«На нашей улице»

Он свернул на тропинку, шедшую вдоль берега, и лицо ему жег колючий ветер с океана. Взглянув на тучи, он подумал, что нисколько не удивится, если к вечеру пойдет снег, хотя завтра и первый день весны. Зима выдалась долгая, и все только и твердили, что ждут не дождутся весны. Все, кроме него.

Он любил, когда в Спринг-Лейк приходила осень. Многие летние обитатели наконец уезжали из городка и не появлялись даже на выходные.

У приезжавших на лето и обитавших тут постоянно было много общего, но его тайна принадлежала ему одному. Лишь он один мог, прогуливаясь по Хейс-авеню, представить себе Мадлен Шейпли такой, какой она была 7 сентября 1891 года. В ту пору ей, кареглазой девушке с темно-каштановыми волосами, одетой в накрахмаленное белое платьице, было всего девятнадцать лет.

И он один знал, почему час спустя она уже была мертва.

Сент-Хильда-авеню, улица, осененная тенью могучих дубов, которые 5 августа 1893 года, в день, когда не вернулась домой восемнадцатилетняя Летиция Грегг, были еще робкими саженцами, навевала другие видения. Бедняжка была смертельно напугана и, в отличие от Мадлен, которая боролась за свою жизнь, молила о пощаде. Последней была Эллен Свейн, существо тихое и незаметное, но проявлявшее слишком уж настырный интерес к последним часам жизни Летиции. В наказание за любопытство 31 марта 1896 года она последовала в могилу за своей подругой.

Когда ему шел четырнадцатый год, он случайно нашел дневник. Заглянул от скуки в старый каретный сарай, залез по скрипучим ступеням на пыльный чердак и стал рыться в составленных там ящиках. В первом оказалась всякая ненужная дребедень: ржавые керосиновые лампы, старая одежда, кастрюли со сковородками. В другом ящике лежали толстенные альбомы с хрусткими пожелтевшими страницами, где были собраны фотографии напряженно застывших людей с каменными лицами. Тут-то он и обнаружил тетрадь в истлевшем кожаном переплете. Первая запись была сделана 7 сентября 1891 года. Начиналась она словами: «Мадлен погибла от моей руки».

Дневник он забрал, но никому о нем не рассказал. Многие годы он читал его почти каждый день и постепенно проникся личностью автора. Так же, как и он, испытывал чувство превосходства над жертвами, так же про себя посмеивался, скорбя вместе со всем городком.