«Темнее, чем янтарь»

Мы уже готовы были отчалить, когда наверху, на мосту раздался скрип тормозов.

Почти в то же мгновение девушку перебросили через перила, и сразу же хлопнули дверцы и зарычал мотор. Машина умчалась.

Стояла дивная июньская ночь со всеми ее атрибутами: луной, жарой, приливом и прочее. А также мошкарой, которая набросилась на нас, как только стих ветерок.

Происшедшее на мосту казалось финальным актом романтической драмы.

Под мостом в ялике сидели мы с Мейером. Это был первый большой мост за Маратоном по пути в Ки-Уэст — если, конечно, еще существуют идиоты, которым нужен путь в Ки-Уэст.

Мое холостяцкое гнездышко «Альбатрос» было пришвартовано у пристани Томпсона в Маратоне. В субботу днем, сойдя на берег, я тут же позвонил Мейеру в Лодердейл. Я и так уже задержался в пути, а у меня было к нему небольшое, но важное дельце. В качестве компенсации за услугу я предложил ему добраться до Маратона автобусом, пешком или как ему заблагорассудится, чтобы после приятного уикэнда я доставил его обратно на борту «Альбатроса».

Мейер — мой друг и, пожалуй, идеальный компаньон, потому что он умеет вовремя помолчать — и потому что он никогда не делит заботы пополам, на свои и чужие, а всегда берет себе большую часть.

Услышав его «да», я чертовски обрадовался, хотя за час до этого мне казалось, что я еще долго не захочу видеть на «Альбатросе» кого бы то ни было из представителей рода человеческого.

Дело в том, что предыдущие десять дней я провел в обществе одной старой знакомой по имени Вирджиния. После трех лет унылого замужества она сбежала из Атланты, чтобы попытаться вновь стать той Виджи, которую я знал — здоровой, спокойной, симпатичной девушкой, обладающей чувством юмора и массой других достоинств, необходимых, чтобы стать хорошей женой.

За три года тягомотины с Чарли она превратилась в издерганную, сварливую и раздражительную особу, которая не могла сказать, который час, без того, чтобы не разрыдаться. Мягкосердечный Тревис не выдержал, и мы отправились в круиз на «Альбатросе».

Перво-наперво я дал ей выговориться. В бесконечных монологах она кляла себя за то, что оказалась никуда не годной женой, и несла прочую дребедень в таком духе. Однако, выслушав ее излияния, я поставил собственный диагноз.