«Сейчас и на земле»

Я отвалил в полчетвертого, но чуть ли не час топал домой. Завод в миле от бульвара Пасифик, а мы обитаем еще с милю на холме от Пасифика. Я бы сказал, на горе, а не на холме. Ума не лриложу, как они умудрились залить бетоном эти крутые улочки. Можно завязывать шнурки не нагибаясь. Джо была на той стороне улочки, играла с пасторской девчушкой и, сдается, высматривала меня. Она сразу припустила ко мне, только пшеничные кудряшки взметнулись вокруг бело-розового личика. Джо обхватила меня за колени и чмокнула в руку; я этого терпеть не могу, но попробуй отучи ее. Она спросила, как мне понравилась новая работенка и сколько я буду заколачивать и когда зарплата, – все на одном дыхании. Я сказал, чтоб она не орала на всю улицу, что получать буду меньше, чем в фонде, и что зарплата, насколько мне известно, по пятницам.

– А купишь мне новую шляпку?

– Поживем – увидим. С мамой все в порядке?

Джо нахмурилась:

– Мама не хочет покупать. Это как пить дать. Взяла Мака и Шеннон в город покупать им новые ботинки, а шляпку мне ни в жисть.

– Что так?

– А вот так, никакой шляпки.

– Откуда ж она деньги раздобыла по магазинам ходить? За квартиру-то заплатили?

– Сомневаюсь, – ответила Джо.

– Вот это да, черт побери! Что ж теперь делать? Что уставилась? Марш отсюда! Иди играй. Вали с глаз долой! Ну, поживей.

Я чуть было не сграбастал ее за шкирку, но вовремя одумался и прижал к себе. Ненавижу, когда малышей обижают – и детишек, и собак, и стариков. Не знаю, что на меня нашло, что я чуть не прибил Джо. Право слово, не знаю.

– Не принимай близко к сердцу, малышка, – ободрил я ее. – Сама знаешь, я ничего плохого не хотел.

Джо улыбнулась:

– Ты просто устал, вот и все. Иди домой и ложись поспи.

Я сказал, что, конечно, так и сделаю, и она опять чмокнула мне руку и тут же упорхнула на ту сторону улицы.

Джо девять. Она у меня старшенькая.

Я чертовски устал. И еще всего ломало. Простуженные зимой легкие давали себя знать; в них все хлюпало, будто патокой залили, да еще этот хренов геморрой. Войдя в дом, я заорал, но никто не подал голоса; я решил, что мать, должно быть, слиняла. Зашел в ванную, умылся. Что-то надо было делать с треклятыми шишками. Я снова помылся. Что мертвому припарки. Потрогал, еще разок помылся. Тут до меня дошло, что я уже раз шесть мылся, и я плюнул.