«Взрывы в Стокгольме»

 Наконец-то он добился своего. И тут вдруг взрыв... Далось ему это ой как нелегко. Но все же он сумел, уговорил: его уверенность, его искушенность, обаяние... Кто-кто, а он-то знал,— как мастер-искуситель. Быть внимательным, предупредительным, деликатным, веселым и нежным, сводить в шикарные рестораны, где можно вкусно поесть, постоянно следить, чтобы она была занята, чтобы ей было с ним приятно и весело. И все время оказывать ей знаки внимания. И — не торопить события.

И вот теперь его ожидала награда за все усилия. Наконец-то сдалась, сейчас она прямо таяла у него в руках — и вдруг взрыв.

Ну, наконец-то этот болван осмелел и решился взяться за дело как следует. А то дышит на меня, как на драгоценную марку, думала она перед тем как раздался взрыв.

И к чему было все так растягивать, думала она. Так уж заведено... вечно женщинам приходится ждать, вечно им приходится внушать мужчинам, что просто не устоять перед их обаянием.

Но теперь, слава богу, теперь он отважился поцеловать ее так, как нужно, и уложил на спину. Давно пора.

И в это время раздался грохот.

Что это они, из пушек, что ли, палят, была его первая мысль. Такой силы был взрыв. Совсем не такой, как при фейерверке. Сначала удар, потом протяжный грохот, весь дом заходил ходуном, фарфоровая вазочка на шкафу, подпрыгнув, свалилась.

Того и гляди весь дом рухнет, подумал он. Это Бог меня наказывает... Да, Бог наказывает за то, что я соблазняю молодую невинную девушку.

Но дом не рухнул. Грохот и трясение продолжались одно мгновение, потом все стихло. Но из соседней квартиры внезапно послышался резкий крик.

Конечно, это Бог меня предостерегает, подумал он. Предостерегает, чтобы я полнее ощутил свою греховность.

Черт бы вас всех побрал, подумала она. Что они, обалдели, что ли, ни с того ни с сего начали свои дурацкие взрывы, как раз теперь, когда у нас только налаживается. И потом, к чему так громко, подумала она, так близко от дома. Нет чтобы о людях подумать. И вазочку мою фарфоровую чуть не кокнули, такой белый, такой тонкий фарфор, мне ее тот парень подарил, верзила, ноги длинные, а усики — так просто смехота. Было этой осенью.

— Иди сюда, милый, и забудь обо всем,— сказала она.