«Крутые парни»

Чарли Стелла Крутые парни

Посвящается моей самой лучшей находке в жизни – моей прекрасной жене Энн Мэри Стелла

Благодарю за помощь, поддержку и бесценные советы моего агента Боба Дифорио, редактора Питера Скатчеза, Энн Мэри и, как всегда, Дейва Грешема…

A me, Faust!

(Пойдем со мною, Фауст!)

Мефистофель

Жизнь часто во много раз удивительнее вымысла. Например, самое крупное в финансовой истории США мошенничество – дело корпорации «Энрон» – наводит на мысль: не пора ли расширить толкование термина «организованная преступность»? После краха «Энрона» многие служащие и одновременно акционеры компании остались без работы, а некоторые – и без пенсии, в то время как верхушка корпорации, знавшая о грядущем фиаско, успела вовремя обратить свои акции в наличные деньги.

Многие выборные лица, представители почти всех политических партий, получали от корпорации щедрые пожертвования – то есть были на содержании у «Энрона»?

Руководители аудиторской фирмы «Артур Андерсен», проверявшей деятельность «Энрона», уничтожили потенциально опасные документы – не напоминает ли это поведение нелегальных букмекеров, которые, узнав о предстоящей облаве, спешно ликвидируют корешки квитанций, заполненных клиентами?

Зная о грозящем коллапсе, высшие чины «Энрона» поощряли своих служащих покупать как можно больше акций компании, уверяя, что дела корпорации никогда не были столь блестящи, – проводили работу по намеренному созданию «дутых акций»?

Организованная преступность не всегда является уделом людей с итальянскими фамилиями. В наше время гораздо чаще, чем нам кажется, неприглядными делами занимаются некоторые вполне уважаемые и известные представители деловых кругов. И хотя существование двойных стандартов в мире корпоративной организованной преступности ханжески замалчивается, все мы знаем, что нужно сделать с руководителями корпорации «Энрон», если их когда-либо привлекут к суду и признают виновными.

Вместо особой тюрьмы для «уважаемых, но оступившихся» бизнесменов, своего рода федерального загородного клуба, пусть-ка посидят в обычных тюрьмах, куда отправляют так называемых обычных мафиози[1].

1

– Неужели он и правда такой дурак? – спросил Джимми Пинто, косясь на клочок бумаги у себя в руке.

Половина девятого утра; небо над Нью-Йорком серое. Улицы еще не высохли после только что закончившегося ливня.

Джимми Манджино, мускулистый здоровяк лет тридцати пяти, с черными курчавыми волосами и густыми бровями, пил кофе из пластикового стаканчика и рассматривал кирпичные домики на Койл-стрит. Подбородок у Манджино зарос двухдневной щетиной.

– Сколько, говоришь, он дал парикмахеру? – спросил Манджино.

Пинто, тоже мускулистый, но коренастый, выглядел моложе своих пятидесяти с небольшим. Подняв голову, он помахал клочком бумаги, который сжимал в руке.

– Пятьдесят восемь тысяч, – ответил он. – Прикинь!

Манджино притворно улыбнулся.

– Уж эти мне богатые сынки. – Он отпил еще кофе. – Купаются в деньгах и не знают, куда их выкинуть.

Пинто прикусил губу.

– А мы с тобой околачиваемся тут, как два урода, и стараемся выбить денежки назад.

– Как по-твоему, у парикмахера хоть что-нибудь есть? – спросил Манджино, допив кофе и озираясь в поисках урны, куда можно было бы выкинуть пустой стаканчик.

Пинто покачал головой:

– Скорее всего, нет. Даже паршивая парикмахерская ему не принадлежит. Говорят, он завел себе подружку-пуэрториканку и вложил денежки в ее ресторан. Сначала десять тысяч, а потом и все остальное. А потом он погорел.

– То есть твой друг Ларри погорел, – уточнил Манджино.

– О том и речь. – Пинто достал пачку сигарет «Кэмел», закурил, глубоко затянулся. – Парикмахер – старикан, эмигрант в первом поколении. Можно сказать, только что из Италии. Ему шестьдесят два года, и у него все заложено-перезаложено. И вон тот дом тоже. – Пинто глянул в бумажку с адресом. – Номер двадцать один восемьдесят шесть.

– Значит, – сказал Манджино, – выбивать из него пятьдесят восемь кусков – все равно что выжимать воду из камня.

– Именно поэтому Ларри и посулил половину тому, кто вернет ему денежки, – ответил Пинто. – Он прекрасно понимает, что без посторонней помощи не видать ему ни гроша. Вот и нанял двух болванов, а конкретно – нас с тобой. Он хочет, чтобы мы слегка припугнули старика, может, немножко его поломали. Но по отношению к нам это полное свинство. Ларри сам виноват, сделал очередную глупость – а уж глупостей он успел наделать предостаточно. А теперь хочет, чтобы за его выходки заплатил старик.

Манджино достал пачку «Мальборо» и тоже закурил.

– Но ведь старик все-таки взял у Ларри деньги и не вернул, – пробормотал он, не вынимая изо рта сигарету.

Пинто глубоко вздохнул:

– Вот ты, Джимми, дал бы парикмахеру, который даже не владеет своей парикмахерской, пятьдесят восемь кусков? Сначала подумай, потом ответь.

– Ни хрена, – ответил Манджино.

– У меня таких денег отродясь не было, но я бы тоже ответил так, как ты: «Ни хрена», – кивнул Пинто. – Пусть даже Ларри вначале ссудил ему всего десять кусков, а именно так наш придурок и поступил. Но зачем, во имя всего святого, выкидывать еще сорок восемь тысяч? А Ларри выкинул. Почему? Наверное, хотел застраховать свой первый взнос – никакого другого объяснения мне просто в голову не приходит. Кто знает. Но сдается мне, гораздо проще вытрясти пятьдесят восемь кусков из самого Ларри. Или еще пятьдесят восемь. Раз уж он такой тупой, что швыряет денежки направо и налево. Понимаешь, о чем я?

Манджино следил за толстухой в халате и шлепанцах, которая шла через дорогу с помойным ведром.

– Старею я, – сказал Пинто. – Противно заниматься такой ерундой. Занимаюсь всякой дрянью, да еще в выходной. Один богатый придурок дает пятьдесят восемь тысяч другому шестидесятилетнему придурку, который завел себе тридцатилетнюю подружку. Ты, кстати, в курсе, что баба, на которую наш старикан-парикмахер угрохал все денежки, на тридцать лет его моложе?

– Оттого, что у него молодая подружка, он еще не становится негодяем, – возразил Манджино.

– Только потом он ее сдал, – продолжал Пинто. – Мне сам Ларри рассказывал. Когда он в первый раз пришел требовать должок, знаешь, что сказал ему старик? Пусть, мол, заберет денежки у нее, ведь она ими воспользовалась.

Манджино снова притворно улыбнулся:

– И меня еще всегда держали за дурачка.

Заморосил мелкий дождик. Пинто подставил ладони под капли.

Манджино затянулся сигаретой, оглянулся на жилые дома и спросил:

– Сколько нам еще ждать? Попозже мне надо повидаться с одним клиентом, а потом еще хорошо бы успеть на матч с «Никербокерами».

– Ты его крышуешь? – спросил Пинто.

Манджино потер пальцами виски.

– Да. Потому-то мне и надо с ним повидаться, – объяснил он.

– Сколько раз я ему уже звонил? Три, верно?

– Да, не меньше трех.

– И всякий раз к телефону подходит его жена и говорит: Витторио спит, она не станет его будить.

– Ну да, как и велел ей отвечать муженек.

– Когда она вышла из дому – минут пятнадцать назад, так?

– Да, не меньше. Но не жди, что он сам подойдет к телефону.

– Значит, опять у нас ничего не получилось.

– А мне в лом тратить столько времени понапрасну, – бросил Манджино. – И голова что-то побаливает.

– Ну, тогда пошли они все! – Пинто затолкал бумажку с адресом в карман брюк и зашагал к припаркованной неподалеку машине.

Толстуха запихивала в один из контейнеров коробку из-под пиццы. Манджино, которого раздражали ее шлепанцы, скорчил гримасу. Он огляделся по сторонам, убедился, что никто его не видит, и выкинул смятый стаканчик из-под кофе на тротуар. Они с Пинто сели в черный «бьюик-лесабр» и тут же чуть-чуть опустили стекла.

– Тебя подвезти? – спросил Пинто у Манджино. – Где у тебя встреча с клиентом?

– В отеле «Бруклин-Инн». Иногда, если у клиента не хватает денег, он присылает мне одну из своих девок, чтобы возместить долг.

Пинто улыбнулся.

– Неплохая замена, – согласился он. – Красота какая! К хорошему привыкаешь быстро.

– Да, – кивнул Манджино. – Развлекаться с девками куда как приятнее, чем шляться по улицам под дождем.

Увидев, что черная машина трогается с места, детектив Джон Денафриа опустил жалюзи в спальне на втором этаже. Он следил за Пинто и Манджино из квартиры Витторио Тангорры. Денафриа нельзя было назвать здоровяком: и рост, и вес у него были средними. Однако он мог похвастать внушительными мускулами и недавним пуэрториканским загаром. Черные волосы он зачесывал назад и носил короткие усики.

Сидевший здесь же в кресле старик взмахнул рукой.

– Кто они? – спросил он, показывая на окно. Витторио Тангорре недавно исполнилось шестьдесят три года. Он был хрупкого телосложения, с редеющими седыми волосами. Говорил он с еще заметным итальянским акцентом.

Денафриа отвернулся от окна и вытащил из кармана блокнот.

– Громилы, – сказал он. – Особенно тот, что покрупнее. Они часто здесь околачиваются?

– Эти двое сегодня явились впервые, – ответил старик. – Раньше Ларри приходил сам еще с одним типом. В прошлом месяце они побывали у меня два раза. Последний раз были две недели назад.

Денафриа что-то черкнул в блокноте.

– В тот раз Ларри вас избил? – уточнил он, отрываясь от своих записей.

– Отшлепал, как мальчишку, – признался старик. – А потом швырнул на тротуар. Перед моим же домом.

Денафриа оглядел комнату, в которой они сидели. Мебель была в основном старая, но хорошо сохранившаяся. Подушки кресла, в котором сидел Витторио Тангорра, обернуты толстой целлофановой пленкой.

– И они угрожали вашей жене? – спросил Денафриа. – Ларри угрожал ей?

Старик показал на стоящий на тумбочке телефонный аппарат.

– По телефону, – ответил он. – Раз в неделю. Звонят через каждые два дня.

Денафриа сделал пометку в блокноте.

– Где сейчас ваша жена? В церкви?

– Да, – кивнул старик. – Пошла помолиться.

– А что та женщина, Лусия Гонсалес?

– Я совершил большую ошибку.

– Понимаю. Где ее можно найти?

– Она живет в Джерси. Она кубинка.

Денафриа облизнул губы.

– Вы ведь брали деньги в долг для нее?

Старик потер лоб.

– Я совершил большую ошибку, – повторил он. – Я отдал ей и почти все собственные деньги. – Он досадливо махнул рукой.

– Нужно, чтобы вы поговорили с Ларри по телефону, – сказал Денафриа. – Я подключу к вашему аппарату записывающее устройство, диктофон. Заставьте Ларри поговорить о деле по телефону. Вы меня понимаете?

– У меня нет денег, – сокрушался старик. – Нет, нет…

– А Ларри нанял громилу-тяжеловеса, чтобы вытряхнуть из вас долг, – напомнил Денафриа. – Видели, какой здоровяк ошивался напротив вашего дома? Такой не посмотрит на ваш возраст.

Старик поднял голову:

– Вы его знаете?

– Джимми Качок, – сказал Денафриа.

– Джимми – кто?

– Он из мафии, – пояснил Денафриа. – Сейчас я подключу к вашему телефону диктофон, а вы вызовите Ларри на разговор, ясно?

Старик пожал плечами:

– Конечно. Что мне еще остается делать?

Денафриа нахмурился.

– Верно. Вот именно.

2

Чуть позже Джимми Манджино сидел в кабинете управляющего отелем «Бруклин-Инн» вместе с Юджином Транкаттой. Они смотрели самодельный порнофильм.

Кабинет довольно просторный; вдоль стены громоздились, один за другим, три письменных стола; у противоположной стены были сложены складные стулья. За столами притулился еще и диванчик. Транкатта сидел за последним столом в ряду и курил самокрутку с марихуаной. В проходе, справа от стола, помещалась тумбочка с телевизором. Манджино смотрел фильм, лежа на диване.

Транкатта, высокий, лопоухий, наслаждался зрелищем и постоянно чесал за ушами.

– А она ничего, – похвалил Манджино, глядя, как актриса, невысокая женщина с длинными черными волосами, делает минет юнцу в форменной футболке.

– Ее зовут Дженис Готтлиб, – ответил Транкатта. – Ей тридцать восемь лет. Живет где-то в Саффолке. Точнее, в Холтсвилле. Недалеко от Налоговой службы. Работает в школьной столовой подавальщицей. Днем – типичная мамаша, а по выходным – звезда домашнего порно. Знаешь, Джимми, на такие самодельные порнофильмы огромный спрос.

– Но не настолько огромный, раз ты мне постоянно недоплачиваешь, – заметил Манджино.

Транкатта только отмахнулся.

– Прошу тебя, не надо. Тебе нравится приходить сюда, потому что я бесплатно даю тебе девок. Ты уже два года пользуешься их услугами. Мы с тобой ведем дела уже два года, и у меня сложилось впечатление, что тебе даже нравится, когда я вот так возмещаю недостачу.

– Такого добра мне хватало и в тюряге, – сказал Манджино, не отрываясь от экрана. – Там тоже в основном отсасывали.

Транкатта поморщился:

– Ради бога, перестань. Я только что поел.

Женщина на экране переместилась на большую кровать. В кадре появился второй юнец. Первый схватил героиню за волосы и запрокинул ей голову. Второй опустился перед ней на колени.

Манджино оторвался от телевизора:

– Ну, давай рассказывай, что там у тебя за новое дело.

– Кино-то? – переспросил Транкатта, вынимая из пачки сигарету «Кэмел» и закуривая. Он опустил голову и нехорошо ухмыльнулся. – Все началось с той парочки из Массапеки. Они называют себя свингерами. Но, по-моему, они просто психи, чокнутые. Однажды приперлись ко мне – как гром среди ясного неба. Показали, как они развлекаются – две парочки вместе. У одного парня бензоколонка где-то на Лонг-Айленде, а другой у него работает, вроде бы механиком.

Транкатта сделал затяжку и продолжал:

– Устроили такую мини-оргию, менялись женами. А потом попросили меня заснять их развлечения на камеру. Ну ясно, крыша поехала у обоих! Потом они начали притаскивать сюда своих женушек с разными парнями. Парни очень разные, ну, ты меня понимаешь. Например, ниггеры. Черные, как сажа. И члены у них огромные, как у жеребцов. Потом стали приводить молодых. Студентов. А может, и школьников – откуда мне знать? Я у них документы не спрашивал. Некоторые их актеры совсем обдолбанные. Хотя и здоровые такие, качки. Больше тебя, Джимми. Просто гориллы какие-то. И всякий раз те двое придурков смотрят все вместе со мной, пока я снимаю. В общем, все началось месяца два-три назад. А в последнее время они начали приводить и других баб, в том числе и ту, что сейчас трахается с двумя сопляками. Кстати, еще раньше эти сопляки оприходовали обеих женушек моих клиентов.

Транкатта снова затянулся.

– Тот тип, который на меня вышел, уверяет, будто они находят желающих сниматься в таких фильмах по Интернету. Не знаю, как ему удается их умаслить, но, видимо, как-то удается. Иногда они заявляются ко мне все вместе, снимают две-три сцены и устраивают групповуху. Они даже помогают мне устанавливать камеры и свет, если развлекается сразу много народу. Им хочется снимать под разными углами. Они-то и приохотили меня к съемкам, и я вроде как втянулся. Теперь у меня повсюду установлены видеокамеры, даже на съемной квартире. Представляешь, пару раз мне удалось заснять дочку хозяина – она занималась «ручной работой» со своим приятелем прямо у моей двери.

Транкатта перестал чесать нос и высморкался в платок, который извлек из заднего брючного кармана. Платок был весь в пятнах крови.

– В общем, – продолжал он, – у этих чокнутых нечто вроде тайного общества, но псих, который все затеял, каждый раз отстегивает мне наличными. Подмазывает меня как следует, а я что, возражать буду? Никто на моем месте не возражал бы, вот и я не против. Беру то, что мне дают. Кстати, им известно, что я делаю для себя копии. И это, по-моему, только еще больше их заводит. Им нравится, когда на них смотрят. В общем, теперь мой доход вырос и я могу обойтись без займов у ребят вроде тебя. Ты ведь заметил, что в последнее время я не прошу у тебя денег?

Манджино потер виски.

– То, что ты мне рассказал, очень интересно, – сказал он, – хотя ничего удивительного тут нет. Но я имел в виду другое. Настоящие деньги. – Он дотронулся пальцем до кончика носа. – Я вот о чем.

Транкатта улыбнулся:

– А, вон что! – Он выключил видео и развернулся в кресле лицом к Манджино. – Да, – произнес он, – с этим все просто замечательно.

– Я тебя слушаю, – поднял голову Манджино.

Транкатта раздавил «Кэмел» в пепельнице, затем достал самокрутку, отрезал кончик зажимом. Прикурил от зажигалки, склонив голову набок. Закрыл правый глаз и глубоко затянулся. Потом положил самокрутку в пепельницу, глубже вдохнул дым и лишь потом выпустил его из легких.

Не сводя взгляда с Транкатты, Манджино тер виски.

– Я называю то дельце «корейская связь», – объяснил, наконец, Транкатта. – Представляешь, связался с узкоглазыми. У них сеть магазинов деликатесов. Я выступаю посредником между корейцами и русским парнем, Владимиром. Ну и имечко – Владимир. Я называю его Влади для краткости. И он вовсе не из русской мафии. Официантом работает. Представляешь? Долбаный официант из Бруклина, в районе Канарси. Он мелкий барыга. Толкает кокс очень солидным клиентам, а я его поставщик. Когда ему удается сплавить граммов сто товара, мне достается штука баксов, а то и две. В последнее время такое происходит все чаще. Раза два в месяц. В конце недели жду очередную партию товара. Ты свободен в пятницу или в субботу вечером?

– Зачем ты мне сейчас об этом рассказываешь? – спросил Манджино, потирая лоб двумя пальцами.

Транкатта пожал плечами.

– Мне нужна крыша, – сказал он. – Вот я и вспомнил о тебе. Ты только что отсидел, а я… я ведь не крутой. И мне не хочется, чтобы кто-нибудь понял, а кто-нибудь рано или поздно поймет, что я совсем не крутой.

Манджино закурил.

– Ну и сколько ты собираешься мне отстегивать? – поинтересовался он.

Транкатта потянулся к своей сигарете, но передумал, раздавил окурок и снова пожал плечами.

– Поскольку ни один человек в здравом уме не посмеет валять с тобой дурака… Предлагаю тебе сорок процентов от корейских дел. Ну и если попутно будут какие-то дополнительные деньги, получишь еще. Как тебе мое предложение? Сорок процентов со всех моих операций?

– Со всех, – повторил Манджино. – Надеюсь, ты ничего от меня не скрываешь. Да, конечно, я могу обеспечить тебе защиту за сорок процентов.

– Значит, договорились. – Транкатта взял двумя пальцами остаток самокрутки, поморщился, раздавил его в пепельнице и закурил новую сигарету «Кэмел». Глубоко затянулся, выпустил дым и посмотрел Манджино в глаза сквозь дымовую завесу. – Итак, – продолжал он, – ты хочешь взглянуть, что я нагреб сегодня за утро? Сейчас внизу работают всего три девки, но любая охотно прочистит тебе шланг – отсосет все, как пылесосом.

– Нет уж, сегодня, пожалуй, возьму деньгами, – сказал Манджино. – Ты как, не против?

Удивленный Транкатта достал из кармана бумажник и отсчитал три пятидесятидолларовые банкноты.

– Сто пятьдесят. Новенькие, как будто только что напечатали.

Манджино посмотрел на нового компаньона в упор:

– Раз мы с тобой отныне работаем вместе, мне бы хотелось, чтобы отныне наши отношения были сугубо деловыми.

Глаза у Транкатты забегали. Явно испугавшись, он пожал плечами.

– Конечно, Джимми. Как скажешь.

Манджино встал с дивана, взял у Транкатты три новенькие, хрустящие банкноты и подмигнул.

– Значит, до выходных, – сказал он.

Через несколько часов после того, как детектив Джон Денафриа подключил к телефону Витторио Тангорры диктофон, он заехал за детективом Алексом Павликом, своим новым напарником. Они должны были вместе ехать в Нью-Джерси. Вечерело. Небо очистилось, и сквозь редеющие облака на землю проникал солнечный свет.

Павлик, широкоплечий здоровяк с разбитыми костяшками пальцев – результат нескольких лет занятий боксом, – почти все утро прозанимался в тренажерном зале на Сорок второй улице. Говорил он врастяжку, не спеша. На нем были темно-синие тренировочные штаны и золотистая спортивная куртка на «молнии».

– Добро пожаловать, – сказал Денафриа.

– Спасибо, – ответил Павлик.

Они пожали друг другу руки, и Денафриа поехал на запад по Сорок второй улице.

– Это ведь ты арестовал Тимоти Уоллера? – спросил он.

Павлик натянуто улыбнулся.

– Должно быть, приятно изолировать от общества такого психа.

– Да меня чуть не уволили за то, что я арестовал этот кусок дерьма.

– А я слышал, что тебя, наоборот, наградили.

– Начальство решило, что журналистам больше понравится, если я буду героем. По крайней мере, так мне сказали.

– Как бы там ни было – прими мои поздравления. И уж поверь мне, почетный знак куда лучше уголовного дела. Вот уж чего я никому не порекомендую.

– Ты о том эпизоде на Истерн-Парквей? – Павлик понимающе кивнул.

– По-моему, нас с тобой обоих подставили, – сказал Денафриа.

– Я помню, как тебя судили. Там была скрытая камера. Но чего я не могу взять в толк, – с чего они на тебя так взъелись?

– Сам не понимаю, – ответил Денафриа, перестраиваясь в правый ряд, чтобы обогнать грузовик службы срочной доставки. – Наверное, оказался не в том месте не в то время, – продолжал он. – И цвет кожи у меня подкачал. Помнишь, тогда еще разбирали дело о копах, которые любили помахать дубинками? В общем, все черные жаждали моей крови. Чернокожий пацан грабил прохожего у банкомата, я случайно проходил мимо и попытался ему помешать. Пацан выстрелил в меня, причем не один раз, и я выстрелил в ответ. Шум подняли из-за того, что адвокаты пацана доказывали: мол, камера зафиксировала мои прицельные выстрелы, а их подзащитный стрелял только в воздух. И в самом деле он вовсе не хотел меня убивать. Мне крупно повезло, что он прострелил спортивную сумку, которую я нес в руках. Я выстрелил в ответ и попал в него. И вот, не успел я оглянуться, как на меня уже заведено дело, обо мне взахлеб пишут все газеты, а жена не понимает, какого хрена она за меня вышла. В общем, суд – штука противная, особенно если знаешь, что тебе светит много лет за решеткой. И за что? За то, что ты выполнял свой долг. Такого врагу не пожелаешь.

Некоторое время оба молчали.

– Что ж, ты хотя бы загорел, – заметил Павлик. – Где был?

– На Пуэрто-Рико, – ответил Денафриа. – Один. После суда у меня еще больше обострились семейные проблемы.

– Прими мои соболезнования.

Денафриа свернул на улицу, ведущую к туннелю Линкольна.

– А ты? Ты ведь работал в убойном отделе?

– Восемь лет, – кивнул Павлик.

– С одним и тем же напарником?

– Да, почти все время.

– А он по-прежнему в убойном?

– Ага.

– Я до сих пор работал один, – признался Денафриа. – Мне первый раз всучили напарника. Я имею в виду, всучило начальство.

– А что, у тебя проблемы с общением? – спросил Павлик.

– Да нет, – ответил Денафриа. – Мне не терпится поработать в компании.

– Ну и ладно, – вроде успокоился Павлик, хотя было заметно, что ему слегка не по себе.

Они снова заговорили, когда проехали половину туннеля Линкольна.

– Сейчас у нас на повестке дня два вышибалы, – заявил Денафриа. – Есть вероятность, что головорезы, за которыми мы следим, выведут нас на глав мафиозных семей – надеюсь, ты в курсе того, что такое семья. Пока приходится иметь дело с самыми мелкими сошками криминальных кланов. Шестерки, на таких второй раз не взглянешь. Далее, есть один тип, богатенький дурачок, который мечтает вступить в мафию. Ему просто нечего делать, вот он и бесится с жиру. Некий Ларри Берра, однофамилец бейсболиста Йоги Берры из команды «Янки». Его отец в свое время финансировал криминальный клан Виньери, хотя сам туда и не входил. Занимался околомафиозными делишками – на их языке это называется «импорт-экспорт», «промышленные перевозки», «вывоз бытовых отходов» – и прочим в том же духе. Берра-старший умер с год назад. Ларри – единственный ребенок, у него нет ни братьев, ни сестер, зато есть добрая мамаша, которая и распоряжается остатками денег, полученными от мужниных махинаций. А сыночек оказался неудачником, недотепой. Ларри за всю свою жизнь не совершил ни одного достойного поступка. Но, пока рос, пересмотрел кучу фильмов про мафию и возмечтал вступить в ее стройные ряды. Заплатил сколько надо, и его считают «кандидатом», помощником. Но в смысле сообразительности Ларри далеко до своего покойного папаши. Он то и дело швыряет деньги на ветер. Следующее действующее лицо – парикмахер Витторио, от которого я сейчас еду. Иммигрант в первом поколении, за шестьдесят, женат. Парикмахер завел себе подружку-кубинку по имени Лусия Гонсалес. Лусия на тридцать лет моложе Витторио. Она развела Витторио на денежки Ларри. Витторио попросил у Ларри шестьдесят тысяч, но не сумел вовремя отдать долг.

– Ух ты! – воскликнул Павлик.

Денафриа улыбнулся:

– Ты следишь за ходом моей мысли?

– А что, ты еще не закончил?

– История бесконечная, – ответил Денафриа. – В общем, Ларри раз двести звонил Витторио домой. Угрожал ему, а его старушку-жену запугал почти до смерти. В конце концов Ларри пришел к выводу, что не видать ему баксов, которые он одолжил симпатичному земляку-парикмахеру. Самостоятельно он не сумеет вытрясти из него долг. Поэтому он решил нанять вышибал, по-настоящему крутых парней. Посулил им какой-то процент от суммы долга – если им удастся вернуть деньги. Вот почему сегодня утром я и нанес визит нашему парикмахеру Витторио. Вряд ли они рассчитывали на то, что Витторио позвонит в полицию, но он позвонил. Я поехал взглянуть на вышибал своими глазами и узнал двух старых знакомых. Оба имеют отношение к клану Виньери. За ними-то мы и следим. Сегодня там был Джимми Пинто, он мелкая сошка, шестерка. Собирает дань с мелких торговцев. Второй – Джимми Манджино; клички Качок и Жим-Лежа. Манджино дважды сидел за вооруженное ограбление. Такому очередной срок нипочем. Он настоящий зверь.

– Славные ребята, – кивнул Павлик.

– Да, – согласился Денафриа. – И если предоставить им хоть малейшую возможность, они будут удивлять тебя на каждом шагу.

– А зачем мы сейчас едем в Нью-Джерси? – поинтересовался Павлик.

– За билетами на футбол, на «Нью-Йорк Джетс», – ответил Денафриа. – Мой тринадцатилетний сынишка никогда не видел настоящего футбола. Я вовсе не в восторге от того, что придется ехать на стадион в Мидоулэндз, Нью-Джерси, чтобы посмотреть, как играет нью-йоркская команда, но «Быки» сейчас в Буффало, а туда ехать восемь часов в один конец. Времени нет.

Павлик скорчил гримасу.

– Ты серьезно – насчет билетов на футбол? – спросил он.

– А что? – Денафриа пожал плечами.

– Да я могу провести тебя на лучшие места по номиналу, – сказал Павлик. – А может, и бесплатно.

– Ну да? – обрадовался Денафриа. – Здорово! Было бы просто здорово. Только я охотно заплачу полную стоимость. Ты что, футбол не любишь?

– Ненавижу, – признался Павлик. – Футбол – спорт для гомиков. И форма у них дурацкая – штаны в обтяжку, все такое.

Теперь поморщился Денафриа.

– Мне-то самому бокс нравится, – продолжал Павлик.

– Ну и что?

– Да ничего. – Павлик пожал плечами. – А насчет футбола – не обижайся, я пошутил. Просто я им не увлекаюсь.

– Ну и ладно, – примирился Денафриа. – Увлекайся чем хочешь.

Выехав из туннеля Линкольна, Денафриа повернул налево и покатил между ровными рядами оранжевых конусов, огораживающих восточный въезд в туннель.

– Хочу познакомиться с Лусией Гонсалес, – сказал Денафриа.

– У нее фамилия, как у того кубинского мальчика, Элиана[2], – заметил Павлик.

Денафриа недоуменно помотал головой.

– Ах да! – вспомнил он. – Мальчик из Майами.

– Насчет футбола я и вправду пошутил, – продолжал Павлик.

– А? Что? Ах да. Не бери в голову.

Обоим было неловко.

– Значит, ты хочешь познакомиться с Лусией, – сказал Павлик.

– Ну да, – кивнул Денафриа. – Витторио охотно сдал ее, как только ему начали угрожать. Судя по всему, расстались они с Лусией совсем не мирно.

– А мне что делать? – спросил Павлик. – Заучивать фамилии мафиози?

– Кто там в списке, который тебе дали? – спросил Денафриа.

Павлик прищурился, вспоминая.

– Какой-то Пит-водопроводчик… Или Пит из пиццерии…

Денафриа улыбнулся:

– Оба.

– И еще Тони Мопс, – осенило Павлика. – Я правильно говорю?

– Да, – кивнул Денафриа. Видя, что идущий впереди грузовик притормозил, он перестроился в правый ряд. – У него есть собачка, мопс, с которой он повсюду разгуливает. Тони не настоящий бандит, не такой, как те отморозки, про которых я тебе рассказывал, но давно сотрудничает с мафией. Еще один богач, который снабжает их деньгами. Тони Мопс занимается распространением порнографии. Принял дела после того, как Чарли Рега отдал концы. О Чарли Рега ты ведь слышал?

– Мафиозо, которого убили на пирсе Канарси, – кивнул Павлик.

– Он самый, – сказал Денафриа. – Жуткое дело.

– Ты уверен, что я тебе сейчас не нужен? – спросил Павлик.

– Ты пригодишься больше, если она не будет знать тебя в лицо. Тогда ты сможешь подойти к ней поближе.

– Вот так всегда, – вздохнул Павлик.

Денафриа рассмеялся.

– Вот теперь смешно, – заявил он.

Павлик закатил глаза.

3

– Как Джин? – спросил Бенджамин Лукесси.

– Он полный придурок, – ответил Манджино.

Лукесси был худощавым пожилым человеком с густой гривой седых волос, которые он зачесывал назад. На нем были черные свободные брюки, белая рубашка поло и темные очки. Они беседовали в «форде-мустанге», принадлежащем дочери Лукесси. С машины еще капала вода; они только что побывали в автомойке. Теперь они направлялись на запад, в сторону окружной автострады. Задние окошки были открыты, и в салоне машины завывал ветер.

– Значит, Джин со страху наделал в штаны, – сказал Лукесси. – Если бы не был законченным наркоманом, мог бы неплохо вести дела в своем отеле.

– Он что-то говорил о конце недели, – вспомнил Манджино. – Пятница или суббота, если это тебе чем-то поможет.

– Поможет, – кивнул Лукесси. – Раньше, чем я думал, но все равно неплохо. Бедняга, он так и не поймет, чем его ударило.

Манджино вынул из пачки сигарету. Лукесси достал из бардачка зажигалку и поднес Манджино огонек.

– Спасибо, – сказал Манджино.

– Джин сказал, что именно я порекомендовал тебя? – спросил Лукесси.

– Нет, он слишком расхвастался своими доходами.

– Ну да… Что ж, надеюсь, пока он радуется жизни.

Манджино чуть опустил стекло со своей стороны, затянулся сигаретой и выпустил дым в приоткрытое окошко.

– Надеюсь, после того, как я сделаю то, второе дело, ради которого я вам сегодня понадобился, меня, наконец, примут в семью, – сказал он. – Не хочу тебя обидеть, но, по-моему, меня давно пора повысить. Я много чего сделал для вас и еще сделаю сегодня.

Лукесси похлопал Манджино по колену.

– Простая формальность, малыш. Необходимо согласие бригадира, но сегодня ты как раз работаешь на него. После этого тебя обязательно примут.

– А то мне уже казалось, будто меня не примут никогда, – скривился Манджино. – Хотя… я знаю многих членов семьи, которые… в общем, пустышки. Они не заработали свое место как полагается. Опять-таки не сочти за оскорбление, но некоторые ваши ребята даже на стреме стоять не могут, а в семью их приняли.

– Можешь не рассказывать, – поморщился Лукесси. – Сейчас другие времена, не то, что раньше. Да, так мы сейчас живем. В наши стройные ряды проникло много дерьма. С другой стороны, многие достойные люди завязали, особенно те, кто неплохо зарабатывает. Ты ведь читаешь газеты и знаешь, что их обвинить трудно. Я и сам не знаю, как поступил бы на их месте – особенно если бы сейчас я был новичком и мне пришлось бы начинать все сначала.

– А мне ничего другого не остается, – хмыкнул Манджино. – Слишком много надо мной начальства. Я отсидел два срока. А стричь волосы не умею.

Лукесси рассмеялся:

– Есть у меня один знакомый, вот кто хорошо устроился. Отсидел он полтора года и решил завязать. Перестал собирать дань и сделался парикмахером. И ведь до отсидки он зарабатывал очень, очень неплохо. Сейчас он совсем не богат, но на хлеб ему хватает. Зато спит спокойно и не думает, кто из друзей сдал его, чтобы спастись самому. По-моему, дело того стоит!

– Но не для меня, – проворчал Манджино.

– А кроме того, есть еще богатые сосунки вроде Ларри Берры, – продолжал Лукесси. – Кстати, о Ларри. Ты встречаешься с ним завтра вечером. Если повезет, там будет и его новая подружка. Обрати на нее внимание. Красотка что надо.

Манджино ковырялся в зубах уголком от упаковки спичек.

– Он и правда такой глупый, как о нем говорят? – спросил он.

Лукесси усмехнулся:

– Раньше я вел дела с его папашей. Вот уж кто был умен! Но и мне хватало мозгов не выдаивать его до конца. Он умел зарабатывать деньги. У него были длинные руки. Повсюду друзья. Зато сынок в смысле денег – полный идиот. От рождения. Кем надо быть, чтобы дать какому-то парикмахеру пятьдесят восемь кусков? Ответь! На такую глупость способен только Ларри. В последнее время он особенно поглупел, и на его выходки больше невозможно смотреть сквозь пальцы. Я, конечно, не собираюсь его убивать за то, что он швыряется деньгами. Понимаешь, о чем я?

– Да, понимаю, – кивнул Манджино.

– Поэтому завтра не надо его запугивать, – продолжал Лукесси. – Погладь его по шерстке. Найти подход к такому, как Ларри, очень просто. Надо только помочь ему поверить в то, что он живет на самом деле. Тебе, конечно, придется то и дело прикусывать язык, но, если ты правильно разыграешь карты, дело того стоит. Посмотрим правде в глаза: его время пришло. Если мы сейчас не выдоим этого дурачка, рано или поздно его выдоит кто-то другой.

Лукесси свернул к заливу, остановился на боковой дорожке и снова закурил. Сделал пару затяжек, закрыл окно и включил радио. Потом наклонился к Манджино и едва слышно прошептал:

– Как говорят в кино, мне в ботинок попал камешек.

– В каком кино? – не понял Манджино.

– В «Крестном отце», последней части. Там еще играет тот симпатичный паренек, Энди Гарсия.

– Я не видел фильма.

– Одному моему другу, – продолжал Лукесси, – тому, которому я, когда придет время, расскажу о тебе, так вот, ему нужно, чтобы из его ботинка вытряхнули камешек.

Манджино не шелохнулся.

Лукесси открыл бардачок и показал лежащий там брелок с двумя ключами на кольце.

– Впереди, в конце улицы, стоит синий микроавтобус. Под сиденьем ты найдешь пушку с глушителем. Надеюсь, после того, как ты сделаешь дело, ты избавишься и от того, и от другого.

Манджино вынул ключи из бардачка.

– Когда лучше выполнить работу? – спросил он.

– Когда стемнеет, – ответил Лукесси. – До завтрашнего утра микроавтобус искать не станут, поэтому у тебя вся ночь впереди.

Манджино сидел молча и ждал дальнейших указаний.

– Поезжай по окружной магистрали назад, в Канарси, – продолжал Лукесси. – Вот адрес. – Он передал Манджино адрес, нацарапанный от руки на обрывке желтоватой бумаги.

– По-моему, я знаю те места, – оживился Манджино.

– Он прячется в гараже, – сказал Лукесси. – Поднимешься на крыльцо и увидишь дверь – с той стороны, куда выставляют мусорные контейнеры. – Он протянул Манджино фотографию хорошо одетого молодого блондина. – Настоящий гомик и к тому же псих, так что вряд ли он сразу откроет дверь. С ним может кто-то быть, а может, у него и нет никого, потому что он ведь скрывается. Но с такой публикой никогда ничего не известно заранее. Трахается с кем попало. Время от времени и на улицах подрабатывает, все гомики такие.

Манджино закурил.

– Его зовут Брайан, – продолжал Лукесси. – У него короткие светлые волосы, голубые глаза и огромный член, хотя вряд ли он выйдет открывать дверь голышом.

Манджино улыбнулся.

Лукесси погрозил ему пальцем:

– Я не шучу! Ты должен убедиться в том, что завалил того, кого надо. Когда сделаешь дело, спусти с него штаны. У него член размером с полметра, не меньше!

– Господи боже! – воскликнул потрясенный Манджино.

Лукесси отмахнулся:

– И все напрасно. Если только ты – не он. Таких, как он, называют бисексуалами. Полное дерьмо. Может сам у себя отсосать.

– Я не спрашиваю, откуда тебе это известно, – вежливо заметил Манджино.

– Именно он заправлял делами в «Бруклин-Инн» до нашего лысого лопоухого приятеля Юджина, – сказал Лукесси. – В половине фильмов снимался сам, а еще находил кучу малолеток, которые снимались во второй половине. Ты и понятия не имеешь, как навредило нам детское порно. Оно как поганая раковая опухоль, которую общество хочет вырезать. Лично я согласен. Пусть такими мерзостями занимаются китаезы и испанские банды. Чем дальше мы будем от такого дерьма, тем большую услугу окажем самим себе. Но некоторым ребятам не понравилось, что мы упускаем жирный кусок. Я говорю о наших же парнях, из семьи. На порно с участием малолеток мы очень неплохо наваривали. Так вот, парни, которые были за порно, сейчас мертвы, почти все. Может, читал – несколько недель назад возле пирса Канарси нашли трупы? Так вот, это они и были. Джерри Капечи[3] в своей колонке написал: мол, мафия чистит ряды. И он был не так уж далек от истины. Тот гомик, Брайан, путался с одним педофилом-убийцей, Тимоти Уоллером. О нем-то ты наверняка слышал. С тех пор как его арестовали, о нем трубят все газеты. Он похищал, насиловал и убивал детей забавы ради. Убил больше дюжины. Изнасиловал сотни, в чем и сознался. И иногда снимал свои забавы на видео. Представляешь, мучил детей и снимал про это фильмы! Но однажды он похитил сынишку богатеев с Лонг-Айленда, и разразился скандал. Родители добились, чтобы дело передали ФБР. Но арестовал психа и освободил мальчика какой-то местный коп. И никто из наших не догадывался о связи между голубком Брайаном и психом Уоллером. Когда-то они вроде были любовниками… Сейчас Брайан заявляет, что у него остались фильмы, которые его чокнутый дружок Уоллер снимал в «Бруклин-Инн». Ему хватило наглости угрожать нашему другу. Мы нашли его через секретаршу окружного прокурора, которая трахается с одним из наших парней. Так вот, наш приятель гомик Брайан в списке потенциальных свидетелей по делу об организованной преступности.

– Камешек в ботинке бригадира, – понимающе кивнул Манджино.

– Который нужно вытряхнуть, – осклабился Лукесси.

Манджино пожал плечами:

– Значит, проделаю лишнюю дырку в его поганой башке.

В тот же вечер Манджино остановил микроавтобус перед католической школой, в двух кварталах от нужного ему дома на Канарси-роуд. Он переоделся; теперь на нем были черные брюки, темно-синяя водолазка и черная ветровка. На руках – тесные велосипедные перчатки. Глаза закрывали темные очки. На голове – парик: длинные, до плеч, черные волосы.

Полуавтоматический пистолет с глушителем он обмотал черной изолентой. Пистолет удобно лег за пояс, и его не было видно из-под черной ветровки.

Манджино перешел дорогу, чтобы не столкнуться с человеком, выгуливающим собаку. Поднял голову, оглядел окна дома, завернул в аллейку и направился к двери нелегальной квартиры. Перед тем как позвонить, еще раз огляделся по сторонам. Изнутри слышалась музыка.

Он позвонил в дверь, и она открылась. На пороге показался молодой красавец блондин в голубой рубашке поло и белых шортах. Он лукаво улыбнулся Манджино, оглядывая его с ног до головы.

– Привет, – сказал блондин.

Манджино улыбнулся в ответ.

– Ты Брайан? – спросил он.

Блондин облизнулся и снова оглядел Манджино с головы до ног.

– Зависит от того, что тебе нужно. Кто ты такой, большой мальчик?

– Я большой, – ответил Манджино, с силой толкая блондина внутрь.

Он осторожно прикрыл дверь и запер ее на ключ, а потом выхватил из-за пояса пистолет. Брайан, упавший на пол, пытался встать, но Манджино вытянул руку и выстрелил в него четыре раза. Блондин умер еще до того, как Манджино еще два раза выстрелил ему в лоб.

Манджино опустился на одно колено, расстегнул пояс на шортах убитого. Потом расстегнул «молнию» и спустил шорты до колен. Увидев пенис покойника, он прищурился и пробормотал:

– Надо же, мать твою!

4

Роберт Даунс, комиссар полиции Нью-Йорка, не сводил взгляда с телеэкрана, сжимая в правой руке пульт дистанционного управления. Майкл Макдоналд, глава полицейского профсоюза и представитель благотворительной ассоциации в поддержку полицейских, сидел с блокнотом на коленях и тоже смотрел телевизор. Они находились в пустом конференц-зале здания полицейского управления Нью-Йорка. Макдоналд смотрел на свои записи и беспокойно вертел в руке ручку.

Экран осветился, и в кадре появились двое мужчин, снятые издали. Один из них, высокий и широкоплечий, размеренно молотил в живот второго, окровавленного. Тот вжался в угол и все больше оседал на пол с каждым новым ударом. Когда он почти совсем сел на пол, здоровяк рывком поднял его на ноги и продолжил избиение.

– Почему детектив Павлик до сих пор не в тюрьме? – спросил комиссар Даунс.

– Повезло, – ответил Макдоналд. – Ну и еще из чувства справедливости. Видишь, кого избивает Павлик? Тимоти Уоллера. Ты помнишь, что сделал Тимоти Уоллер. Кстати, он еще жив. От побоев он не умер.

Даунс щелкнул кнопкой на пульте, остановил запись и повернулся к Макдоналду:

– По-твоему, журналистов такие объяснения устроят?

– Именно поэтому прессе ничего не известно о существовании этой записи, – объяснил Макдоналд. – По данному вопросу мы договорились и с представителями ФБР, и с криминальным кланом Виньери.

Даунс только отмахнулся:

– ФБР и Виньери? Ох, бога ради!

– А ты вдумайся, – продолжал Макдоналд. – Тимоти Уоллер находится за решеткой; он обвиняется в совершении особо тяжких преступлений. Мы передали дело ФБР, потому что такие дела в их компетенции. Зато всем заинтересованным лицам, включая и журналистов, известно, что маньяка-педофила арестовал обычный нью-йоркский коп, который тогда даже не был на работе. Он выполнил свой долг. Вот за что его наградили, комиссар. Да, после ареста Уоллера мы – то есть мы все – получили свое. Из-за выходки Павлика пришлось согласиться на закрытый процесс. Но главное – весь мир теперь знает, что детектив Павлик герой. Не понимаю, зачем нам пятнать его светлый образ. Зато получился равноценный обмен. Речь зашла о фильмах со сценами насилия и убийства и о детской порнографии. Благодаря Интернету, Си-эн-эн и местным средствам массовой информации они получили особенно широкое распространение. Даже мафия больше не хочет иметь дело с этой мерзостью. Втихую, за закрытыми дверями они, конечно, получают деньги с производителей таких фильмов, но их боссы не желают, чтобы их имена связывали с производителями порнографии – особенно с участием детей. Как только в дело вмешались федералы, мафия быстро навела порядок в своих рядах. На следующее же утро в Канарси нашли три трупа главных любителей клубнички. Криминальная семья избавилась от них, не дожидаясь, пока это за них сделают другие.

Даунс чистил ногти колпачком от ручки.

– А если какой-нибудь другой бандит предаст огласке свою сделку с ФБР, в результате которой ему позволили заниматься футбольным тотализатором в провинции? – спросил он. – Что тогда?

Макдоналд пожал плечами.

– Зелен виноград, – сказал он. – И потом, о выходке Павлика известно немногим. И если даже какой-нибудь мафиози намекнет, что знает или слышал о том, как сотрудник убойного отдела нью-йоркской полиции отделал Тимоти Уоллера, кому какое будет дело? Тимоти Уоллер, конечно, помалкивает. Мафия может дотянуться до Уоллера даже за решеткой. Он все равно что мертвец.

Даунс, пыхтя, потянулся за чашкой кофе.

– Если мы посадим Павлика за его срыв, мы потеряем отличного детектива, – рассуждал Макдоналд. – Кроме того, мы опозорим честь мундира, которую он только что с таким блеском восстановил. А главное, чего ради? – Макдоналд ткнул пальцем в черный экран. – Посмотрим правде в глаза. Тимоти Уоллер получил то, что заслужил! Он мучил и убивал детей и снимал свои художества на видео, а потом продавал записи богатым психам, которым некуда девать деньги. Пять или десять минут Тимоти Уоллер получал то, что ему причиталось по справедливости.

– А откуда нам знать, не пострадаем ли мы еще больше от своей снисходительности? Что, если детектив Павлик снова выйдет из себя? – не сдавался Даунс. – Я выслужился из низов, поэтому я прекрасно понимаю, какие мысли в голове у моих подчиненных. Я с первого взгляда могу отличить хорошего полицейского. Но сразу вижу и опасные признаки. Да, детективы считают, что они имеют моральное право творить правосудие. Но вершить суд и расправу они не могут!

– Ясно, – кивнул Макдоналд. – Мы переведем его в отдел по борьбе с организованной преступностью.

Даунс включил настольную лампу и прищурился от света.

– С организованной преступностью, – повторил он, кивая.

– Там Павлику самое место, – продолжал Макдоналд. – Последние несколько дней он изучает родословные древа мафиозных кланов. Заочно знакомится с бандитами, за которыми будет следить. В новом отделе ему никакие неприятности не грозят. Тамошние сотрудники в основном ничего не делают, только сидят по ресторанам и следят за тем, как мафиози едят и пьют.

Даунс выключил лампу.

– Значит, ничего не делают?

– В основном – да. Мы дадим ему в напарники детектива, который до сих пор работал один. Джона Денафриа.

Даунс ошеломленно взглянул на своего собеседника:

– Истерн-Парквей, Джон Денафриа?! Тот самый, что застрелил чернокожего парнишку у банкомата?

– Самооборона, – остудил собеседника Макдоналд. – Все подтверждено записями скрытой камеры.

– Из-за него взбунтовалось все чернокожее население города! – воскликнул Даунс. – Боже мой, неужели не помнишь? – Он почесал в затылке. – Ну, если ты не помнишь, то я помню отлично, – продолжал он. – И могу почти дословно воспроизвести слова одного уважаемого чернокожего священника: «Иисус Христос был гордым чернокожим, а вы, белые детективы, убили одного из его благословенных детей».

– Детектива Денафриа полностью оправдали, – напомнил Макдоналд.

Даунс подался вперед:

– Господи ты боже мой, Макдоналд! Вы там в своем благотворительном фонде все такие храбрые? Ты гораздо храбрее меня. Гораздо, гораздо больше.

– В Денафриа стреляли несколько раз, прежде чем он выстрелил в ответ, – ответил Макдоналд. – К счастью для него и для нас, все происходящее снимала камера, установленная над банкоматом. Он не превысил пределов необходимой самообороны. Об этом и речи не было.

– Но ведь на него завели уголовное дело?

Макдоналд едва заметно дернул плечом.

– Боб, мэр – твой начальник.

– Верно, – подтвердил Даунс. – Политика – грязная штука. Не забывай.

– С тех пор Денафриа тихо, как мышь, сидит в отделе по борьбе с оргпреступностью, – продолжал Макдоналд. – Он станет отличным напарником для нашего героя. Денафриа уже проинструктировали. Он знает, как надо вести себя с Павликом.

Даунс задумался. Несколько раз он глубоко вздохнул, потом ткнул в Макдоналда пальцем и сказал:

– Ладно. Ладно. Будь по-твоему. Мы поступим так, как хотите вы, ваш фонд. Если Денафриа и Павлик сработаются, тем лучше. Ты рекомендовал представить детектива Павлика к награде. Раз то, что он сделал, достойно награды, пусть он ее получит. Но я хочу видеть на официальном письме, кроме твоей подписи, подпись твоего начальника. То же самое касается и рекомендации по переводу детектива в другой отдел. Пусть кроме тебя ее тоже подпишет твой босс. Раз уж благотворительная ассоциация не смогла противостоять ФБР и показала мне запись, значит, вы, ребята, и мою просьбу сумеете выполнить. На церемонии награждения я буду стоять рядом с мэром, и мы оба будем наперебой расхваливать детектива Павлика. Он молодец, потому что арестовал Тимоти Уоллера. Но пусть на церемонии присутствует и руководство БАП. Детектив Павлик – герой, которого скоро переведут из одного отдела в другой. Боже, храни его, Нью-Йорк и Америку. Мэру будет чем похвастать в столице штата. Уровень преступности падает, а Тимоти Уоллер заслужил, чтобы его в течение нескольких раундов избивал бывший боксер-тяжеловес. Не забудь, ты теперь мой должник.

Макдоналд глубоко вздохнул:

– Да, Боб. Конечно!

Даунс привстал со своего места.

– Кстати, не забудь свою кассету, – спохватился он. – Не желаю больше о ней слышать, а уж видеть – тем более.

5

Элиш Фален, симпатичная тридцатидевятилетняя женщина, держала на коленях мопса и чесала собачке животик. Кожа у Элиш была белая, вся в веснушках. На лице выделялись ярко-зеленые глаза и полные губы. Она только вернулась после долгого бега трусцой. Длинные светлые волосы были еще влажными от пота. Перестав ласкать собачку, она набросила на шею полотенце.

Детектив Алекс Павлик потер костяшки пальцев на правой руке. Кожа на двух пальцах была содрана. Глядя, как его подружка играет с собакой, которую он только что принес домой, Павлик сжимал и разжимал кулак.

Элиш посмотрела на него снизу вверх.

– Милый, она – просто прелесть, – заявила она с легким ирландским акцентом.

– Я ее украл, – признался Павлик.

– Что?! – Элиш перестала гладить собачку.

– Долго рассказывать, – вздохнул Павлик.

– А ты все же расскажи. – Элиш пыталась встать на ноги, не выпуская мопса. – Я никуда не спешу.

Павлик перестал растирать пальцы.

– Хозяин ее бил. Пинал ногами, – сказал он. – А я за ним следил. Один толстый итальяшка, который якшается с мафией. Я сейчас как раз знакомлюсь с моими будущими подопечными. Так вот, он пинал собачку ногами. Она, бедная, не могла пошевелиться от страха. Толстяк все время дергал за поводок. Довольно сильно дергал. Собачка испугалась. Съежилась в комочек. Тогда тот тип начал ее бить ногами. Ну, я не выдержал и вмешался.

Элиш показала на его руку:

– Так вот почему ты растираешь костяшки? Ты ведь не только отнял собачку. Ты ударил ее владельца. Ударил ведь?

Павлик пожал плечами:

– Подумаешь, треснул разок жирного хама, за которым следил. Сколько весит мопс – килограмма три, не больше?

Элиш поднесла собачку к лицу и поцеловала ее в нос.

– Надо ее выкупать, – заявила она.

Павлик снова принялся растирать костяшки пальцев.

– Я его не избивал, – возразил он. – Подошел и врезал разок в пузо. Правда, врезал от души. Он задохнулся и рухнул на колени.

– Если бы ты ударил толстяка в мягкое место, твоей руке ничего не было бы, – возразила Элиш.

Павлик попробовал согнуть пальцы и поморщился от боли.

– Проклятье! – воскликнул он.

Элиш ждала ответа.

– Так что случилось?

– Взял я собачку, а она, бедняжка, так испугалась, вся дрожала, – сказал Павлик. – Ну, я развернулся да и врезал ее поганому хозяину прямо в челюсть. А она у него крепкая, как гранит.

Элиш хихикнула и почесала мопсихе животик.

– Пойдет тебе на пользу, – заметила она, ставя собачку на пол.

– По-моему, никто меня не видел, – продолжал Павлик. – Главное, мне ведь надо было за ним следить… Мой напарник занимался другим делом. Я был один. Вряд ли кто-нибудь меня заметил. Разве что федералы.

– ФБР, – протянула Элиш. – Даже подумать страшно!

Павлик попытался сменить тему:

– Я говорил тебе, что мой напарник – итальяшка? Сначала у меня был Грини, чернокожий, а теперь вот итальянец.

– Не смешно, – возразила Элиш. – Может быть, позвонишь Декстеру и спросишь, что делать?

Павлик погрозил ей пальцем.

– Ну уж нет! – заявил он. – Да я лучше яйца себе отрежу, чем доставлю Дексу такое удовольствие.

Элиш подбоченилась.

– Да ладно, все хорошо, – продолжал Павлик. – По-моему, Денафриа, мой новый напарник, нормальный парень. Он и сам однажды сорвался несколько лет назад. В перестрелке убил чернокожего парня. Его судили, и против него восстало все чернокожее население. Поэтому мне кажется, что в отдел по борьбе с оргпреступностью сваливают всех, кто облажался, чтобы мы сидели тихо и не высовывались.

– Или чтобы вас спасти и не увольнять, – возразила Элиш.

– Ох, не надо, – поморщился Павлик. – В чем, в чем, а в такой заботливости начальство заподозрить трудно.

Собачка заскулила, глядя на Элиш снизу вверх. Элиш нагнулась и снова взяла мопсиху на руки. Прижала к груди и поцеловала в голову.

Павлик ткнул пальцем в свою подружку.

– Когда ты вот так наклоняешься, у тебя классная задница.

– Только когда я наклоняюсь?

– Нет, всегда. Просто заметнее, когда ты наклоняешься.

– Кто-нибудь видел, как ты унес собачку? – спросила Элиш.

Павлик ненадолго смутился:

– А? Нет, нет. Вряд ли.

– Ты надеешься, что тебя никто не видел, – кивнула Элиш.

– Никто ничего не видел, – заявил Павлик. – Я сразу поймал такси и уехал оттуда.

Элиш перевернула собачку и погладила ее по бежевому животику.

– Значит, теперь она наша? – уточнила она, не глядя на своего приятеля.

– Неделю назад у тебя был день рождения, – напомнил Павлик.

– И ты подарил мне красивые серьги, – улыбнулась Элиш.

– И красивые трусики с бюстгальтером.

– Да, и трусики.

– А теперь у тебя есть еще и собака.

– Только она не твоя, и ты не имел права мне ее дарить.

– Назад я ее не верну, – заявил Павлик. – Я имею в виду – даже если бы мог. Я не могу, но, даже если бы мог, я бы ее не вернул. Ни в коем случае.

– А если из-за похищения собаки устроят новое разбирательство? – всполошилась Элиш. – Может, ее лучше сдать в приют для собак? На всякий случай. Вдруг кто-то все же видел тебя.

– Ни в коем случае, – решительно заявил Павлик. – Если собачку никто не возьмет, в приюте ее просто усыпят. Нет, мы оставим ее себе.

– А гулять с ней кто будет, милый? – спросила Элиш.

– Мы оба, по очереди, – ответил Павлик.

– Уверен?

– Конечно.

Элиш поцеловала собаку и снова поставила ее на пол. Собачка тут же заскулила. Элиш погрозила Павлику пальцем.

– По-моему, она хочет к тебе, – сказал он.

– По-моему, ты ко мне подлизываешься, – ответила Элиш, снова хватая собачку на руки.

– У тебя по-прежнему классная задница, – заметил Павлик.

– Как насчет имени? Как мы ее назовем?

– Счастливица, – предложил Павлик. – Она везучая. Сегодня ей крупно повезло.

– Ну да, ты ее украл, – возразила Элиш. – Нет, такое имя мне не нравится.

Павлик зажмурился, сделав вид, что размышляет. Открыв глаза, он увидел, что Элиш переминается с ноги на ногу и смотрит на него в упор.

– Что? – спросил он.

– Итак…

– Наташа! – выпалил Павлик.

– Почему Наташа?

– Когда я был маленьким, мне нравился мультик «Рокки и Бульвинкль», – ответил он. – Помнишь, там были злодеи – Борис и Наташа?

– Извини, милый. Я его не смотрела.

Павлик снова ткнул в Элиш пальцем.

– Кстати, у той Наташи из мультика тоже была классная задница.

6

Лусия Гонсалес оказалась полногрудой дамочкой невысокого роста с крепкими мускулистыми ногами. Короткие курчавые волосы она обесцвечивала, пытаясь сойти за блондинку. На ней были узкие черные брючки в обтяжку, белая блузка с кружевным воротником и туфли на высоченных шпильках. Она сидела у барной стойки в своем испанском ресторане «Тапас, тапас, тапас» и читала «Дейли ньюс», изредка поглядывая на молодого бармена. Тот таскал коробки с продуктами в зал, к люку, откуда их можно было спустить в подвал.

Бармен и направил детектива Денафриа к хозяйке. В начале одиннадцатого утра персонал ресторана готовился к очередному рабочему дню. Денафриа показал Лусии Гонсалес свой жетон и сел на табурет в углу, чтобы лучше видеть ее лицо. Лусия Гонсалес сложила газету, а Денафриа выложил на стойку блокнот.

– Я Лусия Гонсалес, – заявила хозяйка ресторана. – В чем дело? – Она говорила с легким испанским акцентом. Для такой маленькой женщины голос ее казался хриплым.

– У вас есть приятель по имени Витторио, – сказал Денафриа. – Парикмахер.

Лусия подняла палец.

– Был, – поправила она. – Мы с ним больше не общаемся.

Денафриа сделал вид, что ничего не слышал.

– Он одолжил крупную сумму денег, чтобы помочь вам открыть ресторан. Вот этот ресторан?

Лусия ответила, не глядя на Денафриа:

– Он помог мне внести арендную плату… Я верну ему деньги.

– Вы с ним спали?

Лусия подняла два пальца.

– Дважды, – объявила она. – Два раза. Он хотел от наших отношений большего, но это была ошибка. Я сама во всем виновата.

– Смешно, – заметил Денафриа. – Витторио говорит то же самое, мол, он совершил ошибку.

Наконец, Лусия подняла голову и посмотрела на Денафриа. Зазвонил телефон. Лусия оглянулась на аппарат, стоящий в конце стойки, а потом крикнула бармену, чтобы тот подошел.

– Извините. – Она повернулась к Денафриа. – Вот и все, что было, детектив. Витторио – славный старичок. А мне как раз надо было прийти в себя после неудачного романа. Как я и сказала, я сама во всем виновата.

– Это дедуля! – крикнул бармен из подвала.

Лусия явно смутилась.

– Извините, – буркнула она, повернулась и крикнула в ответ: – Кто?

– Ваш новый дружок! – заорал в ответ бармен.

Лусия вспыхнула. Денафриа удивленно поднял брови.

– Передай, что я ему перезвоню! – закричала Лусия Гонсалес.

Она вытащила сигарету из пачки, лежащей на стойке. Денафриа поднес ей зажигалку. Лусия поблагодарила его кивком.

– Вы, значит, разводите на деньги, Люси? – спросил Денафриа.

– Лусия, – поправила хозяйка ресторана. – Что вы имеете в виду?

– Вы, старичок, ресторан… – объяснил Денафриа. – Разводите старых дураков на деньги?

Лусия хлопнула ладонью по столешнице.

– Детектив, вы выдвигаете серьезное, страшное обвинение! – сказала она. – Нет. Мой ответ – «нет». Я никого не развожу.

– Вам известно, откуда у Витторио деньги? Пятьдесят восемь тысяч, которые он взял в долг ради вас?

– Нет.

– Странно, но я почему-то вам не верю.

– Дело ваше.

Денафриа придвинул к Лусии пепельницу, чтобы привлечь ее внимание.

– Витторио взял деньги у человека, который мечтает вступить в мафию, – пояснил он. – А такие иногда бывают хуже настоящих мафиози. Ларри Берра. Уверен, вы о нем слышали. Более того, не сомневаюсь, что он являлся сюда, чтобы его публично погладили по головке.

– Пожалуйста, не говорите со мной в таком тоне, – напряглась Лусия.

– Ладно, – кивнул Денафриа. – В общем, дела у Ларри идут неважно. Не выходит все так, как он хочет. Например, он хочет, чтобы его считали крутым. А сам слишком мягкий. У него много денег. Приходится притворяться. Кроме того, он, наверное, обожает сериал «Клан Сопрано» – его показывают по кабельному каналу Эйч-би-оу. А вы его смотрите?

– Не знаю, о чем вы, – ответила она.

– Правильно, – продолжал Денафриа. – Конечно, не знаете. Суть в том, что Ларри нанял головорезов, которые могут сделать за него черную работу. Сейчас, например, двое бандитов следят за домом старика Витторио.

Лусия заволновалась.

– Витторио сказал, что перезаложил дом, – заявила она. – Ни о каком Ларри я не знаю.

– Да, часть денег, которые он вам дал, принадлежали ему. Он получил их, когда перезаложил дом. Но остальные, последние пятьдесят восемь тысяч, он взял у Ларри под грабительские проценты. Три процента в неделю. Такую сумму трудно собрать. В общем, Витторио не смог вернуть долг вовремя, и теперь Ларри требует, чтобы ему отдали его деньги. Он подсылает к его дому головорезов.

– С Вито что-нибудь случилось? – вдруг озаботилась Лусия.

– А вам не все равно? – спросил Денафриа.

Лусия отвернулась от него.

– Вито мне нравился, – призналась она. – Он был славный старичок.

– Ну да, – кивнул Денафриа. – Конечно славный, раз заложил ради вас собственный дом.

Лусия крутанулась на табурете и повернулась к Денафриа лицом.

– Я его не заставляла. Он сам предложил мне помощь. Он был очень милый. Сам принес мне деньги.

– И вам известно, где он взял недостающие, – сказал Денафриа. – Мне можно было и не распинаться, вы и сами все прекрасно знаете.

Лусия снова отвернулась.

Денафриа наклонился к ней ближе.

– Но знайте: если с Витторио, то есть с Вито, что-нибудь случится, к вам придут гости. Либо мы, представители закона. Либо они, наемные убийцы. Ларри по-прежнему нужны его денежки, а мы намерены привлечь к ответственности любого, кто попытается что-нибудь сделать с Витторио. Хотя бы это вы в состоянии понять?

– Повторите, пожалуйста, – попросила Лусия. – Я уже сказала, что ничего не знаю. И потом, у меня очень много дел. Мне через час открывать ресторан.

Денафриа огляделся.

– Да, – кивнул он, – понятно.

– Что вы хотите?

– Я хочу, чтобы вы записали голос человека, который посылает к дому Витторио наемных убийц. Мне нужен компромат на Ларри Берру, человека, который дал Вито деньги. А если Берра начнет вам угрожать, вы дадите показания…

Лусия поморщилась.

– Хотите, чтобы я боролась с мафией? – спросила она. – Вы что, ненормальный? Я никаких денег в долг не брала.

– Знаю, – кивнул Денафриа. – Их взял Витторио. Для вас взял.

– Даже не надейтесь, детектив, я не собираюсь вмешиваться, – заявила Лусия, помахивая правой рукой в воздухе. – Да еще бороться с мафиозо!

– Тогда, будьте добры, назовите имя вашего нового бойфренда, – сказал Денафриа. – Кажется, ваш бармен назвал его «дедулей».

Лусия развернулась к детективу и посмотрела на него в упор.

Денафриа тоже развернулся и тоже посмотрел ей прямо в глаза.

– Послушайте, мисс Гонсалес, я ведь запросто могу привлечь вас к уголовной ответственности. Мне не составит труда выяснить, со сколькими старичками вы подружились за последние несколько лет и у скольких из них вытянули деньги на ресторан, а потом бросили. Конечно, доказать преступный умысел будет нелегко, но подходящий закон найти можно. Главное, мне ясна схема ваших действий.

Лусия и ухом не повела.

– Что мне надо делать? – процедила она сквозь стиснутые зубы.

– Наведите его на нужную тему, – сказал Денафриа и показал на телефонный аппарат, стоящий на противоположном конце барной стойки. – По телефону.

Лусия оглянулась.

– Сегодня, – добавил Денафриа. Он дождался, пока хозяйка ресторана снова не повернется к нему. – Сегодня, – повторил он.

7

Ларри Берра и его подружка сидели за столиком в саду ресторана Бороллы на Западной улице в Гринвич-Виллидж. Тридцатилетний круглолицый Берра кривил тонкие губы. Черноволосый, кожа – темная от загара. На нем были черные свободные брюки, серая рубашка поло и черный блейзер. Кроме того, он носил золото, много золота. Его часы «Ролекс-Президент» стоили сорок тысяч долларов. Еще в пять тысяч обошлись ему толстый золотой браслет в восемнадцать каратов и такая же цепочка. На правой руке у него красовался платиновый перстень с крупным бриллиантом.

Подружке Берры, Лианне Флинн, высокой и стройной красавице, исполнилось двадцать шесть лет. Длинные каштановые волосы, когда она вставала, доходили ей до ягодиц. Высокая грудь (силиконовая) вполне гармонировала с тонкой талией (пятьдесят пять сантиметров) и модельными бедрами (восемьдесят пять сантиметров). В ресторан она пришла в красной кожаной мини-юбке и такого же цвета туфлях на высоком каблуке. Темно-синий топ выгодно подчеркивал пышную грудь. Волосы она забрала на затылке в конский хвост.

В половине девятого вечера они пили красное вино и ссорились. Берра курил сигару «Маканудо Черчилль», а Лианна флиртовала с официантом, которого она узнала: оказывается, они занимались в одном тренажерном зале.

Прежде чем отпить очередной глоток вина, Берра бросил взгляд на часы.

– Куда он, мать его, запропастился? – проворчал он.

– Если он рецидивист, может быть, по пути сюда его снова арестовали, – ответила Лианна, судя по всему, уже не в первый раз.

– Не смешно, – буркнул Берра. – Я хочу поручить ему то бруклинское дельце. Пусть выжмет деньги из придурка, который должен мне шестьдесят кусков.

Лианна закатила глаза.

– Ларри, тебе придется дорого заплатить ему за услуги, – предупредила она. – Хватит изображать из себя крутого гангстера. Здесь никого нет, некому пускать пыль в глаза.

– Ты слишком разболталась, мать твою, – сказал Берра, глядя на свою подружку в упор.

Стол накрыла огромная тень.

– Господи Иисусе! – прошептала Лианна, широко раскрывая глаза и глядя снизу вверх на подошедшего – широкоплечего мужчину с мощными бицепсами в тонком черном свитере и черных слаксах.

– Мистер Берра? – осведомился здоровяк.

Берра вытаращил глаза, совсем как его подружка, и медленно встал.

– Джимми Качок? – уточнил он.

Здоровяк улыбнулся обоим – и Берре, и Лианне.

– Ничего, если я к вам подсяду? – спросил он.

Берра протянул новому знакомому руку.

– Да, конечно, садитесь, – сказал он. – Это моя подружка, Лианна Флинн. Лианна, Джимми Качок.

– Манджино, – представился новый знакомый. – Джимми Манджино.

Лианна прижалась к своему приятелю.

– Я просто поражена, – призналась она.

Оба мужчины сели. Лианна улыбнулась Манджино. Берра увидел ее улыбку и ткнул ее коленом под столом.

– Что такое? – раздраженно спросила у него Лианна.

Берра снова уставился на нее в упор. Лианна встала.

– Вы пока побеседуйте, а я пойду попудрю носик, – заявила она. – И вообще мне нужны сигареты.

Берра достал из правого кармана брюк пачку долларов и протянул ей десятку.

– Купи мне «Мальборо», – велел он Лианне. – Джимми, вам что-нибудь нужно?

– Нет, спасибо. – Манджино обращался к Лианне. – Спасибо за предложение.

Оба смотрели Лианне вслед.

– Клевая телка, – бросил Берра.

Манджино удивился.

– Она очень красивая девушка, – сказал он.

Берра закатил глаза, наливая Манджино вина.

– Всего лишь очередная шлюха. – Он махнул рукой вслед подружке. – Джимми Пинто говорил, вы только что вышли.

Манджино поднял бокал и кивнул Берре. Они чокнулись и сказали по-итальянски:

– Salute. Будьте здоровы.

– Я освободился месяц назад, – сказал Манджино.

– И вам, насколько я понимаю, нужна работа.

Манджино пожал плечами.

– Я пока присматриваюсь, – заявил он.

– Но вам пока не повезло с тем, другим дельцем в Бруклине, – напомнил Берра.

– Мне немного помешали, – признался Манджино.

Берра собрался выпить, но, услышав слова Манджино, поставил бокал на стол.

– Как так?

Манджино подался вперед:

– Ничего личного.

– Джимми Пинто? – не унимался Берра.

– Он вообще-то славный малый, – сказал Манджино. – Не поймите меня превратно. Но старик и его подружка, у которых нужно забрать долг… В общем, Джимми никак не может взять в толк, как с ними сладить. Вы понимаете, о чем я? Джимми к такому не привык, он не умеет работать жестко. Я имею в виду, речь идет о женщине и старике.

Берра наклонился ближе к Манджино.

– Что бы вы сделали по-другому? – спросил он.

– Многое. – Манджино устроился поудобнее. – Во-первых, не стал бы угрожать по телефону жене старика. Пятьдесят восемь кусков – большие деньги. Что толку говорить со старушкой, раз не она их занимала?

– И как бы вы поступили? – не унимался Берра.

– Вломился бы к нему домой, – ответил Манджино. – Мы ведь даже не подергали дверь. А вдруг она не заперта? Можно бросить что-нибудь в окно, выбить стекло. Например, садовым стулом. Или мусорным контейнером. В общем, я бы что-нибудь обязательно сделал, прежде чем ломать старику ногу.

Берра проглотил подступивший к горлу ком и натужно улыбнулся. Оба отпили по маленькому глотку вина.

Манджино посмотрел Берре в глаза.

– Если прикажете, я сумею с ними сладить, – сказал он.

– Пока вы только утверждаете, что не побоитесь причинить старику боль, – возразил Берра. – Каким образом вы вернете мне деньги?

– Это мое дело, – усмехнулся Манджино. – Переведите мне половину вперед, авансом, и я гарантирую, что вы получите остальное.

Берра натужно хохотнул.

– Половину? – спросил он. – Неужели я такой дурак с виду?

– Ну, тридцать процентов. – Манджино отпил еще вина.

– А каковы ваши гарантии? – спросил Берра.

– Какая-нибудь часть тела, – ответил Манджино, снова наклоняясь вперед. – Пришлю вам посылку, которую вы сможете пощупать. А за пятьдесят процентов пришлю вам клиента целиком. Или клиентку. Я завалю одного из них, вы сами выберете кого.

Берра снова вытаращил глаза.

– По-моему, дело заходит слишком далеко.

– Мы с вами находимся в разном положении, – пояснил Манджино. – В разном финансовом положении. За такие бабки, за пятьдесят восемь кусков, я без проблем разрулю вопрос. Дайте мне пятьдесят восемь кусков, и я завалю всех – и их самих, и их предков.

Берра снова сглотнул ком и потянулся к стакану с водой.

– Меня больше интересует вариант с тридцатью процентами, – сказал он. – Конечно, только из уважения к вам. Кстати, к кому из них вы бы обратились за деньгами? Если бы вам пришлось выбирать.

– Раз парикмахер истратил денежки на свою подружку, значит, и требовать должок надо с нее. – Манджино пожал плечами. – Даже если она их уже потратила. Раз она развела на деньги его, значит, может развести и кого-нибудь другого.

Берра оглядел ресторанный зал.

– И вам не страшно… разбираться с женщиной? – спросил он шепотом.

Манджино показал на ноготь указательного пальца.

– Вот ни на столечко. Знаете старую пословицу: если яблочко созрело, его можно и сорвать? А я так скажу: если яблочко созрело, его можно и порезать.

Берра кивнул. Манджино снова поднял свой бокал.

– Вот что я в связи с этим чувствую.

Берра тоже поднял бокал.

– Я сообщу вам, когда действовать, – сказал он.

– Вот и все, что можно пожелать, – заявил Манджино.

8

– Как тебе новый напарник? – спросил детектив Декстер Грини у своего бывшего напарника, Алекса Павлика.

Они стояли на крыльце дома Грини в Канарси. Дом был маленький, на две семьи, с гаражом на две машины, к которому вела длинная подъездная аллея. Грини купил дом два года назад. Прошлым летом Павлик помогал Грини покрасить стены. Вдоль аллейки тянулся газон, на котором сейчас играл в футбол шестилетний сынишка Грини – один из троих его сыновей. Мальчик увлеченно бил по мячу.

Павлик мотнул головой в сторону мальчика.

– Он любит футбол, – сказал он. – Я имею в виду нового напарника.

– Что неплохо о нем говорит, – кивнул Грини. – А мне дали в напарники девушку. Арлин Белзинджер, представляешь? Из полиции нравов. Она красотка, но… ты и сам знаешь.

– Она белая, – обронил Павлик.

– Ага, – согласился Грини. – У тебя ведь тоже напарник белый?

– И у него есть ребенок, – сказал Павлик. – Болеет за «Джетс». Кстати, у тебя ведь есть знакомый, который может достать любые билеты. Попроси парочку для меня, а?

– Я так понимаю, ты уже пообещал Денафриа билеты, – усмехнулся Грини. – Не теряя времени, принялся лизать ему зад?

– Мы с ним служим в полиции приблизительно одинаковое время, – ответил Павлик. – Только я работал в убойном отделе и в полиции нравов, а он – в отделе по борьбе с уличной преступностью и в отделе по борьбе с оргпреступностью.

– Его судили за убийство чернокожего подростка, – насупился Грини.

– Да, я в курсе, – кивнул Павлик. – Но его оправдали. Тот парнишка выстрелил первым.

Грини ухмыльнулся:

– Да, так всегда говорят.

Павлик поднял руки вверх.

– Да я счастлив, что меня самого не взяли за задницу, – признался он. – Мне показывали пленку с записью: я избиваю психа Уоллера в том подвале, где я его нашел. У него там, оказывается, была видеокамера. Пленку захапали ребята из ФБР. Если бы мне не повезло, я сейчас бы сидел за решеткой. Так что… не мне выступать. Если окажется, что мой новый партнер сторонник превосходства белой расы, я потребую перевести меня в другой отдел. Но я стараюсь не гнать волну, когда не надо.

Грини удивленно поднял брови.

– Я ведь шучу насчет твоего напарника, – пояснил он. – А ты… будь осторожен.

– По-моему, он ничего, – продолжал Павлик.

– Вы с ним уже мерились членами? – спросил Грини, но тут же отмахнулся. – А смысл какой? Вы ведь с ним оба белые.

– Холмс, так ты сможешь достать мне билеты или нет? – напомнил Павлик.

– Я же сказал – достану, – ответил Грини. – «Да» значит «да».

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Ну, мне пора.

– Не жди, что я поцелую тебя на прощание.

Павлик натужно улыбнулся.

Грини поступил так же.

Убедившись, что мальчик на них не смотрит, бывшие напарники показали друг другу средний палец.

Через полчаса Павлик встретился с Денафриа у входа в «Макдоналдс» на бульваре Кросс-Бэй, в Куинсе. Денафриа, успевший переодеться в коричневую трикотажную рубашку и мешковатые серые тренировочные штаны, ждал его у бокового входа в закусочную. Павлик по-прежнему был одет для работы. Он снял свой темно-синий блейзер и набросил его на спинку переднего сиденья машины.

– Манджино там, – сказал Денафриа. – Вон он, за угловым столиком. Похож на орангутанга. С ним еще двое.

Павлик заглянул в окно.

– Кто они такие? – спросил он.

– Один – Джимми Пинто, – ответил Денафриа. – Второго, по-моему, зовут Юджин Транкатта или Транкетти – в общем, как-то так. Имя – точно Юджин. Вон тот, лысый, лопоухий. Похож на слоненка Дамбо.

Павлик снова посмотрел через стекло и разглядел лысого. Денафриа швырнул окурок на пол.

– Что будем делать? – поинтересовался Павлик.

– По-твоему, они нас заметили? – спросил Денафриа.

Павлик отступил на шаг и принялся смотреть на троицу за столиком. Наконец, лысый и лопоухий Юджин поднял голову.

– Да, вот теперь они нас точно заметили, – сказал он.

– Прямо по курсу копы. – Юджин Транкатта откусил кусок фишбургера и вытер губы салфеткой.

– Кто их приволок за собой на хвосте? – спросил Джимми Пинто.

– Я прождал вас тут почти полчаса, – сразу оправдался Транкатта. – Значит, кто-то из вас.

– Прежде чем войти, я помочился за деревом, – сказал Джимми Манджино. – Возможно, они меня видели.

– Ты серьезно? – вскинулся Пинто.

– Нет, – усмехнулся Манджино.

– Как по-твоему, зачем они сюда приперлись? – спросил Транкатта у Манджино.

Манджино посмотрел Транкатте в глаза.

– Не знаю, – ответил он.

– Тогда спросим у них самих, – заметил Пинто. – Они идут сюда.

Денафриа остановился за спиной у Джимми Манджино. Павлик встал за спиной Джимми Пинто.

– Вам чего, ребята? – спросил Транкатта у Денафриа.

– Я друг Витторио Тангорры, – ответил Павлик, глядя сверху вниз на Манджино.

Манджино не отвел взгляда.

– Ну и что? – вступил Пинто. – Кто он такой?

– Один бедолага, которого запугивают два головореза, – продолжал Павлик. – Их внешность совпадает с вашей.

– С моей? – Транкатта уперся пальцем себе в грудь.

Павлик перевел взгляд с Манджино на Транкатту.

– Кто ты такой, я понятия не имею, – сказал он. – Только вижу, что у тебя уши огромные, как у слона.

Пинто и Манджино расхохотались.

– Да пошли вы оба знаете куда! – обиделся Транкатта.

Павлик ткнул пальцем в Пинто и Манджино.

– Вы ошивались возле дома старика и запугивали его старушку жену, – сказал он. – А это табу.

Манджино зевнул. Джимми Пинто облокотился о маленький столик.

– Вы кто, ребята, – копы? – спросил он.

– Конечно копы, – ответил Манджино. – Поэтому и строят из себя крутых.

– Что, простите? – Павлик развернулся к Манджино.

Манджино поморщился.

– Хочешь, пойдем выйдем, – предложил Павлик. – Не волнуйся, свой жетон я оставлю здесь.

Манджино стряхнул с груди воображаемые крошки.

– Да я тебя пополам разорву, приятель, – рявкнул он, не глядя на Павлика.

Павлик рванулся к Манджино, но Денафриа обхватил его за плечи и развернул к себе лицом. Два детектива долго смотрели друг на друга. Денафриа отвел Павлика подальше от столика, к выходу. Дождавшись, когда Павлик выйдет наружу, он вернулся в зал.

– Передай своим дружкам, что за ними слежка, – обратился Денафриа к Транкатте. – Если они сами еще не догадались.

– Передам, – ответил Транкатта, сжимая кулак и двигая им вверх и вниз.

Денафриа ткнул в Транкатту пальцем.

– Ну вот и молодец, – сказал он. – Твоя мамаша делала точно так же. Наверное, в тот раз ты и унаследовал свои уши.

Пинто и Манджино с трудом удержались от смеха. Транкатта долго смотрел на своих приятелей и хмурился.

На стоянке оба детектива отошли в такое место, где их не было видно из зала. Денафриа заговорил первым:

– Я не мог позволить тебе ударить Манджино. Ты ведь понимаешь?

Павлик кивнул.

– Я даже не знаю, стоило ли на него срываться, – признался он. – Но он вел себя очень нагло. А если бы он ударил первым, было бы еще страшнее.

– Драться он умеет, – согласился Денафриа. – А еще он здорово умеет ломать пальцы. Он, кстати, выжимает лежа сто восемьдесят килограммов.

Павлик ощетинился.

– Не собираюсь тебя подначивать, – продолжал Денафриа. – Я просто так говорю. Парень зарабатывает себе на жизнь такими делами. Он животное, настоящая скотина, грубая и примитивная. Но он не настолько глуп, чтобы напасть на полицейского. Тебе придется с этим смириться. Правда, его можно невзначай толкнуть. Главное – вовремя остановиться, не давать воли рукам.

Павлик отвернулся.

– Алекс, я не читаю тебе мораль, – сказал Денафриа.

– Называй меня Павлик, – велел Павлик.

– Ладно. Павлик так Павлик. Так вот, я не читаю тебе мораль. Просто не хочу, чтобы ты запорол все дело. Особенно из-за такой мелкой сошки. Нам надо довести до конца то, ради чего мы здесь.

Наконец, Павлик повернулся к Денафриа.

– А ради чего мы здесь? – уточнил он.

– В конце концов до них дойдет, что охотиться надо на женщину, Лусию, – объяснил Денафриа. – Она-то как-нибудь сумеет отдать им долг. Мы лишь подтолкнули их в нужном направлении. И это нам на руку, потому что нам понадобится ее помощь.

Павлик молча ждал продолжения.

– Ты как, в порядке? – спросил Денафриа.

Павлик по-прежнему молчал.

Денафриа поднял руку, чтобы привлечь к себе внимание напарника.

– Ты хоть скажи что-нибудь!

– Да в порядке я, в порядке! – Павлик оттолкнул руку Денафриа.

– Спасибо, – сказал Денафриа.

– Пожалуйста, – отрезал Павлик.

9

В начале второго ночи Манджино сидел в крошечном баре ресторана «Тапас, тапас, тапас». По дороге он успел нюхнуть кокаина и потому сейчас хлюпал носом, а глаза у него были красные.

Женщина, которую он приехал повидать, сидела с краю барной стойки и возилась с корешками чеков, которые сдавали официанты. Хозяйка ресторана была в черно-белом костюме – пиджаке и юбке. На ногах – высокие, до бедер, черные сапоги. Бармен, парень лет двадцати с небольшим, расстегнул воротник рубахи и расставлял на полочке чистые стаканы. Он курил сигарету, но, увидев Манджино, вынул сигарету изо рта и сообщил, что бар закрыт.

– Погодите еще немножко, – попросил Манджино. – Я пить хочу.

– Извините, сэр, но мы закрыты, – повторил бармен. – Я не могу вас обслужить.

Манджино встал с табурета.

– Тогда, – заявил он, – я обслужу себя сам.

Хозяйка подняла руку, утихомиривая бармена, и повернулась к Манджино.

– Сэр, – примирительно заговорила она, – сегодня у нас был трудный день. А сейчас мы закрываемся.

– А ну, налей пива, – велел Манджино, глядя в упор на бармена.

Бармен всеми силами старался сделать вид, будто он тут ни при чем. Хозяйка ткнула в Манджино пальцем.

– Дай ему пива, – распорядилась она наконец и подняла палец. – Одно. Только одно!

Бармен вскрыл бутылку «Будвайзера» и поставил на подставку.

– Три пятьдесят!

Манджино вскинул кулак в воздух и отпил большой глоток – полбутылки сразу. Потом он громко, на весь бар, рыгнул и развернулся на своем табурете лицом к хозяйке.

– Ты будешь Люси? – спросил он.

– Что? – удивилась хозяйка.

– Вы-то кто такой? – вмешался бармен.

Манджино мельком глянул на бармена и увидел, что парень сжимает в руках полицейскую дубинку.

– Неужели ты собираешься меня ударить, сынок? – проворчал он.

– Может быть, – ответил бармен, косясь на хозяйку.

– Слушайте, мистер, кто бы вы ни были, нам здесь неприятности ни к чему, – вмешалась хозяйка. – Сегодня у нас был тяжелый день. Пожалуйста, уходите. Ясно? За пиво можете не платить.

– Это у него в руках дубинка, а не у меня, – сказал Манджино.

– Что вам нужно? – спросила хозяйка.

– Пятьдесят восемь тысяч долларов, – ответил Манджино. – Правда, вряд ли у тебя сейчас при себе такие деньги. Ну и ладно. Давай хотя бы часть. Скажем, пару тысчонок. Или сколько вы там насобирали сегодня. Короче, открывай кассу!

Хозяйка покосилась на бармена. Манджино вовремя увидел его отражение в зеркале над стойкой и проворно соскочил с табурета – дубинка прошла в нескольких сантиметрах от его головы. Бармен устремился к выходу, но Манджино его опередил. На ходу он надел на правую руку медный кастет и замахнулся, метя бармену в лицо.

Громко хрустнула сломанная челюсть. Бармен скрючился от боли, закрывая руками окровавленное лицо. Хозяйка, крича, соскочила с табурета и бросилась к двери. Манджино догнал ее, схватил за волосы и что было сил ударил лицом о столик. Снова послышался тошнотворный хруст. Когда он выпустил Лусию, женщина тяжело осела на пол между двух стульев. От боли и потрясения глаза у нее остекленели. Она выплевывала на колени осколки выбитых зубов. Кровь изо рта заливала блузку.

Манджино взял все деньги из кассы, а также из карманов бармена и сумочки Лусии Гонсалес. Он вышел из ресторана всего через десять минут после того, как вошел туда. У двери он оглянулся через плечо и улыбнулся хозяйке.

– За массаж лица можешь не платить! – сказал он.

– Ну ты и хитер – написал номер пейджера на салфетке! – приветствовала гостя Лианна Флинн, открывая дверь.

На ней был сине-белый тонкий свитерок и темно-синие трусики бикини. Впустив Джимми Манджино, она налила себе чашку кофе.

Лианна жила в небольшой квартирке в районе Мюррей-Хилл на Манхэттене. Мебель гостиной составляли белый кожаный диван, такое же кресло, стеклянный кофейный столик и черный коврик на полу. В центральной секции небольшой черной стенки стоял телевизор. Дверь справа вела в спальню. Слева от входной двери размещалась крошечная кухонька.

Манджино прошел в гостиную, оглядел обстановку.

– Кто оплачивает квартиру? Ларри? – спросил он.

– Частично, – ответила Лианна. – Мы с ним не настолько близки, а у меня есть работа.

– Сейчас угадаю, кем ты работаешь, – наморщил лоб Манджино. – Ты танцовщица!

– Нет, – возразила Лианна. – Я хостесса в ресторане, который принадлежит другу Ларри. Недалеко отсюда, в Ист-Сайде. Но я не перенапрягаюсь. Работаю две ночи в неделю.

Манджино плюхнулся на диван.

– Хороший, мягкий, – одобрил он.

– Чувствуй себя как дома, – сказала Лианна, переминаясь с ноги на ногу.

Манджино похлопал по дивану рядом с собой, приглашая ее сесть рядом.

– Ты очень рисковал, когда оставил мне свой номер, – заявила она. – А если бы я ему сказала?

– У меня насчет тебя было предчувствие. – Манджино ухмыльнулся.

– Вот как? – спросила Лианна.

– Ты любишь больших парней, – расправил плечи Манджино. – Ларри толстяк, но невысокий. Я видел, как ты на меня смотрела. Ты любишь все большое. Я прав? Каков будет твой утвердительный ответ?

Лианна отпила глоток кофе.

– Ты очень уверен в себе.

Манджино снова похлопал по дивану.

– Да, – сказал он. – Ну, как ты больше любишь – снизу или сверху?

В течение следующего часа они бурно занимались сексом. Оба достигли оргазма не по одному разу и потому в конце концов выдохлись. Около полуночи зазвонил телефон. Манджино вышел на кухню налить себе кофе, а Лианна сняла трубку. Когда Манджино вернулся в спальню, Лианна только что закончила разговаривать.

– Это был он, – сказала она.

– Кто, твой пончик? – спросил Манджино, держа в руках чашку с кофе.

– Ага.

– Ну и сколько у него есть?

Лианна закурила сигарету.

– У Ларри? Денег?

– Ну да. Сколько у Ларри денег – хотя бы приблизительно?

– Много, – ответила Лианна. – Хотя денежки принадлежат его матери. И все капиталы вложены в какие-нибудь акции. Каждые несколько месяцев он получает небольшие премии. В такие дни у него карманы раздуваются от наличных денег.

– Ну да, – кивнул Манджино. – И он раздает их направо и налево – всяким там парикмахерам.

– Он старается поразить воображение своих придурочных богатых друзей, – откровенничала Лианна. – Намекает, что он связан с мафией. Его папаша как будто действительно сотрудничал с мафией. Не знаю, как вел себя его папаша, а Ларри действительно раздает деньги направо и налево. Все его дружки его обирают. Наверное, сейчас его старик в гробу переворачивается…

– Он обещал заплатить мне восемнадцать кусков, если я верну ему деньги, – сказал Манджино. – Восемнадцать-то кусков у него есть?

Лианна улыбнулась.

– Ты что-нибудь сделал? – спросила она. – Что? И кому? Парикмахеру?

– Не важно. – Манджино покачал головой. – Так у твоего дружка есть деньги, чтобы заплатить мне?

– Ты сначала скажи, что ты сделал, – не сдавалась Лианна. – Люблю слушать про такое. Меня это заводит. Ларри только болтает. А ты, сразу видно, человек серьезный.

Манджино ответил не сразу.

– Я сделал его подружке массаж лица, – нехотя проговорил он через несколько секунд.

Лианна поморщилась.

– Она что, у тебя отсосала? – спросила она. – Ты позволил кубинке дотронуться до тебя? Какая гадость!

– Я этого не говорил! – возмущенно возразил Манджино.

Лианна посмотрела на него в замешательстве.

– Тогда что такое «массаж лица»?

– Я ей зубы выбил, – пояснил Манджино.

– Ах вот оно что! – Лианна снова просияла. – Ух ты! Круто!

– Ну и как, заплатит он мне или нет? – повторил Манджино спустя еще какое-то время.

Голая Лианна стояла на пороге спальни. Между ног у нее виден был клочок розовой бумажной салфетки. Они только что снова занимались сексом. Лианна дернула плечом.

– Кусков пятнадцать у него, наверное, есть, – сказала она. – Ларри любит нагревать по мелочам. Потом будет хвастать мне, что ты – настоящий болван.

– В самом деле? – спросил Манджино.

Лианна подошла к кровати и легла на живот рядом с Манджино. Потом взяла его за руку и положила на свое бедро.

– Помассируй меня, пожалуйста, – попросила она.

Манджино несколько раз провел по ее ногам сверху вниз, а потом довольно сильно шлепнул по заду.

– Ой! – воскликнула она, поворачиваясь к нему. – Больно!

– Знаешь, в скольких задницах я побывал за последние несколько лет?

Лианна скорчила гримасу.

– Ужас какой! – сказала она. – Ты ведь имеешь в виду мужчин!

– По-твоему, есть какая-то разница, кого трахать в зад – мужчину или женщину?

Лианна подняла руку:

– Прекрати!

– Мы надевали презервативы, – утешил ее Манджино.

– Гадость!

Манджино закурил сигарету.

– Ну как, поможешь мне раздеть своего дружка?

– Не знаю. – Лианна пожала плечами. – Мне-то с того какая выгода? Я многое теряю.

– Солнышко, он на тебе не женится, поверь мне, – сказал Манджино.

– Ты-то откуда знаешь? – спросила Лианна.

– Потому что он специально при мне унижал тебя! Когда ты позавчера вышла в туалет, он обозвал тебя шлюхой, – объяснил Манджино. Лианна напряглась. – Сначала назвал тебя классной телкой, а потом сказал, что ты – всего лишь очередная шлюха.

Его слова задели Лианну за живое. Она развернулась и оперлась на локоть.

– Ты серьезно? Поганый жирный ублюдок так меня обозвал?

Манджино быстро перекрестился.

– Чтоб я сдох! – выдохнул он. – Не ценит он твою красоту.

Лианна прикусила губу.

– Ну и ладно, тогда хрен с ним, – всхлипнула она. – Говнюк несчастный, маменькин сынок!

– Не принимай близко к сердцу, – посоветовал Манджино. – Ты ведь можешь ему отомстить. И даже более того.

– Расскажи как, – сказала Лианна. – Чего ты от меня хочешь?

– Сейчас я хочу от тебя совсем другого, – ухмыльнулся он.

– Что мне делать? – закричала она.

Манджино показал себе на глаза.

– Знаешь, как говорят тренеры игрокам? Не спускай с него глаз. Пока что просто последи за ним.

10

Элиш Фален стояла на пороге кухни и смотрела на Павлика. Тот сидел перед неработающим телевизором, тупо уставившись в экран. Так он провел все время после того, как они пришли домой. Элиш успела принять душ и переодеться, а он больше сорока минут просидел в одной и той же позе.

Она надела короткую зеленую юбку, бежевую блузку и белые туфли на высоком каблуке. Закинув руки за спину, она возилась с тугой застежкой на жемчужном ожерелье. Когда она встала прямо перед Павликом, он не сразу отреагировал.

– Эй, милый! – позвала его Элиш.

– А? – Павлик вскинул голову и широко раскрыл глаза. – Ух ты! Классно выглядишь.

– Слава богу, заметил, – улыбнулась Элиш. – Я, конечно, оптимистка, но даже у меня зародились сомнения, не впал ли ты в кому.

– Извини, – сказал Павлик. – У меня был тяжелый день.

– Ты рассказывал, – кивнула Элиш. – Вчера один плохой парень плюнул тебе в миску с овсянкой, поэтому тебе до сих пор больно и обидно. Но твой новый напарник прав. Нельзя без конца ко всем задираться. Особенно к плохим парням. Возможно, твой Денафриа спас тебя от неприятностей.

– Я и раньше так поступал, – возразил Павлик. – Подонков надо учить!

– Ну да, – кивнула Элиш, – а Декстеру приходилось постоянно тебя прикрывать. Но теперь у тебя другой напарник. И вряд ли он будет мириться с твоими выходками.

– Вчерашний оказался настоящим отморозком, – сказал Павлик. – Кстати, он итальяшка.

Элиш долго смотрела на Павлика сверху вниз – пока он не заулыбался.

– Что такое? – спросил Павлик. – Ну да, итальяшка. Тот самый громила, который запугивал несчастного старика. Я ведь тебе рассказывал.

– Да, а накануне был еще один придурок, который бил собаку, – сказала Элиш. – Послушай, нельзя сражаться со всем миром. Образумься ты, наконец! Вымещай злобу на груше в спортзале.

– Я стараюсь, – кивнул Павлик. – Но теперь мне не дает покоя, что я позволил ему оскорбить меня. Я не сорвался, устоял, зато теперь мне не по себе. Интересно, почему?

Элиш постучала пальцем по циферблату часов.

– Милый, я бы охотно послушала все еще раз. Но мы с тобой заказали столик на круизном теплоходе, который в полдевятого отходит из Вест-Сайда.

Павлик зажмурился.

– Ах да… – воскликнул он. – Извини! Совсем забыл.

– Время еще есть, – сказала Элиш. – Если прямо сейчас примешь душ, переоденешься и перестанешь дуться по поводу того, что тебя обошли в поединке, у кого яйца круче.

Павлик вскочил и побежал в ванную.

– Ух и задал бы я тому подонку, если бы смог! – на ходу выкрикнул он.

– Конечно, милый, – кивнула Элиш.

Перед десертом они танцевали медленные танцы. Когда музыканты доиграли «Летний ветер», Элиш прижалась к Павлику, и он поцеловал ее в макушку.

– Как было здорово, – вздохнула Элиш.

– От тебя восхитительно пахнет.

– Ты всегда целуешь то, что восхитительно пахнет?

– Всегда.

Она подняла голову и поцеловала его в губы.

– Ну а сейчас что ты чувствуешь?

– Я хочу домой, причем немедленно, – ответил Павлик.

Элиш снова поцеловала его.

– По-моему, я мог бы в тебя влюбиться, – заявил Павлик.

Музыканты снова заиграли медленный танец, и они снова закружились по площадке.

– Неужели ты забыл о конкурсе, у кого круче яйца? – спросила Элиш.

– Что? Господи, ну конечно. И с чего ты взяла?

– Милый, ты застал меня врасплох.

– И все-таки постарайся не наступать мне на ноги, – заявил Павлик. – Знаешь, когда я сказал, что готов в тебя влюбиться, ты…

– Билеты на «Джетс»! – вдруг воскликнула она.

– Что?! – У Павлика исказилось лицо.

– Ты ведь собирался по пути забрать билеты на футбол! – напомнила Элиш. – Для твоего нового напарника.

Павлик отпустил ее и долго смотрел перед собой.

– Скажи хоть что-нибудь! – Элиш обняла себя за плечи. – А то мне не по себе.

Павлик привлек ее к себе. Элиш прильнула к нему и положила голову ему на плечо.

– Я говорю, что влюбляюсь в тебя все больше, – прошептал он. – А ты говоришь, что…

Элиш быстро чмокнула его в плечо, крепче прижимаясь к нему.

– Ах ты, увалень! Да я уже и так по уши влюблена в тебя.

– Ух ты! – восхитился Павлик. – Вот это да!

Джон Денафриа наблюдал за сыном. Тот сидел в его гостиной и играл в бейсбол на компьютере. Винсент Денафриа, светловолосый и голубоглазый, был рослым мальчиком и потому казался старше своих тринадцати лет.

Денафриа должен был сидеть с сыном до вечера, пока его бывшая жена не вернется с работы. На ужин он заказал пиццу и кока-колу. Винсенту не терпелось поиграть на компьютере с тех самых пор, как он вошел в отцовскую квартиру.

– Есть! – закричал Винсент. – Пьяцца только что принес команде решающее очко!

– Сколько игр осталось провести? – спросил Денафриа.

– Двадцать пять, – ответил Винсент. – А у Пьяццы уже сто тридцатая успешная пробежка!

– В мое время Пьяцца был бы рад, если бы выбивал двадцать пять очков за сезон.

– Он самый лучший! – вопил Винсент.

– Да, он играет неплохо, – согласился Денафриа. – Наверное, он даже очень хорош. Но по новым правилам заработать очко ничего не стоит.

Винсент долго молотил по клавишам и обернулся к нему не сразу.

– Извини, папа.

– Да нет, ничего, – ответил Денафриа. – Конечно, в мое время с помощью таких игр можно было чему-то научиться. Например, математике. У меня не было компьютера, на котором можно было бы, например, вычислять индексы курсов ценных бумаг. Тогда статистику еще не перевели в цифру.

– Сейчас гораздо легче, папа, – сказал Винсент.

– Конечно. – Денафриа протянул сыну тарелку с шоколадным печеньем, поставил рядом с ним на стол стакан молока. Сам он сел в свое любимое кресло с откидной спинкой и скамеечкой для ног.

Увидев молоко, мальчик поморщился.

– Я молока не пью, – набычился он. – Особенно после газировки. Высру все мозги!

– Что, прости? – оторопел Денафриа.

– Ты у мамы спроси, – посоветовал Винсент. – У меня от молока понос.

– Сын мой, следи за своим языком, договорились?

Винсент пожал плечами. Денафриа закурил сигарету.

– Как твоя работа? – спросил Винсент. – Мама говорит, тебе дали напарника. Раньше у тебя напарников не было, да?

– Да, я давно уже работаю без напарника, – ответил Денафриа. – А этот вроде ничего. Он был боксером. Выступал на ринге. Тяжеловес.

– Если вы подеретесь, кто победит?

– Не знаю. Он очень здоровый.

– А как твоя личная жизнь? – Винсент продолжал набивать рот печеньем.

До Денафриа дошло не сразу.

– Что?

– Маме было интересно, сумеешь ли ты отвлечь меня от компьютера, вот она и попросила поговорить с тобой, – ответил Винсент.

– Ясно, – кивнул Денафриа. – Что еще она просила тебя сделать?

– Больше ничего, – ответил Винсент. – Спросить тебя о новом напарнике и о твоей личной жизни. Ты в самом деле с кем-то встречаешься?

– Нет, – ответил Денафриа. – И твоей матери это уже известно, так что не знаю, зачем она велела тебе расспрашивать меня.

Винсент снова пожал плечами.

– А ты? – спросил Денафриа у сына. – Интересуешься кем-нибудь в школе?

– Нет уж, спасибо. – Винсент скривился. – Мне хватает проблем с математикой.

– У тебя не было бы проблем, если бы ты играл в нужные игры. То есть с кубиком, бумагой и карандашом. Там нужно производить подсчеты. Складывать, вычитать, умножать, делить. Понимаешь, о чем я?

Винсент закатил глаза.

– Нет. папа. У меня нет подружки.

– Что? Ах да. Ну, нет, так будет. И раньше, чем ты думаешь.

– Уж лучше поиграть в бейсбол.

– А ты, оказывается, умнее меня.

Винсент ткнул в отца пальцем и улыбнулся.

– Потому что я играю на компьютере!

Денафриа понял, что крыть нечем.

– Ну да, – кивнул он. – Возьми еще печенье.

11

Ларри Берра и Лианна сидели на открытой террасе итальянского ресторана «Кристина» на Второй авеню. Вечерело, но солнце еще припекало. Почти все столики рядом с ними были заняты. Берра наклонил зонтик к себе, закрывая плечи от солнца. Лианна, которой яркие лучи теперь били в глаза, недовольно поморщилась и надела темные очки.

Через несколько минут к парочке присоединился Джимми Манджино. Он узнал зеленовато-голубую маечку в обтяжку, которую сегодня надела Лианна, потому что несколько дней назад видел маечку у нее в шкафу. Наряд подчеркивал пышный бюст Лианны.

Мужчины поцеловались в щеку, и Манджино сел за столик наискосок от Берры. Он жестом показал на Лианну.

– При ней разговаривать можно? – спросил он.

Берра оглянулся на свою подружку. Та сидела слева от него.

– Да, валяй, – разрешил он.

Манджино вежливо улыбнулся Лианне.

– В конверте, который ты мне передал, оказалось всего двенадцать тысяч, – сказал он. – Мы с тобой договаривались о восемнадцати. Шести тысяч недостает.

– Мы договаривались, что ты пришлешь мне какую-нибудь часть тела, – напомнил Берра, тыча в Манджино пальцем. – Сам же обещал.

Манджино разминал между пальцами сигарету. Берра, привстав, поднес ему зажигалку.

– Пока что его подружка позвонила мне по телефону и обещала когда-нибудь вернуть половину от пятидесяти восьми тысяч, – продолжал Берра. – То есть даже половины денег у меня еще нет. Я не могу их увидеть, подержать в руках, пересчитать. Я не получил ни пальца, ни уха, ни денег. Считаешь, что я тебе недоплатил? А ты попытайся взглянуть на дело с моей точки зрения. Меня обули.

Манджино вынул из вазочки зубочистку, надорвал бумажную обертку и сунул зубочистку в рот.

– Сейчас ты получил нечто большее, чем деньги, – ответил он. – То, чего не было у тебя еще неделю назад. Уважение. Она сказала, как я их отделал – и ее, и бармена?

Берра кивнул.

– А еще она сказала, что ей придется потратиться на лечение. И на себя, и на то, чтобы заткнуть рот бармену. И что она вычтет эти расходы из суммы долга.

Манджино расхохотался.

– Она стрясла с тебя пятьдесят восемь кусков и еще хочет, чтобы ты оплатил ей расходы на лечение, потому что тебе пришлось нанять специалиста по выбиванию долгов? Прости, я, наверное, чего-то не понимаю…

Лианна тихонько хихикнула.

– Тебе смешно? – зарычал на нее Берра.

Лианна опустила голову, пытаясь подавить смех. Покосившись на своего приятеля, она увидела, что тот по-прежнему следит за ней.

– Что? – спросила она.

– Над кем смеешься, мать твою? – спросил Берра.

– Над тобой, – ответила Лианна. – Она тебя ограбила, да еще хочет, чтобы ты платил ее бармену. Обхохочешься!

Берра отвернулся от нее.

– Она говорит, – заявил он, обращаясь к Манджино, – что ей придется как следует подмазать бармена, чтобы парень не пошел в полицию.

– Ни в какую полицию он не пойдет, – пообещал Манджино, улыбаясь Лианне. – О нем я позабочусь. Если ты не хочешь с ней общаться, я сам ей передам.

Берра увидел, что его подружка тоже улыбается Манджино.

– Веселишься? – рявкнул он.

Лианна закатила глаза и встала.

– Мне надо в туалет, – заявила она.

Берра протянул ей десятку.

– Купи мне пачку «Мальборо», – велел он. – Тебе что-нибудь нужно? – спросил он у Манджино.

Манджино только отмахнулся.

– А может, лучше я сама тебе куплю, на свои? – спросила Лианна у Берры.

– Купи сигареты, мать твою, и не умничай! – прорычал Берра.

Берра смотрел Лианне вслед, когда она поднималась по лесенке. Манджино наблюдал за Беррой.

– У нее с позавчерашнего дня месячные, – сказал Берра.

– Ты был прав, – сказал Манджино.

– Насчет чего?

Манджино махнул рукой в сторону лесенки:

– Насчет нее.

Берра откинулся на спинку стула и отпил вина.

– В каком смысле?

– Она действительно шлюха, – подтвердил Манджино. – Все как ты и говорил. Запала на меня. Я ее трахнул. Не знаю, удосужилась ли она признаться тебе? Я решил на всякий случай рассказать обо всем сам. Больно видеть, как ты сносишь от нее оскорбления – например, только что она тебя с грязью смешала, а ты стерпел.

Берра трясущимися пальцами вытаскивал из пачки сигарету.

– Ты серьезно? Не накалываешь меня? Ты в самом деле ее трахнул?

– Да, – кивнул Манджино. – Трахнул. В ту самую ночь, как мы вместе с тобой сидели в ресторане. Она спросила номер моего телефона в первый же вечер, как мы познакомились. Велела написать его для нее на салфетке. На следующий вечер она мне позвонила. Я ей не перезвонил. Она перезвонила сама на следующий день. Достала меня своими звонками. Ларри, она тебя не уважает. Она знает, что ты не женишься на ней.

– И чего ради я должен тебе верить? – спросил Берра.

– Я оказываю тебе услугу, – объяснил Манджино. – Я уже оказал тебе услугу. Ты теперь знаешь, что не стоит тратить на нее время. И деньги – кстати, только твои денежки ее и интересуют. Если ты обиделся на меня, если считаешь, что я тебя не уважаю, можешь не платить остаток от восемнадцати тысяч. Я как-нибудь проживу. Но мне не терпится работать с тобой вместе, Ларри. С моей точки зрения, ты – большой человек. У тебя есть влияние и деловая сметка. Я тебе пригожусь. Не скрою, меня тоже интересуют твои деньги, но только в том смысле, что с тобой я могу неплохо заработать. Я не собираюсь тебя грабить, иначе ни за что не рассказал бы тебе о ней.

Берра допил остатки вина.

– Надо подумать, – протянул он.

– Не спеши, – разрешил Манджино. – Прикинь все за и против, и поймешь, что я прав. Я вывел ее из игры заранее, до того, как она причинит тебе вред. Опозорит и ограбит. Она шлюха. Такая тебе не нужна.

Берра встал:

– Я еду домой.

Манджино кивнул.

– Когда она вернется, передай, чтобы больше мне не звонила, – продолжал Берра.

Манджино снова кивнул. Берра вышел из бара, слегка пошатываясь.

– Что ты ему сказал?! – закричала Лианна. – Придурок долбаный!

– Расслабься, я обеспечил нам с тобой свободу действий, – сказал Манджино.

Они были в ее квартире. На Лианне была та самая зеленовато-голубая маечка и черные трусики-танга. Манджино был в брюках, но без рубашки. На груди и плечах бугрились мышцы. Он сидел на диване и пил пиво, а Лианна расхаживала перед ним туда-сюда.

– Ты спятил? – не унималась она. – Зачем тебе понадобилось все ему рассказывать, тем более сейчас?

– Чтобы обезопасить наши капиталовложения.

– Какие еще капиталовложения? Что ты задумал? Я не собиралась его обдирать!

– Зато я собирался, – возразил Манджино. – И именно я могу ободрать его по-крупному. Вот признайся, много ты с него поимела? Я имею в виду – максимум. Пять тысяч? Десять? А я только что получил двенадцать кусков. И к концу недели раскручу его еще как минимум на десять. А может, и на больше.

– Мне-то с того какая выгода? – не поняла Лианна.

– Ты получишь свою долю после всего, – сказал Манджино. – Ты не думаешь.

Лианна остановилась:

– Ты серьезно, мать твою? По-твоему, я такая же дура, как Ларри?

– Вовсе нет, – ответил Манджино.

– Ну и что он ответил, когда ты ему все рассказал? Разве он не огорчился? Я ведь как-никак была его подружкой!

Манджино почесал волосатую грудь.

– Ларри слишком испуган, чтобы огорчаться из-за тебя, – рассудил он. – По-моему, в тот миг, когда я ему рассказал, он принялся прикидывать все за и против. Что он приобретет и что он теряет. Знаешь, как бывает…

– Вот козел! – ругалась Лианна. – Я его ненавижу! Ты бы видел, какой маленький у него член. Неудачник хренов!

Манджино встал с дивана и взял рубашку.

– Может, душ примешь? – посоветовал он. – Или ванну… Посиди в водичке, успокойся. Завтра я тебе позвоню. У меня есть кое-какие дела в Бруклине. В конце недели я тебе все расскажу. Кстати, мои дела и к Ларри имеют отношение. Он сидит на мешке с деньгами; надо его хорошенько растрясти.

Лианна подбоченилась.

– Что за дела?

– Увидишь, – обещал Манджино. – Иди, прими ванну. Успокойся. Ты сейчас так взбудоражена, что я даже притронуться к тебе боюсь. Прими таблеточку валиума. Остынь, а завтра поговорим.

– Ладно, – ответила Лианна. Выпуская Манджино из квартиры, она придержала для него дверь. Как только он оказался в коридоре, она с треском захлопнула ее.

12

Они встретились в закусочной «Тиффани» в Бруклине, в районе Бэй-Ридж. На Денафриа была синяя футболка с надписью «Пожарное депо Нью-Йорка» и синие брюки. Павлик был одет в фиолетовую с золотом форму «Викингов» и форменную бейсболку.

– Как прошло свидание? – спросил Денафриа.

– Что? – переспросил Павлик, откусывая кусок тоста из хлеба с отрубями.

Денафриа помешал сахар в кофе.

– На корабле.

– А, все замечательно. Просто замечательно. Рекомендую…

– Мне не с кем туда пойти. Меня жена бросила.

– Да, точно. Извини.

Денафриа потыкал вилкой в остатки яичницы.

– Сегодня утром в Канарси нашли труп, – сказал Павлик. – Не знаю, имеет ли это какое-то отношение к нашим делам, но один мой знакомый считает, что убийство – дело рук мафии. Почти сразу, как сообщили о трупе, на место примчались фэбээровцы.

Денафриа отпил глоток кофе.

– Я тебя внимательно слушаю.

– Утром мне позвонил мой бывший напарник, Декстер Грини, – продолжал Павлик. – Он до сих пор работает в убойном отделе. И живет в Канарси. В парня стреляли шесть раз. Два выстрела в голову. Декс понятия не имеет, кто такой убитый, но упомянул о том, что в его квартире нашли целые горы самой грязной порнухи.

Денафриа пил воду со льдом из синего пластмассового стаканчика.

– Твой бывший напарник не может выяснить для нас кое-что еще? Конечно, неофициально.

– Он позвонил мне потому, что убитый занимался распространением порнографии, – сказал Павлик. – Ни на что не намекал. Его звонок – своего рода сигнал тревоги.

– Не сомневаюсь, рано или поздно мы узнаем все подробности, – подтвердил Денафриа. – А пока нам нужно заскочить к милашке Лусии Гонсалес. Успела ли она поговорить с Ларри Беррой? Ставлю пять против одного, что она даже не подключила диктофон.

– Ну а сам-то как? – спросил Павлик. – Узнал что-нибудь новенькое?

– Да, – кивнул Денафриа. – Странное дело. У Тони Мопса украли любимую собачку. Он готов заплатить тому, кто ее найдет, пятьсот долларов.

Павлик не сводил с Денафриа пытливого взгляда.

– Пять сотен – сумма большая.

Денафриа не обратил на его слова никакого внимания.

– Все эти типы – полные психи, – скривился он. – Готовы выкинуть пять сотен за собаку, но могут и руку сломать мелкому букмекеру, который вовремя не отдал им пятьдесят долларов.

Павлик поперхнулся молочным коктейлем.

– Кстати, у меня кое-что есть для тебя и твоего сынишки, – вспомнил он, извлекая из кармана куртки два билета. – На восьмое ноября. «Джетс» играют против «Биллз».

– Ух ты! – вскричал потрясенный Денафриа. – Спасибо! Просто здорово…

– Десятый ряд. Трибуна «Джетс».

– Здорово! Сколько я тебе…

Павлик отмахнулся:

– Даже не думай!

– Нет, я серьезно. Не знаю, как тебя и благодарить. Сколько?

– Забудь. Сходи с сынишкой на игру, получи удовольствие.

Денафриа засунул билеты в бумажник.

– Обязательно, – сказал он. – Еще раз спасибо. Винсент навеки твой должник. Он уже просит твой автограф. Я рассказал ему, что ты боксер.

– Я был не очень удачливым боксером. Не был настоящим профессионалом. Обычно я проигрывал.

– Он расскажет друзьям, что ты был чемпионом в тяжелом весе.

– Класс!

– Винсент – хороший мальчик. Но сейчас ему нелегко. Он тяжело переживает наш развод, понимаешь?

– В честь кого его назвали?

– В честь моего отца.

– Такие у вас, итальяшек, традиции, да?

– Ну да, такова наша итальянская традиция.

Павлик поднял руки вверх.

– Я опять пошутил, – объяснил он.

Денафриа повторил его жест.

– Я понял.

Павлик намазал булочку джемом.

– Как тебе удалось уломать подружку парикмахера? – поинтересовался он.

– Она любит старичков. – Денафриа выдавил в стакан с томатным соком дольку лимона. – А старички любят ее. Витторио – не единственный, кого она обобрала. Кто знает, скольких она развела на большие деньги, чтобы открыть свой ресторан.

Павлик почесал затылок.

– Не понимаю, как можно ради какой-то бабы заложить дом, отдать ей все деньги…

– Любовь, – мотнул головой Денафриа. – Аморе.

– Ну да, так я и поверил. Любовь-морковь. Парикмахеру уже за шестьдесят. Неужели он такой придурок? Значит, она не рвется нам помогать?

– Совсем не рвется. Может, она и пойдет нам навстречу, если для начала не посоветуется со своим адвокатом. Но все-таки я бы на нее не особенно рассчитывал. Наша милашка Гонсалес видала виды. Тертая бабенка.

– А если головорезы, которых нанял Ларри Берра, тоже захотят с ней побеседовать?

– Да, они в каком-то смысле наши конкуренты. Но, как я уже говорил, Лусия – не наивная дурочка. Она выросла на улице. Наверное, она сама знает, как себя обезопасить. По крайней мере, поначалу.

– Ты так считаешь?

– Я считаю, что дамочка, которая обирает стариков, способна и не на такое.

– А может, съездим к ней? – предложил Павлик. – У меня вечер свободен. И потом, мне все равно нужно в те края. Мой спортзал в нескольких кварталах от ее ресторана. Давай встретимся там.

– Давай, – кивнул Денафриа. – Мне самому интересно, приходили они к ней или нет еще. Заодно проверим, как там диктофон.

– Ну и ладно, – проговорил Павлик с набитым ртом. – Я покажу ей свое удостоверение. Может, она испугается и сама подключит твою машинку.

Оглядев спортивный костюм Павлика, Денафриа выразительно поморщился.

– Мне казалось, ты не любишь футбол!

– Я получил форму в подарок, – пояснил Павлик. – Точнее, ее можно назвать взяткой.

– С виду похожа на настоящую.

– Она и есть настоящая. Несколько лет назад вечером, накануне матча, я арестовал игрока «Викингов». За вождение в нетрезвом виде. Напарник уговорил меня отпустить его. Ну, и он в благодарность через несколько недель прислал мне по почте свою форму. Точнее, его агент прислал форму моему напарнику.

– А ты смелый – носишь взятку, – заметил Денафриа.

Павлик ткнул в Денафриа пальцем:

– Кстати, именно он достал тебе билеты на «Джетс».

Когда детективы Денафриа и Павлик появились в ресторане «Тапас, тапас, тапас», официант сосредоточенно писал мелом на доске названия дежурных блюд. Павлик помахал своим удостоверением, а Денафриа сразу прошел в зал в поисках Лусии Гонсалес.

– Она в больнице, – сообщил официант, высокий и стройный латиноамериканец, смуглый, с тонкими усиками. – И на работе не появится еще как минимум неделю. Ее избили.

– Где бармен? – спросил Денафриа, возвращаясь в зал. – Тот парень, который работал позавчера.

Официант ткнул пальцем в сторону двери.

– Его тоже избили, – сказал он, потирая пальцами подбородок. – Ему сломали челюсть.

– Ты видел? – настаивал Павлик. – Их что, избили прямо здесь?

Официант пожал плечами:

– Я знаю только по слухам. Говорят, что их избили. Утром на одном столике и на полу была кровь. Нам сказали, что их избили и ограбили, вот и все.

Детективы переглянулись.

– Манджино, – бросил Денафриа.

Павлик стиснул зубы.

– Никто ничего не видел? – уточнил он, повернувшись к официанту. – Она не обратилась в полицию?

– Она сказала, что не хочет, чтобы ее снова избили, – ответил официант. – Поэтому и не вызвала копов.

– У тебя есть ее телефон, по которому с ней можно связаться? – спросил Денафриа.

Официант поднял руки вверх.

– Приятель, она велела никому не давать ее номер. Извините. Она – моя хозяйка. Я не хочу вылететь с работы.

– Я полицейский, – возразил Денафриа. – То, что тут произошло, касается и нас.

Официант криво усмехнулся.

– Меня что, возьмут на работу в полицию, если она меня уволит? – пошутил он. – Нет, ни за что. Я никому не даю ничьих телефонов.

Денафриа оглядел официанта сверху донизу. Павлик направился к телефону, чтобы проверить, подключен ли к нему диктофон. Он оглядел аппарат со всех сторон, но ничего не обнаружил.

– Ну что? – поторопил Денафриа, не сводя напряженного взгляда с официанта.

– Ничего нет, – ответил Павлик.

– А ну, говори, куда она спрятала диктофон? – набросился Денафриа на официанта. – Позавчера я сам его подключил!

– Он валялся в ящике под стойкой, – пояснил официант уже не так враждебно. – А где он сейчас – понятия не имею.

Павлик заглянул под стойку, но ничего там не нашел. Он опустился на колени и открыл дверцу шкафчика под раковиной. Нашел там два пластмассовых бидона из-под молока. В одном лежали грязные тряпки. В другом – несколько флаконов геля для мытья посуды.

– Здесь его нет, – заявил он.

– Уборщики все убрали. – Официант немного расслабился. – Если там что-то и было, наверное, они переложили это в другое место.

Павлик вскочил на ноги.

– А ну, говори ее телефон! – скомандовал он.

Официант снова поднял руки вверх.

– Не могу, – ответил он. – Извини, приятель, не хочу остаться без работы.

Павлик достал из заднего кармана брюк наручники и защелкнул один на правом запястье официанта.

– Какого черта? – возмутился тот и поспешно шагнул назад, не давая Павлику защелкнуть второй браслет.

– Ее номер, или ты арестован за кражу имущества полиции, – пригрозил Павлик.

– Вы не имеете права! – заволновался официант. – Я ничего не крал! – Он повернулся к Денафриа.

Павлик выразительно молчал, скрестив руки на груди.

– Наверное, ты прав, – сказал он наконец. – Обвинения с тебя снимут, но я гарантирую, что, перед тем как мы тебя выпустим, ты проведешь ночь за решеткой.

Официант перепугался. Он переводил взгляд с Павлика на Денафриа и обратно.

– Он не имеет права, – повторял он. – Вы не имеете права!

Павлик шагнул к официанту.

– Сейчас увидишь, имею я право или не имею, – сказал он.

– Ладно, ладно… – заныл официант. – Дам я вам ее гребаный номер! Только отпустите!

Павлик подмигнул Денафриа.

– Конечно, – сказал он. – Нет проблем, друг.

13

Манджино и Лукесси беседовали на лестнице Медисон-сквер-гарден в перерыве баскетбольного матча между командами Нью-Йорка и Майами. Манджино пил пиво из высокого пластикового стакана, Лукесси намазывал горчицей сосиску.

– Вот засранцы, – сокрушался Лукесси. – В следующий раз крепко подумаю, прежде чем ставить на Нью-Йорк.

– Да уж, – кивнул Манджино. – Видно, Спруэлл, мать его, опять напился перед игрой!

– Скорее всего, – кивнул Лукесси, откусывая кусок сосиски. – Он ни разу не сидел. Его даже ни разу не арестовывали. Дисквалифицировали на год и оштрафовали на какую-то мелочь, вот и все. А потом заключили с ним новый контракт на сто миллионов. Представляешь, сто миллионов за то, чтобы забрасывать мячик в кольцо!

– Даже за такие деньги не играют. – Манджино покачал головой.

Лукесси проглотил кусок и немедленно откусил другой. Проглотил второй кусок и ткнул в Манджино пальцем.

– Зато слыхал, как он умеет давать интервью? – спросил он. – Я имею в виду Спруэлла. Язык у него хорошо подвешен. И еще он напористый. И в игре идет до конца. Приносит команде пятнадцать, двадцать, двадцать два очка за один матч. Играет в агрессивной манере. Если бы он регулярно не опаздывал на тренировки, его можно было бы считать самым лучшим игроком у «Никербокеров».

– Только не сегодня, – возразил Манджино.

Лукесси откусил еще кусок и продолжал:

– А один парень из Филадельфии – ну, тот, что весь в татуировках, с головы до ног… Так вот, про него говорят, что он вообще выходит на площадку через сорок пять минут после начала тренировки. Комментатор назвал его поведение «проблема со временем». Надо ему было сделать еще одну татуировку: «Проблема». Представляешь, если бы человек постоянно опаздывал на работу на сорок пять минут? Как по-твоему, долго бы он продержался на рабочем месте?

– Вот одна из причин, почему я не работаю, – заявил Манджино. – Хотя за такие деньги, какие платят спортсменам, можно было бы и постараться. Получают по десять-двадцать миллионов в год – и еще прогуливают тренировки! Понятно, что они и на матчах не блещут. По крайней мере, в те дни, когда я на них ставлю.

Оба помолчали.

– Что-нибудь придумал с Ларри Беррой? – выговорил Лукесси с набитым ртом.

– Есть у меня одна мыслишка, – хмыкнул Манджино.

– Поделиться не хочешь? – Лукесси не переставал жевать.

– Я хотел сделать тебе сюрприз, – ответил Манджино. – Кстати, идею подкинул Юджин.

– Транкатта?

– Он самый.

– Что он, мать его, может предложить? Толкнуть очередную дозу?

– Лучше, – покачал головой Манджино. – Позволь мне тебя удивить. Тебе понравится.

Лукесси погрозил своему собеседнику пальцем:

– Смотри, не облажайся.

Оба посмотрели на часы.

– Кстати, насчет Юджина, – сказал Лукесси. – Ты с ним построже. Не давай ему вилять.

– Завтра у нас с ним очередная встреча, – ответил Манджино.

Лукесси доел сосиску, вытер губы бумажной салфеткой, скатал салфетку в комок и выкинул в пролет лестницы.

– Видел подружку Ларри? – спросил он. – Классная телка.

Манджино расплылся в улыбке.

– Конечно видел.

– Есть на что посмотреть, верно?

– Да, красотка.

Лукесси повел Манджино в коридор.

– Хоть в чем-то правильно тратит маменькины денежки, тупица несчастный.

– Ну да, наверное, – согласился Манджино.

Пистолет отдал ему пять лет назад старший брат, Джованни. Тогда в последний раз ограбили принадлежащий Джованни винный магазин. Грабители застрелили невестку Витторио Тангорры. Джованни Тангорра в тот день не успел защитить ни себя, ни жену. Пистолет они хранили в коробке под кассой. Когда к ним в магазин вломились грабители, Джованни принимал ванну. Вытираясь, он услышал выстрелы. Когда он выбежал в зал, его жена лежала на полу в луже крови. Ей три раза выстрелили в шею.

В день похорон Джованни отдал пистолет младшему брату. Потом он еще год жил в полном одиночестве и наконец покончил с собой – наверное, не выдержал.

Теперь Витторио Тангорра повсюду носил с собой тот самый пистолет двадцать пятого калибра. Выйдя из парикмахерской на перекур, он увидел на противоположной стороне Двадцать третьей улицы Ларри Берру. Тот стоял на тротуаре и махал ему рукой. Тангорра сунул руку в карман и пощупал рукоятку пистолета.

На Берре был темный деловой костюм. В руке он сжимал ручку черного кожаного кейса. Тангорра через плечо оглянулся на парикмахерскую и зашагал через дорогу. Берра с улыбкой поднял вверх обе руки.

– Не волнуйся! – крикнул Берра. – Я хочу только поговорить!

– Что тебе надо?

– Заключить сделку!

Парикмахер недоверчиво покачал головой и остановился в нескольких шагах от Берры.

– Денег у меня нет, – сказал он. – Я ведь сразу сказал. Пятьдесят тысяч – большая сумма.

Берра опустил руки.

– Точнее, не пятьдесят, а шестьдесят, но не будем мелочиться, – заметил он, хватая кейс одной рукой и протягивая старику вторую.

Тангорра сделал вид, что не замечает протянутой руки.

– Ты избил меня, как мальчишку. – Он опустил голову. – Я этого не забуду.

– Извини, – сказал Берра. – Я вышел из себя, забылся.

– Ты вполовину моложе меня, – продолжал Тангорра. – И избил меня, как мальчишку. Повалил меня на пол.

– Извини.

– Я не могу отдать тебе долг.

– Верь мне, я знаю.

– Что тебе нужно от меня?

– Помощь.

– Какого рода помощь?

– С полицией. Мне нужно, чтобы ты помог мне разобраться с полицией.

– Ко мне приезжал детектив, – сказал Тангорра. – Из отдела по борьбе с организованной преступностью.

Берра кивнул:

– Понимаю.

– Хотят, чтобы ты поговорил со мной по телефону.

Берра замахал руками:

– Витторио, я больше не требую, чтобы ты вернул мне деньги. Мне нужна только помощь!

– Откуда мне знать, что тебе нужно? Я старик. Что я могу для тебя сделать?

– Замолви за меня словечко, – ответил Берра. – Поговори с детективом, который к тебе приезжал, а про деньги забудем. Ну как, договорились?

Тангорра вытащил бумажник, порылся в визитных карточках и вытащил карточку, которую дал ему детектив Джон Денафриа.

– Ручка у тебя есть? – спросил он у Берры.

Берра вытащил ручку из внутреннего кармана пиджака.

– Конечно, – кивнул он. – Вот, бери.

Манджино наблюдал за происходящим из чулана, чуть приоткрыв дверцу. Транкатта и щеголевато одетый русский среднего возраста обменялись свертками. Оба положили свертки на письменный стол. Транкатта пересчитывал стопки стодолларовых купюр, а русский пробовал кокаин из целлофанового пакетика. Когда русский закончил пробовать товар, он постучал по пакетику и сунул его во внутренний карман спортивной куртки. Он пожал Транкатте руку и стал ждать, пока тот не сложит деньги в ящик письменного стола.

Затем Транкатта вместе с гостем вышел на стоянку. Еще раз пожал ему руку на прощание и повернул обратно.

Манджино следил за Транкаттой по монитору, установленному в кабинете. Он подождал, пока Транкатта войдет в кабинет и только потом вышел из-за стола.

– Ну что, проблем вроде бы не было, – заметил он.

– Надеюсь, и дальше не будет, – ответил Транкатта. – Я привык иметь с ним дело два-три раза в месяц. Но он хочет еще, и мне как-то не по себе. Ты ведь понимаешь, о чем я? Жадность никого еще не доводила до добра. Боюсь, его заметят, начнут следить – и тогда все, конец.

Манджино глубоко затянулся сигаретой и показал на ящики стола.

– Я ничего не увидел. В какой ты их положил?

Транкатта засмеялся.

– Надо было лучше смотреть, – сказал он, ткнув пальцем через плечо. – Надеюсь, ты как моя крыша хотя бы не пустой.

Манджино задрал штанину и показал Транкатте «беретту» девятого калибра, которую он носил в кобуре на лодыжке. Потом снова ткнул в сторону стола.

– Так куда ты положил денежки? – снова спросил он.

– Не спеши. – Транкатта жестом поманил Манджино к себе. – Вот, сейчас покажу.

Манджино отодвинул предложенный стул, а Транкатта отпер ключом ящик, в котором хранил деньги. Потом он сел на стол спиной к двери и пересчитал купюры. Манджино не сводил с него глаз.

Закончив считать, Транкатта разделил деньги на две кучки и взял из одной пять стодолларовых купюр.

– Пять сотен, – сказал он, передавая деньги Манджино. – Как видишь, трудиться тебе не пришлось.

Манджино, хмурясь, смотрел на деньги. Потом он показал на две кучки на столе:

– А с этими как?

– Одна – стоимость товара, другая – моя доля. А что? – спросил Транкатта. – Тебя пять сотен не устраивают?

– Насчет стоимости товара ты ничего не говорил, – упрекнул Манджино.

Транкатта пожал плечами:

– Я решил, ты и сам все понимаешь… Надеюсь, ты не думаешь, что товар достается мне бесплатно.

Манджино снова показал на деньги:

– Которая кучка твоя?

– Что?

– Сколько ты имеешь со сделки?

Транкатта оглянулся на деньги и всплеснул руками.

– Джимми, на что ты намекаешь?

– Сколько стоит партия? – настаивал Манджино.

Транкатта поморщился:

– Ты, наверное, шутишь?

– Нет, я серьезно.

– Джимми, – сказал Транкатта, – я и так сделал тебе любезность. – Он встал и развел руками. – Ну, так какого черта?

Манджино пожирал глазами лежащие на столе деньги.

– Сколько стоит твой гребаный товар? – снова спросил он.

Транкатта как мог старался остаться хозяином положения.

– Не твое собачье дело! – отрезал он.

– Вот как? – переспросил Манджино.

Транкатта отвернулся, намереваясь убрать деньги со стола, и Манджино тут же вскочил со своего места. Он зажал правую руку Транкатты железной хваткой. Потом выхватил из кармана зажигалку, приставил к руке Транкатты и держал, пока тот не завопил от боли.

Кожа на запястье у Транкатты почернела. Манджино убрал зажигалку, и Транкатта повалился на пол. Он стонал от боли, катаясь по полу.

– Итак, – гремел голос Манджино, – сколько стоит товар?

14

– Повтори, как зовут того типа, – попросил Павлик.

Они сидели в микроавтобусе с затемненными стеклами на углу Девяносто первой и Прибрежной улиц и следили за смуглым молодым человеком лет двадцати пяти, бежавшим трусцой по тротуару. Павлик смотрел на бегуна в маленький театральный бинокль.

– Джек Фама, – назвал незнакомца Денафриа. – Он в бригаде Джо Сарпетти с Кони-Айленда. Иммигрант в первом поколении, совсем недавно приехал из Италии. Племянник Аньелло Виньери, который заправляет делами на Сицилии. Настоящий жеребец. Подружки мафиози таких обожают.

Павлик внимательнее рассмотрел лицо бегущего человека.

– Смазливый, но я бы не назвал его жеребцом. Он, значит, член семьи? Прошел обряд инициации?

Денафриа пролистал блокнот.

– Его приняли пару лет назад. Вместе еще с пятью парнями приблизительно того же возраста. В последнее время мафиози стали принимать в свои стройные ряды кого попало.

Павлик покосился на записи своего напарника.

– Фамилия Сарпетти кажется мне смутно знакомой…

Денафриа перелистнул блокнот на страничку, озаглавленную: «Джо Шарп (Сарпетти)» и передал блокнот Павлику.

Павлик начал читать список имен:

«Фил (Жеребец) Кучча. Принят в семью в январе 1985 г.

Джонни (Козырь) Кучча. Принят в июне 1990 г.

Джоуи (Джо-Болтун) Куастифарро. Принят в июне 1990 г.

Николас (Никудышник) Телесе. Принят в январе 1985 г.

Бобби (Медведь) Галафини. Принят в январе 1988 г.

Джонни (Нож) Сесса. Принят в июне 1990 г.

Джек (Красавчик) Фама. Принят в июне 1998 г.»

– А почему одна фамилия перечеркнута? – спросил Павлик.

– Сесса? – переспросил Денафриа. – Он умер.

Павлик ухмыльнулся:

– Естественной смертью или как?

– Или как, – ответил Денафриа. – Две пули в голову. Не стал помечать, потому что он был уже мертв, когда я начал вести этот блокнот.

Павлик продолжал читать список:

«Фрэнсис (Фрэнки Фрукт) Тортурро (кандидат)

Джимми (Джимми Кальмар) Пинто (кандидат)

Джоуи (Джоуи Рыба) Пеши (кандидат)

Майкл Скарпелла (кандидат)

Эдди Сента (кандидат)»

– Его я знаю! – воскликнул Павлик. – А почему ты его зачеркнул? Его тоже прикончили?

Денафриа покосился в блокнот:

– Эдди Сента завязал после отсидки. На самом деле завязал. Он не успел вступить в семью, поэтому его отпустили. Встал, так сказать, на путь исправления. Решил вести честную жизнь. Он был близок к Джо Шарпу.

– Расскажи поподробнее, – попросил Павлик. – Как-то мы вели дело. Кроме Сенты, в нем был замешан еще один тип, так его вызволили федералы. Я был у Сенты в доме, когда там завязалась перестрелка. Его сынишку ранили в ногу. Его жену и сына держали в заложниках.

Денафриа покачал головой:

– Я знаю, почти все мафиози – подонки, но какого черта они подставляют своих родных?

– Нет-нет. – Павлик вернул блокнот Денафриа. – Ничего подобного. Мальчишка просто вбежал в комнату во время перестрелки. Он убил одного из нападавших, русского бандита. Пока я туда не попал и не увидел все своими глазами, я готов был поклясться, что убийца – сам Сента. Все произошло меньше года назад; дело было в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене. Мы с напарником поехали на вызов. Трое убитых в квартире. Оказалось, что убийца проходит по программе по защите важных свидетелей, спасибо ФБР. А Сента каким-то образом очутился в самой сердцевине этого дерьма. Хотя он был совершенно ни при чем. По крайней мере, тогда.

– Ясно, – кивнул Денафриа. – Так вот, Фама, судя по всему, направляется к жене другого мафиози. Она живет в двух кварталах отсюда. Розмэри Дичикко, жена Ронни Дичикко. Между прочим, ее муженек бригадир – капо.

Павлик нахмурился:

– Я думал, такие вещи у них против правил.

– Да ладно! – отмахнулся Денафриа. – Вот первое, что замечаешь, отработав в отделе по борьбе с оргпреступностью какое-то время. Никакие правила не действуют, если только ты не занимаешь достаточно высокое положение и не придумываешь их сам. Но даже и тогда, рано или поздно, все законы и правила меняются на ходу. – Он вытянул из упаковки, лежащей на приборной панели, батончик «Кит-Кат». – В общем, Фаму приняли в семью пару лет назад. И он обхаживает по крайней мере двух спутниц жизни своих же собратьев-мафиози. Дичикко сейчас в тюрьме, в Элмайре. Во время его отсутствия Фама не меньше раза в неделю заглядывает к нему домой. А миссис Дичикко – настоящая красотка.

– Значит, мы тут шпионим за парочкой в пользу ее муженька? – спросил Павлик.

Денафриа показал на Фаму, трусящего по тротуару:

– Фама, с тех пор как приехал в Штаты, тесно дружит с Манджино. Можно сказать, он его лучший друг. Через него можно выяснить, где Манджино поселился. У себя на квартире его не было – по крайней мере, всю прошлую неделю он там не ночевал. Он где-то задерживается допоздна и не возвращается. Его родственники, по крайней мере, те, кто еще поддерживает с ним отношения, живут далеко, в Джерси. Попозже я хочу съездить в Джерси и потолковать с Лусией Гонсалес. Расспросить ее о полученных травмах. Но кроме того, нам важно выяснить, где прячется Манджино. На тот случай, если нам захочется его допросить.

– Я бы хотел его не только допросить, – заметил Павлик.

Денафриа закинул руки за голову.

– Если бы только удалось убедить ее подать в суд… Тогда, возможно, тебе и представится удобный случай, – протянул он, зевая.

– Ты особенно-то не надейся, – посоветовал Павлик.

– А я и не надеюсь, – ответил Денафриа.

– Он успел трахнуть тебя с утра? – спросил Джек Фама у Розмэри Дичикко.

В сорок два года миссис Дичикко была еще красивой женщиной. Высокая блондинка с пышным бюстом, гладкой белой кожей, длинными волосами и ярко-синими глазами. На ней был малиновый атласный халат и белые домашние туфли. В глубоком вырезе халата виднелась грудь.

Она глянула на часы.

– Перед тем, как принял душ, – сказала она устало.

Фама скорчил гримасу.

– Но сейчас почти полдень, – заметила миссис Дичикко, закуривая новую сигарету и оставляя на фильтре след помады. – Я как раз одевалась, когда услышала звонок, – добавила она.

Фама, смуглый кареглазый сицилиец атлетического сложения, раздраженно потер щетину.

– Эх, не повезло! – воскликнул он с итальянским акцентом. – Мне так не терпелось кинуть палку на завтрак. А теперь придется ждать.

Миссис Дичикко показала рукой наверх:

– У меня там еще одна душевая. Я буду чистой через десять минут.

Фама поморщился.

– Не надо! Мне не нужны объедки, – заявил он, показывая в сторону лестницы. – Иди и прими душ, а потом можешь отсосать у меня.

Миссис Дичикко зевнула.

– Ну, спасибо! – язвительно заявила она. – Жду не дождусь такого счастья.

– Иди! – велел Фама. – Мне надо поговорить с Джимми по делу. – Шлепнув ее по заду, он вышел в коридор.

– По нашим законам, нельзя трахать жен ребят из семьи, – напомнил Фама Джимми Манджино.

Они сидели в комнатке, оборудованной в подвале. Манджино сгорбился на кровати в одних трусах, натягивал носки.

– Она сама виновата, – заявил Манджино. – Готова трахаться со всеми, кто на нее посмотрит. Я никак не мог ее отшить.

Фама улыбнулся:

– А ведь классная баба, скажи, Джимми. Да или нет? Я иногда утешаю ее… раза два-три в неделю.

Манджино зевнул.

– Ты в лучшей форме, чем я. С тех пор как я вышел на волю, я и десяти раз не тренировался.

Фама присел на вторую снизу ступеньку лестницы.

– Если она тебе надоела, если хочешь отсюда съехать, я тебе помогу, – сказал он. – Я могу поселить тебя на какой-нибудь яхте, которая стоит на приколе в Милл-Бейсн или Хауэрд-Бич. Там, когда ты сделаешь дело, тебя примут в семью.

– Дай мне еще денек-другой, – попросил Манджино. – Отсюда удобно всюду ходить и ездить. А из Милл-Бейсн ведут всего две дороги.

– Ладно, – согласился Фама. Он подождал еще несколько минут, пока Манджино заканчивал одеваться.

Манджино застегнул «молнию» на брюках и показал наверх, за спину Фамы:

– Уверен, что со мной ничего не будет, когда ее муженек выйдет из тюряги? Тебе-то ничего не грозит, ты кровный родственник и все такое, а я – посторонний.

Фама отмахнулся.

– Он не выйдет на свободу еще семь лет, – успокоил он. – Если только его не сдаст кто-то из его же ребят и ему не прибавят срок.

– Да ведь слухи распространяются быстро, – возразил Манджино.

– Не парься, – посоветовал Фама. – По-твоему, только мы с тобой обхаживаем его женушку?

– Почему она такая? Я имею в виду – легко доступная.

– Когда Ронни с ней познакомился, она была танцовщицей, – сказал Фама.

Манджино недоверчиво покачал головой.

– Так мне говорили, – продолжал Фама. – На такой нельзя жениться, верно? Она – путана. Не умеет хранить верность. Она ничего не может с собой поделать.

Манджино вытянул из-под кровати обувную коробку, поставил ее на кровать и откинул крышку.

– Вот, выбирай, – предложил он, снимая сверху тряпку.

В коробке лежали четыре пистолета. Фама ткнул пальцем в один из них.

– Давай браунинг, – распорядился он.

Манджино вынул из коробки браунинг и «беретту». Браунинг он протянул Фаме, а «беретту» сунул себе за пояс.

– Ты уверен, что корейцы объявятся? – спросил Фама. – Вдруг их там не будет? Мне не хочется повсюду таскать с собой эту штуку.

Манджино поднял вверх палец:

– Если верить Юджину, у них должно быть много кокаина. Очень много. Посмотрим. А насчет времени… кто знает? Пока, до вечера, у меня еще две встречи, на которые я пойду один.

– У меня тоже встреча, которую нельзя пропустить. – Фама в досаде рубанул рукой воздух. – Джо Шарп требует отчета. Он боится, что ФБР прослушивает наши разговоры. Поэтому мы гуляем по променаду. Джо заставляет нагибаться и шептать ему в ухо. А уши он чистит не всегда. Иногда они просто до ужаса грязные.

– Иными словами, в ближайшее время тебя здесь не будет, – сказал Манджино. – Ты уходишь.

Фама пожал плечами:

– Ненадолго.

– Тогда с лысым я разберусь сам, – сказал Манджино. – А как насчет парикмахера? Берешь его на себя?

Фама поднял брови.

– Извини, но кто из нас состоит в мафии?

Манджино уже поднимался по лестнице, но, услышав слова Фамы, развернулся к нему.

– Ты, – кивнул он. – Так берешь на себя парикмахера, важная шишка?

– Я думал, мафиози не трахают друг у друга жен, – заметил Павлик.

– Нет такого закона, который бы они не нарушали, – ответил Денафриа.

Они перегнали микроавтобус подальше от дома и теперь наблюдали, как Джимми Манджино и Джек Фама выходят из высокого кирпичного дома. Оба мафиози сели в красный «понтиак», припаркованный на другой стороне улицы, наискосок от дома.

– Разве Сарпетти не собирает дань с игорных домов и ростовщиков? – спросил Павлик.

– Да, – кивнул Денафриа. – Занимается, так сказать, более почтенной отраслью рэкета. – Он списал номера машины, в которую сели мафиози.

– Пойдем навестим красотку, – предложил Павлик.

– Кого, миссис Дичикко?

– Ну да, – кивнул Павлик. – Никогда еще не видел жену мафиози. По крайней мере, с близкого расстояния.

«Понтиак» быстро развернулся и поехал прочь. За углом он повернул налево. Павлик открыл дверцу и – Денафриа не успел ему помешать – выскочил из микроавтобуса. Он подошел к двери и несколько раз позвонил.

– Иду, иду! – отозвался изнутри женский голос.

Павлик расстегнул бумажник и поднес к глазку удостоверение. Розмэри Дичикко открыла дверь, не спрашивая, кто пришел. На ней ничего не было, кроме белого спортивного бюстгальтера и красных трусиков-танга.

Павлик вежливо улыбнулся:

– Доброе утро!

Увидев удостоверение, миссис Дичикко нахмурилась.

– Какое, на хрен, доброе, – ответила она.

– Хотите сказать, утро прошло неудачно? – уточнил Павлик.

Миссис Дичикко щелкнула пальцами.

– Что вам нужно?

– Полиция, – сказал Павлик.

– Ну да, поэтому у вас удостоверение. – Миссис Дичикко и бровью не повела, более того – вызывающе подбоченилась.

Павлик заставил себя не пялиться на ее бедра.

– Кстати, мадам, Джимми Манджино у вас?

– Нет.

– Знаете, где он?

– Нет.

– Был ли он у вас раньше?

– Не был.

– Вы уверены, мадам?

– Да.

Павлик потер подбородок и хмыкнул, снова глядя на ноги миссис Дичикко.

– Погодите, сейчас облегчу вам задачу, – заявила она, поворачиваясь и демонстрируя Павлику свой зад. – Ну, как?

– Чудесно, мадам.

– Что, мурашки пошли?

– Вот именно.

Миссис Дичикко изобразила улыбку.

– Тогда всего хорошего, – заявила она, захлопывая дверь у Павлика перед носом.

– Совершенно верно, – кивнул он. – Спасибо.

15

По вторникам и четвергам в одном с ней спортзале часто занимался мужчина с проседью в волосах и в майке с эмблемой ФБР. Он занимался гимнастикой, вертелся на турнике. Сегодня Лианна надела облегающие белые трусики. Тугой спортивный бюстгальтер выгодно подчеркивал ее грудь. Волосы она подвязала белой эластичной резинкой.

Она заметила того, с кем хотела познакомиться, на велотренажере. Покрутив педали, он направился к стойке с гантелями. Понаблюдав за ним, Лианна присела на краешек скамейки и окликнула его:

– Извините, мистер из ФБР. Не могли бы вы мне помочь, когда освободитесь?

Мужчина в майке с эмблемой ФБР положил гантели на резиновый коврик.

– Что вам нужно? – спросил он.

– Передайте, пожалуйста, когда закончите упражнение. – Лианна ткнула в десятикилограммовые гантели.

– Конечно, – кивнул мужчина.

– Спасибо.

Лианна села и стала ждать, когда мужчина передаст ей требуемое.

– А когда я все сделаю, положите их на место? – спросила она.

Ее собеседник улыбнулся:

– Конечно!

Сделав упражнение, Лианна положила гантели рядом с незнакомцем.

– Большое спасибо, – сказала она.

– Всегда пожалуйста, – отозвался тот, ставя ее гантели назад на стойку.

– Мне нравится ваша майка, – заметила Лианна. – Вы и вправду работаете в ФБР?

– Меня зовут Джордж, – представился новый знакомый, протягивая ей руку.

Лианна пожала ее и подмигнула.

– В мечтах я именно такими и представляю себе сотрудников ФБР.

Джордж улыбнулся.

– Я тоже.

Через полчаса Джордж и Лианна пили апельсиновый сок в уличном кафе на Второй авеню. Джордж остался в спортивной форме, в которой он занимался. На Лианне была белая нейлоновая футболка фирмы «Найк».

Лианна рассказывала новому знакомому о том, как ей не везет с мужчинами. Джордж жаловался ей на жену.

– Значит, я представляю для вас интерес, но только как сексуальный объект, – уточнила Лианна.

Джордж потянулся и зевнул.

– Мы можем иногда ужинать вместе, выпивать, время от времени куда-нибудь ездить на выходные…

– Ясно, – кивнула Лианна. – По крайней мере, вы не юлите.

– А я нужен вам потому, что у вас сложные отношения с одним любовником, гангстером, и другим, который мечтает вступить в мафию, – сказал Джордж. – Или вы преувеличиваете?

– Вы на самом деле сотрудник ФБР? – спросила Лианна. – Ведь такие майки продаются на каждом углу.

– Но не каждый станет их носить. – Джордж порылся в спортивной сумке, достал бумажник, раскрыл и показал свое удостоверение, закрыв пальцем фамилию.

– Похоже на настоящее.

– У нас не приветствуются романы с девушками, которым требуется помощь федерального агентства, – игриво заметил Джордж. – Уж в это вы можете поверить.

– Но я ведь могу позвонить в справочную ФБР и выяснить вашу фамилию, – с улыбкой возразила Лианна. – Конечно, если сильно захочу.

– Да, наверное, – сказал Джордж. – Но тогда вам пришлось бы затратить значительно больше усилий.

– Джордж, я могу узнать вашу фамилию через администрацию спортивного зала, – отмахнулась Лианна.

Джордж передал Лианне свое удостоверение, и она начала читать:

– «Специальный агент Джордж Уилсон. Федеральное бюро расследований».

– Итак, Лианна, что вам от меня нужно? – осведомился Джордж.

– Чтобы вы за ними приглядели, – ответила Лианна. – Не знаю, что затеяли Ларри и Джимми, но явно ничего хорошего. Последите за ними, не упускайте их из виду. Тогда мне будет спокойнее за свою жизнь.

– Я не могу постоянно охранять вас, – заметил Джордж.

– Вы дайте мне свою визитку, – попросила собеседница. – И обещайте, что приедете, как только я позвоню. Вы или ваши сослуживцы из ФБР. Ларри – слабак, изнеженный маменькин сынок, но вот Джимми по-настоящему опасен. Одну женщину он уже избил до полусмерти.

– Может, хотите написать жалобу? – предложил Джордж. – Я могу отвезти вас в полицию и ускорить ход дела. При моем содействии вашей жалобе дадут ход гораздо быстрее. И тогда этот Джимми ничего вам не сделает.

Лианна глубоко вздохнула.

– Нет, нет, еще рано, – сказала она. – Мне не хочется наживать в его лице врага. Пусть делает все, что хочет, только меня не приплетает. Нет, еще рано. Но ваш совет я запомню.

– Вот и отлично, – улыбнулся Джордж. – Как скажете.

Лианна подмигнула ему:

– Я вот что скажу, Джордж: пора нам с тобой перепихнуться!

– У тебя или у меня?

– Я думала, ты женат.

– Был женат, – рассмеялся Джордж.

Джон Денафриа беседовал с Лусией Гонсалес у нее дома, в Нью-Джерси. Она жила на втором этаже дома на три семьи на бульваре Кеннеди. В ее квартале обитали в основном кубинцы, представители среднего класса. Дома были ухоженными и содержались в порядке.

Лусия сидела у себя в гостиной в мягком удобном кресле, принимающем форму тела. Слева на металлическом подносе помещались стакан воды, флаконы с лекарствами, выписанными ей врачами, и марлевые тампоны. Лусия с трудом открывала рот. Манджино выбил ей три зуба; в больнице ей наложили пятьдесят два шва.

– Диктофон мы так и не нашли, – сказал Денафриа.

– Прошу, не надо, – с трудом выговорила Лусия Гонсалес.

– Кто вас избил? Джимми Манджино? – спросил Денафриа.

Лусия закрыла глаза.

Денафриа разложил на столе снимки, среди которых были и фотографии Ларри Берры и Джимми Манджино.

– Ларри у вас был?

Лусия покачала головой.

– Только Манджино? – уточнял Денафриа и ткнул в снимок Манджино. – Он?

Лусия попыталась нахмуриться, но ей стало больно.

– Не знаю, – прошамкала она. – Я его не знаю.

– Нельзя допустить, чтобы это сошло ему с рук, – заявил Денафриа. – За такие дела его можно упечь за решетку. Если пойдете нам навстречу, ему дадут лет пять. Лусия, он плохой парень. Если вы его простите, он вернется. Он – настоящее животное.

– Ничего я вам не скажу, – с трудом выговорила Лусия Гонсалес. – Ничего.

Денафриа почесал затылок.

– Ну а ваш бармен? Может, он окажется разговорчивее?

– Сомневаюсь, – ответила Лусия.

– Он ваш дружок, так?

– Просто друг.

– Где он сейчас? Здесь, у вас?

Лусия снова покачала головой:

– Нет.

– Дома его нет, – заметил Денафриа. – По пути к вам я заезжал к нему.

– Он уехал в Пи-Ар, – сказала Лусия.

Денафриа нахмурился:

– В Пуэрто-Рико?

Лусия кивнула.

– Очень кстати, – сказал Денафриа. – Большое вам спасибо.

16

Павлик принес закрытую пиццу-кальцоне. Войдя в дом, он увидел, что Декстер Грини, в серых тренировочных штанах и белой футболке, сидит в гостиной, в удобном кресле, и смотрит на видео фильм 1953 года «Кармен Джонс» по мотивам оперы Бизе. На самом Павлике были черная водолазка, серые свободные брюки и черный пиджак. Он поставил пиццу на журнальный стол и тоже стал смотреть фильм. Гарри Белафонте как раз пел, объясняясь в любви Дороти Дейндридж.

– Боже! – воскликнул Павлик, плюхаясь на диван.

Грини нахмурился и потянулся за пультом.

– Обожаю эту арию, – заметил Павлик.

Грини выключил видеомагнитофон.

– Что, Элиш выставила тебя на улицу?

– Ничего подобного, – возразил Павлик. – Я заскочил к тебе по дороге, просто по-дружески.

– То есть тебе что-то от меня нужно, – уточнил Грини.

– Нет. Я собирался зайти еще кое к кому, – сказал Павлик. – Но его не оказалось дома, вот я и зашел к тебе. – Он показал на стоящую на кофейном столике коробку. – Пицца, наверное, уже остыла.

Грини повернулся в кресле лицом к Павлику:

– Вряд ли ты узнаёшь музыку.

– «Кармен». – Павлик пожал плечами. – Ну что, сам откроешь или я? – Он снова показал на пиццу.

– Откуда ты, мать твою, знаешь «Кармен»? – удивился Грини.

– Прослушал курс по музыке, – ответил Павлик. Ему надоело ждать, и он сам открыл коробку.

– Как же, курс он прослушал, – проворчал Грини.

– В самом деле, – кивнул Павлик. – В университете. – Он снял с пиццы фольгу. – У тебя в доме хоть тарелки-то имеются?

– Да пошел ты, – отозвался Грини. – Ешь на салфетке. Какой еще курс? В каком еще университете?

Павлик оторвал кусок пиццы, сунул его в рот и заговорил с набитым ртом:

– «Основы оперного искусства» в университете штата, в Олбани… Курс был факультативный, но я решил, что там смогу познакомиться с какими-нибудь клевыми телками.

Грини поморщился:

– Кто сочинил музыку?

– Бизе, – ответил Павлик.

– Почему ты раньше ни разу не говорил, что разбираешься в опере? Мы проработали вместе восемь лет, а я узнаю такие важные вещи только сейчас!

– Расслабься, братишка. Из-за чего шум? Раньше ты меня ни о чем таком не спрашивал.

– Я и сейчас не спрашивал.

Павлик откусил новый кусок пиццы.

– Нет, спрашивал.

Грини прищурился:

– Ты зачем ко мне заявился?

– Чтобы выспросить у тебя кое о чем, – ответил Павлик. – Насчет того типа, которого убили в Канарси. Кто он такой? Что у вас говорят?

– Он был гомик, – начал рассказывать Грини. – Кажется, снимался в порнофильмах. Как только парни из ФБР пронюхали об убийстве, сразу взяли дело в свои руки. Не для протокола: в убийстве подозревается мафия. Убитый гомик каким-то боком связан с криминальной семьей Виньери. Возможно, он имеет отношение к трупам, которые нашли несколько недель назад у пирса. Поговаривают, что Виньери чистят ряды, избавляются от неугодных.

– Если верить статье Джерри Капечи, так и есть, – кивнул Павлик. – Что еще ты можешь мне рассказать?

– В отделе по борьбе с оргпреступностью работаешь ты, – пожал плечами Грини. – Чем ты там занимаешься целыми днями, автографы раздаешь, что ли?

– Меня не допускают к важной информации, – сказал Павлик и, наклонившись вперед, отломил еще один кусок пиццы. – Ну, назови хотя бы несколько имен. Вечером я встречаюсь с новым напарником. Хочу произвести на него впечатление.

– Какие еще имена? – встрепенулся Грини. – Я ведь в убойном отделе, не забывай. Расследую особо важные дела. Я тоже получил повышение, как и ты, но, в отличие от тебя, везунчик ты наш, не стал любимцем журналистов. Конечно, они ведь почти все белые, как и ты.

– Декс, зависть до добра не доводит.

Грини показал Павлику средний палец.

– Я слышал только фамилию Виньери, – сказал он. – Никаких конкретных имен. Убитый имел какое-то отношение к распространению порнографии. Не знаю, кто из членов семьи Виньери этим занимается. Видимо, он подался в бега, но они его выследили. Он прятался на нелегальной квартире.

Павлик рыгнул в кулак.

– У тебя газировка есть? – спросил он.

Грини ткнул пальцем через плечо:

– Сам знаешь, где кухня.

– Есть какие-нибудь догадки по поводу того, кто его прикончил? – не отставал Павлик.

– Члены криминального клана Виньери, – ответил Грини.

– Спасибо, Декс, ты мне очень помог.

– На что не пойдешь ради друга. Так как насчет оперы? Ты действительно разбираешься в музыке?

– Немного.

Грини бросил взгляд на рекламный буклет Нью-Йоркского университета, в котором предлагались образовательные курсы для взрослых.

– Кто написал «Риголетто»? – спросил он.

– Верди.

– Чего?

– Говорю, композитор Верди.

– А «Севильского цирюльника»?

– Россини.

– А «Любовный напиток»?

– Доницетти.

– Черт!

Павлик улыбнулся:

– Не переживай, Декс. Зато я понятия не имею, кто написал «Порги и Бесс».

– Ну ты и здоров, – прошептал толстяк.

– Что? – спросил несколько сбитый с толку Манджино.

– Ты, – снова прошептал толстяк. Он согнул левую руку в локте и ткнул себя пальцем в бицепс. – Ты настоящий здоровяк.

– А, ну да, – кивнул Манджино. – Верно.

Они стояли в ванной гостиничного номера и смотрели в щель на двуспальную кровать, стоящую посреди комнаты. На кровати лежал мужчина. На нем сидела низкорослая блондинка. Одновременно она делала минет второму партнеру, мускулистому крепышу, стоящему сбоку от кровати. Толстяк, стоящий рядом с Манджино, был одет в спортивный черно-красный костюм. Манджино облачился в черные слаксы и белую водолазку в обтяжку.

– Моя жена не возражала бы порезвиться с тобой, – продолжал толстяк.

– Она и сама ничего, – заметил Манджино, глядя, как жена толстяка ублажает одновременно двоих партнеров.

– То есть если ты не против сняться в кино, – продолжал толстяк. – Таково наше единственное условие.

– Нет уж, спасибо. Я как-нибудь обойдусь, – сказал Манджино.

Они любовались зрелищем еще несколько минут. Потом Манджино увел толстяка в соседнюю комнату. Там оба налили себе выпить из импровизированного бара, устроенного на маленьком круглом столике.

– Итак, что ты хочешь? – спросил толстяк у Манджино.

– Групповуху, – заказал Манджино. – Хотя бы двоих мужчин на одну девушку – такое тебе, наверное, легче устроить. Но все должно быть строго между нами. Если удастся, найди черного и белого. Девушка белая.

Толстяк хмыкнул:

– Да… По-моему, получится классно.

– С очень горячей телкой, – добавил Манджино. – Ей двадцать семь лет.

Толстяк наморщил лоб.

– В чем тут фишка? – спросил он, предвкушая удовольствие.

– Она будет под кайфом, – сказал Манджино. – Обдолбанная до чертиков. И не поймет, что с ней делают.

Толстяк поднес палец к губам.

– Но ведь это изнасилование, – испуганно прошептал он. – Не знаю, кто согласится принять участие в подсудном деле…

– А ты не говори ничего своим актерам, – предложил Манджино. – Скажи, мол, так было задумано. Девка сама наширялась.

Толстяк уставился в потолок.

– Хм… – повторил он. – Если даже я и уговорю кого-нибудь сниматься, придется им хорошо заплатить…

Манджино закурил сигарету.

– Разумеется, – сказал он. – И все останется строго между нами, между мной и тобой. А я, со своей стороны, тебя не обижу. Позволю снять кино бесплатно. Предоставлю место для съемок. Что хочешь.

– А если они потом начнут нас шантажировать? – спросил толстяк.

– Не бойся, – уверенно ответил Манджино. – Никто не посмеет. А девушка сама меня просила, чтобы я ее снял. Она танцовщица.

– Зачем нужно накачивать ее наркотиками?

Манджино развел руками и покачал головой.

– Разве ты ни разу не путался с замужней бабой? Перед тем как в первый раз изменить мужу, ей обязательно нужно покурить травки, выпить, чтобы оправдаться перед самой собой за то, чем она занимается. Вот так же будет и в нашем случае. Она говорила, что хочет сниматься в наших фильмах, но в первый раз ее нужно оглушить. Первые несколько раз – она сама меня попросила. Она хочет, чтобы все было похоже на то, как будто ее соблазнили. Как будто сначала она не хочет, а потом захочет. Понимаешь, о чем я?

– А как же Юджин? – начал что-то подозревать толстяк. – Я уже привык вести дела с ним. От него тоже надо все скрыть? Он всегда относился к нам очень хорошо.

Манджино отмахнулся.

– Джин сейчас не в форме. – Он потер кончик носа указательным пальцем. – Нанюхался до чертиков.

Толстяк сочувственно нахмурился:

– Жаль, Юджин мне нравился.

– А ты нравился ему, – поспешил успокоить партнера Манджино. – Но ребята, владельцы отеля, не желают держать в управляющих наркомана. Ты же понимаешь, как бывает.

– Не знал, что он зашел настолько далеко, – покачал головой толстяк. – Я, конечно, догадывался, что он употребляет. Да кто этим не балуется? Но мне казалось, что он удерживается в рамках.

Манджино развел руками:

– Что я могу тебе сказать?

– Кому еще будет известно насчет той женщины? – спросил толстяк, возвращаясь к делу.

– Мне и ее дружку, – ответил Манджино. – Мы вроде как будем ее охранять. Обеспечим ее безопасность. Чего же тебе еще надо?

Толстяк задумался.

– Хм… По-моему, у меня в голове складывается план…

– Ты погоди, вот увидишь ее саму, – пообещал Манджино.

Толстяк прикусил губу.

– Где будем снимать? – спросил он. – Здесь?

– Нет. – Манджино решительно покачал головой. – Давай в каком-нибудь мотеле возле аэропорта. Кеннеди или Ла-Гуардиа. Знаешь, там неподалеку много дешевых мотелей…

– Конечно, – кивнул толстяк. – Но придется снять не один номер…

Манджино сунул в руку толстяку три стодолларовые купюры.

– Снимай, – велел он.

Толстяк сунул деньги в задний карман спортивных штанов и снова оглядел Манджино сверху донизу.

– Ты уверен, что не хочешь трахнуть мою жену? – спросил он.

Манджино хлопнул толстяка по плечу и подмигнул ему.

– Как-нибудь в другой раз, – ответил он.

17

В тот день рано утром в брошенном доме в районе Челси нашли труп десятилетнего чернокожего мальчика. Перед смертью ребенка в течение нескольких дней насиловали и истязали. Все происходившее снималось на пленку. Убийца оставил на месте преступления видеокассету с записью.

В то утро Павлик заступил на смену один. Его напарник, Декстер Грини, взял неделю отпуска. Павлик поехал на место преступления, и то, что он там увидел, навсегда изменило его жизнь.

Он допросил всех соседей и живущих поблизости людей. Он тщательно изучал материалы дела. В оперативных материалах обнаружил единственную зацепку – описание внешности подозреваемого, которого видел свидетель, бездомный наркоман.

– Он был похож на школьного учителя, – сообщил Павлику свидетель. – Типичный молодой яппи. Аккуратный парень со светлыми волосами и голубыми глазами.

Следующие двадцать восемь часов Павлик провел в местном отделе образования. Он изучал личные дела всех школьных учителей из расположенных поблизости учебных заведений. Дирекция одной дорогой частной школы наняла почасовика, чья внешность вроде бы подходила под описание, данное бездомным наркоманом. Моложавый тридцатилетний Тимоти Уоллер, коротко стриженный, голубоглазый, некоторое время преподавал в той школе английский за тридцать пять долларов в день.

Ему удалось найти Уоллера по одному из двух контактных адресов, оставленных убийцей в школе для переправки ему чеков. В течение следующих двух дней Павлик следил за Уоллером. Пришлось подключить к делу ФБР, потому что в то же время был похищен десятилетний сын богатых жителей Лонг-Айленда. Воспользовавшись материалами, собранными Павликом, ФБР начало собственное расследование.

Через два дня, примчавшись следом за Тимоти Уоллером в заброшенный квартал в Куинсе, Павлик надеялся лишь на одно: что он не опоздал.

На лестнице брошенного дома были установлены видеокамеры. Услышав шаги у себя над головой, Павлик вытащил пистолет и медленно поднялся на второй этаж. Там, в спальне, Тимоти Уоллер оборудовал частную фотостудию. Когда Павлик туда ворвался, Уоллер как раз убирал задник.

– Где ребенок? – крикнул Павлик.

Уоллер медленно повернулся к Павлику лицом и улыбнулся.

– Нашел ты меня, – пробормотал он. – И похоже, как раз вовремя.

– Где ребенок? – повторил Павлик.

– Он жив, – ответил Уоллер. – Радуйся, детектив. Ты определенно спас ему жизнь.

Павлик стиснул зубы.

– Где он? – еще раз спросил он.

– В подвале, – процедил Уоллер. – Здесь мы уже все отсняли.

В подвале Павлик нашел десятилетнего мальчика – голого, связанного, с кляпом во рту. Замученный ребенок лежал на матрасе на кишащем тараканами полу. Он не сводил затравленного взгляда с двери, вздрагивал при каждом шорохе.

Перед тем как спуститься в подвал, Павлик надел на Уоллера наручники. Когда Павлик увидел, в каком состоянии находится ребенок, его затрясло. Он с трудом заставил себя убрать пистолет в кобуру.

– Он хороший мальчик, – бормотал Уоллер, пока Павлик развязывал малолетнюю жертву. – Плакал только первые минуты. А потом вообще затих. Можно было обойтись и без кляпа…

Именно тогда детектив Павлик совершенно вышел из себя и двадцать две минуты молотил Тимоти Уоллера кулаками. Он сломал педофилу пять ребер, отчего произошло несколько внутренних кровоизлияний. Представители ФБР прибыли вместе с нарядом полиции – перед тем как входить в заброшенный дом, Павлик запросил подкрепление. Фэбээровцы и коллеги из убойного отдела не дали Павлику забить преступника до смерти.

Перед самым приходом Павлика Уоллер успел установить в подвале камеру. Кроме жутких сцен насилия, камера запечатлела и двадцатидвухминутное избиение Уоллера Павликом. Кассету с записью конфисковали представители ФБР.

Та жуткая сцена часто преследовала Павлика по ночам. Бывало, он просыпался в холодном поту. Элиш сидела с ним рядом на кровати с мокрым полотенцем в руках. Как только Павлик вскакивал, она прикладывала к его лбу полотенце.

– Милый, тебе обязательно надо выговориться, – говорила она.

– Не могу, – отвечал Павлик.

– Надо!

– Не могу. И не хочу. Ты не представляешь, что это такое. Эти дети… Ребенок, которого он убил… Не знаю даже, что лучше, что хуже.

– В полиции есть психологи. Почему бы тебе не воспользоваться их услугами? – спрашивала Элиш.

Павлик выпрыгивал из кровати и бежал в ванную. Перед тем как принять холодный душ, он несколько минут смотрел на льющуюся воду…

Кореец выложил на стол две упаковки кокаина, скрестил руки на груди и стал наблюдать, как Транкатта вскрывает один из пакетов перочинным ножом.

Транкатта показал пальцем на большой белый конверт, лежащий на диване.

– Взгляните, вам понравится, – сказал он.

Транкатта совсем недавно вернулся из отделения скорой помощи больницы на Кони-Айленд. Его правая рука была забинтована до локтя; ожог смазали мазью. Поэтому, чтобы пакетик не упал, приходилось придерживать его локтем правой руки.

Кореец вскрыл конверт и улыбнулся, увидев толстую пачку порнографических фотографий. Он вынул их и принялся рассматривать по одной.

– Почему не хотите пускать меня в порнобизнес? – спросил кореец с сильным акцентом. – Я найду дря вас много покупатерей. Сдераю рынок борьше.

– Правда больше? – поинтересовался Транкатта, пальцем очищая зубы.

– Берым нравится порно с азиатскими девушками, – ответил кореец. – И наоборот – корейцам нравится порно с берыми девушками. Азиатки с черными, азиатки с берыми, азиатки с животными, какая разница? Азиатки расширяют рынок.

– Надо подумать, – заметил Транкатта.

Кореец с воодушевлением закивал:

– Хороший бизнес. Расширяем рынок. Азиатские девушки расширяют рынок. – Он повертел в руках фото, на котором чернокожая женщина занималась сексом с двумя белыми мужчинами. – Я рюбрю такое, – признался он. – Черные женщины с берыми мужчинами. Я рюбрю такое.

– Я подарю вам кассету, – пообещал Транкатта. – Что там написано на обороте? Какое имя?

Кореец перевернул снимок и прочел вслух имя, написанное красными чернилами:

– Дорис. Вы знаете Дорис?

– Если будете хорошо себя вести, устрою вам свидание с Дорис, – пообещал Транкатта. – Полчаса в номере наверху.

Кореец улыбнулся.

– Мне нравится Дорис, – сказал он, засовывая снимок в карман брюк. – Я приведу вам корейскую девушку, – пообещал он. – Она берет в рот. Борьшие, вот такие.

Транкатта поднял глаза и увидел, что кореец развел руки в сторону примерно на полметра.

– Здорово, – произнес Транкатта без всякого выражения.

– Борьшой черный мужчина, борьшой берый мужчина, борьшой азиатский мужчина, – продолжал кореец. – Она все берет в рот. Вы снимаете кино. Кино с азиатской девушкой. Азиатку с борьшим негром.

– Фильмов про минет у меня хватает, – остудил его пыл Транкатта. – Их даже слишком много.

– Что у вас с рукой? – поинтересовался кореец.

Транкатта окинул взглядом свою забинтованную руку.

– Ее обжег один псих, – сказал он.

Кореец продолжал рассматривать фотографии.

– Подружка? Вы не доставири ей удоворьствия, и она вас обожгра? – Он поднял один снимок повыше. – Вот она, ваша подружка?

– Очень смешно, – поморщился Транкатта. – Пожалуйста, не перепутайте!

Кореец лизнул фотографию, которую держал в руке. На ней были изображены низкорослая женщина и крупный мужчина. Потом он поднял снимок повыше.

– Эта девушка очень красивая, – сказал он, переворачивая снимок и читая надписанное на нем имя. – Дженни? – спросил он.

– Да, да, – кивнул Транкатта. – Когда следующая поставка? Возможно, мне придется сменить точку.

Кореец пожал плечами:

– Две недери… Не знаю.

Транкатта отсчитал двадцать купюр по сто долларов и выложил их на стол.

– Вот, берите скорее, пока их не унес кто-нибудь другой, – сказал он.

Кореец сунул фотографию с низкорослой Дженни в карман.

– Хотите корейскую подружку? – предложил он. – У меня есть девушка, которая сдерает вас очень счастливым. Две девушки. Сестры. Приведу их в средующий раз. Вы снимете кино. Азиатское кино. Две девушки. Сестры.

Транкатта спрятал пакеты с кокаином и вытер стол. Кореец уложил деньги в небольшую спортивную сумку.

– Ну что, привести двух сестер?

– Да ладно, не беспокойтесь, – ответил Транкатта. – Если я захочу девку, у меня их предостаточно. – Он посмотрел на часы и отер пот со лба.

– Почему не хотите? – удивился кореец. – Корейская девушка сдерает вас очень счастливым. Есри захотите, будет сосать у вас весь день.

Транкатта убрал кокаин во второй ящик письменного стола, а ящик запер на ключ.

– Значит, договорирись, – продолжал кореец, рассматривая еще одно фото с изображением миниатюрной женщины. – Есри дадите мне ее на час, я дам вам двух корейских сестер на час. Две за одну.

Транкатта ухмыльнулся, кивая корейцу.

– Ах ты, старый греховодник!

Кореец снова улыбнулся:

– Может быть, вам понравится корейский девушка. Снимите с ней кино. Они рюбят брать в рот. Борьшие чрены. – Он снова развел руки в стороны. – Борьшой черный мужчина, вот такой!

– Не трать напрасно силы, приятель, – отмахнулся Транкатта. – У меня все не настолько большое.

– Все равно я их приведу. А вы снимете их в кино. У вас здесь нет азиатских девушек. – Кореец взял белый конверт. – Азиатские девушки добавят вам криентов.

Транкатта как будто обдумывал предложение корейца.

– Что еще вы можете для меня сделать? – спросил он. – Кореянки лично мне не нужны.

– Что вы хотите? – спросил в ответ кореец. – Дря друга – все, что угодно. Дря партнера – все, что угодно. Торько скажите, что хотите.

Транкатта окинул взглядом забинтованную руку.

– Я вам сообщу, – подытожил он.

18

Павлик постучал в окошко «форда-тауруса». Денафриа открыл ему дверцу. Павлик сел на переднее пассажирское сиденье и протянул Денафриа стакан с кофе.

– Я добавил тебе молока и сахару, – сказал он.

– Спасибо.

Павлик отпил глоток из своего стакана.

– Я видел страшный сон, – признался он. – После ареста Уоллера меня время от времени мучают кошмары.

Денафриа не сводил взгляда с парочки, беседующей перед домом его жены. Стройная невысокая брюнетка с высокой прической была женой Денафриа, Джоди. Она беседовала с высоким худощавым блондином атлетического сложения. Внешне мужчина казался на несколько лет моложе женщины.

– Что? – спросил Денафриа.

– Мне приснился страшный сон, как будто я опять избиваю Уоллера, – повторил Павлик.

– Вот как, – нахмурился Денафриа. – Ты не ходил к нашему штатному психологу?

– Нет, – ответил Павлик. – Не могу заставить себя говорить о том, что было, с посторонними людьми. Но мне часто снится тот подонок и то, что он делал с бедными детьми. А потом появляется тип вроде Манджино… Он у меня в голове почему-то объединяется с Уоллером.

Денафриа снова отвлекся. Он не сводил взгляда со своей бывшей жены и ее собеседника.

– Что? – снова переспросил он.

– Ты меня не слушаешь, – заметил Павлик. – Что происходит?

– Там моя жена, – объяснил Денафриа. – С каким-то незнакомым типом.

– На той стороне?

– Угу.

– Ясно.

– Мне кажется, она что-то пыталась мне передать через сынишку на той неделе, – продолжал Денафриа. – Велела его спросить, есть ли у меня кто-нибудь. Я все неправильно понял. Видимо, она намекала на то, что сама с кем-то встречается.

– И давно ты здесь торчишь?

– С тех пор, как вызвал тебя, с полчаса.

Павлик отпил еще кофе.

– Нехорошо, – заметил он.

– Знаю, – согласился Денафриа. – Такого я не ожидал.

– А чего ты ожидал? – поинтересовался Павлик.

– Она ничего не говорила, – ответил Денафриа. – Понимаешь, ничего мне не сказала. Я думал, если у нее кто-то появится, она поставит меня в известность.

– Послушай, Джон. По-моему, то, чем ты занимаешься, не очень-то прилично, – заметил Павлик. – Поехали отсюда!

– Мы с ней расстались меньше года назад, – сказал Денафриа. – Точнее, десять месяцев назад. И сейчас мне плохо, приятель. Очень плохо.

Несколько секунд Павлик молчал. Он видел, что Денафриа по-прежнему сосредоточен на сценке, происходящей на той стороне улицы.

– Спасибо за доверие, но все равно мне как-то не по себе, – пробормотал Павлик. – Нам не стоит здесь находиться.

– Если хочешь, уходи, – проронил Денафриа, не глядя на Павлика.

– Я не хочу уходить один, – ответил Павлик. – И бросать тебя. Просто мне не по себе. Неловко как-то.

– А мне, по-твоему, сейчас хорошо? – спросил Денафриа. – Я не знал, что увижу такое. Я такого не ожидал. Заехал, чтобы передать сынишке билеты на футбол, будь они неладны! Хотел его порадовать…

– А может, билеты – только предлог для того, чтобы повидаться с женой? – предположил Павлик.

Денафриа смерил напарника выразительным взглядом.

– Я не хотел тебя обидеть, – оправдывался Павлик. – Только предполагаю. Может, у них все серьезно и не надо им мешать.

Денафриа завел мотор и на полной скорости промчался по улице. Он пронесся мимо жены и мужчины, с которым та разговаривала. Он был уверен, что жена повернулась и увидела его.

– Я приехал, чтобы передать сынишке билеты, – повторил Денафриа, когда они повернули за угол.

– Допустим, – мотнул головой Павлик. – А сейчас рванул на полной скорости только ради того, чтобы проверить, хорошие ли у тебя покрышки.

Остаток пути до Манхэттена они проехали молча. Всякий раз, как Павлик пытался завязать разговор, Денафриа отрицательно качал головой.

Наконец, после того, как они припарковались на Тридцать восьмой улице, возле шикарного жилого комплекса «Коринф», в котором жил Ларри Берра, Денафриа извинился:

– Я вовсе не собирался втягивать тебя в свои семейные проблемы. Прости.

– Да ладно, чего там, – отмахнулся Павлик. – Я за тебя беспокоюсь. Сам один раз через такое прошел. Только вот детей у меня не было – не повезло. Так что радуйся. Что бы ни произошло у тебя с женой, сын-то у вас есть.

Денафриа кивнул.

Консьерж сообщил детективам, что Ларри Берра недавно ушел и пока не возвращался. Денафриа оставил консьержу свой телефон и велел непременно передать Ларри Берре, что к нему приходили из полиции.

Выйдя из роскошного здания, Денафриа вскрыл новую пачку сигарет. Павлик поднес ему огонь.

– Спасибо, – поблагодарил Денафриа.

– Думаешь, он вправду хочет с нами потолковать? – спросил Павлик.

– Кто, Берра? – уточнил Денафриа.

Павлик щелчком вытолкнул сигарету из собственной пачки.

– По-моему, он испугался, – предположил Денафриа. – Ему не по себе после того, как Манджино отделал Лусию. Может быть, до него наконец дошло, что бандитская жизнь – не детская игра.

Павлик закурил.

– Но ведь Лусия ни в коем случае болтать не станет, так?

– Да ни за что на свете.

Павлик затянулся.

– Как по-твоему, они попробуют снова к ней подкатиться?

– Сомневаюсь.

Некоторое время оба молча курили. Потом Денафриа спросил:

– Что ты имел в виду, когда говорил, что сам прошел через такое?

Павлик выпустил длинную струю дыма.

– С первой женой, – пояснил он. – Мы с ней прожили около трех лет. И незадолго до того, как я перешел в убойный отдел, она полюбила другого. Я получил повышение, а она – любовника. Она все мне выложила в тот же вечер, когда меня повысили. «Нам надо поговорить»… Ну а дальше все ясно. Понимаешь?

Денафриа кивнул:

– Более или менее. Ну а ты что?

– Сначала дал себе слово, что убью того подонка, который увел ее у меня. Найду его, пристрелю, а потом покончу с собой.

– А потом? Ты ведь все-таки его не убил…

Павлик потянулся и зевнул во весь рот.

– Попросил отца последить за ними. Отец у меня тоже полицейский. Сейчас на пенсии. Он выяснил, что у нее был еще один дружок до того, про которого она мне рассказала. По крайней мере, так он мне передал. Ну, и я решил не губить свою жизнь. Съехал с квартиры, пока они уединились в каком-то отеле. Попросил своего адвоката позвонить ей. Подписал все нужные бумаги, и все.

Денафриа поморщился:

– И все?

– И запил, – продолжал Павлик. – Пил крепко. Но алкоголиком не стал. То есть был на грани, но все-таки не спился окончательно. Потом узнал, что дружок ее бросил – после того как сделал ей ребенка. И мне почему-то полегчало. Мы с ней были оба слишком молоды. Все равно наш брак, так или иначе, не продлился бы вечно. После того я бросил пить.

– А я просто места себе не нахожу, – признался Денафриа. – Но мысль о запое очень соблазнительная. Может, попробовать?

– Выпивка проблему не решает, зато притупляет боль, – согласился Павлик. – А у нас с тобой есть еще одно отвлекающее средство – работа. Охота на подонка Манджино вполне способна заменить бутылку.

Денафриа насупился:

– Ты к нему и вправду неравнодушен!

Павлик поджал губы.

– Да, – сказал он. – Я к нему и вправду неравнодушен.

На Кони-Айленде было прохладно и свежо. Бенни Лукесси и Джимми Манджино сидели на спинке скамейки и смотрели, как рядом, на заасфальтированной площадке, играют в софтбол. Лукесси курил сигарету. Манджино жевал сухой кренделек с горчицей.

– Все дело в том, – говорил Лукесси, – что Джо Сарпетти заработал свой первый миллион на порнухе. Раз уж о нем зашла речь, он, конечно, не святой.

– Но порнуха его не испортила, – возразил Манджино. – Просто на ней всегда можно много наварить.

Мяч со звоном отскочил от алюминиевой биты – высокий и худощавый подросток отправил его на левую сторону.

– Да, порнуха его не испортила, – согласился Лукесси. – Но теперь он отмывает деньги, заработанные на порнографии. По-моему, тут он немного переусердствовал.

– Джек Фама уверяет, что Джо Шарп просто любит слушать собственный голос, любит отдавать приказы. Только и всего, – заметил Манджино, слизывая с пальцев горчицу.

– Все было бы ничего, если бы он не заказал тех троих, – ответил Лукесси. – Совсем недавно.

– Ну да, тех, которых нашли на Канарси, – кивнул Манджино.

– Конечно, их убрал кто-то со стороны. Но когда бригадиры потом устроили сходняк, никто не слышал, чтобы Джо Шарп жаловался на то, что убрали трех парней, которые много лет приносили его семье кучу денег.

– Поэтому-то Джек Фама уже не так безоговорочно подчиняется своему бригадиру, – пояснил Манджино.

– Красавчик Джекки безоговорочно подчиняется только своему члену. – Лукесси поморщился. – Никто ему слова не скажет, потому что он – Виньери по крови. В принципе мы ничего не имеем против него, но не дай личным чувствам встать у тебя на пути, Джимми. Иначе начнется война между бригадой Сарпетти и нами. А когда война начнется, не удивляйся, если Джек Фама будет держать нос по ветру и не станет прикрывать тебе спину. Фама – обычный сицилийский пацан, который хочет того же, чего хотят все более или менее замешанные в нашем деле. Он хочет в один прекрасный день стать боссом.

Манджино продолжал наблюдать за игрой. Рослый игрок послал мяч в центр поля. В это время по эстакаде проходил поезд метро. Мяч ударил поезд в колесо.

– Вот это удар! – восхитился Манджино.

– Сегодня я встречаюсь с Ларри, – сообщил Лукесси. – Он из-за чего-то сильно перетрухнул.

– По-моему, неплохо, что он дергается, – заметил Манджино.

– Только не испорти все дело, – предупредил Лукесси. – Ларри – все равно что ходячий лотерейный билет. Что бы ты ни собирался предпринять, не забывай выжимать из него сок.

– Как из грейпфрута, – кивнул Манджино.

Лукесси закурил новую сигарету.

– А что Юджин? – спросил он.

– Нам поможет Джек Фама. Так надежнее.

– Он обещал, что тоже придет?

– Сказал, что постарается, – ответил Манджино. – Может быть, у него не получится. Все зависит от времени.

Лукесси рассмеялся.

– Не удивляйся, если он не объявится!

– Кто, Джек? Но почему?

– Из-за того, что ты сам только что сказал, – ответил Лукесси. – Будет надежнее, если он провернет дело вместе с тобой. Но он скользкий тип и всегда ищет предлог, чтобы улизнуть. Такие, как он, заранее готовят себе лазейку, запасной выход.

Манджино тоже закурил.

– Он нашел мне жилье… И он обещал, что постарается прийти.

– Особенно на него не рассчитывай, – посоветовал Лукесси. – И помни, что дело надо сделать.

– Я обо всем позабочусь, – заверил Манджино. – Так или иначе. С ним или без него. Я обо всем позабочусь.

Лукесси хлопнул Манджино по ноге.

– Потому-то тебя и принимают в семью, – сказал он.

Манджино изумленно ахнул.

– Правда? Серьезно? Меня берут?

Лукесси кивнул.

– Здорово, – заулыбался Манджино. – Конечно, я заслужил… Давно пора…

Лукесси ткнул Манджино локтем в бок.

– Ты заслужил.

Манджино встал. Его переполняла гордость.

– Можно узнать, когда это произойдет?

– О таких вещах не предупреждают заранее, – ответил Лукесси. – Тебе позвонят; тебе хватит времени на то, чтобы переодеться. Потом за тобой заедут и все объяснят.

Манджино похлопал в ладоши.

– Здорово! – воскликнул он. – Вот теперь все пойдет как надо!

Лукесси снова пихнул своего собеседника локтем в бок.

– Так и было задумано, – сказал он.

19

Юджин Транкатта у себя в кабинете рассматривал порнографические снимки, на которых две кореянки занимались сексом с несколькими мужчинами. Потом он положил снимки на стол и закурил сигарету. Напротив него бок о бок стояли два высоких и тощих молодых корейца в черных атласных рубахах и черных слаксах. Они недавно принесли ему конверт с фотографиями. Судя по внешности, обоим было не больше двадцати. Транкатта жестом показал им на диван. Парни сели.

– Я просил вашего босса кое о чем еще, – сказал он своим посетителям. – Мне нужна крыша.

Парень, который был выше ростом, ответил на ломаном английском:

– Мы есть крыша. Мы решить проблему.

Транкатта оглядел своих гостей с головы до ног и глубоко вздохнул.

– Да тот тип слопает вас обоих на завтрак и не поперхнется, – проинформировал он. – Надеюсь, вы пришли не пустые.

– Не надо бояться, – ответил кореец. – Мы пришли заряженные.

– Хорошо, – кивнул Транкатта. – И не мешкайте, не стесняйтесь пустить в ход то, что вы с собой прихватили. Тот тип – настоящий ублюдок, но ублюдок крутой.

– Мы решить проблему, – ответил азиат.

– Ну да, вы обещали. Когда вы вернетесь?

– После двенадцати, полночь.

– Не забудьте, приходите. У меня дурные предчувствия насчет сегодняшнего вечера.

– Не беспокойтесь. Мы придем.

– Ладно, – сказал Транкатта. – Знаете, сколько раз за свою жизнь я слышал эти слова? Если бы я получал за каждое обещание не беспокоиться всего по десять центов, сейчас я был бы богачом.

Кореец насупился.

– Не понимать, – заявил он.

– Да где вам. – Транкатта торопливо затянулся сигаретой. – Главное – приходите после полуночи. И постарайтесь отловить его снаружи. У него красный «понтиак-транс-ам». Он оставляет его на стоянке с той стороны.

Оба азиата встали.

– Мы прийти позже, – заверил тот, что повыше, поворачиваясь к двери. Его приятель последовал за ним.

Транкатта смотрел им вслед. Когда зазвонил телефон, он закуривал новую сигарету. От неожиданности он подскочил и уронил сигарету на пол. Наклонился, чтобы поднять ее, но вместо этого случайно наступил на нее.

– Что за чертовщина! – воскликнул он. – Все не ладится.

Джек Фама встретился с агентом Федерального бюро расследований в здании бруклинской синагоги. Кроме них, там никого не было. Они беседовали в темном проходе, под тусклой лампочкой.

– Вечером я должен попугать этого парикмахера, – сообщил Джек Фама специальному агенту Джону Феллеру, среднего роста крепышу, широкоплечему, с толстой шеей. Пока гангстер рассказывал, Феллер не сводил с него взгляда. У него были густые брови и проницательные глаза.

– Ну, а еще что? – спросил Феллер низким, сиплым голосом.

– До того я должен был помочь Манджино отделать одного типа, Юджина Транкатту, – продолжал Фама. – Но я уже отказался – сказал, что мне надо встретиться с Джо Шарпом на променаде.

– И он купился? – удивился Феллер. – Джо Шарп даже не подозревает о твоем существовании!

– Джимми Манджино вообще ни черта не знает! – презрительно отмахнулся Фама. – Он два года просидел. Только что вышел.

– Кого он собирается отделать?

– Я говорил, но вы не слушали, – сказал Фама. – Юджина Транкатту. Одного типа, который работает в отеле в Бруклине. Дело как-то связано с наркотиками. Джимми хочет забрать и деньги, и товар.

– Для Лукесси?

Фама бросил взгляд на часы.

– Скоро мне надо быть на Кони-Айленде, – заметил он.

– Куда торопишься? – спросил Феллер. – Участвуешь в поедании хот-догов на скорость в ресторане «Натан»?

Фама язвительно ухмыльнулся:

– Хоть я и не встречаюсь с Джо Шарпом, мне придется там помелькать.

– А что парикмахер?

– Манджино просит, чтобы я его припугнул, – рассказал Фама. – Поехал к нему домой в Шипсхед-Бэй и задал ему и его жене жару. Джимми хочет выбить у старика хотя бы часть денег, которые тот задолжал кому-то еще. Не знаю, кому точно. В общем, Манджино попросил меня припугнуть старика. Встряхнуть его хорошенько.

– Когда ты встречаешься с Лукесси? – продолжал спрашивать Феллер.

– Может, и никогда, – ответил Фама. – Мне никто ничего не говорит.

Услышав очередной уклончивый ответ, Феллер возмутился:

– Джимми Манджино нас не интересует! Нам нужен Лукесси.

– Лукесси работает с другой бригадой, – сказал Фама, тыча в себя пальцем. – Чего вы от меня-то хотите?

– Это ты чего-то от нас хочешь, Джек, – напомнил Фаме Феллер. – Ты хочешь остаться в Америке и обхаживать жен своих же соратников. Тебе очень не хочется вернуться на Сицилию и провести остаток жизни в камере, где тебя будут трахать все уже сидящие там парни, которые знают, что ты на воле обхаживал их жен.

– Сволочи вы, – выругался Фама. – Все время давите, да? Все время намекаете…

– Джек, ты мне не нравишься, и я ничего не могу с этим поделать, – заявил Феллер. – Такого, как ты, полюбить трудно.

Фама снова посмотрел на часы.

– Скоро мне пора уходить, – сказал он. – До Кони-Айленда пятнадцать минут езды.

– Не пятнадцать, а десять, – поправил его Феллер. – Ты только не слишком увлекайся там со стариком, ладно? Попугай, но не ломай, capisce? Понял?

– Io capisco. Я понял, – ответил Фама.

– Тогда чао! – Феллер улыбнулся и махнул рукой в сторону выхода.

20

– Он работает на этого типа? – Павлик передал Денафриа снимок Бенджамина Лукесси.

Увидев знакомое лицо, Денафриа поставил на приборную панель белый бумажный пакет, в котором стояли стаканы с кофе.

– Ларри отчего-то перепугался, – сказал Денафриа. – А этот мафиозо обычно доит Ларри. И Ларри обычно бегает к нему жаловаться.

Они сидели в машине на Лафайет-стрит, в Сохо. Рядом, на углу Бликер-стрит, находился модный ресторан. Внутри было многолюдно, и у входа выстроилась очередь из постоянных клиентов.

– Они вошли туда вместе полчаса назад, – сообщил Павлик, вынимая из пакета стакан с кофе.

– Девица с ними? – спросил Денафриа. – Лианна, подружка Ларри.

– Сейчас нет, но она там была, – ответил Павлик. – Недолго, минуты две. Угадай, с кем она приехала? Кто ее привез?

Денафриа вынул из пакета второй стакан.

– Манджино! – воскликнул Павлик, не дожидаясь ответа.

Денафриа вздрогнул от удивления.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Он высадил ее неподалеку от ресторана, а сам проехал дальше и стал ее ждать. Она вошла, пробыла там очень недолго, вышла и направилась прямо к его красному «понтиаку». Ну, не знаю, его ли машина или он ее угнал. Они поехали в сторону Хьюстон-стрит.

– Подружка Ларри и Джимми Качок, – задумчиво сказал Денафриа. – Интересное получается сочетание.

Павлик отпил глоток кофе.

– А почему он пошел к тому типу, Лукесси? – спросил он. – Нашей помощи он больше не хочет?

Денафриа снял крышку со своего стакана.

– Кто знает, – задумался он. – Меня сейчас больше интересуют Манджино и девица. Кстати, известно ли Ларри о том, что его подружка нашла с Джимми Качком общий язык? Вот в чем вопрос!

– Сомневаюсь, – покачал головой Павлик.

– Я тоже, – согласился Денафриа.

Павлик отпил еще глоток.

– Что тебе сказал наш маменькин сынок?

Денафриа размешивал сахар в стакане одноразовой ложечкой.

– Ему кажется, что Манджино решил его убить, – поведал он. – С парикмахером он особо не откровенничал, только сказал, что хочет поговорить с нами. Может быть, Ларри все-таки знает о том, что подружка ему изменяет.

– А может, она и подговорила Манджино убрать Ларри? – предположил Павлик.

Денафриа отпил глоток и посмотрел на часы.

– Зачем его убивать, если он больше нужен им живым, чем мертвым?

– По-моему, имеет смысл последить за Манджино и девчонкой, – продолжал Павлик. – Просто так, на всякий случай. Один раз мне здорово помогла такая тактика – я следил за парнем, которого кое в чем подозревал.

– Ну, насчет девушки я бы особо не обольщался. Она не захочет быть соучастницей в мокром деле. По крайней мере, в таком случае она бы не стала появляться здесь. И потом, не представляю, как Бенни Лукесси согласится избавиться от такого лакомого куска, как Ларри Берра.

– А если он все-таки кого-нибудь пришьет? – спросил Павлик. – Надеюсь, его не отпустят за согласие сотрудничать со следствием, как бывало много раз. Я уже через такое проходил. Это совсем не приятно.

– Ты о ком, о Манджино? – осведомился Денафриа.

– Ага, о Манджино.

– Если он кого-то убьет, мы посадим его за убийство, – ответил Денафриа. – Но я бы на твоем месте не обольщался. В нашем отделе все только и мечтают заполучить лишнего осведомителя. Начнешь искать компромат на какого-нибудь мелкого мафиозо, а он возьмет и пришьет кого-нибудь…

Павлик разочарованно вздохнул.

– Наверное, я ничего не понимаю, – признался он.

– Они все такие по натуре, – передернул плечами Денафриа. – Мы хотим сделать из Ларри Берры своего осведомителя. Нам очень поможет, если мы возьмем Бенни Лукесси, но попутно мы выловим сетью всех, кого сможем. Джимми Качок уже давно ошивается в криминальном мире. Ему есть что предложить нам в обмен на свободу.

Павлик поморщился.

– В таких делах никогда ничего не знаешь заранее, – продолжал Денафриа. – До сих пор мы не пытались его завербовать, потому что он был мелкой сошкой. Сейчас же он вполне способен сдать нам рыбку покрупнее. Процесс вербовки идет отлично из-за того, что у этих парней обширные связи. Чем больше у них знакомых, тем больше у нас надежд на успех. Хотелось бы завербовать Берру, но сойдет и Манджино. И потом, если Манджино сдаст нам Берру по любому делу, которое они проворачивают вместе, Берра уж точно сдаст нам любого, с кем он ведет дела, и в первую очередь Бенджамина Лукесси. Бенни – член криминального клана. Кто знает, кого он способен нам сдать!

– А как ты называешь тех, кто выбывает в процессе игры? – спросил Павлик.

– Невезучими, – ответил Денафриа. – Не хочу показаться тебе бездушным, но дело обстоит именно так: им не повезло. Они знают правила игры: любой из игроков может погибнуть. И здесь нет нашей вины.

Павлик промолчал.

– В убойном отделе все такие? – поинтересовался Денафриа.

– Какие «такие»?

– Совестливые, – ответил Денафриа. – У нас, в отделе по борьбе с оргпреступностью, справедливость и правосудие – редкие гости. Наш отдел – настоящая помойка!

– И все-таки приятно думать, что с этим подонком может случиться что-то нехорошее, – заметил Павлик.

– С Манджино?

– Да, с Манджино.

– Ты все еще вспоминаешь позавчерашнюю встречу?

– И позавчерашнюю, и вообще. Он много что натворил перед тем, как сел в тюрьму, и после отсидки. Да, его не мешает вздуть хорошенько. И мне не по себе оттого, чго он, кусок дерьма, разгуливает на свободе, запугивает старика, избивает женщину. Ведь мы, по идее, должны бороться с такими подонками.

Денафриа поднял руки вверх.

– Слушай, я не могу дать тебе никаких гарантий относительно того, что случится или не случится с Джимми Манджино, – сказал он. – Я знаю только одно: если будешь цепляться за справедливость и правосудие, тебе не место в нашем отделе.

– Я сюда не напрашивался, – откликнулся Павлик.

– Знаю, – кивнул Денафриа. – Я тоже.

Ларри Берра и Бенджамин Лукесси сидели в отдельной кабинке в глубине зала итальянского ресторана «Белла Роза». Они обедали. Оба ели салат и пили белое вино. На Лукесси был черный нейлоновый спортивный костюм. Берра был одет в серый костюм, розовую рубашку и красный галстук.

– Он отбил у меня подружку, – заявил Берра, вытирая губы салфеткой. – И еще перестарался, когда выполнял мое поручение.

Лукесси отпил глоток вина.

– Что значит «отбил у тебя подружку»? – осведомился он.

Берра подался вперед и прошептал:

– Он ее трахает!

Лукесси едва удержался от смеха. Он сделал вид, будто подавился, закашлялся и выпил воды.

– Насколько я понял, ты любишь свою подружку, – сказал он.

– Очень люблю, – признался Берра.

– Значит, Джимми оказал тебе услугу, – все еще кашляя, продолжал Лукесси. – Когда у тебя в голове прояснится, ты поймешь, что все к лучшему. Джимми оказал тебе громадную услугу.

– Но он проявил неуважение, – возразил Берра. – Он ведь знал, как я к ней отношусь!

Лукесси погрозил Берре пальцем.

– Ты не член семьи, – заявил он. – Так что он всего лишь трахнул девчонку, которая ему подвернулась. И потом, он прав: он действительно оказал тебе услугу. Ну а что касается манер… вернее, их отсутствия у него, это совсем другая история. Из-за того, что Джимми невежа, он еще не становится плохим человеком.

Берра вытер пот со лба.

– Он задумал меня убить, – заявил он, испуганно озираясь по сторонам. – Лианна рассказала, что Манджино собирается меня убить и ограбить.

Лукесси поморщился:

– «Лианна»! Да ладно тебе. Ведь она сама спустила трусики, верно?

– Он совсем отбился от рук, – буркнул Берра.

– Но ведь он пошел и сделал то, за что ты ему заплатил, – возразил Лукесси. – Да или нет? Он обещал кое-что сделать и сделал. Теперь он говорит тебе, что может провернуть и другое дельце. Не паникуй. Может быть, он вернет тебе хотя бы часть денег, которые ты так бездумно отдал. Сейчас ты приходишь ко мне и жалуешься, а ведь сам даже не подумал спросить у меня совета, давать или не давать какому-то паршивому парикмахеришке целых шестьдесят кусков! Твой отец в гробу переворачивается от того, что ты вытворяешь!

– А если Лианна говорит правду? – спросил Берра.

– Тогда я обо всем позабочусь. А пока у тебя нет никаких доказательств его вины, кроме слов шлюхи, которая трахается с половиной города у тебя за спиной. По-моему, все не так плохо. Наконец у тебя появился человек, который в состоянии вернуть хотя бы часть растранжиренных тобой денег. На твоем месте я бы подождал еще и перестал сомневаться в Джимми Манджино. Парень голоден, вот и все. Он долго сидел за решеткой. И терять ему сейчас нечего. Зато твоей бывшей подружке, Лианне или как там ее, очень даже есть что терять! Ты думал, она путается с тобой просто так, за твои красивые глаза? Сегодня она заходила сюда, и я обратил внимание, как она одета. Майка в обтяжку, юбка такая короткая, что видны трусы! Не пойми меня превратно, она, конечно, красотка, но ей нравится, когда все на нее пялятся. Я сужу по тому, как она вырядилась сегодня. Знаешь, как поступил бы я, будь она моей подружкой? Я бы запретил ей так одеваться. – Лукесси покачал головой. – Не позволил бы, и все.

Берра покорно молчал.

Лукесси снова вытер губы салфеткой.

– Ну, к делу, – призвал он. – Ты принес мне конверт? Если нет, придется тебе съездить за ним.

Берра вытащил из брючного кармана толстый конверт и под столом передал его Лукесси.

– Вот это другой разговор! – Лукесси казался удовлетворенным.

Берра вымученно улыбнулся.

Лукесси похлопал Берру по плечу.

– Не волнуйся, все образуется. Ты бросишь свою шлюху, которая любит трахаться с кем попало, парикмахер вернет тебе хотя бы часть денег, которые ты так бездумно ему дал, а дядя Бенни присмотрит за тобой. Твой отец был хорошим человеком, и в его память я тебя не оставлю.

При упоминании отца Берра сглотнул подступивший к горлу ком.

Лукесси отломил кусочек итальянского хлеба.

– Мой протеже, Джимми Манджино, хорошо тебе послужит, – сказал он. – Ему, конечно, не мешает обтесаться, научиться прилично себя вести, но свое дело он знает. Повторяю, он уже оказал тебе две услуги.

Берра перестал улыбаться.

Лукесси снова похлопал Берру по плечу.

– Ты хороший мальчик. И в конце концов все образуется.

21

В начале третьего ночи Транкатта и русский сидели в баре отеля «Бруклин-Инн» и пили водку из стопок. Несколько часов назад они успешно сбыли очередную партию наркотиков. Русский выглядел усталым. Глаза у него были красные.

– Куда подевался твой хреновый дружок? – спросил он с сильным акцентом, глядя на часы. – Я велел ему забрать меня в час.

Транкатта передал русскому полдюжины снимков сестер-кореянок. Русский посмотрел на снимки и почесал нос.

– Есть и другие, – сказал Транкатта. – Но я не хочу напрасно тратить свое и их время – да и твое время, кстати, тоже, раз ты уже сделал выбор. Эти шлюшки мечтают сняться в кино. Ты тоже можешь поучаствовать.

Русский снова посмотрел на снимки, потом на часы.

– Покажи остальные, – согласился он.

Транкатта нахмурился:

– Ты уверен?

Русский долил себе водки из открытой бутылки, стоящей на барной стойке.

– Посмотрим, посмотрим, – сказал он.

Транкатта вытащил еще один конверт с фотографиями. На двенадцати снимках две азиатки занимались сексом с мужчинами – от одного до пяти. Русский разглядывал фотографии довольно хладнокровно.

– Ладно, – одобрил он наконец. – Приводи их на той неделе.

– Сначала мне надо договориться с нашим корейским другом, – возразил Транкатта. – Кроме фотографий, он ничего мне не дал. Прислал их с двумя парнями. Кстати, как насчет гонорара?

– Что насчет гонорара? – не понял русский.

– Я тебе, ты мне, – объяснил Транкатта.

Русский залпом выпил еще стопку водки.

– Чего ты хочешь?

– Чтобы ты решил вопрос, который не дает мне покоя.

– Что за вопрос?

– Один тип.

– Какой еще тип? Перестань ходить вокруг да около!

– Меня запугивает один тип. Такой здоровенный отморозок.

– Итальянский мафиозо?

– Нет-нет, ничего подобного, – возразил Транкатта. – Хотя у него, скорее всего, есть друзья из мафии.

– Юджин, чего ты хочешь?

– Хочу, чтобы его убрали, – сказал Транкатта. – Он вошел со мной в долю в одном предприятии. Но хочет прибрать к рукам все, в том числе и наши с тобой дела. Вот что он сделал с моей рукой. – Транкатта отогнул манжет и показал русскому бинты. – Он сжег мне руку!

Русский потер глаза.

– Как же я его уберу, Юджин? – спросил он.

– Влади, у тебя есть друзья, – настаивал Транкатта. – Я знаю, что есть.

– Ты имеешь в виду русскую мафию, – сказал русский. – Да, у меня есть там друзья. Но не такие, которые стреляют в людей.

Транкатта огляделся по сторонам:

– Кто сказал, что его надо пристрелить?

– Как еще его можно убрать? – удивился русский. – Я официант. И люблю азартные игры. Ставлю на «Никербокеров». Ставлю на «Янки». На «Джайантс» и «Джетс». На хоккей. Играю на бегах. Играю в карты. Езжу в гребаный Атлантик-Сити, в казино! Играю в гребаный блек-джек.

– Если ты вложишь денежки в съемку моего фильма, у тебя появится больше денег на игру, – убеждал собеседника Транкатта. – А если поможешь мне убрать того отморозка, я буду по-прежнему сотрудничать с тобой, не стану искать других партнеров. Понимаешь, о чем я?

– Да не стреляю я в людей, мать твою! – рассердился русский.

– Тебе и не придется ни в кого стрелять, – процедил Транкатта сквозь стиснутые зубы.

– Вчера меня доконал баскетбол, – гнул свое русский. – Поганый Реджи Миллер из «Индиана Пейсерс» сделал кучу трехочковых бросков!

Транкатта глубоко вздохнул.

– Езжай домой, отоспись, – предложил он. – Завтра все обдумаешь на свежую голову, и тогда мы поговорим.

Русский снова потянулся к бутылке с водкой, но Транкатта проворно убрал ее.

– Хватит! – сказал он. – У меня еще две деловые встречи. Я вызову тебе машину до Канарси.

Русский зевнул Транкатте в лицо.

– Гребаное Канарси, – заявил он.

Через пару часов два корейца стояли на стоянке у своей спортивной машины, неподалеку от того места, куда подъехал Джимми Манджино на «понтиаке». Оба корейца сжимали в руке по куску трубы размером с полметра. Дождавшись, пока Манджино не вылезет из машины, они подошли к нему.

Манджино круто развернулся, распахнул куртку и сунул руку за пояс, где по-прежнему была «беретта».

– Что там у тебя, Джимми? – подал голос один из азиатов. – Хочешь достать свой член?

– Мы с тобой знакомы? – спросил Манджино.

Корейцы остановились метрах в трех от Манджино.

– Ты любишь запугивать людей, – сказал тот же азиат, который говорил раньше. – Любишь их жечь.

Манджино улыбнулся.

– А, значит, вас прислал Юджин! – догадался он.

– Кто такой Юджин? – не понял кореец.

– Лысый хрен с большими ушами, – ответил Манджино. – Тот, кому вы привозите наркоту на продажу.

Корейцы переглянулись.

– Ты о чем, Джимми, мать твою? – осведомился тот, который вел переговоры.

– Вы что, хотите меня убить? – пошел в наступление Манджино.

– Мозет быть.

– Мозет быть? Так вот для чего вы прихватили с собой трубы? «Мозет быть»?

– Джимми, оставь Юджина в покое. С сегодняшнего дня ты ему больше не партнер.

– Правда?

– А то мы тебя, мать твою, замочим.

Манджино выхватил из-за пояса «беретту». Корейцы отступили.

– «Мозет быть»? – снова передразнил Манджино.

Азиаты выронили трубы.

– Ну и дураки же вы, – заметил Манджино, открывая огонь. Выпустив в каждого по нескольку пуль, он сел в машину и уехал со стоянки.

Через несколько минут после того, как Юджин Транкатта вдохнул дорожку кокаина, ему позвонили. Бармен из ресторана «Бруклин-Инн» сообщил о перестрелке на автостоянке.

Из-за того, что Транкатта всю ночь нюхал кокаин, из носа у него шла кровь, а покрасневшие глаза слезились.

– Что значит «перестрелка»? – не понял он.

– На стоянке, – повторил бармен. – Убиты два парня. По словам копов, азиаты. Узкоглазые то есть. Оба убиты наповал.

– Мать твою, – проговорил Транкатта.

– Вот именно, – попрощался бармен. – Вокруг отеля видимо-невидимо репортеров. И целая свора копов. Они уже здесь. На всякий случай я отправил по домам девочек, которые работают в ресторане.

– Молодец, – похвалил Транкатта. – Джимми Качка тут сегодня никто не видел?

– Манджино? Нет, я его не видел. И никто при мне не говорил о нем.

– Ты уверен?

– Да, уверен. А что такое?

Транкатта поморщился, пытаясь собраться с мыслями.

– Ничего, – сказал он наконец. – Главное, помалкивай. Ничего им не говори!

– Скоро они и тебя навестят, – попрощался бармен. – Уже спрашивали, кто здесь управляющий. Так что лучше спускайся сам.

– Не могу, – признался Транкатта. – Я под кайфом.

– Тогда лучше не подходи к телефону, – посоветовал бармен. – И дверь не открывай.

– Правильно, – кивнул Транкатта. – Не буду.

– Ну, тогда я пошел, – сказал бармен. – Потом поговорим.

– Ладно, – сказал Транкатта. – Пока.

Повесив трубку, он вытер со лба пот. Налил себе высокий бокал водки и бросил туда несколько кубиков льда. Посидел в тишине. Потом в дверь его номера позвонили. Он плотно зажмурил глаза и продолжал тихо сидеть на диване. В дверь снова позвонили, но Транкатта не шелохнулся.

Ему казалось, что он просидел вот так, зажмурившись, целую вечность. Когда ему показалось, что прошло уже достаточно много времени и тот, кто звонил к нему, ушел, он медленно открыл глаза. Но не двинулся с места. Вдруг дверь рывком распахнулась от удара ноги.

Транкатта скорчился на кровати в позе зародыша и взмолился о пощаде, но Джимми Манджино выстрелил ему в лицо.

22

Павлик вошел в гостиную Денафриа с бутылкой виски «Джек Дэниелс». На журнальном столике уже стояла бутылка дорогого «Чивас Регал». Денафриа расположился в мягком кресле-трансформере с махровым полотенцем на плечах. Он только что сделал пятьдесят упражнений для пресса. Лицо у него покрылось испариной.

– Вот, для начала, – сказал Павлик. – «Джек Дэниелс» для тебя. Газировка есть?

Денафриа ткнул пальцем через плечо:

– В холодильнике.

Павлик вышел в крошечную кухню. Открыв холодильник, он брезгливо поморщился. На верхней полке стояли коробки из китайского ресторана с недоеденными деликатесами. Почти всю вторую полку занимали пакеты и бутылочки с энергетическими напитками. Банки с газировкой были кучей навалены на третьей полке, вперемешку с черствыми сандвичами в надорванных упаковках.

– Тебе интересно, чем занимается подружка Ларри Берры с Джимми Качком? – крикнул Денафриа из комнаты.

– Да я вообще о них забыл, – признался Павлик, набрав полные руки банок с колой и стаканов. – И, ради бога, перестань звать его Джимми Качком. Из-за своего прозвища он кажется намного круче, чем есть на самом деле, как я подозреваю.

Когда Павлик вернулся в гостиную, Денафриа ткнул в него пальцем:

– Тебе, значит, не нравится, что он крутой?

Павлик поставил стаканы и банки с газировкой на столик. Открыл бутылку «Джека Дэниелса» и плеснул виски в высокий стакан.

– Мне этот подонок вообще не нравится, – сжал кулаки Павлик. – Ну да, конечно, мне бы хотелось на него надавить. Если ты собирался спросить меня именно об этом. По-моему, мне удастся его сломать.

– Он выжимает сто восемьдесят килограммов, – сказал Денафриа, взяв у Павлика стакан с виски и долив его доверху кока-колой. – Так и есть, я ничего не выдумываю, – продолжал Денафриа. – Поэтому его еще зовут Джимми Жим-Лежа. Один мафиозо поспорил с другим мафиозо, у кого боец круче. Манджино выжал сто восемьдесят один килограмм. Еще до всех своих прочих подвигов. Пять или шесть лет назад. Сейчас он, наверное, еще крепче.

– Подумаешь! – поморщился Павлик. Он плеснул в свой стакан немного «Чивас Регал» и выпил залпом. Потом сел на диван и тут же налил себе двойную порцию виски. Вскрыл банку с газировкой, хлебнул из нее и удовлетворенно крякнул:

– Хорошо пошло!

Денафриа отпил большой глоток виски с кока-колой.

– Неплохо, – согласился он.

– От третьего стакана у тебя крыша съедет, – предупредил Павлик. – Нет, даже от второго. Ты не привык пить. Но тебе сейчас не помешает надраться в дым, чтобы крыша съехала.

Денафриа налил себе еще. Поставил стакан на стол и откинулся на спинку кресла.

– Манджино в самом деле крутой. Он в отличной форме и может кому угодно надрать задницу. Не со злости, а просто так. Знаю, ты был боксером и все такое, но тебе никогда не приходилось избивать человека просто так, не со зла.

Павлик закурил.

– Только плохих парней, – сказал он. – Обожаю ставить их на место.

Денафриа медленно пил виски.

Павлик разглядел в противоположном углу комнаты компьютер.

– Ты им когда-нибудь пользуешься? – спросил он, тыча в компьютер пальцем.

– Больше сынишка, а не я, – признался Денафриа. – Я и купил компьютер ради него.

Павлик улыбнулся.

– Сынишка! – повторил он.

Денафриа показал ему фотографии, стоящие на телевизоре.

– Вон он, Винсент.

Павлик выпрямил спину и прищурился, чтобы было лучше видно.

– Симпатичный мальчишка, – заметил он. – Наверное, в мать пошел.

Денафриа встал и пошел в спальню. Вернулся он с большим синим фотоальбомом в руках и открыл его на первой странице. На нем фотограф запечатлел Джоди, жену Денафриа, в тот год, когда они поженились. Джоди в красном бикини позировала на пляже в Пуэрто-Рико.

– У него красивая мать, – обронил Денафриа.

– Да, красивая, – согласился Павлик. Полистав альбом, он наткнулся на свадебную фотографию, тут же захлопнул альбом и отложил его в сторону.

Денафриа удивился.

– Ты что? – спросил он.

– Мы с тобой выпить собрались, а не нюни распускать, – объяснил Павлик. – Мы с тобой настоящие мужики, к тому же слуги закона. Поверь мне, выпивка тебе сейчас нужнее, чем семейные фотографии. – Он поднял стакан. – За двух настоящих мужиков – слуг закона! – закричал он.

Денафриа чокнулся с ним, и оба выпили до дна.

Денафриа протянул стакан Павлику, чтобы тот налил ему еще.

– А у тебя почему нет детей? – спросил он.

Павлик только отмахнулся.

– Не хочу, – потемнел он лицом. – Я еще не дорос. Не готов быть отцом.

– Мне это не помешало, – заметил Денафриа.

Павлик налил Денафриа выпить и протянул ему стакан.

– Вот именно, – сказал он.

Где-то через час их проняло. В обеих бутылках оставалось на донышке. Павлик лежал на диване. На животе у него стояла пепельница, в которой тлела сигарета. Денафриа полулежал в своем кресле и смотрел в потолок, пожевывая соломинку для коктейля. Неожиданно он кое-что вспомнил и повернулся к Павлику.

– В детстве, – улыбнулся Денафриа, – я мечтал стать бейсболистом.

– Когда мне было десять лет, – отозвался Павлик, – я мечтал стать героем войны. – Он потянулся за сигаретой и увидел, что от нее остался лишь длинный столбик пепла. Стряхнув пепел, он торопливо затянулся, докуривая сигарету до фильтра.

– Ты в детстве играл в войну? – спросил Денафриа.

Павлик закурил новую сигарету.

– А как же, – ответил он. – Мы играли в «Поединок». Я был сержантом Сондерсом. Ты видел этот сериал?

– Да кто же его не видел в детстве? – отозвался Денафриа.

– Потом я передумал, – продолжал Павлик. – Захотел стать профессиональным борцом. Чемпионом реслинга. Стыдно признаться, но в то время я болел за одного итальяшку. Бруно Саммартино. Однажды даже взял у него автограф. Он казался мне богом. Отец злился оттого, что мне нравится Бруно, но тогда ни одного нормального борца польского происхождения еще не было.

– У нас в семье тоже обожали Бруно, – сказал Денафриа. – Особенно мой дедушка. Помнишь, какой он был остроумный? Особенно во время пресс-конференций, когда кто-нибудь случайно задевал его стулом, к примеру. Однажды ему случайно порвали костюм; мой дед очень обрадовался, когда Бруно обругал своих обидчиков по-итальянски.

Павлик расхохотался.

– Потом я захотел стать барабанщиком в рок-группе, – продолжал он. – Мне нравился Джинджер Бейкер из группы «Крим». И Джек Брюс, и Эрик Клэптон.

– Тут ты меня обошел, – заметил Денафриа. – Мне не разрешали слушать рок. Я знал Фрэнка Синатру, Дина Мартина, Марио Ланца, а когда объявился Паваротти, то и его. Только Паваротти.

– Ты, значит, любишь оперу? – спросил Павлик.

Денафриа пожал плечами:

– Да мне, в общем-то, все равно. Некоторые арии довольно красивые. Но я предпочитаю Синатру.

Павлик затянулся сигаретой.

– Мой бывший напарник сейчас как раз проходит оперную фазу. Странный он малый. Обожал фильмы про чернокожих, а сейчас вот переключился на оперу.

– А потом что было? – спросил Денафриа.

– А? Что?

– Кем ты захотел стать потом? После барабанщика в рок-группе.

– А, – вспомнил Павлик. – Бабником. Мне казалось, что служба в полиции – верная дорога к моей мечте.

Денафриа покачал головой направо и налево, растягивая мышцы шеи.

– Ну и что?

– Нашел я себе даму сердца. – Павлик поднял вверх палец. – Мою единственную. Вторую половинку. С ней я хотел провести весь остаток своих дней. Мы поженились, а через несколько лет она меня бросила. Помнишь, я тебе о ней рассказывал. Миссис Павлик, единственная и неповторимая. Того, что будет дальше, я не предусмотрел.

Денафриа тоже закурил.

– Я довольно долго хотел стать бейсболистом, – сказал он. – В старших классах я неплохо играл. Меня даже приглашали в несколько команд высшей лиги. В «Ред Сокс», «Храбрецы» и «Тигры». Но потом я тоже встретил свою единственную. И кто-то предложил мне сдать экзамен в полицейскую академию, и не успел я опомниться, как оказался женатым человеком – с материальной точки зрения я мог себе это позволить.

– А что же Том Уэйтс? – спросил Павлик.

Денафриа смешался:

– Что?

– Том Уэйтс, – повторил Павлик. – По-моему, он один из самых талантливых парней на свете. Ему лучше всех удаются жалостные песни и баллады о любви – не только о любви, о чем угодно. А голос у него такой – до самого сердца пробирает. Понимаешь, о чем я?

Захмелевший Денафриа потерял нить разговора и прищурился. Видя, что Павлик молчит, он сказал:

– Потом родился Винсент. И я жил просто замечательно.

– Я попытался сменить тему, – пояснил Павлик.

– Я все помню. Значит, ты попробовал петь блюзы? – спросил Денафриа.

Павлик отпил еще глоток.

– Да ладно тебе. Продолжай хныкать.

Денафриа сделал глубокую затяжку.

– Спасибо, – сказал он, выдыхая дым.

Павлик молча поднял стакан.

После ухода Павлика Денафриа принялся пить виски прямо из бутылки. Перед глазами у него все двоилось. Комната еще не начала вращаться, но он понял: скоро его начнет тошнить. Головная боль уже подступала. Когда зазвонил телефон, Денафриа не сразу удалось найти трубку.

– Алло! – закричал он.

– Джон? – спросил женский голос.

– Алло! – повторил Денафриа.

– Джон, это ты? – снова спросила женщина.

Прошло несколько секунд, прежде чем он опомнился.

– Джоди? – узнал он наконец.

– С тобой все в порядке? Чем ты там занимаешься? Пьешь, что ли? – продолжала его бывшая жена.

– Да, – признался он. – Да, Джоди, я пью.

– Почему?

Денафриа закашлялся.

– Хочу напиться.

– Мне не нравится, что ты за мной следишь, – сказала его жена.

Денафриа сначала ничего не ответил.

– Джон!

– Что?

– Я не хочу, чтобы ты за мной следил. Я знаю, это был ты. Когда ты промчался мимо, я тебя заметила. Так нечестно!

– Я люблю тебя, Джоди!

– Знаю, Джон.

– Ты моя жена.

– Ну да.

– Я по тебе соскучился.

– Знаю, но мы живем раздельно.

Денафриа кашлянул.

– Чего?

– Мы разъехались, – сказала жена. – И ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь.

– Джоди, я в самом деле напился.

– Слышу.

Денафриа снова кашлянул.

– Чего?

– Ты вообще как?

– Нормально… я в порядке.

– Может, ляжешь, проспишься?

– Л-лягу.

– Я перезвоню утром.

– П-перезвонишь?

– Да.

– Обещаешь?

– Да, обещаю.

– Ладно.

– Спокойной ночи.

– Я люблю тебя.

– Спокойной ночи, Джон.

– Да, хорошо.

Повесив трубку, он залпом допил из бутылки остатки виски. Проглотил, рыгнул, наклонился вперед – и его вырвало прямо на ковер в гостиной.

Элиш растянулась на полу. Собачка Наташа спала рядом, на подушке. Элиш только что пробежала десять километров. Волосы у нее были влажными от пота.

Павлик стоял на пороге с пакетом китайской еды и дурацкой улыбкой на лице. Когда Элиш села и сделала наклон вперед, к коленям, он только глаза вытаращил.

– Разогреваешься или остываешь? – спросил он.

– Если себя имеешь в виду, милый, тебе не мешает согреться. – Элиш согнулась в поясе, наклонилась вперед, несколько секунд посидела в такой позе и снова легла.

Павлик отнес еду на кухню. По пути он несколько раз спотыкался, а на пороге ударился о дверной косяк.

Элиш встала и потянула носом воздух.

– Ты что, пьяный?

– Вроде того, – ответил Павлик из кухни.

Он вскрыл контейнеры с едой и плюхнулся на стул. Стол уже был накрыт. Он разложил кисло-сладкое мясо по тарелкам. Открыл баночку с острой горчицей и приправил свое мясо. Почуяв еду, Наташа тоже заспешила на кухню.

– Надеюсь, ты потом сделаешь зарядку и сбросишь немного лишних калорий, – заявила Элиш, стоя на пороге.

– Чего? – спросил явно сбитый с толку Павлик.

Элиш достала из холодильника две банки кока-колы.

– Ради всего святого, – сказала она. – Надеюсь, ты не пил на работе!

Когда Элиш прошла мимо и поставила банки с газировкой на стол, Павлик потянулся к ней и схватил ее в объятия.

– Славная попка, – признал он.

Элиш развернулась к нему. На шее у нее висело полотенце.

– Мы в игривом настроении? – спросила она, садясь напротив. – Как прошла твоя пьянка? – Она вскрыла банку с колой. – Больше никого не избил?

Павлик подцепил кусок мяса вилкой и сбросил его на пол – для собаки.

– Сейчас мой напарник переживает нелегкие времена, – сказал он. – Его жена бросила. Сегодня мы видели ее с другим.

– «Мы»? – удивилась Элиш.

– Все вышло с-случайно, – невнятно ответил Павлик. – По крайней мере для меня. По-моему, он ее п-преследует.

– Преследует? Как опасно! Будь осторожен.

– Мне кажется, с тех пор, как они расстались, у нее никого не было… до сих пор. – Не сдержавшись, Павлик рыгнул. – Н-ну и хорошо… Значит, снова они не сойдутся. Но ему нелегко придется, он п-пока ничего не соображает… Он типичный итальяшка, обожает семью и детей. Держит дома альбомы с фотографиями. Назвал сынишку в честь своего папаши. До сих пор любит жену. Представляешь?

– По-моему, то, что он такой чадолюбивый, хорошо говорит о нем, – заметила Элиш, накручивая на вилку рисовую лапшу.

Павлик бросил на пол еще один кусок мяса для мопсихи.

– Да я и не хочу его ругать, – сказал он, потянувшись за стаканом с водой. – Очень острая горчица!

– Тогда не корми этим собаку, – попросила Элиш. Она подождала, пока Павлик не выпьет воду. – Ты, значит, не хотел его ругать, но?..

Павлик выложил ложку горчицы в лапшу и помешал вилкой.

– Чего? – спросил он. – А, да. Он жизни не нюхал. Все время ноет и жалуется. И ребенка использует, чтобы крутиться возле жены. – Он замолчал и снова рыгнул. – Все п-понятно. Не пойми меня неправильно, мне его жалко. Но я понимаю, через что он сейчас проходит. Ничего у него не выйдет. Излишнее беспокойство ему не поможет. В конце концов она бросит его и уйдет с тем парнем, с которым мы ее видели, или с кем-нибудь другим. Какая разница?

– А ты у нас, оказывается, психолог, – заметила Элиш, вытирая губы бумажной салфеткой. Увидев, что Павлик вытирается рукавом, она протянула чистую салфетку и ему.

Павлик снова рыгнул – еще громче.

– Думаешь, твой напарник наделает глупостей?

Павлик глубоко вздохнул.

– Нет, – сказал он. – Я так не думаю. Но кто знает? Ребенка он точно обожает. Кто знает, как он себя поведет, если она решит серьезно с кем-то встречаться. Я проводил его до дому. Помог начать изгонять злой дух его жены. Надеюсь, он напьется в стельку, его вывернет наизнанку, а завтра ему будет так плохо, что о бывшей жене он и не вспомнит.

Элиш рассмеялась.

– Оказывается, ты у нас психолог, – повторила она. – Доктор Павлик.

– Отец Павлик, – поправил он. – Я старший детектив, спасибо большое. Время от времени все наши ребята спрашивают у меня совета. Уж раз я сам сознался, значит, во мне и правда есть что-то от священника.

Элиш усмехнулась:

– Извини, пожалуйста. Чтобы ты – и вдруг священник? Позволь с тобой не согласиться. По-моему, из тебя может выйти кто угодно, но только не священник.

– По крайней мере, я знаю, что посоветовать другу в трудном положении, – заявил Павлик, скармливая собаке очередной кусок мяса.

– Ну да, конечно. Главное – напиться, – кивнула Элиш. – Очень оригинально!

Павлик вскрыл банку с колой и поднял ее вверх.

– Иногда выпивка – все, что нужно парню. Напиться до бесчувствия, – заявил он.

Элиш подмигнула ему.

– Иногда и нам, женщинам, не мешает напиться, – заметила она.

Павлик подавился колой и закашлялся.

23

Солнце только вставало. Улица была пуста, если не считать женщины, гулявшей с пуделем. Джек Фама, одетый в черный нейлоновый тренировочный костюм, постучал в парадную дверь дома номер 2186 по Койл-стрит. На глазах у него были солнцезащитные очки; он стоял спиной к улице.

– Кто там? – спросил усталый голос.

– Полиция, – ответил Фама.

Ключ повернулся в замке, и Фама отвел сетчатую дверь. Деревянная дверь чуть приоткрылась, и Фама, распахнув ее, вошел в дом, сбив с ног хрупкую седовласую женщину. Упав на линолеум в зелено-белую клетку, жена парикмахера ахнула и принялась растирать ушибленную правую ногу.

Фама вошел на кухню, схватил женщину за подол розовой ночной рубашки и потащил ее под стол. Рубашка задралась.

– Эй! – послышался голос откуда-то из комнаты. – Что ты там делаешь?

Фама поднял глаза и увидел, что к нему бежит старик.

– А ну, убирайся отсюда! – говорил старик. – Что ты делаешь с моей женой?

Старик оттолкнул Фаму от стола и опустился на колени, закрывая собой жену.

Фама показал старику средний палец.

– Джимми хочет получить свои деньги, – сказал он. – Ты, старик, отдашь их мне в следующий раз, как я тебя найду.

– Убирайся отсюда к черту! – закричал старик. – Убирайся!

Фама улыбнулся.

– Я еще вернусь, – обещал он.

Старик бросился к телефону.

– Я звоню в полицию! – сказал он.

Оттолкнув старика от телефона, Фама достал из кармана куртки черный стилет и перерезал провод. Он несколько раз помахал ножом перед носом старика, а потом убрал лезвие и вышел из дома. Захлопывая за собой дверь, он слышал женский плач.

Ларри отпер дверь своим ключом. Перед тем как войти, он долго наблюдал за домом с заднего сиденья такси, припаркованного неподалеку от парадного входа. После ухода Джимми Манджино он на всякий случай выждал еще десять минут: вдруг Джимми вернется? Когда таксист наконец спросил, долго ли они еще здесь пробудут, Ларри Берра сунул ему хрустящую пятидесятидолларовую купюру и вышел из машины.

Утреннее солнце ярко светило в окна гостиной. Берра слышал, как в спальне работает телевизор. Он медленно подошел к двери спальни. Когда его тень упала на кровать, Лианна ахнула от изумления.

– Господи, ну и напугал ты меня! – воскликнула она. Она только что вышла из душа и сидела, прислонившись к изголовью, в белом халате, с полотенцем, обернутым вокруг головы. От испуга она наклонилась вперед, к коленям.

– Что ты здесь делаешь? – Голос Лианны дрожал.

– Я его видел, – ответил Берра, закуривая. – Я видел, как он отсюда выходил.

– А ты чего ожидал? – спросила Лианна. – Я знаю, как ты обо мне отзывался.

– Ты ему отсосала? – подскочил к ней Берра. – За этим он сюда и приходил?

– Нет, – сказала Лианна.

Берра смотрел ей в глаза.

– Ты с ним трахаешься?

– Нет.

– Не ври!

– Я с ним не трахалась. Так что прекрати.

Берра оперся о дверной косяк.

– Ты меня предала!

– Я – тебя?! – вскричала Лианна. – Я тебя предала? Ну а ты как со мной поступил? Как ты меня обозвал при этом орангутанге? Я, значит, просто шлюха. Очередная шлюха. Спасибо тебе, Ларри! Сколько раз мы с тобой занимались любовью… Но теперь все, понял?

Берра нахмурился.

– С такими типами, как Манджино, иначе не разговаривают, – сказал он.

– Да, Ларри, только ты слишком уж разошелся, – возразила Лианна. – Я думала, что у нас с тобой все серьезно. И ты меня уважаешь. Как по-твоему, мне приятно было слушать, как ты меня называешь? Мы с тобой довольно долго жили вместе. А теперь… Ты дешевка, Ларри. Ты козел. Всего лишь очередной козел.

В глазах у Берры стояли слезы.

– Ты так красива, Лианна, просто офигительно красива, – жалостливо тянул он. – Я просто с ума схожу при мысли о том, что ты с ним спала.

Лианна опустила голову.

У Берры дрожали губы.

– Зачем? – твердил он. – Зачем?

– Ларри, я не хотела, – произнесла наконец Лианна. – Я его ненавижу.

– Тогда зачем? Ну, зачем ты это сделала?

– Потому что он открыл мне глаза! Сказал, как ты ко мне относишься, – разозлилась Лианна. – Пришел и передал мне твои слова, и я разозлилась. Мы выпили, ну а дальше… сам понимаешь. И я нисколечко не чувствую себя виноватой. Он мне совсем не нравится; но я не уверена в том, что когда-нибудь смогу полюбить тебя снова. По крайней мере, он не обзывает меня шлюхой, Ларри!

– Я по-прежнему люблю тебя, – сказал Берра, плача.

Лианна поморщилась.

– Как ты можешь?

– Уходи.

– Не хочу уходить, – заявил Берра, шмыгая носом.

– А по-моему, ты должен уйти. Не надо начинать все сначала. Вряд ли я когда-нибудь забуду, как ты меня обозвал. Ведь Манджино – настоящая скотина. Он хочет только одного – обобрать тебя до нитки. Да, он хочет тебя обобрать, но ты ему поверил. И предал меня. Такое не забывается.

Ларри перестал шмыгать носом.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он всеми силами хочет меня обобрать?

– Он хочет отнять у тебя все деньги, – пояснила Лианна. – Уверена, в том же самом ты обвиняешь и меня.

Ларри схватился за голову.

– Черт! – воскликнул он. – Мать твою!

Лианна равнодушно следила за ним. Когда он присел на край кровати, закрыл лицо руками и разрыдался, она придвинулась ближе. Прижала его голову к своей груди. Потом, хмурясь, поцеловала его в лоб.

– Не бросай меня! – умолял Ларри.

– Не брошу, – пообещала Лианна.

– Прошу тебя! – нудел Ларри.

Лианна поцеловала его в макушку и закатила глаза.

– Не брошу, – повторила она.

Ларри Берра вышел из квартиры Лианны почти в полдень. Она смотрела на улицу из окна гостиной, пока не увидела, как Берра садится в такси. Как только такси отъехало от обочины, Лианна набрала номер пейджера с визитной карточки, которую дал ей ее последний приятель.

– Кто меня разыскивает? – спросил Джордж Уилсон, перезванивая ей.

– Какая у тебя короткая память, – укорила его Лианна.

– Горячая штучка! – признал Уилсон.

– У меня есть запись, – сказала Лианна.

– Хорошо.

– Да, есть. Я записала обоих. Одного за другим.

– Они говорили что-нибудь стоящее?

– Один сказал, что я – его алиби.

– Который из двоих?

– Настоящий гангстер.

– Алиби для чего?

– Этого он не сказал.

– А другой? Что надо было сказать ему?

– Умолял не бросать его.

– Вроде бы не слишком зловеще.

– Я же говорила тебе, он безобиден.

– Хочешь, чтобы я передал запись в специальную комиссию?

– Какую еще комиссию?

– Специальную комиссию по борьбе с организованной преступностью. Значит, когда-нибудь тебе придется давать свидетельские показания.

– А нельзя мне просто передать запись тебе?

– Ну и что хорошего из этого выйдет?

– А вдруг мне не захочется пускать запись в ход. Или, может быть, я захочу пустить ее в ход позже. Разве так нельзя?

– Это будет неофициально. В таком случае тебя никто не сможет защитить. Даже полиция.

– Ты подержи запись у себя. На всякий случай.

– По-моему, меня можно убедить.

– Ты так думаешь?

– Где ты сейчас?

– Дома, но я всю ночь не спала. А позже за мной заедет мой дружок-гангстер. Обещал мне какой-то сюрприз.

– Ты собираешься снова его записывать?

– Конечно. Почему бы и нет?

– Будь осторожна. Сама говорила, он не безобиден.

– Я сумею с ним справиться.

– Ну, раз ты так считаешь… Когда он за тобой заедет?

– Ближе к вечеру. А что?

– До двух я могу позаниматься в спортзале.

– Я буду спать.

– Я тебя разбужу.

– Я оставлю ключ от квартиры внизу, у портье.

– Хочешь, чтобы я был нежным или грубым?

– Когда ты меня разбудишь или когда ты меня трахнешь?

– Выбирай что хочешь.

– Удиви меня.

24

Всю ночь Элиш не смыкала глаз. Она наблюдала за Павликом. После того дела с педофилом его часто мучили кошмары. Ему становилось все хуже. Он начал разговаривать во сне. Он кричал. Пытался дотянуться до чего-то – или до кого-то.

Они не проспали и двух часов, а Павлик беспокойно заворочался в постели. Элиш не стала его будить. Он был весь в поту. Неразборчиво бормотал о каком-то мальчике. Ворочался с боку на бок и скрипел зубами. Поднял руки, растопырил пальцы – и вдруг резко уронил руки на простыню и затих.

Дождавшись, когда он успокоится, Элиш положила ему на лоб мокрое полотенце. Когда он снова мирно заснул, она перекатилась на бок и стала смотреть на него. Но, как только ее сморил сон, все началось снова.

На этот раз Павлик успокоился не так скоро. Когда он метался и ворочался, то чуть не свалился с кровати. Молотя кулаками воздух, он едва не задел Элиш. Когда припадок наконец прошел, измученная Элиш еще час следила за ним и только потом уснула. Снова проснувшись, она обнаружила, что Павлика рядом нет.

В ванной шумела вода. Так он обычно избавлялся от страшных снов. Пускал холодную воду и долго смотрел на струи, а потом вставал под душ. Стоял под водой, пока не замерзал. Потом растирался насухо, шел в гостиную и неподвижно сидел в кресле, закрыв глаза, пока жуткие воспоминания не покидали его. Вот что он ей рассказал. Его преследовали, ему не давали покоя воспоминания о мальчиках – о мертвом мальчике и о мальчике, которого он спас.

Элиш на цыпочках вышла в гостиную. Так и есть – Павлик сидел в своем любимом кресле. Он был в наушниках. Его губы шевелились, как будто он пел про себя. Элиш подкралась к нему и услышала слова на незнакомом языке:

– No, no, principessa altera, Ti voglio tutto ardente d'amor.

Она легонько тронула его за плечо. Он дернулся и поспешно выключил переносной плеер.

– Что ты слушаешь, милый? – спросила Элиш.

– Оперу, – ответил Павлик. – «Турандот» Пуччини. – Элиш присела на диван рядом с его креслом, и он взял ее за руку. – Так принц Калаф отвечает принцессе Турандот после того, как получил право жениться на ней. Ему надо было разгадать три загадки; стоило ему ошибиться хотя бы один раз, и ему отрубили бы голову. Но он дал все три правильных ответа. Поскольку он разгадал три загадки, принцесса Турандот обязана выйти за него замуж, но она не хочет. Вообще-то, если ты помнишь, в чем там дело, то знаешь, что принцесса – не очень-то симпатичный персонаж, но принц Калаф влюблен в нее, и она спрашивает: «Ты что же, возьмешь меня силой?» – на что он отвечает: «No, no, principessa altera»… Это значит: «Нет, нет, гордая принцесса. Я хочу твоей страстной любви». Примерно так.

– Как мило, – заметила Элиш.

Глаза Павлика наполнились слезами.

– Я опять не мог спать, – признался он.

– Знаю, милый, – ответила Элиш, крепче сжимая его руку. – Я все время была рядом с тобой.

Некоторое время они сидели молча. Потом из спальни вышла мопсиха Наташа.

– Чего ты хочешь? – обратился Павлик к собачке.

Та немедленно завиляла крошечным хвостиком и, затрусив к нему, легла у его ног. Павлик нагнулся и почесал собачке животик.

– Хорошо живешь, да? – спросил Павлик.

– Ну да, – сказала Элиш. – Особенно теперь, после того, как ты ее спас.

Павлик повернулся к Элиш:

– Ты больше не сердишься на меня за то, что я ее украл?

– Я никогда на тебя не сердилась, – ответила Элиш. – Но ты часто даешь волю чувствам, это правда. С Наташей ты поступил правильно. Человек, который бьет собаку, не может о ней заботиться. Ни одна собака не заслуживает такого обращения. Ни одно животное не заслуживает такого обращения.

Павлик проглотил подступивший к горлу ком и заговорил:

– Когда мои родители развелись, я остался с матерью. И она… обычно вот так же пинала нашу собаку. Напивалась, приводила домой мужчин и вела себя просто мерзко.

Элиш поцеловала его в плечо.

– Я постоянно убегал из дому, – продолжал он. – Наконец, отец взял меня к себе. Он тоже был полицейским.

– Алекс, какой ты хороший, – выдохнула Элиш. – Ты знаешь, что ты хороший.

Он шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной ладони.

– Не знаю, сумею ли я когда-нибудь забыть то, что видел, – сказал он. – Я имею в виду детей. И то, что я видел сам, когда был ребенком.

– Обратись к психотерапевту, – посоветовала Элиш.

– Не знаю… Наверное, ничего не выйдет.

– Выйдет. Я тебе помогу.

Как только Павлик перестал ласкать собачку, та перевернулась на спину и заскулила.

Павлик заглянул Элиш в глаза и сказал:

– Я люблю тебя, милая.

– А я – тебя, – ответила Элиш.

Наташа снова заскулила, требуя внимания, и оба сказали:

– Ш-ш-ш!

От вони в квартире его чуть не вырвало снова. Он открыл все окна и, опустившись на четвереньки, принялся вытирать коврик. Пока он убирал следы недавнего разгула, его вывернуло еще несколько раз.

Проспал он меньше пяти часов. Во рту было сухо; голова раскалывалась. Он принял целую горсть тайленола и, морщась, запил таблетки двумя стаканами воды. Потом принял горячий душ и растерся полотенцем докрасна.

Отчистив наконец ковер и оставив окна открытыми, Денафриа вышел прогуляться вокруг дома, чтобы в голове прояснилось. Было раннее утро. Солнце еще не до конца взошло. Если не считать отдельных случайных машин, улицы были пустынны.

Денафриа шел по Восемьдесят шестой улице вдоль Центрального парка. Через некоторое время он увидел на скамейке знакомый силуэт.

– Отец Джон! – окликнул его Денафриа.

Сидевший на скамейке низкорослый крепыш с седыми кудрями оторвался от газеты, которую читал, и поднял голову. Прищурившись, он довольно долго смотрел на Денафриа; узнав его, улыбнулся.

– Джонни Денафриа! – воскликнул крепыш. – Ах ты, сукин сын! – Он сложил газету и встал. Подошел к Денафриа и крепко пожал ему руку.

– Сукин сын? – притворно удивился Денафриа. – Разве священнику можно так выражаться?

Священник отмахнулся:

– Не порть удовольствия, малыш. Сейчас я не в рясе, и я не священник, а всего лишь болельщик! Я злюсь на «Никербокеров», которые опять продули, и кому! Каким-то «Кавалерам» из Кливленда! Ну, как поживаешь, чертяка?

Денафриа постарался как можно искреннее улыбнуться старому знакомому.

– Уже лучше, – сказал он. – Хотя сейчас я с тяжелого похмелья.

Священник снова сел на скамью и похлопал рукой по сиденью рядом с собой, приглашая Денафриа сесть.

– Как семья? – спросил он.

Денафриа послушно опустился на скамью.

– Мы расстались.

Священник поморщился, словно от боли.

– Ох, Джон… Прискорбно слышать. Мне правда очень жаль. Как ты себя чувствуешь?

Денафриа пожал плечами:

– Как-то справляюсь.

– Иногда становится лучше, если с кем-то поделишься, – заметил священник. – Если хочешь, расскажи. Мне все равно нечего делать.

– По-моему, – сказал Денафриа, – мне пора смириться. Вы ведь знаете, как оно бывает. Жить только сегодняшним днем и так далее.

Священник помолчал.

– Как твоя мама? – спросил он после паузы.

– Спасибо, хорошо, – улыбнулся Денафриа. – Она крепкая. И многих из нас переживет.

– Ты регулярно видишься с сыном? – поинтересовался священник. – Его мать не запрещает ему ездить к тебе?

– Да, Винсент по-прежнему остается моим сыном, – кивнул Денафриа. – Так что я не совсем потерял семью.

Священник показал пальцем на небо.

– Раньше утро было моим любимым временем суток, – сказал он, обводя рукой Восемьдесят шестую улицу. – Но сейчас все портят машины. Час пик начинается все раньше и раньше. Я вышел сюда почитать газету, посетовать на проигрыш любимой команды и так далее. Но обычно я выхожу раньше, на рассвете. В последнее время мне все больше и больше нравится рассвет.

– А я не помню, когда последний раз так рано вставал, – признался Денафриа.

– А ты попробуй встать пораньше, – посоветовал священник. – Ради того, чтобы увидеть рассвет. Когда смотришь на такую красоту, в голове проясняется. Лично мне рассвет напоминает о величии Божием. А тебе, возможно, напомнит о твоем сынишке, о том, какое это чудо – дети. Как здорово, что он у тебя есть, несмотря на то что случилось у вас с Джоди.

Денафриа показал на закусочную на углу:

– Может, посидим, выпьем кофейку? Я угощаю.

Отец Джон только отмахнулся:

– Я посоветовал тебе раньше вставать. Я вот уже давно на ногах. Уже выпил несколько чашек кофе. Так что… спасибо за приглашение, но… Попозже, пожалуй, выпью винца. У меня сегодня восьмичасовая служба.

– А я помню, как прислуживал в половине восьмого утра, – оживился Денафриа.

– Да, – кивнул священник. – Подумать только, ты был служкой! Видимо, тогда приходилось брать кого попало!

– Я слышал, в наши дни все стало еще хуже, – заметил Денафриа. – В церкви прислуживают даже девочки.

Священник поморщился.

– Джон, посмотрись хорошенько в зеркало, – посоветовал он. – Ты красивый мужчина, но мне в любой день недели приятнее смотреть на хорошенькую женщину. Разумеется, я рассуждаю чисто теоретически.

– Вы точно не хотите кофе? – спросил Денафриа. – Тогда я, пожалуй, пойду домой. Я там все окна открыл настежь…

– Плохо держишь выпивку? – понимающе улыбнулся священник.

– Я уже очень давно не напивался, – признался Денафриа. – По-моему, последний раз мне было так плохо на мальчишнике перед свадьбой.

– А я время от времени позволяю себе, – сказал священник. – Время от времени мужчине полезно напиваться. Если честно, последний раз я напился неделю назад. Между вечерней службой и официальным ужином, за которым мы смотрели, как играют «Никербокеры», – там тоже пропустил несколько рюмочек. Потом, когда ложился спать, был сам себе противен…

Денафриа похлопал священника по плечу:

– Вы молоток, отец Джон!

– Молоток? – удивился священник.

– Ага. – Денафриа подмигнул старинному другу. – Пока! Еще увидимся!

Священник ткнул в Денафриа пальцем.

– Если только я не замечу тебя первым.

25

Когда Денафриа наконец выспался и приехал на встречу с Павликом, уже вечерело. Заморосил дождь. Павлик припарковал машину у входа в частный клуб на Кони-Айленде, где «бойцы» из бригады Джо Сарпетти коротали свободное время за игрой в карты.

Денафриа остановился непосредственно за «фордом-таурусом», на каком ездят сотрудники отдела по борьбе с организованной преступностью. Сев на пассажирское сиденье рядом с Павликом, Денафриа заметил, что его напарник еле сдерживается.

– Старик тебе звонил? – спросил Павлик у Денафриа.

– Да, – кивнул Денафриа. – С его женой ничего страшного. Есть ссадины, кровоподтеки, но ее жизнь вне опасности. Ты показал ей снимки?

– Еще бы! Оказывается, их навещал красавчик Фама.

– Значит, ее избил не Манджино?

– Нет. Какая разница?

Денафриа указал на дом, рядом с которым они стояли:

– Хочешь арестовать его?

– Поэтому я тебе и позвонил.

– Пошли.

Оба тут же вылезли из машины. На полдороге Денафриа заметил:

– Там будет куча свидетелей. А еще фэбээровцы наверняка напичкали клуб подслушивающими устройствами. Или, того хуже, скрытыми камерами видеонаблюдения.

– Ты на что намекаешь? – насторожился Павлик.

– Постарайся обойтись без рук, – предупредил Денафриа. – Во всяком случае, не при посторонних. Особенно внутри. Как я и сказал, скорее всего, все происходящее там записывается. И потом, там наверняка полным-полно агентов в штатском.

Павлик остановился как вкопанный.

– Что? – спросил Денафриа.

– Тогда давай подождем, пока он выйдет, – предложил Павлик.

Денафриа ненадолго задумался, а потом сказал:

– Наверное, ты прав.

Витторио Тангорра попросил консьержа позвонить Ларри Берре по домофону. Сам он озирался по сторонам, ища скрытые камеры. Жилой комплекс «Коринф» охранялся очень хорошо. В мраморном холле посетителей встречали швейцар и консьерж; на потолке было установлено несколько видеокамер, снимавших всех входящих и выходящих из здания под разными углами. Увидев, что стоит под самым объективом, Тангорра нервно потрогал рукоятку пистолета в правом переднем брючном кармане.

Через несколько минут консьерж, положив трубку, указал в сторону лифтов.

– Направо. Тридцатый этаж. Тридцать-И.

Тангорра кивнул консьержу и медленно зашагал к лифтам. Он низко опустил голову, чтобы не попасть в объектив камер, нацеленных на лифты.

На Лианне была короткая белая юбка, узкий желтый свитерок в обтяжку и белые туфли на высоком каблуке; длинные каштановые волосы стянуты в конский хвост. Она сидела на краю двуспальной кровати в номере мотеля при аэропорте с тюбиком помады в руке. Стоило ей повернуть голову, как перед глазами после куаалюда[4] все поплыло; пришлось опереться на руки, чтобы не упасть.

– Ч-черт, – выругалась она.

Манджино шепотом переговаривался в соседней комнате с толстяком в бежевых шортах и черной футболке. Дверь между двумя смежными комнатами была приоткрыта.

– Кого ты привел? – спросил Манджино.

– Двух молокососов, – ответил толстяк. – К сожалению, белых. Все чернокожие сейчас в Лос-Анджелесе, пробуются на роли в большом кино.

– А эти как, в порядке?

– Все нормально. Их ничего не интересует, кроме денег.

– Тогда ладно, – сказал Манджино, вытаскивая бумажник и отсчитывая десять стодолларовых купюр. – По пятьсот каждому, как договорились.

Толстяк взял деньги и сунул их в карман.

– А кто будет снимать – ты? – уточнил Манджино. – Не забудь, мне нужно несколько копий.

Толстяк показал своему собеседнику два пальца.

– С двух камер, с рук, – сказал он. – Скоро здесь будет Нэнси, моя жена. Заехала по пути за второй камерой.

Манджино поднял обе руки вверх:

– Надеюсь, за вторую камеру не придется доплачивать?

Толстяк поморщился.

– Ну что ты, – сказал он. – Для нас такая работа – сплошное удовольствие. Что с тобой?

– Верно, – кивнул Манджино. – Что со мной?

Денафриа помахал удостоверением и служебным жетоном.

– Джек Фама? – осведомился он.

Фама переводил взгляд с одного детектива на другого.

– Что вам нужно?

Павлик скрутил Фаме руки за спиной и потащил к стоящей у обочины машине. Потом сильно толкнул его, и Фама ударился о дверцу «кадиллака».

– Вы арестованы за незаконное проникновение в чужую квартиру и причинение тяжких телесных повреждений, – объявил Денафриа.

– Это еще что такое, мать вашу? – закричал Фама.

Павлик заломил ему руку за спину, и Фама застонал от боли.

– Ты, сволочь, имеешь право заткнуться, – сказал Павлик. – Или я толкну посильнее, и твои локти окажутся там, где сейчас твои плечи.

Внимательно оглядевшись, Денафриа открыл заднюю дверцу «форда-тауруса». Павлик толкнул Фаму на заднее сиденье. Падая, Фама ударился лбом о крышу машины; из разбитого лба потекла кровь.

– Больно! – завопил он. – Осторожнее, козел!

Павлик быстро ткнул бандита кулаком в живот и заставил сесть.

– Сам не зевай, когда в машину садишься, – посоветовал он.

Денафриа втиснулся между Павликом и Фамой и показал своему напарнику на переднее сиденье.

– Садись за руль, – велел он Павлику.

– Витторио! Входи, входи! – радостно приветствовал парикмахера еще не совсем проснувшийся Ларри Берра. На нем был белый махровый халат с монограммой и такие же шлепанцы. В густой поросли на груди мелькала толстая золотая цепь.

Войдя в роскошную квартиру, Витторио Тангорра первым делом огляделся по сторонам, ища скрытые камеры. Правую руку, в которой он сжимал рукоятку пистолета, он не вынимал из кармана.

Берра подошел к старику и хотел было обнять его, но Тангорра увернулся.

– Не кипятись, – сказал Берра. – Я ведь просто так, из вежливости. Кофе хочешь?

– Кого ты прислал ко мне домой? – с ходу начал Тангорра.

– Что? – удивился Берра. – Что значит «прислал»?

– Сегодня утром, – пояснил Тангорра, – какой-то головорез вломился в мой дом!

Берра поднял руки вверх.

– Полегче, Витторио. Погоди, – сказал он. – Матерью клянусь, я никого к тебе не посылал.

Тангорра стиснул зубы.

– Он ударил мою жену, – процедил он, еле сдерживаясь. – Толкнул ее… Задрал на ней ночную рубашку. Потом толкнул меня. В моем собственном доме!

Берра затряс головой.

– Наверное, это был Джимми Качок, – догадался он. – Клянусь, он действовал по собственной инициативе. – Правую руку он поднял вверх, а левую положил на грудь.

– Врешь, сволочь! – выкрикнул Тангорра.

Берра по-прежнему тряс головой.

– Нет, Витторио, я не вру. Клянусь! Кстати, копам я уже звонил. Мы договорились о встрече. Сегодня они мне перезвонят.

Тангорра молчал. Вдруг он выхватил из кармана пистолет и прицелился в Берру. Берра вытаращил глаза и попятился назад. Споткнувшись, он упал на пол.

Пока Лианна в полубессознательном состоянии лежала на кровати, парни, которые должны были сниматься вместе с ней, распотрошили ее красную кожаную сумочку и нашли диктофон. Манджино вынул из диктофона микрокассету и заменил ее на новую, чистую. Потом он положил диктофон на место, в сумочку, и принялся наблюдать за тем, что происходит.

Обоим юнцам было по семнадцать лет. Оба уже больше года снимались в порнофильмах. Они уложили Лианну на спину, раздвинули ей ноги. Один юнец лег на нее. Второй опустился перед ней на колени и пытался заставить ее открыть рот. Толстяк и его жена крутились с камерами вокруг кровати, выбирая лучшее место для съемки. Толстяк скомандовал: «Мотор!»

Лианна закашлялась и отвернулась, но юнец, стоящий над ней, быстро придал ее телу нужное положение. Она попыталась что-то сказать, и он проворно вошел в нее. Она один или два раза застонала, а потом глаза у нее закрылись, и она обмякла.

26

Джон Феллер вместе с детективами Денафриа и Павликом незаметно наблюдали, как Джека Фаму выводят из камеры предварительного заключения.

На лбу у Фамы красовалась свежая марлевая повязка.

Выйдя из камеры, он сразу низко опустил голову.

– Что за херня? – спросил Павлик.

– Вот так вот, – сказал Феллер.

Денафриа попытался жестом успокоить Павлика.

– Ты что? – не понял Павлик.

– Парень работает на нас, – пояснил Феллер. – Вообще-то вам не полагалось об этом знать, но ничего не поделаешь. У всех случаются проколы. Сейчас как раз такой случай. Теперь наш информатор подвергается риску. Вы можете скомпрометировать его в глазах мафии, что является нарушением федерального законодательства. Я уже не говорю о том, что арест был произведен с нарушением всех законов.

– Да пошел ты, – откликнулся Павлик.

– Спасибо, как-нибудь потом, – ответил Феллер. Он вскрыл коричневый конверт, который держал в руках, достал оттуда снимки, на которых был запечатлен арест Фамы, и передал снимки Денафриа.

– Ну и что? – спросил Денафриа. – Да, мы его арестовали. Не отрицаем.

Павлик выхватил у напарника снимки.

– Голова у него была забинтована и до ареста? – поинтересовался Феллер.

– Он ударился головой, когда садился в машину, – сказал Денафриа. – Не он первый, не он последний.

Феллер показал на снимки, которые держал в руке Павлик.

– Они сделаны скрытой камерой, – уточнил он. – Мы знаем, что Фаму толкнули. Мы знаем, что при аресте детектив Павлик ткнул его кулаком в живот. Камера сняла, как Фама ударился головой, когда его, закованного в наручники, заталкивали в машину.

Павлик бросил снимки на стол.

– А как он толкнул старушку, вы видели? – спросил он.

Феллер зевнул.

– Нет, ничего подобного мы не видели.

– Так знайте, что она написала жалобу, – заявил Павлик. – Она опознала его по фото.

– Да, – кивнул Денафриа. – Старушку-то он обидел!

– Мы примем это к сведению, – пообещал Феллер.

Павлик рубанул воздух кулаком.

– Постараемся учесть, – подтвердил Феллер.

– Кроме того, начато следствие, – продолжал Денафриа.

Феллер поднял руку и улыбнулся.

– Поверьте мне, наше расследование важнее, чем ваше, – наставительным тоном произнес он.

Павлик прикусил губу.

– Вот так, значит, да? – спросил он.

– Конечно, есть вероятность того, что дело против Фамы дойдет до суда, – ответил Феллер. – Повторяю, такая вероятность есть. Но судье придется учесть, что он работает на нас. Поэтому не исключено, что позже его оправдают. Ребята, да поймите же вы! Мы ловим более крупную рыбу.

Павлик посмотрел на Денафриа и покачал головой.

– Объяснил, называется. Значит, стоит какому-нибудь поганцу настучать вам на своих же, и он может совершенно безнаказанно совершать тяжкие преступления!

– Он в самом деле избил пожилую женщину, – напомнил Денафриа Феллеру.

– Не избил, а просто толкнул, и она упала, – поправил Феллер.

– На ее месте могла оказаться и твоя мать, – подчеркнул Павлик.

– Моя мать умерла, – ответил Феллер, глядя на Павлика в упор.

– Слушайте, – сказал Денафриа. – Нечего на нас злиться. Мы знаем, что он натворил. Кроме того, оказывается, мы впустую потратили кучу времени и сил!

Феллер ничего не ответил.

– Верно, – кивнул Павлик.

Когда Витторио Тангорра выстрелил, пуля попала в стену, и Ларри Берру осыпало штукатуркой. Испугавшись, старик выбежал из квартиры. Берра долго не мог прийти в себя. Телефон зазвонил через час; он вздрогнул от неожиданности.

– Ты еще любишь ее? – спросил Джимми Манджино, когда Берра снял трубку, так и не отряхнувшись.

Берра ответил не сразу.

– Не знаю. А что? – осторожно спросил он.

– У меня есть один фильм… – продолжал Манджино.

Берра поморщился:

– Что?

– Фильм. На видеокассете. Я подброшу ее тебе на стойку консьержа. Но предупреждаю, кино довольное жесткое. Когда будешь смотреть, лучше сядь.

Берра прищурился.

– Ты и она? – испуганно спросил он.

– Хуже, – ответил Манджино. – Гораздо хуже. Вряд ли ты захочешь, чтобы такой фильм с ее участием пошел гулять по городу. Особенно в тех кругах, в которых мы вращаемся.

– Не понимаю, – оторопел Берра.

– А ты посмотри, и сразу все поймешь, – посоветовал Манджино.

Берра потряс головой:

– Мне-то что за дело?

Манджино рассмеялся.

– Во-первых, пострадает твоя репутация. Уже сейчас над тобой все потешаются из-за того, что ты дал какому-то парикмахеру пятьдесят восемь кусков. Представь, что будет, когда станет известно, что твоя девчонка снимается в порнофильмах.

Голова у Берры откинулась назад.

– В порнофильмах?!

– Лианна обхаживает малолеток, – сказал Манджино. – Уделала, можно сказать, всех местных студентов.

Берра на секунду отодвинул трубку от лица. Когда он снова прижал ее к уху, Манджино спросил:

– Ларри, ты меня слышишь?

– Да, слышу, – ответил Берра.

– Кино с ее участием стоит дорого.

– Сколько?

– Сто кусков, – отчеканил Манджино. – И половину нужно выплатить немедленно. Я, конечно, могу переговорить с нужными людьми и добиться скидки, но все равно тебе это будет дорого стоить. Здешние заправилы работают быстро. Им нужен оборот. Они требуют компенсации. Для начала передай пятьдесят кусков твоему другу Бенни. Он знает, что делать.

Берра набрал в грудь побольше воздуха.

– Бенни тоже в курсе? – спросил он, задыхаясь.

– В курсе чего, Ларри? – притворно удивился Манджино. – У тебя просто паранойя. Мы все стараемся тебе помочь. Не кати на нас бочку.

Берра снова замолчал.

– Ларри!

– Да.

– Доставай деньги, и побыстрее!

Очнувшись, Лианна поняла, что она находится в номере мотеля. Обстановка показалась ей смутно знакомой. Она была голая, если не считать трусиков-танга, надетых наизнанку. Одежда валялась за спинкой стула.

Она не сразу пришла в себя. Стоило ей пошевелиться, и ее пронзила резкая боль внизу живота и в прямой кишке. Она с трудом добралась до ванной и долго стояла под душем. Вытершись, Лианна заметила, что все полотенце в крови.

Она посмотрелась в зеркало и заплакала, но вдруг вспомнила о диктофоне и карточке с телефоном Джорджа Уилсона. Заглянула в сумочку, нашла диктофон и карточку. Вытащила карточку и увидела, что сзади что-то написано.

«Классный заход, сучка».

Лианна ахнула, а потом издала душераздирающий вопль.

27

Когда Майкл Макдоналд зашел в кабинет комиссара Роберта Даунса, тот разглядывал снимки, на которых была изображена сцена ареста Джека Фамы. День выдался для Даунса трудным. Накануне ночью в пяти районах Нью-Йорка произошло пять убийств.

Даунс жестом указал на стулья, стоящие перед его столом. Макдоналд выбрал тот, что справа. Даунс через стол протянул Макдоналду фотографии. Макдоналд прищурился, чтобы было лучше видно.

– Павлик и Денафриа, – сказал Даунс. – Два наших героя. Тот, кто заталкивает преступника в машину, – Павлик. Так толкнул арестованного, что тот рассадил лоб о крышу машины. Ему наложили семь швов.

Макдоналд внимательнее рассмотрел снимок:

– Откуда они у тебя?

– От наших друзей из ФБР, – ответил Даунс. – У них там повсюду установлены камеры.

– Арестованный подал жалобу? – спросил Макдоналд и тут же ответил себе сам: – Вряд ли, раз он работает на федералов.

Даунс покачал головой:

– Нет, арестованный никакой жалобы не подавал. Как я уже сказал, снимки мне прислали из ФБР. Либо у агента, который с ним работает, зуб на наших ребят, либо он действует просто из принципа. Но знай, я не позволю раздуть скандал, что бы ни говорили мне ты и твой начальник.

Макдоналд снова прищурился:

– Что ты имеешь в виду?

– Хочу напомнить, что ты мой должник, – продолжал Даунс. – Пришла пора возвращать долги. Я требую, чтобы обоих немедленно отправили в отставку. До того, как разразится скандал и обо всем узнает пресса.

Макдоналд вскинул голову:

– Обоих? Но ведь это будет возврат долга в двойном размере. Я и насчет одного из них не уверен…

– А ты постарайся, – подсказал Даунс. – Я тебе помогу.

Макдоналд глубоко вздохнул.

– Я согласен уволить только одного, – глубокомысленно изрек он. – Но не обоих сразу. – Он показал на снимки. – Кстати, тут не видно, чтобы Денафриа плохо обращался с задержанным.

Даунс готов был испепелить Макдоналда взглядом, но Макдоналд делал вид, будто ничего не замечает.

– Одного, – повторил он. – Но не обоих.

– Ладно, – произнес Даунс после паузы. – Павлика. Пусть пишет заявление об отставке.

– А как быть с его компенсацией? – спросил Макдоналд.

– Все устроим, – заверил Даунс. – Получит все, что причитается при досрочной отставке, кроме доплаты за ненормированный рабочий день. И никаких премий! И пусть забудет о повышенной пенсии и прочих привилегиях.

– Несправедливо, – заметил Макдоналд.

– Жизнь вообще несправедливая штука, – ответил Даунс. – Особенно когда часто теряешь контроль над собой.

– Может, все-таки оформим ему доплату за ненормированный рабочий день, но в половинном размере? – предложил Макдоналд.

– Нет, – отрезал Даунс. – Пусть временно посидит на голой зарплате, без всяких доплат. А мы пока проведем служебное расследование.

Макдоналд кивнул. Даунс отодвинул стул от стола.

– Дальше, – продолжал Даунс, – все будет только хуже. Скандалы будут учащаться. Он неуправляем. Должен был понимать, что за тем кварталом ведется видеонаблюдение, раз там постоянно собираются мафиози!

– А если он не захочет уходить по собственному желанию? – усомнился Макдоналд.

– Заставь, – сказал Даунс. – Скажи, что ему светит тюрьма за избиение Тимоти Уоллера. Объясни, что он подает коллегам дурной пример. Растолкуй, как хотят власти города, чтобы он вышел в отставку.

– Возможно, результат будет прямо противоположным, – возразил Макдоналд. – То он герой, которого награждают и расхваливают, и вот, всего через месяц, тот же самый герой дал волю рукам – и его увольняют. За что? Как мы объясним это журналистам?

– Стресс, – ответил Даунс ровным голосом. – Так и не оправился от потрясения после того, как нашел труп мальчика. И нашел еще одного ребенка, которого, к счастью, удалось спасти. Он не выдержал постоянного столкновения с отбросами общества, с бандитами, с мафиози. Выбирай, что хочешь.

Макдоналд взял фотографии.

– А с ними что делать? – спросил он.

– Если понадобится, надави с их помощью на Павлика, – сказал Даунс. – А потом используй по назначению.

– То есть сжечь их, – догадался Макдоналд.

– Поджарь на них сосиски, – посоветовал Даунс. – Устройте с вашим боссом пикник.

Павлик и Денафриа заехали на конспиративную квартиру, снятую отделом по борьбе с организованной преступностью в районе Бруклин-Хайтс. Выпив кофе, Павлик пошел в ванную, а Денафриа как раз в этот момент позвонила жена. Денафриа закончил разговор, когда его напарник вышел из ванной.

– Поработай пока без меня, – сказал Денафриа. – Только что звонила жена. Похоже, сынишка сломал руку.

– Конечно, – кивнул Павлик. – Как он вообще?

– Наверное, ничего страшного, но я хочу съездить в больницу.

Павлик показал на дверь:

– Конечно езжай.

– Ты уверен, что справишься? – спросил Денафриа. – Если нет, я поеду в больницу после разговора с Беррой.

– Неужели Берра знает тебя в лицо? – удивился Павлик. – Я ведь могу выдать себя за тебя, разве нет?

– Верно, он не знает меня в лицо. – Денафриа покачал головой. – Мы с ним говорили по телефону меньше минуты. Сначала я договорился о встрече через старика, Витторио. Для Ларри Берры я – это ты.

– Как скажешь, – сказал Павлик.

– Голос у Берры был испуганный, – продолжал Денафриа. – Либо его друзья-мафиози его чем-то шантажируют, либо он попал в неприятности, о которых мы не знаем. Скажем, из-за наркотиков. Или он финансировал другое предприятие, о котором ему даже не рассказали. Кто знает. Может, он боится ареста. Такой, как Берра, способен рехнуться от страха при одной мысли о тюрьме.

Павлик улыбнулся.

Денафриа улыбнулся в ответ.

– Тебе ведь нравится, когда плохие парни получают по заслугам?

– А что? – ответил Павлик, по-прежнему улыбаясь. – Может, все и получится.

– И все-таки постарайся не распускать руки, – посоветовал Денафриа.

– Что, простите? – спросил Павлик. Улыбка на его лице увяла.

– Я пошутил, – сказал Денафриа.

Вечером Манджино позвонили и велели приготовиться к важному событию. Форма одежды – парадная. Он попросил Розмэри Дичикко помочь ему выбрать галстук. Перед тем как ему позвонили, Манджино и миссис Дичикко занимались оральным сексом в комнатке, которую она ему предоставила. Розмэри Дичикко дала Манджино галстук, который, по ее словам, был на ее муже в день их свадьбы.

Заехав в ближайший бар, Манджино позвонил Лианне Флинн и рассказал, какую сумму требует с Ларри Берры за порнофильм с ее участием. Он только расхохотался, когда она набросилась на него с руганью и упреками.

– Но ведь и ты внакладе не останешься, – закинул он крючок. – Двадцать процентов – лучше, чем ничего.

Лианна бросила трубку.

У бара его подобрал Бенджамин Лукесси; они приехали в Шипсхед-Бэй и поднялись на борт прогулочного катера. Там его официально представили нескольким капо из семьи Виньери. Кроме Манджино, в тот же вечер в семью принимали еще двоих. Новичков познакомили между собой. Они втроем остались на корме. Им велели ждать дальнейших указаний.

После заката катер отошел от причала. Скоро Манджино различил огни Манхэттен-Бич, а потом – Кони-Айленда. Трое новичков, будущих членов семьи Виньери, вежливо беседовали о спорте и погоде, избегая обсуждать то, ради чего их сюда пригласили.

Через час после того, как они вышли из Шипсхед-Бэй, на корму поднялся один из бригадиров. Распахнув дверь, он поманил троих новичков внутрь.

В каюте стоял овальный стол. За ним сидели младший босс, вторая по старшинству фигура в клане Виньери, советник-консильере и два бригадира. Им официально представили Манджино и двух других кандидатов в члены семьи. Младший босс, сидевший во главе стола, встал, начиная церемонию принятия Джимми Манджино в ряды семьи Виньери.

28

Специальный агент Джон Феллер смотрел видеозапись в помещении 16-го полицейского участка на Восемьдесят шестой улице в Бруклине. Съемка производилась скрытой камерой, установленной перед квартирой Юджина Транкатты. Сначала не было видно ничего, кроме дорожки, ведущей от крыльца к тротуару; на дорожке стояли мусорные баки. Перед дверью лежал коврик. В кадре появился Джимми Манджино, который направлялся в сторону квартиры. Прежде чем входная дверь открылась, он стоял на пороге около минуты. Войдя, Манджино тут же исчез из кадра.

Декстер Грини, детектив убойного отдела полиции Нью-Йорка, расследующий убийство Юджина Транкатты, остановил запись и проверил время, когда она была сделана.

– Четверть четвертого утра, – сказал он, нажимая воспроизведение. – Он внутри.

Агент Феллер пил из бумажного стаканчика черный кофе.

Грини пустил запись на нормальной скорости.

– Мне всегда хотелось стать режиссером, – признался он. – Конечно, больше всего я хотел снимать фильмы про чернокожих, но и боевики тоже неплохо. Я бы заставил его вынуть пушку, пока он идет по дорожке.

– Это было бы очень удобно, – кивнул Феллер.

Грини погрозил агенту пальцем и промотал пленку вперед до того места, где Джимми Манджино снова объявился в кадре. Выйдя из квартиры, он сбежал вниз по ступенькам и быстро зашагал по дорожке в сторону улицы.

– Пятнадцать восемнадцать, – сказал Грини. – Пробыл на месте меньше трех минут. Из них почти целую минуту топтался на крыльце.

– Не очень-то выгодно для вас, – заметил Феллер. – Прямо слышу, как радуется его адвокат. Значит, жертвы не было дома.

– Тогда пусть смотрит как следует, – усмехнулся Грини.

Феллер посмотрел на часы.

Грини показал на экран.

– Обратите внимание. – Он промотал пленку назад, к тому месту, где Манджино идет к дому. Он остановил запись, когда Манджино полез под куртку. – Вот! Сейчас ясно видно, что преступник что-то ищет под курткой. Пять против десяти, не конфету за пожертвования на новую форму для полиции.

– Увеличить можете? – спросил Феллер.

Грини кивнул.

– Завтра сделаем, – пообещал он. – Там у него пушка. Я и без увеличения могу разглядеть рукоятку. Транкатту убили выстрелом в лицо. Если найдете парня, скорее всего, найдете и пушку.

– Наивный вы человек, – вздохнул Феллер. – Такие, как он, всегда избавляются от оружия.

– Не всегда, – возразил Грини. – Особенно если пистолет у убийцы «чистый». Может, он просто привык, а может, лень искать что-то другое. Я несколько раз сталкивался с такими проколами. Причем допускали их не новички, а опытные, профессиональные киллеры. Представьте себе! Убьют из одной и той же пушки двух заказанных клиентов, а потом толкают ее по сниженной цене. Так сказать, два по цене одного.

– Когда будет готова увеличенная копия? – спросил Феллер.

– Завтра, во второй половине дня, – ответил Грини. – Я вам позвоню.

Дверь открылась, и в кабинет вошла детектив Арлин Белзинджер. Тридцатитрехлетняя Арлин была в расцвете сил и красоты. Коротко стриженные волосы цвета воронова крыла, большие карие глаза и полные чувственные губы сразу приковывали к себе внимание. И фигура у нее была что надо. Закрыв за собой дверь, она помахала отчетами баллистической экспертизы.

– Убийство двух корейцев и убийство в «Бруклин-Инн» совершено из одного и того же оружия, – провозгласила она. Голос у нее оказался низкий, хрипловатый.

Феллер улыбнулся.

– Здрасте, здрасте, – приветствовал он коллегу.

Белзинджер угрюмо посмотрела на Грини.

Грини ткнул в Феллера пальцем.

– Он из ФБР, – пояснил он. – Они там все такие невоспитанные.

Феллер перевел взгляд с Белзинджер на Грини.

– Знаете, детектив, я вам очень завидую!

Грини притворно улыбнулся:

– Да, нам, черным, есть за что завидовать. Понимаю.

– В «Бруклин-Инн» Манджино никто не видел, но от дома Транкатты туда езды минут пятнадцать, а то и меньше, – продолжала Белзинджер. – У него была уйма времени, чтобы съездить сначала на квартиру, а потом в отель.

– Спасибо, – сказал Феллер.

– Ну как, готово? – спросил Грини.

Феллер не сводил с Белзинджер восхищенного взгляда.

– А? Что? – очнулся он, поворачиваясь к Грини.

– Мы закончили? – уточнил Грини.

– Ах да, конечно, – ответил Феллер и повернулся к Белзинджер. – Не хотите выйти перекусить? – спросил он.

Белзинджер изобразила изумление.

– Извините, но боюсь, что нет, – ответила она.

– Может, как-нибудь в другой раз? – предложил Феллер.

Белзинджер язвительно усмехнулась и вышла.

– По крайней мере, она не сказала «нет», – заметил Феллер.

– Поверьте мне, – сказал Грини. – Она сказала «нет».

– Он мой друг, – сказала Джоди Денафриа.

Джон Денафриа стоял в холле отделения скорой помощи и издали испепелял взглядом мужчину, которого совсем недавно видел у дома жены. Здесь было много народу. Вход в отделение караулили два охранника.

– Значит, он отвез Винсента в больницу? – спросил Денафриа у жены. – Черт, неужели для тебя все так просто? Притаскиваешь в дом своего…

Джоди Денафриа набрала в грудь побольше воздуха и, подбоченившись, подошла вплотную к бывшему мужу.

– Прекрати! – закричала она. Проследив за взглядом Денафриа, она стиснула зубы и продолжала: – Говори со мной, черт тебя дери! Смотри на меня!

Джон Денафриа прикусил губу и посмотрел жене в глаза.

– Не хочу, чтобы он общался с моим сыном, – сказал он. – Я не хочу, чтобы он ошивался возле Винсента.

– Дэвид просто подвез нас, – объяснила Джоди Денафриа. – Он проезжал мимо и увидел, как мы с Винсентом идем пешком. Он подвез нас, только и всего.

Денафриа стиснул зубы.

– Дэвид? Значит, его зовут Дэвид?

– Джон, перестань, прошу тебя.

– Козел!

– Джон!

Денафриа попытался отодвинуть Джоди с дороги, но она уперлась в него обеими руками и не пускала его.

Бывшие супруги застыли на месте. Ими заинтересовались охранники.

Денафриа глубоко вздохнул и снова посмотрел жене в глаза.

– Он не обязан был тебя подвозить, – сказал он наконец. – У тебя есть машина, за которую я, черт возьми, плачу! И потом, у тебя есть я. В конце концов, я отец Винсента!

Джоди покачала головой.

– Перестань! – велела она.

Денафриа отвернулся к стене и ударил по ней кулаком. Джоди схватила его за обе руки и развернула к себе.

– Прекрати, черт тебя дери! – выкрикнула она. – Не устраивай сцен!

Денафриа не вырывался, пока один из охранников, высокий и стройный чернокожий, не подошел к ним, чтобы разобраться в причине шума.

– Все в порядке? – спросил он у Джоди Денафриа, пристально глядя на нее.

Отвернувшись от охранника, Денафриа помахал в воздухе своим удостоверением.

Охранник повторил вопрос, обращаясь к Джоди Денафриа:

– С вами все в порядке?

– Да, – сказала она. – С нами все в порядке. Ничего страшного. Спасибо.

Охранник еще раз взглянул на Денафриа и отвернулся. Денафриа по-прежнему держал в руке удостоверение, уставясь в потолок. Когда он наконец снова перевел взгляд на бывшую жену, то невольно заглянул ей за спину и увидел сзади ее друга. Он стиснул зубы так, что они заскрипели.

– Черт! – сказал Денафриа, выплевывая на ладонь кусочек зуба.

– Из-за чего ты так раскипятился? – спросила Джоди.

Денафриа зашипел от боли.

– Не переношу, когда ты такой, – сказала Джоди.

Денафриа сунул в рот палец – проверить, не идет ли кровь.

– Как ты? – обеспокоилась Джоди.

Денафриа осмотрел палец.

– Джон!

Денафриа поверх плеча жены смотрел на мужчину, с которым, как он знал, она встречается.

– Он тебя трахает? – спросил он.

– Господи, – вздохнула жена.

– Джоди, да или нет? – не сдавался Денафриа. – Все будет проще, если ты мне ответишь.

– Сейчас мне не до этого, – вздохнула она.

– То есть «да», – сказал он.

Они долго смотрели друг на друга, пока Денафриа не понял, что сейчас заплачет, и не отвернулся.

– Передай сыну, что я приезжал, – велел он.

29

Они встретились в ресторане «Пи Джи Кингз» напротив Эмпайр-стейт-билдинг – одном из любимых ресторанов жителей Нью-Йорка. Вдоль правой стены тянулась красивая барная стойка темного дуба. На стене просторного зала красовались витражи, подчеркивавшие дубовую обивку. Пол был выложен зеленой и белой мозаичной плиткой. Если верить нескольким авторитетным ресторанным справочникам, в «Пи Джи Кингз» самый лучший мужской туалет в Нью-Йорке.

Павлик и Берра сидели в общем зале. Сейчас, когда время обеда уже прошло, а ужинать было еще рано, почти все столики были пустыми, лишь за несколькими сидели всклокоченные пропойцы-завсегдатаи. Они смотрели бейсбол: к потолку с обеих сторон барной стойки были подвешены на кронштейнах телевизоры.

– Значит, вы – тот самый крутой мачо, который избил старика? – начал Павлик вместо приветствия.

– Я уже извинился перед Витторио, – ответил Берра.

Павлик посмотрел на своего собеседника в упор.

– А сейчас вы боитесь, что изобьют вас, – сказал он наконец.

– Я боюсь, что меня убьют, – уточнил Берра.

Павлик закурил.

– Кто вам угрожает? – спросил он.

– Джимми Качок, – сморщился Берра. – Он хочет меня убить.

– Откуда вы знаете? – спросил Павлик.

Берра протянул Павлику видеокассету.

– Вот откуда.

Через двадцать минут они оба сидели в кабинете управляющего, в подвале под рестораном. Павлик дружил с владельцами «Пи Джи Кингз», и потому ему позволили просмотреть кассету на месте.

– Похоже, ваша подружка снимается в порнофильмах, – заметил Павлик. – Мне обязательно смотреть дальше?

– По-моему, они сговорились, – пожаловался Берра.

Павлик взял пульт и остановил просмотр.

– Насчет чего сговорились? – спросил он.

– Вытрясти из меня побольше денег за кассету, – вздохнул Берра. – Кто-то подбросил ее на стойку консьержа в доме, где я живу. Я тут же позвонил Лианне, и она передала мне их требования. Она уверяет, что перед съемкой ее накачали наркотиками. Мол, Манджино без ее ведома подмешал ей в газировку какие-то таблетки, и что было дальше, она не помнит. Если присмотреться повнимательнее, заметно, что она и вправду под кайфом. Лицо не показывают крупным планом. Даже когда… В общем, они старались спрятать ее лицо.

– Вы ей верите? – сверлил взглядом собеседника Павлик.

– Это правда, – ответил Берра. – Посмотрите еще раз. Но они требуют, чтобы я выкупил фильм. Четыре копии. То есть они утверждают, что изготовили всего четыре штуки.

Павлик смахнул пылинку с рукава пиджака Берры.

– А за рекламу доплатить не требуют?

– Я сказал ей, что не буду платить, – ответил Берра. – Как я могу ей доверять? Но боюсь, если не отдам им деньги, они меня убьют.

– Сколько же они просят за свое произведение?

– Сто тысяч.

– Почему не миллион?

– Им известно, что миллиона у меня нет.

– Им известно, что у вас нет ни гроша. Деньги принадлежат вашей матери. Даже мы в курсе.

Берра вытер пот со лба.

– Витторио сказал, что поговорил с вами и вы мне поможете.

Павлик пожал плечами.

– Напишите официальную жалобу, – посоветовал он. – Но на что вам жаловаться? На то, что потеряли деньги, которые дали взаймы под грабительские проценты старику и его подружке? Вам совершенно ни к чему платить им за фильм.

Берра из последних сил старался не заплакать.

– Старик только что пытался меня убить, – произнес он.

– Что? – удивился Павлик.

– Говорит, что кто-то вломился к нему в дом и избил его жену… кажется, так, – продолжал Берра. – Наверное, к нему приходил Джимми Качок.

– Там побывал не Манджино, – покачал головой Павлик.

– Значит, кто-то, посланный Манджино, – настаивал Берра. – Старик решил, будто головореза прислал я. Но я никого не посылал! Я Богом клялся, что я тут ни при чем. Но старик, Витторио, явился ко мне домой и стрелял в меня из пистолета. Попал в стену у меня за спиной.

Павлик фыркнул.

– Похоже, – язвительно заметил он, – вас никто не любит.

– Так вы мне поможете или нет? – напрягся Берра.

Павлик закрыл один глаз, как будто задумался.

– Не платите, – сказал он.

– А они меня убьют, – захныкал Берра.

– Они так и сказали? – оживился Павлик. – Тогда это вымогательство. Тогда нам есть с чем работать.

– Да нет, особенно не угрожали, – сказал Берра.

Павлик запрокинул голову и покачал ею из стороны в сторону.

– Что мне нужно для вас сделать? – спросил наконец Берра.

Фама еще раз наведался к Тангорре. Он следил, как старик идет к дому от автобусной остановки. Дождавшись, когда Тангорра подошел к двери, Фама неожиданно набросился на него сзади и втолкнул в прихожую.

Теперь они оба были в гостиной. Фама привязал старика к стулу и что было сил врезал ему по лицу, разбив нос.

– Хотел натравить на меня легавых? – кричал Фама. – Козел ты старый!

– Пожалуйста, уходите, – просил старик. – Я больше не буду звонить в полицию. Только уйдите!

Фама с силой ударил старика по лицу. Голова старика дернулась вправо; глаза наполнились слезами. Понизив голос, Фама начал быстро говорить по-итальянски.

В его руках блеснуло лезвие стилета. Старик от ужаса широко раскрыл глаза. Фама только что сказал Тангорре, что в Палермо стукачам отрезают языки; он не сомневался, что головорез именно так сейчас и поступит.

– Если тебе повезет, то ничего не будет, – говорил Джордж Уилсон.

Они сидели на белом кожаном диване в квартире Лианны. Уилсон приехал к ней с работы. Лианна поставила кассету и включила воспроизведение, но Уилсон, посмотрев с минуту, отобрал у нее пульт и выключил телевизор.

– Похищение, изнасилование и вымогательство, – заключил он. – Ты можешь навсегда засадить этих скотов за решетку.

Лианна покачала головой:

– А они тогда распространят фильм повсюду.

Уилсон рылся в микрокассетах, которые она держала в сумочке.

– Они вообще-то могут и деньги с Ларри стрясти, и фильм продать, – возразил Уилсон.

– Манджино обещал мне двадцать процентов, – медленно проговорила Лианна, глядя перед собой в одну точку. Сообразив что-то, она вышла из ступора и посмотрела на Уилсона. – Тогда я стану соучастницей!

Уилсон прикусил губу.

– Допустим, Ларри заплатит, – рассуждал он. – Ну и пусть, его проблема. Но не думай, что на том и конец. Если будешь молчать, они будут шантажировать тебя и его вновь и вновь.

Лианна снова покачала головой.

– Не могу, – выдавила она. – Я боюсь.

– А я ничего не смогу для тебя сделать, если только ты не дашь делу официальный ход, – ответил Уилсон. – Тебе придется написать жалобу.

– Он насмеялся надо мной, – прошептала Лианна. – Этот ублюдок насмеялся надо мной!

Уилсон надел наушники и стал слушать микрокассету, вставленную в диктофон. Сначала прищурился, а потом поморщился. Снял наушники и выключил диктофон.

– Ничего, – сказал он.

– Что? – спросила Лианна.

– Здесь ничего не записано, пусто, – повторил Уилсон. – Наверное, Манджино подменил кассету.

В глазах Лианны стояли слезы; она подняла голову к потолку.

– Интересно, – сказал Уилсон, – как Ларри получил кассету с записью?

Лианна закрыла глаза.

– Наверное, Манджино подвез, – без выражения произнесла она. – Наверное, он.

Уилсон тронул ее за плечо:

– Лианна!

Она посмотрела на него невидящим взглядом:

– Ларри сказал, что кассету оставили внизу, в холле. Ему позвонил консьерж снизу. Он перезвонил мне, я рассказала, что случилось и чего хочет Манджино.

Уилсон старался не отрываться от Лианны взглядом.

– И что?

Лианна снова опустила голову.

– Он сказал, что больше не верит мне, – прошептала она. – Думает, что я пытаюсь его ограбить. – Ее глаза наполнились слезами. – В результате меня же еще и сделали виноватой!

Уилсон тронул ее за подбородок и приподнял лицо.

– Давай съездим в больницу, – предложил он.

– Я думала, раз я тебя соблазнила, раз мы с тобой встречаемся, со мной не произойдет ничего плохого, – призналась она. – Ведь ты служишь в ФБР! Мне казалось, теперь я в безопасности!

Уилсон покачал головой:

– Пока не написала официальную жалобу – нет. Я так тебе и говорил с самого начала!

– А сейчас у них есть пленка, где я с этими… Я даже не помню, что произошло! Ничего не помню! Я выпила газировки, и мне захотелось спать. Вот и все.

– Тебя накачали наркотиками, – пояснил Уилсон. – В крови должны остаться следы. Если мы поедем в больницу…

– Он даже тебя не испугался! – закричала Лианна. – Он нашел твою карточку – и все равно не испугался.

– Давай-ка прямо сейчас поедем в больницу, – твердил Уилсон. Он потянул Лианну за руки, но она отмахнулась и с кривой улыбкой спросила:

– Чего ради?

– Тебя осмотрит врач. Может быть, нужно наложить швы или еще что-нибудь. Собрать доказательства того, что тебя изнасиловали. Вдруг потом ты передумаешь и захочешь наказать своих обидчиков? Но, если ты в самое ближайшее время не поедешь к врачу, уже ничего нельзя будет сделать.

Лианна сидела в каком-то оцепенении. Вдруг из глаз у нее ручьем хлынули слезы.

– Нет, – прорыдала она. – Не могу!

30

Пока Фама выволакивал Спиранцу Тангорру из спальни, ее муж пытался извлечь из кармана брюк пистолет. Руки у него были связаны в предплечьях, но ему удалось прорвать изношенную подкладку и нащупать рукоятку пистолета.

Фама швырнул Спиранцу Тангорру на пол и велел ей встать на колени. Она взвизгнула. Ее трясло от страха. Она не сводила взгляда с мужа, но не могла заставить себя закричать.

В глазах у Витторио Тангорры стояли слезы. Плача, он просил жену простить его.

– Снимай с себя все! – приказал Фама пожилой женщине.

Спиранца посмотрела на нож в руках головореза и медленно сняла с себя домашний халат. Увидев ее ношеное нижнее белье, тот поморщился и повернулся к Витторио.

– Она не кусается, когда берет в рот? – спросил он.

– Прошу вас, – умоляющим тоном произнес Витторио Тангорра.

– Да пошел ты! – оборвал его Фама. – А ты давай быстрее! – прикрикнул на старуху.

Та, дрожа, стояла на коленях. Кроме мешковатых панталон, на Спиранце Тангорре ничего не было. Вся правая сторона тела представляла собой сплошной синяк после предыдущей встречи с Фамой.

– А ну-ка, сделай ему минет! – приказал Фама. – Достань из штанов его сморщенный член и бери его в рот!

Витторио Тангорра закрыл глаза. Пожилая женщина наклонилась вперед и расстегнула пряжку на ремне мужа. Фаме захотелось пить.

– Продолжайте! – велел он, выходя на кухню.

Спиранца Тангорра заметила, что ее муж наклоняет голову направо и косит глазами. Присмотревшись, она увидела рукоятку пистолета, торчащую из кармана. Она вынула пистолет. Взяла его обеими руками и наконец посмотрела на мужа.

– Пристрели его, – прошептал Витторио Тангорра.

Спиранца Тангорра плотно зажмурила глаза.

– Даже гребаного пива в доме нет! – ругался Фама, возвращаясь в столовую. – Что же вы пьете, мать вашу?

– Стреляй! – закричал жене Витторио Тангорра.

Фама похолодел. Опустив голову, он увидел, что старуха целится в него из пистолета. Он повернулся и кинулся назад, на кухню. Спиранца Тангорра нажала на спусковой крючок. Фама ощутил острую боль в спине; потеряв равновесие, он ударился о кухонный шкафчик. Потом со всего маху ударился о плиту. Закинул руку за спину – потрогать, нет ли крови. Кровь была, и много; он намочил пальцы. Фама хотел встать, но ноги его не слушались.

Дальше все для него происходило как в замедленной съемке. Боль в спине становилась все нестерпимее. Ему показалось, что мышцы сокращаются сами по себе. Он видел себя как бы со стороны. Вот он открывает дверь и идет по улице. Подбегает к своей машине. Заводит мотор и отъезжает прочь. Фама уткнулся лицом в пол. Теперь перед его глазами был только линолеум в белую и зеленую клетку.

Услышав шорох, Фама повернул голову.

На пороге кухни показался Витторио Тангорра. В руках он сжимал пистолет, из которого только что стреляла его жена. Посмотрев на гангстера, лежащего на полу, Витторио сплюнул.

– Stronzo, – сказал Тангорра. – Засранец! Отправляйся в ад!

Перед глазами Джека Фамы мелькнула картинка: он выбегает из дома. Витторио Тангорра три раза выстрелил в него, попав в шею и голову.

Бенджамин Лукесси приехал на пирс Канарси за несколько минут до Ларри Берры. На нем был белый нейлоновый спортивный костюм с малиновой полосой. Став спиной к ветру, дувшему с залива, он поставил ногу на скамейку и стал читать завтрашний бюллетень скачек.

Вскоре на пирсе показался Ларри Берра с небольшой спортивной сумкой в руках. Он повернулся к ветру лицом и поставил сумку на скамью.

– Что там у тебя? – осклабился Лукесси.

– Пятьдесят тысяч, – ответил Берра.

Лукесси подозрительно огляделся по сторонам. Заметил старый, полуразвалившийся грузовичок, стоящий метрах в двадцати от них, и некоторое время наблюдал за ним.

– Неужели у меня день рождения, а я забыл? – спросил Лукесси.

– Манджино велел мне принести деньги тебе, – ответил Берра.

Лукесси поморщился и снова переключил внимание на грузовичок, пытаясь разглядеть водителя.

– Остаток принесу через два дня, – продолжал Берра. – Пока больше достать не смог.

– Остаток от чего? – спросил Лукесси, поворачиваясь наконец к Берре. – О чем ты вообще говоришь, мать твою?

– Остаток денег за фильмы, – пояснил Берра. – Фильмы с Лианной. Те, в которых ее трахают двое юнцов. Те, которые вы отсняли.

Лукесси схватил Берру за воротник и как следует тряхнул.

– Я отснял?! – возмутился он. Отступив на шаг, он проворно обшарил Берру по бокам, проверяя, нет ли на нем спрятанного микрофона.

– Ты правда думаешь, что я на такое способен? – пробормотал Берра.

– А чем ты лучше других? – ответил Лукесси, вставая на колени и обхлопывая Берре ноги. Убедившись, что на том нет ничего подозрительного, он встал.

– Так о чем ты вообще тут мямлишь? – снова спросил Лукесси у Берры.

– Джимми Качок велел мне принести деньги тебе, – ответил Берра. – Сказал, что нужно сто тысяч, но сегодня я могу принести только пятьдесят. Чтобы достать остальные, понадобится несколько дней.

Лукесси глубоко вздохнул, снова огляделся по сторонам и ткнул пальцем в сумку.

– Сколько дней? – решился он наконец.

– Два, – ответил Берра. – Самое большее – три.

Лукесси пожирал Берру взглядом.

– Ты уж поторопись, – сказал он.

Берра сглотнул ком, отворачиваясь от пристального взгляда Лукесси.

– Эй! – позвал его Лукесси. – Ты меня понял? Иначе фильм к выходным разойдется по городу.

– Я достану деньги, – пообещал Берра.

– Смотри, – пригрозил Лукесси. – Capisce? Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Берра. – Я достану деньги. Я все понимаю.

Лукесси еще некоторое время мерил его пристальным взглядом и наконец позволил себе вымученную улыбку.

– Молодец, – похвалил он, беря черную кожаную сумку и показывая в противоположную от пирса сторону. – А теперь проваливай!

Отвернувшись от Лукесси, Берра нахмурился. Он прошел по пирсу к своей машине. Как только он завел мотор, послышался рев сирен. Берра почесал промежность – микрофон прикрепили туда.

Денафриа встретился с Павликом в грузовичке, оборудованном микрофонами и видеокамерами. Грузовичок был припаркован неподалеку от пирса. Вскоре они увидели «мустанг», принадлежащий дочери Лукесси. Лукесси оставил машину на стоянке и пошел на пирс. Павлик наскоро объяснил Денафриа, что происходит, – в общих чертах они уже все обсудили по телефону. Ларри Берра согласился сотрудничать с ними и сдать Бенджамина Лукесси.

Как только Бенджамин Лукесси сел в «мустанг», на стоянку тут же въехали несколько полицейских машин без опознавательных знаков. Лукесси дал задний ход и врезался в багажник их грузовичка. Увидев, что оттуда выпрыгивают Денафриа и Павлик с оружием в руках, Лукесси потерял голову и попытался убрать их с дороги, сделав вид, будто хочет их задавить. Он едва не сбил Павлика, но Денафриа выстрелил в него через лобовое стекло.

Теперь бригада скорой помощи обрабатывала два пулевых ранения в грудь, полученные Лукесси. Павлик стоял рядом с Денафриа в нескольких метрах поодаль. Он положил руку на плечо напарника и старался его успокоить.

– Ты правильно поступил, – внушал Павлик. – Я тоже был на взводе и готов был выстрелить. Но ты оказался проворнее… Ты правильно поступил.

– Спасибо, – кивнул Денафриа.

– Все будет нормально, – продолжал Павлик. Он убрал руку с плеча Денафриа и принялся рыться в карманах в поисках сигарет.

– По-моему, он не собирался тебя давить, – заметил Денафриа.

Павлик в упор посмотрел на напарника.

– Как это – не собирался? – возмутился он. – Если ты скажешь так на суде, подонок выйдет сухим из воды! Мафиозо хотел нас задавить. Он направил на нас машину! Ты среагировал быстрее, чем я. Вот что случилось, Джон, и вот что ты, мать твою, скажешь! Ясно? Ты слышишь меня?

– Да, наверное, – неуверенно проговорил Денафриа.

– Не наверное, а точно! – убеждал Павлик. – Так и было, мать твою!

Денафриа заставил себя снова кивнуть.

31

Сразу после того, как Джимми Манджино приняли в семью Виньери, его арестовали. Едва он сошел на причал с катера в Шипсхед-Бэй, как на пристани появилось множество агентов ФБР.

Время близилось к полудню. Проститутки, которых они подобрали на Стейтен-Айленде, щурили глаза от яркого солнца. Женщины сбились в кучку в полицейском фургоне, припаркованном у причала. Младшего босса и бригадиров арестовали раньше, на Стейтен-Айленде, после того как они сошли там на берег. Манджино и двух его новых собратьев по семье Виньери заковали в наручники и рассадили по разным машинам.

Манджино ждал в машине специальный агент Феллер, державший наготове портативную видеокамеру с функцией записи звука. Дождавшись, когда машина тронется с места, он показал Манджино запись, сделанную у дома Юджина Транкатты.

Манджино посмотрел запись и отвернулся.

– По нашим подсчетам, примерно тогда ты и завалил Транкатту, – открыл карты Феллер.

Манджино молчал.

– Мы увеличили запись – и надо же, разглядели у тебя за поясом рукоятку «беретты». Той самой, из которой убили Транкатту, а также двух корейских отморозков на стоянке возле отеля «Бруклин-Инн».

Манджино смотрел в окно.

– Кстати! – насмешливо протянул Феллер. – Ни за что не догадаешься, откуда мы узнали о твоем вчерашнем празднике.

Манджино преувеличенно равнодушно зевнул.

– От Джека Фамы, – сказал Феллер.

Манджино круто развернулся к специальному агенту. Он не скрывал удивления.

Феллер улыбнулся.

– Тебя заставляли проколоть палец, а потом жечь иконку? – спросил он.

– Так что там насчет Фамы?

Феллер смотрел вдаль, нарочно затягивая время.

– Наверное, он делал то же самое, – сказал наконец Феллер. – Я имею в виду – прокалывал палец. И святого жег.

Манджино стиснул зубы.

– Знаем мы все ваши ритуалы, – продолжал Феллер. – Тебя заставили перекреститься и поклясться не выдавать своих? Ну и зря. Все равно ни один из вас не умеет хранить тайны. Ни единой.

– Где Фама? – спросил Манджино.

Феллер пожал плечами:

– Не знаю… Если честно, до него мне и дела нет! Мы взяли новичка в мафиозном отряде бойскаутов, и теперь Фама для нас – второразрядный стукач.

Манджино хмыкнул:

– С чего ты взял, что я стану стучать?

Феллер снова включил миниатюрный телевизор и ткнул Манджино локтем в бок, чтобы привлечь его внимание.

– Ты совершил убийство, – заявил он, показывая на крошечный экран. – Судя по тому, как все выглядит, убийство преднамеренное. Тебе светит от двадцати пяти лет до пожизненного. А может, и укольчик, после которого сразу станет не больно.

Манджино по-прежнему ухмылялся.

– Ничего у вас на меня нет.

Феллер хлопнул Манджино по колену.

– Ну и ладно! – воскликнул он. – Даже если пока у нас действительно ничего нет, Джек Фама охотно даст на тебя нужные показания. Больше всего на свете ему не хочется возвращаться на Сицилию. От этого он плохо спит по ночам. Так ему не хочется, чтобы его выслали на родину!

Самодовольная улыбка на лице Манджино увяла.

– Значит, Фама действительно стукач? Он меня заложил?

– Он или один из двух типов, которых вместе с тобой приняли в бойскауты, – кивнул Феллер.

Манджино покачал головой.

– Ты полный придурок, – сказал он.

– Придурок так придурок, – не обиделся Феллер. – Мне все равно. Знаешь, почему? Потому что кто-то из вас все равно будет на нас работать. Нам безразлично кто. Ты, один из двух придурков, которых приняли в семью вместе с тобой, один из бригадиров, который вчера вручал вам верительные грамоты в ваш зоопарк… В общем, кто-то из вас обязательно расколется и настучит на других. Так живут в твоем мире, крутой. Рано или поздно каждый из вас начинает играть в игру под названием «Давайте договоримся». В наши дни больше никому не хочется сидеть за решеткой. В тюряге теперь совсем не то, что было раньше для вас, мафиози. Не те условия. Никаких больше стейков и омаров. Никакого красного вина и карточных игр на всю ночь. Если будут снимать продолжение «Хороших парней», боюсь, сцены в тюрьме окажутся самыми скучными. Просто до ужаса скучными.

Манджино всеми силами старался игнорировать подначки специального агента.

– Интересно, как Фама узнал про вчерашний вечер? – спросил он.

– Он ведь Виньери по крови, – ответил Феллер, поворачиваясь к окошку и щурясь на солнце. – И потом, повторяю, какая разница? На тебя настучали, а кто – Фама или другой, не имеет никакого значения. – Он снова повернулся к Манджино. – Ты неудачник, друг мой, и тебя ждет тюрьма. Вот что главное. А все остальное не важно. Пораскинь-ка мозгами.

– Да пошел ты, – ругнулся Манджино.

– Охотно пойду, – кивнул Феллер. – А ты пока подумай над моими словами. У тебя минут двадцать. Потом мы подъедем к нашей штаб-квартире на Федерал-Плаза, 26. От тебя зависит, как ты туда попадешь – с парадного или черного хода. Все зависит от того, какое решение ты примешь. Один вариант оставляет тебя в живых и на свободе. Выберешь другой вариант – и он будет стоить тебе жизни по крайней мере следующих двадцати лет. Так что выбирай, что тебе дороже. У тебя осталось девятнадцать минут.

Манджино сглотнул слюну. Он почувствовал, как подступает очередной приступ мигрени. Попытался запрокинуть голову назад и закрыть глаза, но со скованными за спиной руками находиться в такой позе было очень неудобно.

32

Они сидели за уставленным бутылками круглым столом в зале ресторана «Пи Джи Кингз». Ресторан уже закрылся, и в зале никого не было, кроме четырех детективов и Элиш Фален. Алекс Павлик сидел между прежним и новым напарниками, Декстером Грини и Джоном Денафриа. Арлин Белзинджер примостилась рядом с Элиш Фален, слева от Грини. С другой стороны от Арлин, чуть поодаль, сидел Денафриа. Все были заметно навеселе, а Павлик совсем захмелел.

Взяв очередную бутылку «Хайнекена», Денафриа посмотрел на мопсиху Наташу. Собачка спала на полу, на плотной подстилке.

– Поверить не могу, что ты спер собаку у Тони Мопса.

Павлик поднял вверх правую руку, в которой сжимал наполовину выпитую бутыль текилы.

– Поправочка, – провозгласил он. – Я спер мопса у Тони Мопса.

Декстер Грини качал головой.

– Правда, он зануда? – сказал он, обращаясь одновременно к Денафриа и Белзинджер. – «Поправочка. Уточнение». Ты спер у него собаку!

Павлик повернулся к Белзинджер.

– Видишь, какой он? С ним надо держать ухо востро, – предупредил он. – Декс ужасно завистливый тип. Тут уж ничем не поможешь. Представляешь, как тяжело мне с ним пришлось? Мы проработали вместе целых восемь лет!

– Элиш, а ты как его терпишь? – забеспокоился Грини. – Я выносил его поневоле, нас ведь заставили работать вместе.

– Он редко бывает дома, – ответила Элиш. – Привык задерживаться на работе допоздна.

Белзинджер засмеялась, подняла голову и посмотрела на Денафриа. Тот тоже посмотрел на нее.

– А ты как считаешь, Джон? – спросила она. – По-твоему, Алекс тоже трудный?

Грини и Денафриа переглянулись.

– Алекс?

Белзинджер хихикнула.

– Я просто назвала его по имени!

– Алекс? – повторил Грини.

– Мне он не позволил называть себя Алексом, – вздохнул Денафриа. – Более того, сам велел, чтобы я обращался к нему по фамилии.

– Да, он у нас такой польский мачо. Гордится своей фамилией, – кивнул Грини. – Ему и невдомек, что всем наплевать на его происхождение.

– Ничего подобного! – сказал Павлик. – Хотя знаешь, Декс, иногда я скучаю по твоему шовинизму. Вот, например, мой новый напарник, Джон, в самом деле умеет говорить на своем родном языке. Ну и что? А от тебя только и слышно: «мы», «вы»… Ты помешался на своем африканском шовинизме. Что, я не прав?

Павлик сам безудержно расхохотался собственной шутке.

Грини повернулся к Белзинджер:

– Теперь понимаешь, о чем я? Он дурак. Как тот калека в опере. Как там его звали, шута? Вот и Павлик такой. Шут. Причем здоровый к тому же.

– Он имел в виду Риголетто, – объяснил Павлик Белзинджер и повернулся к Денафриа: – Ну а ты как бы меня назвал, Джон?

Денафриа пристально смотрел на Белзинджер.

– На нее не обращай внимания, она из убойного отдела, – предупредил Павлик.

Денафриа повернулся к Павлику:

– Что? А, да. Как ты его назвал, Декс, шутом? По-моему, подходящее определение. Достаточно точно.

Элиш рассмеялась и захлопала в ладоши.

– Эй! – обиделся Павлик. – Я-то думал, ты на моей стороне.

– Я и была на твоей стороне, пока ты работал, милый, – сказала Элиш. – Но сейчас ты у нас безработный. Куда тебя теперь возьмут? Разве что охранником в дешевую киношку…

Грини вскочил с места и зааплодировал. Денафриа последовал его примеру. Белзинджер и Элиш повернулись друг к другу и хлопнули друг друга по ладоням.

Павлик отпил глоток текилы. Он дождался, пока Грини и Денафриа сядут на места.

– Правда, напарник, – кивнул Денафриа. – Кино – самое для тебя подходящее место.

– Ничего подобного, – возразил Павлик. – Все схвачено! Никаких киношек! Начиная с понедельника я – частный детектив. Буду работать на Чарли Дестефано с Лонг-Айленда. У него, по его словам, для меня работы хватит. А может, я стану и его партнером.

Грини сморщился:

– Чарли Дестефано! Тот самый итальяшка… Джон, не обижайся. Тот самый итальяшка, который обожал петь на полицейских холостяцких вечеринках? Который воображал себя знаменитым тенором?

– Он самый, – ответил Павлик, отпивая из бутылки. – Декс, у него опера буквально в крови. Примерно так же, как у тебя в крови рэп.

– А у тебя – необходимость мериться, у кого яйца круче, – подначил Грини.

Элиш захлопала в ладоши.

Остальные одобрительно закричали.

Павлик пытался подавить улыбку.

– Это был удар ниже пояса! – заявил он.

– Кто он такой? – спросил Денафриа. – Я имею в виду Дестефано. Фамилия вроде бы знакомая, но я не могу его вспомнить.

– Еще один хороший коп, которого перемолола система, – ответил Павлик.

– Дестефано подставил напарник, – добавил Грини. – Его напарник был продажным. По уши влип из-за наркоты и прочего дерьма и подставил Дестефано и нескольких других хороших полицейских. Например, Джека Руссо. Всех их уволили во время очередной кампании «охоты на ведьм» несколько лет назад. Служили они в Бронксе.

– Про Руссо я знаю, – вставил Денафриа. – Слышал от нескольких человек.

– Теперь он работает таксистом, чтобы свести концы с концами, – продолжал Грини. – А еще служит подручным у тамошнего букмекера. Ему нужно оплачивать обучение ребенка и еще отстегивать адвокату, которого он нанял для своей защиты.

– Руссо был хорошим полицейским, – с серьезным видом сказал Павлик. – Ему нужно связаться с Дестефано.

– Дестефано я не знаю, – вставил Денафриа. – Хотя фамилия звучит знакомо.

– Кто-то из его родных был великим тенором Дестефано, – ответил Павлик. – У него был роман с Каллас, они записали знаменитую версию «Тоски».

– Тоже слышал в университете? – с подозрением спросил Грини. – Или только что, сейчас все выдумал? – Он повернулся к Денафриа: – Он часто так поступает, знаешь? Выдумывает что попало и когда попало, лишь бы ему было удобно.

Денафриа улыбался Белзинджер. Грини повернулся к Белзинджер и увидел, что та улыбается в ответ.

– Эй, вы! Перестаньте, хотя бы ненадолго! – позвал Грини.

– Оставь их в покое, Декс, – одернула Элиш.

– Ох уж мне эти белые… – проворчал Грини.

Павлик обратился к Белзинджер:

– Только не говори, что он тебе нравится!

– По-моему, он прелесть, – с вызовом ответила Белзинджер.

– Он прелесть? – хором воскликнули Павлик и Грини и переглянулись. Грини закатил глаза.

– Из нас двоих прелесть – я, – заявил Павлик, поворачиваясь к Элиш. – Правильно, солнышко? Разве я не прелесть?

– Ничуточки, – ответила Элиш. – Мужчины – самые бесчувственные животные. Нет, милый, ты не прелесть. Ты… ну да, ты у меня большой. Ты большой мужчина.

Грини вскочил с места и принялся бурно аплодировать. Элиш встала и раскланялась.

– Ты правда считаешь, что я – прелесть? – спросил Денафриа у Белзинджер.

– Да, я так считаю, – подтвердила Белзинджер.

– По-моему, ты красавица, – сказал Денафриа.

– Спасибо, – ответила Белзинджер.

– Не стесняйся нас, продолжай ухаживать, – подбодрил напарника Павлик. – А может, вам номер нужен? Я знаком с владельцем. Внизу есть столовая; на пол можно постелить несколько скатертей.

Денафриа по-прежнему улыбался Белзинджер.

– Я в самом деле считаю, что ты красавица, – улыбнулся он.

– Так пригласи меня куда-нибудь, почему бы и нет?

Денафриа удивился:

– И ты пойдешь со мной?

– Ты им веришь? – спросил Павлик у Грини.

– Ш-ш-ш! – предостерегающе зашипел Грини.

– Да, пойду! – вскинулась Белзинджер.

– Здорово! – воскликнул Денафриа.

Элиш положила руку на плечо Белзинджер.

– Умница, – похвалила она. – Я за тебя рада.

– Вот именно, – сказал Грини.

– Что такое? – вскинулась Белзинджер.

– Не будете обниматься-целоваться? Пойдете в кино?

– Ставлю пять против десяти, Декс, это не будет кино с участием чернокожих актеров, – съязвил Павлик.

– А ты пей свое пойло и не мешай смотреть, – отрезал Грини.

– Джон стесняется целоваться в вашем присутствии, – убежденно произнесла Белзинджер.

– Прояви инициативу, – посоветовал Грини. – Раз ты моя напарница, ты должна показать…

– Что? – улыбнулась Белзинджер. – Что у меня яйца круче?

Грини смутился:

– Ну… в общем…

Белзинджер посмотрела в глаза Денафриа.

– С этим у меня проблем нет, – сказала она.

Денафриа вертел в руках бутылку пива.

– Ты его смущаешь, – заметил Грини.

– А ты слишком много болтаешь, – ответил Павлик и повернулся к Денафриа: – Вперед, напарник! Покажи, что сотрудники нашего отдела самые крутые!

– Ты хочешь сказать – были самые крутые, – поправил его Грини. – Тебя ведь оттуда выкинули!

Павлик показал Грини средний палец и принялся хлопать в ладоши, подбадривая Денафриа.

– Вперед, Джонни! – закричал он.

Денафриа поднял руку.

– Полегче, – предостерег он. – Полегче!

Белзинджер медленно встала и, покачивая бедрами, направилась к нему. Вынула из его руки бутылку с пивом, поставила ее на стол и села к нему на колени. Она повернулась к Грини и Павлику, а потом подмигнула Элиш. В следующую минуту она положила руки на плечи Денафриа и впилась в его губы долгим, страстным поцелуем.

Сначала руки Денафриа взмыли в воздух. Через некоторое время он положил их на плечи Белзинджер. Та продолжала целовать его. Наконец, он крепко обнял ее.

Павлик взглянул на Элиш.

– Жаль, что, когда я пьяный, у меня ничего не получается, – сказал он.

– У меня тоже, – ответила Элиш.

Грини посмотрел на собачку, спящую на полу, и нахмурился.

– Ох уж эти белые! – прошептал он.

Примечания

1

Экс-глава корпорации «Энрон» Джеффри Скиллинг в 2006 г. был приговорен к 24 годам тюремного заключения. (Здесь и далее примеч. пер.)

(обратно)

2

Имеется в виду кубинский мальчик, получивший известность в результате судебного скандала. Его мать бежала вместе с ним с Кубы в США, но судно, на котором они плыли, потерпело крушение. Мать мальчика и еще десять человек утонули, а сам он и еще трое добрались до побережья Флориды на автомобильной камере. Родственники Элиана, живущие в США, пытались убедить власти оставить мальчика в стране, однако оказалось, что ребенка увезли с Кубы без ведома его отца. Сообщения о ходе дела Элиана стали главной темой американских теле- и радиопередач.

(обратно)

3

Капечи Джерри – известный журналист, специалист по организованной преступности, редактор веб-сайта gangland-news.com, автор нескольких книг и киносценариев.

(обратно)

4

Куаалюд – сильный транквилизатор, употребляемый наркоманами.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32 . . . . .

Реклама на сайте