«Пир плоти»

Посвящается моей жене Джуди и дочерям Изабель, Лауре и Бетани. Им всегда хватало такта не смеяться над моими литературными амбициями — по крайней мере в моем присутствии.

Вся эта история — чистая выдумка. Блюстители порядка выглядят в ней не слишком привлекательно, и потому справедливости ради следует уточнить, что изображенные в романе полицейские не имеют ничего общего с теми достойными людьми, что несут службу в полиции графства Глостершир, к которой я питаю глубочайшее уважение.

Можно было и включить свет, но он знал, что на одной из стен этого унылого холодного помещения висит зеркало, а видеть себя за подобным занятием — это уж слишком. Темнота, по крайней мере, сохраняла его анонимность. Она позволяла ему, как всякому другому любовнику, без смущения делать то, что он пожелает. Эта темнота даже поощряла его, шепча, что если люди не поймут его, то уж ночь точно не осудит. Ночь рассуждала просто и ясно: он никого не убивает, не грабит и не насилует. Так кому от этого будет плохо?

Он просто занимается любовью.

Ему были хорошо знакомы и само это помещение, и царившая в нем закостенелая официальность. Он знал, что, открыв двойные двери, увидит справа на полке большую книгу, в которой перечислены имена его любовниц, а за полкой на стене висит большое зеркало.

Доставая книгу, он повернул фонарик отражателем вниз, так что его луч осветил только нижний край зеркала. Книга, как всегда, лежала открытой. Ее страницы представляли собой пеструю картину: записи на них были сделаны разными чернилами и разными почерками — какие-то аккуратными, но большая часть — неровными, а то и вовсе неразборчивыми.

Его любовницы.

Это слово вызывало у него дрожь. Он едва осмеливался произнести его даже мысленно, не то что вслух.

Кто записан сегодня?

Всего он насчитал двадцать шесть вновь поступивших. Не так уж и много, хотя наверняка среди них есть на ком остановить взгляд. Обычно их набиралось не меньше тридцати, а однажды все помещение оказалось забито и ему был предоставлен выбор аж из сорока восьми имен.

Разумеется, не все они подходили.

Прежде всего исключались мужчины. Уж кем-кем, а гомосексуалистом он не был. Ему становилось худо от одной лишь мысли о содомии и оральном сексе.

Женщины тоже годились не всякие. Только те, что младше шестидесяти и старше шестнадцати. В этом вопросе у него были строгие правила.