«Прощай, моя красотка»

Это был один из смешанных кварталов на Сентрал Авеню, за которым начинались кварталы уже сплошь негритянские. Я только что вышел из небольшой, на три кресла, парикмахерской, где по предположению шефа моего агентства мог работать Дмитриос Алеидис.

Дело для меня было плевое, так себе. Не дело, а дельце. Жена этого типа заявила, что не пожалеет денег, лишь бы вернуть его домой. Сумму, правда, назвала скромную. Я же так и не нашел парикмахера Алеидиса, и миссис Алеидис так мне ничего и не заплатила.

Был теплый день конца марта, и я стоял возле парикмахерской, глядя вверх на выпуклые неоновые буквы – «Флорианс». Так назывался магазин с баром на втором этаже. На расстоянии футов десяти от меня стоял какой-то человек и тоже глазел на эту вывеску. Потом, переведя взгляд на пыльные окна, он не шевелился и на них взирал некоторое время с какой-то восторженностью, словно эмигрант-рабочий, впервые увидевший статую Свободы.

Человек был огромных размеров, но не более шести футов и пяти дюймов ростом и, пожалуй, не шире, чем пивная бочка. Руки его свободно висели по бокам в толстых пальцах дымилась забытая сигарета.

Проходившие мимо негры бросали на него быстрые, любопытные взгляды. Он стоил этого. На нем были серые фланелевые широченные брюки, грубая спортивная куртка серого цвета с мячами для гольфа вместо пуговиц, коричневая рубашка, желтый галстук и из крокодиловой кожи туфли с белыми вставками на носах. Из нагрудного кармана каскадом ниспадал платок такого же ярко-желтого цвета, как и галстук. В довершение костюма на черной кучерявой голове косо сидела изрядно потрепанная шляпа, за ленту которой была заткнута пара разноцветных перьев, но они казались откровенно лишними. Даже на Сентрал Авеню, видевшей самые экстравагантные наряды, он выглядел настолько естественно, насколько естественен тарантул на праздничном пироге.

Кожа его лица была бледна, и ему не мешало бы побриться. Маленькие уши выглядели слишком изящными для человека таких размеров, а в глазах, спрятавшихся под тяжелыми, почти сросшимися на широкой переносице бровями, просматривался блеск, похожий на слезы, что часто встречается у сероглазых людей. Он еще долго стоял неподвижно, как статуя.

Наконец, улыбнувшись, он не спеша прошел по тротуару к двустворчатой двери, закрывавшей лестницу на второй этаж. Прежде чем толкнуть дверь, он окинул улицу безразличным взглядом.