«Лиха беда начало»

Пролог

Андрей Титов с удовольствием вдавил педаль газа до упора. Мотор послушно взревел, набирая обороты. Он улыбнулся и одобрительно кивнул. Ему по душе были подобные сумерки, когда встречные автомобили превращаются в огромные ярко-желтые фары, когда кажется, что этот свет исходит прямо из их механических душ и слепит своей откровенностью. И уже не имело значения, какая машина, какой марки, какой мощности и кто ею управляет, — только два прожигающих влажный вечер глаза, за которыми можно по-настоящему ощутить покой уединения. Андрей покрутил ручку приемника, потыкал кнопки, отыскивая подходящую музыку, и, наконец поймав волну незатейливой песенки «Какао-какао», откинулся в кресле и рассеянно уставился на летящую под колеса дорогу. Машина устремилась вверх по эстакаде. Сумерки плавно перетекли в насыщенную желтыми фонарями Кольцевую.

Слегка притормозить, потом резко пересечь диагональ влево, на крайнюю полосу, не особенно заботясь о тех, кого угораздило оказаться поблизости, — пусть тормозят, если смогут. А куда они денутся? Кому придет в голову вламываться со всего маху в новенькую «Тойоту»?! Даже если им и неизвестно, что за рулем сидит сам Андрей Титов! Этот маневр он знал очень хорошо. Не пройдет и трех секунд, как его машина полетит по левой полосе на дикой скорости, изредка подмигивая нахальным «Жигулям», чтобы те уступили дорогу. Он резко повернул руль влево, «Топоту» неожиданно дернуло вправо, но потом машина все-таки послушалась команды хозяина. «Нужно завтра к мастеру заехать, — хмыкнул Андрей. — Надо же, месяц как купил, и вот пожалуйте! А еще говорят, что „Тойоты“ три года не ломаются. Врут, япошки проклятые!» Он все-таки достиг желаемой левой полосы и вдавил в пол педаль газа. «Давай, киска моя!» Машина рванула вперед по серому асфальту. Неожиданно сквозь слияние скорости, света и музыки прорвались трели телефона. Андрей поморщился и, взяв трубку, нехотя ответил.

— Андрей Евгеньевич, — простонал в ухо до тошноты знакомый голос агента по недвижимости — строгой дамы не в его вкусе. Титов сдвинул брови. Он ненавидел ее, ненавидел и все то, во что по милости этой бабы влип. — Андрей Евгеньевич, я вас умоляю, не делайте этого!

— Мария! — Он старался держать себя в рамках приличия, хотя с удовольствием наградил бы эту стерву парочкой таких отборных ругательств, от которых она впала бы в неминуемый ступор. — Мы закончили наш разговор пять минут назад. Не понимаю, что вам еще потребовалось добавить?!

— Я хотела еще раз предостеречь вас, — похоже, она даже всхлипнула, — вы связались с очень влиятельными людьми. Не стоит, ради бога!

— Я связался?! — Он моментально побелел от гнева. — Не по вашей ли вине, позвольте спросить?! Не вы ли так расхваливали мне эту фирму?!

— Я ошиблась. Это правда. Я и сама была не в курсе их махинаций. И все-таки я прошу… Ваша борьба бессмысленна. Они уже запаниковали, вы же в каждом интервью… Но это ни к чему не приведет!

— Идите вы к черту! — от всей души пожелал ей Андрей и нажал на кнопку.

«Запаниковали! — усмехнулся он. — Что ж, это очень хорошо!»

Телефон выдал еще одну трель.

«Да отвяжешься ты от меня?!»

Он схватил трубку и зло гаркнул:

— Ну?!

— Похоже, я опять не вовремя, — вздохнула Валя, его жена.

«Похоже», — согласился он и не стал скрывать:

— Я еду в машине на скорости 150 километров в час, и, если ты собираешься очередной раз устроить мне бурное разбирательство, будь любезна, подожди, пока я войду в квартиру. Иначе у тебя появится шанс вообще не дождаться мужа с работы.

— И буду этому несказанно рада!

На сей раз трубку бросила она.

Андрей скривился и включил приемник погромче. "Какая жалость, что судьба распорядилась женить меня на Вальке, а Наташе отвела лишь роль любовницы. Какая несправедливость! Но, в конце концов, это дело поправимое.

Конечно, есть двенадцатилетний Валера, который последнее время ведет себя отвратительно — грубит и таскает из школы двойки сплошь по всем предметам. И разве не имею я права бросить всю эту семейную канитель с вечными истериками жены и дурным поведением сынка и начать свою биографию с чистого листа? А кто сказал, что не имею? Миллионы сыновей воспитываются воскресными отцами и вырастают неплохими людьми. Ясно ведь, что Валерка мучается от того, что родители не ладят между собой. В такой атмосфере он будет еще более несчастлив, чем если перееду к Наташе".

Телефон зазвонил в третий раз.

«Да кому же я еще нужен?»

— Андрюша?

Ее голос моментально разлился по его телу успокоительным теплом.

— Радость моя! — с чувством проговорил Титов. —Я уже соскучился!

— Ты в машине?

— О да! Лечу навстречу своей судьбе. И перспектива представляется кошмарной! Дом, семья — просто ад!

— Да? — язвительно изумилась она. — В таком случае сбавь скорость.

— Не могу. Должен же я хоть чем-нибудь себя порадовать.

— Родной, я так волнуюсь. Когда ты летаешь по Москве, я просто места себе не нахожу!

— Да что со мной может случиться?! Дорога пустая. — Он посмотрел на спидометр.. Стрелка клонилась влево от 130. Андрей сморщился и надавил на газ.

Руль слегка дрогнул, уводя машину к обочине. Он скорректировал курс, быстро отметив, что машина слушается хуже, чем раньше.

— Ну пожалуйста, — взмолилась она, — ради меня — я очень хочу снова тебя увидеть!

— Не пройдет и томительной ночи, как утром я… Договорить он не успел.

Машина резко вильнула влево. Не понимая, что происходит, Титов уронил телефон и обеими руками вцепился в руль, пытаясь выровнять колеса. Но тщетно, его уже занесло на дугу парапета и подкинуло в небо. В секундном полете он успел подумать, что глупо помирать под песенку «Какао-какао». В следующее мгновение его перевернуло и понесло вниз. Слова песни потеряли для него смысл, как потеряло смысл и все остальное, что он оставил в этой жизни.

Глава 1

— Мне кажется, он у тебя какой-то странный. — Алена отметила, что Марина даже шептать научилась слащаво.

Вместе они покосились в сторону Кости Бунина, который на другом конце стола самозабвенно ворковал с другой Алениной приятельницей, Инессой, — загорелой сексапильной блондинкой.

Алена подцепила маслину вилкой, повертела ее Перед глазами и лениво отправила в рот. Господи! Как же она это ненавидела!

— Нет, ты присмотрись к нему! — продолжала Марина все тем же мерзким шепотком. — Он точно ненормальный!

— Слушай, — Алена из последних сил держалась за остатки терпения, — я смотрела на этого парня три года. Поверь мне, более внимательного разглядывания не удостоилась даже инфузория-туфелька под микроскопом. Так что не стоит заставлять меня смотреть на Бунина еще раз!

— Тогда объясни. Он весь вечер не отходит от Инки. По-твоему, это нормально?!

— Я понимаю, тебе кажется абсурдным, что он не обращает на тебя внимания, — фыркнула Алена, разжевывая маслину. — Но попробуй предположить, что ты не в его вкусе.

— Ты спятила!

Такой мысли Марина допустить не могла. Впрочем, ее самоуверенность на семьдесят процентов была обоснованна. Большинство мужчин, попадавшихся на ее пути, либо тут же падали ниц, начиная тлеть от любви, либо, на худой конец, терзались от животной страсти. А тот счастливчик, на которого Марина устремляла свой хотя бы мимолетный взор, незамедлительно отвечал ей пылкими чувствами. Как это у нее получалось, одному богу известно! И посему Марина, разумеется, разбаловалась от мужского внимания. Но с Буниным все было не так просто. С Буниным вообще никогда не бывает просто — это Алена знала наверняка. Но Марина-то об этом даже не догадывалась. По этой причине она и не могла понять поведение Бунина, который как последний идиот вдруг проникся к Инессе, а ведь она и мизинца Марининого не стоила. (Во всяком случае, Марина так считала.) — Нет. — Она задумалась на мгновение. — Нет, он все-таки болен. Давно это с ним?

— Что?

— Ну, потеря интереса к женщинам?

— Имей совесть! — Алена чуть было не подавилась косточкой. — Может быть, ты не заметила, но он пришел со мной!

— Это я заметила, — кивнула подруга.

— Слушай, я же не возмущаюсь, что он за три часа даже не посмотрел в мою сторону! Так какого же лешего выступаешь ты?!

— И все-таки он болен!

— Не могу с этим не согласиться. — Скулы Алены свела злая судорога.

Уйти хотелось давно, практически через пять минут после начала этого бутафорского вечера. И вовсе не потому, что Бунин, едва они появились в ресторане, подсел к Инессе. Алена с трудом заставила себя пойти на вечеринку, она терпеть не могла всех, кто сюда явился, включая и Бунина. Так чего же ее винить за желание смотаться отсюда побыстрее. А зачем пришла? Да выхода не было. Марина, Алена, Катька и Инесса считались школьными подругами. Конечно, за эти годы их пути разошлись. Марина успела поменять трех мужей и остановилась на владельце сети крупных супермаркетов просто потому, что «мужик оказался ревнивый и приставучий», отпускать ее к намеченному четвертому избраннику не пожелал — сильно избил, когда она заикнулась о разводе, и приковал наручниками к батарее на неделю. После этого Марине ничего не оставалось, как превратиться в верную женушку. Инесса, ставшая за последние два года хорошо оплачиваемой топ-моделью, только что вернулась с Гавайских островов, где снималась для обложки журнала «Вог». Ну и Катерина, которая, по определению Марины, «добилась в жизни не бог весть каких высот», а именно — работала в «Останкино» режиссером довольно заурядной телевизионной программы. Алена подозревала, что и ее собственным успехам в данной компашке тоже мало кто завидует, поэтому уломала Бунина пойти вместе с ней, дабы его великолепием оттенить свою «неудавшуюся жизнь». Но скот по имени Бунин не оправдал возложенных на него надежд. А ведь обещал быть джентльменом, не выпускать ее руки из своей ладони, преданно заглядывать в глаза, ловить каждый вздох, словом, изображать пылкого влюбленного. Но чего стоят обещания Бунина рядом с топ-моделью Инессой! Этого Алена не учла! Конечно, она могла бы вообще не ходить на мерзкое ежегодное «сборище гиен», именуемое вечером по случаю дня рождения Марины, которое на этот раз решили отметить в ресторане «Метрополь» — скромненько и со вкусом, как любила именинница, но тут история уходила корнями глубоко в прошлое — их мамы считались приятельницами. По такому случаю Алене было ведено не пренебрегать приглашением. Проще говоря, если бы она не появилась в этом треклятом ресторане, на следующий день ей не миновать бы гневной тирады родительницы, а маму, находящуюся так далеко, вовсе не хотелось лишний раз расстраивать. Тем более что она до сих пор не отошла от последнего приключения дочери в театре, со времени которого прошло почти полгода. В общем, отказаться от приглашения не удалось, тем более что, по заверениям Марины, Инесса специально вернулась с Гавайских островов на две недели раньше, чтобы почтить ее банкет своим присутствием. Таким образом, Алена очутилась в «Метрополе» и теперь скрежетала зубами от злости на себя, на Инессу, которой не сиделось под теплым солнышком, на приставучую Марину, на собственную мать и на весь мир заодно. Тем временем Инесса отлепилась от Бунина, непринужденно скинув его на свою соседку — шикарную дамочку, по виду преуспевающую бизнес-леди (хотя от леди там было только название, особенно после того, как дамочка выпила три рюмки водки подряд), и поставленной профессиональной походкой продефилировала в направлении школьных подруг.

— Просто душой отдыхаю в Москве, — призналась она, грациозно присев между Аленой и совсем поникшей Катериной.

— Я отойду на минутку. — Катя тут же вскочила и исчезла с глаз.

— Ее можно понять, — неодобрительно хмыкнула Марина. — И чего она не займется своей внешностью?! Просто стыд являться в ресторан в таком виде.

— Хочу напомнить, что она не состоит в браке с владельцем магазинов. — Раздражение все-таки нашло выход. Больше Алена не могла выносить ее снобизм.

— Ну при чем здесь деньги! — парировала Марина, вспыхнув горделивым румянцем. — Инка, хоть ты ей посоветуй. Ты же теперь по этому делу просто ас!

— Я? — хмыкнула та и томно улыбнулась. — Я — полотно. Мои визажисты рисуют, что им заблагорассудится.

— У них неплохо выходит, — заметила Алена.

— Это точно. Но я так устаю, кто бы знал! Бесконечные вспышки, километры пленки, фотографы — это только вершина айсберга. А внизу ведь еще контракты, агенты продюсеры — голову сломаешь.

— А я тебе завидую, — легко призналась Марина, потому что на самом деле вряд ли завидовала подруге. Она получала гораздо больше прелестей от жизни без всяких усилий.

— Да мы все тебе завидуем. — Катя снова опустилась на свой стул. Алена отметила, что она как-то посвежела. Десять минут назад тоже отлучалась и вернулась, как показалось тогда, еще более растерянной и подавленной, чем когда уходила, словно в дамской уборной лишилась как минимум девичьей чести. Теперь — другое дело. Похоже, она заставила себя выглядеть увереннее. «Наверное, ей еще больше, чем мне, претит это общество, и она не знает, как выбраться отсюда».

Алена могла ее понять. Катька за последний год совсем сдала, если рассматривать биографию с точки зрения внешней привлекательности. Словом, выглядит она очень плохо. Для ресторана слишком буднично: простенькое платье, вряд ли приобретенное в дорогом магазине, тонкие природно-серенькие волосы, забранные в пучок на затылке, очки в какой-то странной доисторической оправе — все это ей совершенно не шло.

— Ну хорошо, давайте колитесь: у кого что произошло за этот год? — Инесса оказалась крайне жестокой.

Не для Марины, разумеется. Та только и ждала этого вопроса.

— Ой, девки, весь год в двух словах не расскажешь. Сейчас у нас новая эпопея — дачу покупаем. Раньше как-то не думали, а в это лето серьезно собрались. Фирму нам подыскали классную — там у них место для коттеджей потрясающее, охрана, ну и все прочее по списку. Но вообще-то и Запад не забываем. Мой козлик месяц назад повез меня в Париж на недельку — не поверите, сколько мы там прокутили. —Она не дала подругам раскинуть мозгами и гордо сообщила:

— Пять тысяч долларов! Сама не знаю, куда спустили!

— Н-да, — довольно холодно протянула Инесса, — мне за такие деньги пришлось бы повкалывать.

— А мне такие деньги не видать, даже если я испарюсь от усердия, — заметила Алена.

— Ну, ты у нас по другой части, — хихикнула Марина. — Ты же криминальная знаменитость! Все маньяки страны трясутся от твоего имени. Инка, вот скажи, вышел уже фильм в Голливуде по мотивам ее приключений?

— Кстати, очень советую заняться беллетристикой. Напиши парочку сценариев, — со знанием дела посоветовала Инесса. — У меня знакомый на студии «Мирамакс», авось протолкнем.

— С английским у меня напряг, — буркнула Алена, понимая идиотизм предложения.

— Какая чушь! — горячо воскликнула подруга. — Что мы, не найдем классного переводчика?!

— Ты посмотри, какая у нее американская хватка появилась! — восхитилась Марина.

— Правда, правда. Давай попробуй. — Инесса хлопнула Алену по плечу и повернулась к Катерине:

— Так, теперь ты рассказывай.

Катя, сидевшая до этого тише мыши, совсем сжалась в комочек.

— Ну что ты в самом деле! — злорадно подбодрила ее Марина. — Не может быть, чтобы у женщины не завалялась в кармане какая-нибудь сенсация.

Катя покраснела и опустила голову еще ниже, почти уткнулась носом в тарелку.

— Чего привязались? — решила заступиться за нее Алена. — У нее еще все впереди. Если хочешь знать, не все мечтают выйти замуж за миллионера.

— Рассказывай, — фыркнула подруга. — Я тоже так говорила, пока не вышла. Ну, Катька, что, у тебя нет даже стоящего любовника? Хотя… — Она бросила критический взгляд в сторону подруги и многозначительно поджала губы.

— Есть, — неожиданно ответила та и подняла голову. — я спала с Андреем Титовым.

— 0-ох! — Вздох вырвался сразу из двух ртов. Новость оказалась сногсшибательной. Красавец Титов и Катька — представить невозможно.

Алена решила не уточнять, что по ее сведениям Титов — известный бабник, который вполне мог под настроение увлечься Катериной. Хотя она вряд ли была в его вкусе. Последнее время поговаривали, что он серьезно прилип к какой-то красотке и даже пару раз появлялся с ней на людях, что совершенно не соответствовало его имиджу приличного семьянина. Тем не менее Алена великодушно позволила Катерине похвастать связью с популярным телеведущим, потому что поняла: ничем другим подруга похвастать не может.

* * *

Всю дорогу от ресторана до дома они молчали. Наконец, припарковав машину у самого подъезда, Костя взял ее за руку с такой нежностью, словно и в самом деле безумно обожал. Алена не стала вырываться, только скривилась в темноте, отметив про себя, что собственное поведение кажется ей странным — ее даже не душила обида за то, что этот подонок весь вечер действовал вопреки своему обещанию и под въедливыми взглядами школьных приятельниц ухлестывал за Инессой. Что ж, Марине теперь весь год будет о чем толковать на своих посиделках. И наплевать!

— Ты сердишься? — проникновенным голосом осведомился «подонок».

— Ну что ты! Я страшно горжусь тобой!

— Брось… ты же прекрасно знаешь, что из всех девиц, живущих на этой планете, по-настоящему меня интересуешь только ты.

— Прости, сегодня я этого не заметила. — Она распахнула дверь машины, собираясь уходить.

Он не отпустил, крепко сжав пальцы на ее запястье:

— Дорогуша, не устраивай сцен.

— Именно этого я и стремлюсь избежать. Слишком велико искушение съездить тебе по морде! — Странно, но даже эту фразу она выпалила механически, ничего при этом не почувствовав. Разве что раздражение. И раздражение вовсе не на Бунина, а на себя саму. Ну почему она до сих пор цепляется за него? Почему позволила тогда в театре увлечь, увести от Вадима? Господи, как же глупо получилось! И вот расплата. Вадима рядом нет, есть Бунин, которого она ненавидит, и себя ненавидит за то, что он рядом!

Раскаяние пришло уже через полчаса после того, как Костя стремительно выволок ее из театра, затолкал, все еще слабо понимающую, в чем дело, в машину и повез по ночной Москве. Вернее, даже не раскаяние пришло тогда. Она ощутила жуткую, щемящую пустоту, которая вытеснила из салона автомобиля ничего не значащие фразы, какие-то глупые шутки и вдруг опустилась на ее плечи, окутав туманом. Тогда Алена надолго перестала что-либо ощущать. Очнулась лишь утром. И пробуждение было кошмарным, она поняла, что скомкала свою жизнь, словно листок исписанного черновика, и теперь нужно начинать писать заново, но что писать?

Мыслей не было.

— …Мне, конечно, приятно, что ты ревнуешь… — донеслось до нее.

— А иди ты! — Она выдернула руку и выпрыгнула в прохладную ночь.

Полгода она думала над тем, как бы снова подкатиться к Вадиму, металась к телефону, набирала его номер и, услыхав гудки, испуганно швыряла трубку. Она дефилировала по Лубянке каждый божий день в надежде столкнуться с ним «невзначай», но тщетно — Терещенко как в воду канул. Тетка Тая только головой качала, но ничего про него не рассказывала, по-своему справедливо решив, что незачем. Ее Алена теребить не решалась. Вообще было стыдно. И перед теткой, и перед Горынычем, и, разумеется, перед Вадимом. Поэтому страдала молча. Что ж, в конце концов, она заслужила эти страдания. А их виновник теперь плелся за ней по лестнице, что-то приговаривал о своем легком характере, о ее слишком требовательном отношении к мужскому поведению, и все в таком духе. Что конкретно слетало с его губ, она и не пыталась понять, общий смысл речей Алена давно уже выучила наизусть. Сейчас больше всего на свете она желала расквасить его физиономию дверью и остаться одна. Хотя, зная Костю, понимала, что ей это вряд ли удастся осуществить.

Достигнув своей лестничной площадки, она приостановилась, расстегнула сумку и, чертыхаясь, принялась нашаривать ключи.

— Ты неисправима! Сколько ни меняй сумки, все равно останешься растяпой! — бодро воскликнул он.

— Ты все еще здесь?

— Ты так стремительно увлекла меня из ресторана, что я не успел выпить положенную чашечку кофе. Так что восполнить этот пробел — дело твоей совести — как ни в чем не бывало парировал Бунин.

— Дома попьешь! — буркнула Алена.

— Не-ет. Я просто засыпаю. Кофе нужно срочно. Давай-ка… — Он выхватил у нее ключи И шагнул к двери.

Она только плечами успела пожать, как он уже втянул ее в темную прихожую.

— Бунин, как я тебя ненавижу!

— А я тебя просто обожаю.

Она ощутила его поцелуй на губах и, резко вывернувшись из объятий, отлетела к стене, больно ударившись затылком о зеркало шкафа. Оттуда угрожающе прошипела:

— Ты знаешь, что бывает, когда меня пытаются взять силой!

— Так, — разочарованно протянул он и включил светильник, — положение осложняется. Пошел варить кофе.

Бунин действительно поплелся на кухню. Алена же, глотая неожиданно выступившие злые слезы, прошла в гостиную, чтобы как-то успокоиться, включила телевизор.

«Сегодня, в 21 час 30 минут, мы потеряли человека, с которым общалась вся страна…» — с присущей моменту безапелляционностью сообщил голос диктора.

Алена мельком взглянула на экран и отвернулась, собираясь снова предаться своим скорбным размышлениям о неудавшейся личной жизни.

«…Он входил в каждый дом просто, по-соседски…» — текст явно не соответствовал холодности тона.

— Самое ужасное, что ты винишь во всем меня, — в дверях гостиной появился темный силуэт Бунина. Он знал ее слишком хорошо, поэтому безошибочно определил тему ее горестных размышлений. — А раздувать ненависть ко мне в такой ситуации по меньшей мере нетактично. Да и вообще глупо…

«…это необъяснимая случайность, из разряда тех ужасных нелепых трагедий, которые происходят каждый день на наших дорогах. Но на этот раз мы потеряли не просто человека, каждый из нас потерял частицу себя…»

Она повернулась и долго рассматривала на экране большую фотографию Андрея Титова. Фотографию, сделанную из стоп-кадра одной из его передач. Андрей привычно чарующе улыбался зрителю. Только во всем этом была какая-то странность. Наконец Алена поняла, в чем она заключается — фотография была обведена черным контуром. Она растерянно обернулась к Бунину, только сейчас заметив, что он уже с минуту не проронил ни слова.

— Что это?!

«…Он ушел от нас так же стремительно, как жил. Мы все еще не можем поверить, что его уже нет рядом. Только странное ощущение, что в каждом доме образовалась пустота, которую уже никем и ничем не заполнить…»

— Поверить не могу! — наконец выдохнула Алена. — Да я же с ним вчера разговаривала! Что могло случиться?!

Бунин молча взял пульт и переключил телевизор на другой канал.

. "Авария произошла на 106-м километре Кольцевой автодороги, — со сдержанной профессиональной грустью сообщил ведущий новостей. На экране показали темные кадры последствий аварии. — Автомобиль марки «Тойота», за рулем которого находился популярный ведущий Андрей Титов, неожиданно потерял управление и въехал на бетонное ограждение. Андрей скончался на месте.

Сотрудники ГАИ пока никак не прокомментировали это происшествие".

— Странно, — задумчиво проговорила Алена, — он был первоклассным водителем. Сам мне хвастался. Машину эту купил всего месяц назад. Какой-то кошмар!

— Ты сказала, что общалась с ним буквально вчера? — Бунин подозрительно прищурился.

— Ну да! Я же брала у него интервью для нашего журнала. И как же это случилось…

— Как случилось, я не знаю, — Костя неприятно ухмыльнулся, — но одно тебе могу сказать точно: тот, о ком ты так тосковала последние месяцы, скоро снова мелькнет на твоем горизонте. Можешь не сомневаться!

Глава 2

— Проходи, садись. — Борисыч сдержанно кивнул и насупился, что само по себе не предвещало ничего хорошего.

Алена послушно опустилась на стул, всем своим видом изображая покорность.

— Тебе удивительно везет… — заметил он, глядя в сторону, — на мертвецов! Благодаря твоим стараниям наш «Оберег» скоро вырвется в авангард желтой прессы!

— Вот уж на этот раз я совершенно ни при чем. — Она растерянно развела руками.

— Скоро тебя начнут опасаться и перестанут давать тебе интервью, — не обращая внимания на ее протест, продолжил главный редактор, — и радуйся, что сейчас не средние века. А то сожгли бы тебя на костре как миленькую!

— Ну не печатайте статью. Я как-нибудь переживу. — Алена решила, что имеет полное право обидеться. Ну почему на нее всегда все сваливают! Теперь уже и дорожные происшествия. Она даже рядом не проходила: В конце концов, за последние полгода она брала интервью как минимум у пятерых известных людей, и никто не погиб, во всяком случае, пока…'Тут ее передернуло.

— Статья хорошая, и мы ее непременно дадим в ближайший номер, — выкрутился Борисыч.

Еще бы не дал! Последнее интервью Андрея Титова повысит тираж журнала в три раза. Она отлично помнит, как расходился «Оберег» со статьей об Александре Журавлеве, которого за месяц до того жестоко убили в театре.

— Единственная поправка, которая, подчеркиваю, проходит без возражений с твоей стороны, это то что придется изъять один абзац.

Его холодный, очень деловой тон Алену насторожил. Так Борисыч говорил только в очень серьезных случаях, а с нею — практически никогда.

— Какой абзац?

— Вот этот. — Он развернул к ней лист статьи и ткнул пальцем в строчки, обведенные красным маркером. — Этого быть не должно.

— Аркадий Борисович, — она непонимающе уставилась на начальника, — почему?

— Почему, почему… — проворчал тот. — Потому! Сказал вычеркнуть, значит, вычеркнуть. Кто здесь главный редактор?!

— Вы, разумеется. — Она медленно поднялась. — Только я как журналист хочу знать, чем конкретно вам не понравились эти жалкие строчки.

— Мне?! — Тут он красноречиво ткнул пальцем в потолок.

Алена поняла причину его утреннего раздражения и деловитости.

Впрочем, он не стал скрывать:

— Меня еще вчера начали донимать звонками из всех инстанций. Ну а когда Титов погиб, сказали, что нужно изъять в интересах следствия. Чтобы не разглашать факты…

— Да что тут разглашать?! — Она потрясла листком в воздухе. — Ну, заявил Андрей Титов, что фирма «Дом» — плохая и нечестная контора, где выманивают деньги. Кстати, без всяких подробностей. И вообще он согласился на интервью только с тем условием, что я дам именно эту информацию. Иначе не стал бы со мной разговаривать. Не знаю. — Она бросила листок на стол. — В сложившихся обстоятельствах я расцениваю это условие как последнюю волю покойного.

— В интересах следствия! — грозно напомнил Борисыч и хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. — Все. Вопрос решен. — Но, глядя на ее надутую физиономию, неожиданно смягчился:

— Понимаю, что для тебя это очень важно, Аленка.

Закончится следствие, что-нибудь придумаем с этим абзацем.

* * *

Странно, но, несмотря на заверения Бунина, Вадим не спешил появляться.

А она почему-то поверила Косте и даже вполне серьезно начала ждать. После того как вдвоем с Буниным они со всех сторон обсудили скорбную новость о гибели Андрея Титова, она совершенно неблагодарно выставила его вон. Всю ночь проворочалась с боку на бок, планируя, как встретит Терещенко, что ему скажет, какой тон задать разговору, стоит ли, как прежде, язвить или лучше принять вид отстраненной грусти. Вообще-то Алена никогда раньше не попадала в положение обидчицы, а тем более «коварной изменщицы» — такое с ней случилось впервые, поэтому она понятия не имела, как следует поступать при встрече с «несчастной жертвой своих интриг». Наконец к пяти утра она пришла к выводу, что сделает вид, будто ничегошеньки не случилось (или, по крайней мере, ничего криминального она не помнит). Авось Вадим воодушевится ее радушным приемом и решит, что раз уж она не считает преступлением побег с Буниным из театра, то и ему не пристало. Перед тем как выйти из дома в редакцию, Алена навела чуть ли не вечерний марафет, ей почему-то казалось, что следователь явится именно в офис «Оберега», что сразу домой он к ней не пойдет, а предпочтет первую встречу провести в более или менее официальной обстановке. Во всяком случае, поставив себя на его место, она пришла к мнению, что поступила бы именно так. Войдя в редакцию, она сразу же принялась ждать. Но тут ее постигло разочарование — Вадим не появился. Даже не позвонил, хотя скорее всего информация о том, что именно она последней из журналистов говорила с Титовым, уже распространилась по Москве. Ведь те, кто хотел знать, уже успели попросить Борисыча не печатать в статье злосчастный абзац про некую фирму «Дом» в интересах следствия. Другими словами, следствие уже ведется, и его кто-то ведет. К середине дня Алена решила узнать подробности. Она позвонила тетке в театр.

— Следствие? — Скорее всего на другом конце провода родственница округлила глаза. — Ничего не знаю. По крайней мере, Горыныч мне не рассказывал.

Конечно же, в таких случаях положено выяснить все обстоятельства, — авторитетно заявила она, словно работала не в костюмерной театра, а на Петровке, — но открывать дело… Похоже, следствие тут не предвидится — и так все ясно: превысил скорость, не справился с управлением. Я всегда говорила, машина — средство быстрейшего передвижения к могиле!

Алена вздохнула, собрала волю в кулак и наконец, покраснев до корней волос, выдавила из себя вопрос, который не решалась задать со времени злосчастной премьеры «Гамлета»:

— А о Терещенко тебе ничего не известно?

— Надеешься, что вести следствие поручат именно ему?

Алена поняла, что тетка усмехнулась, и покраснела еще больше.

— Что касается Вадима, — слишком спокойно продолжила та, будто бы вела беседу о ком-то постороннем, представляющем малый интерес для них обеих, — Горыныч еще в мае обмолвился, что Терещенко ловит какую-то банду в Рязанской области. Вроде бы он до сих пор там…

— Да что он ее не поймал-то до сих пор! — праведно возмутилась Алена. — Подумаешь, какое важное дело! Тут телезвезда гибнет при неясных обстоятельствах…

— Да почему при неясных?

— Потому что мне… — Она хотела рассказать о неприятном разговоре с Борисычем, но вовремя сообразила, что вещать на всю редакцию о таких вещах не стоит. — Словом, мне кажется, что обстоятельства гибели Титова не так уж прозрачны.

— Ну разумеется! — не поверила родственница. — Знаю я эти обстоятельства: кое-кто нашкодил в свое время, а теперь ищет предлог для встречи. Лично я на твоем месте просто позвонила бы Вадиму, а не выдумывала всякие там «обстоятельства». Если тебе хочется его увидеть, то сделай это обычным женским способом, а не встревай в новое расследование. Вот тебе мой совет!

— Кто бы говорил! — нетактично возразила племянница. — Может быть, напомнить, при каких обстоятельствах ты снова встретилась со своим разлюбезным Горынычем? Ведь если бы не убийство Журавлева, ты ни за что не попыталась бы отыскать свою первую любовь!

— Ну, в таком случае тебе, так же как мне, придется подождать лет двадцать, пока судьба снова сведет вас, — довольно жестоко ответила тетка Тая.

— Но я сильно подозреваю, что Вадим не станет ждать тебя столько. Так что поспеши, если еще не опоздала…

— Что ты имеешь в виду?! — Руки у нее в этот момент дрогнули, и Алена вцепилась в телефонную трубку, чтобы не уронить ее на пол.

— Ну, до меня доходит кое-какая информация… будто бы Терещенко начал с кем-то встречаться…

— В Рязанской области?

— Девушка — криминалист. Очень толковая, — злорадно продолжала тетка. — Наверное, они вместе отправились в командировку.

— Наверное, вроде бы, — проворчала Алена, понимая, что от отчаяния готова разрыдаться прямо здесь, на глазах у десятка коллег. — Что ты мне выдаешь непроверенную информацию!

— А я тебе не ТАСС. Хочешь выяснить подробности, позвони ему сама.

— Ну да! И слопай свое женское достоинство с солью!

— Не понимаю, что тебе нужно. Желаешь издалека наблюдать за его жизнью?

— Тетка явно не была расположена к сочувствию.

Это Алену злило — ну что толку читать ей нотации за былые ошибки, когда она в столь отчаянном положении?! Порядочные родственницы так себя не ведут!

— Я хотела фейерверка, хотела, чтобы душа пела, словом, чтобы влюбиться без памяти! А получилось как всегда, — грустно призналась она, забыв о том, что диалог ведет из офиса, где полно посторонних ушей.

— Так чего же ты теперь переживаешь? Если все равно не вышло? — удивилась тетка Тая.

— Как же ты не поймешь?! — вскричала Алена. — Потому что теперь мне очень плохо. Не могу я объяснить, но…

Она замялась.

— Тогда перечитай бессмертное творение Лопе де Вега «Собака на сене», — холодно посоветовала тетка и добавила:

— Тебе хочется, чтобы мужик бегал за тобой, как щенок, а ты бы пинала его ногами. А когда он отбегает в сторону, ты кричишь «Ко мне!» и удивляешься, почему он не выполняет такой простой команды.

Я тебе скажу почему — потому что мужчина не щенок. Он человек. Попробуй это понять.

— Да знаешь что!.. — Алена в сердцах хлопнула трубку на рычаг и, закрыв глаза, глубоко вздохнула.

Она пыталась успокоиться, хотя какое тут, к черту, успокоение. Тетка Тая права, она относилась к Терещенко именно так, может быть, не воспринимала его как щенка, но вела себя с ним совершенно по-идиотски: захотела — приласкала, захотела — оттолкнула, а теперь снова желает приласкать. Только будет ли он теперь преданно заглядывать ей в глаза?

— Прости, пожалуйста, — прозвучал за спиной до омерзения вкрадчивый голос зама Борисыча Вари, — к тебе тут пришли.

Алена резко обернулась и остолбенела — в трех шагах от нее переминался с ноги на ногу Вадим Терещенко. Выглядел он сконфуженным, и это свидетельствовало о том, что он слышал большую часть ее телефонной перебранки.

«Интересно, насколько большую?» — успела подумать она, прежде чем почувствовала, как щеки налились горячей кровью.

— Ну, я вас, пожалуй, оставлю, — по обыкновению, высокомерно сообщила Варя и, кинув на Алену неодобрительный взгляд, отчалила в направлении своего стола.

Терещенко же начал подозрительно мерзко ухмыляться. От этого Алена окончательно растерялась и, как всегда бывало в моменты ее наивысшей растерянности, тут же разозлилась.

— И как долго ты стоял за моей спиной? — сквозь зубы осведомилась она.

— Достаточно долго. — Он наградил ее нахальной улыбкой. — Впрочем, это не так важно.

— Не так важно?! По-твоему, стоять и подслушивать — пустяковое дельце?!

Хороша же наша милиция! — Она задохнулась от возмущения.

Но Вадим не отреагировал на ее выпады, он даже глаз не опустил — стоял, пялился на нее совершенно спокойно, еще и улыбался.

Это обстоятельство вывело Алену из себя окончательно. Она потеряла самообладание и заорала так, что все присутствующие застыли в шоке средней и крайней тяжести.

— Если ты думаешь, что я переживаю по поводу нашего расставания, то сильно заблуждаешься! — гневно выпалила она. — Даже не надейся, что я повалюсь тебе в ноги и начну заунывно вымаливать прощение. У меня, чтоб ты знал, все складывается очень даже замечательно…

Она оборвала свою пламенную речь на полуслове. Что-то шло не так — Терещенко по-прежнему улыбался, теперь еще и покачиваясь взад-вперед. Кроме наглого удовольствия, на его физиономии больше ничего не читалось. Редакция погрузилась в выжидательную паузу.

— Может, выйдем на улицу? — наконец предложил он и жестом указал на дверь.

— Я на работе. — Алена резко отвернулась от него. От сверлящих взглядов десятков глаз у нее вполне ощутимо зачесалась спина. «Какая же я дура!» — обругала она себя.

— Аркадий Борисович любезно согласился тебя отпустить, — весело сообщил Вадим.

Похоже, ситуация его просто забавляла. Еще бы! Публичное объяснение в любви случается не каждый день. Что ж, он вполне может считать себя отмщенным — теперь о ней будут судачить еще очень долго. Какой кошмар!

— К тому же наш разговор не займет много времени.

— Да? — Алена испытала сильное разочарование. Она-то надеялась на общение длиною если не во всю жизнь, то как минимум часа на три. За это время вполне можно успеть сто раз примириться и наладить дальнейшие отношения. Но, по всей видимости, ее планы резко расходились с планами Вадима.

— В конце концов, все, что мне нужно, так это твоя подпись, — довольно холодно сообщил он, чем окончательно вверг Алену в пучину отчаяния. — Ты должна прочесть этот документ и заверить, что ты с ним ознакомлена.

Он протянул ей листок бумаги. Она сцепила дрожащие руки на груди и, не поворачиваясь к нему, вяло заупрямилась:

— Ничего я не стану подписывать. Видимо, он пожал плечами:

— Это ваше дело. Прочтите хотя бы.

— Здесь уведомление о том, что мне причитается премия за раскрытие двух особо тяжких дел?

— Ну… что-то в этом роде… Она взяла лист и бегло прочла, потом повернулась и уставилась на него непонимающим взглядом:

— Подписка о неразглашении в интересах следствия?! Разглашении чего?!

— Тут, по-моему, ясно написано: информации, представляющей интерес для следствия. — Он кивнула для пущей убедительности.

— Но я ничего такого не знаю! — Она развела руками.

— Чтобы вы да ничего не знали! — усмехнулся Терещенко. — Хотя… в этом случае вам же было бы лучше.

— Перестань говорить со мной так официально, — она снова побагровела, — не первый раз видимся.

— Будем надеяться, что в последний. — Он оставил бумагу на ее столе и собрался было развернуться, чтобы уйти.

Но Алена схватила его за руку, с тревогой заметив, что его при этом прямо-таки перекосило.

— Ты собираешься дуться на меня всю оставшуюся жизнь? — Какое, к чертям, женское достоинство?! Она уже давно растоптала его. С той самой минуты, когда он появился у нее за спиной!

— Я не собираюсь тратить на это всю оставшуюся жизнь, — довольно сурово сообщил он.

— Ладно. — Она отпустила его, напутствовав добросердечным пожеланием:

— Чтоб ты вообще провалился!

Он только рукой помахал, даже не обернулся. Так и скрылся за дверью, оставив ее на растерзание коллег.

— Если подытожить, то, по всей видимости, твоя карьера на Петровке накрылась, — высказался за всех Лешка Бакунин.

Он хотел было продолжить тему, но заткнулся, натолкнувшись на ее злобный взгляд.

— Лучше молчи, — прошипела ему Алена и, схватив сумку, вылетела вон.

* * *

Вернувшись домой, она еще долго бродила из комнаты в комнату, успокаивая взбунтовавшиеся нервы, пока не обессилела окончательно и не повалилась на диван. И как раз в тот момент, когда Алена расслабленно погрузилась в думы о смысле жизни, зазвонил телефон.

— Последнее время мне всякий раз требуется немало мужества, чтобы собраться и позвонить родной дочери, — заранее встревоженно сообщила мать. — Сразу скажи, ты случаем не влезла в какое-нибудь очередное расследование?

— Нет, мам, с расследованиями теперь покончено, — грустно ответила Алена..

Мать почему-то не разделила ее тоски по утраченному. Скорее наоборот, она облегченно вздохнула и продолжила уже намного веселее:

— Слушай, на этот раз я звоню по делу: мы с твоим отцом решили купить дачу. Ты должна нам помочь.

Алена скривилась:

— Мам, ты же прекрасно знаешь, что я и деньги — понятия несовместимые.

Да и зачем вам дача под Москвой? От вас Ницца гораздо ближе, и мне будет приятнее ездить туда на шашлыки…

— Во-первых, мы не миллионеры, а во-вторых, тебя просят только подыскать подходящий вариант.

— Вот так всегда, — усмехнулась Алена. — Ну почему я, почему не тетка Тая?! В конце концов, у нее больше времени.

— Ты же знаешь, моя сестра так непрактична.

— Зато я практична! Это что, новая шутка? Ну зачем вам все-таки дача?

— Не век же нам сидеть в Вене. Сейчас такие времена, что деньги лучше вкладывать, чем копить.

— Ты в корне не права. Окопались за границей и ничего не знаете. А тут такое происходит — третья мировая война на носу, очередная смена правительства, бензин дорожает… продолжать или я тебя уже убедила? Кому нужна дача в такое время?

— Дача нужна всегда, — упрямо заявила мать. — Когда-нибудь ты выйдешь замуж, родятся внуки, что им все лето в Москве сидеть, а?

— Мам, ты рассуждаешь, как Умная Эльза. Ну где я вам стану дачу искать?

— Спорить было абсолютно бессмысленно, если уж родители чего решили, то решили окончательно.

— Я уже все продумала! — воодушевленно воскликнула родительница. — Наталья Петровна, мама Марины, мне проговорилась, что Марина с мужем собираются купить дачу. Присоединись к ним…

— Да ты в своем уме?! Они же все покупают по высшему разряду. У вас нет таких денег.

— Во-первых, перестань орать на мать, а во-вторых, я не идиотка. Марина с мужем намерены приобрести именно дачку, не очень дорогую, но вполне приличную. Им нашли фирму, которая как раз строит что-то в этом духе и продает не слишком дорого.

— То, что не слишком дорого для Марины, запредельно для простых смертных! — резонно заметила Алена, понимая, что ей все равно не отвертеться — встреча с Мариной уже решена на высшем уровне. Хочешь не хочешь, а теперь ей придется провести как минимум лишних часа три в обществе несносной школьной приятельницы. А она-то рассчитывала, что недавнее посещение ресторана обезопасило ее от подобных свиданий по крайней мере до следующего Марининого дня рождения.

— В общем, не вредничай. Позвони Марине, и поторопись, а то опоздаешь.

Распрощавшись с деятельной родительницей, Алена откинула голову на спинку дивана и задумалась — бывают же совпадения: Марина собралась покупать дачу, мать с отцом тут же взбаламутились на эту тему, несчастный Андрей Титов тоже — это что, дачный бум? Ведь Титов рассказывал ей именно про свою дачную эпопею. Интересно, может быть, это сама судьба завершает логическую цепь, втягивая ее, Алену, в историю с недвижимостью? Но зачем? Андрей Титов настаивал, чтобы в «Обереге» был напечатан абзац их разговора, где он нещадно клеймил позором некую фирму «Дом» за нечистоплотность и надувательство клиентов. Что он там говорил?.. "Эта фирмадаст сто очков вперед АО «МММ». Но он ничего не разъяснил ей. Как же нехорошо получилось с этой подпиской о неразглашении! Был бы Титов жив, она хотя бы попросила у него прощения, атак…

Вспомнив о статье и о расписке, Алена не могла не вспомнить о главном эпизоде сегодняшнего дня. «Ну и сволочь же этот Терещенко! — Алена испуганно огляделась. Она не собиралась кричать на всю комнату. — Плохой знак — сама с собой разговариваешь. Совсем плохой!»

Может быть, все-таки расписка стала для Вадима удачным предлогом и он тоже искал встречи с нею? Алена ненавидела блуждание в иллюзиях, даже если они были очень приятными. Она снова схватила трубку телефона и набрала номер.

Ответили не сразу.

— Привет, Лен! — выдохнула Алена.

— Слушай, ты по году не звонишь, а потом умудряешься попасть в самый неподходящий момент, — томно выругалась ее бывшая сокурсница по факультету журналистики Лена Конкина, которая теперь работала в журнале «7 Дней».

— А что такое? — участливо осведомилась Алена.

— Догадайся. Я целый день не виделась со своим мужем!

— Ну и что? — нагло удивилась Алена.

— Вот выйдешь замуж, поймешь.

— Да что вы все прочите мне замужество! Значит, у вас со Стасом все по-прежнему — сплошная любовь? — Алена блаженно улыбнулась. Ленку и Стаса на курсе считали сладкой парочкой. Они поженились через месяц после знакомства и поцеловались все пять лет, невзирая на строгие взыскания профессоров, которым не очень-то нравилось такое поведение на лекциях и уж совсем не устраивало на зачетах и экзаменах.

— Почему со Стасом? — искренне удивилась Лена. — Я уже полгода как живу с Валеркой.

— С каким Валеркой? — Алена была шокирована.

— Нужно почаще общаться, — усмехнулась сокурсница. — Валерий Сухинин — ди-джей и редактор на радио «Максимум».

— А Стае? — тихо выдохнула Алена.

— Это прошлое, которое не стоит ворошить. Так чего ты звонишь?

— Ну… в общем-то… ты меня убила.

— Тогда пока. — Ленка не была настроена на длительное общение.

— Подожди, ты делала репортаж со съемок программы Титова «Мнение»?

— Ну и что? Неделю назад это было. Статья еще не пошла в номер, да и вряд ли теперь пойдет.

— А он говорил тебе про некую фирму «Дом»?

— Конечно, говорил. — В голосе Лены прорезались нотки издевки. — Сегодня явился ко мне красавчик следователь и закрыл тему — заставил подписать бумагу о неразглашении в интересах дела. Какая ерунда, правда?

— Точно, — с чувством согласилась Алена.

— К тебе тоже приперся? Слушай, его фамилия Терещенко! Как же я сразу не сообразила, ведь это твой старый дружок!

— Это тоже прошлое, которое не стоит ворошить, буркнула Алена.

— Нет, подожди! — Похоже, Ленка напрочь забыла о новом супруге. — О вас такие слухи по Москве ходили! Разве ты не вышла за него?

— Нет, не вышла, даже не собиралась.

— Ну и умница! — неожиданно восхитилась сокурсница. — Еще чего — замуж за следователя! Но ты у нас такая знаменитость! Слушай, а ведь если мы подписываем бумажки в интересах следствия, значит, следствие ведется. Не ты ли его ведешь?

— Хочу напомнить, что я все еще работаю в журнале «Оберег», — вяло огрызнулась Алена. — Я журналистка, а не следователь.

— Рассказывай! — не поверила Ленка. — Но все-таки ты полагаешь, что Титова убили?

— Я даже не думала над этим, — честно призналась Алена, ощутив при словах подруги легкое покалывание в пальцах. «А ведь она права: похоже, что следствие ведется. А следствие никогда не ведется просто так. Неужели и в самом деле убийство?»

— В общем-то, я тоже не думала, но все сводится к тому. Во всяком случае, люди с Петровки суетятся, как муравьи на закате.

— И пусть себе суетятся, — решила Алена.

— А ты?

— Да что ты в самом деле. Я же не муравей!

— Ну, не забывай меня. Звони, а то в следующий раз проявишься, а у меня уже родится ребенок от четвертого мужа.

— У тебя прямо-таки наполеоновские планы! Алена положила трубку. На душе сделалось очень кисло — Ленка успела выйти за второго мужа, Марина, так та и вовсе за третьего, тетка Тая нашла свое потерянное счастье с четвертым, то есть с Горынычем, Настена ждет ребенка от Коржика, а она? Ответом стала гнетущая тишина огромной квартиры. А она наорала сегодня на свое счастье и послала его ко всем чертям. Одним словом, сегодня она окончательно упустила свой шанс. «Наверное, я всегда буду одинокой, потому что слишком глупая!» — столь революционная мысль ввергла Алену в пучину отчаяния. Конечно, мужчины никогда не играли в ее жизни особенно важную роль, но старой девой Алена себя никогда не видела. Можно, разумеется, наплевать на Терешенко, не клином же свет на нем сошелся, есть в Москве и другие мужчины. Но что-то не хотелось смотреть по сторонам в поисках избранника.

Чтобы не взвыть от одиночества, Алена включила телевизор. «Самый нетребовательный и послушный спутник жизни», с тоской подумала она и тупо уставилась в экран.

«Всем понятно, что нынешнее правительство будет безоговорочно подчиняться Кремлю. После совещания в Крыму ни у кого не вызывает сомнений факт, что новому премьеру не удалось получить власть над государством или, по крайней мере, над самыми доходными частями экономики…» — отчеканил ведущий новостей.

— Господи, как все надоело! — проскулила Алена и переключила канал.

«По факту аварии, унесшей жизнь популярного телеведущего Андрея Титова, ведется следствие. Президент объявил, что взял его под свой контроль…» Алена покосилась на часы: а чего ждать от телевизора? Девять тридцать — время новостей!

«Интересно, кому понадобилось убивать Титова? — Алена сморщилась. — Нет, только не нужно начинать! Не хочу я думать об убийствах! Может быть, за этим стоит фирма „Дом“?»

Догадка показалась ей странной. Это по меньшей мере. Ну зачем фирме, торгующей недвижимостью, убивать известного человека? Может быть, затем, что он принялся на всех углах порочить ее славное имя? И что с того? Сотни фирм оставляют своих клиентов, мягко выражаясь, недовольными. Если говорить о таких историях, то первое название, которое всплывает в памяти, — это «Властилина».

Там нещадно обманывали своих вкладчиков, многие из которых — известные люди, и все они не молчали. И все, слава богу, живы. Хотя… выступать все начали только тогда, когда фирму прижали к ногтю. А Титов опередил события. И все равно трудно представить, что кто-то стал бы пачкать руки кровью из-за престижа своего дела. Чтобы замять историю такого рода, всего-то и нужно — закрыть фирму «Дом» и открыть ее под другим названием. И пусть себе Титов рассказывает, как его обманули, новой фирме от этого ни жарко ни холодно. Да, эта версия убийства просто смешна. Конечно, если руководитель фирмы «Дом» не законченный идиот.

Ведь первым, кого начнут подозревать, будет он или его служащие. Нужно ему это?

Вряд ли. Поэтому никто из фирмы не причастен к убийству. Это ясно. Но тогда кто убил? Кому выгодна смерть Андрея? Может быть, его жене?

Алена моментально вспомнила смуглую симпатичную женщину — ровесницу Титова, с которой тот познакомился еще в институте. Ее персоной мало кто интересовался. Ничего особенного она из себя не представляла — сидела дома, растила сына. Андрей же до недавнего времени твердил во всех своих интервью, что у них с женой прямо-таки идеальные отношения, и всячески восхвалял ее. Но это было до недавнего времени. А потом что-то между ними произошло. Да и не «что-то», а все знают, что конкретно: у Титова появилась любовница. Хотя это весьма странно звучит — у Титова всегда имелась какая-нибудь любовница, но все эти романчики считались несерьезными. Андрей, при всем уважении к покойному, был известным бабником — не пропускал ни одной юбки. О его связях говорили часто и много, и его жена Валентина Титова, наверное, уже давно привыкла к подобной черте характера супруга, за что тот ее и ценил. Но в этот раз все выглядело серьезнее. Похоже, Андрей действительно влюбился, потому что вывел свою новую даму сердца в свет. Проще говоря, он таскал ее на все мероприятия вместо жены, в то время как раньше всегда стремился поддерживать иллюзию счастливого брака, не демонстрируя своих пассий народу. Судя по всему, он даже вознамерился развестись с Валентиной и связать судьбу с этой новой… Как там ее? Кажется, Наталья? Да, точно. Кто-то рассказывал Алене, что на одной из пышных вечеринок Титов был с роскошной девицей. Скорее всего рассказывал Бунин.

Сама Алена эту Наталью не видела, но Косте, как эксперту по женщинам, доверяла: раз он сказал — роскошная, значит, так оно и есть. И все-таки какой смысл Валентине желать мужу смерти? Оскорбленное самолюбие? Это, конечно, повод…

Алена вспомнила о своих чувствах и пришла к мнению, что с удовольствием придушила бы Терещенко, причем придушила бы как-нибудь особенно жестоко. Но вот стала бы женщина, даже очень оскорбленная, подстраивать аварию? Во-первых, это довольно сложно в смысле технического исполнения, во-вторых, это слишком хладнокровно: нужно долго готовиться, прежде чем осуществить замысел, планировать, жить этим. Нет, обиженная женщина на такое не способна. Ну, пристукнуть чем-нибудь в порыве страсти — это возможно. А вынашивать план убийства — вряд ли. Для такой жестокости нужен серьезный мотив. Был ли он у Валентины Титовой? А может быть, и был. Особенно если учесть, что Андрей имел большие деньги — он продюсировал как минимум три программы, две из них вел, снимался в рекламе, словом, считать его доходы малыми — просто глупо. К тому же он собирался начать новый телевизионный проект — «Политический ринг», и в прямом эфире «схлестывать» представителей различных политических течений. Об этом, кстати, тоже много говорили. В предвыборный год эта затея имела шанс стать золотой жилой, ведь ежу понятно, что лишнее появление на экране для политика — хороший повод потратить денежки.

Итак, Титов не был бедным, как раз наоборот. И собирался стать еще богаче. Он решил купить дачу, жил в прекрасной новой квартире, стоившей тысяч триста, только что приобрел ту самую злосчастную «Тойоту», на которой и разбился. Оставил бы он все это жене после развода? Алена тут же вспомнила эпизод — она брала у него интервью в кафе напротив «Останкино», весьма дорогом, кстати. Они заказали себе по бизнес-ленчу и по кофе, а когда принесли счет, Титов долго сверял цены с обозначенными в меню, прежде чем расплатиться. Причем расплатился он совсем не по-джентльменски — только за себя. Алена тут же сделала вывод, что он если и не скряга, то по крайней мере весьма щепетильно относится к своим деньгам и не шикует даже для того, чтобы произвести впечатление на журналистку. Вряд ли он оставил бы бывшей жене все, что нажил нелегким трудом. Конечно, он не пустил бы ее по миру. Но согласилась бы Валентина на весьма скромное существование после развода? «Нужно выяснить все об этой женщине», — решила Алена.

Глава 3

С Катериной она договорилась встретиться в баре «Останкино», именуемом в народе «Антрацит». Откуда взялось это название, никто уже не помнил, да это и не так важно. В прокуренном подвальном помещении было весьма сумрачно и как-то грустно.

— Да тут всегда так, — пояснила школьная подруга, когда Алена предположила, что телевизионщики переживают гибель коллеги.

— Не понимаю, как тут можно есть? — Алена вяло взяла пластмассовую чашку с чудовищным кофе и, поглядев на ее содержимое, снова поставила на стол.

— Можно подняться на одиннадцатый этаж, — усмехнулась Катя. — Там светло, но слишком дорого. Не знаю, как ты, а я потеряла работу. Не могу позволить себе выкидывать по сотне в день на обед.

— Потеряла?!

— За месяц до гибели Андрей Титов принялся набирать новую команду для своего нового шоу. И пригласил меня. Деньги хорошие предложил.

— Ничего себе! Вот это называется не повезло, — вздохнула Алена. — А почему тебя?

— Может, тебе это покажется странным, но он посчитал меня хорошим режиссером. Я ведь работала на одном из его проектов, на том, который он давно, два года назад, передал каналу в полное пользование. Передача ему надоела, рейтинг падал. Ну а новое руководство окончательно довершило то, что подточило время. И все-таки Андрей заметил, что режиссерская работа была на высоте. Вот и позвал меня к себе. Неделю назад я уволилась.

— А обратно не возьмут?

— Я и не стремлюсь. Достало все — зачем снимать то, что больше никому не интересно, — тут Катя хитро подмигнула ей. — Ну а кроме того, есть пара предложений. Одно — как раз то, что и требовалось. Канал решил продолжить работу над проектом Титова. На? верное, на этом и остановлюсь. Только пока все в стадии решения.

— Я не представляю себе, как это — заниматься политикой! Такая грязь!

Всем ведь ясно, чего стоят политические дебаты на экране — деньги, деньги и еще раз деньги. Тот, кто не может позволить себе купить целый канал, покупает эфирное время. Вот и все! — Алена всегда раздражалась, когда речь заходила на эту тему.

— Слушай, я — режиссер. Мое дело картинку выстраивать, кнопки нажимать.

А то, о чем говорят в студии, меня мало касается.

— Вы на телевидении все продажные!

— А вы нет? Кто же, как не журналисты, пишет все эти гадости то про одного, то про другого. Скажешь, от чистого сердца и совершенно бесплатно?!

Сейчас выживать нужно, — ответила подруга, и Алена не смогла ей возразить.

— Ладно, черт с ней, с политикой! — наконец решила она. — Я хочу расспросить тебя о Титове.

— О чем именно? — Катерина насторожилась.

— Ну… — Алена почувствовала неловкость, — ты же у нас известный титововед. На одном канале работали, и не только…

— Только работали, — раздраженно проговорила подруга, — ничего не было.

— Но ты же сказала… помнишь, в ресторане.

— Тебе скажу правду. Однажды, когда я еще в школе училась, к моей маме пришли приятельницы и ну рассказывать: одна замуж удачно вышла, другая кандидатскую защитила, третья машину купила, словом, хвастались успехами. А моя мать ничего такого поведать не могла. Сидела она, слушала и вдруг выпалила: а у меня любовник — Винокур. Можешь представить, что тут началось? Это при том, что мать моя никогда не изменяла отцу, то есть она нагло соврала, но зато прекрасно вышла из положения, и ее не посчитали неудачницей. Теперь проведи параллель. Я не спала с Титовым. Это было невозможно, потому что, при всей своей любвеобильности, Андрей придерживался строгого правила — на работе никаких интрижек. Он был настоящим профессионалом, и на программе для него не существовало женщин. Коллега — значит, табу, понятно?

— Но ты же не работала у него на программе.

— Не имеет значения. — Катька вздохнула. — Я работала на той программе, которую он начинал. Да и вообще, на меня он просто не обращал внимания. Но Марина с Инессой об этом даже не догадываются, поэтому я и взяла пример с мамы.

— Неужели ты действительно считаешь себя Неудачницей? — изумилась Алена.

— Я — нет, а для них мои успехи ровным счетом ни о чем не говорят: мужа богатого нет, славы нет, чем хвастать?! — Глаза Катерины блеснули черным гневом. — Я не выгляжу холеной дамой, вся в какой-то дурацкой работе, замотанная, монтажи ночные, съемки — ну посуди сама, человек, не соприкасающийся с телевидением, может такую, как я, считать счастливой?

— Но если тебя это так волнует, почему бы не накраситься, почему бы не стать эффектной? Ведь помнишь, в классе на Маринку ни один мальчишка внимания не обращал, зато теперь…

— Со мной все иначе. — Катерина заметно сникла. — Я привыкла к своей закадровой роли. Понимаешь, это Андрей был звездой, а я — лишь средством телевизионного вещания. Наверное, он задавил меня своим авторитетом, я уже давно перестала чувствовать себя женщиной. Это произошло как-то само собой, даже не могу сказать, в какой момент. И исправить меня нельзя. Это уже под кожей. Я такая по сути. Одним словом, режиссер.

— При чем тут Титов-то?! Если вы даже не виделись.

— Почему не виделись? Каждый день в коридоре сталкивались.

— Нельзя так уходить в работу, — покачала головой Алена. — К чему жить с такими мыслями? Надо же, приклеила себя к режиссерскому пульту!

— Я пробовала переделать себя, но ничего не вышло. Нет, поначалу даже забавно — появляешься на телецентре в узеньких брючках, в прозрачной кофточке, ну духи и все такое — мужики вроде бы смотрят, а потом понимаешь, что все пустое. Что ничего эти шмотки не решают.

— Тебя срочно нужно свести с моей теткой Таей. Она тебе мозги вправит.

— Да нет… — Катерина опустила голову. — Я уже сроднилась со своей внешней оболочкой.

— Ты зациклилась на своем кумире — Титове. До сих пор в ушах стоят твои радостные восклицания, когда тебя приняли на работу в его команду. Когда это произошло, года два назад, кажется?

— Два года и три месяца. Только он уже ушел с программы к тому моменту.

А я любовалась им издалека.

— Плохо дело, ты до сих пор им очарована, — подытожила Алена. — Тебе нужно влюбиться в какого-нибудь простого парня.

— Да брось ты эти глупости! У меня роман с телевидением, — обреченно возразила подруга и подняла голову. — Так мы говорим о Титове или обо мне?

— Не хочешь обсуждать свои проблемы со мной, сходи к психоаналитику. А что ты знаешь о жене Андрея?

— Ничего. Она никогда не приходила в «Останкино». Жила своей жизнью.

— А об их отношениях с Титовым?

— Ну… — Катерина закурила, жадно вдыхая дым, долго молчала, потом тихо проговорила:

— Они собирались разводиться. Вернее, прямо об этом еще не говорилось, но все к тому шло. У Андрея появилась любовница, причем не очередная, а какая-то особенная. Эта девица просто сводила его с ума. Не знаю, чем она его держала, но он часа прожить не мог, чтобы ей не позвонить. Она какая-то очень занятая дамочка, дома не сидела, так Андрей подарил ей сотовый — сам рассказывал — и названивал, все проверял, где она да с кем. Очень ее ревновал. Я его таким еще не видела. Говорят, звонил даже в пятиминутном перерыве между съемками, ну такой положенный перерыв, когда кассету меняют, так вот, он выбегал из студии и успокаивался только тогда, когда поговорит с ней. А уж если не поговорит, дальнейшая съемка не клеится. Может, быть, она его и держала тем, что он страшно боялся ее потерять. Баловал ее — деньгами засыпал.

Вообще там все было основательно — они квартиру купили, дачу, кстати, он тоже намеревался на ее имя приобрести, машину ей подарил, водил везде за собой. О жене совсем забыл. Не знаю… она, конечно, красивая.

— Ты ее видела?

— Пару раз видела их вместе, они по коридору шли в обнимочку: не могу ее точно описать, но такая яркая девушка. Вроде бы ничего особенного… да…

Сашке Петрову, редактору его «Мнения», Андрей как-то сказал, что его подкупило в ней: она, такая потрясающая, любила его как человека, а не как телезвезду.

— Довольно банально! — фыркнула Алена.

— Вот и я думала над этим. Миллионы баб готовы были носить его на руках как человека. Как удалось этой Наташе вдолбить ему, что она не видит в нем популярного ведущего?

— Возможно, она демонстративно не цеплялась за него, не боялась потерять? Мужиков это притягивает.

— Может, — пожала плечами Катерина.

— А что жена?

— А Валентина бесилась, конечно, что ей еще оставалось. Она мужа неделями не видела. Мне ее даже жалко. Знаешь ведь, когда мужик тебя бросает — еще можно пережить, но когда об этом знают абсолютно все, тут в пору сойти с ума.

— Мне ли не знать. — Алена вспомнила сцену с Терещенко в редакции и заранее оправдала Валентину Титову, если та все-таки убила своего муженька.

— Ты сейчас подумала о том своем кавалере, который за Инессой ухлестывал в ресторане? — ухмыльнулась Катерина.

— Точно. — Алене совсем не хотелось раскрывать душу, хотя с ее стороны это было свинством. Катька же почти призналась в своей отчаянной, безответной любви к Андрею Титову, а она, как последняя стерва, только выслушала и не раскололась о предмете своих душевных переживаний. — Как ты думаешь, Валентина могла желать смерти своему мужу?

Подруга посмотрела на Алену как на сумасшедшую. Потом вздохнула, мол, чего с нее взять, и мягко улыбнулась, ну совсем как медсестра пациентке с какой-нибудь серьезной манией.

— Я не думаю, что Андрея убили. Авария, несчастный случай — этим все сказано. — Катерина вдруг подняла брови и выразительно покачала головой:

— .

Боже! Как же я сразу не догадалась! Впрочем, чему тут удивляться. Ты ведь опять пытаешься начать расследование?

— Нет! — слишком поспешно воскликнула Алена и тут же пожалела о своей несдержанности.

Катя только утвердилась в своем подозрении:

— Так и есть! А говорила, что пишешь статью про Андрея.

— И правда пишу. Уже написала, но так как его… в общем, мне нужен некий заключительный абзац вроде послесловия, понимаешь?

— И в этом послесловии ты рассчитываешь рассказать народу, кто убил Титова и за что?! Ерунда. Он погиб сам по себе.

— А вот на Петровке в этом не уверены. Ко мне вчера следователь приходил, просил подписать бумагу о неразглашении в интересах следствия.

Следствия! Значит, оно ведется. А следствие не станут вести просто так.

Значит, не все чисто.

— А нам ничего не сообщали… — вяло протянула Катерина, которой явно не были приятны разговоры о гибели Титова.

— Наверное, вы ничего не знаете, поэтому и не можете разгласить.

— А вы чего знаете? — Алена заметила, что глаза подруги покраснели и она шмыгнула носом.

— Ой, Катька! Прости меня, пожалуйста. Болтаю с тобой, как бревно бездушное. Совсем из головы вылетело, что ты с Андреем бок о бок два года проработала.

— Да ладно. Бок о бок — это слишком громко сказано. — Катерина моргнула и быстро смахнула слезинку пальцем. — Так ты думаешь, его кто-то убил?

— Рано думать, но мне кажется, что если и подозревать кого, так это Валентину Титову. По-моему, вполне логично. Ну… есть еще одна, правда, совсем хилая версия…

— Не думаю. Валентина вряд ли способна на убийство, а тем более на убийство мужа. Она по природе своей — тряпка.

— А кто способен?

— Ну, знаешь ли! — возмутилась подруга. — Ты такие вопросы задаешь! Я не знаю. Во всяком случае, если убийца и существует, мне он о своих мотивах не докладывал.

— Мне кажется, — осторожно начала Алена, — что тут виновата ревность.

Такие убийства происходят исключительно из-за любовных интриг. Сейчас все начнут говорить, что Титова убрали либо из-за денег, либо из-за политики, либо потому, что он влез как журналист не в свое дело, так всегда бывает, а на самом деле никто даже не подумает, что какая-нибудь малозаметная дамочка приревновала его…

— Ага, — перебила ее Катерина, — и, движимая необузданной ревностью, пробралась в гараж, заметь, обязательно под покровом ночи, и испортила тормоза!

— Она усмехнулась. — Алена, я бы не удивилась, услышав такое от Марины, — та любительница дамских романов, но ты! Серьезная журналистка! У тебя-то с какой стати крышу снесло на такую чушь? Андрей в свое время затащил в постель чуть ли не половину женщин, проживающих в Москве и области, и никогда не брезговал молоденькими периферийными обожательницами. Так что в стране проживает чертова уйма баб, с которыми он спал. И все прекрасно знали, на что шли, — он ни от кого не скрывал, что у него очередное временное увлечение. Но он обладал просто-таки сногсшибательным обаянием. Скажу больше, предложил бы мне — и я бы пошла. А потом и не подумала бы ревновать, ведь все понятно.

— А почему ты решила, что тормоза его машины испортили?

— Стиль такой! — фыркнула подруга. — Обычно в дамских романах именно тормоза портят.

— Н-да… — разочарованно протянула Алена. — Ты меня убедила. Вообще-то версия с тормозами кажется мне малопривлекательной. Чтобы испоганить машину, ее нужно знать. А женщины, которые с техникой на «ты», по-моему, не могли нравиться Андрею.

— Это правда. Он любил только «кошечек», таких мягких, неприспособленных.

— А его последняя, Наташа? Ты говорила, что она деловая девушка?

— Ну, деловая, в смысле занятая. Она не то модель, не то начинающая певица: вечно в бегах, встречи какие-то. По крайней мере, именно так о ней у нас говорили.

— А она не могла желать смерти Андрея?

— Ты себя-то слышишь?! — презрительно заметила Катерина. — Даже если она его и разлюбила, все равно ей выгодно было, чтобы Андрей продолжал жить, холить ее и лелеять. К тому же если она собиралась вертеться в искусстве, то лучшего проводника ей просто не найти. Он мог пропихнуть ее куда угодно! Нет, Наташа теперь, наверное, потеряла рассудок от огорчения.

— А ты знаешь, где ее найти?

— Смеешься? Я никогда не числилась в душеприказчиках Титова. Все, что я знаю, знаю исключительно со слухов. Разумеется, ему даже в голову не пришло кому-то сообщать, где живет его обожаемая Натали. — Катерина посмотрела на часы. — Ладно, у меня встреча через десять минут, как раз по поводу работы. Ты меня извинишь? — Улыбнувшись, она встала из-за стола. — Держи меня в курсе.

— Хорошо, — напоследок пообещала ей Алена и, проводив взглядом до дверей, глотнула кофе. Кофе был гадким. "Странно, — подумала она, — Катька ни словом не обмолвилась про фирму «Дом». Неужели Титов, который рассказывал ей про свою Наташу, не удосужился поведать историю, которую успел растрепать всей Москве? А что, собственно, за история? Тоже туманная какая-то, нет ни прямых обвинений, неизвестно даже, за что он так взъелся на эту несчастную контору.

Вполне возможно, что ключ к разгадке гибели Андрея именно здесь. Значит, так, сначала нужно найти эту самую фирму «Дом», а потом попытаться разыскать Наташу.

Что бы там Катька ни говорила, а эта девушка скорее всего знает больше, чем другие. Хотя… зачем мне все это нужно?" Алена не успела ответить на собственный вопрос — перед ее глазами предстала картина: следователь Терещенко ползает перед ней на коленях, превозносит ее ум и сообразительность, благодарит за помощь в раскрытии тайны убийства известного телеведущего и, конечно же, умоляет его простить, а она стоит словно каменное , изваяние, и надменная улыбка играет на ее губах. «Красиво, — злорадно подумала Алена и решительно поднялась из-за стола. — Это того стоит!»

Глава 4

Утром Алена долго бродила по квартире, заставляла себя позвонить.

Общаться с Мариной очень не хотелось. Она бы с радостью присмотрела дачу сама, но раз мать настроилась именно на этот вариант, значит, так тому и быть. Хотя зачем ей, Алене, дача по соседству со школьной подругой, которую она терпеть не может, понять было трудно. Единственное, что Алена уже решила, что если дачу и купят, то сама она туда носа не сунет. Пускай родители жарят там шашлыки и судачат с Мариной о загранице — ей там делать нечего!

Приятельница ответила почти сразу. Голос ее звучал вызывающе расслабленно, вот, мол, пока ты бегаешь по земле, как загнанная собака с высунутым языком, я просто наслаждаюсь жизнью.

— Лежу в джакузи, — без предисловий пояснила она, чтобы окончательно развеять миф о своей хоть какой-нибудь занятости. «В джакузи! В одиннадцать часов утра! Живут же люди!» — Алена испытала приступ отчаянной зависти, вспомнив, что ей самой нужно тащиться в душном метро в редакцию.

Она вздохнула, собрала волю в кулак и проговорила со сдержанной деловитостью:

— Мне мама вчера звонила, просила посмотреть дачу, которую вы собираетесь приобрести.

— Да?! — наигранно удивилась Марина. — А зачем?

— Чтобы расширить мой кругозор. — Если раньше в Алене теплилась надежда, что с бывшей подругой можно общаться, то теперь надежда эта умерла.

Сейчас Марина сядет на своего излюбленного конька и заведет долгую беседу о дороговизне современной жизни. Так и случилось.

— Это, конечно, не повод для гордости, но дача, которую мы собираемся строить, — недешевая. Впрочем… — подруга сделала внушительную паузу, — …там можно присмотреть что-нибудь и для вас. Знаешь, — в ее голосе послышался душевный энтузиазм, с которым врач обычно рассказывает о новом, еще не проверенном методе исцеления смертельно больному пациенту, — если не покупать земельный участок на VIP-территории, ну это ближе к бассейну, кортам и детской площадке, а строить дом у ограды и к тому же подобрать самый дешевый проект — такой малюсенький коттеджик, то вполне можно рассчитывать тысяч на тридцать долларов. Вы потянете?

— Мне абсолютно все равно, — скупо заверила ее Алена. — Мать попросила съездить с вами в эту фирму и посмотреть. Остальное меня не касается.

— Вообще-то мне нужно поговорить с Козликом. Не знаю, как он отнесется, ведь это важное дело. А когда он принимает какое-нибудь серьезное решение, он не терпит поблизости посторонних.

«И очень даже хорошо!» — Алена непроизвольно заскрежетала зубами.

— Позвони мне часиков, скажем… в пять. — Похоже, что таким тоном Марина привыкла общаться с прислугой. С какой стати она применила именно эту интонацию сейчас, Алена не стала выяснять, просто коротко пообещала перезвонить и с чувством отвращения швырнула трубку на аппарат. "Дети сначала любят родителей, потом критикуют их, потом жалеют, — напомнила она себе вызубренное к какому-то университетскому семинару высказывание Анны Ахматовой, но тут же задалась вопросом:

— А почему ничего не говорилось о стадии «готовы убить»?"

* * *

В редакции, по обыкновению, толклось много народу — какие-то внештатные корреспонденты и просто странные люди в мятых одеждах. Всем им, как всегда, что-то срочно понадобилось не то от Борисыча, не то от Вари, некоторые искали кассу, где выплачивали разовые гонорары, — словом, шум стоял неимоверный. Алена к этому балагану давно привыкла, поэтому весьма энергично протиснулась сквозь толпу к своему столу, с размаху плюхнулась на стул и включила компьютер.

Конечно, дома работать было куда спокойнее и даже много плодотворнее, но иногда она жертвовала тихим творчеством и появлялась в офисе, дабы тут ее не забыли.

Сегодня выпал именно такой день. Статья об Андрее Титове, несмотря на то, что уже получила одобрение главного редактора, по ее мнению, требовала некоторой доработки. Она пробежалась глазами по тексту, кое-что исправила — работа заняла не более часа, пока она наконец добралась до злосчастного абзаца, который вообще требовалось исключить. В нем Андрей рассказывал о том, какая плохая фирма «Дом»: «Если у вас появились лишние деньжата, загляните к этим бравым ребяткам, поделитесь с ними, им всегда пригодятся ваши сбережения». Алена вспомнила, как прищурился Титов, произнося эту фразу. Именно в тот момент она оценила его удивительную привлекательность, которой он сражал абсолютно всех женщин. Только Титов умел так ухмыляться и прищуриваться — сразу становилось понятно, что перед тобой не просто красивый мужчина, а породистый самец. И даже она, журналистка, которая уже успела пообщаться со многими «народными кумирами» и давно выработала стойкий иммунитет к показному обаянию, и то не смогла устоять, отметив, что сердечко ее как-то взволнованно встрепенулось. «Мы все еще не можем поверить, что его нет. Лишь в каждом доме образовалась пустота, которую уже никем и ничем не заполнить», — вспомнился ей грустный голос диктора. Странно, но эта довольно рядовая фраза, которую произносят в большинстве Прощальных речей, в случае с Андреем показалась ей не банальной, а истинной. Когда он был жив, выходил чуть ли не каждый вечер в эфир, вел передачи, которые она никогда не смотрела, она не задумывалась над тем, что какой-то телеведущий Титов занимает в ее жизни некое место. А оказывается, что с его гибелью действительно ушло многое — ушли стандартные светские новости типа: «А вы слышали, у Титова опять новая пассия», или признания подруг: «Не знаю, девочки, как вы, а я от Титова без ума», — или просто его фотографии в журналах, короткие кадры, снятые на всякого рода тусовках. Словом, Андрей Титов присутствовал в этой жизни, о нем любили судачить, его привыкли обожать, критиковать и завидовать его успеху, а теперь его нет. Нет, и все тут.

Чтобы не погружаться слишком глубоко в грустные размышления, Алена снова уставилась на последний абзац статьи. «Особенную благодарность хочу выразить президенту любимой мною фирмы „Дом“ Анатолию Кувалдину». «И как это я запамятовала о такой звучной фамилии? — сама себе удивилась Алена. — Надо же, Кувалдин!» Значит, именно он должен благодарить судьбу за гибель Андрея Титова.

Если бы не расследование с сопутствующим неразглашением фактов существования фирмы «Дом» в прессе, под которым подписались, видимо, все журналисты, кто о ней слышал, не миновать бы этому Кувалдину всенародного позора. Так судьбу должен благодарить нечестный бизнесмен или убийцу?

— Простите, — ее робко тронули за плечо. Алена вздрогнула и недовольно уставилась на молодого парня, склонившегося над ее столом и весьма нагло пялящегося в монитор компьютера. При этом взгляде парень поперхнулся, вытянулся в струну и глупейшим образом расплылся в умильной улыбке.

— Так и есть, — неуверенно промямлил он, — вы Алена Соколова?

— Да. — Она передернула плечами.

— Ой, я так мечтал вас увидеть! — совсем не по-мужски воскликнул он, что совершенно не соответствовало его внушительному внешнему виду — парень был весьма высок, крепок сложением, а черты его лица выдавали некоторую показную суровость. Он был как раз из тех, кого принято называть качками.

— Ну вот вы меня и увидели, — неприветливо заметила она, — что дальше?

— Просто не знаю, с чего начать! — восхищенно выкрикнул он и тут же испуганно огляделся, проверяя, не вызвал ли в редакции всеобщее замешательство своим возгласом. Но, на его счастье, гул не стих, никто не обратил на него ни малейшего внимания. Парень облегченно вздохнул. — А я Семен. Семен Зорин. — Он застенчиво хмыкнул и перешел на заговорщицкий шепот:

— Вообще-то это мой псевдоним. Я начинающий автор. Пишу рассказы. Пока… А настоящая моя фамилия Кузьмин. Но как-то не хотелось повторяться — Кузьмин на эстраде, Кузьмин в литературе, будут путать.

— У вас, видимо, грандиозные планы. — Алена улыбнулась. Улыбнулась недобро и неискренно. Она не любила сумасшедших. Даже если они всего лишь тихо помешаны.

— Пока не очень. Я печатаюсь в кое-каких журналах. В том числе и в вашем. Вот принес новую рукопись. Как я рад нашей встрече! — Он протянул ей руку. Пришлось совершить пожатие. — Я вами восхищен, — продолжал он, придав голосу пафосность. — Ваши криминальные сюжеты просто гениальны! А статью про «Гамлета» я перечитываю каждый вечер. Как вам удалось раскрыть эти убийства?!

Это ведь какие мозги нужно иметь!

— Спасибо. — Алена изобразила жуткую занятость, даже пальцем нажала кнопку на клавишах компьютера. Но это не подействовало.

— Знаете, вы для меня просто Шерлок Холмс! — прозвучало как признание в любви. — Но вам не хватает кое-чего…

— Вот как? — Она еще раз нажала на ту же кнопку и взглянула на парня с вызовом.

— Точно, — ничуть не смутился Кузьмин-Зорин. — Я скажу вам как писатель, вам не хватает спутника в ваших путешествиях или помощника в расследованиях, это как хотите.

— Набиваетесь в компаньоны? — Алена принялась деятельно рыться в кипе бумаг на столе. Даже лоб наморщила от усердия.

— Я?! Я не смел бы. Но если я могу быть полезен… — просиял начинающий автор.

— Вам случайно не известно, кто убил Джона Кеннеди? — усмехнулась она, не прерывая своего занятия.

— Нет… пока. — Претендент на роль доктора Ватсона на мгновение задумался, но тут же воодушевленно воскликнул:

— Но ведь это очень интересно!

— Несомненно.

— Соколова! — крикнул ей сердобольный Леша Бакунин, который наблюдал сцену с самого начала и наконец решил помочь коллеге. — Тебя Борисыч уже полчаса ждет.

— Да ну?! — Алена энергично подскочила. — Что ж, приятно было познакомиться. — Она кивнула явно расстроенному Зорину.

— Все-таки если я могу быть чем-нибудь полезен… Правда, мне очень интересно. А главное, мне хотелось бы с вами сотрудничать, я ведь писатель.

Сюжеты на дороге не валяются, — словно извиняясь за этот факт, неуверенно закончил он и протянул ей визитную карточку.

Алена мельком взглянула на нее: "Семен Зорин. Писатель. Член Союза писателей Москвы и г. Луганска. Номинант на премию «Серебряное перо Казахстана».

— Вот как? Неужели и такая имеется? По его вспыхнувшему подбородку она поняла, что в Казахстане вряд ли догадываются о существовании премии «Серебряное перо», а уж о ее номинанте Семене Зорине там и подавно никто не знает.

— Видите ли, — сконфуженно пояснил автор, — на визитке необходимы какие-либо звания, а то не воспринимают всерьез.

— Что вам не позволяет написать "Обладатель премии «Золотое перо России»?

— Не поверят, — тихо ответил парень.

— Вполне возможно. — Алена сунула визитку в ящик стола, затолкав ее подальше в бумаги, чтобы не попадалась на глаза слишком часто, и, наспех распрощавшись с начинающим автором, пулей вылетела вон из редакции.

* * *

Алена решила переждать, пока Кузьмин-Зорин покинет помещение. А до тех пор потолкаться с полчасика по коридорам. Ничего из этих намерений не вышло.

Как только она очутилась за дверью редакции, тут же налетела на подтянутого молодого человека, который, поймав ее за рукав кофты, остановил возле себя и принялся детально рассматривать.

«Выходной, что ли, в психбольницах сегодня?!» — зло подумала Алена и попыталась вырваться:

— Пустите!

— Вы Алена Соколова?

— Я Алена Соколова, я написала статью об убийстве в театре, а сейчас работаю над раскрытием убийства президента Кеннеди. Теперь я могу идти?! — проорала она ему в лицо и снова дернулась в сторону. Но парень лишь усмехнулся.

— Именно так мне вас и описали, — заявил он.

— Вы тоже номинант премии «Серебряное перо Казахстана»? — Она удивленно уставилась на него, но ничего интересного в его облике не нашла — парень как парень, самый обыкновенный, коренастенький.

— Нет! Ну что вы. Я сотрудник МУРа, лейтенант Морошко. — Он слегка склонил голову. — Мне нужно с вами поговорить.

— По какому вопросу? — «Почему ко мне присылают какого-то Морошку вместо набившего оскомину Терещенко?!»

— Вы разговаривали с Андреем Титовым буквально накануне его гибели. Что вы можете сообщить? — Он достал из папки блокнот и изготовился записывать показания.

— Что могу сообщить? — растерянно переспросила Алена. Значит, Вадим перекинул интересное расследование на плечи этого коренастого недотепы. И все из-за того, что не желает с ней видеться лишний раз!

— Ну да. Может быть, вам что-то в его поведении показалось странным.

Может, он опасался чего-нибудь или кого-нибудь, говорил об этом…

— А как же, — ухмыльнулась она. — Он то и дело оглядывался. Будто бы ждал кого-то.

Морошко быстро записал ее показания в блокнот.

— И еще… Когда в кафе вошел посетитель в подозрительной кожаной куртке, Титов юркнул под стол. Лейтенант разочарованно посмотрел на нее:

— Я похож на клоуна?

— Ну… — она смерила его пытливым взглядом, скажу честно: малость недотягиваете.

— Уже хорошо. Может, попробуем поговорить серьезно? Так боялся кого-либо Андрей Титов? Она пожала плечами:

— Да нет. Он был бодр и весел. Мы замечательно Посидели в кафе «Твин Пике». Съели по закуске «Хруст». Потом он заказал себе блюдо «Американская дура», а я — «Осенний марафон». Продолжать?

— Да, если можно. О чем вы говорили? Она потопталась на месте, мысленно послала Вадима ко всем чертям и усмехнулась в лицо новому следователю:

— Статья скоро выйдет. Буквально в следующем номере «Оберега». Могу прислать экземпляр на Лубянку.

— Не на Лубянку, а на Петровку, — машинально поправил Морошко и заметно сник. — Может быть, он сказал вам нечто такое, о чем вы не писали в статье?

— Думаете, он признался мне в своих темных делишках? — Алена нагло подмигнула. — Нет. Он же не знал, что спустя сутки погибнет в автокатастрофе и я — последний человек, которому он еще успеет рассказать о сокровенном.

— Значит, ничего такого вы не припоминаете? — Разочарованный лейтенант закрыл блокнот.

— Не могу, — вздохнула Алена.

— Что ж, если что-нибудь вспомните, позвоните. — Он вручил ей визитку.

— Так, лейтенант Кирилл Петрович Морошко. А что, разве следователь Терещенко больше не занимается этим делом?

— Версии гибели Андрея Титова разрабатывает весь наш отдел, — пояснил лейтенант. — Капитан Терещенко сильно занят последнее время, так что поручил мне встретиться с вами, и, честно говоря, я ему жутко благодарен. Я восхищен вашими расследованиями, признаюсь, рассчитывал на вашу помощь. Ну, нет так нет.

— Он снова виновато улыбнулся и демонстративно развел руками.

«Слишком занят!» Алена не позволила себе растаять перед этим коренастым Морошкой. Хватит и того, что она уже растаяла однажды перед таким же его коллегой. И что из этого вышло — куча неприятностей и растоптанное самолюбие.

Нет уж, хватит!

Пускай сами докапываются и до фирмы «Дом», и до ее директора господина Кувалдина. Она им помогать не станет.

* * *

Вернувшись в офис редакции, Алена с удовольствием отметила, что пятнадцать минут, проведенные ею со следователем Морошко в коридоре, оказались весьма плодотворными для всех тех, которые тут раньше толпились, — посторонний народ рассосался, остались только штатные сотрудники — человек пятнадцать, теперь чинно восседающие на своих рабочих местах. Автор рассказов Семен Зорин, к ее великому удовольствию, так же благополучно убрался от ее стола.

— Какой милый парень, — промурлыкал Леша Бакунин, не отрывая взгляда от монитора.

— Ты о ком? — Алена моментально насупилась.

— Да этот, Зорин тире Кузьмин. Пишет рассказы в твоем стиле. — Он откинулся на спинку кресла, закатил глаза и мечтательно процитировал нараспев:

— «Она нажала на курок своего пистолета. Матовый ноготок сверкнул в лучах заходящего солнца…» Неужели не читала?

— Какая пошлятина. Не верю, чтобы это печаталось в нашем «Обереге».

— Благодаря тебе наш журнал стал круче «Дорожного патруля», — усмехнулся Бакунин.

— Прекрати. Вы все так себя ведете, словно я только тем и занимаюсь, что пишу статьи про убийства, — фыркнула она.

— Да у тебя что ни герой истории, то труп.

— Чушь! — горячо запротестовала Алена. — Вот Ивар Скрипка живехонек.

— Твой Ивар Скрипка выживет даже после ядерной войны. Останутся только он и тараканы.

— Ну, кроме него, я за это время много про кого еще писала. Чего ты выдумываешь?

— А тебя волнует? Признайся, волнует, что героев твоих статей убивают?

— Он взглянул на нее с испепеляющим интересом.

— По-твоему, я бездушная тварь, которой нет дела ни до чего, кроме своего профессионального успеха?! — с вызовом ответила Алена.

— Я это к тому, — Лешка смущенно тряхнул головой, — что, может быть, теперь героев твоих статей примется убирать какой-нибудь твой личный почитатель. Бывает же такое. Маньякам всегда требуется объект поклонения.

Почему не ты?

— Ой, перестань! С меня уже достаточно маньяков!

— Почему бы и нет? Чем не подойдет этот полусбрендивший на детективах Зорин, а?

— Да что ты ерунду какую-то несешь! Вообще, откуда такие дикие фантазии?! Что ты знаешь об этом Зорине?

— Кроме того, что в свободные от беллетристики часы он подрабатывает охранником в какой-то фирме, ничего. Да и с виду он вполне нормален. Мало ли охранников, которые пишут детективные рассказы? — довольно легкомысленно заявил Лешка. — Но как он воодушевился, когда ты предложила ему сотрудничество!

По-моему, это показатель.

— Я?!

— Ну, по раскрытию убийства Кеннеди. Похоже, он шел к этому всю свою сознательную жизнь. Вот он, Алена, человек, который точно готов за тебя убить.

Причем убить кого угодно. Похоже, что ему даже все равно кого.

— Перестань издеваться!

Дружескую перебранку прервал телефонный звонок. Алена с энтузиазмом схватила трубку, так как Бакунин со своими шуточками ей уже порядком надоел.

— Привет! — В голосе Марины звучала усталая грусть, что немало удивило Алену. От чего бы устать этой разнеженной особе, которую утром она оставила блаженствующей в джакузи. — Так ты едешь с нами завтра?

Еще более странно, что она сама позвонила и напомнила. Алена уже настроилась на то, что Марину придется долго уламывать, дабы та позволила составить ей компанию. ан нет. Вот они, загадки человеческой души.

— Разумеется, — с готовностью согласилась она. — С утра, как водится, поплаваю в бассейне, дам распоряжения дворецкому и к полудню закажу лимузин.

— Прекрати, ради бога! — Интересно, она что, собирается зарыдать? Во всяком случае, голосок ее пустил плаксивую трель.

— Что-то произошло? — участливо осведомилась Алена.

— Н-не знаю… Пока… Но это все равно не телефонный разговор.

— Подожди, какие-то проблемы? Марина всхлипнула и скорее всего утерла выкатившуюся из глаза слезинку.

— Это из-за меня?

— Нет, Ален. Ты тут ни при чем, — Марина снова всхлипнула, — но мне и в самом деле хочется с тобой поговорить. Приезжай завтра к девяти, ладно?

Такой просящий тон был Марине несвойственен. Последний раз она им пользовалась в десятом классе — тогда подруга собиралась выпрыгнуть с десятого этажа, потому как преподаватель химии поставил ей «трояк» на выпускном экзамене. Алена как раз присутствовала при разговоре Марины с этим «зверем».

— А ты уверена, что до завтрашнего утра тебе ничего от меня не понадобится? — спросила она, почему-то начиная волноваться. Марина хоть и не самое приятное существо на свете, но была явно не в себе, Похоже, ей требовалась помощь, если и не делом, то хотя бы словом.

— Нет-нет. Я выживу. — Быстро распрощавшись, Марина оставила Алену в неприятной тревоге.

Глава 5

Остаток дня она посвятила бесплодным попыткам разыскать фирму «Дом». Ни в реестре компаний, занимающихся недвижимостью, который ей любезно предоставил все тот же Леша Бакунин, ни в справочнике под странным названием «Желтые страницы» такой фирмы не значилось. Телефонная справочная ответила миловидным женским голосом, что у них-де нет координат компании с таким названием, словом, к вечеру Алена оказалась в тупике. «Дом» была абсолютно неуловимой конторой. А ведь Андрей Титов — человек состоятельный и осторожный — не польстился бы на услуги совершенно неизвестной компании.

Так куда же она подевалась?

Когда Алена отключилась от своих раздумий и огляделась по сторонам, помещение редакции уже почти опустело. Лишь за дальним столом Варя красила губы, смотрясь в маленькое зеркальце. Алена от души порадовалась этому прогрессу, раньше Варя никогда не занималась подобными пустяками на рабочем месте. Да и вообще она не любила косметику, больше того — показательно ею пренебрегала. Но, похоже, дела пошли в гору — «замша» либо влюбилась, либо как-то невзначай бросила взгляд в зеркало и испугалась. В любом случае для женщины подкрашивание губ перед выходом на улицу весьма хороший знак, свидетельствующий о духовном равновесии. Если дело и дальше так пойдет, вполне возможно, что она смягчится, перестанет занудствовать и допекать всех и вся своими правилами, которые, по ее мнению, нужно неукоснительно соблюдать. Алена улыбнулась начальнице, но улыбка тут же сползла с ее губ, потому что в этот момент дверь отворилась и на пороге возник… Кто бы вы думали? Конечно, следователь Терещенко. При всей своей теперешней ненависти к этому типу Алена с тоской отметила, что он как никогда хорошо выглядит — свеж, подтянут, ухожен.

По всей видимости, у него действительно роман с этой криминалисткой. Он прямиком направился к ее столу, а подойдя, решительно уселся в соседнее вакунинское кресло.

— Явился портить мне вечер? — неприветливо буркнула Алена.

— Я и не догадывался, что ты допоздна засиживаешься на работе. — Он не в пример ей приветливо улыбнулся. На душе у нее тут же заскребло. Тоска подступила к горлу, потом проникла в голову фразой:

«Дура ты, дура!»

— У меня встреча. И не радуйся преждевременно. У меня встреча не с тобой, — выдавила из себя Алена.

— Да я и не надеялся, — легко заявил Вадим.

— Наверное, я должна затрепетать от восторга, раз меня посетил лично капитан Терещенко. Ведь он теперь к свидетелям сам не ходит, у него теперь лейтенанты Морошки на посылках! — Язвительное замечание почему-то получилось похожим на мольбу. Во всяком случае, из ее горла прорвались какие-то совершенно неподобающие истерические аккорды.

Следователь довольно усмехнулся. «Вот гад! — подумала Алена. — Похоже, он наслаждается своим превосходством. Все мужики одинаковые — скоты!» Эта мысль привела ее в норму, она собралась и смерила его холодным взглядом, мол, не проймешь меня своим очарованием, так что и стараться не стоит. Тоже мне Ален Делон!

— Что вас привело к моей скромной персоне, многоуважаемый следователь?

— Она не позволит ему издеваться над ее чувствами. Она навсегда выкинет этого мерзкого типа из своего сердца. Отныне в ее голове поселился холодный рассудок, а когда настанет час мести, она еще покажет этому наглецу! — Алена, — его теплая ладонь легла на ее запястье.

Она вздрогнула, судорожно сглотнув подступивший к горлу ком. Его голос показался ей бархатным, голова закружилась. Но вслед за внезапным смятением пришло столь же внезапное обжигающее разочарование, потому что она хоть и с трудом, но все-таки расслышала его дальнейшую речь:

— У нас было много хорошего. Но все это, к сожалению, уже в прошлом.

Давай попытаемся перешагнуть через глупые обиды и стать, как раньше, добрыми друзьями.

Добрыми друзьями?! Он что, с ума сошел?! Она выдернула руку и ошарашенно уставилась на него. А «мерзкий тип» продолжал:

— Я и не думал обижаться на тебя. Я и раньше, когда мы еще поддерживали иллюзию идеальных отношений, чувствовал, что мы совершенно разные люди, которые просто не могут быть счастливы вместе. Я ведь говорил тебе: я тебя недостоин. Я скучен, убог, в общем, я тебе не подхожу. Так что твой уход из театра я воспринял как закономерное явление. Просто в тот момент все встало на свои места. Так что теперь не стоит сожалеть. Это было достойным выходом из наших отношений, и, слава богу, они не затянули нас во что-то серьезное…

«Не затянули?! Его не затянули, а меня?!» Алена не верила своим ушам.

Оказывается, он тоже размышлял над смыслом их связи, он тоже сомневался. А она-то думала, что он ее просто любил. И до сих пор любит. А он лишь с радостью помахал ей ручкой, когда она, как последняя дура, сбежала от него с Буниным.

Для него это было не трагедией, а, наоборот, решением проблемы! Идиотка! Она переживала полгода из-за разрыва с человеком, который сам стремился с ней порвать! Большего унижения Алена еще не испытывала. Это было покруче той недавней сцены, произошедшей на глазах у изумленных коллег.

Пока она собиралась с мыслями, дабы дать хоть сколько-нибудь достойный ответ, он живо перескочил на другую тему:

— И хватит об этом! Не понимаю почему, но так уж получается, что ты все время проходишь свидетелем по убийствам, которые достаются моему отделу. И волей-неволей нам придется как-то сотрудничать. Зная твой пытливый нрав, я предположил, что ты не сможешь удержаться и ринешься в новое расследование.

Поэтому заранее предлагаю сотрудничество. Я отвечаю на все твои вопросы, ты делишься со мной информацией, которую добудешь своими путями. Договорились?

Алена зачарованно кивнула, размышляя над тем, какой пустой и бесперспективной предстала перед ее глазами собственная жизнь. Она действительно стремилась раскрыть тайну гибели Андрея Титова, но теперь это показалось ей совершенно неинтересным занятием. Зачем? Ведь Вадим не планирует валяться у нее в ногах и просить прощения, он не собирается мириться. Вернее, он уже помирился, только произошло это совершенно не так, как ей хотелось.

Алена надеялась, что он когда-нибудь отойдет от обиды, которую она ему нанесла.

Только как может отойти от обиды человек, который и не думал обижаться?

— Так ты хочешь поговорить о нашем деле? — донесся до нее его голос, Она неестественно дернулась, посмотрела на неги сухими, удивленными глазами и пробормотала:

— Говорить о деле? Ты с ума сошел. Да я сейчас пойду повешусь.

— Алена! — Он попытался взять ее за руку, но она уже вскочила, схватила сумку и ринулась вон, оставив его ломать голову над тем, что бы могло значить столь странное поведение девушки.

* * *

На улице она не успела опомниться, как попала объятия Кости Бунина.

Лицом она уткнулась в букет желтых хризантем, которые он столь неудачно ей протянул.

— Желтый цвет — цвет измены, — еле слышно пробормотала она. — Впрочем, чего от тебя еще ждать! — И разрыдалась.

— Ну, если бы я знал твою нелюбовь к желтому, подобрал бы что-нибудь другое, — опешил он.

Алена всхлипнула и оттолкнула его от себя с такой силой, что он, отлетев на добрый метр, едва не повалился на асфальт.

— Теперь ты со мной общаешься исключительно агрессивно! — вздохнул Костя.

— Ты меня что, караулишь?

— Просто ехал мимо, дома тебя нет, я решил, что ты ждешь своего нежного следователя в редакции. Ну вот, что я говорил! — Он указал рукой на открывающуюся дверь, в проеме которой показался Вадим.

— Алена, нам нужно поговорить. — Терещенко галопом сбежал с лестницы.

— Какого хрена ты приперся?! — прошипела она Бунину.

— Могу уехать, — решил обидеться тот.

— Нет уж. Приехал — так увози меня отсюда, и быстро! — Она сама схватила его за руку и потащила к машине.

— Алена! Да что же это такое?! — возмутился за ее спиной следователь. — Я тебе повестку пришлю.

— Здрасьте! — кивнул ему Костя с ироничным превосходством во взоре.

Видимо, чувствовал себя победителем.

Он подлетел к машине, галантно распахнул перед Аленой дверь и, не дожидаясь, пока Вадим их настигнет, отъехал от тротуара.

* * *

В машине Бунин решил проявить чудеса тактичности, поэтому не задал ни единого вопроса. Алена тупо смотрела в окно. Думать ни о чем не хотелось. А чего тут думать — ее жизнь уже сорвалась в пропасть, так какая разница, с мыслями она разобьется о камни или без.

— Ты есть хочешь? — участливо осведомился Костя.

— Не знаю…

— Может, выпить?

— Не знаю…

— Может, секс?

— Иди ты к черту!

— Ну слава богу! — Он действительно облегченно вздохнул. — А то я уж подумал, что твой словарный! запас преобразовался в одну емкую фразу. Так ты есть хочешь?

— Иди ты к черту!

— Ну вот, опять.

Телефон выдал трель в его кармане.

— Теперь ты не отключаешь мобильный? — равнодушно спросила она.

— Кроме тебя, мне больше никто не позвонит, — с какой-то гордостью сообщил Бунин и ответил.

Этот короткий разговор не представлял для Алены абсолютно никакого интереса, поэтому она даже не прислушивалась к нему, смотрела на проплывающие дома, на которых уже зажглись огни рекламы.

— Ну вот, — Костя сунул трубку обратно в карман, — ужин нам с тобой обеспечен. Налимов пригласил меня в «Бочку».

— Налимов? Это кто?

— Как?! — искренне удивился он. — Ты не знаешь Аркадия Яковлевича Налимова? Это же важная шишка в Москве — он заведует всеми камнями нашего города!

— Памятниками, что ли?

— Памятниками! — фыркнул Бунин. — Нет, добычей и разработкой пород.

Между прочим, если это кому-то здесь интересно, недавно в Москве открыли новое месторождение розового мрамора. Большой успех для Налимова.

— А тебе-то что?

— У меня с ним другие дела. Налимов — не последний человек в партии «Демократическая свобода». Грядет год выборов, чувствуешь запах денег?

— Терпеть не могу политику. — При слове «политика» Алену перекосило.

— А кто ее любит?! Ты посмотри на депутатов: у них у всех такие морды, как будто их насильно заставляют месить дерьмо руками. Но тем не менее для рекламного агентства вести рекламную кампанию политической партии — очень выгодное дело.

— А чего это столь уважаемая партия выбрала тебя?

— А я тоже уважаемый человек. Это только ты меня ни в грош не ставишь, — с достоинством ответил Бунин. — Кроме того, Налимов — давний приятель моего отца. Он меня еще с пеленок знал. Хочет, чтобы рекламу его партии вел свой человек.

— Ну-ну… — «Как же теперь вести себя с Терещенко? Ведь он просто так не отвяжется. Господи, я не смогу симулировать дружеское расположение. Я его лучше придушу!»

Ресторан «Бочка» представлял собой идеальное воплощение давней мечты коммунистов о слиянии города с деревней. В данном конкретном месте происходило это следующим образом: в центре зала размещалась непосредственно деревня, накрытая огромным куполом. Выходило, что подворье с селянами, селянками, козами и курами находилось будто бы в аквариуме. Селянки вполне спокойно что-то пряли, не обращая внимания на обедающих и пялящихся ни них горожан, селяне тоже поделывали разные хозяйственные дела, козы и куры мирно гадили, забыв, что вокруг едят и пьют. Словом, посетители могли здесь рассчитывать на хороший обед, выдержанный в лучших украинских традициях, а также и на некоторое повышение общего образования (особенно те, кто никогда не бывал в деревне и до сих пор думал, что булки растут на хлебном дереве).

Аркадий Яковлевич Налимов оказался весьма плотным, низкорослым мужчиной средних лет, слегка лысоватым, но в общем приятным. Увидев Бунина, вошедшего в зал, он просиял, встал, сделал три шага навстречу гостю и заключил его в дружеские объятия, сопровождающиеся отеческим похлопыванием по спине. Пока происходил обмен приветствиями, Алена скромно топталась рядом. Когда же Налимов отлепился от Кости, он с пристрастием оглядел Алену и, хитро подмигнув ему, заметил словно невзначай:

— Так ты сегодня со спутницей…

«Можно подумать, обычно он ездит один», — буркнула про себя Алена и улыбнулась «хозяину московских камней» так добросердечно, как только умела.

Но тут улыбка замерла на ее губах, потому что ответ Кости поверг ее в крайнее замешательство:

— Да я подобрал ее на дороге. Голосовала ну конечно, не отказалась от ужина.

— Понятно. — Налимов тоже заметно растерялся. Преодолев замешательство, он подвел их к большому столу, за которым сидели еще пятеро мужчин, и предложил сесть. Алена, которой больше всего на свете хотелось провалиться сквозь землю, юркнула в самый незаметный уголок, поближе к стеклу купола, дабы не возбуждать ничьего пристального внимания. Краем глаза она заметила, как Налимов кивнул в ее сторону, показывая своим компаньонам ее место в этой жизни, мол, «ничего особенного, на улице подобрали». Теперь она побелела. Было абсолютно бессмысленно затевать бурное разбирательство с Буниным на людях, лупить его по щекам и доказывать, что видит он ее не в первый раз, а знает три года. Хотя именно скандал больше всего и хотелось устроить, но рейтинг этим она бы себе не повысила.

Так что на ее долю выпало сидеть и молчать в мужской компании, в которой к ней уже заранее относились с легким пренебрежением. «Ну и денек! — с тоской подумала Алена. — Из одного унижения в другое. Скоро совсем с грязью смешают».

Положение «приблудной девицы» обязывало ее держать себя крайне скромно и не встревать в разговоры солидных мужчин. Как выяснилось, речь в основном шла о продаже крупной партии все того же мрамора в Латвию, представители правительства которой как раз и сидели за этим столом. По сути, дружеский ужин являлся деловыми переговорами. Налимов заливался соловьем о том, как хороши его камни для строительства и облицовки, Бунин всячески ему содействовал, вовремя сдабривая цифры шуточками и анекдотами, латвийские граждане сдержанно улыбались и кивали головами. Алена же сначала хлебала борщ с пампушками, потом впихивала в себя кусок свинины — давилась, злясь на скотину Бунина, который поставил ее в столь бесправное положение. Надо ли говорить, что за два часа общения на нее никто не обратил внимания. Нет, поглядывали, конечно, в ее сторону, но лучше бы этих взглядов не замечать — ее оценивали. Оценивали как женщину легкого поведения, присматриваясь, не продешевил ли Костя, подобрав такую на улице и решив накормить обедом в весьма дорогом ресторане. В конце концов Алена решила расслабиться, успокоив себя тем, что как бы худо ни было, но этот вечер когда-нибудь да закончится и тогда она как следует надает по морде Бунину, который так и не удосужился исправить свою идиотскую Шутку и не объяснил этим пустоглазым мужикам, кто она на самом деле.

— Ну что же, — Налимов поднял кружку с пивом и бросил косой взгляд в ее сторону, — мы, кажется, совсем забыли, что среди нас присутствует дама. Хоть она и молчит все время…

Видимо, он решил ее доконать, потому что повернулся и выжидательно уставился на нее.

— Да что же я могу сказать? — усмехнулась Алена. — Я же о камнях почти ничего не знаю. Разве только то, что масоны создали свое тайное общество еще во времена, когда были вольными каменщиками.

Над столом повисла заинтересованная пауза. Все уставились на нее с нескрываемым удивлением.

— Неужели?! — наконец выдохнул Налимов и впервые улыбнулся конкретно ей. — Вольные каменщики… А я думал, что это просто прозвище…

— Вовсе нет. Изначально масоны были строителями.

— Ну надо же! — искренне восхитился «каменный начальник» и, доверительно нагнувшись в ее сторону, проговорил с почтением в голосе:

— Я думаю, это неспроста. Камень таит в себе что-то мистическое. Поэтому неудивительно, что самая загадочная и влиятельная общественная организация напрямую связана с камнем, вам так не кажется?

Следующий час был посвящен исключительно ее персоне. За нее провозглашались самые велеречивые тосты, именно перед ней мужчины старались блеснуть галантностью и остроумием, ради нее даже заказали бутылку шампанского, а когда выяснилось, что она та самая Алена Соколова, о которой много говорили как о журналистке, раскрывшей громкие убийства, пить за нее решили исключительно стоя. Латвийские предприниматели попросили у нее автограф и облагодетельствовали своими визитками. Конечно, стали восхвалять ее ум, красоту и талант. Бунин как-то заметно скис. Налимов отодвинул его и, подсев к Алене, принялся вещать о своей связи с благородными представителями каменного царства, о том, что он каждый раз испытывает «нечто схожее с преклонением» опуская ладонь на глыбу мрамора, и о том, что камень — основа мироздания. В общем, занимаясь разработками различных горных пород в Москве, человек как никогда оказался на своем месте: он не только душой болел за свою работу, он был истинным фанатом своего дела, что подкупило Алену — Налимов ей очень понравился.

Прощались они тепло. Налимов торжественно вручил ей свою визитку, взяв обещание не пренебрегать его приглашениями на различного рода торжества и приемы. К ее руке приложились все поочередно. Напоследок еще раз пристыдили Бунина за нелепую шутку с ее представлением, потому что, «объяви он сразу, кого привел в компанию, они бы не тратили столько времени на пустые разговоры, а посвятили бы себя замечательному общению со столь прекрасной юной особой».

Алене расхотелось бить его по щекам. Он и так имел жалкий вид.

— Да ты у нас просто молодец! — деланно восхитился он уже в машине. — Как переломила ситуацию! Я еще раз влюбился в тебя!

— В следующий раз, когда решишь ставить столь же дурацкие эксперименты по преодолению мною всякого рода испытаний, будь любезен, предупреди заранее, — беззлобно попросила она, чувствуя себя как никогда хорошо.

— Нет, в самом деле, ты у меня умница. — Не подлизывайся.

Она улыбнулась большим буквам «SONY» в темном небе и с сожалением подумала: «Жаль, что Вадим не был свидетелем моего триумфа».

Глава 6

— Хорошо, что ты пришла пораньше. — Марина одернула короткую юбку, пробежала пальцами по рукавам кофты, словно разглаживая, и бегло оглядела себя в огромное зеркало.

Такое поведение было ей настолько несвойственно, что Алена сначала опешила. Обычно Марина все делала плавно, медленно и с кажущейся неохотой.

Теперь Алена просто не верила своим глазам — такие перемены всего за несколько дней! Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы так отразиться на подруге.

— Козлик заедет за нами через час. Он уже звонил.

— Сейчас только девять утра. — Алена демонстративно зевнула. — Он что у тебя, на работе ночует?

— Ax, — слишком беззаботно вздохнула Марина и, взяв ее за руку, повела в гостиную. — Ты была у меня до ремонта?

— Шутишь? Я здесь вообще ни разу не была.

— Хочешь экскурсию по квартире «нового русского»? — Чувствовалось, что подруга сознательно оттягивает серьезный разговор. Наверное, не знала, с чего начать.

Алена оглядела большой холл и снова зевнула, на сей раз с другим подтекстом.

— Кофе хочешь? — Марина вела себя чересчур предупредительно.

— Не откажусь.

Она снова взяла Алену за руку и повела по широкому коридору, куда-то в дебри своего огромного жилища, попутно кидаясь по сторонам размашистыми жестами: «Это комната для гостей, это зал, это спортивный зал, это кабинет с библиотекой, там зеленая комната, в смысле должен быть зимний сад, но пока еще руки не дошли…»

Алена видела только проплывающие мимо закрытые двери, и ее охватило странное чувство, будто бы она шагает вдоль декорации, выстроенной в павильоне киностудии, где за дверьми пустота, густо высвеченная прожекторами. В доказательство обратного подруга втолкнула ее в большую кухню, соединенную с еще большей столовой, посреди которой располагался неимоверных размеров стеклянный стол на изящных мраморных ножках, со всех сторон обставленный стульями с резными спинками.

— Ну как? — В голосе хозяйки этого великолепия наконец прорезались знакомые горделивые нотки.

— Похоже на декорации мексиканского сериала, — не удержалась Алена.

— Завидуешь! — фыркнула Марина.

— Точно, — к великому удовольствию подруги, согласилась гостья.

— То-то… Как в сериале, говоришь? — Марина с размаху плюхнулась на один из стульев, напрочь позабыв о предложенном кофе. — Может быть, ты и права.

Марина внимательно оглядела свою столовую, словно оценивая, действительно ли верно замечание Алены относительно ее интерьера, и наконец тихо .произнесла:

— Моя жизнь и правда сериал. Плохой мексиканский сериал.

Философские размышления, а тем более вслух, были настолько ей несвойственны, что Алена совершенно непроизвольно рухнула на соседний стул да так и осталась сидеть с открытым ртом.

— Вот у тебя нет всего этого. И все-таки ты живешь. Хочу быть к тебе поближе, чтобы тоже жить… — Марина вздохнула.

Алене такая перспектива не улыбалась, она решила отшутиться:

— Да и ты вроде бы не помираешь.

— Знаешь, чего я хочу по-настоящему, хочу отчаянно и безнадежно?

— ??

— Счастья!

Алена хлопнула глазами:

— Разве ты несчастлива? Ты?!

— Видишь ли, — Марина подперла кулаком голову и задумчиво уставилась куда-то в угол комнаты, — в жизни всегда приходится выбирать: либо семья, либо счастье.

— А разве нельзя быть счастливой в браке?

— Нет… — Марина вздохнула.

— Ты не права.

— Ох, уж поверь мне! У меня большой опыт в браках. И личность мужей тут абсолютно ни при чем.

— Просто тебе попадались весьма неординарные личности, — усмехнулась Алена. — Что не муж — то находка! Взять хотя бы твоего Лелика — первого…

— Лелика не тронь! — Марина мечтательно улыбнулась. — Он был самым нормальным.

— Да? А его сумасшедшие идеи относительно голых баб, размалеванных под Гжель?

— Что же ты хотела, он талантливый художник.

— Он настоящий маньяк! Никогда не забуду, как он потащил меня в темный угол, стал срывать рубашку, приговаривая, что именно на моей груди он создаст нечто великое. Бррр! — Алену передернуло.

— Это когда вы с Катькой зашли к нему в мастерскую перед выставкой! Ха!

Я тоже помню.

— Нет. Это было уже на самой выставке. Я чуть с ума не сошла, когда он ко мне привязался на глазах у изумленных посетителей. Слава богу, что кто-то его оттащил. Говорю тебе, он маньяк, он и кончит как маньяк.

— Нет, он кончит как Ван Гог.

— Если человек отрезает себе ухо, это еще ни о чем не говорит. Ван Гогу ухо, между прочим, никто не пришивал. А с твоим Леликом возился весь Центр пластической хирургии.

— Н-да… это было шоу. Как раз на мой день рождения, помнишь?

— Ну как не помнить. Бегает вокруг стола с ухом в руке и орет — я изувечил божье творение! Жуть! У тебя, должно быть, дивные воспоминания о первом браке. Правда, твой второй тоже… Как ты его называла?

— Падальщик.

— Точно. Вот этот — просто сказка! И его кошмарное призвание — как бишь его? Антрополог-криминалист!

— Между прочим, очень уважаемый ученый. Сейчас в Стэнфордском университете преподает.

— Ну да! Ты всегда гордилась своими мужьями, — поморщилась Алена. — Даже тогда, когда твой второй приносил халтуру на дом и варил полуразложившиеся конечности каких-то утопленников в суповой кастрюле.

— Чтобы восстановить отпечатки пальцев, — с достоинством пояснила Марина. — Он изобрел этот метод. Что-то там при варке отстает даже у совершенно законченных покойников…

— Не продолжай. — Алена с трудом подавила приступ тошноты. — Все это очень познавательно, особенно в семейной жизни.

— С ним я была счастлива, — призналась подруга. — Если бы не его гадостная работа, я бы никогда с ним не рассталась… Но все равно муж — он и есть муж. Одна головная боль!

— Но твой третий вроде бы вполне нормальный? — не совсем уверенно предположила Алена.

— Он нормальный, — кивнула Марина, — только это ничего не меняет.

— Поясни.

— Рано или поздно появляются проблемы, которые все портят!

— Ну как же можно без проблем. Другие их как-то решают.

— У других супруг не изменяет с лучшей подругой, — Ха! — Алена вдруг осеклась и внимательно посмотрела на нее. — В каком смысле?

— У других лучшие подруги не топ-модели и мужья ночуют дома.

— Ты хочешь сказать…

— Козлик запал на Инессу, — отчеканила Марина.

— Но… — Алена не знала, что следует говорить в такой ситуации.

— Да ладно! — досадливо отмахнулась подруга. — Знаю, что не люблю его.

Знаю, что основа нашего брака — его деньги. И еще я знаю, что боюсь его потерять. Вовсе не из-за того, что он скряга и вряд ли оставит мне хоть копейку. С этим я уже разобралась. Представляешь, — она усмехнулась, — я у него из сейфа за месяц сто тысяч баксов вытащила, а он и не заметил. Так что финансовые проблемы меня не страшат. Тут другое: не переживу, если он кинет меня. Кинет, понимаешь?! Меня! Да еще из-за Инки.

— Уйди сама.

— Хрен отпустит. — Марина как-то брезгливо поморщилась. — Такая сволочь, понимаешь? Он тоже не переживет, чтобы его жена кинула. Словом, у нас с ним одни и те же амбиции. Он считает себя самым крутым и не сможет понять, как это от него жена ушла, ну… и я тоже не на помойке себя нашла. Вот и мучаемся.

— Слушай, а нельзя как-то мирно решить эту проблему? Сесть, поговорить по душам.

— Он же «новый русский». — Марина выразительно постучала кулачком по столу. — Какая душа?! Помнишь, я от него уйти хотела. Он ведь из кожи вон вылез и удержал.

— Но он же запал на Инессу.

— Вот в этом-то и суть конфликта..

— Так дай сама ему уйти. — Алена пожала плечами.

— Не-ет, — протянула подруга, — лучше я им обоим так отомщу за эту подлость, что всю жизнь оба будут работать на лекарства.

Она неожиданно всхлипнула.

Алена взяла ее за руку:

— Ты думаешь, что говоришь?! Успокойся и не мели чепуху. Может быть, его роман Инессой — плод твоих бурных фантазий на почве безделья.

— Доказать пока не могу, — Марина моментально пришла в себя и даже приосанилась, — время покажет. Но я не допущу, чтобы он однажды пришел и сказал: «Прости, дорогая, полюбил другую».

В ее голосе было столько холодной решимости, что Алена испугалась.

Впрочем, продолжить тему не удалось по причине появления виновника всех переживаний. Муж Марины не был похож на тех, кого обычно называют «новыми русскими»: то есть никаких тройных загривков вместо шеи, никакого «пивного» пуза, никаких цепей и «пальцовок». Он был очень стильным, холеным, молодым мужиком — носил, разумеется, только дорогие костюмы, всегда исключительно белые рубашки. Кроме того, он был привлекательным — тонкие, аристократические черты лица, высок, строен, и самое главное, что уж совсем не вписывалось в образ «нового русского», так это его очки в тонкой золотой оправе, которые ему чудо как шли. Глядя на него, трудно было поверить, что он способен приковать жену наручниками к батарее, да и вообще все Маринины россказни о бурных сценах с размахиванием кулаками сразу как-то накладывали на нее неблаговидный отпечаток.

И изобретенное ею прозвище Козлик ему совсем не подходило. На самом деле Марининого супруга звали Павел. Появившись в столовой, он со сдержанной доброжелательностью улыбнулся Алене, поцеловал жену и тут же повелел им спускаться в машину, потому что у него всего час на «такую ерунду, как покупка дачи».

Автомобиль у четы русских миллионеров очень Алене понравился. Это было нечто роскошное, огромное, с кожаным салоном, баром, телевизором и телефоном.

Павел тут же воспользовался им, по этой причине Алене не удалось исполнить свою заветную мечту и позвонить кому-нибудь со словами в небрежном тоне: «Еду, понимаешь, в машине, делать все равно нечего…» Павел на кого-то сначала орал, потом внушал более спокойно и ровно, потом снова срывался на раздраженный крик, в общем, у него продолжались обычные деловые будни. Марина молча смотрела в затемненное окно, изредка прикладываясь к запотевшему бокалу с шампанским, который держала в своих тонких пальцах, Алена же просто ловила блаженство.

Больше всего ей хотелось сейчас, чтобы агентство недвижимости, в которое они направляются, находилось где-нибудь за Кольцевой автодорогой, а еще лучше — в Хабаровске, чтобы ехать в этом рае на колесах как можно дольше. Но, увы, их путешествие окончилось минут через десять.

Машина затормозила в каком-то неприметном дворе в районе Белорусского вокзала. Офис агентства не походил на роскошный, скорее наоборот — на какой-то временный: нет, евроремонт в помещении уже успели сделать, но вот интерьер не оформили — все выглядело так, словно хозяева въехали сюда буквально вчера.

Миловидная секретарша осведомилась о цели их визита, заглянула в регистрационную книгу и только после этого расцвела в счастливой улыбке.

Марина, как «жена, подозревающая мужа в измене», тут все нахмурилась. Алене же было абсолютно все равно, цветет секретарша или нет. Их пригласили в большой кабинет, посреди которого стоял длинный черный стол, а у окна мягкая мебель. Их почему-то усадили за стол, словно они явились не дом покупать, а отчитываться перед начальством о проделанной работе. Секретарша поинтересовалась, не желают ли посетители кофе, но, наткнувшись на суровый взгляд Марины, быстро исчезла за дверью, пообещав напоследок, что сейчас же вызовет агента и юриста. Видимо, понятие времени у нее напрочь отсутствовало, потому что им пришлось просидеть по меньшей мере минут десять. Впрочем, томилась в ожидании только Алена. Павел продолжил телефонные дебаты, воспользовавшись своим мобильным. Марина, также как в машине, безучастным взглядом уставилась в окно, хотя что она там собиралась увидеть — окно было закрыто мягкими жалюзи.

Наконец дверь отворилась, и в кабинет вошли двое — один долговязый, нескладный тип, сгорбленный, словно знак вопроса, второй — низенький, пухленький мужичок с маленькими аккуратными ручками и абсолютно лысым черепом.

Долговязый подковылял заплетающимися шагами к столу и небрежно выронил папку с какими-то бумагами. Папка упала как раз перед Павлом, долговязый же сел напротив клиента и представился в воздух:

— Кирилл Яковлев, ваш агент… — он недобро ухмыльнулся, — если, конечно, вы решитесь с нами сотрудничать.

— А ты уверена, что мы приехали покупать дом? — шепнула Алена Марине, опасливо косясь на долговязого.

— А что тебя смущает? — пожала плечами та.

— Все! Такое впечатление, что они не клиентов встречают, а должников.

Не удивлюсь, если следующим местом, куда нас пригласят, окажется пыточная.

— У нас такая система общения, — улыбаясь, пояснил пухлый мужичок, который, как выяснилось, обладал необычайно развитым слухом, — потому что слишком много бесполезных посетителей, которые приходят, смотрят, слушают, как мы перед ними распинаемся, потом сообщают, что это для них запредельно дорого, и уходят. Всегда, знаете ли, остается такое чувство, словно об тебя ноги вытерли. Надоело, — тут он наткнулся на суровый взгляд Павла, который к этому моменту отключил свой телефон и наблюдал сцену знакомства поначалу с нескрываемым удивлением, а потом начал тихо свирепеть. Мужичок поперхнулся и улыбнулся еще шире, обнажив на удивление ровные белые зубы. — Кстати, забыл представиться: Роман Яковлевич Прохоров — местный юрист. — В доказательство своей профессиональной пригодности он возложил перед собой «Гражданский кодекс» и брошюрку под названием «Правовые основы приобретения недвижимости в России и за рубежом. Сходства и различия».

— Ну? — вопросил Павел, свирепея еще больше. Прохоров же с невозмутимым спокойствием принялся любовно разглаживать обложку брошюры, приговаривая так ласково, словно его руки касались ягодиц любимой женщины:

— Мы сразу предупреждаем, что наши дома стоят дорого. Напрашивается вопрос — почему? Объясняю: потому что земля, на которой расположен наш дачный поселок, находится всего в двадцати километрах от Москвы, к территории уже проведены все основные коммуникации, как-то: газ, свет, телевизионный кабель и телефон. Разумеется, питьевая вода и канализация в полном порядке. Кроме того, место экологически чистое — сосновый бор, озеро практически за оградой участка. И еще, наш поселок планируется оградить: охрана, облагороженный ландшафт с освещением и фонтанами, дорожки, автостоянки, детские площадки, теннисный корт и бассейн. Сами понимаете, что все это стоит немало.

Он зыркнул из-под бровей, проверяя, тут ли еще потенциальные клиенты или уже убежали, испугавшись стоимости вожделенной дачи. Но все были на своих местах и зачарованно слушали. Алена даже поймала себя на том, что голос юриста действует на нее расслабляюще — сама того не желая, она развалилась на стуле, приняв непринужденную позу.

Однако расслабились не все. Павел продолжал созерцать Прохорова с той же суровостью.

— Это все я уже слышал от него по телефону. — Он кивнул на молчаливого агента — Яковлева. — Вы конкретно можете что-нибудь добавить?

— Разумеется, — несколько разочарованно пропел юрист и, подхватив свою любимую брошюрку, с мягкой решительностью шлепнул ее обратно на стол. — Средняя цена готового проекта 120 тысяч долларов, плюс земля, тоже в среднем — 20 тысяч, ну, и по мелочи набегает тысяч тридцать.

— Что входит в мелочи? — сухо поинтересовался Павел.

На этом интригующем моменте Алене захотелось встать и тихо выйти — таких денег у ее родителей не было, а если бы и были, то она посчитала бы их последними идиотами (забыв о дочернем почтении), если бы они потратили их на дачу под Москвой.

— Забор и подсветка вокруг коттеджа, паевый взнос на благоустройство поселка: бассейн, корты, Детские площадки и так далее, на ограду вокруг поселка, словом, все это вы прочтете в договоре.

— Ну? — нетерпеливо взревел Павел.

— Так вы все еще намереваетесь приобрести дом? — удивленно вопросил юрист, пронзая его пытливым взглядом.

— А зачем я сюда пришел?! — В свою очередь, клиент испепелил собеседника яростью.

— Хорошо, — быстро согласился тот, — давайте перейдем к делу.

— Давно пора, — томно заметила Марина и впервые посмотрела на агента, который тут же засуетился, раскладывая перед Павлом красочные проспекты с изображением проектов домов.

Алена бросила на них косой взгляд — предполагаемые дома были совершенством.

— Так, детка, — Павел повернулся к Марине, — выбери, что тебе нравится, я потом заверю.

Он предоставил проспекты в полное распоряжение жены, а сам снова схватился за свой мобильный. Через мгновение он уже вел диалог:

— Афанасий Аркадьевич, да нет вопросов, конечно, приезжайте. И знаете что, поезжайте-ка лучше на наш склад, ну, который на 3-й Парковой. Я сейчас позвоню туда, чтобы вам и вашим гостям все сделали с максимальной скидкой. Я думаю, процентов тридцать. Ну что вы? Какая благодарность, вы мне такую. услугу оказали. — Павел просто лился благожелательностью. — Конечно, конечно, там сейчас у меня совершенно новая коллекция. Есть эксклюзивные вещи прямо с подиума. Так что ваша Ирина будет довольна. В Париж не нужно ехать, у меня на любой вкус. А в среду как договорились, да? Жду.

«Надо же, — подумала Алена, — какой щедрый жест для друга. Ни за что бы не подумала, что владелец магазинов способен на такое…»

Додумать свою хвалебную мысль она не успела, Павел снова потыкал в кнопки мобильного и заговорил:

— Коль, сейчас от меня приедет Афанасий, ты его знаешь… Да-да, Афанасий Аркадьевич, такой толстый жлоб на «Вольво»…

При этих словах пухлый юрист Прохоров, доселе самозабвенно ворковавший с Мариной, подпрыгнул.

— Так вот, — продолжал Павел, — быстренько перекинь прейскурант на 30 процентов вверх. Я ему скидку обещал, вот эти 30 процентов и скинешь, понял?

«Торгаш», — фыркнула про себя Алена. Павел отключил мобильный и, видимо, заметив ее неодобрительный взгляд, ухмыльнулся:

— А что ты думала, это бизнес, дорогуша. Так, что у нас тут? — Повеселевший, он подсел поближе к Марине. Та все еще рассматривала проекты.

— А что это тут ко мне упало? — Он ткнул пальцем в те самые листы, которые агент Яковлев обронил перед ним при своем появлении.

— Это наш типовой договор, — ласково пояснил ему Прохоров.

— Отлично. Полюбопытствуем. — Павел бегло прочел первый лист, слегка остановился на втором, потом ткнул пальцем в строку и задумчиво вопросил:

— Парни, у вас что тут, детский сад?

— В каком смысле?

— Что это за ерунда: при покупке земли взымается залог за проект коттеджа в размере пятидесяти тысяч долларов?!

— Видите ли, — терпеливо начал Прохоров, так как скорее всего уже привык пояснять этот пункт договора каждому клиенту, — таким образом мы страхуемся от весьма неприятной ситуации, кстати, неприятной и для вас. Какой?

Объясняю: допустим, некто выкупил участок земли, земля по закону переходит в его собственность, и дальше уже никак нельзя повлиять на этого человека. Он может строить на ней все, что угодно, может вообще забросить, и получится, что посреди поселка — неухоженный пустырь. Вам это надо? Вот и нам не надо. А так все аккуратненько — залог потом расходуется на сам проект, на начальные этапы стройки, на подведение коммуникаций к участку. Кстати, об участках, всего их двадцать пять. Из свободных осталось только семь, но эти семь все очень выгодно расположены на территории.

— У вас тут написано, что при расторжении договора залог не возвращается.

— Разумеется. Компания уже начнет работы по строительству, заплатит архитектору за проект, а клиент вдруг расторгнет договор. Это же колоссальные убытки. Послушайте, — он нежно улыбнулся Павлу, — если вы вносите такие деньги за землю и за дом и если вы нормальный человек, который действительно решил купить дачу, зачем вам расторгать договор?

— Хм… А это что? — Павел ткнул пальцем в другую строку. — «Цена ограды оговаривается в соответствии с пожеланиями клиента».

— Сейчас объясню, — кивнул юрист. — У нас несколько типовых проектов ограды. От дорогих — по 400 долларов за секцию, кстати, секций нужно не меньше тридцати, до дешевых — когда все секции обойдутся в две тысячи долларов.

— Так, ну а тут что за идиотизм? — скривился Павел. — «При нарушении норм и порядка проживания в поселке администрация имеет право на отключение коммуникаций». Что за нормы и правила?

— Непонятно? Объясняю: неуплата за электроэнергию, газ, коммуникации, охрану и прочие ежемесячные взносы, а также невыход на заранее объявленный субботник, неявка на собрание… Поймите, все это сейчас кажется вам ерундой, но представьте себя на месте соседа человека, который нарушает эти правила: он не платит за охрану, так? А охранники должны получать законную зарплату.

Следовательно, его долг ежемесячно разбивается на других жильцов. Или этот человек до утра крутит громкую музыку, и иными способами, кроме отключения электроэнергии, повлиять на ситуацию невозможно. Ведь по закону земля принадлежит ему, он на ней хозяин и делает все, что заблагорассудится. Так что решайте, но эти пункты договора для нас принципиальны.

— Ладно, — легкомысленно отмахнулся Павел и, выразительно посмотрев на часы, обратился к Марине:

— Ну, долго еще?

— А можно мне посмотреть договор? — попросила Алена.

Вместо ответа Павел протянул ей бумаги. Она пробежалась глазами по листам. Смысловое содержание пунктов огромного договора, которые неравно делились на обязанности клиента и права компании, не особенно заняло ее внимание. Она совершенно не разбиралась в юридических тонкостях и, окажись на месте Павла, даже не заметила бы того, о чем он только что пытал несчастного Прохорова. Она уже собралась вернуть договор обратно, но тут ей на глаза попался последний абзац, тот, где стояли реквизиты компании, а также печать и фамилия ее президента. В этот момент Алена поняла, что судьба действительно насильно втянула ее в дело, которым она не желала заниматься с самого начала.

Легкий холодок пробежал по спине, распространился по телу и остановился в кончиках пальцев неприятным зудом, потому что компания называлась «Дом», а фамилия ее президента была Кувалдин.

Глава 7

Алена всегда считала, что разговоры о деньгах почти столь же неприличны, как разговоры о сексе, но ошибалась. Марина всю обратную дорогу с неустанным энтузиазмом пыталась втянуть ее в обсуждение стоимости выбранного ею проекта и участка земли в дачном поселке.

— Конечно, дом мы выбрали самый рядовой, — с наигранной скромностью заявила она. — Обычный трехэтажный коттеджик из кирпича с пятью спальнями и залом на втором этаже. Просто прелесть!

Похоже, про Инессу она и думать забыла! Алена сделала над собой усилие, чтобы не вернуть подругу к утренним переживанием. Не то чтобы она злилась на Марину как раз наоборот, радовалась. Но радовалась бы от души, если б не их недавний разговор. А так? Ну скажите на милость, стоит ли выбирать дачу, если жить там не собираешься. Ведь, по всей видимости, Марина только и мечтает что о разводе.

— А когда внесете залог? — «Негоже быть такой злобной. Чего я на нее взъелась, в самом деле? Может, она уже сто раз передумала насчет своего Павла?»

— Это дело долгое. — Марина поджала губы и перешла на занудный тон:

— Сначала нужно посмотреть поселок, потом утвердить проект, потом утвердить смету — в общем, тут возни на месяц. Поедешь с нами поселок смотреть? Возьмем ее, Павлик?

Павел повернулся, взглянул на Алену оценивающе, словно раздумывал, стоит ли такое существо его внимания еще и в следующий раз. Пока он думал, Алена три раза едва сдержалась, чтобы не заявить, что никуда она с ними не поедет и лучше всего высадить ее прямо сейчас. Но фамилия президента компании «Дом» вошла в ее мозг железным осколком, поэтому любопытство победило гордость — она промолчала. Любопытство подавило не только гордость, но и, собственно говоря, обыкновенную порядочность. Ведь нормальный человек в такой ситуации непременно предупредил бы подругу, пусть и бывшую, пусть и противную, что они влезают в нехорошую аферу, что Андрей Титов уже накололся с покупкой дачи, когда имел дело с этим Кувалдиным, и даже если тут совпадение, недоразумение или еще что-нибудь в таком же роде, все равно лучше не рисковать. Хотя какие, к чертям, недоразумения и совпадения?! Такого не бывает, чтобы в одном городе, пусть и огромном, было сразу две компании «Дом» с президентами-однофамильцами — Кувалдиными. Причем одна компания была бы кристально честной, а вторая надула Андрея Титова.

Однако Алена и не собиралась заниматься самобичеванием, во-первых, что-то ей подсказывало, что ее предостережения в случае с Мариной и ее муженьком вызовут лишь иронию, а во-вторых, времени до оплаты договора еще предостаточно. Она постарается крутиться вблизи этой сделки, все выяснит, а потом уж выложит козыри и не допустит еще одного надувательства.

Но для начала она узнает все, что можно, об этой фирме «Дом». Как? Это уже не столь важно. Будет день, будет пища.

— Так ты едешь? — нетерпеливо переспросила Марина.

— Наверное. Вообще-то мне проекты понравились, позвоню родителям.

— Давай-давай. Вместе будем шашлыки жарить, — ухмыльнулась подруга.

* * *

У родного дома Алену ждало новое приключение. Она вышла из машины и очень об этом пожалела, заметив на скамейке у подъезда до боли знакомый силуэт.

Следователь Терещенко увлеченно беседовал с честными пенсионерками.

— Решил меня доконать? — невежливо осведомилась она и присела рядом.

— Ах, молодость! — Бабка Надя, соседка с третьего этажа, мечтательно закатила глаза.

— А моя-то дуреха, Люська, чтоб ей! — совсем неромантично буркнула вторая собеседница — бабка Нюра.

Алена знала, что сейчас бабка Нюра начнет ругать свою затюканную ею же внучку, поэтому сдержанно улыбнулась пенсионеркам и, схватив Вадима за руку, потащила в подъезд. Позади послышалось заунывное брюзжание:

— Ведь вот же девка, и нет в ней ничего, а нашла себе и молодого, и неженатого, а наша-то Люська все валандается с тем подлецом. А у него жена и двое детей, а? Девка мучается. Я ж ей говорю, брось его, дура, он на тебе не женится. А она — мне все равно, я люблю Киркорова! Ведь мало того что с женатым канителится, так еще и этого горластого себе в башку втемяшила. Как заведет музыку, хоть на стенку лезь… Алена бежала по лестнице, пока назойливый монолог не превратился в неразборчивое бормотание. Произошло это уже на третьем этаже. Тяжело дыша, она повернулась к Терещенко:

— Ну, молодой, неженатый, на кой черт тебя принесло?!

— Зачем ты так? — Он покраснел, скорее всего от стремительного подъема.

— Ты же сама ко мне ни за что не пойдешь. А я должен опросить всех свидетелей.

— Прислал бы своего Морошку. — Алена смерила его суровым взглядом.

— — Морошко к тебе наотрез отказывается идти. Лучше, говорит, пошли меня на бандитские разборки. И чем ты его так напугала?

— Понятия не имею. — Алена пожала плечами, искренно удивившись.

Теперь они топтались на ступеньках в неловком молчании. Наконец Алена нашлась:

— Я подумала над твоим предложением и решила его принять. — «Будь, что будет!»

Очень рад. — Он смутился. — А о каком предложении идет речь?

— Ну… — она загадочно улыбнулась, отчего он смутился еще больше, — я имела в виду твое последнее — остаться друзьями и помогать друг другу в расследовании гибели Андрея Титова.

— А… — Казалось, он облегченно вздохнул, и от этого вздоха Алене стало очень грустно. «Ведь звал замуж, .а я, дура, отказалась!»

— Предлагаю продолжить наш диалог у меня на кухне. Если, конечно…

— Собственно говоря, я ненадолго.

«Какой же он все-таки зануда! Правильный до тошноты».

Она успокоила себя тем, что еще сто раз успеет развить перед ним свои соображения относительно того, что нужно легче воспринимать неожиданности, пусть даже и неприятные. Что, если девушка сбегает от тебя в театре, это еще не значит, что она решила с тобой порвать раз и навсегда. Может, ей просто спектакль не понравился? Да и вообще, следует стать более решительным. В конце концов, имеет смысл взять пример с Бунина. Уж он-то, случись ей убежать от него, не стал бы впадать в глухую обиду. Приперся бы на следующий день как ни в чем не бывало, и все тут!

Эти мысли напомнили ей рассуждение только что упомянутого Бунина о легкости мужского нрава и о том, что если он с кем и заигрывает, то это еще ни о чем не говорит. Алена непроизвольно скривилась. «Понабралась от него всякой дури! Действительно, нужно стать более честной и порядочной, а не вправлять Вадиму мозги!»

— Как там твоя криминалистка? — «Зачем спросила? Очень нужно знать, как поживает его новая любовь. Прямо мазохистка, в самом деле!»

— Уже доложили. — Он с усиленным вниманием принялся рассматривать чай в чашке. — Даже догадываюсь кто.

— Не Морошко.

— Все равно, не нужно это обсуждать.

— Почему? Мы же друзья. Вот с Буниным мы обсуждаем все на свете.

— Я не Бунин, и давай на этом остановимся. — Он взглянул на нее с такой холодной решимостью, что у нее перехватило дыхание и засосало под ложечкой.

— Ладно, ладно, — выдавила она из себя. — У меня подруга есть — Марина.

Так вот, ее второй муж был как раз криминалистом. Представляешь, большим ученым, изобретал свои методы. Таскал домой куски трупов и варил их в кастрюле на плите.

— Ну и что? — Вадим преспокойно глотнул чай. :

— Тебе это не кажется странным?

— Может, у него на работе не было надлежащих. условий. У меня есть товарищ — биолог, специалист по змеям. Так у него в однокомнатной квартире живут четыре собакоголовых питона, пятнистый удав и пять гадюк, а когда в лаборатории полы красили, он еще и анаконду приносил, она у него в ванне плавала.

— И ты считаешь это нормальным?!

— Просто человек любит свою профессию. Многим этого не понять, в том числе и нам. Но кто сказал, что мы-то нормальные?

— От встречи к встрече ты все больше становишься философом. — Алена ехидно улыбнулась. — Вот когда твоя криминалистка принесет работку на дом,' тогда посмотрим, куда денется твоя философия.

— Она фотограф-криминалист. — Он снова глотнул чаю. — Набор проявителей и красную лампу я в состоянии пережить. Ты расскажешь мне о своем разговоре с Андреем Титовым или нет?

«Господи! Он ее действительно любит! Ужасно!» — Алена рухнула на стул.

— Откуда тебе известно, что именно я брала у него последнее интервью?

— Его жена рассказала. Я не знал, что ты разговаривала с ним накануне его смерти. Просто знал, что он давал интервью в «Оберег», нетрудно догадаться кому.

— Ты беседовал с его женой?

— Странно, что тебя это удивляет.

— И как там она?

— Как женщина, которая только что потеряла мужа, — недовольно ответил Вадим. — Не слишком хорошо. По правде говоря, совсем плохо — она до сих пор в шоке. Видишь ли, они поругались по телефону, она бросила трубку, и в этот момент он погиб. Конечно, она винит себя.

— Н-да… — Алена вздохнула, — а она сказала, почему они поругались?

— Ты знаешь?

— Имею представление. У Титова появилась любовница — некая загадочная Наташа. Ее многие видели, но никто о ней толком ничего сказать не может.

Кстати, она совершенно растворилась в суете дней.

— Ее можно понять… но жена Титова ни о чем таком мне не рассказывала.

— Видишь, я все-таки могу приносить пользу.

— А кто спорит?

— Но мне кажется, что дело тут не в Наташе и даже не в жене Андрея. Тут все гораздо серьезнее. Мне приказали вымарать из интервью абзац, в котором Титов клеймит позором некую фирму «Дом». Якобы это необходимо в интересах следствия. Так вот, сегодня я побывала в этой самой компании «Дом», и знаешь, кто там у них президент? По-прежнему Кувалдин! Тот самый господин, которого Андрей намеревался ославить на всю Россию как нечистого на руку бизнесмена. То есть компания работает в том же режиме. Не знаю, насколько жизнеспособна версия, что к смерти Титова причастна фирма «Дом» и лично Кувалдин, тем более что мне вообще не верится в факт убийства, но картина вырисовывается весьма занятная. Андрей Титов желал приобрести дачу, дорогую дачу. В фирме «Дом» его каким-то образом надули. В порыве гнева он решил рассказать об этом досадном происшествии народу и принялся раздавать интервью направо и налево, заранее ставя условие, что везде должно стоять упоминание о нечестной фирме и господине Кувалдине как о воплощении зла на Земле. Разумеется, фирме «Дом» это не могло понравиться. Наверное, они пытались договориться с Титовым, но тот был человеком упрямым. Тем более что одна из его программ так и называется «Добро пожаловаться». Вскорости должны были состояться ее съемки, где, даю руку на отсечение, Андрей в красках поведал бы о своих дрязгах с этой фирмой. Словом, Кувалдин, ясное дело, должен был переполошиться: Титов — фигура авторитетная для зрителей, и если он заявит с экрана, что компания «Дом» — сборище мошенников, то представляешь, какую рекламу в кавычках он сделает?

— Очень познавательно, — на сей раз усмехнулся Вадим. — Я говорил с Анатолием Аксеновичем Кувалдиным. Он только руками разводил. Рассказал, что с фирмой «Дом» у Титова действительно произошел неприятный эксцесс: он выкупил землю, а потом решил вернуть ее фирме, тем самым поставил бизнесменов в неприятное положение: на участке уже начали строить спроектированную дачу. Но они все уладили, и Анатолий Аксенович искренно удивлялся, отчего Титов так взъелся на них. Ведь деньги они ему вернули, сами понесли убытки…

— И ты ему веришь?!

— Не знаю. — Вадим тоже развел руками. — Конечно, Титов не идиот…

— Тут какая-то махинация, — задумчиво проговорила Алена. — Пока не знаю какая. Но скоро разберусь.

— Каким образом?

— Моя подруга, та самая, у которой второй муж был криминалистом, решила строить дачу именно в фирме «Дом».

— Вовремя. Но мне кажется, что фирма не имеет никакого отношения к убийству Титова. Тут что-то другое…

— Убийству?!

Терещенко допил чай, поставил чашку на стол и медленно проговорил:

— Видишь ли, факт убийства не доказан. Авария произошла, потому что рулевой болт расшатался. Он мог расшататься от чего угодно, в том числе и от гаечного ключа. Поскольку машина была новой, то все это выглядит подозрительно.

Но, с другой стороны, машина могла быть с брачком…

— «Тойота»?!

— Что японцы — не люди, что ли?

— В таком случае из числа подозреваемых следует исключить всех женщин.

— Убийство могли заказать, такое сейчас случается часто. А заказчиком вполне могла быть и женщина.

— Думаешь, все-таки жена?

— Или жена, или эта Наташа, или еще какая-нибудь обиженная дамочка. Я ведь тоже не на Луне жил все это время, наслышан о похождениях Титова.

— Брось. — Она скривила пренебрежительную гримасу. — На Андрея нельзя было обижаться. Он сногсшибательный мужик!

— Сильно в этом сомневаюсь. — Вадим изобразил на физиономии точно такое же выражение.

— Мужчинам трудно в это поверить, но есть тип негодяев, который женщинам очень нравится. Это положительных не любят, а вокруг такого обворожительного Казановы всегда крутятся толпы воздыхательниц.

«Наконец-то я отомстила! И за „давай останемся друзьями“, и за криминалистку! Как приятно теперь созерцать его тоскливую рожу!»

Глава 8

— Алена! Хорошо, что я тебя застала! — Катерина подлетела к ее столу и, искоса глянув на печатающего за своим компьютером Бакунина, перешла на шепот:

— Ты мне нужна. Видишь ли, мне необходимо съездить к жене Андрея Титова, не составишь компанию? — Я?! — Ну… — лицо подруги стало скорбным, — одной мне неловко. Я не знаю, как с ней себя вести. Ты же понимаешь.

Поблизости раздались мелодичные переливы мобильного телефона, Алена растерянно огляделась по сторонам, поскольку ни Бакунин, ни тем более она не были счастливыми обладателями такой роскоши. И тут, к ее великому удивлению, Катерина достала телефон из сумки и, округлив глаза Алене, мол, везде а достанут, ответила:

— Слушаю.

Она действительно слушала примерно с минуту. Голос в трубке явно принадлежал мужчине. К концу его монолога подруга просто посерела от злости, во всяком случае, Алене так показалось: черты лица Катерины заострились, губы превратились в тонкую линию и побелели. Она отвернулась к окну и тихо проговорила:

— Я прошу, не звони мне на мобильный! Давай до вечера, ладно? Сейчас не могу. Да дела у меня, дела. Понял?!

Скорее всего звонивший поинтересовался в резкой форме, какие именно дела у Катерины. Она вздохнула, закрыла глаза, явно из последних сил сдерживаясь, чтобы не заорать:

— Я встречаюсь с продюсером. Теперь, когда ты мне оказал такую любезную услугу, я вынуждена заботиться о нашем благосостоянии. Нет, я не должна сидеть дома. Я хочу работать.

В трубке сдерживаться не стали, ответили нервным криком, смысла которого Алена не поняла, но по лицу Катьки догадалась, что от нее что-то усиленно требуют.

— Я нервная, потому что мне страшно. — Тут ее голос преобразился в прямо-таки Маринины заботливо-томные переливы. — Да нет. Мне страшно за тебя, дурачок! Ну пожалуйста, подожди до вечера, ладно? Хорошо. Я постараюсь.

Она положила мобильный в сумочку и устало взглянула на пребывающую в безмерном удивлении Алену:

— Вот все стонем, что не клеится с мужиками, а может, без них-то и лучше.

— Смею заметить, что вы не правы, — встрял улыбающийся Бакунин, но, поймав на себе две пары возмущенных глаз, дернулся и предпочел с очень озабоченным видом уставиться в монитор.

— Мобильный? — спросила Алена.

— На работе выдали.

— Ка-ва-лер?

— Да какой там кавалер! — Катька даже фыркнула. Для пущей убедительности. — Так, недоразумение.

— Ты с ним говорила не как с недоразумением. Особенно к концу диалога, — настаивала Алена.

— Ну… — Катька даже растерялась, — это по привычке. Интрижка почти закончилась.

— Потому что он пожелал, чтобы ты бросила работу, вышла за него замуж и засела в четырех стенах?

— Именно. Ну и черт с ним! Все равно я грежу о расставании. Он мне мешает в делах.

— Кстати, о делах, — Алена встала и принялась собирать собственную сумку. — А чего тебе понадобилось от Валентины Титовой?

— Помнишь, я тебе говорила, что меня приглашали на новый проект «Политические дебаты»? Это проект Андрея, он его придумал. Он был очень талантлив. В общем, кое-какие бумаги: приблизительный сценарий и все такое мы нашли в его кабинете, а вот план студии, рекомендации по выставлению картинки, света, количество камер в студии и тому подобное, в общем, визуальная часть хранится у него дома. Он как раз над этим работал в последнее время. Так что хочешь не хочешь, а нужно наведаться туда. Брать кого-то с телецентра не хочется, пойдут потом разговоры, что наша группа слизала идею…

— В общем-то, так и есть.

— Мы этого и не собираемся скрывать. Даже в титрах укажем, что идея принадлежала Андрею Титову. Он ведь даже группу сам подбирал. Но ты же знаешь эти сплетни, начнут потом… В общем, меня просили особо не афишировать, — тут она совершенно некстати хитро подмигнула. — К тому же я помню твой интерес к причинам гибели Андрея. Так что надеюсь, ты мне не откажешь.

— Ты умеешь надавить, — усмехнулась Алена.

* * *

Валентина Титова была довольно миловидной женщиной, по крайней мере до смерти мужа. Теперь черты ее лица обострились, уголки губ скорбно опустились, и лишь черные глаза казались необыкновенно огромными на бледном как мел лице.

Держалась она ровно и достойно, как и подобает женщине, только что похоронившей мужа. Причем женщине интеллигентной — никаких истерик, опухлостей от рыданий и всего такого прочего. Валентину вряд ли можно было причислить к высоким людям, но ее прямая спина, расправленные плечи, которые она кутала в пуховую шаль, несмотря на летнюю жару, делали ее фигуру какой-то внушительной и зрительно прибавляли сантиметров десять. Алена, поравнявшись с ней, даже удивилась, что она сама чуть выше хозяйки дома, а с порога ей показалось, что росту в Валентине около 170 см.

Встретила она девушек спокойной грустью, пригласила пройти, усадила в уютной комнате, которую назвала кабинетом, пообещав найти нужные бумаги в считанные минуты, но, начав перебирать папки в столе мужа, растерялась и, повернувшись к ним, призналась с извиняющейся полуулыбкой:

— Я никогда не вникала в его дела. Боюсь, что вряд ли смогу разобраться за пять минут. Может быть, я отдам вам эти папки, а вы сами посмотрите?

— Конечно, — с энтузиазмом кивнула Катерина и, подскочив к столу, принялась раскрывать одну папку за другой.

— Просто кошмар какой-то! — в голосе Валентины послышалось тихое отчаяние. — Он оставил после себя столько всего! Не знаю, как я справлюсь. Вот, наконец-то! — Она потрясла в воздухе несколькими листами. — Ну надо же, а мы вчера с адвокатом так и не смогли его отыскать. — Она почему-то повернулась к Алене и принялась ей объяснять:

— Это договор с той злосчастной фирмой «Дом».

Что мне теперь с ним делать?

— Я слышала, что Андрей расторг контракт с этой фирмой, — проговорила Катерина.

— Вот видите, — Валентина горестно покачала головой, — вы слышали, а я нет. А у него таких контрактов, договоров всяких — целый стол. Откуда мне знать, что нужно, а что нет. Он же никогда мне ничего не говорил!

В последней фразе прозвучал вызов. Потом она как-то сразу сникла и закончила уже совсем печальным голосом:

— Мне в этих бумагах не разобраться за всю оставшуюся жизнь. Даже с адвокатом, даже с десятью адвокатами.

— Может быть, и не стоит разбираться? — осторожно предположила Алена.

— Ах, милая моя! — Валентина посмотрела на нее как на дурочку, из чего стало понятно, что с этого момента авторитет Алены в глазах вдовы резко упал. — Все эти бумаги — деньги. Ну… какая-то часть из них — определенно. И суммы немалые. Вы предлагаете выкинуть все это на помойку?

— Но должна же быть какая-то система, — встрепенулась Катерина, которой стало жаль несчастную женщину. — Вот смотрите — контракт с рекламной компанией на съемку. Андрей снялся, это я точно знаю. То есть вам надлежит получить за него гонорар, Или вот — договор на… ой, это что-то сложное! Какие-то акции, это и мне не по силам.

— Вот видите! — Валентина потуже закуталась в шаль. — И мне тоже.

Ужасно, правда?

— Нашла, — неожиданно сообщила Катя, — вот нужные бумаги. Какое счастье!

Алена решительно поднялась с дивана, собираясь покинуть скорбный дом.

— Давайте чаю попьем, — ни с того ни с сего предложила хозяйка и снова виновато улыбнулась:

— Я так рада, что ко мне заглянули просто люди с улицы.

Устала от деловых встреч, столько проблем… столько…

С этими словами она необыкновенно легкими шагами вылетела вон из комнаты.

Алена пожала плечами, растерянно глядя на Катерину. Та махнула ей рукой, мол, просто молчи, и такое бывает.

Валентина появилась с подносом в руках спустя пять минут. Все это время подруги хлопали друг на друга глазами, размышляя, как себя вести в столь сложной ситуации. На чай с женой Титова они никак не рассчитывали. Во всяком случае, Алена. Валентина тем временем умело сервировала журнальный столик и порывистым жестом пригласила их сесть. Они подчинились. Рассевшись, долго молчали.

— Вы его хорошо знали? — наконец спросила Валентина Катю.

Та робко ухмыльнулась, придав лицу мечтательное выражение:

— Я была режиссером на его программе. К тому моменту он ее уже не вел.

Вряд ли я знала его как человека, скорее как профессионала… — В самом деле? — в голосе вдовы послышалась легкая ирония, отчего Катя пошла пятнами.

Алене показалось, что Валентина вглядывается в Катьку слишком пристально, будто бы пытается рассмотреть ответ на ее покрасневших щеках. Ей стало жаль подругу, но исправить ее положение она не могла. В конце концов, у Валентины есть все основания подозревать любую знакомую своего мужа в более чем просто «профессиональных отношениях» с ним. Пусть уж отыграется, ей простительно.

«И все-таки странно, что Титова с подобными вопросами пристает только к Катьке, — промелькнуло у нее в голове. — Уж если на то пошло, то я выгляжу куда более презентабельно, чем она. И самоуверенность тут ни при чем. Катька сама из себя сделала пугало. Но на меня Валентина даже не обращает внимания. Может, чует, что к телевидению я вообще никакого отношения не имею?»

— Впрочем, какая разница. Если что-то у вас и было, он и вам тоже изменил, не так ли? — неожиданно хихикнула вдова.

— Не так, — с тихим упрямством ответила Катерина. — Я с ним только в коридоре сталкивалась.

И вообще, Андрей никогда не позволял себе флирта на работе.

— Ну да ладно! — легко отмахнулась Валентина. — А вы видели его Наташу?

— Она заметила их округлившиеся глаза и снова хихикнула:

— Да, да, да! Я тоже знаю о ней.

— Не думаю, что она действительно существовала, — едва слышно проговорила Алена. — Скорее всего это лишь слухи. На самом деле ее никто не видел, да и сейчас никто не может найти… — Она бросила робкий взгляд на подругу, чтобы та ее поддержала.

Но Катя даже если и хотела это сделать, то не успела.

— Не нужно меня жалеть! — Титова решительным жестом откинула от себя салфетку, которую комкала в руке на протяжении всего чаепития. — Я ее видела!

Алена с Катериной разом вздрогнули. Уж слишком резко прозвучал ее голос. Словно в воздух вырвалась вся боль, которую Валентина пережила за десять лет его бесконечных измен.

Валентина, видимо, и сама перепугалась столь несвойственного для вдовы поведения. Она прищурилась и с минуту созерцала Катерину так, словно пыталась понять, знакома ли та с Наташей и не является ли она ее тайной сторонницей.

Катька за это время просто сжалась в комочек.

Алене эта пауза показалась ужасно странной. Ну с чего это Титова решила подозревать безобидную Катьку? Да у нее же на лбу написано, что между ней и Наташей — холеной Андреевой барышней — вообще ничего общего.

Видимо, Валентина наконец пришла к такому же выводу, поэтому продолжила уже со смиренным спокойствием:

— Последние восемь лет я жила в аду. Знаете, что такое ад? Все думают, что это жаркое пламя, черти и грязь. Так вот нет! Ад — это одиночество, это стук шагов на лестнице. Когда стоишь у темного окна и вслушиваешься в эти шаги.

Шаги. Около семи вечера их много — люди возвращаются с работы. Ты пытаешься узнать ЕГО шаги, но тщетно. Мимо тебя проходят десятки людей, а его все нет…

Потом шагов становится меньше, потом они исчезают совсем. А ты все ждешь и ждешь. Ты замираешь, когда к дому подъезжает машина… Прямо как собака!

Сначала надеешься, что он застрял в пробке, потом — что его задержали дела, потом цепляешься за мысль, что у него какой-нибудь поздний ужин с коллегами. Но когда все сроки проходят, тебе приходится признать, что ожидания напрасны, и нужно идти в пустую спальню, в которой он появится только под утро, будет молоть какой-то бред про пробки, дела и поздние ужины. И тебе придется верить, потому что ты по-прежнему его ждешь. И еще ты ждешь, что когда-нибудь это закончится.

А недавно я поняла, что это не закончится никогда. Для меня не закончится. Даже когда появилась эта его Наташа. Сначала я думала, что смогу пережить его недельные отсутствия, но нет — я так же стояла у окна, но уже не ночами, а сутками напролет. Первое время он все еще врал по инерции, а потом перестал. Он ничего мне не объяснял. Все было понятно и без слов. Он думал о разводе, но я понимала: развод меня не спасет. Я, как раньше, буду его ждать, но теперь уже не ночами и сутками, а годами. Годы непрекращающегося ожидания, слушанья шагов, пустоты…

Валентина с силой стиснула платок на груди, будто пыталась задавить боль в сердце.

Алена боялась пошевелиться, вглядываясь в ее бледное лицо, на котором тускло мерцали черные глаза. Глаза, в которых кончились слезы.

«Нужно кого-нибудь попросить, чтобы убил меня, если я вознамерюсь выйти замуж за Бунина!» — подумала она в этот момент.

Валентина грустно ухмыльнулась:

— А теперь он уже никогда не придет. Я думала, что с его смертью пытка закончится. Но самое страшное, что я ошиблась. Я и сейчас его жду.

Глава 9

— Вот ни за что бы не подумала! — В голосе Марины прорезались нотки языческого восхищения. — За восемь лет либо сто раз разведешься, либо привыкнешь к выкрутасам мужа.

Алена уже успела пожалеть, что рассказала ей о встрече с Валентиной Титовой. Надо же было ляпнуть! Всегда так бывает: когда не о чем поговорить, выкладываешь то, что вовсе не следует выкладывать, просто для того, чтобы не молчать.

— Но ты неизменно выбираешь первое. — Она решила перевести разговор на другую тему, более близкую для приятельницы.

— Уж я-то не стала бы ждать от заката до рассвета! фыркнула Марина и резко затормозила перед светофором. — Ненавижу водить машину!

— Это не машина, а чудо на колесах, — непроизвольно призналась Алена и еще раз оглядела многокнопочную приборную доску Марининой «Мицубиси».

— Ненавижу водить «чудо на колесах»! — упрямо заявила хозяйка.

— И твой Павел доверил тебе осмотр дачного поселка?

— А куда ему деваться-то, — усмехнулась подруга и сорвала автомобиль с перекрестка, оставляя позади конкурентов, по крайней левой полосе. — Встреча с агентом уже назначена, а вчера муженек срочно засобирался в Париж. Сильно подозреваю, что с Инкой. Я ей сегодня звонила — ее нет дома.

— Это еще ни о чем не говорит.

— Ошибаешься. Вечером захожу в его кабинет, а у него на столе знаешь что лежит?

— Только не говори, что лифчик с ее инициалами, я этого просто не переживу! — Алена с опаской покосилась на мелькающие секции пластмассового заграждения каких-то строительных работ.

Марина презрела разум вместе с доводами дорожной инспекции, выставившей знак, что на этом участке Ленинского проспекта не следует превышать 40 км/ч, и неслась на дикой скорости.

— Нет, до лифчика не дошло. Но у него на столе лежит журнал «Ревю» с Инкиной рожей во всю обложку.

— И как он это объяснил? — Алена проверила надежность ремня безопасности, с отчаянием понимая, что чувства безопасности он ей не прибавляет. По сути дела, ее уже нервно сотрясало, и очень хотелось вцепиться в руль с криком: «Дура, смотри на дорогу!»

— Как объяснил? — усмехнулась гонщица. — Очень просто. «У тебя, — говорит, — очень фотогеничная подружка!» Подонок! Не знаю, окажись я на месте жены Титова, я бы этого Титова уже сто раз успела убить за восемь-то лет! И ведь только восемь лет, как она, бедняжка, узнала о его изменах, а прожили они много больше, все двенадцать, наверное! Дура, что столько терпела! И ведь самое страшное, что он ее унижал у всех на глазах! Сейчас каждого школьника спроси, кто такой Титов — телезвезда и бабник!

— Но никто не доказал, что это не она его убила, — осторожно заметила Алена.

— Не она, — отрезала Марина и снова затормозила перед светофором.

Причем так, что машина едва не сделала сальто через передний бампер.

— Фу… — выдохнула Алена, — если так и дальше пойдет, у меня сердце выскочит.

— Да ладно тебе, — скривилась приятельница. — Подумаешь, новое расследование! Тут дело ясное — жена ни при чем. Чтобы подстроить аварию, нужно долго готовиться, потом хладнокровно раскурочить машину, ждать, пока план сработает, не сорваться, не позвонить ему, чтобы не ехал… Такой человек не станет выкладывать случайным сопливым собеседницам мотивы своего преступления.

Будь я на ее месте, я бы затаилась, разыгрывала неподдельную скорбь. А она сразу принялась рассказывать вам про то, как важны оставленные им дела, как пытается она получить его деньги, как страдала она, пока жила с ним, — все как по маслу. Следующий шаг должен быть чистосердечным признанием в милиции.

— Вот это и настораживает. Она чересчур открыта. Женщина, которая терпела измены мужа на протяжении восьми лет, которая никому не жаловалась, не интересовалась его делами, с достоинством несла свой крест, пока он шлялся на стороне на глазах у всей страны, — после его смерти вдруг начинает вести себя прямо противоположно. Очень подозрительно.

— Брось! Для такой игры нужна особая жестокость и хладнокровие. А жена Титова всегда была тряпкой, которую муж топтал ногами.

— Не знаю… Если аварию кто-то и спровоцировал, то сделал это очень жестокий и хладнокровный человек, — задумчиво изрекла Алена.

— Ладно, я тебе свою точку зрения сообщила. Теперь скажи, где твоего персонажа ловить?

— Вон у того дома. — Алена указала на большое здание сталинских времен, в котором находился магазин «Книги».

— Внушительный, — с уважением заметила подруга. — Тут жутко дорогие квартиры.

Алене было совершенно все равно, какой цены квартиры в этом доме. Она сильно подозревала, что и Вадиму, с которым они договорились тут встретиться, тоже на это глубоко наплевать. Никто из них в этом доме не жил и не собирался жить, а встретиться здесь решили, поскольку место приметное и по пути для Марины. Но Марина расценила этот факт по-своему, сразу как-то проникшись уважением к незнакомцу, переминающемуся на углу у светофора.

— Симпатичный, — заметила она, паркуясь у парапета. — Очень симпатичный. Где отхватила?

Алена не стала ей докладывать, что Терещенко следователь, что она уговорила его составить им компанию при осмотре участка под дачу, которую Марина собралась выкупить у компании «Дом». Она также не стала тревожить подругу своими соображениями, почему следователь при такой покупке нужен больше, чем агент по недвижимости, что на самом деле она перевыполнила ее вчерашнюю просьбу прихватить кого-нибудь мужского пола, чтобы не таскаться по незнакомым местам в сосновом бору исключительно в женской компании. Марина просила только мужчину для охраны, но Алена сочла правильным пригласить капитана милиции, что гораздо надежнее в этом плане.

— А чего не тот черненький, с которым ты в ресторан приходила? — поинтересовалась подруга. — Я на него рассчитывала.

— Он ненадежный, — отрезала Алена и сморщилась, вспомнив о Бунине.

— Н-да… — протянула Марина, пристально наблюдая за тем, как Вадим подходит к машине. — Этот совсем другой. Я бы сказала — попроще. Он кто?

— Таможенник. В чине капитана. Работает в Шереметьеве, — с ходу соврала Алена, чтобы не пугать Марину истинной профессией Вадима. Она решила, что жена владельца магазинов должна испытывать панический страх перед представителем закона.

— Таможенник? Да ну! — приятно изумилась та. — А почему не на своей машине? Таможенники — очень состоятельные ребята.

— От работы у него служебная «Волга», а свой автомобиль он не любит показывать. Знаешь ведь, у них эти вечные операции — «Чистые руки». У кого нечто более совершенное, чем «семерка», тот сразу попадает под подозрение во взяточничестве. Поэтому все таможенники предпочитают ходить пешком… И вообще, он не любит распространяться о своих доходах. Это его профессиональная тайна, так что лучше не донимай. Одно скажу, — Алена перешла на быстрый шепот, потому что Терещенко уже почти вплотную подошел к ним, — тут он только что дельце провернул — пропустил в обход таможни какой-то товар. Представляешь, сколько ему отстегнули! Так что теперь он дыхнуть боится. Если будет молоть всякую ерунду, будто бы на таможне не работает, не удивляйся. — Она показательно прижала палец к губам и с опаской покосилась на улыбающегося Вадима.

— Здравствуйте! — с чувством выдохнула Марина, все еще находясь под впечатлением «признаний» подруги.

— Доброе утро. — Он несколько удивился такому радушному приветствию.

— Придется вам смирить гордость и прокатиться в моем драндулете, — с этими словами Марина распахнула перед ним заднюю дверь своей «Мицубиси». И вдруг, к великому неудовольствию Алены, защебетала в своей легкой манере:

— Ах, я представляю себе ваше авто. Скорее всего это нечто! Но вы уж не обессудьте.

Я, конечно, возражала против этой колымаги, но мой муж считает, что японские машины самые надежные. А у вас какая?

Вадим забрался в машину с ошарашенным видом и еле внятно ответил:

— «Пятерка». Впрочем, вряд ли вы догадываетесь, как выглядит моя тачка, — добавил он уже только для Алены, которая, дабы избежать неловких признаний Терещенко в своем профессиональном интересе к этой поездке, перебралась на заднее сиденье.

— «Пятерка», — усмехнулась Марина и лихо отъехала от парапета. — Неужели «пятисотый» «Мерседес»?

— Не совсем. — Вадим растерянно взглянул на Алену. Та ему заговорщицки подмигнула, хотя вряд ли он понял зачем, поэтому растерялся еще больше.

— «БМВ»? — не унималась состоятельная приятельница. Алена поняла, что, если они остановятся на этой версии, Марина разочаруется в их сопровождающем навсегда, и толкнула его в бок. Вадим крякнул, и тут скорее всего до него дошла суть интриги.

Он усмехнулся:

— Могу представить, что вам обо мне успели рассказать. Неужели вы поверили, что капитан…

Договорить он не успел, поскольку Алена опять красноречиво толкнула его локтем. Он икнул и, узрев ее поджатые губы, густо покраснел.

— Недотепа! — зло прошипела Алена ему на ухо.

Он опять воспринял ее реакцию на свой лад и возмутился вполголоса:

— Ну сколько можно мстить мне за то, в чем я совершенно не виноват! Я же не толкал тебя в объятия к этому Бунину! Я же…

Он опять получил положенный тычок и предпочел смириться:

— Ладно, ладно. «Мерседес» так «Мерседес», уломали.

— Да? — тут же удивилась Марина, которая ничего не поняла в дружеской перепалке на заднем сиденье, зато явственно услыхала знакомое слово «Мерседес».

— Чем же вам понравилась эта машина? По-моему, есть и лучше… но я могу и ошибаться… — Через зеркало заднего вида она послала собеседнику обворожительную улыбку.

— Привык, знаете ли, — буркнул Терещенко. — Да и потом, при разборках он весьма удобен.

— При разборках? Как интересно! — На этот раз в зеркале вспыхнуло притворное восхищение. — Таможенная служба участвует в разборках?!

— Таможенная служба? — Вадим облегченно вздохнул. — А я уж думал, меня тут записали в бандиты. — Он бросил косой взгляд на соседку. Та предпочла отвернуться к окну, мол, сам выкручивайся, раз такой идиот непонятливый. Можешь сообщить, что ты капитан милиции, тогда тебя высадят у следующего столба, и дальнейшее расследование странных делишек фирмы «Дом» я проведу одна.

— А я думала, что таможня — мирная взяточная работа, — продолжала Марина своим приторно-сладким голоском. Алена знала, что патока в ее тоне свидетельствует о личном интересе к собеседнику, из чего сделала вывод, что приятельница зачем-то положила на Терещенко глаз. Только вот зачем? Желает снова поменять мужа? Что ж, этот как раз в ее духе малость ненормальный фанатик своей работы. Правда, его настоящие доходы слегка охладят ее романтический пыл.

Может, пора признаться, что на самом деле он никакой не таможенник?

— Всякое случается, — вяло ответил ей Вадим, пока Алена раздумывала о ходе дальнейшего разговора, и перескочил на другую тему:

— А чем занимается ваш муж?

— Высокой модой, — быстро ответила Марина, лихо преодолевая крутой поворот на дикой скорости. — У него сеть магазинов одежды. Его хлеб — работы самых известных кутюрье, поэтому он частенько имеет дело с вами. Ну, не с вами конкретно, а вообще с таможней. Да вы, наверное, слышали — салон «Высокая мода». Может быть, покупали что-нибудь?

— Ну… — неопределенно протянул Вадим.

— Понимаю, — обворожительно улыбнулась Марина. — Таможенники носят только турецкий трикотаж с подмосковного рынка. В целях конспирации. А вообще, Павел — мой муж — честный бизнесмен. Знаете, я не встречала второго столь же порядочного в делах владельца магазина. Можете представить, он платит налоги и даже занимается благотворительностью. Очень крупную сумму перевел на строительство храма, каждый месяц материально помогает двум детским домам, — в ее голосе прорезалось знакомое восхищение.

Тут Алена окончательно уверилась в своей версии, что Марина лично заинтересовалась Терещенко. Ее излюбленный прием очаровывать мужчину — говорить о своем нынешнем муже или любовнике только самое хорошее, хвалить его громко и искренне. На это обычно мужики клюют, как рыба на жирного червяка. Расчет самый элементарный — они думают: если она так замечательно отзывается о том, от кого собирается сбежать ко мне, значит, женщина высокопорядочная, что в наши дни встречается крайне редко. А отсюда вывод: хватайся за ее юбку, как эта самая рыба за червяка, заглатывай наживку и не думай о будущем! Словом, в момент откровенных признаний Марины о достоинствах своего нынешнего спутника жизни у грядущего просто крышу сносит.

«Ну и подружки у меня! — сокрушалась про себя Алена, пока Марина продолжала самозабвенно расхваливать своего супруга. — Инесса без зазрения совести отняла Бунина в ресторане, а эта тут же накинулась на Вадима, как голодная собака на сахарную кость. Да что для них, мои кавалеры медом намазаны, что ли?! Нет уж, если из нашей четверочки выбирать, то лучше всех Катька. Она, по крайней мере, окончательно забила башку работой, ей мужики не нужны». Алена смерила строгим взглядом Терещенко, который уже проникся к Марине если не симпатией, то положенным уважением к ее порядочности (не зря же она своего Павлика так усердно нахваливала), и даже подобострастно подался вперед всем корпусом, чтобы быть поближе к столь добропорядочной особе.

— Ты лучше расскажи про своего второго мужа, — сквозь зубы процедила Алена, с отвращением сознавая, что топит подругу, дабы спасти свою личную собственность. Это тоже был Маринин прием, и теперь она им воспользовалась, поэтому и чувствовала себя мерзко. Ей совсем не хотелось походить на подругу.

Однако, несмотря на гадостное чувство, продолжила в том же едком духе:

— Вадиму будет интересно, ведь его новое увлечение как раз связано с криминалистикой.

— Да что вы?! — Марина попыталась скомкать неловкость ситуации, прикрывшись широко растянутой улыбкой. — Он был замечательный. Удивительный человек, увлеченный своей работой. Знаете, многие женщины обожают ругать своих бывших мужей, но ко мне это не относится. Я не встречаюсь с никудышными мужчинами, потому что уважаю себя, а поэтому даже после развода не могла бы сказать о них ничего плохого. Все мои поклонники, а тем более бывшие мужья — люди гениальные, удивительные, замечательные. Просто так получалось, что у нас что-то чуть-чуть не складывалось.

Алена с достоинством вынесла удар. Марина отлично повернула ситуацию в выгодное для себя русло. Теперь Вадим просто не сможет устоять, чтобы не приударить за ней в надежде оказаться в обойме столь восхитительных Марининых мужиков.

— Со вторым моим мужем нам помешала как раз его работа, — ее голос стал слегка грустным. — Я до сих пор восхищаюсь им как профессионалом и мужчиной, но жить рядом с гением — тяжкий крест. Мне это было просто не под силу.

— Мотай на ус! — усмехнулась Алена, злым взглядом провожая уносящиеся назад последние высотки Химок. Теперь они ехали по Ленинградскому шоссе в область. Туда, где в двадцати километрах от МКАД, по обещанию юриста Прохорова, должен был находиться дачный поселок фирмы «Дом».

— Вы увлеклись криминалистикой? — в зеркале заднего вида мелькнуло Маринино удивление. Похоже, искреннее.

— Нет, он увлекся криминалисткой, — ответила за Вадима Алена, жалея, что затеяла этот разговор, да и вообще, какого черта она потащила следователя туда, куда и без него прекрасно бы съездила? А еще уламывала его, дурочка, по телефону. Целый час уламывала. Мало ей какой-то невидимой соперницы-криминалистки, которую скорее всего Терещенко и не желал покидать, раз так настойчиво отказывался от поездки. Так вот, мало ей этой криминалистки, теперь еще и Марина к Вадиму прицепилась. И все это на фоне ее несбыточных надежд повернуть время вспять и заставить упрямца вновь полюбить ее. Словом, идиотка! Сама себе яму вырыла, а теперь злится. Чего же она ждала? Что поездка за город всколыхнет в нем романтические чувства? Какая наивность! Сама того не желая, Алена горестно покачала головой.

Вадим тронул ее за руку. Она вздрогнула, посмотрела на него, с ужасом чувствуя, что начинает дрожать мелкой противной дрожью.

— Жалеешь? — участливо осведомился он так тихо, чтобы Марина за слабым урчанием мотора не расслышала их переговоров.

— С каких это пор ты стал читать мои мысли? — Дрожь только усилилась.

И, даже распаляя себя наигранной злостью, успокоиться Алена не могла.

— Читать твои мысли не составляет никакого труда. У тебя все написано на лице, — душевно сообщил он.

— Дождались. — Она резко отпрянула в сторону, дабы показать, как противно ей находиться с ним на столь интимном расстоянии. — От встречи к встрече ты становишься все противнее и противнее. У тебя в характере появилась такая мерзкая черта, как бы сказать…

— Прямота? услужливо подсказал он и улыбнулся.

— Кто бы упрекал меня в мстительности," — прошипела она. — Ты только и делаешь, что пытаешься уязвить меня. За что, интересно? Зато, что я опять помогаю тебе вести расследование?

— Во-первых, это я тебе сейчас помогаю избавиться от дурацких бредней, что ты якобы участвуешь в новом расследовании. Уверяю тебя, что фирма «Дом», равно как и господин Кувалдин, к убийству Титова непричастны. Ну, может быть, там действительно имеются какие-то махинации, только наш отдел ими все равно заниматься не станет, это дело налоговой полиции и отдела экономических преступлений. А во-вторых…

— Что это вы там шушукаетесь? — Марина демонстративно надула губки. — Кто будет развлекать водителя? Так ведь можно и уснуть за рулем.

— Ты все равно ведешь словно с закрытыми глазами, — огрызнулась Алена.

— Я уже полчаса чувствую себя добровольной смертницей.

— Ох, Вадим! — добродушно хохотнула Марина. — Не женитесь на ней. Она вас с потрохами съест.

— Можешь успокоиться, он и не собирается. — Настроение Алены приблизилось к отметке злостной апатии, когда хочется все крушить, но руки как-то опускаются сами собой при мысли, что эти вожделенные действия не принесут ровным счетом никаких результатов. — У него же эта… криминалистка.

Извини, не знаю, как ее зовут, поэтому говорю в столь неуважительном наклонении.

— Ее зовут Лена, — сдержанно ответил Терещенко.

— Ага, значит, тоже Алена, — ехидно подметила она.

— Не «ага» и не «тоже Алена», а Лена, — заупрямился он.

— Ладно, Лена так Лена, — легче-то ей все равно не стало.

— Н-да… А нашей Алене вряд ли вообще кто-нибудь подойдет. — Марина решила нахально развить свою мысль:

— Она у нас девушка самодостаточная…

— Если ты забыла, то напоминаю: Вадим знает меня много дольше, чем полчаса, проведенных в твоем обществе. Он уже успел составить обо мне собственное мнение и в твоих пояснениях вряд ли нуждается. А я уж тем более! — «Интересно, „Мицубиси“ имеет механизм катапультирования? Если да, то где кнопка?!»

— Вот разве что ее любимый следователь Терещенко. — Приятельница словно не слышала едких реплик Алены. — Вот с ним она ладит. Практически он единственный человек мужского пола, кого бы она не желала придушить.

«Как же ты ошибаешься! — Алена едва удержалась, чтобы не усмехнуться, и, почувствовав на себе взгляд Вадима, тут же опустила голову. — Он самый первый, на чьей шее я бы с удовольствием сцепила пальцы!»

Поймав себя на том, что руки у нее зачесались, она заставила себя уставиться в окно. Так легче отвлечься от маниакальных желаний. Больше в разговор она не вступала, краем уха улавливая воркотню Марины и негромкие ответы Вадима. «Ну и пусть! — думала она. — Пусть наслаждаются. Подумаешь, тоже мне, сладкая парочка!»

* * *

Обещанным «практически готовым и обустроенным поселком» оказались два готовых жилых дома, в одном из которых окна были завешены тяжелыми гардинами, видимо, там кто-то уже обитал, три остова строящихся коттеджей, пять расчищенных под закладку фундамента площадок и вполне внушительная общая ограда с массивными витыми воротами, придававшая местности некую законченность. Кроме перечисленного, внутри ограды не было ничего. Ну, разумеется, если не считать сосновых деревьев, кустарников и травы, которые несколько скрашивали пейзаж строительных работ. В целом «поселок» произвел на Алену гнетущее впечатление — чем-то напоминал не то разграбленную, не то брошенную усадьбу. Место, хоть и зеленое и солнечное, выглядело все-таки унылым, впрочем, как все стройки.

Парочка красивых трехэтажных коттеджей, словно специально выстроенных у ворот, оптимизма не прибавляла. Алене показалось, что она попала на строительство века, не в смысле грандиозности, а в смысле длительности — никакой рабочей суеты, тишина, легкий ветерок, качающий хвойные кроны, — полное отсутствие цивилизации.

Долговязый агент Яковлев, которого Алена уже имела счастье созерцать в офисе фирмы «Дом», встретил их компанию вымученной улыбкой, пояснив:

— Вы у меня сегодня уже третьи. А тут такая жара…

И вздохнул.

Алена могла его понять: действительно, погода стояла на редкость жаркая — 30 градусов. Выйдя из машины, она тут же пожелала вернуться назад в прохладный, обдуваемый кондиционером салон, но сыскной интерес пересилил, и она поплелась вслед за Мариной.

У той обещанный «облагороженный ландшафт» сразу же отбил всякое желание ворковать и веселиться. Сначала она тупо озиралась, пытаясь понять, не ошиблась ли адресом и не заехала ли по недосмотру куда-то не туда. Видимо, подобные размышления еще вселяли в нее некую надежду, но когда она узрела выползающего из ближайших кустов Яковлева, то надежды эти рухнули, уступив место апатии.

«Поселок» ей не понравился. И в общем-то ее можно было понять.

Вадим бродил за приятельницами на расстоянии, разглядывал стройки и площадки. Медлительный, разморенный жарой агент тоже не прилагал особенных усилий, дабы поддержать в клиентке боевой дух, который подтолкнул бы ее на покупку земельного участка. Он вяло болтал о жгучем солнце, о дураках-синоптиках, которые «все обещают и обещают дождь», о своей скотской работе, сетуя на то, что следующий клиент приедет в семь вечера, а ему здесь сначала париться, а потом отбиваться от комаров. С такими стенаниями они доползли до участка, который собиралась выкупить Марина.

— Вот. — Яковлев вяло махнул рукой в сторону большого квадрата земли, огороженного леской, теряющейся в траве. Величину участка на глаз определить было невозможно. Впрочем, Марину, похоже, теперь уже мало занимало, все ли тут сотки.

Она грустным взором окинула окрестности и прокомментировала:

— Гиблое местечко. Не того я ожидала.

— А чего же вы ожидали? — удивленно вопросил агент.

— Ну… — она даже растерялась от такой наглости, — в офисе нам обещали бассейн, корты, дорожки, фонарики — и все это, извините, в течение пяти месяцев. А тут работы на пять лет! — Она легонько пнула угловой колышек, к которому была примотана леска, огораживающая ее земельный участок.

— В договоре четко указано: пять месяцев с момента подписания последнего договора на строительство последнего дома в этом поселке. Так и будет, уверяю вас, — спокойно ответил Яковлев. — Кстати, у меня там в тенечке лежит папка. Могу вас обрадовать: вчера выкупили последние участки, так что вы практически последние клиенты, которые пока не решились. Впрочем, нет. — Он наморщил лоб, словно вспомнив, и уточнил:

— Сегодня в семь как раз приедут последние. Если они согласятся оплатить, то строительство начнется уже завтра.

— А те, кто были первыми, сколько ждали? — встряла Алена.

— Недолго, — похоже, он готовился к подобным расспросам. — Те, кто желал иметь дачу уже в это лето, позаботились об этом еще осенью и теперь ее благополучно имеют, правда, не по Ленинградскому, а по Рижскому шоссе. Здесь место не в пример лучше. Эти участки уходят моментально. Так что первые клиенты, может быть, недельку только и ждали. Помните, когда вы приходили, у нас оставалось пять свободных участков? Теперь нет ни одного. Даже на ваше место уже три претендента. Если откажетесь, то ничего страшного не произойдет.

— А это чьи дома? — не унималась Алена.

— Ну… — Яковлев усмехнулся, — один, тот, что с занавесками, построили как экспериментальный проект. Его уже выкупил наш бухгалтер. Ездит теперь сюда на шашлыки. А второй принадлежит важной персоне из Министерства путей сообщения. Сами понимаете, такой человек нужен строительной фирме, которая возит материалы из-за границы. Раз он не пожелал ждать, значит, вынь да положь.

Там, правда, еще не завершены отделочные работы.

— Я даже не знаю… — Марина растерянно оглядела «поселок».

— Думайте. Давайте установим срок. Неделя вас устроит?

Она оглянулась на стоящего в трех шагах Вадима, словно ждала совета. Но тот не оправдал ее надежд — пожал плечами. — Дольше, к сожалению, ждать не можем. — Яковлев развел руками. — Вы должны нас понять. У нас клиенты, которые уже оплатили заказ. Давайте так, — он неожиданно подобрался и заговорил на деловом подъеме, — вы подумайте, посоветуйтесь с мужем, через недельку приезжайте в офис. Мы покажем вам все договора, что не липа тут, что все участки проданы и строительство начнется сразу после вашей подписи. Только информируйте меня в эту неделю. В смысле что у вас на уме с нашим контрактом, ладно?

На том и порешили. Марина в сопровождении агента поплелась назад к машине. В ее походке Алена впервые увидела нерешительность. Подруга всегда только шествовала, и, если шла по земле, казалось, что не касается ее ногами, а плывет над ней. Теперь же ее шаги неожиданно потяжелели. Словно она наконец коснулась стопами бренной почвы. Может, устала?

— Ну и в чем тут криминал? — съязвил Вадим. Алена нехотя повела плечом.

Жара сильно разморила ее. Казалось, что мозги совсем расплавились и вот-вот начнут вытекать через уши и ноздри.

— Обычное строительство, — закончил он свою мысль и, сорвав на ходу высохшую травинку, сунул ее, в рот.

— Странно это все. Такой ажиотаж. Ни за что не поверю, что в наше посткризисное время столько богатых людей, готовых в одну секунду выкинуть баснословные суммы.

— Рядом с Профсоюзной улицей, недалеко от твоего дома, строится другой дом. Как теперь говорят,. «жилье повышенной комфортности». Кроме европейской планировки, там тоже предусмотрены и бассейн, и зимний сад, и подземный гараж.

Словом, коммунизм в отдельно взятом пятнадцатиэтажном строении. Цена за метр минимальная — 1500 долларов. Плюс ежемесячная плата за такое жилье порядка 5000 долларов. Здание находится на этапе закладки фундамента. Так вот, все квартиры, в смысле будущие, в этом доме уже проданы. Что уж тут удивляться? — глубокомысленно изрек он.

— Ас чего это тебя заинтересовал такой дом? — усмехнулась Алена.

— Да так. По работе нужно было кое-что выяснить.

— А ты точно не работаешь на таможне?

Глава 10

«Удивительно! Меня просто приклеили к этому месту!» Алена с тяжелым ощущением неизбежного поплелась к дверям. У нее всегда были проблемы со всякого рода препятствиями в узких проходах, а турпикетов в метро она просто панически боялась. Каждый раз ей казалось, что, сколько бы жетонов она ни опустила в автомат, в его механических внутренностях непременно что-нибудь да замкнет, едва она начнет преодолевать опасный участок, и страшные стальные преграды выскочат и оторвут ей ногу. Ну, может быть, не ногу, а только кусок юбки — все равно неприятно. Она зажмурилась и осторожно шагнула в вертушку. Та, разумеется, тут же зажала кончик юбки, отчего и застопорилась.

«Вот свинство! — выругалась про себя Алена и поднажала на рукоятку двери. — Могли бы уже автоматы какие-нибудь поставить, чтобы двери разъезжались сами собой. Двадцать первый век на носу, а у нас все чудо пятидесятых — дверь на палке!»

Протиснувшись в вестибюль «Останкино», она собралась было передохнуть в прохладе и еще раз посетовать, что ее против собственной воли притягивает это место, но вовремя вспомнила, что притягивает ее не злой рок, а вполне реальные профессиональные обязанности. Ну кто, кроме нее, виноват в том, что она работает в «Звездном отделе» журнала «Оберег» и ей довольно часто приходится таскаться и в «Останкино», и в прочие культурные учреждения, где работают потенциальные герои ее статей…

Собраться с мыслями ей тоже не удалось — ее тут же начали толкать со всех сторон, продвигая совсем в ненужном ей направлении. Вестибюль был на редкость полон — проще сказать, что люди топтались тут друг у друга на головах.

Давка образовалась неимоверная.

— Кто на «Поле чудес», перейдите вправо! — зычно прозвучало с лестницы.

— Черт-те что! — недовольно прокряхтела под боком взмокшая упитанная дама. — Можно подумать, кто-то тут может куда-то перейти. Мы тут стоя сдохнем!

Она была права. Сдвинуться с места не предел лилось возможным. Алену сжали со всех сторон, и ей пришлось вытянуться в струнку, как часовому на посту при обходе начальства.

— Пропускаем только на «Я сама»! — проорал охранник и надел каску.

Видимо, бронежилета и автомат та ему показалось мало для сдерживания напирающие на проходную женщин.

— Куда лезешь?! — зло взвизгнул его коллега, которого одна из особо жаждущих поучаствовать в телесъемке пыталась протаранить невероятно выпирающей грудью.

«…В очередь, сукины дети, в очередь…» — Ален! вспомнилась реплика одного из персонажей фильм «Собачье сердце». Она невольно усмехнулась: «Xаос — он при всех режимах хаос, хоть при Советах, хоть при демократах. Другими словами, разъяренна толпу не усмирить».

— Простите. — Она изловчилась и юркнула меж локтей к вожделенному бюро пропусков.

— Сейчас вообще выйдешь! — истерично взревел все тот же несчастный охранник, которого, по характерным хрипам в голосе, дамы уже подмяли под себя.

— Леха! Вызывай подкрепление! — Что ж это творится? — возмутились у нее над ухом. — Пришли отдохнуть.

В метро давили, в троллейбусе чуть не удушили, а здесь так и вообще… Мало у них входов, что ли?!

— Действительно, — проворчала Алена и сунули паспорт в окошечко.

Василиса Жахова была очень красива. Кроме того, в правильных чертах ее лица и особенно в огромных синих глазах без труда читался интеллект. Сочетание ума и красоты — явление редкое, особенно для женщины. Василиса была высока и стройна, движения ее носили притягивающий характер мягкости и профессиональной отточенности, словно у балерины, танцующей партию Жизели. Она и в остальном походила на балерину, особенно когда затягивала свои пышные черные волосы в пучок. Именно такой она и встретила Алену — в строгом, хотя и по-летнему легком костюме с короткой юбкой, подтянутая, по-деловому собранная. Василиса не имела привычки ломаться перед журналистами, хотя и говорила лишь то, что считала нужным, а то, что она не желала рассказывать, из нее невозможно было вытащить никакими коварными вопросами. Она умела держать свою линию в общении, не позволяла себя завлекать в ловушки и всегда отвечала прямо. Однажды какой-то журналист довольно бесцеремонно спросил ее, зачем, мол, в рекламе снялись?

Вероятно, предполагая, что Василиса начнет краснеть и неловко выкручиваться. Но она усмехнулась и ответила: «Ради денег. Разве можно как-то иначе рассматривать участие в рекламе? Вы же не думаете, что я это сделала ради эстетического удовольствия?» Ставить на место нахалов она тоже умела и делала это регулярно, поэтому многие журналисты ее побаивались и встречались с ней крайне неохотно.

Алену этот вопрос не беспокоил. Она не собиралась лезть в душу и «подлавливать»

Жахову. Достаточно было, чтобы та рассказала что-нибудь новенькое и интересное, а на это можно было рассчитывать, потому что Василиса всегда имела про запас какую-нибудь неизвестную широким кругам историю.

В редакции программы Жаховой «Лица любви», кроме нее самой — ведущей и руководительницы программы, находились еще три девушки — редакторы. Одна из них тихим и спокойным, словно у психоаналитика, голосом увещевала кого-то по телефону. Остальные мирно набивали тексты на компьютерах.

— Здесь нам будет удобно? — Василиса улыбнулась Алене своей известной всем телезрителям добродушной улыбкой.

— Конечно. — Алена ответила ей тем же. Правда, не столь профессионально. Удивительное дело, она впервые брала интервью у этой молодой женщины, но почему-то почувствовала к ней теплое, почти дружеское расположение, словно они были давно знакомы. Атмосфера в редакции оказалась на удивление комфортной, будто люди здесь не работали, а пили чай.

— Как хорошо у вас. — Она не смогла удержаться от комплимента.

— Это основное условие нашего существования, — пояснила Василиса. — Мы не просто коллеги, мы подруги. Вообще женский коллектив — штука сложная, но нам удается ладить.

Алена включила диктофон. Разговаривали они около часа. Василиса отвечала на вопросы четко и интересными фразами, рассказала обещанную историю про то, как неудачно съездила в Прагу, отстав от поезда в Варшаве и добираясь до отеля на электричках без паспорта и денег, которые умудрилась оставить в купе. Рассказала забавно, в красках, много шутила. Словом, для журнала «Оберег» она оказалась настоящим сокровищем. Мало того что ее программа пользуется бешеной популярностью, так ведь и сама ведущая — не пустышка, которая говорит заученными фразами, а умная интеллигентная красавица. Алена готова была прыгать от счастья — статья будет готова уже завтра. От нее потребуется только записать с диктофона на бумагу.

Под конец общения, когда она уже собиралась прощаться, девушка-редактор положила трубку. Телефон тут же снова зазвонил.

— Фу, никаких сил не осталось! — Девушка действительно выглядела уставшей. Она взъерошила короткие рыжие волосы, позвала:

— Маш, посиди на телефоне, больше не могу.

Маша смешно сморщила курносый нос, показав свое отношение к просьбе, но трубку взяла без препирательств.

— Много звонят? — участливо осведомилась Алена у Василисы.

— Сами видите, — улыбнулась та.

— А какие вопросы в основном?

— Разные. Многие желают со мной встретиться. У кого-то похожие истории, такие же проблемы, о которых мы говорим в передачах. Ведь взаимоотношения между женщиной и мужчиной — основное, что занимает людей, независимо от социального уровня и пола. Кто-то просит о помощи.

— И письма, наверное, пишут?

— Много пишут, — кивнула ведущая, — все о том же. Еще, конечно, благодарят за программу очередную или, наоборот, ругают.

— Причем иногда доходит до маразма. Героиня сюжета скажет какую-нибудь фразу, и вот прицепятся:

«К чему вы призываете с экрана?» — встряла девушка, только что отошедшая от телефона. — Вась, помнишь про транссексуалов?

— Да, мы тогда много упреков выслушали, мол, пропагандируем извращения, — кивнула Василиса. — За десятилетия люди привыкли, что с экрана постоянно что-то пропагандировали, теперь только так и воспринимают все передачи. А вообще меня эта история с передачей о транссексуалах заставила задуматься. Снимаешь чью-то очередную историю, тебе это кажется интересным, познавательным, и о другом важном, наверное, основном свойстве телевидения забываешь: народ привык верить телевидению. Больше, чем газетам или слухам. В нас по-прежнему живет уверенность в том, что прозвучавшее с экрана телевизора — правда. Отсюда и разгул телерекламы. Показали пасту «Блендамед», значит, действительно кариес предупреждает. Отсюда и претензии, мол, показываем черт знает что. Людям трудно понять, что ведущие или редакторы могут ошибаться в суждениях. Для зрителей мы заранее выглядим умнее и важнее остальных, потому что мы — работники телевидения. А мы забываем об этой ответственности. И плохо делаем.

«Поразительная девушка. — Алена шла по длинному коридору к выходу, все еще улыбаясь под впечатлением разговора с Василисой. — Бывает же так, что бог награждает всем, чем мог: и умом, и красотой, и удачей, и целеустремленностью, и еще, оказывается, глубокой порядочностью. Многие ли ведущие задумываются над тем, что они несут с экрана? Кроме Жаховой, ни от кого из ее коллег подобных рассуждений не слышала».

— Ой, ну не может быть! — взвизгнула Ленка Конкина и тут же стиснула Алену в объятиях, радостно приговаривая:

— Два года не виделись, а тут и по телефону, и наяву. Аленка! Как кстати!

Та несколько опешила от столь душевной встречи. Подругами они с Ленкой никогда не были, просто учились в одной группе на журналистском факультете. А по их недавнему телефонному разговору Алена поняла, что бывшая сокурсница мало интересуется ею, равно как и остальными приятелями по университету.

Ленка за время этих судорожных раздумий, чем продиктовано подобное радушие, отпустила ее, отступила на шаг, рассмотрела с ног до головы и причмокнула:

— Изменилась, мать. Что у тебя на голове? Алена поморщилась. Стрижка, которой она умудрилась себя обезобразить в начале зимы, отросла и из жалких волосенок, торчащих во все стороны, превратилась в неряшливые, неровно свисающие патлы.

— Но в остальном очень даже неплохо, — отвесила Ленка щедрый комплимент.

Сама она выглядела замечательно — в основном потому; что глаза ее светились счастьем.

— Какими судьбами? — не унималась сокурсница.

— Брала интервью у Жаховой.

— Мировая девица! Меня очаровала наповал. Я когда с ней общалась, даже пожалела, что не лесбиянка, а то бы втюрилась по самые уши! — затараторила Ленка в своей обычной манере громко, на весь коридор. — Даже жаль мужиков, которые глотают голодные слюни, когда смотрят ее по телевизору. Я так своему Валерику прямо запрещаю, смотреть ее программу. Ну скажи, захочет он меня, обычную, когда час пялился на такую, как Жахова?!

— Кстати, о Валерике, — Алена взяла ее за руку, — а что со Стасом?

— Ой, ну это разговор на сутки. А у меня полчаса на кофеек. Мы сегодня притащились с фотографом на «Поле чудес». У них съемка закончится как раз через полчаса. Нужно Якубовича ловить, а то ускользнет. Пойдешь со мной в «Антрацит»?

Алена ненавидела этот подвальный бар, но другого места для общения все равно не было. По крайней мере, другого журналисты не могли себе позволить из финансовых соображений. Остальные кафе были много дороже прокуренного «Антрацита». Поэтому выбирать не пришлось. Через пять минут они уже сидели за мраморным столиком с чашками мерзкого кофе.

— Сначала Стасика двигал его папаша в своей газетенке. Потом газетенка развалилась. Папаша ушел в бизнес, стал торговать ботинками. Ну и сынка перетащил. Тот продавал боты, ездил на джипе, таскался с мобильным телефоном и каждую секунду ныл, что его творческая биография не сложилась. Я ему — пиши, если чувствуешь себя журналистом, а он — некогда. А делать даже на работе ничего не делал — только тем и занимался, что разъезжал на джипе да пускал пыль в глаза девкам на тротуарах. Тоже мне, король! — сухо проговорила Ленка. — А дома как вечер, так нытье: я — неудачник. Разумеется, хозяйство на мне. Он по Москве за день накатается — устанет, домой завалится — ужин ему подавай. А я, будто очумелая, ношусь с утра до вечера, тогда еще в ТАССе работала, знаешь ведь — там беготня такая: кто быстрее, тот и прав. В общем, домой с высунутым языком — и упираюсь в одно и то же — вечно ноющий муж, которому никуда и ничего не хочется. Лежит на диване и жалеет себя. Потом началось и того хуже: ноги у тебя недостаточно длинные, руки не в то место вставлены, встречаешь не так, провожаешь не так. В общем, проснулась я однажды и поняла, что надоело.

Выходила замуж за одного человека, а через два года огляделась, смотрю — замужем за тем, кого меньше всего прочила себе в мужья — коммерсанта средней руки с претензиями «нового русского». По опыту скажу — хуже варианта нет. Ну, в общем, расстались мы без сожалений. А Валерку встретила практически на следующий день после развода. Пришла устраиваться на его радиостанцию.

Профессионально не устроилась, зато с личной жизнью все в порядке. — Она весело рассмеялась, блеснув глазами в полутьме бара. — Мне жаловаться не приходится: работу тоже нашла хорошую. Главное, выбраться из кабалы. По себе скажу, если вдруг почувствуешь, что все в жизни складывается не так, прорывайся с закрытыми глазами. Бросай все разом — и не пожалеешь.

— Да у меня пока все неплохо, — заметила Алена, с горечью вспомнив о Вадиме. Не все у нее в порядке, только Ленкины методы тут не подействуют.

— Слушай, — неожиданно встрепенулась та, — я ведь чего так тебе обрадовалась. Сплетней хочу поделиться.

«Ну конечно! Стала бы ты так радоваться ради какой-то сплетни. Тебе что-то другое от меня нужно». И все-таки Алена старательно изобразила заинтересованность. Впрочем, в следующее мгновение уже ничего изображать не пришлось, цепкое любопытство само по себе застыло на физиономии.

— Я же знаю наверняка, что ты опять влезла в историю с расследованием гибели Титова. И можешь не отнекиваться. Все об этом только и судачат, что, мол, роман у вас со следователем Терещенко, осложненный сопутствующими преступлениями. Ну а мне это только на руку. Знаешь, о ком меня просили написать? — Она заговорщицки подмигнула. — Догадайся с трех раз — о тебе! Я и подумала, что просто так, за красивые глаза, ты со мной болтать не станешь. Вот и решила договориться — я тебе помогаю, ну а ты потом — мне. Если чего-то опять получится из твоих расследований, обещай не отказываться от встречи со мной и моим фотографом. А я со своей стороны обещаю всяческую информационную поддержку, идет?

Алена зачарованно кивнула. Осведомительные каналы у Ленки работали не в пример лучше ее собственных. Проще говоря, у Ленки эти каналы были, а у нее — нет. Поэтому пользу в расследовании гибели телевизионного ведущего Ленка могла оказать вполне реальную.

— А что за сплетня?

— Не сплетня даже, а проверенный факт: у Валентины Титовой, законной жены Андрея, есть любовник!

— Знаешь что, — возмутилась Алена, — засунь свою сплетню куда-нибудь подальше! Я на днях была у Титовой — у нее не может быть любовника. Я вообще не встречала женщины, которая бы так преданно любила своего мужа. Она обречена любить его всю оставшуюся жизнь.

— И тем не менее, — упрямо парировала Ленка, — их семейный адвокат и есть ее любовник, с которым она уже полгода хороводится. Титов, разумеется, вряд ли об этом знал. Он и не думал о таком варианте. Тем более в последнее время, когда носился со своей Наташей как с писаной торбой. А слух про любовника проверенный, практически достоверный. Моя приятельница — близкая подруга сестры этого, парня — Игоря Ромова.

— Не мне тебе рассказывать, что иные мужи могут наболтать своим сестрам. Послушать их, так они любовники королевы английской и в придачу переменно состоят в тайной связи с Аллой Пугачеве. Обычный мужской треп, — скривилась Алена.

— Разумеется, если их треп не подтверждаете разводом с собственной женой. А Ромов развелся, причем оставил ей и двум малым детям все, что нажили, ушел с одним чемоданом и два месяца снимал конуру в Северном Бутове. Но и это еще не все. Его близкие с негодованием готовились к смене семейного положения своего сынка и брата, потому что у него с Валентиной все было очень серьезно. С родителями он ее познакомил, друзьям представил. Эта моя приятельница сама была свидетельницей — он ее в компанию приводил на 8 Марта.

— То есть они не скрывались?

— И не думали. Да вообще, этой Титовой, на мой взгляд, повезло — от такого мерзкого бабника, каким был ее муж, уйти к порядочному человеку. Ведь поступки характеризуют его только положительно: имущество — жене, новую подругу — сразу к родителям. Я всех этих адвокатов представляла себе в ином свете — мелочными, копеечными экземплярами. Они ведь знают весь механизм развода, чтобы в убытке не остаться, ну и вообще адвокаты на то и адвокаты, чтобы наперед загадывать. А этот с места в карьер. Чувствуется — мужик! — Ленкины глаза блеснули восхищением.

— Значит, они познакомились благодаря его службе. Приходил к ним в дом по профессиональным делам, а скатился на личные? — не слишком уважительно прокомментировала услышанное Алена.

— Черта с два! — горячо запротестовала Ленка, видимо, всерьез очарованная поступками адвоката Ромова. — Познакомились они, когда Титова от безысходности заявилась в его адвокатскую контору на консультацию. Муженек-то ее собирался разводиться. А Титов — тип скаредный, вот уж кто своего не упустил бы. Она догадывалась, что он деньги без оглядки швыряет только под ноги своей новой пассии. А у нее на руках сын. Титов бы затеял жуткий бракоразводный процесс с дележкой до последней кастрюли, а то, что заработал за последнее время — и это львиная доля всех его доходов, неучтенная, кстати, — подарил бы этой Наташе. Вот Титова и испугалась, что останется не только без мужа, но и без средств к существованию. Так они и познакомились с Ромовым. А как уж он потом к самому Андрею пролез, черт его знает.

— Ну а Наташа? — Алене хотелось узнать всю информацию целиком, раз уж представилась такая возможность, поэтому она смирила свое прерывистое Дыхание и постаралась выглядеть спокойной.

Эту кралю я сама видела. Титов притащил ее на одну из вечеринок «Московского комсомольца». Впечатляющая девица, красивая. Эдакая кошечка.

— Откуда тебе судить о ее уме? Ты что, с ней говорила?

— Одно то, что сумела пригвоздить известного бабника к собственной юбке, уже характеризует ее. Тут дело не в сексе, этого добра у Титова было навалом. Тут был нужен тонкий психологический расчет. А для этого гениальные мозги требуются. Ты не представляешь, как он вел себя с ней — словно уж на сковородке перед нею выкручивался, только что по земле не стелился.

— А ты не знаешь случайно, где эту Наташу можно разыскать? — Вот тут Алена дала маху, пустив в конце вопроса трель на два тона выше, чем требовали приличия интеллигентного разговора!

Ленка покосилась на нее и недвусмысленно усмехнулась:

— Где она живет и кто она, я понятия не имею но… Титов купил ей огромную квартиру через агентство «Москворечье». У меня и там хорошие знакомые есть. Дом — новостройка в Крылатском. Тот, который недавно сдали. Как-то в разговоре обмолвились, когда Титов еще жив был. Адрес могу узнать.

— Сделай милость. Возможно, она там и живет теперь?

— Может быть…

— Ты ведь не думаешь, что Валентина может быть виновна в смерти Титова?

— Мое дело предоставить тебе информацию, — заявила Ленка и бросила взгляд на часы. — Если хочешь знать мое мнение, то ничего из этого расследования не выйдет: Титов погиб сам по себе, Валентина, а тем более Ромов — к его кончине непричастны. Не такие они люди.

— Зачем же ты мне все это выкладывала? — удивилась Алена.

— Убили Титова или не убили, мне с тобой все равно об интервью договориться нужно, такая уж скотская работа. А теперь ты ко мне прониклась дружеским расположением и отказать не сможешь.

— Ну и проныра же ты! — рассмеялась Алена.

— А ты в моей ситуации как бы поступила? Мы ведь журналисты, чего огород городить, друг друга понимаем. Закон каменных джунглей: ты мне — я тебе.

— Я бы тебе и за красивые глаза интервью дала. Ленка подскочила и оценивающе посмотрела на Алену сверху вниз, словно сомневаясь в правдивости ее слов. Потом отрицательно мотнула головой:

— Черта с два! Это ты сейчас так говоришь. А подойди я к тебе со своими красивыми глазами, ты бы меня по-дружески отшила. А теперь ты у меня в долгу, поняла? Я еще для тебя столько информации нарою, что ты из чувства благодарности вспомнишь для меня собственные ощущения в утробе матери.

Глава 11

Аркадий Яковлевич Налимов сдержал свое обещание не забывать Алену: не прошло и недели после их знакомства в ресторане «Бочка», как он прислал ей приглашение на открытие какого-то крупного здания городского значения — не то очередного торгового комплекса, не то культурно-спортивного сооружения, она особенно не вникала в подробности. Взглянула на открытку мельком. Налимов ей понравился еще в ресторане, но идти никуда не хотелось, тем более что в качестве сопровождающего к пригласительному билету прилагался Бунин, который и передал ей его лично.

Алена еще не успела обдумать разговор с Ленкой: по дороге из «Останкино» все никак не выходило заняться мыслительной работой. В метро ее то и дело отвлекали граждане, которые наступали на ноги, устраивали какие-то громогласные разборки или просто пялились непонятно с какой целью, пытаясь встретиться взглядами. Она даже начала подозревать, что число маньяков за год заметно увеличилось и все они путешествуют по городу общественным транспортом.

«Или у меня крыша поехала, и в каждом странном взгляде мне видится медицинская патология».

С этим она и подошла к своему подъезду. Время близилось к вечеру.

Бунина она увидела еще издали и страшно расстроилась — голова так и пухла от желания подумать над поведением вдовы Титова, ее любовника и над тем, связаны ли их поступки с желанием прикончить Андрея. Но, по всей видимости, думать ей не придется по крайней мере ближайшие часа два.

«Отдамся ему по-быстрому и выпровожу вон», — решила Алена. По-другому избавиться от надоедливого Кости было абсолютно невозможно.

— Привет тебе, моя богиня! — воскликнул он при ее приближении.

Алена даже опешила от столь высокопарного слога. Слегка замедлила шаги и прищурилась. Встреча с таким началом сулила затяжное свидание.

— По-моему, в последнюю нашу встречу я попросила тебя убраться из моей жизни ко всем чертям, — не слишком приветливо напомнила она.

— Я там был, и мне там не понравилось. — Он схватил ее руку и страстно прижал к губам.

— Костя, что на этот раз? — Алена попыталась вырваться, но он лишь крепче сжал ее пальцы.

Тут он ей и протянул приглашение от Налимова.

— Он звонил тебе всю неделю, но застать тебя дома стало абсолютно невозможно. Неужели ты так заработалась? — Костя усмехнулся. — Впрочем, на работу он тебе тоже звонил. Где ж ты пропадаешь?

— Не хочу показаться грубой, но твое ли это дело? — На нее вдруг накатила просто свинцовая усталость. Все-таки жара стояла страшная. Она решила, что сильно погорячилась, планируя отдаться Бунину «по-быстрому». Сил на это у нее не было. Да и на сопротивление тоже, поэтому Алена решила, что пусть делает с ней что хочет, ей уже все равно. Спорила она с ним разве что по привычке.

— Ты и есть грубая, неотесанная тетка. Я к тебе с галантными манерами, а ты как бабка на базаре. — Он надулся, но лишь на мгновение. Потом стремительно просиял:

— Пойдем, тебе еще нужно в душ и успеть собраться. А то опоздаем на торжественную часть.

— Ты серьезно думаешь, что я пойду? — Она даже удивилась.

— Других вариантов просто не существует, — заверил он. — Или я тебя понесу на руках.

Он изловчился и действительно подхватил ее на руки.

— Отпусти, придурок! — взвизгнула Алена.

— Ни за что. — Костя на полусогнутых помчался в подъезд, надсадно приговаривая:

— Я же вижу, что ты страшно устала. Настроение твое на нуле, поэтому я сам доставлю тебя в ванную, помогу одеться, сделаю тебе прическу и притащу к Налимову.

— Неужели он для тебя так важен?

— И он важен, и ты для меня очень важна, — Бунин остановился перед дверью ее квартиры и внимательно посмотрел ей в глаза, — неужели ты так и не поняла, что я до безумия тебя люблю, а?

Она неожиданно покраснела. Вот уж не думала, что признание Кости может произвести на нее такое ошеломляющее впечатление!

Сглотнув сухость в горле, Алена просипела:

— Это, конечно, лестно, но… влюбленный человек не пропадает на неделю. Он вновь повеселел:

— Как же мне быть, если дама моего сердца строптива и может выносить меня только раз в неделю.

* * *

Прием по случаю открытия торгового комплекса оказался помпезным. Среди приглашенных наблюдалось немало влиятельных людей: правительственных чиновников, политических деятелей и крупных коммерсантов. Кроме того, деловую атмосферу разряжали известные актеры, режиссеры, модельеры и эстрадные звезды.

Словом, собралась вся московская элита. Торжественная часть была на удивление короткой. Мэр столицы перерезал ленточку, произнес пару фраз о значении нового торгового комплекса для города и страны в целом и удалился. После этого незамедлительно начался банкет. Столы, ломившиеся от яств и напитков, находились в здоровенном холле с высоким потолком и фонтаном. На сооруженной по случаю праздника сцене принялись чередой выступать те самые приглашенные звезды, время от времени прерываемые каким-нибудь чиновником, который «еще раз желал высказать свое восхищение деятельностью городских властей».

Алене вся эта канитель быстро надоела. Есть ей не хотелось, поэтому она отошла от столов и принялась бродить меж гостей в поисках знакомых. Бунин исчез сразу же после начала банкета, так что она располагала относительной свободой и вполне могла просто уйти домой, но мысль о том, что ей придется выходить на жару в длинном платье, ловить такси, ехать домой через все семичасовые пробки, охладила ее пыл. В конечном счете, никто не мешал ей сесть в уголке и заняться тем, о чем она уже давно мечтала, — подумать.

На самом ли деле жена Титова могла желать смерти своему мужу? С одной стороны, ее поведение действительно выглядит странным. Женщина, которая так долго терпела измены мужа и, мало того, сносила косые взгляды, перешептывания и даже откровенные публикации в желтой прессе относительно своей незавидной доли, эта женщина, став неожиданно вдовой, сама начинает рассказывать о неверности покойного. Любая нормальная на ее месте поступила бы с точностью до наоборот — замяла бы этот вопрос, и все. А Валентина словно нарочно выставляет напоказ свою мучительную семейную жизнь. Но даже не это главное.

Пожалуй, самое интересное — это поведение адвоката Ромова, которое легко укладывается в логику человека, знающего о скорой кончине своего соперника. Во-первых, он делает щедрый жест и оставляет жене при разводе все их имущество, что в наши дни крупный подвиг, особенно для адвоката. Он уходит с одним чемоданом и снимает какую-то жилплощадь на окраине. Опять же для человека состоятельного это противоестественно. Он мог бы занять денег, купить или хотя бы снять приличную квартиру. Понятно, что он уже заранее предполагал свое пребывание в Северном Бутове весьма кратковременным явлением. Во-вторых, он влезает во все дела Титова и точно знает, что тот может оставить после себя жене. В-третьих, удивителен сам роман Валентины и Ромова — они ведь не скрывали своих отношений. Он знакомит ее с родственниками и друзьями, что здравомыслящий мужчина делать не будет, если не рассчитывает на длительную и серьезную связь.

А между тем, похоже, в семье Титовых и речи не шло о разводе. То есть исчезновение мужа, ставшего помехой их счастью, воспринималось любовниками как само собой разумеющееся. Получается, что смерть — наиболее выгодный вариант устранения Андрея. Еще бы! Ведь в этом случае у влюбленных появляется свобода и очень крепкая материальная основа. Если бы Титов остался в живых и даже согласился на развод с Валентиной, то уж о материальном благополучии ей можно было бы забыть. Таким образом, мотив ясен, можно вызывать полицейских.

Но с другой стороны, ведь Валентина и Ромов могут быть просто порядочными людьми. Допустим, адвокат действительно влюбился в свою несчастную клиентку и, чтобы не разрываться в чувствах, ушел из семьи, а сознание вины перед женой и детьми заставило его оставить им все, что у них было. Валентина тоже могла полюбить Ромова и мечтать только о том, как бы с ним соединиться.

Вполне возможно, что они в своих романтических помыслах вообще думать забыли о материальной стороне вопроса и проблема денег их вовсе не волновала. Подумаешь, ну пару лет пришлось бы пострадать. В конце концов, Ромов — адвокат и имел шанс снова заработать.

Алена совсем запуталась в своих размышлениях. Потом пришла к выводу, что поведение Валентины все-таки странное. И еще — хорошо бы побольше узнать о Ромове. Что он за человек? Ну и, наконец, добытые ею сведения — хороший повод для встречи с Вадимом. Ведь он-то ничего этого не знает. При этой мысли настроение чуть-чуть поднялось. Алене даже захотелось перекусить. Она поднялась с низкого дивана и пошла к столам.

— Мы просто обречены с тобой сталкиваться. — Голос Марины был, как всегда, томным. — Надо же, только вчера расстались.

— Ты с мужем? — За последнюю неделю Алене тоже порядком надоело общаться с бывшей одноклассницей. Но что поделаешь.

— Да. Он уже выкупил тут огромный павильон. А ты здесь какими судьбами, опять интервью? — Из томного голос Марины стал надменным.

Алена мгновенно вскипела, но ответила сдержанно:

— Меня пригласил Налимов.

— Налимов?! Ты с ним знакома? У него ведь жена и даже внуки!

— Может быть, я сейчас повергну тебя в состояние шока, но между мужчиной и женщиной знакомство, даже хорошее, не всегда предполагает сексуальные отношения.

— Ерунда, — коротко парировала приятельница. — Любые отношения между мужчиной и женщиной всегда предполагают секс.

— Это заблуждение — твоя самая большая проблема. — Выпустив пар, Алена спокойно налила в бокал вино и с наслаждением его ополовинила.

— Ты пьешь как мужик. Словно жажду утоляешь. — Марина скривилась.

— Вторая твоя проблема в том, что ты не умеешь расслабляться.

— Между раскованностью и вульгарностью большая разница.

— А третья твоя проблема, что остатки вина из моего бокала сейчас окажутся на твоем потрясающем платье. — Алена угрожающе повертела бокал в руке и усмехнулась:

— Мариш, перестань цепляться!

— Ты действительно находишь платье потрясающим? — оживилась та.

— Правда. — Алена допила вино и подлила еще, решив не обращать внимания на косые взгляды приятельницы.

— Это Xumi Kаtsurа — новый японский модельер. Ты хоть знаешь, что нынче принято одеваться не в Париже, а в Токио?

— По мне, так и рынок ЦСКА неплох.

— Ты становишься похожей на Катьку.

— Ну а Катька-то тебе чем не угодила?! “все-таки стоит плеснуть на нее вином!"

— Да ты понимаешь, она ужасно изменилась. Причем в худшую сторону.

Помнишь ее на моем прошлом дне рождения? Ведь она не такая уж и страшненькая.

Можно сказать, она весьма привлекательной была. Многие мужики на нее западали.

— Из твоих уст это звучит как признание гениальности.

— Нет, правда. В десятом классе кто из нас четверых больше всех пользовался популярностью у парней?

— Инка. — Ничего подобного. Помнишь, Катька отбила у Инки Пашку Заварзина?

— Ну и что?

— А то! За последний год она кошмарно подурнела. Откуда взялись эти жуткие очки в роговой оправе?

— Катя всегда носила очки.

— Да, но ее очки всегда ей шли. И шмотки на ней такие, словно она нарочно подбирает их, чтобы выглядеть пугалом. Совсем не красится, на голове черт-те что! — Марининому возмущению не было предела. Она даже побледнела от отрицательных эмоций.

— Катька заработалась. Такое бывает. Просто у нее жизнь совсем другая, вот ты ее и не можешь понять.

— Ее ни одна женщина не поймет. Покажи мне такую работу, которая вместо мужика доводит женщину до оргазма. Катька же превратилась в старую деву. Ну что ее так обезобразило?! Что она, асфальт укладывает?! Ведь вращается в приличном обществе — режиссер все-таки. С Титовым работала. И я не верю, что он на нее клюнул. Вот как хочешь!

— Да никак я не хочу, — отмахнулась Алена, которой совсем расхотелось стоять у стола. Особенно в обществе Марины. — У меня такое чувство, .что ты недовольна собственной жизнью, а зло срываешь на Катьке. И вообще, скажи, какого беса ты накинулась на Вадима, как голубая акула на серфингиста? Для вас с Инкой преград не существует, да? Разве не понятно, что он был со мной? Если так и дальше пойдет, я вообще перестану показывать вам своих кавалеров.

— Ладно тебе, — приятельница миролюбиво взяла ее за руку, — я же понимаю, что со вчерашней поездки между нами словно кошка пробежала.

— Хорошо хоть, что ты это понимаешь, — буркнула Алена.

— Надоело все, — неожиданно вздохнула Марина. — Хочется нового увлечения. Пусть и коротенького, а то уже и помечтать перед сном не о чем. Я ведь благодаря своему супружнику сижу в четырех стенах, ни с кем не общаюсь.

— Постыдилась бы! Ты посмотри, сколько народу! — Алена красноречиво обвела рукой зал.

Марина оглянулась, и тут в ней произошли разительные перемены. Глаза наполнились знакомой вожделенной влагой, на губах заиграла мягкая полуулыбка, спина выпрямилась, грудь округлилась и, кажется, даже увеличилась в объеме.

Словом, Марина встала в стойку завоевательницы.

«Еще бы, — фыркнула про себя Алена, — Бунин знал, когда ему следует появиться. Ну что для нее с Инкой, мои кавалеры медом намазаны?!»

— О, этот как раз для тебя, — шепнула она приятельнице. — Он даст тебе именно то, чего ты так вожделеешь, — романтические отношения. И главное — коротенькие.

— А тебе не жалко? — В голосе Марины прозвучала наигранная виноватость.

— Шутишь?! Да я буду тебе страшно благодарна!

* * *

На следующий день Алена решила вплотную заняться поисками Наташи. Благо интервью с Василисой Жаховой следовало сдать лишь в будущую пятницу. А до этого времени в редакции можно было вообще не появляться.

Единственной помехой ее следовательским устремлениям являлся все тот же ненавистный Бунин.

Он, вопреки ее надеждам, после банкета, посвященного открытию торгового комплекса, за Мариной не потащился. Впрочем, на то было весомое основание в лице Марининого мужа. Таким образом, Костя все-таки проводил Алену до дома, ну и как следствие остался на ночь.

— А тебе разве не нужно на работу? — Она потянулась под простыней.

Он лежал рядом на кровати и курил. Услыхав ее сонный голос, заворочался, попытался ее обнять, но она довольно проворно увернулась.

— Шутишь? На работу. Сегодня же пятница. Семь часов утра к тому же.

— Так ты пойдешь на работу?

— Вообще-то я планировал провести этот день с тобой… Сходим куда-нибудь…

— Что?! — Она резко подскочила. Утренняя нега рассеялась в один момент.

— Ну что такое на этот раз? Ты же сама вчера говорила, что у тебя появилось много свободного времени. Вот я и решил…

— Даже не думай, — она снова плюхнулась на подушки и закрыла глаза, — мое свободное время тебе не принадлежит.

— Да за что ты теперь-то на меня взъелась?! — Он сел и пристально посмотрел на нее. Под его взглядом спать совсем расхотелось. — Ты решила дуться из-за этой размалеванной клячи — твоей Маринки?

— Не смей обижать мою подругу.

— Ну сказал я ей пару комплиментов, и что теперь? Что, меня следует сжечь за это на костре?

— Хорошая мысль. И потом, пара комплиментов заняла у тебя чуть ли не два часа. Ты же не отходил от нее ни на шаг. Ее муж чуть не сожрал от злости собственную бабочку.

— Ты тоже была не одна. Я специально занялся Мариной, чтобы дать тебе возможность спокойно пообщаться с Налимовым.

— Большое тебе спасибо! — с чувством поблагодарила Алена и открыла глаза. — Я озверела от разговоров о каменных месторождениях и о политических движениях, как правоцентристских, так и левоцентристских. Слышать больше об этом не могу.

— Не ври. — Он улыбнулся, наклонился и чмокнул ее в нос. — Налимов тебе очень симпатичен. А злишься ты по другому поводу.

Ну что поделать, если Бунин знает ее лучше, чем она сама! Раздражение рассеялось.

Как же его все-таки выгнать? Скандалить он явно не намерен, и в таком благожелательном состоянии, в котором он пребывает, его трудно довести до того, что он сам выбежит из квартиры, громко хлопнув дверью.

Он и в разъяренном состоянии такое бы себе не позволил. Да и вообще, Костю она никогда не видела окончательно разозленным. Довести его до этого просто невозможно. По крайней мере, у нее это ни разу так и не вышло.

Какой же он тяжелый человек! Неуправляемый!

— Ты страшный тип, — наконец вздохнула она. —И как тебе удается манипулировать женщиной? — Нужно знать «женские штучки», вот и весь секрет.

— Поясни. — Нужно играть по вашим правилам. Правил первое: при знакомстве сразу говори о том, что задевает любую женскую психику. Например, спроси, какой у собеседницы знак Зодиака. На это клюет практически любая. Тема гороскопа придает мужчине романтический ореол. Всего-то нужно выучить двенадцать знаков, зато ты всегда обеспечен успехом у слабого пола. Но главное, не говорить о косметике, прическах, шмотках и не шутить на тему месячных. Подобные речи ставят мужчину на одну позицию с женщиной, и он выглядит «голубым». Правило второе: не делай сексуальных намеков. Это принижает мужчину, делает его в глазах женщины низменным существом, которому «только это и нужно». Третье: сразу же оцени интеллект женщины, тогда поймешь, каким методом ее проще расположить к себе. Если дурочка, то бей на жалость, рассказывай о том, как тебя бросила подружка или еще что-нибудь в этом же роде. Если умненькая, ей будет приятно поговорить о Байроне или Тициане, даже если она и не настолько образована, чтобы знать об их творчестве что-нибудь путное. Ну и так далее. И, наконец, правило четвертое: время от времени говори и делай то, чего она от тебя ждет. Будь иногда таким, каким она представляла себе романтического принца, когда была совсем маленькой.

— Откуда тебе знать, как каждая конкретная женщина представляет себе конкретного принца? Абсурд.

— Ничего подобного. — Он провел ладонью по ее волосам. — Для этого нужно перешагнуть собственную гордость и прочесть парочку дамских романов.

Делов-то на день.

— Ты циник. Так вот почему ты тужился и тащил меня по лестнице на руках? Ты думал, что именно таким я и представляю своего принца? — усмехнулась Алена.

— С тобой совсем другое дело. К сожалению. — Его палец медленно скользил по ее лбу, носу, губам, шее. — Твой принц — белокурая особь с капитанскими погонами и фамилией Терещенко. Мне таким не стать, даже если я осветлю волосы перекисью.

— Хватит! — Она решительно откинула его руку и встала с кровати. — У тебя просто мания насчет Терещенко. Ты постоянно думаешь о нем.

— Нет, моя дорогая. Это ты о нем постоянно думаешь. Я лишь констатирую этот факт.

* * *

Костя еще долго бороздил квартиру, ища предлог, чтобы остаться. Он даже попытался приколотить оторвавшуюся вешалку в шкафу, но Алена безжалостно выхватила молоток из его рук и все-таки выставила за дверь. Уходил он крайне неохотно, но она напомнила об утреннем разговоре, намекнув, что основная черта ее «детского принца» — тактичность. Бунин посетовал, что не вовремя раскрыл ей секреты обольщения, но уйти ему пришлось. Переведя дух, Алена села за телефон.

Разыскать Ленку Конкину труда не составило — та все еще нежилась в объятиях нового супруга. Впрочем, это не помешало ей быстро продиктовать адрес квартиры, которую купил Титов незадолго до своей гибели.

Таким образом, уже к десяти утра Алена была готова пуститься на поиски Наташи. Она быстро собралась и вышла на улицу. Надежды на то, что поутру над Москвой еще сохранилась легкая ночная прохлада рассеялись, как только она шагнула из подъезда под палящие лучи солнца. Погода стояла на удивление жаркая — градусов тридцать, не меньше. Витающая в воздухе пыль радостно осела на моментально взмокшие лоб и шею. Алена поморщилась.

«Ради чего я все это делаю? — в который раз задалась она вопросом. — Неужели ради Терещенко?»

Дом, в котором находилась искомая квартира, был самым что ни на есть обыкновенным новым зданием — кирпичным, с большими лоджиями и скорее всего квартирами улучшенной планировки. А как же иначе. Но вместе со всеми своими прелестями он имел вопиющий недостаток (с точки зрения расследования). В новых домах селились богатые и по большей части молодые люди, поэтому бабушки на скамеечках перед подъездами — основной источник всякого рода Информации — отсутствовали. Алена потопталась во дворе, но так никого и не встретила.

Проходили мимо нее лишь какие-то плотные дядьки, садились в свои иномарки и молча отъезжали по своим делам. Потом прошествовали две девицы, удивительно напоминавшие своими повадками Марину. И все. Она огляделась напоследок — ну нет тут бабулек — и решительно шагнула в подъезд. Благо что в новом доме еще не успели обжиться как следует, поэтому, наверное, и не оснастили входные двери домофонами.

Квартира находилась на пятом этаже и с лестничной площадки выглядела довольно обыденно — дубовая дверь, покрытая желтым лаком. Никакого коврика у порога, словно тут никто и не жил. Алена позвонила. Один раз, потом другой — ей так и не открыли.

«И что дальше?» — тоскливо подумала она, сознавая, что притащилась сюда по жаре совершенно напрасно.

— Вы из агентства? — раздалось за ее спиной. Алена вздрогнула и оглянулась так резко, что подвернула каблук босоножки и едва не упала.

Спросившая женщина лет сорока была одета скорее пестро, нежели изысканно, и, по всей видимости, в этом доме не жила. Материальный достаток, а вернее его отсутствие, выдавали ее туфли — слишком старомодные и потертые.

— Я тут квартиры убираю, — зачем-то пояснила она, — в этом подъезде три, и в других еще. Так вы агент?

— Ну… — растерялась Алена, еще не решив, стоит ли врать, поэтому ответила уклончиво:

— Я ищу Наташу.

— А… — в глазах женщины мелькнул интерес. — У нее я не убираю. К ней другая ходит.

— Вы не знаете, когда ее можно застать?

— Она вчера приходила, убралась и ушла. Мы с ней в лифте столкнулись.

Сказала, что больше не придет, потому что ей тут мало платят.

— Да я про Наташу.

— Про хозяйку? — Женщина пожала плечами. — Про нее ничего не знаю.

Видела только один раз с этим ее, плюгавеньким таким. Да вот совсем недавно.

— Плюгавеньким? — Алена попыталась примерить на внешность Андрея Титова характеристику «плюгавенький», но, как ни старалась, ничего у нее из этого не вышло.

— Ну да, — уверенно кивнула женщина. — Сначала думала, шофер. Какой-то он потрепанный такой, хоть и молодой. А потом, когда он ее под ручку схватил, поняла, что дело тут серьезное. А ведь ее ведущий был куда краше…

Алена удивилась еще раз: что может связывать Наташу, по общему признанию воплощение женского совершенства, и какого-то типа, похожего на шофера?

— А я просто с ног сбилась. — Она решила не вы давать своих мыслей и вообще не выдавать себя. Определили ее как знакомую хозяйки квартиры, значит, так тому и быть. — Не могу ее отыскать. Как эта беда приключилась, так она и пропала. Все друзья ее по Москве ищут.

— Это хорошо, когда в беде друзья появляются, — глубокомысленно изрекла женщина. — Когда у нее лее в порядке было, так что-то не видели мы у нее друзей. Очень тихая квартира. А теперь отыскались. И все-таки хуже, когда наоборот. Ведь сейчас как: в радости — так полон дом народу, а случись горе — и никого рядом. Вы молодец.

— Так она бывает здесь? — Алена начала терять терпение, понимая, что уборщица — ее единственная и, к сожалению, абсолютно неоправданная надежда.

— Да, наверное, бывает, — пожала плечами та, — но больше я ее не видела.

Алена поблагодарила и направилась было к лифту.

— Слушайте, — неожиданно оживилась женщина, — а вам убирать квартиру не нужно?

— Да как-то не думала над этим. — Алена нажала кнопку вызова.

— А друзьям вашим, может, родственникам? А то у меня племянница с Украины прикатила. Ну что я ее кормить буду? У меня у самой достаток невелик.

— Ну… — вот так просто отказать после доверительного разговора Алене показалось неприличным.

— Я вам свой телефон оставлю, — женщина суетливо вытащила из сумки бумажку, ручку, написала номер и протянула Алене, — если что, я и сама могу. У меня все характеристики хорошие. Никогда лишнего не возьму, и порядок, ну в смысле вещи не пропадают. — Она смущенно улыбнулась. — Вы, девушка, не пугайтесь мы люди правильные. Надо, так звоните.

Алена пулей вылетела из подъезда. Ненавидела она богатые дома вместе с их богатыми порядками. Метров пятьдесят она шла, все еще давя в себе раздражение на условия современной жизни, когда один уже совершенно спокойно эксплуатирует труд другого. Потом раздражение сменилось безнадежностью, но уже по другому поводу. Чего она достигла? Да ничего! Наташу она так и не повидала.

Просто невидимка какая-то эта Наташа!

Однако, дойдя до автобусной остановки, Алена просияла. Теперь у нее есть все основания поехать не домой, а к Вадиму. Ведь у нее столько информации, которую просто незамедлительно следует ему передать.

"И все-таки Бунин прав. Терещенко не его, а моя навязчивая идея.

Интересно, смогу я когда-нибудь от этой идеи избавиться?"

* * *

В полутемном вестибюле ее встретил лейтенант Морошко, который и сообщил, что Вадим уже едет и скоро будет здесь. Он же и препроводил ее к кабинету капитана Терещенко.

— Вы тут на стульчике посидите, — робко предложил он. По всей видимости, он ее действительно боялся.

— Морошко, — окликнули лейтенанта, — к тебе Кузякину вести?

— Валяй! — махнул он и, усмехнувшись, решил пояснить Алене:

— Замечательная чета Кузякиных. Муж Семен Петрович — законченный алкоголик, на протяжении многих лет систематически по пьянке избивал свою супругу. Ну, та терпела-терпела, потом однажды терпение ее лопнуло. Она дождалась, пока тот заснет праведным пьяным сном, налила в кастрюлю воды, сыпанула туда полкило гвоздей, поставила все это дело на плиту, а потом вызвала 11-ю бригаду «Скорой помощи». Им объяснила, мол, муж сказал: «Проснусь, буду семью кормить».

Санитары мужа и повязали. Проснулся гражданин Кузякин в смирительной рубашке в психиатрической больнице №1. Буянил, конечно. Его пытались лечить, даже закодировали от алкоголизма. Выпустили. И не смог он простить своей супруге такую подлость. Явился домой и врезал ей уже на трезвую голову. Тут и ножи в дело пошли, и вилки. Она, конечно, в крик — убивают! Соседи милицию вызвали.

Вот теперь мы и разбираемся, кто из них больше виноват.

— Н-да… — усмехнулась Алена, — тяжела семейная жизнь, и суровы ее законы.

— Я к тому, что, может, напишете про это дело?

— А убийство было? — Она подмигнула лейтенанту. — Я ведь на убийствах специализируюсь.

— Если так и дальше пойдет, то убийства будут. Очень они импульсивные граждане — эти Кузякины. Один раз даже мне досталось.

— Морошко, ты чего мою даму развлекаешь? — Вадим хлопнул его по плечу.

— Давай проваливай. Тебя уже Кузякина заждалась.

— Терещенко, а с бабами-то этими что делать? — снова заорали из конца коридора.

— Оформи по всем правилам и глаз с них не спускай! — весело крикнул Вадим. — Смотри, они очень опасны. Особенно для такого симпатяги, как ты.

Он открыл кабинет и впустил Алену.

— Какая у вас рисковая профессия, — усмехнулась она.

— Не то слово. — Настроение у него было хорошее хотя выглядел он неважно: бледный, синяки под глазами, здоровая царапина через всю правую щеку.

— Что, тоже под руку Кузякиной попал? — Она достала платок и принялась вытирать ему раненое лицо.

— Нет, эти дамочки покруче Кузякиной. Только что задержали. Ну и дельце! В славном поселке Балашиха стали пропадать мужики. Сначала слесарь Петров, потом сантехник Жимухин, потом владелец ларька Иничев. И пропадали парни бесследно. Год мы пытались их найти хотя бы в виде трупов — безрезультатно. А потом сантехник Жимухин сам прибежал и рассказал потрясающую историю о том, как две садистки держали его в подвале гаража, избивали и регулярно насиловали. Можешь себе такое представить?! Дамы эти — вполне приличные с виду — просто фурии какие-то. Трех мужиков приковали цепями и год измывались. Жимухин чудом выбрался из этого ада. Вот задержали мы их сегодня. — Он вдруг перехватил ее руку, легонько прижал к раненой щеке.

Алена смутилась и покраснела. Чего это она в самом деле себе позволяет!

Навязывается со своей никому не нужной заботой. У него же есть криминалистка Лена. Вот пусть она и вытирает его смазливую рожу!

— Почему-то маньяков-мужиков, которые женщин насилуют, вы воспринимаете более спокойно. — Она убрала руку и отошла к столу.

Вадим перестал улыбаться:

— Их больше. А этот случай просто вопиющий. Ну согласись.

— Женщины в конце концов всех вас под себя подомнут, — раздраженно заметила она, изо всех сил пытаясь успокоиться. Получалось плохо. Руки тряслись. Она неловкими пальцами комкала платок.

— Может, подаришь? — Он шагнул к ней.

— Если тебе не противен запах моих духов, то возьми. Сегодня я беспредельно щедра. — Она с ужасом заметила, что протянутую с платком руку здорово лихорадит.

Вадим скорее всего тоже заметил. Он взял платок, благодарно улыбнулся и выдвинул для нее стул.

— Воды хочешь?

— А водки нет?

Он все-таки подал ей стакан с водой, потом сел напротив за стол и наконец взглянул на нее. Взглянул очень внимательно:

— А что стряслось?

«Господи! Что делать-то?! Вода в стакане рябь пошла!»

— Послушай, — она поднесла стакан к губам, если ты будешь так пялиться, я подавлюсь. Жарко на улице, потом, рассказы ваши действуют на психику не лучшим образом. Как представлю трех несчастных отравленных мужиков, прикованных к стенам — рыдать хочется.

— Но ты зачем-то ведь пришла? Она все-таки поперхнулась и, откашлявшись, пробормотала:

— Зачем же я пришла? Зачем, а? — Потом хлопнула себя ладонью по лбу:

— Вспомнила. Я же хотела посмотреть на тебя.

— Алена, — он опустил голову,. — ты ставит меня в дурацкое положение…

Впрочем, — туг он оживился, и глаза его засветились радостью. Похоже, искренней. — В любом случае я счастлив тебя видеть.

— А если я тебе кое-что расскажу? — Она допила воду и решительно поставила стакан на стол. Он развел руками:

— Я весь внимание.

Алена детально поведала о разговоре с Ленкой Конкиной, разве что опустив причины ее откровений, потом рассказала о своей экспедиции к новой квартире, в которой, со слов уборщицы, теперь обитает Наташа. И о ее странном «плюгавеньком» кавалере.

Вадим слушал внимательно, ни разу не прервал. Когда она закончила и над столом повисла задумчивая пауза, он мягко улыбнулся:

— Все это, конечно, чертовски интересно, но, к сожалению, дело Титова абсолютно бесперспективно.

— В каком смысле?! — Она подскочила на стуле.

— В таком, что все движется к его закрытию. Факт убийства не установлен.

— Но ты же говорил, что причина аварии выглядит очень подозрительно!

— Конечно, подозрительно. Но этого недостаточно. Кроме того, даже если мы догадаемся, кто убийца, все равно доказать ничего не сможем. А это значит, что ни один суд не станет рассматривать наши аргументы, потому как сочтет их голословными обвинениями. Вот так.

— Да что же это за беспредел?! — возмутилась Алена.

— А ты посуди сама: что у тебя на Ромова или Валентину Титову, кроме их подозрительного романа? Или на кого другого? Ведь на месте гибели Андрея Титова не обнаружено никаких улик, даже отпечатков пальцев и тех нет — одни металлические обломки. Поэтому, говорю тебе, привлечь человека за убийство в данном случае можно, лишь если он сам сознается в преступлении. А это вряд ли произойдет.

— Но должен же быть какой-то выход. Допустим, я докажу, кто убийца, вернее догадаюсь, можно ведь вставить его признаться.

— Как? — Вадим снова развел руками. — Авария истая — никаких улик.

Если и подстроена, то здорово срежиссирована.

— Значит, ты забросил это дело? — Голос ее упал, как рухнули и все связанные с расследованием надежды.

— Я бы с радостью его забросил, но Андрей Титов — телезвезда. Был бы он обычным дворником — давно бы уже забыли. А тут давят со всех сторон. Необходимо проверить все версии возможного убийства и вынести окончательное решение, что авария случайная. Для этого еще попотеть придется. Со столькими людьми он контактировал в последнее время. Вот взять хотя бы эту Наталью Степанову, такая головная боль! — Он демонстративно приложил ладонь ко лбу.

— Ты ее видел? — встрепенулась Алена.

— Если бы. Титов купил квартиру и машину, на которой разбился, на имя этой дамочки. Сам ездил по доверенности. То есть все это имущество, вернее, квартира, вдове Титова не принадлежит, а по закону является собственностью Степановой. Конечно, мы ее завалили повестками, но она не является. Один раз позвонила, сказала какую-то чушь про депрессию, обещала прийти, но так и не пришла. Морошко, между прочим, даже дежурил у этой квартиры, в которую ты сегодня наведалась. Двое суток дежурил, но тщетно. Поговорил с работницей этой Наташи — Надей. Но та ничего толком не сказала: мол, хозяйка бывает редко, живет где-то в другом месте, а где, она не знает.

— А обыск в квартире?

— У тебя все просто, — усмехнулся Терещенко. — С какой стати прокурор выпишет ордер на обыск квартиры честной гражданки?

— А вам на Петровке не кажется подозрительным, что она знать вас не желает?

— Попробуй посмотреть на это дело иначе: девушка потеряла друга. Ей плохо, у нее эта самая… депрессия. Не хочет она говорить о своем несчастье, скрывается от всех. Что тут подозрительного? Тебе любой психолог объяснит, что иногда такое с людьми происходит. Особенно с теми, кто теряет близкого человека.

— Если не брать во внимание оставшуюся от него огромную квартиру, которую можно загнать за бешеные деньги, — ехидно добавила Алена.

— Мы, конечно, пытаемся выяснить о ней окольными путями, но тут пока одни тупики. Приехала она в Москву из Тулы. В паспортном столе Советского района города Тулы подтвердили, что да, выписалась в Москву, а квартирку свою однокомнатную вроде бы продала. Вот и все. Никаких родных или друзей — ничего.

Впрочем, это тоже не так уж и подозрительно. Не было бы гибели Титова, скажи, выглядело бы странным, что о человеке в большом городе органы местной милиции ничего сказать не могут? Она же не преступница, нигде не сидела, даже в медвытрезвитель приводов не было.

— Но Титов погиб.

— В том-то и дело, — грустно изрек Вадим.

— Ладно, если ты хочешь, я могу продолжить свои поиски. У меня больше шансов выйти на Наташу Степанову.

— Буду тебе благодарен, — он встал из-за стола, показывая, что разговор окончен и его ждут другие, более интересные дела, — только не слишком рассчитывай на успех. Я же предупредил, что расследование с точки зрения поимки преступника совершенно бесперспективное.

«Это мы еще посмотрим!» — подумала про себя Алена.

Глава 12

По дороге домой Алена ругала себя на чем свет стоит. «Вот, — злобно прошептала она, — теперь я за ним таскаюсь!» Парень, сидящий рядом, с опаской покосился на нее, из чего она сделала вывод, что мысли невольно оформились в слова. Так как на нее покосился не только рядом сидящий, но и следующий сосед, а также благообразная бабулька, восседающая напротив, Алена, к ужасу своему, догадалась, что оформились мысли не в злобный шепот, а в отчетливый леденящий душу крик. Она потупила взор, сознавая, что теперь до конца своих дней все эти люди будут вспоминать, как ехали в одном вагоне метро с буйнопомешанной, и радоваться, что чудом выжили. Но дело сделано, слово не воробей, а извинения и оправдания могут только еще больше погубить ее репутацию. Оставалось лишь продолжать злиться на свою несдержанность, на свою приставучесть к усталому следователю, причем делать это по возможности про себя.

Впрочем, и злиться-то попусту больше не хотелось. Куда лучше выбросить и Вадима, и его паршивое расследование из головы да заняться собственными делами. Мало, что ли, звезд в Москве, у которых она еще не взяла интервью? И потом, ей недавно халтуру предложили — написать серию статей об улицах города для какой-то брошюрки, предназначенной не то для туристов, не то для туристических агентств, в общем неважно, для кого, главное, за это деньги посулили вполне приличные. Чего она тянет? Зачем висит на шее у несчастного Терещенко? Сегодня он опять дал ей понять, что не собирается возобновлять никаких. отношений, кроме приятельских. Ну, может быть, чуть-чуть деловых, но уж никак не любовных. Как лихо он выставил ее за дверь! Ха! Ведь приличный человек не выпроводит так девушку, которая сама к нему явилась. Хотя… Тут Алена разозлилась еще больше.

Суть в том, что Терещенко поступил как истинный джентльмен: ни разу не вышел за рамки приличия, выслушал ее, даже обсудил то, что его совершенно не занимает. Ну, вот если бы Бунин пришел к ней в редакцию и начал гундеть про вокальные достоинства певца Ивара Скрипки или принялся бы методично раскладывать по полочкам причины его успеха на эстраде? Стала бы она его слушать? Черта с два! Выставила бы за дверь, и все.

Для Вадима ее жалкие попытки распутать бесперспективное дело, похоже, так же отвратительны, как для нее разговоры об Иваре Скрипке. И все-таки он наступил на горло собственной песне, задержался на лишних полчаса, чтобы ее не обидеть. Просто потому, что культурный человек. И ей, Алене, давно пора тоже стать культурной девушкой — не бегать за следователем, как двоечница за учителем, не выклянчивать его внимание, а постараться занять свои помыслы какими-нибудь иными устремлениями. На том и порешила.

Душа ее в это мгновение наполнилась тихой печалью. Чтобы как-то развеяться, она начала составлять приблизительный план будущих статей, думать, какие именно улицы следует описать, на каких стоят дома с интересной биографией, повспоминала, где и в каких книгах когда-либо читала очерки из истории Москвы.

Размышляя таким образом, Алена доплелась до собственного дома, поднялась на лестничную площадку, вошла в квартиру, походила по гостиной минут пять и тут только поняла, что телефон просто надрывается звонками.

— Где ты шляешься?! — истерично взвизгнула Марина, окончательно разрушив миф о своей томности.

Пока Алена глотала удивление, та продолжила, не снижая оборотов:

— Я с ума схожу, Павел меня чуть не прибил, а тебя нигде нет. Я уже в редакции твоей всех на уши поставила, твоим подругам телефоны оборвала, а Бунин даже мобильный отключил — сволочь! Я, говорит, не знаю, где Алена, а ты звонишь каждые две минуты, ты мне уже десять долларов своими звонками съела.

Представляешь, хам какой?! И это после все что он мне нашептывал на вечеринке!

— Да подожди ты! — взревела Алена, чудом вклинившись в поток Марининых излияний. — Да в порядке очередности. Что тебе нашептывал Бунин.

— Плевать мне на твоего Бунина! — зло выкрикнула Марина.

— Уже хорошо. Тогда почему ты так расстроила что он отключил телефон?

— Я же сказала тебе, плевать мне на твоего Бунина вместе с его поганым телефоном! Это так, до кучи.

— Еще лучше. Тогда почему ты меня ищешь?

— Да я просто не знаю, кому еще душу излить. В голосе приятельницы звучало отчаяние. — Никто же не верит. Инка просто ржет как лошадь. Ты-то хоть рядом была.

— Ты сейчас о чем? — осторожно спросила А на. — О вечеринке?

— О да! — Ей показалось, что трубка сейчас разлетится на куски от надсадного вопля. Но внезапно наступила тишина. Алена уже успела испугаться, но Марина вдруг тихо прохныкала:

— Приезжай, ради бога. Я боюсь, что Павел со злости меня в порошок сотрет. Он дома, и я не знаю, что будет.

— Так что же произошло?

— Ой, не спрашивай! — взвыла приятельница и бросила трубку.

* * *

«Странно, — думала Алена по дороге, — вроде бы мы не считаемся подругами. Почему же она позвала меня на помощь?»

Марина с порога перешла на пугливый шепот:

— Он сидит в кабинете. В этот момент в глубине квартиры что-то грохнуло. Они разом вздрогнули и переглянулись. — Ты уверена, что именно сидит? — переспросила Алена.

— У него рядом со столом две фарфоровые статуэтки на бронзовых подставках. Жутко дорогие.

— Теперь одна, — констатировала Алена. Грохнуло еще раз, после чего стали различимы нецензурные ругательства.

— Теперь и вовсе нет статуэток. — Марина схватила ее за руку и потащила в гостиную. — Ну и хрен с ними!

— Так что случилось? — Алена вжалась в диван, с ужасом ожидая, что хозяин квартиры выйдет «поприветствовать» гостью.

— Сегодня мы подписали контракт с фирмой «Дом», — выдохнула Марина минорным голосом и села рядом.

— И что потом? — в горле у Алены перехватило.

— И ты еще спрашиваешь?! Вот это и называется «потом»! — Она красноречиво указала в сторону кабинета мужа.

— Я не понимаю.

— Сейчас поймешь. — Марина вздохнула и начала свое скорбное повествование:

— Павел вернулся из Парижа и спрашивает: «Смотрела поселок?» Я ему рассказала все в деталях. Ну а он: «Ничего страшного, обычные дела. Место тебе нравится?» Я говорю: «Нравится». А он — тогда давай не будем затягивать. Оплатим землю, внесем залог за дом, словом, чего людей задерживать.

Поехали в эту фирму. Встретил нас адвокат Прохоров. Мы долго с ним говорили, утрясали всякие детали, Павел задавал вопросы. Ну ты помнишь, он любит докапываться до сути. В конце концов договор подписали, деньги внесли. И вернулись домой. Не успели войти в квартиру, как звонит этот самый адвокат и говорит: «Жаль, что вы уехали. Мы забыли подбить окончательный баланс». Супруг мой тут же встал в стойку. «Я, — говорит, — уже поставил свою подпись под тем, что мы два часа подбивали. Я деловой человек. У меня нет времени по два раза к день пересчитывать одну и ту же смету». Прохоров ему: «Вам лучше подъехать». Ты представляешь, что с Павлом сделалось. Его просто свело. Но он стиснул зубы, меня под мышку — и в машину. Поехал их всех по стенке строить. Приезжаем. И этот Прохоров заявляет, что смета не доведена до конца. Конечно, хорошо, что Павел ее подписал, мороки меньше, но кое-какие расходы в нее не включены, так что нужно дополнить. Я смотрю на своего бледного мужа, и мне плохо становится.

А этот подонок-адвокат продолжает так спокойненько, мол, мы тут с вами говорили об ограде. А цену ее не указали. Все ограды в поселке типовые, поэтому и цена у них одинаковая — 20 тысяч долларов! И как начал: фундамент типовой, фонарики типовые, дорожки — и те типовые. Павел ему — да ведь вы сами мне утром русским языком говорили, что это по желанию. А тот словно память потерял. «Я? — переспрашивает. — Я не мог этого сказать!» Дальше — xуже. Оказывается, за подключение дома к коммуникациям — тоже безумные деньги требуют. И ежемесячная оплата там такая набегает, что просто с ума можно сойти, — совсем другие цифры, нежели нам раньше говорили. Я чувствую, что дело пахнет надувательством и большими разборками. Сижу — молчу. И вот что странно: с некоторыми дополнениями Павел вроде бы соглашается, что ладно, в конце концов, не обеднеем. А Прохоров новые выдвигает. Будто бы его задача состоит в том, чтобы мы отказались от строительства. Нарочно нас запугивал, что на какие-то субботники нужно будет выходить, что очередность по очистке бассейна, что дежурства по поселку. И если не слушаться — сразу отключат коммуникации. Какая-то добровольная каторга получается, причем за баснословную цену. Павел — «вы нам раньше этого не говорили». А Прохоров — «да вы просто не помните». Дошло до того, что супруг мой с кулаками на него кинулся. Тут, конечно, охранники появились, схватили его. Павел орет — я расторгаю ваш поганый договор. A Прохоров вздохнул так вроде бы обреченно и говорит: «Ваше право. Расторгайте». А по договору ведь при расторжении залог за дом не возвращают. Тут, конечно, Павел все понял, за голову схватился и как заржет! Я думала, он с ума сошел. А он только приговаривает: «Обули, как лоха! Лучше бы в казино пошел. Или в наперсток сыграл на базаре!» Вообще-то, конечно, он прав. Ну, когда все немного успокоились, муж мой Прохорову говорит: «Я это так не оставлю. Вы еще не успели мои деньги задействовать, так что вполне можете их вернуть. Иначе вас ждут огромные неприятности!» А адвокат нагнулся к нему доверительно и тихо так, ласково отвечает: «Не советую я вам связываться с нашей фирмой. По суду — ваше дело бесперспективное. А иными путями, так ведь Кувалдин — наш президент — он лишь пешка. Знаете, кто по-настоящему владеет фирмой? Господин Горин Олег Борисович».

Марина замолчала. Алене нечего было ей сказать. Даже она, далекая от правительственных и политических кругов, понимала, что Горин — бывший министр, а сейчас жутко влиятельный человек, в том числе и в правительстве, олигарх, и Павлу с ним тягаться не стоит. Это все равно как если бы Маринин муж решил Кремль взять штурмом в одиночку.

— И что ему теперь остается? — Марина снова кивнула на закрытую дверь кабинета. — При его-то самолюбии. Ведь если он рыпнется, весь его бизнес полетит в тартарары. Только если рыпнется. Я уж о другом и думать не смею.

Конечно, как человек умный, он в войну не вступит. Но это удар на всю жизнь. Я его знаю. Он теперь замкнется и впадет в ничтожество. Кошмар!

Алена понимала, что испытывает сейчас Павел И еще она отчетливо поняла, что чувствовал Андрей Титов — человек тоже самолюбивый, привыкший быть победителем и не терпящий поражений. Не желающий быть столь нагло униженным.

Наверно, более безрассудный, чем закаленный в бизнесе Павел. Именно потому он и не смирился с ударом, который нанесла ему фирма «Дом». И бороться он решил вовсе не с Кувалдиным, а с самим Гориным. Она ясно представила логику его поведения, его план: сначала многочисленные интервью, где он клеймит позором фирму «Дом», таким образом заранее привлекая внимание своих потенциальных телезрителей к этой теме, а потом он рассчитывал нанести сокрушительный удар по репутации Горина, рассказав всю правду в программе «Добро пожаловаться». Если учесть, что, кроме былых политических заслуг, Горин грезит и о будущих, а именно — является лидером партии «Народная сила» и собирается баллотироваться в президенты, то понятно, что желания Титова резко расходились с его собственными. Теперь Алене стало окончательно ясно, как и почему погиб Андрей Титов.

* * *

Домой она вернулась уже вечером. Сначала она успокаивала Марину, потому что ту просто лихорадило от страха. Она уговорила ее остаться до того момента, как Павел выйдет из своего кабинета. Когда он вышел, а произошло это спустя три часа, — выглядел он плохо. Одним словом, он имел вид раздавленного жизнью человека, который совершенно утратил присутствие духа. Он держался ровно и выглядел чересчур спокойным. Тихо поздоровался с Аленой, ласково попросил жену приготовить ему китайский чай и включил телевизор. Понятно было, что он пытается привыкнуть жить с мыслью, что его страшно унизили, и это у него пока плохо получается. Алена решила, что помочь ему она не в состоянии: это личное дело каждого — вытаскивать морду из грязи, в которую тебя окунули, поэтому поехала домой. Марина с ней согласилась и перестала трястись. Срывать на ней зло муж, по всей видимости, не собирался. Алена не стала подливать масла в огонь признаниями, что ожидала от фирмы «Дом» чего-либо подобного и лишь выжидала момент, когда следует поделиться с Мариной и Павлом своими предположениями. Шестое чувство подсказывало ей, что в данной ситуации такое признание может обернуться для нее крайне нежелательными последствиями.

По дороге домой она размышляла над тем, стоит ли ей мучиться угрызениями совести за то, что она не предупредила Марину и ее мужа, и решила, что не стоит. Во-первых, к ее мнению эта чета вряд ли бы прислушалась, а во-вторых, она не виновата, что они покатили подписывать контракт с фирмой, не уведомив об этом ее. Если бы в момент подписания она была рядом, то постаралась бы предотвратить трагедию, а так в чем ее вина? Однако гнетущее настроение не оставляло ее. Ничего не хотелось, а тем более не хотелось думать.

Дома она доплелась до чайника, вяло собрала на стол, намереваясь поужинать. И тут произошло чудо — в дверь позвонили. Вернее, чудо состояло не в звонке, а в том, кто нажал на кнопку. На пороге стоял Вадим. Из всех, кого она никак не ожидала увидеть в своей квартире в девятом часу вечера, он был на первом месте. Алена растерялась.

— Я весь день думал о нашем разговоре, — он пытался расположить ее улыбкой, — и понял, что сказал тебе самого важного. Ты должна это знать.

— Да? А я решила, что тебе не терпится пообщаться с арестованными тобой кровожадными насильцами и ты просто не знаешь, как меня выпроводить.

— Их дело простое и вина доказана. — Он все-таки шагнул в прихожую и тут покосился на нее просительно:

— Ты свободна? Мы можем поговорить?

— Да, не беспокойся. Сейчас только скажу трем своим наложникам, чтобы не выходили минут десять…

Он замотал головой и шагнул к выходу. Алена нервно хохотнула и схватила его за руку:

— Ну что ты в самом деле! Я же шучу! Я свободна и готова тебя слушать сколько угодно. Я даже чаем тебя напою, только не уходи.

Он покраснел. Скорее от смущения, нежели удовольствия.

«И почему я должна все время думать над каждым словом, чтобы, не дай бог, не перегнуть палку?! Я прыгаю перед ним, как престарелая кокетка перед молоденьким красавчиком».

Сетуя таким образом, Алена провела его на кухни и, только закрыв за ним дверь и отрезав пути к бегству в прихожую, перевела дух. Вадим у нее дома, он никуда не исчезнет, можно расслабиться.

«Вот уж не думала, что буду так трястись над мужиком!»

— Тебе чай? Покрепче? Цветочный, зеленый обыкновенный? — Она суетливо изображала хозяйку.

— Да мне все равно, какой чай. Если дашь к нему бутерброд, буду тебе очень признателен. Я не ел самого утра.

— Господи! Что же ты раньше не сказал?! — Алена резко распахнула холодильник и принялась вытряхивать его скудное содержимое, удивленно приговаривая:

— Ну надо же! Оказывается, и колбаса здесь существует. Когда же она появилась? Наверное, Бунин…

Она осеклась. «Бунин» появился, как всегда, некстати. Покосившись на Терещенко, Алена пришла к выводу, что его неприятно задело упоминание о сопернике, но он старался не подавать виду. Выглядел чересчур равнодушным. У Алены все внутри перевернулось — надо же допустить такую промашку. Только появилась надежда — ведь сам пришел к ней в гости, — а она все испортила. Чтоб Бунину пусто было!

Дождавшись, когда она, потупив взор, примется резать хлеб и колбасу, Вадим кашлянул и тихо начал:

— Я пришел серьезно поговорить с тобой. Дело в том… — Он замялся и надолго замолчал, видимо, раздумывая, как лучше подойти к теме обсуждения.

— Я понимаю, — она завершила натюрморт под названием «Корявые бутерброды на тарелке» и взглянула на него, — я тоже долго думала над…

Тут в горле ее предательски запершило. Она хотела заявить, что решила больше не путаться у него под ногами. Что, если он уж так влюблен в свою криминалистку Лену, она великодушно пожелает ему счастья и отойдет в сторону.

Но именно эти простые фразы застряли где-то между голосовыми связками и никак не стремились вылететь наружу.

— В общем, тебе нужно забыть о расследовании, — быстро проговорил Терещенко, почему-то испугавшись ее несвязной речи.

— Да?! — опешила она. — А почему?

— Рано или поздно ты все равно докопаешься до сути, — продолжил он уже спокойно. — А если это случится, я боюсь, что не смогу тебя остановить. Поэтому сразу говорю — не стоит. И давай без пояснений. Она села напротив и загадочно улыбнулась:

— Ты имеешь в виду Горина? Я правильно тебя поняла?

— Вот видишь, — расстроился Вадим, — ты уже докопалась. Не знаю, как это у тебя так быстро получилось, но я, похоже, опоздал.

— Да нет. Как раз наоборот. Ты пришел вовремя. Я хочу обсудить с тобой историю, которая произошла с моей подругой Мариной в фирме «Дом»…

— Да, пойми же ты наконец, — вскричал Терещенко, — это уже не игра! Это не маньяк с ножом и даже не кучка сопливых актеров с пистолетом. Это политика — безжалостная машина, которая подминает под себя всех и вся! И закон в том числе. Ты пытаешься влезть в мир сильнейших и заставить их соблюдать общие правила. Но для них этих правил просто не существует. Они стоят над правилами.

И если ты окажешься у них на пути, они раздавят тебя не задумываясь. И я ничем не смогу тебе помочь. Ни я, ни вся Петровка! Титов не первый, кто попытался им помешать. И такие попытки всегда заканчиваются одинаково. Ты можешь назвать хотя бы одного журналиста, который выжил при подобных обстоятельствах?

Алена потерла виски пальцами. Он был прав. Что она может сделать, если даже в «Обереге» ей приказали изъять абзац про фирму «Дом» из интервью с Титовым? И она изъяла.

— В конце концов, — продолжал Вадим, — мое предупреждение о том, что дело бесперспективно, остается в силе. При каких бы обстоятельствах ни погиб Титов, все равно недоказуемо, что его убили. Мы можем сломать голову над бесконечными догадками, но это будут лишь умозаключения. Никаких фактов.

— Но ведь можно завершить то, что начал Андрей, — скромно предположила Алена. — Ведь он был прав. Он хотел наказать зарвавшегося политика.

— Если ты только попытаешься это сделать, я лично упеку тебя в камеру предварительного заключения, — в голосе Вадима послышалась холодная угроза.

— За что?! — Она склонила голову набок, пытаясь очаровать его милейшей улыбочкой.

Не подействовало. Он остался предельно серьезным.

— Найду за что.

— Значит… для простых смертных закон существует. А для высшей лиги — нет?

— Точно, — кивнул он. — Это жизнь. И если ты хочешь продолжить существование в нашем несправедливом мире, просто смирись. Пиши про звезд эстрады и кино и не лезь в политику.

— Подожди. Обыкновенное мошенничество ты называешь политикой? Ведь фирма «Дом» занимается тем, что обманом выколачивает деньги из богатых клиентов.

— Если бы «Дом» была простой фирмой, занимающейся нечестным бизнесом, я бы назвал ее деятельность обыкновенным мошенничеством. Но эта фирма находится под прикрытием Горина, а поэтому мы имеем дело с политикой. И не спорь!

— Я удивлена! — Она вскочила на ноги, гневно взглянув на гостя сверху вниз. — Нет! Я разочарована! Слышать такие речи от капитана милиции!

— Правильно, — он спокойно взял бутерброд с тарелки, — так и продолжай.

Поливай меня позором, я стерплю. Уж лучше ты будешь общаться с ничтожеством вроде меня, чем с ангелами.

— Какое великодушие! И как это низко, Вадим! Неужели мы обязаны терпеть унижения?! Ведь достоинство человека зависит от того, насколько он сам позволяет вытирать об себя ноги! Я просто не верю своим ушам. Ты имеешь в руках все доказательства…

— Вот именно что нет. — Он хлопнул ладонью по столу. Эффект оказался сокрушительным. Алена замолчала и опустилась на стул. Вадим договорил в тишине:

— Не имею я никаких доказательств — одни догадки. И что мне с ними делать? Идти к прокурору? Да он рассмеется мне в лицо. Копать дальше? Но прекратить мои поиски им легче, чем выпить стакан воды. Ты уже попыталась напечатать абзац про «Дом» в своей статье. Напечатала? Вот то-то и оно. — Они помолчали.

Терещенко доел бутерброд.

— Я пока не знаю, что делать дальше, но чувствую, что нельзя просто так сдаваться, — наконец подытожила она.

— Дурочка, — улыбнулся Вадим. — Я еще могу понять Титова. Он пострадал лично. Но ты-то зачем лезешь в это дело?

— Не хочу, чтобы подонки сидели у меня на голове. Не хочу платить им налоги и не желаю избирать их в свои президенты!

— Учти, если не перестанешь нести чепуху, следующие выборы пройдут для тебя в изоляторе предварительного заключения или… — Тут ему в голову пришла новая идея, и он расплылся в счастливой улыбке. — Нет, ты отправишься в Вену к родителям.

— Это я уже слышала от Борисыча, — равнодушно хмыкнула Алена. — Он грозился выслать меня из страны, когда я гонялась за нашим Гамлетом. Но мне приятна твоя отеческая забота.

— Борисыч твой, возможно, не был столь же серьезен в своих обещаниях.

На меня в этом плане можешь положиться, — заверил ее Вадим. По его удивительному спокойствию Алена поняла, что он принял решение, которое не сулит ей ничего хорошего.

* * *

Алена наполнила бокалы вином и искоса взглянула на Катерину:

— Сколько же ты не была у меня?

— Сейчас припомню, — улыбнулась та. — Кажется, последний раз мы собирались здесь года три назад. Ну да, Инка тогда победила в конкурсе красоты, и мы с тобой уволокли ее сюда от назойливого спонсора, который подарил ей шубу.

— Точно. — Алена подала бокал подруге. — Ее леденящие душу стенания до сих пор стоят у меня в ушах. — Она, как могла, изобразила Инессу:

— «Ах, вы лишили меня права на ошибку!»

Катерина раскинула руки по спинке дивана, приняв мученическую позу раздавленной лягушки, и истерически взвыла:

— Противные девки! Вы украли у меня будущее! Мою виллу в Ницце и красный спортивный «Мерседес»!

Они расхохотались.

— Вот ведь и не вспоминает наш подвиг. Неблагодарная! — всхлипнула Катька. — Если бы не мы с тобой, связалась бы она с тем «папиком» и ничего бы не достигла.

— Но виллы-то у нее все равно пока нет, — заметила Алена. — Правда, красный «Мерседес», похоже, есть.

— Белый. — Подруга глотнула вина. — А Маринка тогда еще со своим вторым притащилась. С этим «падальщиком». Так самозабвенно про него рассказывала, а меня дрожь по телу пробирала от ее ног. И от его водянистых глаз — тоже.

Алена подсела к ней на диван, и они чокнулись бокалами:

— Мы превратились в мерзких сплетниц. Даже противно!

— Ты права, — кивнула Катька. — Права, как всегда. — Она вдруг хитро прищурила правый глаз. —Но можем же мы раз в три года стать обыкновенными бабами. Мне так недостает этого. Знаешь, крутишься день и ночь, строишь из себя профессионала…

— Ты и есть профессионал, — усмехнулась Алена.

— Вот именно. Дела, дела, дела, — проныла подруга, — а хочется просто посплетничать. И еще, так хочется иногда накраситься, нацепить что-нибудь эдакое… — Она резво подскочила на ноги и, приняв томную позу, прикрыла глаза.

— Боже мой! И пойти по улице, отчаянно виляя бедрами, чтобы с мужиками энурез случился. — Ну и пойди. У тебя очень даже ничего получается.

— Не могу. — Она медленно опустилась на диван. В глазах ее мелькнула тень настоящей тоски, словно вилять бедрами на улице для нее действительно было воплощением несбыточного счастья. — Я режиссер серьезной политической программы. Строгий костюм, бледные щеки и хвост на затылке — это мой удел.

— Да брось ты, — отмахнулась Алена. — Сама себя уродуешь, потом ноешь.

Я таких режиссеров видала, что любой модели фору даст. Вот скажи, на кой черт ты на нос эти бабушкины очки нацепила, а?

— Ну… — Катерина неуверенно пожала плечами. — Может быть, для солидности. Да и вообще, меня от постоянного созерцания мониторов зрение упало.

— Ерунда! — Алена перешла в жесткое наступление. — Есть прекрасные оправы, которые не порт лицо, а как раз наоборот.

Подруга аккуратно сняла очки, оглядела их со всех сторон, будто впервые в жизни видела, и наконец тихо призналась:

— Вот ведь штука какая интересная: я как-то машинально купила именно их. Может, у меня в подсознании поселилась старая дева?

— Все, Катька! Веду тебя к своей тетке Тае. Она из тебя эту старую деву в два счета вытрясет.

— Не выйдет, — усомнилась Катерина.

— Ха! Со мной было нечто похожее осенью. Тоже как-то закрутилась, смотрю на себя в зеркало и такую образину вижу, что хоть свет гаси. И ничего поделать с собой не могу. Ну, тут тетка Тая за меня взялась… — Алена улыбнулась, вспомнив, что на формирование ее женского образа оказала большое влияние вовсе не тетка Тая, а совсем другая особа. А именно — некая женщина со странным именем Корнелия и столь же странным миропониманием профессиональной жены. Теперь она сгинула в прошлое: не является по-соседски и даже не звонит.

Съехала с нижнего этажа в неизвестном направлении, за полчаса до этого сменив все свои жизненные ценности на прямо противоположные. Вот к кому бы Катьку отвести. Да только сможет ли теперь Корнелия ей помочь? Ведь в последнюю их встречу она сама вознамерилась стать деловой женщиной. Куда катится мир?

Адене стало грустно.

Трель мобильного телефона разрядила атмосферу. Катька выхватила трубку из сумки и, как показалось Алене, довольно нервно произнесла:

— Слушаю.

По выражению ее лица стало понятно, что звонивший ее окончательно достал. Она нахмурилась и резко проговорила:

— Я имею право быть там, где мне хочется. На это ей что-то ответили.

Перемены в подруге удивили Алену, как и тогда в редакции, когда та тоже разговаривала по мобильному. Катерина побледнела, но при этом не сорвалась на крик, а наоборот, из ее уст полился прямо-таки словесный мед, причем вполне искренний:

— Ну дорогой. Ну к чему такие сложности. Я у подружки. Хочешь, она тебе скажет что-нибудь?.. И вообще, я уже почти выезжаю. Не беспокойся.

Сунув трубку обратно в сумку, Катька закрыла глаза, посидела так с минуту, потом открыла и посмотрела на Алену. В глазах ее без труда читались грусть и усталость.

Катерина пожала плечами:

— Стоит ли выхаживать по улице в короткой юбке? Видишь, чем это оборачивается! Алена усмехнулась:

— Я ничего не знаю о твоей, как выясняется, насыщенной личной жизни.

— Насыщенной? Один полусбрендивший тип из прошлых моих неудач пытается воскресить наши давно уже почившие отношения.

— А почему ты его просто не пошлешь?

— Видишь ли… — Катька замялась. — У тебя Бунин есть? Эти ребята из тех, которым легче отдаться, чем объяснить, что все кончено. Мой к тому же еще и зануда: выдвигает какие-то требования, изображает жуткую ревность. На самом деле все это полный бред, и, если вовремя пропеть ему что-нибудь ласковое, он ненадолго отходит. Но совсем отвязаться — просто невозможно.

Алена прекрасно поняла Катерину. Действительно, у нее есть Бунин, и она все знает о ситуации «ни с тобой, ни без тебя». Чтобы изгнать неприятное настроение из разговора, она живо сменила тему, спросив:

— Так ты все-таки стала режиссером-политической программы?

Катерина, видимо, тоже думала в эту минуту с чем-то своем, отдаленном, поэтому вздрогнула от неожиданности, но быстро сориентировалась и улыбнулась.

Алене показалось, что улыбнулась натянуто.

— Наша программа называется «Политический ринг». Прямой эфир. А я ведь не работала на прямом эфире. Ну только пару раз, не то чтоб на конвейере. Так что теперь набираюсь опыта, таскаюсь по программам — в общем, учусь. У меня пятки сводит, как подумаю про ответственность. Ведь ошибиться нельзя — завалишь эфир.

— А когда пилотную передачу снимаете?

— Через две недели. Чем ближе, тем страшнее. Я уже ночами не сплю. — Глаза подруги вспыхнули , профессиональным интересом. Алена поняла, что ей хочется быть режиссером на прямом эфире и в то же время страшно им быть.

— А кого пригласите в студию?

— Знаешь, такую программу нужно начинать сенсацией, чтобы зритель прилип к телевизору. Ну кому в кайф смотреть постные политические дебаты? В нашей стране даже в год выборов этим не очень интересуются. Нужен скандал.

— Жириновского зовите.

— Банально. Он уже исчерпал себя. Ни на что новое не способен. Все его выходки прогнозируемы до зубной боли, а поэтому неинтересны.

— Ну не знаю тогда. А что ваши редакторы?

— Тоже маются. Склок в политических кругах хоть отбавляй, да кто же станет выносить сор из избы? У них там все повязаны, даже противники между собой какие-то договоренности имеют: я это не скажу, а ты уж, будь любезен… — протянула Катерина.

Ни с того ни с сего Алена ощутила покалывание в кончиках пальцев, что по меньшей мере было странным явлением в этой ситуации. Пальцы ее реагировали лишь на перспективу интересной идеи, которая вот-вот должна материализоваться в голове. Но ее идеи были столь далеки от политики, что ничего интересного в плане творческих предложений на ум вряд ли могло прийти. Сжав кулаки, она закрыла глаза. Что-то ускользало из ее сознания, какая-то до того сумасшедшая догадка, что у нее скулы свело от желания ухватиться за нее. Но тщетно. Алена издала протяжный стон.

— Ты чего? — удивилась подруга.

Она открыла глаза, тупо уставилась на темный экран телевизора и зачарованно пролепетала:

— Слушай, как это называется, когда чувствуешь себя гениальной, но природу этого чувства определить не можешь?

— Шизофрения, — сухо констатировала Катерина.

Пробуждение было стремительным и оттого особенно неприятным. Еще не успев открыть глаз, Алена резко села на кровати. Воздуха не хватало, но она только что финишировала на марафонскую дистанцию, которую преодолела со спринтерской скоростью.

— Фу! — Она помотала головой и, открыв глаза, пробормотала:

— Это что, похмелье? Хотя какое, черт побери, похмелье — мы с Катькой по бокалу вина всего выпили?

Мысли про тропическую лихорадку, свинку что-то столь же ужасное и непоправимое утонули в размытых картинках только что увиденного сна. A конкретно ей приснилось и что стало причиной столь мучительного пробуждения, она не могла понять. В нее, одно и другое никак не сочеталось, в смысле сон и пробуждение.

Снилась ей всякая неясная муть: то какие-то странные коридоры, по которым носились искривленные парни с характерным для такого движения неприятным подвыванием, то первый муж Марины — художник Лелик, малевавший на голом торсе лейтенанта Морошко Сикстинскую мадонну (причем лицо лейтенанта было страдальческим), то хозяин «Московских камней» Налимов, который разглагольствовал о целесообразности участия в грядущих выборах «Социально-мистической партии масонов», сокращенно именуемой «СМПМ», потом Алену занесло в офис компании «Дом», где лысый адвокат Прохоров принялся отговаривать ее от приобретения дачи в Ницце. Словом, ночь у Алены выдалась поганая. И, несмотря на едва сереющий рассвет за окном, спать ей совсем не хотелось. А кому захочется после такого?

Она слезла с кровати, тяжело прошлепала на кухню, скорее по привычке, чем по желанию включила телевизор, достала из холодильника бутылку минералки.

Разумеется, экран тут же разукрасился причудливой решеткой, а квартира наполнилась неприятным механическим писком. А что еще можно было ожидать от телевизора в пять часов утра? Алена недовольно покосилась на экран, попутно вспоминая, куда только что сунула пульт, и вдруг застыла как была: у открытого холодильника с бутылкой в руке. Голова ее мгновенно прояснилась, а кончики пальцев прямо-таки раскалились. Она даже поморщилась от боли. Идея, блуждающая на периферии ее сознания, вдруг оформилась в слаженный, четкий план действий, в схему, до того простую и понятную, что странно было, как не пришла она в голову еще вчера.

Не помня себя от восторга, Алена ринулась в гостиную и, схватив телефон, принялась судорожно набирать номер.

Долгие длинные гудки уже успели нагнать на нее тоску. Наконец на другом конце провода хрипло ответили:

— Слушаю…

— Катька! — Алена крикнула так звонко, что подруга скорее всего выронила трубку от неожиданности. — Я все поняла!

Та что-то попыталась возразить, но Адена ее не слушала:

— Я свела две истории в одну и теперь знаю, как прищучить убийцу Титова, а заодно сделать твою программу популярнее, чем «Угадай мелодию»!

* * *

— Ты рассуждаешь о съемках с уверенностью дилетанта, — авторитетно заявила Катерина и демонстративно зевнула, мол, скучно от твоей глупости.

«Ну да! — фыркнула про себя Алена. — Стала бы ты из-за чепухи лететь ни свет ни заря на другой конец Москвы. Понравилась тебе моя идея, милая моя. Еще как понравилась!»

Вслух же она уверенно затараторила, хотя внутренне и не была столь же уверена в своей правоте. Сейчас она убеждала не только подругу, но и себя.

План-то ее действительно был сумасшедшим.

— Дело за малым: нужно найти людей, которые пострадали от махинаций компании «Дом», и представить доказательства того, что в этой компании людей действительно надували по-черному. Ну… и еще оппонента партии Горина подыскать. Вот и все!

— Все?! — прищурилась Катерина. — За малым, говоришь? Давай по порядку: первое — кто такие клиенты компании «Дом»? В основном «новые русские». Пойдут они зрителями в студию? Никогда! Поскольку считают, что участие в съемках телепередачи — развлечение для лохов. Это раз. Я даже не обсуждаю просе поиска этих граждан, поскольку это просто невыполнимо. Да и кто из них публично признается, что его грубо надули? Ведь это в их обществе клеймо на всю жизнь.

Второе — как добыть доказательства нечестного бизнеса компании? Ты что, залезешь в офис под покровом ночи, дабы стащить из запертого сейфа компрометирующие документы? Если эти документы вообще существуют. Третье — найди мне таких оппонентов партии Горина, которые не побоялись бы во всеуслышание заявить, что перед нами не только политик, но и вор.

— Ну, это-то как раз проще простого. — Алена и сама уже не верила в то, что сказала. — Я же тебе говорила, у них у всех рыльце в пушку. Необходимо найти абсолютно честного политика (а таких, как мы только что выяснили, не существует), да к тому же он должен питать к Горину просто-таки сумасшедшую ненависть.

Алена отвернулась к окну. Ну что тут скажешь? Теоретически план ее акции был гениальным и одним выстрелом поражал сразу две цели. Первую, и главную, — это наказать Горина за убийство Андрея Титова, ведь наказать олигарха по закону невозможно. Вторую — помочь Катерине сделать программу рейтинговой. Ну, это так, как говорится, до кучи. Хотя Катьке — не до кучи, для нее приоритеты целей меняются, и если бы идея не показалась ей замечательной. именно в рамках повышения рейтинга новой программы, то вряд ли она вообще стала бы ее обсуждать.

А идея проста (впрочем, как все гениальное). Алена хорошо помнила фразу, сказанную ей недавно телезвездой Василисой Жаховой о том, что телевидение — великая сила, так как зрители и по сей день безоговорочно верят голубому экрану. Именно силой воздействия телевидения на аудиторию Алена и собиралась воспользоваться. На нее навел тоску разговор с Вадимом. По его утверждению, Горин абсолютно уязвим перед законом. Действительно, доказать его причастность к убийству Титова практически невозможно (если, конечно, он сам не признается, а считывать на это не приходится). И хотя всем понятно кто стоит за аварией, в которой погиб телеведущий, ни один следователь не возьмется за расследование. Еще бы! Кому охота связываться со столь влиятельным человеком, как Горин! Ведь если даже предположить, что какой-нибудь отчаянный сыскарь вдруг найдет эти самые доказательства причастности олигарха к покрывательству махинаций компании «Дом» а также докопается до причин гибели Андрея Титок все равно дело замнут, а деятельного сыскаря прижмут к ногтю. Вот так. Тут уж ничего не поделаешь это стандарт нашей жизни.

Таким образом выходит, что как ни крути, а Горин все равно останется безнаказанным. Возможно, посадят Кувалдина, Прохорова и даже того долговязого агента, который показывал Марине недостроенныи поселок, но покарать основного преступника никому не по силам. Разве что четвертой власти. Той власти, которая сама стоит над правилами нашей жизни, у которой свои законы и методы наказания.

И эта четвертая власть называется — СМИ, то есть средства массовой информации.

Если с экрана телевизора отчетливо прозвучит, что Горин виновен, то его карьера как политика рухнет или хотя бы приостановится, по крайней мере, на этот выборный год.

Разумеется, произнести приговор должен не ведущий новостей, доказательство вины должно быть скандальным и публичным. И для этого акта идеально подходит новая Катькина программа «Политический ринг», которая планируется как ток-шоу в прямом эфире.

По замыслу создателей, в студию сажают представителей двух противоборствующих партий и окружают их зрителями. Политики, не щадя живота своего, должны этим зрителям доказывать, что именно их партия идет правильным курсом и именно они те люди, которые наконец-то приволокут нашу многострадальную Родину в светлое будущее. По ходу дела политики, разумеется, клеймят друг друга позором, выставляют чужие раны на всеобщее обозрение и пытаются увернуться от язвительных ударов противника. Ну а зрители по мере сил поддерживают ту или иную сторону. Прямой эфир добавит остроты, потому что только ни прямом эфире понимаешь мудрую пословицу «Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь».

В общем, в замысле авторов программы нет ничего потрясающего и нового.

Но если в рамках передачи воплотить в жизнь идею Алены, то телевизионный эфир запоет совсем по-другому. Нужно только уговорить ничего не подозревающего Горина и его сотоварищей по партии прийти на съемку, а все остальное подготовить в полной тайне. Во-первых, умудриться найти представителей той партии, которые в открытую согласились бы представить компромат на Горина (касающийся его покровительства нечестному бизнесу), во-вторых, разыскать тех, кто имел несчастье связаться с компанией «Дом», а также уломать этих людей в прямом эфире рассказать о своих бедах, а в-третьих, попытаться обставить дело так, чтобы все выглядело как экспромт, потому что Алене вовсе не хотелось вступать в политическую борьбу с открытым забралом, равно как не хотелось подставлять создателей программы. Ведь еще неизвестно, останутся ли у Горина силы и возможности для мщения после успешного завершения передачи. Если останутся, никому из рядовых авторов акции, приведшей к его политическому краху, несдобровать. Ну и к тому же вряд капитан Терещенко позволит ей участвовать в разоблачении Горина. Его угроза заслать ее в Вену к родителям, «если что», четко прозвучала в их последнем разговоре.

Тут Алена улыбнулась: с одной стороны, ей, конечно, приятно, что Вадим проявляет по отношению к ней такую заботу, да что там заботу — он боится за нее. И все-таки он со своими страхами может все испортить. Нужно держаться от него подальше. Во всяком случае, не раскрывать своих намерений относительно телепередачи…

— В общем, это, конечно, здорово, но, к сожалению, весьма иллюзорно! — наконец заключила Катерина и снова зевнула.

Алена резко развернулась от окна и взглянула подругу так, как обычно глядела на Борисыча, когда тот пытался угробить ее статью своими помарками.

— А ты попробуй поговорить со своим продюсером, с редакторами. Вот увидишь, как вцепятся они за эту идею!

— Ну и что толку? — в голосе Катерины не сквозил энтузиазм.

«До чего же люди консервативные создания! Cидит — квашня квашней! Тоже мне, режиссер-профессионал! Кто из нас дилетант, интересно?!»

— Кать! Ты, главное, поговори. Организацию праздника я возьму на себя.

Алена улыбнулась подруге с такой победоносной уверенностью, что и сама неожиданно прониклась верой в свои неисчерпаемые возможности. Хотя пока и не представляла, каким образом она будет все организовывать.

Глава 14

Одно дело уверить подругу в своей организаторской силе, другое — саму себя.

Алена растянулась на кровати, раздумывая, с чего начать свою деятельность на телевидении. Вот бы нужно было столкнуть лбами двух эстрадных звезд, тут бы ей потеть не пришлось — все эти люди на ладони. Но политики? Что она вообще знает о политической жизни страны? О партиях? Да, в сущности ничего!

Даже новости смотреть не любит. Где ей искать оппонентов Горина! Он-то хоть лидер какой партии? Да и вообще, он лидер или просто видная фигура? Алена попробовала припомнить, кто из ее приятелей занимается политической журналистикой, но так и не смогла. По всей вероятности, ни один человек из ее окружения в эти дебри не совался.

«Вот уж взвалила на себя!» — в сердцах выругалась она. Ну откуда ей знать, кому Горин перешел дорогу и кто имеет на него здоровенный зуб? Такой здоровенный, чтобы устроить публичную стирку белья в прямом эфире.

«Возьми себя в руки! — приказала она себе. — Назвалась груздем…»

В дверь позвонили.

«Вот только Терещенко сейчас и не хватает!» — почему-то подумала Алена, попутно понимая, что, несмотря на секретные обстоятельства, ей все равно хочется, чтобы на пороге предстал именно Вадим. Но не тут-то было. За дверью оказался Бунин.

«Вот не везет так не везет!»

Он прямо влетел в прихожую, там замер на мгновение, внимательно оглядел ее с ног до головы, прищурившись, шепнул: «Как всегда, хороша!» — и ринулся на кухню с криком: «Дай чего-нибудь пожрать!»

Алена пожала плечами. Что он собирается разыскать у нее из съестного?

Сейчас опять примется ворчать про отчаянную пустоту холодильника, про ее безалаберность, ну и про все то, о чем он обычно ворчит.

— Я сделал это! — Костя сосредоточился на сухой колбасе, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы нарезать. Нож все время соскакивал, ударяясь о доску.

— Сделал? — Алена наблюдала за его мучениями подперев плечом косяк.

— Да! — Он бурлил радостной энергией, которую щедро вкладывал в кромсание колбасы. —Нет, ты представляешь, какая хитрая! Просыпаюсь я утром от того, что ее мамаша трясет меня за плечо. Она, видите ли, решила познакомить меня с родителями. А лучшего времени, чем девять утра, для этого не нашла!

Думала, дурочка, раз меня мамаша в ее постели застанет, то я, как честный человек, женюсь.

— Н-да, — равнодушно протянула Алена, — девушка явно просчиталась.

— Ну вообще-то я давно уже намеревался распрощаться с ней. А это явилось последней точкой в наших отношениях. Еще не хватало, чтобы я унимал истерику ее маман…

— И зачем ты мне все это рассказываешь? — Алена села за стол и, подперев кулаком подбородок, уставилась на него с интересом зоолога, следящего за действиями подопытной мартышки.

— А кому же мне еще похвастаться?! — искренне изумился Бунин. — Другие женщины меня не понимают.

— Ладно, можешь продолжать.

— Да это, собственно, и все, — он с жадностью сунул в рот кусок колбасы, — за спиной я слышал визгливые проклятия и какие-то странные доисторические обвинения в том, что обесчестил дочку. К слову сказать, ее уже давно обесчестили, и это был не я. А я, как человек интеллигентный, не стал принимать все это на свой счет и вдаваться в объяснения. Так захотелось тебя увидеть! — Он перегнулся через стол и чмокнул ее в нос. — Аленка! Ты такая милая!

— Бунин, — она отстранилась от него, — интересно, когда ты закончишься?

Когда черная полоса под названием «Бунин» наконец пройдет в моей жизни?

— Я бы предпочел, чтобы этого не произошло в лет тридцать… — как ни в чем не бывало усмехнулся он. — Кажется, я способен любить только тебя.

— О не может быть! — Она закатила глаза. — Неужели я обречена?!

— Слушай! — Он предпочел сменить тему и заговорил серьезно:

— Налимов приглашает нас с тобой на вечеринку. Он окончательно проникся к тебе нежностью.

Как встречу его, первый вопрос о тебе.

— Лестно, — улыбнулась она.

— Так ты пойдешь? Это сегодня вечером.

— А раньше ты не мог сообщить? — Она выхватила кусок колбасы из его рук и сунула в рот. Настроение у нее было прекрасное, несмотря на неожиданное появление ненавистного Кости, поэтому, ощутив на языке вкус сервелата, она адски захотела есть.

— Раньше я был в загуле. Это дело серьезное, так просто не вырвешься, — весело сообщил он.

Она решила пропустить его признание мимо ушей:

— Скажи, пожалуйста, а Налимов в политике важный человек или так себе?

Бунин перестал жевать, задумался на мгновение и выдал:

— Партия «Дем. свобода» набирает предвыборные обороты. Сейчас в нее пришло много уважаемых людей, известных политиков и всяких бывших министров.

Думаю, что на грядущих выборах в Думу она получит нужное количество голосов.

Налимов, конечно, не лидер, но весьма близок к этому кругу. Пока его вряд ли можно назвать тяжеловесом в политике, но он стремится к активной политической жизни.

— А как «Дем. свобода» относится к партии «Народная сила»?

— У тебя что-то с головой? — Он прищурился Когда это тебя интересовала политика?

— С недавних пор, — спокойно ответила Адена. — Не желаю вступать в год выборов серым человеком.

— Хм… похвально. Если тебя это развлечет, то в «Народной силе» как раз очень много политических тяжеловесов. Там идет грызня за лидерство. Так пока и непонятно, кого изберут. По количеству ферзей «Народная сила» перевешивает многие партии, но поскольку все эти фигуры из «бывших приближенных к главному телу государства», то и грязных историй там гораздо больше. Каждый в чем-то был когда-то замешан. Половину членов этой партии нужно сажать, а оставшуюся половину — ставить к стенке. Это если по-хорошему. Но только не у нас, разумеется. Ну а смелые ораторы из «Дем. свободы» не устают толковать об этом. Словом, мы «Народную силу» не любим.

— Здорово! — Нужно ли говорить, что сейчас закрутилось в голове у Алены. — Значит, Налимов нас приглашает?

— Так ты пойдешь? — искренне удивился Костя.

— Еще бы! — Она вдруг скорчила плаксивую гримасу. — Бунин, я тоже страшно хочу есть.

— Ну… — он развел руками, оглядывая кухню, кажется, в твоем доме мы уже все съели. Приглашай тебя в соседнюю пиццерию.

* * *

Вечеринка оказалась шикарным приемом, устроенным по какому-то очередному малопонятному случаю. Собственно, поводом никто из приглашенных не интересовался. Действие происходило в одном из подмосковных домов отдыха, который в годы перестройки переделали в Дом для выездных конференций. Скорее всего большинство из собравшихся обретались тут уже не первый день, а прием как раз был посвящен закрытию этого самого общения.

Алена некоторое время чувствовала себя неуютно, потому что ни с кем из присутствующих знакома не была хотя в лицо знала многих — в основном довольно приметных людей из политической и государственной сфер. На какой козе подъезжать к таким важным господам, она не знала, а поэтому с полчаса жалась у дверей, размышляя, стоит ли сразу удалиться или подождать затерявшегося где-то в толпе Бунина, набить ему морду за то, что оставил ее одну (впрочем, как всегда), а уж потом поехать домой с чувством выполненного долга.

Судя по всему, только что закончившаяся конференция была закрытым мероприятием, поэтому и журналистов не было видно, что окончательно привело Алену в замешательство. Она стояла в трех метрах от выхода, не зная, куда себя девать. Проходившие мимо серьезные мужчины искоса поглядывали на нее и следовали дальше, а она все стояла и злилась то ли на себя, то ли на Костю. И тут появился Аркадий Яковлевич Налимов. Он подлетел к ней с легкостью юнца и заключил в теплые объятия, причитая:

— Ну как же замечательно, что вы все-таки пришли, милая моя Алена!

Она страшно обрадовалась единственному знакомому лицу, поэтому простила ему излишнюю и совершенно необоснованную пылкость.

— Я отправил Костю к Емельяну, пусть обсудят его проект. — Налимов многозначительно улыбнулся, чего стало понятно, что как сам Костя, так и Емельян с его проектом в эту минуту для него ничего не значат. —A мы с вами можем вдоволь насладиться гением. Oн обнял ее за плечи и повел куда-то через зал.

Она понятия не имела, как поступить. С одной стороны, все это выглядело довольно двусмысленно: каким общением он собирался наслаждаться с ней наедине?

С другой же стороны, она посчитала нетактичным резко оттолкнуть пожилого человека, потому что имела шанс выглядеть в его глазах истеричкой (вполне возможно, что ему и в голову не приходит то, в чем она его подозревает).

Тем временем Налимов провел ее в отдельный кабинет, где официанты уже стремительно накрывали столик на двоих. Нервозность Алены удвоилась. Чтобы как-то справиться с ситуацией, она слегка задержалась у большого зеркала, дав возможность своему спутнику пройти на пять шагов вперед, потом, собравшись с мыслями, развернулась к нему и одарила уверенной улыбкой. (Кто бы знал, чего ей это стоило! Месяц жизни как минимум!) — Очень хорошо, что мы остались с вами наедине, Аркадий Яковлевич, — заявила она, подчеркнув, что не собирается переходить на «ты». — У меня к вам очень серьезный разговор. Ради этого разговора я и приехала.

Он изумленно уставился на нее. После минутной паузы, за которую Алена успела подойти к столу, развел руками и несколько обиженно проговорил:

— Вот всегда вы так. Что же такого серьезного стряслось?

— Расскажу вам одну занимательную историю из жизни современных политиков. — Она села за стол, встряхнула большую накрахмаленную салфетку и возложила ее на колени. Официанты поняли, что их присутствие далее нежелательно, и быстро исчезли за дверью.

— Та-ак… — Налимов понимающе улыбнулся разливая вино по бокалам.

— Как мы знаем, в жизни все имеет определенную цену, в том числе и положение в обществе.

— Начало мне нравится. Я безмерно удивлен, услышав такое от прекрасной молоденькой девушки.

— Не смейтесь! — Алена покраснела, но все-таки продолжила вполне уверенно:

— Чем выше положение человека в обществе, тем крупнее взятки. Берут все, с этим спорить глупо: кто-то за поддержку" кто-то за молчание, кто-то за бездействие, в общем, вариантов тьма. Итак, представьте себе, что в Москве была организована некая схема по собиранию податей с граждан, причем довольно богатых. И самое главное — ни за что. Дело обстояло так: люди приходили в фирму с мечтой о постройке собственного дома. У них принимали заказ, предоставляли проект, показывали участки, и, разумеется, граждане с удовольствием подписывали договор, не замечая один маленький его пунктик: «Предоплата за проект 50 тысяч долларов, которая в случае расторжения договора не возвращается». А потом, когда бумаги были подписаны и предоплата внесена, совершенно мирным способом клиента заставляли расторгнуть договор. Чистая прибыль от сделки составляет 50 тысяч долларов. Все, что нужно фирме, — это иметь небольшой, почти не облагороженный участок земли где-нибудь в престижном районе Подмосковья, и можно ставить дело на конвейер, поскольку строить дома никто не собирается, а клиенты валят валом. За только что «обутым» гражданином приходит следующий. Вот такая замечательная схема.

— Схема действительно замечательная, — хмыкнул Налимов. — Очень остроумно придумано. Только при чем здесь политика?

— Я ведь подчеркнула, что расторгали договор мирным образом. Это значит, что никого не приковывали наручниками к батарее, не ставили утюг на голые животы и уж упаси боже! — не приставляли к виску пистолет. Клиенты, ясное дело, расставаться со свои ми кровными не желали. Но все они люди богатые основном имеющие собственное дело. А им просто произносили фамилию главного акционера компании, и все до одного смирялись со своей судьбой. Нет вру. Не все. Попался один несговорчивый клиент, собрался поднять жуткий шум и ославить как фирму так и человека, который за ней стоял. Кто этот клиент? Это Андрей Титов, но он погиб при неясных обстоятельствах, Фирма, которая ему так не понравилась, до сих пор прекрасно существует, занимается все тем же без зазрения совести и называется «Дом». А вот теперь настал час политики, потому что человек, именем которого бизнесменов пугают, как малышей «дядей-милиционером», — господин Горин!

Налимов, глотнувший в этот момент вина, поперхнулся и, выпучив глаза, уставился на Алену.

Она с удовольствием отметила, что его реакция на рассказ ей понравилась.

— Лично мне не нравится, когда частный бизнес обирают столь паршивым образом, — усмехнулась она. — Я собираюсь сделать все, чтобы подпортить некоторым политикам их предвыборную малину. Хотите поучаствовать?

— Да вы просто Фемида с ликом ангела, — восхищенно шепнул Налимов, что скорее всего означало согласие слушать дальше.

Следующие полчаса он молчаливо внимал ее речам. Поначалу, правда, улыбался. Потом в его глазах мелькнул интерес, потом он как-то весь подобрался на стуле (как определила для себя Алена, принял деловую позу), а под конец ее пламенной речи на его щеках заиграл румянец. О чем это говорило, она не знала.

Впрочем, долго мучиться в догадках не пришлось Налимов хлопнул ладонью по столу, воскликнув совсем по-мальчишески:

— Круто придумано!

— Да, но есть обстоятельства… — Она не желала столь легкой победы.

Легкие победы обманчивы.

— Я понимаю, понимаю. — Он слегка нахмурился видимо, прикидывая в уме, какие могут быть обстоятельства. Поскольку Алена и сама пока не знала какие, то предоставила право ему предполагать все, что придет в голову.

Он хмурился недолго, потом взглянул на нее с уважением и продолжил:

— Я кое-что слышал о гибели этого телеведущего. Пока все сходится с вашими доводами. Да и, кроме этого, на Горина можно навесить обвинений, как подарков на новогоднюю елку. И все еще мало покажется. Небось слышали историю с его племянником, который в пьяном виде задавил ребенка? Ведь дело так и заняли, хотя даже были свидетели. Но что слова десятка прохожих против родственных уз самого Горина?! Нет, это замечательно, столкнуть нас лбами!

Глаза у собеседника блеснули азартом, а Алене стало грустно. Она вдруг поняла, что Налимову — человеку, который так трогательно рассказывает о своем любимом деле, которого она сама уважает, — этому человеку просто плевать на то, что какой-то пьяный племянник походя убил ребенка. Ему плевать на мать этого ребенка, которая, кроме бесконечного горя, всю жизнь будет страдать от сознания того, что убийца ее малыша не понес наказания за свое преступление. Плевать Налимову и на тот страх перед вседозволенностью имущих, который испытывают простые люди, когда вспоминают эту и еще десятки похожих историй. Налимову безразлична судьба погибшего ребенка, так и не узнавшего, что такое жизнь.

Этому умному «последнему романтику прогресса» (как его успела уже окрестить Алена) плевать и на гибель Титова. Все эти человеческие трагедии для него лишь факты, которые он сможет бросить в лицо Горину перед публикой. И этот человек стремится в политику. Он желает управлять людьми. Вернее, не людьми. Для него люди — бездушный электорат, который отдаст или не отдаст свои голоса за его партию на выборах. «А может, он прав? Ведь именно мы — электорат — позволяем считать себя таковым? Господи! Куда я лезу?!»

Ей стало тошно. Тошно от разочарования. Поэтому она страшно обрадовалась, когда Налимова неожиданно позвали не то встречать, не то провожать какого-то знатного гостя. Она досчитала до десяти, чтобы ее уход не показался стремительным бегством, и быстро выскочила в общий зал. На прощание Аркадий Яковлевич обещал связаться с ней в понедельник, дабы обсудить подробности предстоящего эфира. Судя по всему, доказательства причастности Горина к фирме «Дом» для него не составляли проблемы. На его долю выпадало уговорить до понедельника своих лидеров принять участие в скандальном телепроекте. Судя по тому энтузиазму, с которым он вылетел за дверь, сделает он это незамедлительно.

Но Алену все это перестало развлекать. Собственное участие в организации передачи хотелось побыстрее замять, потому что десять минут назад она отчетливо поняла, что нечаянно вторглась на запретную территорию. Ей тут не место. В ее душе пока еще сохранилось сострадание к ближнему, она все еще думает о людях как о людях, а не расценивает их с позиции полезных пешек в игре. Ей все еще интересны человеческие судьбы.

Кто бы мог подумать?! Ей — прожженной журналистке, которая привыкла рассматривать звезд лишь с точки зрения материала для интервью!

Но самое главное, почему ей хотелось убежать подальше из этого дома отдыха, — это то, что она не желает принимать участия в политической борьбе, в которой ее человеческие качества совсем не нужны. В процессе которой вообще отмирают все человеческие качества, как это произошло с Налимовым, а остается только желание победить любой ценой. И победить не на благо страны, даже не ради удовлетворения собственного тщеславия, а только для того, чтобы обрести власть и деньги.

Пробираясь к выходу, Алена начисто забыла о Бунине. Пусть он тусуется тут сколько ему угодно, она прекрасно доберется домой и без него. Даже лучше, что без него! Она уже почти дошла до вестибюля, когда неожиданно застыла, налетев на кого-то и даже забыв извиниться. Если бы в руках у нее был бокал или тарелка, то всю эту посуду она бы позорно выронила, огласив зал радостным звоном разбитого стекла. Но руки ее, к счастью, были свободны от бьющихся предметов, поэтому она просто замерла в немом изумлении. У стойки одного из баров, которые окружали зал по периметру, она увидела Катерину. Хотя о том, что эта потрясающая брюнетка — ее школьная подруга Катька, Алена лишь догадалась (совершенно непонятно, каким образом). Узнать ее было невозможно. На себя она не походила — это точно! Разумеется, правильнее бы было сказать, что она не походила на ту Катьку, которую Алена привыкла видеть, — вечно замотанную, тусклую девушку с кошмарными очками на носу и неряшливым хвостиком на затылке.

Теперь ее волосы выглядели великолепно — отливающие каштаном, шелковисто струились по плечам и заканчивались игривыми завитками. Да что там волосы! Она вся была неотразима. Изящная фигурка, обтянутая темно-зеленым тонким бархатом, тонкая ножка, выставленная напоказ из разреза, доходящего почти до талии, высокая грудь и совершенно невозможной красоты лицо, на котором каким-то адским пламенем горели зеленые глаза. Алена даже восхитилась живучестью ее собеседника, который стоически переносил общение с такой дамой. Правда, он то и дело срывался, бросая вожделенный взгляд то на ножку, то на грудь Катерины, но быстро приводил себя в чувство (непонятно, как ему это удавалось) и снова преданно заглядывал ей в глаза. И даже улыбался!

А вот Алена не была способна на улыбку, у нее перехватило дыхание. Ну во-первых, от удивления (нет, скорее от шока!), а во-вторых, от восхищения. Ей ли — женщине — не знать, что такое истинная красота и чего она стоит. Она была настолько ошарашена, что даже не задумалась, может, не стоит подходить к Катьке именно сейчас, когда она с кавалером, чтобы собственным видом не позорить подругу в глазах общественности. Она просто побрела к ней, медленно, словно под гипнозом, не переставая механически хлопать округлившимися глазами.

— Господи, как же ты меня напугала! — Катька внезапно побледнела. — Нельзя же так подкрадываться!

— Даже не думала к тебе подкрадываться. — Интересно, считается ли подкрадыванием то, что она стояла у нее за спиной и деликатно покашливала добрых пять минут? Хотя Катька, увлеченная беседой, вряд ли заметила ее робкие попытки привлечь к себе внимание. Ну да ладно. Главное, что перед ней была действительно подруга детства — Катерина. А ведь она до последней секунды сомневалась в этом. Но трудно не сомневаться, если человек обычно рядится черт-те во что, малюет физиономию, распускает привычный сальный хвостик и т. д. и т. п.

Пока она проговаривала все это про себя, Катерина схватила ее за локоть и спешно поволокла прочь от стойки, не забыв, правда, одарить напоследок своего собеседника такой обворожительной улыбкой, что даже у Алены подкосились колени.

Что уж говорить о несчастном мужике, который просто рухнул на высокий табурет.

— Ты что здесь делаешь?! — Катька перешла на ошарашенный шепот, будто бы это ее шок пробил от корней волос до самых пяток.

— Я?! — Алена поперхнулась и огляделась. Они стояли в большом пустом вестибюле с огромными зеркалами по стенам и внушительными бронзовыми канделябрами. Натолкнувшись на свое отражение в зеркале, она поперхнулась еще раз — слишком невзрачной она выглядела рядом со своей приятельницей.

— Ну да, ты! Кто же еще?! — Та дернула ее за руку, призывая сосредоточиться на вопросе, словно ответ ее действительно был важен в данной ситуации.

— Ну я… — Мысли ее путались, наконец она собралась и в тот момент, когда Катька, похоже, уже была готова треснуть ее по голове ближайшим канделябром, бойко выдала:

— Я решила поговорить с Налимовым относительно нашего проекта. Он же довольно влиятельный человек в партии «Дем. свобода», так что, согласись, был резон.

Несколько секунд Катерина переваривала эту информацию. Алена не дала ей опомниться:

— А ты какими судьбами здесь?

— Ох! — выдохнула та и вдруг улыбнулась:

— Решила последовать твоему совету — сняла очки, пошла к визажисту… На твой взгляд, результат неплохой?

— Скажешь тоже, неплохой! Сногсшибательный! — Алена оглядела ее восхищенным взглядом и тут чуть не потеряла дар речи. Не то чтобы она обожала дорогие украшения. Вовсе нет. Она даже не особенно интересовалась всеми этими безделушками, но то, что серьги, колье, кольцо и браслет на Катерине, выполненные, разумеется, в одном стиле, усыпанные изумрудами и бриллиантами, были не только потрясающей красоты, но и баснословной цены, определил бы даже такой дилетант, как она. Ну она и определила. Комплект, выполненный под старину, даже королеву Англии свел бы с ума, стоит ли упоминать о Марии. Слава богу, что Алена не столь страстно тяготеет к драгоценностям.

И все-таки дыхание у нее перехватило. Она кинула на колье, потрясающе смотрящееся на Катькиных выпирающих ключицах, и удивленно выдохнула:

— Ты что, царскую палату ограбила? Та пожала плечами и небрежно ответила:

— Можно подумать, ты никогда не видела у меня эти штуковины.

— Наверное, это покажется тебе странным, но действительно не видела.

— Да не вы ли с Инессой и Маринкой с третьего класса каждый раз, как появлялись в моем доме, требовали продемонстрировать бабушкино наследство?!

— Такое бы я запомнила.

— Значит, прошло мимо тебя, — хмыкнула Катька. — А я почему-то думала, что и ты видела. Да какая разница! Ты говорила со своим Налимовым?

— Он заинтересовался.

— Здорово. Я тоже мосты наводила. Кстати, идея понравилась нашему продюсеру. А редакторы просто кипятком писали. Только никто не знает, как добыть реальную информацию и собрать нужный народ в студии. Я как раз оставила их за решением столь важного вопроса.

— А ты тут какими судьбами?! — опомнилась Алена, запретив себе глазеть на чужие бриллианты, потому что их блеск ее просто гипнотизировал.

— Я с приятелем. Оказывается, он тоже не последний человек в этой партии. Ну и далеко не первый, конечно. Какой-то там третий помощник заместителя помощника депутата. Однако входной билет имел и меня пригласил. Ну я и подумала, если уж выходить в свет впервые в таком виде, то лучше где-нибудь подальше от знакомых. И вот ошиблась. Нарвалась на тебя.

— Мир тесен, — буркнула Алена.

— Вот уж точно! — Катька снова улыбнулась. До чего же она разительно переменилась! Глядя на нее, ни за что не скажешь, что еще сегодня утром она больше походила на курицу, попавшую под ливень.

Глава 15

Алена щелкнула по уху пластмассового зайца и с минуту равнодушно наблюдала, как игрушка монотонно раскачивается на пружине из стороны в сторону.

Не в силах далее бороться с вялой дремотой, она закрыла глаза. А чего, собственно, ожидать после столь бурной ночи? Последние двенадцать часов состояли из одних потрясений, причем каждое последующее превосходило предыдущее. Сначала разочарование из-за Налимова, потом Катерина со своим измененным имиджем, а потом все как-то покатилось: ночная дорога с Буниным, который вел машину в состоянии, далеком от трезвого. (Он почему-то считает, что его способность управлять автомобилем зависит не от процента алкоголя в крови, а от количества «Стиморола», которым он закусывал.) В связи с этим Алена пялилась в темноту лобового стекла на протяжении всего пути, каждый миг с ужасом ожидая, что их виляющая из стороны в сторону машина наконец завершит свое бесславное путешествие в кювете.

Ну а затем Бунин, вопреки нормальной человеческой реакции, не рухнул на кровать и не заснул, а втянул ее в долгие и утомительные физические упражнения, которые он называет сексом. И так до пяти утра. Без перерыва. Просто кошмар!

Тут Алена поморщилась. Бунин считает себя знатоком в постели. И, наверное, не безосновательно. По крайней мере, многие женщины с ним в этом соглашались. Только не Алена. Она закрывала глаза и пыталась хотя бы вспомнить ту нежность, которую дарил ей Вадим, и то удовольствие, с которым она ему отдавалась. (Бунин назвал бы их сопливыми новичками.) Но что стоили все его изощренные ласки в сравнении с тем счастьем, которое она испытывала рядом с Терещенко. И потом, они с ним занимались любовью, а не сексом, как с Костей.

Или Вадим так не думал?

— Бакунин, — она открыла глаза и резко повернулась к соседнему столу, — для тебя любовь и секс — одно и то же или нет?

Лешка Бакунин, как всегда, сосредоточенно набивающий очередную статью, при ее вопросе конвульсивно дернулся и зыркнул в ее сторону из-под длиннющей челки. Алена отметила, что взгляд его был затравленным.

— Ну? — Она и не подумала сжалиться над ним, она желала услышать ответ.

— У тебя, Соколова, одно на уме! — тихо возмутился он и снова попытался отвести глаза к монитору.

— Нет, ты не увиливай. — Она прищурилась.

— Да не увиливаю я! — Бакунин поморщился. — У меня уже ни того, ни другого не было больше месяца. О чем говорить?!

— Меня твоя личная жизнь не интересует. Ты просто ответь: для мужиков есть разница между сексом и любовью?

— Слушай, — взмолился парень, — может, у Мишки спросишь? Мне сегодня статью нужно сдать.

— Просто ответь «да» или «нет»? — не отступала она.

— Знаешь что, — взревел он и покраснел, — будешь приставать ко мне со всякими глупостями, я попрошу Варвару пересадить меня в другой угол редакции!

Ненавижу сексуальные домогательства!

— Да я ничего такого не имела в виду, — хмыкнула Алена, снова проваливаясь в сонную прострацию.

«Всякие глупости»! Куда катится мир, если секс для мужиков стал «всякой глупостью»!

— О! — неожиданно радостно воскликнул Бакунин. — Вот кто ответит тебе на все вопросы!

Алена с энтузиазмом уставилась на дверь, ожидая увидеть несомненно более компетентную в вопросах сексуальных отношений личность или хотя бы просто интересного человека. Но ее постигло глубокое разочарование — к ее столу стремительно приближался автор детективных рассказов Семен Кузьмин (печатающийся под псевдонимом Зорин). Все, что связано с сексом и любовью, разом перестало ее занимать. Она принялась судорожно выдумывать предлог, под которым можно сорваться с места и понестись вон из редакции. Но Кузьмин-Зорин подлетел к ней раньше, чем она успела сообразить что-либо путное.

— Как я рад, что вы на месте! — Он вдруг переменился, резко посерьезнел и принял заговорщицкую стойку, то есть склонился над столом так, что его губы мгновенно оказались возле ее уха. — У меня к вам серьезный разговор.

Алена отпрянула от него, но он снова приблизился, почти распластавшись на столе. Отступать было некуда — позади оставалось только огромное окно, занавешенное железными жалюзи. Даже если она решит выброситься на улицу, сделать это будет потруднее, чем просто смириться с неприятной действительностью и подставить ухо для шепота жизнерадостного идиота.

Алена кинула взгляд, преисполненный мольбы, в сторону Бакунина, но этот подлец лишь злорадно усмехнулся и отвернулся к своему компьютеру. Пришлось собрать волю в кулак и приготовиться к общению.

— Я все думал, как вам помочь в ваших расследованиях, — начал Кузьмин-Зорин с вдохновленным придыханием, — ходил часами из угла в угол, просто голову сломал.

«Тебе же лучше, дурак! — подумала она, начиная раздражаться. — Чем серьезнее проблемы с мозгами, тем круче детективные рассказы. Такое можно насочинять!»

Но вслух она ничего не ответила, только засопела.

— И так продолжалось очень долго. Я ходил, думал… — Он сделал загадочное лицо.

Пауза затянулась. Алена не знала, какую реплику он ожидает от нее. Не благодарности же за заботу, в самом деле!

«Тебе бы романы писать, а не рассказы. Ведь как умеет кашу по тарелке размазывать!»

Не дождавшись от нее ничего путного, он неопределенно хмыкнул и наконец продолжил:

— А тут третьего дня попадается мне на глаза газета. В общем и не газета в том смысле, как мы — культурные люди — это понимаем, а «Из рук в руки». Видите ли, я все-таки решил купить компьютер. Тяжело на машинке печатать, пальцы устают…

«О боже! Это просто невыносимо. Похоже, он собирается рассказать о покупке компьютера с рук во всех интригующих подробностях».

— В общем-то, решение было обосновано… «Нет, до покупки компьютера еще далеко. Сначала предисловие, состоящее из расширенной характеристики основных вех его жизненного пути. Начиная с зачатия!»

Она тоскливо уставилась на чуть ли не упирающийся ей в нос значок "

Сотый прыжок с парашютом", который был единственным достоинством помятого пиджака номинанта на премию «Серебряное перо Казахстана».

«Сотый прыжок с парашютом». — Ей отчаянно захотелось придушить писателя. — Лучше бы ты один раз сиганул без парашюта!"

— Я серьезно решил заняться писательской деятельностью. А что? Работа идет, рассказы принимают. Деньги даже стали платить. Ну чего мне париться на охране чьих-то складов, правда? — весело спросил он и, наверное, даже подмигнул, но она его глаз не видела. Она видела только значок на его могучей груди, лицо Кузьмина располагалось несколько выше поля ее зрения.

На всякий случай Алена согласно кивнула.

— Так вот, я решил купить себе компьютер… — «Ну неужели! Мы двигаемся дальше, быть не может!»

— Правда, я не гонюсь за наворотами. Зачем мне всякие там «Пентиумы», мне ведь только печатать…

«Сейчас я его точно придушу», — руки у Алены действительно непроизвольно потянулись к его мясистой шее.

— Ну и просматриваю я, значит, объявления, и тут мне попадается одно…

Она закрыла глаза, с вожделением представляя, как вцепится пальцами в его розовую в пупырышках кожу, как почувствует замирающие толчки крови в сонной артерии.

— А объявление это, к слову сказать, совсем не из серии купли-продажи… — Он снова выдержал внушительную паузу.

Алена ее стоически перенесла и уже смирилась с неизбежностью дослушать повествование до конца, разумно рассудив, что душить человека на глазах у десятка коллег как-то не очень культурно. Да и вряд ли ей позволят это сделать.

Ведь сердобольных людей тьма. Кто там будет разбираться, что она своим актом ликвидации автора рассказов только спасает отечественную литературу.

— Так вот, — продолжал он, так и не узнав, что только что избежал гибели, — это было объявление о работе. Некая компания «Дом» предлагала место охранника офиса.

— Что?! — Алене окончательно расхотелось душить Кузьмина. Да что там расхотелось! Она готова была пожелать ему долгих лет жизни и крепкого здоровья.

— Я знал, что вас это заинтересует. — Он был доволен произведенным эффектом, гордо выпрямился и впервые за весь разговор посмотрел ей в глаза.

Щеки его по-детски зарозовели скорее от чувства собственного достоинства, нежели от чего-либо другого.

— Откуда вам известно? — только и смогла выдавить Алена.

— Ну, это мой секрет… — Его губы расплылись в благодушной улыбке. — В общем, и секрета-то никакого нет. Скажем так, полгода назад я работал в фирме, офис которой располагался в одном здании с офисом компании «Дом». Тамошняя секретарша оказалась почитательницей моего таланта. Вот поэтому я наслушался всяких басен и про господина Кувалдина, и про странные делишки, даже про визит к ним телезвезды Андрея Титова. А потом у них там началась сущая неразбериха, поговаривали даже о перерегистрации фирмы. Секретаршу мою сократили, я ушел со своей работы, словом, пути наши разошлись. А когда я прочел то объявление о работе, винтики мои закрутились. Я начал кое-что вспоминать, кое-что сопоставлять — очень интересная картина вырисовывается. И потом… я же у вас, простите, в компьютере подглядел абзац про «Дом». Помните, когда впервые вам представился. Вы как раз его читали" и лицо у вас было очень грустное. Я и подумал, что вы, наверное, просто так эту фирму «Дом» ни за что не оставите, вы не из тех, кто может успокоиться и не идти до конца. Вы всегда идете до самого финиша, поэтому и разгадываете самые запутанные преступления. А я же давно хотел хоть чем-нибудь помочь вам. И я себе сказал: «Семен, ты можешь пригодиться самой Алене Соколовой!» Поэтому на следующий день я поехал и устроился охранником на фирму «Дом».

Под конец его подробнейшего рассказа Алене уже хотелось расцеловать этого странного бугая. Что с того, что он слишком велеречив, главное, что теперь доказательства махинаций фирмы «Дом», а главное, телефоны ее обманутых клиентов почти у нее в кармане!

* * *

Ее план был прост, как все гениальное. С помощью номинанта на премию «Серебряное перо Казахстана», временно исполняющего обязанности охранника в фирме «Дом», она проберется в офис и уже там сориентируется на месте: то ли договора с обманутыми клиентами найдет, а по ним узнает телефоны и адреса последних, то ли еще какие-нибудь нужные бумаги, словом, точно она еще не определилась в своих желаниях. Главное, что теперь можно без проблем пронинуть в офис и все там хорошенько посмотреть. Кузьмин-Зорин, конечно, поначалу испугался ее откровенного предложения о сотрудничестве, но потом взял себя в руки и согласился впустить ее в святая святых фирмы «Дом» буквально завтра же ночью. Договорились, что он отвлечет своего напарника, а Алена в это время проберется в офис.

— А у вас там тихо? — спросила она. — В смысле не вздумается напарнику пойти проверить охраняемую территорию?

— Да что он, идиот?! — праведно изумился Кузьмин-Зорин. — Он ночами ведет себя как нормальный человек — книжки читает.

— Небось ваши рассказы?

— Не-ет, — разочарованно протянул автор. — Все фантастику: Шекли там или Ханлайна, в общем, муру… Я один раз пробовал от скуки, дальше пятой страницы не осилил.

— Надо было предисловие-то пропустить, — неожиданно вмешался Бакунин, оторвавшись от своей статьи (видимо, глубоко оскорбленный столь наглым охаиванием любимых писателей). — А вообще, ребята, я тут вас краем уха слушал… вы оба свихнулись! Лезть в логово какой-то мафиозной группировки, которая ко всему прочему еще и под прикрытием государства, — это нужно так сойти с ума, что я даже степень этого сумасшествия описать не могу. Тоже мне, комиссары Катани нашлись! Ну, наша Алена еще ладно. — Он вяло махнул рукой в ее сторону и пристально посмотрел на зардевшегося Кузьмина. Потом вдруг хмыкнул что-то невразумительное, безнадежно махнул рукой и тихо добавил:

— Да что с вас взять, все равно не переубедишь, — с тем и отвернулся к монитору.

— Подслушивать нехорошо, — только и смогла ответить Алена.

— Ага, — кивнул Лешка, не прекращая набивать текст пальцами, — а лезть ночью в чужой офис — просто показатель воспитанности.

— Какой же ты зануда! — возмутилась Алена, взглядом ища поддержки у будущего соучастника, но тот лишь покраснел еще больше. — Какие вы все зануды!

— наконец заключила она.

— Ну да! — буркнул Бакунин. — Зато ты веселушка. Знаете, Семен, ведь все ее громкие расследования неизменно заканчивались приемным отделением больницы. Свяжетесь с ней, точно попадете туда же не позже следующего четверга.

— Ты просто завидуешь!

«Нашел время умничать!» — подумала Алена.

— Тут, разумеется, есть чему позавидовать, — нагло усмехнулся Лешка. — Насыщенная жизнь. Но… — Он искоса глянул на Кузьмина. — Если останетесь в живых, будет о чем написать. И главное, будет на все это время. Дикое количество свободного времени!

Ведь на больничной койке времени всегда предостаточно.

Автор рассказов заметно скис. Он уже не краснел, наоборот, этот верзила стал бледен как мел.

В общем, договориться о предстоящей операции, они, конечно, договорились, но писатель-охранник покидал редакцию в жалком виде. Когда Алена последний раз взглянула на его удаляющуюся спину, сердце ее сжалось: ей показалось, что тело несчастного сотрясает крупная, нервная дрожь.

«До чего же мужики хилые существа!» — подумала она в этот момент.

* * *

Дома она принялась усердно размышлять над деталями будущего посещения офиса компании «Дом». Но, несмотря на прилагаемые усилия, мысли ее все время сбивались совсем на другой аспект дела. Почему-то ей глубоко в душу запали слова паразита Бакунина о воспитанности. Нет, она не испытывала и капли вины за то, что собиралась вломиться в чужой офис. В конце концов, если ты ведешь дела по всем правилам, чего бояться постороннего глаза? Волновало ее совсем другое.

Ведь, по сути дела, она собиралась перешагнуть через главный принцип любого цивилизованного правосудия, а именно — презумпцию невиновности. Проще говоря, не пойман — не вор. Она не поймала, а обвинить вознамерилась. Конечно, вся эта компашка, обосновавшаяся под вывеской «Дом», — жулики. И Горин — тоже жулик, раз взялся им покровительствовать. (Не бесплатно же он это делает? Доходы компании в основном идут в его карман.). Но нечестный бизнес еще не является доказательством причастности к убийству. Да и вообще, до сих пор непонятно, убили Андрея Титова или его смерть результат несчастного случая.

«Нет! Это нужно хорошенько продумать! — решила Алена. — Так нельзя!»

Во-первых, обвинять Горина нужно не в убийстве, а в покровительстве нечестному бизнесу, и доказывать нужно именно это. Как это сделать? Ответ простой — телевидение. Если в эфире будет заявлено, что Горин покрывает фирму «Дом» (даже если сам Горин при этом начнет посыпать голову пеплом, утверждая обратное), то все равно 60 процентов зрителей поверят первому, а в остальных поселится подозрение, что Горин нечист на руку. Главное, завести разговор на эту тему. И если еще десяток человек из зала подтвердят, что адвокат Прохоров «советовал» не связываться с фирмой, упоминая именно Горина, то процент сомневающихся резко сократится. Налимов берет на себя (то есть на свою партию) выдвижение обвинений, значит, главная задача — уговорить обманутых бизнесменов выступить перед камерой. Хорошо бы еще договора притащить в студию, ну или хотя бы копии этих договоров. У многих клиентов они должны быть на руках. Ей предстоит уламывать каждого, начиная с Маринкиного мужа. И, судя по Павлу, который скорее руку себе даст отсечь, нежели публично признается, что его — владельца сети модных магазинов — обвели вокруг пальца, то задачу она себе выбрала прямо-таки непосильную. Во-вторых, имя Андрея Титова должно всплыть лишь в кульминации программы, то есть ближе к концу, когда страсти накалятся. Тогда Горину придется оправдываться во всем, в том числе и в непричастности к аварии. Но кем же должно быть произнесено имя Андрея как первого, кто отважился вступить в борьбу с компанией «Дом»? Если об этом заикнется кто-нибудь из партии «Дем. свобода» — это будет перебор (с точки зрения драматургии программы), да и все предыдущие обвинения предстанут в глазах зрителя в невыгодном свете (мол, наговаривают по случаю политической борьбы, никаких границ не знают), если об этом «проговорится» кто-то из зала — прозвучит не слишком-то убедительно.

Нужно, чтобы рассказал кто-то авторитетный в этом деле.

Алена, конечно, тут же подумала о Терещенко. Но это даже в мыслях выглядело абсурдом. Кто же тогда? Она сама? А чем ее персона авторитетнее любой другой в студии? И тут на нее снизошло озарение. В Москве есть только один человек, в чьих устах рассказ о борьбе Титова с фирмой «Дом» будет звучать страшной истиной…

Глава 16

«Пусть идея сумасбродная и в некотором роде даже идиотская. Вполне возможно, что она совершенно невыполнима на практике, но именно так и никак иначе планируются все творческие акты. Тут идеализм побеждает материализм всегда. Мысль всегда впереди ее воплощения, и зачастую эта мысль кажется абсолютно нереальной. Потом уже бурные фантазии авторов урезают до бюджетов, сроков и технических возможностей, а почитать любую заявку на телепередачу или любой киносценарий — так просто за голову , хватаешься, до чего все сказочно», — Алена тупо смотрела в проносящуюся за окном подземную темноту.

Она почти не спала, придумывая, с какими словами появится в доме Валентины Титовой. Как она вообще отважится предложить ей участие в телевизионной передаче после того, что пришлось пережить этой женщине. Захочет ли Валентина вспоминать именно этот эпизод из жизни Андрея, тем более что сейчас, по последним сплетням, она стоит на пороге новой жизни с неким адвокатом Ромовым и поэтому вряд ли пожелает лишний раз склонять имя покойного мужа в эфире.

И все-таки именно ее рассказ о борьбе Титова с Гориным будет самым убедительным для зрителей программы «Политический ринг». Если она согласится..

Только бы она согласилась!

К тому моменту, когда Алена подошла к дверям квартиры Титовых, состояние ее совершенно не располагало к общению. Очень хотелось плюнуть на все и убежать. Последние шаги по площадке дались ей особенно тяжело — ноги просто отказывались слушаться, пальцы тряслись так, что кисти рук ломило, и если она сжимала кулаки, то тряслись и кулаки. Язык налился свинцовой тяжестью и прилип к нижним зубам.

Алена долго собиралась с силами, наконец подняла руку и нажала на кнопку дверного звонка. В глубине квартиры долго никто не шевелился, потом, когда она уже облегченно вздохнула и засобиралась ринуться вниз по лестнице, послышались шаги. Дверь открыла сама хозяйка. Выглядела она точно так же, как в первую их встречу, только, пожалуй, еще более изможденной. Казалось, что свалившееся на эту женщину несчастье потихоньку вытягивает из нее жизненные силы. Ее глаза впали, скулы обозначились резкими линиями, губы приняли какой-то синюшный оттенок. Она походила на кого угодно, но только не на счастливую невесту, готовящуюся к предстоящему замужеству.

Пока Алена пялилась на нее, изображая на лице что-то среднее между сердечной радостью и глубоким сочувствием, Валентина прищурилась, пытаясь вспомнить, кто же к ней пожаловал. Видимо, ей это никак не удавалось. Но женщина она была культурная, поэтому пропустила незваную гостью в дом и только в прихожей призналась:

— Простите, но у меня совершенно вылетело из головы… — ее губы тронула виноватая полуулыбка, — мы раньше встречались?

— Я заходила к вам с Катериной — режиссером одной из программ Андрея.

— А-а, — равнодушно протянула Валентина, похоже, так и не вспомнив их визит. — Вы тоже с телевидения?

Алена хотела было объяснить, кто она и кем является (в профессиональном смысле), но вовремя сообразила, что судьба очередной раз подкинула ей шанс, и промолчала.

— Мне кажется, что его коллеги забрали уже все нужные бумаги, — тихо продолжила Валентина.

— А я не за бумагами. — Алена испугалась, что сейчас ее все-таки выставят вон. Она вполне смирилась бы с этим фактом, поскольку понимала всю абсурдность предложения, с которым пришла к вдове. Единственное, чего бы ей не хотелось, так это еще раз причинять страдание Титовой упоминанием о гибели ее мужа. Но что же делать?

— Тогда пойдемте на кухню, — хозяйка медленно указала рукой в коридор, — попьем чаю.

— В последнюю нашу встречу вы говорили о том, что совсем запутались в бумагах Андрея. — Алена пыталась заполнить молчание, пока Валентина накрывала на стол. Она уже не надеялась, что сможет расположить к себе хозяйку дома.

— А… — протянула та, зачарованно раскладывая салфетки, — теперь припоминаю. Мы тоже пили чай… В те дни я не только с бумагами запуталась, я вообще потеряла какие-либо ориентиры. Знаете, все случилось так внезапно. Но теперь, кажется, как-то утряслось. Документы я отдала своему адвокату, у него больше шансов в них что-либо понять. Сына из лагеря забрала.

Лицо ее стало трагичным, губы превратились в тонкую линию, обрамленную мелкими морщинками.

Только теперь Алена по-настоящему осознала степень трагедии, свалившейся на семью Титовых. Все почему-то думали первым делом о том, как переживает смерть мужа жена, забывая о том, что есть, еще и ребенок. И этому ребенку необходимо, объяснить, почему папане приходит домой, как обычно.

Ребенку нужно объяснить, почему папы больше нет, а объяснить это невозможно, потому что даже взрослые не в состоянии понять, почему в жизни есть место случайной смерти, почему сильный и здоровый мужчина может погибнуть в долю секунды.

— Конечно, мне Игорь помогает. — Валентина произнесла это так обыденно, словно догадывалась о том, что Алена знает о существовании Ромова. — Придумал, знаете ли, для него развлечение. Валерка теперь только вечером домой возвращается. И такой смешной, чумазый — ребенок ребенком. А глаза совсем взрослые…

Она задумалась на мгновение, видимо, забыв о присутствии гостьи. Потом опомнилась, даже вяло ей улыбнулась. Улыбка у нее получилась вымученной.

— Так о чем вы хотели со мной поговорить… хм… — Титова замялась.

— Алена, — пришла ей на помощь гостья.

— Итак…

— Видите ли… — внезапно Алена почувствовала, что краснеет, волна паники стремительно поднялась откуда-то изнутри и застряла в горле. Она тряхнула головой и наконец выдавила из себя хриплый стон.

«Разговор провален, Можно раскланиваться и отчаливать!»

Это была последняя мысль, перед тем как Валентина неожиданно заинтересовалась:

— Вы ведь с телевидения? Да?

Алена молча кивнула, понимая, что сидит пунцовой дурой.

— Я понимаю, что вам неудобно предлагать мне такое. Ведь прошло совсем немного времени после его гибели… Я понимаю и то, что это не ваше решение. Вы скорее всего редактор, а редактор — человек подневольный. Я сама когда-то была редактором и знаю, что это за работка. Поэтому мне нравится, что вам неприятно делать мне подобное предложение. И все-таки я вынуждена отказать. Действительно еще не прошло и сорока дней после его смерти… Позже, конечно, я выступлю в вашей, да и в других программах. Но только позже, не сейчас.

Мало того, что Валентина без труда отгадала цель ее визита, она уже успела вежливо отказать!

Алена открыла было рот, понимая, что окончательно утратила контроль над переговорами. Но Титова поняла ее хилую попытку вклиниться в разговор по-своему. Она мягко ей улыбнулась:

— Да и потом, посмотрите, на кого я похожа. Разве с таким лицом можно выставляться на экране? Ну горе, это понятно… И все-таки я женщина. Я не имею права наводить ужас на телезрителей.

Алене все-таки удалось вставить реплику в то мгновение, когда Валентина подтвердила свой отказ от, участия в съемках, порывистым вздохом:

— Наша программа не совсем обычная…

— Знаю, конечно, — кивнула та, не выражая никакого интереса.

— Нет, вы не можете знать. Мы будем говорить о деятельности фирмы «Дом». Андрей, как и многие, оказался жертвой ее махинаций. Но он не смирился, он хотел вывести на чистую воду не только фирму «Дом», но и ее покровителя. И это ему дорого обошлось.

— Да? — Валентина взяла в руки чашку с чаем и поднесла к губам. — Что вы имеете в виду?

— Аварии не происходят сами по себе… Вполне возможно, что ее подстроили. Титова застыла в той позе, в которой ее застало признание Алены: с чашкой в руке. Лицо ее мгновенно превратилось в восковую маску и еще больше побледнело. Нет, скорее посерело. Стало похоже на старую, запыленную восковую маску. Алена продолжала:

— Наверное, вам этого не сообщили, но авария произошла из-за неисправности в машине. Короче говоря, там разболтался какой-то винтик. А у новой «Тойоты» винтики сами собой не разбалтываются.

В следующее мгновение она пожалела, что вообще затеяла этот разговор.

Чашка выпала из рук вдовы, с тяжелым стуком упала на стол, потом скатилась и грохнулась на пол, расшвыряв дымящиеся чаинки. Титова закрыла лицо руками и надолго замолчала, медленно раскачиваясь из стороны в сторону.

Алена не знала, что делать. Она лихорадочно оглядела кухню в поисках валидола, валерьянки или еще чего-нибудь в этом же роде, но ничего не узрела.

Наконец ее охватил панический страх. Она могла вынести любые человеческие эмоции, даже шумную истерику, но состояние абсолютной прострации ей видеть не приходилось. Она даже не представляла, во что все это может вылиться и как при этом поступать. Минуты растянулись, ничего не происходило. Ей даже показалось, что вдова сидит так вечно, словно она странная скульптура, созданная каким-то особенно талантливым автором, который посадил свое изваяние на шарниры, чтобы оно монотонно и величественно покачивалось.

В какой-то миг ей захотелось тихо выйти, потому как показалось, что Титова ждет от нее именно этого. И тогда она тронула ее за руку:

— Вам помочь?

Валентина отняла ладони от лица. Глаза ее вдруг прояснились, она вздохнула и твердо проговорила:

— Я согласна.

Странно, но после этих слов ее словно подменили, щеки даже порозовели.

И Алена вдруг поняла: из нее ушла растерянность. Не подавленность горем, а именно растерянность. До этого Валентина не знала, как ей быть, что-то помимо гибели мужа мучило ее изнутри, а теперь это «что-то» отступило. Алена подавила в себе удивление. И все-таки она ожидала какой угодно реакции от безутешной вдовы, но только не радости. А ведь именно радостью теперь сияли глаза Валентины.

* * *

— Да ты с ума сошла! Даже не заикайся ему об этом! — Марина округлила глаза и перешла на испуганный шепот:

— Он только вчера начал вести себя как нормальный человек — на него наехали, так он впервые за две недели бандитам позвонил. Я тут с ним такое пережила!

Она села на диван. Глаза ее засветились неподдельной скорбью:

— Три дня назад заходят к нему в контору двое прикинутых, ну там рожа кирпичом, карманы вздуты, сама понимаешь…

Алена опустилась рядом, с трудом изображая понимание, хотя кто такие «прикинутые», она понятия не имела. Да, собственно говоря, и не стремилась узнать.

— Так вот, — продолжала приятельница, опасливо косясь в сторону кабинета мужа, — как бы поступил нормальный человек в такой ситуации, а?

Алена пожала плечами. Марина фыркнула, мол, с кем приходится общаться — полное невладение ситуацией — и пояснила:

— Нормальный человек вызвал бы свою «крышу», те бы назначили этим прикинутым «стрелку» и спокойно, как люди, разобрались. А Павел выступил — выставил тех взашей и еще милицию вызвал. Можешь себе представить!

— Могу, — с энтузиазмом кивнула Алена, — я бы на его месте только так и поступила.

— Ну… — протянула подруга, — мы же сейчас говорим про нормальных людей.

Алена проглотила это замечание. В конце концов, она и не к Марине пришла. Пусть та пыжится, изображая жену крутого бизнесмена, если ей так хочется. Алене на это глубоко наплевать. Ее несказанно обрадовало, что Павел вдруг стал «ненормальным» и вспомнил о законных методах воздействия на преступный элемент. Это вселяло надежду на удачный исход предстоящих уговоров поучаствовать в программе. Она уже почти продумала план разговора с ним, оставалось только нащупать болевую точку, надавив на которую можно добиться нужного результата.

— И все-таки я попробую, — решительно заявила она и поднялась.

— Ты точно сдвинутая! — Марина попыталась ее остановить, даже схватила за руку, но она вывернулась и быстро пошла к кабинету.

Спиной она ощущала холод откровенной неприязни — Марине ее задумка уговорить мужа сняться в передаче «Политический ринг» в качестве обманутого клиента фирмы «Дом» не нравилась. Вернее, она осталась равнодушна к самой телевизионной затее. Много больше ее волновала реакция супруга на подобное предложение. Почему-то она ожидала неких трагедийных событий: типа, услышав такое от Алены, Павел должен был, опять же исходя из ее представлений, не то руки на себя наложить, причем немедленно, не то проникнуться идеей власти закона в государстве. Оба эти варианта Марину не устраивали, грозя превратить ее жизнь в «сущий кошмар».

Когда Алена вошла в кабинет, Павел сидел за столом, тупо таращась на большую фотографию в журнале «Космополитен». Подойдя ближе, Алена с удивлением обнаружила, что это фотография Инессы, где она предстала перед почитателями столь модного журнала в весьма открытом купальнике.

— Привет, — сухо поздоровался он, не поднимая глаз.

— Я с разговором. — "И вообще, это не мое дело — лезть в чужую семью.

Если Павлу так хочется разглядывать полуголую Инку, когда жена в соседней комнате, — его право. Может, он и не на Инку вовсе пялится, а на купальник, который та рекламирует. Однако все равно бесстыдник! Вот же мужики — какие гадкие существа! Встречу Терещенко, обязательно надаю по физиономии…"

— Я, между прочим, занят. — Он склонил голову, одолжая рассматривать фотографию.

«Просто демонстративно изменяет жене. Сволочь!» Алена слащаво улыбнулась:

— Это важно, и много времени я у тебя не отниму. Разумеется, если ты оторвешь свой жаждущий взор от голых Инкиных ягодиц и немного послушаешь. Или мне начать раздеваться, чтобы завладеть твоим вниманием?

То ли от столь наглого напора, то ли из страха перед ее угрозой оголить свои не столь привлекательные, как у Инки, ягодицы, но так или иначе Павел перевел взгляд на нее, при этом расслабленно возложив подбородок на кулак:

— Ну?

— Я знаю, как тебя задела безнаказанность Горина, — начала она.

Он встрепенулся, отрицательно мотнул головой, затем злобно рявкнул:

— Разговор окончен!

Она улыбнулась ему так обворожительно, как только умела. Борисыч после такой улыбочки любую статью бы принял, даже ту, которая состояла бы из одного не очень внушительного названия. Павел же к ее мимическим упражнениям остался равнодушен:

— Слушай, детка, мне жена именно так лыбится целый день. Я уже привык.

Твои оскалы тут не сработают, так что давай! — Он помахал ей рукой в сторону выхода.

— Желаешь чувствовать себя опрокинутым до конца жизни, — она нахально прищурилась, враз перестав улыбаться, — ради бога! Такие, как ты, рано или поздно начинают ползать по земле, и их топчут ногами. Поверь мне, даже очень богатых людей, которые однажды прогнулись, потом перестают уважать. У них ведь до конца дней на роже нарисовано, что их уважать не за что.

Его глаза налились кровью — даже сквозь очки стало заметно, как порозовели белки. Алена стоически пропустила сквозь себя легкий холодок страха и взглянула на него с видом гордого победителя.

Павел отвернулся, не мигая уставившись куда-то в угол комнаты.

Пауза затянулась. Он все молчал и молчал, словно переваривал ее гневную тираду. Наконец грустно поинтересовался:

— Есть конструктивное предложение?

— А зачем я тогда пришла? — ухмыльнулась Алена и без передышки выложила весь план акции.

Он слушал, не прерывая и не глядя в ее сторону. Когда она закончила, он еще минут пять не поворачивался к ней, затем глухо ответил:

— Если найдешь еще кого-нибудь, я пойду.

Глава 17

«И все-таки странно повела себя Валентина Титова». — Алена еще днем пообещала себе разобраться с визитом к вдове, да все как-то недосуг было хорошенько осмыслить случившееся. Удача лавиной выплеснулась на нее, и единственной задачей на последующую половину суток было найти и перечитать статью коммунистического вождя «Головокружение от успехов», в которой, как помнилось Алене еще по школьной программе, подробно описывалось, что это за состояние и как его избежать. Впрочем, в ее годы в школе Ленина уже почти не проходили, только мельком, поэтому она не слишком хорошо владела информацией, в каком именно источнике читала про это эйфорическое состояние, когда кажется, что жизнь Удалась, причем удалась на славу. Может быть, про это вовсе и не Ленин писал, а Карнеги, например — это несущественно. Гораздо важнее постоянно тыкать тебя носом в недостатки, чтобы, голова действительно не закружилась от успеха, ведь, какими бы глобальными ни были ее победы на этот день, главного она все еще не достигла — она не собрала аудиторию в студию. Один Павел — в поле не воин, ему нужно мощное подкрепление — человек двадцать таких же «уважаемых бизнесменов», как он сам. Иначе и он не решится выступить в передаче. А всех этих «уважаемых бизнесменов» нужно не только разыскать, но и уговорить прийти на съемки. Не все столь же податливы, как Маринкин муж, есть ведь и строптивые. И тем не менее Алена поздравила себя с первыми крупными победами (да и не один раз) — шутка ли, уговорить Павла. И саму Титову!

До чего же странные перемены произошли с Валентиной во время их разговора. Чего она боялась? Или за кого? Почему так обрадовалась, когда Алена предложила прижать к ногтю Горина посредством передачи? Алена вдруг замерла. Ей показалось, что она как никогда близка к разгадке тайны гибели Андрея Титова.

Неужели убийца — все-таки жена, которая теперь пытается свалить вину на нечестного политика? Вернее, сама не пытается. Но раз уж судьба в лице сумасшедшей журналистки Соколовой посылает ей такую удачу, так почему же не ухватиться за нее? По крайней мере, если бы Титова действительно была причастна к аварии, в которой погиб ее супруг, то она непременно сообразила бы, что участие в телевизионном обвинении Горина ей на руку. Тогда понятно, почему ее глаза радостно засветились, когда Алена предложила ей сняться в передаче. Иначе и не объяснишь. И все-таки это странно! Странно, что она не сдержалась. Ну радовалась бы себе, скакала бы от счастья по квартире, хохотала бы, как все нормальные люди в подобных обстоятельствах, но делала бы это уже в одиночестве, а не на глазах у изумленной (и, кстати, весьма подозрительной) девицы. Неужели не могла дождаться, пока она уйдет?! Нет, как ни крути, а поведений вдовы, мягко говоря, неадекватно. Алена постаралась припомнить весь разговор с Титовой, чтобы определить, что конкретно так обрадовало Валентину: поначалу она вела себя вполне пристойно — с грустью упомянула о сыне, который вернулся из лагеря, достойно представила своего нового друга — Игоря, который теперь заботится об их семье и даже нашел сыну Валентины некое занятие, которое его отвлекает от всего на свете. А затем произошло невероятное — она отказалась от любых съемок, но когда Алена поделилась идеей обвинить Горина в гибели Титова — просияла и согласилась. Ну как тут не начать подозревать человека!

Она откинула голову на спинку кресла — до решающей операции оставалось не больше двух часов. Они договорились встретиться с охранником (и писателем) Семеном Зориным у дверей офиса фирмы «Дом» в десять вечера. Сейчас уже восемь.

То есть через час она должна выехать из дома, дабы пуститься в ночные приключения. Что ее ждет? Удачное утро с кипой документов в руках или нечто менее привлекательное? Например, если Зорин чего-то не учел и ее застукают за копанием в ящиках письменных столов. Рассвет в тюрьме или на обочине с простреленной головой (ведь Горин — по всем статьям — человек серьезный и не потерпит подобного посягательства на свои секреты)? Алена живо представила свое недвижимое тело в придорожной канаве, над которым склонился рыдающий капитан Терещенко, явившийся по вызову к неизвестному трупу и узнавший в нем свою бывшую возлюбленную.

«Брр!» Она затрясла головой. Пусть уж он рыдает по какому-нибудь другому поводу. Выглядит это, конечно, весьма мелодраматично и в какой-то мере даже романтично, но умирать ради такой трогательной картинки, право же, не стоит. Да и вообще, черт ее дернул фантазировать именно в этом направлении! В конце концов, единственный, кто имеет шанс ее пристрелить или сдать в милицию за взлом офиса, — это охранник Кузьмин-Зорин. А он этого делать не будет.

Так чего она тут навоображала!

Чтобы не углубляться в размышления о ближайших перспективах, Алена резко поднялась и решительно направилась к гардеробу — все-таки она должна нацепить на себя нечто подобающее предстоящим занятиям. Костюма взломщика или вора-домушника под рукой не оказалось, пришлось довольствоваться малым — черными брюками и такой же черной водолазкой. Она оглядела себя в зеркало: маска на лице, конечно, не помешала бы, но в самом деле, что она собирается вытворять? Подумаешь, пройти в пустой офис, тем более что охранник сам распахнет перед ней двери. Не чулок же на голову надевать! Хотя… это любопытное решение. Она покопалась в ящике для белья, выудила из него черный чулок, который Бунин так любил созерцать на ее ноге, и нацепила его на голову.

Зрелище оказалось не для слабонервных. Вообще-то она никогда не питала иллюзий по поводу своей внешности, но обтянутое капроном лицо стало просто безобразным.

Алена нервно хохотнула:

— Если я это надену на башку, Кузьмин-Зорин меня точно пристрелит. Либо с испугу, либо от омерзения, что, впрочем, не важно.

В минуту столь удивительной догадки зазвонил телефон.

— Аленушка! — Слышно было замечательно: международная связь еще никогда не подводила. Hо мать все равно кричала так, что у дочери тут же заложило ухо.

— Как ты там, доченька моя? Я тут почему-то не нахожу себе места. Вторую ночь вижу тебя во сне и все звоню, звоню — просто не отхожу от телефона. Где ты пропадаешь? Что ты там делаешь? Ты уже поела? Ты правильно питаешься? Тетя Тая намекает на какие-то твои беспорядочные связи, ты меня понимаешь? Ради всего святого, вспомни, что я тебе говорила. И еще…

— Мама! Мама! — Алена даже пощелкала пальцами. — Мама! Ты решила пересказать мне все свои кошмарные сны? Успокойся, пожалуйста, я хорошо питаюсь, много работаю и надежно предохраняюсь.

После этой гневной тирады мать слегка притихла, успокоенная скорее наличием голоса дочери, нежели смыслом ее речей. Над смыслом она подумает позже и тогда снова позвонит, будет кричать, предупреждая ее о всех бедах, которые существуют на свете и от которых ей нужно уберегаться.

Впрочем, Алена на нее за это не сердилась. Мать есть мать. И если она так далеко от дочери уже не первый год, можно понять ее все возрастающую панику.

— Ну вот, — мама вздохнула и, похоже, даже всхлипнула, — ты стала такой резкой. И что у тебя с голосом, ты что, простыла?

— Я? — Алена пожала плечами. — Нет, всего лишь легкая тропическая лихорадка. На голосе отражается не очень, но на лицо смотреть невыносимо страшно.

Она бросила взгляд в большое зеркало, откуда на нее таращилось черное пугало — то есть она сама в своем теперешнем наряде.

— Алена, — голос стал строгим, — прекрати сейчас же шутить со своим здоровьем, я места себе не нахожу, пока ты там развлекаешься.

«Ты еще многого не знаешь! — с некоторым злорадством подумала дочь. — Все-таки здорово жить на Расстоянии от родителей, иначе плакали бы мои расследования!»

— Мамуля, — проныла она жалостливо, — не переживай. У меня все замечательно.

— Да? — усомнилась та. — В последний раз я слышала подобное за день до того, как тебя чуть не подстрелили в театре.

«Хо-орошая ассоциация! Особенно в преддверии предстоящей операции!»

Вслух она попыталась еще раз в том же тоне.

— Нет, на самом деле я веду спокойный и размеренный образ жизни. А тетке Тае плюнь в глаза за ее наговоры. Вернее, лучше я сама пойду и плюну.

Надо же — беспорядочные связи! — совершенно искренне возмутилась Алена. Связь с Буниным действительно порядочной не назовешь, но, по крайней мере, он ведь у нее один.

— Я давно уже собиралась приехать, — мать снова подозрительно всхлипнула, — и теперь почти решилась…

— Что?! — взревела любящая дочь. — Когда?!

— Похоже, ты не особенно рада этому, — грустно констатировала родительница.

К таким поворотам Алена не была готова. Когда угодно, но только не сейчас. Она живо представила себе, как мама, узнав о ее настоящих занятиях, повиснет у нее на руках, не дав не только закончить дело с разоблачением Горина, а вообще из дома носа высунуть.

И все-таки она нашла в себе силы собраться, чтобы в голосе не сквозило отчаяние:

— Да что ты, мамочка. Я страшно рада, только скажи когда, я ведь должна тебя встретить.

— Вот именно, и не забудь убрать квартиру. А то я чуть с ума не сошла, когда приехала в тот раз.

Надо ли описывать реакцию хозяйки дома, если она появилась в собственном жилище аккурат после эпизода с арестом маньяка-телемана, который чуть не зарезал ее дочку. Квартира действительно выглядела не лучшим образом — начиная с развороченной входной двери, которую выломал Вадим, спасая Алену, и кончая опрокинутым горшком с цветком в гостиной.

Одним словом, дом походил на поле битвы, чем не так давно и являлся.

— Так когда ты прилетаешь? — Алена решила сменить тему.

— Я пока не решила…

Алена отвела трубку от губ, чтобы мать не расслышала, как воздух вырвался из легких: «Фу!»

— Но если у тебя все в порядке, как ты говоришь, то наверное, к середине сентября. А у тебя действительно все в порядке?

— Абсолютно! — радостно воскликнула Алена.

— И ты не подвергаешь себя никаким опасностям? — в голосе матери послышалось легкое подозрение.

— Ну что ты! — она даже хохотнула. Вышло замечательно.

«Театральный мир много потерял, что я пошла в журналистику, — в который раз решила для себя Алена. — Если мне удается провести собственную мать, значит, я по-прежнему — потрясающая актриса!»

Положив трубку, она задумалась: «До чего же остро материнское чутье!»

Стоило попотеть, чтобы мать раздумала садиться в первый же самолет из Вены в Москву. А ведь она уже была к этому готова.

"Ну надо же! Бросить все — спокойную жизнь, карьеру жены дипломата, приятных знакомых, мужа, в конце концов. Да еще покинуть все это не в самое лучшее время, когда в Вене как раз происходит налаживание важных дипломатических связей, практически разорванных за период войны в Югославии.

Мать играет там пусть не ведущую, но вполне ощутимую роль. Так вот, бросить все это без оглядки ради меня", — усмехнулась Алена, приходя к выводу, что она как раз из тех детей, которым родительские жертвы меньше всего нужны.

В этот момент что-то легкое коснулось ее сознания. Она застыла, пытаясь уловить эту мимолетную догадку, но, как всегда, тщетно. Что бы там ни щекотнуло ее мысли — оно все равно улетело, так и не обнаружив себя в мозгу чем-то путным. Алена закрыла глаза, пытаясь понять, к какой области, ее многогранной жизни относилась эта самая мимолетная мыслишка.

И тут звонок заставил ее вздрогнуть. Это был не телефон. На сей раз позвонили в дверь. Она замешкалась, решая, открывать или нет, — все-таки ей самой скоро выходить из дома, и гости типа нечаянно нагрянувшей тети Таи, которая на минутку не забегает, а приходит основательно, часа на три, и которую невозможно выставить, сославшись на занятость, ей совсем не нужны. Звонок повторился. «Ай, была не была!»

Природная вежливость победила искушение не обнаружить себя. Алена быстро очутилась в прихожей и распахнула дверь, на ходу сообразив, что совсем спятила, если даже не удосужилась поинтересоваться:

«Кто там?»

А надо было! В следующее мгновение ее что-то опрокинуло на спину так быстро, что она и пикнуть не успела. И пока в голове ее судорожно вспыхивали слова матери о кошмарных снах и тревогах, с ними связанных, она уже лежала на полу, придавленная чьими-то довольно сильными руками. Чулок, который она так и не сняла за все время общения по телефону, грубо стащили с ее головы, и ее ошарашенный взгляд встретился с точно таким же взглядом Вадима.

— Ну, знаешь ли! — разом и облегченно выдохнули оба и замолчали, продолжая пялиться друг на друга.

— Если когда-нибудь поеду в Венецию на карнавал, черта с два приглашу тебя с собой, — наконец зло прошипела Алена. — Ты там всех ряженых передушишь!

— Тебе больно? — испугался он и отпустил ее.

Дышать стало легче.

— И как этот прием называется?

— А черт его знает, — усмехнулся он. — Я совсем не ожидал, что ты станешь разгуливать по дому в костюме убийцы. Так что название приема придумать не успел.

— Значит, ты решил, что кто-то явился меня убить? — с издевкой полюбопытствовала она и села.

— Учитывая род твоих интересов, особенно в последнее время, я это не исключал. — Он пожал плечами с деланным равнодушием.

— Ну разумеется! — хохотнула Алена. — Наемные убийцы так всегда и поступают — открывают дверь зашедшему на огонек капитану с Петровки. Смотри не поделись этой версией с коллегами, профессионал!

— Да какой уж там профессионал. — Он встал и подал ей руку. — Рядом с тобой я себя уже и дилетантом не чувствую. Так — сплошное недоразумение.

— Слушай, а чего ты вообще пришел? Он перехватил ее затравленный взгляд, брошенный на настенные часы, и усмехнулся:

— Ты очень радушная хозяйка.

— В другое время несомненно, — парировала она с той же издевкой в голосе.

— А теперь?

— Теперь… — «Ну и положеньице. Что ему сказать такого, чтобы походило на правду и не явилось бы поводом упечь меня в изолятор, как обещал он давеча?»

Алена тянула с ответом. Наконец, подняв глаза к потолку, решила говорить правду до тех пор, пока это не угрожает ее свободе. — Я спешу.

— Куда, если не секрет? — Он еще раз оглядел ее с ног до головы и озадаченно потер переносицу.

«Все, правде конец. До чего же дотошный тип?»

Она покраснела и начала неловко врать:

— У меня… у меня встреча.

— С Бетменом, полагаю?

— Почему обязательно с Бетменом?

— Кто же еще поймет тебя в таком прикиде? Пока она раздумывала, сойдет ли Кузьмин-Зорин за Бетмена, да и вообще, с чего действительно она так вырядилась, Терещенко взял ее за руку, отвел в гостиную, усадил в кресло, сам присел перед ней на корточки и заглянул в глаза так проникновенно, что ее тело свело судорогой.

— Та-ак, — протянул Вадим, — судя по всему, ты все-таки влезла в какую-то дрянь! Алена скривилась:

— Фу, каким ты стал грубым!

— Это ты меня плохо знаешь. Вот когда попадешь ко мне на допрос, я еще покажу себя во всей красе, — злорадно пообещал он и легонько встряхнул ее за плечи. — Ну-ка, выкладывай.

— Я уже на допросе?

— Не обольщайся. Я все еще пытаюсь быть корректным.

— Вот почему честных, людей таскают на допросы, а всякие мошенники живут себе припеваючи?!

Она посчитала своим долгом возмутиться.

Протест был отклонен посредством еще одного встряхивания:

— Не тяни, выкладывай.

Она отвела глаза к окну, пытаясь справиться! волной удушливой злобы, которая моментально проступила на щеках красными пятнами. «Просто гад какой-то, а не следователь — рушит все дело. На встречу к Зорину я уже катастрофически опаздываю. Он ведь может испугаться и передумать».

— Ну хорошо! — «Вот теперь тебе мало не покажется! Я знаю, чем затушить огонь твоего любопытства!» — Я собиралась на свидание к Бунину. А черный костюм я дома ношу, потому что убиралась весь день в квартире. Тебе кажется это подозрительным?

— Что именно? — Он заметно побледнел.

«Так ему и надо! Не будет совать нос в чужие дела».

— Ты думал, что уборку производят в вечерних нарядах? Ты безнадежно отстал от жизни!

— Ну да, теперь убирают в квартире с чулком на голове. — Он поднялся на ноги. — Но тем не менее я сделал вид, что поверил.

— Премного благодарна! — Она встала с горьким чувством, что швырнула личное счастье в пламя политической борьбы.

Словом, дура — она дура и есть!

— Я могу тебя проводить? — В его голосе прозвучала скука.

— Как ты себе это представляешь? — Теперь и в ее голосе тоже.

— Ты права. — Он направился в прихожую, в дверях обернулся и смерил ее напоследок грустным взглядом.

«Боже! Как он хорош! Следователь не имеет права быть таким потрясающе красивым! Нет! Человек, который ее разлюбил, просто последняя сволочь, раз остался таким восхитительно… потрясающе… ох!»

В тот момент, когда она уже собралась крикнуть ему, что ненавидит Бунина и готова признаться во всех своих, а равно и чужих тайнах, за Вадимом захлопнулась входная дверь.

* * *

«В конце концов, на мне огромная ответственность, — попыталась успокоить она себя, когда вылета из подъезда. — Я эту кашу заварила и не имею морального права бросать все на полпути».

Алена выбежала на проспект и подняла руку, пытаясь поймать машину. На метро она доедет как раз спустя час после назначенного времени, а за эти долгие шестьдесят минут писатель Зорин может шестьдесят раз отказаться от участия в деле. Ведь он и так не слишком-то пылко воспринял ее идею.

«И какими глазами я буду смотреть на Павла? Да что там на Павла — на Валентину Титову!»

У обочины затормозила какая-то дряхлая иномарка. Ее владельцем оказался молодой человек, одного вида которого было достаточно, чтобы принять решение никогда не садиться в его машину. Но Алене было наплевать на разумные доводы своего забитого чувства самосохранения. Она спешно прыгнула в салон и назвала адрес. Колени ее тряслись, но вовсе не от предвкушения острых ощущений, связанных с проникновением в тайны чужих афер, и не от страха перед этим бритоголовым водителем, а от сознания непоправимой ошибки, которую она допустила пять минут назад, соврав Терещенко про свидание с Буниным. И сознание величия собственного духа, которое, она испытала, отказавшись от личного счастья ради общего блага, ее почему-то не успокаивало. На кой черт ей вообще сдалось это величие?!

— Может, в «Боулинг» заскочим? — хрипло предложил владелец иномарки.

— Спасибо, не стоит, — скупо отказалась она, начиная понимать, что села явно не в то транспортное средство. Сейчас поездка в метро показалась ей много практичнее.

— Отчего же? — Он старался быть галантным, хотя понятно, что вел себя так впервые в жизни.

— Я спешу.

— Ну… — протянул парень и полез в карман пиджака. Скорее всего он был начинающим бандитом, полгода назад приехавшим в Москву из провинции. Однако мобильным телефоном уже успел обзавестись. И именно его он, видимо, решил применить в качестве последнего аргумента в уговорах, потому как вытащил, набрал какой-то номер и долго слушал трубку с весьма сосредоточенным видом.

Алена отвернулась к окну и принялась с большим вниманием созерцать проносящиеся фонари проспекта.

Тут в салоне забухала музыка, как раз та, которую она и ожидала — что-то блатное про тюрьму, сыновью любовь и выбивающие слезу обещания зека, что как только он отмотает срок, который ему впаяли ни за что, то сразу вернется в отчий дом, сядет на крылечке и будет звать маму, которая его уже не услышит… или что-то в том же духе.

— Ну а в кабак? — кавалер настаивал. Алена резко повернулась к нему и смерила строгим взглядом:

— Неужели я могу вам нравиться?!

«Вопрос в подобной ситуации излишний. Иронии он не понимает, идиотка!»

Водитель расплылся в благодушной улыбке. Он мог бы ничего не отвечать, у него налицо все было написано: «Не бывает страшных женщин, бывает мало водки!»

Алена махнула рукой:

— Забудь, я не по этой части. Я на работу опаздываю.

— Да хрен с ней, с работой! У меня бабок на двоих хватит! — благородно парировал бритоголовый.

— Мою работу просто так на хрен не пошлешь, — объяснила ему Алена, — к тому же мы уже приехали.

— Телефон хоть дашь? — Как ни странно, он послушно затормозил у светофора.

— Нет, конечно. — Алена тут же решила воспользоваться подарком судьбы и, открыв дверь, лихо выскочила на дорогу.

— Ну и дура! — Машина взревела мотором, увозя своего разобиженного хозяина.

«В каком-то смысле ты прав», — согласилась она и побежала во двор здания, где находился офис фирмы «Дом».

* * *

Автор детективных рассказов нервно курил у входа и, судя по всему, расстроился, когда узрел ее в проеме арки. По крайней мере, приветственная улыбка у него получилась какой-то ненатуральной.

— Ну как? — выдохнула она, ожидая, что сейчас он начнет велеречиво извиняться, объясняя, что сегодня операцию провести ну никак не получится.

Однако он быстро кивнул и ответил сдержанно, по-военному:

— Напарника я отпустил на два часа, успеете?

— Понятия не имею, — пожала плечами Алена. — Если бы я знала, где искать, а главное — что искать… Кузьмин-Зорин сунул руки в карманы куртки:

— Договора с клиентами складывают в черный шкаф. Шкаф в приемной Кувалдина. Советую и в сам кабинет заглянуть, можно нарыть что-нибудь стоящее.

Ключ в столе секретарши, в верхнем ящике…

— А где же твой Бунин?

Алена вздрогнула, охранник застыл, уставившись осоловелыми глазами куда-то ей за спину. Поворачиваться, чтобы посмотреть, кому принадлежала только что прозвучавшая реплика, не было необходимости голос она узнала сразу. Вадим оказался куда прозорливее, чем она ожидала. Она допустила досадную промашку.

Никогда не стоит расслабляться, особенно если у тебя на хвосте висит следователь с Петровки. Причем следователь не самый глупый.

— Значит, ты скатился до слежки, — процедила она сквозь зубы, больше злясь на себя, нежели на него.

— Может, огласим, до чего скатилась ты? — Похоже, он усмехнулся.

Любоваться его красивым ртом, искривленным в этой злорадной усмешке, ей совсем не хотелось, поэтому она решила не оборачиваться. Наоборот, решительно шагнула к дверям офиса.

— Тебя арестовать прямо сейчас или соблюсти закон и надеть наручники, когда ты перешагнешь через порог? — ехидно поинтересовался он.

— Будь так любезен, пособлюдай тут закон еще минут двадцать, — сквозь зубы процедила она, белея от злости (на сей раз уже только на него). — А когда я вернусь, мы еще раз обсудим, есть ли смысл вообще вспоминать о законе в этом деле.

— Боже мой. — с неожиданной радостью воскликнул Кузьмин-Зорин. — Вы же следователь Терещенко. — Тут он смутился и идиотски шаркнул ножкой. — Простите, я слышал, вас повысили. Теперь вы уже капитан. И как это я сразу вас не узнал?!

— Ты становишься популярным, — заметила Алена и пренебрежительно фыркнула, показывая свое отношение к его популярности, а заодно и к цене этой самой популярности. (Черта с два без нее он достиг бы хоть десятой части успеха!) — А вы кто? — Вадим решил не обращать внимания на ее выходки и предпочел окинуть суровым взглядом Кузьмина.

— Охранник, — прохрипел тот, немного замешкавшись.

— Сообщник, значит, — радостно заключил следователь. — Умеешь ты, Алена, сбивать людей с истинного пути.

— Ты просто старый зануда. — Она наконец резко Развернулась с твердым намерением испепелить Терещенко взглядом. — Тебя давно пора списать в архив.

Сидел бы себе за столом, перебирал бумажки и повторял буквы своего закона!

— Не моего закона, а нашего. Закон — он для всех. Даже для таких взбалмошных девиц, как ты! — авторитетно заключил он и снова усмехнулся, из чего Алена поняла, что он над ней просто издевается.

Именно поэтому она решила не переводить на личности диалог об общественных ценностях. Ясно, что без искры вдохновения ситуацию уже не разрядить. Они будут стоять тут и препираться до самого утра, пока не начнется новый рабочий день. Она живо представила удивленное лицо господина Кувалдина, который узрит на крыльце своего офиса капитана милиции, подуставшего уговаривать некую журналистку не предпринимать противоправных действий. Картина никак не выходила обнадеживающей.

И тут помощь подоспела с неожиданной стороны. Писатель Кузьмин-Зорин то ли устал слушать дружескую перепалку, то ли переполошился, что вскоре вернется его напарник и дело само собой загнется, а скорее всего подчинился давно кипевшему в его грудной клетке восхищению перед деятельностью известного следователя, но так или иначе он вдруг располыхался в радостной улыбке и, бережно сохраняя ее на лице, шагнул к Вадиму:

— Да перестаньте вы, пожалуйста! Вы ведь меня совсем не знаете!

— Да?! А почему, собственно… — Тот несколько опешил и отступил на шаг. Но Кузьмин оказался напорист в своем наступлении и тем самым слегка оттеснил Терещенко от крыльца, на котором стояла Алена.

— Я детально изучал статьи госпожи Соколовой и, признаюсь, каждый раз отмечал для себя, что одного действующего лица в ее историях не хватает. А уже потом, когда стал сопоставлять факты… Господи, уважаемый товарищ следователь, вы простите, что я к вам так по-пролетарски, но согласитесь, что «господин следователь» в наших условиях как-то не звучит…

За время его пламенного «введения в тему» Вадим окончательно потерял ориентиры. Глаза его приобрели ошалелое выражение. Он даже перестал хмуриться.

— Позвольте, — ему все-таки удалось вклиниться в поток писательского приветствия, — а почему я вас должен знать?

— Ой, да ну как же! — искренне изумился тот. — Вы просто обязаны познакомиться со мной поближе!

— В каком смысле? — окончательно изумился Вадим, видимо, заподозрив не совсем здоровые намерения охранника.

— Ой, — тот глупо хихикнул, окончательно уверив собеседника в его смутной и неприятной догадке. В довершение к этому «ой» писатель застенчиво прикрыл рот рукой и скорее всего густо покраснел.

Вадим предпочел отступить еще шага на три и осторожно нащупал кобуру на поясе. Близко знакомиться с охранником он явно не желал.

— Да нет! — Тот даже икнул от смущения. — Я уже взял вас!

— Ну да! — Тут Вадим совсем потерялся и, бросив встревоженный взгляд на Алену, тоже залился румянцем. — Что-то не припоминаю.

— Вот всегда так: напьются как свиньи, а наутро разбор полетов устраивают, — издеваясь, заметила она.

— Довольно грубо с твоей стороны, — обиженно крикнул ей Терещенко. — Ты же знаешь, что я не пью. А подозревать меня в остальном просто аморально. К шуточкам он сейчас не был расположен. — Ох! — Тут Кузьмин-Зорин понял, что увел разговор не в ту сторону, и счел нужным прояснить ситуацию:

— Вы — герой моего романа!

— Это уже слишком! — Вадим развел руками. К великому сожалению писателя, конфуз только усилился. Кузьмин-Зорин все-таки постарался оправдаться;

— Видите ли, я — автор рассказов. — Ну и что? — осторожно осведомился собеседник. Алена уже откровенно хихикала, что привело следователя в состояние крайней растерянности, готовой перейти в безудержный гнев.

— Так вот, я долго собирался написать что-нибудь стоящее: искал тему, думал над сюжетом, составлял характеры персонажей. И наконец меня осенило — теперь я пишу роман, в котором главное действующее лицо, не удивляйтесь, вы! Ну и Алена, конечно, — он небрежно махнул рукой в ее сторону. — Но вы ведь понимаете, женщина не в состоянии раскрыть преступление. Вернее, может, но об этом никто не станет читать. А посему не уделите ли вы мне несколько минут для общения? Не подумайте, я не какой-нибудь «самиздат». Я вполне уважаемый автор детективных рассказов, и меня много печатают, — гордо соврал под конец Кузьмин-Зорин.

— Что, прямо сейчас хотите, чтобы я начал уделять вам время? — недовольно переспросил Вадим, которого известие о том, что он стал чьим-то героем, похоже, совершенно не порадовало.

— Ага! — с воодушевлением подтвердил свои намерения писатель.

Алена, воспользовавшись удобным моментом, когда их с Терещенко разделяло не только добрых пять метров, но еще и преграда в виде плотной фигуры охранника, тихонько юркнула в дверь офиса.

Она успела пробежать довольно длинный коридор и, только достигнув обширной приемной, услыхала за спиной гневное обещание Терещенко, направленное скорее всего в лицо горе-писателю: «А вас я еще привлеку за соучастие! Зубы он мне вздумал заговаривать!»

— Да вовсе и нет! — растерянно пролепетал тот. Вадим ворвался в офис с готовностью к атаке, которая присуща разве что таксе, влезающей в лисью нору.

Его приближающиеся шаги ввергли Алену в нервный трепет. Не помня себя, она ринулась за огромный кожаный диван и там, осев в темноте, притаилась.

Следователь влетел в приемную, оглашая пространство нервным, прерывистым дыханием. Охранник предусмотрительно остался на улице, так что ждать помощи ей было неоткуда.

— Та-ак! — протянул Терещенко. — Значит, еще и в прятки будем играть.

Он медленно прошел в центр комнаты. Алена старалась не дышать, понимая весь идиотизм ситуации. Конечно, он не даст ей завершить операцию, но и выходить из своего укрытия почему-то не хотелось. Пока она сидела за диваном, судорожно соображая, как поступить, Вадим огляделся и вопросил в пространство лилейным голоском, подражая няне, которая решила поддержать игру зашалившегося малыша:

— А где же это наша Аленушка, где? Куда же она спряталась?

Ей очень захотелось встать и наградить его затрещиной, но она сдержалась. «Пусть измывается, идиот! Все равно я отсюда не уйду, а начнет силой вытаскивать, еще посмотрим, кто кого!»

Терещенко сделал еще один осторожный шаг в сторону дивана и замер. В это время в глубине коридора послышались приближающиеся голоса. Один из них принадлежал Кузьмину-Зорину, причем голос этот был крайне взволнованным:

— Да ты сбрендил! Приволочь сюда девицу!

— Отвяжись, — скупо ответил обладатель другого. — Ты меня за пивом отпустил? Отпустил. Я те пива принес? Принес. А остальное не твоя забота.

— А если кто заявится? — Зорин явно пребывал в состоянии крайнего отчаяния и едва сдерживался, чтобы не разразиться бурной истерикой.

— Да что с тобой?! — изумился его оппонент, наверное, весьма озадаченный такой реакцией. — В первый раз, что ли? Кому придет в голову припираться на работу в час ночи?! Кувалдину, что ли, или Прохорову? Да они уже десятый сон видят.

— Гоша! Ты сильно рискуешь, — заметил ему писатель с придыханием. — Причем не только своей головой, но, извини, и моей тоже. — Я тебе уже сказал, отвяжись, — закончил спор его коллега по вневедомственной охране. — Не могу я всю ночь без бабы, понятно?

— У тебя же книжка есть! — взвыл Кузьмин-Зорин.

— Да пошел ты! — отмахнулся Гоша и крикнул на улицу:

— Маняша! Идем, лапуля.

Услыхав приближающиеся к приемной шаги Гоши и Маняши, Вадим прыгнул за диван и в прямом смысле свалился на голову Алене. Та, недовольно ойкнув, отползла в сторону.

— Вот чего ты добилась своим упрямством! — прошипел он.

— Это ты упрямился, — сочла своим долгом напомнить она. — Если бы мы сразу договорились, то уже нашли нужные документы и не сидели бы в пыльном углу в ожидании такого незабываемого эротического зрелища, как свидание охранника Гоши с его разлюбезной Маняшей.

— Ты еще вздумала обвинять меня?! — шепотом возмутился Вадим.

— А у тебя есть другие кандидатуры? — в тон ему ответила Алена. — Да если бы не твое…

Тут он зажал ей рот ладонью, потому что в проеме двери показались силуэты Гоши и его спутницы. Кузьмин-Зорин явно утратил контроль над ситуацией и позорно ретировался к выходу, предоставив оставшимся возможность разбираться без него. Алена его за это прокляла, про себя пообещав отомстить упоминанием в будущей статье. Причем весьма неприглядным упоминанием.

— Ax… — томно выдохнула Маняша и приняла изогнуто-зовущую стойку, навалившись довольно широкой задней частью на косяк.

— Пива? — галантно предложил Гоша и жадно обнял ее ягодицы.

— Ax… — снова выдохнула Маняша, объясняя, что пива ей сейчас хочется меньше всего.

Далее фигуры сплелись в темноте и в этом состоянии как-то очень быстро упали на тот самый диван, за которым предстояло страдать Алене и Вадиму. Спинка дивана тут же продавилась, окончательно вжав несчастных в стену. Алена весьма болезненно ударилась носом о собственную коленку, очередной раз пожалев, что так некстати ввязалась в политические игры. Сидела бы сейчас дома, писала бы статью о Василисе Жаховой, так нет же! Далась ей эта чертова фирма «Дом» со всей ее грязной рутиной! Вот всегда она так: впутается, а потом только думает зачем!

Видимо, под мерный скрип дивана Вадима посетили примерно такие же мысли. Он мужественно уперся лбом в стену и сурово молчал. Алена подозревала, что он еще скажет ей все, что думает по этому поводу, и настроение ее от этого не улучшалось,* * *

Стрелки часов приблизились к трем ночи, когда обессилевшие от любви и пива Гоша с Маняшей покинули приемную. Гоша потащился провожать свою зазнобу, оставив офис на попечение измученного страхом Кузьмина-Зорина.

Алена с Вадимом дождались, пока шаги в коридоре стихнут, и только тогда вылезли из своего укрытия..

— У тебя такой помятый вид, — хихикнула она.

— Молчи лучше! — рявкнул ее спутник.

— Хорошо, — не стала спорить она и быстро направилась к двери кабинета Кувалдина.

— Эй-эй-эй! Ты это куда?! Она нехотя обернулась:

— Я думаю, что для начала нужно посмотреть все там, а потом уже в приемной.

— Так! — Вадим подскочил к ней и, схватив за руку, потащил в коридор. — Ничего мы тут смотреть не будем.

Алена уперлась руками и ногами в косяк, кряхтя от натуги. Терещенко потянул сильнее, но и она не уступила. В общем, в проеме двери пара застряла, фыркая и посылая в воздух шипящие проклятия. Первым сдался следователь. Минут через пять безрезультатной борьбы он отпустил ее руку и выдохнул с каким-то даже восхищением:

— Ну и упрямая же ты!

— А то!

— Что, так и будем до утра в «тяни-толкай» играть? Он оглядел ее с головы до ног, словно решая, выдержит ли его организм такую физическую нагрузку.

— Есть иное предложение. — Алена сдула со лба, намокшую прядку. — Мы быстро проводим несанкционированный обыск… — Вот только не надо про несанкционированный. — Вадима перекосило. — У меня от этого слова во рту кисло делается!

— Отлично, — быстро согласилась она, — о законе больше ни слова. Просто смотрим и уходим. По рукам?

— Слушай, — в его голосе явственно послышалась мольба, — как ты себе это представляешь? Я — следователь — полезу ночью в чужой офис…

— Полезешь! Да ты уже залез. И сидел тут битых два часа. Кому докажешь, что результатом твоих поисков пока что стало созерцание чужих брачных игр?

— Ничего я не видел, — сконфузился Вадим, — но ты меня подведешь под монастырь своими авантюрами. И что ты собираешься тут найти?

— Если я начну рассказывать, закончу только к утру, а несчастный Кузьмин помрет со страху.

— Ну и черт с ним! — Вадим вернулся в приемную, демонстративно плюхнулся на диван, сложил руки на груди и блеснул в темноте глазами в ее направлении. Словом, показал всем своим видом, что с места не двинется, пока не услышит хотя бы часть правды.

Алене ничего не оставалось делать, как выдать ему эту часть:

— Я не собираюсь искать какие-то прямые доказательства махинаций фирмы.

Да и вряд ли я их найду, поскольку для этого должна как минимум быть юристом. А я даже обществоведение в школе прогуливала.

— И зря, — наставительно заметил следователь. — Если бы не прогуливала, то знала бы, что посягательство на чужую собственность, каковой, несомненно, является чужой офис, карается по закону.

— Да знаю я уже! — Она начала злиться. — Ты будешь слушать?

— Можно подумать, у меня есть выбор.

— Так вот, мне нужны договора с клиентами. И вовсе не для того, чтобы отнести их вам. Все, что я хочу выяснить, — это координаты, по которым можно найти обманутых клиентов.

— Все, что я хочу! — передразнил ее Вадим. — Когда ты говоришь: «Все, что я хочу!» — надо ждать беды, потому что твои «простые желания» все чаще становятся невыполнимыми.

— Да пойми же ты, — ей стало жарко, — мне эти бумаги не для прокуратуры и не для суда нужны, а для телепроекта…

— Что?! — Он подпрыгнул на диване. — С этого места, пожалуйста, поподробнее.

К концу ее сбивчивого рассказа о планах прямого эфира Терещенко уже не прыгал, он прилип к дивану и, похоже, забыл, как дышать. После долгой и внушительной паузы он выдавил из себя только одно слово:

— Кошмар! — и горестно вздохнул.

— Ты можешь в этом не участвовать, — быстро предложила она, впрочем, не надеясь, что он согласится и радостно покинет помещение.

Разумеется, этого не произошло.

Он медленно встал, все еще раздумывая, потом окинул тоскливым взглядом темную приемную и наконец шагнул к кабинету Кувалдина. Алена готова была броситься ему на шею и одарить радостными поцелуями. Она уже собралась это сделать, но тут Вадим повернулся и заговорил по-деловому:

— У нас не более часа. Если речь идет только о договорах, мы успеем. Я понимаю, что без них тебя отсюда не вытащить. Но тебе, милая моя девочка, придется здорово попотеть, чтобы убедить меня в целесообразности твоего участия в этом телепроекте.

— Да с какой стати я должна тебя убеждать?! — возмутилась было она, но, натолкнувшись на его взгляд, осеклась.

— Да с такой! — отрезал Терещенко.

* * *

Кабинет Кувалдина был большой и темный. Похоже, его хозяин страдал гигантоманией, во всяком случае, если судить по размерам мебели — огромный стол, отливающий белым в лунном свете, стулья, рассчитанные явно на великанов, кожаные кресла, больше похожие на диваны, даже телевизор, стоящий у противоположной стены, и тот имел экран с самой длинной из всех существующих диагональю. Вся эта мебель, наверное, вызывала в посетителях сознание своей ничтожности перед хозяином кабинета. Алена же испытала нечто схожее с благоговейным ужасом дикаря, попавшего в логово саблезубого тигра (вероятно, потому, что попала в кабинет несанкционированно). Она застыла, натолкнувшись на край стола, и робко огляделась.

— Ну, шкафов-то здесь нет, — довольно спокойно констатировал Вадим.

— И что же нам делать? — растерянно спросила она.

— А кто тут начальник по обыску? — Он издевался, что моментально возымело свое действие. Она напряглась, уверенность впрыснулась в кровь вместе с адреналином.

— Значит, займемся ящиками стола. — Алена вытащила из кармана припасенные шерстяные перчатки и, стараясь не смотреть на ухмыляющегося следователя, решительно направилась к рабочему месту Кувалдина.

К ее большому сожалению, абсолютно все ящики стола были заперты на ключ.

— Надеюсь, взламывать ты их не будешь? — Он почесал переносицу. — Хотя откуда у меня такие надежды…

— Не буду я взламывать, — прошипела Алена. — Вернемся в приемную. Там, во всяком случае, хоть шкафы стоят.

Вадим пожал плечами и развернулся к двери. В этот момент в коридоре опять послышались оживленные голоса.

Оба «взломщика» застыли на месте, пораженные.

Алене показалось, что сердце ее, застучавшее с утроенной энергией, вот-вот выпрыгнет из груди и будет стучать где-нибудь вдали от тела, потому что голоса принадлежали явно не писателю Кузьмину-Зорину и даже не Гоше с Маняшей.

Это были совершенно новые голоса: женский и мужской. Мысли ее почему-то обратились к несчастному автору детективных рассказов, который либо уже сбежал домой, понимая, что эта ночь с ее многочисленными явлениями слишком трудна для охраны помещения, в котором производится обыск, либо до сих пор мужественно стоит на своем посту, но уже довольно близок к инфаркту или еще чему-нибудь подобному. Вадим попятился, натолкнулся на Алену и, обернувшись, вонзил в нее ошалелый взгляд своих ненормально круглых глаз:

— Ты уверена, что попала по адресу? Эта фирма действительно занимается недвижимостью?!

Что она могла ответить? Она и сама уже потерялась в догадках.

Тем временем шаги весело беседующих приблизились к приемной и слегка замедлились.

— Вот, радость моя, как я и обещал, предложу вам чашечку кофе в шикарной обстановке.

— Фи! — «Радость», видимо, скорчила пренебрежительную гримаску. — А я-то рассчитывала на твою потрясающую квартиру.

— Нет, девочка, квартира сегодня отменяется. Жена с дачи вернулась.

— Если бы я знала, вообще бы с тобой не пошла, — плаксиво заявила девушка.

Алена узнала мужской голос и усмехнулась — ее ждала встреча с адвокатом Прохоровым. Очень захотелось выглянуть в приемную, дабы узреть, какую девицу удалось закадрить этому плешивому толстячку. Впрочем, случай разглядеть и даму, и ее кавалера представился незамедлительно.

— Да чем нас кабинет не устроит? Там интерьер получше, чем в любой гостиной. Идем, — Прохоров явно потащил свою даму через порог приемной.

Та не слишком активно упиралась и по дороге что-то ворковала на своем птичьем языке, который был понятен только ей да еще, может быть, ее лысому ухажеру.

Вадим сориентировался моментально. Схватив Алену за руку, он толкнул ее в угол комнаты за огромное кресло. Сам прыгнул туда же. Теперь они снова были зажаты в пыльном углу. Алена опять саданулась головой о коленку, но ойкать не стала, потому что Прохоров уже появился в проеме двери рука об руку со своей потрясающей блондинкой. То, что девушка блондинка, стало ясно, когда адвокат щелкнул выключателем и помещение наполнилось мягким светом. Алена с интересом рассматривала фигуристую спутницу Прохорова сквозь тоненькую щелку между спинкой кресла и стеной. На Терещенко она не желала глядеть.

Чего глядеть на кипящего гневом следователя? Тоже мне, занимательное зрелище!

— Не выпить ли нам, Сашенька, чего-нибудь покрепче кофея? — Адвокат окинул девушку маслено-ласкающим взглядом.

Та томно повела плечами.

— Я сейчас. — Он быстро юркнул назад в приемную.

Сашенька прошла три шага до стола и, опершись о него руками, приняла довольно недвусмысленную позу, выпятив округлую попку по направлению к двери.

Алена услыхала ее недовольное замечание:

— Старый козел!

В этом она с ней согласилась. Через минуту обозванный влюбленный ворвался в кабинет с бутылкой шампанского и двумя бокалами.

— Ax, как же я счастлив! — бодренько сообщил он и блеснул лысиной.

Алена еще раз повторила про себя замечание Сашеньки, сделав садистский акцент на последнем слове.

Девушка повернулась к «старому козлу», расслабленно улыбнулась и вдруг, взгромоздившись на стол, призывно откинула голову.

Алена ощутила приступ дурноты, понимая, что сейчас начнется вторая часть эротического сериала. Но на этот раз ей придется созерцать действие при свете, и стыдливо отвернуться некуда — ее нос застрял в щелке между креслом и стеной, а пошевелиться она боялась. Скосив взгляд на побледневшего Вадима, она поняла, что и тому явно не доставляет радости предвкушение разворачивающейся сцены. Он закрыл глаза и, упав лбом на спинку кресла, шевелил губами. Может быть, читал какое-нибудь старинное заклятие, дабы небо ниспослало ему временную слепоту и глухоту, а скорее всего, проклинал Алену за ее идиотские идеи ночных прогулок по чужим офисам.

Далее «посетители» поимели все звуковые и зрительные эффекты от просмотра пылкой страсти немолодого лысого адвоката и похотливой податливости его сексапильной блондинки. Действие прерывалось распитием шампанского, нудными признаниями Прохорова, что жена его — стерва, каких мало, что начальник его — Кувалдин — просто последняя дрянь, а кот Варфоломей — невоспитанная сволочь, которая гадит где придется, несмотря на то, что хозяева уже целое состояние истратили на его котовский туалет. Сашенька в периоды этих душевных излияний откровенно скучала и оживлялась лишь в особенно динамичные моменты физического общения. Алена же, кроме эстетических мук, жутко страдала от того, что ее нос вдруг начал белеть, потом чесаться и в конце концов онемел. Она так увлеклась размышлениями о том, как спасти лицо, что совершенно забыла о присутствии Вадима. Он же напомнил о себе лишь тогда, когда в шестом часу утра пылкие любовники покинули офис.

— Если когда-нибудь у меня появится злейший враг, непременно притащу его сюда ночью, — Пообещал он и устало привалился спиной к стене.

— Судя по твоему тону, злейший враг у тебя уже есть и ты только что выполнил свое намерение, — равнодушно заметила Алена и поднялась.

Ноги ее заныли, впрочем, и спина, и шея, и руки, да вообще все затекшее от долгого сидения в одной позе тело просто разваливалось на составные части.

— Хочу домой, — проныл Вадим жалобно, — хочу в душ, хочу чаю…

— Мне казалось, что после просмотра столь жарких сцен мужчина должен хотеть совсем иного. — Она выбралась из-за кресла и оглянулась.

— Иного?! Да я теперь этого еще лет пять не захочу! — проворчал он, все еще копошась за огромной спинкой.

— Ты просто старая развалина. — Алена быстро юркнула в приемную, дабы не вступать в перепалку, надела перчатки и открыла тот самый черный шкаф, о котором ей сообщил Кузьмин-Зорин в начале этой жуткой ночи.

«Как он там?»

Впрочем, мысли о писателе моментально пресеклись появлением разъяренного следователя. Он подлетел к ней и дернул за руку, заставив резко развернуться.

— Какая муха тебя укусила?! — удивилась Алена.

— На что ты намекаешь, утверждая, что я старая развалина?! — заорал он, презрев то, что его могут услышать не только очередные случайные посетители офиса, но и жильцы соседних домов.

— Господи боже! Ты что, спятил?! Я уже и забыла…

— Ну разумеется, ты забыла. Что еще можно ожидать от журналистки с куриными мозгами, которая играет в «Никиту» по ночам?!

— Куриными мозгами?! — "Плевать я хотела на жильцов целого района!

Сейчас я ему такую затрещину отвешу, что проснутся даже мертвые на дальнем кладбище!"

— Вот именно! Это же надо придумать — устроить судилище с экрана. Да даже если бы ты стала общественным прокурором для какой-нибудь тети Мани, которая недовешивает помидоры на рынке, — все равно это неэтично, потому что не пойман — не вор! Но нет! У нас большие планы на собственную смерть! Мы хотим прижать к ногтю господина Горина, никак не меньше! А почему не объявить войну Саддаму Хусейну?!

— Ты идиот! — Она попыталась отвернуться, но он схватил ее за плечи и тряхнул.

— Да, я идиот. Я привел не правильный пример. Саддам бы тут же в штаны наложил, едва увидев тебя. И вся его армия проделала ты то же самое. Ты понимаешь, куда лезешь?

— Да чего ты привязался? — Алена мотнула головой. — Тебе-то какое дело?! Я понимаю, что ввязалась в очень опасное предприятие, но тебя же никто сюда не звал. Вот и проваливай. Подумаешь, глас разума нашелся! Катись к своей криминалистке Лене, и нечего сшиваться рядом с такой курицей. Лена твоя сознательная: из дома на работу, с работы домой, будет тебе борщи варить…

— Нет! Я больше этого не вынесу, — прошипел он. Вот тут Алена испугалась, подумав, что сейчас он точно потеряет над собой контроль и стукнет ее кулаком по голове. На этот раз она его точно довела до ручки.

Она зажмурилась, ожидая всего, чего только можно ждать в такой ситуации. Но вместо всего этого вдруг ощутила его теплое дыхание на своем лице и прежде, чем что-либо успела понять, уже падала в его объятия.

Глава 18

«Нет, ну где же он, черт возьми?! — Алена медленно отложила лист с копией договора какого-то очередного клиента с фирмой „Дом“ и, взяв в руку следующий из высокой стопки, помахала им в воздухе. — Не может такого быть, чтобы он вот так…»

Она уставилась на листок: «Голушко Евгений Петрович… ммм… такая-то набережная, такой-то дом… Господи, как вы мне все надоели!»

С этими словами она отложила и этот лист к предыдущему. Поскольку проделала она столь нехитрую операцию далеко не в первый раз, то теперь перед ней на столе лежали две примерно одинаковые стопки листков: одна — просмотренная, другая — еще нет. Алена улыбнулась, вспомнив, как мимо них с Вадимом носился взмокший от важности Кузьмин-Зорин, перетаскивая папки с договорами к копировальному аппарату и обратно. За окном уже откровенно рассвело, по опустевшей за ночь улице зашуршали шинами первые автомобили. Зорин что-то лепетал про несвоевременность, несуразность и даже дикость происходящего. А они… они с Вадимом просто не могли оторваться друг от друга.

В этом «мошенническом» офисе действительно совершенно некстати она вдруг поняла, что плевать она хотела и на политику, и на Горина, и, как ни стыдно признать, на все беды, которые этот человек уже принес или принесет простым гражданам. Плевать она хотела на все, пока рядом с нею ее замечательный следователь. Она стояла, улыбаясь как последняя идиотка, мало что соображая, только прижималась к нему все сильнее и сильнее, боясь отпустить его из своих объятий. Терещенко явно испытывал чувства, схожие с ее собственными, потому что его руки намертво сцепились вокруг ее талии. Несчастному писателю пришлось их чуть ли не взашей вытолкать на улицу, так как часы уже показывали половину восьмого и вскорости должны были явиться его сменщики. Алена от души поблагодарила парня за то, что он не растерялся и взял на себя разбор документации. Она захватила с собой те самые последние листы договоров, которые Зорин ей любезно скопировал на ксероксе, и, все еще цепляясь за руку Вадима, села в его «пятерку». На этом воспоминании блаженная улыбка исчезла с ее губ.

Конечно, они приехали к ней домой и остаток ночи, а вернее, начало нового дня провели вместе. Но потом произошло совершенно неожиданное: Терещенко вдруг буркнул что-то похожее на недовольное:

«Все равно не понимаю, почему…» — и дальше повел себя совсем необычно: он быстренько собрался и смылся. Подобного раньше никогда не происходило. Он обожал варить для нее кофе, они любили долгие беседы на кухне, он никогда не стремился поскорее уйти. Наоборот, всегда тянул время, чтобы побыть с ней еще минутку. Даже когда сильно опаздывал. А тут — сбежал, пряча глаза, практически выскочив из постели.

И вот прошел уже целый бесполезный день. Наступил вечер, а он так и не позвонил. Почему он так поступил с ней? Он жалеет о том, что случилось этой ночью? Он ненавидит ее за это? Он боится возобновления отношений и решил порвать их еще раз столь жестоким образом?

Алена измучилась догадками. За этот томительный день она не меньше десяти раз подходила к телефону, собираясь сама отыскать Терещенко и задать ему все эти вопросы, но каждый раз клала трубку. Ей не хотелось услышать его ответы. Пусть уж лучше слабая надежда, пусть мучительное ожидание — по крайней мере, это хоть что-то.

Она обхватила голову руками: «Ну почему он так с ней поступил?!» За этот дурацкий день она устала больше, чем за все месяцы их разлуки. Устала душевно, устала по-настоящему, до апатии. Она прочувствовала каждой клеточкой слова Валентины Титовой, те, о бесконечном ожидании. Она поняла, что такое слушать шаги на лестнице, нестись к звонящему телефону и каждый раз разочаровываться, не услыхав знакомого голоса.

«Ну как начинать важное дело при таком душевном надломе?!»

Она тупо уставилась на стопку листов. Перед ней лежали как минимум пятьдесят предстоящих визитов, тяжелых уговоров, убеждений и нижайших просьб.

Она должна из кожи вон вылезти, но привести хотя бы десяток из этих людей в студию. Как это сделать? С кого начать? Ну где же ты, Вадим?!

Телефон разорвал пустоту. Она схватила трубку, задыхаясь, выкрикнула:

«Алло!» — и закрыла глаза, понимая, что дошла до того, что мелко дрожит в ожидании ответа.

— Здравствуй, племянница.

Алена готова была разрыдаться от разочарования.

— Не слышу радостных приветствий, — тетка Тая, похоже, усмехнулась.

Она открыла глаза и тихо поздоровалась.

— Что-то мне не нравится твой голос.

— Только голос? Да мне вся моя жизнь не нравится!

— Вот как? А что случилось?

— Ой, теть Тай, не хочу я сейчас об этом говорить. — Алена почувствовала, как что-то горячее выкатилось из глаза и заструилось по щеке.

— Деточка, — переполошилась тетка, — да что у тебя произошло?

— Помнишь, ты мне говорила, что у Вадима есть какая-то девушка? — Она закрыла трубку рукой и с чувством всхлипнула.

— Какого Вадима?

— Господи, перестань издеваться! Вадима Терещенко. Следователя! — Алена с большим трудом запихивала в горло рыдания, поэтому говорила на вдохе.

— Ах, следователя, — снова усмехнулась тетка. — Ты все о том же.

— Да, да, да! Что у него с той криминалисткой?

— Ну откуда мне знать, — протянула зловредная родственница, — это только слухи…

— Горыныч стал старым сплетником?

— Я этого не говорила. Просто он как-то между делом заметил, что Вадим вроде бы сильно переживал ваш разрыв, а потом отошел. Ну, в общем, стал встречаться с девушкой. По-моему, это нормально.

— Нет! Это совершенно ненормально! Это катастрофа!

— Я понимаю, что тебе было бы приятнее, если бы он кинулся с головой в Москву-реку, но такие случаи в наше время редки. Мужики пошли поверхностные. Не получилось с одной, они тут же кладут глаз на другую. Такие теперь времена непорядочные.

— Какая же ты язва! — вздохнула Алена.

— Ну и зачем он тебе сдался?

— Что-то я тебя не понимаю. Подобные речи не в твоем стиле. А как же нотации о сохранении отношений, если не любовных, то хотя бы дружеских?

— Забудь, — отрезала тетка. — Во всяком случае, с Вадимом это не пройдет. Ему нужно больше.

— А я на это ваше «больше» по-твоему не способна?

— При чем здесь «по-моему»? Ты сама решай.

— Да что же тут решать, если он выскочил от меня, словно его тут кипятком ошпарили. — Она не смогла сдержать отчаяния и теперь уже судорожно всхлипнула в трубку.

Тетка замялась, потом осторожно осведомилась:

— Значит, все-таки есть повод переживать?

— Да что вы все обо мне думаете?! Что я бревно бездушное?! — заорала Алена, забыв про разницу в возрасте и должное уважение, с которым должна относиться к родной тетке. — Один сначала прижимает к груди так, словно мечтал об этом всю жизнь, потом сматывается, как последняя сволочь, забыв попрощаться.

Другая звонит и изгаляется…

Сил на ругань у нее совсем не осталось. Она швырнула трубку на рычаг и, упав на диван, громко разрыдалась.

* * *

Вадим так и не позвонил. Серое утро застало ее лежащей поперек огромной кровати. Спать не хотелось. За окнами накрапывал мерзкий дождичек.

"То ли дождь, а то ли плачу это я… — проныла Алена, перевирая мотив песни, и закончила уже прозой:

— Ну и козел же ты, Вадим Терещенко!"

Она начала вяло мечтать о том, как отомстит ему за поруганные чувства, как, гордо вскинув голову, Пройдет мимо него под руку с каким-нибудь знойным красавцем (скорее всего с Буниным. Он, конечно, далеко не знойный, да в общем-то уже весьма потрепанный красавец, но другого на примете все равно нет).

«Ай, — легкомысленно решила она под конец, — и такой сойдет!»

Или вот еще! Она выйдет замуж и вся такая в белом, в пышной фате, похожей на облако, гордо вскинув голову…

«Нет! Это слишком! За Бунина, даже ради сладостного чувства отмщения — ни-ког-да. Терещенко таких мук не стоит!»

Да и вообще, проще всего тоже пропасть. Отключить телефон, например.

Пусть помучается…

Телефон возмущенно заверещал. Алена схватила трубку и, выкрикнув лихорадочное «Алло», затаилась.

— Ну, мать! Мне жаль тебя разочаровывать, но это всего лишь я! — бодро ответила Ленка Конкина.

— С чего ты взяла, что я разочарована? — Алена загнала чувства внутрь и постаралась если не выглядеть, то хотя бы слышаться спокойной. — Знаешь, я только раз в жизни так орала в телефонную трубку. Это было, когда мой Валерик пропал на сутки, — задумчиво изрекла та. — Кого ты хочешь обмануть?! — На тебя что, редактор давит? — Алена поморщилась.

— Вовсе нет… Просто так… Напускное легкомыслие — верный признак лжи.

— С чего бы тебе тогда звонить на рассвете?

— На рассвете?! Не знаю, как там у тебя, а на моих часах уже половина одиннадцатого, — праведно возмутилась Ленка.

— Не может быть! — Алена подскочила на кровати и, бросив взгляд на настенные часы, с ужасом отметила, что приятельница права. Вот это она дала маху! Вот это размечталась! Ночь напролет, да еще и почти до полудня. Нет!

Нужно прибить этого паршивого следователя. Какая там фата! Веником по физиономии — в самый раз. Так девушку измучил!

— Чего ты там бубнишь? — осведомилась Конкина.

— Слушай, у тебя в редакции есть подборка вашей газеты лет эдак за пять?

— Разумеется. А что?

— Не посмотришь на предмет интервью с Титовым?

— А что тебя конкретно интересует?

— Конкретно, пока не знаю. А вообще — все.

— Но ты помнишь, что ты мне за это обещала? — цинично напомнила бывшая однокурсница.

— Если забуду, ты мне напомнишь. В этом я не сомневаюсь, — ухмыльнулась Алена.

— Это точно. За тобой подробный рассказ о себе. На том и распрощались.

По совести сказать, Алену совершенно не интересовали интервью Андрея Титова пятилетней давности, просто необходимо было хотя бы на время изолировать Ленку с ее пылким журналистским азартом. Только корреспондентки «7 Дней» им с Катериной и не хватает. А тем более такой дотошной, как Конкина. Эта вывернет весь проект наизнанку и чего-нибудь напортит своим энтузиазмом. Пусть уж лучше перероет архив своей газеты. Дня два у нее на это уйдет. А там, глядишь, и дело с уговорами потенциальных участников как-то сдвинется. Алена тяжело вздохнула.

«Где же ты, Вадим? Черт бы тебя побрал!»

* * *

Первым в списке обманутых клиентов значился Алексей Кравцов. Узнав о желании некой журналистки из любимого его женой журнала «Оберег» встретиться с ним лично, он пробубнил: «Лады» — и назначил пятиминутное рандеву на Ярославском шоссе. По предложению Кравцова Алена должна была дожидаться его «Мерседеса» на обочине, практически у съезда на МКАД. Объяснил бизнесмен такое непочтение к прессе плотным графиком дня. Он-де покатит на один из своих складов и по дороге побеседует в машине.

Как и договорились, она топталась у последнего светофора Москвы по этому направлению около часа, пока наконец не превратилась в смерзшийся комок отчаяния. И тут произошло чудо: «Мерседес» Кравцова лихо припарковался к парапету, едва не задев ее выпуклым боком. Дверь плавно отворилась, и спустя мгновение Алена очутилась в теплом салоне. Надо сказать, что к тому моменту сил на уговоры у нее не осталось, поэтому она лишь скромно затолкала себя в угол заднего сиденья и попыталась в полутьме нашарить глазами хозяина автомобиля.

— Итак, милая девушка? — Хозяин, оказывается, сидел рядом, предоставив управление шоферу. При ближайшем рассмотрении он оказался весьма привлекательным мужчиной средних лет, довольно интеллигентной внешности, по манерам и очкам на переносице похожим на Марининого Павла. Эта схожесть придала Алене некоторую смелость. Она даже открыла рот, но замерзшие губы отказывались шевелиться. Поэтому она издала звук, приближенный к слабому стону, на том и ограничилась.

— Н-да… — Кравцов улыбнулся. — Впечатляет. Алена предприняла еще одну попытку начать разговор, но вышло то же самое.

— Идиотизм нашего существования, — задумчиво изрек бизнесмен, которого от вялости собеседницы потянуло на философствования. — В такую погоду девушки должны передвигаться на машине.

— У меня прав нету, — совсем скисла она.

— А машина есть? — резонно осведомился Кравцов.

— И машины нет.

— Вот я и говорю — идиотизм. Хотите согреться?

Она не успела предположить, какую форму согревания имеет в виду ее собеседник, как тот извлек из небольшого бара бутылку с чем-то желтым и налил эту жидкость в стаканчик.

— Только залпом. Алена послушно опрокинула в себя то, что ей предложили, и тут же поняла, что остаток жизни проведет в тех местах, где лечат внутренние ожоги, если такие места существуют. Если же нет — то ей прямая дорога на кладбище.

Пока она кашляла и отфыркивалась, Кравцов молча наблюдал за ее мучениями. Впрочем, он оказался прав: несмотря на страдания, сопутствующее головокружение и легкую тошноту, организм согрелся, а кроме того, в недрах ее желудка возродился былой энтузиазм. Она с горячим пылом зыркнула на бизнесмена и наконец разомкнула губы более продуктивно, чем до этого:

— Вы удивитесь, узнав, зачем я добивалась встречи с вами…

— Меня в этой жизни уже ничего не может удивить. Знаете, недавно один из ваших, какой-то режиссер, пробовал совратить меня на производство кинофильма. По его замыслу, я должен был дать деньги. И чтобы возбудить во мне интерес к этой афере, он предлагал мне главную роль. Он, оказывается, видит меня секс-символом и агентом Интерпола. Что-то вроде Джеймса Бонда. Так что давайте предлагайте, я уже ко всему готов.

Через пять минут после того, как Алена начала свой монолог, он передернул плечами и кинул водителю:

— Коль, бери правее! — Затем повернулся к собеседнице и сухо подытожил:

— Вот и поговорили, милая девушка.

Тут она поняла, что ей придется высаживаться из машины черт-те где и топать под дождем в неизвестном направлении. То ли сознание этой неприглядной перспективы придало ей сил, то ли алкоголь забурлил в крови, но она вскинула голову и смерила Кравцова взглядом, исполненным откровенного презрения. Тот, впрочем, ничуть не сконфузился, даже усмехнулся в свойственной ему мягкой, где-то даже сожалеющей манере, мол, извини, так уж получилось. Но его ухмылка совершенно не вразумила ее.

— Посмотрите на меня! — потребовала она так громко, что водитель вздрогнул, — Я даже не собиралась строить коттедж в фирме «Дом». Мало того, я даже не работник телевидения, которому кровь из носа как нужно добыть интересных людей на съемки. Именно мне проще всего отойти в сторону и позабыть об этой истории раз и навсегда!

— Очень советую, — хмыкнул бизнесмен и тоскливо посмотрел в лобовое стекло, по которому хлестали капли дождя.

— Разумеется! — пылко возмутилась Алена. — А вам не кажется странным, что я — молодая, хрупкая девушка — взвалила на свои плечи борьбу с очень влиятельным политиком, который метит в президенты?!

— По стилю общения хрупкой вас не назовешь.

— Так вот, пока люди — сильные, обладающие властью, имеющие большие деньги, словом, такие, как вы, — будут придерживаться теории, что лучше прогнуться, чем выстоять, пока вы будете отходить в сторону и, сидя в «Мерседесах», философствовать об идиотизме нашей действительности, до тех пор, пока вы не поймете, что исправить этот идиотизм не под силу хрупким энтузиасткам да бабулькам с портретами Зюганова, до тех пор идиотизм в нашей стране будет процветать. И в этом идиотизме придется жить не только мне и бабулькам, но и вам. Вам даже похуже будет, потому что мы так — масса, мы себе на кусок хлеба всегда заработаем, а вот вам что делать с вашим процветающим бизнесом, если у власти всегда будут такие люди, как Горин? Можете, конечно, укатить в Канны или Нью-Йорк, только кто вы там? Иммигрант из страны идиотов, то есть человек малоуважаемый. Вот поэтому вы и живете здесь и мучаетесь, но, кроме кончика собственного носа, ничего видеть не желаете.

Знаете, философствовать всегда легче, чем бороться. Так что, когда в следующий раз решите поразглагольствовать на тему идиотизма нашей действительности, вспомните, что вас этот идиотизм вполне устраивает, потому что вы палец о палец не ударили, чтобы его побороть!

Алена открыла дверь давно уже стоявшей у обочины машины и решительно шагнула под дождь. По крайней мере, она выпустила пар, но именно от того, что запала в организме больше не осталось, он начал моментально остывать, обильно поливаемый холодной водой с неба.

«Вот так всегда, когда зонтик оставишь в прихожей…»

«Мерседес» лихо отъехал от обочины и принялся набирать скорость.

«Сноб надутый!» — Она со злостью смотрела вслед удаляющимся габаритам, как вдруг габариты эти начали медленно приближаться. Автомобиль припарковался задом, тихо открылось окно, и из него показалось ошарашенное лицо Кравцова.

По-другому выражение его физиономии трудно было описать — человек, видимо, только что испытал серьезный шок, приведший к сдвигу всей психики. Он поднял на нее усталые глаза и еле слышно проговорил:

— Пришлите по факсу дату и время съемки. Я приду.

* * *

— Ну и где же ты пропадаешь?

Его голос звучал слегка взволнованно.

— Где я пропадаю?! — Она даже задохнулась от возмущения.

— Ты, — как ни в чем не бывало подтвердил Вадим, — я тебя весь день пытаюсь найти.

— А вчера ты меня не искал? — Она вложила в свою фразу очень много сарказма, но, похоже, это на него не произвело никакого впечатления. Он лишь хмыкнул:

— Вчера я был занят.

— Вот как? — Алена хотела было спросить, что же его так занимало, а потом швырнуть трубку с такой силой, чтобы на другом конце провода ему ухо оторвало, но неожиданно сдалась.

Сама себе удивившись, она вдруг решила, что негоже раздувать истерический скандал. Ведь что произошло-то? Ну не позвонил он. Вадим же не сидит дома, он работает. И работа его связана со всякого рода непредвиденными поездками. Вполне возможно, что он проторчал сутки в какой-нибудь засаде или занимался чем-то в этом же роде. И не мог позвонить. Да и вообще, он не обязан носиться с ней как с писаной торбой только потому, что совершенно случайно оказался в ее постели. Разумеется, если это произошло действительно случайно и если он уже сожалеет… В общем, она-то точно не имеет права требовать к себе повышенного внимания. Этого внимания нужно добиваться. Добиваться заново. Какая несправедливость!

— Что ты делаешь вечером?

— Да и сейчас, в общем-то, уже не утро. — Она задумчиво поглядела в окно, где стремительно сгущались сумерки.

— У меня еще рабочий день. — Он явно усмехнулся.

— Я думаю, что, когда ты освободишься, я уже проснусь.

— Замечательно! Не хочешь пройтись?

— По улице? — «Он что идиот? Там же льет как из ведра! Впрочем… скорее всего он не желает проводить вечер на моей территории».

— Не совсем по улице. Я приглашаю тебя поужинать. В девять устроит?

— Меня бы и сейчас устроило. Жутко есть хочется.

— Алена… — Пока он выдерживал паузу, она едва не свалилась в обморок от нарастающего напряжения. — Я хочу поговорить…

«Вот оно! Только бы я первой успела произнести, что это было ошибкой!»

Она закрыла глаза и, выдохнув, ответила, насильственно сохраняя спокойную размеренность голоса:

— Я тоже хотела бы с тобой поговорить.

Теперь, когда она дала маячок, если он не последний хам и если намерен сохранить с ней хоть какие-то нормальные отношения, пусть не дружеские, но приятельские, он позволит ей первой признать ошибкой их спонтанную ночь.

Алена положила трубку и медленно опустилась на диван. Она слышала и раньше, что в подобные минуты женское сердце не то разрывается, не то его нещадно щемит, но никогда не испытывала ничего подобного. Конечно, ей приходилось и раньше терпеть неудачи на личном фронте. Один долгоиграющий роман с Буниным сколько крови ей стоил. Но все это (даже отношения с Костей) было столь мелким и незначительным потрясением для ее организма, что физически она никогда не страдала. Может, всплакнула пару раз, взгрустнула на полчасика, но в основном разрыв с ухажером вызывал в ней злость на его тупость и на свое длительное снисхождение к его тупости.

С Вадимом все было иначе. В преддверии финального диалога она почувствовала настоящую боль, которая зародилась где-то в области желудка и спустилась в низ живота. Ощущение было такое, словно она проглотила подушечку с иголками. Потом засосало под ложечкой, и она поняла, что ее терзает пока еще не горечь утраты, а страх. Она ужасно боялась потерять своего следователя. Именно потерять, потому что до этой минуты надеялась на его возвращение. Даже в те пустые три месяца, пока он не звонил.

«Интересно, что со мной будет, когда я его потеряю?»

Она попыталась применить обычный метод, который помогал в таких случаях: напомнить себе, что мужиков на свете много, а она такая замечательная — одна, что если он так легко может от нее отказаться, то он сам — полное ничтожество, а значит, не герой ее романа. Но все попытки унять безумный страх были тщетны. В конце концов ее фантазия уткнулась в картинку семейной идиллии Терещенко с его криминалисткой, ради которой он, как порядочный человек, и решил ее отвергнуть. («Какая жалость, что такой прелестный мужик уже не мой!») Вот они идут по скверу, он толкает перед собой детскую коляску… А она, Алена, им навстречу! И что делать в такой ситуации? Таскать в сумке веревку с мылом, чтобы тут же на ближайшем суку повеситься?!

В глазах у нее потемнело, потом посерело, и очертания гостиной размылись. Она поняла, что собирается разрыдаться. Нужно что-то делать! Нужно хоть что-нибудь предпринять! Нельзя же позволить ему ускользнуть вот так легко и беззаботно именно сейчас, когда она вновь обрела надежду! Потом — может быть.

Потом, когда она его разлюбит или будет любить хоть немного меньше, она отдаст его этой противной криминалистке. Но сейчас — черта с два! Она в лепешку разобьется, но Вадим будет принадлежать ей!

Глава 19

Легко сказать: «Будет принадлежать ей!», а как это сделать? Ноги у нее подгибались, руки тряслись. Да что там руки, она тряслась всем телом. В довольно теплой квартире ее лихорадило, словно между стенами гулял арктический ветер. Она едва справилась с дверным замком.

"Если эта любовь когда-нибудь пройдет, я лучше сразу повешусь, чем позволю себе еще раз влюбиться! подумала Алена себе, правда, тут же поправилась:

— Похоже, что никогда не пройдет эта дурацкая любовь к этому дурацкому Терещенко!"

Он и не подозревал о ее мыслях, поэтому наивно улыбался. Алена приказала себе быть стойкой. Больше всего на свете ей хотелось звездануть по его красивой физиономии, но вместо этого она сделала гостеприимное лицо и пропустила визитера в прихожую.

— Не будем задерживаться, — он явно не желал оставаться с ней наедине.

«Подлец! Сто раз подлец!»

Она послушно подцепила сумочку пальцем и выскользнула за ним из квартиры. На душе было скверно. Вадим же вел себя совершенно естественно, словно не замечал, что она вся, как струна, натянута от нервного напряжения.

"Сказать прямо сейчас, что сожалею о той ночи, или не торопить события?

А может, пронесет? Может, он сам ничего не скажет?"

Она так увлеклась своими терзаниями, что всю дорогу, пока они ехали в машине и следователь пытался завести с ней легкий диалог, отпускала лишь невнятные междометия вроде «угу» и «ага», а под конец едва не пропустила мимо ушей его важное замечание:

«Ты прекрасно выглядишь». При этом она, конечно, сочла своим долгом расцвести майской розой, признав на ходу, что французские интриганки времен Людовика XIII взвыли бы от зависти, узнав, что в таком вздернутом состоянии можно так непринужденно кокетничать!

Ресторан, в который привел Алену Терещенко, был не слишком шикарный, зато весьма стильный.

По стенам зала на искусственно запыленных и подернутых паутиной полках стояли странные вещицы: бутылки с причудливо изогнутыми горлышками, консервные банки времен гражданской войны, даже старый граммофон и все в таком же духе. У Алены тут же возникло ощущение, что она очутилась в том самом тоннеле, по которому Алиса летела в Страну чудес. Впрочем, еда тут оказалась вполне реальной и даже очень вкусной.

Вадим ни словом не обмолвился о предстоящем серьезном разговоре, наоборот, словно забыл о нем — шутил и вообще был весел, как никогда. После второго бокала вина расслабилась и она, совсем забыв о своих душевных мучениях.

Но под десерт следователь вдруг вернулся в свое обычное состояние — зануды и, сменив улыбку на постную серьезность, произнес почти сурово:

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Обязательно сейчас, чтобы подпортить мороженое? — Она все еще пыталась казаться спокойной, но внутри уже произошло легкое извержение вулкана, горячая волна докатилась до корней волос, потом разом остыла, и пепел осел на ресницах легким инеем. К своему ужасу, Алена еще и икнула от страха.

— Тебе плохо? — с жестоким участием осведомился он.

"Ну что ты, что ты! Я как раз собиралась послать тебя ко всем чертям, так что не стесняйся, можешь сделать то же самое и со мной прямо сейчас!

Господи! Как же быть?!"

Она не успела ответить. Он хмыкнул и почему-то удовлетворенно кивнул.

Вообще она, несмотря на свою панику, уже не в первый раз за вечер отметила, что он за ней пристально наблюдает. Пожалуй, ведет себя как следователь, конвоирующий опасную авантюристку, а не как кавалер прекрасной дамы. А может, ей только показалось…

— Я все думал о той ночи…

— Это было ошибкой! — машинально выпалила она и снова икнула.

— Да?! — он явно удивился.

— Именно, — она кивнула, чтобы подтвердить свою пылкую уверенность.

— Хорошо, что ты наконец поняла это, — несколько озадаченно проговорил он. — Значит, больше никаких глупостей?

— Конечно, — с излишней беспечностью отозвалась Алена, приказав себе затаить рыдания до возвращения домой. Негоже устраивать истерику там, куда люди пришли поужинать.

— Признаться, я готовился к более продолжительным уговорам. — Он потер шею и пристально взглянул на нее. — А ты не лукавишь, чтобы отвязаться?

— Ну что ты! — она натянула на лицо добродушную улыбку. — Мы действительно зашли в тупик. Нам и в самом деле лучше попытаться сохранить дружеские отношения, потому что…

— Погоди-ка! — тут он схватил ее за руку. — Ты о чем?

— О том же, о чем и ты. Я о той ночи. — Она пожала плечами, изобразив невинность во плоти.

— О той ночи в офисе или о той ночи у тебя в квартире?!

Она замялась, почувствовав, как смущение пережало голосовые связки.

Пока она силилась побороть нервные спазмы, Вадим успел погрустнеть и убрать руку с ее ладони:

— Так ты действительно считаешь, что мы можем быть только друзьями?

— Я так считаю?

— Да что ты постоянно дразнишься?! — неожиданно обозлился он. — Я дразнюсь?! Тут ей показалось, что она попала в театр абсурда, где причинно-следственные связи отсутствуют. Она перестала понимать логику разговора. Терещенко же по-настоящему разозлился:

— Вот опять! Что ты за мной повторяешь?!

— А что я должна делать? — тут она была абсолютно искренна. Она действительно уже не понимала, что должна делать дальше.

— Я тебя спросил, — медленно и с нажимом произнес он, — ты действительно считаешь, что мы можем остаться друзьями?

— А ты предпочел бы стать врагами?

— Ты издеваешься, — тут он неожиданно сник, даже голову повесил.

— Скажи, пожалуйста, — осторожно осведомилась она, — в ваши ежегодные медосмотры входит такая процедура, как сканирование мозга?

— Я не сумасшедший, — угрюмо заверил ее Вадим и, взяв бокал вина, залпом осушил его.

— Сильно в этом сомневаюсь.

Волна неописуемой радости, вязкой и сладкой, как варенье, обволокла ее организм. Она наконец поняла, что именно Вадим считал ошибкой той ночи Алена готова была кинуться ему на шею. Да что там готова, она подскочила, едва не опрокинув стул, стремительно обогнула угол стола и действительно кинулась ему на шею, к удивлению остальных посетителей ресторана.

— Какой же ты дурак! — успела шепнуть она, прежде чем уткнуться в его пушистую, пахнувшую сигаретным дымом, макушку.

* * *

Ну разумеется, она пообещала Вадиму забыть о телевизионном проекте и вообще похоронить идею публичного разоблачения г-на Горина. Она с таким жаром выкрикивала: «Плевать я хотела на Горина!», что Терещенко наконец поверил ей.

Впрочем, она не особенно доверяла его простодушию (однажды она уже сбросила его со счетов как следователя, и чем это обернулось? — он выследил ее и приперся прямо к месту операции!). Так что впредь Алена поклялась себе быть с ним поосмотрительнее. Скорее всего он одним глазом все-таки примется за ней присматривать. А уж она-то больше не допустит промахов.

Вечер с Вадимом прошел великолепно, за исключением одного: когда они подъехали к ее подъезду, он очень галантно вывел ее на улицу, потом бросил задумчивый взгляд на пока еще темные окна ее квартиры и в тот момент, когда она уже готова была согласиться принять его «на чашечку кофе», вдруг сник и, пробормотав какие-то нелепые извинения, объяснил, что подниматься в дом не собирается.

— А в чем, собственно, дело? — праведно возмутилась она, попутно конфузясь от сознания того, что выглядит сейчас как отвергнутая проститутка в кинофильме «Бриллиантовая рука» (ну та, которая «Ци-гель-цигель, ай лю-лю»).

— Ночное дежурство, — совсем сконфузился Вадим и постарался побыстрее юркнуть назад в машину.

Проще говоря, если рассматривать ситуацию беспристрастно, то походило это на побег. А уж от кого он бежал или к кому — оставалось загадкой.

Разумеется, первое, что пришло ей в голову, — это ненавистный образ криминалистки. Но с этим совсем не вязался весь предшествовавший стремительному прощанию ужин. По правилам игры, он должен был потупить взор, пробубнить, что «та ночь была ошибкой», и прояснить ситуацию с предстоящей женитьбой на этой криминалистке, верность которой он так бережно хранит. Однако этого не произошло. Может быть, криминалистка тут ни при чем и у него действительно ночное дежурство? Хотя что он, держит ее за дурочку? Какое ночное дежурство у капитана с Петровки?

Алена провела ночь, мучаясь в догадках. Сон ее был чуток и от этого неприятен. Ей то слышались телефонные звонки, то совершенно некстати всплывали в вялой памяти какие-то его странные фразы, словом, проснулась она разбитой.

Вадим опять не позвонил. Конечно, она и не должна была ждать его звонков, он ведь ничего такого ей не обещал, просто сказал на прощание: «Скоро увидимся». Но когда наступит это «скоро», так и не уточнил.

«Хорошенькие дела! — Она нахмурилась. — Похоже, он сознательно измывается надо мной. Во всяком случае, если бы мне пришло в голову над кем-нибудь поиздеваться, я бы именно так себя и вела!» Алена направилась было в ванную, но тут ожил телефон.

Она кинулась к нему, схватила трубку:

— Алло!

— Что это ты так запыхалась? хихикнула тетка Тая.

— Зарядку делаю, — мрачно соврала Алена.

— С чего это вдруг?

— Не задавай дурацких вопросов! Я же не спрашиваю, на кой черт тебе понадобилось каждый вечер бегать по скверу.

— Я-то — понятно. Славик убегает от инфаркта, а я трушу за ним. Уж не знаю, как инфаркту, а мне догнать его просто не по силам, — вздохнула родственница, но неожиданно оживилась. — Кстати, как там Вадим?

— Странно, что ты решила спросить о нем.

— Почему странно? В последний раз я оставила тебя в безутешных рыданиях по его персоне. Что-то переменилось или ты последовала моему совету и напрочь выкинула этого парня из сердца?

— Нет. Кое-что изменилось…

Алена вкратце рассказала, что изменилось, и по ходу задалась рядом риторических вопросов, типа:

«Почему он стал таким?»

Тетка слушала молча, судя по всему, понимающе кивала на другом конце провода, потом, когда племянница окончательно исчерпала информацию, скупо подытожила:

— Мужчин нам не понять. Равно как им не понять женщин. Вот скажи, когда он был нормальным, любящим парнем, ты ведь бросилась на шею Бунину, даже не подумав ни о Вадиме, ни о его чувствах. Словно он заведомо должен был простить и понять тебя. Зато когда он стал вести себя «так странно», ты о нем думаешь непрерывно. Это ли не парадокс? Не знаю, что тебе посоветовать. Скажу одно: хочешь сохранить его при себе, постарайся поддержать его игру.

— А ты уверена, что он играет, а не относится ко мне так на полном серьезе?

— Не уверена. Я же говорю, что мужчин нам не понять. Однако в наших силах переделать их под свой стандарт идеала. Немного смекалки, немного упорства, и он снова будет ручным. Только вот нужно ли это тебе?

«Нужно, нужно! Очень даже нужно!» — усмехнулась Алена, когда, распрощавшись с теткой, положила трубку.

Она хотела было продолжить путь в ванную, но на выходе из гостиной ее вдруг посетила идея. Она бросилась к книжному шкафу и извлекла с его полок десяток книг по популярной психологии, которые когда-то покупала. Книги эти с привлекательными названиями «Как выйти замуж», «Долой одиночество», «Воспитание идеального мужа», «Развод — крах или новая надежда» и все в таком же духе она кинула на диван, сама плюхнулась рядом и принялась остервенело перелистывать, ища ответы на свои «риторические» вопросы. После двух часов упорного чтения Алена с теми же неразрешенными вопросами оставила это занятие. Однако настроение у нее испортилось еще больше. Из всего прочитанного она уяснила то, что мужчина — существо непостоянное, что основная цель его жизни — это завоевать как можно больше особ женского пола, что завоеванные особы уже не представляют для него интереса и к ним он относится пусть и с нежностью (это если мужчина добрый), но уже как к собственности, на которую не стоит тратить пыл. Вообще во всех книгах красной нитью проходила мысль: если хочешь удержать мужчину при себе, стань для него постоянным ускользающим объектом охоты. Алена смахнула все эти труды в красочных обложках с дивана. Во-первых, потому, что она им не поверила: во всех этих книгах под мужчиной подразумевался тип Бунина — именно он такой страстный охотник. Но тогда какого черта он таскается за ней, раз давно завоевал? А во-вторых, потому, что расстроилась: ведь нигде не сказано, как удержать при себе именно Вадима Терещенко — следователя с Петровки. Во всех книжках говорится про какого-то среднестатистического мужчину, даже имя Вадим ни разу не упоминается. И зачем ей тогда вся популярная психология вместе взятая, если эта хитрая наука не может ответить на один вопрос: «Почему Терещенко стал таким странным и почему он принялся играть с ней в какие-то идиотские, непонятные игры?!»

«Разберусь по ходу дела», — по обыкновению беспечно отмахнулась она и решила на время оставить мысли о ретивом следователе. Задача оказалась трудной, но, как выяснилось, выполнимой. Для этого нужно было лишь взять список обманутых клиентов фирмы «Дом» и подойти к телефону.

Глава 20

Пятерых из списка «потерпевших» не оказалось на месте. Они все почему-то укатили в Канны. Алена тут же сделала для себя вывод, что Канны — некое замечательное место, где люди с успехом греют не только тело, но и душу, издерганную отечественными проблемами, и, если ей когда-нибудь придется стать обманутой клиенткой, она поедет зализывать нанесенные раны именно туда. (Ну, это при условии, что к тому моменту она либо выйдет замуж по расчету, либо разбогатеет каким-то другим способом.) Следующие трое не пожелали говорить. Она уже решила было, что день для уговоров выдался неудачный, но тут фортуна поцеловала ее в лоб — девятый клиент согласился на встречу.

Иван Перепелкин оказался довольно молодым, уже весьма пухлым и не по годам трусливым мужиком. Он то и дело оглядывался, словно никак не мог убедить себя в том, что стены его кабинета до сих пор целы, не шатаются и не грозят обрушиться. Кроме того, он постоянно нервно моргал, отчего напомнил Алене кого-то из представителей земноводных. Она попыталась справиться с неприязнью, которая возникла у нее по отношению к этому парню при первом же взгляде. Она села напротив, возложила руки на стол и, напомнив себе, что таких берут лишь стремительным натиском, сразу перешла в наступление:

— Когда вы заключили договор с фирмой «Дом»?

— Я?!

— Вы.

— Я?! — Он побледнел.

— Да, вы!

— 3 июня 1999 года, — Закрыв глаза, выпалил Перепелкин.

— Когда расторгли?

— Я?!

— Вы.

— Я?!

— Ну?!

— 20 июня… кажется…

— Почему?

— Почему-почему? — Тут он непристойно ругнулся, видимо, вспомнив причину, пожевал губами и обиженно пробубнил:

— У них такие там люди…

— Вы имеете в виду господина Горина?

— Я?!

— Вы!

— Ну… наверное…

Алена поморщилась. Их разговор походил на допрос в застенках гестапо, и в нем ей отводилась не самая приглядная роль. Но по-другому общение с ним было невозможно. По-другому Перепелкин наложит в штаны со страху, а потом, сконфузясь, выставит ее вон. Может быть, все произойдет в иной последовательности, но от этого ей не станет легче.

— Вам известно, что вы не один пострадали от деятельности этой фирмы?

— Предполагал…

— А предполагали ли вы, что в списке ее обманутых клиентов чуть ли не половина деловых людей Москвы?

— Ox! — Это был вздох облегчения. Наверное, в душе у Ивана Перепелкина наконец-то отпустило. Не он один такой дурак, какое счастье! После минутной радости он искоса взглянул на визитершу и заискивающе улыбнулся:

— А Бонуса нет там?

— Кого?

— Бонуса. Ну этого, как его… Борисова Николая… Алексеевича, кажется.

— Та-ак… — Алена вытянула из сумки список и пробежала глазами по фамилиям:

— Вот, Борисов Николай… и так далее. Есть такой.

— Вот скотобаза! — в порыве чувств Перепелкин хлопнул ладонью по столу.

— Сволочь скалозубая! надо мной издевался: «Крутой, крутой, обули, как лаптя!»

Ха! Сам лапоть! Встречу я его, ох и попляшет он у меня. Уж будьте уверены!

— Значит, так. — Алена строгим голосом прервала его радостные восклицания. — Вам необходимо появиться на съемке программы, посвященной разоблачению господина Горина.

Бизнесмен осекся на полуслове и выпученными глазами уставился на нее.

— Да-да, — невозмутимо подтвердила она. — Время и место съемок я перешлю по факсу.

— Мне?!

— Нет! Борисову! Кстати, приведете и его.

— А если я не приду? Алена холодно отчеканила:

— Мы делаем все, чтобы ваш личный позор, который вы так тщательно скрываете и который рано или поздно может стать достоянием общественности и вашей незаживающей раной, перевести в ранг вашего подвига…

За последнее слово она тут же сделала себе строгий выговор. При таких людях, как Перепелкин, слова типа «подвиг», «самопожертвование» или «отвага» должны быть исключены из лексикона. Этот бизнесмен, услыхав про «подвиг», который от него требуют совершить, совсем скис, и ей пришлось провести разъяснительную работу. Она описала, как будет выглядеть съемка передачи, что на нее придут немало известных бизнесменов, как и он сам, пострадавших от фирмы «Дом», ну и так далее. К концу ее монолога он слегка воспрял духом, даже приосанился и перестал нервно моргать. Это свидетельствовало о готовности принять участие в чем угодно, лишь бы доказать некоему наглому Борисову, что он, Иван Перепелкин, не лапоть, а если даже и лапоть, то и Борисов ничем не лучше, ну и заодно, конечно, унизить господина Горина, которого в одиночку — фиг унизишь, а вместе, может быть, и получится.

Словом, беседа оказалась конструктивной. Алена вышла на улицу, весьма довольная итогом переговоров. Теперь в ее активе значились уже четыре бизнесмена. Дело оставалось за малым — еще десяток, и можно передохнуть. Кто там следующий?

* * *

Следующим оказался директор банка под странным названием «Освобождение». От чего служащие этого конкретного банка собирались освобождать своих вкладчиков, оставалось загадкой. Алене пришла в голову нерадостная мысль, что от денег, причем навсегда.

Бусляр Валерий Карлович был, в противоположность Ивану Перепелкину, тучным и спокойным до невозмутимости. По всей видимости, уверенность ему придавал некий внутренний стержень, на который он нанизывал кольца своей судьбы. Алена и раньше сталкивалась с такими людьми, похожими на глыбы. Борисыч — ее начальник, например, именно таким и был. Поэтому, увидев Бусляра, она тут же принялась нащупывать, на чем зиждется его жизненная позиция, памятуя, что с подобными ему главное — найти общий язык, и тогда все сладится. Как ни странно, но банкир. определил свои интересы сразу же. Он смерил ее хмурым взглядом и со скупой суровостью испросил:

— Кто вы по гороскопу?

— Стрелец, — несколько озадаченно ответила Алена, которая всегда считала увлечение астрологией исключительно женской болезнью. Бусляр суетливо перелистнул страничку настольного календаря и тут же просиял счастливой улыбкой.

— Не может быть! воскликнул он и кинулся к ней, пренебрегая всяческими правилами этикета. Подбежав, он принялся энергично пожимать ей руки, приговаривая почти ласково:

— Ну надо же, как повезло! Редкостная удача!

Алена опешила еще больше и долго не могла прийти в себя, поэтому пустила общение на самотек.

— Вот сюда, садитесь. Ради бога, осторожнее! Бусляр бережно расположил ее в мягком кресле, сам сел напротив и дружественно ей улыбнулся.

«Может, в этом банке людей освобождают не только от денег, но и от разума?» — пронеслось у нее в голове.

— Так что вы мне хотите предложить? Алена вкратце описала ему предстоящее мероприятие на телецентре.

Когда дело дошло до фирмы «Дом», банкир погрустнел и тихо заметил:

— Это был неудачный день. Венера, знаете ли… Я предполагал, что ничего хорошего не выйдет. Но жена… Она у меня Рак. Вообще-то я женился еще до того, как выяснил, что по гороскопу мы абсолютно несовместимы. Она — вода. А я — огонь. — Тут его глаза наполнились мечтательностью. — А вы — Стрелец.

Алена не на шутку испугалась, что сейчас ее начнут звать замуж, потому что Стрелец — это тоже знак огня, если судить по гороскопу.

Но, на ее счастье, Бусляр имел в виду несколько другую удачу:

— У меня астролог — умница. Всегда выдает правильные гороскопы. Вот тут, — он ткнул пальцем в страницу настольного календаря, — тут сказано, что «в среду особенно благоприятны контакты со Стрельцами. Равно как деловые начинания с представителями этого знака». А тут вы! Ведь время уже к вечеру, а никого из Стрельцов так и не появилось. Я уж думал, что день прошел впустую. Но нет.

Все-таки бог есть!

— Так вы придете на съемку? — в свою очередь обрадовалась она.

— А когда?

— Второго сентября.

Банкир снова полистал свой настольный календарь, слегка нахмурился, потом сдержанно улыбнулся, все еще раздумывая:

— Вообще-то тут день неблагоприятный для делового общения, но знаете, зато удачный для возвращения долгов. Я полагаю, можно попробовать. А лучше вот что: я попрошу своего астролога составить подробный гороскоп на этот день, учитывая все нюансы. Посмотрим, что получится.

«Ну надо же, — Алена не переставала удивляться, пока добралась от банка „Освобождение“ до дома, — такой серьезный человек, и вдруг гороскопы. Бред какой-то! Интересно, в его банке штат тоже подобран не по профпригодности, а по гороскопу? И каким образом туда попадают вкладчики? Да и есть ли там вообще клиенты? Лично я даже в полное лунное затмение деньги туда не понесу!»

Глава 21

— Давай еще по чашечке? — Сегодня Марина была на удивление мила. Куда делась ее спесь — непонятно. Алена оглядела полупустое кафе, раздумывая, стоит ли продолжать лишенный смысла диалог с приятельницей или попытаться отделаться от нее и заняться прерванными делами.

«И чего она вытащила меня из редакции, приволокла в это кафе и теперь уже битый час болтает о всякой ерунде?»

Они успели вспомнить всех своих школьных ухажеров, посмеяться над преподавателем математики, который с упрямством осла целый год попадался на одну и ту же шутку с «пищалкой», которую мальчишки с таким же ослиным упрямством засовывали в тряпку для доски. Словом, целый час Алена с Мариной занимались тем, чем обычно занимаются бывшие одноклассники на вечере встречи выпускников. Однако до вечера встречи было еще далеко, а если учесть, что последнее время с Мариной они общались довольно часто, то Алене все эти воспоминания уже порядком поднадоели.

— Ну как поживает твой таможенник? — подруга явно оживилась.

— Таможенник?

— Да, Вадим.

— Ах, это… — Алена совсем забыла, что представила Марине Терещенко как таможенника. Вот было бы весело, если бы проговорилась! —Да ничего себе…

— Ты как-то скупа на подробности.

— С тобой да с Инессой быстро этому научишься, — хмуро проворчала Алена. — Вы смотрите на мужиков, как голодные гиены.

— А почему нет?! Все мужики — падаль. Тот, который первый на пути валяется, тот и добыча. Это же формула жизни.

— Твоей, может быть. А с чего вдруг такое отношение к мужикам?

— Думаешь, Козлик настолько заинтересовался твоим проектом, что напрочь забыл об Инке? Черта лысого! Сегодня у него на столе обнаружила ее фотографии!

— Глаза Марины наполнились праведной грустью.

"Вот оно что! Теперь предстоит час унижения всего мужского пола. Какая скука! И почему она решила клеймить позором мужской род именно в моей компании?

У меня что, на лбу написано, что мне не везет с кавалерами?!"

— Не поверишь, хочу его бросить и не могу. Тут дело даже не в гордости. Не потерплю я, чтобы эта пустоголовая вертихвостка увела моего мужа.

Да я его зубами у нее из пасти выдеру, — проговорила приятельница как-то без особого энтузиазма. — Выдеру у нее из зубов, а потом брошу.

— А что Бунин?

— При чем тут Бунин? — Марина вновь встрепенулась. На кислом лице появилась хитрая ухмылка.

«Она еще спрашивает!»

— Просто он давно не появляется на моем горизонте. Я подумала, что дело в тебе, — бросила пробный шар Алена.

— Поищи его в другой постели. «Слишком беззаботно ответила. Значит, я права. Бунин запал на Марину. А потом начнет терзать меня подробностями. Как же все это надоело!»

Алена выразительно посмотрела на часы. У нее оставалось сорок минут до встречи с очередным обманутым клиентом фирмы «Дом». Клиентом весьма неприятным — это она поняла сразу, как только в телефонной трубке ей ответили ленивым баском. Потом по характерному набору слов стало понятно, что клиент — бритоголовый бандит, причем худший из популяции — тот, который претендует на звание «нового русского». Идти на встречу не хотелось, оставаться с Мариной и обсуждать ее скорбные семейные дела — тоже. Но сорок минут топтания на улице были весомым аргументом в пользу последнего варианта. Поэтому Алена осталась в кафе и согласилась еще на одну чашку кофе.

— А ты все занимаешься этим делом, ну… о гибели Титова?

— Хочешь посодействовать?

— Да нет, — Марина томно передернула плечами. Похоже, воспоминания о легкой победе над Буниным придали ей уверенности и повысили настроение. — Просто интересно, чем закончилось. Кого осудили. Жену?

— Жена тут абсолютно ни при чем.

— А любовник? — Теперь у тебя тоже есть любовник и муж, который изменяет, — жестоко заметила Алена. — Ты готова убить Павла? Подумай, ты в аналогичных обстоятельствах.

— Конечно, готова. Подонок!

— Ладно, — отмахнулась Алена, — «готовность убить» и «убить» — две разные вещи.

— Ты знаешь, я бы все-таки больше подозревала последнюю любовницу Титова. Как там ее… Наташа, кажется?

— С чего такое дикое предположение?!

— Что обычно нужно любовницам от богатых женатых мужиков? Тем более женатых долгие годы, имеющих ребенка. Его развод? Вряд ли. Ведь немногие мужики пойдут на это. А если и пойдут — эта вечная головная боль с его ребенком, с его воскресными отцовскими обязанностями, при которых неминуемы встречи с бывшей супругой. Как ни крути, но такой муж тебе целиком не принадлежит, он живет на две семьи. А если учесть, что у богатого мужика еще и работа — основное, то на молодую жену времени совсем не останется. Посуди сама: по будням он вкалывает, по выходным гасит чувство вины перед брошенными детьми. И что эта любовница поимеет, перейдя в статус официальной жены? Кучу проблем. Все! Значит, умной бабе, а эта Наташа, несомненно, не дура, такой вариант малоинтересен. Значит, остается последнее — деньги. Если посмотреть на ситуацию с этой стороны — все становится понятным. Она ведь доила Титова, как корову. Квартиру он ей купил, машину на нее записал, даже дом собирался строить на ее имя. А потом, когда жена узнала и пригрозила разводом, а Титов действительно решил разводиться, Наташа перепугалась как всякая здравомыслящая женщина — на кой черт он ей сдался в качестве мужа?! Во-первых, означенные выше проблемы, во-вторых, Титов — всем известный бабник, так что годик-другой он бы еще продержался за ее юбку, а что потом? Другую бы нашел. Так что, если Наташа укокошила вашу телезвезду, ее понять можно.

— Тебе бы в психологи пойти, — хмыкнула Алена, нехотя признав доводы Марины вполне здравыми.

— А ты не нашла Наташу?

— Нет.

— Вот тебе и доказательство вины.

— Как у тебя все быстро. Доказать вину в деле невозможно, даже если все мотивы налицо. А мотивы убийства, если говорить о Наташе, весьма хлипкие. Да и вообще, закроем эту тему, она на меня тоску навевает, — не сообщать же Марине имя истинного убийцы. Стоит только заикнуться, и об этом узнает вся Москва, причем в течение часа. И тогда пропал телепроект. Ведь если Горин хотя бы догадается, что его зовут не на съемку рядовой политической передачи, которая является отличной возможностью прорекламировать себя и свою партию, а на публичное судилище, то разве он придет? Даже и думать нечего: конечно, нет!

Алена решила сменить тему разговора:

— Слушай, оставь ты Павла в покое, перестань доводить и его, и себя. — Она проговорила именно ту фразу, ради которой Марина и настояла на их встрече.

Как бы ни была женщина уверена в себе, рано или поздно и в ее жизни наступает момент, когда подруга должна сказать то, что только что озвучила Алена.

— А как же фотки у него на столе? — Марина вздохнула.

— Попробуй выяснить у него самого. Что ты ходишь вокруг да около!

— А если он сознается, что безумно влюблен?

— Он что у тебя — идиот? Какого черта мужику понадобилось хранить фотографии любимой женщины, да еще в купальнике, на том месте, где их легко может обнаружить жена?

— Может, он хочет намекнуть мне на отставку?

— А он обычно намекает или говорит прямо?

— Обычно он не намекает, но тут такой деликатный случай…

— Если желаешь сохранить гордость, спроси. Жить в подозрении — это унизительно.

— А если желаешь сохранить мужа?

— Тогда забудь о гордости, — Алене показалось, что она цитирует одну из недавно прочитанных книг по популярной психологии.

— Вот если бы я хоть немного разбиралась в машинах, я бы тоже подкрутила какой-нибудь винтик в его «мерее». — Марина еще раз вздохнула. На сей раз с подозрительным сожалением. — Может, нанять киллера? Представляешь, разом все проблемы долой.

— А его магазины? Ведь это добро тоже тебе достанется. Хочешь, расскажу, как жена Титова мучается только с бумагами? А у тебя появится реальное, живое дело, которым необходимо будет управлять.

— Тогда пусть лучше живет.

— Вот и я о том же…

— Может, Инку прибить?

— Топ-моделей на свете пруд пруди. Всех не переглушишь.

— Выхода нет, — подытожила Марина. — Ладно, попробую своими методами.

От меня еще ни один мужик просто так не уходил. И этот останется.

В этот момент Алене стало нестерпимо жаль Бунина.

Леха Коновалов, как и предполагала Алена, оказался самым заурядным бандитом. Не слишком крутым, но и не мелкой рыбешкой. Словом, так себе. Имел он какое-то дело в Подмосковье, которое охарактеризовал одной фразой: «Типа контролируем». Чтобы означенный «контроль» производился четко по форме и без сбоев, Леха трудился не один, а с товарищами. Некоторых из них Алена имела несчастье наблюдать тут же в офисе странной Лехиной фирмы, которая больше походила не то на предбанник, не то на вестибюль спортклуба. Скорее всего заведение, в которое пришла Алена, чем-то таким и являлось, во всяком случае, пахло тут распаренной березой и потом, а где-то за стеной периодически бухали тяжелым железом об пол и при этом надсадно и непристойно выражались. Однако все это совершенно не мешало Лехе Коновалову вести непринужденную беседу с весьма симпатичной девушкой, каковой, несомненно, являлась Алена (по крайней мере, она пыталась на это надеяться).

Встретил он ее, развалясь в большом потертом кресле, и, озаряя помещение золотозубой улыбкой, радостно воскликнул:

— Ба! Мы с тобой где-то уже виделись! — По всей видимости, он хотел казаться галантным, поэтому бросил в приоткрытую боковую дверь:

— Колян, вскипяти даме кофе.

Она растерянно пожала плечами, мол, где мы могли встречаться?

— Ну я те серьезно говорю! Я ж помню, — уверенно заявил Леха и прищурился:

— Ты в «Бароне» часто бываешь?

— В «Бароне»? — «Знать бы, что это такое, чтоб не опозориться. А вдруг он имеет дела только с теми, кто посещает заведение под названием „Барон“?»

— Да ладно тебе прикидываться. Что, о таком кабаке не слыхала? — усмехнулся Коновалов, из чего Алена сделала вывод, что была права, предположив, что разговаривает он лишь с теми, кто таскается в этот самый кабак. Да и вообще, не знать о столь приятном заведении, как «Барон», в этом обществе, должно быть, считается непристойным.

«Видела бы меня сейчас Марина! Господи, какое счастье, что она сейчас далеко!»

Тем временем в приемной возник тот самый Колян с чашкой кофе. Чашка эта выглядела весьма неопрятно, а черная жидкость в ней имела дурной, кисловатый запах, отдаленно напоминающий самые гнусные сорта растворимого кофе, и сверху была подернута жирной пленкой. Алена поборола подступившую к горлу тошноту, приняла угощение и приветливо улыбнулась хозяину, в который раз за последние пять минут напомнив себе: «Это он мне нужен».

— Ну садись, потолкуем, — широким жестом Леха указал на еще одно кресло, такое же потертое, как то, в котором сам находился. — А Дрона ты знаешь?

— Дрона… — Она изобразила одухотворенную задумчивость. — Нет… пожалуй, нет.

— Ну это такой — рыжий, лохматый, у него зубы золотые.

Она воззрилась на Коновалова, потом перевела недоуменный взгляд на присевшего у стены Коляна. И тот, и другой вполне подходили под описание загадочного Дрона, так как оба были рыжими, лохматыми и имели как минимум по пять золотых зубов.

«Наверное, какой-то семейный клан!» — решила про себя Алена.

Потом она сочла своим долгом развеять иллюзии Коновалова на свой счет и уверенно заявила:

— Я не могу знать Дрона, потому что ни разу не была в заведении под названием «Барон».

Ее выступление имело ошеломляющий успех (к великому удивлению докладчика): Леха радостно хлопнул себя по коленям, воскликнув:

— Вот же, блин, е-мое, как формулирует! — Спиноза, — уважительно заметил Колян.

Коновалов почему-то сконфузился, даже покраснел, слегка наклонил голову в сторону подельщика и еле внятно пробубнил:

— Ну ты это… давай тут без выражений…

— А что я? — Колян тоже застеснялся и опустил голову. — Я же не со зла…

В этот момент за стеной опять бухнуло. Потом из раскрытой двери послышались выражения более непристойного содержания, нежели упомянутое ранее имя философа. Впрочем, хозяев эта брань ничуть не смутила. Алена даже подумала, что «Спиноза» в данной обстановке звучит куда неприличнее, чем тот отборный мат, который долетает из соседней комнаты. Так что Леха был прав, пристыдив своего дружка.

Потом голоса за стеной стали столь громкими, что разговор невольно прервался:

— Я тебе сказал, где держать?! (Дальше следовал набор слов, которые Алена никогда раньше не могла представить в виде осмысленного предложения.) — Проговорено это было скрипуче, а поэтому особенно внушительно для собеседника.

— А какого… ты меня пихаешь? — задиристо прозвучало в ответ.

— Не лезь под руку!

— А не нужно было мне эту хрень между ног пихать. У меня между ног не пустое место!

— Это не хрень, а остов.

— А мне плевать, остов это или хрень обыкновенная, ты меня достал уже, понял?! И не суй мне эту дрянь между ног. Это мое святое место!

Колян усмехнулся. Коновалов улыбнулся по-доброму, как воспитатель в детском саду улыбнулся бы, наблюдая за сорванцами-воспитанниками, и пояснил Алене:

— Ребята тренируются. Штанга — дело серьезное.

— Не сомневаюсь, — заверила его она.

— Так ты с телевидения?

— Я готовлю телепроект, — уклончиво ответила Алена.

— Круто! — Леха повернулся к Коляну. — Звучит-то как — телепроект!

— Угу, — угрюмо подтвердил тот.

— А я тебе зачем понадобился?

Алена примерно представляла, что последует за ее ответом, поэтому глубоко вздохнула и проговорила размеренным тоном:

— Вы числитесь клиентом фирмы «Дом».

Реакция, как и ожидалось, была неадекватной. С Лехи вмиг слетело всякое благодушие. Потом он побледнел и вжался в кресло с таким удивительно испуганным видом, словно неожиданно узрел дуло направленного на него пистолета.

Колян же вздрогнул, огляделся и наконец почти ползком ретировался в соседнюю комнату.

— Ну? — сурово протянул оставшийся и смерил Алену таким взглядом, что у нее побежали мурашки по спине.

— Именно фирме «Дом» и будет посвящен наш телепроект, — неуверенно промямлила она.

— Ну?

— Я пришла предложить вам поучаствовать в съемках.

— Вот же блин, е-мое! — вдруг возмутился Леха. На его зычный возглас из соседней комнаты повыпрыгивали Колян вместе с теми двумя, которые возились со штангой. К счастью для Алены, штангу они с собой не прихватили. По ходу дела она отметила для себя, что оба «новеньких» тоже были рыжими, правда, коротко стриженными, почти бритыми, и золото у них блестело не во рту, а висело в виде массивных цепей на мощных шеях. Предаваться размышлениям, с чего это у Лехи все дружки походят на него самого, она не стала. Во-первых, потому, что это ее особенно не занимало — ну, похожи и похожи, в конце концов, это их личное дело.

А во-вторых, ей показалось, что сейчас они все накинутся на нее и разорвут на части, потому как взоры их пылали дикой злостью.

— Наглость какая! — возопил Леха. — Вы что же думаете, что я настолько прогнусь, что еще и рекламировать вас начну?! Да идите вы со своей фирмой «Дом» к негру в задницу!

Все четверо с готовностью сжали кулаки.

— Почему же рекламировать? — осторожно осведомилась Алена, когда пыль осела и стало тихо.

— А что еще можно делать на телевидении? — раздраженно удивился Леха.

— Разоблачать, — она даже пожала плечами.

— Каким макаром?

— Почему вы прогнулись? — Она склонила голову и одарила его хитрым взглядом.

— Мое дело, — хмуро ответил Коновалов, не впечатлившись ее очарованием.

— А я знаю: вам пригрозили влиятельным господином Гориным. Не то чтобы вы испугались, но связываться с таким человеком много глупее, чем не связываться.

— Спиноза все-таки, — уважительным шепотом опять заметил Колян.

— Цыц! — Леха пихнул его локтем в живот и ехидно улыбнулся Алене. — Значит, притащитесь вы ко мне с камерой, потом по телику покажете, а меня потом вместе с ребятами ищи в Москве-реке?! Нет уж! Проорали бабки — наши проблемы.

Ничего я в камеру говорить не буду.

— Не хрена было выпендриваться, — тихо проворчал Колян.

— Чего?! — Леха подозрительно прищурился.

— А того! Не хрена, говорю, выпендриваться было! — повысил голос оппонент. — Дом, дом… На кой черт тебе нужен был этот дом за городом?!

— А с братвой где гулять? — резонно вопросил шеф.

— Там же, где и раньше, у Дрона в «Бароне». Чем не лафа? Нет — дом ему подавай! Вот и лоханулись.

— Тебя не спросил!

— И плохо сделал. Сам все изгадил, а теперь корчишься. Спросил бы вовремя, я бы братву собрал, да поехали бы в эту хренову фирму. Посмотрел бы тогда, как эти гниды выворачивались бы под пушками! — Колян даже кивнул, подчеркивая правоту своего заявления.

— Тебе дай волю, так ты полгорода перестреляешь, болван. А я потом бегай от ментов, — на удивление добродушно ответил ему Коновалов.

— Если вы уже прояснили все свои разногласия, давайте продолжим наш разговор. — «Как же приятно чувствовать себя умной! Правда, компания не слишком притязательна. На их фоне даже дегенерат покажется не дураком!»

— И что нужно от нас фирме «Дом»? — спросил Леха и, снова прищурившись, взглянул на Алену.

— Вот же срань господня! — ругнулся Колян, заслышав название опальной фирмы.

— Никто не собирается отлавливать вас с камерой, — заверила собравшихся Алена и улыбнулась, Дабы подтвердить честность своих намерений. — Все, что от вас нужно, так это прийти в студию на съемку ток-шоу новой программы «Политический ринг».

— Да ну?! — хохотнул Леха. — И это правда все, что нужно?!

«Сколько раз себе повторяла, что фразы типа „все, что я хочу“ или „все, что нужно“ нельзя употреблять в присутствии мужиков. Эти слова почему-то производят на них противоестественное воздействие. Мужики тут же встают в стойку и ждут каких-то невероятно-космических претензий. Дураки!» Алена постаралась не выдавать своих эмоций, поэтому старательно улыбнулась еще раз: сначала непосредственно Коновалову, как шефу, потом всем остальным:

Мы постараемся разоблачить господина Горина прямо в студии. Для этого и приглашаем целый зал людей, которые пострадали от его махинаций. Кроме вас, будьте уверены, придет немало весьма уважаемых бизнесменов. Все они попались на удочку фирмы «Дом» и согласились рассказать об этом в студии. От вас особенных свидетельств никто не потребует (она представила, как будет выглядеть рассказ Лехи о фирме «Дом» и что ей после этого выговорит Катька). Вам нужно только подтвердить…

— А чем это мы хуже уважаемых бизнесменов? — неожиданно обиделся Коновалов. Колян тоже надулся. — Почему это нам не дадут слово?!

— Думают, выйдем к микрофону и обосремся! — предположил Колян.

Собственно говоря, он был прав. Алена именно так и думала. Но виду опять же не подала, наоборот, сделала приветливое лицо:

— Мне показалось, что вам не очень хочется выступать.

— Рекламировать — не буду. А гробить — это пожалуйста! — решительно заявил Леха.

— А пушки возьмем? — поинтересовался Колян.

Дело принимало серьезный оборот.

— Зачем? — Алене стало не по себе.

— Если рот заткнут, за нас скажут пулеметы! — пафосно ответил ей бандит.

— Не волнуйтесь, вам дадут слово.

— Хрена лысого, — усомнился Колян, — смешают с дерьмом и выгонят.

— И зачем нам это нужно? — Она тоже прищурилась.

— А хрен вас знает. Вы же телевидение, — Леха безнадежно махнул рукой.

— Если бы я желала вас высмеять, обозвать или, чего хуже, обличить в чем-либо, то не явилась бы сюда, да еще в одиночку. У меня совершенно иные задачи.

Она уже поняла, что нарочито закрученные фразы действуют на этих парней как гипноз. Так и произошло.

— Ладно, — согласился за всех Леха после минутного раздумья (разумеется, если его молчание вообще сопровождалось мозговой деятельностью.

Молчать он мог и просто так, из важности), — мы придем.

Глава 22

— Ну как у вас дела? — Алена забралась с ногами в огромное теткино кресло и жадно вдохнула аромат пирожков с грибами, поставленных в духовку доброй родственницей по случаю долгожданного визита племянницы.

— Да как всегда. Главный объявил, что собирается ставить «Леди Макбет», так что у нас в театре опять переполох — каждый тянет одеяло на себя, словом, интриги и смута.

— Видимо, на вашего главного повлияли недавние убийства, — усмехнулась Алена. — Надо же, какой теперь у вас репертуар. Осталось только «Джека-Потрошителя» на сцену вытянуть.

— У нас и без «Джека-Потрошителя» полный кавардак. — Тетка подала ей настоящий свежесваренный кофе в маленькой глиняной чашечке. — Правда, пока недельное затишье — ведущая труппа на гастролях в Кельне. А вернутся — примутся за старое.

— Леди Макбет, полагаю, достанется Клязьминой?

— Ой, я вообще не знаю, что кому достанется. Ганин твой совсем замотался — он в двух картинах одновременно снимается, его и на гастроли-то с трудом удалось вытащить. Машка Клязьмина совсем ушла в религию. Так ее учение отца Гиви подкосило, что прямо жаль девку. Любовников всех своих пораскидала, краситься перестала и молится все время: ходит, бубнит что-то под нос. И ведь нет чтобы какую приличную религию принять — так она все что-то эдакое выдумывает: то устроит в гримерке чайную церемонию, то обвесится какими-то пучками сухой травы, то бродит часами по коридорам без всякой цели, а глаза пустые-пустые. А Федоров пить перестал. Но трезвый образ жизни сказался на нем таким склерозом, что он ни одну роль толком не помнит — постоянно путается.

Главный орет: «Лучше бы ты пил, как раньше!» Правда, молодежь у нас подросла: мальчикам да девочкам уже за третий десяток перевалило, а они все на второстепенных ролях. Вот их и будут выводить на первый план, а куда деваться?

— Тетка Тая протяжно вздохнула.

— А как дела у тебя на личном фронте?

— Да тут все по-старому, — родственница приободрилась. — Славик желает на мне жениться.

— Не может быть?! — притворно изумилась Алена. — Кто бы мог подумать?!

Он еще так неопытен, и взять в жены столь прожженную девицу! Три брака — это вам не шуточки.

— Завидуешь! — скривилась тетка Тая.

— Еще бы. Ты ведь мне своего кавалера ни за что не уступишь. Ну где мне найти такого же? С такими же шикарными усищами!

— У тебя свой есть. Чем тебя Вадим не устраивает?

— Усов-то у него совсем нет.

— Надо — отрастит. Ты только намекни.

— Отрастит он, — Алена досадливо поморщилась. — Теперь ему намекай — не намекай… толку нет. Совсем переменился парень.

— А что такое?

Ей показалось, что в глазах тетки мелькнула хитрая искра?

— Ой, не могу ответить. У меня такое чувство, что он повзрослел.

— Так давно пора. Ему ведь тоже уже не двадцать.

— Да не в этом дело… понимаешь, он жутко переменился. Будто бы в него Бунин вселился. Такой же стал мерзкий, поверхностный какой-то. Если это и есть взросление, то я ненавижу взрослых мужиков! — гневно закончила Алена.

— А в чем суть?

«Нет, тетка Тая все-таки странно улыбается. Хитренько как-то…»

— Суть в том, что раньше Вадим был со мной искренним. Я знала его как свои пять пальцев, а теперь он словно играет в какие-то странные игры, по одному ему известным правилам. И я понятия не имею, как вести себя с ним.

— А разве не этого тебе с ним недоставало? Ой! — Тетка резво подскочила. — Кажется, пирожки горят! — Она пулей полетела на кухню.

— Ну… — Алена задумалась. Вообще-то раньше именно предсказуемость Вадима вселяла в нее скуку, а стабильность их отношений просто пугала. Она не понимала, как существовать, когда все так гладко и славно, когда любимый человек всегда готов быть рядом, ну и все такое прочее. Именно от таких ничем не напрягающих нервное воображение отношений .она страдала больше, чем от постоянных встрясок с Буниным. Теперь же и Вадим, как по заказу, принялся устраивать ей эти самые встряски. Но странное дело, это совсем ее не радует.

«Женщины — довольно капризные существа, в конце концов решила для себя Алена. — Нам не угодить. Каково понять нашу логику бедным мужикам, если я, женщина, подчас сама свою логику понять не могу. Все-таки бедные наши мужики, бедные!»

— Мне кажется, что тебе стоит поиграть в его игры. — Тетка появилась в гостиной с блюдом, на котором дымились румяные пирожки. Шлейф аромата горячего печеного теста окутал Алену с ног до головы, она чуть было не потеряла сознание. — Может, послать к чертям свою диету? — Стойкость покидала ее вместе с рассудком. Пирожки пахли так, что у нее засосало не только под ложечкой, у нее в мозгу засосало и почему-то в коленях.

— Я надеялась, ты уже покончила с этими глупостями, — проворчала родственница. — Посмотри в зеркало-то — святые мощи. Это собакам кости нравятся, а мужчины любят формы.

— Не уверена. — Руки Алены сами потянулись к блюду.

Тетка с видом искусительницы подвинула его поближе к голодной племяннице:

— Пока будешь находиться в весовой категории «собачьей радости», Вадим к тебе и близко не подойдет.

Это довершило приговор, Алена схватила пирожок и с жадностью запихнула его в рот целиком.

— Н-да… — недовольно протянула родственница, — не благородных кровей девица. — — Ты как Марина! — жуя, возмутилась Алена. — И мы с ней правы!

Посмотри, и я, и она уже по три раза замуж ходили. Так что прислушивайся к нам.

Мы мудрые.

— В этом случае количество не переходит в качество. Так что о мудрости, особенно относительно Марины… Хотя… — тут Алена вспомнила их последний разговор. — Впрочем, Марина иногда тоже выдает умные вещи. Вот недавно знаешь что заявила? Наташа, говорит, имела самые веские основания убить своего любовника.

— Господи! Ты все о том же, — тетка сокрушенно покачала головой. — Тут личная жизнь под угрозой, а она все со своими расследованиями носится. Дуреха!

— Личная жизнь — не самое основное для женщины, — резонно парировала племянница, — должны быть и другие интересы.

— Излюбленная тема всех старых дев. Тебе замуж пора, Аленушка.

— Опять нотации пойдут. Вот почему я и не люблю приходить к тебе в гости, — она сочла своим долгом надуться.

— Да ради бога! Давай поговорим о другом, — с неожиданным великодушием предложила вредная тетка.

«Все-таки предстоящее замужество положительно сказывается на ней. Как же красит любовь женщину. Даже такую занудную, как тетушка».

* * *

И все-таки визит к тетке оказался на редкость полезным, хотя и окончился привычными препирательствами на тему вечных ценностей. Во-первых, Алена поняла, как вести себя с Вадимом: если он хочет играть с ней в «кошки-мышки», то она не отдаст ему роль «кошки», как бы он на нее ни претендовал. А во-вторых, озвучив еще раз соображения Марины насчет любовницы Андрея Титова — некой Наташи, она вдруг обнаружила, что приятельница права. Как бы глупо ни выглядели обвинения в адрес этой девушки, они весьма обоснованны.

Действительно, она могла желать своему возлюбленному смерти. Однако желать и убить — не одно и то же.

«Как же разыскать эту Наташу?»

Алена размышляла на ходу, пока шагала по длиннющему коридору телецентра. Когда она приблизилась к двери офиса редакции новой Катькиной программы, у нее уже созрел план: «Раз Титов погиб в машине, то странно, что никому и в голову не пришло найти человека, который мог бы эту машину испортить! Например, где Андрей купил свою злополучную „Тойоту“? У кого чинил, на какую стоянку ставил?»

Дверь редакции распахнулась с такой силой, что если бы Алена вовремя не отскочила, то, наверное, осталась бы без головы. Во всяком случае, без правой ее части, что, собственно, одно и то же по результату.

Чуть не сбив ее с ног, в коридор вылетел огромный дядька в растянутом свитере и весьма неопрятных брюках.

— Обидеть художника может каждый! — гаркнул дядька в сторону раскрытой двери и стремительно понесся по коридору, уволакивая под мышкой огромную потрепанную папку.

— Ну и как тебе? — усмехнулась Катерина, увидав Алену. — Художник! Мать его! Он нам такие декорации представил, что хочется дать по башке ему этими декорациями, причем уже выполненными в натуральную величину.

Она продемонстрировала, как обрушила бы на голову несчастного несколько десятков килограммов картона с железными остовами в придачу. Две девушки-редакторши заливисто рассмеялись. Не поддался общему веселью только один человек — директор программы Антон Скороходов. Он и без того всегда находился в состоянии суровой угрюмости, а теперь на него вообще было больно смотреть: директор сник, осунулся, и даже козлиная бородка, которая раньше еще как-то топорщилась, теперь тоже горестно повисла.

— Хорошо вам ржать! — невесело заявил он. — у нас съемки второго сентября. То есть через полторы недели. Вы так дружно отправили Рыкова ко всем чертям, что теперь он вряд ли вернется.

— На кой бес нам нужны его нереальные проекты! — весело возмутилась Катька. — Он же бездарь, Думает, что, если вложить в дерьмо кучу денег, оно превратится в золото.

— Действительно, — поддержала ее одна из редакторш, светленькая Лиза. — Такую ерунду и я нарисую.

— А где взять нормального художника?

— Тоша — ты очень жадный. А хорошие художники работают за хорошие деньги. Вот и пригласи хорошего.

— Я не жадный, а экономный, — борода директора приняла абсолютно безжизненный вид.

— Поверь мне, в нашем случае нельзя экономить на декорациях, — задушевно произнесла Катька и положила руку ему на плечо. — Понятно, что смета не резиновая, но нельзя же экономить еще и на экономии. Это чересчур даже для телевидения.

— И почему нельзя принять тот проект, который только что предложил Аркадий?

— Да потому, что в его представлении студия выглядит как подвал Лубянки, завешанный разноцветными тряпками. Это даст такую картинку, на которую зрителю не захочется смотреть. А нам нужно нечто необыкновенное, желательно интересное, выдержанное в стиле передачи.

— Давайте развесим вместо тряпок газеты, — тут же предложил директор. — Это даже дешевле выйдет. И стиль появится: газеты — это воплощение политической жизни.

— Давайте лучше рулоны с туалетной бумагой везде расставим, чтобы еще раз напомнить зрителю, что политика — полное дерьмо, — хихикнула вторая редакторша, рыженькая Роза.

— Действительно, простенько и со вкусом, подтвердила Лиза.

— Если ты сейчас заявишь, что и в «этом что-то есть», я тебя убью! — пригрозила Антону Катерина. Тот не стал отвечать. Молча встал, буркнул что-то про «гнетущую атмосферу женского коллектива» и вышел за дверь.

— Весело у вас. — Алена небрежно кинула на стол пухлую папку.

— Да, поводов для неудержимого хохота хоть отбавляй. — Катька дернула себя за куцый хвостик на затылке.

Алена опять подивилась, насколько могут менять женскую внешность косметика и приличные тряпки. Катерина на приеме в загородном пансионате на себя теперешнюю походила, как волшебная палочка на швабру. Разумеется, в прямой последовательности. Сегодняшняя Катька выглядела омерзительно — те же привычные сальные волосенки, свитер не первой свежести, джинсы, бледные щеки и тусклые, не тронутые макияжем глаза. И очки в роговой оправе. Просто ужас! По сравнению с остальными девицами Катьки была сущим пугалом.

«Видели бы они ее у Налимова! И почему эта дуреха не ходит на работу хотя бы вполовину такой обворожительной, какой может быть?! Все-таки нужно натравить на нее тетку Таю».

— Как дела? — «Дуреха» подсела к столу и, раскрыв папку, принялась с интересом изучать договоры с обманутыми клиентами фирмы «Дом», потом неожиданно обернулась к Алене:

— Как ты думаешь, зачем им понадобилось хранить всю эту макулатуру?

— Ну… — Алена даже растерялась. Ей в голову не приходило задаться именно этим вопросом. Хранят и хранят, ей от этого даже легче. А вот если бы не хранили, черта с два она нашла бы кого-нибудь из клиентов, кроме Марининого Павла, разумеется. — Учитывая, что Кувалдин и Прохоров должны всех своих обиженных держать под прицелом, это вполне объяснимо.

— Вот! То-то и оно, — с достоинством заключила подруга. — По-моему, это еще одно неплохое доказательство вины. Хранят то, что хранить совсем не следовало бы.

— А может быть, для бухгалтерского отчета, — предположила Роза.

— С какой бы целью они это ни хранили, в одиночку мне со всеми клиентами за оставшиеся сроки не справиться, — подытожила Алена. — Для этого я и пришла. Девчонки! Придется подключаться.

— Ox! — разом выдохнули редакторши и побледнели.

Потом Лиза грустно посетовала:

— У нас ведь сценарий еще совсем сырой, да и вообще…

— Имейте совесть! — возмутилась Алена. — Я вам и так почти всю программу сделала. Налимова уговорила, зрителей и тех нашла.

— Спасибо, только мотаться по этим богатеньким дядечкам — непривлекательное занятие.

— А что господин Горин?

— Рад до безумия. Денег с него попросили совсем мало, а сорок минут эфира — это же счастье для политика. Особенно сейчас. Так что с Гориным и его партийцами проблем нет, — хохотнула Роза. — Какие же мы, телевизионщики, все-таки гаденькие. Приглашаем человека в студию, даже деньги с него берем, а собираемся устроить ему головомойку. Да он нас потом по стенке размажет.

— Поздно будет размазывать, — усмехнулась Катька. — Главное, чтобы ничего не всплыло до съемок.

— Значит, сколько тут человек? — Лиза склонилась над списком и присвистнула. — Ото! Около ста! Да нам столько и не нужно. Тридцать за глаза хватит.

— А у меня всего пять в активе.

— Маловато.

— Ой! — вскрикнула Катерина и ткнула пальцем в строчку одного из договоров. — Кириллов Олег Кириллович! Это же Маринкин Лелик! Ну быть не может!

— Надо же, — Алена въелась глазами в знакомую фамилию. — Я и не заметила.

— А я на всю жизнь запомнила! Кириллов и Кириллович — это сочетание незабываемо.

— Может быть, это кто-нибудь другой?

— Ну да! — Катька даже возмутилась таким диким предположениям. — Я уже чувствую запах краски и валерьянки.

— С чего бы это? — удивились редакторши.

— Он же художник, причем от слова «худо»!

— А валерьянки?

— А ее все пьют, кто с ним общается.

— Значит, этого парня мы вычеркиваем.

— Да что вы, девочки! Он же вам такое шоу сделает, Год потом говорить будут! — заверила всех Алена, понимая, что уж к кому-кому, а к Маринкиному Лелику придется тащиться ей.

В этот момент раздалась тихая характерная трель.

— У кого мобильный? — живо вопросила Лиза и подозрительно оглядела собравшихся.

— Только не у меня. — Алена развела руками и покосилась на Катерину. — А разве вам всем не выдали по этой штуковине?

Звонок повторился.

— Ага. И по белому «Мерседесу» на нос, — усмехнулась Роза.

Катька сделала в сторону Алены «большие глаза» и достав из сумки мобильный, ответила:

— Я слушаю. Что?! — Она неожиданно побледнела, потом, видимо, взяв себя в руки, четко и спокойно произнесла:

— Не нужно этого делать. Я прошу тебя.

Давай встретимся и поговорим.

В трубке ей что-то ответили. Катька нахмурилась:

— Послушай, ты и так доставил мне кучу проблем. В любом случае не торопись, ладно?

Сунув трубку обратно в сумку, она повернулась к Алене и виновато улыбнулась:

— Он опять меня терроризирует. Обещал пойти с родителями знакомиться.

Это будет последней каплей.

Катькиных родителей Алена знала вполне сносно. Во всяком случае, была ознакомлена с догмами их воспитания: в десятом классе Катьку все еще не пускали на дискотеки, мальчишеский голос по телефону считался криминалом, а найденный в письменном столе тюбик с тушью — катастрофой. Плоды этого воспитания Алена сейчас наблюдала перед собой: доисторические очки и сальный хвостик на затылке.

Катьку отчаянно тянуло в образ старой девы. Но, может быть, предки уже успели исправиться и теперь все-таки не противятся желанию дочери иметь контакты с противоположным полом. Хотя… похоже, в случае этого докучливого кавалера Катька бы предпочла, чтобы его так же, как прежних поклонников более раннего ее периода, отец спускал с лестницы.

— Кать, пойдем кофе выпьем. — Алена потянула подругу за рукав свитера.

— У меня к тебе разговор.

— Валяйте, мы пока все договора отксерокопируем. — И Лиза с Розой принялись разбирать папку на листы.

В поднадоевшем баре «Антрацит» было, как всегда, сумрачно и накурено.

Алена с Катериной расположились за угловым столиком.

— Мне Марина на днях задала массу вопросов, и над ответами я думаю до сих пор, — Алена поморщилась, пытаясь привыкнуть к слишком горькому кофе.

— Про своего Козлика? — усмехнулась Катька, — Блажь это все. Ничего там у него с Инессой нет.

— Почем ты знаешь?

— Инка крутит роман со своим продюсером во Франции. И это серьезно.

— Одно другому не мешает, — резонно заметила Алена.

— Да ну вас! У Марины просто крыша поехала. Но ей-то хоть делать нечего. А тебе что за радость копаться в ее грязном белье?

— А я и не про грязное белье хотела поговорить.

— Да? Это уже интересно. С каких пор Марину стало занимать что-то, кроме собственных проблем?

— Да ее особенно и не занимает. Просто мы болтали, вот она между разговором о Павле и Инке выдала, что в убийстве Титова правильнее подозревать Наташу.

— И это почему? — Катерина поставила чашку с кофе на стол и серьезно посмотрела на подругу.

Алена в деталях пересказала ей соображения Марины по этому поводу.

Катька слушала молча и внимательно. После того, как подруга закрыла рот, она еще минут пять ничего не говорила и наконец заключила:

— Дура она!

— А мне кажется, что ее доводы вполне жизнеспособны. — "И чего она так ожесточилась? Глаза прямо мечут молнии. Не желает отказываться от программы?

Боится, что Наташу действительно признают виновной, и тогда плакала их замечательная идея с разоблачением Горина? Но это же несерьезно. Пока Наташу найдут… А может быть, она тоже сомневается в причастности Горина и не желает подтверждать свои сомнения. Ведь обличать человека с пылкой уверенностью в том, что он виноват, намного легче, чем делать то же самое, сомневаясь в своей правоте".

Собственно говоря, Алена именно такие чувства и испытывала по отношению к готовящемуся проекту. Она заварила кашу, хотя не была до конца уверена в собственной правоте. Поэтому предположения Марины относительно виновности Наташи прямо-таки выбили ее из колеи.

— Либо ты с нами, либо нет! — резко рубанула Катька. — Сомневаться сейчас — это преступление. Горин все равно последний гад! Даже если он непричастен к убийству Андрея, что, кстати, мы и не собираемся утверждать в студии. Мы ведь только выдвинем предположение, и то не прямо, а намеком. Так вот, если господин Горин вообще не имеет никакого отношения к смерти Андрюши, он все равно замешан в сотнях нечестных дел, и народ должен об этом узнать. Нам такая дрянь во власти не нужна. Ты согласна?

— С этим я согласна, — кивнула Алена, — и все-таки нужно еще раз попробовать поискать эту титовскую Наташу.

— Каким образом?

— Я думаю, что нужно пойти путем поиска людей, имевших отношение к машине Титова.

— Надеешься, что Наташа окажется королевой бензоколонки?

— Нет, но машина зарегистрирована на нее, следовательно, без нее Андрей не мог купить свою «Тойоту». Да и вообще, найти бы мастера, который проводил техосмотр. Мне кажется, если кто и подкрутил гайки в «Тойоте» Титова — то только профессионал.

Если бы это была работа дилетанта, трюк вряд ли сработал бы. Тут нужен точный расчет… То есть какой-то мастер должен быть. Вот если бы опросить всех мастеров Москвы, видели ли они у себя в гаражах некую красавицу, уговаривавшую испоганить машину дружка…

— Остапа понесло! — Катерина закатила глаза. — Ты хоть представляешь, сколько автомастерских в Москве? А в области? А нелегальных? И потом, допустим, ты даже найдешь Наташу. Что ты надеешься у нее выяснить? — Катька опустила голову. — Она не имеет никакого отношения к Горину.

— Откуда тебе знать? Да и потом, Горин — это само собой, в смысле телепроекта. Но убийца Андрея Титова пока не найден. И Горин ли это, еще неизвестно…

Глава 23

Алена в который раз бросила беглый взгляд на часы. Прошло еще пять минут. Вдобавок к тем тридцати, которые она уже провела у этого паршивого фонтана. В сущности, фонтан не был таким уж паршивым, тут дело в настроении, с которым огибаешь его чашу в седьмой раз.

«Чтоб он провалился, гад такой!» — тихо выругалась она. Разумеется, фраза была адресована Вадиму. Это с ним они договорились встретиться у фонтана напротив Большого театра, но, видимо, встреча либо откладывается, либо вообще переносится. Терещенко не появился.

«Он работает, — в который раз напомнила она себе, — у него очень опасная профессия и ненормированный рабочий день». Самоуговоры не возымели действия. Злоба закипала под ребрами уже давно, и теперь Алена серьезно опасалась, как бы накопившийся пар не начал выходить из ушей малыми дозами.

Ведь до чего мерзко ведет он себя последнее время.

Сказал вчера, она сама слышала: «Я тебе позвоню завтра». И не позвонил.

К вечеру довел ее своим молчанием до того, что она начала нервничать, может, произошло с ним что-то. Ну не звонит человек. Не может же быть такого, чтобы он сидел у телефона и сознательно не звонил. Оказывается, может! Это она выяснила, когда наступила на горло гордости и позвонила ему в кабинет. Он поднял трубку, путано извинился, мол, дела и все такое, назначил встречу и — вот тебе опять! — не пришел! Неужели дела?! Не верится что-то. Небось стоит где-нибудь в подворотне, наблюдает за ее мучениями и хихикает, подлец! Алена даже оглянулась в надежде столкнуться с ненавистным взглядом. Но, кроме странных типов, расположившихся на скамейках вокруг фонтана, никого не увидела. Типы эти при ближайшем рассмотрении оказались не такими уж и странными — обыкновенные молодые парни, в кожаных одеждах, по большей части с серьгами в ушах. А кого она ожидала увидеть у фонтана напротив Большого театра — это же историческое место встреч гомосексуалистов. И чего Терещенко не мог выбрать более «натуральное» место для свидания?

«Близко ему от работы, видите ли!»

Тут их «натуральная» пара выглядела бы вызывающе. Впрочем, она и одна выглядит весьма вызывающе. Вон как на нее косится проходящая бабулька. Прямо каким-то недобрым глазом. «Хватит! — Алена решительно направилась в сторону метро. — Я его игры поддерживать не стану! Позвонит — брошу трубку и вообще пошлю ко всем чертям!»

— Бабушка, бабушка, а что такое «голубые»? — Вопрос исходил от пятилетнего малыша в пестрой шапке. Малыш хитро взглянул на интеллигентную бабушку, которая покраснела, глубоко задумалась и наконец вкрадчиво разъяснила:

— Голубой, Сашенька, — это оттенок синего.

Сашенька пожал плечами и потопал дальше, бросив старой женщине:

— Ничего ты, бабушка, не понимаешь в современной жизни.

* * *

В пустой гостиной она долго ходила от стены к стене, обхватив плечи руками. Ходила, пока не заломило ноги, потом рухнула на диван и тупо уставилась на телефон. Половина первого ночи. Вадим так и не позвонил. Мысли о том, что его задержали на работе, что он сидит в какой-нибудь засаде или несется на машине, как Глеб Жеглов, преследуя преступника, сами собой растворились, уступив место отчаянию. Он мучил ее. Мучил осознанно или, что гораздо хуже, бессознательно. Он мог забыть о том, что назначил встречу, так же, как забыл, что обещал позвонить. Или предпочел ей эту свою криминалистку, или сидит дома и просто смотрит телевизор… И ведь что самое обидное — проблема-то решается элементарно: достаточно снять трубку, набрать его номер и выяснить, может быть, устроить ему разнос, но именно это решение проблемы абсолютно невыполнимо. Лиха беда начало — если она включится в правила его игры, то так будет постоянно, он станет избегать ее, а она ему названивать, потом и того хуже — чуть ли не вешаться ему на шею. А потом все разлетится в пух и прах, и она останется одна, посреди пепелища. Хотя скорее всего она уже осталась посреди этого пепелища.

Ведь он уже перешел Рубикон, сжег за собой мосты, а ей осталось только смести пепел в совочек и забыть о своих надеждах на любовь. И сейчас все, что имеет смысл ей совершить, это действительно послать его ко всем чертям и выкинуть из головы напрочь. Так будет правильно. Так нужно сделать, чтобы потом не чувствовать себя половой тряпкой. Но именно это она не может сделать. Не может она послать его ко всем чертям и из головы выкинуть не может. Вернее, из головы — это пожалуйста, это ради бога. А с сердцем что делать?

Сердце-то ноет.

«Самые жестокие игры — это игры с человеческими чувствами…» Откуда эта фраза? А не все ли равно.

Она вспомнила десятки случаев, когда сознательно мучила, притворяясь, чтобы заинтересовать, увлечь, влюбить. И тогда ей казалось, что, жонглируя чужими страхами, неуверенностью, искренностью, она не вредит своему избраннику, а лишь подогревает его интерес к их затейливому «пинг-понгу». А ведь с Вадимом она тоже позволяла себе такое. И, собственно говоря, не особенно задумывалась о его душевном спокойствии. И вот теперь он дал ей понять, каково это — стать партнером такого «игрока». Что он выкинет в следующий раз? И что ей самой теперь делать? Не разыскивать его? Дать ему время одуматься? Затаиться?

Алена схватилась за голову. Мозговой центр, ранее генерирующий хоть какие-то мало-мальски пристойные идеи даже в самых экстремальных ситуациях, теперь словно онемел. Она физически ощутила гудящую пустоту в черепе. Гудящую до звона в ушах. Звона? Резкий звук повторился. И он был извне. Позвонили в дверь. Она ринулась с дивана в прихожую, зацепив по дороге горшок с цветком, и, не особо интересуясь его участью, понеслась дальше. За спиной раздался грохот.

Горшок упал и разбился, раскидав влажную землю по паркету. Ерунда! Она прильнула к «глазку», потом, едва переводя дыхание, с трудом справилась с замком и распахнула дверь. На пороге стоял Вадим. Еще не понимая, что должна делать, она очутилась в его объятиях, прижалась лбом к его холодному плечу и закрыла глаза.

«Я пошлю его ко всем чертям! Обязательно пошлю, но потом. Когда снова обрету. Когда он снова будет моим безраздельно. Господи, ну и стервы же мы, бабы!»

* * *

Утро принесло ей новые открытия. В редакции, как всегда, многолюдной и шумной, она с трудом протиснулась к своему столу, села, обхватила голову руками и глубоко задумалась. Вадим даже не постарался найти для нее какие-нибудь оправдания. На вопрос — какого дьявола он не пришел на встречу, просто заявил, что возникли неотложные дела — вот и все объяснения. Она посчитала неуместным раздувать скандал, загнала свои обиды подальше и постаралась насладиться предложенным вечером. Их ночь была на удивление жаркой и страстной. Но она каждую минуту ловила себя на мысли, что обнимает и целует Вадима так, словно делает это в последний раз в жизни. Когда он утром уходил, она с трудом проглотила подступивший к горлу ком. Она поняла, что это прорывается неуверенность — самое страшное чувство для влюбленной женщины. Она не знала, ждать ли его появления снова.

Так было лишь один раз в ее жизни — в первую встречу с Буниным, когда он бросил ее на смятой постели, поцеловал сквозь шелк простыни и сгинул на целую неделю без всяких объяснений. Она очень хорошо помнила те бесконечные шесть дней, а еще больше те семь ночей, в течение которых слонялась по жизни, как зомби, не зная, что делать дальше. Но тогда ее мучила только страсть. Она всем телом хотела Бунина, каждая клеточка болела от желания. А теперь ситуация осложнилась — в процесс включилась душа — то, что ученые напрочь отрицают как физическое явление. Вот эта самая несуществующая субстанция ее организма ныла так, что больно было дышать. Сердце ее превратилось в нервный комок, аритмично подрагивающий, реагирующий на каждый шорох, на каждый резкий звук. Вот как сейчас: Алена вздрогнула, подскочив на стуле. Бакунин, мирно набивавший текст на своем компьютере, покосился на нее опасливо:

— Тебе плохо?

Она медленно повернула к нему голову, посмотрела мимо.

— Может, валерьянки?

— А цианида нет?

— Увы…

— Господи, что же делать?! — разумеется, стон не относился к конкретной безвыходной ситуации. Просто он гнездился внутри со вчерашнего дня и вот наконец вырвался наружу в самое неподходящее время.

Бакунин пожал плечами:

— Может, снимешь для начала трубку?

— Зачем?

— Телефон звонит уже с минуту, — он кивнул на аппарат на ее столе.

Алена вспомнила, что заставило ее вздрогнуть, и нехотя подняла трубку:

— Алло.

— Н-да, день у тебя явно не задался, — радостно приветствовала ее Ленка Конкина. — Голос будто из подземелья.

— Привет…

— Ладно, я сегодня добрая. Подниму твое настроение до десятого этажа.

Посылаю тебе факс. Там интервью с Андреем Титовым двухлетней давности. Я весь наш архив перерыла, но ты останешься довольной. И не забудь о нашем уговоре! — протараторила она и бросила трубку.

Алена в недоумении уставилась все на того же безмолвно созерцающего ее Бакунина.

— Ну и?.. — он развел руками.

— Слушай, а у мужчин тоже есть какие-то свои нестандартные методы обольщения? Те, о которых мы не догадываемся? Или вы действуете как придется?

— Опять?! — рассвирепел он. — Опять за старое?! Почему я все время оказываюсь крайним и ты мучаешь меня своими идиотскими вопросами?

— Просто ты сидишь рядом. — Она равнодушно пожала плечами. — Так есть?

Или все ваши методы: шампанское, цветы и конфеты?

— Вот я еще и на оскорбление нарвался! — Он предпочел обидеться.

— Соколова, — зычно крикнула Варя, — тут для тебя факс пришел!

* * *

Тонкая бумага содержала в себе огромную статью из журнала «7 Дней» действительно двухлетней давности. Алена бегло пробежала глазами первый абзац.

Ничего сенсационного он ей не открыл. Ну, Андрей Титов, популярный уже тогда телеведущий, вещал о своей семейной жизни, о том, как хорошо им вместе с женой и сыном. Журналист, видимо, из чувства такта поддерживал этот треп на полном серьезе, хотя уже тогда все вокруг знали, что подобные басни — всего лишь басни и не более того. Титов вспоминал о своей жене только в присутствии журналистов.

В остальные мгновения своей жизни он держал в голове десятки женских имен и еще больше образов прекрасных «наяд», «афродит» и «нимф», которых развлекал и ублажал на стороне и в «большой тайне от прессы». Кого он хотел обмануть своими признаниями в нежной привязанности к жене и ребенку — телезрители ведь тоже не дураки. Если только собственную жену…

У Алены вдруг дух перехватило от одной сокрушительной мысли: «А что, если Титов или Бунин — не исключение?! Что, если все мужики такие?! Что, если Марина совершенно справедливо подозревает своего Павла в измене с Инкой? И Коржик такой же бабник, и теткин Горыныч, и главное — Вадим? Что, если неверность не порок отдельно взятого мужика, а просто норма их жизни?»

— Бакунин!

— Я занят. — Он старательно пялился в экран, явно боясь на нее взглянуть.

— Ну Лешенька… , — У меня статья!

— Только один вопросик!

— Ну? — Он резко развернулся к ней всем корпусом.

— Все мужики — бабники?

— Бабники. — Он снова повернулся к монитору. На губах его застыла издевка.

— Не правда. — Алена вздохнула.

— Еще какая правда.

— И ты?

— Я уже не мужик. С тобой рядом посидишь, навсегда потенции лишишься.

— Да ну тебя!

— Не может быть! Неужели я свободен?!

Алена разочарованно оглядела его скорченную за столом фигуру. Как ни странно, но на нее снизошло успокоение.

«Наверное, у меня крыша поехала. Мне нужно чаще общаться с нормальными, не зацикленными на, любовных историях людьми. А то поговоришь с Мариной да с теткой Таей — и до психушки рукой подать…»

Текст статьи ее мало занимал. Она не могла понять, с чего это Ленка вдруг переслала ей этот антикварный хлам, да еще с таким пафосным телефонным предисловием. Читала она вяло, пока наконец не добралась до второй страницы. И тут строчки побежали быстрее, она почувствовала, как кончики пальцев зачесались — явный предвестник разгадки запутанного дела.

«Вашему сыну уже девять лет?» — задал журналист свой нехитрый вопрос, на который Андрей Титов разразился сентиментальным повествованием: "Все мальчишки в его возрасте любят компьютерные игры, кино и ролики, а Валерка — просто уникум какой-то — обожает автомобили. Совсем крохотным торчал со мной в гараже. Я тогда старенькие «Жигули» купил, у нас целая компания подобралась.

Я-то не особенно ) разбираюсь в механизмах, просто сидел в гараже, анекдоты травил, пока ребята мою машину чинили. А Валерик пристрастился к автомобилю с малолетства, знал каждый винтик в папиных «Жигулях» (так он их называл). Вот придем из гаража, я — чистый, на пиджаке ни пылинки, а сынуля — весь в масле, грязный такой, что в ванне часами отмокал. А потом, когда папа стал менять машины, как перчатки, сами понимаете, он все марки изучил досконально. Один раз даже претензию мне предъявил, мол, что ж ты, отец, продал свою «Хонду», я ее как следует еще и не перебрал.

И это было-то в семь лет…"

Алена тупо уставилась перед собой. В голове всплыла фраза Валентины Титовой: «Конечно, мне Игорь помогает. Придумал, знаете ли, для него развлечение. Валерка теперь только вечером домой возвращается. И такой смешной, чумазый — ребенок ребенком. А глаза совсем взрослые…» Что же это за развлечение? Уж не машину ли ему купил, чтобы он ее перебирал? Уж не из гаража ли он возвращается?

Чего-чего, а начинать крестовый поход против ребенка она совсем не желала. Конечно, никаких доказательств нет. Разве что странное поведение Валентины Титовой, которая так отчаянно и так поспешно ухватилась за идею публичного обвинения господина Горина в гибели мужа. Но все равно, она ведь тоже могла лишь подозревать. Или все-таки знала наверняка? Знала, что аварию Андрею подстроил их одиннадцатилетний сын? Может быть, он и имел основания желать смерти отцу, потому что в этом возрасте дети — жуткие максималисты, и если папа так жестоко обижает маму, если мама плачет ночами напролет, то для ребенка такой отец становится ненавистным тираном. Жизненные полутона, извиняющие обстоятельства и прочая взрослая ерунда тут не срабатывают. И выход из положения тоже по-детски простой и жестокий: чтобы мама не страдала, папу убрать. Алена зажмурилась.

«Нет, этого не может быть. Таких чудовищных ошибок не случается в природе. Нет, виноват Горин, и только он. Ребенок тут ни при чем!»

Глава 24

— Я все-таки не понимаю, что я тут делаю?! — Марина растерянно оглядела огромную мастерскую художника. — Как вам удалось меня уговорить?!

— Неужели тебе не хочется посмотреть на своего бывшего? — усмехнулась Катерина. Алена пожала за нее плечами. Если бы она была на месте Марины, ей бы не хотелось. Да она бы и не пришла. А вот Марина притащилась, причем никто ее особенно не уговаривал, сама напросилась, едва узнала, что они собираются с визитом к Лелику — ее первому мужу, от которого она четыре года назад ушла ко второму. И никаких претензий не возникало, пока в квартире Лелика их не встретила сексапильная брюнетка с грудью четвертого размера и глазами цвета насыщенного раствора синьки.

Марина явно пребывала в расстроенных чувствах. Еще бы! Лелик нашел ей достойную замену. Вот если бы на месте этой девицы было нечто невыразительное в полинявшем халатике, тогда бы Марина в очередной раз торжествовала, преисполненная гордости, а теперь сникла.

Алена могла ее понять. Она сотни раз за последние четыре месяца пыталась нарисовать себе образ Вадимовой криминалистки и каждый раз останавливалась на «полинявшем» варианте, потому что представлять соперницу эдакой секс-бомбой опасно для собственной психики — можно сойти с ума от ревности. Конечно, к Марине это не относится. Во-первых, Алена Вадима любит, а Марина Лелика только помнит, и то плохо. К тому же криминалистка Алене — соперница, а эта брюнетка Марине — нет. А во-вторых, ну в сущности, какая ей разница, с кем теперь живет ее первый муж? Неприятно, разумеется, что девица его нынешняя так хороша собой, но и только.

— Могу себе представить, какие узоры он вырисовывает на ее груди. — Марина кивнула вслед удалившейся в соседнюю комнату девушки. — Интересно, Лелик все так же помешан на Гжели или теперь его пристрастием стала Хохлома?

— Не злорадствуй, — пристыдила ее Катерина. — И пожалуйста, не мешай нам своими едкими замечаниями. Знала бы, как ты себя поведешь, вообще тебя не пригласила бы.

— Между прочим, это мой муж. — Марина приняла надменный вид.

— Увы, — усмехнулась Алена, — уже не твой.

— У нас деловые переговоры, — напомнила Катерина, — поэтому попытайся себя сдерживать. Потом, если захочешь, припрешься сюда еще раз и устроишь скандал.

— Скандал — не мой метод, — гордо парировала Марина.

Алена ей не поверила.

— Ба! — Лелик появился в дверях с широко растянутой улыбкой на устах. — Неужели мое прошлое само постучалось в дверь?

— Не зарекайся, — Марина приняла позу обольстительницы, выпятив грудь, которая хоть и сильно уступала в размерах бюсту брюнетки, зато имела отличную форму, — может быть, в дверь постучало твое будущее?

— Теперь я как былинный дядька на распутье. — Он одарил каждую гостью персональным кивком, приговаривая:

— Направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — копье потеряешь, прямо пойдешь… — Тут его взгляд уперся в фигуру бывшей жены, и он закончил хриплым шепотом:

— Все потеряешь. Пойду лучше назад.

Там спокойнее.

Обернулся и крикнул в глубь огромной квартиры:

— Детка, свари нам кофе!

— А как зовут детку? — ехидно поинтересовалась Марина.

— Детка, — Лелик старался больше не смотреть в ее сторону.

— А это твоя мастерская? — чтобы снять напряжение, Алена спросила излишне непринужденно и громко, а в довершение обвела помещение широким жестом.

— Н-да, — Лелик тут же приобрел уверенность.

— Что-то не видно бирюлек под Гжель. — Марина оглядела мастерскую совсем по-хозяйски.

— Их и быть не может. — Художник наконец вышел из дверного проема и кивнул на картины, стоящие у стены:

— Период «натурной Гжели» в моем творчестве закончился два года назад. Да вы слышали, наверное, теперь я работаю акварелью, пишу в основном на заказ… — Он подошел к одному из полотен и откинул закрывающую его ситцевую завесу.

— Заказы, видимо, поступают из Министерства культуры? — в голосе Марины проскользнула обиженная издевка.

— Да нет, заказы частные…

На холсте была изображена симпатичная дама в пастельных тонах.

Изображена со вкусом. Лелик пояснил:

— Сейчас модна акварель. Масло не в ходу. Все хотят портреты «под импрессионизм». Подавай им Дега или, на худой конец, Матисса. Репин не в чести нынче. Вот это — любимая женщина одного банкира. Неплохо, правда?

— Ты стал коммерческим художником? — притворно удивилась Марина. — Раньше ты называл таких малярами.

— Искусство на заказ тоже искусство. Только за него платят большие деньги, — довольно усмехнулся ее бывший муж. — Если у меня талант, почему бы мне не получать за свое творчество в долларах? И кто сказал, что художник должен быть голодным?

— Ты очень изменился, — констатировала бывшая жена с грустью.

— Но тем не менее вам ведь нравится эта вещь?

— Я ничего не понимаю в живописи, — тактично ответила Алена, — но мне нравится.

— Слишком претенциозно, — Катерина откинула голову, оценивая, — но в целом привлекает.

— А я бы тоже попозировала, — Марина повела плечом, — разумеется, мой муж заплатит нужную сумму.

— Хочешь поддержать отечественное искусство? — Лелик смерил ее долгим, недвусмысленным взглядом.

Стало понятно, что Марина сделает все, чтобы Лелик расстался со своей потрясающей брюнеткой.

Eсли надо, она будет позировать и позировать ему, пока у мужика крышу не снесет от ее прелестей. Алена пожалела несчастного.

Разумеется, он согласился на участие в съемках, предупредив, правда, что сделает это не ради справедливости, а чтобы «покрасоваться в рядах почтенной публики» на экране.

«Понимаете, — пояснил он, — для меня — это классная реклама. Так что я обязательно выступлю и между делом расскажу, какой я замечательный художник».

Подобная перспектива отклонения от основной темы программы ни Алену, ни тем более Катерину не устраивала. Но выбора у них не было, пришлось соглашаться.

— Может, все эти обиженные клиенты должны сказать спасибо фирме «Дом», — предположила Алена, когда они вышли от Лелика. — Я даже представить не могу, как все эти люди ужились бы в одном поселке, окруженном высоченным забором.

— Да брось! Они все из одного теста, — отмахнулась Марина.

— Ну тебе уж нечего на «Дом» пенять. Лелика ведь надули совсем недавно, так что, если бы все было по-честному, ты оказалась бы в одном загоне сразу с двумя своими мужьями. Такой участи врагу не пожелаешь, — усмехнулась Алена.

— Не знаю… — загадочно протянула приятельница и послала прощальный томный взгляд на окна квартиры художника.

Алена тоже оглянулась, и ей показалось, что в одном из них шевельнулась занавеска.

* * *

«На-ча-лось!» — Алена распласталась на диване, боясь пошевелиться.

— Нью-йоркская газета «Intеrnаtiоnаl nеws» опубликовала статью, в которой раскрываются механизмы утечки денег из российского бюджета на счета русских бизнесменов в коммерческих банках США. Среди прочих владельцев счетов фигурирует известный политик Олег Горин, — беспристрастно вещал ведущий теленовостей. — Олег Борисович категорически опроверг эту информацию.

Рассказывает Игорь Шапошников.

На экране появился молоденький журналист, взволнованно пересказал только что озвученный ведущим текст, потом появилась картинка коридора Государственной думы, от стены до стены забитого представителями прессы.

Виновник скандала — господин Горин — попал в оцепление телекамер и микрофонов и нервно отбрыкивался от напирающих журналистов.

Особенно усердствовала одна корреспондентка. Создавалось впечатление, что в горячем порыве узнать правду непременно первой она изготовилась засунуть свой диктофон прямо в рот несчастному-политику. Тот из последних сил пытался сохранить достоинство, хотя было понятно, что человек на грани нервного срыва.

— Какие счета?! Нет у меня никаких счетов! Я и банка-то такого не знаю.

И вообще, я в Америке никогда не был! Что?! Ну хорошо, был, только очень давно… Что? Ладно, ладно, недавно. Но все равно никаких счетов у меня там нет! Да на кой дьявол мне счета в чужой стране?! Живу-то я здесь. И в магазины, между прочим, здесь хожу.

На экране снова появился ведущий. Теперь его уста искривились в язвительной усмешке:

— Возможно, господин Горин хлеб с маслом действительно приобретает в московских магазинах, чего не скажешь об иных его покупках. Например, еженедельник «Wееk-еnd» опубликовал сенсационные списки граждан всего мира, которые владеют престижными украшениями. Сразу оговорюсь, что еженедельник довольно скандальный на Западе, не раз подставлял тамошних государственных служащих и прочих честных граждан всех мастей. Вот и до наших честных граждан наконец добрались. Среди прочих наших деятелей имя Олега Горина стоит чуть ли не первым по количеству капиталовложений в экономику Франции, Англии и тех самых Соединенных Штатов, в которых он не помнит, когда был. Так что бриллианты, господин Горин, даже если вы уже не помните какие, вы приобретаете там, и деньги в тех странах очень даже нужны вам.

Алена выпустила воздух из легких. Столь предвзятое отношение программы новостей к отдельному человеку — вопиющее нарушение правил подачи информации.

Кто-то за этим стоит. Кому-то очень нужен скандал с Гориным. Хотя почему «кому-то»? Вполне понятно кому!

— Но давайте вернемся в нашу страну, — продолжил ведущий и нехорошо ухмыльнулся. — Нам не повезло, потому что Олег Борисович не только в магазины у нас ходит, он тут еще и деньги зарабатывает, которые потом складирует в неизвестных ему банках в малознакомых Соединенных Штатах. Так вот, мы с вами, граждане, очень даже участвуем в тех самых капиталовложениях в ту самую страну, о которой многие из нас, не в пример нашему благодетелю, действительно знаем лишь понаслышке. Что касается бюджетных денег — это нам не очень понятно, потому что никогда они по-настоящему нашими не были и для нас даже не предназначались. А вот что происходит с нашими кровными. Рассказывает Игорь Верзин.

На экране появился еще один молодой взволнованный журналист и затараторил:

— Недавно в одной германской газете было опубликовано признание известного российского предпринимателя Александра Сорокина. По его словам, ему приходилось «отстегивать» немалые суммы лично господину Горину за якобы поддержку его бизнеса.

На экране пошла картинка: какой-то дядька, по всей видимости, тот самый известный предприниматель Сорокин, выходит из своей машины и задумчиво топает меж зеленых, явно не российских газонов.

Изображение сменилось крупным планом Сорокина:

— Я возглавлял фирму «Росводы», и в наших ежемесячных расходах обязательно была статья под кодовым названием «Горин», — он невесело усмехнулся.

— А сколько вы платили? — живо поинтересовался журналист.

— Немало, — уклончиво ответил предприниматель и снова усмехнулся, теперь уже многозначительно.

Картинка снова изменилась. Теперь Алена увидела все тот же забитый журналистами коридор Думы.

— Что вы можете сказать о фирме «Росводы»? — выкрикнул Игорь Верзин и сунул микрофон в нос Горину.

Тот раздраженно передернул плечами:

— То же самое, что и о еще доброй тысяче подобных фирм — я никогда о такой не слышал.

— А Сорокина знаете?

— Понятия не имею, кто он.

На экране опять возник ведущий теленовостей:

— Похоже, у господина Горина возникло много проблем. И самая большая — это проблема с памятью. Но я обещаю, что непременно буду следить за ходом разворачивающегося скандала и, если смогу, попробую помочь Олегу Борисовичу вспомнить то, что напрочь вылетело из его головы. Я уже переговорил с известным гипнотизером, так что, господин Горин, если вам действительно понадобится досконально разобраться со своими прошлыми делами, обращайтесь. А теперь о других новостях.

В этот момент зазвонил телефон.

— Аленушка, вы смотрите новости? радостно поинтересовался Налимов.

— Да. И содрогаюсь.

— Мне кажется, пока все пошло хорошо. И ваша программа окажется в эпицентре всех разбирательств. У вас идет подготовка?

— Полным ходом, — упавшим голосом ответила она.

Ей стало жаль Олега Горина. Может, это было чувство справедливости, поскольку только что предложенные зрителю факты явно шиты белыми нитками. У нее не возникло уверенности, что хоть что-нибудь «раскопанное» является правдой. В основном потому, что ведущий вел себя слишком предвзято. Слишком старался отработать гонорар, который, видимо, ему заплатили за раздувание публичного скандала. И что это за еженедельник «Wееk-еnd»? Какая-то желтая пресса. А этот предприниматель Сорокин явно плохой актер. Но с другой стороны…

— Нам нужно встретиться, — посерьезнел Налимов. — Давайте прямо завтра.

— Хорошо…

Она положила трубку. «Информационная война, вот, значит, ты какая!»

Ничего себе, сила четвертой власти! Ведь большинство людей уже прониклись идеей, что Горин — политик «с душком». Тяжело ему придется, бедному. Права ли она сама, что влезла в эту войну? Справедливо ли поступает? Не тащится ли против совести? Ведь то, что она собирается делать, да, в сущности, уже делает, — это работа на общественное мнение. А тут нужно действовать, только четко сознавая свою правоту.

Ведущий новостей, конечно, хватил лишку. Но его можно понять — он выполняет заказ. У него свой интерес. И у Налимова тоже свой интерес: ему нужно сбросить с предвыборного эшелона Горина — для этого все средства хороши. У этих людей свои понятия о чести и достоинстве. А она-то тут при чем? Она влезла во все это дерьмо только для того, чтобы добиться справедливого возмездия. А справедливо ли оно будет?

Но она же своими ушами слышала (вернее, ушами Марины, а та явно не врала), как адвокат «Дома» Прохоров пригрозил Марининому Павлу господином Гориным, если тот затеет разбирательство. И Титов опять же… Конечно, Горин мог и не иметь никакого отношения к смерти Андрея, но он же, в конце концов, покрывает компанию «Дом» . Так что на руку он все-таки нечист. А значит, она — Алена — не сделала ничего плохого, разоблачив его.

Эти размышления ее немного успокоили. Тут телефон зазвонил снова.

— Видела новости? — с придыханием вопросил Катерина.

— Ну…

— Не ну, а круто!

— Ничего крутого не вижу, — ворчливо отозвалась она.

— Да что ты! Это же телевизионный взрыв! Такая смелость в эфире. Такой разгром. Ведущий просто супер! — Ведущий просто подлец, вот и все. Раньше я ему верила. Когда он так же нападал на Сохина — помнишь, министра, я ему верила. А теперь сильно сомневаюсь, права ли я была.

— Да брось ты! — отмахнулась Катька. —Я про саму программу. Улет! Какая эстетика! — Извини, но как раз эстетики я не увидела.

— Потому что ты бумажный червь. Тебе никогда не понять телевизионную эстетику.

— Знаешь, можно возгордиться тем, что я всего лишь бумажный червяк. — «Дать бы ей телефонной трубкой по башке!»

— Ну и черт с тобой! Ты хоть представляешь, на какой волне пройдет наша программа?!

— А Горин не откажется участвовать?

— Да ты спятила?! — хохотнула Катерина. — Нет, ты совсем ничего не смыслишь в информационных делах. Из его пресс-центра нам уже два раза позвонили и подтвердили его участие. Ему сейчас каждая минута эфира — на вес золота. Нам бы слупить с него побольше денег, но директор наш — перестраховщик, побоялся.

На канале все уже в эйфории — предрекают нашей программе шквальный успех. Даже спонсоры нашлись, ты не представляешь, это на пилотную-то передачу!

— А если Горин что-то заподозрит?

— Это уже не важно.

— Он что, идиот, головой в вулкан броситься?

— Наша программа для него — возможность ответить на обвинения, поддержать свое достоинство, если хочешь. Ты ведь видела, что творится.

Журналисты дуют в свою дуду, а его зажали в коридоре, и его ответов никто не слышит. Даже если он поймет, что мы готовим для него подвох, он все равно придет в надежде отлаяться. Тем более оппонент выбран на редкость удачно — «Демократическая свобода» для Горина словно красная тряпка для быка. К тому же ему доподлинно известно, кто начал информационную войну против него. Я думаю, он тоже заготовил немало компромата на твоего Налимова и его сотоварищей. Так что нам это все еще разводить в прямом эфире придется, чтобы не скосило в другую сторону.

— У меня такое чувство, — невесело подытожила Алена, на которую энтузиазм Катерины произвел обратный эффект, — что мы оказались в эпицентре урагана, и этот ураган может запросто смести нас, как пыль с дороги.

— Так это же здорово!

— Не уверена.

Глава 25

Странно, но уже спустя три дня Алена начала замечать перемены в собственном сознании. И немудрено — о нечистоплотности Олега Горина говорили на всех углах (в буквальном смысле): даже в магазинах, даже в вагонах метро первым вопросом случайно столкнувшихся знакомых был: «А ты слышал? Ну, то, что Горин…» Вторым, разумеется: «И как тебе?» Алена поначалу относилась к информации так, как должен относиться к ней человек, который сам является ее распространителем: отстраненно и рационально. Но потом сила четвертой власти взяла верх. Она вдруг поверила. Поверила, хотя, по логике, не должна была верить. Но количество в данном случае перешло в качество, и частота повторений словосочетания «Горин — плохой» вдруг проникла в ее мозг в виде истины.

Понятно, что в редакции все стояли на ушах: Бакунин вообще спятил — с пеной у рта доказывал, что общался с предпринимателем Сорокиным и даже видел напиток боржом с этикеткой компании «Росводы». Да что там видел, пил этот боржом и находил его очень даже приличным. Были у него и оппоненты. В лице Борисыча, например, который грудным голосом заявил, что лично знаком с господином Гориным, а также с господином Налимовым, что оба они — сволочи, и если затеяли публичную склоку, то интереса от этой склоки как от собачьих боев, много крови — мало толку. Все, что они валят друг на друга, — сплошное вранье.

Измочалятся, потом выпьют вместе водки, разделят голоса избирателей и, «помяните мое слово, сядут рядышком в Государственной думе».

Алена тихо радовалась, что никто в редакции, да и вообще никто (особенно Вадим) не догадывался, что она имеет самое прямое отношение к развязавшейся войне в прессе. И не просто имеет — она готовит решающую битву, причем заранее знает, какой должен быть финал. Конечно, ее слегка коробило, что она не слишком добросовестно относится к своей задаче. Все-таки планируется полное низложение Горина и как следствие возвышение партии «Демократическая свобода». Но она так поверила в правоту Налимова, который уже и с экрана заявлял о подлой сущности Горина, что не слишком задавалась вопросом справедливости своего телепроекта.

С другой стороны, она понимала: ее сознание повернули насильно, но ничего не могла с этим поделать. Она попала в собственную ловушку: слишком правдоподобными казались доводы Налимова и его товарищей по партии. Эти политики вдруг полезли на экран во всех возможных программах. Алене начало казаться, что нейтральное эфирное время осталось только у рекламных блоков и передачи «Спокойной ночи, малыши!».

Что уж говорить о газетах. Там что ни номер, то очередная обличительная статья. Мысли о гибели Андрея Титова, равно как прочие версии, касающиеся тех, кто, кроме Горина, был заинтересован в его смерти, отошли на задний план. Алена усердно готовила пилотную программу «Политический ринг». В ее обязанности входило общение с Налимовым и подготовка публики, которая должна была заполнить студию. Тут все шло как по маслу: кандидаты в общественные обвинители, видимо, тоже прониклись духом «справедливого возмездия» и уже сами выражали уверенность в своем участии. Даже банкир Бусляр, наплевав на свой неблагоприятный астрологический прогноз неожиданно заявил, что «национальное сознание возобладало над личным интересом», поэтому он явится на съемки, какими бы катаклизмами это ему ни грозило. Бандит Леха Коновалов настоятельно порекомендовал свою группировку для обороны демократии в отдельно взятой студии телецентра. И, похоже, обиделся, когда Алена отказалась от его предложения.

Она так закрутилась, что совершенно забыла о Вадиме. Ну не совсем совершенно: ночами он ей снился. Все в каких-то странных ситуациях: то в жарких песках Каракумов, то в холодной бездне Атлантического океана, причем и туда, и туда они попадали после неизменной катастрофы «Титаника», на котором плыли, стоя на верхней палубе, как герои известного блокбастера. А поутру, разглядывая огромные фиолетовые круги под глазами, она напрочь забывала о привычке осмысливать свои сны. Последнее время она вообще спала мало и нервно, а поэтому откладывала анализ своих ночных видений до лучших времен.

Да и Терещенко опять пропал. Он не появлялся и даже не звонил. Вечером, за три дня до съемок, в тот момент, когда Алена ввалилась в квартиру после целого дня мотаний по будущим участникам программы, телефон все-таки разразился нетерпеливой трелью.

Пока она неслась к аппарату, то успела удивиться, что совсем не ждет родного голоса своего следователя. Как раз наоборот — она ждала звонка от Налимова, потому что на недавней встрече не до конца прояснила с ним ряд вопросов по пунктам обвинения Горина. В ходе программы Налимов обещал предоставить ряд документов, которые подтверждали бы нечестность Олега Горина как министра в прошлом и как бизнесмена и политика в настоящем. Она в этих делах не слишком разбиралась. По-настоящему задел ее только один факт — его покрывательство компании «Нефтяной союз», в которую она в достопамятные годы вложила свой приватизационный чек. История с фирмой «Дом» должна была возникнуть в самом конце передачи и стать «ударом ниже пояса», мол, всему, что мы вам тут наговорили, вы, дорогие зрители, можете и не поверить, но вот сидят люди, которые лично пострадали от деятельности этого мерзкого человека. Итак, им слово…

В общем, когда Алена добежала до телефона, в голове ее крутились мысли, настолько далекие от собственной личной жизни, что, услыхав в трубке голос тетки Таи, она даже растерялась.

— Ты чего-то совсем пропала, — сразу насела та.

— Замоталась со статьей, — с ходу соврала Алена.

— А как Вадим?

— Понятия не имею.

— И что же, вы не видитесь?

«Почему мне все время кажется, что тетка хитро ухмыляется? Голос у нее какой-то ненатуральный, слишком уж лилейный…»

— Мне некогда. А он не звонит. Не буду же я его разыскивать?

— Так, может быть, он тебе уже и не нужен?

— Ой, теть Тай, мне сейчас никто не нужен. Правда. Поговорим об этом через неделю.

— А если будет поздно?

— В каком смысле? — Рука ее дрогнула.

— Я просто спросила. — Родственница оказалась чертовски жестоким человеком.

— Ну тогда и на фиг он мне сдался! — вспылила Алена. — Мужик, который не может подождать, мне не нужен!

— Ты, наверное, очень удивишься, но мужики вообще не умеют ждать, — вкрадчиво заметила тетка.

— И что ты предлагаешь? Бросить все и мчаться к нему под окна, петь серенады и устраивать стриптиз на радость соседям?!

— Я ничего не предлагаю, я просто спрашиваю.

— Просто так ты никогда не спрашиваешь. И отвяжись от меня, ради бога.

«Я стала чересчур нервной. Я все время швыряю трубку, это может вызвать подозрения! И что она имела в виду, говоря про „какие-то там опоздания“?»

Алена задумалась, медленно опустилась на диван и обхватила голову руками. Может быть, Вадим стоит перед выбором, к кому наконец ему прибиться окончательно, к ней — взбалмошной журналистке, вечно замотанной делами, или к той замечательной криминалистке, которая, похоже, вообще не имеет недостатков.

Странно, что существует человек, состоящий из одних достоинств, тем более странно, что этот человек — женщина. Да быть этого не может! Какая-то эта криминалистка нереальная. Слишком идеальная, чтобы воплотиться в плоть и кровь.

То ли дело она сама — с нею одни неудобства, проблемы и нервные срывы. И кого же он выберет? Может, действительно имеет смысл, пока не поздно, нестись к нему под окна и петь серенады?

В дверь позвонили. На пороге стоял Вадим, дыша словно загнанная лошадь.

Видимо, бежал вверх по ступенькам, пытаясь установить рекорд скорости. В руках его пылал букет бордовых хризантем. Очень большой. Он смущенно улыбнулся:

— Пойдем погуляем.

— Сейчас?! — Она бросила взгляд на часы. Половина двенадцатого ночи.

Он кивнул и вытер рукавом куртки мокрый лоб. — Куда?

— Мне все равно.

— Я так устала, — она отступила на шаг в прихожую, приглашая его войти.

— А я тебя люблю, — ни с того ни с сего заявил он и перешагнул порог.

Алена растерянно развела руками. Она не была готова к пылким признаниям. Она вообще понятия не имела, что Вадим способен на романтические порывы. Но это оказалось еще не все. Терещенко понял ее удивление по-своему. Он нахмурился, видимо, собираясь с силами, потом взглянул на нее исподлобья и процедил:

— Ты мне не веришь, да?

— Я?

— Ты не веришь мне, — в его голосе прорезалась глухая ярость. — Ну хочешь… Хочешь, я… не знаю, хочешь, я попробую стихи сочинить. Или спеть для тебя, хочешь?

— А ты поешь лучше Ивара Скрипки?

— Хуже. Меня в школе выгоняли с уроков пения за громкость голоса в сочетании с полным отсутствием слуха.

— Тогда лучше пойдем погуляем. — Она прижалась к нему всем телом, чувствуя, как ее сердце начинает подстраивается под его пульс, и понимая, что сегодняшняя прогулка явно откладывается, по меньшей мере, до завтрашнего утра.

* * *

Ситуация осложнилась: утром Вадим никуда не ушел, наоборот, вопреки своим последним привычкам не исчез из квартиры, чуть только утренняя заря коснулась гардин. Он разбудил Алену поцелуем, сам сварил кофе, приготовил омлет, которым они на пару плевались, потому что он не только пережарил его, но еще и умудрился пересолить. Словом, вел себя Вадим так, словно между ними не было четырех месяцев разрыва и последующего странного, непонятного примирения.

Ей бы только радоваться, но почему-то к девяти она начала слегка нервничать, то и дело поглядывая на часы, с надеждой услышать фразу: «Мне пора, дорогая!» Фраза не прозвучала и к половине десятого, когда Алена уже откровенно ерзала на стуле. К десяти она принялась задавать осторожные вопросы, типа:

«Как у тебя дела на работе? Что нового? Есть ли какое-нибудь интересное расследование в производстве?» Тщетно. Терещенко будто бы забыл, что служит в милиции, что по улицам бродят тысячи пока еще не посаженных преступников и что его святой долг бежать и ловить этих самых душегубов, а не нежиться в теплых лучах ее — Алениного — обаяния. «Как некстати он приперся со своей большой любовью именно вчера! — раздраженно подумала она к половине одиннадцатого. — Ну почему бы ему не подождать хотя бы недельку?!»

А к одиннадцати в ее душу закралось нехорошее подозрение, которое она решила незамедлительно проверить. Она подошла к нему в тот момент, когда он тщательно вытирал со стола, обняла и ласково промурлыкала:

— Знаешь, мне к двенадцати нужно быть в редакции.

Он посмотрел на часы и поцеловал ее в лоб:

— У меня совещание только в час, так что я тебя провожу. Ты не против?

Предположение подтвердилось — Вадим решил остаться рядом с ней навсегда. Ну почему это революционное решение должно воплотиться в жизнь именно сегодня?!

Она стиснула зубы, но ничего ему не ответила. Лишь одарила его ласковой, благодарной улыбкой. К двенадцати ей необходимо явиться в «Останкино» на последнюю перед съемками летучку, на которую, кстати, придут и представители двух враждующих партий. Там нужно будет вести тонкие дипломатические игры, дабы никто из партии Горина ни о чем не догадался. Ей бы сесть и продумать все заранее, а она тут ломает комедию с Вадимом. «Хоть бы только никто не позвонил, — взмолилась она. — Если Вадим узнает…»

* * *

— Куда ты так бежишь, тебе ведь только к двенадцати?! — изумился Вадим, переходя на рысцу, поскольку Алена продиралась сквозь толпу к выходу из метро с необычайной скоростью.

«К двенадцати! — Она его уже почти ненавидела. — Только в „Останкино“, а не на „Сокол“, идиот!»

— Ты знаешь, у меня тут случай интересный был…

— Да? — Она обернулась на ходу, изображая жуткую заинтересованность.

— Приехали мы на место преступления… «Значит, десять минут (если перейти на бег) от метро до здания редакции, пять минут на нежное прощание, еще пять — подождать, пока он уйдет, потом схватить машину… Нет, сейчас в центре пробки. А если через МКАД?»

— …Ты меня слушаешь? — Он дернул ее за рукав.

— Ну разумеется, вы приехали на место преступления…

— Да нет, — он ухмыльнулся (кривенько так, мерзко), — с места преступления к этому моменту мы уже уехали.

— Да, да, я поняла.

«Как же быстрее добраться? Может, все-таки на метро? Но от „Алексеевской“ ждать маршрутку — это минут десять, в лучшем случае. Или позвонить, предупредить, что опоздаю и чтоб начинали без меня? В конце концов, на кой черт я им там сдалась?»

— …Ты слышишь? — Он снова дернул ее за рукав. «До чего же навязчивый тип!»

— А почему ты спрашиваешь? — Она повернулась к нему, едва успев смести с лица следы раздражения.

— У тебя такой отсутствующий вид… «А у тебя вид полного кретина, который мучает девушку своими занудными рассказами!» Она растянула губы в улыбке:

— Хочешь, перескажу все в мельчайших подробностях?

— Не стоит, — буркнул он. — Я думал, тебе это интересно.

Тут ей пришлось остановиться, дабы не подрубить росток нового счастья под самый корень. Она обхватила его лицо ладонями и заглянула в его глаза с влажной нежностью (с такой, на которую только была способна, и в лучшем расположении духа):

— Милый мой! Я тебя очень люблю. Мне безумно интересно, что у тебя происходит на работе. Просто я ужасно спешу и в основном думаю о том, как объяснить своему главному редактору, почему у меня статья до сих пор не готова.

— Да? — совершенно некстати усомнился Вадим.

— Точно, — ей показалось, что разыгранная сцена выглядела необычайно правдиво. «Мне нужно идти в актрисы, — в который раз повторила она себе. — Причем сразу в великие!» — И если бы ты попрощался со мной прямо сейчас, то я перешла бы на спринтерский аллюр.

— Хочешь намекнуть, что я тебе мешаю? — Он только что оттаял и тут же снова приготовился обидеться.

— Ну что ты! — слишком горячо запротестовала Алена. — Мы можем понестись вместе. Как два гнедых в одной упряжке.

— И все-таки я доведу тебя до редакции. — Он решительно потянул ее за руку.

Странно он себя ведет. Определенно! Неужели подозревает?! Но откуда…

И вчера так неожиданно появился, словно знал, когда самое время. Аккурат под съемки! Интересно, а все ли прослушивающие устройства сняли с ее телефона, когда поймали того маньяка в ее квартире. Или кое-какие оставили? Тогда бы все объяснялось просто. В этом случае стало бы понятно, почему Вадим появляется всегда в тот момент, когда ему нужно.

У проходной она слегка притормозила, повернулась к нему и постаралась вложить во взгляд как можно больше трогательной надежды:

— Увидимся сегодня? — «Скажи, нет! Скажи, что у тебя дела, что ты никак не можешь!»

— Конечно. Когда тебя встретить? «Черт! Тысячу раз — черт! Да что у тебя, своих дел нет?!»

— В шесть… А знаешь, давай лучше созвонимся. Может быть, я дам тебе ключи от дома?

«Господи, а если позвонит Налимов и Терещенко ему ответит? А если Катька или Леха Коновалов, которому вообще ничего не стоит рассказать о съемках первому встречному?!»

— А вторые у тебя есть?

— Нет.

— Тогда лучше созвонимся. Но мне бы хотелось тебя встретить. У меня на вечер большие планы. Я хочу пойти в кино.

— В кино?! — Она поперхнулась и побледнела.

— Я думал, ты тоже хочешь пойти в кино.

— Давай созвонимся, — сил на продолжение спектакля у нее не осталось.

Да и времени тоже. Алена чмокнула его в щеку, сделала было шаг вперед, но потом раздумала, вернулась и на радость охранникам прильнула к его губам долгим чувственным поцелуем.

Теперь у него не останется сомнений в ее искренности. Он не забудет их прощание и весь день проживет в ожидании новой встречи. И, будем надеяться, не станет звонить ей каждые пять минут в редакцию дабы узнать, как у нее дела.

«Интересно, пяти минут достаточно, чтобы он скрылся за поворотом?» Алена осторожно приблизилась к большому окну вестибюля. Вадима она не увидела.

Поэтому понеслась что было сил к дверям, чуть не сбив вертушку проходной со стальной основы, вырвалась на свободу, глубоко вдохнула… а выдохнуть уже не смогла, потому что натолкнулась на знакомый взгляд ехидных глаз. Вадим стоял рядом с дверями, так что из окон здания его видно не было.

— Ну? — Он развел руками, видимо, предлагая упасть в его объятия, и усмехнулся. — Тебе все еще требуется провожатый?

— Ах ты лживый, изворотливый, хитроумный сукин сын! — Она выдавила кислую улыбку, подошла и легонько стукнула его кулачком в грудь.

— На себя посмотри! — Он поймал ее руку и галантно тронул ее пальцы губами.

— Хочешь сказать, что знал все заранее?

— Я и сейчас ничего не знаю. Только предполагаю.

— Предполагаешь что? — Ее глаза наполнились паническим ужасом, но Алена уже ничего не могла с этим поделать.

— Предполагаю, что тебе не нужно в редакцию. А куда тебе на самом деле нужно — для меня секрет. А у меня, как у всякого следователя, сама знаешь, какое отношение к чужим секретам.

— Значит… — Алена потянула паузу, причем уже не нарочно. — Все, что было до этого, совершалось только для того, чтобы разгадать мой секрет?

Он открыл рот. Потом закрыл, потом покраснел как рак и неловко усмехнулся:

— Ну знаешь! Вот это женская логика!

— Отвечай! — сурово потребовала она.

— Да кто ж в таком признается? — Он постарался стать веселым.

— Перестань! — Алена резко повернулась и пошла прочь по направлению к дороге.

— Эй! — Разумеется, он кинулся следом. Когда догнал, то схватил за плечи и развернул к себе. — Ты не представляешь, что у меня был за месяц. Я столько узнал…

— И для полной картины тебе не хватало только моей маленькой тайны?!

Поэтому ты устроил всю эту комедию со сложными отношениями, страстным признанием в любви и хризантемами. Ты даже был готов сочинять стихи! Вадим, неужели тебе непонятно, как это мелко?!

— Да я ничего такого не имел в виду… — Он окончательно потерял контроль над собой. Так растерялся, что вообще не знал, что стоит говорить и что делать. — Слушай, ты меня совершенно запутала. Давай по порядку…

— По порядку — мне некогда! — резко перебила его Алена. — Если тебе действительно так важно знать мой секрет, я тебе его расскажу, но с этой минуты забудь о моем существовании.

— С какой это стати?! — возмутился Терещенко.

— Ты совершенно беспринципный, жестокий тип. Даже Бунин по сравнению с тобой — настоящий ангел. Так вот, у меня встреча в редакции программы «Политический ринг», которая пригласила господина Горина на съемки.

— Что?!

— И не нужно делать такие огромные глаза! Я, как и обещала, довела дело до конца. Я подготовила эту программу и не собираюсь прекращать работу только потому, что ты заявился ко мне с цветами и своими слюнявыми признаниями. А теперь мне действительно некогда. — Она вырвалась из его объятий и помчалась к дороге.

Он опять кинулся следом. Алена подняла руку останавливая машину. У бордюра тут же затормозил красный «жигуленок». Она схватилась за дверцу. В этот момент Вадим сделал то же самое.

— Остановишь меня — убью! — зло процедила она.

— Каким образом? — опешил он.

— Извращенным! — Алена довольно грубо оттолкнула его в сторону и, юркнув в салон, четко произнесла, чтобы не только водитель, но и ошарашенный Терещенко на тротуаре услыхал:

— В «Останкино»!

Глава 26

От встречи представителей двух партий, которые уже неделю льют на голову друг другу самый грязный компромат, Алена ожидала всего, чего угодно, даже мордобоя, а поэтому сильно нервничала. Она понятия не имела, кто явится в редакцию, но облик гостей ей заранее рисовался неприятным: эдакие наглые, хамоватые, что-то подозревающие типы. Во всяком случае, именно такими она представляла пресс-секретарей политических партий. И если в пользу партии «Демократическая свобода» она еще готова была ошибиться, то насчет партии Горина сомнений быть не могло. А каким же должен быть представитель партии такого человека, как Горин? Однако вскоре Алена убедилась в том, что она заблуждалась.

Илья Алексеевич Панкратов от партии «Народная сила» ее порадовал. Он оказался молодым, высоким и весьма симпатичным брюнетом. Словом, приятным парнем и к тому же интеллигентным. Он пришел первым, оставил свою охрану у входа в телецентр (а без нее ни один уважающий себя политический деятель и шагу не сделает, так что это уже было жестом доброй воли и наивысшего уважения). Из всех находящихся в помещении редакции он тут же выделил Алену, по-особому значительно с ней поздоровался и сел рядом. Она пыталась напомнить себе, что Панкратов работает на Горина, а потому она должна испытывать к нему если не классовую вражду, то хотя бы отстраненное неприятие. Но ничего подобного испытать так и не смогла. От его рубашки исходил пьянящий аромат дорогого одеколона. Он как-то загадочно улыбнулся ей, а потом спросил:

— И что же вас заинтересовало в этом деле?

— А… — она открыла рот, не зная, как ответить на столь прямой вопрос.

Панкратов ее знал, причем, видимо, знал неплохо. В смысле не «лично знал», а помнил по прошлым делам, которые, на ее беду, замечательно освещались в прессе.

— Вы ведь Алена Соколова? — Вопрос прозвучал как утверждение, поэтому она молча кивнула, изо всех сил давя в себе растущее смущение.

Она вообще не любила, когда кто-либо узнавал ее как «частного сыщика», «певца криминальной прессы» или кого-то в том же роде, а теперь, при сложившихся обстоятельствах, ее известность могла обернуться неприятностями для всего проекта: мало ли что придет в голову этому проницательному пресс-секретарю? Кто даст гарантию, что он не сложит, как дважды два, гибель Титова и ее желание участвовать в передаче «Политический ринг»? («Правда, до такого может додуматься либо гений, либо сумасшедший».) Она снова утвердительно кивнула на вопрос, не напрасно ожидая следующего. И дождалась. Илья Алексеевич удовлетворенно хмыкнул, чем напомнил ей сытого кота (только не толстого и разленившегося, а молодого, всегда готового ввязаться в игру).

— Неужели перешли на телевидение?

— Ну… — Она затянула спасительную улыбку, пытаясь преодолеть смущение. Врать ей не хотелось, потому что вранье было бы слишком откровенным и возбудило бы подозрения, а говорить правду… И что она могла сказать? Что ввязалась во всю эту телеканитель только для того, чтобы публично опорочить «Народную силу» и лично ее лидера — господина Горина? Нет уж, в данном случае сладкая ложь все-таки лучше горькой правды. Во всяком случае — для нее.

— В общем-то, правильно, — ни с того ни с сего одобрил ее Панкратов. — Сейчас только ленивый не работает на предвыборную кампанию. Эстрада и театр — темы, конечно, вечные, но на них денег не сделаешь.

— Да я и не пытаюсь, — это было чистейшей правдой, но Алена почему-то пошла красными пятнами. В устах Панкратова откровенный цинизм превратился в норму жизни, до того простую и понятную, что противоречить ему было даже неудобно. Ей вдруг показалось, что бескорыстные борцы за справедливость (к коим она причисляла и себя) выглядят убогими кликушами, проще говоря, юродивыми, людьми не от мира сего.

— И зря, — подтвердил ее неловкость обворожительный брюнет. — В нашей стране деньги сами в руки плывут. Тем более в выборный год. Почему бы их не взять, если есть такая возможность, а?

Его глаза наполнились чарующей хитростью, отчего у Алены, как, впрочем, у всякой нормальной женщины, потеплело где-то под желудком. Она сглотнула, и перевела дух, напомнив себе, что романтический ореол их встречи моментально развеется, если собеседник узнает о ее истинных намерениях.

Спасло ее только появление пресс-секретаря партии «Демократическая свобода» Альберта Ивановича Мизянского — тоже молодого парня, низенького, упитанного, уже лысеющего блондина в очках, которые придавали его облику законченную внушительность. Два этих человека, несмотря на объединяющее их желание выглядеть приятными во всех отношениях, настолько резко разнились во всем остальном, что их даже по внешнему виду и повадкам без труда можно было охарактеризовать как представителей если не разных человеческих родов, то как сотрудников разных политических партий — это уж точно.

В отличие от Панкратова, Мизянский был суетлив и странно весел, причем весел постоянно. Он сдабривал свои монологи шуточками даже в тех местах, где этого не требовалось. Посреди обсуждения какого-нибудь важного вопроса он мог схватиться за лоб, радостно улыбнуться и промурлыкать: «Какой я чудный анекдот вспомнил, господа!» — и тут же начать его рассказывать, таким образом сбивая всех с толку. У Панкратова от подобных выходок сводило скулы. Алена только на третьем анекдоте поняла, что шутливый настрой Мизянского — это не последствия удачно проведенной ночи и даже не свойство характера, это хорошо продуманная тактика ведения переговоров, когда несвоевременной шуточкой можно вывернуть дело в свою пользу, поскольку противник на минуту утеряет контроль над ситуацией.

Поначалу оба пресс-секретаря выложили на стол объемные папки, раскрыли их и принялись перечислять обвинения, которые они готовы огласить в эфире.

Попутно отметались дела, в которых были замешаны представители обеих партий, и утрясались те, которые оставались. Словом, шла обычная торговля компроматом — ты не скажешь этого, тогда я не скажу того. Мизянский то и дело шутил, Панкратов бледнел и обращался за сочувствием к Алене. Она не сразу раскусила, что и это лишь своеобразная тактика, и только спустя час поняла, что его недвусмысленные улыбки, бархатные взоры, обращенные к ней, отнюдь не свидетельство расположения к ней как к женщине и даже не проявление отчаяния с мольбой о помощи, — это сознательный поиск «душевного союзника» на нейтральной стороне. Когда Алена наконец разобралась во всех этих хитросплетениях, переговоры предстали перед ней в совершенно ином свете: теперь она наблюдала за ними отстраненно, никому не мешала и поддерживала игру обоих, находя в этом настоящее удовольствие. Еще бы, она-то чувствовала себя просто сверхумной женщиной, эдакой изворотливой интриганкой, у которой в кармане всегда припасена козырная карта. А мужчины, уверенные в том, что манипулируют ею (да и всеми остальными, включая своего противника), старались изо всех сил, даже не подозревая, что их тонкая игра кое для кого за этим столом стала просто неудачным спектаклем.

— Итак, — Панкратов обдал Алену очередным многообещающим взглядом. Она с трудом подавила улыбку, — чтобы все было поровну, необходимо добавить один пункт в нашу пользу.

— Помилуйте, батюшка! — Мизянский изобразил полнейшую невинность. — Да чего же вам не хватает? Нефтяной вопрос мы исключили. Мы даже историю с приватизацией не трогаем. А продажа голосов в Думе — это же полнейшая недоказуемость, лай в пустоту. Если так пойдет и дальше, нам просто не в чем вас будет обвинить!

— Но вам действительно не в чем нас обвинить. — —Панкратов развернулся к Алене:

— Не так ли?

Она пожала плечами. Он продолжил, уже обращаясь к оппоненту:

— Нефть мы решили не трогать, потому что и вы там замарались не меньше нашего, приватизация — настолько давняя история, что никого уже не проймет, уберите продажу голосов в Думе.

— Но тогда у вас будет одним пунктом больше! — Мизянский округлил глаза. — Вы решили затронуть лоббирование интересов бензиновых королей.

— А что вы можете предложить взамен? — Панкратов бросил еще один выразительный взгляд в сторону Алены. И она поняла, что нужно действовать, поэтому наконец ответила ему слегка смущенной улыбкой. Примерно такой, какой одаривала Борисыча в тот момент, когда он поднимал на нее глаза от только что прочитанной ее статьи.

Панкратов приосанился.

— Ой, ну как же убрать такие смешные истории? Знаете Королькова? Как он сокрушался, когда выяснилось, что продал свой голос первым и страшно продешевил… — хихикнул Мизянский.

— Оставьте вы этого убогого! — потерял терпение Панкратов, которому история с продажей депутатских голосов не казалась смешной, даже при воспоминании о несчастном Королькове, который давно был притчей во языцех, так как либо постоянно попадал впросак, либо устраивал драку на заседании, причем и то и другое неизменно становилось достоянием общественности.

— Действительно, — тут Алена еще раз улыбнулась Панкратову, отчего лицо Мизянского сделалось кислым. — Пожалуй, хватит утрясать. Так мы не договоримся…

В редакции повисла пауза, и все воззрились на нее с разной степенью интереса. Она глубоко вдохнула и наконец сделала тот решительный шаг в пропасть, к которому так долго шла:

— Лоббирование интересов компаний — это самая разветвленная часть ваших взаимных обвинений. Исключить ее нельзя, равно как нельзя расписать по пунктам.

Попробуем изъять наиболее скандальные отрасли и взять то, что более-менее усреднено.

К этому моменту она уже так накачала Панкратова своим обаянием, что тот просто расцвел. Мизянский же сник, судорожно сопоставляя наказ Налимова не перечить Алене Соколовой с тем, что разворачивалось перед его ошарашенными глазами.

— Значит, мы исключим бензин, цветные металлы и табак.

— И недвижимость, — добавил Панкратов. Алена с трудом сохранила на лице спокойствие:

— Если исключить еще и недвижимость, то спорить будет не о чем. Пожмете друг другу руки в эфире и разойдетесь добрыми друзьями.

— А разве это плохо?

Тут Алена поняла, что Панкратов со своими улыбочками — просто какой-то урод.

— Плохо! — заверила она его. — Потому что никто из зрителей не поймет, зачем вы пришли в студию «Политического ринга» и что это за ринг такой, где противники милуются от начала поединка до самого финала. И поверьте мне, после третьей минуты передачи большинство ваших потенциальных избирателей выключат телевизор. Давайте начистоту — что вы хотите получить от передачи? Я полагаю, что голоса, так? Значит, имеет смысл убеждать людей, а убедить никого не удастся, если программу никто не посмотрит. Постная политическая передача, где лидеры в спокойной обстановке произносят скучные монологи, сейчас никого не заинтересует. Нужна борьба, скандал, столкновение, стычка — называйте это как хотите. И если не будет остроты, то не будет и рейтинга. А нет рейтинга — нет и голосов.

Панкратов с Мизянским с минуту молчаливо обдумывали ее речь. Алена молила всех известных ей святых, чтобы последний не выдал своей радости от сознания, что она все-таки на его стороне. Мизянский понял, конечно, понял, что она имела в виду, отстаивая право «Демократической свободы» обвинять «Народную силу» в том, что та лоббирует интересы компаний, занимающихся недвижимостью. Ведь именно к таковым относится фирма «Дом». Панкратов вряд ли вообще знал о ней — это было слишком мелким делом, поэтому никто его не предупредил, что тут скрыт криминал. Спустя пять минут напряженных молчаливых раздумий оба пресс-секретаря согласились с доводами Алены, причем оба при этом имели весьма довольный вид.

«А вот теперь ты влипла! — заключила про себя Алена. — Вот теперь именно ты подставила Горина. Тут уж не отвертеться и не сослаться на злой рок при разборках. И что из этого выйдет, неизвестно. Как неясен финал для самого Горина, так пока и непонятно, что с тобой сделают после эфира!»

* * *

«Какой же странный тип этот Терещенко!» — Алена задумчиво уставилась в гудящее пространство родной редакции журнала «Оберег». После всех треволнений в «Останкино» этот милый сердцу муравейник показался ей таким спокойным. Она тут же расслабилась и привычно принялась размышлять о любимом следователе.

Собственно говоря, и раздумывать-то было не о чем — Вадим, разумеется, не подлец, и на то, в чем она его сегодня обвинила, он не способен. А она наорала на него совершенно сознательно, чтобы отвязался. Вот и все. Теперь он будет чувствовать себя виноватым, маяться (что, собственно, тоже в ее интересах, значит, будет о ней думать), потом придет просить прощения. Но для этого решительного шага он должен созреть, а пока он зреет, она успеет не только подготовить, но и снять передачу. «Это не Вадим странный, а я .странная, — неожиданно решила для себя Алена. — Это я изменилась. Я стала какой-то холодной и расчетливой. Я играю с людьми, как с шахматными фигурами, используя их эмоции и желания. А сама — словно железная. Господи, неужели и на меня так повлияло участие в политических баталиях? Нужно с этим завязывать, а то ведь превращусь в настоящую стерву! Или уже поздно?..»

Эта мысль повергла Алену в смятение. Она моргнула, потерла глаза, поправила волосы, достала зеркальце из сумки, внимательно вгляделась в свое отражение — вроде бы все в порядке: ни пламени из ноздрей, ни пробивающихся на макушке рогов, зрачки нормальные, не вертикальные, словно у кошек и ведьм. Да и вообще, отражение есть, значит, она пока не вампир и не нечисть какая-нибудь, значит, человек. Только вот внутри у нее все равно похолодело: откуда этот сосредоточенный пронизывающий взгляд, эти складочки на переносице, почему опущены уголки губ? «Может, я старею?»

— Привет! — за столом Бакунина послышалось шевеление.

Она повернулась к нему. Лешка появился на удивление поздно и просто источал жизнерадостность.

«А может, он всегда был таким веселым и энергичным, просто я и сама была такой же, поэтому не замечала. Зато сейчас… А вдруг я умираю?!»

— Впервые за три месяца провел ночь в пьянстве и разврате! — радостно сообщил Лешка. — Как же я много упускаю!

Он хлопнул по монитору компьютера и заявил:

— Все, теперь буду работать только в свободное от отдыха время!

— Лешка. Я похожа на старую стерву?

— Что? — не понял он.

— Я похожа на старую стерву?

Бакунин смерил ее изучающим взглядом:

— На стерву-то ты всегда была похожа…

— Сволочь, — она улыбнулась.

— Нет, на старую пока не тянешь, — он ответил ей тем же, — особенно когда на этих прелестных губках блуждает столь чарующая улыбка.

— Ты мерзкий развратник.

— И горжусь этим. Возьми трубку!

Алена нехотя повиновалась. Лешка вновь вдохнул в нее надежду. «Никогда больше не свяжусь с политикой!» — пообещала она себе, прежде чем ответить на звонок:

— Слушаю.

— Могу я поговорить с Аленой Соколовой? — голос в трубке звучал хрипло.

— Я Соколова. С кем имею честь?

— Мое имя вам ни о чем не скажет.

— А кроме вашего загадочного имени, вам есть чем со мной поделиться?

— Перестаньте, мне не до шуток.

— Да какие уж тут шутки, — усмехнувшись, Алена покосилась на Бакунина, который делал ей энергичные знаки, мол, бросай все, пошли пить кофе.

— Вы хотите знать, кто убил Андрея Титова? — Хрип перешел в шепот.

— Неужели вы? — Она махнула рукой Бакунину:

«Проваливай, не мешай вести светскую беседу».

— Если будете шутить, я положу трубку.

— Послушайте, — она сочла своим долгом возмутиться, — во-первых, я уверена, что это вы пытаетесь меня разыграть. Правда, я пока не понимаю, почему вы решили, что мне интересно, кто убил Андрея Титова…

— Почему? — хохотнули в трубке. — Да вся Москва об этом знает!

— Что? — Она судорожно оглядела редакцию, дабы проверить, кто из коллег решил над ней посмеяться столь глупым способом. Но из всех присутствующих по телефону говорила только помощница Борисыча — Варя, а голос в трубке принадлежал явно мужчине. Причем мужчине простуженному. Варя в этот образ никак не вписывалась.

— Вы сегодняшние «7 Дней» читали?

— «7 Дней»?

— Да, там как это… ну, вроде рекламы вашего будущего интервью.

— Анонс, что ли?

— Наверное… Так вы хотите знать правду?

— А вы ее сами-то знаете?

— Бросьте шутить, сказал! — разозлились на другом конце провода. — Если б не знал, стал бы я звонить! И еще, я назову свою цену. Без торга…

— Подождите… — Она мотнула головой, надеясь, что эта не правдоподобная ситуация как-то сама собой развеется. — Вы что, хотите продать мне информацию?

— Можете называть это и так.

Она выдержала паузу. Причем просто выдержала, как в театре, ни о чем не думая — для создания особенного пафосного настроения в разговоре. Потом хмыкнула и объявила:

— Я вам не верю.

В трубке тоже немного помолчали. Но по другой причине: видимо, в голове звонившего судорожно работали не слишком расторопные мозги.

— Машина была неисправна, — хрипоты прибавилось.

— Это любой может заявить.

— Я слесарь, который позаботился об этом.

— Кто вас попросил это сделать? — Алена все еще сомневалась, но холодок, пробежавший где-то между ребрами, заставил ее вздрогнуть и посерьезнеть.

— Вот это уже стоит денег, — в ухе захлюпал чужой смешок.

— Сколько?

— Десять тысяч.

— Что так?

— В каком смысле?

— Что так много?

— А потому что люди, в этом замешанные, тоже не мелкие.

Тут ее заколотила мелкая дрожь. Не то чтобы она испугалась, вовсе нет.

Просто ей никогда не приходилось торговаться с убийцей по телефону. Ну не было у нее раньше опыта покупки информации. «Вот влипла в политику!» — в который раз про себя сокрушилась Алена.

— У меня сейчас нет таких денег.

— Хотите, чтобы я рассказал другим?

— Погодите. Давайте созвонимся минут через сорок… нет, лучше через час.

— К своему следователю побежите? — голос нервно задребезжал.

— Вы думаете — это в моих интересах?

— Вы всегда сдаете преступников в милицию.

— Только тех, которые пытаются меня убить.

— Мне ваша жизнь на фиг не нужна.

— Тогда вам не о чем беспокоиться.

Он положил трубку. Алена ошарашенно оглядела редакцию. Все сотрудники, как и пять минут назад, спокойно занимались своими делами. Для них мир остался прежним. Ну что на это скажешь? Она натолкнулась на нетерпеливый взгляд Бакунина, который теперь стоял возле Вариного стола и махал ей рукой, чтобы она наконец составила ему компанию по распитию кофе.

— Лешка! — крикнула она ему. — У меня крыша поехала или мы все неожиданно переместились в Лос-Анджелес?

Он расплылся в добродушной улыбке и развел руками:

— А с чего такие дикие предположения?!

— Мне только что попытались впарить непроверенные факты за большие деньги. По-моему, информацию продают в основном на Калифорнийском побережье.

— Ну что ты, дорогуша. Информацию сейчас продают везде.

— И все равно мне кажется, что мир перевернулся и я уже не в Москве. — Алене не хотелось шутить.

— Ты хоть одну звезду Голливуда наблюдаешь поблизости? — резонно вопросил Бакунин и, оглядев проходящего мимо Борисыча, отрицательно мотнул головой (за спиной у него, разумеется, зачем начальника расстраивать). — Нет, Алена! У тебя определенно поехала крыша.

— Да? — Она его уже не слушала: «Конкина! Зараза. Так подставить!»

Пальцы судорожно набирали номер редакционного отдела «7 Дней».

— Ленка! Какого черта?!

— Аленка, ну извини! — заныла та в трубке.

— Зачем ты мне такую подлянку подкинула?!

— Да ты пойми: дело твое стоит на месте, а редактор наш ну просто плешь мне уже проел: «Где материал?» Пришлось выдать хоть что-то, чтоб не уволил.

— Могла бы предупредить. Я бы тебе о своем детстве рассказала.

— На хрена мне твое детство сдалось.

— Ты же мне все карты спутала, идиотка.

— А ты заметку-то хоть читала?

— Нет пока, но реакцию на нее уже получила. — Да? Какую? . — Мне теперь маньяки звонят.

— Круто!

— Отлично, в следующий раз я буду давать твой телефон. Общайся.

— Ален, не сердись. Прочти заметку. Там про расследование ни слова. Там только твоя фотография и три предложения: «Известная журналистка Алена Соколова считает, что авария, в которой погиб Андрей Титов, не случайна». И что она, то есть ты, уже очень скоро поведаешь о ходе своего расследования читателям нашего журнала.

— Хитро придумано. — Алена даже охнула. — Значит, я должна рассказать о результатах расследования не в своей статье, а в твоей?

— Ну…

— И не надейся! Мы об этом не договаривались! Она нажала на рычаг и снова набрала номер. Долго никто не отвечал. Наконец она услыхала голос Катерины, причем голос жутко раздраженный:

— Алло!

— Ты что-нибудь съела?

— Ой, Ален, ты, что ли? — Катерина тут же потеплела, похоже, даже улыбнулась.

— Я.

— Понимаешь, такая запарка. Ну просто покоя не дают. Постоянно звонят, всем чего-то от меня нужно. Съемки-то послезавтра. В общем, у нас тут такой котел с горячими помоями…

— Образно. Хочешь, долью еще?

— А что случилось?

— Конкина напечатала про меня заметку в своих «7 Днях»…

— Та-ак, — погрустнела Катька, — беда не приходит одна.

— Ты еще всего не знаешь: какой-то придурок уже откликнулся, позвонил и предложил продать информацию за десять тысяч долларов.

— Информацию?

— Ну! Он-де знает, кто убил Андрея Титова.

— А может, он знает заодно, кто убил и Джона Кеннеди?

— Я тоже его об этом спрашивала. Но смеяться, похоже, не придется — говорит, что он и есть тот самый механик, который испоганил машину Титова.

— Это может наплести любой кретин. Однако проверить не мешало бы.

— А у тебя есть десять тысяч долларов?

— Спятила?!

— Тогда о чем разговор? — Слушай, это же элементарно. Пообещай ему манну небесную, ну поторгуйся для приличия. И пригласи на встречу.

— Без денег он не расколется. — Но это же был бы такой взрыв! — Катерина помолчала. — Ладно… я тут что-нибудь постараюсь придумать. Когда ты с ним связываешься?

— Через час.

— Только не футболь его. Ты хоть понимаешь, чем это пахнет?

— Конечно, понимаю, — грустно ответила Алена, — это пахнет дерьмом.

— Дурочка. Это пахнет большим политическим скандалом. Хотя… по части обоняния, может, ты и права…

Глава 27

Терещенко не смотрел на нее. Он отвернулся к окну и созерцал городской пейзаж в вечерних тонах.

По всей видимости, созерцал грустным взглядом. Алена нетерпеливо поерзала в кресле:

— И что?

Он вздрогнул, потом помолчал еще немного и только тогда заунывным голосом ответил:

— Не нравится мне это…

— Достойно! Смахивает на «Плач Ярославны», по тону, во всяком случае! — съехидничала она.

— А что ты хочешь от меня услышать?! — Он резко развернулся к ней лицом. — Да, дорогая! Я готов переться с тобой на край света, даже туда, где нас поджидает маньяк?! Алена, ведь это может обернуться очень неприятной историей. А что, если тебя просто хотят убить?

— Просто хотят убить?! — Она подпрыгнула в своем кресле и воззрилась на него с праведным возмущением. — Просто?!

— Да, без прикрас. Не говоря худого слова возьмут и прирежут в глухом переулке.

— Зачем?

Он выразительно пожал плечами:

— Почем я знаю зачем? Может, у этого деятеля башку снесло, и он решил убивать всех известных журналистов. А начнет с тебя. Может, по другой причине… А может, потому, что ты затеяла сыр-бор с господином Гориным…

— Горин тут ни при чем.

— Ну откуда ты знаешь?!

— Я бы почувствовала. Вадим развел руками:

— С таким доводом не поспоришь!

— И потом, — она решила не обращать внимания на его изысканные пассажи в адрес ее чувства самосохранения, — если бы Горин что-то подозревал, он бы просто отказался от участия в передаче. Тут моя смерть ему не поможет.

— А как насчет маньяка?

— А если этот «хриплый» и в самом деле механик?

— Так ведь денег у тебя все равно нет. — У меня есть ты.

Перед таким душещипательным признанием Терещенко, как всякий нормальный мужчина, не смог устоять. Он подошел и обнял ее:

— Ален, мне не нравится то, чем ты пытаешься заниматься. Причем не нравится не только потому, что это опасно. Мне не нравится из этических соображений.

— Да? — Она вывернулась и взглянула на него с вызовом:

— А чем мои методы хуже ваших, на Петровке? Вы не устраиваете засады, что ли? Или не держите осведомителей? Может быть, они для вас работают бескорыстно? А очные ставки? В чем разница? В том, что вы действуете под прикрытием закона?!

— Именно в этом, — спокойно ответил Вадим. — И еще, я точно знаю, что прав, когда действую.

— И я знаю…

— Нет, ты в этом не уверена. Положа руку на сердце, ты не можешь заявить, что Горин — преступник.

— Это почему же? Может быть, он не убийца в прямом смысле этого слова, но ведь он вор. Причем не карманник. А то, что ты представитель власти, так ведь и я — представитель власти. Только власти у нас разные: твоя — закон, моя — четвертая власть — СМИ, которая сильнее любых законов. И порядочнее, и справедливее.

— Себе хоть не лги! — скривился Вадим. — СМИ — штука продажная. Если сомневаешься, советую вспомнить события последней недели. Я, между прочим, тоже газеты читаю и телевизор смотрю. И хорошо себе представляю, сколько получают люди, которые на всю страну ведут информационную войну. Причем факты они предоставляют заведомо жареные, скандальные, громкие…

— Закон — тоже не слишком чистое оружие. — Алена нахмурилась. — Во всяком случае, если Горин все еще не за решеткой, то так и есть. Однако ты умудряешься при всем этом оставаться честным человеком. Потому что у тебя есть понятие о долге…

(Разумеется, она все это проговорила от чистого сердца, но не просто так. По ее мнению, Терещенко под конец речи должен был хоть немножечко растаять, опять же как всякий нормальный мужик.) И снова она не ошиблась.

«Какой же у меня теперь холодный рассудок. Даже противно!»

Вадим снова ее обнял. Алене стало стыдно за свою вероломность.

— Хорошо, я схожу с тобой в этот… как там его, Старопосадский…

— Старосадский, — машинально поправила она.

— Это где-то в центре.

— Китай-город. В полночь.

— Не нравится мне это. Улица небось прямая, со всех сторон просматривается, — он прижал ее к груди.

— Небось… — промурлыкала Алена, вдыхая запах его одеколона. Не слишком дорогого, как, например, у Панкратова, но такого знакомого, почти родного.

«Надо бы подарить ему стоящий… тьфу ты, дура! Ну сколько можно критиковать? Попробуй просто расслабиться!»

— А Катерина, значит, деньги ищет?

— Она сказала, что постарается принести на место. Может, чуть опоздает.

У нее встреча в половине одиннадцатого.

— А мы до ее появления будем этого механика развлекать, что ли?

— Что-то в этом роде. Будем его убалтывать.

Старосадский переулок был абсолютно пустым, темным и круто уходил под горку за поворот. Впрочем, вид он имел заброшенный и забытый только по ночам, днем тут народ просто толпился, так как именно в этом переулке находилось огромное здание налоговой инспекции. Может быть, поэтому Алене это место сразу и не понравилось, показалось каким-то зловещим.

— Ну и зачем мы сюда приперлись? — в который раз вопросил Вадим.

— Знаешь что! — наконец возмутилась она. — В устах следователя этот вопрос звучит по меньшей мере странно! Неужели тебе не хочется посмотреть на убийцу Андрея Титова? Хотя бы из любопытства?

— В устах следователя, — ворчливо передразнил ее Терещенко и, сунув руки в карманы куртки, огляделся. — Он не придет.

— Это почему же?

— А если и придет, то что толку-то? Твоя подруга ведь позвонила, деньги она не нашла. Так что этот тип все равно ничего не скажет.

— Может, в нем проснется давно дремлющая совесть… —.неуверенно предположила Алена.

— Как же! Никакой совести у него и в помине нет.

— Нужно лучше думать о людях, — она кивнула на темную, какую-то неровную арку, из которой появилась тщедушная фигура мужчины.

Он вышел на слабо освещенную дорогу, завидев двух человек вместо предполагаемого одного, дернулся было назад, потом все-таки замер и нерешительно переступил с ноги на ногу. Их разделяло метров пятнадцать, поскольку Алена с Вадимом стояли в самом начале переулка, почти на Маросейке.

— Вы Соколова? — Фигура закашлялась.

— Да, — голос ее почему-то дрогнул. Вообще сцена была неприятной.

— Деньги принесли?

— Нет. — Она решила быть честной до конца и не замечать ухмылок Вадима, который даже отошел от нее шага на три, дабы показать, что он в этой комедии участия не принимает.

— А почему? — с вызовом поинтересовался механик.

— Не нашла. — Она хотела добавить: «Извините, так получилось», но он не стал ждать продолжения разговора: повернулся и быстро пошел вниз по переулку.

— Ой, ну подождите же! — Она кинулась следом. Мужчина оглянулся и остановился.

— Давайте попробуем договориться. — Алена тоже остановилась и теперь могла разглядеть его как следует. Механик оказался довольно молодым, светловолосым парнем с неприятными, слишком мелкими чертами лица: тонким крючковатым носом и острым подбородком. В общем, с точки зрения эстетики любоваться было особенно нечем.

— Это кто? — он указал на медленно приближавшегося к ним Вадима.

— Это… — Она задумалась на мгновение, стоит ли сообщать, что к ним подходит следователь с Петровки, но тут глаза механика наполнились ужасом, и он попятился в тень дома, промямлив:

— Я ничего не знаю!

— Да бросьте вы! — Алена попыталась приблизиться, но парень развернулся и побежал вниз по переулку.

«А я с ним даже целовалась, — удивилась она про себя, пускаясь вдогонку. — Надо же. Никогда бы не подумала, что Терещенко способен наводить на людей такую панику!»

— Алена! — не своим голосом заорал Вадим. — Алена!

Остановиться она не могла, ноги несли ее вниз под горку. Позади послышался странный не то свист, не то визг. На мгновение ей показалось, что она попала в эпицентр взрыва — воздух вокруг вспыхнул неестественно желтым.

Потом ее схватили, резко дернули в тень и больно ударили об асфальт. Мимо пронеслась огромная тень. Она зажмурилась, пытаясь справиться с желанием заорать от боли в ушибленном локте. Где-то впереди снова механически взвизгнуло, потом послышался человеческий крик, глухой удар и наконец удаляющееся шуршание шин. В переулке вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием у нее над ухом.

— Вот всегда так, — в его голосе послышалась настоящая ярость, — стоит с тобой связаться…

— Что это было? — Она сморщилась, пытаясь по внутренним ощущениям определить, оторвало ей руку или только покалечило. Судя по непрекращающейся острой боли в локте, рука все-таки осталась на месте.

— Машина была, которая чуть тебя не сбила. Причем сознательно. — Он лихорадочно ощупал ее голову, шею, плечи, когда дошел до больной руки, она все-таки вскрикнула.

— Ничего, — успокоил ее Вадим, — только ссадина.

— А я-то уж преисполнилась гордости за свою рану, — проворчала она и схватилась за локоть. — Зачем ты меня швырнул на асфальт?

— Жизнь тебе спасал.

— А что это за машина?

— Черт ее знает, стояла через дорогу в Армянском переулке, потом медленно поехала. Я и внимания сначала не обратил, понял, что неладно, когда она фары врубила и газу прибавила. Ой! — Он вдруг хлопнул себя по лбу и резко вскочил на ноги. — Идиот!

— Большое спасибо, — она снова шмякнулась спиной об холодный асфальт.

— Механик. — Он понесся вниз по переулку. Алена подскочила на слабые ноги и потрусила следом, уже на ходу удивляясь, что довольно резво бежит, если принять во внимание недавнее падение.

То, что осталось от механика, представляло собой жалкое зрелище: скорченная фигура на асфальте, больше похожая на полупустой холщовый мешок, нежели на человека. Когда она подлетела, Вадим уже пытался обнаружить признаки жизни в этом покалеченном теле. Алена старалась не вглядываться, но даже то, что открылось ее блуждающему взору, оказалось очень неприятным — парня просто размазали по стене дома, черные разводы на штукатурке цокольного этажа показывали, где это произошло. В одном из окон второго этажа зажегся свет, через минуту из форточки выглянула перекошенная спросонья физиономия.

— Телефон есть? — крикнул появившемуся Вадим, непонятно каким образом умудряющийся не только внимательно осматривать тело, но еще и отмечать иные перемены в пространстве.

— А як же, — мужчина лет пятидесяти вылез в форточку по пояс и с интересом уставился на них.

— Вызывай «Скорую» и милицию. Да не торчи ты тут, вызывай!

— А кто ты такой, раскомандовался? — удивление готово было перерасти в откровенное возмущение.

— Капитан Терещенко, — бросил ему Вадим. — Давай звони!

Мужчина проворно залез в квартиру.

— Ну что? — Алена присела рядом с Терещенко на корточки.

Он посмотрел на нее с грустью и отрицательно помотал головой.

В этот момент механик едва слышно прохрипел. Они вздрогнули и оба нагнулись над телом. Хрип повторился. — Что? — Алена едва справилась с накатившейся волной паники. Ей хотелось подхватить этого несчастного и нестись в ближайшую больницу. Может быть, его все-таки удастся спасти. Она даже дернулась в его сторону, но Вадим молча остановил ее и снова отрицательно мотнул головой. Стало понятно, что внезапными порывами жалости механику уже не поможешь. Скорее всего его вообще нельзя трогать.

В этот момент несчастный вдруг дернулся и слабо застонал. Взгляд его уперся в Алену. Она замерла, чувствуя, как холод смерти проникает в нее через этот прощальный взгляд. Механик медленно моргнул и, борясь с приступом удушья, просипел:

— Слишком красива!

Потом его голова безвольно упала на асфальт. Тело обмякло. И дальняя сирена «Скорой помощи» уже не возвещала о приближающемся спасении. Спасать было некого.

Глава 28

День съемок ознаменовался утренним звонком Налимова.

— Ну как настроение? — бодро приветствовал он Алену.

— Да так, — неопределенно протянула она и потерла ушибленный локоть.

— Мужайтесь! — подбодрил ее Налимов.

— Угу.

— Значит, я пришлю за вами машину часам к десяти.

— Может, не стоит? — Судорога непонятного страха сжала ей горло. Она попыталась напомнить себе, что Налимов не должен желать ей зла. Во всяком случае, до съемок.

— Отчего же не стоит? Нет уж, позвольте мне это. сделать. И вообще… — Тут он выдержал многозначительную паузу, под завершение которой Алена чуть не свалилась на пол от накатившей слабости. Коленки мелко тряслись. — У меня к вам серьезный разговор после съемок. Вы согласны?

— Давайте не будем предвосхищать события, — пискнула она.

В этот момент Вадим подошел сзади и обнял ее. Алена улыбнулась, физически чувствуя, как волна теплой уверенности наполняет ее тело новой силой.

«Какая я дура! — выругалась про себя она и улыбнулась. — Испугаться Налимова. Случится же такое! Удивительное рядом!»

— Это кто посмел так тебя растревожить? — шепнул Вадим, когда она положила трубку.

— Налимов. Очень видный политический деятель.

— Тот самый, который… ну, я в газете читал…

— Не продолжай. — Она повернулась и чмокнула его в небритую щеку. — Все, что они с Гориным вылили друг на друга за последние полторы недели, нормальному человеку не должно быть интересно.

— А кто спорит, — усмехнулся Терещенко. — Может быть, поговорим о тебе?

Тебе-то, как выяснилось, все это интересно.

— Какой же ты! — Она оттолкнула его в сторону, но потом схватила за футболку и, снова притянув к себе, жалобно простонала:

— Скорее бы все закончилось!

— Признайся, тебе ведь нравится этим заниматься? Ты бурлишь энергией.

— Тебе признаюсь — я это не-на-ви-жу! — отчеканила Алена. — Мой энтузиазм основан на диком желании поскорее развязаться с этим.

— А мне нравится, — неожиданно признался Вадим и погладил ее по голове.

— Опасность снова сблизила нас. А то я уж и не знал, как выгрести из этой ловушки…

— Какой ловушки?

— Ну… — Он неопределенно хмыкнул, похоже, покраснел и закончил уже совсем сконфуженно:

— Потом как-нибудь… если ты захочешь.

Алена не стала допрашивать его с пристрастием. Настроение было не то. К тому же для серьезных личных разборок времени совсем не оставалось: еще минут пятнадцать — и ее телефон примется жить в режиме непрекращающегося звона.

— Хорошо, — быстро согласилась она и, нехотя отлепившись от любимого следователя, поплелась в ванную, — но я захочу. На другое и не надейся.

* * *

В десять, как было обещано, к ее подъезду, на удивление соседских бабушек, подкатил черный лимузин с мигалкой на крыше. За ним во двор въехало еще два представительных «Мерседеса», тоже черных и тоже с мигалками. В них сидели по четыре охранника. Все как один очень серьезные и сосредоточенные.

Увидев столь внушительный эскорт, Вадим перевел дух и пожелал ей счастливого пути, наотрез отказавшись садиться с ней в лимузин.

— Это для VIP-персон. А я просто стою рядом, — ухмыльнулся он. — К тому же у меня дела на Петровке. Но к съемкам я успею.

На огромном заднем сиденье машины Алена почувствовала себя страшно одинокой, маленькой и какой-то незащищенной. Она съежилась в углу, с ужасом ожидая продолжения дня. Ее присутствие в этой большущей машине было сродни ее присутствию в большой политике. Сходство это выражалось в одной фразе: «Что я тут делаю?!»

Мысли сами собой перекинулись на несчастного механика. Хотя что там перекинулись — его тощее тело, смятое неизвестной машиной в переулке, постоянно ей мерещилось. Конечно, этот человек сам виноват в своей гибели. Если рассуждать с позиции вселенской справедливости, то ему воздалось по заслугам: он испортил машину Андрея Титова, и испортил именно по злому умыслу. Мало того, он даже не испытывал угрызений совести от сознания того, что отправил человека на тот свет, он еще и денег хотел за это получить вдобавок к полученным от «заказчика» преступления. И все-таки кому понадобилось убивать этого подлого парня? Какой информацией он хотел поделиться с Аленой? Неужели люди Горина настолько перепугались, что все всплывет в разгар газетной шумихи, что решили расправиться с ним посреди Москвы на глазах у журналистки и следователя с Петровки? Вообще очень странное убийство. Почему преступники позволили механику добраться до места встречи и прикончили его только там, ведь есть масса мест, более пригодных для таких актов? Собственная квартира этого мужика, например.

Выходит, у них не было иного выбора, как совершить преступление в Старосадском переулке. Но почему?

Вадим тоже не мог дать вразумительный ответ на эти вопросы. По своим каналам он лишь узнал, что механика звали Коля Брыкин, чаще именовался Зюзей и работал в автосервисе, где Титов проверял свою «Тойоту» после оформления документов на покупку. В салоне очень престижном. На этом нить расследования и прервалась. За вчерашний день так и не удалось узнать, кто подговорил Зюзю испортить машину, зачем и когда он это сделал. Дружки Зюзи по цеху только плечами пожимали, мол, работал себе неприметный парнишка, и кто бы мог подумать?! На вопрос, с кем видели Брыкина в последний месяц, все как один отвечали: «С разными людьми». Много к нему ездило народу, потому что Зюзя был неплохим мастером. Да и вообще, руки у него считались золотыми: он и по кузовным работам, и по электрике, и в моторе сек… Директор автосервиса даже посетовал, что погиб такой ценный сотрудник. Словом, кому понадобилось давить Зюзю на глазах у изумленной Алены, так и осталась загадкой.

Правда, была у нее одна мысль, очень нерадостная. Ей пришло в голову, что убили Брыкина не только ради его вечного молчания, но и чтобы ей, Алене, показать, какой быстрой и жестокой бывает расправа с теми, кто не умеет держать язык за зубами.

* * *

В «Останкино» ее моментально охватило смятение: она не знала, куда себя девать. Все сотрудники программы суетились целенаправленно, она же моталась из угла в угол, не зная, может ли кому-нибудь помочь. Или единственная помощь, которую она может сейчас оказать, — это исчезнуть. Роза судорожно вбивала в сценарий тексты от спонсоров, присланные лишь утром, чтобы потом прокручивать их ведущему на суфлере, Лиза в последний раз пыталась успокоить ведущего, который уже без малого месяц находился в состоянии панического страха не только перед прямым эфиром, но и за последствия этого эфира. Продюсер программы мужественно общался с кем-то из руководящего звена канала, уверяя их в том, что все будет хорошо, причем делал это неуверенно, и Алена оставила их группу в момент общего вывода, что все будет плохо. В студии тоже бушевала горячка. Тут Катька проводила репетицию (на профессиональном языке именуемую «трактом»). Она занималась тем, что, сидя за режиссерским пультом на другом этаже, орала на операторов в студии по громкой связи. Выглядело это примерно так:

— Четвертая камера! Вася, блин, передвинься на два шага вправо. Вправо, идиот! Вот — это твоя точка. Сдвинешься, башку откручу. Что? (Тут Вася, видимо, нашел в себе силы ответить на характерном для операторов полупьяном мате.) — Так, я поняла ваше мнение, — хмыкнула Катька и переключилась на другого:

— Вторая камера, покажи мне крупный план! В каком Засранске тебя учили такому крупному плану. Крупный план — это по сиськи, понял?! Ну и что «все мужики»?! Что у них, сисек нет?

Алена тихо вышла из студии. Мимо пронесся администратор Венечка, уже с утра замотанный, глянул на нее непонимающим взглядом, помчался было мимо, потом остановился:

— Вы Алена? Она кивнула.

— Там уже зрители начали прибывать, что мне с ними делать: пропускать в телецентр или пусть на улице потолкаются?

— А где они будут толкаться в телецентре?

— Не моя забота. Наверное, по барам рассосутся. До съемок еще целый час.

Тут наконец Алена нашла для себя занятие:

— Пропускай и препровождай каждого в редакцию. Я их соберу и побеседую.

— О'кей! — Венечка остался доволен. Спустя минут десять Алена располагала уже пятью бизнесменами, готовыми подтвердить историю с фирмой «Дом». Всех их она хорошо знала, потому как сама уговаривала принять участие в передаче.

Валерий Карлович Бусляр, расположив свое тело в кресле, увлеченно читал брошюру под названием «Диагностика кармы». Периодически он отрывался от книги и окидывал комнату каким-то странным, отрешенным взглядом, словно не понимал, что он здесь делает. Иван Перепелкин мирно раскладывал за Лизиным компьютером электронный пасьянс, не обращая внимания на суету редакторов. Зато Алексей Кравцов молчаливо и величаво следил за Розиными хаотичными передвижениями по офису, причем по большей части его глаза были опущены на ее стройные ножки, обтянутые бархатными серыми чулочками. Иногда, в моменты особенно изящных Розиных движений, когда она склонялась над столом, он шевелил бровями и интеллигентно причмокивал. В этом не было ничего похотливого — он просто любовался. Роза действительно выглядела на редкость хорошо. А вот Лелик — первый Маринин муж — выглядел подавленным. Он скромно присел в углу на стул и сложил руки на сомкнутых коленях, как тихий троечник.

Увидав столь красочную картину общего равнодушия друг к другу, Алена решила изменить ситуацию. (Ну что хорошего, если люди, сохранив такой настрой, притащатся в студию, где просидят всю передачу со столь же отсутствующим видом?) Она глубоко вздохнула и, выйдя на середину офиса, обворожительно всем улыбнулась. (Во всяком случае, ей показалось, что улыбка вышла чудесная. Вполне возможно, что внутренние ощущения не соответствовали действительности.) Ответили ей довольно кисло. Она тут же сконфузилась, чего раньше с ней никогда не происходило. Неуверенно пискнула: «Здрасьте!» — и прокляла себя за неумение налаживать контакт с людьми. Спасло ситуацию чудо: дверь распахнулась, и на пороге появилась Марина под руку со своим Павлом. Лелик встрепенулся первым. Он подскочил на стуле и бросил в ее сторону призывный взгляд.

— Неужели это все зрители? — Марина удивленно вскинула тонкую бровь и проявила мастерство по части обворожительной улыбки.

Алексей Кравцов забыл про Розины ножки, Бусляр — про диагностику кармы, а Иван Перепелкин про электронный пасьянс. Все они, затаив дыхание, уставились на редкого очарования посетительницу. Комната до потолка наполнилась ароматом ее дорогих духов, которые окончательно одурманили мозги честных бизнесменов. Павел гордо выпятил грудь и, пропустив жену вперед, схватился за мобильный. Ему было достаточно просто гордиться. Сходить с ума по собственной жене, как все остальные, он не собирался.

— Здравствуй, дорогая! — необычайно нежно поздоровалась Марина с Аленой и даже коснулась накрашенными губами ее бледной щеки.

Потом удостоила остальных своим королевским вниманием:

— Боже мой! Сколько тут потрясающих мужчин! Это же не политическая программа получится, а прямо показ достояния республики! Какая к чертям политика, все женщины просто прильнут к экранам, причем эрогенными зонами.

Алена и не подозревала, что столь грубая лесть может действовать на мужчин с такой же несокрушимой силой, как на женщин. Все присутствующие в офисе мужики приосанились, слегка зарумянились и, конечно же, разулыбались: кто-то более смущенно, кто-то менее. Кравцов вдобавок поправил угол платочка, торчащий из нагрудного кармана.

«Мастер-класс!» — восхитилась про себя Алена, наблюдая за тем, как Марина знакомится с каждым в отдельности: кивок головы, слегка сконфуженное «Марина», легкий вздох, робкий взгляд в глаза, потом куда-то в сторону, снова в глаза, но уже более смело, словом, к концу знакомства клиент был не только готов и поджарен, он пламенел от безудержного желания продолжить общение наедине. А она с легкостью переходила к другому.

Сама же Алена так и стояла посреди комнаты, как древний дуб, к которому все уже привыкли до такой степени, что перестали замечать.

— Как ты? — Марина наконец добралась до Лелика и сразу подняла его рейтинг в глазах остальных. (Еще бы! Он лично знаком с этой чаровницей, везунчик!) Лелик что-то невнятно ответил.

— Я видела твой последний этюд, это потрясающе, — довольно громким шепотом восхитилась она.

— Вы художник? — Кравцов не мог позволить, чтобы дама навсегда переключилась на другого.

Алена только хмыкнула — она-то понимала расчет Марины. Теперь у Лелика будет на пять клиентов больше.

А та закатила глаза, промурлыкав:

— Художник, и еще какой!

«Может, он снова взялся за малеванье под Гжель на женских телесах? С чего бы еще Марине с таким томным видом вспоминать его творения?»

— Выставлялись? — поинтересовался Кравцов. Бусляр, напрочь забыв про карму, ловил ртом воздух, видимо, судорожно соображая, как присоединиться к беседе.

— Его работы слишком интимны, чтобы выставлять их на всеобщее обозрение, — с многозначительным видом заявила Марина.

— Это связано с мистическими образами? — наконец нашелся Бусляр.

— Ничего подобного, — она одарила его обворожительной улыбкой. — Впрочем, женщина ведь действительно существо мистическое…

— О-о! — это был всеобщий вздох вожделения. Аудитория буквально пала к Марининым ногам.

Алена порадовалась, что среди присутствующих нет капитана Терещенко.

Она бы не удержалась и разорвала эту соблазнительницу на куски. Не столько от ревности, сколько из зависти.

— Женщины в пастельных тонах, акварель, чудо. Никаких голых форм, заметьте, но столько эротики. Даже мне, женщине, это понятно.

— Я должен на это посмотреть, — решительно заявил Кравцов, по большей части обращаясь к Марине.

— Ох, — та зарделась, — вам придется оценивать не только мастерство художника, но и мой талант натурщицы.

— Вы позировали?! — во взгляде Бусляра пылало восхищение.

«Натурщица» скромно потупила глазки, потом стрельнула призывным огнем из-под длинных ресниц в самое сердце Ивана Перепелкина — единственного, кто еще оставался более-менее равнодушным к разговору. На его лбу выступили мелкие капли пота.

— А где можно увидеть ваши картины? — прохрипел Перепелкин.

— Я не думал показывать, — Лелик поерзал на стуле. — К тому же из непроданных работ остался только портрет Марины. Но он еще не окончен…

Его уже никто не слушал. Перспектива ознакомления с «Мариной в акварели» привела всех в экстаз. Тут же началось бурное обсуждение места и времени демонстрации. В результате договорились устроить вечеринку с презентацией портрета в студии художника через два дня. Никто даже не стал сверять свои планы — понятно, что, какие бы важные дела ни были запланированы на этот день и час, все они летят к чертям ради подобного мероприятия.

В этот момент дверь снова распахнулась, и в комнату ворвался Леха Коновалов. За ним так же стремительно следовал Колян. Ребята приоделись к съемкам и, что удивительно, даже подстриглись. Теперь они выглядели вполне прилично и почти не походили на бандитов. Может быть, только чересчур рыжий цвет волос казался слишком вызывающим в обществе лысеющих и седеющих господ.

— Ну, мы не опоздали? — переводя дух, обратился Леха к Алене.

— В самый раз, — она даже удивилась, что спросили именно ее. Последние полчаса она чувствовала себя невидимкой.

В этот момент ей пришлось горько разочароваться, потому что Леха перевел взгляд на Марину.

— Здравствуйте, — та выполнила обряд знакомства по всем правилам.

На Коновалова это произвело эффект лавины — он попятился, открыл рот и хлопнул глазами.

«В этом он весь — простой, как хозяйственное мыло, — раздражаясь, подумала Алена. — Сейчас откроет пасть и ляпнет что-нибудь настолько неблагозвучное, что остальные примутся бить его по морде».

И тут она впервые в жизни поняла разницу между женщиной из высшего общества и собой: Леха вытянулся в струну, изогнул шею в галантном поклоне и с почтением поприветствовал Марину:

— Здравствуйте!

«Господи! Какая же сила дана женщине! — в который раз удивилась Алена, вспоминая сцену в офисе. — Чтобы даже этот неотесанный Леха вдруг стал приличным человеком! Да что там Леха — Колян, и тот не смел вякнуть. Не то чтобы грубого слова, хмурого взгляда себе не позволили!»

Ее собственное общение с бандитами оставило в ее душе весьма неприятный осадок. Особенно теперь, когда она поняла, что именно женщина диктует правила этого общения. В зависимости от того, как ее воспринимают, на какой уровень ставят, так себя и ведут. А ее поставили на уровень того самого «простого хозяйственного мыла», если обращались на «ты» и сдабривали разговор ругательствами. Конечно, чтобы не испытывать подобных унижений, проще всего вообще не вступать в диалог с бандитами и им подобными. Но ведь Марина вступила, и ее самолюбие ничуть не пострадало от этого. Умеет же выглядеть королевой так, чтобы все чувствовали ее царственность спинным мозгом.

Тем временем камеры уже включились и съемки в студии шли полным ходом.

А за десять минут до их начала в редакции появилась Валентина Титова, вся в черном, как и подобает вдове. Она обвела гудящий офис грустным взором, отыскала Алену и с достоинством кивнула ей. Потом взглянула на Марину. Тут самообладание ее почему-то покинуло. Глаза ее расширились, уголки губ скорбно повисли, а через весь лоб пролегла глубокая морщина.

— Что-то не так? — Алена тронула ее за плечо. Титова прищурилась, посмотрела на нее задумчиво, вспоминая что-то, и тихо проговорила:

— Словно Наташу увидела. Такой же тип… Мне почему-то кажется, что я встречала ее совсем недавно…

— Марину? — не поняла Алена.

— Нет, Наташу. — Валентина уверенно кивнула. — Наташу — последнюю девушку Титова. Помните, я вам говорила, что видела ее. Но тогда я говорила, что видела ее при жизни Андрея. Мельком видела, она осталась в моей памяти как образ. Да я ее и разглядеть-то как следует не успела, они мимо проходили… А сейчас почему-то такое странное чувство: вы и Наташа… Не могу точно охарактеризовать…

«С ума сошла! Какое несчастье!» — Алена взяла ее за руку:

— Не волнуйтесь. Все равно это уже в прошлом.

— Да-да… Но так странно. С чего бы вдруг подобные видения? Не могу вспомнить, где же я ее могла встречать?

Стоя за задником декораций и ловя ухом вялые разглагольствования политиков, Алена подумала, что нет ничего странного в том, что, глядя на Марину, Титова подумала о Наташе. Эти дамы действительно одного поля ягоды.

— Ну что вы мне тут какую-то ерунду в нос суете! — зычный бас Налимова перебил ее размышления. — Что это?! Детский лепет какой-то, право слово!

Студия разразилась хлипкими смешками.

— Это документы, — ответил ему оппонент, — это доказательство того, что вы владеете счетами в западных банках.

— Мы же тут пытаемся говорить о политической платформе, — ухмыльнулся Налимов, — а вы все о .том же!

Студия совсем развеселилась. Алена услыхала зычный гогот Коляна.

«Интересно, почему Марина так заботливо повела себя по отношению к Лелику? И даже рядом с ним села. Смехотворное трио: Марина в центре, справа Павел, слева первый муж. Причем последнего она держит за руку. Неужели собралась менять мужей по второму кругу?»

Страсти в студии накалялись. Горин перешел на нервный рык:

— Хотите поговорить про недвижимость? Извольте. Вот, к примеру, господин Налимов. Не с вашей ли подачи некая фирма под странным названием «Га-рам» получила подряд на постройку отеля «Форум-палас» в центре Москвы? С какой это радости, хочется спросить? Ведь они даже в конкурсе проектов не участвовали?

«Какая скука!» — скривилась Алена и нехотя поглядела в монитор, располагавшийся перед редакторским столом. Там как раз крупным планом показывали Марину.

«Еще бы! Операторы небось тоже мужики! Так что теперь вся программа будет посвящена именно ей! Знали бы они все, включая и Лелика и Павла, и тех несчастных, которых она успела за полчаса заарканить в офисе, что она обо всех них думает!»

Она ведь так и сказала, когда на выходе из редакции на краткий миг столкнулась с Аленой: шепнула, скорчив пренебрежительную гримасу, мол, все мужики — абсолютно рефлекторные создания. И мозговой центр, если даже допустить, что он у них существует, находится совсем не в голове.

Вот в чем сила Марины, да и Наташи этой титовской: наверное, по умственному развитию они считают себя выше всех вместе взятых мужчин. И может быть, неспроста. Во всяком случае, они уверенно проводят свою теорию о превосходстве женщины в жизнь. И даже не задумываются, что может быть по-другому. А если они правы? Мужчины-то клюют на это! Клюют, и еще как! Алена, да и вообще многие женщины хотят видеть в мужчинах равноправных партнеров, стараются что-то им доказать. А тут, оказывается, все намного проще. Нужно давить на рефлексы, как с собакой Павлова: ночь — полночь, а слюна на звонок выделяется. Алена представила Вадима с капающей слюной, и ей стало тоскливо.

"Неужели так все и обстоит на самом деле? Неужели все так просто: томный взгляд, улыбочка и сознание, что он заранее твой — вот и весь секрет женского совершенства? Зачем тогда что-то ему доказывать, заинтересовывать, увлекать?

Что же такое любовь? Нет! Ее любовь и любовь Маринина — две абсолютно разные вещи. В Марине нет ни капли искренности. Вот чем она так похожа на Наташу. Они обе из одного теста: те же приемы, тот же результат…"

— А вы разве не покрываете некоторые фирмы? — ехидно спросил Налимов в студии. — Может, вспомним небезызвестную компанию «Дом»?

— Давно пора! — крикнул Леха Коновалов, и зал взорвался дружными аплодисментами.

— Итак, расскажу предысторию… — Налимов преисполнился достоинства.

— Ну наконец-то я тебя нашел! — Знакомые руки обхватили ее талию, и холеная щека Кости Бунина коснулась ее плеча.

— Вот как? — Она попыталась высвободиться, с неудовольствием ловя на себе понимающий взгляд Лизы, сидящей рядом за столом редакторов. — Я и не думала, что ты меня искал.

Да и как о таком можно было думать! Ведь Бунин появился вместе с партией «Демократическая свобода» за пятнадцать минут до эфира, все время крутился возле Налимова, а когда узрел Марину, то, напрочь забыв, где он и по какому поводу, принялся любезничать с ней. Причем Алена стояла тут же, буквально в трех шагах. Он ее даже не заметил! А теперь, когда понял, что объект вожделения недоступен, он, видите ли, «нашел наконец-то»!

— Ну и подруга у тебя, — шепнул он, целуя ее в шею.

Алену перекосило, но она стояла как вкопанная, по опыту зная, что из Костиных объятий не так-то просто вырваться: будет шум, неприличная сцена, это может помешать съемкам.

— Просто не знаю, как высвободиться из ее пут! — жарко пожаловался Костя.

— Расслабься, — успокоила его Алена, — у нее другой кандидат на очереди. Скоро она тебя отпустит.

— Скорее бы! — вздохнул Бунин, совсем не расстроившись. — Я уже устал от этого балагана. Меня тошнит от ее вопиющей наигранности. Она как пластмассовая Барби, облитая медом, — тут он коснулся губами ее уха, — а кроме того, я так соскучился по тебе!

— Да? — пришло время удивиться Алене. — Неужели мужики различают, когда женщина искренна, а когда нет.

— Ты считаешь нас идиотами?

— А вам не все равно, искренна с вами женщина или лжива?

— На первых порах — «по барабану», — он зарылся носом в ее волосы, — а потом все ходы становятся понятными. Мед в конце концов слизывается, и остается одна пластмасса. Скука смертная.

— Кстати, об искренности, — она вывернулась к нему лицом, — ты же видел Наташу. Ну ту, титовскую пассию, помнишь?

Костя нахмурился.

— Я тут от Титовой Валентины услышала замечательное сравнение, что она похожа на Марину.

— Наташу… — протянул Бунин, — ах, эта… Ну так ты сама скажи. Ты же с ней вроде бы подружилась.

— Я?!

— Не я же. — Он мягко ей улыбнулся. — Я думал, ты уже все секреты по поводу этой дамы рассекретила.

— Ты что-то путаешь! — Алена почувствовала знакомое покалывание в кончиках пальцев. — Где я могла с ней разговаривать?!

— Да я сам видел. Помнишь, на приеме в загородном пансионате. Сначала ты исчезла с Налимовым, а потом я увидел тебя с Наташей. Я еще удивился, как просто ты с ней болтаешь, словно подруга. Ну и не стал мешать. Ты ведь давно се искала. Вспомнила; девушка в зеленом платье? Так это и была Наташа! Тут Алену качнуло. Она прикрыла рукой глаза, пытаясь разогнать радужные круги, поплывшие во все стороны.

— Тебе плохо? — испугался Бунин и с нежной силой обнял ее за плечи. — Ты вся дрожишь! Ален, что такое?

— Наташа… — тихо простонала она. — Какая Наташа?

— У тебя бред. Это от переутомления, — быстрым шепотом затараторил Костя. — Я подозревал, что Налимов способен ухайдокать всех вокруг! — Он повернулся к оторопевшей Лизе, которая и думать о съемках забыла, наблюдая за ними. — Есть здесь что-то вроде медпункта? Девушка сейчас сознание потеряет.

— Я вызову врача, — та судорожно схватилась за телефонную трубку.

— Уж будьте любезны!

— Не нужно никакого врача, — Алена из последних сил оттолкнула его в сторону. — Не ходи за мной.

— Я тебя провожу до туалета, — с готовностью предложил галантный кавалер.

— Мне не туда, — шатаясь, она побрела вон из студии.

* * *

Алена отворила дверь аппаратной, медленно прошла через комнату звуковиков и наконец, достигнув двери, ведущей в режиссерский отсек, остановилась. Она не знала, как начать разговор. Она вообще не знала, что делать. Все, что творилось сейчас в студии, да и не только в студии, все, что было начато с ее подачи — газетная и телешумиха, горы компромата, сдвиг общественного мнения, — все это было хлопком от разорвавшегося мыльного пузыря.

Горин не виноват в смерти Андрея Титова. Скорее всего он вообще не подозревал о том, что кто-то может считать его в этом виноватым. Это все ее безудержная фантазия! Ее, Алены, и больше никого. Это она заставила поверить и Налимова, и еще тысячи людей в то, в чем сама не была до конца уверена. Она, в борьбе за справедливость, совершила самую большую несправедливость — она презрела презумпцию невиновности и ошиблась. И вот теперь — горькая расплата. Алена . все-таки повернула ручку и открыла дверь.

Девять экранов показывали разные планы студии.

— Пять секунд до конца рекламного брейка, — предупредила Катерина по громкой связи:

— Четыре, три, две, одна, мотор!

— Наташа! — громко позвала Алена. Катька вздрогнула и резко развернулась. Глаза ее не пылали страхом. Она оставалась спокойна:

— Когда ты это поняла?

Алена шагнула через порог и прикрыла за собой дверь.

— Только что.

— И что теперь? — подруга прищурилась. Алена развела руками:

— Не знаю. Зачем ты убила Андрея Титова? Катька вздохнула и тут наконец побледнела.

— Ален, — устало проговорила она, — я так больше не могла. Я любила его слишком сильно. Я не понимала, что делаю. Целый год я глядела на него каждый день. Изо дня в день, понимаешь?! Целыми днями! А ночами рыдала, как идиотка, и ничего не могла с собой поделать. Можешь ли ты понять силу такой пытки?!

— И ты стала Наташей, чтобы заполучить Титова?

— Однажды ночью я вдруг поняла, что просто не выживу, если не добьюсь его. И тут способы уже не имели никакого значения. Я хотела его все равно как, все равно каким, лишь бы он был мой. Не могла я больше прятать взгляд, когда сталкивалась с ним в коридоре. Это потом все стало плохо. А поначалу он даже не заметил нашего сходства. Просто подцепил еще одну потрясающую девицу на тусовке. Потом влюбился. Я, конечно, переработала Маринкин опыт, как могла…

— Вышло очень удачно, — заметила Алена.

— Да, но чем дальше заходил наш роман, тем больше усложнялась моя жизнь. А потом превратилась в настоящий кошмар. С ним я чувствовала себя женщиной. Истинной женщиной, я вертела им как хотела, он готов был на меня молиться. Я и не представляла, на что способен по-настоящему влюбленный мужик.

Ведь до него меня никто так не любил. Но я не могла быть просто женщиной. Я безумно люблю свою работу, и кинуть ее под ноги даже Андрею… Нет, я бы не смогла! Я понимала, что пройдет совсем немного времени, и я опять начну выть по ночам.

— И поэтому ты перешла на двойной образ жизни?

— Я чуть с ума не сошла. Ты не представляешь, как это тяжело быть сразу двумя людьми в одном теле. Ведь на телецентре мне нужно было менять все: не только прическу и одежду, а все, понимаешь?! Привычки, манеры, образ мысли.

Теперь каждый раз, когда мы сталкивались с ним в «Останкино», я тряслась от страха. Я боялась выдать себя жестом. Да не передать мне этого!

— Господи, Катька, большинство женщин так и живет. Любовь и работа…

Почему нельзя было признаться, кто ты на самом деле. Почему ты заранее решила, что он не поймет? Он же тебя любил!

— Не мели чепуху! — Катерина мотнула головой. — Андрей Титов ненавидел работающих баб. Максимум, на что он бы согласился, так это если б я пошла рассказывать про погоду. Да и то вряд ли. Ему в женщине нравилась только женщина. Иного он не признавал. А обмана не потерпел бы. Не простил. И я знала, что если он раскроет, в чем дело, то позаботится о том, чтобы ноги моей не было в «Останкино». Да и вообще на телевидении, даже на кабельном. В этом плане он был злым и мстительным. Да какой мужик простит, что его так долго водили за нос? Не знаю, что со мной тогда произошло. Я измоталась, наверное. Эти его вопросы, его постоянная ревность. Он же в последнее время хотел знать про меня абсолютно все: что со мной, где я поминутно. Проверял. Я три месяца жила словно в аду и при этом должна была сохранять видимость счастья. Он же собрался разводиться. Представляешь, что со мной стало бы, переберись он ко мне насовсем? Он меня издергал. Я боялась абсолютно всего. На работе — что он узнает во мне Наташу, дома — что вдруг увидит во мне Катерину. Просто кошмар!

Наверное, я помешалась со страха. Не могу иначе объяснить. Вот тут появился Зюзя.

— Знаешь, я пока поднималась по лестнице, многое вспомнила: тебя у Налимова, твой мобильный. Это ведь Зюзя тебе названивал, а ты прямо при мне с ним разговаривала?

— Ты уже знаешь финал наших отношений, — Катькины глаза метнули злые искры. — Дурацкий финал, да и начало было ничем не лучше. Андрей купил «Тойоту» на меня, не хотел делить машину с женой при разводе. Впрочем, квартиру тоже. Но не в вещах дело. Все эти бирюльки, которые ты на мне у Налимова видела, тоже он подарил. Как же я перепугалась тогда, плела чушь, а ты верила, — проговорила она это совершенно равнодушно, не было в ее голосе ни нотки самодовольства. Она просто констатировала факт: Алена все эти месяцы была слепой дурой, ничего не замечала вокруг себя, работала на износ, увлеченная идеей покарать Горина. Как выяснилось, пустой идеей. — А Зюзя на меня запал сразу. Мы с Андреем приехали ставить машину на профилактику в тот самый сервис, где он работал. Наверное, это судьба. Зюзя подошел. Мы с ним парой фраз всего и перекинулись. Я и не догадывалась, что этот идиот примется меня выслеживать. Он узнал о моей работе и наконец догадался, что я вру Андрею. Начал меня шантажировать. Вот мне и пришлось взвалить на плечи еще и эту проблему. Держала его на коротком поводке — заигрывала, соблазняла, словом, влюбила в себя. На свою же голову. Но знаешь, что самое потрясающее? Зюзя полюбил во мне вовсе не Наташу, а Катерину. Уж не знаю почему. Может быть, чувствовал, что Наташа для него недоступна… Потом он начал меня уговаривать расстаться с Андреем, опять пригрозил, что все ему расскажет. Останавливало его только то, что если Титов узнает о моем обмане, то попрет меня с телевидения, а для меня лишиться любимого дела — просто смерть. И все-таки Зюзя хотел изгнать из меня Наташу, чтобы я навсегда осталась Катериной. Я подозревала, что он подумывает об убийстве. Как могла, уговаривала его не делать этого. А потом Андрей пригласил меня в свою команду. Как раз на «Политический ринг». И тут я оказалась перед выбором. Любовь или работа.

Смешно?

— Ничего веселого, — грустно заметила Алена.

— Вот и я о том же. Не знаю, как Зюзя узнал об этом. Только он принял решение. Я виновата лишь в том, что вовремя не порвала с Андреем. Может быть, сейчас он был бы жив.

— А Зюзю-то ты зачем раздавила? Катька опустила голову:

— Все покатилось по наклонной. Конечно, я Зюзю ненавидела. Просто так ненавидеть человека невозможно. Поверь мне, я испытала настоящее физическое удовольствие, когда размазала его по стене. Он же после всего, что со мной сделал, желал еще и продолжения наших отношений. А отказать ему я не могла, он шантажировал меня тем, что теперь мы с ним на всю жизнь повязаны кровью. Когда понял, что я не собираюсь с ним жить, совсем голову потерял. Говорил — я себя загубил и тебя с собой потоплю. Я все надеялась, что он передумает, не станет рассказывать тебе обо мне… Но ошиблась, он все-таки приперся на встречу.

Деньги какие-то запросил, идиот. Думал, что так он солиднее будет смотреться.

— А я-то подумала, что его последние слова были обращены ко мне. Он мне прохрипел перед смертью:

«Слишком красивая», — совершенно некстати вспомнила Алена.

— Когда Андрея не стало, потерялась и я, — Катька вздохнула. — Я уже не была Катериной, но не могла быть и Наташей. Словом, болталась, как дерьмо в проруби. Ухватилась за «Политический ринг» потому, что тут я все еще чувствовала себя хоть кем-то. На работе душой отдыхала. Ну а история с Гориным…

— Это можешь не объяснять. Ты за нее так ухватилась, что я удивилась поначалу, с чего бы это, И когда у меня появились сомнения в его причастности к аварии, ты переполошилась. Странно, что мне это не показалось подозрительным.

— Я все еще надеялась, что выгребу из этой истории. Что все спишут на политику, а меня оставят в покое, и я стану прежней Катериной — увлеченным режиссером. Конечно, «Политический ринг» без Андрея — уже не то, но что поделаешь. Я хотела забыть эту историю с Наташей. Я даже все ее шмотки запихала подальше в шкаф. Но ничего не вышло. Вот так! — Катерина посмотрела на нее в упор. — Загнала я себя в ловушку, да?

— И как теперь быть?

В этот момент в глазах Катерины вспыхнули холодные искры. Алена ощутила знакомую по прошлым попыткам покушения на нее слабость в коленях и поняла, что сейчас ее снова попытаются прикончить. Ожидать такое от Катьки, с которой вместе ходили в школу… да что там в школу, неделю назад кофе за одним столом в «Антраците» пили!

Та дернулась к сумочке и, прежде чем Алена успела что-либо сообразить, нацелила на нее дуло настоящего пистолета.

— Я ведь режиссер, — прозвучал стальной голос, такой непохожий на голос Катерины, — я всегда простраиваю мизансцену. Наташей я ведь стала не с бухты-барахты, я все подготовила: и документы, и базу — не подкопаешься. Я надеялась, что ты ни о чем не догадаешься, но все-таки предполагала, что когда-нибудь ты можешь прозреть. Знаешь, на приеме у Налимова я поняла, что должна подстраховаться. На следующий день я подала документы на шенгенскую визу. Так, на всякий случай. Разумеется, на паспорт Наташи. Не получилось выгрести малой кровью, ничего. Оказалось, что этот кусок жизни я безнадежно загубила, когда впервые вышла из комнаты в образе Наташи. Но тем не менее нужно как-то продолжать свою биографию. Теперь я покончу с Катериной. Пожалуй, навсегда. Зюзя был бы недоволен.

— Кать, — вкрадчиво проговорила Алена, — тебе лечиться нужно. Ты же не надеешься выйти отсюда, оставив здесь мой труп?

— Почему нет? Катерина исчезнет, появится Наташа. Поживу с полгодика в Париже, потом вернусь — вот и все дела. Смерть Титова благополучно спишут на Горина и замнут, как заминают у нас сотни заказных убийств. А я потом потихонечку снова влезу на телевидение. Конечно, придется начать с азов. Но жизнь длинная, успею. К тому же быть и женщиной, и профессионалом одновременно гораздо приятнее, чем кем-то одним.

— Слушай, ты же всю прежнюю жизнь перечеркнешь. — Алена понимала, что доводы ее звучат неубедительно. Катька действительно все продумала. Пока закончится передача, пока все разберутся, что за режиссерским пультом никто не сидит, пока кинутся наверх из студии проверять, куда делась Катерина, ее собственный труп уже успеет окоченеть. А Катька преспокойно перевоплотится в Наташу и улетит в Париж.

Алена лихорадочно шарила по плоскости двери в поисках ручки.

— Зря стараешься, я на предохранитель поставила на всякий случай. — Катька прицелилась. — Сама ты не откроешь. Это возможно только с пульта или обратной стороны.

— Кать, подумай!

— Нет уж. Я и так все время думаю, мне в отпуск пора. Извини!

Она уверенно нажала на курок. Раздался хлопок выстрела. В этот момент Алену бросило в сторону. В стремительном полете она успела удивиться, что все еще жива, а потом шмякнулась головой о стену.

— Девчонки, — выдохнул Вадим, — прежде чем разборки устраивать, громкую связь нужно выключать!

Катерина откинула пистолет в сторону и покосилась на кнопки режиссерского пульта. На нем действительно горело табло «Связь в студию».

Глава 29

Отпираться не имело смысла — Катерина призналась в своих преступлениях настолько публично, насколько это вообще возможно было сделать, ведь вещала она по громкой связи не просто на всю студию, а на всю страну (если учесть возможности прямого эфира). Кроме того, во время передачи шла и запись, так что ее признания остались и на пленке. Правда, это уже не имело значения. Во всяком случае, для Катьки, она в данной ситуации проявила себя нормальным, здравомыслящим человеком, не сопротивлялась при задержании, не скандалила и не выла белугой, когда ее доставили в одиночную камеру КПЗ. Вообще держалась очень спокойно и с достоинством. Правда, наотрез отказалась от посещений Алены, которой разрешили навестить подругу в виде исключения. Однако Катька ее не приняла. Наверное, обиделась. А обижаться-то было не на что. Ну что такого ей Алена сделала? В конце концов, она же громкую связь не включала. Она и понятия не имела, что Катькины признания слушают абсолютно все, она-то думала, что это исключительно ее привилегия. То, что происходило в студии, она знать не могла.

А произошло вот что: после перерыва на рекламу, когда Катька скомандовала «Мотор!» и вновь включились камеры, ведущий проговорил положенный текст и передал слово Налимову, К тому моменту страсти по скандальной истории с фирмой «Дом» накалились до предела. Горин и его товарищи почувствовали неладное, стали уводить разговор в сторону. Вот тут Налимов и предложил выступить Валентине Титовой, дабы та рассказала, как ее покойный муж пытался бороться с господином Гориным и что из этого вышло. Пока Титова спускалась к микрофону, в студии повисла томительная пауза. В этой-то тишине из колонок отчетливо и прозвучал Аленин голос: «Наташа!» и Катькин вопрос: «Когда ты это поняла?», ну и все остальное.

Это Алене в аппаратной казалось, что от ее возгласа «Наташа!» до вопроса «Зачем ты убила Андрея Титова?» прошла целая вечность. На самом деле в притихшей студии, когда все с замиранием сердца ждали монолог Валентины Титовой, та успела сделать пять шагов вниз по ступенькам. Когда же из колонок вылетел вопрос Алены, обращенный к Катьке: «Зачем ты убила Андрея Титова?», вдова вздрогнула, споткнулась и застыла в неестественно согнутой позе, опершись на плечо сидящего поблизости Лехи Коновалова.

Ведущий было дернулся, дабы крикнуть режиссеру в микрофон, чтобы она там у себя разобралась с громкой связью и не срывала программу, но его остановили люди Горина. Уж непонятно каким чутьем, но они моментально сообразили, что только в этом нестудийном диалоге и кроется спасение для их шефа. А дальше все стали свидетелями трагедии, которая разворачивалась на другом этаже, в закрытой аппаратной, в которой выясняли отношения две подруги.

Надо сказать, что Вадим, обещавший прибыть к началу съемки, все-таки умудрился опоздать и явился как раз в разгар диалога Катерины и Алены. Поначалу он слушал с интересом, а когда дело дошло до пистолета, то стремглав бросился наверх.

Он-то и откинул Алену к стене, с силой распахнув дверь. Чудо, что пуля пролетела мимо его головы и вообще никого не задела. Чудо, что он успел спасти Алену, хотя она потом долго ныла, что раз уж взялся спасать, так делай это на совесть и не калечь: ведь отпихнул дверью так, что у нее синяк теперь во весь правый бок, да еще и огромная ссадина на затылке, полученная в результате удара о стену.

На сии упреки он только хмыкал, мол, в следующий раз сама себя спасай, если мои методы не устраивают. И при этом неизменно дотрагивался до внушительного кровоподтека под правым глазом.

Вообще-то кровоподтек этот никакого отношения к следствию по делу об убийстве Андрея Титова не имел, а явился результатом стычки с Костей Буниным: когда Вадим рванулся из студии, Бунин последовал за ним столь же стремительно со словами: «Я тоже хочу хоть раз спасти ее от смерти! Ты уже два раза спасал, дай другим поучаствовать!» Столкнулись они на лестнице, там же и произошла короткая потасовка, под конец которой Бунин покатился вниз кубарем, а Терещенко взлетел на третий этаж, с гордостью унося трофей в виде фиолетового фингала.

Бунина после этого Алена еще не видела. Он не любил представать перед дамами в жалком виде. Если учесть, что со дня исторических съемок прошел уже без малого месяц, то, по всей видимости, вид у Кости был уж очень жалким, может быть, даже плачевным, так что он теперь зализывал свои раны где-то в одиночестве. Это дало ему честный повод отвлечься от Марины без морального ущерба для себя. Дело в том, что Костя вряд ли пережил бы инициативу женщины в процессе расставания. А Марина непременно бы его бросила, так как в ее биографии начался новый период.

После того как Павел чистосердечно признался в своей верности и в «исключительно деловом интересе» к Инессе (он-де желал пригласить ее к сотрудничеству как топ-модель, дабы она снялась для каталога его магазинов), Марина со спокойной совестью занялась… вовсе не Леликом, как того ожидала Алена, а Алексеем Кравцовым. Стоит ли говорить, что после просмотра «ее акварели» у интеллигентного бизнесмена не осталось шансов избежать обольстительных сетей. Он ушел от жены и ринулся в пучину нового чувства. О дальнейших матримониальных планах Марины история умалчивает. Алена так и не узнала, во что преобразовалась столь изящная геометрическая фигура, как любовный квадрат (Марина, Павел, Лелик и Кравцов), потому как дама трех сердец укатила в Венецию на целый месяц. И Алена подозревала, что поехала она не одна, а с кем-то четвертым. Впрочем, это уже не так важно. Рано или поздно Марина неизбежно пригласит ее на свой очередной день рождения, тогда-то все и прояснится.

Что касается программы «Политический ринг», то она с успехом обосновалась в сетке и выходит каждый вторник в очень выгодное время. Рейтинги у нее стабильные, но не такие уж и высокие, как ожидалось.

Господин Горин после эфира не только не затаил на Алену злобы, а даже поблагодарил ее. Выглядело это весьма забавно: он самолично растолкал медсестер, которые мазали ее со всех сторон йодом и пытались забинтовать голову, сначала пожал, а потом, смутившись почему-то, галантно поцеловал ручку.

Его товарищи по партии не замедлили последовать примеру вождя: все как один приложились. К концу процедуры Алена имела жалкий вид (партийцев, включая охрану, было много). Ей вспомнилась сцена из «Мастера и Маргариты», где Маргарите как хозяйке бала целовал руку каждый гость. Нашла, что ощущения ее и Маргариты были схожи.

Налимов же целовать ее не стал, распрощался довольно скупо, хотя и улыбался при этом. Алена решила, что он, как не достигшая желаемого результата сторона, уж непременно обидится на нее. Но ошиблась. Через два дня он перезвонил, предложил встретиться. Она сочла невежливым отказываться, приковыляла в предложенный ресторан. Они весело болтали, как старые друзья. А когда ужин подошел к логическому завершению, Налимов посерьезнел и перешел на деловой тон:

— Вы замечательно проявили себя, Аленушка.

— Вот уж не ожидала услыхать такое именно от вас! — искренне удивилась она.

— С вашей стороны было сделано все, как нужно. И даже больше, — он не скупился на похвалу. — А посему мне бы не хотелось с вами расставаться…

— В каком смысле?

— Ни в каком. Я предлагаю вам сотрудничество. Должность начальника отдела информационных программ на ведущем телеканале вам подойдет?

— Мне? — В этот момент она поперхнулась мороженым и вытаращила на него глаза. Представить себя в огромном кабинете, с секретаршей, с большущим штатом дикторов, корреспондентов, редакторов в подчинении, с почти неограниченной властью и еще большими обязанностями, да еще с такой космической ответственностью!

— А почему нет?

— Хочу напомнить, что мне нет и тридцати! — Она с трудом проглотила мороженое и покраснела. — Какой у меня авторитет?!

— У вас, — он усмехнулся, — глупенькая. Мое слово — вот ваш авторитет.

— Но это же непосильная работа.

— И сумасшедший оклад. Мне кажется, вам стоит подумать. У вас потрясающая хватка и удивительная фантазия. Мы с вами таких дел наворочаем!

Алена представила характер этих дел, и мороженое полезло вверх по горлу. Большую политику она никогда не любила. А после истории с фирмой «Дом» так просто ненавидела. Придя домой из ресторана, она долго бродила по квартире, обхватив плечи руками. Думала. С одной стороны, конечно, это грязь. И ее эта грязь затянет в себя по самые уши, если совсем не поглотит. Ведь что такое директор информационного отдела? По сути — это директор информации, которую вещает ведомый ею канал. А это значит, именно ее рук дело будут те самые информационные войны, ее головной болью будут разбирательства с высшими чинами власти и т. д. и т. п. Но с другой стороны… Она станет большим человеком, причем сразу. И деньги опять же… Сейчас она даже представить не может сумму, которую будет получать ежемесячно. И будет где развернуться со своей фантазией, со своей энергией, со своей уже оформившейся тягой ко всякого рода расследованиям и тайнам…

Алена подошла к большому зеркалу в прихожей, пристально разглядела собственное отражение и медленно, но уверенно помотала головой: «Нет уж! На кой черт мне все это?» Она хорошо помнила, какой увидала себя в маленьком зеркальце пудреницы тогда в редакции: холодный расчет в глазах, поперечные складочки на переносице. Еще немного — и начнешь видоизменяться в какую-нибудь адскую нечисть. «Увольте!»

— Ну и дурочка! — неожиданно подытожила тетка Тая, когда она рассказала ей о своем отказе Налимову.

— Вот уж от кого-кого, а от тебя такого я не ожидала! — искренне изумилась Алена.

— Да уж… — протянул Горыныч, и они с Вадимом обменялись многозначительными взглядами. — Наши дамы сто очков мужикам дадут. Мы с тобой просто статисты какие-то рядом с ними.

— Кстати, о статистах, — Алена хитро прищурилась. — Меня уже долго мучает вопрос… как мужчины относятся к женским играм?

— В большую политику? — усмехнулся Горыныч.

— Можно назвать и так. Ведь понятно, что отношение женщины к мужчине — это тонкая игра. Я в последнее время много с Мариной общалась, а она мастер по этой части. Вот и задумалась…

— Ничего личного, но я все-таки замечу, дорогая, — усмехнулся Вадим. — Ну и подружки же у тебя. Одна другой стоит.

— Да и родственницы в общем-то не отстают, — Горыныч опасливо покосился на тетку Таю. Та незамедлительно приняла невинный вид.

— Вот я и говорю, — решила продолжить мысль Алена. — Есть дамы, которые используют такие простые приемы, от которых у всех окружающих их женщин сводит от скуки скулы. А мужики уже столько веков подряд покупаются на эти приемы. Им что, это нравится?

— Мужчины! — подозрительно ехидно хмыкнула тетка Тая.

На кухне повисла странная, неловкая пауза. Вадим почему-то потупил взор и покраснел. До ушей и густо. Алена не выдержала:

— Поясни… Родственница пожала плечами:

— Некоторые глупые девочки тоже покупаются…

— Может, не надо! — Терещенко воплотил в себе вселенскую мольбу о пощаде.

На что Алена тут же встала в стойку:

— Не меня ли ты имеешь в виду?! В чем дело?!

— Ну хорошо, — тетка улыбнулась Вадиму. — Лучше ей все сейчас рассказать, а то она тебя замучает, ты ей признаешься, и тогда она тебя добьет до конца. Мы немножечко тебя разыграли. Когда ты стремглав сбежала из театра, Вадим долго не мог понять, почему. Я ему объяснила, и мы решили влюбить тебя по-настоящему. Используя исключительно женские методы. Первым была ревность.

— Криминалистка! — тут покраснела уже и Алена, но только от возмущения.

«Да как он посмел ее законными методами ее же в самое сердце!»

— Никакой криминалистки не было, как ты понимаешь, — Горыныч покачал усами.

— Потом равнодушие: «Давай останемся друзьями», никаких обид, никаких опасений тебя потерять. Ведь не звонить неделями, опаздывать на свидания, обещать и не являться — это все женские крючки, на которые так здорово попадаются наши кавалеры. Мы же с завидной регулярностью применяем их собственный постулат: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей».

В твоем случае мы эту формулу применили по назначению. Правда, Вадим долго сопротивлялся. Говорил, что ему жалко тебя, что он не может так поступать с тобой. Если бы ты только знала, сколько сил мне стоило уговорить его не явиться к тебе на свидание. Да я просто поседела. Ну а потом, когда над тобой нависла опасность, он, конечно, сорвался.

— И вздохнул полной грудью. — Терещенко робко взглянул на Алену виноватыми глазами.

А ее уже трясло.

«Катись ты ко всем чертям со своими телячьими извинениями!»

— Как ты мог! Ты же видел, как я переживаю! Да и вообще… Неужели мои страдания для тебя всего лишь составная часть игры?

— Но для тебя же игра — мужские страдания, — резонно заметила тетка. — Ты же, наверное, в глубине души подозреваешь, что от твоих выкрутасов мужчины тоже страдают.

— Я — это я! Я ведь женщина! — Алена не знала, какой еще привести аргумент.

Да и вообще, к чему какие-то аргументы?! Она просто сгорала от праведного гнева.

— А как насчет равноправия полов, о котором ты так любишь рассуждать? — родственница вопрошающе вскинула бровь.

— Я вообще больше не намерена рассуждать! Во всяком случае, в вашем присутствии! — Алена резво подскочила и, оттолкнув поднявшегося было к ней Вадима, рванулась вон из кухни.

В прихожей она судорожно открыла входную дверь и, содрогаясь от возмущения, выскочила на лестничную площадку. За ее спиной послышалась возня и голос тетки Таи:

— Дуй за ней, дурень! Она только этого и ждет! «Интересно, все женщины такие стервы или я — это исключение?» — усмехнулась про себя Алена, предусмотрительно замедляя бег по лестнице.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29