«Присягнувшие Тьме»

Посвящается Лоране и нашим детям

— Между жизнью и смертью.

Эрик Свендсен обожал изъясняться афоризмами, и за это я его ненавидел. Во всяком случае, сегодня. По-моему, судмедэксперт должен просто излагать факты — точно, строго по делу, и баста. Но швед не умел сдерживаться: он не говорил, а вещал, оттачивая каждую фразу…

— Очнется Люк с минуты на минуту, — сказал он. — Или не очнется никогда. Тело функционирует, но мозг практически умер. Он сейчас где-то между этим миром и тем.

Я сидел в холле отделения реанимации. Свендсен стоял спиной к окну.

— Где же это все-таки случилось? — спросил я.

— В его загородном доме, возле Шартра.

— А почему его привезли сюда?

— В Шартре его оставить не могли — там нет нужного оборудования для реанимации.

— Но почему именно сюда, в Отель-Дье?

— Они решили, что так будет лучше. В конце концов, Отель-Дье — это ведь госпиталь для легавых.

Я сжался в кресле. Ни дать ни взять олимпийский пловец, готовый к прыжку. Из-за двойных закрытых дверей просачивался запах антисептика, особенно тошнотворный в жаркой духоте помещения. В голове у меня теснились вопросы.

— Кто его нашел?

— Садовник. Углядел тело в реке, рядом с домом, и вытащил на берег. Это было в восемь утра. Хорошо еще, что там Служба спасения близко. Вовремя подоспели.

Я видел эту картину очень живо. Дом в Берне, лужайка, за ней поле, речушка с берегами, поросшими высокой травой, густой кустарник на границе участка. Сколько выходных я там провел…

И тогда я произнес слово, которого все избегали:

— Кто сказал, что это самоубийство?

— Ребята из Службы спасения. Они составляли протокол.

— А почему не несчастный случай?

— К телу был привязан груз.

Я поднял глаза. Свендсен развел руками в знак сожаления. На фоне окна его силуэт казался вырезанным из черной бумаги. Изящная фигура, курчавая шевелюра, круглая как шар.

— У Люка к поясу проволокой были прикручены куски строительных блоков. Наподобие спасательного пояса.

— Может, убийство?