«Смерть домохозяйки»

— Черт бы побрал эту тюль! — сказал в сердцах Антонов-младший, держа обеими руками бинокль и напряженно вглядываясь в окно дома напротив.

— Главное, ты ее видишь? — Толкушкин дожевывал хот-дог.

— Смутно, Валера, смутно, — задумчиво повторил Николай. — Как ты можешь здесь есть — пылища несусветная!

Толкушкин с Антоновым, поднявшись на четвертый этаж недостроенного дома, вели наблюдение за гостиничным номером, располагавшимся на третьем этаже. Послеполуденное апрельское солнце уже начинало припекать.

Но даже идеально чистое высокое небо не могло настроить Антонова-младшего на оптимистический лад — ему стоило неимоверного труда и терпения переносить клубящуюся в воздухе пыль, которая оседала на свежевымытых волосах, превращая их в тусклую паклю, и противно скрипела на зубах.

В отличие от щепетильного Антонова, Толкушкин был неисправимым пофигистом, вернее, Валеру жизнь заставила им быть. В свои двадцать пять лет он уже познал горечь социально-морального отщепенства. Его литературные труды, которыми он по юности — по глупости бомбардировал местные издательства, не нашли должного отклика у подверженных конъюнктурной ветрянке редакторов.

Если бы он не удосужился выработать определенных навыков безучастной самодостаточности и трезвой самоиронии, кто знает, не постигла ли бы его участь юного Вертера от литературы и смог ли бы он сейчас, с философским спокойствием игнорируя замечание Антонова, хладнокровно насыщаться в условиях пылящей новостройки?

— Ты хоть видишь, что они там делают? — полюбопытствовал он, поднося к сухим губам пластиковую бутылку «Фанты».

— Кажется, шампанское открывают… — неуверенно произнес Антонов, — дай глотнуть.

Он принял у Толкушкина бутылку и жадно припал к горлышку.

— А марку шампанского ты случайно не разглядел? — шутливо поддел своего напарника Валера.

— Я предположил, что это шампанское, что еще могут потреблять двое, когда речь зашла о страхе?

— Фи, Антонов, — с наигранной манерностью фыркнул Толкушкин, — никакого «воспитания чувств»! — с комичным жеманством добавил он, пытаясь блеснуть реминисценцией, касающейся названия одного из романов Флобера. Но Антонов не был «испорчен» литературой и не оценил Валериной находки.