«Свет на исходе дня»

Единственной улицей протянулась деревня вдоль озера, избы смотрятся в воду, против каждой на мелководье мостки: стойкие, шаткие – какой где хозяин.

Озеро плоско лежит среди лугов, за лугами глухой, без просветов, бор; проселок, выбежав из деревни, канет в лесу и, сдавленный деревьями, уходит куда-то.

Ранним утром, когда лужи затянуты молодым льдом, а полуживая от холода трава взята инеем, по улице идет стадо. Тонкий лед ломается под копытами, над ним проступает вода. Коровье дыхание вырывается паром и взлетает облачками – по всей улице над течением спин плывут в холодном воздухе облака пара, как привязанные к рогам надувные шары.

Изо дня в день движется стадо по улице, огибает озеро и рассыпается по лугу. Изо дня в день, долгие годы.

В запотевших освещенных окнах двигаются неразличимые тени, над трубами поднимаются дымы, в них бегут, обгоняя друг друга, искры.

В одном из домов, как и в других, горела печь. Хозяйка появилась на пороге.

– Сима, скотину выгони, – сказала она.

Сима сидит на неметеном полу в длинном зимнем пальто, отслужившем давно срок, – полы прикрывают ноги – и смотрит в огонь. Лицо ее без выражения, глаза редко мигают, большие красные руки лежат на коленях. Она не шевельнулась и продолжает смотреть в огонь.

Хозяйка подошла к Симе и громко, раздраженно повторила:

– Не слышишь? Скотину выгони!

Сима молча встала – открылись босые ноги – пошла к двери. Потом она выпустила из хлева корову и двух овец и выгнала на улицу. Стадо уже прошло, удары кнута слышались в конце улицы. Сима взмахнула руками, издала хриплый отрывистый звук и погнала корову и овец вдогонку.

Босыми ногами она ступала по мерзлой, белой траве, по окаменевшей за ночь грязи – торопилась за стадом, которое огибало озеро.

Она ходила босая до снега. Зимой носила на босу ногу большие стоптанные валенки, в них и спала, и сбрасывала, едва в первых проталинах открывалась земля. Другой обуви она не знала.

Местные привыкли, не удивлялись. Приезжие озадаченно смотрели, как она переставляет темно-багровые ноги, и скорбно спрашивали:

– Что ж, некому ей обувь купить?

– Да покупали, – отвечали деревенские. – И сестра покупала не раз, и люди давали… Не носит. Так ей вольней. А холода она не чувствует.