«Жюв против Фантомаса»

Глава I Кабачок «Встреча с другом»

— Кружечку красненького, папаша Корн!

Охрипший голос толстухи Эрнестин был едва слышен в шуме прокуренного кабачка, в котором, как обычно, собрались завсегдатаи этого заведения.

— Красного и хорошего! — уточнила Эрнестин, уличная проститутка, девица крупного телосложения, с белыми волосами и следами усталости на лице. Папаша Корн никак не отреагировал на ее просьбу. Это был настоящий великан, лысый, усатый, стоявший невозмутимо целый день за своей стойкой.

В настоящий момент, засучив рукава, он мыл волосатыми руками стаканы и ложки, лежавшие в тазике с теплой водой.

Кабачок «Встреча с другом» состоял из двух залов. Наиболее приличный из них, в котором можно было выпить и поесть, выходил на бульвар Ла-Шапель. За ним присматривала госпожа Корн. Если же посетитель проходил через дверь, расположенную в глубине этого зала, то он оказывался во внутреннем дворике восьмиэтажного здания. Наконец, перейдя этот двор, он попадал в другой зал кабачка, который представлял собой низкую, плохо освещенную комнату, выходящую на улицу Ла-Шарбоньер, улицу, пользующуюся дурной славой в этом районе Парижа.

Лишь после того, как его потревожили в третий раз, папаша Корн, по-прежнему позвякивая посудой в воде, наконец решительным тоном человека, который дает понять, что провести его не удастся, ответил:

— Два франка, и бабки вперед!

Опытным взглядом содержатель заведения уже давно определил, что за люди окружают девицу: за столом сидели два молодых человека с бледными лицами и в потрепанных костюмах. Они были не из тех ребят, которые в случае необходимости могли бы расплатиться за толстуху Эрнестин.

Последняя поняла опасения виноторговца. А Корн продолжал:

— Побереги нервы и не забивай мне башку своими баснями. Ты же знаешь, мне наплевать на твоего малыша Мимиля и на его делишки; может, завтра он пойдет на дело, и никто не поручится, что он возвратится и вернет мне долг. Я сказал — два франка, значит, два франка, и деньги вперед.

Настаивать было бесполезно. Взбешенная, с перекошенным ртом, Эрнестин бросила папаше Корну как последнее оскорбление:

— …Ну и ладно. Я вообще не желаю разговаривать с такой скотиной, как ты; правду люди говорят: папаша и мамаша Корн немчишки, грязные боши…

Обиженная, Эрнестин обвела взглядом публику, но никто в зале не обращал внимания на их перебранку.

На минуту ей пришла мысль заручиться поддержкой Косоглазки, которая устроилась возле двери с лотком, полным устриц и улиток. Но Косоглазка спала, завернувшись в свои старые платки.

И, когда Эрнестин уже собралась возобновить свои попытки, в кабачке раздался голос:

— Давай наливай, папаша Корн, я угощаю!

Несколько посетителей обернулись на голос, который принадлежал Саперу.

Сапера знали только под этой кличкой, которую он получил, как говорят, благодаря тридцатилетнему пребыванию в Африке, точнее в Бириби, что в Ламбесса, куда его сослали в штрафной батальон.

Вот это человек, перенес тяготы и лишения, но сумел сохранить чувство собственного достоинство и не пресмыкаться перед офицерами! Что за характер, темперамент он имел, если через двадцать лет его вынуждены были освободить, так и не дождавшись покорности! Папаша Корн частенько после кружки пива, когда был склонен к откровениям, важно заявлял, что таких людей, как Сапер, потребуется много, когда придет время большой заварушки.

Тем временем, пока Эрнестин искала стул, чтобы в знак благодарности сесть рядом с Сапером, сосед последнего лениво поднялся из-за стола.

— Я сижу слишком близко к окну, — пробормотал он, затем без всякого объяснения отошел и смешался с группой мужчин, которые вполголоса что-то обсуждали в глубине кабачка.

— Это Нонэ… — сказал Сапер.

И, поскольку проститутка неопределенно покачала головой, добавил:

— Ты же знаешь Нонэ?.. Он только что вышел из Новой тюрьмы?.. Просто он не очень любит показываться. Его лишили права жительства в Париже.

— Понимаю, — сказала Эрнестин, которая, в свою очередь, хотела узнать новости о Мимиле.

Тем временем Нонэ, проходя по залу, на минутку остановился возле красивой девушки, которая, как было заметно, кого-то ждала.

— Ну что, Жозефина, — спросил Нонэ, — ждешь Квадрата?

Жозефина, девушка с голубыми глазами и черными как смоль волосами, несколько раздраженно ответила:

— Разумеется, ведь не вчера я познакомилась с Лупаром и не завтра с ним расстанусь…

— Ну, знаешь, — улыбаясь, сказал Нонэ, — а может быть, когда местечко освободится…

— Нет, а ты что, сегодня на себя в зеркало не смотрел?

И, не обращая больше внимания на ухаживания кавалера, любовница Лупара, которого чаще звали Квадратом, известного разбойника Ла-Виллет, посмотрела на часы, висевшие над стойкой бара, поднялась и вышла из кабачка.

Девушка быстро спустилась по улице Ла-Шарбоньер и прошла по бульварам до метро Барбе. Дойдя до конца бульвара Маджента, она замедлила шаг.

— Моя малышка Жожо?

Жозефина, девушка легкого поведения, которая, выйдя из кабачка, приняла скромный вид, только что столкнулась с крупным господином, на чьем веселом лице блестел единственный глаз, а другой оставался закрытым; тонко подстриженная, уже седеющая бородка окаймляла лицо; на голове был котелок, свою трость он держал под мышкой.

Блестя единственным глазом, он ласково расспрашивал девушку:

— Вы припозднились, моя обожаемая Жожо? Этот проклятый хозяин, наверное, зорко следит за своими работницами?

Любовница бандита Лупара с трудом сдержала улыбку. «Хозяин? В самом деле!»

— Ну да, месье Марсиаль.

— Не произносите здесь моего имени!.. Мой дом совсем рядом.

Он вытащил из кармана свои часы.

— Вот неудача… мне нужно возвращаться!.. Моя жена… но вы знаете, моя красавица Жожо… уговор остается в силе… восемь сорок, Лионский вокзал, платформа номер 2, скорый марсельский… Будьте ровно в восемь с четвертью… Мы вернемся лишь к понедельнику… И я проведу прекрасное воскресенье с моей милочкой, которая наконец согласилась… у, жестокая…

Крупный господин был вынужден прервать свою речь из-за нищего, возникшего из темноты и начавшего канючить:

— Сжальтесь, господин хороший…

— Дайте ему что-нибудь, — сказала Жозефина.

Старый волокита исполнил просьбу девушки и еще раз подробно обговорил детали свидания:

— Лионский вокзал… восемь часов с четвертью… поезд отходит в восемь сорок. Я покидаю вас, Жожо, мое сердечко… Я уже опаздываю… Возвращайтесь быстрее к вашей матушке… До субботы!

Любовница Лупара осталась стоять на улице, наблюдая, как удаляется ее «возлюбленный».

Пожав плечами, она повернула назад, в кабачок «Встреча с другом», где ей всегда оставляли столик.

В глубине кабачка обсуждались загадочные дела.

Борода, главарь банды Цифр, рассказывал о подробностях прошедшего дня. Несколько минут назад он вернулся с заседания суда присяжных, которое затянулось до позднего вечера: Рибоно получил десять лет тюрьмы по делу обывателя с улицы Кале.

Решение судей вызвало изумленное беспокойство у аудитории. Это было не по правилам. По обычному тарифу за случай с Рибоно полагалось восемь лет принудительных работ и столько же лет лишения гражданских прав. На первый взгляд, этот приговор казался суровым, но на деле был более мягким.

— Впрочем, — добавил Борода, — Рибоно подает на апелляцию.

Его адвокат нашел зацепку, по которой можно подать кассационную жалобу. Его отвезут в Версаль, и там суд присяжных этого городка для богачей отправит его в Новую тюрьму, что все же лучше, чем Центральная.

— Эх! — сказал кто-то. — Подумать только, если бы фараоны действительно знали этого дьявола Рибоно! Ведь он уже дошел до цифры семь!

В это время на улице поднялась суматоха. Постепенно приближаясь, глухой шум заполнил зал кабачка. Стук бегущих ног перемешивался с громкими криками и ругательствами. Двери домов с шумом закрывались; послышался треск падающего стекла, раздалось несколько выстрелов, затем вновь началась беготня.

Папаша Корн предусмотрительно покинул свою стойку, чтобы устроиться у входа в заведение и быть готовым помешать любому, кто посмел бы проникнуть в кабачок.

— Облава! — тихо объявил он.

Обрадовавшиеся новому развлечению и в то же время довольные тем, что они находятся в безопасности, посетители с любопытством следили за происходящим на улице. Сначала с глазами, полными страха, промчалась стайка проституток, покинутых своими ненадежными защитниками, которые, потеряв голову, спасались, где кто мог.

Затем крики затихли, и улица Ла-Шарбоньер приняла свой обычный вид.

— В конечном счете, — подвел итог папаша Корн, — шинели сцапали Бузиля, вот и все!..

Посетители ответили взрывом хохота. Арест старого безобидного бродяги, который беспрерывно курсировал в поисках убежища между улицей Френ, где находилась тюрьма, и Ла-Шапель, задерживаясь иногда на Центральном рынке, был достоин того, чтобы посмеяться над полицией. Бузиль ни от кого не скрывал, что каждый год, с приходом зимы, он нуждался в крове на полгодика, чтобы подлечить свои болячки!

Облава вызвала в кабачке слишком большое оживление, поэтому приход Бочара остался незамеченным. Он проскользнул к столу, который занимал Борода и, отведя того в сторону, начал рассказывать:

— К концу недели ожидается крупное дельце; я только что с набережной… Слушай дальше, идя по бульвару Маджента, я увидел Жозефину, которая важно беседовала с роскошным клиентом. Тогда я прикинулся нищим, чтобы подслушать, о чем они там точат лясы. Сучка Лупара была заодно…

Тут Борода подмигнул ему, и Бочар сразу замолчал.

Всеобщее внимание было обращено на входную дверь кабачка, которая выходила на улицу. Дверь только что с грохотом отворилась, и на пороге появился Лупар, по кличке Квадрат, любовник красавицы Жозефины. Лицо его светилось весельем, а улыбка пряталась под закрученными кверху усами… Лупар прибыл в сопровождении двух полицейских!

— Ну и ну! — заметил кто-то. — В это трудно поверить!

Лупар, по прозвищу Квадрат, услышал это. Не теряя самообладания, он ответил:

— Действительно трудно! Сейчас вы поймете…

И он повернулся к полицейским, которые по-прежнему оставались на пороге.

— Спасибо, господа, — сказал он самым любезным тоном. — Я признателен вам за то, что вы проводили меня сюда. Опасность уже миновала, а потому позвольте предложить вам стаканчик.

Сержанты муниципальной полиции, которые топтались возле двери, на мгновение засомневались, но робость все же одержала верх, и они откланялись.

Жозефина поднялась со своего стула. Галантность прежде всего — и Квадрат запечатлел на губах своей любовницы долгий и нежный поцелуй.

После того как торжественная часть была окончена, Лупар начал объяснять:

— Да, ну так вот, братцы, иду я, руки в карманы, мечтая о своей красотке, и вдруг начинается облава. Очень вежливо я прошу двух фараонов из девятнадцатого округа, которые вышли на ночное дежурство, проводить меня!.. Потому что, якобы, я сдрейфил, ну так я им сказал… Так-то!

Раздался взрыв смеха… Но Лупар уже уклонялся от любезностей друзей, давая понять, что не стоит больше обращать внимания на его важную персону.

И обратившись к Жозефине, спросил:

— Как дела, моя малышка?

Девушка шепотом пересказала разговор, который только что произошел у нее на бульваре Маджента с одним из обывателей, принявшим ее за скромную работницу.

Лупар во время разговора утвердительно кивал головой. Узнав, что свидание назначено на субботу, разбойник проворчал:

— Черт побери! Нужно торопиться. Ну и работенка будет на этой неделе, не знаешь, куда кинуться… Да еще какая! Но это обсудим позже, сегодня вечером есть дело более срочное… У тебя, моя крошка, хороший почерк, самое время показать это. Мне как раз нужно написать одно письмецо, давай, бери перо, чернила и нацарапай мне на бумаге, что я тебе продиктую.

Вполголоса Квадрат начал диктовать:

«Месье, я всего лишь бедная девушка, но честная и порядочная, другими словами, я не люблю наблюдать, как вершится вокруг меня зло. Вам нужно не спускать глаз с одного человека, хорошо мне известного и, можно сказать, довольно близкого. Возможно, Ваши люди уже информировали Вас, что я являюсь любовницей Лупара, по кличке Квадрат? Впрочем, я не стремлюсь скрывать, наоборот, даже горжусь этим. Короче говоря, мне необходимо Вам сообщить о том, что я только что узнала, и клянусь головой моей матери, что это правда; ну так вот, Лупар затевает одно грязное дельце…»

Жозефина перестала писать.

— Ну и ну, — сказала она, — что это на тебя нашло?

— Давай мазюкай и ни о чем не переживай.

— У тебя не будет из-за этого неприятностей? Я никак не возьму в толк, что ты хочешь сделать?

— Черт возьми, — ответил Лупар, — еще бы ты понимала!..

— Но, — настаивала Жозефина, — это правда, что ты готовишь какое-то грязное дело?

— Эти вещи тебя не касаются, — сухо заключил Лупар, и Жозефина, отложив на потом возможность удовлетворить свое любопытство, послушно сказала:

— Ладно, давай диктуй!

Но Квадрат не ответил.

Уже несколько минут он наблюдал за группой, собравшейся вокруг Эрнестин, которую составляли ее молодые кавалеры и щедрый Сапер, угощавший друзей вторым за этот вечер бочонком вина.

— Да, — объясняла Эрнестин пришедшему недавно Мимилю, а Сапер покачивал головой в знак одобрения, — да, Борода — настоящий главарь банды Цифр, после Лупара, разумеется! Цифры, Сапер, — это способ признавать друг друга. Для того чтобы стать членом банды Бороды, надо пустить кровь по крайней мере один раз. Тот, кто побывал в своем первом серьезном деле, получает номер 1; те, кто прикончили двоих или троих, получают клички 2 или 3.

— Значит, — спросил Мимиль, — Рибоно, которого только что судили, ну, у которого кличка семь…

— Отправил на тот свет уже седьмого!

«Что за гусь этот Мимиль?» — подумал Квадрат. Как видно, юнец произвел на него хорошее впечатление, и, когда их взгляды встретились, Мимилю показалось, что Квадрат наблюдает за ним с симпатией и любопытством…

Жозефина повторила:

— Ну, Лупар, что еще писать? Почему ты остановился? Что, из-за меня?

Услышав наконец вопрос своей любовницы, Квадрат вскочил вдруг со стула, схватил бутылку, наполовину наполненную вином, с яростью швырнул ее на пол и заорал:

— Нет, из-за вонючих мух… Когда, черт возьми, они все подохнут? К тому же меня достали, — продолжал он, смеривая взглядом толстуху Эрнестин с головы до ног, — все эти кривляния. Давайте, ноги в руки и пошли отсюда, иначе будет плохо.

Напрягшись, с налитыми кровью глазами, сжав кулаки от ярости, девица медленно, но покорно подчинилась. Она знала, что Квадрат здесь хозяин и не могло быть и речи о том, чтобы его ослушаться. Даже Сапер не горел желанием ввязываться в историю, пожав плечами, он забрал сдачу, жестом позвал своего товарища Нонэ и тоже покинул заведение.

Тем временем юный Мимиль, хотя и струсил до смерти, инстинктивно сунул руку в карман. По-видимому, он был единственным из всей компании, кто решился оказать сопротивление Квадрату.

Папаша Корн, опасаясь возможных осложнений, был рад уходу компании Эрнестин.

— Сапер — пренебрежительно процедил сквозь зубы Лупар, — его, скорее, надо было назвать «Пер, наложив в штаны»! Внезапно рука Квадрата с тяжестью опустилась на плечо Мимиля.

— Останься, малыш, — приказал Лупар, — ты мне кажешься лихим парнем, подойди сюда…

На испуганном лице Мимиля появилась улыбка.

— О! — запинаясь, начал говорить он. — О! Лупар, значит, ты возьмешь меня в банду Цифр?

— Все может быть, — загадочно ответил Квадрат. — Нужно поговорить об этом с Бородой… Но пока, малый, серьезные дела не для тебя!

И дав понять, что разговор закончен, Лупар продолжил диктовать письмо Жозефине.

Последние слова Квадрата были все же услышаны Сапером и Нонэ в тот момент, когда они, жалкие и притихшие, покидали кабачок.

После того как толстуха Эрнестин удалилась на приличное расстояние, эти двое молодых людей, которых Лупар не удостоил чести, оказанной Мимилю, посмотрели друг на друга, затем, когда они быстрым шагом переходили с улицы Ла-Шарбоньер на бульвар Ла-Шапель, Нонэ спросил:

— Ну, шеф, что вы думаете о сегодняшнем вечере?

— Ничего особенного! Один уклоняющийся от военной службы, который через несколько дней окажется за решеткой, ну и потом, по всей вероятности, нас раскусил Квадрат.

— Почему бы сразу не схватить всех этих молодцов!..

— Легко вам говорить, Леон, что мы можем сделать вдвоем против двадцати? Стоит ли рисковать своей шкурой за триста франков в месяц, а?

А в это время в центре прокуренного зала кабачка «Встреча с другом» Жозефина строчила под диктовку Квадрата:

«Мне известно, месье, что Лупар будет завтра в семь часов вечера у виноторговца Кармеля, который Вам хорошо известен и лавка которого находится на правой стороне, как входишь в пригород Монмартр, сразу перед улицей Ламартин; именно оттуда он отправится к дому доктора Шалека, где собирается взломать сейф. Я не хочу обвинять своего друга больше, чем он того заслуживает, и если бы речь шла просто о том, чтобы взять деньги в сейфе, который находится в глубине рабочего кабинета, прямо напротив окна балкона, выходящего в сад, то я ни за что бы не вмешалась в это дело, но, возможно, там будет что-то более ужасное, я думаю, здесь замешана женщина. Не могу Вам сказать ничего больше, так как это все, что мне известно; не упускайте свой шанс и ради господа Бога, сделайте так, чтобы Лупар никогда в жизни не узнал об этом письме.

Ваша покорная слуга…»

— Да ты что! — вскочила Жозефина. — Ты совсем потерял голову? Лупар, ты слишком много выпил, ты что, перепил?

— Подписывай, я тебе говорю!..

Ничего не понимая, девушка нацарапала своим крупным корявым почерком последние слова письма — Жозефина Рамо.

— А сейчас, — продолжал ее любовник, — на конверте напиши…

Тут Квадрат заметил что с другого конца зала ему делал знаки Борода.

— Что у тебя? — спросил Лупар, раздраженный тем, что его оторвали от дела.

Борода подошел к нему и едва слышно прошептал на ухо:

— Не кипятись, старина, есть важные новости; помнишь человека с набережной, все идет как по маслу… надо быть готовым к концу недели, самое позднее в субботу…

— То есть через четыре дня? — уточнил Квадрат.

— Да.

— Отлично, — будем готовы… По всему видать, улов будет приличным?..

Показывая взглядом на стол, который он только что покинул, Борода заверил:

— Бочар сказал мне, что можно оторвать пятьдесят кусков…

Лупар кивнул; не говоря больше ни слова, он жестом отстранил Бороду и, вновь обращаясь к Жозефине, сказал:

— На конверте напиши: «Париж, префектура полиции, инспектору Сыскной полиции господину Жюву».

Глава II Слежка

В редакции газеты «Капиталь» заканчивался рабочий день…

В набор передавались последние страницы очередного выпуска. В комнате редакторов была привычная суета, сопровождавшая окончание работы над газетой.

— Итак, Фандор, — спросил ответственный секретарь газеты, — у вас больше ничего нет для меня?

— Увы, ничего…

— Вы не собираетесь опять прийти к концу дня с «последними новостями»? Я могу сдавать в набор первую страницу?

— У меня ничего не ожидается, — ответил Фандор, — но если в эту минуту убьют Президента Республики и об этом мне сообщат по телефону, то эту новость я вам обязательно принесу!

— Бог с вами! Что за шутки! Мне сейчас не до них!..

В комнату редакторов вошел верстальщик из типографии.

— Мне нужен на первую страницу развернутый заголовок крупным шрифтом, и восемь строчек — на вторую.

Ответственный секретарь тут же окликнул одного из проходивших мимо репортеров и передал ему задание:

— Для верстки несколько строчек эльзевиром!.. Восемь строчек! Посмотрите среди телеграмм, может, есть что-нибудь о Крите…

Фандор поднялся, чтобы забрать шляпу и трость. Профессия «полицейского репортера» — так частенько называли журналиста, ведущего хронику происшествий, — заставляла Фандора вести довольно суматошную жизнь. Он никогда не располагал собой и никогда не знал, что ему предстоит делать через десять минут — то ли это будет интервью у министра, то ли расследование с риском для жизни, связанное с убийством или каким-нибудь крупным скандалом.

— Проклятье! — воскликнул он, когда, пересекая порог редакции газеты, взглянул на часы. — Мне нужно было обязательно попасть во Дворец Правосудия, а уже слишком поздно…

Быстрым шагом Фандор прошел несколько метров по тротуару, затем резко остановился.

— А привратник, убитый в Бельвиле!.. Надо глянуть, нельзя ли там выудить кое-что.

Он повернул назад в поисках фиакра, проклиная узкую улочку Монмартр, где из-за нехватки места на тротуаре толпы прохожих вываливали прямо на дорогу, которая и так была загромождена тележками зеленщиков, двуколками и неуклюжими автобусами. Вся эта сутолока, создаваемая каретами и машинами, придавала парижской улице тот самый неповторимый образ, который не встретишь на улицах других столиц мира.

Когда он проходил угол улицы Бержер, какой-то комиссионер, нагруженный невообразимым количеством коробок с образцами товаров, вдруг резко свернул в сторону и толкнул его с такой силой, что Фандор едва не потерял равновесие.

— Растяпа! — крикнул журналист.

— А вы не могли бы тоже быть повнимательнее? — грубо бросил в ответ мужчина.

Жером Фандор не мог этого оставить просто так.

— Подумать только! — сказал он. — Скорее вы должны были быть повнимательнее!.. И, мне кажется, именно вам следует извиниться!

— Да ну!

Затем Фандор, пожав плечами, собрался продолжить свой путь, но мужчина тут же бросился к нему:

— Скажите, месье, вы не подскажете мне, как пройти на улицу Ле-Круассан?

— Идите по улице Монмартр, после второй улицы, налево…

— Спасибо, месье.

Журналист хотел было удалиться, но мужчина все удерживал его:

— Однако, прошу еще раз прощенья, вы курите, месье, не могли бы вы дать мне прикурить?

Жером Фандор не смог сдержать улыбку, протягивая незнакомцу зажженную сигарету:

— Пожалуйста.

И с иронией добавил:

— Это все, что вам нужно на сегодня?

Шутка Фандора нисколько не смутила его собеседника, который беспардонно заявил:

— О! Если бы вы еще угостили меня пол-сетье винца!

— Пол-сетье? — ответил репортер. — Какого черта я должен угощать вас?

— Сделайте доброе дело, господин Фандор!..

Услышав свое имя, журналист резко отпрянул:

— Ну, что ж, идет! Я плачу за аперитив, уважаемый…

— Где Именно?

— В «Карле Великом», согласны?

Они прошли вместе до предместья Монмартра и зашли в скромный с виду кабачок, посещаемый чаще всего мелкими торговцами, зеленщиками и молодыми приказчиками из магазинов, короче говоря, теми людьми, которые не могли узнать журналиста.

— Присядем в «Вагоне»?

— Как вы пожелаете!

Двое собеседников зашли внутрь пивной, где скамейки, поставленные параллельно по парам друг против друга по всей ширине зала, действительно, походили, несмотря на столы, что стояли между ними, на расположение полок купе железнодорожного вагона…

— Для меня, — сказал комиссионер, обращаясь к гарсону, — принесите красненькое…

Фандор, не думая, заказал популярный в этом заведении напиток:

— Водку со смородиновым ликером…

Затем, когда гарсон удалился, Фандор повернулся к комиссионеру.

— Итак, в чем дело? — спросил он.

— Дело в том, — ответил тот, — что тебе нужно ужасно много времени, чтобы узнать своих друзей…

Фандор задумчиво посмотрел на своего собеседника.

— Вы здорово загримировались, — сказал он наконец. — Вашу внешность изменила не только эта одежда, но и эта борода, усы, они делают вас неузнаваемым…

— Ты можешь добавить, что я изменил и свой рот, — как тебе моя обвислая губа?..

— Она вас чертовски старит!.. Нет! Я ни за что не узнал бы вас, Жюв, в этом обличье!

— Тише, тише, не надо называть моего имени!.. Здесь меня зовут старик Поль, а Поля в этом заведении знают очень хорошо…

Фандору действительно не стоило произносить имя своего соседа по столику. После нашумевших процессов, связанных с делом семьи Рамбер, когда публика узнала об ужасных похождениях Фантомаса, имя Жюва стало знаменитым, и если он посчитал необходимым переодеться, то, наверное, сделал это с какой-то определенной целью.

— Скажите мне быстро, пока мы одни, к чему этот камуфляж? Вы ищете кого-то? Какое-то сложное дело? Расследование? У меня уже давно не было от вас вестей! Может, речь идет о Фантомасе?..

— Оставим Фантомаса в покое, — сказал Жюв, — оставим его пока… Нет, малыш, сегодня я занимаюсь самым банальным делом.

— Ради банального дела, Жюв, вы бы так не наряжались… Давайте не темните… О чем идет речь?

— Ты никогда не изменишься! Как только Фандор услышит о полицейском расследовании, то сразу же загорается… впрочем, малыш, что-либо скрывать от тебя у меня нет оснований. Прочти вот это…

И он вытащил из своего бумажника грязный клочок бумаги, на котором неловкой рукой были выведены наползающие друг на друга строчки.

— Вы называете банальным дело, в котором замешан Лупар?

— Да.

— Ведь речь идет о Лупаре, по прозвищу Квадрат?

— Именно о нем.

— О том бандите, который в прошлом году чуть не убил полицейского и на котором висит кража со взломом и вооруженный грабеж?

— Ты точен, как полицейская картотека…

— Ну, в таком случае я совсем не считаю это дело банальным. Но я не понимаю, как вы со своей проницательностью смогли положиться на донос публичной девки?

— Если бы полиция не черпала сведения среди публичных девок, если бы ревнивые не писали доносы на своих возлюбленных, то я сомневаюсь, что мы чего-нибудь достигли бы.

— Ладно, согласен. Разумеется, я буду сопровождать вас в этом деле…

— Ну, нет! — сказал Жюв.

— Почему?

— Просто так, нет и все…

— Вы же знаете, мне нравится…

— Это опасно.

— Но тем более!

— Дорогой мой Фандор, ты опять сел на своего конька?!

— Дружище, хотя я и парижанин, но упрям, как бретонец. Бесполезно переливать из пустого в порожнее, в конце концов, я и не нуждаюсь в вашем разрешении! Не хотите взять меня с собой и не надо, сейчас, когда я вас встретил, ничто не помешает мне идти за вами. Я буду следить за вами, хоть вы и полицейский!

— Ну что ты вечно лезешь в самое пекло? Такой бандюга, как Лупар, просто так не даст себя арестовать.

— Что вообще известно о Лупаре?

— Увы, немногое! — ответил Жюв. — Ты только что упомянул, что у полиции был не один повод, чтобы заняться им, но не все здесь так просто. Определить точным образом характер этой подозрительной особы будет делом довольно сложным… Известно, что он был замешан в самых дерзких преступлениях, но каждый раз находил способ избежать ареста, формально оставаясь непричастным к той или иной истории… На что он живет? Это неизвестно. Входит ли он в какую-либо банду? Все указывает на то. Как бы то ни было, это законченный негодяй, готовый на все, у которого, я уверяю тебя, рука не дрогнет нажать на спусковой крючок револьвера, если ему нужно будет избавиться от нас…

— Да, да, именно об этом я подумал… погоня, арест, будет отличный репортаж!

— Фандор! Фандор! Ты никогда не станешь серьезным! Ради удовольствия написать статью в газету ты лезешь в самые скандальные истории… черт возьми, мне кажется, в твоей жизни и так было достаточно потрясений?…

— Какое это имеет значение, Жюв? Когда перед тобой интересное приключение, стоит ли думать об опасности. Вы хотите арестовать Лупара. Мы можем на этом потерять наши головы… тем хуже или тем лучше! Я могу в случае необходимости быть осторожным, но я никогда не позволю себе поддаться опасности. Итак, каков ваш план? Вы хотите взять Лупара на месте преступления?

— Обязательно!

— Значит, вы будете за ним следить?

— Ты правильно догадался об этом.

— Когда вы начинаете слежку?

Жюв рукой сделал знак подвинуться поближе: «Ты слышишь, Фандор, что напевает вон тот тип, что сидит за стойкой бара?»

— Да, кажется, это «Голубой вальс».

— Чуть позже ты увидишь, что эта мелодия поможет мне ответить на твой вопрос. Ах, да! У тебя есть оружие?

— А вы не оштрафуете меня за запрещенное для ношения оружие?

— Какие глупости, разумеется, нет!

— Тогда признаюсь вам, что малютка Браунинг всегда со мной и сейчас отдыхает в моем кармане.

— Отлично. Слушай теперь внимательно, что ты будешь делать. Сегодня утром двое моих осведомителей видели Лупара на Центральном рынке и я уже пустил по его следу нескольких полицейских. По моим прогнозам и судя по тем сведениям, что я получил, Лупар должен скоро пройти через перекресток Шатодэн, а затем подняться к площади Пигаль в направлении особняка доктора Шалека. Мы возьмем его на себя начиная с перекрестка Шатодэн. Разумеется, мы не должны находиться вместе. Как только появится на горизонте наша цель, ты отправишься вперед и пойдешь, соблюдая дистанцию, перед Лупаром по той же стороне дороги, что и он, ни в коем случае не оборачиваясь назад. Если ты захочешь убедиться, что твой подопечный действительно следует за тобой, можешь искоса глянуть на него или посмотреть в отражение витрины магазина. Если вдруг ты обнаружишь, что Лупар больше не идет за тобой, продолжай идти, затем сверни на первую попавшуюся улицу и скройся там где-нибудь за углом дома на несколько минут…

— Зачем?

— Затем, что это классический прием. Если Лупар будет осторожен, а личности вроде него всегда настороже, то, видишь ли, он обязательно остановится перед какой-нибудь лавкой, чтобы постараться избавиться от возможной слежки и проверить, повернул ли назад кто-либо из тех, кто шел перед ним, а сейчас делает вид, будто ищет кого-то. Упаси тебя боже сделать нечто подобное…

— Хорошо, но если вдруг Лупар так и не появится?

— Ну тогда, — начал Жюв. — Черт! Еще один посетитель, который насвистывает «Голубой вальс», пора!

— Жюв, эти люди, что, насвистывая, входят в пивную, это инспекторы Сыскной полиции, не так ли?

— Да нет, совсем нет!

— Как? А мне показалось, что они дают вам сигнал, напевая эту мелодию?

— Да… но это не значит, что они полицейские!

— Тогда я ничего не понимаю!

— Не волнуйся! Это одна из моих хитростей… Кстати, ты только что спрашивал, что нужно делать, если Лупар исчезнет из твоего поля зрения. Так вот тебе простой совет… в этом случае, подождав немного, возвращайся по своим следам и прислушивайся к прохожим. Ты услышишь, как некоторые из них будут то ли напевать, то ли насвистывать «Голубой вальс» или «Деревянную ногу», это будет означать, что они встретились на моем пути, а уж я-то, шагая позади Лупара, постараюсь его не упустить из виду…

— Значит, эти прохожие будут агентами полиции?

— Да нет же! Подожди!.. Итак, ты будешь идти от прохожего к прохожему, прислушиваясь к напеваемым мелодиям и внимательно осматривая окрестные улицы. Ты все это время будешь слышать одни и те же песни, и если будешь идти быстро, то обязательно натолкнешься на след Лупара, а следовательно, и мой… Кстати, если вдруг все случится наоборот и я потеряю Лупара, то, будь добр, оставляй за собой тот же след, то есть напевай «Голубой вальс» или «Деревянную ногу»…

— Но я же не знаю ваших агентов, Жюв!

— Оставь моих агентов в покое! — медленно, четко выговаривая каждый звук, произнес Жюв. — Сегодня я работаю один. Если я потеряю твой след, то напой те мелодии, о которых я тебе говорил, ни больше, ни меньше, это все, что от тебя требуется!

Так, продолжая разговор, журналист и полицейский подошли к перекрестку Шатодэн.

— Здесь мы расстанемся! — шепнул Жюв. — Иди, пока поброди вокруг Нотр-Дам-де-Лорет. Уже шесть часов… Или я сильно ошибаюсь, или через несколько минут Лупар выйдет из этой пивной, видишь, вон там, по правой стороне. Его ты узнаешь легко, роста он высокого, на левой скуле бросающийся в глаза шрам. Ну, давай, малыш, удачи тебе!

Жером Фандор сделал несколько шагов, потом внезапно повернул назад.

— Жюв?

— Что, Фандор?

— Пожалуйста, объясните мне! Меня это несколько заинтриговало. Я боюсь провалить дело, если буду все время думать об этом…

— Да о чем же?

— Если эти люди не из полиции, то почему они насвистывают или напевают «Голубой вальс?»

— Ты сущее дитя, Фандор! Все очень просто! Слушай, «Голубой вальс» и «Деревянная нога» — это популярные мелодии, не так ли? Две заезженные песенки, которые звучат повсюду… Ну так вот, достаточно насвистеть или напеть в толпе популярную мелодию типа этой, как сразу окружающие, по крайней мере некоторые, принимаются мурлыкать ее себе под нос… Сегодня утром у пивной, которую посещает Лупар, я поставил для наблюдения двух ищеек, на этот раз действительно моих людей, которые, заметив, что бандит входит в заведение, начали напевать эти мелодии. И вот результат: мы встречаем на своем пути прохожих, которые услышали эти песни и начали насвистывать их мелодию. Понял, в чем фокус?..

Охота на человека должна была вот-вот начаться.

Глава III За кулисами

Зажиточный квартал Фрошо имеет форму полукруга, вершина которого упирается в пересечение улиц Анри-Монье и Кондорсе. Квартал окружен небольшой каменной стеной с надстроенной на ней решеткой, довольно живописной благодаря вьющимся растениям, которые тесно переплелись вокруг ее прутьев. Вход на главную улицу этого богатого квартала, широкую и тенистую, по сторонам которой стоят небольшие уютные особняки, открыт только для проживающих в нем буржуа.

Прошло около часа, как наш журналист, выполняя задание Жюва, старался не потерять след знаменитого вора Лупара.

Правда, следует признать, что задача, которую взял на себя Фандор, была не слишком сложной. Бандита вычислили сразу, как только он вышел из кабачка в предместье Монмартра. Оттуда Лупар, не спеша, руки в карманы и с сигаретой во рту, начал подниматься по улице Ле-Мартир.

Фандор дал себя обойти на углу улицы Клозель. С тех пор он ни на миг не упускал разбойника из виду.

Что касается Жюва, то его журналист спустя некоторое время окончательно потерял, несмотря на все свое старание.

Внезапно, как раз в тот момент, когда Жером Фандор, следуя на определенной дистанции за Лупаром, уже собирался пройти вслед за ним в квартал Фрошо, громкий крик заставил его обернуться.

Инстинктивно повернув назад, Фандор заметил, что Лупар также возвращается на крик.

На краю тротуара собралось трое или четверо человек, которые что-то искали на дороге. В Париже зеваки образуют толпу почти мгновенно: пока Фандор подошел к месту происшествия, там уже собралось около тридцати любопытных, которые горячо обсуждали происходящее и подавали советы.

По обрывкам разговоров Фандор понял, что речь идет о двадцатифранковой монете, которая упала в ручей, протекающий по краю дороги. Правда, среди прохожих нашлись и утверждавшие, что это всего-навсего монета в двадцать су.

На краю тротуара на коленях стоял бедняга, потерявший монету, который энергично ковырялся в ручье, совершенно не обращая внимания на грязь, стекавшую по его рукам. Вынесенный толпой в первый ряд, Жером Фандор вдруг услышал голос Жюва, который тихо приказал:

— Балда, не входи в квартал!..

Несчастный, который искал деньги, ползая по земле, был не кто иной, как полицейский!

Сбитый с толку, Фандор искал, что ответить, но Жюв, прерывая наставления другу жалобными стонами, чтобы ввести толпу в заблуждение, продолжал коротко отдавать приказы:

— Но оставь его, пусть идет дальше! Следи за входом в квартал!..

— Но, — также тихо заметил Фандор, — если я потеряю его из виду…

— Ничего страшного, дом доктора второй по правой стороне улицы…

Жюв продолжал:

— Не позже чем через четверть часа встречаемся на улице Виктор-Массе, дом 27.

— А если Лупар до этого уже войдет в квартал?

— Тогда сразу иди туда, куда я тебе сказал…

Фандор уже собирался потихоньку улизнуть, когда Жюв, громко застонав в очередной раз, окликнул его в полный голос:

— Спасибо вам большое, добрый господин! Но поскольку вы так добры ко мне, дайте мне еще что-нибудь ради господа Бога!

Подавая «нищему» мелкую монету, Фандор опять услышал настойчивый голос Жюва:

— Если тебя спросят на входе, скажи, что ты идешь к господину Онкавею, художнику-декоратору…

— Какой этаж?

— Не знаю, смело поднимайся, ты найдешь меня на лестнице.

Жером Фандор в точности исполнил все, что велел Жюв. Спрятавшись за будкой для дорожных рабочих, он наблюдал за вторым от входа в квартал Фрошо домом, стоявшим по правой стороне улицы. Ничего подозрительного вокруг дома Фандор пока не замечал. Лупар почти сразу исчез с горизонта, но он должен был быть где-то рядом. Прождав пятнадцать минут и помня о приказе Жюва, Фандор покинул свой наблюдательный пост и вошел в дом номер 27 по улице Виктор-Массе.

Дойдя почти до четвертого этажа, он услышал голос Жюва:

— Это ты, малыш?

— Да.

— Ты случайно не нарвался на болтливого консьержа, что сидит внизу?

— Я никого не встретил по пути.

— Все идет как надо! — продолжал Жюв. — Поднимайся сюда.

Полицейский сидел на ступеньках лестницы между пятым и шестым этажом. Через приоткрытое окно он внимательно изучал открывавшийся оттуда вид с помощью небольшой подзорной трубы.

Подойдя к Жюву, Фандор понял его замысел. Из окна лестничной площадки этого дома по улице Виктор-Массе квартал Фрошо лежал словно на ладони.

— Он не вошел в дом, не так ли? — спросил Жюв.

— Нет, — ответил Фандор, — по крайней мере, не входил, пока я наблюдал за домом, но с тех пор…

— С тех пор, — перебил полицейский, — если бы он приблизился к дому, то я его наверняка заметил бы.

— Не правда ли, — продолжал Жюв, оторвавшись от подзорной трубы, в которую прекрасно просматривалась местность, окружавшая особняк доктора Шалека, — иногда полезно знать Париж и иметь повсюду друзей? Я сразу же подумал, что из этой «обсерватории» мы отлично смогли бы наблюдать за неблаговидными действиями нашего гражданина Лупара, не опасаясь быть обнаруженными, ибо, мой дорогой Фандор, не в обиду будет тебе сказано, ты мог бы здорово оплошать, пойдя за ним в этот квартал.

— Признаю свою ошибку! — откликнулся Фандор.

— Когда я заметил это, — продолжал инспектор Сыскной полиции, — я сразу же придумал этот фокус с монетой, чтобы собрать толпу и привлечь твое внимание, но… погоди, погоди!..

— Птичка, — прошептал полицейский, — готовится войти в клетку, ты видишь, Фандор?

Внимательно присмотревшись, журналист заметил уже привычный ему силуэт, который самым естественным образом — через калитку — проскользнул в садик, отделяющий небольшой особняк доктора Шалека от центральной улицы.

— Заметь, — подчеркнул Жюв, который от радости даже подпрыгнул на лестнице, — если бы мы находились на одном с ним уровне, мы не увидели бы всего того, что он сейчас делает, в то время как отсюда мы хорошо видим, как наш друг Лупар направился к правой от подъезда стороне дома. Дверь из подъезда, конечно, выходит в переднюю. Сейчас он возвращается обратно. Вот он идет вдоль дома, прижимаясь к стене. А вот и небольшая низкая дверь, спрятанная в этой стене. Ну и ну! Чтобы обнаружить эту дверь, нужно знать, что таковая имеется… Что там делает наш знакомый? Копается в своем кармане?.. А, прекрасно, связка отмычек… Вот! Что я тебе говорил?..

Фандор действительно увидел, как Лупар проник в образовавшееся отверстие и скрылся в подвале дома. Низкая дверь бесшумно закрылась.

— Ну, что дальше? — спросил он.

— А дальше, — отвечал полицейский, слетая кубарем с лестницы, совершенно не думая о грохоте, который он производит, и о возможном возмущении жильцов, — дальше мы затянем сеть, в которую только что угодила наша пичужка!

Настроенный предупредить абсолютно все неожиданности в этом деле, Жюв сказал Фандору:

— Чтобы не привлечь внимания привратницы, которая стоит у входа в квартал, поступим следующим образом: когда я буду ее расспрашивать, у себя ли доктор Шалек, а она без сомнения ответит «нет» — так как, насколько мне известно, этот Шалек уехал из города два дня тому назад, — ты постараешься незаметно проскользнуть позади меня, а затем выйти на улицу. А я, получив от привратницы ответ, сделаю вид, что возвращаюсь на улицу Кондорсе, а затем… ну, там, это уже мое дело!..

Программа Жюва была выполнена по всем пунктам: Фандор сумел незаметно пройти в квартал, пока полицейский, отвлекая привратницу, сидевшую в своем домике, с самым любезным видом расспрашивал ее о докторе Шалеке.

— Нет, месье, — отвечала та, — я не могу вам точно сказать, хотя по всей видимости, доктор Шалек должен отсутствовать: так как вчера вечером я видела, как он вышел с чемоданом в руке и с тех пор, насколько я помню, не возвращался. Если все же вы хотите убедиться, дома он или нет, то это второй дом справа.

— Нет, пожалуй, я лучше зайду попозже.»

Но, когда Жюв выходил из привратницкой, сопровождаемый женщиной до порога двери, он вдруг резко вскрикнул:

— Взгляните, голубушка, у вас лампа коптит…

И пока привратница разворачивалась, чтобы посмотреть, что там такое стряслось, Жюв вместо того, чтобы повернуть направо, быстро нырнул в левую сторону и, бесшумно ступая по дорожке, догнал Фандора, остановившегося в нескольких шагах от жилища доктора Шалека.

— Что будем делать? — спросил Фандор.

— Войдем прямо в дом и спрячемся там, — заявил Жюв, — сейчас самый благоприятный момент, лучшей темноты не придумаешь. Скоро включат искусственное освещение, а позже может появиться луна, свет которой дает также огромные тени, и из-за них нас моментально раскусят…

Фандор улыбнулся, эта экскурсия его вполне устраивала. Он уже подходил к небольшой деревянной калитке, через которую можно было пройти в сад доктора Шалека и которую, на их счастье, Лупар забыл закрыть, когда Жюв его вдруг остановил.

— Минуту! — шепнул он. — Прежде чем перейти в атаку, разработаем наш план сражения.

Фандор небрежно махнул рукой…

— Сущее дитя! — проворчал Жюв. — Видно, что ты никогда не был генералом! Правда, я тоже им никогда не был… но зато я все же кое-что умею.

Затем, посерьезнев, полицейский добавил:

— Эта прелесть Жозефина нарисовала мне примитивный план дома, где она, возможно, была, хотя, может быть, она стянула этот документ особой важности у своего любовника… Итак, у нас два окна на первом этаже, с одной и с другой стороны передней. Расположение комнат обычное: столовая, гостиная. Второе окно справа на втором этаже, по всей вероятности, окно спальни. Слева, вот это окно с балконом — тут Жюв пальцем ткнул в соответствующее место на схеме, — принадлежит рабочему кабинету нашего эскулапа. Именно здесь мы и спрячемся… Понятно, Фандор?

Под прикрытием цветников, разбитых возле дома, тесно прижимаясь к стене, мужчины осторожно продвигались к цели по мягкому ковру газона, время от времени задерживая дыхание и на каждом шагу оглядываясь. Раз уж они хотели взять бандита на месте преступления, следовало не только пройти в дом незамеченными, но и не спугнуть преступника малейшим подозрительным звуком. Если им удастся попасть в рабочий кабинет, не обнаружив себя, они смогут наблюдать за спектаклем, который должен был вот-вот начаться, сидя прямо перед сценой.

Второй этаж дома доктора Шалека находился не очень высоко от земли, по водосточной трубе Жюв и Фандор легко взобрались на балкон, где перед ними выросла черная дыра: это был рабочий кабинет доктора.

Жюв решительно нырнул в темноту, но скрип паркета под тяжестью шагов заставил его замереть на месте. Жестом остановив Фандора, он достал из кармана пару галош:

— Я сделаю свою обувь бесшумной, и ты, будь добр, сними свои ботинки…

Жюв подергал ставни, убедившись, что те не скрипят, задвинул шпингалет и задернул занавески.

— Попытаем счастья! Сейчас нас не видно снаружи, рассмотрим получше кабинет.

Достав из кармана фонарик, Жюв осветил им комнату, чтобы ближе познакомиться с местом, где он наметил засаду.

Рабочий кабинет доктора Шалека был обставлен довольно элегантно. Посреди комнаты размещался широкий письменный стол, весь заваленный папками и бумагами. Справа от стола, в противоположном от окна углу, находилась дверь, которая выходила на лестницу и которую не сразу можно было заметить из-за тяжелой бархатной портьеры, почти полностью скрывавшей ее. Прямо напротив этой двери размещался угловой диван, развернутый на две смежные стены комнаты. С другой стороны всю стену занимала огромная библиотека.

— Но я что-то не вижу знаменитого сейфа, о котором упоминается в письме? — сказал Фандор.

Жюв снисходительно улыбнулся и, нагнувшись к уху журналиста, объяснил:

— Это просто означает, малыш, что у тебя не наметанный глаз, я, разумеется, имею в виду, наметанный глаз полицейского. В наше время осмотрительный человек, оставляющий ценные вещи дома, не запирает их в эти старомодные металлические ящики, которые можно увидеть у отсталых обывателей или в некоторых торговых домах, где желают поразить клиента тоннами железа. С сейфами а ля Терез Юмбер уже покончено! Ты сам знаешь, что в таких сейфах сейчас не хранят ничего ценного. Лучше посмотри внимательно на этот угловой диван, над которым возвышается полка, изготовленная из ценной породы дерева, с вычурными формами в стиле модерн. Не кажется ли тебе эта напыщенная штучка слишком толстой. Как ты думаешь, не должна ли она привлечь к себе внимание проницательного человека? Поверь мне, малыш, под этим хрупким изделием из красного дерева, покрытого лаком, спрятан солидный стальной сейф, с которым сложно справиться, даже обладая лучшим воровским инструментом. Это небольшое украшение, которое ты видишь справа, свободно передвигается…

Дополняя слово делом, Жюв как опытный мастер пустил в действие механизм, спрятанный в деревянной обшивке, и показал восхищенному Фандору незаметный замок:

— Видишь, сюда вставляется ключ, остальное понятно… Но не будем мешать, этот свет становится опасным. Потушим его и спрячемся за занавесками.

Примерно в течение часа мужчины стояли, затаив дыхание, за занавесками, затем, устав, присели на корточках на пол. На всякий случай Жюв, колени которого касались подбородка, положил рядом свой револьвер так, чтобы им можно было воспользоваться в любой момент. Фандор, сидевший в такой же позе, тоже посчитал благоразумным вытащить свою «малютку Браунинг». И в тот момент, когда где-то вдалеке башенные часы пробили десять часов, до друзей вдруг долетел еле уловимый шум.

— Тебе хорошо видно?.. — глухо спросил Жюв.

— Да, — сказал Фандор.

Проводя время в ожидании, журналист и полицейский перочинным ножом проделали в занавесках маленькие дырочки, незаметные издалека, но достаточные для того, чтобы через них наблюдать за тем, что происходит в комнате.

Постепенно шум становился громче, по-видимому, кто-то расхаживал по соседним комнатам. Без сомнения, Лупар считал, что он один в оставленном без присмотра жилище доктора Шалека, и надеялся спокойно взломать сейф, о котором он, наверное, уже давно пронюхал. Шаги приближались, и Фандор, несмотря на все свое мужество и то, что он безоговорочно верил в Жюва, почувствовал, как сильно забилось его сердце, когда кто-то повернул ручку двери, которая соединяла рабочий кабинет с лестницей, ведущей вниз, на первый этаж, и вошел в комнату. Мгновение стояла абсолютная тишина, затем щелкнул выключатель, и кабинет озарился ярким светом.

Жест, которым включили свет, мог быть сделан только человеком, хорошо знакомым с расположением дома. Значит, подумали одновременно оба друга, взломщик хорошо подготовился к своему преступлению. Но, рассмотрев получше вошедшего через отверстия для наблюдения, сделанные в занавесках, друзья не могли не вздрогнуть от удивления.

Фандор сильно сжал руку Жюва, полицейский жестом ответил. Лицо, которое только что вошло в рабочий кабинет, не было Лупаром!

Незнакомцу на вид можно было дать лет сорок. Темная борода, подстриженная веером, четко выделялась на лице. Спереди можно было заметить пробивающуюся лысину. На довольно крупном носу с горбинкой висело тонкое пенсне. Бросив взгляд на висевшие на стене часы, которые показывали половину двенадцатого, он вышел из комнаты, оставив свет в кабинете, словно рассчитывал сюда вернуться.

— Ну как?

— Это Шалек?..

— Черт бы его побрал! Из-за него все может погореть. Кроме того, мы собирались спасти лишь ценные вещи, а сейчас, возможно, надо будет защищать человеческую жизнь.

— Ну надо же было этому болвану вернуться домой в такой неподходящий момент!

— Может быть, — сказал Фандор, — лучше будет сразу открыть наше присутствие здесь?

— Я уже подумал об этом, но, даже не принимая во внимание его реакцию, когда он внезапно увидит двух незнакомцев в доме — хотя это не главное, так как он может испытать сегодня и более сильные чувства, — мы можем выдать себя перед Лупаром. А мне, признаюсь тебе, дорогой Фандор, ужасно хочется раз и навсегда покончить с этим типом и узнать, что он замышляет, тем более, возможно, здесь замешана еще какая-то женщина, о которой упомянула Жозефина…

Инспектор замолчал, и Фандор, чувствуя, какие тяжелые мысли терзали Жюва, не осмелился больше его отвлекать.

Загадочный Лупар, наверное, почувствовавший за собой слежку, словно растворился, во всяком случае, никак не выдавал своего присутствия.

И если он покинул дом доктора Шалека, то это значит, что у Жюва не будет никаких улик против него, даже если его задержат. В этом и заключалась сила Лупара, пользовавшегося большой популярностью у дна парижского общества, потому что каждый раз он ловко избегал наказания, доставляя тем не менее неприятности полиции, у которой он постоянно находился под подозрением.

Через десять минут Шалек вернулся в кабинет, на этот раз на нем была элегантная пижама в голубую полоску.

Когда украшавшие камин часы в стиле ампир пробили три, Фандор, несмотря на тягостное и напряженное ожидание, не смог подавить зевок. Время тянулось медленно, и хотя интерес к делу сохранялся, приключения этой ночью, по-видимому, не предвиделись. Со своего наблюдательного поста Фандор и Жюв продолжали следить за доктором Шалеком.

«Когда же он пойдет спать? Или у него привычка работать по ночам? Как долго еще придется ждать?»

Наконец Шалек, дописав какое-то письмо, зажег свечу, накапал немного воска на конверт и запечатал его. Затем он привел в порядок бумаги, над которыми сидел, не поднимая головы, полночи. Окончив уже все дела, доктор Шалек еще некоторое время посидел в кресле, наконец, потушив свечу и лампу, он вышел из комнаты… В кабинете постепенно светлело, хотя окна выходили на запад, бледно-розовая заря потихоньку заполняла неярким светом комнату, в которой, затаив дыхание, сидели наши друзья. Еще полчаса, и силуэты Жюва и Фандора будут выделяться через прозрачную легкую ткань занавески и изнутри их будет легко заметить.

Доктор, наверное, уже в своей спальне.

На всякий случай полицейский и журналист подождали еще несколько минут, внимательно вслушиваясь в тишину ночи, подходившей к концу.

Наконец-то!

Жюв и Фандор почувствовали, как они устали, проведя столько времени без движения: судорогой свело ноги, а позвоночник не чувствовался совсем, словно его разбили чем-то тяжелым.

Неожиданно снова раздался шум, но это уже не были шаги человека, спокойно и уверенно расхаживающего по дому, а какое-то странное поскрипывание. Скрытый шум то прекращался, то вновь начинался. Откуда он исходил? Ниоткуда! Отовсюду!..

— Эта комната вся обита драпировкой, — тихо заметил Жюв, — я думаю, что и остальные тоже. Проклятая драпировка, из-за нее ничего не слышно!

— Похоже… — начал было Фандор.

Но вдруг дверь опять открылась, щелкнул выключатель, и кабинет озарился электрическим светом. На пороге стоял доктор Шалек.

Осмотрев быстрым взглядом письменный стол, доктор сделал несколько шагов в направлении окна. Притаившиеся за занавесками Жюв и Фандор при его приближении покрылись холодным потом.

И было отчего: почти на расстоянии вытянутой руки на них зловеще глядела черная пустота револьвера. Что произойдет, если доктор Шалек их обнаружит? Скорее всего, этот человек в порядке самообороны начнет стрелять в непрошеных гостей!

Жюв сильно сжал рукой локоть Фандора. Но Шалек, не найдя здесь ничего подозрительного, уже возвращался обратно. Вдруг снова раздался глухой, исходящий непонятно откуда, загадочный скрип. Оставив дверь в кабинет приоткрытой, Шалек удалился.

Еще добрый час инспектор и репортер оставались неподвижными, хотя уже давно слышали, как Шалек вошел в спальню и запер дверь на два оборота.

— Делаем ноги! — сказал Жюв, бесшумно поднимаясь с пола, в то время как Фандор, осторожно отодвигал занавеску, чтобы через окно выбраться на балкон.

Несколько минут спустя — за это время Жюв успел избавиться от парика, фальшивых усов и макияжа — двое мужчин остановились посреди площади Пигаль, чтобы перевести дух после забега, который, скорее, напоминал бегство заурядных злоумышленников.

Глава IV Труп женщины

Когда Жюв, сворачивая на улицу Пигаль, по-дружески взял под руку Фандора, молодой человек спросил его:

— В общем, Жюв, мое предположение оказалось верным, донос этой девицы Жозефины оказался сплошной выдумкой, поскольку он абсолютно ничем не обоснован?..

— Ты не прав, — ответил Жюв.

— Однако…

— Фандор! Я не узнаю тебя, — сказал он, — куда девался твой критический ум? Помнишь ли ты уроки, которые я тебе когда-то давал? Мы находились на месте предполагаемого преступления. Да, конечно, Лупар также находился там… Мы пока не знаем, почему он не взломал сейф, но, на мой взгляд, ничего не доказывает, что у него не было подобного намерения.

— Значит, можно сделать вывод, что Лупару просто что-то помешало осуществить свой замысел?

— Малыш, — сказал инспектор, — существует столько гипотез на этот счет, что лучше воздержаться от преждевременных выводов. Лупар должен был прийти, он пришел. Он должен был совершить кражу, он этого не сделал. Вот данные, которыми мы располагаем. Был ли он скован присутствием доктора Шалека, которого считал, как, впрочем, и мы сами, покинувшим Париж? Заметил ли он за собой слежку? Обнаружил ли, что мы вошли вслед за ним в дом и спрятались за занавесками возле окна кабинета? В крайнем случае, и это не исключено!.. А потом вспомни, доктор Шалек этой же ночью находился в кабинете и ему показалось, что он услышал какой-то шум… Нельзя ли предположить, что этот несвоевременный для Лупара визит парализовал его действия?

Отчаянно жестикулируя, к Жюву и Фандору направлялись трое человек.

— Как, это вы, Мишель! — сказал Жюв. — И вы, Анри! Вы, Леон!

Затем, повернувшись к Фандору, он объяснил:

— Трое инспекторов из мобильной бригады полиции, дружище…

Полицейский Мишель тем временем настойчиво спрашивал:

— Итак, шеф, что случилось?…

— Как, что случилось? — в свою очередь спросил Жюв. — Что вы этим хотите сказать?

— Вы же идете из квартала Фрошо, шеф?

Жюв казался совершенно сбитым с толку. Проворчав что-то себе под нос, он сказал:

— Ну, ну, не будем нервничать раньше времени! Откуда вы идете, Мишель? Из префектуры?..

— Нет, шеф, из комиссариата IX округа…

— В таком случае откуда вы знаете, что мы были в квартале Фрошо?

Теперь Мишель сделал недоуменное лицо:

— Ну как же, увидев вас здесь, после этого дела…

— Подождите, Мишель, о каком деле вы говорите? Я ничего не знаю…

— Ну так вот, как все было, шеф… Мы втроем, Леон, Анри и я, находились на дежурстве в полицейском участке по улице Ларошфуко, готовясь к облаве, которая намечалась на это утро. Двадцать минут назад, когда мы дремали, ожидая начала операции, вдруг зазвонил телефон… Я снял трубку и услышал прерывистый, задыхающийся голос женщины. Она спросила, действительно ли попала в полицейский участок, и, получив от меня утвердительный ответ, начала умолять прийти ей на помощь: ее хрип — она кричала в трубку: «спасите, убивают!» — до сих пор стоит у меня в ушах.

— Ну? — спросил Жюв.

— В этот момент связь прервалась.

— Вы выяснили, откуда был звонок?

— Да, шеф, это был номер 928-12, абонент проживает в квартале Фрошо, фамилия — доктор Шалек…

— Что это еще за история!

Бросив взгляд на незнакомого ему журналиста, Мишель продолжал свой рассказ:

— Служащий телефонной станции также подтвердил, что у женщины, попросившей его связаться с полицейским участком, был необычайный дрожащий, задыхающийся голос…

— Я полагаю, вы попытались набрать номер 928-12?

— Никто не ответил, шеф.

— Тогда вы решили идти сюда?

— Да, шеф! Я думаю, нам надо поторопиться. Если там действительно произошло преступление…

Но, к великому удивлению Мишеля, Жюв не проявлял особой спешки. Пробормотав под нос несколько неразборчивых слов, он вдруг отвел Фандора немного в сторону:

— А ты понимаешь что-нибудь в этой истории?

— Ничего! — признался Фандор. — Если бы что-то произошло в квартале Фрошо, мы бы услышали.

— Наверняка! Тем не менее, этот телефонный звонок…

Фандор предложил:

— Ну что, сходим посмотрим?..

— Да, надо идти, — ответил Жюв. — Но не знаю, почему, Фандор, все это мне очень не нравится…

— Нас слишком много, — продолжал он, обращаясь ко всей компании, — не стоит привлекать внимание публики. Идемте с нами, Мишель, а вы, Анри и Леон, возвращайтесь в участок и в случае необходимости будьте готовы присоединиться к нам.

Подойдя к двери дома доктора Шалека, небольшая группа остановилась.

— Звоним! — сказал Жюв.

Властный звук колокольчика разбудил еще погруженный в сон дом. Прошло несколько минут, ничто не нарушало царившей вокруг ночной тишины. Жюв, теряя терпение, вновь начал громко трезвонить в дверь…

На этот раз они услышали, как кто-то в спешке спускается с лестницы. Сонный голос через дверь спросил:

— Кто там? Что вам угодно?

— Откройте! — приказал Жюв.

— С кем вы хотите разговаривать?

— С доктором Шалеком. Ну, открывайте! Это полиция…

— Полиция! — повторил невидимый собеседник. — Но, черт возьми, что вам от меня нужно?

— Сейчас узнаете, — быстро ответил Мишель, — мы не можем кричать на всю улицу!

Доктор Шалек решился наконец приоткрыть дверь.

— Но, в конце концов, что вам от меня нужно? — повторил он.

— В вашем доме, доктор, бандиты, возможно убийцы, нас только что предупредили об этом по телефону, и вот мы пришли…

— Бандиты! Мне, наверное, снится кошмар?.. Ну и ну, но заходите, господа… Убийцы? Но кого они могли убить? Я живу здесь совсем один…

— Итак, — сказал Жюв, — не будем терять времени, доктор. Позже я вам подробно расскажу об этой необычной истории, но сейчас, прежде всего, мы должны обыскать ваш особняк. Надеюсь, вы понимаете, что у нас только честные намерения?

Доктор Шалек улыбнулся:

— О, лицо инспектора Жюва слишком известно, чтобы я, оказавшись в его присутствии, не почувствовал себя обязанным быть в его полном распоряжении… Господин Жюв, вы наверняка стали жертвой какого-то недоразумения, но в конце концов можете осмотреть мой дом, если вам это кажется необходимым. Я провожу вас…

Сопровождаемые хозяином, Жюв, Фандор и Мишель обошли дом.

— Ваш обыск близится к концу, господа, — заявил доктор Шалек, — мне осталось показать вам три комнаты: ванную, спальню и мой рабочий кабинет…

— Посмотрим сначала вашу ванную комнату…

Когда полицейские выходили из ванной, доктор Шалек уже открывал дверь в другую комнату.

— Мой кабинет! — объявил он, отходя в сторону, чтобы пропустить вперед своих незваных гостей.

Но едва Фандор шагнул в кабинет доктора Шалека, откуда они с Жювом вышли совсем недавно, как с его губ сорвался крик:

— О боже! Это ужасно!

Позади него, повергнутые в ужас, шли, спотыкаясь друг о друга, Жюв и доктор Шалек…

Комната была в полнейшем беспорядке…

Все свидетельствовало о яростной борьбе, которая недавно была здесь. Стулья перевернуты. Одна из панелей из красного дерева, принадлежавшая письменному столу в стиле министр, была наполовину оторвана, вероятно ударом ноги, оборванная оконная занавеска болталась на карнизе, небольшая газовая горелка, стоявшая перед камином, была наполовину разбита…

Едва войдя в комнату, Фандор заметил огромные пятна крови, полосой тянувшиеся по ковру от окна до письменного стола… Подойдя поближе, он увидел рядом со столом распростертое бездыханное тело женщины, раздавленное и залитое кровью, которое наводило ужас своим отвратительным видом…

Фандор бросился к незнакомке…

Он положил ей руку на сердце, послушал несколько секунд.

— Мертвая!

В то же время Жюв отдавал приказания:

— Никому не входить! Никому не двигаться!

Рассуждая вслух, Жюв отмечал:

— Телефонный аппарат опрокинут… Между жертвой и убийцей происходила борьба… А мотивом преступления была кража…

— Кража! — вскрикнул доктор Шалек, делая шаг вперед.

— Кража! — подтвердил Жюв. — Посмотрите, доктор, ваш сейф опрокинут на пол, взломан и распотрошен…

— Каким образом была убита эта женщина? — спросил Фандор, который, осмотрев убитую, увидел, что тело из-за многочисленных ушибов представляет собой одну сплошную ужасную рану.

Жюв ничего не ответил.

Он по-прежнему смотрел на место кровавого преступления и о чем-то сосредоточенно думал.

— Трудно вообразить себе подобное! — сказал он Фандору.

Затем позвал:

— Доктор!.. Ну, ну, успокойтесь, разъясните нам, вы понимаете что-нибудь во всем этом?

Доктор Шалек машинально теребил в руках пустой мешочек из серого полотна, который он только что обнаружил на полу и в который имел привычку прятать свои ценности.

— Я ничего не понимаю! Ничего! Ничего! Ничего! — повторял он. — Я ничего не слышал! И потом, кто эта женщина?

Фандор обратил внимание Жюва на небольшую туфельку, лежавшую в углу комнаты.

— Модница — сказал он.

— Похоже, — ответил Жюв и, положив руки на плечи Шалеку, спросил:

— Наверное, подружка? Или любовница? Черт возьми, не вздумайте отрицать…

— Отрицать! — запротестовал доктор. — Я надеюсь, вы меня не обвиняете в убийстве? Я ничего не знаю о том, что здесь произошло… Вы же сами видите, что меня обокрали.

— Это ваша любовница?

— Нет, я не знаю эту женщину!

— Тогда пациентка?

— Я больше не практикую!..

— Возможно, просто посетительница?

— Я сегодня никого не принимал…

— Это не ваша горничная?

— Нет, еще раз нет, я живу здесь один!

— Итак, доктор, — сказал Фандор, — дверь была закрыта, правильно? Эта женщина не могла войти сюда с помощью святого духа. Стало быть, если вы не знали о ее присутствии в вашем доме, то это можно объяснить, к примеру, тем, что женщина, проникнув в дом днем, нашла способ оставаться в нем, не вызывая у вас никаких подозрений…

— Но, — опять твердил доктор, — я же вам говорю, что я никого не принимал! Я ее не знаю!..

— Посмотрите внимательно на ее лицо, — предложил Жюв.

Доктор склонился над убитой и побледнел еще больше.

— Отвратительное зрелище! — выдавил он. — посмотрите сами, господин Жюв, лицо обезображено, его невозможно узнать.

— Шеф, — вмешался полицейский Мишель, — вы заметили вот это?

Он протянул Жюву носовой платок, который был густо вымазан каким-то липким и сероватым веществом.

— Что это может такое быть? — спросил Фандор.

Жюв, бросив взгляд на платок, сразу определил природу этой загадки.

— Смола, — просто сказал он. — Сделав свое черное дело, убийца, чтобы мы не могли установить личность жертвы преступления, бросил ей на лицо носовой платок, смазанный смолой… Этим можно объяснить ожоги, которые мы можем видеть на лице убитой, но это не проясняет, ни того как погибла эта несчастная, ни почему ее убили в доме доктора Шалека, ни кто она такая…

Понизив голос и повернувшись к Фандору, Жюв добавил:

— Это тем паче не объясняет, как и когда было совершено преступление, поскольку не прошло и часа, как мы покинули эту комнату, а ведь только для того, чтобы взломать сейф, который был еще совсем недавно невредим, требуется, по меньшей мере, добрый час работы!

Фандор, пораженный происшедшим, машинально разглядывал взволнованного доктора Шалека; Жюв о чем-то размышлял; инспектор Мишель, который не догадывался о всей загадочности этого преступления и не знал, что Жюв и Фандор провели ночь в этой комнате, единственный сохранял хладнокровие.

Он дернул Жюва за рукав:

— Доктора задержим? — вполголоса спросил он.

И, поскольку Жюв, охваченный мыслями, промедлил с ответом, Мишель, убежденный, что действует соответственно намерениям своего начальника, повернулся к доктору.

— Полноте, — грубо обронил он, — хватит выдумывать, говорите нам правду!..

— Правду?

— Да! Мы сыты вашей болтовней, вы скажете нам, что здесь произошло?

— Но я ничего не знаю!..

— Ну да! Вы утверждаете, что проживаете здесь один, что не знакомы с жертвой, что вы ни при чем в этом деле? А я вам говорю, что ваши детские оправдания не выдерживают никакой критики, вам не кажется?

— Но, Бога ради, поверьте, я сказал вам правду! — пролепетал бедный доктор Шалек.

— Ну а я вам заявляю, что у вас не сходится одно с другим! Невозможно, чтобы вы даже не слышали, как произошло убийство! Значит, вы нам лжете! Значит…

И поворачиваясь к Жюву, Мишель вновь, на этот раз громко, повторил вопрос:

— Ну что, под арест его?

— Господин Шалек, по-видимому, говорит правду… — тихо произнес Жюв.

Услышав, что его оправдания нашли поддержку, доктор Шалек заговорил более уверенным голосом:

— А, что я говорил! Вы верите, что я сказал вам правду, месье? Вы поможете мне?

Жюв не отвечал.

Он смотрел на Фандора и с мучительным беспокойством спрашивал себя, как ему следует поступить. Доктор Шалек по минутам изложил все, чем он занимался прошедшим вечером. Все в точности совпадало с тем, что совсем недавно видели Жюв и Фандор…

— Не приснилось же все это нам! — сказал Фандор.

Широким шагом Жюв пересек комнату и подошел к окну; раздвинув занавески, он показал Фандору следы грязи, оставшиеся на полу: это — было то место, где они, укрывшись, сидели этой ночью!

Мишель, видя, что Жюв сомневается, бурчал: «Удобным делом становится полиция! Когда начальство постоянно боится арестовать невиновного».

И, форсируя ход событий, он еще раз спросил Жюва:

— Ну что, шеф?..

В ответ Жюв лишь пожал плечами.

— Доктор, — наконец вымолвил он, — я прошу вас сегодня утром не выходить из дому. Я отправлюсь в префектуру, откуда пришлю экспертов из службы антропометрии. Необходимо также тщательно сфотографировать всю обстановку вашего кабинета. Затем я вернусь, чтобы провести более подробное расследование, и вы мне понадобитесь… Мишель, оставайтесь здесь, в распоряжении доктора Шалека!

…И, не прощаясь, Жюв увлек за собой Фандора, как в тумане спустился по лестнице и покинул этот странный дом.

— Я поражен, — сказал он, — в этом убийстве полно загадок, достойных самого Фантомаса…

Глава V Лупар в гневе

Лупар принимал диетический завтрак из фруктов.

Не спеша поднимаясь вдоль тротуара и заглядывая в окна лавчонок, разбросанных по улице, Лупар без стеснения, с уверенностью человека, пользующегося местной славой, брал фрукты из тележек, стянув здесь пригоршню клубники, там — несколько вишен, чуть дальше — немного смородины.

Если торговец вдруг вздумывал выразить недовольство, Лупар быстро затыкал ему рот.

Сорвиголова равнодушно прошел мимо аптекаря, который вышел подышать воздухом на порог своей аптеки. Затем, словно вспомнив о чем-то, обернулся к нему.

— Как ваши дела, месье Веран? — спросил он.

— Спасибо, хорошо, а ваши?

— Тоже неплохо… Скажите, вы случайно не видели у себя мою жену?

— Мадемуазель Жозефину? — уточнил аптекарь.

— Да.

— Я не видел ее, но — аптекарь нюхом учуял, что можно будет получить заказ, — если у нее недомогание, я готов ей помочь…

Лупар резко перебил его:

— Я не об этом веду речь. Я понятия не имею, здорова она или нет, я просто так спросил вас о ней, проходя мимо… Ах, до чего вы странные люди, везде ищете, как бы извлечь прибыль…

И, оставив озадаченного этим внезапным выпадом аптекаря, разбойник пересек улицу, прошел еще немного и остановился возле кабачка «Встреча с другом».

Мамаша Косоглазка, оккупировав переднюю часть здания, раскладывала на лотках корзины со съедобными улитками.

— Не хочешь попробовать? — предложила старуха, заметив любовника Жозефины, и подкрепила свое предложение улыбкой, которую попыталась, правда безуспешно, сделать как можно любезнее.

— Подкинь мне булавку! — ответил грубо Лупар и в несколько мгновений опустошил полдюжины раковин.

— Ну как, вкусные?

Главарь бандитов равнодушно пожал плечами:

— Ничего, есть можно…

Мамаша Косоглазка согласно закивала головой, несколько секунд рассматривала Лупара, — он, вроде, был не в плохом настроении, — и решила, что сейчас благоприятный момент поговорить с ним о том, о чем она намеревалась.

— Квадрат!..

— Что, мамаша Косоглазка?

— Наклонись сюда, мне есть, что тебе сказать, но я не хочу, чтобы нас слышали.

— О чем ты хочешь поговорить?

— Ни о чем, — продолжала она, — и о многом…

— Давай валяй, только быстро!..

Но только она собралась открыть рот, как вдруг тишину разорвал грохот деревянных колесиков, гремящих по тротуару на всю округу.

Лупар повернул голову и улыбнулся.

— Поди-ка, — сказал он, — это же Автобус!

Безногий калека, летевший с большой скоростью на своей тележке, со всего размаху врезался в корзины с устрицами, на которых сверху стояли голубые тарелки, наполненные улитками.

Этот калека, стремительно спускавшийся на своем транспорте по крутым улицам, ведущим с площади Сен-Матье, за что получил среди своих прозвище Автобус, раньше работал, как говорили, машинистом на железной дороге, но потерял обе ноги в железнодорожной катастрофе. Зарегистрированный в «Общественной Благотворительности», он существовал благодаря пожертвованиям, а также чаевым, которыми весь мелкий люд квартала награждал его за самые разные услуги, что бедняга предлагал при любом подходящем случае.

Автобус подал Лупару всю в мозолях руку, которую тот пожал с надменным сочувствием.

— Автобус, — обратилась к калеке мамаша Косоглазка, мне надо бы отлучиться на пару минут, ты присмотришь пока за устрицами?

Лупар вслед за старухой вошел во владения мамаши Косоглазки, где царил настоящий хаос. Войти в квартиру можно было, только приложив определенные усилия, впрочем, как и выйти оттуда.

Как только закрылась дверь, мамаша Косоглазка тотчас же перешла к делу:

— Толстуха Эрнестин бесится, Лупар, она на тебя имеет зуб…

— Если это угрозы, — прервал старуху Лупар, — ну что ж! Я найду, как свести с ней счеты!..

Нет, толстуха Эрнестин совсем не хотела войны; она даже признавала, что Лупар в некоторой степени был прав, поскольку он самый сильный, но она была обижена, просто расстроена незаслуженным публичным оскорблением, которое ей нанес любовник Жозефины.

— Незаслуженным? Чего она в таком случае крутилась с Сапером и Нонэ?

Мамаша Косоглазка молчала.

— Как подумаю, что Эрнестин больше двух часов разглагольствовала с этими шпиками!

— Это невозможно, неужели, Сапер?

— Стукачи. Они оба из префектуры!

Старая скупщица краденого задрожала, она принялась искать в своей памяти, не проболтала ли она чего-нибудь этим типам.

— Боже мой, никому нельзя довериться, — прошептала она, — а ведь они казались порядочными людьми!

Кроме прощения, ей нужно было вымолить разрешение для Эрнестин вернуться с поднятой головой в кабачок папаши Корна.

Она принялась убеждать бандита, что Эрнестин. скорее всего, не была с ними в сговоре и она здесь ни при чем. Молчание Лупара придавало старухе смелость, и она с жаром начала защищать девушку, давно освоившую одну из древнейших профессий.

Главарь воров машинально расхаживал по комнате, рассматривая валяющиеся то там, то тут вещи мамаши Косоглазки. Вдруг он остановился и принялся внимательно разглядывать сверкающий на солнце камень, вставленный в заурядную булавку для галстука.

— Откуда у тебя это, мамаша Косоглазка?

Старуха бросила на гостя недоверчивый взгляд:

— Не тронь, Квадрат, это отдано мне на хранение!

— Ну да! — продолжал тот, не веря ни одному услышанному им слову. — Еще одна вещица, которую ты не можешь сплавить!

— Гм, — призналась скупщица краденого, — клиентура здесь действительно не та, чтобы покупать предметы роскоши.

— Ну что, — сказал Лупар, — я думаю, мы договоримся?

Он небрежно вытащил из кармана двадцатифранковый луидор и протянул его старухе, после чего осторожно взял скромную заколку с камнем, в огромной стоимости которого он не сомневался, и приколол ее к подкладке пиджака.

— Ты что, издеваешься надо мной, двадцать франков?

— Я тебе за это не дал бы и двадцати су, но так уж и быть, можешь сказать Эрнестин, что я на нее больше не сержусь!

Лупар прошел всего несколько шагов по улице Ла-Шарбоньер, как на перекрестке с улицей Шартр столкнулся с выходящим из-за угла прохожим. Присмотревшись к нему, Лупар чуть не подавился со смеху.

Хлопнув рукой по плечу человека, который остановился, как вкопанный, Лупар промолвил:

— Не может быть! Борода, это ты? — давился от смеха Лупар. — Да ты что, посмотри на себя, на кого ты похож? Да, старик, ну у тебя и прикид, давай, гони прямиком к фотографу, чтобы запечатлеть себя на память!

— Ты же мне сам сказал одеться под американца!

Лупар, недоуменно закатив глаза, ответил суровым тоном:

— Ты решительно ни на что не годишься! Да, действительно, я сказал тебе, чтобы у тебя был вид буржуа, прибывшего из-за океана, но что за барахло ты нацепил на себя? Ты же просто жалкий клоун! Нам с тобой, старина, так и влипнуть недолго! Давай, валяй переодевайся и постарайся больше не выглядеть таким задрипанным.

Расстроенный критикой своего наряда, который, по его мнению, был подобран со вкусом, Борода уже поворачивал назад, когда Лупар его вновь окликнул:

— Да, как там малыш Мимиль?

— Нормально, он с нами в деле.

— Разумеется, я знаю это. Послушай: когда пойдем на дело на набережную, ты ему подыщешь школьную форму, понятно?

— Ясно!

Он опять было дернулся, чтобы уйти, но Лупар его задержал:

— Подожди еще. Что с другим делом?

— В ночь с субботы на воскресенье.

— Этого типа легко узнать?

Заметив удивленный вид Бороды, Лупар раздраженно добавил:

— Черт возьми, я спрашиваю это не для себя, ребята легко его вычислят?

— Невозможно ошибиться: здоровый как дуб, бородка веером вокруг забавной башки, короче говоря, такого трудно спутать с кем-нибудь…

— Идиот! — сказал Лупар. — Тише, этого достаточно.

Лупар пальцем дотронулся до руки Бороды:

— Билеты первого класса для всех…

— Сколько нас будет?

— Пять или шесть…

— С дамами?

— Нет, только моя милочка… но поверь мне, скучать нам не придется!

И закончив на этом разговор, Лупар продолжал свой путь. Некоторое время спустя он остановился возле второго по счету дома на улице Гут-Д'ор, вполне приличного, можно даже сказать элегантного, на лестнице парадного которого лежал красивый широкий ковер.

Он вошел в дом. Проходя мимо комнаты консьержки, Лупар крикнул:

— Я к Жозефине.

Поднявшись на шестой этаж, Лупар постучал в дверь напротив лестницы. Никто не ответил. Подождав, он постучал еще раз. Но и вторая попытка была напрасной. Тишина за дверью начала выводить Лупара из себя.

Уже полгода, как Жозефина, смазливая уличная проститутка Бельвиля, была любовницей Лупара. Он познакомился с ней на одном из тех балов, которые устраиваются во время народных гуляний в предместье. Жозефина показалась Лупару очень соблазнительной и грациозной, и он не замедлил завладеть этим роскошным цветком.

По правде говоря, Жозефина не могла пожаловаться на поведение своего любовника и хотя тот иногда требовал от нее слепого подчинения, но все же никогда не третировал ее с той жестокой грубостью, которая отличает большинство его собратьев. Но, с другой стороны, конечно, если у Жозефины до этого возникали мысли начать жить честно и по совести, то сейчас, когда она встретила Лупара, с ними нужно было расстаться.

Она не могла не знать, что тот не брезгует кражей, может пойти на разбой или что-то более серьезное ради возможности жить на широкую ногу.

Кто знает, может, Жозефина при других обстоятельствах была бы добропорядочной женой и матерью? Но жизнь ее повернулась по-другому. Она стала любовницей главаря банды, от чего, впрочем, испытывала определенную гордость.

После третьей попытки Лупар, теряя терпение, изо всей силы ударил дверь плечом.

Комната Жозефины оказалась пустой!

Любовник не мог сдержать возглас удивления.

— Черт возьми! — вскрикнул он. — Что-то здесь не то! Эй, Жозефина!

На шум выламываемой двери из соседних квартир вынырнули головы обитателей дома. Они привыкли к шуму и ссорам, в которые вмешивались очень редко, но все равно каждый раз, когда возникал новый скандал, всем было любопытно узнать о его подробностях!

Несколько женщин заговорили между собой, обсуждая происходящее, и Лупар узнал по голосу госпожу Гинон, надомную швею, имевшую семерых детей, которых Лупар уже давно грозил выбросить за ноги через окно, если они будут шуметь, когда он приходит на ночь к своей возлюбленной.

— Где Жозефина? — зарычал Лупар, уставившись на побелевшую от страха швею.

— Но, — запинаясь, ответила та, — я не могу вам ничем помочь, я не знаю, где она, господин Лупар. Вчера вечером она ужинала вместе с нами. Потом, как мне сказали, она ушла.

— Ушла? Куда?

— Но я не знаю, не знаю! Это Жюли мне все рассказала…

На лестнице показалось широкое лицо, все усыпанное веснушками и наполовину закрытое взлохмаченными, нечесаными волосами.

Лупар бросил взгляд на подходившую девушку:

— Ну валяй, рассказывай, что там произошло?

Жюли не была такой пугливой, как госпожа Гинон, и принялась объяснять.

Все очень просто, она возвращалась к себе около четырех часов утра и услышала стоны в квартире Жозефины. Она пошла взглянуть на нее и увидела, что Жозефина вся разрывается от боли, словно она…

— Словно она что?

— Отравилась!

— Ну, а ты что?

— А что, я ничего. Я спокойно свалила оттуда, но тут проходила Кокетка и вмешалась…

— Где Кокетка? — загремел Лупар.

Кокетка уже несколько минут слушала разговор, предусмотрительно спрятавшись за слегка приоткрытой дверью; ее квартира находилась в глубине коридора, дальше всех от той, где жила Жозефина.

Кокетке уже давно перевалило за пятьдесят. Без стеснения она подошла вплотную к Лупару, оглядела его своим бесстыжим взглядом и дыша ему прямо в лицо, спросила, дожевывая кусок колбасы:

— Ну, чего? Что сделала, то сделала…

— Где Жозефина?

— В Ларибуазе, палата 22, если тебе так интересно.

Лупара обуяла ярость.

А, эти бабы! Вечно они суют нос туда, куда их не просят! Черт! Поднять панику из-за пустяка, из-за несварения желудка! Как, отправить Жозефину среди ночи в больницу, не спросив разрешения у него, у Лупара? Тем более, что у Жозефины здоровье на зависть другим…

— Значит, не совсем, раз тубибы не отпустили ее из больницы?

Разъяренный, Лупар поднял кулак, чтобы опустить его на тощий затылок старой проститутки, но та тут же оглушила весь дом визгами:

— На помощь! Убивают!

В ужасе госпожа Гинон исчезла в своей комнате.

Но Лупар, внезапно успокоившись, плюнул и, ругаясь, сбежал по лестнице на улицу.

Несколько минут спустя Лупар, промчавшись на одном дыхании расстояние от дома Жозефины до кабачка папаши Корна, уже сидел в компании с хозяином заведения и обсуждал с ним, что можно сделать в сложившейся ситуации.

— Ты же знаешь, старина, — говорил Корн, — сегодня посещение больных запрещено, ничего не поделаешь, тебе придется подождать до завтра, а после обеда ты сможешь спокойно пройти в больницу. Стаканчик смородиновой, Лупар?

— Проклятье! Дай мне бумаги для письма!..

Лупар устроился за тем же самым столом, где несколько дней тому назад продиктовал своей любовнице странное и загадочное письмо, предназначенное полицейскому Жюву. Нацарапав каракули на клочке бумаги, он окликнул безногого калеку, отдыхавшего рядом с мамашей Косоглазкой посреди ее корзин с устрицами и тарелок с улитками.

— Автобус, — приказал он, — катись с этой писулькой в Ларибуаз, только быстро, а когда вернешься, я проставлю тебе стаканчик.

В это время уличный газетчик, мелькнувший мимо, весь взмыленный после долгого бега, закричал во все горло:

— Покупайте «Капиталь»! Специальный выпуск! Необычное и загадочное преступление в квартале Фрошо. Убита женщина!

— Квадрат, купим газету? — предложил хозяин пивной.

— Начхать мне на газеты! — сказал Лупар. — Я знаю, в чем там дело…

— Ох-ох-ох! — изумился папаша Корн. — Как? Уже?..

Глава VI В больнице Ларибуазьер

— Поверьте мне, господин Жюв, — говорил заведующий больницей Ларибуазьер господин де Мофиль, держа в руках удостоверение, которое ему только что передал инспектор Сыскной полиции, — обращаясь сегодня утром к дежурному префектуры с просьбой прислать сюда кого-нибудь из инспекторов, я совсем не упоминал вашего имени…

Жюв равнодушно слушал любезные речи врача:

— Господин заведующий, вам, наверное, должно быть известно, что каждое утро мои коллеги, и я в том числе, собираются в префектуре на совещание…

— Да, но…

— Позвольте, так вот, сегодня утром господин Авар зачитал нам на совещании ваше письмо, где вы упомянули имя человека, разыскиваемого мною. Этот человек — бандит Лупар, по прозвищу Квадрат, вы понимаете?

— Конечно, месье, я понимаю, но вы могли бы прислать кого-нибудь из ваших подчиненных.

— Нет, я предпочитаю действовать самостоятельно, к тому же, — при этих словах в голосе Жюва промелькнул оттенок раненого честолюбия — к тому же, пока я всего лишь старший инспектор Сыскной полиции, а следовательно, я должен прибывать лично туда, куда мне нужно по долгу службы.

— О, господин Жюв! С вашей популярностью…

— Перейдем к делу, что там стряслось у вас, месье?

— Я же вам уже сказал, пустяковое дело. Вы никогда не посещали Ларибуазьер, господин Жюв?

— Нет, не приходилось.

— Так вот, представьте себе, господин Жюв, в отделение доктора Пателя поступает больная. Она попала в больницу на рассвете с диагнозом: расстройство желудка, явившееся, по всей вероятности, следствием приема недоброкачественной пищи.

— Это диагноз доктора?

— Совершенно верно. Этот диагноз был поставлен нашим врачом при поступлении женщины в больницу и был подтвержден позднее, после завершения всех осмотров, что дало основание лечащему врачу назначить ей лечение в стационарных условиях. О себе женщина сообщила следующие данные: зовут ее Жозефина, проживает в Париже по улице Гут д'Ор. До сих пор, как видите, ничего необычного, не правда ли?

— Действительно, я не вижу во всем этом ничего подозрительного…

— Так вот, месье, несколько часов спустя, то есть в тот же день около одиннадцати часов утра, эта женщина получила письмо, которое принес посыльный, настойчиво требовавший тотчас же передать его по назначению. Я считаю свою больницу одной из лучших по части управления, и мой персонал, очень добросовестный и дисциплинированный, получает от меня приказы всегда делать все возможное, чтобы времяпрепровождение больных в нашей больнице было как можно менее грустным. Письмо сразу же отнесли больной, поступившей утром в отделение доктора Пателя… Распечатав и прочитав письмо, больная вдруг громко вскрикнула, словно чего-то очень сильно испугалась. О содержании письма она не захотела сообщать ни медсестре, ни врачу-практиканту.

— Что потом? — спросил Жюв.

— Потом девица Жозефина решительно заявила, что хочет сейчас же, сию же минуту покинуть больницу и вернуться домой! Я вам уже говорил, эта несчастная была в горячке; согласиться на ее уход из больницы с высокой температурой означало послать ее на смерть. Врач-практикант уговаривал ее, убеждал, угрожал не выдать ей справку о выписке, зачитывал предписание, согласно которому больным разрешается покидать больницу только утром после обхода… Ничего не помогло! Больная всполошила всю палату, кричала, что ей нужно обязательно вернуться домой, заявляя, — и здесь она, признаться права, — что никакие власти не имеют права удерживать силой человека в больнице…

— Тогда врач-практикант решил послать за мной. Я успокоил несчастную, сказал ей, что я ей друг, что желаю ей только добра, что для нее неразумно в данный момент покидать больницу. Немного успокоившись, она доверила мне письмо. Вот оно.

Жюв открыл конверт, который протянул ему заведующий Ларибуазьер, и прочитал:

«Я возвращаюсь из твоей хибары. Тебя там не было. Мне на твои причуды наплевать, ты такая же больная, как и я. Короче, вот что я тебе скажу: либо ты быстро отчаливаешь из больницы и катишься домой, либо завтра, в пятницу, во время посещения больных, клянусь своим именем, ты получишь пару пуль, которые научат тебя держать язык за зубами.»

— Хорошо, хорошо, — воскликнул Жюв, — прекрасно!..

— Вы находите это прекрасным? — спросил заведующий.

— Я нахожу, что это проясняет ситуацию…

— Вы понимаете, что здесь происходит?

— Да, месье… но, пожалуйста, продолжайте.

— Жозефина убеждена, что завтра Лупар придет ее убивать!

— Вы, однако, ей сказали…

— Разумеется! Я официально заверил ее, что сюда не заходят, как в кабак, и, предупрежденный, я прикажу внимательно следить за посетителями.

— Что она ответила на это?

— Ничего, пробормотала что-то невразумительное. Короче говоря, я сделал вывод, что она уже считает себя осужденной и что больше верит в отвагу Лупара, чем в мою предусмотрительность. И если она останется, а по-видимому, так и будет, поскольку она сама чувствует, что в таком состоянии ей просто не дойти до дома, то…

— Вы правы, месье, печально, но это факт, людям типа Лупара, бандитам, одним словом, настолько удается увлекать девиц, которых они содержат, что последние в конце концов начинают доверять лишь им одним. Но какие меры предосторожности вы все-таки рассчитываете предпринять?

— Мне сначала хотелось бы, чтобы вы объяснили, почему вы только что сказали, что вам известны причины, по которым этот тип угрожает своей любовнице. Эта женщина в самом деле больна, и я действительно не могу понять, в чем он ее упрекает?

Жюв несколько секунд колебался.

— Слишком долго объяснять, — ответил он. — Могу вам лишь сказать, господин заведующий, что эта Жозефина, вся дрожащая, как вы это заметили, от угроз своего любовника, не так давно снабдила полицию некоторыми ценными сведениями, касающимися этого громилы. Этот документ со мной, господин заведующий, и он служит материальным доказательством преступных замыслов Лупара…

— Может, он не пойдет дальше угроз?

— Не знаю, не знаю, — сказал Жюв.

— О! Мне кажется, такие люди способны на все, но в конце концов… если Лупар выдал свои намерения, заявив, что завтра днем он убьет свою любовницу, то, наверное, вам будет легко его обезвредить?

— То есть, вам кажется, что полиция обладает всеми возможностями, чтобы предотвратить преступление?

— Боже мой, конечно…

— Ну, так вот, здесь вы глубоко заблуждаетесь!

— Заблуждаюсь?

— Да, господин заведующий! Вы заблуждаетесь, и по одной простой причине. Мы, то есть полиция, в своих действиях скованы целым рядом положений, предписаний, инструкций и так далее, которые стоят на страже индивидуальной свободы личности, это нормально, я ничего не имею против но которые, в какой-то степени затрудняют нашу работу. Лицо, пославшее письмо, где содержится угроза убийства, как в нашем случае с Лупаром, следовало бы тотчас же арестовать; на самом деле, я не могу этого сделать, так как у меня нет в данный момент постановления об аресте. Это я вам говорю так, в общем, не вдаваясь в мелкие детали, которые могут быть для вас непонятны. Честные люди безоружны перед преступниками! И если преступник не дорожит своей жизнью и готов пойти на любой риск ради поставленной им цели, какой бы сложной она ни была, он имеет все шансы ее достигнуть! Лупар хочет убить свою любовницу? Это нам уже известно, и, разумеется, я предприму все необходимые меры. Завтра утром ваша больница будет полна полицейскими, которые будут следить за всеми входными дверями, я прикажу внимательно проверить каждого посетителя… И все равно, несмотря на все эти меры предосторожности, несмотря на все силы полиции, имеющиеся в моем распоряжении, несмотря на всю энергию, с которой я берусь за это дело, несмотря на мою убежденность, господин заведующий, что в случае необходимости я сумею задержать Лупара, я не смогу дать полной гарантии предотвратить убийство!

— Но тогда, господин Жюв, может следует перевести больную, эту Жозефину, в какое-нибудь другое отделение или вообще в другую больницу?

Жюв покачал головой:

— И тем самым показать Лупару, что мы предупреждены о его намерениях? Бросить ему вызов? Задеть его самолюбие бандита? Нет, господин заведующий, нам следует действовать иначе.

— Вы знаете толк, — сказал заведующий, — в подобного рода делах, господин Жюв, я не могу не довериться вам. Что вы рассчитываете предпринять?

— Прежде всего обойти больницу, чтобы самому осмотреться на месте и изучить возможные пути, с помощью которых этот отчаянный малый мог бы проникнуть сюда, чтобы совершить преступление. Затем предусмотреть место, где я спрячу своих людей…

Господин де Мофиль вызвал санитара и приказал ему проводить Жюва в отделение доктора Пателя.

— В любом случае, господин инспектор, мне не стоит вам повторять, что весь персонал в вашем полном распоряжении.

Жюв поблагодарил заведующего больницей и откланялся.

— Странная история, — размышлял он, — странная история вокруг этого дела… Я как раз начал сомневаться, не посмеялась ли надо мной Жозефина, направив донос на Лупара, чтобы пустить меня по его следу и отвлечь от другого преступления, но сейчас, после письма последнего, все выглядит вполне правдоподобным…

Санитар, который шел впереди Жюва, повернув голову, спросил:

— Вас провести сразу в отделение доктора Пателя?

— Да, дружище, но пока… Покажите, где точно оно расположено относительно главного здания больницы.

Санитар остановился. В данный момент они с Жювом находились возле широкого здания, составляющего главный корпус больницы Ларибуазьер. Санитар пальцем указал на ряд окон, расположенных под самой крышей дома.

— Взгляните, — сказал он, — отделение начинается с окна, которое находится на углу здания, и заканчивается окном возле карниза.

— Отделение рассчитано на мужчин и женщин?

— Да, месье. Двадцать коек для мужчин и тридцать — для женщин.

— Разумеется, в разных палатах?

— Конечно, месье, есть две палаты, направо — мужская, налево — женская.

— Каким путем можно проникнуть в женскую палату?

— О, это несложно, месье; отделение доктора Пателя размещается на последнем этаже, в палату можно войти либо через дверь, ведущую с лестницы, либо через дверь в глубине помещения, которая сообщается с лабораторией главного врача клиники, кабинетом дежурного врача, подсобными помещениями…

— Прекрасно… А посетители, как они проходят в палату?

— Посетители?

— Те, кто навещает больных, их родственники, друзья?

— Посетители поднимаются в палату всегда по большой лестнице.

Жюв долгим взглядом окинул окна, которые только что ему показал санитар, затем вновь двинулся в путь.

— Идемте! — сказал он. — Покажите мне отделение доктора Пателя.

— Хорошо, месье, — ответил санитар.

Когда, поднявшись по лестнице, Жюв в сопровождении санитара вошел в палату, он застал доктора Пателя за осмотром больных. Доктор с серьезным лицом переходил от кровати к кровати, благожелательно разговаривал с женщинами, проходившими курс лечения, и выслушивал замечания студентов-практикантов, которые наподобие свиты шаг за шагом следовали за ним. Наконец, остановившись рядом с одной из коек и повернувшись к группе студентов и врачей, он прочитал для них небольшую импровизированную лекцию.

— Господа! — начал свою речь профессор, в то время как полицейский занимал место среди его учеников. — Господа, у больной, которую мы только что вместе осмотрели, вполне безобидный и в то же время классический случай лихорадки, когда приступы чередуются с промежутками относительного покоя. Серодиагностика не дала какого-либо весомого результата, а следовательно, при данном состоянии дел невозможно достичь…

Чья-то рука легла на плечи Жюву.

— Он просто бесподобен, наш старина Патель! — прошептал студент-медик, налегая на полицейского. — Серодиагностика всегда абсолютно точно позволяет выявить, как протекает болезнь. Вы видели больную № 6 сегодня утром? Это же ярко выраженный брюшной тиф, как вы считаете?

Жюв уже собирался ответить своему докучливому соседу, но, повернув голову, вскрикнул от удивления:

— Доктор? Вы!

— Господин Жюв, вы здесь? Вы ищете меня?

Студент, который оперся на его плечо, был не кто иной, как доктор Шалек!

— Вы, стало быть, прикреплены к этой больнице?

— Ответьте, господин Жюв, — повторил доктор, — вы разыгрываете меня?

— Да нет же, с чего вы взяли! Я даже не знал, что вы принадлежите к Ларибуазьер!

— О, мне только позволили здесь слушать лекции.

— А я зашел сюда ради любопытства…

— Всего лишь? Во всяком случае, позвольте мне поблагодарить вас за услугу, оказанную в прошлый раз… Полицейский, который вас сопровождал, по всей видимости, принял меня за преступника!

— Еще бы! — признался Жюв. — Обстоятельства преступления…

— Ох! — ответил доктор. — Это меня и пугает… Разумеется, я не боюсь ареста и обвинения, но мир настолько глуп! Люди настолько злы, что, получи это дело огласку, они сразу начнут подозревать меня или, по меньшей мере, относиться ко мне с недоверием.

— О, доктор!

— Но ведь это так! Не возражайте! Хотя, между прочим, я оказался жертвой грабежа.

— Да, действительно…

— Тем более, что я далеко не богач! Нашли что-нибудь новое по этому делу?

— Пока нет.

— Вы напали на след?

— Нет, до сих пор многое не ясно.

— Тем не менее мы узнаем когда-нибудь об этом преступлении?

— Даю вам слово, я найду преступника! Но есть в этом деле детали, покрытые тайной…

— Следовало бы сначала установить личность убитой женщины.

— Или, по крайней мере, — продолжал Жюв, — выяснить, как эта женщина была убита. Ну, доктор, между нами, может у вас есть какая-либо идея на этот счет?

Доктор Шалек вновь сделал жест, выражающий сомнение:

— Не знаю, не знаю. Трудно сказать что-нибудь по этому поводу. Тело было просто раздавлено, можно сказать, расплющено, ведь так? Какое ужасное орудие использовал убийца? Поверьте, я сам с мучительным беспокойством задаю себе эти вопросы…

Доктор Шалек замолчал, один из врачей-практикантов жестом подзывал его к себе.

— Прошу прощения, — сказал доктор Жюву, — я не могу заставлять ждать своего коллегу, меня зовут к больному, которому я делал перевязку. Но скажите мне, вы действительно пришли не к больному. Я был бы рад хоть чем-нибудь вам помочь…

— Нет, нет, спасибо, — ответил Жюв, — до свидания, доктор!

— До скорого, не так ли?

— Да, да, до скорого…

— Это становится все более странным, — прошептал Жюв. — Ничего не понимаю: Жозефина пишет, что Лупар хочет ограбить Шалека. Я организую слежку за Лупаром, но тот ускользает… Я провожу ночь в комнате, где не замечаю ничего подозрительного, но где тем не менее происходит душераздирающее, наводящее ужас преступление… Более того, я не только ничего не вижу, но ничего и не слышу, хотя убийство происходит в двух шагах от меня. Хозяин дома, доктор Шалек, также ничего не видит и не слышит, и даже не знает личности жертвы, обнаруженной на следующее утро в его собственном доме!.. Затем наша осведомительница Жозефина попадает в больницу: боли в животе, как говорят врачи, гм, возможно отравление. И здесь она получает письмо с угрозами от Лупара… Когда же я прибываю в больницу, чтобы защитить девушку от возможного нападения разъяренного любовника, кого же я тут встречаю? Доктора Шалека!..

Повернувшись к санитару, с которым он пришел наверх, Жюв спросил:

— Будьте добры, скажите мне, знаете ли вы человека, с которым я только что беседовал?

— Да, месье, это доктор Шалек.

— В качестве кого он здесь находится?

— По-моему, этот доктор иностранец, месье, бельгиец, кажется. Во всяком случае, я знаю, что начальство ему разрешило слушать в клинике лекции ведущих врачей, а также заниматься исследовательской работой в лаборатории больницы. Но он не работает ни врачом-практикантом, ни кем-либо из администрации…

Глава VII Выстрел из револьвера

На следующий день, после полудня, в отделении доктора Пателя царило не совсем обычное оживление.

Кроме родственников и друзей, которые пришли сегодня навестить больных, по палатам целый день в белых халатах расхаживали какие-то незнакомые врачи. Они переходили от койки к койке, записывали что-то в блокнот, осматривали больных, изучали показания температуры, надписи на склянках и пузырьках, стоящих на ночных тумбочках… Врачи? Во всяком случае, медсестры и санитары, заходившие в большую палату, с трудом могли обратиться к ним со словом «доктор»… С первого взгляда было видно, что эти люди были далеки от профессии медика. Более того, казалось, даже больные, по крайней мере те, кто более или менее оправился от болезни, догадывались об их истинном занятии. То здесь, то там раздавался громкий шепот. При малейшем шуме все в палате вздрагивали и все взгляды в едином порыве невольно устремлялись к кровати, стоящей в дальнем углу.

На этой койке, ничем не отличающейся от других, за исключением, может быть, того, что она была отодвинута на большее, чем обычно, расстояние от соседних, лежала Жозефина, любовница Лупара. Бедная девушка, вся горевшая от подскочившей температуры, дышала с трудом и вряд ли осознавала, что вокруг нее происходит.

Надо отметить, что этот угол палаты был отведен для самых тяжелых больных. Напротив Жозефины лежали еще трое несчастных, которых все считали безнадежными, а рядом сегодня утром уложили бедняжку старуху, лицо которой почти полностью было обмотано широкими бинтами…

Удар большого колокола покачнул стены всей больницы, на пороге палаты появился санитар и громко обратился к присутствующим:

— Без четверти три! Через десять минут просьба ко всем посетителям покинуть палату.

Двое врачей-практикантов, стоявших посредине помещения, обменялись улыбкой.

— Уже без четверти три, — сказал один из них, — Лупар не придет!

— Гм, — ответил другой, — он же сказал «в три часа!»

— Простая угроза!

— Совсем нет, мой дорогой, этот человек любит точность.

Молодой человек вытащил из кармана часы:

— Уже осталось даже меньше пятнадцати минут, если быть точным, тринадцать…

— Но постойте, все ли меры предосторожности приняты?

— Подумаешь, меры предосторожности, с Лупаром это бесполезно!

— Вы шутите?

— Осталось одиннадцать минут…

— Просто с ума сойти!

— Не больше восьми минут.

— Понятно!

— Меньше шести минут…

— Ох, какой серьезный вид! Вы видите, посетители уже уходят, и дверь закрывают…

— Еще три минуты…

— Какого черта! Вы думаете меня этим потрясти?

— Еще две минуты.

— По-моему, шутка затянулась, вам не кажется?

— Еще одна минута…

Тишину палаты неожиданно один за другим разорвали два выстрела, эхом разлетевшиеся по всей больнице.

В ответ раздался крик, полный ужаса. Мгновение царила всеобщая паника, наступил настоящий переполох, захлопали двери, со всех сторон начали сбегаться люди.

Вопли ужаса смешивались с тревожными выкриками:

— Кто стрелял?

— Ничего не заметили!

— Это невообразимо!

Перекрывая весь этот гам, кто-то хорошо поставленным голосом громко воскликнул:

— Тысяча чертей! Я весь промок! Кто бы мог объяснить, что это все значит?

Тем временем дежурный врач бросился к кровати, где в безжизненной позе лежала побледневшая до смерти Жозефина. На ее простыне проступало большое красное пятно, которое разрасталось все больше и больше.

Молодой врач быстро осмотрел раненую:

— В обмороке, — сказал он людям, окружившим его, — она всего лишь в обмороке!

И, утихомирив немного публику, позвал:

— Господин Жюв! Господин Жюв!

Рядом с ним вновь раздался все тот же хорошо поставленный голос:

— Черт возьми! Я знаю, что она всего лишь в обмороке. Первой пулей ей, наверное, задело руку, а вот, что касается второй…

Группа людей, образовавшаяся вокруг кровати Жозефины, посторонилась, чтобы дать пройти лицу, чей ответ только что прозвучал. На этот раз всеобщее изумление выросло настолько, что в палате установилась полная тишина.

Старушка, которую несколько минут назад видели дремавшей на кровати, покинула свое место, резким движением руки сорвала бинты, сбросила парик, и перед глазами публики возникло энергичное и абсолютно спокойное лицо инспектора Жюва.

— Я все понимаю, но откуда взялся этот душ, который я был вынужден принять, когда Лупар стрелял из револьвера? Я промок до костей!

Врач-практикант коротко объяснил:

— О, ничего страшного, взгляните: Жозефина лежала на резиновом матраце, наполненном водой, согласно методике, которая обычно применяется в данных случаях. Одна из пуль, по-видимому, и задела матрац.

— А я принял душ? Отлично! — отозвался Жюв.

Он быстро закончил переодеваться и добавил:

— Что с раненой?

— Отделалась царапиной и ушибом плеча.

— Повезло!

— Да, повезло, — согласился врач-практикант, — а этот-то ускользнул!

— Ускользнул! Это мы еще посмотрим…

Инспектор Сыскной полиции жестом подозвал незнакомцев, которые расхаживали по палате с самого утра:

— Ну, как? Никто ничего не заметил?

— Ничего!

— Странно, — выдавил из себя инспектор и после некоторой паузы добавил: — Что касается меня, то я со своего места не мог следить за дверью без риска быть узнанным Лупаром. Тогда я решил наблюдать за Жозефиной, надеясь, что обнаружу появление убийцы по изменению ее лица. Однако она даже не вздрогнула… Следовательно, она не заметила, как вошел Лупар, хотя — при этих словах Жюв оживился — он обязательно должен был зайти в палату, так как окна и двери здесь были закрыты и никто отсюда не выходил, а кто-то тем не менее два раза выстрелил из пистолета! Я не думаю, что бандиту удастся уйти, поскольку вокруг больницы постоянно за всеми выходами следит около пятидесяти полицейских…

— Откуда он стрелял?

— О, это легко определить… Смотрите, месье, первая пуля продырявила матрац, на котором лежала девица Жозефина, и застряла в паркете, вот здесь. Значит, если мы мысленно проведем линию между этими двумя точками, то есть между местом, где застряла пуля и местом, где она сделала отверстие в матраце, и продолжим эту предположительную линию, то получим направление, по которому была пущена эта пуля…

Один из врачей отделился от группы, окружавшей место происшествия.

— Жюв, — произнес он, — если придерживаться ваших расчетов, то стреляли, по всей вероятности, с порога этой двери?

Жюв, еще не видя собеседника, тотчас же узнал его голос:

— А, это вы, доктор Шалек! Рад вас видеть. Да, действительно, вы правы, именно оттуда убийца взял на мушку больную. Может быть, вы заметили что-нибудь?

— Я вошел в палату буквально за пару секунд до того, как прозвучали выстрелы. Я никого не видел, то есть, я хочу сказать, никто не шел за мной и впереди меня. Зная это, остается предположить, что он вошел через другую дверь, но как тогда можно объяснить, что он прошел через все отделение, в то время как никто этого не заметил?

— В данный момент я ничего не пытаюсь объяснить, а просто констатирую факты.

Пройдя в очередной раз мимо группы санитаров, Жюв подошел к двери, которая, как было сказано, соединяла большую палату, где лежали больные, с кабинетом практикантов. За ним с озабоченным видом шагали переодетые полицейские, не понимая, что может там искать их шеф.

Открыв дверь, Жюв уверенно заявил:

— Стреляли с этого места!

И, наклонившись и подняв с пола какой-то предмет, победным тоном полицейский добавил:

— К тому же, эта вещица решительным образом снимает все возможные сомнения на этот счет…

И Жюв показал револьвер, в котором оставалось еще четыре пули…

— Может ли посторонний либо посетитель, наконец, если ему вздумается, проникнуть в палату через эту дверь?

— Никогда в жизни, Жюв! Только люди, работающие в больнице Ларибуазьер и хорошо ее знающие, могут пройти в палату, минуя лабораторию. К тому же, этому человеку необходимо было пройти еще и через хирургическое отделение…

— Значит, Лупар, наверное, прикинулся работником больницы?

— Это невозможно. Мы бы наверняка это обнаружили!

— Короче, подведем итоги: известный всем Лупар вошел сюда, никем не замеченный. Для этого он использовал путь, который мог выбрать, как видно, лишь человек, хорошо знакомый с больницей…

— Более того, — уточнил доктор Шалек, — если бы кто-то из посторонних проходил через лабораторию, то санитары, которые в данный момент наводят в ней порядок, обязательно заметили бы его и поинтересовались, что он там делает…

— Тогда, это становится все более непонятным!

Полицейский присел на край кроватей одной из больных и машинально положил револьвер рядом с собой.

Однако не успел он убрать руку, как вдруг резко подскочил:

— Ого!..

И Жюв показал на красное пятнышко, которое ствол револьвера оставил на простыне.

— Вот это уже интересно! — сказал он.

Все с любопытством смотрели на него, и Жюв добавил:

— Итак, господа, будем следовать логике! Я кладу этот револьвер на белую простыню, и он оставляет небольшое пятно крови, совсем маленькое, это правда, но тем не менее хорошо видно, что это кровь… Какой же вывод можно отсюда сделать?

Все молчали.

— А отсюда можно сделать вывод, что преступник, стрелявший из пистолета, использовал один известный для знатоков огнестрельного оружия прием… у преступника не было времени как следует прицелиться и одновременно ему нужно было точно произвести выстрел. Вот каким образом он держал оружие и вот как он сам себе поранил палец.

И Жюв, демонстрируя, как действовал преступник, правой рукой обхватил рукоятку револьвера, положив средний палец на спусковой крючок, а указательный вытянув вдоль ствола.

— Покушавшийся действовал следующим образом: он плотно прижал указательный палец к стволу револьвера и поднял его, чтобы задать направление пуле. Это знакомый прием… Есть почти полная уверенность хорошо прицелиться. Но, к нашему счастью, ствол этого револьвера слишком короткий, и указательный палец немного выходил за его размеры, таким образом, пуля, вылетая из ствола, задела в этот момент палец! Не что иное, как кровь из раненого пальца преступника мы увидели на простыне, когда я положил туда пистолет…

— Какое же отсюда вы делаете заключение?

— О, все очень просто, зная, что у преступника раненый палец, я осмотрю весь персонал Ларибуазьер, а также вообще всех находившихся в этот момент в больнице, и тот, у кого на указательном пальце будет обнаружено легкое ранение, будет не кто иной, как виновный в данном преступлении!

— Однако, — заметил дежурный врач, немного подумав, — однако, месье, все это вряд ли может заставить поверить в почти невозможный факт, что какой-то посторонний сумел проникнуть в отделение через эту дверь, учитывая, что нахождение Лупара среди персонала немыслимо, а значит, любой из нас, зная его портрет, тотчас же его распознал бы…

Но Жюва трудно было смутить таким пустяком.

— Вы забываете, господа, — просто ответил он, — что следует рассуждать, опираясь на те или иные факты, а не гадать, насколько они невероятны или невозможны. В Жозефину выстрелили, это неоспоримый факт. Кто стрелял? Мы не знаем этого. Мы предполагаем, что это Лупар, но, вы слышите меня, мы только лишь предполагаем это…

Среди всеобщего молчания Жюв поднялся и сухо заявил:

— Господа, несколько минут тому назад, в момент преступления, согласно распоряжениям, которые я отдал сегодня утром, полицейские, стоящие на выходе, возле дверей, должны были сразу же их закрыть. Максимум через два часа — время, необходимое для проведения обыска, — мы арестуем виновного в этом покушении.

Но, к сожалению, каким бы простым не представлялся этот способ, на деле все оказалось гораздо сложнее.

В больнице — месте довольно многолюдном — Жюв собирался осмотреть не только ее служащих, но также всех, мужчин и женщин, студентов-медиков и больных, и даже посетителей — всех, кто волей случая оказался в стенах этого здания на момент преступления.

Хотя Жюв со свойственной ему ясностью ума сумел чрезвычайно быстро организовать тщательный осмотр всех задержанных в надежде найти среди них человека с раненым указательным пальцем, эта операция не могла не затянуться.

Прошло уже три часа, как Жюв закрылся в кабинете заведующего, где проверял подходивших к нему людей. Пока безрезультатно.

Доктор Шалек небрежной походкой подходил к выходу из больницы. Лицо его выражало озабоченность.

Кроме того, что он стал жертвой грабежа, был скомпрометирован обнаруженным в его доме трупом неизвестной женщины, убитой при таинственных обстоятельствах, он вдруг оказывается свидетелем драмы в отделении доктора Пателя. В тот момент, когда он уже собирался было переступить порог больницы Ларибуазьер, путь внезапно преградил полицейский:

— Прошу прощения, месье, но вы, наверное, слышали о происшествии, случившемся сегодня днем? Вы знаете пароль?

— Пароль?

— Да, месье, никто не имеет право выйти сегодня из больницы, не получив пароля от господина Жюва…

— Черт! — сказал Шалек. — А мне как раз надо спешить… Где же можно получить этот пароль?

— Необходимо спросить о нем у самого господина Жюва. Он находится в кабинете господина заведующего.

— Отлично, я иду туда…

Глава VIII В поисках преступника

— Это неслыханно! — заявил господин де Мофиль. — Мы проверили уже около двухсот человек, но все безрезультатно.

— Да, согласен, но в конце концов, — поправил заведующего Жюв, — мы можем безрезультатно осмотреть двести человек, а двести первый окажется как раз тем, кого мы ищем.

— Может быть, но вы кое о чем забываете, господин Жюв…

— О чем же?

— Если преступник знает о том, что вы осматриваете руки у всех, кто находится в здании больницы, то не будет же он таким наивным, чтобы самому явиться к вам на осмотр…

— Клянусь, вы правы, господин заведующий, но, поверьте мне, я также об этом подумал. Я думаю, мы осмотрели почти всех, кто обычно покидает Ларибуазьер в это время?

— Да, это так…

— Следовательно, нам нужно сменить тактику, оставим здесь санитара, которому можно доверять, а сами приступим к обыску…

— Вы предполагаете прочесать все здание?

— Совершенно верно, месье. Это очень просто, я возьму всех своих полицейских и разверну их в цепь, так, чтобы они не теряли друг друга из виду. Мы начнем с главного входа, вот с этой стены и направимся к противоположной стороне здания, прочесывая все на своем пути, останавливая каждого встречного… Возле каждой лестницы, в каждой пристройке я буду оставлять караулить своего человека. Кроме того, я обойду также весь первый этаж, и всякий раз, когда перед цепью полицейских будут оказываться люди, они будут вынуждены отойти назад, к противоположной стороне здания больницы. Там мы сразу же осмотрим всех, кто попал в наше кольцо. И если виновного в покушении мы там не обнаружим, нам ничего не останется, как прекратить поиски.

План Жюва был вполне классическим, который напоминал метод, используемый при облавах.

Если — а пока все говорило за это — преследуемое полицией лицо по-прежнему оставалось в Ларибуазьер, оно неизбежно должно было очутиться в тисках Жюва, — между цепью полицейских и крайней стеной здания больницы…

Когда собиравшемуся покинуть больницу доктору Шалеку было отказано в этом инспектором, который стоял, охраняя выход на улицу Амбруаз-Паре, и который потребовал от него пароль, выдаваемый Жювом, он повернул назад к больнице.

Пройдя вдоль цветников, разбитых во дворе больницы, держа руки в карманах, доктор Шалек отправился по направлению к палатам для больных, оставив у себя за спиной административную часть больницы, где в этот момент еще находился Жюв, который занимался выдачей разрешений на выход из больницы тем, чьи дела вынуждали покинуть ее.

С озабоченным видом, наклонив голову, доктор Шалек медленно продвигался вперед. До этого он уже успел сменить белый халат врача на повседневную одежду.

Остановившись возле входа в длинную галерею, выстроенную из стекла, которая обрамляла на первом этаже правую часть здания и которая, беря начало позади часовни, тянулась вплоть до операционных хирургического отделения, Шалек посмотрел по сторонам.

Погруженный в тягостные раздумья, Шалек не сразу заметил инспектора Жюва, шагавшего вдалеке рядом с заведующим больницей. Присмотревшись получше, он увидел также плотную цепь полицейских, медленно продвигающихся по всей ширине корпуса больницы. Невольно, словно он хотел сохранить определенную дистанцию между собой и надвигающейся силой, доктор Шалек прошел вглубь галереи. Он уже собрался было пройти в хирургическое отделение, когда на его пути возник санитар.

— Господин доктор, — произнес он, — туда сейчас входить нельзя. Профессор Югар категорически запретил.

Не настаивая, Шалек подумал было возвратиться в галерею и сделал несколько шагов в этом направлении, но вдруг резко повернул назад. По стеклянному коридору продвигались Жюв и заведующий больницей в сопровождении служащего из администрации, ведя перед собой шесть-семь человек…

Шалек смешался с этой маленькой группой.

Старик с обмотанной рукой, у которого недавно вскрыли панариций, пошутил, шагая рядом с Шалеком:

— Может быть, они и меня захотят арестовать, поскольку, как говорят, у преступника ранены пальцы!

Жюв спокойно, но быстро пропускал людей, которых случай завел в этот коридор, для этого достаточно было, растопырив пальцы, показать ему свои руки.

Господин де Мофиль в ту же секунду, по знаку Жюва, выдавал заинтересованному лицу небольшой квадратик из плотной бумаги, на котором были отмечены его фамилия и род занятий и который позволял затем беспрепятственно проходить мимо карауливших у дверей полицейских.

— Есть здесь еще что-нибудь, что может нас заинтересовать? — задал вопрос Жюв.

— Нет, господин инспектор, — ответил заведующий больницей, — справа от этой комнаты, дверь которой закрыта на ключ, находится операционная, где профессор Югар и его ассистенты оперируют больную аппендицитом. В данный момент заходить в операционную нельзя, но если вы все же считаете это необходимым, мы можем заглянуть туда сразу, как только закончится операция.

— Благодарю вас, — сказал Жюв, — я уже видел эту операционную, и вообще в отделении профессора Югара мне ничего не показалось подозрительным. К тому же, по-моему, все люди профессора уже получили пропуска.

Господин де Мофиль, поклонившись, собирался повернуть назад, когда Жюв вновь окликнул его:

— А куда ведет эта дверь?

На лице господина де Мофиля мелькнула улыбка.

— Вы положительно хотите знать все, месье. Ну что ж, входите!

Толкнув дверь, заведующий посторонился, чтобы дать дорогу Жюву, который, сделав пару шагов, попал в узкий и темный коридор, весь пропитанный влагой.

Полицейский прошел еще немного вперед. Довольно короткий коридор выходил в широкую комнату, которую, правда, легче было назвать подвалом, так как здесь царил жуткий холод, а тусклый свет с трудом проникал через маленькие подвальные окошки, проделанные под самым потолком. Тишину этого мрачного места, где вся мебель состояла из одного большого, на все помещение, деревянного настила, нарушал лишь плеск воды, постоянно текущей из открытых кранов, встроенных в боковой стене.

Когда глаза Жюва привыкли к темноте, он увидел, что широкие и длинные белые формы, которые бросились ему в глаза сразу, как только он вошел в помещение, были не чем иным, как трупами, завернутыми в белый саван. Среди погребальных одежд виднелись лишь плечи и головы умерших, на которые беспрестанно тонкой ровной струей из кранов стекала ледяная вода.

Жюв обернулся к заведующему больницей.

— Это амфитеатр, — объяснил последний, — здесь мы храним тела, предназначенные для вскрытия. Вы собираетесь здесь долго пробыть?

— Из комнаты нет другого выхода, кроме двери, через которую мы зашли, господин заведующий?

— Нет, другого выхода не существует…

Жюв прошелся по мрачному помещению, наклонился над белыми формами, вытянутыми у его ног.

— Впечатляет ваш морг, что и говорить, — признался он.

— Вы просто к этому не привыкли.

— Во всяком случае, — ответил Жюв, — так как здесь спрятаться нельзя, поищем в другом месте.

В тот момент, когда Жюв выходил за господином де Мофилем из сумрака морга, он встретил своих людей, которые, согласно намеченному плану, должны были неизбежно соединиться с ним на первом этаже здания. Они также подходили с пустыми руками.

Жюв нервно закусил губу, расстроенный оборотом, который принимали события.

— Второй этаж, — начал он, обращаясь к своему помощнику Мишелю, — вы тоже обыскали?

— После того, как вы сами его осмотрели, господин инспектор, мы туда не заходили. Но никто за это время не мог без пропуска подняться наверх, так как на каждой лестнице мы оставили своих людей…

— Это я и хотел услышать, — ответил Жюв, — хорошо, соберите ваших людей за часовней и ждите моих приказаний.

Через некоторое время Жюв и господин де Мофиль сидели друг против друга в кабинете заведующего больницей.

— Ну что, господин инспектор!

— Что ж, остается сказать лишь одно: убийца, по всему видно, действительно выскользнул из наших рук…

— По-вашему, он смог уйти от облавы?

— Похоже на то. Может, случилось так, что ему удалось перелезть через стену во дворе больницы…

— Нет, уверяю вас, это невозможно, стены там слишком высокие. Что вы собираетесь предпринять?

Жюв достал часы.

— Я должен поставить в известность об этом происшествии господина Авара, а также позаботиться о том, чтобы сменили полицейских, которые дежурят здесь с самого утра…

— Но вы еще вернетесь?

— Обязательно!

— Что я должен делать в ваше отсутствие?

— Ничего, хотя, если вы еще раз проверите те или иные закоулки в корпусах больницы, то это не будет излишним.

Уже вдогонку Жюву господин де Мофиль закричал:

— Еще один вопрос… Вашу систему пропусков следует оставить в силе до вашего возвращения?

— Это просто необходимо, месье, — быстро ответил Жюв, — я обязательно должен знать, кто входит в больницу и кто из нее выходит. Однако служащим вашего учреждения, которых хорошо знают привратники, достаточно в момент ухода с работы оставить свою фамилию в специальном журнале, который затем вы передадите в мое распоряжение.

— Будет сделано, господин инспектор.

Глава IX В морге

В больнице Ларибуазьер постепенно то тут, то там зажигалось освещение: смягченный матовым стеклом свет для больничных палат, яркий свет вдоль всех коридоров, ослепительный свет в кабинетах административной части, бледный мерцающий свет в кухнях, столовых и кабинетах дежурных врачей.

Из всей больницы не зажегся свет лишь в одной мрачной комнате, поскольку ее обитатели в этом уже не нуждались: это было место, где временно хранили незатребованные родственниками тела умерших в больнице.

Внезапно один из трупов зашевелился!

Бросив взгляд на дверь, отделявшую амфитеатр от стеклянной галереи, и убедившись, что та действительно закрыта, «труп», дрожа и стуча зубами от холода, сбросил с себя саван, под которым он лежал и который насквозь промок от стекающей на него воды. Окоченев от холода, он принялся сгибать и разгибать руки, делать приседания и наклоны, будто человек, который после долгого и глубокого сна, опасного падения или какой-либо длительной болезни разминается, чтобы убедиться, что его тело не потеряло своей силы и пластичности.

Вдруг лжепокойник услышал вдалеке какой-то необычный шум, мигом схватил свое погребальное одеяние, нацепил его на себя и вновь замер в том же положении, лежа под струей ледяной воды.

Но это была ложная тревога. Во второй раз отбросив саван, «мертвец» начал энергично растирать плечи, грудь, поясницу, надеясь, что этот тщательный массаж поможет ему выйти из того закоченелого состояния, в котором находилось его тело.

Шум, раздавшийся под дверью, заставил загадочного и необычного персонажа в третий раз подставить себя под беспощадный и мучительный душ. Лишь четверть часа спустя, когда все вокруг затихло, он позволил себе покинуть свое место и пройтись по амфитеатру.

Дойдя до дальнего конца комнаты, живой труп отодвинул тазик, висевший на стене, и вытащил из него пакет с бельем и одеждой.

Борясь с судорогами, которые пронизывали его продолжающееся трястись от холода тело, человек быстро оделся, затем с минуту постоял, вслушиваясь в тишину…

Наконец, окинув себя критическим взглядом и убедившись, что одежда на нем сухая, странная личность вышла в узкий коридор, отделенный от больницы массивной дверью с матовым стеклом, через которую два часа назад господин де Мофиль провел Жюва в морг.

Человек очень осторожно приоткрыл эту дверь и посмотрел в коридор. Увидев, что там никого нет, воскресший мертвец открыл ее пошире, постоял, не двигаясь, еще несколько мгновений, затем, наконец решившись, проскользнул в стеклянную галерею и быстро ее пересек.

Через минуту он уже был во дворе больницы. Оставив позади старую часовню, он направился к главному входу.

Тени полицейских, разбросанных Жювом по всей больнице, не один раз заставили его вздрогнуть. Но две медсестры, повстречавшиеся ему, приветливо обратились, пожелав доброго вечера. Загадочный персонаж вздохнул свободнее, так как эта встреча со знакомыми людьми убедила его в том, что в его внешности не было ничего необычного или подозрительного.

Справа от больших ворот находилась дверь, которая вела на улицу Амбруаз-Паре и через которую обычно выходили работники больницы. Сейчас она была открыта, и мужчина решительно направился к ней. Еще пару шагов — и Ларибуазьер останется позади… Но тут ему путь неожиданно преградил привратник:

— Извиняюсь, кто там идет?

И посмотрев повнимательнее, воскликнул:

— А, это вы, доктор Шалек! Поздновато вы сегодня возвращаетесь, доктор, наверное, слишком много работы в 22-й палате?

— Да, — быстро ответил доктор Шалек, а это был действительно он, — вы правы, дружище Шарль, слишком много работы, но теперь мне надо идти.

И доктор Шалек нетерпеливым жестом отстранил привратника и попытался протереться между ним и стеной… Но привратник вновь загородил ему проход; это был бывший военный, старый служака, для кого приказ то же самое, что для верующего Святое писание, и который нельзя было оспорить.

— Одну минуту! Сначала распишитесь в журнале.

— В журнале?

Привратник объяснил:

— Это полицейские навязали эти формальности, всякий, кто входит в больницу и выходит из нее, обязан записать свою фамилию в этой тетради.

Он пригласил доктора Шалека в привратницкую и открыл совсем еще новый журнал, переданный ему управляющим хозяйством больницы, на обложке которого золотыми буквами светились инициалы Общественной Благотворительности.

Проведя пальцем по десятку фамилий, уже вписанных на первой странице, привратник отметил:

— Вы будете в неплохой компании, доктор Шалек. Посмотрите, вам надо поставить свою подпись как раз под подписью господина профессора Югара.

— Да, я вижу. Но расскажите мне лучше, уважаемый, о последних новостях. Схватили-таки преступника? Подозревают кого-нибудь?

— Точно не знаю, единственное, что я видел, так это как эти фараоны нанесли кучу грязи своими ботинками и подняли на уши всю больницу. Шуму было много, но кончилось все тем, что они никого не нашли… Вот, господин Шалек, взгляните…

И привратник показал рукой в сторону больничного двора, где в сумерках мелькали темные силуэты.

— Вот, видите, это полицейские! Ах, — продолжал славный малый, расхаживая по своей обители в поисках чернильницы, — если предположить, что преступник все еще там, то он наверняка не уйдет отсюда без наручников… Но он получил, что искал!

На бледных губах доктора Шалека мелькнула и внезапно застыла загадочная улыбка.

Доктор Шалек, до сих пор упорно державший руки в карманах, заметил, что Шарль, который наконец нашел чернильницу, протягивает ему журнал для регистрации выходящих из больницы.

Доктор Шалек почувствовал, как его правую руку в очередной раз пронзила острая боль.

— Распишитесь, пожалуйста, доктор, — продолжая держать журнал, привратник протянул ему перо.

— Шарль, я ужасно тороплюсь, будьте любезны, пока я буду записывать свое имя, выйдите и остановите для меня такси…

— Хорошо, доктор, иду, — быстро ответил Шарль.

Едва привратник повернулся к доктору спиной, как тот со всеми предосторожностями вытащил из кармана правую руку и, неловко зажав перо между маленьким и безымянным пальцами, начал медленно водить им по бумаге.

Когда он закончил писать и широким росчерком поставил в конце свою подпись, произошло что-то неожиданное, от чего доктор вдруг весь побледнел. Шарль уже входил в привратницкую:

— Ваше такси ждет вас, доктор…

— Хорошо, спасибо!

Шалек быстро захлопнул журнал, бросился к выходу, чуть не сбив по пути привратника, который замер на месте, ошеломленный такой спешкой, и прыгнул в автомобиль, бросив на ходу адрес водителю.

Наконец, оправившись от изумления, Шарль заметил, что журнал, где только что расписался доктор Шалек, закрыт.

— Черт, там же нет промокашки, от чернил появится пятно!

И хотя уже было поздно, прилежный служащий поспешил к столу, где лежал журнал. Едва он открыл тетрадь, как его глаза округлились, а взгляд замер на странице, где стояли подписи сотрудников больницы.

— Ну и дела! — прошептал он.

Глава X Кровавая подпись

— Войдите! — громко крикнул господин де Мофиль.

Дверь кабинета заведующего приоткрылась, и из-за нее робко выглянул мужчина:

— Господин заведующий, можно к вам на минутку?

— А, это вы, Шарль?

И, обернувшись к Жюву, господин де Мофиль добавил:

— Привратник с главного входа больницы…

— Что там у вас?

Мужчина на этот раз решительно вошел в кабинет.

— Господин заведующий, — объяснил он, — я насчет подписей, которые вы приказали мне требовать от всех, кто покидает больницу, ну, из-за этого преступления…

— Хорошо, так в чем же дело?

— Уже одиннадцать часов, господин заведующий, и больше никто не сможет выйти из больницы.

— Прекрасно! Но стоило ли беспокоить меня ради того, чтобы сообщить мне об этом?

— Дело в том, господин директор… Тут вот какая штука, на моем журнале кровь…

В то же мгновение Жюв подскочил с кресла, бросился к привратнику и вырвал у него из рук толстую тетрадь, которую тот держал у себя под мышкой.

— Кровь!..

Жюв лихорадочно листал журнал. Когда он дошел до злополучной страницы, у него из груди вырвался крик. Тут же, не спрашивая на то согласия господина де Мофиля, он отпустил привратника:

— Хорошо, дружище! Я с вами позже поговорю.

Дверь еще не успела закрыться за исполнительным привратником, как Жюв, положив палец на открытую страницу журнала, задумчиво произнес:

— Подпись доктора Шалека!.. Взгляните! А вот здесь, рядом с ней, как раз в том месте, где легла его рука, небольшое пятно крови… Что вы скажете по этому поводу, месье?

— Но… Но…

Доктор Шалек поранил себе палец и, несмотря на то, что он знал о ведущемся нами расследовании, скрыл от нас этот факт

— Но доктор Шалек… — начал заведующий.

— Доктор Шалек, — перебил его Жюв, — находился в палате в тот момент, когда раздались выстрелы… Он сам признался в том, что за мгновение до этого вошел в комнату через дверь, возле которой я позднее обнаружил пистолет, а также, что никто в этот момент не проходил перед ним и не следовал за ним…

— Но это безумие! Шалек не может быть преступником!

— Почему же?

— Потому что я хорошо его знаю.

— Правда?

— Семь месяцев назад мне его рекомендовал, я хорошо это помню, один из моих старых друзей, префект… Шалек — серьезный человек, доктор, иностранец. Он приехал сюда из Бельгии специально, чтобы заняться исследованием случаев лихорадки, при которой приступы чередуются с относительным покоем организма… Это уважаемый человек. Что может у него быть общего с Лупаром? С этой девицей Жозефиной? Все доказательства говорят за то, что доктор Шалек ни в чем не виноват!

Жюв тяжело и властно, как это он часто делал в серьезных случаях, положил руку на плечо заведующему и, глядя ему прямо в глаза, сухо подчеркнул:

— Месье, предположение, что он не виновен, еще не есть доказательство.

— Но у вас также нет доказательств!

— У меня их достаточно!

— Интересно, интересно!

— Во-первых, красное пятнышко, легкий след крови на странице журнала, господин де Мофиль, уже это доказывает, что у доктора Шалека был ранен палец и он это скрыл.

— Простое совпадение!

— Возможно, но, в таком случае, очень досадное совпадение!

Заведующий Ларибуазьер смутился, не зная, что ответить на эту свалившуюся на него новость. Жюв, глядя на озадаченного собеседника, церемонно склонил голову.

— Месье, — заявил он, — разумеется, я пока ничего не утверждаю и не принимаю никаких решений. То, что вы только что услышали от меня, остается между нами. Надеюсь, что завтра к утру мы узнаем, подтвердились наши опасения или нет.

И, поклонившись еще раз, Жюв распрощался с господином де Мофилем.

Выйдя из кабинета и закрыв за собой дверь, ас парижской полиции потер руки от удовольствия.

«На этот раз, — сказал он про себя, — ты у меня в руках!..»

Он быстро сбежал по лестнице, пересек просторный двор больницы и постучал в дверь привратницкой:

— Ну, дружище, расскажите мне поподробнее о чем вы разговаривали с доктором Шалеком, когда тот покидал больницу?

Старый вояка рассказал, как доктор Шалек появился у входной двери, как он отправил его искать такси, пока расписывался в журнале, и как быстро убежал, захлопнув перед этим журнал…

— Отлично! Спасибо! — поблагодарил Жюв.

На этот раз полицейский уже окончательно покинул больницу.

«Оплошность, свидетельствующая о многом! — размышлял он, шагая по улице. — Теперь понятна спешка доктора Шалека, запачкавшего журнал своей кровью и старающегося побыстрее исчезнуть…»

Дойдя до бульвара Маджента, Жюв подозвал фиакр:

— Улица Монмартр, остановите меня возле редакции «Капиталь».

Через несколько минут Жюв входил в кабинет Жерома Фандора.

— Есть новости? — спросил Фандор.

— Много новостей! Ради этого я и зашел к тебе.

— Узнаю старого друга! Спасибо, Жюв. Благодаря вам я получаю самые сенсационные сведения, а «Капиталь» раньше своих конкурентов выдает читателям захватывающую информацию.

Полицейский кратко рассказал о своем открытии, сделанном только что в больнице Ларибуазьер.

— Вот… ты мог бы к завтрашнему дню из этого раскрутить интересный репортаж, а малыш?

— Конечно, смогу.

— Арест, я думаю, остается лишь вопросом времени.

— Как вы хотите действовать?

Жюв поднялся.

— Пока точно не знаю… Ладно, прощай!

Фандор проводил взглядом полицейского до двери и, когда тот уже собирался выходить, остановил его:

— Жюв!

— Что, Фандор?

— Вы что-то скрываете от меня?

— Я? Помилуй бог, совсем нет!

— Да, да, — настаивал Фандор, — вы что-то скрываете! Не отрицайте! Я слишком хорошо вас знаю, дорогой мой. чтобы довольствоваться вашими недомолвками…

— Моими недомолвками?

Повернувшись к журналисту и присев на край его письменного стола, Жюв с удивленным видом рассматривал друга:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Признайтесь, вы пришли сюда не только ради того, чтобы сообщить мне о вашем сенсационном открытии насчет доктора Шалека?

— Но…

— Нет, у вас была какая-то идея, когда вы шли ко мне, но затем вы передумали, почему?

— Я уверяю тебя, ты ошибаешься.

— Жаль! С вами, Жюв, всегда нужно идти на крайние средства… Вы собираетесь отправиться на серьезное дело и скрываете это от меня. Ну что ж, опять придется за вами проследить.

При этом заявлении журналиста Жюв устало вздохнул. Опустившись на один из стульев, стоявших в кабинете, он вяло произнес:

— Именно этого я и боялся! Но послушай, малыш, это просто смешно каждый раз рисковать своей шкурой.

— А! — воскликнул Фандор. — Понятно!

— Что тебе понятно?

— Я все понял! Жюв, вы пришли сюда, чтобы предложить мне участвовать в каком-то опасном расследовании, а затем… на вас нашли сомнения и вы передумали брать меня с собой?

Полицейский опустил голову:

— Поставь себя на мое место, разумеется, я всегда думаю о тебе, поскольку знаю о твоем мужестве, но… это не твое ремесло.

Вместо ответа Жером Фандор зажег сигарету и потер руки.

— Куда мы идем? — просто спросил он.

Жюв с минуту молчал.

— Мы идем, — наконец сухо ответил он тоном, каким он обычно излагал свои планы перед той или иной операцией, — этой ночью мы идем к доктору Шалеку!

— Идем! — повторил Фандор.

— Да. Разумеется, это рискованное предприятие, поскольку, я так думаю, доктор не может не догадываться о тех подозрениях, что созрели на его счет, но игра стоит свеч.

И уже игривым тоном, который на него всегда находил после принятия серьезных решений, он добавил:

— Естественно, как завзятый взломщик, я захватил свою связку отмычек… Мы сможем войти в дом, не тревожа доктора Шалека стуками или звонками в дверь. Ночь темная, нам это на руку…

И Жюв довольно улыбнулся, вновь обретя прекрасное настроение.

Глава XI Песчаный душ

— Поистине, — сказал Жюв, — в этот дом входишь, как к себе домой.

Фандор улыбнулся. Мужчины стояли бок о бок в передней небольшого особняка доктора Шалека, что размещался в квартале Фрошо. Несколько минут назад они, не таясь, подошли к домику привратника и спросили, возвратился ли доктор домой. Охранник квартала утвердительно кивнул головой:

— Да, господа, доктор у себя, я сам около двух часов назад видел, как он прошел к своему дому.

После этого Жюв и Фандор вышли на улицу, осторожно прошли вдоль стены, отделяющей сад доктора Шалека от внешнего мира, и наконец, оглянувшись по сторонам, приоткрыли дверь, ведущую в сад. Затем, крадучись, они прошли сад и подошли к подъезду дома.

Секунду Жюв размышлял, не позвонить ли самым обычным образом в дверь и объясниться с Шалеком, но тишина и покой, царившие внутри дома и заставлявшие предположить, что доктор в настоящий момент крепко спит, натолкнули его на мысль проникнуть в дом без объявления о своем прибытии. Если входная дверь не на запоре и не закрыта изнутри на задвижку, то полицейскому не составит огромного труда найти среди своих отмычек подходящий ключ, способный открыть эту дверь.

Без шума и приключений журналист и полицейский проникли в дом.

Прежде чем отправиться в опасное приключение, Жюв захватил с собой по паре калош, и сейчас они оба натянули на туфли гибкую и бесшумную резину. Затем, по знаку Жюва, Фандор начал медленно подыматься за ним на второй этаж.

Идея инспектора заключалась в том, чтобы ворваться в спальню и, воспользовавшись минутным замешательством доктора, напрямую задать ему, еще не отошедшему ото сна, ряд вопросов, а также осмотреть пальцы на его правой руке, которая оставила на журнале больницы Ларибуазьер небольшое пятно крови.

Фандор резко щелкнул выключателем спальни, в то время как Жюв приготовился броситься к кровати доктора. Но что это? Комната была пуста!

— В кабинет, — скомандовал Жюв.

Но Шалека не было и там.

Фандор обыскал находившуюся рядом ванную, затем, не обращая внимания на грохот задеваемой им мебели, опрокинув по пути несколько ширм, стоявших на лестничной площадке второго этажа, спустился на первый этаж, где уже находился Жюв.

Первый этаж был также безлюден.

— Или мы заблуждаемся, или… — произнес Жюв, глядя в темноту.

— Или?

— Или доктор Шалек догадывается о нашем присутствии, поскольку у меня есть все основания считать, что из дома он не выходил; значит, нам предстоит играть в открытую с этим молодцом.

Внезапно со второго этажа раздался легкий шум; в тишине ночи скрипнул пол, послышались приглушенные звуки шагов, затем затрещала падающая мебель.

Жюв в темноте зарядил свой револьвер. Фандор вытащил свой браунинг и сделал то же самое.

Внезапно им в глаза ударил сильный свет, который был еще более ослепительным из-за зеркал, украшавших все углы лестничной площадки второго этажа, которые до бесконечности отражали яркое свечение электрических лампочек.

Почти добравшись до лестницы второго этажа, Жюв вновь четко расслышал, как кто-то возится в кабинете доктора.

Спустя минуту Жюв, озабоченно нахмурив лоб, выходил из кабинета. На пороге он столкнулся с Фандором.

— Что такое? — воскликнул полицейский, поворачивая выключатель. — Откуда ты идешь? Я думал, что ты позади меня?

— Но, — быстро вставил Фандор, — так оно и было, только при входе в кабинет, в котором послышался шум, я вас на мгновение покинул…

— Извини, извини, — отреагировал Жюв, — это я был в кабинете. Шум, который тебе послышался…

Но Фандор перебил его:

— Что вы говорите такое, Жюв? Это я был в кабинете, а не вы…

Жюв чиркнул спичкой, поднес ее к лицу Фандора и, пристально глядя молодому человеку в глаза, озабоченно произнес:

— Подожди, подожди! — полицейский поднес руку ко лбу. — Давай не будем путать друг друга! Я выхожу из кабинета, встречаю тебя, ты, в свою очередь, утверждаешь, что также только что вышел оттуда; это какая-то чертовщина, ведь ясно как божий день, что вместе мы в кабинете не находились, поскольку друг друга там не видели. Начнем сначала, я, как только поднялся на лестничную площадку, сразу же вошел в кабинет…

— Но я тоже! — воскликнул Фандор.

Жюв, несмотря на все свое хладнокровие, начинал нервничать.

— Послушай, малыш, ты несешь ерунду, так как…

— Давайте проведем эксперимент еще раз, идет? И зажжем свет…

— Нет, — ответил Жюв, — не надо света, это будет неразумно с нашей стороны.

В темноте они оба вновь поднялись по лестнице.

— Точно так же я делаю вперед четыре шага, — шептал Жюв, — и вот я на середине площадки; я приподнимаю портьеру, поворачиваюсь и вхожу…

В точности исполняя те движения, которые он называл, Жюв действительно прошел в кабинет и ладонью руки провел по письменному столу в стиле министр, стоявшему посреди рабочего кабинета доктора, затем нащупал угловой диван…

— Ну вот, я здесь, в рабочем кабинете…

Но едва он произнес эти слова, как тут же чуть не упал от удивления. Голос Фандора, очень четко и спокойно, хоть как-то и отдаленно, ответил ему в ночной тишине:

— Я тоже здесь, в рабочем кабинете!

На этот раз Жюв, забыв о всякой осторожности, щелкнул выключателем, и комната осветилась электрическим светом. Но Фандора в комнате не было!

Жюв рывком бросился назад, к лестничной площадке, где нос к носу столкнулся с Фандором. Оба одновременно начали:

— Я выхожу из кабинета…

Мужчины схватились за плечи и, словно оглушенные, стояли, открыв рот и глядя друг на друга.

Они забыли о преследовании, Шалеке, Лупаре, не думали больше ни о Жозефине, ни о больнице, ни о незнакомой женщине, найденной изуродованной в этом странном жилище.

— Жюв!

— Фандор!

— Ну что, вы что-нибудь понимаете?

— Нет.

Но Жюв не мог сдаться за просто живешь, да и Фандор был не из тех, кто легко теряет голову в неожиданных ситуациях. Нужно было во что бы то ни стало разгадать эту невероятную загадку и выяснить, каким образом, почему два человека, находясь одновременно в одной и той же комнате, не видят друг друга!

Может быть, с помощью какого-то фокуса с зеркалами часть комнаты закрывалась и была видна лишь другая ее половина? Однако это предположение выглядело слишком невероятным.

Что же делать?

Жюв взял Фандора за руку, крепко сжал ее, словно опасаясь, что какая-то неведомая сила сможет их внезапно разъединить.

Цепко схватившись за руки, друзья вновь начали подыматься по лестнице. Жюв, открывая процессию, шагал впереди, а Фандор след в след шел за ним. Так они дошли до рабочего кабинета доктора, где вновь внимательно посмотрели друг на друга.

Желая убедиться, что здесь не идет речь об оптическом обмане, они обошли комнату, потрогали мебель, постучали по стенам, но ничего подозрительного не обнаружили.

— Итак, — сказал Жюв, — ты можешь что-нибудь мне объяснить?

— Я, однако, не пойму, — заметил побледневший Фандор, — если я не ошибаюсь, вы, отодвинув портьеры, взяли немного вправо, чтобы зайти в кабинет, я же убежден, что заходил в прошлый раз, взяв немного левее.

— Это невозможно…

— Но это тем не менее так. В конце концов, — прошептал он, — возможно, в этой комнате есть два выхода, а может быть, существуют разные коридоры, ведущие к единственной входной двери?

Жюв и Фандор в очередной раз вернулись на лестничную площадку. Теперь, ведя за собой Жюва, первым шел Фандор. Проверяя свое предположение, он отодвинул портьеру, повернул налево, чтобы войти в кабинет доктора.

Стало ясно, что в кабинет можно было войти как с одной, так и с другой стороны, хотя там существовал лишь один выход! Жюв, задумавшись, в сомнении произнес:

— Вроде все ясно, но все равно я ничего не понимаю, действительно ли я сейчас свернул налево, а не направо? Это звучит совсем невероятно… но все же…

Наступила тишина, затем Жюв с силой ударил кулаком по столу.

— Черт возьми! — выругался он. — Я выясню это. начнем сначала.

Инспектор, по лбу которого, не столько из-за страха или пережитых волнений, сколько из-за мучительного любопытства, которое точило его ум, струился холодный пот, машинально бросил шляпу на стоящий в углу диван и вышел из кабинета, по-прежнему держа Фандора за руку.

При других обстоятельствах эти манипуляции двух взрослых людей, которые с встревоженными лицами ходили по дому, не отрываясь друг от друга ни на секунду, вызвали бы смех у стороннего наблюдателя.

Однако Жюву и Фандору было не до смеха.

Словно контролируя одновременно свои действия и слова, чтобы убедиться, что последние соответствуют первым, Жюв начал говорить вслух:

— Я прохожу под портьерой, которую отодвигаю левой рукой… Я в маленьком коридоре, поворачиваю направо, то есть в сторону, противоположную той, с какой я только что приподнял портьеру. Я прохожу прямо и вхожу в…

Фандор закончил фразу:

— В рабочий кабинет…

Но теперь наступила очередь Жюва перебить своего собеседника возгласом удивления.

Когда они вышли из темноты коридора и окунулись в яркое освещение комнаты, Жюв на секунду задержался у двери. Его взгляд машинально остановился на угловом диване, где несколько мгновений назад он оставил свою шляпу. Шляпы там не было.

Фандор в этот момент подошел к камину и обернулся к Жюву:

— Это становится любопытным, только что, минуту тому назад, я остановил часы на камине и перевел стрелки на шесть часов. Однако посмотрите, часы идут и показывают точное время — полночь без двадцати двух минут. Как вы это объясните?

Жюв ответить не успел. Неожиданно раздался сухой щелчок, после чего комната погрузилась в полную темноту.

— Выскочила пробка предохранителя!

Фандор, вернувшись к двери, попытался выйти на лестничную площадку, но столкнулся с новой неожиданностью.

— Жюв! — закричал он глухим голосом. — Жюв! Дверь закрыта! Мы в ловушке!

Полицейский тщетно щелкал выключателем, пытаясь зажечь свет в кабинете, затем, взяв в руку карманный фонарик, подошел к Фандору. Вместе они попытались выломать дверь, но та легко устояла перед их ударами.

Жюв рывком бросился к окну, но, отодвинув шторы и открыв оконную раму, он наткнулся на две массивные металлические ставни, которые были заперты снаружи на висячий замок и которые убивали всякую надежду выбраться из этой проклятой комнаты.

— Замурованы, — бормотал Жюв, — мы замурованы!

Но внезапно новое происшествие заставило друзей застыть на месте.

Задыхаясь, Фандор закричал:

— Что происходит?

— Не знаю!

— Мы пропали!

— Дом обваливается!

— Похоже на то…

Комната, превратившаяся для них в ловушку, в самом деле начала слегка раскачиваться. Полицейский и журналист явно ощущали, как пол кабинета уходит вниз. Это было похоже на ощущение, которое испытываешь, когда спускаешься в лифте.

На мгновение они подумали, что произошла какая-то катастрофа, что дом рушится, но плавное опускание комнаты убедило их, что они находятся в лифте — странном лифте! — который уносил их вниз…

Впрочем, лифт-кабинет опускался не очень долго. Жюв и Фандор вскоре почувствовали характерный толчок, говоривший о том, что лифт прибыл к своей конечной цели. Он дернулся еще раз и наконец неподвижно застыл на месте.

— Ну как, Жюв?

— Как ты, Фандор?

— Это не так страшно, как я думал.

— Да, мы приехали. Остается узнать куда.

Первые волнения остались позади, и друзья вновь начали подшучивать друг над другом.

Пока они видели, что целы и невредимы, они нисколько не теряли присутствия духа. Совсем наоборот, раскрыв еще одну тайну, они сразу повеселели!

Существование двух абсолютно одинаковых рабочих кабинетов, один из которых был переоборудован в кабину лифта, теперь все объясняло.

В ту ночь, когда произошло преступление, когда Жюв и Фандор, спрятавшись за занавесками, созерцали, как доктор Шалек напряженно и долго работал, сидя за письменным столом, в другом кабинете громила Лупар спокойно разделывался со своей жертвой.

— Проклятье! — подвел итог Жюв. — Мы находимся в бутафорском доме, обстановка которого является лишь камуфляжем…

— Откровенно говоря, трудно было это предвидеть!

— Ошибаешься, малыш, — заметил Жюв, — я настоящий осел, что не догадался подумать об этом, хотя фокус с нами сыграли отменный.

Фандор пожал плечами:

— Не стоит горячиться, Жюв! Должно быть, случилось что-то такое, что нам понять не под силу… Что касается сыгранной только что с нами шутки…

Жюв перебил его:

— Помолчи, малыш! Тебе не известна, нам не известна цель убийцы, за которой кроются, возможно, какие-то глубокие тайны…

— Жюв, вы все носитесь со своим Рокамболем, хотя тот уже давно мертв.

— Да, Рокамболь мертв, но зато жив Фантомас!..

Несмотря на все свое хладнокровие, Фандор вздрогнул при последних словах инспектора.

Уже в течение нескольких минут журналист, не осмеливаясь признаться самому себе, чувствовал, как в его мозгу, терзаемом мучительным ожиданием, вырисовывается загадочный силуэт таинственного и никогда и никем не видимого вблизи Фантомаса, который вот уже несколько лет нарушал спокойствие общества, внезапно исчезал, также внезапно появлялся, сея на своем пути смерть и ужас.

— Жюв!

— Фандор!

— Вы почувствовали?

— Да, почувствовал!

— Что это такое?

— Я не знаю!

Только что и один и другой испытали совершенно странное чувство, которое невозможно описать!

Они вдруг почувствовали, как что-то пощипывает, покалывает кожу на руках, на лице, на ушах. Воздух словно потяжелел и стало труднее дышать…

Жюв выразил свои ощущения словами:

— Я чувствую, как будто куча иголок сваливается мне на тело!

Фандор вслух предположил:

— Может, электричество?

Действительно, это напоминало ощущение, которое испытываешь, когда соприкасаешься с оголенными проводами электроприборов и по всему телу начинают бегать мурашки, однако в данном случае не было заметно ни одной искры или вспышки, какие бывают при разряде электричества. И потом этот тяжелый воздух, который, казалось, был весь насыщен пылью!

Ко всему прочему добавлялся какой-то тихий и непонятный скрежет, постепенно становившийся все громче и громче.

Жюв после двух неудачных попыток наконец зажег свой карманный фонарик.

При бледном свете фонарика пораженные Жюв и Фандор обнаружили, что же было причиной этого шума.

Это был песок!

Настоящий дождь из мелкого-мелкого песка медленно, но по всей площади комнаты падал с потолка.

В то же мгновение друзья поняли, какая чудовищная участь им уготована.

Фандор заорал:

— Нам крышка!

— Мы утонем в песке!

Вокруг них заметно увеличивался слой песка.

Жюв, как мог, успокаивал товарища:

— Нужно слишком много песка, чтобы засыпать эту комнату и похоронить нас заживо! Скоро это прекратится…

Но — о ужас! — пока уровень песка постепенно вырастал на полу, при слабом прерывистом свете маленького фонарика, питание которого они старались экономить, чтобы как можно дольше продлить его неяркое свечение, им показалось, что потолок, также ненастоящий, начал постепенно опускаться…

Настал момент, когда Фандор, подняв руку, уже мог дотронуться до неумолимо надвигающегося потолка, который неизбежно должен был их раздавить!

— Умоляю вас, — шептал Фандор, — умоляю вас, Жюв, не дайте мне умереть такой смертью, убейте меня!

Полицейский молчал.

Он ходил по комнате из угла в угол, словно хищник в клетке. Если сначала он чувствовал опустошение от пережитого, то сейчас в нем нарастала безудержная злоба…

Он принялся бегать по кабинету, стуча кулаками по стене, бросая на пол мебель, стараясь в безумной надежде найти хоть какую-нибудь возможность выбраться из этой западни.

— Тысяча чертей! — ревел он. — Мы должны найти какой-нибудь выход! Давай, Фандор, помоги мне!

Жюв схватил стул и изо всех сил запустил его в дверь, надеясь, что та наконец не выдержит.

Стул разлетелся на куски, наткнувшись на прочное препятствие, и Жюв услышал, как тонко завибрировал металл.

Сомнений быть не могло, кабина лифта была сделана из железа. Было безумием пытаться проломить ее стены!

— Ну что ж, будем бороться, чтобы не завязнуть в песке!

Инспектор Жюв взгромоздил стул на письменный стол:

— Поднимайся сюда, Фандор, здесь песок нас не достанет!

Но Фандор, скорчившись, стоял в углу комнаты и качал головой, вероятно, уже смирившись с неизбежным.

Он показывал на потолок, с ужасающей равномерностью опускавшийся на них…

— Песок нас, возможно, не достанет, но нас раздавит, расплющит этот потолок, никакая мебель, ничто не устоит против мощного механизма, который заставляет его опускаться все ниже и ниже…

Жюв тоже поднял глаза кверху. Потолок в самом деле продолжал свой страшный ход, он был уже всего в нескольких сантиметрах от его головы, и полицейский инстинктивно пригнулся.

На этот раз, несмотря на все свое мужество, Жюв сказал себе, что теперь, наверное, все кончено.

Глубоко вздохнув, инспектор полез в карман, вытащил оттуда пистолет и приготовился избавить своего друга от ужасных пыток приближавшейся агонии. Впрочем, он собирался ненадолго продлить свое собственное существование. Вдруг неожиданно раздался сильный треск…

Жюв, потеряв равновесие, едва не упал на спину, но, устояв на ногах, он, как молния, бросился к Фандору и схватил его поперек тела…

Что случилось?

Слой песка внезапно начал резко уменьшаться. Совершенно не понимая, что происходит вокруг них, мужчины почувствовали, как подвижная песчаная масса течет вокруг них и скользит в какое-то широко открытое отверстие, из которого поднимался влажный и холодный воздух.

Жюв вновь зажег фонарик. В углу комнаты он заметил довольно большую черную дыру, куда каскадами проваливался песок. Когда полицейский наклонился над этой дырой, пол внезапно ушел из-под ног, и он провалился куда-то вниз в темноту, увлекая за собой Фандора!..

— Фандор!

— Жюв!

«Они могли говорить! Они спасены!»

Невыразимая радость охватила их, и они, возбужденно разговаривая и размахивая руками в кромешной тьме, начали осторожно продвигаться вперед.

Но тут новое странное ощущение вернуло их к действительности, оказывается, они по колено очутились в воде!

Холод, охвативший конечности, и характерный плеск воды не оставляли никаких сомнений в том, куда они попали.

Жюв неожиданно крикнул:

— Все!

— Что все? — удивился Фандор.

Голос Жюва обрел спокойствие:

— Мы спасены!

С присущей ему невозмутимостью Жюв начал спокойно объяснять Фандору, которого ему приходилось поддерживать, так как молодой человек, несмотря на всю свою энергию, потерял много сил и сейчас едва стоял на ногах:

— Наши бандиты плохо рассчитали свой замысел, кроме хитрости нужно обладать и знаниями. Понимаешь, Фандор, нас спас этот добрый песок; я полагаю, что в этом кабинете-лифте, куда нас преступники заманили и где заперли, как в мышеловке, пол был очень тонкий, к тому же, когда лифт опустился до самого низа, этот пол, как можно предположить, стал опираться на непрочный, возможно слишком старый в этом месте, свод туннеля. Свод не выдержал, и нас вместе с песком высыпало в этот туннель, который не представляет ничего диковинного или фантастического, так как это просто-напросто канал для стока нечистот. Точнее говоря, канализационная труба, проходящая под площадью Пигаль, которая, если я не ошибаюсь, идет вниз вдоль холма к коллектору на улице Ла-Шоссе-д'Антэн… В путь, старина Фандор! Я не я, если через пятьсот метров мы не придем к выходу.

Продвигаясь на ощупь в темноте, шлепая по густой и вязкой зловонной жиже, Жюв и Фандор начали изнурительный путь по стоку для нечистот, месторасположение которого так блестяще вычислил знаменитый сыщик.

Вдруг Жюв остановился и испустил победный клич: вдоль левой стенки свода туннеля его рука нащупала расположенные друг над другом кольца. Это была лестница, которая, надо полагать, вела к одной из скважин, оборудованных на определенном расстоянии друг от друга для проведения канализационных работ и закрытых тяжелыми металлическими крышками. Инспектору слишком хорошо было известно расположение подземных путей Парижа, чтобы сомневаться по поводу своего открытия. Он первым ловко и быстро вскарабкался по лестнице. Добравшись до вершины свода туннеля, Жюв с невероятным усилием, помогая себе плечом и сильными мускулистыми руками, приподнял увесистую крышку люка. Высунув сначала голову, а затем вытащив все тело, Жюв стал на колено и подал руку Фандору. Разбитые от пережитых волнений и падающие от усталости, оба друга тут же растянулись посреди дороги.

Когда Фандор немного пришел в себя, он обнаружил, что лежит на носилках в огромной и пустой комнате, освещенной одной-единственной тускло горевшей лампочкой. Постепенно возвращаясь к жизни, он сначала смутно, а затем все четче узнавал голос Жюва, который горячо с кем-то спорил. Собеседниками его товарища были полицейские в униформе, которые недоверчиво качали головой, слушая Жюва, размахивающего руками в наручниках и оравшего в страшном раздражении:

— Да вы скопище идиотов! Посмотрите на нас, какие из нас налетчики? Я вам еще раз говорю, я повторяю, я инспектор Сыскной полиции Жюв…

Глава XII Преследуя Жозефину

После того, как полицейские установили личность задержанных, их наконец отпустили.

Едва они отошли на несколько шагов от комиссариата полиции, как Жюв схватил за руку Фандора и прошептал ему:

— Поспешим! Из-за этого глупого ареста мы потеряли уйму времени…

— Увы!.. — ответил Фандор. — Мы должны благодарить небо за то, что дешево отделались и что так удачно закончилась наша экспедиция, из которой мы вполне могли не вернуться…

— Это приключение нам дорого стоит, — возразил Жюв, — здесь затронута наша честь полицейских.

— Наша честь? Какие высокие слова!

— Совершенно точные слова, Фандор! Нас здорово провели, мы, как бараны, позволили заманить себя в ловушку, которой могли бы избежать, если бы немного раскинули мозгами. Я воображал, направляясь вчера вечером к доктору Шалеку, что мы застанем этого бандита врасплох… Плохого же мнения я оказался о нем! Положился на его глупость! Застать его врасплох, как бы не так! Он уже ждал нас…

Когда они подходили к улице Сен-Лазар, полицейский заметил скромную на вид пивную, которая в этот час была почти пуста.

— Зайдем, — предложил он, — завтрак, которым нас угостили в участке, был вполне диетическим, но, право, недостаточным для меня. Я умираю от голода. Впереди нас ждут тяжелые деньки, а потому надо подкрепиться!

Мужчины уселись за столик в глубине зала лицом к двери.

— Отсюда мы сможем заметить всех, кто входит в пивную, — заметил Жюв.

И, удовлетворенный своим стратегическим положением, он ударил по столу, заказал ветчины, хлеба и бутылку хорошего вина.

Фандор с аппетитом набросился на этот импровизированный обед. Он не осмеливался заговорить первым, зная по опыту, что Жюв не любит расспросов, когда у него срывается какое-нибудь дело, особенно, если в последнем остается поставить лишь победную точку. Полицейский действительно поглощал обед с серьезным и нахмуренным видом, и было заметно, что он не склонен возобновлять разговор.

Все же в тот момент, когда Жюв заказывал сыр и, обращаясь к Фандору, добавил: «С этим мы протянем до нормального ужина…», — журналист решился задать свой вопрос:

— Скажите, как вы думаете, где сейчас может быть Шалек? Может, он вернулся в больницу Ларибуазьер?

— Разумеется, нет! — ответил тот. — Конечно же, Шалек не такой наивный, чтобы возвращаться в больницу. Где же он сейчас находится, на это ответить гораздо труднее… Но где-то он должен все равно быть. Впрочем, у меня есть план. Давай, за твое здоровье!

Фандор чокнулся с инспектором, удивившись веселому настроению Жюва.

— У вас есть план, Жюв? Какой?

Но полицейский сделал знак журналисту, что он не может ему ответить. Хозяин кабачка, крупный мужчина, одетый в традиционный голубой закрытый фартук, в этот момент подвинул табурет, стоявший за стойкой бара, и, взобравшись на него, зажигал газовый рожок единственное освещение в этом заведении.

Хотя пробило только пять часов и на улице было еще светло, задняя часть винной лавки начала постепенно погружаться в темноту.

Когда хозяин слез с табуретки и занял место за стойкой бара, облокотившись на нее в ожидании посетителей, которые должны были скоро появиться, так как наступало время аперитива, Жюв широким жестом отодвинул от себя прибор.

— Ты спрашиваешь, что у меня за план, Фандор? Гм… Честно говоря, это даже трудно назвать планом. Просто дело в том, что Жозефина является любовницей Лупара, Лупар, в свою очередь, знает доктора Шалека, в доме доктора Шалека произошло убийство, там же, в этом доме, нас пытались заживо похоронить… Но Шалек сбежал, Лупар исчез… Зато мы знаем, где Жозефина. Именно через нее мы попытаемся выйти на интересующих нас особ.

— Вы правы, таким образом, мы должны следить за Жозефиной. Устроим настоящую мышеловку?

— Да, только, к сожалению, ты забываешь об одной детали: Жозефина в больнице, и ни Лупар, ни Шалек не осмелятся явиться за ней, пока она там остается…

— Согласен, но Жозефина раньше или позже выйдет из больницы?

— Я ждал, что ты это скажешь. Да, пока Жозефина остается на лечении в Ларибуазьер, следить за ней не имеет смысла, но как только она покинет больницу, мы не должны будем терять ее из виду ни на минуту…

— Как вы думаете, когда она выйдет из больницы? Заведующий Ларибуазьер ничего вам не сказал на этот счет?

Жюв, не отвечая другу, постучал по столу.

— Хозяин! — позвал он. — Дайте мне бумагу и чернила и подготовьте счет…

После пяти-шести безуспешных попыток писать пером владельца пивной, Жюв взял свой простой карандаш и объяснил Фандору свои предположения о ходе дальнейшего расследования.

— Я не думаю, — заявил он, — что Жозефина долго пробудет в Ларибуазьер. По-моему, эти девица должна вполне отдавать себе отчет, почему ее любовник захотел от нее избавиться. Можно быть почти уверенным, что подсознательно она не держит из-за этого на него никакого зла… Догадывается ли она, что в нее стрелял доктор Шалек? Вряд ли. Она знает Лупара, знает, что он готов на самое безумное; в ее упрощенном сознании должна крутиться мысль, что именно он приходил в Ларибуазьер, что он хочет отомстить ей. Я отдаю руку на отсечение, если в данный момент она не хочет лишь одного — покинуть Ларибуазьер и…

— Вернуться к Лупару, чтобы оправдаться в его глазах за свое предательство? Не так ли? — продолжил Фандор.

— Да, именно так! Следовательно, вот как мы поступим. Я должен, как ты понимаешь, срочно явиться в префектуру, чтобы поставить в известность о последних событиях начальство. Ты же тем временем отправиться в Ларибуазьер, вот тебе записка, передашь ее заведующему больницей, он окажет тебе необходимую помощь. Ты должен увидеть Жозефину и убедиться, что она еще не покинула больницу. Следи за ней и жди меня, самое позднее через два часа я присоединюсь к тебе.

— Отлично, Жюв, — сказал Фандор, — вы можете положиться на меня! Я прослежу за Жозефиной. До скорого…

Журналист уже готов был уйти, как Жюв задержал его:

— Подожди, еще одно слово. Если по той или иной причине ты будешь вынужден покинуть Ларибуазьер и тебе надо будет назначить мне встречу, телеграфируй мне в Сыскную полицию, комната 44, на мое имя. Я устрою так, чтобы эти депеши сразу же доходили до меня, даже завтра, в воскресенье.

Четверть часа спустя Жером Фандор поворачивал на улицу Амбруаз-Паре, когда вдруг, заметив, как мимо него прошла одна прохожая, он резко отскочил назад.

— Ну и ну, — сказал себе он, — вот это выходит за рамки всех наших предположений!

Продолжая тем не менее идти в своем направлении, он, убедившись наконец, что его не заметили, повернулся на 180 градусов, возвратился назад и долгим взглядом проводил женщину, которая только что встретилась ему на пути…

— Неужели это все мне снится! — думал он. — Нет никаких сомнений в том, что это…

Женщина шла вдоль бульвара Ла-Шапель в направлении бульвара Барбэ.

Фандор последовал за ней…

Когда большие настенные часы, что украшают главный фасад Ларибуазьер, пробили шесть часов, в больнице текла обычная для этого часа жизнь; санитары, медсестры заканчивали свои ежедневные приготовления к ночному дежурству.

Больные готовились ко сну, вдалеке в коридорах еще был слышен глухой стук тележек, на которых возили по палатам посуду с едой и склянки с лекарствами.

В отделении доктора Пателя врач-практикант заканчивал обязательный вечерний обход. С одними больными он долго беседовал, выслушивая их и давая предписания, с другими, которые были почти здоровы, обменивался дружеским приветствием.

— Ну как, аппетит улучшился? Постарайтесь хорошо поспать, голубушка! Вы увидите, что завтра утром вы проснетесь совершенно здоровой…

Обход подходил к концу. Врач направлялся к последней кровати в палате.

— Ну что, — обратился он к сидевшей на этой кровати молодой женщине, которая, как было заметно, совсем не собирается ложиться спать, — вы все-таки хотите уйти от нас?

— Да, доктор…

— Вам, стало быть, плохо здесь?

— Нет, здесь все хорошо, доктор, но…

— Но что? Вам по-прежнему страшно?

— О, нет!

Больная сказала последние слова так уверенно, что врач не мог не улыбнуться.

— Вы знаете, — заметил он, — на вашем месте я не был бы таким уверенным. Что вы собираетесь делать? Куда вы пойдете? Право же, вы еще слабы и вам не помешает провести еще одну ночь у нас, а завтра после обхода в одиннадцать часов вас выпишут. Это будет благоразумнее.

— Я хочу идти, месье…

Примирившись с настойчивостью больной, дежурный врач равнодушно кивнул головой:

— Как хотите! Сейчас вам выдадут справку о пребывании в больнице.

Он сделал знак старшей медсестре, которая его сопровождала.

В конце концов, это было ее личное дело.

Как только дежурный врач удалился, женщина быстро вскочила с кровати и начала одеваться:

— Нет, вы только подумайте, чтобы я хоть на минуту осталась здесь, когда я уже вполне здорова?..

— Вас ждут дома?

— О да, меня ждут! Лупар, наверное, недоволен, что я до сих пор не вернулась.

— Вы идете к нему?

— К кому же еще!

— Ну, милочка, — сказала ее соседка по палате, — на вашем месте я бы лучше умерла, чем отправилась к нему, у меня начинают бегать мурашки по телу, как только я представляю этого человека… Вам чудом удалось избежать смерти от руки этого негодяя, а сейчас вы собираетесь идти к нему прямо в лапы…

— Дорогая моя, вы не знаете, что говорите, я уверена, что Лупар не убил меня лишь по той простой причине, что не хотел этого делать! А уж он-то стрелок отменный! Он всегда лучше всех стрелял на ярмарках! Поэтому я не волнуюсь за себя, если он не продырявил мне башку, значит так было ему угодно… и потом, может, у него какие-то свои причины желать, чтобы я не оставалась здесь, в больнице, я не суюсь в его дела…

Жозефина, разговаривая с соседкой, заканчивала натягивать на себя свою одежду, которую принесла ей медсестра.

Ах! Как она была рада покинуть наконец больницу. Молодая женщина, напевая что-то про себя, спустилась по главной лестнице больницы, пересекла двор и подошла к привратницкой.

— Я ухожу, — крикнула она бравому малому, который протягивал ей справку о пребывании в больнице, — я ухожу! Спасибо вам! Но я не говорю: до свидания! Я не рассчитываю больше возвращаться в ваше заведение…

— Да, знакомые дела! Не удержать вас, выздоравливающих, особенно в субботу вечером… Не можете дотянуть до понедельника.

Выйдя на улицу, Жозефина ускорила шаг. Она бросила взгляд на часы, висевшие возле стоянки машин, и с беспокойством отметила, что немного опаздывает…

Время аперитива прошло, наступило время ужина, когда многолюдные улицы квартала Ла-Шапель достигли пика оживления. Рабочие и работницы возвращались с заводов, из кафе выходили посетители. На тротуарах можно было наблюдать шумную толпу рабочего люда, спешившего домой к семейному ужину.

Даже если она обернется, думал Фандор, продолжая преследовать прохожую, с которой он столкнулся на улице Амбруаз-Паре, даже в этом случае ей будет нелегко заметить меня в этой толпе. К тому же, я ее знаю, а она меня никогда не видела.

Ободренный этим, журналист шел за Жозефиной.

— Кольцевые бульвары, затем бульвар Барбэ. Итак, нет никаких сомнений, она идет к себе, на улицу Гут-д'Ор…

И действительно, несколько минут спустя Жозефина входила в свой дом. Она бросила на ходу приветствие консьержке, и Фандор, который тихонько, тщательно обдумывая каждый свой шаг, проскользнул в дверь, мог убедиться, не выдавая своего присутствия, что она прошла по лестнице наверх…

— Отлично! Птичка вернулась в свое гнездышко, теперь главное не прозевать тех, кто нанесет ей визит…

Прямо напротив дома, где жила Жозефина, размещалась лавка виноторговца. Фандор направился туда.

— Дайте бумагу и перо, — попросил он.

«Я пошлю, — рассуждал журналист, — письмо Жюву. В префектуру его доставит первый попавшийся кучер фиакра, которого я остановлю на улице, и самое позднее через минут сорок-пятьдесят мы устроим здесь отменную мышеловку.»

Фандор исписывал уже четвертый лист своего письма, стараясь на всякий случай изложить Жюву подробный план того места, где он был сейчас, указывая, какие лавки находятся по соседству, где могут расположиться полицейские… когда вдруг, подняв голову, он сильно вздрогнул.

— Боже мой, — прошептал Фандор, — что бы это значило?

Он бросил на стол серебряную монету и, не дожидаясь сдачи, быстро покинул лавку, оставив хозяина заведения ошеломленным от таких щедрых чаевых.

Прижимаясь к стенам домов, Фандор вновь спускался к бульвару Барбэ.

«Она почти неузнаваема, но это тем не менее она!»

Друг за другом, они вошли в метро.

«Куда она, может ехать? Она берет билет 1-го класса… Черт! Возможно, у нее свидание с Шалеком? Нет, я говорю ерунду! И тем не менее?..»

Он также взял билет и вышел на платформу станции.

«Пойду прямо за ней, — думал он. — Только вот вопрос, куда мы идем?..»

Любовница Лупара была сейчас типичной привлекательной парижанкой. Она хорошо смотрелась и в своей простой и скромной одежде, но в том роскошном наряде, который был на ней сегодня и который, казалось, нисколько не смущал ее — хотя к таким туалетам она не была приучена, — Жозефина выглядела просто великолепно. Этим вечером ее темные волосы украшала большая шляпа с перьями, которая делала ее глаза еще более глубокими и чудесно подчеркивала мягкий овал лица. Строгий дамский костюм цвета морской волны, отличного покроя, плотно облегал фигуру, на ногах были туфли с высокими каблуками, которые удачно подчеркивали ее изящную ножку. Никто, наверное, не смог признать в этой элегантной даме, выходящей из метро на станции Лионский вокзал, девицу легкого поведения, которую около часа назад выписали из больницы Ларибуазьер.

Вечная женская красота! Особая способность простых парижанок, единственных женщин, которые за минуту могут целиком изменить свою внешность и оставаться красивыми как в наряде простой белошвейки, так и в шикарном туалете дамы из общества!

Жозефина сделала всего несколько шагов по большой площади, отделяющей бульвар Дидро от Лионского вокзала, когда к ней приблизился молодой человек в строгом костюме.

— Можно вас на два слова? Пожалуйста, не откажите в любезности…

— Но месье…

— Два слова, мадемуазель! Это очень важно.

Жозефина минуту колебалась.

— Хорошо, говорите, что у вас, — наконец сказала она, останавливаясь на краю тротуара.

— О, не здесь, вы не согласитесь выпить чего-нибудь?

— Как вам угодно!..

Парочка направилась к кафе, не заметив, как еще один прохожий вошел туда вслед за ними…

Жером прошел вглубь заведения и уселся напротив зеркала, через которое было удобно следить за двумя собеседниками.

— Так, — думал журналист, — что это еще за гусь? Может быть, его послал Лупар? Однако не похоже, чтобы она его знала! Ну-ка, ну-ка…

Жером Фандор поднялся, заплатил и вышел из кафе.

Торопливость журналиста была вполне объяснима. В то время, когда гарсон подносил два стакана с мадерой к столику, за которым сидели Жозефина и ее компаньон, молодая женщина вдруг резко встала и, недоуменно пожав плечами, не прощаясь, направилась из кафе к вокзалу…

Жером Фандор специально прошел перед террасой кафе, чтобы услышать, как официант перекидывался шуточками с покинутым девушкой посетителем:

— Что, неудобная дамочка, а?

— Действительно, неудобная! Она меня пробросила… Жаль, это был лакомый кусочек.

«Отлично, — подумал Фандор. — Жозефина согласилась выпить стаканчик вина с этим болваном, потому что приняла его за гонца от Лупара или кого-то другого. Выяснив истинные намерения этого донжуана, она сразу от него отделалась.»

Идя по следам девушки на расстоянии примерно метров пятидесяти, Жером Фандор время от времени прятался за вереницей тележек, нагруженных чемоданами, которые тянулись к платформе для отправления поездов с Лионского вокзала. Теперь он уже не сомневался, что скоро сможет присутствовать при занимательной встрече…

Жозефина, однако, казалось, не очень спешит. Несколько раз бросив взгляд на большие светящиеся вокзальные часы, она замедлила шаг.

Девушка рассмотрела иллюстрированные журналы, висевшие в киосках, затем не спеша дошла до будки служащего, который выдает билеты для прохода на платформу, и наконец присела на одну из скамеек, стоявших внизу лестницы, которая ведет в центр большого зала вокзала, к буфету.

Вслед за ней Жером Фандор также купил билет, чтобы выйти на платформу.

«Куда же мне приткнуться, чтобы хорошо видеть ее и оставаться в то же время незамеченным? А, идея! Надо подняться на лестницу! Я буду находиться над ней и, возможно, даже услышу разговор, если она с кем-нибудь будет вести беседу. Ни за что в жизни она не догадается поднять голову…»

Жером Фандор обогнал Жозефину, спрятавшись за тележку, доверху забитую чемоданами. Дойдя до лестницы, он поднялся по ней и облокотился на перила.

— Я жду знакомого, — бросил он официанту из буфета, который поспешил предложить ему пройти в зал.

И, чтобы не привлекать к себе внимания, заказал чашку кофе.

Прошло всего пять минут, как Жером Фандор занял место на своем наблюдательном посту, когда какой-то тип с жалкой внешностью подошел к девушке, которая при его появлении встала и завязала с ним живой разговор.

«Ну, конечно, — сказал про себя Фандор, — вот тот человек, которого она ждала. Он похож на тех малых, что бегают за тележками, чтобы предложить разгрузить чемоданы пассажирам. Так, понятно, это один из дружков Лупара, но почему Жозефина, если она шла на встречу к нему, так нарядилась?..»

Человек, за движениями которого Фандор следил, не спуская глаз, вынул из кармана засаленный блокнот. Полистав его, он вытащил бумажку и передал ее Жозефине, которая тут же спрятала ее в свою сумочку.

Что это означало? У оборванного бродяги в кармане лежат билеты на поезд первого класса? Ага, значит Жозефина отправляется в путешествие! Куда же она едет? Почему этот тип передал ей только один билет?

Мужчина, разговаривавший с Жозефиной, указал пальцем на поезд, куда уже заходили пассажиры.

«Марсельский поезд? Черт возьми! Значит, Лупар уезжает из Парижа? Нет, я все же выясню это…»

Жером Фандор окликнул служащего вокзала:

— Посыльный!

— Да, месье…

— Срочно купите мне билет первого класса до Марселя. Вот деньги… Принесите мне его ко входу на платформу, где я вас буду ждать… Понятно? Да, есть здесь телеграф поблизости?

— На платформе прибытия поездов, месье.

— Хорошо, я дам вам текст телеграммы, которую вы потом отправите. Давайте! Возвращайтесь быстрее!

Собеседник Жозефины удалился, а молодая женщина, накупив в киоске иллюстрированных журналов, вышла на платформу, рядом с которой стоял марсельский скорый…

«У меня в запасе десять минут», — размышлял Фандор, ожидая, когда девушка поднимется в купе и займет там свое место.

Прислонив блокнот к стенке вагона, он в спешке нацарапал текст телеграммы:

«Префектура полиции, комната 44, Жюву. Встретил Жозефину, проследил за ней. Уезжает марсельским поездом в первом классе. Не знаю, где она выходит. Взял билет, иду за ней, телеграфирую вам, как только будут новости. Привет. Фандор.»

Глава XIII Ограбление по-американски

— Билеты, пожалуйста?

Контролер взял в руки кусочек картона, который протягивал ему Фандор:

— Простите, месье, тут ошибка!

— Разве этот поезд не идет в Марсель?

— Поезд-то идет туда, но не последний вагон, в котором вы находитесь, так как он следует в направлении Понтарлье и в Дижоне будет отцеплен.

Фандор не знал, что ответить на это замечание, так как это его мало волновало, главное для него было то, что он может продолжать следить за Жозефиной, которая устроилась в соседнем купе.

Контролер, неверно истолковав молчание пассажира, любезно предложил ему:

— Вам лучше пересесть в другой вагон сейчас, чем беспокоить себя в дороге.

— Да чего уж там, — сказал Фандор, — я перейду в другой вагон потом, когда мы будем в пути.

— Вы не сможете этого сделать, месье. Разумеется, все вагоны, начиная с головы поезда, сообщаются между собой, но этот вагон отделен от остальных багажным вагоном.

— Ну, в таком случае, — буркнул Фандор, — я пересяду позже. Я могу ехать до Дижона, вы сказали?

— Совершенно верно, до Дижона.

«Может быть, Жозефина также ошиблась вагоном? Перейдет ли она во время поездки в другой вагон или же она намеренно села в вагон, который отцепят в Дижоне от марсельского скорого и который продолжит свой путь к швейцарской границе?»

Как раз в этот момент контролер проверял билеты в купе, где сидела Жозефина.

Фандор подвинулся поближе к двери, чтобы подслушать, о чем говорят в соседнем купе, но захватил лишь конец разговора, в котором участвовали наша путешественница, сопровождавшее ее лицо и служащий Компании железных дорог…

Последний, выходя из купе, пообещал:

— Хорошо, месье, мадам, вас никто не побеспокоит.

«Либо Жозефина выйдет в Дижоне, либо она поедет до Понтарлье, а там, возможно, и в Швейцарию, кто знает?»

— Будем надеяться, что это будет мне стоить всего-навсего доплату за проезд! — послышался мужской голос из купе.

Незнакомец, который путешествовал с девицей легкого поведения, принявшей на себя вид дамы из общества, был довольно толстым господином, вульгарного вида, но, судя по одежде, вполне зажиточным. Это был мужчина в годах, чье жизнерадостное лицо окаймляла коротко подстриженная бородка, которая придавала ему неожиданный вид морского волка или торговца каштанами. Кроме того, сосед Жозефины был кривой на один глаз. Одежда на нем была дорогая, хотя нельзя было сказать, что одевается он со вкусом. По всему было видно, что он представлял собой тот тип людей, которые, не имея положения в обществе или имени, смогли нажить себе состояние за последние несколько лет. Своим видом влюбленного он походил на женатого буржуа, который вырвался из семьи, чтобы совершить маленькое путешествие с любовницей, и который опасается быть разоблаченным.

Жозефина пребывала в игривом настроении, громко смеялась и вообще была очень любезна со своим спутником, хотя выражение беспокойства нет-нет да и мелькало на ее лице. Разговаривая со своим кавалером, она время от времени становилась вдруг рассеянной, украдкой бросала взгляды по сторонам, и Фандор, который сначала посчитал, что присутствует всего-навсего при увеселительной прогулке влюбленных, начал спрашивать себя, не притворяются ли эти две особы, выставляя напоказ свое отношение друг к другу, чтобы скрыть свои истинные намерения и свое настоящее лицо.

Набирая скорость, поезд катился сквозь темноту ночи.

За окном мелькнул вокзал Вильнев-Сен-Жорж, и состав, паровоз которого раз за разом выплевывал черные клубы дыма, вылетавшие из топки, все дальше и дальше удалялся от Парижа.

Однако поезд еще не набрал максимальную скорость, с которой он мчится на прямых участках пути. Множество железнодорожных путей, изобилие железнодорожных стрелок и веток, пересекающихся друг с другом, и нескончаемый ряд небольших вокзалов и станций, тянувшихся вдоль пути, все это заставляло поезд сдерживать ход.

Лишь через километров пятьдесят состав сможет набрать полную скорость, а пока машинист и кочегар должны были смотреть в оба и быть чрезвычайно внимательными при выезде из Парижа и его окрестностей.

Хотя еще было не очень поздно, пассажиры начали устраиваться на ночь. Свет лампочек смягчали небольшие голубые плафоны. Двери купе, выходившие в коридор, закрывались.

Фандор не спешил устраиваться в своем купе, где только обозначил тростью и шляпой свое место.

«Когда же закончится эта слежка? Где выйдет Жозефина? Не возникнет ли какое-нибудь неожиданное осложнение, которое помешает ему достичь цели — в чем он себе поклялся — и предупредить Жюва.»

Фандор почувствовал огромную ответственность, поскольку отныне ему придется самому принимать решения.

Он вернулся в свое купе.

Два угловых места купе возле окна уже были заняты, спиной к движению поезда сидел мужчина лет сорока с блестящими усами, судя по внешности, офицер в штатском; напротив него сидел школьник с бледным лицом.

Три остальных купе вагона были закрыты, что, впрочем, естественно, когда путешествуешь ночью и не хочешь, чтобы тебя беспокоили.

Фандор начал устраиваться в своем углу, расположенном ближе к коридору вагона.

Офицер в штатском, погруженный в чтение газеты, тяжело дыша, громко свистел носом.

Журналист не мог не заметить про себя:

«Ну вот славный малый, который, если заснет, будет храпеть, как кузнечные мехи… Тем лучше для меня, это поможет мне не заснуть, иначе, если я прилягу, то просплю до утра, поскольку чертовски устал…»

Но репортер переоценил свои силы.

Не посидел он и десяти минут, как на него накатилась сонливость и глаза его начали слипаться.

Сквозь дремоту Фандору казалось, что по коридору ходят какие-то люди, загадочные и подозрительные, он слышал перешептывание, обрывки голосов, ему мерещилось сверкание оружия.

Перед глазами проходили силуэты бандитов. Его неотступно преследовали образы Шалека, Лупара, Жозефины. Время от времени он резко просыпался, издавая глухие стоны, словно по-прежнему видел себя принимающим песчаный душ или проходящим по зловонным стокам для нечистот. Внезапно Фандор вскочил: только что он явно почувствовал, как кто-то, приоткрыв дверь, ведущую из купе в коридор, наклонился над ним, едва не задев его.

— Кто там? — прошептал Фандор слабым голосом, еще тяжелым ото сна, который, впрочем, заглушался стуком колес поезда.

Ответом было молчание.

Журналист вышел в коридор.

Там не происходило ничего необычного. Лишь в конце вагона пассажир с длинной черной бородой курил сигару и, уткнувшись лицом в окно, казалось, внимательно всматривался в темноту.

Фандор вернулся на свое место, проклиная про себя свои страхи. Глупо было с его стороны метаться туда-сюда, так как в конце концов он всего лишь следил за женщиной легких нравов, отправившейся в увеселительную прогулку со своим любовником, старым волокитой, которого она удостоила своей благосклонности за небольшое вознаграждение. Этот добропорядочный буржуа, возможно женатый, собирался провести пару веселых деньков в провинции, а посему Фандору не следовало представлять себе, что из-за того, что он следит за Жозефиной, весь поезд должен быть набит бандитами и сообщниками любовницы Лупара. Несмотря на эти успокоительные объяснения, пять минут спустя Фандора опять что-то заставило вздрогнуть, на этот раз, выглянув в коридор, он заметил, как по нему прошли два типа с подозрительной внешностью.

Один из них, проходя мимо купе Фандора, бросил на журналиста зловещий взгляд.

Фандор посмотрел на своих спутников: офицер в штатском и школьник спали крепким сном. Оба? Не совсем! Если военный храпел, как честный и добропорядочный гражданин, который не вызывал никаких подозрений, то сон школяра был не таким глубоким. Юноша изредка бросал по сторонам беспокойные пристальные взгляды и как только встречался глазами с Фандором, закрывал их, притворяясь спящим…

Поезд подъезжал к Ларошу.

Офицер в штатском резко проснулся и вышел из купе.

Фандор, видя, что тот уходит, вдруг сразу почувствовал себя одиноким… покинутым!

Одно мгновение журналист подумал о том, что стоит позвать людей, установить личность его соседей по вагону… Фандор представил, как комиссар железнодорожной полиции допрашивает пассажиров… Но он тут же отбросил эти глупые мысли. Здорово бы он выглядел, если сам разрушил бы свои замыслы, и потом, чем бы он обосновал перед полицией необходимость этого расследования? К тому же, можно быть почти уверенным, что никакой чиновник не пошел бы на это! А если бы и согласился с доводами Фандора, то было бы еще хуже! Что они сказали бы в свое оправдание за вмешательство в частную жизнь граждан? Вот это была бы история! Жюв остался бы доволен им!

Прицепили новый паровоз, и поезд вновь тронулся в путь. После ухода офицера в штатском в вагоне последовали изменения. Дверь купе, где находилась Жозефина со своим спутником, открылась и — странная вещь — школьник покинул свое место и уселся в этом купе напротив крупного господина. Фандор остался в купе один. Встревоженный предчувствием опасности, Фандор, решивший бодрствовать, оставил удобный обитый тканью диван первого класса и устроился на одной из откидных скамеечек, тянувшихся вдоль коридора вагона, на которой заснуть было почти невозможно. Фандор выбрал скамеечку, находившуюся как раз напротив купе Жозефины, дверь в которое была открыта. Но усталость журналиста была слишком велика и несмотря на неудобное положение, в котором он сидел, согнувшись вдвое, он почти тотчас же заснул.

Вдруг резкий толчок заставил его влететь через открытую дверь на сиденье в купе Жозефины. Отупевший ото сна, не понимающий, что с ним произошло, Фандор постепенно приходил в себя. Когда наконец его глаза открылись, из груди вырвался стон.

В трех сантиметрах ото лба на него угрожающе глядел ствол пистолета. Человек, державший оружие, высокий, крепкий мужчина с лицом, спрятанным под маской, резким голосом приказал:

— Всем руки вверх!

Но пораженные пассажиры не сразу поняли, что здесь происходит, и мужчина с пистолетом был вынужден повторить:

— Руки вверх и не двигаться! Одно движение — и я вам прострелю башку.

На этот раз Фандор окончательно проснулся. Повинуясь, он соединил руки за головой и принялся ждать, как события будут разворачиваться дальше. Внезапно от неожиданности он вскрикнул.

Проскользнув мимо высокого бандита, в купе появился его помощник — некое существо наподобие карлика с мягкими движениями тела.

На обоих были черные полумаски, скрывающие черты лица.

— Не двигаться! — приказал высокий бандит, угрожая револьвером.

Фандор слишком хорошо был знаком с полицейскими делами, чтобы не догадаться сразу о том, что происходило у него на глазах. На них напала банда грабителей «по-американски». Классический прием, неоспоримые намерения. Это почти успокоило его. Фандор хорошо знал, что жулики, промышляющие в поездах, никогда без необходимости не пускают оружие в ход, и того, кто не оказывает сопротивления, они не трогают.

Фандор с досадой подумал о нескольких банкнотах, что лежали у него в бумажнике.

Заметив Жозефину, высокий бандит приказал ей:

— Эй ты, коза, ковыляй сюда!

Было ли это нападение связано каким-либо образом с присутствием в этом поезде Жозефины, с Лупаром и его бандой? Или это всего-навсего стечение обстоятельств? Жозефину, любовницу бандита, грабят как честную матрону?

Жозефина, по лицу которой невозможно было определить, является ли она соучастницей налетчиков или нет, быстро покинула свое место и, протиснувшись между великаном и карликом, забилась в угол вагона. Низкий бандит подошел к толстому господину.

— Давай! — заявил вдруг верзила, который, судя по всему был главарем банды. — Давай, за дело!

Карлик с необыкновенной проворностью проверил карманы пиджака и жилетки пассажира. Побледневший, дрожащий от ужаса толстый господин, на лбу которого выступили капли холодного пота, не оказывал никакого сопротивления, совсем наоборот, он сам вывернул карманы брюк, из которых посыпалась мелочь. В течение одной секунды с него были сняты часы и вытащен бумажник, оказавшийся, правда, почти пустым. Путешественник, по всей видимости, считал, что на этом кончено и от него наконец отстанут, но бандиты, наведя на него пистолеты, заставили снять с себя рубашку.

— Снимай свои тряпки!

— Я отдал вам все свои деньги…

— Давай, живо!

Дородный господин, смирившись, со вздохом снял рубашку, оставшись в нижнем белье. Вокруг его тела был обмотан широкий кожаный пояс.

— Выкладывай, что там у тебя? — приказал карлик. Может быть, сейф?

И, поскольку жертва ограбления еще колебалась, надеясь на какое-то чудо, гигант отдал карлику точные указания:

— Давай, Красавчик, освободи господина от его груза…

— Патрон, — хмыкнул карлик, который с поразительной ловкостью исполнил приказание своего предводителя, — это груз, так груз! — И добавил, шутя:

— Даже, если это всего лишь чулок с деньгами!

— Что, Красавчик, есть капуста? Дай глянуть!

Со спины пассажира пояс перекочевал на плечо высокорослого бандита, который прикинув его вес на руке, не смог скрыть своего удовлетворения.

— Дело выгорело, что я тебе говорил!

В поясе в самом деле были вшиты карманчики, набитые луидорами и денежными банкнотами.

Операция без всякого сомнения была тщательно продумана и спланирована. Похоже, бандиты были хорошо осведомлены о том, что этот пассажир сядет в марсельский скорый. Соответственно были приняты все необходимые меры. К тому же было видно, что бандиты не собираются, хотя вполне могли это сделать, грабить Фандора и школьника, который неподвижно застыл в углу с мертвенно-бледным лицом и, казалось, оставался незамеченным.

Дородный господин, которого только что ограбили, впопыхах одевался, не попадая руками в рукава; его потрясение было таким сильным, что, завязывая галстук, он вдруг осел на сиденье и, задыхаясь, потерял сознание.

Фандор инстинктивно бросился к нему на помощь.

Бандит в маске напомнил ему о своем присутствии ударом по плечу.

— Замри и не шевелись! — сказал он. — Не суй свою башку куда не надо и не брыкайся, запомни, ты у меня на мушке…

Фандор, несмотря на огромное желание броситься на грабителя, подчинился. Он должен думать только о своей цели: Жозефине. Он пообещал Жюву следить за ней, и он сделает все возможное, чтобы сдержать свое обещание. Правда, слежка сейчас затруднялась.

И потом, оставался все тот же вопрос: были ли эти люди из банды Лупара? Жозефина, кто она: соучастница или жертва преступления? Карлик скрылся первым, за ним медленно, спиной вперед, отходил вглубь вагона его товарищ. Фандор подумал, что следует воспользоваться первой же возможностью и бежать к стоп-крану, чтобы остановить поезд.

Он вдруг почувствовал сильную ярость, сердце его наполнил гнев. Фандор был взбешен, что дал себя одурачить, обвести вокруг пальца, как последний простофиля. Журналист поискал глазами кольцо стоп-крана: оно находилось как раз над головой школьника с бледным лицом. Фандор устремился к стоп-крану, но в тот миг, когда он уже почти дотронулся до него, боль пронзила его руку, и он упал навзничь на сиденье купе. Школьник прыгнул на него, продолжая яростно кусать за палец. Боль была настолько острой, что журналист на мгновение потерял сознание. Этого было достаточно, чтобы школьник одним прыжком пересек купе и скрылся в коридоре. Еще один соучастник налета?

В этот момент скорый поезд замедлил ход; Фандор, еще оглушенный событиями, невольным участником которых он стал, с оторопевшим видом рассматривал то свой раненый палец, то толстого господина, по-прежнему лежащего в обмороке на диване.

— Ладно! — наконец вздохнул он. — Надо признать, что кто-то обошел меня. Но что это? Поезд останавливается… Что еще эти бандиты готовят на прощание?

Фандор не без основания опасался, что прежде чем исчезнуть, а это сделать им будет вполне легко, бандиты наверняка отметят свой отход, выпалив наугад несколько пуль по вагону поезда.

А Жозефина? Какую роль она играла во всем этом?

Журналист принялся сооружать из спинки дивана что-то вроде укрытия, за которым он смог бы спрятаться от случайной пули, когда резкий скрип открывшейся двери вагона, ведущей наружу, заставил вздрогнуть его в очередной раз. Фандор весь напрягся, стараясь услышать что-нибудь и броситься при возможности вслед за Жозефиной.

В коридоре царило некоторое оживление, но никакой паники не наблюдалось.

Бандиты готовились покинуть поезд, но не как беглецы, а как добропорядочные граждане, спешившие просто выйти на первой остановке.

Состав по-прежнему замедлял ход. Было слышно, как бандиты спокойно и шутливо обсуждают дело, которое они только что провернули.

— Помалу, помалу, Красавчик… тебе доверить поясок!.. Знаешь ли ты, как чертовски трудно было обставить это дельце?.. Такое мог обделать только…

— Уже отцепили? (О чем они говорили?)

— Как же! Уже давно…

— Ну как, он катит быстро, этот братишка?

Фандор узнал хриплый голос карлика, который вмешался в разговор:

— Братишка? Ты, наверное, хотел сказать, «большой брат»?

В ответ раздался смех…

Красавчик без сомнения вновь ввернул остроумное словечко, и Фандор, заинтригованный, знавший лишь, что «большой брат» означает на воровском жаргоне «железная дорога» или «поезд», спрашивал себя, с чего бы это бандиты пришли в восторг от скорости поезда, когда тот катится все тише и тише.

— Высоко прыгать отсюда?

Фандор узнал голос человека, задавшего этот вопрос, это была Жозефина.

— Нет, — ответил кто-то ей и тут же добавил:

— Прыгай за мной и держись за мою руку…

Стук тяжелых ботинок о деревянную подножку вагона явился для Фандора сигналом, что бандиты покидают поезд. С ними уходила Жозефина, которая — сейчас уже не оставалось никаких сомнений — была соучастницей преступления. Он хорошо расслышал последнюю фразу, произнесенную девицей. Фандор бросился в коридор, устремляясь в погоню.

Но раздавшийся прямо над головой выстрел вынудил его замереть на месте. Прямо перед ним на мелкие осколки разлетелось в разные стороны стекло, а пуля застряла в деревянной обшивке прохода вагона.

— Проклятье, — прошептал Фандор, — они сматываются, и с ними Жозефина… Чего же я жду?

Чтобы не подставлять себя под пули налетчиков, следовало лучше выйти через выход с противоположной стороны вагона. Сказано — сделано. Журналист готов был покинуть свое место, как услышал стон: толстяк, упавший в обморок, постепенно приходил в себя. Заметив Фандора, он вцепился в него обеими руками.

— На помощь! — хрюкал он. — Месье, не оставляйте меня.

— Черт возьми! — проворчал Фандор. — Не хватало мне еще этого калеки! — Ничего страшного с вами не случилось, — крикнул он, — вам скоро станет лучше…

Но тут журналисту показалось, что остановившийся было поезд, постояв несколько секунд, вновь начал набирать скорость. Не обращая больше внимания на опасность вновь нарваться на пистолетный выстрел, Фандор высунул голову из вагона через разбитое окно и вгляделся в черноту ночи.

С его губ слетел изумленный крик:

— Ну и дела!

Фандор был совершенно сбит с толку. На путях поезда не было. Или, если быть более точным, силуэт состава виднелся вдалеке, на всей скорости удаляясь от двух остановившихся вагонов. Это были вагон, где находился Фандор, и соседний багажный. Неужели вагоны случайно расцепились? Нет… Вряд ли это случайность.

Это был последний удар бандитов, и, надо признать, он им удался.

Но журналиста ждал новый сюрприз. Он с удивлением заметил, что отцепленный кусок поезда движется не вперед, а в обратном направлении.

— Что здесь происходит? — громко крикнул Фандор.

В этот момент пострадавший господин, который полностью пришел в себя, также выглянул в окно, чтобы посмотреть, что там случилось, и с ужасом в голосе заорал:

— Мы катимся вниз, катимся вниз!

Задумавшись, Фандор посмотрел на него:

— Разумеется, мы катимся вниз, мы спускаемся вниз по наклону, но…

Толстяк вновь, заламывая себе руки, застонал:

— Это ужасно! Симплон-экспресс идет за нами с разницей в двенадцать минут! Если только…

Фандор закусил губу.

Не теряя времени, журналист направился к входной двери вагона, чтобы посмотреть, нельзя ли спрыгнуть на ходу поезда, уж лучше было сломать себе руку или ногу, нежели дожидаться столкновения двух поездов, но в этот момент он заметил, как то, что осталось от состава, вновь замедляет свой ход.

Фандор внимательно смотрел по сторонам.

Да! Скрежет тормозных колодок подтвердил его предположение. По всей видимости, служащий багажного вагона также был удивлен необычным движением состава и, убедившись, в чем дело, смог остановить вагоны стоп-краном.

Через несколько секунд оба вагона остановились.

Фандор и толстый господин бросились, как сумасшедшие, прочь от вагона, в котором они остались одни. Из багажного вагона также выпрыгнули двое служащих, которые, размахивая руками, кричали:

— Дальше, дальше, спасайтесь!

Скатившись с насыпи, несчастные, объятые ужасом, перепрыгнули через ограду и прошлепали по грязи через полную воды канавку. Оцарапанные, с разорванной одеждой, они скатились по заросшему густой травой склону холма, упали на вспаханное поле и замерли лицом вниз. В этот самый миг, словно раскат грома, ночную тишину разорвал оглушительной силы удар.

Вынырнув на полной скорости, Симплон-экспресс со всей силы налетел на два вагона, которые остались стоять на путях, разбив их на куски, в то время как локомотив и первые вагоны этого шикарного поезда один за другим налетали друг на друга, сходя с рельсов!

Глава XIV Бегство в ночи

Как только Лупар принял в свои руки Жозефину, выпрыгнувшую из вагона в тот момент, когда отцепленные от состава два вагона начали скользить в обратном направлении, он резким голосом поторопил своих товарищей:

— Сейчас, ребята, драпаем… и быстренько! Жозефина, подбери свои юбки и постарайся топать быстрее!..

Приятели Лупара в спешке скатились с железнодорожной насыпи.

— Живо, живо! — повторял Лупар. — Надо торопиться, иначе влипнем! Давайте, если не хотите загреметь в кутузку, быстрее!

Время от времени Лупар интересовался у Бороды:

— Правильно идем?

— Да, мы почти вышли на нужную дорогу, — объявил Борода.

— Проселочная до Дижона?

— Нет, это дорога на Веррей…

— А, небольшой городишко? Отлично, все идет, как надо! Так, стоп, послушайте, что я вам скажу…

Лупар опустился на обочину и остановился в нескольких сотнях метров от дороги, видневшейся вдали. Он отдышался, затем, обращаясь к своим спутникам, ожидающим от него приказов, объяснил:

— Вы здорово поработали, друзья мои, и отлично прокрутили это дельце! Только… к сожалению, это еще не все… Мы не предусмотрели одного обстоятельства…

— Не может быть!

— Ты, кореш, прикуси язык и слушай, что тебе говорят. Итак, дело не закончено, у нас только часть бабок… Делить будем завтра вечером.

Вокруг послышались недовольные возгласы:

— Завтра вечером! Почему не сейчас?

— Я сказал завтра вечером… Бог мой, кто недоволен, может не приходить, вот и все, другим больше достанется… Теперь нужно разбегаться… Жозефина, ты, Борода, и я пойдем вместе. У нас еще есть работенка в Париже… Остальные, давайте, без промедления, один направо, другой налево! Добирайтесь до Пантрюша, это двести километров отсюда. Не вздумайте садиться в поезд, на вокзале может быть засада. Короче, выкручивайтесь, как хотите, самое главное, не влипните и будьте в гнездышке к десяти часам. Ясно?

Школьник, которым был не кто иной, как малыш Мимиль, спросил:

— Где встречаемся?

— У реки…

Лупар поднялся, не заботясь больше о своих дружках — они смогут выкрутиться дальше сами, — подал знак Бороде и Жозефине следовать за ним.

— Давай, Борода, веди…

— А ты куда?

— На почту.

— Зачем тебе почта?

Вопрос был вполне естественный, но Лупар, однако, взорвался:

— Нет, посмотрите на него! Борода, ты что, стал слишком любопытным? Ты сам не можешь догадаться, в чем дело?

— А в чем дело?

— Осел! Нас провели вокруг пальца!

— Не может быть!

— Еще как может! Ты видел банкноты, что мы взяли у этого виноторговца?

— Нет, а что? Фальшивые?

— Мы взяли только половинки купюр… Этот негодяй бесплатно себя застраховал…

Действительно, обидно было за урожай, который собрали и который оказался несъедобным! Иметь сто пятьдесят кусков в кармане, которые годятся лишь на то, чтобы выбросить их ко всем чертям! Нет, поистине, нет справедливости на этом свете! Сорвался такой куш!

— Ну, ну, не кипятись! Еще не все потеряно, из двух половинок можно сделать одно целое…

— Ты знаешь, где можно стянуть остальные?

— Да, старина…

— Так мы туда идем завтра вечером?

— Да, именно туда.

— А, я понял, для этого ты и бежишь на почту?

— Нет, — сухо ответил главарь бандитов, в голосе которого послышались недобрые интонации, — не только. Это нужно не только для того, чтобы взять пирог, который мы разделим завтра, но и чтобы спрыснуть его красненьким…

И, поскольку Борода, онемев от изумления, смотрел на него с открытым ртом, не решаясь задать ему другой вопрос, Лупар повторил:

— Красненьким! Да, старик, и притом отменным!

— Кто?

Шепотом — главарь бандитов не выносил говорить о таких делах перед женщинами, — отвернувшись в сторону от Жозефины, шагающей рядом с ним, Лупар бросил своему заместителю:

— Кто же еще? Жюв!

— Ух, черт! Он у тебя в руках?

— Да, парниша, у меня в руках!

— Ты уверен?

— Будь спок.

Разговор оборвался.

Борода ни за что не осмелился бы обсуждать то или иное решение Лупара, но тем не менее внутренне он содрогнулся, услыхав планы последнего. Инспектор Сыскной полиции Жюв, о смерти которого Лупар объявил со спокойной уверенностью, пользовался среди представителей воровского мира репутацией смелого и мужественного человека, и, несмотря на все уважение к Лупару, Борода не мог не подумать, что затея последнего опасна и рискованна… И потом, как это все соединить? Несколько минут назад Лупар утверждал, что попытается закончить начатое дело. Сейчас же он говорит об убийстве Жюва… В тот же день… Слишком многое он хочет успеть за один день…

Маленькая группа тихо продвигалась вперед. Лупар и Борода шли быстрым шагом, и вскоре Жозефина стала задыхаться от быстрой ходьбы.

— Скажи, милый, далеко нам еще?

— Спроси у Бороды…

— Нет, — ответил последний, — уже подходим. Веррей, моя дорогуша, городишко этот начинается сразу за тем холмом.

— А Националка[1] где проходит, Борода?

— Дижонская дорога?

— Черт возьми, я же не спрашиваю тебя о дороге на Карпатра?

— Ну что ж, посмотри вон туда.

— Где растут деревья?

— Да, там растут тополя вдоль дороги.

— Хорошо, жди меня там с Жозефиной. Через минут пятнадцать я вернусь, этого достаточно, чтобы послать телеграмму…

С той особой послушностью, которая характерна для отношений между бандитами и теми, кого они выбирают себе в главари, Борода и Жозефина подчинились приказу Лупара. Они сошли с проселочной дороги и пересекли поперек поле, двигаясь к Национальной дороге Париж — Дижон, на которую еще издалека указал Борода.

Посмотрев вслед своим удалявшимся сообщникам, Лупар двинулся в обратном направлении. На всякий случай, чтобы чувствовать себя более уверенно, он снял куртку и вывернул ее. Куртка эта была необычная, подкладка представляла собой еще одну куртку, другого цвета и с иным расположением карманов. Таким образом, Лупар переоделся как бы в другую одежду, которая, если и не сделала его совсем неузнаваемым, то, по крайней мере, сильно изменила его внешность. Подойдя к первым домикам городка Веррей, он заметил, что в нем царит оживление, по всей вероятности, здесь уже знали о происшедшей катастрофе… Со своими сообщниками он сделал большой крюк после того, как они сошли с поезда. Они не решились идти вдоль путей, так как опасались, что, заметив неладное, машинист скорого поезда мог остановиться и увидеть их. Правда, из-за этого они потеряли много времени. Подходя к Веррею, Лупар оглянулся. С высоты небольшого холма он мог увидеть вдалеке красноватые вспышки пламени, временами ветер даже доносил издалека невнятный шум голосов…

«Отлично, — подумал Лупар, — Симплон-экспресс с ходу налетел на оставшийся кусок состава поезда, брошенный на произвол судьбы. Должно быть, хорошая там была мясорубка!»

Затем, придав лицу соответствующее выражение, он принялся расспрашивать жителей городка, разбуженных посреди ночи, которые, кое-как одевшись, бежали по улицам, спеша оказать помощь пострадавшим:

— Пожалуйста, не подскажете, где телеграф? По какой стороне?

На почте приемщица телеграмм потеряла голову от свалившихся на городок событий. Не задавая лишних вопросов, наверняка приняв бандита за одного из тех, кому удалось спастись в происшедшей катастрофе, она протянула Лупару бланк, на котором тот написал:

«Париж, улица Бонапарт, 142, инспектору Сыскной полиции Жюву.

Все идет хорошо, обнаружил всю банду, включая Лупара. Совершили налет, но он не совсем удался. Подробности позже. Уверен, можем покончить с ними, будьте складе Берси один оружием завтра вечером одиннадцать часов, возле складов компании Кесслер. Привет. Фандор.»

Лупар перечитал текст и остался им доволен.

Он направился к окошку.

«Тем более, — размышлял Лупар, — девять шансов из десяти, что этот осел журналист лежит где-нибудь возле полотна, раздавленный в лепешку.»

Почтовая служащая протянула руку, чтобы взять телеграмму.

Бандит принял самый любезный вид.

— Пожалуйста, ознакомьтесь с текстом телеграммы, — добавил он, — прочитайте его, мадам… Вы понимаете? Это должно остаться тайной…

Женщина понимающе кивнула:

— Вы можете положиться на меня, месье… Боже мой, неужели эта катастрофа подстроена преступниками?

— Итак, я надеюсь на вас?

И, попрощавшись, Лупар вышел из почтовой конторы, едва не столкнувшись с двумя жандармами, посланными начальником вокзала отправить срочные служебные телеграммы…

Через десять минут быстрой ходьбы Лупар уже был рядом с Жозефиной и Бородой.

— Эй, — спросил он, — ничего нового?

— Ничего!

— Проходит что-нибудь?

— Что?

— Машины?

— Да, ты хочешь заполучить одну из них?

Лупар пожал плечами.

— Жозефина! — позвал он. — Спустись к дороге, пройди вдоль нее метров пятьсот и, как только увидишь первую же машину, сразу начинай кричать… Ори: «на помощь, убивают», короче, что хочешь, только останови ее! Скумекала? Давай, пошла…

— Но Лупар…

— Иди, я тебе сказал… Бог мой, ты перестанешь трястись от страха?

Девушка удалилась, покорно подчинившись приказу.

Пять минут спустя Борода и Лупар увидели, как Жозефина спустилась к дороге и остановилась на обочине.

— Твоя пушка заряжена, Борода?

— Шесть горячих, старина Лупар…

— Отлично, ты — справа, я — слева…

При последних словах Лупара до них четко донесся шум мотора, который, постепенно нарастая, разбудил ночную идиллию сельской местности. Повернув головы, бандиты заметили приближающийся к ним яркий свет фар…

Лупар расхохотался:

— Гляди, Борода, какие ацетиленовые фары, какие указатели поворота, а? Для нас такое авто — подарок с неба.

Автомобиль подъезжал все ближе и ближе. Когда он почти поравнялся с Жозефиной, та бросилась к дороге, испуская душераздирающие крики:

— На помощь! Убивают! Сжальтесь! Остановитесь!..

Резким движением водитель, удивленный неожиданным появлением женщины на этой большой пустынной дороге, нажал на тормоза… В это время с заднего сиденья машины, которая была «двойным фаэтоном», поднялся пассажир и, наклонив голову, крикнул:

— Что такое? Что происходит? Остановитесь!

Жозефина продолжала бежать за машиной. Автомобиль, повинуясь тормозам, остановился. Он уже почти замер на месте, когда с обеих сторон дороги к нему бросились Лупар и Борода.

— Твой пассажир! — крикнул Лупар. — Я беру на себя водилу!..

Пока Борода старался схватить за горло владельца машины, Лупар сломил сопротивление водителя:

— Без шума, лады? Иначе ты пропал!

Все произошло за несколько секунд, и сейчас Лупар и Борода, ставшие хозяевами положения, держали пистолеты приставленными ко лбу незнакомцев…

— Жозефина! — приказал Лупар. — Свяжи-ка их мне!

Лупар показал глазами на свернутый в кольцо шнур, торчавший из его кармана.

Когда это было сделано, Лупар на всякий случай заткнул кляпом рот обоим пассажирам и скомандовал Бороде:

— Уложи их на краю дороги… хотя, погоди, лучше отведи их на метров пятьсот в сторону поля, так их не сразу найдут.

— Врезать им?

Бандит мгновение посомневался:

— Да ну их! Не стоит пачкать руки. Хотя… Ну ладно, врежь им в полсилы… Ты понимаешь меня, Борода, пару раз по морде, этого им будет достаточно…

Лупар сел в автомобиль и как опытный водитель развернул его в обратном направлении.

— Ну как, порядок? — спросил он у своего лейтенанта, который возвращался к дороге…

— Еще бы! Только, может быть, я немного перестарался? Они лежат пластом.

Лупар равнодушно махнул рукой.

— Залезай, Жозефина! Давай, Борода!

— Итак, в Пантрюш! Жалко, придется бросить эту тачку, хотя она превосходна, но ничего не поделаешь, с ней мы можем засыпаться.

И после минутного молчания, Лупар, сжав зубы, тихо добавил для себя:

— Посмотрим, чья возьмет, Жюв!..

Глава XV Катастрофа Симплон-экспресса!

Лупар и его сообщники, которые соскочили с поезда воспользовавшись моментом, когда отцепленные вагоны поезда на секунду замерли, чтобы покатиться затем в обратном направлении по наклонному в этом месте железнодорожному полотну, и постарались как можно быстрее скрыться в ближайшем лесу, не видели, как произошла катастрофа.

Час спустя после происшествия Фандор разговаривал со служащим Компании железных дорог.

— Повезло, месье, — говорил уцелевший кондуктор поезда, до сих пор еще бледный от пережитого, — повезло, что удар пришелся, когда мы поднимались в гору и наша скорость была гораздо меньшей… Случись это на десять минут позже, никому бы не удалось остаться в живых!

— Да, повезло, — повторил журналист, вытирая носовым платком лицо, все грязное от сажи и пыли, — не считая бедняги-машиниста, получившего серьезные травмы, и женщины, которую только что унесли и у которой обнаружили многочисленные переломы на ногах, мне кажется, тяжелораненых в поезде больше нет… Те два вагона, что съехали с рельсов, были почти пустые?

— Совершенно верно, месье, почти пустые…

Фандор помогал спасать людей, не жалея своих сил. Хотя пережитое потрясение было велико, он быстро обрел хладнокровие и стал одним из первых, кто начал помогать спасателям, вытаскивающим из-под обломков поезда пассажиров…

Вскоре прибыла еще одна команда спасателей. Изможденный, Фандор отошел от места катастрофы, отыскивая, где можно удобнее растянуться на земле и спокойно обдумать происшедшее…

Проходя вдоль насыпи полотна, он услышал, как кто-то его зовет:

— Месье! Месье!

— Да?

— Как все это гнусно, не правда ли?

Фандор, присмотревшись, узнал «возлюбленного» Жозефины, с которого налетчики стащили его драгоценный пояс.

— Да, — ответил он, — и нам нужно поздравить себя, что мы так хорошо отделались. А ваша жена, что с ней стало?

— Моя жена? Ах, месье! В этом и заключается самое ужасное! Это не моя жена! Это… это просто подружка… Вы понимаете, месье, что после всего, что случилось, моя жена, настоящая, законная жена узнает всю эту историю — и тогда я пропал, погиб! К тому же… мне нравилась эта милашка, которая была со мной в поезде… Остается только догадываться, что с ней случилось!

— Как, вы ничего не знаете о ней?

«Ах да, наверное, этот добрый малый не заметил, что Жозефина была сообщницей грабителей?»

— Нет, я ничего не знаю, вы же сами видели, как они у меня ее увели? У меня просто голова идет кругом. Бедное дитя совсем пропало, я искал ее везде, но увы… Вот ведь не везет, месье, я познакомился с ней лишь две недели тому назад и никак не мог с ней встретиться в Париже. Наконец я сумел передать ей насчет этой поездки, и мы условились встретиться на Лионском вокзале. И вот тебе на, эта катастрофа разбила все мои планы… Какое невезение! Я страшно боюсь, что она могла погибнуть и что увижу ее на носилках, истекающей кровью…

— А, так вы назначили встречу на вокзале? Она знала, что у вас с собой крупная сумма денег?

— Да, месье… О, мои бедные деньги! Я разорен!

— Ничего, не убивайтесь так! Ваших грабителей арестуют, мы видели их и дадим полиции их приметы…

— Да, да, тем более, что один мне точно знаком…

Имя Лупара чуть не сорвалось с губ Фандора. Но из-за осторожности он промолчал:

— Кто? Который из них?

— Один из моих работников, бочар…

— Вы виноторговец?

— Точнее сказать, посредник в торговле вином, месье… Из Берси… Я собирался оплатить долги своим доверенным лицам, примерно сто пятьдесят тысяч франков, которые похитили у меня бандиты…

— Как это «примерно»? Но кто вы на самом деле, месье? Как вас зовут?

— Господин Марсиаль… Меня все знают на винных складах. Марсиаль из дома «Кесслер и Баррю…» Ах, я уверен, что этот налет был заранее подготовлен! Мне решили отомстить! Этот бочар не мог не знать, что каждый раз, когда я уезжаю в деловую поездку, я беру с собой крупные суммы денег!

— Какая неосторожность!

— Эх, разве мог я предвидеть такое? В конце концов, деньги еще не потеряны!

— Как не потеряны? Вы знаете, где искать грабителей?

— Нет, просто они взяли лишь половину банкнот.

— Значит, при вас была не вся сумма?

— Да нет же, представьте себе, — толстяк доверительно наклонился к журналисту, — что ограбленными оказались сами грабители! Каждый месяц, отправляясь в поездку, чтобы оплатить свои счета, я застраховываю себя от подобного рода неожиданностей…

— Но как же? Как?

— Очень просто. Например, сегодня мне нужно было раздать своим доверенным сто пятьдесят тысяч франков. Вчера я собрал эти деньги, взял банкноты и ножницами разрезал их на две половины. С собой я взял сто пятьдесят половинок тысячефранковых купюр — их то и забрали у меня грабители, — для которых эти банкноты не представляют никакой ценности, пока у них не будет других ста пятидесяти половинок…

— Ничего не понимаю, — выдавил из себя Фандор.

— Ну, это, если хотите, способ обезопасить себя от разного рода случайностей… Каждый месяц я беру с собой лишь половинки денежных банкнот, а в следующем месяце отдаю своим кредиторам другие половинки. Они склеивают обе части и получается обычная банкнота, которую принимают у них без проблем… Я же, со своей стороны, спокоен, если в случае какого-либо несчастья, как это произошло со мной сегодня, я потеряю ту или иную пачку банкнот, мне останется лишь заявить о потере во Французский банк, чтобы никто не мог воспользоваться утерянными половинками, дать номера банкнот и подождать, когда через три месяца мне выдадут новые купюры…

— Но где же другие половинки банкнот?

— О, в безопасном месте, у меня дома, в Берси.

Фандор секунду помолчал, затем вдруг закусил губу, о чем-то напряженно раздумывая… После этого журналист поспешил покинуть господина Марсиаля, который остался стоять с открытым ртом, удивленный подобным поведением своего собеседника, и подбежал к одному из служащих, работавших в команде спасателей:

— Пожалуйста, один вопрос.

Служащий обернулся к нему.

— Когда пути будут очищены от обломков?

— Через час, месье…

— До этого времени ни один поезд не пойдет на Париж?

— Нет, месье!

— Благодарю вас…

Фандор пошел назад вдоль железнодорожного полотна.

«Отлично! Я как раз прибуду вовремя… Теперь же надо составить телеграмму для „Капиталь“ и отнести ее на почту… У меня еще есть время!»

Журналист вытащил из кармана блокнот, с которым никогда не расставался, и, присев на траву, росшую по склону насыпи, начал набрасывать статью. Но Фандор переоценил свои силы. На протяжении нескольких часов он пережил массу волнений и был совершенно измотан, душой и телом… Фандор писал в течение минут десяти, затем незаметно впал в полусонное состояние — и вот уже его карандаш выпал из руки, а голова склонилась на плечо… Фандор спал как убитый…

— Осел! Идиот! Раззява! — награждал себя нелестными эпитетами Фандор. — Все пропало! А что скажут в газете?

Когда он очнулся, уже были сумерки. Действительно, все вышло ужасно нелепо.

Фандор как сумасшедший бросился к станции:

— Когда идет ближайший поезд на Париж?

— Через две минуты, месье, уже дали свисток…

— Это скорый?

— Нет, этот поезд прибывает в Париж в десять часов.

Фандор поднял руки к небу:

«В десять часов вечера! Как я промахнулся! Я буду в Париже лишь к десяти! Неужели опоздаю? О боже, у меня нет даже времени предупредить телеграммой Жюва…»

Глава XVI Происшествие в Берси

Жюв провел почти весь день в квартале Фрошо. Несмотря на предпринятые меры предосторожности, газеты пронюхали о трагедии, разыгравшейся накануне в доме доктора Шалека, даже «Капиталь» поместила о ней статью, подписанную, правда, не Фандором, а другим журналистом. Газеты рассказывали своим читателям сногсшибательные вещи о докторе Шалеке, Жюве, Лупаре, самом доме, где произошло преступление, расследовании в больнице и т. д. Жюв, не пытаясь опровергнуть многочисленные неточности, допущенные пишущей братией, наоборот, старался их как можно больше раздуть; он считал — и нашел в этом поддержку самого высокого начальства префектуры, — что, хотя мощный голос прессы часто бывает необходим властям для облегчения поисков преступников, время от времени интересы дела требуют наводить журналистов на ложный след.

Тем временем, когда люди заметили, что каменщики, электрики, оцинковщики и другие рабочие подходят к особняку доктора Шалека и принимаются за работу под присмотром лиц, одетых в штатское, вокруг дома постепенно выросла толпа любопытных.

Сначала Жюв долго беседовал с владельцем дома, господином Натаном, известным посредником в торговле бриллиантами с улицы Прованс. Бедняга был убит, узнав, что его дом стал ареной невероятных приключений.

Все, что ему было известно о докторе Шалеке, заключалось в том, что тот снял этот особняк четыре года назад и с тех пор вносил аккуратно в срок плату за жилье.

— Вы не подозревали, что в доме есть электрический лифт, который доктор Шалек оборудовал под рабочий кабинет и который был похож на последний как две капли воды?

— Нет, месье, полтора года назад мой жилец попросил у меня разрешения отремонтировать дом на свой вкус. Я, конечно, дал ему такое разрешение. Сейчас понятно, что он хотел лишь установить здесь этот странный механизм. Но скажите, месье, велик ли нанесенный ущерб? Признают ли меня ответственным за слом свода туннеля канализационного стока?

— Что касается этого, — заявил, поднимаясь, Жюв, — не могу вам ничего сказать точно. Это дело будет решаться в суде между вами и мэрией Парижа.

— Ах! — застонал посредник в торговле бриллиантами. — Мне одному придется расхлебывать эту скандальную историю. Могу ли, по крайней мере, спуститься, чтобы осмотреть состояние подвальных помещений?

— Не сегодня, месье, я должен закончить осмотр дома.

Жюв, которому помогал инспектор Мишель и районный комиссар полиции господин Дюпальон, выслушал также показания привратников квартала, нескольких соседей доктора Шалека, но не узнал ничего нового. Ни те, ни другие не видели и не слышали, что произошло. К полудню Жюву и Мишелю, решившим не покидать место расследования, принесли обед прямо в дом.

— Чего я не могу понять, шеф, — говорил Мишель, — так это того телефонного звонка, когда к концу ночи, во время которой произошло преступление, обратились за помощью в комиссариат по улице Ларошфуко. Из двух вариантов может быть лишь один: либо это звонила сама жертва, но в таком случае она еще не была мертва, как это предполагают, когда начиналась ночь, либо кто-то другой, и тогда…

— Вы не ошибаетесь, анализируя подобным образом проблему, но решается она очень просто: той ночью звонила не убитая женщина, так как, вспомните, когда мы обнаружили труп в половине седьмого утра, он был уже холодный. Звонок же, как нам известно, был в шесть часов, то есть когда эта женщина была давно убита…

— Значит, звонило третье лицо?

— Да, заинтересованное в том, чтобы обнаружили факт преступления как можно скорее. Вот только оно не ожидало нашего с Фандором возвращения…

— То есть, по вашим словам, шеф, убийца догадывался о вашем присутствии за занавесками в рабочем кабинете в тот момент, когда совершалось преступление?

— Убийца, не знаю, но вот доктор Шалек знал наверняка, что мы находимся там.

— Это не меняет значения, преступление было чрезвычайно тщательно подготовлено… Но в этом деле есть еще кое-что непонятное для меня. Посудите сами, шеф, когда вы вернулись в кабинет, где была обнаружена убитая, вы подошли к балкону и нашли там между занавесками и окном следы грязи, занесенной вашей обувью. Следовательно, это было окно комнаты, где совершили преступление и где вы сидели на протяжении почти всей ночи…

— Позвольте, я продолжу, шеф, вы, конечно, можете сказать, что труп жертвы могли перенести в этот кабинет во время вашего короткого отсутствия, но я хотел бы, с вашего позволения, заметить, что было хорошо видно, как на растрепанных волосах несчастной засохла свернувшаяся кровь. Засохшаяся кровь была обнаружена и на ковре, который был пропитан ею до самого пола; а ведь если труп был перенесен лишь за несколько минут до того, как мы его обнаружили, то подобного мы увидеть бы не смогли…

— Дружище Мишель, — ответил Жюв, — вы совершенно правы, но верно и то, что именно в той комнате, где был обнаружен труп, убийца совершил свое преступление, то есть в той, где нас не было. Что касается следов грязи возле окна, то — какой же вы наивный — это, конечно же, наши, но перенесенные из комнаты, где мы находились, в ту, где нас не было. Это произошло как раз в тот промежуток времени, когда нас не было в доме, это же очевидно, что, кстати, еще раз доказывает, что наше присутствие было известно преступникам. Кроме того, свеча, из которой доктор Шалек накапал воска, чтобы запечатать свои письма, была почти целой, она, действительно, на наших глазах горела не больше пары минут. И вот, вновь зайдя в дом, мы находим свечу в том же виде, в котором она была, то есть, это значит, что все, буквально все, было чудесным образом подстроено, чтобы ввести нас в заблуждение.

Жюв, выкуривая сигарету за сигаретой, расшагивал по комнате и продолжал рассуждать:

— Видите ли, Мишель, мы начинаем понемногу понимать это дело, но ничто не указывает на то, каковы были мотивы преступления. Мы видим, как двигаются марионетки — Лупар, Шалек, Жозефина, но не видим веревочек, веревочки, за которую…

— За которую дергает, возможно, не кто иной, как… Фантомас?

Наступила тягостная пауза. Среди полицейских было негласным правилом не произносить перед Жювом имя короля преступления…

— Вы мне сказали, Мишель, что вам больше нельзя появляться среди воров под маской Сапера…

— Это так, господин инспектор, — ответил Мишель, вновь превратившийся в исполнительного служащего, соблюдающего иерархические формы вежливости, — меня «расколол» как раз накануне преступления в квартале Фрошо Лупар, как и моего коллегу Нонэ…

— Кстати, Нонэ мне что-то расплывчато говорил о деле «с набережной», которое готовится Бородой и типом, известным под кличкой Бочар, вы в курсе этого?

— К сожалению, нет, господин инспектор, я знаю об этом не более вашего, как раз в этот момент мы были вынуждены прервать нашу слежку…

— Чем сейчас занят Нонэ?

— Его направили в Шартр.

Жюв с досадой пожал плечами. Ему оставалось лишь пожалеть, что в префектуре полиции существует подобная практика, когда младших инспекторов бросают по мере необходимости то на одно, то на другое дело, что мешает закончить начатую работу.

Но это был не тот случай, чтобы обсуждать подобного рода проблемы со своим подчиненным.

Посоветовав Мишелю подумать над тем, как вновь можно проникнуть в компанию завсегдатаев кабачка «Встреча с другом», где у полиции были тесные связи с папашей Корном, Жюв снова спустился в подвал, чтобы руководить вернувшимися с обеда рабочими. Мишель остался на первом этаже заниматься описью бумаг доктора Шалека.

Покинув особняк доктора Шалека около половины восьмого вечера, Жюв решил не спеша пройтись по улице Ле-Мартир, чтобы спокойно обдумать события, которые со скоростью лавины обрушивались на него в течение последних дней.

Когда он подходил к бульвару, его внимание привлекли крики разносчиков газет. На первых страницах мелькали мрачные заголовки, набранные крупным шрифтом:

«Еще одна железнодорожная катастрофа».

«Симплон-экспресс столкнулся с марсельским скорым… Много жертв»…

Фандор, наверное, ехал этим же поездом, марсельским скорым, который был сбит Симплон-экспресс. Но Жюв тут же успокоился. На самом деле в катастрофу попал не марсельский скорый, а только два вагона из хвоста поезда, которые отцепились от остального состава.

«Стоит ли верить, — думал он, — этим газетам».

Остановив такси, Жюв бросил адрес водителю.

«Как раз есть немного времени, чтобы переодеться и отправиться в префектуру, где должны располагать более точными сведениями. Там я узнаю, что стряслось с Фандором.»

— Вам телеграмма, господин Жюв, — сказал ему консьерж.

— Мне?

— Кому ж еще, ведь это ваша фамилия указана в телеграмме.

Жюв с недоверием взял голубой кусочек бумаги; в этот день его решительно поджидали сюрпризы. Надо же, он получает телеграмму у себя дома!

Жюв был несколько удивлен. Дело в том, что он взял за правило никому не сообщать своего адреса. Если он возвращался домой, то для того, чтобы отдохнуть, и никто из его коллег из префектуры не осмеливался беспокоить его дома. Если нужно было передать ему что-то срочное, тогда просто звонили по телефону.

Жюв нахмурил брови, затем, вскрыв наконец телеграмму, быстро пробежал ее глазами и не смог не воскликнуть от радости.

«Отважный малый, — шептал он про себя, перепрыгивая через ступеньки, — я так переживал, не получая от тебя никаких вестей. Восемь часов! — вдруг остановился он, глянув на часы. — У меня не будет времени заехать в префектуру взять с собой пару человек. Ну, что ж! Чем меньше людей будет в этом деле, тем лучше!..»

Быстро переодевшись и на скорую руку поужинав остатками еды, стоявшей на плите, полицейский выскочил из дому и прыгнул в трамвай на бульваре Сен-Жермен, который довез его до Ботанического сада.

Затем с видом праздно разгуливающего человека он направился к Берси[2] вдоль берега реки, по обе стороны которой тянулись бесконечные склады бочек с вином.

Прошло два часа, как Жюв вошел в лабиринт винных складов. Он начинал проявлять нетерпение. Со времени, на которое была назначена встреча, прошел почти час, и полицейский, оглядываясь по сторонам в этом мрачном месте, пользовавшемся дурной славой, начал беспокоиться. Почему Фандор опаздывал, может быть, с ним что-то случилось? И потом, что это за причуды назначать встречу здесь, на набережной Берси, почему на набережной?..

Внезапно Жюв вздрогнул. Банда Цифр, дело «с набережной»… Черт!

«Может быть, — сказал себе Жюв, — меня просто заманили в ловушку? Эта телеграмма от Фандора… Разумеется, сначала я подумал, что бравый малыш после страшной катастрофы, из которой он чудом выбрался живым, не размышляя долго, направил мне телеграмму по моему личному адресу, но на самом деле должно было быть по-другому… Фандор настолько привык телеграфировать мне в префектуру, что он не мог машинально послать мне телеграмму на дом. Впрочем, им ли послана эта телеграмма? Чем больше я думаю о ней, тем больше сомневаюсь, в ней нет точности, ясности, присущей моему юному другу… Ах, Жюв, Жюв, не дал ли ты себя одурачить, как последнего салагу?»

Размышления полицейского внезапно были нарушены подозрительным шорохом. Ему показалось, что кто-то тихонько свистнул, затем раздались быстрые шаги, и он услышал, как глухим стуком отозвались пустые бочки, словно кто-то случайно задел их.

Жюв присел на корточки и затаил дыхание.

По стеклянному потолку склада, в котором он находился, медленно двигалась чья-то тень.

Жюв тихонько, на цыпочках шел за тенью, и вдруг четко услышал характерный щелчок оружия.

— Посмотрим, чья возьмет, — процедил он сквозь зубы.

Жюв зарядил пистолет и стараясь изменить голос, крикнул в темноту:

— Кто идет?

— Стой!

Жюв догадался, что к нему приближаются. Он, в свою очередь, хотел крикнуть и остановить таинственного незнакомца, когда внезапно раздался выстрел и сразу за ним еще один. Жюв заметил, откуда стреляют. Нападавший на него — так как никаких сомнений не могло быть, что стремятся убить именно его, Жюва — находился всего в метрах пятнадцати, но, к счастью, он неточно определил месторасположение Жюва и стрелял не совсем в том направлении.

— Трать свои патроны, любезный, — прошептал Жюв, когда раздался очередной, третий выстрел. — Когда дойдем до шести, наступит моя очередь…

Дождавшись шестого выстрела, Жюв выскочил из укрытия, воспользовавшись тем, что его противнику нужно было время, чтобы перезарядить свой револьвер. Запрыгнув на бочки, он побежал прямо по ним к колышущейся на стене тени. Но вдруг он опустил пистолет:

— Фандор, ты?

— Жюв, это вы?

— Ах, ну ты даешь! Так это ты разрядил в меня всю обойму?

— Я? — спросил совершенно сбитый с толку Фандор. — Скорее всего это вы…

И журналист протянул Жюву свой заряженный пистолет…

Жюв рассматривал револьвер Фандора, но журналист вдруг удивленно воскликнул:

— Постойте, Жюв, что вы здесь делаете?

— Ты мне сам сказал в телеграмме прийти…

— Я вам не…

Жюв вытащил из кармана телеграмму и протянул ее Фандору. Когда мужчины приблизились друг к другу, в темноте сверкнула вспышка и одновременно над их головой прогремел выстрел.

Пуля просвистела мимо ушей, и друзья тут же упали, распластавшись между двумя бочками и затаив дыхание…

Им решительно повезло: несмотря на семь выстрелов подряд, они до сих пор оставались невредимыми.

Особенно это касалось Фандора, так как только сейчас до Жюва дошло, почему нападавший минуту назад так мазал, стреляя по нему. Все объяснялось тем, что таинственный убийца целился не в него, Жюва, а, конечно же, в Фандора!

После небольшой паузы, во время которой преступник перезарядил оружие, он вновь начал свою игру.

Жюв на этот раз не собирался беречь патроны и, по-прежнему сидя за бочкой, толкнул локтем Фандора:

— Приготовься, как подам знак, стреляй.

— А-а, — заорал Жюв, стреляя в сторону нападавшего.

Фандор стиснул руку Жюва, показывая на тень, мелькнувшую в правой от них стороне.

— Вы видели?

— Да.

— Это доктор Шалек, верно?

К перестрелке, нарушившей ночную тишину огромного винного рынка, стали добавляться другие, посторонние звуки. Вокруг помещения, в котором находились Жюв и Фандор, раздавался грохот опрокинутых бочек, приглушенные ругательства, сухой треск досок под ногами бегущих по ним людей. Затем с другой стороны, издалека начал приближаться шум подходившей толпы, который время от времени перекрывали короткие отрывистые приказы и пронзительная трель свистков.

— Это полиция, — сказал Жюв. Он объяснил Фандору, что набережные пригорода Берси часто служат убежищем для разного рода бродяг. В префектуре хорошо знают, что в пустых бочках складов, открытых со всех сторон, коротают ночь, спасаясь от дождя и холода десятки бездомных, среди которых иногда попадаются и злоумышленники.

— Правда, — подчеркнул Жюв, — последние встречаются здесь очень редко, и люд, обитающий в этих местах, как правило, ведет себя вполне безобидно. Полиция вмешивается лишь в крайних случаях, и тогда она проводит небольшую чистку. Таможенные служащие пользуются случаем, чтобы в сопровождении полиции обнаружить парочку контрабандистов, и на этом все заканчивается. Сейчас мы будем присутствовать при заурядной облаве.

Жюв ошибался. Опровергая его слова, раздался один выстрел, за ним другой. Полиция, похоже, не ожидала такого грубого приема, произошла минутная заминка, затем полицейские, шедшие до сих пор одной группой, разбежались по сторонам и развернулись по всей ширине набережной.

Но тут треск продолжающихся выстрелов перекрыл общий возглас изумления. Что там еще происходит?

— Пожар! — прошептал Фандор…

С двух сторон винный рынок был объят огнем, от которого вверх подымался едкий дым.

— Негодяи! — зарычал Жюв. — Должно быть, где-то хранился спирт и они подожгли его. Вот гады!

Полицейский и журналист должны были теперь подумать о своей собственной безопасности и постараться вырваться из полыхающего склада, не забывая отбиваться от бандитов, которые, смешавшись с обычным сбродом с набережной Берси, обкладывали их со всех сторон. Верховодил преступниками, в этом можно было не сомневаться, доктор Шалек.

— Сматываемся, — сказал Жюв.

Фандор, не говоря ни слова, последовал за ним.

— Проклятье, — заорал полицейский после безуспешных попыток пробиться сквозь полосу огня.

— Назад, — предложил Фандор, — спустимся к Сене…

Но тут прогремел новый взрыв. Содержимое очередной взорвавшейся бочки еще больше усилило огонь. Жюв и Фандор оказались в кольце бушующего пламени, из которого выбраться было невозможно!

— Ну и ну! — закричал Жюв. — Плохи наши дела…

— Да, — быстро отозвался журналист, — я предпочел бы лучше, чтобы по мне снова стреляли, нежели зажариться здесь живым…

Друзья на мгновение замерли, внимательно оглядываясь по сторонам и мучительно стараясь найти выход из создавшегося положения. Зрелище было ужасным и одновременно грандиозным. Вокруг них огромные языки пламени тянулись к небу и исчезали под стеклянной крышей павильона, превращаясь там в густой черный дым.

Снаружи раздавались крики бродяг, свистки полицейских. Вдалеке послышался заунывный сигнал пожарной команды, и время от времени, перекрывая крики и грохот от взрывов маленьких бочонков и огромных бочек, содержащих спирт, раздавались пистолетные выстрелы.

Жара становилась невыносимой, а круг, внутри которого оставалось пространство, еще не тронутое огнем, постепенно сужался.

— Пора отсюда выбираться, — проворчал полицейский.

— Согласен, но как?

— Отлично, — вскрикнул Жюв, — мы спасены! Давай, залезай сюда, малыш…

При ослепительном свете пламени Жюв с торжествующим видом показывал Фандору на огромную винную бочку, которая только что свалилась сверху и замерла возле них.

— Не понимаю, — произнес Фандор.

— Ты никогда не катался на американских горках?

Несмотря на всю серьезность положения, в котором они находились, Фандор захохотал.

— Помоги мне уложить эту бочку на ребро, видишь, если отпустить ее, то она покатится по наклону, который есть на набережной, прямо до самой реки… Нужно только, чтобы она катилась ровно, установить самую широкую часть с выпуклой стороны бочки вот на этот желоб, который будет вроде рельса и помешает крутиться бочке по своей оси. Ты следишь за моей мыслью?

— Конечно! — воскликнул заинтригованный Фандор, начинающий понимать замысел Жюва.

— Хорошо! Живее, малыш, залезай в бочку…

Фандор первым устроился в бочке. За ним влез Жюв, который закрыл за собой бочку крышкой, придерживая последнюю за опорный брус, торчавший с внутренней стороны.

— А сейчас, — приказал Жюв, — будем крутиться, как белка в колесе или, если хочешь, как те английские заключенные, которые постоянно крутят знаменитое колесо, применяемое при наказании. И помолимся Богу, чтобы на пути не оказалось какого-нибудь препятствия, которое остановило бы нас посреди огня! Вперед!

Не прошло и двух минут, как бочка, с трудом оторвавшись с места, со всей скоростью летела к реке.

По тому, как затрещали стенки бочки и в ней мгновенно стало невыносимо жарко, Жюв и Фандор догадались, что они проходят полосу огня.

Тем временем, бочка, благодаря своей тяжести и разгону, заданному наклонной плоскостью набережной, быстро перекрывала пространство, объятое пламенем. Из-за головокружительной скорости, с которой Фандор и Жюв кувыркались вместе с бочкой, Жюв не удержал крышку, и та с грохотом отлетела в огонь. Через отверстие в бочку полетели головешки, пепел… Укачанные, все в синяках, Жюв и Фандор больше не могли бороться с ужасающей скоростью, с которой мчалось несуразное транспортное средство, выбранное ими, чтобы спасти свои жизни. Внезапно огромная бочка зависла на мгновение в воздухе и с глухим шумом рухнула в воду!

На набережной полиция, которая была озабочена прежде всего оказанием помощи пожарным в тушении огня и которая не догадывалась о злоключениях Жюва и Фандора, оставила без внимания ночных гостей винного рынка, позволив таинственным злодеям спокойно удалиться прочь.

Глава XVII На плитах морга

Спускаясь с моста Сен-Луи, известный судебно-медицинский эксперт доктор Ардель, профессор факультета медицины, который неоднократно, благодаря своему опыту ученого, помогал полиции находить решения в самых запутанных делах, заметил возле входа в городской морг господина Фюзелье, судебного следователя, беседующего с инспектором Жювом.

— Я немного опоздал, господа? Сожалею, что заставил вас ждать.

Судья и инспектор запротестовали, и доктор добавил:

— Ну что ж, тогда наша клиентка тем более нас подождет… Пожалуйста, прямо, господа, мы пройдем в амфитеатр, там нам будет удобнее вести беседу…

Доктор Ардель показывал гостям свое хозяйство:

— Не очень веселый дом! Я бы сказал немного мрачный. Но, так или иначе, он в вашем распоряжении. Господин Фюзелье, вы можете проводить свое расследование совершенно спокойно. Господин Жюв, вы можете задавать вашей клиентке любые вопросы…

Громко разговаривая, отпуская остроты, доктор Ардель, добродушный малый, тут же сам хохотал над своими шутками.

Не давая своим собеседникам вставить хоть одно слово, доктор продолжал:

— Извините, я отлучусь на пару минут. Мне нужно переодеться в халат и захватить резиновые перчатки.

— Объясните мне, дорогой мой Жюв, — начал расспрашивать инспектора господин Фюзелье, — сегодня утром я получил от вас телеграмму, в которой вы попросили меня и доктора Арделя явиться сюда после полудня, но мне неизвестна цель, которую вы преследуете… Что вы хотите здесь найти?

Держа руки в карманах, Жюв прохаживался взад и вперед перед низким столом, стоящим в центре амфитеатра, где производят вскрытие тел.

Услышав вопрос судьи, он перестал ходить и обернулся к господину Фюзелье.

— Что я хочу здесь найти? — повторил он. — Я сам точно не знаю или, точнее говоря, не осмеливаюсь признаться себе в этом… Наверное разгадку…

— Черт возьми!

— Дело в том, господин Фюзелье, что не все так просто, как это кажется.

— Так, так…

— Роль, которую играет девица Жозефина, становится все более запутанной. Она любовница Лупара, которая на него же доносит, затем получает от него две пули из револьвера, потом, как утверждает Фандор, становится вроде его соучастницей в этом дерзком ограблении, подобных которому наберется немного даже в архивах американской криминалистики…

— Дело с поездом?

— Да. Оставим на минуту Жозефину в покое. Перед нами двое неизвестных, это прежде всего доктор Шалек, светский, образованный человек, который в то же время выступает как главарь бандитов. Что нам точно известно о нем? Что он стрелял в Жозефину и участвовал в перестрелке на винных складах. Остается также Лупар, главный преступник, о котором нам ничего неизвестно. Кто это, представитель воровского мира? Возможно, но тогда каким образом он познакомился с доктором Шалеком? Светский человек? Нет, у такого не была бы любовница типа Жозефины… Убийца? Убийца женщины, найденной мертвой в квартале Фрошо? Может быть! Но у нас нет доказательств!

— Ну, вы размахнулись, Жюв.

— Нет, я сказал, что у нас пока нет доказательств. Чтобы утверждать что-нибудь, нам надо выяснить, кто эта женщина и почему она была убита. Как она была убита? Так как, в конце концов, — Жюв сложил руки на груди, — мы не только не знаем личности убитой, но и то, каким было орудие преступления! Если мы это выясним, мы, возможно, сможем узнать, кто убийца: Шалек? Лупар?

Господин Фюзелье минуту помолчал.

— Хорошо, — произнес он серьезным тоном и добавил:

— Жюв, ваше воображение не знает границ. У вас столько предположений, догадок, что самый уравновешенный ум не поспевает следовать за вашей логикой. К тому же, вашим соображениям не хватает логического конца.

— Что вы имеете в виду?

— Подождите. По какому следу вы идете?

— Убитой женщины… Той, которую мы сейчас осмотрим и которая, я надеюсь, поможет найти правильное направление в моем расследовании.

— Не подозреваете ли вы… Фантомаса, Жюв?

— Да! — ответил полицейский. — За Лупаром, Шалеком, всегда и везде, вы правы, господин Фюзелье, я стараюсь обнаружить Фантомаса!

Он хотел добавить еще что-то, но тут в амфитеатр вошел доктор Ардель.

Одетый в халат судебно-медицинского эксперта, врач приобрел серьезный вид.

— Итак, за работу. Привезите, пожалуйста, — обратился он к санитару, — труп, который находится в холодильнике № 6…

Двое мужчин выкатили на тележке на середину амфитеатра труп незнакомой женщины.

— Взгляните на нее, — сказал Ардель, — попробуйте определить ее личность. Что касается меня, то моя роль эксперта выполнена и я готов изложить все необходимое в медицинском протоколе.

Фюзелье и Жюв склонились над трупом.

Тело представляло собой сплошную рану, и его не узнали бы, наверное, сами родственники жертвы.

Жюв выпрямился.

— Итак, — заключил он, — совершенно понятно, что, будучи простым полицейским, я не смогу ничего выяснить, глядя на это тело. Антропометрический анализ здесь применен быть не может. Стало быть, за вами, господин профессор, нам пояснить…

— Что именно?

— Как эта женщина была убита?

— Спросите лучше, от чего она умерла.

— Это то же самое!

— Ошибаетесь. Сказать вам, от чего она умерла, значит объяснить вследствие какого физиологического акта скончалась эта женщина, а сказать, как она умерла, означает объяснить, как произошел этот физиологический акт…

— Господин профессор, не будем играть словами. Что дал вам осмотр тела?

— Ничего или, точнее говоря, совсем мало, — сказал доктор. — Смерть в данном случае не была вызвана повреждением того или иного органа. Произведенный мною осмотр тела позволил мне утверждать, что у жертвы наступило общее кровоизлияние. При вскрытии трупа я с удивлением обнаружил, что разорваны все кровеносные сосуды организма, сердце, вены, артерии и даже мелкие сосуды в легочной полости…

— Но что это означает?

— Подождите! Кроме того, кости были разбиты, раздроблены на множество мелких кусочков.

— Это невообразимо!

— Таким образом, я мог констатировать, как по отдельным членам, так и по организму в целом, общий кровоподтек, идущий с верхней части шеи до нижних конечностей тела…

— Но у вас есть какая-нибудь идея насчет того, что явилось причиной этих ушибов, повлекших за собой смерть этой женщины?

— Можно предположить самое невероятное, господин Жюв. Например, что тело женщины прогнали под прокатным станом!

Господин Фюзелье посмотрел на инспектора:

— Что вы скажете, Жюв?

— У меня появилось еще больше вопросов, — ответил полицейский. — Профессор Ардель научным образом подтвердил мои догадки, которые я не решался высказать после беглого осмотра мною тела убитой. Но как действовал преступник? Это становится все более загадочным…

— До такой степени, — продолжал он, — что я, честно говоря, не нахожу орудия преступления, способного подобным образом раздавить тело человека…

Жюв вновь начал нервно расшагивать вдоль и поперек амфитеатра. Господин Фюзелье стоял с задумчивым видом…

— Я не думаю, — произнес наконец судья, — что мы могли бы увидеть больше, чем мы увидели. Совершенно очевидно, Жюв, что этот труп не может помочь следствию, поскольку, если даже знания господина профессора оказались бессильными…

Жюв подошел к телу.

— Труп, возможно, но есть еще кое-что… — И, повернувшись к профессору, добавил:

— Вы не могли бы распорядиться принести одежду, в которую была одета эта женщина?

— Нет ничего проще!

Из мешка, принесенного ему служащим морга, Жюв начал извлекать одежду убитой. Один за другим он изучил предметы женской одежды, выраставшей перед ним на полу. Туфли от хорошего мастера, ажурные шелковые чулки, сорочка, тонкое нижнее белье, корсет отличного покроя…

— Ничего! — сказал он. — Ни одной отметки на белье, никакого указания на то, где оно куплено.

Неожиданно из кармана Жюв достал небольшой перочинный нож и открыл лезвие.

— Нельзя ничего оставлять без внимания! — заявил он. — Посмотрим сейчас получше!

Присев на колене на полу, инспектор Жюв, перебирая одежду убитой, принялся вспарывать швы, протыкать отвороты рукавов, разрезать подрубленные края материи…

— Вы с ума сошли! — сказал Фюзелье. — Что вы ищете?

— Ага!.. Что там такое?…

Протыкая лезвием ножа бархатный воротничок жакета, Жюв почувствовал, что он задел за кусочек бумаги!

Ловко орудуя ножом, он вспорол ткань. Нет, он не ошибся! Между бархатной тканью и подкладкой находился небольшой свернутый лист бумаги, измятый, с пятнами крови и разорванный в нескольких местах…

Доктор и Фюзелье разом бросились к полицейскому, который от волнения не решался развернуть листок…

Осторожно, кончиками пальцев, Жюв разгладил смятый лист бумаги, положив его на пол.

— Мы обнаружили документ! Итак, я читаю… Вверху бумага разорвана и слова непонятны, остался только конец фразы:

«… смилостивится господь, на которого я надеюсь…»

Но я читаю дальше:

«Я не хочу умирать с угрызением совести… Я боюсь, что он убьет меня, чтобы скрыть эту тайну… Я пишу эту исповедь и скажу ему, что она будет находиться в надежном месте… да, это из-за меня погиб этот несчастный актер!.. Да, Вальгран заплатил жизнью за преступление, совершенное Герном… да, я послала Вальграна на эшафот, куда должен был взойти Герн, который, иногда говорю я себе, возможно, не кто иной, как Фантомас!..»

Жюв прочитал эти строчки прерывистым, но вместе с тем четким голосом.

— Что-о?

— В чем дело?

— Дело… — начал Жюв, стараясь справиться со своим смятением. — Взгляните… на подпись, здесь подписано: леди Белтам!..

— Леди Белтам! Жюв! Вы сказали: леди Белтам?

Проведя пальцем по бумаге, Жюв еще раз по слогам произнес:

— Нет никаких сомнений, господин Фюзелье…

Полицейский протянул судебному следователю крошечный листок бумаги, на котором он только что прочел так сильно взволновавшую его фамилию.

— Леди Белтам!..

Начальство префектуры, прокуратура и сам Фюзелье, разумеется отказывались официально признать существование Фантомаса, а следовательно, и тот факт, что Герн — это Фантомас, что он был любовником леди Белтам и, особенно, что Герну удалось избежать гильотины! Правду знали только двое: он, Жюв, и Фандор…

Жюв, не уставая, читал и перечитывал бумагу, которую только что обнаружил.

«Черт возьми! Все становится ясно, — думал он, — леди Белтам, хотя и оказалась преступницей, прежде всего была страстной возлюбленной Фантомаса». И бумага, которую Жюв держал в руках, была тем, что осталось от документа, в котором однажды, в минуту подавленности, она поведала об угрызениях совести и решила рассказать всю правду.

Перебирая строчку за строчкой этого загадочного документа, Жюв задавал себе все новые и новые вопросы.

«Я боюсь, что он убьет меня, чтобы скрыть эту тайну…»

Произошел ли раздор между леди Белтам и Герном? И потом, что означает эта выражающая сомнение фраза:

«Герн, который, иногда говорю я себе, возможно, не кто иной, как Фантомас!»

Значит, леди Белтам не была точно известна личность своего любовника?

«Я скажу ему, что оно будет находиться в надежном месте…»

Черт возьми! Было совершенно ясно: убитая спрятала свое исповедальное письмо на себе под подкладкой жакета…

Жюв нервно схватил одежду, валявшуюся на полу, и приступил к еще более тщательному осмотру.

«Не может быть, — размышлял он, — чтобы я не нашел другого документа… начала этой исповеди… Я должен найти его, должен!»

Внезапно Жюв весь обмяк:

— Проклятье!..

Пальцем он показал господину Фюзелье на другой тайник, под клапаном кармана юбки, но, увы, пустой!

— Черт, эта женщина разделила письмо на несколько частей… и если ее убили, то наверняка для того, чтобы похитить эти компрометирующие бумаги. Ну что ж, убийца достиг своей цели… Взгляните, Фюзелье, этот пустой тайник подтверждает мои доводы. Лишь случай помешал убийце завладеть листком, спрятанным в воротничке, и позволил нам узнать об этой тайне… И все же не будем отчаиваться…

Однако дальнейшие поиски полицейского оказались тщетными…

Наконец он встал с пола, резко схватил за руку господина Фюзелье и потащил его к каменной плите, где еще совсем недавно неопознанный труп улыбался своей отвратительной улыбкой…

— Господин Фюзелье! — воскликнул Жюв. — Убитая заговорила! Господин Фюзелье, скончавшаяся женщина — это леди Белтам! Это тело, это тело леди Белтам!..

Судья, пораженный, отступил на шаг назад, еле слышно выдавил из себя:

— Но кто же тогда доктор Шалек? Кто же такой Лупар?

Жюв твердо сказал:

— Спросите об этом у Фантомаса.

И, забыв попрощаться с судьей и профессором Арделем, Жюв быстро вышел из морга. Черты его лица настолько изменились от пережитого им потрясения, что прохожие, которые попадались ему на пути, оглядывались и тихо говорили друг другу:

— Посмотрите на его лицо, ведь это же настоящий бандит.

Глава XVIII Жертва Фантомаса

— Ты понимаешь мою цель, Фандор?.. До сих пор я хотел бороться молча, я рассчитывал сам прийти к истине, хотел оставить за собой — мое тщеславие, видит Бог, вполне простимо — победный миг, когда я мог бы схватить за шиворот Фантомаса, отвести его к своим начальникам и спокойным скромным голосом сказать им: «Итак, уже три года, как вы утверждаете, что этот человек мертв… Вот он перед вами! Я набросил наручники на самого ужасного бандита нашего времени. Это он! Вот доказательство его личности, этого достаточно, так как доказательства его преступлений я вам уже представил. Делайте с ним, что хотите. Моя миссия на этом кончается. Победа, которую я желал достичь во что бы то ни стало и которая могла стоить моей жизни, у меня в кармане!»

— Действительно, прекрасный триумф! — отозвался Фандор. — Но, в конце концов, надежда еще на потеряна! Совсем наоборот! Вчера мы еще могли только подозревать…

— Всего лишь?

— Да, да! По крайней мере, спорить о существовании Фантомаса. Сейчас же оно очевидно. Если леди Белтам существует — точнее, если она существовала, если это действительно ее труп обнаружен в доме доктора Шалека, то, Жюв, ошибки быть не может, мы скоро лицом к лицу столкнемся с неуловимым преступником… единственным, кто мог бы желать ее смерти.

— Несомненно! Но, увы, борьба только началась, а что мы знаем нового о Фантомасе? Ничего! Можно сказать лишь одно: Фантомас, надо полагать, хотел избавиться от своей любовницы. Что нам дает этот факт? Почти ничего, и все же именно от него нам предстоит отталкиваться, чтобы вновь напасть на след этого бандита…

— Ваш план?

— Я тебе уже его выложил. Хватит молчать. До сих пор мы работали в тени. Выйдем на свет. Если раньше нужно было избежать утечки информации, то сейчас чем больше скандалов и слухов, тем лучше. Призовем к сотрудничеству общественность. Нужно немного раскачать моих шефов.

— Я пишу статью?

— Хорошо. Всем известно, что ты получаешь информацию от одного из отделов префектуры и хорошо осведомлен о загадочных событиях, связанных с Фантомасом… Твоя газета «Капиталь» в этом плане информирована лучше своих конкурентов…

— Благодаря вам, Жюв!

— И благодаря тебе тоже, поскольку, говоря без комплиментов, ты стремишься к опасности, как женщина к лести… А значит, твоя информация не сможет пройти незамеченной, ее обязательно подхватят…

— Никаких недомолвок?

— Никаких, Фандор! Расскажи об истории с трупом, обнаруженным при загадочных обстоятельствах, расскажи об этом в самых мельчайших подробностях. Ничего не скрывай! Не забудь упомянуть, как я смог установить личность убитой женщины и доказать, что это… что это леди Белтам. Нажми на тот факт, что леди Белтам была любовницей Герна, что я, инспектор Жюв, всегда предполагал, что Герн — это Фантомас. Ах, да! Не стоит подробно объяснять, как леди Белтам сумела избавить Герна от гильотины, возведенной специально для него, воспользовавшись поразительным сходством с ним актера Вальграна и отправив последнего на эшафот, который поджидал ее любовника… И сделаешь заключение: Фантомас жив. Ах, если бы я мог достать другую часть письма с исповедью леди Белтам, нам не стоило бы прибегать сейчас ко всем этим хитростям!

— Жюв! Будем рассуждать, располагая тем, что мы имеем…

— Да, ты прав. Не стоит распускать нюни. Давай, малыш, беги! Тебя ждет твоя статья. Я хотел бы прочитать ее сегодня вечером в «Капиталь».

Полицейский, проводив Фандора до лестницы, возвращался к себе, когда в передней его остановил слуга Жан:

— Я извиняюсь, господин не забыл, что его ждут?

— Ах да, ко мне пришли. Это, впрочем, довольно странно, так как никто не знает моего адреса. Итак, очень интересно, кто там пришел!

Жюв добавил:

— Пусть войдет, старина Жан…

Жюв был еще занят тем, что наводил порядок на своем столе, разбирая разбросанные по нему бумаги — по привычке он проверил и состояние своего револьвера, всегда лежавшего под рукой в ящике стола, — когда слуга ввел в комнату посетителя, который тут же представился:

— Метр Жерэн, нотариус…

Жюв поднялся, указывая вошедшему на кресло:

— Не имею чести быть знакомым с вами, метр, и буду рад узнать, что привело вас ко мне в дом…

Метр Жерэн почтительно поклонился; это был крупный мужчина лет шестидесяти, внешность которого отличалась такой чертой, как правильность. Правильное лицо, ни умное, ни глупое; правильная прическа, ни слишком модная, ни неряшливая; правильная маленькая бородка, подстриженная в старомодном стиле; правильная одежда, строгая, одинаково далекая как от изысканности, так и от вульгарности, речь, которую начал нотариус, также отличалась корректностью.

— Прошу прощения, — говорил метр Жерэн, — что явился к вам с визитом на дом, месье. Я знаю, что, по обыкновению, вы принимаете у себя в кабинете в префектуре, и я, разумеется, представился бы туда, если бы не хотел поговорить с вами, скорее, как с мужчиной, нежели как с полицейским, побеседовать в частном, а не в официальном порядке. К тому же, речь идет о таких серьезных вещах, и я собираюсь произнести перед вами, оставив при себе то, что касается профессиональной тайны, такие имена, которые ни за что в жизни не смог бы назвать в стенах вашего служебного кабинета… Я ведь не ошибаюсь? Именно вы вели дело де Лангрюн, Сони Данидофф, расследовали загадочное убийство английского лорда бандитом по имени Герн? Наконец, это ведь вы ведете яростную борьбу против Фантомаса?…

При упоминании имени, которого он никак не ожидал здесь услышать, Жюв утвердительно кивнул.

— Ну так вот, месье, я пришел к вам, чтобы поговорить об этом убийце, который оставил после себя — поскольку, говорят, что он умер, — своих страшных последователей, как бы продолжающих его дело и преследующих всех, кому их хозяин хотел отомстить. Меня привел к вам страх перед новым преступлением, задуманным Фантомасом или, возможно, его преемниками…

— Говорите, метр, я весь внимания.

— Господин Жюв, я думаю, что убили женщину, одну из моих клиенток… У меня была к ней определенная симпатия, поскольку я знаю ее еще с давних пор, у меня было также, и я не скрываю этого, жгучее любопытство к ее личности, поскольку она как раз была замешана в эти таинственные истории с Фантомасом…

— Имя этой женщины? Метр, пожалуйста, имя этой женщины?

— Имя этой женщины, которая, я боюсь в этом признаться, стала жертвой таинственных убийц?… Вот оно… это… леди Белтам!

Когда Жюв услышал эти два слова — леди Белтам, — у него из груди вырвался настоящий вздох облегчения.

Он ждал этих слов, он хотел, чтобы произнесли это имя!

— Леди Белтам! Ах, месье! Ради Бога, расскажите мне, что заставило вас предположить подобное? Можете не сомневаться в интересе, который представляет для меня ваш рассказ…

— Я боялся услышать от вас, что это все плод моего воображения. Я уже давно являюсь, или точнее, являлся нотариусом леди Белтам. Три года назад, когда дело Фантомаса закончилось осуждением на смерть Герна и его казнью, а также скандалом, тень которого легла на имя леди Белтам, связь с ней прекратилась. И вот несколько дней назад мне пришлось испытать огромное удивление, когда она нанесла визит в мою контору… Естественно, я воздержался задавать ей бестактные вопросы, но с любопытством следил за ее поведением.

— Когда это произошло?

— Если быть точным, девятнадцать дней назад, месье.

— Продолжайте, месье, — сказал Жюв.

— Леди Белтам очень изменилась. Передо мной была не холодная, высокомерная, гордая дама из общества, а всего лишь несчастная женщина.

— Что она сказала?

— Она сказала мне: «Метр, я напишу сегодня вечером или, может быть, завтра, или, самое позднее, послезавтра письмо, которое, если оно попадет в третьи руки, может повлечь за собой самые ужасные несчастья. Это письмо, которое я вам доверяю, следует хранить самым тщательным образом. Я не могу уточнить, о чем идет в нем речь, знайте только, что это документ, в котором я хотела признаться в совершенных грехах… Вы понимаете меня?.. Храните этот документ, чтобы он всегда был в моем распоряжении, пока я буду жить… В моем завещании, которое я вам передам одновременно с ним, вы прочтете, что нужно делать с этим письмом после моей смерти!..»

— И, господин Жюв, когда я заявил, что готов принять от нее на хранение эту вещь, леди Белтэм добавила: «Метр, сделаем лучше так… Условимся, что с того дня, как этот документ окажется в ваших руках, ваш долг будет отнести его в Сыскную полицию, как только вы узнаете о моей смерти… Чтобы вы знали наверняка, когда я умру — поскольку вы можете и не узнать об этом, — договоримся о следующем: с того момента, как мое письмо окажется в вашем сейфе, я буду посылать вам каждые две недели свою визитную карточку, написав на ней пару слов своей рукой. Если вы не дождетесь очередной визитки, это будет означать, что я умерла, что меня убили… Отнесите тогда это письмо туда, куда я вас попросила… Отомстите за меня!»

— Ну, а потом? Что потом?

Метр Жерэн бессильно опустил руки:

— А потом — все, господин Жюв! Леди Белтам я больше не видел и ничего от нее не получал. Кроме того, что я не получил обещанного письма, сходив к ней домой, я узнал, что она уехала в путешествие — и больше ничего. Прошло почти двадцать дней с того визита. Я не думаю, что несчастная женщина изменила свое намерение. Я помню ее слова, она явно боялась, что ее убьют.

Жюв зашагал из угла в угол по своему кабинету:

— Ваш рассказ подтверждает мои подозрения… Да, леди Белтам убита! Да, она умерла. Письмо, которое она хотела написать, это была ее исповедь, где она не только каялась в своих преступлениях — поскольку она также была преступницей, — но и разоблачала преступления своих сообщников, своего любовника, своего хозяина…

Жюв запнулся. Метр Жерэн посмотрел на него вопросительным взглядом.

— Фантомаса! Фантомаса, который убил ее, чтобы завладеть этим письмом! Фантомаса, который, избавившись от свидетеля, сможет вновь начать творить свои мрачные подвиги…

— Но Фантомас же мертв!

— Так говорят…

— У вас есть доказательства его существования?

— Я стараюсь найти их.

— Каким образом? Ах, господин Жюв, что вы собираетесь делать?

— Хочу провести одно расследование… Не улыбайтесь… Я хочу узнать, где и как могла быть убита леди Белтам. И я узнаю это.

Метр Жерэн молчал, и Жюв после небольшой паузы добавил:

— Я еще повидаю вас на днях. Так или иначе, читайте «Капиталь», вы найдете там немало интересных вещей… Впереди нас ждут сногсшибательные сюрпризы!

Глава XIX Англичанка с бульвара Инкерман

Жюв размышлял.

После визита нотариуса он старался связать полученную от последнего информацию с поисками, которые он предпринял и которые решил во что бы то ни стало довести до благополучного конца.

Конечно, задача была трудная, неблагодарная и, можно сказать, опасная, но в случае удачи триумф будет великолепен, если ему удастся достичь цели и набросить наручники на «гения преступления»…

«Леди Белтам приходила к нотариусу Жерэну! А ведь это женщина со спокойным, уравновешенным характером, знающая, чего она хочет. Леди Белтам объявила, что готова отдать на хранение свое исповедальное письмо. Какие мотивы толкнули ее к написанию этого письма? Страх? Возможно, но только страх перед чем?»

Жюв, обдумывая свои мысли, машинально водил карандашом по бумаге. Взглянув на лист, он на миг остолбенел. Только что он на розоватой бумаге своего бювара вывел мрачное имя, преследовавшее его и точившее его ум: «Фантомас!»

«Ну и ну, я совсем спятил! Я больше не могу не думать об этом бандите. Итак, леди Белтам, как я предполагаю, в определенный момент своей жизни сделала для себя следующее заключение: „Я единственная, кто знает, что Герн жив, единственная, посвященная во все его тайны, а следовательно, он заинтересован в том, чтобы рано или поздно меня убрать.“ Что она делает после этого? Она устраивает так, чтобы Фантомас, если убьет ее, не смог избежать разоблачения, и заявляет ему следующее: „Я написала свою исповедь, в день, когда меня найдут мертвой, об этой исповеди узнают все“. Таким образом, Фантомас не мог ничего сделать против нее… Так, допустим. Но после этого Фантомаса, разумеется, терзала только одна мысль: завладеть письмом, в котором исповедалась леди Белтам, и убить ее, пока она не написала новое… С этим все ясно. Но как ему удалось это сделать? Загадка…»

Расхаживая по кабинету, Жюв вдруг остановился перед зеркалом, украшавшим камин. Как и все энергичные умы, он любил выражать свои мысли жестами. Итак, глядя на себя в зеркало, он показал пальцем на свое отражение и произнес:

— Осел!.. Черт побери! Со мной же сыграли комедию: Фантомас убил леди Белтам, убил ее в доме доктора Шалека, своего сообщника. Труп этой женщины был для него слишком обременительным… Шалек был вне всяких подозрений, по крайней мере, ему было легко сделать себе стопроцентное алиби, благодаря фокусу с двумя рабочими кабинетами… Фантомас спутал все карты! Лупар, дополнявший трио, написал мне через свою любовницу письмо, и я поверил доносу… Лупар сделал так, чтобы за ним следили, и привел меня к рабочему кабинету доктора Шалека, где я смог бы убедиться в невиновности последнего. У меня не возникло ни малейшего подозрения на его счет, и я, как представитель полиции, мог лишь защищать Шалека. С другой стороны, ничего не позволяло мне обвинить и Лупара… Жозефина же после покушения на нее в больнице Ларибуазьер сама становилась жертвой… Короче говоря, след был потерян. Хорошо, след разорван, но я смог связать кое-какие концы, мне известно имя убитой, я знаю, почему ее убили, и имею подозрения насчет того, кто ее убил… Это более чем достаточно для того, чтобы не потерять всякую надежду…

Полицейский схватил шляпу, проверил, заряжен ли карманный револьвер, торжественно произнес:

— Посмотрим, чья возьмет, Фантомас!

И быстро вышел из квартиры.

— Дорогой Фандор, ты, должно быть, подумал, что я сошел с ума. Два часа назад я отослал тебя с просьбой написать статью, а сейчас вот примчался к тебе в редакцию, чтобы увезти по срочному делу.

Жюв и Фандор беседовали внутри ландолета-такси.

— Отвезите нас к церкви в Нейи! — распорядился полицейский.

Жюв кратко рассказал о посещении метра Жерэна.

— Итак, малыш, сейчас шутки в сторону. Уже вчера я был убежден, что перед нами труп леди Белтам. Сегодня это известно наверняка. Леди Белтам должна привести нас к Фантомасу.

— Верно.

— Только леди Белтэм мертва, как мы будем действовать?

— Стараться точным образом восстановить, чем занималась она в последние дни…

— Отлично, Фандор.

— Но, — Фандор показал через темное стекло такси на пустынные тротуары улиц, с которых начинался пригород Нейи, — мы подъезжаем к бульвару Инкерман, где стоит дом леди Белтам.

— Да, — подтвердил Жюв. — Я займусь домом, который, возможно, сейчас совершенно пустой, а ты, Фандор, обойдешь соседей: поспрашивай там, здесь, расспроси торговцев, которые, наверное, снабжали леди продуктами, короче, всех, кто ее знал и кто мог бы дать хоть какие-нибудь сведения о ее жизни. Признаюсь тебе, ради этого я и вытащил тебя из редакции. Я надеюсь на тебя и поручаю тебе это задание…

Через несколько секунд автомобиль остановился на углу бульвара Инкерман.

— На доме стоит номер… Ты помнишь тот особняк, в котором я три года назад арестовал Герна?

Друзья подошли к нужному дому. Через решетку, обвитую густым запущенным плющом, виднелся пришедший в упадок особняк леди Белтам: с наполовину вырванными из петель ставнями, обветшалым подъездом и садом, аллеи которого почти полностью заросли травой…

— Дом уже давно необитаем, — сказал Фандор. — Значит, он был не последним убежищем леди Белтам?

— Это мы и узнаем. Давай, за дело.

Фандор оставил полицейского и, повернув за угол улицы, вышел к кварталам Нейи, которые облюбовали разного рода торговцы.

«Итак, — думал он, — к кому мне обратиться в первую очередь? Вот лавка молочника, да, но обычно, скорее даже чаще всего, не выбирают тех молочников, чьи лавки ближе всего к дому. У каждого из них есть тележка, и близость расположения их лавок не играет, таким образом, большой роли для клиентов. То же самое замечание для булочника. А, вот это уже ближе!»

Жером Фандор решительно вошел в небольшой и скромный дворик, обнесенный оградой, при входе которого висела табличка: «Садоводческое предприятие».

— Есть здесь кто-нибудь?

— Что желает господин?

Пожилая женщина с приветливым видом вышла навстречу посетителю.

— Я не знаю, мадам, сюда ли я попал. Я не ошибся, это вы занимались работой по саду для леди Белтам?

— Англичанки с бульвара Инкерман? Да, месье, мой муж помогает ее привратнику.

— В таком случае вы можете дать о ней кое-какие сведения?

— Как сказать… Леди Белтам сейчас не живет в этом доме, и мой муж вот уже несколько месяцев, как не работал у нее.

— Какая досада! Дело в том, мадам, что я друг леди Белтам и уже давно не получал от нее никаких вестей. Недавно, обедая у наших общих с ней друзей, я узнал, что она собирается вернуться в Париж… Я подумал, что смогу здесь ее найти, но, приехав, увидел, что дом совершенно пустой.

— Действительно, месье, там все закрыто. Насколько мне известно, привратник дома в данный момент тоже уехал, по-моему, к себе на родину.

— Она не писала вам случайно, не просила последить за садом?

Пожилая садовница рассыпалась в объяснениях.

Нет! Ей ничего не было известно.

Привратника в доме не было, и, разумеется, если бы леди Белтам вернулась, то она обратилась бы к ее мужу, но, увы, от нее не поступило никаких распоряжений, не было никаких вестей. Кстати, когда леди Белтам уезжала, она объявила, что дома ее не будет довольно долго. С тех пор прошло уже месяца полтора, нет, даже два…

Садовница добавила:

— Сожалею, но ничем больше помочь вам не могу, месье!

— Но, мадам!

— Да, да, леди Белтам была превосходной клиенткой, и мадам Раймон тоже часто покупала у нас цветы…

— Мадам Раймон?

Жером Фандор напрягся. (Кто это такая, мадам Раймон?)

— Это подруга леди Белтам?

— Да, месье, ее компаньонка.

— Ах да, мадам Раймон! Сейчас я вспомнил! Леди Белтам мне говорила о ней, она сошлась с ней во время одного из ее путешествий. Вообще, она так одинока.

— О да, больно видеть, что человек имеет такое состояние и живет так одиноко. Да, действительно, она много путешествует… И потом, честно говоря, невесело жить в таком доме после всех этих историй.

— Люди еще вспоминают о них?

— Конечно, месье…

— Наверное, из-за этого тоже леди Белтам привязалась к мадам Раймон?

— Конечно, неуютно жить одной в этом мрачном особняке!

Из разговора с цветочницей он вывел для себя чрезвычайно важный факт: у леди Белтам было доверенное лицо! Некая мадам Раймон… Жюв будет рад этой новости.

Журналист вернулся на бульвар Инкерман.

Заметив своего друга издалека, Жюв подбежал к нему:

— Ну, что?

— А что у вас, Жюв, нашли что-нибудь?

Жюв пожал плечами.

— Прежде всего я узнал, что леди Белтам уехала из Нейи ровно два месяца назад. Ты спросишь меня, откуда такая точность? Все очень просто. Я нашел в почтовом ящике целую кучу рекламных проспектов. По почтовым штемпелям на проспектах, доставленных в первую очередь, я узнал дату отъезда леди Белтам.

— Почту не пересылали по другому адресу?

— Письма возможно, но не рекламные проспекты… Я поболтал также с помощником мясника, чья лавка здесь неподалеку, и кое-что вытянул из него.

— Что же?

— У леди Белтам была компаньонка.

— А я так радовался, что смогу принести вам эту новость!

— Да-а. Но что ты узнал об этой мадам Раймон?

В двух словах Фандор пересказал Жюву беседу с цветочницей:

— Что за птица, эта мадам Раймон? Если это было действительно доверенное лицо, искренний друг, то почему ее не обеспокоило исчезновение леди Белтам? Почему она не предупредила полицию? Или, может быть, она тоже пала от руки Фантомаса?

— О глупец, осел, тупица!

— Но…

— Послушай, Фандор, ты узнал, как она выглядела, эта мадам Раймон?

— Я не подумал об этом…

Жюв взорвался:

— Ты не подумал? Правда? Ну, ладно, слушай: мадам Раймон — это молодая женщина, темная, очень красивая, высокая, худая, с прелестными глазами… Ты понимаешь, Фандор?

— Боже, но… не может быть!

— Это тем не менее ясно, как божий день. Раскинь мозгами! Будем логичны: мы знаем, что леди Белтам написала свое исповедальное письмо, затем, что Фантомас начал об этом подозревать, поскольку леди Белтам была убита, затем, что Лупар замешан в убийстве леди Белтам… Ты не догадываешься, кто скрывается под личностью мадам Раймон?

Пораженный, Жером Фандор посмотрел на Жюва:

— Вы предполагаете, что мадам Раймон, это…

Глава XX Арест Жозефины

Слегка нахмуренные лица мадам Гинон, Жюли и Кокетки внезапно прояснились. Бузиль, бродяга, выпущенный полицией на следующий же день после того, как его взяли во время облавы на улице Ла-Шарбоньер, только что открыл бутылку вермута и поставил ее на стол, вокруг которого хлопотала Жозефина, расставляя стаканы и приборы.

В своей маленькой квартирке Жозефина принимала гостей. Намечался дружеский обед, на буфете стояли уже готовые аппетитные блюда, из крохотной кухни, в которой красивая любовница Лупара на скорую руку готовила еду, исходил приятный запах поджаренного лука.

— Сухой или разбавить? — спросил Бузиль.

После аперитива языки развязались, за столом стало шумно.

Продолжая заниматься приготовлением обеда, Жозефина между делом вытащила из ящика шкафа колоду карт, которые тотчас же подхватила Кокетка, а Жюли в этот момент посоветовала хозяйке дома:

— Срежь левой рукой и задумай желанное, посмотрим, что нам скажут карты!

С тех пор как три дня назад Жозефина вернулась из поездки, она ни разу не видела Лупара. Бросив машину на одном из пустырей, он скрылся вместе с Бородой, приказав своей любовнице возвращаться домой и ждать от него вестей.

Катастрофа Симплон-экспресс наделала много шуму. Если люди из света почувствовали угрозу со стороны преступного мира, то представители парижского дна обнаружили, что на них надвигается опасность со стороны полиции. Из-за этого дела начнутся разного рода проверки, во время которых наверняка сцапают того или другого, поскольку у большинства обитателей этого квартала водились за душой какие-нибудь Мелкие грешки. Разумеется, никто вслух не произносил никаких имен, но в квартале Ла-Шапель, и особенно в районе улиц Гут-д'Ор и Шартр, заметили, что время, когда произошла трагедия, как раз совпало с отсутствием главных членов банды Цифр. Удивлялись также и тому, что Лупар до сих пор не появлялся в своей епархии.

Тогда Жозефина решила, что следует во что бы то ни стало отвлечь внимание окружающих и поэтому пригласила на обед своих близких подруг, которые, правда, в то же время были и ее самыми яростными соперницами. Девицы типа Кокетки и Жюли, и даже толстухи Эрнестин, не могли не завидовать Жозефине, которая была любовницей предводителя бандитов и самой красивой девушкой квартала.

В тот момент, когда все садились за стол и дамы бесцеремонно набросились на кусочки колбасы, разложенные на тарелки, дверь в квартиру открылась: на пороге стояла мамаша Косоглазка. Она отошла немного в сторону, чтоб протиснуть за собой огромную корзину.

— Право, я нюхом учуяла, что сегодня гуляют у Жозефины, — воскликнула мамаша Косоглазка, — и потом сказала себе: а почему бы мамаше Косоглазке тоже не подвалить сюда?

К тому же, Фифрина, — заметила она, обращаясь к Жозефине, — я принесла свою долю, думаю устрицы и пару дюжин улиток будут неплохо смотреться на столе.

Мамашу Косоглазку радушно приняли в свою компанию. Бузиль поспешил заглянуть в корзину торговки.

— Если только, — пошутил он, — мамаша Косоглазка не сыграла с нами шутку и не принесла лишь пустые раковины…

После второй бутылки красного вина гости разогрелись и громко заговорили каждый о своем, перебивая друг друга.

Кокетка сияла от радости.

— Карты подсказали мне, — сказала она, — что меня ждут деньги и любовь! Понимаешь, подружка, — добавила она, наклонившись к Жюли, — это то, чего в моем возрасте уже не ждешь.

Мамаша Косоглазка серьезно заметила:

— Брось шутить, карты всегда говорят правду, это так же верно, как верно то, что меня зовут мамаша Косоглазка. Я видела своего первого любовника в картах, за две недели до того, как переспала с ним…

Жозефина, несмотря на всеобщее веселье, временами казалась рассеянной, словно чем-то озабоченной. Вдруг она вскочила и подбежала к двери, в которую только что постучали.

Разговор, состоявшийся сначала на лестничной площадке, затем в квартире, с посетителем, которым оказался малыш Поль, сын консьержки, был далек от того, чтобы успокоить ее натянутые нервы.

— Мать послала меня предупредить вас, мадам Жозефина, что только что к ней обращались два типа и спрашивали о вас… По их виду сразу было ясно, откуда эти молодчики…

— Кто же это, — прервала мальчугана слегка побледневшая Жозефина, — ты их знаешь, Поль?

— Да нет, мадам Жозефина.

— Чего они хотели?

— Они не сказали.

— А что ответила твоя мамаша?

— Не знаю, наверное, что вы в своей комнатушке…

— А что еще? — настаивала женщина, вся взволнованная, настороженно прислушиваясь, не идут ли уже подозрительные гости, о которых сообщил ей малыш Поль.

Паренек, удивленный беспокойством, охватившим Жозефину, продолжал:

— Да вы не волнуйтесь, мадам Жозефина, они смотались, эти рожи, может быть, они уже не вернутся.

Принесенная новость явилась для всех холодным душем. На протяжении всего разговора Жозефины с малышом Полем гости молча сидели, не произнося ни звука. Потом парнишке дали в награду выпить стакан красного вина, и, когда тот исчез, Кокетка сухо заявила:

— Пусть отрубят мне голову, если это не фараоны!

Жозефина без сил опустилась на стул.

— Чего они хотят от меня, — прошептала она…

Бузиль развел руками:

— Откуда это узнаешь! Эти гады все время суют свой нос в чужие дела, и, как правило, это редко заканчивается чем-то хорошим.

Жюли успокаивала свою подругу:

— В любом случае они не поднимутся к тебе: жилище неприкосновенно!

Жозефина вдруг взорвалась:

— Черт, мне надоело вот так ждать и мучаться! На мне ничего не висит, и, если они будут меня донимать, я найду, что им ответить!

— Не психуй, — прервал ее Бузиль, — сиди спокойно в своей конуре и не трепыхайся, здесь они тебя не выловят.

— Наплевать мне на них! Наоборот, я была бы рада, если бы они сюда пришли, мы бы тогда с ними объяснились.

— Я понимаю тебя, — поддакнула Жюли, — я точь-в-точь как ты, чем ждать, уж лучше самой пойти…

— Давай, девочка моя, спустись на улицу, возможно, эти шпики еще где-то неподалеку, рискни, спроси, чего они от тебя хотят.

— Ну, что ж, хорошо, — воскликнула Жозефина, — решено, я иду!

— Если вдруг, — крикнула ей вдогонку Кокетка, — ты не вернешься сегодня, можешь рассчитывать на нас, мы присмотрим за квартирой… Счастливо, Фифрина, постарайся не угодить в кутузку!..

Но любовница Лупара не услышала последних напутствий, которые ей дала старая проститутка. Она стремительно спустилась по лестнице, пулей пронеслась мимо консьержки и выскочила на порог двери дома, залитого солнечным светом, который ударил ей прямо в лицо. Посомневавшись секунду, она повернула налево и вышла на улицу Шартр.

Поначалу Жозефина не заметила ничего подозрительного или необычного, что могло бы броситься в глаза, но вскоре сердце ее сильно сжалось. С обеих сторон, слева и справа, к ней подошли двое мужчин, одетых в приличную одежду, и пошли рядом с ней, словно это были обычные прохожие. Некоторое время Жозефина, с пылающими щеками, шагала, оглядываясь на своих молчаливых спутников и чувствуя, как бешено стучит кровь в висках от возросшего напряжения.

Неожиданно ее сосед по правую руку тихо спросил:

— Вы Жозефина Рамо?

— Да.

— Вам нужно пройти с нами.

— Да.

— Вы не будете сопротивляться?

— Нет.

Через несколько минут Жозефина сидела в фиакре между двумя особами с повадками унтер-офицеров в отставке и быстро проезжала одну за другой улицы Парижа.

Арест был настолько неожиданным, что девушка временами спрашивала себя, не было ли безумием с ее стороны броситься вот так самой прямо волку в пасть! Глухая ярость закипала в ней, когда она вспоминала, как газеты, захлебываясь, пишут о доблестных полицейских, участвующих в задержании преступников.

Если все аресты проходили, как это было с ней, то ищейкам нечего бахвалиться своим геройством. Ведь она ни в чем не была виновата. Невиновата? Гм… То, что произошло в марсельском скором, беспокоило Жозефину… А еще эта история с угнанным автомобилем.

Какие детали известны полиции об этих происшествиях? Если ее будут допрашивать, что ей делать: признаваться, все отрицать?

«Мне надо было возмутиться этим арестом.»

Да, она явно дала маху, позволив взять себя и не сказав ни слова в протест, словно она знала, за что ее задерживают… А Лупар, что с ним стало? А Борода?

— Жозефина Рамо, в кабинет судебного следователя господина Фюзелье.

«Ну вот, — подумала Жозефина, задыхаясь от волнения, — попалась в лапы „зануде“.

За столом сидел и что-то писал хорошо одетый мужчина, напротив него в тени против света сидел еще кто-то, но разглядеть последнего было невозможно.

Судебный следователь поднял голову, лицо у него было холодное, можно сказать, бесстрастное, но не злое; выглядел он довольно молодо и произвел на Жозефину скорее хорошее впечатление. Она представляла себе следователя отвратительным существом, с взлохмаченной бородой, грубым и раздражительным.

— Как вас зовут?

— Жозефина Рамо.

— Место рождения?

— Бельвиль.

— Сколько вам лет?

— Двадцать два.

Судья на секунду замолчал, посмотрев на Жозефину пронизывающим взглядом.

— Вы зарабатываете себе на хлеб, — спросил он, — проституцией?

— Нет, господин судья, — воскликнула она, — у меня есть профессия, я полировщица.

Судья недоверчиво покачал головой:

— Вы работаете в настоящее время?

Жозефина смутилась:

— То есть… сейчас у меня нет работы, но вы можете спросить, меня знают у господина Монтье, который с улицы Мальт, как раз там я обучалась этому ремеслу и с тех пор…

— И с тех пор вы стали любовницей бандита Лупара, по прозвищу Квадрат, и сошли с честного пути.

— Что касается этого, — призналась Жозефина, — то не могу отрицать, что я не живу с Лупаром, но заниматься проституцией…

Человек, сидевший в тени и не издавший с самого начала допроса ни звука, подошел к судебному следователю и шепнул ему что-то на ухо.

Последний кивнул головой.

— Это возможно, в самом деле, — отозвался он.

Он собрался было задать Жозефине очередной вопрос, но та, вскочив, удивленно смотрела на молчаливого свидетеля допроса. Она узнала того полицейского из Ларибуазьер, который устроился на соседней с ней кровати, замаскировавшись под старуху, в тот день, когда она стала жертвой покушения…

— Господин Жюв, — воскликнула она, протягивая к инспектору руки.

Однако допрос продолжался.

Господин Фюзелье подошел к самому главному.

Он подробно изложил все, чем занималась Жозефина в последнее время. Наконец он закончил:

— …Затем вы, Жозефина Рамо, вернулись в город в компании с вашим любовником Лупаром, по прозвищу Квадрат, и его правой рукой бандитом Бородой…

Жозефина, которой было не по себе от пронзительного взгляда судебного следователя, сначала старалась сохранить невозмутимое лицо, но по мере того как в речи судьи всплывали подробности приключений, в которых она участвовала, женщина начала то бледнеть, то краснеть, ее веки мелко-мелко дрожали от волнения.

Жозефина, нервничая все больше и больше, со страхом ожидала, что она вот-вот не выдержит и сорвется, что дверь внезапно откроется и в кабинет следователя введут Лупара в наручниках, а также его дружка Бороду. Она была почти уверена, что их обоих взяли, раз уже добрались и до нее, хотя она, в конце концов…

Наконец судья заявил: «Вы втроем, Лупар, Борода и вы, Жозефина, разделили между собой награбленное…»

Как только Жозефина смогла в разговор вставить слово, она принялась доказывать свою невиновность. Нет, это неправда! Она не получила ни гроша от этого дела, она даже не знала в точности, что там произошло… Она как на духу расскажет, как все было. Она лежала в больнице Ларибуазьер, когда вдруг вспомнила, что накануне Лупар приказал ей во что бы то ни стало прийти на Лионский вокзал в субботу ровно в семь часов. И вот, в ту субботу — это было как раз на следующий день после покушения на нее, — поскольку она чувствовала себя уже вполне здоровой, она покинула больницу и отправилась туда, куда ей велел явиться ее любовник… Больше она ничего не знает, она больше ничего не сделала, она протестует, ее обвиняют в том, чего она не совершала!

Жозефина закончила свою речь, наступила тишина.

Господин Фюзелье медленно обмакнул перо в чернильницу и, подмигнув Жюву, своим ровным голосом четко произнес:

— По крайней мере, единственное, что абсолютно точно установлено, это соучастие в преступлении.

Жозефина подскочила на месте; ей хорошо было известно зловещее значение этого слова…

До сих пор не сталкиваясь с правосудием, девушка тем не менее была хорошо наслышана о сценах допросов и не могла не понимать, что скрывается за этим термином. Соучастие — это означало обвинение!

Умоляюще, она протянула дрожащие руки к судье, но неожиданно для себя услышала, как Жюв слегка поправил юриста:

— Простите, может, назовем это не соучастием в преступлении, а действием под принуждением.

— Я не понимаю вас, Жюв.

— Поставим себя на место этой несчастной девушки, господин судья. На следующий день после покушения, совершенного на нее, которое мы не смогли, несмотря на наши обещания, предотвратить, она оказалась в довольно щекотливом положении. Такие простодушные люди, как Жозефина Рамо, рассуждают так: надо доверяться тому, кто сильнее. Ее, в определенной мере, можно простить за то, что она подчинилась своему любовнику, который накануне, я признаю это, одержал довольно красивую победу над полицией, надо мною самим…

— О, месье, месье, — воскликнула удивленная и обрадованная Жозефина, которая буквально пила речи, льющиеся из уст Жюва, — ведь так оно и было, вы говорите сущую правду. Да, я подчинилась Лупару, потому что боялась его, и потом… Что вы хотите? Что со мной бы стало, если бы я его ослушалась? Во второй раз он наверняка бы уже не промазал.

Заинтригованный, господин Фюзелье поочередно смотрел то на инспектора, то на женщину. Что касается его, то он считал, что набралось достаточно доказательств для обвинения.

— Извините, Жюв, не будем горячиться. Я следил за вашим рассуждением, и оно не показалось мне достаточно убедительным. Я вообще остерегаюсь подобного рода теорий. Зверь опасен? Отдает он себе в этом отчет или нет, он должен быть обезврежен… такова моя позиция. Хотя я допускаю, что случаются разного рода совпадения, которые… Ну, ладно, так уж и быть: я принимаю ваше предложение и снимаю с нее обвинение по делу поезда. У нас есть кое-что похлеще!

Повернувшись к любовнице Лупара, судья сделал эффектную паузу и резко спросил:

— Что стало с леди Белтам?

— Что?

— Леди Белтам? Что с ней стало?

Жозефина была сбита с толку; по ее виду можно было предположить, что она впервые слышит это имя.

Фюзелье шепнул полицейскому:

— Крепкий орешек, она даже бровью не повела…

— Черт, — отозвался Жюв, — еще бы…

Он остановился посредине кабинета.

Девушка, похоже, справилась с первым волнением, и сейчас, когда мысли ее по-прежнему путались, она только сердцем чувствовала, что если судебный следователь таит в себе что-то враждебное для нее, то Жюв, наоборот, может стать для нее сильной поддержкой.

Судья в этот момент вновь приступил к допросу, продолжая расспрашивать Жозефину о Лупаре.

О, Жозефина знала, какой аргумент поможет ей отбиться от атак следователя: письмо, посланное ею в полицию.

Дело выгорит, лишь бы Жюв поверил, что письмо послано действительно ею, Жозефиной.

Жозефина вдруг решилась.

Будь что будет, надо с этим кончать, она разыграет из себя невинную жертву; там будет видно, что из этого получится. В любом случае, она будет стоять на том до конца, и ничто не заставит ее отступиться.

— Ну, не горе ли видеть, — начала всхлипывать она, — как все набрасываются на бедных девушек, которые позволили себе подарить в один из весенних дней удовольствие насладиться любовью с любимым человеком! Ну и что после этого? Да, я послушалась Лупара, что здесь такого? Что плохого в том, что отдаешь себя человеку, который тебя любит и к которому также испытываешь нежные чувства? Кто может запретить это? Никто, разве что священники…

Нужно было обязательно узнать, что у них на уме.

— Пока дело касалось лишь краж, я предпочитала помалкивать, для этого есть свои причины, согласны, господин Жюв? Но, как только я узнала, что замышляется дело покруче, я тут же написала свое письмо господину Жюву, в котором рассказала о том, что случайно услышала из разговора Лупара с одним незнакомцем. Я догадалась, что они идут на крупное дело, и все выложила полиции… Ну, а как меня отблагодарили потом, вы знаете? Они все рассказали моему любовнику, возможно, даже показали ему мое письмо, так как на следующий день после обеда в компании Лупара я чуть не отравилась… Пока я валялась в больнице, он, зная уже о моем предательстве, велел мне явиться к нему, в противном случае я нарвалась бы на неприятности. Я попросила защиты у Правосудия, и в качестве ответа они позволили Лупару едва не продырявить мне шкуру! Тогда я поняла, что нужно покориться Лупару… Хорошо же ваше Правосудие… а вы, которые служите ему, грязные св…

Жюв резким жестом прервал Жозефину.

Еще немного и уличная девка, сыпя упреки направо и налево, произнесет последнее оскорбление, и тогда все погибло… Она была очень нужна полицейскому, в голове которого уже созрел план.

А господин Фюзелье начал сомневаться, не стоит ли переделать повестку в суд на предписание об аресте…

Глава XXI Праздник в предместье Монмартр

На Белой площади оживленная толпа стояла вокруг огромного балагана, который весело светился огнями иллюминаций. На подмостках клоун, одетый в разноцветные лохмотья, зазывал народ на представление:

— Заходите, дамы-господа, пятьдесят сантимов — первый ряд и всего два су — остальные, заходите, вы не пожалеете, что потратили свои деньги! Дирекция театра намеревается представить вам, в первую очередь, другими словами сначала, самую красивую женщину на свете и одновременно самую толстую, поскольку она весит какой-то пустяк, не меньше ста кило, возможно, даже больше, мы не смогли точно узнать, так как не нашлось подходящих весов…

— Вы сможете также позабавиться странным зрелищем — негром из Абиссинии, у которого на его превосходной коже цвета эбонита нанесена белая татуировка; кроме этого, вы поразитесь небывалой отваге девочки, которой нет еще и четырнадцати лет, вы увидите своими глазами, как во время представления этот хрупкий и обаятельный ребенок войдет в клетку с дикими зверями, чьи грозные рычания вы сейчас слышите!..

Легковерная публика поддавалась обещаниям зазывалы, и уже первые, самые смелые посетители поднимались по ступенькам, ведущим внутрь балагана.

Заметив, что приток жаждущих зрелищ на мгновение уменьшился, паяц вновь начал заманивать народ, громко крича во все стороны:

— Уже начинаем, начинаем! Попрошу вас, дамы — господа, поторопиться, так как нужно успеть все увидеть, все услышать, все узнать! В нашей интереснейшей программе, кроме несравненных зрелищ, которые я описал вам очень быстро, но совершенно точно, вы познакомитесь с кинематографом в цвете — последним творением современной науки, вы увидите последнюю поездку Президента Республики и его речь среди многочисленной и изысканной публики. Вы увидите также картины, которые самым точным и достоверным образом восстанавливают детали таинственного убийства, взволновавшего в настоящий момент общественное мнение и поставившего на уши всю полицию города. Я говорю об убийстве в квартале Фрошо, все как было на самом деле: убитая женщина, часы стиль ампир, погасшая свеча, а также крушение дома и падение лифта в сток для нечистот… начинаем, представление начинается!

Среди толпы зевак, развлекаемой речами скомороха, троих человек особенно позабавила заключительная часть его выступления. Они невольно переглянулись и, толкнув друг друга локтями, слегка улыбнулись. Двое из них были изысканные господа, по всему видать, настоящие щеголи, под темными плащами которых виднелись вечерние костюмы. С ними была красивая женщина, прикрывающая свое платье с декольте широкой шелковой накидкой.

Женщина внезапно наклонилась к старшему из своих спутников, лихо закрученные кверху усы и коротко подстриженные темно-русые волосы которого придавали ему сходство с офицером кавалерии, и тихонько прошептала ему на ухо:

— Посмотрите незаметно вон на того типа, слева, он сейчас проходит мимо лавки часовщика. Это один из банды, он участвовал в том деле, когда Симплон-экспресс…

В этот момент на бульваре возникла небольшая лавка.

— Месье, — сказала дама одному из мужчин, — осторожно, не будем терять друг друга из виду!

Господин улыбнулся в свою длинную светлую бороду:

— Не беспокойтесь.

Прекрасная парижанка, одетая по последней моде, была, конечно же, Жозефиной, любовницей Лупара. Молодой человек со светлой бородой был Фандор, который никогда не носил бороды. Что касается третьего участника этой небольшой компании, похожего на кавалерийского офицера, то это был, конечно, Жюв, загримированный лишь слегка, но, тем не менее, почти неузнаваемый, так как складка на лбу и искривленный рот полностью изменили выражение лица инспектора полиции.

События эти происходили на следующий день после того памятного допроса в кабинете судебного следователя, во время которого любовница Лупара пережила страх перед ожидаемым арестом, но который все же закончился тем, что ее отпустили под залог благодаря своевременному вмешательству Жюва.

Жозефина, счастливая от того, что она оказалась на свободе, пообещала полиции оказать помощь в ее расследовании…

Сегодня вечером троица собиралась на ужин в один из дорогих ресторанов. Завороженная шикарной жизнью, которой она могла пожить хоть пару часов, девушка пообещала полицейскому сделать все, что он ей прикажут. Она даже сама предложила заглянуть на праздник в Монмартре, где можно было найти интересующих полицию людей. Поэтому они сюда и пришли.

Жюв оживленно разговаривал с одним арабом, одетым в старые лохмотья, который торговал на улице нугой. Жюв не спешил ничего покупать, да и араб тоже не очень предлагал свой товар.

— Да, шеф, — объяснял араб, — я слежу за малышом Мимилем уже два часа, должны ли мы его арестовать?

Не отвечая сразу на вопрос торговца, Жюв внимательно рассмотрел своего собеседника:

— Браво, любезный Мишель, ваш костюм на редкость удачен. Никто из банды Цифр ни за что на свете не узнает под бурнусом торговца нугой Сапера, которого «раскололи» неделю назад в кабачке «Встреча с другом».

Но в этот момент к нему подошла Жозефина и дернула за рукав. Незаметным жестом она показала на группу подозрительных личностей, которые спокойно переходили Белую площадь. Не заботясь больше об арабе, который тут же скрылся с глаз, Жюв пошел за этой компанией. Они узнали Лупара.

Одетый в длинную блузу, с высокой фуражкой на голове и солидной дубинкой в руке, бандит шагал среди полудюжины молодцов, одетых так же, как и он. По виду их можно было принять за убойщиков скота из Ла-Виллет. Угрюмая компания медленно продвигалась по направлению к площади Пигаль. Жюв задержал своих спутников возле небольшого фонтана, чтобы дать жуликам пройти немного вперед. Площадь, вокруг которой открывались ярко освещенные рестораны, была залита светом, и полицейский боялся себя обнаружить.

Но «убойщики скота» тоже остановились. Окружив Лупара, они внимательно слушали его.

Были ли это сообщники бандита; может быть, они заметили за собой слежку?

Фандор, взяв под руку Жозефину, почувствовал, как у той сильно забилось сердце. Хотя они все втроем играли в опасную игру, все же уличная проститутка, как никто другой, имела основания опасаться Лупара. Не говоря уже о гневе своего любовника, достаточно было того, чтобы ее опознал кто-нибудь из шестерок главаря банды Цифр, ошивающихся на празднике, и участь ее была бы предрешена.

Фандор старался ее немного приободрить:

— Вы знаете, мадемуазель, не надо бояться. Или я сильно ошибаюсь, или приближается тот момент, когда Лупар окончательно сядет за решетку. Заверяю вас, когда он попадет в руки к Жюву, он от него уже не уйдет.

Но Жозефину эти слова совсем не успокоили, наоборот, ее волнение возросло еще больше.

В этот момент Лупар отделился от остальной компании и в одиночестве направился к одному из ресторанов, находящихся на площади.

Ресторан «Крокодил» состоял, как и большинство ночных заведений, из большого зала, расположенного на первом этаже, в который посетитель мог зайти на минуту и, устроившись за стойкой, выпить стаканчик, и где он не был вынужден тратить на себя большие суммы. Кроме этого, в ресторане был общий зал на втором этаже, куда пела узенькая и крутая лестница, внизу которой стоял швейцар огромного роста, одетый в пышную ливрею. Наконец, там же, наверху, располагались отдельные кабинеты. Среди снобов и праздношатающихся было хорошим тоном приехать на ужин в «Крокодил». Поскольку уже приближалась полночь, из многочисленных экипажей, столпившихся у входа в ресторан, одна за другой выходили пары в роскошных туалетах и подходили к лестнице, ведущей на второй этаж.

К своему сильному удивлению, Фандор и Жозефина увидели, как Лупар направился к этой лестнице, затерявшись среди группы молодых людей, одетых во фраки, и двух полусветских дам, головы которых были украшены огромными шляпами. Длинная блуза «убойщика скота» положительно имела успех в этом заведении.

— Отлично, я знаю этот дом, — сказал Жюв, — из него только один выход. Вы, Жозефина, доставьте мне такое удовольствие, — поднимитесь в зал на второй этаж и сядьте за одним из столиков. Закажите шампанское, вот вам пятьдесят франков. Не дичитесь публики, совсем наоборот, если кто-либо из посетителей случайно захочет завязать с вами беседу, покажите себя любезной… Не забывайте, что отныне вы очаровательная полусветская дама, которая хочет весело провести вечер.

— Вы думаете, у меня это получится, — игриво улыбнулась Жозефина.

Она сделала, удаляясь, уже несколько шагов, как Жюв догнал ее и тихо сказал:

— Что бы ни случилось, мы друг друга не знаем.

— Ну, Фандор, что ты об этом думаешь?

— А вы?

— Что ж, — сказал Жюв, — посещение Лупаром этого заведения весьма странно; за этим что-то кроется.

— Если он не старается быть незаметным…

— Дитя! Разумеется, Лупар не пойдет в общий зал…

— Мы будем ждать его здесь? — спросил журналист.

— Посмотрим, мой план такой: пройти в тот же зал, где сидит Жозефина, и постараться сесть за первый столик у входа, возле самой лестницы.

— А если он будет занят?

— Ну что ж, в таком случае, дорогой Фандор, нам ничего не останется, как томиться ожиданием на улице у входа в ресторан.

Господин Доминик, управляющий рестораном «Крокодил», пришел лично разложить приборы на столе, за который сели Жюв и Фандор. О таких клиентах стоило позаботиться особо, они заказали дорогие блюда — шампанское, гусиную печенку…

Журналист и полицейский, действительно, всем своим видом показывали, что они веселые прожигатели жизни, которые начинают свой вечер ужином из изысканных блюд.

Жюву с Фандором удалось осуществить намеченный ими план, заняв столик, о котором они только что говорили.

Фандор с любопытством рассматривал оригинальный интерьер этого ночного заведения, где можно было встретить женщин из самого высокого общества, которые приходили выпить бокал сухого шампанского со своими мужьями, и самых бесстыдных девиц с распутными кутилами.

В зале стоял приглушенный шум, в котором смешивался смех, крики, шутки, острые словечки. Негр, одетый в красное и вооруженный гонгом, вертелся среди столиков, танцуя, подпевая, потешая публику и один умудряясь создать гам в зале. Когда он останавливался, чтобы отдохнуть, его тут же сменял цыганский ансамбль.

За столиком в центре зала очаровательная Жозефина, как было заметно, отлично следовала наставлениям Жюва.

Она вела себя не только любезно, но, можно сказать, и вызывающе: рядом с ней уже присел галантный кавалер, высокий блондин с гладко выбритым лицом, чье англосаксонское происхождение не вызывало сомнений. Фандор долго смотрел на соседа Жозефины. Ему было знакомо это лицо, он где-то видел этого типа. Силясь припомнить, где он встречал этого широкоплечего мужчину с огромными бицепсами, четко выделяющимися под тонкой тканью костюма, он вдруг воскликнул:

— Ну, конечно, это же Диксон! Американский боксер, чемпион в тяжелом весе, который в трех раундах из двух минут разнес знаменитого…

В этот момент Жюв самым естественным образом вытащил из карманчика своего жилета монокль в черепаховой оправе и непринужденно поднес его к правому глазу.

— Да-а, — восхищенно сказал Фандор, немного успокоившись, — когда вы одеваетесь под великосветского денди, Жюв, вы не упускаете ни одной мелочи!

Глядя на невозмутимое лицо полицейского, Фандор продолжал:

— И держите вы себя так, словно вы сам принц Саган! Ни одной гримасы на лице. Мои поздравления, мой дорогой, вы заслужили, чтобы быть принятым в «Жокей Клуб…»

— Малыш, — заявил Жюв тем профессорским тоном, который он иногда принимал, — ты будто один из тех нечестивцев из Библии, которые имеют глаза, но не видят; что ты заметил в этом зале с тех пор, как ты сюда зашел? Жозефину, испанских танцовщиц, своего американского боксера, глупого негра, всех, кто для нас не представляет никакого интереса.

Фандор жадным взглядом окинул публику. Наверное, Жюв, раз он говорил подобным образом, заметил в зале интересующее их лицо. Фандор, в свою очередь, тоже старался обнаружить его до того, как полицейский ему подскажет. Наконец он сделал победный жест.

— Шалек, — тихо произнес он, — Шалек ужинает за одним из столиков!

— Да, и ты настоящий глупец, что не заметил его раньше.

Силуэт доктора виднелся за столом, уставленным бутылками и цветами, за которым собралось около десятка человек.

Было похоже, что доктор Шалек находился в центре внимания компании. Строгий, во фраке, сшитом по последней моде, он о чем-то разглагольствовал перед своими разодетыми в пух и прах собеседниками.

Продолжая разговаривать с Фандором, Жюв, который сидел спиной к остальной публике, а следовательно, и к столику, занятому доктором Шалеком и его друзьями, тихо заметил:

— Судя по тому, что один из них зажигает сигарету, ужин, наверное, подходит к концу.

— Ну и ну! У вас что, Жюв, глаза на спине? Как вы, сидя спиной, могли узнать, что происходит за столом Шалека?

— Ах, ты, ребенок! Я вижу это в зеркале!

Фандор посмотрел вокруг, но никакого зеркала поблизости не было.

Жюв снял свой монокль и протянул его Фандору.

— А, — воскликнул Фандор, — понимаю! Монокль с секретом, неплохо придумано!

— Все очень просто… Но не будем вникать в детали, нам надо спускаться.

— Как! — спросил Фандор. — Вы его оставляете?

— Да нет же, совсем наоборот.

На лестничной площадке Жюв разъяснил, что не хочет устраивать скандал в ресторане, где собрались Шалек и Лупар.

— Шалек скоро должен выйти. Так, дай мне свою визитную карточку, я ее присоединю к своей.

Фандор машинально достал свою визитную карточку. Жюв остановил спешащего мимо управляющего «Крокодила»:

— Господин Доминик, вы видите вон того господина, что ужинает за столиком в глубине зала, рядом с красивыми женщинами; господина, у которого борода подстрижена веером? Пойдите, пожалуйста, к нему и громко скажите, что два человека хотят с ним поговорить и что они ждут его внизу у входа, передайте ему наши визитные карточки. Он извинится перед друзьями и придет.

— Посуди сам, — продолжал Жюв, болтая с Фандором на улице у входа в ресторан, — как может Шалек поступить иначе? Может быть лишь одно из двух: если он в порядочной компании, где могут подумать, что речь идет о дуэли, он не сможет не пойти на встречу, которую я у него попросил. Если же он со своими сообщниками, то он посчитает, что лучше всего будет без шума выйти из этого ресторана, в котором нет другого выхода, и тут мы его накроем; он спустится, увидишь! Шалек, по всей видимости, превосходный игрок…

Шалек действительно появился через несколько минут. Он шел по лестнице со спокойным лицом, невозмутимо глядя перед собой. В уголке рта он держал большую сигару.

Получив визитные карточки Жюва и Фандора, Шалек даже не вздрогнул! Таинственный доктор готов был уже сойти с лестницы, как рука Жюва легла ему на плечо.

Инспектор сделал знак полицейскому в форме, который поспешил схватить доктора Шалека за руку. Фандор держался немного в стороне.

— Доктор Шалек, — коротко сказал Жюв, — именем закона вы арестованы.

Доктор не шелохнулся.

— Вы знаете, господин Жюв, — сказал он, — а я на вас в обиде. Я прочитал в газете, что вы полностью разрушили мой дом! Это невежливо с вашей стороны, до сих пор мы были с вами в таких хороших отношениях.

Тем не менее, Шалек все же покорно позволил повести себя по направлению к участку, что находился на улице Ларошфуко, где Жюв хотел надеть на него наручники.

По дороге доктор продолжал:

— Из-за вас я вынужден уже двое суток жить в гостинице; это очень неудобно для такого домоседа, как я. За исключением редких вечеринок типа сегодняшней я почти не выхожу из своего кабинета.

Жюв равнодушно слушал доктора Шалека, который собирался играть с ними в свою игру, заранее, в этом можно быть почти уверенным, им приготовленную.

Шалек, разумеется, заявит, что после происшествия в больнице Ларибуазьер он уехал за границу и вернулся оттуда только позавчера. Может, он сделал для себя алиби? Его не взяли на месте, когда он покушался на Жозефину, и это был очень важный аргумент в его пользу, из которого он мог извлечь большую выгоду.

«Этот молодец, — думал Жюв, — наверняка приготовил для нас какую-нибудь басню, задаст он нам хлопот, тем не менее нужно будет…»

Вдруг из его груди вырвался вопль!

Они как раз подошли к месту, где улица Ларошфуко пересекается с улицей Нотр-Дам-де-Лорет; фиакр, запряженный сильным жеребцом, медленно поднимался по направлению к Белой площади, перекрыв дорогу пешеходам, спускающимся с площади Пигаль. В обратном направлении ехал автобус. Просигналив, автобус пересек площадь Пигаль и через секунду должен был проехать улицу Ларошфуко и направиться к площади Сен-Жорж.

И вот в этот момент Шалек в буквальном смысле этого слова выскочил из плаща-накидки, который он набросил на плечи перед выходом из ресторана и рванулся вперед, оставив Жюва и сержанта муниципальной полиции позади, хотя те крепко держали его за руки.

Шалек бросился к экипажу, с поразительной ловкостью проскочил под животом коня и, выпрямившись, оказался прямо перед автобусом, который как раз в это мгновение поравнялся с фиакром.

Жюв дернулся вслед за беглецом и натолкнувшись на фиакр, смог только увидеть поверх последнего, как Шалек заскакивает на ходу в начавший набирать скорость автобус!

Все это произошло поразительно быстро, в течение не более трех-четырех секунд.

Остолбенев от удивления, Жюв и Фандор стояли на углу улицы Ларошфуко и вместе с сержантом, который еще не понял, что произошло, разглядывали единственный подарок, оставленный им Шалеком после короткого пребывания в руках полиции.

Это был плащ-накидка, что-то вроде элегантной крылатки, с подкладкой из черного шелка, но не совсем обычный: у него были плечи и руки! Руки, сделанные из резины или еще какого-то материала, но очень похожие, если их потрогать через ткань плаща, на настоящие.

Жюв, кусая усы, громко выругался.

Шалеку нужно было лишь отстегнуть пуговицу на своей накидке, чтобы освободиться от своих сторожей и оставить им ложные руки, спрятанные в рукавах плаща.

Фандор, остановившись на краю тротуара, разглядывал странный наряд, который по-прежнему держал в руках сержант, когда его из оцепенения вывел голос Жюва:

— А Лупар?

Друзья в спешке побежали наверх по улице Пигаль, намереваясь вновь занять свой наблюдательный пост у входа в ресторан. Жюв размышлял, как лучше подойти к управляющему, чтобы осторожно расспросить того о странном убойщике скота.

Но в тот момент, когда они выходили на площадь, они заметили, как спортивная машина с мощным двигателем, которая стояла у входа в «Крокодил», медленно трогается с места. За рулем сидел американец Диксон, рядом с ним расположилась Жозефина; полминуты спустя Жюв уже садился в шикарное такси — с белыми чехлами на сиденьях — и отдавал распоряжение водителю не упускать отъезжавшую впереди них машину.

Оставляя Фандора, полицейский бросил ему на ходу:

— Займись другим.

Фандор понял: другим был Лупар. Журналист поднялся на второй этаж «Крокодила», заказал шампанского и, дождавшись удобного момента, подозвал к себе управляющего. На его расспросы господин Доминик сказал, что припоминает посетителя с приметами, который дал ему Фандор, но он не может сказать, долго ли тот оставался в ресторане. Он не видел, как этот посетитель выходил. В отдельных кабинетах второго этажа господин Доминик обслуживал только три пары, среди которых убойщика скота, разумеется, не было.

Других подробностей Фандор получить не смог. Он подождал еще с часок Жюва, но поскольку последний не возвращался, Фандор, усталый, выбившийся из сил, отправился домой…

Беспокойная ночь подходила к концу, и Жюв заметил, как солнце начинает всходить над высокими деревьями парка Брэмборион. Полицейский поднял воротник плаща и, выходя из-за дерева, за которым он провел почти всю ночь, зябко поежился:

— Ради чего стоило мерзнуть?

Сделав несколько шагов, Жюв вышел на небольшую тропинку, которая вывела его к вершине холма, где раскинулся пригород Бельвю, на дорогу, соединяющую Севр и Медон.

…Увидев уезжающих на машине Жозефину и американца, Жюв поручил Фандору проследить за Лупаром и бросился в погоню.

Такси вывезло его из города в направлении к западным предместьям. Сначала они пересекли Ле-Пуэн-дю-Жур, Бийянкур, затем проехали Севрский мост и, наконец, увидели, как в Бельвю американец Диксон остановил свою машину возле красивого поместья.

Диксон непринужденно, по-хозяйски открыл ворота и подкатил к подъезду дома. Поставив машину, боксер и любовница Лупара вошли в дом. Через полчаса свет погас и весь дом окунулся в темноту!

Увидев, что машина Диксона останавливается, полицейский попросил водителя притормозить. Без труда перепрыгнув через невысокую ограду, окружавшую поместье, он перебежал через сад и, обогнув дом, стал наблюдать за ним, оглядываясь по сторонам, чтобы изучить место, где он находился. Наконец он замер и начал ждать.

Жюв был уверен, что американец Диксон — сообщник Лупара и что он привез Жозефину к себе домой не для того, чтобы любезничать с той, как это могло показаться на первый взгляд.

Может быть, сейчас вернется и Лупар или, возможно, доктор Шалек?

Но, к сожалению, проявить свою отвагу и мужество Жюву сегодня не довелось.

Полицейский бесплодно прождал несколько часов, в течение которых вокруг по-прежнему было тихо.

Когда начала всходить заря, он подумал, не продолжить ли свое наблюдение за домом, но решил, что с восходом солнца его могут здесь заметить, и кто знает, какие эмоции возникнут у спокойных обывателей этого тихого местечка, когда они увидят в саду господина в черном фраке с белым галстуком, в плаще, густо покрытом пылью и росой.

В конце концов, полицейский, которого со стороны можно было принять за отъявленного гуляку, возвращающегося разбитым от усталости домой, вернулся к такси.

Выходя из машины, остановившейся на улице Бонапарт, Жюв, морщась, отсчитал водителю три луидора.

Глава XXII Влюбленный боксер

В беседку, обвитую зеленью, служанка внесла поднос, на котором стоял кофейник и приборы для завтрака.

Было около восьми часов утра, через переплетенные ветви деревьев пробивалось яркое солнце. В небольшом тенистом саду царила приятная свежесть, в воздухе плыл сладкий аромат цветов. Стояла весна.

Вскоре мелкий гравий, уложенный на аллее, заскрипел под чьими-то быстрыми шагами. Перед беседкой появился американец Диксон, хорошо сложенный и красиво смотревшийся в своем белом костюме. Он наклонился, чтобы пройти через арку из зелени, ведущую в беседку, но остановился, заметив с сожалением, что та пуста.

Сильный мужчина, с красивой фигурой и мягкой походкой, боксер прошел вглубь сада и, прогуливаясь, закурил сигарету. Похоже, американец не хотел садиться один за завтрак и решил подождать своего знакомого… или знакомую, для которой был также приготовлен прибор.

Внезапно дверь дома распахнулась, и на пороге возникло привлекательное существо — Жозефина.

Завернутая в кимоно из светлого шелка, Жозефина, улыбаясь прекрасному утру, которое только-только зарождалось, и глубоко, всеми легкими, вдыхая окружавший ее чистый воздух, спустилась по крыльцу дома. Подошедший к ней великан казался немного смущенным.

— Как вы себя чувствуете сегодня, моя прекрасная госпожа?

— А вы, господин Диксон?

Американец молча улыбнулся и показал рукой на зеленую беседку:

— Мадемуазель Финет, кофе с молоком ждет вас, не угодно ли вам его выпить сейчас же?

Молодые люди завтракали в тишине, обмениваясь лишь редкими просьбами передать тарелку, сахар… Наконец, поборов робость, Диксон тихим голосом вымолвил:

— Почему вы до сих пор так неприступны?

— О, у вас очень, очень красиво здесь!

Боксер вполне отвечал вкусу девушки. Немного смущенный, располагающий к себе, он со своим иностранным акцентом, который только придавал оригинальность его речи, воплощал для Жозефины всю прелесть простой и спокойной жизни, которую можно было вести в этом зеленом гнездышке.

Американец тем временем потихонечку подвигал свой стул к стулу, где сидела Жозефина.

— Почему, — спросил он, нежно поднося руку к гибкой талии девушки, — почему же вы, хотя и согласились приехать сюда, затем так грубо оттолкнули меня? Почему вы так упрямо отвергаете меня?

Жозефина покачала головой:

— Я была вчера слегка навеселе. Я не совсем понимала, что делаю и зачем приехала к вам. Конечно, господин Диксон, — продолжала она с оттенком грусти в голосе, — когда вы встретили меня вчера в этом экзотическом и не совсем пристойном заведении, вы, наверное, приняли меня за… за…

Диксон брякнул:

— Признаюсь, я вас принял за шлюху.

— Ах так, — вскочила она, машинально обретая привычную ей манеру говорить, которая выдавала ее происхождение, — вы залазите, по уши, чтобы покопаться в чужой душе? Я не собираюсь перед вами хвалиться, но Жозефину просто так не возьмешь, из одной лишь прихоти… ни за что!

— Я в самом деле, — признал американец, слегка сбитый с толку этим взрывом, — заметил, что вы не такая… не такая, как другие.

— Но что мне нравится в вас, — продолжала, немного остыв, Жозефина, положив свою ладонь на руку силача, — так это то, что вы не грубиян; например, вчера вечером, если бы вы захотели, когда мы остались одни, а, не правда?..

Американец спокойно, без бахвальства и прикрас, выложил все, что он хотел сказать Жозефине.

— Вы мне очень нравитесь, — сказал он, — ни одна женщина в мире не нравится мне так, как вы! Может быть, это из-за того, что вы отказали мне? Хотя нет, я просто испытываю к вам очень глубокое чувство, вы тот друг, который мне нужен. Хотите ли вы, чтобы мы жили вместе? Через месяц я собираюсь в Штаты. У меня куча денег, и я еще больше заработаю там, за океаном, я вас увезу, и мы больше никогда не расстанемся, хотите?

Предложение заслуживало того, чтобы о нем подумать.

Американец, желающий узнать ответ, нетерпеливо повторял своим ласковым голосом:

— Согласны ли вы, прекрасная Финета? Ответьте мне!

Но Жозефина молчала, занятая мыслями, которые проносились в ее голове и заставляли не спешить с ответом. Разумеется, все это выглядело красиво: богатство, покой, семейная идиллия и Америка…

— Кто знает, может, я скажу «да»; но, может быть, это будет и «нет»! Дайте мне время подумать.

Диксон встал и торжественно заявил:

— Милая и прелестная девушка, вы здесь у себя дома, оставайтесь у меня столько, сколько хотите, я надеюсь только, что БЫ пожелаете остаться здесь хотя бы до сегодняшнего вечера. Ровно в час мы с вами вместе пообедаем, а сейчас я оставляю вас наедине с вашими мыслями.

Американец попрощался, объяснив девушке, что его ждет ежедневная тренировка.

Несколько минут спустя Жозефина действительно услышала, как возле дома заурчал спортивный автомобиль.

Старая служанка также ушла за продуктами для обеда, и Жозефина осталась одна во владениях американца. Девушка осмотрела сверху донизу слегка претенциозную виллу, а затем вышла прогуляться в чудесный сад, раскинувшийся за домом.

Да, жизнь здесь должна была течь спокойно и умеренно. В этой загородной тиши воздух был по-особенному чист, атмосфера, царившая здесь, резко отличалась от той, что была в квартале Ла-Шапель. Утонченные манеры флегматичного Диксона настолько отличались от грубой бесцеремонности Лупара, что Жозефина задумалась.

Жозефина проходила самую густую часть парка и собиралась было повернуть на узкую аллею, как из ее груди вдруг вырвался крик.

Перед ней стоял Лупар!

Небрежно держа руки в карманах, Лупар неторопливо подошел к Жозефине и посмотрел ей прямо в глаза.

— Как дела, крошка, — сказал он.

Затем после небольшой паузы, во время которой уличная проститутка не могла вымолвить ни слова, он добавил:

— Я вижу, отлично, но не думаю, что это продлится долго!

— Лупар, — залепетала Жозефина дрожащим голосом, — не убивай меня, что я такого сделала?

Бандит ухмыльнулся:

— Ну ты и обнаглела, Жозефина, сердечко мое, я тебе сейчас напомню! Мало того, что ты подвязалась работать на «контору» и плести на меня сети с «мусье» Жювом, так ты еще бросаешься на шею первому попавшемуся коту.

Жозефина упала на колени на густую траву газона. Ей ничего не оставалось, как склонить голову перед Лупаром, когда тот обвинял ее в предательстве. Она почувствовала угрызения совести и сейчас с ужасом поражалась, как она могла согласиться выдать своего любовника и давать на него показания в полиции. Искренняя в проявлении чувств, она приходила в отчаяние при мысли, что Лупар мог быть арестован из-за нее. Да, Лупар был прав, упрекая ее, она заслужила наказания… Признавая первые упреки, которые высказывал ей ее любовник, Жозефина, с другой стороны, принялась горячо защищать себя от нападок в неверности.

— Да, может, я поступила неправильно, что отправилась в этот ночной ресторан, разговаривала с боксером, приехала к нему домой… но Лупар, поверь мне, между нами ничего не было, здесь тебе не в чем упрекнуть меня.

Лупар покачал головой. Было заметно, что на самом деле он не так сердит, как это хотел показать. Лупар разглядывал свою любовницу скорее с любопытством, чем с гневом.

Он прервал Жозефину, равнодушно бросив ей:

— Интересно, когда бы ты залезла к нему в постель, завтра, послезавтра?

— Ах, Лупар, не говори так, не говори со мной таким тоном, лучше нагруби мне, ударь… Скажи, Лупар, — настойчиво продолжала она, нежно прижимаясь к бандиту, — неужели ты нисколько меня уже не любишь?

— Ладно, поговорим об этом позже: ты будешь повиноваться мне беспрекословно, поняла?

Сердце Жозефины сжалось, ей хорошо были знакомы эти вступления: наверняка Лупар замышлял опять какое-то черное дело!

— Но как ты проник сюда? — спросила она, скрывая сильное любопытство.

— Решительно котелок твой совсем не варит, — наконец ответил, ухмыльнувшись, Лупар… — Что за идиотский вопрос? Ты сама как приехала сюда?

— Я… на машине Диксона.

— А кто за вами следил?

Жозефина молчала, не зная, что сказать в ответ.

— Я спрашиваю тебя, кто ехал за вашей машиной?

— Да… никто!

— Никто? — улыбка исказила лицо главаря банды. — А что делал Жюв в такси, которое катило за вами?

Из груди Жозефины вырвался крик изумления.

Лупар, очень довольный собой, продолжал:

— А что же делал Лупар? Хитрец Лупар устроился сзади, на рессорах такси, в котором, развалившись на сиденье, ехал добрейший господин Жюв, знаменитый инспектор Сыскной полиции! Вот так малышка, все очень просто!

Бандит шутил, значит, к нему опять вернулось хорошее настроение.

Жозефина бросилась к нему на шею и поцеловала.

— Ах, я люблю только тебя, — горячо зашептала она, — тебя единственного. Между нами любовь на всю жизнь… до самой смерти. Послушай, мне противно здесь находиться, уведи меня отсюда, хорошо?

Лупар освободился от нежного объятия.

— Погоди, — заявил он, — здесь еще есть работа. Поскольку ты здесь, как у себя дома — так тебе сказал американец, — надо этим воспользоваться… Ты останешься в этом доме до вечера. Приходи на Центральный рынок к пяти часам, меня не ищи, я буду переодет и подойду к тебе сам. Там ты расскажешь мне, где он хранит бабки, твой любимый боксер. Мне нужен подробный план дома, отпечатки ключей, короче все, ты понимаешь меня? Впрочем, на сегодня я приготовил еще кое-что новенькое для Жюва и его дружков… и в этом ты мне тоже поможешь.

Жозефина не расслышала последних слов, в лицо ей бросилась краска, на висках выступили капли пота, а сердце ее сжалось от мучительного беспокойства: до сих пор преданная и покорная, не задающая лишних вопросов, она вдруг почувствовала огромный стыд при мысли, что ей придется делать то, что ей приказывал ее любовник.

Но Лупар не допустил бы, чтобы обсуждали его распоряжения. Он никогда не повторял приказ дважды.

Бандит в знак примирения запечатлел на лбу Жозефины короткий поцелуй и тут же исчез.

Жозефина осталась стоять одна среди огромного парка поместья.

Сидя в салоне на первом этаже друг против друга, Фандор и Диксон пили чай. Было четыре часа дня. Боксер, всегда открытый прессе, сердечно принял журналиста, который пришел, как он заявил, взять у него интервью для газеты «Капиталь» о предстоящем матче с Джо Сэмом.

Спортсмен подробно рассказывал репортеру о своих тренировках, режиме, весе его боксерских перчаток и тысяче других деталей, исключительно важных с профессиональной точки зрения, а Фандор тщательно записывал все это в свой блокнот.

— Но… — подмигнув, спросил у боксера Фандор, — чтобы поддерживать форму, необязательно быть целомудренным, как монах, не правда ли, Диксон?

Американец улыбался своей широкой улыбкой.

Не говорил ли уже ему Фандор, что он видел его как раз накануне вечером во время ужина в «Крокодиле» в компании одной очаровательной дамы?

На самом деле Фандор, выполняя поручение Жюва, выдумал это интервью, чтобы проникнуть в дом к американцу и постараться увидеть Жозефину, если та еще там находилась. Фандор пытался по какому-нибудь признаку, оброненному слову выяснить, какие отношения поддерживали между собой боксер и уличная проститутка, выдававшая себя за полусветскую даму. Фандору нужно было также выяснить, встретились ли Жозефина и Диксон случайно, а следовательно, были ли они незнакомы друг с другом до вчерашнего дня или встречались ранее. Одним словом, важно было узнать, принадлежит Диксон или нет к таинственной банде, главарем которой, конечно же, был Лупар.

Диксон, болтливый, как все влюбленные, рассказал обо всем, что пережил за эти два дня, о сомнениях Жозефины, ее сдержанном, корректном поведении. Американец воздвигал в своих речах Жозефину на такой пьедестал, что Фандор временами с трудом сдерживал себя, чтобы не расхохотаться, хотя, с другой стороны, он начинал спрашивать себя, не принимает ли боксер его за круглого идиота.

Американец, ничего не замечая, продолжал предаваться своим несбыточным мечтам и, казалось, не пытался скрыть своего намерения увезти Жозефину с собой в Америку.

Неожиданно он встал и предложил Фандору:

— Идемте, я познакомлю вас с ней.

Обойдя весь дом, американец выбежал в парк, продолжая звать:

— Финета, мадемуазель Финет, Жозефина…

Фандор сидел в салоне, размышляя над тем, какой оборот принимают события, когда вернулся американец. Он был один. Это уже был совсем другой человек: с печальным лицом, потухшими глазами, низко опущенной головой.

Удрученный и расстроенный, он потухшим голосом произнес:

— Красавица ушла, не сказав мне ни слова! Мне так грустно!..

Долго не задерживаясь, Фандор через минут пять покинул опечаленного влюбленного и вскочил в трамвай, увозящий его в центр города.

Он узнал для себя не больше, чем знал до посещения виллы американца.

Глава XXIII Осведомительница

— Жюв, я устал… Вот уже два дня, как я не могу остановиться хоть на минуту. После ночи, которую я провел в поисках Лупара в «Крокодиле», вчерашний день я был все время на ногах. Сегодня я решил: ничего не делать и отдыхать!

— Сигарету, Фандор?

— Да… В то же время следует, если вы согласны с моей точкой зрения, как можно быстрее двигать на Севр, чтобы взять Диксона под плотное наблюдение.

— Ты так считаешь?

— А вы нет, Жюв?

— Я этого не говорил…

— Однако по вашему виду не скажешь, что вы придерживаетесь моей точки зрения.

— Но на какие факты ты опираешься, утверждая, что Диксона надо взять под наблюдение?

— Их очень много…

— Например?

— Что мы знаем о Диксоне? Что он оказался в ресторане в определенный момент, чтобы увезти Жозефину у нас из-под носа так, что мы ни к чему не смогли придраться…

— Но что мы можем вменить в вину Диксону? Что он был знаком до этого с Жозефиной? Это не преступление с его стороны…

— Может, вы правы, Жюв, может быть, я слишком спешу с выводами, но просто я не вижу, что мы можем еще сделать… все нити оборваны: Лупар в бегах, Шалек исчез, что же касается Жозефины, то не думаю, что мы ее увидим очень скоро!

Слушая журналиста, Жюв стоял у окна и наблюдал за прохожими, снующими по улице.

— Фандор!

Жюв прервал речь журналиста и с хитринкой в голосе подозвал его к окну.

— Что там такое, Жюв?

— Иди, посмотри сам!

Пальцем Жюв показывал на то, что вызвало у него интерес.

— Глянь, вон там! Возле омнибуса, та, которая собирается перейти улицу…

Журналист прыснул со смеху:

— Вот это да?

— Ты видишь, Фандор, никогда не надо загадывать.

— Какой удар? Ну что, Жюв?

— Что ну что?

— Мы не спешим за ней в погоню? Вы не собираетесь ее арестовать?

Фандор произносил эти слова уже возле двери рабочего кабинета Жюва, готовый выскочить из квартиры. Жюв, напротив, оставался спокоен, продолжая наблюдать в окно.

— Гнаться за ней? Но, сорванец ты мой дорогой, неужели ты считаешь, что она могла случайно оказаться на этой улице?

— Конечно…

— Сейчас ты убедишься, что это не так. Смотри, она переходит улицу, идет прямо к дому. Отлично! Она вошла в дом. Заверяю тебя, что через пять минут Жозефина будет сидеть в этом кресле, возле которого я поставлю лампу, чтобы лучше видеть ее лицо…

Фандор никак не мог справиться с изумлением.

— Как, Жозефина наносит вам визит после всех этих событий! Жюв, мне кажется, я начинаю понемногу терять голову. Может, вы ей назначили встречу сами?

— Нет…

— Во всяком случае, ей известен ваш адрес?

— Здесь ты прав. Когда мы ее с пристрастием допрашивали в префектуре, я заметил, что она испытывает настоящий страх, когда находится в стенах этого заведения… Чтобы вызвать у нее больше доверия, я продолжил беседу у меня дома… и, как видишь, сейчас это пригодилось! Вот только что она собирается нам сообщить?

Размышления полицейского прервал слуга Жан, который, войдя в комнату, объявил:

— Пришла одна дама, месье, она не захотела назвать своего имени и ждет сейчас в гостиной…

— Пусть войдет, Жан.

Через несколько секунд в комнату входила посетительница.

— Здравствуйте, мадемуазель, — сердечно поздоровался Жюв, — что заставило вас подняться в такую рань?

Любовница Лупара, которая стояла сейчас посреди комнаты, ничего не отвечала, а только дрожала всем телом…

— Присаживайтесь же, Жозефина! Я думаю, вас не стесняет мой друг Фандор? Этот юноша нем как могила и, кстати, он только что рассказывал мне очень много хорошего о вашем друге Диксоне.

— Вы его знаете, месье?

— Немного, — отозвался Фандор, — а вы, мадемуазель, давно с ним знакомы?

— Нет, всего три дня. Я как раз познакомилась с ним в «Крокодиле»…

— И он вам понравился?

— Мы оба понравились друг другу! Я скажу больше, я была очень, очень рада, что познакомилась с ним в тот день…

— Почему? — спросил Жюв.

— Неужели вы не понимаете, господин Жюв, мы поднялись в зал вслед за Лупаром, так, потом его там не оказалось. Я все время дрожала от страха…

— Но ничего же не случилось?

— Не случилось?.. Ну вот, я уверена, что сейчас вы не доверяете мне.

— Да нет же, нет.

— Да, да! Вы думаете, что я вас надула, во всяком случае, подложила вам свинью…

— Это вы сами, мадемуазель, не можете отрицать, — заметил, улыбнувшись Фандор, — вы уехали с Диксоном…

— Я объяснила вам, почему я так поступила.

— Полегче, Фандор, не обижай нашу даму. Жозефина нашла себе друга и забыла о нас. Поистине не за что на нее сердиться…

И самым естественным тоном Жюв продолжал:

— А сейчас, моя дорогая Жозефина, расскажите, что привело вас к нам?

— Но… ничего!

— Давайте, раскрывайте ваши карты. Не взяли же вы, в конце концов, на себя труд подняться ко мне только ради того, чтобы оправдать себя в наших глазах?

Жозефина видела, куда клонит инспектор:

— Да, именно так, чтобы оправдать себя, да, верно, господин Жюв…

После небольшой паузы Жозефина добавила:

— Есть еще кое-что…

— Ну-ка, ну-ка!

— Да, но я прошу вас, господин Жюв, поклянитесь, вы не расскажете никому, что я вам сейчас скажу.

— Неужели все так серьезно?

— Да, это очень серьезно, господин Жюв. Вы сами увидите! Короче, я хочу вам помочь…

— Помочь? — вставил Жюв, который, казалось, не придает особого значения словам девушки, хотя на самом деле жадно впитывал все, что она говорила.

— Господин Жюв, я хочу вам помочь арестовать Лупара…

— Ого! — присвистнул журналист.

Полицейский красноречивым взглядом попросил Фандора помолчать.

— Это очень любезно с вашей стороны, милая Жозефина, но если наша операция пройдет так же, как это было в «Крокодиле»…

— Нет, нет… Сейчас вы наверняка его сцапаете.

— Где же он сейчас?

— В данный момент, не знаю, но послезавтра вы найдете его в Ножане.

— В Ножане? Какого черта он там будет делать, ваш Лупар?

Вот что я случайно узнала. Лупар со своими людьми отправится в Ножан, на улицу Шармиль, дом 7. Он готовит какое-то грязное дело, я точно не знаю, какое именно… Господин Жюв, я рассказала вам все, что я знаю, но не просите меня сказать, как я это узнала, я не могу, не могу этого рассказать… Единственное, что я могу сказать, Лупар поедет в Ножан послезавтра, в два часа…

— Над вами посмеялись, прекрасная Жозефина… Лупар посмеялся над вами, так как у меня нет и тени сомнения, что он специально передал вам эти сведения.

Глядя в лицо растерявшейся молодой женщине, Жюв продолжал:

— Фандор, ты согласен со мной? Ты можешь допустить, что Лупар и его банда могут средь бела дня отважиться пойти на дело? Какое дело, во-первых?

— Я точно не знаю, мне кажется, что-то связанное с ограблением. Их будет человек пятнадцать возле особняка, хозяева которого отправились путешествовать, они будут помогать, в случае опасности, бежать своим дружкам. Остальные… боже, остальные в это время будут чистить дом!.. Они, должно быть, давно готовились к этому. Борода, наверное, тоже будет там…

— А Лупар?

— Да, и Лупар тоже, я вам уже сказала. Естественно, они постараются изменить свою внешность. В таких случаях, впрочем, у Лупара всегда на лице черная маска… Кстати, именно по этому признаку вы и сможете его узнать…

— Ну ладно, если нам нечего будет делать послезавтра, мы прогуляемся в Ножан, не так ли, Фандор?

— Как хотите, Жюв.

— Только вот что, дорогая моя Жозефина, мне хочется предупредить вас заранее: если вы рассказываете нам тут небылицы, не думайте, что вы сумеете оставить нас в дураках.

— Господин Жюв! — запротестовала девушка.

— Ладно… ладно…

Пока Жозефина подымалась с кресла, Жюв добавил:

— Существует, впрочем, один способ проверить вашу искренность… Итак, вы сказали, Лупар назначил операцию на два часа? Ну так вот, Жозефина, будьте в половине второго на вокзале в Ножане. Если мы встретим Лупара там, где вы говорите, мы его арестуем, но если мы его не встретим…

Голос полицейского стал суровым и Жозефина мысленно закончила его фразу: «Если мы его не арестуем, то тогда арестованы будете вы…»

Вслух она произнесла:

— Вы возьмете его…

И поспешно, доверительным тоном, любовница Лупара добавила:

— Только, вы знаете, господин Жюв, и вы тоже, господин Фандор, нам не надо находиться вместе на вокзале. Если кто-нибудь догадается, что я вас навела… Вы говорите, что вы меня все равно найдете, если я оставлю вас в дураках, но его дружки, они тоже найдут меня из-под земли, если заподозрят неладное!

Но Жюв и Фандор в два голоса успокаивали свою добровольную осведомительницу:

— Не волнуйтесь… никто никогда не узнает…

Жозефина собралась уходить.

Итак, ее дело сделано, Жюв и Фандор поедут в Ножан, Лупар останется доволен.

— Да, еще я хотела вас предупредить, — сказала Жозефина на прощание, глядя больше на Фандора, — я не могу сказать ничего такого, просто Лупар ненавидит вас, одного и другого, на вашем месте я была бы очень осторожна…

После того как каблучки Жозефины застучали по лестнице, Жюв, сложив руки на груди, задумчиво произнес:

— Странно! Странно! Искренне ли говорит эта женщина или же она смеется над нами? Нет, скорее всего, первое! Слишком это опасная игра с ее стороны, если она хочет заманить нас в ловушку. И потом, что означает ее последнее предупреждение?

И, шутливо погрозив Фандору пальцем, Жюв добавил:

— Хе-хе, как она смотрела на тебя, когда предостерегала от опасности! Неужели…

Глава XXIV Загадочное объятие

— Алло! Алло!

Мгновенно проснувшись, Жюв бросился к телефону; за окном уже было совсем светло, часы показывали семь, но Жюв все еще спал, так как накануне он лег очень поздно.

Разбуженный телефонным звонком, Жюв рассеянно слушал, что ему говорят, отвечая односложно и машинально повторяя слова своего собеседника.

— Да, это я… Жюв… Как вы сказали?.. Сыскная полиция… Хорошо… А, отлично… Это вы, господин Авар? Прекрасно, спасибо… Да, я свободен… Ого! Это любопытно… Следов преступления не обнаружили?.. Разумеется, еще прошло мало времени… Договорились, хорошо… Рассчитывайте на меня… Нет, ничего особенного… Я еду туда… Буду держать вас в курсе…

Жюв в спешке оделся, спустился на улицу и на бульваре Сен-Жермен сумел поймать пустое такси.

— Пожалуйста, любезный, — обратился он к водителю, — отвезите меня в Севр, там, где начинается холм, на котором стоит Бельвю, только быстро, договорились?

Жюв оставил машину у подножья холма Бельвю, а сам поднялся по склону пешком, направляясь к элегантной вилле американца Диксона.

В этот утренний час дорога была пустынна. По всему было видно, что соседи еще не знали о происшедших в доме боксера событиях, которые показались начальнику Сыскной полиции достаточно серьезными, чтобы поручить Жюву лично прибыть на место происшествия.

Вокруг было настолько тихо и спокойно, что, не будь полицейский осведомлен, он ни за что не смог бы догадаться, что находится рядом с местом, где произошло преступление.

Действительно, по телефону Жюв узнал, что на вилле Диксона имело место драматическое и загадочное покушение, правда, господин Авар не мог сообщить о каких-либо подробностях этого покушения.

Тем временем Жюв, войдя через ворота на территорию виллы, увидел, как к нему спешит человек в форме жандарма:

— Командир отделения Севрской жандармерии Дюбуа!

— Что здесь случилось?

Инспектор подходил к подъезду дома.

— Если вы не возражаете, господин инспектор, подождите немного. Не стоит идти сейчас в дом: господин Диксон в настоящий момент отдыхает и доктор категорически запретил тревожить его.

— Его состояние действительно тяжелое?

— Судя по словам доктора, нет, не очень.

— Послушайте, расскажите мне всю эту историю с самого начала, ничего не опуская, но давайте мне только факты, только одни факты.

Жандарм повел Жюва за дом, и они прошли в беседку, обвитую зеленью; другой жандарм, сидевший в беседке и писавший за столом, при виде инспектора почтительно поднялся.

— Мы как раз заканчиваем составлять протокол, — заявил командир отделения жандармерии, — но может быть, сначала вы хотите ознакомиться с показаниями свидетеля?

Жюв взял из рук жандарма документ и прочел:

— Мы, нижеподписавшиеся, Дюбуа, командир второго отделения пешей жандармерии, размещающегося в Севре, и Вердье, жандарм, получили сегодня утром, 28 июня, в 6 часов 35 минут от господина Оливетти, коммерческого служащего, проживающего в Бельвю, следующее заявление.

С новой строки в кавычках красивым круглым почерком жандарма было записано заявление названного Оливетти:

«Выйдя из своего дома в 6 часов с четвертью и направляясь на вокзал, чтобы сесть в поезд, который отправляется оттуда в 6 часов 42 минуты и которым я каждый день езжу к месту своей работы, я проходил через холм Бельвю. Когда я дошел до вершины парка Брэмборион, за несколько метров до виллы номер 16, которая, как я знал, с некоторых пор принадлежит господину Диксону, американскому боксеру, я услышал выстрел из пистолета и одновременно шум разбитого окна, осколки которого падали на что-то твердое, скорее всего, на каменное покрытие.

Остановившись из осторожности, я оглянулся вокруг, чтобы посмотреть, не старается ли кто-нибудь скрыться в окрестностях виллы, я ничего не заметил, но услышал еще три пистолетных выстрела, прозвучавших почти один за другим, которые, как мне показалось, раздавались со стороны дома господина Диксона. Через несколько секунд я подошел к этому дому и увидел, что окно, расположенное с правой стороны передней части дома, было разбито, а осколки стекла устилали террасу с битумным покрытием, которая находится прямо перед домом.

Потом все затихло; поблизости никого не было, и я решил позвонить в дверь, но никто не отозвался.

Тогда я подумал, что это, возможно, бродяги, которые решили поразвлечься, разбивая окна в домах. Я собрался, таким образом, продолжить свой путь, чтобы не опоздать на поезд, как вдруг мне показалось, что из дома доносятся какие-то невнятные, едва уловимые крики. Дверь, ведущая в сад, была закрыта на ключ, кроме того, у меня не было желания проникать на территорию имения одному и без оружия.

Вместе с тем, опасаясь, не произошло ли какое-то несчастье или преступление, я побежал в участок жандармерии и сделал в присутствии командира отделения жандармерии вышеупомянутое заявление.»

Командир отделения жандармов подкрутил усы и, посмотрев на своего подчиненного, словно наказывая тому подтвердить его слова, а если будет необходимо, поправить его, начал свой отчет:

— Сразу после заявления господина Оливетти мы, жандарм Вердье и я, отправились на холм Бельвю к упомянутому дому в сопровождении господина Оливетти. При общем осмотре дома мы убедились в точности рассказа свидетеля. Мы сразу же вошли в сад. Дверь сада, выходящая на улицу, была закрыта не на замок, как заявил господин Оливетти, а на простую задвижку с внутренней стороны, которая открывалась рукой. Таким образом, мы без труда смогли пройти до самого подъезда дома; там, однако, мы столкнулись с препятствием, входная дверь в дом была закрыта и выломать ее было невозможно. Громко крикнув несколько раз в надежде, что жильцы дома откликнутся, мы вдруг четко расслышали, как кто-то стонет; мы услышали крик «на помощь!», доносившийся без сомнения из комнаты на втором этаже, окна которой были разбиты. Тогда я сказал Вердье:

— Нужно залезть в это окно с помощью лестницы. Вердье мне ответил:

— У меня нет лестницы.

— Я ему сказал…

Жюв нервно перебил:

— Дальше, капрал, что было дальше? Нашли вы лестницу или нет? Проникли вы в эту комнату?

— Совершенно верно, господин инспектор… — заметил Дюбуа, немного сбитый репликой Жюва, — и потом, после того как мы нашли пострадавшего, мы вызвали доктора Плассэна. С того времени до момента, когда прибыли вы…

— Сейчас не так быстро, капрал, мы подошли к самой интересной части этого дела. Будьте как можно более точны. Итак, я повторяю: вы нашли лестницу, приставили ее к стене, поднялись оба по ней, сначала вы, конечно, капрал, а за вами жандарм?

— Именно так и было, господин инспектор.

— Добравшись до окна, вы посмотрели внутрь комнаты: что вы там увидели?

— Мы ничего не увидели, господин инспектор, мы лишь по-прежнему слышали, как кто-то стонет и зовет на помощь.

— Ну а дальше?

— Дальше, — продолжал капрал, вновь обретая уверенность в голосе, — через дыру в разбитом окне я протянул руку, чтобы открыть оконную задвижку. Открыв окно, я, затем Вердье, мы прошли в комнату. Это оказалась спальня, в которой, с первого взгляда, ничего необычного мы не заметили…

— А со второго? — спросил Жюв.

— Мы придерживаемся той же точки зрения, господин инспектор! — ответил капрал, бросив взгляд на своего подчиненного, словно для того, чтобы убедиться, что тот разделяет его мысли.

Жюв молчал, и командир отделения жандармерии решил продолжить:

— Вместе с тем, пока Вердье открывал занавески, я прошел вглубь комнаты и обнаружил лежащего на кровати человека, раздетого, который, казалось, мучался из-за сильной боли… Я уже знал, что это господин Диксон, который снимает этот дом. Господин Диксон смог едва вымолвить несколько слов, он не мог даже пошевельнуться! Он был не укрыт, и я мог заметить, что его плечи, руки, а также грудь покрыты кровоподтеками и красными пятнами на коже… На круглом ночном столике валялся револьвер, из которого совсем недавно были выпущены все шесть патронов…

— Так! — сказал Жюв. — Что было потом?

— Я подумал, — заявил капрал, — что в первую очередь следует позвать доктора. Господин Оливетти, который остался стоять возле дома, вызвался сходить за доктором Плассэном, живущим неподалеку. Пять минут спустя, когда пришел доктор, я воспользовался его присутствием, чтобы отправить своего жандарма в участок, откуда, как мне сказали, аджюдан[3] позвонил в префектуру полиции, чтобы сообщить о случившемся.

— Вы осмотрели дом?

— Признаюсь, нет, господин инспектор, еще нет, но сейчас нам будет легко это сделать, так как, обыскивая карманы в одежде жертвы нападения, мы обнаружили в них связку ключей.

— Жертвы нападения! — воскликнул Жюв. — Что заставило вас предположить, что на господина Диксона напали?

— Право, с того момента, как он закричал «на помощь», — быстро ответил капрал, — можно было сразу предположить, что кто-то на него напал!

Жюв перевел разговор в другую плоскость:

— Чтобы ввести доктора в дом, вы, наверное, открыли ему дверь и, проводя его через дом, должно быть, видели мельком другие комнаты, лестницу, лестничную площадку…

Капрал покачал головой:

— Нет, господин инспектор, он тоже поднялся по лестнице; моим первым намерением действительно было выйти из спальни господина Диксона через дверь, соединяющую ее, возможно, с другими комнатами второго этажа. Но я обнаружил, что эта дверь была закрыта на ключ. Мне это показалось довольно странным, так как если господин Диксон стал жертвой покушения, то нападавший должен был, по всей вероятности, проникнуть через дверь… Но она была закрыта. Тогда я решил, что должен оставить все как есть, ничего не трогая.

— Вы поступили совершенно правильно, — заявил Жюв с довольным видом, — действительно, для следствия очень важно установить, открывал ли кто-нибудь дверь после того, как произошло покушение, или же она оставалась закрытой. Можно, конечно, допустить, — продолжил Жюв, — что она была закрыта первый раз Диксоном, когда он ложился спать, затем опять почему-то им открыта и вновь закрыта, но… ладно, мы вернемся к этому позже… Идемте посмотрим на пострадавшего…

— Доктор сказал, господин инспектор, что он даст знать, как только господин Диксон будет в состоянии давать показания. Тем не менее, если господин инспектор настаивает…

— Нет, — проворчал Жюв, — у нас есть время. Осмотрим пока дом… Да, капрал, в доме слуг нет? Это дом кажется совсем необитаемым!

— Я уже узнал кое-что на этот счет, господин инспектор. Опросив осторожно соседей, я выяснил, что американец Диксон живет здесь один. Из слуг у него только старуха-домработница, которую хорошо знают и уважают в округе. Эта женщина приходит на службу не раньше девяти утра. По всей видимости, она должна вот-вот прийти, поскольку, наверное, ни о чем еще не подозревает.

— Хорошо, — сказал Жюв, — предупредите меня, как только она придет… Подождите ее здесь, в саду.

Жандарм и инспектор, вооружившись ключами господина Диксона, без труда открыли главную входную дверь, ведущую в комнаты первого этажа.

Рядом со спальней, где лежал Диксон, находилось что-то вроде темной комнаты, дверь которой была распахнута настежь. На полу валялись листы бумаги, письма, разбросанные документы.

— Ну конечно же! — сказал Жюв. — Вот что было мотивом преступления!

Подойдя ближе, они увидели довольно большой стальной сейф, вделанный в стене, который был взломан, или, точнее сказать, местами разобран, местами распилен. «Работал мастер», — подумал Жюв. Определив, что мотивом преступления было ограбление, теперь было важно установить, кто же совершил это ограбление.

Жюв осмотрел пол в темной комнате, подобрал две-три бумаги, на которых он заметил следы, затем замерил что-то, записал в свою записную книжку и вышел из дома.

Когда инспектор собирался осмотреть сад, его окликнул жандарм Вердье, карауливший возле дома:

— Господин инспектор, доктор говорит, что господин Диксон проснулся.

Жюв быстро вернулся назад и, не трогая по-прежнему закрытую дверь спальни, поднялся по лестнице в комнату, где лежал боксер.

Полицейский с облегчением вздохнул, когда врач ему объявил:

— Это только ушибы, господин Жюв. Правда, ушибы серьезные, можно сказать, тяжелые. Господин Диксон может поблагодарить себя за то, что имеет мышцы такой необычайной силы. Если бы не это, я уверен, что, судя по тому сжатию, которое пришлось выдержать его телу, от него осталась бы одна каша!

— Ну и ну! — сказал про себя Жюв. Казалось, он уже слышал что-то похожее. Ему на ум пришла смерть леди Белтам…

— Расскажите мне, господин Диксон, все подробности пережитой вами трагической ночи. Вы, наверное, вчера вечером ужинали в Париже?

— Нет, месье, я ужинал здесь, но с пяти до семи часов я провел довольно интенсивную тренировку, готовясь к матчу, который я должен… который я должен был, — поправил он себя с оттенком грусти в голосе, — провести завтра… Ах, кому это будет на руку, так это Джо Сэму… Сэм ничего не потеряет, если матч отменят…

— Вы считаете, что ваш соперник, этот Джо Сэм, способен устроить вам ловушку, чтобы вам было трудно встретиться с ним лицом к лицу на ринге?

Нет, Джо Сэм был, без сомнения, в боксе его самым яростным соперником, поскольку и один, и другой оспаривали титул чемпиона мира, но черный спортсмен был человеком честным и мужественным.

— После ужина, господин Диксон, чем вы занимались?

— Я разделся; после того как моя домработница ушла, я закрыл ставни, двери, поднялся наверх и…

— У вас привычка закрывать дверь вашей спальни на ключ?

— Да, — ответил Диксон.

— В котором часу вы легли в постель?

— Около десяти.

— Что было потом?

— Ну, я сразу же заснул и крепко спал, но посреди ночи меня разбудили какие-то странные звуки: казалось, кто-то царапает по моей двери. Я крикнул один раз и ударил по перегородке комнаты…

— Зачем? — спросил удивленный Жюв.

— Дом этот сухой и не очень старый, но я подумал, что по водостоку могли подняться крысы. Услышав эти царапания, мне показалось, что это были крысы, и я просто начал шуметь, чтобы их отпугнуть.

— Вы не подумали о том, чтобы встать с кровати?

— Нет, шум прекратился, и я заснул снова…

— Дальше?

— Через пять или пятнадцать минут я опять проснулся. На этот раз я услышал шум шагов в коридоре, на лестничной площадке второго этажа…

— Я надеюсь, — предположил Жюв, — на этот раз вы все-таки встали, чтобы сходить посмотреть, что там происходит?

— Я действительно собрался это сделать, — продолжал рассказ американец, — когда внезапно почувствовал, как что-то коснулось простыни и подкралось к моему телу. В одно мгновение я был связан, скручен, как сосиска. Пытаясь освободиться, я вытащил правую руку, приклеенную, как и левая, плотно к телу, и протянул ее к ночному столику, но вдруг что-то сильно ударило меня в бок, и я около десяти минут изо всех сил боролся с ужасным, чудовищным и загадочным объятием, которое сдавливало меня все сильнее и сильнее…

— Лассо! — тихим голосом предположил доктор Плассэн.

— Это… то, что вас сдавливало, вы можете определить, что это было такое? Есть ли у вас какие-нибудь мысли на этот счет?

— Я ничего не могу сказать… Я помню только, что испытывал при соприкосновении с тем, что меня душило, ощущение сырости, холода…

— Ага, ясно, смоченное водой лассо, — сказал доктор. — Известно, что веревка, смоченная водой, имеет способность сжиматься сама по себе…

— Вы, должно быть, предприняли невероятные усилия, чтобы не быть раздавленным, разбитым?

— Нечеловеческие усилия, господин инспектор. Как уже сказал доктор, если бы не мои стальные мускулы, я был бы растерт в порошок.

— Так… так… — заметил Жюв. — Прекрасно!

— Действительно, вы находите?

— Я хотел сказать, это соответствует тому, что я предполагал, — объяснил Жюв. — В вашем сейфе хранилась большая сумма денег?

— Меня ограбили, да? Все кончено, я погиб! Скажите, месье, это правда?

Отчаяние боксера было столь велико, что Жюв пожалел, что так прямо задал ему вопрос. Но отступать было некуда, и он утвердительно качнул головой.

— Сто тысяч франков, месье, у меня взяли сто тысяч франков! Поверьте, мне ужасно не повезло. Я обычно кладу деньги в банк… Я получил эту сумму всего четыре дня назад! Да, сейчас я помню, что, пока я боролся с этой… с этим душившим меня чудовищем, я слышал, как кто-то расшагивал по темной комнате, где хранился сейф…

— Спокойнее, спокойнее, — заметил доктор, — у вас может подняться температура, и я буду вынужден прервать беседу.

Жюв взмолился:

— Еще несколько секунд, доктор, пожалуйста, дайте нам закончить… это очень важно… Чем закончилось ваша борьба?

— Через минут десять я почувствовал, что мои путы ослабли. Но в тот же миг я ощутил такую острую боль, что, вытянувшись на кровати, потерял сознание!

— Значит, с тех пор вы не вставали?

— Ни на одну секунду.

— Дверь вашей спальни, таким образом, оставалась закрытой на ключ всю ночь?

— Да.

— Что вы скажете о разбитом окне и выстрелах из револьвера?

— Это стрелял я, чтобы позвать людей.

— Я так и думал, — сказал Жюв.

Полицейский встал со стула, опустился на четвереньки и принялся тщательно осматривать ковер. На нем он не нашел никаких следов, но на коврике перед кроватью, который был сделан из шкуры белого медведя, инспектор обнаружил, что местами шерсть какая-то клейкая, словно поверх нее прошло что-то влажное и липкое.

Жюв вытащил свои карманные ножницы, отрезал маленький пучок склеившейся шерсти и осторожно положил его в бумажник. Затем инспектор подошел к двери спальни, которую скрывала бархатная портьера. Отодвинув ткань, он не смог сдержать крик изумления: в нижней части двери было просверлено отверстие, примерно пятнадцать-двадцать сантиметров в диаметре; эта дыра поднималась на расстояние около десяти сантиметров от поверхности пола и была похожа на что-то вроде прохода для кошек.

— Это вы распорядились просверлить отверстие в двери?

— Нет, я никогда его не видел, я не знаю, что это такое.

— Я тоже, — быстро отозвался Жюв, — но догадываюсь об этом.

Доктор Плассэн при открытии полицейского воскликнул:

— Ну вот! Я же говорил, это лассо! Именно им чуть не задушили господина Диксона и протащили его как раз через это отверстие.

— Да, — выдавил из себя Жюв таким тихим голосом, что никто не расслышал его слов, — но я думаю, что гаучо, который мог бы так ловко бросить свое лассо по такой траектории, еще не родился на свет.

Глава XXV Ловушка

«Черт, уже двенадцать! Не опоздать бы на встречу с Жозефиной…»

Жюв широким шагом спускался с холма Бельвю.

«Как же мне добраться? Я сказал Фандору быть ровно в половине второго на вокзале в Ножане… А сам… Уже начало первого, а я еще в Севре.»

Жюву повезло с трамваем Лувр-Версаль, в который он проворно запрыгнул и прошел затем на второй этаж:

«В конце концов, нельзя сказать, что я даром потратил утро, но все-таки ничего интересного я не обнаружил… Поскольку Диксона чуть не убили во время ограбления, то, значит, Жозефина, по-видимому, сказала правду и он не является сообщником бандитов?»

Возле ворот Сен-Клу трамвай остановился, и Жюв воспользовался этим, чтобы выйти и поймать такси:

— В Ножан, на вокзал, и, пожалуйста, быстрее.

Водитель кивнул головой.

Такси проехало какую-то сотню метров, а Жюв уже не находил себе места:

«Черт возьми, так я никогда не успею!»

Наклонившись к водителю, он крикнул ему:

— Давайте быстрее, черт возьми! Вы что, не умеете водить?

— Дело в том, месье, что я не горю желанием заработать штраф за превышение скорости?

— Не думайте о штрафах, дружище… Давайте, скоростное обслуживание…

— Но…

— Гоните же! Я из Сыскной полиции!..

Волшебное слово в очередной раз произвело свой эффект. Водитель прибавил газу.

«Ух, — подумал полицейский, когда такси, сделав крутой вираж на небольшой площади, останавливалось возле вокзала в Ножане, — ровно без четверти два.»

Жюв заканчивал рассчитываться с водителем, когда из зала ожидания ему навстречу выскочил Фандор:

— Ну как, Жюв? Что-нибудь новенькое?

— Да, новостей куча. Где Жозефина?

— Еще не приехала.

— Черт!

— Это подтверждает мои подозрения.

— Да, вряд ли мы сегодня ее увидим…

— Каков ваш план сражения, Жюв?

— Мой план сражения, как ты говоришь, малыш Фандор, очень прост. Скоро наступит время, когда наши молодцы должны будут приступить к осуществлению своего замысла. Мы отправимся, таким образом, на улицу Шармиль и там спокойно будем ждать, наблюдая, действительно ли готовится ограбление. Улица эта упирается в тупик, и поэтому прийти они могут только с одной стороны… Если они действительно заявятся, то я постараюсь вычислить Лупара и броситься на него. Придется, конечно, побороться, но, поскольку в это время ты сделаешь мне, Фандор, такое удовольствие и начнешь орать что есть мочи «убивают», «помогите», я надеюсь, что помощь придет быстро…

— У вас нет с собой людей?

— Нет… никого! Пойми, я хочу взять Лупара один… и потом, в конце концов, мы еще не знаем, не разыграла ли нас Жозефина. Я не хочу раньше времени ставить свое начальство в известность об этой операции… Итак, ты видишь, наш план нехитрый. Они не должны уйти от нас, если только…

— Если только что? — спросил Фандор.

— Если только, — ответил Жюв, стараясь выдавить из себя улыбку, — Лупар и его дружки не окажутся сильнее нас и не прикончат нас на месте… Нажать на пусковой крючок — дело секунды, и ни я, ни ты не сможем защититься от свинцовой пули… Ты хорошо подумал об этом, Фандор?

— Нет! — отозвался журналист.

— Как, нет!

— Дорогой Жюв, я уже двадцать раз вам говорил, что решил следовать за вами всегда и везде и не отступать перед любой опасностью.

— Это правда, Фандор?

— Абсолютно, дорогой Жюв.

— В таком случае…

Жюв сделал поворот, указывая путь.

— Это сюда…

Мужчины молча шли по небольшой пустынной улочке. Остановившись в тени какого-то дерева, Жюв вытащил из кармана брюк свой пистолет, небольшой браунинг, с которым он никогда не расставался, и внимательно проверил обойму…

— Проверь тоже, Фандор, хорошо ли ты приготовился к серьезной борьбе. Не знаю, почему, но сегодня я чувствую, что в воздухе пахнет порохом…

Друзья продолжали свой путь. Внезапно Жюв остановился снова:

— Послушай, послушай, Фандор! Ты слышал смех!

— Да, но разве мы уже подошли к улице Шармиль, что нужно обращать внимание на каждый звук?

Жюв утвердительно кивнул головой:

— Улица Шармиль, малыш, вон там, за углом… Еще десять метров, и мы узнаем, придет ли сюда Лупар…

Жюв не смог закончить фразу, так как неожиданно спокойствие тихой улочки было нарушено пронзительным воплем:

— На помощь! На помощь!

Жюв судорожно схватил Фандора за руку:

— О, боже, ты слышал?

Затем, отпустив руку журналиста, он скомандовал:

— Бегом марш, возьми левее…

Друзья не сделали и десяти шагов, как возле угла улицы, по которой они поднимались, появилась толпа бегущих и орущих людей.

— На помощь! На помощь!

Впереди несущейся на Жюва и Фандора толпы бежал человек, лицо которого было спрятано под черной маской…

За ним бежали, дыша ему в спину, два типа, на которых тоже были маски, но из серого бархата… Наконец, на некотором расстоянии от этой троицы мчалась толпа приказчиков магазинов, разного рода рабочих и даже сержант муниципальной полиции Ножана…

— На помощь! Держи убийцу! Хватайте его!..

Жюв жестом остановил Фандора:

— Стой! Осторожно! У него пистолет…

Человек, бегущий впереди толпы, действительно угрожающе размахивал огромным «бульдогом».

Спускаясь стремительно по улочке, преследуемые и преследователи были уже всего в нескольких метрах от полицейского…

— Осторожно, — крикнул еще раз Жюв, — мой — Лупар!

Но заметив, в свою очередь, полицейского и его друга, Лупар замедлил бег…

Он крикнул:

— Отойдите в сторону! В сторону, я говорю!

И взмахнул пистолетом…

— Стой, — повторил Жюв, — стой или я стреляю!

— Ну что ж, стреляй! Я тоже стреляю!

И, бросившись к полицейскому, бандит направил на него пистолет и дважды его разрядил!

— Фандор, на помощь!

Резким движением Жюв отскочил в сторону, пули должно быть, пролетели совсем рядом, но, к счастью, его не задели…

— Смелее, Жюв!

Полицейский вновь бросился на Лупара. Он схватил его за шею и пытался опрокинуть на землю…

— Отпустите меня или я вас!..

Помощь была близка…

Фандор, видя, какая опасность нависла над Жювом, бросился навстречу двум сообщникам бандита в серых масках…

Скоро должны были подбежать люди, преследующие бандитов, они придут к ним на помощь…

Жюв, сжимая своего пленника, орал:

— Стой, сволочь! Стой!..

Тот отбивался изо всех сил:

— Отпустите меня или я…

Бандит не выпускал из руки пистолета и, изловчившись, сумел направить его на полицейского:

— Ага! Сейчас ты от меня не уйдешь!

Жюв почувствовал на своем затылке ствол пистолета.

«Все… мне крышка!» — подумал он… Краем глаза он видел, что Фандор не сможет помочь ему. Еще мгновение — и Лупар выстрелит…

— А-а! — захрипел Жюв.

Резко бросившись в сторону, он на секунду отвел руку, сжимавшую пистолет, прямым ударом свалил Лупара и выстрелил…

— На помощь, я… я…

Бандит перекрутился два раза вокруг себя, затем тяжело рухнул на землю.

— Фандор? — Жюв собирался кинуться на помощь другу.

Но вдруг он оказался в центре свалки подоспевших людей, на него градом посыпались удары.

— Смерть ему! — кричали нападавшие.

Жюв отступил перед превосходящими силами противника…

Неожиданно оставленный в покое теми, с кем он только что яростно дрался, Фандор хотел броситься на выручку другу. Но вдруг ужасная мысль словно пригвоздила его на месте.

«Боже мой! Боже мой!»

Недалеко от свалки дерущихся людей, чуть дальше лежащего неподвижно на дороге тела Лупара, Фандор заметил человека, который стоял посреди бокового переулка рядом с чем-то, напоминающим треножник. На верху этого треножника находился аппарат, который Фандор сразу не заметил. Человек, казалось, был очень доволен, наблюдая с веселым видом за этой сценой и нисколько не собираясь вмешиваться в происходящее…

Фандор настолько был поражен сделанным им открытием, что на некоторое время замер от удивления. Он машинально крикнул:

— На помощь!

Человек с треножником подмигнул ему:

— Отлично, отлично! Эпизод получится великолепный!

Внезапно Фандор, втянутый в свалку, в центре которой оказался Жюв, с изумлением заметил, что рядом с сержантом, другими людьми, которые совсем недавно преследовали Лупара, а сейчас остервенело колотили Жюва, со спокойным видом стояли два сообщника бандита, одетые в серые маски, и даже не думали убегать…

Воздух по-прежнему разрывали крики:

— На помощь! Помогите мне!

Со всех сторон сбегались люди. Фандор схватился за голову руками и застонал, едва держась на ногах…

Фандор все понял.

С головой, обмотанной бинтами, и рукой на перевязи, Жюв дрожащим голосом отвечал комиссару ножанской полиции:

— Нет, господин комиссар, я ничего не заметил! Это ужасно! Я искренне думал, что передо мною бандиты… Я выстрелил только после того, как в меня три раза разрядили пистолет…

— Но вы же видели, какие странные наряды были у грабителей, у полицейских! У этого несчастного, которого вы ранили, можно сказать, едва не убили, было загримировано лицо…

Жюв покачал головой.

— Увы! — сказал он. — У меня не было времени все это рассмотреть… Поймите, господин комиссар, все было подстроено, меня ловко заманили в ловушку… Я приезжаю в Ножан, убежденный, что мне предстоит столкнуться лицом к лицу с грозными преступниками…

Что увижу их в такой-то час, на такой-то улице. Мне дают приметы бандитов: у них будут на лице маски, они выйдут из такого-то дома… И все произошло так, как меня предупредили: не прошел я и десяти метров по указанной улице, как вижу бегущих в мою сторону людей с криками «на помощь». Я узнаю людей в маске… Было ли у меня время обратить внимание на детали их костюмов? Разумеется, нет. Я прыгаю на шею первому бегущему человеку, у него пистолет, и он стреляет… Откуда я знал, что его оружие заряжено холостыми патронами? Он изображает эпизод из фильма и принимает меня за актера, который играет роль полицейского. Происходит борьба… Я стал жертвой его игры… Вооруженный пистолетом, в ответ на его выстрел я также стреляю.

— И вы его чуть не убили!

— Увы! О! Я заверяю вас, господин комиссар, я никогда не прощу себе этой оплошности, которую я только что совершил. Но я не мог знать, что это кино.

— Хорошо, расскажите мне, чем все это закончилось.

— Сразу после выстрелов товарищи раненого актера, не понимая толком, что происходит, и приняв, наверное, меня за убийцу, набросились на меня… Вы знаете, что со мной был друг, Жером Фандор, репортер газеты «Капиталь». Именно он, заметив оператора, который разматывал пленку, первым понял, в какое положение мы попали, и поднял тревогу… Итак, мы громко орем, пытаясь объяснить, кто мы такие; со всех сторон сбегаются люди, полицейские, на этот раз настоящие; актеры готовы растерзать меня на части — я хорошо понимаю их, — полицейские пытаются вырвать меня из их рук… Короче, все заканчивается только тогда, когда я показываю свое удостоверение…

— Тогда же начали оказывать помощь раненому?

— Да, несчастного актера перенесли в монастырь Святой Клотильды.

В то время, когда Жюв, пришедший в отчаяние от случившегося, подвергался допросу в полицейском участке, где местный комиссар ожидал подтверждение его личности, Фандор, также опрошенный полицией, зашел в женский монастырь Святой Клотильды, чтобы узнать новости об известном и уважаемом актере Бонардэне, которого так неудачно ранил Жюв и за которым сейчас ухаживали, в ожидании кареты скорой помощи, благочестивые монашки, после чего, подавленный, журналист вернулся в Париж…

Глава XXVI У актера Бонардэна

Фандор шел вдоль коллежа Роллена.

Услышав вдруг, что его кто-то зовет, он обернулся: возле тротуара, по которому он шел, остановился фиакр. Кто-то с трудом выбирался из-за опущенного откидного верха экипажа: это была Жозефина.

— О, господин Фандор, господин Фандор…

— Да, в чем дело?

Жозефина оглянулась по сторонам и, фамильярно взяв Фандора за руку, увлекла его за собой в сквер, который был почти безлюден в этот час.

— О, это что-то необычное, что-то необычное! — повторяла она, словно заводная.

Молодая женщина, одетая в светлый костюм с длинным прямым жакетом, с огромной модной шляпой на голове, была уже не уличной девкой Жозефиной, а красавицей, соблазнившей американца Диксона.

— Вы сейчас придете в изумление! — начала она.

— Вы уже добились этого своим появлением…

— Вы думали, что меня арестовали, не правда ли?

— Как вам сказать? Признаюсь, я ожидал этого…

— А я вот здесь!.. Я обещала вас поразить одной новостью; итак, держитесь и не падайте… ваш друг Жюв сидит за решеткой.

— Неужели? — усмехнулся Фандор.

— Он арестован, говорю я вам. В связи с этой перестрелкой во время съемок фильма. Ах, Фюзелье был просто взбешен!

— Ну, ну, мадемуазель Жозефина, что вы там мне поете? Вы несете какой-то вздор.

— Говорю же я вам, что они поцапались, как торговки на базаре. Наконец Фюзелье позвонил, пришли солдаты муниципальной гвардии, и он им сказал: «Уведите этого человека.»

…И ваш друг полицейский, самый известный инспектор Сыскной полиции, смирившись, позволил себя увести…

Когда она закончила, Фандор спокойным тоном спросил:

— Ну а вы, Жозефина, как вы выпутались из этого дела?

— О, — быстро ответила девушка, присаживаясь рядом с журналистом на скамейку и улыбаясь с довольным видом. — Что касается меня, мне это не составило большого труда. Нужно вам сказать, что после моего задержания я попала в кабинет Фюзелье одновременно с вашим другом Жювом, и с ним разбирались уже после того, как меня отпустили.

— Жюв сказал что-нибудь о вас?

— Нет, месье, — ответила Жозефина, — Жюв ничего не сказал против меня, а Фюзелье был очень любезен со мной.

«Это опять вы?» — сказал он мне, как только меня увидел. — Конечно, я, — ответила я ему, — господин судебный следователь, я не могу утверждать обратное, но что касается удовольствия вновь встретиться с вами… Короче, фараон поржал, затем приступил к допросу, он не стал повторять свою трепотню, как в предыдущий раз, спрашивая о том, сколько мне лет, где я родилась, какой у меня цвет глаз и какой характер у моей консьержки, он сразу взял быка за рога и начал раскручивать меня по делу с этой съемкой фильма; ну а я, я сказала ему, что знала, то есть правду!

Фандор недоверчиво покачал головой.

— Это действительно так, — настойчиво продолжала девушка, топнув ногой, — я сказала вам правду, Лупар вдолбил мне в башку эту историю с ограблением. Только сейчас я поняла, что это было нарочно подстроено, чтобы засадить вас двоих в каталажку. Но так же верно, как и то, что меня зовут Жозефина, что я поверила в эту выдумку и приняла ее за чистую монету… Кстати, фараон понял это и поверил мне.

Жозефина развивала свою мысль:

— Вы знаете, Лупар мастак в этом деле, он вешает вам лапшу на уши с таким искренним видом, что поневоле попадешься к нему на удочку. Вы же сами видите, как он разыграл меня с историей с поездом, с этими съемками…

— Как он вас разыграл с Диксоном…

Жозефина, покраснев, тихо вымолвила:

— Ах, Диксон… Ну что ж, я скажу вам… Нет, я не могу пока вам ничего сказать, но я клянусь вам… Впрочем, мы хорошие друзья, Диксон и я, представьте себе, я ездила вчера днем к нему домой, в то время как…

«В то время, — думал Фандор, — как мы мутузили несчастных актеров.»

— Он хорошо принял меня, этот славный мальчик, он втюрился в меня по самые уши, и, мне кажется, я тоже начинаю испытывать некоторые чувства к нему… Короче говоря, он опять предлагал жить вместе с ним, говорил, что я буду жить в роскоши… Ах, если бы я могла осмелиться… — вздохнула проститутка…

— Вы бы правильно поступили…

— Покинуть Лупара! Сейчас, когда Жюв в тюрьме, Лупар станет королем Парижа!

— Неужели вы считаете, что он придает этой новости большое значение? Он подумает, что арест Жюва — всего лишь ловко подстроенный фокус.

— Фокус? — переспросила Жозефина, округлив от удивления глаза. — Какой фокус? Я же вам сказала, я своими собственными глазами видела, как два мундира уводили Жюва с наручниками на руках…

…В сквере Анвер послышались крики мальчишек-разносчиков газет.

В вечерних газетах пестрели заголовки:

«Неожиданная развязка в деле бандитов квартала Ла-Шапель. — Арестован инспектор Жюв…»

— Ну, что я вам говорила, — повторила молодая женщина, — видите, это напечатано, значит, это правда!

— А я-то упустил эту сенсационную новость для «Капиталь!»

Фандор произнес перед девушкой эту фразу с самым удрученным видом, но в глубине души, как хороший журналист и как хороший ученик великого полицейского, мысленно поаплодировал осторожному молчанию своей газеты.

— Итак, господин Фандор, что вы думаете об этом?

— Я думаю, господин Бонардэн, что нам трудно отрицать очевидное: газеты разносят новость об аресте Жюва, значит, он действительно арестован…

— Вы как-то странно произносите это?

— Я говорю это, — возразил журналист загадочным тоном, — как человек, который констатирует факт, но не делает из него никаких заключений.

— Господин Фандор, — вновь начал Бонардэн после небольшой паузы, — я очень сожалею о том, что случилось с господином Жювом; может, мне лучше написать прокурору Республики, чтобы заявить, что я не имею жалобы против инспектора полиции…

— Пусть правосудие вершит свои дела обычным ходом, господин Бонардэн, вы всегда успеете подать свое заявление!

Фандор, после встречи с Жозефиной на площади Анвер, отправился на улицу Аббес, где проживал актер Бонардэн, с которым накануне случилось несчастье во время драматического происшествия в Ножане. Журналист посчитал для себя корректным прийти, чтобы узнать новости о раненом, чье состояние, к счастью, не внушало особого беспокойства… Сразу после разговора с девушкой он направился к дому Бонардэна.

Плечо Бонардэна было в гипсе: пуля, выпущенная Жювом, сломала ему ключицу. Рана не тяжелая, и через несколько дней актер должен был встать на ноги.

Бонардэн занимал в доме, что находился на углу улиц Лепик и Аббес, небольшую уютную квартиру, состоящую из трех со вкусом обставленных комнат. Несмотря на свой юный возраст — ему исполнилось двадцать пять — Бонардэн начинал приобретать некоторую известность. Выйдя с премией второго класса из Национальной школы искусств и ремесел, молодой актер вместо того, чтобы прозябать вдали от Одеона, окунулся в кино, пробуя свои силы в легких незатейливых фильмах.

— Понимаете, моя мечта, — объяснил он Фандору, — достичь однажды известности Таррида, Жемье, Вальграна, Дюмени…

Фандор насторожился. Бонардэн произнес имя, которое, как никакое другое, могло приковать внимание репортера.

— Вы знали Вальграна?

— Знал ли я Вальграна? Это было больше чем обычное знакомство, мы были очень близкими друзьями! Представьте себе, мы бок о бок провели два сезона в кружке одного литературного общества. И потом, господин Фандор, — вы, наверное об этом не помните, — я, Бонардэн, играл роль влюбленного в нашумевшей пьесе «Кровавое пятно», в которой Вальгран гримировался под Герна, убийцу лорда Белтама, супруга одной английской леди… Вы, должно быть, слышали об этом деле?

Слышал ли Фандор об этом деле! Фандор окунулся в воспоминания…

Наконец он очнулся, вспомнив, что он в комнате не один.

Бонардэн заканчивал говорить. Журналист, сделав вид, что он старается что-то вспомнить, спросил:

— Я действительно что-то смутно припоминаю об истории с актером Вальграном, которая произошла с ним после представления в Летнем театре пьесы «Кровавое пятно», где он в своем гриме был поразительно похож на убийцу Герна. Вы можете мне напомнить, что же там в точности произошло?

Бонардэн только ждал, чтобы поболтать: он рассказал Фандору все, что знал об этой трагедии.

— …Вы, наверное, после уже никогда не видели Вальграна?

— Нет, — ответил актер, весь во власти переживаемых им воспоминаний, — я увидел Вальграна на третий день после премьеры спектакля, но какого Вальграна! Вальграна, не похожего на себя! Он выглядел ужасно подавленным, растерянным, жалким! Его вид вызвал у нас изумление, а общение с ним привело нас в отчаяние… Ах, господин Фандор, для вас, журналистов, это была бы отличная тема для статьи!

— Боже мой! — пробормотал Фандор, силясь вымучить из себя улыбку, так как он тоже, хотя, возможно, по другим причинам, был взволнован рассказом актера. — Продолжайте, пожалуйста, вы очень заинтриговали меня, что же произошло с Вальграном?

— Вальгран сошел с ума, месье! Он стал сумасшедшим или, точнее говоря, слабоумным, идиотом! Без всякого сомнения, наш несчастный товарищ, переутомленный работой, сраженный усталостью, внезапно потерял рассудок… Вальгран вернулся в театр спустя три дня, в течение которых он был неизвестно где. Он механически направился в свою уборную, правда, не сразу найдя нужную дверь. Вальгран не узнавал больше нашего друга Альбертикса, с которым он был тесно знаком; сначала подумали, что он разыгрывает нас, но, когда он прошел, прямой, как палка, мимо Альбертикса, не глянув даже в его сторону, мы все поняли! Я встретился потом с Вальграном, и он со слезами на глазах, дрожа, словно отдавая себе отчет, в каком ужасном он находится состоянии, признался мне: «Я не помню не единого слова из своей роли, я не помню ни строчки, я ничего не знаю!» Я, как мог, успокаивал его, старался шуткой подбодрить его, убедить его, что у него всего лишь частичная потеря памяти. Вальгран, развалившись на диване своей уборной и глядя на меня, качал головой. «Как тебя зовут?» — спросил он меня. Не было никакого сомнения, это была потеря памяти, полная потеря памяти. Мы все были удивлены странной походкой, жестами, беспокойным поведением нашего бедного товарища, словно он все время чего-то опасался. Итак, великого артиста не стало… Он заговаривался, перед нами был умалишенный, сумасшедший!

Пока поднимали занавес и шло начало спектакля, я оставался с Вальграном, стараясь добиться от него хоть каких-то объяснений, пытаясь выудить из этого великого ума, отныне потухшего, какое-нибудь воспоминание, какую-нибудь деталь, которая могла бы пролить свет на происшедшую с ним перемену. Вальгран сказал мне: «Видишь ли, Бонардэн, я заболел; в тот вечер, когда я покинул театр, я вернулся домой, весь разбитый от усталости, потом, внезапно, на рассвете я проснулся… Я пошел бродить по улицам… Где? Я не знаю! Долго ли? Мне это неизвестно! Сколько времени я отсутствовал?» — «Три дня,» — ответил я. «Три дня, — воскликнул Вальгран, проведя рукой по лбу, — это невозможно!» Потом вдруг его лицо исказилось, он с вытаращенными глазами оглядывался по сторонам. «Где Шарло?» — спросил он меня. Шарло был его костюмером. Внезапно, когда он задал вопрос, мне пришла в голову мысль, что бравый малый также не появлялся с тех пор, как исчез его хозяин! Я не хотел ничего говорить Вальграну, боясь усугубить его состояние, и посоветовал своему старому другу подождать меня до конца спектакля и позволить мне проводить его домой. Я пообещал ему, что не оставлю его одного, что вызову врачей, короче, постараюсь сделать все возможное для него. Вальгран согласился. В этот момент я вынужден был его покинуть, так как меня позвал режиссер, наступала моя очередь выходить на сцену.

Когда я вновь поднялся в уборную, Вальгран уже исчез. В театре его не нашли, и с тех пор мы его не видели.

— Печальная история, — подвел итог Фандор.

Бонардэн продолжал:

— Но мы узнали, по-видимому, правду о том, что случилось.

— Серьезно? — спросил заинтересованный журналист.

— Дело не было предано огласке, оно прошло почти незамеченным, я предполагаю, что полиция, либо из-за уважения к памяти нашего великого актера, либо из-за того, что ее поиски оказались безрезультатными, предпочла хранить молчание; но случилось вот что: только Вальгран исчез во второй раз, на этот раз окончательно, как в одном заброшенном доме по улице Месье, что возле бульвара Араго, полиция обнаружила труп убитого мужчины; тело легко опознали, это был Шарло, костюмер Вальграна! Как он там оказался?

Дом был без консьержа; владелец дома, старик, проживающий в деревне, ничего не знал, что могло бы пролить свет на случившееся, таким образом, дело были вынуждены закрыть.

— Ну и какой же вы сделали вывод? — спросил Фандор.

— Вывод? — переспросил актер, несколько удивленный вопросом. — Он напрашивался сам собой! Вальгран убил своего костюмера… Почему?.. По причине, оставшейся для нас неизвестной. Затем, придя в ужас от содеянного, он потерял разум.

— Да, да, — пробормотал Фандор, слегка сбитый с толку этим предположением, которого он не ожидал.

На самом деле, журналист, с интересом следивший за рассказом актера, был далек от того, чтобы делать из этого дела подобные заключения. Фандор никогда до сих пор не представлял, что можно интерпретировать таким образом не только убийство костюмера, но и исчезновение актера. Только сейчас, услыхав такое умозаключение, он увидел, насколько логично и правдиво смотрится оно со стороны.

В действительности оно не могло быть верным, так как Герн, убийца лорда Белтама, возможно — Фандор убеждался в этом все больше и больше — Фантомас, подстроил так, что вместо него гильотинировали Вальграна, в этом не оставалось уже никаких сомнений.

Итак, Вальгран, вернувшийся в Летний театр три дня спустя после казни, был не настоящий Вальгран, поскольку тот уже умер, а преступник Герн, Герн-Фантомас, который занял место актера. Ведь если бы исчезновение Вальграна совпало с казнью Герна, то это могло бы вызвать подозрения!

Герн-Фантомас должен был, таким образом, показать, что Вальгран жив, нескольким свидетелем, которые могли бы в случае чего подтвердить, что они видели Вальграна после казни Герна, а следовательно, отвести предположения, что Вальграна убили вместо Герна.

Но Вальгран был актером. Герн-Фантомас им не был! По крайней мере, не обладал, несмотря на свою поразительную ловкость и изобретательность, навыками актера в той степени, чтобы решиться заменить на подмостках известного и признанного трагика.

— Это все? — спросил Фандор.

— Нет, — сказал Бонардэн, — Вальгран был женат, у него была семья, в которой подрастал сын.

Примерно год спустя после этой грустной истории, ко мне зашла госпожа Вальгран, которая, будучи проездом в Париже, явилась, чтобы получить деньги, оставленные ее мужем.

Госпожа Вальгран долго беседовала со мной, и я подробно рассказал ей обо всем, что имел честью только что изложить вам. По правде сказать, мне показалось, что она, не знаю, по каким мотивам, с недоверием отнеслась к моим словам.

Не то чтобы госпожа Вальгран подвергла сомнению те факты, которые я ей изложил, но она просто все время повторяла: «Это неестественно с его стороны, я знаю Вальграна, это было не в его характере!» Но я так и не смог уточнить, что она хотела этим сказать.

Прошло несколько недель после этого визита, и я вновь встретился с госпожой Вальгран: ее проблемы усложнялись, свидетельства о смерти ее супруга не было, поверенные ссылались на «факт отсутствия, но не смерти», она не могла получить ни одного гроша с наследства, хотя было известно, что Вальгран оставил приличное состояние и что это состояние, в деньгах и ценных бумагах, лежит то ли в банке, то ли у нотариуса. Вы же знаете, господин Фандор, что в таких делах, как улаживание счетов, получение наследства, завещания, сам черт голову сломит…

— Это точно.

Бонардэн продолжал:

— Надо предполагать, что дело это представляло огромную важность для госпожи Вальгран, так как она отказалась от крупных контрактов за границей и осела в Париже, живя на накопленные ею средства. Смелая женщина — она была действительно честный и замечательный во всех отношениях человек — преследовала двойную цель: добиться наследства для ее сына, маленького Рене, который находился у кормилицы в окрестностях Парижа, а также докопаться до разгадки судьбы своего мужа.

Возможно, вдова моего друга тешила себя надеждой, что ее муж не был виновен в убийстве костюмера, что он, может быть, не умер, что его безумие пройдет, если его когда-нибудь найдут и затем вылечат. Актриса — поскольку госпожа Вальгран также была актрисой — успокаивала себя иллюзиями… Шесть или семь месяцев назад, когда я не вспоминал уже об этих событиях, я случайно столкнулся с госпожой Вальгран нос к носу на одном из бульваров. Я с трудом узнал ее. Передо мной стояла не прелестная парижанка, какой я знал супругу нашего друга, а совершенно другая женщина: волосы у нее были грязные, взлохмаченные, на ней висела простая одежда, короче говоря, вид она имела довольно запущенный. «Добрый день, мадам Вальгран» — воскликнул я, протягивая к ней руки. Она жестом остановила меня: Тише, — шепнула она, — больше госпожи Вальгран не существует, сейчас я просто компаньонка.»

— К кому же вошла Вальгран в качестве компаньонки?

— К одной англичанке, по-моему, я не припоминаю ее имени…

Фандор не настаивал. Его интересовало другое:

— Госпожа Вальгран, наверное, хотела, чтобы другие не знали об ее настоящей фамилии? Вы не помните, как она попросила себя называть?

— Да, помню… Она сказала мне: зовите меня мадам Раймон.

Фандор подскочил.

— Ах, я так и знал! — не сдержавшись, воскликнул он.

— Что? — спросил сбитый с толку Бонардэн.

— Нет, ничего, — уже спокойным голосом ответил журналист.

Глава XXVII Госпожа настоятельница

— Мне нужна госпожа настоятельница!

Дверь, к которой была приделана пружина, закрылась сама собой за спиной Фандора, и он очутился во внутреннем дворике монастыря. Перед ним стояла сестра-привратница монастыря и испуганно смотрела на нежданного посетителя.

Журналист настойчиво повторил:

— Могу ли я видеть госпожу настоятельницу?

— Но, месье… Да… То есть, нет… Я не думаю…

Добрейшая монахиня ходила взад-вперед, не зная, какое решение ей следует принять. Вдруг, решившись, она показала на коридор и, посторонившись, чтобы пропустить журналиста, быстро произнесла:

— Пожалуйста, пройдите сюда, месье, и подождите немного.

Фандор, выйдя из дома Бонардэна, решил, не откладывая на потом, исполнить поручение, возложенное на него актером, пострадавшим от руки Жюва.

Бонардэн помнил о любезном приеме и помощи, оказанной ему монахинями, когда его, раненного, принесли в монастырь. Будучи тогда не в состоянии их поблагодарить, он попросил Фандора при первой возможности сделать это от его имени и передать монастырю на нужды бедных пятьдесят франков.

Дверь приемной монастыря вновь открылась и, бесшумно скользнув по полу одеждой, в комнате появилась монахиня. Она приветствовала Фандора едва уловимым наклоном головы, в то время как Фандор с почтительностью склонился перед ней.

— Я имею честь разговаривать с госпожой настоятельницей?

— Наша мать-настоятельница извиняется, — тихим голосом сказала монахиня, — что не может в данный момент принять вас; я заменяю ее, месье, я сестра, отвечающая за монастырское имущество.

«Прямо в точку» — подумал Фандор…

Монахиня продолжала:

— Но не вы ли, месье, были вчера здесь, когда произошел этот… это несчастье…

— Я принес вам новости, сестра моя…

Монахиня переплела пальцы рук:

— Я надеюсь, они добрые? Как он себя чувствует, этот бедный молодой человек?

— Лучше не может быть, — быстро ответил Фандор, — кроме того, что его рана оказалась не очень серьезной, он получил отличный уход. Врачи без труда извлекли пулю из его тела.

— Я буду благодарить святого Коему, покровителя хирургов, — пробормотала сестра-монахиня, — а убийца, что ему сделали? Я предполагаю, он будет наказан?

Фандор улыбнулся:

— Убийцу, сестра моя, скорее самого можно назвать жертвой! Произошла чудовищная ошибка, стечение обстоятельств; как исключение, в этом деле виновный оказался очень порядочным человеком.

На монахиню нашло новое вдохновение:

— Я буду молиться святому Иву, покровителю адвокатов, чтобы он помог выбраться ему из этого дела!

— Право же, — воскликнул Фандор, — поскольку, сестра моя, столько святых в вашем распоряжении, вы, может быть, укажете мне одного, который мог бы помочь полиции в борьбе с преступниками.

Монахиня разгадала намерения журналиста, это была умная женщина, не лишенная чувства юмора и понимающая шутку; она быстро ответила:

— В таком случае вы могли бы обратиться к святому Георгию, покровителю воинов!..

И, вновь посерьезнев, соблюдая сдержанность, которую ей предписывала ее одежда, сестра-монахиня подвела итог беседе:

— Наша матушка-настоятельница будет очень тронута, когда узнает о вашем любезном посещении нашего монастыря…

— Позвольте, сестра моя, — прервал ее Фандор, — моя миссия еще не закончена и…

Журналист аккуратно положил перед ней две голубые купюры.

— Это, — заявил он, — от имени господина Бонардэна, на нужды бедных…

Монахиня рассыпалась в благодарностях и, глянув с хитринкой в глазах на Фандора, произнесла:

— Вы, наверное, улыбнетесь, месье, если я вам скажу, что буду за это благодарить святого Мартина, покровителя милосердных людей… во всяком случае, я сделаю это от всего сердца!

Фандор извинился за то, что так долго задержал свою собеседницу.

— По-моему, вас зовет колокол, сестра моя, — сказал он.

Та утвердительно кивнула:

— В самом деле, наступило время вечерни.

Фандор в сопровождении монахини выходил из приемной монастыря и, оставив по правую от себя сторону внутренний дворик, подходил к двери, выходящей на улицу.

Сестра-привратница уже собиралась открыть ему дверь, когда журналист вдруг застыл на месте. Шагая друг за другом размеренным шагом, представительницы общины медленно и спокойно пересекали двор, чтобы направиться вглубь сада, где над густыми зелеными деревьями возвышалась небольшая колоколенка часовни.

Фандор, забыв о всяком такте, неподвижно стоял, наблюдая за монахинями, по крайней мере за одной из них.

Сестра-экономка стояла по-прежнему рядом с ним.

— Сестра моя, — лихорадочно спросил он у нее, не пытаясь даже скрыть дрожь в голосе, — скажите мне, кто эта монахиня, которая идет впереди остальных?

— Впереди, месье?

— Впереди, сестра моя…

— Монахиня, о которой вы говорите, месье, это наша святая матушка-настоятельница!..

Фандору повезло найти такси сразу, как только он вышел из монастыря. Наморщив лоб, журналист так глубоко погрузился в свои мысли, что в момент, когда такси затормозило на улице Бонапарт, он с удивлением огляделся по сторонам.

— Куда я попросил вас отвезти меня? — спросил он у водителя. Последний, удивившись, с сочувствием посмотрел на своего клиента:

— Как куда! По адресу, который вы мне дали, не я же его выдумал, в конце концов?..

Фандор не ответил и рассчитался с водителем.

«Это Провидение! — думал он. — Я, наверное, хотел встретиться с Бонардэном, чтоб сообщить ему об исполнении его поручения, но, в действительности, я должен бы немедленно увидеть Жюва после всего того, что узнал в монастыре.

Не раз я замечал, как невозможное становится реальностью…»

Журналист продолжал стоять с опущенной головой посередине тротуара, мысли его затерялись в воспоминаниях, и он, казалось, совсем не замечал толчки задевающих его прохожих.

— Ну и ну! — громко крикнул Фандор, когда один, очень грубый прохожий столкнул его с тротуара на проезжую часть улицы. — Что я здесь потерял, на улице? Мечтаю, вместо того, чтобы бежать предупредить Жюва!

Фандор бросился к дому полицейского, но на третьем этаже приостановился.

«По правде говоря, — подумал он, — кого я здесь найду? Если верить газетам, Жюв под арестом. Ерунда! Инстинкт подсказывает мне, что Жюв здесь, а инстинкт иногда вещь более проницательная, чем разум…»

Фандор вошел в квартиру и направился прямо к кабинету Жюва. Там никого не было; журналист заглянул в соседнюю гостиную, зашел в столовую… никого! Фандор глубоко вздохнул, затем с улыбкой на губах громко заявил:

— Дорогой Жюв, с тех пор, как я имел удовольствие видеть вас в последний раз, у меня появилось немало новостей для вас, поэтому будьте так добры принять меня, у меня есть, что вам сказать.

После этого обращения в пустоту Фандор прошелся по кабинету полицейского и уселся в кресло. Фандор, казалось, был абсолютно уверен, что друг его услышал.

…И он не ошибся!

Действительно, спустя пару секунд, подняв портьеру, за которой скрывался потайной вход в рабочий кабинет, в комнате появился Жюв и с удивленным видом заметил:

— Ты так уверенно говоришь, малыш, словно ты знал наверняка, что я здесь нахожусь, это просто поразительно…

— Но еще поразительнее, дорогой мой Жюв, найти человека в его доме, который, как вещает вся пресса, уже более двух суток валяется на сырой соломе в тюремной камере.

— У, чертяка! — воскликнул Жюв, горячо сжимая руку, которую протягивал ему молодой человек. — Решительно ты не слишком глуп… Что ты думаешь о моей идее?

— Она замечательна, — быстро ответил Фандор, — тем более, что красавица Жозефина своими глазами видела, как вас уводили в тюрьму в наручниках.

— Все поверили в это, не так ли?

— Все, — заявил Фандор.

— А как ты догадался, что я здесь? Меня могло и не быть дома?

— Я почувствовал запах ваших вечных сигар, мой генерал, вас выдал табак! Запах горящей сигареты легко отличить от дурного запаха потухших сигарет… Когда имеешь нюх!

— Отлично, Фандор, отлично! Хорошее замечание с твоей стороны. Кстати, скрути себя тоже сигарету, и мы поболтаем. У тебя есть новости?

— Да, и еще какие…

Фандор рассказал Жюву, который серьезно и внимательно слушал друга, о разговоре с Бонардэном, об актере Вальгране. Он сказал инспектору, кто такая на самом деле госпожа Раймон.

— Еще одна загадка, которую нужно нам прояснить, Фандор, но мы разгадаем ее, ты знаешь мое мнение, одно время я предполагал, что Жозефина ведет двойную игру. Ты не слушаешь меня Фандор? Тебя это больше не интересует?

Фандор резко встал с кресла, подошел к полицейскому и, положив ему руки на плечи, сказал, глядя прямо в глаза:

— Нет, Жюв, меня это больше не интересует! И я объясню вам почему: леди Белтам не умерла, я только что ее видел, я ее видел своими собственными глазами так, как сейчас вижу вас…

— Ты не ошибаешься?

— Это такая же правда, как и то, что меня зовут Фандор. Настоятельница Ножанского монастыря, это — леди Белтам.

Глава XXVIII Старый паралитик

В конце улицы Ром Фандор остановился.

«В конце концов, — размышлял он, — может быть, я совершаю глупость? К чему эта подозрительная фраза:

«Приходите, если вас интересует дело леди Б. и Ф.» Леди Б… это леди Белтам, а Ф… это Фантомас!

Возможно, это письмо послано просто-напросто для того, чтобы заманить меня в ловушку?

Ах, если бы я мог посоветоваться с Жювом!»

Но вот уже две недели как Жером Фандор не видел Жюва! Он несколько раз заходил в Сыскную полицию, домой к инспектору, но не находил его. Жюв исчез!

«Если бы я только мог встретиться с Жювом! Он, по крайней мере, сказал бы, идти мне или нет по приглашению этого Маона…»

Фандор вновь двинулся в путь и вышел на бульвар Перер.

«Ничего, я не дам себя запугать…»

Фандор остановился перед довольно красивым домом, стоящим на бульваре Северный Перер. Он решительно толкнул входную дверь, прошел через вестибюль и задержался возле комнаты консьержки:

— Пожалуйста, мадам?

— Месье?

— У меня к вам один вопрос, у вас проживает здесь один жилец, по фамилии Маон?

— Господин Маон? Конечно, на шестом этаже, дверь направо.

— Благодарю, мадам, я хотел бы узнать кое-что о нем… Я пришел… я пришел, чтобы предложить ему подписать договор на страхование… и желал бы узнать, мадам, какая примерная стоимость обстановки его квартиры, что это за человек, этот господин Маон, сколько ему лет, примерно, разумеется?

— Боже мой, месье, на эти вопросы легко ответить. Господин Маон живет у нас недавно. По-видимому, он не богат… Впрочем, мне кажется, это бывший кавалерийский офицер.

— Да, это так, — поддакнул Фандор.

— Во всяком случае, это очаровательный мужчина, идеальный жилец… Он инвалид, его обе ноги почти полностью парализованы. По-моему, он никогда не выходит из дому, и потом, он никого не принимает.

Фандор принялся горячо благодарить:

— Мадам, вы были очень любезны!

— Что вы, что вы, месье, не за что…

Жером Фандор позвонил в дверь, на которую ему указала консьержка. В ответ он с удивлением услышал странный шум, словно что-то мягко катилось по полу…

«А, понятно, — сказал он про себя, — этот несчастный, наверное, едет в своем кресле на колесах.»

Жером Фандор не ошибся. Когда дверь открылась, он увидел перед собой сидящего в инвалидной коляске благовоспитанного старика, который любезно приветствовал его:

— Господин Фандор?

— Он самый, месье!

Господин Маон отъехал на кресле назад, жестом приглашая Фандора пройти в комнату.

На пороге комнаты Жером Фандор замешкался. Неожиданно за его спиной раздался знакомый голос:

— Да входи же, осел ты этакий!

— Жюв! Жюв!

— Ну конечно, старина.

— Ну и ну!

— Скажи после этого, что я не умею гримироваться!

— Но что за комедию вы разыгрываете здесь? К чему это ярко освещенная комната?

— Почему я жгу много электричества? — переспросил Жюв. — По-моему, ты должен догадаться, почему я так поступаю…

Жюв, вскочив с кресла, сделал, разминаясь, несколько движений.

Ошеломление Фандора его чрезвычайно забавляло:

— Не хочет ли господин присесть. Мне же, ты понимаешь, хочется немного постоять. Так как целый день я вынужден играть старого паралитика-отставника, я не буду против того, чтобы немного размяться.

— Но, в конце концов, Жюв?

— Что ты хочешь знать, наконец? Ладно, слушай! Вот честное повествование моих скромных приключений: …Когда ты пришел ко мне с известием, что ты встретил леди Белтам, что эта женщина, которую я считал мертвой, жива и что я в очередной раз промахнулся с делом Фантомаса, признаюсь тебе честно, я чуть не сошел с ума! Конечно, я не выставил напоказ свои чувства, вопрос честолюбия, мой дорогой, но я был взбешен! След был потерян, нужно было во что бы то ни стало зацепиться за что-нибудь новое.

— Это верно…

— Хорошо! Итак, я решил подобраться с другого конца. На следующий день после попытки убийства Диксона, я, предосторожности ради, оставил трех моих лучших инспекторов следить за этим американцем. Не потому, что я не доверял ему, но просто у меня появилась мысль, что этот тип, как бы это странно ни показалось, еще сильнее втюрится в прекрасную Жозефину. Все мужчины, мой дорогой, настоящие глупцы, если не сказать хуже! Благодаря Жозефине его чуть не придушили, но я дал бы девяносто девять шансов из ста, что Диксон вновь захочет увидеть свою очаровательную возлюбленную… И вот, готово, одним прекрасным утром мой Мишель является ко мне с ценными сведениями.

Диксон вновь встретился с Жозефиной, точнее, Жозефина приехала к Диксону, возможно, с целью оправдаться в его глазах. Ну, а потом была сыграна классическая комедия…

— Какая комедия?

— Ну как же! Слезы, предложения восстановить дружбу, растроганные сердца и т. п., история закончилась тем, что можно было предвидеть заранее. Мишель утверждал, что Жозефина согласилась стать любовницей Диксона и что последний готов содержать ее в роскоши…

— Черт возьми!

— Но этому нечего удивляться, все вполне естественно! Мишель, разумеется, устроил так, чтобы узнать все полезные подробности, он смог достать мне адрес квартиры, в которой отныне собиралась проживать Жозефина, уже не как известная кокетка, а как обычная домохозяйка, регулярно принимающая своего прекрасного друга… Ты схватываешь суть?

— Давайте, давайте дальше, Жюв!

— Черт, какой же ты нетерпеливый! Эта квартира, малыш, расположена в доме номер 33-тер по бульвару Южный Перер, то есть по правую сторону от железной дороги, на пятом этаже… Здесь мы находимся в доме 24-бис по бульвару Северный Перер, по левую сторону от железнодорожных путей, и как раз напротив…

— Квартира Жозефины, — продолжил вместо друга Фандор…

— Совершенно точно!

— То есть вы здесь, чтобы следить за Жозефиной?

— Нет, — смеясь ответил Жюв, — не забывай, что Жюва здесь нет, в этой квартире живет старый господин Маон, бывший кавалерийский офицер.

— Да, но…

— Но что?

— Чем занимается этот старик Маон?

— Чем? Ты сейчас увидишь, малыш. Мне не следует оставаться слишком долго в этой комнате, это может удивить моих соседей, которые начинают узнавать привычки бедного скучающего старика…

И, улыбаясь, Жюв продолжал:

— Я не буду обращать на тебя внимания, идет? Словно тебя здесь нет? Итак, наблюдай за представлением!

Жюв вновь устроился в своей коляске, натянул тяжелый плед на ноги… его живое лицо вдруг преобразилось, потеряв свое насмешливое выражение: в кресле вновь сидел старик!

— Мой милый друг, — прогнусавил он, — не могли бы вы открыть мне дверь?

Фандор, смеясь, выполнил его просьбу, и Жюв, толкая резиновые колеса своей коляски, покатился к освещенной комнате, которую при входе заметил Фандор.

— Вы видите, мой милый друг, — продолжал Жюв, здесь я чувствую себя прекрасно… Здесь много воздуха, я всегда оставляю окно открытым и благодаря этой открытой террасе, на которую я люблю выезжать, я чувствую себя так, словно я гуляю на улице…

— Да, — откликнулся Фандор, — но дорогой господин Маон, вы не опасаетесь за свой ревматизм?

— Я еще не то видывал на войне!

Жюв и Фандор были действительно склонны к ребячеству и очень удивили бы своим поведением тех людей, которые не понимают, что мужество и веселый нрав очень часто идут бок о бок.

— Пожалуйста, дорогой мой друг, — продолжал Жюв, — возьмите книгу, что лежит на столе, и почитайте мне немного вслух. Ах, да, вы были бы очень любезны, если бы передали мне вот эту подзорную трубу.

Только Жером Фандор удовлетворил просьбу полицейского, как тот навел подзорную трубу в направлении ворот Майо.

— Мадемуазель Жозефина, — тихо произнес он, — очень старательно обрабатывает свои ногти… Она водит по ним подушечкой для полировки ногтей.

— Что это, — вмешался Фандор, — плод вашей фантазии?

— Фантазии? Но я говорю вам то, что действительно происходит в данный момент в комнате Жозефины.

— Как вы можете это знать? Вы смотрите не на дом напротив, а в конец бульвара?

Жюв положил на колени свою подзорную трубу. Не выдержав, он расхохотался.

— Ладно, — сказал он, — не буду больше томить тебя. Я ждал от тебя этого замечания. Но, осел ты этакий, ты не видишь, как сделана эта подзорная труба. Посмотри, эти линзы на конце трубы лишь для виду, а внутри ее есть целая система призм. Дружище Фандор, с помощью этой подзорной трубы можно наблюдать не то, что находится напротив тебя, а то, что в стороне. Другими словами, когда я навожу трубу на конец бульвара Перер, я вижу на самом деле дом напротив!

Фандору оставалось только преклониться перед очередным ловким изобретением своего друга. Жюв, правда, не дал ему времени поздравить себя с этим фокусом с трубой. Он вновь огорошил журналиста другим вопросом:

— Скажите мне, дорогой мой, вы милитарист?

— Простите?

— Я вас спрашиваю, нравится ли вам армия?

— Но, господин Маон…

— Дело в том, что два солдата, которых вы можете заметить внизу на улице, собираются…

— Зайти к вам? — уточнил Фандор.

— Откуда ты знаешь?

— От вашей консьержки!

— Ты что, у нее брал интервью?

— Черт возьми! Я вытянул из нее кое-что об очаровательном господине Маоне.

Сейчас смеялся уже Жюв:

— Ах ты, дьявол!

Мягким движением Фандор, по просьбе полицейского, откатил инвалидную коляску и закрыл окно.

— Понимаешь, — объяснил Жюв, — для моих соседей нет ничего странного, что меня посещают друзья-военные, но я не склонен к тому, чтобы третьи лица услышали то, о чем те будут со мной беседовать.

В дверь позвонили.

— Иди, открой, Фандор, я останусь в своем кресле…

Двое солдат, которых Фандор провел в комнату, сердечно пожали Жюву руку и присели на стулья напротив него.

Им уже не надо было соблюдать соответствующее для солдат поведение, они находились среди друзей и вели себя раскованно.

Смеясь, Жюв смотрел на Фандора:

— Не кажется ли тебе, что форма им очень идет? Ты узнаешь Мишеля и Леона?

— О, разумеется, — также улыбаясь, ответил Фандор, — но к чему этот маскарад?

— Это, — возразил Жюв, — лучший костюм для более или менее длительной слежки. Обычно люди не обращают внимания на солдатскую форму, потому что солдат сейчас полно на улицах, и, с другой стороны, трудно узнать гражданского, который неожиданно для других надел военную форму… Но хватит болтать. Что у вас нового, Мишель?

— Шеф, серьезные новости.

— Так, что именно?

— Шеф, согласно вашим распоряжениям, поскольку отпала необходимость следить за объектом, именуемым Жозефиной, мы принялись неотступно наблюдать за настоятельницей Ножанского монастыря.

— Итак, есть какой-нибудь след? — перебил Жюв.

— Да, шеф, есть след и организована слежка.

— Отлично, что вы узнали из этой слежки?

— Следующее, шеф: каждую неделю, во вторник вечером, настоятельница монастыря покидает Ножан и уезжает в Париж.

Жюв резко вздрогнул.

— Куда же именно?

— В одно из отделений своего монастыря, бульвар Журдан.

— Дом номер 180?

— Да, шеф… вы знали?

— Нет, — холодно ответил Жюв. — Продолжайте, Мишель. Чем она занимается в этом филиале?

— Шеф, там живет четыре или пять монахинь.

— Отлично, дальше?

— Так вот, шеф, настоятельница приезжает во вторник вечером, проводит ночь в этом филиале монастыря и на следующий день, то есть в среду, возвращается в Ножан около часа дня. Возможно, она приезжает в филиал, чтобы отдать кое-какие распоряжения… Во всяком случае, мы, Леон и я, проверили, она никого не принимала и никто не приходил спрашивать о ней.

Казалось, Жюв остался недоволен докладом своего подчиненного.

— И вы больше ничего не узнали?

— Нет, шеф.

— Ваше донесение можно свести, таким образом, к следующему, Мишель: настоятельница проводит каждую неделю одну ночь на бульваре Журдан.

— Да, шеф.

Жюв замолчал, о чем-то задумавшись.

Полицейский Мишель спросил его:

— Нужно ли продолжать слежку, шеф?

— Слежку? — переспросил Жюв немного странным голосом. — Пожалуй, нет, не стоит больше. Мишель, возвращайтесь в префектуру и поступайте в распоряжение господина Авара. Вы ему скажете, что в данный момент вы мне не нужны…

Закончив свою миссию, оба солдата откланялись.

— Итак, Жюв?

— Итак, Фандор?

— Какой вывод вы можете сделать из полученного донесения?

Жюв пожал плечами:

— Что Мишель болван…

— Но…

— Не может быть никаких но, Фандор, это я тебе говорю. Настоятельница… леди Белтам для нас двоих, проводит ночь в доме номер 180 по бульвару Журдан! Вот все, что этот агент смог обнаружить! Действительно, ценные сведения…

— Но что случилось? О чем вы догадываетесь, Жюв?

— Хе-хе, я не догадываюсь, я знаю! Пойми, Фандор, дом номер 180 по бульвару Журдан — это дом, который не позволено не знать полиции. Двадцать лет назад там произошел скандал, наделавший шуму на весь свет! Впрочем, неважно, в чем там было дело.

Главное, что я запомнил, дом имеет два выхода — один на бульвар Журдан, а другой — на подобие пустыря, ведущего к оборонительным сооружениям. Два выхода, ты понимаешь, что это означает, Фандор?

— По-вашему, леди Белтам не остается на бульваре Журдан!

— Черт возьми! И больше всего меня бесит то, что такому полицейскому, как Мишель, даже не пришла в голову мысль, что дом по бульвару Журдан — всего лишь место, где леди Белтам переодевается, чтобы отправиться на другое свидание.

— Почему же вы в таком случае не приказали Мишелю следить за этим потайным выходом?

Жюв покачал головой.

— Я поостерегся делать это, — сказал он, — так как в такой деликатной операции я предпочитаю доверять только самому себе.

Фандор задумался:

— Послушайте, Жюв, я, может, скажу глупость, но, по-моему, мы сейчас крайне заинтересованы в том, чтобы проследить за особняком в Нейи…

— Ты говоришь глупость? Эх, Фандор, мне кажется, совсем напротив, ты становишься настоящим полицейским…

Глава XXIX Через окно

«Какой смелый мальчик! Поистине во всем можно положиться на него. Он не обижается на шутки и всегда готов к самым опасным приключениям… Ах, такая дружба встречается редко, но она тем более бесценна…»

Фандор только что ушел от Жюва, и последний не мог не разволноваться, размышляя о преданности своего друга-журналиста.

«Так как, в конце концов, — думал он, — Фандор никогда не боится быть замешанным в самые разнообразные интриги полиции, рисковать всем и вся, ввязываться в самые опасные дела не только ради того, чтобы его „Капиталь“ была самой информированной газетой в мире, но и потому, что он не хочет оставлять меня один на один с Фантомасом.»

Жюв облокотился в своем кресле, и его взгляд машинально упал на дом, где проживала Жозефина.

«Если бы я еще мог в точности узнать, что происходит в доме напротив, я был бы сегодня совсем доволен!»

Жюв вооружился подзорной трубой, навел ее в направлении ворот Майо и таким образом, как он объяснил Фандору, мог ни на минуту не упускать — еще было достаточно светло — движения Жозефины, сидящей в квартире напротив его дома.

Вдруг Жюв заворочался в своем кресле.

«Ага! Наверняка кто-то позвонил в дверь, она выходит из комнаты и идет, если верить тому плану ее квартиры, что я раздобыл, к входной двери…»

Прошла минута. В комнатах, расположенных в передней части дома, никого не было. Жюв не ошибся: Жозефина, должно быть, принимала гостей.

Прошло еще несколько минут. Из тучи, висевшей над городом, полил проливной дождь. Когда Жюв вновь взглянул в трубу, он не смог сдержать вздох страшного удивления.

«Черт возьми! Ах, если бы только он мог обернуться!.. Этот чертов дождь мешает мне рассмотреть его получше… Однако рост этого типа, его жесты, да, да! И потом, судя по тому, как Жозефина с ним разговаривает… Уже это может рассеять мои сомнения…

Я почти уверен… Ах, скотина, повернешься ли ты когда-нибудь! Так, он поставил чемодан на стул, на чемодане должны быть написаны его инициалы, но с этого расстояния я, конечно, ничего не прочитаю… Значит, он уезжает? Хотя можно было ожидать его появление у Жозефины, все-таки это переходит все границы… Это невероятно… Лупар меня не удивил бы здесь, но он, он!..

Конечно же, это он! Это Шалек! Но, кажется, Жозефина хорошо его знает… Боже мой! Боже мой! Что же делать?»

Жюв внезапно покинул свой наблюдательный пост. С силой толкнутое им кресло покатилось вглубь квартиры. Жюв схватил трубку телефонного аппарата.

— Алло! Дайте мне префектуру… Да, мадемуазель… Алло, алло… Префектура? Говорит Жюв… Пошлите немедленно инспекторов Леона и Мишеля к дому 33-тер по бульвару Южный Перер. Никаких инструкций, кроме как ждать у выхода из этого дома и арестовать лиц, которых они знают под номерами 14 и 15… Понятно?

Жюв положил трубку и вернулся к своему наблюдательному посту, где, взяв в руки подзорную трубу, продолжил следить за тем, что происходит в доме Жозефины.

«Ого, оживленная у них беседа, у этих двоих, по-видимому, происходит серьезный разговор, интересно, о чем они говорят? А Леон и Мишель все еще не пришли! Нет, я несправедлив, им нужно дать время, чтобы добраться сюда из префектуры… Ах, проклятье, я этого боялся, Шалек уходит…»

Жюв секунду сомневался. Что делать? Спуститься, сбежать по лестнице, мчаться к бульвару Перер и попытаться схватить бандита? Невозможно! За это время Шалек сто раз успеет скрыться!

Жюв, правда, успокаивал себя.

«К счастью, он оставил свой чемодан… Значит, он должен вернуться… Да, он оставил свой чемодан и, по-моему, даже свою трость, которая лежит на стуле…»

Бессильный что-либо сделать, Жюв наблюдал, как Шалек появился внизу, у подъезда дома Жозефины, и начал удаляться от него быстрым шагом… Мучительно вглядываясь вдаль, Жюв взглядом проводил силуэт доктора, пока тот не исчез за углом какого-то дома…

Будет ли у него еще такой прекрасный случай схватить бандита, не потерял ли он сейчас последнюю возможность арестовать его?

«Нет, нет, он должен вернуться, — подбадривал себя Жюв, — иначе он не оставил бы свои вещи. Не надо отчаиваться! Я схвачу рано или поздно этого Шалека, не сегодня, так завтра…»

Жюв уже собирался покинуть свое место, когда вдруг увидел, что Жозефина подняла голову, словно человек, который к чему-то прислушивается, который старается уловить какой-то непонятный и загадочный шум…

«Что там происходит?»

Жюв лихорадочно думал.

«Без всяких сомнений, она что-то услышала. Вместе с тем она вряд ли так скоро ожидает возвращения Шалека…»

Пораженный, Жюв увидел, как Жозефина неожиданно одним прыжком, отскочила к окну комнаты, в которой она находилась.

Девушка неподвижно смотрела перед собой, вытянув руки вперед в жесте отчаяния… Она, казалось, была поражена чем-то ужасным, испуганная, задыхаясь от страха, она дрожала всем телом.

Оставшись на несколько минут неподвижной, она затем, спотыкаясь, начала отходить спиной к окну. Пошатываясь, вся в ужасе, она взобралась на подоконник, продолжая при этом смотреть перед собой вглубь комнаты.

«Боже мой! Боже мой! Что там случилось? Ах, несчастная!»

Жозефина, испустив отчаянный вопль, сделала еще один шаг и ступила в пустоту. Жюв видел, как молодая женщина несколько раз перевернулась в воздухе, и услышал глухой стук ударившегося о землю тела…

Жюв вне себя бросился из комнаты, слетел по лестнице, промчался мимо консьержки, которая едва не свалилась в обморок, увидав прытко бежавшего жильца, до сих пор бывшего парализованным… Жюв свернул на бульвар Перер, бросился к железной дороге и, задыхаясь от быстрого бега, прибежал к месту, где лежала несчастная Жозефина… На шум упавшего тела и крики бедняжки в окнах домов появились люди, и, примчавшись, Жюв увидел вокруг несчастной Жозефины плотное кольцо прохожих… Полицейский, резко расталкивая зевак, добрался до центра круга и присел на колено возле тела. Приложив ухо к груди, он прислушался: мертва?… Нет! Из груди пострадавшей доносился слабый стон, она тихо хрипела… Жюв понял, что благодаря немыслимой случайности Жозефина во время падения, зацепилась за крайние ветви одного из платанов, растущих вдоль бульвара. Это позволило слегка затормозить падение. Жозефина, по-видимому, упала ногами на тротуар, поскольку они были ужасно разбиты, одна рука безжизненно висела, но сама девушка еще дышала…

— Быстро, — приказал Жюв, — фиакр, надо ее отвезти в больницу, быстро! Быстро!..

Глава XXX Дядя и племянник

— Итак, дядя вы решили переехать жить в Нейи?

— Ох-ох, решил! Это твоя тетя находит этот квартал очаровательным. Хотя там действительно будет приятно жить, у нас будет сад… и потом, цена на землю в этом районе обязательно возрастет.

Довольно полный мужчина, раздельно, по слогам, произносивший слово «спекуляция», казалось, говорил о рае земном.

Судя по его внешности, это был мелкий торговец, отошедший от дел и уверовавший в свою неповторимую гениальность.

Рядом с ним сидел молодой человек, которого он называл своим племянником, стройный, элегантный, со светлыми тонкими усами под «трех мушкетеров», молодой служащий универмага, желающий выдать себя за сноба…

— Вы правы, спекуляция землею дело почти беспроигрышное, приносящее вместе с тем ощутимую прибыль… Итак, вы написали привратнику этого особняка с просьбой осмотреть дом?

— Совершенно точно, и он ответил мне, что можно прийти либо сегодня, либо завтра, он покажет мне дом. Вот почему я попросил тебя сопровождать меня, так как, в конце концов, ты единственный наследник моего состояния…

— О, дядя! Поверьте мне…

— Да, да, я знаю…

Трамвай, идущий от бульвара Мадлен, в котором двое мужчин громко беседовали, не обращая внимания на улыбки других пассажиров, притормозил на площади Церкви в Нейи.

— Выходим! Бульвар Инкерман начинается отсюда.

С одышкой, присущей человеку, чья тучность затрудняет любое физическое упражнение, дядя грузно спустился с подножки трамвая.

Более проворный, молодой человек соскочил за ним:

— Довольно много транспорта ходит в Нейи, не правда ли?

— Да, это так…

Через пять минут они приближались к дому леди Белтам, к которому несколько дней назад приходили Жюв и Фандор.

— Видишь, малыш, — громко заявил тучный господин, — особняк не так уж плохо смотрится. По всей видимости, в нем уже давно никто не живет. Но в конце концов может оказаться, что он не потребует большого ремонта!

— Во всяком случае, сад прекрасен.

— Да, сад довольно большой.

— Итак, звоним?

— Да, звони!

Молодой человек нажал на кнопку, и вдалеке раздался звон колокольчика. Скоро появился и привратник, высокий мужчина с длинными бакенбардами, все как положено: совершенный тип слуги из богатого дома.

— Господа пришли осмотреть дом?

— Совершенно верно. Меня зовут господин Дюрю. Это я вам писал…

— Да, месье, я помню.

Привратник провел посетителей в сад, и толстый господин сразу же схватил племянника за руку.

— Ты видишь, Эмиль, — говорил он, шагая по аллее, — это не огромный сад, но, в конце концов, достаточно большой… Перед домом деревьев нет, бульвар Инкерман хорошо виден из всех окон…

Привратник, шагавший за двумя посетителями, прервал восторг будущего хозяина имения:

— Может быть, господа желают осмотреть дом?

— Ну конечно, конечно!

Привратник провел своих гостей по ступенькам широкого подъезда к главному входу:

— Вот передняя, господа, слева — буфетная, кухня, справа — столовая, прямо перед вами малая гостиная, дальше расположена большая гостиная, наконец, здесь вы видите винтовую лестницу, ведущую на второй этаж… Надеюсь, господа, не обращают внимания на внутреннее состояние дома, в нем уже давно никто не живет…

— Да, да… А кому принадлежит это жилище?

— Леди Белтам, месье.

— Она здесь не живет?

— Она здесь больше не живет, месье. Леди Белтам находится в длительном путешествии… из-за своего здоровья… Неизвестно, когда она вернется, поэтому этот особняк продают…

По-прежнему без лишних слов и с не очень довольным видом слуга вел сейчас визитеров на второй этаж.

— В доме только одна лестница? — спросил тучный господин.

— Да, только одна лестница.

— Отлично, отлично…

Дойдя до вершины лестницы, дядя нагнулся к племяннику:

— Ты знаешь, мне здесь очень нравится…

— Да, очаровательный домик, — сказал племянник.

— Только какой ремонт предстоит!

И, поворачиваясь к привратнику, тучный господин спросил:

— Отчего здесь такая необычная сырость? Мы далеко от Сены, бульвар Инкерман проветривается хорошо, сад не очень тенистый…

— Господин сейчас увидит, — ответил привратник, — что архитектор этого дома допустил одну большую оплошность, в погребе выкопан колодец, в котором накапливается дождевая вода, отсюда и эта всюду проникающая сырость.

— Это не очень заманчиво для меня, — констатировал тучный господин, — я больше всего боюсь сырости, с моим-то ревматизмом.

Привратник, не говоря больше ни слова, толкнул дверь:

— Вот спальня леди Белтам.

— Как видно, это последнее жилье, в котором она обитала…

— Как видно? Почему господин так утверждает?

— Но… смотрите, стулья сдвинуты так, словно на них недавно сидели… На мебели гораздо меньше пыли. Вот, взгляните… на этом письменном столе… на этом секретере, под бюваром след пыли… Бювар был сдвинут совсем недавно… кто-то писал здесь, не так давно… Но… но что с вами?

Слушая тучного господина, привратник странным образом взволновался.

— О, ничего, — пролепетал он, — ничего! Но я хотел бы… если вы не возражаете… было бы лучше…

Волнение привратника явно заинтриговало толстого господина.

— Что с вами, — повторил он, — складывается впечатление, что вы чего-то боитесь?

— Боюсь? Месье! Нет, я не боюсь, вот только…

— Что только?

Понизив голос и попятившись вдруг к двери комнаты, привратник признался:

— Вот, что я вам скажу, господин, лучше не оставаться здесь… Леди Белтам продает этот дом, потому что это дом с привидениями!

— Да неужели?

Ни на дядю, ни на племянника заявление их гида, казалось, не произвело впечатления. Дядя громко хохотал, словно человек, довольный удачной шуткой, племянник же, более сдержанный, спросил:

— Стало быть, в доме есть призраки?

— О, — подтвердил привратник, покачивая головой, — господа ошибаются, насмехаясь над этим, все не так смешно, как кажется… Я хорошо знаю, чем покупать этот особняк, лучше…

Дядя продолжал смеяться, но племянник настойчиво выпытывал:

— Но что, в конце концов, происходит в этом доме?

— Месье, его посещают духи…

— Духи!

— Да, месье…

— И вы их «видели»?

Привратник возразил:

— О, разумеется, нет, месье, когда они приходят, я закрываюсь в своем флигеле…

— В таком случае, — спросил тучный господин, который никак не мог отойти от смеха, — каким образом вы узнаете, что они приходят? Привидений не существует…

— Пусть меня простит господин, — говорил бедный слуга, — но это не совсем обычные привидения. Я их никогда не видел, но знаю, когда они объявляют о своем приходе…

— У них что, свои часы посещений?

— Часы? Не совсем, месье, скорее, дни!

— Дни!

— Да, точнее, день! Да будет известно месье, что они приходят каждую неделю, в ночь со вторника на среду…

— Но это бред какой-то, что вы такое нам рассказываете?

— Это право господина мне не верить, но я все-таки говорю правду, я уверен в этом. Только я отправлялся за ключами, чтобы открыть эту комнату, как никого уже не было! Сначала я подумал, что это грабители, но из дома ничего не пропало… Однако я не мог ошибиться, как же, мебель была сдвинута… на полу валялись крошки хлеба…

— Крошки хлеба! Значит, ваши духи приходят сюда поужинать?

— Но скажите, любезный, что сказала леди Белтам, когда вы рассказали ей об этом?

Леди Белтам сначала просто посмеялась над его страхами.

— Но у меня, месье, — продолжал привратник, — своя голова на плечах. Я каждый день караулил в саду и слышал одни и те же звуки, каждый раз в ночь со вторника на среду… Наконец я придумал одну ловушку, я обвел на полу мелом ножки стульев, стоящих в спальне леди Белтам, когда она была в очередном путешествии… Так вот, месье, когда я вошел в дом, в четверг, стулья не стояли на своем месте, все было сдвинуто! Вот.

— Ну и дальше, — спросил молодой человек.

— Дальше, — продолжал слуга, — я рассказал об этом леди Белтам, когда она вернулась, я рассказал ей о своей хитрости с мелом, и на этот раз, видно было, что она поверила и, по-моему, сильно испугалась. Тогда-то она и решила продать дом, в котором она с тех пор не появлялась.

— Но вы осматривали только эту комнату?

— Да, только эту комнату и еще, правда, лестницу и переднюю.

— Однако, что же вас убедило, что это именно привидения?

— Кто же, по-вашему, может это быть, месье? Если бы это были воры, они не уходили бы с пустыми руками… И потом, они не приходили бы так… так регулярно, ну и еще, я слышал, как звенят цепи.

— Ладно, — вдруг сказал толстый мужчина, начиная спускаться по лестнице, — поскольку это дом с привидениями, я заплачу меньше.

— Месье, несмотря ни на что, покупает дом?

— Еще бы, черт возьми!

После чего, вновь возвращаясь к своей главной проблеме, толстяк добавил:

— Гораздо больше, чем ваши привидения, меня беспокоит сырость!

Очутившись на первом этаже здания, привратник, казалось, чувствовал себя увереннее.

— О, сырость, — сказал он, — с ней легко справиться. Месье сейчас увидит, у нас есть хороший калорифер!

— Но он сломан, ваш калорифер, — возразил дородный господин.

— О, это ничего страшного, его просто однажды залило… Его недорого будет починить. Если вам будет угодно посмотреть внутрь аппарата, вы сможете убедиться, что трубы в отличном состоянии…

— Действительно, здесь все в порядке, трубы в хорошем состоянии и, судя по их размерам, этот калорифер должен, наверное, отлично обогревать помещение.

— Я думаю! Трубы настолько широкие, что здесь может даже пролезть человек…

Обход дома заканчивался. Дядя и племянник наградили своего гида щедрыми чаевыми. Они, наверное, скоро еще раз зайдут! Наконец, попрощавшись, оба посетителя вышли на улицу.

— Фандор?

— Жюв?

— Они у нас в руках!

— Жюв, вы уверены в том, что вы говорите?

— Увидишь! Зайдем сюда!

Жюв подтолкнул Фандора к двери небольшого кабачка.

— Ты увидишь, Фандор…

Сев за пустой столик и попросив официанта принести что-нибудь выпить, Жюв вытащил из кармана кусочек чистой белой бумаги, придерживая его за самый край.

— Что это такое?

— Кусок бумаги, ты сам видишь, я подобрал его в тот момент, когда привратник повернулся спиной, на письменном столе леди Белтам… Это, по-видимому, кусок, оторванный от листа бумаги, вот здесь виден след разрыва… С его помощью я проведу небольшой эксперимент… Если в доме давно никого не было, мы ничего не обнаружим. Но если недавно кто-то прижимал руку к этой бумаге, то мы увидим ее отпечаток.

Жюв достал из кармана карандаш, затем, сделав вид, что он его чинит, инспектор начал скрести по грифелю лезвием своего ножа, из-под которого на бумагу тонкой струйкой посыпалась графитовая пыль.

И по мере того, как графитовый порошок рассыпался по бумаге, на ней стал появляться отпечаток руки!

— Таким вот простым способом, — продолжал Жюв, — можно определить отпечаток пальцев людей, которые писали на бумаге или просто коснулись бумаги, стекла, даже дерева и т. д. Судя по четкости отпечатка, что явилось результатом слипания частичек графита под воздействием выделений потовых желез руки, которая лежала на этой бумаге, я могу утверждать, что за письменным столом леди Белтам писали чуть больше недели назад!

— Поразительно, — заметил Фандор, — вот неоспоримое доказательство, что леди Белтам время от времени посещает свой особняк.

— Возможно так, но не исключено, что приходит и кто-то другой, поскольку это — рука мужчины…

— Но что же вы собираетесь сейчас делать, Жюв?

Полицейский взглянул на Фандора:

— Сейчас? Начну с того, что отправлюсь в префектуру снять свой «живот», он меня немного стесняет…

— А я наконец-то избавлюсь от своих фальшивых усов…

Глава XXXI Любовники и сообщники

— О, боже! Кто там!

— Это я… я!

— Да, я узнаю вас, но почему вы так оделись, к чему эта борода, этот парик?

— Госпожа настоятельница, позвольте представиться — доктор Шалек… Впрочем, моему маскарадному костюму далеко до вашего, леди Белтам?

— Что вы хотите от меня? Говорите быстрее, мне страшно!

Шалек и леди Белтам стояли друг против друга в большой комнате, занимающей середину второго этажа особняка, расположенного на бульваре Инкерман в Нейи.

Леди Белтам почувствовала озноб и, натягивая на плечи огромное манто, прикрывающее монашеское одеяние, прошептала:

— Мне холодно.

Шалек толкнул ногой решетку отдушины калорифера, расположенного в углу комнаты:

— Не стоит оставлять его открытым. Через эту трубу, соединенную с погребом, поднимается жуткий ветер.

Леди Белтам тем временем с мучительным беспокойством наблюдала за своим мрачным собеседником. Монахиня сдавленно, словно ей не хватало воздуха, неподвижно смотрела на мужчину, который лихорадочно, как дикий зверь в клетке, расхаживал из угла в угол.

— Почему, — наконец осмелилась она задать вопрос, — почему вы сделали так, чтобы все подумали, что я мертва?

Шалек на секунду остановился, своим холодным как сталь взглядом он окинул леди Белтам.

— А почему вы, — спросил в свою очередь он после минутного молчания, — исчезли отсюда за два дня до преступления в квартале Фрошо?

Леди Белтам, опустив голову, заломила свои бледные руки и с рыданиями в голосе ответила:

— Меня покинули, бросили как собаку, я ревновала!

Она не осмеливалась поднять глаза на Шалека, который усмехался, видя ее отчаяние!

— Кроме того, — немного оживившись, продолжала она, — я испытывала ужасные угрызения совести! Мне даже пришла в голову мысль поделиться с бумагой своими страшными тайнами, которые терзали мой разум.

— Ну и что было потом? Продолжайте же!

— Потом написанное мною неожиданно исчезло. Тогда, ужасно испугавшись, убежденная, что меня предали, я сбежала… Я уже давно думала о том, чтобы уединиться от суетного мира и посвятить Богу то оставшееся время, которое отпущено мне в этой жизни; монахини ордена Святой Клотильды согласились предоставить мне убежище в своем скромном монастыре в Ножане. Вот и все!

— Это еще не все, вы забыли сказать, что вы сбежали также потому, что боялись! Ну, признайтесь! Боялись Герна, боялись меня!

— Ну что ж, да! — призналась она. — Я боялась, но боялась не столько вас… тебя… сколько наших преступлений… Я боялась умереть!

Шалек внимательно посмотрел на леди Белтам.

Красоту знаменитой любовницы Герна как ничто лучше подчеркивала одежда монахинь ордена Святой Клотильды.

— Вы зря потратили время. Об этой тайне, об этом исповедальном письме, леди Белтам, действительно, кто-то узнал и доверил его мне, подозревая, может быть, даже зная об отношениях, существовавших когда-то между Герном и леди Белтам. Кто-то, кто, более того, догадывался: все, что касается Герна, не может быть не связано с доктором Шалеком…

— Кто же это?

Шалек отошел вглубь комнаты и, казалось, внимательно рассматривал отдушину калорифера. Отдушина, которую недавно закрыли, вновь была открыта, и из нее поднимался идущий из подвала ледяной воздух.

— Дрянь оборудование, — ухмыльнувшись, заметил он, — эту отдушину невозможно закрыть!

Он вновь закрыл калорифер, затем вернулся к леди Белтам, ворча про себя:

— Нужно будет как-нибудь получше осмотреть эту установку.

Леди Белтам, нервно дрожа всем телом и стуча зубами от холода, по-прежнему настойчиво допытывалась:

— Но кто, кто меня предал? Кто заговорил?

— Глупое дитя! — воскликнул доктор Шалек.

Он стремительно подошел к леди Белтам, сел рядом с ней и, глядя ей прямо в глаза, принялся объяснять:

— Актер Вальгран, леди Белтам… Вы помните такого, не правда ли?.. Там, в доме… возле бульвара Араго? Так вот, актер Вальгран был женат; его вдова долго пыталась пролить свет на загадочное исчезновение мужа. Проницательная, как все женщины, после долгих поисков она оказалась в доме… Где, я вас спрашиваю? В вашем доме, леди Белтам! Вы взяли ее к себе в качестве компаньонки! Ах, трудно было найти более опасного шпиона, чем вдова Вальграна, известная как госпожа Раймон!

— Мы погибли…

Шалек замолчал. Сжав в своих руках руки женщины, в порыве откровения он крикнул:

— Нет, мы спасены! Госпожа Раймон больше никогда не заговорит!

— Труп в квартале Фрошо?

Шалек утвердительно кивнул головой.

Леди Белтам посмотрела на доктора со смесью отвращения и ужаса.

— Пойми же ты, — выкрикнул Шалек, приближаясь к ней настолько близко, что их губы едва не касались, — эта смерть спасла тебя, я спас тебя, потому что люблю тебя, все еще люблю тебя!

Ошеломленная, подавленная, леди Белтам упала в объятия Шалека, положив голову на плечо своему любовнику, и заплакала.

Да, леди Белтам вновь была покорена, побеждена!

— Кто же убил Раймон? Неужели тот бандит, о котором писали в газетах… Лупар?

— Гм, не совсем так.

— Тогда, — настойчиво продолжала леди Белтам, отодвинувшись немного, чтобы заглянуть любовнику прямо в глаза, — тогда это ты, говори, мне лучше знать правду!

— Гм, не совсем так тоже, это сделал ни он, ни я, но в то же время немного мы оба…

— Я не понимаю, — растерянно пролепетала несчастная…

Шалека забавляло ее волнение:

— Это, на самом деле, трудно понять! Наш… наш «палач» не лишен оригинальности, это, если можно так сказать, что-то живое, но не мыслящее…

— Кто это… кто это? — настойчиво повторяла свой вопрос леди Белтам, совершенно вне себя, не желая заканчивать разговор, не утолив своего любопытства.

Но Шалек уклонился от ответа, усмехнувшись, он с иронией произнес:

— Боже мой, госпожа настоятельница, вам лучше спросить об этом у полицейского Жюва, который блестяще разгадал загадку, приняв труп Раймон за леди Белтам… Ах, Жюву тоже хотелось бы узнать, что это за люди… Герн! Шалек! Лупар! И за всеми ними — Фантомас!

— Фантомас! Я едва осмеливаюсь произнести это имя. Я не хочу о нем думать, хотя сомнение гложет мое сердце!

— Скажи мне, освободи меня от постоянного мучительного ожидания чего-то неизвестного… Не ты ли, на самом деле… Фантомас?

Шалек осторожно освободился от объятий леди Белтам, которая умоляющим жестом обвила его шею своими прекрасными руками.

— Я ничто, — глухо произнес он, — я просто твой любовник, который любит тебя. И потом, я устал, я изнурен той запутанной жизнью, которую я веду. Быть одновременно одним и другим, вчера Герном, сегодня…

Леди Белтам прервала его:

— Лупар и Шалек — это одно лицо, не так ли? Это ты…

— Полицейские — болваны, — сказал он, — достаточно было раскинуть мозгами! Судьбы Шалека и Лупара в последнее время тесно переплетались, но никто никогда не видел их вместе!

Я жажду спокойной и уединенной жизни, мне нужен отдых и покой; да, я хочу покончить с тайнами и преступлениями…

Леди Белтам, опьяненная этими словами, загорелась:

— Я люблю тебя… я люблю тебя… Да, уедем! Уедем далеко, начнем нашу жизнь заново, ты хочешь, правда?

Внезапно она замерла.

— Мне послышался шум…

Шалек тоже прислушался. Тишину дома нарушало легкое поскрипывание и тихий скрежет…

За окном бешено выл ветер, лил сильный дождь: в этом пришедшем в упадок доме, покинутом, одиноком, не стоило удивляться разным шумам, которые здесь раздавались.

Вновь преобразившись, леди Белтам вслух предавалась своим мечтам, строила различные планы, видя в мыслях спокойное и счастливое будущее.

Коротким и легким замечанием Шалек вернул ее к действительности.

— Все это невозможно, — сказал он, — по крайней мере, сейчас, нужно еще…

Леди Белтам приложила руку к его губам.

— Замолчи! — начала умолять она, — опять новое преступление, наверное?

Шалек мягко отвел руку любовницы:

— Месть, казнь!

Один человек неотступно следует за мной, он решил меня погубить и сделает невозможное, чтобы схватить меня; между ним и мною беспощадная борьба, яростная война, я почувствую себя в безопасности только, если его не станет в живых, поэтому он должен быть уничтожен любой ценой.

— Пощади, — вступилась за его противника леди Белтам, — пощади его!

— Он осужден и он погибнет!

— Через четыре дня, леди Белтам, полицейского Жюва найдут мертвым, задушенным в своей собственной постели, в своей собственной спальне! И с ним навсегда исчезнет легенда о Фантомасе, которую он создал!

— А Фантомас? — спросила она.

— Разве я тебе сказал, что Фантомас — это я?

— Нет, — пролепетала леди Белтам, — но…

Шалек резко оборвал разговор:

— Я ухожу, леди Белтам… Мы увидимся! Будьте осторожны… Прощайте…

С трудом вылезая из труб калорифера, Жюв и Фандор, вымазанные в штукатурке, покрытые паутиной и пылью, один за другим свалились посреди погреба.

Не думая о беспорядке, в котором была их одежда, и не обращая внимания на ломоту онемевших рук и ног, мужчины весело, с безумным блеском в глазах, разговаривали, перебивая друг друга.

— Ну что, Жюв?

— Ну что, Фандор, не кажется ли тебе, что мы обладаем тонким чутьем?

— Ах, Жюв! Я не отдал бы свое место и за целое состояние…

— Ага, мы сидели в первых рядах перед сценой, хотя от удобного кресла я бы не отказался…

Итак, Шалек и Лупар одно лицо… Отныне ясно: леди Белтам — действительно сообщница Герна.

— Фандор!

— Жюв!

— Теперь они наши… Действуем!

— Дело в том, — признал Фандор, вдруг посерьезнев, — что никогда еще мы не находились так рядом с… с…

— Заканчивай же фразу, малыш, давай, не бойся: да, перед нами был Фантомас! Любовник леди Белтам, убийца ее мужа, убийца Вальграна и жены Вальграна, Герн, Шалек, Лупар… Есть только одно существо в мире, способное быть одновременно всем этим… Это Фантомас!

…Когда Жюв и Фандор, воспользовавшись проломом в стене, которая проходила в конце сада, покидали имение леди Белтам, полицейский вытащил из кармана что-то вроде небольшой полупрозрачной чешуйки:

— Что это такое, Фандор? — спросил он.

— Не знаю.

— Я тоже, но я догадываюсь.

— Вы интригуете меня, Жюв?

— Когда мы удобно устроились в нашем калорифере и подслушивали разговор, — сказал полицейский, — заметил ли ты, что Шалек не сказал прямо леди Белтам, кто был «палачом» госпожи Раймон?

— Да, в самом деле…

— Так вот, Фандор, — произнес Жюв, аккуратно укладывая то, что он показывал журналисту, в бумажник, — я думаю, что кусочек этого «палача» у меня в кармане!

Глава XXXII Молчаливый палач

Было девять часов вечера.

Внезапно полицейский весь напрягся; в тишине квартиры он еле-еле различил, как кто-то осторожно поворачивает ключ в замке.

— Ставлю сто франков против двух су, что это дружище Фандор спешит нанести мне визит!

— Как дела?

— Нормально.

— Зачем ты пришел, Фандор?

— Потому что… Сегодня же тот день, Жюв, когда…

— Значит, ты пришел, дьявол ты этакий, чтобы взять у знаменитого инспектора Сыскной полиции его последнее интервью и сделать так, чтобы «Капиталь» сразу же могла получить самые подробные детали этого ужасного преступления и опубликовать специальный утренний выпуск!

«Покупайте: драма на улице Бонапарт! Полицейский погиб от рук бандитов. Жюв повергнут Фантомасом!»

— Вы остались бы недовольны, Жюв, — поддержал насмешливый тон Фандор, — если бы я прошел мимо такого сенсационного репортажа, а?

— Это точно. Нет красивых преступлений и красивых расследований там, где нет Жюва и Фандора.

— Жюв, — спросил Фандор, — чего вы именно опасаетесь?

— Я ничего не опасаюсь, — возразил инспектор полиции, — я остерегаюсь.

— Что вы рассчитываете предпринять?

— Я оставил двух полицейских в комнате консьержки, я зарядил свой пистолет, и я отлично поужинал. Что я буду делать? Это еще проще. Около половины двенадцатого, как обычно, я лягу спать и потушу лампу. Но вместо того, чтобы постараться заснуть, я, напротив, буду бодрствовать всю ночь. За ужином я выпил тройную порцию кофе и, когда я тебя провожу, налью себе еще четвертую чашку…

— Извините, — сказал Фандор, — но я не ухожу.

— Полно тебе, Фандор.

— Я остаюсь здесь.

— Я не могу сказать, Фандор, что до сих пор твое присутствие рядом со мной не было мне приятным, я благодарен тебе за выражение крайнего уважения, которое ты проявляешь по отношению ко мне… Не возражай, Фандор, я знаю, что могу рассчитывать на тебя, больше того, я ожидал этого; но, малыш, нужно быть предусмотрительным. Я хочу уйти в небытие с мыслью, что буду иметь в тебе своего настоящего последователя, продолжателя начатого дела. Я хочу из глубины своей могилы, если, случаем, действительно можно размышлять, занимая шесть футов под землею, наслаждаться мыслью, что Фантомас и после моей смерти не будет…

— Что за вздор вы несете, Жюв. Вам угрожает опасность со стороны Фантомаса, и я пришел к вам на помощь, что здесь необычного?

— Но дело… дело в том, что у меня нет для тебя кровати!

— Что вы хотите этим сказать? Жюв, вы говорите какими-то загадками!

Жюв быстрым шагом направился в прихожую, показав глазами на лампу, он попросил Фандора:

— Идем, посветишь мне.

Жюв вышел из квартиры и начал подниматься по лестнице.

— Куда мы идем? — спросил Фандор.

Продолжая подниматься, Жюв ответил:

— На чердак.

Через четверть часа Жюв и Фандор с трудом, поскольку коридор в квартире был узкий и весь заставлен мебелью, втаскивали в спальню огромную корзину, сплетенную из ивовых прутьев, которую они спустили с седьмого этажа.

— Уф! — вытирая лоб, произнес Жюв. — Никогда бы не подумал, что она может быть такой тяжелой.

Фандор улыбнулся:

— Ну и ну, сколько здесь всякого хлама! Поистине, Жюв, вы не тот человек, который любит порядок! Собрать столько мусора…

Жюв молча опорожнял корзину, вытаскивая оттуда книги, старое белье, обломки дощечек, тяжелые тетради, пыльные скатерти, рулоны бумаги, короче, все, что можно впихнуть в старую добрую корзину, предназначенную пылиться на чердаке дома, в котором прожил уже больше четырнадцати лет.

После того как корзина опустела, Жюв окинул взглядом Фандора с ног до головы.

— Какой у тебя рост? — спросил он.

У Фандора от удивления округлились глаза, он на секунду наморщил лоб:

— Насколько я помню, ростомер показывал мне метр семьдесят пять.

Жюв достал из кармана метр и измерил длину корзины.

— Отлично, — тихо произнес он, — ты будешь здесь как король, мне было бы неприятно, если бы ты провел ночь скрюченный в неудобной позе.

— О, хорошее гостеприимство с вашей стороны, Жюв; отныне вы запираете своих гостей в клетку!

— Да, да, в клетку, малыш!

Продолжая болтать, Жюв бросил на дно корзины матрац, положил на него пару покрывал и поверх всего водрузил подушку. Взбив напоследок постель, Жюв, смеясь, заверил Фандора:

— Ты отлично выспался бы в этой постели, но этой ночью я не советую тебе делать этого, разве что похрапеть для виду!

Журналист, глядя на свое ложе, качал головой, хотя и привык к самым невероятным выдумкам своего друга.

Жюв объяснил:

— Я не могу тебя оставить просто так, без укрытия, если бы я знал о твоих намерениях, я приготовил бы для тебя такой же защитный костюм, какой есть у меня, взгляни лучше сам.

Жюв, сняв пиджак и жилет и натянув ночную рубашку, вытащил из шкафа три пояса с шипами, шириной примерно сантиметров пятьдесят каждый.

— Видишь, Фандор, — заявил Жюв, показывая эти современные латы своему другу, — я буду в полной безопасности, когда надену это на себя… Ах, да, я забыл еще свои поножи!

Жюв вернулся к шкафу, взял два других пояса, также усеянных шипами. Фандор остолбенело разглядывал снаряжение, которое напяливал на себя Жюв. Полицейский, облачившись в эту странную нелепую амуницию, игривым тоном заметил:

— Это испортит мне, правда, пару моих покрывал.

— Что это все означает, Жюв, вы совсем потеряли голову?

— Наоборот, я стараюсь ее уберечь и именно для этого наряжаюсь под средневекового рыцаря в полном смысле этого слова.

— Это не новое изобретение: ты помнишь знаменитого Лябефа, который знал о привычке полиции хватать задерживаемых за руки и которому поэтому пришла в голову гениальная мысль носить под пиджаком нарукавные повязки, усыпанные гвоздями. Когда полицейские пытались его схватить, они тут же ранили себе руки…

— Я знаю, но…

Полицейский вдруг приложил палец к губам журналиста:

— Все, Фандор, хватит; на часах уже двадцать минут двенадцатого, а у меня привычка ложиться в половине двенадцатого, и Фантомасу это известно. Валяй в свою корзину и тщательно закрой ее крышкой. Я думаю, тебе не будет слишком жарко, к тому же я оставил окно открытым.

— Черт! Окно, это уже опасно!

— Это одна из моих привычек, и, чтобы не вспугнуть Фантомаса, я ни в чем не изменю своим привычкам.

— Итак, будь осторожен, Фандор, не будем смыкать глаз этой ночью, не издавай ни звука, что бы ни случилось, слышишь меня, старайся не двигаться. Но, когда я тебя позову, сразу зажигай свет и беги ко мне…

— Зажигай свет, Фандор! — завопил Жюв.

Шум борьбы, глухой стук рухнувшего на пол тела привел Фандора в полную растерянность… В темноте он слышал, как стонал Жюв и царапал пол своим снаряжением, упираясь, сражаясь с нападавшим, которого Фандор не мог рассмотреть…

— О, боже, давай скорее!

Фандор сделал шаг, почувствовав, что наступил на стекло разбившейся лампы. Он споткнулся, ударился об угол шкафа, отлетел назад и неожиданно крикнул от ужаса.

Его руки, вытянутые вперед, чтобы ощупывать возможное препятствие на пути, коснулись чьего-то холодного шероховатого тела, скользнувшего под его ладонями.

— Фандор… Ко мне… Фандор!

— Ах, черт возьми!

— Ко мне… быстрее!

Решив не искать больше наощупь выключатель, журналист бросился к письменному столу, нашел там другую лампу, быстро зажег ее, и поднял вверх, чтобы осветить комнату.

Жюв, стоя на полу на коленях, был весь залит кровью.

— Жюв! — заорал Фандор…

— Все отлично! — крикнул тот победным голосом. — Фандор, кому-то пустили кровь, но не мне. Ты слышишь? Такой тихий свист?

— Да, но я и до этого его слышал.

— Это было, когда «палач» приходил, а сейчас «палач» убегает!

Полицейский подошел к окну спальни, закрыл его, задернул занавески и устроился на стуле, чтобы снять последовательно свои поножи, пояса и нарукавники.

Очень осторожно Жюв разложил свое грозное снаряжение на столе, шипами вверх.

Он с любопытством рассматривал пятна крови и крошечные обрывки кожи, торчавшие на острие шипов.

— Все, опасность миновала, — сказал он вновь спокойным голосом, — попытка убийства была, но она не удалась…

Инспектор опять погрузился во внимательное изучение окрашенных кровью остатков загадочного существа.

— Жюв, Жюв, ради Бога, объясните мне, что случилось, что это такое?

Полицейский, удивленно округлив глаза, посмотрел на журналиста:

— Ты что, разве не понял, малыш?

— Нет, нет и нет!

— Послушай, Фандор, кто мог раздробить тело, найденное в квартале Фрошо, попытаться задушить Диксона, вылезть из чемодана Шалека и подтолкнуть Жозефину выброситься из окна?..

Таинственным, безымянным, грозным и могучим сподвижником Фантомаса могло быть только животное… змея!

Обученная змея, точнее змея, которую заклинают, которая по приказанию хозяина направляется туда, куда он велит, сжимает в объятиях того, кого нужно тому устранить, и возвращается затем к своему повелителю, который ее гипнотизирует; вот как все было!

— Я уже давно начал подозревать о существовании этого сподручного, но стал в этом уверенным, когда обнаружил в гостиной особняка в Нейи кусочек, похожий на пленку, который был не чем иным, как чешуей змеи. Вот почему, поджидая сегодня гостей, я закопался в броню, словно доблестный рыцарь.

— Жюв, — вскрикнул Фандор, — если бы я не был таким бестолковым и не опрокинул эту лампу, нам наверняка удалось бы схватить эту ужасную тварь…

— Наверное… но что бы мы с ней делали? Пусть уж лучше возвращается к Фантомасу; я представляю, как тот будет ломать себе голову, думая над тем, что случилось, когда он будет залечивать раны своему необычному сообщнику!

— Но, — прервал его Фандор, — вы так мне и не сказали?

— Что?

— Ну как, то, что случилось!

Лицо молодого человека выражало такое сильное любопытство, что Жюв, бросив на него взгляд, громко расхохотался.

— Ух, журналист, — воскликнул он, — неисправимый репортер… От тебя нельзя ничего скрыть… Ладно, так уж и быть, садись и записывай для своей статьи, которую ты опубликуешь позже… гораздо позже… когда я тебе разрешу…

Итак, я лежу, вдруг слышу: «Псс, псс…» Уф, мерзкое ощущение… Я догадываюсь, что приоткрытое окно открывается еще шире… Давайте, заходите, как вас там, прошу вас… «Крр… крр». Ты тоже слышал, Фандор, как она противно царапает по паркету своей чешуей? Но ты не знал, что это, в то время как я… ни разу не видев, я точно знал, что это она… змея! Пока я вслушивался, напрягая все свои мускулы, нервы на взводе, чувствую вдруг, как моя простыня зашевелилась. Мерзкая тварь, по-видимому, чертовски хорошо надрессирована нападать на спящих в постели — вспомни о нападении на Диксона — и внезапно меня всего сжало; это произошло быстро, мгновенно, как взмах кнута, который вас схватывает в кольцо. Словно неведомая сила меня поднимает, вырывает, как перышко, и бросает вниз с кровати… Ну и сильные это звери, черт бы их побрал! Фандор, я был скручен, связан, как сосиска! Руки прижаты плотно к телу, я сначала не хотел кричать, я верил в свою железную броню, но, к чему скрывать, Фандор, я струхнул, я весь задрожал от страха, и тогда заорал: «Фандор, ко мне!»

Змея начала ужасно сжимать тело, все сильнее и сильнее, но тут вдруг я почувствовал, как по моей коже полилось что-то холодное: кровь! Тварь была ранена… Мы продолжали бороться друг с другом… Ты спотыкался где-то в темноте, я слышал, как крошилось стекло у тебя под ногами, а я постепенно задыхался… Всю жизнь буду помнить эту минуту… И какой вздох облегчения вырвался у меня, какая радость наступила в душе, когда вдруг объятие ослабло, оковы отпустились… Она уходит, удаляется… «Крр, крр… Псс, псс…» Мерзкая рептилия ползет по полу к окну, иступленно свистит и, наконец, исчезает: куда, как, почему? Ах, Фантомас, должно быть, находился неподалеку…

Признаюсь, когда я понял, что ты опрокинул лампу на пол, и услышал, как ты, спотыкаясь, пробираешься по комнате наощупь, я очень испугался. Если бы это животное вздумало броситься на тебя!

— Подумаешь, вы бы в очередной раз меня выручили.

— Выручил! Спасибо, малыш, — пробормотал Жюв, — спасибо за хорошую мысль.

— Ну, ну, выше голову, удача мимолетна, но, мне кажется, сейчас она поворачивается к нам лицом.

— Дела для Фантомаса идут все хуже и хуже!

— Да, да, и мы его схватим! Я говорю тебе, Фандор, пройдет не так много времени, и мы его схватим.

Глава XXXIII Скандал в монастыре

— Сестра Маргарита! Сестра Винцента! Сестра Клотильда! Что случилось? Что происходит? Послушайте…

Взволнованные монахини тесной кучкой сбились в конце коридора; добрейшие женщины, чей покой был потревожен, в спешке натянули головные уборы и прикрыли тело своими длинными черными платьями. Озабоченные шумом, они поворачивали испуганные лица в сторону часовни.

— Это грабители, — сказала сестра-экономка.

Другая монахиня, совсем недавно прибывшая в монастырь из дальней глубинки в Крезе, откуда она была изгнана законом, разрешающим преследование монахов, не скрывала своих страхов:

— Это опять пришли уполномоченные правительства! Они собираются нас выслать!..

Старшая сестра, сестра Винцента, вся дрожащая от волнения, бормотала:

— Это революция, я уже видела такое в 70-м…

Неожиданно под сводом коридора раздался резкий грохот падающих на плиты стульев!

В ужасе монахини еще теснее прижались друг к дружке, не осмеливаясь идти в часовню, которую соединяла с коридором небольшая лестница.

…А госпожа настоятельница, что она подумает обо всем этом, что она скажет?

Как раз в этот момент раздался безумный невнятный вопль, исходящий из места, где соединяется часовня и остальная часть монастыря.

Сестра Францина, привратница монастыря, о которой думали, что она спокойно спит в своей привратницкой, неожиданно оказалась в центре монахинь. Одежда ее была в полном беспорядке, дико вращая глазами, она визжала:

— Оставьте меня! Спасайтесь! Я видела дьявола! Он там, в церкви! Это чудовищно!

Она услыхала шум со стороны часовни как раз в тот момент, когда собиралась ложиться спать; подумав, что это пес садовника, которого по ошибке заперли в святой обители, она, не предполагая ничего дурного, отправилась в часовню, чтобы посмотреть, что там случилось. В ту минуту, когда она подходила к хорам, витраж, возвышающийся над алтарем Святой Клотильды, покровительницы Ордена, разлетелся вдребезги, и сестра Францина увидела, как через этот неожиданный проход в часовню проникло сверхъестественное существо, вооруженное огромной палкой.

Сестра Клотильда спросила:

— Кто предупредит нашу святую матушку?

Внезапно раздался новый шум. Монахини подавили крик, и, открыв глаза, побледневшие до смерти, они увидели перед собой свою мать-настоятельницу.

— Ах, наша матушка, наша матушка, — залепетали монахини, падая от слабости на колени и умоляюще протягивая к настоятельнице руки!

Настоятельница подняла их и подошла к сестре-привратнице:

— Дорогая моя сестра Францина, умоляю вас, придите в себя, будьте сильной, Бог не оставит нас! Вы испугались, конечно, но, если кто-то хочет меня видеть, это еще не значит, что он желает нам зла.

Монахини принялись возражать, но настоятельница проявила власть и в одиночестве направилась к лестнице, ведущей в часовню.

Одни монахини пытались ее задержать, другие мужественно вызвались сопровождать, но все тщетно!

Настоятельница их остановила:

— Я пойду одна… одна с Богом!

Леди Белтам с огромным трудом скрыла перед сестрами волнение, которое терзало ее душу. Она медленно спустилась по ступенькам, которые вывели ее к церкви, но, войдя в святилище, в ужасе замерла.

Хоры были освещены, на главный алтарь капал воск со свечей, красное пламя которых мрачно мерцало в глубине часовни. В центре часовни, неподвижный, таинственный, стоял мужчина, завернутый в широкий черный плащ, на голове у него была широкая черная шляпа, а лицо его скрывал черный капюшон с отверстиями для глаз…

— Леди Белтам! — начал загадочный персонаж, стоявший перед ней.

— Что? Что вы хотите? Это безумие!

Таинственное лицо, тщательно взвешивая свои слова, гулко раздававшиеся под холодными сводами часовни, громко произнесло:

— Для Фантомаса нет ничего безумного!

И, видя, что леди Белтам, не способная вымолвить больше ни слова, держится руками за сердце, готовое выскочить из груди, загадочный незнакомец продолжал:

— Фантомас приказывает вам уехать, леди Белтам, ровно через два часа вы выйдете из монастыря, вас будет ждать закрытый автомобиль за садом, возле малой калитки. Вы, не произнося ни слова, сядете в этот автомобиль… Машина отвезет вас в порт, где вы сядете на корабль, который укажет вам водитель, в Англии, куда доставит вас этот корабль, вы получите новые инструкции, как добраться до Канады.

— Почему, — вскричала она, — почему вы принуждаете меня покинуть моих дорогих подруг!

— Значит, вы не готовы оставить все ради меня, леди Белтам?

— Увы!

— Вспомните про ночь в особняке в Нейи!

— Ах, нужно было меня увозить тогда, сразу, не оставляя мне времени на раздумье… сейчас я больше не хочу!

— Ты уедешь!

— К чему этот скандал?

— Чтобы заставить тебя уехать… да или нет, ты согласна?

— Я согласна…

За стенами часовни послышался шум, обрывки голосов, трель свистков.

— Полиция! Полиция делает облаву на Фантомаса! Полиция Жюва!.. Но на этот раз Фантомас им покажет! До скорого, леди Белтам!

Леди Белтам осталась в церкви одна.

Поднявшись затем, словно во сне, по маленькой лестнице, она, вся дрожа от ужаса, дошла до своих монахинь и рухнула, теряя сознание, прямо им на руки!..

В это время раздался звонок в дверь монастыря. За стенкой настойчиво просили открыть дверь, наконец самые смелые из монашек осмелились подойти к стене, форма полицейских их успокоила, и они впустили прибывших во внутренний двор монастыря.

Да, полиция преследовала злоумышленников, которые, возможно, укрылись в тихой обители служительниц бога. Следовало осмотреть все помещения монастыря.

Придя в себя, леди Белтам умирающим голосом сказала сестре-экономке:

— Я объясню вам все позже, сестра моя, не сейчас, потом!

Затем, запинаясь, настоятельница добавила:

— Огромная опасность угрожает нашим сестрам с бульвара Журдан, их нужно любой ценой предупредить, сейчас же… Мне нужно ехать к ним сию же минуту!

Ошеломленная таким заявлением, сестра-экономка принялась горячо возражать.

Но мать-настоятельница, странное спокойствие которой контрастировало с восковой бледностью лица, коротким властным тоном, не допускающим возражений, подвела итог разговору:

— Я поеду, как я сказала, к тому же меня ждут, чтобы проводить до Парижа, ни о чем не волнуйтесь.

Под удрученные взгляды монахинь мать-настоятельница медленно удалилась…

Пока в монастыре города Ножан-Сюр-Сен происходили эти странные события, и леди Белтам по приказу Фантомаса убегала от своих ни о чем не догадывающихся монахинь, в окрестностях бульвара Ла-Шапель, подозрительном квартале, в котором верховодила знаменитая банда Цифр, имеющая здесь свои логова и притоны, наблюдалось не совсем обычное оживление.

Этим вечером в полицейском участке по улице Стефансон буквально яблоку негде было упасть, столько народу толпилось в общей комнате участка, у входа и в личном кабинете комиссара квартала Гут-д'Ор господина Рокле.

Полицейские, инспекторы Сыскной полиции, настоящие бандиты и переодетые в бандитов агенты, представители городской полиции и полиции округа, начальники отделов, знакомые и неизвестные, все были собраны там…

Дверь открылась и в комнату вошел мужчина в одежде зеленщика.

— Ну что, Леон? — спросил Жюв у новоприбывшего.

— Господин инспектор, — ответил полицейский из бригады уголовного розыска, чье лицо все светилось от радости, — готово, мы взяли Бочара.

В ту же секунду его чуть не сбил другой влетевший в помещение, это был командир отделения из XIX округа.

— Господин инспектор, — объявил он, отдавая честь, — мои люди принесли Кокетку, у нее перерезано горло…

— Кто убийца, — спросил Жюв, — его взяли?

Другой полицейский, сопровождавший своего командира, сделал шаг вперед:

— Еще нет… Их было несколько… Но мы их знаем. Кокетке пустили кровь, потому что подумали, что это она навела полицию…

Господин Рокле попросил минутку тишины, чтобы позвонить в больницу Ларибуазьер:

«Да… очень срочно… пожалуйста, машину скорой помощи к полицейскому участку по улице Стефансон…»

Полицейские вернулись в общую комнату, чтобы взглянуть на раненую. Несчастная лежала на носилках, вся залитая кровью, которая не переставала течь из глубокой и ужасной раны.

Жюв подошел к Фандору и так, чтобы никто не слышал, шепнул ему:

— Так, значит, ты говорил, Фандор, по поводу леди Белтам, что следовало бы…

Речь Жюва была прервана криками, раздавшимися у входа в комиссариат.

Там полицейские методично избивали яростно сопротивлявшегося юнца с бледным лицом. Фандор сразу узнал задержанного.

— Черт возьми! — закричал он. — Это же тот чертов школьник, который укусил меня за палец в марсельском скором.

Леон, подойдя поближе, заявил:

— Я его знаю, этого молодчика, это Мимиль, скрывающийся от призыва в армию; ну, он свое получит.

Бандита заперли в камере; затем двое полицейских, которые его арестовали, перевязали друг другу раны, к счастью, легкие, полученные во время задержания преступника. После этого они отправились обратно, где, судя по гремящим выстрелам, должно было быть очень жарко, в то время как силы полиции не были многочисленны.

Помещение комиссариата вновь заполнилось людьми. Старуха, которую силой вели в участок, орала во все горло:

— Волки поганые! Куча свиней! Не стыдно так обращаться с бедной несчастной женщиной!

— Господин комиссар, — объяснил Рокле один из людей, сопровождавших арестованную, — мы задержали эту женщину, именуемую мамашей Косоглазкой, в тот момент, когда она пыталась спрятать под своей кофтой пакет с деньгами, который ей перед этим передал один тип; вот деньги.

Полицейский передал пакет своему начальнику, и Фандор, который слышал этот разговор и наклонился к плечу комиссара полиции, воскликнул:

— Ну и ну! Половинки денежных банкнот! Это же деньги добрейшего господина Марсиаля… Вот уж кто обрадуется, так это наш виноторговец; позвольте мне взглянуть на номера, господин Рокле…

— Уведите мамашу Косоглазку! — приказал комиссар, явно довольный, и, повернувшись к Жюву, сказал:

— Отличная облава, господин инспектор, как вы думаете?

Но Жюв не слушал его. Отведя Фандора в угол кабинета комиссара полиции, он, казалось, нисколько не взволнованный событиями, развивающимися с начала вечера, с присущей ему логикой растолковывал Фандору:

— Нет. Пока я ограничился тем, что выставил постоянное наблюдение за леди Белтам. Вокруг монастыря расположились мои агенты. Но пока у меня нет намерения ее арестовывать.

Фандор в удивлении закатил глаза к небу.

Жюв его успокаивал:

— Но посуди сам, малыш, нужно же считаться с людьми, нельзя объять необъятное; ты знаешь, мне стоило больших трудов получить предписание об аресте всех членов банды Фантомаса, включая Шалека и Лупара, хотя последних, разумеется, арестовывать будет невозможно, поскольку ни того, ни другого не существует… Кстати, я не знаю, кто в высших сферах ратует за этих мрачных бандитов, но как только в Сыскной полиции заходит разговор о банде Цифр, каждый начинает уклоняться в сторону, никто не желает быть в этом замешанным.

— Ты должен понять, что, попроси я сейчас, при данных обстоятельствах, у Фюзелье предписание об аресте леди Белтам, человека, официально мертвого и похороненного более двух месяцев тому назад, у этого доброго чиновника глаза полезут на лоб. Терпение, Фандор. Каждому овощу — свое время; впрочем, я не говорю, что…

— Господин Жюв, — прервал его один из полицейских, — инспектор Гроль просит подкрепления, по всей видимости, там здорово стреляют, в кабачке папаши Корна.

Жюв бросился к комиссару:

— У вас есть еще люди, господин Рокле?

Комиссар отрицательно покачал головой, но тут же решительно схватил трубку телефона:

«Алло! Алло!.. Комиссара участка по улице Филипп-де-Жирар!»

Ожидая, когда его соединят, он объяснил Жюву:

— Все мои ребята уже участвуют в операции, я попрошу подмоги у коллег с Ла-Шапель, через пять минут они будут в кабачке «Встреча с другом»…

Комиссар вновь начал говорить в трубку:

«…Но черт бы вас побрал. Не мешайте! Вы же видите, я разговариваю… Алло! Алло! А черт, нас разъединили… Ну что… да… Говорит комиссар полиции… Подождите минуту…»

В этот момент, оставив у входа в участок велосипед, на котором он приехал, в комнату вбежал весь обливающийся потом полицейский. Он сразу же направился к Жюву:

— Я из Ножана! Летел на всех парах!

— Ну что там? — подернув от нетерпения плечами, спросил Жюв.

— Господин инспектор, мы заметили, как из монастыря вышел человек в маске, завернутый в широкий плащ… Мы бросились за ним, он отстреливался из пистолета и убил двух наших парней…

— Что было потом? — настойчиво расспрашивал Жюв.

— Потом… Что нам оставалось делать, мы остановились… Впрочем, этот человек прыгнул в поджидавший его спортивный автомобиль и тут же исчез…

— Тысяча чертей! — бушевал Жюв. — Это наверняка был…

Велосипедист, на лице которого читался невообразимый ужас, от которого он до сих пор не мог избавиться, закончил мысль полицейского, тихо пробормотав:

— Право, мы тоже подумали, господин инспектор, что это, возможно, был… Фантомас!..

— Жюв! — позвал комиссар, который не отходил от телефона, — Жюв, вам звонят из Нейи…

Инспектор Жюв схватил телефонную трубку:

«Алло! Алло! Это вы, Мишель, да это я… Что там у вас?.. На машине?.. Он только что приехал на машине?.. Вы арестовали водителя, а его?… Проклятье! Это дьявол, а не человек, он все время ускользает из наших рук! Что? Вы его взяли? То есть в доме? В особняке леди Белтам! Вы окружили дом? Четырнадцать полицейских? Ладно, хорошо, не спускайте с дома глаз… Я еду, ничего не делайте до моего приезда…»

Жюв лихорадочно бросил трубку.

— Фантомас, — объявил он Фандору, который уже многое понял из разговора Жюва с подчиненным, — в доме леди Белтам, его обложили, я еду туда…

Фандор отозвался:

— Я с вами…

У выхода из участка Жюв и Фандор столкнулись с инспектором Гролем.

— О, шеф, — закричал тот, — мы взяли главного! В кабачке папаши Корна после страшной перестрелки мы арестовали Бороду!

— Плевать мне на это! — вырвалось у Жюва, который резким жестом отодвинул своего подчиненного.

Жюв прыгнул в такси, которое с девяти часов вечера находилось в его распоряжении и, пока Фандор устраивался рядом с ним, бросил водителю адрес:

— Нейи! Бульвар Инкерман, только быстро!

Глава XXXIV Месть Фантомаса

«Уф, наконец-то!»

Остановившись после стремительного бега на крыльце особняка, Фантомас быстро открыл дверь дома и, войдя внутрь, так же быстро закрыл ее, повернув ключ на два оборота.

Бандит пробежал по темным холодным комнатам первого этажа, чтобы проверить, надежно ли заперты окна. Сейчас никто не мог проникнуть в дом, не выломав ставни или входную дверь.

— Они еще пока до меня не дотянулись, — проворчал он. — Жюв организовал хорошую слежку в Ножане, но моя лошадка легко обскакала велосипеды из префектуры.

Правда, — рассуждал таинственный бандит, — Жюв не ограничится монастырем Святой Клотильды, этот скотина-полицейский приказал, наверное, следить и за этим домом… Ну что ж, ладно, добро пожаловать! Я…

Чудовище прислушалось. В тишине ночи заунывно, один за другим, раздались три сигнала рожка.

Фантомас, напряженно вслушиваясь, посчитал:

«Три раза! Это сигнал. Значит, мой водитель арестован…»

При свете фонаря Фантомас различил силуэт своего шофера, который со связанными сзади руками шагал, опустив голову, окруженный десятком полицейских.

Немного правее от этого места он заметил свой автомобиль, который полиция не потрудилась отогнать подальше в сторону.

— Браво, полиция! — радостно воскликнул Фантомас. Все отлично, эти болваны оставили в моем распоряжении «шестьдесят лошадиных сил», которые помогут мне смыться!

«Но, — подумал он, возвращаясь по лестнице на первый этаж, — не стоит терять времени. Арест водителя доказывает, что Жюв уже близко и что бравый полицейский со своим неизменным спутником журналистом вот-вот прибудут сюда… Так тому и быть! Но ты войдешь, Жюв, в этот дом, не как победитель, а как осужденный!»

После этих слов Фантомас погрузился в работу, полностью захватившую его внимание. На полу темной комнаты, расположенной позади буфетной, куда сходилась электрическая проводка со всего дома, бандит чрезвычайно осторожно установил небольшую ракету, которую он достал из своего широкого плаща.

Фантомас приделал к ракете два электропровода, с которых предварительно снял изоляцию. Затем, проверив положение переключателей на распределительном щите, загадочная личность спрятала снаряд под небольшую деревянную крышку, которая, на первый взгляд, могла показаться обычной, случайно забытой на полу дощечкой.

После этого он вышел из комнаты, тщательно, на два оборота ключа, закрыв дверь.

— Скоро, — сардонически улыбаясь, пробормотал он сквозь зубы, — полицейские войдут в дом. Они смогут присутствовать, осмелюсь даже сказать, примут участие в самом красивом фейерверке, который им когда-нибудь доводилось видеть! Динамит превратит честный буржуазный домишко в сверкающий букет из камней и обломков железа, которые составят пикантный соус для блюда из Жюва и его банды!

Такой зловещий прием Фантомас готовил для своих противников; он сделал все, чтобы взорвать дом в подходящий момент, рассчитывая, разумеется, при этом выбраться самому без единой царапины.

Если бы Жюв и Фандор во время своего визита в дом якобы с целью его покупки внимательнее пригляделись к электропроводке, они бы заметили, что некоторые провода выходят из стены дома и пропадают в земле, чтобы вновь появиться на другом конце сада, в заброшенном дровяном сарае. Там, внутри этого сарая, был установлен переключатель, который был подключен к электросети дома.

Именно оттуда Фантомас решил замкнуть цепь, чтобы вызвать взрыв в особняке, когда туда ступит нога Жюва!

Преступник заканчивал свои приготовления.

«А сейчас быстро к сараю, — сказал он себе, — откуда я буду наблюдать, как они подходят к дому, окружают его, входят туда… Они не заставят себя ждать… Сматываемся!»

Фантомас собирался покинуть особняк. Он уже сделал пару шагов по крыльцу дома, как вдруг, подавив ругательства, резко отскочил назад…

Подъехав к бульвару Инкерман, Жюв остановил такси.

Из тени навстречу Жюву и Фандору шагнул инспектор Мишель:

— Это вы, шеф?

— Ну что, — в ответ произнес Жюв, — птичка вернулась в свое гнездышко?

— Да, шеф…

— А клетка приготовлена?

— Клетка хорошо охраняется шеф, уверяю вас; четырнадцать моих самых испытанных людей несут охрану вокруг дома. Из дома ускользнуть невозможно… если только…

Мишель запнулся, Жюв переспросил его:

— Если только что?

— Право, не знаю, как сказать, — ответил Мишель, — если только здание не с секретом, как это было в квартале Фрошо…

На лице Жюва заиграла успокаивающая улыбка.

Жюв был уверен в себе! Мысленно он видел особняк во всех его деталях, все его малейшие уголки. С этой стороны не стоило ничего опасаться. На этот раз Фантомасу не удастся улизнуть.

Жюв, вокруг которого собрались два-три унтер-офицера, коротко отдавал приказы:

— Это дело десяти минут, а сейчас вперед, дети мои. Только осторожно, оружие применять в крайнем случае, как можно меньше шума. Нужно взять нашего друга живым. Поступим так, вы, капралы, пойдете вместе с инспектором Мишелем за мной. Остальные люди пусть продолжают следить за домом.

Вдруг Жюв замер: разговаривая, он не терял из виду подъезд дома. Как раз в этот момент полицейский заметил, как дверь особняка приоткрылась и из нее показался Фантомас, который, правда, тут же опять скрылся внутри дома.

— Это он! Наконец! — закричал Жюв.

И полицейский с невиданной отвагой, совершенно не прячась, бросился к темному молчаливо стоящему дому. Позади него бежал Фандор:

— Смелее, Жюв! Он наш!

Но Жюв вновь обрел хладнокровие, понимая, какую опасность представляет этот внезапный порыв смелости.

Перед входной дверью он остановился.

— Спокойно, господа! — обратился он к людям, которые бежали за ним и Фандором, — мы уверены, что победа в наших руках, но мы можем упустить ее из-за нашего безрассудства… Распределим наши роли: вы займете первый этаж, проверите все комнаты и останетесь там, выходите из них только в случае необходимости. Что касается меня, я поднимусь…

— Жюв! — прервал его Фандор.

— Что, Фандор?

— Я с вами!

Жюв мгновение колебался, глядя на молодого человека; но лицо последнего выражало такую решимость, что полицейский не осмелился отказать.

— Ты, правда, обещал мне вести себя благоразумно и не подставлять себя без надобности под пули, ладно, в конце концов, ты здорово потрудился над этим делом тоже и я не буду отнимать у тебя честь участвовать в задержании Фантомаса. Идем! Только держи ухо востро, этот бандит видел нас и он готовится к встрече…

Фандор тряхнул головой:

«Посмотрим!»

Капралы и Мишель направились к указанным им местам, Жюв и Фандор включили карманные электрические фонарики, которые испускали яркие лучи света, в то время как сами полицейский и журналист оставались в тени.

Оглядываясь, они поднялись по лестнице на второй этаж. Добравшись до лестничной площадки, Жюв крикнул:

— Фантомас! Вы окружены, сдавайтесь!

Но в ответ прозвучало только отдаленное эхо, стояла гробовая тишина. Можно было подумать, что в доме нет ни одного человеческого существа.

Жюв сдерживал нетерпение Фандора.

— Осторожно, — тихим голосом посоветовал он ему, — вот что мы сделаем: над нами находится чердак, сначала проверим его, если он пуст, мы его закроем; затем будем спускаться, осматривая каждую комнату и закрывая ее на ключ. Если Фантомас прячется в одной из многочисленных комнат, которые сообщаются между собой, мы будем гнать его, пока не загоним на первый этаж, в переднюю, а там…

— Давайте, быстро!

Тишина особняка наводила молчаливый ужас.

Фандор и Жюв взобрались на чердак. Держа пистолет наизготове и всматриваясь в темноту, Жюв прошептал Фандору:

— При малейшем шорохе падай на пол, пусть Фантомас выстрелит первым, пламя от выстрела выдаст его местонахождение…

Преследователи Фантомаса направили яркие лучи фонариков внутрь чердака.

Фандор высказал предположение:

— Может, он на крыше.

— Вряд ли, я слишком хорошо знаю Мишеля, он наверняка поставил двух-трех человек на крышу, кроме того, Фантомас не побежит через крышу…

— Что же будем делать, Жюв?

— Быстро осмотрим комнаты для прислуги, затем проверим второй этаж, первый этаж, я не я, если мы его не найдем…

Друзья разговаривали между собой очень тихо, но голоса их были спокойны.

При осмотре второго этажа Жюв слегка вздрогнул, когда дверь, ведущая в спальню леди Белтам, зловеще заскрипела. Резко распахнув дверь, Фандор и Жюв бросились в сторону, ожидая, что сейчас раздастся выстрел.

Предосторожность была напрасной: комната оказалась пустой, в ней не было заметно никаких следов Фантомаса!

Жюв и Фандор прошли в другую комнату, затем в следующую, каждый раз, закончив обыск, они закрывали комнату на ключ.

— На первый этаж, — скомандовал Жюв, начиная спускаться по лестнице, — надо не забыть проверить также за буфетной…

Жюв имел в виду небольшую темную комнату, в которой — он, конечно, об этом не догадывался — минут пятнадцать назад Фантомас установил взрывное устройство.

Его вела к этому месту интуиция, а полицейский всегда доверял своей интуиции.

Вдруг, когда он уже совсем спустился с лестницы и выходил в переднюю, Жюв отскочил в сторону. Из-за двери гостиной неожиданно выросла тень, черная с головы до ног!

Словно молния, тень перескочила коридор и через небольшую низкую дверь скрылась в подвале дома.

Одновременно тишину дома разорвали два пистолетных выстрела.

Фантомас задвинул за собой тяжелый засов, создав барьер между собой и своими преследователями. Дверь, которая соединяла первый этаж дома с подвальными помещениями, была сделана из тяжелых толстых дубовых досок и выломать ее было не так просто.

Бандит с поразительным спокойствием спустился по ступенькам, ведущим вниз погреба.

До этого Фантомас в течение двадцати минут отступал перед преследовавшими его Жювом и Фандором, уступая им шаг за шагом поле боя. Он играл в прятки со смертью, где ставкой была его жизнь, и выиграть он мог, только одолев дюжину обложивших его противников, имея при этом всего шесть патронов в револьвере. Несмотря на свою поразительную выдержку, Фантомас все же испытывал некоторое беспокойство, смятение его было очевидным. Еще никогда ранее кольцо опасности не сжималось вокруг него так тесно. Его черная маска прилипла к вспотевшим вискам, слегка дрожащие руки выдавали волнение.

Фантомас на цыпочках пересек погреб и подошел к небольшому подвальному окну, за которым находился сад.

«Через это окно, — подумал он, — я смогу, наверное, удрать, если только…»

Фантомас, раздосадованный, вернулся на середину погреба.

«Проклятие! — вырвалось у него. — Перед окном трое фараонов, бесполезно пытаться там пройти…»

Бандит чиркнул спичкой и осмотрел место, где он находился и которое, впрочем, он знал лучше, чем кто-либо другой.

Да, Жюв был прав, когда час тому назад заверял инспектора Мишеля, что особняк леди Белтам не имеет никаких секретов в отличие от дома в квартале Фрошо; мощные стены подвала угрожающе смотрели на Фантомаса, который понимал, что преодолеть их невозможно!

Разумеется, Фантомас получил небольшую передышку. Время от времени в подвале раздавались глухие стуки выламываемой двери, но крепкий засов еще выдерживал удары Жюва и его людей. Однако такое положение долго продлиться не могло.

Чтобы выбраться из этой западни, нужно было во что бы то ни стало отвлечь внимание Жюва или заставить его отступить.

Ах, если бы контакт электропровода выходил не в дровяной сарай, а сюда, в подвал, Фантомас, не раздумывая ни секунду, взорвал бы этот дом, несмотря на то, что шансов остаться в живых у него было бы немного.

Увы!

Перед Фантомасом находился калорифер, в запущенном состоянии, с развороченным очагом, над которым зияющей пастью торчала труба, начинающаяся в потолке подвала и поднимающаяся через весь дом до второго этажа.

Фантомас напряженно думал. В довольно широком колодце, возле которого он стоял, блестела вода, служившая причиной, как объяснял привратник Жюву с Фандором — которые пришли осмотреть дом под видом дяди и племянника — сырости в доме. Вода эта, сине-зеленого цвета, за долгое время застоялась. Спичка, догоревшая в руке бандита, зашипела, упав на поверхность колодца.

Вдруг Фантомас сжал кулаки. После очередного яростного удара дверь наконец не выдержала. Среди шума разлетающихся досок раздался голос Жюва:

— Фантомас! Сдавайтесь!

Мгновение стояла абсолютная мучительная тишина!

Неумолимые преследователи один за другим заполняли погреб.

Что сейчас будет?

Фантомас, крадучись, отошел в тень.

Его влажная рука нащупала бутылку.

Раздался тихий звон разбиваемого стекла: Фантомас, взяв бутылку за горлышко, ударил ее об стену…

С пистолетом в руке, Жюв, за которым следовал Фандор, осторожно спускался по лестнице, ведущей в погреб; хотя они оба относились к разряду людей мужественных, их сердца, однако, бешено колотились.

Наступал последний акт драмы. Фантомас, вошедший в этот узкий погреб, не мог больше отсюда выбраться, через две-три секунды они столкнутся с ним лицом к лицу и наконец раскроют тайну, точнее целую серию тайн, следовавших в последнее время одна за другой.

Да, Фантомас был там, загнанный Жювом в тупик, обложенный в западне. Он был в руках у полицейского, мертвым или живым его обязательно возьмут!

Жюв спустился с последней ступеньки, почувствовав под ногами мелкий песок, составляющий пол погреба. Он нажал на кнопку электрического фонарика и яркий луч света пронзил пространство погреба… Он был пуст.

Жюв бросился к подвальному окну, из которого он заметил трех агентов Сыскной полиции, зорко следящих за этим выходом. Решиться убежать через это окно означало верную смерть.

Жюв обошел погреб, внимательно осматривая стены и простукивая их рукояткой пистолета: стены отдавались приглушенным звуком, ни одной подозрительной трещины он обнаружить не смог. Шероховатые камни были намертво пригнаны один к одному.

Вместе с Фандором он обогнул край колодца, в котором глубокая вода тихо мерцала при свете фонаря. Поверхность воды была темной и спокойной. Разбитая бутылка, наполовину погруженная в воду, неподвижно держалась на поверхности, обращенная горлышком вниз.

Куда делся Фантомас?

Вдруг, нарушив эту жуткую тишину, Фандор с волнением в голосе спросил полицейского, дернув его за руку:

— Вы слышали?

Жюв покачал головой. После некоторой паузы Фандор вновь зашептал:

— Кто-то вздохнул рядом…

Жюв на этот раз тоже, как и Фандор, с изумлением услышал шум, действительно похожий на дыхание человека, и спросил себя, послышалось ему Это сейчас или нет.

Нет, конечно, нет! Рядом кто-то вздохнул, он не мог ошибиться! Однако в помещении никого не было.

Вдруг инспектор Жюв дернул своего товарища за плечо и, подняв руку к трубе калорифера, закричал:

— Какие мы ослы! Он там! Черт возьми, кому как не нам знать, что в эти огромные трубы может легко пробраться человек… Но что ты хочешь сделать?

Жюв задержал Фандора, который, бросился с пистолетом в руке к отверстию широкой трубы.

— Право, — объяснил журналист, — я собирался разрядить свой браунинг, чтобы узнать…

Жюв охладил пыл репортера и с жесткой улыбкой на губах произнес:

— Нам Фантомас нужен живым. Но у нас есть, чем выкурить его оттуда…

Инспектор направился к углу погреба, где лежали связанные пучки соломы.

— Вот что нам нужно, — воскликнул он, — старина Фандор, чтобы отпраздновать взятие непобедимого Фантомаса, устроим иллюминацию!

Журналист понял намерения Жюва… Набив отверстие трубы калорифера соломой, они поднесли к нему спичку…

Благодаря воздушной тяге солома тут же вспыхнула ярким потрескивающим пламенем, от которого вверх начал подниматься черный едкий дым!

— А сейчас, — крикнул Жюв, бросившись к лестнице, ведущей на первый этаж, — к отдушинам калорифера! Надо снять решетку, чтобы помочь Фантомасу выбраться из трубы!

— Капрал! Мишель! Сюда!..

Жюв, сияя от радости, отдавал короткие распоряжения; через отдушины калорифера, находившиеся на первом этаже, начал выходить дым…

Бутылка с отбитым дном плавно покачивалась на черной поверхности воды колодца, вырытого посредине погреба.

Едва Жюв с Фандором покинули погреб, как поверхность воды закачалась и над водой стала подниматься загадочная бутылка, за ней показалась голова Фантомаса, лицо которого по-прежнему было спрятано под черным капюшоном с прорезями для глаз, плотно прилипнувшим к коже.

Бандит выбрался из колодца и отбросил кусок бутылки, горлышко которой он держал во рту, чтобы дышать воздухом, в то время как сам оставался неподвижно погруженным в воду.

Вода ручьями стекала с его одежды. Фантомас несколько раз глубоко вздохнул; несмотря на свое хитрое приспособление, он почти задыхался.

— Ха-ха, — пробормотал он сквозь зубы, — Фантомас еще покажет себя! Но если бы я не вспомнил вдруг о способе, с помощью которого вьетнамцы прячутся на дне реки, находясь под водой целыми часами и дыша через тростник, поднятый над водой, я думаю, что успел бы уложить нескольких фараонов из своего револьвера!

Фантомас еще выкручивал свою одежду, когда над его головой неожиданно раздались громкие крики, затем прозвучало два-три выстрела; вокруг дома забегали люди, что не могло ускользнуть от проницательного глаза бандита. Фантомас воспользовался суматохой, чтобы подойти к подвальному окну.

Трое агентов, которые охраняли этот выход, исчезли и сейчас поблизости никого не было. Подтянувшись, Фантомас просунул голову, затем плечи…

— Все, с тварью покончено!

Жюв смог наконец приблизиться к отдушине калорифера и с интересом разглядывал животное, неподвижно лежащее на полу: два капрала, дрожа от ужаса, держались у входа в комнату, один Фандор осмелился разделить любопытство Жюва, а также его удивление.

— Ну и ну! — воскликнул инспектор. — Решительно сюрпризы никогда не закончатся!

— Мы ожидали, что из трубы вынырнет Фантомас, а на нас бросается змея!

Действительно, одна половина чудовищного и бесконечно длинного тела удава боа оставалась в отдушине калорифера, а другая — лежала на паркете комнаты.

Когда Жюв и Фандор подожгли сухую солому, которую они затолкали в отверстие трубы калорифера, они тут же поднялись наверх, чтобы схватить на выходе бандита, который, как полагали они, спрятался в этой трубе… Окружив ближайшую отдушину, они напряженно ждали, как вдруг из нее показалась огромная отвратительная голова чудовища, с которым так яростно однажды боролся Жюв, правда, при этом не видя его!

Конечно, никто не знал, в каком облике предстанет Фантомас, конечно, коллеги Жюва, которые вошли с ним в дом, были решительными людьми, готовыми к всему, но никогда, ни на одно мгновение, они не могли представить себе, что Фантомас может иметь такое неожиданное обличье! И, объятые немыслимым ужасом, эти отважные люди в панике бросились к выходу из дома, зовя на помощь своих друзей, которые караулили на улице и которые, забыв о приказе, бросились на подмогу своим товарищам.

Чем совершили большую, серьезную ошибку!

В это время Жюв несколькими выстрелами из пистолета размозжил отвратительную голову чудовища.

Одну секунду Жюв рассматривал свою жертву, но тут же пришел в себя.

— Принесите молотки, кирки, — заорал во весь голос он, — вскрывайте пол! Фандор, не выходи, он там внутри, он задыхается, он хочет лучше умереть, чем признать себя побежденным…

Надо разбить трубы, его нужно схватить, пока он жив, нужно…

— Шеф! — позвал его один из полицейских, карауливших возле дома.

Жюв бросился к окну. Двое полицейских замерли на крыльце дома. Карауля у входа в переднюю, они услышали, как кто-то быстро побежал, но, оглянувшись, замерли на месте и, не двигаясь, обомлев от удивления, наблюдали за действием, разворачивающимся у них на глазах.

Странное существо, все в черном с головы до ног, с которого ручьем стекала вода, стремительно пересекало сад в направлении дровяного сарая…

Жюв секунду неподвижно следил, как скрывается беглец.

— Черт возьми! — выругался инспектор. — Он уходит!..

Но закончить свою фразу полицейский не успел.

После того, как Фантомас вылез из подвального окна, он наконец вздохнул свободнее.

С угрозой в голосе он процедил сквозь зубы:

— Жюв выиграл первый тайм. За мной — второй!

Он уже подбегал к сараю.

Легко нащупав переключатель, он повернул его.

— Партия сыграна! — заревел Фантомас, когда спустя полсекунды раздался оглушительный взрыв.

Задрожала земля, к небу взметнулся огромный столб черного дыма, взрывы стали раздаваться со всех сторон; с грохотом обваливающегося дома перемешивались крики ужаса, страшные хрипы раненых людей… Особняк леди Белтам взлетел на воздух, похоронив под своими обломками тех, кто отважился преследовать Фантомаса!

Бандит в очередной раз ускользнул из рук правосудия. Но что стало с Жювом и Фандором, погибли ли они?..

Примечания

1

Националка — Национальная дорога — дорога государственного значения, соединяющая крупные города страны.

(обратно)

2

Берси — пригород Парижа.

(обратно)

3

Аджюдан — унтер-офицерский чин в полиции (Прим. переводчика)

(обратно)

Оглавление

Глава I . Кабачок «Встреча с другом»

Глава II . Слежка

Глава III . За кулисами

Глава IV . Труп женщины

Глава V . Лупар в гневе

Глава VI . В больнице Ларибуазьер

Глава VII . Выстрел из револьвера

Глава VIII . В поисках преступника

Глава IX . В морге

Глава X . Кровавая подпись

Глава XI . Песчаный душ

Глава XII . Преследуя Жозефину

Глава XIII . Ограбление по-американски

Глава XIV . Бегство в ночи

Глава XV . Катастрофа Симплон-экспресса!

Глава XVI . Происшествие в Берси

Глава XVII . На плитах морга

Глава XVIII . Жертва Фантомаса

Глава XIX . Англичанка с бульвара Инкерман

Глава XX . Арест Жозефины

Глава XXI . Праздник в предместье Монмартр

Глава XXII . Влюбленный боксер

Глава XXIII . Осведомительница

Глава XXIV . Загадочное объятие

Глава XXV . Ловушка

Глава XXVI . У актера Бонардэна

Глава XXVII . Госпожа настоятельница

Глава XXVIII . Старый паралитик

Глава XXIX . Через окно

Глава XXX . Дядя и племянник

Глава XXXI . Любовники и сообщники

Глава XXXII . Молчаливый палач

Глава XXXIII . Скандал в монастыре

Глава XXXIV . Месть Фантомаса . . . .