«Мистер Аркадин»

Вот чего он боялся больше всего на свете — что Райна обо всем проведает. Не о преступлениях его, не они его заботили. Он страшился предстать перед Райной мелким жуликом и потому так боялся свидетелей существования Васава Атабадзе, жадного воришки, беззастенчивого сутенера. Бракко разгреб всю эту грязь, и Аркадин не мог допустить, чтобы хоть капля ее замарала Райну. Мысль о том, что она узнает, как ее отец, великий, безупречный, всемогущий Аркадин, украл двести тысяч франков у своей хозяйки и покровительницы, была для него невыносима. Она противоречила всем его устремлениям и более всего желанию власти, неотступно тяготевшему над ним. Вот почему он ужаснулся, увидев меня с Райной: перед ним мелькнул призрак собственной молодости. Память о которой он хотел бесследно стереть. И потому искал тех, кто остался в живых, кого можно было опасаться, чтобы ликвидировать свидетелей, одного за другим, сколько бы их ни оказалось. А потом избавиться и от орудия мести, то есть от меня. А Райна все повторяла: «Папа любит все таинственное. Он настоящий русский». Райна и впредь будет думать: «Отец — великий человек. Ему идет властвовать. А борода делает его похожим на Саваофа, Юпитера, Синюю Бороду». Он будет услаждать ее баснословно дорогими платьями, путешествиями, и она забудет меня. Быстро забудет. «Папа так добр ко мне», — будет говорить она.

— Погодите!

Аркадин бежал вслед за мной. Он потерял шляпу, полы его широкого пальто развевались за его спиной, как крылья летучей мыши. Он задыхался. Служащий остановил его у первого же пропускного пункта. Я уже не волновался. Все билеты были проданы.

Мне посчастливилось впервые в жизни стать свидетелем того, как богатейший в мире человек останавливается перед преградой, которую не может смести. Он вытащил бумажник и, размахивая долларовыми бумажками, кричал и требовал, но все напрасно. Свободных мест не было.

Последние пассажиры торопились пройти на посадку. Он в отчаянии вопил:

— Послушайте, ради бога, послушайте! Мне необходимо попасть на этот самолет. Я заплачу любую сумму. Тысячу долларов. Десять тысяч долларов!

Пассажиры оборачивались, прислушивались и, может быть, даже колебались. Если бы кто-нибудь из них согласился на эту сделку, я пропал.

— Я Аркадин!

Я остановился в дверях и тоже стал кричать дурацким голосом:

— Брось валять дурака! Если ты Аркадин, то я Дед Мороз!

Пассажиры рассмеялись. Стюардесса отвернулась от него.