«Зуб»

Автобус уже ждал. Он тяжко пыхтел на обочине перед маленьким автовокзалом, его громадный сине-серебристый корпус поблескивал в лунном свете. На автобус мало кто обращал внимание, в это позднее время на тротуаре совсем не было прохожих: сеанс в единственном на весь городок кинотеатре закончился час назад, и все зрители успели съесть в драгсторе свое мороженое и разойтись по домам; теперь драгстор был закрыт — еще одна темная дверь на длинной полуночной улице. В городке горели только уличные фонари, люстра в ночной закусочной, да еще лампа в последней кассе автовокзала — там сидела девушка, уже в плаще и шляпке, она только и ждала, когда отправится автобус в Нью-Йорк, чтобы уйти домой и лечь спать.

На тротуаре рядом с открытой дверью автобуса стояла Клара Спенсер. Она нервно сжимала руку своего мужа:

— Я чувствую себя так странно, — говорила она.

— У тебя все в порядке? — спрашивал супруг. — Тебе не кажется, что мне надо поехать с тобой?

— Нет, конечно нет, — отвечала она. — Все будет хорошо.

Ей было трудно говорить из-за распухшей челюсти, она прижимала к лицу носовой платок, и крепко держалась за мужа.

— А ты уверен, что у тебя все будет хорошо? — спросила она. — Я вернусь, самое позднее, завтра ночью. Если что, я позвоню.

— Все будет отлично, — искренне заверил он. — К завтрашнему дню все это пройдет. Скажи зубному, если что не так, я сразу же приеду.

— Я чувствую себя так странно, — повторила она. — На душе легко, а голова как будто кружится.

— Это из-за наркоза, — сказал он. — Все этот кодеин и виски на пустой желудок.

Она нервно хихикнула:

— Я даже причесаться не могу. Хорошо, что уже темно.

— Постарайся поспать в автобусе, — сказал он. — Ты же взяла снотворную таблетку?

— Да.

Они дожидались, пока водитель допьет свой кофе у стойки в закусочной; им было видно сквозь стекло витрины, как он сидит за прилавком и не торопится.

— Я чувствую себя так странно, — снова повторила она.

— Клара, ты знаешь, — он старался, чтобы голос его звучал весомо, словно, если он будет говорить более серьезно, его слова прозвучат убедительней, а по сему и утешительней, — ты знаешь, я рад, что ты едешь в Нью-Йорк, где тобой займется Циммерман. Я бы никогда не простил себе, если у тебя там что-то серьезное, а я отпустил тебя к здешнему мяснику.