джексон, я думаю, мы можем продолжить наш разговор. И вам спасибо, мистер Хоторн. Иногда нужно информировать своих подчиненных, уверена, что вы это понимаете.

— Я понимаю, что вы оба невыносимы! У меня уже лопнуло терпение... Где ты находишься, Кэти?

— Примерно в четырехстах футах к западу от бухты. Думаю, что вы сюда и будете возвращаться.

— Войди в бухту, но держись в подводном положении футах в сорока от берега. Мы не знаем, какие возможности у их системы охраны.

— Все ясно, конец связи.

— Конец связи, — ответил Пул и выключил свою рацию.

— Это был грязный трюк, Джексон.

— Конечно, но мы теперь многое выяснили. Сначала мы взялись за это только из-за Чарли, но теперь причин стало гораздо больше.

— Не забывай о Манчини, об этом предателе. Он не задумываясь взорвал бы вас в воздухе.

— И думать о нем не хочу, просто невыносимо.

— Тогда не думай. — Тайрел показал вниз на бухту. — Пошли. — Две фигуры в черных костюмах двигались как блуждающие тени, петляя и спускаясь вниз по склону к бухте. — Ложись, — прошептал Хоторн по рации, когда они достигли пляжа. — Поползем вон к тем кустам. Если я не ошибаюсь, это стена.

— А я бы и не заметил! — воскликнул Пул, когда они подползли к стене, укрытой ветвями винограда, и он просунул руку сквозь листву. — Стена, из чистого бетона.

— А стальной арматуры больше, чем на взлетной полосе, — добавил Тайрел. — Она устоит перед бомбами, а не только перед легкими тайфунами и даже ураганами. Лежи! Так, мне кажется, что нас ждет еще несколько сюрпризов.

И они обнаружили эти сюрпризы. Первым из них был зеленый травянистый слой, покрывавший каменные ступеньки, ведущие вверх к проходу на вершине холма.

— С воздуха мы этого не видели, — удивился лейтенант.

— Дело все в том, Джексон, что хозяин развернул не красную ковровую дорожку, а зеленую.

— Наверное, он очень интересная личность.

— Должен сказать, что ты прав. Держись слева и ползи как змея.

Оба мужчины медленно, молча поползли вверх по замаскированной зеленым покрытием лестнице, пока не достигли прохода, который, похоже, вел к зданию, укрытому пальмами. Хоторн приподнял ковер из зелени и обнаружил под ним мощенную камнем дорожку.

— Это ведь так просто, — прошептал он Пулу. — Так можно замаскировать любой дом и здесь, и на берегу, и его не обнаружишь ни с воздуха, ни с моря.

— Конечно, можно, — согласился офицер ВВС, озадаченный увиденным. — Этот травяной ковер, безусловно, ловкая работа, но вот пальмы — это уже совсем другое. Это просто шедевр.

— Что?

— Оки искусственные.

— Ты серьезно?

— Ты не деревенский парень, коммандер, по крайней мере, ты не из Луизианы. В ранние утренние часы пальмы покрываются испариной, это происходит в результате изменения температуры. Посмотри, на этих больших листьях совершенно не видно отблесков влаги, и эти листья — как искусственные хлопчатобумажные цветы. Они, кстати, слишком велики по отношению к стволам, которые, наверное, сделаны из пластика.

— Значит, это просто механически управляемый камуфляж.

— Возможно, что он управляется компьютером, это легко сделать, если совместить работу радара и компьютера.

— Каким образом?

— Понимаешь, Тай, это очень просто. Как двери гаража, которые открываются, когда их освещаешь фарами. Здесь такой же принцип, только в обратном порядке. Воздушные и морские радары засекают незнакомую цель, поступает сигнал на компьютер, и тот приводит в движение механическое оборудование, которое камуфлирует объект.

— Именно таким образом?

— Уверен. Если самолет или корабль подходит слишком близко к острову, скажем на высоту три-четыре тысячи футов или на расстояние в несколько миль, радары дают сигнал на компьютер, тот, в свою очередь, приводит в движение механизмы — как при дистанционном закрывании дверей гаража. Я мог бы сконструировать подобную систему за несколько тысяч долларов, но Пентагон и слышать не захочет об этих цифрах.

— Потому что ты обанкротишь нашу экономику, — прошептал Хоторн.

— Вот и отец так же говорит, а сестра соглашается с ним.

— Будущее планеты в руках молодежи.

— Что мы теперь будем делать? Пройдем через эти искусственные пальмы и объявим о своем прибытии?

— Нет, мы не пойдем, а очень тихо проползем мимо этой хлопчатобумажной листвы и приложим максимум усилий, чтобы не обнаружить себя.

— А что мы ищем?

— Все, что увидим.

— А потом?

— Зависит от того, что мы увидим.

— Да, ты прямо переполнен различными планами.

— Некоторые вещи невозможно заложить в компьютер, молодой человек.

Они поползли по жесткой, острой траве, огибая вырванные с корнем фальшивые пальмы. Оба потрогали «кору» фальшивых пальм, и при свете луны Пул кивнул Тайрелу в подтверждение своей догадки: ствол пальмы представлял собой толстую трубу из пятнистого пластика, которую трудно отличить от настоящего ствола, но более легкую, так что ею можно было управлять о помощью механизмов. Хоторн сделал лейтенанту знак следовать за ним.

Один за другим они подползли к краю раскрашенного маскировочного покрывала, тихонько поднялись и заглянули за него. Не было никаких признаков присутствия людей, и тогда Тайрел для лучшего обзора отвязал веревку и на несколько дюймов отогнул край маскировочного покрывала.

Внешнее убранство дома напоминало дворцы дожей эпохи Возрождения: большие арки между комнатами, повсюду позолоченный мрамор, на белых стенах гобелены, которые обычно завещают музеям или выставляют в них. В поле зрения появилась фигура старика в моторизованной инвалидной коляске. Старик проезжал под арками из одной комнаты в другую. На какое-то время он пропал из вида, но показался следовавший за ним белокурый гигант, громадные плечи которого буквально выпирали из куртки. Хоторн тронул Пула за плечо, махнул рукой вдоль дома, и по этому жесту тот понял, что ему снова надо следовать за Хоторном. Лейтенант так и сделал. Они молча пошли рядом, расталкивая перед собой искусственную листву, пока Тайрел не дошел до того места, откуда, по его расчетам, можно было увидеть исчезнувшего старика в коляске. Хоторн взял Пула за руку, подтянул к себе и проделал отверстие в маскировочном покрывале на уровне глаз.

То, что они увидели внутри, могло быть создано только фантазией маньяка, помешавшегося на почве азартных игр. Это было миниатюрное казино, созданное для императора, страдающего бессонницей. Там находились игральные автоматы, несколько карточных столов, рулетка. И всюду лежали толстые пачки купюр. Кто бы ни был этот старик, он играл и за себя в против, так что в любом случае оставался при своих.

Белокурый телохранитель — а такой человек мог быть только телохранителем — стоял рядом с изможденным, лысеющим седовласым стариком в инвалидной коляске и наблюдал, зевая, как тот бросал монеты в щель игрального автомата, смеясь и строя недовольные гримасы в зависимости от результата. Потом в казино появился еще один человек, который подкатил к инвалиду сервировочный столик со стоявшим на нем графином красного вина. Старый калека сердито взглянул на второго телохранителя и закричал, а тот моментально поклонился и откатил столик, заверив, наверное, хозяина, что заменит все по его вкусу.

— Пошли! — прошептал Тайрел. — Лучшего момента не будет, мы должны попасть туда, пока отсутствует второй громила!

— А куда мы пойдем?

— Откуда я знаю? Просто пошли, и все.

— Подожди минутку, — прошептал Пул. — Я знаю такие стекла и такие окна. Это окна с двойными стеклами, между которыми вакуум, но если заполнить пространство между ними воздухом, то их можно разбить ударом локтя.

— А как нам запустить туда воздух?

— Наши пистолеты снабжены глушителями, верно?

— Да.

— А когда игральный автомат выдает деньги, то звенит звонок, так?

— Да, звенит.

— Мы уловим момент, когда старик выиграет, проделаем пару дырок с каждой стороны окна и разобьем эти чертовы стекла.

— Лейтенант, возможно, ты и вправду гениален.

— Давно уже пытаюсь объяснить тебе это, но ты не слушаешь.

Оба расстегнули кобуры и вытащили пистолеты.

— Он выиграл, Тай! — Пул заметил, что старик начал радостно размахивать руками перед мигающим лампочками игральным автоматом.

Они выстрелили, наблюдая, как затуманиваются стекла от притока воздуха, потом разбили окно и рванулись в комнату. Игральный автомат продолжал мигать и выдавать монеты, его звон гулко отражали мраморные стены.

Осыпанные осколками стекла, Тайрел и Джексон упали на пол, и в этот момент телохранитель обернулся и, в изумления уставившись на них, потянулся к поясному ремню.

— И не пытайся даже! — прикрикнул Хоторн, и его голос резко прозвучал в тишине, поскольку как раз в этот момент замолчал игральный автомат.

— Если кто-то из вас повысит голос, то это будет последнее, что он произнесет в жизни. Поверьте, что вы мне очень не нравитесь.

— Это невозможно! — воскликнул старик в коляске, потрясенный видом двух непрошеных гостей в черных непромокаемых костюмах.

— О, вполне возможно, — сказал Пул, первым поднявшись на ноги и направив свой пистолет на инвалида. — Я немного научился говорить по-итальянски от парня, которого считал своим другом, но если это ты вместе с ним убил Чарли, то тебе эта коляска больше не понадобится.

— Постой! — оборвал его Тайрел. — Он нам нужен живым, а не мертвым. Успокойся, лейтенант, это приказ.

— Который очень трудно выполнить, коммандер.

— Прикрой меня. — Хоторн подошел к белокурому телохранителю, ощупал его куртку и вытащил пистолет из-за поясного ремня. — Отойди к арке и прижмись к стене, Джексон, — продолжил Тайрел, а затем обратился к разъяренному телохранителю:

— Бели ты в состоянии соображать, то поймешь меня. Я сказал, что этот Мафусаил нужен мне живым, а твоя судьба меня не слишком заботит. А теперь стань между этими двумя игральными автоматами. И даже не помышляй броситься на меня, жизнь обычных головорезов меня не интересует. Шевелись!

Гигант втиснулся между игральными автоматами, по лицу его струился пот, глаза сверкали огнем.

— Вы все равно не выберетесь отсюда, — пробормотал он на ломаном английском.

— Ты думаешь? — Держа пистолет в левой руке, Тайрел подошел к соседнему с телохранителем игральному автомату и правой рукой достал из сумки рацию. Он включил ее, подвес к губам и спокойно заговорил:

— Ты слышишь меня, майор?

— Отлично слышу, коммандер. — Женский голос, прозвучавший по рации, изумил телохранителя и не мгновение привел в ярость беспомощного старика, все тело которого внезапно затряслось от злости и страха. Но эта ярость исчезла так же быстро, как и возникла. Старик посмотрел на Хоторна и усмехнулся. Тайрел никогда в жизни не видел такой злорадной усмешки, и она ошеломила его.

— Как у вас дела? — спросила Нильсен по рации.

— Мы в доме, Кэти, — ответил Хоторн, отводя взгляд от лица сидящего перед ним дьявола во плоти. — Находимся на вилле двоюродного брата Адриана[1]. Тут двое обитателей, поджидаем третьего, не знаем, есть ли здесь кто-нибудь еще.

— Мне сообщить британскому патрулю о ваших находках?

Услышав эти слова, старик рванулся вперед в своей инвалидной коляске, его вновь обуяла ярость. Но Пул остановил коляску ногой и схватился рукой за спицы колеса.

— У тебя есть с ними прямая связь, да?

— Конечно.

— Тогда подожди, пока мы с Джексоном изучим здешнее оборудование. Не хочу, чтобы перехватили ваши разговоры... но если с нами оборвется связь, тогда немедленно связывайся с англичанами.

— Держите ваши рации включенными.

— Так и собираюсь сделать. Правда, они будут лежать у нас в сумках, что несколько заглушит прием, но ты услышишь то, что надо. — Внезапно Тайрел услышал шаги. Из глубины дома раздавался стук каблуков по мраморному полу. — Я отключаюсь, майор, — прошептал Тай, сунул рацию в сумку, висевшую на поясе, и направил пистолет в голову белокурого гиганта, стоявшего в трех футах от него.

— Стой! — закричал старый итальянец, внезапно рванув свою коляску вперед к арке. Как только он сделал это, белокурый телохранитель навалился всей массой своего громадного тела на стоящий слева от него игральный автомат, опрокинув его на Тайрела с такой силой, что Тайрел упал на мраморный пол. Автомат и телохранитель оказались сверху на нем, правую руку Тайрела зажало, поэтому пистолет в данной ситуации был бесполезным. В этот же момент за аркой послышался звук разбиваемых тарелок. Пальцы гиганта вцепились в горло Тайрела, перекрывая доступ воздуха, но вдруг Хоторн увидел над собой бесшумный пистолет, и его выстрел снес полчерепа телохранителю. Тот свалился на пол, а Тай вытащил руку из-под тяжелого мигающего игрального автомата и вскочил на ноги. Он увидел, что Джексон Пул успокаивает второго телохранителя, нанося ему болезненные удары ногами и руками. Когда тот наконец «поплыл», лейтенант сгреб его в охапку и швырнул обвисшее тело на старика, остановив движение его коляски.

— Хоторн? Джексон? — донесся из рации, спрятанной в сумке, голос Кэтрин Нильсен. — Что случилось? Я слышу у вас там ужасный шум!

— Подожди, — ответил Тайрел, переводя дыхание. Он подошел к сваленному игральному автомату, наклонился и выдернул из розетки сетевой шнур. Беспорядочное мигание прекратилось. Старик отчаянно пытался скинуть с себя бесчувственное тело охранника. Пул подошел к нему, сбросил тело на пол, и при этом телохранитель здорово приложился черепом о мраморный пол. — Мы снова контролируем ситуацию, — продолжил говорить по рации Хоторн. — И я буду настаивать, чтобы этому почти тридцатилетнему лейтенанту по имени Эндрю Джексон Пул присвоили звание генерала. Он спас мне жизнь!

— Он любит оказывать небольшие услуги. Что теперь?

— Осмотрим наши трофеи и оборудование. Оставайся на связи.

Тай и Джексон вставили кляпы в рот второму телохранителю и старику, крепко привязали их за руки и за ноги к креслам, подвинули коляску и кресло к перевернутому игральному автомату и притянули их к нему веревками, которые нашли в шкафчике на кухне. Затем они продолжили осмотр дома и острова. С юго-восточной стороны они обогнули огороженные собачьи будки, расположенные примерно в сорока ярдах от дома, и наткнулись на небольшую зеленую сторожку, окруженную большими пальмами. В маленьком окошке мерцал тусклый свет. Тайрел и Джексон заглянули в него и увидели внутри шезлонг, окруженный горшками с цветами, в котором сидел мужчина, смотрел на экран телевизора и, словно заводная кукла, размахивал в воздухе кулаками.

— Этот парень не из команды головорезов, — прошептал Пул.

— Да, — согласился Хоторн, — но ему могут приказать сделать что-нибудь, что нам не понравится.

— Что ты собираешься делать?

— Дверь с другой стороны, мы ворвемся внутрь, свяжем его, потом ты одним из своих приемов вырубишь его на несколько часов, чтобы он ни во что не вмешивался.

— Простой удар в область спинномозгового нерва, — уточнил лейтенант.

— Ладно... Тихо! Он что-то услышал и идет к красному ящику, который стоит на столе. Пошли!

Две фигуры в черных костюмах обогнули закамуфлированную сторожку, ворвались в дверь и предстали перед изумленным мужчиной, который, улыбнувшись им, выключил трещавший аппарат на столе.

— Это сигнал для меня, чтобы я выпустил собак, — неуверенно произнес он. — В таких случаях мне всегда подают сигнал, — добавил он, подходя к рубильнику на стене. — Мне надо немедленно сделать это.

— Нет! — крикнул Хоторн. — Это ошибочный сигнал!

— О, сигнал никогда не бывает ошибочным, — задумчиво сказал мужчина. — Никогда не бывает ошибочным. — Он потянул за рычаг. Через несколько секунд раздался оглушительный лай собак, проносящихся мимо сторожки к дому. — Побежали, — улыбнулся полоумный сторож. — Хорошие ребятки.

— Как ты получил этот сигнал? — перебил его Тайрел. — Откуда?

— Кнопка сигнала в кресле падроне. Мы часто тренировались, бывают случаи, когда падроне выпивает и нечаянно задевает кнопку рукой. Вот сейчас, несколько минут назад, был сигнал, но он очень быстро оборвался, и я подумал, что великий падроне ошибся, а его телохранитель исправил ошибку. Но сигнал раздался во второй раз, и тут уже ошибки быть не может. Мне надо идти и быть со своими друзьями, это очень важно.

— По-моему, у него не все дома, — заметил Пул.

— Вполне возможно, лейтенант, но нам надо вернуться в дом... Ракеты.

— Что?

— Кроме реакции на запах, собаки будут реагировать на взрывы и свет. Достань несколько ракет, спрячь их под костюм и тщательно натри под мышкой. Только три хорошенько.

— Очень забавно, — бросил Пул, выполняя приказ.

— Три, три.

— Я и тру.

— Теперь зажги одну ракету и швырни ее влево от сторожки как можно дальше, а потом кинь туда же несколько незажженных.

— Вот они! — Через несколько секунд собаки промчались мимо сторожки в сторону внезапно вспыхнувшего огня. Они взахлеб лаяли, толпясь вокруг горящей ракеты и улавливая человеческий запах от незажженных ракет. В растерянности они облаивали друг друга.

— Послушайте, сэр. — Хоторн повернулся к полоумному сторожу. — Это все просто игра. Падроне ведь любит игры, да?

— Да, да, любит! Иногда он всю ночь играет в гостиной.

— А это просто другая игра, и она всем нам доставляет удовольствие. Вы можете вернуться к своему телевизору.

— О, спасибо. Большое спасибо. — Сторож уселся в шезлонг и, весело смеясь, продолжил просмотр мультфильма.

— Правильно, Тай, — одобрил Джексон, — а то мне очень не нравится бить таких стариков...

Тайрел сделал знак лейтенанту следовать за ним. Они побежали назад к дому и вернулись к старому итальянцу и бесчувственному телохранителю.

— Ну ладно, ублюдок! — крикнул Тайрел. — Я хочу знать все, что тебе известно.

— Я ничего не знаю, — огрызнулся старик, на его лице вновь появилась злобная усмешка. — Можешь убить меня, но ничего не добьешься.

— Тут ты ошибаешься, падроне... Ты ведь падроне, да? Так называет тебя тот бедный полоумный из сторожки. Ты что, сделал ему операцию на мозге?

— Это Господь сотворил его верным слугой, а не я.

— Мне кажется, что в твоем понятии Господь и ты довольно близки.

— Ты богохульствуешь, Коммандер...

— Коммандер?

— Так называла тебя твой напарник и женщина по рации, не так ли?

Хоторн внимательно посмотрел на сатану-калеку. Почему у него мелькнула мысль, что падроне давно знает о нем?

— Лейтенант, проверь в доме всю эту электронику, в которой ты так хорошо разбираешься. Посмотри...

— Я знаю, где смотреть, — оборвал Хоторна Пул. — Правда, у меня нет времени, но очень хочется повозиться с программами. — Офицер ВВС быстро направился в кабинет падроне.

— Я скажу тебе кое-что, — начал Хоторн, стоя перед старым итальянцем. — Мой напарник является секретным оружием правительства. Не существует компьютеров, в которых он не смог бы разобраться. Это он нашел тебя я этот остров. По линии связи из Средиземного моря через японский спутник.

— Он нечего не найдет... ничего!

— Тогда почему в твоем голосе звучат нотки сомнения? О, кажется, я знаю. Ты озадачен, и это видно по тебе.

— Это бессмысленный разговор.

— Не совсем так, — сказал Тайрел, доставая из кобуры пистолет. — Я просто хочу объяснить тебе твое положение, и то, что я собираюсь сказать, имеет большой смысл. Как загнать собак обратно в клетки?

— Я не знаю...

Хоторн нажал курок, пистолет выстрелил, пуля оцарапала падроне мочку правого уха, и струйка крови потекла по шее.

— Можешь убить меня, но ничего не добьешься! — закричал старик.

— Но если не убью, то все равно ничего не добьюсь, не так ли? — Тайрел снова выстрелил, и на этот раз пуля задела левую щеку падроне, забрызгав лицо кровью. — У тебя есть еще один шанс. Я многому научился в Европе... Если собаки выпускаются из клеток по команде, то и загоняться в клетки они должны по команде. Дай эту команду, или следующая пуля вонзится тебе прямо в левый глаз.

Не говоря ни слова, калека в трудом пошевелил связанной правой рукой, нажимая дрожащими пальцами на какие-то из пяти кнопок, расположенных полукругом на панели на ручке коляски. Потом он нажал пятую кнопку, и моментально раздался яростный лай собак, который постепенно стих, и наступила тишина.

— Они вернулись в клетки, — сообщил падроне, и в голосе его прозвучало презрение. — Ворота закрываются автоматически.

— А для чего предназначены остальные кнопки?

— Теперь они уже не имеют для тебя значения. Три первые для вызова моей личной служанки и двух помощников. Служанки больше нет с нами, а главного помощника вы убили. Последние две для собак.

— Ты лжешь. Один из сигналов поступает к этому полоумному в сторожку, и уже он выпускает собак.

— Он получает сигнал в любом месте, где бы ни был, и, если на острове присутствуют гости или новые люди, он должен находиться вместе с собаками, чтобы контролировать их. Обычно слабоумные люди гораздо лучше находят общий язык с животными, чем мы, люди с высоким интеллектом. Наверное, здесь дело в большем взаимном доверии.

— Мы не гости, так какие же здесь новые люди?

— Мои два помощника, включая того, которого вы убили. Они здесь меньше недели, и собаки еще не привыкли к ним.

Хоторн нагнулся, развязал старику руки и подошел к низкому мраморному столику, на котором стоял золотой стаканчик с салфетками. Вытащив несколько салфеток, он протянул их падроне.

— Вытри кровь.

— Неужели тебя беспокоит вид крови, которую ты пустил?

— Нисколько. Когда я вспоминаю о том, в чем ты замешан... вспоминаю Майами, Сабу и Сен-Мартен, и эту сумасшедшую суку... Я думаю, что вид твоего трупа доставит мне огромное удовольствие.

— Я ни в чем не замешан, меня заботит только продление жизни этого больного тела, — сказал старик, вытерев салфеткой правое ухо и приложив ее к левой щеке. — Я инвалид, который доживает свои последние годы в одиночестве и роскоши. Я не сделал ничего хоть сколько-нибудь незаконного. Иногда меня навещают близкие друзья, они связываются со мной по телефону спутниковой связи или прилетают сюда.

— Давай начнем с твоего имени.

— У меня нет имени, я просто падроне.

— Да, я слышал это в сторожке... и еще раньше на Сабе, где два мафиози подкупили рабочих на пристани и пытались убить меня.

— Мафиози? А какое я имею отношение к мафии?

— Один из этих двух бандитов, который остался в живых, многое рассказал, когда столкнулся с перспективой поплавать среди акул с простреленным плечом. Я думаю, что, когда мы проверим твои пальчики, в том числе и в картотеке Интерпола, мы все о тебе выясним. И я сомневаюсь, что ты окажешься просто добропорядочным стариком, который любит забавляться, с игральными автоматами.

— Неужели? — Падроне отложил салфетку, улыбаясь мерзкой, высокомерной улыбкой, и повернул обе руки ладонями вверх. При виде его пальцев Тайрел испытал как отвращение, так и изумление. Кончики всех пальцев были абсолютно белыми, кожа на них была давно сожжена и заменена гладкими кусочками, возможно, кожи животного. — Мои руки пострадали, когда я поджег немецкий танк во время второй мировой войны, и я очень благодарен американскому военному врачу, который с такой жалостью отнесся к молодому партизану, сражавшемуся вместе с вашими войсками.

— О, замечательно, — воскликнул Тайрел. — Тебя, наверное, даже наградили за это.

— К сожалению, никто из нас не мог позволить себе этого, чтобы не подвергнуться репрессиям со стороны фанатичных фашистов. Все наши личные дела были уничтожены, чтобы защитить нас и наши семьи. Вам следовало бы поступить так же после Вьетнама.

— На самом деле замечательно.

— Так что вы ничего не выясните.

Ни Хоторн, ни старик не заметили фигуру в черном костюме, стоящую возле арки. Пул подошел незаметно и стоял, прислушиваясь к их разговору.

— Вы почти правы, — сказал лейтенант. — Там почти ничего нет, но уж нельзя утверждать, что абсолютно ничего. Должен сказать, что у вас сложная система, но любая система хороша настолько, насколько опытен тот, кто ею пользуется.

— О чем ты говоришь? — спросил Тайрел.

— Оборудование многофункциональное, но используется для ерунды, его хозяин знает, как стирать банки памяти, что и было сделано недавно. На всех дисках пустота, за исключением трех распечаток на одной из дискет. С этой дискетой работал, наверное, кто-то другой, потому что «исключительная память» не тронута.

— Ты не мог бы говорить на английском языке, а не на компьютерном?

— Я выудил три телефонных номера и коды, а потом установил их местонахождение. Один в Швейцарии, и я готов поспорить, что это номер телефона банка. Второй в Париже, а третий в Палм-Бич, штат Флорида.

Глава 11

К навесу над входом в отель «Бреннере» в Палм-Бич подъехал белый лимузин, и его тотчас же окружили швейцар в форме с золотыми галунами, помощник швейцара и трое посыльных в красной униформе. Эта сцена в современном исполнении напоминала эпоху средневековья, когда хозяева и слуги знали свое место, хозяева радовались своему высокому положению, а слуги были вполне довольны своим. Первой из машины показалась полная средних лет дама, одетая в наряд с виа Кондотти — улицы в Риме, где продавалась самая модная одежда. На ней было яркое, цветастое шелковое платье, широкие поля шляпы бросали тень на загорелое лицо, выдававшее аристократическое происхождение. Черты ее лица были резкими и правильными, кожа гладкая, и морщины на лице скорее угадывались, чем были видны на самом деле. Амайя Бажарат уже больше не была необузданной террористкой, плывущей по морю на надувном плоту или лодке; она не была больше бойцом из долины Бекаа или неряшливо одетой бывшей летчицей ВВС Израиля. Теперь она была графиней Кабрини, по слухам — одной из самых состоятельных женщин Европы, а ее братпромышленник из Равелло был еще богаче. Она благодарно кивнула встречавшим и улыбнулась при виде вышедшего из лимузина высокого, очень симпатичного юноши, одетого в великолепный, цвета морской волны, блейзер с гербом на кармане, тщательно отглаженные брюки из серой фланели и мокасины из лаковой кожи.

Управляющий этим роскошным отелем в сопровождении двух помощников поспешил навстречу графине. Один из помощников напоминал итальянца, и, по всей видимости, ему отводилась роль переводчика. Прозвучали приветствия на двух языках, и тетушка, опекающая младшего барона ли Равелло, подняла руку и заявила:

— У молодого барона много дел в вашей великой стране. Он предпочитает, чтобы вы обращались к нему на английском, и он таким образом будет учиться вашему языку. Сначала он будет, наверное, немного понимать из вашего разговора, но он настаивает на своем желании. А я буду переводить.

— Мадам, — тихо сказал управляющий, стоявший рядом с Бажарат и наблюдавший за тем, как посыльные выгружают многочисленный багаж, — возникли некоторые неудобства. В нашем конференц-зале собрались репортеры и фотографы нескольких газет. Они, естественно, хотят встретиться с молодым бароном. Я понятия не имею, откуда они узнали о его прибытии, но могу заверить вас, что наш отель не имеет к этому никакого отношения. У нас прекрасная репутация, мы храним тайны наших клиентов.

— О, значит, проболтался кто-то другой! — воскликнула графиня Кабрини и спокойно улыбнулась. — Не беспокойтесь, синьор управляющий, это всегда случается, когда он приезжает в Рим или Лондон. А вот в Париже, однако, такого не происходит, французскую прессу не волнуют его визиты.

— Вы, конечно, можете не встречаться с ними, именно поэтому я приказал нашей службе безопасности удалить их в конференц-зал.

— Нет, все в порядке. Я поговорю с бароном, и мы уделим журналистам несколько минут. В конце концов, он ведь должен заводить здесь друзей. Зачем ссориться с вашей прессой?

— Тогда я пойду и передам им ваши слова, а заодно поясню, что пресс-конференция будет недолгой. Эти переезды обычно утомляют.

— Нет, синьор, этого не следует говорить. Он прибыл вчера и покупал одежду в пяти минутах ходьбы отсюда. Мы не будем давать неверную информацию, которую так легко можно опровергнуть.

— Но ведь номер был заказан на сегодня, мадам.

— Забудем об этом, мы ведь с вами тоже были когда-то в его возрасте, не так ли?

— Могу заверить вас, мадам, что я никогда не выглядел так, как он.

— Мало кто из молодых людей так выглядит, но ни внешний вид, ни титул не могут умерить обычных юношеских желаний. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Нетрудно понять, мадам. Встреча вечером с близким другом.

— Но даже я не знаю ее имени.

— Я понимаю. Мой помощник проводит вас и позаботится обо всем.

— Вы замечательный человек, синьор управляющий.

— Спасибо, графиня.

Управляющий поклонился и стал подниматься по ступенькам, покрытым ковром, а Бажарат подошла к Николо, который разговаривал с помощником управляющего в переводчиком.

— О чем вы тут втроем шепчетесь, Данте? — спросила графиня по-итальянски.

— Ни о чем, — ответил Николо, улыбаясь переводчику. — Мы с моим новым другом обсуждаем прекрасный вид и хорошую погоду, — продолжил он на итальянском. — Я сказал ему, что учеба и дела отца занимают все мое время, поэтому я так и не научился играть в гольф.

— Отлично.

— Он говорит, что найдет мне тренера.

— Тебе предстоит очень много работать, так что вряд ли останется время на гольф, — сказала Бажарат, взяла Николо под руку и повела его вверх по ступенькам. Николо обернулся и благодарно кивнул помощнику управляющего и переводчику. — Нико, не веди себя так фамильярно, — шепнула Амайя, — это не пристало человеку твоего положения. Будь приветливым, но помни, что они ниже тебя по положению.

— Ниже меня? — спросил лжебарон, когда перед ними распахнули двери в холл. — Иногда ты сама себе противоречишь. Хочешь, чтобы я был тем человеком, чью биографию я изучил, и тут же говоришь, что я должен быть самим собой.

— Именно этого я и хочу, — хрипло прошептала Бажарат по-итальянски. — Единственное, чего я не хочу, так это чтобы ты думал. За тебя думаю я, понятно?

— Конечно, Каби. Извини меня.

— Вот такого лучше. У нас будет чудесная ночь сегодня, Нико. Мое тело ждет тебя, такого прекрасного, каким, я знаю, ты будешь! — Портовый мальчишка попытался обнять ее за плечи, но Бажарат резко осадила его:

— Прекрати. Сюда идет помощник управляющего, он проводит нас к журналистам и фотографам.

— Зачем?

— Я же говорила тебе прошлой ночью. Тебе предстоит встреча с прессой.

— А-а, конечно. Я очень плохо понимаю английский, но ты все время будешь рядом, да?

— Да, буду помогать тебе со всеми вопросами.

— Сюда, пожалуйста, — показал помощник управляющего, — конференцзал совсем рядом.

Пресс-конференция длилась ровно двадцать минут. Врожденное негативное отношение журналистов к очень состоятельным и титулованным европейцам моментально рассеялось при виде высокого, обворожительного младшего барона да Равелло. Вопросы сыпались один за другим, были и враждебные — их успешно отводила тетушка барона, которую все посчитали просто переводчицей. Затем корреспондент «Майами геральд», говорящий по-итальянски, обратился к барону на его родном языке.

— Как вы думаете, почему к вам проявлено такое большое внимание? Думаете, вы заслужили его? Что вы на самом деле сделали выдающегося, кроме того, что родились в семье ди Равелло?

— Я действительно думаю, что не заслужил подобного внимания. Я должен доказать право на него своими делами, на что потребуется много времени... Но, с другой стороны, синьор, вы могли бы составить мне компанию во время подводной экспедиции в Средиземном море, когда мы ныряли почти на сотню метров для океанографических исследований? Или вы могли бы присоединиться к поисково-спасательной группе в Приморских Альпах, где мы взбирались на скалы высотой несколько тысяч футов, чтобы вернуть к жизни людей, которых уже считали мертвыми? Моя жизнь, синьор, возможно, является одной из моих привилегий, но и сам я внес в нее какой-то скромный вклад.

Графиня Кабрини моментально перевела ответ барона журналистам. Засверкали вспышки фоторепортеров, их яркий свет осветил лицо скромного барона, а его «переводчица» отошла в сторону, чтобы не попасть в кадр.

— Эй, Данте! — крикнула одна из журналисток. — Почему бы вам не бросить эту роль титулованной особы и не сняться в телевизионном сериале? Вы парень что надо!

— Я не понял вас, синьора, — ответил Николо по-итальянски.

— Согласен со своей коллегой, — раздался сквозь смех голос пожилого репортера из первого ряда. — Вы очень симпатичный молодой человек, но не думаю, что вы приехали сюда заводить романы с нашими молодыми леди.

Выслушав перевод, в котором не было необходимости, молодой барон ответил:

— Мистер журналист, если я правильно понял вас... Мне очень бы хотелось познакомиться с американскими девушками, к которым я отношусь с большим уважением. По телевизору они выглядят такими живыми и привлекательными... ну прямо как итальянки, если вы простите мне это сравнение.

— Вы занимаетесь политикой? — спросил другой корреспондент. — Если занимаетесь, то голоса женщин вам обеспечены.

— Я занимаюсь только бегом по утрам, синьор. Пробегаю по десять-двенадцать миль. Очень полезно для здоровья.

— Какова цель вашего теперешнего визита, баров? — продолжил репортер из первого ряда. — Я связывался с вашей семьей в Равелло, с вашим отцом в частности, и он пояснил, что вы должны вернуться в Италию с рядом рекомендаций, основанных на вашем личном изучении инвестиций семьи ди Равелло здесь, в США, их целесообразности и перспектив. Это так, сэр?

Перевод вопросов звучал долго и тихо, некоторые моменты повторялись несколько раз, и они содержали указания по ответу.

— Отец тщательно проинструктировал меня, синьор, и мы будем каждый день общаться с ним по телефону. Я должен стать в Америке его глазами и ушами, и он мне доверяет.

— Вы собираетесь много ездить по стране?

— Я думаю, что у него будет много предложений, — ответила графиня, не удосужив себя переводом. — Все фирмы хороши настолько, насколько хорош их руководитель. Барон получил экономическое образование, и более глубокое, чем обычно получают молодые люди, потому что на нем лежит очень большая ответственность.

— Оставим в стороне вопросы доходов и убытков, — сказала энергичная женщина-репортер, ее короткие темные волосы обрамляли сердитое, хмурое лицо. — Выдвигались ли какие-нибудь преобладающие социальноэкономические проекты по отношению к объектам инвестиций? Или это просто, как всегда, обычный бизнес, преследующий в первую очередь одну цель — получение прибыли?

— Считаю, что это... как это у вас называется... предвзятый вопрос, — ответила графиня.

— Скажите лучше — трудный вопрос, — поправил ее мужской голое из задних рядов.

— Но я буду рада ответить на него, — продолжила графиня. — Вы, леди, можете позвонить любому журналисту по вашему выбору в Равелло или даже в Рим. И узнаете, каким огромным уважением пользуется эта семья в провинции. И в хорошие и в трудные времена она всегда проявляла большую заботу о медицинском обеспечении, социальной защите и занятости работающих. Она относится к своему благосостоянию как к дару, требующему большой ответственности. Ее глубоко заботят социальные проблемы, и подобное отношение не изменится здесь, в Америке.

— А что, парень сам не может ответить? — спросила настырная журналистка.

— Этот парень, как вы назвали его, слишком скромен, чтобы публично расхваливать достоинства своей семьи. Как вы заметили, он не все понимает из нашего разговора, но его взгляд говорит о том, что он оскорблен, потому что не может понять причину вашей враждебности.

— Простите, пожалуйста, — вновь вспомнил свой итальянский репортер из «Майами геральд». — Я тоже говорил с вашим отцом, бароном ди Равелло, и я хотел бы извиниться за свою коллегу. — Он усмехнулся и бросил презрительный взгляд в сторону журналистки. — Она словно завоза в заднице.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

— Давайте, если можно, снова перейдем на английский, — попросил грузный журналист, сидящий справа в первом ряду. — Я, безусловно, не разделяю столь радикального мнения моей коллеги, но представительница... переводчица молодого барона высказала свою точку зрения по важной проблеме. Как вы знаете, в нашей стране существуют обширные районы безработицы. Будут ли социальные программы семьи ди Равелло распространяться на эти районы?

— Бели для этого будут подходящие условия, сэр, то я уверена, что именно эти районы будут в числе первых. Барон ли Равелло проницательный международный бизнесмен, четко осознающий значение лояльности и благотворительности.

— Черт возьми, у вас будет масса телефонных звонков, — сказал грузный репортер. — Новость не слишком сенсационная, но вполне может стать сенсацией.

— Боюсь, что на этом все, леди и джентльмены. Довольно утомительное утро, да и день предстоит нелегкий. — Улыбаясь и благодарно раскланиваясь с репортерами, Бажарат вывела своего симпатичного подопечного из конференц-зала, удовлетворенная похвальными отзывами в его адрес. Безусловно, телефонных звонков будет много, но это и входило в ее планы.

Новость в Палм-Бич распространилась с пугающей быстротой. К четырем часам дня Бажарат и Николо получили приглашения от двадцати восьми фирм и еще четырнадцать приглашений на завтраки и обеды в честь Данте Паоло, младшего барона ди Равелло.

Бажарат быстро просмотрела свои записи и отобрала одиннадцать самых престижных приглашений, которые следовало принять. Именно в этих домах можно было встретить цвет политиков и промышленников. Потом она позвонила тем, кому была намерена отказать, принесла извинения и сказала, что они могли бы встретиться у таких-то или таких-то, которые первыми пригласили барона к себе. Бажарат считала, что кошки выпускают когти только тогда, когда у них отнимают мышку, так что все эти люди придут в любое место, где они с Николо будут находиться.

Смерть всем властям.

Это было только начало, но план ее будет развиваться стремительно. Пора было проверить, как обстоят дела в Лондоне, Париже и Иерусалиме. Смерть веем виновным в трагедии Ашкелона.

— Ашкелон, — раздался в трубке тихий мужской голос из Лондона.

— Это Бажарат. Как успехи?

— В течение недели наши люди займут позиции на Даунинг-стрит. Отомстим за Ашкелон!

— Вы должны понимать, что мне может понадобиться больше недели.

— Не имеет значения, — ответил Лондон. — У нас будет время, чтобы освоиться. Операция не провалится!

— Да здравствует Ашкелон!

— Ашкелон, — ответил женский голос в Париже.

— Бажарат. Как дела?

— Иногда мне кажется, что все слишком просто. Интересующий нас человек разгуливает в сопровождении таких беспечных телохранителей, которых у нас в долине Бекаа наверняка казнили бы. Французы такие самонадеянные и так беззаботно относятся в опасности, что просто смешно. Мы проверили соседние крыши... они даже не охраняются!

— Будьте осторожны. Помните о Сопротивлении, они были самонадеянными, но действовали очень эффективно.

— Меня тогда не было на свете.

— Меня тоже, но я слышала много рассказов о Сопротивлении. Опасайтесь беспечных французских денди, они могут внезапно ужалить, как кобра.

— Это все дерьмо, как они сами говорят. Если они и знают о нас, то не воспринимают всерьез. Неужели они не понимают, что мы готовы умереть? Отомстим за Ашкелон.

— Да здравствует Ашкелон!

— Ашкелон, — раздался гортанный шепот в Иерусалиме.

— Вы знаете, кто я такая?

— Конечно. Я молился за тебя и твоего мужа под апельсиновыми деревьями. Он будет отомщен, мы отомстим за него, поверь мне.

— Я хотела бы узнать, как у вас идут дела.

— Ох, ты так холодна, Баш, так холодна.

— Мой муж никогда так не считал. Как ваши успехи?

— Черт побери, мы больше похожи на евреев, чем сами эти поганые евреи! Эти черные шляпы, дурацкие белые шарфы. Мы можем взорвать этого ублюдка, когда он выходит из кнессета. Некоторые из нас смогут даже ускользнуть, чтобы снова продолжить борьбу. Мы только ждем новостей и твоего сигнала.

— Это займет какое-то время.

— Сколько понадобится, Баж. По вечерам мы переодеваемся в форму израильской армии и трахаем оголодавших евреек, и каждый из нас молит Аллаха, чтобы в их животах выросли арабы.

— Вам следует заниматься делом, мой друг.

— Мы и занимаемся еврейскими шлюхами!

— Это не должно идти в ущерб вашей главной миссии.

— Никогда. Отомстим за Ашкелон!

— Да здравствует Ашкелон!

Амайя Бажарат вышла из кабины телефона-автомата в вестибюле отеля и положила назад в сумочку различные кредитные карточки, которыми ее снабдили в Бахрейне. Поднявшись на лифте, она прошла по богато убранному коридору к их номеру. Тускло освещенная гостиная была пуста, и Бажарат прошла через нее в темную спальню. Николо, как обычно голый, развалился на большой кровати и спал. Его прекрасное тело притягивало Бажарат, она внимательно смотрела на него, невольно сравнивая с бывшим мужем. Оба мужчины были высокими, стройными, с мускулистым телом. Конечно, один из них был значительно моложе, но сходства между ними было много. Ее тянуло к таким телам, точно так же, как всего два дня назад тянуло к обнаженному телу Хоторна. Внезапно она услышала и почувствовала свое учащенное дыхание, потрогала набухшие соски и ощутила ноющую боль внизу живота, которой никогда не испытывала раньше. Много лет назад доктор в Мадриде сделал ей простую операцию, исключающую возможность иметь детей, — так она сама захотела.

Бажарат подошла к кровати, разделась и была теперь совершенно обнаженной, как и тело, лежащее перед ней на кровати.

— Нико, — тихо позвала она. — Проснись, Нико.

— Что? — пробормотал юноша, хлопая глазами.

— Я пришла к тебе... мой дорогой. — «Возьми меня, — подумала она, — ты один остался у меня!»

— Что за номер телефона в Париже? — спросил Хоторн, стоя рядом с падроне ж обращаясь к Пулу.

— Я проверил, — ответил лейтенант. — Сейчас там около десяти утра, поэтому я подумал, что никого не потревожу... номер в Женеве я оставил для тебя, потому что ты знаешь все эти шпионские штучки.

— Так что с Парижем?

— Какое-то сумасшествие, Тай. Это бюро путешествий на Елисейских полях.

— Ну и что произошло, когда ты позвонил?

— Дураку ясно, что это номер частного телефона. Женщина сказала что-то по-французски, а когда я сказал по-английски, что, надеюсь, не ошибся номером, она уже на английском поинтересовалась, на самом ли деле мне нужно бюро путешествий. Я сказал, что да и что у меня срочное дело... Тогда она спросила, какой мой цвет, я, естественно, ответил, что белый. Она спросила: «И дальше», а я не знал, что ответить, и она повесила трубку.

— Ты просто не знал пароль, Джексон, да и не мог его знать.

— Пожалуй, что так.

— Я поручу это дело Стивенсу, если только не склоню падроне к более тесному сотрудничеству.

— Я ничего не знаю об этом! — закричал инвалид.

— Возможно, что и не знаешь, — согласился Тайрел. — Эти номера не стерты, значит, звонил кто-то другой, кто не знал, как стереть их из памяти компьютера.

— Я ничего не знаю!

— А что насчет Палм-Бич, лейтенант?

— Такое же сумасшествие, коммандер. Это номер телефона шикарного ресторана на Уорт-авеню. Они сказали, что столик я должен заказывать за две недели, если только меня нет в их привилегированном списке.

— Здесь вовсе нет никакого сумасшествия, Джексон, все это части одной мозаики. Привилегированный список означает, что ты должен назвать определенное имя и пароль, которые тебе неизвестны. И это дело я тоже поручу Стивенсу, как и в случае с Парижем. — Тайрел опустил взгляд на старика, с помощью салфетки ему удалось остановить кровотечение на левой щеке. — Тебе предстоит путешествие, дружище, — сказал Хоторн.

— Я не могу покинуть этот дом.

— Придется покинуть...

— Тогда уж лучше прямо сейчас пусти мне пулю в голову.

— Это было бы разумно, но у меня другие планы. Я хочу, чтобы ты встретился с некоторыми моими бывшими коллегами из другой жизни. Ты должен...

— Мою жизнь можно поддерживать только в этом доме! Ты хочешь получить труп?

— Конечно, нет, хотя что касается лично тебя, то это спорный вопрос, — ответил Тайрел. — Поэтому я предлагаю тебе отобрать самые необходимые лекарства и медицинское оборудование для небольшого перелета. Через несколько часов ты будешь в больнице на материке, и готов поспорить, что тебе будет предоставлена отдельная палата.

— Меня нельзя увозить отсюда!

— Не хочешь ли заключить пари по этому поводу? — спросил Хоторн и сунул руку в сумку, услышав треск заработавшей рации.

Голос Нильсен звучал ровно и спокойно, но было понятно, что она с трудом сдерживает тревогу.

— У нас возникла проблема, — сообщила она.

— Что случилось? — крикнул Пул. — Ты в опасности?

— В чем дело? — спросил Тайрел.

— Пилот гидроплана передал по радио английскому патрульному ватеру, что сломался левый руль и он терпит аварию. Авария произошла примерно в ста двадцати километрах от берега. Катер двинулся к нему на помощь, если только бедный парень еще жив.

— Кэти, скажи мне совершенно откровенно: исходя из того, что ты знаешь о самолетах, это могла быть диверсия?

— Я и сама об этом думаю. Такой возможности я не учитывала, а надо бы! Ведь взорвали же наш самолет... Чарли...

— Успокойся, майор, и не отклоняйся от темы.

— Дерьмо!

— Ладно, ладно, успокойся. Каким образом это можно было подстроить?

— Тросы! — Кэти быстро объяснила, что все подвижные детали самолета управлялись с помощью двойных стальных тросов. Представлялось невероятным, чтобы оба троса могли оборваться одновременно.

— Диверсия, — подвел итог Тайрел.

— Были подпилены оба троса, поэтому они и оборвались одновременно, — сказала Нильсен, уже взяв себя в руки. — Я даже не предполагала, что такое возможно. Проклятье!

— Может быть, ты прекратишь самобичевание, майор? Я тоже такого не предполагал. Кто-то на Сен-Мартене сумел перехитрить Второе бюро, и если ему или ей удалось сделать это, то мы все просто дураки.

— Черт побери, пригласи специалистов на этот остров, и пусть они поджарят пятки этому дьяволу. Он один из них!

— Поверь мне, Кэти, кто бы он ни был, с ним уже покончено. Вот так обстоят дела.

— Я этого не вынесу! Что, если этот пилот-англичанин уже мертв?

— Вот так обстоят дела, — повторил Хоторн. — Может, теперь ты поймешь, почему многие люди в Вашингтоне, Лондоне, Париже и Иерусалиме боятся покидать свои кресла и телефоны. Мы имеем дело не с психопаткой, не с террористкой-одиночкой, ас одержимой злодейкой, которая руководит злобными фанатиками, стремящимися убивать в готовыми ради этого жертвовать своими жизнями.

— Что же нам делать?

— Прямо сейчас подгони субмарину к берегу бухты я приходи сюда в дом. Камуфляж мы уберем, так что ты легко нас найдешь.

— Но я должна поддерживать связь с катером.

— Ничего не случится, — резко оборвал ее Тайрел. — Я хочу, чтобы ты пришла сюда.

— А где Пул?

— Как раз сейчас он выкатывает нашего пациента в холл. Высаживайся на берег, майор, здесь все спокойно. Это приказ!

И вдруг это спокойствие рухнуло. Повсюду гремели взрывы, рушились стены, мраморные колонн падала на каменный пол. Позади арки, где располагалась средства связи, оборудование разлеталось на части, провода замыкали и искрились. Тайрел выскочил в холл, упал и стал перекатываться по полу, стараясь избежать падающих обломков. Взгляд его упал на Пула, которому придавило ногу стеллажом. Хоторн вскочил на ноги, подбежал к лейтенанту, вытащил его из-под стеллажа и потащил в направлении арки. Арка рухнула, тяжелые куски мрамора посыпались на пол. Хоторн рванул Пула назад, выждал момент и ринулся вместе с лейтенантом в пролом. Секунду спустя позади них упала мраморная глыба, которая наверняка могла раздавить обоих. Тайрел обернулся на звук упавшей глыбы, но внимание его было обращено только на падроне, который истерически смеялся в своей коляске, а все вокруг него рушилось и падало. Из последних сил Тайрел обхватил правой рукой туловище лейтенанта, закинул его руку себе на плечо и выскочил через массивные стеклянные двери наружу. Они врезались в ствол фальшивой пальмы, и лейтенант застонал:

— Стой! Нога! Я не могу двигаться!

— Черт побери, поднимайся! Следующими взлетят на воздух эти пальмы! — С этими словами Хоторн волоком потащил лейтенанта через настоящие и фальшивые пальмы, пока они не достигли поляны с сухой травой.

— Оставь меня, ради Бога! Я не могу идти, очень больно!

— Скоро ты узнаешь, как тебе на самом деле могло бы быть больно, — крикнул Тайрел, наблюдая за вспышками огня и пожаром в доме. Его опасения подтвердились буквально через тридцать секунд. Все опоясывающее дом кольцо фальшивых деревьев взлетело на воздух, как будто под них было заложено двадцать тонн динамита.

— Не могу поверить в это, — прошептал Пул в оцепенении. Они с Тайрелом лежали рядом на темной, выжженной солнцем поляне. — Он взорвал всю эту чертовщину!

— У него не было выбора, лейтенант, — угрюмо отозвался Тайрел.

Но Пул, однако, не слушал его.

— Кэти! — закричал лейтенант. — Где Кэти?

В пламени огня на краю поляны показалась кричащая что-то фигура в черном. Хоторн вскочил и побежал к ней, крича во весь голос:

— Кэти, мы здесь! Все о'кэй!

Майор Кэтрин Нильсен рванулась в сторону темной поляны и попала в объятия коммандера (в отставке) Тайрела Хоторна.

— Слава Богу, с тобой все в порядке! А где Джексон?

— Я здесь, Кэти! — раздался голос Пула. — Мы с этим сукиным сыном выбрались оттуда. Это он меня вытащил!

— О, дорогой мой! — воскликнула майор очень уж как-то совсем не повоенному, вырвалась из объятий коммандера, подбежала к лейтенанту, опустилась на колени и обняла его.

— Я на самом деле что-то недопонимаю, — тихо сказал себе Хоторн и направился в сторону темных фигур, сидящих на земле.

Глава 12

Тихая музыка в исполнении струнного квартета доносилась с балкона над террасой, выходящей на плавательный бассейн, вода в котором, подсвечиваемая изнутри, искрилась голубым светом. Так выглядел ранним вечером «Золотой берег» в Палм-Бич. Вокруг большой ухоженной лужайки располагались три бара и как минимум шесть буфетных стоек, освещаемых факелами. Прием обслуживали официанты в желтых куртках, они разносили еду в напитки среди курортной элиты, разодетой в шикарные летние наряды. Это была великолепная картина роскошной жизни, которую вели богатые люди. Все внимание присутствующих было приковано к высокому, смущенному, очень симпатичному юноше, одетому в смокинг с алым кушаком. Он не совсем понимал, что происходит с ним, но, во всяком случае, подобное отношение к нему было гораздо лучше любого, с которым он сталкивался в родном Портичи.

Юноша обходил собравшихся на прием в сопровождении своей тетушкиграфини, выступавшей в роли переводчицы, и хозяйки дома — блондинки с белоснежными зубами, слишком крупными для ее ротика. Амайя Бажарат ни на шаг не отходила от хозяйки и «племянника»

— Человек, к которому она ведет нас, очень влиятельный сенатор, ты уже встречал его среди гостей, — прошептала Бажарат Николо, когда хозяйка направилась вместе с ними к невысокому полному мужчине. — Сейчас можешь трещать что угодно по-итальянски, а когда он будет говорить, ты поворачивайся ко мне. Вот и все.

— Хорошо, хорошо, синьора.

Восторженная хозяйка дома представила их друг другу.

— Сенатор Несбит, барон ди Равелло...

— Простите, синьора, — мягко поправил ее Николо, — но я младший барон ди Равелло.

— О да, конечно, я изрядно подзабыла итальянский.

— Если когда-то и знала его, Сильвия. — Сенатор искренне улыбнулся Николо и поклонился графине. — Очень приятно, молодой человек, — продолжил он, пожимая руку Николо. — Вы еще не унаследовали титул своего отца, и я надеюсь, что это случится не скоро.

— Что? — спросил самозваный барон, поворачиваясь к Бажарат, которая перевела ему слова сенатора на итальянский. Николо ответил, в Бажарат снова перевела:

— Он надеется, что это произойдет не раньше, чем через сто лет. Он очень любящий сын.

— Рад слышать такие слова в наши дни, — сказал Несбит, переводя взгляд на графиню. — Не могли бы вы спросить барона... простите, может быть, это не слишком корректно...

— Младшего барона, — с улыбкой прервала его Бажарат. — Это просто означает, что он наследник титула, но это не так важно. Данте Паоло только пояснил, что означает его титул, который гораздо менее важен для него, чем возможность набраться опыта у такого знающего человека, как вы, сенатор... Вы хотели, чтобы я задала ему вопрос?

— Я читал в газете отчет о его вчерашней пресс-конференции... Если честно, то на это обратил мое внимание секретарь, так как я небольшой любитель светской хроники... Так вот, меня заинтересовало его заявление о лояльности и благотворительности. О том, что его семья ценит социальную лояльность так же высоко, как и благотворительность.

— Совершенно верно, сенатор Несбит. И то и другое служит на пользу этой семье.

— Я не из этого штата, мадам... о, простите, графиня...

— Не обращайте внимания, прощу вас.

— Спасибо... Думаю, вы имеете право назвать меня просто провинциальным адвокатом, который взлетел так высоко, как и сам никогда не ожидал...

— Провинция, как вы ее назвали, является стержнем любого государства, сенатор.

— Хорошо сказано, на самом деле очень хорошо! Я сенатор от штата Мичиган, где, честно говоря, много различных проблем, но, по моему мнению, в этом штате также существует много возможностей для инвестиций, особенно в плане сегодняшних цен. Будущее штата связано с ростом образованной, квалифицированной рабочей силы, и мы возлагаем на это большие надежды.

— Пожалуйста, сенатор, позвоните нам завтра. Я предупрежу портье о вашем звонке и расскажу Данте Паоло, какое большое впечатление произвели на меня ваше высокое положение и ваши суждения.

— Вообще-то я на отдыхе, — сказал седовласый мужчина, уже третий раз за четыре минуты взглянув на своз часы, демонстрируя как символ благополучия «Роллекс», инкрустированный бриллиантами. — Но обязательно должен находиться рядом с телефоном, вот-вот позвонят эти сонные гиены из Женевы. Вы меня понимаете?

— Безусловно, синьор, — ответила Бажарат. — На младшего барона я меня большое впечатление произвели ваши предложения. Замечательное поле деятельности для инвестиций!

— Должен сказать вам, графиня, что семья ди Равелло сможет получить ощутимые доходы. На долю моих компаний в Калифорнии, без преувеличения, приходится семь, процентов ассигнований Пентагона, я эта цифра может только увеличиваться. У нас более современная техника и технология по сравнению с остальными компаниями, они могут потерпеть неудачу, а мы нет. У нас в штате двенадцать бывших генералов и восемь адмиралов.

— Пожалуйста, позвоните вам завтра. Я предупрежу о вашем звонке.

— Вы понимаете, мадам, что я не имею права раскрыть вам или вашему молодому титулованному спутнику все детали, но дело касается космоса, я мы работаем в этой области. На нашей стороне все перспективно мыслящие члены конгресса и многие из них приобрели на крупные суммы акции нашего Центра исследования и развития в Техасе, Оклахоме и Миссури... и выплаты будут грандиозными! Я могу связать вас, естественно не афишируя этого, с рядом конгрессменов и сенаторов.

— Пожалуйста, позвоните нам завтра. Я предупрежу о вашем звонке.

— Вечеринки с участием политиков — это просто национальная игра, — усмехнулся рыжеволосый мужчина лет тридцати, поздоровавшись за руку с младшим бароном и поклонившись — ниже, чем того требует этикет, — графине. — Вы сразу поймете это, если походите среди гостей без сопровождения нашей хозяйки.

— Уже поздно, и я думаю, что ей это надоело, — ответила, смеясь, Бажарат. — Она оставила нас недавно, решив, что Данте Паоло уже познакомился со всеми заслуживающими внимания гостями.

— О, тогда она забыла обо мне, — возразил рыжеволосый. — Ей бы следовало знать, что я получил срочное приглашение на этот прием.

— А кто вы?

— Один из самых ярких организаторов политических кампаний в этой стране, но, к сожалению, моя репутация не выходит за рамки штата... ну, скажем, нескольких штатов.

— Тогда вы на самом деле не такая уж важная фигура, — подытожила графиня. — Непонятно, каким образом вы получили приглашение.

— Меня пригласили потому, что мои уникальные таланты убедили «Нью-Йорк Таймс» привлечь меня к регулярному сотрудничеству, чтобы я высказывал им свою точку зрения. Платят мало, но это мой бизнес. Бели мое имя будет достаточно часто появляться в таком солидном издании, то со временем придут и деньги. Так что все очень просто.

— Да, очень приятно было побеседовать с вами, но боюсь, что мы с бароном уже устали и должны попрощаться с вами, синьор.

— Подождите, пожалуйста, графиня. Вы можете не поверить мне, но я на вашей стороне, если вы действительно являетесь теми, за кого себя выдаете.

— Откуда это у вас такие мысли?

— Видите вон того человека? — спросил рыжеволосый журналист, кивнув в сторону стоящего в толпе человека среднего роста с загорелым лицом, который наблюдал за ними. Это был репортер «Майами геральд», говорящий по-итальянски. — Он считает, что вы дурачите всех.

Тело Хоторна ныло от всей этой бешеной кутерьмы, происходившей там, на дымящемся холме. Они с Пулом, сбросив черные костюмы, сидели в одних рубашках на тускло освещенном луной пляже. Они ждали, когда из субмарины, стоявшей на мелководье, появится Кэтрин Нильсен.

— Как нога? — усталым голосом спросил Тайрел.

— Переломов нет, просто несколько чертовски болезненных ушибов, — ответил лейтенант. — А как твое плечо? Кровь до сих пор течет из-под повязки, которую наложила Кэти.

— Кровь уже останавливается. Кэти просто плохо затянула повязку, вот и все.

— Ты критикуешь мое начальство? — улыбнулся Пул.

— Мне бы не хотелось делать этого в твоем присутствии... мой дорогой.

— Тебя на самом деле задевает эта фраза, да?

— Нет, Джексон, она меня нисколько не задевает. Просто я нахожу ее несколько загадочной в свете нашего предыдущего разговора, где ты говорил об отсутствии взаимности.

— Мне кажется, что я тогда говорил о «настоящей страсти», а не просто об обычных человеческих отношениях.

— А сейчас я слышу голос другого Пула?

— Нет, сейчас ты слышишь голос несостоявшегося мужа из Луизианы, чья невеста так и не явилась в церковь.

— Не понял, о чем ты? — спросил Хоторн, поднимая отяжелевшие ресницы и вглядываясь в усмехающегося офицера ВВС.

— Ох, мне в своей жизни приходилось столько извиняться... Это даже превратилось в своего рода шутку вроде «мой дорогой».

— Ты не мог бы объяснить мне, в чем здесь дело?

— Конечно. — Пул улыбнулся и задумался. — Меня обманули, — и я тронулся умом — вот что произошло. Я вместе со своей суженой отыскал лучшую баптистскую церковь в Майами, и в назначенное время наши семьи собрались там. Мы прождали два часа, а потом с криком прибежала ее горничная... Оказалось, что моя невеста сбежала с гитаристом.

— Прости...

— Не извиняйся. Лучше уж тогда, чем когда у нас появились бы дети... Но у меня помутился рассудок.

— Помутился рассудок? — Несмотря на огромное желание поспать, Тайрел не мог оторвать взгляд от лейтенанта.

— Я выскочил из церкви как угорелый, купил несколько бутылок виски, сел в свадебную машину с лентами и разукрашенными стеклами и поехал в самый грязный притон со стриптизом, который только смог отыскать. Чем больше я пил, тем больше склонялся к мысли о самоубийстве...

— Ну и что было дальше?

— Ладно. Кэти, Сал и Чарли поняли, что я не в себе, и отправились разыскивать меня. Не такими уж они оказались ловкими, как считали, просто моя машина была слишком приметной. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Да. И что произошло потом?

— Потом, коммандер, была буйная сцена. Они нашли меня в притоне, где я вел себя слегка по-хулигански, приставая к любимой девочке владельца заведения. Сал и Чарли довольно уверенно чувствовали себя в драке... Конечно, до меня им далеко, но все же... Поэтому они сумели убедить моих противников оставить меня в покое, но возникла проблема с тем, чтобы увести меня оттуда. — Почему?

— Потому что я все еще хотел покончить жизнь самоубийством.

— Ну и ну, — Хоторн опустил голову на грудь — и огорошенный рассказом Пула, и от усталости.

— Поэтому Кэти обхватила мою голову руками и все время громко шептала мне в ухо: «Мой дорогой, мой дорогой, мой дорогой». И ей удалось вытащить меня оттуда. Вот так все и было.

— Так все дело в этом?

— Да, в этом.

Наступило молчание! потом Тайрел тихо произнес:

— А знаешь, ты и на самом деле слегка не в себе.

— Эй, коммандер, а кто отыскал это место?

— Ладно, ты не совсем потерянный псих...

— Послушайте! — крикнула майор Нильсен, выбравшись из субмарины и спрыгнув в воду. — Получен приказ с британского патрульного катера, подтвержденный Вашингтоном в Парижем. К счастью, пилот гидроплана остался жив. Сломана нога, нахлебался воды, но выкарабкается. К рассвету здесь будет гидроплан с базы Патрик, часа через три-четыре. Он нас и заберет.

— Куда? — спросил Хоторн.

— Они мне не сказали. Просто заберет отсюда.

— А как насчет собачек? — поинтересовался Пул. Вдалеке еще раздавался лай сторожевых собак, — Я себя неуютно чувствую в их присутствии.

— С гидропланом прилетит кинолог, который позаботится и о животных, и о стороже. Он будет в составе следственной группы.

— Я повторяю вопрос: куда отвезет нас гидроплан с базы Патрик?

— Не знаю. Возможно, на базу.

— Ни в коем случае! Я высажусь на Горде, даже если мне для этого придется прыгать с парашютом, — запротестовал Тайрел. — Раньше мне приходилось прыгать.

— Но почему?

— Потому что там убили двух моих друзей, и я хочу знать, кто это сделал и почему! Там можно найти след, по которому я собираюсь пойти, и его единственное разумное решение. Эта сучка-психопатка действует где-то на островах.

— Когда сядем в самолет, ты сможешь связаться с кем угодно. Как ты уже доказал, ты на самом деле контактируешь с людьми, принимающими решения.

— Ты права, — согласился Хоторн, понижая голос. — Прости, я не имею права кричать на тебя.

— Да, не имеешь. Ты потерял двух друзей, но и мы потеряли друга. Я считаю, что мы действуем заодно, и несколько часов назад ты прекрасно понял это.

— Майор, наверное, просто пытается втолковать тебе, что если ты собираешься высадиться на Верджин-Горде, то и мы последуем за тобой, — сказал Пул. — Мы четко помним приказ находиться в твоем распоряжении и хотим помочь, — добавил он и, приподнявшись, поморщился от боли.

— В твоем состоянии от тебя будет мало толку, лейтенант.

— Через день все пройдет, нужно только несколько горячих ванн и, может быть, мазь кортизон, — заверил его Джексон. — Я разбираюсь в физическом состоянии, тем более в своем.

— Хорошо, — устало кивнул Тайрел, не в силах больше сопротивляться. — Но если я отменю свой приказ, вы согласитесь, что всем руководить буду я? Будете меня слушаться?

— Конечно, — ответила майор. — Ты командир.

— Когда-то ты не была такой покладистой.

— Она имеет в виду, коммандер...

— Не надо говорить за меня, — оборвала Пула майор, садясь, скрестив ноги, на песок и внимательно глядя на лейтенанта.

— Хорошо, я беру вас в свою команду, но, правда, один Бог знает для чего.

— Если уж зашла речь о команде, — сказала Нильсен, глядя на Тайрела. — Ты не ладишь с капитаном Стивенсом, так ведь?

— Это не имеет значения. Я ему не подчиняюсь.

— Но он же твое начальство...

— Черта с два. Меня наняли англичане, МИ-6.

— Наняли? — воскликнул Пул.

— Совершенно верно. Их устроила моя цена, лейтенант. — Хоторн устало опустил голову.

— Но ведь ты говорил об этой невероятной террористке, об армии фанатиков, стоящих за ней и поддерживающих ее, о том, что они готовят массовые убийства в Лондоне, Париже и Иерусалиме... И ты взялся за это из-за денег?

— Да, именно так оно и было.

— Странный ты парень, коммандер Хоторн. Я совсем не уверена, что понимаю тебя.

— А это и необязательно для этой операции, майор.

— Конечно, нет... сэр.

— Это необязательно, Кэти, потому что ты задеваешь его больные места, — сказал Пул.

— Черт побери, о чем ты говоришь? — спросил Хоторн. Глаза его почти закрылась, он отчаянно боролся со сном.

— Я тоже слышал твой разговор со Стивенсом по телефону. Главное, что я понял, так это то, что ты не можешь простить убийство твоей жены и не вернешься на старую службу, даже если тебе предложат за это пол Вашингтона.

— Ты очень наблюдателен, — тихо произнес Хоторн, уронив голову на грудь. — Если даже не знаешь того, о чем говоришь.

— Случилось еще кое-что, — продолжил Пул. — Когда мы забрали тебя с Сабы, ты сделал вид, что не будешь лезть в наши дела, а сам все-таки влез. Ты сидел как на сковородке, когда мое оборудование начало выдавать данные, ты увидел то, о чем раньше не имел представления, и страшно разозлился. Ты даже на Сала Манчини набросился как удав на кролика.

— К чему ты клонишь, Джексон? — вмешалась в разговор Кэти.

— Он что-то знает, но не говорит нам, — ответил Пул.

— Ублюдки, — прошептал Тайрел, уронив голову и закрыв глаза.

— Как долго ты не спал? — спросила Кэтрин, подвигаясь к Хоторну.

— Я в порядке.

— Как бы не так, — возразила Кэтрин, обнимая Тайрела за плечи. — Ты совсем разбит, коммандер.

— Доминик? — внезапно пробормотал Хоторн. Он начал медленно валиться назад, но Кэтрин поддержала его.

— Обожди, Кэти, — продолжал допытываться Пул. — Доминик, это твоя жена?

— Нет, — сонно промямлил Тайрел. — Ингрид...

— Это ее убили?

— Лжецы! Они сказали... что она была платным агентом Советов.

— А это не так? — спросила Нильсен, держа его на руках, как сонного младенца.

— Не знаю. — Тайрела почти не было слышно. — Она хотела все остановить.

— Что все? — настойчиво допытывался лейтенант.

— Я не знаю... все.

— Поспи, Тай, — посоветовала Кэтрин.

— Нет! — возразил Пул. — Кто такая Доминик? — Но Хоторн уже не услышал его. — У этого человека какие-то проблемы.

— Заткнись и разведи костер, — приказала майор.

Через восемнадцать минут пламя костра уже отбрасывало тени на песчаный пляж. Успокоившийся Пул сел на песок и бросил взгляд на Кэти, которая внимательно рассматривала спящего Тайрела.

— У него на самом деле есть проблемы, так ведь? — сказала майор.

— Больше, чем когда-либо было у нас, включая Пенсаколу и Майами.

— Он хороший парень, Джексон.

— Не надо говорить мне то, что я знаю, Кэти. Я следил за тобой, а ты слышала, что коммандер назвал меня очень наблюдательным. Вы с ним могли бы составить чертовски хорошую пару.

— Не смеши меня.

— Посмотри на него. Он лучше того, из Пенсаколы. Я имею в виду, что он настоящий мужчина, а не хлыщ, который вертится перед зеркалом.

— И не такой уж он был ужасный, — возразила майор, укладывая голову Тайрела себе на колени.

— Слушай, что я говорю, Кэти. Я ведь гениален, ты помнишь это?

— Он еще не готов к этому, Джексон. Да и я тоже.

— Тогда окажи мне любезность.

— Какую?

— Веди себя естественно.

Майор посмотрела на лейтенанта, потом перевела взгляд на безмятежное лицо Хоторна, покоящееся у нее на коленях, нагнулась и поцеловала Тайрела в приоткрытые губы.

— Доминик?..

— Нет, коммандер. Это кто-то другой.

— Добрый вечер, синьор, — сказала Бажарат, подводя упирающегося младшего барона ди Равелло к репортеру «Майами геральд», говорящему по-итальянски. — Рыжеволосый молодой человек предложил нам поговорить с вами. Ваше мнение о вчерашней пресс-конференции было чрезвычайно лестным для нас. Спасибо.

— К сожалению, мы представляли только провинциальные газеты, графиня, — сказал журналист. — Однако вы оба внушаете мне определенные опасения. Кстати, меня зовут Дель Росси.

— Так, значит, вас что-то тревожит?

— Можно и так сказать, но я еще не готов выступить с этим на страницах печати.

— А в чем конкретно дело?

— Что за игру вы ведете, леди?

— Я не понимаю вас...

— Но он понимает. Он понимает каждое слово, которое мы произносим по-английски.

— Почему вы так считаете?

— Потому что я свободно говорю на обоих языках, как вы, вероятно, свободно говорите на многих. Ведь все можно увидеть по глазам, не так ли? Проблеск понимания, негодования или юмора не имеет отношения к тону голоса и выражению лица.

— Или может быть частично вызван переводом предыдущей фразы... Разве это не так, мой милый лингвист?

— Все возможно, графиня, но он все-таки понимает английский и говорит на этом языке. Не правда ли, молодой человек?

— Что? — спросил Николо по-английски, но тут же поправился и повторил свой вопрос по-итальянски.

— Вот вам и подтверждение, леди — улыбнулся Дель Росси уставившейся на него Бажарат. — Но я не обвиняю вас ни в чем, графиня, просто все это чертовски интересно.

— И какой смысл вы вкладываете в свои слова? — холодно поинтересовалась Бажарат.

— Такой прием называется спорным толкованием в результате непонимания. Такие вещи практиковали бывшие Советы, Китай да и Белый дом! Можно говорить что угодно, а потом отказываться от своих слов якобы в результате ошибочного понимания.

— Но для чего это нужно? — не отставала от него Бажарат.

— Этого я еще не выяснил, поэтому и не сообщаю об этом в газету.

— Но разве вы, как и другие журналисты, не говорили лично с бароном ди Равелло?

— Да, говорил, но, если честно, он показался мне не лучшим источником информации. Он все время повторял: все, что он говорит, — правда. Что это за правда, графиня?

— Речь, естественно, идет об инвестициях семьи ди Равелло.

— Возможно, но почему у меня создалось впечатление, что беседовать с бароном так же бесполезно, как и с автоответчиком?

— У вас слишком развито воображение, синьор. Но уже поздно, и нам пора. Спокойном ночи.

— Мне тоже пора, — сказал репортер. — На автомобиле до Майами довольно далеко.

— Нам надо еще найти хозяина и хозяйку. — Бажарат взяла Николо под руку и увела его.

— А я пойду в двадцати шагах позади вас, — крикнул им вслед Дель Росси, удовлетворенный поспешной ретирадой графини.

Бажарат обернулась, лед в ее глазах внезапно исчез, и теперь она уже с теплотой смотрела на репортера.

— Почему, синьор журналист? Это будет очень недемократично с вашей стороны. Может показаться, что вы ее одобряете ни нас, ни наши дела.

— О нет, графиня. Я вообще не выношу каких-либо одобрений, или неодобрений. В нашем бизнесе мы только представляем информацию, но не даем никаких оценок.

— Тогда так и поступайте. А теперь вы должны пойти рядом со мной, и я окажусь между двумя симпатичными итальянцами.

— Какая разительная перемена, леди. — Дель Росси подошел в графине и вежливо предложил ей опереться на его руку.

— У вас какое-то предвзятое мнение обо мне, синьор, — сказала Бажарат, и они все втроем пошли через лужайку. Внезапно графиня упала на траву и стала дергать ногой, как будто каблук ее туфли застрял в какой-то ямке. Она закричала, в Николо с Дель Росси моментально опустились возле нее на колени, пытаясь поднять. — Моя нога! Вытащите ее, пожалуйста, или снимите туфлю!

— Уже сделано, — сказал репортер, аккуратно приподнимая ногу графини за лодыжку.

— О, благодарю вас! — воскликнула Бажарат, ухватившись для опоры за ногу репортера. К ним уже спешили гости.

— Спасибо... всем вам большое спасибо. Со мной все в порядке, на самом деле все хорошо. Мне просто стыдно за свою неловкость! — Со всех сторон раздались возгласы сочувствия, и графиня в сопровождении эскорта продолжила свой путь к хозяевам дома, которые прощались с отъезжающими гостями. — Боже мой! — воскликнула Бажарат, заметив тоненькую струйку крови на правой брючине у журналиста. — Когда я схватилась за вашу ногу, этот проклятый браслет разорвал вам брюки и, хуже того, поранил вас! Простите великодушно!

— Ничего страшного, графиня. Просто царапина.

— Вы должны прислать мне счет за брюки! Их фасон мне нравится, но вот эти золотистые крапинки выглядят ужасно. На вашем месте я бы не стала их больше надевать!

— Теперь им место только в магазине для уцененных товаров. Но не беспокойтесь по поводу счета. С вами все в порядке, леди? Но помните, что я не прекращу копать.

— Копать что, синьор? Грязь?

— Грязь я не трогаю, графиня, я ее оставляю другим, а вот отравленная земля, это совсем другое дело.

— Тогда копайте на здоровье, — сказала Бажарат, бросив взгляд на золотой браслет на запястье правой руки. Кончик золотого шипа был красным от крови, а крохотное отверстие — открыто. — Вы все равно ничего не найдете.

* * *

«Майами геральд»

ГИБЕЛЬ НАШЕГО РЕПОРТЕРА В РЕЗУЛЬТАТЕ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ

"ВЕСТ-ПАЛМ-БИЧ, вторник, 12 августа. Лауреат премии Пулитцера, талантливый репортер нашей газеты Анджело Дель Росси погиб прошлой ночью на шоссе № 95, когда его машина съехала с дороги и врезалась в бетонное здание трансформаторной будки. Предполагается, что Дель Росси уснул за рулем. Понесшие тяжелую утрату коллеги выражают не только сожаление по этому поводу, но и определенные сомнения. «Он бил настоящим газетным волком, — говорит один из них. — Работая над материалом, мог не спать по несколько дней». Прошлым вечером Дель Росси возвращался с приема, устроенного в честь приезда Данте Паоло, младшего барона ди Равелло. Будущий барон был потрясен случившимся и выразил себе сожаление по поводу гибели репортера, сообщив через свою переводчицу, что он сразу сдружился с говорящим по-итальянски репортером, который пообещал научить его играть в гольф. Дель Росси жил в Майами с женой Рут и двумя дочками".

* * *

«Прогрессе Равелло»

БАРОН ОТПРАВЛЯЕТСЯ В КРУИЗ ПО СРЕДИЗЕМНОМУ МОРЮ

«РАВЕЛЛО, 13 августа. Карло Витторио, барон ди Равелло, в связи с ухудшением здоровья намерен совершить длительный круиз по Средиземному морю на борту своей яхты. „Острова нашего великого моря восстановят мое здоровье, и я смогу вернуться к своим делам“, — сказал барон провожающим в порту Неаполя».

Глава 13

Первые оранжевые лучи солнца заплясали на поверхности сине-зеленых волн. Разыскивающие пищу птицы защебетали на верхушках пальм в среди свисающей тропической листвы. Тайрел резко открыл глаза, удивленно посмотрел вокруг и с изумлением обнаружил, что его голова лежит на плече Кэти, а ее спящее лицо находится совсем рядом. Он медленно повернулся, встал на четвереньки, щурясь от яркого света, и сразу окончательно проснулся при виде Пула, который, прихрамывая, подошел в костру и швырнул в него охапку веток и щепок. Темный дым от костра потянулся сквозь прозрачный воздух к безоблачному небу.

— Для чего это? — спросил Хоторн и тут же повторил свой вопрос шепотом, увидев, как лейтенант поднес палец в губам.

— Я подумал, что если пилоту сообщили не правильные координаты, то он заметит огонь. Так что это просто сигнал.

— Но ты ходишь...

— Я же говорил тебе, что у меня просто несколько ушибов. Устроил своей ноге получасовую морскую ванну, так что чувствую себя вполне сносно.

— Когда должен прилететь самолет?

— В шесть часов — примерно, в зависимости от погоды, — ответила Кэтрин Нильсен, не открывая глаз. — Можете не шептаться. — Кэтрин приподнялась, задрала рукав черного костюма и взглянула на часы. — Ну и ну, уже пятнадцать минут седьмого!

— И что? — спросил Пул. — Можно подумать, что ты записалась к косметичке.

— Не так уж ты далек от истины, Джексон. Мне надо пойти в виноградник и привести себя в порядок... Кстати, если уж об этом зашла речь, то не будете ли вы любезны, джентльмены, надеть костюмы? Двое мужчин в одних рубашках и женщина-офицер на этом явно пустынном острове... Мне не хотелось бы, чтобы о такой картине говорили на базе Патрик.

— На базе Патрик? — резко возразил Хоторн. — А кто говорит об этой базе?

— Мы же обсудили это, Тай, в если ты не помнишь, то никто не станет винить тебя в этом. Три часа назад ты был самым усталым человеком, какого мне приходилось видеть. Тебе надо отсыпаться целую неделю.

— Ты права, но не по поводу сна, а по поводу того, что мы обсуждали эту тему, и я все помню. Несмотря на все приказы, я свяжусь со Стивенсом я высажусь на Горде.

— Не правильно, — запротестовал Пул. — Не ты высадишься на Горде, а мы высадимся. У тебя могут быть свои дела, но и у нас с Кэти есть очень важное дело. Чарли, ты не забыл это имя?

— Я все помню, — сказал Тайрел, внимательно глядя на лейтенанта. — Мы высадимся на Горде.

— А вон и самолет! — крикнула Кэти, вскакивая с песка. — Мне надо поспешить!

— Поверь мне, что они не улетят, пока ты не сделаешь завивку, — сказал лейтенант.

— Надевайте костюмы! — крикнула майор, пробегая мимо них в сторону деревьев.

— Ашкелон, — прошептал в трубку голос в Лондоне.

— Да здравствует Ашкелон! — ответила Бажарат. — Возможно, что я не смогу в течение нескольких дней звонить вам в установленное время. Мы вылетаем в Нью-Йорк, и там будет много дел.

— Это неважно. У нас дела идут хорошо. Одного из наших людей приняли на работу в специальный гараж, обслуживающий Даунинг-стрит.

— Чудесно.

— А как у тебя дела, Баж?

— Тоже хорошо. Круг знакомств расширяется, и в нем появляются влиятельные люди. Мы отомстим, мой друг.

— Обязательно.

— Передайте мои новости в Париж и Иерусалим, но скажите, что в случае непредвиденной ситуации пусть строго придерживаются наших сроков и планов.

— Я сегодня утром разговаривал с Иерусалимом, этот нетерпеливый все рвется в бой.

— В чем дело?

— Он познакомился с группой высокопоставленных военных в ресторане в Тель-Авиве. У них была крупная пьянка, и им понравилось, как он поет, так что они пригласили его на несколько вечеринок.

— Передайте ему, чтобы был осторожен. Его документы такая же липа, как и его форма.

— Он лучше всех прикрыт, Бажарат. Он узнал двух из этих военных, это подручные кровавого мясника Шарона.

— Очень интересно, — сказала Бажарат после некоторого молчания, — Шарон — это лакомый кусок.

— И в Иерусалиме так считают.

— Но передайте ему, что это не должно помешать нашему главному делу.

— Он это понимает.

— Какие новости в Париже?

— Ты же знаешь, что она спит с высокопоставленным членом палаты депутатов, близким другом президента. Очень хитрая девушка и очень умная.

— Было бы лучше, если бы она спала с самим президентом.

— Может в такое случиться.

— Ашкелон! — сказала Бажарат, давая понять, что разговор закончен.

— Да здравствует Ашкелон! — ответил голос в Лондоне.

Британский остров Верджин-Горда еще спал, когда гидроплан ВВС США сел на воду в двух милях южнее яхт-клуба. Хоторн не потребовал от экипажа больше никакой помощи, так как в стандартное оборудование гидроплана входило несколько надувных лодок, а он хотел попасть на остров незамеченным. Тайрел снял наушники и повесил их на крючок, и в этот момент его окликнула Кэтрин Нильсен, сидевшая в соседнем кресле. Голос ее звучал достаточно громко, чтобы его было слышно сквозь шум двигателей.

— Минутку, наш выдающийся лидер. Ты ни о чем не забыл?

— О чем? Мы прибыли на Горду, чего ты еще хочешь?

— А как насчет одежды? Наша одежда находится на английском патрульном катере в нескольких сотнях миль отсюда, а мне не хотелось бы, чтобы нас увидели в этих черных костюмах. Кроме того, если ты думаешь, что я намерена появиться на острове в лифчике и трусиках в сопровождении двух небритых горилл в белых шортах, то лучше придумай что-нибудь, коммандер.

— Я думаю, что одежда как-то вообще не заботит тебя, Тай, — усмехнулся Пул. — Возможно, это потому, что тебе нравятся грязные комбинезоны, но мы с Кэти из другого класса общества.

Хоторн снова надел наушники и связался с коммутатором яхт-клуба.

— Соедините, пожалуйста, с Джеффри Куком. — Тайрел долго слушал протяжные гудки. Наконец снова подключился клерк:

— Мне очень жаль, сэр, но никто не отвечает.

— Попробуйте соединить меня с месье Ардисоном, Жаком Ардисоном.

— Хорошо, сэр. — Снова послышались безответные гудки, и снова раздался голос клерка:

— Боюсь, что его тоже нет, сэр.

— Послушайте, это говорит Тайрел Хоторн, у меня возникла одна проблема...

— Капитан Хоторн? Я подумал, что голос похож на ваш, но у вас там так шумно.

— А кто со мной говорит?

— Бекуит, сэр, ночной клерк. Я нормально говорю по-английски?

— Как в Букингемском дворце, — ответил Тайрел, вспомнив, что он знает этого человека. — Послушайте, Бекуит, мне нужно связаться с Роджером, а я оставил номер его домашнего телефона на яхте. Вы не могли бы помочь мне?

— Капитан, он сейчас замещает посыльного, который угодил в участок за драку. Сейчас я соединю вас с Роджером.

— Где ты был всю ночь, Тай-бой? — услышал Тайрел голос бармена Роджера. — Ты как ящерица бегаешь с одного места на другое я никому ничего не говоришь!

— Где Кук и Ардисон? — оборвал его Тайрел.

— Мы все пытались дозвониться тебе на Сен-Мартен, но ты просто исчез.

— Где они?

— На острове их нет, Тай-бой. Около половины одиннадцатого вечера им позвонили из Пуэрто-Рико. Это был какой-то сумасшедший звонок, потому что они сразу связались с властями, а дальше вообще пошло сплошное сумасшествие! Полиция отвезла их в Себастьян-Пойнт, катер береговой охраны доставил на гидроплан, а пилот должен был лететь с ними в Пуэрто-Рико. Вот что они велели передать тебе!

— Это все?

— Нет, дружище, мне кажется, что самое интересное я приберег напоследок. Она велели передать, что отыскали человека по имени Гримшо.

— Отлично! — крикнул Хоторн, я его голос гулко разнесся по кабине гидроплана.

— Что случилось? — откликнулась Нильсен.

— В чем дело, Тай? — отозвался я Пул.

— Один из них у нас в руках! Что еще, Роджер?

— Больше ничего, за исключением, правда, того, что эти двое полоумных белых не оплатили счет, который я уже выписал.

— Тебе заплатят в пятьдесят раз больше, парень!

— Вполне хватят я половины, остальное я могу украсть.

— И последнее, Роджер. Я прилетел с двумя друзьями, но нам нужна одежда...

Роджер встретил их на огороженном пляже в ста ярдах от пристани яхт-клуба и втащил на песок тяжелую резиновую лодку.

— Еще слишком рано для туристов, так что капитаны спят и не заметят вас. Пойдемте со мной, у меня есть пустая вилла, где вы сможете переодеться. Одежда уже там... Эй, подождите минутку, а что я должен делать с этой надувной лодкой? Она ведь стоит пару тысяч долларов.

— Страви воздух и продай, — отозвался Хоторн. — Только сотри всякие опознавательные знаки. Если не знаешь как, я тебя научу. Пошли на виллу.

Одежда пришлась как раз впору, особенно майору Нильсен.

— Эй, Кэти, ты выглядишь потрясающе! — присвистнул Пул, когда Кэтрин появилась из спальни в спадающем свободными складками платье ярких тропических цветов, разукрашенном абстрактными изображениями павлинов и попугаев. Фасон платья выгодно подчеркивал ее фигуру.

Словно девчонка, Кэти закружилась по комнате.

— Лейтенант, почему я никогда не слышала от тебя таких слов... за исключением, может быть, одного раза — в том притоне в Майами?

— Майами не в счет, и ты знаешь это, но, кроме как на этой свадьбе, которую я не очень-то хорошо помню, я никогда не видел тебя в платье, а уж тем более в таком. Что скажешь, Тай?

— Ты прекрасно выглядишь, Кэтрин, — просто ответил Тай.

— Спасибо, Тайрел. Я не привыкла к таким комплиментам, мне даже кажется, что я краснею. Можешь поверить?

— Хотелось бы, — тихо ответил Тайрел, и внезапно в памяти возникло лицо Кэти, спящей рядом... или это была Доминик? Не имеет значения, его волновали оба этих образа, но образ Доминик был связан с мучительной болью потери. Почему она снова покинула его? — Скоро мы услышим новости от Кука я Ардисона из Пуэрто-Рико, — резко сказал Тайрел, повернувшись к окну и отогнав все видения. — Я очень хочу лично побеседовать с этим Гримшо и выяснить у него, как они вышли на Марти и Мики.

— И Чарли, — добавил Пул. — Не забывай о Чарли...

— Да кто же они такие, эти люди, которые могут творить подобные вещи? — крикнул Хоторн, с силой стукнув кулаком по ближайшему предмету мебели.

— Ты же говорил, что они с Ближнего Востока, — подсказала Кэти.

— Это верно, но слишком общо. Ты не знаешь о долине Бекаа, 8 я знаю. Там дюжина группировок, которые борются между собой за власть, и каждая объявляет себя страшным оружием Аллаха. Эти группировки различны, но все они фанатики. Источники их существования обширны, щупальца тянутся очень далеко... Только посмотрите: утечка информации в Вашингтоне и Париже, связи с мафией, крепость на острове, японские спутники, счета в швейцарских банках, связники в Майами я Палм-Бич и кто его знает что еще! Да, конечно, они фанатики, но они также торговцы террором, и это дело поставлено у них в мировом масштабе.

— У них, наверное, чертовски длинный список клиентов, — заметил Пул. — Где они их находят?

— Это двусторонний список, Джексон, они не только продают, но я покупают.

— Что они покупают, Тай?

— За отсутствием лучших слов, скажем так — дестабилизацию. Средства ее осуществления я результаты.

— Я думаю, что следующим напрашивается такой вопрос: зачем они это делают? — нахмурилась Нильсен. — Я могу понять фанатизм, но почему людей не интересует, с кем они имеют дело?

— Потому что у подобных людей свои интересы, не имеющие никакого отношения ни к религиозным, ни к философским взглядам. Все дело во власти. И в деньгах. Там, где возникает дестабилизация, там образуется вакуум власти, а на этом можно заработать миллионы, да какие там к черту миллионы — миллиарды! В ходе паники, которая охватывает правительства, в них можно внедрить своих людей для последующего использования, и таким образом целые страны оказываются под контролем определенных групп. К этому времени террористы, выполнявшие свою задачу, исчезают или получают гарантированное политическое убежище.

— Такое на самом деле происходит?

— Леди, я сам наблюдал это, Греция я Уганда, Гаити и Аргентина, Чили я Панама, большинство бывших соцстран в Восточной Европе, я в этих странах у кормила власти стояли как коммунисты, так я Меллоны и Рокфеллеры.

— Да, в хорошенькое дельце мы вляпались! — воскликнул лейтенант. — Стыдно, но я никогда не задумывался над тем, что такое возможно.

— Не ругай себя. Это моя профессия, Джексон. Моделирование ситуаций — одна из главных задач разведки.

— Что мы теперь будем делать, Тай? — спросила Кэтрин.

— Подождем сведений от Кука и Ардисона. Если все пойдет так, как я думаю, то мы полетим в Пуэрто-Рико под охраной военных.

Неожиданно раздался стук в дверь, и вслед за ним прозвучал голос бармена.

— Это я. Мне надо поговорить с тобой, Тай-бой.

— Дверь не заперта, Роджер!

— А может быть, мне не хочется заходить в дом, — сказал Роджер, появляясь с газетой в руке. Он подошел к Хоторну и протянул ему газету. — Это утренний выпуск «Сан-Хуан стар», его доставили полчаса назад самолетом. Там на третьей странице есть небольшая заметка, поэтому я и принес ее тебе.

* * *

ТЕЛА ДВУХ МЕРТВЫХ МУЖЧИН ОБНАРУЖЕНЫ НА СКАЛАХ В МОРО-КАСТЛ

«САН-ХУАН, суббота. Тела двух мужчин среднего возраста были обнаружены этим утром па прибрежных скалах. Личности погибших были установлены по паспортам — это Джеффри Алан Кук, гражданин Великобритании, и Жак Ардисон, гражданин Франции. Как было установлено, смерть наступила в результате того, что они разбились о скалы и захлебнулись. Власти намерены сделать соответствующие запросы в Великобритании и Франции».

Тайрел Хоторн швырнул газету на пол, подбежал к окну и ударил кулаком в стекло. Рука его обагрилась кровью.

Пентхауз[2] «Манхэттен» на крыше небоскреба на Пятой авеню смотрел окнами на огни Сентрал-парка и освещался мягким светом свечей в цветных стеклянных канделябрах, стоящих на задрапированных камчатным полотном столиках. Среди гостей находились влиятельные лица города: политики, крупные владельцы недвижимости, банкиры, корреспонденты известных газет, несколько легкоузнаваемых теле — и кинозвезд, а также маститые писатели, книги каждого из которых публиковались в Италии. Всех их собрал хозяин — удачно переживший экономический кризис 80-х годов знаменитый предприниматель, чьи сомнительные манипуляции на рынке облигаций остались незамеченными, тогда как основная масса его помощников угодила за решетку. Однако и его падение было не за горами, очень скоро должно было стать известно о его громадных долгах. Внимание гостей было приковано к молодому человеку, чьи рекомендации, обращенные к его очень состоятельному отцу-барону ди Равелло, могли значительно уменьшить трудности, возникшие у хозяина дома.

Прием шел как по маслу, совсем не так, как на освещенной луной лужайке в Палм-Бич, Младший барон и его тетушка-графиня принимали гостей с таким видом, как будто они были любимым сыном и сестрой русского царя времен старого Санкт-Петербурга. К неудовольствию Бажарат, одна из молоденьких актрис, говорящая по-итальянски, втянула «Данте Паоло» в длинный разговор — уже после того, как все представления были закончены и гости занялись коктейлями. Бажарат тревожила отнюдь не ревность, а опасность, таящаяся в этом разговоре. Образованная, говорящая на многих языках женщина могла легко обнаружить изъяны в «благородном» воспитании Николо. Однако все опасения графини улетучились, когда Николо познакомил ее с темноволосой актрисой.

— Дорогая тетушка, моя новая подруга отлично говорит по-итальянски! — воскликнул Николо.

— Я поняла это, — ответила Бажарат тоже на итальянском, но без особого энтузиазма. — Где вы учились, дитя мое, в Риме или, может быть, в Швейцарии?

— О нет, графиня. После окончания средней школы моими единственными учителями были только чудаковатые преподаватели в актерской школе, а потом я стала сниматься в телесериалах.

— Ты видела ее на экране, дорогая тетушка, и я тоже видел! В нашей стране этот сериал называется «Месть в седле», все его смотрят! Она играет там хорошенькую девушку, которая заботится о младших брате и сестре после того, как бандиты убили их родителей.

— Значит, вы так хорошо знаете наш язык, потому что?..

— Мой отец владеет итальянским гастрономическим магазином в Бруклине. В том районе очень многие, кому за сорок, говорят по-итальянски.

— Ее отец получает сыры из Портофино и лучшие вина с юга Италии. Как я хотел бы посетить этот Бруклин!

— Боюсь, что для этого не осталось времени, Данте. Завтра утром я вылетаю на побережье, — сообщила актриса.

— Мое дорогое дитя, — быстро сказала Бажарат. Ее холодность моментально исчезла, и теперь она уже улыбалась актрисе. Голос звучал теплее, по мере того как в голове формировалась идея. — А вам очень нужно возвращаться на... на...

— На побережье, — закончила за нее актриса. — Так мы называем Калифорнию. Я должна вернуться туда через четыре дня, но мне надо иметь в запасе немного времени, чтобы побыть на пляже и отдохнуть от семейных забот, потому что на долю старшей сестры из телесериала их выпадает довольно много.

— Но если вы задержитесь всего на один день, то у вас все равно останется два дня на пляж, не так ли? — Конечно, но для чего?

— Мой племянник очень заинтересовался вами...

— Минутку, леди! — воскликнула актриса на английском, явно смущенная словами графини.

— Нет, не волнуйтесь, — Бажарат тоже перешла на английский, — вы меня не так поняли. Он относится к вам с большим уважением. Вы будете находиться на людях, и я буду вместе с вами... как ваша компаньонка. На всех этих деловых встречах присутствуют главным образом люда старшего возраста, и я думаю, что Данте, вероятно, следует отдохнуть денек в обществе его сверстницы, так хорошо говорящей на ей родном языке. Он должно быть, здорово устал от своей старой тетки.

— Если вы называете себя старой, графиня, — возразила успокоившаяся актриса, снова переходя на итальянский, — то я тогда просто дитя. Вы потрясающе выглядите, как говорят не побережье.

— Значит, вы останетесь?

— Ладно... Почему бы и нет — сказала молодая актриса, бросила взгляд на симпатичного лицо Николо и улыбнулась.

— Тогда мы начнем завтра прямо с утра, — обрадовалась Бажарат, — Можем мы заказать, вам номер в нашем отеле?

— Вы не знаете моего папу, графиня. Когда я нахожусь в Нью-Йорке, то всегда ночую только дома. У моего дяди Руджио собственное такси, и он ждет меня.

— Но мы можем отвезти вас домой в Бруклин, — настаивал обрадованный Николо. — У нас здесь лимузин!

— О, тогда я смогу показать вам папин магазин! Сыры, колбасы, окорока.

— Ну пожалуйста, тетушка!

— А дядя Руджио может поехать за нами, и тогда папа не рассердятся.

— Ваш отец очень оберегает вас, не так ли? — спросила Бажарат.

— Еще как! С тех пор как я поселилась в Лос-Анджелесе, в моей квартире постоянно живет кто-то из незамужних родственниц. Одна уезжает, а через двадцать минут уже появляется другая.

— Добропорядочный итальянский отец, который воспитывает свою семью в строгих традициях.

— Анджело Капелли, отец Эйнджел Кейпел — так переделал мое имя мой театральный агент, потому что считает, что имя Анджелина Капелли хорошо только для ресторанов Нью-Джерси, — самый строгий отец в Бруклине. Но если я скажу ему, что меня привез домой настоящий барон, который хочет познакомиться с мамой и с ним...

— Тетушка Кабрини, — сказал Николо, и в его голосе прозвучали почти властные нотки, — мы уже со всеми увиделись. Можем мы теперь уйти отсюда? Мне кажется, что я чувствую запах сыра и вкус вина!

— Я посмотрю, что можно сделать, дорогой племянник... Но можно мне оказать тебе несколько слов наедине? О, вы не подумайте чего-нибудь, дорогая, просто несколько слов о человеке, с которым Данте должен увидеться, прежде чем мы уйдем отсюда. Дела, как вы понимаете.

— Да, конечно. Здесь присутствует критик из «Таймс», который очень похвалил меня за маленькую роль в одном фильме, после чего меня и пригласили сниматься в теле" сериале. Я отправила ему письмо, но у меня так и не было случая поблагодарить его лично. Встретимся через несколько минут. — Актриса, держа в руках бокал с шампанским, подошла к тучному седобородому мужчине с глазами леопарда и губами орангутанга.

— В чем дело, синьора? Я сделал что-то не так? — спросил Николо.

— Вовсе нет, мой дорогой, тебе приятно общаться со своими сверстниками, и это замечательно. Но не забывай, что ты не говоришь по-английски. Не выдавай взглядом, что понимаешь английский!

— Каби, но мы же говорили только по-итальянски... Ты не сердишься, что она мне нравится, да?

— Ты был бы глупцом, Николо, если бы не обратил на нее внимания. Мораль среднего класса общества не подходит для нас с тобой, но что-то подсказывает мне, что ты не будешь относиться к ней, как к женщинам из Портачи, которые восхищались твоим телом.

— Никогда! Она чиста, как истинно итальянская девушка, соблюдающая семейные традиции, и не относится к тому миру, в который ты ввела меня.

— А тебя не устраивает этот мир, Нико?

— Как он может меня устраивать? Я никогда не знал такой жизни и даже не мечтал, что мне придется так жить.

— Ну хорошо, иди к своей прекрасной подруге. Я скоро присоединюсь к вам. — Бажарат повернулась и грациозно заскользила в направлении хозяина дома, который о чем-то оживленно спорил с двумя банкирами. Внезапно она почувствовала, как кто-то мягко, но решительно взял ее за локоть. Резко повернувшись, Бажарат увидела привлекательное лицо стареющего седовласого мужчины, как будто только что сошедшего с рекламной страницы английского журнала, расхваливающей достоинства «роллс-ройса». — Разве мы с вами знакомы, сэр? — спросила Бажарат.

— Вот как раз сейчас и познакомились, графиня, — ответил мужчина, поднося левую руку Бажарат к своим губам. — Я приехал с опозданием, но успел заметить, что у вас все в порядке.

— Да, конечно, очень приятный вечер.

— О, очарование этого вечера обусловлено людьми, собравшимися здесь, поверьте мне. Мне нравится фраза: «Очарование струится из каждой поры», в сегодняшний вечер яркое подтверждение этому. Власть в сочетании с благосостоянием превращают безногих личинок в бабочек... в бабочек-данаид.

— Вы, наверное, писатель... романист? Я познакомилась здесь с несколькими писателями.

— Ну конечно, нет, я с трудом могу написать письмо без помощи секретаря. Острые наблюдения просто часть моего товара.

— А что вы продаете, синьор?

— Как вам сказать... определенные аристократические традиции для дипломатов... для дипломатических миссий многих стран... главным образом по указанию госдепартамента.

— Очень интересно.

— Конечно, интересно, — с улыбкой согласился незнакомец. — Так как я не алкоголик, не страдаю политическими амбициями и владею прекрасным поместьем, которым люблю хвастаться, госдепартамент считает мое имение прекрасной нейтральной территорией для встреч высокопоставленных особ. В ходе официальных переговоров мет возможности совершать верховые прогулки в хорошем обществе, играть в теннис, плавать в бассейне с водопадами, смаковать вкусную пищу, да и вообще вести себя раскованно... У меня, конечно, имеются и другие развлечения, как для мужчин, так и для женщин.

— Зачем вы мне рассказываете обо всем этом, синьор? — спросила Бажарат, внимательно разглядывая рекламирующего себя аристократа.

— Зачем? Все, чем я владею и что знаю, пришло ко мне много лет назад из Гаваны, моя дорогая, — ответил мужчина, пристально глядя на Бажарат. — Это о чем-нибудь говорит вам, графиня?

— А почему мне это должно о чем-то говорить? — Лицо Амайи было совершенно спокойным, но дыхание, однако, слегка участилось.

— Тогда я буду краток, потому что у нас есть всего несколько минут, пока нашу беседу не прервет какой-нибудь льстец. У вас есть несколько телефонных номеров, но нет паролей для разговора по ним. Теперь вам нужно иметь эти пароли. В вашем отеле я оставил для вас запечатанный конверт, но если вы обнаружите какие-нибудь трещины на печати, немедленно позвоните мне в отель «Плаза», и мы их сменим. Меня зовут ван Ностранд, номер 9-В.

— А если печать не тронута?

— Тогда начиная с завтрашнего дня пользуйтесь тремя телефонными номерами для связи со мной. По одному из них вы сможете застать меня в любое время дня и ночи. Теперь у вас есть друг, который вам так необходим.

— Необходим друг? Вы на самом деле говорите загадками.

— Прекратите, Баж, — прошептал ван Ностранд, снова улыбаясь. — Падроне мертв!

Бажарат почувствовала, что ей не хватает воздуха.

— Что вы говорите? — Он ушел от нас... Ради Бога, не подавайте вида.

— Значит, болезнь победила, и он умер...

— Болезнь здесь ни при чем. Он взорвал себя вместе с домом. У него не было другого выбора.

— Но почему?

— Они нашли его. Такой возможности нельзя было исключать. Среди его последних инструкций было указание опекать вас и оказать всю возможную помощь, если его не станет... как в результате естественной смерти, так и в результате гибели. Так что в определенном смысле я ваш преданный слуга... графиня.

— Но что произошло? Вы так и не сказали мне.

— Не сейчас. Позже.

— Мой истинный отец...

— Его уже нет. Теперь держитесь меня и используйте мои широкие возможности. — Ван Ностранд откинул голову назад и рассмеялся, как будто в ответ на замечание графини.

— Кто вы? — спросила Бажарат.

— Я же сказал — друг, который необходим вам.

— Вы доверенное лицо падроне в Америке?

— Его и других людей, но главным образом его, и я был предан ему... Гавана, я же упомянул Гавану.

— Что он рассказал вам о... обо мне?

— Он обожал вас и восхищался вами. Заботясь о вас, он потребовал, чтобы я оказал вам всю посильную помощь.

— Помощь в чем?

— Используя свои связи, я буду помогать вам перебираться из одного места в другое, знакомить с различными людьми, сохраняя по вашему желанию это в тайне или, наоборот, привлекая к вам внимание. А также выполнять ваши приказы, если только они не будут противоречить моим... нашим.

— Нашим?

— Я являюсь главой «Скорпионов».

— "Скорпионов"! — Бажарат взяла себя в руки и понизила голос до шепота, не слышного в шуме гостей, — Глава Высшего совета говорил о вас. Он сказал, что за мной будут присматривать, проверять. Если я подойду вам, то кто-то свяжется со мной и я стану одной из вас.

— Так далеко я не иду, графиня, но вся необходимая помощь вам будет оказана...

— Просто я никогда не связывала «Скорпионов» с падроне, — сказала Бажарат.

— Абсолютное доверие — это просто иллюзия, не так ли? Падроне создал нас, но, конечно, с моей неоценимой помощью. А что касается вашей проверки, то в ней больше нет необходимости после ваших действий в Палм-Бич. Вы были просто великолепны!

— Вы можете объяснить мне, кто такие «Скорпионы»?

— Только в общих чертах, не касаясь подробностей. Нас двадцать пять человек, и у каждого свой номер. — Ван Ностранд снова рассмеялся, как бы в ответ на слова графини. — У нас различные профессии и должности, тщательно подобранные для извлечения максимальной пользы... Такое решение я принял в интересах наших клиентов. Падроне всегда считал, что если за день не заработан миллион, то это? день прошел напрасно.

— Я никогда не знала моего истинного отца с этой стороны. Всем ли «Скорпионам» можно доверять?

— Их надежность основывается на смертельном страхе. Это все, что я могу сказать вам. Они выполняют приказы, иначе их ждет смерть.

— Вы знаете, для чего я нахожусь здесь, синьор ван Ностранд?

— Падроне не было необходимости объяснять мне это, потому что у меня имеются очень надежные связи в правительственных кругах.

— И что? — спросила Бажарат, внимательно глядя на ван Ностранда.

— Это сумасшествие! — прошептал он. — Но я понимаю, почему падроне находил это заманчивым предприятием.

— А вы?

— И в смерти, как и в жизни, я принадлежу только ему. Я был и остаюсь ничем без падроне. Я ведь говорил об этом, не так ли?

— Да, говорили. Он действительно был властителем Гаваны?

— Это был неудержимый золотоволосый Марс Карибского моря. Такой молодой и могущественный. Если бы вместо того, чтобы изгнать падроне, Фидель воспользовался его гениальностью, то Куба сегодня была бы райским местом, богатым настолько, что это трудно представить.

— А кто обнаружил остров падроне?

— Человек по имени Хоторн, бывший офицер военно-морской разведки.

Краска отхлынула от лица Бажарат.

— Он уже мертвец, — тихо произнесла она.

Поездка в Бруклин была неприятна Бажарат, но этого требовали интересы дела. Анджело Капелли и его жена Роза составляла очень симпатичную пару, и только в результате такого союза смогла появиться на свет актриса Эйнджел Кейпел. Всем понравился скромный младший барон, которого, в свою очередь, восхитил гастрономический магазин Капелли и обилие в нем деликатесов. В доме повсюду были фотографии дочери, главным образом сцены из телесериалов. Шестнадцатилетний брат Эйнджел был пониже ростом, чем Николо, но почти такой же симпатичный, и они быстро подружились с младшим бароном. Гостей, угощала сырами, окороком, колбасами, макаронами орд томатным соусом собственного изготовления, а также настоящим итальянским вином кьянти.

— Вот видишь, дорогая тетушка, я же говорил тебе! — воскликнул Данте Паоло. — Разве не лучше поесть здесь, чем вместе со всей этой публикой в накрахмаленных рубашках?

— Но хозяин дома обиделся, дорогой племянник.

— Почему? Кому еще я должен был поцеловать там задницу? По-моему, таких уже и не осталось!

Сквозь раздавшийся дружный смех Бажарат с усмешкой заметила:

— Так нельзя говорить, Данте... Но, похоже, ты прав.

— Вы никому не целуете задницы! — прогремел Анджело Капелли.

— Папа, пожалуйста, твои выражения...

— А что такого, дочка? Он младший барон ди Равелло, но первый произнес эти слова.

— Он прав, Анджелина... Эйнджел... Я первый начал.

— Какой приятный молодой человек, — сказала Роза. — Такой простой и незаносчивый.

— А почему я должен быть заносчивым, синьора Капелли? — поинтересовался радостный Николо. — Что из того, что я родился титулованным? Просто родился... вернее, моя мама сделала так, что я родился!

Снова раздался дружный взрыв смеха, полностью подтвердивший царившую за столом атмосферу демократичности. В этот момент послышался стук в дверь, и Бажарат заговорила по-английски:

— Простите меня, дорогой Капелли, но моему племяннику очень бы хотелось сохранить память об этом вечере, поэтому он попросил меня пригласить фотографа, чтобы тот сделал несколько снимков. Если вас это обижает, то я отошлю фотографа обратно.

— Обижает? — воскликнул глава семьи. — Да мы и не ожидали такой чести. Сынок, быстро впусти фотографа!

Заказав у стойки портье лимузин на следующее утро, Бажарат прошла через холл отеля к телефонной будке. Достав из сумочки листок с номером телефона, она позвонила в отель «Плаза» и попросила соединить ее с номером 9-В.

— Да? — ответил ей мужской голос.

— Ван Ностранд, это я.

— Вы ведь звоните не на номера, не так ли?

— Не стоило задавать мне такой вопрос, но, конечно, нет. Я звоню из холла.

— Дайте мне номер телефона-автомата, я сейчас спущусь вниз.

Бажарат так и сделала, и через семь минут раздался звонок.

— В этом была необходимость? — спросила она, сняв трубку.

— Не стоит задавать мне такой вопрос, — насмешливо заметил ван Ностранд, — но, конечно, да. Я являюсь доверенным лицом госдепартамента, и очень многие люди проявляют повышенный интерес к моим телефонным разговорам. Оператора на коммутаторе в отеле можно подкупить. Расходы минимальные, но они зачастую приносят большую пользу.

— Шпионаж?

— В настоящее время изредка и наши, а именно Вашингтон. Это называется «поверхностная проверка». Но хватит о моих мерах предосторожности. Печать на конверте цела?

— Да. Я внимательно осмотрела ее в увеличительное стекло при сильном освещении.

— Очень хорошо. Думаю, не следует напоминать вам, что звонить лучше из телефонов-автоматов. Это не строго обязательно, но желательно. А вообще-то мы не любим шаблоны.

— Могли бы и не напоминать, — огрызнулась Бажарат. — Если у вас такие обширные связи в правительственных кругах, как вы говорите, то не могли бы вы сказать мне, где в данный момент находится бывший офицер военно-морской разведки по имени Хоторн?

— Я предпочел бы, чтобы вы оставили его мне. Насколько я осведомлен о вашей миссии, охота за ним будет только тормозить выполнение вашего плана... а также задержит ваших помощников.

— Он слишком умен для вас, старичок.

— Вы говорите так, как будто знаете его.

— Мне известна его репутация. Он был лучшим в Амстердаме... он и его жена.

— Как интересно. Насколько я знаю, эту информацию нельзя вычитать в книжках.

— У меня тоже есть собственные источники информации, синьор ван Ностранд.

— Даже падроне не знал об этом. У меня не было случая сообщить ему. Чрезвычайно интересно... А что касается моей старости, дорогая Баж, то разрешите напомнить вам, что здесь в моем распоряжении в тысячу раз больше специалистов по темным делам, чем в вашем.

— Вы не понимаете...

— Нет, я все понимаю! — резво оборвал ее собеседник, внезапно разозлившись. — Для вас он «истинный отец», а для меня вся жизнь.

— Простите?

— Вы все прекрасно поняли! — холодно заметил ван Ностранд. — В течение тридцати лет мы делили с ним все... все! Гавана, Рио, БуэносАйрес... Мы жили одной жизнью, но он, конечно, был старшим. И только десять лет назад, когда врачи объявили ему диагноз, он отослал меня от себя, чтобы я служил ему в другом качестве.

— Я не знала...

— Ну а чтобы вам окончательно все стало ясно, разрешите мне задать вам вопрос, молодая леди. За те два года, которые вы провели на его острове, вы видели там какую-нибудь женщину, кроме этой черной амазонки Гектры?

— О, Боже мой!

— Мои слова потрясли вас?

— Только не в моральном... не в сексуальном плане, это для меня несущественно. Просто я никогда не предполагала этого.

— Никто никогда не предполагал. Он называл нас «Марс и Нептун», потому что один из нас был владыкой всего Карибского моря, а другой, находясь как бы под водой, направлял его действия, учил его изысканности и утонченности, которые дает образование... Теперь вам все ясно, Баж! Этого Хоторна должен убить я, и никто другой!

Лимузин разъезжал по Манхэттену, с востока на запад и с севера на юг, от здания ООН до телевизионных студий на Гудзоне, от Бэттери-Парк до Музея естествознания. Каждая новая достопримечательность приводила в восхищение «Данте Паоло», к большой радости Эйнджел Кейпел, чье присутствие моментально открывало им все двери и позволяло участвовать в любых экскурсиях. Каким-то образом всюду, куда они приезжали, оказывались фотографы. Для Эйнджел в этом не было ничего удивительного, она привыкла к повышенному вниманию со стороны прессы к своей персоне, поэтому постоянно повторяла Николо: «Им ведь тоже надо зарабатывать на жизнь». Однако ни юная телезвезда, ни ее спутник не заметили, что никто из фотографов не снимает Бажарат. Таковым было ее предварительное условие в обмен на информацию о маршруте их поездки, предоставленную фотографам.

Во «Временах года» на Пятьдесят второй улице восторженные владельцы дали завтрак в честь молодой пары, изготовив по этому случаю шоколадный торт, на котором белыми буквами были написаны приветственные слова в адрес симпатичного младшего барона и его прекрасной спутницы, являвшейся национальным достоянием Америки.

Когда молодые приступили ко второй порции торта, вмешалась графиня:

— Пожалуй, нам следует вернуться в машину, — сказала она. — Надо посетить еще четыре места, которые я обещала показать Данте.

— Тогда я попрошу официанта положить в коробку остатки торта для нашего шофера.

— Ты очень заботлива, Анджелина.

Когда они выходили из ресторана, Бажарат замедляла шаги на лестнице. Внизу стояли три фотографа, которые занялись своей работой, снимая молодых людей, радостно улыбающихся друг другу.

Отлично.

* * *

«Нью-Йорк таймс»

(Раздел бизнеса)

"БРУКЛИН, 28 августа. Данте Паоло, младший барон ди Равелло, представляющий своего отца — очень состоятельного барона ди Равелло, тесно подружился с одной из знаменитых американских молодых телезвезд Эйнджел Кейпел, снявшейся в телесериале «Месть в седле». Мы публикуем фотографии, па которых изображены мисс Кейпел, урожденная Анджелина Капелли, которая свободно говорит по-итальянски, и младший барон в кругу семьи Капелли в Бруклине. Сообщается, что многие компании в трех штатах дали объявления о найме на работу служащих, говорящих по-итальянски".

* * *

«Нью-Йорк дейли ньюс»

ИТАЛЬЯНСКИЙ БАРОН И ПРЕКРАСНАЯ

АМЕРИКАНКА

"Смотрите фотографии на других страницах. Может быть, это любовь с первого взгляда?"

* * *

«Инкуайрер»

АНГЕЛ АМЕРИКИ БЕРЕМЕННА? «Кто знает. Но они ближе, чем просто друзья!»

— Это омерзительно! — закричал Николо. Держа в руках газету, он метался по номеру в отеле. — Я просто потрясен! Что я ей скажу?

— В данный момент ты ничего не сможешь сказать ей, Нико, потому что она летит в самолете в Калифорнию. Она ведь оставила тебе СВОЁ номер телефона, значит, позвонишь ей позже.

— Она решит, что я чудовище!

— Не думаю. Мне кажется, что у нее вполне достаточно опыта, чтобы не обращать внимания на подобные статьи.

— Но откуда взялись все эти фотографы? Как они узнали, где им надо быть?

— Она же сама тебе сказала, что фотографам тоже надо зарабатывать на жизнь. Она это понимает, но, возможно, просто из скромности не объяснила, насколько она популярна... Конечно, мне надо было это предвидеть.

Бажарат вышла из лифта и зашла в телефонную будку в холле отеля. Набрав по памяти номер, она соединилась с ван Нострандом.

— Молодой человек и его подружка красуются во всех газетах, — сказал он. — Боже мой, ну и реклама... почти как у Грейс и Ренье! Конечно, американская публика проглотит это, потому что подобные сенсации вполне соответствуют ее фантазиям.

— Значит, я добилась своей цели. В Вашингтоне такая же реакция?

— Такая же? О них везде говорят, от «Пост» и «Тайме» до любого супермаркета! И должен вам сказать, что, как только в разделе светской хроники промелькнуло несколько заметок о том, что я нахожусь в Нью-Йорке, я тут же получил массу звонков от финансовых воротил, которые спрашивали меня, знаком ли я с молодым бароном... Но главным образом их интересовало, знаком ли я с его отцом.

— И что вы отвечали?

— Воздержался от комментариев, что само по себе является достаточно красноречивым комментарием, так как в этом городе не распространяются о тесной дружбе, если для этого нет определенных причин. Так что если говорить о популярности барона, она еще не слишком высока, но непременно вырастет. Хотя, честно говоря, это и не имеет особого значения.

— Значит, нам пора перебираться в Вашингтон... без всякой шумихи.

— Как вам угодно.

— Вы можете приютить нас?

— Что вы имеете в виду? Конечно, я могу прислать за вами самолет.

— Я имею в виду ваше громадное поместье, владением которым вы обязаны Гаване.

— Об этом не может быть и речи, — жестко отрезал ван Ностранд.

— Почему?

— У меня свои планы. Я ожидаю, что в течение сорока восьми часов меня посетит бывший коммандер Тайрел Хоторн. А еще через двенадцать часов вы со своим мальчиком можете приехать туда, но меня там уже не будет.

Глава 14

Тайрел Хоторн, одетый в легкую куртку-сафари со множеством карманов и брюки цвета хаки, купленные в аэропорту, посмотрел на свою забинтованную руку. Днем раньше эту повязку наложила ему майор Кэтрин Нильсен на острове Верджин-Горда. Сейчас они сидели за освещенным свечами столиком в открытом дворике отеля «Сан-Хуан» в Пуэрто-Рико и ждали возвращения лейтенанта Джексона Пула с совещания в местном отделе военно-морской разведки США, на котором Хоторн отказался присутствовать.

— Если меня не будет там, то и не придется выслушивать все их глупости, — объяснил он. — Пусть туда прогуляется Джексон, а я всегда могу сказать, что мне ничего не известно об их говорильне. — На столике перед ним появился уже третий бокал шабли, а майор ВВС потягивала холодный чай.

— Почему мне кажется, что раньше ты употреблял более крепкие напитки? — спросила Кэти, кивнув на бокал с вином.

— Потому что раньше так оно и было, пока я не обнаружил, что пользы мне от них никакой, один вред. Достаточно тебе такого объяснения?

— Я вовсе не хотела...

— Да где же он, черт побери? Это проклятое совещание не должно продолжаться более десяти минут, если он сказал им то, о чем я его просил!

— Но они нужны тебе, Тай. Ты же понимаешь, что не можешь действовать в одиночку.

— От главного механика я узнал имя пилота, и это все, что мне нужно на данный момент. Альфред Саймон, подонок!

— Обожди, ты же сам сказал, что его наняли и использовали «втемную», хотя я толком не знаю, что это значит.

— Все очень просто. Кто-то нанял его для выполнения определенной работы, но на самом деле он даже и не знает кто.

— Тогда какая польза в том, что тебе известно его имя?

— Если у меня еще не полностью исчезло профессиональное чутье, то, по-моему, есть шанс здесь что-то раскопать.

— Ты сам хочешь это сделать?

— Я не идиот, Кэти, и слава погибших героев меня никогда не привлекала. Поэтому я и подключил к этому делу все силы, которые смог. Так что теперь я сам в состоянии продвигаться вперед гораздо быстрее, независимо от того, есть ли у меня на это санкция.

— Что ты имеешь в виду?

— Никто не будет приказывать мне, что я должен делать, а что нет.

— Ты говоришь только о себе, как будто нас с Джексоном не существует.

— О нет, майор, ты будешь в этом деле, пока не запахнет жареным, да и твой полоумный гений останется со мной, хотя и надоедает иногда. Мне надо опираться на людей, которым я могу доверять.

— Спасибо тебе за это и, пока я еще нахожусь в твоей команде, разреши поблагодарить тебя за одежду. У них здесь отличные магазины.

— Вот в этом Генри Стивенс хорош. Он моментально снабжает деньгами, как будто у него имеются шифры к сейфам с золотым запасом США в ФортНоксе, хотя, может быть, так оно и есть...

— Я храню все чеки...

— Сожги их. По ним можно проследить наши передвижения, что крайне нежелательно. Разве вы не знаете, майор Нильсен, что резервные фонды надо использовать полностью, иначе это просто неэтично?

— Постараюсь запомнить это, коммандер.

— Как говорит Пул, ты выглядишь потрясающе.

— Вашей заслуги в этом нет, сэр. Этот наряд выбирал Джексон.

— Ты знаешь, этот парень может надоесть до безобразия. Мы посадим его в одну камеру с моим младшим братом, и пусть эти одаренные дети забивают друг другу мозги своей потрясающей интеллектуальностью.

— О чем разговор? — воскликнул стремительно появившийся Пул. Отодвинув стул, он присел за столик. — Послушай, командир, в следующий раз на совещание с этими тупицами ты пойдешь сам! Прости меня, Кэти, но эти ослы не могут говорить простыми повествовательными предложениями.

— Медики называют это «спутанное сознание», лейтенант, — пояснил Хоторн, улыбаясь. — Так как на самом деле они говорят не то, что ты слышишь, ты делаешь для себя собственные выводы, которые они позже могут опровергнуть. Таким образом, во всех промахах будешь виноват ты, а не они... Ты передал им мое послание?

— О, с этим проблем не было. Ты можешь разыскивать этого пилота, или кто он там такой, но возникло новое обстоятельство, которое, возможно, заставит тебя на время позабыть о нем.

— Что еще за обстоятельство?

— Какая-то крупная шишка из Вашингтона располагает информацией для тебя, и готов побиться об заклад, что она имеет отношение к нынешней ситуации.

— Так воспользуемся ею!

— К этому обстоятельству добавляется еще и другое, Тай. Тот человек, из Вашингтона, действуя через голову твоего старого сослуживца Стивенса, вышел прямо на министра обороны, который и выяснил, где ты находишься. Так что Стивенс не имеет к этому отношения.

— Что?

— Этому человеку надо просто поговорить с тобой.

— Зачем? Кто он такой?

Пул сунул руку в карман недавно купленного очень дорогого блейзера цвета морской волны и вытащил оттуда явно официальный по виду конверт, оклеенный широкой красной лентой.

— Расскажешь нам, если сочтешь нужным. Это предназначено тебе, но должен заметить, что начальник разведки на базе — этот тип с большими кошачьими глазами, который завел меня к себе в кабинет и сказал, что ему приказано держать язык за зубами, — здорово перепугался. Он ждал только тебя, а когда я передал ему, что ты прийти не сможешь, он сказал, что не отдаст мне пакет. А я ему и заявил тогда: «Отлично, значит, он его никогда не получит». И он предложил отправить меня обратно под охраной, которая проследит за тем, что я передам конверт тебе лично, и сам факт передачи, возможно, будет даже заснят на видеопленку.

— Черт бы их побрал с их детскими играми, — буркнул Хоторн.

— Слева от нас кто-то торчит за цветочным ящиком, видно кокарду на фуражке, — сообщила Кэти. Тай и Джексон обернулись. Голова в фуражке нырнула за куст, а затем кто-то в белой рубашке с погонами двинулся направо к выходу. — Он убедился, что конверт у тебя, коммандер.

— Посмотрим, что там. — Тайрел вскрыл конверт, вытащил оттуда лист бумаги, поднес поближе к глазам и прочитал. — Что же мне теперь осталось? — едва слышно произнес он, бросил листок на стол и невидящим взглядом уставился в пространство.

— Позволь мне? — спросила Кэтрин, медленно поднимая листок, но не стала переворачивать и читать его, пока не поняла, что возражений со стороны Хоторна не последует.

"Произошла ужасная вещь, и теперь настало время все прояснить. Конечно, я имею в виду Амстердам. Вы не знаете того, что ваша жена была связана с долиной Бекаа, Она была принесена в жертву ради задуманного плана, который, возможно, осуществляется в настоящее время. То, что я намерен сообщить вам, должно остаться строго между нами. Вам предстоит узнать гораздо больше, чем вы предполагаете, но, несмотря па надвигающуюся опасность, только вы сможете решить, как воспользоваться полученной информацией. Только вам дано право решать.

Наверное, вы получите это письмо, когда я буду отсутствовать, но я вернусь завтра, к трем часам дня. Пожалуйста, позвоните мне по номеру телефона, указанному здесь, и будут предприняты все меры для доставки вас в мой загородный дом.

С уважением

И. В. Н.".

Номер телефона был написан в левом нижнем углу, других пометок не было, однако под инициалами имелась приписка:

«Не люблю театральных жестов, но, пожалуйста, уничтожьте это письмо после того, как запомните номер телефона».

— Что же он может знать? — сказал Хоторн, приходя в себя. Голос его звучал уже более уверенно, но этот вопрос он адресовал скорее себе, чем своим товарищам. — Кто он такой?

— Вряд ли этот начальник с базы знает, иначе бы обязательно сказал, — подал голос Пул.

— Почему ты так уверен в этом? — поинтересовалась Кэти.

— Я сказал ему, что моему командиру нет дела до посланий каких-то частных лиц, неизвестных руководству военно-морской разведки в Вашингтоне. И тогда он мне все выложил: и о министре обороны, и вообще о секретности этого задания.

— А ты молодец, Джексон, — искренне похвалил его Тайрел.

— Я просто военный человек, и мне не нравится, когда какой-то гражданский олух действует в обход строго установленного порядка передачи приказов. Мы уже сталкивались с подобным в Перл-Харборе.

— Но в данном случае имеется веская причина, лейтенант. Моя жена была убита в Амстердаме.

— Я знаю это, но почему этот пижон молчал все пять лет, если у него было что сообщить тебе? Почему он решил сделать это сейчас?

— Он пояснил, что уверен в наличии связи межу Амстердамом и нынешней ситуацией. Моя жена была принесена в жертву.

— Я действительно очень сожалею об этом, но мы знаем, что могут натворить эти негодяи и что уже они натворили, знаем об их контактах в Вашингтоне, Париже и Лондоне... А ведь ты говорил Кэти, что это только верхушка айсберга, так ведь?

— Да, это верно.

— А разве не ты говорил, что весь мир может быть ввергнут в хаос?

— Мне кажется, что я довольно ясно объяснил это.

— Тогда кто ты такой, чтобы становиться между этим готовящимся покушением на президента Соединенных Штатов и службами безопасности всех стран, как это предлагает какой-то неизвестный человек в своем послании?

— Я не знаю...

— Тогда подумай! Этот человек рекомендует тебе действовать по собственному выбору на основании полученной информации. Учитывая, что на карту поставлено слишком многое, какой же тогда в этом смысл? С одной стороны — какой-то бывший офицер военно-морской разведки, который даже не пользуется большим уважением, ас другой — жизнь наиболее могущественного в мире лидера? Подумай хорошенько, Тай!

— Не могу, — пробормотал Хоторн. Пальцы его задрожали, глаза затуманились. — Просто не могу... Она была моей женой.

— Прекрати, коммандер, тебе непристало плакать.

— Замолчи, Джексон!

— Черта с два я замолчу, Кэти. Вся эта история очень дурно пахнет!

— Я должен узнать... — Голос Тайрела сломался, но внезапно слабость исчезла так же быстро, как и пришла, и он снова взял себя в руки. — Завтра мы все выясним, не так ли? — сказал он, выпрямившись и сев ровно, как Пул. — А до этого я займусь пилотом. Он в Сан-Хуане.

— Я понимаю, что тебе тяжело, — сказала Кэтрин, положив ладонь на руку Хоторна, — но ты сильный парень.

— Ты ошибаешься, — ответил Тайрел, внимательно глядя на Кэтрин усталыми глазами. — Пока я не поговорю с человеком, приславшим мне это послание, я буду вести себя как последний трус.

— Тогда давай займемся пилотом, — решительно вмешался в их разговор лейтенант.

— Джексон, пожалуйста...

— Я знаю, что делаю, Кэти. В этом томительном ожидании нет ничего хорошего. Поехали в Сан-Хуан, коммандер.

— Нет, я поеду одни, а ты останешься здесь с Кэти.

— Осмелюсь не подчиниться, сэр. — Пул встал со стула и вытянулся перед Хоторном по стойке «смирно».

— Что ты сказал? — Тайрел прищурил глаза и со злостью посмотрел на молодого офицера. — Я сказал, что поеду один. Ты что, не слышал?

— Понял вас, сэр, — отчеканил на военный манер Пул. — Однако мне известно об исключительном праве младшего офицера оказать помощь своему командиру, если, по его мнению, командир нуждается в помощи, а действия по ее оказанию не входят в противоречия с текущими должностными обязанностями младшего офицера. Это зафиксировано в уставе ВВС, статья седьмая, раздел...

— Ох, заткнись!

— Не спорь с ним, — тихо произнесла Кэти, сжав руку Хоторна. — Чтобы не согласиться с тобой, он процитирует тебе весь устав от первой страницы до последней. Я сбилась со счета, сколько раз он проделывал со мной такие штуки.

— Ладно, лейтенант, — пробормотал Тайрел, поднимаясь из-за стола, — поехали.

— Разрешите, сэр, предложить вам сначала зайти в туалет?

— Мне не надо, я подожду тебя снаружи.

— Но я еще раз хочу предложить вам, сэр, присоединиться ко мне.

— Зачем?

— Мой ответ объяснит тебе, почему совещание с твоими друзьями из военно-морской разведки затянулось так долго. Я служил во Флориде, поэтому знаком с Сан-Хуаном, и мне потребовалось немного времени, чтобы найти интересующий меня магазин, особенно тот, где мне пошли навстречу.

— О чем ты, черт побери, говоришь?

— После того как мы остались без тех пушек, которые были у нас на Горде, я взял на себя смелость купить некоторое оружие, руководствуясь тем, что ты захочешь отыскать пилота, а еще тем, что я знаю кое-что о Сан-Хуане. Автоматический «вальтер», восемь патронов, три обоймы, очень хорошо умещается в кармане.

— В оружии он тоже разбирается? — спокойно спросил Хоторн, глядя на Кэтрин.

— Не думаю, что он когда-нибудь стрелял в приступе ярости, — ответила майор, — но в оружии разбирается прекрасно.

— А как у тебя с нейрохирургией?

— Дошел до лоботомии, но больно уж кровавое занятие... Послушай, я не думаю, что слишком удобно вручить тебе пистолет и три обоймы прямо здесь. Честно говоря, я слишком высок и симпатичен, поэтому люди все время обращают на меня внимание. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Ты прямо сама скромность, лейтенант.

— Да ты и сам ничего, несмотря на то что несколько стар.

— Оставайся в номере, Кэти, — приказал Тайрел.

— Я настаиваю, чтобы вы связывались со мной каждый час.

— Если сможем, майор.

— Ашкелон! — услышала Бажарат крик в трубке, стоя в телефонной будке вестибюля отеля «Хэй-Адамс» в Вашингтоне.

— Это я, Иерусалим. Что случилось?

— Моссад схватил нашего командира!

— Как это произошло?

— Он был на вечеринке в деревне Иршум возле Тель-Авива. К сожалению, не все из гостей успели напиться. Они схватили его, когда он насиловал в поле еврейку.

— Идиот!

— На него надели наручники и засадили в местный полицейский участок в ожидании приезда начальства из Тель-Авива.

— Вы можете добраться до него?

— Есть один еврей, которого можно подкупить, мы в этом уверены.

— Так и сделайте, и убейте его. Мы не можем позволить, чтобы командира подвергли допросу с помощью наркотиков.

— Считай, что это уже сделано. Да здравствует Ашкелон!

— Да здравствует, — сказала Бажарат и повесила трубку.

Нильс ван Ностранд вошел в свой кабинет в громадном загородном доме в Фэрфаксе, штат Вирджиния. В большой комнате не было видно привычных вещей, потому что все они были упакованы в ящики, маркированные грузовыми этикетками для отправки в Лиссабон, откуда их с соблюдением строжайшей секретности должны были переправить в особняк на берегу Женевского озера в Швейцарии. Сам дом, земля, конюшни, лошади, различные животные, как домашние, так и дикие, втайне уже были проданы шейху из Саудовской Аравии, который через тридцать дней должен был на законном основании вступить во владение поместьем. Этого времени ван Ностранду было более чем достаточно. Он подошел к столу, снял трубку красного секретного телефона и набрал номер.

— "Скорпион-3", — раздался голос на другом конце провода.

— Это «Скорпион-1», я буду краток. Пришло мое время, и я ухожу от дел.

— Боже мой, какой удар! Вы всегда были для всех нас образцом непоколебимости.

— Такие вещи случаются, и я знаю, когда следует уходить. Сегодня вечером, перед тем как исчезнуть, я перепрограммирую свой телефон на вас и сообщу об этом «Покровителям». В один прекрасный день они вызовут вас, потому что теперь вы подчиняетесь им. Кстати, если позвонит женщина и представится как Баж, предоставьте ей всю необходимую помощь. Это приказ падроне.

— Понял. Мы еще услышим о вас?

— Честно говоря, я сомневаюсь в этом. Мне надо выполнить последнее задание, и я совершенно отхожу от дел. «Скорпион-2» — подходящая фигура, он очень опытен, но не обладает вашей умудренностью и не имеет такого прочного тыла. Ему это не по силам.

— Вы, наверное, имеете в виду, что у него нет моей юридической фирмы в Вашингтоне.

— К сожалению. С завтрашнего утра вы будете «Скорпионом-1».

— Это большая честь, и я пронесу ее до самой могилы.

— С которой, надеюсь, не очень скоро встретитесь.

Бажарат выбралась из такси и кивнула Николо, чтобы тот поторопился. Молодой человек вылез вслед за ней, а Бажарат в это время через окошко расплачивалась с водителем.

— Спасибо, леди, вы очень добры, — поблагодарил ее таксист. — А это не тот молодой парень, о котором мы повсюду читаем? Из Италии?

— Боюсь, что это именно он и есть, синьор.

— О, я расскажу о нашей встрече жене, она у меня итальянка. Она притащила домой газету, где есть фотографии этой актрисы Эйнджел Кейпел вместе с его сиятельством.

— Они просто хорошие друзья...

— О, я не берусь судить леди. Она прекрасное дитя, все ее любят, а эти бульварные газетенки просто треплются!

— Она чудесная девушка. Спасибо, синьор.

— Рад был поговорить с вами.

— Пойдем, Данте. — Бажарат взяла Николо под руку и повела в фешенебельное модное кафе Джорджтауна. Завтракавшая там публика состояла из дам в шелках, молодых женщин в блузах от Армани, нескольких членов конгресса, нетерпеливо поглядывающих на свои наручные часы. — Запомни, Нико, — сказала Бажарат, когда метрдотель любезным жестом пригласил их пройти зал, — что он сенатор, тот самый, с которым ты познакомился в Палм-Бич, адвокат из штата Мичиган. Зовут его Несбит.

Обменявшись восторженными приветствиями, все трое заказали кофе с мороженым, и сенатор заговорил:

— Я никогда здесь не был, но один из моих помощников хорошо знает это место. Оно очень популярно.

— Это просто наша прихоть, синьор. На приеме в Палм-Бич хозяйка дома упоминала это кафе, поэтому я и предложила его для встречи.

— Да, она упоминала. — Сенатор с удовольствием огляделся вокруг. — Вы получили материал, который я прошлым вечером направил вам в отель?

— Конечно, и мы с Данте Паоло несколько часов провели за его изучением. Так ведь, дорогой племянник? Мы ведь несколько часов изучали материал? — добавила Бажарат по-итальянски.

— Совершенно верно, дорогая тетушка, — подтвердил Николо тоже по-итальянски.

— Данте и его отец очень заинтересовались вашим материалом, но у них возникли определенные вопросы.

— Естественно. Этот материал представляет собой относительно детализированный обзор промышленного потенциала, а не глубокий анализ каждой вероятной возможности. Если есть заинтересованность, то мой персонал может подготовить дополнительные данные.

— Это, конечно, будет необходимо перед серьезными переговорами, но сейчас, возможно, мы сможем побеседовать и об этом... как вы его назвали... обзоре.

— Бак вам будет угодно. О каких конкретно областях промышленности?

— Не имеет значения, синьор. В любом случае речь пойдет о сотнях миллионов долларов. Существует допустимый риск, и это никогда не пугало барона, но для честного сотрудничества необходим определенный контроль, не так ли?

— Опять же в каких конкретных областях промышленности, графиня? «Контроль» — это слишком жесткий термин для нашей экономики.

— Подозреваю, что «толпы безработных» — еще более жесткий термин. Возможно, что термин «контроль» звучит как-то пугающе, так что, может быть, назовем это «документами о взаимопонимании»?

— Не приведете ли пример?

— Скажу откровенно, первые же признаки финансового благополучия могут быть опасны тем, что соответствующие профсоюзы предъявят повышенные требования...

— С этим легко будет справиться, — прервал графиню Несбит. — Мои люди провели кое-какую предварительную работу в этой области, да я и сам сделал несколько телефонных звонков. Профсоюзы значительно поумнели и стали более предусмотрительны в вопросах, касающихся экономики. Многие их члены не работают по два и три года, поэтому они не собираются убивать курицу, несущую золотые яйца. Спросите у японцев, которые имеют заводы в Пенсильвании, Калифорнии и Бог знает где еще.

— Вы очень успокоили нас, синьор.

— Вам будет представлено в письменном виде все, что касается производительности и окупаемости инвестиций. Что еще?

— Этот вопрос не всегда бывает однозначным, как в вашей стране, так и в нашей. Каковы взаимоотношения промышленников и правительства?

— Вы говорите о налогах? — спросил сенатор, нахмурил лоб, и в его взгляде появилось неодобрение. — Они взимаются вполне справедливо, графиня...

— Нет-нет, синьор! Вы не правильно меня поняли. Как говорят у вас в Америке, смерть и налоги неизбежны...

Нет, я говорю о том, что так часто встречается в Италии, — о беззастенчивом вмешательстве правительства в дела бизнесменов. Несмотря на заверения в безопасности и целостности инвестиций, нам приходилось слышать ужасные истории о проволочках, стоивших миллионы, о бюрократических процедурах на различном уровне — местном, штата, государственном. Именно об этих проволочках мы с бароном и слышали.

— Безопасность... и целостность, обусловленные требованиями рынка, — произнес с улыбкой сенатор. — Властии моего штата, как это и записано в законе, не предпримут никаких незаконных вмешательств. Мы не можем этого допустить, а чтобы выполнить свой долг перед избирателями, я все это изложу вам письменно.

— Отлично, просто чудесно... Еще один, последний вопрос, синьор, но это личная просьба, в которой вы вольны отказать, что ничуть не поколеблет моего уважения в вам.

— В чем дело, графиня?

— Как все сильные мира сего, мой брат барон вполне заслуженно гордится не только собственными достоинствами, но и своей семьей, и в особенности сыном, который ради того, чтобы помочь отцу, жертвует обычными увлечениями, присущими юности.

— Прекрасный молодой человек! Как и все, я читал в газетах статьи о его дружбе с юной телезвездой Эйнджел Кейпел...

— Ах, Анджелина, — ласково произнес Николо, делая ударение на каждом слоге. — Моя прекрасная!

— Прекрати, дорогой племянник, — оборвала его Бажарат по-итальянски.

— Особенно мне понравились их фотографии в кругу ее семьи в Бруклине. Даже самому высокооплачиваемому организатору рекламных кампаний не удалось бы сделать такие удачные фотографии, — сказал сенатор.

— Это произошло совершенно случайно... но давайте вернемся в моей просьбе.

— Конечно. Гордость барона — его семья, особенно прекрасный сын. Что я могу сделать для вас?

— Нельзя ли организовать небольшую личную встречу моего племянника с вашим президентом... всего минуту или две, чтобы я могла отправить барону фотографию, где они изображены вместе? Барон будет так счастлив, а я, конечно, не забуду рассказать брату, кто организовал эту встречу.

— Думаю, это можно будет устроить, хотя, откровенно говоря, существуют определенные сложности...

— О, понимаю, синьор, я ведь тоже читаю газеты! Поэтому и прошу о короткой личной встрече. Только Данте Паоло и я, а фотографии будут отправлены только барону ди Равелло и не попадут ни в какие газеты. Конечно, если эта просьба невыполнима, то я забуду о ней, и примите мои извинения.

— Подождите минутку, графиня, — задумчиво произнес Несбит. — Это займет несколько дней, но думаю, что смогу все устроить. Один сенатор от нашего штата состоит в той же партии, что и президент, а я поддержал его законопроект, потому что считал его правильным, хотя это может стоить мне голосов...

— Я не совсем понимаю вас.

— Он близкий друг президента и ценит мою поддержку... а также понимает, какую пользу могут принести штату инвестиции барона... и что я могу сделать с ним, если он попытается хоть чуть-чуть помешать... Да, графиня, я могу устроить такую встречу.

Хоторн и Пул осторожно шли по мощеной улице самого дешевого квартала Сан-Хуана. В туристические маршруты эта окраина главного города Пуэрто-Рико не входила, но ее охотно посещали моряки, солдаты и люди с различными пороками, и здесь все они находили удовлетворение своим плотским страстям. Из уличных фонарей горел примерно каждый четвертый, поэтому большинство невзрачных зданий оставалось в тени. Хоторн и Пул разыскивали жилище пшюта самолета, который доставил покойных Кука и Ардисона с Горды в Пуэрто-Рико. Они нашли нужный дом и были немало удивлены, услышав громкие, неистовые крики, доносившиеся из старого трехэтажного каменного здания.

— По-моему, этот бардак даст фору любому на Бурбон-стрит, коммандер. Да что там, черт побери, происходит?

— Совершенно ясно, что вечеринка, лейтенант, и нам, похоже, придется выломать дверь, потому что мы не приглашены на нее.

— Вы не возражаете, если это сделаю я, сэр?

— Что сделаешь?

— Выломаю дверь. Моя крепкая нога очень подходит для этого.

— Давай сначала постучим, а там видно будет. — Тайрел постучал в дверь, и на стук откликнулись очень быстро. Открылось маленькое окошко в центре двери, и пара больших размалеванных глаз уставилась на них.

— Нам сказали, чтобы мы пришли сюда, — вежливо произнес Хоторн.

— Как вас зовут?

— Смит и Джонс, так нам предложили назваться.

— Катитесь к черту отсюда, гринго! — Окошко захлопнулось.

— Надеюсь, что твоя многоопытная нога в порядке, Джексон?

— А твое оружие готово, Тай?

— Действуй, лейтенант.

— Вперед, коммандер! — Пул врезал по двери левой ногой, она разлетелась в щепки, и мужчины вломились в дом, держа оружие наготове. — Не двигаться, или буду стрелять! — ззакричал лейтенант.

Его угроза ни на кого не подействовала, да в ней и не было необходимости. Кто-то в панике упал на магнитофон, оборвав провода, ведущие к динамикам, и в наступившей после этого тишине несколько мужчин, натягивая на ходу брюки, устремились к двери. В полутемной, заполненной табачным дымом гостиной явно ощущался недостаток благопристойности, большинство молодых и не очень молодых женщин были с обнаженной грудью, а нижнюю часть их тела прикрывали крохотные бикини. Светловолосый мужчина средних лет, казалось, не обращал внимания на возникший беспорядок, он возлежал на стоящем в углу диване с подушками, а лежащая рядом с ним брюнетка громко требовала, чтобы он выпроводил непрошеных гостей.

— Что? Что? Заткни пасть и оставайся со мной!

— Может быть, ты выгонишь всех и послушаешь нас, Саймон, — сказал Хоторн, подходя к обтянутому бархатом дивану в темном углу гостиной.

— Ну ты, свинья! — завопил мужчина на диване, оборачиваясь. Вид оружия очень удивил его, но страха в холодных глазах не промелькнуло.

— Послушайте, девушки! — крякнул Пул. — Я думаю, что вам всем нужно убраться отсюда. У нас личный разговор, и вас он не касается... И БЕЗ тоже, леди, если можете вырваться из объятий этого ублюдка.

— Спасибо, сеньор! Большое спасибо!

— И передайте своим подружкам, чтобы они подыскивали другую работу! — бросил молодой офицер ВВС вслед проституткам, уже выбегавшим на улицу. — От такой работы они могут умереть!

Теперь в гостиной больше никого не было, за исключением полупьяного пилота, прикрывшего голое тело красным покрывалом.

— Черт побери, да кто вы такие? — спросил он. — Что вам от меня нужно?

— Для начала я хотел бы знать, откуда ты взялся, — сказал Тайрел. — Ты как-то не вписываешься в здешнюю обстановку, Саймон.

— Это не твое собачье дело, детка.

— Об этом тебе лучше скажет мой пистолет, детка.

— Думаешь, напугал меня? Стреляй, детка, окажи мне услугу.

— Да, ты определенно необычный человек... Ты был военным, да?

— Когда-то, сто лет назад.

— Я тоже был военным. И кто же отправил тебя с небес на землю?

— Почему это тебя тревожит?

— Потому что я разыскиваю очень плохих людей. Так что говори, детка, а то умрешь.

— Хорошо, хорошо, какого черта? Меня уволили после Вьетнама, и я летал в королевских ВВС Лаоса...

— В этом филиале ЦРУ, — оборвал его Хоторн.

— Ты прав, парень. Начались мирные переговоры, и у сената появились вопросы, поэтому ребята из ЦРУ были вынуждены свалить на кого-то все это — дерьмо. Они продали все шесть самолетов мне за сто тысяч, которые сами же и одолжили, а потом смылись. Мне, несовершеннолетнему пилоту, которому для поступления на службу понадобилось разрешение матери, потому что отец давно умер... Боже мой, мне было всего восемнадцать! У меня отобрали все самолеты, кроме одного совершенно неисправного, но очень странно, что все они по-прежнему были зарегистрированы на мое имя.

— Но у тебя остался один самолет, у которого только стоимость одного оборудования составляла как минимум два миллиона. И что ты сделал: продал его, чтобы пополнить свои доходы от воздушных перевозок?

— Как бы не так! Я достаточно наворовал, чтобы несколько лет назад купить себе вот это гнездышко, — усмехаясь, ответил Альфред Саймон.

— А куда же делся самолет? Он ведь представлял большую ценность.

— Представлял и представляет. Я подремонтировал его и перегнал сюда, подкупив кого надо. Так что теперь он здесь, но я не использую его. Он стоит — спрятанный, законсервированный, но в рабочем состоянии. И я не буду летать на нем, пока не куплю собственный аэродром. А уж тогда взлечу с него, спикирую прямо на этот хренов Пентагон и разнесу ко всем чертям этих сукиных детей, которые столько лет водят меня за нос! Эти ублюдки заявляют, что я украл у правительства США самолет стоимостью десять миллионов долларов... а это тянет на сорок лет в Ливенворте! Да я и четверть этого срока не проживу!

— Однако петля вокруг твоей шеи все же затянута довольно сильно, раз тебе приказали забрать тех двух в Себастьян-Пойнте на Горде.

— Да, черт возьми, но не я же выбрасывал их из самолета во время захода на посадку! Я не имею к этому никакого отношения!

— А кто это сделал? — крикнул Пул, отведя в сторону пистолет Хоторна и приставив собственный пистолет к голове Саймона. — Ты заодно с этими ублюдками, которые убили Чарли, и ты тоже умрешь, если не расскажешь мне все!

— Эй, послушай, — запричитал пилот, и тело его затряслось под красным покрывалом. — Этот шпион показал мне свое удостоверение и сказал, что мне ничего не будет, если я сошлюсь на него!

— Кто он такой?

— Хоторн. Тайрон Хоторн или что-то вроде этого.

Глава 15

Нильс ван Ностранд уселся за стол в своем кабинете и задумчиво посмотрел в окно на блестящую от утренней росы ухоженную лужайку. Времени оставалось мало, и ему нужен был весь день, чтобы завершить все приготовления для своего исчезновения, нового превращения, уничтожения всех связей с прошлым, обеспечения неопровержимости своей «смерти». Однако надо было позаботиться и об удобствах в последующей жизни. Он вполне мог прожить в безвестности, ему даже нравилось это, но он не мог и не собирался отказываться от роскоши и комфорта.

Много лет назад, очень много, по его подсчетам, они со своим спутником жизни — великолепные Марс и Нептун! — купили уединенный особняк на берегу Женевского озера, где и собирались провести старость. Документы на дом были оформлены на имя аргентинского полковника, холостяка-бисексуала, который был только рад услужить молодому могущественному падроне и его другу. После этого особняк стало сдавать внаем одно агентство по аренде недвижимости из Лозанны. Однако имелись три железных условия, нарушение которых приводило к расторжению контракта. Первое: нельзя было предпринимать никаких попыток выяснить имя владельца особняка; второе: срок аренды не мог быть менее двух и более пяти лет; третье: все платежи должны были переводиться на закодированный счет в Берне. За услуги и молчание агентству выплачивалось двадцать процентов сверх комиссионных. Нынешние арендаторы особняка прожили в нем уже четыре года, плата за неистекшие шесть месяцев аренды будет им возвращена, и после этого особняк будет два месяца пустовать. Эти два месяца ван Ностранд собирался использовать для заметания следов, которое должно было начаться после смерти убийцы падроне — бывшего коммандера Тайрела Хоторна. Сегодня вечером.

Но днем следовало все подготовить к отъезду. Люди в Вашингтоне, которым он помогал все эти годы, обязаны были теперь откликнуться на его необычные и даже странные просьбы, но при этом очень важно, чтобы каждый из этих людей считал, что за помощью ван Ностранд обратился только к нему. Н все-таки Вашингтон представлял собой средоточение всякого рода информации да и просто различных слухов, поэтому следовало выработать общее основание, причину для своих просьб. И если сотканная им паутина начнет рваться под тяжестью правды, у людей, помогших ему, будут, общие слова для оправдания. Ван Ностранд даже как бы услышал эти слова:

«И вы тоже? Боже мой, по после всего, что он сделал для страны, это самое малое, — что мы смогли сделать для него! Разве вы не согласны?»

И, конечно, все будут согласны, потому что самозащита является главным законом выживания в Вашингтоне, а о просьбах быстро забудут в связи с предположением о его смерти.

Причина? Смутная, недосказанная, но непременно душещипательная, особенно для такого, как он, человека — бескорыстного патриота, у которого, кажется, есть все: богатство, влияние, уважение и необычайная скромность. Возможно, такой причиной может быть ребенок, на детей все хорошо реагируют. А что за ребенок? Лучше, пожалуй, девочка, вон как люди распускают нюни при виде этой маленькой актрисы... вроде бы ее зовут Эйнджел. Итак, решено. Его родная кровь, его ребенок, потерянный для него на многие годы в силу трагических обстоятельств. А что за обстоятельства? Женитьба? Смерть? Смерть, в этом звучит какая-то завершенность. Ван Ностранд был готов к разговору, а слова придут сами собой, к1ак это и было всегда. Марс часто говорил Нептуну: "У тебя дьявольские мысли, совсем не такие, как у других. Мне они нравятся, и я нуждаюсь в них.

Ван Ностранд снял трубку красного телефона и набрал личный, засекреченный номер госсекретаря США.

— Да? — раздался голос в Вашингтоне.

— Брюс, это Нильс. Извини, пожалуйста, что беспокою тебя, тем более по этому телефону, но я просто не знаю, к кому еще могу обратиться.

— В любое время к твоим услугам, мой друг. В чем дело?

— У тебя найдутся минута-две?

— Конечно. Сказать по правде, у меня только что завершилась довольно неприятная встреча с послом Филиппин, и теперь я отдыхаю. Чем могу помочь тебе?

— Это очень личное дело, Брюс, и, естественно, конфиденциальное.

— Ты же знаешь, что эта линия безопасна, — мягко прервал его госсекретарь.

— Да, знаю, поэтому и воспользовался ею.

— Выкладывай, дружище.

— Мне так сейчас нужен друг.

— Я здесь.

— Я никогда не упоминал об этом публично, да и в частных беседах очень редко касался этой темы. Но много лет назад, когда я жил в Европе, наш брак с женой распался... мы оба виноваты в этом. Она была невыдержанной немкой, а я невосприимчивым мужем, не терпящим скандалов. Она предпочла развлечения, а я полюбил замужнюю женщину, очень сильно полюбил, а она полюбила меня. Обстоятельства не позволили ей развестись, муж ее был политиком, опирающимся на рьяных католиков, поэтому он и не мог допустить этого развода... Но у нас родился ребенок, девочка. Мужу, естественно, было сказано, что это его ребенок, но он узнал правду и запретил жене встречаться со мной. Я так никогда и не увидел своего ребенка.

— Как печально! Но разве она не могла настоять на разводе?

— Он сказал, что если она попытается сделать это, то еще до окончания его политической карьеры и она и ребенок будут убиты. Естественно, это будет несчастный случай.

— Сукин сын!

— Да, и был таким, и остался.

— Остался? Хочешь, я организую экстренный правительственный самолет, чтобы забрать... — Госсекретарь сделал паузу:

— ...мать и дочь и вывезти их под защитой дипломатической неприкосновенности? Только скажи слово, Нильс. Я свяжусь с ЦРУ, и мы все устроим.

— Боюсь, что слишком поздно, Брюс. Моей дочери двадцать четыре года, и она умирает.

— О Боже!

— Все, о чем я прошу тебя, о чем умоляю, так это отправить меня самолетом с дипломатическим прикрытием в Брюссель, чтобы мне не сталкиваться со всякими таможенными процедурами и компьютерной проверкой паспорта... У этого человека повсюду свои глаза и уши. Мне надо попасть в Европу, но чтобы об этом никто не знал. Я должен увидеть свою дочь, прежде чем она уйдет от нас, а когда она отправится в мир иной, мы с моей любимой доживем где-нибудь остаток наших дней, и это будет нам утешением за все, что мы потеряли.

— О Господи, Нильс, что ты пережил, что сейчас переживаешь!

— Ты мог бы сделать это для меня, Брюс?

— Конечно. Вылететь нужно не из Вашингтона, так меньше шансов, что тебя узнают. Военное сопровождение здесь и в Брюсселе, на борту и после прибытия, отгороженное шторой место прямо за кабиной пилотов. Когда ты хочешь вылететь?

— Сегодня вечером, если ты сумеешь все организовать. Естественно, я настаиваю на том, что оплачу все расходы.

— И это после всего того, что ты сделал для нас? О деньгах не может быть и речи. Я перезвоню тебе в течение часа.

"Как легко проходят слова — сами собой, — подумал ван Ностранд, кладя трубку телефона. — Марс всегда говорил, что истинная сущность дьявола заключается в умении обряжать архангелов Сатаны в белые одежды доброты и великодушия. Но, конечно, этому его научил Нептун.

Следующий звонок был директору ЦРУ, чья организация часто пользовалась коттеджами для гостей в имении ван Ностранда, потому что здесь в полной безопасности можно было обрабатывать медицинскими препаратами перебежчиков и агентов.

— ...Как это все ужасно, Нильс! Назови мне имя этого ублюдка. У меня есть специалисты по темным делам во всех странах Европы, и они уберут его. Я не стал бы так легко говорить об этом, потому что избегаю крайних мер, когда дело касается лично меня, но этот негодяй не заслуживает того, чтобы прожить лишний день. Боже мой, твоя родная дочь!

— Нет, мой добрый друг, я не сторонник жестокости.

— Я тоже, но по отношению к тебе и матери твоего ребенка была проявлена самая невероятная жестокость. Жить все эти годы под угрозой того, что мать и ребенок могут быть убиты?

— Есть другой выход, и я просто прошу тебя выслушать меня.

— Что за выход?

— Я смогу забрать их и переправить в безопасное место, но для этого потребуются очень большие деньги, которые у меня, естественно, есть. Однако, если я переведу их в Европу обычным порядком, банкиры моментально пронюхают об этом, и он узнает, что я нахожусь в Европе.

— Ты действительно собираешься ехать?

— Кто знает, сколько лет мне осталось провести с моей последней любовью, моей дорогой любовью?

— Я не совсем тебя понимаю.

— Если он узнает, то убьет ее. Он поклялся сделать это.

— Ублюдок! Назови мне его имя!

— Мои религиозные убеждения не позволяют сделать это.

— А что же, черт возьми, позволяет? Что я могу для тебя сделать?

— Мне нужна полная секретность. Все мои деньги здесь, и, естественно, я настаиваю, чтобы моей стране были выплачены все налоги, все до последнего доллара, но остаток денег я хочу вполне законно, но с соблюдением строжайшей тайны, перевести в банк в Швейцарии. Между нами: я продал свое поместье за двадцать миллионов долларов. Все бумаги подписаны, но никаких шагов и публичных заявлений не будет предпринято в течение месяца после моего отъезда.

— Ты продал его за такую маленькую сумму? Мог бы получить, по крайней мере, в два раза больше. Я ведь бизнесмен, помнишь об этом?

— Проблема в том, что у меня нет времени на переговоры по поводу стоимости поместья. Мое дитя умирает, а моя любимая погибает от отчаяния и страха. Ты можешь помочь мне?

— Пришли мне доверенность, чтобы я мог это устроить... секретно, разумеется... и позвони, когда прибудешь в Европу. Я все для тебя сделаю.

— Не забудь о налогах...

— Это после всего того, что ты сделал для нас? Мы обсудим этот вопрос позже. Удачи и счастья тебе, Нильс. Видит Бог, ты заслужил это.

Как легко приходят слова — сами собой. Ван Ностранд снова потянулся к секретному телефону, который, когда им не пользовались, хранился в запертом стальном ящике стола и который он собирался при отъезде забрать с собой. Отыскав номер личного телефона своего следующего собеседника, ван Ностранд позвонил начальнику отдела тайных операций специальных войск США. Это был взбалмошный человек, гордившийся тем, что приводил в смятение свое руководство методами, которыми выполнял поставленные перед ним задачи. И даже в конкурирующей организации — ЦРУ — к нему относились с уважением, хотя и завидовали его успехам. Его руки протянулись не только в КГБ, МИ-6, Второе бюро, но даже в Моссад, куда проникнуть было практически невозможно. Внедрение опытного агента, говорящего на многих языках, оказалось возможным благодаря тщательно выполненным фальшивым документам, выдержавшим компьютерную проверку, и помощи ван Ностранда, обладавшего большими связями и информацией. Они были друзьями, и генерал провел много приятных уик-эндов в имении ван Ностранда в компании молоденьких привлекательных женщин, в то время как его жена думала, что он находится в Бангкоке или в Куала-Лумпуре.

— Никогда не слышал ничего более омерзительного, Нильс! Да что этот негодяй себе позволяет? Да я сам полечу туда и грохну его! Боже милосердный, твоя дочь умирает, а ее мать уже больше двадцати лет живет под страхом смерти! Можешь уже считать его покойником, старина.

— Это не выход, генерал, поверь мне. Убийство сделает его великомучеником в глазах преданных сторонников, этих оголтелых фанатиков. Они немедленно заподозрят его жену, потому что ходят слухи о том, что она ненавидит его и боится. И тогда они уж точно устроят этот «несчастный случай», о котором он твердил все эти годы.

— А не думаешь ли ты, что, если она убежит с тобой, он будет охотиться за вами обоими?

— Сильно сомневаюсь в этом, мой друг. Наш ребенок умрет, и опасность публичного скандала для него исчезнет. Жена может потихоньку оставить могущественного политика, и это не такая уж большая сенсация. Однако тот факт, что человек на протяжении двадцати лет считал ребенка своим, а он на самом деле не был его, — вот это действительно сенсация. Если его один раз точно обманули, то сколько раз вообще обманывали? Вот это для него очень опасно.

— Ладно, оставим вопрос о его устранении. Чем я могу помочь тебе?

— Мне сегодня к вечеру нужен безупречно сделанный паспорт, желательно не американский.

— Ты не шутишь? — Голос генерала звучал доброжелательно и заботливо. — Зачем он тебе?

— Частично из-за твоих опасений, что он будет охотиться за нами. Ведь он сможет проследить нас с помощью компьютерных данных в международных аэропортах, хотя я сомневаюсь, что он станет этим заниматься. Но главным образом паспорт нужен мне потому, что я собираюсь приобрести кое-какую недвижимость, так что если это и попадет в газеты, то там будет фигурировать другое имя.

— Ясно! Какой бы ты хотел иметь паспорт?

— Понимаешь, я несколько лет провел в Аргентине и бегло говорю по-испански. Так что, я думаю, пусть будет аргентинский.

— Нет проблем. Мы скопировали клише для изготовления паспортов двадцати восьми стран, у меня лучшие художники-граверы. Ты уже выбрал имя и дату рождения?

— Да, выбрал. Я знал человека, который давным-давно бесследно исчез. Полковник Алехандро Шрайбер-Кортес.

— Продиктуй по буквам, Нильс. Ван Ностранд продиктовал по памяти имя, дату и место рождения.

— Что еще нужно?

— Цвет глаз и волос, а также фотографию, сделанную в течение пяти последних лет.

— К полудню я все пришлю тебе с посыльным... Понимаешь, генерал, я мог бы, конечно, обратиться к госсекретарю Брюсу, но он не совсем разбирается в этих делах...

— Да этот осел смыслит в наших делах не больше, чем в хорошеньких шлюхах. А этот шпак из ЦРУ и фотографию-то не сможет сделать нормальную! Хочешь, приезжай к нам, и мои ребята сделают из тебя другого человека. Покрасят волосы, вставят контактные линзы...

— Прости, дружище, но мы с тобой несколько раз обсуждали подобные вопросы, и ты даже назвал мне имена нескольких своих специалистов, не значащихся в штате. Помнишь?

— Помню ли я? — Генерал рассмеялся. — Это было у тебя дома? Визиты к тебе с трудом сохраняются в памяти.

— Один из этих специалистов придет ко мне через час. Человек по имени Кроу.

— "Птаха"? Он просто волшебник... Передай ему, чтобы принес фотографии прямо мне, а об остальном я сам позабочусь. Это самое малое, что я могу сделать для тебя, старина.

Последний звонок ван Ностранд сделал министру обороны, высокоинтеллигентному, сугубо гражданскому человеку, занявшемуся не своей работой, что он начал осознавать уже спустя пять месяцев после вступления в должность. Прежде он с блеском трудился в сфере частного предпринимательства, поднявшись до должности директора-распорядителя третьей по величине корпорации Америки, но теперь оказался совершенно не на месте среди рьяных и прожорливых пентагоновских генералов и адмиралов. Министр обороны чувствовал себя очень неуютно в мире, где ведомости дохода и расхода были бесполезны, да и вообще не существовали, а ажиотаж вокруг военных закупок напоминал конец света. Министр обороны был мастером по улаживанию конфликтов в привычной для него среде корпоративного правления фирм, но терялся в условиях жесточайшей конкуренции различных служб за право на военные поставки.

— Они просто ненасытные! — сказал как-то по секрету министр обороны своему другу ван Ностранду, бесплатно оказывающему услуги правительству. — И каждый раз, когда я поднимаю вопрос о сокращении бюджета, они суют мне сотни проектов, половину из которых я вообще не понимаю, и кричат в один голос, что, если они не получат того, что хотят, наступит крах всех вооруженных сил.

— Вам надо быть построже с ними, господин министр. Конечно, раньше вы оперировали не такими громадными суммами...

— Это так, — сказал тогда ван Ностранду его гость за коньяком, — но, если мои приказания не выполнялись, у меня всегда имелась возможность уволить того или иного служащего... А этих сукиных сынов я не могу уволить! А, кроме того, я не люблю конфронтации.

— Тогда пусть с ними воюют ваши гражданские помощники.

— Это просто глупо. Люди, подобные мне, приходят и уходят, а всякие правительственные бюрократические структуры остаются. А откуда у них все эти надбавки в жалованью, откуда все эти полеты на военных самолетах на курорты Карибского моря? Можете не утруждать себя ответом, я все это прекрасно знаю.

— Что же тогда делать?

— Ситуация невыносимая, особенно для такого человека, как я... да думаю, что даже и для такого, как вы. Подожду еще месяца три-четыре, а потом подам в отставку по личным мотивам.

— По состоянию здоровья? И это один из лучших в прошлом полузащитников футбольной команды Йельского университета, человек, который подготовил лучшие президентские программы? Никто в это не поверит, тем более в телевизионных программах, финансируемых правительством, постоянно показывают, как вы занимаетесь бегом.

— Шестидесятишестилетний спортсмен, — рассмеялся министр. — Моя жена не любит Вашингтон и обрадуется, что я и о ней проявляю большую заботу.

К счастью для ван Ностранда, министр обороны еще не успел заявить о своей отставке, поэтому он, естественно, был включен в работу группы «Кровавая девочка». Когда ван Ностранд позвонил ему и заявил, что, возможно, существует связь между нынешним заговором с целью убить президента и неким бывшим офицером военно-морской разведки Тайрелом Хоторном, министр поспешил выполнить его просьбу. То, что сообщил ему ван Ностранд, было одновременно и понятным и пугающим, поэтому необходимо было действовать в обход обычных каналов, и главным образом в обход капитана Генри Стивенса, который мог вмешаться. Необходимо было отыскать этого Хоторна и отправить ему срочно письмо... Мир, в котором вращалась террористка Бажарат, охватывал многие страны, и человек, подобный вал Ностранду, хорошо знал этот мир. И если ему через своих посредников и информаторов удалось что-то услышать и узнать, то, ради Бога, следовало оказать ему всю возможную помощь!

— Привет, Говард.

— Нильс! Мне так хотелось позвонить тебе, но ты специально подчеркнул, что не стоит делать этого. Я уже начал терять терпение.

— Прими мои глубочайшие извинения, дружище, но во всем виновато стечение непредвиденных обстоятельств: во-первых, наш геополитический кризис, а во-вторых, личная трагедия, о которой мне трудно говорить... Хоторн получил мое послание?

— Вчера вечером они проявили пленку и отправили нам негативы самолетом, потому что мы решили не пользоваться факсом. Снимки подтвердили получение Хоторном твоего послания. Конверт с твоим письмом был вручен Тайрелу Хоторну в девять двенадцать вечера в кафе отеля «Сан-Хуан». Мы исследовали фотографии на спектрографе и убедились, что это был именно он.

— Очень хорошо. Значит, он свяжется со мной и приедет на встречу, и я молю Бога, чтобы в результате нашей встречи выяснилось что-то ценное для тебя.

— Ты не хочешь сказать мне, в чем тут дело?

— Не могу, Говард, потому что некоторая информация может оказаться неверной, а это навлечет подозрение на честного человека. Могу только сказать тебе, что моя информация основывается на предположении, что этот Хоторн, возможно, является членом международного синдиката «Альфа». Конечно, это может быть абсолютно неверным.

— "Альфа? А что это такое?

— Убийства, мой друг. Они убивают по заданию богатейших клиентов, но, так как уже давно занимаются этими черными делами, им удается избегать расставленных ловушек. Однако в отношении Хоторна нет никаких конкретных доказательств.

— Неужели ты имеешь в виду, что он может работать вместе с этой Бажарат, вместо того чтобы охотиться за ней?

— Эта теория основана на логических умозаключениях и может оказаться совершенно неверной, но об этом мы узнаем сегодня вечером. Если все пойдет, как я наметил, то он прибудет ко мне часов в шесть-семь вечера, и вскоре я узнаю правду.

— Каким образом?

— Я прижму его своими сведениями, и он вынужден будет сознаться.

— Я не могу этого допустить! Окружу твой дом своими людьми!

— Этого нельзя делать ни в воем случае. Если он не тот, за кого себя выдает, то обязательно вышлет вперед разведчиков. Они обнаружат твоих людей, и он не явится ко мне.

— Но ведь тебя могут убить!

— Не думаю. У меня повсюду охрана, и она наготове.

— Но этого недостаточно!

— Вполне достаточно, мой друг. Однако, чтобы чувствовать себя спокойнее, можешь выслать одну машину в выезду на дорогу у моего дома после семи часов. Если Хоторн будет возвращаться назад в моем лимузине, то знай, что моя информация оказалась ложной и тебе не стоит вообще вспоминать о моих словах. Но если моя информация окажется верной, мои люди сами со всем справятся и немедленно свяжутся с тобой. Сам я позвонить не смогу, слишком жесткое у меня расписание. Это будет последний акт патриотизма со стороны старика, который любит эту страну, как никто другой... Но я уезжаю из этой страны, Говард.

— Я не понимаю...

— Несколько минут назад я упомянул о личных трагических обстоятельствах, иначе это и не назовешь. Два катастрофических события произошли одновременно, и хотя я глубоко верующий человек, все равно должен задать вопрос: почему же ты не помог мне, Господи?

— Что случилось, Нильс?..

— Все началось много лет назад, когда я жил в Европе. Мой брак распался... — Ван Ностранд повторил свою печальную историю о любви, незаконнорожденном ребенке, вызвав у нынешнего собеседника такой же ужас, как и у предыдущих. — Я должен уехать, Говард, и, возможно, никогда не вернусь сюда.

— Нильс, мне очень жаль! Как все это ужасно!

— Мы с моей любовью обретем новую жизнь. Все-таки я счастливый человек и ни у кого ничего не прошу. Все дела мои в порядке, отъезд организован.

— Какая потеря для всех нас!

— Но какое приобретение для меня, мой друг. Величайшая награда за все мои годы и скромные заслуги. Прощай, мой дорогой Говард.

Ван Ностранд положил трубку, немедленно представив в воображении опечаленного, жалующегося на собственную судьбу, скучного министра обороны. Однако тут же к нему пришла мысль, что Говард Давенпорт является единственным человеком, кому он назвал имя Хоторна. Ладно, об этом можно будет подумать позже, а сейчас следует решить, какой смертью предстоит умереть Тайрелу Хоторну. Эта смерть будет жестокой и быстрой, но хирургически ТОЧНОЕ, чтобы принести ему максимальную боль. Сначала надо поразить выстрелами самые чувствительные органы, потом разбить в кровь лицо пистолетом и, наконец, воткнуть в левый глаз нож с длинным лезвием. Он будет смотреть на все это, радуясь отмщению за смерть своего возлюбленного, за смерть падроне. Откуда-то издалека до ван Ностранда донеслись голоса, звучащие шепотом во всех коридорах власти... «Настоящий патриот!» «Он как никто был предан Америке!» «Что ему пришлось пережить. А ведь у него было так много собственных проблем». «Он не мог допустить, чтобы существовала угроза нашей стране со стороны этого негодяя Хоторна!» "Не будем распространяться об атом. Нельзя допустить, чтобы возникли какие-то вопросы.

Марс, узнав об этом, без сомнения, воскликнул бы: «Почему? Такие убийства мы за деньги заказываем нашим „семьям“. Почему ты так поступил?»

«Я проявил мудрость змеи, падроне, — без сомнения ответил бы Нептун. — Я ужалил, и мне надо было скрыться в кустах, чтобы меня больше никто и никогда не увидел. Но нашлась бы люди, которые бы поняли, что это дело рук змеи, даже если она была облачена в кожу святого. А кроме того, твои „семьи“ слишком много болтают, ведут переговоры, очень долго все обдумывают. Самый быстрый путь для меня был позвонить высокопоставленному человеку, как бы сомневаясь и высказав только подозрения, и когда они узнают о моей „смерти“, то все будут глубоко скорбеть обо мне, будучи убежденными, что лишились святого человека. Все кончено! Хватит об этом!»

Но сначала должен умереть Тайрел Хоторн.

— Его звали Хоторн? — в изумлении спросил Тайрел у полупьяного пилота и владельца публичного дома в Сан-Хуане. — О чем ты говоришь, черт бы тебя побрал?

— Я говорю тебе то, что сказал мне этот шпион, — ответил Альфред Саймон. Он потихоньку трезвел при виде двух пистолетов, направленных ему в голову. — Это же самое я смог прочитать при свете приборной доски в самолете. Имя в удостоверении было Хоторн.

— Кто твой связник?

— Что за связник?

— Кто нанимает тебя?

— Откуда я, черт возьми, знаю?

— Но ты должен получать письма, инструкции!

— Передают через кого-нибудь из моих девочек. Кто-то приходит сюда под видом клиента, оставляет девчонке послание для меня и несколько долларов сверх оплаты, а через час или немногим позже я получаю это послание. Обычное дело, но я не претендую на эти их случайные дополнительные заработки, потому что хорошо отношусь к своим девочкам, да и не пытаюсь выяснить, кто передал послание, они ведь все равно не могут сказать.

— Я не понял тебя.

— Разве могут эти шлюхи во время удачной ночи вспомнить клиента? Они и последнего-то припомнить не могут.

— У него на самом деле не все дома, коммандер, — сказал Пул.

— Коммандер? — Пилот выпрямился и сел. — Ты что, большая шишка?

— Достаточно большая для тебя, детка... Какая из твоих девочек передала тебе инструкции по поводу Горды?

— Та самая, с которой я валялся. Черт побери, да она еще совсем ребенок, ей всего семнадцать...

— Ах ты сукин сын! — заорал Пул и ударом кулака в лицо отбросил пилота назад на подушки. Изо рта у того потекла кровь. — Однажды, когда моей сестре тоже было семнадцать, я на куски разорвал ублюдка, который попытался проделать с ней такое!

— Прекрати, лейтенант! Нас интересует информация, а не проблемы нравственности.

— Да я просто ненавижу таких негодяев!

— Это я понимаю, но сейчас мы ищем кое-что другое... Ты, Саймон, спросил, действительно ли я коммандер. Да, это так, и занимаю довольно высокое положение в разведке. Я ответил на твой вопрос?

— Ты можешь сделать, чтобы они отстали от меня?

— А ты можешь сообщить мне что-нибудь, чтобы я попытался сделать это?

— Хорошо... хорошо. Большинство своих темных полетов я выполнял ночью, а вылетал между семью и восьмью часами вечера, и все время с одной и той же взлетной полосы. Разрешение на взлет мне всегда давал один и тот же диспетчер, и этот порядок никогда не менялся.

— Как его имя?

— Имен диспетчеры не называют, но этот такой веселый, голос у него высокий, и он слегка покашливает. Мной всегда занимался только он, я долгое время считал это просто совпадением, не затем начал понимать, что тут все схвачено.

— Мне надо поговорить с девушкой, которая передала тебе инструкции насчет Горды.

— Ты шутишь, парень? Да вы их до смерти напугали! Они не вернутся, пока не увидят, что входная дверь починена и все выглядит нормально.

— А где она живет?

— Где она живет... а где они все живут? Прямо здесь, тут у них есть служанки, которые убирают комнаты, стирают белье и готовят чертовски хорошую еду. Так что надо исправлять положение, парень. Я тоже был офицером и знаю, как обращаться с подчиненными.

— Ты имеешь в виду, что если починить входную дверь... — Тогда они вернутся. Ты это сделаешь?

— Эй, Джексон...

— Не беспокойся, — сказал лейтенант. — Ну ты, командующий шлюхами, у тебя есть где-нибудь инструменты?

— Внизу, в чулане.

— Пойду посмотрю. — Пул исчез за дверью, ведущей в подвал.

— Как долго длится смена у тех диспетчеров, которые работают между семью и восьмью?

— Они начинают в шесть и заканчивают в час, а это значит, что у тебя есть час и двадцать минут, чтобы застать его... А вообще-то меньше часа, потому что минут пятнадцать-двадцать пять тебе надо добираться до аэропорта, это если у тебя быстрая машина.

— У нас нет машины.

— Свою могу уступить только напрокат. Тысяча долларов за час.

— Давай ключи, — потребовал Хоторн, — а то получишь дырку промеж ушей.

— С удовольствием окажу тебе услугу, — ответил пилот, взял со столика связку ключей и бросил их Хоторну. — Она на стоянке позади дома, белый «кадди» с откидывающимся верхом.

— Лейтенант, — позвал Хоторн, оборвав единственный телефон в комнате и подойдя к двери. — Пошли, нам надо ехать!

— Черт возьми, я нашел тут несколько старых дверей, которые мог бы...

— Брось их и поднимайся сюда, мы едем в аэропорт, а времени у нас очень мало.

— Я уже здесь, коммандер. — Пул поднялся по ступенькам. — А что делать с ним? — спросил лейтенант, посмотрев на Саймона.

— О, я буду здесь, — ответил пилот. — Куда я, к черту, денусь?

Диспетчера на вышке не оказалось, однако остальные присутствующие легко опознали его по описанию. Этого человека звали Корнуолл, и его коллеги были здорово обеспокоены его отсутствием в течение последних сорока пяти минут, поэтому для его замены вызвали диспетчера из отдыхающей смены.

Повар обнаружил на кухне пропавшего диспетчера, в центре лба у которого расплылось кровавое пятно. Прибыла полиция аэропорта и начала допросы, продолжавшиеся почти три часа. Отвечая на вопросы, Тай валял дурака, делая вид, что его заботит судьба друга, которого он раньше и в глаза не видел.

Наконец всех отпустили, и Хоторн с Пулом вернулись, в публичный дом в Сан-Хуане.

— Теперь я займусь дверью, — сказал расстроенный и злой лейтенант, а усталый Тайрел рухнул в мягкое кресло.

Хозяин публичного дома растянулся на диване. Через несколько минут Хоторн уже спал.

Лучи солнца, осветившие комнату, разбудили Тайрела и пилота, которые, протирая глаза, пытались сориентироваться в ситуации. В другом конце комнаты в зеленом шезлонге лежал Пул, который деликатно похрапывал, как и подобает воспитанному человеку. Разбитая дверь была приведена в порядок и выглядела совершенно как новая.

— Кто он такой, черт побери? — спросил страдающий с похмелья Альфред Саймон.

— Мой военный атташе, — ответил Хоторн, медленно поднимаясь с кресла. — Только не вздумай бросаться на меня, а то он из тебя одной ногой котлету сделает.

— Да в таком состоянии из меня и мышонок котлету сделает.

— Я так понимаю, что ты никуда не полетишь сегодня.

— Ох, конечно, нет, я слишком уважаю самолет, чтобы даже близко подойти к нему с такого перепоя.

— Рад это слышать. Ко всему другому у тебя нет большого уважения.

— Я не нуждаюсь в твоих лекциях, моряк, мне престо надо знать, можешь ли ты помочь мне.

— А почему я должен тебе помогать? Тот человек мертв.

— Что?

— То, что слышал. Диспетчера застрелили, вогнали пулю прямо в лоб.

— Боже мой!

— Может быть, ты предупредил кого-то, что мы отправились к нему?

— Каким образом? Вы же оборвали телефон.

— Уверен, что здесь есть и другие телефоны...

— Есть еще один, в моей комнате на третьем этаже. Но если ты думаешь, что я вчера в таком состоянии смог добраться туда по лестнице, то, значит, я занимаюсь не своим делом и лучше мне было бы стать актером. Да в зачем мне это нужно? Я жду от тебя помощи.

— В твоих словах есть определенная логика... — Значит, нас просто выследили, когда мы пришли сюда. Кто бы это им был, он знал, что мы отыщем тебя, но так же прекрасно донимал, что нам нужен не ты, а тот, кто стоит за твоей спиной. — Ты понимаешь, что говоришь, а? — Холодные глаза Саймона уставились на Хоторна. — Из твоих слов получается, что я являюсь звеном в этой цепочке и могу быть следующим... в пулей во лбу!

— Эта мысль и мне пришла в голову.

— Ну так сделай же что-нибудь!

— А что ты предлагаешь? Кстати, после трех часов дня я буду занят другим делом и уеду отсюда.

— А меня бросишь одного в этой кровавой бане?

— Давай сделаем так, — сказал Тайрел, бросив взгляд на часы. — Сейчас пятнадцать минут седьмого, так что у нас есть почти девять часов, чтобы найти какой-то выход.

— Да ты ведь за десять минут можешь обеспечить мне защиту!

— Это не так-то легко. Тратить деньги налогоплательщиков на охрану мошенника, бывшего пилота американской армия, который к тому же является владельцем публичного дома? Подумай о слушаниях в конгрессе!

— А ты подумай о моей жизни!

— Вчера вечером ты предлагал мне нажать на курок...

— Да я был пьян! Больно уж ты правильный, разве тебе никогда не приходилось осознавать, что дела идут совсем не так, как тебе хотелось бы?

— Я это переживу. Ладно, у нас есть еще девять часов, так что начинай думать. И чем серьезнее ты будешь думать, тем больше вероятность того, что я обеспечу тебе защиту... Каким образом они впервые наняли тебя?

— Черт возьми, это было так давно, мне трудно вспомнить...

— Постарайся вспомнить!

— Большой такой парень, вроде тебя, но волосы седые, одет первоклассно, лицо симпатичное... Знаешь, он как будто сошел с картинки рекламы одежды для мужчин. Он пришел ко мне и сказал, что вся эта дерьмовая история будет изъята из моего досье, если я буду выполнять его приказы.

— И ты выполнял?

— Конечно, а почему бы и нет? Сначала я перевозил кубинские сигары — ты можешь в это поверить? Потом настала очередь водонепроницаемых коробок, которые сбрасывали на парашютах на рыболовные отмели в сорока милях от островов Флорида-Кис.

— Наркотики, — утвердительно заметил Хоторн.

— Да уж, конечно, не сигары.

— И все-таки ты занимался этим?

— Позволь мне кое-что сказать тебе, коммандер. У меня есть двойняшки в Милуоки, которых я даже никогда не видел, но они мои. Я не торговал наркотиками, а когда сложил два и два и получил в результате четыре, то сказал им, что завязываю. И тогда этот пижон ясно дал мне понять, что правительство обрушится на меня, как топор мясника. И я продолжал выполнять их приказы, иначе бы очутился в Ливенворте. А уж тогда я не смог бы посылать деньги в Милуоки моим детям, которых никогда не видел.

— Очень уж ты сложный человек, господин пилот.

— Можешь и не говорить мне об этом. Я хочу выпить.

— Бар у тебя под рукой. Пей и думай дальше.

— Ладно, — сказал владелец публичного дома, наклоняясь к бару. — Раз в год или два, а то и три раза сюда приходит подозрительный сукин сын в пиджаке в галстуке и заказывает лучшую минетчицу.

— Минетчицу?

— Ну, которая берет в рот. Как тебе еще объяснить?

— И что?

— Он развлекается с девочкой, но не позволяет в себе прикасаться. Понимаешь, что я имею в виду?

— Это выше моего понимания.

— Он никогда не снимает одежду.

— Ну н что?

— Но это же неестественно. Настолько неестественно, что меня взяло любопытство и я приказал одной из девочек устроить ему «ракету»...

— "Ракету"?

— Она подсыпала ему в выпивку порошок, который вознес его в космос...

— Здорово.

— И угадай, что я обнаружил? У него в бумажнике была дюжина удостоверений, визитных карточек, членских клубных карточек. Он адвокат, настоящий высокопоставленный адвокат одной из этих богатых фирм в Вашингтоне.

— Ну и какой ты сделал вывод?

— Не знаю, но все это очень неестественно. Понимаешь, что я имею в виду?

— Не уверен.

— Такой человек, как он, мог бы получить все, что угодно, в публичных домах в центре города. Так почему же он приходит на окраину, тем более в такое место?

— Именно потому, что это окраина. Вполне понятно, что его здесь никто не узнает.

— Может, и так, а может, и нет. Девочки говорили мне, что он всегда задает вопросы. Типа: кто мои клиенты, кто из них похож на араба ила светлокожего африканца... Черт побери, да какое это имеет отношение к сексу?

— Думаешь, он связник?

— Опять ты про какого-то связника.

— Есть человек, который передает информацию, но совсем необязательно, что он знает, от кого и кому.

— Ты меня правильно понял.

— А смог бы ты опознать его? Это в том случае, если все его удостоверения просто липа.

— Конечно. Таких пижонов здесь не бывает. — Пилот налил себе полстакана канадского виски и выпил в несколько глотков. — Симилис симилибус курантор, — пробормотал он, закрыл глаза и рыгнул.

— Не понял?

— Это старая средневековая молитва. В переводе это значит похмелиться[3].

— Ладно, значит, мы имеем двух пижонов: человека, который нанял тебя, и адвоката из Вашингтона, который не снимает одежду в публичном доме. Как их зовут?

— Тот, который завербовал меня, назвался мистером Нептуном, но с тех пор я не видел его и не говорил с ним. А этого шпика-адвоката зовут Ингерсол, Дэвид Ингерсол, но все это может быть липой.

— Ладно, это мы проверим... Какое было твое последнее задание перед Гордой?

— Я зарабатывал на хлеб с маслом, вполне законно возил туристов...

— Я говорю о тайном гадании, — оборвал его Тайрел.

— Летал на гидроплане раз в неделю, а иногда и два раза на крошечный остров, который и на карте-то с трудом можно отыскать.

— Там есть бухта с небольшим причалом и дом на холме.

— Да! А откуда ты знаешь? — Его больше нет.

— Острова?

— Дома. Что ты возил туда? Или кого?

— Главным образом продукты. Много фруктов и овощей, свежее мясо... Те, кто там жил, не любили замороженных продуктов. Еще возил гостей, но вечером забирал назад, на ночь никто не оставался, кроме одной.

— Про кого ты говоришь?

— Никогда не слышал ее имени, довольно привлекательная женщина.

— Женщина?

— Да, француженка, испанка или итальянка, длинноногая, лет тридцати.

— Бажарат, — тихо прошептал Хоторн.

— Что ты сказал?

— Ничего. Когда ты видел ее последний раз? И где?

— Несколько дней назад я отвозил ее на остров, после того как забрал с Сен-Бартельми.

Тайрел судорожно заглотнул воздух, чувствуя, что задыхается. Но это же безумие!.. Доминик?

Глава 16

— Ты лжешь! — Хоторн схватил пилота за грязную рубашку, и тот выронил стакан, который ударился об пол и разлетелся на множество осколков. — Кто ты такой, черт бы тебя побрал! Сначала ты называешь моим именем проклятого убийцу, который летел в твоем самолете с Горды, а теперь говоришь, что моя подруга, очень близкая подруга, в есть та самая сумасшедшая сука, которую разыскивает половина стран мира! Ты проклятый лжец! Кто научил тебя так говорить?

— По какому поводу весь этот кошачий концерт? — Только что проснувшийся и ничего не понимающий Пул сел и опустил ноги на пол с шезлонга.

— Отстань от меня, ты, псих! — Пилот ухватился за бар, чтобы не упасть. — Ты в ботинках, а я нет, и здесь повсюду осколка стакана!

— Через десять секунд я ткну тебя в них мордой! Кто научил тебя так говорить?

— Да о чем ты, черт побери?

— Это снова Амстердам! Что ты знаешь об Амстердаме?

— Я никогда не был там... Отпусти меня!

— Какие волосы были у этой женщины с Сен-Бартельми, светлые или темные?

— Темные, я же сказал тебе, она итальянка или испанца...

— Какого она роста?

— На каблуках почти одного роста со мной, а во мне...

— Лицо... телосложение?

— Она была загорелой, похоже, солнечный загар...

— Во что была одета?

— Не помню...

— Думай!

— Это было что-то белое... платье или брючный костюм... что-то вроде такого делового костюма.

— Сукин сын, ты лжешь! — закричал Тайрел, прижимая пилота спиной к бару.

— Да зачем мне, черт возьми, это нужно?

— Он не лжет, Тай, — сказал Пул, — У него для этого кишка тонка.

— О Боже! — Хоторн бессильно опустил руки и повернулся спиной к обоим, бормоча:

— О Боже, Боже, о Боже! — Он медленно подошел к окну, выходящему на грязную мощеную улицу. Глаза его затуманились, из горла вместе со всхлипываниями вырывались слова:

— ...Саба, Париж, Сен-Бартельми — все это ложь. Амстердам, Амстердам!

— Амстердам? — невольно переспросил пилот, отходя от бара и осторожно ступая босыми ногами, чтобы не наступить на осколки стакана.

— Заткнись, — тихо бросил ему Джексон, глядя на дрожащую фигуру Тайрела Хоторна, стоящего у окна. — Ты причинил страшную боль этому человеку, свинья.

— А при чем тут я? Что я такого сделал?

— Мне кажется, что ты сказал ему что-то такое, чего он никак не хотел бы услышать.

— Я просто рассказал ему правду. Внезапно разъяренные Хоторн резко обернулся, теперь его глаза сверкали, наполненные отвращением.

— Телефон! — проревел он. — Где у тебя второй телефон?

— На третьем этаже, но дверь там заперта. Ключи где-то здесь...

Не дослушав пилота, Хоторн через три ступеньки понесся вверх по лестнице, его громкие шаги гулким эхом разносились по старому публичному дому.

— Твой коммандер какой-то маньяк, — сказал пилот, обращаясь к Джексону. — Что он имел в виду, когда заявил, что я воспользовался его именем? Тот сумасшедший шпион в самолете совершенно четко объяснил мне, что его зовут Хоторн. И повторил это раза три-четыре.

— Он лгал. Коммандер и есть Хоторн.

— Святые отцы...

— В этом чертовом деле и не пахнет святостью, — спокойно произнес Пул.

Хоторн колотил плечом в дверь личных апартаментов пилота, располагавшихся на третьем этаже. Замок удалось сломать с пятой попытки. Тайрел ворвался внутрь и остолбенел при виде аккуратно убранных комнат. Он ожидал увидеть здесь страшный бардак, а вместо этого увидел квартиру, фотографию которой вполне можно было поместить в журнал «Город и деревня». Строгая мебель из дорогой кожи я темного дерева, стены отделаны панелями та светлого дуба, роскошные репродукции картин импрессионистов — рассеянный свет, яркие краски, воздушные фигуры и цветы. Здесь жил совсем другой человек.

Где же телефон? Тайрел пробежал через арку в спальню. Там повсюду: на бюро, на столе, на тумбочке возле кровати стояли в рамках фотографии детей — мальчики н девочки, только возраст их на всех фотографиях был разный. На тумбочке справа от кровати Тайрел заметил телефон, подбежал к нему и вытащил из кармана куртки листок с номером телефона в Париже. И снова его внимание привлекла фотография юноши и девушки, оба были симпатичными, здорово похожими друг на друга. «Боже мой, они же двойняшки», — подумал Хоторн. На них была университетская форма: плиссированная юбка из шотландки и белая блузка на девушке, темный блейзер я галстук в полоску на юноше. Они стояли и улыбались, а внизу на фотографии была надпись: «Висконсинский университет, приемная комиссия».

А еще ниже Тайрел увидел приписку с указанием даты, свидетельствовавшей о том, что фотография сделана несколько лет назад: «Они до сих пор неразлучны, Эл, и, несмотря на споры, заботятся друг о друге. Ты мог бы гордиться ими, как и они гордятся своим отцом, погибшим во имя своей страны. Херб и я шлем тебе наилучшие пожелания и благодарим за помощь».

Очень, очень сложный человек этот пилот.

Пора!

Хоторн снял трубку, услышал гудок и набрал парижский номер, внимательно глядя на листок бумаги, который держал в руке.

— Особняк де Кувье, — ответил женский голос за три тысячи миль отсюда.

— Полин?

— Ах, месье, это вы! Где вы, на Сабе?

— Как раз об этом я и хотел спросить Доминик. Почему ее там не было?

— Ох, я спрашивала ее, месье, и мадам сказала, что ничего не говорила вам про Сабу... Вы, должно быть, сами так решили. Ее дядя уже более года назад переехал на соседний остров. Прежние соседи стали слишком любопытствовать и надоедать ему, поэтому мадам не захотела тратить время... как бы это сказать... на объяснения, а решила сразу вернуться в Париж ж уже здесь выяснить, где найти вас.

— Очень убедительное объяснение, Полин.

— Месье, вы не должны ревновать... Нет, у вас для этого не может быть причин! Вы всегда у нее в сердце, я одна это знаю.

— Я хочу поговорить с ней. Немедленно!

— Но вы же знаете, что ее нет.

— В каком она отеле?

— Она не в отеле. Они с месье на яхте в Средиземном море.

— На яхтах имеются телефоны. Какой у них номер?

— Поверьте, я не знаю. Мадам позвонит мне примерно через чае, потому что мы должны готовиться к обеду, который даем на следующей неделе для швейцарцев из Цюриха. А у них обеды проходят совсем иначе, вы же понимаете, они все-таки немцы.

— Мне обязательно надо поговорить с ней!

— Конечно, поговорите, месье. Оставьте мне номер телефона, и я передам, чтобы она вам позвонила. Или перезвоните мне позже, а я выясню ее номер. Здесь нет никаких проблем, месье.

— Я так и сделаю.

«Яхта в Средиземном море, но неужели в Париже нет номера ее телефона на случай непредвиденных обстоятельств? А кто была, та женщина, которая села в самолет Саймона на Сен-Бартельми? До какого сумасшествия хотят довести меня те, кто знает об Амстердаме? В эту безумную мозаику всунули кого-то, одетую, как Доминик! А может, я просто лгу самому себе? А лгал ли я себе в Амстердаме? Если так, то эту ложь надо остановить».

Тайрел дрожащими руками положил телефонную трубку, с большой неохотой осознавая, что ему надо позвонить Генри Стивенсу в Вашингтон. Его тревожил тот факт, что таинственный Н.В.Н., кто бы он там ни был, передал свое послание по военным каналам, минуя шефа военно-морской разведки, но Тайрелу предстояло узнать в чем дело только после трех часов. Можно подождать, пока Стивенс сам позвонит в отель «Сан-Хуан», а капитан это обязательно сделает, или, может быть... Кэти! Он совсем забыл о ней, и, хуже того, Пул тоже забыл. Тайрел быстро набрал номер телефона.

— Да где вы оба? — закричала в трубку Кэти. — Я ужасно переволновалась, уже собралась звонить в консульство, на военноморскую базу... и даже твоему другу Стивенсу в Вашингтон.

— Но ты ведь не позвонила ему, не так ли?

— Мне не пришлось делать этого, потому что он уже три раза сам звонил сюда начиная с четырех утра.

— Ты говорила с ним?

— А ты что, не помнишь, что я нахожусь в этом номере? Мы с ним практически перешли на «ты». — Надеюсь, ты ничего не сказала ему о послании, которое я получил вчера вечером?

— Прекрати, Тай, — возмутилась Кэти. — Мне приходилось хранить секреты наших женщин, хотя они заключались только в том, что эти женщины спали со всеми подряд. Конечно, не сказала.

— А что он говорил... что ты говорила?

— Он, естественно, хотел знать, где ты, а я, естественно, ответила, что не знаю. Еще он хотел знать, когда ты вернешься, но получил аналогичный ответ. Тогда он взорвался и спросил, знаю ли я вообще что-нибудь, а я ответила, что слышала что-то о «случайных источниках информации»... но он не оценил моего юмора.

— Здесь и нет ничего смешного.

— Что случилось? — тихо спросила майор.

— Мы разыскали пилота, и он вывел нас на еще одного человека.

— Это тоже прогресс.

— Не слишком большой. Когда мы приехали, этот человек был уже мертв.

— О Боже! Ас вами все в порядке? Когда вы вернетесь?

— Сразу, как только сможем.

Хоторн положил трубку на рычаг и подождал несколько секунд, пытаясь собраться с мыслями. Но одна мысль преобладала над всеми и тревожила его. Высокая женщина в белой одежде, симпатичная, с солнечным загаром, ее забрал самолет на Сен-Бартельми и отвез в крепость падроне. В том мире, который он оставил, но куда его снова занесло, не существовало случайных совпадений, подмена одного человека другим с такой точностью по времени тоже была нереальной! Он буквально разваливался на части. «Прекрати! Вернись к реальности, уйми свою боль!» Существовала другая проблема — записка от неизвестного Н.В.Н., с которым он будет говорить в три часа дня. «Сосредоточься на этом!.. Доминик?.. Сосредоточься!»

Тайрел снова снял трубку и набрал номер в Вашингтоне, через несколько минут он уже беседовал с Генри Стивенсон.

— Эта летчица-майор сказала, что не знает, когда ты ушел, где ты и когда вернешься. Что происходит, черт возьми?

— Позже ты получишь подробный отчет, Генри, а сейчас я назову тебе четыре имени, и мне надо знать все, что ты сможешь раскопать на этих людей.

— Как срочно?

— Постарайся в течение часа.

— Ты рехнулся.

— Они могут иметь отношение к Бажарат.

— Понял. Кто такие?

— Первый некто, кто называет себя Нептун, мистер Нептун. Высокий, представительный, волосы седые, лет шестьдесят.

— Так выглядит половина мужского населения в Джорджтауне. Кто следующий?

— Адвокат из Вашингтона по имени Ингерсол...

— Из компании «Ингерсол энд Уайт»? — спросил Стивенс.

— Возможно. Ты его знаешь?

— Я слышал о нем, как и многие люди. Дэвид Ингерсол, сын очень уважаемого человека, бывшего судьи Верховного суда. Член гольф-клубов «Бернинг Три» и «Чеви Чейз», друг многих влиятельных людей да и сам довольно влиятельная личность. Уж не предполагаешь ли ты, что Ингерсол замешан...

— Я ничего не предполагаю, Генри, — оборвал его Хоторн.

— Черта с два не предполагаешь! И позволь мне заметить, Тай, что ты глубоко заблуждаешься. Я случайно знаю, что Ингерсол оказывал немало услуг ЦРУ во время своих деловых поездок по Европе.

— И поэтому я заблуждаюсь?

— В Лэнгли он на очень хорошем счету. ЦРУ не является моей любимой организацией, ты прекрасно знаешь, что они слишком многим насолили, но их система проверки подноготной людей самая лучшая, могу ручаться за это. Не могу поверить, чтобы они использовали в своих целях такого человека, как Ингерсол, не рассмотрев предварительно его голову под микроскопом.

— Значит, они забыли рассмотреть нижние части тела.

— Что?

— Послушай, по сведениям моего источника, он может быть просто связником, и, похоже, он на побегушках у кого-то, кто имеет отношение... Может, его используют вслепую, но он бывал здесь.

— Ладно, у меня есть свой человек в ЦРУ, и я свяжусь прямо с ним. Кто еще?

— Авиадиспетчер из Сан-Хуана по имени Корнуолл.

Он мертв.

— Мертв?

— Застрелен сегодня в час ночи, как раз перед тем, как мы добрались до него.

— Как ты вышел на него?

— Есть еще четвертое имя, но тут надо действовать осторожно.

— Он имеет непосредственное отношение к?..

— Нет, его используют втемную. Он как раз и является источником, о котором я упомянул, и имеет дело только со связниками, но кто-то у вас в Вашингтоне держит его на крючке. Если мы выясним, кто стоит за этим, это нам здорово поможет.

— Ты хочешь сказать, что среди сообщников Бажарат имеются высшие чиновники? Не просто отдельные продажные взяточники, но высокопоставленные лица из Вашингтона?

— Похоже, что так.

— Как его имя?

— Саймон, Альфред Саймон. Несовершеннолетним пошел добровольцем во Вьетнам, летал там, потом в ВВС Лаоса.

— Дела ЦРУ, — сказал Стивенс. — Эти добрые, проклятые старые времена. Мешки с деньгами, предназначенными для подкупа, сбрасывались с самолетов различным племенам в горах Лаоса и Камбоджи. Хуже всего приходилось горцам, им, правда, и платили щедрее, но зато пилоты и обкрадывали их больше, чем других... Но каким образом кто-то в Вашингтоне мог поймать на крючок этого твоего парня? Тут, пожалуй, должно быть что-то другое.

— Они повесили на него самолеты, находившиеся в их распоряжении, и дали этому юнцу-летчику, когда он, наверное, был пьян, подписать очень сомнительные бумаги о передаче ему этих самолетов. Таким образом, он был выставлен как мошенник, вор, наемник, воюющий за большие деньги и не имеющий никакого отношения к добропорядочным солдатам армии США.

— Затем они перевернули все с мог на голову и состряпали против него дело по обвинению в мошенничестве. Он якобы грел свои грязные руки и порочил любимый Вашингтон, пока наши храбрые ребята умирали в боях, — продолжил Стивенс.

— Отвратительный сценарий.

— Да, но вполне классический. Мальчишка мог и не быть пьяным, его просто обуяла жадность. Подумать только, ведь он приобретает имущество стоимостью несколько миллионов, и это при его-то молодости. Но он не понимал, что на всю жизнь попадает на крючок и будет на этом крючке до тех пор, пока эти грязные шпионы не отвяжутся от него... Я знаю, к кому обратиться, чтобы выяснить, кто устроил такое пилоту Альфреду Саймону.

— Ты уверен, что никто не узнает о проявляемом тобой интересе?

— Приложу максимум усилий, — заверил шеф военно-морской разведки. — Наш источник занималась зарубежными операциями, а теперь заняла высокий пест аналитика, не тоже в свое время запустила руку в казну ЦРУ, а мы ее прихватили на этом. Естественно, мы все сохранили в тайне, но, как ты понимаешь, она теперь и на нас работает.

— Перезвони мне в отель, — сказал Хоторн. — Бели я задержусь и меня не будет на месте, передай все, что выяснил, майору Нильсен. Ей теперь присвоен код допуска ноль четыре, твои идиоты так ведь и не поменяли коды.

— Судя по тому, что я слышал, разговаривая с ней, можно ли ей вообще что-нибудь поручать? Может, у нее другие задачи?

— Прекрати, капитан. Без нее мы уже были бы мертвы.

— Извини, я просто пытаюсь внести малость легкомыслия в эту запутанную ситуацию.

— Ты хороший исполнитель, Генри, поэтому приступай в работе, позвони мне, а потом отправляйся домой к жене и там можешь дать волю своей фантазии.

Хоторн швырнул трубку на рычаг и почувствовал, что лоб покрылся потом. Что дальше? Ему надо что-то делать, двигаться! Обязательно надо действовать и не думать о том... Но он не мог не думать об этом. Просто обязан думать! Можно лгать другим, но себе больше лгать нельзя. Саба, таинственный дядюшка, доверенное лицо в Париже, уважительные причины, клятвы в любви... Все это ложь!

Доминик! Доминик Монтень и есть Бажарат. Он поймает ее или умрет в ходе этой охоты. Теперь ничто на земле не сможет остановить его. Предательница!

В отделе убийств Центрального полицейского управления Сан-Хуана жена убитого авиадиспетчера Рога Корнуолл разыграла прекрасный спектакль перед полицейскими. Держалась она стойко и храбро, несмотря на трагическую утрату. Нет-нет, она ничем не может помочь. У ее любимого мужа не было вообще врагов, потому что это был добрейший, нежнейший человек, когда-либо рождавшийся на Земле. Можете спросить об этому священника прихода. Нет, долгов у него не было, они жили хорошо, но никогда не выходили за рамки семейного бюджета. Игра в казино? Очень редко, да и то на игральных автоматах по двадцать пять центов, где нельзя проиграть больше двадцати долларов. Наркотики? Никогда, от силы мог принять аспирин, а сигарет выкуривал всего по одной после еды. Почему они пять лет назад приехали из Чикаго в Пуэрто-Рико? Жизнь здесь казалась им более удобной: климат, пляжи, тропический парк, в котором муж любил гулять часами, и работа не такая тяжелая, как в чикагском аэропорту О'Хэр.

— Можно мне теперь пойти домой? Я бы хотела побыть немного одна, перед тем как позвоню священнику. Наш священник чудесный человек, и он позаботится о похоронах.

Полицейские проводили Розу Корнуолл в ее дом в Исла-Верде, но священнику она звонить не стала. Вместо этого она набрала совсем другой номер телефона.

— Послушай, сукин сын, твою тупую башку я прикрыла, но теперь надо прикрыть меня, — сказала своему собеседнику вдова Корнуолла.

Телефон в номере отеля «Сан-Хуан» зазвонил в тот момент, когда Кэтрин Нильсен сидела за столом и читала в газете заметку об убийстве в аэропорту. Она быстро сняла трубку.

— Слушаю?

— Это Стивенс, майор.

— Насколько я умею считать, это ваш пятый звонок.

— Считать вы умеете, но надеюсь, что на этот раз застал его. Я говорил с ним полтора часа назад.

— Да, он рассказывая. Но сейчас он в ванной, они оба в ванной, и, позвольте вам заметить, им долго придется пробыть там. В этом месте просто какой-то тошнотворный цветочный запах.

— В какой месте?..

— В публичном доме, капитан. Они ведь были именно там, поэтому им следует хорошо вымыться.

— Что?

— Может быть, перезвоните позже, сэр?

— Вытащите его оттуда! Он сам настаивал на том, что эта информация очень срочная.

— Надеюсь, что не шокирую его. Подождите, пожалуйста. — Кэти прошла в спальню Хоторна, подошла к двери ванной, прислушалась, помялась и открыла дверь. Ее взгляду предстал обнаженный Тайрел, вытирающий тело большим полотенцем. — Извините за вторжение, коммандер, но на проводе Вашингтон.

— Ты когда-нибудь слышала о том, что в таких случаях, надо стучать?

— Но ведь шумит душ.

— Ах... я и забыл.

Завернувшись в полотенце, Хоторн быстро прошел мимо майора к телефону.

— Что ты выяснил, Генри?

— Насчет Нептуна почти ничего...

— А что значит почти?

— По южному полушарию компьютеры выдали единственную информацию. Когда-то давно в Аргентине работал какой-то Нептун, вроде бы был связан с местными генералами, но, по слухам, это была просто кличка некоего иностранца, связанного с высокопоставленными чиновниками. Больше никакой информации, кроме того, что имелся еще и какой-то мистер Марс.

— Что по Ингерсолу?

— Абсолютно чисто, Тай, но по поводу Пуэрто-Рико ты прав. Он летает туда четыре-пять раз в год для обслуживания клиентов. Все проверено и все вполне законно.

— Он сам и является клиентом.

— Что ты имеешь в виду?

— Ладно, не бери в голову. Он просто связной. А что насчет диспетчера Корнуолла?

— Тут есть кое-что интересное. Он был начальником сектора в аэропорту О'Хэр, умный парень, прилично зарабатывал, никаких темных делишек в загородных клубах. Однако мы еще немного покопали, и выяснилось, что его жене принадлежала часть ресторана в старом районе Чикаго. Это, конечно, не «Дельмоника», но один из самых популярных ресторанов в этом районе. И вот они продают свою долю гораздо ниже реальной стоимости, а затем отправляются в Пуэрто-Рико. А ведь ресторан приносил приличный доход.

— И тут возникает вопрос, — вмешался Хоторн. — Где они взяли деньги на приобретение такого доходного местечка?

— Есть еще и другой вопрос, который перекликается с твоим, — сказал Стивенс. — Как авиадиспетчер из Сан-Хуана, получающий гораздо меньше, чем в аэропорту О'Хэр, смог купить квартиру в Исла-Верде за шестьсот тысяч долларов? Доля жены за ресторан едва ли составила треть этой суммы.

— Исла-Верде?

— Это лучшая часть Сан-Хуана.

— Знаю, мы как раз здесь и остановились. Что еще по этим переселенцам Корнуоллам?

— Так, кое-какие суждения, но ничего конкретного.

— Уточни, пожалуйста.

— При приеме на работу авиадиспетчеров проверяют с помощью различных тестов. У Корнуолла показатели были одни из лучших — холоден как лед, быстрая реакция, методичен, но им показалось, что он предпочитает ночные смены. Так оно и оказалось на деле — он напросился работать именно в ночные смены, что само по себе довольно необычно.

— Здесь аналогичная картина, поэтому мой источник и вычислил его. Что еще говорят в Чикаго?

— Что брак его был каким-то неустойчивым, чуть ли не на грани развала.

— Тут что-то не то, потому что сюда они приехали вместе и купили квартиру за шестьсот тысяч.

— Я же говорил тебе, что это просто суждения, но не факты.

— Основанные на предположении, что он погуливает от жены.

— Этой области тесты не касались. Хорошие диспетчеры всегда нужны. Просто сразу бросилось в глаза, что ему не нравится проводить ночи дома.

— Я учту это, — сказал Хоторн. — А как там наш пилот Альфред Саймон?

— Или он просто лжет тебе, или он чокнутый шутник, каких я еще не встречал.

— Что?

— Да он просто настоящий герой, награжденный кучей медалей, ожидающих его появления. Никаких упоминаний о краже каких-нибудь самолетов в Лаосе, да и вообще о какой-нибудь незаконно! деятельности. Он был очень молодым вторым лейтенантом ВВС, добровольно участвовал во многих рискованных операциях, а если что и украл, то об этом никто не сообщал. И если завтра он придет в Пентагон, они устроят торжественную церемонию в его честь, вручат, кучу медалей т что-то свыше ста восьмидесяти тысяч долларов. Это надбавки за боевые действия я пенсия, которые он так и не получил.

— Ну и ну! Я совершенно уверен, Генри, что он ничего не знает об этом!

— Откуда такая уверенность?

— Потому что я знаю, черт побери, кому он постоянно отправляет деньги.

— Тебе виднее.

— И я так думаю. Но вся загвоздка в том, что ему подсунули ложь, которая держала его за горло многие годы, и он занимался делами, которые могут сегодня стоить ему жизни.

— Я что-то не понимаю.

— С помощью шантажа его заставляли работать на людей, связанных с Бажарат.

— Что ты собираешься делать? — спросил Стивенс.

— Тут действовать надо будет тебе, а не мне. Я отправлю второго лейтенанта Альфреда Саймона на местную военно-морскую базу, а ты организуешь, чтобы его самолетом доставили в Вашингтон, и спрячешь на время, пока он не сможет без риска для жизни заявить о себе и стать настоящим героем с приличной суммой в кармане.

— Почему это надо сделать прямо сейчас?

— Потому что если протянем, то будет слишком поздно, а он нам нужен.

— Чтобы опознать Нептуна?

— Его и других, о которых мы можем еще не знать.

— Так, значит, Саймона военным самолетом в Вашингтон, — сказал начальник военно-морской разведки. — Что еще?

— Жена авиадиспетчера Корнуолла. Как ее зовут?

— Роза.

— Подозреваю, что ее лепестки уже завяли. — Хоторн положил трубку и посмотрел на Кэти, прислонившуюся к дверному косяку. — Я хочу, чтобы вы с Джексоном доставили Саймона на военно-морскую базу. Быстро.

— Надеюсь, он ничего не перепутает и не станет нанимать меня на работу?

— У тебя не тот тип. — Тайрел взял со столика телефонный справочник и раскрыл его на букве "К".

— Я не совсем поняла: это комплимент ила оскорбление?

— Шлюха не носят пистолет, потому что он выпирает и портит округлость форм. Так что с тобой все ясно.

— Но у меня нет пистолета.

— Возьми мой, он на бюро... Ага, вот он, в Исла-Верде единственный Корнуолл.

— Он такой маленький, что вполне уместится в сумочке, — сказала майор, взяв с бюро автоматический «вальтер».

— А у тебя есть сумочка? — Записав адрес Корнуолла в блокнот, Тайрел поднял глаза на Кэти.

— Понятно, считается, что я должна носить рюкзак, но последние двадцать четыре часа я ношу вот эту прекрасную, отделанную жемчугом и бисером сумочку. С разрешения Джексона купила ее вместе с платьем.

— Ах он негодяй... Ну так вы идете?

— Подозреваю, что он только что вышел из-под душа, вон как громко насевает.

— Тогда одевай это дитя и выметайтесь отсюда. Мне очень не хочется увидеть труп человека по имени Саймон.

— Хорошо, хорошо, коммандер.

Сидя за рулем белого «кадиллака» Альфреда Саймона, Тайрел подрулил на стоянку перед домом Корнуолла. Как и говорил Стивенс, в квартале Исла-Верде находились дома с очень дорогими квартирами с громадными, выходящими на океан балконами я бассейнами.

Хоторн вылез из машины, прошел по дорожке во входу в дом и помахал рукой дежурному. Как во всех подобных домах в этом районе, в будке из толстого стекла за столом сидел одетый в форму дежурный. Нажав кнопку на столе перед собой, он спросил:

— Говорите по-испански или по-английски, сеньор?

— По-английски, — ответил Тайрел. — Мне нужно по очень срочному делу повидать миссис Розу Корнуолл.

— Вы вместе с полицией, сеньор?

— С полицией? — Хоторн похолодел, но взял себя в руки и уверенно произнес:

— Да, конечно. Я та консульства США, гам позвонили из полиции.

— Проходите, сеньор. — Дверь отворилась, Тайрел вошел внутрь и повернулся к дежурному:

— Какой номер квартиры?

— Девятьсот один, сеньор. Все уже там.

«Все? Что за чертовщина?» Хоторн быстро подошел к лифтам и стал нетерпеливо нажимать все кнопки, наконец двери лифта окрылись. Поднимался лифт очень медленно, но все же доехал до девятого этажа. Тайрел выскочил в коридор и резко остановился при виде толпы людей и фотовспышек, мелькающих в дверях квартиры в двадцати футах справа от него. Он двинулся в направлении толпы, большую часть которой составляли мужчины и женщины в полицейской форме. Внезапно из квартиры показался маленький грузный человек в сером костюме и синем галстуке. Расталкивая перед собой полицейских, он листал страницы своего блокнота. Человек бросил мельком взгляд на Тайрела, потом снова, более внимательно посмотрел на него, прищурив темные глаза. Это был детектив, почти восемь часов назад приезжавший в аэропорт.

— Ах, сеньор, я вижу, нам с вами так и не удалось поспать в перерыве между этими трагедиями. Ее мужа убили ночью, а ее утром... и каким-то непостижимым образом вы оказываетесь и там и тут.

— Прекратите, лейтенант, у меня нет времени выслушивать вашу чепуху. Что случилось?

— У вас, похоже, повышенный интерес к этой паре. Возможно, что вы замешаны во всем этом.

— Да, конечно, убиваю каждого из них, а потом случайно появляюсь на месте преступления. Я не полный идиот. Ладно, оставим это. Что случилось?

— О, прошу вас, сеньор, — сказал детектив, проводя Хоторна через толпу в гостиную. В комнате был страшный беспорядок, повсюду валялась поломанная и перевернутая мебель, осколки стекла и фарфора. Однако не видно было ни крови, ни трупа. — Это и есть место вашего преступления, сеньор. Вы ведь таким и ожидали увидеть его, я прав, сеньор?

— Где тело?

— А вы не знаете?

— Откуда я могу знать?

— Возможно, что только вы можете ответить на этот вопрос. Вы были в аэропорту прошлой ночью, когда мы нашли тело диспетчера, ее мужа.

— Я пришел туда, потому что кто-то закричал, что нашел его.

— Но вы находились рядом. Что вы там делали?

— Это секретное дело... нельзя, чтобы это появилось в ваших газетах... мы не можем этого допустить.

— Не можете? А разрешите узнать, кто вы такой?

— Расскажите мне, что случилось, тогда я, возможно, отвечу на ваш вопрос.

— Значит, вы будете отдавать мне приказы?

— Это просьба, сэр. Я должен знать.

— Ладно, поиграем в вашу умную игру, сеньор. — Детектив провел Тайрела мимо стоящего на коленях человека, который занимался пояском отпечатков пальцев, и подвел к балкону. Раздвижные двери балкона были распахнуты, в высокой, от пола до потолка ширме имелся разрез, сделанный, по всей видимости, большим острым ножом. Края разреза выгнулись наружу. — Вот сюда вытолкнули эту женщину, и она разбилась насмерть, упав с девятого этажа. Вы этого не видели, сеньор?

— Да о чем вы говорите?

— Наденьте на него наручники! — приказал детектив полицейским, стоящим за спиной Хоторна.

— Что?

— Вы мой главный подозреваемый, сеньор, а я должен заботиться о своей репутации.

Спустя три часа двадцать минут, проведенных в яростных спорах с упрямым, самоуверенным детективом, Тайрелу разрешили позвонить по телефону. Он позвонил в Вашингтон, и через тридцать восемь секунд после того, как он положил трубку, полицейские, выпустили его из участка, не подумав даже формально извиниться за действия своего начальства. Хоторн не знал, где находится машина Альфреда Саймона, поэтому до отеля добрался на такси.

— Где тебя носило последние пять часов? — спросила Кэтрин.

— Я взял напрокат машину в отеле н уже собирался разыскивать тебя по всему городу, — добавил Пул.

— Я сидел в полицейском участке, — спокойно ответил Хоторн, ложась на диван. — Вы отвезли Саймона?

— С некоторыми трудностями, — доложила Кэтрин. — Начнем с того, что мистер Саймон все-таки решил, что я буду прекрасным пополнением для его конюшен... Кстати, это более приятный комплимент, чем тот, что я услышала от тебя.

— Ну, извини.

— Мы отвезли Саймона на машине на базу и влили в него чуть ли не ведро кофе, — продолжила Кэти. — Но, честно говоря, не думаю, что кофе здорово помог, потому что, пока мы везли его к самолету, он еще дважды делал мне подобное предложение.

— Он заслужил это, потому что он настоящий герой.

— Заслужил меня?

— Этого я не говорил. Просто он имел право сделать тебе предложение.

— Что мы теперь будем делать? — спросил Пул.

— Который час?

— Без двенадцати три, — ответила Нильсен.

— Значит, через двенадцать минут мы будем знать это, — сказал Хоторн, сел и внезапно почувствовал, что покрылся испариной... а в комнате стало холодно.

Беспокойство Тайрела росло с каждой минутой. В воображении невольно возникали образы Доминик-Бажарат, а это добавляло к беспокойству еще и злобу. Хоторн не знал, будет ли он в состоянии действовать, и почти с благодарностью вспомнил время, потраченное впустую в полицейском участке, где за всеми бессмысленными спорами он отвлекся от действительности.

— Уже три часа, Тай, — услышал он голос Кэти. — Ты хочешь, чтобы мы вышли из комнаты?

Тайрел внимательно посмотрел на Кэтрин и Джексона, переводя взгляд с одного на другого.

— Нет, оставайтесь, я доверяю вам.

— Мы беспокоимся за тебя, коммандер, — добавила майор. — Это очень важный разговор.

— Спасибо. — Тайрел подошел к телефону, снял трубку и набрал номер.

— Да? — Голос, звучавший из Фэрфакса, штат Вирджиния, был холоден, и произнес он всего одно короткое слово, как будто обладателю этого голоса совсем не хотелось говорить.

— Это Хоторн.

— Подождите, пожалуйста. — В трубке послышались короткие гудки, а затем опять раздался голос Н.В.Н. — Теперь мы можем говорить свободно, коммандер, — продолжил собеседник уже гораздо любезнее, — хотя в нашем разговоре и нет ничего предосудительного.

— Наш разговор записывается? Поэтому и были гудки в трубке?

— Как раз наоборот, линия засекречена. При записи на пленке будут просто неразборчивые звуки. Это для нашей общей безопасности.

— Тогда можете говорить мне то, что собирались сказать. Про Амстердам.

— Для полноты картины вы все должны увидеть собственными глазами.

— Что вы имеете в виду?

— Фотографии. Сделанные в Амстердаме. На них изображена ваша жена Ингрид Йохансен Хоторн в компании трех мужчин, но сделаны фотографии в четырех разных местах: в зоопарке, возле дома Рембрандта, на борту прогулочного катера и в кафе. На каждой запечатлены тайные совещания. Я убежден, что один из мужчин, если только не! вое трое, виновен в смерти вашей жены и ее компрометации, а может, даже сам и совершил убийство.

— Кто они такие?

— Не могу сообщить вам этого даже по засекреченной связи, коммандер. Я сказал «один, если только не все трое», но, честно говоря, опознал я лишь одного. Уверен, что вы опознаете и двух других, но я-то не могу этого сделать. Я не имею доступа к закрытым досье.

— Почему вы так уверены, что я смогу их опознать?

— Мне известно, что они входили в число ваших тайных агентов в Амстердаме.

— Это более тридцати, а возможно, в сорока человек... Вы написали, что здесь имеется связь с долиной Бекаа.

— В том смысле, что долина Бекаа протянула свои щупальцы как в Амстердам, так и в Вашингтон.

— В Вашингтон?

— Совершенно определенно.

— Значит, они могут вернуться к выполнению своих неосуществленных планов? Совершенно ясно, что вы связываете их действия с теперешней ситуацией.

— Конечно. Вы помните, как пять лет назад, примерно за три недели до убийства вашей жены, президент Соединенных Штатов должен был приехать на конференцию НАТО в Гаагу?

— Помню, но конференцию отменили и перенесли ее проведение на месяц позже в Торонто.

— А помните почему?

— Конечно. Мы получили сведения, что долина Бекаа направила дюжину террористов в целях убийства президента... и других.

— Совершенно верно. И среди намеченных жертв были премьер-министр Великобритании и президент Франции.

— Но какая здесь существует связь?

— Я объясню вам это, когда вы прибудете сюда и опознаете двух неизвестных мужчин на фотографиях, что, я уверен, вы сможете сделать. Мой самолет будет ждать вас в аэропорту Сан-Хуана в половине пятого, служащий аэропорта покажет вам, где он находится... Кстати, меня зовут ван Ностранд, Нильс ван Ностранд. И если у вас есть какие-то сомнения, можете по каналам военно-морской разведки связаться с госсекретарем, директором ЦРУ и министром обороны. Но, ради Бога, не говорите им о содержании нашего разговора. Я уверен, они поручатся за меня.

— Все они очень высокопоставленные люди...

— Ив течение многих лет мои близкие друзья и соратники, — прервал Тайрела ван Ностранд. — Если вы просто скажете им, что, учитывая ваше задание, я попросил вас о встрече, уверен, они настоятельно порекомендуют вам сделать это.

— В подобных звонках нет необходимости, мистер ван Ностранд, — заметил Хоторн, — но я приеду с двумя помощниками.

— Да, я знаю. Майор Нильсен и лейтенант Пул, откомандированные в ваше распоряжение базой ВВС Патрик. Я рад, что они будут сопровождать вас, но, боюсь, не могу позволить им присутствовать на нашей встрече. В нескольких милях от моего дома есть прекрасный мотель, я закажу им номера, разумеется за мой счет, и после вашего приземления мой автомобиль отвезет их туда.

— Постойте! — внезапно взорвался Хоторн. — Если вы обладаете такой информацией, то почему, черт возьми, так долго выжидали, прежде чем связаться со мной?

— На самом деле не так уж и долго, коммандер, и по определенным причинам сейчас как раз самое подходящее время.

— Проклятье, но кто тот человек на фотографии, которого вы опознали? Я профессионал, ван Ностранд, и держу в голове имена двойных и тройных агентов, причем стольких, что вам и не сосчитать.

— Вы настаиваете?

— Настаиваю!

— Очень хорошо. Это тот человек, которого вы подозревали все эти пять лет. Капитан Генри Стивенс, являющийся в настоящее время руководителем военно-морской разведки. — Ван Ностранд помедлил и продолжил:

— У него не было выбора. Если бы Советы не убили вашу жену, то вы убили бы Стивенса, потому что Стивенс и ваша жена были любовниками в течение нескольких лет. Он не мог позволить, чтобы она досталась вам.

Глава 17

Одинокая фигура то появлялась, то скрывалась в тени, двигаясь по дорожке парка Рок-Грик в Вашингтоне. Свет редких фонарей слабо пробивался сквозь листву деревьев. Услышав журчание воды в овраге внизу, человек понял, что почти подошел к месту встречи. На одинаковом удалении от двух фонарей на дорожке стояла скамейка, место было настолько темное, что нельзя было разглядеть сидящих на ней людей. «Скорпионы» не нарушали правила конспирации.

Заметив своего коллегу, уже сидящего на скамейке, с горящей сигарой в руке, Дэвид Ингерсол подошел нему, оглянулся, убедился, что вокруг никого нет, и сел рядом.

— Привет, Дэвид, — сказал «Скорпион-2», грузный, лысеющий рыжеволосый человек с одутловатым лицом и приплюснутым носом.

— Добрый вечер, Пат. Сырой вечерок, не так ли?

— Передавали, что дождя не будет, но эти ослы врут, как всегда. Я даже захватил зонтик, такой дурацкий, который складывается так, что можно засунуть в карман, и эта чертова штука, похоже, только и предназначена для того, чтобы таскать ее в кармане.

— А я свой забыл. Голова была занята другими мыслями.

— Понимаю тебя. Последний раз мы встречались более трех лет назад.

— Дело даже не в этом, все гораздо хуже.

— Разве?

— Это безумие, и ты должен это понимать, — сказал «Скорпион-3».

— Я не делаю подобных оценок. Мне слишком хорошо платят, чтобы я выполнял приказы, а не обсуждал их.

— Даже если это грозит самоуничтожением?

— Успокойся, Дэвид, мы перестали быть праведниками много лет назад, когда запродали наши души «Покровителям».

— Подобные философские абстракции меня не интересуют. Разве эти действия направлены на защиту всего того, что мы заработали и чего добились? Вольной, парализованный старик мертв, а вместе с ним ушли и старческие бредовые идеи, породившие это сумасшествие... Задайся вопросом, О'Райан, какую выгоду мы можем ожидать от убийства... от массовых убийств?

— Никакой, за исключением того, что нам не придется выбирать между жизнью и смертью.

— Но кто может угрожать нам смертью?

— Маньяки, одержимые идеей осуществить эту операцию. Она ведь действует не в одиночку, у нее масса сторонников типа Абу Нидаля. Возможно, ее группа не слишком многочисленная, но это фанатики, обладающие значительными средствами. Нет, Дэвид, нам следует делать то, что приказывает «Скорпион-1», а если случится так, что этот бешеный поезд каким-то образом сойдет с рельсов, он всегда сможет доложить, что уж мы-то выполнили свои обязательства. И никто не сможет предъявить нам никаких обвинений.

— Доложить?

— Знаешь, адвокат, не заставляй сомневаться в твоих юридических способностях. Не говори, что никогда не думал о месте «Скорпионов» во всей этой схеме. Возможно, что законы и не требуют такого хитроумного анализа, хотя я в это абсолютно не верю, но я проработал в разведке двадцать шесть лет и вполне могу разглядеть всю пирамиду, даже если у меня перед глазами лишь часть ее. Мы где-то в третьей четверти пирамиды — от «Скорниона-1» и до «Скорпиона-8», однако существует еще верхушка, и мы в нее не входим.

— Я вполне осведомлен об этой иерархии, О'Райан. А еще я знаю кое-что, о чем ты не имеешь представления.

— В это трудно поверить, так как в отсутствие «Скорпиона-1» я был главным связующим звеном между падроне и нашей местной маленькой, но влиятельной фракцией. Я был последним человеком, с которым падроне говорил перед гибелью. Он ясно дал мне это понять.

— Подозреваю, что после этого разговора он сделал еще один звонок.

— Что?

— Как бы то ни было, завтра утром я стану «Скорпион-1». Боюсь, что они нашли меня более подходящим для этой роли, чем тебя. Тебе надо просто позвонить по секретному номеру «Скорпиона-1», и ты услышишь, что разговариваешь со мной. Вот тебе и доказательство.

При тусклом свете фонарей аналитик ЦРУ внимательно посмотрел на заостренное, с резкими чертами лицо Дэвида Ингерсола. Наконец он заговорил:

— Не буду стараться скрывать свое разочарование, потому что я, черт побери, всегда был более полезным человеком. Но, с другой стороны, у тебя имеется твоя фирма и определенные источники информации. Полагаю, что в данной ситуации подобное назначение было неизбежным. Однако хочу как профессионал предупредить тебя, Дэвид. Будь осторожен, очень, очень осторожен. Тебя видно насквозь.

— О чем ты, О'Райан? Я — олицетворение респектабельности.

— Тогда никогда больше не появляйся на Пуэрто-Рико.

— Что? — У Ингерсола был такой вид, как будто он стоит голый посреди улицы, а на него мчится огромный грузовик. — Что ты?..

— Ты знаешь, о чем я говорю. Будем считать, что я ожидал услышать новость, которую ты только что сообщил мне. Толстый ирландский клоун, который слишком много ест, обладает вздорным характером и даже иногда носит белые носки... любезно уступил дорогу чертовски талантливому адвокату с безупречными манерами. О, конечно, у него ведь безукоризненная репутация, престижный университет за плечами, отец — член Верховного суда, прекрасная родословная, позволяющая состоять во всех этих клубах... Это и делает тебя «Скорпионом-1»? Ты действительно думаешь, что я могу поверить в это? У тебя и близко нет таких выходов на международную разведку, какие есть у меня.

— Но при чем здесь Пуэрто-Рико? — угрожающе пробормотал Ингерсол, не обратив внимания на обличительную речь «Скорпиона-2».

— У меня есть осведомители — только у меня, и ни у кого другого, — среди шлюх из публичного дома «Калье дель Очо» в Сан-Хуане.

— Я бывал там по указанию «Скорпиона-1» Проверял пилота!

— Говоря прямо, «Скорпион-8», ты позволил себе лишнее. В одни из вечеров ты даже вырубился там...

— Совсем слегка, всего на минуту, и ничего не случилось! Деньги, бумажник — все было в порядке. Я просто немного устал.

— Не стоит обращать на это внимания, не так ли? Мой источник из публичного дома предоставил мне фотографии, но они ведь не имеют ничего общего с нашими делами здесь.

Ингерсол медленно покачал головой, глубоко вздохнул, агрессивность его иссякла, и он, опытный адвокат, понял, что потерпел поражение.

— Что ты хочешь, Патрик? — спросил Он.

— Все держать в своих руках. У меня больше возможностей и опыта, чем у тебя. Всему, что ты знаешь, ты научился от меня. А кроме этого, я, а не ты вхожу в группу «Кровавая девочка».

— Я ничего не могу изменить, мое назначение состоялось.

— Ох, ради Бога, оставь при себе свой титул, я не собираюсь отнимать его у тебя. Если бы у меня было такое намерение, тебе бы пришлось исчезнуть, а это вызвало бы множество вопросов. Нет, ты «Скорпион-1» и оставайся им, но руководить буду я. Так лучше для всех. А ты, не испытывая никаких неудобств, будешь в курсе всех событий.

— Очень великодушно с твоей стороны, — с сарказмом заметил адвокат.

— Это просто необходимо. Я отнюдь не великодушный человек, но могу быть сговорчивым. Разве не лучше назвать это так? Например, я согласен с тобой, что это сумасшествие должно быть остановлено. Оно может только привести к хаосу, от которого пострадают все. Власти все перевернут с ног на голову и тщательно проверят, а этого мы допустить не можем.

— Но ты же говорил, что мы не должны становиться у них на пути. Если что-то сорвется, то «Скорпионы» первыми попадут под подозрение, а я не хотел бы почувствовать на своем горле нож из долины Бекаа.

— Значит, мы ничем не должны себя выдать, а вся заслуга в срыве операции пусть приписывается нашей невероятно талантливой разведке.

— Но ты же знаешь, что они могут выяснить нашу истинную роль.

— Не думаю, что ты будешь орать об этом на каждом углу, Дэви-бой, так что на самом деле они ничего не узнают. Я сделаю вид, что путаю наши спецслужбы, а потом громко извинюсь за это. Ты знаешь, где сейчас эта женщина?

— Этого никто не знает. Она вместе с молодым латышом легла на дно, они могут быть где угодно.

— Я кое-что выяснил через иммиграционную службу Форт-Лодердейла, откуда они оба направились в Вест-Палм-Бич. По сведениям «Скорпиона22», они зарегистрировались в паршивом мотеле, а потом исчезли.

— Могут быть где угодно, — повторил Ингерсол. — Мы не знаем ни где они, ни как выглядят — ни описаний, ни фотографий...

— МИ-6 и Второе бюро прислали нам ее предполагаемые фотографии, но, честно говоря, толку от них никакого. Это может быть и одна, и три разные женщины, а учитывая ее талант изменять внешность, эти фотографии вообще бесполезны.

— Как ты сказал, они исчезли, а мы даже не знаем, путешествуют они вместе или по отдельности. А еще нам неизвестна роль этого юноши.

— В этой комбинации ему отводится роль мужской силы — послушный телохранитель, исполняющий все приказы... и необходимый спутник.

— Я не понял.

— Судя по тому, что помнят таможенники в Марселе, это здоровый, неуклюжий юноша славянского происхождения, и они даже сомневаются, что он умеет читать и писать. Но, похоже, если ему прикажут, он может переломать человека пополам.

— А что значит «необходимый спутник»?

— Психиатры разработали ее психологический портрет, основываясь на всей информации, полученной из Израиля, Франции и Англии. В основном это всякая психологическая чепуха, но есть и вполне разумные моменты... Как и все фанатики, Бажарат максималистка, и максимализм ее поступков оправдывается тем, что эти умные ребята называют «эмоциональная невоздержанность». Ее психологический портрет предполагает, что она может отличаться повышенной сексуальной активностью на грани нимфомании, но вместе с тем слишком осторожна, чтобы без разбора залезать в чужие кровати, если только это не делается с определенной целью. Поэтому ей лучше всего иметь под рукой сильного мужчину, подчиненного ей.

— Они исчезли и на самом деле могут быть кем угодно и где угодно, но они подбираются все к своей цели. Что мы можем сделать? Они могут оказаться простыми туристами, осматривающими Белым дом, или участниками демонстрации протеста перед Белым домом, а могут стоять на обочине дороги с сумкой, полной гранат.

— Все экскурсии по Белому дому отменены — из-за ремонта, конечно; отменены также все выезды президента на машине. Честно говоря, в этих мерах нет никакой необходимости, потому что картины, которые ты нарисовал, совсем не в стиле Бажарат. Ее тактика заключается в том, чтобы перехитрить противника и нанести удар, обмануть всех и устроить бойню. Это у нее еще с детства.

— С детства?

— Еще одно доказательство того, что я имею доступ к секретам, а ты нет, Дэви-бой. Поэтому я и буду «Скорпионом-1», хотя и без титула.

— Но что мы можем сделать? — повторил свой вопрос Ингерсол.

— Надо ждать. Перед тем как нанести удар, она должна будет позвонить тебе, «Скорпион-1», если не по какой-то другой причине, то хотя бы для обеспечения путей отхода. Она ведь все-таки надеется ускользнуть и остаться в живых.

— Предположим, что она сама подготовила пути отхода.

— Никто в области тайных операций не полагается на единственный вариант. Это еще одна вещь, о которой ты не знаешь, «Скорпион-3». У меня есть тайные агенты, поддерживающие несанкционированные контакты с тремя другими ведомствами и считающие, что мне об этом неизвестно. Это обычное дело. Преданность — чепуха, а вот возможность выжить — это все. — Значит, ты думаешь, что она позвонит мне? — Если у нее есть мозга в голове, то она позвонит, а как я понимаю, мозгов у нее достаточно... Она позвонит.

Амайя Бажарат, этакая привлекательная сорокалетняя графиня, неспешно шла через холл отеля, когда вдруг неожиданно остановилась и замерла. Белокурый мужчина у стойки портье был тайным агентом Моссада, раньше у него была темно-каштановые волосы, она знала его в Хайфе и слала с ним! Пытаясь сосредоточиться, Бажарат поспешила к лифтам, приняв на ходу вполне разумное решение.

Им с Николо надо немедленно убраться из отеля, но куда? И как объяснить поспешный отъезд? Ведь ей сюда так много звонят, и главным образом влиятельные люди из сената в правительства, политики, клюнувшие на крючок в виде барона ди Равелло. И отнюдь не последнее место вреда всех этих деятелей занимал Несбит, сенатор от штага Мичиган, человек, который может устроить ей последнюю встречу — последнюю схватку с президентом Соединенных Штатов. Ей как бы предстояло проникнуть в ставку Гитлера, но действовать она будет гораздо успешнее, чем кучка отчаявшихся генералов, замысливших убить фюрера. Все, хватит! Сейчас надо убраться из отеля! Бажарат вбежала в лифт и нажала кнопку своего этажа.

— Ну разве она не прекрасна, Каби? — воскликнул Николо. Он сидел в гостиной перед телевизором и смотрел повтор телесериала с участием Эйнджел Кейпел. — Просто невероятно, я всего час назад разговаривал с ней и вот теперь вижу ее!

— Хватит, Нико! Помни, что ее интересует младший барон ди Равелло, а не нищий мальчишка из Портичи!

— Зачем ты обижаешь меня? — спросил Николо, бросив злой взгляд на Бажарат. — Ты ведь не возражала против моей дружбы с Анджелиной.

— Сейчас не до этого. Мы уезжаем!

— Почему?

— Потому что я так решила, глупый мальчишка, — ответила Бажарат, подходя к телефону. — Собирай вещи, мои и свои. Быстрее! — Она набрала номер, твердо запечатлевшийся в памяти. Это будет единичный звонок, никакой системы, поэтому можно воспользоваться и гостиничным телефоном.

— Да? — ответил ей голос в Фэрфаксе, штат Вирджиния.

— Это я, мне нужно убежище, но не в отеле и не в Вашингтоне.

— Это невозможно. Во всяком случае, не здесь и не сегодня вечером.

— Я приказываю вам от имени падроне и всех его людей от долины Бекаа до Палермо и Рима! Если вы откажете мне, то они разыщут вас и убьют!

Наступило молчание, потом наконец собеседник заговорил:

— Я пришлю за вами машину, но сегодня вечером мы не увидимся.

— Это не имеет значения, но мне нужен телефон, по которому мне будут звонить.

— Вы будете находиться в самом дальнем домике для гостей, там есть телефон. Когда вас привезут туда, можете позвонить в отель и сообщить свой новый номер телефона. Соединение пойдет через штат Юта и спутник, так что беспокоиться не о чем.

— Спасибо.

— Пожалуйста, синьора. Но должен предупредить вас, что с завтрашнего утра вы останетесь одна.

— Почему?

— Я исчезну, но вы будете делать вид, что ничего не знаете об этом. Вы просто мой друг из Европы и в ближайшее время ожидаете известий от меня. Однако вы можете пользоваться этим номером телефона для связи с моим преемником.

— Понятно. Вы дадите о себе знать?

— Нет. Никогда.

Реактивный самолет «Гольфстрим» пересек береговую линию США к востоку от Чесапикского залива над Кейп-Чарльз, штат Мэриленд.

— Еще пятнадцать минут, — сказал пилот.

— Добавь еще несколько минут, — поправил его второй пилот, глядя на компьютерную карту на приборной доске. — Впереди сильный воздушный фронт, надо подняться и обогнуть его с севера.

— Неужели вы действительно сможете посадить этот снаряд в каком-нибудь частном имении? — спросил Пул. — Ведь надо иметь посадочную полосу длиной свыше трех тысяч футов.

Пилот обернулся и бросил взгляд на Пула, одетого в гражданское.

— А вы сами летчик, мистер?

— Ну, я налетал несколько часов, конечно, не так, как вы, ребята, но и этого достаточно, чтобы понять, что вы не сможете посадить этот самолет на капустную грядку.

— Там не грядка, сэр, а бетонная полоса длиной свыше четырех тысяч футов с собственной диспетчерской вышкой. Хотя это и не совсем вышка, а стеклянный домик. Сегодня утром мы сделали несколько тренировочных взлетов и посадок, и должен сказать вам, что у мистера ван Ностранда все устроено по первому классу.

— Да, это чувствуется, — подал с заднего сиденья голос явно ошеломленный Хоторн.

— С тобой все в порядке, Тай? — спросила майор.

— Все отлично, хочу побыстрее добраться туда.

Через двадцать одну минуту самолет сделал разворот над обширной сельской местностью в штате Вирджиния. Внизу, через поля, проходила взлетно-посадочная полоса, обозначенная желтыми огнями. Пилот посадил самолет и подрулил к поджидавшему лимузину, рядом с которым стояла мототележка для гольфа.

Спустившихся по трапу из самолета троих пассажиров встретили двое мужчин: один в черном костюме и шляпе с опущенными полями, другой без шляпы, в спортивной куртке и коричневых галифе.

— Коммандер Хоторн? — спросил человек в куртке, обращаясь к Тайрелу. — Разрешите отвезти вас на мототележке в дом? Он всего в нескольких сотнях ярдов отсюда.

— Да, спасибо.

— А для леди и джентльмена, — подал голос шофер в шляпе, — приготовлены комнаты в «Шенандо Лодж». Десять минут езды. Не будете ли вы так любезны сесть в машину?

— Конечно, — ответила Кэти.

— Приличные колеса, — заметил Пул.

— Я приеду к вам позже, — добавил Хоторн. Водитель мототележки остановился и посмотрел на Тайрела:

— Ваша комната в главном доме, сэр. Все готово.

— Это идея мистера ван Ностранда, но у меня другие планы после нашей встречи.

— Он очень расстроится и, уверен, будет уговаривать вас остаться, коммандер, — добавил шофер лимузина, распахивая дверцу для Нильсена и Пула. — Кухарка приготовила потрясающий обед, я это точно знаю, потому что она моя жена.

— Передайте ей мои извинения...

— Боже мой, я совсем забыл о правилах приличия! — воскликнул Пул, повернувшись спиной к лимузину и посмотрев в сторону самолета.

— Какие правила приличия? — спросила Кэти, высовываясь из машины.

— Вы с коммандером попрощались с пилотами, а я нет. А они ведь так любезно объясняли мне, как работают все эти приборы.

— Что?

— Сейчас вернусь! — Лейтенант побежал к самолету. Было видно, как он быстро перекинулся несколькими словами с летчиками, оставшимися в кабине, и пожал им руки. Затем Пул быстро вернулся к лимузину, а Хоторн, усаживаясь в мототележку, с любопытством посмотрел на него. Молодой офицер не просто попрощался с пилотами, наверняка рассыпался в любезностях.

— Ну вот, — объявил Пул, — теперь я чувствую себя гораздо лучше. Папа всегда говорят мне, что нужно с благодарностью относиться к незнакомым людям, которые были добры к тебе. Поехали, мистер, не могу дождаться, когда наконец приму горячий душ. Уже несколько дней не принимал! Мама меня бы выпорола за то, что я так зарос грязью! Пока, коммандер! — Лейтенант забрался в машину. Тайрел нахмурился, а мототележка проехала между желтыми огнями взлетной полосы и направилась через лужайку к дому.

Лимузин свернул со взлетной полосы и выехал на извилистую дорогу, которая внезапно выпрямилась. В отдалении фары машины осветили большие железные ворота, слева от которых находилась сторожевая будка. В этот момент в ворота въехал другой лимузин и понесся им навстречу, промчавшись мимо так быстро, что невозможно было разглядеть сидевших в нем людей. Вдруг Джексон Пул перескочил с заднего сиденья на откидное, и, к своему изумлению, Кэти увидела у него в руке «вальтер».

— Послушайте, мистер шофер, — сказал Джексон, — остановите машину. Вам не кажется, что я забыл кое о чем?

— О чем, сэр? — спросил удивленный водитель.

— О коммандере Хоторне, паршивая свинья! — Лейтенант поднес ствол пистолета к правому виску шофера. — Разворачивай эту бандуру и выключи фары!

— Что ты делаешь, Джексон? — воскликнула Кэтрин.

— Дело нечисто, Кэти, я говорил это раньше и говорю теперь... Поворачивай, ублюдок, а то твои мозги вылетят через окно!

Лимузин начал разворачиваться, и, когда он выехал на траву, шофер резко рванулся вправо к красной кнопке тревоги. Но он так и не дотянулся до нее. Пул вырубил его ударом пистолета по шее. Тот моментально обмяк, лейтенант выдернул его тело с переднего сиденья, перелез через перегородку из непрозрачного стекла и схватился за руль, ища ногой тормоз. С громким визгом машина остановилась под развесистыми лапами сосны, всего в семи футах от ствола. Пул откинул голову на сиденье и глубоко вздохнул.

— Пора, наверное, все объяснить, — подала голос с заднего сиденья напуганная Кэти. — Джексон, ты полагаешь, что человек, открыто предложивший Тайрелу навести о нем справки у госсекретаря, министра обороны и директора ЦРУ, не только лжет, но и затевает что-то более страшное?

— Если я ошибся, то извинюсь, уйду в отставку, поеду в Калифорнию к своей младшей сестренке и стану таким же богатым, как она.

— Это не объяснение, лейтенант. Изволь выражаться яснее!

— Я вернулся к этим двум пилотам...

— Да, точно, сказал, что забыл попрощаться, хотя совершенно определенно сделал это. А затем заявил, что несколько дней не принимал горячий душ, а сам всего пять часов назад в отеле в Сан-Хуане проторчал под душем сорок пять минут.

— Надеюсь, Тайрел понял мой намек...

— Какой намек?

— Что дело нечисто. Эти два летчика не являются постоянными служащими ван Ностранда, — пояснил лейтенант. — Постоянные пилоты в отпуске. Помнишь, как эти сказали, что несколько раз утром тренировались взлетать и садиться?

— Ну и что? Сейчас лето, а люди всегда летом уходят в отпуск.

— А как обычно поступаем мы, когда хотим сохранить в тайне часть проводимой операции?

— Заменяем экипажи, естественно, обычно берем их с других баз. И что дальше?

— Не замечаешь связи?

— Нет.

— Тогда пораскинь мозгами, Кэти. У этих двух воздушных наездников имеется заполненный флайт-план на полет в международный аэропорт Дуглас, это в Шарлотте, штат Северная Каролина. Там их будет ожидать правительственный эскорт. В качестве пассажира указан один мужчина с дипломатическим статусом, подтвержденным госдепартаментом. Эти пилоты никогда не имели дела с людьми такого уровня, они немного нервничали, и я подозреваю — из-за того, что сами нечисты на руку.

— Что ты еще выяснил, Джексон?

— Им сказали, что пассажиром будет лично ван Ностранд я по расписанию они должны взлететь через час.

— Через час?

— Не слишком много времени для прекрасного обеда и чертовски важного разговора, не так ли? Похоже, что эти ребята просто воздушные бродяги, не гнушающиеся темными делишками, включая перевозку наркотиков, выполняющие различные поручения подпольных дельцов.

— Они показались мне вполне приличными...

— Ты деревенская девушка, Кэти, а я из Нового Орлеана. Тебе вешают лапшу на уши, а ты и млеешь... Нет, я никогда не позволю себе такого.

— Что нам теперь делать?

— Не люблю выглядеть паникером, но... пистолет Тайрела у тебя?

— Нет, он привязал его к ноге.

— Сейчас я посмотрю у шофера. Ого, да у него целых два! Большой и еще маленькая такая штучка... Держи большой пистолет и оставайся в машине, а второй я положу в свой великолепный пиджак. Если кто-то приблизится к машине, вопросов не задавай, а просто стреляй, а если этот сукин сын шофер очухается, тресни его хорошенько по голове.

— Не пори чушь, лейтенант, я пойду с тобой!

— Не думаю, что тебе следует делать это, майор.

— Я приказываю, Пул.

— В уставе ВВС есть статья, которая четко гласит...

— Прекрати! Куда ты, туда и я! Что будем делать с шофером?

— Помоги мне. — Джексон вытащил водителя из лимузина и подволок к большой сосне. — Раздень его, сначала ботинки, — приказал он Кэти, которая подбежала к шоферу и стащила с него мокасины. — А теперь брюки. Я сниму пиджак и рубашку... Эй, трусы оставь, я сам их сниму в последнюю очередь.

Спустя минуту обнаженное тело шофера было связано нарезанными из его одежды полосами. На прощание лейтенант еще разок ударил его по шее, тело шофера дернулось и снова затихло.

— Ты ведь не убил его? — поморщившись, спросила Кэти.

— Если еще хоть на пять секунд задержусь здесь, то, возможно, убью. Ведь этот ублюдок сам собирался убить нас, Кэти, и я это тебе докажу.

— О чем ты говоришь?

— Давай вернемся в лимузин, там есть телефон, и я, черт побери, уверен, что окажусь прав.

Пул включил зажигание, чтобы телефон заработал, достал аппарат из гнезда, набрал номер справочного бюро и попросил дать ему номер телефона «Шенандо Лодж».

— Говорят с базы ВВС Патрик, — произнес Джексон официальным тоном, дозвонившись в «Шенандо Лодж». — Соедините меня, пожалуйста, с майором Кэтрин Нильсен или лейтенантом Пулом. Срочно.

— Да, сэр... Хорошо, — ответила взволнованная телефонистка, — я сейчас уточню по компьютеру номер комнаты. — Наступила тишина, но через тридцать секунд телефонистка снова заговорила:

— В «Шенандо» такие люди не зарегистрированы, сэр.

— Нужны еще какие-нибудь доказательства, майор? — Лейтенант положил трубку. — Этот ублюдок собирался убить нас до того, как мы прибудем в этот отель. Так что лет через десять наши разложившиеся трупы нашли бы в каком-нибудь болоте.

— Нам надо срочно найти Хоторна!

— Вот это верно, — согласился Пул.

Водитель мототележки провел Хоторна в большую, заставленную книгами библиотеку. Тайрел отказался от выпивки, которую ему предложил водитель, подошедший к красивому застекленному бару.

— Спасибо, я пью только белое вино, — сказал Тайрел. — Чем дешевле, тем лучше, да и то в очень небольших количествах.

— Вот есть замечательное «Пуйи-Фюме», сэр.

— Мой желудок взбунтуется, он привык к менее изысканному букету.

— Как угодно, коммандер, но боюсь, что должен попросить вас отдать мне пистолет, привязанный к вашей правой ноге.

— Моей правой... что?

— Будьте любезны, сэр, — сказал человек в куртке, вынимая из уха крохотный наушник. — По пути сюда от входа вы проследовали мимо рентгеновских установок, и все четко показали наличие у вас пистолета. Отдайте его, пожалуйста.

— Это просто старая привычка, — пояснил Хоторн, усаживаясь в ближайшее кресло и задирая брючину. — Я сделал бы то же самое даже при встрече с римским папой. — Отлепив липкую ленту, он взял пистолет и швырнул его на пол. — Удовлетворены?

— Благодарю вас, сэр. Мистер ван Ностранд сейчас будет.

— Значит, вперед он пустил телохранителя, да? Мой хозяин осторожный человек.

— У него, должно быть, много врагов.

— Как раз наоборот. Я, например, не могу назвать ни одного. Но он очень богат, и, как шеф его охраны, я настаиваю на определенных процедурах, когда его навещают незнакомые люди. Уверен, что, как бывший офицер разведки, вы одобряете это.

— Да, на самом деле не могу вам возразить. Где служили? Армейское спецподразделение G-2?

— Нет, в службе безопасности Белого дома. Президент неохотно отпустил меня, но он понял, что женатому человеку, имеющему четырех детей, которым следует дать образование, нужно прилично зарабатывать.

— Вы хорошо справляетесь со своими обязанностями.

— Я знаю. И, когда сюда придет мистер ван Ностранд, я буду находиться за дверью.

— Давайте кое-что уточним, мистер охранник. Я прибыл сюда по приглашению вашего хозяина, сам я не напрашивался.

— Что же за гость такой, который привязывает к ноге «вальтер»? Если я не ошибаюсь, это любимое оружие опасных людей.

— Я же сказал вам, что это просто привычка.

— Здесь подобные привычки неуместны, коммандер. — Охранник нагнулся и поднял пистолет.

Дверь библиотеки распахнулась, и показалась представительная фигура Нильса ван Ностранда, который вошел в комнату с любезным выражением на лице.

— Добрый вечер, мистер Хоторн, — сказал он, подошел ближе и протянул руку поднявшемуся из кресла Тайрелу. — Простите, что не встретил вас, но я говорил по телефону с человеком, с которым и вам предлагал переговорить, — с госсекретарем... Мне кажется, я узнаю вашу куртку. «Сафарикс», Йоханнесбург. Высшее качество.

— Сожалею, но это «Тониз тропик шоп», аэропорт Сан-Хуан.

— Чертовски хорошая имитация. Я когда-то немного занимался тканями. Но хорошую куртку отличают карманы, мужчины любят множество карманов. В любом случае я должен извиниться, что не встретил вас прямо на взлетной полосе.

— Мы с пользой провели время, ожидая вас, — сказал Хоторн, внимательно разглядывая ван Ностранда. «Большой такой... волосы седые, одет первоклассно... как будто сошел с картинки рекламы мужской одежды». — У вас чрезвычайно строгая служба безопасности.

— О, и Брайан здесь? — Ван Ностранд мягко рассмеялся и бросил благодарный взгляд в сторону начальника охраны. — Иногда мои добрые друзья слишком серьезно воспринимают его работу. Надеюсь, что у вас все обошлось без недоразумений.

— Да, сэр. — Охранник по имени Брайан демонстративно сунул в карман пистолет Тайрела. — Я предложил коммандеру выпить «Пуйи-Фюме», но он отказался.

— Серьезно? Оно хорошей выдержки, но, может быть, мистер Хоторн предпочитает пшеничное виски?

— Все-то вы выяснили, — сказал Хоторн, — но боюсь, что это уже в прошлом.

— Да, мне говорили. Будьте любезны, оставьте нас, Брайан. Нам с нашим гостем из Амстердама надо кое-что обсудить с глазу на глаз.

— Конечно, сэр. — Бывший сотрудник службы безопасности вышел из комнаты.

— Теперь мы одни, коммандер.

— Да, одни. Вы сделали необычное заявление, касающееся моей жены и капитана Генри Стивенса. Я хочу знать, какие у вас для этого основания.

— До этого мы еще доберемся. Садитесь, пожалуйста, давайте поболтаем несколько минут.

— Я не собираюсь болтать с вами! Почему вы сказали такое о моей жене? Ответьте мне на этот вопрос, а потом сможем поговорить и о других вещах, но все равно наш разговор будет очень коротким.

— Да, мне сказали, что вы не пожелали остаться на обед и даже отказались воспользоваться моим гостеприимством на ночь.

— Я пришел сюда не обедать и не в гости, а для того, чтобы услышать об убийстве моей жены в Амстердаме и о капитане Генри Стивенсе. Возможно, он знает что-то такое, чего не знаю я, но вы представили все в совершенно ином свете. Объясните!

— Я ничего не должен вам объяснять. Вы здесь, у меня, и страстно желаете узнать об Амстердаме, но и я страстно желаю выяснить, что произошло на маленьком острове в Карибском море.

Наступила тишина, они стояли друг против друга на расстоянии нескольких футов, и каждый пожирал глазами противника. Наконец Хоторн заговорил:

— Вы ведь Нептун, не так ли?

— Конечно, коммандер. Однако эта информация навсегда останется в этой комнате.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. Вы уже мертвец, мистер Хоторн. Брайан!

Глава 18

Пистолетные выстрелы разорвали тишину огромного дома, Пул и Кэтрин Нильсен без, остановки нажимали на спусковые крючки своих пистолетов. Осколки оконного стекла летели внутрь библиотеки и наружу. Лейтенант рванулся в разбитое окно, покатился по полу, потом вскочил на нога, целясь в распростертые на полу тела.

— С тобой все в порядке? — крикнул он изумленному Хоторну, укрывшемуся в углу библиотеки за креслом.

— Откуда ты взялся, черт побери? — спросил, задыхаясь, Тайрел, тяжело поднимаясь на колени. — Со мной уже все было кончено!

— Я предполагал что-то в этом роде...

— Поэтому и решил еще раз попрощаться с пилотами? — оборвал его Хоторн, вытирая пот со лба. — И еще сказал о душе, который не принимал несколько дней?

— Потом все объясню, а сейчас хочу сообщить, что наш шофер валяется в кустах и никуда больше не едет. Мы с Кэти обошли дом, увидели тебя здесь, а когда этот вежливый горилла ворвался в комнату с пистолетом в руке, мы решили, что времени на раздумья у нас нет.

— Спасибо, что не стали думать. Мне сказали, что я уже мертвец.

— Нам надо сматываться отсюда!

— Кто-нибудь поможет мне влезть через это проклятое окно, чтобы не изодрать в клочья тело? — раздался голос Кэти. — Кстати, от ворот по дороге сюда бегут люди.

— Мы отошлем их обратно, — сказал Хоторн, помог Пулу втащить майора через окно в комнату, подошел к двери и запер ее. Когда раздался стук в дверь, Тайрел отлично сымитировал голос ван Ностранда:

— Все в порядке, Брайан демонстрировал мне новый пистолет. Возвращайтесь на свои посты.

— Да, сэр, — раздался ответ из-за двери. Охрана автоматически среагировала на упоминание имени своего начальника, послышались удаляющиеся шаги.

— Мы в безопасности, — объявил Тайрел.

— Ты совсем рехнулся, — хрипло прошептала Кэти. — Здесь ведь два трупа!

— Я не сказал, что в полной безопасности, но хотя бы пока.

— По расписанию самолет вылетает через тридцать пять минут, — заметил Пул. — Надо бы нам воспользоваться им.

— Через тридцать пять минут?

— Это еще что. Их пассажиром должен был стать ван Ностранд, пункт назначения — международный аэропорт в Шарлотте, Северная Каролина. Эскорт, дипломатическое прикрытие и все прочее. Так что никакого прекрасного обеда или приятного ночного времяпрепровождения. Предполагалось, что ты прекрасно отдохнешь в могилке в лесу.

— Выходит, все было рассчитано по минутам!

— Так что давайте упорхнем в прекрасное, безопасное, голубое небо.

— Еще рано, Джексон, — не согласился с ним Тайрел. — Ответы на мои вопросы кроются именно здесь. Ван Ностранд и был тем самым Нептуном, о котором говорил Альфред Саймон, он посещал падроне на острове... А значит, он центральная фигура в деле Бажарат.

— Ты уверен в этом?

— Абсолютно, лейтенант. Он сам признался, что он и есть Нептун, но вполне доходчиво объяснил, что эти сведения будут похоронены вместе со мной.

— Вот это да!

— Когда мы ехали в лимузине, нам навстречу попалась машина, — вспомнила Кэтрин. — Может она иметь отношение к сегодняшним событиям?

— Давайте выясним, — ответил Тайрел.

— Тут имеются коттеджи, наверное, для гостей, четыре или пять как минимум, — сообщил Пул, когда они с Хоторном помогали Кэтрин выбраться в окно. — Я заметил их из лимузина.

— Но света нигде нет, — сказал Тайрел, когда они обогнули восточную часть дома и их взору предстали только широкая лужайка и темный лес.

— Был свет, я видел его всего несколько минут назад.

— Он прав, — поддержала лейтенанта Кэти, — вон там. — Она протянула руку в юго-западном направлении, где в настоящую минуту была сплошная темнота.

— Может быть, я вернусь к самолету и скажу пилотам, что все в порядке? Парни еще и до стрельбы здорово нервничали.

— Хорошая мысль, — согласился Тайрел. — Скажи им, что у ван Ностранда в доме тир и он демонстрировал нам свою коллекцию оружия.

— Да в это никто не поверит, — усомнилась Кэти.

— Они поверят любому объяснению, их волнует только то, что через полчаса они улетят отсюда с чеком на крупную сумму... Кстати, если они увидят тебя, то это еще более ободрит их. Иди вместе с Джексоном, ладно?

— А ты что будешь делать?

— Пошарю вокруг. Если вы с Пулом совсем недавно заметили свет, то почему его не видно сейчас? Можно предположить, что в доме никого больше нет, за исключением кухарки, так как ему не нужны были свидетели расправы со мной, но, черт побери, наверняка ведь он не собирался принимать и других гостей, потому что вот-вот должен был улететь.

— Вот твой пистолет, — сказал лейтенант, вытаскивая из-за пояса «вальтер». — Я взял его из кармана у этого ублюдка, а заодно прихватил и «магнум», что был у него в руке. Можешь оба забрать. Я-то вооружен до зубов: помните про два пистолета водителя?

— Один ты отдал мне, Джексон, — заметила Кэти.

— И ничего хорошего из этого не вышло, Кэти. По моим подсчетам, у тебя остался всего один патрон.

— Которым, я очень надеюсь, мне не придется воспользоваться...

— Идите оба к самолету, убедите пилотов, что все идет по расписанию, а если и возникнет задержка, то небольшая. Скажите им, что ван Ностранд говорит по телефону с какими-то высокопоставленными правительственными чиновниками. Поторопитесь! •

— У меня есть одна идея, Тай, — сказал Пул. — Что за идея?

— И Кэти и я можем управлять этой птичкой...

— Забудь об этом! — оборвал его Хоторн. — Мне надо, чтобы эти пилоты исчезли и им не задавали бы никаких вопросов, когда обнаружат тела. Моя смерть была запланирована определенными людьми, а опознать нас могут только шофер лимузина и начальник охраны. Но, насколько мне известно, первый без сознания, а второй мертв. Это дает нас свободу маневра.

— Хорошо мыслишь, коммандер.

— За это мне и платят, майор. Пошли.

Офицеры ВВС поспешили через лужайку в сторону взлетной полосы, а Хоторн внимательно посмотрел в юго-западном направлении. Там, в окружении пышных сосен, располагались коттеджи для гостей, едва различимые в лунном свете. За узкой проселочной дорогой виднелись два коттеджа, в одном из которых меньше десяти минут назад горел свет. Но в каком именно? Гадание здесь не поможет, надо подобраться ближе, а это означало, что двигаться следует очень осторожно, только в те моменты, когда облака закрывают луну, пробираться ползком или на четвереньках. В памяти Тайрела всплыли эпизоды его прошлой жизни, когда чопорный с виду служака-офицер превращался совсем в другого человека во время тайных ночных встреч с агентами, мужчинами в женщинами, в полях, в соборах, в аллеях, на пограничных пунктах. И любая дурацкая неосторожность грозила пулей в голову от врагов или от своих. Безумие.

Хоторн взглянул на небо. Большая туча двигалась на юг, и, как только через несколько секунд она закрыла луну, ОЕ перебежал через дорогу и упал в траву. На четвереньках Тайрел двинулся в направлении ближайшего коттеджа, но в этот момент снова выглянула луна, и он неподвижно распластался на земле, сжимая в руке пистолет.

Голоса. Тихие, едва доносимые слабым ветром. Два голоса, похожие, но различающиеся по тону. Один несколько ниже, возможно с легкой хрипотцой, но оба возбужденные... говорят быстро... не по-английски. Что же это за язык? Хоторн осторожно поднял голову. Тишина. Затем вновь послышались голоса, но они доносились не из ближнего, а из дальнего коттеджа, отстоящего на несколько сот футов.

Свет! Крохотный, небольшое пятнышко, наверное, фонарик-карандаш, но не спичка, потому что свет ровный и не мигает. Кто-то расхаживал внутри коттеджа, луч света бистро мелькал взад и вперед — человек что-то искал в спешке. Эти люди должны быть каким-то образом замешаны во всем этом деле! И тут в подтверждение его мысли на дороге внезапно показались фары автомобиля, спешащего по узкой проселочной дороге между домом и коттеджами. Это был, без сомнения, тот самый лимузин, который заметили Джексон и Кэтрин, когда он въезжал в ворота. А теперь, почти через полчаса, автомобиль возвращался, чтобы забрать встревожившихся пассажиров. Они наверняка слышали выстрелы, но даже не попытались выяснить в чем дело а, наоборот, поспешно покидали имение ван Ностранда!

Лимузин развернулся и, скрипнув тормозами, остановился возле коттеджа. В этот момент из домика выскочили две фигуры, у той, что покрупнее, в руках были чемоданы. Тайрел не мог позволить им убежать, их надо было остановить.

Он выстрелил в воздух.

— Стоять на месте! — крикнул Тайрел, вскакивая на ноги и бросаясь вперед. — Не подходить к машине!

Фары ослепили Тайрела, и он лишь на долю секунды успел заметить две фигуры влезающие в автомобиль... Яркий свет в ночи и убегающие фигуры были частью его прошлой жизни. Он упал на землю, перекатился вправо, потом влево и перекатывался все дальше, шатаясь выскользнуть из лучей фар. Наконец он укрылся за кустом, и в этот момент автоматная очередь вспорола темную лужайку в том месте, где он мог предположительно оказаться. Автомобиль резко рванул вперед, визжа покрышками и разбрасывая в стороны грязь. Тайрел в ярости стукнул по земле рукояткой пистолета.

— Хоторн, ты где? — послышался взволнованный голос Кэти, перебегавшей дорогу невдалеке от того места, где лежал коммандер.

— Ну, Кэти, тут такая пальба была, — раздался рядом с ней голос Пула. — Тай, отзовись! Его ведь могли застрелить...

— Нет... нет.

— А вот у меня нет такой уверенности, — подал голос Хоторн и медленно, с трудом поднялся сначала на четвереньки, потом та нога.

— Где ты?

— Здесь, — отозвался Тайрел. Луна на несколько мгновений выглянула из-за облаков, и в ее свете показался Хоторн, выходящий, прихрамывая, из-за кустов.

— Вон он! — крикнула Кати, бросившись вперед.

— Ты ранен? — спросил лейтенант, когда они вместе с майором подбежали к Хоторну. — Ранен? — повторял он свой вопрос, беря Тайрела за руку.

— Но не в результате этой пальбы, — ответил Хоторн, морщась и ворочая шеей.

— А в результате чего? — удивилась Кэти. — Ведь стреляли из автоматов!

— Из одного автомата, — поправил ее Джексон, — и, судя по звуку, это был MAC, а не «узи».

— А как ты думаешь, может стрелять из МАС-10 человек, ведущий большой лимузин по узкой проселочной дороге? — спросил Тайрел.

— Это довольно трудно, я об этом как-то не подумал.

— Тогда даю голову на отсечение, что ты ошибся, лейтенант.

— Да какая вам разница? — вмешалась Кэтрин.

— Абсолютно никакой, — согласился Хоторн. — Просто я дал понять этому непогрешимому лейтенанту, что и он может ошибаться... Нет, я не ранен, просто тело разламывается от резких упражнений, которыми мне давно не приходилось заниматься. Как там дела с пилотами?

— Просто рехнулись, — ответила Кэти, — и я теперь согласна с подозрениями Джексона, что у них совесть нечиста. Очень хотят удрать отсюда.

— Вы ушли от них до стрельбы?

— Да, за несколько минут.

— Значит, их уже ничто не удержит, но, может быть, это и к лучшему.

— О, кое-что удержит, коммандер.

— Что ты имеешь в виду? Они, наверное, сейчас как раз взлетают.

— Разве ты слышишь шум двигателей? — усмехнулся Пул. — Я сыграл с ними в детскую игру, которая называется прятки.

— Пул, да тебя расстрелять мало...

— О, это очень простая игра и всегда срабатывает, как, впрочем, и все другие несложные трюки. Мы стояли возле самолета и спорили с этими перепуганными воздушными разбойниками, а потом я посмотрел на хвост самолета и закричал: «Эй, что это такое?» Они, естественно, тоже уставились туда, ожидая, наверное, увидеть группу линчевателей на мотоциклах, а я в это время вытащил из двери ключ-рукоятку. Они ничего не увидели, а я сказал им, что это, наверно, просто бегает олень. Они облегченно вздохнули, кровяное давление у них нормализовалось, и в этот момент я захлопнул дверь, и автоматический замок сработал... Так что они никуда не денутся, Тай, а если и денутся, то только вместе с нами.

— Я был прав относительно тебя, лейтенант, — сказал Хоторн, глядя Пулу прямо в глаза. — У тебя какие-то ужасные инстинкты, а все твои разнообразные способности направлены на их удовлетворение.

— Черт бы тебя побрал, коммандер. И благодарю вас, сэр.

— Не спеши благодарить, твои штучки еще могут нам дорого стоить.

— Почему? — воскликнула Кэти, пытаясь защитить лейтенанта.

— Так как самолет не взлетел, сейчас все будет зависеть от того, что сейчас, после того как охранники услышали пальбу, происходит у главных ворот и что случится, когда кухарка не найдет ни ван Ностранда, ни своего мужа. Раз самолет не взлетел, они опять будут знать, что мы все еще находимся здесь.

— Насколько я помню, — заметила Кэти, — муж кухарки — наш бывший шофер.

— А в лимузине имеется телефон, — добавил Тайрел.

— Ты прав, черт побери! — воскликнул Пул. — Предположим, что охрана у ворот попыталась связаться с лимузином и потом принялась звонить в полицию. Тогда полиция может прибыть с минуты на минуту и начнет охотиться за нами!

— Интуиция подсказывает мне, что охрана не сделала этого, — возразил Хоторн, — но у меня нет такой уверенности, как раньше. Слишком долго я не играл в эти игры.

— Машина поехала к воротам, — сказал Пул.

— Наверняка, — согласился Хоторн, — и сюда уже должны спешить машины, мототележки или хотя бы просто люди с фонарями, но никого не видно. Почему?

— Надо это выяснить. Я, пожалуй, схожу туда и посмотрю, что происходит, — предложил Джексон.

— Чтобы тебя, идиота, застрелили? — взорвалась Кэтрин.

— Успокойся, Кэти, я не собираюсь идти туда под барабанную дробь и звуки фанфар.

— Она права, — поддержал майора Тайрел. — Возможно, что в некоторых вопросах у меня старомодные взгляды, но только не в таких. Я сам пойду туда, а с вами мы встретимся у самолета.

— А что вообще произошло? — спросила Нильсен. — Что ты видел?

— Двух мужчин, один довольно высокий, с чемоданами в руках, другой ниже ростом, щуплый, в шляпе. Когда фары ослепили меня, они прыгнули в машину.

— Как ты мог в такой момент подумать о шляпе? — спросил Пул.

— Мелко мыслишь, Джексон, — ответил Хоторн. — Шляпа — это, знаешь ли, примета. Обычное дело... Возвращайтесь вместе с Кэти к самолету и постарайтесь не упустить пилотов. Забирай ее.

— Меня не надо забирать, я вполне способна...

— Ох, замолчи, Кэти, — оборвал ее Пул. — Он просто имел в виду, что если эти два подонка попытаются смыться, то лучше будет, если я задержу их, чем если ты их пристрелишь. Вот и все.

— Ладно.

— И еще одно, — продолжил Хоторн твердым голосом. — Если со мной случится несчастье, я выстрелю три раза. По этому сигналу улетайте отсюда.

— А тебя оставить? — удивленно спросила Кэти.

— Имение так, майор. По-моему, я говорил тебе, что я не герой и не люблю героев, потому что слишком многие из них умирают, а меня такая перспектива не привлекает. И если мне придется смываться отсюда, то лучше делать это одному, не имея обузы за спиной.

— Большое спасибо!

— Это моя работа, меня учили этому и платят за это.

— А может, мне пойти с тобой? — предложил Пул.

— Но ты же сам говорил, лейтенант, что пилоты могут взбунтоваться.

— Пошли, Кэти.

Пепельно-серый «бьюик» министерства обороны стоял, укрытый от посторонних взглядов ветками окружающих деревьев, в полумиле от дороги, ведущей в поместье ван Ностранда. Внутри машины скучали четверо мужчин, явно недовольных заданием, которое получили. Кроме того, что им не объяснили для чего они здесь находятся, им также было запрещено предпринимать какие-либо действия. Им просто надо было наблюдать за обстановкой, обязательно оставаясь при этом незамеченными.

— Едет! — сообщил водитель, машинально потянувшись за сигаретами, и в этот момент на дороге показался лимузин, свернувший направо. — Если мы тут еще месяц проторчим, то нас и домой не пустят.

— Тогда поехали домой, — подал голос с заднего сиденья офицер службы безопасности министерства обороны. — Все это дерьмо.

— Наверное, начальству просто захотелось выяснить, что кто-то кого-то водит за нос, — добавил второй голос с заднего сиденья.

— Чистое дерьмо, — сказал мужчина, сидевший рядом с водителем, и потянулся к рации. — Сейчас сообщу, и поехали отсюда.

Ошеломленная Бажарат замерла на заднем сиденье лимузина, тщетно пытаясь собраться с мыслями. Мужчина, попавший в свет фар, был Хоторн! Как это могло случиться? Невероятно, но это был он! Случайное совпадение? Смешно. Должна быть какая-то причина того, что произошла недопустимая вещь... но что это за причина? Падроне? Все дело в этом? Ну конечно! Падроне. Марс и Нептун! Плотская страсть, усиленная равным стремлением к власти, превосходству. А теперь их разлучил человек, погубивший одного из них. Проклятый глупец! Ван Ностранд не мог пережить этого и заманил Хоторна в себе, чтобы покончить с ним. Он ведь сказал, что Хоторна убьет только он сам и Бажарат больше никогда не услышит о коммандере после сегодняшнего вечера.

Это была шахматная партия, придуманная в преисподней, где короли и пешки постоянно воевали друг с другом, но уничтожить друг друга могли, только погибнув вместе... Но этого нельзя допустить, она ведь так близко подошла к своей цели. Всего несколько дней, и Ашкелон будет отомщен. Смерть всем властям! Теперь ее нельзя было остановить!

Париж. Надо все выяснить.

— Что происходит? — шепотом спросил Николо, тяжело дыша, он все еще не пришел в себя от стрельбы и поспешного бегства. — Ты должна мне объяснить.

— К нам это не имеет отношения, — ответила Бажарат, снимая трубку автомобильного телефона. Она набрала код Парижа и номер телефона на рю Корниш. — Полин? — возбужденно спросила Бажарат. — Больше ни с кем я разговаривать не буду.

— Да, это я, — подтвердил женский голос в Париже. — А вы...

— Единственная дочь падроне.

— Этого вполне достаточно. Чем могу помочь?

— Саба звонил еще раз?

— Конечно, мадам, и в очень возбужденном состоянии. Спрашивал, почему вас не было на острове Саба, но я уверена, что успокоила его. Его удовлетворили мои объяснения.

— Удовлетворили?

— Он проглотил сказку о том, что ваш дядюшка переехал на другой остров и что вы знаете, где искать его, когда вернетесь на острова.

— Его компания «Олимпик чартера» находится в Шарлотте-Амалии, да?

— Этого я не знаю, мадам.

— Тогда забудьте мои слова. Я оставлю ему сообщение.

— Конечно, мадам, до свидания.

Бажарат нажала кнопку отбоя и набрала номер компании «Олимпик чартера» на острове Сент-Томас. Ответил автоответчик, и она услышала то, что и ожидала услышать в этот час:

"Вы звоните в компанию «Олимпик чартера», Шарлотта-Амалия, Контора закрыта и откроется завтра в шесть часов утра. Если у вас чрезвычайное сообщение, пожмите единицу, и вас соединят с патрульной службой береговой охраны. Или, если хотите, можете оставить сообщение.

— Дорогой мой, это Доминик! Звоню тебе, совершая скучный круиз вдоль побережья Италии, сейчас я у Портофино, а это, как вы, американцы, говорите, ужасная дыра! Но есть и хорошая новость: я возвращаюсь через три недели. Убедила мужа, что должна вернуться к дяде, он сейчас живет на Дог-Айленде. Извини, что не сказала тебе об этом раньше, но я ведь упоминала о том, что он переезжает, так ведь? Полин отругала меня за это, но сейчас это не имеет значения. Скоро мы будем вместе. Я люблю тебя!

Бажарат положила трубку, с раздражением встретившись с недоуменным взглядом Николо.

— Почему ты говоришь такие вещи, Каби? — спросил юноша. — Разве мы улетаем назад на острова? Куда мы едем? Этот вечер, стрельба, ваше бегство! Что происходит, синьора? Ты должна мне объяснить!

— Я не могу объяснить тебе того, чего сама не знаю, Нико. Ты же слышал, шофер сказал, что это грабители. Владелец поместья фантастически богатый человек, а сейчас в Америке неспокойные времена. Повсюду совершаются преступления, поэтому здесь охрана. Она всегда должна быть готова к таким ужасным вещам, но к нам это не имеет никакого отношения, поверь мне.

— Мне трудно поверить. Если там такая охрана, то почему мы сбежали?

— Из-за полиции, Николо! Сюда прибудет полиция, а нам нужно избежать расспросов с ее стороны. Мы в этой стране гости, и все это так унизительно, поднимется шум... Что подумает Анджелина?

— Ох... — Обеспокоенный взгляд портового мальчишки несколько смягчился. — А зачем мы вообще приехали сюда?

— Я сообщила своим друзьям, что нам понадобится свой дом и слуги... Кроме того, хозяин этого поместья должен был найти мне секретаря, потому что мне надо написать дюжину писем.

— У тебя на все есть объяснение, и ты такая разная. — Молодой итальянец продолжал внимательно смотреть на женщину, спасшую ему жизнь в Портичи.

— Ты лучше думай о деньгах, которые ждут тебя в Неаполе, а мне еще надо кое-чем заняться, малыш.

— Наверное, тебе надо организовать нам ночлег.

— А, теперь и ты стал рассуждать разумно. — Бажарат нажала кнопку переговорного устройства и связалась с шофером. — Друг мой, здесь есть какой-нибудь приличный отель, который вы могли бы нам предложить?

— Да, мадам, я уже позвонил туда, и они ждут вас. Естественно, как гостей мистера ван Ностранда. Называется он «Шенандо Лодж», и вы найдете его вполне приличным.

— Спасибо.

Тайрел прополз по траве, прячась в тени окружающих сосен. Каменная сторожевая будка с двумя шлагбаумами, перекрывающими двухрядную дорогу, находилась теперь от него не более чем в сотне футов. Однако последние тридцать-сорок футов представляли собой открытое пространство между дорогой и стеной высотой десять футов раскинулась ухоженная лужайка без деревьев. Металлические верхушки закругленных столбов стены зловеще поблескивали, и даже непосвященному человеку было понятно, что по краю стены пропущен мощный электрический ток. И совершенно ясно было, что два шлагбаума, перекрывающие дорогу, не были обычными деревяшками, их толщина показывала, что выполнены они из рессорной стали. Сломать такие шлагбаумы мог только танк, а автомобиль любого размера при столкновении с этой стальной преградой просто разбился бы. Шлагбаумы были опущены.

Хоторн внимательно оглядел сторожевую будку. Она была квадратной, сложенной из камня, в стенах — окна с толстыми стеклами, крышу венчала башенка в стиле средневекового замка. Покойный ван Ностранд, он же Нептун, был осторожным человеком, вход в его поместье был защищен от машин и пуль, и горе тому непрошеному гостю, который попробовал бы перебраться через стену. Он умер бы еще до того, как его труп обуглился.

В окне будки никого не было видно, поэтому Тайрел быстро пересек открытое пространство и прижался к каменной стене будки. Медленно, очень медленно он продвинулся влево и заглянул сквозь пуленепробиваемое стекло. То, что он увидел, не просто ошеломило его, представшая взору картина не укладывалась в сознании! В десяти футах от двери стоял стол, а в кресле рядом со столом, уронив на него окровавленную голову, сидел одетый в форму охранник. Его убили не одним выстрелом, а выпустили в голову несколько пуль.

Хоторн обогнул будку и подошел к двери — она была открыта. Он вбежал внутрь и огляделся, пытаясь запомнить все, что видел. Будка была забита различной техникой: три ряда телевизионных экранов, они работали, охватывая все уголки территории поместья; через микрофоны в будке слышался щебет птиц, шум листвы и даже шелест высокой травы.

Почему убит охранник? Почему? Для чего это было сделано? А где при этом были его напарники? Такой человек, как Нептун, а тем более его сумасшедший начальник охраны никогда бы не поручили стеречь вход одному человеку, это просто глупость, а ни ван Ностранд, ни начальник охраны не были дураками — негодяями, возможно, да, но уж никак не дураками. Тайрел осмотрел оборудование, сожалея, что рядом нет Пула. Различная маркировка на приборах указывала, что здесь применяется и аудио — и видеотехника. Разобраться во всем этом можно было, если нажимать нужные кнопки, но если сделать что-то не так, то можно было стереть все пленки.

Самое загадочное: почему в будке никого не было? Что заставило всех убежать отсюда? Стрельба? Вряд ли. Все охранники были вооружены, о чем свидетельствовал труп в кресле, в кобуре у которого торчал пистолет 38-го калибра. Ван Ностранд, безусловно, нанимал преданных людей, так почему же высокооплачиваемые исполнители бросили своего щедрого хозяина? Трудно предположить, что они найдут себе лучшую работу.

Зазвонивший телефон не просто ошеломил Хоторна, но буквально поверг его в шок... «Учитесь хладнокровно управлять собой, лейтенант, сохраняйте ледяное спокойствие. В случае какой-то неожиданности постарайтесь убедить себя, что это обычное дело».

Он вспомнил эти слова инструктора на заре его службы в военноморской разведке, и эти слова Тайрел и сам повторял многим людям, работавшим с ним... в Амстердаме.

Хоторн снял трубку телефона и покашлял несколько раз, прежде чем заговорить.

— Ну что? — пробормотал он неясным, недовольным тоном.

— Да что тут происходит? — закричал женский голос на другом конце провода. — Ни до кого не могу дозвониться: ни до мистера ван Ностранда, ни до своего мужа в машине — ни до кого! А где вы были пять минут назад? Я звонила, но мне никто не ответил!

— Выходил по делам, — грубо ответил Хоторн.

— Я слышала выстрелы, много выстрелов!

— Наверное, охотятся на оленя, — буркнул Тайрел, припомнив игру в прятки Пула с пилотами.

— Из автоматов? Ночью?

— Кому что нравится.

— Сумасшедшие люди, да здесь вообще все сумасшедшие!

— Да...

— Ладно, если дозвонитесь до мистера ван Ностранда или до кого-нибудь еще, скажите, что я заперла все двери и торчу на кухне. Если хотят обедать, пусть позвонят мне! — С этими словами кухарка бросила трубку.

После разговора с женщиной ситуация показалась Хоторну еще более невероятной. Все сбежали, возможно, убив охранника, не пожелавшего присоединиться к остальным. Похоже было, что наступил конец света, и по всему поместью раздавался зловещий шепот: «Пора! Сегодня ночью. Спасайся кто может!» Как это еще можно объяснить иначе?.. И все-таки ответ был, единственный верный ответ, имеющий отношение к Бажарат, но этот ответ покоился в мертвых клетках мозга ван Ностранда.

Хоторн вытащил из кобуры мертвого охранника забрызганный кровью пистолет и, держа его двумя пальцами, прошел в маленькую ванную, где вытер пистолет бумажным полотенцем и сунул его за пояс. Вернувшись в комнату, он снова внимательно осмотрел ее, уделив особое внимание пульту управления, расположенному на ближайшем к выходу столике. Хоторн предположил, что именно с помощью этого пульта поднимается и опускается шлагбаум. На пульте было шесть разноцветных кнопок, образовывавших два одинаковых треугольника. Слева внизу располагались зеленые кнопки, справа — коричневые, в вершине каждого треугольника находились более крупные красные кнопки. Под каждой кнопкой имелась желтая пластинка с соответствующими надписями, сделанными черными буквами: «ОТКРЫТО. ЗАКРЫТО», а под красными кнопками более крупно: «ТРЕВОГА».

Тайрел выбрал левый треугольник и нажал зеленую кнопку «ОТКРЫТО». Ближайший шлагбаум медленно поднялся. Он нажал коричневую кнопку, и шлагбаум опустился на место. Чтобы окончательно убедиться, Тайрел повторил аналогичную процедуру с правым треугольником, при этом поднялся и опустился дальний шлагбаум. Нажимать красную кнопку «ТРЕВОГА» у него не было никаких причин.

Хоторн принял решение, убеждая себя, что риск, по крайней мере, минимальный. Он встретится с Пулом и Кэтрин на взлетной полосе и сообщит им свое решение. Джексон с Кэтрин могут или вылететь вместе с пилотами в Шарлотту, Северная Каролина, и выяснить, что за эскорт будет встречать там ван Ностранда, или могут остаться с ним и помочь тщательно обыскать кабинет ван Ностранда. Пусть сами решают, но в любом случае они окажут ему огромную помощь. Встречу в аэропорту мог заранее организовать кто угодно, и концы наверняка спрятаны или прикрыты какими-нибудь фальшивыми документами, однако все же можно попытаться размотать эту ниточку. Но, с другой стороны, ему не помешают еще две пары глаз во время обыска кабинета и жилых помещений в доме. Человек, в такой спешке покидающий свое поместье, вполне мог забыть об осторожности и оставить какие-нибудь улики.

Хоторн поднял с залитого кровью стола труп охранника, ухватил под мышки и отволок в ванную. Вымыв руки в небольшой раковине, он вдруг услышал шум автомобильного двигателя — громкий, даже надрывный, но вдруг внезапно оборвавшийся... Может быть, он ошибся? Может быть, это все-таки по тревоге прибыла полиция? С трудом соображая, Тайрел выскочил из ванной, поднял с пола фуражку охранника, взглянул в окно и почувствовал облегчение. Голубой «шевроле» не принадлежал полиции, и он не въезжал в имение, а выезжал из него. Он взглянул на пульт управления, на кнопки, инстинктивно сообразив, что надо воспользоваться кнопками правого треугольника.

— Да? — спросил он, щелкнув выключателем, расположенным рядом со встроенным микрофоном.

— Что за идиотский вопрос? — раздался из динамика раздраженный женский голос. — Выпусти меня отсюда! И когда мой болван муженек вернется, передай ему, что я уехала к сестре. Он найдет меня там... Эй, минутку! Ты кто такой?

— Я новенький, мадам, — сказал Тайрел, нажимая зеленую кнопку. — Приятной вам ночи, мадам.

— Чокнутые, вы все здесь чокнутые! Самолеты летают, автоматы стреляют, что дальше? — «Шевроле» рванул в темноту, и Хоторн опустил шлагбаум. Оглядев еще раз комнату, Тайрел подумал о том, что бы ему могло здесь пригодиться. Да, может быть, вот это! На столе, промокший от крови, лежал большой журнал. Он открыл его и стал перелистывать слипшиеся страницы, на которых были записаны имена, даты и время прибытия гостей ван Ностранда начиная с первого числа месяца, то есть за восемнадцать дней. В спешке или по забывчивости, но Нептун совершил первую ошибку. Тайрел закрыл журнал, сунул его под мышку, и вдруг его осенило. Он швырнул журнал на стол и начал лихорадочно листать страницы, ища список сегодняшних посетителей. Ему нужны были имена людей, поспешно удравших в лимузине из коттеджа для гостей. В журнале было записано только одно имя, но его было вполне достаточно, чтобы ошарашить Хоторна! Или обладательница этого имени не подозревала, что оно известно ее преследователям, или, наоборот, исключительно из чувства маниакального самолюбия оставила в журнале свое имя, как бы на память официальным комиссиям и историкам. Она не боялась, что о лей узнают.

Мадам Лебажерон, Париж.

Лебажерон.

Баж.

Доминик.

Бажарат!

Глава 19

Тайрел выскочил из сторожевой будки и помчался через лужайку, срезая путь к взлетной полосе. Однако, пробежав немного, он остановился, еще точно не понимая, почему сделал это. И тут до него дошло: он ожидал увидеть цепочку желтых огней, но их там не было, впереди была только темнота. Он снова побежал вперед, на этот раз еще быстрее, и проскочил в узкий проход в живой изгороди, обрамлявшей лужайку.

Он думал, что Нильсен и Пул будут поджидать его вместе с двумя пилотами на видном месте на взлетной полосе, но там никого не было. Что-то не так. Тайрел сунул журнал регистрации под куст, присыпал его землей и еще раз внимательно оглядел взлетную полосу.

Тишина. Никого. Только желтовато-белые очертания самолета «Гольфстрим».

Что-то шевельнулось... Какое-то движение! Но где? Он уловил это движение краешком глаза — справа, за бетонной полосой. Хоторн напряг зрение, всматриваясь туда, и выглянувшая луна помогла ему, ее свет отразился, словно от зеркала. Это была диспетчерская вышка, хотя именно вышкой ее и нельзя было назвать, потому что это было одноэтажное здание из стекла, с параболической антенной, поднятой высоко над крышей и прикрепленной к крыше тросами. Кто-то двигался за одним из больших окон, и эти движения отражались в лунном свете.

Луна снова скрылась за облаками. Хоторн упал на траву, прополз назад за живую изгородь, там встал и побежал вдоль изгороди, обогнув конец взлетной полосы. Уже через минуту он был в ста ярдах от «вышки». Тайрел тяжело дышал, пот градом катился по лицу, рубашка взмокла. Неужели, пилотам удалось одолеть Кэти и вооруженного лейтенанта ВВС? Учитывая сноровку Пула, дело не обошлось бы без стрельбы, но, никакой стрельбы не было.

Снова движение! Смутный силуэт быстро приблизился к громадному окну и тут же пропал из вида... Наверное, они заметили его, когда он пробегал мимо проходов в живой изгороди, а теперь наблюдают за ним. Внезапно недавние воспоминания охватили Хоторна. Это было три дня назад, три ночи... Безымянный остров к северу от пролива Анегада... Огонь, Один из самых могущественных образов для людей и животных, и это еще раз подтвердили мечущиеся, надрывающиеся от лая сторожевые псы в крепости падроне.

Стоя позади живой изгороди, Тайрел пошарил руками по земле в поисках веток, высушенных летним солнцем. В самой изгороди тоже было полно сухих, сломанных веток. Через четыре минуты напряженной работы у ног Хоторна уже образовалась куча почти в фут высотой и в два фута шириной. Сунув руку в карман брюк, Тайрел достал коробок спичек, которые всегда носил с собой еще с тех времен, когда был заядлым курильщиком. Чиркнув спичкой, он поджег снизу кучу сухих веток, упал на четвереньки и перебежками двинулся вправо вдоль изгороди. Теперь он находился рядом со стеклянной «вышкой», ее металлическая дверь была менее чем в восьмидесяти футах от него.

Огонь распространялся даже быстрее, чем предполагал Хоторн, и он поблагодарил богов за палящее солнце Вирджинии. Влажные ночные ветры еще не пришли с холмов, и верхние ветки живой изгороди были сухими, а пламя легко пробивалось к ним снизу через листву в середине изгороди. Огонь распространялся в обе стороны, и через несколько минут изгородь превратилась в фитиль, по которому огонь полз в обоих направлениях. Внезапно две... нет, три фигуры появились у большого окна. Они были возбуждены, кивали и мотали головами, размахивали руками, в панике метались взад и вперед. Металлическая дверь распахнулась, и в проеме появились трое человек — один впереди, двое позади него. Тайрел не мог видеть их лиц, но понял, что среди них нет ни Кэтрин, ни Пула. Он вытащил из-за пояса револьвер 38-го калибра и стал ждать, задавая себе три вопроса: где Кэти и Джексон, кто эти люди и какое отношение они имеют к исчезновению двух офицеров ВВС?

— Боже мой, топливные цистерны! — воскликнул мужчина, стоящий впереди.

— А где они? — Этот голос был знаком Хоторну — второй пилот «Гольфстрима».

— Вон там! — Тайрел увидел, как мужчина указал рукой куда-то в сторону взлетной полосы. — Они могут взорваться и поднять здесь все на воздух! Там сто тысяч галлонов топлива самой высокой очистка.

— Но ведь они под землей, — возразил летчик.

— Конечно, парень, и закрыты стальными крышками. Но цистерны наполовину пусты, испарения поднимаются вверх, и все может взорваться, если крышки раскалятся. Надо убираться отсюда!

— Но мы не можем оставить их! — воскликнул второй пилот. — Это убийство, мистер, а я не хочу иметь с этим ничего общего.

— Делайте что хотите, ослы, а я ухожу! — Мужчина бросился бежать, а пламя горящей изгороди освещало его удаляющуюся фигуру. Пилоты скрылись из вида, вернувшись в здание, а Тайрел ползком рванулся вперед, добрался до угла здания и осторожно выглянул. Пламя горящей изгороди ползло в разные стороны, вздымаясь к небу. Внезапно из дверей вышли Нильсен и Пул, руки у них были связаны за спиной, рты замотаны серыми лентами. Кэти упала, а Джексон рухнул на нее, прикрывая своим телом, как будто ожидал, что сейчас прогремят выстрелы. Следом вышли перепуганные, растерянные пилоты.

— А ну, поднимайтесь, — приказал второй пилот. — Вставайте и пошли!

— Вы никуда не пойдете! — Тайрел вскочил на ноги, водя стволом револьвера от головы одного летчика к голове другого. — Вы, подлые негодяи, помогите им. Развяжите и уберите эти ленты!

— Эй, парень, это не мы, мы этого не хотели! — принялся оправдываться второй пилот, в то время как его коллега быстро поднял на ноги Нильсен и Пула, развязал их и снял ленты. — Этот мерзкий радист всех нас держал под прицелом.

— Это он приказал нам связать их, — вмешался старший из пилотов. — Он сказал, что если мы работаем на мистера ван Ностранда — а он видел нас утром во время тренировки, — то, значит, мы в порядке.

— Более того, — добавил второй пилот, — он сказал, что служба безопасности мистера ван Ностранда проверила нас, а этих людей он не знает, поэтому не хочет рисковать... Давайте уберемся отсюда к чертовой матери. Вы слышали, что он сказал насчет топливных цистерн?

— Где они? — спросил Хоторн.

— Примерно в четырехстах футах от этого стеклянного сарая, — ответил Пул. — Я видел насосы, когда мы с Кэти поджидали тебя.

— Меня не волнует, где они! — закричал второй пилот. — Этот ублюдок сказал, что они тут все поднимут на небеса!

— Могут, — согласился лейтенант, — но непохоже. Насосы имеют двойную изоляцию, а чтобы крышки достигли температуры, при которой возможен взрыв, в них должен врезаться реактивный истребитель.

— Но все же взрыв возможен?

— Конечно, Тай, один, может быть, два шанса из сотни. Черт побери, не зря же на заправочных станциях висят таблички «не курить».

Хоторн повернулся к перепуганным пилотам.

— Считайте, что вам повезло, парни, — сказал он. — Давайте сюда ваши бумажники, удостоверения и паспорта.

— Черт возьми, это что, шутка?

— Вам будет не до шуток, если вы меня не послушаетесь. Давайте все сюда, я вам потом их верну.

— Вы кто, из ФБР что ли? — Пилот неохотно сунул руку в карман и протянул Тайрелу бумажник и паспорт. — Надеюсь, вы понимаете, что нас наняли вполне законно, и мы не перевозим ни оружие, ни другие запрещенные грузы. Если хотите, можете обыскать и нас и самолет. Вы ничего не найдете.

— Ты говоришь так, как будто тебе уже раньше приходилось произносить подобные речи. Да и тебе тоже, воздушный разбойник. Я употребил правильный термин, не так ли?

— Я пилот, имеющий лицензию, и работаю по найму, мистер, — сказал второй член экипажа, тоже протягивая Хоторну бумажник и документы.

— Запиши их имена и всю нужную информацию, майор. — Тайрел протянул Кэтрин бумажники и документы. — Зайди внутрь и зажги свет.

— Хорошо, коммандер. — Кэти быстро прошла в здание.

— Майор... коммандер? — воскликнул пилот. — Черт возьми, что все это значит? Стрельба, горящая взлетная полоса да еще военные. Во что нас впутали эти сукины дети, Вен?

— А я лейтенант, — добавил Пул.

— Разрази меня дьявол, если я знаю, Сонни, но если мы выберемся отсюда, то пусть вычеркивают наши имена из списка!

— А что это за список? — поинтересовался Хоторн. Пилоты переглянулись.

— Ладно, скажи ему, у них все равно против нас ничего нет.

— Список в компании «Скай транспорт интернэшнл», это что-то вроде агентства по найму.

— Не сомневаюсь. А где оно находится?

— В Нашвилле.

— Еще лучше. Там полно всяких сельских миллионеров.

— Мы никогда сознательно не перевозили преступников или запрещенный товар...

— Вы уже упоминали об этом, мистер пилот, но не будем касаться законности вашей деятельности. Где вы проходили летную подготовку? В армии?

— Вот уж нет, — сердито ответил второй пилот. — В лучших гражданских аэроклубах, пять тысяч часов комбинированных полетов.

— А ты что-то имеешь против армии? — спросил Пул.

— Военная служба исключает инициативу, поэтому мы лучше военных пилотов.

— Эй, черт побери, ну-ка...

— Прекрати, лейтенант. — В этот момент из здания вышла Кэтрин. — Есть что-нибудь интересное? — спросил Хоторн, делая знак майору вернуть бумажники и паспорта.

— Один или два момента, — ответила Кэти, передавая бумажника и документы владельцам. — Наших пташек зовут Бенджамин и Эзекиел Джонс. Они братья, и в последние двадцать месяцев им пришлось много попутешествовать, причем по таким интересным местам, как Картахена, Каракас, Порт-о-Пренс и Эстеро, штат Флорида.

— Маршрут в виде искривленного прямоугольника перед последним перелетом в Эверглейдс, — сказал Тайрел.

— Где они и сбрасывали свои якобы законные грузы, — с презрением добавил Пул.

— Можем мы уйти отсюда? — Второй пилот смотрел на горящую изгородь, и по лицу его струился пот.

— О, сейчас уйдете, — ответил Хоторн, — но будете делать то, что я вам скажу. Лейтенант сообщил мне, что у вас имеется разрешение на посадку в Шарлотте, Северная Каролина...

— Но время вылета уже прошло, а новое мы не подтвердили! — возразил Бенджамин Джонс. — Подлетая к аэропорту, надо будет запросить диспетчерскую, и нам или дадут новые условия посадки, или подтвердят старые.

— Ты сможешь сделать это, Пул?

— Конечно, сможет, — ответила за лейтенанта Кэти, — да и я смогу. Здешнее оборудование позволяет связаться со всеми диспетчерскими вышками от Далласа до Атланты. Как уже говорил Беи, когда мы летели сюда, у мистера ван Ностранда все устроено по первому классу.

— И вы ожидаете, что мы полетим прямо в руки агентов ФБР, ожидающих пассажира, которого у нас не будет? — закричал Сонни-Эзекиел Джонс. — Да вы просто рехнулись!

— Вы, наверное, тоже рехнулись, если не хотите лететь, — спокойно ответил Хоторн, сунул руку в карман и достал записную книжку с карандашом. — Вот номер телефона, по которому вы позвоните мне, когда прибудете в Шарлотту. Воспользуйтесь кредитной карточкой, потому что телефон находится на Виргинских островах, и вас соединят с автоответчиком.

— Вы с ума сошли! — закричал Бенджамин Джонс.

— Я очень надеюсь, что вы сделаете все так, как надо. Если откажетесь, то в этой стране вам уже никогда не найти мало-мальски законной работы. Но, с другой стороны, если вы выполните мои указания, то сможете спокойно продолжать работать по найму... Тут, правда, есть одно условие.

— Что за условие? Что мы должны будем сделать?

— Начнем с того, что вас не будет встречать толпа агентов ФБР — только дипломатический эскорт ван Ностранда один-два человека. Мне нужны их имена, так что вы даже откажетесь разговаривать с ними, пока все не выясните.

— Что надо выяснить?

— Дату выдачи их удостоверений, подписи на них, а также имя того человека, кто устроил вылет вашему пассажиру и прислал эскорт. Им это, конечно, не понравится, но они все поймут.

— Ну, получим мы информацию, а дальше что? — спросил повеселевший Бен Джонс. — Мы ведь не доставим им ван Ностранда! А где од, кстати?

— Заболел.

— Так что же им сказать?

— Что по приказу мистера ван Ностранда совершили холостой полет. Возможно, что это будет им вполне понятно. Потом найдете телефон и позвоните по этому номеру. — Хоторн сунул бумажку с номером телефона в карман рубашки второго пилота.

— Эй, минутку! — воскликнул Сонни-Эзекиел. — А как насчет наших денежек?

— Сколько вы должны были получить?

— Десять тысяч — по пять на брата.

— За день работы? Это слишком много. Готов поспорить, что вы должны были получить по две тысячи на брата.

— Сойдемся на четырех, значит, всего восемь тысяч — и все в порядке, да, Сонни?

— Вот что я тебе скажу, Сонни. Я согласен на четыре тысячи, если вы передадите мне информацию, полученную в Шарлотте, но если нет, то не получите ничего.

— Договорились, коммандер, — ответил за брата Бенджамин Джонс. — Звучит хорошо, но каким образом мы получим деньги?

— Плевое дело. Дайте мне двенадцать часов после вашего звонка из Шарлотты, сообщите автоответчику время и место, и мой посланец доставит вам деньги.

— Дайте слово.

— Неужели я похож на глупца, который собирается обмануть вас и дает номер своего телефона.

— По этому номеру может никто и не ответить, — продолжал настаивать один из братьев.

— Обязательно ответят. Послушайте, мы только зря теряем время, потому что у вас все равно нет выбора! Я полагаю, что вы уже забрали ключ зажигания... или как там называется эта штука.

— Это я сделал первым делом, — ответил Сонни. — Только это ключ от дверцы, двигатели самолета запускаются выключателями.

— Тогда вперед.

— Только не вздумайте надуть нас, — сказал Бенджамин. — Мы не знаем, что здесь произошло, но если вы думаете, что мы поверили всей этой чепухе о стрельбе в тире, то хорошенько подумайте еще раз. Нас настораживает тот факт, что хозяина нет на борту. Я читал об этом ван Ностранде, он известный человек. Мы можем продать свои сведения прессе.

— Ты запугиваешь офицера ВМС США... точнее, офицера военно-морской разведки?

— А разве вы не подкупаете нас, коммандер? Причем денежками американских налогоплательщиков?

— Ты зубастый парень, Джонс, но я понял, что младшие братья обычно и бывают такими... и, как правило, в ущерб себе... Убирайтесь. Через несколько часов я позвоню на Сент-Томас.

— Взлетайте, и на высоте трехсот футов свяжитесь со мной по радио, — приказал Пул. — И вообще будьте на сввязи.

Братья переглянулись, Сонни-Эзекиел пожал плечами и снова посмотрел на Хоторна.

— Вы все-таки позвоните по своему телефону, коммандер, а потом еще раз позвоните, когда надо будет платить нам. Но никаких чеков, только наличные.

— Бен, — твердым голосом начал Хоторн, строго глядя на младшего Джонса, — сообщите мне информацию из Шарлотты, иначе я найду ваш «Гольфстрим» в любом месте, даже если вы продадите его. И мое последнее условие: не связывайтесь больше с торговцами наркотиками.

— Сукин сын! — выругался второй пилот. Братья повернулись и побежали в сторону живой изгороди, которая уже прогорела и теперь только дымила.

— Огонь затухает, — заметила Кэти.

— Сухие верхушки быстро прогорели, — пояснил Пул, — больше света, чем тепла, а зеленые ветки не горят.

— Но огонь все еще продолжает распространяться, — сказал Хоторн.

— Уже нет, — поправил его Джексон, направляясь к двери «вышки». — А между кустами и насосами еще как минимум футов сто...

— Поэтому они и не взорвутся, — закончила Кэти.

— Я не специалист, Кэти... и вообще, у меня есть работа. Я знаю диспетчеров на базе Эндрюс, они свяжутся с аэропортом Шарлотты быстрее компьютера.

— Встретимся в доме, в библиотеке, — сказал Хоторн Пулу, и лейтенант скрылся в здании. — Пошли, — добавил Тайрел, поворачиваясь к майору. — Я хочу тщательно обшарить это местечко. Надо найти способ связаться со вторым лимузином. В нем Бажарат.

— Боже мой! Ты уверен?

— Я докажу это. Я забрал в сторожевой будке журнал регистрации и спрятал его под кустами. Лимузин, который попался нам навстречу, был последней машиной, въехавшей на территорию. Доказательством служит имя, записанное в журнале. Пошли, я тебе покажу.

Они обежали дымящуюся изгородь и подбежали к тому месту, где Хоторн спрятал журнал. Тяжело дыша, Тайрел опустился на колени и пошарил на земле в поисках журнала.

Его там не было.

Словно оголодавший человек в поясках съедобных корней, Тайрел перерыл землю вокруг, пытаясь сдержать охватившую его панику. Наконец он остановился, глаза его горели, по лицу струился пот.

— Он пропал, — прошептал Тайрел.

— Пропал?.. — Кэти нахмурилась, не веря его словам. — Может быть, ты выронил его в спешке?

— Я положил его точно сюда! — Словно разъяренная кобра, Хоторн вскочил на ноги и выхватил из-за пояса револьвер. — И я не теряю вещей в спешке, майор.

— Извини.

— И ты меня извини... Мне действительно приходилось порой терять что-то, но только не в этот раз. Начнем с того, что журнал слишком большой и это очень важная вещь... Здесь есть кто-то еще, мы не можем видеть его, а он следит за нами!

— Кухарка? Охранники из сторожевой будки?

— Ты не понимаешь, Кэти. Все сбежала, исчезли, и даже кухарка. Я лично выпустил ее машину. Она сказала, что ни до кого не дозвонилась по телефону.

— Все сбежали?

— За исключением охранника в будке, которому прострелили голову прямо за столом.

— Но если журнала здесь нет...

— Вот именно. Но кто-то остался. Кто-то, кто знает, что ван Ностранд мертв, и теперь пытается стащить что-нибудь из дорогих вещей.

— Но при чем здесь журнал регистрации? Это не серебро, не драгоценность, не произведение искусства.

Тайрел прищурился и внимательно посмотрел на Кэтрин.

— Спасибо, майор, ты только что натолкнула меня на мысль, которая должна была прийти мне раньше. Наш таинственный незнакомец — человек совсем другого рода, чем я предполагал. Этот журнал бесценен, особенно для того, кто понимает его важность. Да, я действительно слишком давно не играл в эти игры.

— Что ты собираешься предпринять?

— Что бы ни собирался, все нужно делать очень осторожно. У тебя есть пистолет?

— Джексон дал мне один, но, мне кажется, он слишком большой.

— Тем лучше. Держи его на виду и постарайся повторять каждый мой шаг, каждое движение. Я зайду слева, а ты справа, так что мы перекроем всю зону. Сможешь?

— Смогла же я управлять подводной лодкой, которую раньше в глаза не видела.

— Это не одно и то же, майор. Теперь ты не управляешь машиной, а сама превращаешься в машину. Придется стрелять в любую тень, человеческую или нет, но стрелять все равно придется, и здесь не может быть никаких оправданий и промедлений. Нерешительность может стоить нам жизни.

— Я умею читать, говорить и понимаю английский, Тай, но если ты пытаешься запугать меня, то ты преуспел в этом.

— Вот и хорошо. Храбрость всегда пугает меня, она может привести к гибели. — Две фигуры осторожно пересекли лужайку и встретились у разбитого окна библиотеки. Мягкий свет из комнаты отражался от острых осколков, торчащих из рамы. Стволом пистолета Тайрел разбил нижние осколки, чтобы не обрезаться. — Все в порядке. Я полезу первым, а потом втащу тебя, — сказал Хоторн встревоженной Кэтрин, которая стояла за его спиной, вглядывалась в темноту и водила из стороны в сторону стволом пистолета.

— Мне даже поворачиваться не хочется, — поежилась Кэти. — Я на самом деле не люблю оружия, но в данный момент чувствую себя увереннее с этой ужасной штукой.

— Мне нравится подобное отношение, майор. — Тайрел подпрыгнул, ухватился левой рукой за раму, держа пистолет в правой руке. — Все в порядке, сунь куда-нибудь пистолет и хватайся за мою руку.

— Черт, да он царапается, — воскликнула Кэти, пряча пистолет за вырез платья. Двумя руками она схватила протянутую Хоторном руку. — Что дальше?

— Упирайся ногами в стену, а я потащу тебя, тут всего несколько шагов... Постарайся не ставить ногу на подоконник, ты же босиком.

— У меня были туфли на высоких каблуках, помнишь? Но они совсем не подходят для борьбы за собственную жизнь. — Майор сделала все так, как велел ей Хоторн, но, пока она взбиралась к окну, платье задралось, обнажив бедра. — К черту скромность, — пробормотала Кэтрин, — а если тебя шокирует мое нижнее белье, то это твоя проблема.

Тела ван Ностранда и начальника охраны лежали на месте, не заметно было, что в обстановке произошли изменения, что кто-то побывал в библиотеке после стрельбы, оборвавшей их жизни. Чтобы убедиться в этом, Хоторн быстро пересек комнату и подошел к тяжелой двери: она по-прежнему была заперта.

— Я прослежу за окном, — приказал Тайрел, — а ты проверь столик, на котором стоит телефон. Там могут быть записи с номерами телефонов. Посмотри, может, найдешь, как звонить в лимузины.

Прислонившись спиной к стене, Хоторн стоял возле разбитого окна, а Кэтрин подошла к столику.

— Здесь большой пластиковый квадрат, он, наверное, прикрывал список телефонных номеров. Но сейчас тут только обрывки толстой бумаги по краям, как будто кто-то в спешке выдрал список.

— Посмотри в ящиках, в корзинах для бумаг, в любых местах, куда его могли выбросить.

Кэтрин быстро открывала и закрывала ящики.

— Они пустые, — сказала она, поднимая с пола и ставя на кресло корзину для бумаг. — Тут тоже ничего... Ой, подожди минутку.

— Что там?

— Квитанция компании по морским перевозкам грузов «Си лейн контейнера». Я знаю эту компанию, высокое начальство обычно пользуется ее услугами, когда их переводят служить за границу на несколько лет.

— Что в ней написано?

— Н. ван Ностранд, хранение тридцать дней, Лиссабон, Португалия. А ниже содержание груза: двадцать семь ящиков, личные вещи, вскрыто и опечатано таможней. Подписано: Г. Альварадо, секретарь ван Ностранда.

— Все?

— Еще одна строчка: права на груз будут предъявлены отправителем на складе компании в Лиссабоне. Вот и все...

Но почему человек выбрасывает квитанцию на двадцать семь ящиков личных вещей, многие из которых могут быть довольно ценными?

— Первая мысль, которая приходит в голову, заключается в том, что если бы я был ван Нострандом, то мне не понадобилась бы квитанция, чтобы предъявить нрава на свой груз. Что там еще в корзине?

— Ничего особенного... три конфетных фантика, несколько чистых смятых листков из записной книжки, сегодняшняя компьютерная распечатка биржевых вотировок.

— От этого нам пользы никакой, — сказал Хоторн, не отрывая глаз от окна. — А может быть, и нет, — добавил он. — Почему ван Ностранд выбросил эту квитанцию? Или поставим вопрос по-другому: почему он вообще побеспокоился выбросить ее?

— Ты набрался этого у Пула? Потрясающе.

— У него была секретарша, почему он просто же отдал квитанцию ей? Наверняка она занималась всеми делами, так почему же квитанция была у него?

— Чтобы востребовать свой груз в Лиссабоне... Ох, забудь об этом, как ты говоришь. Он ведь ее выбросил.

— Но почему?

— Откуда я знаю, коммандер? Я пилот, а не психиатр.

— Я тоже, но когда мне в глотку суют кактус, я понимаю, что это за растение.

— Очень умно, но я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Я не умный, а просто опытный человек. Не могу понять, по какой причине, но ван Ностранд хотел, чтобы эта квитанция была обнаружена.

— Кем?

— Возможно, кем-то, кто разглядел бы в этой квитанции связь и какими-то событиями, которые еще не произошли... может быть. Назовем это извращенной интуицией, но дело тут, по-моему, именно в этом... Осмотри все, везде. Сними книги с полок, проверь шкафы, бар.

— Что я должна искать?

— Все, что спрятано... — Внезапно Тайрел замолчал, дотом тихо продолжил:

— Подожди! Выключи свет!

Кэтрин выключила верхний свет и лампу на столе. Комбата погрузилась в темноту.

— В чем дело, Тай?

— Кто-то идет с фонариком-карандашом... Узкий луч на траве... Наш несбежавший незнакомец.

— А что он делает?

— Идет прямо сюда, к окну...

— Несмотря на то, что погас свет?

— Хороший вопрос. Он не остановился и даже не замедлил шаг, когда свет погас. Прет напрямик, как робот.

— Я нашла фонарик! — прошептала Кэтрин от стола. — Мне казалось, что я видела его в нижнем ящике, и оказалась права.

— Подползи поближе и катни мне его по полу.

Кэти так и сделала. Тайрел поднял фонарик левой рукой и прижал его к бедру, продолжая наблюдать за фигурой, с решительностью лунатика приближающейся к дому. Через несколько секунд фигура приблизилась к окну, и внезапно тишину разорвал истерический крик:

— Убирайтесь отсюда! Вы не имеете права находиться в его личных апартаментах! Я все скажу мистеру ван Ностранду! Он убьет вас!

Хоторн включил фонарик, направив револьвер в голову незнакомца. К его изумлению, незнакомцем оказалась пожилая женщина с морщинистым лицом, тщательно причесанными седыми волосами, одетая в дорогое темное ситцевое платье. Левой рукой женщина прижимала к телу залитый кровью журнал регистрации, оружия у нее не было, только в правой руке она держала фонарик-карандаш. Вид у нее был решительный, глаза горели яростью.

— Почему это мистер ван Ностранд захочет убить нас? — спокойно, мягко спросил Тайрел. — Мы здесь по его приглашению, именно его самолет привез нас сюда. Вы же видите это разбитое окно, так что у него были все причины обратиться к нам за помощью.

— Значит, вы из его армии? — спросила старуха, понизив тон и несколько взяв себя в руки. Но голос ее все же еще был строгим, и в нем чувствовался легкий акцент.

— Его армии? — Тайрел убрал луч фонарика от лица старухи, чтобы он не слепил ей глаза.

— Его и Марса, конечно. — Женщина замолчала, словно переводя дыхание.

— О да! Нептун в Марс, так ведь?

— Совершенно верно. Он говорил, что в один прекрасный день призовет вас, а мы оба знали, что этот день приближается. Теперь вы сами это видите.

— Что приближается?

— Восстание, конечно. — Женщина снова глубоко вздохнула, глаза ее жутко забегали. — Мы должны защитить себя и наших собственных... всех тех, кто с нами!

— От мятежников, естественно. — Хоторн внимательно разглядывал ее напряженное лицо. Хотя было совершенно ясно, что она не в себе, внешность и манеры, даже в ярости и страхе, выдавали в ней аристократку... из Южной Америки? В речи чувствовался акцент, испанский или португальский... Португалия, Рио-де-Жанейро? Марс и Нептун — Рио!

— От человеческого отребья, вот от кого. — Голос ее почти перешел в вопль, насколько ей позволяло благородное воспитание. — Нильс работал всю жизнь, чтобы исправить их, улучшить их положение, а они в это время требовали все больше, и больше, и больше! Но они ничего не заслужили! Лентяи, потакающие своим прихотям, они только делают детей и не работают!

— Нильс?

— Для вас мистер ван Ностранд! — Женщина закашлялась, из горла вырвался хрип.

— Но не для вас... естественно.

— Мой дорогой юноша, я была вместе с мальчиками многие годы, с самого начала. В те времена я была их домоправительницей... Все эта великолепные приемы и банкеты, даже собственные карнавалы! Чудесно!

— Они наверняка были великолепны, — согласился Тайрел, кивая головой. — Значит, мы должны защищать всех наших, всех, кто с нами. Поэтому вы и взяли журнал регистрации, да? Я же спрятал его под кустами и присыпал землей.

— Так это были вы? Значит, вы просто глупец! Ничего нельзя оставлять после себя, неужели вы этого не понимаете? Я сообщу Нильсу о вашей неосторожности.

— Оставлять после себя?..

— Утром мы уезжаем отсюда, — прошептала бывшая домоправительница Марса и Нептуна и снова закашлялась. — Разве он не сказал вам об этом?

— Да, сказал. Мы как раз занимаемся приготовлениями.

— Все приготовления уже сделаны, глупец! Брайан только что улетел на нашем самолете, чтобы все окончательно устроить. Португалия! Разве она не прекрасна? Все наши вещи уже отправлены... А где Нильс — мистер ван Ностранд? Я должна сообщить ему, что все закончила.

— Он наверху, проверяет... личные вещи.

— Странно. Мы с Брайаном все собрали утром, не пропустили ни одной вещи. А его одежду, пижамы, туалетные принадлежности я выложила, потому что их можно оставить этим арабам.

— Арабам? Ладно, хватит об этом! Итак, вы только что закончили для него, миссис Альварадо... Вас ведь так зовут, да?

— Конечно, мадам Гретхен Альварадо. Первый муж моей матери геройски проявил себя во время войны, он воевал в спецкоманде.

— Какой вы замечательный человек, леди.

— Матерь Божья, — мечтательно продолжила Гретхен Альварадо, — те ранние деньки с Марсом и Нептуном поистине были волшебными, но, естественно, мы никогда не говорим о них.

— Так что вы только что закончили для мистера ван Ностранда?

— Молиться, конечно. Он попросил меня пойти в нашу каменную часовню на холме я помолиться Всевышнему за наше счастливое спасение. Уверена, вы знаете, что мистер ван Ностранд очень набожен, прямо как священник... По правде говоря, молодой человек, я помолилась слишком быстро, потому что в часовне явно сломался кондиционер. У меня потекли слезы и стало трудно дышать. Только не говорите ему об этом, но у меня до сих пор ужасно болит в груди. Не говорите ему, а то он забеспокоится. — Вы вышли из часовни?..

— Я пошла вниз по дороге и увидела, как вы бежите. Я подумала, что это Брайан, поэтому побежала за вами и заметила, как вы прячете журнал и засыпаете его землей.

— И что дальше?

— Точно не помню. Естественно, я очень расстроилась и хотела крикнуть вам, но вдруг почувствовала, что мне очень трудно дышать — только не говорите об этом Нильсу, — ив глазах все потемнело. Когда сознание прояснилось, оказалось, что я лежу на земле, а вокруг все горит! Я представительно выгляжу? Нильс хочет, чтобы я всегда выглядела величественно.

— Вы выглядите просто прекрасно, мадам Альварадо, но вы должны ответить мне на один вопрос, только быстро. Мистер ван Ностранд попросил меня позвонить в одни из лимузинов, дело очень срочное. Как это сделать?

— О, это очень просто... Когда я увидела здесь свет, то решила выяснить, кто... — Старая секретарша-аристократка не закончила фразу, ее тело сотрясла судорога, она прижала руки к груди, и журнал упал на землю. Лицо женщины, казалось, вздулось, глаза вылезли из орбит.

— Успокойтесь! — закричал Хоторн, который не мог дотянуться до женщины через окно. — Обопритесь на стену... Вы должны сказать мне! Как звонить в лимузины? Вы сказали, что это просто... Что мне надо делать? — Это... было... просто. — Женщина с трудом выдавливала из себя слова, судорожно глотая воздух. — А, сейчас нет... Нильс поручил мне уничтожить все записи... телефонных номеров.

— Но какие в лимузинах номера телефонов?

— Я... не акаю... это было очень давно. — Внезапно женщина сдавленно вскрикнула и схватилась руками за горло, в свете луча фонарика ее лицо сивело на глазах.

Хоторн выпрыгнул из окна на землю, выронив при этом фонарик. Подобрав его, он подбежал к Гретхен Альварадо, и в этот момент в проеме окна появилась Кэтрин Нильсен.

— Там есть бар, — крикнул ей Тайрел, — включи свет и принеси воды!

Тайрел принялся массировать горло женщине, и в этот момент в библиотеке зажегся свет. Он похолодел при виде представшей перед ним картины: искаженное от боли лицо пепельно-синего цвета, красные глаза с расширенными зрачками, тщательно уложенный парик из седых волос, наполовину съехавший с лысой головы. Гретхен Альварадо была мертва.

— Вот вода! — Кэти протянула Хоторну кувшин с водой. И вдруг она увидела лицо женщины. — О Боже, — прошептала Кэти, резво отвернувшись, словно ее затошнило. Однако она быстро взяла себя в руки. — Что с ней случилось?

— Ты сама бы это поняла, если бы почувствовала этот запах... а может, и не поняла бы. Химики называют его «гремучим газом». Если вдыхать его несколько секунд, он быстро проникает в легкие и вызывает кашель. И если его сразу полностью не удалить из организма, человек в течение часа, а то и раньше, умирает.

— Но если промывать организм пациенту будет неопытный доктор, то пациент просто захлебнется, — подал голос Пул, внезапно появившийся из темноты. — Я читал об этом, и этому уделялось большое внимание в ходе «Бури в пустыни»... Кто она такая?

— Преданная служанка Марса и Нептуна, или бывшая домоправительница, — ответил Тайрел. — Она только что молиилась за них в часовне и заслужила за это благодарность — в виде баллончика с газом, который, как мне думается, был спрятан в кондиционере.

— Замечательные ребята.

— Ладно, Джексон, помоги мне. Положим ее в библиотеке рядом с любимым хозяином, и уйдем отсюда.

— Уйдем? — удивленно спросила Кэти. — Но мне казалось, что ты хотел здесь все тщательно обыскать.

— Мы напрасно потеряем время, Кэти. — Хоторн поднял с земли запачканный кровью журнал регистрации и сунул его за пояс. — Эта леди хоть и была малость не в себе, но с послушностью робота выполняла приказы ван Ностранда. Бели она сказала, что здесь все чисто, значит, так оно и есть... Захвати эту квитанцию, пусть она будет у нас.

Шофер первого лимузина так и лежал связанный, он был без сознания, и его решено было оставить на месте. За руль сел Пул, видя, как устал уже немолодой бывший офицер военно-морской разведки.

— Поверь мне, это все из-за беготни и лазанья через окна, — сказал он Тайрелу.

— Только не думай, что уже можешь командовать, — ответил ему Тайрел с заднего сиденья, где он развалился, вытянув нестерпимо ноющие ноги. — Майор, проверь телефон, — приказал онн Нильсен, сидящей впереди рядом с Пулом. — Поищи какие-нибудь инструкции или номера, чтобы можно было позвонить во вторую машину. И в бардачок не забудь заглянуть.

— Здесь ничего нет, — сообщила Кэти, когда Пул уже выехал из поместья на дорогу, открыв предварительно шлагбаум в соответствии с инструкциями Хоторна. — Может быть, попросить телефонистку выяснить номер второго лимузина?

— Но для этого надо знать свой номер телефона или хотя бы, по крайней мере, номер автомобиля, — подал голос Джексон. — Иначе они тебе не ответят.

— Ты уверен?

— Более чем. Это правила Федеральной комиссии связи.

— Черт бы ее побрал!

— А как насчет капитана Стивенса?

— Попытаюсь! — воскликнул Хоторн, снимая трубку телефона, укрепленного с дверцей. Он быстро набрал номер и сказал дежурному на коммутаторе, что звонит из машины по делу, не терпящему отлагательства:

— Срочно, код четыре ноль!

— Что ты здесь делаешь? — Закричал в трубку шеф военно-морской разведки. — Черт побери, ты же в Пуэрто-Рико!

— Нет времени на объяснения, Генри! Имеется лимузин, принадлежащий Нильсу ван Ностранду, номерной знак штата Вирджиния, только я не знаю номера его телефона...

— Ван Ностранду? — перебил его изумленный Стивенс.

— Да, именно ему. Мне нужен номер телефона этого лимузина.

— А ты знаешь, сколько лимузинов в штате Вирджиния, в такой близости от Вашингтона?

— А в скольких из них едет Бажарат?

— Что?

— Выполняй, капитан! — закричал Хоторн, пытаясь прочесть цифры на телефоне. — Перезвони мне по номеру... — Тайрел продиктовал Стивенсу номер телефона и положил трубку, дважды в рассеянности не попав на рычаг.

— Куда ехать, коммандер? — спросил Пул.

— Покрутись тут немного, не хочу нигде останавливаться до звонка Стивенса.

— Если это немного оживит тебя, — продолжил лейтенант, — то могу сообщить, что «Гольфстрим» находится на пути в Шарлотту и приземлится через полтора часа, плюс-минус некоторое время на возможные грозовые облака.

— Не могу дождаться, когда услышу, кто устроил зеленую улицу этому ублюдку. Пять против двадцати, что его имя имеется в этом журнале.

— Как ты себя чувствуешь, Тай? — спросила Кэти, обернувшись и посмотрев, как он массирует ладонями вытянутые ноги.

— Что ты имеешь в виду? Я в полном порядке, за исключением того, что являюсь просто пассажиром, а не командиром.

Зазвонил телефон. Тайрел быстро схватил трубку.

— Да?

— Говорит телефонистка, сэр. Это номер...

— Не беспокойтесь, мисс, мне все ясно, — ворвался в их разговор голос Генри Стивенса. — Мы соединились не с той машиной.

— Сожалею, сэр, прошу извинить за беспокойство. Хоторн положил трубку.

— Во всяком случае, он действует довольно быстро, — заметил он.

Они ехали вдоль огромных поместий, в которых охотились местные миллионеры, но в темноте трудно было что-то хорошо разглядеть. Все трое были напряжены, разговора не получалось, они просто перебрасывались отдельными фразами. Ровно через восемнадцать минут снова зазвонил телефон.

— Во что ты влез? — холодным тоном поинтересовался капитан Генри Стивенс.

— Что ты выяснил для меня?

— Ничего такого, что бы нам с тобой хотелось услышать. Мы выяснили номер телефона лимузина ван Ностранда, второго лимузина, и телефонистка несколько раз звонила туда, но в ответ автоответчик твердил: «Шофер вышел из машины».

— Ну и что? Продолжайте следить за ним.

— В этом нет необходимости. Мы перехватили сообщение полиции об автомобиле с таким номером...

— Их остановили? Задержи их.

— Не остановили, — оборвал его Стивенс с холодным безразличием. — Ты имеешь представление о том, кто такой ван Ностранд?

— Мне достаточно знать то, что он связался со мной в обход тебя, Генри. — Удивлённый Стивенс попытался что-то сказать, но Тайрел оборвал его:

— Ты в этой ловушке не участвовал, капитан, и благодари Бога, что это так. Иначе я бы тебе просто глотку перерезал.

— О чем ты говоришь, черт побери?

— Я был приглашен на собственную казнь... но, к счастью, остался жив.

— Я не могу в это поверить!

— И все же поверь мне, я никогда не лгу, если дело касается моей жизни. Мы должны найти второй лимузин, найти Бажарат. Где он сейчас?

— На дне оврага возле проселочной дороги на Фэрфакс, — ответил оцепеневший шеф военно-морской разведки. — Шофер мертв.

— А где остальные? Их было двое, и одна из них Кровавая девочка!

— Ты говоришь...

— Я знаю! Где они?

— Там больше никого нет, только водитель... убитый выстрелом в голову... Я еще раз тебя спрашиваю, Тай: тебе известно, кто такой ван Ностранд? Полиция уже направилась в его дом!

— Они найдут в библиотеке его окоченевший труп. До свидания, Генри. — Хоторн положил трубку и откинулся на сиденье. Руки и ноги болели, голова раскалывалась от тревожных мыслей и напряжения, — Забудем о втором лимузине, — сказал он, поднося руку к отяжелевшим векам, — с ним все кончено, шофер мертв.

— А Бажарат? — воскликнула Кэтрин, оборачиваясь. — Где она?

— Кто это может знать? В любом месте в радиусе ста миль, но мы не будем разыскивать ее ночью. Возможно, мы что-то выясним из журнала регистрации, и еще больше нам может дать информация из Шарлотты... А может, и то и другое вместе. Давайте найдем какое-нибудь место, где можно отдохнуть и поесть. Старый инструктор как-то сказал мне, что отдых и еда — это тоже оружие.

— Мы только что проскочили вполне симпатичное местечко, — сказал Пул. — Я не знаю, сможем ли мы отыскать что-нибудь еще. Мы тут все объехали, но это был единственный мотель, который я заметил. Кстати, мистер ван Ностранд должен был заказать нам с Кэти там номера, но, конечно, и не подумал сделать этого.

— "Шенандо Лодж", да? — спросила майор.

— Именно он, — ответил лейтенант.

— Разворачивайся, — приказал Тайрел.

Глава 20

Николо Монтави из Портичи быстрыми шагами ходил взад и вперед, дрожа от страха и усталости. Пот струился по его лицу, широко раскрытые глаза бегали по сторонам, выдавая его паническое состояние. Менее часа назад он совершил не только ужасное преступление, но и смертный грех в глазах Господа! Он помог отнять человеческую жизнь, нет, слава Богу, сам он никого не убил, но не помешал убийству в те короткие мгновения, когда увидел, как Кабрини вытащила из сумочки пистолет. В тот момент он еще был напуган ужасной стрельбой, сопровождавшей их бегство из этого громадного имения. Синьора приказала шоферу остановить лимузин, и все было кончено! Она вытащила пистолет и выстрелила шоферу в затылок с таким ледяным спокойствием, как будто муху прихлопнула. Именно так! Спустя несколько секунд она приказала портовому мальчишке отвести машину с дороги и столкнуть ее в овраг. Он не смог ослушаться, ведь у нее в руках был пистолет, а Николо сердцем чувствовал да и видел по ее глазам, что она убьет его, если он не подчинится.

Амайя Бажарат сидела на диване в маленьком номере «Шенандо Лодж», наблюдая за мечущимся в панике Николо.

— Может быть, хочешь еще что-нибудь сказать, дорогой? Пожалуйста, только говори потише.

— Ты бесноватая, совершенно сумасшедшая женщина! Убила этого человека без всякой причины, из-за тебя мы попадем в преисподнюю!

— Меня радует твое понимание того, что этот путь уготовлен нам обоим.

— Ты застрелила его точно так же, как и темнокожую служанку на острове, а он был всего лишь шофером! — воскликнул дрожащий, как в лихорадке, молодой итальянец. — Вся эта одежда, вранье, вообще весь этот спектакль, который мы разыгрывали перед важными людьми... Это в чем-то похоже на мою жизнь в порту, там тоже надо угождать тем, кто платит... Но убийство двух таких людей! Боже, простой шофер!

— Он не был простым шофером. Что ты нашел, когда я приказала тебе обыскать его карманы?

— Пистолет, — тихо, неохотно ответил Николо.

— Разве простые шоферы носят оружие?

— В Италии многие носят, чтобы защищать своих хозяев.

— Возможно, но не здесь, не в Соединенных Штатах. У них здесь есть такие законы, которых нет у нас.

— Я ничего не знаю о таких законах.

А я знаю и говорю тебе, что этот человек был преступником, тайным агентом, поклявшимся уничтожить наше великое дело.

— У тебя есть великое дело?

— Величайшее, Николо. Сейчас в мире нет таких великих дел, и сама церковь молча благословила нас отдать жизни раде него.

— Ватикан? Но у нас с тобой разная вера! У тебя вообще нет веры!

— В данном случае есть, даю тебе честное слово, и это все, что я могу сказать тебе. Так что видишь, твои опасения напрасны. Теперь ты понял?

— Нет, я ничего не понял, синьора.

— Тебе и не надо понимать, — резко осадила его Бажарат. — Думай о своем богатстве в Неаполе и о той благородной семье, которая примет тебя в Равелло как собственного сына. А пока будешь размышлять об этом, в спальню и распакуй вещи.

— Ты очень сложная женщина, — спокойно произнес Николо, глядя на Бажарат.

— Конечно. А теперь поторопись, мне надо еще сделать несколько звонков.

Молодой итальянец скрылся в спальне, а Бажарат потянулась к телефону, стоящему на соседнем столике. Она набрала номер их отеля в Вашингтоне и попросила к телефону портье. Назвав себя, Бажарат дала указания насчет оставшегося багажа и попросила продиктовать поступившие на ее имя сообщения, за что портье при отъезде были выплачены очень приличные чаевые.

— Благодарю вас за щедрость, мадам, — послышался слащавый голос на другом конце провода в Вашингтоне, — и будьте уверены, что ко всем вашим просьбам будет проявлено максимальное внимание. Очень жаль, что вы так быстро уехали, но надеюсь снова увидеть вас, когда вы вернетесь в столицу.

— Продиктуйте, пожалуйста, какие были сообщения.

Их было пять, и наиболее важное из них от сенатора Несбита. Несколько других — более или менее полезные, но не жизненно важные, а последнее просто загадочное. Оно было от молодого рыжеволосого политического консультанта, с которым они познакомились в Палм-Бич. Это был тот самый внештатный сотрудник «Нью-Йорк Таймс», предупредивший ее об опасном в своем любопытстве репортере из «Майами геральд». Причем настолько опасном, что Бажарат пришлось быстро уничтожить его с помощью шипа своего смертоносного браслета. В первую очередь она позвонила сенатору.

— У меня есть для вас многообещающая новость, графиня. Мой коллега из сената любезно согласился устроить встречу с президентом через три дня. Мы, конечно, понимаем...

— Естественно, — оборвала его Бажарат. — Барон будет очень рад, и поверьте мне, сенатор, что вы не будете забыты.

— Очень любезно с вашей стороны. Ваш визит не внесут в распорядок дня президента и разрешат сделать всего одну фотографию, одобренную главой администрации Белого дома. Но вы должны будете подписать специальное обязательство, что это личная фотография, которая не попадет в средства массовой информации ни здесь, ни за границей. Вы поставите себя в очень затруднительное положение, если нарушите это обязательство.

— Безусловно, это будет только личная фотография, — согласилась Бажарат. — Считайте, что у вас есть слово одной из великих семей Италии.

— Это полностью всех устроит. — Голос Несбита повеселел, и он даже позволил себе хихикнуть. — Однако, если финансовые интересы барона будут благоприятны в политическом отношении, особенно в тех районах, где наблюдается спад в экономике, я гарантирую вам, что глава администрации повсюду распространит фотографию президента с сыном барона. Предвидя такой поворот событий, мы с моим коллегой из штата Мичиган пригласим своего фотографа, который снимет нас вместе с вашим племянником... без президента.

— Как интересно, — воскликнула Бажарат и тихонько засмеялась.

— Вы просто не знаете главу администрации, — сказал Несбит. — Если фотография является собственностью Овального кабинета, то к ней близко никого не подпустят... Куда я смогу позвонить вам? В отеле сказали, что они только принимают сообщения.

— Вы же видите, мы так много разъезжаем, — поспешно оборвала сенатора Бажарат, чтобы не касаться этого щекотливого вопроса. — Думаю, что в скором времени мы отправимся в Мичиган, но наша жизнь проходит в таком быстром ритме. У Данте Паоло энергии, как у шести молодых буйволов.

— Это, конечно, не мое дело, графиня, но я думаю, что вам было бы гораздо легче и даже полезнее, если бы вы имели свой офис и персонал... ну, по крайней мере, хотя бы секретаря, который бы знал, где вас можно найти.

Уверен, что среда многочисленных друзей барона десятки человек были бы рады оказать ему подобную услугу. И я, конечно, могу помочь вам и предложить собственный офис.

— Вы прямо читаете наши мысли, но, к сожалению, это невозможно. У моего брата совершенно другой подход к таким вещам, и он крайне щепетилен в вопросах конфиденциальности и порядочности, и, без сомнения, потому, что в мире финансов много непорядочных людей, Персонал и секретари имеются только в Равелло, и нигде больше. Мы звоним туда каждый день, иногда по два-три раза, ж он доверяет только своим людям, которых знает уже много лет.

— Он очень осторожный человек, — сказал сенатор, — и, черт возьми, так и надо. «Уотергейт» и «Иран-контрас» всех нас этому научили. Надеюсь, что ваш телефон не прослушивается.

— Мы возим с собой портативные шифраторы, настроенные на частоту приема, синьор. Что может быть безопаснее?

— Мой телефон, у него более сложная система защиты. Министерство обороны утверждает, что эта система не по зубам никаким шпионам. Очень впечатляет.

— Ну, с подобными людьми мы не сталкиваемся, сенатор, а нашей системы нам вполне хватает для безопасности... Конечно, я буду каждый час звонить в отель портье.

— Будьте любезны, графина. В Вашингтоне три дня могут превратиться в завтра или вчера.

— Я вас очень хорошо поняла.

— Вы получили дополнительные материалы, отправленные вам из моего офиса?

— В данный момент Данте Паоло по другому телефону с энтузиазмом рассказывает барону о ваших предложениях.

— Вы знаете, это на самом деле замечательно, графина. Молодой человек такой умный, такой сообразительный, Барон, должно быть, страшно гордится сыном. А вы, графиня, наверняка самая любимая сестра, которой он полностью доверяет. Такая эрудированная, привлекательная, тактичная женщина, Вы никогда не думали заняться политикой?

— Я все время думаю о политике, — со смехом ответила Бажарат, — и очень хочу, чтобы ее вообще не было, потому что она раздражает меня.

— Помилуйте, мы же останемся без работы! Я вередам для вас сообщение о деталях вашего визита в Белый дом... И, если у вас будут новости из Равелло, вы, конечно, знаете, как со мной связаться.

— Никаких если, синьор Несбит, как только будут новости, я вам сразу сообщу. До свидания. — Положив трубку, Бажарат посмотрела на фирменный блокнот отеля, куда она записала имена и номера телефонов, которые ей продиктовал портье в Вашингтоне. Трое вполне могли подождать, мог подождать и последний, но любопытство заставило ее вновь снять трубку и набрать номер рыжеволосого политического консультанта из Палм-Бич.

— Квартира Райлли, — бодрым голосом произнес автоответчик. — Если ваш звонок касается выплат за мои услуги, нажмите единицу. Если нет, то катитесь ко всем чертям и освободите линию для ценных звонков. Впрочем, можете сообщить свое имя и даже номер телефона, но я ничего не обещаю. — Раздался длинный гудок, и после него Бажарат заговорила:

— Мы познакомились в Палм-Бич, мистер Райлли, и я звоню по вашей просьбе...

— Рад, что вы позвонили, графиня, — перебил Бажарат МОЛОДОЕ политический консультант, включившись в разговор. — Вас очень трудно выследить.

— И как же вам все-таки удалось это сделать, мистер Райлли?

— Информация будет стоить вам денег, — ответил молодой человек, рассмеявшись. — Но, с другой стороны, так как вы не нажали единицу, то я расскажу вам об этом бесплатно.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Это оказалось довольно простым делом. Я вспомнил о нескольких дельцах из Вашингтона, которые крутились возле вас, и позвонил их секретарям. Двое из троих секретарей сообщили мне, где вы остановились.

— Они так легко снабдили вас этой информацией?

— Конечно, особенно после того, как я объяснил им, что только что прилетел из Рима и привез для вас очень важное сообщение от барона и что барону очень приятно будет услышать имя человека, который помог мне разыскать вас. А еще я заметил, что они могут рассчитывать на браслет с бриллиантами, на котором начертано имя Равелло. Вы же знаете, как экспансивны богатые итальянцы.

— Да вы просто мошенник, мистер Райлли.

— Начинающий, графиня. Но в этом городе полно настоящего жулья.

— Зачем вы хотели поговорить со мной?

— Боюсь, что это будет стоить вам денег, леди.

— А какую услугу вы можете оказать мне, чтобы я за нее заплатила?

— Могу предоставить информацию.

— Какого характера и сколько она стоит?

— Это два разных вопроеа8 н если быть честным, то я могу ответить на первый, а вот цену назвать не могу. Только вы можете ее установить.

— Тогда дайте ответ на первый вопрос.

— Хорошо. Кое-кто занят поисками двух людей, которыми как раз можете быть вы с юношей, а можете и не быть. Подчеркиваю, что можете и не быть, потому что в это очень трудно поверить, а тогда, значит, у меня просто чертовски богатое воображение.

— Я понимаю. — Бажарат похолодела, опасность была совсем рядом. — Мы те, кто мы есть, мистер Райлли, — сказала она, ничем не выдав своего волнения. — А кто такие те, другие?

— Люди, занимающиеся какими-то темными делами. Может быть, воры, а может быть, посланцы наркомафии, ищущие новые рынки сбыта, или просто аферисты с Сицилии, подбирающие жертву.

— И нас можно спутать с такими людьми?

— По внешнему виду — нет. Женщина гораздо моложе вас, а юношу описывают как неграмотного, здоровенного громилу.

— Абсурд какой-то!

— Да, и я так думаю, но, как я уже сказал, у меня чертовски богатое воображение. Хотите встретиться?

— Конечно, если только это положит конец вашим безумным догадкам.

— Где мы встретимся?

— В городке под названием Фэрфакс, здесь есть что-то вроде гостиницы, называется «Шенандо Лодж».

— Я знаю это место, как, впрочем, и большинство мужей-гуляк в Вашингтоне... удивлен, что вы там оказались. Я буду через час.

— Буду ждать вас на стоянке, — уточнила Бажарат, — не хочу тревожить Данте Паоло, младшего барона ди Равелло.

— Ашкелон!

— Да здравствует Ашкелон! Какие новости?

— Скоро начинаем первую фазу операции, готовьтесь к началу отсчета времени.

— Хвала Аллаху.

— Хвала американскому сенатору.

— Вы шутите?

— Нисколько. Он все для нас устроил, выбранная стратегия оказалась успешной.

— Подробности?

— Они вам не нужны. Но в том случае, если я не спасусь, его имя Несбит. Он может еще понадобиться вам после того, как меня не станет. А ваш Аллах знает, как его можно будет использовать.

Лимузин, за рулем которого сидел Пул, въехал в ворота «Шенандо Лодж». Несмотря на растрепанный вид трех приезжих и поздний час, упоминание имени ван Ностранда обеспечило им два соседних номера.

— Что мы теперь будем делать, Тай? — спросила Кэти, входя в номер, в котором расположились Тайрел и Джексон.

— Закажем поесть, отдохнем и начнем звонить... О Боже!

— В чем дело?

— Стивенс! — воскликнул Хоторн и поспешил к телефону. — Полиция... Они могут все испортить в Шарлотте, арестуют пилотов, и весь наш план полетит к чертям!

— А ты можешь им помешать? — спросила Нильсен, наблюдая за Тайрелом, яростно набирающим номер телефона.

— Все зависит от того, когда они прилетят туда... Капитана Стивенса, срочно, код четыре ноль?.. Генри, это я. Что бы ни происходило в доме ван Ностранда, ты должен нажать на все рычаги и обеспечить полное молчание! — Хоторн замолчал и почти минуту выслушивал собеседника. — Мне придется отозвать некоторые задания, которые я тебе дал, капитан, — сказал он наконец, но уже более спокойным, тоном. — Позвоню тебе через несколько часов и назову несколько имен. Тебе надо будет самым тщательным образом проверить каждого человека: круглосуточное наблюдение, прослушивание телефонных разговоров, компрометирующие материалы... в общем, полный набор... Хорошая мысль, Генри. Между прочим, я тут тоже кое о чем размышляю, можно даже сказать, переоцениваю события, но, правда, они касаются совсем другого. Понимаю, что в данный момент это может прозвучать совсем глупо, но как хорошо ты знал Ингрид? — На лице Хоторна появилась печальная улыбка, глаза медленно закрылись. — Я так и думал. Позвоню тебе ночью, ты будешь в кабинете или дома?.. Конечно, мне не стоило об этом спрашивать. — Хоторн положил трубку и, не снимая руки с телефона, поднял голову и сказал:

— Стивенс согласился с нашим планом, о событиях в поместье ван Ностранда не будет никакой информации.

— Но ведь ван Ностранд мертв! — воскликнул Пул. — И как насчет остальных трупов? Каким образом, черт возьми, они собираются все сохранить в тайне?

— К счастью, туда поехала всего одна патрульная машина, а Стивенс позвонил в полицию за несколько минут до сообщения патрульных. Он наложил запрет на все сообщения, касающиеся смерти ван Ностранда, продублировав запрет так называемым «переменным кодом секретности информации» от имени военно-морской разведки.

— Так просто?

— Вот именно, лейтенант, в наши дни подобные вещи осуществляются таким образом. Не надо больше говорить «хранить в тайне», теперь это делают компьютеры. Сейчас нельзя заниматься шпионажем, не разбираясь в современной технике. Так что я — это, без сомнения, уже история.

— И тем не менее ты отлично действуешь, — сказала Кэти. — Лучше, чем кто-либо другой.

— Хотелось бы, действительно хотелось бы. Если бы только можно было каким-нибудь образом вернуть Кука и Ардисона, еще двоих «бывших»... Черт бы побрал эту суку и всех, кто связан с ней! Мне надо добраться до этих ублюдков!

— Ты близко подошел к ним, Тай, очень близко.

«Близко, — подумал Хоторн, снимая грязную и пропотевшую куртку. — Близко?.. О да, он был близко, настолько близко, что держал ее в объятиях и занимался с ней любовью, думая, что ожили вновь его разбитые мечты. Темная ночь превращалась для него в прекрасный рассвет, встающее из-за горизонта солнце сулило волшебный день. Будь ты проклята, Доминик! Обманщица, обманщица, обманщица! Все, что ты говорила мне, было ложью. Но я найду тебя, сука, обману тебя, как ты обманула меня, заставлю почувствовать боль, которую испытал я. Будь ты проклята, Доминик, я говорил о любви и любил, а ты говорила о любви, но это была всего лишь ложь. Хуже того, ты испытывала ко мне отвращение, Обычное отвращение одного человека к другому, которого он просто использует в собственных целях».

— Но где не она, Джексон? — вслух спросил Тайрел. — Вот это действительно вопрос, не так ли?

— Мне кажется, ты пропускаешь что-то ужасно важное, — вмешалась Нильсен. — Ты выяснил, что она здесь, рядом с Вашингтоном, значит, будут приняты все меры по обеспечению безопасности президента. Как она сможет осуществить свое намерение?

— Но президент не может бросить все свои дела.

— По-моему, ты говорил, что все выезды из Белого дома, даже в пределах Вашингтона, отменены. Он полностью изолирован, как заключенный в камере.

— Я все это знаю. Но меня тревожит то, что и ей об этом известно и все же это не останавливает ее.

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Утечка информации, убийства — Чарли, Майами, покушение на тебя на Сабе и здесь, у ван Ностранда. Кто те люди, которые помогают ей? И, ради Бога, почему они делают это?

— Хотел бы я знать ответ... ответы на оба вопроса. — Хоторн сел на кровать, потом откинулся на подушку, подложив руки под голову. — Я вынужден возвращаться назад, в Амстердам, ко всем этим чертовски глупым играм, в которые мы тогда играли, ко всем этим несчастным случаям, о которых никогда не сообщалось, потому что труп не считался там событием... А использует В по одной причине, В использует С по другой, и связи между ними не просматривается; С использует D уже для какого-то другого задания, и, наконец, D выходит на E, который и достигает цели, потому что он или она может сделать то, чего и добивался с самого начала А. Но цепочка настолько запутана, что ее невозможно проследить.

— Но, похоже, ты ее все же проследил, — сказала Нильсен, и в голосе ее прозвучали нотка восхищения. — В твоем досье ясно сказано, что ты был выдающимся сотрудником.

— Возможно, иногда мне что-то удавалось, но не всегда, да и то главным образом, случайно.

Пул сидел за столом, поглаживая свои светло-каштановые волосы.

— Я записал твои слова по поводу А, В, С, D и Е, а так как я неплохо разбираюсь в математике, включая геометрию, тригонометрию, алгебру, и знаком с ядерной физикой, то я понял, тебя так, что эти люди в Амстердаме были запрограммированы на действия в различных узких сферах.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Но ты только что сам сказал.

— Значит, не откажусь от своих слов. А что я сказал?

— Что никто из этих людей, обозначенных буквами, на самом деле не знает точно, что происходит, за исключением первого и последнего.

— Это чересчур упрощенный подход, но в общем все правильно. Это называется использовать вслепую, эти люди могут подозревать что-то, но не иметь возможности выявить суть, а обычно они вообще ни о чем не подозревают.

— А что заставляет их работать?

— Алчность, лейтенант, громадные деньги. Они торгуют имеющейся у них информацией.

— Думаешь, такие люди и стоят за спиной Бажарат? — спросила Кэти.

— Безусловно, нет. Ядро организации слишком хорошо организовано и слишком могущественно. Но это ядро вынуждено для различных целей привлекать других людей, и когда эти люди используются в тайных операциях, тут соблюдается особая осторожность, так что даже если они будут схвачены, то все равно не смогут вывести на главных действующих лиц.

— Как, например, Альфред Саймон в Пуэрто-Рико? — спросил Пул.

— И как авиадиспетчер? Саймон даже не знал, как его зовут, — добавила Нильсен.

— Да, оба они замешаны в делах Кровавой девочки и ее покровителей, — согласился Тайрел. — Обоих держали наа крючке, обоими всегда могли пожертвовать, но вот если взять, к примеру, Саймона, то он ничего толком не знал.

— Но он все-таки назвал тебе два имени, — возразила Кэти.

— Один из них респектабельный адвокат из Вашингтона с безупречной репутацией... А во втором случае просто помогла случайность, майор. Я не шутил, когда ранее упомянул о случайности, мое выдающееся" досье полно подобных случайностей, как, впрочем, и досье моих более удачливых бывших коллег. Любое слово, фраза, замечание, которое ты запомнил, — и что-то может проясниться. Голова моментально срабатывает, но это тоже случайность, потому что мало шансов за то, что ты все-таки вспомнишь нужное слово или фразу.

— Именно так и было в случае с Нептуном, да? — спросил Джексон.

— Да, так и было. Саймон упомянул в разговоре, что его вербовщик Нептун выглядел так, как будто только что сошел со страниц модного журнале. И он был совершенно прав. Ван Ностранд выглядел как картинка из модного журнала даже в тот момент, когда на его глазах должны были убить человека.

— Я не считаю, что ты просто случайно вспомнил слова Саймона, — возразила Кэти, — я бы назвала это результатом тренировки.

— Я не говорил, что я совсем идиот, а просто хотел подчеркнуть ничтожность шанса. Ведь перепуганный владелец публичного дома мог наплести нам всякой чуши или хотя бы просто что-то слегка исказить в своем рассказе. Так что нельзя полагаться на такие вещи. Как я сказал, это просто шанс.

Хоторн лег на кровать и закрыл глаза. Он смертельно устал, ноги горели огнем от боли, руки ломило, голова раскалывалась. Он слышал, как Кэтрин и Пул добродушно спорили по поводу того, что заказать в номер из еды, но мысли его были заняты другим — он думал о случайностях. В его жизни было так много случайностей, начиная с той, которая правела его во флот. Он заканчивал колледж и так часто менял основные предметы специализации, что постоянно сам забывал, на чем специализируется в данный момент. И наконец остановился на астрономии. «А почему бы тебе не попробовать себя в ковроткачестве? — спросил его тогда отец-профессор. — Только держись подальше от моего предмета, сынок. Твоя мать не поймет моего отказа принять тебя на свой курс».

На самом деле курс астрономии оказался не таким уж страшным. Тайрел выходил в море на парусных судах еще с детских лет и настолько поднаторел в астронавигации, что мог без секстанта, а только по звездам положить судно на нужный курс. Он был относительно талантливым спортсменом, благодаря атлетическим данным попал в университетскую команду, но недостаток упорства поставил крест на спортивной карьере. Ему не нравилось терзать свое тело постоянными тренировками. После окончания Орегонского университета (где он бесплатно обучался как отпрыск именитого профессора) Тайрел попал в затруднительное положение. Средний балл у него оказался довольно приличный, так как курсы, которые он выбирал, были ему интересны, но они очень мало интересовали работодателей, которым нужны были менеджеры, экономисты, инженеры или программисты. Вот тогда и произошла первая случайность.

Через два месяца после того, как его мать вставила в рамку его совершенно бесполезный диплом, Тайрел, гуляя по улицам Юджина, прошел мимо пункта вербовки в военно-морской флот. То ли его привлекли красочные плакаты с изображением кораблей в море, то ли просто обуяла жажда деятельности, а может, и то и другое вместе — он никогда не задумывался над этим, — но он взял да и завербовался на службу в ВМФ.

Мать пришла в ужас:

— Но ведь ты абсолютно невоенный человек!

Младший брат, который в то время заканчивал среднюю школу и был президентом общества отличников, добавил:

— Тай, ты понимаешь, что тебе придется подчиняться приказам?

Озадаченный отец предложил ему выпить и выразился более резко:

— Бездельникам, у которых ветер гуляет в голове, обычно очень мало нужно от жизни. Поднимай якоря, сынок, и Господь смилостивится над твоей душой.

К счастью, я военно-морской флот был благосклонен в Тайрелу в плане службы. После проверки способностей новоиспеченного моряка, которые оказались довольно обширными, включая умение управлять парусными судами, он прошел подготовку на военно-морской базе в Сан-Диего, после чего в чине лейтенанта был назначен на эскадренный миноносец, и это привело во второй глазной случайности в его жизни.

После двух лет безрадостной службы на боевом корабле его начала мучить клаустрофобия, я Тайрел стая мечтать о том, чтобы вырваться на свободу. На берегу открылось несколько вакансий, но это была штабная работа, в которой у него не было интереса, но одно место выглядело довольно привлекательно, если ему только удалось бы получить его, — должность офицера протокольного отдела военного атташе в Гааге.

Он получил эту должность, не имея совершенно никакого представления о том, что сотрудники протокольного отдела — это потенциальные кадры военно-морской разведки. В его обязанности входило организовывать развлекательные мероприятия и приемы в посольстве, сопровождать в поездках высокопоставленных лиц, как гражданских, так и военных. Однажды утром, после шести месяцев службы, его пригласил к себе посол и сообщил, что ему присвоено звание старшего лейтенанта.

— Кстати, лейтенант, — заметил посол, — мы хотели бы, чтобы вы оказали нам небольшую услугу. — Случайность номер три. Тайрел согласился.

Коллега Хоторна из французского посольства подозревался в том, что, продавая французскую и американскую разведки, работает на Советы. Не мог бы лейтенант Хоторн во время предстоящего обеда в посольстве хорошенько накачать француза и выяснить у него все, что можно?

— Между прочим, — сказал посол, протягивая Хоторну небольшую пластмассовую бутылочку с глазными каплями, — пара капель в выпивку, и язык развяжется даже у немого.

Случайность номер четыре. Хоторну так и не пришлось воспользоваться этими фальшивыми глазными каплями. Несчастный Пьер, находившийся на грани отчаяния и здорово выпивший, поведал Хоторну свою страшную тайну — он запутался в долгах и связался с Сооветами, которые могут выдать его и уничтожить.

Случайность номер пять. Возможно, под влиянием выпитого Тайрел предложил подавленному французу назвать имена агентов КГБ, с которыми он связан, а за это Тайрел может сообщить начальству, что его патриотически настроенный коллега на самом деле работает на НАТО, потому что подозревает утечку информации из французского посольства. Щеки Хоторна потом еще неделю пылали от благодарных поцелуев француза. Помощь Хоторну сделала его очень ценным агентом-двойником. Это и привело к шестой случайности.

Хоторна пригласил в себе высокопоставленный генерал НАТО. Тайрел искренне уважал этого человека за профессионализм я прямолинейность, он не был каким-нибудь выскочкой-дилетантом.

— У меня на вас особые виды, лейтенант, потому что вы человек высокой квалификации и, что еще важнее, не афишируете ее. Я смертельно устал от карьеристов, сшивающихся вокруг. Настоящие дела делают незаметные, наблюдательные люди. Ну как, согласны?

Согласен с чем? Конечно, генерал, как скажете, сэр. Этот человек внушал Тайрелу такой благоговейный трепет и так искусно расписал специфику будущей службы, что Тайрел с радостью согласился. Случайность номер шесть вернула Хоторна в штат Джорджия, на утомительные трехмесячные курсы офицеров военно-морской разведки.

Вернувшись в Гаагу, Хоторн формально вроде бы продолжал исполнять прежние обязанности, но случайности следовали одна за другой, и каждая случайней предыдущей. Он начал хорошо справляться со своей настоящей работой. В НАТО процветала лицемерие и коррупция, Амстердам превратился в пристанище тайных организаций, и деньги стали превыше всех обязательств. Тайрел работал с агентами в Нидерландах, совершал поездки по всей Европе, выслеживая наемных убийц. Но все эти смерти по заказу, бессмысленные убийства привели в конце концов к тому, что он бросил эту службу.

Внезапно Тайрел понял, что рядом с кроватью стоит Кэти и смотрит на него. Он поднял голову и спросил:

— А где лейтенант?

— Разговаривает по телефону в моем номере. Он вспомнил, что сегодня вечером, четыре часа назад, у него было назначено свидание.

— Интересно было бы послушать, как он объясняет свое отсутствие.

— Ничего интересного. Наверняка врет ей, что испытывает новый самолет, очень сложный, и что чуть не сломал себе шею во время пике с высоты тридцати восьми тысяч футов.

— Забавный парень.

— Безусловно... А ты что делал? Спел с открытыми глазами?

— Нет, просто размышлял, почему я здесь... А может быть, и почему я стал тем, кто я есть.

— На первый вопрос я знаю ответ. Ты здесь потому, что охотишься за Бажарат, и потому, что ты был одним из лучших офицеров военно-морской разведки.

— Это не правда, — возразил Хоторн, садясь и опираясь спиной на подушку, а Кэти опустилась в кресло в нескольких футах от кровати.

— Даже Стивенс согласился с этим, хотя, возможно, я с неохотой.

— Он просто пытался рассеять твой страх, вот и все.

— Я так не считаю. Ведь я видела тебя в деле, коммандер. Зачем отрицать?

— Наверное, когда-то я и был хорош, майор, но за последние годы многое произошло, и осознают это мои начальники или нет, но из меня уже плохой оперативник. Да ты и сама видишь, что меня больше не волнует, кто выиграет или проиграет в этих дурацких играх. Меня тревожит кое-что другое.

— Ты не хочешь рассказать мне — что?

— Не думаю, что тебе приятно было бы услышать об этом. А кроме того, это глубоко личное... Я ни с кем этим не делился.

— Могу обменяться с тобой, Тай, у меня тоже есть кое-что глубоко личное, о чем я никогда никому не говорила, даже Джексону, к уж тем более родителям. Может быть, мы сможем помочь друг другу, так как, наверное, никогда больше не увидимся после того, как наше дело будет закончено. Ты хотел бы услышать мой рассказ?

— Да, — ответил Тайрел, посмотрев на Кэтрин с тревогой и где-то даже с мольбой. — В чем дело, Кэти?

— Пул и все мой близкие считают, что я родилась для военной службы, родилась для того, чтобы стать классным военным летчиком, и всех устраивает эта мысль.

— Прости меня, — сказал Тайрел, мягко улыбнувшись, — но Джексон, по-моему, не просто считает, что ты родилась для этого, но видит в военной службе вообще весь смысл твоего существования.

— Но все это абсолютно не так, — возразила Кэтрин. — До поступления в Вест-Пойнт я всегда мечтала стать антропологом, таким, как Маргарет Мид, путешествовать по всему миру, как она, изучать никому не известные культуры, узнавать что-то новое о первобытных людях, которые во многом лучше нас теперешних. Иногда эти мечты возвращаются ко мне... Я говорю глупости, да?

— Вовсе нет. Но почему бы тебе сейчас не начать воплощать свою мечту? Я всегда мечтал иметь собственный корабль и плавать под своим собственным флагом. Десять лет я был лишен возможности осуществить это свое стремление, ну и что?

— У нас с тобой совершенно разные обстоятельства, Тай. К тому, чем ты сейчас занимаешься, ты начал готовиться еще с детства, а мне придется снова учиться в школе.

— Но что значат несколько лет учебы? Это ведь не нейрохирургия. А потом, ты можешь учиться в ходе работы.

— Каким образом?

— Ты можешь делать то, чего не могут девяносто процентов антропологов. Ты же пилот и сможешь повсюду развозить их экспедиции.

— Какой-то сумасшедший у нас с тобой разговор, — тихо и печально произнесла Кэти. Она выпрямилась в кресле и откашлялась. — Я рассказала тебе свой секрет, Тай. А какой секрет у тебя? Откровенность за откровенность.

— Мы рассуждаем с тобой прямо как дети... Ну ладно, хорошо. Я и тогда и сейчас все время возвращаюсь к этому, что, наверное, как-то поддерживает меня... Однажды ночью я отправился на встречу с агентом КГБ, у нас было много общего с этим советским парнем, он тоже был моряком, но с Черноморского флота. Мы оба понимали, что ситуация выходит из-под контроля, оба знали об этих трупах в каналах. Ради чего? Высшим руководителям до этого не было никакого дела, но мы с ним пытались хоть как-то остановить это сумасшествие. Придя на встречу я нашел его еще живым, но все лицо было изрезано бритвой. Я понял, чего он ждет от меня... и избавил его от боли и страданий. И тогда я понял, что должен делать. Надо было не просто охотиться за коррумпированными чиновниками, делавшими деньги из ничего, не за обманутыми тупоголовыми бюрократами, зараженными чужой идеологией, а за фанатиками, маньяками, которые стоят во главе всего этого. И действуют они под прикрытием непоколебимой, беззаветной преданности высокой идее, до которой нет никакого дела бурлящему котлу истории.

— Как его все сложно, коммандер, — тихо сказала Кэти. — Именно тогда ты и познакомился со Стивенсом, капитаном Стивенсом?

— С Генри Ужасным?

— Он действительно был... он действительно такой?

— Моментами он агрессивен в своей деятельности, скажем так. На самом деле я лучше знаю его жену, чем его самого. Детей у них не было, и она работала в транспортном отделе посольства, организовывала все поездки, и мне приходилось там околачиваться. Хорошая женщина, и я подозреваю, что она сдерживает его гораздо больше, чем сама признается в атом.

— Несколько минут назад ты спросил у него о своей жене... — Тайрел резко повернул голову влево и в упор посмотрел на Кэти. — Извини, — прошептала она, отводя взгляд.

— Ответ я знал, но был обязан задать этот вопрос, — спокойно сказал Тайрел. — Ван Ностранд сделал грязный намек... Хотел спровоцировать меня, оставить без защиты.

— А Стивенс соврал тебе, но ты ему, конечно, веришь.

— У меня нет ни малейшей тени сомнения. — Хоторн усмехнулся, но не своим словам, а просто вспомнив что-то. Он снова уставился в потолок. — Если оставить в стороне агрессивностьь, то Генри очень храбрый человек, обладающий к тому же аналитическим складом ума, но главная причина его отхода от оперативной деятельности и продвижения по служебной лестнице заключается в том, что он совершенно не умеет врать. Начнем с того, что когда смотришь на Генри и слушаешь его, кажется, что он покрывается потом. Поэтому я абсолютно уверен, что он знает гораздо больше о смерти моей жены... о ее убийстве, чем говорит мне. Ты слышала, о чем я спросил его; так что понимаешь, в чем заключался скрытый смысл вопроса. Его ответ был настолько спокойным и четким, а реакция настолько быстрой и решительной, что у меня не возникло сомнения в правдивости его слов. Он сказал, что всего однажды встречался с Ингрид, когда сопровождал жену на скромный прием по поводу нашей женитьбы, устроенный в посольстве.

— Слишком подробный ответ, чтобы быть ложью.

— Я никогда не сомневался в Ингрид, да и ты бы не сомневалась, если бы знала ее.

— Мне бы этого хотелось.

— Ты бы ей наверняка понравилась. — Тайрел медленно повернул голову и снова посмотрел на майора. В его взгляде уже не было враждебности. — Ты сейчас примерно в том же возрасте, в каком была она, и у тебя такое же чувство независимости, даже властности, но ты демонстрируешь его, а у нее оно никогда не проявлялось.

— Черт побери, большое спасибо тебе, коммандер.

— Успокойся, ты же офицер и должна демонстрировать властность. А она была переводчицей с четырех языков, и у нее просто в этом не было необходимости. Я совсем не хотел обидеть тебя.

— Представьте себе, она проглотила эту муру, — закричал Пул, влетая в дверь.

— Что проглотила? — спросил Хоторн.

— Тот факт, что я вызвался испытывать подводную батисферу в условиях невесомости, поэтому мне в легкие пришлось вводить кислород! Вот это да!

— Давайте поедим, — предложила Кэти.

Ужин в номер доставили через сорок пять минут, и все это время Хоторн изучал журнал регистрации, Пул читал газеты, купленные в холле отеля, а Кэти приняла горячую ванну в надежде «смыть все напасти». Телевизор работал, правда, звук был приглушен, но если бы передали какую-нибудь информацию по поводу ван Ностранда, то они бы услышали ее. К счастью, о ван Ностранде не было сказано ни слова. Закончив ужин, Тайрел позвонил в кабинет Генри Стивенса.

— Ты мог бы перехватывать шифрованные телефонные разговоры? — спросил Хоторн.

— Ты продолжаешь считать, что утечка информации происходит у нас? "

— Да я уверен в этом!

— Ладно, если у тебя появятся новые доказательства, то дай мне знать, потому что последние три дня мы переговаривались с тобой с использованием обратного шифратора. А это значит, что утечка информации происходит у тебя.

— Исключено.

— Слушай, я устал от твоего всезнайства.

— Это не всезнайство, Генри, просто я знаю больше, чем ты.

— От этого я тоже устал.

— Все очень просто: уволь меня.

— Но мы тебя и не нанимали!

— Бели ты прекратишь снабжать нас всем необходимым, это будет равносильно моему увольнению. Ты хочешь этого?

— Ох, заткнись... Что у тебя есть? Известно что-нибудь о Кровавой девочке?

— О ней мне известно не больше, чем тебе, — ответил Тайрел. — Она где-то здесь, в нескольких милях от своей цели, но никто не знает, где именно.

— Удар по цели ей нанести не удастся. Президент спрятан надежно, как в сейфе. Так что время на нашей стороне.

— Мне нравится твоя уверенность, но так долго продолжаться не может. Невидимый президент — это уже вовсе не президент.

— А мне не нравится твое настроение. Что еще? Ты говорил, что собираешься назвать мне какие-то имена.

— Тогда слушай и самым тщательным образом проверь каждого. — Хоторн продиктовал имена, выбранные из журнала регистрации, исключив обычных посетителей поместья, таких, как водопроводчик, ветеринар, а также испанских танцовщиков, приглашенных для пикника в аргентинском стиле.

— Ты говоришь о самых высоких чинах администрации! — взорвался Стивенс. — Тебя просто посчитают психом!

— Каждый из этих чинов побывал в поместье в течение последних восемнадцати дней, а так как совершенно ясно, что Кровавая девочка связана с ван Нострандом, то некоторые из них, вполне вероятно, могли помогать этому ублюдку — сознательно или ничего не подозревая.

— Ты соображаешь, о чем просишь меня? Министр обороны, директор ЦРУ, этот сумасшедший начальник отдела тайных операций, госсекретарь! Да ты рехнулся!

— Они были здесь, Генри, и здесь была Бажарат.

— У тебя есть доказательства? Да любой из этих людей президента может уволить меня!

— Доказательства я держу в руках, капитан. Любой из них, кто попытается надавить на тебя, работает на Бажарат, и снова повторю — осознанно или нет. А теперь, черт возьми, приступай к работе! Кстати, в течение примерно двадцати минут я собираюсь дать тебе одну ниточку, которая сделает тебя адмиралом, если, конечно, тебя не убьют до этого.

— Прекрасно. Что это за ниточка и куда она сможет нас привести?

— К человеку, который стоит за ван Нострандом и помогает ему улизнуть из страны.

— Ван Ностранд мертв!

— Там, где его ждут, этого не знают. Повторяю, приступай к работе, Генри. — Тайрел положил трубку и перевел взгляд на Нильсен и Пула, смотревших на него с открытыми ртами. — Вас что-то беспокоит?

— Ты на самом деле берешь больно круто, коммандер, — сказал лейтенант.

— Иначе нельзя, Джексон.

— А если ты ошибаешься? — вмешалась Кэти. — Если никто из этого списка не имеет отношения к Бажарат?

— Не могу этого допустить. И если Стивенсу ничего не удастся сделать, то я постараюсь, чтобы этот список попал в прессу, снабженный намеками, ложью и полуправдой. И тогда властям в любом случае прядется давать объяснения. В Вашингтоне это коснется всех, даже по-настоящему святых людей.

— Но это же просто безответственный цинизм, — резко заметила Нильсен.

— Безусловно, майор, но чтобы отыскать Кровавую девочку, надо заставить паниковать главных лиц, поддерживающих ее. Мы знаем, что их здесь нет, но мы также знаем, что они проникли в верхние эшелоны власти и у нас, и в Лондоне, и в Париже. Малейшая ошибка, малейшая попытка со стороны какого-нибудь человека прикрыть себя, и за него сразу возьмутся специалисты со своими чудодейственными сыворотками.

— Как просто у тебя все получается.

— Мы начнем со списка из журнала регистрации, то есть с людей, близко связанных с ван Нострандом, а затем этот список пополнится в результате тщательной проверки каждой личности. Кто их друзья, помощники, кто их служащие, имеющие доступ к секретным материалам? Кто из них живет явно не по средствам? Есть ли у них какие-нибудь слабости, которые могли стать зацепкой для вербовки? Все надо делать быстро, создавая атмосферу страха и паники. — Зазвонил телефон, и Тайрел снял трубку. — Стивенс? — Хоторн нахмурился, зажал рукой микрофон и сделал знак Пулу:

— Это тебя.

Лейтенант взял трубку.

— Уже приземлились, Мак? Десять минут назад? Хорошо, спасибо... Откуда я, черт побери, знаю? Продай эту чертову штуку! Если бы у них были мозги, то они улетели бы на Кубу. — Пул положил трубку и посмотрел на Тайрела. — Самолет ван Ностранда приземлился, и там, похоже. Был большой переполох. Эскорт из Вашингтона поскандалил с этими Джонсами, которые бросили самолет в аэропорту, заявив, что таково было указание владельца, и смылись оттуда.

— Пора звонить на Сент-Томас, — сказал Тайрел, набирая номер. На лице его было написано нетерпение, пока он ждал соединения. Затем он нажал двойку, чтобы прослушать сообщение автоответчика. "Дорогой мой, это Доминик! Звоню тебе, совершая скучный круга вдоль побережья Италии, сейчас я у Портофино... — Хоторн побледнел, глаза широко раскрылись, все мускулы лица напряглись. Это была ложь, как, впрочем, и все, связанное с Доминик, с этой лживой убийцей, вся жизнь которой была фальшью. И Полин из Парижа была частью этой лжи, но в то же время — еще одной ниточкой, которая могла бы приблизить их к Бажарат.

— Что такое? — спросила Кэти, заметив тревогу на его лице.

— Ничего, — спокойно ответил Тайрел, — просто кого-то не правильно соединили с моим автоответчиком. — Услышав следующее сообщение, Тайрел снова напрягся.

Вдруг за окном раздался душераздирающий крик, он не прекращался, становился все громче, переходя в истерику. Нильсен и Пул подбежали к окну.

— Это внизу, на автостоянке! — воскликнул лейтенант. — Смотри!

Внизу, на большой автостоянке, освещенной по периметру фонарями, стояли белокурая женщина и мужчина средних лет. Женщина в ужасе визжала, цепляясь за своего спутника, а тот отчаянно пытался успокоить ее и увести со стоянки. Пул распахнул окно, и теперь ему были слышны слова, седоволосого мужчины.

— Заткнись! Идем отсюда. Да успокойся ты, идиотка, люди услышат!

— Он мертв, Майрон! Боже, посмотри на его голову... У него же полчерепа снесено! Боже милосердный!

— Заткни свою поганую пасть!

Из задней двери выбежали несколько официантов в белых куртках, в руке у одного из них был фонарик, которым он водил из стороны в сторону. Наконец луч наткнулся на тело мужчины, вывалившееся из открытой дверцы «перше» с откидным верхом. Блеснула темная лужа возле головы мужчины. Голова была разбита, из нее текла кровь.

— Тай, иди сюда! — крикнула Нильсен, но голос ее утонул в криках, доносившихся с улицы.

— Тс-с! — Хоторн зажал ладонью левое ухо, сосредоточенно вслушиваясь в сообщение с Сент-Томаса.

— Кого-то убили внизу, — продолжила Кэти. — Мужчина в спортивном автомобиле. Они послала за полицией!

— Тише, майор, мне нужно все точно запасать. — Тайрел начал что-то писать на обложке меню.

По коридору «Шенандо Лодж» мимо двери номера Хоторна быстро проскочила Амайя Бажарат, стягивая на ходу резиновые медицинские перчатки.

Глава 21

— Боже мой, да ведь это госсекретарь, — сказал Тайрел про себя. Оцепенев, он медленно положил трубку, а в это время на автостоянке завыли полицейские сирены. — Я отказываюсь поверить в это! — прошептал он уже достаточно громко, чтобы его услышали.

— Во что поверить? — спросила Кэти, поворачиваясь от окна. — Там внизу черт-те что творится.

— И здесь наверху тоже.

— Кого-то убили, Тай.

— Это я понял, но к нам это не имеет никакого отношения. Однако мы втянуты в кое-что другое, что может повлечь за собой серьезные аресты в стране.

— Прошу прощения?

— Военный эскорт ван Ностранда в аэропорту Шарлотты был организован по прямому указанию госсекретаря.

— О Боже, — тихо произнес Пул, внимательно глядя на Хоторна и закрывая окно. — Похоже, ты был абсолютно прав, когда говорил о таких людях.

— Этому должно быть какое-то объяснение, — вмешалась Нильсен, — и хотя ты оказался прав, между ним и Бажарат не может быть никакой связи.

— У него были очень тесные связи с ван Нострандом, настолько прочные, что госсекретарь готов был помочь ему улизнуть из страны при чертовски странных обстоятельствах. А ван Ностранд — мистер Нептун — прятал Кровавую девочку в коттедже для гостей всего в нескольких сотнях ярдов от своей библиотеки. Вернемся снова к буквам. Если А равно В, а В равно С, то между А и С существует определенная взаимосвязь.

— Но ты сказал, что видел двух мужчин, садящихся в лимузин, Тай. Один в шляпе...

— И обычно ее надевают, чтобы прикрыть лысую голову, — оборвал Тайрел. — Это я тоже сказал, Джексон, но я ошибся. Это были не двое мужчин: одна из них была женщина, а шляпа может прикрывать не только лысину, но и женские волосы.

— Это действительно была Бажарат, — прошептала Кэти. — Так близко!

— Очень близко, — согласился Тайрел и нахмурился. — У нас нет выбора... у меня нет выбора, и не стоит тратить время. — Он подошел к телефону, и в это время раздался стук в дверь. — Посмотри, кто там, Пул, ладно?

В коридоре стояли двое мужчин в форме офицеров полиции.

— Это комнаты майора Нильсен, лейтенанта Пула и их родственника, дяди из Флориды? — спросил один из них, прочитав записи в своем блокноте.

— Да, сэр, — ответил лейтенант.

— Вы не полностью заполнили регистрационные карточки, сэр, — заявил второй полицейский, внимательно оглядывая комнату. — По законам штата Вирджиния требуется дополнительная информация.

— Извините, парни, — сказал Пул, — это я их заполнял, и мы очень спешили.

— Разрешите взглянуть на ваши документы? — Полицейский с блокнотом прошел в комнату, его коллега отстал на несколько шагов, блокируя дверь. — И, пожалуйста, подумайте о том, где вы находились в течение последних двух часов.

— Мы не покидали наши номера с момента приезда, а это было более двух часов назад, — пояснил Хоторн, кладя на место телефонную трубку. — А так как мы совершеннолетние, вы не имеете права лезть в наши дела, какими бы подозрительными они вам ни казались.

— Что? — Майор Нильсен побледнела, пытаясь вмешаться в разговор.

— Вы, наверное, не понимаете, сэр, — настаивал полицейский с блокнотом. — Внизу застрелили человека, и мы опрашиваем всех присутствующих, а если вам требуется большая ясность, то особенно тех, у кого подозрительно заполнены регистрационные карточки, а вы вполне подходите под эту категорию. Не указано ни имя дяди, ни адрес во Флориде, за исключением города, а также нет номера кредитной карточки.

— Я же говорил вам, что мы спешили, поэтому заплатили наличными.

— При таких ценах вы должны носить с собой кучу наличных. А может быть, и больше.

— Это не ваше дело, — резко возразил Тайрел.

— Послушайте, мистер, у человека, застреленного на стоянке, была назначена встреча, — продолжал полицейский с блокнотом. — Тому, с кем он собирался встретиться, он принес коробку конфет. На карточке было написано «Моему щедрому другу».

— О, это ужасно! — воскликнул Хоторн. — Мы застрелили его, остались посмотреть на представление и даже не забрали конфеты!

— Случались и более странные вещи.

— Это точно, — согласился полицейский, стоящий у двери. Он сунул руку под китель и вытащил рацию. — Сержант, мы обнаружили тут наверху три подозрительные личности, комнаты пятьсот пять я пятьсот шесть. Пришлите людей как можно быстрее... Угадайте, что я здесь обнаружил? Поторопитесь!

Вслед за взглядом полицейского четыре головы повернулись в другой конец комнаты. На крышке бюро там лежали автоматический «вальтер» Пула и револьвер Хоторна 38-го калибра.

Бажарат посмотрела в окно на собравшуюся у отеля толпу. Ее не интересовали ни убитый, ни то, что происходит внизу. Все это она хорошо знала — собралась толпа любопытных зевак, чтобы взглянуть на труп, а полиция старается поддерживать видимость порядка до того, как прибудет начальство и скажет, что делать. До этого момента тело будет оставаться на месте, закрытое окровавленной простыней, что отнюдь не уменьшит любопытство этих дураков зевак.

Бажарат совсем не собиралась бездействовать и бесцельно разглядывать толпу. Она тщательно выглядывала среди присутствующих внизу Николо, которого по возвращении в номер сразу, отослала вниз, строго проинструктировав: «Случилось что-то ужасное, и нам нужно уехать. Найди машину, даже если придется отнять ее у владельца! Возьми чемоданы и спустись по пожарной лестнице!» А вот и он! Стоит в тени столба, на котором укреплен прожектор, поднял правую руку, что-то держит в ней и кивает толовой. Он все сделал как надо!

Бажарат посмотрелась в зеркало, поправила парик из редких белокурых волос. Жидкий клей, нанесенный на лицо, собрал кожу в морщины; бледная пудра, темно-серые круги под глазами с набухшими веками, тонкие белые губы — все это делало ее похожей на старуху, эксцентричную старуху, носящую на голове коричневую мужскую шляпу.

Бажарат открыла дверь в коридор и замерла, удивленная шумом и толпой бегущих полицейских, которые врывались в один из номеров дальше по коридору, вытаскивая на ходу оружие. Согнувшись, словно под тяжестью лет, она двинулась к лифту, обходя полицейских.

— Отстаньте от меня, сукины дети!

— Не подходите ко мне, свиньи, а то вам будет гораздо хуже, чем мне!

— Не смейте прикасаться ко мне!

Внезапно ее словно парализовало, все мускулы, сухожилия и суставы перестали двигаться. «Отстаньте от меня, сукины дети!» Этот голос мог принадлежать единственному человеку. Хоторн! Машинально Бажарат повернула сгорбленное тело вправо, шум внутри номера привлек ее внимание.

Тайрел стоял у стены, прижатый к ней полицейскими. Их глаза встретились: ее прищурились в ужасе, его широко раскрылись от удивления, неверия в происходящее, страха.

Говард Давенпорт, известный политический воротила и столп промышленности, и к тому же несостоявшийся, потерпевший поражение глава ненасытного министерства обороны, подошел к отделанному медью бару в своем кабинете, налил себе коньяку и медленно вернулся назад к столу. Теперь он вздохнул свободно, и это облегчение пришло к нему почти два часа назад, когда машина службы безопасности министерства обороны подтвердила по радио ночному дежурному, что лимузин ван Ностранда выехал из поместья с пассажиром или пассажирами на заднем сиденье.

«Если Хоторн выедет из поместья на моем лимузине, ты будешь знать, что моя информация оказалась ошибочной, и не будешь никогда упоминать о ней».

Давенпорт и не собирался делать этого. И так слишком большой ажиотаж развернулся вокруг охоты на Кровавую девочку. Обременять охотников дополнительными, явно ложными слухами не следовало — это могло только вызвать усиление паники: фанатики от разведки запустят эти слухи в свои сложные компьютеры, а другие фанатики еще больше запаникуют, когда обнаружат эту информацию. Ван Ностранд это хорошо понимал, поэтому и дал последние указания на тот случай, если этот коммандер Хоторн вовсе и не окажется членом тайного синдиката «Альфа»... "Боже мой, что же я за министр обороны? — подумал Давенпорт. — Ведь я даже никогда не слышал об этом синдикате «Альфа»

Он решил, что пришло его время. Сейчас ему захотелось, чтобы жена была дома, а не в Колорадо, где она гостила у их дочери, только что родившей третьего ребенка, но сейчас невозможно было разделить мать, дочь и внуков. Он на самом деле очень хотел, чтобы жена была рядом, потому что он уже напечатал прошение об отставке на стареньком «ремингтоне», много лет назад доставшемся ему от родителей. Газеты часто подшучивали над ним за то, что при ведении записей он пользуется древней пишущей машинкой, когда вполне может иметь лучшее компьютерное оборудование, не говоря уж об армии секретарш. Но старенький «рем» был его давним другом, и Давенпорт не видел причин отказываться от него.

Он опустился в кресло, повернулся вправо, посмотрел на пишущую машинку и перечитал свое короткое письмо президенту. Да, жена должна была бы быть сейчас рядом с ним, потому что она ненавидит Вашингтон, скучает по их конеферме в Нью-Джерси и рада, что у них есть общая тайна. Особенно ее порадовал тот факт, что доктора из клиники Майо, где они вдвоем проходили летом ежегодную диспансеризацию, объявили, что ее здоровье в полном порядке. Давенпорт, улыбаясь, отхлебнул коньяку.

"Дорогой господин президент.

Очень сожалею, что вынужден немедленно подать в отставку, так как недавно обнаружилось, что у меня в семье возникли проблемы в плане здоровья.

Могу сказать, что для меня было большой честью служить под Вашим руководством, будучи твердо уверенным, что, следуя Вашим указаниям, министерство обороны всегда остается на высоте. И наконец, я хотел бы поблагодарить Вас за честь быть частью Вашей команды.

Моя жена Элизабет, да храни ее Бог, передает Вам наилучшие пожелания, к которым я, естественно, присоединяюсь.

Искренне Ваш

Говард В. Давенпорт".

Министр снова отхлебнул коньяку, усмехнулся фразе, привлекшей его внимание, и задержал на ней взгляд на несколько секунд. Если уж быть последовательным и честным, то в эту фразу следовало бы добавить слова «должно быть», и тогда фраза бы читалась так: «следуя Вашим указаниям, министерство обороны должно быть всегда на высоте...» Нет, не будет никаких обвинений, книг со сплетнями и руганью в адрес других. Возможно, серия статей и помогла бы его преемнику — они наверняка бы привлекли его внимание, — но все-таки человек, взявшийся за эту работу, должен сам вынести окончательную оценку. Если кандидатура будет выбрана правильно, то он сам заметит ошибки в системе поставок и исправит их железной рукой. А если он не будет обладать железной рукой, то никакие предостережения ему не помогут. А Говард Водсворт Давенпорт понимал, что перешел уже в категорию «бывших».

Он поставил стакан с коньяком на стол, но стакан соскользнул и разбился, упав на паркетный пол. Давенпорт подумал, что это странно, ведь он поставил стакан на промокательную бумагу... или нет? Зрачки его затуманились, дыхание внезапно стало громким и тяжелым — где же воздух? Пошатываясь, он встал, думая, что просто испортился кондиционер, а ночь такая душная, влажная, и дышать становится все труднее. Но в кабинете не было воздуха! Острая боль возникла в груди и быстро разлилась по всей верхней части тела. Руки задрожали и моментально перестали слушаться, ноги уже не выдерживали веса тела. Давенпорт упал лицом на жесткий пол, разбив при этом нос; уже в агонии он дернулся, судорожно извиваясь, и наконец снова скорчился. Его широко раскрытые глаза смотрели в потолок, но он ничего не видел.

Темнота. Говард В. Давенпорт был мертв.

Дверь кабинета открылась, и в проеме возникла фигура человека в черном. Его лицо закрывал противогаз, а руки были затянуты в черные шелковые перчатки. Он повернулся и присел рядом с металлическим цилиндром, наполненным смертоносным газом. Цилиндр был высотой примерно два фута, от него отходил резиновый шланг с краном, заканчивавшийся узкой и плоской насадкой, просунутой под дверь. Мужчина повернул, рычаг сверху цилиндра и дважды сильно потряс его, убеждаясь, что подача газа перекрыта. Затем он встал, подошел к высокому окну, выходящему во внутренний дворик, и распахнул его. Влажный и теплый воздух летней ночи медленно заполнил кабинет, принося с собой запахи сада. Мужчина подошел к пишущей машинке и прочитал письмо Давенпорта с просьбой об отставке. Вытащив письмо из машинки, он скомкал его и сунул в карман брюк. Затем он вставил в машинку чистый личный бланк Давенпорта и напечатал следующее:

"Дорогой господин президент.

Очень сожалею, что вынужден немедленно подать в отставку, так как я очень болен, что тщательно скрываю от моей дорогой жены. Проще говоря, я не могу больше выполнять свои обязанности, что, без сомнения, могут подтвердить мои коллеги.

Меня обследовал доктор из Швейцарии, которому я поклялся все сохранить втайне, ион сообщил мне, что теперь это просто вопрос дней..."

Письмо резко обрывалось. Скорпион-24й, выполнив приказ, полученный утром от «Скорпиона-1», собрал свое смертоносное оборудование и ушел через окно и внутренний дворик.

Полиция Фэрфакса покинула номер отеля «Шенандо Лодж», и теперь вместо полицейских в номере стоял одетый в форму капитан Генри Стивенс.

— Ради Бога, Тай, не бросайся словами!

— Не буду, Генри, не буду, — откликнулся все еще бледный Хоторн, сидевший на краешке кровати. При этих словах Нильсен и Пул тревожно подались вперед в своих креслах, — Это просто какое-то сумасшествие! Я узнал ее, узнал эти глаза, и она узнала меня! Это была старуха, еле передвигавшая ноги, но я узнал ее!

— Я повторяю. — Стивенс остановился напротив Тайрела. — Женщина, которую ты видел, — итальянская графиня по фамилии Кабарини или что-то в этом роде, и довольно тщеславная, по словам портье. Она даже не заполнила внизу регистрационную карточку, потому что — заметь — не была одета «подобающим образом». Она попросила принести карточку наверх. Я проверил ее документы в службе иммиграции. Богатая аристократка, владеет миллионами и все такое.

— Но она уехала... почему она уехала?

— Точно так же поступили еще двадцать два других постояльца, и в отеле осталось всего тридцать пять. На стоянке было совершено убийство, Тай, а эта туристы явно не бойцы из отряда «Дельта».

— Ну хорошо, хорошо... Я могу согласиться с этим. Просто я не в силах забыть это лицо! — Хоторн медленно покачал головой. — Возраст... Она выглядела очень старой, но я узнал эти глаза, я узнал их!

— Генетики утверждают, что существует ровно сто тридцать два варианта формы и цвета глаз, ни больше ни меньше, — заявил Пул. — Приходится решать небольшое уравнение, когда пытаешься узнать человека. «Мы не встречались с вами раньше?» — это один из самых частых вопросов, задаваемых людьми.

— Спасибо за пустую информацию. — Хоторн повернулся к Генри Стивенсу. — Перед тем как началось все это сумасшествие, я как раз звонил тебе. Не знаю, как ты собираешься это сделать, но сделать надо.

— О чем ты?

— Сначала ответь мне абсолютно честно: кто-нибудь знает... мог ли кто-нибудь узнать о смерти ван Ностранда?

— Нет, информация засекречена, дом приведен в порядок и охраняется. Дежурный в полиции, и оба патрульных профессионалы, они все поняли. Чтобы их не выследили и не произошло утечки информации, все трое уехали из этого района.

— Хорошо. Тогда пусти в ход все связи, какие у тебя есть, и устрой мне свидание с госсекретарем. Сегодня же ночью... или утром. Нельзя терять ни минуты.

— Ты просто лунатик. Сейчас глубокая ночь!

— Да, я знаю, а еще я знаю, что ван Ностранд собирался тайно покинуть страну и в этом ему помогал госсекретарь. Совершенно официально.

— Я тебе не верю!

— Придется поверить. Элегантный, в костюме в тонкую полоску, Брюс Палиссер лично все устроил, включая военный эскорт и тайный вылет из Шарлотты, Северная Каролина. Я хочу знать почему.

— Господи, и мне этого хочется!

— Узнать это будет нетрудно. Расскажи ему всю правду — возможно, он уже знает ее. Расскажи, что меня наняла МИ-6, а не ты или другая служба из Вашингтона, потому что я мало кому доверяю в этом городе. Скажи ему, что у меня есть информация о Кровавой девочке, которую я сообщу только ему, поскольку мой начальник из МИ-6 убит. Он не откажет во встрече, у него тесные связи с Великобританией... Можешь даже несколько преувеличить и сказать ему, что, несмотря на то что мы с тобой не сотрудничаем, я успешно справляюсь с заданием и действительно могу располагать важной информацией. Вот телефон, Генри. Звони.

Глава военно-морской разведки так и сделал. В ходе разговора с госсекретарем в голосе Стивенса звучали тревога, озабоченность и уважение. Когда он закончил разговор, Хоторн отвел его в сторону и протянул листок бумаги.

— Это номер телефона в Париже, — тихо пояснил Тайрел. — Свяжись со Вторым бюро, пусть они возьмут его под постоянное наблюдение.

— Что это за номер?

— Это номер, по которому звонила Бажарат. Это все, что тебе следует знать. Все, что я могу тебе сказать.

Такси остановилось у тротуара в Джорджтауне, этом престижном районе, где располагались дома вашингтонской элиты. Внушительный четырехэтажный дом из коричневого камня стоял посреди ухоженной лужайки: входная дверь, покрытая отполированной черной эмалью, блестящая медная ручка. Крутые цементные ступеньки сверкали чистотой, кованые перила были покрыты белой эмалью, наверняка для того, чтобы их мог увидеть ночью человек, поднимающийся по лестнице. Хоторн расплатился с водителем и вылез из такси.

— Не хотите ли, чтобы я подождал вас, мистер? — спросил водитель, оглядывая куртку-сафари Хоторна.

— Я не знаю, как долго пробуду там, — ответил Хоторн, нахмурившись, — но в ваших словах есть определенный ссмысл. Если вы свободны, то почему бы вам не вернуться сюда, скажем, через сорок пять минут? — Хоторн сунул руку в карман, вытащил десятидолларовую бумажку и через открытое окно протянул водителю. — Возьмите задаток. Если меня не будет к тому времени, то уезжайте.

— Сейчас очень поздно, так что я подожду вас немного.

— Спасибо.

Хоторн начал подниматься по ступенькам, удивляясь, как человек в возрасте за пятьдесят мог жить здесь, ведь, чтобы добраться до входной двери, нужно было обладать способностями горного козла. Вскоре он получил ответ на свой вопрос: на кирпичном крыльце стояло большое электрическое кресло-лифт, а внизу у перил находилось еще одно. Госсекретарь Палиссер был отнюдь не дурак, когда дело касалось комфорта, да и вообще он не был дураком. Хоторн мало знал о нем, но, судя по тому, что он читал в газетах и видел на телевизионных прессконференциях, госсекретарь обладал быстрым мышлением, отличался остроумием и чувством юмора. Тайрел с подозрением относился к политическим деятелям, не обладавшим этими качествами. Везде, в любой стране. Но в данный момент Хоторн настороженно и с большим подозрением относился к госсекретарю. Почему он помог Нильсу ван Ностранду, другу и укрывателю террористки Бажарат?

Сверкающий медный молоток на двери служил, скорее всего, просто украшением, поэтому Хоторн нажал на блестящую кнопку электрического звонка. Через несколько секунд тяжелая дверь открылась, на пороге стоял Палиссер в рубашке с короткими рукавами. Под копной волнистых седых волос угадывались знакомые черты. Однако брюки его никак не вязались с, репутацией человека, одевающегося с иголочки, — на нем были потертые голубые джинсы, обрезанные до колен.

— Должен сказать, коммандер, что вы упрямы, — заявил госсекретарь. — Входите и, пока мы будем идти на кухнню, начните рассказывать мне, почему вы не обратились в ЦРУ, в его директору, в отдел G-2, или к этому вашему чертову начальнику капитану Стивенсу из военно-морской разведки?

— Он не является моим начальником, господин секретарь.

— О да, — сказал Палиссер, останавливаясь в вестибюле и разглядывая Тайрела. — Он что-то упоминал об англичанах, по-моему, о МИ-6. Тогда почему, черт побери, вы не связались с ними?

— Я им не доверяю.

— Вы не доверяете...

— Я также не доверяю военно-морской разведке, ЦРУ и его директору, господин секретарь, потому что у них явная утечка информации.

— Вы это серьезно?

— Я пришел сюда не для того, чтобы высказывать свои предположения, Палиссер.

— Уже Палиссер?.. Ладно, думаю, надо чем-то подкрепиться. Пойдемте, у меня как раз варится кофе. — Они прошли мимо дубовой двери в большую белоснежную кухню с громадным столом посредине, на краю которого стоял старомодный электрический кофейник, включенный в розетку. Кофе кипел. — Сейчас у всех есть эти пластмассовые штуки, в которых устанавливается время приготовления, количество чашек и еще Бог знает что, но ни одна из этих штук не наполняет комнату старым добрым ароматом настоящего кофе. Какой вы пьете?

— Черный, сэр.

— Первые приличные слова, которые вы произнесли. — Госсекретарь разлил кофе по чашкам и продолжил:

— А теперь скажите мне, зачем вы пришли сюда, молодой человек. Я допускаю утечку информации, но вы могли вернуться в Лондон и встретиться с самым главным начальником, насколько я понимаю. У вас бы не было никаких проблем с этим человеком.

— У меня есть проблемы с любыми средствами связи, которые могут прослушиваться, а разговор записываться.

— Я понимаю. Значит, то, что вы узнали о Кровавой девочке, вы можете сообщить только мне... лично?

— Она здесь...

— Я это знаю, мы все это знаем. Президента охраняют очень тщательно.

— Но я не поэтому настаивал на... личной встрече с вами.

— Вы просто самоуверенный негодяй, коммандер, и надоедливый к тому же. Говорите, в чем дело.

— Почему вы организовали ван Ностранду отъезд из страны, который можно оценить только как совершенно секретный?

— Да вы с ума сошли, Хоторн! — Госсекретарь стукнул кулаком по столу. — Как вы осмеливаетесь вмешиваться в секретные дела госдепартамента?

— Менее семи часов назад ван Ностранд пытался убить меня, и я думаю, что это дает мне право...

— О чем вы говорите?

— Я только начал. Вы знаете, где сейчас ван Ностранд?

Палиссер внимательно посмотрел на Тайрела, его озабоченность быстро перешла в страх, а страх почти в панику. Он вскочил, расплескав кофе, быстро подошел к телефону, висевшему на стене, на панели которого было расположено несколько кнопок. Он в ярости несколько раз нажал одну из кнопок.

— Жанет! — крикнул госсекретарь в трубку. — Мне звонила ночью?.. Какого черта вы не сообщили мне?.. Хорошо, хорошо... Он что? Боже мой!.. — Палиссер медленно повесил трубку, Глядя на Тайрела испуганными глазами. — Он так и не прибыл в Шарлотту, — прошептал он, словно задавая вопрос. — Меня не было... я находился в клубе... звонили из службы безопасности Пентагона... Что случилось?

— Я отвечу на ваш вопрос, если вы ответите на мой.

— Вы не имеете права!

— Тогда я ухожу. — Тайрел поднялся из-за стола.

— Садитесь! — Палиссер вернулся к столу, схватился за стул и смахнул рукой на пол пролитый кофе. — Отвечайте! — приказал он, садясь на стул.

— Ответьте сначала вы, — сказал Хоторн, продолжая стоять.

— Ну хорошо... садитесь... пожалуйста. — Тайрел сел, заметив внезапно появившееся на лице госсекретаря болезненное выражение. — Я воспользовался преимуществами своего положения по личным мотивам, что никоим образом не скомпрометировало госдепартамент.

— Этого вы не можете знать, господин секретарь.

— И все-таки я знаю! А вот вы не знаете, кем долгие годы был этот человек и что он сделал для нашей страны!

— Если вы этим объясняете свой поступок, то я думаю, что вам лучше все рассказать мне.

— Да кто вы такой, черт побери?

— Просто человек, который может ответить на ваш вопрос... Вы хотите узнать, что произошло? Почему он так и не прибыл в Шарлотту?

— Я это и так узнаю, черт возьми! Есть такой сердитый армейский бригадный генерал в подразделении G-2, который с радостью сообщает мне о провалах службы безопасности... Хорошо, коммандер, я расскажу об этом, но вам следует понимать, что все услышанное вами должно остаться строго между нами. Я не хочу приносить в жертву прекрасного человека и женщину, которую он любит, ради всяких сомнительных шпионских забав. Это вам ясно?

— Продолжайте.

— Много лет назад, когда Нильс жил в Европе, он был женат, и этот брак распался... Не имеет значения, по чьей вине, но он распался. Он познакомился с женой известного политика и влюбился в нее... Должен сказать, что это была несчастная женщина... И у них родился ребенок, девочка, которая теперь, спустя двадцать лет, умирает...

Хоторн сидел, откинувшись на спинку стула, и с безучастным видом слушал, пока госсекретарь заканчивал свою сказку о любви, предательстве и мести. Потом он улыбнулся.

— Мой брат Марк, возможно, назвал бы это типичной историей из жизни России девятнадцатого века в стиле Толстого или Чехова. А я называю все это чепухой. Вы когда-нибудь проверяли, был ли ван Ностранд женат в Европе?

— Ну конечно, нет! Ван Ностранд — один из наиболее уважаемых и даже почитаемых людей, которых я когда-либо знал. Он был советником при многих агентствах, департаментах и даже президентах!

— Если я была подобная женитьба, то исключительно в фиктивных целях, а если был и ребенок, то ему пришлось для этого чертовски потрудиться. Ван Ностранд был не из тех, кто имел дело с женщинами. Он обманул вас, господин секретарь, и прямо сейчас мне хотелось бы выяснить, кого еще он провел подобным образом.

— Объясните! Вы ведь еще ничего не объяснили!

— Я все объясню позже, но сейчас вы заслужили ответ на ваш вопрос... Ван Ностранд мертв, господин секретарь, застрелен в тот момент, когда отдавал приказ убить меня.

— Я не верю вам!

— Придется поверить, потому что это правда... а Кровавая девочка в это время пряталась в двух шагах от его дома в одном из коттеджей для гостей.

— Что случилось, синьора? Почему убили этого человека на стоянке? — Николо замолчал, оторвал взгляд от дороги и внимательно посмотрел на Бажарат. — О Боже, это сделала ты?

— Ты с ума сошел? Я писала письма, пока ты смотрел телевизор в спальне, звук был таков сильный, что я с трудом могла сосредоточиться... Я слышала, как полиция говорила, что это был ревнивый муж. У убитого были любовные дела с его женой.

— У тебя так много слов, так много объяснений, графиня Кабрини. Каким из них я должен верить?

— Ты должен верить моим словам или возвращайся в Портичи, где будешь убит в порту вместе с матерью, братом и сестрами! Понял?

Николо молчал, по его застывшему лицу проносились тени.

— Что мы теперь будем делать? — спросил он наконец.

— Сворачивай куда-нибудь в лес, где потемнее и где нас не смогут увидеть. Отдохнем несколько часов, а рано утром ты заберешь оставшийся багаж из отеля. Затем мы снова превратимся в Данте Паоло и его тетушку графиню... Посмотри! Вон поляна с высокой травой, как в предгорьях Пиренеев. Езжай туда.

Николо резко вывернул руль, и Бажарат отбросило к дверце. Она нахмурилась и внимательно посмотрела на него.

Госсекретарь Брюс Палиссер резко вскочил и отшвырнул стул.

— Нильс не может быть мертв!

— Капитан Стивенс все еще находится в своем кабинете в управлений военно-морской разведки. Позвоните своему ночному секретарю, попросите связать вас со Стивенсом, я он вам все подтвердит.

— Вы не могли бы сделать такое ужасное, невероятное заявление... если бы кто-то не стоял у вас за спиной... если бы не чувствовали поддержки.

— Это будет, напрасной тратой времени, господин секретарь, а я считаю, что нам нельзя терять его.

— Я... я не знаю, что сказать. — Палиссер с трудом нагнулся и поднял с пола стул. Сейчас он выглядел гораздо старше своих лет. — Все это настолько невероятно...

— Поэтому и является правдой, — сказал Хоторн. — Они все невероятны. Здесь и в Лондоне, Париже и Иерусалиме. Они не собираются подкладывать громадную бомбу, ядерный заряд или что-то в этом роде, им это не нужно, потому что не принесет желаемого эффекта. Они выплеснут свою ярость, организовав панику и хаос. И хотим ли мы верить в это или нет, но они могут сделать это.

— Они не смогут, она не сможет!

— Время играет ей на руку, господин секретарь. Президент не может жить в полнейшей изоляции. Когда-нибудь, где-нибудь он покажется на людях. Вот тогда-то она сможет подобраться к нему и убить, а пока длится это ожидание, будут проведены все приготовления в Лондоне, Париже и Иерусалиме. Они не дураки, твердо запомните это!

— Но и я не дурак, коммандер. Что дальше? Что у вас есть еще?

— Ван Ностранд не смог бы в одиночку сделать то, что намеревался сделать с вашей помощью. Должны быть еще другие люди.

— Что вы имеете в виду?

— Вы говорите, что он собирался покинуть страну и больше не возвращаться.

— Совершенно верно. Во всяком случае, он так сказал.

— И вы подразумеваете, что все это случилось очень быстро, буквально в считанные дни.

— Он так заявил, и разговор шел буквально о часах. Он должен был немедленно вылететь в Европу, пока этот сукин сын муж не узнал, что он там. Вот такую он мне рассказал историю. Ему любой ценой надо было застать в живых ребенка и забрать ее мать, чтобы прожить остаток жизни с любимой женщиной.

— Вот это-то меня и беспокоит, — произнес Хоторн. — Любая цена. Давайте начнем с его поместья, оно ведь стоит миллионы.

— По-моему, он говорил, что продал его...

— За несколько дней? Не будем уж говорить о часах.

— Он как-то не совсем ясно рассказал об этом, да я и не от него подробностей.

— А остальное его имущество? Это ведь многие миллионы. Человек, подобный ван Ностранду, не может бросить все это, не сделав предварительных распоряжений. А подобные распоряжения требуют времени и уж никак не могут быть сделаны в течение нескольких часов.

— У вас поверхностный взгляд на вещи, коммандер. — Мы живем в век компьютеров, в деловые документы сегодня моментально долетают в любую точку земного шара. Адвокаты и финансовые органы каждый день сталкиваются с подобными делами, каждую минуту миллионные суммы пересекают океан туда и обратно.

— Но их путь можно проследить?

— Безусловно, в подавляющем большинстве случаев, коммандер. Правительства не любят, когда уплывают принадлежащие им налоги.

— Но вы сказали, что ван Ностранд собирался исчезнуть, вынужден был исчезнуть. И возможность проследить его денежные переводы ему совеем не к чему, не так ли?

— Черт побери, похоже, что так. Значит?..

— Значит, ему нужна была чья-то помощь, чтобы скрыть переводы денежных средств, которые могли привести к нему и месту его нахождения... В своей прошлой жизни я уяснил для себя, господин секретарь, что умные люди, как правило, не прибегают к помощи уголовных элементов, которые с легкостью могут оказать ее. И совсем не по моральным соображениям, а чтобы в дальнейшем избежать шантажа. Напротив, умные люди находят уважаемых, высокопоставленных людей и подкупают их, чтобы они оказали необходимую помощь.

— Да вы просто отъявленный мерзавец? — воскликнул Палиссер, отодвигая стул. Его глаза горели. — Может быть, теперь вы предположите, что меня подкупили...

— Да нет, вас просто надули, — перебил его Тайрел. — Вы не лжете, купились на эту сказочку, вот и все. Я говорю о том, что существует кто-то еще, занимающий, как и вы, важный пост, кто обеспечил ему исчезновение. Настоящее исчезновение, при котором нельзя сыскать концов.

— Черт побери, да кто же мог это сделать?

— Возможно, еще один такой госсекретарь Палиссер, убежденный, что поступает правильно... Кстати, вы не давали ему фальшивый паспорт?

— Боже упаси! Почему я должен был это делать? Он никогда не просил меня об этом.

— В своей прошлой жизни мне десятки раз приходилось пользоваться фальшивыми паспортами. Фальшивые имена, фальшивые профессии, фальшивые биографии, фальшивые фотографии. Мне приходилось пользоваться ими, потому что я настоящий должен был исчезнуть.

— Да, капитан Стивенс говорил, что вы были исключительно талантливым офицером разведки.

— Его, наверное, тошнило, когда он это говорил. Но знаете ли вы, зачем мне были нужны все эти фальшивые документы?

— Вы только что сами ответила на этот вопрос. Коммандер Хоторн должен был исчезнуть, вместо него появлялся совсем другой человек. Ван Ностранду определенно нужен был фальшивым паспорт, потому что, исчезнув, он должен был жить под другим именем.

— И в обоих случаях ему мог помочь госсекретарь.

— Вы просто наглый молодой человек.

— Я и должен быть таким. Мне очень хорошо платят, а раз так, я обязан как можно лучше справиться со своей работой.

— Я не буду пытаться опровергать ваши гнусные обвинения, мистер Хоторн, но в одном соглашусь с вами. Настоящий паспорт на другое имя ему мог выдать только госдепартамент, а так как вы отрицаете, что ван Ностранд мог связаться с уголовниками, то где же он мог взять паспорт?

— В каком-нибудь правительственном учреждении, которое могло оформить ему паспорт без вашего ведома.

— Вы думаете, подкуп?

— Или снова обман, сэр. Вас-то ведь он не подкупал. — Тайрел сделал паузу. — И, последний вопрос, господин секретарь. Возможно, мне и не следовало его задавать, но я задам, потому что обязан. Вы не знаете, почему я прилетел из Пуэрто-Рико на частном самолете ван Ностранда и приземлился в его поместье и, как я уже сообщил вам, оказался на волосок от смерти?

— Понятия не имею. Могу предположить, что тут не обошлось без капитана Стивенса. Вполне очевидно, что здесь, в Штатах, он ваш связной, если не начальник.

— Генри Стивенс был в шоке, когда я все рассказал ему, потому что не мог понять, как это произошло. За каждым моим шагом, если я этого хотел, наблюдали люди из специальной группы, работающей по Кровавой девочке. Но вы должны знать, что недавно один высокопоставленный человек в обход вас и всей разведки помог ван Ностранду передать мне письмо, прочитав которое я был вынужден отправиться к нему. Я заглотил эту наживку, и, если бы не двое замечательных людей, мой труп сейчас бы валялся в Фэрфаксе, а ваш святой ван Ностранд приземлился бы в Брюсселе, укрыв Бажарат в своем поместье.

— Кто это сделал? Кто разыскал вас?

— Говард Давенпорт, министр обороны.

— Я не могу в это поверить! — крикнул Палиссер. — Это один из самых благородных людей, которых я знал! Вы лжете. Вы зашли слишком далеко. Убирайтесь из моего дома!

Хоторн сунул руку в карман куртки и извлек оттуда письмо ван Ностранда. На опечатанной стороне конверта госсекретарь увидел порванную голубую ленту.

— Вы госсекретарь, мистер Палиссер, и можете позвонить кому угодно в любую точку земного шара. Почему бы вам не связаться с шефом военноморской разведки на базе в Пуэрто-Рико? Спросите его, каким образом это письмо попало ко мне и кому он должен был доложить о выполнении задания.

— Господи!.. — воскликнул Брюс Палиссер, откинув седую голову на спинку стула и закрыв глаза. — Мы являемся правительством оппортунистов, милосердных реформаторов, непоследовательных в своих действиях, а зачастую просто правительством хищников, не имеющих права управлять страной. Но Говард никогда не сделал бы этого ради собственной выгоды, он просто ничего не знал!

— Вы тоже ничего не знали, сэр.

— Благодарю вас, коммандер. — Госсекретарь встал и внимательно посмотрел на Тайрела. — Я согласен со всем, что вы сказали мне...

— Мне понадобится официальное подтверждение, — вставил Хоторн.

— Зачем?

— Потому что ван Ностранд является единственной ниточкой к Бажарат, а если предположить, что она не знает о его смерти, то она попытается связаться с ним.

— Это не ответ на мой вопрос, и я, конечно, позвоню капитану Стивенсу и проверю все, о чем вы мне рассказали. Но я снова спрашиваю: зачем?

— Потому что я хочу воспользоваться вашим именем в этом городе, чтобы добраться до Кровавой девочки, но мне совсем не улыбается провести тридцать лет в Ливенворте за незаконное использование имени государственного секретаря США.

— Тогда мне кажется, что нужно обсудить ваше предложение, коммандер.

В этот момент зазвонил телефон, заставив вздрогнуть обоих. Госсекретарь быстро подошел к висящему на стене аппарату.

— Палиссер слушает. В чем дело? Что? — Краска отхлынула от лица госсекретаря. — Но это абсолютная бессмыслица! — Палиссер повернулся к Хоторну:

— Говард Давенпорт покончил жизнь самоубийством! Служанка нашла его...

— Самоубийство? — спокойно оборвал его Тайрел. — Хотите, поспорим?

Глава 22

Бажарат с темной вуалью на лице сидела одна за столом в комнате наспех найденного ими дешевого, стоящего вдали от больших дорог сельского мотеля. Совершив ряд утомительных звонков, в том числе и в тот отель, где они раньше останавливались, она наконец связалась с сенатором из Мичигана.

— Мне кажется, я упоминал, что вы будете испытывать определенные неудобства, — сказал Несбит. — Поэтому и предлагал воспользоваться своим: офисом и персоналом.

— Я помню об этом, но я же объяснила вам, почему это невозможно.

— Да, объяснили, и я не могу осуждать барона. Этот город — просто водоворот, а может, и выгребная яма, полная незваных гостей, сующих свой нос туда, куда не положено.

— Тогда, вероятно, вы поможете Данте Паоло и мне.

— Всем, чем могу, графиня, и вы знаете об этом.

— Не могли бы вы порекомендовать нам какой-нибудь отель, где мы могли бы остановиться? Подальше от деловой активности, но вполне приличный?

— Сразу пришел на ум один, — ответил законодатель из Мичигана. — Отель «Карийон». Обычно там не бывает мест, но я закажу вам номера, если хотите.

— Баров оценит вашу доброту и помощь.

— Буду рад. На ваше собственное имя или предпочтете остаться инкогнито?

— О, я бы не хотела совершать что-то незаконное...

— В этом нет ничего незаконного, графиня, это ваше право. В наших отелях интересуются только деньгами, и им нет дела до того, почему вы хотите скрыть свое имя. А мой персонал, который будет заказывать номер, подтвердит вашу благонадежность. Каким именем вы хотели бы воспользоваться?

— Я совсем... как это у вас говорится... неопытна в таких делах.

— Не беспокойтесь. Так какое имя?

— Наверное, пусть будет итальянское... Я воспользуюсь фамилией моей сестры. Бальзини, сенатор. Мадам Бальзини с племянником.

— Решено. Куда вам перезвонить?

— Лучше... лучше я сама вам позвоню.

— Дайте мне пятнадцать минут.

— О, вы просто прелесть!

— Я, конечно, не настаиваю, но буду очень рад, если вы передадите эти слова барону.

— Непременно, синьор.

Новый первоклассный отель был великолепен, и это подтверждал тот факт, что в нем остановились четыре младших члена королевской семьи из Саудовской Аравии. В другое время Бажарат пристрелила бы их при первой встрече и убежала бы, но сейчас ставки были настолько велики, что она вежливо раскланялась с этой четверкой проклятых наследников, когда они прошли в вестибюле мимо нее.

— Николо! — Бажарат, поднимаясь из-за стола в гостиной, внезапно обнаружила, что лампочка телефона горит. — Что ты делаешь?

— Я звоню Эйнджел, Каби! — ответил голос из спальни. — Она дала мне номер телефона в студии.

— Положи, пожалуйста, трубку, дорогой. — Бажарат подбежала к двери спальни и открыла ее. — Боюсь, что ты должен сделать так, как я сказала.

Молодой человек в ярости бросил трубку.

— Она не ответила. Говорила, что надо дождаться пятого звонка, а потом оставить сообщение.

— И ты оставил сообщение?

— Нет. Прозвучал всего третий звонок, когда ты закричала на меня.

— Вот и хорошо. Прости, что я говорила так резко, но ты никогда не должен пользоваться телефоном, не спросив сначала у меня на это разрешения.

— Пользоваться телефоном?.. А кому мне еще звонить? Неужели ты так ревнива...

— На самом деле, Нико, ты можешь спать с принцессой, или шлюхой, или хоть с ослицей — мне это безразлично, но ты не должен делать звонков, по которым можно установить наше местонахождение.

— Но, когда мы были в другом отеле, ты сама предложила мне позвонить ей...

— Там мы были зарегистрированы под нашими именами, а здесь нет.

— Я не понимаю...

— А тебе и не надо понимать, это не входит в наше соглашение.

— Но я обещал позвонить ей!

— Ты обещал?.. — переспросила Бажарат, внимательно глядя на мальчишку из Портачи. Николо вел себя странно, позволял себе вспышки гнева, словно загнанный в клетку молодой зверь, недовольный своим заключением.

Все дело именно в этом, надо вести себя с ним помягче. Вот-вот она должна совершить это великое убийство, и было бы глупо сейчас раздражать этого портового мальчугана. Кроме того, ей надо было позвонить, а сделать это следовало не по гостиничному телефону. — Ты прав, Нико, я слишком строга. Я скажу тебе, что мы будем делать. Мне надо кое-что купить в аптеке на другой стороне улицы, поэтому я сейчас спущусь вниз, и ты останешься один. Позвони своей любимой, но не сообщай ей ни номер телефона, ни название отеля. Скажи ей правду, Нико, потому что ты не должен врать любимой подруге. Если придется оставить сообщение, скажи, что мы уезжаем через час и что ты позвонишь ей позже.

— Но мы только приехали сюда.

— Что-то могло случиться или наши планы могли поменяться.

— Матерь Божья, что же происходит?.. Я знаю, знаю, что это не входит в наше соглашение. Если мы когда-нибудь вернемся в Портичи, я отведу тебя к Эннис Колтелло. Он всех бьет, а говорят, даже и убивает. Когда он недоволен, то бреет человеку тело ножом, и никто не знает, как он поступит дальше. Я думаю, Каби, что ты с ним справишься.

— Я уже справилась, Нико, — просто ответила Бажарат, медленно улыбаясь. — Он помог мне найти тебя, но теперь уже никому в порту не надо его бояться.

— Почему?

— Он мертв... Звони своей прекрасной актрисе, Николо. Я вернусь через пятнадцать минут. — Бажарат взяла из кресла сумочку и направилась к двери, поправляя на ходу вуаль.

Оказавшись одна в лифте, она тихонько повторила номер телефона, который ей дал ван Ностранд и который теперь был перепрограммирован на нового «Скорпиона-1». Приказ, который Бажарат собиралась отдать ему, должен быть выполнен без всяких вопросов и в течение двадцати четырех часов, а лучше бы еще быстрее. Если она почувствует хоть малейшие колебания, гнев долины Бекаа, и в особенности бригады «Ашкелон», обрушится на головы всех главных «Скорпионов». Смерть всем, кто будет мешать «Ашкелону»!

Дверь лифта отворилась, и Бажарат, выйдя в небольшой, со вкусом отделанный вестибюль, направилась прямиком к богато украшенному выходу. Выйдя на улицу, она кивнула одетому в форму швейцару.

— Вам нужно такси, мадам Бальзини?

— Нет, спасибо, но мне очень приятно, что вы знаете мое имя. — Из-под вуали Бажарат внимательно посмотрела на швейцара.

— Таковы правила отеля, мадам, мы должны знать своих постояльцев.

— Очень впечатляет... Какой прекрасный полдень! Пожалуй, пройдусь немного и подышу воздухом.

— Чудесный день для прогулки, мадам.

Бажарат снова кивнула швейцару и двинулась по тротуару, останавливаясь у витрин и якобы любуясь выставленными в них дорогими товарами. Но на самом деле, поправляя прическу и приподнимая вуаль, она наблюдала за слишком любезным швейцаром. Она не доверяла таким вежливым работникам отелей, у которых была возможность наблюдать за всеми выходящими и входящими людьми: слишком много раз в прошлом ей приходилось подкупать подобных служащих. Однако ее подозрения быстро рассеялись, так как швейцар бесцельно разглядывал пешеходов и ни разу не посмотрел в ее направлении. Бажарат двинулась дальше по тротуару в надежде увидеть то, что искала. Телефон-автомат находился рядом с перекрестком на противоположной стороне улицы. Она поспешила к нему, повторяя в уме номер телефона, который был теперь так важен для «Ашкелона». Очень важен!

— "Скорпион-1"? — спросила Бажарат спокойно, но достаточно громко, чтобы ее голос мог быть услышан на фоне звуков клаксонов проезжающих мимо автомобилей.

— Можете говорить по-итальянски, — ответил бесцветный, нерешительный голос.

— Я надеюсь, что все эти странные звуки, раздававшиеся после того, как я набрала номер, привели меня именно к тому человеку, с которым я должна поговорить... совершенно конфиденциально, без боязни, что нас могут подслушать.

— В этом можете быть уверены. Кто вы?

— Я Бажарат.

— Я ждал вашего звонка! Где вы? Мы должны встретиться как можно быстрее.

— Зачем?

— Наш общий друг, который сейчас где-то в Европе, оставил для вас посылку и сказал, что она имеет важное значение для вашего... предприятия.

— Что в ней?

— Я дал слово, что не открою ее. Он сказал, что для моей же пользы лучше не знать, что в ней. А еще добавил: вы поймете, в чем дело.

— Да, конечно. Вас могли бы подвергнуть допросу с помощью химии, наркотиков... Значит, ван Ностранд остался жив?

— Остался жив?..

— Но ведь там были выстрелы...

— Выстрелы? Я не...

— Ладно, не берите в голову, — решительно оборвала его Бажарат. Охрана ван Ностранда наверняка уберегла его от Хоторна. В конце концов, хитрый как змий Нептун не по зубам бывшему офицеру разведки. Ван Ностранд проследил за Хоторном и устроил так, что того арестовали в отеле «Шенандо Лодж», а в имении, без сомнения, осталась парочка трупов. И все подстроено так, что в убийстве этих людей обвинен Хоторн. Он арестован! Она видела это собственными глазами! — Значит, бывший «Скорпион-1» находится в безопасности в какой-то другой стране и мы больше не услышим о нем?

— О да, этому имеются подтверждения, — заверил ее новый «Скорпион1». — Где вы сейчас? Я пришлю машину за вами... и, конечно, за вашим молодым человеком...

— Мне очень хотелось бы получить посылку, — оборвала его Бажарат, — но сейчас имеется другое дело, которое должно быть выполнено немедленно. Немедленно! Я познакомилась с молодым человеком, рыжеволосым политическим консультантом, вы прочитаете об этом в газетах. Его звали Райлли, и сейчас он мертв, но информация, которой он намеревался торговать, очень опасна для нашего дела, поэтому надо ликвидировать ее источник.

— Ну-ну, в чем дело?

— Адвокат по фамилии Ингерсол, Дэвид Ингерсол, настроил всяких подонков, чтобы они искали женщину и молодого человека, по всей видимости иностранцев, путешествующих вместе. И даже назначил награду в сто тысяч долларов. Да за такие деньги эти мерзавцы поубивают родных матерей и братьев! Эти поиски должны быть немедленно прекращены, а адвокат убит!.. Меня не интересует, как вы это сделаете, но сообщение о его убийстве должно непременно появиться в утренних газетах!

— Боже мой, — прошептал голос в трубке.

— Сейчас половина третьего, — продолжала Бажарат, — Ингерсол должен быть мертв к девяти вечере, иначе все ножи долины Бекаа вонзятся в глотки «Скорпионов»... Насчет посылки я позвоню вам, когда услышу сообщение о его смерти по радио или телевизору. Чао, «Скорпион-1».

Адвокат Дэвид Ингерсол, возвышенный недавно до звания «Скорпион-1», хота и был им только номинально, положил трубку черного секретного телефона, спрятанного в стальном ящике за стенной панелью позади письменного стола в его кабинете. Он посмотрел в окно на чистое голубое небо Вашингтона. Невероятно. Он только что получил приказ, касающийся его собственной смерти! Нет, это произошло не с ним, это не могло произойти с ним! Он всегда держался в стороне от насилия и безнравственности, он был координатором, главным дирижером событий в силу своего влияния и положения, и не имел дела с «подонками», как назвала Бажарат младших членов организации «Скорпионов».

«Скорпионы». Почему? Почему он сделал это, почему так легко дал себя завербовать?.. Ответ был очень простым и очень трогательным. Из-за своего отца Ричарда Ингерсола, известного адвоката, прославленного судьи, члена Верховного суда.

«Дики» Ингерсол родился в богатой семье, но финансовые средства семьи таяли с угрожающей быстротой. Тридцатые годы не были благосклонны к заправилам с Уолл-Стрит, которые никак не могли забыть о своих роскошных поместьях, которыми владели в двадцатых, хотя и понимали, что не будет больше ни толпы слуг, ни лимузинов, ни летних турне по Европе. Они вступали в ненадежный и неприглядный мир, а затем в конце десятилетия разразилась война, и для многих это было настоящим концом света.

Ричард «Дики» Ингерсол в числе первых вступил в армию США, в военно-воздушные силы, и уже видел себя в мундире с крылышками. Однако военные узнали, что Ричард совсем недавно сдал экзамены и был принят в коллегию адвокатов штата Нью-Йорк. В результате его направили на службу в военную прокуратуру, где не хватало юристов и тем более было всего несколько членов коллегии адвокатов.

«Дики» Ингерсол провел войну, осуждая и защищая военных преступников повсюду — от Северной Африки до островов на юге Тихого океана, всем сердцем презирая свою работу. Наконец Америка выиграла войну в обоих полушариях, и «Дики» очутился на Дальнем Востоке. Это было время оккупации Японии, и дел, связанных с военными преступлениями, было более чем достаточно. По приговорам Ингерсола было посажено и повешено много врагов. Как-то субботним утром, когда он находился в общежитии для несемейных офицеров в Токио, ему позвонили из Нью-Йорка. Финансовые дела его семьи пришли в полный упадок, впереди маячило банкротство, бесчестье.

Но «Дики» решил, что армия у него в долгу, да и вся нация задолжала тому классу, который с самого образования этой страны управлял ею. И тогда было заключено несколько сделок, десятки военных преступников были оправданы или получили небольшие сроки в обмен на деньги, переведенные на секретные счета в Швейцарию крупными промышленниками из Токио, Осаки и Киото. Кроме денег Ингерсол получил и документы об «участии» в проектах корпораций, которые, словно Феникс из пепла, возрождались в побежденной Японии.

Вернувшись в Соединенные Штаты и тщательно скрывая свое благосостояние, Ингерсол перестал быть «Дики», а стал Ричардом и открыл собственную фирму с большим капиталом, чем у любого другого адвоката его возраста в Нью-Йорке. Дела его стремительно пошли в гору, представители высшего класса приветствовали возвращение одного из своих, они аплодировали, когда апелляционный суд назначил его своим судьей, ликовали, когда сенат утвердил его назначение в Верховный суд. Ведь это был один из их команды, он вновь подтвердил свое законное право занимать место в высших эшелонах судебной власти.

И вот спустя несколько лет, в другое субботнее утро, человек, назвавшийся просто мистер Нептун, приехал домой к сыну судьи Дэвиду, проживавшему в Маклине, штат Вирджиния. К тому времени Ингерсолмладший обладал уже довольно прочной репутацией, дорожка в области юриспруденции была для него протоптана, и он пользовался популярностью как партнер фирмы «Ингерсол энд Уайт», глубоко уважаемой в Вашингтоне. Неожиданного посетителя встретила жена Дэвида, пораженная его элегантностью и импозантной внешностью.

Мистер Нептун любезно попросил молодого блестящего адвоката уделять ему несколько минут по важному делу.

У посетителя не было времени разыскивать неуказанный в справочнике номер телефона Ингерсола, а дело не терпело отлагательств и касалось его отца.

Когда они остались вдвоем в кабинете Дэвида, незнакомец представил ему кипу финансовых документов. В них не только содержалась история первых японских вкладов, датированных 1946 годом, но также рассказывалось о нынешних платежах, продолжающих поступать на счет 00572000 в одном из старейших швейцарских банков в Берне, зарегистрированный на имя судьи Верховного суда США Ричарда А. Ингерсола. Эти деньги переводили многие преуспевающие японские компании и несколько международных корпораций, контролируемых Японией. В документах имелись и копии решений, вынесенных судьей Ингерсолом в интересах этих компаний и корпораций в связи с их деятельностью в США.

Предложение Нептуна было ясным и кратким. Или Дэвид вступает в их узкую элитарную организацию, или члены организации будут вынуждены предать гласности историю послевоенного обогащения Ингерсола, а также некоторые аспекты его деятельности в Верховном суде, что уничтожит и отца и сына. Выбора не было. У двух Ингерсолов состоялся крупный разговор, после которого отец подал в отставку, сославшись на слабость и интеллектуальный застой, лечение которого требовало сначала отдыха, а потом более активного образа жизни. Судью Ингерсола похвалили за прямоту и мужество и привели в пример нескольким стареющим членам Верховного суда. Судья Ингерсол уехал в Коста-дель-Соль на юг Испании, сосредоточив свой «активный образ жизни» на игре в гольф, скачках, крокете, подводной охоте наряду с официальными обедами и танцами на свежем воздухе. По образу жизни, хотя и не географически, «Дики» вернулся домой, а его сын стал «Скорпионом-3».

И вот теперь, когда он уже был «Скорпионом-1», ему отдали приказ убить самого себя. Сумасшествие! Дэвид включил переговорное устройство на столе.

— Жаклин, сами отвечайте на все звонки и отмените все встречи, назначенные на оставшийся день. Позвоните клиентам и скажите, что я был вынужден срочно уехать.

— Конечно, мистер Ингерсол... Я могу чем-то помочь?

— Боюсь, что нет... хотя можете. Позвоните в агентство по прокату автомобилей и попросите немедленно прислать машину. Я встречу ее внизу у бокового выхода через пятнадцать минут.

— Ваш лимузин в гараже, сэр, а водитель в столовой...

— Это сугубо личное дело, Жаки. Я воспользуюсь грузовым лифтом.

— Я поняла, Дэвид.

Адвокат повернулся к спрятанному в стене секретному телефону, снял трубку и набрал номер. После серии сигналов Ингерсол набрал еще пять дополнительных цифр и заговорил без всяких опасений:

— Мы должны срочно обсудить одну проблему. Выражаясь твоим языком, код четыре ноль. Встретимся у реки, как договаривались. Поторопись!

На другом берегу Потомака в своем кабинете в здании ЦРУ Патрик О'Райан — «Скорпион-2»... хотя "2" только номинально — почувствовал легкую вибрацию электронного устройства, спрятанного в кармане рубашки под пиджаком. Он посчитал короткие толчки и понял: что-то срочное, касающееся «Покровителей». Однако через сорок пять минут у директора ЦРУ назначено совещание по Кровавой девочке, а это сейчас в ЦРУ была проблема номер один. Ну и черт с ним! Все равно ничего не поделаешь, интересы «Покровителей» превыше всего, всегда превыше всего. Он снял трубку телефона и набрал номер кабинета директора ЦРУ.

— Да, Пат, в чем дело?

— Я по поводу совещания, сэр...

— О да, — оборвал его директор, — я понимаю, что у тебя есть новая точка зрения, которую ты хочешь представить нам. Сгораю от нетерпения услышать ее. На мой взгляд, ты наш лучший аналитик.

— Благодарю вас, сэр, но она еще не полностью сформирована. Для окончательного решения мне понадобится еще несколько часов.

— Ты меня расстроил, Патрик.

— Я сам расстроен больше всех. Есть один араб — его, по-моему, используют вслепую, — который может сообщить недостающие сведения. Он только что позвонил мне и согласился встретиться, но это будет через час... в Балтиморе.

— Черт побери, езжай на встречу! Я отложу совещание и дам тебе столько времени, сколько нужно. Позвони мне из Балтимора.

— Спасибо, сэр, позвоню.

Мост Риверуолк перекрывал не всю реку, а только небольшой приток Потомака в сельской местности Вирджинии. На восточном берегу находился деревенский ресторанчик низкого пошиба, в который заходила молодежь в поисках сандвичей, бутербродов с сосисками и пива, а на западном берегу множество тропинок вели в лес, где, как говорили, мужчинами я женщинами стало больше юношей и девушек, чем во времена Содома и Гоморры. Но, конечно, это было преувеличением, так как тропинки были слишком узкими, а земля усеяна камнями.

Патрик О'Райан свернул на стоянку, с удовлетворением отметив, что на ней всего три автомобиля. До наступления темноты в ресторанчике бывало мало народа. «Скорпион-2» вылез из машины, проверил в кармане портативный телефон и, закурив сигару, направился в мосту. На непрослушиваемом автоответчике Патрика голос Ингерсола звучал очень встревоженно, а это уже было плохим знаком. Ингерсол был блестящим юристом, но никогда не представлялось случая испытать его, если пахло жареным или небольшой кровью. Дэви-бой был слабодушным сукиным сыном, несмотря на свои адвокатские способности, и рано или поздно «Покровители» поймут это. И скорее всего рано, чем поздно.

— Эй, мистер! — Подвыпивший молодой человек, пошатываясь, вышел из дверей ресторана. — Эти засранцы выгнали меня, ублюдки! Одолжите мне пятерку, и я ваш на всю жизнь!

Мозг аналитика, который постоянно строил различные возможные и невозможные варианты, заработал в этом направлении.

— А если я дам тебе десятку, а может быть, даже двадцатку, ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу?

— Эй, парень, да я перед тобой голышом спляшу, если хочешь. Мне нужны деньги!

— Мне нужно от тебя совсем другое. Да, возможно, тебе и делать ничего не придется.

— Заметано!

— После того как я перейду мост, иди за мной, но когда я войду в лес, ты спрячься рядом. Если я свистну, беги ко мне пулей. Понял?

— Ясное дело, понял!

— Возможно, я даже дам тебе пятьдесят.

— Вот это да! Пятьдесят долларов сделают меня свободным, ты понимаешь, что я имею в виду?

— На это я и рассчитываю... парень. — О'Райан направился к массивному, прочному мосту, перекинутому через стремительный поток, перешел его и двинулся по второй справа тропинке. Наступая на грязь и камни, он прошел примерно тридцать футов, когда из-за дерева внезапно возникла фигура Ингерсола.

— Патрик, это безумие, — воскликнул адвокат.

— Тебе позвонила Бажарат?

— Это безумие! Она требует, чтобы меня убили! Чтобы убили Дэвида Ингерсола! Меня, «Скорпиона-1»!

— Она не знает тебя! Почему она требует этого?

— Я отдал приказ, самым никчемным людишкам конечно, отыскать их...

— Ох, неужели ты сделал это, Дэви? Это неразумный, шаг. Ты не посоветовался со мной.

— Ради Бога, О'Райан, мы оба согласились, что это безумие надо остановить!

— Да, согласились, но не таким путем. Это было глупо, Дэви, тебе следовало использовать прикрытие. Как они смогли выйти на тебя?

— Ты не прав, я все тщательно продумал и прикрыл все щели: Мои действия имели разумное основание и выглядели вполне законно, а этот огромный соблазн...

— Ты говоришь, разумное основание? — оборвал его аналитик ЦРУ. — Соглашусь с тобой, что это звучит великолепно. Но каким образом все это могло быть законно и при чем здесь соблазн? Что все это значит?

— Поисками этих людей занималась фирма, а не отдельный человек, не я! Я считался просто одним из тех, к кому следовало обращаться по поводу награды. У меня даже имелось письменное заявление, заверенное нотариусом, что эти женщина и молодой человек являются наследниками большого состояния, а тому, кто разыщет их, полагается награда в размере десяти процентов. Это обычное дело.

— Отлично, Дэви, только, я думаю, ты забыл о том, что те, кому ты поручил заняться поисками, не смогут даже выговорить всю эту чепуху о заверенном заявлении и прочей юридической ерунде. По ним сразу видно, что они кинулись охотиться... Нет, парень, такие дела не для тебя.

— Что же мы теперь будем делать... Что я буду делать?

Она сказала, что сообщение о моей смерти должно появиться в завтрашних утренних газетах, иначе долина Бекаа... О Боже, все выходит из-под контроля!

— Успокойся, «Скорпион-1», — усмехнулся О'Райан, взглянув на часы. — Я думаю, что если сообщение о твоем "«исчезновении» появится завтра в газетах, то это удовлетворит всех на несколько дней.

— Что?!

— Это всего лишь отвлекающий маневр, Дэви, я знаю, о чем говорю. Для начала тебе надо прямо сейчас исчезнуть из Вашингтона, и чтобы тебя несколько дней вообще не было видно. Я отвезу тебя в аэропорт, а по дороге мы остановимся и купим тебе темные очки...

— У меня есть такие в кармане.

— Очень хорошо. Потом возьмешь билет куда захочешь, только не пользуйся кредитной карточкой, а заплати наличными. Тебе хватит наличных денег?

— Да, конечно.

— Тоже хорошо... Значит, есть только одна проблема, но она-то и может оказаться самой сложной. В ближайшее время надо перепрограммировать телефонный номер «Скорпиона-1» на меня. Если Бажарат позвонит и ей никто не ответит или если с ней не свяжутся после того, как она оставит сообщение, долина Бекаа может разозлиться, особенно ее преданные фанатики. Падроне заверял меня, что такое вполне может произойти.

— Тогда мне нужно вернуться в офис...

— А вот этого делать не стоит, — быстро вмешался аналитик. — Поверь мне, Дэви, я знаю, как делаются подобные вещи. Кто был последним, с кем ты разговаривал?

— С моей секретаршей... Нет, это был человек из агентства по прокату автомобилей, который пригнал мне машину. Сюда я приехал один... не хотел пользоваться своим лимузином.

— Отлично. Когда здесь обнаружат машину, тогда и тебя начнут искать. Что ты сказал Секретарше?

— Что у меня срочное личное дело. Она поняла, уже много лет работает со мной.

— Безусловно, поняла... Что ты планировал на сегодняшний вечер?

— Ах да, — воскликнул Ингерсол, — я совсем забыл! Сегодня мы с Миджи должны были идти на ежегодный юбилейный обед в Хефлинсам.

— Нет, туда ты не пойдешь. — Патрик О'Райан ласково улыбнулся охваченному наживой адвокату. — И это тоже кстати, Дэви. Я имею в виду — для твоего исчезновения на несколько дней... А теперь давай вернемся к телефону в твоем офисе. Где он установлен?

— В стене позади стола. Панель открывается с помощью кнопки в правом нижнем ящике стола.

— Понятно. Я перепрограммирую телефон на себя после того, как отвезу тебя в аэропорт.

— Он перепрограммируется автоматически, если я не буду отвечать в течение пяти часов.

— Имея дело с Бажарат, нельзя терять ни минуты.

— Моя секретарша Жаклин не пустит тебя в кабинет. Она вызовет охрану.

— Но если ты прикажешь ей, то пустит?

— Безусловно.

— Тогда сделай это прямо сейчас, Дэвид, — сказал О'Райан, вытаскивая из кармана пиджака портативный телефон. — В машине эта штука не очень хорошо работает... металл, нет заземления... А в аэропорту у нас не будет времени. Я только довезу тебя и сразу назад.

— Ты действительно настаиваешь? Думаешь, я должен улететь из Вашингтона прямо сейчас? А что подумает жена?

— Позвони ей завтра оттуда, где будешь. Лучше пусть она проведет в беспокойстве одну ночь, чем вею оставшуюся жизнь без тебя. Помни о долине Бекаа.

— Давай телефон. — Ингерсол позвонил в офис и сказал секретарше:

— Жаки, я посылаю мистера... Джонсона забрать для меня кое-какие бумаги из офиса. Это сугубо конфиденциально, и я был бы очень благодарен вам, если бы, когда из приемной сообщат о его прибытии, вы оставили дверь открытой и пошли выпить кофе. Будьте любезны сделать именно так, Жаки.

— Разумеется, Дэвид, я все поняла.

— Все в порядке, Патрик, пошли.

— Обожди минутку, мне надо пописать на дорожку, а то несколько часов придется не вылезать из машины. Следи за мостом, мы должны быть уверены, что никто не видел нас вместе. — О'Райан сделал несколько шагов в сторону леса, следя краем глаза за адвокатом, и поднял большой камень, размером примерно с футбольный мяч. О'Райан тихонько вернулся на тропинку, подошел сзади к адвокату, наблюдавшему сквозь листву за мостом, и что было силы обрушил камень на череп Дэвида Ингерсола.

Оттащив тело с тропинки, О'Райан свистнул пьяному парню, которого нанял у ресторана, и тот не замедлил явиться.

— Эй, я здесь! — Он выскочил на тропинку. — Чую запах денег!

Это было последнее, что он почуял в жизни, потому что увесистый, заостренный камень ударил его прямо в лицо. Патрик О'Райан снова взглянул на часы. У него было достаточно времени, чтобы оттащить вниз к воде оба трупа и переложить кое-что из карманов одного убитого в карманы другого. После этого предстояло сделать еще несколько дал. Вопервых, посетить офис Ингерсола; во-вторых, позвонить директору ЦРУ, сделать вид, что взбешен, извиниться и сообщить, что араб так а не пришел на встречу в Балтиморе. И, в-третьих, сделать несколько анонимных звонков, один из которых будет в полицию с сообщением об обнаружении двух трупов на западном берегу реки ниже моста Риверуолк.

Было десять пятнадцать вечера. Бажарат расхаживала но гостиной номера отеля «Карийон», а Николо смотрел в спальне телевизор, постоянно требуя приносить в номер какую-нибудь еду. Бажарат объяснила ему, что они уедут утром, а не ночью.

В ГОСТИНОЕ тоже работал телевизор, но Бажарат смотрела местные десятичасовые новости, все больше мрачнея. И вдруг гнев исчез с ее лица, тубы расплылись в улыбке, когда дикторша оборвала свой рассказ об успехах бейсбольной команды и взяла листок, который ей положили на стол.

«Мы только что получили сообщение. Известный вашингтонский адвокат Дэвид Ингерсол был найден мертвым примерно час назад возле моста Риверуолк в Фоллз-Форк, Вирджиния. Рядом с ним был обнаружен труп человека в грязной одежде, в котором был опознан Стивен Шинок. В расположенном рядом ресторане сообщили, что Кэннок был пьян и его выставили из ресторана за непотребный вид и неплатежеспособность. Оба тела были залиты кровью, и это позволило полиции предположить, что адвокат вступил в драку с пьяным Кэнноком, когда тот попытался его ограбить... Дэвид Ингерсол, считавшийся самым влиятельным адвокатом в столице, был сыном Ричарда Ингерсола, который восемь лет назад встревожил всю нацию, уйдя в отставку с должности судьи Верховного суда по причине, как он сам заявил, „интеллектуального застоя“, поставив тем самым вопрос о сроках пребывания в должности членов Верховного суда...»

Бажарат выключила телевизор. Ашкелон одержал еще одну победу. Еще не самую важную, но придет и она!

Было почти два часа ночи, когда Джексон Пул ворвался в спальню к Хоторну.

— Просыпайся, Тай! — закричал он.

— Что?.. Черт побери, я только что заснул! — Хлопая глазами, Тайрел поднял голову. — В чем дело? До утра мы ничего не сможем сделать. Давенпорт мертв, а Стивенс... Это по поводу Давенпорта? Что-то прояснилось?

— По поводу Ингерсола, коммандер.

— Ингерсол?.. Тот самый адвокат, связник?

— Теперь он труп, Тай. Его убили в каком-то местечке под названием Фоллз-Форк. Возможно, наш пилот Альфред Саймон вывел нас не на простого связного.

— Откуда ты знаешь, что его убили?

— Честно говоря, я смотрел по телевизору повторный показ «Унесенных ветром» — чертовски хороший фильм, — и когда он закончился, передали новости.

— Где телефон?

— Прямо возле твоей головы.

Хоторн сел, опустил ноги на пол, схватил трубку, а Пул в это время зажег свет. Тайрел набрал номер военно-морской разведки, не надеясь, что Стивенс сам возьмет трубку.

— Генри... Ингерсол!

— Да, я знаю. — Голос Стивенса звучал слабо. — Узнал об этом почти четыре часа назад. Я ожидал твоего звонка, потому что сам разрывался между ошарашенным госсекретарем Палиссером, который по своим собственным каналам расследует смерть Давенпорта, и Белым домом, где Ингерсол значился в списке "А" для приглашенных. Да еще это убийство на стоянке возле твоего отеля обрушило на мою задницу... на наши задницы эту чертову «Нью-Йорк Таймс». У меня совеем не было времени позвонить тебе.

— Черт бы побрал этого Ингерсола! Надо обыскать и опечатать его офис.

— Уже сделано, Тай-бой... Ведь так тебя называли на островах?

— Ты уже все сделал?

— Нет, не я. ФБР. Так положено.

— Боже, да что же это такое творится?

— А утром обнаружатся еще какие-нибудь пакости.

— Разве ты не видишь, что она делает, Генри? Все движется по часовой стрелке и одновременно против, сталкиваясь между собой. Полнейший разброд. Кого подозревать, а кого нет? Эта сучка заставляет нас бегать кругами, и чем быстрее мы бегаем, тем больше происходит столкновений, а она шагает по обломкам!

— Успокойся, Тайрел. Президент находится в изоляции, под надежной защитой.

— Это ты так думаешь. Мы не знаем, кем она еще манипулирует.

— Мы тщательно изучаем всех из твоего списка.

— Возможно, что это кто-то, кто не попал в этот список.

— Что я могу тебе сказать? Я не ясновидящий.

— Я начинаю думать, что Бажарат...

— Это нам не поможет, а только подтвердит то худшее, что мы слышали о ней.

— У нее здесь целая группа; возможно, это высокопоставленные лица, которые чем-то обязаны ей... или ее хозяевам.

— Логично. Может быть, ты окажешь нам услугу и разыщешь эту группу?

— Сделаю все, что в моих силах, капитан, потому что теперь это дело касается ее и меня. Мне нужна Кровавая девочка, я хочу увидеть ее мертвой. — Хоторн швырнул трубку на рычаг.

Но ему нужна была не только Бажарат, но еще в лживое существо по имени Доминик, которая разорвала ему душу. Ни одно человеческое существо не поступило бы так с другим человеком. Спать с человеком и притворяться, играя ради лжи на его самых сокровенных чувствах. Так долго лгать, изображая любовь. Интересно, как часто убийца смеялась над глупцом, который на самом деле поверил, что в его жизнь вошла любовь? Убийца. Но она кое о чем забыла. Он тоже был убийцей.

Глава 23

Патрик О'Райан сидел за столом в кресле, мечтая о том, чтобы побыстрее закончилось лето и дети вернулись в школу, которую посещали благодаря «Покровителям». Не то что бы он не любил, детей, он любил их, в особенности потому, что они отнимали у жены все время, а значит, у него с женой оставалось совсем мало времени для ссор. Не то что бы он не любил свою жену, ему казалось, он по-своему любит ее, но они слишком отдалились друг от друга, главным образом по его вине, и он понимал это. Обычный парень может, приходя домой, жаловаться на свою работу, или босса, или на маленькую заработную плату, но Патрик не мог позволить себе таких вещей. Особенно в отношении денег, начиная с того момента, когда в его жизни появились «Покровители».

Патрик Тимоти О'Райан рос в большой ирландской семье в нью-йоркском районе Куинз. Благодаря монахиням я нескольким священникам приходской школы он избежал традиционной полицейской академии, куда поступили три его старших брата, пойдя по стопам отца, деда и прадеда. Учителя высказали мнение, что Патрик Тимоти обладает исключительными, гораздо выше средних способностями и что ему прямая дорога в Фордхэмский университет. Это был далеко идущий вывод, и Патрик принял это предложение. Вдохновленный отношением к нему профессоров Фордаэмского университета, О'Райан согласился и на другое предложение — защитить степень магистра на дипломатическом факультете Сиракузского университета. Этот факультет был одним из основных источников, где ЦРУ вербовало для себя кадры.

Спустя три недели после получения степени магистра Патрик поступил на работу в «Контору». В течение месяца он получил замечания от нескольких начальников по поводу того, что в их учреждении имеется определенный стиль в одежде, которому и он должен следовать. А неглаженные брюки из полиэстера и оранжевый галстук с голубой рубашкой, а также мешковатый пиджак с распродажи у «Маки» никак не вязались с этим стилем. Патрику казалось, что он хорошо одевается, так как в одежде следовал советам своей невесты — итальянской девушки из Бронкса, которая считала, что ее жених выглядит великолепно, и никогда не просматривала рекламу в газетах, которая доказывала, как должен быть одет настоящий мужчина из Вашингтона.

Шли годы, и, как когда-то предсказывали монахини и священники, высшие чины ЦРУ оценили необычайные способности Патрика Тимоти О'Райана. — Гардероб его коренным образом изменился, но речь осталась грубоватой, изобиловала вульгарными словечками. И тем не менее его анализы были четкими, краткими, без всяких неопределенностей и ненужных подробностей. В 1987 году он предсказал, что Советский Союз распадется в течение трех лет. Такой смелой оценке не только не поверили, более того, заместитель директора ЦРУ пригласил О'Райана к себе в кабинет и посоветовал не пороть чепухи. Однако на следующий день Патрика повысили в должности и прибавили зарплату, как будто хотели подчеркнуть ту аксиому, что хорошие мальчики всегда заслуживают награды.

В первые же восемь лет после женитьбы у О'Райана появилось пять детей, что значительно ударило по карману занимающего небольшой пост служащего ЦРУ. Но Патрик Тимоти смог справиться с этими обстоятельствами, потому что его работа помогла получать банковские ссуды под относительно низкие проценты. А вот с чем никак не мог смириться О'Райан, так это с тем фактом, что результатами его работы очень часто пользовались другие, совершенно не упоминая при этом его заслуг. Его слова повторяли во время слушаний в конгрессе ловкие выскочки с хорошими манерами, говорившие так, как будто они родились в Лондоне, а также известные сенаторы и прочие политические деятели в самых популярных телешоу. Он корпел над этим анализом, а все считали, что он просто обязан работать на них. Окончательное разочарование постигло О'Райана, когда он после двухнедельного ожидания нового назначения обратился прямо к директору ЦРУ. В назначении ему было отказано со следующими словами:

— Вы делаете свою работу, а мы свою. Мы знаем, что лучше дам ЦРУ, а вы нет.

Дерьмо!

И вот пятнадцать лет назад в одно воскресное утро импозантный пижон, назвавшийся мистером Нептуном, явился к нему домой в Виенну в Вирджинии и принес с собой кейс, набитый сверхсекретными аналитическими обзорами О'Райана.

— Черт возьми, где вы откапали это дерьмо? — поинтересовался Патрик, оставшись вдвоем с незнакомцем на кухне.

— Это наше дело. А ваше дело, как вы понимаете, гораздо проще. Как вы на самом деле думаете, далеко ли вы продвинетесь в Лэнгли? Ну, допустим, вы будете получать больше денег. А другие, используя ваши материалы, смогут преспокойно писать книги и зарабатывать сотни тысяч долларов, объявляя себя при этом экспертами, хотя экспертом как раз являетесь вы...

— Куда вы клоните?

— Начнем с того, что вы в общей сложности задолжали тридцать три тысячи долларов одному банку в Вашингтоне и двум в Вирджинии — точнее, в Арлингтоне и Маклине...

— Какого черта...

— Знаю, знаю, — оборвал его Нептун. — Это секретная информация, но достать ее не так уж сложно. Кроме того, у вас все заложено, а школы все повышают плату за обучение... Я вам не завидую, мистер О'Райан.

— Будь я проклят, если сам себе завидую! Думаете, мне надо уйти в отставку и начать писать книги?

— Легально вы сделать этого не сможете. Вы подписали документ, согласно которому вам запрещается делать это... во всяком случае, без разрешения ЦРУ. Если вы напишете триста страниц, то цензура оставит от них едва ли пятьдесят... Однако есть другой выход, устраняющий ваши финансовые затруднения и позволяющий значительно повысить уровень жизни.

— Что это за выход?

— Наша организация очень маленькая, очень богатая и действует исключительно в интересах страны. Вам надо поверить в это, потому что это правда, в чем я лично могу поручиться. И еще у меня есть конверт, в котором лежит чек на ваше имя от Ирландского банка в Дублине на сумму в двести тысяч долларов. Эти деньги завещал вам ваш дядя Шон Кафферти О'Райан из графства Килкенни, который умер два месяца назад, оставив довольно странное, но утвержденное судом завещание. Он посчитал вас единственным оставшимся в живых родственником.

— Я не помню никакого дяди, которого бы так звали.

— На вашем месте я бы не стал утруждать себя подобными воспоминаниями, мистер О'Райан. Чек со мной, и он заверен. Он был преуспевающим скотоводом, разводившим чистокровных скаковых лошадей, и это все, что вам нужно помнить.

— И что дальше?

— Вот чек, сэр. — Нептун сунул руку в кейс и вытащил из него конверт. — Может быть, теперь поговорим о нашей организации и о ее благородных намерениях относительно нашей страны?

— Черт возьми, а почему бы и нет? — сказал Патрик Тимоти О'Райан, принимая конверт.

Это произошло пятнадцать лет назад, и, слава Богу, все эти годы дела шли хорошо. Каждый месяц Ирландский банк в Дублине присылал ему отчет о денежных поступлениях на его имя в швейцарском «Банк Креди» в Женеве. О'Райаны теперь были богаты, а легенда о богатом дядюшке, разводившем лошадей, не вызывала никаких сомнений. Младшие дети обучались в привилегированных школах-интернатах, а старшие в престижных университетах. Жена стала постоянной клиенткой модных универмагов, семья переехала в большой дом в Вудбридже и купила летний коттедж в Чизпик-Бич.

Жизнь была хорошей, на самом деле хорошей, и Патрика все меньше и меньше беспокоило то, что другие пользуются плодами его работы, потому что ему нравилась сама работа как таковая.

А что же «Покровители»? О'Райан просто передавал им требуемую разведывательную информацию от самой обычной до совершенно секретной. И всегда он делал это, конечно, через «Скорпиона-1» или падроне. «Покровители» не влезали в политику, кто бы они ни были, на святых они, безусловно не походили, но О'Райан сделал для себя вывод, что движущей силой «Покровителей» является глазным образом экономика. Без всякого сомнения, они не были коммунистами, и, конечно, у них имелись свои причины защищать и оберегать страну, обеспечивающую им благосостояние. Возможно, это было лучше, чем оставлять страну в руках политиканов, клявшихся своим избирателям и целиком зависящих от них. Так что если его информация помогала «Покровителям» заработать деньги, это было совсем неплохо, потому что они не забывали куриц, несущих им золотые яйца... Такое окончательное решение принял для себя аналитик ЦРУ и продолжал всегда придерживаться его.

Однажды в Лэнгли, двенадцать лет назад, то есть три года спустя после того как он стал «Скорпионом-2», О'Райан выходил с совещания вместе с группой других аналитиков, и в этот момент он увидел высокого, элегантно одетого мужчину, прямиком направлявшегося к кабинету директора ЦРУ. Это был Нептун! Молодой О'Райан непроизвольно подошел к нему.

— Эй, помните меня?..

— Прошу прощения, — спокойно и холодно ответил человек, глаза его превратились в две ледышки. — У меня встреча с директором, и если вы еще хоть раз подойдете ко мне при людях, то ваша семья останется без гроша, а вы будете мертвы.

Такие предупреждения не забываются.

И вот теперь, сидя за столом в домике в Чизпик-Бич и глядя на море, О'Райан думал о том, что именно сейчас с «Покровителями» происходят что-то ужасное. Покойный, неоплаканный Дэви Ингерсол был прав: вся затем Бажарат — это просто безумие. Какая-то груша или организация принимает решения, а значит, она обладает достаточной властью для этого. А может быть, это просто дело рук выжившего из ума старика, погибшего при взрыве острова в Карибском море, чьи приказы до сих пор продолжают выполняться? Ответ на этот вопрос на самом деле не имел большого значения, необходимо было найти такое решение, которое не повредило бы «Скорпионам». Вот почему шесть часов назад он понял, что должен стать «Скорпионом-!» с соответствующими правами и властью. Осознание этого пришло вместе со словами Ингерсола: «Она потребовала убить меня, убить Дэвида Ингерсола!»

Значат, так тому и быть. Нельзя подвергать опасности «Скорпионов». Бажарат обязательно позвонит ему, и у него, наготове будет вполне правдивое объяснение. А сейчас, прямо сейчас надо использовать в этой игре все свое хваленое искусство аналитика. Он должен переиграть не только Бажарат а тех, кто стоит за ней, но и правительство Соединенных Штатов. «Скорпионы» не должны пострадать.

С пляжа донесся смех, жена с детьми и их друзьями сидела возле костра, разложенного на песке. Вечерник пикник на пляже в Чизпике. Ох, слава Богу, это была отличная жизнь!.. Нет, «Скорпионы» не должны пострадать, ничто не должно измениться.

Тихо зазвонил телефон. Все в доме знали, что на этот приглушенный звонок может отвечать только отец. В семье это называлось «шпионским звонком», и дети часто подшучивали над этим одиноким серым аппаратом, стоявшем в маленьком кабинете отца. О'Райан добродушно относился к подобным шуткам, поддерживая у домочадцев уверенность, что по этому телефону ему звонят из Лэнгли, а иногда нес по телефону какую-нибудь мелодраматическую чепуху, от которой у младших детей широко раскрывались глаза, а старшие непременно шутили:

— Они хотят, чтобы папа принес им пиццу, так ведь, агент ноль-ноль?

На самом деле серый аппарат не имел никакого отношения к ЦРУ. Патрик Тимоти встал из-за стола, пересек маленькую гостиную, зашел в кабинет, снял трубку секретного телефона и, нажав необходимые кнопки, заговорил.

— Кто это? — спокойно спросил он.

— А вы кто? — раздался женский голос. — Вы не тот человек, с которым я разговаривала!

— Временная замена, ничего необычного.

— Мне не нравятся подобные замены. Мысли О'Райана вращались с лихорадочной быстротой.

— Его беспокоит желчный пузырь, и что в этом такого? Вы же знаете, что даже мы болеем, но если вы думаете, что я назову вам его имя и название больницы, в которой он находится, то выбросьте это из головы, леди. Ваше задание выполнено, Ингерсол мертв.

— Да-да, я знаю об этом и довольна вашей расторопностью.

— Стараемся... Падроне говорил мне, что мы должны оказывать вам всю посильную помощь, и, мне кажется, мы так и делаем.

— Надо убрать еще одного человека, — сказала Бажарат.

В голосе О'Райана сразу зазвучал холод:

— Мы не специализируемся на убийствах, это слишком опасно.

— Но это должно быть сделано, — настойчиво прошептала Амайя Бажарат. — Я требую!

— Падроне мертв, так что вам, возможно, следует ограничить свои требования.

— Никогда! Я пошлю отряды из долины Бекаа по нашим каналам через Афины, Палермо и Париж, и они отыщут вас! Не шутите со мной, синьор!

Аналитик насторожился. Он слишком хорошо был осведомлен о мышлении террористов, об их склонности к необдуманным и жестоким убийствам.

— Хорошо, хорошо, успокойтесь. Чего вы хотите?

— Вы знаете человека по фамилии Хоторн, бывшего офицера военноморской разведки?

— Мы все о нем знаем. Его наняла британская служба МИ-6, потому что он хорошо знает острова Карибского моря. Последняя информация о нем гласила, что он находится в Пуэрто-Рико, греет на солнце задницу в Сан-Хуане.

— Он здесь! Я его видела!

— Где?

— В отеле под названием «Шенандо Лодж» в Вирджинии...

— Я знаю это место. Он следил за вами?

— Убейте его! Пошлите людей!

— Хорошо, леди, — сказал О'Райан, решив пообещать этой фанатичке все, что угодно. — Считайте, что он мертв.

— Теперь насчет посылки...

— Какой посылки?

— Заболевший «Скорпион-1» сказал, что его предшественник оставил для меня посылку. Я пришлю за ней молодого человека. Куда?

О'Райан убрал телефонную трубку от уха, лихорадочно размышляя. Черт побери, что задумал Ингерсол? Что за посылка?.. Но есть возможность заполучить «молодого человека». Бажарат связывает с ним какие-то определенные планы, но его можно будет убрать.

— Передайте ему: пусть едет на юг по шоссе № 4 до 260-го километра, а потом повернет в сторону местечка под названием Чизпик-Бич. Там по всей дороге имеются указатели. Когда доберется до места, пусть позвонит мне из придорожного ресторанчика, на улице возле него есть телефонная будка. Через десять минут я встречу его у каменной дамбы рядом с первым общественным пляжем.

— Очень хорошо, я записала... Надеюсь, вы не станете открывать посылку. — Ни в коем случае, это не мое дело.

— Отлично.

— И я так думаю. И не беспокойтесь насчет Хоторна. С ним покончено, — добавил О'Райан по-итальянски.

— Поработайте над своим итальянским, синьор.

Николо Монтави стоял под дождем на камнях возле дамбы, глядя вслед удаляющимся задним фонарям такси, которое привезло его в этот пустынный уголок. Швейцар отеля приказал таксисту отвезти молодого человека куда, он пожелает, но почти двухчасовая поездка утомила и разозлила водителя, поэтому он сразу рванул назад. Нико был уверен, что помощник Кабрини найдет способ отправить его в отель. Уже совсем стемнело, и в этот момент парень из Портичи заметил приближающуюся фигуру. Чем ближе подходил мужчина, тем неспокойнее чувствовал себя Николо, потому что в руках у незнакомца не было никакой посылки. Руки мужчина держал в карманах плаща, к тому же человек, встречающийся ночью под дождем с другим человеком, не должен идти так медленно — это было неестественно. Взобравшись на каменную дамбу, мужчина поскользнулся и, чтобы удержать равновесие, непроизвольно выдернул руки из карманов. В его правой руке был зажат пистолет!

Николо резко повернулся и бросился с дамбы в темную воду, и в этот момент раздались выстрелы. Одна пуля оцарапала ему руку, другая просвистела над головой. Николо задержал дыхание и проплыл столько, сколько смог, в страхе благословляя про себя причалы родного Портичи, где он научился долго держаться под водой. Он вынырнул на поверхность примерно в тридцати метрах от пляжа и, обернувшись, бросил взгляд на дамбу. Теперь его убийца держал в руках фонарик, луч которого скользил по воде, в то время как сам он двигался к концу дамбы, похоже, удовлетворенный тем, что покончил со своей жертвой. Николо медленно поплыл назад к каменной стене. Он стащил с себя рубашку и отжал ее как можно сильнее, теперь она минуту или две продержится на поверхности, прежде чем утонуть. Возможно, этого будет достаточно, если он бросит ее туда, куда надо. Николо двинулся вдоль каменной стены дамбы, а мужчина направился назад, в сторону пляжа. Осталось несколько секунд, пора! Он бросил рубашку в воду, как раз на пути приближающегося луча фонарика.

Загрохотали выстрелы, пробитая пулями рубашка затонула. И тогда Николо услышал то, что и хотел услышать, — глухие щелчки, означающие, что магазин в пистолете незнакомца пуст. Оцарапанные об острые камни руки Николо кровоточили, он резко выпрямился, рванулся вперед и схватил застывшего с бесполезным пистолетом в руке убийцу за щиколотки. Грузный мужчина закричал, пытаясь вырваться, но его вес не стал помехой для сильного пловца из Портичи. Молодой итальянец рванул убийцу вниз, замолотил кулаками по животу и лицу и, наконец, вцепившись в горло убийцы, сбросил его вниз, на камни. Тело незнакомца лежало неподвижно: голова расколота, глаза широко раскрыты. Потом мертвое тело, омываемое ночным дождем, медленно сползло в воду.

Николо почувствовал парализующей его страх, на лице и шее выступил вот, несмотря на холодный дождь и отсутствие утонувшей рубашки. Что же он натворил?.. И что ему теперь делать? Он убил человека, но только потому, что тот сам пытался убить его!

Так что же ему делать? Брюки мокрые насквозь, голая грудь расцарапана и кровоточит, на левом плече рана, хотя и неглубокая. У него бывали и худшие раны от древних камней и якорей, когда он нырял за ними, работая на ученых-археологов, но это не объяснение для американской полиции. Они скажут, что это не имеет отношения к делу, что он убил американца и, наверное, является членом ненавистной сицилийской мафия. Матерь Божья, он ведь никогда даже не был на Сицилии!

Ему надо как-то выкручиваться самому, Николо понимал это. Надо думать, а не тратить время, представляя, что может произойти с ним. Он должен связаться с Кабрини — с этой сучкой Кабрини! Разве не она послала его на смерть за «посылкой», которой вовсе и не было?.. Нет, «графиня» слишком дорожит им, младший барон очень важная фигура для нее. Просто кто-то обманул его синьору-шлюху, человек, которого она считала надежным, захотел просто уничтожить ее, убив Николо Монтави, мальчишку из Портичи.

Николо промчался по скользкой дамбе, спрыгнул вниз, добежал до пляжа и по песку пробрался к автостоянке. Там находилась всего одна машина, и это, без сомнения, была машина его убийцы. Интересно, сможет ли он вытащить провода зажигания, соединить их напрямую и завести двигатель, как это ему много раз случалось делать с другими машинами?

Он не смог. Это был дорогой спортивный автомобиль, предназначенный для богатых людей, которые умели защищать свои деньги. Никто в Неаполе и Портичи даже близко не подходил к таким машинам. Даже если бы ему удалось открыть дверцу, раздался бы сигнал тревоги, аккумулятор бы отключился, а колеса были заблокированы.

Николо вспомнил, что возле придорожного ресторанчика видел стеклянную телефонную будку. У него в кармане было несколько монет — сдача, полученная от водителя такси. Он направился под дождем по дороге, держась обочины, постоянно оглядываясь и прячась за деревья при виде автомобильных фар.

Примерно через полчаса он подошел к ресторану, над которым светилась красная неоновая вывеска «Рустерз Нест». Николо спрятался в тени у угла здания. Автомобили в грузовики проезжали мимо, и лишь немногие из них останавливались перед телефонной будкой... Внезапно разгневанная женщина в будке закричала так громко, что ее прекрасно было слышно сквозь шум ливня. Затем она с такой силой стукнула трубкой по стеклянной дверце будки, что стекло разлетелось вдребезги. Нетвердой походкой женщина прошла к кустам возле стоянки, и там ее вырвало. Николо решил, что настал самый подходящий момент. Свет продолжал гореть в будке, отражаясь в осколках разбитого стекла. Николо кинулся к ней, зажав в руке монеты.

— Справочное... справочное? Какой номер отеля «Карийон» в Вашингтоне?

Телефонистка назвала номер, и он нацарапал его на стенке ребром монеты. Вдруг перед будкой остановился большой грузовик. Водитель, грузный мужчина с нечесаной бородой, прищурился и, увидев запачканный кровью торс Николо, закричал:

— Ты кто такой? Наркоман?

Подчиняясь скорее инстинкту, чем разуму, Николо распахнул дверцу будки и закричал:

— Меня ранили, синьор! Я итальянец, меня окружают мафиози! Вы поможете мне?

— Ишь ты, размечтался! — Грузовик рванул вперед, а Николо принялся набирать номер.

— Да ты что? — резко воскликнула Бажарат.

— Не сердитесь на меня, синьора, — изо всех сил сдерживая гнев, ответил взбешенный Николо. — Этот ужасный человек явился, чтобы убить меня, а не передать посылку.

— Я не могу поверять в это!

— Ты не слышала выстрелов и твоя левая рука не прострелена, как моя. Она болтается как плеть и продолжает кровоточить.

— Предатель! Ублюдок!.. Что-то случилось, Нико, что-то очень страшное. Этот человек не только должен был охранять тебя, рискуя собственной жизнью, но и передать посылку.

— Никакой посылки не было. Ты не должна была так поступать со мной и не говори мне, что это входит в наше соглашение! Я не обязан умирать ни ради тебя, ни ради тех денег в Неаполе!

— Никогда, мой мальчик, никогда! Я тебя люблю, разве я не доказала тебе это?

— Я видел, как ты убила двух человек — служанку и водителя...

— Но я же все тебе объяснила. Или ты предпочел бы, чтобы они убили нас?

— Мы бежим из одного места в другое...

— Точно так мы поступали в Неаполе, Портичи... спасая твою жизнь.

— Я слишком многого не могу понять, синьора Кабрини! Может быть, сегодняшняя ночь для меня последняя!

— Ты не должен так думать, никогда не думай так! Ставка слишком велика!.. Оставайся на месте, я приеду за, тобой... Где ты находишься?

— Возле ресторана, который называется «Рустерз Нест», это в Чизпик-Бич.

— Оставайся там, я приеду как можно быстрее. Помни о Неаполе, Нико, думай о своем будущем. Оставайся там!

Бажарат в ярости швырнула трубку, ее трясло, она не знала, что предпринять. «Скорпионы» умрут, все умрут, но кому она может отдать такой приказ? Падроне больше же было, ван Ностранд скрывался где-то в Европе, человек, назвавшийся «Скорпионом-2», убит Николо на пустынном пляже, а с неизвестным «Скорпионом-1» невозможно связаться, так как он находится в больнице под именем, которого она не знала. Простой портовый мальчишка был прав. Так что же она может предпринять? Сеть долины Бекаа разбросана повсюду, по всему миру, но она понадеялась на связи падроне в Америке. «Скорпионы». Неужели глава «Скорпионов» действует теперь против нее?

Этого не может быть! Главная цель её полной боли жизни, единственная причина, по которой она осталась в живых после трагедии в Пиренеях: смерть всем властям! Ее не смогут остановить господа в темных костюмах, владеющие громадными поместьями и лимузинами, в которых они переезжают с одного места на другое, как древние египетские фараоны в колесницах. Этого не случится! Что они знают о земных жестокостях и ужасе, о том, как власти заставляют детей смотреть, как отрубают головы у их матерей и отцов?.. И так было во многих местах. Целиком сгорали деревни басков, потому что они хотели вернуть свое, украденное у них. Зверски казнили народ ее любимого мужа, стирали с лица земли его дома. И это делали люди, которых вооружали самые могущественные страны мира, на которых лежала вина за то, что они не смогли остановить массовое уничтожение евреев, к чему народ ее мужа не имел никакого отношения! Где же справедливость и человечность?.. Нет, повсюду власти должны получить жестокий урок. Их следует наказать, пусть поймут, что они так же уязвимы, как и те, кого они уничтожили по ложным обвинениям.

Бажарат сняла трубку телефона и набрала номер, который ей дал ван Ностранд. Никто не ответил, и тогда она вспомнила слова падроне:

"У всех моих людей имеются специальные приспособления вроде электростимулятора, которые сообщают им, что они должны, немедленно ответить на телефонный звонок, независимо от ситуации. И если все же ситуация не позволяет им ответить в течение определенного периода времени, телефон перепрограммируется на следующий ниже по порядку номер. Подожди двадцать минут и повтори звонок.

А что, если все-таки никто не ответит?

Не доверяй никому. При современной технике электронные коды могут быть рассекречены. Будь консервативна, дитя мое, рассчитывай в этом случае на худшее и исчезай.

И что дальше?

Дальше ты сама должна принимать решение, моя единственная дочь. Используй других людей".

Бажарат подождала двадцать минут и снова набрала номер. Никого. Как и учил ее падроне, она предположила худшее. «Скорпион-2» пытался убить Николо, но в ходе этой попытки был убит сам. Почему?

В шесть тридцать шесть утра резкий звонок телефона разбудил Хоторна в комнате отеля «Шенандо Лодж», в которой они разместились вместе с Пулом.

— Ты слышишь, Тай? — раздался с соседней кровати встревоженный голос лейтенанта.

— Слышу, Джексон. — Тайрел снял трубку телефона и положил ее на подушку рядом с ухом.

— Да?

— Это коммандер Хоторн?

— Да, бывший. Кто говорит?

— Лейтенант Аллен, Джон Аллен, военно-морская разведка, временно замещаю капитана Стивенса, который отправился немного отдохнуть, сэр.

— В чем дело, лейтенант?

— Я допущен лишь к ограниченной информации, коммандер, но я хотел бы узнать вашу точку зрения на недавнее событие, от которой зависит, позволю ли я себе побеспокоить капитана Стивенса...

— Говорите нормальным языком!

— Вы знаете, или, может быть, когда-то знали, или недавно встречались, а может, консультировались у аналитика ЦРУ по имени Патрик Тимоти О'Райан?

Тайрел помолчал, потом спокойно ответил:

— Никогда не слышал о нем. А в чем дело?

— Его тело обнаружили рыбаки в Чизпик-Бич, оно запуталось в одной из их сетей. Мне сообщили об этом около часа назад, и я решил сначала позвонить вам, прежде чем беспокоить капитана.

— От кого поступило сообщение?

— От береговой охраны в Чизпике, сэр.

— Местная полиция поставлена в известность?

— Еще нет, сэр. Когда случаются такие вещи, как, например, убийство коммандера из ВМС десять или двенадцать лет назад, мы стараемся на время засекретить информацию, чтобы ничего...

— Достаточно, лейтенант, я понял. Храните все в секрете до моего приезда. Где вы находитесь?

— В Ривер-Бенд-Марина, примерно в двух милях южнее Чизпик-Бич, куда сейчас и направляюсь, сэр. Следует ли мне позвонить капитану Стивенсу?

— Ни в коем случае, лейтенант. Дадим человеку поспать. Мы выезжаем.

— Благодарю вас, сэр.

Хоторн встал с кровати, а Пул уже зажег свет.

— Мы уезжаем, Джексон, — обратился к нему Тайрел. — Это реальная зацепка.

— Откуда ты знаешь?

— Я сказал, что не знаю покойного по имени О'Райан, и я действительно лично не знаком с ним, но я знаю, что этот сукин сын лучший аналитик, когда-либо служивший в ЦРУ... Он приезжал в Амстердам шесть или семь лет назад по секретному заданию ЦРУ, проверял достоверность информации военных. Ребята вроде меня избегали его как зачумленного.

— Зачем же тогда мы едем туда?

— Он был лучшим, а Бажарат использует только лучших, до тех пор, пока не отпадает необходимость в нем или в ней. Затем она убивает их, обрывая все связи.

— Это безумие. Тай, ты просто свихнулся.

— Может быть, Джексон, но я нутром чувствую: похоже, он был основным источником, через который шла утечка информации. Мне надо это выяснить.

— Это ужасно, коммандер. Ведь речь идет о наших самых, секретных планах.

— Я знаю, лейтенант. Буди майора.

В доме, стоящем на тихой зеленой улице в престижном районе Монтгомери, штат Мэриленд, тихо зажужжал телефон, стоявший рядом с кроватью сенатора Пола Сибэнка. Телефон жужжал так тихо, что его не слышала даже жена сенатора, спавшая рядом. Сибэнк, лежавший рядом с телефоном, открыл глаза, протянул руку, нажал кнопку повтора номера, обрывая жужжание, потом потихоньку вылез из кровати и спустился в заставленный книгами кабинет. Он еще раз нажал светившуюся кнопку повтора, ввел код приема сообщения и услышал произнесенные ровным, монотонным голосом слова:

«У нас возникли некоторые проблемы с партнерами, так как наши линии больше не функционируют. Все звонки будут поступать вам. Принимайте на себя вою полноту власти».

Сенатор Пол Сибэнк, один из лидеров этого высокого законодательного органа, дрожащими пальцами набрал цифры, обеспечивающие связь с тайными представителями «Покровителей». Он был «Скорпионом-4», а теперь фактически стал «Скорпионом-1».

Сенатор застыл в кресле, кровь отхлынула от лица. Он даже не мог вспомнить, когда был более напуган, чем сейчас.

Глава 24

Труп, запутавшийся в рыболовной сети, уже побелел и распух от воды, лицо вздулось, его черты исказились.

На причале при свете единственного фонарика присутствующие разглядывали предметы, извлеченные береговой охраной из карманов покойника.

— Вот все, что там было, коммандер, — доложил офицер военно-морской разведки Джон Аллеи. — Ничего не повредили, все документы вытаскивали осторожно пинцетом. Как видите, он высокий чин ЦРУ, имеет высшую категорию допуска. Врач, проводивший предварительное обследование, считает, что смерть наступила в результате того, что О'Райану размозжили голову твердым предметом, или из-за ранения головы несколькими твердыми предметами. Он говорит, что вскрытие может кое-что прояснить, хотя и сомневается.

— Хорошая работа, лейтенант, — одобрительно заметил Хоторн. Пул и Катрин Нильсен стояли рядом с ним, потрясенные увиденным. — Убирайте тело и отправляйте на вскрытие.

— Могу я задать вопрос? — поинтересовался Пул.

— Я удивлен, что ты так долго молчишь, — ответил Тайрел. — Что ты хочешь узнать?

— Я, конечно, просто деревенский мальчишка...

— Прекрати нести вздор, — тихо сказала Кэти, отводя взгляд от распухшего трупа. — Задавай свой вопрос.

— Ладно. Вот у нас в Луизиане в реке было много подводных противотечений, как мы их называли. А эта река Чизпик, она течет нормально, с севера на юг?

— Думаю, что так, — ответил Аллен.

— Конечно, — добавил бородатый рыбак, который прислушивался к разговору. — А как же может быть иначе?

— А вот о реке Нил нельзя сказать этого, сэр. Она течет...

— Прекрати, — перебил его Хоторн. — Что у тебя; за вопрос?

— Будем считать, что река течет с севера на юг, но тут речь шла о твердых предметах... Нет ли в реке подводных противотечений, движущихся на север?

— Что ты имеешь в виду, Джексон? — спросила. Кэти, поворачиваясь к нему. Ей совсем не хотелось, чтобы ее подчиненный задавал дурацкие вопросы.

— Посмотри сюда, майор...

— Предпочитаю не смотреть, лейтенант.

— Куда ты клонишь, Пул? — вмешался Хоторн.

— Голова этого человека разбита не в одном месте, можешь сам посмотреть. А значит, был не один тупой предмет, а несколько, его колотило со всех сторон. У вас тут есть какие-нибудь заградители для противотечений?

— Дамбы, — ответил бородатый рыбак, держа в руках сеть и глядя на Пула. — Вверх и вниз по реке, поэтому богатые люди могут купаться прямо перед своими домами.

— А где ближайшая из них?

— Прямо здесь рядом нет, — ответил рыбак, — но, наверное, вам нужна дамба к северу от Чизпик-Бич. С нее все время ныряют мальчишки.

— Теперь, Тай, настала моя очередь сказать: пошли.

Бажарат с трудом сдерживала нетерпение.

— Вы можете ехать быстрее? — спросил она шофера лимузина, принадлежавшего отелю.

— Если я поеду быстрее, мадам, нас остановит полиция, и это отнимет у нас еще больше времени.

— Поторопитесь, пожалуйста.

— Делаю все возможное, мадам.

Бажарат сидела на заднем сиденье, лихорадочно размышляя. Она не может лишиться Николо, ведь он — ключ к успеху! Она все так тщательно спланировала, предусмотрены все мелочи, просчитан каждый шаг... Всего несколько дней отделяют ее от величайшего в истории убийства, которое станет началом хаоса во всем мире. Смерть всем властям!

Она должна быть ласковой, заботливой, убедительной. Как только портовый мальчишка проведет ее в Белый дом, непосредственно в кабинет президента, и выведет оттуда, она сможет, распорядиться младшим бароном по своему желанию. Наверняка ему не будет позволено прожить более пяти минут, после того как известие об убийстве президента облетит весь мир.

Но до этого момента она будет исступленно заботиться о благополучии Николо, будет любить молодого Адониса так, как ему и не снилось... О Боже, все, что угодно! Он немедленно должен снова стать марионеткой в ее руках. Встреча в Овальном кабинете так близка. Дорога открыта!

— Вот и Чизпик-Бич, мадам, а ресторан вон там слева, — сказал шофер в ливрее. — Разрешите проводить вас туда?

— Пожалуйста, пойдите туда один, — ответила Бажарат. — Ко мне сейчас сюда придет друг, и нам надо побыть наедине. Мне может понадобиться одеяло, у вас есть?

— Прямо позади вас, мадам, там два пледа.

— Спасибо. А теперь оставьте меня.

— Совершенно верно, капитан Стивенс, именно так я и поступил, — подавленным голосом вымолвил лейтенант Аллен по телефону, установленному в машине военно-морской разведки. — Коммандер четко приказал мне не беспокоить вас... честное слово.

— Он не коммандер и не может отдавать вам приказы! — закричал Стивенс в трубку телефона, стоявшего рядом с кроватью. — Где он, черт его побери?

— Они что-то говорили о дамбе в Чизпик-Бич...

— Это там, где живет О'Райан?

— Думаю, что так, сэр. — Его семью известили?

— Ни в коем случае, сэр. Коммандер...

— Он не коммандер!

— Но он дал указание все хранить в тайне, и это соответствует нашим правилам в подобных случаях. В этом мы согласились с ним, временно, конечно.

— Конечно, — вздохнул смирившийся Стивенс. — Я прямо сейчас проинформирую Директора ЦРУ, об должен об этом знать. А вы разыщете этого сукина сына и заставите его немедленно позвонить мне!

— Простите, сэр, но если Хоторн не офицер разведки, то кто же все-таки он?

— Бывший офицер разведки, мистер Аллен. А в настоящее время бродяга, о котором мы все предпочли бы забыть.

— Тогда почему он здесь, капитан? Почему он участвует в этом деле?

Стивенс помолчал, потом наконец ответил тихим голосом:

— Потому что он был самым лучшим, лейтенант. Мы поняли это. Найдите его!

Когда шофер ушел в ресторан, к забрызганному дождем лимузину подбежал голый по пояс, окровавленный Николо. Бажарат распахнула дверцу и втащила его на заднее сиденье, обнимая и закутывая в плед.

— Перестань, синьора! — крикнул Николо. — Дело зашло слишком далеко. Меня чуть не убили!

— Ты просто не понял, Нико. Это был тайный агент, человек, который борется против нас, против меня, против устремлений твоей святой церкви!

— Но почему вокруг сплошные тайны? Почему ты, связанные с тобой люди и мои священники — никто не говорит об ужасных вещах?

— Подобные дела не делаются открыто, мое прекрасное дитя. Ты испытал это на себе, встретившись на пирсе с этим продажным человеком, А сейчас все в Портичи желают твоей смерти, твоя семья вынуждена отказаться от тебя, иначе их всех убьют. Неужели ты не понимаешь?

— Я понимаю, что ты используешь меня, синьора, используешь младшего барона в своих собственных целях.

— Естественно! Я выбрала тебя из-за твоей природной сообразительности, значительно отличавшей тебя от остальных. Разве я не говорила тебе об этом?

— Говорила несколько раз. Когда не называла глупцом и портовым мальчишкой.

— Это были просто вспышки гнева. Что мне сказать тебе?.. Верь мне, Нико, потом, когда меня не будет, а ты станешь студентом, богатым человеком, ты все переосмыслишь и поймешь. Ты будешь гордиться своей скромной ролью в этом великом деле.

— Тогда во имя Марии, матери Христа, скажи мне, что это за дело!

— В широком смысле оно мало чем отличается от того, чем ты занимался перед тем, как тебя собрались повесить на пирсе в Портичи. Продажные люди существуют не только в порту, но и по всему миру.

Нико помотал головой, дрожа под пледом и стуча зубами.

— Опять слишком много слов, которых я не могу понять.

— Поймешь, мой дорогой. В свое время... Тебе больно? Что я могу сделать для тебя?

— Это ведь ресторан, да? Может быть, кофе или вина. Я ужасно замерз.

Бажарат открыла дверцу лимузина и под проливным дождем побежала к ступенькам ресторана. Внезапно два автомобиля, шурша шинами по мокрому бетону, въехали на стоянку перед рестораном и остановились рядом. Бажарат уже подошла к двери, и в этот момент сквозь шум ветра и дождя до нее донеслись голоса:

— Коммандер, вы должны сделать так, как я говорю! Это приказ!

— Отвяжись, сопляк!

— Тай, ради Бога, послушай его! — воскликнула женщина, и спорящая компания направилась к входу в ресторан.

— Нет! Хватит меня дурачить! Я сам до всего докопаюсь, используя все сведения, которые смогу получить у родных О'Райана и Ингерсола. Вот так!

Это был Хоторн! Бажарат, одетая, как и подобает почтенной матроне, ворвалась в ресторан и увидела шофера, который сидел в ближней кабинке и поглощал большой кусок картофельного пирога.

— Идем! — прошептала она шоферу. — Быстрее!

— Какого черта... Да, конечно, мадам! — Шофер швырнул на стол три доллара и вскочил, но в этот момент несколько человек, рассерженных и спорящих между собой, вошли в ресторан.

— Садись! — приказала Бажарат, хватая шофера за плечо и толкая на место, чтобы его не было видно — за стенкой кабинки. Новые посетители заняли большой стол у стены недалеко от входа. Их яростный спор утих, но, как заметила Бажарат, ее бывшего любовника не удалось переубедить. Ей часто приходилось наблюдать Хоторна в таком состоянии: офицер разведки был убежден, что чутье редко подводит его. Погибший человек был еще одной ниточкой к Кровавой девочке! "Отличная работа, Тай-бой. Я очень редко спала с недостойными меня людьми. О мой любимый муж, Тайрел — это ласковое животное, стремящееся получать только самое лучшее, и я отдала ему все самое лучшее, как отдавала тебе, мой дорогой. Но почему, Тай, среди всего этого безумия, царящего в мире, ты не смог оказаться па моей стороне? Я права, и ты знаешь это, дорогой. Бога нет! Если бы он был, то дети не умирали бы от голода, корчась от боли в распухших животах... Что плохого они сделали этому Богу? Я ненавижу тебя, Бог! Если ты вообще когда-то существовал, Бог. Во всяком случае, я никогда не ощущала твоего существования, ты никоим образом не заявлял о своем присутствии. А теперь я должна убить тебя, Тай-бой. Я не хочу, я не смогла сделать это на Сен-Бартельми, хотя и должна была... Мне кажется, падроне помял меня. Думаю, он чувствовал, как сильно я любила тебя, и был достаточно умен, чтобы не напоминать мне об этом. Ведь он сам любил человека, которого не смог убить, хотя и знал, что следует сделать это. Если это правда, мой дорогой Тай-бой, то «Скорпионы» потерпели крах только потому, что мой единственный отец не смог сделать то, что следовало сделать много лет назад. Нептуна надо было устранить. Он был слишком эмоционален, когда дело касалось любви.

А я нет, коммандер!"

— Пора, — сказала Бажарат сидевшему рядом шоферу. — Медленно встаньте, спокойно идите к дверям, потом на улицу, а затем бегите к машине. Только не пугайтесь: там, на заднем сиденье, сидит раненый молодой человек. Он мой племянник, хороший парень, но на него напал грабитель. Подгоните машину прямо к ступенькам, а когда сделаете это, нажмите два раза на клаксон.

— Мадам, меня никогда не просили ни о чем подобном!

— А теперь просят, и если вы сделаете это, то станете на тысячу долларов богаче. Идите!

Изумленный водитель поспешил к выходу гораздо быстрее, чем ему было сказано, и толкнул дверь с такой силой, что посетители за несколькими столиками оглянулись на шум, и среди них Тайрел Хоторн, сидевший в углу. Бажарат не могла видеть появившееся на его лице озадаченное выражение, но другие это заметили.

— В чем дело, Тай? — спросила Кэтрин Нильсен.

— Что здесь делает этот разгневанный шофер?

— Но ты же слышал, что говорил рыбак. Здесь, как он сказал, живут богатые люди. Почему бы им не иметь шоферов?

— Возможно.

Бажарат не могла слышать этот разговор, все ее внимание было сосредоточено на ожидании сигналов клаксона, означавших, что лимузин стоит у входа. И вот наконец раздались два коротких гудка.

— Шофер? — тихо сказал Хоторн, ни к кому не обращаясь. — Ван Ностранд! — громко воскликнул он. — Выпустите меня отсюда, — закричал Тайрел, отталкивая Пула ж Кэти, чтобы вылезти из-за стола.

В этот же самый момент Бажарат вышла из кабинки и направилась к двери, низко опустив голову. Теперь уже две фигуры, стремясь обогнать друг друга, спешили к выходу из ресторана.

— Простите! — бросил Тайрел, легонько толкнув женщину и обогнав ее. Он нажал правым плечом на массивную дверь с медным засовом и выскочил на дождь, продолжавший хлестать как из ведра.

— Эй, вы! — крикнул Тайрел шоферу лимузина, сбегая вниз по ступенькам в громадному автомобилю. И вдруг он резво остановился и обернулся, словно его осенило. Хоторн рванулся назад в дверям, из которых появилась женщина, которую он только что оттолкнул в сторону. Старуха из «Шенандо Лодж»... Эта глаза! Доминик! Бажарат!

Шум дождя перекрыли звуки выстрелов, пули застучали по металлическому кузову лимузина, отлетая рикошетом на тротуар. Хоторн рванулся влево, почувствовал боль в верхней части бедра. Он ранен! Тайрел перекатился по земле под прикрытие стоявшего на стоянке грузовика, и в этот момент еще одна женщина выскочила из дверей ресторана, громко окликая его по имени. Открывая дверь лимузина, Бажарат выпустила в ее направлении оставшиеся пули и прыгнула в автомобиль. Кэтрин Нильсен рухнула на ступеньки, а лимузин резко рванул с места.

В пять утра Генри Стивенс помянул недобрым слогом свою хлопотную работу. Он настолько устал, что не мот спать, я не потому, что его несколько раз потревожили, когда он прилег отдохнуть, а потому, что не мог перестать думать. Количество вопросов возрастало в геометрической прогрессии, ж сейчас его голова была битком забита просчетом всевозможных вариантов, которые вытеснили мысли о сне. Оставаться в кровати значило для него постоянно ворочаться и лежать с открытыми глазами, зная, что жена проснется от его возни и начнет его успокаивать. Она умела это делать и всегда делала хорошо. Ему не хотелось признаваться себе в этом, но в глубине души Генри понимал, что не добился бы в жизни того, что имел, не будь рядом Филлис. Она была ужасно рациональна, всегда спокойна, как опытный рулевой вела свою семью твердым курсом, никогда не проявляя при этом диктаторских замашек, и всеми силами помогала мужу пересечь бурное море и избежать кораблекрушения.

Садясь на диван на застекленной веранде, Генри усмехнулся про себя тому, что использует в рассуждениях морскую терминологию. Ему всего единственный раз пришлось оказаться в море, и было это во время последнего года обучения в военно-морской школе в Аннаполисе, когда вое выпускники-гардемарины должны были совершить десятидневное плавание на большом парусном корабле, который считался построенным в девятнадцатом веке. Он с трудом мог вспомнить эти десять дней, потому что большую часть этого времени провел в туалете, страдая от морской болезни.

Моряка из него не вышло, но флот оценил другие его таланты — способности организатора и чиновника. Генри «плавал» за кабинетным столом, выявляя бездарей и тупиц, которых беспощадно выгонял, не слушая даже их жалких объяснений. Если работа должна была быть сделана, то ее обязательно надо было выполнить, а если возникали проблемы, которые работник не мог решить, то следовало советоваться с ним, а не пытаться прикрыться своей беспомощностью. И в большинстве случаев Генри бывал прав.

Но однажды... только однажды... он ошибся. Фатальная ошибка. В Амстердаме он рассказал Филлис о жене Хоторна Ингрид, и тогда она спокойно сказала ему; «Ты ошибся, Хэнк, на этот раз ты ошибся. Я знаю Тайрела и знаю Ингрид, а ты что-то упустил».

И когда тело Ингрид Хоторн было извлечено из канала, жена пришла к нему в кабинет.

— Ты имеешь к этому какое-нибудь отношение.

— Хэнк?

— Боже мой, нет, Филлис. Это работа Советов, у них везде свои люди!

— Надеюсь, что так, Генри, потому что ты можешь потерять лучшего офицера, когда-либо служившего в военно-морской разведке.

Филлис никогда не называла мужа Генри, только в тех случаях, когда страшно злилась на него.

— Черт возьми! Да что он задумал? Это не укладывается ни в какие рамки! Что за чепуха?

— Хэнк?

Стивенс повернул голову в сторону двери на веранду.

— Ох, прости, Филлис, я просто сижу здесь и размышляю.

— Ты так и не уснул после того телефонного звонка. Может быть, хочешь поговорить об этом... Можешь рассказать? Или меня нельзя посвящать?

— Это касается твоего старого друга Хоторна.

— Он вернулся на службу? Если так, то он действительно молодец, Хэнк. Ведь он тебя недолюбливает.

— Ему всегда нравилась ты.

— А почему бы и нет? Я планировала его поездки, но не его личную жизнь.

— Хочешь сказать, что я вмешивался в его личную жизнь? — Этого я не знаю. Ты говорил, что не вмешивался.

— Так оно и было.

— Тогда эта тема закрыта, да? — Закрыта. — Что сейчас Тайрел делает для тебя, ты можешь мне сказать? — В вопросе Филлис Стивенс не было и тени обиды. Она прекрасно понимала, что жены и мужья разведчиков высокого уровня вполне уязвимы, и если они не будут ничего знать, то у них и нечего будет выпытывать. — Ты работаешь сутками, и я предполагаю, что дело очень важное.

— Я могу тебе кое-что рассказать, это в любом случае, наверное, станет известно... Здесь находится террористка из долины Бекаа, женщина, которая поклялась убить президента.

— Это смешно, Хэнк! — воскликнула Филлис, но внезапно замолчала и наклонила в задумчивости голову. — А может быть, и нет. Ведь есть много вещей, которые мы можем сделать, много мест, куда мы можем проникнуть, а у мужчины это не получится.

— Она уже оставила на своем пути несколько загадочных смертей и «несчастных случаев».

— Я не буду просить тебя рассказать о подробностях.

— А я и не стану рассказывать.

— А Тайрел? Как он вписывается сюда?

— Какое-то время эта женщина действовала на островах в Карибском море...

— А у Хоторна там чартерный бизнес.

— Совершенно верно.

— Но как тебе удалось уговорить его вернуться на службу? Не думала, что это возможно.

— Это не мы, это МИ-6. Мы просто оплачиваем его дополнительные расходы, а контракт у него с Лондоном.

— Старина Тай... Посредственности никогда не привлекали его, если только этого не требовалось для прикрытия.

— Он действительно тебе нравится, да?

— Тебе бы он тоже понравился, если бы ты дал ему шанс для этого, Хэнк, — сказала Филлис, садясь в плетеное кресло напротив мужа. — Тай был очень умным и сообразительным во всех этих тайных делах... Конечно, не на твоем уровне, он не был кандидатом в клуб «Менса»[4] с коэффициентом умственного развития сто девяносто или около того, но он обладал поразительным чутьем и решимостью верить в него, даже когда начальство считало, что он ошибается. Он любил рисковать.

— Ты говоришь так, словно была влюблена в него.

— В него были влюблены все девушки, но только не я. Да, мне он нравился, я восхищалась его поступками, но любовь в обычном понимании этого слова здесь ни при чем. Он был талантливым, не похожим на других человеком, за которым было интересно наблюдать, потому что он нарушал правила и всегда привносил какую-то сумятицу. Ты сам так говорил.

— Да, говорил. И он на самом деле добивался результатов. Но он разрушил целую разведывательную сеть, которую потом с трудом удалось восстановить. Я никогда не говорил ему об этих агентах, которые временно прекратили сотрудничать с нами, потому что считали его сумасшедшим. Они были напуганы, он пытался заключать соглашения с нашими врагами, чтобы прекратить все убийства. Во всяком случае, так он говорил агентам. Но мы и не занимались убийствами, это делали другие!

— И тогда убили Ингрид.

— Да, убили. Но не мы, а Советы.

Филлис Стивенс, одетая в шелковую ночную рубашку, закинула ногу на ногу и внимательно посмотрела на человека, который вот уже двадцать семь лет был ее мужем.

— Хэнк, — мягко произнесла она, — тебя что-то гложет, и я понимаю, что не должна вмешиваться, но ты должен кому-то рассказать об этом. Ты живешь с камнем на сердце, но должна сказать тебе, дорогой, что никто в военно-морской разведке не смог бы сделать того, что сделал ты в Амстердаме. Ты спас всю организацию, начиная от посольства и кончая штаб-квартирой НАТО. Ты все взял в свои руки именно в тот момент, когда потребовался громадный интеллект для обеспечения всех наших тайных операций. И ты сделал это, Хэнк, проявив, возможно, ужасную вспыльчивость, но ты сделал это, дорогой. Не думаю, что это смог бы сделать кто-то другой, а уж тем более не Тай Хоторн.

— Спасибо тебе, Филл, — сказал Генри. Внезапно он резко выпрямился и закрыл руками бледное лицо, скрывая покатившиеся из глаз слезы. — Но мы ошиблись в Амстердаме, я ошибся. Я убил жену Тая!

Филлис вскочила с кресла, села на диван рядом с мужем и обняла его.

— Успокойся, Хэнк, ее убили Советы, а не ты. Ты сам сказал это, а я читала донесения. Это дело рук предателей!

— Но я вывел их на нее... А сейчас он здесь и из-за моей ошибки его тоже могут убить.

— Замолчи! — воскликнула Филлис. — Хватит, Хэнк. Ты очень устал, но нужно держаться. Если именно это гложет тебя, то объясни все Тайрелу. Ты вполне можешь это сделать.

— Он прикончит меня, ты просто не знаешь, в каком он состоянии. Уже убили многих его друзей.

— Тогда арестуй его. — В этот момент зазвонил телефон, звонок его был каким-то низким и неестественным. Филлис встала с дивана и подошла к небольшой нише в стене веранды, где рядом стояли три телефонных аппарата: бежевый, красный и темно-синий.

— Квартира Стивенсов, — сказала она, сняв трубку красного аппарата, на котором мигала лампочка.

— Позовите, пожалуйста, капитана Стивенса.

— Могу я узнать, кто его спрашивает? Капитан на ногах почти семьдесят два часа, ему обязательно нужно поспать.

— Хорошо, думаю, сейчас это уже не так важно, — произнес молодой голос. — Я лейтенант Аллен из военно-морской разведки и хотел сообщить капитану, что коммандер Хоторн... бывший коммандер Хоторн был ранен возле ресторана в Чизпик-Бич, штат Мэриленд. Насколько мы смогли определить, рана не угрожает жизни, но, пока не приедет «скорая помощь», мы не можем быть уверены точно. А вот женщина, офицер ВВС...

— Генри!

Глава 25

Хоторн и Пул с заплаканным лицом сидели в коридоре больницы рядом с операционной: Тайрел — в кресле, рядом с ним лежали костыли, а лейтенант — на кушетке, наклонившись вперед и зажав голову руками. Оба молчали, говорить было нечего. Из бедра Хоторна извлекли пулю, наложили семь швов, и он с трудом долежал до конца операции, требуя отвезти его туда, где майор Кэтрин Нильсен боролась за свою жизнь.

— Если она умрет, — нарушил молчание Пул, и его напряженный голос прозвучал еле слышно, — я сброшу эту чертову форму и, если понадобится, всю оставшуюся жизнь буду охотиться на негодяев, убивших ее.

— Я понимаю, Джексон, — сказал Тайрел, глядя на расстроенного лейтенанта.

— А Может быть, и не понимаешь, коммандер. Одним из этих негодяев можешь оказаться ты.

— И это я понимаю, здесь есть и моя косвенная вина.

— Косвенная? Сукин сын. — Пул поднял голову и гневно посмотрел на Тайрела. — В моем словарном запасе, который гораздо шире твоего, это слово носит оправдательный оттенок, как ту я хочешь того, но все-таки вина за тобой есть, мистер Хоторн. Ты ведь даже не сказал нам с Кэти, в чем вообще было дело, пока я не вынудил тебя сделать это на том маленьком острове после убийства Чарли.

— А это что-то меняло... после того как был убит Чарли?

— Откуда я знаю? — воскликнул лейтенант. — Как я могу вообще что-то знать? Я просто говорю, что ты не был откровенным с нами.

— Я был откровенен с вами настолько, насколько мог, и старался не подвергать вашу жизнь опасности, таящейся в информации, которую вам не следовало знать.

— Это все шпионская мура!

— Безусловно, но я сам когда-то был шпионом и видел мужчин и женщин, убитых за то, что они кое-что знали... даже обрывочные сведения. Я уже давно отошел от этих дел, но до сих пор вспоминаю погибших.

Дверь операционной отворилась, и из нее вышел врач в белом халате, забрызганном кровью.

— Кто из вас Пул? — устало спросил он.

— Это я, — ответил Джексон, затаив дыхание.

— Она просила передать, чтобы вы успокоились... Именно так и сказала.

— Как она?

— Об этом потом. — Хирург повернулся к Тайрелу:

— А вы наш второй пациент, Хоторн?

— Да.

— Она хочет видеть вас.

— Да что вы такое говорите? — воскликнул Пул, вскакивая с кушетки. — Если она и хочет кого-то видеть, так ээто меня!

— Я предоставил ей право выбора, мистер Пул. Вообще никого не хотел к ней пускать, но она настояла. Один посетитель, и максимум две минуты.

— Как она, доктор? — повторил Тайрел вопрос Джексона, но в голосе его прозвучали требовательные нотки.

— Вы сейчас выступаете в роли ее ближайших родственников?

— Считайте как угодно, — продолжил Хоторн, — но это мы доставили ее сюда, и вы наверняка знаете, что дело касается правительственного задания.

— Конечно, знаю. Два незарегистрированных пациента, никаких сообщений в полицию, никаких ответов на запросы о состоянии здоровья, потому что у нас нет таких пациентов... а у пациентов огнестрельные ранения. Очень необычная ситуация, но я не могу спорить с властями. Никогда не приходилось разговаривать с высшими чинами из разведки.

— Тогда ответьте на мой вопрос, пожалуйста.

— Все станет ясно в ближайшие двадцать четыре часа.

— Что станет известно? — взорвался Пул. — Выживет она или нет?

— Откровенно говоря, я не могу обещать вам, что она не умрет, но мне кажется, мы устранили эту опасность. А ещё я не могу обещать вам, что она останется полноценным человеком и ее двигательный аппарат полностью сохранит свои функции.

Пул опустился на кушетку и снова обхватил голову руками.

— Кэти, ох, Кэти... — всхлипнул он.

— Позвоночник? — холодно поинтересовался Тай.

— Значит, вы кое-что понимаете в подобных ранениях?

— Скажем так: мне приходилось раньше бывать в вашей больнице. Нервные окончания после травмы...

— Если они будут реагировать, — кивнул хирург, — то она начнет поправляться через несколько дней. А если нет, то что я могу вам сказать?

— Вы сказали достаточно, доктор. Могу я теперь увидеть ее?

— Конечно... Давайте я вам помогу, вы сами перенесли довольно неприятную операцию. — Хоторн поднялся, с трудом сохраняя равновесие, и направился к двери. — Вы забыли костыли, — сказал хирург, протягивая их Хоторну.

— Я только что решил больше не пользоваться ими, доктор, — ответил Тайрел. — Но все равно спасибо.

Сестра проводила Тайрела в палату Кэтрин, спокойно, но твердо заметив при этом, что время визита крайне ограниченно. Хоторн увидел Кэти, лежащую на кровати: пряди белокурых волос были спрятаны под операционной шапочкой, прекрасные черты бледного лица освещались мягким светом лампы, висящей у изголовья. Услышав шаги, Кэти открыла глаза, повернула голову и, увидев Хоторна, слабо махнула рукой, призывая его подойти поближе и сесть в кресло возле кровати. Прихрамывая, Тайрел подошел к креслу и сел в него, их руки как-то нерешительно двинулись навстречу друг другу и наконец встретились.

— Мне сказали, что с тобой все в порядке, — тихо промолвила Кэти, слабо улыбнувшись.

— И с тобой все будет в порядке, — успокоил ее Тай. — Не сомневайся, майор.

— Ладно, Тай, ты сам держись.

— Стараюсь... Джексон слегка расстроился из-за того, что ты не позвала его.

— Я очень люблю его, но сейчас у меня нет времени для этого очаровательного ребенка, тем более что я знаю, как он себя поведет. — Кэтрин тяжело дышала, говорила с трудом, но абсолютно четко. Она покачала головой, когда Хоторн поднял руку, пытаясь остановить ее. — Ведь именно такие решения учат принимать нас, офицеров? Мне кажется, ты пытался сказать мне что-то в этом роде, когда убили Чарли.

— Может быть, я и говорил это, Кэти, но из меня плохой учитель. А тот офицер рассыпался в прах в Амстердаме.

— Но на этот раз ты не рассыплешься?

— Очень странно, что именно ты говоришь об этом, но я надеюсь, что не рассыплюсь. Я сейчас злой, Кэти, такой же злой, как и в Амстердаме... а теперь это касается и тебя... Почему ты спросила об этом?

— Я сложила кое-что вместе, Тай, и испугалась...

— Мы все напуганы, — мягко произнес Тайрел.

— Я испугалась за тебя... Когда вы с Джексоном вернулись в СанХуане из дома Саймона, ты изменился. Я не знаю причину, да, может быть, и не особенно хочу знать ее, но это что-то серьезное, что-то ужасное...

— Я потерял двух друзей, — раздраженно вставил Тайрел, — точно так же, как ты потеряла Чарли.

— А потом, — спокойно продолжила майор, не обратив внимания на его замечание, — в отеле «Шенандо Лодж» ты получил сообщение по телефону. Я никогда не видела, чтобы так менялась лица, ты внезапно смертельно побледнел, а затем почти посинел, глаза горели огнем. Ты сказал, что это кто-то ошибся, но позднее — ты не знал, что я слышала это, — ты назвал Генри Стивенсу номер телефона в Париже.

— Это был...

— Прошу тебя... Сегодня ночью ты как сумасшедший выскочил из ресторана, будто собирался убить шофера... Я бросилась за тобой, а когда подбежала к дверям, то услышала, как ты крикнул «нет!». Да, Тай, именно это ты и крикнул. И тут же женщина начала стрелять.

— Да, она начала стрелять, — сказал Тай, глядя Кэти прямо в глаза.

— Это, конечно, была Бажарат.

— Да.

— Ты знал, кто она такая, не так ли? Я имею в виду, что ты знал ее раньше.

— Да.

— Ты хорошо ее знал?

— Думал, что хорошо, но ошибся.

— Извини, Тай... Ты ведь никому не говорил об этом, да?

— В этом не было необходимости. Сейчас она не та, кем была, и между ею прошлой и нынешней нет никакой связи.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно. Ее мир — это долина Бекаа, а я знал ее совсем в другом мире, не имеющем ничего общего с этой долиной.

— И в этом добром мире была прекрасная жизнь, твоя яхта скользила по волнам от острова к острову, а закаты были тихими и спокойными.

— Да.

— Телефонный номер в Париже помог как-нибудь?

— Надеюсь, что поможет, мне этого очень хотелось бы.

Кэтрин внимательно посмотрела на его уставшее лицо, глаза, наполненные болью и злобой.

— О Боже, бедный, несчастный человек. Мне так жаль тебя, Тай... И давай не будем больше говорить об этом.

— Я ценю твои чувства, Кэти... Лежа здесь, после того что с тобой случилось, неужели ты еще можешь думать обо мне?

— Конечно, — с улыбкой прошептала Кэти все более слабеющим голосом. — Это лучше, чем думать о себе, не так ли?

Тайрел наклонился вперед, погладил Кэти по лицу, и их губы, подавшись навстречу друг другу, встретились.

— Ты так красива, Кэти, очень красива.

— Это звучит лучше, чем «мужественная», коммандер. Дверь палаты открылась, и на пороге появилась сестра. Она деликатно кашлянула.

— Вам пора уходить, — напомнила она. — Самая красивая пациентка нашей больницы должна отдыхать.

— Готова поспорить, что вы говорите это каждому, кого оперируете, — предположила Кэти.

— Если бы я так поступала, то слишком часто говорила бы не правду. Но сейчас я говорю искренне.

— Тай?

— Что? — спросил Хоторн, поднимаясь.

— Используй Джексона, пусть он будет твоим полноправным помощником. Он умеет делать все то же самое, что и я, но делает это гораздо лучше.

— Да, конечно, я так и сделаю.

— Это отвлечет его от мыслей обо мне.

Филлис Стивенс подбежала к телефону. Было около десяти утра, а ее уставшему, расстроенному мужу удалось уснуть только в начале седьмого. Женщину-летчицу прооперировали, но за исход операции еще никто не мог поручиться, а рана Тайрела оказалась неопасной, и этот факт вернул Генри Стивенсу уверенность, хотя все равно не избавил от глубокой тревоги — «... всего несколько дюймов в сторону, и он был бы мертв!»

— Да, кто это? — тихо спросила Филлис, перенося телефон на свою сторону кровати. — ФБР, миссис Стивенс. Могу я поговорить с капитаном?

— Честно говоря, не хотелось бы. Он не спал почти трое суток и вот наконец уснул. Может быть, вы что-то скажете мне для него?

— Только часть того, что я хотел сообщить ему, мадам.

— Да, я вас понимаю. — Филл, кто его? — Генри Стивенс приподнялся рядом на кровати. — Я слышал звонок, телефона, определенно слышал звонок!

— Он сам будет говорить с вами. — Филлис вздохнула и протянула трубку мужу, который уже сел, спустив ноги на пол. — Стивенс слушает. Кто это?

— ФБР, сэр. Оперативный агент Бэкер, я по поводу обыска в кабинете Ингерсола.

— Нашли что-нибудь?

— Трудно сказать, сэр. Мы нашли телефон в стальном ящике, замаскированном за деревянной панелью стены. Пришлось вскрывать его автогеном...

— Но если это обычный телефон, то какой смысл был прятать его?

— Тут черт ногу сломит, капитан. Наш техник возился с ним почти всю ночь и еще утро, но нельзя сказать, что далеко продвинулся.

— Что же он обнаружил?

— Он нашел на крыше спутниковую антенну, подсоединенную к этому спрятанному телефону, но смог только определить, что она посылает луч, который отражается от спутника и направляется в какое-то место в штате Юта.

— Юта? А в какое место штата?

— Да там может быть несколько сотен лазерных частот для тысяч приемных антенн, сэр. А то и больше.

— С ума сойти!

— Это новейшая технология, капитан. — Значит, подключите к работе свои дорогостоящие компьютеры, эти самые волшебные машины, которые стоят налогоплательщикам кучу денег, и попытайтесь что-то отыскать.

— Мы занимаемся этим, сэр.

— Надо быстрее работать! — Стивенс швырнул трубку на рычаг и откинулся на подушку. — У них собственные спутники в космосе, — прошептал он. — Это невероятно!

— Не знаю, о чем ты говоришь, Генри, но если о том, о чем я думаю, то мы сами сделали все это возможным. Дело просто в деньгах.

— Прогресс, — усмехнулся Стивенс, — разве это не замечательно?

— Все зависит от того, кто пользуется плодами этого прогресса, — ответила жена. — Мы все думаем, что пользоваться ими будем мы — самые лучшие и умные. А на деле получается не так.

Было уже позднее утро, но в больнице не сообщили ничего нового относительно состояния Кэтрин Нильсен: отдыхает, состояние без изменений.

Хоторн в шортах, пробуя раненую ногу, тихонько прохаживался по спальне в отеле «Шенандо Лодж», а Пул внимательно наблюдал за ним.

— Болит, да? — спросил лейтенант. — Сам себе причиняешь боль.

— Не сильно болит, — ответил Тайрел. — Я спокойно проспал половину ночи, чего сам не ожидал. Главное — не переносить тяжесть тела влево.

— Тебе бы лучше спокойно полежать в постели несколько дней, — посоветовал Пул. — Швы должны затянуться.

— У нас нет нескольких дней. Возьми лучше побольше бинтов и перевяжи меня потуже. — В этот момент зазвонил телефон. — Это, наверное, Стивенс. Филлис обещала, что он позвонит мне, когда проснется.

— Сейчас мы это выясним, — сказал Джексон, подходя к телефону. — Алло? Да-да, он здесь. Минутку. — Лейтенант повернулся к Хоторну. — Он говорит, что он твой брат, и я думаю, так оно и есть. Он даже говорит, как ты, правда, повежливее.

— На самом деле он не такой вежливый, просто сохранилась привычка с того времени, когда он был учителем. — Прихрамывая, Тайрел добрался до кровати и осторожно опустился на нее. — Прошлой ночью я звонил из больницы на Сент-Томас. — Он взял трубку аппарата, стоявшего рядом с кроватью. — Привет, Марк, я так и подумал, что ты пришвартуешься сегодня.

— Прибыл около часа назад. Очень любезно с твоей стороны дать мне знать, что ты еще жив, — с сарказмом заметил Марк Антоний Хоторн. — Ты ведь еще жив, не так ли?

— Прекрати, братишка, я очень занят, и не будь слишком любопытным, потому что этот телефон только для служебных разговоров.

— Но другие-то могут звонить...

— Какие другие? Я не проверял поступившие мне сообщения.

— Первое от Б. Джонса. Он звонил вчера вечером в четыре двенадцать, оставил для тебя номер телефона в Мехико и настоятельно посоветовал связаться с ним в течение ближайших суток.

— Давай номер. — Марк продиктовал номер, и Тайрел записал его. — Кто еще?

— Женщина по имени Доминик, которая сказала, что звонит из МонтеКарло. Звонок был сегодня утром, таймер показывает время пять часов две минуты утра.

— А сообщение?

— Я прокручу его тебе. Оно не из тех, которые скромному младшему брату следует пересказывать старшему...

— Дай мне прослушать его, а сам оставайся у телефона и прекрати свои комментарии.

— Хорошо, хорошо, сэр.

«Тайрел, дорогой мой, любовь моя, это Доминик! Я звоню из МонтеКарло. Знаю, что уже очень поздно, но мой муж сейчас в казино, а у меня есть чудесная новость! Последние несколько дней дела мои шли очень хорошо, но, честно говоря, я устала от всего этого и по-настоящему скучаю без тебя... и считаю своим долгом находиться рядом с дядей в его последние дни. Я сказала об этом мужу, и ты не поверить, что он ответил мне: „Возвращайся к своему дяде, потому что ты нужна ему точно так же, как, я уверен, нужна и своему любовнику“. Говорю тебе, я была просто потрясена. Я спросила его, злится ли он на меня, и его ответ был для меня словно дар Господний: „Нет, моя дорогая жена, потому что у меня есть собственные планы на ближайшие несколько недель. Напротив, я очень рад за тебя“... Ну разве это не чудесно? Я говорила тебе, что он очень добрый, хотя и не обладает некоторыми мужскими достоинствами. Но как бы то ни было, я прямо сейчас выезжаю в аэропорт в Ницце, чтобы успеть на первый самолет. Утром я буду в Париже и займусь, конечно, делами, потому что надо многое сделать перед длительной поездкой, но, если хочешь, позвони мне в Париж. Если не застанешь меня, то говори только с Полин, а я потом перезвоню тебе... Я чувствую, как твои руки обнимают меня, как мое тело прижимается к твоему. О Боже, я говорю, как обезумевшая от любви девчонка, а ведь я уже не слишком молода. Я буду на островах через день, может быть, через два, но уж точно не позже трех, и немедленно позвоню тебе... Моя любовь, мой дорогой».

Крик ярости готов был вырваться из горла Хоторна, но он подавил его. Слова любви так жестоко и бесстыдно использовались для поддержания этого гнусного обмана. Звонок был сделан всего через час после того, как звонившая пыталась убить его! И находилась она не на борту яхты в Средиземном море, а на ступеньках ресторана в Мэриленде... Очень легко сообщить автоответчику любое место своего пребывания. Все те же амстердамские игры: любой ценой обеспечивай себе прикрытие, возможно, это последнее, что тебе осталось. Кровавая девочка предложила ему фальшивую игру, веря в то, что он примет ее. Надо позвонить в Париж и предупредить Второе бюро об этой вездесущей Полин.

— Слышишь, Тай, — снова раздался в трубке голос Марка, — я перемотал пленку и могу еще раз прокрутить с начала. Ты доволен, что я не влезаю со своими комментариями? — Комментарии тут излишни, Марк.

— Ладно, но ты зачем-то заставил меня ждать у телефона...

— Ох, ради Бога, извини, братишка, — спохватился Хоторн, возвращаясь к действительности, — давай лучше поговорим о делах... Надеюсь, что деньги поступили и ты сейчас присматриваешь яхту класса "А".

— Эй, окстись, Тай, я всего час назад вернулся с Ред-Хук! Но, конечно, я связался с Сирилом из Шарлотты-Амалии, и он сказал, что на наш счет поступил какой-то невероятный перевод из Лондона. Он настойчиво пытался выяснить, не имеют ли эти деньги отношения к людям Норьеги!

— Он проследит за происхождением этих денег и выяснит, что они чисты, как нижнее белье королевы. Начинай заниматься яхтами.

— Без тебя?

— Я сказал: начинай заниматься, но не заключай сделок. Если найдешь что-то интересное, то застолби.

— Ага, понял, надо столбить. Когда ты думаешь вернуться?

— Думаю, что скоро... в любом случае.

— Что значит «в любом случае»?

— Этого я тебе не могу сказать. Позвоню через денек.

— Тай?..

— Да?

— Ради Бога, будь осторожен, ладно?

— Конечно, братишка. Ты же знаешь мое правило: я презираю безрассудно храбрых людей.

— Это ты только говоришь.

Хоторн положил трубку и поморщился от боли, неосторожно наклонившись влево.

— А где бумаги, которые были в моих брюках? — спросил он Пула.

— Да вот они, — ответил Джексон, подошел к бюро и протянул ему несколько сложенных листков.

Хоторн взял пачку бумаг, перелистал ее, вытащил один листок, положил на кровать и разгладил. Повернувшись и снова поморщившись от боли он снял трубку телефона и набрал номер, записанный на листке.

— Соедините меня, пожалуйста, с госсекретарем Палиссером, — вежливо попросил Тайрел. — Это говорит Хоторн.

— Да, сэр, — ответила секретарша, — соединяю.

— Спасибо.

— Коммандер? — Голос Палиссера звучал властно, но не агрессивно. — Что-нибудь выяснили?

— Еще одно убийство, а потом меня самого чуть не убили.

— Господи, с вами все в порядке?

— Несколько швов, вот и все.

— Что произошло?

— Об этом позже, господин секретарь, сейчас надо выяснить кое-что другое. Вы знаете аналитика ЦРУ по фамилии О'Райан?

— Да, пожалуй, знаю. Он был главным помощником директора ЦРУ во время нашего последнего совещания. Насколько я помню, он в основном молчал, я могу ошибаться, но, по-моему, его звали Райан или О'Райан.

— Вы не ошибаетесь, но теперь он мертв, и к его смерти приложила руку Кровавая девочка.

— О Боже!

— Если я все верно понял, то именно он был главным источником информации для Бажарат и ее людей.

— А не противоречите ли вы сами себе? — удивленно спросил Палиссер. — Если он представлял для нее... для нихх такую ценность, то зачем им было убивать его?

— Это только мое предположение: возможно, он совершил какую-то ошибку, которая могла привести нас к Бажарат, но, что более вероятно, он выполнил свою задачу и его убили, потому что он много знал.

— И это подтверждает ваше предположение о том, что долина Бекаа проникла в высшие эшелоны власти Вашингтона.

— Эти высокопоставленные лица могут действовать осознанно или неосознанно, господин секретарь, — быстро возразил Хоторн. — Вы, например, помогали ван Ностранду из лучших побуждений, но отнюдь не были его сообщником. Вас просто обманули.

— Так трудно поверить в это...

— Далее, если смерть Говарда Давенпорта связана с нашим делом, а я в этом уверен, то все равно его никак нельзя считать сообщником Бажарат. И вы, и он по логике вещей никак не подходите на эту роль.

— Боже милосердный, конечно, нет!

— А вот О'Райан был ее сообщником.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Она находилась в пределах мили от того места, где его убили.

— Почему вы так решили?

— Я же говорил вам, что она попыталась пополнить мной список покойников.

— Вы что, видели ее?

— Можно сказать, что так, хотя я чертовски старался выскользнуть из ее поля зрения... Прошу вас, господин секретарь, не будем попусту тратить время. Вы подготовили бумаги, о которых я просил?

— Они будут на моем столе через полчаса, хотя у меня все еще есть опасения.

— Разве у вас... у нас есть выбор?

— Нет, если только ваш послужной список не врет и не составлен вашей матушкой. Кстати, мы воспользовались вашей фотографией шестилетней давности из удостоверения офицера военно-морской разведки. Похоже, вы не очень постарели.

— Я выгляжу сейчас лучше, потому что у меня более спокойная работа. Можете спросить об этом у моей матушки.

— Благодарю вас, но мне не хотелось бы больше встречаться еще с одним человеком по фамилии Хоторн, какой бы очаровательной она не была. Пришлите сюда лейтенанта, и он все заберет. Пусть спросит помощника секретаря по Карибским делам и получит конверт с вашими документами специального агента Отдела тайных операций. Конверт будет заклеен и запечатан, с пометкой «Геологический обзор, Северное побережье: Монсеррат».

— Похоже на Бажарат.

— Всегда надо предвидеть возможность будущих парламентских слушаний, коммандер, и образ мышления судебных следователей. Такое очевидное кодовое наименование снижает вероятность умышленного преступного сокрытия дела.

— Действительно?

— Разумеется. Сенатор спрашивает: «Монсеррат и Бажарат? Разве это не очевидно, господин госсекретарь?» «Вы очень проницательны, сенатор. Таким образом, как вы только что это блестяще определили, у нас не было никаких тайных умыслов, когда мы зачисляли на службу бывшего коммандера Хоторна. Если бы у нас были какие-то тайные намерения, то все это не было бы так очевидно, как вы только что заметили».

— Короче говоря, вы прикрываете задницу госдепартамента.

— Безусловно, — согласился Палиссер. — Как, впрочем, и вашу, коммандер. Послушайте, Хоторн...

— Да, сэр?

— Каково ваше отношение к членам правительства?

— Крайне отрицательное.

— Но теперь, когда я подготовил для вас документы, вы могли бы быть немного откровеннее.

— Я считаю, что госдепартамент переживает кризис, он совсем потерял чутье и в результате этого в высших эшелонах власти уже появились трупы, оплакивать которых нет времени в преддверии предстоящего расследования.

— Члены правительства могут обидеться, могут даже остановить вас.

— Да если бы я высказал своя собственные обиды... В этом деле мною движут еще и личные мотивы. Вдобавок ко всему, что произошло, мой друг сейчас находится в больнице, и, возможно, она уже никогда не сможет ходить. — Тайрел швырнул трубку и повернулся к Пулу, который задумчиво смотрел в окно. — Собирайся, Джексон, тебе следует встретиться с помощником госсекретаря по Карибским делам и получить у него конверт для меня... В чем дело?

— Все происходит с ужасающей быстротой, Тай, — ответил лейтенант, отойдя от окна и глядя на Хоторна. — Мы не успеваем считать трупы... Ван Ностранд и начальник его охраны, сторож, та старая женщина в его имении, шофер, рыжеволосый парень на стоянке, потом Давенпорт, Ингерсол и теперь вот этот О'Райан.

— Ты не забыл еще нескольких, лейтенант? Насколько я помню, погибли еще мои друзья и твой очень близкий друг. Думаю, сейчас не время для евангелического пацифизма.

— Ты не слушаешь меня, коммандер.

— Я что-то пропустил?

— Мы ведь с тобой не за тысячу миль отсюда на островах в Карибском море, где хоть как-то могли контролировать ситуацию. География поисков значительно сузилась, но теперь в дело вовлечено множество людей, которых мы не знаем.

— Логично. Мы не знаем графика действий Бажарат, но развязка близка, и она планомерно уничтожает все связи, ведущие к ней.

— Мы знаем, откуда она появилась и каковы ее планы, но кто на нашей стороне? Кто держит все в своих руках?

— Будем действовать, как в Сан-Хуане, — ответил Хоторн. — Наш главный штаб будет здесь, а тебе придется выполнять обязанности Кэти, координировать мои действия по мере поступления новой информации.

— Каким образом?

— С помощью новой аппаратуры, предназначенной заменить людей вроде меня. Я слышал о ней, но мы не часто ею пользовались, может быть, потому, что наши техники не считали нас способными освоить ее.

— Что это за аппаратура?

— Прежде всего устройство, называемое «ответчик»...

— Это следящий модуль, — пояснил Пул. — В определенном радиусе он может определять твое местонахождение и наносить его на карту.

— Вот именно. Он будет спрятан в ремне, находящемся в конверте. А еще устройство персонального вызова, испускающее слабые электрические разряды, сообщающие, что кто-то хочет связаться со мной. Два разряда, повторенные дважды, означают, что нужно связаться с определенным человеком при первой возможности, а три разряда, повторенные несколько раз, означают тревогу. Устройство вделано в пластмассовую зажигалку, так что детекторы металла на него не реагируют.

— А кто будет подавать сигналы? — спросил лейтенант.

— Ты. Это я устрою.

— Хорошо, только договорись о специальных кодах, чтобы я знал, кто дает тебе информацию — ЦРУ или госдепартамент. Количество людей в их дежурных сменах должно быть ограниченно, смены через четыре часа, пусть дежурные находятся под охраной и не допускаются к телефонам.

— Не занимался ли ты раньше моим бывшим ремеслом, Пул?

— Нет, коммандер, я оператор разведывательного самолета АВАК. Хорошо продуманная дезинформация — это кошмар, с которым нам приходится сталкиваться.

— Интересно, где сейчас Сал Манчини?.. Извини.

— Не извиняйся. Если я когда-нибудь встречу его, то ты узнаешь об этой встрече из газет. Эта поганая змея уже мертва, потому что он виновен в смерти Чарли и других людей!.. И надо быть твердо уверенным, что люди, передающие информацию, являются именно теми, кто отмечен на сетках.

— Каких сетках?

— Так называются распечатки, на которых с помощью ответчика отмечается твое местонахождение.

— А не рехнулись ли мы малость? Палиссер ясно дал понять мне, что с нами будут работать только самые опытные и проверенные сотрудники ЦРУ.

— Другими словами, — произнес лейтенант, — это может быть кто-то вроде покойного мистера О'Райана?

— Я передам это Палиссеру и потребую исключить подобную возможность, — сказал Хоторн, медленно кивнув. — Ладно, приступим. — Он неуверенно поднялся с кровати и показал Пулу на бедро. — Сделай, как я говорил, Джексон, забинтуй потуже.

— А как насчет одежды? — Пул подошел к столу, взял бинт. Хоторн спустил вниз шорты и наблюдал, как лейтенант вполне профессионально перевязывает его рану. — Ты же не можешь пойти домой к О'Райану и Ингерсолу в шортах.

— Я продиктовал секретарше Палиссера свои размеры, и через час все будет доставлено сюда: костюм, рубашка, галстук и ботинки — полный набор. Служащий госдепартамента должен выглядеть прилично. — Зазвонил телефон, и Хоторн, снова поморщившись от боли, опустился на кровать и снял трубку. — Слушаю?

— Это Генри, Тай. Ты поспал хоть немного?

— Больше, чем рассчитывал.

— Как ты себя чувствуешь? Как рана?

— Я в порядке, швы не разошлись. Филлис сказала, что ты наконец все-таки рухнул в кровать, Хэнк.

— Спасибо... за Хэнка.

— Пожалуйста. Но это не значит, что ты соскочил с моего личного крючка, и, возможно, тебе когда-нибудь придется заполнить недостающие страницы по Амстердаму, но сейчас мы работаем вместе. Кстати, о работе: у тебя есть новости? Что с телефоном в Париже?

— Это особняк в парке Монсо, принадлежащий семье, я бы даже сказал, династии Кювье. Старинная, богатая французская семья. По данным Второго бюро, владельцем особняка является последний представитель династии, ему около восьмидесяти, и у него пятая жена, которая до прошлого года была пляжной девочкой в Сен-Тропезе.

— Зарегистрированы какие-нибудь междугородные звонки?

— Четыре с этой стороны океана. Два с островов в Карибском море и два с материка. Это за последние десять дней. Теперь они будут следить за телефоном и определять местонахождение и номер звонившего.

— А чета Кювье находится в особняке?

— По словам домоправительницы, они в Гонконге.

— Значит, на звонки отвечает домоправительница?

— Да, Второе бюро тоже так считает. Ее зовут Полин, и теперь ее держат под постоянным наблюдением, Как только что-то появится, они сразу сообщат нам.

— Это лучшее, что мы можем попросить от них.

— Могу я узнать, как ты вышел на этих Кювье?

— Извини, Генри, но, может быть, позже... Что еще?

— Есть еще кое-что. Теперь мы располагаем доказательствами, что Ингерсол был связан с Бажарат. — Капитан рассказал о секретном телефоне, спрятанном в кабинете покойного адвоката, и о спутниковой антенне на крыше. — Безусловно, по этому телефону звонили на яхту в Майами-Бич и этому безумному старику на остров.

— Все чаще приходится употреблять слово «безумие», Генри. Я могу понять ван Ностранда, но почему такие люди, как О'Райан и Ингерсол? Почему они участвовали в этом? Бессмыслица.

— Нет, смысл в этом определенно есть, — ответил шеф военно-морской разведки. — Возьмем этого твоего пилота из Пуэрто-Рико, Саймона. Он думал, что у них есть что-то против него, что может потянуть на сорок лет в Ливенворте. Возможно, такая же история с О'Райаном и Ингерсолом. Кстати, ЦРУ направило нам всю имеющуюся на них информацию.

— Между прочим, где Саймон? Что с ним?

— Наслаждается жизнью, проживает сейчас в номере отеля «Уотергейт» за счет любимого Пентагона. Ему персонально устроили церемонию награждения, и не где-нибудь, а в Овальном кабинете, вручили кучу медалей и чек на внушительную сумму.

— Мне казалось, что в эти дни президент совсем не показывается...

— Ты прослушал, это была личная встреча, ограниченный круг присутствующих, никаких фотографий, никакой прессы, всего пять минут.

— Как же Саймон, черт побери, объяснил свое... скажем так, затянувшееся отсутствие? Столько лет!

— Как мне сказали, довольно ловко. Достаточно туманно для людей, которым на самом деле и не нужны были его объяснения. Документы о его увольнении были отправлены ему в малонаселенный район Австралии и где-то затерялись. И он, как настоящий эмигрант, скитался все эти годы по разным странам, перебиваясь случайной летной работой. Никто и не пожелал выяснить какие-нибудь подробности.

— Но это никому не нужный Саймон, — заметил Хоторн, — а не влиятельный адвокат из списка "А" Белого дома или высокоуважаемый аналитик ЦРУ. Ингерсола и О'Райана нельзя мерить одной меркой с Саймоном.

— Возможно, они одного поля ягоды, просто уровень разный. — В трубке послышались звуки электрического звонка. — Подожди, Тай, там кто-то звонит в дверь, а в ванной.

Наступила тишина.

Капитан Генри Стивенс так и не вернулся к телефону.

Глава 26

— Мы уезжаем! — крикнула Бажарат, открыв дверь спальни и расталкивая спящего глубоким сном Николо. — Вставай и собирай вещи, быстро!

Юноша оторвал голову от подушки и принялся протирать глаза, щурясь от яркого полуденного солнца, светившего в окно.

— Прошлой ночью я чуть не предстал перед Господом, но, к счастью, остался жив. Дай мне поспать.

— Вставай, пожалуйста, и делай то, что я говорю. Я заказала машину, она прибудет через десять минут.

— Почему? Я так устал, и у меня все болит.

— Честно говоря, я опасаюсь, что тысяча долларов могла и не заткнуть рот шоферу, хотя я пообещала ему еще денег.

— Куда мы едем?

— Я все устроила, так что не волнуйся. Поторопись! Мне надо сделать еще один звонок. — Бажарат поспешила назад в гостиную и набрала номер, который очень хорошо запомнила.

— Назовите себя, — произнес незнакомый голос, — и изложите свое дело.

— Вы не тот человек, с кем я разговаривала раньше, — ответила Бажарат.

— Произошли изменения...

— Что-то уж слишком много изменений, — угрожающе заметила Бажарат.

— Они были сделаны к лучшему, и, если вы именно та, кто должен звонить сюда, вам они будут только на пользу.

— Почему я должна быть уверена в этом... Как я вообще могу быть в чем-то уверена? В Европе такого бардака не допустили бы, а в долине Бекаа вас бы уже всех казнили?

— "Скорпиона-2" и «Скорпиона-3» больше нет в живых, так ведь? Разве их не казнили, Кровавая девочка?

— Не пытайтесь играть со мной в детские игры, синьор, — произнесла Бажарат ледяным тоном.

— И вы со мной, леди... Вам нужны доказательства? Хорошо, согласен. Я вхожу в специальную группу и знаю каждый шаг, который предпринимается с целью поймать вас. Среди участников охоты капитан Генри Стивенс, руководитель военно-морской разведки. Он работает вместе с отставным офицером военно-морской разведки коммандером Хоторном.

— Хоторн? Вы знаете этого...

— Совершенно верно, и они выследили вас в местечке под названием Чизпик-Бич. Каждого члена нашей специальной группы уведомили об этом по секретным факсам. Однако капитан Стивенс уже больше никого не выследит.

Он мертв, и рано или поздно его тело найдут в густых кустах позади его гаража. Если это произойдет, то вы прочитаете об этом в дневных газетах. Сообщение может даже появиться в вечерних новостях, если только они не скроют это.

— Я удовлетворена, синьор, — произнесла Бажарат уже более мягким тоном.

— Так быстро? Судя по тому, что я читал и слышал о вас, на вас это не похоже.

— Я получила свое доказательство.

— Мое слово?

— Нет, имя.

— Стивенс?

— Нет.

— Хоторн?

— Этого мне достаточно, «Скорпион-1». Мне нужно оборудование. Время неумолимо приближается.

— Если оно меньше танка, то вы его получите.

— Оно небольшое, но довольно сложное. Я могу получить оборудование, которое доставят из долины Бекаа через Лондон или Париж, но я не доверяю нашим специалистам. В двух случаях из пяти оно оказывается непригодным. Рисковать я не могу.

— И мои единомышленники не могут рисковать, а они повсюду в этом городе. Так что вам нужно?

— У меня есть с собой детальные чертежи...

— Передайте их мне, — оборвал ее «Скорпион-1».

— Каким образом?

— Подозреваю, что вы не скажете мне, где находитесь.

— Конечно, нет. Я оставлю чертежи у портье в каком-нибудь отеле по моему выбору, а потом сразу позвоню вам.

— На чье имя вы их оставите?

— Выбирайте сами.

— Раклин.

— Что-то вы очень быстро выбрали.

— Он был лейтенантом, попал в плен во Вьетнаме и погиб. Он думал так же, как и я, возмущался нашим уходом из Сайгона, ненавидел этих гомиков из Вашингтона, которые отказались поставлять нам оружие.

— Очень хорошо, пусть будет Раклин. Позвонить вам по этому номеру?

— Я буду здесь еще несколько часов, а потом мне придется вернуться в офис на совещание... которое, кстати, собирается по вашему поводу, Кровавая девочка.

— Какое очаровательное прозвище, такое трогательное и вместе с тем такое зловещее. Я позвоню вам... скажем, в течение получаса. — Бажарат положила трубку и крикнула:

— Николо!

— Генри! — крикнул Тайрел в трубку. — Где ты, черт возьми?

— Что-то случилось? — спросил Пул.

— Не знаю, — ответил Тайрел, прищурился и потряс головой. — Генри всегда легко обо всем забывал, переключаясь на что-то новое. Возможно, ему доставили секретный отчет и он решил сразу прочитать его, забыв про телефон. Ладно, я позвоню ему позже, в любом случае он вряд ли узнал что-нибудь новое. — Хоторн положил трубку и посмотрел на лейтенанта. — Давай заканчивай с этой повязкой и дуй в госдепартамент. Хочу быстрее начать, мне не терпится познакомиться со скорбящими родными О'Райана и Ингерсола.

— Ты все равно никуда не уйдешь, пока я не принесу тебе одежду и документы. Могу я попросить вас, сэр, спокойно полежать и отдохнуть до этого времени? Я прошел курс медицинской помощи в боевых условиях и на самом деле считаю, коммандер, что...

— Заткнись, Джексон, и заканчивай с этой чертовой повязкой!

Позвонив «Скорпиону-1» и продиктовав название отеля, Бажарат оставила конверт со смертоносными чертежами у портье «Карийона». На конверте имелась пометка: «Для мистера Раклипа. При доставке с курьером проверить печати».

— Какой ужас! — прошептал Николо, когда их багаж начали грузить в лимузин. — Моя голова еще не вернулась в нормальное состояние. Я ведь обещал позвонить Эйнджел из нового отеля, но теперь уже опоздал!

— У нас нет времени на подобную чепуху, — сказала Бажарат, направляясь к громадному белому автомобилю.

— Ты должна его найти! — воскликнул портовый мальчишка, хватая ее за плечо. — Ты будешь уважать и меня и ее!

— Да как ты смеешь так говорить со мной?

— Послушай, синьора, я пережил вместе с тобой ужасные вещи и убил человека, который собирался "убить меня... Но это ты втянула мейя в свой сумасшедший мир, где я встретил девушку, которая мне очень понравилась. Ты меня не остановишь. Хотя я и молод, мне по разным причинам приходилось иметь дело со многими женщинами. Но эта девушка — совсем другое!

— По-итальянски твоя речь звучит лучше, чем по-английски... Конечно, позвони своей подружке из лимузина, если обещал.

Сев в машину, Николо сразу схватился за телефон, но в этот момент пожилой темнокожий шофер повернулся к Бажарат:

— Диспетчер сказал, что вы сами назовете мне адрес, мадам.

— Подождите, пожалуйста, минутку. — Она погладила Николо по щеке. — Говори потише, — сказала Бажарат по-итальянски, — потому что мне нужно объясниться с шофером.

— Тогда я подожду, пока ты закончишь с ним, потому что я могу закричать от радости.

— Если ты подождешь еще немножко, скажем полчаса, то сможешь орать от радости во все горло.

— Что?

— По дороге к новому месту жительства нам нужно... мне нужно сделать остановку. Тебе не придётся сопровождать меня, так что ты будешь один в машине по крайней мере двадцать минут.

— Тогда я подожду. Как ты думаешь, водитель не будет возражать, если я попрошу его поднять перегородку?

— А почему он должен возражать? — Бажарат замолчала и, прищурившись, уперлась в Николо холодным взглядом. — Уверена, что водитель не понимает итальянского. А ведь ты говоришь со своей актрисой только на итальянском. Или нет?

— Понимаешь, она раскусила меня перед отъездом в Калифорнию. Она знает, что я понимаю английский. Эйнджел сказала, что поняла это по моим глазам, когда мы разговаривали с другими людьми... по тому, как у меня в глазах появлялись искорки смеха, когда кто-то говорил что-нибудь смешное.

— И ты признался, что говоришь по-английски?

— По телефону мы все время говорили по-английски, но что в этом плохого?

— Все считают, что ты не знаешь английского!

— Ошибаешься, Каби. Это знал и журналист из Палм-Бич.

— Он не в счет, потому что...

— Что?

— Не бери в голову!

— Так какой же адрес, мадам? — вмешался шофер, заметив, что в разговоре пассажиров, говоривших по-итальянски, наступила пауза.

— Да, вот он. — Бажарат открыла сумочку и вытащила измятый клочок бумаги, на котором по-арабски были написаны закодированные слова вперемешку с цифрами. Расшифровав запись по памяти, она прочитала шоферу название улицы и номер дома в Силвер-Спринг, штат Мэриленд. — Вы знаете, где это? — спросила она.

— Найду, мадам, — ответил водитель, — это не проблема.

— Поднимите, пожалуйста, перегородку.

— Пожалуйста, мадам.

— А эта твоя Эйнджел рассказывает кому-нибудь о тебе? — сердито спросила Бажарат.

— Я не знаю, Каби.

— Все актрисы тщеславны и пытаются привлечь к себе внимание публики.

— Анджелина не такая.

— Ты же видел фотографии в газетах, все эти светские сплетни...

— Это было ужасно — то, что они писали.

— А почему, как ты думаешь, все это попало в газеты?

— Потому что она знаменитость, и мы это прекрасно понимаем. — Это все она сама подстроила! Ей нужна была публичная шумиха, вот и все, что Эйнджел от тебя требовалось.

— Я не верю тебе.

— Ты глупый портовый мальчишка, что ты можешь знать о таких вещах? Неужели ты думаешь, что если бы она узнала, кто ты такой на самом деле, то вообще посмотрела бы в твою сторону?

Николо молчал. Наконец, откинув голову назад, он заговорил:

— Ты права, Каби, я ничто и никто. Я слишком далеко зашел, поверив в то, во что мне не следовало верить, потому что все это внимание к моей персоне и великолепная одежда нужны только для той большой игры, которую ты ведешь.

— У тебя вся жизнь впереди, мой дорогой малыш. Считай все это просто опытом, который поможет тебе стать мужчиной... А теперь помолчи, мне надо подумать.

— О чем?

— О женщине, с которой я должна встретиться в Силвер-Спринг.

— Мне тоже надо подумать, — сказал портовый мальчишка из Портичи.

Хоторн облачился в новую одежду с помощью Пула, который завязал ему галстук и оглядел оценивающе.

— Ты знаешь, гражданские люди обычно выглядят плохо, но о тебе этого не скажешь, — заметил Пул.

— Чувствую себя накрахмаленным идиотом, — заявил Тайрел, втягивая шею в воротник рубашки.

— Когда ты в последний раз надевал галстук?

— Когда снял военную форму. — Зазвонил телефон, и Хоторн повернулся к нему, снова болезненно поморщившись.

— Стой на месте, — удержал его Пул, — я возьму трубку. — Он подошел к столу и снял трубку телефона. — Да? Это военный атташе коммандера.

— Подождите, пожалуйста. — Джексон прикрыл рукой трубку и повернулся к Тайрелу. — Звонят из офиса директора ЦРУ, он хочет поговорить с тобой.

— Кто я такой, чтобы возражать? — пожал плечами Хоторн, сел на кровать и взял трубку параллельного аппарата. — Хоторн слушает.

— С вами будет говорить директор, подождите, пожалуйста.

— Добрый день, коммандер.

— Добрый день, господин директор. Надеюсь, вы знаете, что это мое бывшее звание.

— Я осведомлен о большем, молодой человек... Гораздо большем, к сожалению.

— Что вы имеете в виду?

— Я разговаривал с госсекретарем Палиссером. Как и он, я оказался жертвой интриг ван Ностранда. Должен заметить, это был необычайный человек.

— Его положение позволяло ему быть необычайным, сэр. Но он мертв.

— Он знал, на какие кнопки нужно нажимать. Если бы все повернулось иначе, нам всем пришлось бы оправдываться, ссылаясь на его так называемые заслуги. Он был выдающимся актером, и я, как и мои коллеги, полностью доверяли ему.

— Что вы сделали для него?

— Деньги, коммандер, более восьмисот миллионов долларов были переведены на различные счета в Европе.

— А кто их теперь получит?

— Мне кажется, когда дело касается таких сумм, назначается международное судебное разбирательство, в ходе которого выяснится, что мы занимались нелегальным переводом денег. Я, конечно, уйду в отставку, и все грандиозные планы, которые я строил, берясь за эту работу, полетят в трубу.

— А вы имели личную выгоду от этого перевода денег?

— Боже упаси!

— Тогда зачем уходить в отставку?

— Потому что, несмотря на благородность моих намерений, я совершил незаконный поступок. Я использовал свое положение для оказания услуги определенному человеку, обошел закон и скрыл свои действия.

— Значит, вы виноваты просто в том, что не раскусили этого человека, и в этом вы не одиноки. Но вы сами пожелали признаться в совершенном, и, на мой взгляд, причины, побудившие вас сделать это, оправдывают вас.

— С точки зрения человека, несущего такой груз прошлого, это замечательные слова. Но представляете, как начнут давить на президента? Он назначил на чрезвычайно ответственный и высокий пост человека, который незаконно перевел за границу восемьсот миллионов долларов! Оппозиция начнет кричать о коррупции в высших эшелонах власти и раздует дело почище «Ирангейта».

— Забудьте об этой чепухе, господин директор, — сказал Тайрел, устремив на телефон взгляд, в котором смешались ярость и страх. — А какой же все-таки груз прошлого я несу?

— Ну, я... я думал, вы поняли.

— Амстердам?

— Да. Почему это вас так удивило?

— Что вы знаете об Амстердаме? — оборвал его Тайрел хриплым голосом.

— Это сложный вопрос, коммандер.

— Ответьте мне на него!

— Могу только сказать вам, что Генри Стивенс не виноват в смерти вашей жены. Виновата была система, но не отдельная личность.

— Это самый безликий ответ, который мне приходилось слышать, после стандартного ответа: «Я просто выполнял приказы». — И все-таки это правда, Хоторн.

— Чья правда? Ваша, его, системы? Никто ни за что не отвечает, так?

— Одним из моих планов, когда я занял эту должность, и было искоренить эту болезнь. И я довольно успешно осуществлял его, пока не появились Бажарат и вы.

— Не лезьте в мои дела, сукин вы сын!

— Я понимаю, что вы расстроены, коммандер, но могу эти же слова адресовать и вам. Позвольте вам кое-что сказать. Мне не нравятся американцы вроде вас, которые получили прекрасную подготовку за счет налогоплательщиков, а теперь продают свой опыт иностранным правительствам за деньги! Я ясно выразился?

— Меня не интересует ваше мнение. Вы и ваша система убили мою жену, и вы знаете об этом. И я вам, ублюдкам, ничего не должен!

— Тогда не путайтесь у нас под ногами. У меня есть дюжина прекрасных агентов, гораздо более умелых, чем вы, и я без всякого сожаления мог заменить вас ими. Окажите мне услугу, бросьте это дело.

— И не мечтайте! Убили моих друзей, хороших друзей, а один из них, который чудом остался жив, возможно, никогда больше не сможет ходить! А вы со своими профессионалами, как всегда, оказались беспомощны. Я не брошу это дело, а вам советую просто следить, за моими действиями, потому что я собираюсь вывести вас на Кровавую девочку!

— Знаете, коммандер, я вполне это допускаю, потому что, как я уже сказал, вы хорошо подготовлены. А что касается наблюдения за вами, то в нем можете не сомневаться, поскольку ваше оборудование настроено на частоту наших макрокомпьютеров. Вернемся к нашим делам, коммандер. По настоянию ваших людей, которых поддержал Палиссер, средства связи с вами и ответчик будут обслуживаться специально отобранными людьми, не имеющими доступа к телефонам. Честно говоря, я считаю эту меру предосторожности излишней, и она расстроит наших людей... ведь это будут самые лучшие.

— О'Райан тоже был самым лучшим. Вы сказали им о нем?

— Я вас понимаю... — Директор молчал некоторое время, потом продолжил:

— Возможно, и скажу, хотя у нас и нет конкретных доказательств его предательства.

— Разве мы с вами в суде, господин разведчик? Он был там и она была там. Один из них остался жив, другой нет. Разве наши правила сопоставления фактов изменились?

— Нет, они не изменились. Случайные совпадения бывают слишком редко, если вообще бывают в нашем деле. Возможно, я объясню своим людям, что он хотел втереться к ней в доверие, и этого будет достаточно. Служебное расследование очень плохо влияет на моральное состояние людей, а все эти люди заслуживают доверия. Надо будет подумать над этим.

— Не надо думать. Расскажите им про О'Райана! Какие вам еще нужны доказательства? Территория побережья — сотня тысяч квадратных миль, так почему же его убили в нескольких сотнях ярдов от того места, где находилась Бажарат?

— Это нельзя считать неопровержимым доказательством, мистер Хоторн...

— Как и в случае с моей женой, господин директор. Но и вы и я знаем, что убило ее! Нам не надо думать об этом, мы знаем! Неужели вы не пришли к такому выводу? Если нет, то зря занимаете свое кресло.

— Я сделал этот вывод много лет назад, молодой человек, но с точки зрения моего теперешнего положения интересы дела требуют от меня другого вывода. Я предпочел бы многое изменить, но не могу сделать это только своей личной властью. Даже несмотря на то, что мы сейчас с вами работаем в одной команде.

— Нет, господин директор, я работаю в своей команде... в пределах разумного, если это вас больше устроит. Но не в вашей. Повторяю, я ничего не должен вашим ублюдкам, а за вами долг передо мной, который вы никогда не сможете оплатить. — Кровь бросилась в голову Хоторну, он с такой силой швырнул трубку, что расколол пластмассовый корпус аппарата.

Раймонд Джиллетт, директор Центрального разведывательного управления, наклонился над столом, массируя пальцами ужасно болевшие виски. Странно, но он вспомнил Сайгон, и эти воспоминания наполнили его злостью и сожалением, хотя он и не мог понять почему. И вдруг все стало ясно — это Тайрел Хоторн... вернее, то, как он поступал сейчас с бывшим офицером военно-морской разведки. Та же резкая боль, что и в Сайгоне.

Тогда там, во Вьетнаме, молодой офицер-летчик, только что закончивший академию ВВС, был сбит во время выполнения боевого задания и выпрыгнул с парашютом из горящей машины рядом с границей Камбоджи, менее чем в пяти милях от тайных, замаскированных дорог, по которым осуществлялось снабжение отрядов Вьетконга. Одному Богу было известно, как этот человек выжил в джунглях и болотах, прячась от вьетконговцев, но ему это удалось. Он пробрался на юг через реки и леса, питаясь ягодами, корой и кореньями, и наконец добрался до своих. История, которую он по возвращении рассказал представителю разведки, была просто невероятной.

Он видел тайный склад размером с двадцать футбольных полей, вырубленный в склоне горы, где сотни грузовиков, танков, бензозаправщиков и бронетранспортеров постоянно прятались днем, чтобы ночью продолжить свой путь на юг. По словам молодого офицера, там же находился и склад боеприпасов, потому что он видел, как туда заезжали груженные боеприпасами грузовики, а выезжали пустыми.

Офицер разведки, который допрашивал тогда летчика, а теперь сидел за столом в кресле директора ЦРУ, сразу вспомнил о германской секретной ракетной базе в Пенемюнде времен второй мировой войны. Полное уничтожение такого огромного склада должно было стать не только серьезной стратегической победой, но и, что более важно, значительной психологической поддержкой для южновьетнамских и американских солдат, моральный дух которых снижало исключительное упорство врага, не считавшегося ни с какими жертвами.

Но где же находился этот огромный, спрятанный в горе склад, в котором могла разместиться целая дивизия с полным боевым вооружением? Где?

Молодой офицер-летчик не мог указать на карте точного местонахождения склада, ему было не до его координат, он скрывался и боролся за свою жизнь. Однако он помнил то место, где был сбит, и считал, что если снова прыгнет там с парашютом, то сумеет проследить весь свой путь возвращения к своим. Летчик был уверен, что, повторив свой путь, он найдет эту гряду холмов, напротив которой в горе находился склад. Он утверждал, что по пути его следования была всего одна такая группа холмов: «они были похожи на шарики зеленого мороженого, нагроможденные друг на друга», однако так и не смог отыскать их на карте и аэрофотоснимках.

— Я не могу просить вас об этом, лейтенант, — сказал Джиллетт. — Вы потеряли в весе свыше двадцати пяти фунтов и крайне истощены физически.

— А я думаю — можете и даже обязаны, сэр, — ответил летчик. — Чем больше мы будем тянуть с этим, тем больше деталей ускользнет из моей памяти.

— А вообще-то — стоит ли из-за обычного склада...

— Разрешите поправить вас, сэр, это не обычный склад. Ни я ни вы не видели ничего подобного. Разрешите мне отправиться туда, капитан, прошу вас.

— Я чувствую здесь какой-то подвох, лейтенант. Почему вы так стремитесь туда? Вы разумно мыслящий человек, не гоняетесь за наградами, а операция может быть очень опасной.

— У меня есть для этого своя причина, капитан, которой мне вполне достаточно. Вместе со мной из самолета выпрыгнули два члена моего экипажа. Они приземлились на поле, а я застрял на деревьях примерно в четверти мили от них. Спустившись вниз, я изо всех сил побежал в направлении поля, и только добежал до опушки, как с противоположной стороны поля показалась группа солдат... солдат в форме, а не местных жителей. Я спрятался в траве, и я видел, как эти ублюдки закололи моих друзей штыками. Они были мне не просто друзьями, капитан, один из них был моим двоюродным братом. Солдаты, капитан! Солдаты не закалывают штыками пленников в поле! Вот видите, я должен вернуться туда, и именно сейчас, пока еще все хорошо помню.

— Мы обеспечим вам всю помощь и защиту, какую сможем. Вас снабдят самыми современными средствами связи, какие у нас есть, и мы будем следить за каждым вашим шагом. Не далее как в трех милях от вашего местонахождения будут постоянно дежурить вертолеты «кобра», готовые при первом вашем сигнале приземлиться и забрать вас.

— Большего я и не могу просить у вас, сэр.

"Ты многого не знаешь из того, что знаю я, юноша. Секретные операции проводятся совсем по-другому, у них другая мораль, другая этика и другой принцип, гласящий: «Задание должно быть выполнено любой ценой».

Молодой офицер вылетел на северо-восток вместе с перебежчиком-вьетконговцем, который жил раньше на границе с Камбоджей. Ночью их сбросили на парашютах в том месте, где был сбит самолет, и они вместе двинулись назад тем путем, по которому пробирался к своим офицер-летчик. Капитан разведки Джиллетт, ответственный за эту операцию, вылетел на север, где присоединился к отряду из Отдела тайных операций, следившему за продвижением обоих разведчиков.

— А где же вертолеты «кобра»? — поинтересовался Джиллетт по прибытии на место.

— Не беспокойтесь, капитан, они в полете, — ответил полковник.

— Но они уже должны быть здесь. Наш летчик и перебежчик скоро будут у цели. Слушайте их сигналы!

— Мы и слушаем, — подал голос майор, склонившийся над рацией. — Успокойтесь. Они приближаются к отметке "О", и мы четко следим за их местонахождением.

— Если они подадут сигнал, то в это время будут находиться примерно в тысяче метров западнее отметки "О", — добавил полковник.

— Тогда отправляйте вертолеты! — вскричал капитан Джиллетт. — От них больше ничего и не требуется!

— Отправим, когда будет сигнал, — ответил полковник.

Внезапно из рации донесся шум помех, сопровождаемый звуками автоматных очередей. Потом наступила тишина... мертвая тишина.

— Все! — закричал майор. — Они готовы. Связывайтесь с бомбардировщиками, пусть летят туда и сбрасывают все, что у них есть. Вот координаты!

— Что значит «они готовы»? — закричал Джиллетт.

— Их наверняка обнаружил патруль, капитан. Они отдали свои жизни ради этой выдающейся операции.

— Черт побери, но где же «кобры», где вертолеты, которые должны были забрать их?

— Какие «кобры»? — усмехнулся майор. — Вы думали, мы будем устраивать эту свистопляску с «кобрами» всего в миле от цели? Да их бы сразу засекли радары, да еще эта чертова гора!

— Я ничего не понимаю! — вскричал капитан. — Я ведь дал летчику слово!

— Вы дали, а не мы, — сказал полковник. — Мы стараемся выиграть войну, которую проигрываем.

— Вы ублюдки! Я обещал...

— Вы обещали, а не мы. Кстати, как ваша фамилия, капитан?

— Джиллетт, — в недоумении ответил капитан. — Раймонд Джиллетт.

— Я даже могу представить себе заголовки: «Лезвие Джиллетт перерезает главную артерию!» У нас хорошие связи с прессой.

Раймонд Джиллетт, директор Центрального разведывательного управления, поднял голову, выгнул шею и вновь принялся массировать пальцами виски. Он сделал карьеру, и ценой этому были жизни молодого летчика и его вьетнамского спутника. Может быть, и сейчас он делает то же самое? Но уже с Хоторном? Возможно ли, что в высших эшелонах ЦРУ имеется другой О'Райан?

Раймонд Джиллетт решил, что возможно все, что угодно, поднялся с кресла и направился к двери кабинета. Он собирался поговорить персонально с каждым человеком из группы слежения и связи, внимательно посмотреть в их глаза и, основываясь на жизненном опыте, попытаться отыскать фальшь в ком-то из них. Это был его долг перед погибшими летчиком и вьетнамцем, долг перед Тайрелом Хоторном, которому лишь несколько минут назад он дал слово. Более того, он должен внимательно изучить каждого своего сотрудника, в чьих руках будет находиться жизнь Хоторна. Джиллетт открыл дверь кабинета и обратился к секретарше:

— Элен, предупредите группу, работающую по Кровавой девочке. Через двадцать минут я буду разговаривать с каждым из них лично в пятом кабинете.

— Хорошо, сэр, — ответила седовласая женщина средних лет, поднимаясь с кресла и выходя из-за стола. — Но сначала я выполню обещание, данное миссис Джиллетт, и прослежу, чтобы вы приняли таблетку. — Секретарша вытащила из маленькой пластмассовой коробочки таблетку, налила в бумажный стаканчик воды из термоса и протянула все это директору ЦРУ. — Миссис Джиллетт настаивает, чтобы вы пили бутылочную воду, сэр. В ней нет солей.

— Миссис Джиллетт может быть чертовски надоедливой, Элен, — сказал директор ЦРУ, глотая таблетку и запивая ее водой.

— Она следит за вашим здоровьем, сэр. Как вы знаете, она также настаивает, чтобы вы после приема лекарства минуту или две посидели спокойно. Садитесь, пожалуйста, господин директор.

— Да вы просто сговорились с ней, Элен, и мне это не нравится, — с улыбкой сказал Джиллетт, усаживаясь в кресло с прямой спинкой, стоящее перед столом секретарши. — Ненавижу эти чертовы таблетки, такое чувство, как будто выпил три порции виски без всякого удовольствия.

Внезапно, без проявления каких-либо признаков беспокойства, Раймонд Джиллетт сполз с кресла. Лицо его исказилось, он закашлялся, схватился пальцами за лицо и рухнул на пол. Голова его лежала возле стола секретарши, рот и глаза были широко раскрыты. Он был мертв.

Секретарша подбежала к двери приемной, заперла ее и вернулась к трупу. Она оттащила тело от своего стола, проволокла его по полу в кабинет директора и положила перед диваном, стоящим у окна. Затем, вернувшись в приемную, закрыла дверь в кабинет своего начальника, перевела дыхание, успокоилась и сняла трубку телефона. Элен набрала внутренний номер сотрудника, возглавлявшего группу «Кровавая девочка».

— Да? — раздался в трубке мужской голос.

— Это Элен, секретарша директора. Он попросил позвонить вам и передать, чтобы вы начали проверять свое оборудование, как только коммандер Хоторн сообщит вам, что находится на месте.

— Мы знаем, говорили с ним пятнадцать минут назад.

— Пожалуй, вам не стоит сейчас ждать директора, он будет занят, масса всяких совещаний.

— Нет проблем. Прибудем, когда скажете.

— Спасибо, — сказала «Скорпион-17» и положила трубку.

Глава 27

В половине пятого вечера Джексон Пул сидел за столом в номере отеля «Шенандо Лодж», а на столе перед ним располагалось оборудование, присланное ЦРУ. По настоянию Джексона ему доставили два дополнительных устройства: одно для установления закрытой, минуя ЦРУ, линии связи с Хоторном, при попытке вторжения в которую посторонних абонентов на экране загоралась желтая отметка "X". Второе устройство представляло собой миниатюрный экран, на котором подвижная светящаяся точка отмечала передвижения ответчика, находящегося у Хоторна. Персонал Лэнгли был недоволен этим, считая подобные действия проявлением недоверия и вмешательством в их дела, однако Тай ясно дал понять директору ЦРУ, что среди его людей может оказаться еще один О'Райан.

— Ты слышишь меня, Тай? — спросил Пул, щелкая переключателем на небольшом пульте управления закрытой линии связи с Хоторном.

— Да, слышу, — раздался из динамика голос Тайрела, находящегося в данный момент в машине. — Нас никто не слушает?

— Никто, — ответил лейтенант. — Это совершенно четко видно на экране. Мы с тобой совсем одни, никаких посторонних подключений.

— Есть что-нибудь из больницы?

— Ничего нового. Говорят, что состояние Кэти стабильно, хотя это, черт побери, может означать что угодно.

— И все же это, наверное, лучше, чем какие-то изменения.

— Ты просто равнодушный сукин сын.

— Мне жаль, что ты так считаешь... Где я сейчас нахожусь, судя по сетке?

— Ребята из Лэнгли засекли тебя в юго-восточном направлении на шоссе 270, подъезжаешь к перекрестку с шоссе 301. Девушка, работающая с картой, сказала, что знает это место. Там слева от тебя какой-то захудалый парк, «чертово колесо» в нем не работает, а в местном тире невозможно заработать приз, потому что сбиты все мушки.

— Я только что проехал мимо него. Все идет хорошо. Раздался непрерывный звонок телефона.

— Подожди, Тай, телефон экстренной связи с Лэнгли просто разрывается. Поговорим позже.

Сидя за рулем машины с номерами госдепартамента, Хоторн следил за дорогой, но мысли его были заняты совсем другим. Чем мог быть вызван этот срочный звонок из штаб-квартиры ЦРУ? По идее, все срочные сообщения должны были бы поступать от него, а не из Лэнгли. До Чизпик-Бич и летнего дома О'Райана езды было еще минут сорок пять, и уж если суждено было случиться чему-то неожиданному, то это должно было произойти там. Тайрел нащупал в кармане рубашки пластмассовую зажигалку, которая посылала электрические импульсы вызова, когда он находился вне машины. Пул проверял ее, она работала, но слабо — возможно, даже слишком слабо. Может быть, в Лэнгли обнаружили, что она неисправна? Тогда понятен этот срочный звонок.

— Это ужасно! — раздался возбужденный голос Джексона. — Но все остается по-прежнему. Мы продолжаем действовать!

— Что случилось?

— Директор ЦРУ Джиллетт найден мертвым в своем кабинете. Сердце, у него давно проблемы в этом плане, держался только на лекарствах.

— Кто это говорит?

— Его врач, Тай, — ответил Пул. — Он сказал медикам из ЦРУ, что это было неизбежно, правда, не ожидал, что так скоро.

— Слушай меня, лейтенант, и слушай внимательно. Я требую, чтобы немедленно — ты слышишь, немедленно — независимые врачи произвели вскрытие, сосредоточив главное внимание на трахее, бронхах и желудке. Выполняй!

— Да что ты такое говоришь? — удивился Пул. — Я же передал тебе диагноз его врача.

— А я могу повторить тебе, что сказал мне Джиллетт всего три часа назад! Случайные совпадения в нашем деле бывают слишком редко, если вообще бывают. И смерть директора ЦРУ, полностью отвечающего за эту операцию, чертовски подозрительна. Пусть ищут следы дигиталиса. Такое же старое средство, как и скополамин, но очень эффективное. Даже небольшие дозы вызывают аритмию и нарушение сердечной деятельности. А кроме того, дигиталис быстро растворяется в крови.

— Откуда ты это знаешь?..

— Сукин ты сын, — выругался Хоторн, — знаю, и все! А теперь действуй. И пока не получишь официального заключения из лаборатории, что там все чисто, этой связью не пользуйся. И если все-таки получишь такое заключение, пошли мне пять сигналов, но отвечать тебе я все равно не буду, пусть даже это продлится всю ночь!

— Тай, ты не понял. Джиллетта нашли примерно два с половиной часа назад. «Скорая помощь» увезла его тело в «Уолтер Рид»...

— Правительственная больница! — взорвался Хоторн. — Все, прекращаем связь...

— Но это глупо, — вменился Пул. — Я знаю это оборудование, и в Лэнгли известно об этом. Нас никто не подслушивает, я сам проверял два раза, ив обоих случаях аппаратура тут же реагировала на постороннее вмешательство. Мы с тобой одни, больше никого.

— У меня уже большой список предателей из Вашингтона, Джексон, так что все может быть.

— Хорошо, предположим, ты прав, хотя это и невероятно, и в Лэнгли имеются еще предатели вроде О'Райана, которые следят за тобой. Тогда надо оборвать слежение по сеткам, но не связь.

— Я сниму ремень, в пряжке которого спрятан ответчик, и выброшу его в окно, — заявил Тайрел.

— Могу я предложить вам, сэр, развернуться, возвратиться в этот паршивый парк и оставить эту чертову штуку где-нибудь рядом с «комнатой смеха»? Или, может быть, на «чертовом колесе»?

— Пул, мозги у тебя действительно варят. Еду прямо к «комнате смеха». С радостью бы услышал сообщение о том, что группа тайных агентов ЦРУ атаковала «комнату смеха».

— А может быть, нам повезет еще больше и они застрянут на «чертовом колесе».

Вымощенная камнем дорожка привела ко входу с колоннами, украшавшему большой дом, который являлся точной копией домов крупных плантаторов времен войны Севера и Юга. Бажарат поднялась по ступенькам и подошла к массивным двойным дверям, на которых были вырезаны сцены, изображавшие путешествия Магомета в горах, во время которых проповедники объясняли ему учение Корана. «Какая чушь!» — прошептала про себя Бажарат. Не было ни величественных гор, ни Магомета, а проповедниками были просто невежественные пастухи, которые пасли коз. И Христа не было. Он всего лишь главный еврейский смутьян, возвеличенный полуграмотными ессеями, лишенными возможности работать на своей земле. Бога нет, но у каждого человека есть свой внутренний голое, диктующий, что он или она должны делать — бороться за справедливость, за всех угнетенных. Бажарат плюнула на каменный пол крыльца, но тут же взяла себя в руки и нажала на кнопку звонка.

Спустя несколько секунд дверь открыл араб в халате поверх рубахи, подол которой волочился по паркетному полу.

— Вас ждут, мадам, но вы опоздали.

— А если бы я еще задержалась, то вы вообще не впустили бы меня?

— Возможно...

— Да как вы смеете? — вспылила Бажарат. — Я немедленно ухожу...

Из глубины дома послышался женский голос:

— Пожалуйста, пропусти леди в дом, Ахмет Ашад, и убери оружие, это очень нелюбезно с твоей стороны.

— Как сказать, мадам, — отозвался слуга.

— А это замечание тем более неуместно. Впусти нашу гостью.

Что касается окон, занавесок и обоев, комната выглядела как обычная гостиная загородного дома, но на этом ее сходство с обычной гостиной кончалось. Кресел в комнате не было, только громадные подушки, разбросанные по полу, и перед каждой подушкой стоял миниатюрный столик. На одной из таких подушек, обтянутой ярко-красным сатином, восседала смуглая женщина необычайной красоты и неопределенного возраста, с классическими, мягкими чертами лица. Когда она улыбнулась, губы ее засверкали как опалы, на лице появилось выражение интереса и неподдельного радушия.

— Садитесь, Амайя Акуирре, — произнесла женщина мягким, мелодичным голосом, так хорошо сочетавшимся с ее изумрудно-зеленым шелковым брючным костюмом. — Вы видите, я знаю ваше имя, да и еще кое-что знаю о вас. Следуя арабской традиции, мы с вами будем сидеть на одном уровне... на полу, как бедуины на песке, чтобы ни один из собеседников хотя бы символически не возвышался над другим. Я нахожу это одной из самых привлекательных арабских традиций, мы даже с низшими по положению людьми разговариваем, глядя в глаза.

— Вы хотите сказать, что я ниже вас по положению?

— Нет, вовсе нет, но вы не арабка.

— Я сражаюсь за ваше дело... Мой муж погиб ради него!

— В ходе глупой операции, не нужной ни арабам, ни евреям.

— Эта операция проводилась с разрешения долины Бекаа, она благословила нас!

— В долине Бекаа согласились на эту операцию, потому что ваш муж был боевиком, героем в глазах людей, и его смерть, которая должна была неизбежно последовать в ходе высадки с моря, превратила его в символ, имя его стало боевым кличем. «Не забудем Ашкелон!» Думаю, вы слышали эту фразу. Но это просто чепуха, не что иное, как эмоциональный призыв.

— Что вы такое говорите? Моя жизнь, мой муж, мы все просто ничто? — Бажарат вскочила с подушки, и в этот момент в дверях возникла фигура Ахмета. — Я хочу отдать свою жизнь ради величайшего дела в истории человечества! Смерть всем поганым властям!

— Вот об этом нам и надо поговорить, Амайя... Оставь нас, Ахмет, у нее нет оружия... Ваше желание умереть не столь уж важно, моя дорогая. По всему миру полно мужчин и женщин, желающих отдать свою жизнь за то, во что они верят, но большинство из них так и пропадают в безвестности... Нет, я хочу большего для вас... для нас.

— Что вам нужно от меня? — спросила Бажарат и медленно опустилась на подушку, не в силах оторвать взгляд от прекрасной, стареющей, но еще не состарившейся женщины.

— Вы добились блестящих успехов, с определенной помощью, конечно, но главным образом в силу ваших необычайных талантов. В течение нескольких дней вы превратились во влиятельную личность, этакую закулисную силу, к которой обращаются даже могущественные люди, считающие, что вы можете помочь им. Никто из нас не сумел бы создать вам подобной репутации, но она родилась из придуманной вами идеи, которая просто великолепна. Молодой человек, представленный как сын барона, семья из Равелло с огромным состоянием... и даже эта юная актриса — великолепный ход. Вы вполне оправдываете репутацию Бажарат.

— Я делаю то, что делаю, а судить об этом другим. Но, честно говоря, их оценки не имеют для меня большого значения. Еще раз спрашиваю: что вам от меня нужно? Высший совет долины Бекаа приказал связаться с вами перед последними днями моего пребывания здесь. И вполне возможно, перед моими последними днями в этой жизни. Но как бы то ни было, они наступают.

— Вы должны понимать, что мы... что я не могу приказывать вам, это позволено только Высшему совету.

— Я это понимаю. Однако должна поблагодарить вас, так как считаю вас истинным другом и союзником в нашем деле, и выслушать... Я вас слушаю.

— Да, другом, Амайя, но союзником только в определенном смысле, моя дорогая. Мы не принадлежим к «Скорпионам» ван Ностранда, к этой тайной группе недовольных, единственной целью которых является служение «Покровителям» ради собственной выгоды. Они стремятся только к благополучию и власти. У меня... у нас вполне достаточно и того и другого.

— Так кто же вы тогда? Вы прекрасно обо всем осведомлены.

— Это наша работа — все знать.

— Но кто вы?

— У немцев во время второй мировой войны был точный термин: «Служба информации». Элитное разведывательное подразделение, о котором было очень мало известно даже верховному командованию третьего рейха. В него входило меньше десятка человек, главным образом прусских аристократов. Они были немцами до мозга костей, но действовали не за страх, не из любви к войне, они действовали исключительно в интересах своего фатерланда, понимая все недостатки того, что их нацию возглавляют Адольф Гитлер и его головорезы... Точно так же мы осознаем опасность того, что террористы убивают женщин и детей в Израиле. Это приводит, увы, к обратным результатам.

— Мне кажется, наш разговор зашел слишком далеко! — Бажарат поднялась с подушки. — Значит, вы с вашими аристократами согласились с тем, что целый народ выгнали с родной земли? А были вы когда-нибудь в лагерях беженцев? Вы видели, как израильские бульдозеры сносят дома? Вы забыли кровавую резню Сабры и Шатилы?

— Мы должны информировать вас, что ваша встреча с президентом США состоится завтра, примерно в восемь вечера, — спокойно сообщила женщина, откинувшись на сатиновые подушки.

— Значит, завтра? В восемь?

— Сначала встреча была назначена на три часа дня, но, учитывая характер визита графини в Америку, который касается иностранных инвестиций — в наши дни это очень деликатный вопрос для такой гордой страны, как Америка, — администрации Белого дома было предложено перенести встречу на более поздний час, а лучше всего — на вечер. В это время меньше шансов для прессы пронюхать о том, что президент оказал предпочтение амбициозной иностранной аристократке, пытающейся извлечь для себя выгоду из экономики этой страны.

— И как они отреагировали?.. — спросила Бажарат, все еще не веря услышанному.

— Глава администрации с большим энтузиазмом воспринял это предложение. Он не любит принимать всех этих сенаторов и конгрессменов, но президенту все-таки не хочется обижать политиков. У вас появится больше шансов скрыться... скрыться и продолжить свою борьбу... если вы нанесете свой удар в восемь часов. Охрана Белого дома к тому времени уже несколько расслабится, будет не столь бдительной. Вам будут помогать три человека. Один из них — шофер в форме. Под видом защиты от надоедливой прессы он проведет вас через задний выход к другому лимузину, где будут ждать наши люди. Они назовут пароль «Ашкелон», который, думаю, вам нравится.

— Я не понимаю, — сказала Бажарат. — Почему вы делаете это? Вы только что дали мне понять, что не одобряете...

— Ваши другие намерения, — повысила голос женщина, — Однако за спасение вашей жизни мы кое-что попросим от вас, более того — потребуем. Понимаете, у нас с вами нет принципиальных разногласий в вопросе убийства президента США. Его действия направляются политиканами, а не принципами, а это недопустимо. Люди чувствуют это, и его популярность падает. Ох, после этого убийства начнутся бесконечные расследования, но все это утихнет со временем. Вицепрезидент чрезвычайно популярен среди избирателей. Мы можем даже согласиться с убийством первых лиц Англии и Франции, если вы так настаиваете на этом, хотя и считаем это излишним театральным эффектом. Европейские правительства не создают идолов из своих политических лидеров, наоборот, они держат их чуть ли не в ежовых рукавицах — Откровенно говоря, мы могли бы, воспользовавшись хаосом и вакуумом власти, усилить наше влияние в США, но нам более важно предупредить этим актом будущих президентов и их правительства. Пусть у нас нет ни голосов избирателей, ни денег, как у евреев, но у нас есть кое-что другое, более ценное, чем прославленный Моссад. Мы не миф и не фантазия полоумных фанатиков. Мы реальность. Как мы говорили несколько минут назад, у нас есть мужчины и женщины, готовые умереть ради того, чтобы отрубить голову змеи. Это очевидно, дитя мое, и, как вы только что доказали своей блестящей стратегией, они никогда не будут знать, когда и откуда мы нанесем свой удар. Так что в тайных коридорах власти хорошенько задумаются, стоит ли продолжать идти на поводу у Израиля.

— А что вы просите, что требуете в обмен на мою жизнь, которая не так уж и важна?

— Не убивайте главу Израиля. Отзовите своих людей из Иерусалима и Тель-Авива.

— Как вы можете говорить такое? Ведь это наша месть за Ашкелон!

— Которая обернется смертью тысяч наших людей, Амайя. Израиль действует слишком прямолинейно, на самом деле его не интересует, что происходит за пределами его границ, пока это не угрожает безопасности страны. Но если вы убьете главу Израиля, то тучи израильских самолетов будут в течение недель день и ночь кружить над нашими лагерями и поселениями и бомбить их, пока не сотрут с лица земли. Вспомните недавние события: евреи освободили тысячу двести заключенных в обмен на шестерых израильских солдат, а позже депортировали свыше четырехсот палестинцев из-за смерти своего единственного солдата. А их лидер стоит десяти тысяч израильских солдат, потому что это не просто человек, а живой символ нации.

— Вы запросили с меня слишком высокую цену, — едва слышно прошептала Бажарат, — которую я не готова уплатить. Я ждала этого момента всю свою жизнь, этот величественный момент должен оправдать все мое существование на этой земле.

— Дитя мое... — начала женщина.

— Нет! Я не ваше дитя и вообще ничье дитя, — ледяным тоном возразила Бажарат. — Я никогда не была ребенком. Смерть всем властям!

— Я не понимаю вас...

— А вам и не надо понимать меня. Как вы сами сказали, вы не можете отдавать мне приказы.

— Конечно, нет, я согласна с этим. Я просто хочу образумить вас, защитить.

— Образумить? — прошептала Бажарат. — А как вы объясните это своему народу или моему? Ваш народ живет отвратительно, но он, по крайней мере, живет в лагерях, а за моим народом охотятся, как за дикими животными в горах, его казнят, отрубают головы... Смерть всем властям! Они все должны умереть!

— Прощу вас, дорогая, — встревожилась смуглая женщина, видя перед собой разъяренную Бажарат. — Прошу вас, я не враг вам, Амайя.

— Теперь я это вижу, — сказала Бажарат. — Вы пытаетесь остановить меня, не так ли? И у вас есть вооруженный слуга, который может запросто убить меня.

— Чтобы на нас обрушился гнев долины Бекаа? Они выбрали вас, вы их самая любимая дочь, жена погибшего героя Ашкелона, вас так уважают, что Высший совет прислушивается к вашим советам, он благословил вас. Насколько я знаю, это в долине Бекаа приказали вам прийти в этот дом.

— Нет! Я действую самостоятельно, и никто не вмешивается в мои дела!

— Я уверена, что вы именно так и думаете, но у меня другое мнение на этот счет, поэтому никто вам здесь не причинит вреда. Успокойтесь, вы слишком перенервничали. Я еще раз повторяю, что я не враг вам, а друг.

— Но вы уговариваете меня отменить акцию в Иерусалиме. Какой же вы друг?

— Я объяснила вам, какие у меня на это причины... и одной из главных причин является смерть миллиона палестинцев, которая последует за этим. И тогда уже не будет их борьбы за свое дело, потому что сердца этих людей будут вырваны.

— Они отняли наши земли, наших детей, наше будущее, но они не отнимут наши сердца!

— Слова, Амайя, глупая декларация...

— Они никогда не отнимут наши души!

— Еще более глупые слова. Души не могут сражаться без тел. Люди должны выжить, чтобы бороться, и вы, как великолепный стратег, обязаны понимать это.

— А вы? Кто вы такая, что живете здесь и читаете мне лекции? — Жестом руки Бажарат обвела роскошную гостиную.

— Ах, это, — ответила прекрасная незнакомка и мягко рассмеялась. — Образ благополучия и расточительства — подобное сочетание предполагает наличие власти и влияния. Это все показное. Ведь внешнее впечатление всегда имеет большое значение, не так ли? Мне не стоит говорить это вам, потому что вы чрезвычайно впечатлительны... Мы с вами мало чем отличаемся друг от друга, Амайя Акуирре. Вы организуете диверсии извне, пытаясь проникнуть внутрь, а я иду своим путем внутри, и, когда наступит подходящий момент, я разнесу все в клочья с помощью взрывчатки... И этой взрывчаткой, этим нитроглицерином являетесь вы, дитя мое... И не говорите мне, что вы не мое дитя, в этом святом деле вы теперь моя дочь.

— Я ничья дочь! Я возникла из смерти, наблюдая смерть!

— Вы моя. Что бы вы ни видели — это ничто по сравнению с тем, через что прошла я. Вы говорили о Шатиле и Сабре, но вы не были там. А я была! Вы желаете отомстить, мое неарабское дитя? Но я хочу этого гораздо сильнее, чем вы даже можете себе представить.

— Тогда почему вы хотите удержать меня от убийства главы Израиля?

— Потому что за этим последует тысяча воздушных атак на мой народ... на мой народ, не на ваш.

— Но я сражаюсь вместе с вами, и вы это знаете! Я доказала это! Я отдала вам своего мужа и теперь хочу отдать за вас свою жизнь!

— Совсем не трудно отдать то, что ни во что не ставишь, Амайя.

— А если я откажусь принять ваше условие?

— Тогда вы просто не попадете в Белый дом, а уж тем более в Овальный кабинет.

— Это просто смешно! Мой помощник гарантировал мне это! Человек, который устраивает мне встречу с президентом, очень заинтересован в миллионах ди Равелло, и он отнюдь не дурак.

— А этот человек, сенатор Несбит от штата Мичиган, что вы знаете о нем?

— Значит, вам известно, кто он? Женщина пожала плечами:

— Но ведь время встречи было перенесено, Амайя.

— Да, конечно... Он кажется мне обычным американским политиком, я много выяснила о нем. Он хочет быть выбранным на второй срок от своего штата, в котором сегодня значительная безработица, поэтому стремится доказать своим избирателям, что не зря занимает свое место. А что может служить лучшим доказательством этого, чем инвестиции в сотни миллионов и новые рабочие места?

— Да, вы хорошо поработали, дорогая, но что вы знаете о нем как о человеке? Вы можете сказать, что это порядочный, честный человек?

— Этого я не знаю, да меня это и не волнует. Мне сказали, что он адвокат или судья, если это имеет для вас какое-нибудь значение.

— Судьи бывают разные... А вы никогда не предполагали, что он может быть «Скорпионом»? А следовательно, устраивает вашу встречу с президентом только потому, что ему приказали?

— Нет, он никогда не давал мне понять, что...

— Но мы знаем, что среди сенаторов есть «Скорпион».

— Он бы тогда открылся мне. А почему бы и нет? Ведь ван Ностранд открылся и дал мне номер телефона для связи со «Скорпионами».

— Закрытая спутниковая связь. Мы все об этом знаем.

— Мне трудно в это поверить...

— Это заняло у нас почти три года, но мы все-таки отыскали и подкупили одного из «Скорпионов». Кстати, вы встречались с ней во Флориде. Это хозяйка имения в Палм-Бич. Прекрасное имение, не правда ли? Сильвия и ее муж не смогли бы приобрести такое имение без солидной финансовой поддержки. У мужа Сильвии оказался уникальный талант — он умудрился спустить наследство, составлявшее свыше семидесяти миллионов долларов, менее чем за тридцать лет. Сильвию раскопал ван Ностранд, и теперь она является представителем «Скорпионов» в высшем свете. Пользы от нее довольно много. Короче говоря, мы проследили ее через ван Ностранда, предложили денег больше, чем «Покровители», и завербовали.

— Это она познакомила меня с Несбитом... Они оба «Скорпионы»!

— Она да, но сенатор не имеет к «Скорпионам» никакого отношения. Это была моя идея отправить его в Палм-Бич по вполне законным политическим делам, как он искренне считал. Он понятия не имеет, кто вы на самом деле и для чего вы здесь. Он знает только графиню Кабрини, имеющую баснословно богатого брата в Равелло.

— Но ваши слова лишь подтверждают мое предположение. Вы не сможете остановить меня, иначе как убив, а вы сами очень точно описали, как долина Бекаа прореагирует на это. Думаю, наша встреча на этом закончена. Я выполнила обещание, данное Высшему совету, и выслушала вас.

— Так послушайте еще немного, Амайя. Вреда вам от этого не будет, но, может быть, вы кое-что проясните для себя. — Женщина медленно поднялась с подушек и внимательно посмотрела Бажарат прямо в глаза. Она была маленького роста, не более пяти футов, но ее элегантная, кукольная фигурка излучала необычайную властность. — Мы знаем, что вы работали со «Скорпионами», нашему агенту в Палм-Бич сообщили о вашем прибытии из иммиграционной службы аэропорта в Форт-Лодердейле. Поскольку мы знали о вашем намерении пробраться в Белый дом, я решила, что перед этим вы сначала должны появиться здесь...

— Вы знали, что я непременно приду сюда, — оборвала женщину Бажарат. — Наша встреча была запланирована несколько недель назад в долине Бекаа, я получила зашифрованную информацию: адрес, дату и время.

— Сейчас я в вас абсолютно уверена, но тогда я вас не знала, так что вы вполне можете понять мои опасения. Если бы вы не явились сюда сегодня к вечеру", то завтра рано утром мадам Бальзини была бы арестована в отеле «Карийон».

— Бальзини... «Карийон»? Вам все это было известно?

— Конечно, но не через «Скорпионов», — ответила женщина, направляясь через комнату к позолоченному селектору, вделанному в стену, — потому что они и сами ничего не знали, — продолжила она, поворачиваясь к Бажарат. — Наш друг из Палм-Бич позвонила нам и сказала, что даже она не может связаться со своими хозяевами по телефону «Скорпионов». Из страха быть разоблаченной она прекратила эти попытки.

— Да, у них там были некоторые проблемы, — ответила Бажарат, не вдаваясь в подробности.

— Очевидно... Однако, как вы видите, нам и не потребовались «Скорпионы». — Ухоженная рука нажала серебряную кнопку селектора. — Можно, "Ахмет, — сказала она, не отрывая взгляда от Бажарат. — Вам предстоит увидеть, дорогая Амайя, человека с двумя совершенно разными лицами, даже личностями, если хотите. И то его лицо, которое вы уже знаете, настолько же реально, как и то, которое вам предстоит увидеть. Первое лицо — это лицо преданного слуги общества, честного и порядочного человека, а другое — это лицо человека, испытавшего в жизни боль и страдание, несмотря на внешние атрибуты власти...

Изумленная Бажарат увидела, как по широкой лестнице в сопровождении Ахмета и эффектной белокурой женщины в прозрачном неглиже, не скрывавшем грудь и округлые бёдра, спускается человек, которого она с трудом узнала. Это был Несбит! Поддерживаемый Ахметом и женщиной, сенатор от штата Мичиган сошел вниз. Лицо его было почти смертельно бледным, глаза напоминали два неподвижных керамических шара, на лице застыло такое выражение, как будто он находился в трансе. Сенатор был босиком, в купальном халате из голубого бархата.

— Ему сделали укол, — спокойно сказала хозяйка дома, — так что он вас не узнает.

— Ему ввели наркотики?

— Это ему прописал прекрасный психиатр. У него раздвоение личности.

— Раздвоение личности?

— Как в истории с Джекиллом и Хайдом[5], только здесь никакого волшебства, а просто неудовлетворенные страсти... Сразу после женитьбы Несбита, которая состоялась более сорока лет назад, произошло трагическое событие, в результате которого его жена пострадала психически и физически, другими словами — стала совершенно фригидной. Ее изнасиловал психопат-грабитель, ворвавшийся в их дом. Он связал молодого адвоката и заставил смотреть, как он насилует его жену. И с той ночи жена Несбита уже не могла выполнять свои супружеские обязанности. Но Несбит был преданным мужем и, что еще хуже, глубоко религиозным человеком, поэтому подавил в себе естественные сексуальные желания. И вот, наконец, три года назад его жена умерла, и тогда ноша, давившая на него вею жизнь, раздавила его или, вернее, раздавила определенную часть Несбита.

— Как вы вышли на него?

— Мы знали, что среди сотни сенаторов есть «Скорпион», и изучали их всех прямо по алфавиту, влезая во все уголки их жизни... К сожалению, мы так и не обнаружили «Скорпиона», ко обнаружили глубоко подавленного человека, чьи частые и таинственные отлучки прикрывала его единственный близкий друг — семидесятилетняя экономка, проработавшая в его доме двадцать восемь лет.

Несбит в сопровождении двух своих охранников вошел в двери гостиной.

— Он ничего не видит! — прошептала Бажарат.

— Да, не видит, — согласилась хозяйка, — и не будет видеть еще примерно в течение часа. События сегодняшнего вечера он тоже не будет помнить, у него останется только ощущение удовлетворенности и внутренней умиротворенности."

— И часто он занимается этим?

Начинается это с того, что он принимается напевать какую-то забытую мелодию из его далекого прошлого, затем, словно лунатик, идет и переодевается в одежду, хранящуюся в гардеробе его покойной жены. Эта одежда явно не идет влиятельному сенатору, она скорее подходит обитателям злачных мест: замшевая или кожаная куртка, обычно парик или берет, всегда темные очки; он никогда не берет с собой никаких документов. Это были ужасные дни для его экономки, но теперь, когда это начинается, она звонит нам, и мы забираем его.

— Значит, она работает на вас?

— У нее нет выбора, а кроме того, ей хорошо платят, как и его шоферу-телохранителю.

— Значит, вы вертите сенатором как хотите.

— У нас с ним особая дружба. Мы всегда приходим ему на помощь, когда он нуждается в нас, но бывают моменты, вроде теперешнего, когда мы нуждаемся в нем, нуждаемся в его влиянии.

— Это я понимаю, — холодно заметила Бажарат.

— Конечно, лучше всего было бы выяснить, кто в сенате является высокопоставленным «Скорпионом», и если «Покровители» используют его, то и мы сможем делать это. Ладно, это просто вопрос времени, а кроме того, нам поможет ваша акция. Ведь после нее будет проведена новая поголовная проверка всех сенаторов, в ходе которой обнаружатся темные пятна его биографии, на чем и сыграл ван Ностранд.

— Это так важно для вас?

— Могу безошибочно сказать, дорогая Амайя, что это жизненно важно. Мы с большой симпатией относимся к долине Бекаа и очень тесно связаны с ней, но это не касается продажных «Скорпионов». Они являются порождением ван Ностранда и его полоумного компаньона с острова в Карибском море, завербованы с помощью шантажа и денег, которые не идут ни в какое сравнение с деньгами, зарабатываемыми «Покровителями» на «Скорпионах». А ведь этими самыми «Покровителями» всегда были только падроне и ван Ностранд, и никто другой. У «Скорпионов» нет идеи, за которую они борются, а только страх перед разоблачением и, конечно, деньги. Их надо или уничтожить, или поддержать... и перевербовать.

— Хочу напомнить вам, — сказала Бажарат, — что «Скорпионы» оказали мне хорошую помощь, а значит — помогли и долине Бекаа.

— Потому что это приказал им сделать могущественный ван Ностранд. Он мог одним телефонным звонком оборвать все денежные поступления, не сообщая даже властям об их преступлениях, как прошлых, так и нынешних. Думаете, им есть хоть какое-то дело до нас и нашей священной борьбы? Если вы действительно так думаете, то я, очевидно, ошиблась в вас.

— Ван Ностранд отошел от дел. Он или где-то в Европе, или мертв. Но в любом случае он уже больше не является «Скорпионом-1».

— ...Из Палм-Бич сообщали о неполадках с телефонной связью, — еле слышно произнесла хозяйка. — Удивительная новость... Вы уверены?

— Не могу с уверенностью сказать, жив он или мертв. Но вот другой человек — бывший офицер военно-морской разведки по фамилии Хоторн, о котором, как я думала, ван Ностранд позаботился, — остался жив. А Нильс ван Ностранд исчез. Правда, он сам говорил мне, что собирается исчезнуть.

— Это не только неожиданная, но и неприятная новость. Пока ван Ностранд находился на месте, мы могли наблюдать за ним, у нас были люди в его имении, информаторы из охраны... А с кем вы теперь имеете дело? Вы должны сказать мне!

— Я не знаю...

— Не забывайте про Белый дом, Амайя!

— Я не лгу. Вы сказали, что у вас есть номер телефона, так позвоните сами. Но кто бы вам ни ответил, он ведь не назовет себя.

— Вы правы, конечно...

— Могу только сказать вам, что последний «Скорпион-1», с которым я говорила, очень высокопоставленный человек, потому что располагает самой секретной информацией. Он знает абсолютно точно все детали, каждый шаг правительства, направленный на поиски Бажарат.

— Каждый шаг?.. — Палестинская красавица нахмурилась, и на ее смуглом лице с классическими чертами появилось несколько морщин. — Каждый шаг, — повторила она, в задумчивости расхаживая по комнате и теребя изящный подбородок пальцами с наманикюренными ногтями. — Если это тот сенатор, которого мы ищем, то в сенате есть только один комитет, обладающий подобной секретной информацией. Комитет по разведке. Конечно, это так естественно и просто! После скандалов с «Уотергейтом» и «Иран-контрас» все разведывательные подразделения в Вашингтоне обязательно докладывают детали своих тайных операций комитету сената по разведке. И иначе поступать они не могут из-за боязни предстать перед конгрессом но обвинению в незаконной деятельности... Вот видите, дорогая Амайя, вы уже оказали нам неоценимую помощь.

— И еще, этот человек убивает противников, по крайней мере, так он мне сказал. Сообщил, что расправился с человеком по фамилии Стивенс, главой военно-морской разведки, потому что этот Стивенс слишком близко подобрался ко мне. За это я в долгу перед ним.

— Вы ему ничего не должны! Он выполнял приказы, вот и все... Не имеет значения, правду он вам сказал или солгал, чтобы вы были ему признательны. Только один человек в сенатском комитете любит такую грубую браваду... Сибэнк, невыносимый, сварливый генерал Сибэнк. Благодарю вас, Баж.

— Если это он, то должна сказать вам еще, что я Подготовила ему небольшую проверку на лояльность. Вам, наверное, известно, что в определенных ситуациях, когда непременно требуется устранить препятствие, ну скажем какой-то командный пункт, выбирается человек, который прекрасно понимает, что зайдет туда, но обратно уже не выйдет. Взрывчатка находится у него в обуви.

— "Ботинок Аллаха", — сказала палестинка. — Взрывчатка размещается в подошве и каблуке и приводится в действие от удара о твердый предмет. Погибает и сам смертник и все окружающие.

— Да, я даже передала «Скорпиону-1» чертежи. — Бажарат медленно наклонила голову. — Если он вернет мне именно то, что я заказала, то ему можно доверять, но если нет, то я немедленно оборву все связи. Но если с ним все в порядке, то я использую его... а вы получите своего «Скорпиона».

— Есть ли предел вашей изобретательности, Амайя?

— Смерть всем властям — это все, что вам нужно знать.

Глава 28

Сенатор Пол Сибэнк шел по проселочной дороге в окрестностях Роквилла, штат Мэриленд. Уже стемнело, небо затянули тяжелые облака. В руках сенатор держал фонарик, который, нервничая, все время включал и выключал. Его коротко остриженные седые волосы прикрывала туристская шапочка, дрожащее тело укрывал легкий летний дождевик. Худощавый и крепкий бывший бригадный генерал Сибэнк, а теперь худощавый и крепкий известный сенатор Сибэнк пребывал сейчас в панике, близкой к обмороку. Он был не в состоянии унять дрожь в пальцах и непрекращающийся тик нижней губы.

Следовало сосредоточиться, нельзя было так распускаться, но сенатор никак не мог побороть благоговейный страх от осознания того, что стал «Скорпионом-1».

Все это безумие началось восемь лет назад, именно на этой дороге, ведущей к ветхому сараю, оставшемуся от заброшенной фермы.

Началом всему явился звонок по личному телефону, стоявшему в кабинете новоиспеченного сенатора, номер которого был известен только членам семьи и самым близким друзьям. Однако звонивший не был ни членом семьи, ни близким другом, а просто незнакомцем, назвавшимся мистером Нептуном.

— Мы с большим интересом наблюдали за ходом вашей выборной кампании в сенат, генерал.

— Кто вы такой, черт возьми, и как узнали этот номер?

— Это не имеет отношения к нашему делу. Предлагаю вам как можно быстрее встретиться со мной, поскольку мои хозяева крайне заинтересованы в этой встрече.

— А я предлагаю вам убраться к дьяволу!

— Тогда я посоветовал бы вам вспомнить подоплеку вашей предвыборной кампании. Главный упор делался на то, что вы герой вьетнамской войны, попавший в плен, который сумел в невыносимых условиях сплотить вокруг себя людей, вдохновляя их примером собственного мужества и стойкости. Но у нас есть друзья в Ханое, сенатор. Надо ли мне продолжать?

— Какого черта?..

— Возле дороги за Роквиллом есть старый сарай...

— Проклятье! Что вам известно?

Тогда, восемь лет назад, Сибэнк пришел в этот сарай точно так же, как сейчас. Сегодня он направлялся в него из-за другого телефонного звонка от другого незнакомца. Восемь лет назад сенатор под внимательным взглядом элегантного Нептуна прочитал показания комендантов пяти лагерей длд военнопленных, в которых он побывал вместе со своими людьми.

«Полковник Сибэнк охотно шел на контакт и часто оказывал нам услуги...»

«Полковник сообщал нам о побегах, которые готовили его офицеры...»

«Несколько раз мы делали вид, что подвергаем его телесным наказаниям, и он нарочно громко кричал, чтобы слышали его товарищи...»

«Пока он был пьян, мы обрабатывали его тело слабым раствором кислоты, создавая видимость пыток, а затем отправляли его назад в барак в разорванной в клочья одежде...»

«Он легко согласился сотрудничать с нами, но мы его презирали...»

В этих показаниях было все. Бригадный генерал Пол Сибэнк не был героем.

Он стал очень ценным приобретением для «Покровителей», настолько ценным, что ему было присвоено довольно высокое звание «Скорпион-4». Победа на следующих выборах была ему гарантирована, ни один из противников не смог потягаться с его славным военным прошлым. Сибэнк выиграл и повторные выборы, буквально похоронив своих соперников под лавиной денег. Будучи сенатором и военным экспертом, он распределял военные заказы среди тех, на кого ему указывали «Покровители».

Впереди показался старый сарай, его полуразвалившийся силуэт на вершине холма среди бурьяна выделялся на фоне серого неба. Сибэнк сошел с дороги и стал подниматься к месту встречи, освещая себе путь фонариком. Через шесть минут он подошел к разбитым в щепки дверям сарая и крикнул:

— Я здесь. Кто вы?

В ответ сверкнул луч второго фонарика.

— Входите, — раздался голос из темноты. — Рад встретиться со своим начальником... Я имею в виду, конечно, другую армию... Выключите фонарик.

Сибэнк послушно выключил фонарик.

— Мы что, служили с вами вместе? Я вас знаю?

— Лично мы никогда не встречались, но вы можете помнить номер части и мое звание, и даже расположение бараков... «южная казарма».

— Военнопленный, вы были военнопленным! Мы вместе находились в плену!

— Это было очень давно, сенатор. Или вы предпочитаете, чтобы я называл вас «генерал»?

— Я предпочитаю знать, почему вы позвонили мне и почему выбрали для встречи это место.

— А разве не здесь вас завербовали? Не в этом самом сарае? Я просто подумал, что это убедит вас, насколько серьезна ситуация.

— Завербовали?.. Значит, вы...

— Конечно, генерал. Разве иначе вы пришли бы сюда? Разрешите представиться, генерал. Я «Скорпион-5», последний из высших «Скорпионов», остальные двадцать, конечно, пользуются авторитетом, но не обладают нашей властью.

— Кое-что теперь прояснилось, — сказал Сибэнк. Руки его продолжали трястись, тик нижней губы не проходил. — Конечно, упоминание об этом сарае произвело на меня впечатление, но, откровенно говоря, я думал, что встречусь здесь с одним из наших... наших...

— Смелее, сенатор! С одним из наших «Покровителей», да?

— Да... с «Покровителем».

— Я удивлен, что в свете чрезвычайных событий двух последних дней вы так ничего и не поняли.

— Что вы имеете в виду?

— Ладно, как бы там ни было, но, судя по кодированным сигналам телефона, «Скорпион-4» стал теперь «Скорпионом-1», не так ли?

— Похоже, так. — Тик нижней губы у Сибэнка усилился.

— А знаете почему?

— Нет, не знаю. — Сенатор крепко вцепился пальцами в фонарик, стараясь унять дрожь в руках.

— Да, возможно, и не знаете. У вас нет доступа к информации, но у меня такой доступ есть, и я действовал в соответствии с полученной информацией.

— Вы ходите вокруг да около, солдат. Мне это не нравится!

— Не имеет значения, что вам нравится, а что нет. «Скорпион-2» и «Скорпион-3» устранены, они струсили и не могли оставаться в живых в свете теперешнего развития событий, поэтому Кровавая девочка уничтожила их, и это меня вполне устраивает.

— Я не понимаю вас. Кто такая, черт побери, эта Кровавая девочка?

— Я и хотел выяснить, знаете ли вы это. Оказывается, не знаете. Вы работали на «Покровителей» совсем в другой сфере, очень доходной, но совсем другой, и это совсем не ваше дело. Судя по тому, что мы знаем о вас, подобное дело вам не по плечу, оно не для трусов. А вы к тому же еще и мошенник, «Скорпион-4», мне давно было приказано наблюдать за вами... А теперь вы просто стали помехой.

— Да как вы смеете! — вскричал перепуганный Сибэнк. — Вы мой подчиненный!

— Извините, но я не мог ждать, пока это положение изменится, не мог ждать, пока электроника подаст необходимые сигналы и перепрограммирует ваш телефон. Если бы вы прямо сейчас могли позвонить жене, то она сообщила бы вам, что сегодня утром в десять минут девятого, то есть ровно через двенадцать минут после вашего отъезда в сенат, к вам в дом приходил техник из телефонной службы. Он поработал с телефоном в вашем кабинете... Понимаете, генерал, мы очень близко подошли к цели, очень близко подошли к тому, чтобы вернуть эту страну на истинный путь развития. Нас ведь раздели догола, военный бюджет безобразно урезали, армию сократили, а вооружения вообще собираются довести до размера куриного помета. В Европе и Азии на нас нацелено двадцать тысяч ракет с ядерными боеголовками, а мы делаем вид, что их не существует!.. Ничего, все это изменится, когда Кровавая девочка осуществит свой план. Мы снова будем у власти и будем управлять нацией так, как ею и нужно управлять! Страна будет парализована, и, естественно, как всегда, к нам обратятся за помощью и защитой.

— Я согласен с вами, — выдавил трясущийся сенатор, — я и сам готов повторить эти слова, и вы наверняка знаете это.

— Черт побери, конечно, знаю, генерал, но слова и есть слова. Вы говорите, но не действуете, а мы не можем допустить трусости в подобном деле. Оно вам не по плечу.

— Что не по плечу?

— Убийство президента. Как вам это нравится?

— Это безумие! — прошептал Пол Сибэнк, руки у него внезапно перестали трястись, даже тик прошел от охватившего его ужаса. — Я не могу поверить в то, что вы говорите. Кто вы?

— Да, думаю, уже пора. — Из-за кирпичной стены показалась однорукая фигура, пустой правый рукав был закинут на плечо. — Узнаете меня, генерал?

Не веря своим глазам, Сибэнк разглядывал лицо, которое знал очень хорошо.

— Вы?..

— Разве отсутствие у меня руки не вызывает у вас каких-либо воспоминаний? Вам наверняка рассказывали эту историю.

— Нет! Никаких воспоминаний! Я не знаю, о чем вы говорите.

— Наверняка знаете, генерал, хотя вы никогда не видели моего лица тогда... Я был для вас просто капитаном X...

— Нет... нет! Вы фантазируете... Я никогда не встречался с вами!

— Да, как я уже сказал, мы никогда не встречались лично — так сказать, тет-а-тет. Можете представить себе, как я забавлялся, сидя за столом перед вами во время всех этих бесконечных сенатских слушаний и выслушивая ваши так называемые военные экспертные оценки, которые на самом деле были чистым дерьмом, подброшенным вам нашими благодетелями через «Скорпиона-1»? В благодарность за мою службу армия наградила меня протезом, но Пентагон понял, что мой талант заключается не в руках, а в мозгах и красноречии.

— Клянусь Богом, я знаю вас только по службе, я никогда не встречал вас раньше!

— Тогда позвольте мне восстановить вашу временную потерю памяти. Вы помните «южную казарму»? Помните, как некий капитан составил надежный план побега? Побега, который должен был увенчаться успехом... Но он провалился, потому что американский офицер выдал заговорщиков. В наш барак явились охранники и отрубили мне правую руку своими проклятыми ножами. А лагерный переводчик на вполне приличном английском сказал: «А вот теперь попробуй сбежать».

— Я не имею никакого отношения к этому... к вам!

— Бросьте, генерал, мне все известно. Когда Нептун завербовал меня, он показал мне документы из Ханоя, включая и те, которые вы никогда не видели. Именно он посоветовал мне следить за вами, а также рассказал, как в случае необходимости перепрограммировать ваш телефон.

— Но это все в прошлом! Теперь уже это не имеет значения!

— Вы действительно думаете, что для меня это может не иметь значения? Я ждал двадцать пять лет, чтобы рассчитаться с вами.

Вспышки двух выстрелов осветили старый покосившийся сарай на заброшенной ферме близ Роквилла, штат Мэриленд.

А председатель Объединенного комитета начальников штабов направился через густую траву к своему спрятанному «бьюику». Если все пойдет по плану, то Кровавой девочке останется всего один шаг до цели.

Озадаченный и расстроенный Хоторн ехал в машине госдепартамента в направлении Маклина, штат Вирджиния, пытаясь понять загадку семьи О'Райанов. Или они абсолютно ничего не знали и были самыми доверчивыми людьми, с которыми ему приходилось сталкиваться, или же О'Райан так хорошо их натаскал, что они могли не моргнув глазом пройти проверку на детекторе лжи!

Он прибыл в дом О'Райанов на пляже примерно в половине шестого вечера, а уже к семи часам Хоторн начал думать, что Патрик Тимоти О'Райан был самым скрытным ирландцем, когда-либо встречавшимся в истории этой гэльской расы. Из служебного досье О'Райана, доставленного ему в «Шенандо Лодж» за час до отъезда, Тайрела больше всего заинтересовало неожиданно свалившееся на семью богатство. Из обычного дома, который только и был по карману среднему служащему ЦРУ, семья переехала в большой особняк, а также приобрела еще и летний дом на пляже. И все это объяснялось неожиданным наследством от дядюшки из Ирландии, занимавшегося разведением чистокровных лошадей. ЦРУ формально проверило все бумаги, но дальше копать не стало, а, по мнению Хоторна, как раз здесь и нужно было копнуть поглубже. Для начала следовало задуматься над тем, что у О'Райана жили в Нью-Йорке старшие братья, служившие в полиции. Но почему же тогда богатый родственник, который, по словам миссис О'Райан, вообще никогда не видел никого из братьев, обошел их своим вниманием?

— Дядюшка Шон был просто святым! — воскликнула сквозь слезы Мария Сантони О'Райан. — Господь подсказал ему, что мой Пэдди больше всех угоден Богу! И в час моей скорби и печали вы пришли ко мне с подобными вопросами?

«Не слишком убедительно, миссис О'Райан, — подумал Тайрел. — Но другого ответа вы мне все равно не дадите». Не нашел он другого ответа и у трех сыновей и двух дочерей, встретивших его с явной неприязнью. Что-то здесь было не так, но что — Хоторн пока еще не мог уяснить.

Уже почти в половине десятого он свернул в Маклине на частную дорогу, ведущую к большому дому в колониальном стиле, принадлежащему Ингерсолам. Длинная двухрядная дорога была заполнена темными лимузинами и дорогими автомобилями: «ягуарами», «мерседесами», «кадиллаками» и «линкольнами». Слева от дома находилась автостоянка, которую обслуживали охранники, паркуя машины прибывших выразить свое соболезнование посетителей.

У дверей дома Тайрела встретил сын Дэвида Ингерсо-ла — приятный, вежливый молодой человек с глазами, полными печали. Тайрел предъявил ему свои документы.

— Думаю, вам лучше поговорить с компаньоном моего отца, — посоветовал сын покойного. — Я ничем не смогу помочь вам... в этом деле, по которому вы приехали сюда.

Эдвард Уайт, совладелец фирмы «Ингерсол энд Уайт», оказался плотным человеком среднего роста с лысеющей головой и проницательными карими глазами.

— Я позабочусь об этом! — сказал он, посмотрев на документы Хоторна. — Оставайся у дверей, Тодд, а мы с этим джентльменом пройдем в дом. — Они вошли в узкий холл, и Уайт продолжил:

— Я просто потрясен вашим появлением здесь сегодня вечером. Госдепартамент затевает расследование, когда его бедная душа еще... Как вы можете?

— Мы обязаны действовать быстро, мистер Уайт, — ответил Тайрел. — Для нас это очень важно.

— Но почему?

— Потому что Дэвид Ингерсол, возможно, был главным действующим лицом в деле отмывания денег пуэрториканской наркомафии.

— Это полнейший абсурд! У нас есть клиенты в Пуэрто-Рико, это главным образом клиенты Дэвида, но абсолютно ничего незаконного!.. Я был его компаньоном, и уж я бы знал об этом.

— Может быть, вы знаете гораздо меньше, чем думаете. А если я скажу вам, что у Ингерсола имеются счета в Цюрихе и Берне, на которые регулярно поступают деньги? Эти суммы не от вашей юридической фирмы. Вы богаты, но не настолько.

— Вы либо лжец, либо параноик... Пойдемте в кабинет Дэвида, здесь негде поговорить. Вот сюда. — Мужчины протиснулись через толпу в большой гостиной, вышли в другой холл, и Эдвард Уайт открыл дверь кабинета Ингерсола. Заполненный книгами кабинет был отделан деревянными панелями, повсюду бросалась в глаза темно-коричневая кожа: кресла, столы, два дивана. — Я не верю вам ни на йоту, — сказал Уайт, закрывая дверь кабинета.

— Я ведь пришел сюда не для того, чтобы арестовать кого-нибудь, адвокат, я просто занимаюсь расследованием. Если не верите мне, то позвоните в госдепартамент. Уверен, вы знаете, кому нужно звонить.

— Вы бессердечный сукин сын! Подумайте о семье Дэвида!

— Я думаю об иностранных счетах и американском гражданине, который использовал свое влияние для отмывания денег наркомафии.

— Вы что, едины во всех лицах в этом очень подозрительном расследовании, мистер Хоторн? Полиция, судья и суд присяжных? Вы когда-нибудь задумывались над тем, как легко открыть «счет за рубежом» на любое понравившееся вам имя, предоставив всего лишь подпись?

— Нет, не задумывался, а вот у вас, очевидно, большой опыт в подобных делах.

— Да, конечно, потому что мне много раз приходилось иметь дело с подобными счетами, и у всех клиентов нашей фирмы были чертовски веские причины для открытия таких счетов.

— Я в этих делах не разбираюсь, — солгал Тайрел, — но если то, что вы говорите, — правда, нам просто нужно передать по факсу подпись Дэвида Ингерсола в Цюрих и Берн.

— Машинные факсимиле непригодны для спектрографического анализа. Удивлен, что вы этого не знаете.

— В этом деле вы эксперт, а не я. Но я скажу вам, в чем я эксперт, — я чрезвычайно наблюдателен. Я вижу, каак ваши клиенты разъезжают по городу в дорогих лимузинах, купаясь в лучах респектабельности, а вы тем временем продаете свое влияние уже новым покупателям. Но как только вы преступаете черту закона, появляюсь я, чтобы схватить вас за руку.

— Трудно представить, что в госдепартаменте говорят подобным языком, вы скорее похожи на полоумного мстителя из комиксов и выходите за всякие рамки. Думаю, мне надо последовать вашему совету и действительно позвонить...

— Не беспокойся, Эдвард, — Раздавшийся в кабинете голос удивил и Хоторна и Уайта. Внезапно кресло с высокой спинкой, стоявшее у стола, повернулось, и их взору предстал сидящий в нем пожилой мужчина: худощавый, довольно высокий, одетый с таким изяществом, что Тайрел поначалу вздрогнул от мысли, что в полумраке кабинета перед ним сидит ван Ностранд.

— Меня зовут Ричард Ингерсол, мистер Хоторн, я бывший член Верховного суда. Думаю, мне самому надо поговорить с мистером Хоторном, Эдвард, но только не в этом кабинете. Да и вообще не в этом доме.

— Я не понимаю вас, сэр, — изумился Уайт.

— Ты и не можешь понимать, дружище. Пожалуйста, помоги моей невестке и внуку заняться присутствующими... льстецами в лимузинах. Мы с мистером Хоторном проскользнем через кухню.

— Но, судья Ингерсол...

— Мой сын мертв, Эдвард, и его теперь не заботит, что напишут в разделе светской хроники «Вашингтон пост» о пришедших почтить его память близких и друзьях, многие из которых, как и все юристы, хотели бы заполучить теперь его клиентуру. — Старик выбрался из кресла. — Пойдемте, Хоторн, здесь вам никто ничего не скажет. А кроме того, прекрасный вечер для прогулки.

Изумленный Уайт открыл дверь кабинета и выпустил в холл старшего Ингерсола и Хоторна, которые через кухню вышли на огороженную лужайку, заканчивавшуюся освещенным плавательным бассейном. И только когда они подошли к бассейну, бывший судья заговорил:

— Зачем вы на самом деле приехали сюда, мистер Хоторн, и что вам известно?

— Вы же слышали, что я говорил компаньону вашего сына.

— Отмывание денег? Наркомафия? Прекратите, сэр, Дэвид на пушечный выстрел не подходил к таким делам. Однако ваше замечание по поводу счетов в Швейцарии не лишено смысла.

— Тогда позвольте спросить вас, судья Ингерсол, что известно вам?

— Это мрачная история с элементами триумфа и скорби — почти афинская трагедия, но без величия греческой драмы.

— Очень красноречиво, но мне это ничего не говорит.

— Вы как-то странно смотрите на меня, — заметил Ингерсол, разочарованный замечанием Тайрела. — Но это не просто удивление от того, что вы видите меня здесь. Это что-то другое, не так ли?

— Вы кое-кого напомнили мне.

— И я так подумал. Ваше незваное появление здесь было рассчитано на стратегию шока — вывести людей из равновесия и, может быть, даже ввергнуть в панику. Ваша реакция на мое появление подтвердила это.

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Наверняка знаете. Нильс ван Ностранд... мистер Нептун, если вам так угодно... Наше сходство потрясло вас: рост, фигура, возраст, манера одеваться... Вы знаете ван Ностранда и меньше всего ожидали встретить его в этом доме. Это мне многое подсказало.

— Думайте что хотите, но я удивлен, что вы признаете свое знакомство с Нептуном.

— О, это лишь часть длинной истории, — продолжил Ингерсол, входя через решетчатую арку в сад и направляясь к уединенной беседке, которую не было видно из дома. — Нильс несколько раз прилетал ко мне в Коста-дель-Соль, я, конечно, не знал, кто он такой, но мы подружились. Он казался мне одним из нас — стареющим бездельником, имеющим достаточно денег, чтобы летать на реактивном самолете с места на место в поисках всяких развлечений. Я даже направил его к своему личному портному в Лондон.

— А когда вы узнали, что он Нептун?

— Пять лет назад. Я начал подозревать, что с ним что-то нечисто: все эти внезапные появления и срочные исчезновения, редкие упоминания о семье и даже его благосостояние, источники которого казались сомнительными.

— Обычная история, не многие любят рассказывать о себе даже соседям.

— Конечно, но основные источники благосостояния, как правило, бывают известны. Человек что-то изобретает, удачно продает, вовремя создает банк или приобретает недвижимость — это и является отправными точками. Взять, к примеру, меня: до избрания в Верховный суд я был основателем и старшим компаньоном чрезвычайно доходной юридической фирмы с офисами в Вашингтоне и Нью-Йорке. Вполне мог бы обойтись без чести заседать в Верховном суде.

— Да, могли бы, — согласился Тайрел, вспоминая досье Дэвида Ингерсола, в котором имелись данные и об отце.

Единственным непонятным местом была истинная причина отставки судьи Ингерсола, и Хоторн внезапно понял, что он близок к разгадке этой тайны.

— Нептун, — сказал Ингерсол, как бы читая мысли Хоторна. Он сел на дальнюю белую скамейку с кованой спинкой. — Это часть моей истории, довольно неприглядная и без необходимости жестокая. Однажды вечером на веранде яхт-клуба, где мы любовались средиземноморской луной, всегда наблюдательный ван Ностранд заметил: «Вам что-то кажется странным во мне, господин судья, не так ли?» Тогда я ответил, что подозреваю его в гомосексуализме, но в этом не было для него ничего нового. С самой дьявольской улыбкой, какую мне приходилось видеть в жизни, он сказал: «Я тот человек, который погубил вашу карьеру и который теперь держит в руках будущее вашего сына. Я Нептун».

— Неужели прямо так и сказал?

— Я был потрясен, конечно, и спросил его, зачем он сообщает мне это на закате моих дней. Какое извращенное удовлетворение он испытывает от этого? Ведь мне шел уже восемьдесят первый год, и я не мог уже ни бороться с ним, ни тем более убить. Жена моя умерла, я остался один и каждый вечер, ложась в постель, задавался вопросом: проснусь ли утром? «Зачем, Нильс? — снова спросил я его. — Почему вы сделали это и почему только теперь говорите мне об этом?»

— Он ответил?

— Да, мистер Хоторн, он ответил. Поэтому я и вернулся... Моего сына убил не случайный бродяга-наркоман, его методически убивали люди, которые, говоря словами ван Ностранда, «держали в руках его будущее». Сейчас мне восемьдесят шесть, я и так слишком задержался на этом свете, чем постоянно привожу в недоумение своих врачей. Но скоро, в один прекрасный день, я не проснусь и не увижу солнце, и я готов к этому. Но я не хочу унести с собой в могилу тайну моей бесчестной жизни, которая в конечном итоге убила моего сына.

— Но что ответил Нептун? — настаивал Тайрел.

— Он ответил мне с той же дьявольской улыбкой и ледяным взглядом, и я очень хорошо помню его слова, потому что они огнем жгут мою память: «Потому что мы доказали себе, что можем держать в руках и отца и сына, а придет время — сможем держать в руках и правительство Соединенных Штатов... Марс и Нептун. Я хочу, чтобы вы осознали это и поняли, что ничего не можете с нами поделать...» Видно, он испытал большое удовлетворение, бросив мне в лицо эти слова. Мне, беспомощному старику, сколотившему состояние на коррупции. Но когда они убили моего сына, я понял, что настало время найти человека, которому я мог бы рассказать правду. Я не знал, к кому обратиться, потому что кое о чем я все равно не скажу: мне надо защитить своего прекрасного внука, который гораздо лучше своих отца и деда. И все же есть вещи, о которых я обязан рассказать. Послушав вас в кабинете, мистер Хоторн, я повернулся в кресле и внимательно посмотрел на вас. Вы молоды, решительны, что-то в вас вселяет в меня уверенность. — Ингерсол буквально сверлил взглядом Хоторна. — Вы не просто выполняете свою работу, вы увлечены ею, что, наверно, и объясняет ваше бесцеремонное появление здесь.

— Я не актер, мистер Ингерсол.

— Мы все актеры, Хоторн, потому что врываемся в чужие жизни и исчезаем из них ради самосохранения, самовозвеличивания или просто ради того, чтобы оставить в них след.

— О ком вы говорите?

— Мы все актеры... А теперь вернемся к нашему устному соглашению...

— Какому соглашению?

— Я готов предоставить вам определенную информацию при условии, что мое имя никогда не всплывет в связи с ней. Я буду вашим «неизвестным источником», и о нашей встрече никто не должен знать.

— Это не в моей компетенции.

— Тогда после похорон я вернусь в Коста-дель-Солъ, и, если там снова появится ван Ностранд, последнее, что я совершу в своей жизни, так это достану из кармана небольшой револьвер, выстрелю ему в голову и вручу себя на милость испанского правосудия.

— Ван Ностранд больше нигде не появится. Он мертв. Старик внимательно посмотрел на Тайрела:

— Но ведь не было никаких сообщений о его смерти...

— Вы один из немногих, кто знает об этом. Его смерть была сохранена в тайне.

— С какой целью?

— Сбить с толку врага — это уже не так плохо.

— Врага? Значит, вы знаете о существовании организации?

— Знаем.

— Они все были завербованы, точно так же, как мой сын. Угрозы, шантаж и гарантированное уничтожение в случае отказа кандидата. Но и гарантированное вознаграждение в случае согласия.

— Мы обнаружили нескольких членов организации, во всяком случае, мы так считаем... Но они все мертвы. Других членов организации мы не знаем. Вы можете помочь нам?

— Мне кажется, вы имеете в виду — помочь лично вам.

— Мои друзья были убиты, а один из них может на всю жизнь остаться калекой. Вот так обстоят дела.

— Мне понятен ваш ответ... Они называются «Скорпионы», разбиты на номера от первого до двадцать пятого, но первые пять считаются главными, поскольку передают остальным приказы от... ну, скажем, совета директоров.

— Что за совет директоров?

— Они известны как «Покровители».

— Кто они такие?

— Так мы можем все-таки заключить соглашение? С вами?

— Как вы можете просить меня молчать об этом? Вы просто не представляете себе, как все далеко зашло!

— Но я знаю, что должен защитить внука. У Тодда впереди вся жизнь, и я не могу допустить, чтобы он был опозорен как отпрыск продажных отца и деда.

— Вы понимаете, что я могу солгать вам?

— Вы подумаете об этом, но я верю, что не солжете, тем более если дадите слово. Тут я могу рискнуть... Даете слово?

Тайрел сделал несколько резких шагов вправо от Ингерсола, бросил взгляд на бледную луну, затем вернулся на место и посмотрел в печальные, но спокойные глаза старика.

— Вы требуете, чтобы я доверился информации от неизвестного источника? Да это просто сумасшествие!

— Я так не думаю.

— Вы можете дать мне конкретную информацию?

— Я могу дать вам несколько зацепок, которые считаю очень важными, а остальное уж ваше дело.

— Тогда я даю вам слово, — согласился наконец Хоторн. — И я не лгу... Рассказывайте.

— У ван Ностранда в Испании была небольшая, но очень дорогая вилла, не рассчитанная на то, чтобы в ней ночевали гости... ну, за исключением, конечно, любовников. После того как он сообщил мне, кто он такой и что он сделал, я установил за этой виллой, как говорят разведчики, самое пристальное наблюдение. Подкупил прислугу, телефонисток в местной компании и на коммутаторах в наших клубах. Я понимал, что не смогу убить человека, избежав при этом нежелательных последствий, но если бы я смог все раскопать об этом ублюдке, то, вероятно, сумел бы избавиться от него сам и избавить моего сына.

— Воспользовавшись его же приемами? Угрозы, шантаж?

— Совершенно верно. Именно об этом и рассказывал мне сын. Мы должны были вести себя очень осторожно, вы понимаете. Никаких писем, телефонных звонков, ничего подобного. Дэвид много разъезжал, выполняя при этом иногда задания ЦРУ...

— Я это знаю, — прервал старика Хоторн. — Когда я впервые назвал его имя, шеф военно-морской разведки обозвал меня идиотом. Ваш сын был абсолютно вне подозрений именно потому, что оказывал услуги ЦРУ.

— Какая ирония судьбы, не так ли? Мы встречались тайно, принимая все меры предосторожности, чтобы нас не увидели вместе: в толпе на Трафальгар-сквер, в людных кафе или отдаленных сельских закусочных. Дэвид дал мне телефонные коды... они пользовались спутниковой связью.

— Это нам известно...

— Значит, вы здорово продвинулись в этом деле.

— Не совсем так. Продолжайте.

— Дэвиду неизбежно приходилось встречаться с ван Нострандом в Вашингтоне, потому что они вращались в одних и тех же кругах, хотя очень редко разговаривали друг с другом на публике. И вот в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств, требующих немедленных действий, ван Ностранд приказал моему сыну передавать информацию «Скорпиону-2».

— "Скорпиону-2"? О'Райану?

— Да. Дело в том, что Дэвид был «Скорпионом-3».

— Значит, входил в высшую пятерку.

— С большой неохотой, уверяю вас, но, собственно говоря вам нужна не эта информация.

— А кто были остальные двое? Я имею в виду — из пятерки «Скорпионов»?

— Он так это и не узнал, но подозревал, что один из них сенатор, потому что как-то ван Ностранд сказал Дэвиду, что сенатский комитет по разведке является прекрасным источником информации. Что касается второго человека, то сын мне говорил, что О'Райан вычислил его, но Дэвиду сообщил только, что «Скорпион-5» большая шишка — самая крупная пташка в Пентагоне.

— В таком большом учреждении полно больших шишек, — заметил Тайрел.

— Согласен с вами. Но тем не менее это подтверждает то, что я выяснил в Коста-дель-Соль. Ван Ностранд часто звонил с виллы в Вашингтон, и большинство этих звонков были в Пентагон. Однако, как подчеркивал Дэвид, список этих звонков может оказаться бесполезным. Если бы Нептун хотел связаться со «Скорпионом», он воспользовался бы спутниковой связью.

— Да, ваш сын был прав, — подтвердил Хоторн, — из этого списка мало что можно выжать... Вы что-нибудь еще выяснили об этих звонках с виллы?

— Да, я засек переговоры с одной фирмой по продаже недвижимости в Лозанне. Мне стало ясно, что ван Ностранд владеет недвижимостью на берегу Женевского озера, но под чужим, испанским именем. А под собственным именем он являлся опекуном этой недвижимости.

— Тут мало что можно раскопать, а если и можно, то это займет слишком много времени. Что-нибудь еще?

— И еще раз да, — слабо улыбнулся Ингерсол. — Список из двадцати фамилий и адресов в «Гемайншафт Банк» в Цюрихе. Восемнадцать месяцев назад этот список находился в сейфе у ван Ностранда, но я заплатил десять тысяч долларов самому квалифицированному взломщику, который сейчас сидит в тюрьме в Эстепоне, за то, что он отключил сигнализацию и открыл сейф. Двадцать фамилий, мистер Хоторн. Двадцать.

— Двадцать фамилий! — прошептал Тайрел. — Список остальных «Скорпионов», Ваш сын знал об этом?

— Я опытный юрист, Хоторн, и знаю, когда следует извлекать на свет припрятанные доказательства, а когда нет, особенно если эти доказательства могут повредить делу.

— Что это значит?

— Грубо говоря, Дэвид не был готов к той ситуации, в которой оказался под давлением обстоятельств. Он был блестящим адвокатом, но никогда не имел ничего общего с преступным миром. Да, он был «Скорпионом-3», но постоянно жил в страхе, впадая временами в депрессию, а иногда и просто в панику. И если бы я передал ему этот список, то он в один из периодов отчаяния вполне мог бы обратиться к властям.

— Действительно?

— Конечно! Но раскиньте мозгами, молодой человек! С одной стороны, ван Ностранд — доверенный советник президентов с обширнейшими связями в Вашингтоне, О'Райан — высокопоставленный сотрудник ЦРУ, допущенный к высшим государственным тайнам, а с другой — список неизвестных фамилий, представленный перепуганным человеком, который сам не может толком объяснить, кто такие люди из этого списка.

— А что насчет кодов спутниковой связи?

— Они моментально уничтожаются, когда кто-либо из «Скорпионов» подает сигнал тревоги... Сейчас я могу представить себе, как обеспечивалось прикрытие заговорщиков, когда убили Джона Кеннеди. Система была довольно простой, но вполне эффективной, чтобы обвести вокруг пальца комиссию Уоррена. Деятельность «Скорпионов» — подтверждение этого.

— Но почему убили вашего сына?

— Он запаниковал. Причин паники я не знаю, но совершенно ясно, что эта причина возникла совсем недавно. Как я уже говорил вам, мы никогда не переписывались и не перезванивались. Он был твердо убежден, что его дом и офис прослушивают «Покровители».

— А они действительно прослушивают?

— Дом нет, а насчет офиса не знаю. Ведь это солидная фирма с комплексной телефонной системой, так что всякие попытки прослушивания могут вызвать подозрения.

— А насчет дома вы твердо уверены?

— Мои люди проверяли дом раз в месяц, но я так и не смог убедить Дэвида. Он все время говорил: «Ты не знаешь, на что они способны». Согласен, действительно не знаю, просто мне хотелось, чтобы дом все время проверялся. Как вам хорошо известно, в комнатах довольно легко обнаружить «жучки».

— А кто такие «Покровители»?

— Точно не знаю, но могу подкинуть вам несколько ниточек. К ван Ностранду прилетали люди на частных самолетах, и я, естественно, потратил некоторую сумму на служащих аэропорта и таможенников. Да, мистер Хоторн, у меня есть имена и страны, из которых прилетали гости ван Ностранда, и среди них наверняка были «Покровители», но, к сожалению, эта информация бесполезна. Документы у них, без сомнения, были фальшивыми, а ухватиться мне было не за что... Но среди его гостей были мужчина и женщина, которые посещали его чаще других. Он из Милана, а она из Бахрейна. Поначалу я подумал, что они просто любовники, пользующиеся гостеприимством ван Ностранда, но затем понял глупость и наивность своих рассуждений. Я увидел, что оба они довольно пожилые и грузные, так что если бы одному из этих любовников потребовалось бы взгромоздиться на другого, понадобилась бы помощь слуг... Нет, Хоторн, они не были любовниками. На мой взгляд, они имели самое прямое отношение к «Покровителям», возможно даже, и сами были «Покровителями» или уж, по крайней мере, их доверенными лицами.

— Милан, северные ворота в Палермо для мафии, — тихо сказал Хоторн, — а Бахрейн, с его баснословными деньгами, часто является главным финансовым источником для долины Бекаа. Кто они были такие?

— Тс-с! — Ингерсол резко вскинул вверх правую руку. — Кто-то идет через арку.

Хоторн начал поворачиваться, но было уже поздно. Раздался звук выстрела из пистолета с глушителем, пуля вонзилась старику прямо в лоб. Тайрел бросился вправо, стараясь укрыться за кустами роз, рука рванулась к ремню за пистолетом, но и на этот раз он опоздал. Неясная фигура, заслонив свет, рухнула на него, словно гигантская птица, тяжелый металлический предмет врезался в череп, и все померкло.

Глава 29

Сначала Хоторн ощутил острую, ноющую боль, потом почувствовал, что по лицу стекают струйки крови. Жадно хватая ртом воздух, он попытался поднять голову, но только еще больше расцарапал при этом голову колючками. Он лежал в глубине кустов роз, шипы со всех сторон впивались в одежду, как будто кто-то специально ногой вдавил их в его тело. Наверное, так и сделал неизвестный убийца, оборвавший жизнь Ричарда Ингерсола, отца «Скорпиона-3».

Медленно, пошатываясь, продираясь сквозь колючие ветки, Тайрел поднялся на ноги, внезапно обнаружив, что сжимает в руке пистолет. Но это был не его пистолет, уж больно большой и тяжелый. В слабом свете фонаря у бассейна Тайрел осмотрел пистолет — это был «магнум» 38-го калибра с перфорированным глушителем на стволе, и именно из этого пистолета был застрелен старший Ингерсол. Хоторн подумал о том, что ему подстроили ловушку, но в этот момент почувствовал под пиджаком электрические импульсы: один, два, три... один, два, три — это Пул посылал ему сигналы срочного вызова. Однако ему сейчас было не до разговоров с Пулом.

Тайрел выбрался из кустов на дорожку сада, пытаясь сосредоточиться, вытащил из брюк рубашку и ее вытер кровь с лица. Рядом никого не было, только труп Ингерсола с размозженным черепом и лицом, превратившимся в кровавую маску. Инстинкт подсказывал Тайрелу, что действовать нужно быстро. Он опустил тело Ингерсола с белой скамейки на землю и оттащил под высокие кусты. Потом обшарил карманы старика: в них ничего не было, кроме бумажника с деньгами и кредитными карточками. Тайрел оставил все на месте, забрав только чистый носовой платок. Что-то сверкнуло со стороны бассейна — вода!

Хоторн бросился к бассейну, внимательно глядя по сторонам и сжимая рукоятку заткнутого за пояс «магнума». Никого. Со стороны дома донеслись приглушенные голоса, он видел, как несколько десятков человек прохаживались за раздвижными стеклянными дверями гостиной. Намочив в бассейне платок, он обтер лицо и голову. Если бы он сейчас смог тихонько проскользнуть через заполненную слугами кухню, то очутился бы в холле, всего в нескольких шагах от кабинета младшего Ингерсола. Ему это так нужно было сейчас! Следовало связаться с Джексоном, выяснить причину срочного вызова и рассказать, что произошло. На спинке стоявшего рядом шезлонга Тайрел заметил полотенце, он машинально схватил его, хотя и не знал еще точно, для чего оно может пригодиться, кроме как прикрыть грязную одежду. Он снова почувствовал слабые электрические импульсы, посылаемые пластмассовой зажигалкой, и вдруг понял, что именно эти сигналы привели его в чувство. Если бы не это электронное устройство, то его нашли бы в нескольких футах от окровавленного тела Ингерсола и отправили бы в полицию, обвинив в убийстве. Таким образом они избавились бы сразу от двух человек, возможно единственных, не считая террористки Бажарат, которые знали о «Скорпионах». Надо действовать!

Прикрывая лицо полотенцем, Тайрел быстро прошел по вымощенной дорожке к двери кухни. В кухню, заполненную слугами в белых фартуках, он вошел с таким видом, как будто был одним из присутствующих на поминках и здорово перебравшим с горя. Те из "луг, кто заметил его присутствие и жалкий вид, отвернулись, потому что у них было полно работы. Выйдя в холл, он подошел к кабинету, проскользнул внутрь, запер за собой дверь и задернул шторы на окнах. Рана на голове снова начала кровоточить, но, слава Богу, не разошлись швы на бедре благодаря дополнительной повязке, наложенной Пулом. К кабинету Ингерсола примыкала ванная, дверь в нее была открыта, и Тайрелу следовало бы как можно быстрее заняться раной на голове. Но в первую очередь надо было связаться с Джексоном Пулом, лейтенантом ВВС США.

— Где ты был? — с тревогой воскликнул Пул. — Я уже сорок пять минут пытаюсь связаться с тобой.

— Об этом потом, Джексон. Сначала сообщи, что у тебя срочного? Это касается Кэти?

— Нет. В больнице говорят, что по-прежнему никаких изменений.

— Тогда в чем дело?

— Не хотел говорить, Тай, но тебе лучше узнать об этом... Генри Стивенс убит ударом большого ножа в грудь. Его тело обнаружила полиция позади гаража. — Лейтенант помолчал, потом продолжил:

— Думаю, тебе надо знать, что миссис Стивенс буквально вырвала у госсекретаря Палиссера мой номер телефона, она оставила для тебя сообщение, я записал его и поклялся честью передать его тебе. Слушай: «Тай, сначала Ингрид, теперь Генри. Как долго это может продолжаться? Ради всех святых, брось все, Тай.»... Что это значит, коммандер?

— Она связывает одно событие с другим, хотя между ними и нет связи. — Тайрел не мог позволить себе сейчас дуумать о горе Филлис Стивенс. У него не было для этого времени! — Полиция что-нибудь раскопала в связи с убийством Генри?

— Сказали только, что очень необычная рана, и все. Убийство держится в секрете, полиция получила приказ ничего не сообщать ни прессе, ни вообще кому бы то ни было.

— А что насчет раны?

— Они сказали, что рана очень необычная, нанесена большим и толстым лезвием.

— Кто они? Кто тебе это сказал?

— Госсекретарь Палиссер. После того как с директором ЦРУ Джиллеттом случился сердечный приступ... или что там еще... Палиссер все взял в свои руки, тем более что ты действуешь сейчас от имени госдепартамента.

— Значит, ты говорил лично с ним?

— Понимаю, что это необычно для простого лейтенанта, но так оно и есть, я говорил лично с ним. Он дал мне номера своих личных телефонов: служебного и домашнего.

— Слушай внимательно, Джексон, делай записи и останавливай меня, если тебе что-то будет непонятно. — Хо-торн подробно рассказал Пулу о том, что произошло в доме Ингерсола в Маклине, штат Вирджиния, особенно детально остановившись на своем разговоре с Ричардом Ингерсолом и на убийстве бывшего судьи в саду.

— Ты здорово ранен? — спросил лейтенант.

— Добавится еще несколько швов, но ничего, проживу. А теперь свяжись с Палиссером и расскажи ему все, что я тебе сообщил. Передай, что я прошу его организовать, мне немедленный доступ к досье ЦРУ на всех сенаторов из комитета по разведке, а также на всех высших чинов Пентагона, на таких, кто имеет право принимать решения.

— Я все записал. Господи, да что же такое творится!

— Все понял?

— К счастью, коммандер, я обладаю так называемой акустической памятью. Госсекретарь услышит все, что ты мне сообщил... Кстати, опять звонил твой брат Марк. Он расстроен. — Это его обычное состояние. Что на этот раз?

— Звонили эти ребята, Джонсы, ну те самые пилоты из имения ван Ностранда, Они дали тебе двенадцать часов, иначе обо всем сообщат журналистам.

— Ну и черт с ними, пусть сообщают. Это вызовет панику среди «Скорпионов», один из которых находится прямо здесь, в этом доме! Он видел, как я вышел из дома со стариком, отцом «Скорпиона-3». Троих «Скорпионов» уже нет: ван Ностранда, О'Райана и Ингерсола, значит, из руководящей пятерки осталось только двое. Они уже запаниковали.

— Тай, как голова?

— Слегка разбита и чертовски болит. — Найди где-нибудь бинт и потуже перевяжи голову, а сверху надень шляпу.

— Чек я вышлю по почте, доктор... Отсюда мне надо убираться. Скажи Палиссеру, что я еду в Лэнгли, это займет у меня по крайней мере двадцать минут, так что у него достаточно времени распорядиться, чтобы они пропустили меня в свои секретные комнаты с компьютерами, в которых содержатся досье. Передай ему, чтобы побыстрее шевелил своей задницей.

Я приказываю тебе передать ему эти слова.

— Любишь похаять власть, да?

— Одно из немногих еще оставшихся у меня удовольствий.

В тщательно охраняемой судебной лаборатории госпиталя «Уолтер Рид» два врача, работавших с телом капитана Генри Стивенса, удивленно переглянулись. На стерильном столе из нержавеющей стали, стоявшем рядом с операционным столом, было разложено тридцать семь самых различных ножей — от садового ножа средних размеров до самого громадного тесака.

— Да, это был штык! — воскликнул один из врачей.

— Как будто этот псих специально подает знак, — согласился другой.

Бажарат пробралась сквозь толпу к управляемым фотоэлементами дверям аэровокзала. Войдя в зал, она свернула вправо от регистрационных стоек и направилась к ячейкам камеры хранения. Она расстегнула «молнию» бокового кармана сумочки, вытащила оттуда небольшой ключ, полученный в Марселе. Найдя ячейку с номером 116, Бажарат открыла ее, сунула внутрь руку и нащупала заклеенный конверт. Баж вытащила конверт, разорвала его, достала хранившуюся в нем квитанцию и быстро сунула ее в сумочку на место ключа, который остался торчать в открытой дверце ячейки.

Вернувшись в зал, она прошла в камеру хранения, где достала из сумочки квитанцию и протянула девушке за стойкой.

— Один из ваших пилотов должен был оставить для меня посылку, — с любезной улыбкой обратилась Бажарат к девушке. — Чем старше мы становимся, тем больше нам требуется косметики из Парижа, не так ли?

Девушка взяла квитанцию и удалилась. Прошло несколько минут, и Байарат начала беспокоиться. Наконец девушка вернулась.

— Прошу прощения, но ваш друг пилот перепутал страны, — пояснила девушка, протягивая Бажарат плотно перевязанную коробку. — Она не из Парижа, а прямиком из Тель-Авива... Между нами, мы храним посылки из Израиля в отдельном помещении. Люди опасаются приходить сюда за посылками. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Не совсем, но благодарю вас. — Бажарат взяла коробку, оказавшуюся довольно легкой, и потрясла ее. — Этот греховодник пилот сначала, наверное, залетел домой и отдал половину моей косметики другой женщине.

— Все мужчины такие, — согласилась девушка за стойкой. — Разве можно им доверять, а в особенности пилотам?

Бажарат взяла коробку и направилась к выходу. Она была довольна, все прошло как по нотам. Если уж эта новая пластиковая взрывчатка прошла контроль израильской службы безопасности, то пройдет и через все ловушки, которые могли придумать в Белом доме! Осталось менее двадцати четырех часов! Ашкелон!

Она вышла на улицу и не увидела лимузина, который наверняка отъехал на стоянку. Бажарат недовольно поморщилась, но мысли ее тут же вернулись к посылке, которая благополучно миновала все системы контроля. Взрывчатку не обнаружило даже специальное оборудование, установленное там после взрывов в аэропорту Тель-Авива в 70-х годах. Всего несколько человек знало, что в нижнем шве вечерней сумочки, находящейся в коробке, зашита стальная проволочка не более полудюйма длиной. Если вытянуть эту проволочку, то заработают миниатюрные литиевые батареи, а если затем перевести стрелкн часов с бриллиантами на двенадцать и три раза нажать головку, раздастся взрыв, равный по мощности взрыву нескольких тонн динамита. Сейчас Бажарат снова почувствовала себя десятилетней девочкой, вонзающей охотничий нож в горло испанского солдата, грубо и безжалостно насилующего её. Смерть всем властям!

— По-моему, я вижу перед собой прекрасную еврейку из селения БарШоен. — Голос прозвучал словно удар молнии, моментально разметав все ее мысли. Бажарат подняла голову и увидела незнакомца, который вовсе и не был незнакомцем! Это был агент Моссада — когда-то темноволосый, но теперь его волосы были выкрашены в белый цвет. Несколько лет назад она спала с этим человеком, и именно его она видела у стойки портье в отеле «Карийон». — Правда, думаю, что зовут тебя не Рахиль, — продолжил мужчина, — а начинается твое имя с буквы Б... Бажарат. Мы знали, что у тебя есть сообщники в Иерусалиме и Тель-Авиве, здесь очень удобное место для получения сообщений и посылок оттуда, но, честно говоря, не ожидали встретить тебя здесь. Была всего лишь очень слабая надежда на это, но, как видишь, она оправдалась...

— Это было так давно, мой дорогой! — воскликнула Бажарат. — Обними меня, поцелуй меня, мой драгоценный, моя любовь! — Она обняла офицера Моссада и крепко прижалась к нему, люди вокруг с улыбкой и пониманием смотрели на них. — Мы так давно не виделись, пойдем в кафе, нам о многом надо поговорить!

Бажарат разомкнула объятия и протащила офицера сквозь расступившуюся толпу в здание аэровокзала. Как только они оказались внутри, она подвела озадаченног.0 израильтянина к ближайшей стойке регистрации, где было больше всего народа. И вдруг она закричала, крик ее был полон ужаса.

— Это он! — Глаза Бажарат широко раскрылись от страха, вены на шее вздулись. — Это Ахмет Соуд из «Хезболлаха»! Посмотрите на его волосы, он перекрасил их, но это он! Он убил моих детей и изнасиловал меня! Как он очутился здесь? Вызовите полицию, вызовите наших представителей! Задержите его!

Несколько мужчин выскочили из очереди и навалились на офицера Моссада, а Бажарат тем временем выскользнула в двери и побежала по дороге навстречу движению.

— Быстро уезжаем отсюда! — закричала она, подбегая к медленно двигавшемуся навстречу лимузину и падая на заднее сиденье рядом с изумленным Николо.

— Куда, мадам? — спросил водитель.

— В ближайший отель, но самый приличный, — ответила Бажарат, переводя дыхание.

— Здесь есть несколько отелей прямо в аэропорту.

— Очень хорошо.

— Ну хватит, синьора! — воскликнул Николо, сверля Бажарат взглядом своих карих глаз. Он поднял перегородку, отделяющую их от шофера. — Все последние два часа я пытаюсь поговорить с тобой, но ты меня не слушаешь. Теперь придется выслушать.

— Мои мысли заняты совсем другим, Нико. У меня нет времени...

— Ты найдешь время, или я остановлю мамину и выйду.

— Что ты сделаешь? Да как ты смеешь?

— Вот увидишь, я прикажу шоферу остановиться, а если он не послушается, то заставлю силой.

— Ты просто несносный ребенок... Ладно, слушаю тебя.

— Я говорил тебе, что разговаривал с Анджелиной...

— Да, помню. Актеры в Калифорнии забастовали, и завтра она прилетает домой.

— Сначала она прилетит в Вашингтон, и мы должны встретить ее в аэропорту в два часа дня.

— И разговора быть не может, — отрезала Бажарат. — У меня на завтра другие планы.

— Тогда занимайся ими без меня, тетушка Кабрини.

— Ты не должен... не смеешь!

— Я не твой раб, синьора. Ты говоришь, что у тебя великое дело, а люди умирают, по твоим словам, потому, что хотят сорвать его... Хотя не вижу, каким образом могли помешать тебе служанка на острове и шофер лимузина...

— Они собирались предать меня, убить меня!

— Да, так ты мне объяснила, но больше от тебя я ничего не услышал. Ты отдаешь мне слишком много приказов, которые мне непонятны. Если это твое великое дело такое благородное и так угодно церкви, то почему мы выдаем себя за других людей?.. Нет, пожалуй, я не возьму те деньги в Неаполе, но ты больше не будешь приказывать мне, не будешь запрещать видеться с Анджелиной. — Я здоровый парень и совсем не глупый, я найду работу... Возможно, отец Анджелины поможет мне в этом, когда я расскажу ему правду... а я собираюсь это сделать.

— Он вышвырнет тебя из своего дома!

— Я возьму с собой священника, который подтвердит, что отпустил мне грехи и благословил меня... Но я не буду говорить о том человеке, который пытался меня убить. Он уже поплатился за это, а Господь не станет наказывать меня за то, что я вынужден был сделать.

— Ты и обо мне расскажешь?

— Я скажу им, что ты не графиня, а просто богатая женщина, которой нравится вращаться в высшем обществе. Мы в порту знаем, что сейчас это очень модно, много раз готовили яхты в Портичи и Неаполе для важных синьоров и синьор, которые на самом деле были сутенерами и шлюхами из Рима.

— Ты не посмеешь сделать это, Николо!

— Я ничего не буду говорить... о плохих вещах, я о них ничего не знаю, а кроме того, ты заслужила мое молчание тем, что в жизни бедного юноши появилась Анджелина Капелли.

— Николо, послушай меня. Еще всего один день, и ты свободен и богат!

— Что ты говоришь?..

— Завтра... только завтра, вечером... всего несколько часов! Это все, о чем я прошу тебя, а потом я исчезну...

— Исчезнешь?..

— Да, мое обожаемое дитя, и тогда деньги в Неаполе твои, знатная семья ди Равелло готова принять тебя сыном... Это все для тебя, Николо! Тысячи мальчишек мечтают об этом, так что не отказывайся!

— Завтра вечером?

— Да-да, это займет у тебя всего час. И, конечно, ты можешь встретить днем Эйнджел, я тебя просто не так поняла. Я сама поеду с тобой в аэропорт. Договорились?

— Только больше никакой лжи и наскоро придуманных историй, синьора Кабрини. Помни, что я портовый мальчишка и быстрее тебя разбираюсь, где ложь, а где правда. Не так уж это сложно.

Хоторн положил трубку телефона и оглядел кабинет Ингерсола. Пройдя в ванную, он открыл аптечку, обнаружив там таблетки валиума, пилюли от изжоги, два кровоостанавливающих карандаша, крем для бритья, пузырек лосьона, бинты и пластырь. На полке стояла мраморная шкатулка с бумажными салфетками. Хоторн взял несколько салфеток, прижал их к ране на голове, заклеил сверху пластырем и как мог прикрыл волосами. Вернувшись в кабинет, он нашел в стенном шкафу шляпу и нахлобучил на голову. Он надеялся, что кровь на одежде высохнет к тому моменту, как он приедет в Лэнгли.

Тайрел вышел в холл, и тут у него мелькнула мысль украсть книгу, которая лежала на видном месте и в которой с такой охотой оставляли записи прибывавшие посетители. Ведь журнал регистрации гостей в имении ван Ностранда здорово помог ему, а ведь кто-то из присутствующих в доме гостей был «Скорпионом». Явным доказательством этому являлась смерть старика Ингерсола и чужой пистолет, спрятанный у Тайрела за поясом. Однако все планы по поводу кражи книги посетителей провалились, как только он вышел в вестибюль.

— Уходите, сэр? — спросил молодой Тодд Ингерсол, подходя к Хоторну.

— Боюсь, что должен идти, — ответил Тай, почувствовав раздражение в голосе юноши. — Я пришел по официальному делу, потому что это моя работа, но все-таки примите мои соболезнования.

— Мы их уже достаточно выслушали, сэр. Мне кажется, что поминки уже начинают переходить в шумную дружескую вечеринку, поэтому мне хотелось бы найти дедушку.

— Что?

— Он устал от этой показухи, как и я. После нескольких слов о моем отце каждый начинает говорить о себе. Возьмем хоть, к примеру, этого кроманьонца, генерала Майерза, который так и излучает силу. Папа ненавидел его, но был вынужден терпеть.

— Прошу прощения, у меня сообщение из Вашингтона. — Плотный мужчина с короткой стрижкой в синем костюме поспешно проскочил в дверь мимо Хоторна и сына Ингерсола, быстро подошел к Майерзу и принялся что-то нашептывать ему на ухо с таким видом, как будто отдавал приказы генералу.

— Кто это? — спросил Тайрел.

— Адъютант Максималиста Майка. В последние полчаса он все пытается утащить генерала отсюда, я даже видел, как он недавно схватил Майка за руку... А где же мой дедушка? Мистер Уайт сказал, что он разговаривал с вами. Он-то может бросить этих балаболов, а я нет, потому что мама тогда ужасно рассердится.

— Я понимаю. — Хоторн внимательно посмотрел на молодого человека. — Послушайте, Тодд, вас ведь зовут Тодд, не так ли?

— Да, сэр.

— Может, сейчас для вас это и не имеет значения, но должен сказать, что ваш дед очень любит вас. Я мало знаю его, но те несколько минут, которые я провел с ним, убедили меня, что он очень хороший человек.

— Мы все знаем об этом...

— Помните об этом, Тодд, и верьте в это... в то, что знаете.

— Черт побери, что это значит?

— Да как вам сказать... Просто я хочу, чтобы вы знали, что я покидаю этот дом с чистыми руками.

— Что у вас с лицом, сэр? Посмотрите на него! Тайрел почувствовал, что по виску стекают струйки крови.

Он повернулся и выбежал в дверь.

Хоторн проехал уже половину пути по дороге к Лэнгли, когда внезапно нажал на тормоз и свернул на обочину. Майерз! Максималист Майк Майерз, председатель Объединенного комитета начальников штабов. «Самая крупная шишка» в Пентагоне, как выразился О'Райан... неужели это возможно? Его имя поначалу ничего не сказало Тайрелу, потому что он не следил за военными делами, но кличка «Максималист Майк» отложилась у него в памяти, потому что он ненавидел все, связанное с этим прозвищем. «Самая крупная шишка!»

Тайрел снял трубку телефона закрытой связи с Пулом и нажал кнопку.

— Я слушаю, — моментально раздался голос лейтенанта.

— Что слышно о Кэти?

— Она шевелит левой ногой, но это еще ни о чем не говорит. Как ты?

— Отставить Лэнгли. Позвони Палиссеру и передай, что я еду к нему домой. Нас ждет новая бомба.

Глава 30

— Проезжайте дальше! — приказала Бажарат водителю, когда он свернул ко входу аэропортовского отеля. — Я предпочитаю какой-нибудь отель подальше.

— Но они почти все одинаковы, мадам.

— Езжайте в другой, пожалуйста. — Бажарат внимательно следила в заднее окно, пытаясь определить, не следят ли за ними, но так и не обнаружила ни одного подозрительного автомобиля. Она сидела, обхватив руками коробку, стоящую у нее на коленях, и чувствовала, как учащенно бьется пульс, а по лицу течет пот. Моссад выследил ее, выследил, несмотря на то, что она оборвала все концы! Значит, в охоте на нее теперь участвует и Иерусалим, они поручили это человеку, который мог опознать ее быстрее других, — бывшему любовнику, знающему ее походку, ее тело, мельчайшие жесты.

Но как же Моссад вышел на нее? Как? Через группу «Кровавая девочка» из Вашингтона? Может быть, новый «Скорпион-1» знает об этом? Он ясно дал понять ей, что не только в курсе ее намерений, но и одобряет их. «Помните события в Далласе тридцатилетней давности? Это была паша работа, — с восторгом сказал тогда он и добавил, что ненавидит этих гомиков из Вашингтона, которые отказались поставлять оружие во Вьетнам». Стоит попробовать связаться с ним.

— Отвезите нас на какую-нибудь стоянку, пожалуйста, — обратилась Бажарат к водителю.

— Что, мадам?

— Я понимаю, что это вам не совсем удобно, но я должна кое-что достать из багажа.

— Как скажете, мадам.

— Только чтобы там обязательно были телефоны-автоматы.

— Вон подходящая стоянка справа.

— Я предпочла бы другую...

— Хорошо.

Бажарат больше приглянулась другая стоянка, потому что она представляла собой огороженную зону, так что сразу были видны все въезжающие и выезжающие автомобили. Если за ней все-таки следят, то это станет ясно через несколько минут, а в темных местах ночью Амайя Акуирре... Бажарат чувствовала себя уверенно. Она сунула руку в сумочку и нащупала холодную сталь пистолета.

Единственный автомобиль, который заехал на стоянку после их прибытия, был ярко раскрашенный «джип», пассажирами которого были шумные молодые люди. Въезд на стоянку находился в нескольких сотнях метров от лимузина, скрытого за рядами припаркованных машин. Они были в безопасности, за ними никто не следил. Бажарат зашла в телефонную будку.

— Это я, — сказала Баж. — Мы можем говорить?

— Я нахожусь в спецавтомобиле Пентагона, подождите десять секунд, я включу шифратор, и мы продолжим наш разговор. — Через восемь секунд в трубке вновь раздался голос председателя Объединенного комитета начальников штабов. — Вы нетерпеливы, мадам. Я передал чертежи преданному мне специалисту, который все знает о таких вещах, он работал на Ближнем Востоке. Все будет готово не позже семи утра завтра.

— Профессиональная работа, «Скорпион-1», но я звоню не по этому поводу. Мы можем спокойно говорить, вас не подслушивают?

— По этому телефону можно даже называть ядерные шифры, и никто не сможет подслушать.

— Но вы же в автомобиле...

— Это специальный автомобиль. Я ездил выражать соболезнования семье этого труса, от которого вы так любезно меня избавили. Этот сукин сын всех бы нас выдал.

— Возможно, он и сделал это.

— Ни в коем случае, я бы знал об этом.

— Да, вы говорили, что имеете доступ...

— Максимальный доступ, — оборвал Бажарат Майерз, — и самое забавное, что это соответствует моему прозвищу.

— Простите?

— Не обращайте внимания, просто небольшая шутка.

— Мой вопрос далек от шуток. К охоте за мной подключился Моссад. Что вам известно об этом?

— Его агенты здесь?

— Совершенно верно.

— Черт побери! Об этом не упоминалось ни в одном сообщении, иначе бы я знал. У меня есть там несколько близких друзей, из правых, а не из левых.

— Мне трудно в это поверить.

— Я за все отвечаю, мадам, а остальные подчиняются мне и снабжают сведениями.

— И я?

— Вы сейчас главная моя забота, потому что собираетесь вернуть нас туда, где мы и должны быть. Я сделаю для вас все, что угодно. Я уже чувствую запах пожаров, слышу крики перепуганной толпы, вижу, как мы снова маршируем в колоннах. Мы снова придем к власти.

— Смерть всем властям, — сказала Бажарат по-испански.

— Что вы сказали?

— Это касается только меня, но не вас.

Бажарат повесила трубку и нахмурилась в задумчивости. Этот человек явно фанатик, и это ей нравилось, но не было ли здесь какой-то хитрой игры? Не может ли он быть подсадной уткой? Она выяснит это завтра утром, когда разберет присланную им бомбу, этот "ботинок «Аллаха», и тщательно проверит все детали, о которых может знать только опытный террорист. Специалисты могут изготовить совершенно идентичную фальшивку, но там есть три контакта, которые нельзя скопировать, не взлетев при этом на воздух. Ладно, друг он или враг, сейчас это не имеет значения. Она ведь ничего ему не сказала.

Бажарат опустила в аппарат еще одну монету, набрала номер отеля «Карийон» и поинтересовалась у портье, были ли сообщения для нее. Сообщений было много, и во всех какие-нибудь просьбы, кроме одного. Это было сообщение из офиса сенатора Несбита, в котором содержались магические для нее слова: «Посещение графиней Белого дома назначено на завтра, на восемь часов вечера. Сенатор утром будет звонить ей».

Бажарат вернулась к лимузину и осмотрелась, проверяя, нет ли на стоянке вновь прибывших автомобилей, а в темном небе — вертолета.

— Отвезите нас в первый отель, — приказала она шоферу, — Я была проста слишком раздражена.

Хоторн стоял возле стола на кухне в доме госсекретаря, а разгневанный хозяин дома сидел за столом рядом с допотопной кофеваркой. Их разговор проходил на высоких тонах.

— Вы рассуждаете как болван с соответствующим коэффициентом умственного развития, коммандер! Вы совсем растеряли скептицизм?

— Вы сами болван, Палиссер, если не слушаете меня!

— Разрешите напомнить вам, молодой человек, что я госсекретарь.

— В настоящее время вы просто госсекретарь страны ослов!

— Вовсе не смешно...

— Прошлый раз вы защищали ван Ностранда и ошиблись. Ошибаетесь вы и на этот раз. Вы можете как следует подумать и послушать меня?

— Я выслушал все, что рассказал мне ваш помощник — как там его зовут? — и у меня до сих пор голова идет кругом.

— Его фамилия Пул, он лейтенант ВВС и чертовски умен — намного умнее вас и меня. Все, что он сказал вам, — истинная правда. Вы не были там, а я был.

— Давайте уточним, Хоторн. Почему вы думаете, что у старого Ингерсола в такой ситуации не помутился разум?

Ему почти девяносто, его сына жестоко убили, сам он весь день летел в самолете, преодолев шесть или семь часовых поясов. Учитывая его возраст и шок, в котором он пребывал, можно предположить, что потерявший сына старик дал волю своей "фантазии и выдумал армию демонов, вылезших из преисподней, поставивших своей целью ввергнуть страну в хаос и убивших при этом его сына... Боже милосердный! Сеть «Скорпионов» во главе с высшими руководителями, которые передают подчиненным приказы мифических «Покровителей»? Это, по-моему, из какого-то невероятного романа ужасов!

— Так было и со штурмовиками.

— Вы имеете в виду первых нацистов?

— Они были обыкновенными убийцами, но у них была форма и несколько тысяч пар кожаных сапог. И это в то время, когда Веймарская республика переживала тяжелейший экономический кризис и за полную тачку немецких марок нельзя было купить буханку хлеба.

— Черт побери, что вы такое несете?

— Объясняю вам простой сценарий, господин госсекретарь. Ведь кто-то снабдил штурмовиков этой формой и сапогами, ведь не из воздуха же они взялись. Все это было оплачено людьми, которым очень хотелось захватить власть в стране. Примерно так же действуют и «Покровители». Они стремятся получить контроль над правительством, и одним из средств достижения этого является убийство президента и хаос, который последует за ним. А у них уже наготове имеются свои люди в сенате и Пентагоне, а может быть, и в судах, которые моментально заполнят вакуум власти.

— Так что же нам известно?

— Отец и сын Ингерсолы представили себе всю картину, исходя из того, что известно было сыну как «Скорпиону», и из того, что сказал ван Ностранд старику в Коста-дель-Соль.

— Ван Ностранд?..

— Вы правильно меня поняли. Этот пижонистый сукин сын был в центре всего этого. Он ясно дал понять бывшему члену Верховного суда, что собирается со своими людьми управлять Вашингтоном и что ни сам старик, ни его сын не смогут помешать этому.

— Абсурд!

— Совершенно ясно, что ни вы, ни покойный министр обороны Говард Давенпорт не имеете к этому отношения, но имеет председатель Объединенного комитета начальников штабов. Он один из них.

— Да вы полный безумец...

— Черта с два, Палиссер, я в совершенно здравом рассудке, а подтверждением моих слов служит дырка у меня в голове. — Хоторн сорвал с головы шляпу, которую украл из кабинета Ингерсола, и наклонил голову, чтобы госсекретарю была видна окровавленная повязка.

— Это произошло в доме Ингерсола?

— Около двух часов назад, и Максималист Майк Майерз, могущественный председатель Объединенного комитета начальников штабов, был там. Один из «Скорпионов» является самой главной шишкой в Пентагоне. Неужели вы не улавливаете связи, господин секретарь?

— Мы привезем старика и расспросим его в присутствии докторов, — задумчиво произнес Палиссер.

— Простите меня за старый прием, — сказал Хоторн слабым голосом. Он устало оперся на стол, на лбу его сверкали капельки пота. — Я пользовался им в Амстердаме, и заключается он в том, что в тех случаях, когда агент колебался, в конце я всегда выкладывал самый убедительный довод... Вы не сможете расспросить судью Ингерсола, потому что он мертв. Пуля из «магнума» 38-го калибра разнесла ему череп, и все было задумано так, чтобы в этом убийстве обвинили меня.

Палщ5сер резко подался назад, и кресло заскрипело по каменному полу кухни.

— Что вы...

— Это правда, господин государственный секретарь.

— Это будет ужасная новость!

— Во всяком случае — не для Пентагона, и вполне возможно, что никто из гостей Ингерсолов не станет прогуливаться в саду за бассейном. Так что до утра его могут и не найти.

— Но кто застрелил его и почему!

— Я могу только предполагать, но мои предположения основаны на том, что я видел, и том, что мне сообщили перед уходом. Я видел, как чрезвычайно возбужденный адъютант Майерза подбежал к нему и чуть ли не силой пытался заставить уйти оттуда, что совсем не соответствует поведению подчиненного по отношению к председателю Объединенного комитета начальников штабов. А сын судьи Ингерсола сказал мне, что адъютант уже в течение получаса пытается увести генерала. По времени это совпадает с убийством Ингерсола и нападением на меня.

— Абсурд какой-то. Кому понадобилось убивать старика?

— "Скорпионы" реально существуют. Не знаю, что услышал убийца, но Ингерсол как раз рассказывал мне о двух людях, наиболее часто посещавших ван Ностранда в Коста-дель-Срль. Он чувствовал, что они ключевые фигуры в этом деле, а судье так хотелось сделать что-нибудь, чтобы вырвать сына из лап «Скорпионов».

— Значит, по-вашему, Ингерсола застрелил адъютант Майерза?

— Это только предположение, но не лишенное смысла.

— Но если вы видели его, когда уходили, то почему адъютант, заметив вас, человека, которого он только что прибил до смерти — если это действительно был он, — никак не среагировал на ваше появление?

— В вестибюле было темно, много народа, а на мне к тому же была шляпа. А кроме того, он пулей промчался мимо, видно, голова его была занята единственной мыслью — поскорее унести ноги оттуда.

— И на основании этих шатких подозрений вы хотите, чтобы я поставил под сомнение преданность и патриотизм председателя Объединенного комитета начальников штабов, человека, который четыре года провел в плену во Вьетнаме, и арестовал его?

— Меньше всего я хочу от вас именно этого! — воскликнул Тайрел. — Мне просто необходимо, чтобы вы помогли мне продолжать то, что я уже начал. Мне нужно как можно быстрее раскусить этих людей. Кстати, генерал ведь входит в тот ограниченный круг людей, которым ежедневно и даже ежечасно докладывают о ходе охоты на Кровавую девочку?

— Естественно, он ведь...

— Я знаю, кто он такой, — оборвал Хоторн. — Но мне известие, что он «Скорпион». А он этого не знает.

— Ну и что?

— Сведите нас вместе. Сегодня же. Я эксперт по делу Бажарат, и меня чуть не убили сегодня у Ингерсолов.

— Но если вы правы, то это он пытался убить вас!

— Об этом я не знаю и даже не подозреваю его, — сказал Тайрел. — Я считаю, что это был кто-то другой, присутствовавший в доме, а поскольку и генерал был там, я просто пытаюсь с его помощью отыскать убийцу.

Хоторн внезапно повернулся и отошел к плите, голос его звучал теперь твердо и убедительно. — Подумайте, генерал! Вспомните каждое лицо, каждое имя! Это очень важно, генерал! Кто-то из присутствовавших там работает на Кровавую девочку! — Тайрел снова обернулся к Палиссеру. — Вы поняли, в каком тоне я буду говорить с генералом, господин госсекретарь?

— Он вас раскусит.

— Не раскусит, если я все сделаю правильно. Кстати, мне понадобится портативный магнитофон, который можно спрятать в карман рубашки. Я хочу записать каждое слово этого сукина сына.

— Мне не надо объяснять вам, Хоторн: если вы правы и генерал заподозрит, что вы записываете разговор, то он убьет вас.

— Если он попытается сделать это, то и сам недолго проживет.

Генерал Майкл Майерз, председатель Объединенного комитета начальников штабов, стоял в одних брюках, голый по пояс, а адъютант отстегивал протез правой руки. Когда ремни протеза были отстегнуты, генерал потер короткий обрубок руки, с неудовольствием заметив, что кожа покраснела. Пора было менять протез.

— Я помажу бальзамом, — сказал адъютант, проследив за взглядом начальника.

— Сначала налей мне выпить и пометь себе: позвонить утром докторам в «Уолтер Рид». Скажи им, чтобы на этот раз сделали нормальный протез.

— Мы им и в прошлый раз это говорили, — ответил адъютант — сержант средних лет, — а это было чуть более года назад. Я тебе сто раз повторял, что если эта штука царапает с самого начала, то она так и будет царапать. Но ты не слушаешь.

— Ты прямо как заноза в заднице...

— Не зли меня, сукин сын. Ты слишком много должен мне за сегодняшний вечер.

— Я тебя понял, — со смехом сказал генерал, — но будь осторожен, а то я отниму новенький «порше», который ты припрятал в Истоне.

— Можешь забирать! Я буду пользоваться «феррари», который ты хранишь в Аннаполисе. Он тоже зарегистрирован на мое имя.

— Ты просто самый ворчливый из всех морских пехотинцев, Джонни.

— Я это знаю, — ответил сержант, наливая из бара два стакана и глядя на Майерза. — Мы с тобой давно вместе, Майк. Это была хорошая жизнь, если не считать плена у вьетнамцев.

— А будет она даже еще лучше, — добавил генерал, садясь в кресло и закидывая ноги на специальную скамеечку. — Мы возвращаемся туда, где и должны быть.

— И события сегодняшнего вечера тоже связаны с этим.

— Тебе лучше считать именно так, — спокойно произнес Майерз, разглядывая стену. — Эти Ингерсолы были просто паршивыми трусами, они снюхались с этим ублюдком Хоторном, во всяком случае один из них. А это самое плохое, что могло произойти.

— Хоторн?.. Это тот парень, которого ты приказал пристукнуть? Который был вместе со стариком? Если не хочешь, можешь не говорить. Я не любопытный, я просто выполняю приказы своего начальника.

— Эд Уайт сказал мне, что они вместе вышли из дома. Он хотел узнать, что мне известно о расследовании госдепартамента по поводу его бывшего партнера. Запахло жареным, этот Хоторн что-то пронюхал. Плохая новость.

— Это уже не новость, Майк, и старик и Хоторн — это уже история. — Зазвонил телефон, заставив сержанта по имени Джонни оторваться от выпивки и снять трубку. — Кабинет генерала Майерза, — доложил он. — Да, сэр! — воскликнул сержант через несколько секунд. Он резко повернул голову и посмотрел на генерала, на лице Джонни было написано изумление. — Генерал сейчас в ванной, господин госсекретарь, но, как только выйдет, он перезвонит вам. — Сержант взял карандаш и блокнот. — Да, сэр, записал. Он перезвонит вам минут через пять. — Джонни повесил трубку и сглотнул слюну, прежде чем заговорить. — Это был госсекретарь! Наверное, они обнаружили тела...

— Ты уверен, что тебя никто не видел в саду?

— Абсолютно! У меня большой опыт, и тебе это известно. Сколько раз я проделывал такие штуки с подонками и доносчиками в лагере? Убил девятерых, и никто даже не заподозрил меня.

— Я тебе верю. Что сказал Палиссер?

— Только то, что произошло что-то ужасное и они, он так и сказал «они» — нуждаются в твоей помощи. Я не хочу иметь с этим дело, Майк, поэтому я тебя не повезу. Не нужно, чтобы меня видели с тобой, по крайней мере сегодня!

— Ты прав. Бери машину и езжай за своим сменщиком Эвереттом, из машины позвонишь ему и скажешь, чтобы он надел темный костюм. Заберешь его и по дороге назад расскажешь ему все, что делал в доме, все, что там происходило, с подробностями.

— Уже еду, — ответил Джонни, направляясь к двери. — Не тяни со звонком Палиссеру, он на самом деле был очень взволнован.

— Я скажу, что у тебя плохой почерк и я долго разбирал твою записку.

— Ради Бога, Майк, он снова позвонит, и это будет выглядеть не совсем хорошо.

— Успокойся, скажу, что твои семерки похожи на двойки, а тройки на восьмерки...

— Какая глупость! Ты ведь мог спросить у меня!

— Не мог... И это почти правда. Я отослал тебя с каким-нибудь поручением, чтобы ты не слышал наш разговор. Иди, Джонни.

Максималист Майк Майерз отхлебнул канадского ржаного виски и задумчиво посмотрел на телефон. Во время войны Брюс Палиссер проявил себя сообразительным и храбрым человеком, и, возможно, он был самым честным человеком в нынешней администрации президента, что неоднократно подчеркивали средства массовой информации. Он принимал такие решения, какие считал нужным, часто вызывая при этом недовольство со стороны членов кабинета, и, по слухам, которые он с улыбкой отрицал, удерживал президента от принятия определенных решений. Этот человек не играл во все эти вашингтонские политические игры, они были не для него, поэтому если он позвонил и попросил помощи, значит, действительно нуждается в ней. Он был слишком честен, чтобы лукавить. Майерз не любил госсекретаря, потому что вообще не любил всех этих умников из правительства, так как они в основном разводили дебаты, вместо того чтобы принимать твердые решения, и все-таки уважал этого ублюдка.

Генерал медленно поднялся, опираясь левой рукой на ручку кожаного кресла, подошел к бару и поставил стакан на мраморную стойку. Потом бросил взгляд на часы: с момента ухода Джонни прошло семь минут. Майерз снял трубку телефона и набрал номер, четко записанный адъютантом в блокноте.

— Палиссер слушает, — раздался голос госсекретаря.

— Простите меня, Брюс, — извинился Майерз. — Сержант прекрасный адъютант, но почерк у него ужасный. Я три раза набрал не правильный номер, пока наконец не добрался до вас. Я, естественно, отослал его и разговариваю с вами с закрытого телефона.

— Я уже собирался снова звонить вам, Майкл. Произошло что-то ужасное... ужасное и невероятное, но это может иметь непосредственное отношение к Бажарат.

— Что? В чем дело?

— Вы были вечером у Ингерсолов?

— Да, наша контора пришла к выводу, что мне следует показаться там. У Дэвида были дружеские отношения с Пентагоном, мы часто звонили ему и просили советов по вопросам оборонных контрактов.

— Это было ошибкой, но вы, конечно, не могли об этом знать.

— Я не совсем понял вас.

— Вы ведь получаете отчеты по делу Кровавой девочки, не так ли?

— Естественно.

— Тогда вы должны знать, что за ней стоит организация. Мы точно не знаем, что она собой представляет, но на Бажарат работают влиятельные люди.

— Это очевидно, — сказал генерал, улыбаясь и гордясь собой. — Одной бы ей не удалось пробраться через расставленные сети.

— Сегодня произошло новое событие, в отчетах ничего не будет сказано об этом, но это еще одно подтверждение...

— Подтверждение чего? — Ингерсол был членом организации, помогающей Бажарат.

— Дэвид? — с поддельным изумлением воскликнул Майерз. — Меньше всего ожидал услышать такое.

— Скажу вам больше. И его отец, бывший судья Верховного суда, тоже.

— В это невозможно поверить. Кто это заявляет?

— Коммандер Хоторн, это он до всего докопался.

— Кто?.. А-а, это бывший офицер военно-морской разведки, завербованный англичанами. Теперь вспомнил.

— Ему чудом удалось остаться в живых. В этот вечер он тоже был у Ингерсолов.

— ...Остаться в живых? — изумился Майерз, но быстро спохватился. — Что произошло?

— Он был в саду позади бассейна, разговаривал со старым Ингерсолом и выяснил у него несколько ужасающих подробностей, как об отце, так и о сыне. Совершенно очевидно, что за ними следили, и кто-то убил Ингерсола выстрелом в голову. Прежде чем Хоторн успел среагировать, преступник оглушил Хоторна ударом по голове и оставил в руке у него орудие убийства.

— Невероятно! — хриплым голосом произнес генерал.

— Кстати, ребята из ЦРУ незаметно вывезли тело. Миссис Ингерсол и внуку сказали, что старый Ингерсол очень устал и его отвезли в отель.

— И они поверили?

— Внук поверил. Он сказал, что если бы знал, то уехал бы вместе с дедом. Так как это дело связано с Кровавой девочкой, мы все сохранили в тайне, а позже что-нибудь придумаем.

— Согласен, Брюс, но я не слышал никаких выстрелов, а уж я-то распознал бы их за милю!

— А вы и не могли их слышать. Пистолет остался у компандера, это «магнум» 38-го калибра с глушителем. Хоторн очнулся и убрался оттуда. Подождите, я сейчас передам ему трубку, он хочет поговорить с вами.

И, прежде чем огорошенный председатель Объединенного комитета начальников штабов сумел прийти в себя, в трубке раздался голос Хоторна:

— Генерал Майерз?

— Да?

— Между прочим, сэр, я ваш искренний почитатель.

— Благодарю вас.

— Нам надо немедленно поговорить с вами, сэр, но не по телефону. Вам нужно вспомнить все, что вы могли заметить вечером, каждого человека, которого видели или с которым говорили. Я ведь никого из них не знаю. Но я твердо уверен, генерал, что кто-то из присутствовавших там работает на Бажарат!

— Где вы хотите встретиться?

— Я могу приехать к вам домой.

— Жду вас, коммандер. — Генерал Майкл Майерз повесил трубку телефона и посмотрел на обрубок руки, торчащий из плеча. Он слишком близко подошел к цели, чтобы его смог остановить какой-то перевербованный моряк.

Глава 31

Штаб-квартира Моссада, Тель-Авив

Одетый в рубашку с короткими рукавами, полковник Дэниел Абрамс из отдела по борьбе с терроризмом, ответственный за операцию против Бажарат, сидел за столом на председательском месте. Справа от него находилась женщина лет сорока с резкими чертами, лица и загорелой под израильским солнцем кожей. Ее темные волосы были зачесаны назад и собраны в узел на затылке. Слева от полковника сидел моложавый мужчина с редкими белокурыми волосами, светло-голубыми глазами и искривленным носом, который сломали ему террористы из «Хезболлаха», захватившие его в Южном Ливане, Женщина и мужчина, соответственно майор и капитан Моссада, имели большой опыт проведения тайных операций.

— Бажарат провела Якова, — сказал полковник. — Он обнаружил ее в зале аэропорта Даллес, но ей удалось ускользнуть. Бажарат подняла крик, что он замаскированный террорист-палестинец, а сама в это время смылась. Пассажиры чуть не разорвали на куски Якова, пока не подоспели наши люди.

— Ему ни в коем случае нельзя было одному подходить к ней, — подала голос майор. — Ясно было, что она наверняка узнает его, ведь они даже были любовниками в Бар-Шоен. Тут у нее было преимущество.

— Дело может быть совсем в другом, — предположил молодой капитан. — Ведь тогда, в Бар-Шоен, Яков понятия не имел, что она и есть Бажарат. Это мы выяснили уже потом, после Ашкелона, через наших агентов из долины Бекаа. Он просто подозревал, что она, возможно, выдает себя за другого человека.

— Так оно и оказалось, — подтвердил Абрамс. — Почему Яков позволил ей уйти?

— Он и не собирался делать этого, очень осторожно следил за ней, стараясь выяснить о ней побольше. А у нее в отношении Якова, видимо, были свои планы, и она выясняла о нем больше, чем он о ней. Однажды утром она просто не явилась на завтрак и исчезла.

— Тем более было глупо с его стороны подходить к ней одному.

— Послушай, майор, — возразил капитан, — а ты предпочла бы, чтобы ее окружило кольцо агентов? Тогда уж точно возникла бы перестрелка и погибли бы люди, в основном американцы. Мы решили послать его одного, потому что он мог узнать ее, несмотря на ее знаменитый талант перевоплощения. И, кроме того, Яков сам изменил внешность: его темные волосы стали белее моих — вернее, белее того, что осталось от моих волос, — он обесцветил брови, значительно изменив их природный изгиб. Конечно, это не то, что мог бы сделать хирург, но вполне терпимо, даже если присматриваться вблизи.

— Мужчины смотрят сначала на лицо, а потом на тело. Женщины начинают с тела, а уж потом переходят к лицу.

— Прошу вас, — вмешался полковник Абраме, — не будем углубляться в психологию пола.

— Но это доказанный факт, — попыталась настоять на своем майор.

— Не сомневаюсь. Но из неудавшейся попытки захватить Бажарат вытекает кое-что другое, и мы должны подумать, как воспользоваться этим... Мы раскололи палестинца, который сидит у нас, — того самого певца, развлекавшего наших бдительных идиотов офицеров. Кстати, охрана доложила о попытке подкупа в целях его освобождения, поэтому мы перевели его в Негев и сменили охрану.

— Я слышала, что люди Бажарат из группы «Ашкелон» поклялись умереть под пытками, но не сказать ни слова, — с пренебрежением заметила майор. — Не на много же хватило мужества у этого араба.

— Глупое замечание, майор, — упрекнул женщину полковник. — В любом случае обычные пытки, которые мы не применяем, не принесли бы желаемого результата. Когда же мы поймем, что эти люди так же верны идее, как и мы? В случае с этим палестинцем мы применили наркотики.

— Прошу извинить меня, полковник Абрамс. И что теперь нам известно?

— Мы расспрашивали его о телефонных звонках Бажарат из Соединенных Штатов, о каждом слове, имени, фразе — обо всем, что могло дать хоть какую-то ниточку. И вот наконец около двух часов назад мы обнаружили это. — Полковник достал блокнот из кармана рубашки и раскрыл его. — Вот эти слова: «Американский сенатор... влиятельный... работает на нас... фамилия Несбит».

— Кто?

— Сенатор от штата Мичиган по фамилии Несбит. Он ключ ко всему. Конечно, мы сообщим это в Вашингтон, но только не но обычным каналам. Честно говоря, я не доверяю связи, слишком уж много бывает из-за нее неприятностей.

— На этот раз мы ее наверняка схватим, — подал голос капитан. — Это будет забавно.

— Самонадеянность не к лицу нам, капитан. Мы не в Штатах, а она очень опытный противник. Бороться она начала еще в! детские годы, и, возможно, именно этим объясняется ее фанатизм.

— А каким каналом вы хотите воспользоваться? — нетерпеливо поинтересовалась майор.

— Вами двумя, — ответил полковник. — Вылетите ночью, а прибудете утром по вашингтонскому времени. Отправитесь прямо к госсекретарю Палиссеру, ни к кому другому. Он вас немедленно примет.

— Почему к нему? — удивился капитан. — Я думал, вы отправите нас в отдел разведки службы безопасности.

— Я знаю Палиссера и доверяю ему. Не вижу реально больше никого, к кому бы я мог обратиться. Похоже, что это звучит как бред сумасшедшего.

— Именно так, полковник, — улыбнулась майор.

— Ну и пусть, — ответил Абраме.

Бажарат стояла перед окном в номере отеля. Толстое стекло заслушало шум от прибывающих и взлетающих реактивных самолетов. Лучи раннего солнца пробивались сквозь облака, возвещая о наступлении самого важного дня в ее жизни. Охватившее ее опьянение не было похоже на то возбуждение, которое она испытывала, когда вела в лес испанского солдата, спрятав под платьем нож с длинным лезвием. Этот насильник был ее первой жертвой, наполнившей ее жизнь целью, но сегодня ее чувства были далеки от детских эмоций. Сегодняшний день был триумфом женщины, зрелой, рассудительной женщины, обманувшей всех ищеек самой могущественной в мире страны. Она войдет в историю, более того — она изменит историю, и жизнь ее будет оправдана этим. Смерть всем властям!

Ребенок улыбнулся взрослой женщине, и в этой улыбке была любовь и благодарность, отмщение за все, что причинили им обоим. "Мы пойдем вместе, мой юный облик, пойдем вместе в лучах кровавой славы возмездия. Не бойся, дитя, которое было мной. Ты не боялась тогда, не бойся и сейчас. Смерть — это мирный сон, и, может, самым жестоким для нас будет остаться в живых. И если мы все-таки выживем, мой разгневанный подросток, то сохрани огонь в глазая и ярость в грудие.

— Синьора! — послышался с кровати голой Николо. — Который час?

— Тебе еще рано просыпаться, — ответила База. — Твоя Эйнджел еще даже не села на самолет в Калифорнии.

— Во всяком случае, уже утро, — "кагал портовый мальчишка, громко зевая и потягиваясь. — Я проснулся в надежде увидеть солнце.

— Позвони в службу сервиса и закажи один из своих роскошных завтраков. А как закончишь завтракать, у меня будет для тебя поручение. Я хочу, чтобы ты оделся, взял такси и поехал в отель «Карийон». Заберешь там остатка нашего багажа и посылку для меня у портье и все привезешь сюда.

— Хорошо, хоть как-то убью время... Тебе заказать что-нибудь?[6]

— Только кофе, Нико. Выпью чашечку и пойду погуляю под лучами величественно поднимающегося в небесах солнца.

— Похоже на стихи, синьора.

— Может быть, хотя и не очень хорошие. У меня сегодня великий день.

— Почему ты смотришь в окно и говоришь так тихо? Бажарат повернулась и посмотрела на мальчишку из Портичи, лежащего на кровати.

— Потому что конец близок, Нико. Конец очень длинного и трудного путешествия.

— Ах да, ты говорила, что после сегодняшнего вечера я буду волен делать все, что пожелаю. Смогу вернуться в Неаполь, воспользоваться деньгами, которые ты мне оставила, и даже смогу встретиться с семьей ди Равелло, которая, по твоим словам, примет меня как родного сына.

— Ты будешь делать то, что сочтешь нужным.

— Я думал об этом, Каби. Конечно, я вернусь в Италию, обязательно встречусь с этой благородной семьей и выражу им свою признательность, независимо от того, останусь ли с ними или нет. Но разве все это не может подождать несколько дней?

— Для чего?

— Тебя это интересует, прекрасная синьора? Я хочу побыть немного с Анджелиной.

— Поступай как хочешь.

— Но ведь ты сказала, что оставишь меня после сегодняшнего вечера...

— Да, я так сказала, — согласилась Бажарат.

— Но мне понадобится много денег, я младший барон ди Равелло и должен поддерживать свою репутацию.

— Что ты говоришь, Николо?

— То, что слышишь, моя прекрасная синьора. — Молодой итальянец отбросил простыню и предстал голым перед своей покровительницей. — Портовый мальчишка не изменился, Каби, хотя я и надеялся, что в один прекрасный день он исчезнет. Я внимательно просматривал счета, которые ты приказывала мне забирать из отелей и ресторанов, и я следил за тобой. Ты звонила, и тебе доставляли деньги, их обычно присылали ночью, и всегда это были толстые конверты. Палм-Бич, Нью-Йорк, Вашингтон — везде было одно и то же.

— А на что, ты думаешь, мы живем? — спокойно спросила Бажарат, ласково улыбаясь. — На кредитные карточки?

— А как я буду жить, когда ты уйдешь? Я собираюсь на некоторое время остаться в этом отеле. У тебя даже и мыслей об этом не возникло. Портовые мальчишки не отпускают далеко своих клиентов из страха, что они исчезнут, а вместе с ними исчезнут и чаевые.

— Ты хочешь сказать, что тебе нужны деньги"? — Да, нужны, и я думаю, что должен получить их сейчас, утром, до вечера.

— До вечера?..

— Задолго до вечера. В одном из тех толстых конвертов, который я передам Эйнджел, когда встречу ее днем в аэропорту. Я даже прикинул примерную сумму, исходя из тех счетов, которые передавал тебе. Мы жили на широкую ногу... Двадцать пять тысяч американских долларов будет достаточно. Естественно, ты можешь вычесть их из тех денег, что ждут меня в Неаполе, а я подпишу бумагу, что согласен с этим.

— Ты просто ничтожество! Как ты смеешь так говорить со мной? Предъявляешь какие-то сумасшедшие требования, когда я открыла для тебя весь мир? Я отказываюсь продолжать этот бесполезный разговор!

— Тогда я отказываюсь ехать за багажом и не буду сидеть здесь, пока ты прогуливаешься... А что касается вечера, которого ты так ждешь, то можешь идти одна. Такой светской леди, как ты, не нужно такое ничтожество, как я.

— Николо, тебе предстоит встреча с самым могущественным человеком в мире, как я и обещала! Ты встретишься с президентом Соединенных Штатов!

— Меня он не интересует. Может быть, это я интересую его? Или младший барон ди Равелло, каковым я не являюсь?

— Ты не можешь так поступить со мной! — закричала Бажарат. — Ведь только ради этого я и жила! Тебе этого не понять!

— Но я могу понять конверт, который, уверен, Анджелина не откроет, пока мы не увидимся с ней в Бруклине. Я сердцем чувствую, что она поможет мне избавиться от мысли о том, что я просто портовый мальчишка. — Николо в решительной позе стоял перед Бажарат, глаза его яростно сверкали. — Сделай, как я говорю, Каби! Сделай, иначе я уйду.

— Ублюдок!

— Беру пример с тебя, прекрасная синьора. Когда мы после всех тех ужасных штормов добрались до острова, я назвал тебя чудовищем. Ты хуже чудовища, ты просто дьявол, которого я не могу понять. Бери телефон и звони своим подчиненным. Деньги должны быть к полудню, иначе я уйду.

* * *

Штаб-квартира МИ-6, Лондон

Было уже за полночь, когда темнокожий мужчина с курчавыми волосами быстро вошел в комнату для совещаний, закрыл за собой дверь, подошел к круглому столу и занял ближайшее кресло. Одет он был в замшевую куртку с бахромой на рукавах и брюки цвета ржавчины. В комнате для совещаний присутствовали еще три человека: председательствовал сэр Джон Хауэлл, напротив него расположился мужчина в темном в полоску костюме, а рядом с вновь прибывшим, держа перед собой папку, сидел смуглый человек в национальной арабской одежде. Он и был арабом.

— Похоже, появился просвет, — сказал вновь прибывший, приглаживая непослушные курчавые волосы. Говорил он на безукоризненном английском. — Все началось с гаража.

— Что вы имеете в виду? — спросил мужчина в костюме в полоску.

— Информация поступила от старшего механика гаража на Даунингстрит. Несколько раз он замечал, как поднимали капоты дипломатических автомобилей якобы для проверки двигателей перед выездом из гаража.

— Ну и что? — спросил сэр Джон. — Если возникла какая-то проблема с этим проклятым двигателем, то как можно устранить ее, не поднимая капота?

— Но это дипломатические автомобили, сэр, — подал голос офицер МИ-6 — араб. — Шоферам не разрешается проводить какой-либо ремонт.

— Но ведь каждый водитель проверен и перепроверен, даже на детекторе лжи.

— В этом-то все и дело, господин председатель, — вмешался темнокожий офицер с оксфордским произношением. — О любой неполадке в двигателе, какой бы незначительной она ни была, обязательно следует докладывать. Кроме того, замок капота на каждом автомобиле снабжен специальным устройством и опечатан. Если капот вскрывается, то фотопленка в этом устройстве засвечивается. Ни о каких неполадках с этими автомобилями не сообщалось, а шофер на них был один и тот же.

— Вы хотите сказать, что детектор лжи ошибся? — спросил человек в костюме в полоску, бросил взгляд на председателя и слабо улыбнулся.

— Или наш объект чрезвычайно талантлив и прекрасно подготовлен, — ответил темнокожий офицер. — Во всяком случае, достаточно подготовлен для того, чтобы суметь поступить на работу в этот гараж.

— Давайте на этом и сосредоточимся. Вы, судя по всему, уже выяснили имя этого шофера и его подноготную.

— Да, мы проделали большую работу, сэр. Он выдает себя за натурализовавшегося египтянина, бывшего личного шофера Анвара Садата. Но документы его не имеют значения, они наверняка фальшивые, хотя и превосходно выполнены.

— А на каком основании ему было позволено натурализоваться? — поинтересовался господин в костюме в полоску. — Что говорят об этом его документы?

— Армейский офицер, участвовал в свержении Садата и расстреле его штаба. Ему было гарантировано политическое убежище.

— Чертовски умно, — вмешался Хауэлл. — Садат был особым «другом» нашего министерства иностранных дел, и эти ребята из кожи вон вылезли, чтобы поощрить его убийц, захватив при этом в свои спасательные сети много тухлой рыбы. Продолжайте.

— Он носит фамилию Баруди. Вчера я весь вечер следил за ним. Он отправился в Сохо, посещал самые злачные места и встретился в четырех разных барах с четырьмя людьми... Здесь я должен сделать небольшое отступление и кое-что пояснить, сэр.

— Простите?

— Мое отступление касается курса подготовки в имении в графстве Суссекс. Я был одним из лучших на курсах, сэр... Я имею в виду изъятие личных вещей у объектов, если нет другой возможности получить необходимую информацию.

— О-о?

— Я считаю, что у Джеймса просто талант карманника, — заметил мужчина в костюме в полоску. — Он вознес это ремесло в ранг искусства.

— Мне удалось вытащить бумажники у двух джентльменов, женщина все время прижимала к себе сумочку, а у последнего джентльмена, похоже, вовсе не было карманов. Я заперся с бумажниками в кабинке туалета, снял копии со всех бумаг с помощью портативного копировального аппарата и вернул бумажники их владельцам. В одном случае, к сожалению, пришлось вернуть бумажник в другой карман, не в тот, в котором он лежал, но делать было нечего.

— Превосходная работа, — похвалил председатель. — И что вы узнали о странных знакомых нашего шофера?

— Обычно документы вроде водительских прав и кредитных карточек выглядели настоящими, они, наверное, и на самом деле настоящие, за исключением разве что имен. Однако в каждом бумажнике за подкладкой был спрятан листок, сложенный до размеров почтовой марки. — Офицер МИ6 вытащил из кармана своей замшевой куртки четыре небольших рулончика, положил их на стол в разгладил руками. — Я скопировал оба листка, и вот результат.

— Что это такое? — спросил мужчина в костюме в полоску, беря в руки копии.

— Строчки напечатаны на арабском, — сказал офицер-араб, — а перевод вписан от руки.

— На арабском? — оживился Хауэлл. — Бажарат?

— Как вы видите, это список дат, времени и адресов разных мест...

— Очень хороший перевод, — вмешался офицер-араб, — а ведь некоторые места здесь почти непереводимы. Кто это перевел?

— Я позвонил в Челси нашему ведущему арабисту и в девять вечера уже был у него. Перевод занял у него немного времени.

— Понятно, — сказал араб. — Он узнал адреса, а потом обнаружил ключ и уже после этого использовал фонетику. Хороший парень.

— Что это такое? — нетерпеливо поинтересовался председатель. — Тайники?

— Вот поэтому я и задержался, сэр. Последние три часа я объезжал на машине эти адреса — их по двенадцать в каждом списке — и вначале вообще ничего не понял. Но когда приехал на пятое место, все стало ясно. Я еще раз проверил первые четыре и окончательно убедился. Это не тайники, сэр, это телефоны-автоматы.

— Совершенно очевидно, что наши объекты не звонят из них, а им звонят туда, — сказал офицер-араб.

— Почему вы так думаете? — спросил англичанин слева от него.

— Вполне естественно было бы записать номера, по которым следует звонить, изменив цифры на несколько единиц в ту или иную сторону. Но здесь этого нет, значит, звонящему надо держать в памяти минимум девяносто шесть, максимум сто восемьдесят цифр.

— А если предположить, что имеется всего один номер? — заметил Джеймс.

— Возможно, — ответил араб, — но на Бажарат это не похоже. В такой операции очень опасно пользоваться единственным номером, а исходя из действий Бажарат мы знаем, что она буквально помешана на секретности. Где только возможно, она старается действовать без промежуточных инстанций. Она говорит непосредственно со своими помощниками.

— Вы меня убедили, — заявил сэр Джон. — Где и когда следующий сеанс связи? — спросил он, разглядывая лежащий перед ним список.

— Завтра в полдень, Бромптон-роуд, Найтсбридж, возле универсама «Харродз», — ответил темнокожий офицер. — В семь утра по вашингтонскому времени.

— В это время там будет полно покупателей и людей, спешащих на ленч, — заметил англичанин в костюме в полоску. — Напоминает тактику Ирландской республиканской армии.

— А следующий? — поинтересовался глава МИ-6.

— Через двадцать минут, на углу Оксфорд-серкус и Риджент-стрит.

— А там еще больше народа и движение транспорта интенсивное.

— Мне не надо объяснять вам, что нужно делать, Джеймс, — сказал председатель. — Оборудованные фургоны возле каждого указанного телефона-автомата, линии связи с Вашингтоном и компьютерами, подключенными к обоим телефонам-автоматам. Нам нужно будет моментально проследить, откуда поступит звонок, повторяю — моментально!

— Да, сэр, я взял на себя смелость и уже предупредил наших связистов, но боюсь, что с телефонной компанией вам придется поговорить самому. Меня они слушать не будут. На прослеживание звонка нужен ордер Верховного суда.

— Ордер Верховного суда, черт бы их всех побрал! — взорвался шеф МИ-6, неожиданно с силой стукнув кулаком по столу. — Боже, помоги мне, прямо из этой комнаты я отправил на смерть Джеффри Кука. Вот тут на столе были разложены карты Карибского моря, он пояснял мне то, чего я не знал! Я хочу увидеть мертвой эту бешеную суку! Сделайте это для меня, сделайте это для Джеффри Кука!

— Сделаем все возможное, сэр, я вам обещаю. — Джеймс поднялся.

— Подождите! — Сэр Джон Хауэлл наклонил голову и помолчал, размышляя. — Я сказал: линии и связи с Вашингтоном... нет, всего одну линию. У Бажарат наверняка имеются агенты среди персонала, обслуживающего эти линии.

— С кем будет эта линия связи? — спросил англичанин.

— Кто сейчас в ЦРУ вместо Джиллетта?

— Временно его первый заместитель. По мнению наших сотрудников, работающих с ЦРУ, надежный и опытный человек, — ответил Джеймс.

— Этого мне достаточно, я свяжусь с ним по закрытой линии. А еще с тем парнем, который работает с Хоторном. Как его имя?

— Стивенс, сэр. Капитан Генри Стивенс, военно-морская разведка.

— Все, что выяснится в ходе предстоящей операции, останется строго между нами, пока мы втроем не решим, что делать дальше.

Со времени полночного совещания прошло десять с половиной часов. Фургоны уже находились на месте. В Вашингтоне, в аэропорту Даллес, время приближалось к семи утра.

Глава 32

Бажарат прошла по асфальтированной дорожке, потом перебежала через газон и юркнула за угол здания, наблюдая за выходом из отеля. Она бросила взгляд на свои часы, украшенные бриллиантами: шесть часов тридцать две минуты. Ей пришлось торчать в номере отеля, наблюдая, как Николо одевается и поглощает завтрак, которым можно было бы накормить стаю волков. Бажарат все время поторапливала его, но не слишком резко, чтобы не разозлить еще больше.

Она увидела, как из дверей отеля вышел портовый мальчишка, наряженный в дорогой блейзер цвета морской волны и брюки из серой фланели, и остановился у края тротуара, поджидая такси. Без сомнения, это была прекрасная Галатея в образе мужчины, вылепленная повелительницей всех Пигмалионов, — прекрасное человеческое существо, молодой, красивый, полный жизни. Но только этому великолепному созданию было суждено умереть ради величайшего убийства.

Часы показывали уже шесть сорок семь. Она спокойно вернулась по дорожке в отель. Надо было сделать пять звонков: два в Лондон, по одному в Париж и Иерусалим и последний — в банк, где хранились неограниченные средства долины Бекаа. Бажарат решила воспользоваться гостиничным телефоном, теперь это уже не имело значения. Через час она покинет этот отель, оставив адрес другого, куда Николо привезет их вещи и где он получит свои деньги. Громадные деньги, которыми ему так никогда и не суждено будет воспользоваться.

* * *

Найтсбридж, Лондон

На Бромптон-роуд, прямо напротив входа в универсам «Харродз», стоял фургон, на борту которого красовалась реклама магазина «Скотч хаус». Внутри фургона находились три человека и сложное электронное оборудование. Стены кузова фургона были звуконепроницаемы, а над оборудованием имелись три окошка, в которых изнутри все было отчетливо видно, а снаружи ничего невозможно было разглядеть. Темнокожий офицер по имени Джеймс как раз наблюдал в одно из окошек. Он следил за подходами к будке телефона-автомата, а его коллеги в наушниках проверяли свои приборы.

— Вот он, — резко, но спокойно произнес Джеймс.

— Который? — Средних лет техник в рубашке с короткими рукавами поднял глаза к окошку.

— Вон тот, в сером костюме и клубном галстуке, с газетой под мышкой.

— Он не похож на тех двух типов, как ты их описывал, из притонов Сохо, — заметил третий из присутствующих в фургоне — худощавый мужчина в очках, сидевший на вращающемся стуле. — Скорее смахивает на чопорного чиновника ссудной кассы из банка на Странд.

— Вполне возможно, он им и является, но в настоящий момент он смотрит на часы и направляется к телефонной будке. Смотри! Он оттолкнул женщину, которая попыталась войти в будку перед ним!

— Крепкий парень, — усмехнулся техник в рубашке с короткими рукавами. — Наверное, играет в регби, лихо применил силовой прием против бедной женщины.

— С ней все в порядке, — откликнулся его коллега, манипулировавший приборами слежения за улицей. — Вон как она на него волком смотрит.

— Она, видно, тоже очень спешит, — сказал Джеймс. — Не стала ждать, пошла к другой будке.

— Девяносто секунд до включения программы сканирования, — раздался голос из динамика.

— Проверьте линию связи с Вашингтоном, — приказал Джеймс.

— Спецподразделение округа Колумбия, ты на месте, старина?

— Готов и жду, Лондон.

— Наша частота точно не прослушивается?

— Нас даже космонавты не могут перехватить. Но если мы что-то выясним, то хотели бы сразу сообщить об этом полиции того района, чтобы быстрее оцепить его. Скажем им просто, что это очень важно, не вдаваясь в детали.

— Нет проблем, Вашингтон. Действуйте.

— Спасибо, Лондон.

— Включить все каналы, — приказал темнокожий офицер МИ-8. — Начинаем сканирование.

Тишина.

Прошло восемьдесят семь секунд, тишину фургона нарушало только тихое дыхание трех разведчиков. Внезапно раздался женский голос, усиленный динамиками и сопровождаемый помехами.

— Ашкелон, это я!

— Твой голос звучит напряженно, наша возлюбленная дочь Аллаха, — настороженно сказал мужчина, находившийся в тридцати футах от фургона.

— Это произойдет сегодня вечером, мой преданный друг!

— Так скоро? Нас тоже можно похвалить, мы готовы! Ты действуешь с поразительной быстротой.

— Это тебя удивляет?

— Когда дело касается тебя, ничто не может меня удивить. Я просто восхищаюсь твоими способностями. Есть ли какие-нибудь детали, о которых нам следует знать?

— Нет. Просто слушайте радио. Когда услышите новость, будьте готовы к действиям. Правительства повсюду будут собраны на экстренные заседания, во всех столицах начнется хаос и массовые беспорядки. Продолжать?

— Думаю, не стоит. Хаос там означает хаос здесь, а хаос и беспорядки являются лучшей обстановкой для убийства. Проще говоря, все, в том числе и охрана, в смятении, иначе и быть не может, потому что можно ожидать чего угодно. Общая паника.

— Ты всегда был одним из самых мудрых людей...

— Молчи! — Мужчина в стеклянной телефонной будке внезапно повернул голову влево, внимательно разглядывая фургон.

— Он смотрит прямо на нас! — воскликнул Джеймс, следивший из фургона за мужчиной в бинокль.

— Уходи оттуда, где находишься! — раздался крик из динамиков. — Окошки, они со специальным затемнением! Уходи, они нас прослушивают! — Мужчина в темном деловом костюме швырнул на рычаг телефонную трубку, выскочил из будки, проскочил через поток машин н Бромптон-роуд и скрылся в толпе у входа в универмаг «Харродз».

— Проклятье! — закричал Джеймс. — Мы его упустили!

— Вашингтон, Вашингтон, — вызвал один из техников. — Ответьте, пожалуйста, Лондону. У нас здесь непредвиденные сложности.

— Мы все знаем, Лондон, — раздался из динамиков голос американца. — Вы что, забыли? Мы ведь слышали то же самое, что и вы.

— И что?

— Мы засекли, откуда звонили. Это отель в аэропорту Даллес!

— Отлично, старина! Значит, вы двигаете туда?

— Все не так хорошо и просто, но все-таки двигаем.

— Поясните, пожалуйста, свои слова! — закричал Джеймс.

— Начнем с того, — ответил американец, — что в этом отеле двести семьдесят пять номеров, а значит, двести семьдесят пять телефонов, по которым можно звонить в Лондон, да и вообще по всему миру, минуя коммутатор.

— Вы шутите! — завопил Джеймс. — Да обшарьте этот чертов отель!

— Будем реалистами, Лондон, это все-таки отель, а не штаб-квартира ЦРУ. Однако не отчаивайтесь, служба безопасности аэропорта уже отправилась туда и постарается прибыть как можно скорее.

— Что значит: как можно скорее? Почему они до сих пор не там?

— Потому что территория аэропорта почти десять тысяч акров, и нам еще не повезло, что в это время мало рейсов и все службы значительно сокращены, в том числе и служба безопасности.

— Я отказываюсь поверить в это! Положение критическое!

Управляющий отелем в аэропорту Даллес вскочил из-за стола, держа в руках трубку телефона. Он как раз отчитывал службу обеспечения постельным бельем, когда телефонистка прервала их разговор, заявив, что на линии полиция по срочному делу. Затем в трубке раздался твердый, властный голос, мужчина назвался начальником службы безопасности аэропорта. Требования его были короткими и четкими: немедленно отключить компьютеры и лифты в отеле, постояльцам объяснить это неполадками с электричеством или подобрать какую-нибудь другую подходящую причину; все выписки и отъезды из отеля должны быть задержаны как можно дольше, посыльным прекратить работу. Ошалевший управляющий соединился с секретаршей и передал приказы полиции.

За два квартала от кабинета управляющего первые три патрульные полицейские машины спешили к отелю, прокладывая себе путь с помощью включенных сирен.

— Черт побери, а кого мы ищем? — спросил водитель одной из машин. — Я что-то ничего не слышал.

— Женщину между тридцатью и сорока, путешествующую с высоким юношей-иностранцем, который не говорит по-английски, — ответил офицер полиции, наклонившись ниже к динамику, чтобы лучше слышать голос диспетчера, заглушаемый ревом сирен и гудками клаксонов.

— И это все?

— Все, что мы имеем.

— А ты подумал, что если они скрываются, то будут убегать по отдельности?

— Значит, ищем юношу и испуганную женщину... Подожди! — крикнул полицейский в микрофон. — Повтори, пожалуйста, хочу быть уверенным, что понял все правильно. — Офицер полиции отложил микрофон и повернулся к водителю:

— Как раз информация для тебя. Объекты вооружены и чрезвычайно опасны, могут отстреливаться до конца. Мы пойдем вперед, а ребята прикроют территорию и окна.

— И что?

— У ребят автоматы, и если эти типы будут отстреливаться, то и мы не будем церемониться, а просто изрешетим их.

В кабинете временно исполняющего обязанности директора ЦРУ зазвонил белый телефон. Это была секретная линия связи, по которой передавались сообщения о Кровавой девочке. Начальник службы связи, будучи профессионалом высокого класса, настоял, чтобы подобные сообщения поступали прямо к новому временному директору ЦРУ, и все же они не могли миновать личную секретаршу директора. Секретарша объяснила, что шеф в данный момент находится на совещании с тремя начальниками служб безопасности иностранных государств, которое устроил лично президент, чтобы показать союзникам, что и преемник покойного директора ЦРУ готов сотрудничать с ними. Вызвать шефа с совещания секретарша не могла.

— Сообщите мне вашу информацию, и я постараюсь как можно быстрее передать ее шефу.

— Только обязательно, она чрезвычайной важности.

— Молодой человек, я работаю здесь восемнадцать лет.

— Ну хорошо. Кровавая девочка нанесет свой удар сегодня вечером. Предупредите Белый дом!

— Чтобы нам обоим чувствовать себя увереннее, пошлите сюда срочный факс.

— Он как раз отправлен, пока мы разговаривали. Канал секретный, копия только в компьютере.

На столе секретарши заработал факс, из которого появилась копия только что переданного сообщения.

«Скорпион-17» зажгла спичку и спалила копию сообщения над пустой корзиной для бумаг.

Бажарат захлопнула два чемодана, зашвырнув остатки одежды под кровать, затем побежала в ванную, намочила полотенце и быстро удалила с лица весь грим. Взяв с полки тюбик светлого крема, она намазала щеки, лоб, веки, вернулась в комнату, надела шляпку, опустив вуаль на лицо, накинула на плечо сумку и подхватила чемоданы. Выйдя из номера, она пошла по коридору, оглядываясь, и вдруг заметила рядом с выходом табличку:

«ЛЕД. НАПИТКИ».

Бажарат поставила чемоданы, толкнула дверь и втащила свой багаж в маленькое помещение, где хранился лед и стояли автоматы по продаже напитков. Она засунула чемоданы в угол, подумав, что в течение часа их кто-нибудь обязательно украдет, поправила платье и вуаль, вышла в коридор и стала спускаться вниз по лестнице.

Четырьмя этажами ниже в вестибюле творилось что-то невообразимое. У стойки, где производились расчеты с отъезжающими, выстроилась большая очередь, громадные чемоданы стояли у дверей и на тротуаре снаружи. Бажарат все моментально поняла: был приказ задержать отъезжающих, Даже компьютеры выключены ради этого.

Раздавались крики опаздывающих на самолет, проклятья, люди в сердцах швыряли на пол ключи от номеров: «Я вас умоляю!..» «Будете разговаривать с моим адвокатом, вы просто некомпетентный идиот!..» «Меня проклянут, если я не успею на самолет!..» «Исправьте ваши проклятые лифты!..»

Шаркающей походкой Бажарат вышла из отеля и подошла к стоянке такси: хрупкая, слабенькая старушка, нуждающаяся в помощи. Вдруг послышался вой сирены, и полицейская машина с включенными фарами подлетела к тротуару. Двое патрульных, выскочивших из машины, заглянули в переднее такси и побежали ко входу в отель, расталкивая на ходу людей на стоянке. Люди возмущенно зашумели, уставшие и ничего не понимающие постояльцы уже начинали терять всякое терпение. Вслед за первой полицейской машиной подъехали еще две, тоже с включенными сиренами и фарами. Их появление успокоило толпу, смолкли возмущенные крики протеста, люди поняли, что произошло что-то очень серьезное.

Полицейские из двух последних машин разбежались по газону вдоль восточного и западного крыла отеля, они были вооружены автоматами. «Отлично», — подумала Бажарат, направляясь шаркающей походкой к последнему такси.

— Пожалуйста, отвезите меня в ближайшему телефону-автомату, — сказала Бажарат, протягивая в окошко водителю купюру в двадцать долларов. — Я позвоню, а потом скажу, куда мы поедем.

— С удовольствием, леди, — ответил длинноволосый водитель, хватая купюру.

Спустя две минуты такси остановилось у ряда телефонных будок. Бажарат выбралась из машины и вошла в ближайшую из них. Довольная своей поразительной памятью, она набрала номер отеля «Карийон» и попросила к телефону портье.

— Это мадам Бальзини. Мой племянник уже приехал?

— Еще нет, мадам, но час назад для вас оставлена посылка.

— Да, я знаю об этом. Когда приедет мой племянник, передайте ему, чтобы он оставался в отеле, Я буду попозже.

Бажарат повесила трубку и вернулась в такси, мысли с лихорадочной быстротой крутились у нее в голове. Каким образом Лондону могло стать известным расписание телефонной связи? Кто-то допустил ошибку... Или, хуже того, провалился и раскололся?

Нет! Не стоит отвлекаться на предположения, на которые все равно нельзя сейчас получить ответа. Надо думать только о сегодняшнем дне, о вечере! И сигнал, подобный вспышке молнии, будет послан всему миру! Сейчас уже ничто не имеет значения, надо только дождаться вечера.

Уже почти в три часа ночи Хоторн покинул дом генерала Майкла Майерза в Арлингтоне, штат Вирджиния. Выехав из ворот, он вытащил из внутреннего кармана пиджака миниатюрный магнитофон и облегченно вздохнул, увидев, что крохотная красная лампочка все еще продолжает гореть. Тайрел перемотал пленку, нажал кнопку воспроизведения и услышал голоса. Нога его машинально сильнее нажала на газ, это была реакция на непреодолимое желание как можно быстрее добраться до «Шенандо Лодж». Все получилось, теперь у него на руках имелась почти двухчасовая запись его разговора с председателем Объединенного комитета начальников штабов, его разговора с последним из элитной пятерки «Скорпионов».

Когда Хоторн появился в доме генерала, Майерз принялся внимательно разглядывать его, и во взгляде генерала сквозили одновременно невольное уважение и ярость, как будто могущественный человек смотрел на труп своего противника, представлявшего гораздо большую опасность мертвым, нежели живым. Тайрелу был знаком такой тип людей, он достаточно повидал их в Амстердаме: такие всегда ратуют за убийства и обладают обостренным чувством эгоизма. И Тайрел сыграл на этом, воззвав к эгоизму Максималиста Майка. Притворившись почитателем генерала, Хоторн задавал ему вопросы, демонстрируя при этом невежество в военных делах, и ему удалось прорвать переднюю линию обороны генерала, который решил, что вполне может обойтись и без этой обороны.

Когда Хоторну открыл дверь адъютант генерала, Тайрел с первого же взгляда понял, что это был не тот человек, которого он видел в темном вестибюле дома Ингерсолов. Убийцу решили ему не показывать.

На стоянку отеля «Шенандо Лодж» он приехал в половине четвертого. Через две минуты Тайрел уже был в номере, где бодрый Пул сидел за столом, уставленным электронным оборудованием.

— Какие новости у Кэти? — спросил Тайрел.

— Я звонил раз десять, но ничего нового с момента нашего последнего разговора.

— Ты сказал, что она пошевелила ногой. Это ведь что-то значит, да?

— Так они сказали мне сначала, а теперь ничего не говорят, кроме одного: чтобы я больше не звонил и что они позвонят сами. Так что будем ждать. Меня тут замучало ЦРУ.

— Что значит «замучало»?

— Видно, кто-то нашел твой ответчик, и от его сигналов группа слежения буквально рехнулась. Все время звонят мне и спрашивают, есть ли у нас с тобой связь, я говорю, что есть, но им еще нужно знать, почему ты остановился в Уилмингтоне, штат Делавэр, а потом поехал в Нью-Джерси.

— И что ты им сказал?

— Что у ВВС оборудование явно лучше, чем у них, и, по-моему, ты направляешься в Джорджию.

— Не дури их больше и, если позвонят, скажи правду — я здесь, и мы заняты работой. Чем сейчас и займемся в действительности.

— Пленка? — спросил Пул, раскрыв глаза от удивления.

— Приготовь бумагу, нам, возможно, придется делать пометки. — Тайрел положил магнитофон на бюро, подошел к кровати и лег, осторожно опустив голову на подушку.

— Как твоя голова? — спросил Пул, перенося магнитофон на стол.

— Слуга Палиссера извел на мою голову коробку тампонов и целый моток бинта, теперь даже шляпа не лезет.

Хоторн и Пул в тишине прослушали записанные разговор, это заняло у них час и двадцать три минуты. Каждый делал записи, и, когда прослушивание закончилось, у них были помечены куски, которые они хотели бы прослушать еще раз.

— Отличная работа, коммандер, — с восхищением заметил Пул, — моментами мне даже казалось, что ты действительно его единомышленник.

— Вспомнил кое-что из прежней профессии, лейтенант, Не все, конечно... Ладно, давай сначала.

— Хорошо, мы будем прослушивать последовательно отдельные куски, я их пометил в буду перематывать плевку.

— Черт побери, ты сейчас похож на адвоката.

— Мой отец всегда хотел, чтобы я стал адвокатом, как и он, но, к сожалению...

— Ну хватит, — прервал его Тайрел, — включай.

Хоторн. Были ли вчера в доме Иигерсола люди, сэр, которых вы не ожидали там увидеть? Ну кто-нибудь, чье появление вас, возможно, удивило?

Майерз. Сложный вопрос, господин Хоторн. Начнем с того, что там было чертовски много людей, а света мало. Единственным источником света были свечи в буфете, но я не подходил туда, поскольку ничего не ем между установленными приемами пищи. Солдат может ползти на пузе только в том случае, если оно не слишком полное, так ведь?

Хоторн. Совершенно верно, сэр. Но подумайте, может быть все-таки вас что-то удивило? Мне говорили, что у вас феноменальная память. А еще рассказывали, что ваша тактика в борьбе против Вьетконга основывалась на данных аэрофотосъемки, которые никто не помнил, кроме вас.

Майерэ. Совершенно верно, совершенно верно, но тогда меня окружали помощники, в которых не было недостатка... Да, если хорошенько подумать, то там присутствовали несколько членов сената, и, что удивило меня, — крайне левых, а всем было известно, что Дэвид Ингерсол всегда поддерживал дружеские отношения с Пентагоном.

Хоторн. Нельзя ли поточнее, генерал?

Майерэ. Да, пожалуйста. Этот сенатор от штата Айова, который все время твердит о том, что интересы фермеров приносятся в жертву оборонным заказам. А кто у нас субсидируется больше, чем эти фермеры? Он все время с видом проповедника разглагольствует о Среднем Западе. И еще там было несколько левых, но я не помню их имен. Просмотрю список конгресса и позвоню вам.

Хоторн. Вы нам здорово поможете, сэр.

Майерз. Не уверен.

Хоторн. Нас интересует что-нибудь неожиданное, необычное, генерал. Мы слышали, что среди заговорщиков, связанных с Бажарат, произошел раскол.

Майерз, нервно. Раскол?..

Хоторн. Разногласия усиливаются. Через несколько дней, а может и часов, у нас будут имена.

Майерз. Прямо не верится, коммандер... Но надеюсь, вы правы.

— Это первый кусок, — сказал Пул, останавливая магнитофон — Может быть, пояснишь, Тай? Это место отметил ты, а не я.

— Я же был в доме и видел, как Майерз наворачивал за обе щеки в буфете, да и со светом для него проблем не было, свечи горели очень ярко, а на стенах были светильники. Меня не интересовало, кого он там видел, я просто хотел услышать, как он будет выкручиваться.

— И слегка напугать расколом среди сообщников Бажарат? — усмехнулся Пул.

— Сейчас это называется нарушением психологического равновесия, лейтенант. Я называю это «слегка пошуровать кочергой в заднице». Давай послушаем следующий кусок. Он короткий, но мы оба решили, что важный.

Хоторн. А давал ли вам Дэвид Ингерсол, который, как мы теперь знаем, был предателем и сообщником Кровавой девочки, неудачные советы по поводу сделок с подрядчиками?

Майерз. Боже мой, мне ведь действительно были непонятны некоторые его юридические решения! Конечно, я не адвокат, но могу сказать, что там было что-то нечисто!

Хоторн. Вы высказывали свои возражения, сэр?

Майерз. Конечно, высказывал! Правда, устно, а не письменно. Он же был партнером президента по гольфу!

— Явная чепуха, — сказал Пул. — Никто не решает такие вопросы «устно».

— Согласен. Давай дальше.

— Тоже короткий, мы его отметили оба.

Хоторн. Эдвард Уайт, компаньон Ингерсола, сказал нам, что спрашивал у вас, знаете ли вы что-нибудь о расследовании госдепартаментом дела Дэвида Ингерсола. Естественно, генерал, вы должны были знать об этом, потому что постоянно следите за отчетами по Кровавой девочке...

Майерз. Так в чем заключается ваш вопрос?

Хоторн. Это не вопрос, сэр, просто я хочу поблагодарить вас зато, что вы ничего не стали ему говорить. Другой человек попался бы в его ловушку.

Майерз. Выдать совершенно секретную информацию? Ни я, ни любой другой из моего персонала не мог этого сделать. Да я бы лично пристрелил мерзавца! Безусловно, я знаю об этом расследовании, но от меня о нем никто не услышит.

— Неувязочка, — сказал Тайрел. — Никто не назначал меня вести расследование, да и вообще о расследовании нигде не упоминалось. Палиесер дал мне документы, но все сохранил в тайне.

— Поэтому и я обратил внимание на этот кусок, — кивнул Пул. — Переходим к следующему?

Майерз. Жак вы считаете, коммандер, что произошло па самом деле?

Хоторн. Могу рассказать вам только то, что случилось со мной, сэр. Взгляните на мою голову, хотя это не слишком привлекательное зрелище.

Майерз. Ужас, просто ужас... Конечно, мне приводилось видеть и худшее, но в ходе боевых действий, а не на поминках!

Хоторн. Вы были лучшим боевым офицером в армии.

Майерз. Нет, сынок, лучшими были мои мальчики...

Хоторн. Чрезвычайная скромность для человека с таким послужным списком.

Майерз. Не стоит хвалить себя, достаточно того, что тебя хвалят другие, не так ли?

Хоторн. И снова вы правы, сэр. Кто-то застрелил в саду Ричарда Ингерсола и напал на меня, прежде чем я успел увидеть, кто это был. Мы обязаны найти убийцу!

Майерз. Вы должны были пройти подготовку по программе рейнджеров, коммандер, но не думаю, что на флоте сильная подготовка, за исключением, правда, «тюленей» А с другой стороны, я слышал, что вы прекрасно проявили себя на островах Карибского моря, охотясь за Кровавой девочкой. Слышал, что двое ваших бывших коллег из разведки — англичанин и француз — были убиты, а вам чудом удалось избежать смерти. Должно быть, вы сами по себе очень талантливы, коммандер...

— Останови, Джексон. Я должен был убедиться, что расслышал все правильно, и теперь убедился. Еще одна неувяэочка. Ни Лондон, ни Париж никогда не сообщали, что Кук и Ардисон работали на МИ-6 и Второе бюро. Майерз получил эту информацию через «Скорпионов». Вашингтон тоже никогда не упоминал об этом в докладах по делу Бажарат. Мы не сообщаем о наших союзниках-разведчиках, а они не сообщают о наших.

— Еще один гвоздь в крышку гроба Максималиста Майка, — констатировал Пул. — А теперь давай обнажим суть генерала, мы оба пометили этот кусок, потому что он дает его психологический портрет. Ты провел чертовски хорошую работу, Тай... Слушаем.

Хоторн. У вас блестящий послужной список, сэр, он вызывает зависть и восхищение у каждого солдата...

Майерз, обрывая. Очень любезно с вашей стороны, но, как я уже говорил, я никогда не был одинок. Даже в клетках для пыток и концлагерях во Вьетнаме я знал, что меня поддерживает американский народ. Эта вера никогда не покидала меня.

Хоторн. Тогда, генерал, — по это личный вопрос, не имеющий отношения к событиям вечера, — как вы допускаете, что армию обдирают догола? Это задает вопрос ваш почитатель.

Майерз. Этого не случится! Нельзя этого допустить! Межконтинентальные баллистические ракеты нацелены на нас! Мы должны вооружаться и перевооружаться! Советы, возможно, и прекратили гонку вооружений, но их место заняли другие. Перевооружаться, ради Бога, только перевооружаться! Вернуть былое величие!

Хоторн. Я, конечно, согласен с вами, но как это сделать? Политиканы из обеих партий требуют сокращения военных расходов, обещают стране «мирные дивиденды» за счет обороны.

Майерз, понизив голое. Как это вделать? Могу сказать вам, коммандер, но это строго между нами... идет?

Хоторн. Перед лицом Господа клянусь честью офицера флота, генерал.

Майерз, едва слышно. Сначала мы должны дестабилизировать обстановку, Хоторн, взбудоражить нацию, дать ей понять, что повсюду враги! И в ходе этого хаоса мы законно займем место спасителей страны.

Хоторн. Но как взбудоражить, сэр? Против кого настроить нацию?

Майерз. Против неизбежных в таком разобщенном обществе предателей нации. Мы должны быть сильными и вновь стать ведущей державой.

— Ему бы быть клоуном, — произнес Пул, поворачиваясь к Хоторну от магнитофона. — Настоящий комедиант — если бы только обладал чувством юмора. Свихнувшийся сукин сын.

— Он параноик, — спокойно добавил Тайрел. — Истинный, преданный «Скорпион», слуга «Покровителей». Мало того, что у него огромные счета в банках — это как раз, возможно, и мало его заботит, — он ведь на самом деле верит в свои мечты, в их осуществление. Самое страшное, что все может случиться в любую секунду, — одна пуля или граната, выпущенная или брошенная человеком, которого мы не можем найти и который посвятил всю свою жизнь именно этому убийству. Где... где она?

Глава 33

В восемь часов двенадцать минут утра портье отеля «Карийон» радушно встретил вернувшихся мадам Бальзини и ее племянника. Он лично уладил все формальности, получив щедрое вознаграждение за свои услуги. В восемь пятьдесят восемь Бажарат позвонила в банк на Каймановых островах, где хранились активы долины Бекаа, назвала номер и серию своего паспорта, и банковский служащий заверил ее, что пятьдесят тысяч американских долларов будут доставлены ей в отель в течение часа без всяких формальностей, связанных с процедурой перевода денег.

— Могу я их взять? — спросил Николо, как только посыльный из банка удалился.

— Ты возьмешь то, что я тебе дам. Надеюсь, благородный портовый мальчишка понимает, что у меня тоже могут быть расходы? Ты получишь свои двадцать пять тысяч, а остальное останется мне. Почему ты так странно смотришь на меня?

— Что будет с тобой, синьора? Куда ты поедешь, что будешь делать?

— Ты на все получишь ответ сегодня вечером, мое обожаемое дитя, которое я люблю.

— Но если ты так меня любишь, то почему не говоришь сейчас? Ты сказала, что вечером покинешь меня, уйдешь, исчезнешь и я останусь один... Неужели ты не понимаешь, Каби? Ты сделала меня частью своей жизни, я был никто, а теперь я кто-то только благодаря тебе. Я буду думать о тебе до конца своих дней. Ты не можешь вот так просто исчезнуть, оставив меня наедине со своей печалью.

— Не стоит печалиться, ты ведь будешь не один, а с Эйнджел, не так ли?

— Это только призрачная надежда.

— Ладно, хватит разговоров. — Бажарат подошла к столу и вскрыла конверт, заклеенный полосками бумаги и опечатанный тремя печатями. Вытащив из конверта двадцать шесть тысяч долларов, она протянула Николо тысячу, двадцать пять тысяч положила на стол, а двадцать четыре тысячи оставила в конверте. Затем снова заклеила конверт и протянула его Николо, державшему в руке тысячу долларов.

— Этого тебе хватит на жизнь в Нью-Йорке, — сказала она. — Могу ли я поступить честнее?

— Спасибо, — поблагодарил Николо. — Днем я передам этот конверт Анджелине.

— А ей доверяет портовый мальчишка?

— Да. Она не из твоего мира и не из моего. Несколько минут назад я разговаривал с ней, она уже выезжает в аэропорт. Прилетит в два двадцать пять, галерея семнадцать. Не могу дождаться.

— И что ты скажешь своей знаменитой леди?

— То, что подскажет сердце, синьора, а не голова.

В пять сорок шесть утра госсекретаря Брюса Палиссера разбудил звонок из Белого дома, а уже в десять минут седьмого он направлялся в лимузине в Овальный кабинет. Переговоры между Сирией и Израилем зашли в тупик, возникла угроза начала военных действий, возможно даже с применением ядерного оружия, если только совместными усилиями США, Англии, Франции и Германии не удастся охладить горячие головы противников соглашения в обеих странах. В шесть тринадцать жене Палиссера позвонил коммандер Хоторн и сказал, что ему срочно нужно поговорить с госсекретарем по чрезвычайно важному делу.

— Вероятно, нашлись более важные дела, — ответила Жанет Палвссер. — Он в Белом доме.

— Сожалею, сэр, но нам было приказано ни при каких обстоятельствах не прерывать заседание Совета безопасности...

— А предположим, — оборвал секретаршу расстроенный Хоторн, — просто предположим, что сейчас в воздухе находится баллистическая ракета, направленная прямо на Белый дом? Тогда бы я смог добраться до госсекретаря?

— Вы говорите, что баллистическая ракета...

— Нет, этого я не говорю! Я просто объясняю, что у меня чрезвычайно важное и срочное дело!

— Позвоните в госдепартамент.

— Яне могу звонить в госдепартамент!.. Палиссер приказал мне говорить только с ним.

— Подождите секунду... как вы сказали ваша фамилия?

— Хоторн.

— Ох, извините, сэр. Ваше имя было добавлено в самый конец списка в компьютере. А буквы такие маленькие, понимаете? Передавайте, пожалуйста, сообщение.

— Пусть немедленно позвонит мне. Он знает куда, я буду ведать его звонка. Он прямо сейчас получит это сообщение?

— Я передам его, сэр. — Раздался щелчок, и разговор закончился.

Хоторн повернулся к Пулу, который сидел в кресле, наклонившись вперед, и слушал.

— У них экстренное заседание в Белом доме. Надо было передать секретарше сообщение для Палиесера, что маньяк-генерал, который, возможно, находится на этом заседании, является участником заговора в целях убийства президента.

— Что нам теперь делать?

— Ждать, — ответил Тайрел. — Самое паршивое дело.

Мужчина и женщина прошли таможню и вышли в главный зал аэропорта Даллес. Поведение их было обычным, но причина прилета в США — отнюдь нет. Это были агенты Моссада, прибывшие с чрезвычайно важным заданием. Им следовало сообщить госсекретарю о человеке, являющимся ключевой фигурой в деле Бажарат, о сенаторе Несбите, который по каким-то совершенно необъяснимым причинам вел террористку к убийству, ожидавшемуся в любой день и час.

Они прилетели из Тель-Авива рейсом 8002 и объяснили чиновникам на таможне, что прибыли в США по служебным делам на несколько дней. По документам агенты значились инженерами, правительственными служащими, уполномоченными принять участие в проходящем в Вашингтоне совещании по вопросу будущих ирригационных проектов в пустыне Негев. Не проявивший к ним никакого интереса таможенник сделал отметку в паспортах, пожелал счастливого пути и занялся следующим пассажиром.

Офицеры Моссада быстро прошли в зал. Оба были в строгих деловых костюмах, она в черном, он в сером, в руках было по сумке и одинаковому чемодану-"диплома-ту". Они вместе подошли к телефонамавтоматам, и здесь женщина заговорила:

— Я позвоню в госдепартамент по его личному номеру, который дал нам полковник Абраме.

— Звони, — согласился ее спутник — белокурый мужчина с редкими волосами, сквозь которые проглядывала лысина. — Только помни, что, если после пятого звонка никто не ответит, надо повесить трубку.

— Поняла. — После пятого гудка майор повесила трубку. — Никто не отвечает.

— Тогда звони домой. Нам надо избегать коммутаторов. Майор достала из аппарата монету, вновь бросила ее в щель и набрала номер.

— Алло? — раздался в трубке женский голос.

— Попросите, пожалуйста, госсекретаря. У меня очень важное дело.

— С самого утра одни важные дела, — раздраженно ответила женщина. — Если у вас что-то срочное, то звоните в Белый дом. А я уезжаю в наш пляжный домик в Сент-Майклз.

— Довольно нелюбезная женщина, повесила трубку, — удивилась майор, поворачиваясь к капитану. — Посоветовала звонить в Белый дом...

— Что нам запрещено делать, — оборвал ее капитан. — Мы обязаны говорить только с госсекретарем.

— Он наверняка в Белом доме.

— Но мы не можем звонить через коммутатор, нельзя доверять никому, кроме Палиесера. Абраме послал госсекретарю сообщение по дипломатическим каналам, чтобы тот ожидал двух посетителей. Полковник и госсекретарь друзья, так что Палиссер сразу примет нас.

— Тогда я не согласна с нашими инструкциями. Так как Палиссер в Белом доме, то почему бы нам не позвонить на коммутатор и не оставить для него сообщение? Абрамс сказал, что дорог каждый час.

— Какого рода сообщение? Мы ведь не можем назвать себя.

— Сообщим, что приехали родственники его друга полковника Дэвида и что будем постоянно звонить ему по личному телефону домой, а может, даже в офис...

— В офис? — нахмурился капитан.

— Дорог каждый час, — повторила майор. — Себя мы называть не будем, а он, прочитав сообщение, передаст секретарше или слугам, где мы сможем его застать. Нужно сообщить ему о сенаторе Несбите... Давай найдем лимузин с телефоном.

Не проявивший в паре из Израиля якобы никакого внимания, таможенник подождал несколько минут, убеждаясь, что они уже не вернутся. После этого поставил на стойку перед собой красную табличку, обозначавшую, что он занят, и снял трубку телефона. Набрав три номера, он наконец связался с шефом безопасности службы иммиграции, находившемся в офисе наверху. Сам офис представлял собой зал с двумя рядами телевизионных мониторов, расположенных на стене над панелями электронного оборудования.

— Два подозрительных израильтянина, — сказал таможенник. — Мужчина и женщина, возраст и описания примерно совпадают.

— Профессии?

— Инженеры.

— Цель приезда?

— Совещание по ирригационным проектам в пустыне Негев. Сейчас они должны быть в зале. Женщина немного повыше его, в черном, а он в сером костюме. У обоих в руках сумки и чемоданы-дипломаты.

— Сейчас посмотрим на мониторах и проверим. Спасибо.

Шеф безопасности иммиграционной службы, тучный мужчина среднего возраста с одутловатым лицом и бесцветными глазами, встал из-за своего стола, расположенного за стеклянной перегородкой, в вышел в общий зал, где пять человек сидели в креслах перед мониторами.

— Поищите пару, мужчину и женщину, — приказал он. — Женщина чуть повыше мужчины, одета в черный костюм, мужчина — в серый.

— Я их вижу, — откликнулась примерно через тридцать секунд женщина в четвертом кресле. — Они говорят по телефону.

— Отличная работа. — Шеф подошел к женщине-оператору. — Дай увеличение. — Женщина повернула ручку на панели управления, включив телескопические линзы камеры слежения. Фигуры израильтян увеличились на экране, шеф бросил на них быстрый взгляд и изобразил на лице разочарование:

— Боже, они совсем не похожи на тех людей с фотографий. Забудь о них, опять мимо.

— А кого мы ищем? — поинтересовался один из операторов.

— Парочку, которая, возможно, провозит бриллианты.

— А можно я их провожу прямо к моему личному ювелиру?

Шеф рассмеялся вместе со всеми и направился к выходу из зала.

— Но за это тебе придется отвечать вместо меня по телефону, а я тороплюсь в туалет, — бросил он на ходу.

Выйдя из зала в узкий коридор, шеф службы безопасности повернул налево и дошел до конца коридора, где находился маленький огороженный балкон, с которого было видно большую часть зала аэропорта. Он достал из кармана портативную радиостанцию, настроил ее на нужную частоту, поднес к губам и заговорил, наблюдая одновременно за тем местом, которое только что видел на мониторе.

— Гремучая змея, я Дрозд. Прием.

— Я Гремучая змея. В чем дело?

— Объекты обнаружены.

— Парочка из "М"? Где?

— Направляются к стоянке для лимузинов. Он в сером костюме, она чуть выше и в черном. Действуй.

— Я их вижу! — раздался из рации шепот, принадлежащий третьему собеседнику. — Примерно в пятидесяти футах от меня. Они заторопились!

— Нам тоже надо поспешить, Суслик, — сказал шеф безопасности иммиграционной службы, занесенный в синеок «Скорпионов» под номером 14.

Офицеры Моссада сели в лимузин, устроившись на заднем сиденье и положив на откидные сиденья сумка и чемоданы-дипломаты. Чемодан капитана был открыт, в левой руке он держал карточку размером четыре на шесть дюймов, на которой были записаны все несекретные телефоны, которые могли понадобиться ему в Соединенных Штатах, — посольств и консульств, дружеских и вражеских разведывательных агентств, любимых ресторанов и баров, а также нескольких женщин, которые, по его мнению, могли обрадоваться его появлению.

— Где ты это взял? — спросила майор.

— Сам составил, — ответил капитан. — Ты же помнишь, я был здесь в командировке восемнадцать месяцев. — Капитан вставил кредитную карточку в телефонный аппарат и подождал, пока на панели аппарата загорелась надпись «набирайте номер». — Я звоню на коммутатор Белого дома, там они не задают вопросов, а только принимают сообщения, — сказал он, набирая номер.

— Ты проделывал такие вещи раньше?..

— Частенько... Тс-с... соединили.

— Белый дом, — раздался в трубке усталый женский голос.

— Простите, мисс, но я только что разговаривал с женой госсекретаря миссис Брюс Палиесер, и она сообщала мне, что её муж у президента — Я хотел бы оставить сообщение для мистера Палиссера.

— У вас имеется допуск, сэр? Иначе я не могу мешать работе Совета безопасности.

— Я и не прошу вас об этом, я просто хочу оставить сообщение.

— Слушаю вас, сэр.

— Передайте ему, что родственники его старого друга полковника Дэвида находятся в городе и будут постоянно звонить ему домой и в офис. Он может сообщить номер телефона, по которому с ним можно будет связаться.

— Вы оставите мне свой номер телефона?

— Это будет слишком бесцеремонно с нашей стороны, лучше мы позвоним сами.

— Он получит ваше сообщение сразу по окончании совещания.

Капитан Моссада положил трубку телефона и откинулся на сиденье.

— Будем звонить ему в кабинет и домой каждые пять минут. Как ты сказала, мы обязательно должны передать ему фамилию сенатора Несбита, даже если придется сделать это по телефону. — Капитан наклонился вперед, чтобы положить карточку с номерами обратно в «дипломат», и внезапно, повернув голову влево, посмотрел в окно лимузина. Второй лимузин прижимал их к обочине. Его заднее стекло было опущено... и в темноте салона виднелось оружие!

— Ложись! — закричал капитан, накрывая своим телом майора, и в этот момент раздались длинные автоматные очереди. Пули разбивали стекла и прошивали корпус лимузина, вонзаясь в тела на заднем сиденье, в разбитое окно влетела граната. Лимузин потащило на обочину, он врезался в металлическое ограждение и взорвался.

Глава 34

Шоссе из аэропорта Даллес представляло собой жуткое зрелище! Тридцать семь автомобилей сбились в кучу, врезавшись друг в друга, дорогу охватил огонь, вспыхнувший от разлившегося и вспыхнувшего бензина. Через несколько минут послышались звуки сирен, в утреннем небе появились вертолеты, санитары аз подъехавших машин «скорой помощи» бросились извлекать из машин пострадавших.

Погибли не только посланцы Моссада из Тель-Авива, эта авария оборвала жизни двадцати двух ни в чем не повинных мужчин и женщин, которые возвращались к своим семьям. Это была трагедия, порожденная мерзким заговором, порожденная много лет назад ребёнком, которого заставили смотреть, как отрубали головы его родителям в Пиренеях. Это безумие произошло в десять часов пятьдесят две минуты в солнечный летний день.

* * *

11 часов 35 минут

Бажарат потеряла терпение и была чуть ли не на грани помешательства. Она не могла связаться с сенатором Несбитом! Сначала ей ответила телефонистка, потом младшая секретарша, потом личная секретарша в наконец помощник сенатора.

— Говорит графиня Кабрини, — резким тоном сказала Бажарат. — Я точно знаю, что сенатор хотел поговорить со мной.

— Конечно, графиня, но, к сожалению, его нет в офисе. Вы, должно быть, помните, графиня, что сенат распущен на летние каникулы и распорядок работы у нас не такой жесткий, как во время заседаний.

— Вы хотите сказать, что не можете найти его?

— Мы пытаемся, графиня. Возможно, он играет в гольф или навещает друзей...

— Но есть домоправительница и шофер, молодой человек. Они наверняка знают, где он.

— Домоправительница знает только, что сенатор уехал на машине, а автоответчик в машине сообщает, что владелец вышел.

— Это просто невыносимо. Мне нужно срочно поговорить с сенатором.

— Уверен, что и он хотел бы поговорить с вами, графиня, но если вы беспокоитесь по поводу аудиенции в Белом доме, то могу заверить вас, что все четко расписано. Ровно в семь пятнадцать к отелю «Карийон» подъедет автомобиль, это немножко рано, но специально делается запас времена на случай интенсивного движения транспорта.

— Вы все-таки убедили меня. Большое спасибо.

* * *

12 часов 17 минут

Хоторн снял трубку телефона.

— Да?

— Это Палиссер. Удивлен, что от вас никаких известий.

— Никаких известий? Да я оставил для вас с полдюжины сообщений!

— Оставили сообщения?.. Странно, но о ваших звонках сразу должны были сообщать мне.

— Знаю, телефонистки так и говорили. Уверяли, что сразу сообщают вам о моих звонках.

— Никто ничего не сообщал. Но, с другой стороны, я был очень занят — кризис в международной политике, но благодаря удаче и нескольким угрозам нам удалось преодолеть его... Что случилось с генералом Майерзом? Честно говоря, во время заседания он вел себя как идиот. Все время твердил о «прелестных бомбочках»!

— Что это значит?

— Предлагал нанести ракетные удары по определенным объектам, в которых могут находиться лидеры обеих конфликтующих сторон, и говорил он это вполне серьезно.

— Еще бы, теперь совершенно ясно, что он «Скорпион». Я записал нашу беседу. Генерал располагает информацией, которую мог получить только через «Скорпионов». Он един из них, в этом больше нет сомнения. Верьте мне, я «ив». Арестуйте его и накачайте наркотиками!

— У нас тоже кое-что есть. Мой друг из Израиля, полковник Моссада, считает, что у нас большая утечка информации, поэтому прислал сюда двоих своих людей, полагаю, что с очень важными данными. Иначе он не предпринимал бы таких мер предосторожности. Давайте подождем, когда они свяжутся со мной, а потом начнем наступление по всем фронтам.

— Это мне подходит. Мы объединим усилия и разорвем в клочья эту суку.

— Что за выражения, коммандер? Из ваших уст да в уши Господа? Ладно, будем надеяться на успешный исход операции.

Хоторн положил трубку. Телевизор в номере был включен, и на экране как раз показывали телевизионную съемку с вертолета автокатастрофы на шоссе, ведущем в аэропорт Даллес. Горящие автомобили, некоторые из которых неожиданно взрывались, обугленные тела на обочине — трагедия, которую невозможно описать словами.

Тучный шеф безопасности службы иммиграции почувствовал короткие, резкие импульсы бипера, который носил при себе как «Скоршюв-14». Он вышел из кабинета и быстро направился к ближайшему телефону-автомату.

— Говорит четырнадцатый, — доложил он, набрав номер.

— Я номер первый, — прозвучал в ответ хриплый голос. — Отличная работа, четырнадцатый. Показывают во всех новостях.

— Надеюсь, что это была именно та парочка, — сказал «Скорпион-14». — Ключевой приметой было совещание по иррригационным проектам в пустыне Негев.

— Именно так. Об этом мне сообщил мой источник из Иерусалима, а он чертовски умен, этот старый ублюдок. Я позвоню ему и передам новость, у нас с ним одни цели, и мы объединим усилия.

— Не надо говорить мне об этом, первый, я ничего не хочу знать.

— Не беспокойся.

За восемь тысяч миль от Вашингтона, в Иерусалиме, в доме на улице Бек-Иегуда сидел за столом грузный мужчина семидесяти с небольшим лет и просматривал содержимое лежащей перед ним папки. Лицо мужчины было испещрено глубокими морщинами, глаза маленькие и злые. Зазвонил его личный секретный телефон. Мужчина подумал, что если это кто-то из членов семьи, то надо побыстрее отделаться от него, потому что линия должна быть свободной.

— Да? — резко бросил в трубку старый израильтянин.

— Шалом, Мустанг.

— Черт бы тебя побрал, Жеребец, почему так долго?

— Нас не прослушивают?

— Не задавай глупых вопросов. Говори.

— Маршрут посланцев был изменен...

— Послушай, ты не в командном бункере, говоря нормальным языком!

— Лимузин, в котором ехала парочка, был расстрелян, потом взорван...

— Документы? — быстро спросил израильтянин. — Инструкции, удостоверения личности?

— Ничего не могло сохраниться после взрывов, а если в остались клочки, то криминалистам понадобится несколько дней, чтобы собрать их вместе. Но будет уже поздно.

— Понятно. Что еще можешь сообщать?

— Наш человек на ЦРУ сказал, что это произойдет сегодня вечером. Лондон перехватил телефонный звонок.

— Боже мой, значит, Белый дом будет предупрежден?

— Нет, не будет. Наш человек перекрыл каналы информации. Здесь, в Вашингтоне, никто не знает об операции МИ-6, так что сегодняшний вечер ничем не будет отличаться, от обычного.

— Браво, Жеребец! Это нам и нужно, так ведь?

— Да, спасибо, Мустанг.

— Ужас расползется по миру как гигантский пожар! А если в Лондоне и Париже тоже все пройдет удачно — да позволит Господь в своей мудрости свершиться этому, — то мы, солдаты" снова придем к власти.

— Как это было совсем недавно. Но этого не случилось бы, не будь твоего звонка мне, старый друг.

— Друг? — переспросил израильтянин. — Нет, мы не друзья, генерал, ты самый рьяный антисемит, каких я знал. Мы просто нуждаемся друг в друге, ты по своим причинам, а я по своим. Ты хочешь вернуть себе баллистические и прочие игрушки, а я хочу, чтобы Израиль увеличивал свою военную мощь, что невозможно без помощи Америки. Когда все закончится и мы нагоним ужаса на арабов из долины Бекаа, ваша администрация и конгресс сами откроют для нас свои сундуки!

— Мы рассуждаем одинаково, Мустанг, и ты просто не знаешь, как я тебе благодарен за твой звонок.

— А ты знаешь, в чем тут дело?

— По-моему, ты только что объяснил это.

— Нет-нет, я не об этом. Ты знаешь, как все произошло?

— Я тебя не понимаю.

— Этот умник-примиренец полковник Абраме из всемогущего Моссада доверяет мне. Можешь себе представить: этот так называемый гениальный организатор считает меня своим единомышленником, думает, что я тоже хочу мира с этими грязными арабами. И только потому, что я был лучшим военным в истории этой страны, а теперь даю советы этим идиотам из правительства, чтобы поддерживать свою репутацию и оставаться на виду у публики... Он сказал мне, клянусь Торой, так и сказал: «Идет большая утечка информации, и я больше не могу доверять нашим каналам»... Тогда я его спросил: «А кому ты можешь доверять?» И он мне ответил на это: «Только Палиссеру. Когда я служил военным атташе в посольстве, мы часто беседовали с ним, я проводил уик-энды в его доме на берегу моря. Мы с ним мыслим одинаково»... И тут я ему посоветовал: «Пошли курьеров — двух, а не одного, на всякий случай, — но пусть они поговорят только с Палиссером. Сделай им документы инженеров — сейчас все инженеры, — а прикрытием будут ирригационные проекты в пустыне Негев»... Он набросился на эту идею как голодный щенок, все восхищался моей изобретательностью. Да, в этом мне не откажешь. Так что теперь сенатору Несбиту ничто не грозит!

— А потом ты позвонил мне.

— Да, позвонил тебе, — согласился израильтянин. — Мы встречались дважды, мой друг, и я увидел в тебе человека, полного ненависти сродни моей, и вызвана наша ненависть была схожими причинами. Моя интуиция подсказала мне, что стоит рискнуть и сообщить тебе обо всем, но я просто привел тебе факты, а выводы ты уже сделал сам.

— Интуиция не подвела тебя.

— Выдающиеся солдаты, особенно испытанные боевые командиры, всегда могут заглянуть друг другу в душу, не так ли?

— В одном только ты не прав. Я не антисемит.

— Наверняка антисемит, да и я тоже! Для меня на первом месте солдаты, а потом уж еврея, точно так же как для тебя на первом месте солдаты, а уж потом неевреи!

— Если подумать, то ты прав.

— Что ты будешь делать... вечером?

— Держаться поближе, а может быть, даже буду в Белом доме. После того как все произойдет, мне надо будет быстро и решительно взять все в свои руки.

— А это произойдет именно там?

— А где же еще?.. Думаю, нам надо оставить эту тему.

— И я так считаю. Желаю удачного дня, Жеребец.

— Шалом, Мустанг. — Генерал Майерз, председатель Объединенного комитета начальников штабов, положил трубку.

Глава 35

14 часов 38 минут

Эйнджел Кейпел появилась из выхода № 17 аэровокзала в сопровождении толпы пассажиров и журналистов, шумно задававших свои вопросы. Заметив среди встречающих младшего барона и его тетушку, Эйнджел попросила служащего аэропорта отвести их в отдельную комнату.

— Извини меня, Паоло, — сказала она, — тебе, наверное, неприятна вся эта бестолковая суета.

— Они все любят тебя. Как же мне может это не нравиться?

— А вот мне не нравится. Меня единственно утешает, что через месяц после завершения телесериала все уже позабудут обо мне.

— Никогда.

Бажарат оборвала их разговор, протянув Эйнджел запечатанный конверт.

— Отец Данте Паоло не хочет, чтобы он прочитал содержащиеся здесь инструкции раньше завтрашнего утра.

— Почему?

— Ничего не могу вам на это ответить, потому что сама не знаю, Анджелина. У моего брата свои причуды, и я не задаю ему вопросов. Знаю только, что я буду очень занята делами, а Данте Паоло сказал мне, что хочет завтра утром отправиться в Нью-Йорк, чтобы побыть с вами и вашей семьей.

— Разумеется, если ты позволишь, Эйнджел, — испуганно добавил Николо.

— Позволю? Боже праведный, это будет грандиозно! У нас есть домик на озере в Коннектикуте, и мы сможем все вместе отправиться туда на уик-энд. Благородный юноша, ты увидишь актрису, которая умеет готовить!

Открылась дверь, и появился служащий аэропорта, который проводил их в эту комнату.

— Мисс Кейпел, мы связались с вашей студией и все уладили. Отсюда в Нью-Йорк вы полетите на частном реактивном самолете. Гораздо удобнее, публика будет меньше докучать вам.

— Внимание публики не утомляет меня. Ведь это мои зрители.

— Но они покидают свои места и толпятся в проходах во время полета.

— О, я понимаю. Значит, их поведение доставляет больше неприятностей вам, а не мне.

— Мы должны обеспечивать безопасность пассажиров в полете, мисс Кейпел.

— Тут я не могу с вами спорить, сэр.

— Большое спасибо. Если не возражаете, то самолет мог бы вылететь прямо сейчас. Эйнджел повернулась к Николо:

— Эй, благородный юноша, можешь поцеловать меня на прощание, если хочешь. Здесь нет ни фотографов, ни моего отца.

— Спасибо, Эйнджел. — Смущенный Николо нежно поцеловал ее, и юная телезвезда вышла из комнаты в сопровождении служащего аэропорта, унося с собой толстый коричневый конверт с двадцатью четырьмя тысячами долларов.

* * *

15 часов 42 минуты

— Вы взяли его? — спросил Хоторн по телефону. — Черт побери, прошло уже почти три часа, а от вас ни слуху ни духу?

— А у меня никаких вестей от двух израильтян, которые привезли важную информацию, что гораздо больше беспокоит меня, коммандер, — ответил госсекретарь Палиссер, с трудом сдерживая гнев.

— А как насчет Майерза?

— Он под наблюдением. Это все, на что согласился президент, пока не будет неопровержимых доказательств. Он ясно дал мне понять, что арест такого героя, как Майерз, отнюдь не добавит популярности его администрации. Президент предложил передать вашу информацию в сенат для расследования.

— Он в своем уме?

— Я постараюсь убедить его.

— Ладно, а где Майерз?

— В настоящее время у себя в кабинете, занят обычными делами.

— Его телефон прослушивается?

— Он моментально это обнаружит. Даже и не думайте об этом.

— Что слышно от ЦРУ?

— Ничего. Я лично разговаривал с исполняющим обязанности директора, но у него никаких новостей. Наверняка и у Лондона ничего нет, иначе они бы уже давно позвонили. Но, честно говоря, похоже, что у нас огромная утечка информации, и я сам уже стараюсь никому не звонить по нашим якобы секретным каналам.

— Есть старое правило, господин госсекретарь. Если ваш план проваливается, то побыстрее и потихоньку откажитесь от него, а если кто-то упомянет о нем, сделайте вид, что не понимаете, о чем идет речь.

— Что же нам теперь делать, Хоторн? Или, точнее, — что вы теперь сможете сделать?

— Кое-что, чего бы мне чертовски не хотелось делать. Я встречусь с Филлис Стивенс.

— Думаете, она знает что-то? Сможет вам что-то сообщить?

— Она может знать, даже сама не подозревая об этом. Она всегда защищала мужа, когда дело касалось Генри, была бетонной стеной вокруг него, через которую никто не мог пройти. Здесь мы еще не искали.

— Полиция все хранит в тайне, но у них нет никаких улик...

— Люди, с которыми мы имеем дело, не оставляют улик, — прервал госсекретаря Хоторн. — Во всяком случае, таких, какие может обнаружить полиция. То, что случилось с Генри, имеет отношение ко мне.

— Вы уверены в этом?

— Не совсем, но вероятность большая.

— Почему?

— Потому что Хэнк совершил ошибку, ту же самую, что и в Амстердаме. Несмотря на свою профессиональную скрытность, он слишком много говорил, когда делать этого не следовало. Подобное случилось и в Амстердаме.

— Не могли бы вы пояснить?

— А почему бы и нет — в сложившейся-то ситуации? Ваш директор ЦРУ Джиллетт знал о вражде между нами, он мне сам об этом сказал. Но гораздо опаснее то, что он знал причину этой вражды, которая была глубоко личной: неприглядное поведение Генри в этом деле.

— Не вижу здесь никакого смысла. Насколько я помню, вы не скрывали своего враждебного отношения, когда дело касалось капитана Стивенса. Всем было известно, что ему не удалось завербовать вас, поэтому и подключили к этому делу англичан.

— Враждебное отношение — да, но я никогда не говорил об этом ни вам, ни кому-нибудь другому. Просто давал понять, что он не является моим начальником.

— По-моему, вы уж слишком вдаетесь в тонкости.

— Совершенно верно, но в этом-то и дело... Существует аксиома, уходящая корнями к тем временам, когда фараоны засылали шпионов в Македонию. Обиженный может выдвигать любые обвинения, какие ему нравятся, но обидчик обязан держать рот на замке. Зачем нужно было Генри рассказывать кому-то о нашей вражде? Ведь сразу бы возник вопрос о его роли в этом деле. Суть заключается в том, кому еще он мог рассказать об этом? Кому-то, кто немедленно увидел, какие преимущества открывает устранение Генри. До меня не смогли добраться, поэтому обрубили мою связь.

— Я действительно ничего не понимаю, — возмутился госсекретарь. — Какую связь?

— Я работал с ним, пока не вышел на вас, мистер Палиссер.

— Все равно не понимаю.

— Я тоже, но, может быть, нам поможет Филлис.

* * *

16 часов 29 минут

Пар был настолько густым, что фигуру в углу парилки было видно с трудом. Дверь парной открылась, и мужчина с полотенцем в руках, не закрывая дверь, зашел внутрь и направился к голому сенатору Несбиту. Пар клубами повалил наружу, Несбит пошевелился. Тело его было мокрым от пота, глаза закатились, рот был широко открыт.

— У меня снова был приступ, да, Юджин? — хриплым голосом произнес сенатор, неуверенно поднимаясь на ноги и принимая полотенце от своего шофера-телохранителя.

— Да, сэр. Маргарет заметила признаки сразу после ленча...

— А разве уже день? — в страхе оборвал его сенатор.

— С вами давно этого не случалось, сэр, — сказал шофер, выводя своего разбитого хозяина из парной и подводя к душу.

— Слава Богу, что сейчас сенат на летних каникулах... Ты возил меня... в Мэриленд?

— Я не мог, не было времени. Доктор пришел сюда, сделал вам пару уколов и объяснил нам, что делать.

— Ты сказал: не было времени?..

— У вас назначена аудиенция в Белом доме, сенатор. В семь пятнадцать мы должны забрать из отеля графиню и ее племянника.

— О Боже, я погиб!

— Все будет в порядке, сэр. После душа Мэгги сделает вам массаж и укол витамина B1 а потом отдохнете часок. Будете в отличной форме, босс.

— В отличной форме, Юджин? Боюсь, что нет, мой друг, такой радости мне уже никогда не узнать. Я живу в каком-то ужасном кошмаре, приступы наступают внезапно, и я не могу совладать с собой, чтобы побороть их. Иногда мне кажется, что Всевышний испытывает мою стойкость, хочет посмотреть, не совершу ли я смертного греха, лишив себя жизни, чтобы избавиться от боли.

— Этого не произойдет, пока мы рядом, — успокоил Несбита телохранитель, заботливо поддерживая своего голого хозяина и проводя его в душевую кабинку. Сначала он открыл теплую воду, потом стал постепенно делать ее все холоднее и холоднее, пока тело сенатора не окатили ледяные струи. — Иногда у вас бывают небольшие непорядки с головой, сэр, но, как говорит доктор, вы рассуждаете даже лучше остальных... А теперь еще немного похолоднее, оставайтесь, пожалуйста, под душем, сэр.

— Ох! — воскликнул Несбит. — Хватит, Юджин!

— Еще нет, сэр, всего чуть-чуть.

— Я замерз!

— Я выключу воду через пятнадцать секунд, так велел доктор.

— Я не выдержу!

— Четыре, три, два, один — все, сэр. — Телохранитель укутал сенатора большим махровым полотенцем. — Ну как? Вы возвращаетесь к жизни, сэр!

— Доктора говорят, что от этого нет лекарств, Юджин, — тихим голосом произнес сенатор. Глаза его теперь были ясными, мускулы лица расслабились. С помощью Юджина он вышел из душа. — Говорят, что это пройдет под воздействием времени и терапии. Или надо принимать большие дозы наркотиков. Но наркотики снижают умственную деятельность.

— Вам не понадобится эта гадость, пока мы рядом, сэр.

— Да, я понимаю, Юджин, и в благодарность за это вы с Маргарет будете очень хорошо вознаграждены после моей смерти. Но, Боже мой, я — это два разных человека! Я не знаю, когда один из них берет верх над другим. Чистая дьявольщина!

— Но это знаем только мы, сэр, и ваши друзья из Мэриленда. Мы позаботимся о вас.

— А ты знаешь, Юджин, я совсем не помню, откуда появились эти друзья из Мэриленда.

— Дело в том, сэр, что их врач навестил вас после той небольшой неприятности в порнокинотеатре. Вы не сделали ничего плохого, просто несколько человек подумали, что узнали вас.

— Я этого не помню.

— Так предположил доктор... Эй, все в порядке, да, босс? Вы вернулись к жизни, и у вас сегодня грандиозный вечер, так? Сам президент, сэр! Вы завоюете голоса многих избирателей с помощью этой богатой графини и ее еще более богатого племянника, верно?

— Да, думаю, что завоюю, Юджин. Теперь пусть Маргарет сделает массаж, а потом я немного посплю.

* * *

17 часов 07 минут

Секретарша директора ЦРУ в третий раз выслушала телефонный звонок из Лондона в объяснила звонившему, что временно исполняющий обязанности директора ЦРУ, лично курирующий дело Кровавой девочки, загружен до предела экстренными совещаниями и в настоящий момент находится в Белом доме на заседании президентского совета. Как только будет разрешена кризисная ситуация, он немедленно позвонит в Лондон шефу МИ-6. Позиция секретарши была твердой, насколько позволяла это ее должность, а может быть даже и чересчур твердой, но другого выхода у нее не было. После удачного убийства на шоссе она была последним звеном передачи информации, и сообщение вз Лондона не должно было пройти дальше нее. Секретарша посмотрела на часы на столе: в этом кабинете ей осталось находиться последние пять минут.

«Скорпион-17» собрала лежащие перед ней на столе бумаги, встала, подошла к двери кабинета начальника и постучала.

— Войдите, — донесся голос из кабинета.

— Рабочий день закончен, сэр, — доложила секретарша, входя в кабинет с кипой документов. — Вот бумаги, которые вы просили, и телефонные сообщения. Боже мой, целая куча, все пытаются дозвониться вам. — Ока положила бумаги на стол директора.

— Каждый стремится дать совет и подчеркнуть, как они заботятся обо мне. Безусловно, все это прекратится, когда президент назначит на этот пост своего человека.

— Я думала, вы знаете...

— Что знаю?

— В Белом доме поговаривают, что вы ему нравитесь, он с уважением относится к вашему послужному списку и прекрасно осведомлен, что высшие чины ЦРУ хотели бы видеть на этом посту именно вас, а не какого-нибудь любителя из политиков.

— Я слышал об этом, но надежды на это мало. У президента много политических обязательств, а заместителю директора ЦРУ он ничем не обязан.

— Понимаю, сэр. Если это все, то я пойду домой.

— Ничего не слышно о Кровавой девочке? Мне надо сообщать об этом немедленно.

— Было сообщение, оно в общей куче. Вы в тот момент говорили по телефону с вице-президентом.

— Черт побери! Вы должны были прервать наш разговор!

— Для этого не было причин, сэр. Я, конечно, не знаю всех обстоятельств, но, по-моему, сообщение «из Лондона ничего» означает именно то, что означает. Никакого продвижения.

— Проклятье! — взорвался исполняющий обязанности директора. — Если бы я мог сосредоточиться только на этом деле, возможно, у меня появился бы шанс! А где этот парень... как его... который руководит группой, работающей по Кровавой девочке?

— Он и члены его группы торчали здесь с трех ночи до трех дня и перед этим очень мало спали. У них глаза покраснели от усталости, а старший группы сказал, что завтрашний день может оказаться удачнее.

— Хорошо, я поговорю с ним завтра. И с вами, конечно, тоже прощаюсь до завтра.

— Я могу остаться, если хотите.

— Для чего? Чтобы наблюдать, как я зализываю раны и начинаю прощаться с этим чертовски величественным кабинетом? Идите домой, Элен.

— Спокойной вам ночи, господин директор.

— А ведь неплохо звучит, не так ли?

Секретарша подрулила к ближайшему торговому центру в Лэнгли, заперла машину и зашла в телефонную будку рядом с супермаркетом. Опустив в аппарат монету, она набрала твердо хранящийся в памяти номер и выждала обычную серию гудков. Потом набрала пять дополнительных цифр, и ей ответил мужской голос.

— Это номер семнадцать... Как это и должно произойти в конечном итоге с большинством из нас, настала моя очередь. Утром я уже не смогу вернуться на работу.

— Это можно было предвидеть. Вечером я помогу вам выехать из страны. Возьмите как можно меньше вещей.

— Да у меня практически ничего и нет. Все необходимое уже несколько лет в Европе.

— Где?

— Этого я не скажу даже вам.

— Вполне откровенно. Когда вы хотите уехать?

— Как можно быстрее. В квартире мне ничего не нужно, за исключением паспорта и кое-каких драгоценностей. Я заеду туда на такси, в ней все должно остаться так, как будто я там и не появлялась. Живу я рядом, так что буду готова через пятнадцать-двадцать минут.

— Тогда езжайте на такси на базу ВВС Эндрюс и обратитесь в службу безопасности. Вас посадят на ближайший военно-дипломатический рейс до Парижа.

— Хороший выбор. Когда рейс?

— Часа через полтора. Желаю счастливой жизни, семнадцатый.

— Надеюсь. Я ее заработала.

Глава 36

Оставив Пула на телефоне в «Шенандо Лодж», главным образом чтобы узнавать о состоянии здоровья Кэтрин, Хоторн подъехал на машине к дому капитана Генри Стивенса. У входа в дом стояла серая патрульная машина службы безопасности ВМС. Одетый в форму вооруженный офицер, начальник патруля, пропустил Тайрела в дом, кивнув в сторону гостиной, в дальнем конце которой у окна стояла женщина в черном платье.

В первый момент Филлис в Тай почувствовали неловкость от этой встречи, встречи бывших друзей, разделенных личной трагедией одного из них. И вот теперь они снова встретились при обстоятельствах, неизбежно вызвавших болезненные воспоминания о событиях в Амстердаме. Сначала они молчали, хотя глаза их о многом говорили друг другу, потом Тайрел подошел ближе, и, обливаясь слезами, Филлис рухнула в его объятия.

— Как все ужасно, как это все ужасно! — воскликнула она, рыдая.

— Я знаю, Филлис, знаю.

— Конечно, знаешь!

Они стояли, обнявшись, понимая друг друга без слов. Двое славных людей, потерявшие близких, нелепость смерти которых была просто непостижима. Прошло несколько минут, и Хоторн мягко отстранил от себя Филлис.

— Тебе принести что-нибудь, Тай? Чай, кофе, виски?

— Нет, спасибо, — отказался Хоторн, — как-нибудь в другой раз.

— Ну как хочешь. Садись, пожалуйста. Уверена, что ты пришел не просто из вежливости, для этого ты слишком занят сейчас.

— Как много тебе известно, Филл?

— Я жена офицера разведки, может быть, не слишком умная, но я составила для себя картину, возможно даже более полную, чем подозревал Генри. Боже мой, он не спал почти четверо суток... И очень беспокоился о тебе, Тай, Ты, должно быть, тоже на пределе.

— Значит, ты знаешь, что мы за кем-то охотимся?

— Разумеется. Она чрезвычайно опасна, как и люди, стоящие за ней.

— Она? Ты знаешь, что это женщина?

— Хэнк сказал мне об этом. Женщина-террористка из долины Бекаа. Сомневаюсь, что он сказал бы мне об этом, если бы не был таким усталым.

— Филлис, — произнес Тайрел, наклоняясь в кресле ближе к вдове и пристально глядя на своего старого друга из посольства в Амстердаме, — я должен задать тебе несколько вопросов о тех днях перед убийством Хэнка. Я понимаю, что сейчас неподходящее время, но другого у нас просто нет...

— Я все прекрасно понимаю. Ты же помнишь, я уже давно варюсь в этом котле.

— Ты здесь одна?

— Сейчас нет. Прилетела моя сестра из Коннектикута, чтобы побыть со мной. Но в данный момент ее жег в доме.

— Я имею в виду — вы с Хэнком жили здесь одни?

— О да, ко со всеми положенными обычными атрибутами. Здесь круглосуточно патрулировали машины с вооруженными охранниками, на работу я с работы Генри отвозил лимузин, да и охранная система такая, что могла бы удивить специалистов по ракетам. Мы были в безопасности, если ты это имеешь в виду.

— Извини меня, но совершенно очевидно, что вы не были в безопасности. Ведь кто-то вошел в дом и убил Генри, когда он разговаривал со мной не телефону.

— Я не знала, что это был ты, но сказала я флотским разведчикам и полиции, что трубка телефона на кухне была снята. И все же ты прав насчет «совершенно очевидно». К нам приходили обычные посыльные и ремонтники, без этого ведь нельзя, иначе даже обычную пиццу не закажешь. Обычно Хэнк звонил патрульным, когда мы ожидали посетителей, но последние месяцы частенько забывал это делать. Это казалось здесь таким неестественным, не то что в Амстердаме. Он называл это паранойей.

— Другими словами, парень в комбинезоне с ящиком для инструментов, или человек в деловом костюме с «дипломатом» в руке, или военный в форме могли не вызвать подозрений, — утвердительно заметил Тай.

— Возможно, и так, — согласилась вдова, — но должна предупредить тебя, что, по словам патрульных, никто не подходил к дому, за исключением мальчишки — разносчика газет.

— А они все время стояли возле дома?

— Нет, конечно, это ведь не стационарная наружная охрана. Как я уже говорила, они патрулировали. Хэнк сам настоял на этом, как из соображений службы, так и из-за соседей.

— Патрулировали?..

— Объезжали квартал, что занимало у них минуту и десять секунд.

— А соображения службы у Хэнка заключались в том, — понимающе кивнул Тайрел, — что стационарная охрана даже в машинах без опознавательных знаков бросается в глаза.

— Машины были без опознавательных знаков, но все равно соседям могло не понравиться, если бы перед домом все время торчали несколько незнакомых машин. Если бы я не была так стара, соседи могли бы подумать, что я открыла тут бордель.

— Ты не старая, Филл, ты очень красивая женщина.

— Ах ты дамский угодник! Я скучала без твоих комплиментов, когда ты ушел из посольства.

— Значит, любой, знакомый с системой охраны, мог быть убийцей Генри. Минута и десять секунд в таком деле превращаются в час и десять минут.

— Ты подозреваешь кого-нибудь из военно-морской разведки?

— Или высокопоставленного военного.

— Поясни, пожалуйста, — потребовала Филлис.

— Не могу, во всяком случае сейчас.

— Но он был моим мужем!

— Тогда я скажу тебе то, что сказал бы твой муж, и буду предельно откровенен с тобой. Есть вещи, в которые я пока не могу тебя посвящать.

— Какая чушь, Тайрел! Я имею право знать! Я заслужила это за двадцать семь лет, сэр!

— Успокойся, Филл. — Тайрел сжал ладони Филлис в своих. — Я делаю именно то, что сделал бы на моем месте Генри. Он был прекрасным аналитиком, возможно, не самым лучшим в оперативной работе, это была не его стихия, но в области предположений и прогнозов мало кто мог сравниться с ним. Я уважал его за это... а еще больше уважал за то, что он женат на тебе.

— Ох, прекрати, подлиза, — сказала Филлис, печально улыбнувшись и забрав свои ладони из рук Хоторна. — Давай свои вопросы.

— На самом деле все сводится к трем вопросам. Когда, как часто и кому он называл мое имя?

— Когда тебя ранили в Мэриленде, он словно с ума сошел, думал, что опять виноват...

— Опять виноват?

— Не будем сейчас об этом, я тебя умоляю, Тай, — тихо попросила Филлис.

— Ингрид?

— Это все очень сложно. Давай не будем, пожалуйста.

— Хорошо. — Хоторн с трудом проглотил слюну, краска прилила к его лицу. — Продолжай.

— Он называл твое имя, может быть, три или четыре раза, требовал, чтобы тебе был обеспечен самый лучший уход, грозился повесить любого, кто не выполнит его распоряжений.

— Кому он это говорил, Филл?

— Я не знаю, кому-то, кто знал о твоей работе. Хэнк требовал от него абсолютно полного и точного отчета.

— А это значит, что отчет получила вся группа, занимавшаяся поисками Кровавой девочки, включая и главную шишку.

— О чем ты говоришь?

— Забудь об этом...

— Я не хочу, чтобы ты так говорил. Когда в Амстердаме ты появлялся с перевязанной рукой или разбитым лицом, люди, которые искренне тревожились за тебя, спрашивали, что случилось, а ты всегда только и отвечал: «Забудьте об этом».

— Извини, пожалуйста. — Тайрел нахмурился и тихонько потряс головой.

— Что ты еще хочешь знать, старый друг? — спросила Филлис.

— Я ни о чем не могу думать. У меня есть схема. Я всегда искал мелкие детали, а Генри в таких случаях говорил мне: «Должна быть схема, вот ее-то тебе и надо искать».

— Генри составлял схемы, а ты в это время все-таки находил необходимые детали. Генри всегда доверял тебе и надеялся на тебя.

— Ладно... А не осталось ли чего-нибудь, что ты не сказала мне, Филл? Неважно, если тебе это может казаться несущественным.

— Ну разве только звонки из Лондона...

— Из Лондона?

— Они начались часов в семь или восемь утра, я отказалась подходить к телефону, и на них отвечала моя сестра.

— Почему?

— Потому что с меня хватит этих звонков! Генри отдал всю свою жизнь этому ужасному делу, и мне не нужны теперь звонки из Лондона, Парижа, Стамбула, Курдистана или с разведывательных кораблей из Средиземного моря. Человек мертв! Оставьте его... и меня в покое!

— Филл, они не знают, что он мертв.

— Ну и что? Я сказала сестре: отправляй всех в штаб ВМС, пусть эти ублюдки сами что-нибудь врут, а я больше не могу.

— А где телефон?

— Генри не разрешил устанавливать телефон в гостиной. Он на веранде... вернее, они, там три телефона разного цвета.

Хоторн поднялся и быстро прошел через стеклянную дверь на веранду. Там в левше углу на столе стояли три телефонных аппарата: бежевый, красный и темно-синий. Он снял трубку красного телефона, нажал кнопку "0" и услышал голос телефониста.

— Говорит коммандер Хоторн, временно исполняющий обязанности помощника капитана Генри Стввенса. Соедините меня с дежурным по управлению военно-морской разведки.

— Соединяю, сэр.

— Красная линия, капитан Огилви, — ответил голос в штаб-квартире военно-морской разведки. — Ваша фамилия Хоторн? Припоминаю.

— И я вашу, капитан. Мне нужно задать вам вопрос.

— По этому телефону отвечу на любой, если смогу...

— Поступали ли какие-нибудь сообщения из Лондона для капитана Генри Стивенса?

— Насколько я знаю — нет, коммандер.

— Меня не устраивает «насколько я знаю», капитан, мне нужен... повторяю, нужен четкий ответ.

— Подождите. — Секунд десять в трубке стояла тишина, потом снова раздался голос Огилви:

— Никаких сообщений из Лондона, коммандер. Да и вообще никаких.

— Благодарю вас, капитан. — Тайрел положил трубку и вернулся в гостиную. — Никаких сообщений для Генри из Лондона не было.

— Сумасшествие какое-то, — сказала Филлкс и подняв голову, посмотрела на Тайрела. — Да они раз шесть звонили.

— Интересно, есть ли канал обратной связи. Ты знаешь, по какому телефону звонили?

— Нет, я же говорила тебе, что отвечала сестра. Она только сказала, что каждый раз звонил какой-то очень официальный и очень возбужденный англичанин. А она каждый раз предлагала ему позвонить в штаб ВМС.

— Но он не звонил, — заметил Хоторн. — Он постоянно звонил только сюда. Почему?.. Что еще говорила сестра?

— Больше ничего, да я и не слушала.

— Где она?

— Поехала в супермаркет за покупкам. Должна вернуться с минуты на минуту. Вообще-то говоря, когда ты пришел, я подумала, что это она. — В этот момент с улицы донесся короткий сигнал автомобильного клаксона. — Наконец-то! Патрульный поможет ей донести покупки.

Процедура знакомства с приехавшей сестрой была короткой и быстрой, патрульный понес сумку с продуктами на кухню, а Тайрел проводил сестру Филлис в гостиную.

— Миссис Толбот... — начал Тайрел.

— Лучше Джоан. Филлис многое рассказала мне в вас. Что случилось?

— Вот это вам и необходимо выяснить. Тот мужчина, что звонил из Лондона. Кем он мог быть, по-вашему?

— Это просто какой-то кошмар, никогда в жизни не чувствовала себя так паршиво — воскликнула Джоан Телбот, и слова словно посыпались из нее, — Этот ужасный мужчина все время требовал Генри, твердил, что это срочно, спрашивал, как можно немедленно связаться с ним. А я вынуждена была отвечать, что мы пытаемся разыскать его, советовала ему звонить в штаб ВМС, а он говорил, что в штабе его нет... Боже мой, человек мертв, а штаб скрывает это, и мне приходится так поступать! Просто отвратительно!

— На это есть свои причины, Джоан, очень веские причины.

— Для того чтобы подвергать мою сестру таким мукам? Почему, вы думаете, она не хочет отвечать на телефонные звонки, да я и не позволяю ей делать этого? Потому что все это время люди звонили Генри, а она была вынуждена отвечать: «Ох, он в душе», или «Ох, он играет в гольф», или «Ох, он на каком-то совещании»... как будто он вот-вот войдет в дом и спросит, что сегодня на обед! Да что же вы за вампиры?

— Прекрати, Джоан, — остановила ее Филлис. — Тай просто выполняет свою работу, отвратительную работу, но он обязан ее выполнять. А теперь ответь •на его вопрос. Кто это звонил?

— Он нес какую-то абракадабру, да я еще плохо понимала из-за его чертова английского акцента.

— Кто он такой, Джоан?

— Он не назвал свое имя, но называл что-то такое на букву "М" и что-то «особое».

— МИ-6? — спросил Хотори. — «Особый отдел»?

— Да, именно так.

— Но почему же, почему? — прошептал Хоторн, и глаза его загорелись любопытством. — Должен быть закрытый канал обратной связи.

— Очередная абракадабра? — поинтересовалась сестра из Коннектикута.

— Очень может быть, — согласился Хоторн. — Здесь только вы можете помочь. По какому телефону он звонил?

— По голубому, всегда по голубому.

— Все ясно, «голубой мальчик». Прямая, постоянно закрытая линия.

— Я начинаю понимать, — добавила Филлис. — Когда Хэнк хотел поговорить с людьми, занимающими аналогичный пост в Европе или на Ближнем Востоке, он всегда пользовался именно этим телефоном.

— Логично. Это глобальная сеть, предназначенная для связи начальников разведывательных служб союзников и их армейских коллег. У «голубого мальчика» самая надежная международная защита, но позвонить по нему можно, только имея номер. А у меня его нет. Я позвоню Палиссеру, он даст мне номер.

— Вы имеете в виду номер телефона в Лондоне? — спросила Джоан. — Если так, то он записан в блокноте, который лежит рядом с телефоном.

— Он дал вам номер телефона?

— Только после того, как дважды повторил, что утром этот номер будет сменен, причем каждое слово произносил как сатанинское благословение.

Хоторн быстро вернулся на веранду, нашел в блокноте нужную запись и стал набирать четырнадцатизначный номер. Тайрел почувствовал острую боль в груди, но эта боль не имела никакого отношения к состоянию его здоровья, это было предчувствие, которое ему не раз приходилось испытывать. Расспрашивая Филлис, он пытался ухватиться за какое-нибудь слово, какую-нибудь ниточку, которая привела бы его к взаимосвязи между ним самим и убийством Генри Стивенса. И он обнаружил эту взаимосвязь в требованиях Генри дать полный отчет о происшествии в Чизпик-Бич и о состоянии его здоровья, и эти требования, сопровождаемые даже угрозами, высветили истинный характер их взаимоотношений и озабоченность Стивенса его судьбой. Отчет неизбежно попал ко всем сотрудникам группы, работавшей по Кровавой девочке, включая и «Скорпиона» по фамилии Майерз, Максималиста Майка Майерза, который запросто мог выяснить порядок и маршруты патрулирования охраны у дома Генри Стивенса. Тот отчет и был взаимосвязью, которую искал Тайрел, но звонок по «голубому мальчику» из МИ-6 домой Стивенсу был полной неожиданностью, которая и вызвала тревожную боль в груди Хоторна. Это было что-то, не обозначенное на картах, как сказал бы Пул.

— Да? — буквально закричал человек в Лондоне.

— Это Стивенс, — солгал Хоторн, стараясь говорить быстрее на тот случай, если человек из Лондона знал Генри Стивенса.

— Ради Бога, капитан, да чем вы там все занимаетесь? Я никак не могу дозвониться директору ЦРУ, да и вам названиваю почти в течение десяти часов!

— Сегодня очень трудный день...

— Это уж точно! Так как мы не знакомы, моя фамилия Хауэлл, Джон Хауэлл... Впереди имеется приставка «сэр» на тот случай, если вы будете проверять по компьютеру, но вы можете не обращать на нее внимания.

— МИ-6, особый отдел?

— Да уж явно не королевский конюх, старина. Полагаю, вы приняли все меры предосторожности. Бог свидетель, мы это сделали, и Париж тоже. Ничего не слышно из Иерусалима, но эти парни всегда нас обгоняют. Они, наверное, уже упрятали своего премьера в бункер под горой Синай.

— Джон, поскольку мы работаем вместе, а я сегодня весь день был на совещании по поводу разразившегося международного кризиса и несколько потерял нить дела, не могли бы вы быстренько обрисовать мне ситуацию?

— Вы шутите? — воскликнул Хауэлл. — Ведь именно вы работаете с Коммандером Хоторном, не так ли?

— Да, разумеется, — ответил Тайрел, пытаясь лихорадочно понять, к чему клонит Хауэлл. — Кстати, спасибо за его вербовку...

— Это заслуга Джеффри Кука, упокой Господь его душу, а не моя.

— Да, я знаю, но я только что получил ваше сообщение дома, а в кабинете не было никаких сообщений.

— Черт побери, капитан, я и не собирался сообщать вашим подчиненным свою фамилию и должность. Мы с вашим новым директором ЦРУ решили держать все в строжайшем секрете, круг посвященных сужен до трех человек, и вы третий, потому что работаете с Хоторном. Так что же случилось, черт побери? Разве директор ЦРУ не связывался с вами? Его секретарша, эта надменная сучка, сказала, что все передала своему начальнику, он получил сообщение от группы перехвата, так что все в порядке. Но как он мог не сообщать вам об этом?

— Да тут эта сирийско-израильская проблема, — запинаясь, произнес Тайрел, — об этом было в новостях по радио я телевидению...

— Что за чепуха! — оборвал его шеф МИ-6. — Да они просто стали в позу. Воевать они не собираются, это все театральные эффекты.

— Подождите минутку, Хауэлл, — тихо произнес Хоторн. Лицо его побелело в ожидании чего-то страшного. — Вы упомянули о группе перехвата... вы имеете в виду согласованную между вашими людьми я ЦРУ операцию по прослушивавши телефонных разговоров?

— Но это же абсурд! Вы хотите сказать, что не знаете?..

— Чего не знаю, Джон? — У Тайрела перехватило дыхание.

— Это произойдет сегодня вечером. Бажарат заявила, что нанесет удар сегодня вечером! По вашему времени!

— О Боже... — еле слышно промолвил Тайрел, с трудом переводя дыхание. — И вы говорите, что группа перехвата сообщила об этом директору ЦРУ?

— Разумеется.

— Вы уверены?

— Мой дорогой, я лично говорил с этой сучкой секретаршей. Она сказала, что директор ЦРУ все время на каких-то совещаниях, а когда я позвонил в последний раз, он был в Белом доме на заседании президентского совета.

— Президентского совета? Для чего, черт побери?

— Это ваша страна, старина, а не моя. Естественно, если бы это был наш премьер-министр, он находился бы под защитой Скотленд-Ярда — как это, собственно, и есть в действительности, — а не встречался бы со своим кабинетом на Даунинг-стрит, 10. Многие члены кабинета хотели бы убрать его.

— Да и здесь, возможно, то же самое.

— Простите?

— Ладно, забудем об этом... Вы говорите, что директор ЦРУ был ознакомлен с этой информацией, но так как был на всяких совещаниях, то ее передали всем, кому положено?

— Послушайте, старина, он только что занял этот пост и наверняка запаниковал. Не будьте к нему слишком строги. Возможно, мне следовало быть более осмотрительным, но мои люди сказали, что он опытный работник в хороший парень.

— Возможно, они и правы, но здесь есть небольшое сомнение.

— Какое?

— Не думаю, что он вообще получил эту информацию.

— Чаю?

— Не меняйте этот номер, сэр Джон. Я позже перезвоню вам по обычным каналам.

— Ради Бога, объясните мне, пожалуйста, что у вас там происходит?

— У меня нет времени, я позвоню вам позже. — Тайрел положил трубку голубого телефона, схватил трубку красного и нажал кнопку "О". Ему немедленно ответили.

— Говорит коммандер Хоторн.

— Да, коммандер, вы звонили недавно, — сказал телефонист. — Надеюсь, вы поговорили с дежурным из военно-морской разведки?

— Поговорил, спасибо. А сейчас мне нужно связаться с госсекретарем Палиссером, и желательно по этой линии, если это возможно.

— Возможна, мы найдем его, сэр.

— Я буду ждать у телефона, это очень срочно, — Ожидая ответа, Тайрел пытался сформулировать фразы, с помощью которых следовало сообщить эту невероятную новость госсекретарю, ведь Палиссер мог и не поверить. Согласованный между Лондоном и ЦРУ телефонный перехват все-таки дал результат! Бажарат подслушали и записали, она нанесет удар сегодня вечером! Но все безумие заключается в том, что никою не знает об этом! Бет, неверно, кто-то знает, и этот кто-то заблокировал информацию. Да где же, черт побери, этот Палиссер?

— Коммандер?

— Я слушаю. Где госсекретарь?

— Возникли небольшие трудности с его поиском, сэр. У нас есть ваш номер краевого телефона, так что, если хотите, мы позвоним вам сразу, как только разыщем его.

— Не хочу. Я буду ждать у аппарата.

— Хорошо, сэр.

Снова наступила тишина, новая задержка усилила боль, не покидающую грудь. Хоторн подумал, что сейчас уже, наверное, ведьмой час, и взглянул на часы — так в есть, почти половина седьмого. Черт побери, Палиссер, да где же ты?

— Коммандер?

— Да?

— Не знаю, как и сказать, сэр, но мы просто не можем отыскать госсекретаря.

— Вы шутите — воскликнул Хоторн, невольно копируя сэра Джона Хауэлла.

— Мы связались с миссис Палиссер в Сент-Майклзе, штат Мэриленд, и она сказала, что госсекретарь звонил ей, сообщил, что заедет в посольство Израиля и через час будет у нее.

— И что?

— Мы поговорили с первым советником посольства — сам посол временно находится в Иерусалиме — и выяснили, что госсекретарь заезжал в посольство и пробыл там минут двадцать пять. По словам советника, они обсудили дела госдепартамента, а затем Палиссер уехал.

— Какие дела?

— Мы не могли задать такой вопрос, сэр.

— Зачем же госсекретарю ехать в посольство Израиля, если для этого существуют другие процедуры?

— Не могу ответить на ваш вопрос, сэр.

— А я, пожалуй, могу... Соедините меня с первым советником израильского посольства и объясните ему, что дело очень срочное. Если его нет в посольстве, то разыщите его.

— Хорошо, сэр.

Через тридцать девять секунд в трубке раздался низкий голос:

— Говорит Ашер Ардис, первый советник посольства Израиля. Мне сказали, что звонит по срочному делу офицер военно-морской разведки. Это так?

— Моя фамилия Хоторн, я работаю в тесном контакте с госсекретарем Брюсом Палиссером.

— Прекрасный человек. Чем могу быть вам полезен?

— Вы слышали об операции под кодовым названием «Кровавая девочка»? У нас закрытая линия, так что можете говорить.

— Говорить я могу, мистер Хоторн, но я ничего не знаю об этой операции. А разрешите узнать, это согласовано с моим правительством?

— Согласовано, мистер Ардис. С Моссадом. Палиссер говорил вам о двух агентах Моссада, прилетевших сюда, чтобы передать ему посылку? Это очень важно, сэр.

— Посылки бывают разные, не так ля, мистер Хоторн?

Это может быть, листок бумаги, чертежи, а может, наши экзотические фрукты, а?

— У меня нет времени для всех этих вопросов, мистер Ардис.

— У меня тоже, но я чертовски любопытен. Мы оказали любезность вашему госсекретарю и проводили его в комнату спецсвязи с Израилем, откуда он звонил полковнику Абрамсу, который уж точно из Моссада. Вы должны признать, что это с его стороны была очень необычная просьба, а с нашей стороны настолько же необычная любезность, не правда ли?

— Я не дипломат, меня это не касается.

— Моссад часто действует необычными методами. Иногда это вызывает раздражение, но мы стараемся с пониманием относиться к подобным методам, чтобы поддерживать образ этакого тайного спрута с далеко простирающимися щупальцами...

— Похоже, вы не большой поклонник Моссада, — оборвал его Тайрел.

— Могу привести вам в пример Джонатана Полларда, который сейчас сидит в вашей тюрьме и будет сидеть там неопределенный срок. Нужны подробности?

— Меня не касаются ваши межведомственные распри, сэр, я интересуюсь только визитом госсекретаря Палиссе-ра в ваше посольство. Дозвонился ли он до полковника Абрамса, и если дозвонился, то что сказал ему? Так как я говорю по закрытой красной линии, вы можете предположить, что я допущен к секретной информации... Мы же работаем вместе! Если вам нужно подтверждение, то позвоните по своим секретным номерам и выясните это!

— Вы слишком нервничаете, мистер Хоторн.

— Я устал от вашей болтовни!

— Но для меня в этом есть смысл. Если разведчик выходит из себя...

— Мне не нужны ваши чертовы талмудистские притчи! Что произошло, когда Палиссер позвонил Абрамсу?

— Он не дозвонился до него. Неуловимого полковника Моссада так и не нашли, но, когда он вернется в свой кабинет, его будет ждать срочное сообщение с просьбой немедленно позвонить вашему госсекретарю по любому из шести номеров, три из которых секретны, а три нет. Ответил я на ваш вопрос?

Тайрел в сердцах швырнул трубку и вернулся в гостиную.

— Звонил лейтенант Пул по обычному телефону, я говорила с аппарата в кухне, — сообщила Филлис.

— Кэти? Майор Нильсен? Что с ней?

— Нет, это касается генерала Майкла Майерза, председателя Объединенного комитета начальников штабов. Он звонил тебе, хочет немедленно встретиться, говорят, что дело очень срочное.

— Готов поспорить, что дело действительно срочное. Он ищет уток для своего личного тира.

* * *

18 часов 47 минут

Лимузин с номером DOSI[7] двигался по шоссе № 50 на юг в направления дачного местечка Сент-Майкдэ на побережье штата Мэриленд. Сидевшая на задаем сиденье лимузина госсекретарь с возрастающим раздражением нажимал на кнопки личного телефона, установленного в машине. Вконец выведенный из себя, он опустил стеклянную перегородку в обратился к водителю:

— Николас, что за чертовщина с телефоном? Никуда не могу дозвониться!

— Не знаю, господин секретарь, — ответил водитель из службы безопасности. — И у меня рация не работает, не могу связаться с диспетчерам.

— Эй, минутку! Вы не Николас. Где он?

— Его заменили, сэр.

— Заменили? Почему? И каким образом? Он ведь был за рулем, когда мы подъехали к израильскому посольству.

— Может быть, что-то случилось с близкими. Мне позвонили, чтобы я заменил его, это все, что я знаю, сэр.

— Это тоже очень странно. Мой офис должен был проинформировать меня об этом, это стандартная процедура.

— В вашем офисе не знали, где вы находитесь, сэр.

— Но у них есть номер телефона.

— Телефон не работает, господин госсекретарь.

— Подождите, мистер! Если в моем офисе не знали, где я, то как об этом узнали вы?

— У нас свои каналы, сэр.

— Отвечайте!

— Могу сообщить только фамилию, звание и личный номер. Так мы отвечаем противнику.

— Что вы сказали?

— Вчера вечером вы оклеветали генерала, да так здорово, что Белый дом установил: за ним наблюдение. Неблагодарный поступок по отношению к такому великому человеку, как генерал Майерз.

— Ваше имя?

— Пусть будет Джонни, сэр. — Водитель резко ввернул влево не едва приметную проселочную дорогу. Прибавив газа, он проехал вперед к небольшой поляне, на которой стоял вертолет «кобра». — Теперь можете выходить, господин госсекретарь.

Трясущимися руками Палиссер нашарил ручку, открыл дверцу и ступил на примятую траву. В десяти футах от него стоял одетые в форму председатель Объединенного комитета начальников штабов, пустой правый рукав был подоткнут под погон.

— Вы были хорошим солдатом во время второй мировой войны, Брюс, но вы позабыли уроки боевых действий на вражеской территории, — сказал генерал. — Когда отправляешься в тыл врага, убедись в надежности своей группы. А вы проглядели одного человека в Белом доме. Если бы он посмел прервать заседание Совета безопасности и передать вам сообщения, то был бы убит.

— Боже мой, — тихо произнес Палиссер. — Хоторн был абсолютно прав в отношении вас. Вы не только позволяете убить президента, но и активно помогаете убийце.

— Он всего лишь человек, Брюс, заблудившийся политикан, во гремя правления которого рушится военная мощь Соединенных Штатов. Но все это изменится сегодня вечером, весь мир изменится сегодня вечером.

— Сегодня вечером?

— Через час с небольшим.

— О чем вы говорите, черт побери?

— Вы, естественно, об этом ничего не знаете, не так ли? Посланцы Моссада так и не дозвонились до вас, да?

— Абраме, — сказал Палисеер. — Полковник Абрамс!

— Опасный человек, — согласно кивнул Майерз. — Из-за своей чистоплюйской морали он не видит преимуществ открывающихся перспектив. Но вот он никому не доверял, поэтому и послал двух своих людей сообщить вам имя, имя неприметного сенатора, который и поможет все осуществить... через час с небольшим.

— Откуда вы это знаете?

— От человека, которого, я уверен, вы никогда и не замечали... неприметный секретарь Совета безопасности, тот самый человек, который перехватил утром все сообщения для вас от этого двурушника Хоторна. Наш человек в Белом доме очень исполнителен, он очень нравится президенту, и они частенько беседуют. Но он также мой бывший адъютант, подполковник. Это я устроил его на эту должность. — При свете заходящего летнего солнца генерал посмотрел на часы. — Через час с небольшим президент примет этого маленького, неприметного сенатора, это будет личная, незарегистрированная аудиенция. И угадайте, Брюс, кто явится на эту аудиенцию вместе с сенатором! Я вижу, вы догадались, и совершенно правильно догадались. Кровавая девочка... А потом пуф! Взрыв, который услышат во всем мире.

— Вы просто полоумный сукин сын! — закричал Палиссер, бросаясь вперед с вытянутыми руками.

Председатель Объединенного комитета начальников штабов сунул левую руку под мундир и выхватил из-за пояса штык от карабина. Палиссер попытался вцепиться генералу в горло, но Майерз вонзил тяжелый штык ему в живот и резким движением рванул лезвие вверх.

— Убери тело, — приказал генерал сержанту, — а лимузин погрузи на баржу и утопи возле острова Тейлор.

— Будет исполнено.

— А где водитель?

— Там, где его никто никогда не найдет. Гарантирую.

— Отлично. Через час это уже не будет иметь значения, ничто не будет иметь значения. Я лечу в Белый дом, буду в комнате для посетителей на втором этаже.

— Черт побери, тебе, конечно, лучше быть там. Кто-то ведь должен взять все в свои руки.

На одной из темных боковых улиц Иерусалима под дождем лежал человек. Одежда его промокла насквозь, кровь, вытекающая из тела, смешивалась со струями дождя и стекала в канаву. Полковник Дэниел Абрамс, возглавлявший охоту на Бажарат, был застрелен шестью выстрелами из пистолета с глушителем. А пожилой грузный мужчина шагал в это время по городу, уверенный в том, что все сделал правильно.

Глава 37

18 часов 55 минут

Бажарат оценивающе смотрела на свой наряд для самого важного момента в ее жизни, момента, который оправдывал все ее существование. Глядя на себя в высокое, в полный рост зеркало, она видела в нем десятилетнюю девочку, взирающую на нее с изумлением и восхищением.

«Мы сделали это, любимое дитя, которое было мной! Теперь никто не сможет остановить нас, мы изменим историю. Та боль в горах исчезнет, когда мир зальется кровью, и мы будем отомщены за тот ужас... Ты помнишь, как головы мамы и папы катились между камней, отделенные от туловища... Широко открытые глаза взывали к бесстыдному Богу, допустившему это... А может быть, они взывали к тебе и ко мне, которым до конца жизни придется жить с этой памятью? Смерть всем властям!.. Мы сделаем это, ты и я, потому что мы с тобой одно целое, и мы непобедимы!»

Бажарат подошла ближе к зеркалу, и видение исчезло. Она осмотрела серебристые прожилки в волосах и нарисованные круги под глазами — все это было сделано, чтобы выглядеть старше. Ее дорогой и изысканный наряд смотрелся хорошо — шелковое платье цвета морской волны со специально встреченными прокладками, которые придавали ей вид женщины средних лет, борющейся с полнотой. Наряд довершали две нитки дорогого, отборного жемчуга, бледно-голубые чулки и темно-голубые туфли. Она явно выглядела как состоятельная итальянская аристократка. Заключительным аксессуаром ее наряда была маленькая серо-голубая вечерняя сумочка с жемчужной застежкой. Никто бы не усомнился, что жемчужины на застежке, равно как и на шее, настоящие.

На запястье благородной дамы сверкали маленькие часы, украшенные бриллиантами, очень хрупкие на первый взгляд, но это было обманчивое впечатление. Часы способны были выдержать даже сильные удары, механизм их был простой и вместе с тем очень мощный, способный посылать электронные импульсы приемнику на расстоянии до пятидесяти ярдов. Три коротких нажатия на заводную головку, и сигнал проходил сквозь стекло, дерево и толстый пластик. Приемник этого электронного импульса находился за шелковой подкладкой серо-голубой вечерней сумочки, а под перегородку сумочки была замаскирована пластиковая взрывчатка, разрушающая мощность которой равнялась двадцати шести унциям нитроглицерина или двухсотфунтовой бомбе. Смерть всем властям! Смерть всем, кто отдает приказы убивать!

— Каби! — Голос Николо отвлек Бажарат от ее мыслей, она отошла от зеркала и поспешила в спальню.

— В чем дело?

— Эти дурацкие золотые побрякушки не лезут в рукава? Левая пролезла, а правая...

— Это потому, что ты правша. Разве ты не помнишь, что всегда мучился с правой запонкой?

— Я ничего не помню, а думать могу только о завтрашнем дне.

— А не о сегодняшнем вечере? Не о президенте Соединенных Штатов?

— Извини меня, синьора, но это большая честь для тебя, а не для меня. Мое счастье в Нью-Йорке, и я горю от нетерпения! Ты слышала, что она сказала в аэропорту? Мы проведем уик-энд вместе с ее семьей.

— И ты узнаешь ее гораздо лучше, Нико. — Бажарат помогла ему вдеть запонку и отступила на шаг, любуясь в целом своим творением. — Ты великолепен, мой прекрасный портовый мальчишка.

— Все еще портовый мальчишка, синьора? — Николо уперся взглядом в свою создательницу. — Ты никогда не позволишь мне забыть об этом. Ты вознесла меня очень высоко, но никогда не позволишь забыть, что я всего лишь портовый мальчишка. Неужели это доставляет тебе удовольствие?

— Я вознесла тебя на ту вершину, где тебе и должно быть: на все воля Господа.

— Очень странно слышать это от тебя. Ты не веришь в Бога, и сама ясно дала мне это понять. У тебя свое недоступное мне мировоззрение, и мне очень жаль тебя. Многие твои поступки я искренне считаю плохими, несмотря на то что у тебя есть какие-то свои очень веские причины совершать их, которые ты не объясняешь мне.

— Не жалей меня, Нико. Я добилась своей цели.

— Цели? Какое высокое слово, синьора, оно не для меня.

— Давай оставим это... Надевай пиджак с медными пуговицами. — Николо так и сделал, и Бажарат отступила еще на шаг назад, оглядывая его. — Ты неподражаем: высокий, широкие плечи, стройный, узкая талия, прекрасное лицо, обрамленное темными волнистыми волосами. Великолепно!

— Прекрати, ты меня смущаешь. У меня есть брат, который выше меня, у него рост шесть футов и четыре дюйма, а у меня только шесть футов и три дюйма.

— Я его видела, он просто животное. Невыразительное лицо, пустые глаза, и думает очень медленно.

— Он хороший парень, синьора, и гораздо сильнее меня! Если кто-то приставал к нашим сестрам, то он отшвыривал нахала на десять футов, а мне удавалось только на четыре или пять футов.

— Скажи, Нико, ты его уважаешь?

— Обязан уважать, он ведь старший, а потом он заботится о нашей семье после смерти папы.

— И ты слушаешься его?

— Мои три сестры просто обожают его. Сейчас он глава семьи.

— Но ты, Нико, именно ты? Ты обожаешь его?

— Ох, прекрати, синьора, это неважно.

— Но для меня это важно, милый мальчик: я хочу знать, почему выбрали именно тебя!

— Для чего выбрали?

— Это уже другой вопрос, на который я тебе не отвечу. Скажи мне! Что для тебя старший брат?

— Ох, — Николо пожал плечами и покачал головой, — если тебе уж так надо это знать, то он принимает мускулы за мозги. Bсe, что его волнует, так это физическая работа в порту. И будет он там работать, пока не убьют, чтобы занять его место. Глупец!

— Теперь ты понимаешь! Мне нужен был лучший, и я нашла его.

— Мне кажется, ты просто сумасшедшая. Могу я позвонить Анджелине... Эйнджел в Нью-Йорк? Она уже должна быть дома.

— Звони куда хочешь, но твоя любовная беседа не должна длиться более десяти минут. Через двадцать минут за нами заедет сенатор.

— Я хотел бы остаться один в комнате.

— Пожалуйста, — пожала плечами Бажарат, вышла из спальни и закрыла за собой дверь.

* * *

18 часов 09 минут

Хоторн готов был взорваться! По всем номерам разведывательных служб в Вашингтоне, которые им с Филлис удалось вспомнить, отвечали: «Его нет», «Не знаем, где находится» или «Не будет разговаривать с коммандером, о котором никогда не слышал». Код Кровавая девочка" ничего не значил для этих служб, потому что круг посвященных был очень ограничен и никто не хотел брать на себя ответственность, никто не обладал достаточной властью, чтобы передать сигнал тревоги высшим государственным деятелям, так как он, она или они не были уполномочены делать это. На коммутаторе Белого дома дела обстояли еще хуже.

— Мы получаем по дюжине подобных звонков в день, сэр. Если у вас что-то существенное, звоните в службу безопасности или в Пентагон.

Служба безопасности была предельно краткой.

— Мы приняли к сведению ваши слова, сэр, но могу вас заверить, что президент надежно охраняется. А теперь нам надо заниматься своими делами, коммандер, как, впрочем, и вам своими. До свидания.

Тайрел не мог звонить в Пентагон. Максималист Майк Майерз наверняка настороже, глава «Скорпионов» явно заблокировал связь.

Госсекретаря Брюса Палиссера нигде не могли найти, как и его приятеля полковника Моссада Дэниела Абрамса. Что происходит?

На веранде зазвонил телефон, находившаяся ближе к нему Филлис подбежала и схватила трубку.

— Тай! — крикнула она. — Это Израиль. Красный телефон!

Хоторн выскочил из кресла, промчался на веранду и выхватил трубку из рук Филлис.

— Я слушаю. Кто это?

— Давайте все сразу выясним, — ответил мужской голос из Иерусалима. — Кто вы?

— Бывший коммандер Тайрел Хоторн, временный советник госсекретаря Палиссера, агент капитана Генри Стивенса из военно-морской разведки.

Если мне надо объяснять вам дальше, то вам вообще нечего делать на этой линии.

— Дальнейшие объяснения не нужны, коммандер.

— Что вы выяснили, Иерусалим?

— Ужасные новости, но вы должны знать... Полковник Абраме убит, несколько минут назад полиция обнаружила его тело.

— Сожалею, действительно сожалею, но Абраме послал двух агентов Моссада к Палиссеру!

— Знаю, я сам готовил их документы. Я являюсь... был личным помощником полковника Абрамса. Ваш госсекретарь Палиссер оставил для полковника шесть телефонных номеров, и среди них номер капитана Стивенса для красной линии.

— Вы можете мне что-нибудь сообщить?

— Да, могу. Надеюсь, это вам поможет. Ключевой фигурой является сенатор Несбит от штата Мичиган, эту информацию и должны были доставить Палиссеру наши агенты.

— Сенатор от штата Мичиган? Черт побери, что это значит?

— Не знаю, коммандер, но именно это должны были сообщить наши люди Палиссеру. Полковник Абраме сказал, что эта информация настолько важна, что он не может доверить ее даже дипломатическим каналам.

— Спасибо, Иерусалим.

— Пожалуйста, коммандер, и если вы узнаете, что случилось с нашими агентами, то мы были бы очень благодарны вам... Сообщите нам об этом как можно скорее.

— Если что-то выясню, сразу сообщу. — Тайрел положил трубку. Он был совершенно сбит с толку.

* * *

19 часов 32 минуты

Случилось что-то непредвиденное. Лимузин Несбита опаздывал уже почти на двадцать минут. Так не мог вести себя второстепенный политик, которому короткая аудиенция в Овальном кабинете должна была принести миллионы долларов для его штата, что твердо обеспечило бы ему переизбрание в сенат... Ведь помощник Несбита сказал: «За вами заедут ровно в семь пятнадцать, это немного рано, но специально делается запас времени на случай интенсивного движения транспорта». Ровно в семь пятнадцать. Неужели у Несбита очередной приступ? Может быть, он ускользнул от людей из дома в Мэриленде, переоделся в свою странную одежду, надел парик и, влекомый неудержимым сексуальным желанием, отправился в городские притоны? Неужели он лишит ее самого важного момента ее жизни, к которому она шла из ада в Пиренеях? Она не может допустить этого, не допустит!

— Николо, дорогой, — произнесла Бажарат холодным, совсем не ласковым тоном, — оставайся здесь и жди машину сенатора, а я зайду в холл и позвоню.

— Как угодно, — ответил высокий и стройный портовый мальчишка, стоявший под навесом у входа в отель. Его внешность резко бросалась в глаза, прохожие глазели на него, думая, что это какая-то знаменитость или кинозвезда, а они просто не могут вспомнить его имени.

В телефонной будке напротив стойки портье Бажарат набрала номер дома в Мэриленде.

— Это я, — сказала она, — у нас непредвиденные обстоятельства.

— Вы можете спокойно говорить, Амайя, этот телефон не прослушивается, — быстро ответила прекрасная арабка.

— Машина Несбита опаздывает, слишком опаздывает, это не похоже на обычную задержку. Он в порядке?

— В полдень у него был рецидив, но рядом был врач...

— Этого не может быть! — сдавленно прошептала Бажарат. — Тогда мы поедем без него. Аудиенция назначена!

— Боюсь, что вы не сможете этого сделать, аудиенция не отмечена в официальном распорядке, и без сенатора вы не попадете в Белый дом.

— Попаду, должна попасть. «Скорпионы» предали меня! Они хотят меня остановить. Они захватили Несбита!

— Вполне возможно, их устраивает сложившееся положение, моя дорогая, а вы их пугаете. Но не предпринимайте поспешных шагов, подождите, я позвоню по другому аппарату в автомобиль сенатора.

Бажарат стояла у телефона, замерев в напряжении; казалось, что ее фигура отлита из бетона. Внезапно она почувствовала, что кто-то стоит рядом, я обернулась.

Стараясь не выдать своего изумления, Бажарат посмотрела на богато одетую женщину из Палм-Бич с голубоватыми волосами я зубами, слишком большими для ее рта. В левой руке женщина держала большую приоткрытую зеленую сумку, а правая рука сжимала рукоятку автоматического пистолета, отливавшего стальным цветом.

— Вы слишком далеко зашли, — сказала «Скорпион».

— Неужели вы не понимаете, что получите за своя действия тысячи ножей в глотки? — холодно спросила Бажарат.

— Нам все равно конец, если вы разнесете с чертовой матери все, что мы имеем сейчас, — ответила хозяйка светских раутов из Палм-Бич.

— Ну и выражения! Разве так подобает говорить почтенной светской женщине?

— С вами — именно так, мисс долина Бекаа, — ответила прекрасно воспитанная женщина.

— Как вы ошибаетесь, — спокойно заметила Бажарат. — Долина Бекаа всегда поддерживала вас, наш падроне доказал это...

— Он мертв, — оборвала ее светская львица. — Острова тоже больше нет, мы прекрасно знаем об этом. А теперь мы не можем связаться ни с одним из высшей пятерки «Скорпионов», и главная причина этого наверняка кроется в вас!

— Давайте поговорим, но только не здесь, — предложила Бажарат, вешая трубку. — Вы все равно не сможете прикончить меня в холле отеля, вас немедленно схватят или застрелят... Пойдемте, я знаю боковой выход для посыльных, мы можем поговорить там. Уверяю вас, я очень опасаюсь вашего оружия, тем более что сама не вооружена. — Она направились через холл к боковому входу, и по дороге Бажарат спросила:

— Скажите — я интересуюсь просто из любопытства, — как вы нашли меня?

— Уверена, что это не удивит вас, но меня довольно хорошо знают в Вашингтоне, — ответила женщина. Она шла рядом с Бажарат, спрятав пистолет в сумку и периодически упираясь стволом в бедро Бажарат.

— Меня трудно удивить, когда речь идет о вас...

— Тем более тем фактом, что я «Скорпион».

— И все же — как вы нашли меня?

— Я знала, что вы и юноша исчезли, наверняка скрывшись под другими именами, но вы не могли изменить внешность, во всяком случае юноша. Я приказала своей секретарше проверить все дорогие отели, она говорила везде, что МОЁ бедный муж забыл ваши имена и название отеля, — многим известно, что с ним такое частенько случается. Так что все очень просто, мадам Бальзини.

— Действительно элементарно, — согласилась Бажарат, открывая дверь. Они вышли на широкий пандус, к которому постоянно подъезжали машины. Здесь было шумно и тяжело дышалось от выхлопных газов. — Неудивительно, что вы стали «Скорпионом».

— И останусь им! — с яростью воскликнула аристократка из Палм-Бич. — Мы все ими останемся! Мы знаем ваши намерения, но больше вы не сделаете ни шагу!

— Что вы, какие намерения?

— Не лгите мне, мисс Бекаа! Одна из наших является... была личной секретаршей директора ЦРУ. Сейчас Элен в Европе, она исчезла, и о ней забыли, но она успела позвонить мне и объяснить, что происходит. Она была изумлена, напугана до смерти, но новый «Скорпион-1» потребовал, чтобы она выполняла его приказы. Он пригрозил ей. У нее не было выбора, ведь она хотела остаться в живых и уехать... Нам не нужны никакие приказы, нам нравится то, что мы имеем, и это никто не сможет изменить. Вы надеялись, что сегодня вечером за вами заедет мой старый друг Несбит? Ох, не делайте такие удивленные глаза. Несбит называет меня Сильвия, и это ведь я познакомила его с вами, помните? После разговора с Элен я позвонила ему, пораскинула мозгами и все поняла. Очень сожалею, но боюсь, что его лимузин попал в очередное «дорожное происшествие». А с вами сейчас произойдет другая авария. Все решат, что это пуля ночного грабителя, местечко здесь вполне подходящее, дальше пяти футов почти ничего не видно и не слышно. — Женщина по имени Сильвия оглянулась по сторонам и потянула из сумки пистолет.

— На вашем месте я бы не стала делать этого, — предостерегла ее Бажарат, заметив остановившийся у ворот огромный грузовик.

— Но я не вы.

— Моя жизнь ничего не значит, — продолжила Бажарат, — но мне говорили, что свою вы цените дорого и даже ради этого предали «Скорпионов».

— Что вы такое говорите?..

— Вспомните Мэриленд. Только вчера я посетила королевский дом прекрасной арабки... которая платит вам. Вы продали «Скорпионов», польстились на деньги, как будто вам мало платили.

— Это абсурд!

— Тогда объясните это «Скорпиону-1». Вы не можете связаться с ним, а я могу и связалась. Если сегодня вечером я не попаду в Белый дом, то все подробности вашего предательства завтра утром окажутся у него на столе... Вы забыли, что я Бажарат. Я всюду отыскиваю слабости, которые стараюсь обратить себе на пользу. — Она слегка переместилась вправо, пока Сильвия неподвижно стояла с широко раскрытыми глазами, кусая губы. — А теперь скажите мне, синьора, вы действительно хотите убить меня?

Ответа на этот вопрос так и не последовало. Бажарат резко рванулась вперед, ударила плечом Сильвию, столкнув ее с пандуса навстречу приближавшемуся огромному грузовику. Раздался резкий скрип тормозов, но это уже не смогло предотвратить трагедию: передними колесами грузовик раздавил аристократку из Палм-Бич.

— Я вызову «скорую помощь»! — крикнула Бажарат и бросилась к боковому выходу, но, войдя в отель, она замедлила шаг и, держа себя в руках, направилась к ближайшему телефону-автомату. Опустив монету, она снова набрала номер дома в Мэриленде.

— Да? — раздался голос прекрасной арабки.

— Они нашли меня, — холодно и спокойно сказала Бажарат. — Автомобиль Несбита попал в аварию.

— Мы знаем, я отправила туда свою машину, она будет на месте происшествия с минуты на минуту.

— Это «Скорпионы», они пытаются помешать мне.

— Этого следовало ожидать, дитя мое, и мы обе согласились с этим.

— Эта ваша сука из Палм-Бич, она с ними.

— И в этом есть свой смысл. У нее обширные связи в Вашингтоне, она входит в разведывательную сеть «Скорпионов».

— Она это подчеркнула, но больше ей уже ничего не придется подчеркивать. Она мертва, погибла под колесами грузовика. Туда ей и дорога.

— Спасибо, что избавили нас от лишних забот. Со «Скорпионами» будет покончено, их место займем мы... А теперь о деле. Мой лимузин заберет с места аварии Несбита, потом вас, и вы поедете в Белый дом, где все уже готово. В восемь часов два агента ФБР спустятся со второго этажа из комнаты для посетителей, на пиджаках у них будут приколоты специальные пропуска. К ним присоединится одетый в форму шофер, тоже с пропуском, и они втроем будут ждать вашего появления в коридоре на выходе из Овального кабинета. Как я говорила вам раньше, пароль «Ашкелон». Вы быстро пойдете с ними.

— Агенты ФБР?..

— Мы глубоко внедрились туда, Амайя Акуирре. Это все, что вам следует знать. А теперь действуй, дочь Аллаха.

— Я не дочь Аллаха и вообще ничья дочь. Я сама по себе.

— Тогда иди сама по себе и выполняй свою миссию.

Бажарат и Данте Паоло, младший барон ди Равелло, сели в лимузин и устроились на широком заднем сиденье рядом с сенатором от штата Мичиган.

— Простите за опоздание, — воскликнул Несбит, — но можете представить себе, мы попали в аварию. У нас весь капот всмятку, а водитель столкнувшейся с нами машины сбежал еще до приезда полиции. Однако мой офис оказался на высоте и прислал другой автомобиль.

— Похвальное усердие со стороны вашего персонала, синьор сенатор.

— Они отличные люди. Должен сказать, что президент очень хочет встретиться с вами обоими. Он сообщил мне лично: ему кажется, что он встречался с бароном... вашим отцом, когда высадился с десантом в Италии во время второй мировой войны. Тогда президент был молодым лейтенантом. Он вспоминал, что многие крупные землевладельцы оказали им тогда большую помощь.

— Вполне возможно, — с энтузиазмом подхватила графиня. — Наша семья с самого начала была против фашизма. Притворяясь лояльными по отношению к этой свинье дуче, мои родственники сотрудничали с партизанами, спасали сбитых летчиков.

— Тогда у вас найдется общая тема для разговора.

— Простите меня, сенатор, но я родилась уже после войны.

— Ох да, конечно... — Брат гораздо старше меня.

— Я и не имел в виду, что вы помните войну, графиня.

— Ладно, это не имеет значения, — сказала Бажарат, бросила взгляд на Николо и улыбнулась.

Лимузин двигался на восток, в зависимости от интенсивности движения они должны были через пятнадцать минут или около того подъехать к Белому дому.

* * *

19 часов 33 минуты

Телефонист красной линии дал Хоторну домашний номер сенатора Несбита. Ответила женщина, которая или ничего не знала, или не хотела ничего говорить.

— Я только домоправительница, сэр. Сенатор не докладывает мне, куда отправляется, да я и не ожидаю от него этого. Мое дело вовремя подать ему еду.

— Проклятье! — прорычал Тайрел, швыряя трубку бежевого телефона.

— А в офис к нему ты не пытался звонить? — спросила Филлис, входя на веранду.

— Конечно, пытался, но там автоответчик твердит обычный текст: сенатор или его персонал свяжутся с вами по телефону или по почте, если вы продиктуете свою фамилию, адрес и номер телефона. Сенатора всегда можно застать... Ну и так далее!

— А как насчет его персонала? — продолжала настаивать Филлис. — Когда Генри нужна была информация, ему частенько удавалось получить ее у кого-нибудь из служащих. Во всяком случае, быстрее, чем от человека, с которым он не мог связаться.

— Но это не так уж просто. У меня нет никаких сведений о служащих Несбита.

— А у Хэнка были, — сказала Филлис. Она быстро подошла к шкатулке из темного дерева с резными восточными узорами. — Это его личное домашнее досье, — продолжила Филлис, шаря рукой по правой стенке шкатулки. — Вот беда! Она заперта, а я никогда и не знала комбинации, которая ее открывает. Хэнк сказал, что мне это ни к чему.

— О чем ты говоришь, Филл?

— Это китайская шкатулка, мы купили ее много лет назад во время поездки в Гонконг. Кроме бокового замка, действует еще и блокировка — нужно в определенной последовательности нажать на вырезанные фигуры.

— Я имел в виду: что там внутри?

— Генри хранил там списки всех важных людей в Вашингтоне и их персонала — на тот случай, если потребуется срочная информация, — включая всех сенаторов и конгрессменов. Он...

— Я знаю, — остановил ее Тайрел. — У него был пунктик насчет таких вещей. Но как мы ее откроем?

— Мы ее разобьем. — Филлис выдернула из розетки шнур лампы на массивной подставке. — Бей, Тайрел!

Хоторн принялся молотить тяжелой подставкой лампы по крышке шкатулки. После седьмого удара крышка разлетелась на части. Они с Филлис стали лихорадочно вытаскивать из шкатулки хранящиеся там папки.

— Вот она! — воскликнула Филлис, доставая толстую папку. — Белый дом и сенат. Все здесь!

Первый, кому дозвонился Тай, был служащим средней руки в персонале сенатора, просто его фамилия начиналась на букву "А".

— Ходили слухи, что сегодня вечером он собирается в Белый дом, коммандер, но я не знаю деталей. Я работаю у него недавно, но, надо сказать, хорошо разбираюсь в политике...

— Желаю удачи, — бросил Тайрел, повесил трубку и повернулся к Филлис. — Давай следующего и поищи кого-нибудь рангом повыше.

— Вот вроде более подходящая кандидатура, она личная секретарша Несбита.

От первых же слов секретарши Хоторн остолбенел, боль, грозившая разорвать грудную клетку, разлилась по всему телу.

— Да, это просто замечательно, коммандер. У сенатора сегодня личная аудиенция у президента. Он сопровождает графиню Кабрини и ее племянника, сына очень богатого итальянского барона, чьи инвестиции значительно...

— Графиню и ее племянника? Женщину и молодого человека.

— Да, сэр. Возможно, мне и не следовало этого говорить, но для моего босса эта аудиенция очень важна. Миллионы для нашего штата...

— Когда назначена аудиенция?

— В восемь или восемь пятнадцать. При таких неофициальных аудиенциях допускается небольшая неточность.

— Встреча будет проходить в личных апартаментах президента?

— О нет, сэр. Первая леди не очень любит это, особенно когда у них находятся внуки. Она будет проходить в Овальном кабинете.

Смертельно бледный Хоторн положил трубку.

— Бажарат на пути в Белый дом! — прошептал он и вдруг закричал:

— С ней мальчишка! Она проскользнула сквозь все расставленные сети... Филл, эти патрульные на улице, на них можно положиться?

— Но им запрещается покидать дом, Тай.

— А у меня нет времени договариваться, чтобы их отпустили. Но я знаю, что делать, у меня машина госдепартамента с сиреной.

— Ты поедешь один?

— У меня нет выбора. До Палиссера я не могу дозвониться, ЦРУ само может быть замешано, о Пентагоне и речи нет, служба безопасности меня не слушает, а полиция просто упрячет в каталажку!

— Чем я могу помочь?

— Обзвони каждого сукина сына из военно-морской разведки или из другой шпионской конторы, с которыми работал Генри. Пусть устроят, чтобы меня пропустили в Белый дом!

— У меня есть кое-кто на примете, включая адмирала, который постоянно играет в покер с начальником охраны Белого дома.

— Звони, Филл!

* * *

19 часов 51 минута

Лимузин сенатора остановился у южных ворот Белого дома. Морские пехотинцы из охраны нашли фамилию сенатора в списке приглашенных, отсалютовали, и через несколько секунд лимузин быстро направился прямо к главному входу, а не к западному крылу, где находился Овальный кабинет. Когда они остановились возле небольшой лестницы у входа, Несбит помог графине и ее племяннику выбраться из машины, любезно поблагодарил охранников, распахнувших двери, и провел своих спутников внутрь.

— Это мой коллега из штата Мичиган, — представил Несбит встретившего их мужчину, — еще один сенатор от нашего штата. — После представления и обмена рукопожатиями в дверях появился фотограф с камерой. — Как я уже говорил вам, графиня, мой коллега состоит в одной партии с президентом, он приложил много усилий для организации этой аудиенции.

— Да, я помню, — подтвердила Бажарат. — Вы и ваш коллега хотели сфотографироваться с Данте Паоло?

— И с вами, конечно, если пожелаете.

— Нет, синьор, ваш главный козырь — мой племянник, а не я. Пожалуйста, поторопимся.

Было сделано четыре снимка, когда из коридора появился еще один мужчина в темном костюме и подошел к ним.

— Прошу прощения! — воскликнул он. — Маленькое недоразумение, вы должны были подъехать ко входу в западное крыло.

— Недоразумение, черт побери, — прошептал второй сенатор от штата Мичиган Несбиту. — Неужели ты думаешь, что глава администрации позволил бы нам сфотографироваться там?

— Тс-с, — шепнул в ответ Несбит. — Сделаем вид, что просто произошла ошибка.

— Да... конечно.

— Если бы охрана не передала нам по радио, что вы подъехали сюда, вам бы долго пришлось ждать, — пояснил сопровождающий. — А теперь идемте, я провожу вас в западное крыло.

Путешествие по залам заняло сорок шесть секунд. Наконец сенаторы и графиня с племянником вошли в Овальный кабинет, где их встретил глава администрации президента — худощавый мужчина невысокого роста с бледным лицом и настороженным взглядом, как будто бы ожидавший внезапного нападения оттуда, куда не проникал его взгляд. И все же манеры его были приятными, говорил он усталым голосом, как человек, который очень много работает.

— Для меня большое удовольствие видеть вас обоих, — произнес он, здороваясь за руку с Бажарат и Николо. — Президент уже спускается, но надеюсь, вы понимаете, графиня, что это будет очень короткая встреча.

— Большего мы и не просим, синьор, только фотографию для моего брата барона ди Равелло.

— Президент хочет, чтобы вы знали — и он, возможно, сам скажет вам об этом, — что краткость этой аудиенции вызвана важными государственными делами, но, между нами, дело еще в том, что на этой неделе собралась вся его большая семья, включая двенадцать внуков, и у первой леди свои семейные планы.

— Какая заботливая мать и бабушка, не так ли? У нас, итальянцев, обычно бывают большие семьи, и нас не пугают связанные с этим трудности.

— Очень любезно с вашей стороны, графиня. Садитесь, пожалуйста.

— Какое величественное место, Данте Паоло, не правда ли?

— Не понимаю, — отозвался Николо на итальянском. Бажарат повторила свою фразу по-итальянски.

— О да, конечно.

— Здесь сосредоточена власть над вселенной... Нам оказана большая честь!

— Не знаю, как насчет вселенной, графиня, но наверняка над большей частью мира... Не хотите ли присесть, господа сенаторы?

— Спасибо, Фред, — откликнулся один из сенаторов, — но ведь у нас мало времени, не так ли?

— Молодой человек?.. Господин барон?..

— Мой племянник слишком нервничает, чтобы сидеть, синьор.

Внезапно из коридора, ведущего в Овальный кабинет, послышался голос, и вошедший человек остановился перед сенаторами.

— Ну, если еще хоть один ребенок пнет меня в живот, или схватит за лицо, или начнет бороться со мной, я издам закон, ограничивающий рождаемость.

Президент США Дональд Бартлетт поздоровался за руку с сенаторами и прошел в кабинет. Ему было к семидесяти, среднего роста, прямые седые волосы, привлекательное, но покрытое морщинами лицо состарившегося актера, держащегося на энтузиазме прошедших лет. И вместе с тем искусный политик, способный в нужной ситуации продемонстрировать и силу и чувство юмора.

— Графиня Кабрини и ее племянник, барон... барон, господин президент, — объявил глава администрации.

— О, прошу извинить меня! — искренне воскликнул Бартлетт. — Мне казалось, что я пришел даже рано...

Примите мои извинения, графиня, — добавил президент по-итальянски.

— Вы говорите по-итальянски, господин президент? — спросила удивленная Бажарат, вставая с кресла.

— Не очень хорошо, — ответил президент, пожимая ей руку. — Прошу вас, садитесь. — Бажарат опустилась в кресло. — Был вынужден немного выучить итальянский во время войны. Тогда, во время нашей высадки в Италии, я был интендантом, и должен сказать вам, что многие ваши знатные семьи оказали нам большую помощь. Вы знаете, те, кто не очень любил Муссолини.

— Дуче — свинья!

— Мне часто приходилось это слышать, графиня. Еще до нашей высадки мы летали по ночам над территорией Италии и сбрасывали на парашютах провиант и боеприпасы на тот случай, если продвижение нашего десанта на север будет остановлено. Мы называли эти места пунктами снабжения. Я говорил сенатору, что, по-моему, встречался с вашим братом в Равелло.

— Думаю, что это был наш отец, господин президент. Благородный человек, который терпеть не мог фашистов.

— Возможно, вы и правы. Я уже так постарел, что десятилетия кажутся мне годами! Конечно, это был ваш отец. Вы в то время были еще ребенком, если вообще родились.

— Во многих смыслах я до сих пор еще ребенок, сэр. Ребенок, который многое помнит.

— Да?

— Это неважно. Разрешите представить вам моего племянника, младшего барона ди Равелло. — Бажарат снова встала, а президент повернулся и пожал руку Николо, застывшему в благоговейном трепете. — Мой брат, собирающийся вложить крупные средства в американскую промышленность, просил всего об одной фотографии его сына рядом с вами.

— Это не проблема, графиня. Однако, по-моему, этот юноша больше похож на принимающего игрока из команды «Вашингтон Редскинз», чем на барона... Эй, ребята, может быть, мне стать на ящик, чтобы казаться с ним одного роста?

— Я все предусмотрел, господин президент, — сказал фотограф. — Предлагаю вам обоим сесть в кресла возле стола и пожать друг другу руки.

Пока фотограф и глава администрации готовили съемку, Бажарат сунула свою маленькую вечернюю сумочку между подушками кресла, а когда засверкала фотовспышка, она еще дальше засунула сумочку, так что теперь ее совсем не было видно.

— Это чудесно. Господин президент, мой брат будет чрезвычайно рад и благодарен вам!

— А я буду чрезвычайно благодарен барону, если он осуществит один-два промышленных проекта в нашей стране.

— Можете не сомневаться, сэр. Почему бы вам не обсудить с нашими друзьями сенаторами детали проектов? Я им рассказала о намерениях моего брата и уверена, что они не разочаруют вас, господин президент.

— Это я и собирался сделать, графиня, — с улыбкой сказал Бартлетт. Он и Николо поднялись с кресел. — По крайней мере, можно будет выпить чего-нибудь прохладительного и провести несколько минут в спокойной обстановке, подальше от безобразников, ожидающих меня наверху.

— Вы просто шутите, синьор! — рассмеялась Бажарат, пожимая протянутую президентом руку. — Я знаю, что вы очень любите свою семью.

— Конечно, люблю. Передайте мои наилучшие пожелания вашему брату.

— Мне надо торопиться! — воскликнула Бажарат, посмотрев на свои украшенные бриллиантами часики. — Обязательно надо через полчаса позвонить брату по нашему специальному телефону.

— Мой автомобиль отвезет вас назад в отель, — сказал Несбит.

— А я провожу вас до выхода, — добавил сопровождавший их сюда мужчина. — Я уже дал распоряжение, чтобы автомобиль сенатора подъехал туда.

— Мы и так отняли у вас много времени, господин президент, да и барон очень расстроится, если я не позвоню ему.

— Специальные частоты, определенное время, специальные телефоны и даже спутники, — вздохнул президент. — Наверное, я так и не привыкну ко всей этой электронике.

— Но вы сражались с фашистами, лейтенант Бартлетт! Вы спасли человечество, что может быть грандиознее?

— Знаете, графиня, я слышал от своего окружения много хорошего и плохого, но ваши слова самые лучшие, когда-либо звучавшие в мой адрес.

— Подумайте об этом, господин президент. На этой планете всегда должна побеждать человечность, иначе ничего... Пойдем, Паоло, не надо забывать о твоем отце.

* * *

20 часов 02 минуты

Хоторн беспрепятственно проехал на машине госдепартамента в южные ворота Белого дома. Как только он свернул к воротам, его автомобиль попал в поле действия радара охраны, и у него даже не проверили документы. Видимо, сработал звонок какого-то высокопоставленного лица по красному телефону, значит, Филлис Стивенс справилась со своей задачей. Тайрел свернул направо ко входу в западное крыло и, визжа тормозами, остановил машину у лестницы. Выскочив из автомобиля, он взбежал по мраморным ступенькам и подскочил к капитану морской пехоты, позади которого стояли четверо охранников из службы безопасности Белого дома.

— В Овальный кабинет! — крикнул Хоторн.

— Надеюсь, черт побери, у вас есть на это разрешение, коммандер, — заявил капитан, держа руку на расстегнутой кобуре. — Мне сказали, что есть, но ничего подобного раньше не случалось, и откуда мне знать, может быть, вы просто псих!

— Психов не пропускают через ворота, капитан. Идемте!

— Постойте. Что вам нужно в Овальном кабинете?

— Мне нужно прервать аудиенцию. Куда идти?

— Никуда! — крикнул капитан, отступил на шаг назад и выхватил из кобуры «кольт» 45-го калибра. Он сделал знак своим людям, и у них в руках тоже моментально появилось оружие.

— Да вы что? — закричал Хоторн, войдя в ярость при виде направленного на него оружия. — У вас же есть приказ!

— Приказ не может быть выполнен, потому что вы откровенно лжете.

— Что?

— Там нет никакой аудиенции, — многозначительно произнес капитан. — Нам позвонили пятнадцать минут назад, и я сразу проверил насчет аудиенции. Сам лично проверил.

— Кто вам позвонил?

— Тот, кто приказал пропустить вас, воспользовавшись кодом чрезвычайной ситуации. Будь я проклят, если знаю, как вам удалось это сделать, но дальше вы не пройдете.

— Что вы говорите?

— Нет никакой аудиенции! Мы пошли в Овальный кабинет и встретили там не кого-нибудь, а главу администрации. Он сказал нам — мне лично сказал, — что нам следует внимательнее изучать журнал распорядка дня. Сегодня вечером нет никаких аудиенций, и если мы собираемся куда-то увести президента, то надо подняться в его личные апартаменты и сначала убедить в этом первую леди, потому что там сейчас находится вся семья, включая внуков.

— У меня совсем другая информация, капитан.

— Можете оставить ее при себе, коммандер. Мы чрезвычайный патруль, и глава администрации ясно дал понять, что, если пресса пронюхает о нашей беготне по Белому дому и растрезвонит об этом в своих треклятых газетенках, нам смело можно будет прощаться с самой хорошей работой, когда-либо достававшейся морским пехотинцам.

— Но это же глупо...

— Я объяснил вам все своими словами — глава администрации выражался более корректно, но вполне четко. А теперь вы несете какую-то чепуху. Один идете в ногу, а вся служба безопасности...

— Заткнись, идиот! — завопил Тайрел. — Я не знаю, в какие здесь играют игры, но знаю, как высоки ставки! Сейчас я изо всех сил побегу к Овальному кабинету, капитан, и вы можете открыть огонь, если хотите, но единственной моей целью является попытка предотвратить убийство президента!

— Что ты сказал? — еле слышно спросил оцепеневший капитан морской пехоты.

— Вы все поняли правильно, капитан. Уведите президента с этой аудиенции.

— Там нет никакой аудиенции! Глава администрации сказал...

— Может быть, он просто не хочет, чтобы вы знали о ней, поскольку ее нет в расписании, но раз уж меня пропустили сюда, то мы просто обязаны это выяснить! Идемте!

Хоторн рванулся вперед по широкому коридору, начальник чрезвычайного патруля посмотрел на своих людей и кивнул. Через несколько секунд морские пехотинцы уже бежали рядом с Хоторном.

— Кого мы ищем? — спросил на бегу капитан.

— Женщину и мальчишку.

— Мальчишку... маленького мальчишку?

— Большого мальчишку, молодого человека лет двадцати.

— Как они выглядят?

— Не имеет значения, мы их сразу узнаем... Далеко еще?

— Сразу за углом слева большая дверь, — ответил капитан, кивая вперед, в сторону Т-образного тупика в двадцати футах впереди.

Тайрел вскинул вверх руку, призывая всех остановиться, и медленно двинулся к концу коридора. Внезапно послышались слова прощания на английском и итальянском, и вслед за этим в противоположном коридоре появились трое мужчин. Двое из них были в темных костюмах, а третий в серой шоферской форме и кепке с козырьком. У всех троих к пиджакам были прикреплены пластиковые пропуска.

— Ашкелон! — крикнул шофер кому-то невидимому в другом конце коридора.

— Кто вы такие, черт побери? — спросил удивленный капитан морской пехоты.

— Агенты ФБР, прикомандированные к госдепартаменту для охраны дипломатов, — сказал мужчина, шагавший рядом с шофером. Глаза его перебегали с капитана на людей, выходящих из Овального кабинета, которых охране еще не было видно. — Мы сопровождаем графиню в отель. Разве дежурный не предупредил вас?

— Какой дежурный? ФБР вы или нет, но когда дело касается Овального кабинета, наша служба безопасности докладывает мне ситуацию каждый час. Таков порядок!

— Он лжет, — прошептал Хоторн, отступая за спину капитана и вынимая из-за пояса пистолет. — Они воспользовались паролем «Ашкелон», а это означает только одно... Бажарат! — внезапно закричал Хоторн, выскочил вперед из-за капитана и выстрелил в потолок, понимая, как глуп этот его предупредительный выстрел. Моментально раздались выстрелы, первым рухнул капитан морской пехоты, из живота у него текла кровь. Остальные морские пехотинцы прижались к стенам коридора. Террористы отскочили назад, яростно стреляя и крича кому-то, что обеспечат прикрытие. Они ослабили огонь, и тогда морские пехотинцы выглянули из-за угла и пятью выстрелами уложили двух человек, назвавшихся агентами ФБР. Один из них, скорчившись на полу, продолжал стрелять, и в этот момент в коридор выскочила женщина, крича на ходу:

— Убейте его, убейте мальчишку. Его нельзя оставлять в живых!

— Каби... Каби! — послышались из-за угла крики юноши. — Что ты говоришь?.. Ах!

Один из морских пехотинцев рванулся вперед и выстрелил дважды, размозжив череп шоферу, рухнувшему на пути Бажарат. Тайрел схватил моряка за руку.

— Уведите оттуда президента, — закричал он. — Уведите всех!

— Что, сэр?

— Выполняйте!

Бажарат оттолкнула с дороги труп шофера, схватила его пистолет и побежала по коридору. Морские пехотинцы поспешили в Овальный кабинет, а Тайрел с пистолетом в руке обернулся и увидел убегающую женщину, которую когда-то любил или думал, что любит, а теперь ненавидел. Ядовитая змея со стеклянными глазами. Она уже подбегала к концу коридора! Тайрел изо всех сил рванулся вперед, швы раны на бедре разошлись, и брюки намокли от крови.

Когда он добежал почти до середины коридора, в Овальном кабинете раздался взрыв. Ошеломленный Хоторн обернулся, увидел дым и летящие осколки, но тут же облегченно вздохнул, заметив за открытой боковой дверью бегущие по лужайке фигуры. Морские пехотинцы справились со своей задачей, президент и еще несколько человек в панике убегали, но они были уже га пределами Белого дома, вне опасности. Тайрел снова обернулся и замер. Где же Бажарат? Она исчезла! Он бросился вперед и оказался в большом круглом зале с тремя коридорами позади широкой лестницы. Она забежала в один из коридоров! Но в какой? Внезапно по всему зданию разнеслись звуки сирен и пронзительные звонки, потом послышались голоса — крики, команды, истерические вопли. И среди всего этого хаоса по лестнице медленно спустился человек с одной рукой. Лицо его было напряжено, широко раскрытые глаза сверкали, эта сцена жестокости явно возбуждала его.

— Свершилось, не так ли, генерал? — крикнул Хоторн. — Вы все-таки сделали это, да?

— Вы? — воскликнул председатель Объединенного комитета начальников штабов. Через зал, спеша к Овальному кабинету, пробежали морские пехотинцы и люди в гражданском, не обратив внимания на доблестного генерала и стоящего перед ним у нижней ступеньки лестницы окровавленного человека. — А вы опоздали, мистер, не так ли? — Заметив в руке Тайрела пистолет, Майерз сунул руку за спину. — Я смотрел в лицо тысяч орудий, и они не испугали меня!

— Насчет этого можете не беспокоиться, генерал. Я разобью вам выстрелами колени, но вы мне нужны живым. Я хочу, чтобы весь мир увидел, как вы корчитесь на электрическом стуле, потому что я не опоздал. Вы проиграли.

Не выдав себя ни единым движением, Майерз вдруг резко выбросил из-за спины руку с зажатым в ней штыком, направляя удар в грудь Хоторна. Тайрел отшатнулся назад и выстрелил. Рубашка на его груди окрасилась кровью, а Максималист Майк Майерз рухнул с лестницы лицом вперед. Пуля Хоторна попала генералу в шею, вырвав из нее порядочный кусок. При виде этой окровавленной плоти, казалось, что голова генерала едва держится на теле.

Бажарат! Где она?

Выстрел — крик! Из дальнего правого коридора. Доминик снова убила — нет, Бажарат!

Прижимая рубашку к ране на груди, Хоторн подбежал к коридору, из которого донеслись выстрел и крик. Стены коридора были выкрашены в мягкий желтый цвет, освещали его хрустальные люстры. Коридор был небольшим, с двумя дверьми справа и двумя слева. Трупа в коридоре не было, но ко второй двери справа тянулся кровавый след, как будто труп протащили туда по полу. Подстроивший ловушку убийца совершил ошибку, которую мог разгадать только другой убийца. В такой ситуации никогда не надо обращать внимание на кровавый след, опасность следует ожидать совсем с другой стороны. Тайрел двинулся по коридору, прижимаясь спиной к левой стене, рана на бедре кровоточила теперь еще сильнее. Подойдя к первой двери, он собрался с силами, повернул левой рукой ручку и резко ударил плечом в дверь. Изысканно обставленная комната была пуста, в нескольких больших зеркалах Тайрел увидел свое отражение. Он быстро выскочил назад в коридор и двинулся ко второй двери слева. Убийца подстроил ловушку с правой дверью, но Тайрел чувствовал, что затаился он слева.

Чувствуя, что слабеет, Тайрел снова левой рукой повернул ручку и, толкнув плечом дверь, ворвался в комнату. Никого. И вдруг его осенило, он резко обернулся и отскочил вправо. Зная, кто ее преследует, Бажарат устроила ловушку, но сделала все наоборот! Дверь комнаты напротив распахнулась, и из нее выскочила Бажарат в разорванной одежде. Лицо ее было лицом демона — бешено горящие глаза, искаженные яростью черты. Она выстрелила дважды: первая пуля просвистела у виска Тайрела, вторая разбила зеркало. Бажарат третий раз нажала на спусковой крючок... щелчок. В пистолете, который она взяла у убитого шофера, кончились патроны.

— Стреляй! — крикнула Бажарат. — Убей меня!

Удары грома раздались в голове Тайрела, вспышки молний ослепили сознание, оставив ему только боль. Словно порыв ветра разделил ненависть и воспоминания о любви, когда он посмотрел на искаженные черты этого порождения сатаны, которое когда-то, в другой жизни, спало в его объятиях.

— Кого же я убью? — тихо спросил он, с трудом переводя дыхание. — Доминик или террористку Бажарат?

— Какое это имеет значение? Ни одна из нас не может больше жить, неужели ты не понимаешь этого?

— Часть меня понимает, а другая часть не уверена. — Ты слабак. И всегда был жалующимся на судьбу слабаком! Ты просто жалок. Ну давай, сделай же это! Неужели у тебя совсем нет мужества?

— Думаю, что мужество здесь совершенно ни при чем. Не требуется храбрости, чтобы пристрелить бешеную собаку, но, возможно, все же нужно немного храбрости, чтобы поймать ее, вскрыть и выяснить причину ее болезни. А заодно и узнать, какие еще бешеные собаки бегают с ней в одной стае.

— Никогда! — крикнула Бажарат, сорвала с запястья золотой браслет и бросилась на Хоторна. Рана в бедре не позволила Тайрелу устоять, и он упал на спину. Силы совсем покидали его, он уже почти не мог сопротивляться яростному натиску обезумевшей Бажарат. И когда рука Бажарат, которую он с трудом удерживал за запястье, приблизилась к его горлу с зажатым в ней золотым браслетом, Тайрел увидел крохотное отверстие в одном из шипов браслета, из которого сочилась жидкость. Он понял, что это яд, предназначенный ему, и выстрелил в грудь Бажарат.

Бажарат задохнулась и скатилась на бок.

— Смерть всем... — Голова Амайи Акуирре склонилась направо и уютно устроилась на плече. И вдруг ее лицо стало моложе, ненависть, искажавшая его черты, исчезла. Это было лицо мирно спящего десятилетнего ребенка.

Эпилог

«Интернэшнл геральд трибюн»

Парижский выпуск (стр. 3)

«ЭСТЕПОНА, ИСПАНИЯ, 31 августа. Как сообщалось вчера, полиция в сопровождении посла США опечатала виллу, принадлежащую бывшему судье Верховного суда США Ричарду А.Ингерсолу, скончавшемуся от сердечного приступа во время похорон его сына в штате Вирджиния. Судья Ингерсол был активным членом местного отделения Общества Сервантеса в Костадель-Соль. Присутствие американского посла было вызвано настоятельным желанием наследников Ингерсола, чтобы все его личные бумаги были изъяты и возвращены в США, включая и бумаги, содержащие конфиденциальную информацию и рекомендации правительству США».

* * *

«Вашингтон пост»

(Первая страница, справа внизу)

ГЕНЕРАЛ МАИЕРЗ НАЙДЕН МЕРТВЫМ:

УСТАНОВЛЕНО, ЧТО ЭТО САМОУБИЙСТВО

"ВАШИНГТОН, 5 сентября. Тело генерала Майкла Майерза, председателя Объединенного комитета начальников штабов, было найдено сегодня рано утром в кустах в нескольких сотнях ярдов от мемориала жертвам войны во Вьетнаме. Смерть наступила от пулевого ранения в шею. Выстрел произведен с близкого расстояния, пистолет обнаружен зажатым в руке генерала. Причина самоубийства была ясно высказана самим Майерзом в его речи в мае этого года на собрании движения «Да здравствует Америка»: «Если наступит время, когда мое физическое состояние не позволит мне с максимальной отдачей выполнять свой долг, я тихо уйду из жизни, но не стану обузой для страны, которую люблю. Я хотел бы оказаться среди солдат, которые храбро служили и мне и всей нации». Генерал, бывший военнопленный, получил множество ранений во время войны во Вьетнаме.

Описание славного жизненного пути и военной •карьеры генерала помещено в разделе некрологов газеты. Представитель Пентагона заявил, что в течение недели над Пентагоном будет приспущен флаг, а сегодня в полдень память генерала почтут минутой молчания".

* * *

«Нью-Йорк таймс»

(стр. 2) ОЧЕРЕДНАЯ ЧИСТКА?

«ВАШИНГТОН, 7 сентября. Источники, близкие к ЦРУ, военно-морской разведке и службе иммиграции, сообщают, что в этих трех ведомствах полным ходом идет переаттестация персонала. Никто не знает, чем вызвана эта акция, но подтверждено, что несколько десятков человек были арестованы».

* * *

«Лос-Анджелес таймс» (стр. 47)

«МЕХИКО. Два американских пилота — Эзекиел и Бенджамин Джонс пришли в редакцию небольшой мексиканской газеты „Ла Съюдад“ и заявили, что располагают информацией об „исчезновении“ Нильса ван Ностранда: мультимиллионера, международного финансиста, советника при трех последних правительствах и при некоторых комитетах конгресса США. Представитель мистера ван Ностранда сообщил, что никогда не слышал о братьях Джонс и удивился, услышав, что ван Ноетранд „исчез“. По его словам, ван Ноетранд просто отправился в трехмесячное кругосветное путешествие, которое давно уже собирался совершить. Чартерная служба в Нашвилле, штат Теннесси, где, по словам пилотов, они работали, заявила, что у них нет таких служащих. Сегодня утром два человека, похожих по описанию на братьев Джоне, воспользовавшись поддельными летными документами, угнали реактивный самолет „роквелл“ и улетели, предположительно, в Латинскую Америку».

— Теперь ваша семья знает всю правду, — сказал Николо, сидевший в кресле. Грудь у него под курткой была забинтована, левая рука висела на повязке. Вся семья находилась в гостиной над гастрономическим магазином. — Я просто портовый мальчишка из Портичи, хотя мне и говорили, что знатная семья ди Равелло примет меня как родного, поскольку они потеряли сына, похожего на меня... Но я не могу так поступить, потому что и так слишком много лгал себе и людям.

— Не убивайся так, Паоло... Нико, — сказала Эйнджел Кейпел, сидевшая в кресле в другом конце комнаты, куда ее усадил бдительный отец. — Мой адвокат говорил с официальными лицами.

— Ты слышишь, папа, ее адвокат! — со смехом воскликнул младший брат актрисы. — У Анджелины есть собственный адвокат!

— Хватит, — оборвал его отец. — Если бы ты усердно трудился, то, может быть, сам мог бы стать адвокатом сестры... Что сказал адвокат, Анджелина?

— Это правительственное дело, папа, все хранится в тайне. Последние четыре дня Николо провел в изоляции, его допрашивали десятки официальных лиц, и он рассказал им все, что знал. Кое-кто хотел бы упрятать его в тюрьму на много лет, но по нашим законам для этого требуется судебное разбирательство. Каждому, обвиненному в преступлении, гарантирован адвокат для защиты... и, честно говоря, папа, мой адвокат подыскал для него самых лучших защитников, каких только смог найти. — Эйнджел Кейпел, а на самом деле Анджелина Капелли, замолчала, слегка покраснела и улыбнулась Николо. — Безусловно, разразится большой скандал, мне говорили, что многие люди, близкие к правительственным кругам и даже в самом правительстве, помогали этой террористке в надежде получить от нее деньги.

— Что? — воскликнул Капелли. — Невероятно!

— Это так, папа. А кроме того, имеются секретные показания морских пехотинцев и офицера из военно-морской разведки, который был там главным, что они четко слышали, как эта женщина приказывала убить Николо... убить, папа!

— Матерь Божья, — прошептала миссис Капелли, уставившись на Николо. — Он такой хороший парень... ну, может быть, не совсем, но отнюдь не злодей.

— Конечно, не злодей, мама. Он воспитывался на улице и, как многие наши мальчишки, вступал в какие-нибудь шайки и совершал глупые поступки, но он хотел измениться в лучшую сторону. Многие ли портовые мальчишки в Италии закончили среднюю школу? А Николо закончил.

— Значит, его не посадят в тюрьму? — поинтересовался брат.

— Нет, — ответила Эйнджел. — Если он поклянется держать все в тайне, они признают, папа, что он ничего не знал, а был просто слепым орудием в руках этой ужасной террористки. Адвокат подготовил все бумаги, и Николо сегодня в полдень подпишет их.

— Прошу прощения, — поднял ладонь старший Капелли, недоверчиво глядя на дочь, — но твой друг, младший барон... этот Паоло, или Николо... он рассказывал о каких-то больших деньгах в Неаполе, но он ничего не говорит о конверте, в котором столько денег, что мне пришлось бы для этого работать полгода...

— Деньги у меня, папа, — ответила Эйнджел. — Что же касается Неаполя... Мой адвокат навел справки в банке. Инструкции насчет денег вполне определенные. Если Николо Монтави из Портичи представит свои документы и потребует эти деньги, то они его. В случае его смерти они возвращаются к вкладчику, ведущему дела с этим банком, но если вкладчик не востребует их в течение шести месяцев, то деньги должны быть переведены на тайный счет в Цюрих.

— Это сущая правда, синьор Капелли, — подтвердил Николо. — Я ничего не знал о своей нанимательнице, думал, что это какая-то игра, и ввязался в нее ради денег. Честно говоря, портовые мальчишки часто так поступают.

— Значит, ты все-таки можешь получить эти деньги?

— Имелось в виду, что они все равно мне не достанутся, — уверенно заявил портовый мальчишка. Лицо его приняло злое выражение, глаза слегка прикрылись. — Анджелина говорила вам, что эта женщина приказала убить меня, — тихо пробормотал он.

— Но теперь они твои! — воскликнула Эйнджел. — Адвокат сказал, что нам просто надо полететь в Неаполь, зайти в банк и Нико получит все деньги!

— Вам полететь?.. Вдвоем?

— Он совершенно беспомощный, папа, может просто перепутать самолеты.

— А много там денег?

— Миллион американских долларов.

— Возьми с собой своего адвоката, Анджелина, — приказал Анджело Капелли, обмахиваясь газетой. — У тебя должен быть надежный спутник, но если этот адвокат похож на твоего агента, на этого змееныша, который изменил твое имя, я его тоже прокляну!

"Дорогая Кэт,

Было очень приятно увидеть тебя вчера, а еще приятнее узнать, что ты пошла на поправку после вытяжки. Между прочим, ты выглядела потрясающе, ну, для меня ты всегда выглядела потрясающе. Я пишу это письмо, чтобы у тебя не было шанса воспользоваться правом старшего офицера по отношению ко мне или разговаривать со мной так, как будто я твой непослушный младший братишка, который всегда теряется в магазинах. Я с благодарностью принял предоставленный мне отпуск, но на самом деле я не собираюсь брать его. Я кое-что рассказывал тебе о своем отце, но ты говоришь, что даже и не подозревала, что он был крупным адвокатом, но, по-моему, я не упоминал о его отходе от дел в прошлом году. Он не так молод, Кэт, — мы с младшей сестрой поздние дети, потому что родились, когда родителям было уже по сорок. Между прочим, отец считает нас с сестрой несколько тронутыми именно потому, что мы поздние дети, хотя это и противоречит биологическим исследованиям в области наследственности. Для меня нет никаких веских причин возвращаться домой, потому что родителей нет дома. Они разъезжают по всей Европе, словно молодая парочка, а когда устают от Европы, то едут куда-нибудь еще. Последний раз я получил от них весточку из Аделаиды в Австралии. Там большое казино, а мама любит азартные игры, папе же нравится выпивать несколько «бурбонов», беседуя с иностранцами. Я подумал было съездить проведать сестренку, мы ведь очень дружны, но она сейчас очень занята с одним парнем, который основал свою собственную компанию и хочет переманить ее к себе на работу в качестве вице-президента. Когда я позвонил ей, ока сказала: «И не вздумай приезжать сейчас, старший братик, потому что тогда он предложит тебе эту работу!» Мне кажется, Кэт, она добилась своей цели. Но ведь это я научил ее многому из того, что она сейчас знает и умеет. Боже мой, да я был бы просто чертовски удачной находкой для какого-нибудь частного предпринимателя! Ладно, ладно, может быть, я и задаюсь слегка, но это дело меня не привлекает. Что я буду делать дальше? Вернусь назад в свой единственныйдом, который у меня сейчас есть, — на базу, и надеюсь, ты не обидишься, что я не попрощался — я имею в виду лично. А теперь могу я кое-что сказать о тебе, майор? Извини меня, но мне кажется, тебе представился прекрасный случай хорошенько подумать обо всем. Я знаю тебя и наблюдал за тобой почти пять лет, и мне не нужно говорить, что я по-настоящему люблю тебя, а в мыслях иногда и плотской любовью, но я знаю, когда следует остановиться. А кроме того, ты, возможно, лет на семь-восемь старше меня, и я не хотел бы воспользоваться этим своим преимуществом — шучу, конечно, майор! Хочу сказать, что у меня не было поклонниц, а у тебя, Кэти, было много поклонников, и один из них парень, которого я по-настоящему уважаю. Он настоящий мужчина, потому что не пытается доказывать это. Он просто такой, какой есть. Впервые я понял это, когда убили Чарли, я был не в себе тогда, но ты знаешь, что произошло потом, и, насколько я помню, с тобой он тоже разговаривал. Такие моменты много говорят о человеке, ты понимаешь, что я имею в виду? Возможно, Тай и ненормальный слегка, как они говорят, но, на мой взгляд, он воплощает в себе все то, что можно определить одной пустячной фразой: «Офицер и джентльмен». Как я уже говорил, он такой, какой есть, хотя он, возможно, никогда бы не стал больше разговаривать со мной, если бы я сказал ему это в лицо.

Я всегда говорил тебе, что ты рождена летать, и прочие подобные вещи, и, возможно, так оно и есть. Но это все было до того, как Тайрел рассказал мне, чем бы ты занялась, если бы у тебя была возможность закончить колледж. Может быть, ты сможешь осуществить свою мечту сейчас, как предложил коммандер. Очень надеюсь, что ты подумаешь об этом, а я тогда, может быть, стану во главе ВВС.

В больнице мне сказали, что тебе принесли форму. Честно говоря, по-моему, в платье ты выглядишь просто потрясающе.

Я люблю тебя, Кэти, и всегда буду любить. Пожалуйста, подумай над моими словами. Кстати, я мог бы стать чертовски хорошим дядей для твоих детишек. В каких еще семьях настоящий гений помогает детям делать домашнее задание? Снова шучу... и не шучу!

Джексон".

Майор Кэтрин Нильсен в голубой форме ВВС сидела в инвалидной коляске за столиком ресторана при больнице и смотрела на Потомак. На столике перед ней стоял высокий стакан с холодным кофе, а на другой стороне столика — ведерко со льдом, в котором охлаждалось полбутылки белого вина. Стоял ранний вечер, оранжевый диск солнца садился на западе, отбрасывая длинные тени на реку внизу. Стеклянные двери ресторана распахнулись, Кэти подняла взгляд и увидела Хоторна, прихрамывая пробирающегося к ней между столиками, за которыми сидели пациенты и посетители. Она быстро спрятала в сумочку письмо Пула.

— Привет, — сказал Тайрел, усаживаясь. — Ты здорово преобразила эту форму.

— Я устала от больничных нарядов, а так как по магазинам я ходить не могу, Джексон попросил, чтобы мне с базы прислали форму... Я заказала тебе немного «Шардонне», надеюсь, что поступила правильно, а крепкие напитки здесь все равно не подают.

— Очень хорошо, мой желудок мог бы их не выдержать.

— Да, как ты...

— Новые швы держатся прекрасно, в этот раз их еще обработали специальным клеем. Капитану из морской пехоты лучше, пуля попала ему прямо в бок, рана большая, но не опасная.

— Как прошло совещание?

— Представь себе клетку, полную оцелотов, вывалянных в грязи... Они так и не понимают, как могло случиться, что кто-то обвел вокруг пальца их надежнейшую охрану.

— Успокойся, Тай, и согласись, что весь план был просто гениален.

— Это не оправдание, Кэти. Он был гениален, потому что мы сами допустили слишком много ошибок. Боже мой, фотографии этого мальчишки были во всех газетах! Правда, должен признать, что лжеграфиня пряталась в тени, но она была рядом. Где же были все эти умники из контрразведки, пользующиеся всеми этими волшебными компьютерами, проверяющие все по два-три раза?

— Ты подключился уже достаточно поздно, а Пул не работал с этими компьютерами.

— Я готов поверить, что дело было во мне, но, как всегда, слишком много случайностей... а вот вы с Пулом действительно были на высоте. Ладно, как бы там ни было, Хауэлл... сэр Джон Хауэлл, глава МИ-6, звонил в Белый дом во время нашего совещания. Лондон арестовал четверых из группы Бажарат, а остальные, если они были, по всей видимости, улетели назад в долину Бекаа. Париж отлично проявил себя. Второе бюро дало сигнал, которого, по их мнению, и ожидали террористы: в два часа ночи по всем программам радио и телевидения сообщили о чрезвычайном заседании палаты депутатов, причем все было подано так, как будто надвигается мировая катастрофа. Таким образом им удалось выманить и схватить пятерых террористов.

— А как насчет Иерусалима?

— Прекрасно. Они ничего не сообщили, просто сказали, что у них все под контролем. Смерть ван Ностранда будет замята, объявят, что во время путешествия, а может быть где-нибудь в океане, с ним случился сердечный приступ или несчастный случай, и помянут его добрым словом.

— Что с Белым домом?

— Придумали историю с ремонтом Овального кабинета, и Белый дом предположительно на несколько недель будет закрыт для посетителей. Ремонтировать будут переодетые саперы из инженерных частей, а для отвода глаз привлекут со стороны какую-то строительную фирму.

— Думаешь, пройдет?

— Кто же может это сказать с уверенностью? Взрыв был достаточно громким, его слышали и снаружи, и тем более внутри, а наверху находилась вся семья президента.

— Но ведь были убиты люди, Тай, там же было кровавое месиво!

— Служба безопасности действует быстро и туго знает свое дело. — К их столику подошла официантка в фартучке, сказала пару любезных фраз и открыла бутылку с вином. — Спасибо, — поблагодарил ее Тайрел, — еду мы закажем попозже.

— Вот такие дела, — задумчиво произнесла майор, наблюдая, как Тайрел выпил свое вино в несколько глотков. На его лице явно была видна болезненная усталость.

— Вот такие дела, — согласился Тайрел. — Но ты знаешь, это не конец, это только начало. Все равно просочатся слухи и посеют повсеместную панику. «Они почти добрались до нее, но она провела их и была близка к успеху!» Клич «Ашкелон», возможно, будет заменен кличем «Бажарат!» или «Помни о Бажарат»... Бажарат, известная также как Доминик... Доминик Монтень. — Хоторн снова наполнил стакан. — Надеюсь, мы кое-чему научились, — добавил он еле слышно, почти шепотом.

— Что же надо было делать?

— Проверить все цепочки, по которым передаются секретные сведения, проверить каждого. Или вообще отказаться от этого и обратиться к средствам массовой информации.

— Но разве это не создало бы панику, может быть, даже истерию?

— Я так не думаю, и я размышлял над этим. Во время войны при опасности бомбардировки воют сирены и включаются прожектора, и большинство горожан спокойно спускаются в убежища, зная, что эта отработанная мера защитит их, защитит интересы страны. Здесь примерно то же самое, но этого почему-то все чертовски боятся... Предположим, что ФБР вместе с ЦРУ провели общегосударственную телевизионную прессконференцию и предупредили, что женщина и молодой человек нелегально проникли в страну, имеют задание от долины Бекаа... и так далее и тому подобное. Ты думаешь, Доминик... — Хоторн замолчал, сжав стакан, — думаешь, Бажарат смогла бы тогда ускользнуть из Палм-Бич или из Нью-Йорка? Сомневаюсь. Какой-нибудь пытливый журналист наверняка бы что-нибудь заподозрил и задал бы несколько вопросов, которые разрушили бы тщательно подготовленную легенду. Возможно, один или два журналиста так и поступили: репортер из «Майами геральд» и рыжеволосый специалист по скандалам по имени Райлли.

— Может быть, ты и прав. Я имею в виду насчет средств информации.

— Прав я или нет, но такова была моя рекомендация на сегодняшнем совещании... Я бы заказал еще бутылку вина. — Тайрел помахал официантке, указывая на ведерко со льдом. Она кивнула и направилась к бару.

— Ты сказал им... — тихо начала Кэти, — ты сказал им, кто была Бажарат?

— Нет, — быстро ответил Тайрел и поднял затуманенные, усталые глаза на Кэтрин. — Причин говорить это не было, а доводов против — масса. Она ушла, и какие бы демоны ни управляли ею, они ушли вместе с ней. Следы ее вели прямо в долину Бекаа, а все остальное было просто прикрытием, причинившим большой вред людям, которыми она воспользовалась... точно так, как воспользовалась мною.

— Я не спорю с тобой, — сказала Кэти, беря его за руку. — Думаю, ты принял правильное решение. Пожалуйста, не сердись.

— Прости, я не сержусь... И Бог свидетель, что уж, во всяком случае, не на тебя. Я просто снова хочу вернуться к своему делу и плавать по волнам.

— Это хорошая жизнь, не так ли?

— Лучшее утешение от всех горестей и неудач, как сказали бы мои высокоэрудированные отец и брат.

— Да, я тоже так думаю, — подтвердила Кэти, опуская взгляд. — Я сожалею, очень сожалею обо всем, что случилось с тобой.

— И я сожалею, но все-таки, наверное, не стоит переживать? Очевидно, у меня талант притягивать к себе или самому притягиваться к женщинам, которых убили... несправедливо или справедливо.

— Не говори так! Не верю, что ты так думаешь на самом деле.

— Не думаю. Просто не очень хорошо себя чувствую. Слишком часто приходят воспоминания о прошлом... Но я не хочу больше говорить о себе, я устал от себя. Я хочу говорить о тебе.

— Почему?

— Потому что мне это интересно.

— Я еще раз спрашиваю: почему, коммандер Хоторн? Потому что ты расстроен — а я должна сказать, ты здорово расстроен — и потому что рядом я, человек, который жалеет тебя и которому ты можешь вскружить голову, как своей Доминик?

— Если ты так думаешь, майор, — медленно произнес Тайрел, отодвигая кресло и пытаясь встать, — то наш разговор закончен.

— Сядь на место, осел!

— Что?

— Ты только что сказал то, что я и хотела услышать от тебя, чертов глупец.

— Черт возьми, а что я такого сказал?

— Что я не Доминик, или Бажарат, или как там ее звали. Что я не призрак твоей Ингрид... Я — это я!

— Я никогда и не думал иначе.

— Но я должна была это услышать.

— О Боже! — воскликнул Хоторн, садясь на место и откидываясь на спинку кресла. — Так что, по-твоему, я должен сказать?

— Предложи что-нибудь. Президент лично приказал командованию ВВС предоставить мне бессрочный отпуск для восстановления здоровья, и медики говорят, что это займет три или четыре месяца.

— Я так понял, что Пул отказался от отпуска, — заметил Тайрел.

— Ему некуда поехать, Тай. Самолеты, компьютеры — это вся его жизнь. Жизнь Джексона, но отнюдь не моя.

Хоторн медленно подался вперед, облокотился о стол и внимательно посмотрел Кэти в глаза.

— Так что же, — тихо спросил он, — неужели я вижу в этой форме другого человека? Может быть, девушку, мечтавшую стать антропологом?

— Не знаю. Сейчас все кричат о сокращении армий, страна не может нести такое бремя военных расходов. Просто не знаю.

— А знаешь ли ты, что Карибское море полно нераскрытых антропологических загадок? А исчезнувшие поселения сибонеев и индейцев коури, чей след тянется от островов через Гвиану до Амазонки? Первобытные араваки, чьи законы по поддержанию гражданского мира на несколько столетий опередили свое время? Или воины карибского племени, когда-то заселявшие большую часть Малых Антильских островов, чья партизанская тактика ведения войны была так искусна, что испанские конкистадоры в панике разбегались? Фон Клаузевиц одобрил бы подобные боевые действия с точки зрения как стратегии, так и психологии... Все это случилось задолго до работорговли. Целые цивилизации на боевых пирогах двигались от острова к острову, и их вожди несли людям справедливость. Эти несколько веков просто изумительны, но на самом деле о них известно очень мало.

— Вот тебе как раз и надо заняться их изучением. Это, по-моему, тебя здорово заинтересовало.

— О нет, я из тех, кто сидит у костра и слушает рассказы, ничего не изучая. А вот ты могла бы.

— Тогда мне надо снова вернуться в школу, а лучше поступить в университет.

— Есть несколько крупнейших университетов на Мартинике и в Пуэрто-Рико. Мне говорили, что там преподают великолепные антропологи. Вот с этого и надо начать, Кэти.

— Возможно, ты это придумал... но ты говоришь...

— Да, майор, я предлагаю тебе поехать туда вместе со мной. Мы не дети и через некоторое время поймем, правильно ли мы поступили. Давай попробуем? Личными делами мы не перегружены, поэтому что для нас несколько месяцев? Или ты хочешь поехать на ферму?

— Может быть, всего на несколько дней, потому что отец загонит меня в сарай чистить коров. И Бог свидетель, у меня действительно нет никаких личных планов.

— Тогда почему бы не попробовать, Кэт? Ты свободный человек, всегда сможешь уехать.

— Мне нравится, когда ты называешь меня Кэт...

— Лейтенант Пул очень проницателен.

— Да, это точно. Дай мне свой номер телефона.

— И это все?

— Нет, не все, коммандер. Я приеду к тебе, мой дорогой.

— Спасибо, майор.

Они улыбнулись, взяли друг друга за руки, и их улыбки переросли в тихий счастливый смех.

Примечания

1

Адриан Публий Элий (78-138) — римский император, создавший на границах империи мощную систему укреплений. (Прим. пер.).

(обратно)

2

Фешенебельные апартаменты, занимающие весь верхний этаж небоскреба и, как правило, включающие его крышу.

(обратно)

3

Точный перевод фразы: подобное лечат подобным (лат.).

(обратно)

4

Клуб интеллектуалов, эрудиция и уровень мышления которых определяется с помощью особых тестов. (Прим. пер.).

(обратно)

5

Доктор Джекилл, герой романа Р.Л.Стивенсона «История доктора Джекилла и мистера Хайда», изобрел волшебное средство, с помощью которого превращался из добродушного джентльмена в жестокого маньяка Хайда. (Прим. пер.).

(обратно)

6

Доктор Джекилл, герой романа Р.Л.Стивенсона «История доктора Джекилла и мистера Хайда», изобрел волшебное средство, с помощью которого превращался из добродушного джентльмена в жестокого маньяка Хайда. (Прим. пер.).

(обратно)

7

Госдепартамент №1. (Прим. пер.).

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Эпилог . . . . . . . .