«Знаток загадок»

Знаток загадок (fb2) - Знаток загадок (пер. С. Хачатурян,А. Чунтонова) 1213K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Элизабет Томазина Мид-Смит - Юстас Роберт Бартон

Роберт Юстас, Л.Т. Мид Знаток загадок

Серию «Дедукция» мы продолжаем публикацией сборника рассказов Р.Юстаса и Л.Т.Мид «Знаток загадок»

© Перевод. С.Хачатурян, 2017

© Перевод. А.Чунтонова, 2017

© Оформление. А.Кузнецов, 2015

От редакции

Очевидно, что наша книжка вскоре появится не только в легальных магазинах, но и в огромном количестве библиотек с возможностью бесплатно ее скачать. Мы не сильно против, но все таки мы хотим заработать. Конечно, кто-то легально купит книжку, но очевидно что таких людей будет немного (Вот вы знаете кого-нибудь покупающего электронные книги? И даже если среди ваших знакомых случайно водятся такие оригиналы, то много ли их?) Мы не собираемся лукавить и говорить что переводили эту книгу ради удовольствия — наша цель в том чтобы наладить регулярный перевод новых детективов, и только лишь энтузиазма для этого мало.

Аудитория читателей электронных книг огромна, и мы рассчитываем что среди них найдутся читатели, которым не жалко поддержать переводческое дело. Если кто желает в этом поучаствовать — загляните в блог нашей серии deductionseries.blogspot.ru и в нашу группу «Вконтакте»

Вступление

Я из тех людей, кому судьба позволила связать свои интересы и наклонности с профессией. Еще с ранней юности меня непреодолимо тянуло ко всему странному и загадочному, и я твердо решил воплотить все свои идеи и возможности в жизнь. Так что теперь я, можно сказать, знаменит среди друзей и знакомых как профессиональный разоблачитель призраков и единственный человек, способный развеять даже самый старый и страшный миф о злых духах. Ни разу в жизни мне не приходилось жалеть о своем выборе, хотя тем, кто хотел бы пойти по моим стопам, я хотел бы дать совет: крепко задумайтесь, прежде чем связывать свою жизнь с таким делом, потому что вы тем самым вы обрекаете себя на огромные количества тяжелых, долгих, затратных и неблагодарных работ, а также насмешки со стороны окружающих и нередко огромную опасность для жизни. Объяснять и разгадывать явления из «потустороннего мира» с помощью науки стало делом моей жизни, и конечно мне пришлось очень многое пережить во исполнение своего долга. На этих страницах я хочу изложить некоторые странные и интересные истории из своей практики, окутанные тайной и темными предзнаменованиями, но тем не менее успешно разрешенные с помощью настоящего любопытства, силы воли и науки.

Тайна круглой комнаты

Однажды осенью, ближе к концу сентября, пришло письмо от моего адвоката:

Дорогой мистер Белл,

Сочту за честь, если сможешь нанести мне визит завтра утром в десять часов по крайне конфиденциальному делу.

В назначенный час я был в кабинете мистера Эджкомба. Мы с ним знакомы уже сто лет и были на самом деле старыми друзьями, поэтому меня очень взволновал его озабоченный, растерянный вид, ведь я знал его как человека невероятно спокойного и невозмутимого.

— Только ты можешь мне помочь, Белл, — начал он звучным голосом. — Присаживайся. Мне нужно тебе очень многое рассказать. Есть одна чрезвычайно серьезная и страшная тайна, которую, я надеюсь, тебе удастся для меня разрешить. Это касается дома, населенного призраками.

Произнося эти слова, Эджкомб не сводил с меня своих ярких умных глаз. Я сидел тихо, ожидая продолжения.

— Но для начала, — сказал он, — я должен попросить тебя рассматривать это дело как личное.

— Конечно, — ответил я.

— Ты знаешь, — продолжил он, — что я всегда со смехом воспринимал твое необычное хобби, но вчера меня вдруг осенило, что твои навыки и опыт могут здесь оказаться весьма полезными.

— Я сделаю все, что в моих силах, Эджкомб, — сказал я.

Он откинулся в кресле и скрестил на груди руки.

— Расскажу вкратце. Это связано с семьей Вентвортов. Их единственный сын, художник Арчибальд, недавно умер при невероятно загадочных обстоятельствах. Он был, как тебе скорее всего известно, одним из самых многообещающих художников-акварелистов младшей школы, и его работы в Академии в этом году получили всеобщее признание. Юноша был наследником всех владений Вентвортов, и его смерть вызвала претензии со стороны родственника второго порядка, получавшего право наследования в случае ухода из жизни прямого наследника. Этот человек провел большую часть своей жизни в Австралии и имеет репутацию жуткого интригана и скандалиста. Он приходил ко мне трижды, и должен сказать, я не впечатлен его персоной.

— Он как-то связан с этой смертью? — вставил я.

— Никак, скоро сам поймешь. Вентворт временами любил ходить в пешие туры по стране за вдохновением. Он всегда ходил пешком и предпочитал оставаться в тихих, укромных уголках вдали от города. Денег с собой юноша много никогда не брал и путешествовал под видом бедняка. И вот с месяц назад он отправился в очередной поход, чтобы выполнить заказ от «Барлоу и Ко.» — торговца картинами в Стрэнде. Ему нужно было нарисовать несколько красивых видов на реку Мерран. Нет, он совсем не нуждался в деньгах, это был лишь еще один хороший повод отправиться на прогулку. Выходил из дома Вентворт в отличном состоянии здоровья и духа и периодически писал семье о своих делах и успехах. Но неделю назад до его родных дошло известие, что молодой человек был найден мертвым в местной гостинице на Мерране. Конечно были и следствие и вскрытие. Доктор Майлс Гордон, лечащий врач Вентвортов, лично провел обследование тела, но не смог понять причины смерти. Анализы и вскрытие показали, что все органы молодого человека были абсолютно здоровы, на теле не было ни царапины; не обнаружили также следов яда или насилия. Коронер сделал заключение, что Вентворт погиб от синкопы, что, как тебе возможно известно, обычно означает, что причину установить не удалось. Гостиница, в которой он умер, — очень одинокое место, и ходят слухи, что там живет привидение. У ее хозяина скверный характер, но против него еще ни разу ничего не удалось доказать. Но девочка, которая там живет, дала показание, ошеломившее всю аудиторию. Она заявила, что пыталась уговорить Вентворта не селиться в комнате с привидением. Только лишь она договорила эти слова, как вдруг упала на пол в эпилептическом припадке. Когда девочка пришла в себя, она стала угрюмой и молчаливой, и из нее больше не удалось вытянуть ни слова. Старик, хозяин отеля, объяснил, что девчонка полоумна, но не стал отрицать репутацию дома как «населенного призраками», и признался, что сам отговаривал Вентворта спать в той комнате. Вот так, кажется, это вся история. Коронерское расследование отвергает возможность убийства, но я с этим не согласен. Все, что я хочу, — это чтобы ты пошел и подтвердил мои подозрения. Возьмешься за дело?

— Непременно, — ответил я. — Теперь еще несколько деталей, и обязательно напиши мне на всякий случай документ о том, что я действую под твоим руководством.

Эджкомб согласился, и вскоре я ушел домой. Это дело показалось мне интересным и многообещающим, и я очень надеялся, что мне удастся его раскрыть.

В тот же вечер я осторожно и внимательно проработал план своих действий на основе тех деталей, которые поведал мне Эджкомб. Ранним утром следующего дня я собирался прибыть в ...шир в роли фотографа-любителя. Для начала я хотел посетить деревушку Харкхерст и поселиться в местной гостинице «Корона и Чертополох». Именно там Вентворт провел две недели, работая над видами реки Мерран, так что было весьма вероятно, что оттуда можно почерпнуть немного полезной информации. Дальше я решил действовать по обстоятельствам, но мне обязательно нужно было из Харкхерста попасть в гостиницу «Замок» в шести милях оттуда по реке. Именно там произошла страшная трагедия.

Ближе к вечеру следующего дня я наконец-то добрался до Харкхерста. У входа в «Корону и Чертополох» меня встретила хозяйка — пышная дама с добрым лицом, — и я попросился на ночлег.

— Конечно, сэр, — сказала она и проводила меня по лестнице наверх к небольшой, но чистой и уютной комнатке, выходящей окнами во двор. Я сказал, что это то, что мне нужно, и хозяйка поторопилась вниз готовить ужин. После еды, которая, кстати, была потрясающе вкусной, я вышел на улицу поговорить с хозяином гостиницы. Он оказался очень приятным и общительным человеком.

— Это одинокое место, — ответил он. — Нечасто к нам захаживают постояльцы, тем более нечасто остаются на целый месяц.

Пока мужчина говорил, мы подошли к двери и зашли в дом. На землю уже отпускалась ночь, но даже она не могла скрыть от моих глаз яркие и живописные виды деревушки.

— Но все же это очень милый уголок, — сказал я. — Думаю, если бы люди о нем знали, от туристов не было бы отбоя. Как минимум для фотографов это место просто идеальное.

— Вот тут вы правы, сэр, — ответил мужчина. — И хотя у нас нечасто бывают гости, время от времени все же получается приютить какого-нибудь заблудшего художника. Вот и трех недель не прошло, — продолжил он, — как у нас жил здесь один джентльмен вроде вас, сэр, но немного помоложе, тоже оставался на две недели. Он был художником и все рисовал и рисовал картины от заката до рассвета, ах — бедняга!

— Почему вы так говорите? — спросил я.

— Есть причины, сэр. Вот, дорогая, — продолжил хозяин, смотря через плечо на миссис Джонсон, хозяйку, только что вошедшую к нам, — этот джентльмен спрашивает меня о нашем госте, мистере Вентворте. Но не знаю, стоит ли нам рассказывать такие страшные истории нашим постояльцам на ночь глядя.

— Прошу, расскажите, — сказал я. — То, что вы завели об этом такой любопытный разговор, ни за что не даст мне уснуть этой ночью. Почему же вы пожалели мистера Вентворта?

— Он умер, сэр, — сказала хозяйка печально-торжественным голосом. Я притворился удивленным, и она продолжила:

— И все по его собственной вине. О мой Бог! Каждый раз вспоминая эту историю, я расстраиваюсь и начинаю плакать. Это был один из милейших и интереснейших джентльменов, с которыми мне когда-либо приходилось встречаться: такой сильный, сердечный и приятный. Все было хорошо, сэр, пока однажды он не сказал мне: «Я собираюсь идти дальше, миссис Джонсон, и мне придется вас покинуть. Я направляюсь в небольшое местечко под названием „Замок“, дальше отсюда вверх по Меррану».

— Гостиница «Замок»! — воскликнула я. — Нет, мистер Вентворт, не делайте этого, если вам дорога ваша жизнь.

— Да почему же нет? — спросил он, смотря на меня веселыми голубыми глазами. — Почему бы мне туда не идти? У меня заказ, и я должен сделать пару рисунков реки с того ракурса.

— Ладно, сэр, — ответила я. — Если дело в этом, возьмите у нас лошадь и повозку и езжайте к тому берегу сколько душе угодно. Но «Замок» не подходящее место для христианина.

— Что вы имеете в виду?

— Говорят, что там обитают призраки. И что происходит в том доме — одному Богу известно, но в этой гостинице люди не остаются на ночь уже несколько лет — с тех пор, как пристав Холт встретил там свою смерть.

— Встретил свою смерть? — спросил мистер Вентворт. — Как это?

— Одному Богу известно, — ответила я. — На коронерском расследовании сказали, что смерть произошла от синкопы, но что бы это ни значило, люди говорят, что умер он от страха.

На это мистер Вентворт лишь рассмеялся и на следующий день собрал свои вещи и ушел.

— Да, и что же произошло? — спросил я, заметив, что хозяйка остановилась.

— Что случилось, сэр? Случилось то, чего я так боялась. Через два дня пришло известие о его смерти. Несчастный молодей человек! Он умер в той самой комнате, где и Холт испустил свой дух. Да еще и вся эта суматоха после! Мы-то думали, что он простой художник-босяк, а оказалось — наследник-богач с огромными угодьями и обеспеченной родней. Поэтому было и коронерское расследование, и доктора большие приезжали из Лондона, и даже нашего доктора Стэнмора вызвали на обследование тела. Они сделали все, что могли. Обследовали каждую деталь, как и положено, под микроскопом, но им так и не удалось установить причину смерти. Так что все сошлись на мнении, что это обморок, как и у бедного Холта. Но, сэр, это был не обморок, это был страх, сущий страх. В том доме живут приведения. Это загадочное и кошмарное место, и я лишь надеюсь, что вы никогда туда не отправитесь.

Она сказала еще несколько слов и ушла.

— Странная история, — сказал я, обращаясь к Джонсону. — Ваша жена пробудила во мне любопытство. Теперь мне интересно знать больше подробностей.

— Не думаю, что тут есть, что еще добавить, сэр, — ответил хозяин. — Все, что сказала жена, — правда, у «Замка» действительно дурная репутация. Это не первая и даже не вторая смерть, произошедшая там.

— Вы говорили о местном докторе. Как думаете, он сможет что-то рассказать об этом?

— Уверен, он скажет вам все, что знает, сэр. Он живет буквально в шести подъездах отсюда, в красном доме. Может вы хотите пойти и поговорить с ним?

— Вы уверены, что он не сочтет это бесцеремонным?

— Нет, сэр, точно не он. Наоборот, наш доктор будет только рад перекинуться парой словечек с кем-то из большого мира, а то в нашем крохотном сонном царстве это бывает проблематично.

— Тогда, пожалуй, нанесу ему визит, — сказал я, взял шляпу и вышел на улицу.

Мне посчастливилось застать доктора Стэнмора дома. Лишь взглянув на него, я сразу понял, что ему можно доверять и решил рассказать о целях своего пребывания здесь.

— Вот в чем дело, — сказал я, пожав доктору руку. — Не хочу показаться бесцеремонным, но я хотел бы попросить вас о помощи.

— И чем же я могу помочь вам? — спросил он, но не холодно и натянуто, как я ожидал, а наоборот, живо и с интересом.

— Меня прислали сюда из Лондона провести расследование загадочной смерти Вентворта.

— Неужели? — оживленно сказал доктор, а затем серьезно продолжил, — Боюсь, вы вступаете в игру, правила которой никому неизвестны. Вскрытие ничего не дало: на теле никаких следов, и все органы в порядке. Я часто встречал Вентворта, пока он здесь гостил, и это был один из самых сердечных и пышущих здоровьем молодых людей, которых мне когда-либо приходилось встречать в своей жизни.

— Но у «Замка» плохая репутация, — сказал я.

— Это верно. Местные жители побаиваются этого местечка. Говорят, там обитают приведения. Но, сэр, думаю, не нас с вами пугать этими глупыми страшилками. Старый Биндлос, хозяин дома, уже много лет там живет, но до сих пор жив-здоров, и против него ничего не доказано.

— Он один?

— Нет, с ним живут его жена и внучка.

— Внучка? Не та ли эта девочка, которая дала странные показания на допросе?

— Ничего полезного, — ответил доктор Стэнмор. — Она лишь повторила слова, ранее сказанные Биндлосом: о призраках и просьбах к Ветнтворту не спать в той комнате.

— Предпринимались ли когда-нибудь хоть какие-нибудь попытки выяснить, почему все уверены, что в доме живет привидение? — продолжил я.

— Насколько я знаю, нет. За этим, уверен, стоят какие-то крысы.

— Случались ли в том доме еще какие-нибудь смерти?

— Случались.

— Сколько?

— Ну лично я был приглашен к участию как минимум в трех подобных расследованиях.

— И каковы были вердикты судей?

— Каждый раз — синкопа.

— Что означает, что причину смерти установить не удалось, — сказал я, буквально вскочив с места. — Удивительно, доктор Стэнмор, что вы оставили это все как есть.

— А что я, по-вашему, мог сделать? — спросил он. — Меня попросили осмотреть тело. Органы в идеальном состоянии, следов насилия или яда нет. Что я еще мог там найти?

— Могу лишь сказать, что я бы на этом не остановился, — ответил я. — Я приехал сюда с намерением разрешить эту загадку. Я сам отправлюсь в «Замок».

— И? — сказал доктор.

— И проведу ночь в комнате с призраком.

— Конечно вы не верите ни в каких призраков.

— Нет, но я верю в убийство. Итак, доктор Стэнмор, вы мне поможете?

— Всем, чем смогу. Что вы хотите, чтобы я сделал?

— Вот что. Я отправлюсь в «Замок» завтра, и если через три дня не вернусь сюда, прошу вас начать поиски, но прежде отправить вот это письмо мистеру Эджкомбу, моему лондонскому адвокату.

— Если вы не объявитесь через три дня, я здесь камня на камне не оставлю, — сказал доктор Стэнмор. — И конечно отправлю ваше письмо.

Вскоре мы с доктором попрощались, и я отправился назад в гостиницу.

Рано поужинав на следующий день, я распрощался с моими добродушными хозяевами и с рюкзаком и кодаком через плечо отправился в путь. Я позаботился о том, чтобы никто не узнал, что я иду в гостиницу «Замок», и для этого даже сделал крюк через лес. Солнце уже склонилось над горизонтом, когда я наконец добрел до старого поломанного указателя, на котором полустертыми буквами было написано «К гостинице „Замок“». Пройдя еще немного, я оказался на небольшой тропинке, по которой, видимо, ходили нечасто, потому что она вся поросла густой травой. С того места, где я стоял, невозможно было увидеть никаких признаков жизни в этом доме, но тут вдруг я услышал тихий, бессмысленный смех. Я быстро обернулся и увидел милую девчушку с яркими глазами и совсем детским личиком, глазевшую на меня с неподдельным интересом. Я почти не сомневался, что это была та самая внучка старого Биндлоса.

— Не подскажешь мне, это ли путь к гостинице «За­мок»? — спросил я.

Мои слова явно ее удивили. Она подошла ближе, взяла меня за руку и попыталась оттащить от тропинки назад к большой дороге.

— Убирайтесь отсюда! — закричала девочка. — У нас в «Замке» нет свободных комнат для джентльменов. Давайте! Уходите! — продолжила она, указывая на дорогу. Глаза ее сверкали, а грубы дрожали, будто она вот-вот расплачется.

— Но я очень устал и стер все ноги, — ответил я. — Мне бы хотелось остаться на ночь в гостинице.

— Нет! — повторила она. — Они поселят вас в комнату с призраком. Не ходите туда. Это совсем не место для джентельменов.

И тут девочка залилась, но не слезами, как я думал, а высоким, дрожащим, бесконтрольным истерическим смехом. Затем она вдруг хлопнула себя рукой по лбу и, резко развернувшись, ветром понеслась по узкой тропинке и скрылась из виду.

Я быстро за ней пошел. Мне не верилось, что девчонка действительно была настолько сумасшедшей, как хотела казаться, но в ее голове определенно крутились странные мысли, в этом сомнений быть не могло.

За поворотом уже начал виднеться постоялый двор. Это было странноватое старое местечко, настолько необычное, что я даже на некоторое время задержался его разглядеть.

Дом был полностью сделан из камня. В центральной части, представлявшей из себя квадрат, было два этажа, а по углам стояли круглые башни. Здание помещалось прямо на реке, рядом с огромной водяной мельницей. Я подошел к двери и постучал. Она была заперта и выглядела так же негостеприимно, как и все это место. Через пару мгновений тишины дверь отворилась буквально на несколько дюймов, и из-за нее показалось угрюмое лицо старой женщины.

— Что вам нужно? — спросила она.

— Переночевать, — ответил я. — Поселите меня?

Она с подозрением посмотрела на меня и мою камеру.

— Художник, не иначе, — сказала старуха. — Нам здесь такие больше не нужны.

С этими словами она собралась захлопнуть дверь, но я успел подставить свою ногу.

— Не могу сказать, что и мне все это по душе, — продолжил я, — но все же может у вас найдется хоть какая-то кровать на одну ночь?

— Вам лучше не связываться с нами, — последовал ответ. — Идите в Харкхерст, там вас поселят в «Короне и Чертополохе»

— Я только что оттуда, — сказал я. — И, кстати говоря, так устал, что и шага больше не могу ступить.

— Нам в «Замке» не нужны гости, — продолжила женщина. Тут она впилась взглядом в мое лицо и произнесла:

— Вам лучше поскорее убраться отсюда. Говорят, в доме живут призраки.

На это я категорически рассмеялся и сказал:

— Думаете, я в это поверю?

Старуха еще раз осмотрела меня с ног до головы с серьезнейшим выражением лица.

— Вам лучше знать все, сэр, — сказала она после паузы. — Что-то происходит в этом доме, и ни одной живой душе не известно, что именно, потому что те, кому пришлось это видеть, не выжили, чтобы рассказать нам. И недели не прошло с того дня, как к нам пришел один молодой джентльмен. Он был очень похож на вас, храбрый и отважный, как лев, и тоже слишком хотел спать, чтобы принять наш отказ в ночлеге. Мы с мужем прямо ему сказали, что в доме живет привидение, но он и ухом не повел, прямо как вы сейчас. Так вот он спал в единственной гостевой комнате и... и умер там.

— Отчего же он умер? — спросил я.

— От страха, — отрезала старуха. — Вы все еще хотите остаться?

— Да. Повторяю, я не верю в привидений. Мне нужно переночевать, и меня ничто не остановит.

Тут женщина распахнула дверь.

— Только потом не говорите, что я вас не предупреждала, — прошипела она. — Входите, если желаете.

Она провела меня в кухню, где в очаге совсем не весело горел огонь.

— Садитесь, я позову Биндлоса, — сказала хозяйка. — Я смогу дать вам комнату только если он согласится. Лиз, иди сюда на минутку.

В коридоре послышался резвый детский топот, и в комнату вошла милая девчушка, с которой я встретился у подхода к дому. Она буквально проглотила меня своим взглядом и будто бы хотела что-то сказать, но не издала ни звука.

— Пойди найди деда, — сказала ей старуха. — Скажи, что пришел джентльмен и хочет остаться на ночь. Спроси у него, что нам делать.

Девочка еще раз одарила меня долгим странным взглядом, а затем резко развернулась и выбежала из комнаты. Как только она ушла, хозяйка пристально вцепилась в меня глазами.

— Очень жаль, что вы решили остаться, — сказала она. — Не забудьте, я вас предупреждала. Помните, что это неправильная гостиница. Однажды здесь была мельница, но это было еще задолго до нашего с Биндлосом времени. Люди приезжали сюда порыбачить, но затем поползли слухи о привидениях, и вскоре у нас совсем не осталось постояльцев. Лишь изредка захаживали некоторые, которым мы были уже совсем не рады... нет, он был не рад. Понимаете, в последнее время здесь произошло аж три смерти. Да, — продолжила она, загибая длинные сухие пальцы на худой руке, — да, три, на сегодняшний день, точно три. А, вот и Биндлос.

Из коридора донеслось тяжелое шарканье ног, и старый, буквально склоненный годами мужчина с длинной седой бородой вошел в комнату.

— У нас нет мест для посторонних, — сказал он громко и довольно агрессивно. — Неужели вы не поняли мою жену. Здесь вам не ночлежка.

— Раз так, то у вас нет права ставить указатель на дороге, — процедил я. — Сейчас я не в настроении гулять еще восемь миль в поисках приюта по землям, о которых совсем ничего не знаю. Неужели вы совсем никак меня не можете устроить?

— Я все рассказала джентльмену, Сэм, — сказала старуха. — Он упрям прямо как мистер Вентворт и совсем не боится.

Хозяин дома посмотрел мне прямо в глаза.

— Слушайте сюда, — сказал он. — Вы ходите по лезвию бритвы. Вам здесь не рады. Итак, ваш ответ «да» или «нет»?

— Мой ответ «да», — сказал я.

— У нас только одна комната, где мы можем вас поселить.

— Одной достаточно.

— Именно в ней умер мистер Вентворт. Не думаете, что вам лучше собрать свои манатки и убраться отсюда поскорее?

— Нет, я, пожалуй, останусь.

— Ни слова больше.

— Давай, Лиз, — сказала старуха, — беги разведи огонь в приемной.

Девочка вышла из комнаты. Старуха взяла свечку и сказала, что проводит меня до спальни. Мы прошли через длинный узкий коридор, а в конце его вошли в дверь, спустились по паре ступенек, и передо мной предстала самая необычная комната из всех, где мне когда-либо приходилось бывать. Не было ни одного угла — все стены ровные и круглые, покрытые обоями с каким-то вычурным рисунком. На полу без ковров у стены располагалась маленькая железная кровать, у подхода к ней лежала крошечная циновка. Дешевый старый рукомойник, пара стульев да небольшой столик с запачканным зеркалом стояли в проеме в стене, в этом же проеме над худым убранством висело окно. Очевидно это была комната в одной из круглых башен. Никогда мне не приходилось видеть настолько неприветливый уголок.

— Сейчас принесу ваш ужин, сэр, — сказала хозяйка, ставя свечу на маленький столик, и вышла из спальни.

В комнате было очень сыро, из окна довольно сильно сквозило, так что воск со свечки стекал набок ровно в одну сторону. Камина в комнате не было, стены к потолку сводились в одной точке, делая это помещение похожим на гигантский огнетушитель. Я наскоро переоделся, вышел в приемную и встал у худо горящего камина в ожидании. Тут открылась дверь, и в комнату вошла Лиз с подносом в руках. Она аккуратно поставила его передо мной и сказала:

— Только дураки приходят сюда, и вы один из них.

— Прошу, дай мне поужинать в тишине, — ответил я. — Я устал, очень голоден и хочу поскорее отправиться спать.

Несколько секунд Лиз стояла неподвижно, а затем вдруг медленно и задумчиво произнесла:

— Не стоит оно того. Нет, не стоит. Но я больше ничего не скажу. Люди все равно никогда не слушают!

Старуха окликнула девочку, и той пришлось уйти.

Ужин оказался в разы лучше, чем я ожидал, и покончив с ним, я направился на кухню, горя желанием поговорить с владельцем дома. Он сидел один у огня, только у его ног лежал огромный мастиф.

— Можете рассказать, почему этот дом считают населенным призраками? — спросил я.

— Откуда ж мне знать? — хрипло и громко ответил старик. — Мы с женой живем здесь уже двадцать лет и ничего никогда не видели и не слышали, но люди почему-то умирают. До ужаса утомляет, когда здесь днюют и ночуют доктора с коронером впридачу, да еще эти нескончаемые расследования и прочая суета. Люди гибнут, хотя их даже пальцем никто не трогает. Доктора не понимают, почему наступила смерть, но она все-таки наступает. Ну, говорить тут больше нечего. Вон вы здесь, может вам и удастся пережить эту ночь.

— Сейчас же пойду спать, — сказал я, — но мне бы еще несколько свечек.

Старик обернулся и посмотрел на свою жену, которая как раз вошла в кухню. Она подошла к шкафу, открыла деревянный ящичек и, достав оттуда несколько сальных свечек, положила их ко мне в руку.

Я встал и выдавил из себя сонный зевок.

— Доброй ночи, — сказал мне старик — Доброй ночи. Желаю вам остаться в живых.

Через несколько мгновений я уже был в своей спальне, запер дверь и начал внимательно все осматривать. Насколько мне удалось изучить помещение, вход в него был только один — через запертую сейчас дверь, которую специально искривили, чтобы подогнать под круглые стены. Также я заметил, что по комнате непонятно откуда сквозил сильный ветер, продувая насквозь все помещение, и в итоге мне удалось найти источник: дубовая панель в стене. Конечно, люди умирали здесь не из-за сквозняка, но все равно он был до жути пронзительный и неприятный. Далее я заметил, что и кровать тут немного странная: на ее ножках не было колесиков, и они были вставлены в специально вырезанные в деревянном полу разъемы примерно на пол-дюйма. Это открытие еще больше подогрело мои подозрения — было очевидно, что кровать зафиксирована в таком странном положении не просто так. Легко было увидеть, что она стоит напротив единственного окна, и тот, кто будет на ней спать, всегда будет смотреть прямо в него. Часы показывали половину двенадцатого ночи; я положил несколько свечек на прикроватную тумбочку и, не раздеваясь, лег в постель. Я собирался не спать всю ночь и отследить все возможные странности, но часы шли, и ничего не происходило. Дом был погружен в тихий сон, а снаружи лишь плескалась вода, врезаясь в огромные лопасти мельничного колеса.

Я лежал и лежал всю ночь, а ближе к утру уснул неспокойным сном. Проснулся я, когда солнце уже вовсю освещало землю и мою комнату, весело просачиваясь через окно.

Я наскоро привел себя в порядок и вышел на прогулку, а затем вернулся к завтраку, который ждал меня на столе в большой кухне. У очага там же сидел старый хозяин.

— О, — сказала старуха, — надеюсь, вам хорошо спалось, сэр.

Я ответил утвердительно и заметил, что старый Биндлос с женой были уже в более приятном расположении духа. Они сказали, что если мне все понравилось, то я могу остаться у них еще на одну ночь. Я сказал им, что мне нужно сделать много фотографий, и я очень благодарен за такое предложение. Во время нашего разговора я пытался найти глазами Лиз, но ее нигде не было видно.

— А где ваша внучка? — спросил я у хозяйки.

— Ушла на весь день, — последовал ответ. — Она не выносит незнакомцев. Начинает волноваться, и опять случаются припадки.

— Какие припадки?

— Не могу сказать, как они называются, но они очень сильные и мучают ее, бедное создание! Лиз вообще нельзя волноваться.

Тут Биндлос настороженно посмотрел на жену; она опустила глаза и принялась быстро что-то перемешивать в кастрюле.

В тот день я под предлогом сильного желания порыбачить одолжил у Биндлоса пару весел и лодочку, которая была привязана у берега мельничного прудика. Для осени стояла просто великолепная погода.

Дождавшись случая, я вышел на воду и поплыл в направлении мельничного колеса, сквозь лопасти которого сочилась вода.

С того берега мне была видна башня, в которой располагалась моя спальня, и я заметил, что она когда-то была частью самой мельницы. Далее я увидел, что каменная кладка на ней была относительной новой, что явно говорило о том, что мельницу забросили, превратив ее помещения в гостиничные спальни. Я подплыл совсем близко к колесу и схватился за скользкие покрытые зеленью лопасти и сквозь конструкцию начал рассматривать все, что находилось за ней.

Вдруг рядом со мной раздался резкий крик:

— Что это вы тут делаете?

Я оглянулся: на берегу стоял Биндлос и пристально на меня смотрел каким-то странным взглядом, смешанным из страха и пыла. Я аккуратно разогнулся и подплыл к нему.

— Что это вы тут выискиваете? — спросил он, тыча пальцем мне в нос. — Дурачина! Если бы вы упали, вы бы утонули. Никто не способен выжить после удара об эти лопасти. А это значит еще одна смерть и очередной суматошный всплеск в округе! Слушайте, сэр, будьте добры убраться отсюда поскорее. Я не хочу, чтобы вы здесь оставались больше ни минуты.

— Я собираюсь уйти завтра утром, — сказал я спокойным голосом, — и очень благодарен вам за предупреждение о мельнице.

— Лучше вообще не заплывайте туда больше, — грозно ответил старик и спешно удалился.

Я наблюдал, как он поднимается по крутому берегу и исчезает в дали в противоположном дому направлении. Воспользовавшись случаем снова остаться наедине с собой, я опять подплыл к мельнице. Возможно ли, что Вентворта туда затянуло? Но тогда на его теле были бы хоть какие-нибудь следы. Добравшись до колеса, я смело пролез через его балки и оказался по другую сторону, прямо у стены дома. Сумерки уже успели опуститься на деревню, но мне все равно хорошо было видно, как продолговатая ось соединялась с башней. Болты и крепежи были в на удивление хорошем состоянии, и нужно было лишь вытащить задвижку, чтобы привести весь этот механизм в действие.

В тот вечер за ужином я очень много и глубоко размышлял. Биндлос сегодня был определенно зол, подозрителен и встревожен. Очевидно был только один способ узнать, что же случилось с Вентвортом: заставить старого негодяя сделать то же самое, чтобы избавиться от меня. Это было очень опасное и рискованное решение, но я просто сгорал от любопытства. После ужина я вышел в коридор немного приготовиться ко входу на кухню: обул мягкие тапки, чтобы заглушить звук своих шагов. Подойдя к кухонной двери, я услышал, как Биндлос говорил своей жене:

— Он ошивался у мельничного колеса. Как жаль, что он там же не утонул.

— Да брось, он ничего не узнает, — последовал ответ. — Сиди тихо, Биндлос. Утром он уже уедет.

— Это мы посмотрим, — сказал старик и затем хрипло и злобно усмехнулся. Я подождал еще немного, а затем вошел в кухню. Биндлос сидел там уже один у камина с трубкой.

— Я должен уехать завтра рано утром, — сказал я, — так что прошу заранее приготовить и выставить счет.

Затем я уселся рядом со стариком и пододвинул свое кресло ближе к огню. Хозяин дома выглядел довольно возмущенным, но ничего не сказал.

— Мне очень любопытно узнать о смертях в этом доме, — снова сказал я после небольшой паузы. — Сколько их здесь было?

— Вас это не касается, — ответил Биндлос. — Вам здесь не рады. Можете уходить, когда пожелаете.

— Я уйду завтра утром, но прежде у меня есть кое-что сказать.

— И что же?

— Я не верю, что в этом доме живет привидение.

— Ох, значит, не верите? — встревоженно и со злостью сказал он, вынимая изо рта трубку.

— Нет, — ответил я. А затем после короткой паузы многозначительно произнес:

— После вашего предупреждения я все равно вернулся к мельнице и...

— Что? — вскричал старик, вскакивая на ноги.

— Ничего, — сказал я. — Просто я не верю в призраков.

Лицо Биндлоса побелело и начало непроизвольно дергаться. Тут я встал и, не сказав больше ни слова, вышел из кухни. Мои слова точно подогрели и укрепили его подозрения. Это мне и было нужно. Вытащить из негодяя его страшный секрет можно лишь заставив его воплотить этот секрет в жизнь еще раз.

Моя жутковатая спальня выглядела точно так же, как и предыдущим вечером. От вычурного рисунка на обоях так рябило в глазах, что казалось, он вот-вот сойдет с них. Воображение преобразовывало уродливые линии и изгибы комнаты в человеческую форму, они приобретали черты морд людоедов, улыбающихся мне своими жестокими улыбками. Не переволновался ли я? С какой вообще это радости я пошел на такой риск собственной жизнью? Я невероятно устал, и самым большим моим страхом в тот момент был, как ни странно, страх уснуть. Я не отдыхал вот уже почти двое суток, и несмотря на все мои нечеловеческие усилия, чувствовал, как сон одолевает меня. Чтобы дать Биндлосу осуществить свой злобный план, мне просто необходимо было лечь в кровать и притвориться спящим. А в таком измотанном состоянии притворный сон мог с легкостью превратиться в настоящий. Но несмотря ни на что, я должен был довести это дело до конца. Не раздаваясь, я лег в постель с револьвером в руке и укрылся одеялами, предварительно задув все свечи в комнате, и начал ждать. Дом был тих и мрачен, ни единого шороха вокруг. Мои нервы начали потихоньку успокаиваться, и, как я и ожидал, тяжелый и непреодолимый сон все-таки накрыл меня. Несмотря на все попытки оставаться бодрым, в мою голову постепенно прокрадывались спутанные сновидения, и я начал дремать. Мне хотелось только одного: чтобы то, что должно было случиться, произошло прямо здесь и сейчас, и как можно скорее с этим покончить. Медленно но верно я терял ощущение реальности и погружался в странную и ужасную фантасмагорию. В таком состоянии я и уснул, мучимый разными кошмарами.

Мне снилось, будто я танцую вальс с какой-то невероятно высокой женщиной. Она поднимала меня на руках над собой и крутила, крутила на бешеной скорости. Все это происходило под оглушительную музыку невидимого оркестра. А я все крутился и крутился на растущей скорости в пустом холле. Я понял, что теряю сознание, и начал кричать на женщину, чтобы та отпустила меня. И вдруг рядом со мной раздался дикий треск. Боже мой! Я уже проснулся, но... все еще двигался! Где я? Куда я движусь? Я вскочил с кровати, но под действием крутящей силы тут же рухнул на пол. Что происходит? Почему я все скольжу и скольжу куда-то? Неужели я как-то вдруг сошел с ума или может быть просто еще не проснулся? Я пытался двинуться, пытался встать на ноги. Постепенно ко мне начали возвращаться чувства, и я наконец понял, где я. Я был в круглой комнате, в той самой, где умер Вентворт. Но я все еще не мог понять, что же происходит. Я понимал только, что почему-то кручусь с огромной скоростью, которая с каждой секундой нарастает. Через окно проливался тусклый лунный свет, но я смог разглядеть, что пол и кровать крутятся, а столик лежит на боку; должно быть, грохот от его падения и разбудил меня.

Больше мебели в комнате не было видно. Каким таким мистическим образом все это двигалось? Сделав большое усилие, я подполз к середине кошмарной комнаты и, держась за ножку кровати, встал на ноги. Здесь определенно должно было быть меньше движения, и мне наконец удалось разглядеть очертания двери. Прежде чем встать, я предусмотрительно положил свой револьвер в карман, и если вдруг хоть одна живая душа зайдет сюда посмотреть, умер ли я, у меня будет шанс отдать свою жизнь не просто так. Но уж точно тот ужас, что я переживал, организовал не живой человек! Как только я в очередной раз докрутился до двери, я сделал сильнейший рывок в ее сторону, но она слишком быстро пронеслась мимо, так что я снова тяжело рухнул на пол. Следующей попыткой я решил попробовать схватиться за ступеньки, но снова ничего не вышло: на очередном круге ноги зацепились за спинку кровати, и меня оттащило назад. Я думал, что вот-вот сойду с ума от ужаса; голова болела так, будто сейчас взорвется. Думать и рассуждать в такой ситуации было просто невозможно. Единственной идеей, летавшей в моей голове, было отчаянное желание выбраться из этого кошмарного места. Изо всех сил я начал вытаскивать ножки кровати из выемок и наконец оттащил ее от стены в центр комнаты. Когда я это сделал, мне все-таки удалось относительно безопасно добраться до двери.

Схватившись за ручку, я запрыгнул на верхнюю ступеньку и попытался открыть дверь, но она оказалась заперта снаружи. Я держался из последних сил. На ступеньке едва хватало места для моих ног, а под ними пол комнаты все крутился на бешеной скорости. Мне даже смотреть на него было страшно, голова начинала кружиться, и я терял равновесие. Через несколько мгновений за дверью послышались тихие шаги, а за ними через щелочку в двери мелькнул лучик света. Далее кто-то начал копошиться у дверного замка, дверь медленно отворилась наружу, и передо мной предстало лицо Биндлоса.

Он не сразу заметил меня, потому что я стоял на ступеньке полусогнутый, так что я улучил момент и со всей силы бросился на него. Старик пронзительно заорал; фонарик в его руке опрокинулся на пол и погас, а я тем временем крепко схватил подлеца за его тонкую жилистую шею. С невероятной скоростью я протащил его по коридору к окну, сквозь которое сочился лунный свет. Я ослабил хватку, но тут же достал револьвер и направил прямо на него.

— На колени, или ты мертвец! — закричал я. — Признавайся во всем, или я прострелю твое сердце.

Храбрость быстро покинула хозяина «Замка», он затрясся и горько заплакал.

— Пощадите меня, — взмолился он. — Я все расскажу, только пощадите.

— Побыстрее, — сказал я. — Я не в настроении быть милосердным. Быстро мне всю правду.

Я напряженно вслушивался, не идет ли его жена, но кроме жужжания крутящегося пола из моей спальни да плеска воды снаружи ничего не было слышно.

— Говори, — закричал я, встряхнув старика за плечи. Его губы задрожали и он слабо произнес:

— Это все Вентворт.

— Вентворт? Убитый? — спросил я.

— Нет, нет, его двоюродный брат. Этот негодяй — мое самое настоящее проклятье. Благодаря той последней смерти он стал полноправным наследником богатств Вентвортов. Это он настоящий владелец мельницы и он изобрел этот крутящийся пол. Там умирали, о да, еще как умирали! Все было так просто, а мне так нужны были деньги! Полиция и доктора никогда не подозревали меня. Вентворт на меня очень сильно давил, и я попал под его власть, — на этих словах старик тяжело вздохнул и причмокнул. — Я всего лишь жалкий старик, сэр.

— То есть вы убивали людей ради денег? — сказал я, хватая Биндлоса за плечо.

— Да, — сказал он, — да. У пристава было двадцать фунтов золотых… никто бы не узнал. Я сделал это, чтобы хоть немного задобрить Вентворта.

— А что насчет Арчибальда Вентворта?

— Это сделал он, мне должны были заплатить.

— И теперь вы захотели избавиться от меня?

— Да, но только потому что вы начали подозревать.

Во время этого разговора под мертвенным светом луны я заметил рядом с нему еще одну дверь. Открыв ее, я увидел, что это был вход в маленькую темную кладовку. Я тут же затолкнул туда старика, запер дверь и сбежал вниз. Жены Биндлоса по-прежнему нигде не было видно. Я быстро открыл дверь на улицу и весь измученный и запыхавшийся вышел на свежий воздух. Каждая клеточка моего тела неистово тряслась, нервы были натянуты до предела; в тот момент я перестал быть себе хозяином. Моим единственным желанием было поскорее умчаться из этого кошмарного места. Только лишь я подошел к калитке, как чья-то рука, легкая как перышко, опустилась мне на плечо. Я обернулся: передо мной стояла Лиз.

— Вы спасены, — сказала она. — Слава Богу! Я старалась изо всех сил, чтобы остановить это колесо, смотрите: я мокрая до нитки. Но у меня ничего не получилось. Но, по крайней мере, я смогла запереть бабушку. Она на кухне спит — выпила мно-о-го джина.

— Где ты была вчера весь день? — спросил я.

— Меня заперли в комнате, в дальней башне, но я выбралась через окно, хотя оно меня чуть не пришибло. Я знала, что если вы останетесь на ночь, они снова сделают это. Слава Богу, вы живы.

— Ладно, сейчас не задерживай меня, — сказал я. — Я спасся лишь чудом. Ты хорошая девочка, и я многим тебе обязан. Как-нибудь обязательно расскажешь мне, как ты умудряешься жить в этом дурдоме.

— Не сумасшедшая ли я? — жалобно ответила она. — О Боже, как же я страдаю! — Лиз положила на лицо ладонь; взгляд ее глаз был жуткий. Но у меня не было времени больше ждать, и я спешно покинул «Замок».

Не помню, как добрался до Харкхерста, но ранним утром я очнулся именно там. Придя в себя, я сразу же направился к дому доктора Стэнмора и рассказал ему о моих приключениях. Затем мы вместе пошли в полицейский участок к суперинтенданту и вместе поведали ему эту невероятную историю, и было принято решение ранним утром ехать на двуколке в гостиницу «Замок». Мы подъехали к постоялому двору раньше восьми утра следующего дня, но, как и ожидал офицер полиции, дом оказался пуст. Биндлос выбрался из темной кладовки, и они вместе с женой и Лиз сбежали. Мы с доктором и офицером вместе вошли в круглую комнату и начали тщательно обследовать пол. В дальнем конце мы обнаружили крохотную панельную дверцу, пробравшись через которую, оказались в темной камере, снизу доверху напичканной механизмами. Изучив это место под светом фонаря, мы открыли страшный секрет круглой спальни. Шпиль от мельничного колеса, выходивший на улицу, как оказалось, имел продолжение как ось одного вертикально стоящего зубчатого колеса, которое своим движением приводило в действие большое горизонтальное колесо, в которое опускалась вертикальная ось. Эта ось была установлена на пересечении четырех шпал, которые поддерживали пол в комнате, где я спал. По всему нижнему контуру комнаты виднелся стальной ободок, который оказался круглым пазом крутящегося пола. Эта чудовищная машина заводилась легким движением руки.

Полиция немедленно организовала погоню за Биндлосом, а я вернулся в Лондон. Тем же вечером мы с Эджкомбом зашли к доктору Майлсу Гордону. Твердолобый старый врач был просто поражен моим рассказом. Он объяснил, что мозг человека, спящего в положении, в котором лежал я, за счет силы вращения терпит невероятно сильный прилив крови, так что крутящийся пол, по сути, создает все условия для инсульта. Если жертва накачана наркотиками или даже просто крепко спит, а пол начинает медленно двигаться, то моментально наступает потеря сознания, переходящая в кому, а затем и в смерть. А обследование трупа через несколько часов ничего не дает, потому что кровь за это время отливает обратно, и создается впечатление, что человек абсолютно здоров.

От доктора Майлса Гордона мы отправились в Скотленд-Ярд, и дело было передано в руки лондонских детективов. С уликой, ради которой я чуть было не пожертвовал своей жизнью, они быстро сделали все остальное. Вентворта арестовали и заставили сделать полное чистосердечное признание, но я уже слышал эту историю от старого Биндлоса. Отец Вентворта был хозяином мельницы, что-то не поделил с местными властями и сменил имя. На самом деле он пять лет провел в исправительной колонии, а затем уехал в Австралию, где заработал большие деньги. Мужчина умер, когда его сын был еще совсем мальчишкой. И в мальчишке этом как в зеркале отразились все пороки отца. Он приехал домой, посетил мельницу и, будучи наделенным механическим складом ума, изобрел и сконструировал крутящийся пол. Затем превратил мельницу в постоялый двор, сделал Биндлоса «по-дружески» его хозяином, в обязанности которого входило время от времени убивать неосмотрительных путешественников и обкрадывать их.

Однако за Вентвортом уже гонялась полиция из-за истории с поддельным чеком, и он решил, что ему лучше на время смыться, так что Биндлос стал полноправным владельцем дома. Томимый совершенными годы назад убийствами и находясь под властью Вентворта, Биндлос сам убил двух людей в круглой комнате. В это время в семье Вентвортов произошло сразу несколько неожиданных преждевременных смертей, и теперь только Арчибальд Вентворт — двоюродный брат — стоял между негодяем и огромным наследством. Вентворт решил снова вернуться домой и с помощью Биндлоса втерся в доверие к Арчибальду. Молодого художника уговорили спать в той самой комнате, и он погиб. В настоящее время Вентворту и Биндлосу назначен суд в Олд-Бейли, и, надеюсь, всем понятно, чем он закончится.

Вот так и была разгадана тайна привидения в гостинице «Замок».

Дверной страж

— Если не веришь, можешь прочесть это сам, — сказал Аллен Клинтон, поднимаясь по ступенькам к верхней полке в поисках нужной книги.

Я откинулся в своем кресле. Лучи уходящего солнца пробивались сквозь витражные стекла старой библиотеки, разукрашивая красно-желтыми полосами бесконечные ряды томов в черных кожаных переплетах.

— Вот она, Белл!

Я взял из рук Аллена Клинтона пожелтевший и заплесневелый том, буквально выкопанный из своей книжной могилы.

— Это должно быть примерно в середине книги, — с нетерпением продолжил он. — Ты сразу узнаешь эти большие черные древнеанглийские буквы.

Я перелистывал страницы с семейным древом и другими архивными записями Клинтон, пока наконец не наткнулся на то, что искал. Это было то самое проклятие, преследовавшее семью с 1400 года. Медленно и с большими затруднениями я расшифровывал эти ужасные обрекающие слова.

И в том подвале стоит гроб, гроб не человеческой формы, который не принимает ни одна святая земля. Здесь он и останется проклятием рода Клинтон, передающимся из поколения в поколение. Как только душа покидает тело первенца-наследника, она становится стражем двери в этот подвал и должна охранять ее денно и нощно. Беспрерывно должна душа эта всеми правдами и неправдами держать дверь закрытой, пока сын не выпустит душу отца из часов и, умерев, не сменит его на этом посту. И любой вошедший в подвал станет узником души-стража и останется здесь, пока та не отпустит его.

— Что за жуть! — сказал я, смотря на молодого человека, наблюдавшего за мной во время чтения. — Ты же сам говорил, что этот подвал еще никто никогда не видел. Думаю, что его существование не более чем миф, и конечно проклятие, лежащее на душах всех первенцев и заставляющее их сторожить дверь, просто абсурд. Материя не подчиняется колдовству.

— Самое странное в этом всем то, — ответил Аллен, — что все описания Аббатства, на которые ссылается эта запись, были обнаружены. Но именно этот подвал с его ужасными содержимым найти не удалось.

Безусловно эта легенда была очень любопытна, и я допускаю, что она произвела на меня некоторое впечатление. Я даже вообразил, что когда-то где-то уже слышал нечто подобное, но мне не удалось точно воспроизвести это в своей памяти.

За три дня до того я приехал в Аббатство Клинтон охотиться на фазанов.

Был уже вечер воскресенья. Вся семья, кроме старого сэра Генри, Аллена и меня, была в церкви. Сэр Генри (к тому времени ему было уже около восьмидесяти лет), хронический инвалид, отправился в свою комнату на послеобеденный сон. Младший Клинтон и я пошли на прогулку по окрестностям, а вернувшись, возобновили наш разговор о семейной истории. Когда дело дошло до легенды о родовом проклятии, дверь в библиотеку тихонько отворилась, и сэр Генри в своем черно-сиреневом пиджаке, очень сильно контрастировавшем с его белоснежными волосами и бородой, зашел в комнату. Я встал со стула, подал ему свою руку и проводил до его излюбленного кресла. Как только он со вздохом опустился в его роскошную глубину, на глаза ему попался старый том, который я недавно положил на соседний стол. Он нагнулся вперед, взял книгу в руки, и посмотрел на своего сына.

— Это ты брал книгу? — резко спросил он.

— Да, отец. Взял, чтобы показать ее Беллу. Он интересуется историей Аббатства и…

— Поставь ее на место сейчас же, — прервал старик, его черные глаза на миг озарились внезапной страстью. — Ты ведь прекрасно знаешь, что я терпеть не могу, когда мои книги лежат непонятно где, особенно эта. Постой, дай-ка лучше мне ее сюда.

Он с трудом поднялся с кресла, взял книгу, запер ее на ключ в одном из ящиков своего письменного стола и вернулся на место. Его руки дрожали; он сидел будто охваченный внезапным ужасом.

— Ты говорил, завтра к нам приезжает Филлис Керзон? — теперь уже с раздражением спросил пожилой человек сына.

— Да, отец, конечно, неужели ты не помнишь? Миссис Керзон и Филлис приезжают на две недели. Ах, точно, — добавил он, вставая со стула. — Ты мне напомнил о том, что я должен сходить сказать Грейс…

Остаток фразы потерялся за захлопнувшейся дверью. Как только мы с сэром Генри остались одни, он посмотрел на меня долгим молчаливым взглядом. А потом заговорил:

— Прошу прощения за резкость. Я сам не свой. Не понимаю, что со мной происходит, я словно распадаюсь на куски. У меня бессонница. Думаю, что мне уже не долго осталось, и очень беспокоюсь за Аллена. Дело в том, что я отдал бы все что угодно, чтобы остановить эту помолвку. Я хочу, чтобы он никогда не женился.

— Очень печально слышать это от вас, сэр, — ответил я. — Я был уверен, что вы, как отец, должны хотеть видеть своего сына счастливым.

— У большинства мужчин так и есть, — последовал ответ, — но у меня свои причины желать совершенно иного.

— Что вы имеете в виду? — не удержался я.

— Если бы я только мог сам это объяснить. Скажу только, что лучше Аллену не продолжать наш род. Возможно я чересчур одержим этой идеей, и конечно же мне не под силу остановить свадьбу, но я обеспокоен очень многими серьезными вещами.

— Я бы очень хотел вам помочь, — порывисто сказал я. — Если есть хоть что-то, что я могу для вас сделать, знайте, что вам стоит только попросить меня об этом.

— Спасибо, Белл, я знаю. Но я не могу тебе всего рассказать. Может быть когда-нибудь и смогу, но сейчас — сожалею, ужасно сожалею.

Его снова охватила дрожь; он закрыл глаза руками, словно ограждая себя от какого-то ужасного зрелища.

— Никому ни слова о нашем разговоре, особенно это касается Аллена, — внезапно сказал он. Возможно, что однажды я попрошу тебя о помощи. И помни, Белл, что я тебе доверяю.

Он протянул мне руку, которую я тут же пожал. Через мгновение зашел дворецкий с лампами, и я воспользовался этим удобным случаем, чтобы удалиться в гостиную.

На следующий день прибыли Керзоны. Одного взгляда на Филлис хватило, чтобы понять, что она очаровательна. Высокая, хрупкая, с прямой и грациозной осанкой и красивым, несколько надменным, лицом. В спокойном состоянии она выглядела высокомерной, но когда начинала говорить, все лицо ее оживало, а доброта и харизма переливались через край. У нее был задорный смех, милая улыбка и тонкая, сочувственная душа. Я был уверен, что у этой девушки добрейшее сердце, и что выбор Аллена достоин восхищения.

Прошло несколько дней, наступил последний вечер перед моим отъездом обратно в Лондон. Мать Филлис недавно ушла спать, пожаловавшись на головную боль, и Аллен внезапно предложил нам втроем прогуляться под луной: ночь была великолепна.

Филлис радостно захохотала и мигом побежала в холл, чтобы накинуть на себя шаль.

— Аллен, — сказала она возлюбленному, поспешившему за ней, — мы с тобой пойдем впереди.

— Нет, юная леди, в таком случае я воспользуюсь привилегией пойти с вами первым, — сказал сэр Герни. Он тоже спустился в холл и ко всеобщему удивлению озвучил свое намерение прогуляться вместе с нами.

Филлис одарила пожилого человека немного удивленным взглядом, но тут же легонько взяла его под руку, кивнула с улыбкой стоящему позади возлюбленному, и они с сэром Генри стремительно ушли вперед. Мы с Алленом пошли сзади.

— И что же удумал мой отец? — сказал мне Аллен. — Он никогда не выходит на улицу ночью. Хотя в последнее время с ним не все в порядке. Порой мне кажется, что он изо дня в день становится все более странным.

— Уверен, с ним далеко не все в порядке, — ответил я.

Гуляли мы около получаса, а в дом вернулись по тропинке, ведущей к боковому входу. Филлис ждала нас в холле.

— Где мой отец? — подходя к ней, спросил Аллен.

— Он очень устал и ушел спать, — ответила она. — Доброй ночи, Аллен.

— Ты не пойдешь с нами в гостиную? — немного опешив спросил он.

— Нет, я тоже устала.

Она кивнула ему, не коснувшись его руки. Трудно было не заметить странное выражение ее глаз. Она убежала наверх.

Аллен был крайне удивлен ее поведением, но не стал ничего говорить. Смолчал и я.

На следующее утро во время завтрака мне сказали, что Керзоны уже уехали. Аллен был просто изумлен этим фактом, и как я заметил, сильно раздражен. Мы с ним завтракали вдвоем в старой библиотеке. Его отцу было слишком плохо, так что он к нам не спустился.

Через час я уже был на пути в Лондон. Многие вещи крутились у меня в голове, я переключался с мысли на мысль: Аллен и его помолвка, сэр Генри и старое родовое проклятие — все они потихоньку тонули в глубинах моего сознания.

Три месяца спустя, 7 января, меня глубоко опечалило объявление в «Таймс» о смерти сэра Генри Клинтона.

В течение этого периода я временами слышал от его сына, что отец быстро угасает. Он также упоминал дату своей свадьбы — 21 января, которая, в связи со сложившимися обстоятельствами, несомненно должна быть отложена. Мне было действительно очень жаль Аллена, и я сразу же написал ему длинное письмо с соболезнованиями.

На следующий день я получил от Аллена телеграмму, в которой он очень просил меня приехать к нему в Аббатство как можно скорее, потому что у него большие проблемы.

Я наскоро собрал немного вещей и в шесть вечера уже был в Аббатстве Клинтон. Атмосфера в доме стояла тихая и подавленная — похороны должны были состояться на следующий день. Клинтон вошел в холл и тепло взял меня под руку. Я сразу заметил, каким изнуренным и озабоченным выглядел мой товарищ.

— Очень здорово с твоей стороны, Белл, — сказал он. — Я выразить не могу как я благодарен тебе за то, что ты приехал. Ты единственный человек, который может мне помочь. Я знаю, что у тебя есть опыт в подобных делах. Пошли в библиотеку, я все тебе расскажу. Мы поужинаем одни, моя мама и девочки сегодня остались в своих квартирах.

Как только мы уселись, он сразу же приступил к своему рассказу.

— Сначала я должен рассказать тебе предысторию этого происшествия, — начал Аллен. — Помнишь как Филлис с матерью внезапно собрались и уехали когда ты здесь был в последний раз?

Я кивнул. Я очень хорошо это помнил.

— На следующее утро после твоего отъезда я получил длинное письмо от Филлис, — продолжил он. — В нем она рассказала мне о чрезвычайной просьбе к ней моего отца, которую он озвучил во время прогулки под луной — ни много ни мало он настойчиво попросил ее расторгнуть нашу помолвку. Филлис писала достаточно откровенно, как и всегда, убеждая меня в своей неизменной и вечной любви и преданности, но сказала также, что под гнетом сложившихся обстоятельств ей совершенно необходимо объясниться и проститься со мной. Переполненный практически неуправляемой яростью, я пошел к своему отцу в кабинет, положил письмо Филлис прямо перед ним и спросил, что все это значит. Он посмотрел на меня с неописуемым выражением из смеси усталости и пафоса.

— Да, мой мальчик, я сделал это, — сказал отец. — Филлис совершенно права. Я взял с нее слово что она расторгнет помолвку так настойчиво, как только может позволить себе старик.

— Но почему? — спросил я. — Зачем?

— Вот этого я не могу тебе сказать, — последовал ответ.

Я вышел из себя и сказал ему несколько слов, о которых сейчас очень жалею. Он мне даже не ответил. Когда я закончил говорить, он медленно произнес:

— Я прекрасно понимаю твои эмоции и не виню тебя, Аллен. Это естественная реакция нормального человека.

— Ты нанес мне тяжелую травму, — парировал я. — Что Филлис думает по этому поводу? Она уже никогда не станет прежней. Я должен увидеться с ней сегодня же.

Он не произнес больше ни слова, и я ушел. Меня не было дома около недели. Почти все это время ушло на то, чтобы убедить Филлис пересмотреть странную просьбу моего отца и расставить все по своим местам в точности, как было раньше.

После того, как я твердо убедился в восстановлении нашей помолвки и мы назначили дату свадьбы, я вернулся домой. По приезду я рассказал обо всем этом отцу.

— Твое право, — сказал он мне, сильно помрачнев. С того момента, хотя я смотрел за ним день и ночь не смыкая глаз и делал все, что только могут сделать любовь и нежность, его здоровье резко пошло на убыль, и с каждым днем все больше казалось, что он уже не придет в себя. Отец очень мало говорил, и каждый раз, когда мы оказывались наедине, кивал мне с выражением глубокой скорби на лице. А неделю назад он лег в кровать и больше не поднялся.

На этом моменте Аллен остановился.

— Теперь я перейду непосредственно к сегодняшним событиям, — сказал он. — Как ты можешь предположить, я был с отцом до самого конца. За несколько часов до своего ухода он позвал меня к себе и к моему глубочайшему удивлению снова завел разговор о моей помолвке. Даже сейчас, на последнем часу жизни, отец со всей серьезностью просил меня расторгнуть ее. Он сказал, что еще не поздно, и что ничто так не облегчит его душу перед смертью, как мое обещание на всю жизнь остаться одному. Конечно я попытался поднять ему настроение. Он взял меня за руку, посмотрел прямо в глаза с выражением, которое я никогда не забуду, и произнес: «Аллен, дай мне торжественную клятву, что ты никогда не женишься».

Конечно я не смог этого сделать, и отец сказал мне, что не сомневался в моей упертости и написал мне письмо. Я должен был найти его в сейфе и прочесть только после отцовской смерти. Я прочел его этим утром. Белл, это самое неожиданное развитие событий. И либо это целиком и полностью плод отцовского воображения (потому что ближе к концу рассудок его почти полностью иссяк), либо это есть на самом деле и это самое ужасное, о чем мне когда-либо доводилось слышать. Вот письмо, почитай сам.

Я взял лист бумаги из его рук и прочитал его содержимое, написанное дрожащей рукой практически неразборчивым почерком:

Мой дорогой сынок,

Если ты читаешь это письмо, значит меня уже нет в живых. Последние шесть месяцев моей жизни были сущим адом. Весь ужас начался так. Ты прекрасно знаешь, насколько сильно я всегда интересовался семейной историей нашего дома. Последние годы своей жизни я провел, исследуя каждую деталь, каждый факт, связанные с этой темой. Я намеревался, только бы здоровье не подвело, опубликовать свои труды в солидном томе.

В тот самый вечер, к которому я подвожу разговор, я засиделся в своем кабинете с книгой, которую ты недавно показывал Беллу. В особенности мое внимание привлекло страшное проклятие, которое старый аббат наложил на нашу семью в конце XIV века. Я снова и снова перечитывал эти ужасные слова. Я знаю, что все описанное там было обнаружено, кроме того самого подвала с гробом. В какой-то момент я почувствовал сильную усталость и должно быть уснул. Я видел сон: кто-то зашел в мой кабинет, тронул меня за плечо и сказал: «Пойдем». Я посмотрел наверх: меня звала высокая фигура. Ее голос и внешность принадлежали моему покойному отцу. Во сне я тут же встал, хотя совсем не понимал, куда и зачем иду. Фигура шла впереди и повернула в холл. Я взял со стола свечку и ключи от часовни, отпер дверь, и мы вышли на улицу. Голос все продолжал повторять «Идем, идем», отец все шел впереди. Я прошел через весь двор, открыл дверь часовни и вошел в нее.

Вокруг стояла гробовая тишина. Я прошел через неф к северному проходу; фигура все еще шла впереди меня. Она прошла через большие церковные скамьи (поговаривают, что в этом месте обитают привидения) прямо к статуе старого аббата, который когда-то произнес проклятие. Наклонившись вперед, фигура нажала на глаза старого монаха, и тут же часть каменной стены начала отодвигаться в сторону, открывая лестницу позади. Должно быть я очень торопился, потому как почувствовал, что во что-то врезался. Меня пронзило чувство боли, и вдруг я проснулся. Каково было мое изумление, когда я обнаружил себя стоящим среди церковных скамей в часовне! Конечно нигде не было никакой фигуры, только холодный лунный свет простирался вокруг. Я был в замешательстве и под большим впечатлением от произошедшего и уже направился в сторону дома, как вдруг меня осенила мысль, что часть моего странного сна сбылась на самом деле. Я оглянулся назад. Казалось, что старый монах улыбается мне своей мраморной улыбкой, а прямо за ним я увидел открытое пространство. Я поспешил в его сторону: перед моими глазами предстала узкая лестница. Не могу описать захватившие меня в тот момент эмоции; единственное, с чем можно их хоть как-то сравнить, — сильное, раздирающее, жуткое любопытство. Я спустился по этой лестнице со свечей в руке. Ступеньки кончились при входе в длинный коридор, который я сразу же пересек и в конце концов оказался перед железной дверью. Она не была заперта, однако открыть ее оказалось не самым простым делом. Если быть честным, мне пришлось приложить все свои силы, но в итоге она поддалась и открылась в мою сторону. За ней пряталась та самая комната с гробом, о котором говорилось в проклятии. Я смотрел на все это с диким ужасом и не осмеливался войти. Гроб был клиновидный, шипованный, с торчащими отовсюду огромными гвоздями. И тут я увидел то, что заставило застыть кровь в моих жилах: медленно, очень медленно, будто движимая чей-то рукой, огромная тяжелая дверь начала закрываться, постепенно набирая скорость, и вскоре с грохотом захлопнулась, оставив за собой долгое и пронзительное эхо.

Переполненный страхом и ужасом, я ринулся прочь от зловещего погреба и сам не заметил, как снова оказался в своем кабинете.

Теперь я знаю, что старое проклятие не выдумка; что дух моего отца стережет эту самую дверь, потому что видел все своими глазами, и пока ты читаешь это, знай, что я сейчас именно там. Я заклинаю тебя потому: никогда не женись! Не приноси в этот мир ребенка, чтобы положить конец этому ужасному проклятию. Дай нашему роду вымереть, если тебе хватит смелости. Я знаю, что многого прошу. Но послушаешь ты меня или нет, приходи ко мне, и если смогу, я дам о себе знать. Держи все это в секрете. Приди ко мне до того, как мое тело упокоится в земле: пока душа с ним не сильно разделилась. Прощай.

Твой любящий отец,

Генри Клинтон.

Я внимательно перечитал это странное письмо дважды и только потом отложил. Первые несколько мгновений я вообще не знал, что сказать. Это определенно была самая жуткая и сверхъестественная история, с которой я когда-либо сталкивался.

— Что ты обо всем этом думаешь? — наконец спросил Аллен.

— Ладно, тут существует по крайней мере два возможных объяснения, — ответил я. — Первое: твой отец выдумал не только начало этой истории, как он и сам допускал, но и вообще всю целиком.

— А второе? — спросил Аллен, заметив, что я остановился.

— А второе, — продолжил я, — если честно я даже еще не уверен, что именно сказать. Ясно одно: мы точно исследуем все это дело, чтобы прийти к определенному выводу. Просто безрассудно оставлять вещи так, как они есть сейчас. Лучше начать сегодня же вечером.

Клинтон вздрогнул и замешкался.

— Конечно, нужно что-то с этим делать, — ответил он, — но самое ужасное, что Филлис с матерью приезжают сюда завтра утром на похороны, и я не смогу ее встретить — нет, не смогу, бедная девочка! — пока я в таком состоянии.

— Мы пойдем в этот подвал сегодня, — сказал я.

Клинтон поднялся со своего стула и посмотрел на меня.

— Мне это совсем не по душе, Белл, — продолжил он. — Я ни в коем случае не суеверный человек, но я откровенно говорю тебе, что ничто не заставит меня пойти одному в часовню сегодня ночью. Но я готов, если ты пойдешь со мной. Я хорошо знаю место с церковными лавками, о которых говорит в письме отец: оно под витражным окном с изображением Святого Себастьяна.

Вскоре после нашего разговора я отправился в свою комнату переодеться. Мы с Алленом ужинали тет-а-тет в большой столовой. Старый дворецкий обслуживал нас с мрачной похоронной торжественностью, а я делал все, что было в моих силах, чтобы направить мысли Клинтона в более радостное и здравое русло.

Не могу сказать, что мне это удалось. Кроме того, я заметил, что он почти ничего не ел, и, казалось, находился в состоянии нервного, болезненного напряжения из-за предстоящего дела.

После ужина мы пошли в курительную комнату, а в одиннадцать вечера я высказал мысль о том, что нам пора бы уже приступить к действиям.

Клинтон взял себя в руки, и мы вышли на улицу. Он взял ключи от часовни, потом зашел в конюшню за фонарем, и через несколько мгновений мы уже были в священном месте. Было полнолуние; бледный свет лился через южное окно, слабо освещая интерьер. Центральный неф еще можно было разглядеть: готические арки с их причудливыми столбами, каждый из которых украшен резным изображением одного из святых; но, углубляясь дальше во мрак алтаря, можно было только по очертаниям догадываться о находящихся в нем предметах: хор ангелов и алтарный стол с мраморным запрестольным образом.

Мы тихо закрыли дверь, Клинтон шел впереди с фонарем, направляясь прямо к центральному входу, буквально вымощенному латунными подсвечниками в честь его усопших предков. Мы шли осторожно, на цыпочках, как любой человек инстинктивно делает ночью. Повернув к маленькой церковной кафедре, мы дошли до Северного трансепта. На этом месте Клинтон остановился и обернулся ко мне. Он был очень бледен, а голос его тих.

— Это те самые церковные лавки, — прошептал он. — Это место всегда называлось «обитаемые призраками церковные лавки сэра Хью Клинтона».

Я взял у него из рук фонарь, и мы вошли. Я быстро пересек все лавки и подошел прямо к статуе старого аббата.

— Надо тщательно его осмотреть, — сказал я. Я поднял фонарь, освещая все черты лица, облачение и фигуру монаха. Глаза, хотя и пустующие как у всех статуй, казались мне в тот момент чрезвычайно странными и своеобразными. Отдав фонарь обратно Аллену, я твердо надавил на оба глаза статуи. Через мгновение я не смог удержаться от громкого возгласа: часть каменной стены сбоку отодвинулась, обнаруживая ступеньки, о которых рассказывал старик в письме.

— Это правда! Правда! — закричал в изумлении Аллен.

— Выглядит определенно так, — заметил я, — но не радуйся раньше времени, нам еще предстоит тщательно тут все обследовать.

— Ты собираешься спуститься? — спросил Клинтон.

— Конечно да, — ответил я. — Мы пойдем вместе.

Сразу после этой фразы мы прошли через отворившийся вход и начали спускаться. Лестница была слишком узкой, чтобы вместить рядом двоих человек, так что мы пошли друг за другом, я впереди с фонарем. Вскоре мы оказались в длинном коридоре и, пройдя его, уткнулись в дверь в сводчатой каменной раме. До сих пор Клинтон не подавал никаких признаков тревоги, однако на месте встречи, куда позвал его покойный отец, он начал терять самообладание. Аллен облокотился на стену, и на мгновение мне показалось, что он вот-вот упадет в обморок. Держа фонарь в руке, я тщательно осмотрел стены и массивную дверь. Затем я поднял единственную на ней железную защелку. Дверь едва поддавалась мне, но вскоре мне удалось открыть ее настежь в свою сторону. Я вгляделся внутрь, держа фонарь над головой, и тут Клинтон закричал:

— Смотри, смотри!...

Я обернулся и увидел, как огромная дверь захлопнулась прямо перед моим носом, чуть не заперев меня с другой стороны.

Попросив Клинтона всеми силами задержать закрывающуюся дверь, я шагнул внутрь; жуткий гроб оказался прямо у моих ног. Так что до этого момента легенда пока оставалась правдивой. Я наклонился и с большой осторожностью осмотрел странную, бесформенную вещь. Это было больше похоже на огромный клин, скорее всего сделанный из какого-то темного старого дерева, а углы гроба были скреплены железными пластинами. Полностью осмотрев это нечто, я распахнул дверь, которую придерживал Клинтон, вышел из погреба и отошел немного в сторону, чтобы посмотреть, что случится. Медленно, очень медленно, будто движимая чей-то невидимой рукой, дверь начала закрываться, набирая скорость, и захлопнулась с громким лязгом.

Снова подняв щеколду, я буквально оттащил дверь в сторону, и пока Клинтон держал ее в этом положении, очень внимательно ее изучил. К тому моменту я не обнаружил ничего подозрительного. В самом деле у меня было около пятидесяти причин, почему дверь может сама внезапно захлопнуться. Там могли быть скрытые пружины или наклонные петли; сквозняк — вообще не обсуждается. Я посмотрел на петли: они были из железа, прямые и жесткие. Не удалось мне обнаружить и каких-либо пружин или скрытых хитрых приспособлений, хотя изучил я ее действительно со всех сторон; настежь распахнутая, дверь отставала от стены на несколько дюймов. Мы открывали и отпускали ее еще несколько раз, но безрезультатно: в итоге она все равно захлопывалась. В конце концов я ее снова задержал.

Внутри у меня разыгралось очень странное чувство: было полное ощущение того, что мне сопротивляется невидимый человек, крепко держа дверь с другой стороны. Как только я ее отпускал, дверь продолжала закрываться. Признаю, что в тот момент мне было не под силу разгадать эту загадку. Вдруг меня осенила идея.

— Что гласит легенда? — спросил я, обернувшись к Клинтону. — Что душа должна охранять дверь, держа ее закрытой перед гробом?

— Да, именно так, — запинаясь, ответил Аллен.

— Так что если это правда, — продолжил я, — и мы вытащим гроб наружу, то дух не закроет дверь. Если же закроет, то это тут же опровергнет всю легенду и обнаружит лишь замысловатое механическое приспособление. Давай, Клинтон, помоги мне вытащить гроб.

— Нет, Белл, — хрипло прошептал он. — Я не осмелюсь зайти туда.

— Что за глупости, приятель, — сказал я, начиная раздражаться от подобного поведения. — Давай, поставь фонарь на пол и придержи дверь.

Я снова зашел внутрь, подошел к гробу и, приложив все свои силы, вытащил его в коридор.

— Ага, — закричал я, — ставлю полсотни фунтов к пяти, что дверь сейчас так же захлопнется.

Я оттащил гроб подальше от двери и велел Аллену отпустить ее. Клинтон с трудом это сделал и, пятясь назад, схватил меня за руку.

— Смотри, — прошептал он, — ты видишь, что она не собирается закрываться? Мой отец ждет, пока мы вернем гроб на место. Сущий кошмар!

Я в ужасе пялился на дверь. Она действительно осталась широко распахнутой и даже не думала шелохнуться. Я буквально подпрыгнул к ней и попытался закрыть. Теперь было такое ощущение, что кто-то пытался держать ее открытой. Потребовалось немало сил, чтобы расшевелить эту громадину, с большим трудом мне удалось только немного ее сдвинуть. В конце концов у меня получилось закрыть ее, но как только я отошел, она распахнулась и с грохотом ударилась об стену. Наступила мертвая тишина. Я слышал, как быстро дышит Клинтон позади меня и понимал, что он держится из последних сил.

В тот момент меня снова захлестнуло чувство, которое я недавно уже испытывал и которое доводилось мне в жизни испытать еще дважды. Его невозможно описать; оно полностью захватило меня, проникая глубоко в мозг: я почувствовал себя маленьким ребенком в его руках. Было ощущение, что я медленно опускаюсь на дно глубочайшего океана тишины, которая так внезапно окутала нас. Время словно остановилось; у моих ног лежала бесформенная вещь, отбрасывая под светом фонаря жуткую искаженную тень в сторону клетки за моей спиной.

— Не молчи, скажи что-нибудь, — почти прокричал я Клинтону. Резкий звук моего голоса разрушил магические чары: я снова пришел в себя и усмехнулся над шуткой, которую сыграли со мной нервы. Наклонившись вперед, я снова схватил край гроба, но не успел я ступить и шагу в сторону погреба, как Клинтон стрелой помчался по коридору обратно к лестнице.

Придерживая дверь что есть сил, одной ногой я затащил гроб обратно и тут же услышал пронзительный вопль, а затем увидел мчащегося мне навстречу Клинтона.

— Я не смог выбраться! Камень встал на место! Мы заперты! — прокричал он и с диким ужасом ринулся в открытый погреб, сбив меня с ног раньше, чем я успел бы его остановить. Я сразу же встал и подбежал к закрывающейся двери, но было уже слишком поздно: она с громким лязгом захлопнулась, покорно подчиняясь дьявольской магической силе.

— Молодец! — закричал я в бешенстве. — Видишь?! Мы заживо погребены в этой вонючей дыре!

Фонарь, который я перетащил сюда вместе с гробом, тускло освещал лицо Клинтона: оно было похоже на лицо безумца с дрожащими пустыми глазами.

— Похоронены заживо! — закричал он, истерически смеясь. — Да, Белл, это ты во всем виноват, ты дьявол в человеческом обличье!

В зверском приступе бешенства он набросился на меня, в каждом его движении было что-то хищное и жестокое. Он опрокинул лампу, и мы погрузились в кромешную тьму.

Схватка была короткой. Пусть мы и погребены заживо, я не собирался умирать от Алленовой руки; я взял его за горло и прижал к стене.

— Заткнись, — прокричал я. — Твоя беспросветная тупость привела ко всему этому. Стой смирно, пока я не зажгу свет.

К счастью в моей маленькой серебряной коробочке, которую я всегда ношу на цепи от часов, оказалось несколько спичек, так что я снова зажег фонарь. Истерический приступ отпустил Клинтона, и он, съежившись, буквально сполз по стенке на пол и остался там лежать, дрожа всем телом.

Мы определенно оказались в катастрофической ситуации, и я понимал, что единственная наша надежда — оставаться здравыми и рассудительными. Признаюсь, мне стоило больших усилий заставить себя думать и спокойно размышлять надо всем произошедшим. Кричать о помощи было бесполезным сотрясением воздуха.

Вдруг меня осенила мысль.

— У тебя с собой письмо отца? — оживившись, спросил я.

— Да, — ответил Аллен, — оно у меня в кармане.

Последний луч надежды угас. Если бы только письмо осталось где-нибудь на видном месте в доме, кто-то обязательно вызволил бы нас, следуя инструкциям в нем — это был наш единственный шанс. Надежда была слабой и исчезла почти так же быстро, как и появилась. Без этого письма никто никогда не найдет тайный подвал — он простаивал в секрете веками. Однако я не был настроен умирать без какой-либо попытки выбраться отсюда. Взяв фонарь в руки, я обследовал каждый уголок, каждую трещинку в этой клетке в поисках хоть какого-то прохода — но безуспешно. Никакого намека на выход, и у нас абсолютно никакого инструмента для открытия двери с этой стороны. Я самыми разными способами пытался сдвинуть эту дверь: прыгал, давил, ударялся с разбегу, монотонно повторяя эти действия снова и снова. Но несмотря на все мои попытки, она ни на дюйм не сдвинулась с места. Весь в поту и синяках я сел на гроб и снова попытался собрать все свои силы в кучу.

Клинтон, чрезвычайно потрясенный, молчал. Он спокойно сидел, пялясь в дверь пустым взглядом.

Время ползло очень тяжко и медленно; нам больше ничего не оставалось, кроме как спокойно ждать мученической смерти от голода. Также было весьма вероятно, что в самое ближайшее время Клинтон свихнется: его нервы уже были натянуты до предела. В общем, я в жизни не оказывался в более паршивом положении.

Казалось, что мы сидим в этом погребе целую вечность; слова наши давно закончились. Снова и снова я повторял про себя слова страшного проклятия: «И любой вошедший станет узником души-стража и останется здесь, пока та не отпустит его». Когда же это бесформенное нечто внутри гроба решит нас отпустить? Наверное, когда от нас останутся одни кости.

Я посмотрел на часы: была половина двенадцатого. Мы определенно провели в этом кошмарном месте больше десяти минут! Мы вышли из дома в одиннадцать, и с тех пор должно быть прошло много часов. Я посмотрел на время второй раз и понял: часы остановились.

— Который час, Клинтон? — спросил я. — Мои часы остановились.

— Какая теперь разница? — пробормотал он. — Что для нас сейчас время? Чем раньше умрем, тем лучше.

Пока говорил, Аллен вытащил часы из кармана и поднес их к фонарю.

— Двадцать пять минут двенадцатого, — сонно пробурчал он.

— Господи! — вскричал я, поднимаясь с места. — И твои остановились?

И тут словно молнией меня пронзила идея.

— Я понял! Понял! Боже мой! Кажется, я наконец-то понял! — в волнении закричал я, поднимая Клинтона с места за руку.

— Понял что? — спросил он меня с диким взглядом.

— Да как до тебя не доходит — секрет, проклятие, дверь! Неужели ты не видишь?

Я вытащил большой нож, который так же всегда ношу с собой на цепи, прикрепленной к брючному карману и велел Клинтону подержать фонарь. Я высвободил маленькое и острое лезвие и набросится с ним на гроб.

— Я уверен, что весь секрет кроется именно тут, — сказал я, задыхаясь: все силы уходили на расковыривание гроба.

Минут через десять я уже раскромсал деревянную толщу гроба примерно до середины, затем отдал свой нож Клинтону, чтобы он продолжил работу, пока я немного передохну. Через пару минут я снова взял инструмент в руки, и в конце концов, примерно через полчаса, нам удалось проделать небольшую сквозную дырочку в его крышке. Я просунул туда два пальца и почувствовал ими какую-то грубую, колючую массу. Я был страшно возбужден и как помешанный начал расширять просверленную дырку, пока мне не удалось достать оттуда кусочек этой массы; он больше напоминал большой кусок угля. Я сразу же понял, что это было, — магнитная металлическая руда — когда я опустил нож, лезвие сразу же прилипло к ней.

— Вот и вся тайна «души», — закричал я, — теперь мы сможем использовать ее, чтобы открыть дверь.

Я знал одного великого фокусника, который вводил в заблуждение и замешательство зрителей похожим трюком: открывал коробку, закрытую на замок, находясь внутри нее; замок отпирался несколькими осторожными движениями магнитом. А у нас так получится? В тот момент я почувствовал, что наша жизнь висит на волоске. Взяв в руки магнитную массу, я прижал ее к двери прямо в том месте, где с другой стороны находилась защелка, и провел вдоль, будто открывая ее. Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда я услышал, как защелка снаружи поднялась; дверь наконец-то поддалась мне и открылась.

— Мы спасены, — крикнул я, — чудом спасены!

— Ты гений, Белл, — задыхаясь, пробормотал несчастный Клинтон, — но теперь… Что нам делать с камнем, закрывшим проход?

— Скоро узнаем, — сказал я, взяв в руки фонарь. — В любом случае худшее позади.

Мы ринулись сквозь коридор к лестнице и не сбавляли темпа, пока не добрались до самого верха.

— Ты чего, Клинтон, — закричал я с фонарем в руке, — тут открыто!

И до этого закрыто не было. Он под впечатлением вообразил себе это.

— Мне не было видно в темноте, я чуть не умер от страха, — последовал ответ. — О, Белл, пошли отсюда как можно скорее.

Мы буквально вывалились из отверстия в стене: мы снова были в часовне. Я поставил камень, закрывавший тайный вход, на место.

Когда мы вышли, было уже раннее утро. Мы поспешили в дом; часы в холле показывали пять.

— Ну и ужас же мы пережили, — сказал я, как только мы немного пришли в себя. — Но по крайней мере, Клинтон, можно сказать, что оно того стоило. Я навсегда вырвал страницу с этой страшной легендой из истории вашей семьи.

— Я, если честно, до конца так и не понял всего, — сказал он.

— Неужели? Это же так просто. В этом гробу, как видишь, никогда не было никакого тела — он был наполнен магнитной рудой. Для каких дьявольских целей все это было организовано, мы, безусловно, никогда не узнаем. Скорее всего это что-то наподобие человеческой ловушки. Изобретатель был весьма догадлив и неплохо продумал всю злобную идею: очевидно, что железная дверь всегда будет тянуться в ту сторону, где находится этот магнитный гроб. Поэтому она захлопывалась, когда он находился внутри погреба и не хотела закрываться, когда мы его вынесли наружу. Очень остроумный метод симуляции присутствия потусторонних сил, который не так-то просто раскрыть. Конечно монах должен был знать о том, что магнитная руда никогда не теряет своих свойств, поэтому и произнес «проклятье» на века.

— Но как тебе удалось понять все это по нашим часам? — спросил Клинтон.

— Любой, кто понимает принцип магнетизма, с легкостью ответит на твой вопрос, — сказал я. — Все знают, что сильный магнит выводит часы из строя. То, что наши часы одновременно остановились, сразу навело меня на эту мысль, и она оказалась ключом к разгадке этой тайны.

В этот же день мы рассказали обо всем мисс Керзон, а вскоре тайный вход в ужасное место был зацементирован.

Думаю, что не стоит и говорить, что через шесть месяцев пара поженилась, и я надеюсь, что они счастливы, потому что они это заслужили.

Тайна туннеля Фелвин

Осенью 1883 года я проводил расследование в Южном Кенсингтоне в надежде получше разобраться в одном небольшом, но интересном и непростом деле. Вернувшись домой поздним октябрьским вечером, я обнаружил у себя на столе визитную карточку с надписью «Мистер Джеффри Бейнбридж». Это имя было мне совершенно незнакомо, так что я позвал дворецкого, чтобы узнать, кто же приходил. Он описал гостя как джентльмена, который хотел как можно скорее увидеться со мной по чрезвычайно важному делу, и добавил, что мистер Бейнбридж намеревается зайти еще раз вечером. Я ожидал прихода незнакомца с любопытством, хотя вся эта ситуация меня порядком раздражала: чрезвычайное дело обычно означало неотложный отъезд в другой конец страны, а в тот момент мне никак не хотелось уезжать из Лондона. Поэтому, когда мистер Джеффри Бейнбридж открыл дверь в мой кабинет, я принял его достаточно холодно, чего он не смог не заметить. Это был высокий, солидно одетый пожилой мужчина; только войдя, он сразу же приступил к своему рассказу.

— Искренне надеюсь, что мое неожиданное появление не отвлекло вас от важных дел, мистер Белл, — сказал он. — Я наслышан о вас от наших общих знакомых — Греев из Нагорья. Вы должны помнить, как однажды оказали этой семье большую услугу.

— Я прекрасно это помню, — сказал я, смягчаясь. — Прошу, расскажите обо всем, что вас беспокоит, я внимательно слушаю.

— Вы единственный человек в Лондоне, который может мне помочь, — продолжил он. — Мне нужно, чтобы вы провели собственное расследование этого дела. Безусловно не без хорошего вознаграждения.

— Пока что это не имеет значения, — сказал я. — Перед тем, как вы продолжите, позвольте задать один вопрос: мне придется по этому случаю в ближайшее время уехать из Лондона?

Мистер Бейнбридж тревожно нахмурил брови.

— Определенно так, — ответил он.

— Хорошо. Прошу, продолжайте.

Он смотрел на меня с беспокойством:

— Для начала я должен вам сообщить, что я являюсь председателем уэльской железнодорожной компании «Литтон Вейл» и что случай, по которому я к вам обращаюсь непосредственно связан с нашей транспортной линией. Когда я вам расскажу обо всех таинственных обстоятельствах, я думаю, у вас отпадет вопрос, почему я пришел именно к вам.

— Я весь внимание, — ответил я, и заметив необычное выражение лица своего собеседника, добавил: «Если я могу хоть как-то вам помочь, я сделаю все, что в моих силах».

— Примите мою сердечную благодарность, — ответил он. — Я приехал из своего дома в Фелвине сегодня специально, чтобы проконсультироваться с вами. Это случилось в наших окрестностях. Очень важно, чтобы вы имели как можно более полное представление обо всем произошедшем, так что я постараюсь рассказывать максимально детально.

Я подался вперед и принялся внимательно слушать.

— В этот самый день две недели назад, — продолжил мистер Бейнбридж, — нашу тихую маленькую деревушку потрясла ужасающая новость о том, что связист при исполнении был найден мертвым в устье фелвинского туннеля при загадочных обстоятельствах. Сам туннель располагается в конце длинного пути, соединяющего станции Лланлис и Фелвин. В длину он около мили, сигнальная будка стоит со стороны Фелвина. Это место совершенно безлюдно, так как находится в шести милях через горы от ближайшего населенного пункта. Имя бедолаги, так странно и неожиданно встретившего свою смерть — Дэвид Причард. Я знал его еще мальчишкой: он был одним из самых надежных людей на линии. Во вторник в шесть часов вечера он вышел на службу; на следующее утро его пришел сменить дневной рабочий и очень удивился, не обнаружив товарища на месте. Еще был только рассвет, и приближался местный поезд в 6:30, так что связист переключил сигналы, чтобы пропустить его. Сразу после Робертс (дневной рабочий) вышел из будки и, пройдя через весь туннель, наткнулся на тело Причарда, лежавшее около путей прямо при въезде. Первой и довольно закономерной мыслью Робертса была мысль о том, что его сменщика переехал поезд, так как у того на затылке зияла глубокая рана. Но проблема была в том, что он лежал не на рельсах. Робертс сразу же вернулся в будку и оттуда телеграфировал на станцию Фелвин. Его сообщение было переслано в деревню, и уже в половине восьмого полицейский инспектор с ужасными новостями вошел в мой дом. Мы с инспектором и доктором немедленно отправились на место происшествия, и нашли мертвого мужчину лежащим у рельсов, в нескольких ярдах от туннеля. Доктор тут же приступил к тщательному осмотру. С тыльной стороны черепа была глубокая трещина, которая, вероятно, и стала причиной смерти; но вот как именно она появилась — тут все было не так ясно. Обследовав окружение более внимательно, мы обнаружили странные следы на крутом склоне насыпи, словно кто-то пытался вскарабкаться по ней. Одному Богу известно, зачем бедному парнишке понадобилось туда лезть. Скорее всего в тот момент он соскользнул и упал прямо на пути, размозжив затылок. В любом случае он не смог бы забраться выше восьми-десяти футов, потому что насыпь растет вверх практически перпендикулярно, а до самой ее вершины около ста пятидесяти футов. Совсем рядом с железнодорожным полотном было полно острых булыжников, так что вполне вероятно, что Причард упал головой на один из них. Смерть наступила между 23:45 и 6:00, потому что машинист экспресса 23:45 утверждает, что все прошло как обычно, к тому же, проезжая, он заметил Причарда в будке.

— Очень интересно, — сказал я. — Прошу, продолжайте.

Бейнбридж окинул меня разгоряченным взглядом и после небольшой паузы продолжил:

— Это дело окутано тайной. Зачем Причарду вдруг понадобилось выйти из сигнальной будки к туннелю? Зачем, сделав это, он предпринял отчаянную попытку вскарабкаться по насыпи — задача, невыполнимая ни при каких обстоятельствах? Смертельно ли напуганный он побежал вниз по рельсам? Все это странно и необъяснимо. Еще один интересный факт тут связан со светом: смерть скорее всего произошла незадолго до прихода дневного рабочего, так как свет у туннеля был погашен, а одна из обязанностей ночного связиста — гасить фонари с приходом солнца. Так что возможно Причард пошел туда именно за этим. Однако против этого предположения выступает доктор Вильямс со своим показанием, которое практически сводит его на нет: он утверждает, что смерть наступила за несколько часов до рассвета. Расследование было проведено на следующий день, но перед этим произошло новое и самое важное событие. Сейчас я подхожу к, по моему мнению, ключевому моменту истории.

Весьма долгое время нам приходилось наблюдать сильнейшую вражду между Причардом и другим мужчиной — его зовут Вин, он путеукладчик на нашей линии. Причиной их ссоры была дочь кузнеца из соседней деревни — удивительно красивая девушка и настоящая кокетка. Оба были без ума от нее, а ей нравилось натравливать их друг на друга. За ночь до трагедии в местном баре между Причардом и Вином вновь разгорелся спор, предметом которого как всегда была Люси. Люди слышали как Вин (мужчина мощного телосложения, часто подверженный приступам неуправляемой ярости) пообещал снять с Причарда шкуру. А тот поклялся великой клятвой, что на следующий день возьмет с Люси обещание выйти за него замуж. По всей видимости он сдержал клятву, потому как встретив вечером по пути на работу Вина, торжественно ему объявил, что Люси пообещала стать его женой. Мужчины подрались прямо на месте, тому было несколько свидетелей. Их с трудом удалось разнять; сдерживаемые с обеих сторон людьми, они выкрикивали друг другу обещания отомстить. Успокоившись, Причард отправился на работу в сигнальную будку, а Вин вернулся в деревню утопить свое горе в кабаке.

В позднем часу той же ночью один из жителей деревни видел, как Вин шел в направлении туннеля. Прохожий остановился и задал рабочему пару вопросов. Тот объяснил, что забыл какие-то свои инструменты на путях и решил за ними вернуться. Мужчина заметил странное и озабоченное выражение на лице Вина, но во избежание возможной перебранки решил больше не задавать никаких вопросов. Мы уже выяснили, что в ту ночь Вин не появлялся дома, а вернулся лишь ранним утром; выглядел он отупленным и потрясенным. Его арестовали по подозрению в убийстве, следствие оказалось против него.

— Он хоть как-то пытался объяснить свои действия? — спросил я.

— Да, но не сказал ничего, что могло бы снять с него подозрения. Естественно, никаких инструментов на линии не обнаружили, и домой Вин тоже ничего не приносил. По его словам он их не донес, потому что был мертвецки пьян, упал и уснул до самого утра прямо посреди поля.

— Обстоятельства действительно не в его пользу, — сказал я.

— Вот именно. Но послушайте, у меня есть еще кое-что добавить. Во всем этом деле есть одно весьма необычное обстоятельство: Люси Рэй (та самая, что столько времени была причиной заклятой вражды между молодыми людьми) сразу после известия о смерти Причарда совсем потеряла голову и начала лихорадочно носиться по всей деревне, крича на каждом углу, что ее единственной любовью всегда был Вин, а замуж за Причарда она согласилась выйти только чтобы разозлить возлюбленного, который сам никак не мог к этому прийти. Все на данный момент действительно указывает на вину путеукладчика, а вчера судья назначил ему суд в присутствии присяжных заседателей. Несчастная Люси Рэй и родители Вина сейчас на грани нервного срыва.

— А что вы думаете насчет вины этого человека? — спросил я.

— Видит Бог, мистер Белл, я верю, что бедный парень невинен, но улики и свидетельства против него очень вески и убедительны. Одно из излюбленных предположений: Вин спустился в туннель и погасил свет, зная, что это заставит Причарда выйти из будки, и затем напал на него и нанес смертельный удар.

— Нашли ли где-то какое-нибудь оружие, которым можно нанести подобную травму?

— Нет. И вообще, во владениях Вина ничего даже близкого к подобному не было обнаружено. Этот факт действительно в его пользу.

— А что насчет следов на насыпи? — спросил я.

— Возможно Вин оставил их, чтобы отвести подозрения: действительно первым делом люди подумали, что Причард упал с высоты и умер от удара об землю. Сторонники этой теории абсолютно убеждены в том, что смерть Причарда — несчастный случай при его попытке взобраться на гору. Все это кончено абсолютная загадка. Некоторые селяне заявляют, что в этом туннеле обитают призраки (этот слух ходит по деревне уже много лет). Особо изобретательные говорят, что Причард встретился с привидением и, окутанный диким страхом, попытался сбежать прямо через высокую насыпь.

— М-да, это определенно из ряда вон выходящий случай, — ответил я.

— Да, мистер Белл, и я бы хотел услышать ваше мнение обо всем этом. Сможете придумать, как же раскрыть эту тайну?

— Прямо сейчас — нет. Но я буду рад взяться за это дело и тщательно его изучить.

— Но вы не хотите покидать Лондон?

— Это так, но нельзя откладывать дело такой важности. По вашим словам судьба Вина так или иначе зависит от моего вмешательства в это дело.

— Именно так. Нельзя сидеть сложа руки, мы должны сделать все возможное ради правды, ради Вина. Ну, мистер Белл, что вы предлагаете делать?

— Незамедлительно отправляться на место происшествия, — ответил я.

— И то верно; когда вы сможете приехать?

— Когда вам угодно.

— Поедете со мной в Фелвин завтра? Поезд отправляется с вокзала Паддингтон в 7:10, и я буду чрезвычайно рад, если вы составите мне компанию.

— Это мне отлично подходит, — сказал я. — Встретимся у этого поезда; я приложу все силы, чтобы раскрыть это дело.

— Спасибо, — сказал Бейнбридж, поднимаясь с места. Мы пожали руки, и он откланялся.

Следующим утром мы с Бейнбриджем встретились на вокзале и вскоре уже неслись на запад в роскошном купе класса люкс. Судя по рассеянности мужчины и долгим паузам в разговоре, это загадочное происшествие в фелвинском туннеле занимало все его мысли.

Мы прибыли на станцию Фелвин к двум часам дня. К нам тут же примчался станционный смотритель.

— У меня ужасные новости, сэр, — сказал он, обращаясь к Бейнбриджу, как только мы сошли с поезда. — Но с другой стороны это своего рода облегчение, потому что, кажется, оно снимает вину с Вина.

— Что ты имеешь в виду? — нервно спросил Бейнбридж. — Плохие новости? Выкладывай сейчас же!

— Да, сэр, дело вот в чем: рядом с сигнальной будкой произошла еще одна смерть. Джона Дэвидсона, который был на посту прошлой ночью, нашли мертвым рано утром в том же самом месте, где недавно обнаружили несчастного Причарда.

— Бог ты мой! — вскричал Бейнбридж, пятясь назад. — Что за кошмар! Что, ради всего святого, это значит, мистер Белл? Это слишком пугающе. Слава Богу, что вы приехали к нам.

— Это самое темное дело, о котором я когда-либо слышал, — раздался эхом голос станционного смотрителя. — И я понятия не имею, что нам со всем этим делать. Бедный Дэвидсон… И что самое необычное — никаких отметин или улик, хоть как-то указывающих на причину смерти. У людей настоящая паника, никто из связистов не хочет дежурить ночью. Я уже почти отчаялся, и в какой-то момент мне даже показалось, что нашу линию закроют, но в конце концов я телеграфировал в «Литтон Вейл», и они выслали к нам инспектора. Я жду его с минуты на минуту. О, кажется, это он, — сказал смотритель, вглядываясь вдаль путей.

Внизу долины послышался свист, и через несколько мгновений на станцию ворвался тепловоз; служащий в униформе сошел на платформу.

— Добрый день, сэр, — сказал он Бейнбриджу, приподнимая шляпу. — Меня только что послали сюда разобраться с произошедшим в фелвинском туннеле. И хотя все это больше похоже на дело для детектива из Скотленд-Ярда, а не для кого-то из нас, мне ничего не оставалось как приехать. И все же, мистер Бейнбридж, я не могу сказать, что с нетерпением жду ночи, в которую мне придется провести здесь одному.

— Вы хотите прибегнуть к услугам детектива, но у меня есть кое-кто получше, — сказал Бейнбридж, оборачиваясь ко мне. — Этот джентльмен, мистер Джон Белл, — лучший в своем деле. Я только что привез его из Лондона специально по такому случаю.

На лице инспектора выразилось сильнейшее облегчение.

— Очень приятно, сэр, — сказал он мне. — Я надеюсь, что вы сможете остаться на ночь в этой сигнальной будке вместе со мной. Должен признаться, меня не очень радовала мысль разбираться со всем этим в одиночку. Но с вашей помощью, сэр, я думаю мы как-нибудь да доберемся до правды. Боюсь, что никто не возьмется дежурить здесь ночью, пока этого не сделаем мы, так что очень важно как можно скорее приступить к работе.

Я охотно согласился с этим предложением, и мы с Бейнбриджем договорились, что заедем за инспектором в че­тыре часа в местную гостиницу и вместе доедем до туннеля.

Затем мы с мистером Бейнбриджем сели в ждавший нас экипаж и отправились к нему домой.

Нас вышла встретить миссис Бейнбридж; она была в самом трагическом расположении духа. За ней выбежали две прелестные девчушки встретить своего папу и с любопытством оглядели меня. Все члены семьи были очень взволнованы.

— Папа, Люси Рэй только что ушла, — сказала старшая из девочек. — Нам с трудом удалось ее успокоить, она просто в отчаянии.

— Мистер Белл, вы уже слышали эту ужасную историю? — спросила миссис Бейнбридж, провожая меня в столовую.

— Да, — ответил я. — Ваш муж любезно рассказал мне обо всем в деталях.

— И вы действительно приехали, чтобы нам помочь?

— Я надеюсь, что смогу решить эту загадку, — ответил я.

— Все это действительно крайне странно, — продолжила миссис Бейнбридж и, обращаясь к мужу, сказала: «Дорогой, можешь себе представить, в каком состоянии мы были все утро как узнали о второй смерти».

— Лично я уверена, что в туннеле Фелвин живут привидения, — сказала Элла Бейнбридж. — Жители нашей деревни давно уже об этом говорят, и вторая смерть прекрасно подтверждает этот слух, не так ли? — пролепетала она, обращая свой тревожный взгляд ко мне.

— Я не могу ничего сказать, — ответил я, — пока я тщательно все не изучу.

— Давай, Элла, не беспокой мистера Белла, — сказал ее отец. — Если он голоден как я, нам срочно нужно поесть.

Мы сели за стол и принялись за еду; но хотя Бейнбридж и утверждал, что был зверски голоден, он находился в таком волнении, что едва мог что-либо проглотить. Сразу после обеда он отправился в деревню, оставив меня со своей семьей.

— Это в его духе, — сказала миссис Бейнбридж. — Муж всегда принимает подобные вещи близко к сердцу. Он очень переживает за Люси Рэй и за несчастного Вина. От начала и до конца все эти события для него — страшная трагедия.

— В любом случае, — сказал я, — вторая смерть опровергает показания против Вина.

— Это успокаивает; я не теряю надежды. Ладно, мистер Белл, вижу вы закончили есть. Не желаете отдохнуть в гостиной?

Она проводила меня в приятную комнату, окна которой выходили на долину Литтон.

Через некоторое время наконец вернулся Бейнбридж, и вскоре после этого к двери дома подъехал экипаж. Усевшись в него, хозяин дома взял в руки вожжи, и мы быстро тронулись с места.

— Дело пробирает нешуточный оборот, — произнес он, как только мы отъехали от людного места. — Если сегодня ночью вы не выясните в чем дело, Белл, я, честно признаюсь, боюсь даже думать о том, что случится.

Мы въехали в деревню. Как только наш экипаж загремел по плохо мощеным улицам, меня со всех сторон начали окидывать любопытными взглядами. Люди кучками толпились вокруг, очевидно обсуждая трагедии последних дней. Внезапно на мостовой одно из колес повозки с грохотом врезалось в выпирающий камень, и тут же из одного из домов выбежала девушка и ринулась прямо на нас, бешено жестикулируя и прося Бейнбриджа остановить лошадь. Тот с такой силой натянул вожжи, что кобыла аж присела на корточки; девушка сбоку подошла к повозке.

— Вы это слышали? — сказала она жадным, задыхающимся голосом. — Смерть, произошедшая сегодня утром, снимет обвинения со Стивена Вина, не так ли, мистер Бейнбридж? Это точно, вы уверены, правда?

— Очень похоже на то, Люси, бедняжка, — ответил он. — Но все же вся эта история настолько ужасна, что я право и не знаю, что думать.

Люси была довольно симпатичной девушкой с темными глазами, и в обычной жизни, должно быть, очень оживленным, светящимся лицом, которое так часто встречается среди деревенских женщин. Но сейчас ее глаза были распухшими от слез, а лицо буквально перекошено страданием, которое она пережила в последние дни. Она жалобно, с трясущейся нижней губой глядела на Бейнбриджа и через мгновение снова залилась слезами.

— Уходи оттуда, Люси, — сказала женщина, следовавшая за ней из дома. — Тьфу, позорище! Не беспокой джентельменов, иди домой и сиди тихо.

— Не могу, мама, я не могу, — сказала несчастная девушка. — Если его заберут, я сойду с ума. О мистер Бейнбридж, скажите, что вторая смерть снимет с него подозрения!

— Я очень надеюсь, что это так, Люси, — сказал Бейнбридж. — А сейчас будь хорошей девочкой, не задерживай нас. Этот господин приехал к нам прямо из Лондона, чтобы разобраться со всем этим делом. Возможно, что с утра я принесу тебе хорошие новости.

Девушка подняла на меня глаза с выражением застывшей горькой мольбы.

— О как жестока и глупа я была, я заслужила все это, — сказала она, глотая воздух. — Но, сэр, прошу, ради всего святого, постарайтесь его оправдать.

Я пообещал сделать все, что в моих силах.

Бейнбридж хлестнул кобылу, она подпрыгнула и понеслась вперед, оставляя позади Люси с матерью, отправившихся домой.

Совсем скоро мы уже были у деревенской гостиницы, где нас ждал инспектор, забрали его и потрусили по колеям проселочной дороги в направлении зловещего туннеля. Вечер был холодный и тихий, а воздух необычайно резкий: уже два дня в деревне стоял колкий мороз. Едва лучи заходящего солнца тронули верхушки холмов, мы подъехали к вершине туннельной насыпи. Мы торопливо сошли с повозки и попрощались с Бейнбриджем. Он, как бы между прочим, сказал, что очень хотел бы остаться здесь с нами, потому что этой ночью ему вряд ли удастся заснуть и, пообещав приехать на следующее утро, отправился обратно –стук копыт его лошади все затихал вдали замерзшей дороги. Мы с инспектором бегом спустились по тропинке, ведущей ко входу, резко ударяя ногами о землю, чтобы хоть немного согреться и восстановить кровообращение после холодной поездки. Совсем скоро мы уже смотрели на то самое место, где недавно произошли две смерти: что за странная и одинокая сцена это была! Туннель находился на одном из концов горной насыпи, бока которой тянулись отвесными стенами вверх от железных путей на полтораста с лишним футов. Над туннелем друг на друге росли холмы. Трудно было себе представить более тусклый и безотрадный пейзаж. Из сосновых зарослей тонкой струйкой вился дым, спокойный воздух его никак не колыхал — дым этот шел из сигнальной будки.

Как только мы начали спускаться по обрывистой тропинке, инспектор пропел задорное «Здрасьте!» Дежурный в будке тут же откликнулся. Его голос пронесся пронзительным эхом и затих у горной насыпи, а через мгновение он уже стоял у двери в будку. Связист поторопился уйти, но мы велели ему оставаться на месте, а сами зашли в будку.

— Первым делом, — сказал инспектор Хендерсон, — надо послать по линии сообщение о нашем прибытии.

Так он и сделал. Вскоре к станции подполз товарный поезд; мы просигналили ему, после спустились по деревянной лесенке, ведущей из будки к железным путям, и пошли по туннелю до места, где тем утром нашли тело несчастного Дэвидсона. Я очень внимательно осмотрел площадку и окрестности: все в точности совпало с описанием, которое дал мне Бейнбридж. До этого места действительно можно было добраться лишь идя вдоль железной дороги: скалистые стены по обе стороны были неприступны.

— Самое необъяснимое, сэр, — сказал связист, которого мы пришли отпустить, — что у Дэвидсона на теле не было ни синяка, ни царапины: он просто лежал там окаменелый и холодный. А вот у Причарда на затылке была ужасая рана. Говорят, что он сорвался со скалы, — вы сами видите следы на ней, сэр. Но если смотреть на ситуацию трезво, разве похоже, что Причард бы попытался залезть на эту гору просто так?

— Определенно нет, — ответил я.

— Тогда что же по вашему мнению вызвало эту травму, сэр? — спросил он с тревогой.

— Пока не могу сказать.

— И вы с инспектором Хэндерсоном собираетесь провести ночь в сигнальной будке?

— Да.

Дикий ужас пробежал по лицу связиста.

— Сохрани Господь вас обоих, — сказал он. — Я бы не стал этого делать. Даже за пятдесят фунтов. Не раз мне приходилось слышать о призраках, живущих в фелвинском туннеле, хотя больше я ничего не знаю. Это темное дело и оно уже принесло нам много проблем. Хотя бы этот несчастный Вин — его обвиняют в убийстве Причарда; но вторая смерть, говорят, должна снять с него подозрения. Дэвидсон был одним из лучших ребят во всей округе… Но раз уж на то пошло, Причард был таким же. Все это просто жутко и страшно; подобное любого заставит переживать, о да, сэр, это я вам точно говорю.

— Я прекрасно понимаю ваши чувства, — сказал я. — Но сейчас, послушайте меня, я должен все здесь очень тщательно обследовать и изучить. Одна из теорий говорит о том, что Вин как-то пробрался через скалистую сторону и проломил Причарду череп. Мне кажется, что этого быть не могло. Я внимательно осмотрел эти скалы и пришел к выводу, что человек в принципе может по ним взобраться на восемь-десять футов с помощью специального снаряжения. Взобраться! Но ни в коем случае не спуститься, это просто невозможно. Ни коим образом. Так что единственным путем, по которому Вин мог бы добраться до Причарда, была сама железная дорога. Но в самом деле настоящая загадка тут вот в чем, — продолжил я. — Что же убило Дэвидсона? Что бы это ни было, оно вне всяких сомнений в равной степени причастно и к смерти Причарда. Сейчас я снова собираюсь спуститься в туннель.

Инспектор Хендерсон пошел со мной. Место было сырым и холодным, стены покрыты дурно пахнущей плесенью, а через зазоры в кирпичной кладке сочилась вода, разливаясь ручейками в разные стороны; только густая тьма окружала нас.

Когда мы вновь вышли на свет, связист зажег на посту красную лампу, висевшую в пяти футах над землей прямо при входе в туннель.

— Там достаточно керосина? — спросил инспектор.

— Да, сэр, достаточно, — ответил мужчина. — Могу вам чем-нибудь еще помочь, господа? — спросил он, делая паузы на каждом слове и очевидно сгорая от желания уйти отсюда как можно скорее.

— Нет, — ответил Хендерсон. — Доброй ночи.

— Доброй ночи и вам, — сказал связист. Он быстро пробрался вверх по тропе и вскоре скрылся из виду.

Мы с Хендерсоном вернулись в сигнальную будку. Было уже почти темно.

— Сколько поездов проходят за ночь? — спросил я инспектора.

— Экспресс 22:10, — сказал он, — он проедет здесь около 22:40. Потом еще один в 23:45, а следующий уже местный поезд только в 6:30 утра. Нас ждет не самая оживленная ночь.

Я подошел к огню и склонился над ним, вытянув руки, чтобы хоть немного их согреть.

— Непросто будет убедить меня пойти в туннель, что бы там меня ни ожидало, — сказал инспектор. — Не подумайте, мистер Белл, что я хоть сколько-нибудь труслив, но что-то зловещее есть в этом, буквально отрезанном от остального мира месте. Не удивляюсь, что связисты то и дело сходят с ума, подолгу дежуря в одиночестве в этих будках. У вас есть хоть какие-то догадки по поводу произошедших здесь смертей, сэр?

— Пока еще нет, — ответил я.

— Вторая смерть не очень вписывается в теорию о том, что Причард был нарочно убит, — продолжил он.

— Я в этом уверен, — ответил я.

— И я тоже, и это меня утешает, — сказал Хендерсон. — Эта несчастная девушка, Люси Рэй, хотя и обвинялась в неподобающем и недостойном поведении, сейчас больше заслуживает жалости. А бедный Вин, он всеми правдами и неправдами пытается доказать свою непричастность к смерти Причарда. Он, конечно, жесток, но не настолько, чтобы отнять жизнь у подобного себе. Пока я вас ждал в местном кабаке, мистер Белл, я встретился с врачом и сержантом полиции. Они оба сказали, что не знают, от чего умер Дэвидсон. На теле не было ни следа насилия.

— М-да, я озадачен не меньше вашего, — сказал я. — У меня в голове есть пара идей, но ни одна из них не подходит.

Ночь была пронзительно холодной, и хотя ветра не было, колючий морозный воздух все равно проникал к нам в сигнальную будку. Говорили мы мало, оба погруженные в собственные раздумья. Хендерсон выглядел довольно удрученным, и про себя я тоже не могу сказать, что был всем доволен. Мне еще не доводилось решать столь сложную задачу, и никогда я еще так отчаянно не хотел наконец-то найти разгадку.

Инспектор то и дело вставал и подходил к телеграфу, который все щелкал и щелкал из глубины своей коробки. При этом каждый раз он бросал в воздух какое-то небрежное замечание и снова садился на место. Прошел поезд в 22:40, и наступила долгая гнетущая тишина.

Вдруг это полузабвение было прервано пронзительным электрическим жужжанием звонка, который так резко ударил по нашим ушам, что мы в одно мгновение вскочили на ноги.

— 23:45, — сказал инспектор, подошел к трем длинным рычагам и с громким лязгом опустил два из них вниз до упора. Буквально через несколько секунд раздался ударный визг ворвавшегося в горы экспресса, огни которого пронеслись мимо нас резкой вспышкой; земля дрожала, воющий двигатель выплюнул несколько искр, и поезд нырнул в туннель.

— Все, — сказал Хендерсон, поднимая рычаги обратно, — больше никаких поездов до самого рассвета. Ну и дубак тут, честное слово!

Это действительно было так. Я закинул еще немного дров в печку, поднял ворот своего тяжелого пальто и сел на край скамейки, прислонившись спиной к стене. Хендерсон поступил так же. Никому из нас не охота было разговаривать. Обычно когда мне приходилось работать ночью, меня никогда не беспокоило желание спать, но в этот раз я засыпал прямо на ходу. Позже я заметил, что и инспектор был в таком же состоянии.

— Хотите спать? — спросил я его.

— Смерть как хочу, сэр, — ответил он. — Но не беспокойтесь, я не отключусь.

Я встал и подошел к окну будки. Я чувствовал, что если останусь спокойно сидеть еще хоть на минутку, то сразу усну глубоким сном — а позволить себе этого я никак не мог. Держать глаза открытыми уже становилось пыткой. Я принялся вышагивать туда-сюда по будке, потом открыл дверь и сошел на маленькую платформу.

— Что случилось, сэр?, — вскочив, спросил Хендерсон.

— Я засыпаю, — сказал я.

— И я тоже, — ответил он. — Я бесчисленное количество ночей своей жизни провел в сигнальных будках, но еще ни разу мне так сильно не хотелось спать. Возможно это из-за холода.

— Весьма вероятно, — сказал я, — но мне доводилось работать в ночи и похолоднее, но…

Инспектор не ответил. Он снова сел и начал клевать носом.

Я уже собирался подойти и растрясти его, но тут мне пришла мысль, что также можно дать ему спокойно выспаться. Совсем скоро он захрапел, свалившись на кучу хвороста на полу. Я все ходил и ходил туда-сюда, и в итоге мне удалось побороть сон. Сложно описать, каких усилий мне стоило это вынести, но вскоре ночь кончилась. Я разбудил Хендерсона.

— Вы неплохо вздремнули, — сказал я. — Но не беспокойтесь, я дежурил всю ночь, и ничего не произошло.

— Бог ты мой! Неужто я правда спал? — вскричал мужчина.

— Крепко, — ответил я.

— Ох, со мной еще никогда ничего подобного не случалось, — ответил он. — Не находите воздух вокруг очень спертым, сэр?

— Нет, — сказал я. — Он чист и свеж как никогда. Скорее всего это из-за холода.

— Пойду погляжу на свет в туннеле, — сказал инспектор. — Это должно меня взбодрить.

Хендерсон спустился на платформу, пока я склонился над огнем в печи, раздувая его. Скоро он вернулся весь оцепеневший от страха. По тени, отбрасываемой инспектором от висящей на стене керосиновой лампы я увидел, что он весь трясется.

— Мистер Белл, — сказал Хендерсон, — мне кажется, что кто-то или что-то прямо сейчас стоит у входа в туннель. — Произнеся эти слова, он вцепился в мою руку. — Пойдемте посмотрим, — продолжил он. — Чтобы это ни было, оно потушило свет.

— Потушило свет? — вскричал я. — Как, который час?

Инспектор вынул свои часы.

— Слава Богу, ночь кончилась, — сказал он. — Я и не думал, что уже так поздно: сейчас половина шестого.

— Получается местный поезд не появится еще целый час? — спросил я.

— Да… Но кто же погасил свет? — вскричал Хендерсон.

Я распахнул дверь и выглянул на улицу: в темноте было видно лишь мутное очертание туннеля; красный фонарь не горел.

— Какого черта все это значит, сэр? — глотая воздух, произнес инспектор. — В лампе было предостаточно керосина. Не думаете, что кто-то может стоять сейчас прямо перед ней?

Мы всматривались и вслушивались, но вокруг ничего не шелохнулось.

— Пойдемте, — сказал я. — Выйдем и посмотрим, в чем дело.

— Не думаю, что я смогу это сделать, сэр. Право, я не могу!

— Глупости, — крикнул я. — Хорошо, раз так, тогда я пойду один. Подайте, пожалуйста, мою трость.

— Ради Бога, будьте осторожны, мистер Белл. Ни в коем случае не уходите далеко. Кажется мне, именно так все и происходило в прошлые разы, когда тут умерли двое парней. Тут орудует нечистая сила, вот что я думаю.

— Возможно, — отрезал я. — Но мы никогда ничего не узнаем, если будем оставаться здесь. Мое дело — докопаться до истины, чем я сейчас и займусь. Конечно, это довольно рискованное и опасное предприятие; но чего бы мне это ни стоило, я спущусь к туннелю.

— Если бы мои слова имели для вас хоть какое-то значение, сэр, вы бы тихо остались тут со мной.

— Я должен спуститься и выяснить, в чем дело, — был мой ответ. — Сейчас слушайте меня, Хендерсон. Я вижу, что вы крайне обеспокоены, это не удивительно. Просто оставайтесь на месте и наблюдайте, и если я позову вас, приходите немедля, не откладывайте все на последний момент. Если я крикну «Сюда!», просто бегите со всех ног, потому что мне может понадобиться ваша помощь. А теперь дайте мне вон тот фонарь.

Он снял фонарь со стены и передал его мне. Я медленно спустился по ступенькам на железные пути. Я чувствовал себя очень странно: несмотря на столь пугающую и нервную ситуацию, в которой любой нормальный человек даже моргал бы с опаской, мои веки все время норовили опуститься, то и дело погружая меня в дремоту. Держа лампу в руке высоко над головой, я быстро пошел по путям и даже представить себе не мог, что я должен сейчас увидеть. Шел я очень осторожно, вглядываясь во все вокруг, пока не дошел до того самого места, где с разницей в две недели произошли две загадочные смерти. Мурашки пробежали по всему телу. Через мгновение к моему ужасу без каких-либо видимых на то причин фонарь в моей руке погас, и я остался в непроглядной тьме. Я попятился назад, врезался в один из булыжников, выпиравших из стены, и чуть не упал. Что со мной? Я едва стоял на ногах, а из моих легких будто выкачали весь воздух; в ушах раздавался жуткий звон. Бешено пытаясь хоть немного вздохнуть, весь обуянный страхом нависшей надо мной смерти, я повернулся и попытался убежать от опасности, которую не мог ни понять, ни побороть. Но едва я сделал шаг, земля ушла у меня из-под ног, и, издав истошный вопль, я без чувств повалился на землю.

Из забвения, которое, как мне показалось, могло длиться как несколько секунд, так и несколько веков, ко мне сново вернулось чувство реальности. Я понял, что лежу на твердой земле. Понять или хоть как-то представить себе, где я находился, оказалось невыполнимой задачей. Мне хотелось просто лежать вот так, спокойно, не двигаясь, чтобы никто меня не трогал. Тут я открыл глаза.

Кто-то склонился прямо над моим лицом.

— Слава Богу, он жив, — услышал я шепот вокруг. И тут как вспышка меня озарили воспоминания о прошедшем.

— Что произошло? — спросил я.

— Спросите что полегче, — серьезно сказал инспектор. — Вы были в отключке около четверти часа. Я и сам подвергся большому риску.

Я сел и огляделся вокруг. Едва-едва светлело предрассветное небо, и я понял, что мы были у самой лестницы в сигнальную будку. Я стучал зубами от холода и трясся как в лихорадке.

— Мне уже лучше, — сказал я. — Просто дайте мне руку.

Я взял его за руку и, опираясь другой на перила, поднялся в будку и уселся на скамейку.

— Да, я действительно висел на волоске от смерти, — заговорил я. — Вот такая плата за то, чтобы разгадать эту тайну.

— Хотите сказать, что поняли, в чем дело? — жадно спросил Хендерсон.

— Да, — ответил я. — Думаю, что сейчас я все понял. Но для начала скажите мне еще раз, сколько я был без сознания?

— Чуть больше получаса, сэр. Как только я услышал ваш крик, я тут же прибежал, как вы и просили, но пока я до вас добрался, сам чуть не упал в обморок. Никогда в жизни мне не приходилось испытывать ничего столь ужасного. Я чувствовал себя слабым дитем, но как-то мне все-таки удалось поднять вас за руки и дотащить до лестницы. Дальше идти я был уже не в силах.

— Я обязан вам своей жизнью, — сказал я. — Подайте мне пожалуйста ту флягу с бренди, думаю ее содержимое должно меня немного поправить.

Я сделал большой глоток. Как только я опустил флягу, Хендерсон поднялся с места.

— А вот и поезд 6:30 подъезжает, — прокричал он. Электронный звонок раздался со стороны переключателей.

— Пропустить его, сэр? — спросил инспектор.

— Конечно, — ответил я. — Все будет в порядке.

— Ему ничего не угрожает?

— Нет, ничего. Пропускайте.

Он опустил рычаг и через мгновение поезд с грохотом пронесся через насыпь.

— Думаю, что мы теперь снова можем без опаски спуститься к туннелю, — сказал я. — Кажется, я наконец-то добрался до разгадки этого дела.

Хендерсон в ужасе посмотрел на меня.

— Хотите сказать, что снова отправляетесь туда? — задыхаясь, спросил он.

— Да, — ответил я. — Дайте мне спички. Вам бы тоже со мной пойти. Не думаю, что там сейчас есть что-то опасное для нас. К тому же уже совсем день, так что мы можем все прекрасно рассмотреть.

Инспектор никак не хотел со мной идти, но в конце концов мне удалось его убедить. Мы медленно пошли вдоль путей, и вдруг взошедшее яркое радостное солнце придало нам храбрости.

— Надо идти осторожно, — сказал я, — и быть готовыми в любой момент убежать назад.

— Бог свидетель, сэр, мы с вами сейчас очень рискуем, — пропыхтел несчастный Хендерсон. — И если эта нечистая сила вдруг снова решит на нас напасть, ей не важно день или ночь…

— Нонсенс, дружище! — прервал я его. — Пока мы осторожны и внимательны, нам ничего не угрожает. Ага! Вот мы и пришли!

Мы дошли до места, где я упал.

— Просто дайте мне спички, Хендерсон.

Я зажег лампу и, не закрывая дверцы, поднес ее к земле и поводил ей туда-сюда. Вдруг пламя погасло.

— Теперь понимаете? — просил я, глядя на инспектора.

— Нет, сэр, не понимаю, — с удивлением ответил он.

Не успел я начать объяснять, как вдруг с вершины насыпи послышались крики, и, взглянув наверх, я увидел несущегося вниз по тропе Бейнбриджа. Он приехал на своей повозке, чтобы забрать нас.

— Вот и вся тайна, — крикнул я навстречу подбегающему к нам председателю. — Более верной смертоносной схемы истребления человечества нечистыми силами я еще не встречал.

Пока говорил, я снова зажег лампу и поднес ее прямо к крошечной трещинке в скале. Она тут же погасла.

— Что это? — спросил Бейнбридж, задыхаясь от волнения.

— Кое-что, что чуть не прикончило меня, — ответил я. — Это просто естественная утечка удушливого вещества. Углекислый газ — самый опасный ядовитый газ на земле, потому что его практически невозможно обнаружить: у него нет ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Он собирается тут за ночь, пока никто не ездит, и, поднимаясь, гасит сигнальную лампу. Днем же его постоянно разгоняют проносящиеся мимо поезда.

Когда я закончил, Бейнбридж стоял как громом пораженный, а по лицу Хендерсона расплылось забавное выражение ужаса, перетекающего в облегчение.

— Утечка природного газа очень характерное явление для горных районов, — продолжил я, — это ясно. Но загадкой для меня остается то, что же ее так внезапно тут вызвало. Иногда подобное случается после землетрясений, когда происходят разрушения в глубоких слоях земной коры.

— Странно, что в об этом упомянули, сэр, — сказал Бейнбридж, вновь обретя дар речи.

— Что вы имеете в виду?

— А, да я о землетрясении. Разве вы забыли, Хендерсон, — добавил он, обращаясь к инспектору, — что три недели тому назад весь Южный Уэльс немного потрясло?

— Значит это все объясняет, — сказал я. — Очевидно, что Причард действительно полез в гору, отчаянно пытаясь убежать от удушливого газа, и упал головой на один из булыжников. Второй же мужчина упал замертво, не успев даже осознать, что происходит.

— И что же теперь делать? — спросил Бейнбридж. — Неужто теперь так будет всегда? Как нам это остановить?

— Щели нужно пропитать известковой водой, а затем замуровать их. Но на самом деле все зависит от объемов выбросов и, конечно, от глубины трещин. Этот газ очень тяжелый, так что он будет наполнять собой всю эту низину как вода. Думаю, что даже сейчас его в воздухе больше, чем нам полезно, — добавил я.

— Но как, — продолжил Бейнбридж, как только мы немного отошли от рокового места, — вы можете объяснить столь большой промежуток времени между двумя смертями?

— Утечка могла быть неравномерной и периодической. Если, к примеру, округу обдувал ветер (как вероятно и было до наступления холодов), он раздувал газ, не давая ему концентрироваться, так что тот не мог дать о себе знать. А вот сегодня в том месте его скопилось достаточно, чтобы отравить целую армию. В самом деле, если бы не решительность Хендерсона, вам бы пришлось вести еще одно расследование — уже по поводу моей смерти.

Далее я рассказал о том, что было со мной ночью.

— Хорошо, тогда это все вне всяких сомнений полностью снимает обвинения с Вина. Белл, железнодорожная компания «Ллитон Вейл» выражает вам огромную благодарность. Вы спасли много жизней, а также и саму нашу компанию — если бы не ваша находка, линию пришлось бы закрыть. А теперь пойдемте позавтракаем; там и обсудим все события.

Плотина Эйт-Майл

Наступил август 1889 года. Я готовился к своему заслуженному отпуску, и неожиданно получил это письмо:

Плавучий дом «Теодора», Горинг.

Дорогой мистер Белл,

Не хотите приехать к нам в грядущую среду на недельку? Погода стоит просто великолепная, и река прекрасна как никогда. Мы устраиваем вечеринку, будет море веселья!

Искренне ваша,

Елена Ридсдейл

Это было как раз то, что мне нужно. Я люблю реки, и почти каждое лето хотя бы две недели провожу на Темзе. Я мог неделю побыть у Ридсдейлов, а потом уже спокойно отдохнуть наедине с собой. Леди Ридсдейл я знал еще еще девочкой, так что ни минуты не сомневался, что грядет действительно веселое время. Я тут же отправил ответное письмо и через три дня приехал в Горинг.

Посланная за мной ладненькая плоскодонка быстро примчала меня через реку прямо к «Теодоре»; на палубе я был любезно встречен самой герцогиней.

— Я так рада, что вы смогли к нам приехать, мистер Белл, — сказала она. — А то я боялась, что вы снова могли быть чрезвычайно заняты очередной мистической загадкой. Кстати, это мистер Ральф Вайнер; между прочим, он как и вы большой ценитель науки. Думаю вы подружитесь.

Низенький плотненький человечек, лениво развалившийся на скамье палубы, встал и протянул мне руку.

— Наслышан о вас, мистер Белл, — сказал он, — и так надеялся когда-нибудь с вами познакомиться. Уверен, что всем будет интересно послушать пару-тройку интересных историй из вашего богатого арсенала. Мы тут все, конечно, непростительно легкомысленны и фривольны, так что нам полезно взбодриться небольшой порцией серьезности.

— Но я никак не собирался быть серьезным, — рассмеявшись, ответил я. — Я приехал сюда повеселиться и отдохнуть, так что собираюсь быть таким же расслабленным и отвлеченным, как и все.

— Этим вечером вам обязательно это удастся, — сказала герцогиня. — Мы пригласили отличную музыкальную группу и собираемся устроить танцы под луной прямо на палубе. А вот и Чарли с остальными! — добавила она, глядя вниз на реку.

Через пару мгновений в поле зрения ворвалась прекрасно оборудованная моторная лодка, и хозяин «Теодоры» с гостями взошли на борт. Совсем скоро мы уже принялись за обед с людьми, веселее и приятнее которых было трудно себе представить. К вечеру толпа разделилась; мы с Вайнером затеяли долгую лодочную прогулку по течению. Он оказался приятным парнем, готовым к сколь угодно долгим беседам и не только о себе, но вообще обо всем на свете. Я узнал, что он был высококвалифицированным военно-морским инженером.

На «Теодору» мы вернулись к ужину. Большинство женщин ушли отдыхать в свои каюты; на палубе стояла одна леди Ридсдейл. Заметив меня и Вайнера, она подозвала нас к себе.

— Меня оно просто заворожило, — сказала она низким томным голосом, — и я непременно должна вам его показать. Я точно знаю, что по крайней мере вы, мистер Вайн, это оцените.

Произнеся это, герцогиня достала из своего кармана маленькую кожаную шкатулку с хитрым замочком, украшенную монограммой. Она надавила на крышку: та взлетела, открывая нашим взорам вельветовую подушечку, на которой блестел браслет с брильянтами необычайной красоты. Леди Ридсдейл вытащила его и надела на свое хрупкое запястье.

— Это одна из семейных драгоценностей, — сказала она с восторгом, — и очень дорогая. Чарли реставрирует все старые украшения специально для меня, но остальные пока еще не готовы. Он только что привез его из города. Не правда ли это шедевр? Вы когда-нибудь видели нечто столь прекрасное?

Бриллианты переливались на ее запястье, а глаза леди загорелись такими же яркими красками.

— Люблю красивые камни, — сказала герцогиня. — Мне кажется, будто они живые. Ох, вы только посмотрите сколько в них цвета, прямо как в настоящей радуге.

Я поздравил леди Ридсдейл с такой роскошной обновкой и тут же посмотрел на Вайнера, ожидая и от него каких-то комментариев.

Выражение его лица так удивило и встревожило меня, что до сих пор ясно и четко всплывает в моей памяти: прежний живой румянец исчез, а глаза почти наполовину вылезли из орбит. Он долго всматривался в украшение и вдруг внезапно протянул руку и потрогал бриллианты, висевшие на запястье леди Ридсдейл. Она с надменным видом попятилась назад, но тут же взяла себя в руки, сняла браслет и протянула его Вайнеру.

— Чарли говорит, — сказала она, — что этот браслет стоит пятнадцать а то и двадцать тысяч фунтов.

— Вам нужно внимательно следить за этой вещицей, — заметил Вайнер. — Начать хотя бы с того, чтобы, к примеру, не показывать ее горничной.

— Какие глупости! — засмеялась леди Ридсдейл. — Луизе я доверяю как себе.

Вскоре мы разошлись, и я спустился в свою маленькую каюту переодеться к ужину. Поднявшись в бар, я заметил, что свой вечерний наряд леди Ридсдейл украсила бриллиантовым браслетом. Почти сразу после ужина на борт прибыли музыканты: веселье началось.

Мы развлекались до двух часов ночи, и все это время мое внимание периодически отвлекал великолепный браслет, мелькая то тут, то там на запястье хозяйки. Я считал себя знатоком драгоценных камней, но никогда в жизни мне еще не доводилось видеть столь больших и неописуемо прекрасных бриллиантов.

Как только нам с Вайнером случилось остаться наедине немного поодаль от толпы, он сделал одно замечание касательно них:

— Ридсдейл поступил неосмотрительно, привезя эти бриллианты сюда. Не думаете, что они краденные?

— Сомневаюсь, — ответил я, — на этом корабле воров нет.

Он нервно дернулся.

— Насколько мы знаем, их тут нет, — медленно произнес Вайнер. — Но ни в чем нельзя быть уверенным. Эти бриллианты представляют чрезвычайную ценность, и не хорошо соблазнять ими простой люд. Эта безделушка стоит целое состояние.

Инженер тяжело вздохнул и ушел в себя; больше мне не удалось вытянуть из него ни слова. Вскоре после этого вечеринка потихоньку затихла, и все гости по очереди направились в свои каюты.

Так поступил и я и, вернувшись к себе, быстро запрыгнул в кровать. Как новичку среди гостей мне выделили отдельную каюту, хотя некоторые другие друзья семьи спали в палатках прямо на берегу реки. В их числе были Вайнер и сам хозяин — Ридсдейл. То ли из-за узкой койки, то ли из-за нестерпимой жары (сложно было сказать), но заснуть мне не удалось. Внезапно через открытое окно до меня начали доноситься голоса с берега. В них я сразу же узнал говоривших. Какой бы ни была тема беседы, ее однозначно нельзя было назвать дружелюбной. Как бы мне ни хотелось пропустить этот разговор мимо ушей, я все равно стал невольным свидетелем его части, потому что Ридсдейл и Вайнер говорили все громче.

— Не одолжите мне пять тысяч фунтов до зимы?

— Нет, Вайнер, я тебе уже говорил об этом и также говорил почему. Это твоя вина, и ты сам должен разбираться с последствиями.

— Это ваше последнее слово?

— Да.

— Прекрасно, придется начать за собой следить. Слава Богу, у меня хотя бы есть мозги, так что никакие обстоятельства в итоге меня не остановят.

— Убирайся к черту от моих денег, — со злостью ответил Ридсдейл. — Я и пальцем не пошевельну чтобы тебе помочь.

Конец разговора я уже не услышал, потому что собеседники отошли подальше от берега; но даже того, что я узнал из его отрывка, было достаточно, чтобы выветрить из меня весь оставшийся сон. Получается, что за своим веселым и простодушными поведением Вайнер скрывает полное отсутствие денег, а Ридсдейл знает про него что-то, что заставило потерять к инженеру доверие.

Я долго думал об этом и еще о словах Вайнера о невероятной ценности бриллиантов леди Ридсдейл. Что он имел в виду, говоря, что не даст никаким обстоятельствам себя остановить? Эти слова больше напоминали крик отчаявшегося человека. Признаюсь, я сам тогда сильно желал, чтобы это украшение как можно скорее вернулось обратно в Лондон и перед тем как заснуть, я принял твердое решение завтра же утром поговорить об этом с Ридсдейлом.

К утру я все-таки задремал, но скоро услышал чей-то голос, зовущий меня. Мигом очнувшись, я увидел рядом со своей кроватью Ридсдейла. Он выглядел странно и взволнованно.

— Просыпайся, Белл, — громко сказал он. — Случилось ужасное.

— Что такое? — спросил я.

— Кто-то украл браслет моей жены.

Сразу же мне на ум пришел Вайнер, но я должен был быть очень осторожен, чтобы хозяин дома не догадался о моих необдуманных подозрениях.

— Одну минутку, я только оденусь и сразу выйду к вам, — сказал я.

Ридсдейл кивнул и вышел из каюты.

Через пять минут я уже стоял с ним на палубе, и слушал его скорый рассказ обо всем произошедшем.

— Елена самым безответственным и неосмотрительным образом оставила шкатулку на своем столе прямо у открытого окна. Видимо кто-то в ночи нырнул в воду и, подплыв, вытащил драгоценность. Возможно, кто-то из музыкантов позарился на великолепные камни и вернулся за ними — сложно сказать. Утверждать можно только одно: бриллиантов нет. А они стоят двадцать тысяч фунтов!

— Вы вызвали полицию? — спросил я.

— Да, а еще одного из лучших детективов Скотленд-Ярда. Вайнер пошел отправлять телеграмму, а на обратном пути зайдет в полицейский участок. Он так же расстроен этим событием, как и я. Какая ужасная потеря! Я уже почти на грани самоубийства… Каким надо быть глупцом, чтобы притащить этот ценнейший браслет на борт плавучего дома, полного людей!

— Это было немного неблагоразумно с вашей стороны, — сказал я, — но, уверяю вас, скоро он к вам вернется.

— Очень на это надеюсь, — тоскливо ответил Ридсдейл.

Не успели мы закончить наш разговор, как в поле зрения появились полиция с Вайнером на борту плоскодонки. Хозяин подошел встретить их и вскоре уже вел серьезную беседу со старшим полицейским. Вайнер же, только сойдя с лодки, направился в мою сторону.

— А, Белл, — прокричал он, — помнишь, что я говорил вчера вечером?

— Твое предсказание сбылось слишком быстро, — ответил я и мельком взглянул на него: он смотрел прямо мне в глаза.

— Есть какие-нибудь идеи или предположения насчет того, как же получилось совершить кражу? — спросил я.

— Одно и очень простое. Из-за жары герцогиня решила спать с открытым окном — главное условие, остальное — дело техники. Кто-то нырнул в воду и, подплыв к окну, просунул в него руку и свистнул бриллианты.

— И сделал это так, что никто из палаточников на берегу его не заметил? — допрашивающим тоном спросил я.

— Конечно, — задумавшись, медленно произнес Вайнер.

— То есть вы полагаете, что вор взялся из ниоткуда?

— Да.

— А что насчет вашего предупреждения леди Ридсдейл не доверять ее горничной?

В его глазах промелькнула искра: на миг их словно озарила вспышка майской грозовой молнии. Я знал, что Вайнер очень хотел согласиться с этим предположением (которое я озвучил нарочно), но не осмеливался. Одного этого взгляда мне было достаточно, чтобы разгадать его тайну.

Не успел Вайнер придумать ответ, как к нам подошел лорд Ридсдейл.

— Что делать? — спросил он. — Старший полицейский настаивает на обыске всех без исключения на корабле.

— В этом нет ничего такого, — сказал я. — Обычная процедура. Пусть обыскивают меня первым.

Полицейские серьезно взялись за работу и разумеется ничего не нашли. За завтраком никто не подал признаков хорошего аппетита. Глаза леди Ридсдейл опухли от слез: эта потеря выбила из нее все силы и нервы. Когда пришла почта, я почувствовал большое облегчение, найдя среди прочих одно письмо, адресованное мне. Я знал, о чем оно, еще до того, как открыл: письмо было от человека из далекого уголка нашей страны, которому я недавно обещал помочь разобраться с серьезнейшим делом чрезвычайной важности. Мне нужно было срочно вернуться в Лондон. Было очень неудобно в такой час покидать хозяев дома, однако против никто не был, так что я уехал сразу после завтрака. Ридсдейл пообещал написать, как только будут новости по поводу украденных бриллиантов. Совсем скоро эта проблема залегла где-то в глубинах моего сознания и не беспокоила меня, так что я мог переключиться на другие задачи.

Закончив свои дела на севере и вернувшись в Лондон, я получил письмо от Ридсдейла.

Мы в отчаянии. На борту побывали двое детективов, а полиция прошерстила каждый уголок; мы всех подняли на уши, но бестолку. Ни одной зацепки. В поисках больше всех проявляет себя Вайнер. Он живет неподалеку в небольшом домике вниз по реке и бывает у нас почти каждый день. Он выдвинул сотни разных неплохих предположений, но все они ни к чему не привели. В общем, вся наша надежда на тебя, Белл. Мы знаем, что тебе уже доводилось раскрывать подобные дела. Не окажешь ли нам такую честь и не приедешь с ценным советом? Если кто-то и может разрешить эту загадку, то только ты.

Я сразу же написал ответ, что буду на «Теодоре» следующим вечером, и остаток дня провел в самых крепких раздумьях об этом деле. Внутренне я был уверен в том, что сразу поймаю вора, но в действительности у меня не было ни одной зацепки, кроме голого подозрения. Странно было осознавать это, но меня разрывали чувства: я провел несколько приятных часов в компании Вайнера, наслаждаясь упоительной беседой; мне нравился этот незаурядный человек недюжинных способностей. И если он действительно был виновен, мне крайне не хотелось оказаться его разоблачителем. Я был просто в смятении и в конце концов, чтобы хоть како-то вырваться из порочного круга этих мыслей, решил сделать первый шаг к решению проблемы буквально наугад. А в голову мне пришло ни много ни мало посетить домик Вайнера по пути на «Теодору». Что я собирался говорить ему или делать с ним, я себе вообще не представлял, так что оставил эти раздумья, полагая, что в необходимый момент нужные слова сами придут в голову. Единственное, пожалуй, в чем я был уверен — после этого визита я точно смогу вернуть браслет своим друзьям Ридсдейлам.

В реальность из пучины раздумий я выбрался уже только следующим днем, обнаружив себя медленно плывущим в лодке по реке. Думал я в основном о цели своего визита к Вайнеру. Вечер выдался просто прекрасный: солнце только зашло за горизонт; длинный рукав реки, по которому я плыл, через собирающийся сумрак вел меня прямо к плотине Эйт-Майл, белые ворота которой уже виднелись вдали. Громким голосом я звучно и монотонно пропел старые знакомые слова: «Шлюз! Шлюз! Шлюз!», и, налегая на весла, помчал свой одинокий ялик вниз по течению. На мосту тут же появилась здоровая фигура старины Джеймса Пегга — смотрителя плотины, которого я знал уже много лет. Шлюзные ворота неспешно отворились, и я на полной скорости пронесся в них, бросив старому другу задорное «Добрый вечер!».

— Мистер Белл! — воскликнул здоровяк, пробегая по краю плотины. — Ох, да как же! Я не сразу заметил, что это вы, хотя должен был узнать ваш излюбленный стиль гребли. Я совершенно не ожидал вас увидеть, и даже испугался, что это мог быть кто-то другой, хотя вроде бы я никого и не ждал. Простите, сэр, это ведь вы только что кричали «Шлюз»?

— Конечно я, — рассмеявшись ответил я. — Сегодня я дико спешу, Джимми, мне нужно добраться до Уоттона, пока не стемнело. Смотри в оба, дружище, и пропусти меня.

— Ладно, сэр. Просто вы меня сейчас очень напугали... Лучше бы вы не звали меня выйти так!

Взглянув на него, я очень удивился: обычно румяное круглое его лицо побелело как простыня, и дышал он быстро как в испуге.

— Почему, что с тобой, Джимми? — крикнул я. — Как я мог тебя напугать?

— О, ничего, сэр, ничего. Просто я старый дурак, — вздрогнул он с улыбкой. — Не знаю, что со мной происходит, сэр, — я весь трясусь. Просто прошлой ночью тут кое-что случилось, и кажется я до сих пор не могу от этого отойти. Знаете, я тут сейчас совсем один, и место это очень одинокое.

— Кое-что случилось? — спросил я. — Надеюсь, никаких несчастных случаев?

— Нет, сэр, никаких несчастных случаев; по крайней мере я не слышал. Но я весь день нахожусь в ожидании чего-то… Так слаб, что едва поднимаю шлюзы. Старость неумолимо приближается, и я уже не тот, кем был раньше; но я очень рад вас видеть, мистер Белл, это точно.

Говорил он отрывисто, то и дело бросая беглый взгляд на реку, будто ожидая в любую минуту увидеть там приближающуюся лодку. Такое поведение меня весьма озадачило. Я всегда знал Джимми как стойкого человека, чья служба очень высоко ценилась комитетом по охране Темзы. А сейчас хватало одного взгляда, чтобы понять, что с ним что-то не так.

Тьма сгущалась с каждой секундой, а мне очень нужно было уехать как можно скорее; только лишь я собрался еще раз попросить Джимми поторопиться со шлюзами, как тот низко склонился ко мне и сказал:

— Если у вас есть немного времени, сэр, не выйдите ли на минутку ко мне? Мне очень нужно с вами поговорить, сэр. Я буду очень признателен, если вы уделите мне пару минут.

— Конечно, Джимми, — ответил я, пришвартовываясь к берегу. — Могу я как-нибудь помочь? Кажется, ты нездоров; никогда еще не видел тебя таким.

— Нет, сэр. Да я и сам, насколько помню, никогда не ощущал ничего подобного. Прошлой ночью тут произошло кое-что, что изрядно потрепало мне нервы, и я очень хочу вам обо всем рассказать. Вы такой умный, мистер Белл, я слышал о ваших успехах в Уоллингхерсте прошлой осенью, когда вы раскрыли тайну призрака усадьбы и сохранили старому Монкфорду шесь месяцев жизни.

— Ладно, выкладывай, — сказал я, набивая свою трубку в ожидании истории.

— Это произошло вот тут, — начал он. — Прошлой ночью после ужина я решил покурить и заодно прогуляться по дорожке у реки, прежде чем возвращаться домой. Дело шло к десяти часам, так что я уже не ждал никаких лодок. Пройдя три четверти мили, я уже было собрался повернуть назад, как вдруг увидел странное свечение на поверхности воды прямо посередине речного потока. Было достаточно темно, потому как луна еще не взошла, а с воды поднимался густой белый туман. Сначала я подумал, что должно быть это кто-то плыл на каноэ, и решил присмотреться и немного подождать. Но вдруг свечение исчезло, а через несколько секунд я снова увидел его уже в ста ярдах вверх по течению, но лишь на миг, и оно снова растворилось в темноте. Я даже представить себе не мог, откуда этот свет мог взяться, потому что ничего подобного в жизни еще не встречал. Я был почти уверен, что это не водное судно — слышал много историй о странных вспышках света на воде, их называют «светильниками Джека», вот как, сэр. Я подумал, что скорее всего это было нечто тому подобное, но все же решил вернуться к плотине на случай, если вдруг я все же обознался, и это было каноэ, чтобы его пропустить. Однако ничего не пришло, хотя я ждал и вглядывался, и весь оставшийся вечер думал об этом, но не придя ни к какому выводу, решил пойти спать. Около часу ночи меня разбудил странный звук: я услышал, будто издалека кто-то так же взывал ко мне, как и вы только что «Шлюз! Шлюз! Шлюз!», но звучало оно действительно откуда-то издали.

«Должно быть это те артисты возвращаются на плавучий дом „Блуждающий огонек“», — сказал я себе, не собираясь вставать из-за них.

Шлюзы к тому времени были полны, так что я подумал, что эти ребята смогут перебраться и без моей помощи. Я застыл в ожидании с минуты на минуту услышать их обычные песни и пляски, но ничего подобного не было. Махнув рукой на это дело, я уже почти заснул, и тут снова до моих ушей донесся зов. И произносил его не обычный голос, а длинный, стенающий крик — будто вопль тонущего человека: «Эй! Привет! Шлюз! Подними шлю-у-у-з!», — не замолкал голос.

Я окончательно проснулся и вышел на улицу. Яркая луна уже висела на небе, и туман рассеялся, так что я направился к мосту на верхние ворота и осмотрел реку. Вот тут я стоял, сэр, прямо на том месте, где стоим сейчас мы с вами. Мне было все прекрасно видно прямо до поворота реки, и никакой лодки нигде не было. Так я и стоял, вглядываясь в темноту и ожидая в любой момент увидеть какое-нибудь судно, и тут снова раздался крик — на этот раз не дальше пятидесяти ярдов вверх по течению. Мне никак не удавалось разглядеть, кто же его издавал, так что я решил прокричать в ответ изо всех сил: «Кто ты? Что случилось?», но никто не ответил. И вдруг через пару мгновений уже совсем рядом со мной, прямо изнутри шлюза раздалось громкое, пронзительное и пугающее «Быстро открой мне путь! Срочно подними шлюз!»

Клянусь, сэр, мое сердце так и замерло, и я чуть не упал с моста. Я покрутился и посмотрел всюду, где только смог, но в шлюзах ничего не было, правда, — без моего ведома туда и мышь не проскочит. Луна светила ярко, так что все было очень хорошо видно. Не осознавая, что делаю, я как угорелый помчался к нижним воротам и начал поднимать один из шлюзов, а потом стоял там и ждал, но так ничего и не дождался. Как только шлюз опустел, я снова заглянул вниз, но нигде не было ни намека на чье-либо присутствие, и, не открывая ворот, я снова наполнил его. Я стоял у поста, не осмеливаясь пошевелиться. Около половины шестого утра, слава Богу, наконец послышался свисток буксира, а когда он проехал, уже наступил настоящий день.

Вот и вся история, сэр. Как я переживу следующую ночь, я не знаю. Если в мире существует хоть один призрак, то это определенно был он. Это предупреждение свыше, сэр, и я понятия не имею, что должно произойти.

— Так, Джимми, — ответил я, — эта история действительно очень необычная, и если бы я тебя не знал, я бы подумал, что ты принял что-то поинтереснее обычной сигареты перед возвращением домой.

— Нет, сэр, я ни капли спиртного не беру в рот, не считая своих походов в «Фарли» за стаканчиком пива, но я уже с неделю там не был.

Признаюсь, что история Джимми произвела на меня самое неприятное впечатление. Я подумал, что это могли быть слуховые галлюцинации — по странности и «призрачности» этот рассказ бил все, которые мне когда-либо приходилось слышать. Немного поразмыслив, — было уже довольно темно — я понял, что не очень-то хочу ехать в Уоттон; к тому же все это пробудило во мне жуткий интерес.

— Слушай, — сказал я, — что если я останусь у тебя сегодня? Можешь пообещать мне небольшую встряску?

— О да, сэр, за этим дело не постоит; слава Богу! Если б мне снова пришлось остаться здесь одному и услышать этот голос, это довело бы меня до ручки — кажется, оно хочет меня убить. Я привяжу вашу лодку и перенесу вещи в дом, а потом мы поужинаем. Я чувствую себя другим человеком, когда вы рядом, сэр.

Через пару минут мы были в старой доброй уютной сторожке Джимми. Все существо его словно вдруг преобразилось, и он уже живо суетился вокруг, готовя ужин; кажется, смотритель плотины снова пришел в себя. Весь вечер Джимми периодически возвращался к теме таинственного голоса, но мы до сих пор не услышали ни звука, так что я все больше убеждался в своем предположении о слуховых галлюцинациях у старика. В одиннадцать часов через плотину проехал ялик, и почти сразу же я пожелал Джимми спокойной ночи и направился в маленькую комнатку, которую он для меня приготовил.

Уставший от долгого заплыва, я быстро улегся в кровать и, несмотря на всю необычность происходящего, быстро уснул. Вдруг я очнулся: кто-то склонился надо мной, крича мое имя. Я вскочил и, не сразу осознав, где нахожусь (меня посетила смутная мысль, что оказался я тут не по своей воле), и инстинктивно крепко вцепился в горло смотрителя. И только в этот момент я вспомнил все и быстро ослабил хватку — несчастный Джимми пыхтел и задыхался от ужаса. Я нервно рассмеялся из-за своей ошибки и попросил прощения.

— Все в порядке, сэр, — сказал он, восстанавливая дыхание. — Надеюсь, я вас не напугал. Просто я снова услышал тот голос — и пяти минут не прошло.

— Что за чертовщина, — сказал я, зажигая свечку и смотря на часы.

Было почти два часа ночи; меньше чем через минуту я отчетливо услышал крик, будто кто-то звал откуда-то очень издалека. «Шлюз, шлюз, шлюз!», и снова тишина.

— Вы это слышали, сэр? — спросил старик, дрожа и хватая меня за руку.

— Да, слышал, — сказал я. — Не пугайся, Джимми. Просто подожди пока я оденусь — хочу посмотреть на все это дело поближе.

— Будьте осторожны, сэр. Ради Бога, будьте очень осторожны, — прошептал он.

— Хорошо, — сказал я, натягивая на себя кое-какую одежду. — Просто дай мне хороший прочный багор и не шуми. Если эта тайна из плоти и крови, я как-нибудь разберусь с ней. А ты оставайся здесь и выходи только если позову.

Я взял принесенный Джимми короткий толстый багор и, тихо отворяя дверь, вышел на улицу.

Луна уже была высоко над горизонтом, отбрасывая фантастические тени на маленький белый домик. Я максимально навострил и сосредоточил все свои пять чувств — уши были чувствительны к малейшему шороху, — и начал осторожно и мягко ступать по мосту верхних ворот, которые были открыты. Я посмотрел на реку в надежде увидеть рябь на поверхности, какая обычно остается, когда по ней быстро проходит лодка, но вокруг не было ни намека ни на какое судно. Вода была чрезвычайно спокойной, а вокруг не было ни звука, не считая нескончаемого кваканья лягушек в тенях кустов на противоположном берегу. Позади меня еще слышалось бульканье воды, выливающейся из щелей в нижнем проходе.

Я спокойно стоял, сжимая багор в своей руке, постоянно оглядываясь по сторонам и улавливая каждое движение вокруг, как вдруг прямо подо мной изнутри шлюза донесся громкий крик:

— Открой шлюз, ради Бога, открой шлюз!

Я оглянулся назад, сердце ушло в пятки. Звук таинственного голоса эхом пронесся сквозь темную ночь и затих вдали. Но еще до того, как эхо успело смолкнуть, я ринулся к большой перекладине и закрыл верхний проход. Сделав это, я поймал взглядом дрожащего и трясущегося старика у двери домика. Я позвал его, чтобы он осмотрел верхний проход, а сам сбежав к нижним, несколькими рывками поднял один из шлюзов, чтобы как можно скорее выпустить столько воды, сколько возможно. Я знал, что в таких условиях любое осязаемое существо из реального мира должно остаться там, ведь путь бегства теперь был отрезан.

Следующие несколько минут показались мне вечностью. Глазами, прикованными к темной воде в шлюзе, я наблюдал ее постепенный спуск. Я даже думать не осмеливался о том, что я должен был увидеть на поверхности в любой момент. Неужели этот шлюз никогда не опустеет? Уровень воды все опускался и опускался, а взору моему до сих пор еще ничего не предстало. Длинная бесформенная облачная рука распростерлась вокруг луны.

Чу! В самой тьме внизу подо мной что-то зашевелилось, и всмотревшись, я увидел как вода обнажила длинную черную массу: это нечто медленно вышло из нее и начало неспешно подниматься вверх по скользким перекладинам. Что же это такое могло быть? Во тьме я мог разглядеть лишь нечеткий силуэт. Кажется у существа голова была в форме луковицы, а тело блестело от бесконечного множества капель. Звук быстрого топота, пронесшийся по буксировочному пути, сказал мне, что старик тоже увидел это и что есть сил понесся подальше отсюда.

Я ринулся прямо туда, где было это нечто, и как только его огромная голова приблизилась ко мне, я со всей дури стукнул по ней багором. Орудие буквально разлетелось на куски прямо в моей руке, и через мгновение существо подпрыгнуло ко мне, повалив на землю с нечеловеческой силой. Я тут же поднялся и, улучив момент, рассмотрел непонятное создание и понял, что сражаюсь с человеком хилого телосложения, которое с лихвой компенсировалось недюжинной силой. Наша схватка была разъяренной и отчаянной. Что-то вроде шлема на голове моего противника, который и расколол мое оружие, надежно защищало его от ударов, а тело было одето в скользкий облегающий костюм, из-за которого я никак не мог ухватиться ни за какую его конечность. То тут то там он ускользал и отбивался, но вот мне показалось, что я нащупал слабое место, и высвободив правую руку, смачно ударил прямо в него (это было где-то в районе сердца). Существо издало истошный вопль и повалилось прямиком на землю.

Старый Джимми Пегг поспешил обратно, как только услышал звуки нашей схватки и едва поняв, что ему не придется иметь дело с созданием из другого мира, с нетерпением подбежал ко мне.

— Вот и твое приведение, ты, старый трус! — пропыхтел я. — У него самые твердые кости и мышцы, какие мне только приходилось встречать у призраков. Я не привык биться с людьми в шлеме, а еще он скользкий как угорь; Бог милостив, надеюсь, что мой удар не убил его. Держи за ноги, затащим его в дом и посмотрим, кто же это такой.

Вдвоем мы потащили распластавшуюся фигуру в домик и положили на пол как бревно: он не издавал ни звука и не шевелился, и я на мгновение испугался, что прикончил его. Я присел рядом с ним и попытался расстегнуть шлем (это было что-то вроде скафандра для дайверов), а Джимми поднес лампу прямо к лицу нежданного гостя. С первого взгляда я понял, что уже где-то видел это лицо, а со второго — к моему ужасу и изумлению — осознал, что это было лицо Ральфа Вайнера.

Я был настолько ошарашен, что поначалу просто молча сидел и пялился на него. Было очевидно, что от удара он просто потерял сознание: я видел, как он дышал, а через пару минут открыл глаза и уставился на меня мрачным и пустым взглядом. Потом кажется он вспомнил, что произошло, но видно никак не мог меня узнать.

— Отпустите меня! — прокричал Вайнер, предпринимая попытку подняться. — Господи! Ты убил меня! — он приложил руку к сердцу и снова упал, скорчив гримасу нестерпимой боли.

Нам ничего не оставалось, как поскорее вызвать врача. Понятно, что человек был травмирован, но я не мог определить, в какой степени. Из него не удавалось выбить ни слова — он просто лежал, время от времени кряхтя и постанывая.

Я велел Джимми как можно скорее бежать в Фарли за доктором и нацарапал несколько указаний на бумажке.

Старик выбежал из домика, но меньше чем через минуту вернулся очень взволнованный.

— Смотрите, сэр, что я нашел, — сказал он. — Кажется, это он обронил.

Джимми держал в руке квадратную кожаную шкатулку с монограммой. Я взял ее и надавил на крышку: она поднялась, обнаруживая внутри переливающийся бриллиантовый браслет на вельветовой подушечке. У меня в руке был потерянный браслет леди Ридсдейл. Тут же все мои подозрения подтвердились: Вайнер был вором.

Не сказав ни слова, я захлопнул шкатулку и снова отправил старика за доктором. Потом я сел у распростертого на полу человека и начал ждать. Джимми должен был вернуться не раньше, чем через два часа. Серый рассвет начинал проникать через маленькие решетчатые окошки, когда Вайнер вновь пошевелился, открыл глаза и оглядел меня с головы до ног, а потом его взгляд упал на шкатулку.

— Вы мистер Белл, — медленно произнес он. — Ридсдейл сказал мне, что вы собирались на «Теодору», чтобы найти потерянные бриллианты. Вы и представить себе не могли, что я дам вам возможность раскрыть правду еще до того, как вы доедете до плавучего дома. Наклонитесь поближе — вы меня сильно изувечили. Возможно я уже не поправлюсь и должен вам кое-что рассказать.

Я наклонился над ним и вслушивался в слова, которые он произносил с большим трудом.

— Я фальшивомонетчик и отчаянный человек. Три недели назад я подделал один из чеков Ридсдейла, который урезал его состояние на пять тысяч фунтов. Они с женой были моими старыми друзьями, но я так страстно желал денег, что смог наплевать на все чувства и привязанности. В первый день нашей с вами встречи я пытался быть веселым, но внутри был на грани самоубийства. Я надеялся вернуть украденные деньги до того, как Ридсдейл обнаружит пропажу. Но эта надежда растаяла: не было ни намека на выход из ситуации, и день, когда раскроется преступление, был очень близок. Какой бес попутал Ридсдейла привезти эти бриллианты на борт, одному Богу известно. Они влюбили меня с первого взгляда, и я подумал, что стоит попробовать. В тот день в течение всего праздника я не мог думать ни о чем, кроме этих камней, и в конце концов решил, что добуду их любой ценой. Однако перед сном я подумал, что стоит дать Ридсдейлу шанс, и попросил у него одолжить мне как раз ту сумму, которую я у него украл, но он уже был наслышан о моих махинациях и наотрез отказался иметь со мной дело. Ненавижу его за это. Потом я притворился, что ушел спать в палатку, а на самом деле принялся придумывать свой злобный план и, если возможно, собирался воплотить его в жизнь той же ночью. Я подождал, пока все заснут, потом выскользнул из палатки, нырнул в воду и поплыл прямо к открытому окну каюты герцогини. Просунув руку, я вытащил шкатулку, а затем с четверть мили проплыл по течению и бросил ее на дно ровно посередине речного потока. Хорошо запомнив место, где утонули камни, я вернулся в палатку и уснул.

Что происходило следующим утром, вы и сами знаете. Я не боялся ни Ридсдейла, ни его жены, но вы, Белл, камнем лежали на моей совести. Я был уверен, что на вечеринке взболтнул лишнего и дал вам хорошую зацепку. Человеку с вашими способностями малейшей улики достаточно, чтобы раскрыть целое преступление. Я чувствовал, что надо хватать быка за рога и узнать, подозреваете ли вы меня. По разговору с вами и по вашим наводящим вопросам и замечаниям сразу стало понятно о ваших догадках. Я почувствовал невыразимое облегчение, когда вам пришло то письмо, и вы быстро уехали с «Теодоры». На следующий день я вернулся к себе домой на берегу реки в четырех милях от этой плотины. Я знал, что какое-то время мне нужно посидеть тихо. Все мои планы были блестяще продуманы, так что я лишь ждал, пока спадет первая волна ажиотажа от пропажи браслета, и полиция с детективами уедут. Тем не менее я почти каждый день приезжал к Ридсдейлу, помогая вести расследование. Я не оставил ему ни единого шанса подозревать меня. Вообще я собирался увезти бриллианты из страны, продать за сколько смогу, вернуть те украденные пять тысяч и навсегда уехать из Англии. Как мошенника меня бы преследовали всю жизнь, а вот с этими камнями я чувствовал себя практически защищенным. Эта схема была слишком хорошо продумана, чтобы обычный детектив смог ее разоблачить.

Два дня назад я получил письмо от Ридсдейла, в котором он сказал мне, что собирается передать это дело в ваши руки. И тут я осознал, что вы, Белл, — единственный человек в этом мире, которого я действительно боюсь. Я понял, что нельзя больше терять ни минуты. Под моим небольшим плавучим домиком у меня была маленькая подводная лодка, которую я закончил собирать совсем недавно — это было чем-то вроде моего хобби. Начал я ее строить много лет назад, вдохновляясь моделью, которая использовалась в Войне за независимость США. Сейчас моя субмарина снаружи в шлюзе; посмотрев на нее, вы убедитесь, что в конструкции этой вещицы я проявил немалую изобретательность. За ночь до этой я приготовился к выполнению своего плана, и как только стемнело, отправился на дно реки за бриллиантами. Под водой я с легкостью переплыл через плотину, но, подплыв к тому самому месту, где покоились бриллианты, к своему ужасу обнаружил, что фонарь моей подлодки вышел из строя. Без него на темном дне я никак не смог бы отыскать шкатулку, так что мне ничего не оставалось, как вернуться и все починить. События разворачивались довольно опасным образом, но ничего изменить было нельзя. Следующая трудность — вернуться обратно через плотину. Я ждал три часа, но ни одна лодка так и не проехала. Верхние ворота были открыты, а вот как пробраться через нижние, я не знал. Мне пришло в голову напугать смотрителя, чтобы он поднял шлюзы, потому что только через них я мог пробраться незамеченным.

В моем скафандре есть толстое стеклянное окошко на уровне лица. Оно запирается на замочек, закрытый колпачком, который можно открутить, чтобы дышать над водой. Через него мой голос звучит очень таинственно и гулко, а моя «невидимость» должна была создать еще больший эффект. Я подобрался к плотине и прокричал Пеггу. Мне удалось его напугать — он поспешил выполнить все мои указания. Я пронесся под водой через открытый нижний шлюз, и меня никто не видел. Весь вчерашний день я сомневался, повторять подобную вылазку или нет — все было очень рискованно. Но я знал, что уже совсем скоро Ридсдейл посмотрит в свою банковскую книжку, и я был на грани разоблачения, потому что вы, Белл, вышли на сцену.

Так что несмотря на все опасности, мне нельзя было останавливаться.

Я починил лампу, и следующей ночью снова успешно проплыл через плотину, просто дождавшись очередной лодки. Как оказалось, я проплыл прямо под вашим яликом около семи часов. Теперь я с легкостью нашел шкатулку и развернулся обратно, решив пробраться через нижние шлюзы так же, как и в прошлый раз. Если бы не вы, мне бы все удалось, но сейчас все кончено.

Он остановился, переводя дух.

— Сомневаюсь, что мне удастся выздороветь, — сказал он слабым голосом.

— Надеюсь, что вы поправитесь, — ответил я. — Тихо! Кажется доктор идет.

Я оказался прав, и через пару мгновений Джимми Пегг и доктор Симмонс вошли в дом. Пока доктор осматривал пациента и разговаривал с ним, мы с Джимми вышли взглянуть на подводную лодку. Обвязав вокруг нее веревку, мы вытащили субмарину на поверхность и принялись ее осматривать. Это действительно было чудо инженерной изобретательской мысли, какого я больше никогда не встречал. Она была в форме гигантской сигары, полностью алюминиевая. В длину лодка была около семи футов с шестнадцатидюймовым шпангоутом.

С заостренного конца, где предполагалось место для ног, была воздушная камера, которую при желании можно было наполнить или опустошить с помощью цилиндра со сжатым воздухом, что позволяло человеку погружаться и всплывать, когда ему угодно. Внутри же лодка была буквально исполосована плоскими трубами с тем же сжатым воздухом для дыхания, который поставлялся через клапаны, а также в ней был электрический моторчик на аккумуляторе, который приводил в действие задний пропеллер. Шлем скафандра идеально помещался в отверстие с головного конца.

Обследовав лодку, было легко понять, как прошлой ночью Вайнеру удалось проплыть через нижние шлюзы.

Обменявшись парой замечаний с Джимми, я вернулся в домик узнать, что же скажет доктор.

Диагноз был серьезный, но не смертельный. Вайнеру нельзя было много двигаться пару дней. По словам доктора Симмонса, Вайнер больше пострадал от шока, чем от моего удара. Если он не будет делать глупости, то совсем скоро поправится, а вот если его сильно тревожить, последствия могут быть неотвратимы.

Через час я уже плыл вверх по течению, изо всех сил работая веслами в направлении «Теодоры». Прибыл я туда в раннем часу утра и отдал шкатулку с бриллиантами прямо леди Ридсдейл в руки.

Никогда не забуду изумление на лицах Ридсдейла и его жены, когда они услышали всю эту странную историю. Герцогиня расплакалась, а Ридсдейл страшно разволновался.

— Мы с женой знали Вайнера еще мальчишкой, — воскликнул он. — Конечно вся эта история раскрыла его подлую сущность, но я не могу привлекать его к ответственности.

— О нет, Чарли, что бы ни случилось, мы должны его простить, — сказала побледневшая от страха леди Ридсдейл.

Мне нечего было больше сказать, потому что это было уже не мое дело. Невольно я стал спасителем утерянного браслета семейства Ридсдейл, а дальше они могли поступать с воришкой как считают нужным.

Кстати, Вайнер избежал наказания за свое преступление. Вернув браслет, Ридсдейлы прекратили расследование и помогли этому опустившемуся человеку покинуть страну. С точки зрения справедливости они безусловно были неправы, но я не мог не быть рад такому их решению.

Сомневаюсь, что какая-либо другая история сможет лучше описать, на что способен отчаявшийся человек. Оригинальная и масштабная концепция, дерзость, которые позволили человеку в одиночку сделать своими руками подводную лодку и провернуть подобное дело на Темзе, — действительно редкое событие, равных которому очень мало, если они вообще есть.

Подумав надо всем этим идеальным планом, я понял, что очень жалею, что такие способности и возможности не были вложены в более благородные дела.

Как говорил Шива

Прошлым летом один мой известный в медицинских кругах друг пригласил меня пообедать в компании пары его коллег в «Велком Клаб». Одним из гостей оказался некий доктор Лорье — молодой человек недюжинных способностей и амбиций, занимающийся изучением и лечением психических расстройств. Он и в самом деле был, можно сказать, авторитетным лицом в этой области, и только что вернулся с семинарского собрания в известной лондонской психиатрической больнице. Пока мы обедали, он развлекал нас интересными рассказами со своей работы.

— Говорю вам, мистер Белл, — сказал Лорье, — нет предела странностям и удивительным явлениям человеческого разума. Вот сейчас я столкнулся с самой, пожалуй, болезненной и изощренной формой психического расстройства. Пациент мой не какой-нибудь там босяк, а самый настоящий джентльмен довольно высокого положения в обществе. Он холост и живет в хорошем доме в одной уютной деревушке. Почти всю юность этот человек провел в Индии, что, вероятно, и послужило мощным толчком к сдвигу в сознании, который сейчас уже приобретает черты настоящей мономании.

— Прошу, расскажите о нем поподробнее, если, конечно, позволяет ваш врачебный этикет, — ответил я.

— С удовольствием расскажу вам все, что могу. Этого человека я знаю уже довольно давно — встречались несколько раз по делам. На прошлой неделе ко мне зашел его племянник с намерением серьезно поговорить о психическом состоянии дяди. Уже много лет он буквально сходит с ума по спиритуализму, теософии и мировым духам с присущими им «магическими» фокусами. Мужчина абсолютно убежден, что по своей воле способен вызывать духов людей из любых времен, и постоянно проводит какие-то странные сеансы общения с ними.

— Но такое увлечение, конечно, не повод обвинять человека в сумасшествии! — сказал я. — Сотни людей сегодня стали жертвами подобных мистификаций.

— Я знаю, и такие увлечения вполне безобидны, пока несчастные выражают свою страстную веру в постукиваниях, хороводах вокруг столов и прочей чепухе. Но вот когда эти странности переходят определенную грань, — грань, за которой находятся жизнь и здоровье как самого увлеченного, так и окружающих, — тут уже приходится за ними приглядывать.

— И что же такого особенного в расстройстве вашего товарища? — спросил я.

— А вот что. Он брамин, глубоко вдохновленный учением брахманизма еще с первых путешествий в Индию. Одним из его восточных друзей когда-то был высокопоставленный брамин, в доме которого стояли идолы индусской троицы — Вишну, Брахма и Шива. Каким-то образом, о котором мне, конечно же, никто не рассказал, моему товарищу удалось привезти Шиву к себе домой. Он поставил его в домашней галерее и свято верит в то, что идол обладает магическими способностями. Его племянник рассказал мне, что дядя совсем спятил и уверяет всех, что Шива с ним разговаривает на хиндустани. Несчастный мужчина еженощно поклоняется и молится у алтаря напротив идола, получая от «святого» воображаемые поручения. Следуя им, мужчина постоянно совершает странные и глупые поступки, в придачу тратя огромные деньги на украшение этого страшного монстра: в ход идут жемчуг, рубины и даже бриллианты; и жизнь, и деньги, — все туда. В этом доме он живет со своей племянницей, которую всегда любил как родную дочь. Но вот с недавнего времени он к ней охладел, стал жестоким, пытается прогнать из дома и даже угрожал убить — говорит, что Шива каждую ночь велит ему во имя веры забрать жизнь той, что ему больше всех дорога. Племянник с племянницей помолвлены, и юноша конечно же обеспокоен всем, что происходит с его возлюбленной. Но по его словам ничто не сможет заставить девушку отвернуться от любимого дядюшки. Она всячески отрицает то, что он ей угрожает, хотя жених говорит, что угрозы эти неоднократно произносились и в его присутствии. Друзья, конечно, буквально трясутся за девушку и считают своим долгом установить психическое состояние ее дяди и принять меры. Так что завтра я еду туда побеседовать с его лечащим врачом.

— И потом, полагаю, выписать справку о невменяемости? — спросил я.

— Несомненно. Но это, естественно, лишь в том случае, если мы убедимся в том, что мужчина действительно невменяем.

— Что за ужасная ответственность лежит на ваших плечах, доктора! — сказал я. — Просто вдумайтесь, что значит посадить человека в сумасшедший дом. В руках недобросовестного человека эта сила страшна.

Доктор Лорье нахмурил брови и серьезно на меня посмотрел.

— Что вы имеете в виду? — с любопытством спросил он. — Конечно в нашем деле бывают ошибки (куда ж без них), но думаю, что случается это не так уж и часто. Действовать во имя справедливости и практиковать разумный надзор — вот две необходимые составляющие закона.

— Это, конечно, палка о двух концах, — ответил я. — Но лично я, если б был врачом, ни за что бы не прописал человеку билет в дурку.

Через несколько минут мы все встали и пошли прогуляться по округе. Когда мы уже начали прощаться и расходиться, я отозвал доктора Лорье в сторонку.

— Должен признаться, что до ужаса люблю всякого рода тайны, — начал я. — Не окажете ли мне огромную услугу и не расскажете обо всем, что узнаете завтра? Меня очень заинтересовал ваш пациент-спиритуалист.

С этими словами я нацарапал свой адрес на визитке и отдал ее доктору, хотя вполне ожидал возмущения с его стороны по поводу столь наглой навязчивости. Но лицо его озарила улыбка, и пару мгновений он внимательно смотрел на меня своим добродушным лучистым взглядом, а затем произнес:

— Конечно я все расскажу, раз вам это действительно так интересно. Доброй ночи.

И мы разошлись, каждый в своем направлении.

У меня было очень много работы, так что совсем скоро я забыл и о Лорье, и о его пациенте, поэтому был крайне удивлен, когда в следующий понедельник дворецкий объявил о приходе доктора и проводил его в мой кабинет.

— Пришел к вам выполнить свое обещание, — начал он. — Но я здесь не только чтобы удовлетворить ваше любопытство. Мне нужен ваш совет. Дело в том, что события приняли немного неожиданный оборот, и этот случай, мне кажется, попадает больше под сферу вашего влияния, нежели медицинского.

— Прошу, расскажите мне, что случилось.

— Я как раз собирался это сделать. Но для начала мне нужно взять с вас обещание, что этот разговор останется исключительно между нами, ради моей репутации, ведь она может сильно пошатнуться, если хоть кто-то узнает, что я советовался с вами.

После того, как я дал обещание, доктор продолжил:

— Моего пациента зовут Эдвард Тесайджер, он живет в местечке под названием Хайнд в Сомерсетшире. Когда я приехал, на станции меня встретил его племянник Джаспер Багвелл — худой мужчина очень озабоченного вида лет около тридцати пяти. Он отвез меня в Хайнд, где я и встретился с лечащим врачом Тесайджера доктором Далтоном. Мы с ним по очереди провели обследование и пришли к выводу, что мужчина без сомнения не в себе.

Ближе к вечеру Тесайджер, Багвелл, Далтон и я вместе прогуливались по окрестностям, и тут к нам присоединилась молоденькая девушка — невеста Багвелла. Она посмотрела на меня жадным взглядом и при первой возможности подошла ко мне.

— Мне нужно поговорить с вами, доктор Лорье, — прошептала она.

Так что вскоре мы немного отдалились от остальных.

— Я знаю, зачем вы здесь, — сказала она. — Что думаете насчет моего дяди?

— Я еще не готов ничего утверждать, — ответил я.

— Тогда прошу, послушайте меня. У Джаспера Багвелла что-то на уме, поэтому он рассказывает вам всякие небылицы. Вы делаете большую ошибку, придавая хоть какое-то серьезное значение его словам. Да, дядя Эдвард немного странный в отношении этого идола Шивы, но это только потому что он — настоящий брамин. Но если вы подпишите свидетельство о невменяемости, то сделаете огромную ошибку, — говорила она с дрожащими губами и глазами, полными слез. — Я очень расстроена всей этой ситуацией.

Я серьезно посмотрел на нее и спокойно сказал:

— Простите, если мой ответ будет слишком прямым. Я очень удивлен, что вы так отзываетесь о мистере Багвелле. Не это ли причина, по которой вы согласились стать его женой?

Девушка заметно оживилась.

— Все и правда так, — медленно произнесла она. А затем на нее нахлынули чувства:

— Я выхожу замуж за своего двоюродного брата только потому что это единственный шанс спасти дядю Эдварда.

— Почему? — спросил я в чрезвычайном изумлении.

— Я бы очень хотела вам рассказать, но не смею. Я очень несчастна. За всем этим стоит что-то злое, все это чей-то план, я в этом абсолютно уверена. Ну поверьте же мне! Ах, почему вы не можете мне просто поверить?

Я был под сильным впечатлением от этих слов и пролепетал девушке что-то неясное, и она отошла от меня к своему дяде.

Позже тем же вечером мы с пациентом остались наедине, и тут он мне решил поведать все, что не решался сказать сразу. Он говорил о годах, проведенных в Индии, и о том, как пришел к брахманизму. Еще рассказал, что у него в доме в мраморной галерее стоит идол Шивы, с которым он проводит спиритические сеансы. Затем, наклонившись и пронзив меня своим интеллигентным и в то же время очень странным взглядом, мужчина торжественно и гордо заявил, что особыми молитвами и ритуалами может заставить идола говорить с ним на хиндустани. Правда далее он сказал, что Шива совершенно забрал его волю, диктуя разные приказы, которым он не смеет не подчиняться. Последние слова мой пациент произнес уже белыми от страха губами.

— Шива очень изощрен и требователен, — медленно произнес он, — требователен и страшен. Пойдемте лучше со мной в галерею, хочу чтобы вы сами все увидели.

Я был несказанно рад такому предложению. Мы прошли через длинный зимний сад, выходивший в столовую, а оттуда попали в овальную комнату. Тесайджер подвел меня прямо к идолу на пьедестале. Это просто отвратительный деревянный монстр с пятью головами и трезубцем в руке. Увидев это «чудо», я едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Трудно было поверить, что хоть кто-нибудь, в своем уме или нет, мог наделять этот кошмар способностями, достойными преклонения. Но все-таки это было так, и несчастный Тесайджер сходил по нему с ума, так что я просто попросил его провести все необходимые приготовления и действия, чтобы заставить это создание говорить. Он живо принялся исполнять мою просьбу со всей присущей случаю торжественностью. Приглушив ламповый свет, мой товарищ опустился на колени у алтаря и начал обращаться к чудищу, затем вслушиваясь в ответ (который, естественно, слышен был только ему одному), и продолжал разговаривать. Далее он перевел мне все, что сказал ему Шива, и назвал меня лгуном в ответ на мои слова о том, что я ничего не слышал.

После проведения этого весьма странного обряда Тесайджер зажег свет, и моему взору полностью предстал идол, весь украшенный невероятными драгоценными камнями. Оставлять такие ценности в не запирающейся комнате несомненно было ярким признаком безумия, так что в тот вечер я ложился спать в полной уверенности в том, что несчастный хозяин дома действительно сошел с ума. Но в то же время я пребывал в состоянии удивительной неуверенности. Багвелл уже несколько раз спрашивал, собираюсь ли я подписывать свидетельство. К его крайнему изумлению я каждый раз давал отрицательный ответ, мотивируя свою неспешность тем, что случай этот весьма необычен и своеобразен, так что мне понадобится как минимум еще один визит к пациенту, прежде чем решиться на столь рискованный шаг. Молодой человек был заметно раздражен, но я не уступил.

Лорье замолк и посмотрел мне прямо в глаза.

— И? — спросил я.

— Я пришел посоветоваться с вами. Сами же говорили мне про ответственность за подписи подобных свидетельств и справок! Так что полагаясь именно на эти слова, я пришел к вам.

— Ладно, доктор Лорье, — ответил я, — я с радостью сделаю все, что в моих силах, чтобы вам помочь, но если быть честным, то даже представить себе не могу, чем именно могу быть полезен в этом деле. Мне мало известно о болезнях вообще и совершенно ничего — о психических расстройствах. Мисс Тесайджер, кажется, подозревает здесь что-то неладное. Но есть ли у вас самого какие-либо предположения?

— У меня нет никаких доказательств, но мне все равно кажется, что все это кем-то подстроено. Хотя наверное я не имею права так говорить.

— Так что же вы хотите, чтобы я сделал? — спросил я.

— Хм… вот что, — ответил доктор. — Не сможете ли съездить со мной в Сомерсетшир в роли моего друга-великого спиритуалиста? Думаю Тесайджер будет рад узнать кого-то, кто разделяет его взгляды на жизнь. Что скажете?

Тут я задумался. Это была не та роль, которую я бы осмелился на себя взять. Но в то же время случай этот был настолько странный и необычный, что я был практически уверен в том, что он по моей части. Так что в итоге я согласился поехать с Лорье в Сомерсетшир, и мы с ним были там уже на следующий день. Он заранее сообщил о нашем приезде, и хозяин дома в Хайнде ждал меня с нетерпением.

По прибытии нас встретила высокая девушка в сопровождении двух породистых ретриверов.

— А вот и мисс Тесайджер, — сказал Лорье. — Позвольте представить вам моего друга, мистера Джона Белла.

Девушка посмотрела прямо на меня своими серыми глазами, на миг озарившимися теплым огоньком, и протянула руку.

— Зачем вы приехали? — поздоровавшись со мной, обратилась она к Лорье.

— Проведать вашего отца.

— Собираетесь встречаться с доктором Далтоном? — спросила девушка трясущимися губами.

— Думаю, да. Уверяю вас, мисс Тесайджер, я здесь с самыми добрыми намерениями, — с улыбкой сказал доктор. — Я лишь хочу добраться до правды. И единственный, кто мне сможет в этом помочь, — вот этот джентльмен.

— Получается, что и вам кажется, что все это кто-то подстроил? — с глазами, полными надежды, спросила девушка.

— У меня нет весомых причин это предполагать.

— Они есть, — ответила она. — Я знаю, что говорю. Неужели вы мне так и не поверите?

Тут мисс Тесайджер резко обернулась: сзади послышались быстрые шаги.

— Это мой двоюродный брат, — сказала девушка. — Преследует меня повсюду как тень. Доктор Лорье, мистер Белл, я должна поговорить с вами обоими, ну или хотя бы с одним из вас, наедине. Есть кое-что очень важное, что вам обязательно нужно знать.

Мы уже ничего не успели ответить — подошел Джаспер Багвелл. Он вежливо поприветствовал нас, пронзил кузину взглядом, но та не обратила на него внимания и пошла в дом.

— Бедная девочка! — тяжело вздохнув, сказал Багвелл.

Мы все вместе направились к дому. Я не удержался от вопроса:

— Почему вы ее жалеете?

— Потому что она почти так же заблуждается в жизни, как и дядя. На самом деле она в большой опасности, но всячески отказывается в это верить. Чем более странным и неуправляемым становится дядя, тем сильнее она тянется к нему. Девчонка практически не отлипает от него, хотя находиться с ним рядом просто опасно. Поэтому я считаю своим долгом следить за ней днем и ночью. Я так сильно вымотался от постоянных переживаний. Всю прошлую ночь я провел в коридоре между дверьми их спален. Трижды я видел, как несчастный сумасшедший выглядывает из комнаты, и если бы не мое присутствие, уверен, он бы уже пробрался в спальню Хелен и совершил страшное преступление. Я вижу безумство в глазах дяди даже когда он просто смотрит на нее. Он сам, не далее как вчера, важно заявил мне, что Шива потребовал у него расправиться с племянницей, потому как ее сердце и душа настроены против канонов брахманизма, так что девочка — настоящее препятствие для него на пути «к свету». Я сразу же пересказал все это Хелен, но она продолжает вести себя так, будто ничего не произошло. Так что, Лорье, если вы так ничего и не предпримите, то мне придется вызвать другого доктора, который подпишет свидетельство.

Слова Багвелла безусловно были тревожными, но у нас совсем не осталось времени хоть что-то на них ответить, потому что как только он договорил, мы уже подошли к дому. Когда мы вошли в холл, хмурость молодого человека как рукой сняло, он тут же стал необычайно дружелюбен и весел и скоро проводил нас к хозяину дома.

Эдвард Тесайджер оказался высоким, статным и величественным пожилым человеком. Его гладковыбритое лицо с подвижным улыбающимся ртом было невероятно умным и немного надменным, как у гордой птицы, и обрамлено седыми волосами до плеч. Тихая и очень спокойная речь мужчины выдавала в нем глубоко эрудированного человека, который за словом в карман не полезет. На первый взгляд он точно казался трезвейшим и самым вменяемым из всех окружающих.

За ужином в тот вечер мне случилось сидеть за столом прямо напротив мисс Тесайджер. Она была очень тиха и казалась чрезвычайно подавленной. Я заметил, что она постоянно поглядывала на своего дядю, а потом увидел, что тот тщательно пытается избегать встречи с ее глазами. Когда она только зашла в комнату, Тесайджер начал мяться и чувствовал себя очень скованно, пока наконец девушка не вышла. Тогда он заметно расслабился и пододвинулся ко мне поговорить.

— Я так рад, что вы смогли приехать, — начал старик. — Нечасто выпадает такая честь встретить родственную душу. Теперь скажите мне вот что: вы тщательно изучали брахманизм?

— Изучал увлеченно, — ответил я, а затем добавил как бы между прочим: — и временами встречался со сверхъестественным. Поэтому мне стало очень любопытно и интересно, когда доктор Лорье упомянул, что у вас в доме есть идол Шивы.

— Ш-ш! — сказал Тесайджер, белея. — Не произносить его имя в таком громком и дерзком тоне.

Затем мужчина склонился надо мной и сказал тихим-тихим голосом:

— Мистер Белл, у меня есть кое-что вам рассказать. Но только тет-а-тет.

— Буду рад все выслушать, — ответил я.

— Вы сыты? Сможем прямо сейчас пойти в галерею?

Я тут же встал, и хозяин дома отвел меня в зимний сад, а через него прямо в мраморную галерею. Место выглядело очень любопытно: овальная комната в длину около сорока футов со стенами, облицованными мраморными плитами с резными узорами в египетском стиле. Ближе ко входу стоял удивительный бронзовый фонтан, изображавший лебедя с распростертыми крыльями. Из его клюва вода струилась прямо в круглый бассейн. В двадцати футах от фонтана лицом к нему стоял идол, спереди огражденный маленьким алтарем. Я подошел поближе и с интересом начал разглядывать это творение. Пьедестал, на котором покоился Шива, в высоту был около трех футов, примерно такой же была высота и самого идола, так что вся эта конструкция достигала уровня моих глаз. Неописуемо красивые ювелирные украшения обрамляли все это нечто: шея, руки, каждая голова. Трудно описать зловещее и отвратительное впечатление, которое производил этот кошмарный гротескный монстр. И когда я увидел, как мистер Тесайджер смотрит на него взглядом, полным почтения с примесью благоговейного страха, я сразу подумал, что Багвелл все-таки прав, и его дядя действительно серьезно болен.

Лишь только я погрузился в свои мысли, хозяин дома громко вздохнул и упорно на меня посмотрел.

— Я переживаю очень трудное время, — сказал он тихим голосом. — Я стал жертвой странной и ужасной силы, — тут он перешел на шепот. — Много лет назад, когда я только стал брахманом, я полностью отдался этому, но даже представить себе не мог, к чему все может привести. Я украл Шиву из дома моего индийского друга и привез его домой. С самого начала он поработил меня своей необъяснимой силой. В Индии я заработал довольно много денег и когда вернулся в Англию, купил этот дом с галереей, которую обшил мрамором, а в середине установил Шиву. Я сделал из этой комнаты что-то вроде ритуального зала, где с тех пор провожу спиритические сеансы и тому подобное. Все свободное время я посвящаю молитвам и служениям, так что с каждым днем вера моя укрепляется, и у меня нет сил разорвать связь со всем этим. С каждым годом я все больше убеждаюсь, что этот кажущийся пустым куском дерева идол на самом деле наделен страшной силой… Никогда не забуду тот день, когда Шива впервые заговорил со мной.

— Как давно это было? — перебил я.

— Несколько месяцев назад. Как обычно стоя на коленях, я молился у алтаря, и тут до моих ушей донесся шепот: кто-то говорил на хиндустани. Я был в недоумении и долго не мог понять, что происходит, но постепенно до меня начало доходить, что Шива снизошел до общения со мной, и с тех пор каждую ночь я приходил его слушать. Сначала он сказал, что для дальнейшей связи мне нужно сделать кое-какие приготовления, которые, как вы сами видите, сейчас повсюду украшают моего бога. Я чувствовал, что хочу ему подчиняться, и не могу ослушаться, что бы он мне ни приказал. Но недавно… он сказал… он мне сказал… — тут старика бросило в дрожь.

Все время, как говорил, Тесайджер не отводил взгляда от идола. Теперь он подошел к Шиве ближе и повернулся к нему спиной.

— Рано или поздно мне придется ему подчиниться, — сказал мужчина слабым голосом. — Но то, что он требует, сводит меня с ума.

— Что же это? — спросил я. — Умоляю, расскажите.

— Не могу. Это слишком страшно… это касается человека, которого я люблю больше всего на свете. Жертва невероятно жестока. Но в то же время я не смею ее не принести… сила, толкающая меня на это, слишком велика. Больше никаких вопросов, мистер Белл. Я вижу по вашим глазам, что вам очень жаль.

— Это правда так, — ответил я.

Едва я сказал это, как дверь в галерею отворилась, и вошли мисс Тесайджер с Багвеллом и доктором Лорье. Мисс Тесайджер подошла прямо к дяде и положила руку ему на плечо.

— Вы закончили? — нежно спросила она. — Я слышала, как ты выходил из комнаты прошлой ночью. Ты устал и совсем не спишь. Сейчас же в кровать, ты такой измотанный. Думаю, джентльмены не обидятся, — добавила девушка, обращаясь к нам с Лорье.

— Нисколько, — сказал Лорье. — Я и сам хотел порекомендовать мистеру Тесайджеру как можно скорее отправиться спать. Выглядит он и правда не бодро.

— Да-да, так и сделаю, — резковато сказал Тесайджер. — Оставь нас, Хелен. Да, моя девочка, ступай.

— Иди, Хелен, не раздражай дядюшку, — сказал Багвелл.

Она окинула дядю и жениха отчаянным и безнадежным взглядом, затем развернулась и вышла из комнаты.

— А теперь, мистер Тесайджер, — сказал я, — не окажете ли вы мне честь стать свидетелем вашего любопытнейшего сеанса?

Тесайджер на несколько мгновений застыл с серьезным лицом, а затем произнес:

— Если вы действительно медиум, то сможете услышать голос и убедить доктора Лорье в том, что это не игра моего воображения.

За этими словами последовал набор странных действий, закончившихся коленопреклонением и обращениями к Шиве на хиндустани.

— Шива сегодня не будет говорить, — поднимаясь с колен, сказал Тесайджер. — Должно быть ему не нравится настрой кого-то из присутствующих. По крайней мере мне ничего не слышно. Очень странно!

Старик выглядел недоуменным, но на его лице нельзя было не заметить глубочайшее облегчение.

— Вам бы лучше отправиться спать, сэр, — сказал Багвелл. — Выглядите очень уставшим.

— Да, пойду, — ответил он. — Оставляю своих друзей на тебя, Джаспер. Позаботься обо всем и сделай так, чтобы они чувствовали себя как дома.

Тесайджер тепло пожелал нам с Лорье доброй ночи, кивнул племяннику и вышел из комнаты.

— Это самое необычное проявление психического расстройства из всех, о которых мне когда-либо приходилось слышать, — сказал я. — Если позволите, мистер Багвелл, я осмотрю этот идол повнимательнее?

— Осмотрите, если вам так хочется, — ответил Багвелл не самым дружелюбным тоном. — Разглядывайте сколько душе угодно. Только прошу, не передвигайте его и не меняйте ничего местами — у дядюшки нюх какой-то на это, и он злится, если кто-то трогает его «бога». Ох! Меня от него уже тошнит. Может пройдем в другую комнату, джентльмены?

Понаблюдав немного за Багвеллом, я понял, что мне лучше провести свое обследование в одиночку, так что пошел вместе с мужчинами в курительную комнату. Пробыли мы там недолго, конструктивного и цельного разговора не получилось, так что вскоре мы все разошлись по спальням.

На тумбочке в комнате меня ждала записка. Я быстро развернул ее и к своему сильнейшему удивлению увидел, что она была от мисс Тесайджер.

У меня нет возможности поговорить с вами сегодня. Не сможем ли встретиться на Лорел-Вок завтра в пять утра?

Я сразу же разорвал записку и вскоре лег в кровать. Признаюсь, мне не спалось той ночью, я был очень возбужден и взволнован. Не было ни единого сомнения в том, что Тесайджер сошел с ума. С каждым днем болезнь очевидно прогрессирует, принимая опасную форму. Несчастную девушку, отчаянно цепляющуюся за дядю, нужно немедленно оградить от него.

В назначенный мисс Тесайджер час я встал, оделся и тихо прокрался по ступенькам вниз через тихий дом. С девушкой мы встретились, как она и сказала, на Лорел-Вок.

— Как хорошо, что вы пришли! — сказала она. — Но нам лучше отойти подальше, прямо здесь разговаривать очень опасно.

— Почему? — спросил я. — В такой час нас точно никто не увидит и не услышит.

— Джаспер может бродить в округе. Насколько могу судить, он вообще не спит. Думаю, он дежурит у моей спальни большую часть ночи.

— Вы не можете его в этом винить. Он делает это ради вашей безопасности.

Она окинула меня нетерпеливым взглядом.

— Вижу, он уже поговорил с вами, — ответила девушка. — Но теперь думаю вам нужно послушать мой вариант этой истории. Пойдемте в тот летний домик, никто точно не догадается, что мы можем быть там.

Резко развернувшись, мисс Тесайджер направилась в небольшой, со вкусом оформленный летний домик. Она закрыла за нами дверь и тут же обернулась ко мне.

— Теперь, — сказала она жадным голосом, — я расскажу вам все. Дело окутано необъяснимой загадкой, и я убеждена, что за всем этим стоит Джаспер.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Это все, конечно, лишь моя женская интуиция, но все же я уверена в каждом своем слове. До приезда Джаспера дядя Эдвард был настоящим брамином. Я никогда не понимала его сеансов и не одобряла их, поэтому старалась на них не попадать и не разговаривать с дядей об этом ужасном Шиве. Но несмотря на столь глубокую привязанность этой «религии» и всякие странные действия, связанные с ней, он был абсолютно вменяемым, счастливым, умным и преданным человеком. Он обожал меня, потому что я дочь его любимого брата, и буквально до приезда Джаспера рассказал, что сделал меня своей наследницей, и я получу все, что у него есть в этом мире. Дядя никогда не любил Джаспера, и был ужасно зол, когда он заявился и сказал, что теперь будет здесь жить. Мы с двоюродным братом не виделись с самого детства, так что я его почти не помню, но как только он приехал, я сразу почувствовала к нему необъяснимое отвращение. Сначала он приставал ко мне, постоянно расспрашивая о дяде Эдварде и всех его действиях. Каким-то случайным образом оказалось, что до отъезда в Индию, еще мальчишкой, Джаспер бывал в этом доме. Он проявлял подозрительный интерес к овальной галерее и даже попросил дядю поговорить с Шивой прямо при нем.

Джаспер едва пробыл у нас две недели, как мой несчастный дядюшка сделал, как он считал, изумительное открытие — Шива заговорил с ним. Никогда не забуду тот день, когда дядя рассказал мне об этом, искры в его глазах, трясущиеся руки, нервная энергия, которая, кажется, начала им управлять. С того часа день за днем дядюшка становился все слабее и телом, и духом, и рассудком, потерял аппетит, стал очень дерганым… Все это меня очень смущало и тяготило, но я не осмелилась поделиться своими страхами с Джаспером.

Весь этот ужас продолжался около месяца, и состояние дяди Эдварда ухудшилось со всех возможных сторон. Он проводил большую часть дня и ночи в галерее, умолял меня пойти с ним и послушать голос бога. Весь этот месяц он тратил огромные деньги на драгоценные камни для Шивы, каждый раз показывая украшения мне, прежде чем водрузить их на этого ужасного монстра. Я вся извелась от этих событий, не понимая, что происходит, а Джаспер все это время просто смотрел и смотрел. В конце первого месяца случилось заметное изменение. Дядя Эдвард, так сильно любивший меня, начал проявлять совершенно другое отношение: раздражался от моего присутствия, часто просил меня оказать большую честь — выйти из комнаты. Однажды он мне сказал: «Запираешься на ночь?», на что я лишь рассмеялась.

— Конечно нет, — ответила я.

— Я бы хотел, чтобы ты начала это делать. Не окажешь ли мне такую услугу?

В тот момент Джаспер был в комнате. Я заметила, как в его глазах мелькнул странный огонек, а затем он снова склонился над книгой и сделал вид, что ничего не слышал.

— Пожалуйста, запирай свою спальню на ночь, Хелен, — сказал дядя Эдвард.

Я успокоила его и подыграла. Но конечно комнату запирать не стала. А затем со мной начал говорить Джаспер. Сказал, что дядя Эдвард не просто сумасшедший, но что его мания приняла ужасную форму, и он теперь настроен против меня. Брат сказал, что моя жизнь в опасности — напугать меня хотел, но не тут-то было!

Тут смелая девушка выпрямилась, гнев наполнил все ее существо.

— Я сказала, что не верю ни единому его слову и заявила, что дядя Эдвард не мог меня ненавидеть — не тот ли он, кого я люблю больше всех на свете? И тут Джаспер очень разозлился.

— Послушай, Хелен, — сказал он, — у меня достаточно оснований запереть его.

— Запереть его в сумасшедшем доме? — закричала я.

— Да. Нужно только, чтобы два доктора подписали свидетельство о его невменяемости, и дело в шляпе. Я уже принял решение.

— Ты не можешь быть так жесток, — ответила я. — Подумай о том, что он стар, Джаспер. В мире мне нет никого дороже его, ты не можешь отнять у него свободу. Имей уважение, у всех есть странности. Поверь мне, он не сумасшедший. Уходи, если боишься. Лично я не боюсь. Почему ты просто не оставишь нас с дядей в покое?

— Я не могу. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Сейчас же соглашайся быть моей женой, и я не вернусь к разговору о дяде Эдварде по крайней мере в ближайший месяц.

Я как могла сопротивлялась ужасному желанию брата, но в конце концов мне пришлось согласиться. Все было тайно, потому что Джаспер не хотел, чтобы дядя Эдвард узнал о помолвке. Конечно я знала, почему он хочет на мне жениться, — услышал, что однажды я стану наследницей всего дядиного богатства. Джаспер-то настоящий бедняк. Теперь, мистер Белл, вы все знаете. С каждым днем ситуация ухудшается, и порой мне кажется, что я действительно в опасности. В любящее и преданное сердце дяди вселился настоящий дьявол. Как это все страшно! Что может быть хуже для девочки, чем чувство, когда тот, кого она любит больше жизни, разлюбил ее. Моя жизнь не такая уж большая жертва, но я понимаю, что на этом все не закончится. Вчера Джаспер поставил мне ультиматум: либо я в течение недели выхожу за него замуж, либо он заставляет доктора Лорье подписать свидетельство. Если с этим не выйдет, то он пригласит двух других докторов из Лондона.

— И что же вы решили делать? — спросил я.

— Выйду замуж за Джаспера. Да, на следующей неделе я стану его женой, если, конечно, не случится чудо, и не раскроется тайна этой страшной загадки. Я никогда... никогда-никогда не прощу себе, если дядя Эдвард лишится свободы.

— Я благодарен вам за то, что меня посвятили в курс дела. Сделаю все, что смогу, чтобы вам помочь. Когда говорите ваш дядя впервые услышал Шиву?

— Два или три месяца назад, совсем скоро после приезда Джаспера. Мистер Белл, есть ли хоть какой-то шанс разобраться во всем этом?

— Я обещаю сделать все, что смогу, но прямо сейчас не вижу ни одной зацепки. Кстати, не будет ли вам безопаснее на время уехать из Хайнда?

— Нет, я нисколько не боюсь. Я могу о себе позаботиться. Мне не страшен мой любимый дядюшка… я боюсь Джаспера.

Скоро мисс Тесайджер ушла. Было все еще очень раннее утро, даже слуги еще не проснулись, так что я подумал, что это прекрасная возможность осмотреть идол.

Я направился к галерее, тихо открыл дверь и пробрался внутрь. Яркое рассветное солнце осветило комнату и, казалось, сняло со старого идола половину его напускной кошмарности. Я решил, что переверну все вверх дном, но докопаюсь до истины, какой и чей бы злой умысел здесь ни присутствовал. Но с каждой минутой осмотра я все больше убеждался, что все это невозможно — сымитировать, этот никому не слышимый голос… В самого Шиву мог поместиться только карлик. Не было здесь никаких выделяющихся подозрительных выступов вроде, например, «говорительных» трубок во рту идола, через которые вещали древние помпейские священники. Шива даже не у стены стоял, что исключало возможность всяких нашептываний и эхо. Да, я против собственной воли пришел к абсолютному убеждению, что голос был лишь галлюцинацией нездорового ума Эдварда Тесайджера.

Я уже собирался бросить свои расследования и вернуться в свою комнату, но тут, больше по воле случая, чем преднамеренно, я на мгновение опустился на колени у маленького алтаря. Я начал вставать и заметил кое-что очень странное. Я замер и внимательно вслушался, это было действительно очень интересно. Когда я стоял на коленях, мне слышался низкий, продолжительный, шипящий звук. Когда же я куда-то перемещался, звук исчезал. Испробовав разные позы и движения, которые в итоге приводили к одному и тому же, я встал в ступор. Что за чертовщина производила этот звук в моей голове, когда я стоял на коленях? Неужели кто-то решил сыграть злую шутку со мной? И если да, то как?

Я быстро осмотрелся вокруг, и вдруг меня озарила безумная мысль. Я подбежал в фонтану и вложил ухо прямо в клюв лебедю, откуда шла струйкой вода, когда ее пускали. Низкий, едва уловимый шипящий звук воды, доносившийся оттуда, был точно таким же как тот, что я слышал на коленях у алтаря в двадцати футах отсюда. Невозможность и странность ситуации выбили меня из равновесия, но я взял себя в руки и начал раскладывать все по полочкам, пока наконец в моей голове не сложилась полноценная картина.

Галерея была в форме настоящего овала, геометрического эллипса, акустические возможности которого мне были хорошо знакомы. Комната такой необычной формы располагает двумя противоположными фокусами-изгибами, так что звук из определенных точек пространства «отскакивает» во множество других определенных точек, но не слышим в других фокусах. Звук может проноситься даже через огромные расстояния, пока не дойдет до нужной точки. Лебединый клюв очевидно находился в одном из фокусов, а ухо коленопреклоненного лицом к алтарю человека — в противоположном. Могла ли эта трубка в клюве служить своеобразным рупором, когда отключали фонтанную воду?

Я был так взбудоражен своим открытием, что еле удержал себя в руках от радости. Я прекрасно понимал, что потребуются холодный рассудок и выдержка, чтобы разоблачить эту ужасную схему. Я вышел из галереи через зимний сад. Там я увидел садовника, расставлявшего цветочные горшки и остановился с ним побеседовать. Мужчина был очень удивлен увидев меня на ногах в столь ранний час.

— Можете показать, как пускается и перекрывается фонтанная вода? — спросил я.

— Конечно, сэр. Труба бежит вдоль всей этой стены, а здесь у нас краник.

Я подошел поближе. В свинцовой трубе, крепившейся к стене двумя гайками, которые можно прокрутить обычным гаечным ключом, был маленький медный колпачок, прикрепленный к небольшому круглому отводу.

— Зачем это? — спросил я, указывая на круглый отвод, закрытый колпачком.

— Мы вставляем сюда шланг, чтобы поливать цветы, сэр.

— Понятно. Получается, когда вы крепите шланг, отключаете воду в фонтане галереи?

— Да, сэр, это избавляет от стольких проблем. И почему мы раньше до этого не догадались?

— И когда же произошло это открытие? — спросил я. Сердце бешено колотилось.

— Это была идея мистера Багвелла, сэр. Он приделал этот отвод с колпачком вскоре после своего приезда. Ему нужно было много воды, чтобы поливать цветы, которые он привез из Индии. Но, сэр! Уверяю вас, они не переживут зиму, даже в зимнем саду.

Нельзя было терять ни минуты: весь дьявольский план теперь был как на ладони. Второй краник, который отключал воду и в фонтане, и в шланге, был абсолютно бесполезен, за исключением злобной цели Багвелла.

Я помчался прямиком к Лорье в комнату. Он только собирался вставать. Сложно описать его невыразимое удивление от моего рассказа.

— Получается, если перекрыть воду и поднести рот к месту, где фиксируется шланг, голос будет доноситься через всю трубу в клюв лебедя, а оттуда из-за причудливой формы галереи четко в одну точку и только туда… только к алтарю… получается, он так и поступил? — сказал Лорье.

— Точно, — ответил я. — А сейчас, доктор Лорье, позвольте мне немного подкорректировать наши планы на сегодня. Вы должны сказать Багвеллу, что не собираетесь подписывать свидетельство, пока Тесайджер еще раз при вас не проведет спиритический сеанс и не подтвердит, что слышит голос. Время сеанса назначьте на сегодня на девять вечера. Я в это время сымитирую скорое возвращение в Лондон, чтобы очистить поле для Багвелла. Он меня боится. Так что мой скорый отъезд совершенно расслабит его и усыпит бдительность. Но на самом деле я далеко не уеду — сойду на следующей станции и, как стемнеет, вернусь обратно. Вам нужно будет убедиться, что дверь из зимнего сада на террасу не заперта. Я прокрадусь через нее прямо к трубе и буду ждать Багвелла в засаде. А вы в это время будете в галерее с Тесайджером. Как только я вас позову, немедленно приходите. Наша единственная надежда — поймать негодяя с поличным.

Лорье тут же согласился с моим наскоро состряпанным планом, и в четыре часа я вышел на порог дома, где меня взглядом провожала подавленная и вся белая мисс Тесайджер. Багвелл сам отвез меня на станцию и пожелал мне всего доброго. По крайней мере это было искренне.

В Хайд я вернулся тем же вечером в половине восьмого. Лорье оставил дверь с террасы открытой, так что я пробрался в зимний сад, где было достаточно темно, и спрятался за большими цветущими кустами. Вскоре я услышал, как дверь в зимний сад открылась, и в помещение на цыпочках зашел Багвелл. Я видел, как он подошел к трубе, перекрыл воду в фонтане и шланге с помощью краника, а затем принялся откручивать медный колпачок. Я ждал, пока он поднесет губы к отверстию в трубе и начнет говорить. В этот момент я выпрыгнул из своего укрытия, схватил пакостника и громко позвал Лорье. Багвелл от неожиданности потерял дар речи и застыл на месте, полный одновременно страха и ярости. Через мгновение в зимний сад вошли Лорье с Тесайджером. Я все еще крепко держал руку Багвелла. Я сразу же рассказал и показал всем, как работает гнусный механизм Багвелла. Никогда не забуду облегчение на лице мистера Тесайджера — это было действительно чудо.

— Убирайся из моего дома сейчас же, — сказал он Багвеллу. — Давай-давай, сэр, пока я не вызвал полицию. Где Хелен? Где мое дитя?

Багвелл в полуобмороке пробирался к двери, и тут в зимний сад вошла Хелен.

— Что это? Что случилось? — закричала она.

Старик медленно к ней подошел и крепко обнял.

— Все в порядке, Хелен, — сказал он. — Все хорошо. Я не могу объяснить, но просто поверь мне, что теперь все хорошо. Я был дураком… нет, хуже… я сошел с ума, но сейчас снова пришел в себя. Мистер Белл, вы спасли мне жизнь. Но у меня к вам есть еще одна маленькая просьба.

— Какая? Будьте уверены, я сделаю все, что в моих силах, — ответил я.

— Тогда останьтесь еще на одну ночь, а завтра уничтожьте Шиву. Как я мог позволить себе быть таким безответственным глупцом и дать этому бессмысленному куску дерева поработить меня, мне этого никогда не понять. Уничтожьте его, сэр. Увезите как можно дольше, чтобы глаза мои больше не видели этого монстра.

Ранним утром следующего дня я попрощался с Тесайджерами и отправился на станцию, и тут на пути мне неожиданно встретился Багвелл, который, по всей видимости, специально ждал меня здесь.

— Я хочу все объяснить, — сказал он. — Ваша взяла, мистер Белл, а я проиграл. Я затеял серьезную игру ради большой цели. Мне и в голову не приходило, что кто-либо когда-нибудь узнает о том, кто и каким образом заставляет Шиву говорить. Я навсегда уезжаю из Англии, но прежде думаю вам интересно будет узнать, какое сильное и страстное искушение заставило меня проделать все это. Лишь только переступив порог этого дома, я сразу вспомнил, как часто бывал тут мальчишкой. И вспомнил овальную галерею с ее интересными акустическими свойствами, о которых мне однажды поведал один ученый, который в то время как раз проживал здесь. Желание победить, не Хелен, но дядино богатство, было слишком большим наваждением, которому бедняк не в силах сопротивляться. Моей идеей было запугать Тесайджера до настоящего сумасшествия, ведь его психическое состояние и без того пошатнулось. Его можно было сдать в лечебницу и жениться на Хелен. Что я делал и чем все это закончилось, вам прекрасно известно!

Алиби

С Артуром Крисли я познакомился поздней весной 1892. Зиму я провел в Египте и уже возвращался в Ливерпуль. В тот вечер мы еще плыли по Средиземному морю; около семи часов я вышел на палубу и начал прогуливаться туда-сюда. Затем я облокотился на перила, чтобы понаблюдать мерную водную рябь, бегущую рядом с нашим судном, и тут почувствовал, что кто-то стоит совсем рядом со мной. Я обернулся и увидел одного из моих спутников — молодого человека, имя которого мне было известно, но познакомиться к тому моменту мы еще не успели. В списке пассажиров он значился под именем Артура Крисли, принадлежал древнему роду в Дербишире и возвращался из Западной Австралии, где сколотил себе большое состояние. Обменявшись парой незначительных замечаний обо всем на свете, мы погрузились в бесцельную беседу. Он рассказал, что пробыл в Австралии пятнадцать лет, заработал себе на безбедную жизнь и сейчас возвращался окончательно обосноваться на родной земле.

— Значит, выезжать больше никуда не собираетесь? — спросил я.

— Нет. Я бы не согласился еще раз пережить эти пятнадцать лет даже чтобы удвоить состояние.

— Полагаю, обзаведетесь главной резиденцией в Лондоне?

— В итоге нет, но все равно собираюсь пробыть там приличное количество времени. Моя мечта — тихая деревенская жизнь. Хочу отреставрировать наше многовековое семейное имение — Крисли-Холл в Дербишире. Конечно такое решение с моей стороны может выглядеть немного странным, ведь дом сейчас в плачевном состоянии, но к счастью теперь у меня есть возможность поставить его на ноги и вернуть былое превосходство.

— Вы счастливчик, — ответил я.

— Возможно. По крайней мере если оценивать со стороны земных благ, то да, я счастливчик: приехать в Австралию с пустыми карманами и за пятнадцать лет заработать на безбедную жизнь. И я очень рад снова вернуться домой, в особенности потому что могу спасти старое родовое имение от, казалось бы, неминуемой продажи.

— Да, очень печально, когда родной дом уходит с молотка, потому что не на что жить, — заметил я.

— Это так, и наш Крисли-Холл — замечательнейшее из мест. Правда есть у него один недостаток, но не думаю, что это что-то значит, — задумчиво добавил Крисли.

Я совсем не был знаком с молодым человеком, так что посчитал себя не в праве просить объяснений. Поэтому я просто молча ждал, и вскоре он продолжил:

— Думаю, я слишком загоняюсь с этим. Но если я и суеверный, то у меня на то веские причины. Более стапятидесяти лет жильцов Холла преследует странный злой рок. Все началось в 1700 году, когда Баррингтон Крисли, один из отъявленных вольнодумцев того времени, проводил там свои бесстыдные оргии — об этом даже остались исторические заметки. На этот счет ходит бесчисленное множество легенд, одна из которых о том, что у него были встречи с самим дьяволом в башенной комнате — хозяйской спальне Холла, где он и был найден мертвым однажды утром. С тех пор принято считать, что наша семья проклята, но очень странно: от проклятья страдают лишь те несчастные, кому выпала участь спать в той самой комнате. Гилберт Крисли — юный придворный фаворит Георга III — там был найден убитым при загадочных обстоятельствах, а мой собственный прадед поплатился своим рассудком, ночуя в тех мрачных стенах.

— Если у этой комнаты такая дурная репутация, то почему же люди продолжают в ней оставаться? — спросил я.

— Это, несмотря ни на что, лучшая спальня во всем доме, и все обычно лишь смеются над подобными рассказами и суеверными страхами, пока сами не столкнутся с ужасом. Владелец дома, как правило, не только рождается в этой комнате, но и встречает свою смерть на той самой кровати — самой странной и удивительной из всех, что мне приходилось видеть. Конечно я не верю в пересечения с иным миром и тому подобное, просто такое количество кошмарных совпадений в одном месте, мягко говоря, странно. Но меня это совершенно не останавливает, я собираюсь вложить в Крисли-Холл большие деньги.

— Кто-нибудь в последнее время там жил?

— Нет. Последние несколько лет за домом следит ключник. Холл давным-давно выставлен на продажу, но не думаю, что за все это время поступило хоть одно предложение. Перед самым отъездом из Австралии я написал своему агенту Мэрдоку, что собираюсь оставить дом себе и снимаю его с продажи.

— У вас нет родственников?

— Ни одного. Единственный брат скончался вскоре после моего отъезда из Англии. Странно, конечно, называть это «возвращением домой», когда у тебя нет семьи, а друзья давно уже позабыли.

После этих слов мне стало очень жаль Крисли. Конечно с кучей денег и старым родовым поместьем он совсем скоро обзаведется новыми друзьями, но это человек, которому можно легко сесть на шею. Хороший парень, один из лучших и искреннейших из всех, кого я знал, но я не мог себе врать и видел, что он не силен ни морально, ни физически. Однако он был очень славным и носил на себе яркий отпечаток человека из знатного рода. Мне стало интересно, как Крисли удалось заработать столько денег. Мой интерес к его персоне еще больше подогрел рассказ о старом Холле, так что в ходе разговора я вставил пару слов о себе и своем странном увлечении подобными старыми легендами.

Путешествие продолжалось, и с каждым днем наше с Крисли приятное знакомство постепенно перерастало в теплую дружбу. Он много рассказал о своей жизни и наконец посвятил меня в свои планы на Англию

Исследуя страну, Артур обнаружил несколько золотых жил и сейчас собирался открыть синдикат и выкупить все земли, которое, по его расчетам, стоили не меньше миллиона. О своей схеме он рассказывал только между нами, но каждый раз делал упор на то, что деньги, которые получатся из всего этого, — игра на интерес, и понадобятся они ему только для реставрации Крисли-Холла, чтобы вернуть дому былое величие.

Во время таких бесед я пару раз замечал, как совсем рядом с нами становился какой-то мужчина, и казалось, с интересом нас подслушивал. Это был небольшой коренастый индивид с широким немецким лбом в самом расцвете сил. Заядлый курильщик — я ни разу не видел его без трубки в зубах. Стоя рядом с нами, он притворялся деревянным и совершенно незаинтересованным и неинтересным, но вот только глаза выдавали в нем проницательного и практичного человека дела, и мне достаточно сложно было точно понять и объяснить, почему в его присутствии я чувствовал себя очень неуютно. Этот мужчина, звали его Викхэм, каким-то образом сумел познакомиться с Крисли, и совсем скоро они начали проводить много времени вместе. Прогуливаясь по палубе или играя в карты, мужчины ярко контрастировали друг с другом: легкий, хрупкий англичанин и немецкий бульдог с властными и грубыми манерами. Викхэм мне совсем не понравился, и я удивлялся, что вообще Крисли в нем нашел.

— Что это за парень? — улучив момент, спросил я, отводя Крисли за руку в сторону.

— А, Викхэм? Сложно сказать. Никогда не встречал его раньше. Он сел к нам на борт в Кинг Джорджс Саунд, то есть там же, где и я, но не заговаривал со мной до Средиземного моря. Но в целом, Белл, думаю, он мне нравится. Прямой и честный, много знает о сельской местности и английских землях, так как провел там несколько лет.

— И бескорыстно делится с тобой своей информацией? — спросил я.

— Не думаю, что он знает больше моего, и сомневаюсь, был ли в его жизни вообще такой тяжелый период.

— Тогда он просто выуживает из тебя информацию.

— В смысле?

Парень посмотрел на меня своими чистыми серыми глазами.

— Ничего, — ответил я, — ничего. Просто если б ко мне втирался в доверие мужчина вдвое старше меня, я бы постарался не делиться с ним никакой личной информацией. Ты когда-нибудь замечал, что происходит, когда мы с тобой серьезно разговариваем?

— Не могу сказать, что обращал внимание на что-либо.

— Тогда разуй глаза, и сразу поймешь, о чем я. Дружи с ним сколько хочешь, но не делись секретами — вот и все.

— Ты немного опоздал со своим советом, — сказал Крисли с нервным смешком. — Викхэм уже все знает о старом Холле.

— И о твоих суеверных страхах башенной комнаты?

— Ну, я на них намекнул. Ты удивишься, но он умеет сочувствовать.

— Не говори ему больше ни слова, — отрезал я.

Крисли промямлил какое-то обещание, но с таким видом, будто совсем не хотел меня слушать.

Через день или два после этого разговора мы приехали в Ливерпуль. Старые друзья, живущие за городом, давно уже звали меня в гости, так что я поехал к ним, а Крисли устроился в отеле «Принц». Его дом был милях в шестидесяти от города, и перед прощанием он очень просто меня приехать туда, как только приведет в порядок свои дела.

Я пообещал заехать до своего возвращения в Лондон, и на этом мы распрощались.

Прошло около недели, и от Крисли ничего не было слышно, но вдруг одним утром он все-таки зашел меня проведать.

— Как идут твои дела? — спросил я.

— Отлично, — ответил Артур. — Я уже несколько раз ездил в Холл со своим агентом, Мэрдоком. Да, местечко это не в лучшем состоянии, но я приведу его в порядок. И я приехал сюда не просто так, а просить тебя поехать со мной сегодня же в Холл на пару дней. Я должен был ехать с Мэрдоком, но он внезапно заболел (думаю, бедняга не скоро выкарабкается) и никак не может выйти из дома. Но тем не менее он успел дать ключнику задание приготовить пару комнат. Это конечно не шикарные дворцовые спальни, но я очень на тебя рассчитываю.

Как назло в тот самый вечер я уже назначил встречу одному человеку в Лондоне и никак не мог его подвести, но непреодолимое желание увидеть старый дом, о котором я уже столько наслушался, овладело мной, и я хотел как можно безболезненнее вписаться в планы Крисли немного позже.

— Я бы очень хотел поехать с тобой сегодня, — сказал я, — но так бывает, и это даже не обсуждается. У меня очень срочное дело. Мы можем перенести эту поездку на завтрашний вечер?

— Нет, боюсь, что не можем. Мне нужно встретиться с парой землевладельцев и успеть сделать все приготовления перед сегодняшним пятичасовым поездом.

Он, казалось, был очень подавлен моим отказом, и через какое-то время задумчиво произнес:

— Мне очень нужно, чтобы ты поехал сегодня. Когда Мэрдок заболел, я тут же подумал о тебе… Твое решение может все изменить.

— Мне жаль, — ответил я, — и я обещаю завтра же быть на месте. Я очень хочу побыть в старом Холле, хочу больше, чем что-либо еще. Это тяжело, я прекрасно тебя понимаю, но потерпи лишь одну ночь, ладно?

Глаза Крисли смотрели очень осмысленно и внимательно: казалось, он вот-вот что-то ответит, но слова будто застряли в горле.

— В чем же дело? — спросил я, пристально глядя на своего друга. — Кстати, ты все-таки собираешься спать в башенной комнате?

— Кажется, у меня нет выбора — ключник уже приготовил все там к моему приезду. Хозяин дома всегда спит в этой спальне, так что попросить себе другую значит проявить слабость.

— Но если ты нервничаешь, я все пойму, — сказал я.

— О, да я не так чтобы нервничаю, Белл… все эти суеверия. У меня очень странное предчувствие, будто мне сейчас совершенно не нужно ехать в Холл.

— Если ты собираешься там поселиться, придется отбросить все эти глупости, — заметил я.

— Да, придется, нельзя дать всему этому мной завладеть. Прости, что втягиваю тебя в свои страхи. Спасибо, что согласился приехать завтра, я с нетерпением буду ждать тебя. На каком поезде ты приедешь?

Мы заглянули в местное расписание, и я выбрал поезд, отбывающий из Ливерпуля около пяти вечера.

— На этом же поезде я еду сегодня, — сказал Крисли. — Отлично, я встречу тебя в экипаже. До дома добрых два часа езды от станции, и транспорт, готовый на такой марш-бросок, ты там не поймаешь ни за любовь, ни за деньги.

— Кстати, — сказал я, — с твоим агентом что-то совсем серьезное?

— Не могу сказать, но знаю, что он совсем плох. Сегодня утром я виделся с его женой. Она рассказала, что у мужа что-то вроде очередного приступа — он астматик. Когда я говорил с миссис Мэрдок, дворецкий спустился к нам сказать, что ее муж очень хотел меня видеть, так что мы все вместе прошли в его спальню, но к тому моменту бедолага уже впал в странный лихорадочный сон. Миссис Мэрдок сказала, что его ни в коем случае нельзя будить, и я увидел его лишь краем глаза, но и этого хватило, чтобы понять, что ему правда очень плохо, потому что он буквально выл от боли каждую минуту. Хозяйка отдала мне ключи от бюро в кабинете мужа, чтобы я смог забрать кое-какие документы. Я оставил у него на столе записку о том, чтобы он приезжал сразу как поправится.

— И его не оживил даже твой приход? — сказал я.

— Нет, хотя миссис Мэрдок сказала, что я очень шумный, особенно когда хожу и хлопаю ящичками. Завывания Мэрдока были действительно душераздирающими, кажется, он очень страдает. Я был рад поскорее уйти оттуда, потому что всегда воспринимаю чужое страдание слишком близко к сердцу.

— А кто этот Мэрдок? — спросил я.

— А, он следил за этой землей много лет. Мои юристы посоветовали к нему обратиться, когда я сказал, что хочу выкупить старое поместье. Он очень надежный человек, так что надеюсь, что болезнь эта не продлится долго. Пока Мэрдок не в деле, я не могу ничего решать.

На это я ничего не ответил. Мы с Крисли пожали друг другу руки, и он ушел. Я пошел в спальню, упаковал свои вещи и отправился на ближайший поезд до Лондона. То неотложное дело заняло у меня весь вечер и даже несколько часов следующего дня. После всего я обнаружил, что никак не успеваю в Ливерпуль до юстонского поезда в 12:10 и не попадаю на Лайм-стрит к пяти вечера на единственный поезд до Брента — ближайшей станции к земле Крисли. Но в этот день был еще один брентский поезд — отходивший от Центральной Станции в семь вечера, так что я быстро телеграфировал Крисли, чтобы он встретил меня позже. Этот поезд точно был последним за день, но времени до него было предостаточно.

Прибыв на Лайм-стрит, я сразу же отправился в отель «Принц», где день назад оставил свой чемодан. Там меня ждала телеграмм от Крисли:

Надеюсь, это сообщение застанет тебя вовремя. Если так, зайди домой к Мэрдоку на Мелвилл Гарденс, 13. Если получится, встреться с ним лично и забери документы из Каталога А — он поймет, о чем ты. Очень важно.

Крисли.

Я взглянул на настенные часы в холле: четверть шестого. Поезд отправлялся в семь, так что у меня было полно времени, чтобы успеть перекусить и заехать к Мэрдоку.

Отправив телеграмму Крисли, чтобы он встречал меня на станции Брента в девять часов, я заказал обед, поел, а затем поймал кэб и направился к дому агента. Местечко Мелвилл Гарденс находилось немного вдали от города, в двадцати минутах езды от моего отеля. Когда мы подъехали, я попросил кэбмена подождать и пошел звонить в дверь. Открывший слуга сказал, что Мэрдок все еще очень болен и не может никого принимать. Мне пришлось попросить встречи с его женой, но мне сообщили, что ее нет дома, но она должна вот-вот прийти. Я посмотрел на часы: было только шесть вечера, так что я решил дождаться миссис Мэрдок.

Заплатив кэбмену и отпустив его, я зашел в дом. Меня провели в маленькую неряшливую приемную, где я остался наедине с собой. На улице стояла жара, и в комнате было очень душно. Я принялся нетерпеливо шагать туда-сюда. Уже прошло десять минут, а миссис Мэрдок все еще не объявилась. Прошло двадцать минут. В обычном кэбе доехать до станции можно минут за двадцать, и во избежание проблем мне нужно было выйти не позднее, чем через десять минут.

Я подошел к окну и напряженно высматривал в нем миссис Мэрдок. Мелвилл Гарденс был достаточно пустующим местом, так что мимо старого обшарпанного дома проходило совсем немного людей. За ним, видно, уже давно не следили. Только лишь я собирался вызвать слугу и оставить ему сообщение перед уходом, как дверь в приемную распахнулась, и к своему огромному удивлению я увидел Викхэма, с которым мы вместе плыли на «Евфрате». Он сразу подошел ко мне и протянул руку.

— Вы наверняка совсем не ожидали меня здесь увидеть, мистер Белл, — громко сказал он.

— Да, — ответил я, и через мгновение добавил, — Мир тесен, и все когда-нибудь со всем пересекается. Чем больше людей знаешь, тем вероятнее даже самая неожиданная встреча.

— Почему это вдруг самая неожиданная? — сказал Викхэм. — Почему я не могу знать Мэрдока, который на самом деле мой очень давний и хороший приятель? Я так же могу поинтересоваться, откуда его знаете вы и что вам от него нужно.

— Я друг Артура Крисли и пришел сюда по его делам.

— Так я тоже его друг, и он попросил меня поехать с ним в Крисли-Холл. Думаю, я смогу там ему пригодиться. Слуга сказал мне, что вы ждете миссис Мэрдок. У вас есть, что ей передать?

— Мне нужно увидеться с самим Мэрдоком, — сказал я, задумавшись. — Как думаете, я смогу с ним сейчас поговорить?

— Я только что был у Мэрдока, он уснул, — сказал Викхэм. — Он все еще очень болен, и доктор даже немного волнуется за такое продолжительное болезненное состояние. Его ни в коем случае нельзя тревожить. Конечно, если он придет в себя, то сможет вас принять. Кстати, это как-то связано с Крисли-Холлом?

— Да. Я только что получил телеграмму от Крисли, и это очень важно. Вы точно уверены, что Мэрдок спит?

— Спал, когда я уходил, но мы с вами можем сейчас подняться и посмотреть. Вы сегодня едете в Лондон, мистер Белл?

— Нет. Я еду в Крисли-Холл, и мне нужно успеть на семичасовой поезд. Я больше не могу ждать, — я вынул часы. — Уже без двадцати пяти семь, а я не привык запрыгивать в вагон в последний момент. Уже ничего не поделаешь, мне придется поехать, так и не увидевшись с Мэрдоком. Все равно Крисли завтра скорее всего сможет кого-нибудь послать за бумагами.

— Подождите, — заволновавшись, сказал Викхэм. — Будет очень неприятно, если вы не выполните срочную просьбу Крисли. Ага! Вот и миссис Мэрдок. Один момент, я с ней поговорю.

Он вышел из комнаты и начал что-то шептать. Ему ответил женский голос, и через мгновение в комнату вошла миссис Мэрдок. Это была высокая женщина с болезненным лицом и волосами песочного цвета. Глаза ее были почти пусты: ни о чем не думали и ничего не выражали. Она остановила свой скучающий светло-голубой взгляд на мне и протянула руку.

— Вы мистер Белл?– сказала она. — Мистер Крисли о вас рассказывал. И в том числе о том, что вы сегодня собираетесь остаться с ним на ночь в Крисли-Холл. Я этому очень рада, потому что местечко то одиноко — самое одинокое из всех, где мне приходилось бывать.

— Прошу прощения, — перебил я, — я был бы рад остаться и поговорить с вами, но я спешу на поезд. Ваш муж сможет меня принять или нет?

Она в сомнениях взглянула на Викхэма и сказала:

— Если он спит, то лучше его не беспокоить, но есть шанс, что сейчас муж в сознании. Я не очень разбираюсь в его бумагах. Конечно вам лучше увидеться. Пойдемте за мной наверх.

— Вот что, — сказал нам вслед Викхэм, — я пойду организую для вас кэб, чтобы вы сами на это не тратили время, мистер Белл.

Я поблагодарил его и пошел за миссис Мэрдок. Мы поднялись по длинной узкой лестнице на небольшую площадку с четырьмя дверьми. Хозяйка повернула ручку той, что находилась прямо напротив лестницы, и мы оба вошли. Шторы в маленькой комнате были опущены, стояла заметная полутьма. Большую часть пространства занимала старомодная кровать времен принца Альберта с опущенными занавесями. Через них я мог видеть только какие-то очертания фигуры, но я отчетливо слышал слабые стоны больного человека.

— Ах как жаль, мой муж все еще спит, — сказала миссис Мэрдок, тихо оборачиваясь ко мне и прикладывая палец у губам. — Ему очень вредно внезапное пробуждение. Вы можете подойти к нему и посмотреть, если хотите, — сами увидите, как сильно он болен. Могу я вам как-то помочь с документами, мистер Белл?

— Мне нужны бумаги из «Каталога А», — ответил я.

— «Каталог А»? — повторила она шепотом. — Что-то знакомое. Все нужные бумаги точно в этом ящике. Я могу их вам достать.

С этими словами миссис Мэрдок отошла в другой конец комнаты, достала связку ключей и вставила один из них в замок ящичка в бюро красного дерева у кровати больного. Открыв ящик, она начала осматривать и перебирать его содержимое.

Пока хозяйка увлеченно занималась этим делом, я подошел к кровати и немного наклонился, чтобы получше разглядеть несчастного агента. Никогда до этого не встречал Мэрдока, но в том, что он серьезно болен, не могло быть никаких сомнений. Длинное лицо осунулось и приобрело почти трупный серый цвет, щеки впали; сквозь слегка приоткрытый рот были видны неровные зубы, а редкие брови и волосы на голове лишь подчеркивали это болезненное состояние. Казалось, мужчина был при смерти — никогда до этого мне не приходилось встречать человека в таком состоянии. Плюс ко всему эти ужасные слабые стоны… Слушать их было просто невыносимо.

После довольно продолжительного разглядывания Мэрдока я наконец отошел от кровати и только хотел обратиться ко все еще роющейся в бумагах миссис Мэрдок, как вдруг меня одолело жгучее любопытство. Я захотел проверить одно свое предположение. Я вновь приблизился к кровати и очень низко склонился над больным: в его тяжелом дыхании и стонах определенно было что-то монотонно-повторяющееся. Едва отдавая себе отчет о своих действиях, я протянул руку и положил ее Мэрдоку на лоб. Боже мой! Что же было не так? Мурашки пробежали по всему телу, на лбу выступил холодный пот. Я только что трогал не лоб живого человека. Тело-то вроде и было, с этим сложно что-то спутать, но только человеческой плоти не было. Нечто в постели не было ни живым, ни мертвым человеком, это была восковая фигура. Но как же она стонала и издавала такие глубокие тяжелые вздохи?

Сделав, возможно, самое большое над собой усилие за всю жизнь, я подавил желание воскликнуть, и когда миссис Мэрдок подошла ко мне с бумагами в руках, я просто взял их, не подав беспокойного виду.

— Это все относится к «Каталогу А», — сказала она. — Надеюсь, я правильно поступаю, вручая вам эти документы без ведома мужа. Но он выглядит очень больным, не правда ли?

— Он выглядит так плохо, как вообще возможно, — ответил я и направился к двери. Что-то в моем тоне встревожило хозяйку дома, и она наблюдала за мной с большим любопытством. На улице меня ждал экипаж. Я кивнул Викхэму и, даже не дождавшись миссис Мэрдок, что в попрощаться, запрыгнул в кэб и крикнул кучеру:

— Центральная станция! — и мы помчались по дороге. — Плачу соверен, если будем там до семи часов.

И мы поехали еще быстрее. Я не был хорошо знаком с Ливерпулем, так что не мог точно понять, где мы проезжали, и куда ехал кучер. Когда я садился в кэб, было без двенадцати семь. Время неслось, а станции все еще не было видно.

— Мы точно правильно едем? — закричал я через люк в крыше.

— Будем на месте через минуту, сэр, — последовал ответ. — Вам же нужно на станцию Лайм-стрит, верно?

— Нет, Центральная Станция. Я же сказал вам, Центральная Станция. Срочно туда, мчитесь как черт. Делайте что хотите, но я должен успеть на этот поезд.

— Хорошо, сэр. Успеем, — крикнул кучер, щедро хлестнув лошадей.

Я снова вытащил часы: без трех минут семь.

На станции мы были только в 7:10. Я кинул кучеру пол-соверена и помчался к кассе.

— До Брента, сэр? Последний поезд только что ушел, — сказал клерк, окидывая меня безразличным взглядом через маленькое окошко.

В досаде я швырнул свою сумку на пол и крепко выругался. Если бы не этот идиот кучер, я бы успел. Вдруг в моей голове промелькнула страшная мысль. Неужели Викхэм подкупил кэбмена? Мои распоряжения насчет дороги были четкими и ясными: я сказал ехать на Центральную Станцию, и это совсем не похоже на станцию Лайм-стрит. Какое еще может быть объяснение такой серьезной ошибке?

Чем больше я обдумывал ситуацию, тем яснее становилось, что за всем этим стоит чей-то злой умысел, и вполне понятно чей — Викхэма. Мой мозг начал оживленно и взволнованно думать. В чем дело? Зачем подменять Мэрдока на восковую фигуру в его постели? Зачем меня позвали наверх на это посмотреть? Без сомнения миссис Мэрдок и Викхэм оба очень хотели, чтобы я увидел столь правдоподобную имитацию больного человека — с этими срывающимися с губ жалобными стонами, — на такой фокус вполне мог повестись даже самый внимательный детектив Скотленд-Ярда. Я сам верил во все это, пока не потрогал лоб «больного». Все эти махинации и искусные трюки не могли быть просто так. В чем же причина? Может Мэрдоку в это время нужно было быть совершенно в другом месте, и все подумали, что меня нужно убедить в том, что он дома, для алиби, потому что скоро может быть совершено страшное преступление? Бог ты мой! Что все это значит? Я с самого начала знал, что Викхэму нельзя доверять. Что он вообще делал в доме Мэрдока? Зачем он подкупил кэбмена, чтобы я не успел на поезд?

Очевидным становилось одно: Крисли в серьезной опасности, и во что бы то ни стало этой ночью я должен был до него добраться.

Я вышел со станции, поймал кэб и помчался обратно в отель, где срочно вызвал менеджера. Из-за двери появился высокий смуглый мужчина во фраке и спросил, что он может для меня сделать. Я попросил разрешения переговорить с ним наедине в его кабинете.

— У меня чрезвычайное дело, — начал я. — По личным обстоятельствам я просто обязан добраться сегодня до места под названием Крисли-Холл, в четырнадцати милях от Брента. Брент в шестидесяти милях отсюда вдоль железнодорожных путей, и последний сегодняшний поезд только что ушел. Я могу конечно попробовать добраться с какими-то пересадками, но это займет непростительно много времени, так что я бы предпочел ехать прямо в Крисли-Холл по дороге. Не могли бы вы посоветовать мне хорошего извозопромышленника, у которого я могу нанять лошадей с повозкой?

Мужчина смотрел на меня с поднятыми от удивления бровями, очевидно думая, что я сошел с ума.

— Я имею в виду именно то, что говорю, — добавил я. — За деньгами вопрос не стоит, я готов подкрепить свои слова круглой суммой. Вы мне поможете?

— Осмелюсь сказать, что вы, конечно, сможете нанять лошадей и повозку, — ответил менеджер, — но путь очень длинный и идет через холмистую местность. Ни одна лошадь не проедет столько без отдыха. Во время пути вам придется периодически их менять. Я свяжусь со своим человеком в конюшне отеля, и вы сможете с ним обо всем договориться.

С этими словами он позвонил в колокольчик и отдал распоряжения. Через пару мгновений к нам вошел извозопромышленник, и я быстро объяснил ему все, что мне нужно. Сначала он сказал, что это невозможно и что его лучшие лошади сейчас уже заняты, а те, что в конюшне, не осилят такого пути. Но как только я вытащил свою чековую книжку и сказал, что плачу любую вменяемую сумму, мужчина заколебался.

— Конечно есть один выход, сэр. Я сам довезу вас до Оведена, это в двадцати пяти милях отсюда. Там мы точно сможем взять пару свежих лошадок из «Лебедя». Оттуда телеграфируем в «Карлтон», который еще в двадцати милях по дороге, о том, что возьмем лошадей у них. Но, сэр, в лучшем случае мы будем в Бренте только после двух часов ночи.

— Жаль, — ответил я. — Но лучше уж так, чем завтра днем. Пожалуйста, немедленно отправьте нужную телеграмму в первый пункт нашей остановки и приготовьте повозку.

— Сейчас же запряги лошадей, Джон, — сказал менеджер. — Вам лучше взять легкую коляску, в ней вы точно приедете на час раньше.

Как только извозчик вышел из кабинета, он добавил:

— Полагаю, сэр, это очень неотложное дело?

— Да, — коротко ответил я.

Менеджер бросил на меня очень любопытствующий взгляд, но воздержался от дальнейших расспросов.

Через несколько минут я уже сидел рядом с возницей, и мы мчались по хорошим, ровным ливерпульским дорогам. Быстро проехав пригород, мы выехали на открытую деревенскую местность. Вечер был очень хорош, и пейзажи великолепны. Проезжая по такой мирной земле, даже представить себе было трудно, что где-то рядом возможно скоро совершится ужасное деяние, и молодой человек, дружбой и жизнью которого я очень дорожу, может сегодня погибнуть.

В пути я много раз прогонял всю ситуацию в голове. Чем больше я ее обдумывал, тем меньше мне все это нравилось. На боту «Евфрата» Викхэм проявлял нездоровый интерес к делам Крисли, и сам Крисли рассказал ему о своем суеверном страхе перед башенной комнатой. Крисли возвращался домой с карманами полными денег, и если он организует синдикат, то станет настоящим миллионером. Викхэма трудно было назвать богатым человеком. Но откуда он знает Мэрдока, и зачем эта восковая фигура в его постели? И самое странное: зачем увозить меня от поезда?

С каждой минутой мои страхи о опасения становились все сильнее и серьезнее. На землю уже опустилась ночь, и луна залила округу своим странным холодным светом. Мне уже не раз приходилось совершать такие странные поездки, но с какой-то стороны эта была самой дикой из всех. Эта неопределенность, обернутая в беспорядочные и бесформенные подозрения, придавала всей ситуации оттенок неописуемой загадки.

А мы все ехали и ехали. До Брента добрались где-то в половине десятого вечера, сменили лошадей и отправились дальше. Однако в «Карлтоне» нас ждал неприятный сюрприз. Мы заехали в маленький дворик, а там было совершенно темно, и все работники, очевидно, спали. С трудом добудившись владельца отеля, мы начали его расспрашивать, почему лошади не были готовы, ведь мы заранее прислали телеграмму.

— Мы не собирали лошадей после второй телеграммы, — с трудом ответил он.

— Второй телеграммы! — вскричал я, сердце бешено колотилось. — Какая еще вторая телеграмма?

— Их было две, сэр, обе пришли из одного места. В одной срочно требовали достать и приготовить лошадей любой ценой, а в другой — совершенно противоположное. Так что, сэр, я запер лошадей как обычно, и мы все пошли спать. Мне очень жаль, если произошла какая-то ошибка.

— Произошла, и очень страшная, — шепотом пробормотал я. Мои страхи и переживания накалились до предела. Кто послал вторую телеграмму? Возможно ли, чтобы меня преследовал Викхэм, и сделал все это, чтобы меня провести и не дать доехать до Крисли?

— Нам нужны лошади, сейчас же, — сказал я. — Забудьте о второй телеграмме. Это была ошибка.

Пич, извозопромышленник, издал тяжелый вздох.

— Не понимаю, что здесь происходит, — сказал он с видом человека, желающего поскорее покончить со всей этой мистикой и убраться подальше, и затем добавил:

— Эти лошади и шага больше не сделают, сэр.

— Им придется, если сейчас же нам не достанут новых, — сказал я. А затем подошел к извозчику поближе и прошептал:

— Это вопрос жизни и смерти, дружище. Только крайняя необходимость толкает меня на это путешествие. Вторую телеграмму без сомнения прислал человек, черное дело которого я обязан предотвратить. Я знаю, о чем говорю. Нам нужны лошади, и мы должны ехать. Нельзя терять ни минуты, иначе владелец Крисли-Холла рискует погибнуть.

— Что! Молодой джентльмен, только что вернувшийся из Австралии? Только не говорите мне, что он в опасности, — промолвил Пич.

— Он в серьезнейшей опасности, и мои страхи небезосновательны.

Пока я говорил, к нам вернулся владелец отеля и услышал отрывок моей последней фразы. Они с Пичем обменялись тревожными взглядами, и после небольшой паузы помещик сказал:

— У нашего соседа, сэр, есть две хорошие лошади. Он здешний деревенский доктор. Думаю, он одолжит их вам, если дело действительно не терпит.

— Пойдите же и спросите у него, — закричал я. — Десять фунтов, если мы стартуем отсюда с новыми лошадьми через пять минут.

После моих слов помещик со всех ног помчался к дому доктора и невероятно быстро вернулся вместе с докторским кучером и двумя лошадьми. Их быстро пристегнули к нашей коляске, и мы снова отправились в путь.

— Теперь неситесь так быстро, как никогда не неслись в своей жизни, — сказал я Пичу. — Деньги не вопрос. Нам еще предстоит одолеть пятнадцать миль через неровные дороги. Если доедем до Крисли-Холла в течение часа, можете рассчитывать на хорошее вознаграждение.

— Невозможно, сэр, — ответил возница, но затем взглянул на меня и часть уверенности, отражавшаяся на моем лице, вселилась и в него. Он стегнул лошадей, и чистокровные воспитанные животные тут же пустились вперед.

В начале третьего ночи мы подъехали к воротам Крисли-Холла. Там я решил, что лучше до дома добежать самому, и сказал извозчику, что он может ехать.

— Если здесь действительно может случиться беда, сэр, может мне лучше подождать хотя бы немного? — спросил он. — Если я вам вдруг понадоблюсь, можете звать меня, я буду где-нибудь в окрестностях. Теперь это дело мне интересно не меньше вашего, сэр.

— Хорошо, дружище. Дай Бог, чтобы я успел до того, как случится что-то страшное. Походите с лошадьми в округе, если вам удобно. Если я не появлюсь в течение двух часов, считайте, что все в порядке, и возвращайтесь в «Карлтон».

Покончив с этим, я повернулся и зашел в ворота. Сразу за ними в древесной гуще стоял низенький коттедж. На мгновение я остановился в размышлениях, с чего бы начать. Для начала мне нужно было как-то попасть в дом, ведь он, конечно, закрыт, а все жители давно уже спят. Вдруг меня осенило. Нужно постучаться к ключнице, и заодно проверить ее присутствие. Я обошел дом и постучал. Дверь открыла женщина лет пятидесяти. Я объяснил ей всю ситуацию и попросил помочь. Поначалу ключница колебалась в диком изумлении, но затем, видимо заметив что-то убедительное в моих глазах, сказала, что она к моим услугам.

— Я знаю комнату, где спит Митчелл, старый домоправитель, — сказала она, — и мы можем его разбудить, кинув пару камешков в окно. Подождите минутку, я только накину на голову шаль и выйду к вам.

Ключница забежала во внутреннюю комнату и быстро вернулась. Вместе мы прошли по тропинке, которая, как я успел заметить, шла через двор, уставленный старыми бревнами. Мы обошли дом сзади ко внутреннему входу, и ключница отошла на две или три минуты, в течение которых я был как на иголках, разбудить Митчелла. Наконец он встал, подошел к окну и высунул оттуда свою голову.

— Что такое? — спросил он.

— Это мистер Белл, Джеймс, — сказала ключница, — джентльмен, которого ждали в Холле весь вечер. Он только пришел и хочет поговорить с тобой.

Старик сказал, что сейчас спустится. Вскоре он появился в дверях и подозвал меня.

— Вы действительно джентльмен, которого ждал мистер Крисли? — сказал он.

— Да, это я. Я опоздал на поезд, так что мне пришлось добираться сюда на лошадях. Мне очень срочно нужно увидеться с хозяином дома. Где он?

— Думаю он спит, сэр. Уже почти три часа ночи.

— Время не важно, — сказал я. — Мне сейчас же нужно увидеть мистера Крисли. Можете проводить меня к нему в спальню?

— Если я удостоверюсь, что вы действительно мистер Джон Белл, — сказал старик, глядя на меня с вполне естественным подозрением.

— Можете быть уверены на этот счет. Вот моя карточка и телеграмма, которую я получил сегодня от хозяина дома.

— Но он не посылал сегодня никаких телеграмм.

— Вы должно быть ошибаетесь, она точно от него.

— Ничего не понимаю, сэр, но, кажется, вы не врете. Думаю, я могу вам доверять.

— И не ошибетесь, — сказал я.

Старик отошел, приглашая меня войти в дом. Мы прошли по коридору в комнату с высокими потолками, которая скорее всего когда-то служила банкетным залом. Насколько я мог разглядеть в полутьме, пол и стены помещения были отделаны черным дубом. По углам стояли рыцарские доспехи с флагами и баннерами на верхних панелях. Старик повел меня по широкой лестнице, после вдоль бесконечных коридоров в самый дальний угол дома. В конце одного из проходов мы резко повернули направо и вскоре уже поднимались по ступеням в башне.

— В какой из комнат ваш хозяин? — спросил я.

— В этой, сэр, — сказал старик, указывая на одну из дверей.

Я взял у него свечу и, держа ее над головой, открыл дверь. Я очутился в большой комнате, погруженной в кромешную тьму. На мгновение мне показалось, что что-то шуршит в дальнем углу, но никого не было видно. Когда глаза привыкли к темноте, я заметил в том же дальнем углу большую кровать с пологом. В ней явно было что-то не то, и я обернулся к старому домоправителю:

— Вы точно уверены, что мистер Крисли спит в этой комнате? — спросил я.

— Да, сэр. Он должен был уснуть несколько часов назад. Я оставил его в библиотеке, он разбирал старые газеты и сказал, что очень устал, и ляжет сегодня пораньше.

— Он не в постели, — сказал я.

— Не в кровати, сэр? Боже мой! — в тоне старика промелькнула нотка ужаса. — Что, ради всего святого, с этой ужасной кроватью?

После его слов я ринулся в глубь комнаты. Была ли это вообще настоящая кровать? Если так, то никогда еще мне не приходилось видеть такую странную. На каркасе лежал гигантский матрас с кисточками по бокам. На кровати никого не было, и она вообще не была заправлена одеялами и простынями. Я взглянул наверх: каркасные палки торчали вверх как мачты. И в этот момент до меня дошло, что же здесь случилось. Балдахин сверху был опущен. Не был ли под ним Крисли? Я окрикнул стоящего в дверях старика, и мы вдвоем изо всех сил приложились к огромному матрасу, чтобы снять его с кровати. Через мгновение я заметил, что он был крепко привязан веревками к каркасу. Я тут же достал свой нож, перерезал им пару тугих шнурков, и тогда мы смогли приподнять матрас. Прямо под ним лежал белый как смерть Крисли. Я приложил руку к его груди и издал благодарный крик: сердце все еще билось. Я приехал как раз вовремя. Я его спас. Внутри меня не было ничего, кроме невыразимой благодарной радости. Еще несколько секунд под этой давящей массой, и мой друг был бы мертв. Какую же странную цепочку событий и испытаний мне пришлось пережить и преодолеть, чтобы успеть на помощь в самый последний момент!

— Надо унести его отсюда, пока он не пришел в себя, — сказал я остолбеневшему от ужаса старому домоправителю.

— Но сэр, что, ради всего святого, здесь произошло?

— Давайте осмотрим кровать, и я все скажу, — сказал я, держа свечку высоко над головой. Более внимательного взгляда на каркас оказалось достаточно, чтобы раскусить механизм этого злого деяния. На балдахин сверху положили тяжелый матрас, закрепив его прочными веревками. Когда их развязали, балдахин под тяжестью матраса быстро свалился на несчастного спящего, и если бы я не успел, его бы заживо расплющило. Кто же придумал и собрал эту убийственную конструкцию?

В комнате никого не было.

— Отнесем мистера Крисли в другую комнату и вернемся, — сказал я домоправителю. — Есть куда его положить?

— Да, сэр, — тут же ответил старик. — Этажом выше есть комната, которую мы приготовили для вас.

— Отлично. Несем его туда.

Мы положили Крисли на кровать и с помощью пары спецсредств привели его в чувство. Открыв глаза, он в ужасе уставился на меня.

— Я жив, или все это сон? — слабо произнес он.

— Ты жив, но только что был на волоске от смерти, — ответил я и затем рассказал, как мне удалось его найти.

Крисли вскочил на ноги и слушал меня стоя с неописуемым ужасом, буквально отпечатавшимся на его лице.

— Ты не знаешь, что мне пришлось пережить, — наконец вымолвил он. — Удивляюсь, как я вообще сохранил рассудок. Ох, эта проклятая комната! Теперь понятно, почему люди там умирали и сходили с ума!

— Говори, Крисли, я весь внимание, — сказал я. — Тебе станет легче, если ты все расскажешь.

— Могу рассказать в двух словах, что случилось. Помнишь, я говорил, что у меня плохое предчувствие насчет этой поездки сюда. В первую ночь, когда ты не смог со мной поехать, я не решился спать в доме и переночевал в маленьком отеле в Бренте. Получив вчера твою телеграмму, я собрался остаться там до вечера и дождаться тебя. Когда ты не появился, меня охватили очень противоречивые чувства, но я не смог найти достойную причину не появляться в старом поместье вторую ночь подряд, так что поехал обратно. Я собирался просидеть почти всю ночь библиотеке, наводя там порядок. Дни сейчас долгие, так что я решил, что могу позволить себе отойти ко сну ближе к рассвету. Однако на меня навалилась жуткая усталость, я буквально с ног валился, так что поднялся в спальню уже в час ночи. Я пытался не думать о плохом и сразу лег в кровать, прежде заперев дверь в спальню. Ключ я положил под подушку и быстро уснул тяжелым сном. Внезапно я проснулся (казалось, прошло всего несколько минут) в совершенно темной комнате: луна только что села. Мне очень хотелось спать, так что я очень удивился от своего столь внезапного пробуждения. И вдруг без какой-либо причины меня окутал необъяснимый, жуткий страх. Шестое чувство мне подсказывало, что я в комнате не один, я буквально ощущал чье-то страшное присутствие. Думаю даже осознание неминуемой смерти не напугало бы меня так сильно, как вот эта ситуация. Я не смел пошевелиться. Мой рассудок буквально парализовало. В конце концов я приготовился к худшему и начал очень медленно поворачивать голову. Напротив настенного гобелена в дальнем углу комнаты стояла фигура. Стояла она очень уверенно, излучая странное свечение. В тот момент я просто не мог подумать о фосфоре. Мне даже в голову не пришло, что это все чья-то злая шутка. Я был просто уверен, что смотрю на моего предка, Баррингтона Крисли, который пришел прогонять меня из этого дома. Это была фигура широкоплечего мужчины около шести футов ростом. Стоял этот «призрак» вроде бы даже ко мне лицом, но из-за нечеткого свечения, мне не удалось разглядеть ни черт, ни выражения лица. Фигура стояла прямо и неподвижно, как статуя, и очевидно наблюдала за мной. Затем через несколько секунд, которые показались мне вечностью, это нечто начало медленно двигаться в мою сторону. Все это время я лежал, не двигаясь, и смотрел на фигуру сквозь полузакрытые веки. Она уже была в футе от меня, и я смог разглядеть лицо. К своему неописуемому ужасу я понял, что это был мой агент Мэрдок.

«Мэрдок!» — вскричал я. Остальные слова застряли в горле. И тут он набросился на меня. Я услышал, как над кроватью что-то зашевелилось и вдруг начало на меня падать. Я не знал, что это было, но точно понял, что меня убивают. Через несколько мгновений я погрузился в забвение. Белл, какой у тебя странный вид! Это... это правда был Мэрдок? Но этого не может быть, он же лежит больной на своей кровати в Ливерпуле. Что, ради всего святого, за ужас мне пришлось пережить?

— Могу гарантировать тебе только одно, — ответил я. — Это был не призрак. А что касается Мэрдока, то видел ты скорее всего именно его.

Затем я рассказал бедолаге обо всех моих открытиях в доме его агента, включая и то, что за всем этим с большой вероятностью стоит Викхэм.

Трудно описать удивление Крисли, поначалу он даже не хотел мне верить. Но как только я рассказал ему, что собираюсь обыскать дом, он пошел со мной.

Вместе с Митчеллом мы вернулись в плохо освещенную башенную комнату и тщательно осмотрели каждый уголок от гобелена до панельных вставок в стенах, полу и потолке, но нам так и не удалось понять, каким образом злодею удалось пробраться в комнату незамеченным и так же из нее выбраться.

— Повозка, на которой я приехал, все еще ждет снаружи за воротами, — сказал я. — Что скажешь насчет того, чтобы сейчас же уехать отсюда и переночевать, например, в «Карлтоне»? А оттуда первым же поездом обратно в Ливерпуль.

— Что угодно, лишь бы убраться подальше отсюда, — сказал Крисли. — Не думаю, что когда-либо еще вернусь в Крисли-Холл.

— Сейчас да, но скоро ты все обдумаешь и поменяешь свое отношение, — ответил я. Подозвав Митчелла, я попросил его как можно скорее найти извозчика и сказать ему, чтобы пригнал коляску прямо во двор Холла.

Через полчаса после этого мы с Крисли уже были на пути в «Карлтон». Ранним утром мы отправились в Ливерпуль, где заглянули в полицейский участок и попросили ордер на арест Мэрдока.

Выслушав мою историю, суперинтендант предложил сию же минуту ехать домой к Мэрдоку, в Мелвилл Гарденс. Так мы и сделали, но дом оказался пуст: Мэрдок, его жена и Викхэм подумали, что лучше им поскорее умотать. Но суперинтендант все же настоял на обыске жилища, и под потолком в темном туалете мы обнаружили кое-что интересное. Ни много ни мало, там были спрятаны части искусной восковой имитации больного агента. И это было нечто большее, чем просто хорошо сделанный манекен: в восковое горло был вживлен часовой механизм, который в определенном положении с четкой периодичностью подражал стонам больного человека. Сделано все это было ради алиби, и обман был настолько хорошо продуман и исполнен, что только благодаря непреодолимому любопытству мне удалось раскрыть этот страшный секрет. В ту ночь полиции все-таки удалось поймать Мэрдоков и Викхэма в ливерпульских трущобах. Поняв, что все кончено и бежать некуда, злодеи сделали полное чистосердечное признание, и черное дело закрылось. Оказалось, что двое отъявленных подлецов знали о больших открытиях Крисли в Западной Австралии и решили опередить его в его дальнейших намерениях. Один из них несколько месяцев назад вернулся в Англию и завязал в Ливерпуле знакомство с Мэрдоком. Другой человек, Викхэм, поплыл с Крисли на одном пароходе, чтобы приглядеть за ним и выманить как можно больше секретов. Когда Крисли рассказал о своих суевериях насчет башенной комнаты, к Викхэму тут же пришла идея обыграть их себе на руку. Мэрдок в руках мошенников был готовым оружием, и они подкупили его огромными деньгами. И все трое начали детально прорабатывать свое преступление. Договорились, что Мэрдок возьмет на себя грязную работу, и отправили его под видом путешественника в Брент ровно за день до того, как Крисли собирался приехать в Холл. Злодеи думали, что Крисли будет легкой жертвой, а вот меня они побаивались с самого начала. Каково же было их облегчение, когда они узнали, что я не смогу поехать с Крисли в ту ночь. И если бы он только решился провести первую ночь в доме, преступление было бы идеально сыграно. Но именно ужасные страхи и предрассудки, заставившие Крисли вернуться на ночь в Брент, сорвали этот прекрасный план. Узнав, что я возвращаюсь в Ливерпуль, мужчины решили заманить меня в спальню Мэрдока, чтобы показать мне восковую фигуру, которая была бы (из моих уст, как свидетеля) неопровержимым алиби, если бы Мэрдока заподозрили в преступлении. Телеграмму, которую я получил в отеле «Принц», послал один из головорезов, сидевший в засаде в Бренте. Когда я вышел из дома Мэрдока, его жена сказала Викхэму, что ей показалось, что я что-то заподозрил. Но он уже договорился с водителем, чтобы тот отвез меня не на ту станцию и я опоздал на поезд, и ни о чем не беспокоился, пока не зашел в конюшни отеля «Принц» и не узнал, что я решил ехать по дороге. Тут Викхэм достал свой последний козырь: телеграфировал в «Карлтон», отменяя заказ лошадей. С помощью агента по недвижимости Мэрдока Викхэм с союзником обследовали каждый уголок Холла и соорудили из кровати смертоносный механизм, о котором я уже рассказал. Уже понятно, что за гобеленом скрывался секретный ход, который был так умело спрятан в панельных вставках, что просто так его обнаружить было невозможно.

Секрет равнины Эму[1]

Так случилось, что в конце октября 1894 года, я по делам был вызван в Квинсленд, и будучи наслышанным о скорой свадьбе моей старой подруги Розамунды Дейл, решил в декабре появиться у Джима Макдональда в районе города Барко, дабы попасть на церемонию. Много лет назад, когда Розамунда была еще ребенком, мы много времени проводили вместе, и я обещал, что когда-нибудь обязательно буду одним из ее гостей на свадьбе.

Я прибыл к Макдональду за неделю до Рождества, когда с запада дул горячий ветер сирокко. В тот момент я меньше всего мог подумать о том, что самое странное и ужасающее приключение в моей жизни скоро случиться здесь, в Квинсленде. Но что случилось, то случилось, и вот моя история.

В пути я немного задержался, и так вышло, что свадьба должна была состояться вечером того же дня, когда я прибыл в город. Хозяйство Макдональда занимало семьсот пятдесят квадратных футов, и находилось в самом сердце холмов, дающих пристанище бесчисленным ручьям, направляющимся на юг, чтобы образовать реку Уоррего, и в конечном итоге стать Великой рекой Дарлинг в четырехстах милях отсюда. В целом, местность обладала достаточным количеством пастбищ, среди которых, однако, была огромная безводная песчаная территория, называвшаяся равниной Эму. С одного угла равнину обрамляла автобусная дорога из Блэкола до Карвиля, по которой раз в две недели проходил автобус компании «Кобб и Ко». Почти в середине равнины в величественном одиночестве возвышалась громадная скала Эму, которая представляла собой не что иное, как безобразные, голые, перпендикулярные скалы из известняка, поднимающиеся на сто метров от земли.

Оставив свой тяжелый багаж в Блэколе и взяв лишь один чемодан, я направился к перекрестку и сел в автобус «Кобб и Ко», доставивший меня до низенькой деревянной одноэтажной усадьбы Макдональда. Дом со всех сторон окружала веранда, на которую выходили окна всех гостиных. Позади был сад, окруженный забором. Здесь меня радушно встретил Макдональд.

— Ты опоздал, Белл, — воскликнул он. — Розамунда весь день нетерпеливо ждала твоего приезда. Она никогда не забывала о том, как добр ты был к ней в детстве. Позволь мне проводить тебя в твою комнату, где ты сможешь освежиться перед встречей с Розамундой. Она хотела бы на мгновение увидеться с тобой до свадьбы.

Джим отвел меня в мою комнату, находящуюся в левом крыле дома, и уже спустя полчаса я стоял на веранде рядом с привлекательной темноглазой девушкой со светлым жизнерадостным лицом и сверкающими глазами — с моей давней подругой Розамундой. С момента нашей последней встречи, когда она была еще маленькой школьницей многое изменилось в ее облике, но она все также обладала ласковым сердцем и искренностью, выражавшейся в ее поведении. Как только я уселся в шезлонг, Розамунда сразу же начала рассказывать о своем женихе. Гудвин был самым лучшим человеком во всем мире, она любила его всем сердцем и душой. Вместе с ним она полюбила и жизнь в глуши, и одиночество, которое так соответствовало ее натуре.

Слушая рассказ Розамунды о ее женихе, я заметил, однако, некую обеспокоенность с ее стороны: взгляд Розамунды то и дело бегал по территории поместья и по дороге, ведущей к дому.

— Что случилось, Розамунда? — сказал я наконец, — Может ты представишь меня мистеру Гудвину?

— Он еще не приехал, и я не могу понять почему, — ответила девушка. — Вот уже час, как он должен был быть здесь. Он должен был выйти на остановке, которая находится всего в тридцати милях отсюда, она пролегает прямо через равнину Эму.

— Что за омерзительное пустынное место эта равнина Эму, — ответил я. — Я обогнул ее на автобусе, и по правде говоря, никогда не видел ничего столь отталкивающего в своей жизни.

Я заметил, что Розамунда вздрогнула и ее лицо побледнело.

— Это ужасающее место с плохим названием, — сказала она, наконец.

— Что ты имеешь в виду? — прервал я.

— Вы будете смеяться надо мной мистер Белл, — ответила она, — но люди говорят, что эта равнина полна призраков. Самые странные исчезновения происходят именно здесь. Если путь Фрэнка пролегает через равнину, то здесь не о чем говорить, как… — она замолчала и посмотрела прямо на меня. – Очевидно, что я только накручиваю себя, — сказала она. — Но позвольте мне отлучиться на минуту, я должна узнать, есть ли какие-либо новости о Фрэнке.

Розамунда поднялась с шезлонга и пошла в комнату за верандой, я последовал за ней. В гостиной была миссис Макдональд — искренняя и добродушная женщина, которая, казалось, была предана своей племяннице. И в этот момент она подошла к Розамунде и ласково поцеловала ее.

— Твой дядя только что ушел навстречу Фрэнку, — сказала она, — я уверена, что они будут здесь уже с минуты на минуту.

Но несмотря на ту радость, с которой она говорила, я все же почувствовал скрытую тревогу в ее глазах. В эту же секунду какой-то мужчина вошел в комнату и направился примяком к Розамунде, протягивая руку.

— Как дела мистер Корри? — с неким унынием спросила девушка.

Несмотря на то, что у Розамунды были чудесные темные глаза с великолепными пышными ресницами, она не спешила их поднимать и всячески старалась не смотреть на него.

Мистер Корри был худым, высоким мужчиной с рыжими волосами, у него были самые тонкие губы, которые я когда-либо видел, что вдобавок к легкому косоглазию создавало зловещий вид. Однако он обладал манерами джентльмена, и хорошо ладил со всеми гостями.

Розамунда вернулась на веранду, и я снова последовал за ней.

— Ты, правда, волнуешься обо всем происходящем? — спросил я. — Может, ты боишься, что с Гудвином что-то случилось?

— Как я могу такое говорить? — ответила она с мучительным взглядом, который появился на ее лице.

— Он уже должен быть здесь, он никогда не опаздывал, а тем более на собственную свадьбу! Это равнина полна призраков, знаете ли, мистер Белл. Не смейтесь надо мной когда я скажу, что… что я верю в призраков равнины Эму.

— Ты должна мне больше об этом рассказать, — ответил я. — Ты должна знать, что я очень интересуюсь призраками, — с улыбкой продолжил я.

Она не улыбнулась мне в ответ, и ее лицо стало только бледнее.

— Кто этот мистер Корри? — спустя мгновение спросил я.

— О, не обращайте на него внимания, — нетерпеливо ответила она. — У него есть свой участок земли в двадцати милях отсюда, он селекционер. Я полагаю также, что он англичанин. Я не могу не думать о том, что удерживает Фрэнка, — добавила она. — Ох, слава Богу, я, наконец, слышу копыта лошадей.

Она подбежала к самому дальнему углу веранды и стала пристально всматриваться в дорогу с самым тоскливым и недоумевающим выражением, которое я когда-либо видел на человеческом лице. Увы! Вернулся только один всадник, и это был сам Макдональд. Он приехал в довольно приподнятом настроении, сказав, что Фрэнк может появиться в любой момент, и предложил пойти поужинать.

За столом, я заметил, что Розамунда нисколько не притронулась к еде. На соседнем стуле сидел мистер Ли, священнослужитель из ближайшего городка, пришедший поженить пару. Тихим голосом он что-то говорил, а в ответ слышал только вялые предложения. Было очевидно, что всеми мыслями она находилась со своим пропавшим Фрэнком, и не могла думать ни о чем другом. Наконец, этот угнетающий ужин подошел к своему концу, гости разошлись по своим комнатам и я остался наедине с Макдональдом.

— Ну что же, Джим — сказал я, подойдя к нему, — что это все значит?

— Только Господь знает, — ответил он. — Белл, мне это не нравится, и это факт. Ты заметил большую равнину, когда ехал сюда на автобусе?

— Равнину Эму? — переспросил я.

Джим кивнул.

— Она славится дурной репутацией, — сказал он. — Здесь происходили самые необычные исчезновения. Негры говорят, что на это месте обитает призрак, которого они называют Буньип. Конечно, я не верю в такие сверхъестественные вещи, но ты вряд ли встретишь хоть одного темнокожего, едущего через равнину после захода солнца. Пропало уже двое или трое наших поселенцев, которые пытались в одиночку пройти по равнине. И невозможно сказать наверняка было ли это от рук призрака или дело в чем-то другом.

— Ты, конечно же, не веришь в Буаньип? — сказал я, слегка посмеиваясь.

— Тсс! — ответил он. — Это факт, Белл. Я не могу смеяться над этой ситуацией. Если что-то случилось с Гудвином, то я надеюсь что он… Эй! Кто это может быть? Лежать, — добавил Джим, обращаясь к своей шотландской овчарке.

Мы вышли из дома и тут же, заметив нас, мужчина быстро подъехал на лошади к нам. Джим сразу же узнал одного из конных полицейских.

— Что случилось, Джек? — спросил Джим.

— Наездник, ехавший из Блэкола, упал с лошади где-то в горах, — был ответ мужчины. — Я слышал, что Фрэнк Гудвин не появился здесь, и это натолкнула меня на мысль, что возможно вы сможете опознать лошадь, которую мы нашли рядом с нашей границей. Вполне возможно, что с ним произошел несчастный случай. Могу я воспользоваться услугами твоего следопыта Билли? Возможно, бедный напуганный парень сейчас лежит где-то и не может пошевелиться. Нельзя терять ни минуты.

— О Боже! Должно быть это Гудвин! — воскликнул Джим. — Пока мы не будем говорить об этом Розамунде. Сейчас я позову Билли, и мы сразу же отправимся с тобой в путь, Джек, — продолжил он, и тут же резво спросил, — Ты же едешь с нами, Белл? В любом случае это лучше, чем тревожное ожидание. Я приведу лошадей, и мы выдвинемся в путь, хотя до рассвета мы мало что сможем сделать.

Меньше чем через пятнадцать минут мы были в пути. Помогавший нам Билли был аборигеном, хорошо знавшим местность, но сейчас он выглядел обиженно и встревожено. Джим шепнул мне, что еле-еле смог уговорить его пойти с нами.

— Он верит в этого призрака Буаньип, — прошептал он, понизив свой голос до хрипа.

Вообще Билли был не самым привлекательным человеком, но как следопыт он был лучшим в округе — казалось, он обладает какими-то сверхчеловеческими силами: он мог выслеживать все что угодно и где угодно. У него был всего один глаз (второй был выбит в драке), но это не мешало ему читать следы на земле словно книгу.

Мы ехали медленно. Билли вызвался ехать впереди, он манерно курил свою трубку, как будто ему это было совсем неинтересно.

— Гудвин должно быть где-то в горах, — настаивал Макдональд. — Но как он мог сбиться с пути, если он знает каждый метр здесь? Что-то мне подсказывает, что не все здесь чисто.

Но как только он сказал последнее слово, Билли повернулся и, осматриваясь вокруг, медленно сказал:

— Баал буджери, наступила ночь. Буаньип здесь.

— Что за вздор, Билли? — с некой злостью ответил Макдональд. — Здесь нет ничего подобного, и ты это знаешь так же хорошо, как и я.

— Однажды, я видел Буаньип среди скал здесь на равнине, — продолжил Билли. — Но раз я дал слово, то сдержу его!

Как только солнце показало нам путь среди кустов, а деревья стали хоть немного отделяться друг от друга, мы неожиданно вышли к границе равнины. Спустя пару мгновений Билли издал крик и взял след. Своим глазом он стал внимательно изучать примятую траву и сдвинутые камни. Для моего непривыкшего восприятия все эти знаки, ведущие его, были совершенно невидимыми. Это было проявление инстинктов, которому вряд ли бы кто поверил не увидев.

Полные надежд, мы все дальше и дальше мчались по жаре. Вверх и вниз, над хребтом и через овраг. Вдруг, Билли издал еще один пронзительный крик и соскочил с лошади, дав мне поводья. Бурча, он ходил по кругу, всматриваясь в землю, и наконец, подняв голову, он воскликнул: «Мужчина встретил здесь кого-то».

— Кого-то встретил? — закричал Макдональд. — Ты уверен, Билли?

— Совершенно.

Он достал томагавк и вырубил отметину на одном из деревьев, чтобы отметить место, и затем мы снова продолжили путь. Спустя минуту Билли снова заговорил:

— Было много лошадей. Смотрите!

Теперь следы были явными и для нас: на земле были отпечатки копыт трех лошадей. Билли больше ничего не сказал, и только поскакал легким галопом, мы последовали за ним. Спустя милю мы остановились у края, где заканчиваются кустарники, и оказались у подножья великой скалы Эму. Было сложно не заметить, как несколько воронов кружили над вершиной горы.

— Это странно, — сказал Джим тихим хриплым голосом, — но я никогда не подходил так близко к скале и поэтому-то и не видел кружащих воронов.

Сжав мою руку, он добавил:

— О, мой Бог! Каждый раз когда человек исчезает можно обнаружить следы борьбы у подножья скалы. Билли скоро найдет их. О! Милостивые небеса! Это все правда, и с Гудвином что-то случилось. Бедная Розамунда, это разобьет ее сердце. Да, здесь есть следы, Билли нашел их. Что ж Белл, это самая большая тайна, которую тебе когда-либо приходилось раскрыть. Следы у подножья скалы, исчезнувший мужчина, пропавшие навсегда. Что это значит, Белл? Куда он ушел? Здесь должно быть замешана чертовщина.

Билли слез с лошади и пригнулся над землей. Вдруг, он издал пронзительный, визгливый крик.

— Следы! Следы! — вдохнул он. — Буаньип был здесь, мужчина был здесь. Дьявол, дьявол забрал его. Смотрите! Смотрите! Смотрите!

Его сильное волнение передалось нам. Он начал бегать вокруг, вглядываясь в клочок земли.

— Смотрите! Смотрите! — повторял он. — Они слезли с лошадей здесь, затем пошли здесь, а потом здесь. Ах! От сапога отлетела шпора. — Его быстрый взгляд поймал сверкание. Он поднял с земли шпору. — Да, да: трое мужчин дерутся, двое уходят затем, а третий мужчина… где он? Дьявол забрал его. — Он показал на небо, в ужасе глядя вверх и показывая свои белые зубы.

— Что за глупости, Билли! — сказал Макдональд, пытаясь звучать так же уверенно, как и всегда.

Я посмотрел на него и увидел, как он трясся с ног до головы.

— Поехали отсюда, — сказал он мне. — Бедная девочка, бедная Розамунда. Билли, — добавил он, повернувшись к следопыту, — мы должны идти по следам лошадей.

Мы вновь оседлали лошадей и последовали по следам копыт, которые вывели нас обратно к автобусной дороге. Дальше по ним было невозможно следовать, так как утром прошло стадо рогатого скота, и отличить нужные нам следы было невозможно.

— Что ж, это провальное занятие, — сказал Макдональд. — Гудвин пропал, неизвестно что произошло у подножья скалы, и как он мог исчезнуть с лица земли, и кто вообще эти мужчины, замешанные в деле? Кажется, это неразрешимые проблемы. И самое страшное, что это происходит не в первый раз, Белл. Все это уж больно похоже на те странные исчезновения, и это мне совсем не нравится.

— Расскажи мне о них, — неожиданно я спросил его.

Он начал говорить, понижая свой голос до шепота.

— Год назад один мужчина пропал здесь. Он был молодым англичанином, наследником большого состояния. Как-то после полудня его видели пересекающим равнину, и с тех самых пор о нем больше никто ничего не слышал. Все что люди нашли — это такие же следы борьбы у скалы. Его знакомые потратили большие деньги, пытаясь раскрыть тайну, но все тщетно. С того дня люди стараются не приближаться к скале, но страх растет с каждым днем. Это исчезновение не было первым, до него были и другие. Время от времени какой-нибудь странник въезжает на эту одинокую равнину, и никогда не покидает ее. Что же это все предвещает?

Билли продолжал повторять «Буаньип! Буаньип!». И наконец, Макдональд не выдержал и обещал проломить ему череп, если тот скажет еще хоть одно слово.

Мы вернулись к Макдональду. Розамунда вышла встретить нас, белая, как смерть.

— Моя дорогая, держись, — сказал ей дядя.

— Есть новости? — спросила она.

— Что ж, мы нашли следы борьбы на территории равнины, — сказал он с явной неохотой, — но мы не смогли последовать за ними. Этим утром стадо рогатого скота прошло по дороге, и следы перепутались.

— Где произошла борьба? — тихо спросила она.

Макдональд старался не смотреть ей в глаза, она же в свою очередь посмотрела прямо на него с пронзительным взглядом.

— Пойдемте на веранду дядя Джим, и вы, мистер Белл. Там вы все мне расскажите, — сказала девушка с неким странным спокойствием в голосе. Мы пошли за ней, не говоря ни слова. Как только мы вошли, она повернула шезлонги к нам, а затем стоя рядом на коленях, она положила руку мне на плечо.

— А теперь, — сказала она, обращаясь к Макдональду, — расскажи мне все. Где произошла борьба?

—  Это произошло на старом месте, у подножья скалы. Вот, моя девочка, — добавил он поспешно, встав с шезлонга, — я все же не теряю надежды. Я отправил Джека с просьбой телеграфировать об этом случае всему городу.

Он вышел из веранды и медленно ушел. Розамунда повернулась ко мне.

— Мои опасения оправдались, — сказала она, — Фрэнк исчез также как и другие мужчины, но… Боже, — добавила она, вставая, — я найду его, найду. Если он жив, то я найду его, и вы, мистер Белл, должны мне помочь. Вы уже раскрывали тайны раньше, хоть и не такие крупные как эта. Вы же мне поможете?

— Со всей душой, моя девочка, — ответил я.

— Нельзя терять ни минуты, мы должны выдвигаться сейчас же.

— Нет, нет, Розамунда, это было бы сумасшествием, — сказал я. — Если Гудвин жив, то полиция сообщит об этом, а если нет…, — мой голос понизился. Розамунда внимательно на меня смотрела.

— Неужели вы думаете, что я смогу спокойно ждать? — сказала она. — Если вы не хотите, чтобы я сошла с ума, нужно сейчас же что-то предпринять.

— И что же ты предлагаешь? — спросил я, смотря на нее.

— Вернуться с вами на то место, где я смогу сама изучить те следы. Внести долю женской интуиции и остроумия в это дело. Там, где мужчина не может выявить причину, женщина может вполне преуспеть. И вы знаете, что я права.

— Я бы охотно тебя взял с собой, если бы это было возможно, но, к сожалению, это не так.

— Неужели ты думаешь, что женщина не сможет сделать все, что может выполнить мужчина? — спросила она. — Мы можем взять с собой еды и сразу же выдвинуться, ни с кем не советуясь. Если мы поторопимся, то доедем до горы за час или два до заката. Я знаю это отвратительное место вдоль и поперек, и поэтому мы с легкостью вернемся при лунном свете. И не противоречь мне, — добавила она, — если же ты не согласен, то я поеду одна, это все же лучше, чем бездействовать.

Я ничего не сказал. Она только быстро взглянула на меня с благодарностью и покинула веранду. Спустя полчаса она, полностью экипированная, появилась на участке рядом с домом. Она села на прекрасную сильную черную лошадь и, держа за уздечку, вывела еще одну для меня. Мы тут же отправились в путь и достигли скалы еще при свете дня. Палящее солнце святило прямо нам в затылок, а песок образовывал настоящие песчаные облака под копытами наших лошадей. Стоит заметить, что Розамунда совсем не жаловалась, и не теряла уверенности, в ней разгорелось мужество, и никакие препятствия ее теперь не страшили. На месте происшествия все еще отчетливо были видны знаки борьбы. Розамунда склонилась над землей и стала изучать их также пристально, как это делал Билли. Снова и снова мы обходили скалу по кругу, а вороны кружили над нами, издавая омерзительные звуки. Но как бы мы не искали, все равно так и не смогли подойти к разгадке проблемы: почему дралось три человека, а ушло только два. Что, что во имя всего святого, произошло с третьим мужчиной?

Перед самым закатом Розамунда положила руку мне на плечо и попросила увезти ее отсюда, так я и поступил. На протяжении всей нашей обратной дороги мы не сказали друг другу ни слова.

На следующий день мы снова вернулись туда, и опять все тщательно осмотрели, и так возвращались еще несколько дней. Между тем в городе стали обсуждать исчезновение Фрэнка Гудвина, и то, как скорбит по нему Розамунда. Мы же все еще не могли найти никакую зацепку, никакое малейшее известие о пропавшем. Однако нет сомнений в том, что лошадь, найденная у границы, принадлежит Гудвину. Что же могло случиться с человеком, который выехал со станции в это роковое утро в хорошем расположении духа и без вести пропал?

Я задержался у Макдональдов еще на две недели, но затем, как бы мне не хотелось оставлять Розамунду в такой час, я должен был отъехать по очень важному делу в Брисбен, но я обещал вернуться так скоро, как смогу. У меня был план: перед отъездом я намеревался посетить Корри, Билли бы поехал со мной и забрал мою лошадь, а я бы дождался автобуса, который отвез бы меня на станцию.

Я своевременно приехал к Корри и отправил Билли с лошадьми назад. У меня еще оставалось несколько часов до приезда автобуса, и внезапно мне на ум пришла одна мысль: я должен в последний раз посетить скалу Эму и приложить все усилия, чтобы разгадать эту тайну. Я не застал ни Корри, ни двух его друзей, живущих с ним, однако, к моему счастью, в доме был слуга, которому я рассказал о своем намерении. Он дал мне немного индейки и позволил одолжить одно из ружей Корри.

Примерно через полчаса я дошел до скалы. Солнце уже скрывалось за холмами. Орлы и вороны все также кружили над вершиной скалы. В отчаянье я все бродил вокруг скалы, пытаясь хоть что-то найти. Я жаждал вырвать этот секрет из молчаливой скалы. Что за странную сцену она недавно лицезрела?

Немного погодя я сел у подножья горы, смотря на то, как причудливые тени крадутся по равнине. Я уже было собирался вернуться к Корри, когда внезапно в нескольких ярдах от меня что-то упало в песок. Оно упало совершенно бесшумно, но я успел заметить это и преследуемый любопытством я встал и побрел к тому месту, куда упал предмет. Какой-то предмет причудливой формы лежал на песке. Я склонился, чтобы лучше его разглядеть. И как только я приблизился к этому предмету, мое сердце замерло от страха. Я смотрел на человеческий палец: плоть почти полностью была выклевана. Я взял его в руки. Мое сердце выскакивало из груди. Я был охвачен смертельным ужасом. Откуда он мог упасть? Что это все значит? И тут дикая мысль пришла ко мне на ум. Я посмотрел наверх. Над скалой все еще кружили вороны. Могла ли одна из птиц уронить его? Неужели там, на вершине тело Фрэнка Гудвина? Идея была чудовищной, но ведь у меня был человеческий палец, а над моей головой все еще кружили птицы. Но как я мог подтвердить свои ужасающие подозрения? Нет ни одного средства на земле, при помощи которого можно затащить тело на стометровую и совершенно прямую скалу. Если тело бедного Гудвина было там, то каким мистическим способом удалось его туда затащить? Одна вещь все-таки была предельно ясна — мне нужно вернуться к Макдональду и сообщить об этом ужасном открытии. Было необходимо также немедленно сообщить об этом полиции и исследовать вершину скалы.

Западный ветер сирокко становится все сильнее, песок летал в воздухе. Начиналась песчаная буря, и мне ничего не оставалось делать, как лечь на песок и зарыть свое лицо пока она проходит прямо надо мной. Мое сердце почти выскочило из груди, мной овладел сильнейший страх и угнетение. Буря усиливалась. Она прямо надо мной. Я закрыл глаза и только глубже зарыл свое лицо в песок. Внезапно я почувствовал сильнейшую боль в области головы, в моих глазах засверкали огоньки, казалось, что я тону в пустоте небытия. Мои страхи покинули меня. Я погрузился в непреступную тьму и потерял сознание.

Когда я пришел в себя, то лежал под звездами. Стояла гробовая тишина. Лишь где-то вдалеке от меня шуршали кусты. Я лежал на твердой скале. Каждая клетка моего тела изнывала от боли. Мне удалось медленно повернуться. Во имя всего святого, где я? Я понял, что лежу в какой-то выемке в скале, край которой был на три метрах выше. Но что это лежит с лева от меня? Я смог подползти поближе. Боже мой! Это тело человека. Как только я его увидел, воспоминания вернулись ко мне. Я вспомнил, что произошло до момента нападения: я был посреди песчаной бури в шаге от скалы Эму. Без сомнения тело, лежащее рядом со мной — это Фрэнк Гудвин. Но, что за сверхъестественная сила перенесла меня сюда? Моя голова кружилась, я думал, что очутился в самом ужасном ночном кошмаре.

Луна возвышалась высоко на небесах, песчаная буря почти утихла, а на небе стали видны звезды. При этом тусклом свете я мог отчетливо видеть все, что окружало меня, словно сейчас был день. Я еще раз посмотрел на тело мужчины, лежавшего рядом со мной. Неожиданно мое сердце забилось сильнее от страха, я поднял свои брови, мне показалось, что тело шевельнулось. Может ли он все еще быть жив? Нет. Что-то черное и гладкое двигалось у плеча, покачиваясь то туда, то сюда с пугающей регулярностью. Но вдруг тишину нарушило протяжное шипение, и я осознал, что огромная змея начала медленно себя раскручивать, и постепенно, не издавая ни звука, поползла вверх по склону скалы. Капли пота выступили на моем лбу. В течение целого часа я лежал не подвижно, буквально парализованный от страха. Внезапно от отчаяния меня охватила безрассудная отвага, и, пренебрегая той опасностью, которая исходила от рептилии, я прыгнул к краю скалы. Но все это время меня я знал, что за моими действиями пристально следит пара блестящих глаз, которые ни на секунду не отворачивались от меня. В одиночку и без оружия я находился в тюрьме, из которой нельзя была сбежать. Я был один на один с этой смертоносной рептилией. Я знал, что где-то среди камней, прямо рядом со мной может быть еще много других таких.

Медленно стало рассветать. С каждой минутой солнце становилось все ярче. Не двигаясь, я сидел в своей тюрьме. Я понимал, что при любом движении, змея бы набросилась на меня. Однако, один раз мне удалось оглядеться: равнина была в ста метрах от меня. Побег был невозможен. Было два пути развития: я мог умереть от укуса змеи или же от обезвоживания и голодания. Буквально на мгновение я почти поддался импульсу, который овладел мной: я был готов сделать шаг назад — за край моей тюрьмы и прекратить свои страдания. Пусть и обессиленный, но я решил вступить в последнюю схватку перед своей смертью. Не сводя глаз с животного, я осторожно расшатал плоский камень весом в пару фунтов. Затем медленно и осторожно, под пристальным вниманием никогда не моргающих глаз, я отстегнул свой кожаный ремень и соорудил петлю, продев конец ремня через пряжку. Я поместил расшатанный камень в получившуюся петлю. Если я смогу попасть с первого раза, то получиться хорошее импровизированное оружие. Дважды обернув ремень вокруг своей руки, я пополз вперед, прямо через тело Фрэнка. При первом же моем движении змея начала двигаться вперед и назад, распахнув свою челюсть и издавая противное шипение от ярости. Я понял, что она может наброситься на меня в любую секунду. Держа ремень с камнем за собой, я вытянул руку и, размахнувшись, со всей силой ударил своего надзирателя камнем. В момент моего размаха, змея направилась ко мне с невероятной легкостью. Тяжелый камень остановил ее на полпути. От удара рептилия упала у моих ног и начала извиваться в отвратительных судорогах. Я отскочил и еще раз ударил со всей своей силой, размозжив голову чудовища по скале. Через секунду я швырнул ее со скалы, наблюдая, как тело змеи развевается в воздухе.

Сейчас, когда прямой угрозы больше не стало, я постарался как можно хладнокровнее рассчитать свои шансы на выживание. Было сложно сказать, когда новость о моем исчезновении дойдет до Макдональдов; могут пройти недели. Что за это время произойдет со мной? Теперь, когда здесь нет затаившихся среди скал змей, я должно быть медленно умру от жажды и голодания. Каким-то образом сверхъестественные силы затащили меня сюда, но сейчас побег был абсолютно невозможен. Бедная Розамунда! По крайней мере, мои поиски оказались успешными: искореженное тело Гудвина лежало прямо рядом со мной. Неужели я должен был разделить его судьбу?

Как только я осознал всю безнадежность моего положения, дрожь охватила меня. Солнце уже начинало припекать, и я знал, что мои страдания от невыносимой жары и жажды вот-вот начнутся. Я снял свою рубашку, разорвал ее на полосы и связав их вместе, прикрепил к выступу скалы за свободные концы. Затем я скинул тело Гудвина со скалы, и как только я это сделал, угнетающая мысль о совершении самоубийства вновь посетила меня. Я подумал, если помощь так и не придет, а мои муки станут невыносимыми, то я сброшусь с этой головокружительной высоты. Я сел на большой камень и стал пристально наблюдать за автобусной дорогой. Часы устало тянулись, а следов жизни так и не было видно.

Пылающее солнце безжалостно било меня по голове, и к полудню чувство жажды превратилось в настоящую пытку. У меня кружилась голова, и я упал в обморок. Позднее я понял, что это все происходит из-за сильнейшего удара по голове, который я получил у подножья скалы. Но где же все-таки те призрачные руки, что ударили меня? Где же дьявол Буаньип? Была ли равнина Эму заселена призраками?

Время от времени я кричал что есть мочи, пытаясь отпугнуть орлов и воронов, которые внезапно налетали и кружили вокруг меня. Несколько раз я вставал и подходил к краю моей отвратительной тюрьмы: на протяжении всей скалы не было ни одного крохотного выступа. Сбежать было невозможно.

Моя слабость росла с каждым часом, и я решил, что если спасение не придет к закату завтрашнего дня, я решусь на этот отчаянный шаг и покончу со своими мучениями. Я осмелился не спать всю ночь, чтобы не пропустить возможное появление людей. И всю ночь, я ходил по кругу и издавал крики с равной периодичностью, хотя мой голос стал хриплым и тонким, а мои губы полностью высохли. К утру я был полностью изможден, и лежал на скале полуобезумивший от разразившейся лихорадки. Я ощущал, что моя голова скоро взорвется. Неизвестно как шло время, реальность превратилась в какую-то призрачную фантасмагорию, голод и жажда становились все сильнее и сильнее. Незаметно, и не осознавая почему, я подкрался к краю своей тюрьмы. Я больше не мог выносить эту пытку. Немедленная смерть могла положить конец всем страданиям. В последний раз я устало взглянул на землю. Но неожиданно в воздухе распространился пронзительный крик, я отшатнулся назад и оперся на угол скалы. Снова послышался какой-то шум. Я услышал свое имя, за которым сразу же последовали выстрелы. В следующее мгновение я увидел, как рядом со мной появился тонкий шнур.

— Хватай его и тяни, — услышал я протяжный голос, словно из телефонной трубки.

Я вскочил, наконец, у меня появилась новая надежда. Мое бредовое состояние спало с меня как мантия. Впервые я снова стал собой. Я послушался приказа и стал быстро тянуть шнур на себя. Виток за витком катушка у меня в руках образовала длинную веревку. Я собрал все свои оставшиеся силы и привязал веревку к камню на скале, и больше я ничего не помнил.

Позднее спустя несколько недель, в доме Макдональдов, когда моя лихорадка спала, они рассказали мне что произошло.

Розамунде приснился самый странный сон в ее жизни. Она была в непреодолимом ужасе от увиденного. Ей снилось, что я был на вершине скалы Эму и просил ее придти вместе с Джимом и Билли. Собрав все свою смелость, она обратилась за помощью к живым людям. Шнур был передан с помощью выстрела из пистолета-ракеты, и когда я привязал его к скале, Билли самолично поднялся наверх и спустил меня.

Так я был вырван из когтей смерти. Но до сих пор остается загадкой то, как же все-таки тело Фрэнка Гудвина удалось затащить на вершину скалы, так же как и поднять туда меня. В свое время я сорвал маску с более, чем одного фальшивого призрака, но призрак равнины Эму поставил мою изобретательность в тупик. Он выиграл в этой битве, и я снимаю перед ним шляпу. Его тайна для меня оказалась непостижимой.

КОНКУРС НА РАЗГАДКУ ТАЙНЫ

Этот чрезвычайно умный рассказ является продолжением историй об исследователе призраков по имени Джон Белл. В прошлом году миссис Мид предоставила нам сборник рассказов под названием «знаток загадок». Некоторые из наших читателей вспомнят, что миссис Мид однажды упомянула об одной тайне, которую Джон Белл был не в состоянии разгадать. В рассказе «Секрет равнины Эму» разгадка тайны остается под вопросом, но то, что не смог объяснить Джон Белл, смогли объяснить авторы. Мы предлагаем нашим читателем попытаться разгадать тайну самостоятельно, и затем лучшие десять решений, по мнению миссис Мид, будут награждены ценными призами. Необходимо отправить свою разгадку редактору журнала с пометкой «конкурс» до 15 февраля. Каждый участник может отправить только одну разгадку. Мы же напечатаем авторскую разгадку в апрельском номере.

Вот и авторская разгадка тайны.

Прежде, чем уехать в Австралию, Корри, который оказался достаточно умным механиком, долгое время был занят в одном проекте о возможном применении воздушных змеев в военных целях. Он выполнил несколько очень интересных экспериментов, касающихся их подъемной силы. Он обнаружил также, что при достаточно сильном ветре воздушный змей, длиной тридцать квадратных сантиметров способен поднять триста грамм. Чтобы устранить неудобство использования больших и громоздких воздушных змеев, Корри соединил их вертикально. Так ему удалось поднять около девяноста килограмм, привязав змеев к грунтропу и подняв их с помощью лошади.

С помощью этого устройства тяжелые взрывчатые вещества могут быть подняты и сброшены с высоты на укрепления врагов. Три змея по три квадратных метра каждый способны поднять одиннадцать камней.

Криминальное прошлое в сочетании с фантастическим воображением преподнесло ему идею: с помощью этих воздушных змеев можно с легкостью поднимать тела на скалу Эму, и никто никогда не сможет их найти. Вскоре, когда северный ветер сирокко стал набирать обороты представилась возможность испытать это дьявольское средство. Это способ, с помощью которого Джон Белл оказался на вершине скалы.

НАГРАЖДЕНИЕ ПОБЕДИТЕЛЕЙ

К нам в редакцию пришло огромное количество писем из каждой европейской страны, из Соединенных Штатов Америки, из Западной Индии, Канады и Австралии, разгадки были многообразны, и большинство были далеки от оригинала. Около половины участников добрались до вершины скалы с помощью трещины или туннеля в скале, о котором было известно только Корри и его соратникам. Большое количество конкурсантов сделали ставку на разразившуюся песчаную бурю, именно благодаря ней, тела были подняты наверх. Часть предположило, что ракетный пистолет, который играл такую важную роль в спасении мистера Белла, так же явился способом «забрасывания» его на скалу. В качестве предложенных способов так же выступали и совместные усилия воронов, воздушные шары, змеи и даже несварение желудка мистера Белла. Хотя так мало решений соответствовало авторскому варианту, хранимому под печатью, список победителей был составлен только после того, как все участники до последнего прислали свои варианты. Победителями стали те, кто прислал наиболее изобретательные и правдоподобные разгадки. Далее представлен список всех победителей:

Агнесса Кланчи, Санвиль, Корк.

Мисс Крослэнд, Стоуни Стрит, Ноттингем.

В.Р. Фостер, 73, Порт Стрит, Бенгеворт, Ившем.

Сэм. Х. Гуд, рекламные агентства, Аделаида, С.А.Е.

Т. Джонс, Потомас, Салто, Уругвай.

Рев. Д. Мархаус, Колстерворт, Грэнтэм.

Минни Робертсон, 11, Салсбэри сквер, Флит стрит, Е.С.

Тос. В. Стейшн, Дуддо, Норхем на Твид.

В. Х. Твомли, Тринолин Глеб, Баллиборо, Килдер, Ирландия.

Дора М. Воттс, Кархоим, Стекхаус, Сеттл.

Примечания

1

Седьмой рассказ о Джоне Белле вышел после публикации сборника «Знаток загадок» только в журнальной публикации («Журнал Касселя» за декабрь 1898 и апрель 1899).

(обратно)

Оглавление

  От редакции

  Вступление

  Тайна круглой комнаты

  Дверной страж

  Тайна туннеля Фелвин

  Плотина Эйт-Майл

  Как говорил Шива

  Алиби

  Секрет равнины Эму[1] Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg