«Человек из-под земли»

Глава 1

Я проснулся от сухого шелеста листьев в утренних сумерках. От окна тянуло горячим ветром. Я встал, закрыл его, а потом, уже лежа, прислушался к шорохам на улице. Через некоторое время ветер стих, тогда я снова открыл окно. Комнату наполнил прохладный воздух, принесший запах моря и несколько менее свежее дыхание Лос-Анджелеса. Я лег в постель и спал, пока меня не разбудили мои сойки.

Я называю их моими, их пять или шесть. Одна за другой они пикируют на мой подоконник, а потом возвращаются на магнолию возле соседнего дома. Я прошлепал на кухню, вскрыл пакетик арахиса и бросил им в окно горсть орешков, сойки шмыгнули за ними на землю. Я что-то набросил на себя и с пакетиком в руке спустился по задней лесенке в сад за домом.

Стояло ясное сентябрьское утро. Небо у горизонта было желтоватым, словно тонкая бумага, сквозь которую просвечивает солнце. Не было ни ветерка, в воздухе висел наплывающий из глубины континента жар пустыни.

Я бросил моим сойкам еще горсть орешков и наблюдал, как они прыгают за ними по траве, когда в дверях одной из квартир первого этажа, принадлежавшей семье Валлеров, появился маленький мальчик в льняном голубом костюмчике. У него были темные коротко стриженные волосы и доверчивые голубые глаза.

— Можно подойти?

— Мне ты не помешаешь.

Оставив двери открытыми настежь, он начал приближаться ко мне очень осторожно, чтобы не спугнуть птиц. Сойки кружили вокруг орехов, подскакивая и стараясь перехитрить друг друга. На него они не обращали ни малейшего внимания.

— Чем вы их кормите, мистер? Орешками?

— Да. Может, ты тоже хочешь?

— Нет, спасибо. Папа забирает меня к бабуле, она всегда дает мне много вкусного. И тоже кормит птичек... — помолчав, он добавил:

— Я тоже люблю кормить птичек...

Я дал ему пакетик, он набрал в ладошку орехов и бросил их на траву. Сойки навалились на них всей стаей. Две из них задрались, шумно, но бескровно. Малыш побледнел.

— Они убьют друг друга? — спросил он дрожащим тонким голоском.

— Нет, они только дерутся.

— А сойки убивают других птичек?

— Иногда... — я постарался сменить тему:

— Как тебя зовут?

— Ронни Броудхаст. А каких птичек они убивают?

— Птенцов других птиц.

Он поднял плечики и прижал к груди руки, словно маленькие крылья.

— А детей они не убивают?

— Нет, они для этого слишком маленькие.

Кажется, это его немного утешило.

— Наверное, я бы тоже попробовал орешек... Можно?

— Разумеется.

Он встал передо мной, задрав мордочку вверх и жмурясь от утреннего солнца.

— А вы мне бросьте, мистер, я поймаю!

Я бросил ему орешек, который он, конечно же, поймал, потом еще несколько. Шесть он поймал, шесть упали в траву. Сойки шмыгали у его ног, будто осколки разбитого неба.

С улицы в сад вошел молодой человек в полосатой спортивной рубашке.

Он был точной копией малыша, только взволнованный, и нервно курил тонкое коричневое сигарильо.

Из открытых дверей жилища Валлеров вышла молодая женщина с темными волосами, связанными в «конский хвост», словно ожидавшая его появления. Она была достаточно хороша для того, чтобы я вспомнил, что сегодня не брился.

Мужчина, делая вид, что не видит ее, официально обратился к мальчику:

— Добрый день, Рональд.

Мальчик глянул на него, но не ответил. По мере того, как мужчина и женщина с двух сторон приближались к нему, выражение беззаботной радости на его личике гасло. Казалось, маленькое тело сгибается под тяжестью их присутствия. Наконец, он тоненько ответил:

— Добрый день...

Мужчина резко повернулся к женщине.

— Он боится меня! Господи! Что ты ему наговорила?!

— Мы не говорили о тебе. Для общей пользы.

Мужчина нагнул голову и, хотя он стоял неподвижно, было видно, что он готовится к атаке.

— Это что еще такое «для общей пользы»? Упрек?

— Нет, Стен, хотя мне есть в чем тебя упрекнуть...

— Мне тоже, — он глянул на меня. — С кем это Ронни играет? Или, может, это ты играешь?

Он махнул сигарой.

— Я даже не знаю, как его зовут.

— А разве это для тебя так важно?

В мою сторону он не смотрел. Женщина побледнела, словно ей вдруг стало плохо.

— Это уж слишком, Стен. Прошу тебя, не надо сцен...

— А если ты не хочешь сцен, то зачем ты вышла?

— Ты прекрасно знаешь, зачем... — ее голос дрогнул. — Эта девушка все еще у нас?

— Давай не будем говорить о ней, — он резко повернулся к мальчику. — Пойдем, Ронни, бабуля Нелл ждет нас в Санта-Терезе.

Малыш стоял между ними, сжав губы и глядя в землю.

— Я не хочу ехать в Санта-Терезу. Можно?..

— Нет, надо ехать, — сказала женщина.

Он сделал движение в мою сторону.

— Я хочу остаться тут. Я хочу остаться с этим господином...

Он вцепился в мой пояс и стоял, опустив головку и спрятав мордашку от мира взрослых. Отец подошел к нему.

— А ну, отпусти!

— Не отпущу!

— Это что, мамин друг? Это мамин друг?!

— Нет...

— Маленький врун!

Мужчина выбросил сигарильо и замахнулся на малыша, я подхватил его и убрал из-под удара, чувствуя, как он дрожит. Женщина сказала:

— Оставь его, Стен, разве ты не видишь, какой вред ты ему причиняешь?!

— Это ты причиняешь ему вред! Я приехал, чтобы забрать его на прогулку, мама ждет нас — и что же? — в его голосе зазвучали жалобные нотки, — хорошенькая получается семейная сцена! Оказывается, у Ронни уже новый папочка!

— Все это не слишком похоже на правду, — вмешался я. — Мы с Ронни познакомились несколько минут назад. Мы — всего лишь соседи, притом новые соседи...

— Ну, так отпустите его, мистер. Это мой сын!

Я опустил малыша на землю.

— И впредь держите свои грязные лапы подальше от него!

Меня так и подмывало стукнуть этого типа, но малышу это не помогло бы, а женщине могло только повредить. Поэтому я сказал как можно спокойнее:

— Вам следовало бы поскорее уйти...

— Я имею право забрать собственного сына!

Малыш повернулся ко мне.

— Я должен идти с ним?..

— Но это же твой папа. Ты должен радоваться тому, что у тебя есть папа и ты едешь с ним к бабушке.

— Мистер говорит совершенно правильно, — поддержала меня мать, — иди с папой, Ронни. Вы же всегда хорошо ладите, когда меня нет. И бабуля Нелл обидится, если ты не приедешь...

Малыш с опущенной головой подошел к отцу, подал ему ручку и они двинулись к выходу.

— Прошу прощения за мужа... — сказала женщина.

— Не за что. Такие вещи меня не потрясают...

— Но меня потрясают, в том-то все и дело! Он стал таким агрессивным! Раньше он таким не был...

— Разумеется. Скрыть это ему не удалось бы.

Я сказал это легко, тоном шутки, но получилось тяжеловесно. Разговор прервался, я попробовал поддержать его.

— Вы приятельница Валлеров?

— Да. Профессор Валлер был моим руководителем в университете, — в ее голосе прозвучала нотка ностальгии. — Он до сих пор опекает меня, и он, и Лаура. Я позвонила им в Лейк-Тахо вчера вечером, когда... — она не окончила фразу. — Вы тоже их приятель?

— Нет, но у нас добрососедские отношения. Моя фамилия Арчер, я живу тут, на втором этаже.

Она кивнула.

— Лаура говорила мне о вас вчера, предлагая свой кров. Она сказала, что при необходимости я могу обратиться к вам, — она неуверенно улыбнулась мне, улыбка получилась кривоватой. — Собственно, это уже произошло, помимо моего желания. Спасибо вам за то, что вы сделали для Ронни...

— Я был рад сделать хоть что-то...

Мы были скованы. Идиотское поведение ее мужа оставило пятно на разгорающемся дне, устроенная им сцена висела над нашими головами неприятным облачком. Словно пытаясь сгладить это впечатление, женщина сказала:

— Я только что сварила кофе, он испортится, если вы не выпьете его со мной, мистер. Лучший рецепт Лауры...

— Большое спасибо, но это не самая лучшая идея. Ваш муж может вернуться. — Я слышал с улицы стук автомобильной дверцы, но не слышал звука мотора. — Он способен на все.

— Но вы же так не думаете?..

В голосе ее прозвучал вопрос.

— Я вполне серьезен. Я видел многих людей в его состоянии и научился не нарываться...

— Лаура говорила мне, что вы детектив, это правда?

Она заинтересованно присматривалась ко мне.

— Да, но сейчас я в отпуске и надеюсь, что мне ничто не помешает отдыхать.

Я сказал это с улыбкой, но тотчас понял, что совершил ошибку — она явно расстроилась: глаза потемнели, губы сжались. Я продолжал:

— Я воспользуюсь вашим приглашением при первом же случае...

Она покачала головой не столько мне, сколько собственным мыслям.

— Я не знаю... я не знаю еще, останусь ли тут...

С улицы долетел стук дверцы автомобиля, и в саду вновь появился Стенли Броудхаст, уже без мальчика.

— Не помешал?

— Чему ты мог бы помешать? — ответила женщина. — Где Ронни?

— В машине. Он быстро придет в себя в обществе отца, — это прозвучало так, словно отцом был кто-то третий. — Ты забыла отдать мне его игрушки, зверушек и прочие сокровища. Надеюсь, они упакованы?

— Разумеется.

Было видно, что она злится на себя. Сбегав в дом, она быстро вернулась с вишневой дорожной сумкой.

— Передай от меня привет маме...

— Ну, конечно!

В ее тоне было не слишком много тепла, в его ответе — ни тени. Они производили впечатление людей, которые никогда больше не увидятся. Во мне шевельнулся притупленный страх, притупленный потому, что я научился с ним бороться. Главным образом, я боялся за малыша. Охотней всего я задержал бы Броудхаста и вернул мальчика, но не сделал этого.

Броудхаст с сумкой вышел на улицу, а я взлетел по лестнице и по наружной галерее прошел к окнам, выходящим на фасад дома. У края тротуара стоял новехoнький черный «форд» с откинутым верхом. На переднем сидении сидела молодая блондинка в желтом открытом платьице, нежно обнимающая левой рукой мальчика.

Стенли Броудхаст сел за руль, включил зажигание и быстро тронулся с места. Мне не удалось увидеть лицо девушки, собственно, сверху были видны только обнаженные плечи, высокая грудь и развевающиеся светлые волосы. Страх за мальчика перешел в грызущую тревогу. Я прошел в ванную и, глядя в зеркало, словно старался прочитать в собственном лице будущее малыша. Но в морщинах под глазами и клочковатой вчерашней щетине читалось лишь мое прошлое.

Я побрился и надел чистую рубашку, начал было спускаться вниз, но на половине лестницы остановился и облокотился о перила. «Ты лезешь в кабалу, — сказал я себе, — милая молодая женщина с чудесным сыном и идиотом-мужем...» Горячий ветер ударил мне в лицо.

Глава 2

Миновав закрытые двери квартиры Валлеров, я направился вдоль улицы к ближайшему киоску за воскресным выпуском «Лос-Анджелес Таймс». Вернувшись с газетой домой, я провел время до полудня, прочитав ее от корки до корки, все 200 страниц, включая мелкие объявления, из которых можно узнать о Лос-Анджелесе больше, чем из местных сенсаций.

Потом я принял холодный душ и уселся за стол в своем кабинете, проверил состояние чековой книжки и решил урегулировать дела со счетами за телефон и электричество. То, что сроки уплаты еще не прошли, несколько подняло мне настроение. Я как раз заклеивал конверты с чеками, когда у двери раздались женские шаги.

— Мистер Арчер?..

Я открыл дверь. Она сделала прическу и надела модное цветастое, совсем короткое платьице и белые колготки, веки оттеняли голубые тени, губы подчеркнуты кармином. Но сквозь все это проглядывала тревога и детская ранимость.

— Если вы заняты, я не буду вам мешать...

— Я не занят. Входите, прошу вас. Она вошла, окидывая комнату изучающим взглядом. Если бы я и не знал этого, то сейчас не мог не понять, как бездарно расставлена моя мебель. Закрыв за нею дверь, я выдвинул из-за стола кресло.

— Садитесь, миссис.

— Спасибо, — но она продолжала стоять. — Вы знаете, что в Санта-Терезе пожар? Горит лес, вы не слышали?

— Нет, но при такой погоде это не удивительно.

— Как говорят по радио, огонь появился вблизи ранчо бабушки Нелл... то есть, моей свекрови. Я старалась дозвониться до нее, но никто не отвечает. Ронни должен быть там. Мне так тревожно!

— Почему?

Она прикусила нижнюю губу так, что на зубах остался след от помады.

— Я не уверена, что муж как следует позаботится о нем. Я не должна была давать ему ребенка!

— Так почему же дали?

— Я не могу лишать Стенли его прав. Мальчику необходимо общество отца...

— Но не общество Стенли в его нынешнем состоянии...

Она сурово исподлобья посмотрела, но потом подалась вперед и протянула ко мне руки.

— Помогите мне найти его, мистер!

— Кого — мужа или сына?

— Обоих. Но прежде всего сына! Я боюсь за него! По радио говорили, что, наверное, придется эвакуировать часть домов. А я совсем не знаю, что происходит в Санта-Терезе...

Она поднесла ладонь ко лбу, прикрывая глаза. Я взял ее под локоть и усадил на тахту, потом сходил на кухню, выполоскал стакан и принес ей воды. Ее губы дрожали. Длинные ноги танцовщицы в белых чулках на фоне вытертого ковра казались перенесенными из иного — театрального мира. Я сел за стол вполоборота к ней.

— Вы помните номер телефона своей свекрови?

Она подала мне блокнот, открытый на нужной странице, я набрал код и номер. Я насчитал девять или десять гудков, прежде чем услыхал щелчок поднимаемой трубки. Послышался женский голос:

— Да?

— Это миссис Броудхаст?

— У телефона...

Голос был энергичным, но не слишком благозвучным.

— Минуточку, с вами хочет поговорить невестка...

Я передал женщине трубку, уступив ей место за столом, и вышел в спальню, прикрыв за собой дверь. Здесь я поднял трубку параллельного телефона. Старшая из женщин говорила:

— Сегодня я не видела Стенли. По субботам у меня благотворительные дежурства в больнице, и Стенли прекрасно это знает. Я только что вернулась из больницы.

— И вы его не ждете, мама?

— Ну, может, позже, Джин...

— Он сказал, что договорился с вами на сегодняшнее утро и что обещал привезти Ронни...

— Ну, значит, обязательно приедет, — голос старшей сделался более выразительным и резким. — Я не понимаю, почему это так важно?

— Они уехали больше двух часов назад, — сказала Джин. — Кажется, у вас там где-то пожар...

— Да. Именно поэтому я раньше пришла из больницы. Прости, Джин, я должна прервать разговор.

Она прервала разговор, я сделал то же самое. Когда вернулся в комнату, Джин, нахмурившись, всматривалась в телефонную трубку, словно это был какой-то зверек, неожиданно умерший у нее в ладонях.

— Стен обманул меня, — проговорила она. — Его мать все утро была в больнице. Он привез эту девушку в пустой дом...

— Вы разводитесь со Стенли?

— Не знаю, не дойдет ли до этого. Я этого не хочу.

— Кто эта блондинка?

Она подняла трубку и со злостью швырнула ее на рычаг, я почувствовал себя так, будто находился на другом конце провода.

— Не надо об этом! — сказала она.

Я слегка изменил тему.

— Вы давно в ссоре?

— Со вчерашнего дня. Да мы и не в ссоре. Я думала, что стоит поговорить с его матерью и...

Она оборвала фразу.

— И она станет на вашу сторону? На вашем месте я бы на это не рассчитывал.

Она посмотрела на меня потрясенно.

— Вы знакомы с моей свекровью?

— Нет. Но несмотря на это, я не рассчитывал бы. У миссис Броудхаст есть деньги?

— Разве я... Разве это так бросается в глаза?

— Нет. Но ничто не происходит без повода. Ваш муж воспользовался именем матери, чтобы получить Ронни.

Это прозвучало, как обвинение, под тяжестью которого она опустила голову.

— Кто-то наговорил вам о нас...

— Вы.

— Я ничего не говорила о свекрови. И ни о какой блондинке...

— Мне казалось, что говорили.

Джин задумалась, это было ей к лицу — она расслабилась и исчезло напряжение, сковывавшее все ее тело.

— Понимаю, вчера вечером, после моего звонка, Валлеры позвонили вам из Тахо и рассказали обо мне. Что Лаура вам сказала? Или это был Боб?

— Ничего. Они мне не звонили.

— Ну так откуда же вы знаете, что это блондинка?!

— Всегда найдется какая-нибудь блондинка...

— Вы смеетесь надо мной, — сказала она неожиданно по-детски. — Это не слишком хорошо в такую минуту.

— Ну ладно, я ее видел, — произнося это, я понял что становлюсь свидетелем, ее свидетелем, и что с этими словами улетучивается последний шанс не впутываться в ее жизнь. — Она была в машине, когда они уезжали отсюда.

— Почему же вы ничего мне не сказали?! Я задержала бы их!

— Каким образом?

— Не знаю... — она разглядывала свои руки, неожиданно лицо ее перекосила жалкая улыбка. — Я могла бы выйти с транспарантом «Жена». Или броситься под автомобиль. Или написать президенту...

Я прервал ее, боясь истерики.

— Ну, по крайней мере, он ничего не прячет. Кроме того, с ними Ронни, значит, они не слишком могут...

Я не окончил фразу, Джин тряхнула хорошенькой головкой.

— Я не знаю, что они могут! И меня именно это и беспокоит, что они не прячутся! Я их обоих совершенно не понимаю, честное слово! Он привез ее вчера с работы и оставил обедать, ничего мне не объяснив. Она, наверное, была под действием чего-то, потому что отвечала совершенно невпопад.

— Где работает Стенли?

— В страховой фирме, в Нортридже. Мы там живем. Но она там не работает, ее и дня бы не держали... Возможно, студентка или даже школьница. Она очень молода...

— Что значит «очень»?

— Самое большее девятнадцать. Это сразу вызвало мои подозрения, потому что, как сказал Стен, она его соученица по школе, которая нашла его на работе... А она младше его минимум на семь-восемь лет.

— Вы сказали, что она «была под действием чего-то»?

— Да, но я не знаю, что это может быть. Она рассказывала Ронни такие безумные вещи... Мне это очень не нравилось. Я хотела, чтобы Стенли убрал ее, но он отказался. Тогда я позвонила Лауре Валлер, ну и уехала сюда.

— Думаю, вы поступили неправильно.

— Теперь я это понимаю. Я должна была остаться и поговорить с ним. Но дело в том, что с какого-то времени мы стали совсем чужими. Стен весь поглощен своими делами и абсолютно не обращает внимания на меня. В таких случаях женщина теряет почву под ногами...

— Вы хотели покончить с этим браком?

Это заставило ее задуматься.

— Это не приходило мне в голову. Возможно, хотела... Я должна подумать над этим, — она поднялась и облокотилась на стол, выставив бедро, как манекенщица. — Но, пожалуйста, не сейчас. Я должна поехать в Санта-Терезу. Вы отвезете меня? И поможете мне найти Ронни?

— Я — частный детектив и этим живу...

— Да, Лаура Валлер говорила мне об этом. Именно поэтому я к вам обратилась. Разумеется, я вам заплачу.

Я открыл дверь и щелкнул замком.

— И что же еще Лаура вам обо мне рассказала?

— Что вы — одинокий мужчина, — ответила она с неожиданно яркой улыбкой.

Глава 3

Я ждал ее в гостиной Валлеров. Книги, большей частью на иностранных языках, скрывали стены, словно изолируя комнату от реального мира. Она вернулась с упакованной сумкой и двумя плащами — своим и малыша.

Я вывел машину из гаража и мы двинулись в направлении автострады на Вентуру, удаляясь от океана. Полуденное солнце заливало мир жаром и внезапно остро поблескивало на стеклах и кузовах машин. Я включил кондиционер.

— Как приятно! — сказала она.

То, что она находилась рядом со мной, создавало иллюзию, существования некого окошка в иное время или иное измерение. От нее исходил покой, нечастый в том мире, где я обитал. Это давало возможность забыть даже о сумасшедшем движении на автостраде.

Свернув в сторону Сепульведы, я некоторое время соображал, с чего бы начать разговор.

— Знаете, миссис Броудхаст, я чувствую себя чуть менее одиноким...

— Называйте меня Джин. «Миссис Броудхаст» — звучит так, словно вы обращаетесь к моей свекрови...

— А в этом есть что-то плохое?

— Да нет, она неплохая женщина, очень разумная, но ей идет это самое «миссис». В глубине души она очень грустная, но она достаточно хорошо воспитана, чтобы прятать то, что в глубине души.

— А почему грустная?

— У нее хватает причин, — она бросила взгляд на мой профиль с единственным видным ей глазом. — А вы любопытны...

— В моей работе это необходимо.

— В данный момент вы работаете?

— Вы просили меня об этом. То, что я являюсь соседом Валлеров, повлияло на ваш приезд именно в их дом?

— То, что вы являетесь детективом?

— Скажем так.

— Возможно. Возможно, это одна из причин, склонивших меня к приезду.

А это важно?

— Для меня важно. Я не верю в случайность и люблю ясные ситуации.

— Вы не слишком многого хотите?

— Это угроза? — спросил я.

— Скорее признание. Я думаю о себе, о своей ситуации.

— Ну, коль скоро дошло до признаний, это не вы выслали Ронни кормить птичек?

— Нет, это он сам, — в ее голосе не было колебания. Потом она добавила:

— Если вы не верите в случайность, то в вашем мире немного места для неожиданностей...

— Это не мой ми. А каковы были остальные упомянутые вами причины?

— Н-не знаю... — она запнулась. — Что вы хотите узнать?

— Как все это случилось?

— Вы подходите к делу всерьез.

В ее голосе прозвучало удивление.

— Да.

— Я тоже. В конце концов, это моя жизнь летит в тар-тарары! Но я даже не знаю, с чего должна начать...

— С начала. Вы говорили о свекрови. Почему она грустна?

— Она стареет.

— Ну, я тоже старею, но не грущу.

— Нет? Ну, женщины — другое дело...

— А ваш свекор не стареет?

— Свекра нет. Он сбежал много лет назад с другой женщиной. Сейчас похоже, что Стенли пойдет по его стопам.

— Сколько ему было, когда сбежал отец?

— Одиннадцать или двенадцать. Он никогда не вспоминает об этом, но это — самое большое переживание его детства. Я должна помнить об этом, когда сужу его. Он пережил исчезновение отца тяжелей, чем его мать.

— Откуда вам это известно, если он никогда не вспоминает об этом?

— Это хороший вопрос.

— Постарайтесь дать на него хороший ответ, Джин.

Она задумалась. Я не видел ее лица, только краем глаза — силуэт с руками, уроненными на колени. Она сидела, склонив голову над пустыми ладонями, словно должна была развязать узел или распутать клубок сплетенных нитей.

— Стенли уже долгое время ищет отца, — сказала она, — и это все больше ломает его. А может, наоборот. Может, он ищет отца в надежде, что это поможет ему уцелеть...

— У вашего мужа не было какого-нибудь нервного кризиса?

— В прямом смысле нет. Но вся его жизнь — это один сплошной кризис.

Он из тех ужасно самоуверенных людей, которые при ближайшем рассмотрении оказываются полными комплексов. Из-за этого он часто делает глупости. С трудом закончил университет... Честно говоря, благодаря этому я с ним и познакомилась. Мы вместе слушали лекции по французскому, и он попросил позаниматься с ним. Что-то от отношений «учитель-ученик» перешло в наш брак, — проговорила она со взвешенной иронией.

— Это печально для мужчины, когда жена умней его...

— Вы думаете, для жены не печально? Но я бы не сказала, что я действительно умней Стенли. Он словно не может себя найти...

— А ищет?

— Да, особенно с некоторого времени.

— Он ищет отца.

— Для себя он называет это так. Наверно, ему кажется, что, покинув его, отец лишил его жизнь всякого смысла. Это звучит абсурдно, но, может быть, на самом деле не такой уж это и абсурд... Он не может простить отцу, что тот его бросил, но в то же время любит его и тоскует по нему. Вы же не станете отрицать, что все это вместе способно парализовать волю?

Меня изумило волнение, с которым она говорила все это. Видимо, муж не был ей так безразличен, как она хотела показать.

Мы миновали череду перелесков и начали спускаться в долину. Над котловиной поднялся столб бурой пыли, закрывая противоположный склон. С аэродрома Ван Найс, словно в старом кинофильме, медленно поднялся бомбардировщик времен второй мировой войны и свернул на север, в сторону пожара в Санта-Терезе.

Я не сказал этого женщине, сидящей рядом со мной. Меня начала волновать другая мысль. Если Стенли действительно пошел по следам отца и сбежал с девушкой, то вряд ли он ехал бы к своей матери. Скорей направил бы свои стопы в Лас-Вегас или в Мексику.

Мы миновали знак, отмечающий поворот на Нортридж. Я глянул на свою спутницу. Она сидела, склоненная над своим невидимым узлом.

— Ваш дом далеко от автострады?

— Минут пять. А зачем вам это?

— Было бы неплохо заехать туда. Я не уверен, что Стенли забрал малыша в Санта-Терезу.

— Вы думаете, они могут быть дома?

— Это не слишком правдоподобно, но не исключено. Давайте на всякий случай проверим. Они обитали в одном из маленьких новеньких домиков на одну семью, выстроившихся вдоль улочки под названием Колледж Серкл. Во всех домиках лестница вела со двора прямо на второй этаж, поднятый над землей на солидных деревянных сваях, отличались они только цветом. Домик Броудхастов был сапфирово-синий с голубыми сваями.

Джин подошла к парадной двери, а я объехал дом сзади. Оказалось, что по ту сторону маленького фасада это — обычный деревянный домишко, словно архитектор, его проектировавший, решил скрестить дворец южноамериканского плантатора с бараком его невольника. Плетеный заборчик отделял домик от соседних.

Дверь гаража была закрыта и я подошел к боковому окошку. Единственной машиной в большом гараже был зеленый «Мерседес», нисколько не похожий на черный открытый автомобиль Стенли. В дверях кухни появилась Джин, растерянно посмотрела на меня и побежала через газон к гаражу.

— Они там?

— Нет.

— Слава Богу! В какой-то момент я подумала, что они покончили с собой... — oна остановилась возле меня под окошком. — Это не наш автомобиль.

— А чей?

— Наверное, ее. Да-да, вспомнила, Стенли и она приехали вчера на двух машинах. Бессовестная! Оставить свою машину у меня в гараже!.. — Джин повернулась ко мне с напряженным лицом. — Между прочим, она спала в кровати Ронни. Мне это не нравится...

— Покажите-ка мне.

Я вошел следом за ней через кухонную дверь. В доме уже появились признаки запустения. В раковине и на шкафчике громоздились немытые приборы. На кухонном столе стояла полная пепельница и судок с чем-то, пахнущим как бобовый суп, но выглядевшим, как растрескавшееся от засухи зеленое болото. Было полно мух.

Стены детской на втором этаже украшали яркие переводные изображения зверушек. Постель на кровати была смята и сбита, словно девушка провела беспокойную ночь. На подушке остался красный отпечаток губ, словно автограф, а под подушкой — томик «Зеленых дворов» У.Г.Гудсона, переплетенный в зеленое полотно.

Я открыл титульный лист. На нем был экслибрис, изображавший ангела или музу, пишущую лебяжьим пером на бумажном свитке. На экслибрисе стояло имя: «Эллен Стром». Под ним карандашом было накарябано: «Джерри Килпатрик».

Я закрыл книжку и сунул ее в карман куртки.

Глава 4

Джин Броудхаст вошла в комнату следом за мной.

— Во всяком случае, Стенли с ней не спал.

— А где он спал?

— В кабинете.

Она проводила меня в маленькую комнатку неподалеку. Тут было несколько книжных полок, небольшой столик, топчан без постели и старенький стальной кабинетный сейф, стоящий в его изголовье, словно надгробный камень. Я повернулся к Джин.

— Ваш муж обычно спал тут?

— Вы задаете не тактичные вопросы...

— Привыкайте, миссис. Я так понимаю, что тут.

Она покраснела.

— Он вечерами разбирается со своей картотекой и не хочет мне мешать...

Я попробовал вытащить верхний ящик сейфа. Он был заперт.

— Что это за картотека?

— Дело отца.

— Картотека дела отца?

— Да. Стенли собирает все, что ему удается узнать об отце. Собственно, очень немногое, зато множество ложных следов. Он пишет письма, встречается с десятками людей. Не теряет надежды напасть на какой-нибудь след. Это его главное занятие в последние годы. Ну, по меньшей мере, я знаю, где он проводит вечера, — с иронией завершила она.

— Что за человек был этот его отец?

— Собственно, я этого не знаю. Смешно, но при всей этой горе корреспонденции, — она стукнула кулачком по сейфу, — Стенли практически о нем не говорит. Он иногда молчит очень подолгу. Ну, а его матушка еще дольше. Я знаю только, что он был пехотным капитаном где-то на Тихом океане, у Стенли есть его фотография в мундире. Симпатичный мужчина с чудесной улыбкой.

Я осмотрелся. На стенах, выложенных деревянными плитками, не было ничего, кроме календаря, свидетельствовавшего о том, что все еще стоит июнь.

— А где он держит фотографию отца?

— Носит с собой, запаянную в пластик, чтоб не испортилась.

— А от чего она могла бы испортиться?

— От показывания людям. У него еще есть фотографии отца за игрой в поло, в теннис, у мачты яхты.

— Должно быть его отец был очень богат.

— Достаточно. Во всяком случае, свекровь ни в чем не испытывает недостатка.

— И все-таки, свекор покинул и состояние, и ее ради другой женщины?

— Видимо, так.

— А кто была эта женщина?

— Я не знаю. Ни Стенли, ни его мать этой темы не касаются. Знаю только, что он сбежал с ней в Сан-Франциско. В июне мы со Стенли были там. Стенли целыми днями ходил по городу с фотографией, обошел весь центр города, пока не понял, что это бесполезно. Мне было с ним очень тяжело. Он вообще не хотел возвращаться домой, собирался бросить работу и прочесать весь район залива Сан-Франциско.

— Ну, а если, допустим, он его найдет — что тогда?

— Не знаю. Допускаю, что и он не знает...

— Вы сказали, что Стенли было одиннадцать или двенадцать лет, когда отец исчез. Когда это было?

— Сейчас Стенли двадцать семь... Пятнадцать лет назад.

— Он действительно мог бы бросить работу?

— Ну да! Мы по уши в долгах. Мы должны и свекрови, и другим людям...

Но он стал таким безответственным, что я с трудом удерживаю его... Она замолчала, всматриваясь в голые стены и календарь, который пару месяцев не переворачивали.

— У вас нет ключа от сейфа?

— Нет. Ключ только один, Стенли с ним не расстается. Стол тоже заперт. Он не хочет, чтобы я интересовалась его корреспонденцией...

— Вы думаете, что он переписывается с этой девушкой?

— Понятия не имею. Он получает письма от всевозможнейших людей. Я их не вскрываю.

— Вы не знаете, как ее зовут?

— Ее зовут Сью. По крайней мере, так она сказала Ронни.

— Я хотел бы посмотреть на номер этого «Мерседеса». У вас есть ключ от гаража?

— От гаража есть, он в кухне.

Мы направились в кухню, она достала из шкафа ключи от гаража. В «Мерседесе» были ключи, но не было регистрационной карты. Зато в глубине бардачка я нашел квитанцию на страховку автомобиля на имя Роджера Армистида (10, Кресчент Драйв, Санта-Тереза, Калифорния). Записав в блокнот фамилию и адрес, я вылез из машины.

— Что вы нашли? — спросила Джин.

Я показал ей открытый блокнот.

— Вы не знаете некоего Роджера Армистида?

— Нет. Но Кресчент Драйв — это хороший адрес.

— "Мерседес" тоже стоил кругленькую сумму. Похоже, что соученица Стенли неплохо устроена. Разве что, она украла машину...

Джин сделала предостерегающий жест.

— Не так громко. Это смешно, то, что говорит Стенли, — продолжала она, понизив голос, чтобы не было слышно у соседей. — Невозможно, чтобы она была его соученицей. Я же вам говорила, она самое меньшее на шесть-семь лет моложе его. А ходил он в частную школу в Санта-Терезе.

Я снова открыл блокнот.

— Опишите мне ее.

— Миленькая блондинка. Примерно моего роста, это где-то метр шестьдесят семь-шестьдесят восемь... Стройная, килограмма 52... Голубые глаза достаточно редкого оттенка. Пожалуй, глаза — это самая красивая ее черта... и самая ненормальная.

— Что же в них ненормального?

— В них ничего нельзя прочесть. Я не могла бы сказать, то ли она совершенно невинна, то ли, с той же вероятностью, аморальна и цинична. Я не выдумала этого после всего, что произошло, — это было мое первое впечатление, когда Стенли ее привел.

— Вы не догадываетесь, зачем Стенли привел ее домой?

— Он сказал только, что она голодна и очень устала. Считал естественным, что я оставлю ее обедать, что я, собственно, и сделала. Но она ничего не ела, только немного бобового супа...

— А говорила много?

— Со мной она практически не говорила. Говорила с Ронни.

— О чем?

— Плела всякую околесицу. Рассказывала ему какую-то историю о девочке, которая провела одна целую ночь в домике в горах. Ее родных убили чудовища, а саму ее похитила какая-то большая птица, кондор — не кондор... Она утверждала, что это случилось с ней самой, когда она была такая, как Ронни и спросила, не хотел бы он пережить что-либо подобное. Конечно, она выдумывала, но в этом было что-то болезненное, словно она выплескивала на него свою истерику...

— Как реагировал Ронни? Испугался?

— Представьте себе, нет. Слушал как зачарованный. Я таковой не была, а потому прервала их и отослала его к себе в комнату.

— Она не говорила, что заберет его с собой?

— Откровенно, нет. Но вам не кажется, что подтекст был именно таким?

Во всяком случае, меня охватил страх. Я должна была сделать из этого выводы и выставить ее из дому как можно скорее...

— Чего вы боялись?

Она посмотрела в небо, полное поднятой ветром пыли.

— Мне кажется, это она чего-то боялась, а я переняла ее страх. Конечно, я с самого начала была взволнована. Это так не похоже на Стенли, привезти ее домой, словно все равно куда... Я чувствовала, что в моей жизни происходит переворот, а я ничего не могу сделать.

— Переворот в вашей жизни начался раньше. В июне, не так ли?

Она опустила глаза, полные потемневшего неба.

— В июне мы ездили в Сан-Франциско. Почему вам в голову пришел именно июнь?

— Это был последний месяц, когда Стенли сорвал листок с календаря в своем кабинете.

На улице остановился автомобиль с рычащим мотором и через минуту из-за угла дома показался мужчина. Было заметно, что он не слишком хорошо чувствует себя в строгом черном костюме. У него было длинное бледное лицо с рассеченными шрамами бровями. По асфальтовой дорожке он подошел к нам.

— Стенли Броудхаст дома?

— Не совсем... — неуверенно ответила Джин. — Вы его жена?

Он старался, чтобы это прозвучало приветливо, но в его голосе подрагивала агрессивная нотка.

— Да.

— Когда ваш муж должен прийти?

— Не знаю.

— Но хотя бы приблизительно вы должны знать.

— Но я не знаю...

— Но если вы не знаете, то кто может это знать?

Его выражение не сулило ничего хорошего. Я встал между ним и Джин.

— Броудхаст уехал на уик-энд. Кто вы и чего вам надо?

Он ответил не сразу, предварительно разыграв пантомиму удивления, хлопнув себя рукой по щеке. На лице остался красный оттиск четырех пальцев. — Ну, кто я — это мое дело. Я хочу получить свои деньги. Вы увидите его скорей, чем я, так скажите ему это. Вечером я собираюсь свалить из города и мне нужны мои деньги.

— О каких деньгах вы говорите?

— Это наше дело, Броудхаста и мое. Вы только передайте ему. Скажите ему, что я согласен ровно на тысячу, чтобы только до вечера все получить. А если нет, — я не остановлюсь ни перед чем. Скажите ему, мистер.

Но его холодные глаза не верили в то, что произносят губы. От него за три версты несло преступным миром. Лицо покрывала тюремная бледность, а в солнечном свете он себя чувствовал неуверенно и стоял под самой стеной, будто подсознательно искал каких-нибудь ограничителей жизненного пространства.

— У моего мужа нет таких денег...

— Но есть у его мамочки.

— Что вам может быть известно о его мамочке? — спросила Джин тонким срывающимся голосом.

— Что она обеспеченный человек. Он обещал, что возьмет у нее и вечером будет ждать меня с деньгами.

— Вы несколько поспешили, мистер, — сказал я.

— И хорошо, что поспешил. А то еще забудет...

— И за что же вам платят такие деньги?

— Если я скажу вам, то что мне останется от продажи? — он бросил на меня хитрый взгляд свиньи, которой кажется, что она съела все самое умное в мире. — Так вы ему скажите, что я приду вечером. И если он не заплатит, то я ни перед чем не остановлюсь.

— Вечером здесь может никого не быть, так что вы оставьте адрес, чтобы вам дали знать.

С минуту он обдумывал мое предложение, наконец, заявил:

— Вы можете найти меня в гостинице «Под звездами» возле приморской автострады, пониже каньона Топанга. Спросите Эла.

Я записал в блокнот адрес.

— А телефон?

— По телефону вы не сможете передать деньги.

Он послал нам бледную усмешку, в которой не было ни тени веселья, и, резко развернувшись, удалился. Я дошел следом за ним до угла дома и видел, как отъезжает старый потрепанный «Фольксваген» без переднего стекла. Заросший грязью номер прочитать было невозможно.

— Вы думаете, он говорит правду? — спросила Джин.

— Сомневаюсь, что он сам это знает. Он должен был бы подвергнуть себя испытанию на детекторе лжи, чтобы в этом убедиться. Если бы не струсил... — Что общего может быть у Стенли с таким типом?

— Вы знаете его лучше, чем я.

— Я начинаю в этом сомневаться...

Мы вернулись в дом. Я попросил разрешения позвонить из кабинета. Мне хотелось связаться с хозяином «Мерседеса». В справочной Санта-Терезы мне дали номер Армистида, я набрал его. Отозвался нетерпеливый женский голос. — Да?

— Не могу ли я поговорить с мистером Армистидом?

— Его нет.

— А где я мог бы его найти?

— Это зависит от того, зачем он вам.

— Вы — миссис Армистид?

— Да.

Это прозвучало так, словно она собиралась бросить трубку.

— Я ищу одну молодую особу. Пепельную блондинку...

Она прервала меня, внезапно оживившись:

— Ту, которая провела позапрошлую ночь на яхте у пристани Санта-Терезы?

— Это мне неизвестно.

— А что вам о ней известно?

— Ездила в зеленом «Мерседесе», кажется, принадлежащем вашему мужу.

— Это моя машина. Собственно, яхта тоже. Она что, разбила мой «Мерседес»

— Нет.

— В таком случае, я хотела бы найти его. Где он?

— Я скажу вам это при встрече. Мне хотелось бы поговорить с вами.

— Это что, шантаж? Вас подослал Роджер?

В ее голосе зазвенело тремоло обиды и гнева.

— Я в глаза его не видел.

— И не много потеряли. Кто вы такой?

— Моя фамилия Арчер.

— И чем же вы занимаетесь, мистер Арчер?

— Я частный детектив. — Понятно. И о чем же вы хотите со мной поговорить?

— Об этой блондинке. Я не знаю ее фамилии. Может вы знаете, миссис?

— Нет. Она в чем-то замешана?

— Похоже на то.

— Сколько ей лет?

— Восемнадцать-девятнадцать.

— Та-ак... — она говорила приглушенным голосом. — Это Роджер дал ей машину? Или она ее украла?

— Об этом вы должны спросить Роджера. Пригнать вам машину?

— Откуда вы звоните?

— Из Нортриджа. Но я еду в Санта-Терезу, мы могли бы поговорить. Установилась долгая тишина. Я спросил, у телефона ли она еще.

— Да. Но я не уверена, что хочу говорить с вами. Но в конце концов, — голос ее стал четче, — это моя машина. И я хочу получить ее. Так что я готова заплатить, в разумных пределах.

— Мы поговорим об этом, когда увидимся.

Я вывел «Мерседес» из гаража, а на его место загнал свою машину. Когда вернулся в кабинет, Джин снова говорила со свекровью. Положив трубку, она сказала мне, что Стенли с Ронни и девушкой были на ранчо в отсутствие миссис Броудхаст.

— Садовник дал им ключ от охотничьего домика.

— Что это за домик?

— Домик для гостей, он находится за ранчо, на склоне каньона, там, где горит.

Глава 5

Прежде чем мы доехали до Санта-Терезы, в воздухе запахло дымом. Вскоре стал виден его столб на склоне, по другую сторону от города. Сквозь дым иногда прорывался огонь, словно отблеск далеких орудийных выстрелов, слишком далеких, чтобы услышать звук. Впечатление войны усиливал старый двухмоторный бомбардировщик, летевший низко над гребнем гор. Он надолго исчез в дыму, а потом опять вынырнул, таща за собой бледно-розовый хвост противопожарных химикатов. Цепочка автомобилей на дороге неожиданно замедлила ход, и вскоре нам пришлось остановиться вместе со всеми. Я хотел включить радио, но вовремя отдернул руку — с моей спутницы было вполне достаточно и без прослушивания координат продвижения огня.

В начале затора я увидел полицейского из дорожного патруля, который выпускал на шоссе машины с боковой дороги.

Много машин спускалось с окрестных склонов, большинство с номерами Санта-Терезы. Я заметил несколько грузовиков, груженных мебелью и перинами, детьми и собаками.

Когда полицейский снова открыл движение на шоссе, мы свернули в направлении холмов. Дорога поднималась пологими петлями между апельсиновых рощиц и свежевыкрашенных строений к каньону Броудхастов, как его назвала Джин. У въезда в каньон машину остановил мужчина в форме лесной охраны и защитной желтой каске. Джин вышла и представилась как невестка миссис Броудхаст.

— Только вы не надолго, миссис? Возможна эвакуация всего каньона.

— Вы не видели моего мужа с маленьким мальчиком, мистер?

Она описала Ронни: шесть лет, голубые глаза, темные волосики, голубой костюмчик... Лесник покачал головой.

— Очень много людей с детьми покидают каньон. И не без причин. Если огонь начнет спускаться вниз, дорога может быть отрезана, вы и оглянуться не успеете, миссис.

— Ситуация действительно угрожающая? — спросил я.

— Все зависит от ветра. Если удержится безветренная погода, мы должны локализовать огонь до вечера. Но если поднимется ветер...

Жестом он словно вычеркнул из жизни все, находившееся в поле зрения.

Мы проехали между двух каменных столбов, увенчанных надписью «Каньон Истейтс». Среди дубов и буков на склонах каньона тут и там виднелись прекрасные новенькие виллы. Мужчины и женщины поливали из шлангов их стены, крыши и земли вокруг. Дети наблюдали за этим, сидя в машинах, тесно прижавшись друг к другу, готовые к эвакуации. Наплывавший сверху дым менял яркие краски дня, висел над всем, словно дамоклов меч.

Ранчо Броудхастов находилось между виллами и огнем. Мы поднимались по каньону вверх, все ближе к пожару. От почтового ящика с фамилией Броудхаст мы свернули на частную асфальтовую подъездную дорогу, вьющуюся среди плантации крепеньких деревьев авокадо. Кончики их широких листьев свернулись, словно их уже лизнул огонь. Темные плоды тяжело свисали с веток, словно зеленые ручные гранаты.

Дорога расширилась в асфальтовый полукруг перед большим домом, крашенным белой краской. Глубокую веранду украшали яркие фуксии, росшие в бочонках из секвойи. Между бочонков висела маленькая красная стеклянная кормушка с носиком, из которого пила переливающаяся колибри, словно подвешенная в воздухе.

Птичка не шевельнулась, когда в глубине веранды открылись сетчатые двери и вышла женщина. На ней была белая рубаха и черные брюки, обтягивающие несколько тяжеловатый низ. С горделивой грациозностью она пересекла веранду, постукивая высокими каблучками сапожек для верховой езды.

— Джин, милочка!

— Добрый день, мама.

Они обменялись коротким рукопожатием, словно спортсменки перед матчем. Прямые темные волосы миссис Броудхаст были припорошены сединой, но она была моложе, чем мне казалось, — лет около пятидесяти. Лишь глаза были старше. Не спуская их с лица невестки она покачала головой.

— Они до сих пор не вернулись и их не видели нигде поблизости. Что это за блондинка?

— Я не знаю, мама.

— У Стенли с ней роман?

— Не знаю... — Джин повернулась ко мне. — Это мистер Арчер.

Миссис Броудхаст достойно кивнула головой.

— Джин сказала мне по телефону, что вы, вроде бы, детектив. Это правда?

— Да, я частный детектив. Она смерила меня взглядом от макушки до носков туфель и обратно.

— Честно говоря, я никогда не была слишком хорошего мнения о частных детективах. Но в сложившихся обстоятельствах вы можете пригодиться, мистер. Если верить радио, огонь прошел возле охотничьего домика, не тронув его. Вы не хотели бы пройтись туда со мной?

— Разумеется, как только я поговорю с садовником.

— Это совершенно лишнее.

— Я слышал, что это он давал вашему сыну ключ от домика. Возможно, он знает, зачем ему это было нужно.

— Он не знает. Я говорила с Фрицем. Это потеря времени, а я и так уже потеряла достаточно времени, сидя у телефона в ожидании вашего приезда.

— А где сейчас Фриц?

— Вы упрямы. Наверное, в беседке.

Мы оставили Джин с меловой бледностью лица и страхом в глазах в тени веранды. Беседка находилась в обнесенном стеной садике за крылом дома.

Миссис Броудхаст вместе со мной шагнула в пятнистую тень, отбрасываемую сплетенным из дранок потолком.

— Фриц! Мистер Арчер хочет кое о чем спросить тебя.

От цветов поднялся полный мужчина в холщовых штанах. У него были тревожные зеленые глаза и осанка человека, готового уклониться от неожиданного удара. От губ до носа пролегал синий шрам, позволявший догадываться, что он появился на свет с заячьей губой.

— Ну, что опять? — спросил он.

— Я стараюсь установить, с какой целью Стенли Броудхаст приехал сюда.

Как вам кажется, зачем ему был нужен ключ от охотничьего домика?

Фриц растерянно пожал плечами.

— Откуда мне знать? Я не умею читать мысли...

Он глянул на миссис Броудхаст несчастными глазами.

— Я должен выкручиваться?

— Говори правду, — ответила она настойчиво.

— Конечно, я подумал, что он приехал позабавляться с девушкой. Зачем бы еще они туда ехали?

— С моим внуком? — спросила миссис Броудхаст.

— Они хотели оставить мне малыша. Но я не идиот, чтобы брать на себя такую ответственность. Легко сказать... — завершил он с глуповатым глубокомыслием.

— Но ты ничего не говорил об этом, Фриц, а должен был бы мне сказать...

— Разве я могу помнить обо всем?

— Как вел себя мальчик? — спросил я.

— Воспитанно. Практически не разговаривал.

— Вы тоже не слишком разговорчивы...

— Чего вы от меня хотите, мистер? Вы что, думаете что я обидел малыша?

Его голос дрогнул, глаза повлажнели и наполнились слезами.

— Этого никто не утверждал.

— Так почему же вы все время цепляетесь ко мне? Мальчик был с собственным отцом, отец забрал его с собой. Я что, должен отвечать за это?!

— Успокойтесь.

Миссис Броудхаст коснулась моего плеча.

— Это ничего не даст.

Мы оставили расстроенного садовника среди его цветов. Пятнистая тень беседки лежала на нем, словно тень тюремной решетки.

Позади дома стоял старый красный сарай с помещением для автомобилей.

За ним виднелся неглубокий овраг, густо поросший дубами и эвкалиптами с руслом высохшего ручья на дне. Под деревьями и возле аккуратной кормушки вились голуби с плоскими хвостами и дрозды с яркими крыльями и красивыми голосами. По дороге я то и дело наступал на шишечки эвкалиптов, похожие на шляпки бронзовых гвоздей.

Под навесом стояли не первой молодости «Кадиллак» и аккуратный фургончик. Миссис Броудхаст вывела фургончик и мы поехали через рощицу авокадо, срезая углы дороги. От въезда она свернула влево, в гору. Здесь росло несколько вековых олив, а за ними начиналось дикое пастбище, поросшее цветами.

Чем ближе мы были к концу каньона, тем сильнее ударял в ноздри запах горелого леса. Мне казалось, что я насилую свой инстинкт самосохранения, приближаясь к пожару, но я не слишком советовался со своими инстинктами. Миссис Броудхаст была не той женщиной, при которой люди проявляют свои слабости.

По мере продвижения вверх дорога становилась хуже, была все более крутой и разбитой. Миссис Броудхаст крутила руль, словно укрощала норовистого жеребца. Неизвестно почему, мне припомнился голос миссис Армистид по телефону. Я спросил миссис Броудхаст, не знает ли она ее. Ответ был кратким.

— Я видела ее в яхтклубе. К чему?

— Ее фамилия прозвучала в связи с этой блондинкой, приятельницей вашего сына.

— В какой связи?

— Воспользовалась их «Мерседесом».

— Эта связь меня не удивляет. Армистиды — парвеню с Юга. Не мой круг, — не слишком меняя тему, она продолжала:

— Понимаете, мы живем тут уже очень давно. Ранчо моего дедушки Фальконера занимало часть прибрежной равнины и все окрестные холмы вплоть до первой горной гряды. Мне от него осталось лишь несколько сот акров. Прежде чем я нашелся, что ей ответить, она произнесла с нажимом:

— Стенли звонил мне вчера вечером. Ему нужны были полторы тысячи долларов наличными. На сегодня.

— Зачем?

— Плел что-то неясное об оплате определенной информации. Вы, наверное, не знаете, мистер, но у моего сына небольшой пунктик по поводу того, что его отец бросил нас.

Она говорила сухим взвешенным тоном.

— Мне говорила ваша невестка.

— Ах так... Мне пришло в голову, что это может иметь с вами что-то общее...

— Но не имеет.

Перед моими глазами стоял Эл, бледный человек в черном костюме, но я решил сейчас не вспоминать о Нем. — Кто вам платит? — спросила моя спутница достаточно резко.

— До настоящего момента никто.

— Понятно, — это прозвучало так, словно ей не нравилось то, что она понимала. — Вы близки с моей невесткой?

— Мы познакомились утром. Но у нас есть общие знакомые.

— Тогда вы, наверное, знаете, что они со Стенли на грани развода. Я никогда не верила, что этот брак будет прочным.

— Почему?

— Джин умная девушка, но она совершенно другого круга. Мне кажется, она никогда не понимала моего сына, хотя я старалась ввести ее в курс наших семейных традиций, — она оторвала глаза от дороги, чтобы взглянуть на меня. — Стенли всерьез заинтересован в этой девушке?

— Все указывает на это. Но не обязательно в том смысле, в котором вы думаете. Они не брали бы с собой малыша.

— Не будьте так уверены, мистер. Он забрал Ронни, потому что знает, как я его люблю. Он хочет получить от меня деньги. И не забывайте, что не застав меня дома, он хотел подбросить его Фрицу. Я бы дорого дала, чтобы узнать, что все это значит.

Глава 6

Дорога упиралась в песчаный обрыв. Миссис Броудхаст остановила фургончик и мы вышли.

— Дальше пойдем пешком, — сообщила она. — При обычной ситуации мы могли бы объехать вокруг, по так называемой «дороге грешников», но именно там и горит.

На фоне обрыва выделялась светлая табличка «Путь Фальконера». Оказалось, что это утонувшая в пыли дорожка, проложенная бульдозером по склону каньона. Поднимаясь впереди меня по склону, миссис Броудхаст сообщила, что эту дорогу ее отец подарил графству. Это прозвучало так, словно она изо всех сил пыталась хоть чем-то себя утешить.

Я глотал пыль из-под ее подошв, пока верхушки самых высоких платанов не остались внизу, в каньоне. Мы поднимались все выше, к бледному месяцу, висевшему над краем обрыва. Я был весь мокрый, когда подъем, наконец, окончился.

Шагах в ста от края обрыва, на фоне посадки, стоял потемневший от времени домик из секвойи. Часть деревьев в посадке была обожжена и поломана, отмечая путь огня. Сам домик не был обожжен, напротив, облит чем-то красным, словно кровью.

За посадкой чернел склон, по которому прошел огонь. Он поднимался вверх, к дороге, и продолжался немного дальше, переходя в следующий склон, на котором бесновался пожар. Похоже было, что огонь пробирается поперек горного склона. Пламя, издали напоминавшее артиллерийские выстрелы, здесь перекатывалось, словно кавалерийская лава, через кусты, поросшие аралией. Гребень с пролегавшей по нему дорогой находился примерно в половине расстояния между нами и центром пожара. На востоке дорога, извиваясь, спускалась к тому месту, где подошва горы расширялась, неожиданно образуя плоское плато с обрывистыми краями. На плато стояла группка зданий, похожая на небольшой колледж. Между ними и огнем ползали туда-сюда бульдозеры, сооружая в невысоких зарослях преграду для огня. На дороге стояли цистерны и тяжелая техника, возле которой в выжидательных позах стояли несколько мужчин, словно надеясь, что невмешательство и спокойствие помогут им умилостивить неумолимого Бога огня, убедить его успокоиться здесь, на склоне.

Приблизившись к домику вслед за миссис Броудхаст, я понял, что его стены и крыша взбрызнуты распыленным с самолета противопожарным веществом. Не тронутые краснотой части стен и оконные рамы были серыми от солнца, ветра и дождя. В приоткрытых дверях торчал ключ.

Миссис Броудхаст подходила медленно, словно боясь того, что застанет внутри. Однако в большой облицованной деревом передней горнице не было ничего необычного. Пепел в камине давно остыл, возможно, он лежал там уже не первый год. Старомодная мебель стояла в полотняных чехлах, как близкое напоминание о прошлом.

Миссис Броудхаст тяжело опустилась в кресло, подняв облачко пыли. Она закашлялась и произнесла изменившимся голосом, словно стыдясь:

— Кажется, я слишком быстро бежала в гору...

Я прошел в кухню, чтобы принести ей воды. В шкафу нашелся стакан, но когда я открутил кран над цинковой раковиной, оказалось, что воды нет. Печка также была отключена от газового баллона.

Поскольку я уже оказался тут, то осмотрел остальные комнаты — две спальни внизу и под крышей, куда вела узкая деревянная лесенка. Наверху, в помещении, освещенном светом неровного окошка, стояли три застеленных покрывалами кровати. Одна из них была примята, и я стянул покрывало. На толстом сером одеяле темнело небольшое пятно — несомненно, кровь — не слишком давнее, но и не первой свежести.

Я спустился в переднюю горницу. Миссис Броудхаст спала, склонив голову на ручку кресла. Ее непроницаемое лицо сейчас разгладилось и успокоилось, с губ срывался легкий храп.

В тишине нарастали крещендо низко летящего самолета. Я вышел как раз вовремя, чтобы увидеть красный хвост, опускающийся за самолетом на пылающие заросли. Самолет уменьшался вдали, его рокот удалялся.

Руслом высохшего ручья к посадке спускались лань с олененком. Увидев меня, они, словно лошади, встали на дыбы и, перескочив через упавший ствол, исчезли между деревьями.

Из-за домика к перелеску вилась узкая звериная тропа. Продвигаясь по ней в сторону посадки, я заметил следы колес, свернувшие в сторону, к небольшому сарайчику. Они вели только в одну сторону и выглядели свежими, поэтому я подошел к сарайчику и заглянул внутрь. Внутри стоял черный кабриолет с открытым верхом, похожий на машину Стенли. В бардачке я нашел права, это действительно была его машина.

Я хлопнул дверцей, со стороны посадки отозвалось не то эхо, не то выстрел, а возможно, и треск сломанной ветки. Я двинулся в ту сторону. Не было слышно ничего, кроме моих собственных шагов и тихого дыхания ветра в ветвях. Через минуту я выделил другой звук, который сначала не был мне понятен. Он напоминал шум крыльев. Я почувствовал на лице теплое дыхание воздуха и поднял голову, осматривая склон.

Шлейф дыма, тянувшийся раньше вверх, отделился от склона. Огонь у его основания изменил направление и стал ярче. Языки пламени перекидывались влево, вниз, по дороге мимо перелеска навстречу им двигались пожарные машины.

Ветер переменился. Теперь я слышал, как он шелестит листьями. Эти самые звуки разбудили меня до рассвета в Западном Лос-Анджелесе. Одновременно я услыхал другой звук — словно кто-то продвигался в посадке. — Стенли! — позвал я.

Из-за пятнистого платанового ствола вышел мужчина в вишневом костюме и красной защитной каске. Он был полным и двигался достаточно тяжело, но ловко.

— Вы ищете кого-то?

Голос его был спокойным и прохладным, чувствовалось, что он умеет владеть им.

— Нескольких особ.

— Здесь никого нет, кроме меня, — сказал он, мило улыбаясь.

Под одеждой перекатывались мышцы его плеч и груди, лицо было влажным от пота, ботинки испачканы землей. Сняв каску, он вытер лицо и лоб большим цветастым платком. Волосы у него были короткие, седые, похожие на пушок на голове младенца.

Я шагнул ближе к нему под фигурную тень платана, на вершине которого торчал задымленный месяц, перевитый темными прожилками. Полный мужчина жестом фокусника вытащил из внутреннего кармана куртки пачку сигарет и сунул мне под нос.

— Не закурите?

— Спасибо, я не курю.

— Сигареты?

— Да, я бросил.

— А сигары?

— Никогда их не любил. Вы что, собираете анкетные данные?

— Можно сказать и так, — он широко усмехнулся, показав несколько золотых зубов. — А какого вы мнения о сигарильо, некоторые курят их вместо сигар?

— Я это замечал.

— А из разыскиваемых вами особ никто не курит сигарильо?

— Не думаю... — но я тот час же припомнил Стенли Броудхаста. — А почему вы спрашиваете?

— Да так, из любопытства, — он глянул вверх. — Пожар начинает разрастаться. Ох, и не нравиться мне этот ветер! Похоже на Санта-Анна...[1] — Перед рассветом этот ветер дул на юге.

— Я слыхал. Вы из Лос-Анджелеса, мистер?

— Да, — я вел себя так, словно в запасе у меня была вечность, но игра в кошки-мышки уже начинала мне надоедать. — Моя фамилия Арчер, я частный детектив, имею лицензию. Работаю для семьи Броудхаст.

— Я как раз подумал, почему вы вышли из сарая. Я видел это.

— Там стоит машина Стенли Броудхаста.

— Я знаю. Не является ли Стенли Броудхаст одной из тех особ, которых вы ищете?

— Да.

— Не могли бы вы показать мне свою лицензию?

Я показал ему копию лицензии.

— Кажется, я мог бы вам помочь.

Он резко повернулся и двинулся по тропинке между деревьями. Листья под ногами были настолько сухими, словно мы шли по кукурузным хлопьям. Вскоре открылась поляна. Огромный платан, прикрывавший, словно крыша, часть ее, был обуглен, его кора и окрестные заросли еще дымились.

Примерно посреди поляны кто-то выкопал яму чуть больше метра глубиной, рядом с ней в куче каменистой земли торчала лопата. Неподалеку лежала мотыга с острым концом, запачканным чем-то, напоминающим темно-красную краску. С тяжелым сердцем я заглянул в яму.

В глубине, свернувшись, словно младенец в утробе матери, лицом вверх лежал мужчина. Знакомая рубашка в светлую полоску была слишком веселой одеждой для могилы. Несмотря на то, что земля забивала ему открытый рот и засыпала глаза, я узнал Стенли Броудхаста. Я сказал об этом толстяку, который спокойно принял это известие.

— Вы не знаете, чего он тут искал?

— Не знаю. Но он был на своем ранчо. А вы еще не сказали мне, чего вы тут искали.

— Я лесник, мое имя Джо Килси. Я должен установить причину пожара. И, кажется, — добавил он с ударением, — я ее установил. Пожар должен был начаться в этом районе. И вот что я нашел вот тут.

Он показал на желтый пластиковый колышек, воткнутый в землю в двух шагах от места, где мы стояли. Потом достал алюминиевый футлярчик, открыл его и показал мне наполовину выкуренное сигарильо.

— Не курил ли Броудхаст сигарильо?

— Сегодня утром я видел его с сигарильо. Вы наверняка найдете коробку у него в кармане.

— Та-ак... Я не хотел трогать его, пока следователь не осмотрит тело, но, наверное, буду вынужден.

Он взглянул вверх, на огонь, блестевший между деревьями, словно несвоевременный закат. Черные силуэты борющихся с ним мужчин казались маленькими и беспомощными, несмотря на свои цистерны и бульдозеры. Слева пожар уже перевалил через перелесок и полз вниз по склону, словно огнедышащий змей, пожирающий сухие заросли. Впереди него плыл султан дыма, собиравшийся в тучу, нависающую над городом и движущуюся в направлении океана. Килси схватил лопату и принялся засыпать яму, что не помешало ему продолжать беседу.

— Паршивая работа — хоронить человека во второй раз. Но лучше это, чем позволить ему поджариться. Огонь поворачивает в нашу сторону.

— Вы нашли его закопанным?

— Разумеется. Но тот, кто его закопал, не перетрудился. Я нашел лопату и окровавленную мотыгу, а рядом засыпанную яму и остатки земли вокруг. И, естественно, начал копать. Я не знал, что найду, но нутром чуял, что это будет труп с дырой в голове.

Работал он быстро. Земля покрыла полосатую рубашку Стенли и его обиженное лицо, вглядывавшееся в небо. Килси обернулся ко мне через плечо:

— Вы говорили, что разыскиваете нескольких особ? Кто остальные?

— Одна из них — сынишка убитого. Кроме того, с ними была девушка.

— Я слышал об этом. Вы не могли бы ее описать?

— Блондинка с голубыми глазами, рост метр-шестьдесят с небольшим, вес около пятидесяти двух килограммов, примерно восемнадцать лет. Жена Броудхаста могла бы рассказать вам больше, она ждет на ранчо.

— Где вы оставили автомобиль? Я приехал на служебном.

Я сказал, что меня привезла в фургончике мать Стенли, которая сейчас в домике. Килси перестал засыпать яму. На его вспотевшем лице изобразилось легкое удивление.

— И что она там делает?

— Отдыхает.

— Боюсь, нам придется прервать ее отдых.

Огонь в зарослях за посадкой взметнулся почти на высоту деревьев. Ветер бил волнами, словно горячее дыхание зверя.

Мы бросились бежать вниз, Килси с лопатой, а я с мотыгой, которая успела стать невыносимо тяжелой, прежде чем мы добежали до домика. Я поставил ее возле двери и, постучав, вошел. Миссис Броудхаст вскочила с кресла. Лицо ее порозовело, веки были тяжелыми со сна, голос также был сонным.

— Простите, я задремала... Так сладко спалось... Я провела... Мы провели тут, в этом домике, наш медовый месяц. Было самое начало войны, так что о свадебном путешествии можно было и не мечтать. Мне снилось, что сейчас наш медовый месяц и ничего плохого еще не успело случиться...

Ее мечтательные глаза остановились на моем лице и прочли на нем то, что мне не удалось скрыть — весть о том, что опять случилось что-то плохое. Она перевела взгляд на Килси с лопатой в руках. Он выглядел, как ненатурально большой грабитель, заслоняющий свет в дверях. Силой воли она вернула своему лицу обычное каменное выражение, однако, вставая, чуть не потеряла равновесие.

— Мистер Килси, это вы? Что случилось?

— Мы нашли вашего сына...

— Где он? Я хочу его видеть...

— К сожалению, это невозможно, миссис, — в замешательстве выдавил Килси.

— Почему? Его опять куда-то понесло?

Килси умоляюще глянул на меня. Миссис Броудхаст подошла к нам.

— Что вы делаете с этой лопатой? Это ведь моя лопата, правда?

— Этого я не знаю, миссис.

Она взяла лопату.

— Да, несомненно. Я купила ее прошлой весной. Откуда она у вас? От моего садовника?

— Я нашел ее среди вон тех деревьев. Он вытянул руку в ту сторону.

— Откуда она там взялась?

Килси безмолвно шевельнул губами. Он не хотел или не мог набраться смелости сказать ей, что Стенли мертв. Я шагнул в ее сторону и сказал, что ее сын убит, скорее всего, мотыгой. Потом вышел, чтобы показать ей орудие преступления.

— Это также ваша собственность, миссис?

Она тупо смотрела.

— Наверное, да...

Сказано это было тихо, без выражения, почти шепотом. Неожиданно она развернулась и бросилась бежать в сторону пылающих деревьев, спотыкаясь на высоких каблуках сапожек для верховой езды. Килси бросился за ней, тяжело и неуклюже, словно медведь. Он обхватил ее и силой повернул в другую сторону. Вырываясь, она кричала:

— Пусти! Я хочу к своему сыну!!!

— Он похоронен, миссис... Вам сейчас нельзя туда... И никому нельзя... Но с телом ничего не случится, под землей оно в безопасности... Она вывернулась и ударила его по лицу, он разжал руки. Она повалилась в жухлые листья и забилась в истерике, крича, что хочет к своему сыну.

Мы опустились возле нее и успокаивали, пока она не поднялась и не пошла с нами. В каньон мы спускались цепочкой. Килси впереди, миссис Броудхаст за ним, а я вплотную за ней на случай, если ей в голову придет мысль броситься в пропасть. Но она шагала машинально, с опущенной головой, как приговоренный к смерти узник.

Глава 7

Килси нес лопату в одной руке, а мотыгу в другой. Он бросил их на пол фургончика и помог миссис Броудхаст сесть в кабину. Я сел за руль.

Она ехала между нами молча, всматриваясь в каменистую дорогу. Казалось, что она даже не дышит, пока мы не свернули мимо почтового ящика в рощицу авокадо. Тогда из ее груди вырвался вздох, прозвучавший так, словно она все время езды по каньону сдерживала дыхание.

— Где мой внук?

— Мы не знаем, миссис... — ответил Килси.

— Это значит, что он тоже мертв? Вы это хотели сказать?

Чтобы смягчить свой ответ, Килси прибегнул к мягкому южному акценту.

— Я хотел только сказать, что он словно камнем в воду канул...

— А эта девушка? Что случилось с ней?

— Да разве мы знаем?

— Это она убила моего сына?

— Похоже на то. Должно быть, она ударила его мотыгой по голове, миссис...

— И похоронила?

— Я нашел его зарытым.

— Как могла его зарыть девушка?

— Яма была очень мелкой. Собственно, девушки могут сделать то же, что и парни, если им очень нужно, миссис.

Под напором горячности и страха миссис Броудхаст голос Килси переходил в стон. Она резко повернулась ко мне.

— Мистер Арчер, Ронни мертв?

— Жив, — сказал я твердо, чтобы убедить ее.

— Эта девушка похитила его?

— Нельзя исключать такую возможность. Но они могли просто убежать от пожара.

— Вы прекрасно знаете, что это не так!

Она говорила, словно прошла жизненный рубеж, за которым ничто хорошее ее уже не ждет.

Я остановил фургончик перед домом, сразу за «Мерседесом». Килси вылез и хотел помочь миссис Броудхаст, но она оттолкнула его руку. Вышла, словно женщина, внезапно придавленная возрастом.

— Вы не могли бы поставить машину на место? — обратилась она ко мне.

— Я не люблю, когда машины стоят на солнце.

— Прошу прощения, — вмешался Килси, — но лучше оставить ее тут. Пожар спускается в долину и может захватить дом. Я могу помочь вам, если хотите, миссис, вынести какие-то вещи и поведу одну машину.

Миссис Броудхаст окинула медленным взором дом и окрестности.

— На моей памяти здесь никогда не было пожаров...

— Тем хуже, — отрезал он. — Это значит, что ситуация назрела. Заросли вверху каньона разрослись метров на пять-шесть и они сухие, как тростник. Такой пожар бывает раз в пятьдесят лет. Если ветер не переменится, он может уничтожить и дом, и все вокруг. — Ну и пусть уничтожит!

Джин вышла нам навстречу не сразу, словно предчувствуя, с чем мы вернулись. Мы сказали ей, что ее муж мертв, а сын потерян. Женщины обменялись проницательными взглядами, словно пытаясь заглянуть друг другу в душу. Повинуясь общему импульсу, они столкнулись в дверях и обнялись. Килси вошел со мной на веранду, сдвинул каску на затылок и обратился к младшей, лицо которой виднелось над плечом старшей из женщин:

— Вы жена Стенли Броудхаста?

— Да.

— Кажется, вы можете описать девушку, которая была с вашим мужем?

— Я попробую.

Она высвободилась из рук свекрови, которая скрылась в доме. Джин облокотилась на парапет около кормушки для колибри, над ее ухом зазвенела птичка. Она прошла на другой конец веранды и села в огромное кресло. Склонившись и вся напрягшись, она повторила для Килси описание светловолосой девушки со странными глазами.

— Вы говорите, что ей всего около восемнадцати лет?

Джин кивнула головой. Реагировала она быстро, но как-то автоматически, словно мысли ее были где-то далеко.

— Ваш муж ухаживает... ухаживал за ней?

— Разумеется, — голос ее был сух и горек. — Но у меня сложилось впечатление, что ее больше интересовал мой сын.

— С какой целью?

— Этого я не знаю.

Килси слегка переменил тему на более мягкую.

— Как она была одета?

— Вчера вечером на ней было открытое желтое платье. Сегодня я ее не видела.

— Ее видел я, — вмешался я. — Она была в том же платье. Я думаю, вы все это перескажете полиции...

— Разумеется. Но сперва мне хотелось бы поговорить с садовником. Возможно, он расскажет нам, каким образом оказались наверху лопата и мотыга. Как его зовут?

— Фредерик Сноу. Мы его зовем Фрицем, — ответила Джин. — Но его нет.

— А где он?

— Он поехал вниз в старой машине Стенли, где-то с полчаса назад, когда переменился ветер. Он хотел взять «Кадиллак» моей свекрови, но я не разрешила ему.

— Собственной машины у него нет?

— Кажется, есть какой-то драндулет.

— И что же с этим драндулетом?

Она легко пожала плечами:

— Не знаю...

— А где Фриц был утром?

— Я не могу вам сказать. Скорей всего, большую часть первой половины дня он был тут один.

Выражение лица Килси посерьезнело.

— Как он относился к вашему малышу?

— Хорошо... — лишь через некоторое время до нее дошел смысл вопроса и глаза ее потемнели. Она потрясла головой, словно стараясь отогнать грустную мысль, осветить темное помещение. — Фриц не мог бы обидеть Ронни. Он всегда был очень добр к нему.

— Так почему же он сбежал?

— Он говорил, что тревожится о своей матери. Но я думаю, что просто испугался пожара, он чуть не плакал.

— Я тоже боюсь пожара, — сказал Кисли, — именно поэтому я этим занимаюсь.

— Вы из полиции? — спросила Джин. — Поэтому вы расспрашиваете меня обо всем этом?

— Я из службы охраны леса, устанавливаю причины пожаров, — он сунул руку во внутренний карман, вынул алюминиевый футлярчик и показал ей сигарильо. — Это могло принадлежать вашему мужу?

— Вероятно. Но вы же не будете говорить, что это он вызвал пожар? Это было бы странно, поскольку он мертв...

Какая-то неконтролируемая нотка вибрировала в ее голосе.

— Похоже, что тот, кто убил его, бросил его сигарильо в высохшую траву. Таким образом он юридически и финансово несет ответственность за возникший пожар. Я уполномочен установить все факты. Где живет Фриц Сноу? — Он живет с матерью, где-то недалеко отсюда. Моя свекровь скажет вам более точно. Миссис Сноу когда-то служила у нее.

Мы нашли миссис Броудхаст в гостиной. Она стояла у широкого окна, из которого открывался вид на весь каньон. Комната была так велика, что женщина совсем терялась в ней. Она не повернулась, когда мы подошли, следя за пожаром, который уже перевалил в каньон и, словно горячая лава, сползал по его склону, выбрасывая искры и дым выше деревьев. Эвкалипты за домом белели и качались от горячего ветра. Дрозды и голуби пропали.

Мы с Килси обменялись взглядами. Самым лучшим сейчас было бы уехать отсюда. Я предоставил слово ему, так как происходящее было в его компетенции.

— Я прошу простить меня, — обратился он к неподвижной спине миссис Броудхаст, — вам не кажется, миссис, что пора собираться?

— Вы поезжайте, прошу вас. А я останусь здесь...

— Вы не должны поступать так. С огнем нельзя шутить...

Она повернулась. Я увидел, что лицо ее словно похудело, пиобретя суровое старческое выражение.

— Не вам говорить мне, что я должна, а чего на должна. Я родилась в этом доме и всю жизнь прожила в нем. Если этот дом пойдет ко всем чертям, то я так же пойду ко всем чертям. Все остальное уже прошло...

— Но вы же не думаете так, миссис...

— Не думаю?

— Не хотите же вы погибнуть в пламени?

— Мне кажется, я погибла бы с радостью, особенно так. Мне очень холодно, мистер Килси.

Ее тон был трагичным, но в нем явственно звучали истерические нотки.

А, возможно, и кое-что похуже — настойчивость, свидетельствующая о том, что в ее психике произошло опасное смещение понятий.

Килси растерянно оглядел комнату. В ней было слишком много викторианской мебели, темных викторианских портретов на стенах и стеклянных витрин с чучелами калифорнийских птиц.

— И вам не хочется спасти все это? Свое серебро, орнитологическую коллекцию, картины, памятные вещи?

Она беспомощно развела руки, словно все это давно уже вытекло у нее между пальцев. Было ясно, что взывать к мертвым осколкам ее жизни бесполезно. Я вмешался в разговор.

— Нам необходима ваша помощь, миссис.

Она слегка удивленно глянула на меня.

— Моя помощь?

— Ваш внук пропал, а здесь — не лучшее место и время для маленького мальчика...

— Это Божья кара за мои грехи!

— Глупости!

— Значит, по-вашему, я говорю глупости?

Я оставил ее гневный вопрос без внимания.

— Садовник Фриц может знать, где малыш. Кажется, вы знакомы с его матерью, не так ли?

Она ответила не сразу.

— Эдна Сноу была нашей экономкой. Но вы же не думаете, что Фриц...

Она замолчала, не в состоянии окончить вопрос.

— Нам очень помогло бы, если бы вы поехали с нами поговорить с Фрицем и его матерью.

— Хорошо, я поеду.

Мы выехали на дорогу, словно погребальная процессия. Возглавляла ее миссис Броудхаст в своем «Кадиллаке». За ней в зеленом «Мерседесе» ехали мы с Джин. Замыкал процессию Килси за рулем фургончика.

Проезжая мимо ящика на перекрестке, я осмотрелся. Ветер метал искры со склона каньона и они опускались на деревья за домом, словно экзотические птицы, занимающие место улетевших живых.

Глава 8

Квартал вилл, называвшийся Каньоном Истейтс, практически полностью обезлюдел. Лишь на нескольких крышах еще виднелись мужчины с шлангами в руках и выражением упрямства на лицах. В конце каньона, на перекрестке двух дорог, миссис Броудхаст свернула направо. Здесь застройка неожиданно совсем изменилась. Возле края дороги стояли негритянские и индейские дети, глядя на нас, как на иностранцев. Миссис Сноу обитала на улочке, образованной старыми белыми домиками, довольно симпатичными среди цветущих Мы с Килси и миссис Броудхаст подошли к одному из домиков, Джин осталась в машине.

— Это выше моих сил, — сказала она.

Миссис Сноу оказалась подвижной седоволосой женщиной в строгом черном платье, словно она оделась к нашему приходу. Из-за стекол очков без оправы смотрели темные глаза, пряча беспокойство за твердостью взгляда.

— Миссис Броудхаст? Что привело вас ко мне? — она продолжала без перерыва, словно и не хотела услыхать ответ на свой вопрос. — Я очень рада. Входите, прошу вас.

Входная дверь вела просто в скромную комнатку. Миссис Броудхаст представила нас, но миссис Сноу даже не взглянула в нашу сторону, словно игнорируя наше присутствие. Все ее внимание было сосредоточено на миссис Броудхаст.

— Чем вас угостить? Не хотите ли чашечку чаю?

— Нет, благодарю вас. А где Фриц?

— Наверное, в своей комнате. Бедный мальчик не совсем хорошо себя чувствует...

— Фриц уже давно не мальчик, — сказала миссис Броудхаст.

— В эмоциональном смысле он ребенок, — поправила мать. — Доктор говорит, что эмоционально он недоразвит...

Она глянула на нас с Килси, словно проверяя, дошло ли до нас сказанное. Похоже было, что она собирается защищать сына, настаивая на его невменяемости.

— Пригласите его сюда, будьте добры, — сказала миссис Броудхаст.

— В таком состоянии он не бывает на людях. Он совсем выбит из равновесия.

— Чем же?

— Пожаром. Он с детства боится огня, — она снова изучающе оглядела нас с Килси. — Вы из полиции, господа?

— Не совсем, — ответил я. — Я детектив, а мистер Килси из лесной охраны. Он устанавливает причины пожара.

— Понимаю, — ее худое тело сжалось, сделавшись при этом словно бы тяжелее, массивней. — Я не знаю, во что замешан Фредерик, но я могу уверить вас, господа, что он абсолютно невиновен.

— А разве он во что-то замешан? — спросил Килси.

— Это, думаю, известно вам, иначе вы бы не пришли сюда. Мне это не известно.

— Так почему же вы решили, что он во что-то замешан?

— Я забочусь о нем уже тридцать пять лет.

Ее глаза ушли вглубь, словно она просматривала все эти годы и все делишки сына. Миссис Броудхаст встала.

— Мы теряем время. Если вы не пригласите его сюда, мы поговорим с ним в его комнате. Мне нужно знать, где мой внук!

— Ронни? — сгорбленная женщина явно заволновалась. — А что с ним случилось?

— Он исчез. А Стенли мертв. Кто-то закопал его моей собственной лопатой.

Миссис Сноу прижала пальцы к губам. В средний палец, словно шрам, вросло золотое обручальное кольцо.

— Закопал? В саду?

— Нет. Наверху каньона.

— И вы думаете, что это Фредерик?!

— Я не знаю.

Я счел необходимым вмешаться.

— Мы рассчитывали, что ваш сын, миссис, мог бы что-нибудь рассказать нам на эту тему.

— Понимаю... — ее лицо внезапно прояснилось, словно лампочка за секунду до того, как перегореть. — Я спрошу его. Меня он не боится и я смогу добиться от него намного больше, чем кто-либо посторонний.

Миссис Броудхаст покачала головой и двинулась к двери в глубине комнаты. Миссис Сноу вскочила, словно танцовщица, чтобы преградить ей путь. Прижавшись спиной к двери, она быстро проговорила:

— Я прошу вас не входить в его комнату. Там не убрано, а Фредерик сейчас избегает людей. Он в очень плохом состоянии.

— Стенли тоже, — в горле миссис Броудхаст что-то клокотало. — Мы все в очень плохом состоянии!

Она вдруг закачалась, уже не впервые, и чуть не потеряла равновесия.

Ее губы растянулись в полуусмешке, словно она смеялась над нами. Миссис Сноу, переменчивая и подвижная, словно ртуть, моментально оказалась рядом с ней. Она подхватила ее под локоть и усадила в удобное кресло на колесиках.

— Вы плохо чувствуете себя, — проговорила она. — Это неудивительно, если все, о чем вы сказали, правда. Я принесу воды. А может, все-таки чашечку чая?

В ее голосе звучала искренняя тревога, но я не мог избавиться от впечатления, что мы имеем дело с непревзойденной притворщицей. Она могла бы и неделю водить нас за нос, если бы мы стали играть в ее игры.

Я вышел в кухню и окликнул ее сына по имени. Из-за дверей в глубине долетел приглушенный ответ. Постучав, я заглянул внутрь. В первую минуту я рассмотрел только узкую полоску солнца, проникающую сквозь опущенные жалюзи. Потом я разглядел садовника, свернувшегося, подогнув ноги, в дальнем конце металлической кровати. Он так сжался, словно хотел стать невидимым.

— Прости, что потревожил тебя, Фриц.

— Не за что... — раздраженно ответил он.

Я сел в ногах кровати лицом к нему.

— Это ты утром принес мотыгу и лопату наверх каньона?

— Наверх каньона? — повторил он.

— Да, к охотничьему домику. Ты принес?

Он задумался, прежде чем ответить.

— Не-ет...

— А ты знаешь, кто принес?

— Не-ет...

Но он отвел от меня глаза. Лгать не умел. В дверях неслышно появился Килси. Его широкое лицо было лишено выражения, словно он ждал чего-то.

— Лопатой и мотыгой, — сказал я Фрицу, — похоронили Броудхаста. Если ты знаешь, кто их принес наверх, то, скорей всего, знаешь, кто убил Стенли.

Он так быстро и панически закрутил головой, что его лицо расплылось белым пятном.

— Он сам их взял, когда пришел за ключом. Взял и сунул в машину.

— Это точно, Фриц?

— Ей Богу!

Он начертил пальцем крест на своей груди.

— Почему же ты сразу не сказал?

— Он запретил мне.

— Стенли запретил тебе?

— Да-а... — он старательно кивнул головой, — он дал мне доллар и велел поклясться, что я никому ни слова не промолвлю.

— А он не говорил, почему?

— А это и не нужно, все знают, что он боится матери. Она очень не любит, когда берут ее инструменты.

— А не говорил, зачем ему инструменты?

— Сказал, что идет искать наконечники для стрел.

— Наконечники для стрел? И ты ему поверил?

— Поверил. Мы часто тут выкапываем индейские наконечники...

— И потом он на машине поехал наверх?

— Да-а...

— С девушкой и малышом?

— Да-а...

— А девушка ничего не говорила?

— Тогда нет...

— Что значит «тогда нет»? Она говорила в другой раз?

— Не-е... Она вообще не говорила...

Но его глаза снова ушли в сторону. Он смотрел на полосы света, пересекавшие комнату, они тянулись к нему, как напоминание о нормальном мире.

— Когда ты видел ее во второй раз, Фриц?

На минуту он застыл в молчании. Казалось, что его глаза — единственные живые существа в комнате. На пороге, за спиной Килси, появилась миссис Сноу.

— Это беззаконие, — сказала она мне. — Вы нарушаете его права. Ничто из того, что он говорит, не может быть использовано против него. В конце концов он невменяем, я могу доказать это свидетельствами врачей!

— Значит, вы думаете, что он сделал что-то плохое? — спросил я.

— А он ничего не сделал?

— Об этом я ничего не знаю. Я прошу вас выйти и дать мне спокойно поговорить с вашим сыном. Он — важный свидетель.

Глава 9

Она посмотрела на сына грустно и с сомнением, но когда он ответил ей взглядом, ушла в кухню. Вскоре я услыхал, как она наливает в чайник воду, а потом звук зажигаемого газа.

— Значит, девушка вернулась, Фриц?

Он кивнул.

— Когда?

— Около полудня, может чуть позже. Я как раз завтракал.

— И что же она сказала?

— Что Ронни голоден. Я дал ему половину бутерброда с фисташковым маслом. Вторую половину дал ей.

— Она ничего не говорила о Стенли?

— Не-ет... Я ее не спрашивал... Но она была испугана.

— Она тебе это сказала?

— Это не нужно говорить. Я сам знаю. И малыш был испуган. Я видел.

— А что же было дальше?

— Ничего. Она вернулась в город.

— Пешком?

— Да-а...

Но его глаза снова убежали от моего взгляда.

— А не взяла ли она случайно твою машину?

Его голова опустилась еще ниже. С минуту он сидел неподвижно, словно йог, всматривающийся в свои внутренности.

— Ну ладно, взяла. Они уехали на моей машине.

— Почему же ты не сказал этого сразу?

— Вылетело из головы. Я удобрял грядки навозом, но у меня было много других забот...

— Не выкручивайся, Фриц. Малыш пропал, его отец мертв. — Я его не убивал!

— Я склонен верить тебе. Но не все поверят в это.

Он вытянул шею, стараясь заглянуть через плечо Килси, его мать двигалась по кухне. Какое-то время он прислушивался к ее шагам, словно старался понять по ним, что должен говорить и думать.

— Не оглядывайся на мать, Фриц. Это наше с тобой дело.

— Тогда закройте двери, мистер. Я не хочу, чтобы она слышала. И он тоже...

Килси убрался в кухню, закрыв за собой дверь. Я снова повернулся к Фрицу.

— Итак, ты разрешил ей взять твою машину...

— Да-а... Она сказала, что это нужно мистеру Броудхасту.

— Но ведь это еще не все, Фриц?

Он пристыжено покраснел.

— А вы не скажете ей?

Он сделал беспокойное движение в направлении кухни.

— Чего же я не должен говорить?

— Что она дала мне себя пощупать, — при воспоминании (или при мысли) об этом он весь задрожал. На его изуродованных губах расцвела улыбка, но в глазах по-прежнему таилась печаль. — Понимаете, мистер, она похожа на одну девушку, которую я когда-то знал...

— И поэтому ты разрешил ей взять машину?

— Она обещала вернуть. Но до сих пор не отдала... — добавил он расстроенным тоном.

— Она не говорила, куда поедет?

— Не-ет... — на секунду он застыл, словно прислушиваясь. — Но я слышал, как свернула вниз.

— С мальчиком?

— Да-а... Она велела ему ехать...

— А он не хотел?

— Нет, — он затряс головой так отчаянно, будто речь шла о нем самом, — она его заставила.

— Каким образом?

— Она сказала, что его украдет черный человек, если он с ней не поедет. А потом сунула его в машину и они уехали...

— Что это за машина?

— "Шевроле" модели 1953-го года. Но бегает хорошо.

— Какого цвета?

— Местами еще голубой, а местами красный. Я начал красить, но было слишком много работы...

— Какой номер машины?

— Об этом вы спросите маму, такими вещами занимается она. Только не говорите ей ничего, мистер!

Он коснулся пальцами губ.

Я вышел в кухню. Миссис Сноу стояла возле газовой плиты, наливая кипяток в бронзовый чайничек. Ее очки затуманились паром и она смотрела поверх них тревожным близоруким взглядом.

— Девушка взяла машину вашего сына, — сказал я.

Она со стуком поставила чайничек.

— Я так и знала, что он что-то натворил!

— Речь не об этом, миссис. Мне нужен номер машины, чтобы объявить розыск.

— Что они сделают с Фредериком?

— Ничего. Я прошу дать мне номер...

Она порылась в кухонном шкафу, достала старый блокнот в дерматиновой обложке и прочитала вслух:

— IKT-447.

Записав номер, я вернулся в переднюю и сдал дело Килси. Миссис Броудхаст без движения сидела в кресле, лицо ее покрылось пятнами, глаза были полуприкрыты.

— Что с ней? Она что-нибудь пила? — спросил я Килси.

— Я ничего не знаю.

Миссис Броудхаст вздохнула и хотела подняться, но снова упала в кресло, заскрипевшее под ее тяжестью. Из кухни вышла миссис Сноу, спиной к нам, балансируя подносом. На подносе стоял бронзовый чайничек, молочник, сахарница и белая фарфоровая чашка с таким тоненьким блюдечком, словно оно истончилось от долгого употребления. Она поставила поднос на столик около кресла и налила чай. Было видно, как полупрозрачная чашка наполняется темной жидкостью.

— Глоточек чая вам не помешает, — обратилась она к миссис Броудхаст с деланной веселостью, — прояснится в голове, вернутся силы. Я помню, что вы пьете чай с молоком и сахаром, не так ли, миссис?

— Очень мило с вашей стороны... — сказала миссис Броудхаст хриплым голосом.

Она потянулась за чашкой, но ее рука описала в воздухе широкий полукруг, сметая с подноса чай, молоко и сахар. Миссис Сноу бросилась на колени и принялась собирать с полу осколки чашки, словно это были предметы культа. Потом она сбегала на кухню за тряпкой и принялась вытирать залитый ковер. Килси поднял миссис Броудхаст и поддерживал, чтобы она не сползла с кресла.

— Кто ее врач, — спросил я миссис Сноу.

— Доктор Джером. Найти его телефон?

— Позвоните ему вы.

— И что сказать? Что с ней?

— Я не знаю. Возможно, сердечный приступ. На всякий случай вызовите скорую помощь.

С минуту она стояла без движения, словно устав реагировать, потом вышла в кухню и я слышал, как она набирает номер.

Меня охватывало нетерпение. Важней всего был мальчик, а минуло уже больше двух часов с тех пор, как Сьюзан его забрала. Я дал Килси номер машины садовника и подсунул ему мысль о том, чтобы объявить розыск. Когда он отправился звонить шерифу, я вышел из дома.

Джин ходила туда-сюда по раскаленному тротуару. В коротенькой юбке и белых чулках на длинных ногах она немного напоминала арлекина. Словно грустный клоун, потерявшийся на этой убогой улочке под задымленным небом...

— Ради Бога, скажите мне, что происходит?

Я рассказал ей, что удалось узнать от садовника и добавил, что ее свекрови стало плохо.

— Она не болела никогда в жизни...

— А сейчас вот заболела. Мы вызвали скорую.

Произнеся это, я услыхал вой сирены, словно звук из скверного сна.

— Что же мне делать? — растерянно спросила Джин.

— Ехать с ней в больницу.

— А куда поедете вы?

— Я еще не знаю.

— Я хотела бы поехать с вами.

Я не слишком понимал, зачем ей это, но и она, видимо, тоже. Я протянул ей свою карточку вместе с универсальным ответом:

— Я буду поддерживать с вами контакт. Дайте мне знать, где вас искать.

Она смотрела на карточку, словно та была напечатана на иностранном языке.

— Вы меня бросаете, мистер...

— Ничего подобного. С чего это вы так думаете?

— Вам нужны деньги, да?

— Я могу подождать.

— Так что же вам от меня нужно?

— Ничего.

Она глянула на меня недоверчиво. Она твердо знала, что люди всегда чего-нибудь хотят.

Из-за угла показалась машина скорой помощи. Ее звериный крик перешел в ворчание и замолк посреди улицы.

— Это дом Сноу? — крикнул нам водитель.

Я подтвердил. Водитель и санитар вошли с носилками в дом и вскоре вынесли миссис Броудхаст. Когда ее вносили в машину, она приподнялась на носилках.

— Кто меня толкнул?

— Никто, милая, — ответил водитель. — Мы дадим вам лекарство, миссис, и вы скоро почувствуете себя лучше.

Не глядя на меня, Джин сказала:

— Я поеду за ними на машине. Не может же она ехать в больницу одна.

Я пришел к выводу, что наступило самое лучшее время для того, чтобы доставить «Мерседес» миссис Армистид. Килси указал мне район Кресчент-Драйв на первом пригородном холме. Над холмом висел густой дым, закрывая большую часть неба. Килси повернулся ко мне, глаза его были сужены от всматривания вдаль, вокруг них сеть мелких морщин.

— Если уж вы двигаетесь туда, я советую вам быть внимательным. Пожар все разгорается...

Я обещал быть внимательным.

— Вас подкинуть куда-нибудь?

— Спасибо, я вернусь в город на фургончике. А до того хочу еще прощупать Фрица.

— Вы ему не верите?

— Постольку-поскольку. Никогда ничего нельзя получить сразу...

Он вернулся к дому. В раме входной двери стояла миссис Сноу, словно перезрелая весталка, охраняющая святыню.

Глава 10

Двигаясь к Кресчент-Драйв, я включил радио в машине. Оно было настроено на местную радиостанцию, которая без перерывов передавала сообщения о передвижении огня. «Греховодник», как именовал огонь диктор, угрожал всей северо-восточной части города, из которой уже были эвакуированы сотни жителей. На помощь были вызваны подразделения противолавинной службы и огромное число тяжелого автотранспорта из окрестностей города. Но если не прекратится Санта-Анна, предостерег диктор, «греховодник» может поглотить весь город, до самого океана.

Вилла Армистидов, как и дом миссис Броудхаст, находилась в опасном районе. Я припарковал «Мерседес» перед входом, рядом с черным «Линкольном-континенталь». Пожар был так близко, что, выключив мотор, я почувствовал движение воздуха. На темный асфальт площадки опускался пепел, словно мелкий серый снежок. Из-за дома доносился звук льющейся воды.

Белый двухэтажный дом вырисовывался на фоне кипарисовой рощи, словно древнегреческий храм. Дом был спланирован так гармонично, что только обойдя его, я отдал себе отчет в его размерах. По дороге мне попался пятнадцатиметровый бассейн, на дне которого, словно безголовый женский торс, лежало манто из сапфировой норки, придавленное чем-то, напоминавшим шкатулку с украшениями.

За домом загорелая женщина с короткими седыми волосами поливала из шланга кипарисы. За кипарисами, в сухих зарослях, черноволосый мужчина попеременно то копал канаву для защиты от огня, то гасил падающие искры. Женщина разговаривала с огнем, словно со злобной собакой или слишком настойчивым мужчиной: «Уйдешь ли ты, наконец, холера?!»

Она почти что весело обернулась ко мне, когда я ее окликнул:

— Миссис Армистид?

Вблизи бросалась в глаза преждевременность ее седины. На раскрасневшемся загорелом лице льдинками сверкали раскосые зеленые глаза. Она выглядела весьма стройной и элегантной в белом спортивном костюме.

— Кто вы такой?

— Арчер. Я пригнал ваш «Мерседес».

— Очень мило, я пришлю вам чек. Разумеется, если машиной еще можно пользоваться...

— Можно, но это я вам пришлю счет, миссис.

— Если так, то вы могли бы помочь копать, — скептическая усмешка перерезала ее лицо, словно белый шрам. Она указала мне лежащую под кипарисами лопату. — Карлос сам не справится.

Я был в костюме и землеройные работы не слишком мне улыбались. Но стянул пиджак, взял лопату и пошел за кипарисы помогать Карлосу, приземистому индейцу средних лет, принявшему мое появление, как самую обычную вещь на свете. Я двигался за ним, расширяя и углубляя траншею, не дававшую никакой надежды на спасение. В сущности, это была чисто символическая канавка у подножья склона, поросшего аралией. Уже было слышно сопение огня, взбиравшегося по обратной стороне холма. За нашей спиной в кипарисах свистел ветер.

— А где мистер Армистид? — спросил я у Карлоса.

— Наверное, отправился на яхту.

— Это куда же?

— Ну, на пристань, — он махнул рукой в сторону океана. Вынув еще несколько лопат, уточнил:

— Она называется «Ариадна».

Это имя он произнес медленно и с выражением.

— Девушка?

— Нет, яхта. Миссис Армистид говорит, что это греческое имя, у нее пунктик на всем греческом.

— Она сама немного похожа на гречанку...

— Может и похожа, — он произнес это с полной сомнения усмешкой.

Внезапно треск огня усилился, погасив усмешку на его лице. С минуту мы копали молча. Руки и плечи наливались усталостью, рубашка прилипала к плечам.

— Мистер Армистид один на яхте?

— Нет, у него парень в помощниках. Он его называет командой, но я еще не видел, чтобы щенок что-нибудь делал. Один из этих длинноволосых, о которых все говорят.

Он поднял запачканную землей руку и изобразил ею длинные волосы.

— А что, мистер Армистид не интересуется девушками?

— Разумеется, он любит девушек, — на секунду он задумался. — Не далее как позавчера одна такая была у него на яхте.

— Блондинка?

— Угу.

— Вы ее видели?

— Нет, видел мой приятель, его зовут Педро. Он как раз вчера утром выходил в море. Он рыбак, встает затемно. Ну, смотрит, девчонка вылезла на кончик мачты и орет, что бросится. А парнишка стоит на палубе и уговаривает ее, чтоб она слезла.

— И что же сделал Педро?

Карлос пожал плечами.

— А что он должен был сделать? Ему надо вкалывать, чтобы прокормить семью и у него нет времени на всяких психованных девок.

Он с удвоенной энергией вернулся к работе, словно копал для себя укрытие от современного мира. Я копал с ним вместе, хотя уже было ясно, что мы просто тратим время. Огонь появился на гребне холма, словно слепящая драгоценная полоса, мигал поначалу, а потом заслонил половину неба. Неподалеку тревожно закричала перепелка.

Карлос с минуту смотрел на огонь, после чего разогнулся, повернулся на месте и, кивнув мне, ушел под деревья, оставив неоконченную канаву. Верхушка одного из кипарисов уже начала дымиться, несмотря на шланг миссис Армистид. Она велела Карлосу влезть на дерево, но он только покачал головой.

— Это ни к чему. Оно все равно сгорит. И дом, наверное, тоже.

Огонь спускался по склону, набирая силу и скорость. Деревья зашумели.

Из зарослей под ними выпорхнула стайка перепелок и, тяжело размахивая короткими крыльями, взлетела над домом. За ними, словно сгущенная темнота, полз дым.

Миссис Армистид продолжала механически поливать деревья из шланга. Карлос пошел и перекрыл воду, но она продолжала стоять с иссякающим шлангом в руках, повернувшись лицом к приближающемуся ревущему огненному шквалу. Оранжевое чудовище, наконец, добралось до первых деревьев. Дымящийся кипарис взорвался первым, за ним выстрелили и остальные, словно достающие до неба похоронные свечи.

Я схватил миссис Армистид за руку и потащил в сторону дома. Она инстинктивно упиралась, как человек, которого тянут в направлении, противоположном его желаниям. Пока была такая возможность, она цеплялась за шланг, но в конце концов уронила его в траву. Карлос нетерпеливо ожидал нас возле бассейна. Искры сыпались вокруг него, с шипением угасая в голубой воде.

— Пора бы и нам убираться, — сказал он. — Нас может отрезать, если огонь переползет через дорогу. Что делать с мехом?

— Пусть остается в бассейне, — сказала миссис Армистид. — В этом пекле он наверняка испортится.

Я не могу сказать, что она была в моем вкусе, но начинала меня интриговать. Я отдал ключи от «Мерседеса» Карлосу, а сам сел вместе с ней в «Линкольн».

— Вы можете вести машину, ежели охота, — сказала она. — Я исчерпалась.

Лицо ее перекосила гримаса, ей многого стоило признание в собственной слабости. Когда мы следом за «Мерседесом» тронулись в путь, она добавила, словно оправдываясь:

— Я любила этих перепелок, я их кормила и наблюдала за ними с тех пор, как мы построили этот дом. Они уже совсем не боялись, весной приходили к самому дому...

— Они вернутся.

— Может, они и вернутся. Вернусь ли я?..

Мы доехали до того места, с которого город внизу был как на ладони. Карлос свернул на обочину, я за ним. Висящий в воздухе дым придавал городу колорит старинных фотографий цвета сепии. Мы вышли и оглянулись туда, откуда приехали. Огонь цепкой лапой уже обнимал дом, выдавливая из окон сначала дым, а потом языки пламени. Вернувшись в машины, мы начали спускаться вниз. Уже во второй раз сегодня я убегал от огня. С минуту мне казалось, что я чем-то провинился перед судьбой, но вскоре сообразил, что причина вовсе не в этом. Просто-напросто я помимо собственной воли был втянут в дела людей, желавших и имевших возможность жить подальше от города, поближе к природе.

Во всяком случае, одну хорошую сторону пожар имел. Он склонял людей к разговорам о том, что их действительно волнует. Я спросил миссис Армистид, как долго она жила на Кресчент-Драйв. — Всего четыре года. Мы с Роджером построили этот дом, когда приехали сюда из Ньюпорта. Мы хотели сохранить свою семью и дом стал для нас тем, чем для других становится ребенок.

— У вас нет детей?

— У нас есть только мы сами, — саркастически ответила она, а потом добавила:

— Я бы хотела иметь дочку. А еще больше я хотела бы, чтобы мой муж имел дочку.

— Из-за этой девушки?

Она резко повернулась ко мне с плохо скрытым раздражением:

— Что вы о ней знаете?

— Очень немного. Я один раз видел ее издали.

— Я ее не видела ни разу. Но мне она кажется порядком ненормальной.

Хотя теперешних молодых не поймешь.

— Так было всегда.

Она не сводила глаз с моего лица.

— Вы детектив. И что же она такого натворила?

— Именно это я и стараюсь узнать.

— Но вы же ее не наугад выбрали. Она должна была натворить еще что-то, кроме того, что взяла «Мерседес». Что она стащила?

— Об этом спросите у Роджера.

— За этим дело не станет. Но сейчас я спрашиваю вас, почему вы так ею интересуетесь?

— Она сбежала с шестилетним мальчиком. С точки зрения закона это похищение.

Об остальном я промолчал.

— С какой стати ей было его похищать?

Я не отвечал. Тогда она задала другой вопрос:

— Она употребляла ЛСД или другие наркотики?

— Возможно.

— Я так и думала, — это прозвучало с горьким удовлетворением. — Позавчера ночью ей что-то стукнуло в голову, в прямом смысле. В конце концов она бросилась в воду и Джерри был вынужден прыгнуть за ней.

— Кто это — Джерри?

— Парнишка, который живет на яхте. Роджер называет его своей командой, не найдя лучшего определения.

— А как его называете вы?

— Я? Его фамилия Килпатрик.

Я вспомнил о лежащей в моем кармане книжке с нацарапанным на титульном листе именем «Джерри Килпатрик».

— Вы не знаете о нем ничего больше?

— Его отец нотариус, он занимается в городе продажей недвижимости. Собственно говоря, именно у его отца мы купили участок под дом.

— И тогда ваш муж познакомился с Джерри?

— Наверное. Вы можете сами его об этом спросить.

— Мы его увидим?

— Если только он в летнем домике.

За разговором мы въехали в центр города. Главная улица была забита автомобилями, на тротуарах полно людей. Странное впечатление производил этот рой людей в центре, не проявлявший ни малейшей заинтересованности пожаром на окраинах города. Возможно, лишь двигались люди чуть быстрее, чем обычно, словно их жизнь обрела темп только сейчас, когда возникла угроза внезапной остановки.

Держась все время за «Мерседесом», мы свернули на дорогу в Меритайм-Драйв, которая привела нас к колонии прибрежных домиков, огибающих по берегу небольшой заливчик. Карлос въехал на стоянку за домиками, я — за ним.

— Лучше всего будет, если я сама заплачу вам, — сказала миссис Армистид. — Сколько я вам должна?

— Сотня и мы квиты.

Она вынула золотой зажим для банкнотов в виде символа доллара и положила мне на руку стодолларовый билет. Подумав, прибавила еще пятьдесят.

— Это премия.

Я взял деньги, поскольку они были мне нужны, но почувствовал себя побежденным, словно человек, не имеющий денег для уплаты долга, когда у него выносят мебель из дома. Это пробудило во мне нечто вроде солидарности с неведомым Роджером прежде, чем я его увидел.

Приморский домик Армистидов был цвета отполированного волнами дерева, к входу вела лестница, поднимавшаяся до уровня второго этажа. Миновав неоконченную внутреннюю лестницу, мы оказались в большой комнате, устроенной как каюта корабля с деревянной обшивкой внутри, барометром на стене и небольшими креслами из дерева. Сквозь открытую стеклянную дверь был виден выходящий на фасад балкон, а на нем — молодой мужчина. Он был одет в спортивную рубашку вишневого цвета и морскую кепку, но оглядывал людей на пляже, словно находясь в театральной ложе.

— Эй, Роджер!

Голос миссис Армистид был иным, мягким и мелодичным, словно она прислушивалась к его звучанию и старательно его корректировала. Молодой человек встал и поднял кепку, не выказав, однако, ни удивления, ни радости.

— Я не ждал тебя, Фран. — Дом на Кресчент-Драйв сгорел.

Лицо у него вытянулось.

— Со всем моим гардеробом?

— Ох, сошьешь новый...

Ее тон не был ни серьезным, ни шутливым, словно подвешенный в ожидании, каков будет его тон.

— Жаль дома... — сказал он погодя. — Ты ведь любила его, правда?

— Да. Пока ты его любил.

— Ты хотела бы отстроить его?

— Не знаю, Роджер. А как тебе кажется?

Он тяжело пожал плечами, отталкивая от себя необходимость окончательного решения.

— Это зависит от тебя.

— Ну что ж, я желаю путешествовать, — она произнесла это с искусственной уверенностью импровизирующего человека. — Может, отправлюсь в Югославию...

Мужчина перевел взгляд на меня, словно только что заметил мое присутствие. Он был красив, с неплохой фигурой, лет на десять моложе своей жены, с порывистыми движениями. Темные волосы уже начали редеть. Заметив, что я обратил на них внимание, он провел рукой по голове.

— Мистер Арчер, — представила меня его жена. — Он детектив и разыскивает ту девушку, которая была у тебя на яхте.

— Какую девушку?

Однако он смерил меня враждебным взглядом и густо покраснел.

— Ну, ту, которая хотела отправиться на Луну. Или речь шла о Солнце?

— Откуда мне знать? Это абсолютно ко мне не относится!

— Но, возможно, вы знаете, как ее зовут? — спросил я.

— Сейчас... Сьюзан... да, Сью Крендалл.

Его жена криво усмехнулась.

— Но к тебе это абсолютно не относится!

— Не относится. На яхту ее привел Джерри. Я устроил ему головомойку за это. Он и сказал мне, как ее зовут.

— А я слыхала кое-что другое. Что она провела с тобой на «Ариадне» ночь с четверга на пятницу. Тебе не кажется, что пристань — не самое лучшее место для таких забав?

— Не в моих привычках обращать внимание на сплетни, — произнес он с чувством собственного достоинства. — Вечером в четверг я был тут и надрался до чертиков. А девушку привел Джерри без моего ведома.

— Откуда она? — спросил я.

— Я точно не знаю. Если верить Джерри, откуда-то с юга.

— И как давно ты ее знаешь? — вмешалась его жена.

Он уныло и зло глянул на нее.

— А ты все о своем, будто крапива, Фран! Я не знаю эту девушку. Спроси Джерри, если ты мне не веришь, это его подружка!

— Да? А кто же дал ей «Мерседес», если не ты?

— И это делишки Джерри. Я и не хотел бы все на него сваливать, но это правда. Повторяю, я устроил ему головомойку!

— А я тебе не верю! И больше ты «Мерседес» не получишь!

— Ну и подавись им! — крикнул Армистид.

Он обошел ее и с шумом сбежал по лестнице вниз. Через минуту оттуда начали доноситься звуки открываемых и закрываемых ящиков и стук шкафов. Дом был деревянным, лишенным изоляции, так что эти гневные звуки отдавались в нем, словно в пустой бочке. Фран Армистид вздрагивала от каждого стука, словно удары приходились по ней. Я подумал, что она боится мужа и, видимо, любит его.

Она спустилась вниз, ссутулившись и как-то вся сжавшись, словно добровольно сходила в ад. Их голоса были ясно слышны наверху, заглушаемые только ударами волн о берег. — Не сердись... — сказала она.

— Я не сержусь.

— Можешь пользоваться «Мерседесом»...

— Должно же у меня быть хоть какое-то средство передвижения, — резонно заявил он. — Это не значит, что я куда-то уезжаю...

— Ты со мной не останешься. Я это ясно поняла, когда огонь охватил дом. Мне казалось, что горит вся моя жизнь. Но ведь она не сгорела, правда?

— Не знаю... Что это за история с Югославией?

— Ты не хочешь съездить в Югославию?

— Что я там забыл?

— Ну, так останемся. Ты хочешь остаться здесь?

— Наверное, да... Но я не знаю, возможно, распрощаюсь с этим городом...

— Из-за этой девушки? Как ее там? Сьюзан?

— Послушай, неужели снова необходимо к ней возвращаться? Я в глаза ее не видел!

Внизу закрылась какая-то дверь, приглушив разговор. Через минуту мое ухо уловило более интимные звуки. Я решил удалиться.

Субботний день был в зените и пляж устилали тела. Это напоминало апокалипсическую картину будущего, когда каждый квадратный метр земли будет занят. Я нашел свободный кусочек песка возле парня с гитарой в руке, голова которого покоилась на животе девушки. Усевшись, я почувствовал запах ее масла для загара и мне показалось, что все, кроме меня, имеют пару, словно звери в ковчеге.

Я встал и огляделся. Воздух под висящей над городом шапкой дыма был дрожащим, переменчивым. Низкое солнце казалось движущимся желтым кругом, который можно было легко достать и взять в руку. Торчащие на западе мачты казались темными, словно обугленными.

Я снял туфли и носки и направился по берегу в направлении мачт.

Глава 11

Бетонный волнолом, словно оберегающее плечо, обнимал порт и бассейн для яхт. Несколько возвращающихся с моря суденышек, моторных и парусных, продвигалось между буями, обозначающими вход в порт. Много других стояло у пирсов, начиная от спортивных яхт и кончая десантными шлюпками.

Я подошел к высокой проволочной сетке, отделявшей яхты от автомобильной стоянки. В сетке было несколько калиток, но все они были закрыты на автоматические замки. Возле волнолома я нашел помост, где давали лодки на прокат и спросил служителя, как попасть на «Ариадну». Он подозрительно оглядел мои босые ноги и переброшенные через плечо туфли.

— Если вы ищете мистера Армистида, то его нет на яхте.

— А Джерри Килпатрик?

— Этого я не знаю. Подойдите к третьей калитке и попробуйте позвать его. Оттуда видна «Ариадна», у середины левого помоста.

Я обулся и вернулся к третьей калитке. «Ариадна» оказалась белым шлюпом, так великолепно смотревшимся на спокойной воде, что у меня на мгновение перехватило дух. Возле вспомогательного мотора на корме что-то мастерил худой парнишка с распатланной головой и реденькой бородкой. Я крикнул над запертой калиткой:

— Джерри?

Он поднял голову и я махнул ему, чтобы он подошел. Он спрыгнул на помост и, шаркая босыми ногами, медленно двинулся в мою сторону. Он был голым до пояса и нес свою бородку, выставив ее вперед, словно в противовес мальчишечьим плечам и худой голой груди. Ладони его были вымазаны в мазуте, словно он надел черные перчатки. Он оглядел меня исподлобья поверх калитки.

— Вы по какому делу?

— Ты потерял книжку, — я вытащил «Зеленые дворы» с его фамилией на титульном листе. — Это твоя, не так ли?

— Покажите-ка... — он приоткрыл калитку, но тут же резко захлопнул ее. — Если вас прислал отец, то убирайтесь! Можете вернуться и сказать ему об этом!

— Я не знаю твоего отца.

— Я тоже. Никогда не знал и знать не хочу!

— Это что касается твоего отца. А что касается меня?

— Это ваши проблемы.

— Ты не хочешь получить твою книжку?

— Возьмите ее себе, если вы умеете читать. Она расширит ваш кругозор, разумеется, если есть что расширять...

Щенок был удивительно агрессивен, но я вовремя напомнил себе, что он — важный свидетель и что ругань через сетку ни к чему не приведет.

— Я всегда могу найти кого-нибудь, кто мне почитает... — сказал я.

На его губах мелькнула легкая усмешка, неожиданно светлая в обрамлении рыжей бородки.

— Пропал маленький мальчик, — продолжил я. — Его отец сегодня утром был убит...

— Вы думаете, что его убил я?

— А ты убил?

— Я не в состоянии.

Однако его взгляд ясно свидетельствовал о том, что он вполне в состоянии.

— Я думаю, ты захочешь мне помочь найти убийцу. Может, ты меня впустишь? Или выйдешь, чтобы мы могли спокойно поговорить?

— Я предпочитаю так, — он провел пальцами по сетке. — Видно, что вы опасный тип.

— Дело вовсе не забавное, — сказал я. — Мальчику шесть лет. Его зовут Рональд Броудхаст. Ты о нем ничего не знаешь?

Он потряс кудлатой головой. Могло бы показаться, что бородка, скрывающая нижнюю часть его лица, закрывает ему рот, и для общения с внешним миром остаются только глаза. Глаза у него были рыжие, переменчивые, словно мутное стекло.

— Малыш был с девушкой, — продолжал я, — которая вчера на ночь в постели читала твою книжку. Зовут ее Сью Крендалл...

— Не знаю!

— Я слыхал кое-что другое. Она провела позапрошлую ночь здесь, на яхте.

— И об этом мне ничего не известно.

— Постарайся припомнить. Ты дал ей книжку и «Мерседес» Армистидов. Что еще ты ей дал?

— Чего вы хотите от меня?

— Она так набралась, что влезла на мачту. Что ты ей дал, Джерри?

По его лицу пробежала тень тревоги, а потом гнев. Его рыжие глаза заблестели, словно разгораясь изнутри.

— Так я и знал, что вы скотина! — сказал он, стараясь меня обидеть. — Ничего вы тут не добьетесь!

— Я хочу серьезно поговорить с тобой, Джерри. Ты влип в историю.

— Идите вы к черту!

Он бросился трусцой вдоль помоста, удаляясь от меня. Его кудлатая голова была карикатурно большой на мальчишечьем теле, словно маска в парике, болтающаяся на палке. Я видел, как он вскочил на палубу и вернулся к своей работе.

Солнце клонилось к западу. Когда оно коснулось воды, океан и небо разгорелись пожаром, большим, чем тот, который бесновался на холмах. Прежде, чем стемнело, я обыскал стоянку возле пристани. «Шевроле» Фрица Сноу я не нашел, но никак не мог отделаться от мысли, что он должен быть где-то поблизости. Я начал просматривать прибрежный бульвар.

Тем временем небо на западе бледнело, словно лицо, с которого сбегал румянец. Свет испарялся медленно, дольше всего приникая к поверхности океана, простирающегося до горизонта, словно пастельный рисунок.

Я миновал пару перекрестков, но старого «Шевроле» нигде не было. Зажглись уличные фонари, набережная засияла неоном отелей и кафе. Я перешел на другую сторону бульвара к одному из них, съел двойной гамбургер и порцию фрикаделек, выпил кофе. Ел я быстро, словно голодающий и, наконец, сообразил, что с утра у меня во рту маковой росинки не было. Когда я вышел из кафе, было совсем темно. Я глянул на склоны и был потрясен. Пожар разросся невероятно, словно темнота была его союзницей. Огонь окружал город полукольцом, словно костры осаждающей армии.

Я возобновил поиски «Шевроле», прочесывая гостиничные стоянки и углубляясь в боковые улочки, ведущие вниз, к железнодорожной ветке. Чуть удалившись от бульвара, я попал в негритянские кварталы. В густеющей тьме здесь продолжали свои игры черные и бронзовые дети. С ветхих покосившихся веранд домиков их и меня оглядывали матери и бабушки.

Я нашел полупокрашенный «Шевроле» Фрица Сноу на разбитой улочке, за рощицей покрытых копотью олеандров. Из автомобиля слышалась музыка. За рулем сидел маленький человек в бейсбольной шапочке.

— Чем занимаешься, дружище?

— Играю.

Он приложил к губам гармонику и сыграл несколько астматических меланхоличных тактов. «Я виноват, — казалось, говорила мелодия, — но у меня больше нет сил, и у тебя, похоже, тоже, братец...»

— Хорошо играешь.

— Это талант.

Он указал через крышу машины на небо. Он сыграл еще несколько тактов, после чего принялся выдувать слюну из гармоники. От него пахло вином.

— Это твоя машина? — спросил я.

— Нет, я ее только сторожу.

Я влез на переднее сидение возле него. Ключи торчали в замке зажигания и я их вытащил. Он тревожно глянул на меня.

— Меня зовут Арчер. А тебя?

— Эймос Джонстоун. Вы не имеете права ко мне цепляться. Ей Богу, я только сторожу кому-то машину.

— Я не из полиции. Этот кто-то — молодая девушка с мальчиком?

— Сходится. Она дала мне доллар и велела сидеть, пока не вернется.

— Давно это было?

— Не знаю, у меня нет часов. Могу сказать только, что сегодня.

— Перед наступлением темноты?

Он глянул в небо, словно наступление ночи его потрясло.

— Пожалуй... Я купил на доллар вина, но оно кончилось, — он глянул в мою сторону. — Еще доллар не помешал бы...

— Мы к этому еще вернемся. Куда пошла эта девушка?

Он махнул рукой в сторону пристани.

— Взяла с собой мальчика?

— Да.

— С ним все в порядке?

— Он напуган.

— Что-то говорил?

— Со мной нет. Но трясся, как собака.

Я дал ему доллар и вернулся на пристань. На прощание он заиграл мелодию, сливающуюся с голосами невидимых в темноте детей.

На причаливших к помостам яхтах тут и там горели огни. Более яркий и ровный свет с металлической мачты освещал проволочную ограду. Я быстро огляделся и намерился перелезть через сетку, но зацепился ногой за проволоку наверху и тяжело свалился на край помоста. Стукнулся настолько крепко, что с минуту лежал без движения.

Когда я подходил к яхте, кровь все еще стучала в моих ушах. В кабине горел свет, но на палубе я не увидел никого. Темная вода зловеще поблескивала, яхта казалась пиратским судном в бухте кораллового острова. Я перелез через реллинг и ступил на палубу. На фоне темного неба вырисовывалась стройная мачта. Из кабины послышался шорох.

— Кто там?

Это был голос Джерри, который открыл люк и высунул голову, часто моргая широко раскрытыми глазами. Его открытый рот казался черной дырой на фоне более светлой бородки. Он был похож на Лазаря, встающего из гроба. Я подхватил его под мышки, поднял и швырнул на палубу. Он остался лежать без движения, словно ударившись головой. Я почувствовал угрызения совести.

По лестнице я спустился в кабину, обогнув навигационный стол с радиопередатчиком и картами на нем. Под красным пледом на одной из двух коек вырисовывался силуэт девичьего тела. Из-под пледа были видны только светлые волосы, рассыпанные по подушке, словно витое золото. Я откинул плед. Лицо девушки было удивительно неподвижно. Глаза смотрели на меня из другого измерения, словно она вот-вот умрет или уже умерла. Возле нее под пледом что-то шевельнулось, я сорвал плед. Она прижимала к себе малыша, обнимая его рукой за шею, а ладонью закрывая губы. Малыш лежал возле нее без движения, даже его круглые голубые глаза были неподвижны. Неожиданно они ожили, всматриваясь куда-то за мою спину. Я резко повернулся в тесном проходе между койками. На лестнице стоял перепуганный Джерри, обеими руками сжимая револьвер.

— Убирайся отсюда, грязная свинья!

— Убери револьвер. Еще попадешь в кого-нибудь.

— В тебя, если ты отсюда не уберешься! — прошипел он. — Я стерегу яхту, а ты вломился сюда...

В другой ситуации я не принял бы его всерьез, но ему помог револьвер.

Он махнул мне им и чуть отодвинулся, чтобы я прошел. Я начал подниматься по лестнице, не вполне уверенный, стоит с ним драться или просто пройти мимо.

Неуверенность стоила мне достаточно дорого. Кончиком глаза я увидел, что он взял револьвер за ствол и широко замахнулся рукояткой, но отклониться я не успел. Свет в моих глазах задрожал и померк.

Глава 12

Перед моими глазами проплывала вселенная. Она была похожа на огромные крутящиеся зубчатые колеса, связанные между собой. Мне казалось, что я одновременно охватил взглядом весь механизм и постиг все взаимоотношения в Нем. Где-то на краю моего сознания тихо заплескалась вода. Правой щекой я лежал на жесткой плоской поверхности, которая, казалось, все время поднималась и опадала.

Воздух был прохладен, и какое-то мгновение я думал, что нахожусь на яхте. Но когда я попытался подняться, то увидел, что лежу на помосте, а на том месте, где стояла «Ариадна» плещется темная вода.

Зачерпнув воды ладонью, я плеснул ее себе в лицо. Я был ошеломлен и придавлен. Я недооценил бородатого щенка и провалил дело. Заглянув в бумажник, обнаружил, что деньги на месте. Потом выбрался с пристани к автомобильной стоянке, где я заметил туалет. Не слишком приглядываясь к себе, я умылся. Припухшая ссадина на голове уже не кровоточила, так что я постановил ее не трогать.

К стене домика прилепился телефонный автомат с книжкой на цепочке. Я нашел номер шерифа. Дежурный сообщил мне, что шериф с остальными людьми находится в районе пожара. Телефон разрывается, но в город послать абсолютно некого.

После этого я набрал номер местного отделения Лесной Охраны. Женский голос ответил мне, что никаких телефонограмм она не принимает, но в порядке исключения согласна передать сообщение Килси. Я в телеграфном стиле изложил события последних часов, после чего услыхал, как телефонистка унылым голосом читает сообщение.

Потом я выискал на желтых страницах коммерческих объявлений колонку посредников по продаже недвижимости. Напротив фамилии Брайана Килпатрика значился как служебный, так и домашний телефон. Я набрал домашний и трубку снял сам Килпатрик. На мой вопрос, могу ли я приехать, в трубке раздался вздох.

— Собственно, у меня было намерение отдохнуть с рюмочкой... А в чем дело?

— Дело в вашем сыне Джерри.

— Ах вот как... Вы из полиции?

Его голос со старательными модуляциями стал более матовым.

— Я частный детектив. — Это как-то связано со вчерашней историей на пристани?

— Да. В данный момент дело принимает скверный оборот. Мне хотелось бы поговорить с вами.

— Но вы еще не сказали, в чем дело. В это замешана девушка?

— Да, молодая блондинка по имени Сьюзан Крендалл. Она и ваш сын забрали маленького мальчика, Рональда Броудхаста...

— Это внук миссис Броудхаст?

— Да.

— Господи, куда они его забрали?

— В море. Уплыли на яхте Армистидов. — Роджер Армистид знает об этом?

— Пока нет. Я сначала позвонил вам.

— Спасибо... Разумеется, вам нужно приехать. Вы знаете, где я живу?

Он повторил адрес дважды. Я вызвал по телефону такси. Таксист оказался из разговорчивых, он говорил о пожарах и наводнениях, землетрясениях и цунами. И почему, — спрашивал он, — люди не бегут из Калифорнии? Если так будет продолжаться, то он соберет монатки и вернется со своей семьей в Моутаун. Это его родной город.

Он привез меня в богатый район вилл, которому пока что не угрожал пожар. Современная двухэтажная вилла Килпатрика со слегка приподнятой крышей, стояла на бетонной площадке у подножья заросшего склона. Холодный воздух остался внизу и, когда я вышел из автомобиля, то ощутил на лице горячее дуновение. Я попросил таксиста подождать.

Килпатрик вышел мне навстречу. Это был осанистый мужчина в расстегнутой на груди спортивной рубашке поверх брюк. В его рыжей шевелюре и рыжих зарослях на груди виднелись седые волоски. Несмотря на рюмку, которую он сжимал в руках и слегка остекленевшие от выпитого глаза, лицо его было трезво и печально. Подавая мне руку, он заметил ссадину на моей голове.

— Что с вами случилось?

— Ваш сынок треснул меня револьвером.

Килпатрик изобразил сочувствие.

— Мне очень жаль. Но, — быстро добавил он, — я не могу нести ответственность за делишки Джерри. Я не имею на него ни малейшего влияния. — Это я заметил. Может, войдем в дом?

— Разумеется... Вы, наверное, охотно выпили бы чего-нибудь?..

Он проводил меня в курительную, где стоял бар и окна выходили на ярко освещенный бассейн. Возле бассейна стоял шезлонг, из-за которого были видны черные волосы и блистательные медные женские ноги, их владелица не была видна. На столике рядом с ней работал транзисторный приемник, возле него стоял серебристый шейкер.

Килпатрик опустил занавеску и только после этого зажег свет. Он сообщил, что пьет «мартини», и спросил, не сделать ли мне то же самое. Я попросил виски с содовой. Усевшись напротив меня за маленький столик с инкрустированной шахматной доской сверху, он произнес, осторожно подбирая слова:

— Наверное, я должен вам сообщить, что мне звонил отец этой девушки.

Он нашел фамилию Джерри у нее в блокноте.

— Как давно она покинула дом? Он вам этого не говорил?

Килпатрик кивнул.

— Пару дней назад. Исчезла в четверг. — Крендалл не говорил, почему?

— Он знает столько же, сколько и я. Это поколение уходит из рук, — добавил он с раздражением, придавшим его голосу старческое звучание. — Они наказывают нас за то, что мы произвели их на свет...

— Крендаллы живут в Санта-Терезе?

— Нет.

— Как же она познакомилась с Джерри?

— Понятия не имею. Я знаю только то, что сказал мне Крендалл.

— Как его зовут и где он живет?

Килпатрик поднял руку жестом полицейского, останавливающего движение.

— Сначала мне бы хотелось, чтобы вы ответили на пару вопросов. При чем здесь Рональд Броудхаст? Что они собираются с ним делать?

— Я сомневаюсь, что у них есть конкретный план. Скорее это импровизация. Но с тем же успехом это может оказаться похищением. С точки зрения закона, таковым оно и является.

— Чтобы получить выкуп? Джерри всегда утверждал, что презирает деньги.

— Похищают не только для денег...

— Но для чего же?

— Из мести. Для извращений. Чтобы почувствовать свою власть.

— Все это не похоже на Джерри.

— А на девушку?

— Насколько я понял, это приличная девушка из приличной семьи. Возможно, не слишком счастливая, как признал ее отец, но девушка, на которую можно положиться...

— В точности так же говорил отец Лиззи Борден...[2]

Он окинул меня потрясенным взглядом.

— Пожалуй, это все-таки слишком сильное сравнение...

— Надеюсь. Однако, человек, в обществе которого она находилась сегодня утром, отец Ронни, был убит мотыгой.

Его лицо побледнело, на нем ярко проступила мозаика кровеносных сосудов. Он втянул через соломинку остаток коктейля, пока со дна стакана не донесся сухой звук.

— Вы хотите сказать, что Стенли Броудхаст убит?

— Да.

— И вы думаете, что она его убила?

— Этого я не знаю. Но если это так, то малыш, скорей всего, был свидетелем.

— И Джерри тоже присутствовал при этом?

— Не знаю.

— Где это произошло?

— В каньоне миссис Броудхаст, возле так называемого охотничьего домика. Все указывает на то, что именно тогда возник огонь.

Килпатрик постукивал стаканом о стол. Потом он встал и подошел к бару, словно был несколько не в себе. Вернулся он с пустыми руками и совершенно протрезвевший.

— Вы должны были сказать это по телефону. Я никогда бы...

Он замолчал, подозрительно уставившись на меня.

— Вы никогда не впустили бы меня в дом и ничего мне не сказали бы, — закончил я. — Где живет Крендалл?

— Я вам не скажу.

— Это вам ничего не даст. Вам не удастся долго сохранять это в тайне. Единственная конструктивная вещь, которую мы можем сделать, — это удержать Джерри и девушку от дальнейших глупостей.

— Что они могут сделать?

— Бросить мальчика, — сказал я. — Или убить.

Он сузил глаза и смерил меня взглядом.

— А почему этот мальчик так вас интересует?

— Меня пригласила его мать, чтобы я нашел его.

— То есть, вы представляете другую сторону?

— Я представляю мальчика.

— Вы его знаете?

— Немного.

— И он вам не безразличен?

— Вы угадали.

— Возможно, это позволит вам хоть отдаленно понять, что я испытываю к своему сыну...

— Лучше всего я понял бы это, если бы вы мне помогли. Я стараюсь вызволить из беды вас обоих.

— Мне кажется, вы скорее накликаете беду на людей, — сказал он.

На минуту это закрыло мне рот. Благодаря своему торгашескому умению видеть человеческие слабости, он безошибочно понял то, в чем я себе признаваться не любил, — что временами я против воли действую как катализатор дремлющих бед. Чтобы несколько сменить тему, я достал книгу в зеленом переплете с нацарапанной на первой странице фамилией его сына.

— Откуда у Сью Крендалл могла оказаться эта книга?

— Скорей всего, Джерри забрал ее с собой из дома, — ответил он после минутного раздумья. — Я не дорожу книжками. Моя жена была интеллектуалка, окончила Стенфордский университет...

— Ее нет дома?

Он покачал головой.

— Эллен? Она сбежала одиннадцать лет назад. У бассейна моя невеста.

— Давно ли ушел Джерри?

— Месяца два. Он перебрался на яхту в июле. Но если говорить о наших взаимоотношениях, то они прервались год назад, когда он уехал в университет.

— Джерри учится?

— Уже нет, — сказал Килпатрик с сожалением в голосе. — Поступил на торговый факультет, мог без труда его окончить. Я готов был оплачивать все, пока он не получит звание магистра. Но он палец о палец ударить не желал, и не спрашивайте почему, я этого не знаю.

Он наклонился над столом и захлопнул книгу с именем сына.

— Джерри употребляет наркотики?

— Откуда я могу знать?

Но его глаза неуверенно скользнули вбок, избегая моего взгляда. Разговор начинал его тяготить по понятным причинам — он боялся впутать сына в историю с убийством.

— Но вы же знаете, что произошло на яхте — девушка прыгнула с мачты...

— Знаю. До меня дошли сплетни с пристани. Но я не знал, что дело в наркотиках...

Он вдруг наклонился и взял стакан с виски, к которому я не прикоснулся.

— Если вы не пьете, то выпью я, — сказал он и опрокинул стакан в рот.

Мы сидели напротив в неприязненном молчании. Килпатрик всматривался в темные и светлые квадраты инкрустированной шахматной доски, словно на ней стояли фигуры, и моих было больше. Наконец он поднял голову и наши глаза встретились.

— Вы думаете, это Джерри дал ей наркотик? — спросил он.

— Вы его лучше знаете...

— Теперь уже нет. Но я подозревал, что он колется. Это было одной из причин нашей ссоры.

— Что он употреблял?

— Не знаю. Но вел себя и говорил так, будто у него крыша поехала, — в его устах это прозвучало странно, но в то же время вызывающе, словно доказательство солидарности с блудным сыном. — Но я слишком много говорю вам, — нервно добавил он.

— Вы можете смело рассказать остальное.

— Остального нет. Это все. У меня был чудесный способный сын, но в один прекрасный день он решил перевернуть свою жизнь с ног на голову и стал мальчишкой на побегушках в порту...

— Откуда его дружба с Армистидом?

— Эта семья купила у меня недвижимость и Армистид воспылал к нему симпатией. Научил его морскому делу, в прошлом году взял с собой на регату в Инсенейд.

— Из Джерри мог бы получиться неплохой моряк...

— Превосходный. Он мог бы дойти на этом шлюпе до Гавайев, — его настроение неожиданно переменилось. — Но кто знает, не забыл ли он и морское дело, как все остальное...

Он встал и подошел к завешенному окну. Приоткрыв занавеску, выглянул наружу, словно дом был окружен.

— Черт подери! — сказал он. — Мы с невестой собирались пойти поужинать, — с неожиданной злостью он повернулся ко мне. — Вы хоть понимаете, что испортили нам вечер?

Вопрос не требовал ответа и Килпатрик это понимал. Он придвинулся к бару, словно надеясь найти за ним бармена, которому можно пожаловаться. Потом открыл голубой блокнот, лежавший у телефона, проверил что-то и снова закрыл его. Вместо блокнота взял чистый стакан, налил в него виски, разбавил водой и поставил передо мной. Я поблагодарил, хотя пить мне не хотелось — я чувствовал, что ночь будет долгой. Килпатрик тоже чувствовал это. Он стоял надо мной, опираясь на стол, с растопыренными ладонями и полным переживаний лицом.

— Послушайте, мистер, — сказал он, — я не такая бесчувственная дрянь, какой... каким вы меня считаете. Джерри был крошкой, когда меня бросила жена. Я не дал ей ни одного конкретного повода для этого поступка, разве что жизнь со мной не была похожа на роман... Но Джерри считает, что это моя вина. Он всегда винит меня во всем, — от обиды он глубоко втянул воздух. — Я в самом деле люблю его! Я хотел сделать для него все, себе отказывал... Но времена изменились, эпоха хеппи-эндов прошла...

Он склонился надо мной, прислушиваясь к тишине, словно столкнулся с ней впервые в жизни. Я спросил:

— Как можно вернуть Джерри и Сьюзан?

— Понятия не имею...

— Не обратиться ли в ФБР?

— О, прошу вас, не делайте этого! Это запятнает Джерри на всю его жизнь!

Я ощутил на плече его тяжелую руку. Он резко убрал ее и снова пошел к бару, словно зверь, мечущийся по клетке. Налив себе виски, вернулся на свое место за столом, напротив меня. — Дайте ему шанс самому вернуть яхту. — Во всяком случае мы должны уведомить местную полицию.

— Это я сделаю, — сказал он. — Я близко знаком с шерифом Тримейном, поговорю с ним.

— Сегодня же?

— Разумеется, сегодня же. Меня все это тяготит больше, чем вас, мистер. Джерри — мой сын. Все, что касается его, касается и меня.

Это прозвучало, словно он произносил заученный текст, но не вполне понимал смысл произносимых слов. — Ну, так скажите мне, как найти родителей Сьюзан. Мне необходимо как можно скорее поговорить с ее отцом.

— Я не могу. Это было бы нехорошо по отношению к ним.

Я сказал самое резкое, что пришло в голову.

— Ваши понятия о том, что «хорошо», костью встанут вам поперек горла, вы с этим до конца жизни не разберетесь! В любой момент может произойти катастрофа, а вы не желаете пальцем шевельнуть для ее предотвращения! И еще ждете хеппи-энда...

— Я же сказал вам, что не жду, — он провел ладонями по лицу, а потом сложил руки под подбородком, словно приготовившись молиться. — Вы должны дать мне время подумать...

— Ну, разумеется. Сколько часов вам необходимо? А я посижу и подумаю, что в это время происходит с маленьким Броудхастом...

Он окинул меня внимательным взглядом из-за сложенных рук. Его глаза на секунду блеснули детской впечатлительностью, видимо, не окончательно угасшей в Нем. В холле раздался звонок и Килпатрик вышел, прикрыв за собой дверь. Я взял блокнот, лежащий у телефона. Под буквой "К" значился некий Лестер Крендалл, проживающий в Пасифик-Палисейд. Запись не казалась свежей, под ней стояло несколько последующих.

Я как раз переписывал номер в свой блокнот, когда двери резко распахнулись и в комнату ввалилась брюнетка, сидевшая у бассейна. Она была достаточно хороша, возможно, чуть полновата для своего открытого бикини, и абсолютно пьяна.

— Где же развлечения? — спросила она игриво.

— Я тут ни при чем, — ответил я.

Ее губы искривились, словно у обиженной девочки.

— Брайан обещал повезти меня в дансинг...

Она изобразила несколько экспериментальных па, чуть не падая при этом. Я подвел ее к одному из кресел, но она не желала садиться. Она желала танцевать.

В комнату вошел Килпатрик, он вел себя, словно женщины здесь вовсе не было. Двигаясь механически, словно робот, он обошел бар, выдвинул ящик с обратной стороны и достал тяжелый револьвер.

— Что случилось? — спросил я.

Он не ответил, но мне не понравилось выражение холодной злости на его лице, так что я пошел за ним следом так, чтобы он видел мое присутствие. В дверях стоял молодой человек с отчаяньем в глазах и следами копоти на лбу. Килпатрик показал ему револьвер.

— Убирайтесь отсюда! Я не намерен выслушивать ваши бредни!

— Вы называете это бреднями? — произнес молодой человек. — Я потерял дом, мебель, вещи своей семьи. Все потерял, мистер Килпатрик! И это ваша вина!

— С какой стати?!

— Я говорил с одним из пожарников, когда дом сгорел. Разумеется, его не было, когда горело. Но он сказал, что этот каньон вообще не пригоден для застройки из-за повышенной пожарной опасности. Вы как-то забыли об этом, когда продавали дом!

— Этим мы все рискуем, — ответил Килпатрик. — Мой дом тоже может сгореть сегодня или завтра.

— О, если бы сгорел! Интересно, как бы вы тогда запели!

— Вы приехали, чтобы сказать мне об этом?

— Не вполне... — молодой человек несколько смешался. — Я приехал, потому что мне некуда деваться ночью...

— Я думаю, тут вы не можете остаться. — Да, я уже это понял...

У него не хватило слов. Он еще раз глянул на револьвер в руке Килпатрика и быстрым шагом двинулся к автомобилю, стоящему возле моего такси. Через заднее окно длинного комби выглядывало несколько детей, словно узники, интересующиеся, куда их привезли, на переднем сидении сидела женщина, неподвижно глядя перед собой.

— Я очень рад, что вы не убили его, — сказал я Килпатрику.

— У меня не было такого намерения. Но слышали бы вы, какими словами он меня оскорблял! Я не позволю...

— В каком районе он жил?

— В каньоне Истейтс. Это мои участки.

— Каньон сгорел?

— Не весь. Только несколько домов, его в том числе, — Килпатрик гневно потряс головой вслед отъезжающему автомобилю. — Не один он потерял. Я еще не оплатил все дома. Теперь их никто не купит.

— Вы знаете, что с домом миссис Броудхаст?

— Судя по последним известиям, еще стоит. Эти старые испанские дома строились всерьез, огонь их так легко не возьмет.

За спиной Килпатрика показалась брюнетка. Она накинула пляжный халатик и казалась абсолютно трезвой, хотя и очень расстроенной.

— Ради Бога, — обратилась она к нему, — прекрати размахивать этим револьвером! Мне плохо становится, когда ты им размахиваешь...

— Я не размахиваю... — произнес он, но спрятал оружие в карман.

Втроем мы спустились на тротуар. Таксист изучал нас, словно пришельцев с Марса. Килпатрик лизнул палец и поднял его вверх. Со дна каньона тянуло холодным ветром.

— С моря, — сказал он. — Если не переменится, будем победителями.

Я надеялся, что он не ошибается. Но восточная часть неба все еще полыхала, словно свет в ночном окне.

Глава 13

Мне пришлось заплатить пятьдесят долларов сверху, чтобы таксист согласился отвезти меня в Нортридж, где в гараже Стенли Броудхаста я оставил свою машину. Таксист желал говорить, но я приглушил его и вздремнул часок.

Проснулся я с шумом в висках, когда мы съехали с автострады на Вентуру. По моей просьбе таксист остановился возле ближайшего телефона и разменял мне доллар. Я набрал номер Лестера Крендалла. Послышался женский голос, звучавший так, словно его хозяйка с трудом владела собой.

— Квартира Крендаллов...

— Мистер Крендалл дома?

— В данный момент его нет. Я не знаю когда вернется.

— А где он?

— На Сансет-Стрип[3].

— Ищет Сьюзан?

Ее тон перестал быть равнодушным.

— Откуда вы знаете? Вы знакомый Лестера?

— Нет, но я видел вашу дочь. В Лос-Анджелесе ее нет. Я могу приехать поговорить с вами?

— Не знаю... Вы из полиции?

Я представился и сказал, кто я такой. В ответ на это она назвала свой адрес на одной из пересекающих Бульвар Заходящего Солнца улиц, которую я знал.

Миновав туннель под автострадой, такси въехало в Нортридж. У меня был ключ от гаража Броудхастов. Я попросил таксиста подождать, пока не увижу, что машина на месте. Она стояла там, где я ее оставил, и завелась мгновенно. Выйдя на улицу, я отпустил такси.

Вернувшись во двор, я осмотрелся более внимательно. Сквозь изгородь от соседей проникал слабый свет. Я увидел, что задняя дверь домика слегка приоткрыта. Открыв ее пошире, я зажег свет в кухне.

Дверь была поцарапана вокруг замка, похоже было, что кто-то ее взломал. У меня мелькнула мысль, что взломщик может еще находиться в доме. Нарываться на него мне не хотелось. Взломщики редко идут на предумышленное убийство, но, бывает, убивают внезапно, стоит кому-то вторгнуться без приглашения в их мрачный мир.

Я погасил свет и подождал. В доме царила тишина, издали доносилась пульсация шоссе, по которому я приехал. У соседей работал телевизор, передавали последние известия. Несмотря на обыденность этих звуков, я чувствовал почти физическую тревогу. Когда я входил в холл, дыхание мое прерывалось.

Наверное я почувствовал его нюхом или шестым чувством. Включив в кабинете свет, я увидел его около покалеченного стола. Он лежал, выщерив мне навстречу зубы, словно маг, окончивший свое выступление. В первую минуту я его не узнал. У него была черная борода, усы и длинные черные волосы, удивительно низко росшие на лбу. Лишь присмотревшись, я увидел, что это скверно подобранный парик, борода и усы также были приклеены. Из-под них выглядывало мертвое лицо типа, велевшего называть себя Элом. Видно, он пришел за своей тысячей долларов. Это был лишний приход.

Грудь его рубашки была липкой и мокрой от крови, под ней виднелось несколько колотых ран. Пахло от него спиртным. На внутреннем кармане куртки была этикетка сан-францисской фирмы. Сам карман был пуст, как и остальные. Я приподнял его, чтобы проверить, нет ли бумажника в заднем кармане брюк. Не было.

Я проверил по своему блокноту данный им адрес: отель «Под Звездами» у приморского шоссе, ниже каньона Топанга. После этого я оглядел сдвинутый стол, в который он, видимо, залез. Дерево вокруг замка было повреждено, верхняя крышка стола была приподнята. Мне не удалось открыть ее больше, чтобы добраться до ящиков, но под самой крышкой я нашел фотографию молодого мужчины и молодой женщины, на первый взгляд похожих друг на друга. К фотографии была подколота карточка с напечатанным именем и адресом Стенли. Под этим кто-то, видимо он сам, вывел старательным почерком:

«Кто видел этих мужчину и женщину? Исходя из свидетельских показаний, они выехали из Санта-Терезы в начале июля 1955 г. и направились в Сан-Франциско в красном „Порше“, зарегистрированном в Калифорнии (номер ХВ1-251). В Сан-Франциско они задержались на одну или две ночи, после чего 6 июля отплыли через Ванкувер в Гонолулу на английском корабле „Свенси Кастл“. За известие о настоящем месте их пребывания ожидает вознаграждение в размере тысячи долларов».

Я присмотрелся к фотографиям, подколотым к тексту. У женщины были темные волосы и большие темные глаза, грустно глядящие со старой фотографии, черты ее были мелкими и правильными, за исключением полных, чуть припухших губ.

Лицо мужчины, в котором я угадал капитана Броудхаста, не было так однозначно. У него были правильные черты и чуть раскосые глаза, смотрящие твердо и упрямо. Сходство с женщиной при ближайшем рассмотрении оказалось поверхностным. Мужчина словно прятался за своим твердым взглядом, но было видно, что он относится к людям, привыкшим брать, в то время как женщина была из привыкших отдавать.

Я вернулся к картотеке. Ее верхний ящик был выдвинут с такой силой, что не задвигался обратно. Он был полон писем, старательно разделенных желтыми карточками. Почтовые штемпели охватывали последние шесть лет. Я вынул одно из последних писем на фирменном бланке Бюро Путешествий Санта-Терезы. Машинописный текст извещал:

"Многоуважаемый господин!

Мы проверили по бумагам интересующие вас данные и подтверждаем, что Ваш отец, мистер Лео Броудхаст, заказал двухместную кабину на корабле «Свенси Кастл», который около 6 июля 1955 года отправлялся из Сан-Франциско до Гонолулу (через Ванкувер). Билеты были выкуплены, но мы не можем утверждать, что они были использованы. С тех пор «Свенси Кастл» сменил порт прописки и в настоящее время плавает под либерийским флагом. Поиски тогдашнего владельца и капитана судна будут достаточно затруднительны. Желаете ли Вы, чтобы мы предприняли соответствующие шаги?

С уважением Харви Нобл, владелец."

Следом я достал одно из старых писем, написано оно было от руки на бланке церкви в Санта-Терезе пастором преподобным Лоуэллом Райсманом.

"Милый Стенли!

Твой отец был моим прихожанином лишь постольку, поскольку иногда по воскресеньям посещал мессу, как Ты сам, надеюсь, помнишь. Весьма сожалею, но я вынужден признать, что никогда не был с ним близок и не знал его. Разумеется, мы оба повинны были в этом. Он производил впечатление спортсмена, человека действия, полного энергии, любящего жизнь. Несомненно, таким он остался и в Твоей памяти.

Несмотря на то, что я Тебя понимаю и сочувствую Тебе, позволь мне выразить уверенность в том, что Тебе надлежит удовольствоваться этими воспоминаниями и не блуждать более по тому пути, куда Ты свернул вопреки моим советам. Твой отец решился оставить Твою мать и Тебя по причинам, понять которые не сможем ни Ты, ни я. Сердце часто руководствуется соображениями, недоступными рассудку. Мне кажется, не следует сыну слишком углубляться в жизнь своего отца. Кто из нас без греха?

Лучше подумай о собственной жизни, Стенли. Не так давно Ты принял на себя супружеские обязанности — я имел счастье обвенчать тебя, и хорошо об этом помню. Твоя жена — прекрасная благородная женщина, и она, безусловно, больше заслуживает твоего внимания, нежели давние несчастья, о которых Ты пишешь. От прошлого нельзя требовать ничего — ни хорошего, ни плохого — кроме того, что уже свершилось. Самое большее, чего мы можем желать, — что оно отступит и освободит нас от себя навсегда. Мы должны дожить до такого освобождения, мы должны согласиться с ним и мы должны облегчать это освобождение окружающим.

Что же касается супружеских проблем, о которых Ты говоришь, то, поверь мне, в этом нет ничего необычного. Однако, я хотел бы поговорить об этом с Тобой лично, вместо того, чтобы излагать на бумаге непослушные мысли. А потому — до скорой встречи!"

Я взглянул на свежий труп и вспомнил другой, выкопанный сегодня утром в каньоне миссис Броудхаст. Преподобный Райсман дал Стенли хороший совет, однако тот его не послушался. Меня охватило чувство жалости и стыда. Мне не с чего было особо горевать о Стенли, но я был тронут.

Я сообразил, что должен уведомить полицию и, не желая прикасаться к телефону в кабинете, вернулся в кухню. Включив свет, я увидел в раковине среди грязной посуды коричневую бутылку из-под виски. Набрав номер участка в Сан-Вэлли, сообщил об убийстве.

В течение девяти-десяти минут до их приезда я нашел машину Эла за ближайшим углом. Машина была заперта. Уже слыша полицейскую сирену, я сообразил, что моя собственная машина стоит с включенным мотором и, вернувшись во двор, выключил его. В багажнике у меня лежала соломенная шляпа и я ее надел, чтобы скрыть ссадину на голове. Полицейских я встретил перед домом.

На крыльцо соседнего домика вышел его владелец, посмотрел на нас и молча удалился. Я провел полицейских через кухню, обратив их внимание на следы взлома, показал труп и коротко рассказал, как на него наткнулся. Подписав протокол, они позвонили, чтобы приехала следственная бригада, настоятельно напоминая мне, чтобы я не уходил.

Я повторил свою историю с некоторыми подробностями капитану в штатском по имени Эрни Шипстад, который был мне знаком с тех времен, когда он был сержантом голливудского участка. Эрни был румяный швед с быстрыми цепкими глазами, запоминавшими все детали кабинета так же точно, как аппарат полицейского фотографа, сделавшего несколько фотографий трупа с бородой и усами и в парике, а потом без них. После этого тело осторожно положили на носилки и унесли. Эрни остался.

— Значит, ты думаешь, что он пришел за деньгами?

— Весьма вероятно.

— И получил нож в брюхо, хотя человек, который обещал ему деньги, мертв... — он взял протянутую мной карточку и прочитал вслух:

— "Кто видел этого мужчину и эту женщину?" Ты думаешь, дело именно в этом?

— Возможно.

— Как тебе кажется, зачем он явился в парике?

— Возможны несколько причин. Может, он в розыске? Я бы рискнул побиться об заклад, что так и есть.

Эрни кивнул.

— Это я проверю. Но возможны и другие причины.

— Какие?

— Мог вырядиться во все это, собираясь в город. Некоторые типы притворяются длинноволосыми, собираясь по девочкам. Может, он хотел взять деньги и слегка поразвлечься.

Я был вынужден признать, что и это не исключено.

Глава 14

Съехав с Сепульведы вблизи Бульвара Заходящего Солнца, я оказался в Пасифик-Палисейд. Крендаллы обитали на улице, поросшей пальмами, в доме, напоминающем тюдоровский замок, с двускатной крышей и ложными контрфорсами, выступающими из стены. Большие окна в стиле всего здания были ярко освещены, словно в доме был бал, хотя единственным звуком, долетавшим до меня, когда я стучал молотком по резным дверям, был шелест ветра в сухих пальмовых листьях.

Мне открыла блондинка в черном платье, охватывавшем настолько стройное тело, что в неверном свете я принял ее за Сьюзан. Но когда она наклонила голову, всматриваясь в меня, я смог заметить, что время уже коснулось ее лица и подбирается к шее. Щурясь, она глянула в темноту за моей спиной.

— Мистер Арчер? — спросила она.

— Да. Мне можно войти?

— Прошу вас. Муж вернулся, но он отдыхает...

Она провела меня в неуютную гостиную с ослепительной хрустальной люстрой, от которой болели глаза, и незажженным мраморным камином. Мы уселись друг напротив друга в стильных креслах. Женщина приняла красивую безжизненную позу, хотя лицо ее было слегка напряжено. Она казалась одновременно печальной и раздраженной, словно в ее теле жили вместе ангел и черт.

— Сьюзан была здорова, когда вы ее видели, мистер?

— Была цела, вы ведь хотите знать именно это?

— Где она сейчас?

— Не знаю.

— Вы сказали, что дело весьма серьезно, — она говорила тихо, словно стремясь уменьшить опасность. — Что-то случилось? Я прошу вас все мне рассказать! Сижу у телефона уже третью ночь...

— Я знаю.

Она наклонилась ко мне, выставив грудь.

— У вас есть дети?

— Нет, но у моих клиентов они есть. И одного из них забрала с собой Сьюзан. Маленького мальчика по имени Рональд Броудхаст. Вы о нем что-нибудь слышали?

Она на минуту задумалась, потом покачала головой.

— Кажется, нет...

— Отец Рональда сегодня утром был убит. Стенли Броудхаст.

Она не среагировала на звук этого имени. Когда я рассказывал ей о событиях прошедшего дня, она сидела, словно ребенок, заслушавшийся сказкой. Только ее руки оторвались от колен и припали к груди — казалось, это два странных существа с красными лапками, двигающиеся помимо ее воли. — Сьюзан не могла ничего такого сделать! У нее ласковый характер, она любит детей. Ни за что не обидела бы она маленького мальчика!

— В таком случае, зачем она его похитила?

Это ее потрясло. Она смотрела на меня обиженно. Я вырвал ее из сна, в котором протекала ее жизнь. Руки упали на колени.

— Должно же быть какое-то объяснение...

— Вы знаете, почему она убежала из дому, миссис?

— Я не могу... мы оба с мужем не можем этого понять! Все произошло так внезапно! Она поступила в университет в Лос-Анджелесе, у нее было столько интересных занятий на каникулах: теннис, прыжки с трамплина, уроки французского... И внезапно, утром в четверг, когда мы вышли за покупками, она исчезла, не сказав ни слова, даже не попрощавшись...

— Вы сообщили в полицию?

— Это сделал Лестер. Они сказали, что ничего не могут обещать, каждую неделю пропадает несколько сотен молодых девушек и парней... Я и мысли не могла допустить, что моя дочь будет одной из них! У нее была действительно хорошая жизнь, мы все ей отдавали...

Я вновь вернул ее к грустной действительности.

— В последнее время вы не заметили в дочери каких-либо серьезных перемен?

— В каком смысле?

— Перемен в ее поведении. Возможно, спала намного большего обычного?

Или намного меньше? Возможно, стала раздражительной и без причин злилась? Или, наоборот, была апатична и перестала за собой следить?

— Ничего подобного я не заметила. Сьюзан не употребляет наркотики, если вы это имеете в виду...

— Подумайте хорошенько, миссис. В четверг ночью, скорей всего употребив что-то, она прыгнула в портовый бассейн в Санта-Терезе.

— С ней был Джерри Килпатрик?

— Да. Вы его знаете?

— Он как-то был тут. Мы познакомились в Ньюпорт-Бич. Он производил очень милое впечатление...

— Когда это было?

— Месяца два назад. Они с моим мужем поспорили, и больше он не показывался.

Она говорила раздраженно.

— О чем они поспорили?

— Об этом спросите у Лестера. Как-то не пришлись по вкусу друг другу.

— Я хотел бы поговорить с вашим мужем.

— Он отдыхает. Эти дни были очень тяжелыми...

— Мне очень жаль, но вам придется ему помешать.

— Мне не хотелось бы это делать. Понимаете, Лестер уже не молод...

Она не двинулась с места. Была из породы тех платиновых блондинок, которые живут в придуманном мире и не могут противостоять ни одной неприятности. Из тех матерей, которые часами ждут у телефона, но не знают, что говорить, когда он, наконец, зазвонит.

— Ваша дочь вышла в море с несовершеннолетним малышом. Ее подозревают в похищении и убийстве. А вы не хотите беспокоить ее отца! — я встал и распахнул дверь гостиной. — Если вы не позовете мужа, я найду его сам!

— Ну, если вы настаиваете...

Когда она миновала меня в дверях, я почти физически ощутил в ее теле лед, отразившийся во всей этой комнате, с ее ослепительной люстрой, напоминающей гроздь застывших слез и белым мраморным камином, напоминавшим надгробье. Даже цветы в вазах были пластиковые, без запаха, излучающие мертвую ауру искусственности.

Лестер Крендалл вошел в комнату так, словно он, а не я был гостем.

Это был приземистый мужчина со стальной сединой в волосах и бакенбардах, охватывающих его несколько помятое лицо, словно пинцет экспонат. У него была улыбка человека, желающего нравиться. Руку он пожал крепко и я заметил, что у него большая, деформированная рука со следами тяжелого физического труда — припухшими суставами и твердыми мозолями. Всю жизнь гнул спину, — подумал я, — чтобы получить эти хоромы, и чтобы его дочь одним движением отказалась от них...

На нем был богатый атласный алый халат поверх нижней рубашки и брюк. Порозовевшее лицо и влажные волосы говорили о том, что он только что принимал ванну. Я попросил прощения, что помешал, но он нетерпеливо отмахнулся.

— Поверьте мне, мистер, я готов в любое время ночи вскочить! Кажется, вам что-то известно о моей девочке?

Я вкратце рассказал ему все, что знал. Под ударами моих слов его лицо словно набухало. Но он смог не показать страха, хотя глаза его наполнились слезами.

— Она не сделала бы всего этого просто так, — сказал он. — Сьюзан умная девочка. Я не верю, что она употребляет наркотики!

— Вы можете верить или нет, но факты от этого не меняются, — отрезал я.

— Вы не знаете ее. Я провел весь вечер, бродя туда-сюда по Сансет-Стрип. И получил понятие о том, что происходит с современной молодежью. Но Сьюзан не такая! Она всегда была очень дисциплинированной. Он тяжело опустился в одно из стильных кресел, словно этот итог долгого вечера исчерпал его силы. Я сел напротив. — Давайте не будем спорить, — сказал я. — Один хороший след стоит больше, чем все теории в мире.

— Святая правда!

— Не могу ли я посмотреть записную книжку Сьюзан? Кажется, она у вас?

Он поднял взгляд на жену, стоящую возле него.

— Ты не принесешь, мамочка? Она на столе в библиотеке...

Когда она вышла, я сказал Крендаллу:

— Прежде чем дело доходит до критического состояния, как у вас, семья обычно замечает нечто настораживающее. У Сьюзан в последнее время не было неприятностей?

— Абсолютно никаких! В ее жизни вообще не было неприятностей, если хотите знать.

— Возможно, она пила?

— Она не любит спиртного. Я иногда давал ей попробовать из своей рюмки, только кривилась...

Он скривился сам. Это придало его лицу испуганное выражение. Я не знал, вспомнил ли он о чем-то или же старался о чем-то думать.

— Как ваша дочь проводит свободное время?

— Мы очень дружная семья, — заявил он, — много времени проводим вместе. У меня несколько отелей на побережье и мы втроем часто устраиваем такие небольшие пикники, совмещая приятное с полезным. Кроме того, у Сьюзан, разумеется, много занятий помимо учебы: теннис, прыжки с трамплина, французский...

Он был похож на человека с завязанными глазами, пытающегося ощупью отыскать несуществующую девушку. Для меня начинало кое-что проясняться. Обычная проблема — искусственно создаваемый мир настолько тяготит юные души, что они ищут малейшую возможность побега в реальную жизнь. Или в наркотики.

— Разве Сьюзан много времени проводит на Сансет-Стрип?

— Простите, мистер, ну вы и скажете! Да она никогда там не была! По меньшей мере, мне об этом неизвестно.

— Так почему же вы ее там искали?

— Мне подбросил эту мысль один полицейский. Он сказал, что это — пристань пропавших девушек и, может, я найду ее там...

— С какими парнями ваша дочь встречается?

— Она не слишком интересуется парнями. Была несколько раз на частных вечеринках, разумеется, под присмотром старших. И уже несколько лет она посещает уроки танцев — бальных и современных. А что касается гуляний с мальчиками, то, честно говоря, я против этого. При нынешних нравах, вы сами понимаете, мистер... Она встречается и дружит в основном с девушками...

— А Джерри Килпатрик? Я слышал, что он наведывался к ней...

Крендалл покраснел.

— Да, он был тут один раз, где-то в июне. Они с Сьюзан очень живо общались, но замолкли, стоило мне войти в комнату. Мне это не понравилось. — Кажется, дошло до ссоры?

Он внимательно посмотрел не меня.

— Откуда вы знаете?

— От вашей жены.

— Женщины всегда болтают лишнее. Да, мы поговорили. Мне хотелось понять его взгляды на жизнь, и я дружески спросил, что он намерен делать в жизни, а он ответил мне, что не забивает этим себе голову, как-то да сложится... Этот ответ меня не удовлетворил, и я спросил, что же будет со страной, если все станут придерживаться такой позиции. Он ответил, что все уже случилось. Не знаю, что он имел в виду, но тон мне не понравился. Я сказал, что ежели его взгляды таковы, то он может идти и больше не показываться в моем доме. Он тявкнул, что сделает это с удовольствием, засранец! Ну, он ушел и действительно больше не возвращался. Бог с ним, невелика потеря.

Лицо Крендалла было темно-красным, на висках пульсировали жилы. В моей голове также пульсировала кровь.

— Жена считает, что я был неправ и поступил плохо, — продолжил он. Вы же знаете женщин, мистер! Если девушка не вышла замуж или, по крайней мере, не обручилась к восемнадцати годам, они решают, что останется старой девой, — он склонил голову, словно поймал какой-то непонятный мне сигнал. — Интересно, что мамочка столько времени делает в библиотеке...

Когда он встал и открыл двери в холл, я пошел за ним. Его движения были тяжелыми и медленными, словно его плечи уже придавила тревога, еще не допускаемая до рассудка.

Из-за дверей библиотеки слышался женский плач. Миссис Крендалл стояла, прижимаясь лицом к пустым полкам, и рыдала в голос. Крендалл шагнул к ней и принялся успокоительно гладить ее по сотрясавшемуся плечу. — Не плачь, мамочка! Мы найдем и вернем ее...

— Нет, — она потрясла головой. — Сьюзан никогда сюда не вернется, мы права не имели ее сюда привозить!

— Что с тобой?!

— Здесь для нас не место. Все кроме тебя понимают это!

— Но это не так! У меня на счету больше, чем у кого бы то ни было на этой улице. Большинство соседей я могу купить и продать!

— Что нам в том счете! Мы здесь, словно рыбы без воды. У меня ни одной близкой души на всей улице. И у Сьюзан тоже...

Он взял ее тяжелыми ладонями за плечи и повернул лицом к комнате.

— Что ты выдумываешь, мамочка! Все кланяются и улыбаются нам, когда мы проезжаем. Все знают, кто мы и чего мы стоим!

— Может, и знают. Но ни мне, ни Сьюзан от этого не легче.

— В чем же вам не легче?

— В жизни, — сказала она. — Я притворялась, что все в порядке. И вот оказалось, что это не так...

— Все опять образуется, я обещаю тебе! Все будет о'кей!

— Никогда не было о'кей!

— Неправда! Ты отлично знаешь, что было...

Она принялась резко качать головой, Крендалл ладонями придержал эти движения, словно это был просто нервный тик. Он откинул ей волосы со лба, чистого и ровного, несмотря на залитое слезами лицо. Она оперлась на него, позволяя поддерживать себя, ее голова неподвижно застыла на его плече, не замечая моего присутствия, лицо было лицом женщины, утонувшей в собственной жизни.

Обнявшись, они вышли в холл, оставив меня в библиотеке одного. В углу на столике лежала открытая маленькая записная книжка. Я сел и принялся просматривать ее. На красной сафьяновой обложке золотом было вытеснено: «Адреса». На первой страничке неустоявшимся почерком хозяйки было написано: «Сьюзан Крендалл». В книжке были адреса и телефоны трех девушек и одного молодого человека — Джерри Килпатрика. Я понял, о чем плакала мать Сьюзан. Эта семья была одиноким трио, живущим, словно актеры, в голливудских декорациях. Теперь их осталось только двое для поддержания игры.

В библиотеку вошла миссис Крендалл, снова изумив меня. Она успела умыться, причесаться и накраситься мгновенно и претенциозно.

— Прошу прощения, — сказала она, — я не хотела расклеиться...

— Этого никто не хочет. Но иногда это к лучшему.

— Не для меня и не для Лестера. Возможно, это и незаметно, но он очень тонкий и ранимый человек. И очень любит Сьюзан.

Она подошла к столику, печаль витала вокруг нее, словно запах духов. Она принадлежала к тем редким существам, которые не утрачивают женственности в любых обстоятельствах.

— У вас разбита голова... — произнесла она.

— Голову мне разбил Джерри Килпатрик.

— Признаюсь, я ошиблась в Нем. — Я тоже, миссис. Что будем делать с Сьюзан?

— Не знаю... — она стояла надо мной, со вздохом листая пустые страницы записной книжки. — Я говорила со всеми ее соученицами. С теми, которые записаны здесь, и с другими. Она не дружила по-настоящему ни с одной из них. Ходили вместе в школу, играли в теннис — и это все...

— Это не жизнь для восемнадцатилетней девушки...

— Я понимаю. Я пыталась устраивать для нее разные встречи, но из этого ничего не вышло. Она боялась.

— Чего?

— Не знаю. Но это был самый настоящий страх. Я все время боялась, что она убежит из дому. И вот это случилось...

Я спросил, не покажет ли она мне комнату Сьюзан.

— Хорошо, но не говорите об этом Лестеру, он рассердится.

Она проводила меня в большую комнату, раздвижные стеклянные двери которой выходили во внутренний дворик. Несмотря на размеры, комната производила впечатление тесной. Мебель цвета слоновой кости с золотыми украшениями соседствовала со стереосистемой, дамским столиком, телевизором и кремовым телефоном. Это наводило на мысль о королевском узнике, который вынужден провести всю жизнь в одном помещении. На стенах висели абстрактные плакаты и фотографии мужских рок-групп, как бы подчеркивая царящую в комнате тишину. Не было ни одной фотографии, ни одного следа людей из плоти и крови, с которыми девушка была знакома.

— Как видите, мистер, — сказала ее мать, — мы все старались дать ей.

Но ей не это было нужно...

Она раскрыла дверцу шкафа, на меня пахнуло запахом душистых саше. Тесно висящие рядом платьица и плащики напоминали колонну марширующих девушек. Свитерков и гольфов, заполняющих комод, хватило бы для того, чтобы одеть девичий интернат. Из ящика туалетного столика высыпалась косметика.

На кремовом письменном столике лежала открытая телефонная книга. Я сел в мягкое кресло и зажег лампочку над столом. Книга была открыта на желтых страницах там, где помещались рекламы гостиниц, и в правом нижнем углу страницы находилась реклама отеля «Под Звездами». Это не могло быть случайностью. Я поделился своим открытием с миссис Крендалл, но ей это ни о чем не говорило. Описание Эла также.

Я попросил у нее какую-нибудь недавнюю фотографию Сьюзан. Она проводила меня в комнатку, которую называла «комнатой для рукоделия», и достала цветную фотографию. Со снимка смотрела юная блондинка, выглядевшая так, словно она никогда не утратит молодости и невинности, никогда не состарится и не умрет.

— Когда-то так выглядела и я... — сказала ее мать.

— Вы и сейчас поразительно похожи.

— Нужно было видеть меня, когда я была школьницей.

Это не была пустая похвальба, сказанное словно разбавило ее холодную благовоспитанность каплей оживления.

— Мне жаль, что я не знал вас тогда, — поклонился я. — Где вы посещали школу?

— В Санта-Терезе.

— Не поэтому ли Сьюзан поехала туда?

— Вряд ли.

— У вашей семьи нет там каких-либо родственников?

— Уже нет, — она сменила тему. — Если вы узнаете что-нибудь о Сьюзан, мистер, вы дадите нам знать?

Я обещал, а она, словно заключая сделку, вручила мне фотографию. Я спрятал ее в книжку в зеленой обложке и вышел. Тени пальм, словно брызги темного вина, лежали на асфальте и на капоте моего автомобиля.

Глава 15

Мотель «Под Звездами» стоял на узкой, густо застроенной полоске суши между автострадой и океаном, задняя часть его покоилась на сваях. Рядом находилась работающая всю ночь станция техобслуживания и ее огни освещали желтую облицовку мотеля, имитирующую камень и выцветшую табличку «Свободные номера» на дверях администраторской. Я вошел внутрь и надавил на кнопку звонка на конторке. Появился, тяжело шаркая ногами, мужчина с помятым и заспанным лицом. Исподлобья он оглядел меня.

— Одно— или двухместный?

Я ответил, что ищу одного человека и начал описывать Эла. Он прервал меня недовольным взмахом грязной головы. Закипавший в нем гнев поднялся к горлу и он чуть не поперхнулся.

— Вы не имеете права будить меня среди ночи! Это коммерческое заведение!

Я положил на конторку два долларовых банкнота. Он проглотил злость и сгреб деньги.

— Спасибо. Ваш коллега живет с женой в седьмом.

Я показал ему фотографию Сьюзан.

— Она здесь была?

— Возможно.

— Или вы видели ее, или нет.

— А за что ее ищут?

— Ни за что. Она сбежала из дому.

— Вы ее отец?

— Друг семьи, — ответил я. — Ну так что, она здесь была?

— Кажется была дня два назад. С тех пор я ее не видел. В конце концов, — он криво усмехнулся, — за два доллара вы узнали достаточно.

Я оставил его и двинулся вдоль огражденной балюстрадой галереи. Волны прилива меланхолично ударяли о сваи. Неоновые буквы станции техобслуживания дрожали на море, словно обгоревшее пятно. Когда я постучал, на двери загрохотала бляшка с цифрой семь. Узкая полоска света, обрисовывающая дверь, несколько расширилась. Увидев меня, женщина за дверью хотела ее захлопнуть, но я всунул локоть и плечо в щель и вошел.

— Вали отсюда! — сказала она.

— Я хочу задать только пару вопросов. — А у меня как раз потеря памяти! — казалось, она всерьез относилась к своим словам. — Иногда я не знаю, как меня зовут.

Голос ее был мертв, лицо лишено выражения. Лишь в глазах и в уголках губ мелькали следы позабытой мимики. Она была молода и стара одновременно. Куталась в пикейный розовый халат, так что я не понимал, кто она — хорошо законсервированная женщина или преждевременно угасающая девушка. Глаза ее были цвета мрака в углах комнаты.

— А как тебя зовут?

— Называй меня Элегантка!

— Офигенное имя!

— Спасибо. Как-то пришло мне в голову, когда я чувствовала себя на сто два. Давно уже себя не чувствую.

Она оглядела комнату, словно во всем было виновато окружение. Скомканные простыни валялись на полу, на комоде между надкусанных гамбургеров стояли пустые бутылки, на креслах был развешан ее гардероб.

— Где Эл? — спросил я.

— Он должен был вернуться уже давно. Но вот нету...

— Как его фамилия?

— Он велел называть себя Эл Нестерс.

— А откуда он?

— Этого я не должна говорить.

— Почему?

Она сделала какой-то неопределенный нервный жест.

— Что это ты себе воображаешь? Не слишком ли много ты хочешь знать? Отвечать на это я и не пробовал.

— Он давно уехал отсюда?

— Больше двух часов. Точнее не знаю. Никогда не замечаю времени.

— Он надел парик, усы и бороду перед уходом?

Она смерила меня понимающим взглядом.

— Ничего такого он не носит.

— Или ты об этом не знаешь...

На ее лице мелькнула тень заинтересованности, возможно, даже раздражения.

— Что такое? Эл меня пробросил?

— Возможно. Когда я его вечером видел, у него был длинный черный парик в комплекте с усами и бородой.

— Где ты его видел?

— В Нортридже.

— Это ты ему обещал деньги?

— Нет, но я действую от имени того человека.

В этом была доля правды — ведь я работал на жену Стенли Броудхаста. Я чувствовал себя посредником между двумя привидениями. В ее глазах вновь мелькнула заинтересованность.

— Ты привез эту тысячу?

— Ну, не столько...

— Можешь мне оставить то, что привез.

— Мне так не кажется.

— Хотя бы чтоб хватило на жратву...

— Это сколько же?

— Двадцать долларов удовлетворит меня на сегодня и на весь завтрашний день.

— Я подумаю. Но я не уверен, что Эл развязался с обязательствами...

— Ты отлично знаешь, что развязался, если ты в этом сидишь. Он уже два дня ждет прибыли. Сколько еще ждать?

Я должен был бы ответить: до Судного Дня. Но говорить этого я не хотел, а потому ответил:

— Мне не кажется, что эта услуга стоит кусок...

— Не заливай! Так было написано, — ее мутные глаза сузились. — А ты и в самом деле действуешь от имени этого надутого пузыря? Как его там, Броудмен?

— Броудхаст. Стенли Броудхаст.

Она расслабилась на краю кровати. Не дожидаясь, пока в ней снова пробудятся подозрения, я показал ей фотографию, полученную от матери Сьюзан. Она разглядывала ее с выражением зависти и признания.

— Когда-то я была такой же хорошенькой... — сказала она, возвращая фотографию.

— Разумеется, Элегантка!

Это прозвище было ей приятно. Улыбнулась.

— И не так давно, как тебе кажется.

— Я верю. Ты не знаешь эту девушку?

— Видела ее раза два.

— Давно?

— Кажется, недавно. Время у меня страшно путается. Столько всего...

Она была здесь на этой неделе.

— И что делала?

— Ну, об этом спроси Эла. Он велел мне выйти из комнаты и подождать в машине. Хорошо, что я не ревнива. Это необходимо признать!

— Думаешь, Эл переспал с ней?

— Возможно. От него всего можно ожидать. Но главное, он хотел ей развязать язык. Велел мне подсыпать ЛСД в кока-колу, чтобы она расклеилась.

— О чем она говорила?

— Откуда мне знать? Эл забрал ее куда-то и больше я ее не видела.

Речь шла, видимо, о деле этого Броудмена... Броудхаста... Эл ни о чем другом не думает всю неделю.

— В какой день это было? В четверг?

— Не помню... Сейчас попробую вспомнить... — ее губы двигались в такт счету, словно между тем днем и нынешним проходила смена часовых поясов. — В воскресенье мы выехали из Сакраменто, это я хорошо помню. Эл поехал в Сан-Франциско ответить на объявление. Ночевали мы там, а в понедельник приехали сюда... А, может, во вторник?.. Еще раз — какой сегодня день?

— Вечер субботы. Собственно, уже утро воскресенья.

Она принялась считать на пальцах. Сменяющие друг друга ночи и дни тенью ложились на ее лицо.

— Кажется, Эл поймал этого Броудхаста в среду. Вернулся и сказал, что мы можем махнуть за границу самое позднее в субботу... — она глянула на меня неожиданно враждебно. — Где эти деньги? Что с ними происходит?

— Их не заплатили.

— И когда мы их получим?

— Не знаю. Я даже не знаю, что Эл должен был сделать за эти деньги.

— Самое простое, — сказала она. — Речь шла об этом типе с бабой. Эл должен был указать, где они есть. Это ты должен знать, если работаешь на Броудхаста.

— Броудхаст мне не исповедуется.

— А объявление в «Кроникл» ты видел?

— Нет. У тебя оно есть?

Я поторопился, ее лицо стало недоверчивым.

— Может, есть, а может, нет... Что я за него получу?

— Что-нибудь получишь, обещаю. Но если объявление было напечатано в «Сан-Франциско Кроникл», то его видели, по меньшей мере, миллион человек. Можешь показать и мне.

Она взвесила то, что я ей сказал, после чего вытащила из-под кровати набитую сумку, открыла ее и дала мне газету, потертую в местах сгиба. Объявление занимало две колонки высотой сантиметров пятнадцать. Ниже уже виденных мною у Стенли Броудхаста фотографий следовал несколько измененный текст:

«Кто может опознать этих мужчину и женщину? Они приехали в Сан-Франциско на машине около 5 июля 1955 года и назывались мистер и миссис Ральф Смит. Отсюда они, скорей всего, отплыли через Ванкувер на Гонолулу на корабле „Свенси Кастл“, вышедшем из Сан-Франциско 6 июля 1955 года. Однако, могут проживать до настоящего времени в районе залива Сан-Франциско. Тысяча долларов — за информацию, которая поможет установить место настоящего проживания этой пары».

Я повернулся к женщине, просившей называть себя Элеганткой.

— Ну, и где же они?

— Ты меня спрашиваешь? — она пожала плечами так энергично, что халат распахнулся, она запахнула его потесней на груди. — Хотя я, кажется, видела эту женщину...

— Когда?

— Это надо вспомнить...

— Как ее имя?

— Эл не сказал мне. Он вообще ничего мне не говорит. Но мы заезжали к ней домой, когда ехали сюда. Я видела ее лицо в дверях. Конечно, она постарела, но я совершенно уверена, что это была она, — она задумалась. — А может и нет... Кажется, это она дала Элу газету...

— С объявлением?

— Да. Как-то не складывается, да? Может, бреханул? А может, у меня крыша едет...

— Ты можешь сказать, где находится этот дом?

— Это будет стоить, — ответила она.

— Сколько?

— Как в объявлении — тысячу. Эл меня прибил бы, если бы я взяла меньше.

— Эл не вернется.

Она нашла глазами мои глаза и не отвела взгляд.

— Он умер, да?

— Да...

Она сжалась на краю кровати, словно известие о смерти Эла дохнуло на нее холодом.

— Я знала, что мы не доберемся в эту Мексику... — она бросила на меня ледяной злобный взгляд, словно лишенный яда уж. — Это ты его прикончил?

— Нет.

— Легавые?

— С чего это тебе пришло в голову?

— Эл был в бегах... — она оглядела комнату. — Мне надо убираться отсюда...

Но она не двинулась.

— Откуда сбежал Эл?

— Смотался из тюрьмы. Когда-то он сказал мне это по пьянке. Надо мне было его бросать пока не поздно... — она вскочила и огляделась тревожно. — А что с моим «Фольксвагеном»?

— Думаю, легавые наложили на него лапу.

— Но мне надо выбираться отсюда... Возьми меня с собой!

— Нет. Ты можешь сесть в автобус.

Она некоторое время обзывала меня, но это не произвело большого впечатления. Когда я двинулся к двери, она побежала за мной.

— Сколько ты можешь дать?

— Ну, не тысячу.

— А сотню? Мне хватило бы, чтобы добраться до Сакраменто...

— Ты из Сакраменто?

— Там живут мои родители, но они не желают меня знать.

— А Эл?

— У него нет родителей, он вырос в приюте.

— Где?

— В каком-то городке на север отсюда. Мы заезжали туда по дороге и он показывал мне приют.

— В приют вы заходили?

— Ничего ты не понимаешь, — заявила она покровительственно, — он показал мне приют, когда мы проезжали мимо. А останавливались мы в городе, чтобы добыть денег на бензин и на жизнь.

— В каком городе?

— В одном из этих Санта... Кажется, в Санта-Терезе.

— Как вы добыли деньги?

— Эл выдурил их у одной старухи, она дала ему двадцать долларов. У Эла свои методы для старых дамочек.

— Ты могла бы ее описать?

— Черт ее знает... Такая трухлявая бабенка в стареньком домике на маленькой улочке... Улочка была даже красивая — вся в цветущих фиолетовых деревьях...

— Жакарандах?

Она кивнула.

— Да, в цветущих жакарандах...

— А эту женщину звали не миссис Сноу?

— Кажется, да...

— А та женщина из объявления? Где живет она?

На ее лице появилось выражение идиотской хитрости.

— Это стоит денег, в том-то все и дело.

— Я дам тебе пятьдесят долларов. — Покажи!

Я достал бумажник и дал ей банкнот, полученный в качестве премии от Фран Армистид. Я был, пожалуй, рад избавиться от него, хотя и на этот раз почувствовал нечто унизительное для обеих сторон. Словно заплатил первый взнос за этот номер и его обитательницу. Она поцеловала бумажку.

— Ты упал с неба! Я выберусь из этой дыры!

Но комнату она оглядела так, словно это был кошмар, повторяющийся в ее снах бесконечно.

— Ты хотела рассказать мне, где живет женщина из объявления.

— Хотела? — она казалась встревоженной. Помолчав, нехотя сказала: Она живет в таком большом старом доме в лесу.

— Выдумываешь?

— Не выдумываю.

— О каком лесе ты говоришь?

— Где-то на Полуострове. Я не обращала большого внимания на дорогу.

Была в отключке после эйнштейновского сеанса.

— Эйнштейновского сеанса?

— Угу... Это когда человек долетает до конца галактики, до самой последней звезды, где кончается космос...

— И где же на Полуострове?

Она потрясла головой, как трясут остановившиеся часы.

— Не помню... Столько этих мест, одно за другим... Я не помню, где именно...

— Как выглядит дом?

— Он был очень старый, двухэтажный... нет, трехэтажный... У него две круглые башенки, по одной с каждой стороны...

Она подняла руки и помахала ими.

— Какого он был цвета?

— Кажется, такой серый... Он казался серо-зеленым между деревьями.

— Какими деревьями?

— Дубами, — сказала она. — И соснами... Но в основном дубами.

Я с минуту подождал.

— Что ты еще помнишь?

— Наверное, это все. На самом деле меня там не было, понимаешь? На самом деле я была где-то возле Арктура и смотрела сверху... Ага! Между деревьев бегал громадный пес. Дог. Он лаял достаточно грозно... Демонстрируя, она залаяла басом.

— Пес был из этого дома?

— Не знаю... Наверное, нет. Да, помню, я подумала, что он похож на потерявшегося. Это тебе что-то дает?

— Не знаю. В какой день это было?

— Кажется, в воскресенье... Я говорила, что мы выехали из Сакраменто в воскресенье, правда?

— Маловато за пятьдесят долларов...

Она смутилась и испугалась, что я отниму у нее деньги.

— Если хочешь, я могу переспать с тобой...

Не дожидаясь моего ответа, она встала и сбросила розовый халат на пол. Тело у нее было юным с высокой грудью и узкой талией, она казалась даже хрупкой. Однако, плечи и грудь покрывали синяки, словно ордена за верную службу. Это была преждевременно угасшая девушка. Она подняла на меня глаза. Уж не знаю, что она прочла на моем лице, однако произнесла:

— Эл меня немного поколотил. Он был жутко голодным после тюремного поста. Кажется, ты меня не хочешь, да?

— Спасибо тебе. У меня был тяжелый день...

— И ты меня с собой не возьмешь?

— Нет.

Я дал ей свою карточку и попросил, чтобы позвонила за мой счет, если что-нибудь вспомнит.

— Вряд ли, — сказала она, — у меня память, как сито...

— Ну, если тебе нужна будет помощь...

— Помощь мне нужна всегда. Но ты обо мне больше и слышать не захочешь...

— Ну, как-нибудь переживу.

Она положила руки мне на плечи, приподнялась на цыпочках и мазнула по моим губам своими, грустными и безвольными.

Выйдя, я сложил объявление Стенли Броудхаста и вместе с книжкой в зеленой обложке сунул в багажник своей машины. После этого вернулся к себе, в Западный Лос-Анджелес.

Перед тем, как лечь в постель, я позвонил по телефону, где принимали сообщения для меня. Ночная дежурная сообщила, что звонил Эрни Шипстад. Мужчина, труп которого я нашел в доме Стенли Броудхаста, сбежал недавно из федеральной тюрьмы в Фолсоме. Это был рецидивист по имени Элберт Свитнер, впервые был арестован в Санта-Терезе в Калифорнии.

Глава 16

Была глубокая ночь, склоняющаяся к рассвету. Я нанес своей бедной голове крепкий удар посредством стакана виски и отправился спать. В тяжелом сне, овладевшим моим отупелым сознанием, я был должен как можно скорее куда-то попасть, но когда вышел, обнаружил, что у моей машины нет колес, нет даже руля. Я сидел в ней, как улитка в скорлупе, и обозревал ночь, текущую вокруг. Проснулся я, когда свет, проникающий через жалюзи, начал сереть, а потом белеть. Лежа, я прислушивался к пробуждающемуся уличному движению. Чирикнуло несколько птиц. Когда окончательно рассвело, вокруг принялись кружить и падать на подоконник сойки, о которых я совсем позабыл. От их крикливого напоминания о себе меня проняло дрожью. Я сбросил одеяло, встал и оделся.

В кухонном шкафчике оставался один пакетик арахиса, я бросил горсть за окно и наблюдал, как сойки шмыгают вниз. Мне казалось, что я просматриваю с конца голубую киноленту, возвращающую время вспять. Не хватало только главного действующего лица.

Я выбрился, вышел позавтракать и больше не возвращался. За много миль до Санта-Терезы, раньше, чем я ожидал, над автострадой расцвел огонь. Он распространялся на юго-восток вдоль линии холмов, черных от прошедшего пламени. Однако влажный ветер, налетевший ночью с океана, отогнал огонь от прибрежной равнины и города и продолжал дуть. Там, где автострада изгибалась дугой над берегом, были видны белые гребни пены и слышалось тяжкое дыхание прибоя.

Я остановился возле летнего домика Армистидов. Волны были высокими, пенные гребни заливали весь пляж и ударяли о сваи, на которых стоял дом. Я постучал в центральную дверь, открыла Фран Армистид в мужской пижаме. Ее лицо было припухшим со сна, волосы торчали, словно птичьи перья.

— Мы знакомы? — спросила она без враждебности.

— Арчер, — напомнил я. — Пригнал вчера вашу машину, миссис. Мы вместе бежали от пожара.

— А-а, разумеется... Это забавно — побег, не так ли?

— В первый раз, пожалуй. Ваш муж дома?

— В данный момент нет, он спешно ушел.

— Вы не знаете, куда, миссис?

— Наверняка на пристань. Он слишком близко к сердцу принял эту историю с яхтой. Когда утром позвонил мистер Килпатрик, он еще не знал о том, что «Ариадну» украли.

— Значит, никаких известий об «Ариадне» нет?

— Когда он выходил, не было. Роджер страшно зол на юного Килпатрика.

Даже не знаю, что он с ним сделает, когда тот попадет ему в руки...

— Они были очень близки?

Она окинула меня неприязненным взором.

— Не так, как вы подумали. Роджер слишком мужчина...

Ее зазнобило, и она обхватила руками плечи.

Я подъехал к пристани и оставил машину на почти пустой стоянке. Было еще очень рано. Сквозь сетчатую загородку было видно, что место «Ариадны» пустует. На причале в напряженной позе стоял, всматриваясь в море, Роджер Армистид. Мне показалось, что он сознательно позирует. Рядом с ним, лицом ко мне, стоял Брайан Килпатрик. Казалось, они незнакомы, но в то же время болезненно связаны нахождением рядом друг с другом, словно поссорившись. Килпатрик заметил меня первым, подошел и впустил меня за ограду. Он был одет так же, как вчера. Кажется, спал в одежде или пытался спать.

— Предупреждаю вас, — сказал он, — Армистид в отвратительном настроении. Он считает, что во всем виноват я. Господи! Да я же практически не видел Джерри в последние месяцы! Он совершенно вышел из-под моего контроля. Это, если уж говорить всерьез, Армистид имел на него влияние. Я совершенно не чувствую себя ответственным...

Но он тяжело двигал плечами, словно бремя грехов сына лежало на них.

— Как вы думаете, куда Джерри мог поплыть?

— Понятия не имею, я не моряк. Собственно, это было одним из поводов, по которым Джерри занялся морским делом. Если бы я был яхтсменом, он, наверное, занялся бы гольфом...

В течение ночи Килпатрик постарел, его голос был надтреснут.

— На юг или на север он направился? — спросил я.

— Скорей на юг, эти воды он знает. Возможно, на какой-то из островов. Он указал на острова, вырисовывающиеся на горизонте, как огромные сапфировые рыбы. На двухсотмильном отрезке воды между ними и берегом не было ничего.

— Вы сообщили шерифу?

Он смешался.

— Еще нет.

— Но вы обещали поговорить с ним вчера.

— Честное слово, я старался. Он все время находился в районе пожара.

Он и сейчас там...

— Но кто-то же его замещает.

— Да, есть помощники. Но у всех мысли только о пожаре. Вы же понимаете, что это настоящая катастрофа...

— Джерри тоже грозит катастрофа.

— Вы можете не напоминать мне об этом. Это мой сын, — он глянул на меня краешком глаза. — Крендалл опять появился, сегодня перед рассветом. Кажется, вы были у него...

— Что он говорил?

— Во всем винит Джерри. Разумеется, парни всегда виноваты, если дело касается девушки! Если верить тому, что он говорит, у них до сих пор не было никаких хлопот с дочкой. Поверить в это трудно...

— Кажется, Крендалл в это верит. Они с женой оба чуть-чуть не от мира сего...

Перед моими глазами возник образ Сьюзан — сначала одной в своей кремовой комнате, потом — с Элом Свитнером в отеле «Под Звездами».

— Я обижен на вас за то, что вы поехали к Крендаллу, мистер, — раздраженно заявил Килпатрик. — Крендалл может, если захочет, устроить мне неприятности.

— Мне очень жаль, но я вынужден расследовать свое дело.

— Так значит, это ваше дело?

— Я охотно поделюсь им с вами, мистер. Если вы меня минуточку подождете, мы могли бы вместе поискать вашего друга шерифа. Что вы скажете на это?

— Я согласен на все.

Я оставил его у ворот, а сам подошел к Армистиду. Он медленно повернулся, когда я обратился к его спине. Он был грустен и зол, но старался не показать этого. На нем была рыбацкая шапка и спортивный блейзер с цветной косынкой на шее.

— Почему вы не предупредили меня вечером? Теперь мы можем больше не увидеть «Ариадну»... — это прозвучало так, словно он говорил об утраченной женщине или женском идеале. — Она может быть уже в ста милях отсюда. Или на дне...

— Вы поставили в известность береговую охрану?

— Да. Они обещали иметь в виду, но, честно говоря, розыск украденных яхт не входит в их обязанности...

— Это не обычная кража, — сказал я. — Вы знаете, что на судне находится девушка и маленький мальчик?

— Килпатрик говорил мне.

Он прикрыл глаза, словно увидев что-то неприятное, потом протер их кончиками пальцев и снова повернулся ко мне спиной.

Море тяжелыми зелеными волнами переваливалось через волнолом, вода с плеском поднимала и опускала причал под нашими ногами. Мир изменился, словно один отсутствующий винтик расстроил и раскачал все.

Армистид отошел в конец причала, я двинулся за ним. Он был замкнутым человеком, но мне казалось, что вот-вот может разоткровенничаться.

— Кажется, вы дружили с Джерри, мистер?

— Дружил... Я не хочу об этом говорить.

Это было неудивительно.

— Мне не странно, что вы на него сердитесь. У меня к нему тоже имеется счет — он стукнул меня вчера револьвером по голове, похоже, тридцать восьмой калибр...

Поколебавшись с минуту, он ответил:

— У меня был этот калибр на яхте.

— Видимо, он взял его с собой?

— Допускаю, но я не могу за это отвечать.

— То же самое говорит Килпатрик. Никто не согласен отвечать. А мне нужны мотивы, которыми руководствуется Джерри. Как вы думаете, что он собирается делать?

— Ничего. На мой взгляд, это чистый вандализм!

— Надеюсь, вы ошибаетесь.

— Он обманул мое доверие! — он сказал это так, словно был потрясенным моряком, достигшим края плоской земли. — Я доверил ему яхту, позволил жить на ней все лето...

— А почему, собственно?

— Ему нужен был какой-то угол. Я имею в виду не только спальное место. Ему нужно было место в жизни. Мне казалось, что море может стать таким местом, — он сделал паузу. — Я сам в возрасте Джерри мечтал о море, шатание возле яхт было моим главным занятием, если хотите знать. На суше я не мог найти себе место так же, как Джерри. Единственной моей мечтой было вырваться в море, — он обвел широким жестом горизонт, — остаться один на один с ветром и водой. Вы понимаете, мистер, — небо и я...

Как большинство замкнутых и нервных людей, Армистид тяготел к старомодным поэтическим образам. Я решил ковать железо, пока горячо.

— Где вы жили, пока были мальчиком?

— Возле Ньюпорт-Бич. Там я познакомился со своей женой, я занимался яхтой ее первого мужа.

— Кажется, Джерри познакомился с Сьюзан Крендалл в Ньюпорт-Бич?

— Возможно. Мы заплывали туда в июле.

Я показал ему фотографию девушки, но он покачал головой.

— Насколько мне известно, он никогда не водил девушек на судно. Ни эту, ни какую другую...

— До прошлого четверга.

— Похоже, что так.

— Собственно, что произошло в ночь с четверга на пятницу? Мне хотелось бы получить более ясное представление об этом деле...

— Мне тоже. Насколько я мог понять портовые сплетни, девушка была под влиянием чего-то. Влезла на мачту и прыгнула в воду, чуть не разбилась. Это было в пятницу под утро.

— Я слыхал, что Джерри употребляет наркотики.

Его лицо закаменело.

— Этого я не знаю.

— Это подтвердил его отец.

Армистид глянул в сторону ворот. Килпатрик стоял там, где я его оставил.

— Многие люди употребляют наркотики... — проговорил он.

— Это может иметь значение.

— Ну ладно. Я старался его выгородить. Он действительно употребляет тонизирующие средства и наркотики. Собственно, это один из поводов, по которым я позволил ему поселиться на яхте.

— Не понимаю.

— Мне казалось, что живя на яхте, он не попадется. И, может, бросит...

Его лицо снова погрустнело.

— Вы любите этого парнишку, мистер?

— Мне хотелось заменить ему отца или старшего брата. Понимаю, что это звучит глупо. Но, не считая наркотиков, он казался мне славным парнишкой. Почему вы придаете им такое значение?

— Боюсь, что эта девушка, Сьюзан, была не в себе. И неизвестно, не убила ли она вчера одного человека. Вы слышали об убийстве?

— Нет, не слыхал.

— Убит некий Стенли Броудхаст.

— Я знаю в Санта-Терезе миссис Броудхаст.

— Это его мать. Вы хорошо ее знаете?

— Мы никого здесь не знаем хорошо. Я лучше всего знаю людей в порту.

У Фран свои знакомые.

Он тревожно оглядел порт, словно моряк, смолоду вышедший в море и не умеющий согласиться с мыслью о возвращении на сушу. Потом он окинул невидящим взглядом город, словно маяк, висящий в тумане или в дыму между волнующимся морем и черными холмами.

— Ничто меня не связывает с этим городом, — сказал он.

— За исключением Джерри...

Он нахмурил лоб.

— С Джерри я покончил раз и навсегда. Больше я не хочу его знать.

Я мог бы сказать ему, что это не так просто. Родной отец Джерри, кажется, уже это понял.

Глава 17

Килпатрик стоял по ту сторону ограды и смотрел на меня, словно ожидающий свободы арестант.

— Армистид очень зол, да? Он отдаст Джерри под суд...

— Не думаю. Он больше взволнован, чем зол.

— Если кто и может быть взволнован, так это я, — заявил Килпатрик, словно не желая дать себя обойти.

Я сменил тему.

— Вы знаете, где может быть шериф Тримейн?

— Знаю, где он был час назад — на главной противопожарной базе, на территории колледжа.

Он вызвался указывать мне дорогу, двигаясь впереди моего старенького «Форда» на своем черном «Кадиллаке». Мы выехали на восточную окраину города, после чего свернули на узкую дорогу, поднимающуюся вверх вдоль черных оставленных огнем полос. Недалеко от колледжа мы миновали базу лесной охраны, огороженную стеной, с множеством ожидающих команд грузовиков и тракторов. Проехав еще немного, мы были остановлены у больших ворот, открытых между чугунными столбами, к одному из них крепилась массивная табличка «Колледж Санта-Тереза». Работник лесной охраны, остановивший нас, знал Килпатрика, он нас пропустил, предупредив, что шериф с комендантом пожарной охраны находятся на легкоатлетическом стадионе. Джо Килси, о котором спросил я, проехал тут недавно в фургончике помощника коронера[4]. Мы оба припарковали машины за трибунами, окружающими стадион. Выходя, я достал книжку в зеленой обложке и спрятал в карман пиджака. Мы двинулись между машинами различных федеральных служб, съехавшихся сюда со всей Южной Калифорнии — от Орегона на севере до мексиканской границы на юге.

Стадион напоминал район концентрации войск накануне великой битвы. В зеленом травяном овале, окруженном гравиевой дорожкой, то и дело сновали вертолеты с похожими на большие стеклянные банки кабинами. На траве, не обращая внимания на шум, лежали горные спасатели, подняв вверх непроницаемые лица. Среди них были люди всех цветов — индейцы, негры и загорелые белые — закаленные, стойкие, которым нечего было терять, кроме жизни и того, что на них было надето...

Шерифа Тримейна мы нашли в главном штабе, помещавшемся в обыкновенном сером прицепе лесной охраны. Шериф, он же коронер, оказался человеком с тяжелым животом в форме цвета хаки и широкополом стетсоне. Кожа его свисала со скул тяжелыми складками, как у бульдога, придавая улыбке странное двузначное выражение. Он подал руку Килпатрику, как это делают опытные политики, — придержав левой рукой кисть правой руки гостя, которую он энергично потряс.

— Чем могу служить, Брайан? — спросил он.

Килпатрик откашлялся. Голос, шедший изнутри его тела, был неуверенным и каким-то деревянным.

— У меня неприятности с сыном, Джерри. Он взял яхту Роджера Армистида и отправился с девушкой в море...

Шериф усмехнулся своей неоднозначной усмешкой.

— Ну, это еще не трагедия. Вернется...

— Я думал, может, ты объявишь розыск по прибрежным постам...

— Ох, если бы я мог раздвоиться! Обратись с этим в мою контору, Брайан, мы собираемся переносить базу в ближайшие сутки. В придачу ко всему у меня еще и убийство на голове...

— Стенли Броудхаста? — вмешался я.

— Именно. Вы его знали?

— Я присутствовал при том, как Килси нашел тело. Девушка, о которой упоминал мистер Килпатрик, является главным свидетелем в этом деле. Скорей всего, с нею и Джерри на яхте находится сынишка Броудхаста.

Тримейн навострил уши, но, видимо, был слишком усталым, чтобы отреагировать.

— Чего же вы ждете, господа? — спросил он.

— Чтобы вы объявили розыск, как предложил мистер Килпатрик, с тщательным осмотром портов и побережья. Упомянутая яхта — это шлюп «Ариадна», — я продиктовал название. — В вашем распоряжении есть пилоты?

— Только пара добровольцев. У пилотов масса работы.

— Вы могли бы послать одного осмотреть острова. Не исключено, что они направились туда.

— Я подумаю, — сказал шериф. — Если у вас есть что-то еще, обратитесь к Килси, он сотрудничает с нами.

— Еще один момент, шериф.

Он склонил голову с едва скрываемым раздражением. Я вынул книгу в зеленой обложке и достал из нее объявление Стенли в «Сан-Франциско Кроникл». Шериф взял его обеими руками и принялся изучать. Килпатрик заглядывал ему через плечо. Оба одновременно подняли глаза и обменялись недоверчивыми взглядами.

— Этот мужчина, несомненно, Лео Броудхаст, — сказал шериф. — Но вот женщина... У тебя глаза лучше моих, Брайан...

Килпатрик сглотнул слюну.

— Это моя жена, — сказал он, — моя бывшая жена.

— Мне так и показалось, что это Эллен. Где она теперь, Брайан?

— Понятия не имею.

Шериф вернул мне оттиск.

— Это как-то связано со смертью Стенли Броудхаста?

— Все указывает на это.

Я хотел ввести Тримейна в курс дела, рассказать ему о втором убитом, Эле Свитнере, но он остановил меня нетерпеливым взмахом руки.

— Обратитесь с этим к кому-нибудь другому, лучше всего к Килси. Сделайте это для меня, господа, пожалуйста! Начальник пожарной охраны хочет эвакуироваться отсюда до завтрашнего утра, а я помогаю ему спланировать акцию...

— Куда вы перебираетесь? — спросил Килпатрик.

— На склон под Оленьим Рогом, миль шестнадцать к востоку.

— Значит, городу уже не грозит опасность?

— До завтра это станет окончательно ясно. Но, видимо, самое худшее еще впереди, — он поднял глаза к голым черным склонам над нами. — Первый большой дождь — и мы все утонем в грязи...

Он открыл двери прицепа и прежде, чем его тяжелое тело просунулось в них, я увидел силуэт высокого мужчины в форме лесной охраны, склонившегося над картой. У него была седая нордическая голова, и он был похож на викинга, пытающегося вести корабль по высохшему океану. Я повернулся к Килпатрику.

— Вы не сказали мне, что Лео Броудхаст сбежал с вашей женой...

— Я говорил вам, что она меня бросила. У меня нет привычки исповедоваться перед посторонними.

— Она все еще с Броудхастом?

— Откуда мне знать? Мы не общаемся.

— Вы разведены?

— Она подала на развод сразу же после того, как оставила меня.

— И вышла замуж за него?

— Допускаю. Они не прислали мне приглашения на свадьбу.

— Где она подала на развод?

— В Неваде.

— А где она проживает в настоящее время? В районе Сан-Франциско?

— Не имею ни малейшего понятия. Если вы не против, давайте сменим тему.

Но перейти к следующему пункту повестки дня он сам не смог. Казалось, он был предельно обозлен или взволнован, голос у него дрожал.

— Это свинство — показать шерифу эту фотографию!

— Свинство?

— Вы поставили меня в идиотское положение! Можно было показать мне это наедине, а не устраивать публичную экзекуцию!

— Прошу прощения, но я не знал, что это ваша жена.

Он бросил на меня настолько недоверчивый взгляд, что я и сам засомневался в собственных словах. Возможно, краешком сознания я и впрямь что-то подозревал...

— Вы не можете показать мне ее еще раз? — спросил он.

Я подал ему оттиск, он замер, всматриваясь в фотографию, не замечая окружающей суеты, не слыша треска вертолетов над головой, как человек, смотрящий за край настоящего, в далекое прошлое. Когда он поднял глаза, лицо его казалось изменившимся — постаревшим, потерявшим былую агрессивность. Он отдал мне оттиск.

— Откуда это у вас? От Джерри?

— Нет.

— Стенли Броудхаст поместил это объявление в «Кроникл»?

— Похоже на то, — сказал я. — Вы его уже видели?

— Возможно. Точно я не помню.

— Тогда откуда вы знаете, что оно из «Кроникл»?

Он отвечал без колебаний.

— Это очевидно. Характерный шрифт. В конце концов, — добавил он, задумавшись на какое-то время, — в тексте упоминается Сан-Франциско... Ответ был хорош, но я обошел его молчанием.

— Почему вы решили, что я получил это у Джерри?

— Просто пришло в голову, — криво усмехнулся он. — Джерри не выходит у меня из головы, а я знаю, что он читает «Кроникл». Он считает Сан-Франциско пупом земли!

— Джерри видел это объявление?

— Возможно... Откуда мне знать?

— Мне кажется, что вы отлично это знаете, Килпатрик.

— Меня совершенно не волнует, что вам кажется!

Он поднял сжатую руку, словно собираясь ударить, я заслонился, но он прижал руку к груди и посмотрел на нее, словно укоряя за то, что та на секунду вышла из-под контроля. Потом он резко повернулся и быстрым, но нетвердым шагом двинулся за трибуны, словно ему стало плохо.

Я направился за ним. Он стоял, опершись о заднюю стенку трибуны опустив голову. Лицо его хранило выражение невероятной тревоги. Увидев меня, он быстро выпрямился и натянул на лицо строгую мину, больше подходящую к его чертам.

— Зачем вы привязались ко мне, мистер?

— От вас не так-то легко что-нибудь узнать.

— Разве? Я вам пересказал почти целиком всю свою жизнь. В ней нет ничего интересного.

— Для меня есть. Если бы вы признали, что Джерри видел это объявление, это многое могло бы объяснить.

— Я ничего не признаю. Но что же, к примеру, это объяснило бы?

— Джерри мог связаться со Стенли Броудхастом и подтолкнуть его к действиям.

— Стенли не нуждался в подталкивании. Он уже давно свихнулся на этих поисках, никак не мог простить отцу, что тот бросил их с матерью.

— Вы говорили об этом со Стенли?

— Да, говорил.

— И вы сказали ему, что ваша жена сбежала с его отцом?

— Я и не должен был этого говорить, он это прекрасно знал. Все это знали.

— Кто это все?

— Весь город! Это был секрет полишинеля! Просто до настоящего времени все благополучно забыли об этом, — у него опять было такое лицо, словно он вот-вот потеряет сознание. — Нельзя ли и нам об этом забыть? Эта история не принадлежит к числу моих любимых...

— А что думает об этом Джерри?

— Как я вам уже говорил, он во всем винит меня. Ему выгодно думать, что его мать бросила меня потому, что я не заслуживал ничего другого.

— Он никогда не навещал ее?

— Мне об этом неизвестно. Кажется, вы не понимаете ситуации. Эллен оставила меня пятнадцать лет назад и оборвала все связи. Последним известием, которое я от нее получил, были бумаги о разводе, присланные из Рено ее адвокатом.

— Как фамилия адвоката?

— Не помню... Столько лет прошло...

Я снова достал книжку в зеленой обложке, открыл на первой странице и показал ему экслибрис с лебединым пером.

— Эллен Стром — девичья фамилия вашей бывшей жены?

— Да.

— Если Джерри не виделся с ней, то откуда он взял эту книгу?

— Она оставила ее дома. Она оставила много вещей.

— Почему она уехала так внезапно?

— Это не было так внезапно. Я чувствовал, что к этому идет. Она не любила того, чем я занимался, да и меня самого не слишком. Я тогда был самым обычным посредником по продаже недвижимости. Эллен винила меня в том, что я работаю без выходных и праздников, что в доме без конца разрывается телефон, что я состою на побегушках у разных богатеньких дамочек. Ей хотелось чего-то иного... Выдуманной жизни, романтики...

В его голосе звучала горечь и сарказм.

— А Лео Броудхаст был весьма романтичен, не так ли?

— Откуда мне знать? Я не женщина. Мне не был близок его образ жизни.

— Что за образ жизни?

— Он увивался за каждой юбкой, любая женщина была его спортом, как для других мужчин охота. Эллен не следовало бы воспринимать его так серьезно. Да и этому его сыну, Стенли, тоже... Хотя, возможно, Стенли в исчезновении отца хотел доискаться какого-то более глубокого смысла... Хотел найти его и от него услыхать объяснение...

— Кто убил Стенли?

Килпатрик тяжело пожал плечами.

— Кто знает? Вряд ли это как-то связано со старыми делами...

— Это практически неизбежно, — ответил я.

Килпатрик бросил на меня долгий взгляд. Между нами возникло нечто вроде злобного братства. Частично это обусловливалось фактом, которого он не знал, — меня тоже бросила жена, прислав бумаги о разводе через адвоката. А частично — тем, что оба мы были зрелыми людьми, безнадежно глядящими на то, как три юных души катятся вниз.

— Ну, ладно, — сказал Килпатрик, — Джерри видел это объявление в «Кроникл». Это было в конце июня. Он узнал мать на фотографии и считал, что я должен что-то делать в связи с этим. Я сказал ему, что он нарывается на неприятности. Уж если мать бросила нас, то нам не остается ничего, кроме как постараться забыть об этом.

— И какова была его реакция?

— Ушел из дома. Но все это вы уже знаете.

Он умолк, словно внезапно потерял интерес к собственной жизни.

Глава 18

Килпатрик уселся в свой «Кадиллак» и отъехал в сторону от ворот, ну а я двинулся в противоположном направлении, к западным строениям колледжа. От края плато зигзагами спускалась тропа вниз, к обожженной посадке, в которой начался пожар. Там виднелся фургончик и двое движущихся вокруг него мужчин, фигуры которых казались на этом расстоянии маленькими. Один из них двигался с тяжелой грацией Килси.

Я начал спускаться вдоль выжженных зарослей. Чуть ниже тропы, примерно в половине ее, бульдозеры выкопали ров, пожар перевалил через него в двух-трех местах, но был погашен на другой стороне и не продвинулся в сторону города. По другую сторону тропинки, высоко вверху, живая полоса огня, казалось, отплывала на восток. Тропа была завалена обгорелыми ветками и пеплом.

Осторожно пробираясь между догорающих зарослей, я спустился на широкую площадку, где еще недавно стоял охотничий домик Броудхастов. Он был построен из старых деревянных бревен и от него не осталось ничего, кроме нескольких матраcных пружин, печки и оцинкованной раковины. Чуть дальше я миновал место, где стоял сарай. Теперь здесь высился только обгорелый скелет кабриолета Стенли, сгоревшие обручи его колес утопали в пепле. Он выглядел, как останок древней цивилизации, изглоданный временем и наполовину скрытый в экскрементах прошедших веков. На боку стоящего на дорожке фургончика видна была эмблема шерифа-коронера. В кабине кто-то сидел, но стекло так отблескивало бликами утреннего солнца, что я не мог разглядеть, кто именно. За фургончиком, между опаленных деревьев был виден копающий мужчина в мундире и приглядывающий за ним Килси. Меня охватило чувство, будто я уже когда-то это видел, и сердце сжалось от мистического страха, словно ритуал погребения и эксгумации отныне должен был повторяться ежедневно.

Из фургончика вышла Джин Броудхаст и помахала мне рукой. На ней была та же модная одежда, что и вчера, на фоне обугленных деревьев она более, чем когда-либо, напоминала овдовевшую и потерявшуюся Коломбину. Она была не накрашена, даже губы ее были бледны.

— Я не ожидал вас здесь увидеть, — сказал я.

— Меня привезли для опознания Стенли...

— Они не слишком с этим спешили...

— Мистер Килси не мог поймать никого из помощников коронера. Для Стенли это уже значения не имеет. Для меня тоже...

Она была натянута, как струна, казалось, она овладела собой, но может сорваться по малейшему поводу. Я хотел сказать ей, что видел малыша, но не знал, как сделать это помягче. Чтобы выиграть время, спросил о здоровье ее свекрови.

— Она сломлена. Но доктор Джером утверждает, что у нее большой запас жизненных сил.

— Она помнит, что произошло?

Я повел рукой в ту сторону, где двое мужчин производили эксгумацию.

— Не знаю... Доктор велел мне избегать больных тем, а это весьма ограничивает общение...

Она изо всех сил старалась держать себя в руках и эти усилия парализовали меня. Мы взволнованно замолчали, словно связанные какой-то интимной тайной.

— Вчера я на мгновение видел Ронни... — выдавил я.

— Что это значит? Он мертв?

Ее глаза потемнели от готовности встретить любую беду.

— Он был живехонек!

Я рассказал ей, когда и при каких обстоятельствах видел малыша.

— Почему вы вчера не дали мне знать?

— Надеялся, что у меня появятся лучшие новости.

— Но не появились?

— Во всяком случае, Ронни жив, и ничто не указывает на то, что с ним обходятся плохо...

— Зачем его вообще забрали? Что им нужно?

— Этого и я не понимаю. В этом деле замешаны многие люди, как минимум, один из них — рецидивист. Вы помните мужчину, который вчера появился в Нортридже?

— Того, который требовал денег? Могла ли я его забыть!

— Он вернулся и проник в дом. Я нашел его убитым в кабинете вашего мужа.

— Убитым?

— Кто-то зарезал его. Кто, кроме членов вашей семьи, мог войти в дом?

— Никто, — она старалась осмыслить это второе убийство. — Его тело еще в доме?

— Нет, его увезли. Я вызвал полицию. Но в кабинете все перевернуто вверх дном...

— Это уже не имеет значения, — сказала она. — Я решила не возвращаться в этот дом. Никогда.

— Сейчас не самое удачное время для принятия решений...

— Я не могу ждать более удачного!

Ритмичные отголоски копания прекратились и Джин повернулась в направлении внезапной тишины. Работавший мужчина практически был не виден из-за края ямы. Через мгновение он появился, словно выдвигаясь из земных недр, с телом Стенли на руках. Вдвоем с Килси они уложили тело на носилки и двинулись к нам между обгорелых стволов. Джин смотрела на них, словно желая, чтобы они никогда не приблизились. Однако, когда они опустили носилки возле фургончика, она твердым шагом подошла и, не дрогнув, заглянула в засыпанные землей глаза. Потом откинула волосы убитого и, наклонившись, поцеловала его в лоб. Ее движения были утрированы, словно движения актрисы, играющей трагическую сцену.

Какое-то время она оставалась возле мужа. Килси не беспокоил ее вопросами, он познакомил меня с помощником коронера, внимательным молодым человеком по имени Вэйган Пурвис.

— Как он был убит? — спросил я. — Мотыгой?

— Мне кажется, раны от мотыги вторичные, — сказал Пурвис. — У него на боку колотая рана, скорей всего, от ножа.

— Нож вы нашли?

— Нет, намерены искать дальше.

— Вряд ли найдете...

Я рассказал им о трупе, найденном в доме Броудхаста в Нортридже. Килси сказал, что свяжется с Эрни Шипстадом. Пурвис, прислушивавшийся молча, неожиданно горячо заговорил.

— Дьявольское дело! Наверняка не обошлось без мафии!

Я ответил, что очень сомневаюсь в участии мафии. Килси тактично сделал вид, что не слышит.

— Вы что-нибудь понимаете во всем этом? — спросил меня Пурвис. — Кто мог его пырнуть ножом под ребро и добавить мотыгой по голове? Кто похоронил его в лесу?

— Первым подозреваемым является девушка... — бросил я пробный шар.

— В это я не верю, — заявил Пурвис. — Грунт здесь глинистый, высохший, совсем каменный, а тело было закопано на глубину метра. Девушка не выкопала бы такую могилу.

— У нее мог быть сообщник. Либо Стенли сам выкопал яму. Он взял у садовника инструменты.

Лицо Пурвиса было изумленным.

— Кто же стал бы сам себе копать могилу?!

— Он мог не знать, что это для него, — ответил я.

— Но вы же не думаете, что он хотел убить сына? — спросил Пурвис. Как Авраам Исаака в Библии...

Килси, не сдержавшись, прыснул, а Пурвис залился краской стыда. Он поплелся обратно к яме за лопатой. Когда он удалился за пределы слышимости, Килси сказал:

— Садовник мог соврать относительно инструментов, мог сам принести их и выкопать яму. Не забывайте, что он дал девушке машину и скрыл это.

— Я вижу, Фриц продолжает оставаться среди подозреваемых вами...

Килси подергал себя за короткий седой чубчик.

— А как же иначе? Я выяснил кое-что о его прошлом.

— У него есть прошлое?

— Не слишком серьезное, но, как мне кажется, небезынтересное. Еще щенком он был замешан в преступлении на сексуальной почве. Это был его первый конфликт с законом, по меньшей мере, первый известный, и судья был к нему снисходителен. Все свелось к принудительному трудоустройству в службу охраны леса...

— Что за преступление?

— Растление малолетней. Я этим давно интересуюсь, потому что в делах поджигателей частенько встречаются преступления на сексуальной почве. Разумеется, я не утверждаю, что Фриц является поджигателем, у меня нет доказательств. Но известно, что работая в службе охраны, он интересовался техникой борьбы с пожарами. Даже участвовал в двух-трех операциях в центре штата.

— Что же в этом плохого?

— Ничего, но это симптоматично, — серьезно ответил Килси. — Не говорите об этом никому из пожарников, я сам когда-то им был, — но и пожарники, и поджигатели из одного материала. И те, и другие заворожены огнем. Фриц тоже был им заворожен, так как вскоре после освобождения поступил на работу в службу охраны леса.

— Странно, что его взяли...

— Он крепкий парень и за него ручалось семейство Броудхастов. Но хорошего охранника из него сделать не удалось. Немного подучили и приставили к бульдозеру. Кстати, он работал на строительстве этой вот дороги, — Килси указал на крутой спуск в каньон Броудхастов. — Они с коллегами провели солидную работу, дорога до сих пор в хорошем состоянии, хотя прошло пятнадцать лет. Но Фриц в службе охраны леса долго не удержался. Мягко говоря, у него было слишком много собственных проблем... — Его уволили по личным причинам?

— Не знаю. В документах нет причин увольнения, я тогда еще не работал.

— Можно спросить у Фрица.

— Это не так-то просто. Вчера, после вашего отъезда, я хотел еще поговорить с ним, но его мать не впустила меня в дом. Она словно львица защищает своего ненормального сыночка, прости Господи.

— Может, меня все-таки впустит. Так или иначе, мне нужно поговорить с ней, на прошлой неделе она дала денег этому убитому в Нортридже, Элберту Свитнеру.

— И много дала?

— Об этом я и хочу спросить, — я глянул на часы. — Четверть одиннадцатого... Вы не могли бы встретиться со мной возле ее дома в одиннадцать?

— Наверное, нет. Мне хотелось бы присутствовать при предварительном осмотре тела. Поговорите с Фрицем сами, мистер. Не зря он трясется от страха...

Он сказал это равнодушным голосом, словно сам никогда не испытывал страха. Возможно, подумал я, он стал изучать причины пожаров, мучительно пытаясь понять, что толкает неуравновешенных типов, вроде Фрица, на поджог...

— Что за девушку он растлил? — спросил я.

— Не знаю. Дело рассматривалось в суде для несовершеннолетних, все документы опечатаны. Я получил информацию от старых судебных служащих.

Глава 19

Джин стояла, всматриваясь в лицо мужа, словно пыталась понять, что чувствуют мертвые. Когда возвратился Пурвис с лопатой на плече, она вздрогнула и отвернулась. Пурвис положил лопату тихо и деликатно. Из нагрудного кармана он достал кожаный бумажник с выбитой золотыми буквами фамилией Стенли. Внутри были водительские права, еще какой-то документ с фотографией, несколько кредитных карточек и членских билетов и три долларовых банкнота.

— Немного... — сказал он.

Меня удивил его сочувственный тон.

— Вы знали Стенли Броудхаста? — спросил я.

— Мы были знакомы практически всю жизнь, с начальной школы.

— Я слыхал, что Стенли ходил в частную школу...

— Да, по окончании начальной. Он болел тем летом, ну и мать отдала его в специальную школу.

— Тем летом, когда сбежал его отец?

— Да. В жизни Стенли не было счастья, — его голос был словно испуганным. — Всю школу я завидовал ему. Его родители были богаты, а мы все бедны, словно церковные мыши. Теперь я не стану ему завидовать.

Я оглянулся на Джин, стоявшую теперь у сарая. Она словно искала путей побега, была похожа на перепуганную лань, которую я здесь видел вчера, только олененка с ней не было. Когда я подошел, она стояла у сгоревшей машины.

— Это наша машина?

— Похоже.

— У вас есть какое-то транспортное средство? Мне нужно выбраться отсюда.

— Куда вы хотите ехать?

— В дом свекрови. Я провела ночь в больнице.

Я сообщил Килси, куда мы направляемся и прибавил, что, возможно, позднее найду его в морге, после чего мы начали подниматься по тропе, которой я пришел. Джин быстро шла впереди меня, словно убегая от действительности.

Неподалеку от трибун, где я оставил машину, были устроены столы из бревен и досок, за которыми сидело около сотни мужчин, поедая гуляш, выдаваемый полевой кухней. Большинство при виде нас подняли головы, некоторые приветственно замахали, а двое или трое закричали «ура». Джин шла не оглядываясь, с опущенной головой и вскочила в машину, словно за ней гнались.

— Это я виновата! — сказала она, злясь на себя. — Мне не надо было показываться в этой одежде...

Мы долго ехали окружной дорогой по окраинам города. Я пытался вызвать ее на разговор о муже, но она была не расположена к этому, сидела, опустив голову, погруженная в свои мысли.

Она выпрямилась и поглядела вокруг лишь тогда, когда мы въехали в каньон миссис Броудхаст. Пожар дошел почти до входа в него, опалив деревья и кусты по сторонам дороги. Большинство домов в каньоне Истейтс остались нетронутыми, лишь некоторые сгорели без видимых причин. От одного не осталось ничего, кроме мраморного камина, который торчал среди пепла и переплетений перекрученных труб, словно жертвенник Венеры. На пепелище ковырялись два человека.

Путь огня был так же переменчив в глубине каньона. Деревца авокадо миссис Броудхаст казались нетронутыми, но чуть дальше торчали лишь черные скелеты олив. Эвкалипты, возвышающиеся над крышей дома, потеряли большую часть ветвей и всю листву, сарай сгорел. Сам дом был обожжен, но цел.

У Джин был ключ, мы вошли. Запертый дом, полный горького запаха дыма, казался брошенным уже давно. Потертая викторианская мебель выглядела так, словно годилась лишь на свалку. Даже чучела птиц в витринах, казалось, помнили лучшие времена. У большого пестрого дятла был всего один стеклянный глаз и розовая, выцветшая грудь. Все они выглядели, словно имитация, сделанная с целью оживить мерзкий мертвый мир.

— Простите, я исчезну на минутку, — сказала Джин. — Мне нужно найти что-нибудь черное и переодеться...

Она исчезла в противоположном крыле дома, а я решил позвонить Вилли Маккею, детективу из Сан-Франциско, с которым мы провели вместе несколько дел. В поисках телефона я вошел в маленькую комнатку, прилегающую к гостиной. Здесь висели старинные фотографии предков. Из черной рамы на меня сурово глянул мужчина с бакенбардами а ля Франц-Иосиф в цилиндре, словно требуя от меня немедленного признания его высшего положения.

Его лицо напомнило мне миссис Броудхаст, однако ничего не добавляло для ее понимания. Я видел ее молодой и энергичной, а потом — больной и беспомощной. Чего-то мне не доставало для заполнения пустоты между двумя версиями ее личности, чего-то, объяснившего то, что муж бросил ее, а сын так и не смог избавиться от ее влияния.

В комнатке, помимо другой мебели, стояла черная кожаная козетка, словно приглашающая прилечь, и столик из полированного вишневого дерева с углублениями для колен. На столике лежала потертая кожаная папка, а на ней стоял телефон. Я сел возле столика, удобно расположив колени в углублениях, и набрал номер конторы Вилли Маккея на Джери-Стрит в Сан-Франциско. Секретарша соединила меня с его частной квартирой на верхнем этаже того же дома. Здесь трубку сняла другая женщина с менее официальным голосом и через минуту отозвался Вилли.

— Звякни попозже, Лью. Ты прервал меня в самый интимный момент...

— Звякни ты.

Продиктовав ему номер миссис Броудхаст, я положил трубку и открыл кожаную папку. Внутри было несколько листов бумаги и поблекшая карта, рисованная пером на помятом, пожелтевшем листке. Карта представляла собой изображение практически половины прибрежной равнины, ныне занимаемой Санта-Терезой, а окружающие ее холмы и предгорья напоминали отпечатки пальцев и следы зверей. В правом верхнем углу карты было выведено:

"Федеральная земельная комиссия

Роберт Дрисколл Фальконер

Старая миссия Санта-Тереза

Включил в реестр 14 июля 1866

Джон Берри".

Верхний лист бумаги был исписан «спенсеровским письмом»[5]. Под заголовком «Воспоминания Элизабет Фальконер-Броудхаст» я прочел:

"Историческое общество графства Санта-Тереза обратилось ко мне с просьбой изложить некоторые факты, касающиеся истории моей семьи. Мой дед по отцу Роберт Дрисколл Фальконер был сыном купца и ученого из Массачусетса, а также учеником и соратником Луи Агассиса[6].

Он участвовал в гражданской войне на стороне федералистов и 3 мая 1863 года был тяжело ранен в битве под Ченселлорсвиллем. Рана казалась смертельной, однако он выжил и смог впоследствии рассказывать об этом.

На тихоокеанское побережье он приехал залечивать раны. Здесь — частично благодаря покупке, но в основном, благодаря женитьбе, — он стал владельцем нескольких тысяч акров земли, впоследствии известных под именем «Ранчо Фальконера». Большая часть этой территории до того являлась составляющей частью земель миссии, секуляризированных в 1834 году и подлежавших мексиканскому земельному праву, и в качестве наследства моей бабушки перешло к моему деду, а после к моему отцу, Роберту Фальконеру-младшему[7].

Мне трудно писать спокойно о моем, светлой памяти, отце. Как и его дед и отец, он учился в Гарвардском университете. Он был более ученым-естествоиспытателем, нежели владельцем ранчо или деловым человеком. Его достаточно критиковали за распродажу части земли, однако он мог бы ответить, что в его жизни были вещи намного важнее. Он был известным любителем-орнитологом, автором первой книги, систематизировавшей птиц графства Санта-Тереза. Его богатейшая коллекция, в которой были как местные, так и экзотические экспонаты, послужила основой для создания музея Санта-Терезы".

Здесь почерк понемногу начал утрачивать свою спенсеровскую утонченность.

"До меня доходят лживые слухи, будто мой отец массово убивал птиц, поющих для всеобщего удовольствия. Что может быть нелепей! Отец убивал птиц лишь с научной целью, дабы сохранить мимолетную красоту их оперения! Он от всего сердца любил своих маленьких певцов, которых вынужден был убивать по велению науки. Я могу засвидетельствовать это!

Я часто сопровождал отца в его научных путешествиях, как в этих местах, так и за границей, и не раз доводилось мне видеть его плачущим над маленьким тельцем синицы или дрозда, которое он держал в своих добрых руках! Часто плакали мы оба, он и я, скрывшись в каком-нибудь дальнем уголке нашего семейного каньона. Он был добрым человеком и выдающимся стрелком и, принося смерть, делал это недрогнувшей рукой, мгновенно и безболезненно.

Роберт Дрисколл Фальконер-младший был богом, живущим среди людей".

Под конец почерк изменился совершенно — неровные буквы разбегались поперек желтой линованной страницы, словно бегущая армия.

Воспользовавшись случаем, я заглянул в стол. Правый верхний ящик был доверху набит счетами. Некоторые из них ждали оплаты месяцами и пестрели соответственными приписками типа: «Ожидаем немедленного урегулирования» или «В случае дальнейшей задержки платежа будем вынуждены обратиться в суд».

В другом ящике я нашел старый деревянный футляр для пистолетов. В устланных войлоком углублениях лежало два немецких спортивных пистолета, старых, но тщательно смазанных и поблескивавших, будто странные украшения. Я вынул один и взвесил в руке — он был легок и настолько хорош, что словно сам просился выстрелить. Я прицелился в фотографию мужчины с бакенбардами, но почувствовал себя идиотом и подошел к окну, ища глазами лучшую цель.

Птиц нигде не было видно, но я заметил круглую кормушку, помещенную на бетонном столбике, вкопанном в землю. Оставшимися в кормушке зернами лакомилась крыса, в нее я и прицелился. Крыса сбежала по столбику и скрылась в обгоревшей траве.

Глава 20

— Господи, что вы делаете?! — послышался голос Джин из-за моей спины.

— Развлекаюсь.

— Положите это, пожалуйста. Элизабет будет недовольна тем, что трогали пистолеты.

Я спрятал оружие в футляр.

— Хорошие пистолеты.

— Мне так не кажется. Я ненавижу все, что стреляет!

Она умолкла, но взгляд ее говорил о том, что она еще не все сказала. Вместо короткого яркого платьица на ней было черное платье, закрывающее колени, которое не слишком ей шло. Она опять напоминала актрису — на этот раз девочку, играющую взрослую женщину.

— Я прилично выгляжу в этом?

В ее голосе звучала неуверенность, словно, потеряв мужа и сына, она усомнилась в себе самой.

— Если бы вы и захотели, то не сумели бы выглядеть иначе.

Она отмахнулась от комплимента резким движением руки и устроилась на диванчике, поджав под себя ноги и укрыв их черной юбкой. Я закрыл футляр с пистолетами и положил его на место.

— Это пистолеты отца вашей свекрови?

— Да, они остались от отца Элизабет.

— Она иногда пользуется ими?

— Если вы хотите знать, стреляет ли она птиц, то нет. Это всего лишь бесценная память великого человека. Все в этом доме — память... Я сама иногда чувствую себя тут экспонатом...

— Это платье вашей свекрови?

— Да.

— Вы хотите поселиться в этом доме?

— Возможно... Сейчас он совпадает с моим настроением...

Она наклонила голову, словно прислушиваясь, как будто черное платье было космическим скафандром с встроенной рацией.

— Когда-то Элизабет охотилась на птиц и научила стрелять Стенли. Наверное, это его волновало, иначе он не рассказал бы мне об этом. Кажется, сама она тоже тревожилась по этому поводу, во всяком случае, она бросила охоту еще до того, как мы познакомились... А вот мой отец так и не бросил, — сказала она внезапно. — Во всяком случае, пока мамочка не ушла от него. Он обожает стрелять во все, что двигается! А потом нам с мамочкой приходилось чистить перепелок и голубей... После нашего ухода я ни разу даже не проведала его!

Она без предупреждения перескочила с семьи Стенли на свою. Заинтригованный этим, я спросил:

— Вы не хотите вернуться к своей семье?

— У меня нет семьи. Мамочка во второй раз вышла замуж, живет в Нью-Джерси. А у отца, когда я слышала о нем в последний раз, была спортивная лодка на Багамах, и он возил богатых туристов удить большую рыбу. Я не могу явиться ни к кому из них, они посчитали бы, что все случившееся — моя вина...

— Почему?

— Так посчитали бы. Потому, что я ушла из дому и самостоятельно окончила университет. Они оба обижены на меня за это. Девушка должна делать то, что ей укажут!

Она сказала это голосом, полным сожаления о своих родных.

— А кого вините в случившемся вы?

— Разумеется, себя. И Стенли немного, — она вновь опустила глаза. — Я знаю, это ужасно, то, что я говорю! Я могу простить ему эту девушку и всю эту идиотскую историю с его отцом. Но какого черта... но зачем он забрал с собой Ронни?!

— Он хотел получить у матери деньги и визит Ронни был частью сделки...

— Откуда вы это знаете?

— Мне сказала Элизабет.

— Это похоже на нее, она холодная, — но тотчас же добавила, желая быть справедливой к свекрови:

— Я не должна этого говорить. Она достаточно страдала. Мы со Стенли никогда не были для нее утешением, всегда только брали, ничего не давая взамен.

— Что вы брали?

— Деньги...

Она злилась на себя.

— У Элизабет много денег?

— Разумеется, она богата. Она составила состояние на строительстве Каньона Истейтс и у нее еще остались сотни акров. — Ну, они не приносят большой прибыли, не считая нескольких акров авокадо... У вашей свекрови подозрительно много неоплаченных счетов...

— Это потому, что она богата. Богачи никогда не платят по счетам. У моего отца в свое время был небольшой спортивный магазинчик в Рено. И он был вынужден постоянно грозить судом именно тем людям, для которых его счета ничего не значили. У Элизабет тысячи долларов годового дохода.

— Сколько тысяч?

— Точно я не знаю. Она не афиширует своих доходов, но она их имеет.

— Кто унаследует состояние, если она умрет?

— Типун вам на язык! — в ее голосе прозвучал суеверный страх. — Доктор Жером сказал, что она выздоравливает, — она овладела голосом. — Приступ был вызван только влиянием тревоги и шоком.

— Говорит она нормально?

— Разумеется. Но на вашем месте я сейчас не мучила бы ее.

— Я урегулирую эти вопросы с доктором Жеромом, — успокоил ее я. — Но вы не ответили на мой вопрос. Кто ее наследник?

— Ронни, — произнесла она тихо, но вся ее поза выдала сильное волнение. — Вы тревожитесь, кто вам заплатит, мистер? Вы поэтому сидите здесь вместо того, чтобы искать его?!

Я не стал отвечать, а просто помолчал некоторое время, пока она не успокоится. Гнев и боль пульсировали в ней, сменяя друг друга... Она обратила гнев на себя, теребя подол платья, словно готовая разорвать его. — Не делайте этого, Джин.

— Почему? Отвратительное платье!

— Ну, так переоденьтесь. Нужно взять себя в руки.

— Я не вынесу этого ожидания!

— Должны вынести. Видимо, это продлится еще какое-то время. Это не так просто. Пришлось бы прочесать пол-Калифорнии и кусок океана в придачу, — у нее было такое убитое лицо, что я добавил:

— У меня есть верный след, — я вынул объявление с фотографиями отца Стенли и жены Килпатрика. — Вы видели вот это?

Она склонилась над листком.

— Да, но вскоре после того, как оно появилось в «Кроникл». Стенли дал это объявление без моего ведома, когда мы были в Сан-Франциско в июле. Матери он тоже ничего не сказал. Она страшно злилась, увидав объявление.

— Почему?

— Сказала, что он откапывает старый скандал. Но, кажется, это не беспокоило никого, кроме нее и Стенли.

«И Джерри Килпатрика, — подумал я, — и его отца, и, возможно, искомой женщины...»

— Вы знаете, кто эта женщина, миссис?

— Как говорит Элизабет, ее фамилия Килпатрик, она была женой здешнего посредника по продаже недвижимости, Брайана Килпатрика.

— В каких отношениях с Килпатриком находится ваша свекровь?

— Насколько мне известно, в очень хороших. Они совладельцы — вместе застраивали Каньон Истейтс.

— А что вам известно о сыне Килпатрика, Джерри?

— Наверное, я не знаю его. Как он выглядит?

— Худой парень, лет девятнадцати, с длинными рыжеватыми волосами и бородкой. Очень нервный — треснул меня вчера вечером пистолетом по голове. — Это он взял Ронни с этой девушкой на яхту?

— Он.

— Возможно, я и видела его, — глаза ее устремились куда-то вдаль, словно она исследовала свою память. — У него тогда не было бороды, но, кажется, это он был у нас дома как-то вечером, в июле. Я видела его всего какое-то мгновение, Стенли сразу же закрылся с ним в кабинете. Кажется, он пришел с этим объявлением... — она запрокинула лицо. — Вы думаете, что он нам мстит? За то, что его мать сбежала с отцом Стенли?

— Все может быть... Парень, кажется, до сих пор любит мать. Не исключено, что он именно у нее будет искать укрытие.

— Значит, нам нужно найти ее, — сказала Джин.

— Я тоже так думаю. Если можно верить имеющимся у меня сведениям, экс-миссис Килпатрик проживает где-то на Полуострове, к югу от Сан-Франциско.

Она ухватилась за это, как утопающий за соломинку.

— Вы поедете туда? Вы же сделаете это для меня? Сегодня же?

К ее щекам снова прилила отхлынувшая кровь и мне было жаль охлаждать этот пыл.

— Разумней будет подождать, пока мы не отыщем более ясный след. Джерри участвовал в регатах в Инсенейд и с той же вероятностью мог отплыть в том направлении...

— В Мексику?

— Многие молодые люди направляются туда. Разумеется, нельзя отмахиваться и от следа, ведущего на Полуостров...

Она встала.

— Я сама туда поеду.

— Нет, вы останетесь здесь, миссис.

— В этом доме?

— Во всяком случае, в городе. Маловероятно, что это похищение с целью получения выкупа, но если это все же так, то похитители рано или поздно выйдут на вас.

Она глянула на телефон, словно он уже зазвонил.

— У меня нет денег...

— Вы только что говорили о богатстве своей свекрови. При крайней необходимости деньги вы найдете, это даже хорошо, что вы затронули эту тему.

— Потому что я не заплатила вам...

— У меня не горит. Но вскоре нам может понадобится некоторая сумма наличными...

Она снова встревожилась и заходила кругами по тесной комнатке, рассерженная и нескладная, в черном платье не по фигуре.

— Я не стану просить денег у Элизабет, могу поискать работу...

— В данной ситуации это не слишком реально.

Она остановилась передо мной. Мы обменялись короткими взглядами, которые могли стать обещанием остаться врагами навеки, но с той же вероятностью — клятвой в вечной дружбе, на жизнь и на смерть. Долго сдерживаемый гнев вскипал в ней, словно вулканическая лава в недрах земли, глубже, чем горечь неудавшегося замужества и боль вдовства. Но заговорила она более уверенно, словно окончательно разобралась во мне.

— Коль скоро мы говорим о реальности, так какие шаги вы предприняли для поисков моего сына?

— В данный момент я жду разговора с неким Вилли Маккеем, владельцем сыскного бюро в Сан-Франциско. Он знает район залива, как собственные карманы, и я хотел бы получить его содействие.

— Так сделайте это. Необходимые деньги я достану, — она произнесла это так, словно все решила и не только относительно денег. — Но что намерены делать вы?

— Ждать. Задавать вопросы.

Она нервно махнула рукой и снова села.

— Ничего... Только задавать вопросы...

— Это и меня временами мучает. Некоторые люди и без вопросов рассказывают мне разные вещи. А вот вы к таковым не относитесь...

Она подозрительно глянула на меня.

— Что еще такое?

— Да так... Странным был этот ваш брак...

— И вы хотите, чтобы я рассказала вам о нем...

Это был не вопрос, а констатация факта.

— Охотно послушаю.

— И с какой стати я должна вам рассказывать?

— Потому что вы впутали меня во все это.

Это снова ее разозлило, что, впрочем, было несложно, гнев словно дремал под ее тонкой кожей.

— Я слыхала, что есть болезнь, когда люди подсматривают за другими. А вот вы подслушиваете!

— А чего вы стыдитесь?

— Мне нечего стыдится! — ответила она. — И оставьте меня в покое, я не хочу об этом говорить.

Некоторое время мы сидели в молчании. Я чувствовал, что как никогда близок к тому, чтобы влюбиться в нее, отчасти потому, что она — мать Ронни, но также и потому, что это молодая и красивая женщина. Ее фигурка в тесном черном платье брала меня за сердце, однако траур словно окружал ее тенью, сквозь которую я не мог пробиться. Кроме того, напомнил я себе, я вдвое старше ее. Она открыто смотрела на меня, словно читая мои мысли.

— Мне трудно об этом говорить, — произнесла она. — Я даже себе в этом не признавалась. Мой брак был ошибкой. Стенли жил в своем мире, и я не сумела войти в этот мир. Возможно, будь он здесь, он сказал бы то же обо мне. Мы никогда не говорили об этом... Жили под одной крышей, но каждый — своей собственной жизнью. Я занималась Ронни, а Стенли все глубже уходил в свои поиски. Я иногда подглядывала за ним, когда он запирался в кабинете, сидел и часто бесцельно перебирал бумаги и фотографии. Он выглядел, как человек, считающий деньги, — добавила она с неожиданной невольной усмешкой. — Однако мне не следовало относиться к нему так несерьезно, — она словно подводила итог. — Я должна была намного серьезнее воспринимать все это. Пастор Райсман предупреждал меня, и был прав, как я сейчас вижу...

— Я охотно поговорил бы с Райсманом...

— Я тоже... Но его нет в живых.

— От чего он умер?

— От старости. Мне в самом деле не хватает его. Он был мудрым человеком, полным доброжелательности. Но меня ослеплял гнев. Ревность.

— Ревность?

— Да. Я ревновала Стенли к его родителям и их разбитому браку. Все время я чувствовала, что это грозит моему собственному браку, постепенно разрушая нашу семью. Стенли все больше уходил в прошлое и все меньше замечал меня. Возможно, если бы я больше старалась, мне удалось бы вернуть его в жизнь. Но вдруг оказалось, что уже поздно. Это объявление в «Кроникл» словно подвело черту, правда?

Телефонный звонок освободил меня от необходимости отвечать. Это был Вилли Маккей.

— Привет, Лью! Акция окончена, я к твоим услугам.

— Я ищу одну женщину. Возраст около сорока лет. Покинула Санта-Терезу пятнадцать лет назад. Тогда ее звали Эллен Стром-Килпатрик. Уехала с мужчиной по имени Лео Броудхаст, не исключено, что они вместе до сих пор. Если верить моей слегка чокнутой информаторше, Эллен проживает где-то на Полуострове, в старом двух— или трехэтажном доме с двумя башенками. Вокруг растут деревья — дубы и немного сосен.

— И никаких более конкретных данных? На Полуострове есть и кое-какие другие деревья...

— Неделю назад возле дома крутился большой дог, похожий на потерянного.

— Что тебе известно об этой Эллен?

— Она — бывшая жена посредника по продаже недвижимости из Санта-Терезы Брайана Килпатрика. Он сказал мне, что Эллен окончила Стенфордский университет.

Вилли удовлетворенно причмокнул.

— В таком случае, начнем с Пало-Альто. Бывшие студентки возвращаются туда, как голуби в голубятню. У тебя нет фотографии Эллен Стром-Килпатрик? — Есть объявление, оно появилось в «Кроникл» в конце июля. Там есть фотография, на которой изображена она и Лео Броудхаст пятнадцать лет назад, когда они впервые прибыли в Сан-Франциско под именем миссис и мистера Ральф Смит.

— Оно у меня в картотеке, — сообщил Вилли. — Если мне не изменяет память, там идет речь о тысяче долларов вознаграждения...

— Тебе редко изменяет память, если речь идет о деньгах.

— Да. Собственно, я недавно опять женился. Могу ли я рассчитывать на вознаграждение в числе прочих кандидатов?

— Не думаю, видишь ли, человек, поместивший объявление, мертв. Я рассказал ему о смерти Стенли и последовавших за этим событиях.

— Какова роль Эллен во всем этом?

— Об этом я бы хотел спросить ее. Ты не задавай ей никаких вопросов. Как только найдешь ее, дай мне знать, я возьму все на себя.

Окончив разговор, я нашел Джин. Ее настроение за это время изменилось — она не хотела отпускать меня и оставаться одна. Когда я закрывал за собой входную дверь, до меня долетел ее обиженный плач.

Глава 21

Вдоль всей улицы, на которой жила миссис Сноу, сиреневые облака цветов покоились на ветвях жакаранд. С минуту я оставался в машине, наслаждаясь их видом. В садике соседнего дома играли смуглые ребятишки. Занавеска в окне миссис Сноу дрожала, словно веко, пораженное тиком. Вскоре в дверях показалась сама хозяйка. Она подошла к машине. На ней было платье из порыжевшего шелка, напоминающее доспехи, лицо бело от пудры, словно она ждала важного гостя. Однако, ждала она не меня, ибо заговорила со сдерживаемым раздражением.

— По какому праву вы все время осаждаете нас?! Пристали, словно банный лист!

Я вылез из машины и стоял перед ней, держа шляпу в руке.

— Я не беспокоил бы вас, миссис, если бы ваш сын не был важным свидетелем.

— Он не обязан отвечать на ваши вопросы, пока не посоветуется с адвокатом. Я это знаю, потому что мы уже сталкивались с законом. Но сейчас он невинен, как новорожденный младенец!

— Настолько невинен?

Она стояла передо мной без улыбки, преграждая мне дорогу к двери. Из соседнего дома, словно почуяв приключение, вышло несколько людей, они по одному двинулись в нашу сторону, образуя молчаливую аудиторию. Миссис Сноу обвела их долгим взглядом. На ее рассерженном лице мелькнуло выражение, близкое к паническому. Она повернулась ко мне:

— Если вы все равно настаиваете на разговоре, то пройдемте в дом.

Она проводила меня в свою маленькую гостиную. Пятно от пролитого миссис Броудхаст чая выглядело, словно мрачный след давнего преступления. Миссис Сноу не села и не предложила сесть мне.

— Где Фриц? — спросил я.

— Сын у себя в комнате.

— Он не мог бы выйти?

— Нет. К нему должен прийти врач. Мне не хотелось бы, чтобы вы снова встревожили его, как вчера.

— Он был встревожен до разговора со мной.

— Я знаю. Но вы еще больше встревожили его. Фредерик очень впечатлительный. У него был нервный срыв, и с тех пор он не владеет своими чувствами. Насколько хватит моих сил, я не допущу, чтобы вы опять довели его до болезни!

Я почувствовал укол совести, но лишь оттого, что она была особой женского пола, хрупкой и в то же время несгибаемой. Но она стояла на моем пути и где-то за нею был потерянный мальчик.

— Вы знакомы с Элом Свитнером, миссис?

Сжав губы она покачала головой.

— Никогда не слыхала о таковом.

Но глаза ее стали внимательными.

— И он не был тут, например, на прошлой неделе?

— Возможно... Я не могу сторожить дом целыми днями... Повторите, пожалуйста, фамилию...

— Эл Свитнер. Он был убит вчера вечером. Полиция в Лос-Анджелесе установила, что это заключенный, совершивший побег из тюрьмы в Фолсоме. Ее темные глаза блеснули, словно глаза ночного зверька в свете фонаря.

— Ах, так...

— Не давали ли вы ему денег, миссис?

— Немного. Я дала ему пять долларов. Я не знала, что он сбежал из тюрьмы.

— Почему вы дали ему денег?

— Мне стало его жаль.

— Вы с ним дружили?

— Этого я бы не сказала. Но ему нужен был бензин, чтобы выехать из города, и я выделила пять долларов...

— Я слыхал, что вы дали ему двадцать...

Она смотрела на меня, не моргнув глазом.

— Даже если так? У меня не было мелких денег. И я не хотела, чтобы он крутился тут, когда Фредерик вернется с работы.

— Он был другом Фредерика?

— Я не назвала бы его другом. Эл не был другом никому, себе в том числе...

— Значит, вы знали его?

Она аккуратно присела на краешек кресла на колесиках, я тоже сел в ближайшее кресло. Ее лицо было застывшим и замкнутым. Было такое впечатление, словно она глубоко вдыхает воздух перед тем, как нырнуть в воду.

— Не стану возражать, я его знала. Мальчиком он какое-то время жил у нас. У него уже тогда были неприятности с законом и для него подыскивали опекунов, которые взяли бы его в семью. В противном случае ему грозил исправительный дом. Мой муж тогда еще был жив и мы, посоветовавшись, решили взять его на воспитание.

— Это было очень мило со стороны вашей семьи...

Она покачала головой.

— Я не ставлю это себе в заслугу, нам просто нужны были деньги. У нас был Фредерик и мы не могли допустить, чтобы наш дом распался окончательно. Мой муж в то время постоянно болел, а цены росли. Одним словом, мы взяли Элберта и делали все, что было в наших силах. Но все было бесполезно, мы не оказывали на него никакого влияния... Более того, он плохо влиял на Фредерика. Собственно, мы думали, что с ним делать, когда он сам развязал нам руки. Угнал машину и удрал с девочкой.

— Фредерик был замешан в это, не так ли?

Она глубоко вздохнула, словно ныряльщик, выплывший на поверхность воды, чтобы зачерпнуть воздуха.

— Вы слыхали об этом?

— Кое-что.

— Но вы наверняка слышали неправду! Многие во всем винили Фредерика, потому что он был старшим из них. Но Элберт Свитнер был слишком развит для своих лет, девушка тоже. Ей было всего пятнадцать лет, но вы можете поверить мне, мистер, она уже не была невинна. А Фредерик легко поддавался влиянию и был словно воск в их руках...

— Вы знали эту девушку?

— Разумеется, знала.

— Как ее звали?

— Марта Никерсон. Ее отец был строительным рабочим, если вообще работал. Они жили в меблированных комнатах в конце улицы. Я ее знала, потому что семья Броудхаст приглашала ее помогать в кухне, когда они давали приемы. Марта была очаровательным созданием, лишенным малейших комплексов и сомнений. Всю эту историю затеяла она, если уж хотите знать, мистер. И, разумеется, она единственная вышла сухой из воды.

— А что конкретно произошло?

— Они угнали машину, как я уже говорила. Это наверняка была идея Марты, потому что они угнали машину ее знакомого, хозяина меблированных комнат, в которых она жила. Ну, и всей троицей удрали в Лос-Анджелес. Это тоже была ее идея. Она хотела попасть в Лос-Анджелес любой ценой, вбила себе в голову, что станет кинозвездой! Они перебивались там три дня, как-то добывая еду и ночуя в машине. В конце концов, всех троих поймали на краже в новой пекарне...

Она рассказывала об этом так, словно сама принимала участие в эскападе сына. Вдруг отдав себе в этом отчет, она натянула на лицо маску каменной непроницаемости.

— И что хуже всего, оказалось, что Марта Никерсон беременна. Она была несовершеннолетней, а Фредерик признался, что между ними была половая близость. В результате всего судья и инспектор по делам несовершеннолетних поставили его перед трудным выбором: или ему придется защищаться перед обычным судом под угрозой тюрьмы, или он признает себя виновным перед судом для несовершеннолетних и отделается судебным надзором и полугодом принудительных работ в службе охраны леса. Адвокат считал, что спорить не стоит, потому что суды для несовершеннолетних не любят, когда им возражают. И Фредерик отработал в лесной службе...

— А что произошло с остальными?

— Марта вышла замуж за того самого человека, у которого угнала машину. Ее даже не вызывали в суд.

— Где она сейчас?

— Я не слишком много знаю. У ее мужа было какое-то дело в северной части графства. Возможно, она до сих пор живет там с ним...

— Как ее фамилия по мужу?

Она задумалась.

— Что-то не припомню... Я могу узнать, если это важно. Она имела наглость после всего этого прислать Фредерику рождественскую открытку. Кажется, он до сих пор прячет ее в ящике вместе с другими своими сокровищами.

— А что же Эл?

— Эл другое дело. Это было не первое его нарушение. Он уже был под надзором, так что его поместили в исправительный дом в Престоне вплоть до совершеннолетия. Я помню, как он вышел оттуда, летом минуло ровно пятнадцать лет с того момента. Как раз зацветали жакаранды, когда он пришел за своими вещами. Я все их сохранила в коробке: школьные учебники, вишневый костюм, полученный им в опекунской службе, чтобы было в чем ходить в церковь... Но из костюма он к тому времени вырос, а на книжки ему было наплевать. Я накормила его и дала немного денег...

Она покачала головой, словно я что-то сказал.

— Это не было актом милосердия с моей стороны. Я хотела избавиться от него, прежде чем Фредерик опять с ним свяжется. Он в то время работал в лесной охране и мне не хотелось, чтобы Элберт снова сманил его на дурную дорожку. Но это случилось...

— Что же случилось?

— Элберт довел его до потери места и к тому же до нервного расстройства. Я не хотела бы живописать все подробности. Что случилось, то случилось... Во всяком случае, Элберт не переступал порога моего дома вплоть до прошлой недели. И вот сейчас я узнаю, что он мертв...

— Он был убит вчера ночью в Нортридже. Мы не знаем, кто убил его и почему. Но, возможно, нам помогло бы, если бы вы рассказали, что произошло пятнадцать лет назад. Каким образом Элберт довел Фредерика до нервного заболевания?

— Впутал его в жуткую историю. Все как всегда...

— В какую историю?

— Взял бульдозер Фредерика и устроил себе прогулку по холмам. Только это ведь не был бульдозер Фредерика, он принадлежал лесной охране. И беда случилась. Фредерик едва вместе с Элбертом не попал в федеральную тюрьму. К счастью, все окончилось тем, что его выгнали с места. И все из-за Элберта!

Я понемногу начинал терять терпение.

— Я не могу сейчас поговорить с Фредериком, миссис?

— Не вижу в этом необходимости. Я отвечала на все ваши вопросы. Фредерик сказал бы вам то же самое.

— Возможно, вы о чем-то и не знаете?

— Мне кажется, вы не понимаете, — чуть свысока проговорила она. — Мы очень близки с Фредериком. — Немного подумав, она добавила:

— Что вы имели в виду?

— Я предпочел бы поговорить с ним. Вы его мать и стараетесь оберечь его. Это так понятно...

— Я должна его оберегать. Фредерик не сможет оберегать себя сам. Со времени своей болезни и потери места он винит себя во всем. Нужно было видеть, до чего его довел ваш вчерашний допрос!

— Он ничего отягощающего мне не рассказал.

Она окинула меня скептическим взглядом.

— А что он вам рассказал?

— Я не вижу повода повторять вам его слова. Ваш сын взрослый мужчина.

— Вы ошибаетесь. Не смотря на свой возраст, это мальчик. Со времени нервного расстройства он перестал быть самим собой.

— И это произошло пятнадцать лет назад, не так ли? — Да. Тем летом, когда уехал капитан Броудхаст.

— Фредерик любил капитана?

— Любил ли? Он боготворил его! Капитан Броудхаст был ему вторым отцом, он боготворил его и всю их семью. Он изболелся душой после исчезновения капитана. Словно его собственный отец умер во второй раз. Это не мои слова, это сказал мне сам доктор Жером.

— Это он должен прийти к Фредерику?

Она кивнула.

— С минуты на минуту.

— Доктор Жером — психиатр?

— Я не верю психиатрам, — заявила она не терпящим возражений тоном. — Доктор Жером хороший врач. Если бы это было не так, он не лечил бы миссис Броудхаст. Когда Фредерик расхворался, миссис Броудхаст попросила доктора Жерома заняться им и оплачивала все счета, включая пребывание в клинике. А когда он вернулся оттуда, то получил у нее место садовника. — Миссис Сноу усмехнулась, словно эти воспоминания хоть немного утешали ее. — Но боюсь, что теперь он потеряет и это место...

— Я не понимаю, почему он должен его потерять, если он не сделал ничего плохого. Честно говоря, я не понимаю, почему он потерял работу и в Службе охраны леса...

— Я тоже не понимаю. Элберт взял ключи от бульдозера без его ведома.

Но главный лесничий не поверил Фредерику, наверное, из-за этого дела в суде для несовершеннолетних. Если парень один раз столкнется с законом, то это пятно на всю жизнь...

Глава 22

Миссис Сноу встала и направилась к двери, словно желая выпустить меня. Атмосфера ее дома угнетала меня, но уйти я еще не был готов. Я не двинулся с места и она, потягавшись со мной в молчании, вернулась и опустилась на диван.

— Еще что-то?

— Да. Я хотел бы, чтобы вы помогли мне, миссис. Это непосредственно не связано ни с вами, ни с Фредериком. Вы, кажется, работали в семействе Броудхаст, когда капитан Броудхаст сбежал из дома?

— Да, работала.

— Вы случайно не знали эту женщину?

— Эллен Килпатрик? Разумеется, знала. Она была женой здешнего посредника по продаже недвижимости. Преподавала рисование в школе. Это не так давно ее муж стал владельцем Каньона Истейтс, а тогда они едва сводили концы с концами. Видно, миссис Килпатрик увидела возможность поправить свои дела и расставила сети на капитана Броудхаста. Все происходило на моих глазах. Как только миссис Броудхаст выходила за порог, они подбрасывали мне Стенли и шли в охотничий домик. Считалось, что миссис Килпатрик учила капитана рисовать, но, разумеется, она учила его совсем другому... Им казалось, что они всех водят за нос, но это только казалось. Я часто ловила их на тайных взглядах, словно они жили в собственном мире, за границами которого ничего не существовало.

— А миссис Броудхаст знала об их романе?

— Как она могла не знать? Я видела, как она страдает. Но она никогда ни слова не проронила, по крайней мере, в моем присутствии. Я думаю, она хотела избежать разрыва. Понимаете, она из известной в городе семьи... Во всяком случае, в свое время это была очень известная семья. Возможно, она думала также и о Стенли. Хотя, когда я думаю об этом теперь, мне кажется, что откровенный разрыв ему пошел бы больше на пользу. Он все время спрашивал меня, что папа делает с этой дамой в охотничьем домике. Мне приходилось изобретать невероятные истории, но на самом деле он мне никогда не верил. Дети всегда все знают...

— Значит, это продолжалось долгое время?

— По меньшей мере, год. Это был удивительный год, даже для меня. Я была экономкой в доме миссис Броудхаст, находилась там, но у меня было впечатление, словно я смотрю на все это снаружи. Со временем эти двое перестали стесняться меня и вели себя так, словно я была мебелью. Под конец даже не всегда отправлялись в охотничий домик. Может быть, потому, что Фредерик тогда работал как раз на строительстве дороги на верху каньона. Словом, они оставались в доме в отсутствие миссис Броудхаст. Они закрывались на ключ в маленькой комнате и выходили оттуда с горящими щеками, а я должна была объяснять Стенли, почему скрипела козетка... — ее лицо под толстым слоем пудры тронул легкий румянец. — Не знаю, зачем рассказываю все это вам, мистер. Я дала себе слово, что унесу все это с собой в могилу...

— Вы не знаете, что подтолкнуло их к отъезду?

— Думаю, все это становилось слишком тягостным. Сил не хватало даже у меня. Думаю, если бы они не сбежали, я не смолчала бы.

— Куда они поехали?

— В Сан-Франциско, по крайней мере, так говорилось. Во всяком случае, никто из них уже не вернулся. Я не знаю, на что они жили. У капитана не было ни занятия, ни состояния. Зная их, я допускаю, что это именно она достала себе место и кормит их обоих до сегодняшнего дня. Капитана трудно было бы назвать человеком практичным...

— А ее?

— О, она артистического типа. Но на самом деле она была намного практичнее, чем старалась показать. Она делала вид, что витает в облаках, а на самом деле твердо стояла обеими ногами на земле. Иногда мне было искренне жаль ее — она следила за ним глазами, как собака за своим хозяином. Я часто думала об этом позднее. Как женщина, у которой есть муж и сын, может так сохнуть по чужому мужу?..

— Судя по фотографии, капитан был весьма красивым мужчиной...

— Да, так оно и было. А где вы видели его фотографию?

Я показал ей объявление Стенли. Она его узнала.

— Эта газета была у Элберта Свитнера. Он хотел увериться, что это капитан Броудхаст, я подтвердила.

— А о женщине он не спрашивал?

— Это не было нужно, он давно уже знал миссис Килпатрик. Она была его учительницей, когда он жил у нас, — протерев очки, она вновь склонилась над фотографией. — Кто дал это объявление в газету?

— Стенли Броудхаст.

— Откуда он взял тысячу долларов награды? У него же цента за душой не было...

— У матери, во всяком случае, так он планировал.

— Понятно... — она подняла на меня глаза, в которых стояло прошлое. — Бедный маленький Стенли! До конца хотел понять, что происходило в охотничьем домике...

Интуиция этой женщины не переставала меня удивлять. Годы хлопот и защиты Фрица заострили ее ум необычайно. Я понимал, что она рассказывает мне все это не без умысла, словно престарелая Шахерезада, возводя стену из слов между мной и своим сыном. Я глянул на часы, было без четверти час.

— Вы должны идти? — быстро спросила миссис Сноу.

— Если бы я мог поговорить с Фредериком...

— Это невозможно. Я этого не позволю. Он всегда винит себя в том, чего не делал.

— Я буду иметь это в виду...

Она покачала головой.

— Вы не должны просить меня об этом. Я вам рассказала даже больше, чем вы узнали бы у Фредерика, — помолчав немного, она прибавила с раздражением:

— Спросите у меня, если вы хотите знать еще что-то!

— Только одно. Вы вспомнили о рождественской открытке, которую Марта Никерсон прислала Фредерику...

— Собственно, это не была рождественская открытка, обыкновенная почтовая карточка с поздравлением... — она поднялась. — Постараюсь найти ее, если это для вас так важно.

Она исчезла в дверях кухни, я слышал, как открылись и закрылись другие двери. Потом сквозь тонкие стены до меня долетел шум голосов, истерический — Фредерика и успокаивающий — его матери.

Через минуту миссис Сноу вернулась с открыткой в руке. На цветной фотографии был изображен фасад одноэтажного отеля с надписью: «Юкка Три Мотор Инн». На штемпеле значилось: «Петролеум-Сити, 22 декабря 1959г.». Текст был написан выцветшими зелеными чернилами:

"Дорогой Фриц!

Мы не виделись так давно! Что слышно в нашей старой доброй Санта-Терезе? У меня маленькая дочурка, она родилась под самое Рождество, 15 декабря, и весила почти три с половиной килограмма! Настоящая куколка, скажу тебе! Мы решили назвать ее Сьюзан. Я очень счастлива и надеюсь, что ты тоже счастлив. Передай мои наилучшие рождественские пожелания своей маме.

Марта (Никерсон) Крендалл".

Едва я окончил чтение, в кухне зазвонил телефон. Миссис Сноу подскочила, словно при звуке пожарной сирены, но прежде, чем поднять трубку, аккуратно прикрыла за собой дверь. Через минуту дверь снова распахнулась:

— Это вас. Мистер Килси, — заявила она, кривя губы, словно у этого имени был горький привкус.

Она отошла в сторону, пропуская меня, а потом застыла в дверном проеме, прислушиваясь. У Килси был встревоженный голос:

— Пилот береговой охраны выследил «Ариадну». Она села на мель в Заливе Дюн.

— А что с пассажирами?

— Дело темное, и выглядит все это не слишком розово. Судя по моим сведениям, прибой в любую минуту может разбить яхту.

— Обрисуйте точнее, где это?

— Сразу за национальным парком, чуть пониже. Вам знакомо это место?

— Да. Где вы находитесь? Я могу подхватить вас по дороге.

— К сожалению, в данный момент я не могу покидать город. Я вышел на один след в деле об убийстве Стенли Броудхаста. Да и район пожара я не должен оставлять...

— Какой след?

— Вчера в окрестностях видели этого вашего типа в парике. Он ехал в старом белом автомобиле по Дороге Грешников. Его видела студентка, гулявшая там незадолго до пожара.

— Она могла бы опознать его?

— Пока не знаю. Как раз еду поговорить с ней.

Килси повесил трубку. Отвернувшись от телефона, я заметил, что дверь в комнату Фрица приоткрыта. В щелке блестел его влажный глаз, словно глаз рыбы между подводных камней. Мать следила за ним, словно акула, из противоположных кухонных дверей.

— Как себя чувствуешь, Фриц? — спросил я.

— Отвратительно...

Он приоткрыл дверь пошире. В мятой пижаме он был больше похож на неаккуратного мальчишку, чем на взрослого мужчину.

— Возвращайся к себе и сиди тихо! — рявкнула на него мать.

Он покачал всклокоченной головой.

— Не хочу сидеть! Меня мучают видения!

— Какие видения, Фриц? — спросил я.

— Мистер Броудхаст в могиле...

— Это ты похоронил его?

Он кивнул и расплакался. Так он и стоял, кивая и заливаясь слезами, пока мать не встала между нами. Она всем своим маленьким весом налегла на его безвольное тело и втолкнула его обратно в комнату. Потом закрыла дверь, повернула в замке ключ и, держа его, словно оружие, повернулась ко мне.

— Я прошу вас выйти отсюда! Вы опять выбили его из равновесия!

— Если это он вчера закопал Стенли Броудхаста, вам не удастся этого скрыть, миссис. Нужно быть сумасшедшей, чтобы пытаться...

Она выдавила звук, долженствовавший символизировать смех, но прозвучавший как тявканье терьера:

— Это не я сумасшедшая. Он имеет такое же отношение к смерти Стенли, как и я. Вы все так напугали его, так все перепутали в его бедной голове, что он уже сам не знает, где был и что делал! Но я абсолютно уверена в том, что ничего плохого он не сделал! Я хорошо знаю своего сына...

Она говорила это с такой уверенностью, что я почти поверил ей.

— Однако, я уверен, что он знает больше, чем говорит...

— Вы хотели сказать «знает меньше», не так ли? Он сам не знает, что он знает. И не стыдно вам преследовать бедную вдову и ее единственного ребенка?! Если доктор увидит его в таком состоянии, он захочет поместить его в сумасшедший дом.

— Он уже бывал там когда-нибудь?

— Нет, но чуть не попал туда. Если бы миссис Броудхаст не заплатила за лечение...

— Это было в 1955 году?

— Да. А теперь я прошу вас покинуть мою кухню. Я не приглашала вас сюда и прошу выйти!

Я поблагодарил ее и вышел. Возле дома стоял желтый спортивный автомобиль, из которого вышел не первой молодости мужчина в тренировочном костюме. Он достал из багажника докторскую сумку и двинулся в мою сторону. Седые волосы и голубые глаза резко контрастировали с его загаром.

— Доктор Жером?

— Да.

Он окинул меня вопросительным взглядом, я сообщил, кто я и чем занимаюсь.

— Меня пригласила Джин Броудхаст. Кстати, как себя чувствует Элизабет Броудхаст?

— Она измучена и потрясена, это привело к сердечному приступу. В целом, все не слишком серьезно.

— Я мог бы поговорить с ней?

— Не сегодня. Быть может, завтра. Но я бы не советовал говорить с ней о сыне. Да и о внуке тоже, — доктор глубоко вздохнул и произнес с неожиданным глубоким сочувствием:

— Я осмотрел в морге тело Стенли. Печально, когда умирает такой юный человек!

— Причиной смерти была колотая рана?

— Вероятно.

— Вы были его врачом?

— Большую часть его жизни. Пока он жил дома, я осматривал его достаточно регулярно. Потом он временами наведывался ко мне. Он любил спросить моего совета, когда его что-то тревожило.

— Что именно его тревожило?

— У него были скорее эмоциональные, семейные тревоги. Я не считаю это темой для беседы с посторонними лицами.

— Стенли это уже не повредит. Он мертв. — Бог его знает... — не без горечи произнес доктор. — Дорого я дал бы, чтобы узнать, кто убил и закопал его.

— Ваш пациент, Фриц Сноу, утверждает, что закопал его он.

Я следил за его реакцией, он не отвел взгляда своих спокойных глаз и его загорелое здоровое лицо оставалось все таким же. Он даже слегка усмехнулся:

— На вашем месте я бы в это не верил. Фриц во всем признается.

— Откуда вы знаете, что это не так?

— Он является моим пациентом вот уже двадцать лет...

— Он душевнобольной?

— Этого я не сказал бы. Он болезненно впечатлителен, склонен к самооговорам, во всем обвиняет себя. Если его вывести из равновесия, он полностью теряет ощущение реальности. Сколько я его знаю, бедняжка Фриц остается маленьким запуганным мальчиком.

— А чего он, собственно, боится?

— Помимо прочего, матери.

— Я бы тоже боялся...

— Все мы боялись бы на его месте, — пошутил доктор. — Это, хоть и хрупкая, но железная женщина. Что ж, ее сделала такой жизнь. Ее бедняга муж был очень похож на Фрица. Он не удерживался ни на одной работе. Подозреваю, что в основе всего лежит какое-то генетическое нарушение. Собственно, если дело касается наследственности, мы абсолютно бессильны... Мы оба глянули в сторону дома. Миссис Сноу наблюдала за нами в окно, заметив, что мы смотрим в ее сторону, она опустила занавеску.

— Я должен навестить пациента, — произнес доктор.

— Может, мы поговорим о нем еще как-то? Даже если Фриц невиновен, как вы утверждаете, чем-то он, несомненно, связан с основным подозреваемым в убийстве Стенли, — я рассказал ему об Элберте Свитнере и найденной Килси студентке, которая его видела. — С другой стороны, известно, что Фриц имел доступ к орудиям, которыми выкопана могила. Более того, он признается, что похоронил Стенли...

Доктор медленно покачал седой головой.

— Если бы рухнуло небо, Фриц также приписал бы себе вину. Честно говоря, весьма вероятно, что Стенли сам себе вырыл могилу.

— Мы с помошником коронера допускали возможность этого...

— Учитывая факты, это более чем возможность, — отрезал Жером. — Осматривая тело Стенли, я обнаружил мозоли на его руках.

— Что за мозоли?

— Самые обычные. На обеих ладонях, — доктор похлопал широкими пальцами правой руки по открытой ладони левой. — Появились в результате механического воздействия, идентичны тем, которые появляются от лопаты на руках непривычного человека. Хотя, конечно, трудно поверить, чтобы кто-то сам копал себе могилу...

— Возможно, кто-то вынудил его, — ответил я. — Эл Свитнер, этот человек в парике, был рецидивистом. Он мог стоять над Стенли с пистолетом в руке. А, возможно, у Стенли были другие поводы копать...

— Какие?

— Не знаю. Возможно, он сам хотел закопать кого-то. С ним была молодая девушка... И его сынишка...

— Что же случилось с ними?

— Именно это я еду сейчас выяснять.

Глава 23

К Заливу Дюн вела крутая боковая дорога, отходящая от шоссе № 1. Над созданными ветром дюнами, уходящими вдоль берега на север, вглубь континента плыли тучи, словно развивающиеся флаги. Они предвещали шторм. Павильон при въезде в национальный парк был заперт и пуст. Не задерживаясь, я доехал до стоянки, с которой открывался вид на океан. Метрах в ста от берега, там, где разбивались волны, лежала на боку «Ариадна». Дальше кружила стая пеликанов, время от времени ныряющих за рыбой.

С пляжа за яхтой наблюдали три человека. Не те, кого я искал. Ближе всех стоял мужчина в форме охранника национального парка, а рядом с ним — двое парнишек с длинными, выгоревшими на солнце волосами, опирающиеся на серфинговые доски.

Я вынул из багажника бинокль и навел его на яхту. Шлюп потерял мачту, такелаж свисал через борт, словно порванная сеть. Корпус, казалось, раздулся от воды. Яхта тяжело двигалась на прибойной волне, то и дело снова тяжело опускаясь на бок. Я поймал себя на том, что тяжело дышу в такт прибою.

По деревянной лестнице, полузасыпанной песком, я спустился на пляж. Охранник повернулся в мою сторону и я спросил его, спасена ли тройка с яхты.

— Да. Они добрались до берега.

— Все трое?

— Да, сэр. Вот эти парни очень помогли.

Следуя за движением его руки, я повернулся к парнишкам с досками. Они глядели на меня не больно уважительно, видно, не слишком доверяли взрослым.

— Ничего с ними не случилось, — заявил старший, и оба в унисон кивнули светлыми головами.

— А где они теперь? — спросил я.

Парнишки пожали гибкими плечами.

— Кто-то приехал за ними на машине. — На какой машине?

Паренек указал на охранника:

— Спросите у него.

Я повернулся к мужчине, производившему впечатление устроенного на теплое местечко по чьей-то протекции. Он отвечал с расстановкой.

— Это был голубой «Шевроле-комби» последней модели. Я не обратил внимания на номер, так как не считал это необходимым. Я же не знал, что они — беглецы...

— Ну, малыш не беглец, скорее — жертва похищения.

— Он вел себя не как жертва...

— А как он себя вел?

— Был испуган. Но тех двоих он не боялся. Шел с ними без сопротивления...

— Куда они вели его?

— В машину...

— Это я понимаю. Кто за ними приехал?

— Стройная женщина в ковбойской шляпе.

— Откуда она узнала, что они тут?

— Я разрешил девушке позвонить от себя. Откуда мне было знать...

— Вы не могли бы установить, куда она звонила?

— Каким образом? Разве что она говорила по междугородному... Попробую.

Он поплелся к лестнице, заслоняя лицо от песчаного ветра. Я двинулся следом за ним к павильону у въезда. Он вошел внутрь, чтобы позвонить, а я остался ждать снаружи. Через некоторое время он вышел, покачивая головой и безнадежно разводя руками.

— На станции нет ни малейшего следа...

— А с полицией вы говорили?

— Они приехали и уехали. Капитан из службы шерифа в Петролеум-Сити появился, когда вся троица уже исчезла.

Я вновь спустился к океану, чтобы еще раз взглянуть на «Ариадну». Она трепетала в прибое, словно птица, которая не может подняться на облитых нефтью крыльях. Повернувшись, я увидел, что старший из пареньков тихо подошел ко мне по песку.

— Обидно, когда такая яхта гибнет, — сказал он. — В дрожь бросает!

— Что, собственно, произошло?

— Мотор полетел. Ну, так говорил этот, бородатый. Он не успел поставить парус, как ветер выбросил яхту на мель. От удара сломалась мачта. Мы с братом все это видели. Ну, поплыли и вытащили их на досках... — Со всеми все в порядке?

— Бороде не повезло. Стукнуло по руке сорванным такелажем...

— А как малыш?

— С малышом все нормально. Он замерз, так братишка отдал ему свой плед. Он, бедняга, так трясся, словно никогда не перестанет. Ей Богу! Парнишка сам дрожал от холода, однако держался стоически, словно сын первобытного племени при обряде инициации.

— Куда они поехали? — спросил я.

Он еще раз подозрительно окинул меня взглядом.

— А вы кто? Агент?

— Я — частный детектив. И я ищу мальчика.

— Бороду?

— Нет, малыша.

— Когда вы говорили о похищении, вы говорили... правду?

— Да.

— Так они не родственники? Они так сказали...

— А что они еще сказали?

— Борода говорил, что вы... что его ищут за наркоманию. Это правда?

— Нет, я только хочу найти мальчика. Его отца вчера убили.

— Борода?!

— Возможно. Я не знаю.

Паренек отошел, обменялся несколькими словами с братом и вернулся ко мне. Я встретил его вопросом:

— Что за тайны?

— Я хотел только уточнить у брата. Девушка сказала, что мы можем забрать плед в Петролеум-Сити, она должна его оставить у администратора отеля «Юкка Три Инн».

По дороге к Петролеум-Сити я миновал целые поля буровых вышек и нефтяных скважин. Дальше на горизонте маячили ракетные установки воздушной базы Вандерберг. Сам Петролеум-Сити был провинциальным городком, который, благодаря внезапной конъюнктуре, растекся, минуя былые границы, целыми милями небольших усадеб, заледеневших в своей обыкновенности.

Отель «Юкка Три Инн» за пятнадцать лет, прошедших со времени отправления открытки, разросся. Он располагался на южной окраине городка и занимал три стороны небольшого квартала, замкнутого с четвертой стороны зданием концертного зала. Бегущие буквы на фронтоне над центральным входом рекламировали «бифштексы, омаров и музыку нон-стоп». Припарковывая машину у отеля, я слышал мелодию из вестерна, словно предсмертный стон гибнущего пограничного запада.

Женщина-администратор была одета, словно пародия на ковбоя — яркая клетчатая рубаха и широкополая шляпа из искусственной кожи. У нее было красивое крупное тело, с которым она словно не знала, что делать, не смотря на годы практики.

— У вас никто не оставлял плед? — спросил я. — Мокрый?..

Она без улыбки окинула меня изучающим взглядом.

— Это не вы одолжили Сьюзи плед, мистер.

— Я этого и не утверждаю. Сьюзи тут?

— Нет, они поехали дальше... — она застыла с приоткрытыми губами, словно охваченная внезапным сомнением. — Я не должна была этого говорить! — Кто вам это сказал?

— Мистер Крендалл.

— Лестер Крендалл?

— Да. Он хозяин отеля.

— Я хотел бы поговорить с ним.

— О чем?

— О его дочери. Я частный детектив. Вчера я был у него в Пасифик-Палисэйд. Мы сотрудничаем.

— Его здесь нет.

— Но вы сказали, что он запретил вам говорить...

— По телефону. Я говорила с ним по телефону.

— Когда?

— Часа два назад. Как только Сьюзи позвонила из Залива Дюн. Он велел мне задержать ее тут до своего приезда. Легко ему говорить! Стоило мне отвернуться, как они вскочили в машину и только их и видели!

— В каком направлении они поехали?

— В сторону Сан-Франциско.

Она произвела характерное движение человека, путешествующего автостопом, указав направление большим пальцем. Я узнал у нее номер машины.

— Вы сообщили в полицию, миссис?

— Зачем? Это машина мистера Крендалла. Мне не кажется, что в это нужно впутывать полицию.

— Когда вы его ожидаете?

— Каждую минуту, — по ее лицу было видно, что эта встреча не очень ее радует. — Если у вас есть к нему подход, окажите мне услугу, мистер, хорошо? Скажите ему, что я делала все, что в моих силах, но она от меня сбежала...

— Хорошо, как вас зовут, миссис? Мое имя Лью Арчер.

— Джой Равлинз. Но, думаю, мне нужно сменить имя на «Сорроу»... — прибавила она тоном давно привычной шутки[8].

— О, не делайте этого, миссис! Могу ли я пригласить вас на коктейль?

— К сожалению, мне необходимо следить за порядком тут, — она послала мне гаснущую улыбку. — Собственно, что происходит с Сьюзи? Она была такой милой, спокойной девочкой, может, даже слишком спокойной...

— Она уже не такая. Сбежала из дома.

— Сбежала? Так почему же она звонила сюда?

— Ей нужно было средство передвижения. Что она сказала, когда позвонила с берега?

— Что она с друзьями отправилась на морскую прогулку, яхта разбилась, а они выбрались на безлюдный берег, промокнув до костей. Она просила не говорить отцу, но я должна была... Он оставил весьма точные инструкции. Я привезла их сюда, они переоделись в сухую одежду, что-то перекусили...

— Откуда они взяли сухую одежду?

— Из номера мистера Крендалла. Я им открыла. Я думала, они останутся... Парень с бородкой даже просил меня вызвать врача. У него, наверное, сломана рука, висела без движения... Но потом он передумал, сказал, что подождет, пока доедет до матери. Я спросила где это, но он не ответил.

— А что с малышом?

— У меня есть сынишка, так я дала ему кое-какую одежду.

— Он что-то говорил?

— Ни слова... — она задумалась. — Нет, я не слыхала от него ни слова.

— Он не плакал?

Она покачала головой.

— Нет, не плакал.

— Он что-то ел?

— Я сунула в него немного супа и кусочек гамбургера. Но большую часть времени он сидел, как изваяние... — она на минуту замолчала, после чего сказала безо всякой связи с предыдущим:

— Вы видели пеликанов в Заливе Дюн, мистер? Знаете, у них не может быть малышей. Они отравлены ДДТ и яйца пропадают прежде, чем птенцы успевают вылупиться...

Я ответил, что знаю об этом и спросил:

— А что Сьюзан? Она что-то говорила?

— Очень немного. Я не знаю, что и думать, она неузнаваемо изменилась!

— И в чем же эта перемена?

— Мы с ней были очень дружны, пока они не переехали в Лос-Анджелес.

Во всяком случае, мне так казалось...

— Давно они переехали?

— Да года два назад... Лес... мистер Крендалл открыл новый отель в Осеано и ему было удобней добираться туда из Лос-Анджелеса. Во всяком случае фигурировала эта причина...

— А были и другие?

Администраторша смерила меня изучающим взглядом, не то приязненным, не то подозрительным.

— Вы все выпытываете у меня, мистер, а я слишком много говорю. Но я не могу спокойно смотреть, как Сьюзи портит себе жизнь! Честное слово, она была прекрасной девочкой! Упряма, как ее отец, но на самом деле очень добра...

На какое-то время она погрузилась в свои думы. Не замечая моего присутствия, она мечтательно опустила глаза, словно прижимала к груди ребенка. Я вернул ее к действительности:

— Что же ее так изменило?

— Она доведена до края! Я не знаю, чем именно... — ее губы кривились.

— Нет, знаю! Они переехали в Лос-Анджелес, чтобы обеспечить ей лучшие условия, общественное положение и все такое. Это была идея миссис Крендалл. У нее всегда был пунктик по поводу Лос-Анджелеса! А для Сьюзи этот переезд был огромным недоразумением. Да и для них тоже. Но, конечно же, они считают Сьюзи виноватой в том, что она несчастлива. Бедняжка, у нее нет ни одной близкой души, она совершенно одинока. Это убийство!

Я вздрогнул при звуке этого слова, но быстро овладел собой.

— И она пришла к вам?

— Да, но тот час же опять ушла...

— Вам не безразлична судьба Сьюзан...

— Не безразлична! У меня никогда не было дочки...

Глава 24

Я ничего не ел с семи или восьми часов, а потому направился в кафе-бар, откуда доносилась музыка, и повесил свою шляпу на рог лонгхорна, висевший на стене. В ожидании своей отбивной, я прошел в телефонную кабину и снова связался с Вилли Маккеем. На этот раз трубку поднял он сам.

— Бюро Маккея.

— Это Арчер. Ты вышел на след Эллен?

— Пока нет. Но уже нашел собаку.

— Какую собаку?

— Ну, этого дога, — нетерпеливо рявкнул Вилли. — Разумеется, он пропал. Я нашел хозяина, но он живет близ Милл-Вэлли. На прошлой неделе он дал объявление о пропаже пса и кто-то нашел его в Саусалито. Это довольно далеко от полуострова, Лью...

— Кажется, мой информатор был под ЛСД...

— Уж и не знаю, что об этом думать... — произнес Вилли. — На всякий случай я отправил человека в Саусалито. Ты знаешь Харольда?

— Ты можешь связаться с ним?

— Думаю, да. У него рация в машине.

— Скажи ему, чтобы обратил внимание на голубой «Шевроле-комби» с тремя пассажирами.

Я продиктовал их фамилии и описание, а также номер машины.

— Что Харольду делать, если он их заметит?

— Пусть едет за ними. Если будет возможность, пусть отберет малыша.

— Я поеду сам, — заявил Вилли. — Ты не говорил мне, что это похищение.

— Это не обычное похищение.

— В таком случае, чего хотят эти щенки?

Ответить на это я не мог. Помолчав, я сказал ему:

— Отец малыша вчера был убит. Скорей всего, мальчик был свидетелем убийства.

— Его убила эта парочка?

— Не знаю, — я все больше сомневался в роли Джерри и Сьюзан и хотел прервать их безумное бегство, не только думая о Ронни, но и о них самих. — Но это нужно иметь в виду.

Я вернулся к столику, где меня уже ждала отбивная. Запивал я ее пивом. Возле круглой стойки сидели четверо ковбоев, никогда не видевших коров вблизи. Они напевали ковбойские песенки, звучавшие так, словно появившиеся далеко на Востоке.

Я заказал еще пива и осмотрел зал, бывший шумной смесью истинного и поддельного Запада. Здесь соседствовали ковбои и мещане, выдающие себя за ковбоев, военные с женами и девушками, туристы, нефтяники в ковбойских сапогах на высоком каблуке и несколько мужчин в строгих городских костюмах с модными широкими галстуками, но с глазами, окруженными сеткой морщин от долгого пребывания на солнце.

Несколько пар глаз блеснули, когда в дверях показался Лестер Крендалл. Словно зажглись электронные детекторы денег. Войдя, Крендалл остановился и оглядел зал. Я поднял руку, и он подошел и сжал мою ладонь. — Каким образом вы оказались тут так быстро? — спросил он.

Я ответил, изучая при этом его лицо. Реакции его были медленными и притупленными, словно он вовсе не спал в эту ночь. Но было видно, что в отеле он чувствует себя лучше, чем на своей роскошной вилле в Пасифик-Палисейд. Официантки вскочили при виде его и одна из них подошла к столику.

— Что вам подать? — спросила она.

— Виски. Ты знаешь, какое. И запиши сумму мистера Арчера на мой счет.

— Это ни к чему, — сказал я. — Однако, спасибо.

— Мне приятно сделать это, — он наклонился, глядя на меня из-под приопущенных век. — Вы простите, если я уже спрашивал об этом, но я сейчас как-то отупел... Я не слишком понимаю, от чьего имени вы действуете...

— От имени вдовы Стенли Броудхаста. Я хочу найти ее сынишку, прежде чем с ним что-нибудь случится, а она сойдет с ума от тревоги.

— Я сам близок к сумасшествию, — он неожиданно доверчивым жестом схватил меня мозолистой рукой за плечо, но тут же отпустил. — В одном вы можете быть спокойны — моя Сьюзан не из тех девушек, которые могут обидеть малыша!

— Разве что неумышленно. Она подвергает его опасностям. Это чудо, что они сегодня утром не утонули!

— Миссис Равлинз говорила мне об этом. Жаль, что у нее не хватило настойчивости, чтобы задержать их. А она обещала...

— Это не ее вина. Вы же сами запретили ей вызывать полицию.

Крендалл окинул меня взглядом, полным холодной злости.

— Я знаю полицейских в этой части округа. Я здесь родился и вырос. Полиция здесь сначала стреляет, а потом уж задает вопросы. Я не намерен напускать их на мою юную дочь!

Я не мог отрицать, что по-своему он был прав. — Не будем спорить, — сказал я. — Фактом является то, что они уже в районе Залива Сан-Франциско, и мы этого не изменим.

— Где именно в районе Залива?

— Похоже, что в Саусалито.

Он сжал ладони и потряс ими, словно собирается метнуть кости.

— Так почему же вы не едете за ними?

— Я надеялся услыхать от вас что-нибудь существенное.

Его глаза были темными от злости.

— Вы что, издеваетесь?!

— Нет, говорю правду. Успокойтесь, пожалуйста. В Сан-Франциско их ищет мой коллега.

— Ваш коллега?

— Частный детектив по фамилии Вилли Маккей.

— И что будет, если он их найдет?

— Он поступит в зависимости от ситуации. Если это будет возможно, отнимет малыша.

— Но это опасно! Что будет с моей дочерью?!

— Ваша дочь встала на опасный путь...

— Оставьте ваши идиотские заявления, мистер! Я хочу спасти ее!

— Спасайте же!

Он понуро глянул на меня. Подбежала официантка с подносом, стараясь развеять скверное настроение шефа очаровательными улыбками. Алкоголь подействовал лучше, чем улыбки. Щеки его порозовели, глаза влажно блеснули, даже бакенбарды распушились, словно ожив. — Это не моя вина, — сказал он. — Я дал ей все, о чем в ее возрасте можно только мечтать. Во всем виноват этот юный Килпатрик! Он сбил мою невинную дочку с пути истинного...

— Да, кто-то ее сбил...

— Вы хотите сказать, что это не он?

— Я хочу сказать, что не он один. На прошлой неделе она в один из дней была в отеле «Под Звездами». Кажется, в четверг...

— Это на прибрежном шоссе? Сью никогда не поехала бы туда!

— Однако, ее видели там. Она была в номере некоего Элберта Свитнера, бандита, бежавшего из тюрьмы. Это имя ничего вам не говорит?

— Ничего! И вся ваша историйка ничего мне не говорит! Я просто не верю в это! — его лицо напоминало лицо старого боксера, получающего удар за ударом и знающего, что это не конец. — Почему вы говорите мне все это? — Чтобы вы обдумали дело. Ничего нельзя сделать, не зная фактов. Эл Свитнер был убит в субботу вечером.

— И вы обвиняете в этом Сьюзан?!

— Нет. Вероятнее всего она была в море, когда это случилось. Я только хочу, чтобы вы хорошо понимали, во что она впуталась.

— Я понимаю, что история очень серьезная, — он положил на стол сплетенные руки и выглядывал из-за них, как из-за баррикады. — Что делать, чтобы выпутать ее из всего этого? С момента ее побега я словно хожу по кругу, а она уходит все дальше и дальше...

Он смолк. Взгляд его стал отсутствующим и уплыл куда-то вдаль, словно там, за моей спиной, он увидел свою уходящую за горизонт дочь. У меня никогда не было детей, но я давно уже перестал завидовать людям, у которых они были.

— Вы не догадываетесь, от чего она убегает? — спросил я.

Он потряс головой.

— Мы все ей дали. Я думал, она счастлива. Но что-то случилось. И не знаю, что именно...

Он тупо качал головой, словно безнадежно искал впотьмах свою девочку.

Меня охватило чувство безнадежности, быть может, близкое ему, кто знает... Я отодвинул кресло и встал.

— Благодарю за угощение.

Крендалл также встал и стоял передо мной — более массивный, более старый, более грустный и более богатый, чем я.

— Куда вы направляетесь?

— В Саусалито.

— Возьмите с собой нас, меня и мамочку...

— Мамочку?

— Ну, мою жену...

Он принадлежал к тем мужчинам, которые редко называют своих жен по имени.

— Я не знал, что она приехала с вами...

— Она поднялась наверх, причесаться. Но мы можем быть готовы через две минуты. Я оплачу все расходы. И вообще, — добавил он, — давайте проясним ситуацию. Я готов оплатить ваши услуги.

— У меня уже есть клиентка. Но я охотно поговорил бы с вашей женой.

— Почему бы нет?

Я оставил на столике доллар для официантки. Крендалл взял его, старательно свернул в трубочку и, приподнявшись на цыпочки, сунул в нагрудный карман моего пиджака.

— В моем заведении ваши деньги не имеют цены, мистер.

— Это — официантке.

Я разогнул банкнот и вновь положил его на столик. Крендалл готов был взорваться, но предпочел взять себя в руки. Он хотел, чтобы я взял с собой его мамочку.

Глава 25

Мы вышли в холл, и Крендалл поднялся наверх, чтобы предупредить жену, а я остался внизу. За конторкой Джой Равлинз паковала свои вещи в сумку из искусственной кожи. У нее было посеревшее лицо и мертвые глаза, словно она вот-вот упадет в обморок.

— Он меня выгнал, — голос ее был лишен красок. — Дал мне пятнадцать минут на сборы. И это после пятнадцати лет работы! А ведь это я построила этот отель...

— Разумеется, он переменит свое решение!

— Вы не знаете Леса, мистер. Деньги ударили ему в голову. Он считает себя господином над жизнью и смертью! И с каждым годом это в нем все усиливается. Ему повезло, просто ранчо, которое он унаследовал от отца, расположено между нефтяными полями и воздушной базой, а ему кажется, что он достиг всего собственным трудом! Он считает, что он волен издеваться над людьми, о да! — она резко провела вниз ребром ладони, словно что-то отсекая. Рука ее дрожала. — А мне нужна эта работа. У меня сын-школьник... — Он указал причину увольнения?

— Ничего подобного! Но мы оба знаем в чем причина. Я должна была связать Сьюзи, как барана! Он просто нашел козла отпущения, потому что не смеет взглянуть правде в глаза и признать, что виноват во всем он сам и его жена! Словно это я ее воспитала! Я бы могла вам такое порассказать о «мамочке»...

Ее лицо задумчиво застыло. Она смолкла, прислушиваясь к собственным словам. Я предпринял попытку развязать ей язык.

— Каково происхождение миссис Крендалл?

— Ничего особенного. Ее отец был мелким строительным рабочим, каменщиком. Когда она была маленькой, они исколесили всю Калифорнию. Она была совсем соплячкой, когда вышла за Леса. Он взял ее прямо со школьной скамьи, а ведь сам был уже зрелым мужчиной...

— Я заметил разницу в их возрасте. И удивился, что она пошла за него.

— Она была вынуждена.

— Была беременна, не так ли? Похоже...

— Но это еще не все. Не-ет, мистер. Она водилась с бандой хулиганистых парней из Санта-Терезы, и они украли у Леса машину. Если бы он обратился в суд, она попала бы в тюрьму. Один из ее приятелей таки попал...

— Элберт Свитнер?

У нее вытянулось лицо.

— Не делайте из меня идиотку! Вы же все знаете...

— Не все. Но вчера я наткнулся на Свитнера. Откуда вы его знаете, миссис?

— Я его не знаю. Но он был тут на прошлой неделе, а у меня хорошая память на лица. Я запомнила его с прошлого раза. Он спрашивал, как ее найти.

— Миссис Крендалл?

— Обоих Крендаллов. — И вы ему сказали?

— Нет, но их адрес — не тайна. Он есть в телефонной книге Лос-Анджелеса. Но я и этого ему не сказала, — строго добавила она.

— Вы говорили о «прошлом разе»...

Ее глаза уплыли вдаль.

— Это было давно. Он был еще молодым парнем и приехал в отель автостопом. Я и сама тогда была молода...

— Как давно это было?

— Сейчас подумаю... Незадолго до того я приступила к работе. Сьюзан было года три. Должно быть, это было пятнадцать лет назад, — ее лицо дрогнуло. — Мне нужно было дня три носа из дома не высовывать! Как только появляется этот тип, он вызывает несчастья на головы людей!

— В тот раз тоже вызвал?

— Вызвал. Я толком не знаю, каким образом. Он хотел поговорить с Лесом. Думаю, хотел выудить из него деньги. Во всяком случае, после его отъезда тут возник Содом и Гоморра! Лес устроил жене такую нахлобучку, что стены тряслись!

— За что?

— Не знаю, я слышала только визг. Спросите у них. Только, пожалуйста, мистер, не ссылайтесь не меня! Мне нужно получить у Леса рекомендации...

С лестницы меня позвал Крендалл. Я поднимался, заинтригованный, интересно будет встретиться с миссис Крендалл после всего, что я о ней узнал...

Апартаменты хозяина были роскошны. Марта Никерсон-Крендалл сидела в глубоком мягком кресле, положив ногу за ногу. Лицо ее покрывал толстый слой свежей косметики. Меня снова поразили красота и грациозность ее тела. Какое бы место она не заняла, ее тело, словно светильник или огонь, были центром комнаты. Однако, глаза ее были холодны и напряжены. Она смотрела на меня из-под маски косметики так, словно провела плохую ночь по моей вине. Однако, поданную руку она не отнимала, пока не закончила говорить:

— Вы должны помочь нам отыскать Сьюзи! Ее нет уже три дня, я этого не вынесу!

— Я делаю все, что в моих силах.

— Лестер говорит, что она направляется в Саусалито. Это правда?

— Все указывает на то. Я принял это за рабочую гипотезу. Не исключено, что вы могли бы помочь мне, миссис.

— Каким образом? — она быстро склонилась в мою сторону, но выражение глаз не изменилось. Они словно выгорели — так, будто она жила во второй раз. — Ей Богу, я все сделаю!

В ее голосе прозвучали вульгарные нотки, словно из мира ее юности.

— Знакомы ли вы с Эллен Килпатрик?

Ее взгляд метнулся к мужу и вернулся в мою сторону.

— Как вы вышли на это? Я должна была звонить ей...

— Зачем?

— Ну, она живет в Саусалито...

— Под какой фамилией?

— Эллен Стром. Она художница, это ее псевдоним.

— Она выдает себя за большого мастера, — вмешался Крендалл. — Но это вранье! Она и рисовать-то не умеет!

Он говорил сдавленным голосом, лицо его наливалось кровью. Я не знал, есть ли у него конкретная причина злиться на Эллен, или он просто выливает на нее накопившуюся злость.

— Вы видели ее картины? — спросил я.

— Мне хватило одной. Летом она написала нам и предложила купить картину. Я послал ей чек, а она взамен прислала ее.

— Картина здесь?

— Да я ее выкинул к чертям! Это был только повод вытянуть из меня деньги!

— Вовсе нет, — запротестовала его жена. — Она писала, что отдает нам первенство...

— Никто ее об этом не просил!

Я обратился к женщине:

— В последнее время вы видели Эллен?

— Она неуверенно взглянула на мужа.

— Она была моей учительницей в школе, правда, Лес?..

Он не отвечал, охваченный собственными грустными мыслями.

— И она является матерью Джерри Килпатрика, — уточнил я. — Вы знали об этом, миссис?

— Нет, — она снова глянула на мужа и, встревожено помолчав, добавила:

— Ну, то есть, пока не сложила все факты...

Крендалл встал между мной и ею, словно обвинитель:

— Это ты привела в дом этого щенка!

— Даже если так, что из того! Обычная вежливость...

— Хорошенькая вежливость! Ты что, не видишь, какую кашу ты заварила?!

Кто тебя просил?! Она?

— Это не твое дело! Не виси надо мной!

Занятые супружеским пинг-понгом, они перестали обращать на меня внимание. Частично для того, чтобы напомнить о своем присутствии, частично для выяснения обстоятельств дела, я спросил:

— А Элберт Свитнер тоже учился в классе миссис Килпатрик?

Женщина застыла на месте. Ее муж также замер с помутившимся взглядом, словно оглушенный ударом из прошлого.

— Это был большой класс, — пробормотала женщина, — о ком вы спрашивали, мистер?

— Об Элберте Свитнере.

Она переменила ноги, блеснувшие, словно пара элегантных мягких ножниц. Потом подняла глаза на мужа.

— Не смотри на меня! Я не могу собраться с мыслями, когда ты так на меня смотришь!

Но он не мог оторвать от нее глаз.

— Спустись в бар и выпей коктейль, — сказала она. — Я теряю дар речи, когда ты так на меня смотришь.

Он протянул ладонь и, не прикасаясь к ней, обрисовал в воздухе силуэт ее головы.

— Не принимай это близко к сердцу, мамочка! Мы должны держаться друг друга. Нас двое против всего остального мира...

— Все в порядке. Дай мне собраться с мыслями. Пойди, выпей.

Он медленно вышел. Я подождал, пока захлопнулась дверь, а потом раздались его тяжелые шаги на лестнице.

— Чего вы добиваетесь? — спросила она. — Вы хотите разбить мою семью?

— Боюсь, она уже всерьез треснула...

— Неправда! Я всегда была хорошей женой и Лестер ценит это. Я делала все, чтобы отблагодарить и вознаградить его!

— Вы имеете в виду украденный автомобиль?

— Это было больше двадцати лет назад! Постыдились бы вытаскивать такие вещи на свет Божий! А вы ко всему еще тычете мне в глаза Элбертом Свитнером!

— Я вчера уже спрашивал о нем, вы не помните, миссис? Вы не признались, что знакомы с ним.

— Вы только назвали имя... Я не видела его со школьных времен...

— В самом деле, миссис? А ведь он был тут, в этом отеле, пятнадцать лет назад...

— Тут толчется множество людей...

— А на прошлой неделе он пригласил вашу дочь в другой отель...

Она оттолкнула это известие оборонительным движением обеих рук:

— Сьюзан никогда бы не поехала с таким типом!

— Но она это сделала.

Она вскочила с места.

— Что он крутит?! Он что, мстит мне за то, что я его выдала?!

— А вы его выдали, миссис?

— Я была вынуждена... Мне пришлось выбирать между этим и судом для несовершеннолетних. Это было перед появлением Сьюзи на свет...

— Эл не из тех, кто забывает...

— Да. Он мне этого не забудет... Пятнадцать лет назад он пришел сюда, чтобы разбить мой брак. Явился, как только его освободили из тюрьмы! — Каким образом он хотел разбить ваш брак, миссис?

— Нарассказывал моему мужу кучу вранья. Я и повторять не хочу, что он выдумал обо мне! Я вообще не знаю, зачем это вам говорю!

— Эл Свитнер вчера был убит.

Она молча смотрела на меня. В глазах ее стоял страх, но тело ее не утратило ни капли своей кошачьей грации.

— Понимаю. И вы думаете, что это я его убила.

Я не подтвердил, но и не отрицал этого. Ее глаза блеснули чуть холодней.

— Сьюзан? Вы думаете, что это Сьюзан?!

— Ее я в этом не подозреваю. Я не имею причин подозревать кого бы то ни было.

— Так почему вы меня этим мучаете?!

— Мне кажется, что вы должны это знать.

— Благодарю, — горько бросила она. — Чего Эл хотел от моей дочки?

— Думаю, прежде всего, она была ему необходима как источник информации. Эла разыскивали. Он приехал сюда, чтобы добыть денег на дорогу до Мексики.

— Откуда приехал?

— Из Сакраменто. Допускаю, что по дороге он завернул в Саусалито.

Она стояла, прислушиваясь, словно услыхала замогильный голос.

— Это Эллен напустила его на нас?

— Я не знаю, что сделала Эллен. Но я практически уверен, что он заезжал к ней по дороге. Он хотел получить награду, назначенную Стенли Броудхастом за указание места проживания ее и его отца.

— Какую награду?

— Тысячу долларов наличными. Думаю, он рассчитывал на большее. — Я достал объявление, уже достаточно затертое. — Ведь это Эллен, не так ли?

— Да. Так она выглядела, когда учила нас в шоле, в Санта-Терезе.

— Вы видели ее с тех пор?

Она ответила не сразу.

— Я ездила навестить ее в прошлом месяце, после покупки той картины.

Вы только не говорите об этом Лесу, он ничего не знает. Мы задержались в Сан-Франциско на уик-энд, я вырвалась и поехала на другую сторону залива, в Саусалито. — Поколебавшись секунду, она добавила:

— Я взяла с собой Сьюзи...

— Зачем?

— Не знаю. Думала, это будет к лучшему. Эллен хотела увидеться со мной, она много сделала для меня, когда я была еще подростком. Если бы не она, я не дожила бы до двадцати. А сейчас я начала замечать то же самое в Сьюзан... Она никогда не выглядела счастливым ребенком, но в последнее время мне казалось, что она дошла до края... Вы понимаете меня, мистер?

Я не понимал и сказал ей об этом. Она впервые признала, что в жизни Сьюзан что-то было всерьез не в порядке.

— Она панически боялась людей, как и я, когда была подростком. Ну, и все поэтому сторонились ее, соученицы не понимали, что ее угнетало. Понимала одна я, по крайней мере, мне так казалось... Но я ничего не могла сказать...

— А сейчас можете?

— Сейчас это не имеет значения. Все уже рушится, — она оглядела душный роскошный номер, словно проверяя, не трескаются ли стены от подземных толчков. — Лес не является отцом Сьюзи. Он старался стать ей отцом, но как-то не умел найти к ней подход... Да и я чувствовала себя идиоткой и злилась на это, понимаете? Кончилось тем, что мы сидели в собственном доме, как три надутых куклы!

— А кто отец Сьюзан?

— Это не ваше дело, — она глянула мне в глаза почти беззлобно. — В конце концов, я и сама толком не знаю. Я тогда творила всяческие чудеса, хотя была моложе, чем Сьюзи теперь...

— Ее отец — Фриц Сноу?

Ее глаза ярко блеснули.

— Можете не трудиться, я ничего больше на эту тему не скажу. Вы меня прервали. Я тревожилась о Сьюзан, как уже говорила, и думала, что Эллен мне что-то посоветует.

— И она посоветовала?

— В сущности, нет. Она говорила долго, Сьюзан все впитывала, но ее выводы меня не убедили. Она считала, что мы должны отпустить Сьюзан из дому, позволить, чтобы ею занялись посторонние люди. Или отпустить ее на все четыре стороны и предоставить самой себе. Но ведь это невозможно! Нельзя в нашем мире оставлять молодых без присмотра!

— А что думала об этом Сьюзан?

— Она хотела остаться у Эллен. Но это не было бы решением проблемы. Эллен очень изменилась за эти годы. Она живет в неухоженном старом доме в лесу, как отшельница...

— Без мужчин?

— Никаких мужских следов я не заметила. Если вы имеете в виду Лео Броудхаста, то его нет уже давно, они недолго были вместе. Это был один из тех обыкновенных романчиков, которым придает остроту присутствие жены.

Она слегка заволновалась, поняв, что выдала свою недюжинную осведомленность в этих делах.

— Куда он уехал?

— Куда-то за границу, если верить Эллен.

— Вы ведь знали его, прежде чем он покинул Санта-Терезу, не так ли, миссис?

— Я работала в их доме, если это можно назвать знакомством...

— Что за человеком он был?

— Один из тех мужчин, которые не пропускают ни одной женщины.

Она сказала это как будто раздраженно и потому я спросил:

— Значит, за вами он тоже ухаживал?

— Пытался. Я треснула по его смазливой роже! — она глянула на меня вызывающе, словно проверяя, не попытаюсь ли и я поухаживать за ней. — С тех пор он держал лапы при себе.

Воспоминания разбудили в ней гнев и окрасили румянцем ее щеки. Возможно, в этом была доля иных чувств. Вполне вероятно, что Марта Крендалл была более сложной натурой, чем показалось мне при первой встрече. Но нужно было спешить в дорогу.

Спустившись вниз, я еще успел поймать Вилли Маккея дома. Я подождал у телефона, пока он найдет Эллен Стром в телефонной книге графства Марин. Она проживала на Хэвен-Роуд, в одном из предместий Саусалито. Вилли обещал, что они с Харольдом не спустят глаз с ее дома до моего приезда.

Я вышел, не попрощавшись с Крендаллами. Мне не хотелось, чтобы они сидели у меня на голове всю дорогу вместе со всеми двадцатью годами жизни, тянущимися за ними.

Глава 26

Прежде, чем я доехал до Сан-Франциско, стемнело. Видимо, недавно прошел дождь — за Золотыми Воротами над океаном плыла череда туч. На мосту мое лицо обдувал влажный и холодный морской ветер.

У начала Хэвен-Роуд желтая металлическая табличка предупреждала о том, что проезд закрыт. Я остановил машину у обочины, запер дверцы и двинулся пешком по выбитому асфальту. Далеко стоящие дома были не видны с улицы, но между ветвей блестели огни. Из темноты раздался приглушенный голос:

— Лью?

На обочине дороги появился Вилли Маккей. На нем был темный дождевик и его усатое лицо казалось лишенным тела, словно явление на спиритическом сеансе. Я вступил за ним под сень деревьев и пожал его затянутую в перчатку руку.

— Они не появлялись, — сообщил он. — На твою информацию можно полагаться?

— Более или менее... — надежда, гнавшая меня на север, замерла в моей груди. — Эллен дома?

— Да. Но кроме нее — никого.

— Это точно?

— Да. Харольд видит ее через окно.

— Что она делает?

— Ничего особенного. Когда я спрашивал его в последний раз, похоже было, что она ждет.

— Пойду-ка я поговорю с ней...

Вилли взял меня за руку повыше локтя и крепко сжал.

— Правильно ли ты поступаешь, Лью?

— Возможно, она что-то знает о них. Она — мать старшего паренька.

— Ну, не буду тебя задерживать.

Он отпустил мою руку и я двинулся по размытой грязной аллейке к дому.

Дом со своими остроконечными башенками-близнецами, устремленными в небо, словно сошел со страниц средневекового романа. Но очарование развеивалось по мере приближения. В полукруглом витражном окне над входом не доставало части стекол, словно зубов в старческой усмешке. Расшатанные ступени веранды заскрипели под тяжестью моих шагов. Когда я постучал, двери сами со скрипом отворились.

В освещенном холле появилась Эллен. Ее глаза и губы остались настолько неизменными со времен, когда была сделана фотография, что седина в ее волосах поражала. На ней было шерстяное трикотажное платье с длинными рукавами и длинной широкой юбкой с пятнами всех цветов. Движения ее были неосознанно задумчивы. Она подошла к дверям с выражением тревоги на лице, сменившимся испугом.

— Кто вы такой?

— Мое имя Лью Арчер. Двери сами открылись...

— Нужно починить замок... — она несколько раз повернула ручку. — Вы сыщик, не так ли?

— Вы неплохо проинформированы.

— Звонила Марта Крендалл. Она сказала, что вы ищете ее дочь.

— Сьюзан не появлялась?

— Пока нет. Но Марта говорила так, словно вот-вот приедет, — она глянула в темноту за моим плечом. — Кажется, с ней мой сын...

— Видимо да. С ними также внук Лео Броудхаста.

Она казалась потрясенной.

— У Леона Броудхаста есть внук?

— Если вы помните, он оставил сына. У того, в свою очередь, тоже был сын. Его зовут Ронни, ему шесть лет. Я нахожусь тут из-за него.

— Что они делают с шестилетним мальчиком?

— Этого я не знаю. И хотел бы спросить их об этом.

— Понимаю. Может, вы зайдете? — она широко повела рукой, так, что дрогнула ее грудь. В этом была какая-то неловкая грация. — Подождем вместе...

— Очень мило с вашей стороны, миссис Килпатрик.

Это ей не понравилось, словно этим именем я хотел напомнить ей о прошлом.

— Я бы просила называть меня мисс Стром, — сказала она. — Сначала это был мой псевдоним, но я уже много лет не пользуюсь другим именем. — Я слышал, что вы — художница...

— Не слишком хорошая. Но я много работаю...

Она проводила меня в просторную высокую комнату, стены которой были увешаны картинами, большей частью без рам. Красочные линии и пятна на них производили впечатление незавершенности, а, может, их и невозможно было завершить. Окна скрывались за тяжелыми занавесями, исключая трехстворчатое окно в эркере. Сквозь ветви деревьев на дальних холмах мигали огни Саусалито.

— Прекрасный вид! — сказал я. — Но вы не будете против, если я занавешу окно?

— Буду вам очень благодарна. Вы думаете, что за мной наблюдают с улицы?

Я глянул на нее и понял, что она говорит серьезно.

— Кто за вами наблюдает?

— Ну... Джерри, Сьюзан и этот малыш...

— Это не слишком правдоподобно.

— Да, я знаю. Но у меня весь вечер такое чувство, словно за мной кто-то наблюдает. Собственно, задергивание штор не слишком поможет, у того, кто там сидит, глаза как рентген! Все равно, как вы его назовете — Бог или дьявол...

Я отвернулся от окна и снова заглянул в ее не привыкшее к людским взглядам обнаженное лицо.

— Я даже не предложила вам присесть...

Она указала на высокое старое кресло с жесткой спинкой.

— Мне хотелось бы присесть где-нибудь, где мы не будем на виду.

— Честно говоря, мне тоже.

Она проводила меня через холл в маленькую комнатку под лестницей, нечто вроде кабинетика, способного вызвать клаустрофобию своей теснотой. Скошенный потолок только с одной стороны позволял не наклонять голову. К стене кнопками был приколот плакат с текстом «Четырех перемен» Гарри Снайдера[9]. С ним контрастировало старинное изображение рыбацкого судна, бившегося в волнах на фоне черного, ощетиненного скалами мыса Горн. В углу стоял старинный металлический сейф с надписью на дверце: «Вильям Стром и Ко. Торговля лесом».

Моя спутница присела на угол стола возле телефона, предоставив мне удобное вертящееся кресло. Вблизи я чувствовал запах ее тела, он был приятным, хотя слегка неживым, словно запах сухих листьев. Меня волновало странное любопытство, мучит ли ее по-прежнему та страсть, по приказу которой она когда-то взбиралась с Лео Броудхастом к домику наверху каньона? Она увидела вопрос в моих глазах, но ошиблась, толкуя его. А может, не так уж и ошиблась...

— Я не такая уж сумасшедшая, как вам кажется, мистер. Раза два меня посещали мистические видения, и я знаю, что каждая ночь — это первая ночь вечности.

— А как быть с днями?

— Лучшие вещи я делаю ночью, — коротко ответила она.

— Я слыхал...

Она хватала на лету, а потому вскинулась:

— Вам что-то наговорила Марта...

— Она говорила о вас с глубоким почтением. Говорила, что вы спасли ей жизнь, когда она была молоденькой девушкой...

Это было ей приятно, но она не сменила темы.

— Вы знаете о моем романе с Лео Броудхастом. В противном случае, вы не произнесли бы этого имени.

— Я только объяснил, кто такой малыш...

— Видно у меня начинается паранойя...

— Возможно, самую малость... Это следствие одинокой жизни...

— Откуда вам это известно, доктор?

— Я не доктор, я лишь пациент. Моя жизнь также одинока...

— По собственной воле?

— Нет, это была не моя воля. Меня не выдержала жена. И я уже смирился с этим.

— Я тоже. Я полюбила одиночество, — заявила она без достаточной уверенности. — Временами я рисую ночь напролет. Мои художества не требуют дневного света. Я не рисую того, что отражает свет. Я изображаю состояния духа.

Перед моими глазами всплыли картины на стенах ее комнаты. Они скорее напоминали тяжелые контузии и открытые раны...

— Марта вам не говорила, что Джерри получил травму? Кажется, у него сломана рука...

На ее выразительном лице отразилась боль.

— Где он может быть?

— В дороге. Если, конечно, не нашел себе лучшего убежища...

— От чего он, собственно, скрывается?

— Вам это должно быть известно лучше, чем мне.

Она покачала головой.

— Я не видела его пятнадцать лет...

— Почему?

Она так развела руками, словно мне все о ней было известно. Это был жест женщины, отдавшей больше времени раздумьям и фантазиям, чем разговорам и действиям.

— Мой муж... мой бывший муж так и не простил мне Леона...

— Мне очень интересно, что могло случиться с Леоном...

— Мне также. Я поехала в Рено, чтобы развестись, он должен был приехать ко мне туда. Но так и не появился. Просто-напросто цинично пустил меня по ветру... — она говорила это легким, хотя и не лишенным горечи, тоном, как о чем-то давно перегоревшем. — Я не видала его с тех пор, как покинула Санта-Терезу.

— Куда же он поехал?

— Откуда мне знать? Я не получала от него никаких известий.

— Похоже, он уехал за границу...

— Откуда вы знаете?

— От Марты. Она утверждает, что ей сказали это вы.

Это слегка сбило ее.

— Возможно, я и говорила что-то такое... Лео часто обещал увезти меня на Таити или на Гавайи...

— Обещаниями он не ограничился. Насколько мне известно, он забронировал два места на английском судне, шедшем через Ванкувер в Гонолулу. Корабль назывался «Свенси Кастл» и отплыл из Сан-Франциско около 6 июня 1955 года.

— И Лео отплыл на нем?

— Во всяком случае выкупил билеты. Вас не было с ним?

— Нет. В это время я уже, по меньшей мере, неделю была в Рено. Видно, он уехал с другой женщиной...

— Или один, — заметил я.

— О, нет! Лео не выносил одиночества. Кто-то должен был находиться при нем, чтобы он чувствовал, что живет. Собственно, это и было одним из поводов к тому, что я вернулась сюда, когда он меня бросил. Я хотела доказать себе, что смогу жить одна, что не испытываю в нем необходимости. Я родилась в этом доме, — она говорила так, словно все пятнадцать лет ожидала слушателя. — Это дом моего деда. Я воспитывалась здесь, у бабушки, когда моя матушка умерла. Это целое событие — такое возвращение в дом своего детства, одновременно интригующее и поражающее! Я чувствовала, что я невероятно молода и в то же время невероятно стара. Словно дух этого дома...

«Похоже на то, — подумал я. — В этом старомодном длинном платье, одновременно юная и древняя, внучка и бабка в одном лице, не лишенная шизофренического налета...» Она нервно встряхнулась, недовольная собой.

— Я совсем вас заговорила! Наверное, это жутко тоскливо!

— Ничуть! Меня интересует Лео. Я немного знаю о Нем. — Честно говоря, я тоже. Года два я засыпала с мыслью о нем и просыпалась в надежде увидеть его сегодня... А потом вдруг поняла, что совершенно не знаю его. Все в нем было внешним, вы понимаете?

— Не слишком...

— Ну, ведь вы знаете! Я хочу сказать, что у него не было внутренней жизни. Он был человеком действия — и это все. Весь он выражался в действии.

— В каком действии?

— Во время войны он участвовал в девяти или десяти десантах на Тихом океане. После войны выступал в регатах, играл в теннис, в поло...

— Немного же времени у него оставалось для женщин...

— Ему не требовалось много времени, — с терпкой иронией ответила она.

— Таким как он, мужчинам без внутреннего мира, это не нужно. Я понимаю, это похоже на ревность и обиду, но на самом деле все совсем не так. Я любила Леона, может, и сейчас люблю. Не знаю, что бы я делала, появись он сейчас на пороге...

Она глянула на дверь.

— А это возможно?

Она качнула головой.

— Я даже не знаю, жив ли он...

— У вас есть повод думать, что его нет в живых?

— Нет... Но я часто убеждала себя, что он мертв, чтобы легче перенести все это. Он ведь даже не позвонил мне в Рено...

— Для вас это было ударом?

— Я проплакала всю зиму. Но забилась сюда и как-то выстояла. Теперь моя жизнь словно проходит на экране...

— Вы никогда не чувствуете себя одинокой, мисс?

Она твердо глянула на меня, словно проверяя, не собираюсь ли я случайно ввалиться в ее жизнь. Видимо, убедилась, что не собираюсь, потому что ответила:

— Я всегда чувствую себя одинокой. По крайней мере, так было, пока я не научилась жить в одиночестве. Вы поймете, что я хочу сказать, ведь вы тоже одиноки. Эдакое вечное сожаление о самой себе, когда винить во всем можно только себя...

— Это мне знакомо, — подтвердил я, чтобы иметь возможность вернуться к разговору о ее замужестве, казавшемся мне зерном проблемы. — Почему вы ушли от мужа, мисс?

— Между нами все было кончено...

— Вы не тосковали по мужу или по сыну?

— По Брайану — нет. Он был груб со мной, этого я не могла простить.

Он угрожал, что убьет меня, если я попытаюсь забрать Джерри или хотя бы увидеться с ним. Конечно, я тосковала по малышу, но научилась обходиться без него... Сейчас мне уже и впрямь никто не нужен... в прямом смысле...

— А в переносном?

Ответом была улыбка, глубокая и настолько выразительная, словно ее лицо отражало тончайшие светотени мыслей.

— В переносном смысле все совсем иначе. Разумеется, я чувствовала себя предательницей. Больше всего меня мучила тоска по детям. Не только по Джерри, но по всем, которых я учила... Долго перед моими глазами стояли их лица, в ушах звучали голоса...

— Например, голос Марты Крендалл?

— Да, она была из моих детей.

— Вместе с Элом Свитнером и Фрицем Сноу...

Она глянула на меня сердито.

— Вы все обо мне разузнали, мистер! Я не такая уж важная фигура, поверьте мне!

— Возможно. Но на эту троицу я натыкаюсь постоянно. Они познакомились в вашем классе?

— К сожалению.

— Почему «к сожалению»?

— Потому что втроем они были взрывоопасны! Разумеется, вы слыхали об их лос-анжелесской эскападе?

— Да. Не совсем понимаю только, кто был вожаком. Элберт?

— Так считали все. Он один состоял на учете в полиции. Но лично мне кажется, что это была идея Марты. И именно она вышла сухой из воды, — задумчиво добавила она. — Ну, если можно сказать так о вынужденном браке с немолодым мужчиной...

— А кто был отцом ее ребенка? Элберт Свитнер?

— Об этом спросите у Марты, мистер, — она сменила тему. — Элберт действительно умер? Марта говорила что-то такое по телефону...

— Он был зарезан вчера. И не спрашивайте меня, кто его убил, потому что я этого не знаю.

Она в смятении глядела на пол, словно зарезанный лежал у ее ног. — Бедный Элберт! Немного он получил от жизни. Почти всю ее провел в заключении...

— Откуда вам это известно?

— Я старалась не терять его из виду. Честно говоря, — добавила она после минутного колебания, — он был здесь на прошлой неделе.

— Вы знали, что он бежал из заключения?

— А если и знала, что с того?

— Вы его не выдали...

— Я не слишком законопослушный обыватель, — в ее тоне прозвучала тень иронии. — Это был его третий срок, он должен был провести за решеткой практически весь остаток жизни...

— За что он сидел?

— За вооруженное нападение.

— При виде его вам не было страшно?

— Я никогда его не боялась. Я была поражена, но не испугана.

— Что ему было нужно? Деньги?

Она кивнула.

— Много я не могла ему дать. Я не продала ни одной картины за достаточно долгое время.

— Вы дали ему что-то, кроме денег?

— Немного хлеба с сыром...

Книжка в зеленой обложке все еще была у меня с собой. Я достал ее.

— Похожа на мою старую книгу... — сказала она.

— Это она и есть, — я показал ей экслибрис.

— Откуда она у вас? Разумеется, не от Эла Свитнера...

— Нет, косвенным образом от вашего сына.

— Он сохранил ее?

Казалось, ее пугал каждый осколок прошлого, от которого она отреклась.

— Очевидно, — я показал ей карандашные каракули на первой странице. Но я хотел бы, чтобы вы посмотрели вот на это, — я открыл книгу и вынул объявление. — Не вы ли дали это Элу Свитнеру?

Она взяла листок в руки и всмотрелась в него.

— Да, я.

— Зачем?

— Я хотела, чтобы он получил немного денег. — Весьма подозрительный акт милосердия. Мне трудно поверить в полный альтруизм ваших побуждений.

Она была оскорблена, но не слишком, словно все это не стоило подлинного гнева.

— Что вы можете знать о моих побуждениях?

— Только то, что вы мне расскажете.

Она молчала с минуту или две.

— Наверное, это было любопытство. Я хранила эту вырезку несколько лет и не могла решить, что делать. Я не знала, кто поместил объявление. Но мне не известно, что стало с Леоном. Я подумала, что, возможно, Элберт узнает...

— Вы направили его в Санта-Терезу. Это была мрачная идея.

— Почему мрачная?

— Элберт погиб. Стенли Броудхаст также.

Я рассказал ей подробности.

— Значит, это Стенли поместил объявление в «Кроникл»... — прошептала она. — Я связалась бы с ним, если бы знала это. Я думала, что это Элизабет...

— Почему?

— Я помню, когда был сделан этот снимок, — она разгладила вырезку на колене, словно найденное птичье перо. — Его сделала Элизабет, когда она еще не знала, что мы с Леоном — любовники. Он о стольком мне напоминает! Обо всем, что я имела и потеряла...

Ее глаза наполнились слезами. Мои остались сухими. Я думал обо всем, что потеряла Элизабет Броудхаст.

Глава 27

Гравий перед домом захрустел под колесами большого автомобиля. Эллен подняла голову. Я пошел к входной двери, она двинулась за мной. На веранде ждала Марта Крендалл, при виде меня ее лицо вытянулось.

— Они не приехали?

— Они не приедут никогда, если вы будете вот так стоять на виду, миссис. Дом под наблюдением.

Эллен окинула меня влажным взглядом. Я попросил их с Мартой войти в дом, а сам сбежал по лесенке к новенькому золотисто-коричневому «Седан-де-вилль». Лестер Крендалл неподвижно сидел за рулем.

— Я говорил мамочке, что все это — пустая трата времени и сил. Но она уперлась на том, чтобы ехать сюда. — Он окинул холодным взглядом фасад дома. — Значит, вот где живет знаменитая Эллен? Дом форменным образом разваливается...

— Подумайте лучше, куда деть машину, мистер, — оборвал я его. — Или подвиньтесь и это сделаю я.

— Делайте. Я выжат, как лимон.

Он перенес свое тяжелое тело на соседнее сидение, давая мне возможность отвести машину за дом. Дело понемногу начинало проясняться, отдельные элементы складывались в целое, и это привело меня в состояние приподнятости и обострило чувства. Если я и услышал звук другой машины, то лишь подсознательно. Когда мы с Крендаллом выходили из-за дома, я заметил на краю гравиевой дорожки человеческий силуэт — бородатую голову над светлым треугольником сорочки, похожим на предостерегающий сигнал. В ту же секунду дорожку залил свет фар, выхватив из темноты Джерри Килпатрика с рукой на перевязи. Видимо, он узнал Крендалла и меня, потому что повернулся к уже близким фарам с криком:

— Сьюзи! Смывайся!

«Шевроле» затормозил, покачнулся и с нарастающим шумом двинулся назад. Джерри неуверенно осмотрелся и прихрамывая бросился с дорожки в сторону, прямо в объятия Вилли Маккея и его солидного помощника. Прежде, чем я добежал до них, машина вывернула на асфальт Хэвен-Роуд, свет фар метнулся по стволам деревьев, словно длинный мазок кисти и начал удаляться в сторону Сан-Франциско.

— Я дам сигнал тревоги на мост! — крикнул Вилли.

Я вскочил в свою машину и поехал за беглецами. У въезда на мост уже был затор. Первым стоял «Шевроле», он был пуст. Сьюзи бежала по мосту, волоча малыша за руку. На порядочном расстоянии от них переваливался полный человек в форме дорожной полиции.

Я припустил за ними изо всех сил. Сьюзи обернулась, выпустила руку Ронни, подбежала к ограждению и исчезла за ним. На какое-то парализующее мгновение мне показалось, что она совершила непоправимый шаг. Потом я заметил развевающиеся над парапетом светлые девичьи волосы.

Полицейский остановился. Малыш растерянно стоял за ним. Он выглядел как беспризорник, с чумазой мордашкой, в великоватых штанишках и свитере. Он улыбнулся мне встревожено, словно я поймал его на чем-то, заслуживающем наказания.

— Привет, Ронни!

— Привет! Смотрите, что делает Сьюзи, мистер...

Она держалась за барьер обеими руками, наклонившись над ночной темнотой. За нею, прорезав тучи, блеснула молния, обвивая темноту, как огонь обвивает стены дома. Я крепко взял мальчика за руку и двинулся к парапету. Девушка смотрела на меня и в глазах ее не было ни тени узнавания или заинтересованности — так смотрят на представителей другой расы — человек после двадцати...

— Вы знаете ее? — спросил полицейский.

— Я знаю, кто она. Ее зовут Сьюзан Крендалл.

— Я слышу ваш разговор, — вдруг отозвалась она. — Прекратите, а то я прыгну!

Полицейский отступил на шаг. — Скажите ему, чтоб отошел подальше, — обратилась она ко мне.

Я сделал это и полицейский послушно отошел. Теперь она смотрела на нас уже более заинтересованно, как на актеров, послушных ее воле. Лицо ее словно застыло и лишь широко открытые глаза обводили сцену.

— Что вы сделаете с Ронни, мистер? — спросила она мертвым голосом.

— Отвезу его к маме.

— Откуда мне знать, что вы действительно это сделаете?

— Спроси у Ронни, он меня знает.

Малыш заявил громким голосом:

— Он разрешил мне кормить птичек.

— А, так это вы... Он об этом целый день рассказывал...

Она улыбнулась Ронни бледной покровительственной улыбкой особы, давно выросшей из этих детских радостей. Но сама она, с белыми пальцами, судорожно вцепившимися в барьер, с развевающимися волосами, была словно полуребенок-полуптица, замершая у края пропасти.

— Что вы мне сделаете, если я вернусь?

— Ничего.

— Вы меня застрелите или посадите в тюрьму? — продолжала она, словно не слышала ответа.

— Ни то, ни другое.

— Что вы сделаете? — повторила она.

— Отвез бы тебя в более безопасное место. Она серьезно покачала головой.

— На свете нет безопасных мест.

— Я сказал: в более безопасное место.

— И что бы вы со мной сделали?

— Ничего.

— Мерзкий вонючий врун!

Она склонила голову и посмотрела через плечо вниз, туда, где нет ни моего вранья, ни ее гнева.

Со стороны Сан-Франциско на мосту показался тягач с прицепом. Я обеими руками изобразил останавливающий жест, полицейский повторил его. Тягач притормозил и остановился.

— Возвращайся, Сьюзи, — сказал я.

— Да, возвращайся, — поддержал меня Ронни. — А то упадешь!

— Я уже упала, — горько ответила она. — Мне некуда возвращаться.

— Я отвезу тебя к маме.

— Я не хочу ее видеть! Я не хочу больше жить с ними!

— Скажи им это, — заявил я. — Ты взрослый человек, можешь жить с другими людьми. Стоя там, ты ничего не добьешься.

— А если мне здесь нравится? — Однако, она тотчас же спросила:

— С какими людьми?

— Разве на свете мало людей?

— Но я боюсь!

— Боишься, после того, что с тобой случилось?

Она кивнула головой. Потом снова посмотрела вниз. Я замер, уверенный, что потерял ее. Но она лишь прощалась с пропастью. Потом перелезла обратно через барьер на мост и прислонилась к нему, дыша часто и неглубоко.

Малыш двинулся к ней, потянув меня за руку. Он сжал другой лапкой ее ладонь и мы втроем пошли к въезду на мост, где Вилли Маккей и его помощник говорили с местными полицейскими. Видимо, Вилли нашел к ним подход, потому что они задали нам несколько вопросов, записали наши фамилии и отпустили.

Глава 28

Вилли забрал Ронни в «Шевроле». Мне не слишком хотелось расставаться с ним, но я должен был поговорить с Сьюзан прежде, чем она увидится с родными.

Она безвольно сидела рядом со мной, когда я выруливал из затора. Полицейский, гнавшийся за ней по мосту, перекрыл движение со стороны Сан-Франциско. Когда мы отъехали, он явно испытал облегчение.

— Куда вы меня везете? — неожиданно встревожилась она.

— К Эллен Стром. Ты ведь хотела поехать туда.

— Да, наверное... Там мои родные, правда?

— Они приехали незадолго до тебя.

— Вы не говорите им, что я хотела спрыгнуть, ладно?

— Это не удастся скрыть. Да и всего остального тоже, — я сделал паузу, чтобы сказанное дошло до нее. — Я не понимаю, зачем ты убегала? — Меня задержали у въезда на мост. Не хотели пропустить. Начали кричать, забрасывать меня вопросами... И вы меня тоже не пытайтесь расспрашивать! — выпалила она на едином дыхании. — Я не обязана вам отвечать!

— Да, ты не обязана. Но если ты не расскажешь мне, что случилось, так кто расскажет?

— О чем вы говорите? О том, что случилось на мосту?

— Нет, о том, что случилось вчера в каньоне, когда ты пошла туда со Стенли Броудхастом и Ронни. Зачем ты пошла туда?

— Мистер Броудхаст просил меня. Этот Свитнер все ему обо мне рассказал. Все, что я выдумала, когда свихнулась...

— Что именно?

— Я не хочу говорить об этом! И даже думать не хочу! И вы меня не заставите!

В ее голосе зазвучали истерические нотки. Я сбросил скорость и окинул ее краем глаза.

— Ну, ладно. Зачем ты в пятницу поехала с мистером Броудхастом к нему домой? Тебя послал Элберт Свитнер?

— Нет, это была мысль Джерри. Он считал, что я должна поговорить с мистером Броудхастом, вот я и пошла. Потом, в субботу, мы поехали в каньон.

— Зачем?

— Проверить, зарыто ли там что-либо.

— Что именно?

— Маленький красный автомобиль. Мы ехали в маленьком красном автомобиле...

Ее голос изменился, звучал так, словно она перешла в другое измерение.

— Кто это «мы»?

— Мамочка и я... Но я не хочу говорить о том, что случилось. Это было очень давно, когда у меня случилось что-то с головой...

— Мы говорили о том, что было вчера, — напомнил я. — Значит, Стенли Броудхаст хотел откопать автомобиль?

— Да, маленький красный спортивный автомобиль. Но он не докопался так глубоко...

— Что же произошло?

— Толком не знаю. Ронни попросился в туалет, так что я взяла ключ и пошла с ним в домик. Через минуту услыхала крик мистера Броудхаста, думала, что он зовет меня и вышла во двор. Я увидела, что он лежит на земле, а над ним наклонился мужчина с черной бородой и волосами, как у хиппи, и бьет его мотыгой... Я увидела кровь на спине у мистера Броудхаста — растущее красное пятно. В тот же момент под деревьями показался огонь — растущее оранжевое пятно... Тот мужчина стащил мистера Броудхаста в яму и принялся засыпать его...

— И что же ты сделала, Сьюзан?

— Вбежала в домик, схватила Ронни и мы с ним вдвоем убежали. Мы прокрались вниз, к дороге, мужчина нас не заметил...

— Ты можешь его описать? Молодой или старый?

— Не знаю, он был слишком далеко... На нем были большие черные очки, лицо было видно плохо... Но, наверно, молодой, с такими волосами...

— А мог это быть Элберт Свитнер?

— Откуда? У него же нет длинных волос!

— А если бы он надел парик?

Она задумалась.

— Нет, все равно не думаю, что это был он. И вообще я не хочу о нем говорить. Он сказал, что убьет меня, если я его выдам.

— Когда он это сказал?

— Я же сказала, что не хочу говорить! И вы меня не заставите!

Фары встречной машины облили ее лицо волной мелового света. Она отвернулась, словно боясь, что высветят ее тайну. Мы приближались к Хэвен-Роад. Я съехал на обочину и затормозил машину под деревьями. Сьюзан сжалась на другом конце сидения.

— Не приближайтесь ко мне! — выдавила она, вся дрожа. — Не делайте со мной ничего!

— Почему ты считаешь, что я что-то могу с тобой сделать?

— Вы такой же, как этот Свитнер! Он тоже говорил, что хочет только выяснить, что я помню. А потом повалил меня на эту грязную кровать... — На чердаке охотничьего домика?

— Да... Мне было больно... Я была вся в крови... — ее глаза смотрели в ночь сквозь меня. — Что-то ухнуло... Я видела кровь на его голове... Красное пятно... Мамочка убежала на улицу и не вернулась за мной... Она не возвращалась целую ночь...

— О какой ночи ты говоришь, Сьюзан?

— О той, когда его похоронили под платаном...

— Но это было днем...

— Нет, была черная ночь... Я видела огонь, двигавшийся между деревьями... Это была большая машина, она рычала, как дракон! Я боялась, что она и меня закопает... Но она не знала, что я там...

Все это она произнесла странным детским голосом, словно рассказывая сказку.

— А где ты была?

— Я пряталась на чердаке, пока не вернется мамочка... А она не возвращалась всю ночь... И сказала, что я не должна никому говорить... Никогда-никогда!

— С тех пор ты ее видела?

— Конечно.

— Когда?

— Всю свою жизнь, — заявила она.

— Я говорю о последних тридцати шести часах. Мистер Броудхаст был похоронен вчера...

— Вы хотите совсем свести меня с ума, как этот Свитнер! — она зажала ладони между колен, сотрясаемая крупной дрожью. — Не говорите мамочке, что он со мной сделал! Я не должна была подпускать к себе мужчин! И не подпущу больше никогда!

Она смотрела на меня с глубоким недоверием. Меня охватили жалость и злость. Жалость к ней и злость на себя. Было преступлением допрашивать ее в такой ситуации, будить воспоминания и страхи, толкнувшие ее на край пропасти. Я сидел возле нее, прокручивая в памяти ее ответы. Сначала они казались мне безумным круговоротом мыслей, отталкивающихся от реальности, но постепенно уходящих от нее все дальше. Но по мере того, как я классифицировал ее слова и образы, я начинал понимать, что речь шла о нескольких отдельных событиях, перепутавшихся и наложившихся друг на друга в ее сознании.

— Сколько раз ты была в охотничьем домике, Сьюзи?

Ее губы шевельнулись в безумном подсчете.

— Насколько я помню, три. Вчера, когда Ронни попросился в туалет...

Дня два назад, когда Свитнер сделал это со мной на чердаке... И когда-то давно, с мамочкой, когда я была маленькая, меньше Ронни. Ухнул выстрел, она убежала, а я сидела всю ночь на чердаке... — она залилась тихими прерывистыми слезами. — Я хочу к маме...

Глава 29

Родные ждали ее перед домом с двумя башенками. Сьюзан выбралась из машины и направилась в их сторону, волоча ноги и опустив голову. Мать обняла ее, осыпая ласкательными именами. В этой теплоте таилась искорка надежды для них обеих.

Лестер Крендалл стоял рядом, не зная, куда себя деть. Он неуверенно глянул на меня и двинулся в мою сторону нетвердыми шагами, словно земля уходила у него из-под ног, причем по моей вине.

— Ваш человек, — он махнул рукой в сторону дома, видимо, подразумевая Вилли, — ваш человек сказал, что она собиралась спрыгнуть с моста, но вы ее удержали... Я безмерно благодарен вам...

— Просто повезло... Возможно, вы ей что-нибудь скажете?..

Он глянул на меня краешком глаза.

— Что я должен ей сказать?

— Ну, что вы рады, что она не убила себя...

Он отмахнулся от моего предложения.

— Я не хочу этих театральных жестов!

— Мне так не кажется. Она пыталась покончить с собой дважды на протяжении последних четырех дней. Я бы не рискнул забирать ее домой, не показав соответствующему врачу.

Он отвернулся, провожая взглядом входивших в дом женщин.

— Ее никто не обидел?

— Обидели. Морально и физически. Она была одурманена наркотиками и изнасилована. Она была свидетелем, по меньшей мере, одного убийства, а, возможно, и двух. Не ждите, что она справится со всем этим без помощи психиатра.

— Господи! Кто ее изнасиловал?!

— Элберт Свитнер.

Крендалл застыл в каменном молчании. Я ощутил, как в нем поднимается тяжелая сила его юных лет.

— Я убью подонка!

— Он уже мертв. Быть может, вам об этом что-либо известно?

— Нет...

— Вы не видели его в последние два дня?

— Я видел его один раз в жизни, восемнадцать лет назад. Я был свидетелем в суде, когда его посадили в исправительный дом за угон моей машины.

— Я слыхал, что он посетил вас в вашем отеле после освобождения из престонского исправительного дома... Не припоминаете?

— Ладно. Я видел его дважды. Ну, и что это доказывает?

— Не расскажете ли вы мне, что тогда произошло?

— Вы сами прекрасно знаете, иначе вы не вытаскивали бы эту историю на свет Божий. Он хотел разбить наш брак. Все эти три года в исправительном доме он, наверное, ничего не делал, только думал, как этого добиться! Сказал, что он — отец Сьюзи и что подаст в суд для установления отцовства. Я пересчитал ему кости! — он дважды вбил кулак в открытую левую ладонь. — Марту я тоже поколотил. Она забрала Сьюзи и ушла, это не удивительно. И не возвращалась достаточно долго...

— Она ушла со Свитнером?

— Не знаю... Она так никогда и не рассказала мне... Я думал, что уже не увижу ни Сьюзи, ни ее... Казалось, вся моя жизнь летит в пропасть! Вот и долетела...

— Вы можете сейчас построить ее заново. Все зависит от вас...

В его глазах мелькнула искорка понимания, но, несмотря на это он проговорил:

— Сам не знаю, Арчер. Я старею, шестой десяток идет к концу. Все дело в том, что мне вообще не нужно было принимать в свой дом Марту с чужим ребенком...

— Кто бы ее тогда принял?

— Многие мужчины были бы счастливы назвать ее своей женой! Она была невероятно красива. Да и остается такой.

— Давайте не хоронить себя заживо. Вы уже решили, где проведете ночь?

— Я думал вернуться в Петролеум-Сити. Я-то вымучен, но Марта еще на коне...

— А завтра?

— Вернемся в Пасифик-Палисейд. Там рядом находится клиника, думаю отвезти Сьюзи туда, чтобы ее обследовали, — сказал он, словно это была его собственная идея.

— Только сделайте это обязательно, Лестер. И следите за ней получше.

Как я уже говорил, она вчера была свидетелем убийства, убийца может захотеть заставить ее замолчать...

Я рассказал ему о длинноволосом мужчине и парике, найденном на трупе Элберта Свитнера.

— Но значит, это Свитнер убил Броудхаста?

— Убийца хочет, чтобы думали так. Но это абсолютно невозможно. Я видел Свитнера в Нортридже примерно в то время, когда был убит Стенли Броудхаст, — я заколебался. — Кстати, а где в это время были вы?

— Где-то в Лос-Анджелесе. Искал Сьюзи.

Я не спросил его, есть ли у него свидетели. Возможно, в знак благодарности за это он вынул бумажник и сунул мне несколько стодолларовых бумажек. Но я не хотел ни брать у него ничего, ни быть ему чем-либо обязанным, пока дело не прояснится.

— Спрячьте это, мистер, — сказал я. — Вам не нужны деньги?

— Если все кончится благополучно, я пришлю вам счет.

Я направился в дом. В холле сидел Вилли Маккей с малышом на коленях и рассказывал ему о своем знакомом, старом заключенном, пытавшемся вплавь удрать из Алькатраса[10].

Марту Крендалл с дочерью я нашел в комнате, выходившей окнами на фасад дома. Они сидели в оконной нише, склонив друг к другу светловолосые головки. Час-полтора назад дом был тих, как пустыня, а сейчас напоминал теплое семейное гнездо. Я понимал, что выбираю небезопасный путь, но был вынужден рисковать. Поймав взгляд Марты Крендалл, я кивком головы пригласил ее в дальний конец комнаты.

— В чем дело? — нетерпеливо спросила она, оглянувшись на Сьюзи. — Я не хочу оставлять ее одну...

— Возможно, придется.

Она с тревогой глянула на меня.

— Вы что, хотите запереть ее?!

— Возможно, вы сами сочтете необходимым поместить ее куда-нибудь на какое-то время. Она много пережила и имеет склонность к самоубийству... Она попыталась беззаботно пожать плечами, но это получилось не слишком убедительно.

— Это была работа на публику. Она сама призналась...

— Многие настоящие самоубийства начинались с работы на публику. Никто не может сказать, когда кончается притворство и дело принимает смертельно серьезный оборот. Всякому, кто хотя бы угрожает покончить с собой, необходима помощь.

— Я делаю все, что в моих силах, чтобы помочь ей...

— Я имел в виду помощь специалиста, психиатра. Я уже говорил об этом с вашим мужем, он обещал завтра отвезти ее в клинику. Но рано или поздно вы должны будете взять все в свои руки. И, наверное, было бы правильно, чтобы с психиатром говорили вы обе...

— Разве я такая уж плохая мать?! — похоже, эта перспектива потрясла и испугала ее.

— Я этого не говорил. Но вы никогда не были честны со своей дочерью, не так ли?

— О чем вы говорите?

— О вашей личной жизни.

— Но я не могла рассказывать ей об этом! — испуганно сказала она.

— А почему?

— Я умерла бы от стыда!

— Нужно, чтобы она знала, что и вы не святая.

— Да, это правда... Хорошо, я сделаю это.

— Честное слово?

— Честное слово! Поверьте мне, я люблю ее! Сьюзи — моя малышка, моя маленькая девочка... Правда, уже не такая маленькая...

Она хотела вернуться к дочери, но я задержал ее и увел в самый дальний угол комнаты. Вдоль стен висели полотна Эллен, словно отголоски полузабытого бреда.

— Чего еще вы хотите от меня? — спросила она.

— Два слова правды. Я хочу знать, что случилось пятнадцать лет назад, когда у вас в отеле появился Элберт Свитнер?

Она смотрела на меня так, словно я ее ударил.

— Сейчас неподходящее время для вытаскивания старых дел!

— Мы не можем ждать более подходящего. Я знаю, что вы тогда сбежали от мужа. И что было дальше?

Она надула губы и прищурила глаза.

— Вам сказал Лестер?

— Немного. Не все. Я знаю, что вы забрали Сьюзан и уехали. И я знаю, что потом вернулись. Я не знаю, что произошло за это время.

— Ничего. Я обдумала ситуацию и вернулась — вот и все. В конце концов, это мое личное дело!

— Это было бы вашим личным делом, если бы вы не впутывали в него других людей. И одна из них — Сьюзан. Она была достаточно большой, чтобы помнить.

Марта Крендалл взглянула на дочь с испуганным любопытством. Та произнесла:

— Вы обо мне говорите, правда? Это нехорошо...

Голос ее был далеким и невыразительным. Она абсолютно неподвижно сидела в оконной нише, словно актриса, которая не может выйти на авансцену и окунуться в реку жизни. Ее мать покачала головой, сначала в ответ на ее слова, а потом — на мои.

— Я не могу вынести этого ужаса! Меня ничто не заставит!..

— И что же вы сделаете? Бросите Сьюзан на произвол судьбы? Пусть справляется без вашей помощи?

Она склонила голову, словно наказанный ребенок.

— Но мне никто никогда не помогал...

— Я помогу вам. Элберт Свитнер сказал вашему мужу, что он — отец Сьюзан. Но это не кажется мне правдоподобным. Даже такой человек, как Эл, не изнасиловал бы собственную дочь...

— Кто вам сказал, что он изнасиловал ее?!

— Сьюзан.

— И мы с вами должны говорить об этом?!

Ее глаза стали злыми, словно реальным становится лишь то, что произнесено вслух.

— Сьюзан могла, значит, можем и мы.

— Когда вы с ней говорили?

— Когда вез ее сюда.

— Вы не имели права...

— Не имел? Но это было выше ее сил, ей нужно было сбросить груз.

— Какой груз?

— Груз воспоминаний, — сказал я, — груз слишком многих смертей.

Ее глаза расширились, словно отыскивая в прошлом какой-то огонек. Но я увидел лишь отражение своей головы в миниатюре на их сетчатке.

— Что Сьюзан вам рассказала? — спросила Марта Крендалл.

— Не слишком много. Она вообще не хотела говорить, воспоминания сами просились ей на язык. Она была с вами в охотничьем домике одной летней ночью 1955 года, не так ли?

— О какой ночи вы говорите?

— О той, когда стреляли в Лео Броудхаста.

Ее глаза спрятались за завесой ресниц. Она слегка покачнулась, словно воспоминание о выстреле ранило ее. Я поддержал ее и почувствовал под рукой тепло ее тела.

— Сьюзан помнит это? Как это может быть? Ей было неполных три годика...

— Она помнит пугающе много. Слишком много. Броудхаст был застрелен?

— Не знаю... Я убежала, оставив его в доме... Была пьяна и не смогла завести его машину. А наутро не было ни машины, ни его...

— Что это была за машина?

— "Порше", маленький красный «Порше». Зажигание не включалось, и я убежала, куда глаза глядели... Я совершенно забыла о Сьюзан... Не помню, где была... — она высвободилась из моих рук, словно на них была кровь давнего убийства. — А что случилось с Сьюзан?

— Вы за ней не вернулись?

— Вернулась, но уже утром. Застала ее спящей на чердаке. Как она может помнить выстрел, если она спала на чердаке?

— Она не спала, когда это случилось. Была внизу. Не придумала же она это!

— Лео... мертв?

— Скорей всего.

Она глянула на дочь, я тоже повернулся. Сьюзан внимательно смотрела на нас, уже не как актриса со сцены, а как зритель. Мы говорили очень тихо и слышать нас она не могла, но, казалось, она знала, о чем мы говорим. — Сьюзан помнит, кто стрелял в него? — спросила ее мать.

— Нет, а вы?

— Я вообще не видела, кто это был. Мы с Леоном занимались любовью в постели, я была пьяна...

— И вы не слышали выстрела?

— Должно быть слышала. Но, понимаете, я не поверила собственным ушам... Я поняла, что он ранен только тогда, когда почувствовала кровь на его губах...

Она облизнула губы кончиком языка.

— Господи! Что вы из меня вытаскиваете! Я думала, что навсегда вычеркнула из памяти ту ночь! Это была самая страшная ночь в моей жизни! А должна была стать самой прекрасной... Мы втроем должны были уехать на Гавайи и начать новую жизнь. В тот день Лео купил билеты...

— Отцом Сьюзан был Лео?

— Скорей всего. Я всегда так считала. Потому и вернулась к нему, когда Лестер выгнал меня. Он был моим первым мужчиной...

— Не Элберт Свитнер и не Фриц Сноу?

Она закрутила головой.

— Когда мы отправились в Лос-Анджелес, я была уже беременна. Я потому и придумала все это путешествие...

— А вину свалили на них...

— Лео было, что терять. А что теряли они?

— Всю жизнь.

Она посмотрела на свои ладони, словно проверяя, нет ли на них грязи или шрамов. Ее глаза затуманились печалью. Она вдруг опустила голову и укрыла в ладонях лицо. Словно сбросив чары, Сьюзи вышла из ниши и направилась к нам. Ее лицо странно блестело, словно отражая свет.

— Вы довели мамочку до слез, мистер...

— Ей станет легче от этого, — ответил я, — она такой же человек, как и все мы.

Девушка посмотрела на мать удивленно.

Глава 30

Оставив их одних, я вышел в холл, где Ронни все еще сидел на коленях у Маккея. Измученный усталостью, он свешивался с его руки.

— Он дозрел для постели, — сообщил Вилли. — А меня в Сан-Франциско ждет молодая жена...

— Еще пару минут, Вилли. Где Эллен Стром?

— Здесь, с сыном, — он кивнул на закрытую дверь кабинетика под лестницей. — Этот парень — порядочная бестия, я потому и сижу тут.

— Он что-то учудил?

— Хотел поколотить Харольда одной рукой, а он — профессиональный футболист[11].

— А где Харольд?

— На улице, следит за домом на тот случай, если еще кто-то появится, — он аккуратно ткнул малыша в бок пальцем, изобразив притворно строгую мину. — Эй, не пора ли нам баиньки?

Я постучал в дверь под лестницей. Отозвался голос Эллен. Она сидела в вертящемся кресле, а ее сын — на полу, прислонившись спиной к сейфу, словно к теплой печке. Лицо его было таким бледным и исхудавшим, что рыжие волосы и бородка производили впечатление приклеенных. Губы подергивались от нервного тика, словно он грыз что-то (или что-то грызло его).

— Мистер Арчер, — представила меня Эллен.

Желая облегчить ему жизнь, я спросил, как его рука. В ответ он плюнул мне под ноги.

— Сломана, — ответила Эллен. — Ему наложили гипс в клинике в Хайт-Эшбар. Утром велели прийти на...

Парень прервал ее резким движением здоровой руки.

— Не говори ему ничего! Это из-за него я разбил «Ариадну»!

— Ну да, во всем виноват я. Я еще и руку тебе сломал, когда стукнулся головой по твоему револьверу...

— Жаль, что я не застрелил вас!

Вилли был прав, это была порядочная бестия. Я не знал только, обычная это для него реакция или вызванная эмоциональными и физическими испытаниями.

— Вы понимаете, что у него будут неприятности? — спросил я у Эллен.

— Это значит, что вы должны арестовать его?

— Такими делами я не занимаюсь. Я вообще не вправе решать, что с ним делать. Я ему не отец.

— Но вы на него работаете! — откликнулся Джерри. — И не воображайте, что вам удастся вернуть меня в это кодло!

Я поглядел на него сверху вниз.

— Это «кодло» без тебя обойдется. Если ты воображаешь, что все только тебя и ждут, то глубоко ошибаешься.

Этим я заткнул ему рот, но остался собой недоволен. Я чувствовал, что поступил нечестно. Перед глазами у меня стоял Роджер Армистид, глядящий в море с причала.

— Джерри не вернется к отцу, — сказала Эллен. — Я думаю, не может ли он остаться у меня; хотя бы на время. Я могла бы присмотреть за ним...

— Вы с ним поладите?

— Во всяком случае, предоставлю ему крышу над головой. Не впервые представляю убежище нуждающимся в нем...

Она смотрела мне в глаза прямо и в ее взгляде читалась добрая воля без любования собой.

— Я не знаю, что по этому поводу скажет закон...

— Как выглядит его дело с точки зрения закона?

— Это зависит от того, имел ли он уже дело с полицией.

Мы оба посмотрели на Джерри. Он сидел абсолютно неподвижно, не считая дергающихся губ. Похож он был на внезапно постаревшего мальчика.

— Ты уже был когда-нибудь арестован? — спросил я его.

— Нет. Дождаться не могу!

— Ничего смешного в этом нет. Если власти решат придерживаться буквы закона, тебе грозят серьезные неприятности. Самовольное плаванье на яхте может быть признано кражей. А вся ситуация с Ронни — похищением или нарушением прав несовершеннолетнего.

Джерри смотрел на меня пораженно.

— Да вы что?! Мы же ничего ему не сделали! Мы хотели спасти его!

— И чуть не утопили?

Он подтянул ноги и неловко поднялся с гримасой боли на лице.

— Не надо мне напоминать! Я знаю, что разбил яхту. Но я ее не крал. Мистер Армистид поручил мне ее, можете спросить у него!

— Лучше поговори с ним сам. Но не сейчас, — я повернулся к его матери, — уложите его спать, мисс.

Он не возразил. Мать обняла его за плечи и вывела из комнатки. Выражение ее лица говорило о том, что она примирилась с ситуацией. Возможно, она поняла, что слишком долго жила без тревог реального мира. Но я понимал, что это не выход. Эллен слишком глубоко погружена в свое одиночество, а Джерри слишком велик для того, чтобы в самом деле испытывать необходимость в матери. Он должен был решать свои проблемы сам, как это некогда сделала она. И у меня не было ни малейшей уверенности в том, что он с этим справится. Он принадлежал к поколению, родители которого были отравлены, как пеликаны в Заливе Дюн неким моральным ДДТ, парализующим их потомство.

Но у меня не было возможности тревожиться о Джерри. Я повернул кресло к столу с телефоном и набрал номер миссис Броудхаст в Санта-Терезе. Вскоре я услышал голос Джин, затерявшийся между надеждой и разочарованием.

— Дом миссис Броудхаст...

— Это Арчер. Я нашел Ронни. Он жив и здоров. Она ответила не сразу. Сквозь легкий шум и щелчки на линии до меня донесся ее облегченный вздох, словно последний звук жизни в электронном мире.

— Где вы, мистер?

— В Саусалито. Ронни в безопасности, здоров...

— Я слышу, — снова повисло молчание. — А что с девушкой? — голос был словно слегка раздраженным.

— Она тоже в безопасности. Но состояние ее психики неважное.

— Я не удивлена.

— Она не собиралась похищать Ронни. Они бежали от человека, убившего вашего мужа.

— До самого Саусалито? — недоверчиво спросила она.

— Да.

— Кто же это такой?

— Бородач с черными волосами до плеч, в больших черных очках. Вам это никого не напоминает?

— В Нортридже крутится много длинноволосых... Да и тут тоже... Но в последние годы я не сталкивалась с ними и не знаю, кто это может быть.

— Это мог быть и какой-то сумасшедший, убивающий без разбора. Послушайте меня внимательно, миссис, и сделайте так, как я скажу. Если он не захочет никого присылать, вызовите такси и поезжайте в какую-нибудь хорошую гостиницу в городе.

— Но вы же велели мне ждать вас дома...

— Теперь в этом нет необходимости. Я нашел Ронни. Завтра я его вам привезу.

— Можно мне сказать ему пару слов? Я только хочу услышать его голос...

Я открыл дверь кабинетика и позвал Ронни. Он соскользнул с колен Маккея, подбежал и взял трубку обеими руками.

— Мамочка, это ты?.. Яхта утонула, а я доплыл до берега на доске...

Нет, я не замерз! Миссис Равлинз дала мне вещи своего сыночка и гамбургер. А Сьюзи купила мне второй гамбургер в Сан-Франциско... Сьюзи? Неплохо. Она хотела прыгнуть с моста, но мы ее отговорили.

С минуту он слушал с серьезной мордашкой, потом отдал мне трубку, словно она была горячей.

— Мамочка грустит...

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил я.

Она ответила дрожащим от волнения голосом:

— Хорошо... Я безмерно благодарна вам! Когда мне вас ждать?

— Завтра около полудня. Нам обоим необходим отдых перед обратной дорогой.

Чуть позднее, когда все разъехались, мы с Эллен уложили Ронни в комнате, где она спала ребенком. На тумбочке у кроватки стоял старый игрушечный телефон. Словно демонстрируя нам свою неисчерпаемую энергию, малыш схватил трубку и четко проговорил:

— Вызываю космический контроль! Вызываю космический контроль! Как слышите? Как слышите?

Оставив его наедине с фантазиями, мы оказались лицом к лицу под дверью его комнаты. Желтая лампа на лестнице, следы давних ливней на потолке и стенах, тени, похожие на них — все это будило иные фантазии. Мир казался далеким, мы были отрезаны от него. Я чувствовал себя, словно потерпевший кораблекрушение на призрачном берегу минувшего.

— Как Джерри? — спросил я.

— Тревожится, что с ним сделает Армистид. Я немного успокоила его. Помассировала ему спину, дала снотворное...

— Я поговорю с Армистидом, как только вырву минутку.

— Честно говоря, я втайне рассчитывала на это... Джерри очень мучается. Его гнетет совесть...

— А что вы сделали с остальными снотворными таблетками?

— Они здесь.

Она тронула ложбинку между грудей. Мой взгляд скользнул с ее груди вдоль тела, и она заметила это. Мы качнулись друг к другу одновременно, ее тело безвольно прислонилось ко мне. Я почувствовал ее ладонь на своей шее, словно она примерялась, собираясь и мне помассировать спину.

— У меня нет кровати для вас, — тихо сказала она. — Если хотите, можете лечь со мной...

— Спасибо, но мне кажется, это не лучшая мысль... Помните, вы сказали, что ваша жизнь словно проходит на экране?..

— Я могу снять новый фильм, — горько пошутила она. — Чего вы боитесь, Арчер?

Мне трудно было ответить. Она мне нравилась и я верил ей. Но я уже достаточно глубоко проник в ее жизнь и мне не хотелось оставаться там надолго, быть рядом, пока она разберется со своими сложностями. Вместо ответа я поцеловал ее и высвободился из ее объятий. Она была скорее удивлена, чем обижена.

— Если вам это интересно, у меня было немного мужчин. Лео был моим единственным настоящим любовником, — она помолчала немного, прежде чем продолжить. — Я не совсем верно изобразила все перед вами. То ли забыла, то ли оболгала себя... То, что было у меня с Леоном, — это настоящее. Единственное настоящее в моей жизни. — Ее глаза просияли от воспоминаний. Минуту назад они не сияли так для меня. — Я любила его. И он меня любил. Мне казалось, что это никогда не кончится! И вдруг — это кончилось. Совершенно неожиданно...

Она закрыла глаза, а когда открыла их через минуту, в них стояло выражение глубоко таимого горя. Она облокотилась на полосатую от воды стену. Ночь догорала, как пробитое сердце.

— Я хотел кое-что сказать вам, — начал я. — Не знаю, стоит ли...

— Что-то тяжелое?

— Да. Хотя, быть может, менее тяжкое, чем когда-то...

— Это касается Леона?

— Видимо, он мертв. Она не отвела глаз, лишь по лицу пробежала тень, словно дрогнула лампа над нашими головами.

— Давно?

— Уже пятнадцать лет.

— Потому он и не приехал ко мне?

— Возможно...

Это лишь отчасти было правдой. Что же касается остального, я не был еще уверен, стоит ли говорить ей о роли Марты Крендалл во всей этой истории.

— Если мои свидетели не придумали это все, кто-то застрелил и похоронил Леона.

— Где?

— Вблизи охотничьего домика. Вы не догадываетесь, кто бы мог убить его?

— Нет... — после секундного колебания она добавила:

— Я — нет.

Я ждал, что она еще скажет. Помолчав, она спросила:

— Вы говорили о свидетелях. Кто это?

— Марта Крендалл и ее дочь.

— Значит, он вернулся к Марте...

Она прикрыла ладонью рот, словно совершила непростительную ошибку. Воспользовавшись этим, я выложил ей остальное:

— Они были в постели, когда его застрелили. Но скорее это она к нему вернулась. Муж ее выгнал, — я заколебался. — Значит, вы знали, что у них был роман?

— Знала ли я? Благодаря этому я познакомилась с Леоном. Марта пришла ко мне, когда почувствовала себя в положении... — она помолчала, а потом закончила с иронией:

— Я заслонила ее собственным телом!

В принципе, все уже было сказано, но нас продолжало толкать друг к другу чувство — безличностное, но не менее сильное, чем симпатия или желание — чувство, что мы должны еще что-то сказать. Прошлое вилось между ее и моими руками, словно моток пряжи.

— Каким образом в его жизни появилась Элизабет Броудхаст? — спросил я. — Каким образом такой мужчина, как Леон, мог жениться на такой женщине, как Элизабет?

— Их сблизила война. Элизабет состояла в Обществе Помощи Военнослужащим, а Лео был приписан к военной базе вблизи Санта-Терезы. В молодости она была красива и к тому же богата, блистала в обществе. Внешне все было при ней... — впервые я увидел на лице Эллен недобрую усмешку. — Но в качестве жены она не годилась никуда.

— Откуда вы знаете?

— Лео рассказал мне историю своего брака. Если это можно назвать браком... Элизабет оказалась холодной женщиной, маменькиной дочкой...

— Такие женщины взрывоопасны...

— Я знаю.

Я осторожно сформулировал следующий вопрос:

— Вы думаете, что она могла застрелить Леона? — Возможно... Она ему угрожала. Собственно, именно поэтому я уехала из Санта-Терезы и хотела вырвать Леона оттуда. Я боялась ее.

— Ну, это еще не доказательство того, что убийца — она...

— Я знаю. Но это не только моя фантазия. Джерри мне недавно кое-что рассказал...

Ее голос словно бы уплывал по мере того, как уплывало ее внимание. Казалось, она прислушивается к некоему другому, внешнему, голосу.

— Что же вам рассказал Джерри?

— Почему он не может вернуться к Брайану... к своему отцу. В общем, однажды летним вечером к Брайану пришла Элизабет Броудхаст. Она кричала и плакала так громко, что Джерри невольно все слышал. Оказывается, Брайан вымогал у нее деньги. И не только деньги. Он вынудил ее совершить какую-то инвестиционную сделку, в которой она давала землю, а он ничего или практически ничего...

— Но каким же образом он ее заставил?

— В этом-то и состоит вопрос...

В конце концов, Эллен отправилась спать одна, а я вытащил из своего багажника спальный мешок и положил его поперек двери в комнату Ронни.

Старый дом скрипел, словно корабль, несущийся по волнам жизни. Мне снилось, что я огибаю мыс Горн.

Глава 31

В Пало-Альто, где мы с Ронни позавтракали, шел дождь. Шел он в Джилрое и Кинг-Сити, а над Петролеум-Сити тучи сгущались. Я заехал в «Юкка Три Инн», чтобы узнать что-нибудь о Крендаллах. За администраторским столиком, как вчера, сидела Джой Равлинз. Лестер Крендалл снова принял ее на работу, прежде чем уехать в Лос-Анджелес.

— Вы видели Сьюзан, миссис? — спросил я.

— Да. Она явно спокойнее. Все они вели себя практически нормально.

Перед тем, как двинуться в путь, я позвонил в Управление лесной охраны Санта-Терезы. Килси не было на месте, но я просил передать ему, чтобы он, по возможности, встретился со мной около полудня в доме миссис Броудхаст. После этого мы с Ронни снова выехали на шоссе. Малыш вообразил, что пряжка от ремня безопасности — это микрофон и постоянно информировал «космический контроль», где мы находимся. Через некоторое время он проговорил в свой импровизированный микрофон:

— Папочка, это Ронни. Ты меня слышишь?

Мы находились в нескольких милях к северу от Санта-Терезы и местность должна была быть ему хорошо знакома. Он положил пряжку на колени и повернулся ко мне.

— А папа вернется? — К сожалению, нет. — Он умер, да?

— Да.

— Его убил черный человек?

— К сожалению... — это было первое подтверждение того, что мужчина в черном не является вымыслом или бредом Сьюзан. — Ты хорошо его рассмотрел, Ронни?

— Так себе...

— Как он выглядел?

— Как черный человек, — заявил он серьезным приглушенным голосом. — Черные волосы и дли-инная черная борода...

— А во что был одет?

— Весь в черном... Черный снизу, черный сверху, в черных очках...

Его голосок стал певучим, что заставляло усомниться в достоверности информации.

— Это кто-то, кого ты знаешь?

Это предположение его изумило.

— Не-ет, я его не знаю... Он был неправильного размера.

— То есть, как «неправильного размера»?

— Ну, не такой, как все.

— Не такой, как кто?

— Никто! — туманно ответил он.

— Слишком большой или слишком маленький?

— Слишком маленький. Я его не знаю и отстань!

Он начал проявлять взволнованность и я прекратил вопросы. Но на сей раз вопрос был у него.

— А мамочка здорова?

— Здорова. Ты же вчера говорил с ней по телефону. Забыл?

— Не забыл. Но я думал, может, она притворяется...

— Нет, она, честное слово, здорова.

— Хорошо.

Он прижался ко мне и заснул. Когда мы подъехали к дому в каньоне, малыш еще спал. На ступенях веранды ждала его мать. Она подбежала к машине, распахнула дверцу и сжала его в объятиях. Крепко-крепко она прижимала малыша к себе, пока тот не начал вырываться. Тогда она опустила его на землю и протянула мне обе руки.

— Я не знаю, как и благодарить вас!

— Не стоит говорить об этом! Все окончилось счастливо для всех... Кроме Стенли.

— Да-а... Бедный Стенли... — между ее бровей, словно бескровный шрам, пролегла глубокая морщинка. — А что с девушкой?

— Сьюзан? Она с родными. Они обещали устроить ей наблюдение психиатра.

— А Джерри Килпатрик? Мне звонил его отец...

— Он пока остался у матери, в Саусалито.

— И вы не арестовали их?

— Нет.

— Но, мне казалось, они — похитители...

— Мне до определенного момента тоже так казалось. Но мы оба ошибались. Это просто пара не совсем адекватных подростков. Они свято верили, что спасают Ронни от мира взрослых. В какой-то мере это так и было. Сьюзан была свидетелем убийства вашего мужа. А пятнадцать лет назад, когда она была младше, чем Ронни, она пережила еще одно преступление, так что она отреагировала не вполне адекватно.

Морщина между слегка подведенными бровями Джин стала глубже.

— Значит, было еще одно убийство?

— Похоже на то. Ваш свекор, Лео Броудхаст, вовсе не сбежал с женщиной. Все указывает на то, что он был убит в охотничьем домике и похоронен неподалеку от него. Вчера ваш муж вместе со Сьюзан искали его тело.

Джин смотрела на меня, потрясенная. Она понимала мои слова, но для ее натянутых нервов это был слишком большой шок. Она оглянулась и заметила, что Ронни исчез. Она начала истерически звать его, малыш вышел из дома.

— А где бабуля Нелл?

— Ее нет, — ответила Джин, — она в больнице.

— Она тоже умерла?

— Фу-у! Разве можно такое говорить! Доктор Жером говорит, что она вернется домой завтра или послезавтра.

— Как ваша свекровь чувствует себя? — спросил я.

— Она выздоравливает. Сегодня утром у нее была практически нормальная кардиограмма, говорит она тоже нормально. Ей очень придало сил известие о том, что вы везете Ронни. Я уверена, она будет очень рада, если вы навестите ее.

— Она может принимать посетителей?

— Да.

— Возможно, я выкрою для нее минутку-другую.

Мы вошли в дом. Пользуясь тем, что Ронни занялся изучением птичьих чучел, Джин рассказала мне о событиях последних двадцати четырех часов. Для нее эти часы прошли в ожидании. Согласно моим инструкциям, она позвонила в управление шерифа, но им некого было прислать к ней. Брайан Килпатрик предложил ей приехать, но она сказала, что это будет лишним.

— Знаете, миссис, забудьте о том, что вы когда-либо были знакомы с Килпатриком.

Она глянула на меня изучающе.

— Речь шла вовсе не о том, что вы думаете. Он собирался приехать с невестой...

— Забудьте о них обоих. Вам необходима охрана.

— У меня есть вы.

— Я не останусь здесь. Как мне уговорить вас покинуть город?

— Я не могу уехать сейчас. Я нужна бабуле Нелл.

— Ронни вы тоже нужны. Возможно, придется вам выбирать между ними.

— Вы в самом деле думаете, что Ронни угрожает опасность?

— Мы должны считаться с тем, что он видел убийцу вашего мужа.

— И смог его описать?

— Не слишком. Знает только, что у того были длинные волосы и борода, скорей всего, накладные. Но я не исключаю возможности, что это был кто-то знакомый. Я не хотел слишком нажимать на него, но если он заговорит об этом сам, вы постарайтесь все подробно запомнить или записать. Как можно дословнее, хорошо?

— Разумеется.

Она посмотрела на сынишку, стоявшего у витрины в другом конце комнаты, так, словно в его круглой головоньке был весь смысл ее жизни. Малыш заявил тоном первооткрывателя:

— Здесь был пожар. Я это вижу и чувствую. Кто поджог огонь?

— Это мы стараемся установить, — я повернулся к его матери. — Во всяком случае, вы должны убраться отсюда до наступления темноты.

— Но ведь в прошлую ночь со мной ничего не случилось...

— В прошлую ночь тут не было Ронни. Вы будете в большей безопасности в доме Валлеров, В Лос-Анджелесе. Скажите только слово — и я вас отвезу... — Я подумаю, — оборвала меня она, но тут же смягчила ответ:

— Я в самом деле безмерно вам благодарна, но я сейчас не могу собраться с мыслями. Я знаю одно: в Нортридж я возвращаться не могу!

Услыхав приближающийся шум мотора, я вышел на веранду. Это был Килси в большом автомобиле лесной охраны. Выйдя, он несколько официально пожал мне руку. Его одежда была измята, а глаза горели тревожным огоньком.

— Мне передали ваш звонок. В чем дело, Арчер?

— Мне многое нужно рассказать вам. Но сперва мне хотелось бы знать, что вам удалось выудить из студентки, видевшей бородача в автомобиле?

— Ничего больше она не помнит, — раздраженно ответил Килси. — Только общее описание...

— А что известно о машине?

— Только то, что она была старой. Марку она определить не смогла. Ей кажется, что номер был калифорнийский, но она не уверена. Я еще попробую потрясти ее, меня об этом просил Шипстанд из Лос-Анджелеса.

— Вы говорили с Эрни?

— Я утром ему звонил. Он полностью исключает возможность того, что парик и борода — собственность Свитнера. Они ему абсолютно не годятся. Шипстад пытается что-нибудь узнать в косметических салонах и парикмахерских. Но это — неблагодарная работа и она может продлиться долго... Ему бы, конечно, очень помогло более точное описание мужчины, которого видела эта студентка...

— Если моему свидетелю можно верить, он был маленького роста. На нем были черные брюки, черная рубашка или свитер и темные очки. Не вызывает сомнений, что он убил Стенли Броудхаста, — и я доложил ему все, что узнал в течение последних двадцати четырех часов. — Вы не могли бы достать бульдозер с водителем? — спросил я в завершение.

— Кажется, в колледже остался бульдозер на случай, если огонь вернется. Если он еще там, то водить его я умею.

— Вы думаете, огонь может вернуться?

— Нет, разве что ветер сыграет с нами скверную шутку. С утра мы устроили встречную огненную полосу возле Оленьего Рога. В ближайшие сутки ситуация будет полностью в наших руках. А, может, и раньше, если пойдет долгожданный дождь, — он глянул на быстро движущиеся тучи. — Будем надеяться, что он лишь обезвредит огонь, а не смоет на наши головы всю гору...

Килси предложил мне отправиться в его машине, но, чтобы сохранить свободу движений, я решил ехать на своей. Покинув обожженный пожаром каньон, я следом за ним начал подниматься подножьем холма. Стадион колледжа, вчера полный техники и людей, сегодня казался вымершим. Лишь несколько человек бродили по нему, собирая пустые бутылки и рваную бумагу. На пустой площадке за трибунами стоял бульдозер с ковшом для земляных работ. В ожидании, пока Килси приведет его в движение, я влез на трибуну и оглянулся.

Поверхность океана была вся в белых дорожках пены. На юго-восток над береговой линией висел дым, словно преждевременные сумерки. В другой стороне неба клубились несущиеся с северо-запада тучи, волоча за собой по прибрежным холмам черные шлейфы дождя. Все вокруг изменилось.

Килси повел бульдозер тропкой вдоль склона. Я двинулся за ним с одолженной лопатой на плече, поднимая ногами оставшийся после пожара пепел. Потом я ждал, облокотившись о ствол платана, около двадцати минут или получаса, пока бульдозер медленными ритмичными движениями отбрасывал землю. Яма была уже почти в рост человека, когда ковш заскрежетал по металлу и Килси чуть не вылетел с сидения головой вперед.

Он медленно отвел бульдозер по склону, давая мне место в яме. За пару минут я очистил металлическую преграду настолько, что показалась темно-красная крыша автомобиля с более светлыми пятнами ржавчины, выгнутая как крыша «Порше». Я освободил от земли левое переднее окошко и лопатой выбил стекло. Из темной пустоты вырвался запах разложения, резкий, сухой, спирающий дыхание. На переднем сидении лежало нечто, завернутое в полуистлевший плед.

Я вытянулся на земле, свесив голову, и осмотрел лежащий в машине труп. Сначала обычно разлагаются ткани, потом волосы, потом кости и напоследок зубы. От Леона Броудхаста остались кости и зубы.

Глава 32

Килси принялся увеличивать и углублять траншею вокруг автомобиля, ну а я вернулся в колледж, чтобы уведомить о нашем открытии шерифа-коронера. Позвонив ему, я спустился в город, чтобы нанести еще один визит в дом Фрица Сноу.

К моему изумлению, дверь мне открыл он сам. Он был в старом коричневом растянутом свитере, мешковатых штанах и растоптанных теннисках. Сгорбив плечи, он смотрел на меня припухшими глазами, постаревший настолько, словно с нашей прошлой встречи минул не уик-энд, а целые годы. Своим безвольным тяжелым телом он заслонял от меня вход в дом.

— Я никого не должен впускать...

— Разве ты не помнишь, вчера ты хотел со мной поговорить.

— Я хотел? — он силился вспомнить. — Мамочка прибьет меня...

— Вряд ли, Фриц. Все открылось. Мы только что откопали капитана Броудхаста...

Он поднял на меня тяжкий взгляд, словно хотел прочитать свое будущее на моем лице. На моем лице его было нетрудно прочесть — будущее, такое же, как и прошлое, исполненное неуверенности, страха и страданий.

— Могу я на минуту войти?

— На-аверно...

Он впустил меня в дом, тяжело дыша, словно малое усилие, необходимое для того, чтобы открыть и закрыть дверь, исчерпало все его силы.

— Вчера ты сказал мне, что похоронил мистера Броудхаста. Я думал, речь идет о Стенли. Но ты говорил о его отце, капитане Броудхасте, не так ли?

— Да-а... — он оглядел голые стены, словно опасаясь, что его мать установила подслушивающую аппаратуру. — Я сделал страшное дело. Теперь должен отвечать...

— Ты убил капитана Броудхаста?

— Не-ет... Он был уже мертвый... Я только закопал его...

— Кто велел тебе это сделать?

— Элберт Свитнер.

Он закивал головой, как бы придавая веса своим словам, а потом глянул, верю ли я ему. Я и сам не знал, что думать.

— Элберт Свитнер сказал мне... — подтвердил он.

— Как он мог заставить тебя?

— Я его боялся...

— Для этого нужны более веские причины.

Он покачал головой.

— Я не хотел хоронить капитана. Я так волновался, что не мог вести бульдозер. Элберт хотел отвести его на базу, но свалился в ров на Дороге Грешников. Его поймали и опять посадили в тюрьму...

— А тебе удалось выкрутиться?

— В тот раз да-а... Меня только выгнали с работы и поместили в инвалидный дом... Но они так и не узнали о капитане Броудхасте.

— А твоя мать знает, что вы с Элбертом сделали?

— Да-а... Я ей сказал...

— Когда?

Он взвесил свой ответ.

— Наве-ерно, вчера...

— Перед моим приходом или после?

— Не по-омню... — на его лице все сильнее проступало нервное напряжение. — Вы все ходите и ходите, мистер, у человека может в конце концов все в голове перемешаться! Память со мной шутки шутит. Я все вспоминаю, как душегубы забрали папочку...

— Как душегубы забрали твоего папу?

— Да-а... Как его хоронили на кладбище... Я слышал, как земля стучит по крыше гроба...

На его лице показались крупные слезы, словно капли тумана.

— Ну, так что? Ты сказал матери перед моим приходом или после?

— Наве-ерно, после... Когда вы пошли себе... Она меня пугала, что если я хоть словечко оброню, меня в тюрьму посадят... — он смотрел на меня исподлобья, свесив кудлатую голову. — Меня посадят?

— Я же не знаю, Фриц, не убил ли ты вместе с Элбертом капитана Броудхаста?

Он, казалось был потрясен этим подозрением.

— Зачем нам было его убивать?!

Я мог бы привести несколько причин. Лео Броудхаст был счастливчиком, а они — пешками. Женой Лео была богатейшая женщина в округе. Лео увел самую красивую девушку города и сделал ей ребенка, а отвечать за это пришлось им. Мое молчание вызвало у Фрица панику.

— Ей Богу, я не убивал его! Могу поклясться на Библии! — на столике лежала Библия и Фриц положил ладонь на ее черный матерчатый переплет. — Видите, я присягаю на Библии, мистер! Я никого в жизни не убивал! Я даже на птиц охотиться не могу и мне делается плохо, когда я наступаю на червяка — он же тоже чувствует!

Теперь он плакал подлинными горючими слезами, наверное, оплакивал страдания птиц и смерть червей. Сквозь его плачь я услыхал на улице машину. Выглянув в окно, я увидел, как за моим автомобилем остановился старый белый «Ремблер». Из него вылезла миссис Сноу с большой бумажной сумкой, одетая в дождевик и брюки. Я вышел ей навстречу, захлопнув дверь перед носом Фрица. При виде меня миссис Сноу замерла, не успев шагнуть.

— Что вы здесь делаете?!

— Разговаривал с вашим сыном, миссис.

— Стоит мне на секунду выйти из дому, как вы тут же находите его!

— Вы преувеличиваете, миссис. Фриц сказал мне, что он похоронил капитана Броудхаста. Я знаю, что он и вам это сказал, так что на этом мы можем не останавливаться...

— Нонсенс! Фриц рассказывает сказки!

— Мне так не кажется, миссис. Час назад мы провели эксгумацию останков. Разумеется, официального свидетельства еще нет, но думаю, что Лео Броудхаст мертв уже пятнадцать лет.

— Фредерик знал это и ничего мне не сказал?!

— Он сказал вам вчера.

Она прикусила губу.

— Он рассказал мне какую-то сказочку... Я была уверена, что все это высосано из пальца... — неожиданно ее лицо странно прояснилось. — Может, он выдумал все это, у него в голове такая каша...

— Простите, миссис, но он не мог выдумать труп.

— А вы уверены в том, что это капитан Броудхаст?

— Практически уверен. Тело находилось в его красном «Порше».

— И где вы нашли его?

— В том самом месте, где был закопан Стенли. Стенли искал тело отца, когда его убили. Похоже, что его убил тот самый человек, который застрелил капитана.

— И вы обвиняете Фредерика?

— Я не взял бы на себя такую смелость. Но Фриц признался, что закопал труп. Его могут обвинить в соучастии...

— И посадить?!

— Возможно...

Миссис Сноу казалась встревоженной. Ее худое скуластое лицо напоминало посмертную маску. Это дало мне понять, насколько ее волнует судьба сына. Довольно долго она стояла молча, поглядывая то в одну, то в другую сторону улицы, словно готовясь отражать вероятные попытки соседей выразить ей сочувствие. Но в поле зрения не было никого, кроме нескольких смуглых детей, слишком маленьких, чтобы интересоваться нами.

Был полдень, но вокруг потемнело. Я поднял глаза к небу. Черные тучи смыкались, как закрывающиеся веки, город в их свете сиял непонятным блеском. На наши головы и на асфальт начал сеяться мелкий дождик.

Большой бумажный пакет с покупками грозил в любую минуту выскользнуть из рук миссис Сноу, я взял его и внес в дом следом за его хозяйкой. Фриц исчез в глубине жилища, но оба мы чувствовали его тягостное присутствие. Миссис Сноу отнесла покупки в кухню. Вернувшись в комнату, она заметила, что Библия на столике слегка сдвинута, и, прежде чем повернуться ко мне, аккуратно положила ее точно посередине.

— Фредерик заливается слезами в своей комнате. Вы не можете отправить его в тюрьму! Он там и полугода не протянет! Вы же знаете, что бандиты в заключении делают с беззащитными мальчиками! Какие издевательства и мучения...

Я знал это, но предпочитал об этом не задумываться.

— Фриц уже не мальчик, — сказал я и вспомнил, что эти самые слова я слышал сорок восемь часов назад из уст миссис Броудхаст.

— Он таков, — ответила миссис Сноу. — Для меня он навсегда останется маленьким мальчиком. Я всю жизнь старалась оберегать его, но он легко поддается влиянию. Делает то, на что его подбивают скверные люди, а потом страдает за чужую вину. Ужасно страдает! Он чуть не умер, когда его определили в лесную службу!

Ее худенькое тело дрожало от сдерживаемых эмоций. Трудно было поверить, что это тело, практически лишенное груди и бедер, произвело на свет такого большого полумужчину-полудитя.

— Чего вы ждете от меня, миссис?

— Оставьте его мне, мистер! Позвольте мне и дальше заботиться о нем!

— Это в компетенции властей...

— А они уже знают, что он сделал?

— Пока нет.

— И вы обязаны им говорить?

— К сожалению. Речь идет об убийстве.

— Вы говорите сейчас об убийстве капитана Броудхаста?

— Да. Надеюсь, ваш сын не замешан также и во втором убийстве?

— Конечно же, нет! — она смерила меня изучающим взглядом. — Я сейчас расскажу вам, мистер, то, чего до сих пор не говорила ни одной живой душе. Вы говорите, что капитан Броудхаст был застрелен?

— Все указывает на это.

— Из пистолета 22 калибра?

— Этого мы еще не знаем. Что вы хотели рассказать мне?

— Кажется, я знаю, кто застрелил его. Присягать я не стала бы, но почти уверена, что знаю. Если я расскажу вам и это окажется правдой, вы вступитесь за Фредерика, мистер?

— Попытаюсь.

— Вас наверняка послушают! — она убежденно кивнула головой. — Вы обещаете мне использовать свои связи?

— Да. Что же вы знаете?

— Собственно, это лишь подозрения. С тех пор, как Стенли был убит в субботу, все это постепенно вспомнилось мне. Однажды вечером я находилась в доме Броудхастов, присматривала за Стенли. В ту самую ночь Фредерик взял на базе бульдозер и его выгнали с работы. Все сходится.

— Что же все-таки случилось?

— Дайте же мне говорить! — она тяжело опустилась в кресло, словно устав от напряжения памяти. — В тот день за обедом Броудхасты ужасно поссорились. Я входила в столовую время от времени, и они смолкали в моем присутствии, но нетрудно было догадаться, что речь идет о женщине, которую капитан Броудхаст прячет в охотничьем домике. Сначала я думала, что это миссис Килпатрик, так как в разговоре прозвучало ее имя. Но оказалось, что это была та девчонка, Марта Никерсон, и что с ней дочурка. Капитан Броудхаст собирался уехать с ними обеими. Он купил для себя и для них билеты на Гавайи, а миссис Броудхаст узнала об этом.

— Каким образом она об этом узнала?

— Она сказала, что от мистера Килпатрика, у него был какой-то знакомый в бюро путешествий.

Я почти физически ощутил, будто все видимое делается ярче и четче.

Мои свидетели начали дополнять друг друга в своих рассказах.

— Как я сказала, — продолжала миссис Сноу, — это был ужасный скандал! Миссис Броудхаст развернула перед капитаном длиннющий список его подружек, а он кричал ей, что во всем виновата она сама. Я не могу повторить вам, мистер, всего того, что он ей кричал, обвиняя ее в том, что она вот уже десять лет ему не жена. В конце концов, он выскочил из дома как ошпаренный. Бедняжка Стенли дрожал как лист. Он обедал в кухне, но и там было слышно. Он ведь был уже достаточно большой, чтобы понимать, почему они ссорятся. Он выбежал, чтобы остановить отца, но капитан унесся, как ветер, в этой своей спортивной машине. Миссис Броудхаст тоже начала одеваться, чтобы выйти. Стенли хотел пойти с ней, но она не взяла его и попросила меня уложить его в постель. Я сделала это, но потом занялась чем-то в кухне.

Она подняла невидящие, утонувшие в прошлом, глаза.

— Второе потрясение я пережила, обшаривая дом в поисках Стенли. На столе в кабинете лежал футляр с пистолетами, которые миссис Броудхаст унаследовала от своего отца. Одного пистолета не было, рядом лежала открытая коробка патронов. Я не знала, что делать! В результате я не сделала ничего, просто сидела и ждала, когда они вернутся.

Она сидела передо мной в кресле на колесиках, отрешенная, в выжидательной позе, словно до сих пор ждала, чем окончится тот давний вечер.

— Их не было больше часа. Наконец, они вернулись вдвоем, мать и сын, с мокрыми от росы ногами, бледные и испуганные. Миссис Броудхаст прежде всего уложила Стенли в постель, после чего уволила меня. Вернувшись домой, я убедилась, что моего собственного сына нет в постели. Это была роковая ночь для матерей!

— Для сыновей тоже, — напомнил ей я. — Вы думаете, что Стенли был свидетелем убийства своего отца, миссис?

— Не знаю. Знаю только, что он слышал выстрел. Он рассказал мне потом, что его мама убила сову. Таким образом она объяснила ему выстрел. Но, я уверена, он подозревает, что застрелен был его отец. Думаю, это всю жизнь мучило его, но он не находил в себе смелости посмотреть правде в глаза. И потому до последнего дня искал доказательств того, что отец жив. — Он говорил с вами о смерти отца?

— О смерти нет. Мы не упоминали слово «смерть». Но временами он строил догадки, что могло случиться с его отцом. Спрашивал и меня, что думаю об этом. Я рассказывала ему разные историйки — что выехал в чужие страны, может быть, в Австралию, и, кто знает, не появится ли он снова в один прекрасный день... — она подняла на меня блестящие от переживаний глаза. — А что мне было делать? Не могла же я сказать ему, что подозреваю его мать в убийстве его отца?!

— А своего сына — в том, что он его закопал...

— Этого я вообще не знала тогда, — но она быстро сменила тему. — Но если бы и знала, то ни за что не сказала бы ни Стенли, ни кому-либо другому! Обязанность женщины — хранить своих близких.

Глава 33

Я попрощался с нею и под проливным дождем поехал в больницу. Это было четырехэтажное здание, протянувшееся вместе с переходами и административными помещениями на целый квартал между двух улиц. Добровольная помощница медсестры в розовом халате, дежурившая в холле, подтвердила что посещение миссис Броудхаст разрешено и назвала мне номер ее палаты на четвертом этаже.

Однако сначала я хотел сходить в прозекторскую. Канцелярия и секционные патологоанатомического отделения помещались на первом этаже, в конце светло-зеленого коридора с батареями центрального отопления вдоль стен. На дверях висела табличка: «Посторонним вход воспрещен».

За дверью меня приветствовал с холодной вежливостью мужчина аскетического вида в белом халате. На его столе стояла табличка с надписью «Д-р В.Силкокс». На мой вопрос он ответил, что останки Леона Броудхаста еще не привезли, но ожидают в любую минуту. Его глаза за очками в роговой оправе блеснули чем-то, похожим на профессиональный интерес.

— Кажется от него немного осталось?

— Достаточно. Вы должны найти след пули на черепе. Я говорил с двумя особами, они утверждают что он был убит выстрелом в голову. Но на показаниях свидетелей основываться нельзя, нам нужны конкретные доказательства.

— Для этого я здесь сижу. Вообще-то, у мертвых можно узнать больше, чем у живых.

— А тело Стенли Броудхаста еще здесь?

— Оно в морге. Вы хотите посмотреть?

— Я его видел. Хочу уточнить, что было причиной смерти?

— Многочисленные колотые раны, нанесенные длинным ножом.

— Спереди или со спины?

— Спереди, в живот. Кроме того, найден след удара мотыгой у основания черепа.

Поднимаясь в лифте наверх, я почти позавидовал Силкоксу с его молчаливыми свидетелями. Они не фальшивили, уже не страдали и не причиняли страданий.

На четвертом этаже я поговорил с молоденькой медсестрой на посту возле лифта. Она сообщила мне, что миссис Броудхаст чувствует себя значительно лучше, но, несмотря на это, следует ограничить визит десятью-пятнадцатью минутами. Я постучал в дверь палаты и услышал приглашение войти.

Палата была полна цветов — садовых и оранжерейных — розы, гвоздики, экзотические лилии... На туалетном столике стояла ваза жонкилий с прислоненной к ней визитной карточкой Брайана Килпатрика. Миссис Броудхаст сидела в кресле подле залитого дождем окна. Она была в цветном халате, ярком, как заполняющие комнату цветы, и выглядела неожиданно хорошо. Но в ее глазах пряталась обида, на секунду лишившая меня дара речи. Миссис Броудхаст заговорила первой.

— Это вы, мистер Арчер? Очень рада видеть вас! Я хотела вас поблагодарить.

Я ожидал чего угодно, но только не этого.

— Поблагодарить? За что?

— За спасение моего внука. Мне звонила моя невестка. Сейчас, когда мой сын... Стенли... когда его нет, у меня остался один Ронни...

— Ронни молодчина, с ним ничего не может случиться!

— Где вы нашли его? Я не слишком разобралась в том, что говорила Джин.

Я сжато рассказал ей о событиях последних двух дней и прибавил, пользуясь случаем:

— Не слишком вините Сьюзан, миссис. Она была свидетелем убийства вашего сына и могла потерять голову. Она думала только о спасении малыша. Произнося это, я сообразил, что Сьюзан была свидетелем двух убийств на протяжении пятнадцати лет. Если миссис Броудхаст убила мужа, не убила ли она также и сына? Или велела его убить? На этот вопрос я ответить не мог. И понимал, что также не могу задать его женщине, сидящей в кресле передо мной. Мои губы отказались бы произносить этот вопрос здесь, в палате, полной цветов, присланных ее друзьями, полной ее искренней благодарности. Но, как часто бывает в подобных случаях, миссис Броудхаст сама навела разговор на нужную тему.

— Я плохо поняла всю эту историю с девушкой... Как ее зовут?

— Сьюзан Крендалл.

— Да... Собственно, чего она искала в каньоне вместе с моим сыном и внуком?

— Думаю, ответа на загадки прошлого.

— Это мне ничего не говорит. Я нынче не слишком сообразительна. Раздражение в ее голосе и взгляде было направлено в равной мере против меня и против нее самой.

— Сьюзан уже была когда-то в охотничьем домике, — сказал я. — Маленькой девочкой она провела там ночь с матерью. Возможно, вы помните ее мать? Кажется, она у вас служила. Тогда ее звали Марта Никерсон...

Она волновалась все сильнее.

— С кем вы говорили?!

— Со многими людьми. Вы чуть ли не последняя в списке. Я надеюсь, что вы поможете мне восстановить события одной ночи в охотничьем домике. Это было около пятнадцати лет назад...

Она покачала головой, чуть отвернув от меня лицо. Ее голова в профиль напоминала классический медальон на фоне залитого дождем города.

— К сожалению, не могу помочь вам. Ведь я там не была...

— Там был ваш муж.

Мышцы ее шеи напряглись. Она резко повернула ко мне голову.

— Откуда вы можете это знать?!

— Ваш муж не вернулся оттуда. Он был застрелен и похоронен поблизости. Сегодня мы его откопали.

— Понимаю... — она не сказала, что именно понимает, но ее глаза сузились и потемнели от этого известия, а скулы заострились. Выражение ее лица напомнило мне вырытый череп. — Это конец.

— Не совсем.

— Для меня это так. Вы сказали, что обоих мужчин нет в живых. Мужа и сына. Я потеряла все, что любила.

Она постаралась принять трагическую позу, но в этом была какая-то фальшь, лишавшая ее слова смысла, они прозвучали пусто и неприятно. А перед моими глазами встали неровные строчки ее записок и неоднозначная характеристика отца, написанная ею.

— Вы уже пятнадцать лет знаете, что ваш муж мертв и похоронен в каньоне, миссис.

— Это ложь, — но ее голос все так же был лишен убедительности, словно она отвечала затверженный урок, в то же время прислушиваясь к его звучанию. — Предупреждаю вас, если вы выступите с этим заявлением публично...

— Мы говорим как нельзя более приватно, миссис. Вам нечего скрывать от меня. Я знаю, что в тот вечер вы поссорились с мужем и отправились следом за ним в охотничий домик.

— Откуда вам может быть это известно, если это ложь?! — это была обычная игра человека виновного, допрос допрашивающего, долгое перебрасывание мячика правды, пока он вовсе не затеряется. — Откуда вы получили эти драгоценные сведения? От Сьюзан Крендалл?

— Частично.

— Это не слишком надежный свидетель. Из ваших же слов видно, что она психически неуравновешенна. Кроме того, ей в то время было не больше трех-четырех лет. Все это — плод ее воображения!

— Трехлетки могут видеть и слышать. И помнить. У меня есть достаточно доказательств того, что она была в охотничьем домике и видела или слышала выстрел. Ее показания подтверждаются показаниями других людей. Кроме того, ее неадекватное поведение вполне объяснимо.

— Значит, вы признаете, что она неуравновешенна?

— Все это потрясло ее. Кстати о потрясениях: а Стенли случайно не был свидетелем выстрела?

— Нет это не возможно!

Она громко втянула воздух, словно для того, чтобы проглотить неосторожные слова.

— Откуда вы знаете, если вы там не были, миссис?

— Я была дома со Стенли.

— А вы не ошиблись? Я знаю, что он побежал за вами в каньон и слышал выстрел, от которого погиб его отец. Всю свою последующую жизнь он пытался изгнать это из памяти и искал доказательства того, что это было лишь дурным сном.

До сих пор она говорила со мной, как адвокат, не вполне уверенный в невиновности своего подзащитного. Но теперь я выиграл.

— Чего вы хотите от меня?! Денег? Но я окончательно ограблена, — она остановилась и растерянно глянула на меня. — Но только не говорите моей невестке, что у меня нет ничего. Тогда я больше не увижу Ронни...

Я был уверен, что она ошибается, но не хотел спорить с нею. Вместо этого я спросил:

— Кто же вас ограбил, миссис?

— Я не желаю говорить об этом!

Я взял с туалетного столика карточку Килпатрика так, чтобы она видела это.

— Если кто-то шантажирует вас, миссис, вы имеете возможность покончить с этим...

— Я же сказала, что не хочу говорить об этом! Я никому не могу доверять! После смерти отца — никому!

— Вы хотите, чтобы так продолжалось?

Она взглянула на меня горьким недобрым взглядом.

— Я не хочу, чтобы продолжалось что бы то ни было. В том числе и жизнь. А меньше всего — этот разговор, этот инквизиторский допрос!

— Я тоже не получаю от этого никакого удовольствия.

— Ну, уходите же! Я больше не вынесу!

Она стиснула поручни кресла с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и тяжело встала. Мне не оставалось ничего иного, как выйти из палаты.

Прежде чем вернуться в прозекторскую, мне необходимо было восстановить силы. Я отыскал дверь на узкую запасную лестницу и принялся не спеша спускаться. Бетонные ступени с серыми металлическими перилами, замкнутые в бетонном коробе без окон, напоминали тюрьму своим унынием и непоколебимостью. На половине спуска я приостановился, пытаясь представить себе миссис Броудхаст в тюрьме.

Собственно говоря, свое задание я выполнил в тот момент, когда вернул Ронни его матери. Все, что я мог сделать дальше, было неизменно отвратительно и болезненно. Я не ощущал необходимости доказывать любой ценой, что миссис Броудхаст убила своего мужа. Жажда справедливости остывала в моей груди по мере того, как я старел. Теперь для меня был внятен голос защиты ценностей, более заслуживавших того. Несомненно, человеческая жизнь принадлежала к ним. Но Лео Броудхаст был убит в состоянии аффекта много лет назад, и я очень сомневался, что какой бы то ни было суд присяжных признает его вдову виновной в чем-то более тяжком, чем убийство в состоянии частичной вменяемости.

Что же касается остальных убийств, то весьма неправдоподобно, что миссис Броудхаст имела причины убивать сына и физическую возможность убийства Элберта Свитнера. Я убеждал себя, что мне абсолютно все равно, кто их убил. Но мне было не все равно. Все в этом деле раскручивалось по спирали, которая, словно эта лестница, неуклонно выводила в светло-зеленый коридор, где за дверями с предостерегающей надписью доктор Силкокс допрашивал своих молчаливых свидетелей.

Я пересек кабинет и открыл стальные дери секционной. На цинковом столе, в свете рефлекторов лежало то, что осталось от Лео Броудхаста. Силкокс осматривал череп, классические линии которого были единственным свидетельством того, что когда-то Лео был красавцем. В полутьме, у стены, стояли Килси и помощник коронера Пурвис. Я подошел к столу, пройдя мимо них.

— Следы выстрела есть?

Силкокс поднял глаза от своей работы.

— Да, я нашел вот это.

Он взял со стола свинцовую пулю и протянул ее мне на ладони. Похоже было, что она выпущена из ствола 22 калибра.

— В каком месте пробит череп?

— А он не пробит. Я нашел лишь небольшое поверхностное повреждение, которое не могло стать причиной смерти.

Блестящим кончиком пинцета он указал на небольшую бороздку от пули на черепе.

— А что же стало ее причиной?

— Вот это.

Он подтолкнул в мою сторону бесцветный треугольничек, звякнувший о поверхность стола. В первое мгновение мне показалось, что это наконечник индейской стрелы. Но взяв его в руку, я понял, что это кончик кухонного ножа.

— Он застрял в ребрах, — пояснил доктор. — Несомненно, сломался, когда нож вытаскивали.

— Броудхаста ударили спереди или сзади?

— Вероятно, спереди.

— Это могла сделать женщина?

— Почему бы и нет? Как вам кажется, Пурвис?

Юный помощник коронера выступил из тени и влез между мной и Силкоксом.

— Мы поговорим об этом без свидетелей, — заявил он доктору, после чего обернулся ко мне:

— Мне очень жаль мешать вашим развлечениям, мистер Арчер, но вы не имеете права присутствовать в прозекторской. Вы видели надпись на двери: «Посторонним вход запрещен»? Так вот вы — посторонний.

Я подумал, что это всего-навсего юношеское служебное рвение.

— Ну, так наделите меня соответствующими полномочиями. И я буду не посторонний.

— Я не могу этого сделать.

— Кто это говорит?

— Я получил инструкции от шефа-коронера.

— А от кого он получил инструкции?

Кровь ударила в голову юному функционеру, его лицо в ярком свете сделалось пурпурным и рыхлым.

— Убирайтесь отсюда, мистер!

Я глянул на Килси, стоявшего у стены с серьезной миной и обратился к ним обоим.

— Но, господа, это ведь я нашел убитого!

— Это еще не дает вам права находиться здесь, мистер.

Пурвис положил руку на рукоятку пистолета. Я недостаточно знал его, чтобы быть уверенным в том что он меня не пристрелит, а потому вышел из секционной. Злость и обида стучали в мои виски горькими жаркими волнами. Килси вышел в коридор вслед за мной.

— Мне очень жаль, Арчер...

— Но вы не поспешили мне помочь...

Его серые глаза блеснули, в них появилось твердое выражение. Однако улыбка с губ не сползла.

— В отношении вас пришли инструкции сверху. Мне велели строже придерживаться предписаний.

— И что же говорят предписания?

— Вы знаете это не хуже, чем я. Если дело находится в ведении местных властей, я вынужден им подчиняться.

— Что они крутят? Хотят похоронить эту историю еще лет на пятнадцать?!

— Я сделаю все, чтобы не допустить этого. Но лично моим заданием является установление причины пожара...

— Убийства и пожар связаны между собой! Вы же сами это знаете!

— Вот и не говорите мне о том, что я сам знаю!

Он резко развернулся и возвратился к останкам и непосторонним лицам.

Глава 34

Когда я вышел из больницы, дождь лил еще сильней. Улицей текла вода, унося в океан слои летней пыли. Чем выше я поднимался, тем больше было воды. Поднимаясь по каньону миссис Броудхаст, я словно плыл против течения по быстрой реке. Издалека был слышен шум пенного потока, омывающего ранчо. Перед домом стоял «Кадиллак» Брайана Килпатрика. На переднем сидении восседала платиновая блондинка, которую я в первое мгновение не узнал. Лишь подойдя вплотную к черному лимузину, я сообразил, что именно ее Килпатрик представлял мне, как свою невесту.

— Как дела? — спросил я.

Она опустила окно и всмотрелась в меня сквозь сетку дождя.

— Мы с вами знакомы?

— Мы познакомились в субботу, в доме вашего жениха.

— Правда? Наверное, я была в дупель...

— Не стану возражать, мисс... Кроме того, вы были брюнеткой.

— Это парик. Я меняю цвет волос в зависимости от настроения. Все говорят, что я ужасно переменчива!

— Это заметно. И в каком же настроении вы сейчас?

— Честно говоря, я потрясена этим потопом! Над домом Брайана оползает склон, во внутреннем дворике уже тонны грязи. Поэтому я поехала с ним. Я не в восторге от этого сидения в машине!

— А зачем Брайан приехал сюда?

— Говорит, по делам.

— У него дело к Джин Броудхаст?

— Кажется, он называл эту фамилию. Ему звонила какая-то женщина и он летел сломя голову. Эй! Скажите ему, чтобы поторопился! — крикнула она, когда я повернул к дому.

Я вошел без стука и осторожно прикрыл за собой дверь. Шум потока перешел в ворчание, оставаясь, однако, достаточно громким, чтобы заглушить мои крадущиеся шаги. В гостиной не было никого, но из комнатки за ней пробивался свет. Приблизившись я услыхал голос Джин:

— Не нравится мне все это. Если свекрови нужны эти вещи, почему она не попросила меня?

— Она не хотела вас волновать, — как-то не вполне уверенно отвечал Килпатрик.

— Но я волнуюсь! Зачем ей в больнице счета и пистолеты?!

— Наверное, она хочет привести в порядок свои дела на случай, если с ней что-нибудь случится.

— Она что, хочет покончить с собой?!

Джин сказала это тихо, сдавленным голосом.

— Разумеется, нет!

— Так зачем же ей пистолеты?

— Этого она мне не сказала. Я только выполняю ее волю. В конце концов, я ее совладелец...

— Несмотря на это, я не могу вам...

— Она только что мне звонила!

— Я попробую поговорить с ней.

— Я бы вам не советовал!

В тоне Килпатрика послышалась угроза. Раздался звук шагов, а потом изумленный женский вздох. Я вошел. Джин лежала на черной кожаной кушетке, бледная, тяжело дыша. Над ней стоял Килпатрик с телефонной трубкой в руке. — Может, вы померяетесь силами с равным противником? — спросил я.

Он сделал движение, словно намереваясь броситься на меня, но вовремя понял, что я только этого и жду. Кровь отхлынула от его лица, нитки сосудов проступили, словно царапины. Он неуверенно усмехнулся мне, но в покрасневших глазах его читался страх.

— У нас с Джин вышло небольшое недоразумение... Ничего серьезного...

Джин встала, одергивая юбку.

— Я считаю все это очень серьезным! Он толкнул меня... Хотел забрать вещи свекрови...

Она указала на черную папку на столе. Я взял ее в руки.

— Отдайте это мне, — заявил Килпатрик, — это моя собственность!

— Возможно, вы когда-нибудь возьмете ее, но не так быстро.

Он потянулся за папкой. Я треснул его по руке и толкнул в плечо, налегая телом. Попятившись, он тяжело стукнулся о стену и осунулся, словно подвешенный на крючок за воротник. Я ощупал его в поисках оружия, но ничего не нашел. Его лицо выражало бесконечную злость, вчера я уже видел это выражение. Он терял все и чувствовал, как вся жизнь утекает сквозь пальцы.

— Я подам на вас жалобу шерифу Тримейну, — заявил он.

— Хорошая мысль. Ему будет небезынтересно узнать, что вы сделали с миссис Броудхаст.

— Я ее лучший друг, если хотите знать! Много лет я веду ее дела!

— Она называет это ограблением...

Это его поразило.

— Она так сказала?

— Она сказала, что была совершенно ограблена. Вам это не нравится?

Он продолжал безвольно торчать у стенки. Рыжеватые, мокрые от пота волосы упали на его высокий веснушчатый лоб. Он пригладил их ладонью, словно аккуратный вид еще мог все изменить.

— Я в ней ошибся, — заявил он. — Думал, у нее больше ума. И больше признательности. Но чего можно ожидать от женщины?

Он глянул на меня, проверяя, не удастся ли со мной договориться на почве женоненавистничества.

— Да, она абсолютно неблагодарна. Абсолютно неблагодарна за то, что ее пятнадцать лет шантажировали, разграбив достояние ее семьи. Женщины — это совершенно неблагодарные существа!

Он не мог вынести несправедливости моих слов, глаза его были исполнены горечи, губы кривились.

— Я нигде не преступал закон! Чего не скажешь о ней. Она оболгала меня в ваших глазах, но, видно, забыла, что сделала сама!

— А что она сделала?

Мне не следовало спрашивать его напрямую. Это напомнило ему, что безопасней держать язык за зубами.

— Я еще подумаю, говорить ли вам!

— Ну, так я сам вам скажу. Миссис Броудхаст застрелила мужа. Скорей всего, это вы склонили ее к преступлению. Вы по уши сидите во всем этом дерьме!

— Это ложь!

— А кто донес ей, что Лео собирается на Гавайи? Это привело к преступлению.

Он быстро глянул на меня, но тут же отвел глаза.

— Я думал, он уезжает с моей женой...

— Но жена ушла от вас раньше.

— Я надеялся, что она вернется ко мне...

— Если вы найдете способ избавиться от Леона?

— Это не входило в мои планы, — сказал он.

— Не входило? Вы довели Броудхастов до ссоры. А вечером вы обследовали охотничий домик, желая узнать, чем все кончилось. Вы видели, как миссис Броудхаст стреляла в мужа или же слышали выстрел. И поскольку пуля не убила Леона, вы довершили дело ножом.

— Ничего подобного я не делал!

— Но кто-то же это сделал? Вы не отрицали, что были там.

— А сейчас отрицаю! Я не стрелял и не резал его!

— Может, вы расскажете, что же именно вы сделали?

— Я был свидетелем — это все.

Я фыркнул ему в лицо, хотя мне было не до смеха. Гадко видеть, как мужчина превращается в маленького перепуганного крысенка. Даже такой мужчина, как Килпатрик.

— Ладно, свидетель, так что же произошло?

— Я допускаю, что вы хорошо это знаете. Но от меня вы ничего не услышите. И если у вас есть хоть капля соображения, вы не будете становиться мне поперек дороги! Отдайте папку!

— Отберите ее у меня!

Он смотрел на меня, словно взвешивая это предложение. Но надежда и жажда боя уже угасли в нем. Мираж победы развеялся, и Килпатрик начал вживаться в роль человека, проигравшего все. Он молча повернулся и вышел из комнаты. Лишь перед тем, как хлопнуть входной дверью, он заорал мне:

— Я вас выживу из города!

Джин подошла ко мне беззвучно, вытянув вперед руку, словно внезапно ослепший человек в незнакомом месте.

— Все это правда? — тихо спросила она.

— Что именно?

— То, что вы сказали об Элизабет?

— К сожалению, да.

Она тяжело оперлась на мое плечо.

— Это выше моих сил! Сколько это будет продолжаться?!

— Уже не долго. Где Ронни?

— Спит. Его сморило.

— Разбудите его и оденьте. Я отвезу вас в Лос-Анджелес.

— Сейчас? Но почему?

Было несколько причин. Я предпочел обойти молчанием главную из них: я не знал, чего ожидать от Килпатрика, памятуя о револьвере, спрятанном в ящике бара, которым он, по-видимому, готов был воспользоваться. Я подвел Джин к большому окну в конце гостиной и показал ей поток, превратившийся в стремительную черную реку, способную тащить поваленные деревья. Несколько стволов уже создали настоящую плотину неподалеку от дома, и там разливалось озерцо. Сверху доносился грохот камней по каменистому руслу потока, напоминавший стук кегельных шаров. — На этот раз дом может не выдержать, — сказал я.

— Но вы же не поэтому хотите нас отсюда забрать!

— Не только поэтому. В Лос-Анджелесе вы оба будете в большей безопасности. У меня там тоже есть дело, мне нужно связаться с капитаном Шипстадом, я предпочитаю иметь дело с ним, а не с местной полицией.

В течение последнего часа польза сотрудничества с Эрни становилась все более очевидной, и я решил позвонить ему сейчас же. В голосе Эрни чувствовался холодок.

— Я ждал твоего звонка раньше.

— Прошу прощения. Мне нужно было съездить в Саусалито.

— И как, приятно провел уик-энд? — со скандинавским хладнокровием спросил он.

— Не слишком. Открыл еще одно убийство, давнее.

Я начал было докладывать ему обстоятельства смерти Лео Броудхаста.

— Стой-стой, — прервал меня он. — Ты хочешь сказать, что Броудхаста застрелила жена?

— Она стреляла в него, но я не знаю, был ли выстрел смертельным. В ребрах у него торчал обломанный кончик ножа. Разумеется, она могла и ударить его в довершение ножом...

— А могла она также убить Элберта Свитнера?

— Я не слишком понимаю, как. В субботу вечером она лежала в больнице в Санта-Терезе. Убийство в Нортридже должен был совершить кто-то другой.

— Кого ты подозреваешь?

Я ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. Эрни забеспокоился.

— Лью, ты где?

— Здесь. У меня есть три главных подозреваемых. Номер один: здешний посредник по продаже недвижимости, Брайан Килпатрик. Он знал, что Элизабет застрелила мужа. Похоже, она по сей день платит ему за молчание. Это могло стать причиной убийства Стенли Броудхаста и Элберта Свитнера.

— Каким образом?

— Килпатрик был материально заинтересован в том, чтобы первое убийство оставалось в тайне.

— Шантаж?

— Скажем, замаскированный шантаж. Не исключено также, что он сам добил Лео Броудхаста. Если это так, то у него были гораздо более важные причины заткнуть рот этим двоим. Элберт Свитнер знал, где похоронен Лео, а Стенли пытался его откопать.

— А с чего ему было добивать Лео Броудхаста?

— Тот увел у него жену. Кроме того, как я уже сказал, он немало с этого поимел.

— Опиши-ка мне его, Лью.

— Около сорока пяти лет, рост больше метра-восьмидесяти, вес около девяноста килограммов. Глаза голубые, волосы рыжеватые, вьющиеся, на макушке чуть поредели. На носу и скулах проступают сосуды, — я помолчал. — Его видели в субботу в Нортридже?

— Сейчас я задаю вопросы. У него есть особые приметы?

— Явных нет.

— А кто остальные подозреваемые?

— Хозяин гостиниц по фамилии Лестер Крендалл — это номер два. Полный, приземистый, рост метр-семьдесят, вес восемьдесят килограммов. Волосы с проседью, темные, большие баки. Происхождение самое простое, и это видно. Но он сообразителен и надежен.

— Сколько ему лет?

— Говорит, что скоро шестьдесят. У него такой же повод прибить Лео Броудхаста, что и у Килпатрика.

— Шестьдесят — это многовато, — заметил Эрни.

— Дело бы ускорилось, если бы ты выложил карты на стол. У тебя есть описание и ты стараешься установить, кто это такой?

— Вроде того. Проблема в том, что я не могу стопроцентно положиться на своего информатора. Она могла убить Лео Броудхаста, потому что тот разбил ее брак и оставил ни с чем.

— Это не женщина, — сказал Эрни. — А если так, то вся моя теория летит псу под хвост. Разве ни один взрослый мужчина, кроме перечисленных не мог убить и не имел причины на то?

Я отвечал медленно с тяжелым сердцем:

— Садовник Фриц Сноу, который своим бульдозером закопал тело Лео Броудхаста вместе с его машиной. Мне не кажется, что он способен совершить убийство, но, Лео его обидел. Да и Элберт Свитнер тоже.

— Сколько лет этому Сноу?

— Тридцать пять — тридцать шесть.

— Как он выглядит?

— Метр-семьдесят пять, семьдесят килограммов. Волосы каштановые, лицо припухшее, глаза зеленые. Плаксивый, неуравновешенный, видимо, это наследственное...

— У него есть какие-то физические дефекты?

— Прежде всего, заячья губа...

— Почему ты сразу мне этого не сказал?

Я отодвинул трубку от уха, потому что Эрни повысил голос. В дверях показалась Джин, она схватилась за притолоку обеими руками, не спуская с меня глаз. Лицо ее было бледно, а глаза темнее, чем когда-либо.

— Где находится этот Фриц Сноу?

— Милях в полутора от того места, где нахожусь я. Хочешь, чтобы я привез его?

— Нет, это нужно делать официальным порядком.

— Разреши мне сперва поговорить с ним, Эрни. Я представить себе не могу, что он убил трех человек или хотя бы одного!

— А вот я могу, — отрезал Эрни. — Парик, усы и борода, найденные на Свитнере, ему не принадлежали, не подходили ему. Я предположил, что они принадлежат убийце, нацепившему их на Свитнера, Чтобы сбить нас с толку. Я велел прочесать магазины и мастерские, где делают парики. Оказалось, что твой номер «четвертый» купил все это на дешевой распродаже в магазинчике на Вайн-Стрит.

Я не хотел этому верить.

— Но он мог купить это для Элберта Свитнера...

— Мог, но он этого не сделал. Он купил все месяц назад, когда Свитнер еще сидел в Фольсоме. Так что покупал для себя. Он специально просил подобрать ему усы, которые прикрыли бы шрам на верхней губе.

— Фриц?! — спросила Джин, когда я положил трубку.

Похоже на то.

Я рассказал ей о парике, бороде и усах, купленных Фрицем. Джин закусила губу.

— Нужно было слушать Ронни!

— Он что, узнал Фрица в том человеке из каньона?

— Этого я не знаю. Но недели две назад он рассказал мне, что видел Фрица с бородой и длинными черными волосами. Когда я начала его спрашивать, он выкрутился и заявил, и заявил, что это — выдумка.

Мы вдвоем прошли в комнату, где спал мальчик. Стоило матери коснуться его плеча, он мгновенно проснулся и сел, прижимая к себе подушку, дрожа и широко открыв глазенки. Это было первое свидетельство того, как глубоко он пережил трагические испытания.

— Я боялся, что меня поймает черный человек! — заявил он.

— Я ему не дам поймать тебя, — ответил я.

— А папочку он поймал...

— А тебя не поймает!

Мать взяла его на руки и с минуту он казался довольным. Но через минуту ему надоела женская забота, он высвободился и, стоя на высокой кровати, был с меня ростом. Потом он немного попрыгал на пружинном матрасе, чтобы быть выше меня.

— Это Фриц был черным человеком? — спросил я его.

Он встревожено глянул на меня.

— Я не знаю...

— Ты когда-нибудь видел его с длинными черными волосами?

Он серьезно и обстоятельно закивал головой.

— И с бородой, и с этими... как они называются?

Он коснулся пальчиками верхней губы.

— Когда это было, Ронни?

— Когда я в последний раз приезжал в гости к бабушке Нелл. Я пошел в сарай и там был Фриц с длинными волосами и бородой. Он рассматривал фотографию одной дамы.

— Ты знаешь эту даму?

— Нет. Она была без одежды, — его мордашка была испуганной и взволнованной. — Только вы ему не говорите, что я рассказал вам! Он сказал что если я расскажу, мне будет плохо...

— Ничего плохого с тобой не случится, — «не с тобой», — мысленно прибавил я. — А в субботу ты тоже видел Фрица с длинными волосами?

— В субботу?

— В каньоне, возле охотничьего домика?

Он глянул на меня смущенно и непонимающе.

— Я видел черного человека. У него были длинные черные волосы, но он был далеко. Я не знаю, Фриц это был или нет.

— А как ты думаешь, это был он?

— Не знаю!

Голосок его стал напряженным, словно его детская память отразила вещи, укрывающиеся от его понимания. Он повернулся к матери и заявил, что хочет есть.

Глава 35

Я подвез Джин и Ронни к ресторану в центре города, а сам снова поехал через негритянские кварталы к Фрицу и миссис Сноу. Мостовая перед ее домом превратилась в сплошной поток. Я остановил машину на асфальтовой площадке за старым белым «Ремблером» хозяйки и аккуратно запер дверцу на ключ. Миссис Сноу открыла мне прежде, чем я успел постучать. Она всматривалась в дождь за моей спиной, словно была уверенна, что я не один.

— Где Фриц? — спросил я.

— У себя в комнате. Вы можете, если хотите, поговорить со мной, мистер. Я всегда говорила за него и, наверное, всегда буду говорить.

— Простите меня, но на сей раз он должен будет говорить сам.

Я прошел мимо нее в кухню и открыл дверь комнаты Фрица. Он, съежившись, сидел на железной кровати и прятал лицо в ладонях. Он был неразумным и беспомощным созданием, и мне противно было то, что я должен был сделать. Суд привлечет к нему внимание толпы, в тюрьме он будет последним парией, как этого боялась его мать. Я чувствовал спиной ее встревоженное присутствие.

— Фриц, ты купил парик где-то месяц назад? — спросил я. — Парик, усы и бороду?

Он оторвал руки от лица.

— Мо-ожет и купи-ил...

— Я знаю, что купил.

— Ну, так чего ж вы спрашиваете, мистер?

— Я хочу знать, зачем ты его купил?

— Чтоб иметь длинные волосы... И спрятать вот это... — он поднял указательный палец к искалеченной верхней губе. — Ни одна девочка не позволяет мне поцеловать ее. Я только раз в жизни целовал девочку...

— Марту?

— Да-а, она одна мне разрешила... Но это было давно... шестнадцать или восемнадцать лет наза-ад... Я прочел в киножурнале о париках, поехал в Голливуд и купил весь комплект... Я хотел снять девочку на Сансет-Стрип и забавляться, как все-е...

— И снял?

Он грустно покачал головой.

— Я только раз там был... Она не хочет, чтобы я снимал девочек...

Его взгляд обогнул меня и задержался на матери.

— Я — твоя девочка, — весело сказала она, — а ты — мой парень! Усмехнувшись, она подмигнула ему, но в глазах ее стояли слезы.

— А что случилось с твоим париком, Фриц? — спросил я.

— Не зна-аю... Я спрятал его под матрас, а кто-то забра-ал...

— Наверное, Элберт Свитнер, — вмешалась его мать. — Он был в нашем доме на прошлой неделе...

— Он пропал намного раньше, почти месяц назад... Я только раз вышел в нем к девочкам...

— Мы вышли, — поправила его мать.

— Мы вышли, — повторил он.

— Ты уверен, Фриц? — спросил я.

— Да-а...

— А ты случайно не поехал вечером в субботу в Нортридж и не надел его на Элберта Свитнера?

— Не-ет...

— И его не было на тебе в субботу утром в каньоне? Когда ты пырнул ножом Стенли?

— Я любил Стенли. Зачем мне было бить его ножом?

— Потому что он пытался откопать тело своего отца. Не ты ли убил также и его отца?

Он быстро-быстро закрутил головой.

— Прекрати, Фриц! — сказала его мать, — тебе будет плохо.

Он застыл, свесив голову, словно со сломанной шеей. Потом заговорил:

— Я похоронил капитана Броудхаста и сказал вам об этом, мистер. Но Стенли я не пырнул. Я в жизни никого не пырнул ножом!

— Не пырнешь, — поправила его миссис Сноу, — никого в жизни не пырнешь ножом.

— Никого не пырну ножом... — повторил он. Ни капитана Броудхаста, ни Стенли, ни... — он поднял голову. — Кто был третьим?

— Элберт Свитнер.

— Его тоже не пырнул.

— Не пырнешь! — поправила мать.

Я повернулся к ней:

— Позвольте ему самому от себя говорить, миссис!

Мой резкий тон придал ее сыну смелости.

— Да, позволь мне самому от себя говорить!

— Я хотела только тебе помочь...

— Да-а, ты хотела... — однако в его голосе была нотка сомнения, она усиливалась, хоть он и продолжал сидеть на краешке кровати, словно подбитая птица. — Куда же подевался мой парик и все остальное?..

— Кто-то взял его, — сказала она.

— Элберт?

— Может, и Элберт.

— Я тебе не верю! Это ты сама взяла!

— Ты говоришь глупости!

Его глаза поползли вверх, к ее лицу, медленно, словно два ползущих по стене червяка.

— Это ты их стащила из-под матраса! — он стукнул кулаком по постели для подтверждения своих слов. — Я не такой дурак!

— Но глупости говоришь. Зачем мне твой парик?

— Потому что ты не хочешь, чтобы я снимал девочек. Ты ревнуешь!

Она резко рассмеялась, но в этих звуках не было ни тени веселья. Я взглянул на ее лицо — оно пошло пятнами и застыло, словно парализованное. — Мой сын взволнован, — сказала она, — он плетет глупости!

Я повернулся к Фрицу.

— Почему ты считаешь, что это мать взяла твой парик?

— Сюда больше никто не заходит, только мы с ней. Я сразу понял, что это она.

— Ты спрашивал ее?

— Я боялся...

— Мой сын никогда меня не боялся! — заявила миссис Сноу. — Он прекрасно знает, что я не брала этот идиотский парик! Должно быть, его взял Элберт Свитнер. Я сейчас припоминаю, он был тут месяц назад...

— Простите, миссис, но месяц назад он сидел в тюрьме. Вы уже достаточно свалили на Элберта, — в повисшей тишине было слышно наше дыхание. Я повернулся к Фрицу:

— Ты мне говорил, что это Элберт велел тебе похоронить капитана Броудхаста. Ты на этом настаиваешь?

— Элберт при этом был, — поколебавшись ответил он, — он спал в сарае, за охотничьим домиком... Он говорил, что проснулся от выстрела... Хотел увидеть, что будет дальше... Он помог мне копать, когда я пригнал бульдозер...

Миссис Сноу, протиснувшись мимо меня, встала над Фрицем:

— Но ты же не отрицаешь, что Элберт велел тебе сделать это?

— Не-ет... Это ты мне велела... Ты сказала, что об этом просит Марта...

— Это Марта убила капитана Броудхаста? — спросил я.

— Не зна-аю... Меня там не было. Мамочка разбудила меня среди ночи и сказала, что я должен хорошенько закопать его, иначе Марту приговорят к смерти... Посадят ее в газовую камеру... — он обвел взглядом стены тесной комнатки, словно и сам был в газовой камере и ждал смерти. — Она велела мне свалить все на Элберта, если кто спросит...

— Ты с ума сошел! — взорвалась миссис Сноу. — Я тебя брошу на произвол судьбы, если будешь рассказывать такие гадости! Тебя посадят в тюрьму или сумасшедший дом!

«Кто знает, не окончат ли там свои дни эти двое», — подумал я, а вслух сказал:

— Не давай себя запугать, Фриц! Тебя не посадят в тюрьму за то, что тебе приказала делать мать.

— Я не позволю! — выкрикнула она. — Вы восстанавливаете против меня сына!

— Это самое лучшее, что я могу сделать, миссис. Под видом опеки вы сделали из него козла отпущения.

— Должен же кто-то опекать его... — ее голос зазвучал хрипло и печально.

— Наверное, посторонний человек отнесся бы к нему лучше, — я обратился к Фрицу:

— Что случилось утром в субботу, когда Стенли взял у тебя мотыгу и лопату?

— Взял мотыгу и лопату... — повторил он. — Когда он уехал, я заволновался и пошел наверх, посмотреть, что он делает. Стенли копал в том самом месте, где был похоронен его отец...

— И что ты сделал?

— Вернулся на ранчо и позвонил ей, — его влажные зеленые глаза остановились на матери. Она выдавила из себя какой-то странный тихий звук, перешедший в шипение.

Не обращая на нее внимания, я спросил:

— А что ты делал в субботу вечером, Фриц? Ездил в Нортридж?

— Не-ет... Я весь вечер лежал в постели...

— А где была твоя мать?

— Не зна-аю... Она дает мне снотворное, когда оставляет меня вечером одного...

— Элберт звонил в субботу вечером?

— Да-а... Я снял трубку, но он хотел поговорить с ней...

— О чем они говорили?

— О деньгах. Она сказала, что у нее нету...

— Да заткнешься ты или нет!

Миссис Сноу замахнулась на сына. Хоть он был больше, моложе и наверняка сильнее ее, но отскочил и, поскуливая, сжался в углу кровати. Я схватил женщину за руку, вытолкнул ее в кухню и закрыл двери комнаты, где Фриц зашелся истерическим плачем. Она облокотилась на кухонный столик рядом с раковиной и крупно дрожала, словно в доме вдруг стало холодно.

— Это вы убили капитана Броудхаста, миссис?

Она молчала, словно парализованная обрушившимся на ее голову позором, отнявшим у нее дар речи.

— В ту роковую ночь вы не остались на ранчо, а отправились следом за миссис Броудхаст и Стенли к охотничьему домику, нашли там потерявшего сознание капитана и добили его ножом. Потом вы на машине поехали домой и велели сыну зарыть его вместе с автомобилем. К несчастью, Элберт Свитнер знал, где он похоронен и на прошлой неделе вернулся, чтобы этим воспользоваться. Вечером в субботу, когда Стенли не приехал с деньгами, Элберт позвонил сюда, чтобы выжать из вас хоть немного денег. Вы поехали в Нортридж и убили его.

— Как я могла убить его, такого большого и сильного?!

— Он был очень пьян, когда вы приехали. Кроме того, он не догадывался, что с вашей стороны ему может что-то грозить. Стенли тоже об этом не догадывался, не так ли? Она несколько раз открывала рот, но не могла выдавить ни звука.

— Я понимаю, почему вы убили Элберта и Стенли, — продолжал я, — чтобы скрыть то, что вы совершили много лет назад. Но почему должен был умереть капитан Броудхаст?!

Она искала моего взгляда своими мутными, словно грязное окно, глазами, в глубине которых что-то блеснуло.

— Он лежал полумертвый, в луже крови... Я только прекратила его муки... — ее стиснутая в кулак рука конвульсивно дрогнула, невольно повторяя смертельный удар. — Я сделала бы тоже самое для погибающего зверя...

— Нет, миссис вы не из жалости убили его!

— Вы не имеете права называть это убийством! Он получил по заслугам!

Это был негодяй! Обманщик, развратник! Он сделал ребенка Марте Никерсон, а вину свалили на моего сына! С той поры Фредерик сам не свой...

Спорить с ней не имело смысла. Она принадлежала к тем параноическим натурам, которые способны во всем обвинить других, ни в чем не виня себя. Свою злобу она считала лишь порождением окружающей действительности. Я подошел к телефону и связался с полицией.

Я еще держал трубку в руках, когда миссис Сноу двинулась в мою сторону мелкими балетными шажками в такт какой-то шальной мелодии, слышимой только ею. Я схватил ее за кисти. Женщина оказалась удивительно сильной, но ее хватило не надолго, нож со звоном упал на пол. Я крепко взял ее сзади за локти и держал так до появления полиции.

— Вы хотите опозорить меня перед соседями, мистер! — злобно крикнула мне она.

Но я был единственным свидетелем того, как ее вместе с Фрицем увозили в кузове полицейской машины, отгороженной от водителя решеткой. Двигаясь за ними по залитой водой улице к полицейскому участку, я размышлял о том, как часто у трагедии, казавшейся почти античной, бывает обыкновенныйлюмпенский финал. Полицейским из следственного отдела я изложил все более прозаично.

Мои показания прервал телефонный звонок невесты Брайана Килпатрика. Килпатрик закрылся в своей гостиной и пальнул себе в лоб. В багажнике машины лежала папка с бумагами и пистолеты Элизабет Броудхаст, которые я отнял у него. Я решил не упоминать сейчас об этом, хотя понимал, что обстоятельства смерти Лео Броудхаста так или иначе прояснятся в ходе процесса Эдны Сноу. Перед наступлением сумерек мы втроем — Джин, Ронни и я — выехали из города.

— Ну, вот и все, — проговорил я.

— Это хорошо! — прокомментировал Ронни.

Его мать вздохнула.

Я надеялся, что это и впрямь все, и жизнь Ронни не свернет по спирали к делу его отца, как жизнь последнего свернула к делу его отца. Я пожелал малышу, сидящему рядом со мной, спасительной потери памяти.

Словно прочитав мои мысли, Джин наклонилась над ним и прикоснулась холодной ладонью к моей шее. Мы двинулись к югу сквозь дождевые потоки, оставляя позади все еще дымящееся пожарище.

Примечания

1

Санта-Анна — сильный горячий ветер из пустыни в Южной Калифорнии, дует в сторону Тихого океана.

(обратно)

2

Лиззи Борден (1860-1927) в 1892 г. была героиней громкого процесса, ее обвиняли в убийстве отца, массачусетского банкира, и мачехи; поскольку она была оправдана судом, то в глазах американской общественности осталась символом коварной и не оставляющей улик убийцы.

(обратно)

3

Отрезок бульвара Заходящего Солнца в Лос-Анджелесе, около мили длиной, где расположены рок-кафе, посещаемые хиппи, порнографические кинотеатры, дансинги гомосексуалистов, рестораны с полунагими официантками и т.п.

(обратно)

4

Коронер — особый судебный следователь в Англии и США, на обязанности которого лежит расследование причины смерти лиц, умерших внезапно при невыясненных обстоятельствах, требующих производства судебного следствияю

(обратно)

5

Стиль каллиграфического письма с округлыми буквами с наклоном вправо, выведенный американским каллиграфом Платтом Роджером Спенсером (1800-1864).

(обратно)

6

Жан-Луи Агассис (1807-1873) — по происхождению швейцарец, с 1848г. до смерти был профессором зоологии и геологии в Гарвардском университете; известен как педагог, автор оригинальных трудов, а также непримиримый враг дарвиновской теории эволюции.

(обратно)

7

Секуляризация — обращение церковной и монастырской собственности в собственность государственную.

(обратно)

8

Джой (Joy) — по-английски означает «радость», в то время как Сорроу (Sorrow) — «печаль».

(обратно)

9

Гарри Снайдер — американский поэт, близкий к движению хиппи, в творчестве которого переплеталось любование природой северо-восточного побережья США с мистическими настроениями, почерпнутыми из эзотерических учений древней Индии и Дальнего Востока.

(обратно)

10

Алькатрас — тюрьма в США, расположенная на острове в океане, считается одной из самых надежных в мире.

(обратно)

11

Речь идет, видимо, об американском футболе, в котором игроки обладают недюжинной силой и ловкостью.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35 . . . . . . . . . . . .