«Ювелир с улицы Капуцинов»

Автоматная очередь хлестнула по улице. Богдан инстинктивно пригнулся. Выругался вполголоса и свернул в переулок.

— Пугают, гады… — буркнул. — Теперь минуту отдохнем… Сможешь стоять?

Наклонился, осторожно опуская Петра с плеч.

— Дальше я сам… — Цепляясь руками за стену дома, Петро сделал несколько шагов. — Видишь, порядок…

— Порядок… — иронически подтвердил Богдан.

Словно в ответ, опять застрочили автоматы. Богдан положил тяжелую руку на плечо Петру, втиснув товарища в узкую нишу возле ворот. Сам прислонился рядом. Стоял удивительно тощий, высокий, едва не упираясь головой в перекладину ворот. Задыхаясь, со свистом втягивал воздух — впалая грудь ходуном ходила под грязной, дырявой гимнастеркой. Петро слышал, как гулко бьется сердце Богдана.

— Присядь… — шепнул, показывая Богдану на урну для мусора. — Они, наверно, пошли туда… — Махнул рукой в сторону улицы, которая круто взбегала в гору. Автоматные очереди доносились глуше и казались нестрашными.

— О-о… — хрипло выдохнул Богдан, — они занимают выходы из города. А сейчас начнут прочесывать улицы. — Нагнулся, подставляя Петру спину. — Держись крепче, теперь каждая секунда — золото!

Улица была тесная и темная. Старинные дома с узкими готическими окнами и тяжелыми, обитыми железом воротами стояли плечом к плечу, образуя неподвижную хмурую шеренгу немых, безразличных ко всему великанов. Лишь поблескивали в лунном сиянии окна. И эти мертвые отсветы, казалось, свидетельствовали, что за толстыми каменными стенами жизнь давно остановилась. Петру хотелось крикнуть, чтобы нарушить гнетущую тишину, взбудоражить этот мертвый покой. Казалось, что от крика каменные черные великаны зашатаются, падут, и вся эта хмурая улица исчезнет, как исчезает порожденное болезненным воображением марево.

Петро на миг закрыл глаза. “Эта улица — отличная ловушка, — подумал он. — Просто капкан…”