«Дело Эллингэма»

Дело Эллингэма (fb2) - Дело Эллингэма [litres] (пер. Екатерина Сурская) (Дело Эллингэма - 1) 3918K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Морин Джонсон

Морин Джонсон Дело Эллингэма

Maureen Johnson

Truly Devious

Copyright © 2018 by HarperCollins Publishers

© Е. Сурская, перевод на русский язык, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Для тех, чья заветная мечта – однажды обнаружить в библиотеке… тело

Федеральное бюро расследований

Фотографическое изображение письма, присланного в поместье Эллингэма 8 апреля 1936 года:

13 апреля 1936 года, 18.00

Ты же знаешь – я не могу позволить тебе уйти…

Год назад, весной, в кабинете директора школы решилась судьба Дотти Эпштейн.

Ее и раньше вызывали к директору, только в случае с Долорес повод был не из серии «драки, прогулы, отметки, хулиганство». Все было гораздо сложнее: обычно она обсуждала с директором детали собственных химических экспериментов, или ставила под сомнение понимание учителем неевклидовой геометрии, или просила разрешить ей читать книги на уроках, когда весь материал был уже усвоен и не хотелось терять попусту время.

Дотти представила лицо директора.

«Долорес, – наверняка скажет он, – хватит ходить и делать вид, будто ты умнее других».

«Но ведь так и есть», – ответила бы она. И не из-за глупого высокомерия, а потому что это было правдой.

В этот раз Дотти терялась в догадках, зачем ее вызвали. Правда, недавно в поисках одной книжки она пробралась в библиотечный архив, но об этом точно никто не знал. Во всей школе не осталось ни единого места, где бы она не побывала. Она залезала во все кладовки, чуланы и запертые каморки. Без всякого злого умысла, только чтобы что-то найти или убедиться, что там этого нет.

Дотти вошла в кабинет директора. Мистер Филлипс возвышался за своим огромным письменным столом. Он был не один – чуть в стороне сидел седоватый мужчина в великолепном сером костюме. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь жалюзи, полосками ложился на его фигуру, и мужчина выглядел словно киногерой. Собственно, он и был в некотором смысле кем-то вроде киногероя.

– Долорес, – начал директор Филлипс, – это Альберт Эллингэм. Ты знаешь, кто такой господин Эллингэм?

Конечно, она знала. Его все знали. Альберт Эллингэм, владелец завода «Америкэн стилл», газеты «Нью-Йорк ивнинг стар» и телестудии «Фантастик пикчерс», чье состояние не поддавалось измерению. Он был именно таким, каким вы можете представить по-настоящему богатого человека.

– У господина Эллингэма чудесные новости. Тебе несказанно повезло!

– Присядь, Долорес. – Эллингэм приглашающе указал на стул рядом с директорским столом.

Дотти села. Магнат чуть наклонился вперед, положил локти на колени и сцепил большие загорелые руки в замок. Ни у кого раньше Дотти не видела такой загар уже в марте, и это больше, чем все остальное, говорило об огромном состоянии господина Эллингэма. Он мог купить даже солнце.

– Я много слышал о тебе, Долорес, – заговорил он. – Мистер Филлипс рассказал о твоих талантах. Тебе четырнадцать, а ты уже в одиннадцатом классе. Ты самостоятельно выучила греческий и латынь, верно? Занимаешься переводами?

Дотти смущенно кивнула.

– А здесь, в школе, тебе не скучно?

Дотти бросила тревожный взгляд на директора, но тот улыбнулся и ободряюще кивнул.

– Иногда, – осторожно произнесла она. – Но школа не виновата.

При этих словах мужчины усмехнулись, и Дотти чуть расслабилась, совсем чуть-чуть.

– Я открываю свою школу, Долорес, – продолжил Эллингэм. – Новую школу для особенных учеников, таких как ты. Там они смогут изучать то, что им интересно, по своей собственной программе, в своем собственном темпе. Я считаю, учеба – это игра, чудесная игра.

Директор Филлипс опустил глаза и принялся перебирать бумаги на столе. Большинство директоров вряд ли считали учебу игрой, но ни один не стал бы спорить с великим Альбертом Эллингэмом. Если он сказал, что учеба – игра, значит, это игра. Если бы он сказал, что учеба – это слон в балетной пачке на роликах, они бы и с этим согласились. Когда у человека столько денег и власти, он может диктовать другим значения слов.

– Я выбрал тридцать учеников для своей школы и хотел бы видеть среди них тебя. Никаких ограничений в учебе и доступ к любым материалам, которые тебе понадобятся. Как тебе идея?

Дотти была в восторге. Но тут же возникла одна проблема, неотложная и неразрешимая.

– У моих родителей нет на это денег, – вздохнула она.

– Деньги никогда не должны стоять на пути к знаниям, – ласково произнес Эллингэм. – Моя школа будет бесплатной. Если ты примешь приглашение, то станешь моей гостьей.

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой – однако так и случилось. Альберт Эллингэм прислал билет на поезд и пятьдесят долларов на карманные расходы, и спустя пару месяцев поезд нес Дотти Эпштейн, которая ни разу не уезжала из родного Нью-Йорка, навстречу ее будущему. Она любовалась из окна вагона величественными лесами Вермонта и думала, что никогда раньше не видела столько зелени.

На территории школы располагался огромный фонтан, напоминавший ей один из тех, что были в Центральном парке Нью-Йорка. Грандиозные кирпичные и каменные здания, казалось, сошли со страниц романов. Ее комната в коттедже под названием «Минерва» оказалась довольно-таки большой, но уютной, с камином, который зажигали в холода. А сколько здесь было книг! Прекрасные книги, и никаких библиотечных правил: можно было взять сколько хочешь и держать у себя сколько нужно. Все учителя были очень добрыми. Имелась в школе и полноценная научная лаборатория, а ботанику они изучали в большой оранжерее. Танцы преподавала мадам Скотти, которая расхаживала по школе в трико, обожала шарфы и носила массивные браслеты.

Эллингэм жил на территории школы с женой Айрис и трехлетней дочерью Элис. Иногда по выходным у крыльца большого дома выстраивались дорогие машины, из которых выходили дамы в изумительных туалетах и мужчины в шикарных смокингах. Несколько раз Дотти видела известных актеров, политиков, популярных певцов. На эти уик-энды из Берлингтона и Нью-Йорка приглашали музыкантов, и тогда всю ночь в Гранд-Хаусе гремела музыка. А когда гости Эллингэма выходили прогуляться в парке, лунный свет играл на драгоценных камнях в ожерельях дам и на бриллиантах в мужских запонках. Даже в Нью-Йорке Дотти не находилась так близко к богатым и знаменитым.

Хотя обслуживающий персонал школы и старался сразу навести порядок после этих вечеринок, обширная территория была полна укромных уголков, поэтому следы пребывания гостей оставались повсюду. Здесь бокал из-под шампанского, там слетевшая шелковая туфелька. Недокуренные сигары, атласные платки, перламутровые пуговицы, перья, блестки – целая россыпь роскошных атрибутов богатства. Дотти собирала эти милые мелочи в коллекцию своего «музея», а самым лучшим ее «экспонатом» была серебряная зажигалка. Ей нравилось, как она вспыхивает длинным язычком пламени, нравились ее гладкая, зеркальная поверхность и причудливая узорная гравировка сбоку. Дотти решила при первом удобном случае непременно вернуть вещь владельцу, но прежде чуток подержать ее у себя.

В школе Эллингэма студенты были вольны сами выбирать, когда им читать, писать эссе, ставить опыты или слоняться по территории, и Дотти проводила много времени в одиночестве. В Вермонте время проходило по-другому, не так, как в ее бывшей школе. Здесь ей не нужно было ютиться на площадке пожарного выхода или прятаться в подсобках. Девочка отправлялась в лес и часами бродила там, добираясь до самых дальних уголков поместья. Осенняя листва опадала с тихим шелестом, и лишь это нарушало сонную тишину. Но однажды, во время одной из таких прогулок, Дотти услышала, как что-то металлическое звякнуло под ногами, и этот звук был удивительно знакомым. Так звякает чугунный люк на тротуаре, когда на него наступает ботинок.

Под ворохом листьев действительно скрывался люк. Дотти с трудом сдвинула его и увидела бетонные ступени, ведущие куда-то под землю. Не раздумывая, она спустилась по ним и оказалась в темном туннеле, стены которого были выложены кирпичом, а потолок поддерживали толстые опоры. Здесь было сухо и прохладно. Любопытство Дотти росло. Она щелкнула зажигалкой и увидела перед собой массивную дверь, в центре которой на уровне глаз была прорезана узкая щель, закрытая латунной задвижкой. Дотти сразу же поняла, что это за дверь. Такие встречались в Нью-Йорке на каждом шагу. Они вели в подпольные бары.

Дверь была не заперта. Туннель не показался Дотти таким уж секретным. Он словно предлагал: исследуй меня! Она толкнула дверь и вошла в длинную комнату с высоким потолком. Вдоль стен стояли стеллажи, вплотную уставленные всевозможными бутылками. Глаза разбегались от пестреющих этикеток с надписями на французском, немецком, русском, испанском, греческом… Целая библиотека выпивки.

Дотти прошла вдоль стеллажей и наткнулась на лестницу, вмурованную в стену. Лестница привела ее к еще одному люку, а за ним открылось небольшое куполообразное строение со стеклянной крышей. Пол был покрыт шкурами, тут и там лежали подушки, стояли пепельницы да тускнела пара забытых бокалов. Вдоль круглой стены тянулись диванные сиденья. Дотти поняла, что она оказалась в обсерватории на маленьком острове – посередине искусственного озера, прямо за Гранд-Хаусом.

Тайное убежище! Самый лучший секретный уголок в мире. Дотти решила, что теперь здесь будет ее место для чтения. С тех пор она проводила на островке почти все свободное время, завернувшись в плед и разложив вокруг себя стопки книг. Никто не приходил сюда и не нарушал ее уединения, и ей казалось, что, даже узнай Альберт Эллингэм о ее тайне, он не стал бы возражать. Ведь он так добр и любит игру.

Ей казалось, это самое безопасное место на земле.

* * *

Тот апрельский день, на первый взгляд самый обычный, был туманным и пасмурным. Деревья терялись в белесой дымке, заволакивающей эллингэмское поместье и погружающей дом в молочный полумрак. «Природа словно готовится к чему-то таинственному», – подумала Дотти. Пожалуй, Шерлок Холмс будет отличным спутником в такой день. Она прочитала все книги о великом сыщике, но перечитывать понравившееся было одним из ее любимых занятий. И этот туман – он в точности такой, как на лондонских улицах в рассказах

Дойля.

Дотти уже знала, что лучше всего уходить в обсерваторию в понедельник, после обеда: в это время там точно никого не будет. Мистер Эллингэм уехал еще утром, а миссис Эллингэм – вскоре после него. Дотти взяла томик рассказов о Холмсе в школьной библиотеке и отправилась в свое тайное убежище.

Туман клубился вокруг стеклянного купола маленькой обсерватории, и изнутри казалось, что она плавает в пушистом белом облаке. Дотти уселась на пол, укрывшись меховым ковриком, открыла книгу и тут же перенеслась в паутину лондонских переулков. Игра началась!

Дотти так увлеклась чтением, что не сразу услышала шум внизу. Кто-то прошел сквозь винный склад и теперь поднимается по лестнице. Кто-то вот-вот отодвинет крышку люка. Дотти едва успела юркнуть под коврик и вжалась в пол, надеясь затеряться среди груды подушек. Просто лежи тихо. Притворись кучей тряпья.

Она услышала скрежет отодвигаемой крышки и следом глухой каменный стук, с которым та упала на пол. Кто-то встал всего в полуметре от головы Дотти; «лишь бы на меня не наступили!» – пронеслась мысль. Отчаянно пытаясь слиться с полом, она почти не дышала.

Человек отошел, и Дотти услышала звук возни. Она чуть приподняла край коврика и увидела, как рука в перчатке что-то достает из сумки и выкладывает на пол. Девочка рискнула выглянуть побольше, чтобы разглядеть предметы, и увидела фонарик, бинокль, моток веревки и что-то блестящее.

Блестящими оказались наручники, наподобие тех, что были у ее дяди, служащего в полиции.

Фонарик, бинокль, веревка и наручники?

Внезапная волна тревоги накрыла Дотти; сердце

куда-то провалилось, а через секунду гулко застучало, едва не выпрыгивая из грудной клетки. Что-то здесь не так. Она опустила угол коврика и съежилась под ним, прижавшись щекой к полу. Человек еще немного повозился, а потом наступила тишина. Ушел? Но тогда бы она услышала, как он спускается по лестнице.

Дотти было трудно дышать: воздуха под ковриком почти не осталось. Она лихорадочно пыталась сообразить, что происходит, но мысли разбегались. Дотти принялась считать про себя, дошла до пятисот, но вокруг по-прежнему было тихо. Она решилась еще разок приподнять коврик, совсем немного, на пару сантиметров.

Никого. Еще пара сантиметров – тишина. Дотти уже хотела откинуть ковер полностью, и тут…

– Привет.

Сердце Дотти ухнуло.

– Не бойся, – произнес голос. – Выходи.

Теперь нет смысла прятаться. Прижимая книгу к груди, Дотти выползла из-под ковра и подняла голову. Она переводила взгляд с незнакомца на предметы на полу.

– Это для игры, – пояснил незнакомец.

Для игры? Ну да. Обитатели поместья любили играть. Гостям часто предлагали поискать клад или решить пару головоломок. Во всех студенческих коттеджах были настольные игры типа «Монополии», и сам Эллингэм иногда участвовал в партии. Фонарик, веревка, бинокль, наручники – возможно, это действительно игра. В «Монополии» тоже есть странные предметы.

– А что за игра? – спросила Дотти.

– Она сложная. Но будет весело. Мне нужно спрятаться. Ты тоже прячешься?

– Я читаю, – ответила Дотти. Она покрепче сжала книгу, стараясь унять дрожь в руках.

– Шерлок Холмс? – Незнакомец кивнул на книгу. – Я люблю Шерлока Холмса. Какой рассказ?

– «Этюд в багровых тонах».

– Отличная вещь. Продолжай. Читай. Не обращай на меня внимания.

Незнакомец вынул пачку сигарет и прикурил одну. Он молча выпускал дым и разглядывал Дотти.

Она видела его раньше. Должно быть, он и вправду отлично играет во все эти игры. Но Дотти была из Нью-Йорка и на своем коротком веку повидала достаточно, чтобы почувствовать: что-то не в порядке. Взгляд, тон. Ее дядя-полицейский всегда говорил: «Доверяй своему чутью, Дотти. Если тебе кажется, что кто-то ведет себя странно, уходи оттуда. Уходи и дай мне знать».

Чутье подсказывало Дотти, что надо уходить, но осторожно, будто ничего особенного не происходит. Она раскрыла книгу и попыталась сосредоточиться на тексте. За отворотом рукава у нее был припрятан карандаш, которым она делала заметки на полях. Когда незнакомец ненадолго отвернулся, она быстро вынула его и подчеркнула одно предложение. Это мелочь, но все-таки способ оставить подсказку, которая может помочь кому-нибудь понять в случае…

Нет, никто не поймет. И думать о том, что может быть в случае… слишком страшно.

Дотти сунула карандаш обратно за рукав. Она больше не могла притворяться, что читает. Слова прыгали перед глазами. Внутри все тряслось.

– Мне нужно вернуть книгу в библиотеку, – сказала она. – Я никому не скажу, что вы здесь. Ненавижу стукачей.

Человек улыбнулся, но улыбка его была странной: слишком широкой и ни намека на искренность.

Дотти вдруг остро осознала, что находится в здании посередине озера, в горах. Она прокрутила все возможные сценарии в голове и представила, что произойдет в следующее мгновение. Сердце словно замерло в груди, и его тихие удары отдавались в голове. Время тянулось бесконечно. Она прочитала много историй, в которых смерть была действующим персонажем, словно вполне ощутимая сила, растекающаяся по комнате. И сейчас этот персонаж находился здесь – безмолвная гостья, раскинувшаяся на подушках.

– Мне нужно идти, – еле слышно пробормотала Дотти. Она сделала полшага к открытому люку; незнакомец двинулся туда же. Они были словно игроки за шахматной доской, делающие свои ходы к неизбежному концу.

– Ты же знаешь, я не могу позволить тебе уйти, – сказал незнакомец. – Я бы очень хотел, но не могу.

– Вы можете, – прошептала Дотти. – Поверьте, я умею хранить секреты.

Она стояла, вцепившись в книгу. Пока Холмс с ней, ничего не случится. Шерлок ее непременно спасет.

– Пожалуйста…

– Мне так жаль, – сказал незнакомец, и это прозвучало почти искренне.

В этой партии остался последний ход, и Дотти знала, что он не самый лучший. Но когда вас загнали в угол, вы делаете то, что должны. Она бросилась к открытому люку. Нечего было и думать, чтобы спуститься по лестнице, поэтому она просто швырнула книгу на пол и нырнула в темноту, машинально вытянув перед собой руку. Пальцы попытались ухватиться за ступеньки, но скользнули и схватили пустоту. Она падала. Удар о пол – это был шах и мат.

Все происходящее вдруг озарилось вспышкой в ее сознании. Почти приятная боль разлилась по телу, и что-то теплое окутало плечи. Незнакомец медленно спускался по лестнице. Она попыталась двинуться с места, отползти, отбиться, но это было бесполезно.

– Мне жаль, что ты пришла сюда, – произнес незнакомец. – Мне действительно жаль.

И в следующее мгновение Дотти накрыла темнота, внезапная, вязкая и вечная.

Выдержка из статьи «Убийство в горах: дело Эллингэма»

Академия Эллингэма расположена на полпути к вершине горы, официальное название которой – гора Моргана. Однако так местные жители никогда ее не называют, а говорят «гора Топор» или «Большой Топор»: на ее вершине торчит выступ, напоминающий лезвие топора.

В отличие от других окрестных гор, привлекающих лыжников и отпускников, поросший лесами Топор никто подробно не исследовал. Иногда сюда забредали пешие туристы, орнитологи или те чудаки, что любят затеряться в глуши и помедитировать под шум горных ручейков. Когда Альберт Эллингэм приехал сюда в 1928 году, Большой Топор был совсем безлюдным: ни одна дорога, пусть даже самая плохая и разбитая, не вела в эти места. Леса слишком густые, реки слишком бурные, камнепады слишком частые. Все здесь было слишком дикое и неприветливое.

По рассказам, Альберт Эллингэм заехал на гору по ошибке, когда направлялся в яхт-клуб в Берлингтоне. Как можно случайно оказаться в 1928 году на пустынной горе, совершенно непонятно, но он умудрился это сделать и в итоге нашел место вполне подходящим. Уже давно он мечтал основать школу, где бы воплотились его собственные идеалы и принципы обучения в виде игры, где бы учились богатые и бедные студенты, все в одном месте и каждый по своей индивидуальной программе. Свежий воздух, веселое пение птиц и больше ничего, что могло бы отвлечь студентов от их цели.

Эллингэм приобрел обширный участок на горе, заплатив в три раза больше запрашиваемой цены. Потребовалось несколько лет, чтобы расчистить достаточно пространства для постройки. Были проложены дороги, протянуты телефонные провода, по пути к школе установлены телефоны-автоматы. Медленно, но верно гора Топор соединялась с остальным миром – по грунтовой дороге, вдоль которой высились столбы с проводами, тек поток людей и материалов.

Эллингэмская академия, как стало известно, была не только школой – семейство Эллингэм также обосновалось здесь, выстроив в самом центре поместья дом. И это был не просто дом. Самый величественный во всем Вермонте, он мог сравниться с огромными зданиями Берлингтона или Монтпилиера.

Альберт Эллингэм хотел сам жить внутри своего эксперимента, в школьных пенатах. Из глубины парковой зелени выглядывали мраморные статуи; множество дорожек пересекало территорию в хаотичном порядке. Ходил слух, что Эллингэм выпустил своего кота и следовал за ним, куда бы тот ни повернул, а потом проложил каменную дорожку по кошачьим следам, потому что считал, что «котам виднее». Слух был ложным, но Эллингэму он так нравился, что пошел другой слух: будто он сам придумал эту версию.

В доме были туннели, фальшивые окна, двери в никуда… Все эти мелкие архитектурные ухищрения не переставали забавлять хозяина поместья и придавать заурядным вечеринкам пикантный характер. Говорили, сам Эллингэм не знал до конца строений своего дома, созданного разными архитекторами, так как он позволил им оставить несколько элементов тайными – в качестве приятного сюрприза. Словом, фантастический дом Эллингэма – Гранд-Хаус – был приютом идиллии и счастья и мог бы им оставаться и дальше, если бы туманной ночью в апреле 1936-го там не появился некто Лукавый.

Школа может прославиться многим: своей профессурой, выпускниками, спортивными командами.

Но сложно представить, что она прославится убийствами.

Глава 1

– Американский лось – выдумка, – сказала Стиви Белл.

Ее мать повернулась к ней и посмотрела так, как смотрела всегда: в ее взгляде сквозила усталость, словно она заставляла себя вступать в разговор с дочерью, о чем бы он ни шел, так как считала это своей родительской обязанностью.

– Что? – спросила она.

Стиви указала на дорогу за окном автобуса.

– Видишь вон там? – Стиви кивнула на дорожный щит с простой красной надписью «Лоси». – Мы проехали штук пять таких. Куча обещаний. Ни одного лося.

– Стиви…

– А еще обещали падение камней. Где мое падение камней?

– Стиви…

– Я верю во все, что говорит реклама.

На этом разговор прервался. У Стиви было много бесед с родителями, касающихся природы правды и фактов, и в другой день подобный разговор мог перерасти в спор. Но не сегодня. Казалось, сегодня они заключили негласное соглашение, что позволят всяким спорам закончиться, так и не начавшись.

В конце концов, не каждый день уезжаешь из дома, чтобы поступить в частную школу.

– Плохо, что нам не разрешили приехать на машине, – сказал отец раз восьмой за утро. Правила Эллингэмской школы на этот счет были весьма четкие: «ЗАПРЕЩЕНО ПРИВОЗИТЬ СТУДЕНТОВ В ШКОЛУ НА МАШИНАХ. В противном СЛУЧАЕ ВАМ ПРИДЕТСЯ ПАРКОВАТЬ ИХ НА ОБОЧИНЕ ПЕРЕД ВОРОТАМИ. ИСКЛЮЧЕНИЯ НЕ ДЕЛАЮТСЯ».

В этом правиле не было ничего предосудительного, существовала веская причина. Территория школы не могла вместить большое количество машин. По ней проходила единственная дорога, и парковки не было. Чтобы приехать в школу или уехать, нужно было воспользоваться автобусом. Родители Стиви просто недоумевали на этот счет, словно место, куда нельзя добраться на машине, было априори подозрительным и покушалось на ниспосланное свыше абсолютное право американцев катить на своих машинах куда им вздумается.

Правила есть правила, поэтому Беллы и ехали в этом автобусе, небольшом, всего на двенадцать мест, и очень комфортабельном. Окна были слегка затемнены; видеомонитор, в котором отражался солнечный свет, не работал. За рулем сидел пожилой седовласый мужчина. С того момента, как он подобрал их на технической остановке пятнадцать минут назад, он произнес лишь пару фраз: «Стефани Белл? Можете сесть на любое место. Кроме вас, здесь никого». Стиви слышала, что жители Вермонта известны своей немногословностью, а приезжих они называют «равнинниками», но в этом молчании было что-то пугающее.

– Слушай, – тихо начала мать, – если ты передумаешь…

Стиви вцепилась в подлокотник сиденья.

– Я не собираюсь передумывать. Мы уже здесь, почти на месте.

– Я просто хочу сказать… – мать запнулась.

Еще один оживленный разговор. Золотая коллекция хитов и ничего нового.

Дорога пошла в гору. Стиви смотрела, как таинственная синева вермонтского неба исчезает, съедаемая деревьями и отвесными скалами. Они ехали параллельно 89-й магистрали в сторону от Берлингтона, все дальше в горы и в глушь, и от перепада высот у нее начало слегка закладывать уши. Чувствуя, что разговор подошел к своему естественному завершению, она вставила наушники. Мать коснулась ее руки, прежде чем она включила на телефоне подкаст.

– Может, сейчас не лучшее время слушать эти ужасные истории про убийства? – спросила она.

– Не истории, а реальные преступления, – машинально поправила ее Стиви, и это прозвучало несколько поучительно. Тише, не ссориться. Не ссориться.

Стиви вынула наушники, смотала их и засунула в сумку.

– Есть новости от твоей подруги, Джазелль?

– Джанелль. Она прислала СМС, что едет в аэропорт.

– Вот и славно. Хорошо, что у тебя здесь будут друзья.

Будь паинькой, Стиви. Не говори, что у тебя уже есть друзья. У тебя полно друзей. И неважно, что большинство из них ты знаешь только по детективным онлайн-играм. Ее родители даже представить себе не могли, что можно познакомиться с кем-то вне школы, и что в этом нет ничего необычного, и что в Интернете можно найти людей с близкими интересами. В школе она, конечно, тоже общалась с одноклассницами, только совсем не так, как это обычно происходит, когда девчонки устраивают пижамные вечеринки, красятся и ходят в торговые центры.

Сейчас все это неважно. Будущее рядом, в этих туманных горах.

– Так чем там Джанелль увлекается? – спросила мать.

– Техникой, – ответила Стиви. – Она конструирует всякие штуки: механизмы, девайсы.

Мать скептически поджала губы.

– А тот мальчик, Нейт, он писатель? – спустя какое-

то время спросила она.

– Тот мальчик, Нейт, – писатель, – подтвердила Стиви.

Эти двое тоже были первокурсниками, и Стиви знала, что они будут жить в том же студенческом коттедже, что и она. Про второкурсников ничего не было известно. Все последнее время на кухне у Беллов только и было разговоров, что про будущих одноклассников Стиви. Джанелль Франклин жила в Чикаго. Она была официальным представителем национального студенческого объединения и участвовала в специальной программе, поощряющей цветных девочек изучать естественные науки, машиностроение, математику и компьютерные технологии. Стиви знала, что уже в возрасте шести лет родители застали Джанелль за починкой микроволновки; знала, что та любит конструировать аппаратуру и гаджеты, умеет паять и работать со сваркой, собирает в своем «Пинтересте» картинки с идеями оптимизации пространства. Она знала про все увлечения Джанелль: подростковые романы, девочек в очках, кофе, кошек, но самое главное – Джанелль обожала почти все телесериалы.

Стиви и Джанелль уже давно переписывались. Так что это было хорошо. Друг номер один. Друга номер два в коттедже «Минерва» звали Нейт Фишер. Он рассказывал о себе гораздо меньше и почти не отвечал на сообщения, но за него говорило его творчество. Нейт опубликовал свою первую книгу, когда ему было четырнадцать, – семь сотен страниц эпического фэнтези под названием «Хроники яркой луны». Он написал ее за несколько месяцев, выложил в Интернет и тут же получил предложение от издательства. Вроде бы сейчас он работал над второй частью «Хроник».

Только таких ребят и принимали в Эллингэмскую академию.

– Они производят глубокое впечатление, – как-то сказал отец Стиви. – И ты тоже. Мы тобой гордимся. Ты же знаешь.

В этих словах Стиви услышала подтекст. Хоть мы и любим тебя, мы без понятия, почему тебя приняли в эту школу, странный ты наш ребенок.

Все лето в доме витала нелепая смесь высказанной вслух гордости и молчаливых сомнений, подкрепленная родительской растерянностью перед тем, как вообще вся эта череда событий могла произойти. Поначалу родители Стиви даже не знали, что она написала в академию. Эллингэмская академия была совсем неподходящим местом для таких, как Беллы. Почти сто лет в ее стенах учились одаренные гении, дерзновенные мыслители, талантливые новаторы. Туда не надо было подавать официальное заявление, там не было списка требований и инструкций, кроме одной: «Если вы хотите, чтобы вашу кандидатуру рассмотрели, просто напишите нам».

Вот и все.

Одна простая фраза, приводившая в исступление каждого честолюбивого студента. Что они хотят? Что ищут? Словно загадка волшебника из компьютерной игры, которую ты должен отгадать, чтобы пройти в пещеру секретов. Обычное поступление в школу или колледж подразумевает строгие требования, прохождение тестов, написание эссе, наличие рекомендаций, возможно, забор образца крови и небольшое собеседование. Но только не в «Эллингэм». Просто постучитесь в дверь. Постучитесь каким-то особенным образом, а каким – они не объясняют. Вам всего лишь нужно им что-то написать. Они ждут искры. И если эта искра в вас есть, вы можете стать одним из пятидесяти студентов, которых они набирают ежегодно. Обучение длится всего два года: младший и старший курсы. Плата не требуется. Если вы попали в школу, то учитесь бесплатно. Остается лишь туда попасть.

Автобус подъехал к очередной остановке, на которой ждала другая семья. Будущая студентка и ее родители стояли, уткнувшись в свои телефоны. Девочка была миниатюрной; ее темные волосы спускались ниже плеч.

– Смотри, какие хорошие волосы, – сказала мать Стиви.

Хотя она говорила о другой девочке, ее слова имели к Стиви непосредственное отношение. Весной в порыве самообновления она заперлась в ванной и отрезала волосы. Стиви до сих пор помнит крики матери, когда та увидела ее светлые пряди в раковине. Ее потащили в парикмахерскую, чтобы хоть как-то привести в порядок торчащие вихры. Волосы стали серьезным поводом для ссоры, настолько серьезным, что в виде наказания родители хотели запретить ей ехать в «Эллингэм», но в итоге сдались. Конечно, эта угроза была произнесена в сердцах. Мать Стиви так любила ее волосы, что не могла смириться с их потерей. Хотя сама Стиви считала, что с короткой стрижкой ей лучше.

Так и было. Стрижка пикси ей шла, и ухаживать за ней оказалось проще простого. Проблемы возникли, когда она покрасилась в розовый, потом в голубой, а затем в голубой и розовый. Но сейчас краска смылась, и они вернулись к своему природному цвету – светло-пепельному.

Сумки девочки погрузили в багажное отделение автобуса, и семья села. Все трое были темноволосыми, большеглазыми и в очках, которые придавали им заумный вид. Они были похожи на семейство сов. Ради приличия пробормотав приветственные слова, они уселись позади Беллов. Стиви узнала девочку с первого курса, но не смогла вспомнить ее имя.

Мать легонько ткнула Стиви локтем, но та притворилась, что не заметила этого. Девочка снова достала телефон.

– Стиви.

Стиви глубоко втянула воздух. Нужно было перегнуться через мать и обратиться к девочке, которая сидела на другой стороне. Так неловко. Но деваться некуда.

– Привет! – сказала Стиви.

Девочка подняла глаза.

– Привет…

– Я – Стиви Белл.

Девочка моргала, словно не понимая, о чем идет речь.

– Жермена Батт, – наконец произнесла она.

Предложений продолжить разговор больше не поступало, и Стиви откинулась обратно, удовлетворенно подумав, что это была неплохая попытка, но мать снова ее толкнула.

– Попробуй подружиться, – прошептала она.

Никакие другие два слова, произнесенные вместе, не были столь пугающими, как «попробуй» и «подружиться». От этого категоричного приказа – приступить к созданию социальной связи – по коже Стиви прошел мороз. Ей жутко захотелось, чтобы обещанный камнепад произошел прямо сейчас. Но она знала: если она не начнет разговор, это сделают родители. А в таком случае произойти может все что угодно.

– Ты издалека приехала? – спросила Стиви.

– Нет, – ответила Жермена, отрываясь от телефона.

– Мы из Питсбурга.

– А-а-а…

Стиви отвернулась, взглянула на мать и пожала плечами. Нельзя же заставить человека общаться, если он не хочет. Мать кивнула: типа «ну ладно, ты попыталась». Плюсик за попытку.

Автобус затормозил и свернул с шоссе на каменистую двухполосную дорогу. По сторонам замелькали склады, фермы, указатели лыжных баз, стеклодувных мастерских и рекламные щиты с изображением леденцов из кленового сиропа. А дальше постройки почти исчезли, и вдоль дороги потянулись бесконечные волнистые холмы вперемешку с густыми лесами, и единственным напоминанием о человеке здесь были редкий брошенный старый грузовик да пара пасущихся лошадей.

Все выше и выше в леса.

Внезапно автобус резко свернул с дороги и юркнул в просвет между деревьями; Стиви дернулась и чуть не свалилась со своего места. Они проехали мимо низкого указателя: на темно-красном фоне золотилась надпись «Эллингэмская академия». Указатель был таким неприметным, что казалось, будто въезд на территорию школы хотели намеренно спрятать.

Дорога, по которой они теперь двигались, едва напоминала таковую. Ей подошло бы более снисходительное название: тропа. На самом деле она была словно тонкая дорожка от слезы на лице местности или извилистый шрам на теле леса. Сначала она быстро бежала вниз, прямо к одному из горных ручьев, пересекающих территорию школы. Через ручей было перекинуто сооружение, которое с натяжкой можно было принять за мост, возведенный с помощью деревянных балок, канатов и, похоже, надежды. Ограждения были не выше полуметра, и казалось, он рухнет, если на него упадет что-нибудь тяжелее вилки.

Автобус пронесся по мосту; тот опасно качнулся, и Стиви подпрыгнула на сиденье.

Тропа снова пошла круто вверх, словно над ней тянулась линия горнолыжных подъемников. Никаких препятствий впереди не было. Тропу полностью скрывали тени деревьев; их тонкие ветви цеплялись за окна автобуса, как сотни коготков. Автобус грохотал, стонал и поскрипывал; казалось, будто он с боем прокладывает себе путь по этой самой узкой на свете тропе. Стиви понимала, что бояться нечего, но мысль о том, что их автобус сражается с силами всей вселенной, чтобы вырваться на свободу, так и стучала в ее голове. Это было просто невероятно – вся их поездка, и она ждала, что автобус не выдержит, повернет обратно и будет мчаться свободно и дико, пока не обрушится к чертям в речку и не успокоится в холодном и мокром, но приятном небытии… Глупости, конечно, но кто знает?

Тропа выровнялась, деревья расступились и открыли взору зеленые лужайки. Автобус подъехал к воротам, которые охраняли две статуи на пьедесталах. Крылатые существа с четырьмя лапами и хвостами улыбались и пялились пустыми глазницами.

– Какие странные ангелы, – задумчиво произнесла мать Стиви.

– Это не ангелы, – ответила та. – Это сфинксы. Мифические существа, задающие загадки, прежде чем пропустить кого-нибудь. Ответишь неправильно – тебя сожрут. Как в мифе про Эдипа, где ему загадывал загадку сфинкс. И вот это тоже сфинкс. Не перепутай с колготками «Спанкс».

Мать снова бросила на нее тот самый взгляд: мы обычные люди, из тех, что иногда выбираются в свет, ходят за покупками, устраивают вечеринки, и у нас есть этот странный, пугающий ребенок, мы его любим – но бога ради, кто-нибудь понимает, о чем она говорит?

Иногда родители бесили Стиви. Их идеи по поводу того, что считать интересным, были такими ограниченными. Никогда им не удастся получать от жизни столько удовольствия, сколько получает она.

Жермена уставилась на Стиви. Ее большие глаза за стеклами очков были такими же непроницаемыми, как и у сфинксов.

В этот момент тень сомнений, как черная мантия, накрыла Стиви. Ее не должны были принимать в эту школу. Письмо предназначалось другой Стиви, живущей по другому адресу. Это какой-то розыгрыш, шутка, колоссальная ошибка. Все это просто не могло быть реальностью.

Но даже если и так, было уже поздно: они прибыли в Эллингэмскую академию.

Глава 2

Первым, что Стиви увидела, выбравшись из автобуса, была круглая лужайка с фонтаном посередине, в центре которого на огромной раковине стоял бородатый каменный Нептун и приветственно махал рукой сквозь сверкающие струи. Зелень раскидистых деревьев, словно тяжелая портьера, со всех сторон обрамляла лужайку; сквозь нее кое-где робко выглядывал то кусок кирпичной стены или черепичной крыши, то окно, то дверь. Над кронами по-хозяйски возвышался огромный особняк – Гранд-Хаус, выстроенный в готическом стиле. Большие стрельчатые окна смотрели на лужайку, вход обрамляли высокие каменные арки, а крыша с множеством башенок и шпилей ощетинилась кованым флюгером.

Стиви с минуту стояла, не в силах вымолвить ни слова. Она видела сотни фотографий эллингэмского поместья. Она изучила его карту, пейзажи, статуи, парки и фонтаны. Но смотреть на картинку и стоять на этой лужайке, вдыхать бодрящий горный воздух, слышать плеск воды, чувствовать лучи солнца на лице – это были разные вещи.

Водитель вытащил из багажного отделения дорожную сумку Стиви вместе с тремя тяжеленными баулами, набитыми всякими мелочами, которые родители заставили ее взять с собой: пластиковыми контейнерами с арахисовым маслом, банками с порошковым чаем, гелями для душа, салфетками и остальной ерундой, купленной на распродаже.

– Может, дать ему чаевые? – тихо спросила мать Стиви, когда все было разложено на земле.

– Нет, – ответила та, стараясь придать голосу уверенность. Она не знала, принято ли давать на чай водителю школьного автобуса, – этот вопрос ей не попадался.

– Все в порядке? – спросил отец.

– Ну да, – ответила Стиви, замерев с дорожной сумкой в руках. – Просто здесь… так красиво.

– Да, это нечто. Не буду отрицать.

Большой гольф-кар вырулил на лужайку и остановился возле них. Из него выпрыгнул человек лет тридцати, крепкий и мускулистый, одетый в хорошо сшитые летние бриджи и рубашку поло с вышитым слева на груди значком академии.

Он был из тех людей, рядом с которыми родителям Стиви было спокойно, так что она тоже успокоилась.

– Стефани Белл? – спросил он.

– Стиви.

– Я – Марк Парсонс из службы размещения. Тебя определили в коттедж «Минерва». Хороший дом.

Вещи и сами Беллы разместились в ка`ре. Жермена со своими родителями уехала на другой машине в противоположную сторону.

– Все хотят попасть в «Минерву», – сказал Марк, когда они тронулись. – Это лучший коттедж.

По территории пролегало множество петляющих между деревьями дорожек, выложенных гладкими камнями. Гольф-кар двигался в густой тени, и его пассажиры оторопело молчали, разглядывая школьные здания. Некоторые из них были массивными строениями из красного кирпича, с витражными окнами и миниатюрными башенками по углам. Встречались дома незамысловатой архитектуры, большие и добротные, а некоторые были так увиты плющом, что казались дарами, принесенными какому-то лесному божеству. Нет, это не просто местная школа, а настоящий храм науки.

На полянах между деревьями стояли одинокие статуи римских и греческих богов из белого камня.

– Кто-то основательно закупился в садоводческом гипермаркете, – сказал отец Стиви.

– О, нет, – ответил Марк, направляя кар мимо ансамбля из бюстов, озадаченно смотрящих вдаль пустыми глазами, словно члены комитета в процессе принятия важного решения. – Они все из мрамора и по-настоящему ценные, поэтому и стоя´т здесь как признак богатства.

Честно говоря, статуй было даже многовато. Пожалуй, кому-то следовало бы поговорить с Альбертом Эллингэмом и убедить его прекратить скупать все статуи подряд. Но если ты богат и знаменит, прикинула Стиви, то можешь натащить в свое горное логово все что угодно.

Гольф-кар остановился перед величественным зданием, выстроенным из перемежающегося красного и желтого кирпича. Оно состояло из нескольких частей: правая часть напоминала обычный дом, за ней в сторону уходил длинный переход, заканчивающийся башней. Дом был весь увит диким виноградом, скрывающим барельефы, которые обрамляли линию крыши и окна. Сквозь открытую дверь, выкрашенную голубым, в холл проникал свежий ветерок и залетали мухи.

Стиви и родители вошли в просторное помещение, служащее, судя по всему, общей комнатой. Полы были выложены каменными плитами, возле большого камина полукругом выстроились кресла. Здесь было темно и прохладно, пахло деревом. Стены покрывал красный флок, что поначалу вызывало легкую клаустрофобию, а над камином красовалась голова лося с электрической гирляндой на рогах. В углу висел гамак, повсюду на полу были разложены диванные подушки; слегка потрепанный лиловый диванчик казался вполне удобным, а бо́льшую часть комнаты занимал огромный деревенский стол. На нем стоял пластиковый ящик с выдвижными отсеками и кучей мелочей для рукоделия: какими-то бусинами и другими загадочными штуками для скрапбукинга. У входа из стены торчали восемь гвоздей, около двадцати сантиметров каждый – слишком длинные, чтобы оказаться вешалками для одежды. Стиви дотронулась до одного кончиком пальца, словно спрашивая: что ты такое?

– Привет!

Стиви оглянулась и увидела женщину, выходящую из небольшой кухни с чашкой кофе. Она была невысокой и загорелой, с мускулистыми руками, покрытыми изящными татуировками в виде цветов. Голова ее была полностью выбрита. На ней были свободная футболка с надписью «МОГУ КОПАТЬ» и короткие бриджи, открывающие стройные лодыжки, правда, давно не видевшие бритвы.

– Стефани? – спросила женщина.

– Стиви, – снова поправила та.

– Я доктор Нелли Пиксвелл, – женщина протянула ладонь. – Все зовут меня просто Пикс. Я комендант «Минервы».

Они прошли в центр комнаты, и Стиви удалось получше разглядеть то, что лежало на столе рядом с ящиком. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это были не материалы для рукоделия – это были зубы, несколько кучек зубов, прямо на столе. Стиви не поняла, настоящие они или искусственные, но какая разница?! Стол с разбросанными зубами – это просто стол с разбросанными зубами.

– Хорошо доехали? – спросила Пикс, быстро ссыпая зубы в выдвижные отсеки ящика.

«Клик, клик» – щелкали зубы по пластику.

– Простите, я тут сортировала кое-что. Вы так рано…

«Клик, клик».

– Сделать вам кофе?

Они прошли в крохотную кухню, где каждый получил по чашке, и Пикс рассказала родителям Стиви об организации питания. Завтракать можно было в коттедже, а обед и ужин накрывали в школьной столовой. Студенты могли перекусить на кухне в любое время, продукты подбирались в соответствии с их онлайн-заказами. Они вернулись в общую комнату, и мать Стиви решила проверить очевидное.

– Это что, зубы? – спросила она.

– Да, – просто ответила Пикс.

Не ожидая столь откровенного ответа, мать уставилась на нее с открытым ртом, и Стиви решила вмешаться.

– Доктор Пиксвелл, – поспешно произнесла она, – специалист по биоархеологии. Она участвует в археологических раскопках в Египте.

– Все верно, – сказала Пикс. – Ты читала мою биографию на сайте школы?

– Нет, – ответила Стиви. – Зубы на столе, надпись на футболке, тату с глазом Гора на запястье, на кухне пачка ромашкового чая с надписью на арабском. А еще у вас светлая полоска на лбу от ремешка козырька. Просто догадалась.

– Ого, впечатляет! – кивнула Пикс.

Какое-то время все молчали, и в тишине было слышно жужжание мухи над головой Стиви.

– Стиви часто изображает из себя Шерлока Холмса, – сказал отец.

Иногда он делал такие замечания, как казалось, из лучших побуждений, и они могли бы сойти за шутку, но каждый раз в этих словах сквозил оттенок насмешки.

– Кто же не хочет быть Шерлоком Холмсом? – улыбнувшись и глядя в глаза отцу Стиви, сказала Пикс. – Я, правда, больше читала Агату Кристи, когда была помоложе, так как она писала также и про археологию. Но Шерлока любят все. Давайте я покажу вам дом…

В этот момент Пикс навсегда завоевала симпатию Стиви.

Все шесть комнат студентов «Минервы» находились в левой части здания от общей комнаты: три на первом этаже, три – на втором. На первом этаже была общая ванная комната, выложенная плиткой, которая, должно быть, не менялась со времен постройки дома, так как вряд ли хоть какая-нибудь фабрика стала бы выпускать плитку такого цвета повторно.

Если бы Стиви попросили описать этот оттенок, ей пришлось бы употребить слова «тухлый лосось».

В конце коридора была дверь, ведущая в башню.

– Тут у нас кое-что особенное, – сказала Пикс, открывая ее. – Когда здесь еще не было школы, в «Минерве» останавливались гости Эллингэма. Так что в этом здании есть то, чего нет в других…

За дверью скрывалась роскошная круглая комната с высоким потолком – еще одна ванная. Пол был выложен серебристой плиткой, переливающейся перламутром. Большая чугунная ванна на позолоченных львиных лапах стояла в центре. Свет из витражных арочных окон с изображением цветов и виноградных лоз окрашивал комнату во все цвета радуги.

– Эта комната пользуется повышенным спросом во время экзаменов, – сказала Пикс. – Студенты любят заниматься, сидя в горячей ванне, особенно когда холодно. Но, вообще-то, сюда редко кто заходит, из-за пауков, конечно. А теперь давай посмотрим твою комнату.

Стиви решила пропустить мимо ушей замечание насчет пауков. В ее комнате № 2 пахло воском для мебели, свежей краской, и к спертому воздуху закрытого помещения примешивалась какая-то ароматная струя, словно тут выпекали имбирные пряники. Рамы обоих окон, выходящих на фасад, были подняты, но слабый ветерок, залетавший в комнату, ленился прогонять тяжелые запахи. Под высоким потолком гонялись друг за другом две мухи. Светлые стены, выкрашенные в кремовый цвет, резко контрастировали с черным камином.

Вещи Стиви уже ждали ее в комнате. Какое-то время разговор шел вокруг насущных вопросов: куда лучше передвинуть кровать, а вдруг кто-нибудь влезет в окно и, кстати, во сколько у вас отбой? Пикс легко ответила на все: что окна открываются только вверх, у каждого надежная защелка, отбой в десять вечера по будням и в одиннадцать – по выходным, передвижение студентов отслеживают с помощью электронных пропусков, ну и сама Пикс, конечно же, смотрит за порядком.

Мать Стиви собралась распаковывать вещи, но Пикс предложила родителям присоединиться к экскурсии по территории. Стиви осталась в комнате одна. В наступившей тишине слышались лишь чириканье птиц за окном и чьи-то голоса, замирающие вдали. Стиви прошлась по комнате, темные половицы легонько поскрипывали под ногами. Она провела рукой по стене, чувствуя все шероховатости. Десятилетиями на нее наносили один слой краски за другим, скрывая следы пребывания предыдущих жильцов. Недавно Стиви смотрела документальный фильм о реальном преступлении, рассказывающий, как под слоем краски обнаружили старую надпись, ставшую уликой. После этого ей безумно захотелось ободрать все стены в окру´ге: вдруг и они хранят секреты?

Стены в этой комнате наверняка могли о многом рассказать.

13 апреля 1936 года, 18.45

Туман быстро опустился на горы в тот день: до обеда природа играла яркими красками, но сразу после четырех землю заволокло голубовато-серой пеленой. Этот туман многие потом отметят. К вечеру вся окрестность была укутана темной жемчужной вуалью; ничего нельзя было разглядеть дальше вытянутой руки. «Роллс-ройс фантом» медленно полз в молочной пелене по узкой дороге к эллингэмскому поместью. Не доехав до центрального круга перед Гранд-Хаусом, он остановился. Машина всегда не доезжала половину расстояния: Альберт Эллингэм любил лишний раз пройтись по своему горному королевству. Вот и сейчас, не дожидаясь полной остановки, он открыл заднюю дверь и выпрыгнул на дорожку. Его секретарь, Роберт Макензи, благоразумно подождал пару секунд, прежде чем выйти.

– Вам нужно съездить в Филадельфию, – сказал он в спину своему хозяину.

– Совершенно не за чем туда ехать, Роберт.

– Вам нужно съездить в Филадельфию, а заодно заехать в нью-йоркский офис на пару дней.

Мимо них медленно проехал последний автобус с рабочими, возвращающимися домой, в Берлингтон и другие окрестные городки, после трудового дня на стройке у Эллингэма. Они дружно помахали на прощание хозяину поместья.

– Отлично поработали сегодня! – крикнул он им. – До завтра, парни!

Эллингэм и Макензи подошли к дому, дверь была уже открыта дворецким. Каждый раз, входя в великолепный холл, Эллингэм не мог сдержать восхищения: так причудливо, отражаясь от каждой грани, на пол и стены ложился разноцветный свет, проникающий сквозь шотландские витражи.

– Привет, Монтгомери, – сказал Эллингэм, и его низкий голос отразился эхом в высоком атриуме.

– Добрый вечер, сэр, – ответил дворецкий, принимая пальто и шляпы. – Добрый вечер, мистер Макензи. Надеюсь, из-за тумана поездка не оказалась слишком утомительной?

– Ехали целую вечность, – покачал головой Эллингэм. – Роберт прожужжал мне все уши по поводу встреч.

– Пожалуйста, передайте мистеру Эллингэму, что ему нужно съездить в Филадельфию, – обратился Роберт к дворецкому.

– Мистер Макензи просит передать вам, сэр…

– Умираю с голода, Монтгомери, – перебил его Эллингэм. – Что на ужин?

– Суп-пюре из сельдерея, сэр, на закуску морской язык под миндальным соусом, затем жареный барашек с горохом, мятой и спаржей под голландезом, на гарнир картофель по-лионски и лимонное суфле на десерт.

– Вполне достаточно. Мы скоро подойдем, пусть накрывают. Сколько у нас сегодня нахлебников?

– Мисс Робинсон и мистер Нейр все еще здесь, хотя большую часть дня они не выходили из своих комнат, так что, я полагаю, будет миссис Эллингэм, мистер Макензи и вы, сэр.

– Хорошо. Зови их. Давайте ужинать.

– Миссис Эллингэм нет дома, сэр. После обеда они с мисс Элис уехали на прогулку.

– И до сих пор не вернулись?

– Полагаю, их задержал туман.

– Пошли нескольких человек с фонарями на дорогу, чтобы им было легче добраться. И скажи, пусть сразу идут в столовую, прямо в пальто, не задерживаясь.

– Я вас понял, сэр.

– Роберт, идем в мой кабинет. Сыграем партию в карты, пока нам накрывают на стол. И не пытайся спорить. В жизни нет ничего серьезнее игры.

Секретарь вежливо промолчал в ответ. Игра в карты с шефом не подлежала обсуждению, будучи одной из его обязанностей, а фраза «в жизни нет ничего серьезнее игры» служила Эллингэму девизом. Поэтому и студентам не возбранялось играть, более того – новая «Монополия» была обязательной и для них, и для гостей поместья, и даже для персонала. Каждый должен был поиграть хотя бы раз в неделю, ежемесячно устраивались турниры. Так текла жизнь в мире Альберта Эллингэма.

В кабинете Роберт взял с подноса дневную почту, просмотрел ее привычным взглядом, сразу бросил некоторые конверты обратно на поднос, а остальные начал просматривать более внимательно.

– Филадельфия, – вновь напомнил он.

В этом и заключалась его работа: следить, чтобы великий Альберт Эллингэм ничего не забывал, – и Роберт вполне с ней справлялся.

– Хорошо, хорошо. Внеси в мой график. Ага, вот она…

Эллингэм схватил со стола отрывной листок записной книжки.

– Придумал новую загадку сегодня утром. Интересно, что ты скажешь.

– Ответ «Филадельфия», я надеюсь?

– Роберт, – серьезно произнес Эллингэм, – вот моя загадка. По-моему, неплохо получилось. Слушай:

В обе стороны лицом, Станет и добром, и злом. Спрятать сможет от врага, Тут же выдав путь, куда Ты сбежал. Двуличный друг! И таких полно вокруг.

– Ну? Что это?

Роберт вздохнул и отложил почту.

– В обе стороны лицом… Как шпион, предатель, двуличный человек.

Эллингэм улыбнулся и жестом дал понять секретарю: «хорошо, продолжай».

– Но это не «кто», – задумчиво продолжил Роберт, – а «что»: предмет, работающий в двух направлениях…

В дверь постучали, и Эллингэм поднялся сам, чтобы открыть.

– Это же дверь! – сказал он, открывая ее.

На пороге стоял мертвенно-бледный Монтгомери.

– Сэр, – начал он.

– Погоди. Смотри, Роберт, дверь можно использовать с двух сторон…

– За ней можно спрятаться, но она все равно покажет, куда ты ушел, – продолжил Роберт. – Да, я понял.

– Сэр!

Резкий тон дворецкого удивил мужчин, и они в замешательстве повернулись к нему.

– Что такое, Монтгомери? – спросил Эллингэм.

– Телефонный звонок, сэр, – ответил тот. – Вы должны ответить. По домашней линии. В кладовой. Пожалуйста, сэр, поторопитесь.

Что-то в поведении Монтгомери заставило Эллингэма повиноваться без слов. Он прошел в кладовую за дворецким и взял трубку.

– Ваши жена и дочь у нас, – произнес в трубке незнакомый голос.

Глава 3

У Стиви Белл было одно простое желание: она хотела стоять рядом с мертвым телом.

Она не хотела убивать людей, вовсе нет. Лишь хотела быть тем, кто выясняет, почему тело мертвое. Хотела таскать с собой прозрачные пакеты с надписью «УЛИКИ», надевать спецодежду для лаборатории, как у экспертов-криминалистов, сидеть в комнате для допросов напротив подозреваемого, докапываться до самой сути дела.

Все это было неплохо и даже хорошо, и, возможно, многие признались бы, что тоже этого хотят, если бы были почестнее. Но в ее старой школе вряд ли имелась возможность осуществить это желание. Она была хороша, если вам вообще нравятся школы. Там не было ничего ужасного. Она была такой, какой представляется любая старшая школа: длинные коридоры с линолеумом на полу и гудящими на потолке лампами, с утра из столовой тянет чем-то тошнотворным, редкие вспышки воодушевления на корню душатся бесконечной рутиной, и не отпускает желание оказаться в каком-нибудь другом месте. И хотя в школе у Стиви были друзья, никто не мог до конца понять ее страсть к криминалистике. Поэтому она написала пылкое письмо, в котором излила всю душу, и отправила его в «Эллингэм». Конечно, это была шутка. Ее никогда не примут.

Но в «Эллингэме» решили иначе и дали ей эту комнату.

Деревянная мебель была поразительно громоздкой. Большой комод зашатался, когда Стиви попыталась выдвинуть ящик. Полировка не могла скрыть всех трещин и царапин на его поверхности, бывших в основном следами времени, но встречались и плоды человеческого творчества: короткие надписи и чьи-то инициалы. Стиви наконец удалось вытянуть тяжелый ящик, и она с удивлением обнаружила, что он набит вещами. В нем были клетчатое фланелевое одеяло, плотная бордовая толстовка с эмблемой академии на груди, похожий на армейский фонарик с упаковкой новых батареек, голубой фланелевый халат и пара овальных щитков с плетеной поверхностью, похожих на ракетки, только со странными зажимами. Стиви пришлось их вытащить, повертеть в руках и хорошенько изучить, прежде чем она поняла, что это снегоступы. А те огромные гвозди при входе в коттедж были для того, чтобы их вешать.

Стиви и раньше понимала, что едет в Вермонт, а там бывают холода, но при взгляде на эти штуки сразу приходила мысль, что тут придется выживать.

Она принялась распаковывать свои сумки и коробки: разложила на кровати старые посеревшие простыни, полосатый плед, который ей купили четыре года назад, две подушки, когда-то бывшие ярко-желтыми. Она смотрела на вещи, и в лучах вермонтского солнца они казались ей кучей бесцветного тряпья. Даже пара новых покупок – голубой пластиковый контейнер с банными принадлежностями и резиновые шлепанцы для ванной – не смогли оживить комнату.

Но это все не имело значения. Стиви представляла, что ее комната в студенческом общежитии будет совсем как у Шерлока на Бейкер-стрит: запущенной, но благородной.

Она вставила наушники, чтобы наконец-то дослушать очередной подкаст про чикагского серийного убийцу по имени Х. Х. Холмс: «…в доме Холмса было обнаружено множество комнат, оборудованных для убийств: газовые камеры, комната для висельников, звуконепроницаемый подвал…»

Одна коробка была помечена звездочкой, и теперь Стиви взялась за нее. В ней хранились предметы первой необходимости: детективные романы и книги по криминалистике – тщательно отобранная коллекция из нескольких дюжин томов. Она с любовью принялась расставлять их на полках в раз и навсегда заведенном порядке.

«…спускной желоб в топку котла в подвале, где тела, вероятно…»

На самом верху – Шерлок Холмс и Уилки Коллинз. Затем две полки Агаты Кристи, переходящей в Джозефину Тэй и Дороти Ли Сэйерс. В самом низу расположились современные работы по судебной медицине и криминальной психологии. Стиви отступила назад и окинула взглядом шкаф, затем поменяла местами пару книг, и порядок воцарился. Где ее книги, там и она.

«Расставь книги, остальное придет следом», – сказала себе Стиви и принялась обустраиваться дальше.

«…кислоту, набор ядов, дыбу…»

Стиви мало заботилась о таких повседневных мелочах, как одежда. Она совсем не интересовалась модой, к тому же у родителей не было возможности часто баловать ее обновками, так что в гардеробе Стиви были в основном джинсы и футболки. Она мечтала о толстом свитере с узором, как у ее любимой героини детективного сериала Сары Лунд, и предпочитала носить маленькую сумку через плечо.

Но была у нее одна действительно ценная вещь – старомодный кожаный плащ красного цвета, прямиком из 70-х, который она выудила из недр бабушкиного шкафа. Он был ей впору, будто сшит специально для Стиви, и она украсила его лацканы значками с изображениями любимых групп, подкастов и книг. Карманы у плаща были глубокими, пояс – толстым, и когда Стиви надевала его, ей казалось, что она полна сил и энергии, готова к любым трудностям и абсолютно непроницаема для любых осадков. Даже мать, обычно не одобряющая выбора дочери, благосклонно отнеслась к бабушкиному плащу («наконец-то хоть что-то красное»).

Стиви повесила плащ в шкаф, закрыла дверцу, повернулась и увидела в дверях зомби.

* * *

Стиви слышала, что актеры в жизни выглядят несколько иначе, чем на экране, так как камера искажает изображение. Красавчик из телевизора в жизни оказывается столь неотразимым, что кажется почти нереальным. Так подумала Стиви, глядя на парня, стоящего в дверях ее комнаты. На нем были белая льняная рубашка и ярко-голубые шорты, и выглядел он как в рекламе из глянцевого журнала.

Не узнать его было невозможно. Когда Стиви видела его в последний раз, он был мрачен, испачкан грязью, в глазах стояли слезы. А сейчас он мило улыбался, мягкие черты лица были словно скруглены: румяные щеки, небольшой, игриво вздернутый нос, округлый подбородок с ямочкой. Брови, должно быть, он подравнивал в салоне – они лежали волосок к волоску. По крепкой фигуре было видно, что он активно тренируется, особенно выделялись икры, которые, по правде говоря, были явно перекачаны – чертовски мускулистые икры.

– Привет, – произнес он.

Глубокий, мягкий, даже густой голос – таким могла бы говорить мясная подливка, если б умела (к счастью, она не умеет; голос у подливки, может, и был бы приятным, но вот сам разговор уж точно навевал бы тоску).

– Ты – Хейз Мейджор, – сказала Стиви.

– Ну да…

Он немного смущенно хихикнул, хотя Стиви была уверена, что ни грамма смущения он не испытывал.

Хейз был звездой YouTube. В начале лета он запустил онлайн-шоу «Конец всего» о парне, выжившем после зомби-апокалипсиса. Все ролики были сняты в подвале какого-то здания, в местечке под названием Голодный город, где-то на побережье. Перед камерой появлялся только Хейз, рассказывающий, как он выживает в месте, где сохранилось лишь несколько изолированных зон с людьми. Шоу было из разряда тех проектов, которых вчера еще не существовало, а сегодня их уже знает весь мир.

Стиви была в курсе, что Хейз приехал в «Эллингэм» и рано или поздно они могут столкнуться. Но она не ожидала увидеть его в дверях, когда будет распаковывать вещи, и не знала, что он будет жить с ней в одном коттедже.

– Прости, я тут по телефону говорил, – сказал он. – Кое-кто звонил из Лос-Анджелеса.

Он демонстративно держал свой телефон, словно доказательство нахождения внутри этого крошечного «кое-

кого из Лос-Анджелеса». Стиви не поняла, зачем он извинился или вообще начал объяснять, с кем разговаривал до того, как ее увидел. Но на всякий случай кивнула. Может, знаменитости всегда так делают, а Хейз, в принципе, считался таковым. Они говорят с кем-то по телефону, а потом говорят, что говорили по телефону.

– Ну, привет, – повторил он. – Есть хоть один шанс, что ты протянешь мне руку помощи?

Стиви растерянно заморгала.

– Помощи… в чем?

– Там мои вещи.

– А-а-а…

Стиви вдруг почувствовала поднимающуюся к горлу панику: «Ты идиотка, стоишь тут с отвисшей челюстью и слова из себя выдавить не можешь!».

– Конечно.

Она пошла за ним в общую комнату. Сумки и коробки – гораздо больше, чем у Стиви, и гораздо симпатичнее – выстроились в центре. Хейз указал на одну кое-как упакованную и перетянутую скотчем коробку, из которой торчали провода.

– С этой будь поосторожнее, – предупредил он.

Стиви посчитала его слова призывом к действию и подняла коробку. Она была тяжеленной; какое-то оборудование загромыхало внутри и чуть не вывалилось наружу.

– Так вот, – продолжил Хейз, легко подхватывая небольшую сумку и направляясь к винтовой лестнице. – Лето было просто ненормальное. Поэтому я и звонил.

– А-а-а, – протянула Стиви. – Ну да. Точно.

Она тащила коробку по лестнице, пытаясь не удариться о стены на поворотах. Ступени нещадно скрипели, коробка цеплялась за перила. Хейз ушел вперед, а Стиви шаталась из стороны в сторону, думая лишь об одном: как бы доволочь эту тяжесть в целости и сохранности. На полпути она остановилась, надеясь, что Хейз вернется и поможет ей, но он так и не появился. Тогда она глубоко вздохнула и продолжила путь.

Хейз поселился в комнате № 6, в самом конце коридора. Комната была почти как у нее, только с двумя окнами.

– Отлично, – сказал он. – Положи куда-нибудь. Спасибо.

– У тебя хорошее шоу, – ответила Стиви. – Мне нравится.

Это было не совсем правдой. Шоу было, скорее, нормальным.

Прежде чем приехать в «Эллингэм», Стиви пересмотрела все серии. Они шли недолго, минут по десять каждая. История была ничего. Игра Хейза впечатляла меньше. В основном он использовал мимику и низкий, чувственный голос, но иногда бывает и этого вполне достаточно. Стиви всегда старалась быть прямодушной, но ей не хотелось при первом же знакомстве в новой школе заявлять: «Твое шоу ничем не примечательно и сильно переоценено публикой, но я понимаю, за что тебя все любят – за смазливое личико и потрясающий голос». Вряд ли кто-то захочет продолжить знакомство после таких слов.

– Спасибо, – сказал он и вышел из комнаты.

Стиви немного подождала, но, вероятно, ей следовало пойти за ним и взять еще какие-то вещи.

Отлично. Вот он, Хейз Мейджор, звезда Интернета, разговаривает с ней. И вот он, Хейз Мейджор, звезда Интернета, заставляет ее таскать тяжелые коробки, но тем не менее…

Было еще кое-что странное. Стиви вспомнила, спускаясь по винтовой лестнице, что Хейз совершенно не скрывал своей личной жизни. Летом он оказался в центре скандала с еще одной восходящей звездой YouTube, Бет Брэйв из шоу «Бет здесь нет». Она встречалась с Ларсом Джексоном из шоу «Эти парни», но скоро поползли слухи, что она ушла к Хейзу, так как их слишком часто стали видеть вместе. На одной из тусовок между Хейзом и Ларсом возникла перепалка, переросшая в драку на лестничной площадке. На форумах и в соцсетях говорили, что Хейз подумывает взять Бет во второй сезон «Конца всего».

Вот так жил Хейз, и его жизнь сильно отличалась от той, что вела Стиви.

– У людей в Лос-Анджелесе, – ни с того ни с сего начал он, когда они забрали еще по коробке, – там большой интерес к моему шоу. Возможно, будет фильм, так что…

Фраза повисла в воздухе, пока Стиви не выдавила:

– Круто…

– Еще бы. Мой агент торопит меня со вторым сезоном, им нужно показать его прямо сейчас.

Очередной изнурительный поход наверх.

– Еще больше зомби? – спросила Стиви, переводя дыхание.

– Пока не знаю… Положи на кровать… В смысле, я вроде это уже сделал?

– Ты превратился в одного из них в конце. Это такой открытый финал?

– Ну да, – вяло согласился Хейз, и по его тону стало понятно, что у него пропало желание продолжать разговор. – Короче, мне нужно еще пару звонков сделать. Большое спасибо. Увидимся как-нибудь.

– Конечно. – Стиви незаметно вытерла пот со лба и двинулась к дверям. – Увидимся… в общем… скоро.

Он уже не слушал и набирал номер.

Пока Стиви шла по коридору, а потом спускалась по лестнице, она поняла две вещи.

Первая: сейчас было восемь утра в Вермонте, а значит, пять – в Лос-Анджелесе. Сегодня выходной день. Может, в Голливуде и встают ни свет ни заря, но вряд ли Хейз будет делать кучу важных дел в это время.

И вторая: несмотря на то что Хейз Мейджор будет жить с ней в одном коттедже, он даже не спросил ее имени.

13 апреля 1936 года, 19.15

– Ваша жена и дочь у нас. Делайте то, что мы скажем, если хотите увидеть их живыми. Никакой полиции – мы узнаем, если вы туда позвоните. Соберите двадцать пять тысяч. Положите в сумку, сядьте в лодку и плывите на остров. Только вы один. У вас пятнадцать минут.

Короткие гудки.

Альберт Эллингэм застыл с трубкой в руке. Роберт Макензи и Монтгомери молча стояли в дверях. Медленно Эллингэм опустил трубку на рычаг, и воцарилась тяжелая, гнетущая тишина.

– Монтгомери, – тихо сказал Эллингэм, – скажи мисс Пелэм, пусть заставит всех разойтись по своим комнатам, закрыть двери и опустить шторы. Все должны находиться в зданиях. Сейчас же. Роберт, ты за мной.

Макензи поспешил за шефом обратно в его кабинет. Войдя туда, Эллингэм закрыл дверь и запер ее на замок, затем подошел к окну и выглянул наружу. Темнота опустилась на горы. Темнота опустилась на весь мир.

Эллингэм подошел к одному из книжных шкафов и наполовину вытащил с полки книгу. Что-то щелкнуло, и целый кусок стены выдвинулся вперед. Магнат повернул его, открывая массивный сейф, спрятанный внутри стены. Он набрал комбинацию цифр и повернул ручку. Роберт в это время опускал на окнах портьеры.

– Нужно звонить в полицию, – сказал он. – Нужно немедленно звонить.

– Найди лампу и зажги ее, – велел ему Эллингэм, выкладывая пачки денег на стол.

– Несколько рабочих еще не уехали, – упрямо продолжал Роберт. – Через пять минут они будут здесь, смогут взять в кольцо территорию и перекрыть выезд. У некоторых есть оружие, и все они крепкие ребята.

– Роберт, у нас нет на это времени. Я отнесу деньги на озеро. Зажги лампу и помоги мне пересчитать.

Позже, вспоминая этот момент, Роберт Макензи скажет, что времени подумать действительно не было. На это и рассчитывали похитители: некогда думать, некогда планировать. Он схватил керосиновую лампу, одну из тех, что держали в каждой комнате, так как перебои с электричеством были довольно частыми, зажег ее и принялся считать деньги. Когда они закончили, в наличии оказалось двадцать три тысячи и пара двадцаток.

– Не хватает, – впервые в голосе Альберта Эллингэма послышалось отчаяние. – Через пять минут я должен выйти. Нужно еще.

Один из богатейших людей Америки рыскал по кабинету и обшаривал все ящики подряд в поисках наличных или чего-нибудь стоящего, что могло бы их заменить.

– Придется обойтись этим, – наконец сказал он, не найдя ни денег, ни ценностей.

Деньги сложили в сумку, и Эллингэм направился к дверям.

Роберт замешкался, передавая ему лампу.

– Знаете, а ведь они могут похитить и вас. Скорее всего, именно вы им и нужны.

– Тогда я у них и останусь.

– А что потом? Это же безумие. Нам нужна помощь.

Альберт Эллингэм на мгновение остановился.

– Джордж Марш, – произнес он. – Позвони ему. Не говори, что произошло. Попроси его приехать, придумай предлог. Больше никому не звони, понятно? Только Маршу.

Роберт кивнул. Эллингэм взял лампу и вышел в туман. До озера было чуть больше сотни метров. Он поднялся на небольшой причал. Несколько лодок тихо покачивалось на воде; магнат осторожно спустился в одну из них и поставил сумку на скамью. Когда он оттолкнулся от причала веслом, его затрясло. Через пару минут он доплыл до островка и дрожащими руками привязал лодку к швартовочному столбику.

– Я здесь! – крикнул он в темноту.

Луч фонарика полоснул его по лицу, на мгновение ослепив.

– Выходи, – произнес голос. – Брось сумку.

– Моя жена и дочь, где они?

– Заткнись.

Эллингэм швырнул сумку на узкую полоску травы у стены обсерватории. Почти ничего не видя, он начал осторожно выбираться из лодки.

Человек продолжал светить фонариком в лицо Эллингэму. Щурясь и опустив голову, тот на ощупь добрался до земли.

– Открой дверь, – приказал человек.

Эллингэм нашарил в кармане ключи и открыл. Эта обсерватория была его укромным уголком для размышлений, островком тишины. Человек толкнул его внутрь.

– Брось деньги в люк.

Человек говорил через шарф, поэтому его голос звучал приглушенно. В нем слышался легкий акцент, который тот старался скрыть, специально произнося слова каким-то странным образом. Эллингэм, все еще ослепленный фонариком, шарил по полу, ища люк. Наконец он нащупал его, открыл и бросил сумку в отверстие. Он слышал, как сумка задела несколько бутылок на полках, и они разбились о пол. Он повернулся к человеку, но тот снова направил луч ему в глаза.

Какое-то время Эллингэм боролся с собой. Может, ему броситься на этого человека? Повалить, бить головой о каменный пол обсерватории и с каждым ударом спрашивать, куда он увез его семью? Страх и ярость спорили в его душе. Но Эллингэм не стал бы тем, кем стал, если бы каждый раз слепо поддавался любому импульсу.

– Здесь все, что у меня было в сейфе, – сказал он. – Мне не хватило около двух тысяч, но мы дадим вам все, что захотите. Если у меня будет больше времени… вы получите все, что захотите. Абсолютно все.

Внезапный удар обрушился на его голову, и он потерял сознание.

Глава 4

Стиви расхаживала по комнате, оставив дверь открытой, и думала, что после ее знакомства с Хейзом Мейджором, которое, несомненно, произвело на него неизгладимое впечатление, ей следует пересмотреть свою стратегию. Больше уверенности – вот что ей нужно. Когда она начнет работать в ФБР, ей придется встречаться с людьми, жать им руки, смотреть в глаза и задавать вопросы. Ладно, Хейз просто застал ее врасплох.

Второй шанс не заставил себя долго ждать. Чья-то нога выпихнула в коридор корзину, доверху забитую карандашами, блокнотами, тюбиками с красками, восковыми мелками, кисточками и альбомами для эскизов. Вслед за корзиной появилась и сама обладательница ноги.

На ней были выцветшая желтая футболка из авторемонтной мастерской, слегка севшая, и старая синяя юбка чирлидерши с красными оборками. Ноги, обутые в поношенные тряпочные тапочки, были усыпаны синяками и ссадинами, какие обычно можно получить, лазая по деревьям или занимаясь паркуром. Но самой заметной чертой ее внешности оказалась прическа: пряди немытых и спутанных волос были собраны в пучки по всей голове и завязаны в один узел чем-то, напоминающим детский носок. По ее левой руке тянулась татуировка в виде длинной затейливой надписи, а правую украшали разноцветные картинки и короткие фразы.

– Блин, ну и жара здесь, как в бане! – заявила она вместо приветствия. – Серьезно, настоящая парилка. Какого черта они не поставят кондиционеры?

Стиви вышла в коридор, раздумывая, протянуть ли ей руку для пожатия, но вместо этого прислонилась к стене рядом с одним из стульев.

– Я – Стиви, – сказал она. – Стиви Белл.

– Приветик, а я – Элли.

В списке студентов не значилось никакой Элли, зато там была Элемент Уокер. И эта особа выглядела вполне как «элемент». Элли, или Элемент, пнула еще одну коробку с перьевым боа, укулеле, мужским котелком и кучей пластиковых контейнеров с гримом. Один из них раскрылся и усыпал пол разноцветными блестками.

– Тебе помочь? – спросила Стиви.

Элли пожала плечами, но явно оживилась от предложения.

Вещи Элли были куда более затасканными, чем у Хейза и Стиви: две старые картонные коробки, огромный брезентовый вещмешок, золотистого цвета рюкзак и дешевая черная сумка. Им не составило большого труда перенести эти вещи в комнату № 3, которая была рядом с ванной в башне.

– Пикс! – завопила Элли, когда они отнесли последнюю сумку и спустились обратно в общую комнату. – Какого черта здесь так жарко?

«Взять на заметку, – подумала Стиви, – здесь можно чертыхаться при учителях».

– Еще лето, – ответила Пикс, выходя в общую комнату. – Привет, Стиви. Я отправила твоих родителей на экскурсию. Они скоро вернутся. Элли, лето не будет длиться вечно, так что скоро ты здесь еще померзнешь. Подожди немного.

– Почему не поставят кондиционеры? – спросила Элли, с размаху падая в гамак. Она покрутилась в нем, улеглась поперек, свесив голову и подметая пол волосами.

– Потому что это старое здание и здесь старая проводка, – ответила Пикс. – Потому что может случиться пожар. А как там в Париже?

– Тоже жарко, – ответила Элли. – Мы ненадолго уезжали в Ниццу. У мамы новый бойфренд, и у него там дом.

Париж. Элли была в Париже. Понятно, что Стиви знала о существовании Парижа. Это реальный город, куда приезжают реальные люди. В ее бывшей школе работал французский кружок, и прошлым летом трое учеников ездили в Париж. Поездка длилась неделю, и самой захватывающей оказалась история, как Тоби Дэвидсона сбил мотоцикл и он едва не лишился пальца, – «Едва не лишился пальца: история Тоби Дэвидсона». Малоубедительная публикация.

За дверью послышались шаркающие шаги, и Стиви обернулась. Несмотря на то что снаружи светило солнце, вошедший выглядел так, словно только что попал под ливень. За спиной у него высился внушительных размеров рюкзак, а на футболке было написано «ЕСЛИ ВЫ ЧИТАЕТЕ ЭТО, ЗНАЧИТ, ВЫ ПОДОШЛИ СЛИШКОМ БЛИЗКО». Он оглядел комнату; глаза его были странного бледно-серого цвета. На лоб свешивалась копна непослушных рыжих волос, подстриженных безумным парикмахером, у которого энтузиазма было явно больше, чем умения.

– Нейт! – воскликнула Стиви и протянула руку, глядя ему в глаза. – Я – Стиви.

Нейт взглянул на протянутую руку, потом на саму Стиви, словно хотел убедиться, что она не шутит. Со вздохом, который, возможно (возможно?), не предназначался для чьих-либо ушей, он слегка сжал ее ладонь и тут же отпустил.

Стиви решила не настаивать на продолжении рукопожатия.

Пикс поприветствовала Нейта и выдала ему ключи от комнаты, а Элли, продолжая качаться вниз головой, внимательно его изучала.

– Нейт – писатель, – сказала Стиви. – Он написал книгу «Хроники яркой луны».

– Не читала, – ответила Элли. – Но это здорово. А ты?

– Я читала.

– Я не об этом. Чем ты занимаешься?

– А, в этом смысле! Я не поняла сначала, – быстро признала Стиви свою оплошность.

Она вспомнила детектива из сериала «Непогода», Саманту Уэзерфилд. Вот уж та никогда не попадает впросак в разговоре, отлично умеет его поддерживать и не пытается плыть против течения. Вот у кого нужно учиться. И сейчас настало время заявить о себе. Стиви перебрала в уме массу определений. Слишком самонадеянно и попросту глупо назваться детективом, ведь она не была ни полицейским, ни частным сыщиком и пока еще не раскрыла ни одного реального дела. Знаток преступлений – как-то странно и высокомерно. Сказать, что она историк, было бы не совсем правильно, да и звучит это определенно скучно. Она решила не говорить, кто она такая, а объяснить, что она делает.

– Я изучаю преступления.

– Чтобы их совершить или предотвратить? – спросила Элли.

– Скорее, предотвратить. Но можно и так и сяк.

– Значит, ты приехала сюда из-за преступлений. Убийств?

– Что-то типа того.

– Здорово. Кому-то надо этим заняться. Тут первоклассные убийцы, да?

Элли перекувыркнулась в гамаке и вывалилась из него на пол. При этом ее юбка задралась, выставив на всеобщее обозрение трусики.

«Элли просто приняла меня такой, какая я есть, – подумала Стиви. – Вот так». На мгновение ее захлестнула волна счастья. Все, что ей требовалось, – одно одобрительное слово от другого студента, и Стиви поверила, что все будет в порядке.

И да, тут были классные убийцы.

Она заметила какое-то движение за открытыми дверями: по тропинке к коттеджу шли ее родители с другой парой, вероятно, родителями Нейта. Родители Нейта держались чопорно, медленно вышагивая, задрав подбородки, с прямыми, как палка, спинами. Оба были одеты в одинаковые футболки поло и длинные шорты, отличающиеся только цветом. Отец Стиви что-то говорил и при этом жестикулировал, ее мать кивала, а отец Нейта отвлеченно слушал. Мать Нейта изучала коттедж и окрестности.

Радость внутри Стиви медленно испарилась, уступив место тревоге и холодку, противно поползшему по шее. О чем говорят ее родители? О своих взглядах на современные СМИ? О том, что правительство пытается контролировать жизнь каждого американца? О мифах вокруг глобального потепления? А может, о чем-то более веселом, например, о цене на рулон туалетной бумаги? Других любимых тем у них не было.

Стиви взглянула на Нейта – тот уставился на дверь, словно оттуда вот-вот вылетит туча саранчи. Его тоже напрягало, когда родители встречаются с другими родителями. Элли устроилась на полу, почесывая ягодицу (вообще-то, она чесала не саму ягодицу, а место, где та начинается; анатомически это как бы бедро, но для всех законных намерений – ягодица).

Стиви вцепилась в спинку стула.

– Ты видел лося? – спросила она Нейта, чтобы создать хоть какое-то подобие разговора.

– Что? – не понял он, и в этом не было ничего удивительного.

Группа родителей вошла в общую комнату.

– …просто избегали платных дорог, – услышала Стиви слова отца.

Похоже, разговор шел всего лишь о том, как они добирались. Скучно, но безопасно. Затем четыре пары родительских глаз уставились на выставленную пятую точку. Спустя пару секунд Элли заняла более приличную позицию, усевшись наконец спокойно, но было поздно.

Родители Нейта никак не отреагировали, отец Стиви отвернулся, а мать скривилась в усмешке.

– Пойдемте, я покажу, как обустроила свою комнату, – поспешно сказала Стиви, увлекая родителей за руки к лестнице.

– Господи, что она на себя напялила? – громко спросила мать, когда Стиви закрыла дверь в свою комнату.

– Первый раз вижу такой… прикид, – добавил отец.

Родители Стиви придерживались стойкого убеждения, что одежда имеет прямое отношение к ценности индивидуума как человеческого существа. Поэтому, в их понимании, существовали нормальная одежда (хорошая), красивая одежда (очень хорошая) и все остальное. Элли, видимо, не вписывалась даже в последнюю категорию.

– Вам понравилось поместье? – улыбнувшись, спросила Стиви. – Тут классно, правда?

С этим трудно было поспорить, так что родители моментально переключились с обсуждения Элли на обмен восторгами по поводу зданий, фонтанов, скульптур и горных красот.

– Мы уже собираемся обратно, – сказал отец. – Ты как… устроилась?

Внезапная боль кольнула Стиви. Родители скоро уедут – она, конечно, это знала и даже ждала, но сейчас, в этот самый момент… на нее вдруг нахлынула грусть. Она нервно сглотнула.

– Ну хорошо, – сказала мать. – Где твои таблетки? Давай проверим.

Стиви выложила пластиковую аптечку.

– Так… антидепрессантов три упаковки, а вот эти – от судорог. Их принимай только в крайнем случае…

– Знаю.

– Но если тебе нужно, убедись, что…

– Мам, я знаю.

– Я знаю, что ты знаешь. И звони каждый день.

Отец крепко обнял ее.

– Все будет хорошо, – срывающимся голосом произнес он. – Звони, когда захочешь, в любое время.

Казалось, еще чуть-чуть – и отец заплачет. Ничего хуже не придумаешь. Семейство Белл не плачет. Беллы привыкли скрывать эмоции. Надо это прекратить.

– Помни, – прошептала мать ей на ухо, – ты всегда можешь вернуться домой. Мы приедем и заберем тебя.

Ее прощальное объятие означало одно: «это место для тебя чужое. Вот увидишь. Ты вернешься».

Глава 5

Сдерживая слезы, моргая и жмурясь, Стиви какое-то время отрешенно пялилась на свои таблетки, а потом убрала их в ящик и выглянула из комнаты. Настроение у нее тут же взлетело: по коридору шагала Джанелль Франклин. Правда, Нейт куда-то запропастился. Джанелль оказалась ниже, чем Стиви себе представляла. На ней был летний комбинезон в красный цветочек, голову покрывал золотисто-шафрановый шарф. Она подлетела к Стиви и заключила ее в объятия, обдав нежным ароматом легчайших духов.

– Мы здесь! – провозгласила она, тряся Стиви за плечи. – Мы добрались! А где твои родители?

– Только что уехали. А твои?

– Мои и не приезжали. Они оба сегодня на вызовах, так что мы прощались всю прошлую неделю. Такая куча родственников и друзей! У нас был пикник…

Джанелль радостно щебетала о том, сколько всего произошло перед ее отъездом. У нее были большая семья в Чикаго и родственники по всему Иллинойсу. Два ее брата учились в Массачусетском университете, еще один – в Стэнфорде, а родители были врачами.

– Пошли, посмотрим мою комнату!

Джанелль потащила Стиви к соседней двери. За ней находилась точно такая же комната, как у Стиви, только все в ней было повернуто в другую сторону. Камины Стиви и Джанелль стояли задними стенками друг к другу.

– Я, пожалуй, попрошу вынести кое-какую мебель, чтобы было больше места для работы, – сказала Джанелль. – И тот стол в общей комнате – Пикс сказала, я могу на нем паять. Нет, ты можешь поверить, что нас приняли?

– Да уж, до сих пор голова кружится.

– Это, наверное, все-таки от перепада высот. Хотя мы не так уж и высоко. Самая высокая точка Вермонта всего лишь чуть больше тысячи метров, а ощущаться высота начинает где-то в районе тысячи пятисот. В любом случае нужно компенсировать снижение уровня кислорода. Самое простое – пить больше воды. Вот, держи.

Она достала из сумки бутылку минералки и всучила Стиви.

– Наверное, я просто нервничаю, – пробормотала та.

– Тоже возможно. Вода и в этом случае поможет. И глубокое, медленное дыхание. Пей.

Стиви повиновалась и сделала большой глоток. Вода никогда не повредит.

– Нейт уже здесь? – спросила Джанелль.

– Был здесь. По-моему, он ушел к себе.

– Ну и какой он вживую?

– Да примерно такой же, как в сообщениях, – ответила Стиви. – Слушай, мы тут все вживую. Пошли, посмотришь на него.

Джанелль полностью изменила настроение в коттедже. Вся она была одно сплошное движение и всплеск энергии. Стиви чувствовала, как ее словно увлекает волна, когда они с Джанелль выскочили в холл, а потом понеслись по винтовой лестнице. Нейта поселили в комнате № 4, дверь в которую была закрыта, но за ней слышались шаги.

Джанелль постучала. Так как в течение следующей секунды дверь не открылась, она схватила телефон и принялась набирать текст.

Но отправить СМС она не успела – дверь слегка приоткрылась, и за ней появилось вытянутое лицо Нейта. Он молча перевел взгляд с Джанелль на Стиви, а потом тихонько вздохнул и распахнул дверь.

– Как ты относишься к обнимашкам? – спросила Джанелль, раскинув руки.

– Никак, – пробормотал Нейт, пятясь назад.

– Тогда обойдемся без них, – согласилась Джанелль.

– А что насчет «дай пять»? – спросила Стиви.

– Это приемлемо.

– Тогда дай пять!

Нейт осторожно шлепнул Стиви по раскрытой ладони.

Комната Нейта была более или менее похожа на остальные, с той лишь разницей, что в ней царил ужасный беспорядок. На полу высилось целое крысиное гнездо из проводов, рядом возвышались стопки книг. Он как раз укладывал их в шкаф, как и Стиви недавно.

– Wi-Fi здесь отстойный, – сказал Нейт вместо приветствия и пнул своим конверсом кучу проводов. – Как и сотовая связь.

– Я еще не пробовала, – призналась Стиви.

– Можешь и не пытаться.

Рядом стояла коробка, наполненная какими-то обломками. Ножка от стула, что-то круглое из металла, непонятный кусок пластика. Джанелль подошла ближе.

– Что это? – спросила она. – Ты тоже конструируешь?

Нейт бросился к коробке как коршун и закрыл ее от Джанелль.

– Я хожу… по блошиным рынкам. – Нейт неопределенно махнул рукой. – Коллекционирую вещи: часы, разные штуки.

Он закрыл коробку, тем самым прекратив любые объяснения и комментарии.

Стиви нравились в Джанелль ее уверенность, живость и вечно хорошее настроение, но и ворчливость Нейта ей тоже была по душе. В ней самой было немного от обоих качеств, поэтому рядом с этими ребятами она чувствовала себя спокойно и уютно.

– Ребята, экскурсия начинается! – крикнула Пикс снизу. – Вас ждут на улице! Спускайтесь!

Нейт стоял в замешательстве, а Джанелль оживилась.

– Похоже, это наша обязанность, – сказал она.

Джанелль, Нейт и Стиви спустились и увидели перед коттеджем большую группу студентов, болтающихся в ожидании. Хейза и Элли среди них не было: вероятно, второкурсники уже были на подобной экскурсии.

Группа собиралась от коттеджа к коттеджу, и «Минерва», судя по всему, была последней. Стиви рассматривала своих однокашников. Она не совсем понимала, что ожидала увидеть: то ли то, что все студенты «Эллингэма» будут в лабораторных халатах, то ли то, что все они будут выглядеть как Элли.

В общем, они выглядели как любая группа подростков из старшей школы. Среди них было несколько ребят с блестящими, ухоженными волосами, которые уже сбились в группку, притянутые друг к другу той странной алхимией, что всегда возникает между ребятами с ухоженными, блестящими волосами. Одна девочка была в винтажном красно-белом платье, «кошачьих» солнцезащитных очках, с густо нарисованными стрелками вокруг глаз и со старинным красным ридикюлем в руках, а к волосам у нее была приколота крошечная вуалетка. Она была единственной, кто так разоделся, и ее каблучки тонули в густой траве. Другая носила футболку с надписью NASA, красила волосы в зеленый цвет и довольно-таки проворно передвигалась по лужайкам в своей инвалидной коляске. Еще была белокожая брюнетка со стрижкой боб и с ярко-красными губами, которая выглядела как звезда немого кино. На ней было бесформенное, но, несомненно, дорогое серое платье, перехваченное на талии широким черным поясом. Еще одна девочка в потрясающем цветастом хиджабе постоянно фотографировала поместье на телефон, а один парень за всю экскурсию так ни разу и не снял свои здоровенные наушники.

Экскурсию проводил студент по имени Казим Базир, молодой парень с горящими глазами, быстрой речью и уверенным тоном риелтора, который действительно очень хочет продать вам ваше собственное разваливающееся горное убежище.

– Эллингэмскую академию построили в период между 1928 и 1936 годом по инициативе Альберта Ксавьера Эллингэма и его жены, Айрис Эллингэм, – рассказывал Каз. – Правую сторону поместья, где находятся наши коттеджи, обычно называют «мокрая», так как здесь горная речка поворачивает и образует границу поместья. Учебные классы, спортивные площадки и большинство остальных зданий стоят на «сухой» стороне. Конечно, вся наша территория вполне сухая…

Никто не засмеялся. Непростая аудитория.

В ярком солнечном свете эллингэмское поместье было прекрасно – только этим словом его и можно было описать. Лучи света, словно тонкие дождевые струи, лились на землю и растекались по траве. Они обвивали легким облаком фонтан, ныряли в воду и весело скакали по ее поверхности, создавая целую вселенную из радуг. Свет проникал в каждый закуток, золотил каждый кирпичик в стенах зданий. Он расцвечивал морды горгулий улыбками, добавлял зелени листвы изумрудную глубину, заставлял холодные статуи… нет, не оживать, конечно. Свет ничего особенного не делал со статуями – просто показывал, как их здесь много.

– Как думаешь, со временем они перестанут быть такими жутковатыми? – спросил Нейт, когда они проходили мимо очередного скопления обнаженных греков и римлян.

– Надеюсь, что нет, – ответила Стиви.

Они шли по тропинке, и Каз показывал и называл каждое здание, объясняя его назначение. Альберт Эллингэм был большим любителем античной культуры. Это было очевидно, так как все здания носили имена богов и богинь: Эвномия, Гений, Юпитер, Кибела, Дионис, Астерия и Деметра.

Все время, пока они шли, Стиви не могла оторвать взгляда от Гранд-Хауса. Его название было простым и точным. Гранд-Хаус был главным героем всей этой истории – первое здание, возведенное на участке и отражающее все прихоти живущей в нем семьи, но в то же время призванное служить центром этой альма-матер. Гранд-Хаус – из него Айрис Эллингэм и Элис уехали в то утро прямо по этой дороге. Стиви принялась считать окна на втором этаже.

– Что там такое? – спросила Джанелль. – Ты так пристально туда смотришь!

– Вон они, – ответила Стиви, указывая на два крайних окна с левой стороны. – Про эти окна говорила Флора Робинсон. Она смотрела из них в ночь похищения.

– Кто такая Флора Робинсон?

– Друг Эллингэмов, лучшая подруга Айрис. Долгое время ее подозревали в похищении, потому что она рассказала какую-то запутанную историю про ту ночь. Я читала протокол ее допроса, он и вправду очень странный.

Стиви не успела закончить историю Флоры – они подошли к эллингэмской библиотеке. Большое каменное здание с готической розой, шпилем и двойными дубовыми дверями было похоже на церковь.

– Библиотеку специально построили в таком стиле, – пояснил Каз. – Альберт Эллингэм как-то сказал, что знание – это его религия, а библиотеки – его церкви. Поэтому здесь он тоже построил церковь.

Внутри было прохладно и тихо; свет лился сквозь витражные окна и ложился разноцветными полосами на старинный паркет. Все здания в поместье поражали своей красотой и внутренним убранством, но у этого была особенная величественность. При входе половину пространства занимал архитектурный выступ, поддерживающий свод, но сразу за ним стены библиотеки взмывали ввысь, и взору открывались три этажа книжных шкафов, кольцом опоясывающих атриум посередине. Вычурные кованые лестницы, словно извилистые виноградные лозы, оплетали этажи, уходя на самый верх. Среди всех зданий это было, пожалуй, самое тихое, но в то же время чувствовалось, что оно немного… Стиви силилась подобрать нужное слово. Дикое? В проходах гуляли сквозняки; легкий ветерок шелестел под потолком; винтовые лестницы выглядели как живые лианы с широкими листьями-ступенями – казалось, наступи на них, и они затрепещут.

Молодая девушка-библиотекарь, запыхавшись, выбежала навстречу группе. На ней была кожаная куртка, какие носят байкеры, ко лбу прилипли завитки коротких темных волос, словно она только что сняла мотоциклетный шлем.

– Всем привет! – воскликнула она. – Я – Киоко Оби, ваш библиотекарь и заодно руководитель мотоклуба. У нас тут у всех двойные обязанности. Одну минуточку…

Она сделала большой глоток из специальной многоразовой бутылки с гербом академии.

– В нашей библиотеке около полумиллиона книг, – продолжила она, – здесь и еще на складе. Плюс доступ к электронным библиотекам университетов Лиги плюща, мы с ними партнеры. Так что вы сможете получить практически любую книгу, какую пожелаете. А я вам буду в этом помогать.

Стиви прокрутила все в голове. У Питсбурга, несомненно, было одно достоинство – библиотека Карнеги, одна из лучших в стране. А здесь она сможет получить тонны книг, публикаций и научных материалов. Но самое главное – сведения, касающиеся дела Эллингэмов. Их можно раздобыть только здесь и нигде больше. Стиви захотела остаться, но Казим повел группу дальше, к большому круглому шатру, крытому тентом, который казался временным строением.

– Здесь у нас учебная юрта, – сказал он, отворачивая полог плотной ткани, служащий дверью. Пол внутри был укрыт симпатичными шерстяными ковриками и усыпан подушками; тут и там холмиками возвышались кресла-мешки. – Тут постоянно кто-то спит, – продолжал Каз. – Вообще-то, это место для учебы, но… его по-всякому используют.

Брюнетка, «звезда немого кино», многозначительно хмыкнула. Неподалеку от юрты прогуливалась, явно без дела, студентка-второкурсница. Серебристые волосы, короткие на затылке, падали волной на ее лоб и круглые очки. Она была в белом рабочем комбинезоне и короткой майке. Какое-то время она шла за Джанелль, Стиви и Нейтом. Солнце, спрятавшееся было за облако, снова засияло во всю мочь. Второкурсница постучала ногтем по своим очкам, и их линзы медленно потемнели.

– Волшебство! – улыбнулась она.

– Очки-хамелеоны, – засмеялась в ответ Джанелль. – Фотохромный пластик.

– Ви Харпер-Томо, – представилась девочка, протягивая Джанелль руку. – И я волшебница.

Какая-то искра пробежала между ними – это было видно невооруженным глазом. Стиви вдруг почувствовала легкую панику. Джанелль – ее лучшая подруга, и они с ней только-только увиделись – а уже кто-то посторонний встревает между ними.

Совершенно безумные мысли.

Пытаясь их отогнать, Стиви принялась думать о самом главном в этой экскурсии – возможности заглянуть внутрь Гранд-Хауса, бывшей резиденции Эллингэма. Сколько она пересмотрела фотографий этого дома! Знала расположение комнат на каждом этаже, все входы и выходы, лестницы, коридоры… Но Каз повел их мимо здания.

– Разве мы не войдем? – спросила Стиви упавшим голосом.

– В самом конце! – ответил Каз, увлекая их мимо огороженного кирпичной стеной сада сквозь просвет между деревьями к большому, вытянутому зданию, построенному в современном стиле из необработанного дерева и камня. Остроконечная крыша придавала ему сходство с лыжной базой.

– Это наша база творчества, – пояснил Каз, – единственное здание, которое добавили к первоначальному проекту школы. Оно еще не закончено, сейчас его достраивают.

Земля с одной стороны здания была перекопана, и все строение выглядело как новое. Стиви не могла не заметить, что база подходит вплотную к саду, обнесенному стеной, – тому самому саду с озером, где и произошла передача выкупа.

Калитка в сад была открыта – несколько человек в строительных касках прошли внутрь. Стиви вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что там, за стеной, но экскурсия двигалась дальше. У нее еще будет время. Она попадет внутрь.

– База творчества предназначена не только для творчества, – рассказывал Каз, заводя группу внутрь. – Здесь проходят самые разные мероприятия: йога, танцы, собрания, некоторые занятия.

Каз необычайно оживился, рассказывая о базе, ее экологичности, бамбуковых полах и биотуалетах. Стиви вся издергалась в ожидании конца экскурсии – ей казалось, что эта лекция о способах очистки канализационных сетей длится уже час. Наконец они вышли из здания и направились к Гранд-Хаусу.

Когда Стиви вошла внутрь, у нее перехватило дыхание. Они стояли в огромном фойе, с балконами, смотрящими вниз с верхних этажей. Прямо перед входом начиналась главная лестница, ведущая на второй этаж; там она делала изящный поворот и уходила на третий. Стену лестничной площадки украшало величественное полотно, автором которого был известный художник и друг семьи Леонард Холмс Нейр. Это был портрет четы Эллингэм, написанный в каком-то сюрреалистическом стиле. На заднем плане темнело ночное озеро, то самое, где находилась обсерватория. Айрис и Альберт, словно мифические персонажи, блуждающие под луной, были изображены в голубых и желтоватых тонах. Темные волосы Айрис развевались на ветру и путались в ветках деревьев. Лицо Альберта было обращено к луне, висящей над обсерваторией и заливающей пейзаж молочным светом. Альберт и Айрис смотрели в разные стороны, лица напряжены, взгляды насторожены, губы сжаты.

Стиви видела в Интернете множество фотографий этого полотна, но все они не производили такого впечатления, как оригинал. Он приковывал ее взгляд, поглощал внимание. Непонятная тревога поднималась в ее душе, словно что-то таилось в этом портрете, что-то неотступно следовало за тенями на заднем фоне, пряталось за куполом. Картина была написана за два года до похищения; странным, непостижимым образом она предрекла судьбу семьи и роль обсерватории в этой истории.

– Ребята, знакомьтесь, это Ларри, – указал Каз на немолодого мужчину в униформе, сидящего за большим столом рядом со входом.

– Охранник Ларри. – Мужчина встал и провел рукой по короткому ежику седоватых волос. – Так меня здесь называют. Я руковожу службой охраны «Эллингэма» и уже знаю, как кого зовут. Я знал ваши имена еще до того, как вы приехали.

– Ларри вообще всех знает! – встрял Каз.

Глава охраны хмуро покосился на него.

– К нам сюда нельзя просто так взять и прийти, но если мы вам понадобимся, нажмите синюю тревожную кнопку, которую вы наверняка видели в каждом здании, а также на некоторых фонарях на улице. Правила у нас не очень строгие, но вы обязаны их соблюдать. Если вы нарушите какие-либо из них, я узна`ю. Я живу в гостевом доме, так что всегда здесь. Если где-то висит табличка «Не входить», она означает одно: не входить. Это не значит, что можно войти, потому что вы с кем-то поспорили или слышали, что другие туда входили. Некоторые архитектурные особенности строений еще не до конца исследованы. Вы попадете внутрь, но не сможете выйти наружу. У нас были случаи, когда люди застревали по несколько дней, голодали и чуть не сходили с ума, прежде чем их обнаруживали. Теперь вы предупреждены.

– Что это значит: «некоторые особенности не исследованы»? – тихо спросила Джанелль, когда Каз повел их в одну из комнат.

– Имеются в виду туннели, – сказала Стиви, – и потайные ходы.

Справа от входа, напротив стола Ларри, располагалась гостиная, стены которой были украшены дорогими панно с изображением виноградных плетей и чайных роз. Изящ-

ную лепнину вокруг покрывал слой серебра. Диваны и кресла, обитые лиловым шелком, стояли на роскошном узорчатом ковре. Эллингэмы воссоздали в своей гостиной французскую обстановку XVIII века: старинная мебель из Лиона, ковры, портьеры, картины – все это было упаковано, погружено на корабль и доставлено в Америку, чтобы обрести здесь новую жизнь.

Двойные стеклянные двери с причудливыми вставками в технике Тиффани вели в следующее помещение. Они были чуть приоткрыты; Каз распахнул их, и группа вошла в огромную комнату с потолками в два яруса – бальный зал. Пол был покрыт черно-белыми мраморными плитами, огромные зеркала в изысканных серебряных рамах сверкали на стенах, чередуясь с красочными панно, изображающими маскарад. Бархатные розовые портьеры, ниспадающие тяжелыми волнами, напоминали театральный занавес. Потолок цвета раннего вечернего неба украшали представители зодиакального круга и их созвездия. В 30-е годы в этом зале танцевало почти все высшее общество Америки.

Каз подвел группу к массивной дубовой двери.

– А здесь находится кабинет нашего основателя.

Кабинет имел внушительные пропорции: как и бальный зал, он был в два яруса высотой. Пол здесь устилали персидские ковры, а перед камином лежала шкура леопарда с головой, и при одном только взгляде на оскаленные клыки становилось понятно: шкура настоящая. Высокие окна, почти до самого потолка, закрывали плотные атласные шторы, не пропускающие дневной свет; стены были практически полностью увешаны книжными полками.

Камин из розового мрамора возвышался у стены напротив двери; другую стену занимали два массивных письменных стола. На одном из них стояло шесть сверкающих черных дисковых телефонов. Рядом находились небольшой глобус (Стиви подумала, что некоторые страны, изображенные на нем, давно перестали существовать), гигантская деревянная картотека и странный предмет в виде громоздкой коробки с торчащими из нее трубками, в котором Стиви узнала – читала в детективных романах – самый первый диктофон.

Здесь Альберт Эллингэм разрабатывал план спасения своей семьи, считал деньги для выкупа. Стиви могла бы провести тут вечность.

Но их опять увели обратно в фойе. Навстречу им по лестнице медленно спускался светловолосый мужчина с идеальной прической, в бело-голубом полосатом костюме и футболке с изображением Железного человека.

– А сейчас, – провозгласил Каз, – вас поприветствует директор нашей школы, доктор Чарльз Скотт!

– Итак, добро пожаловать! – широко улыбнулся директор. – Я доктор Скотт. Зовите меня Чарльз. Мы рады приветствовать всех вас в вашем новом доме. Как вы знаете, я являюсь директором школы, но мне больше нравится думать, что я здесь главный ученик…

– Да ладно! – еле слышно буркнул Нейт.

– Ваша экскурсия почти окончена, и пришло время упомянуть Элис. Элис Эллингэм была дочерью основателя нашей школы, Альберта Эллингэма. Формально нашим шефом является именно Элис, и мы открываем каждый учебный год словами благодарности в ее адрес. Итак, все вместе, дружно: спасибо, Элис!

Им понадобилось какое-то время, чтобы понять, что все это сказано всерьез. Директор ободряюще покивал, и наконец ошарашенные подростки невнятно пробормотали: «Спасибо, Элис».

* * *

– Это похоже на какой-то культ, – сказал Нейт, когда они вышли наружу и направились к лужайке, где уже было приготовлено угощение для пикника. – Зачем нам нужно благодарить мертвого ребенка?

– Такие правила, – ответила Стиви. – Школа по-прежнему будет принадлежать Элис Эллингэм, если она когда-нибудь сюда вернется. Мы все здесь под ее крылом, так что должны благодарить. Она нас поддерживает.

– Но она умерла, – возразил Нейт.

– Да, скорее всего. Ее похитили в 1936-м. И все же это место до сих пор остается ее собственностью… если она вернется. Она, конечно, уже старая, но, вообще-то, она может быть жива.

– Это что, правда? – удивилась Джанелль. – Я думала, это все россказни.

– Все правда.

– Ты, кажется, много знаешь об этой истории? – спросила Ви.

– О, Стиви знает все! – воскликнула Джанелль. – Давай расскажи нам.

Странное чувство нахлынуло на Стиви, словно ее заставили участвовать в представлении, как дрессированную собаку, которая умеет пользоваться айпадом. В то же время перед ней сейчас стояли люди, которые хотели, чтобы она рассказала о том, что ее волновало больше всего на свете, и это было так непривычно и волнующе. Ярко светило солнце, зеленела упругая трава и щебетали птицы – никто бы не подумал, что это сцена для убийства.

Она остановились у стены сада. Стиви оглянулась – вокруг не было ни души. Калитка была все еще приоткрыта.

– Идемте, я вам покажу.

– Секундочку, а вы уверены, что нам туда можно? – всполошился Нейт.

– Здесь открыто! – Ви смело толкнула калитку.

Тяжелая кованая калитка заскрипела, и у Стиви возникло ощущение, что сейчас они попадут в другой мир. Они вошли внутрь – перед ними раскинулся пышный сад, окруженный ровным кольцом высоких деревьев. Густая трава расстилалась малахитовым ковром. С одной стороны высился Гранд-Хаус, от которого вниз спускался мощеный дворик с маленькими фонтанами, затейливыми скамейками и вазонами. Это был королевский сад, созданный профессионалами по аналогии с французскими и английскими дворцовыми парками. Но одна особенность выбивалась из общей гармонии.

Посередине зиял огромный ров, заросший травой.

– Какого черта? – воскликнул Нейт.

– Это бывшее озеро, – сказала Стиви. – Айрис Эллингэм была чемпионкой по плаванию. И здесь был ее бассейн. Эллингэм развернул русло речки, чтобы наполнить его. Раньше здесь и на лодках катались.

Она указала на холм посередине рва с круглым строением, покрытым стеклянной крышей.

– Сюда похитители заставили его принести выкуп, – продолжила она. – После похищения куча народа стала одолевать Эллингэма со всякого рода теориями. Мне кажется, какой-то психопат подкинул ему идею, что Элис могли утопить в озере, и он велел его осушить. Те´ла там не оказалось. Но он так и не наполнил его больше. Наверное, слишком болезненны были воспоминания, связанные с этим местом. С тех пор оно так и осталось пустым.

– На карте оно обозначено как «затопленный сад», – сказала Ви. – Теперь понятно, почему.

– Объясни еще раз, что там было с мертвым ребенком, – не мог успокоиться Нейт.

– В общем, смысл такой: школа и все поместье принадлежат Элис, хотя Эллингэм вроде как знал, что она погибла, даже если и не хотел этого признавать. Прошло два года, и он открыл школу заново.

– И что, народ приехал? – спросила Ви. – После убийства?

– Ну это же был единичный случай. И, потом, не забывайте: Великая депрессия еще продолжалась. А здесь было одно из самых известных мест в Америке. Учиться в бесплатной школе американского магната… это, знаете ли, очень круто. Все думали, похищений больше не будет. Тогда в школу вроде принимали любого, кто обратится. Эллингэм хотел, чтобы это место было живым и веселым, чтобы Элис было куда вернуться и с кем играть, чтобы вокруг нее были люди…

– Мрачная история, – сказала Джанелль. – Вроде такая душевная, но реально мрачная.

– Интересно, а сколько девчонок объявляли себя Элис? – задумчиво спросил Нейт. – Ведь до появления теста ДНК любой мог назваться чужим именем.

– Это точно, – кивнула Стиви. – Поэтому у Эллингэма был план. Он собрал информацию о дочери, которую могли иметь только члены семьи и ее няня. И он взял слово с няни, что та не будет ее разглашать. Так что, если какая-нибудь девушка и захотела бы выдать себя за Элис, ее бы проверили.

– И что это за секреты? Родимое пятно?

– В том-то и дело, – пожала плечами Стиви, – что никто не знает, кроме юристов, которые сейчас управляют делами Эллингэма. И передавать это по наследству некому. Получается, эти люди как бы хранители Элис. Хотя сейчас они, конечно, просто провели бы тест ДНК, так что смысла в этой информации уже нет.

– Как приятно узнать, что нас приняли в самую ненормальную школу, – пробурчал Нейт. – Слушайте, идемте уже. Я есть хочу. И меня не покидает сомнение на предмет нашей легитимности нахождения в этом месте…

– Еще раз: калитка была открыта, – сказала Ви.

– Ладно, нам действительно пора, – сказала Джанелль. – Но это все просто невероятно!

Конечно, это было невероятно по многим причинам.

13 апреля 1936 года, 20.00

Флора Робинсон обладала удивительной способностью, развившейся у нее во времена работы в подпольном баре: она за версту чуяла опасность. А иначе и быть не могло, ведь ей приходилось подмечать малейшее волнение, пробегающее по комнате, если к дверям приближалась полиция, и уметь отличать ложную тревогу от настоящей. Ей пришлось научиться определять тот момент, когда нужно нажать специальную кнопку, чтобы по`лки повернулись и все бутылки аккуратно скатились по открывшемуся спуску в тайник. Если все сделать правильно, можно спасти бар от закрытия, а его хозяев – от ареста. Если ошибиться, можно все разрушить.

Флора чувствовала страх и ожидание, наполнившие дом в этот вечер. Она взглянула на маленькие серебряные часы, стоящие на кофейном столике. Айрис и Элис слишком долго нет. Она видела, как они уехали, – это было около полудня. Обычно Айрис возвращалась через час-другой. Прошло уже почти восемь. И никто не звал Флору на ужин.

Привычный распорядок был нарушен, что крайне ее беспокоило.

В этом доме, спрятанном в горах, несомненно, что-то происходит. Флора читала, сидя на кровати, и ждала, вся превратившись в слух. Наконец у входной двери послышался шум. Айрис вернулась! Она проворно спрыгнула с кровати и выбежала из комнаты к балюстраде балкона, выходящего на главную лестницу перед входом.

Но Айрис в холле не было. Вместо этого она увидела, как дворецкий встречает какого-то мужчину. Она узнала в нем Джорджа Марша, близкого друга семьи Эллингэм.

Как правило, Джордж входил и перебрасывался парой фраз с Монтгомери, пока тот принимал у него пальто и шляпу. Сейчас он молча, не раздеваясь, сразу проследовал за дворецким в кабинет Альберта.

Джордж был бывшим нью-йоркским полицейским. Пять лет назад он обнаружил в машине Эллингэма бомбу, подложенную анархистами, и тем самым спас ему жизнь. Преисполненный благодарности и находясь под впечатлением от смелости и недюжинных умственных способностей Марша, Эллингэм связался с директором ФБР Гувером и убедил того взять Марша полицейским агентом. С тех пор Джордж всегда находился поблизости от Эллингэмов: если семья была в Нью-Йорке, он работал в местном офисе; если же она отправлялась в Вермонт, Джорджа посылали в Берлингтон, где он выслеживал контрабандистов, переправляющих незаконный алкоголь из Канады по озеру Шамплейн.

Фактически Джордж Марш обеспечивал безопасность Эллингэмов, и сейчас он приехал по делу, Флора это сразу поняла. Вне службы он был расслабленным и компанейским человеком, однако сейчас это был другой Джордж: собранный, быстрый, четкий. Он разговаривал с Монтгомери очень тихо, и все же Флоре удалось разобрать отдельные слова.

– …тридцать пять минут, – это были слова Марша. – Вы уже…

– Нет, сэр, – быстро сказал Монтгомери. – Никакой полиции…

Дальше Флора не расслышала: мужчины скрылись в кабинете магната.

«Полиция» – меньше всего Флоре хотелось услышать это слово. Нужно действовать.

Она тихонько спустилась на этаж ниже по служебной лестнице и неслышно прокралась к гардеробной Айрис. Достав из кармана ключ, она открыла дверь в этот оазис неги и комфорта. Жемчужно-серый ковер мягко коснулся ее голых ступней. Серебристые атласные портьеры были распахнуты, бледный лунный свет лился сквозь окно, рассекая золотистыми клиньями французскую мебель в стиле Людовика XV.

В гардеробной хранилось множество вещей Айрис, но Флора искала одну, вполне определенную. Она начала с туалетного столика Айрис, на котором в строгом порядке расположилась богатая коллекция косметики: губные помады выстроились, как оловянные солдатики на плацу, флаконы с французскими духами сверкали разноцветными гранями, отражаясь в зеркале, серебряные расчески всех мастей и размеров жались друг к другу в хрустальном стакане. Флора перерыла все ящики с кремами, лосьонами, тенями, румянами… Где же она? Здесь ее нет. Она бросилась к комоду с дюжиной ящиков, в котором хранились перчатки, шпильки, портсигары, солнцезащитные очки и куча других мелочей. И здесь нет. Она методично и быстро перерыла всю комнату, ящик за ящиком, коробку за коробкой, но нигде не нашла то, что ей было нужно.

Флора услышала, как в коридоре служанка стучит в соседние двери и зовет ее по имени. Ее искали. Времени не оставалось. Думай же, думай! Где в последний раз ты ее видела?

Вечерняя сумочка. Та, розовая, с шелковой подкладкой. Именно ее она взяла с собой в тот день в Париже. Еще лил такой дождь, что им пришлось снять туфли и бежать по улице босиком…

Флора подошла к платяному шкафу, отдернула суконное полотно, заменяющее дверцу, и щелкнула выключателем. Это был не простой шкаф, а еще одна комната, увешанная шелковыми и атласными платьями, мехами и кашемиром и заставленная полками с таким количеством обуви, что казалось, будто ты в обувном магазине. Одну стену полностью занимали сумочки. Флора отыскала среди них розовую, открыла ее и извлекла знаменитую пудреницу Скиапарелли в виде телефонного диска.

Шаги и голоса приближались. Горничная была уже возле двери в гардеробную, и вскоре Флора услышала стук.

– Войдите!

Флора поспешно сунула пудреницу за лиф платья и вышла навстречу горничной.

– Вас ждут внизу, – сказала та, – прямо сейчас, мисс.

– Зачем? Что случилось?

– Я не знаю, мисс. Миссис Эллингэм и мисс Элис еще не вернулись, а приехал мистер Марш. Это все, что мне известно.

Флора вышла за горничной в коридор. С содержимым пудреницы она разберется позже. Идя вслед за горничной к кабинету Альберта, она подумала, что была там всего один-два раза. Этот огромный кабинет, самый центр бизнеса могущественного магната, всегда оставался его личной территорией, но сегодня он показался Флоре как-то странно сжавшимся в размерах. Тяжелые портьеры были опущены, в камине жарко полыхал огонь, разливая по комнате гнетущую духоту.

– Флора, – произнес Альберт, и в его голосе послышалось напряжение, какое она никогда не замечала ранее, – Айрис что-нибудь говорила тебе о том, куда именно собиралась поехать?

– Нет, – ответила она, – она сказала, что просто покатается.

– Но она не говорила, в какую сторону поедет? К Уотербери? К Берлингтону?

– Не знаю, Альберт. А что случилось?

Эллингэм отвернулся к огню.

Флора взглянула на Джорджа. Они неплохо знали друг друга, и обычно ей удавалось без труда прочитать на его лице, что он чувствует в этот момент. Кареглазый, широколицый, с массивной челюстью, он являл собой тот тип людей, которые могут сдержать удар, смутить жулика, а иногда и залиться заразительным смехом. Но сейчас все его эмоции были словно зашифрованы.

– Кто-нибудь может сказать, что происходит? Где Айрис? Где Элис?

– Все в порядке, – сказал Джордж.

Он всегда был никудышным лжецом, но зачем он пытается лгать сейчас?

– Просто иди в свою комнату…

– Я хочу знать, что случилось с Айрис… – начала Флора.

– Флора, пожалуйста!

Отчаяние в голосе Альберта заставило Флору похолодеть. Она взглянула на Роберта, и тот еле заметно покачал головой, давая понять, что сейчас не стоит допытываться.

– Да, конечно, – тихо сказала Флора. – Я буду у себя.

Она вышла из кабинета. Горничная крутилась поблизости: очевидно, пыталась найти хоть какое-то дело возле двери, чтобы следить за происходящим.

– Мне просто жизненно необходим полный кофейник горячего кофе, – сказала ей Флора. – Не могла бы ты принести его в мою комнату?

– Да, мисс, – опустив глаза, пискнула та и упорхнула.

Отправив лишние глаза и уши на кухню, Флора быстро прошла в соседний с кабинетом Альберта бальный зал. Магнат специально спроектировал два этих помещения рядом: во-первых, он никогда не использовал их одновременно, а во-вторых, ему нравились высокие

потолки.

В бальном зале было темно. На пестром черно-белом полу остались многочисленные следы прошедшей в этот уик-энд вечеринки; слуги еще не успели здесь прибрать. Под ногами Флоры шуршали бумажные конфетти, скрипел мелкий гравий, принесенный с дорожек в парке, тянулись бесконечные липкие полоски пролитого шампанского.

Как-то Айрис показала Флоре один секрет двух этих комнат. Зеркала на стенах чередовались с панелями, оклеенными обоями с изображением персонажей комедии дель арте, и на последней панели слева висело небольшое украшение в виде венецианской маски. Флора тихо взобралась на одно из кресел и дотянулась до нее. Всунув пальцы в отверстия для глаз, она резко оттянула маску вниз. Что-то щелкнуло, панель повернулась, открывая пустое пространство.

Бальный зал и кабинет Эллингэма имели не просто общую стену, но и общее тайное помещение шириной чуть более полуметра. Зеркала с этой стороны были односторонние, так что сквозь них можно было увидеть то, что происходит в бальном зале. Особые выключатели в этой каморке позволяли затемнять свет и заставляли его мерцать, а небольшие заслонки можно было приоткрыть и незаметно увести фужер у зазевавшегося гостя. Но у тайника нашлось – возможно, непреднамеренно – второе применение: он стал идеальным местом для прослушки кабинета Альберта.

Флора скользнула внутрь и нащупала маленькую дверцу со стороны кабинета. Она располагалась достаточно далеко от мужчин в кабинете и была хорошо замаскирована, так что Флора рискнула чуть приоткрыть ее, точно так, как ей показывала Айрис.

«Большинство разговоров были ужасно скучные, – сказала тогда Айрис Флоре. – Лучше бы уж он завел любовницу, это было бы хоть чуточку интересней».

Похоже, сейчас разговор в кабинете вряд ли окажется скучным.

– …то самое, что пришло в среду, – услышала Флора голос Джорджа. – Оно еще у вас?

– Конечно, – сказал Роберт Макензи. – Вот.

Он передал Джорджу листок, и тот начал читать:

Вот загадка, будет смех! Что ж нам выбрать для потех? В петлю сунуть, застрелить? Ударить финкой, яд подлить? Может, запалить огонь? Или нет – залить водой! Будет ярко дом пылать! Жаль, что долго убирать… Можно со скалы столкнуть, В голову топор воткнуть, На машине ночью мчаться И в аварии скончаться. Столько разных передряг – Ну не выбрать нам никак! Вам не спрятаться, не скрыться, Так давайте веселиться! Ха-ха. Искренне ваш, Лукавый

– На конверте штамп Берлингтона, – добавил Роберт.

Неожиданно задребезжал телефон, Альберт молниеносно схватил трубку и выдохнул: «Алло». Мужчины сгрудились у стола; Флора едва могла услышать, что они говорили.

– Мы видели вашего человека, – произнес голос со странным акцентом. – Вы все-таки вызвали копов.

– Нет, – ответил Альберт, – Джордж – всего лишь друг семьи. Он просто приехал нас навестить.

– Мы знаем, кто он такой, – резко ответили на другом конце. – Тем хуже для вас. Вот что вы сейчас сделаете. Соберете все драгоценности, наличные, если что-то еще осталось, – все ценности, что есть в доме. Сложите в наволочку. Ваш друг поедет на своей машине. Пусть двигается по Второму шоссе на восток и свернет к Уэст-Болтону. Там мы его встретим, и он вернется обратно. Поторапливайтесь: у вас один час.

Трубку повесили. Альберт еще проговорил несколько раз «алло», но безрезультатно. Флора приоткрыла дверцу чуть больше. Мужчины молча застыли у стола.

– Я еду один, – наконец сказал Джордж.

– Нет, – покачал головой Альберт. – Это мои жена и дочь…

– Ты слышал, что они сказали? Они хотят, чтобы приехал я, значит, так и будет.

Роберт достал из шкафа карту штата и расстелил ее на столе.

– Здесь, – указал он на точку на карте. – Тут грунтовая дорога. Это в получасе езды отсюда, может, чуть больше, смотря в каком она состоянии.

– Тогда работаем быстро, – сказал Джордж. – Пусть Монтгомери начинает собирать вещи: украшения, часы – все, что представляет ценность.

– Но почему ты? – спросил Роберт. – Ты же из органов и прошел спецобучение?

– Моя жизнь дешевле. Если поедет Альберт и с ним что-нибудь случится – они его ранят или даже убьют, – эта новость облетит все мировые агентства. Тут же вмешается президент. И это потянет на электрический стул. А найденный мертвым агент ФБР, о котором раньше никто не слышал, – здесь все гораздо проще. Такое бывает. Они не могут позволить, чтобы с тобой что-то случилось, Альберт.

– Ты прав, – задумчиво произнес Роберт. – Если Альберта не станет, они не получат денег.

– Пора действовать, – нахмурился Джордж. – Надо собрать то, что они хотят. Где у вас хранятся драгоценности?

– Наверху два сейфа, – сказал Альберт. – Один в моей гардеробной, второй у Айрис. Коды одинаковые: налево пять, направо двадцать семь, налево восемнадцать, направо девятнадцать. Иди, Роберт. Возьми Монтгомери. Заберите оттуда все.

Роберт кивнул, и Монтгомери вышел, оставив двух мужчин, склонившихся над картой.

– Мне тоже нужно поехать, – снова начал Альберт.

– Выслушай меня, – заговорил Джордж, и его тихий голос заполнил комнату. – Ты не просто так попросил меня приехать. Похоже, они готовы их отпустить, поэтому нам сейчас нужно мыслить трезво и спокойно. Да, мы вынуждены играть по их правилам, но мы будем играть разумно. Я поеду и привезу их сюда. Знаю, ты чувствуешь, что тоже обязан ехать, но сейчас лучше оставить чувства в стороне.

Альберт тяжело облокотился о спинку стула и некоторое время молчал.

– Если ты это сделаешь, – наконец произнес он, – можешь взять всю мою жизнь.

– Мне будет достаточно бутылки хорошего виски, – ответил Джордж, забирая пальто.

Его взгляд скользнул в направлении уголка, где пряталась Флора, но он вряд ли заметил маленькую дверцу в стене. Он просто взял пальто и направился к выходу.

– Закройте территорию школы. Чтобы ни одна мышь не проскочила. У вас есть револьверы?

– Есть один в столе, – сказал Роберт.

– Зарядите его. Заприте школу. Поставьте охрану возле каждой двери. А вы двое оставайтесь здесь, пока я не вернусь. Если я не появлюсь до, скажем, часа ночи, вызывайте наряд полиции. Вот так мы будем действовать. И так мы вернем их домой.

Съежившись в тайнике возле приоткрытой дверцы, Флора слышала, как колотится ее сердце. Ей стало дурно. Из последних сил стараясь не шуметь, она медленно сползла на пол.

Глава 6

Вернувшись в «Минерву», ребята нашли двух ее обитателей удобно устроившимися на диване. Элли полулежала, вытянув ноги через колени Хейза, и рассказывала что-то про Париж, а он уткнулся в телефон и, казалось, совсем ее не слушал. Пикс сидела за столом, с которого исчезла коллекция зубов, уступив место куче бумаг и глянцевым папкам с гербом Эллингэма.

– Вот и вы! – воскликнула Пикс. – Отлично. Давайте пройдемся по основным…

– А что, Дэвида не нужно ждать? – перебила ее Элли.

– Он написал, что его самолет из Сан-Диего задерживается. И чем скорее мы начнем, тем раньше покончим с этим. Это быстро.

– Но он точно приедет?

– Он приедет.

Стиви, Нейт и Джанелль уселись за стол. Элли и Хейз остались на диване, причем Хейз и не думал убирать телефон.

– Хейз. – Пикс дождалась, когда он поднимет глаза. – Оторвись на пять минут.

Хейз мило улыбнулся и положил телефон на диван.

– Итак, – начала Пикс, положив перед собой лист бумаги. – Добро пожаловать в «Эллингэм». Электронные пропуски. Каждый из вас получит свою карточку. Она даст вам возможность входить в те здания, которые вам нужны для учебы.

Элли театрально скатилась с дивана и грохнулась на пол. Пикс не обратила на это внимания.

– Если к вам приходят гости из других коттеджей, они должны находиться в общих помещениях, например, в этой комнате или на кухне, и больше нигде. Вы все получите официальный список правил поведения в «Эллингэме», включая информацию о соглашении и уважении других студентов. У нас «нет» на самом деле означает «нет». Так…

Пикс пробежала глазами по листу.

– Теперь очевидные правила. Никакого алкоголя, никаких запрещенных веществ. Вся еда на кухне хранится в закрытых контейнерах и промаркирована на предмет пищевой аллергии. Но вроде бы ни у кого из вас нет аллергии на арахис, так что, я думаю, с этим не будет проблем. Никакого огня в комнатах. Только здесь и в моем присутствии. Серьезно, Элли, никакого огня…

Элли вздохнула. Джанелль подняла руку.

– А где мне паять? – спросила она.

– В общей комнате можно. Никаких микроволновок. Что еще… Запрещается покидать территорию школы без разрешения. По выходным у нас ходит автобус до Берлингтона, он отправляется в десять утра и возвращается в четыре. Если вам нужна медицинская помощь, немедленно сообщите мне. В школе есть медсестра, доктор приходит три раза в неделю. Также можно обратиться к охране, она организует любую медицинскую помощь. Если возникнет необходимость поговорить о том, что вас волнует, можете довериться мне. У нас в штате есть два консультанта, и вы можете записаться к ним на прием онлайн или очно. По-моему, все…

Она еще раз просмотрела листок.

– Здесь это все есть, прочитаете еще раз сами. Я уже говорила – никакого огня. Кроме шуток, Элли.

– Никакого огня, – пробормотала Элли, уткнувшись в пол.

– Отлично! Теперь все. Возьмите свои памятки.

Нейт моментально схватил свой экземпляр и рванул к себе в комнату. Пикс тоже ушла. Элли поднялась с пола и подскочила к столу.

– Большая ванная, – низким голосом пробормотала она. – Вы обе. Через пятнадцать минут. И возьмите по кружке.

Это прозвучало как приказ, которого нельзя ослушаться, поэтому спустя четверть часа Джанелль и Стиви с кружками в руках постучались в ванную комнату. Войдя, они увидели Элли, сидящую в ванне, в чем-то вроде старинных кружевных панталон и корсете. Стиви не сразу заметила это: ее внимание приковало то, что вода в ванне была ярко-розовой.

– Закройте дверь, – скомандовала Элли. – Устроим-ка маленькую коктейльную вечеринку в честь вашего прибытия.

Она указала на кучу мокрых использованных полотенец, наваленных рядом с ванной, словно это был удобный диванчик.

Стиви не знала, чему удивляться: тому, что только что они выслушали лекцию о запрете алкоголя, тому, что Элли уселась в ванну, напялив на себя нижнее белье какой-нибудь дамы из XIX века и заодно выкрасившись в розовый цвет, или тому, что там стоял прислоненный к ванне саксофон. Тоже странно.

Она решила отпустить ситуацию и позволить всему идти своим чередом, а потом посмотреть, куда это зай-

дет. Этот прием использовался в криминальных расследованиях, когда нужно понять, что за человек перед тобой: пусть он говорит, ведет тебя и в конце концов покажет тебе свою сущность.

– Я тут крашу экипировку для сегодняшнего вечера, – пояснила Элли.

Стиви и Джанелль переглянулись, но решили проигнорировать тот факт, что Элли покрасила не только одежду, но и всю себя. Совершенно необязательно озвучивать очевидное.

– А что будет сегодня вечером? – спросила Джанелль.

– Как что? Вечеринка! Так, кру´жки, быстро.

Она неуклюже развернулась и выудила из-под ванны бутылку шампанского.

– Кружки, – повторила Элли, протягивая бутылку.

– Но Пикс только что сказала… – начала Джанелль.

– Кружки.

Стиви протянула свою, Джанелль, чуть помешкав, сделала то же самое. Элли плеснула в каждую шипящий напиток.

– Теплое, – поморщилась она. – Я смогла привезти из Франции всего лишь несколько бутылок. Самое дешевое шампанское, но даже оно лучше любого здешнего. Ладно. А сейчас я вам расскажу про то, как на самом деле тут все устроено. Но сначала…

Она подняла свою кружку, и Джанелль со Стиви расценили это как призыв чокнуться.

– Скёль! – выкрикнула она непонятное слово и сделала глубокий глоток.

Джанелль уставилась в свою чашку. Стиви помедлила, но все-таки решила последовать примеру Элли. Она выпивала всего пару раз в своей жизни, но если для этого и были подходящие время и место, то, скорее всего, это здесь и сейчас. И, возможно, им удастся быстро спрятать кружки в случае чего. Возможно. Шампанское было теп-

лым, со вкусом терпкой минералки, и пузырьки ударили ей в нос. Оказалось не так уж противно.

– Выпивка, – сказала Элли, осушив свою кружку. – Они знают, такое иногда случается. Мы ведь черт знает где. Это самый настоящий край света, из тех, про которые говорят: «Кричи сколько хочешь, никто не услышит».

Джанелль все еще смотрела в свою кружку. Пару раз она поднесла ее к губам, притворяясь, что пьет.

– Вообще-то, им наплевать на правила до тех пор, пока вы как следует не облажаетесь, – продолжила Элли, поправляя свою мокрую одежду. – Если Пикс вас поймает, она просто заставит все выбросить. Так что мой совет: покупайте дешевое, покупайте чаще, храните в разных местах. Большинство привозит всякую запрещенку по выходным из Берлингтона. Здесь нужно остерегаться только одного: у Ларри в каждом винном магазине есть по агенту, и они сообщают ему, если кто-то из студентов «Эллингэма» там засветится. Дело, конечно, осложняется, но не становится невозможным. За пять баксов вам любой прохожий купит что нужно. Но только не попадитесь Ларри. Он надерет вам задницу. Вот так. Следующая тема.

Она налила себе еще.

– Отбой. Здесь все просто. Можно попросить кого-нибудь взять вашу карточку и по ней пройти в коттедж – типа вы внутри. Иногда срабатывает, но если Пикс в это время в общей комнате, она увидит, что это не вы, и ничего хорошего не будет. Лучше залезть в окно. Ларри опять надерет вам задницу, но не так, как за выпивку. Другие охранники могут относиться к вашим шалостям по-разному, зависит от того, как сильно Ларри их взгреет. Пригласить кого-то к себе вполне реально. Пикс на самом деле не так уж строго проверяет. Она классная, правда, немного рассеянная. У нее вообще супермозги, но они постоянно где-то в другом месте.

Элли без конца поправляла волосы, демонстрируя татуировку на руке. Стиви была уверена, что она делает это нарочно, словно говоря: «Спросите же меня наконец о моем тату!». Это была изящная надпись, идущая от локтя до запястья, сделанная угольно-черной краской. Видно было, что она свежая, и хотя краснота вокруг уже прошла, если присмотреться, можно было заметить легкое шелушение. Надпись гласила: Mon cœur est un palais flétri par la cohue…

– Это Бодлер, – сказала Элли, заметив, что Стиви разглядывает ее руку. – Сделала летом в Париже. Ты знаешь французский?

– Я немного знаю, – сказал Джанелль. – По-моему, это… «моя душа – дворец…» и что-то дальше…

– «Чертог моей души безбожно осквернен»[1], – продекламировала Элли.

Стиви ничего не поняла, но на всякий случай кивнула.

– Как-то ночью в Париже я наткнулась на это стихотворение. – Элли любовалась тату, поворачивая руку и так и сяк. – Оно поразило меня, и я сказала маме, что хочу эту строчку на руку. Прямо на всю руку. И она согласилась. Мы выпили вина и отправились на набережную канала Сен-Мартен, в одну студию. Мамин новый любовник, уличный художник, знал там такое местечко…

Стиви на мгновение перенеслась в свое прошлое лето. Большую часть времени она проработала в торговом центре «Монровилль молл», в дешевой кофейне, маскирующейся под «Старбакс». Когда работы не было, читала, слушала подкасты. Иногда спускалась за мороженым. Покупала детективы в мягких обложках на книжном развале рядом с библиотекой. В общем, делала все, чтобы быть подальше от политики. Ничего похожего на прогулки с мамой и ее любовником по Парижу в поисках салона тату.

– Еще вот какое дело, – сказала Элли. – Здесь паршивая сотовая связь. И Wi-Fi постоянно вырубается.

– А как вы смотрите телевизор? – спросила Джанелль.

«Она сейчас скажет, что не смотрит телевизор», – промелькнуло в голове у Стиви.

– Я не смотрю телевизор.

«Пять баллов за сообразительность!»

– Как это ты не смотришь телевизор? – ошарашенно уставилась на нее Джанелль, и это прозвучало, как если бы она спросила: «Как это ты не дышишь кислородом?».

– Я рисую.

– А я собираю механизмы. И оставляю телевизор включенным. Он мне нужен, так я сосредоточиваюсь.

Джанелль в отчаянии повернулась к Стиви. Та знала, что это не шутки. Джанелль смотрела все подряд, знала каждое шоу и отлично справлялась с несколькими делами одновременно: могла болтать, собирать какого-нибудь робота, следить за шоу и при этом не упускать ни одной детали.

– Ничем не могу помочь, – сказала Элли, протягивая бутылку; девочки убрали кружки, и она долила остатки себе. – Я вообще не смотрю телевизор. Никогда не смотрела. У нас его никогда и не было. В нашем доме всегда только рисовали. Я выросла в поселке художников под Бостоном, потом жила в общине в Копенгагене, потом в Нью-Мексико, а недавно мы переехали в Париж.

– А где ты училась? – спросила Джанелль.

– Да везде! В общине была хорошая школа. Когда я чего-нибудь добьюсь – ну, там, разбогатею или еще что-то – организую общину. Из этого места она тоже получилась бы. А теперь рассказывайте о своей личной жизни.

Элли со звоном опустила бутылку на пол, а Стиви стало не по себе. По спине прошел холодок – эта тема не вызывала у нее восторга.

– Я недавно рассталась с подружкой, – грустно произнесла Джанелль. – И с горя перепрограммировала микроволновку.

– Творческий порыв часто накатывает, когда все плохо, – кивнула Элли. – Прошлой весной я тоже была в тупике. И вот в каком-то антикварном магазине в Берлингтоне встретила Руту. И поняла, что не смогу без нее жить. А денег в тот момент не было. Но я нашла выход: что-то нарисовала, продала и купила ее. С тех пор мы с Рутой не разлучаемся.

Она погладила саксофон.

– Я вам вот еще что скажу, – продолжила она, снимая с пальца кольцо и кладя его на бортик ванны. – Здесь люди превращаются в кроликов. Это изоляция. Ловушка на горе, занесенная снегом. Когда энергию некуда девать, может случиться все что угодно. Ну а как дела у тебя?

Вопрос был адресован Стиви.

Пузырьки шампанского ударили ей в голову. Здесь, в полутемной башне с уходящим ввысь потолком, рядом с Джанелль и этой странной, но удивительно забавной художницей, раскрасившей себя розовым, она вдруг почувствовала легкое тепло и приятную расслабленность. Что ж, нужно выложить все начистоту.

– Я еще не встретила того, кого по-настоящему… в общем, личной жизни у меня нет. И там, где я жила, было мало интересного. Мои родители, они… Вы знаете Эдварда Кинга?

– Это тот козел? Сенатор? – уточнила Джанелль.

– Он самый.

– И кто он такой? – спросила Элли.

– Да один урод из Пенсильвании, – сказала Джанелль. – Все пытается вернуть нашу жизнь в старые недобрые времена.

– А вот мои родители его обожают, – тихо сказала Стиви, прислонившись спиной к прохладному чугунному радиатору. – Они на него работают. Знаете, где его местный офис? У нас дома.

– О господи! – вырвалось у Джанелль. – Ты мне не рассказывала.

– Ну, знаешь, это не то, о чем можно переписываться в эсэмэсках. Но я кое-что сделала, чтобы, так сказать, помочь. Влезла в их электронную базу и поменяла все номера. Было много любопытных звонков. В центральный офис «Криспи крим», посольство Канады, Диснейленд, Центр сайентологии, сеть океанариумов…

– Класс! – Элли запрокинула голову и рассмеялась. – Мне нравится!

Она махнула рукой, и кольцо, лежавшее на бортике, скользнуло на пол и укатилось под ванну.

– Вот черт! – воскликнула Элли.

Стиви встала на коленки и пошарила под ванной. Она нашла кольцо, но, когда вытаскивала его, что-то больно царапнуло ей руку.

– Ты бы поосторожней, – сказала Элли, надевая кольцо. – Там трубы старые и полно всяких железяк. Поранишься.

По-хорошему Элли следовало бы сказать это перед тем, как Стиви полезла под ванну, но она, судя по всему, была из тех людей, кто прыгает в бассейн, не проверив, есть ли в нем вода. И советы, видимо, дает по тому же принципу.

– В общем, я оттуда. И мои родители просто помешаны на идее свести меня с кем-нибудь. Послушать их, так свидание – это самое крутое достижение в жизни подростка…

– Ясно, – сказала Элли. – Тогда здесь можешь делать что хочешь.

– Точно! – воскликнула Джанелль. – Я хочу сказать, что у моих предков все наоборот. У них на уме только школа. Сначала школа, потом девочки. А сейчас я здесь, так что…

Джанелль глубоко вздохнула.

– Нам нужно готовиться. – Элли внезапно встала в ванне, положив конец разговору как раз тогда, когда Стиви полностью успокоилась.

Розовая вода ручьями стекала с ее одежды.

– Приду за вами через пять минут! Пора на вечеринку. Собирайтесь!

Выйдя в теплый полумрак коридора, Джанелль и Стиви остановились.

– Что за чертовщина у нее в голове? – громким шепотом спросила Джанелль. – Я так и не поняла, нравится она мне или нет. Это стихотворение на руке, французский, жизнь в общине, отсутствие телевизора… даже не знаю.

– А вдруг именно за этим мы сюда и приехали? – пожала плечами Стиви.

– Все возможно. Подходящее местечко для тех, кто поднимает шумиху, если не может посмотреть телевизор. Наверное, я просто никогда не тусовалась с творческими личностями.

Джанелль немного помолчала, нервно сжимая и разжимая руки.

– Я что, на самом деле делаю трагедию из ситуации с Wi-Fi? – плаксиво спросила она. – Нет, серьезно, не могу без телевизора. Надо что-нибудь придумать. Должен же быть способ наладить связь!

Она вздохнула.

– Ладно. Пойду, переоденусь. Увидимся внизу.

Стиви вернулась в свою комнату и быстро перерыла гардероб. Она не предполагала, что в первый же день нарвется на вечеринку. Честно говоря, она никогда к ним особо не готовилась. Когда в школе девчонки выбирали наряды и косметику в интернет-магазинах, она просто-напросто терялась. А ведь есть люди, которые не просто разбираются во всех этих тряпках, они их покупают и носят. Полосатый топ, широкополая шляпа, шорты для той «особенной пляжной вечеринки». Губная помада на осень, джинсы, идеально подходящие для прогулки, серьги-кольца для праздничного гулянья и игры в снежки. И у кого такая жизнь?

Нет, в ее случае нарядом для вечеринки будут черные шорты и черная футболка. Украшений у нее никогда не было, так что роль чего-то нарядного придется играть красным шлепанцам.

На пороге комнаты возникла Джанелль в светло-голубом платье с лимонами. В ушах у нее были серьги в виде лимончиков, и завершал образ легкий цитрусовый парфюм. На ней все это было вполне уместно. Раз уж Джанелль умела конструировать приборы, создать подходящий наряд ей тоже не составило особого труда.

Откуда-то сверху посыпались беспорядочные, нестройные звуки. Элли играла на саксофоне, и одно было очевидно: она понятия не имела, как это делать.

– Боже, – скривилась Джанелль, – пойдем скорее, а то я сейчас поседею!

– Вечеринка уже началась? – с улыбкой спросила Стиви.

– Кстати, чудесно выглядишь, – заметила Джанелль, и это прозвучало искренне. – А я нервничаю и потому надела лимоны. Всегда их надеваю, когда нервничаю.

Спустя мгновение на лестнице появилась розовая и мокрая Элли. Она подталкивала упирающегося Нейта, на лице которого застыло совершенно несчастное выражение. Своим саксофоном Элли просто выкурила его из комнаты.

Пришло время идти на вечеринку.

Глава 7

Летние сумерки медленно опускались на горы; из травы в небо взвивались светлячки и рассыпались в воздухе золотистыми искрами, а по дорожкам с разных сторон к юрте стекались участники вечеринки. Последние лучи умирающего солнца отражались в окнах Гранд-Хауса, окрашивая их в медный и золотой цвета. Элли шагала впереди всех, извлекая из своей Руты пронзительный клекот, заставляющий птиц испуганно разлетаться при их приближении.

– Дэвид уже должен был приехать, – сказала Элли. – Вы в него влюбитесь. Он лучший.

Когда они проходили через очередную лужайку с группой статуй, Элли подошла к одной из них и достала из сумки баллончик с краской. Как следует его встряхнув, она распылила синей краской на торсе слова «ЭТО ИСКУССТВО», спрятала баллончик обратно в сумку и пошла дальше как ни в чем не бывало вместе со своим скулящим саксофоном.

– Кое-кто явно перестарался, – тихо сказал Нейт.

Когда они подошли к юрте, там уже было полно народа. Мерный гул голосов доносился изнутри. Элли откинула полог и шагнула внутрь, высоко подняв Руту над головой. Несколько ребят, сидевших на диванчике у дальней стены, приветственно замахали руками, и она присоединилась к ним. Спустя минуту она уже облачилась в непонятно откуда взявшееся черное боа. Среди этих ребят была одна первокурсница, выделявшаяся ярко-красным ворсистым платьем и накрашенными черной помадой губами. Пару раз она исполнила отрывки из арий, и Стиви узнала, что ее зовут Мэрис Кумбес и она оперная певица.

Парень в необъятной холщовой рубашке, какие обычно носят художники, с серьезным видом что-то рассказывал, размахивая электронной сигаретой. Хейз тоже был здесь – они с Мэрис устроились на диване и тихо разговаривали.

Джаннель пробежала взглядом по комнате и отыскала Ви, сидевшую на низком диванчике с тремя ребятами. Перед ними была разложена какая-то игра с костяшками, похожая на домино.

– Давайте там сядем, – предложила Джанелль.

Уголок был ничуть не хуже остальных; ребята подвинулись, освобождая место для новичков, и знакомство началось.

– Это Марко, Де Шоун и Милли, – представила Ви своих однокашников. – Любите «Аркадию»? Мы собираемся сыграть.

– Конечно! – воскликнула Джанелль. – Только покажите, как, я не умею.

Стиви тоже не знала правил. Нейт знал, и это его немного оживило. Он тут же начал объяснять назначение карточек с изображениями злаков и кирпичей, важность зеленых клеток, почему лучше строить возле рек, зачем собирать деревянных овец и коров и держать их в огороженной зоне. Джанелль с головой погрузилась в процесс, а Стиви больше интересовалась происходящим вокруг, поэтому быстро сбилась и совсем перестала понимать, в чем смысл игры.

В юрту вошла еще одна студентка – не заметить ее было невозможно. Царственная осанка, гордо вздернутый подбородок и тяжелая копна кудрявых рыжих волос. Стиви встречала девушек с длинными волосами, с кудрявыми и рыжих, но эта копна казалась какой-то неуправляемой стихией. Это были не просто кудряшки – плотные, словно из проволоки, волосы завивались медными кольцами, торчали золотистыми прядями, вздымались над головой крутыми волнами. Не прическа, а тропический циклон. Кто-то позвал ее по имени: «Гретхен!» – и Элли прыжками понеслась ей навстречу через всю комнату. Рыжеволосая оглядела группу на диване, и Стиви заметила, что на Хейзе и Мэрис ее взгляд задержался. Она поговорила с Элли, тряхнула своими великолепными кудрями и демонстративно прошла мимо дивана. Хейз мельком взглянул в ее сторону и снова повернулся к Мэрис.

Между ними явно что-то происходило.

Жермена Батт, девочка из автобуса, разговаривала с Казимом, но при этом успевала следить за происходящим вокруг и печатать в телефоне с такой скоростью, какой Стиви раньше ни у кого не видела.

– У нее шоу «Правда от Батт», – сказала Джанелль. – Она типа журналистка.

Студенты все подходили, шум разговоров нарастал, и стало понятно, что играть в «Аркадию» в таком гуле невозможно. Милли, Марко и Де Шоун как-то незаметно завели разговор о своем, Джанелль и Ви отошли в сторону, и Стиви с Нейтом остались вдвоем. Нейт опять погрустнел, машинально перебирая в ладони деревянных коровок из игры.

– Вот оно, веселье, – сказал он. – Ну и что теперь делать?

– Знакомиться с ребятами, – предложила Стиви.

Нейт шумно и протяжно вздохнул, словно из шарика выпустили воздух.

– Похоже, ты не любишь знакомиться с новыми людьми.

– Никто не любит.

– Не уверена, – пробормотала Стиви, глядя на Джанелль и Ви.

Стиви почувствовала легкое раздражение: они так оживленно болтали, склоняя головы все ближе, смеясь все громче. Где-то на дне души закопошился противный червяк ревности, но она поскорее раздавила его.

– Так и есть, – сказал Нейт. – Все просто притворяются. Знакомство – это всего-навсего очередное неприятное занятие, и все мы делаем вид, что оно нам нравится.

– А что насчет меня? Со мной же ты познакомился? – спросила Стиви.

Нейт ничего не ответил.

– Ладно, проехали, – махнула она рукой. – Ты сейчас работаешь над продолжением книги?

– Что?

Нейт весь сжался, словно его придавили к стене и направили лампу в глаза. Коровки в его ладони хрустнули.

– Я только начал, – пробормотал он.

– А сколько глав уже написал?

– Нисколько! – вдруг огрызнулся он. – Почему ты меня вообще об этом спрашиваешь?

– В смысле? – опешила Стиви.

– Я имею в виду… – Нейт беспокойно заерзал. – Ты не можешь просто так взять и сходу написать что-то. Не получится. Ты что-то пишешь, потом переписываешь, потом приходят новые идеи, и ты все меняешь… Короче, я не хочу об этом говорить.

– Ладно, – тихо сказала Стиви и вжалась в спинку дивана.

Нейт отвернулся: ему явно было не по себе.

– Они позвали меня сюда из-за книги, – глухо сказал он. – Вот почему я здесь.

Он пристально посмотрел на Стиви.

– Знаешь, сколько страниц я написал?

– Я думала, ты не…

– Две тысячи. Две тысячи страниц.

– Ну и… это хорошо?

– Две тысячи страниц, а дальше ничего. Тишина. Это ужасно. Я написал первую книгу и тут же разучился писать. Обычно я сидел и писал, переносился в другой мир и видел там всю картину целиком. Полностью погружался в иную жизнь. Но со второй книгой все не так. Она стала какой-то обузой, словно я во что бы то ни стало обязан ее написать. Что-то во мне сломалось. Будто бы я знал путь в волшебную страну, а теперь потерял карту. Ненавижу себя.

Он откинулся на спинку дивана и шумно выдохнул.

– Нет, не хочу об этом говорить.

Стиви краем глаза понаблюдала за Нейтом, пока ей не стало ясно, что он больше не скажет ни слова. Тогда она снова принялась разглядывать окружающих.

Хейз явно заигрывал с Мэрис. Они словно никого не видели вокруг, поглощенные друг другом. Стиви подумала: а как бы к этому отнеслась Бет Брэйв? Вряд ли ей понравилось бы, что Хейз флиртует с кем-то в школе. Еще Стиви заметила, что не она одна интересуется общением Хейза с Мэрис. На них весьма пристально смотрела Жермена Батт, а в какой-то момент она подняла телефон и быстро их сфотографировала. Рыжеволосая Гретхен, похоже, тоже вполне определенно интерпретировала ситуацию, потому что продолжала нарочито смотреть в сторону.

Туча стрел нацелилась на Хейза со всех сторон.

– А вот и Дэвид! – закричала Элли, срываясь с места и отрывая Стиви от созерцания Хейза и его показательных выступлений. – Дэвид, Дэвид, Дэвид!

«Дэвид, Дэвид, Дэвид» вошел в юрту, и вместе с ним туда ворвался душистый ночной бриз. Туча стрел развернулась в его сторону. Он потряс сцепленными ладонями над головой, словно празднуя победу. Элли подлетела к нему и обвила его шею руками, укутав в свое боа. Он слегка приподнял ее, и она так и осталась на нем висеть.

Элли потащила «тройного Дэвида» прямо к обитателям «Минервы». Он был высок; на лоб свешивались темные волнистые волосы, пару месяцев не видевшие ножниц. Большинство студентов в юрте носили повсе-

дневную одежду, но у Дэвида она была не просто повсе-

дневной, а уже слегка затасканной: обтрепанные летние бриджи, темно-синяя футболка с выцветшим логотипом, разобрать который было уже невозможно, поношенные кеды.

В первую секунду у Стиви мелькнула мысль, что она уже встречала Дэвида раньше. Что-то было в его облике, какой-то намек на… Она не могла понять, на что. И это что-то не давало ей покоя.

– Вот он, Дэвид, – сказала Элли, вцепившись в его локоть. – Теперь наша «Минерва» в сборе. Скажи «привет», Дэвид.

«Только не говори “привет, Дэвид”!» – подумала Стиви, но он словно прочитал ее мысли и ровно так и ответил. Плюс еще одно очко. Похоже, студенты «Эллингэма» не такие уж и особенные.

Темно-карие глаза Дэвида буравили ее, будто бы он понял, о чем она только что подумала. Он слегка приподнял бровь и тонко улыбнулся. Сгрузив Элли обратно на диван, он втиснулся между Нейтом и Стиви. Закончилось представление Дэвида тем, что Элли украсила его шевелюру перышками из своего боа.

Дэвид залез в карман и достал потрепанную колоду карт.

– Вытяни одну. – Он протянул колоду Стиви.

Когда он наклонился, теплый вихрь его запахов налетел на нее: что-то сладковатое, с мускусными нотками, как воздух летним днем в переполненном автобусе.

Стиви не очень хотелось трогать карты, но деваться было некуда, и она аккуратно достала одну.

– Посмотри на нее. Но мне не показывай.

Стиви мельком глянула – валет червей.

– Хорошо. – Дэвид запрокинул голову и принялся разглядывать потолок юрты. – Это… тройка крестей?

– Нет.

– Ладно. Бубновая шестерка?

– Нет.

– Пиковый туз?

– Нет.

– Хм…

Нейт с сочувствием посмотрел на них, а на лице Джанелль расплылась угодливая улыбка. Элли облокотилась о спинку дивана.

– Семерка червей? – продолжал гадать Дэвид.

– Пора сдаться, – покачала головой Стиви.

– Нет, нет, я обязательно угадаю! В первые пятьдесят две попытки у меня всегда получается.

Джанелль издала короткий смешок, но Стиви подозревала, что она сделала это из вежливости.

– Хорошо. – Дэвид глубоко вздохнул. – Последняя попытка. Это… король крестей!

Стиви показала карту.

– Ну да, – пожал плечами Дэвид. – Вообще-то, я не собирался угадывать. Просто называл карты.

Он забрал у нее карту и спрятал колоду в карман. Стиви почувствовала, как у нее запылали щеки. Он что, издевался? Какого черта все это значит? Она вполне могла сносить насмешки, но вот чего не терпела, так это чего-то не понимать. Ей вдруг стало тесно в юрте, и воздух показался удушливым.

Элли легко шлепнула Дэвида по затылку.

– Вот ты баран, Дэвид! – ласково сказала она и незаметно подмигнула Стиви. – Я уже начала беспокоиться, что ты не приедешь.

– Ну да, я и не хотел. – Он повернулся к остальным. – В прошлом году я был немного сбит с толку.

– Он сидел в своей комнате, курил травку и играл в видеоигры, – пояснила Элли.

– Ты говоришь так, будто я ничего не делал, – запротестовал Дэвид. – Это было исследование.

– Дэвид создает видеоигры, – сказала Элли. – По крайней мере, он так говорит.

– Ну а вы, народ?

Джанелль принялась за очередную презентацию, снова выделив Нейта как «того самого, кто написал ту самую книгу». А потом подошла очередь Стиви.

– Она изучает преступления, – сказала Джанелль.

– Преступления? – повторил Дэвид. – Это как?

– А как ты думаешь? – спросила Стиви.

– Ты… смотришь «Инвестигейшн дискавери»?

Она, конечно, смотрела документальные передачи о расследованиях загадочных убийств – по этому каналу ничего другого и не показывали. Но вслух этого не произнесла.

– Стиви изучает криминалистику и всякое такое, – поспешно сказала Джанелль, защищая ее. – И еще она знает все детали эллингэмского дела. Поэтому она здесь.

– Да ладно! Ты что, приехала, чтобы его раскрыть? – спросил Дэвид.

Стиви словно получила удар под дых.

Ну да. План был такой. Но вроде никто не собирался это озвучивать, и уж точно она не ожидала, что это откроется таким образом. Он просто взял и украл ее мечту. Заветный воздушный шарик, который она так медленно надувала, который так осторожно поднимался в небо, готовый взмыть в бесконечность. Один-единственный укол шпилькой – и все, шарик лопнул. Ошметки мечты разлетелись по юрте.

– Значит, ты не собиралась никому говорить? – Взгляд Дэвида пронизывал ее насквозь.

Повисла неловкая пауза. Чтобы как-то ее сгладить, Элли торопливо бухнулась Дэвиду на колени.

– Дело вроде закрыто, – сказала она. – Разве нет? Там же кто-то сознался?

– Его признали виновным, – начала объяснять Стиви. – Но, скорее всего, это не он. Он сознался, потому что…

Взрыв смеха раздался в противоположном углу, и все головы моментально повернулись в ту сторону. Никого больше не интересовало, почему Антона Ворачека, какого-то местного анархиста, арестовали и обвинили в преступлении и почему он в итоге сознался.

– Он сознался, потому что в суде… – пыталась договорить Стиви.

Но уже никто не слушал. Дэвид самодовольно ухмыльнулся; Джанелль, Нейт и Ви смущенно молчали.

Обычно сразу понятно, когда твой момент упущен.

Откуда-то появилась фляжка, которую начали передавать по кругу. Элли хлебнула, Дэвид пропустил. Когда выпивка добралась до ребят, они все отрицательно покачали головами. Стиви вообще считала, что пить после кого-то мало того, что противно, так еще и неправильно. Она четко соблюдала «принцип обмена» Эдмона Локара: каждый контакт оставляет след.

Элли и Дэвид отошли пообщаться с второкурсниками, оставив новичков в одиночестве.

– Он забавный, – натянуто улыбнулась Джанелль.

Нейт даже не пытался притворяться.

– По-моему, ты облажалась еще больше, чем я, – сказал он Стиви.

* * *

Ночь – самое тяжелое время суток. Ночью приходила тревога.

Было уже три часа, а Стиви так и не сомкнула глаз. Эта ночь вполне могла закончиться приступом панической атаки. Новая школа, новые друзья, новое жилище где-то высоко в горах – а ведь она никогда не уезжала из дома больше чем на три дня, да и то с родителями. Ночь принесла с собой свежий воздух, но в комнате еще чувствовалась духота дня. Стиви открыла окно, и в комнату впорхнул гигантский мотылек. Он метнулся к люстре на потолке и закружил вокруг лампочки, тревожно хлопая крылышками.

– Я пойму, когда оно начнется, – сказала ему Стиви.

Первый приступ случился, когда ей было двенадцать. Причины остались неизвестны. Родители пытались помочь, но испугались сами. Частично удалось справиться с помощью лекарств, а также благодаря консультациям со школьным психологом. Кроме того, Стиви проштудировала весь Интернет.

Прошли год и три месяца с тех пор, как атаки перестали следовать одна за другой, и почти полгода – с момента последнего серьезного приступа. Но ночи все равно тревожили ее. Каждый раз, прежде чем улечься, она расхаживала перед кроватью и думала, будет ли это очередная ночь, когда не удастся уснуть, потому что сердце будет нестись словно машина без водителя с вжатой в пол педалью газа.

Она уселась на пол спиной к открытому окну и закрыла глаза. Легкий ветерок щекотал шею. Вдох. Выдох. Считай. Раз. Вдох. Два. Выдох. Пусть мысли просто текут мимо.

«Значит, ты не собиралась никому говорить?»

Забей.

«Ты всегда можешь вернуться домой».

Отпусти и забудь. Серьезно. Стань настоящей Эльзой из «Холодного сердца».

«Ты облажалась еще больше, чем я».

Она открыла глаза и посмотрела на письменный стол. Можно принять противосудорожные таблетки и вырубиться, но завтра она весь день будет как сонная муха.

Нет. У нее самые серьезные намерения. И она настроена сделать все на отлично.

А сейчас ей нужно только одно лекарство – детективный роман. Она всегда любила детективы, с самого детства. Они стали ее спасением во время панических атак. Когда она просыпалась среди ночи, то бралась за книгу, или включала документальные передачи, или слушала подкасты. Большинство людей вряд ли успокаиваются, когда читают о маньяках, растворяющих тела жертв в ванне с кислотой, о всяких Брейвиках и Х. Х. Холмсах, об убийцах с магистралей, о тихих соседях с темными секретами, о замурованных телах и скрытых отпечатках пальцев, о тринадцати гостях за обеденным столом, которые все должны умереть, и ты это знаешь… Ее мозг принимался решать головоломки, и, когда был занят преступлениями, он забывал про панику.

Вот так Стиви стала ходячей криминологической энциклопедией. Она слушала подкасты в перерывах между уроками и пока чистила кофемашину в кафе. Но этого ей было мало, и тогда она зарегистрировалась на сайте «Интернет-ищейки». Там познакомилась с такими же, как она, – людьми, все свое свободное время посвящающими изучению нераскрытых дел. И там узнала про эллингэмское дело, которое сразу ее зацепило.

Конечно, сама мысль о том, что она сможет раскрыть это дело, была невероятной. Она всего лишь шестнадцатилетняя девчонка из Питсбурга, а дело чуть ли не столетней давности. И кто только ни пытался его раскрыть. Даже у ФБР не получилось. Десятки частных детективов из серьезных (и не очень) агентств потерпели неудачу. Этим делом занимались тысячи человек по всей стране. Сам гениальный Альберт Эллингэм посвятил всю свою жизнь поискам ответов, и эти поиски его сгубили.

Ты не сможешь просто так взять и распутать эллингэмское дело.

Она уставилась на стены. Толстый слой краски и возможные секреты.

Она не облажалась. Она – Стиви Белл, и она поступила в Эллингэмскую академию. Сама поступила. А сюда не принимают по ошибке.

Только если ее случай не стал их первой ошибкой.

Что если это так? Если впервые за свою историю они что-то напутали? Почему ее сюда приняли?

Нет, нет, нет и еще раз нет.

Стиви включила на телефоне подкаст, вставила наушники и открыла запечатанную коробку. Она вытащила оттуда несколько толстых папок с распечатками и копиями документов, моток плотного скотча и ножницы. Коробка опустела, и Стиви разрезала ее на более или менее равные части. Она действовала аккуратно и быстро, и ее мозг равно занимали и подкаст, и работа.

В полицейских детективах всегда есть специальная доска – место, куда помещают фотографии жертв и подозреваемых, карты и графики. Наглядная информация, собранная специально, чтобы было проще обдумывать версии.

Коробка станет такой доской.

На самом верху она разместила три фотографии: Айрис Эллингэм, Элис Эллингэм и Дотти Эпштейн. Рядом – план этажей Гранд-Хауса в то время.

Доска постепенно наполнялась материалами.

В центре Стиви прикрепила печально известную улику, о которой было столько разговоров, – письмо Лукавого.

Вот загадка, будет смех! Что ж нам выбрать для потех? В петлю сунуть, застрелить? Ударить финкой, яд подлить? Может, запалить огонь? Или нет – залить водой! Будет ярко дом пылать! Жаль, что долго убирать… Можно со скалы столкнуть, В голову топор воткнуть, На машине ночью мчаться И в аварии скончаться. Столько разных передряг – Ну не выбрать нам никак! Вам не спрятаться, не скрыться, Так давайте веселиться! Ха-ха. С наилучшими пожеланиями, Лукавый

Оригинал письма был утерян в суматохе расследования, так что его уже никогда не удастся проверить на отпечатки пальцев. Осталось лишь фото – жестокое, пугающее послание, присланное в «Эллингэм» за неделю до похищения. Оно было составлено из слов, вырезанных из журнальных и газетных статей, – классический и жуткий способ скрыть свой почерк.

Среди всех таинственных деталей эллингэмской загадки эта была самой интригующей, и Стиви возвращалась к ней снова и снова – странное заявление от неизвестного, который будто бы говорил: «Я плохой. Я собираюсь вам навредить. Сейчас я вам причиняю боль, вызывая страх. Я – лезвие. Я – мистер Лукавый».

Прямо как троллинг. Только слишком сложный. В тридцатые годы напугать известную персону было проблематично. И чтобы написать такое письмо, нужно было собрать газеты и журналы, найти подходящие слова, вырезать, приклеить. А потом отправить по почте, не зная, какой эффект оно окажет и дойдет ли вообще.

Зачем объявлять о себе, мистер Лукавый? Зачем предупреждать о своем появлении?

Стиви прикрепила на доску еще одну фотографию. Антон Ворачек. Письмо Лукавого – вот что убеждало Стиви (да и других) в его невиновности. Ворачек с трудом изъяснялся на английском, не говоря уже о том, чтобы написать на нем стихотворение, да еще в духе знаменитой Дороти Паркер. Но на этот факт никто не обратил внимания. У Ворачека нашли помеченные Эллингэмом купюры из тех, что он отдал в качестве выкупа; мало кто испытывал к нему теплые чувства, к тому же он признался в суде.

Призрак Лукавого продолжал маячить в этом деле.

Весь следующий час Стиви сооружала свою доску: план дома, копии допросов, отчеты полицейских. Чтобы найти все это, ей понадобились уйма времени, помощь библиотекаря и некоторых пользователей «Интернет-

ищеек», два картриджа и пачка бумаги из офисных запасов Эдварда Кинга (хоть здесь он пригодился). Тонна материалов, тяжеленная кипа. Стиви любила перебирать эти папки и стопки, изучать их снова и снова, до тех пор пока весь этот массив не превратился в упорядоченный поток, двигающийся в ее мозгу по определенному руслу и в определенную сторону. Конечно, в «Эллингэм» и раньше приезжали люди, всерьез интересующиеся этим делом. Но раньше не было Интернета, так что некоторые из них просто не имели возможности сделать то, что сделала Стиви. А другие…

Нет. В ком еще могла таиться такая страсть? Ни в ком. Когда становишься самым главным фанатом, ты понимаешь это: помнишь каждое слово, замечаешь недоговоренности, чувствуешь несоответствия. Ты прекрасно знаешь, что стал единственным, кто достиг такого уровня.

Приближался рассвет, когда Стиви закончила свою работу. Все документы расположились на своих местах, доска была полностью собрана. Она подошла к окну – первые солнечные лучи мягко пробивались сквозь листву, утренний ветерок играл занавесками. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.

Переломным этапом любого детективного романа становится момент, когда на сцене появляется сыщик. В квартире Шерлока раздается дверной звонок. В холл шикарного отеля входит маленький бельгиец с напомаженными усами. Тихая старушка с корзинкой с вязанием приезжает в деревню к своей племяннице в тот самый момент, когда по округе начинают распространяться отравленные письма. Частный детектив возвращается в контору после ночной попойки и застает там женщину в шляпке с вуалью и сигаретой в руке. Вот тогда все и начинает меняться.

А теперь сыщик приехал в Эллингэмскую академию.

14 апреля 1936 года, 4.00

Когда Джордж Марш проехал через центральные ворота эллингэмского поместья, ему махнули рукой двое хмурых рабочих в спецодежде с револьверами. Они проводили взглядом его «форд», второй раз за несколько последних часов проезжающий по вихляющей дороге.

Альберт Эллингэм и Роберт Макензи ждали на обочине. Макензи кутался в пальто, а Эллингэм, казалось, вовсе не чувствовал холода. Когда машина остановилась, он рванул заднюю дверь и тут же отшатнулся.

– Что случилось? Где они? О боже, твое лицо! Что с ним?

Марш вылез из машины, и при свете фар они разглядели огромный кровоподтек на скуле, синяк у глаза и глубокий порез на левой щеке. Глаз почти весь заплыл, щека была покрыта засохшей кровью.

– Их там не было, – сказал Марш.

– Что значит не было? Ты их не видел?

– Я свернул к Уэст-Болтону, проехал чуть больше мили и увидел автомобиль поперек дороги. Остановился, вышел и попал в засаду. Они хотят еще двести тысяч. Ни Айрис, ни Элис там не было.

Роберт шумно вздохнул.

– Ты был прав, Роберт, – сказал Эллингэм. – Они хотят больше. И мы дадим им больше. Сколько у нас времени?

– Сутки, – ответил Марш. – Будет еще один звонок. Они велели ждать у телефонной будки на Черч-стрит сегодня в одиннадцать вечера. Они хотели, чтобы деньги привез ты, но мне удалось договориться, что это буду я.

– Вот теперь нам точно стоит позвонить в полицию и ФБР, – заметил Роберт Маршу. – Надо, чтобы кто-то разбудил Гувера. Так дальше нельзя.

– Они сказали, что ситуация ухудшилась, потому что вмешалась полиция, имея в виду меня.

– Конечно, они не хотят никакой полиции, – сказал Эллингэм. – И я смогу дать им все, что они попросят.

– Это так и будет продолжаться, – упорствовал Роберт. – Ты же неиссякаемый источник денег. Неужели не понимаешь?

Где-то поблизости глухо ухнула сова.

– Поговорим об этом внутри, – тихо проговорил Марш. – Голоса разносятся.

Гранд-Хаус затих, но не замер. Лампы в главном холле мигали и тускнели: с электричеством часто бывали перебои. Весь дом, казалось, пульсировал. Возле входной двери застыли еще два человека в комбинезонах с оружием наготове. Они настороженно посмотрели на хозяина и его спутников, и вид разбитого лица Марша не добавил им спокойствия. Монтгомери все еще ждал в холле.

– Мне принести воду и бинты, сэр? – спросил он.

– Что? – не понял Эллингэм, затем взглянул на Марша и торопливо махнул рукой: – Да-да, конечно, принеси.

В кабинете Эллингэм подошел к бару и трясущимися руками налил немного виски себе и детективу.

– Что вы сказали прислуге? – спросил Марш. – Они наверняка заметили отсутствие миссис Эллингэм и Элис.

– Сказали, виной опять прежняя угроза, – ответил Роберт. – Анархисты. Якобы миссис Эллингэм осталась ночевать в Берлингтоне у друзей, пока мы не разберемся с этим.

– Думаешь, все поверили? – усомнился Марш.

– Непохоже.

Какое-то время трое пребывали в молчании. Марш опустился в кресло. Эллингэм стоял перед камином, теребя лацкан пальто. Макензи сел за стол и снова взялся за письмо. Монтгомери принес бинты и воду, и Марш принялся вытирать лицо.

– Мы вернем их, – неожиданно зло проговорил Эллингэм. – Мы дадим им все, что они хотят. Айрис – сильная женщина и находчивая. Она справится.

– При всем моем уважении, – начал Роберт, – в этих обстоятельствах я должен говорить откровенно. Да, миссис Эллингэм находчива, а еще решительна, упряма и атлетична. Она чемпионка по плаванию и отличная лыжница. Неужели ты думаешь, что она позволит спокойно удерживать себя и дочь? Она будет сопротивляться. И это может плохо кончиться. Чем дольше мы откладываем вызов полиции, тем опаснее становится их положение.

– Но они уже показали, что будет, если вмешается полиция. Посмотри, что они сделали с Маршем! Мы справимся. Мы сможем дать им все без лишней шумихи.

– У нас может просто не остаться выбора, – ответил Роберт. – Даже если мы все сделаем правильно, ты думаешь, получится сохранить это в тайне? У нас в доме почти двадцать человек, а еще студенты, и утром приедет не меньше сотни рабочих. Каким образом при таком количестве глаз и ушей слухи не просочатся в газеты?

– Отмени все работы на этой неделе, и пусть людям заплатят.

– Но это не остановит разговоры. Наоборот. К обеду весь Берлингтон будет гудеть.

Эллингэм взглянул на Марша. Тот осторожно тянул ви´ски, морщась от боли в разбитых губах.

– Удастся достать эту сумму к завтрашнему утру? – спросил детектив.

– Банк Берлингтона не сможет выдать столько со счета, – задумчиво произнес Эллингэм. – Вот что, Роберт, разбуди кого-нибудь в Нью-Йорке, пусть придут в банк к открытию и отправят деньги сюда самолетом. Скоординируй все наши контакты. Деньги, пилоты. Я хочу, чтобы люди проснулись прямо сейчас. Я собираюсь сделать все необходимое, чтобы обезопасить поместье.

Когда Эллингэм вышел из кабинета, полицейский и секретарь переглянулись.

– Понимаю твое неодобрение, Макензи, – сказал Марш. – Мне тоже не нравится эта идея. Но думаю, прямо сейчас мы должны действовать только так.

– Это письмо… «В петлю сунуть, застрелить? Ударить финкой, яд подлить? С наилучшими пожеланиями, Лукавый». Человек, написавший эти строки, имеет в виду не похищение, а убийство.

– Следующие двадцать четыре часа мы будем действовать, как решили. Кто бы ни совершил это преступление, он хорошо знает поместье. И он наверняка за нами наблюдает. Если здесь появятся агенты ФБР, они могут занервничать и поступить опрометчиво. Мы сохраним спокойствие и сделаем так, как нам велели.

В дверях кабинета появился Эллингэм.

– Только что обнаружилось исчезновение одной студентки, Долорес Эпштейн, – торопливо проговорил он. – Надо прочесать всю местность. Это должно быть связано с похищением. Она хорошая девочка, не из тех, кто сбегает из школы. Господи, нужно защитить студентов! Нам нельзя проколоться. Нужно найти предлог, чтобы они на время покинули школу.

Роберт Макензи устало прикрыл глаза. Ощущение беспомощности, словно он наблюдает за стихийным бедствием и ничего не может поделать, нахлынуло на него.

Глава 8

Стиви проснулась словно от толчка и уселась в незнакомой постели. На полу лежала ее ночная работа. Глаза героев этой истории следили за ней, пока она собирала свои принадлежности для душа в голубой контейнер, который так тщательно выбирала перед поездкой. Шампунь в одну сторону, гель – в другую, нужно еще найти место для бритвы… Она натянула пижамные штаны, халат, влезла в шлепанцы, подхватила контейнер и целых две минуты стояла перед дверью, набираясь храбрости, чтобы выйти в коридор.

Все это так необычно. Но почему? Стиви знала, что будет жить в общежитии. Она и раньше оставалась ночевать у друзей. Но здесь было по-другому: ей придется сосуществовать с другими людьми, среди которых есть парни. Половина из них – парни.

Ну и что? На ней халат… и что?

Стиви открыла дверь. В коридоре – никого. Чувствуя себя победительницей, она стала тихонько спускаться по лестнице. Наверху была еще одна ванная комната, так что вряд ли все обитатели коттеджа пойдут вниз. В небольшой ванной уже стоял пар, и в одной кабинке с запотевшими стеклами кто-то был.

Стиви поставила свой контейнер на подоконник и провела рукой по стеклу, покрытому, словно инеем, специальной краской, проверяя, точно ли ее не будет видно снаружи. Тем временем стеклянные двери кабинки разъехались в стороны, и оттуда выпрыгнула Элли, с которой ручьем стекала вода. Можно сказать, что на ней было полотенце, только она им замотала волосы. Все остальное оставалось на виду.

– О, привет, – сказала она. – Вода, кажется, холодная, уж извини.

Она прошлепала мимо, оставляя мокрые следы на плитке. У двери обмоталась полотенцем, едва прикрыв сокровенные места, и вышла.

«Вот что значит уверенность», – подумала Стиви.

А еще Элли была босиком. Стиви же напялила дурацкие шлепанцы. Мать предупреждала, что если она хоть на секунду снимет их, будет атакована полчищем смертоносных микробов. Душ выглядел чистым, и все же…

Вода не казалась холодной. Она просто была холодной.

И все же холодный душ летним утром – не самая плохая вещь на земле, особенно когда ты уже устал. Это же чистая горная вода (ну ладно, похоже, обычная вода из городского коммунального хозяйства, но надо же чем-то себя утешить, когда стоишь под ледяным душем).

Джанелль уже сидела за столом, погрузившись в чтение и время от времени зачерпывая ложкой кукурузные хлопья с молоком. Пикс расположилась в гамаке и вязала. Остальные еще не спустились.

– Доброе утро! – бодро крикнула Пикс. – Все, что нужно для завтрака, – на кухне.

Стиви пошаркала на кухню и принялась за поиски кофе. Она порылась в ящиках, заваленных коробками с хлопьями, и заодно проверила содержимое холодильника.

Внезапно (Стиви даже подпрыгнула) рядом с ней материализовалась миска для хлопьев.

– Все бесплатно, – сказал Дэвид. – Пикс не будет пересчитывать коробки и выставлять тебе счет.

Стиви не поняла, была ли эта шутка чем-то вроде издевательства по поводу денег и их отсутствия. Кто такое может сказать? Какой-нибудь тип вроде Дэвида, который к тому же выскакивает как черт из табакерки перед тобой утром, когда ты еще и наполовину не проснулась. А он вообще знает, что ее родители небогаты?

Он хочет поиграть? Что ж, она будет играть. Нет необходимости быть милой, Стиви. Зеленый свет.

Она принялась изучать его. Он был в той же одежде, что и на вечеринке, и несколько перышек все еще торчали в его волосах. Либо вовсе не спал, либо спал в одежде. Девушка незаметно принюхалась. От него пахло вином. Похоже, пил вместе с Элли. Любопытно, но недостаточно. Смотри внимательней. Сейчас, при дневном свете, впечатление было более четким, чем тогда, в затемненной юрте. Нос длинный и прямой. Когда он протянул ей миску, она заметила тонкие мускулы, оплетающие его руку, и битые, но дорогие часы на запястье. Стекло в обрамлении кристаллов было поцарапано, но не треснуло полностью, и кожаный ремешок, хоть и потертый, держался крепко. Она присмотрелась к надписи на циферблате: «Ролекс».

Это уже что-то. Еще странный загар на руках. Одна рука покраснела, другая просто загорела. Точно так же одна половина лица была краснее другой. Какой-то кривой загар, словно он был прикрыт наполовину или слишком долго лежал на одном боку под солнцем.

– Итак, – начала Стиви, крепко сжимая миску. – Ты из Калифорнии?

Она насыпала себе кукурузные колечки.

– Итак, ходят слухи, – ответил Дэвид, доставая чашку.

Стиви снова глянула на его неровный загар, полосы солнечных ожогов, бледные места. И его голос: у него не было того тягучего, расслабленного калифорнийского акцента.

– Недавно? – спросила она.

– Недавно что? – в голосе появилась едва заметная резкость.

Хорошо.

– Ты недавно оттуда уехал? – Стиви бросила несколько колечек в рот и захрустела.

– С чего ты взяла?

Дэвид улыбнулся, но как-то натянуто. В голосе напряжение. Недавний переезд, и обстоятельства были не из приятных. Богатый мальчик, эта тема его явно напрягает, но очевидно, что он притворяется и хочет внимания.

– Просто поняла, – ответила она.

– И много ты понимаешь? – спросил он.

Теперь Дэвид улыбался шире, прищурив глаза. Прислонился к холодильнику и поправил часы. Стиви заметила это движение. Она подняла на него глаза, и он сунул руку в карман, словно понял, что она это увидела.

С этими часами что-то не то.

– Можешь подвинуться? – попросила она. – Мне нужно молоко. Надо же по полной программе позавтракать за свои деньги.

– Конечно. – Он улыбнулся еще шире и отошел от холодильника. – Юному детективу нужен завтрак.

– А при проблемах с папочкой нужен хороший психотерапевт, – парировала она.

Он громко засмеялся, почти закашлялся. Она попала в точку. Наугад и просто так, но она его зацепила.

Хорошо бы эта маленькая пикировка закончилась прямо сейчас – было бы идеально. Но, понятно, деваться некуда. Он тоже здесь живет. Он уселся на другом конце стола и уставился в пространство перед собой.

Еле передвигая ноги, в комнату вполз взъерошенный Нейт. Этим утром он выглядел чуть более живым и даже сказал всем «привет».

– Итак, – спросил Дэвид как-то слишком громко, – что у нас в планах на сегодня?

– Встречи с советниками, – ответила Джанелль. – Кто они такие? У меня доктор Хинкель.

– Любишь слушать истории про то, как чувак потерялся в Большом адронном коллайдере? – спросил Дэвид.

– Обожаю! – ответила Джанелль.

– Тогда все в порядке. Кто у тебя, Нейт?

– Доктор Куинн.

– О-о-о, – протянул Дэвид и покачал головой. – Готовь бинты. Крови будет много.

– Что?

– А кто достался Стиви? – Его хитрая улыбка снова заиграла на лице.

– Доктор Скотт, – ответила она.

– Капитан Энтузиазм! – воскликнул Дэвид, и Стиви заметила, как Пикс слегка усмехнулась за своим вязанием. – Он живчик. Будете разгадывать преступления вместе?

– Дэвид. – Пикс вздернула бровь.

– Я просто спрашиваю, – изобразил тот невинность.

– Подожди, что ты имел в виду, говоря про кровь? – насел на него Нейт. – Она что, такая суровая?

– Просто запомни: плакать не стыдно, – не унимался Дэвид. – В смысле, после всего. Я тоже плакал, когда потерял девственность.

– Дэвид, – снова вмешалась Пикс. – Не вгоняй людей в панику. Доктор Куинн очень хорошая, Нейт. У тебя все будет нормально.

Стиви зависла на слове «девственность». Это опять была такая шутка? Скорее всего. И что тогда она значит? Он специально сказал это, чтобы казаться опытнее их всех? Ей послышалось, или слово «девственность» прозвучало чуть громче остальных в этой фразе? Может, он намекал на ее девственность?

Черт, он смотрит прямо на нее. Неужели эта шутка была проверкой для Стиви?

Она сунула в рот очередную ложку хлопьев, но не почувствовала их вкуса. Сахар заскрипел на зубах.

– Она собирается расспрашивать меня о моей книге? – спросил Нейт.

– О чем расспрашивать? О сюжете? О драконах?

– Нет, о том, готова ли она и работаю ли я?

– А, это. Ну да. Вероятно, спросит. А какая у тебя группа крови, кстати? Чисто для информации.

– Дэвид.

Он поднял обе руки.

– Шучу, шучу. Он знает, я шучу. Ты же знаешь, Нейт, что я шучу?

По Нейту было не сказать. Джанелль, молча наблюдавшая за разговором, решила вмешаться.

– Сходишь со мной в мастерскую, Стиви? – спросила она. – Хочу посмотреть, где хранятся принадлежности для пайки. Не могу дождаться, когда попробую свою новую паяльную лампу.

При этих словах появился Хейз. Его золотистые волосы, мокрые после душа, прилипли ко лбу. На нем были белоснежные шорты и голубая футболка – все первозданной чистоты, не то что у Дэвида. Даже рано утром он выглядел как-то ненатурально хорошо. Только глаза покраснели.

– Во сколько ты лег? – спросил Дэвид, оглядывая его с головы до ног. – В полпятого?

– Я почти не спал, – кокетливо улыбаясь, ответил Хейз.

– Ага, – кивнул Дэвид. – Ты всех нас на свадьбу пригласишь? Бет тоже?

Хейз пожал плечами и рухнул на стул.

– Ну что, ты все еще знаменитость или как? – спросил Дэвид.

– Или как, – улыбнулся Хейз. – В общем, да. Может быть.

– Зомби-бизнес – хороший бизнес, – сказал Дэвид. – Людям нравятся живые мертвецы.

– Это про меня! – сказала Стиви. – Я работаю в «Монровилль молле».

Хейз не ответил.

– В Питсбурге, – добавила Стиви. – Знаменитый «Монровилль молл»…

Хейз кивнул и улыбнулся, но на его лице возникло выражение «я понятия не имею, о чем ты говоришь». Стиви словно увидела взгляд родителей и покраснела.

Нейт оторвался от созерцания молочного озера с утонувшими хлопьями в своей миске и посмотрел сначала на Хейза, потом на Стиви.

– А как к тебе пришла идея писать про зомби? – спросила Джанелль в попытке вернуть разговор в нормальное русло.

В комнату ввалилась Элли, на этот раз в выцветших шароварах и футболке с надписью «ИСКУССТВО РУЛИТ». Вместо приветствия она уселась за стол, закинула на него голую ногу и какое-то время внимательно исследовала ступню.

– Не знаю, – ответил Хейз на вопрос Джанелль. – В прошлом году я уехал домой, во Флориду, несколько дней катался на доске, и мысль сама пришла в голову. Иногда выпадает шанс вырваться из рутины и просто подумать, вот тогда и появляются классные идеи.

– Никогда не знаешь, где их ловить, – сказала Элли. – В Париже мы сидели без дела, попивали вино и пускали все на самотек.

– Я тут говорил с Эддертоном. Про кино, – как бы невзначай обронил Хейз.

– Пи Джей Эддертон? – спросил Нейт. – Режиссер «Мотеля “Серебряный свет”»?

– Мы просто поговорили, – скромно улыбнувшись, ответил Хейз. – Но, в общем, да, это он.

Даже Элли заинтересовалась. Режиссера Эддертона она точно знала. Он снимал экстравагантное кино в стиле артхаус, кино, которое мгновенно расходилось на тысячи гифок и крылатых фраз.

– Что ж, – произнес Дэвид, – удачи тебе.

И снова было непонятно, действительно ли он имел в виду то, что сказал. Это прозвучало совсем не как пожелание удачи.

– Ребята, вам бы лучше поспешить, – сказала Пикс, поднимаясь к себе. – У вас начинаются встречи.

Пришло время погрузиться в жизнь Эллингэмской академии.

Глава 9

Стиви шагала по извилистой тропе к Гранд-Хаусу. Деревья нависали над ней зеленым куполом, сквозь который просачивался солнечный свет, игравший на тропинке яркими бликами. Она позвонила в звонок у массивной входной двери. В прежние дни эту дверь непременно открыл бы дворецкий Монтгомери. В многочисленных книгах, описывающих это громкое дело, он часто фигурировал. Он обучался в Англии и прислуживал королевским особам, а потом его переманили из одного фешенебельного дома Ньюпорта в «Эллингэм», где он стал управляющим прислугой Гранд-Хауса. После похищения он остался на службе, но здоровье его было подорвано, и спустя несколько лет он

умер.

А сегодня никаких дворецких. Только тихое жужжание, означающее, что дверь открылась. Стиви вошла в просторный холл. Охранник Ларри сидел в тени за своим столом, в стороне от входа.

– Встреча с доктором Скоттом? – спросил он.

Стиви кивнула.

– Посиди пока здесь, – указал он на несколько кресел, окружавших большой камин. Там уже расположилось несколько человек, включая Жермену Батт, очень сосредоточенно что-то пишущую в телефоне.

– Когда тебя позовут, поднимайся по лестнице и дальше налево по коридору, – сказал Ларри и показал на балкон. – Доктор Скотт будет в самой последней комнате.

– Бывшая спальня Айрис Эллингэм, – сказала Стиви, глядя на потолок.

– Верно. – Ларри откинулся на спинку стула. – Интересуешься делом? Какая твоя любимая книга?

– «Убийство на горе» Сандерсона, – без промедления ответила Стиви. – Немного нудно, но зато дело изучено максимально глубоко.

– Хорошая вещь, – кивнул Ларри. – А «Материалы эллингэмского дела» читала?

– По-моему, там больше умозаключений, чем фактов, – ответила она.

На это он тоже кивнул.

В Гранд-Хаусе было прохладно и слегка пахло сигарами, хотя маловероятно, чтобы с тридцатых годов здесь кто-нибудь курил. Стиви столько всего знала про это здание. В холле стояла мебель из палисандра, привезенного из Индии. Огромный камин отделан белоснежным мрамором из итальянской провинции Каррара – той самой, куда Микеланджело лично приезжал выбирать камень для своих работ. Светильники были украшены австрийскими кристаллами, отобранными вручную шестью архитекторами, работавшими над проектом дома. Стиви читала, что витражные стекла в окнах были созданы «в стиле знаменитой школы Глазго» (это, несомненно, означало что-то роскошное, правда, Стиви не знала, что именно). Окна просторной террасы тоже были витражные, а деревянная крыша – из искусно вырезанных переплетений цветов, ветвей и прячущихся в них птиц.

– Стиви? Стиви Белл?

Она взглянула наверх – на балконе, перевесившись через перила, стоял мистер «Зовите меня Чарльз». На нем была футболка с эмблемой Зеленого фонаря и брюки чинос, а слегка взъерошенные волосы придавали ему небрежный и мальчишеский вид.

– Поднимайся, – позвал «Зовите меня Чарльз».

Он встретил Стиви на площадке и протянул руку.

Из ближайшей комнаты им навстречу вышла женщина. Первым, что бросилось в глаза Стиви, был ее рост. Женщина, вероятно, и так была не низкой, да к тому же на ней были лакированные черные туфли на тонкой шпильке. Когда она повернулась, подошва туфель сверкнула красным. Стиви не была экспертом в моде, но даже она знала, что такие туфли не из дешевых, как и прекрасно сшитая юбка-карандаш и воздушная блузка сложного покроя, с колыхающимися воланами и складками. Над ее прической явно поработал стилист: длинные волосы были профессионально окрашены в перемежающиеся золотистые и каштановые тона. Женщина что-то набирала в телефоне.

– Доброе утро, Дженни, – поприветствовал ее Чарльз.

– Привет, – бросила она, не поднимая головы, и прошествовала мимо. Ни паузы, ни кивка, ни улыбки. Неприкрытое пренебрежение. Ничего подобного в своей старой школе Стиви не видела. Но Чарльз лишь улыбнулся.

– Это доктор Куинн, – сказал он. – Она читает лекции по американской истории и культуре у первокурсников. Пройдем в мой кабинет.

Поскрипывающие полы были устланы ковровыми дорожками, приглушающими шаги. Дверные ручки в виде круглых кристаллов таинственно поблескивали на фоне темного дерева, а об их острые грани, казалось, можно пораниться.

На последней двери, ведущей в спальню Айрис, а теперь – в кабинет Чарльза, висела пробковая доска, сплошь увешанная табличками, стикерами, маленькими плакатами и надписями: «СПРАШИВАЙ ОБО ВСЕМ», «НАЗАД, Я СОБИРАЮСЬ ЗАНЯТЬСЯ НАУКОЙ!», «Я ОТКАЗЫВАЮСЬ ОТ ВАШЕЙ РЕАЛЬНОСТИ И МЕНЯЮ ЕЕ НА СВОЮ». Самая большая надпись располагалась в центре и явно была сделана вручную. Она гласила: «БРОСЬ МНЕ ВЫЗОВ».

Как раз всего этого и боялись родители Стиви, и она почувствовала странную смесь трепетного восторга и неприязни.

Обстановка комнаты, безусловно, изменилась со временем. Выцветшие серебристые обои, скорее всего, остались от прежней хозяйки, но теперь все стены были заставлены книжными шкафами, между которыми ютились письменный стол с парой стульев и небольшой диван. Повсюду виднелись книги: полки в шкафах были забиты толстыми томами, книги лежали стопками на полу, громоздились на диване, окружали камин. Над столом висели дипломы и сертификаты: Гарвард, Йельский университет, Кембридж – всего шесть массивных рамок; красовались групповые фото команды гребцов и студентов – впечатляющие свидетельства блестящей научной карьеры.

Чарльз указал Стиви на стул.

– Должен сказать, Стиви, – начал он, – твое письмо оказалось одним из самых интересных, какие я когда-либо читал.

Стиви глубоко втянула воздух. «Интересное» – очень неопределенный эпитет.

– Я знаю, ты очень увлечена историей этого места, а также криминалистикой. Изучаешь уголовное судопроизводство. Хочешь в дальнейшем работать в ФБР?

Стиви нерешительно кивнула.

– Превосходно. Давай посмотрим, что у нас есть для тебя, – он надел очки и повернулся к компьютеру. – Итак, вот что мы подготовили исходя из твоих интересов. Ты будешь изучать анатомию и физиологию, статистику и испанский… Это основные предметы, все крайне полезные. Затем мы определили тебя на семинары по уголовному праву и истории права в Америке. Три раза в неделю у тебя будет йога. Все студенты слушают курс доктора Куинн по литературе и истории. Обычно в первый год студенты делают небольшой проект, который станет частью основного проекта на втором курсе. Ты уже думала об этом до приезда?

Стиви с трудом сглотнула. Не просто думала – вчера вечером она готова была сказать об этом вслух, но сейчас, перед Чарльзом, перед всей этой реальностью, сможет ли она повторить? В горле встал комок.

– Мой проект… – попыталась выдавить она, – это раскрыть дело…

– Раскрыть? – вскинул голову Чарльз. – В смысле сделать доклад?

– Нет… в смысле… выяснить, что случилось на самом деле.

Чарльз снял очки, аккуратно сложил их и откинулся на спинку кресла.

– Весьма смелое заявление, – произнес он. – Будь добра, сформулируй для меня поточнее.

Стиви поерзала на стуле и уселась ровнее.

– Я изучила все версии и прочитала все стенограммы протоколов допросов.

– Их, наверное, много.

– Протоколы основных допросов составляют восемьсот страниц. – В голосе Стиви появилась уверенность. – Думаю, ответ где-то в этом доме. Преступник был в доме в тот день.

– Подожди-ка секунду.

Чарльз какое-то время рассматривал ее, прижав кулак к подбородку. Чем дольше длилась пауза, тем сильнее Стиви вжималась в спинку стула.

– У меня возникла одна идея, – наконец произнес Чарльз. – Пойдем.

Он загадочно улыбнулся, совсем как ведущий детского обучающего шоу с мультяшными собаками, словно говоря: «Пойдем со мной, дружок, если хочешь чему-то научиться!».

Они спустились обратно в холл и двинулись к служебным лестницам в глубине коридора, ведущего из холла в подсобные помещения, которыми обычно пользовались слуги. На самом верхнем этаже они остановились перед дверью с табличкой «Посторонним вход запрещен» и панелью кодового замка. Стиви нравились такие двери. Чарльз набрал на панели код из четырех цифр, причем он даже не пытался его скрыть, из чего Стиви сделала вывод, что он хотел, чтобы она его увидела.

– 1936? – спросила она.

– Не слишком хитроумно, зато легко запомнить, – с улыбкой ответил он.

За дверью начинались ступени на чердак: неказистые, узкие, покрытые пятнами. Поднявшись по ним, Стиви и Чарльз попали в огромное помещение под крышей, занимающее периметр всего дома. Там было темно; несколько мансардных окон закрывали плотные шторы.

– Очевидно, что у Эллингэмов было много вещей, – начал Чарльз, набирая комбинацию цифр на панели, включающей свет. – Основные документы были отправлены в Йель, что-то – в библиотеку конгресса. Произведения искусства переданы в музеи Смитсоновского, Массачусетского университетов, Лувр и еще десятки музеев по всему миру. У нас осталось кое-что из мебели, а также посуда, одежда, бытовые мелочи.

Одна за другой с легким потрескиванием начали зажигаться лампы.

Все пространство от пола до потолка было уставлено металлическими стеллажами, разбегающимися в разные стороны под прямыми углами. В одном направлении на полках стояли коробки с книгами, целый ряд был занят чемоданами. Лампы, вазы, статуэтки, обломки какой-то мебели, остовы кроватей, стулья, вставленные друг в друга, оттоманки, трельяжи – все это теснилось по углам и жалось к окнам. Целые рулоны обоев громоздились на стеллажах вперемешку с глобусами и коробками с дверными ручками.

Стиви почувствовала, что ее голова превращается в гудящий улей.

– Нам сюда, – сказал Чарльз.

Стиви молча пошла за ним. Он прошел к дальней стене и остановился возле внушительной конструкции, никак не меньше метра в высоту, накрытой шелковым серебристым покрывалом. Он осторожно снял покров, и перед Стиви открылся Гранд-Хаус в миниатюре – великолепная копия в виде кукольного дома с вазонами перед центральным входом, в которых распускались крошечные цветы.

– Альберт Эллингэм заказал его для Элис через несколько месяцев после ее исчезновения, – сказал Чарльз.

Он нажал скрытую кнопку где-то сбоку, и дом раскрылся, словно гигантская книга. Стали видны атриум и парадная лестница. Каждая деталь была идеальна: маленькие лампы, камин, даже круглые ручки в виде кристаллов на дверях. Обстановка игрушечного домика в точности повторяла реальность.

– Я читала об этом кукольном доме, – сказала Стиви. – Не знала, что он еще здесь.

– Можно открыть и остальные комнаты, – заметил Чарльз. – Красиво, правда?

Стиви подошла ближе и наклонилась. В комнате Элис на кровати сидели крохотные мишки Тедди, в гардеробной Айрис на туалетном столике лежали серебряные расчески и мини-наборы косметики. Кухня была уставлена фарфоровой посудой размером с ноготь, а в кабинете Альберта стояли два стола с телефонами и на стенах висели картины… Прошлое словно оживало в этом шедевре.

– Это произведение искусства, – сказал Чарльз. – Он стоил десять тысяч долларов, и это в деньгах 1936 года. Мы думали отправить его в музей, но так как эта вещь принадлежит Элис, она должна остаться в поместье. Все, что принадлежит Элис, остается здесь.

Чарльз сложил домик обратно, и они со Стиви накрыли его покрывалом.

– Итак, – Чарльз повернулся к ней, – почему я показал его тебе, как ты думаешь?

– Потому что он шикарный?

– Это правда, но не поэтому.

Кукольный дом. Дом в миниатюре. Уменьшенная копия мира.

– Все просто, – сказал Чарльз, сразу переходя к ответу. – Скорбящий отец заказывает прекрасную игрушку для своей дочери, которую он больше никогда не увидит. Это не вымышленная история – все случилось на самом деле. Я знаю: преступление, которое здесь произошло, взволновало многие умы, можно сказать, стало популярным, хотя любое преступление само по себе – событие из ряда вон. Но у него всегда есть человеческое лицо. Если хочешь изучить преступление, придется держать в памяти замешанных в нем людей.

Стиви не поняла, были ли его слова чем-то вроде замечания в ее адрес или он просто преподал один из тех уроков, что так любят взрослые, но сказаны они были достаточно прямо. По крайней мере, он относится к ней серьезно.

– И напоследок. Прежде чем ты с головой окунешься в свое расследование, я хочу, чтобы ты приняла участие в маленьком проекте, который вернет человеческое лицо этой трагедии.

– Что за проект?

– Нет-нет, я не буду тебе говорить, что делать. Ты сама его сделаешь. Что-нибудь придумаешь.

– Но это какая-нибудь письменная работа или…

Чарльз покачал головой.

– На твое усмотрение. Мне пора на следующую встречу. Буду с нетерпением ждать твоих идей.

Стиви спускалась по лестнице, и голова у нее шла кругом от всего, что она увидела и услышала. Из кабинета доктора Куинн выскочила Жермена Батт и полетела вниз как ошпаренная. На лице ее было такое выражение, словно она только что прочитала детальное описание своей смерти.

Внизу ждал Нейт. Он проводил Жермену взглядом и повернулся к Стиви.

– Ну и как? – спросил он.

– Неплохо, – ответила она. – Он показал мне чердак и некоторые вещи, которыми владели Эллингэмы.

Нейт рассеянно кивнул, озираясь по сторонам.

– Тебе ничего не показалось странным, когда мы разговаривали с Хейзом сегодня утром? – спросила Стиви.

– Имеешь в виду то, что он не знал, что в «Монровилль молле» снимали «Рассвет мертвецов»? И что этот торговый центр – вообще самая известная площадка для фильмов про зомби? Ну да, показалось.

Стиви приятно удивилась тому, как быстро они с Нейтом стали понимать друг друга.

– И что ты об этом думаешь? – спросила она.

– Ничего не думаю. Парень выглядит так, будто его распечатали на 3D-принтере.

– Натаниэль! – Доктор Куинн стояла у перил балкона. – Можешь подниматься.

– Все будет отлично. – Стиви постаралась изобразить самую позитивную улыбку, на какую только была способна.

– Ладно, перестань, – отмахнулся Нейт.

– Как скажешь. Тогда все будет кошмарно!

– Спасибо, – пробубнил он. – По ходу увидимся за ланчем… или еще где-нибудь.

Он закинул свой рюкзак на плечи и обреченно поплелся наверх с видом человека, приговоренного к смертной казни.

У выхода Стиви остановил охранник Ларри.

– Доктор Скотт провел для тебя маленькую экскурсию? – спросил он.

– На чердак, – кивнула Стиви.

Ларри нацелил на нее карандаш.

– Как тебе там?

– По-моему, это самое лучшее место в мире.

Выражение лица Ларри не изменилось ни на йоту. Оно словно было высечено из такого же камня, как и гора, на которой он жил.

– В остальном встреча прошла хорошо?

– Да, работы будет много.

– Ничего, справишься. Они всех заставляют выкладываться по полной, но от этого еще никто не умирал.

– Даже если я буду первой, – усмехнулась Стиви, – вы легко сможете отнести тело в лес и там закопать.

Ларри не улыбнулся. Он слегка покосился в угол – Стиви не поняла, зачем.

Пожалуй, это место не самое подходящее для шуток про закопанные тела.

14 апреля 1936 года, 10.00

Леонард Нейр Холмс привык к тому, что периодически из его жизни исчезают некоторые дни. Однажды, в 1928 году, он потерял целый июнь. И у него не было твердой уверенности, что 1931-й вообще существовал. Ему показывали газеты, говорили, что он был, – но нельзя же верить всему, что читаешь.

Итак, в тот вторник Лео проснулся в своей комнате в эллингэмском поместье после глубокого, освежающего сна. Пора было раздобыть что-нибудь на завтрак. Он накинул старый шелковый халат неимоверных размеров, который волочился за ним, собирая с пола пыль. Казалось, его сшили для великана, и, несмотря на то что Лео и сам был ростом под два метра, он мог бы дважды обернуться этим гигантским одеянием, потрепанным временем и кое-где поеденным молью. Сунув руки в бездонные карманы, он пошаркал к двери, но едва успел ее открыть, как в комнату ворвалась Флора Робинсон.

– Дорогая, даже если бы я хотел, – недовольно поморщился он, – для начала мне необходимы грейпфрут и четыре яйца, но перед этим как минимум три стопки джина…

Она закрыла ему рот рукой, оглянулась и захлопнула дверь.

– Что за дьявол в тебя вселился? – спросил он, шаря по карманам в поисках сигарет.

– Лео! Айрис и Элис похитили!

Он медленно выудил из кармана серебряный портсигар, отделанный нефритом, вытянул из него сигарету, постучал кончиком о ладонь и задумчиво вставил сигарету в рот. Похлопал себя по бокам. Ничего не нашел. Подошел к прикроватной тумбочке, постоял какое-то время в замешательстве и включил свет. От яркой вспышки лампы его передернуло. Порывшись в куче хлама на тумбочке, он наконец нашел коробок спичек и прикурил.

– Их схватили вчера, когда они уехали прогуляться, а потом был звонок с требованием выкупа, – объяснила Флора приглушенным голосом. – Альберт вызвал Джорджа Марша. Они скормили персоналу какую-то нелепую историю, будто бы Айрис осталась в Берлингтоне у друзей, и не вызывают копов. Я знаю, что ночью была встреча с похитителями, но что-то пошло не так. Деньги они забрали, но Айрис и Элис так и не вернулись. Требуют еще. Альберт начал собирать.

Лео несколько раз глубоко вздохнул.

– Да уж, – выдавил он.

– «Да уж»?! Это все, что ты можешь сказать? Их похитили, понимаешь?

Лео затянулся сигаретой, почесал щетину и некоторое время разглядывал свои ногти, выпачканные чем-то голубым.

– Ты все за собой подчистила? – спросил он.

– Я сделала что смогла. Ради нее. Пошла в ее комнату сразу, как только поняла, что что-то случилось.

– Ради всех нас, Флора. Поднявшаяся волна топит все лодки.

– Надо что-то делать.

– Что, например? Я не знаю, где она. Я себя-то с трудом нахожу.

– Нужно подумать. Кто бы это мог сделать? Может, стоит им все рассказать? Может, мы должны это сделать?

– Флора, – медленно произнес Лео. – Я так понимаю, в тебе сейчас говорит совесть. Замечательно, что она у тебя есть, но как это поможет Айрис? И как это поможет нам?

– Ты не знаешь…

– Подумай, Флори. Просто подумай. Ты заметила, где мы сейчас? Это глухое поместье магната Альберта Эллингэма. Кто угодно, любящий деньги, мог увезти Айрис и Элис, а деньги любят все. И сделать это мог любой, ведь мы одни на этой горе. Альберт заплатит им.

Флора прислонилась к стене.

– Тебе, моя дорогая, нужно что-то делать с нервами, – заметил Лео.

– Мне ничего не нужно с ними делать! – огрызнулась она в ответ.

Громкий стук в дверь прервал их разговор. Лео кивнул Флоре, чтобы та открыла.

– Доброе утро, Альберт, – натужно улыбнулась она Эллингэму. – А я только что разбудила Лео. Все в порядке?

– Нет, – ответил магнат без тени притворства. – Не в порядке. Нейр, мне нужно, чтобы ты приготовил порцию своих невидимых чернил.

– У меня нет с собой оборудования…

– Здесь есть лаборатория со всем необходимым.

– Да, конечно, – кивнул Лео. – Через несколько часов…

– Нет. Мне нужно это сейчас. Немедленно. Сделай столько, сколько сможешь. Как быстро управишься?

Лео неуверенно взглянул на Флору.

– Час… может, два. Зависит от количества.

– Тогда час. Можешь взять все, что необходимо, но поторопись.

– Одеваюсь и иду.

Альберт вышел, и Флора плотно прикрыла за ним дверь.

– Чернила? – пожал плечами Лео.

– Деньги для выкупа. Он хочет их пометить. Займись этим, а я попробую еще что-нибудь выяснить.

Когда Флора ушла, Лео запер дверь и прошел в гардеробную. Там, на маленьком столике, стояли спиртовка, набор из нескольких мензурок и колб, лежали аптекарские весы. В небольших флаконах с притертыми крышками хранились различные химические вещества. Лео с детства любил химию. Свои краски он смешивал сам, поэтому они получались такими яркими. Он также делал косметику для Айрис и Флоры, прекрасные тени для век и румяна, и это было причиной постоянных серебристых разводов на его щеках и голубых ногтей.

Но сейчас его задачей были не краски и не косметика.

Он не стал терять время – быстро сложил реактивы в портфель, натянул брюки и двинулся по лестнице в холл, насвистывая себе под нос, словно самый счастливый в мире человек.

Глава 10

Стиви возлагала большие надежды на обеденный зал своей новой школы. Конечно, ожидать летающих канделябров и здоровающихся безголовых призраков было слишком самонадеянно, но в наличии длинного деревянного стола она даже не сомневалась.

Во многих загадочных убийствах длинные столы играли не последнюю роль. Гости рассаживались друг против друга и подозрительно разглядывали своих визави сквозь бокалы с вином, гадая, кого же лорд Дадли включил в завещание или кто убрал еще одну черную статуэтку с подноса.

Однако в реальности обеденный зал напоминал, скорее, обыкновенный шведский стол, как в отеле в Херши, где они с одноклассниками останавливались, когда ездили на экскурсию. Только в деревенском стиле и слегка похожий на лыжную базу (по крайней мере, в том виде, в каком Стиви ее себе представляла – ни на одной лыжной базе она ни разу не была). Высокий каменный потолок пересекали сосновые балки, повсюду были расставлены разномастные столы: несколько круглых сгрудились в стороне, образуя большую группу, по центру располагались прямоугольные на четверых, а вокруг было рассеяно множество маленьких столиков, за которыми могли разместиться от силы два человека. У дальней стены стояли небольшие диванчики и кресла-мешки, перед ними – низкие столики: что-то вроде кофейной зоны для тех, кто был слишком высоко в горах, чтобы добежать до ближайшего «Старбакса».

Каждое блюдо в меню, написанном мелом на большой грифельной доске, напоминало о географии этого места – все было приготовлено с кленовым сиропом. Мясо на гриле под соусом из кленового сиропа. В бургерах вместо обычного сыра – копченый с кленовым сиропом. Даже японский соевый тофу был залит кленовым сиропом, а в заправке для салатов он, кажется, был основным компонентом.

– Ни на секунду нельзя забыть, что ты в Вермонте, – сказала Стиви Джанелль, когда они взяли подносы. – Посмотри под ноги. Ты стоишь на кленовом сиропе.

– Да уж, – уныло согласилась та и положила в тарелку немного тофу и овощей. – Не знаю, как они его терпят… в таких количествах.

Нейт уставился на мясо, покрытое слоем кленовой карамели.

– Я сейчас выпью живую кровь деревьев, – сказал он. – Можете меня побить.

Из напитков была вода премиум-класса, а также стояли кулеры с дорогой натуральной газировкой, которую можно было брать совершенно бесплатно. Из чистого любопытства Стиви внимательно изучила одну: со вкусом лайма, сосновых шишек и, конечно же, кленового сиропа. Эти напитки были из списка тех вещей, что семья Стиви не могла себе позволить. А здесь они стояли просто так, и их наличие больше, чем все остальное, указывало на уровень этого места.

Бесплатная дорогая газировка с кленовым сиропом.

Стиви взяла одну. Просто не могла не взять.

Пока стояла хорошая погода, столики выносили наружу. Элли заняла один большой стол и принялась расхаживать вокруг, чтобы никто другой не присел. Вскоре за ее стол уселся Хейз.

Джанелль и Стиви двинулись было к открытой двери, но Нейт замешкался.

– Есть на улице – не самая лучшая идея, – сказал он, отгоняя муху от тарелки, на которой не было ничего, кроме нескольких видов мяса.

– Витамин D тебе не повредит, – попробовала найти аргумент Стиви.

– Откуда ты знаешь, что он мне нужен? Я вообще хочу съесть это паршивое мясо в своей комнате без всякого света.

– Ты же писатель. Уверен, что такие слова тебе подходят? – спросила Стиви.

– Уверен.

– Давайте хотя бы сегодня сядем с остальными, – предложила Джанелль. – В следующий раз останемся внутри.

Нейт вздохнул и поплелся за ними.

– Итак, как все у вас прошло? – спросила Элли, когда они наконец расселись.

– Все отлично! – воскликнула Джанелль. – Мне разрешили пользоваться мастерской и выделили место на базе творчества, так что я смогу закончить свою машину на конкурс Гольдберга. Здесь можно будет доработать ее устройство, сделать его более сложным. И даже есть какой-то бюджет на запчасти. В общем, очень круто.

– У меня вроде тоже все нормально, – сказала Стиви. – На этой неделе мне нужно придумать какой-нибудь проект по приданию преступлениям человеческого облика.

Нейт молчал.

– Ну-у, – протянула Джанелль, глядя на него во все глаза.

– Она меня ненавидит, – без обиняков заявил он.

– Перестань, – покачала головой Джанелль. – Как можно быть таким в самый первый день?

– Я не шучу.

– Она что, прямо так и сказала?

– Да она на меня даже не взглянула. Сказала что-то типа «как легко сегодня любой может опубликовать книгу», затем тупо зачитала список предметов и велела идти.

– Это не значит, что она тебя ненавидит.

– Знаешь, была бы ты там…

Стиви вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Она покосилась по сторонам как можно незаметнее – но никто не смотрел на ее. Все глаза были устремлены исключительно на Хейза, словно он был центром притяжения.

– Что за гадость ты пьешь? – спросил ее Нейт, читая этикетку бутылки.

– Натуральная газировка, – ответила Стиви. – Решила попробовать.

– Зачем?

– Хочу узнать, какая она на вкус.

– Противная, скорее всего, это же и так понятно.

– Откуда ты знаешь?

– Господи, Нейт, – воскликнула Джанелль. – Серь-

езно, ну должен же ты хоть что-нибудь любить! Нельзя же быть недовольным абсолютно всем вокруг.

Нейт увидел, что Стиви собирается открыть бутылку, и демонстративно сложил руки на груди. Стиви сделала большой глоток. Как только напиток достиг ее горла, в нос ударила струя чего-то колючего, древесного, слегка отдающего жидкостью для мытья посуды. Она резко со-

гнулась и едва успела зажать ладонью рот, чтобы не обдать Нейта сосново-лаймово-кленовым фонтаном, и тут же громко закашлялась. Студенты за соседними столиками начали оборачиваться.

– Ну вот, – усмехнулся Нейт. – Я же говорил.

Стиви быстро отдышалась.

– Не хочешь рассказать нам о своей книге? – парировала она, когда наконец смогла говорить.

Тот отвернулся и начал изучать содержимое своей тарелки.

Неожиданно Джанелль привстала и замахала рукой.

– Ви! – крикнула она. – Иди к нам!

Ви в своих неизменных темных очках, коротком комбинезоне, из-под которого выглядывала красная майка, и полосатых гольфах подошла к их столу. Ее волосы выглядели слегка взъерошенными по сравнению с предыдущим днем. Она скользнула на скамью рядом с Джанелль.

И вновь Стиви почувствовала, что где-то внутри мелкими пузырьками начала подниматься паника. Что если она останется совсем без друзей? Если Джанелль перестанет с ней общаться и то же самое сделает Нейт, что тогда? Может, зря она бросила свою прежнюю жизнь и приехала сюда, ведь, похоже, она никому не нравится. Ей, видимо, придется признать свое жалкое поражение и вернуться домой.

Ерунда. Это в ней говорит тревога. Джанелль не перестанет с ней дружить. Она всего лишь позвала Ви присесть рядом с ними и то только потому, что хотела с ней пофлиртовать. И Нейт тоже никуда не ушел. Просто у него сложный характер.

Стиви немного успокоилась, но только до того момента, пока в обеденном зале не появился Дэвид. Его непослушные волосы торчали во все стороны, а одежду он так и не сменил. Стиви вновь вздрогнула от ощущения чего-то знакомого в его облике, словно знала его давным-давно. Но, конечно же, она была абсолютно уверена, что они никогда раньше не встречались.

– Всем привет! – как-то слишком громко сказал он, усаживаясь за стол и поворачиваясь к Стиви. – Я смотрю, тебе нравится меня разглядывать. Ты же не собираешься это пить?

И он кивнул на бутылку газировки.

– Это я взяла тебе. – Стиви легонько подтолкнула бутылку в его сторону.

Элли улыбнулась и вытянулась на лавке, взгромоздив свои ноги Дэвиду на колени.

– Плохие новости, Хейз, – сказал Дэвид. – Тебя видели вчера ночью.

Он швырнул телефон через весь стол.

– Похоже, у нас появился свой собственный папарацци, – продолжил Дэвид. – Кое-кто по имени Жермена Батт?

При этих словах Стиви почувствовала, как вокруг начинает дрожать воздух. Многие смотрели в их сторону, словно ожидая, что сейчас будет раскрыт какой-то секрет.

– Твоя подружка будет рвать и метать, – заключил Дэвид.

Хейз посмотрел на экран телефона, но то, что он увидел, казалось, совсем его не задело.

– Ну, что поделать, – пожал он плечами, передавая телефон Дэвиду.

– Вот что происходит, когда становишься знаменитым, – сказал Дэвид. – Везде глаза.

Элли ни с того ни с сего уперлась голой ступней Дэвиду в подбородок, и он шлепнул ее. Она взвизгнула и засмеялась. Для Стиви эта ситуация стала просто громом среди ясного неба – настолько бесцеремонно и одновременно неестественно все это выглядело. Внутри нее что-то сжалось и закрутилось, и снова волна тревоги прокатилась по венам.

Ви и Джанелль переглядывались. Нейт упорно продолжал смотреть в тарелку. Хейз делал вид, будто он вообще не знаком ни с кем из присутствующих.

Стиви вдруг показалось, что вокруг нее совсем никого нет, только одна-единственная пчела назойливо жужжала над ухом. И хотя она привыкла к одиночеству, здесь оно ощущалось по-другому – словно что-то понемногу отдаляло ее от группы.

«Ты всегда можешь вернуться домой»…

* * *

Стиви вернулась в свою комнату и уселась на пол, разглядывая доску с материалами дела.

Может, это место ничем не отличается от остальных? И возможно, Элли права: они все – просто кролики на холме? Стиви приехала сюда, потому что ей казалось, что здесь все должно быть по-другому. Но чего она ожидала?

Она забарабанила пальцами по полу и уставилась на лица Эллингэмов, глядящие с фотографий на доске. Потом достала из сумки ноутбук. Хватит сидеть и позволять всякой ерунде лезть в голову. Ей определенно станет лучше, если она попробует что-нибудь разузнать о людях вокруг.

Для начала займемся Дэвидом. В чем он замешан? Из списка студентов она знала, что его фамилия – Ист-

ман. Дэвид Истман – довольно распространенные имя-фамилия, так что наверняка придется повозиться, чтобы отыскать именно его среди сотен выпавших поисковых результатов. Стиви добавила в запрос «Эллингэм», потом «Калифорния». Она просмотрела все профили в каждой социальной сети. Прошел час, Стиви уже отсидела себе всю пятую точку, скрючившись на полу с ноутбуком на коленях. Чем дольше она искала, тем менее очевидным становился тот факт, что Дэвид вообще существует. Нигде не было такого аккаунта.

– Где же ты есть, черт возьми? – пробормотала Стиви себе под нос.

В дверь робко постучали, и в открывшейся щели показалось лицо Джанелль.

– Можно? – спросила она.

– Конечно, входи. – Стиви захлопнула ноутбук.

Джанелль впорхнула, подобрав подол своего длинного летнего сарафана. В отличие от Стиви, которая снова влезла в черные шорты (помнится, была акция «три по цене двух», и она выбрала все черные), Джанелль была похожа на цветущую клумбу в солнечную погоду. Легкий шлейф апельсинового аромата тянулся вслед за ней, а мелкие косички были стянуты в хвост на макушке.

– Прости меня, – сказала она, усаживаясь на пол напротив Стиви.

– За что?

– Я тебя бросила за обедом. Извини, я не хотела.

– Все нормально. Ты же…

– Да, – кивнула Джанелль не в силах сдержать улыбку. – Я весной рассталась со своей подружкой.

– Ты рассказывала.

– И я не думала… Но с Ви… не знаю. Я просто… не хочу быть из тех, кто теряет голову и игнорирует своих друзей.

Успокаивающее тепло разлилось у Стиви в груди – то, что цепко держало ее мысли и чувства, вдруг отпустило и отошло в сторону.

– Она тебе нравится?

– Мне все они нравятся.

– Ну да. Что ж, похоже, ты им тоже нравишься.

– Мне просто нужно перевести дух. – Джанелль достала из кармана блеск для губ и без всякого зеркальца аккуратно подправила макияж. – Мы только что приехали. Может, это что-то типа… я не знаю. Придется напрячься. Нужно доделать машину, а от этого расписания, что мне дали утром, крыша едет. Я люблю математику, но здесь она какая-то жуткая. Дифференциальные уравнения по утрам, потом матанализ, физика.

– Да это все семечки для тебя, – сказала Стиви.

Джанелль пожала плечами и замолчала.

– Мне нравится твоя доска, – спустя какое-то время вновь улыбнулась она.

– Стена для заметок всем бы пригодилась.

– Нет, – покачала головой Джанелль. – Ты сюда приехала именно за этим. Я помню, ты говорила. Мне стало интересно, но все эти детали меня не касаются. У нас с тобой здесь есть цель, и неважно, какая. Мы будем поддерживать друг друга весь год. Я собираюсь закончить свою машину, а ты – раскрыть преступление.

С этими словами Джанелль вышла, а Стиви легла на пол и уставилась в потолок.

У нее есть Джанелль. И она найдет ответы на старые вопросы. Но сейчас перед ней встал еще один. Кто такой Дэвид? Здесь крылась какая-то тайна. Стиви это нутром чувствовала.

Она никогда не боялась мертвецов. А вот живые порой заставляли ее вздрагивать.

Глава 11

На следующее утро Стиви дотащилась до окна, разлепила сонные глаза и отдернула штору. Тучи за окном были странного зеленоватого цвета. Если бы Стиви верила в дурные предзнаменования, она бы непременно решила, что в первый день занятий это плохой знак. Но она в такое не верила. Зеленые тучи – странная метеорологическая особенность, только и всего. Ну и еще один хороший кадр для «Инстаграма». Но никак не знак.

На всякий случай она захватила с собой зонт.

Первый урок, по анатомии, проходил в простом помещении, без каких-либо изысков, носящем гордое название «Зал талантов». Студентов было всего шесть. Хорошо, что курс вела Пикс – по крайней мере, ее Стиви уже знала.

– Добро пожаловать на анатомию и физиологию, – бодро начала Пикс. – Здесь мы с вами будем изучать человеческое тело. Тело без кожи, только мышцы, кости и органы. Вот тут…

Она подошла к подвешенному около доски скелету и подняла его руку.

– …двести шесть костей, каждая из которых имеет свое название. Один из первых вопросов, который мне задают по поводу этого скелета, – настоящий ли он. Обычно скелеты пластиковые, но этот настоящий. Он был завещан академии, и каждый год кто-нибудь обязательно пытается его украсть. Он под сигнализацией. Пожалуйста, не пытайтесь. Его зовут мистер Нельсон. Будьте с ним вежливы. Он здесь, чтобы помочь вам узнать, что находится внутри каждого из вас, внутри нас всех.

Мистер Нельсон криво улыбался, тараща на них огромные пустые глазницы.

– Каждая кость имеет собственный рельеф, бугры и ложбины, куда крепятся мышцы и ткани. Мы с вами будем изучать взаимодействие всех систем организма: скелетно-мышечной, нервной и эндокринной, пищеварительной, репродуктивной, выделительной, сердечно-сосудистой, дыхательной. И когда вы узнаете, как эти системы устроены, поймете, как они функционируют.

Затем Пикс рассказала, что впереди их ждут опросы и тесты (их будет много), лабораторные занятия (дважды в неделю) и анатомирование (его, пожалуй, слишком много даже для Стиви). Как преподаватель Пикс была гораздо жестче, нежели как комендант общежития.

Когда урок закончился и Стиви вышла наружу, полил дождь, через минуту превратившийся в ливень с градом. Крупные горошины запрыгали по траве. Стиви поторопилась раскрыть зонт, но шквал непогоды был слишком сильным. Она побежала. В конце лужайки стояла небольшая беседка, и Стиви спряталась под ее куполом. Отдышавшись и поразмыслив, что град вряд ли превратит ее в лепешку, она рванула к «Эвномии», где у нее было индивидуальное занятие по криминологии и социологии с доктором Велманом.

Доктору Велману на вид было под семьдесят. Он озвучил Стиви список книг, которые нужно взять в библиотеке (две из которых она уже прочитала), а потом полчаса рассказывал об особом искусстве палачей таким образом завязывать петлю, что у приговоренного сразу ломались шейные позвонки, и он не мучился от удушения, а умирал почти мгновенно. Следующие полчаса он читал лекцию о разведении такс.

После занятия Стиви какое-то время постояла под зонтиком возле здания «Эвномии». Следующий урок был только в два часа. Правила в «Эллингэме» были как в колледже: студенты ходили на занятия, а в перерывах делали что хотели. Никакой толкотни в вестибюлях. Никаких уголков для чтения, пропахших кукурузными чипсами и паром от посудомоечных машин в столовой. Здесь жизнь была почти как у взрослых.

Но сейчас Стиви стояла под дождем как идиотка. У остальных наверняка была куча идей, на что потратить свободное время. Она спрашивала себя: может, ей стоит пойти пообедать, или запереться в своей комнате, или простоять тут до скончания веков? Она глубоко вдохнула влажный горный воздух. У нее еще полно времени. Чего ей сейчас хочется? К чему душа лежит?

Она повернула к библиотеке.

Внутри никого не было, кроме Киоко, которая сидела за столом и грызла яблоко.

– Привет! – улыбнулась она Стиви. – Ты новенькая, да?

– Да, – кивнула та. – Меня зовут Стиви Белл. Я бы хотела кое-что посмотреть…

– Хочешь взглянуть на книгу Долорес? – спросила Киоко, отложила яблоко и вытерла руки.

Вообще-то, Стиви хотела узнать, есть ли у них какие-

нибудь материалы по делу, поэтому предложение библиотекарши несколько огорошило ее.

– У меня есть информация по каждому новому студенту, – пояснила Киоко, видя замешательство Стиви. – Работа библиотекаря – знать, чем интересуются студенты, какие материалы им нужны. Ты интересуешься эллингэмским делом. Идем со мной.

Она обогнула библиотекарскую стойку и подвела Стиви к темно-ореховой двери с золотой табличкой «Администрация».

Комната за дверью была просторной, но уютной, в основном из-за обилия старинной мебели из массива дерева: парт, шкафов, конторок и бюро. На больших столах лежали книги, которые были в процессе переплета или приклеивания обложки.

– Эту книгу нам вернули в 1993 году, – сказала Киоко. – Мы убрали ее из оборота: из-за ее исторической ценности. Сюда.

Она вытянула из коробки две пары тонких резиновых перчаток и протянула одну Стиви. Внутри Стиви все так и затрепетало – ничего на свете она не желала так сильно, как услышать характерный шлепающий звук, с которым натянутая медицинская перчатка обхватывает запястье. Мелочь, казалось, но она придавала ее расследованию несколько более законный характер.

– Вот она, – сказала Киоко, открывая стеклянную дверцу шкафа.

Она достала оттуда толстый томик, положила его на стол и осторожно подвинула к Стиви.

Книга, пролежавшая несколько десятилетий сначала в хранилищах полиции в качестве улики, а затем в библиотечном архиве, хорошо сохранилась. Слегка запылившаяся обложка была как новая. На белом фоне красными красками был изображен профиль Шерлока Холмса в знаменитой двухкозырке и с пеньковой трубкой.

Слежавшиеся желтоватые страницы издали легкий треск, когда Стиви раскрыла книгу. Шрифт оказался непривычно узким и плотным. На внутренней стороне обложки был приклеен карман для библиотечной карточки со штампом «Библиотека Эллингэмской академии», но самой карточки не было: официально книга до сих пор оставалась на руках. Стиви аккуратно переворачивала страницы и, когда дошла до рассказа «Этюд в багровых тонах», остановилась.

На одной из страниц неровная карандашная линия подчеркивала строку текста. Это была очень известная фраза, которую Шерлок произносил в разговоре с доктором Ватсоном. Пожалуй, одна из самых известных.

«Видите ли, человеческий мозг представляется мне изначально похожим на маленький пустой чердак, который вы можете обставить так, как хотите».

– Это сделала Дотти? – спросила Стиви.

– Неизвестно. Книжку до нее несколько раз брали и другие студенты. Любой мог сделать отметку. Но я тоже это заметила.

Стиви пролистала до конца, но больше никаких отметок не было. Самая обыкновенная книжка о приключениях Шерлока Холмса. Только именно этот томик был особенным – тем самым. И это имело значение.

– Между прочим, у нас есть почти полный список книг, прочитанных Долорес, – сказала Киоко. – Тебя это тоже может заинтересовать.

Она выдвинула ящик большого шкафа, содержимое которого напоминало картотеку, и достала пухлую папку.

– Первым библиотекарем в «Эллингэме» была Диана Клокс, выдающаяся женщина, из числа лучших библиотекарей Нью-Йоркской публичной библиотеки. Альберт Эллингэм нанял ее, а все, кого он нанимал, были лучшими в своей области. Она собрала внушительную коллекцию книг и ко всему подходила основательно.

Киоко достала из папки увесистую кипу отпечатанных на машинке листов, пересмотрела их и выбрала несколько.

– Когда Альберт Эллингэм основал нашу школу, он установил правило, по которому каждый студент мог заказать абсолютно любую книгу. И у нас есть записи за первый год. Вот здесь…

Она протянула Стиви листы.

– …все запросы за 1935/1936 учебный год. Одна только Долорес заказала порядка пятисот книг. Школа получила четыреста восемьдесят семь. Остальные тринадцать остались в библиотеке одного турецкого университета, и они отказались их продавать. Если книгу заказала Долорес, после названия должны стоять буквы «Д. Э.».

Стиви просмотрела список. С пометкой «Д. Э.» было несколько книг на греческом, множество романов, названий которых Стиви ни разу не слышала, кое-что из классики. Здесь же были запросы других студентов, и среди них встречались весьма интригующие.

– «Воровки», – прочитала Стиви, – «Будни полиции нравов», «Детективы за 10 центов», «Реальные детективные истории»…

– А, это, – улыбнулась Киоко. – Да, любопытный выбор. Дешевые бульварные журналы 30-х годов. Большинство библиотек вряд ли стало бы их заказывать, но правило есть правило: все, что нужно студенту. Мне бы хотелось, чтобы у нас они остались, только, боюсь, студенты их взяли, да так и не вернули.

Стиви подумала, что с этими студентами она бы нашла общий язык.

* * *

Два дня в академии отсверкали, словно вспышки фотоаппаратов. Поначалу казалось, что всего слишком много: чтения, размышлений, письменной работы, оценок знаний. Как будто огромные грузовики, набитые знаниями, пытались обогнать друг друга на трассе. Все происходило так быстро. Занятия сменяли друг друга как кадры кинопленки.

Завтраки, обеды, ужины завертелись круговоротом.

Студенты обычно приходили группами. Многие садились со своими соседями по общежитию. Геймеры примыкали к геймерам, кто-то просто читал, а были и такие, кто забирал еду к себе и никогда не оставался с остальными в зале. Жермена Батт обычно садилась в стороне ото всех, внимательно за всеми наблюдала и постоянно зависала в своем телефоне. Рыжеволосая Гретхен часто устраивала что-то вроде раутов за большим столом внутри, собирая вокруг себя компании. Хейз то появлялся за столом обитателей «Минервы», то присаживался к Мэрис и разношерстной группе ребят, смахивающих на хипстеров. Ви не покидала стола «Минервы». Нейт стал чуть более разговорчивым. Элли приходила и уходила, как и Дэвид, но они делали это порознь. Было непохоже, что они пара – просто два человека, которым по-настоящему комфортно друг с другом и которые вовсе не испытывают угрызений совести, если доставляют неудобства другим.

Закончив занятия в среду, Стиви шла через лужайку, когда вдруг с ней поравнялась пара ног, обутых в поношенные кеды. Ноги подстроились под ее шаг и зашагали ритмично и размеренно. Стиви незачем было поворачивать голову, она не хотела этого, но шея сама повернулась, словно цветок, тянущийся к солнцу, если только солнцем мог быть надоедливый однокашник, живущий этажом выше. Последние несколько дней ей удавалось избегать разговоров с ним. Если он сидел за их столом, она уходила на другой конец. В «Минерве» он закрывался в своей комнате. А теперь шагал рядом, улыбаясь и потряхивая непослушными вихрами, в рваной голубой футболке, которую кому-то другому было бы уже стыдно надеть. Шорты были такими дырявыми, что Стиви удивилась, как он еще не потерял свой телефон.

– Ну, здравствуй, мисс детектив, – ухмыльнулся он. – Как там продвигается расследование? Уже кого-то упаковала? Или висяк? Или как там у вас правильно говорится?

Стиви сжала зубы. Можешь поставить подножку. Можешь ударить по голени. Она все это выдержит. Но не смей лезть в ее секреты! Этого она не потерпит.

– Знаешь, в каком-нибудь детективном романе такого как ты уже нашли бы мертвым.

Он улыбнулся еще шире и кивнул. Вся его фигура была такой… «петлистой». Совсем как в письме Лукавого. Он был длинным, худощавым и, вероятно, сильным, словно собранным из канатных узлов.

– Что тебе нужно? – спросила Стиви, ускоряя шаг.

– Просто иду домой, – ответил Дэвид. – Мы живем с тобой в одном здании. А в чем проблема?

– Ни в чем.

– Отлично.

Они прошли мимо группы бюстов, расположенной на пути к «Минерве». Стиви понемногу привыкала к обилию статуй, но эти головы все еще приводили ее в замешательство. Каждый раз ей казалось, что они оживленно разговаривают, но замолкают, когда кто-то проходит мимо.

– Элли рассказала, о чем вы болтали в тот день, – вдруг выдал он.

– И о чем?

Стиви вспомнила пару разговоров с Элли, но ничего интересного в них не было.

– О тебе.

Стиви на минуту задумалась. Он что, имеет в виду разговор в ванной комнате, когда Элли спросила об их личной жизни и она ответила, что у нее она отсутствует?

– Она сказала, твои родители работают на Эдварда Кинга.

Стиви выдохнула. Разговор тот же, тема другая.

– Ну да, – ответила она, отгоняя пчелу. – Похоже, нам просто повезло.

– Ты тоже его фанатка?

– С чего ты взял?

– Ну, не знаю. Чужая душа потемки. Ты так любишь закон и порядок.

Более гнусного оскорбления нельзя было и придумать, но сказать, что она презирает Эдварда Кинга, было еще хуже. Эдвард Кинг у многих вызывал отвращение: тщеславный, богатый, коррумпированный политик. Куча проблем возникла в жизни Стиви именно из-за него. Менее чем за полминуты Дэвиду удалось сделать две огромные вмятины в самых чувствительных уголках ее психики.

– Я не фанатка, – глухо произнесла она.

– Хм. Я просто хотел сказать, что твои родители…

– Слушай, я не знаю, почему они так тащатся от него! – рявкнула Стиви. – Я все время пыталась это выяснить. И сюда сбежала от всего этого, так что…

– Конечно, – кивнул Дэвид. – Ты не можешь указывать родителям, что им делать. Моя мать, например, – пчеловод, а отец изобрел шведский стол.

Они подошли к голубой двери «Минервы». Дэвид прислонил свой пропуск к считывающему устройству.

– У нас еще будет время, чтобы получше узнать друг друга, – сказал он. – Много времени. Увидимся.

Он развернулся и зашагал туда, откуда только что пришел, даже не заглянув внутрь.

Стиви только и оставалось, что остановиться и задать себе вопрос: что, черт возьми, с ней сейчас было?

* * *

Это была не единственная странная встреча в тот день. Следующая произошла спустя час с небольшим, когда Стиви пыталась сосредоточиться на чтении, – в дверном проеме ее комнаты материализовался Хейз Мейджор.

– Привет. Можем поговорить?

На нем была ослепительно-белая футболка, свежая, возможно, надетая в первый раз. Стиви никогда не покупала белые футболки: их жизнь в шкафу слишком коротка.

– Не возражаешь, если я войду? – спросил Хейз, видя, что Стиви таращится на него.

– Конечно! – опомнилась она.

Он отлепился от дверного косяка и шагнул внутрь, оставив дверь широко открытой. Стиви жестом показала, что он может усесться на пол, если хочет. Он присел на корточки; может, поза и не слишком удобная, зато позволяет продемонстрировать мышцы ног и контур надколенных чашечек – так подумала Стиви. Надколенная чашечка. Анатомическое словечко! Она уже начинает применять полученные знания.

– У меня появилась идея, – начал Хейз, покачиваясь на воображаемом табурете. – Ты как-то упомянула, что тебе нужно сделать проект. Мне – тоже. И я подумал: может, поработаем вместе?

Легкие пылинки плясали в воздухе между Стиви и Хейзом. В лучах послеобеденного солнца его волосы сияли, будто сотканные из золотых нитей. В Древней Греции и Риме он мог бы позировать для скульпторов. Да и сейчас, в этом густом янтарном свете, он выглядел как созданная из света и тени неземная статуя полубога – правда, полубог говорил с южным акцентом и носил приталенную футболку. Стиви не понимала: ее одурманенное состояние было вызвано его привлекательностью или простым замешательством – ее мозг отчаянно пытался определить, что он за тип. «Обладает признаками человека, – говорил мозг, – но может таковым и не являться. Скуловые кости не являются доказательством. Возможна имитация. Происхождение неизвестно».

– Вместе? – переспросила Стиви, выдирая себя из умственных блужданий.

– Видишь ли, мой агент… – При этих словах он застенчиво ковырнул наманикюренным ногтем половицу, – считает, что мне следует запустить другой сериал. Я размышлял над этим и подумал: а почему бы не взять здешний случай? Преступления, похищения. Ты знаешь.

– Знаю что?

Хейз мастерски умел сбивать с толку своей манерой выражаться абстрактно. Сейчас он говорил что-то про сериалы. Бессмыслицу какую-то.

– Преступления, – повторил он. – Ты же все про них знаешь, правильно? Про то, что здесь случилось? Про преступления?

– Преступления, – эхом отозвалась она. – Ну да… знаю. Но что конкретно?

Стиви никак не могла взять в толк, чего он хочет.

– Ты могла бы быть, скажем, техническим директором, экспертом. У меня уже есть идея для трейлера. Мы можем снять его в туннеле под затопленным садом.

Стиви встрепенулась.

– Туннель? Имеешь в виду один из тех, что использовали похитители?

– Под затопленным садом, – повторил он.

– Его же засыпали в 1938 году.

– Этой весной откопали, – широко улыбнулся Хейз. – Вроде для реконструкции. Начали в конце прошлого учебного года. Я уже был там.

– Ты был в туннеле? – подпрыгнула Стиви, даже не пытаясь скрыть волнение в голосе.

– Был однажды. В прошлом году.

Мысль, что в туннель когда-нибудь можно будет попасть еще раз, не приходила Стиви в голову. Она не верила в такие совпадения, но то, что это случилось накануне ее приезда в школу, казалось просто невероятным.

– Я подумал, было бы здорово что-нибудь там снять. Плюс ты сейчас здесь, разбираешься в преступлениях. Людям понравится. Мы первыми покажем им этот туннель.

Сердце Стиви чуть не выпрыгнуло из груди.

– А нас туда пустят?

– Ну… – снова расплылся в улыбке Хейз, – теоретически мы ничего об этом не знаем. Они постарались это скрыть, но я там был неподалеку и видел, как вывозят тонны земли.

– И ты на самом деле туда входил?

– На самом деле входил. В общем, пока это просто идея. Если ты слишком занята, я пойму…

– Я сделаю, – мгновенно ответила Стиви. – Напишу. Да все что угодно! Я согласна.

– Отлично! – обрадовался Хейз. – И возьми Нейта. Сможете написать что-нибудь за выходные? К понедельнику?

– Подожди, как, уже?

– Да не надо много, – махнул рукой Хейз. – Пять страниц или около того. Или десять. Просто что-нибудь про преступление, про то, что случилось в туннеле. Там какую-то студентку убили. Или про выкуп. Была же передача выкупа? В лодке или где, в затопленном саду?

Стиви кивнула.

– Вот, – продолжил он. – Так и напишите. Про туннель и про выкуп в затопленном саду. Мы это сделаем. Будет круто.

Он ушел. Вопрос о том, как вообще пишется сценарий, на секунду возник в голове Стиви и тут же пропал. Это было неважно. Она попадет в туннель. Вот единственное, что имело значение.

* * *

Третий странный разговор затеяла сама Стиви.

– Просто подумай, – говорила она, раскачиваясь на стуле в комнате Нейта тем же вечером. – Я дам тебе все факты. Есть копии документов следствия. Есть файлы. Да уже все практически написано. Тебе почти ничего не придется делать.

– Я вообще не знаю, как пишутся сценарии, – хмуро возражал Нейт.

– Но ты же писатель!

– Сценарии – совсем не то. Они… как рентгеновский снимок книги. Только кости. Слова, которые люди говорят, и действия, которые совершают. Книги – это… это все. Что герои видят и чувствуют, что находится вокруг них, что происходит с каждым из них.

– Сценарии легче писать.

– Это другое. – Нейт покачал головой. – Доктор Куинн ждет, что я покажу ей наброски трех следующих глав моей книги. Еще эти чтения…

– Может, если ты напишешь сценарий, доктор Куинн даст тебе больше времени на книгу? На какое-то время ты сможешь ее отложить. Они тут любят совместные проекты.

Нейт не мог устоять перед предложением забить на книгу. Этого он хотел даже больше, чем Стиви – попасть в туннель.

– Ну хорошо, я возьму твои записи и сделаю из них сценарий, – сказал он. – А ты что будешь делать?

– Я буду консультировать по техническим вопросам.

– В смысле?

– В смысле объяснять, что произошло. Я помогу тебе. Назовем наш сценарий «С наилучшими пожеланиями, Лукавый».

Нейт глубоко вздохнул.

– Замечательно. Все лучше, чем пытаться сделать то, чего ждет доктор Куинн.

14 апреля 1936 года, 15.00

Роберт Макензи контролировал доставку наличных из Нью-Йорка несколькими рейсами. Весь день прибывающие деньги складывались на полу в кабинете – всего двести тысяч долларов. Когда Роберт и Марш пересчитали последнюю партию, Эллингэм принес в кабинет две маленькие бутылки с голубоватой жидкостью и кисточку.

– Что это? – спросил Марш.

– Один раствор, который Нейр смешивал для наших игр. Он незаметен, когда полностью высыхает. Чтобы увидеть его, нужны второй раствор и специальный свет. Эта штука до того хороша, что я предложил Нейру продать ее правительству. Если сегодня ночью что-то пойдет не так, я хочу иметь возможность отследить купюры.

Деньги пометили краской. Эллингэм дополнительно поставил отпечаток своего пальца на бумажную ленту, крестом обвязывающую каждую пачку. Помеченные купюры быстро высушили фенами и упаковали в четыре мешка.

– Я поставил несколько своих людей на углах улиц, – сказал Марш. – Не стал говорить, зачем или для чего, просто велел смотреть в оба, если будет происходить что-то необычное. Сказал, что дам пятьдесят центов каж-

дому за хорошую информацию.

– Скажи, что дашь пять долларов, – посмотрел на него в упор Эллингэм. – Скажи, что дашь им все, что они захотят!

– Тогда они поймут, что дело громкое, и напридумывают небылиц. Пятидесяти центов вполне достаточно, чтобы они остались честными и при этом не сильно любопытствовали.

Роберт смотрел на все это с нарастающей тревогой.

* * *

Вечером, в начале восьмого, поступил звонок с инструкциями. Согласно им, деньги следовало привезти в Берлингтон и дальше в определенной телефонной будке ждать следующего звонка. Эллингэм сам повел машину. Роберт и Марш ехали следом. Каждый взял револьвер.

Было около восьми, когда они подъехали к месту. Второй звонок предписывал ехать на Каменный мыс.

Каменный мыс был, по сути, именно таким, как и назывался: длинным каменистым ответвлением, узким наконечником, выпяченным в озеро Шамплейн. На мысе практически никто не жил, территория эта была дикой и труднодоступной. Доехав до конца дороги, они увидели на асфальте нарисованную мелом стрелку. Она указывала на узкую тропу, ведущую к озеру.

– Роберт, – сказал Эллингэм, – ты останешься возле машин.

– Мистер Эллингэм, но это… – Роберт тревожно всматривался в непроглядную темень, куда уходила тропа.

– Ты меня слышал. Оставайся здесь. Если через час мы не вернемся или не подадим знак, поворачивай обратно в город и вызывай подмогу.

Эллингэм включил фонарик и двинулся по скользкой каменистой тропе.

– Там впереди свет, – заметил он.

Вдоль тропы были расставлены самодельные фонари в виде консервных банок со свечкой внутри. Позже выяснилось, откуда взялись эти банки: их вместе с остальным мусором выставили вечером из одного кафе в городе. Работники заведения не имели никакого отношения к преступлению, они просто выкинули мусор. Водитель мусоровоза в ходе следствия рассказал, что утром контейнер был пуст. Кто-то украл его содержимое.

Скудно освещенная мигающим светом, ненадежная и скользкая тропа привела их к обрыву. У груды камней на самом краю светились три банки и лежал моток веревки. Внизу, у воды, мерцал фонарь.

– Это лодка, – тихо сказал Марш, пристально вглядываясь во тьму и держа револьвер наготове.

– Спустите деньги на веревке, – приказал голос из темноты снизу.

– Мы не сделаем этого, пока не увидим миссис Эллингэм и Элис, – крикнул Марш в ответ.

– Рядом с вами.

Эллингэм заметался, выкрикивая имя жены, но нашел лишь дамскую сумочку и детский ботинок, лежавшие неподалеку.

– Этого недостаточно, – сказал Марш. – Нам нужны доказательства, что они живы!

Эллингэм махнул ему рукой и принялся связывать мешки. Джордж вздохнул и начал помогать.

– Мы опускаем деньги! – крикнул Эллингэм. – Высадите мою жену и дочь где-нибудь в безопасном месте, мы их заберем. Вас мы не тронем, нам нужны только они.

Все четыре мешка медленно опускались вдоль каменного кряжа вниз.

– Готово! – крикнул Эллингэм.

Фонарь внизу замигал с какой-то странной периодичностью.

– Что они делают? – спросил магнат Марша. – Ты понимаешь сигналы? Это не Морзе.

– Понятия не имею, – ответил тот и поднял револьвер.

– Не стреляй в лодку! Они могут быть там!

Фонарь погас. Целую минуту не было слышно ничего, кроме легкого плеска воды и шелеста ветра в деревьях.

– Что происходит? – спросил Эллингэм.

Впервые за эту ночь в его голосе послышались страх и слабость.

– Не знаю, – пробормотал Марш.

– Эй, вы! – заорал во тьму Эллингэм. – Я отдал вам деньги! Что дальше? Где они?

Смутные очертания лодки растворились во мгле, повисшей над озером, и вместе с ними исчез хоть какой-либо шанс вернуть Айрис и Элис.

Глава 12

Написать сценарий к сериалу оказалось не так легко, как Стиви обещала Нейту.

В первый день их совместной работы он встретил Стиви за завтраком широченной улыбкой.

– Вчера ночью я написал целых две главы новой книги! – радостно провозгласил он. – Пока только наброски. Но я давно не писал с такой скоростью, Стиви. Клянусь, за ночь вышло тысяч пятнадцать слов, не меньше!

– И как получилось… хорошо? – спросила она.

– Не знаю, – ответил он. – Но этот сценарий… ты знаешь, он сподвигнул меня написать что-нибудь еще, и я взялся за свою книгу!

– Постой, постой… Означает ли это, что сценарий ты не написал?

– Ну да! – радостно кивнул головой Нейт.

За обедом все изменилось.

– Все, что я придумал ночью, никуда не годится, – хмуро заявил Нейт. – И сценария у нас тоже нет. Так не пойдет. Я его напишу. Покажи мне все еще раз.

Так происходило раз за разом. Стиви перепечатала записи допросов, часть материалов можно было без труда найти в Интернете. Но Нейт снова откладывал сценарий в сторону и принимался за что-то другое. В конце концов Стиви не выдержала, усадила Нейта за стол в общей комнате, и последующие пять часов они просидели, склонившись голова к голове, листая материалы, споря и что-то доказывая друг другу, пока наконец десять страниц сценария не были готовы.

Действие начиналось в туннеле, где Хейз должен был читать письмо Лукавого, а затем переходило к сцене передачи выкупа с Хейзом в роли Альберта Эллингэма. Как он собирался играть мужчину, который был на тридцать лет старше него, их не волновало. Также Стиви не особо задумывалась над тем, что, по сценарию, Хейзу нужно плыть в лодке по озеру, которого нет. Самым главным было то, что действие происходило в затопленном саду, ведь если им действительно удастся это все снять, у нее будет возможность попасть в обсерваторию.

Приоритеты.

В итоге она осталась довольна сделанным. Получилось нечто, и в самом деле похожее на сценарий: персонажи в нем говорили и действовали.

Дождливым вечером понедельника, когда снаружи грохотал гром, в помещении базы творчества собралась небольшая компания, и Стиви с Нейтом представили свой сценарий. Кроме них и Хейза там была Мэрис, выглядевшая настоящей бестией с ярко накрашенными маково-красными губами и в длинном черном свитере, обтягивающем ее как перчатка, который, пожалуй, был слишком теплым для этой погоды. В дополнение ко всему на ней были полупрозрачные чулки со стрелками, взбегающим вверх под свитер, которые она всячески демонстрировала, сидя на табурете: сначала вытягивала ноги, потом перекладывала ногу на ногу, выставляя напоказ лодыжки. В руках Мэрис держала чашку дымящегося чая, наполняющего воздух приятным цветочным ароматом.

– Ребята, думаю, вы знаете Мэрис, – сказал Хейз. – Она поможет со съемкой и режиссурой.

Находился там еще один парень, которого Стиви видела раньше, в самый первый вечер, в юрте. Она запомнила его длинное лицо с впалыми щеками и выступающим вперед подбородком. Высокий лоб пересекали ранние морщины. Он был одет в удлиненный черный пиджак, а шею охватывал небрежно повязанный алый шарф.

– А это Дэш, – представил его Хейз. – Он будет постановщиком. В этом ему нет равных.

Хейз и Мэрис прочитали сценарий с экрана ноутбука. Он был собран из кусков самых разных документов и местами казался шероховатым, но Нейт постарался придать этим обрывкам форму. Стиви выбрала лучшие места из записей допросов, к тому же надо было отдать должное Хейзу: он неплохо справлялся с ролью. Так или иначе, но им удалось создать нечто похожее на настоящее шоу.

– Потрясающе! – заявил Хейз, закончив читать. – Мэрис, а сделай-ка пару снимков. На память о процессе.

– Конечно. – Она достала телефон и поснимала Хейза, демонстративно уставившегося в ноутбук.

– Мне нужны детали, – сказал Дэш. – Какая погода была в ту ночь?

– Туманная, – быстро ответила Стиви.

– Туман я смогу сделать, – кивнул Дэш, доставая телефон. – Хотите туман? Будет вам туман.

– Много тумана, – уточнил Хейз.

– Без проблем. Расставлю по всему саду несколько баллонов с реагентом. Он низко стелется. И будет казаться, что озеро заволокло туманом.

– Отлично, – сказал Хейз. – Туман – это здо`рово.

– Понадобятся несколько дым-машин и жерди для установки света. Все должно получиться.

* * *

Осталось только все это сделать, но и здесь работа Стиви и Нейта не закончилась. Еще нужны были костюмы и реквизит.

За костюмами Мэрис и Стиви отправились в эллингэмский театр. Для него было выделено небольшое здание, снаружи напоминающее греческий храм. Внутри находились длинная низкая сцена и зал человек на сто. Черные стены создавали камерную атмосферу. Чтобы попасть в примерочную, нужно было подняться по приставной лестнице в углу небольшого фойе на чердак, разделенный на две комнаты с узким коридором посередине.

Примерочная была по левую сторону, и Стиви пришлось наклонить голову, входя туда: резко скошенная крыша занижала потолок. Комната оказалась забита стойками, плотно увешанными самой разной одеждой, сгруппированной по видам. Здесь были мужские костюмы всех фасонов, верхняя одежда, платья разных эпох и меха`. Нашлись здесь и гипсовые и пластиковые доспехи, какие-то бесформенные конструкции типа огромной фритюрницы из поролона и непонятный коричневый мешок с войлочными глазами.

Пол был уставлен всевозможной обувью, а стены завешаны крючками и полками со шляпами, шлемами, кошелями, щитами, перьями и предметами неизвестного назначения и происхождения. Здесь пахло как в комиссионном магазине, и ощущение было, словно тебя слишком долго и крепко обнимает мисс Пигги из «Улицы Сезам».

После долгих поисков были выбраны два костюма, шляпа и пальто. В комнате с реквизитом, которая оказалась еще более захламленной, отыскались брезентовый мешок и весло для фальшивой лодки.

В среду вечером все собрались в мастерской, примыкающей к базе творчества. Предстояло нечто необычное – создание декораций. В просторном помещении было светло и прохладно; там находились вещи, которые напрочь отсутствовали в повседневной жизни Стиви: столы с циркулярными пилами, стеллажи с инструментами, большие контейнеры для хранения. В мастерской создавалось то, что требовало пространства, оборудования и воодушевления. Сюда приходило не так много студентов, но кто точно был частым гостем, так это Джанелль. Сейчас она, в маске для сварки, пристально разглядывала два куска металла, лежащих перед ней на верстаке. Когда Стиви вошла в мастерскую, она подняла маску и помахала рукой.

– Вот эти бруски надо распилить на части, – обратился Дэш к Стиви, указывая на кучу деревяшек. – Здесь все размеры.

И он протянул ей листок.

Стиви тупо уставилась на вереницу цифр.

– Что? – пробормотала она.

– Распилить. Бруски. На части. – Дэш снова ткнул сначала на бруски, потом на станок.

– Это что, шутка такая? – спросила Стиви.

– Давай я сделаю, – вздернув бровь, сквозь зубы процедила Мэрис и театрально вздохнула, словно говоря: «Вы только подумайте, она не умеет пользоваться циркулярной пилой!».

Она неторопливо подошла к столу, с видом эксперта наклонилась над пилой и нажала на кнопку. Пила взвизгнула, Мэрис приладила брусок, и он тут же распался на две части. Воздух наполнился запахом смолы. В разгар работы появился Хейз, кивнул всем, уселся на пол и принялся за сценарий.

– Эй! – крикнула Джанелль, когда увидела, что Дэш вытащил несколько длинных жердей из контейнера в углу. – Зачем они тебе?

– Сделаю упоры для света, – ответил он.

– Не сделаешь. Это мои жерди.

– Ну тебе же не все они нужны.

– Все.

– Мне всего на несколько дней.

– Эти жерди определенного размера. Для моей машины Гольдберга. Я специально их отбирала.

– Слушай, ты точно их все не используешь. Я возьму пару-тройку.

– Можно одолжить их ненадолго? – тихо спросила Стиви. – Обещаю, мы все вернем.

– Только ради тебя, – сказала Джанелль. – Я дам их только тебе.

Дэш схватил несколько жердей и быстро вынес из мастерской.

Мэрис прекратила пилить. Она подошла к большому голубому контейнеру у дальней стены мастерской и подняла крышку.

– Дэш, здесь сухой лед, – позвала она. – И много!

– Дым-машины будет достаточно, – отозвался он. – С жидкостью проще работать.

Мэрис пожала плечами и закрыла контейнер.

Наконец работа в мастерской была закончена, и они собрали все необходимое для съемок в затопленном саду в субботу. Встретиться решили следующим вечером, в семь, за базой творчества, и всем вместе отправиться в туннель.

Пропахнув смолой, Стиви вернулась к себе и, не раздеваясь, рухнула на кровать. Некоторое время она лежала на спине, позволив прохладному воздуху, проникающему из окна, легко касаться лица. Летние сумерки плавно перетекли в ночь. В комнате сверху скрипели половицы: Дэвид был у себя. Стиви научилась различать шаги каждого обитателя «Минервы». Она слышала, как вздыхает и шепчет старое здание, как оно иногда тихонько напевает. Она потрогала руками раму кровати и ощутила холод металла. Завернувшись в плед, окутав себя запахами смолы, пропитавшими ее одежду, она вдруг почувствовала, что здесь ее дом. За одной стеной была Джанелль, за другой – Элли, а она – посередине, и это было нормально. Мысли размеренно и спокойно текли в голове, а она упорядочивала этот поток. Она дома и почти закончила серьезный проект со своими друзьями. Ведь Нейт – конечно же, ее друг, и Хейз с Мэрис и Дэшем – возможно, тоже. А Джанелль даже отдала свои материалы для их проекта.

Приятная волна удовлетворения накрыла ее, она откинулась на спинку кровати и взяла с тумбочки телефон. Там были аккуратно организованные папки с фотографиями по делу Эллингэмов. Она открыла папку «ОКРУЖЕНИЕ». В ней она собрала исследования жизни семейства до трагедии, когда там еще не открылась школа, а было лишь огромное шикарное поместье, куда приезжали знаменитости: покататься на лыжах зимой, а осенью – погулять в лесах, и где алкоголь никогда не находился под запретом.

Кто-то из этих людей наверняка останавливался в «Минерве», жил в этой самой комнате. Стиви пролистала несколько фотографий и остановилась на своей любимой: снимок списка гостей в 1929 году. Она понятия не имела, кто все эти люди, ей просто нравилось читать их имена: Гус Свенсон, близнецы Билбоди, Эстер Нейл и Бак Рэндольф, сестры Дэвис (Грета и Фло), Бернард Хендиш, леди Изабелла де Исла, доктор Фрэнсис Доддс, Фрэнки Суливан, семья Ван Варнер, «Телеграф» Мак-Мюррей и Лорна Дервиш…

Перечень был длинный. Они пили здесь шампанское и танцевали. Актеры, писатели, художники, герои светских хроник и таблоидов. А потом тут появились студенты и Дотти Эпштейн. Стиви читала о ней: Дотти была одной из самых умных в этой школе. Решительная, с твердым характером, маленький гений, крепкая девчонка из Нижнего Ист-Сайда, которая могла и яблоко стащить, и Вергилия процитировать. Стиви пролистала фотографии в телефоне, чтобы добраться до фото Дотти – наверное, в тысячный раз. Каштановые кудри, румяные щеки и просвет между передними зубами. Она тоже была жертвой, но, как это часто бывает, о ней сразу позабыли, ведь она не была богатой. Она не была владелицей школы. Она была просто умной девочкой, учившейся в Эллингэмской академии, читала детективы, любила это делать в обсерватории и однажды оставила там книгу.

Стиви положила телефон на живот и уставилась в потолок. Нужно докопаться до истины. Ради всех них. Но, пожалуй, в большей степени ради Дотти. Той Дотти, что любила детективы. Как и Стиви. Завтра ночью она вой-

дет в туннель, который был закрыт с 1938 года. В самом деле, с тех пор никто, кто занимался делом в течение десятилетий, там не был. За много лет она будет первой. Дотти прошла через этот туннель. Она погибла в нем. Или рядом с ним, или из-за того, что оказалась в нем. Туннель обозначил то место, где Дотти переступила черту между жизнью и смертью.

С мыслями о Дотти и туннеле, держа телефон на животе, Стиви уже начала дремать, как что-то заставило ее очнуться.

Яркая вспышка.

Стиви зажмурилась, в замешательстве пытаясь сообразить, что могло быть источником света.

Автомобильные фары?

Нет.

Спросонья тряхнув головой, Стиви приподнялась на локте.

Стена возле камина была ярко освещена. По ней скакали какие-то цветные пятна, буквы, слова.

Стиви с недоумением смотрела на этот кавардак, пока не поняла, что пятна образовали послание, в котором слова были составлены из вырезанных букв:

Вот загадка на стене. Ждет убийство в тишине. Навестить пришло оно, Заглянуть в твое окно. Тело в поле, вот секрет. Разгадаешь или нет? Леди в озере, загадка. И счастливый ли билет? Элис, где же ты теперь? Нет зацепок, нет ключей. Сыщик здесь, пора играть. И Лукавый жив опять.

Стена вспыхнула еще раз, и строчки исчезли.

Глава 13

Стиви вскочила с кровати и, не удержавшись на ногах, рухнула на пол. В висках стучало, в глазах от внезапной смены света и темноты появилась резь.

Слова со стены вспыхивали в мозгу. Она доползла до окна и съежилась перед ним, трясясь всем телом. Стоял ли кто-то за окном? Может, ей выглянуть и посмотреть ему в лицо? Верхняя створка окна поднята сантиметров на двадцать, не больше. Сможет ли он пролезть?

Есть только один способ это проверить.

Стиви быстро поднялась с колен. За окном было темно и тихо. Она вцепилась в створку окна, не зная, что лучше сделать – захлопнуть ее или открыть и выглянуть наружу. Пальцы так сжали раму, что костяшки побелели.

Но тут в голову девушки пришла другая мысль: она схватила с полки свою самую тяжелую книгу по криминологии, ту, что купила за три доллара на библиотечной распродаже, и ту самую, что считала своей самой ценной добычей, положила на подоконник и вытолкнула из окна.

Никто не вскрикнул. Стиви услышала, как книга со стуком приземлилась на траву. Она метнулась к шкафу, вытащила фонарик и посветила в окно. Ничего. Темнота и больше ничего – только легкое шуршание ночных обитателей в траве.

Она закрыла окно и заперла его на щеколду, задернула шторы и сжала ладонями виски. Что там было написано? Загадка на стене, убийство в тишине, что-то там дальше…

И тут это началось.

Панические атаки не отличаются оригинальностью.

Сначала начинает колотиться сердце. Потом в горле встает ком, мысли путаются и становится трудно смотреть в одну точку. А затем появляется ощущение сильного ветра в голове, который переворачивает все вверх дном и превращает реальность в пародию. Все пути перекрыты. Куда бы ты ни пошла, везде ждет гибель. Ничто не имеет смысла. Словно чьи-то руки сжимают твою шею.

Стиви с трудом сглотнула, чтобы удостовериться, что она еще может глотать, способна дышать.

– Все хорошо, – сказала она себе. – Дыши… раз, два…

Но ничего не получалось – вся вселенная съежилась до размеров точки. Она, вероятно, упала бы в обморок, если бы не страх, что вся эта карусель в голове так и будет крутиться, даже в бессознательном состоянии.

Говорят, все, что чувствуешь, когда накрывает депрессия, – ложь. Тревожиться по любому поводу глупо. Невозможно объяснить разницу между чем-то реально страшным (например, если тебя похоронят заживо) и чем-то настолько обыденным, что вообще не может вызывать страха (когда просто лежишь под одеялом, к примеру). Но во время приступа кнопка страха нажата всегда. Стоишь. Идешь. Вверх. Вниз. Тревоге плевать, что ты делаешь. Занавески на окнах источают страх, и страх поднимается от пола.

Темнота нагнетает страх, а если она включит свет, ей, может, станет еще хуже. Но она все равно его включила. Лица Эллингэмов осуждающе смотрели с самодельной доски. Стиви метнулась к комоду и трясущимися руками достала аптечку. Еле выдавив таблетку из блистера, она судорожно проглотила ее и запила водой из бутылки.

Через какое-то время подействует. Нужно только подождать. Но вселенная продолжала истошно выть в ушах.

Ей нужна помощь.

Шатаясь, она выскользнула в коридор, ударившись о косяк двери. Добралась до комнаты Джанелль и постучала. Тишина. Еще раз. Сонный голос за дверью протянул: «Да-да…»

Дверь оказалась незаперта, и Стиви шагнула в комнату. Сил смущаться по поводу того, что она разбудила Джанелль, уже не осталась.

– Что такое? – Джанелль села на кровати. – Что с тобой?

– Паническая атака, – тяжело дыша, выдавила Стиви. – Можно, я тут… ты можешь…

Джанелль спрыгнула на пол, схватила халат и набросила на плечи Стиви. Усадив ее рядом с собой на кровать, она взяла ее руки в свои.

– Прости, – прохрипела Стиви, – прости…

– Тише. Все будет хорошо. Мы вместе справимся. Я рядом. Вот моя рука.

Теплая рука Джанелль помогла вернуть кусочек реальности на место.

– Можно я немного посижу тут? – спросила Стиви.

– Ты останешься здесь, пока приступ не пройдет. Столько, сколько нужно.

Джанелль помолчала.

– Почему он начался? – тихо спросила она. – У тебя что-то случилось?

Стиви не смогла собраться с мыслями, чтобы объяснить. Все качалось перед глазами. Она прислонилась спиной к стене, у которой стояла кровать, и замерла в ожидании, когда мир вокруг перестанет кружиться, слова из странного послания перестанут нестись в голове, а Лукавый ее отпустит.

* * *

Когда утром Стиви вышла в общую комнату, Джанелль уже была там. Для человека, который полночи не спал, помогая другу, она выглядела на удивление бодро. На ней были пушистый свитшот с надписью «СПРОСИ МЕНЯ О МОЕЙ КОШКЕ» и обтягивающие легинсы для занятий йогой, а косички убраны под легкий малиновый шарфик. Стиви, напротив, влезла в свои вчерашние пропахшие смолой тренировочные штаны. Причесываться она не стала – пусть волосы торчат как хотят, а заодно не удосужилась умыться и почистить зубы. Все, что ей было нужно, – это проснуться и стряхнуть с себя прошедшую ночь.

Стиви стеснялась смотреть на подругу. Никто и никогда раньше, кроме родителей, не заботился о ней так. Джанелль отвела ее в постель перед рассветом, и на пару часов она смогла забыться тяжелым сном. Сейчас она чувствовала, как накатывает слабость, все ее движения были заторможенными и вялыми.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросила Джанелль.

– Нормально, – отозвалась Стиви. – Немного тошнит. Устала. Но, в принципе, нормально.

Она не могла заставить себя сказать «спасибо» вслух, но постаралась, чтобы это читалось в ее улыбке, смущенном взгляде. Джанелль мотнула головой, словно говоря: не беспокойся об этом.

Стиви вышла из дома. Утро было свежим и ярким – густое синее небо и пышные, счастливые облака, облепившие горы. Такое утро сводило на нет страхи прошлой ночи, и вся его приятность делала их еще уродливее. Как могла она так патологически всего бояться, если все вокруг такое жизнерадостное?

Очень просто, как оказалось. Химию мозга не слишком заботит, насколько прекрасен окружающий мир.

Стиви прошла вдоль стены «Минервы» по мокрой траве и подняла с земли под окном своей комнаты книгу. Она была лишь слегка влажная от росы, но абсолютно целая. Что же случилось? Она просматривала фото на телефоне прямо перед тем, как улечься спать. Думала о похищении и туннеле. Те слова на стене ей могли просто привидеться. Но они были такими четкими, живыми. Она встала с кровати, бросила книгу в окно, думая попасть в незнакомца.

Какое-то время Стиви постояла, устремив взгляд в небо и держа в руках книгу, пытаясь понять, что же случилось на самом деле прошлой ночью. Потом потерла уставшие, покрасневшие глаза. Пора было идти на занятия. Она вытерла рукавом обложку книги и вернулась в дом.

В коридоре перед своей комнатой она наткнулась на Дэвида, спускавшегося по лестнице.

На самом деле, ничего особенного. Он едва заметно ей улыбнулся, одними уголками губ. Простая улыбка.

Но что-то заставило Стиви вскипеть. Она преградила ему дорогу.

– Хорошо спалось? – спросила она.

– Очень мило с твоей стороны поинтересоваться, – ответил он, прислонясь к стене. – Спалось отлично. А тебе?

Его тон был нейтральным, но улыбка стала чуть шире, буквально на несколько миллиметров.

– Был занят прошлой ночью? – продолжила Стиви.

– У тебя так много вопросов.

Безучастный тон, вежливая улыбка. Но что-то в глазах. Вспышка. Невозможно понять, что происходит, но что-то происходило.

– Это очень мило и забавно, – сказал он, – но можно я пойду позавтракаю?

Стиви отошла в сторону, но проводила его взглядом. Мог ли Дэвид расположить то послание на ее стене?

* * *

Рассеянно слушая обсуждение сборника «Листья травы», она пыталась вспомнить слова ночного стихотворения.

Загадка на стене… что-то там про убийство, про озеро, Элис. В этих строках определенно слышался стиль Лукавого. Но чем дольше она перебирала слова в голове, тем быстрее они ускользали и вскоре перестали вообще казаться словами.

Они переплелись со строчками Уолта Уитмена:

Что, по-вашему, сталось со стариками и юношами?

И во что обратились теперь дети и женщины?

Они живы, и им хорошо.

Загадка. Загадка на стене. Женщина в озере, девочка в норе…

Сегодня вечером она будет той девочкой в норе, когда пойдет в туннель.

Мысли об этом не отпускали Стиви, пока она вполуха слушала про функции осевого и добавочного скелетов человека. Ланч окончательно вернул ее на землю, и к тому времени, как начался урок испанского, от прежнего страха не осталось и следа. Теперь, в предвкушении неизведанного, она чувствовала легкий трепет и волнение.

После обеда Стиви забежала в «Минерву» взять фонарик и перчатки, а потом встретилась с Джанелль, и они пошли на первое занятие по йоге. Из всех обязательных программ по физкультуре выбор пал именно на нее потому, что йога, по крайней мере, казалась более понятной, чем «Бег для закалки и выносливости», «Коллективный тренировочный лагерь» или «Перспективы в движении». В ее старой школе студентов просто на полчаса отправляли в тренажерный зал, где можно было спокойно слушать подкасты, – в чем, пожалуй, и заключался единственный плюс этого места.

Джанелль ждала ее у базы творчества со свернутым ковриком под мышкой.

– Все хорошо? – спросила она.

– Ага, вроде.

– Тревожные сны самые тяжелые.

Вчера ночью Стиви все-таки смогла рассказать Джанелль, что она видела. Она постаралась, чтобы вся эта история выглядела как дурной сон, а не как сомнительное происшествие, которое вообще могло не случиться в реальности.

– Наверное… мне это приснилось? – Стиви с надеждой взглянула на Джанелль. – Но я не знаю…

Та кивнула, словно ничего другого и не ждала. Они вошли внутрь.

– Но давай представим на минуту, что не приснилось, – продолжила Стиви. – Насколько вообще возможно устроить такую демонстрацию на стене? Нужен проектор?

– В принципе, это легко, – начала объяснять Джанелль. – Достаточно картонного плаката, скотча и зеркала. Это возможно, но…

– Я поняла. Ну, смотри. Я проснулась. Лежала в кровати и вдруг увидела это на стене. И бросила через окно книгу, чтобы узнать, стои´т ли кто-нибудь под окном… Хотела попасть ему в голову.

– Попала? – спросила Джанелль. – Там был кто-нибудь?

– Нет.

– Знаешь, когда ты просыпаешься посередине определенной стадии сна, реальность и сон могут слегка смешаться. И если это случилось в первый раз, вполне вероятно появление тревоги. У меня тоже такое бывает. Мне обычно снится, что я не могу попасть в класс. А уже конец учебного года, и я все на свете пропустила. Но бывают и хорошие сны. В них я изобретаю новый 3D-принтер, а Джина Торрес расхаживает в костюме Женщины-кошки. Но здесь вот в чем дело…

Она остановилась перед дверью в комнату для занятий йогой и пристально посмотрела на Стиви.

– Я думаю, нас всех приняли сюда, потому что у каждого в голове есть что-то такое, от чего невозможно избавиться. Мы все на чем-то зациклены. Я хочу делать машины, ты – расследовать преступления, Нейт хочет писать… или не хочет, а Элли хочет жить в коммуне художников. Хейз снимает шоу. Дэвид вроде придумывает компьютерные игры. Я видела, как он писал программный код, так что он может. Каждый из нас живет типа в своем собственном мире. Но на самом деле твой мир здесь, и он реален. Мне кажется, твой мозг сейчас слегка перегружен информацией. У тебя был глубокий сон, и что-то тебя разбудило. Ты можешь оставаться в состоянии полусна и что-то увидеть, но при этом подумать, что уже проснулась, а на самом деле – еще не совсем. Сон – вообще забавная штука.

Если посмотреть с этой стороны, все произошедшее обретало смысл.

– Почему ты такая умная? – спросила Стиви.

– Много читаю, – улыбнулась Джанелль.

Она расстегнула молнию внешнего кармана на сумке, сунула туда свой пропуск, прицепила его к внутреннему ремешку и застегнула карман. Джанелль все делала основательно, даже если всего лишь убирала в сумку пропуск.

– А еще я просто потрясающая! – заявила она со смехом.

Класс для занятий йогой представлял собой обыкновенную маленькую студию. Студенты свалили сумки в холле и расстелили свои коврики. Йога оказалась популярна, и коврики теснились в паре сантиметров друг от друга. У Стиви не было своего, и она взяла школьный; старый резиновый коврик бордового цвета был жесткий и слегка отдавал хлоркой и ношеными носками.

Преподавательница Дариа сначала велела всем усесться на ковриках и включила музыку. Они должны были закрыть глаза и сосредоточиться на дыхании, но Стиви постоянно улетала мыслями в прошлую ночь, когда что-то выдернуло ее из сна и она увидела слова на стене. Она проигрывала этот момент снова и снова. Точно ли она бодрствовала, когда коснулась пятками пола, когда пыталась вспомнить эти слова?

Невозможно узнать. У сна свои секреты, а Дариа тем временем уже велела им принять позу собаки мордой вниз. Стиви занималась йогой первый раз, и это было заметно, так что вскоре Дариа подошла к ней поправить положение рук, бедер и ступней. Стиви заранее посмотрела пару видеоуроков, но сейчас так растерялась, что выполнить все эти движения без ошибки у нее просто не получалось. За все занятие ей удалась в лучшем случае пара движений. Колени были неправильно развернуты, руки недостаточно высоко вытянуты, а положение поясницы не до конца изогнуто. Дариа все время ходила поблизости, ласковым, тихим голосом снова и снова объясняя, как нужно двигаться, и в конце концов уселась рядом со Стиви. Откуда вообще все остальные знают, как заниматься этой йогой?

Единственный плюс был в том, что упражнения помогли полностью опустошить ее голову. Стиви слышала, что так обычно и бывает. В этом и заключался смысл йоги? Ты настолько сосредоточен на том, чтобы не скользить потными ладонями по коврику, что не можешь думать ни о чем другом? Однако последнее правило йоги Стиви полностью одобрила – каждое занятие заканчивалось лежанием на полу в позе трупа.

– Ты сегодня занимаешься съемкой, правильно? – спросила Джанелль, когда они вышли в холл забрать свои сумки. – Потому что мы с Ви собираемся…

Она рылась в сумке, перетряхивая содержимое на дне и открывая все карманы подряд.

– Мой пропуск, – хмуро пробормотала она. – Его нет. Он был в этом кармане, и я застегнула его на молнию. Ты же видела!

– Видела, – кивнула Стиви. – Ты везде посмотрела? Точно нет?

Джанелль рывком открыла передний карман. Он был пуст.

– Куда, черт возьми, он подевался? Кто его взял? Нужно его найти. Мне дали доступ в мастерские, и если я его потеряла…

– Давай смотреть. – Стиви принялась шарить по полу, переворачивая и расшвыривая чужие сумки.

– За новый придется выложить сто пятьдесят баксов, – удрученно сказала Джанелль. – Черт, черт.

– Ладно, подожди, – попробовала успокоить ее Стиви. – Кто-то просто стащил его по ошибке…

– Но как? Залез ко мне в сумку по ошибке? Нужно сказать Пикс. Кто здесь ворует пропуска? Кто шарит в чужих сумках?

Джанелль разнервничалась. Эта непонятная ситуация выбила ее из колеи, а ведь она прекрасно помнила, что положила пропуск на место.

– А может, кто-то тебя разыграл?

– Украв пропуск?

Стиви едва не выпалила: «Или показав письмо на стене». Но так как присяжные заседатели еще не вынесли вердикт, был он реальным или нет, она сдержалась. За короткое время произошло два необычных случая: письмо и пропуск. Словно кто-то затеял странную игру, и где-то глубоко внутри Стиви снова зашевелилось беспокойство.

Игры не кажутся забавными, когда ты не знаешь, что участвуешь в них.

Глава 14

Был отличный вечер для похода под землю.

Осень в горах другая, отметила Стиви, шагая рядом с Нейтом по тропе к базе творчества. Она здесь… такая дикая. Это было вполне ожидаемо, но не переставало ее удивлять. Больше щебечущей и шныряющей жизни в кустах, больше драматизма в кронах деревьев, больше ветра. Воздух наполнен терпким запахом только что опавшей листвы; сладковатый душок увядания поднимается от подлеска. Все словно наполняется красками и поет перед смертью. Запахи, ощущения, звуки, цвета – природа щедро одарила этот уголок. Поэтому Альберт Эллингэм его и выбрал.

– Полжизни бы отдал за «Старбакс» или что-нибудь в этом роде, – пробормотал Нейт. – Тебе тоже кажется, что мы тут застряли до скончания времен? Когда уже начнем есть друг друга или драться за моллюски?

Для ночного похода оба выбрали темную одежду. Нейт влез в черные джинсы-багги и мешковатый свитер, свисающий до самых кончиков пальцев, так что руки его казались еще длиннее. Неописуемого восторга по поводу затеи с фильмом в нем было не больше обычного, но Стиви уже привыкла. Нейт был этаким дождливым облаком, но это дождливое облако относилось к ней хорошо, да и миру иногда все-таки нужен дождь. Стиви, в свою очередь, основательно подготовилась к рискованному мероприятию: выбрала свободные черные штаны и черную худи. Для такого случая ее гардероб был как нельзя кстати. У обоих в сумках лежали фонарики.

– Этот туннель, – задумчиво произнес Нейт, когда они повернули к перешептывающимся мраморным бюстам. – Что в нем?

– Во время Великой депрессии он использовался для хранения алкоголя, – ответила Стиви. – Товар приходил из Канады, и его прятали под обсерваторией на случай полицейской облавы, хотя вряд ли кто-нибудь рискнул бы устроить облаву в поместье Альберта Эллингэма.

– Я имею в виду сегодняшний туннель. Ты знаешь, что в нем сейчас?

– Какое-то время он был закопан, – туманно пояснила Стиви. Ей не хотелось говорить что-то типа «его раскопали впервые с 1938 года, и кто знает, что там теперь».

– А нам туда можно?

– Никто не сказал, что нельзя.

– Но мы, кажется, никому и не рассказывали.

– Сначала действуй, потом извиняйся.

Она чувствовала, как Нейт буравит ее взглядом, но отвернулась и принялась изучать лица статуй.

– Не знаю, засчитают ли мне этот сценарий за три главы, – вздохнул Нейт, копаясь в карманах. – Мы занимаемся этим всего лишь неделю.

– А что сказала доктор Куинн?

– Сказала, что решит, когда увидит результат. Но смотрела при этом так, словно уже решила: завершать мой завтрак должно битое стекло.

– По-моему, ты слишком сильно переживаешь.

– Конечно, я слишком сильно переживаю. Но обычно я прав. Те, кто переживает больше всех, всегда оказываются правыми. Так уж устроена жизнь.

Стиви не стала ему перечить.

* * *

Хейз, Мэрис и Дэш уже ждали возле дальнего крыла базы творчества, где были сложены материалы для декораций и стояли мусорные баки, чуть в стороне от главной дороги. Они тоже оделись в черное: на Хейзе было что-то узкое и приталенное, на Дэше – свободное и свисающее, а Мэрис красовалась в черных легинсах, необъятном пушистом свитере и маленькой черной шляпке. Ко всему прочему она надушилась дымно-мускусным ароматом, весьма подходящим к такому случаю.

– Ну что, идем? – сказал Хейз и включил фонарик.

Они вошли под сень леса, кольцом опоясывающего Эллингэмскую академию. Здесь не было аккуратных дорожек и мраморных статуй – только дикая, нетронутая природа. Пришлось пробираться между деревьями, идя вдоль главной дороги. Стиви имела довольно четкое представление, куда должен вести туннель и где он может начинаться, но вход в него, скорее всего, завален землей. Хейз тоже, казалось, знал, куда нужно двигаться.

– Как ты его нашел? – спросила Мэрис.

– Поиски туннелей – мое тайное хобби, – улыбнулся он. – Вот этот они отрыли весной и не хотели, чтобы об этом кто-нибудь узнал.

– Но ты узнал?

– Я увидел.

И он усмехнулся.

Хейз ушел в сторону от дороги метров на сто, остановился и принялся топтаться вокруг. Вскоре под его ногами звякнуло что-то металлическое.

– Свет, – потребовал он.

Мэрис направила свет фонарика вниз, и он начал ногами счищать сухую землю с люка.

– Они его закрыли, – наклонившись, пробормотал он. – И, похоже, закрыли на замок. Раньше замка не было. Это может стать проблемой.

– Давай я взгляну, – сказала Стиви, опускаясь на колени рядом с ним. Земля была прохладной и мягкой.

– Самый обыкновенный висячий замок. – Стиви повертела его в руках. – Можете посветить сюда?

Луч метнулся к замку. На дне своей сумки Стиви нашарила две канцелярские скрепки. Она выпрямила их и вставила в скважину. Одна скрепка служила упором, а второй она стала медленно нажимать на запирающие штифты внутри. Действовать приходилось аккуратно, миллиметр за миллиметром. Замок – штука маленькая, а его внутренние штифты и того меньше, так что главное было не дергаться.

К счастью, Стиви уже много раз ковырялась в таких замках. Это было приятное и недорогое хобби, которым она любила заниматься во время просмотра детективов; к тому же этот навык ей следовало иметь в своем арсенале.

Наконец замок щелкнул.

– Вау, – произнес Хейз. – Где, черт возьми, ты этому научилась?

Стиви молча улыбнулась, поднялась с колен и отряхнула руки.

– А ты молодец, – одобрительно кивнула Мэрис.

Ну наконец, нашлось хоть что-то, что Стиви умела делать, а Мэрис – нет.

Дэш набирал на телефоне текст, а Нейт застыл с открытым ртом.

Хейз сдвинул в сторону крышку, и перед ними открылся пологий вход под землю. Стиви посветила фонариком – в темноту уводила дюжина бетонных ступеней.

– Выглядит ничуть не подозрительно, – пробормотал Нейт.

Стиви присела на корточки перед дырой в земле, направив луч в глубину. Там была сплошная чернота: бархатисто-чернильная, суровая, неприветливая. Все что угодно могло таиться в этой черноте: полчища пауков, кто-нибудь с ножом или, еще хуже, просто один сплошной темный туннель.

Стиви поднялась, пересчитала ступеньки и, светя себе под ноги, принялась спускаться. Если полчища пауков и обитали в туннеле, то они надежно попрятались, да и с ножом никого поблизости не наблюдалось. Стены, выложенные из кирпича и бетона, были в хорошем состоянии, только кое-где виднелись трещины и сколы, вызванные многолетним действием ветра, снега и льда. Спертый воздух был насквозь пропитан запахами земли. Туннель оказался у´же, чем Стиви себе представляла; в нем едва могла разойтись пара человек, что, конечно, было вполне логично. Непросто вырыть тайный подземный ход, да еще такой, чтобы через него можно было пронести ящики с выпивкой или незаметно ускользнуть во время какой-нибудь очередной игры, устроенной Эллингэмом. Кирпичи делали туннель похожим на гигантский дымоход.

Стиви на мгновение словно потеряла связь с реальностью. Она провела рукой по стене – кирпичи были влажные, а ее пальцы почувствовали между ними шероховатые дорожки застывшего известкового раствора. Здесь хранилась история, живая история, которая сейчас ей открывалась, и все это с трудом укладывалось в голове. Она не замечала, что происходило вокруг: как Дэш устанавливал штатив для камеры, а Мэрис и Хейз вслух размышляли, где лучше встать и читать письмо Лукавого. Рядом со Стиви возник Нейт, и она очнулась.

– Почему ты умеешь открывать замки? – спросил он.

– В Интернете полно видеоуроков.

– Это ответ на вопрос «откуда». Я спросил: почему?

– А кто не хочет этого знать? Пара часов – и можно научиться. Покупаешь за пять баксов замок…

– Опять не ответ на «почему».

– В телевизоре так делают, – наконец сказала Стиви. – Неплохо это уметь. Я люблю детективы, понятно? У каждого свое хобби.

– Напомни в следующий раз, чтобы я тебя не злил, – пробурчал Нейт.

Стиви напряженно вглядывалась в темноту. Свет фонарика растворялся в ней, и конца туннеля не было видно. Только одна сплошная тьма впереди.

– А эта конструкция вообще надежна? – спросил Нейт. – Нам что, так уж обязательно здесь находиться? У меня ощущение, что мы в шахте подъемника на «Титанике»…

– Все нормально, – ответила Стиви.

Потому что так и было. С определенной долей вероятности. Чаще всего так и бывает.

Стиви поводила фонариком, оглядывая стены вокруг. В одном месте зияла внушительная трещина, и она поспешно отвела оттуда луч, направив его прямо.

– Пойду до конца, – заявила она.

– Ты серьезно? – спросил Нейт.

– За этим я сюда и приехала. Мои демоны ждут там.

– Стиви, на твоем месте я бы…

– Ты же не я. Если я погибну, отомстишь за меня.

Стиви, конечно, шутила, но в каждой шутке есть только доля шутки. Она не могла не пойти туда, хотя чувствовала, что это вполне могло оказаться ошибкой.

Просто некоторые ошибки нужно совершить.

Длина туннеля, как ей было известно, составляла чуть больше ста метров. «Сто метров темного туннеля», может быть, звучит не так страшно, как «бесконечный темный туннель», но, по сути, это и есть бесконечный темный туннель. И все же она двинулась вперед, совсем как все те исследователи древних пирамид, пробирающиеся там, где тысячелетиями не ступала нога человека и где неизвестно что ждет во тьме. Там похоронены тайны, и порой, чтобы их раскрыть, нужно спуститься под землю.

Она вдруг подумала: что, если ее накроет приступ паники? К ее удивлению, пока она шаг за шагом углублялась в гулкую пустоту туннеля, сердце вело себя спокойно. Вот-вот должна возникнуть дверь. Она вытянула руку, и наконец пальцы коснулись шершавого дерева.

Сердце екнуло, на мгновение ушло в пятки и забилось, рывками толкая кровь по венам.

Дверь была сколочена из толстых досок, соединенных полосами железа, с узким окошком, закрытым отодвигающейся пластиной, – совсем как в средневековой тюрьме. На двери не было ни ручки, ни замка. Она изначально была сделана так, чтобы открываться только с обратной стороны, так что, если дверь заперта, ее исследованию конец.

Стиви толкнула дверь.

Та поддалась.

Она шагнула через порог. Вошла внутрь. Это было как во сне.

Комната оказалась небольшой. Три стены были заняты полками. Та самая комната для хранения алкоголя. Ящики проносили через туннель и оставляли здесь на хранение. Металлическая лестница вела к люку в потолке. Стиви потрясла ее за поручни – вроде та была надежно прикручена к стене и вообще находилась в отличном состоянии. Неужели она сможет попасть туда, в то место, где все случилось?

Остальные задержались где-то позади. Она здесь одна.

Стиви проверила лестницу еще раз, а затем сунула фонарик в сумку. Она полезет наверх в темноте. Медленно и осторожно продвигалась она ступенька за ступенькой, зная, что в какой-то момент коснется головой люка. Она положилась на свои чувства: пусть они укажут путь.

Выше и выше, двигаясь все медленнее, Стиви упорно поднималась во тьме, пока не задела макушкой крышку люка. Она спустилась на ступеньку ниже и попробовала сдвинуть ее. С первого раза не получилось, и Стиви налегла посильнее. Послышался жуткий скрежет, словно пришли в движение старые рессоры, и крышка отошла в сторону.

Кто-то хочет побывать в Париже, увидеть Эйфелеву башню или посмотреть на лондонский Биг-Бен. Другие думают только о выпускном или свадьбе. Некоторые мечтают полетать на воздушном шаре или поплавать с аквалангом в прозрачных водах Карибского моря. У каждого есть заветное место, куда он мечтает попасть. Стиви Белл только что поднялась в свое.

Изнутри обсерватория казалась меньше, чем можно было ожидать. Стеклянные треугольники, составляющие стены, покрывал слой грязи, и внутри царил полумрак. Стиви поводила лучом фонарика по каменному полу, по диванам вдоль круглых стен. Обсерватория была пуста, лишь несколько жухлых листьев валялось на грязном полу. Пахло сараем и влажной землей.

Дотти приходила сюда. Здесь нашли ее книжку про Шерлока Холмса. Сам Альберт Эллингэм проходил через эту крепкую дверь. Здесь его ударили, он упал на пол. Где именно? В этом месте? Или чуть подальше? Здесь пересчитывали деньги? Неужели это именно то место, где началась та трагедия?

На мгновение Стиви закрыла глаза. Может быть, если она глубоко вдохнет этот воздух, почувствует дух этого места, она сможет вернуться в прошлое, и тогда…

– Эй! – голос Дэша взорвал тишину. – Иди сюда! Нужна твоя помощь!

Момент был упущен.

* * *

Весь процесс съемки прошел очень быстро. Хейз всего лишь продекламировал письмо Лукавого и прошелся немного по туннелю. Они с Мэрис попробовали сделать пару кадров на общем плане, но было слишком темно. Под землей стало прохладно, да и время уже поджимало. В половине девятого они осторожно прокрались обратно к бетонным ступенькам. Быстро оглядевшись, они удостоверились, что никто не ждал снаружи и не открыл люк. Крышка была на месте.

– Нам нельзя возвращаться всем вместе, – сказал Хейз, вытаскивая замок из сумки. – Если кто-нибудь увидит, как мы толпой идем отсюда, то может понять, что мы спускались в туннель. Нейт, Стиви – вы, ребята, идите первыми. Дэш, тебе лучше сделать крюк и выйти с другой стороны. Мы с Мэрис пойдем последними.

Стиви и Нейт выбрались на поверхность и зашагали к «Минерве». Нейт вдруг обернулся.

– По-моему, они хотят вернуться в туннель и перепихнуться, – сказал он.

– Перепихнуться, – задумчиво повторила Стиви. – Тебе обязательно было так говорить?

– «Перепихон в туннеле», – усмехнулся Нейт. – Новый аромат для мужчин.

– Да ладно, они бы не стали, – покачала головой Стиви. – Они не будут.

– Почему?

– Потому что… это же тот самый туннель. И делать это в нем… как-то неправильно.

– Иногда туннель – это всего лишь туннель, – подражая Фрейду, проговорил Нейт.

Стиви сжала зубы и ускорила шаг, сунув руки в карманы худи. Впечатления от туннеля и обсерватории были еще свежи, и она хотела сохранить их волшебство внутри себя как можно дольше.

Она вспомнила послание на стене своей комнаты. Оно было по-настоящему ярким. Сны, как правило, тускнеют со временем, воспоминания о них становятся расплывчатыми. А в этом ее видении все буквы оставались четкими, краски – свежими. Послание отпечаталось в ее мозгу как скриншот.

Было ли оно реальным?

Вполне могло быть. В мире много совершенно невероятных, но вполне реально существующих вещей. Хотя, конкретно эта не казалась таковой. А вот что казалось: взбудораженное, перегруженное новыми впечатлениями сознание Стиви вызвало галлюцинацию столь яркую и странную, почти сверхъестественную, что отпечаток ее остался в мозгу дольше обычного. Если подумать логически, кто мог знать о ее увлечении столько, чтобы придумать это послание? Кому до нее есть дело? И как далеко этот кто-то готов зайти?

Это был сон, как и сказала Джанелль, а она мыслит вполне трезво.

Но воспоминания об увиденном остались, и Стиви казалось, что это Лукавый зовет из прошлого. Мистер Лукавый, знаменитый садист, смеющийся убийца.

И все же получается, что даже то, что похоронено глубоко под землей, не остается там навечно. Туннели обнажаются, секреты всплывают наружу. Лукавый был человеком. А значит, он уязвим.

КТО ТАКОЙ ЛУКАВЫЙ? 80 ЛЕТ СПУСТЯ

Postdetective.com

13 апреля 2016 года

8 апреля 1936 года в контору Альберта Эллингэма в Берлингтоне, штат Вермонт, пришло письмо. В то время Альберт Эллингэм был одним из богатейших людей Америки. В горах в окрестностях Берлингтона он построил школу и дом, где и жил с женой и дочерью, наслаждаясь чистым воздухом. В городской конторе собиралась его личная и деловая корреспонденция, которую ежедневно доставляли на машине в поместье на горе Топор, где ее разбирал секретарь.

В тот день пришло письмо, которое выделялось на фоне остальных. На конверте стоял штамп почты Берлингтона. Адрес поместья Эллингэма был написан крупными печатными буквами тупым карандашом. Внутри лежал единственный листок писчей бумаги со словами:

Вот загадка, будет смех! Что ж нам выбрать для потех? В петлю сунуть, застрелить? Ударить финкой, яд подлить? Может, запалить огонь? Или нет – залить водой! Будет ярко дом пылать! Жаль, что долго убирать… Можно со скалы столкнуть, В голову топор воткнуть, На машине ночью мчаться И в аварии скончаться. Столько разных передряг – Ну не выбрать нам никак! Вам не спрятаться, не скрыться, Так давайте веселиться! Ха-ха. С наилучшими пожеланиями, Лукавый

Альберт Эллингэм получал угрозы в свой адрес и раньше. Более того, несколько лет назад он едва избежал гибели, когда в его машину подложили взрывчатку. Это были времена, когда промышленные магнаты часто подвергались опасности. Что же необычного в этом письме?

Прежде всего то, что оно состояло из цветных слов и букв, которые, как установили позднее, были вырезаны из различных журналов. Яркие, красочные слова складывались в кошмарный стих, в котором перечислялись способы убийства Эллингэма. Автор письма подписался как «Лукавый».

Пять дней спустя, во время автомобильной прогулки, жена Альберта Эллингэма Айрис и его дочь Элис были похищены. В тот же день пропала студентка школы Долорес Эпштейн.

Вечером в поместье раздался звонок с требованием выкупа. Эллингэму дали всего лишь четверть часа, чтобы взять деньги из сейфа и отнести их к озеру на территории поместья. Наличных не хватило, поэтому похитители не вернули Айрис и Элис, а потребовали еще.

Личный секретарь Эллингэма Роберт Макензи предлагал обратиться в полицию, однако сам Эллингэм считал, что это еще больше навредит его семье. Вместо того, чтобы звонить в полицию, он связался со своим давним другом Джорджем Маршем. Вместе они привезли помеченные специальным раствором двести тысяч долларов в глухое место на окраине Берлингтона и спустили их с утеса в лодку, которая ждала на озере Шамплейн.

Лодка уплыла.

16 мая 1936 года возле городка Иерихон, в неглубокой канаве, было обнаружено тело Долорес Эпштейн. Его нашел водитель грузовика с молочной фермы, когда вышел в поле справить малую нужду. Причиной смерти стал сильный удар по голове.

Три недели спустя, 5 июня 1936 года, возле городка Саут-Хиро, что расположен на одноименном острове на озере Шамплейн, всплыло тело Айрис Эллингэм. Мод Лумис, местная жительница, обнаружившая тело, рассказала: «Ее завернули в клеенку, и она была в плохом, очень плохом состоянии. Такое впечатление, что к ней пытались привязать груз». На теле Айрис были обнаружены отверстия от трех пуль.

Казалось, убийца Лукавый действует согласно своему письму: вначале действительно была задействована машина, хотя она и не врезалась в стену (на самом деле вишнево-красный «мерседес» Айрис Эллингэм стоял на проселочной дороге в семи милях от поместья без каких-либо следов аварии). Дальше по списку: пробитая голова, использование огнестрельного оружия и тело, найденное в воде.

В ФБР обратились через три дня после похищения. Агенты немедленно приступили к изучению письма. Специалисты определили, что его написали на самой обыкновенной бумаге, которую можно купить в любом магазине. Единственные найденные на нем отпечатки пальцев принадлежали Альберту Эллингэму и Роберту Макензи. Конверт был заклеен обычным канцелярским клеем. Слова и буквы были вырезаны из популярных журналов, таких как «Лайф мэгэзин», «Фотоплэй» и «Сэтеди ивнинг пост». Короче говоря, в этом письме не обнаружили ничего примечательного, кроме его смысла. Разные психологи со всех уголков страны пытались определить личность автора стихотворения. Мнения о точном диагнозе его заболевания разнились, однако все эксперты сошлись в одном: это образованный, уверенный в себе человек, прекрасно владеющий языком. Стихотворение также изучали профессора литературы и именитые поэты, и здесь мнения оказались противоположными. Одни заявляли, что стиль стихотворения детский и незрелый; другие, напротив, считали, что оно написано кем-то, кто хорошо разбирается в поэзии и, несомненно, сам обладает поэтическим талантом. Один сюрреалист в каком-то чудовищном порыве назвал его «самой правдивой и величайшей работой нашего времени».

Все это создало некоторые трудности во время суда над Антоном Ворачеком. Хотя в его доме и нашли купюры из числа помеченных, что означало его причастность к преступлению, однако сам он едва говорил по-английски. Большинство экспертов соглашались, что он не мог написать такое письмо, и все же специалист из ФБР утверждал обратное. Через два года после смерти Ворачека некая женщина заявила, что он находился у нее в день похищения и физически не мог в нем участвовать. На вопрос, почему она не обратилась в ФБР раньше, та ответила, что была слишком напугана.

Заявление этой женщины также вызвало бурное обсуждение.

Сегодня, спустя восемьдесят лет, вопросы все еще остались без ответов.

С помощью современных технологий мы могли бы более подробно изучить письмо Лукавого. Но есть одна проблема: письмо уничтожено, его больше нет. Оно хранилось в качестве улики в здании городского суда в Берлингтоне, а через неделю после последнего заседания в подвале суда случился пожар. Сгорело несколько дюжин коробок с уликами, в том числе и письмо Лукавого. Так что мы вряд ли когда-либо разгадаем его секреты.

«Ха-ха!» – сказал бы он.

Глава 15

– Хочешь прикол? – спросила Джанелль, заглянув к Стиви в комнату.

Та все еще лежала в постели, хотя рядом на тумбочке заходился будильник в телефоне – неважно, что сегодня суббота и раннее утро, пора вставать и идти монтировать видео с ребятами. Стиви потерла глаза и взглянула на Джанелль, которая выглядела взволнованной. Впрочем, в голубой фланелевой пижаме с кошачьими мордочками любому стало бы не по себе.

– Смотри! – Джанелль подняла руку: в кулаке был зажат фирменный эллингэмский шнурок, а на его конце болтался электронный пропуск. – Угадай, где он был?

Стиви понятия не имела.

– Валялся на улице. На тропе. Кто-то взял мой пропуск, а потом решил вернуть, но типа не донес до коттеджа. Могли бы сунуть под дверь или что-нибудь типа того. А вместо этого бросили на полпути. Кто это сделал?

– Кто-то, любящий розыгрыши? – сказала Стиви, приглаживая торчащие вихры. – Какой-нибудь придурок?

– Точно, именно придурок. Ну ладно, самое главное – пропуск нашелся. Кризис миновал.

Умываясь и одеваясь, Стиви размышляла об этой загадке, которая, хоть и разрешилась благополучно, осталась неразгаданной. Утренний воздух был свеж, и она решила надеть спортивные штаны и эллингэмскую толстовку.

Выйдя в общую комнату, Стиви замерла: на лиловом диванчике, скрестив ноги и уставившись в ноутбук, сидел Дэвид в пижамных штанах и старой футболке с затертым логотипом какого-то серфинг-клуба.

– Работаешь? – спросила Стиви.

Он взглянул на нее поверх экрана. Его глаза покраснели, словно он не спал всю ночь, щеки слегка ввалились, а волосы были растрепаны. Он выглядел немного помятым и… привлекательным.

– Я за этим сюда и приехал, – ответил Дэвид. – Припоминаешь?

– Неужели? – с прохладцей бросила она и прошла на кухню.

Она что, действительно сейчас подумала про Дэвида, что он привлекательный? А он это понял? Подумать об этом, в общем-то, допустимо, но только при условии, что он не догадается.

Стиви быстро наполнила термокружку кофе и выскочила из коттеджа, даже не подождав Нейта.

Утро было до неприличия прекрасным, словно природа напоследок решила предстать во всей красе, пока деревья не сбросили листву, трава не поблекла и вся жизнь не замерла. Огромный купол неба наливался ультрамарином. Шагая к затопленному саду и разглядывая эллингэмские пейзажи вокруг, Стиви вдруг почувствовала невероятный прилив энергии, в ней сосредоточилась спокойная целеустремленность, словно это был ее обычный ежедневный поход в школу. Бодрящее субботнее утро, в руках кружка кофе, впереди работа над проектом. Вчерашний дух туннеля вновь вернулся к ней и витал где-то над головой.

Калитка в затопленный сад оказалась открыта, внутри – никого. Стиви уселась на траву и принялась разглядывать местность.

Стиви была прекрасно осведомлена о внушительных размерах рукотворного озера на территории сада. Но только увидев своими глазами эту огромную впадину в земле, она поняла, что ради счастья своей семьи Альберт Эллингэм был готов на многое. Жена любит плавать – значит, гора будет взорвана, поверхность выровнена. Когда кто-то заикнулся, что на дне озера могут быть тела или какие-либо улики, водоем осушили и перекопали. Теперь здесь простиралась пустота – лишь мраморные статуи печально взирали на былое величие да одинокая обсерватория нелепо торчала посередине на своем крохотном холмике.

– Спасибо, что подождала, – буркнул подошедший Нейт.

– Извини, – отозвалась Стиви.

Несмотря на прохладу утра, на Нейте были только шорты и футболка с надписью «У МЕНЯ ДВЕ ТАЧКИ. ОДНА ИЗ НИХ – ДРАКОН».

– Тебе здесь действительно нравится, да? – спросил он, усаживаясь на влажную траву. – Как будто ты попала в Диснейленд с убийствами.

– Смертоубийственный Диснейленд – это было бы круто.

– Точно. Я бы тоже туда сходил.

– Знаешь, это… – Стиви запнулась, подбирая слова. – Я видела столько фотографий этого места. Прочитала все, что нашла. Словно все, что было у меня в голове, сейчас…

Она беспомощно помахала рукой в воздухе перед собой, но, к счастью, Нейт ее понял.

– Ага, – кивнул он. – Наверное, это то же самое, что и у меня с книгами. Я всегда хотел, чтобы истории оживали, поэтому и начал писать свою собственную. Мне казалось, так она выйдет более… реальной, что ли. Я тебе даже немного завидую: для тебя все происходит на самом деле. А вот Гэндальф ко мне никогда не придет.

– Никогда не говори «никогда», – улыбнулась Стиви.

За оградой послышался шум мотора, и через калитку въехал гольф-кар, груженный декорациями. За рулем, как обычно, был Марк, а рядом шел Дэш. Спустя какое-

то время появились Хейз и Мэрис, и хотя они не держались за руки, не обнимались, а лишь обменивались взглядами, эти взгляды красноречиво говорили, что прошлым вечером их пути явно не разошлись.

* * *

Этот день был полон беготни и торопливой возни, бесконечной суеты и самых разных поручений. Драгоценные доски Джанелль установили на подпорки и повесили на них осветительные лампы. Эту импровизированную рампу разместили в затопленном саду, в том месте, откуда Хейз должен будет отплывать на воображаемой лодке. Рядом с рампой должны были встать генератор и дым-машины, их несколько раз передвигали и проверяли. Потом Дэш ставил треногу для камеры, выставлял свет. Все это заняло несколько часов и порядком всех утомило. Нейту и Стиви ничего не оставалось, кроме как выполнять приказы: принеси то, отодвинь это, забери вот это, переставь вон то. Когда они вдвоем сбегали в костюмерную и вернулись обратно, Стиви отметила, что Хейз практически не участвовал во всеобщей суматохе и передвижениях: все это время он просидел на каменной скамейке, уткнувшись в ноутбук. Стиви подумала, что он запоминает свой монолог – реплики были только у него. Остальной текст решили записать отдельно и пустить в самом начале в виде предыстории, так что учить Хейзу было много. Но когда Стиви в очередной раз прошмыгнула мимо него, краем глаза она увидела на экране какие-то картинки и открытое окно мессенджера.

Как только рампу установили заново, раз, наверное, в пятый, Стиви заметила, что к ним присоединился кое-

кто еще. Через калитку протиснулась Жермена Батт и принялась прохаживаться неподалеку, не сводя глаз с Хейза. Стиви стало интересно, во что это выльется, если учесть, что как-то ночью Жермена тайком сняла Хейза на видео и выложила его на всеобщее обозрение. Но тот приветливо кивнул ей и даже оторвался от экрана, чтобы попозировать. При этом вид принял самый серьезный и занятой.

Чуть позже они сделали короткий перерыв на ланч, во время которого Хейз ушел в «Минерву» наложить грим. Когда наконец все было готово, не хватало только его.

– Куда, черт возьми, он запропастился? – проворчал Дэш. – Стиви, можешь сходить поискать?

Стиви сидела возле своего рюкзака, пытаясь загрузить в телефон последний выпуск своего нового любимого подкаста «Говорим об убийствах».

– Что? – вскинула она голову. – А, ну да. Конечно.

Она побродила вокруг озера и, не найдя Хейза, пошла к самому дальнему концу сада. У стены она вдруг услышала голос, сердитый женский голос, доносившийся из беседки.

– Ты полное дерьмо, Хейз, – произнес голос. – Ты мне должен.

– И я отдам, – ответил Хейз.

– Ты и раньше так говорил.

– Потому что так и будет.

Стиви замерла и обратилась в слух.

– Думаешь, люди не знают? – Голос незнакомки источал презрение.

– Знают что, Гретхен?

Гретхен. Девчонка с невероятной прической. Та самая, королева.

– Да перестань! Ты что, и передо мной будешь притворяться?

– Тебе-то, вообще, какое дело?

– Во-первых, ты так и не вернул мне долг. Не надо делать вид, что его не существует. Ты со всеми так поступаешь: со мной, с Бет, наверное, тоже. Сейчас она, по крайней мере, знает правду, спасибо той девчонке, что выложила видео. А эти тупоголовые бараны прямо сейчас делают за тебя всю работу.

Тупоголовые бараны? Вообще-то, Стиви была одной из них.

– Гретхен… – послышался глубокий вздох.

– Что если я все расскажу этой журналистке?

– Ты, конечно, можешь поступать так, как считаешь нужным, – сказал Хейз. – Но лучше прими успокоительное и дай мне еще неделю или две.

Не успела Стиви отойти, как из-за беседки появился Хейз. Это, несомненно, был Хейз, но выглядел он намного старше. Его волосы поседели, а лицо покрылось морщинами. Мэрис отлично справилась с театральным гримом.

– Привет, Стиви, – произнес парень чуть громче, чем требовалось.

– Привет, – машинально ответила она. – Там тебя Дэш ждет.

Хейз еле заметно улыбнулся, и Стиви поняла, что он использовал ее появление, чтобы завершить разговор. Теперь, когда ее зачислили в стадо тупоголовых баранов, она относилась к нему с еще большим недоверием.

– Спасибо. – Голос Хейза стал глубоким, бархатистым, прямо как душистый луговой мед.

Следом за ним появилась Гретхен. Она видела Стиви, но, перефразируя Шерлока Холмса, она ее не наблюдала. Стиви была частью окрестного пейзажа. Не сказав ни слова, она проплыла мимо.

– Спасибо, – повторил Хейз, мягко кладя руку на плечо Стиви. – Моя бывшая. В смысле она со мной рассталась, но, кажется, до сих пор злится. Странно, конечно. Ну, ты знаешь, как это бывает.

Стиви не знала, как это бывает, но кивнула.

– Да уж, нелегко, – произнесла она.

Хейз тоже кивнул и расплылся в блаженной улыбке. Его улыбка каким-то образом наводила на мысли о старом-добром гамаке: такая же уютная и спокойная, просто расслабься и забудь обо всем.

* * *

За послеобеденное время Стиви узнала много нового.

Во-первых, съемка фильма включает в себя кучу времени, когда никакое кино не снимается, а происходит совсем другое: все стоят и обсуждают, как лучше сделать, а потом обсуждают еще раз, потом делают еще раз и снова обсуждают, а потом надо срочно бежать искать что-то, только что бывшее здесь, но куда-то пропавшее.

Во-вторых, Хейз действительно умел играть. У него это было не отнять.

В-третьих, сценический туман воняет.

И, наконец, каким бы невероятным это ни казалось, Стиви все-таки надоело стоять в затопленном саду и слушать, как раз за разом историю похищения рассказывают с ошибками.

Время тянулось, и внутри Стиви росло негодование на то, что она позволила Хейзу взять для проекта тему Лукавого. Конечно, она сама согласилась, но что-то было не так во всем этом, в съемке этого маленького странного видео. И хотя Хейз отлично справлялся с ролью и грим был наложен безупречно, но он по-прежнему оставался семнадцатилетним парнем, пытающимся сыграть мужчину под пятьдесят. Весь процесс съемки шел куда-то не туда и был просто неправильным, а что именно было не так, Стиви не могла понять.

К шести Мэрис сказала, что сделано почти все, что они хотели, и Дэш объявил перерыв на ужин.

– Давайте перекусим и вернемся убрать здесь все, – предложил он.

– Что, сегодня? – со вздохом спросил Нейт. – А завтра нельзя?

Мэрис помогла Хейзу снять салфетками грим, и все отправились в обеденный зал. Стиви слышала, как у Нейта урчало в животе.

Они едва дошли до лужайки, как Хейз вдруг остановился.

– Ребята, идите вперед, – сказал он. – Я там кое-

что забыл.

– Давай принесу, – тут же вызвалась Мэрис.

– Да нет, я сам, – он повернулся и зашагал обратно.

Мэрис, поджав губы, смотрела ему вслед и хмурилась.

– Идите и займите мне место, – бросил Хейз через плечо.

Стиви и Нейт не стали ждать повторного приглашения.

* * *

Было странно и неловко садиться ужинать с другой группой студентов. Стиви положила себе в тарелку кусок жареного цыпленка с вареной кукурузой и оглядела зал. Ее соседи по общежитию тоже разбрелись по разным компаниям. Джанелль уселась с ребятами из коттеджа Ви, Элли сидела со студентами, которых Стиви раньше не видела. Дэвид вообще не показывался. Как и Хейз.

– Интересно, что он там так долго? – проворчала Мэрис, беспокойно ерзая на стуле. – И на СМС не отвечает…

– Наверное, болтает по телефону, – предположил Дэш, поглощая картофельное пюре.

Мэрис скрестила руки на груди и огляделась вокруг. В зал вошла Гретхен, и взгляд Мэрис впился в нее. Она облизала губы.

– Надо пойти проверить, – сказала она.

– Да придет он, успокойся, – бросил Дэш. – Ну занят чем-то.

– Надо вернуться и убрать рампу.

– О господи, – пробубнил с набитым ртом Дэш. – Просто отлично. Можно мне хотя бы дожевать?

Гретхен повернула к ним и прошла мимо с отсутствующим видом.

О чем они с Хейзом говорили тогда? Что Хейз был должен Гретхен? И были ли их с Хейзом отношения причиной всей этой неразберихи? Мэрис нервничала, все они работали над проектом, который, по сути, достанется одному Хейзу, а Гретхен в прямом смысле требовала оплаты какого-то долга.

И как только люди умудряются так жить?

Ужин пришлось заканчивать быстрее, к большому огорчению Нейта, и все четверо отправились обратно в затопленный сад.

На поместье опускался вечер, цвет неба плавно перетекал в густо-синий, и на его фоне четкими контурами чернели кроны застывших деревьев. Стиви услышала, как кто-то поспешно догоняет их сзади. Она обернулась и увидела Жермену Батт.

– Ребята, вы куда? – спросила та.

– В затопленный сад, – ответил Нейт. – Убирать рампу. Или что-то типа этого. Я не знаю. Я думал, мне нужно будет только написать сценарий.

– Можно с вами? – попросила Жермена.

– Хочешь убрать рампу? – усмехнулась Стиви.

– Это же мечта каждого. – Нейт вздернул рюкзак повыше. – Приехать в Эллингэмскую академию и вытащить рампу из дыры в земле.

– Мне просто хочется посмотреть, что вы делаете, – пожала плечами Жермена.

– Больше подробностей из жизни Хейза? – поддела ее Стиви.

– Мое последнее видео набрало пятьдесят тысяч просмотров.

– Отличная эпитафия, – не удержалась Стиви. – «Мое последнее видео набрало пятьдесят тысяч просмотров».

– Можешь язвить сколько хочешь, – холодным тоном заявила Жермена. – Если честно, мне плевать.

Когда кто-то говорит, что ему плевать, ему очень даже не плевать. И все же Жермена не сделала Стиви ничего такого, за что ее стоило бы уколоть. Конечно, то, чем она занималась, было слегка бестактно, только, похоже, Хейза это ничуть не задело. По большому счету у него просто появилась новая подружка, готовая бегать за ним по пятам.

– Прости, – смущенно выдавила Стиви. – Это была шутка.

– Все нормально, – твердо ответила Жермена, но это прозвучало совсем не как «нормально».

Последние светлячки уходящего лета затеяли свою пляску над лужайкой. Компания прошла через калитку в сад. В сгущающихся сумерках котлован выглядел жутковато; в грязных стеклах обсерватории отражалась взошедшая луна. Перед бывшим озером были свалены доски, лежал сложенный брезент, высилась рампа.

– Хейз! – крикнула Мэрис в темноту.

Ответа не было. Где-то в кустах тренькала птица.

– Где же он? – капризно спросила Мэрис.

– Кто ж его знает? – ответил Дэш. – Сам где-то ходит, а нам оставил убирать все это барахло. Давайте-ка живее!

– Он должен быть здесь, – не унималась Мэрис. – Хейз!

Ее сильный оперный голос облетел весь сад.

– Скоро ты все выяснишь, – сказал Дэш, поднимая доски. – Хейз не из тех, кто моет за собой посуду.

Мэрис повернулась кругом, и Стиви впервые увидела в ней простую первокурсницу, такую же, как она: растерянную, попавшую под обаяние парня, которая только теперь начинает понимать, что в отношениях все по-другому.

* * *

Когда все вернулись в «Минерву», Нейт сразу ушел в свою комнату. Стиви решила подождать Хейза и улеглась в гамак. Она не могла четко объяснить, зачем его ждет. Может, это просто нервозность, а может, как-то связано с туннелем. Вдруг Хейз туда вернулся? Почему он так резко повернул и демонстративно пошел один?

В любом случае гамак был отличным местом, где можно поваляться и с удовольствием посмотреть любимый сериал. В конце концов, сегодня она это заслужила. За просмотром прошла пара часов. Стрелка часов приближалась к десяти вечера, когда вернулась Джанелль. Ее щеки пылали.

– Привет. – Она уселась на пол возле ног Стиви и широко улыбнулась. – Мы с Ви немного поработали.

Я видела, ты вернула мои доски на место.

– Твои доски в полном порядке, – сказала Стиви. – А что за работа с Ви?

– Исследование. В юрте.

– Вы юрту исследовали?

Джанелль игриво хлестнула Стиви по лодыжке проводком от своих наушников.

– Я забрала свои вещи, – сказал она. – Посижу с тобой.

Время перевалило за десять и приближалось к половине одиннадцатого. В одиннадцать у них отбой, а Хейза до сих пор нет. Мысли о туннеле все больше беспокоили Стиви. Очевидно, что Хейз был там раньше. Но так ли этот туннель надежен? В течение десятилетий он был завален землей, все мыслимые и немыслимые проявления непогоды обрушивались на его стены. Его зачем-то закрыли на замок. И на стенах там трещины. Что, если Хейз спустился туда один? И что, если туннель рухнул?

Нет. Хейз просто потакал своим привычкам.

Но в этот раз он был точно не с Мэрис. Может, с Гретхен?

Да какая, вообще, разница, где он был? Почему же она так тревожится?

Потому что у нее тревожное расстройство.

Пикс тоже вышла в общую комнату. На ней были черная майка и легкие хлопковые брюки. Она немного повязала в углу, а потом уселась за ноутбук работать с документами. Почти ровно в одиннадцать в комнату ввалились ухмыляющиеся Элли и Дэвид и рухнули вдвоем на диван.

– Ну что, – повернулся Дэвид к Стиви, – увлекательный субботний вечер?

– Что с тобой? – спросила ее Элли. – Ты какая-то потерянная.

Прежде чем Стиви открыла рот, Пикс вытащила из ушей наушники и оглядела компанию.

– Кто-нибудь знает, где Хейз? – спросила она. – Похоже, он опаздывает.

Все отрицательно покачали головой. Стиви решила притвориться немой и проигнорировать вопрос. Пикс достала телефон и принялась набирать СМС.

Стиви почувствовала дрожь в пальцах; словно электрический импульс, по телу прошла волна тревоги. В любую секунду он может войти. Он просто безответственный болван. Даже не упоминай туннель. У всех начнутся проблемы, и, возможно, совершенно зря.

Часы показали половину двенадцатого.

– Ненавижу звонить Ларри из-за опозданий, – проворчала Пикс. – Хейз не отвечает на СМС. Он говорил кому-нибудь, куда собирается пойти?

У Стиви забилась жилка на виске.

– Я не знаю, куда пошел Хейз, – осторожно начала она. – Честно, не знаю. Но пару дней назад… мы спускались в туннель.

Дэвид и Элли вскинули головы. Джанелль сидела с наушниками в ушах и не слышала разговор.

– Давай-ка уточним, в какой именно, – сказала Пикс. – Здесь много туннелей.

– Тот, который под затопленным садом.

– Его засыпали.

– Уже нет, – качнула головой Стиви. – Мы были там. Все было нормально… только… Я не знаю, может, Хейз туда вернулся?

– Ты что, шутишь? – голос Пикс дрогнул. – Гос-

поди…

Через десять минут в «Минерву» вошел Ларри.

– Марк уже едет туда, – бросил он Пикс. – Стиви, надевай пальто. Ты идешь со мной.

Минуту спустя Стиви шагала в прохладе ночи рядом с Ларри. Пар от дыхания вился впереди них; лучи фонариков пятнами плясали на тропе.

– Я так и знал, что кто-нибудь туда пролезет, – сказал Ларри, указывая Стиви на гольф-кар. – Говорил же, надо запаять замок.

Стиви села и обхватила себя за плечи.

– По крайней мере, у тебя хватило ума нам рассказать, – продолжал Ларри.

– Там вроде все было в порядке, – тихо произнесла Стиви. – Он казался прочным.

– Этот туннель не может быть прочным, – резко ответил Ларри. – Он и во времена постройки едва ли был прочным, а те восемьдесят лет, что он был завален, вряд ли улучшили его состояние. Я говорил, что его надо запечатать. Если парня там нет, мы пройдемся везде, где вы сегодня работали, потому что я намерен отыскать его и поговорить. Господи, этот туннель…

Он не договорил. Сердце Стиви глухо колотилось. Когда они проехали мимо стены, огораживающей сад, им встретился второй гольф-кар, с Марком и медсестрой Хикс. Машины свернули в лес и остановились на одной из технических дорог.

– Стиви, ты останешься здесь, – сказал Ларри.

Марк выпрыгнул из кара и надел защитную каску. На плече у медсестры Хикс висела сумка-аптечка. Все трое углубились в лес. Стиви поплотнее закуталась в пальто и съежилась на сиденье.

– Замо´к вскрыт, – сказал Ларри и отодвинул крышку люка.

Он спустился на пару ступенек, светя фонариком перед собой.

– Хейз! – крикнул он. – Хейз, отзовись, если ты здесь!

Тишина в ответ.

– Я иду вниз, – сказал он Марку. – Пока ничего не предпринимай.

Темнота обступила Стиви со всех сторон. У нее начали неметь кончики пальцев. Сидя одна в этом каре, под тяжелым куполом деревьев, Стиви чувствовала, как в ней медленно растет страх, тот самый, что приползает из холодных, диких пространств, из бесконечного мрака, из того сосредоточия беды, которому нет названия. Беда придет сегодня. Как в академии наказывают за проступки? Почему ночь такая непроглядная? Что это за твари, прячущиеся в кронах деревьев и кустах, которые так громко шуршат? А летучие мыши? Могут ли они наброситься на человека, сидящего в гольф-каре?

Громкий крик пронзил ее мысли. Кричал Ларри.

– Мэри! Марк! Срочно вызывайте 911! Скажите, нужен вертолет!

Слова громом прогремели в ушах Стиви. Медсестра бросилась в туннель. Марк выскочил на расчищенный участок и принялся звонить. Стиви осторожно выбралась из кара и, еле передвигая ватные ноги, медленно двинулась в сторону люка. Теперь она слышала невнятные голоса. Они шли из глубины туннеля. Что-то произошло. Что-то очень неправильное.

Стиви не взяла свой фонарик, но в кармане был телефон, и она использовала свет его экрана. С бьющимся сердцем она начала спускаться. Внизу слышался взволнованный разговор, как раз на пути к комнате с алкоголем. Стиви двигалась как во сне; тусклый свет экрана указывал ей путь. Все предупреждения Ларри о ветхости туннеля улетучились из ее головы. Внизу что-то случилось, и неведомая сила толкала ее навстречу мрачной неизвестности.

Подойдя к открытой двери, она разобрала несколько слов, произнесенных медсестрой: «без сознания, холодные, синюшный». Она подошла ближе. Ларри обернулся и направил на нее луч фонарика.

– Что случилось? – услышала Стиви свой голос.

Ларри двинулся ей навстречу. Он не бежал. Бегут, когда зовут на помощь. А когда нужно контролировать, чтобы на место происшествия никто не зашел, бежать ни к чему.

Мощный луч фонарика Ларри скользнул вниз и осветил неподвижную массу, лежащую на земле. Стиви понадобилось мгновение, чтобы понять: неподвижной массой был Хейз. Он лежал, скрючившись, как зародыш; одна нога вытянута, кожа покрыта багрово-синими пятнами.

– Стиви, – произнес Ларри и загородил собой проход.

Но она уже увидела все, что было необходимо. Смерть невозможно не узнать.

Глава 16

Шок – забавная штука. Предметы вокруг выглядят одновременно четкими и расплывчатыми. Время растягивается и искривляется. Все вокруг начинает мельтешить, некоторые вещи кажутся больше, чем они есть на самом деле, а остальные, наоборот, сжимаются в одну точку.

– Идем, – сказал Ларри, мягко взял Стиви за плечи и вывел из туннеля.

– Он мертв, – глядя в темное небо и глубоко вдыхая прохладный ночной воздух, произнесла она. – Хейз мертв.

Ларри молча подвел ее к кару. Он усадил ее на пассажирское сиденье и заглянул в глаза.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Просто скажите: я права?

Ларри медленно выдохнул.

– Он мертв, – просто сказал он.

– Почему? – спросила Стиви; голос ее стал каприз-

ным, как у ребенка.

– Я не знаю, – ответил Ларри. – А ты? Что он делал здесь, Стиви? Ты должна рассказать.

– Не знаю. Честно, не знаю.

Ларри какое-то время разглядывал ее лицо и, казалось, принял ответ. Стиви словно зависла над землей, как будто попала в свой старый повторяющийся сон, в котором она бродила по соседскому дому, переходя из комнаты в комнату, и смотрела, как соседи занимаются рутинными делами. Привидение в чужом доме.

– Что нам теперь делать? – спросила она.

Опять какой-то странный вопрос. Внутри Стиви была вполне способна думать. Снаружи она просто сидела, обняв себя за плечи, и задавала странные вопросы.

– Я собираюсь отвезти тебя обратно в «Минерву», – сказал Ларри.

На обратном пути они не произнесли ни слова. Эллингэмская академия разворачивалась перед ними в темноте, словно кадры фильма. Ничего не существовало в действительности. Вдалеке послышался шум, вспарывающий воздух. Ларри высунулся и посмотрел наверх – огни вертолета показались над деревьями и опустились на лужайку. Скорая прибыла, только пациент был уже мертв.

Да, Стиви хотела оказаться рядом с мертвым телом – но не с телом того, кого она знала лично. Она не хотела видеть кроссовки на ногах того, кто еще пару дней назад так по-дурацки уселся на корточки в ее комнате. Она не хотела видеть коленные чашечки… нет, надколенные чашечки того, кто сейчас неподвижен, холоден и остался позади, где-то в темноте.

Они подъехали к коттеджу, Ларри велел Стиви немного подождать, и она подождала. Он поговорил с Пикс прямо в дверях. Стиви увидела, как рука Пикс подлетела ко рту, когда она узнала, что случилось. Пикс подошла к машине и взяла Стиви за руку.

– Я в порядке, – сказала девушка.

– Стиви. – Ларри положил руку на крышу кара и наклонился к ней. – Я хочу тебя попросить никому ничего пока не рассказывать, какое-то время. Ты понимаешь?

– Вы не хотите паники, – кивнула Стиви, – к тому же место происшествия должно оставаться нетронутым, чтобы его можно было исследовать и установить, что произошло.

– Все верно, – сказал Ларри. – Ты абсолютно правильно мыслишь, Стиви.

– Пойдем, Стиви, – сказала Пикс. – Я отведу тебя наверх, в мою комнату…

– Если мы пойдем наверх, остальные догадаются, что что-то не так. Я просто пойду к себе. Я в порядке, справлюсь.

Ларри кивнул.

– Она молодчина, – сказал он. – Значит, иди в свою комнату и приляг. Оставайся там, вскоре я вернусь за тобой. Ты еще будешь нужна нам.

Стиви спустила ноги на землю и обнаружила, что вполне может на них держаться. Она отвела руку Пикс, пытавшуюся обнять ее за плечи. Переступив порог, девушка едва не зажмурилась: до того яркой ей показалась общая комната. Стена пульсировала красным, голова лося казалась уродливой. Джанелль уже ушла, но Элли и Дэвид все еще сидели на диване, над чем-то смеясь. Они притихли, увидев вошедших Пикс и Стиви.

– Что случилось? – спросила Элли. – У Хейза проблемы?

– Нет, – спокойно ответила Пикс.

Дэвид смотрел на Стиви. Она чувствовала, как сквозь отсутствующее выражение ее лица он пытается разгадать ее мысли.

– Я иду спать, – сказала Стиви, сворачивая в коридор.

Дэвид проводил ее взглядом. Она услышала, как пискнул его телефон.

– Кто-то видел вертолет, – сказал он Пикс.

– Я тоже слышала какой-то странный звук, – добавила Элли.

– Пикс, сюда прилетел вертолет? – спросил Дэвид.

– Все в порядке, – ответила та.

Девушка поспешно прошла в свою комнату, прикрыла дверь и прислонилась к ней. К горлу подступила тошнота, и Стиви метнулась к мусорному ведру, но все прошло. Не раздеваясь, она забралась на кровать и завернулась в плед.

В горы приехало шесть человек, а потом их стало пять.

Может, ей лучше поспать…

Шок. Она чувствовала, что незаметно переходит в это состояние. Она села прямо. Бумага. Сейчас ей нужна бумага. Она бросилась к столу и достала тетрадь по анатомии. Нужно записать все прямо сейчас, пока свежо. Что она видела? Что ей известно? Просто запиши голые факты, не думая, что все это может означать.

Раздался стук в дверь, и, прежде чем Стиви успела ответить, она скрипнула, открываясь.

– Эй. – На лице Дэвида не было и намека на усмешку. – Что происходит?

– Не могу, – буркнула Стиви, склоняясь к тетради и хмурясь.

– Что ты делаешь?

– Не могу говорить.

– Что?

– В памяти будет беспорядок, – нетерпеливо ответила она.

– Здесь что-то неладное, – не унимался Дэвид. – Есть всего пара причин, почему могли послать за вертолетом. И ты выглядишь так, будто из тебя выкачали литра два крови. Какого черта тут творится?

– Не могу. Мне нужно записать все прямо сейчас. Как только начинаешь рассказывать историю, она может измениться в памяти, так что я не могу говорить. Пожалуйста, закрой дверь.

В руках все еще оставалась слабая дрожь, и Стиви сжала кулаки, чтобы ее унять. Дэвид молча вышел, прикрыв за собой дверь.

Стиви напрягла память. Просто запиши все. Что ты видела, Стиви? Она начала писать.

Все началось в четверг.

• Переносили рампу и материалы для декораций в сад.

• Устанавливали дым-машины.

Больше деталей, Стиви. Наведи порядок.

• Несколько дней назад мы спускались в туннель. Мы…

Нет.

• Мы Я вскрыла замок, чтобы туда попасть.

В общей комнате и снаружи послышался шум. Она услышала удаляющееся жужжание вертолета, голоса в общей комнате. Она сунула в уши наушники, чтобы заглушить их.

Новость начала распространяться, и скоро здесь будет полный хаос. Она должна собраться с мыслями, пока не поздно. Когда Стиви убедилась, что записала абсолютно все, что ей было известно, она вырвала листок из тетрадки и сложила его пополам. Затем достала из шкафа свой красный плащ, надела его, застегнулась на все пуговицы и почувствовала облегчение. На всякий случай она сунула таблетку противосудорожного в левый карман, а сложенный листок – в правый. Сев на кровать, положила руки на колени и замерла, дожидаясь Ларри.

* * *

Он пришел, наверное, через час – Стиви не была уверена. Время сейчас ускользало и изворачивалось. Девушка прошла через общую комнату, ни на кого не глядя, словно привидение. Снаружи всюду вспыхивали синие и красные огни, мигали за деревьями, превращая их тени в причудливые изображения. Воздух похолодел еще больше. Вместе с Пикс у входа в коттедж стоял Нейт, опустошенный и поникший.

Ларри отвез Стиви и Нейта в Гранд-Хаус. Они сидели рядышком в гольф-каре, слегка согревая друг друга теплом своих тел. У входа стояла патрульная полицейская машина, один полицейский заносил что-то в компьютер, другие расхаживали по холлу или стояли в ожидании. Несколько преподавателей столпились на балконе, глядя вниз. Мэрис и Дэш уже были на месте, сидели возле камина. Мэрис всхлипывала, а Дэш остекленевшим взглядом пялился в телефон.

– Меня может стошнить, – пробормотал Нейт.

– Дыши глубоко, – Стиви взяла его за руку, – вместе со мной.

Она присела рядом с ним на нижнюю ступеньку парадной лестницы.

– Фокус в том, – сказал она, – чтобы выдох был длиннее вдоха. Поэтому вдыхай на четыре такта, задерживай дыхание на седьмом и на восьмом медленно выдыхай. Давай вместе. Я считаю. Раз, два, три, четыре…

Нейт дышал, как учила Стиви, и понемногу страх и тревога его отпускали.

А с тревогой Стиви происходила забавная вещь: когда она сталкивалась с тем, что кто-то переживал сильнее нее, ее состояние улучшалось. Впервые она обнаружила эту особенность, когда застряла в лифте отеля во время одной из немногочисленных поездок Беллов на отдых. Вместе с ней в лифте находилась женщина. В отеле было двадцать этажей, они вошли в лифт на восемнадцатом. Двери закрылись, кабинка поехала вниз, но внезапно дернулась, завибрировала и остановилась. Сердце Стиви готово было выпрыгнуть из груди, но, когда она увидела, как женщина закричала и в панике забилась в угол лифта, с ней произошло что-то новое. Следующие полчаса женщина просидела на полу в лифте, трясясь и едва не рыдая, а Стиви все это время говорила с ней, чтобы отвлечь. Когда их вызволили, женщина горячо поблагодарила Стиви и купила ей в лобби огромное пирожное с чашкой кофе.

Возможно, все это – в ее будущем: разговоры с людьми, которые только что стали очевидцами трагических событий. Ей придется работать с ними, успокаивать их, отводить в место, где они смогут говорить.

– Нейт, – Стиви снова взяла его за руку, – какая твоя любимая книга?

– Что?

– Просто скажи, какая твоя любимая книга. Не думай слишком долго. Назови книгу, которая тебе нравится.

– «Хоббит».

– А что именно тебе в ней нравится?

– Все.

– Назови что-то одно. Закрой глаза, представь эту книгу и скажи мне, что ты в ней любишь.

Нейт закрыл глаза. Выражение его лица немного смягчилось.

– Круглая дверь, – произнес он. – В доме Бильбо. В детстве, когда я читал ее, я всегда думал об этой двери.

– Отлично, – сказала Стиви. – Держи эту дверь в уме. Держи там Бильбо. Давай еще подышим. На «четыре» вдыхаешь. На «семь» задерживаешь. На «восемь» выдыхаешь.

Чуть погодя Стиви увидела, что Нейт пришел в себя. Его плечи слегка расслабились, и напряжение в попытке унять тошноту прошло. Он выдохнул, открыл глаза и взглянул на нее.

– Хорошо, – сказал он, кивнув. – Хорошо. Что сейчас будет? Что происходит? Стиви, какого черта здесь происходит?

– Они просто спросят нас, что мы видели.

– Я ничего не видел. Я даже не знаю, что происходит. Они сказали, Хейз мертв?

– В смысле как прошел день. Им нужно установить факты.

– Но что случилось? Отчего умер Хейз?

– Не знаю, – ответила Стиви, хотя перед глазами так и стояла та крышка от люка, ведущего в обсерваторию.

Она чувствовала ее в руках, ее тяжесть, когда стояла на узких ступеньках металлической лестницы.

– Но самое главное – ничего не приукрашивать. Просто говорить начистоту. Все, что ты знаешь.

– Отличный совет, – перед ними возник Ларри.

Он присел на корточки возле лестницы, взглянул сначала на Нейта, потом на Стиви и одобрительно кивнул.

– Вот у этой есть голова на плечах. Полицейским нужно тщательно изучить события.

Один из полицейских позвал Нейта и ушел с ним в кабинет. Ларри присел на ступеньку рядом со Стиви.

– Ты как? – спросил он.

– Я тут записала кое-что. – Она показала ему листок с заметками. – По горячим следам.

Ларри внимательно прочитал записи. Стиви следила за его взглядом, перебегающим от строчки к строчке.

– Хорошо, – сказал Ларри, возвращая ей листок. – У тебя хорошо получилось.

– Вы знаете, что там произошло? – спросила Стиви.

Ларри покачал головой.

– Не знаете или не можете сказать?

– Тебя ждут, – сказал подошедший полицейский и повел ее в кабинет охраны.

Ну вот, она участвует в расследовании, дает показания и делает все то, чего так страстно желала. Для этого нужно было всего лишь кому-то умереть.

Глава 17

Полицейские продержали Стиви около получаса. Вопросы были в точности теми, что она и ожидала. Кто куда ходил и во сколько? Что Хейз делал в туннеле?

Она знала, что сбор информации должен быть беспристрастным. Никаких предположений. Никаких любезничаний. Задавай вопросы. Тщательно и быстро все записывай. Она старалась, чтобы ее ответы были точными, краткими, но при этом полными. Без преувеличений. Без комментариев.

Ларри и Нейт ждали в холле, и, как только ее отпустили, они отправились обратно в «Минерву». Когда они вышли из Гранд-Хауса, мимо них проехал автофургон криминальной экспертизы. Сердце Стиви екнуло, и она почувствовала мгновенный укол паники. Вновь пришла мысль о люке. Однако похоже, что криминалистов всегда вызывают, когда причина смерти не установлена сразу.

В темном небе, словно рыболовный крючок, висел серп луны; где-то далеко ухал филин. От палой листвы поднимался пряный запах, а Хейз был мертв.

* * *

Они вернулись в «Минерву», где еще никто не спал. Когда Нейт и Стиви вошли в комнату, повисла гнетущая тишина, словно все разговоры из воздуха разом высосал невидимый пылесос.

– Боже, – пробормотала Джанелль, бросаясь к Стиви и обнимая ее. – Как ты? О господи. Он что, правда умер? Стиви? Как это?

Стиви выглянула из-за плеча Джанелль и посмотрела на Элли и Дэвида. Они сдвинулись в угол дивана и сидели рядом, ссутулившись. Элли вся сжалась в комочек; она не плакала, лишь отрешенно смотрела прямо перед собой. Одной рукой Дэвид обнимал ее за плечи.

Нейт начал хихикать.

– Какого черта ты смеешься? – рявкнула Элли.

– Не… не знаю, – заикаясь, ответил Нейт.

– У него шок, Эл, – сказала Пикс. – Смейся, Нейт. Ты не виноват, что так реагируешь.

Нейт засмеялся еще сильнее, а потом стал икать.

Стиви вдруг страшно захотелось спать. Ничего, кроме усталости, она не ощущала – внутри царило абсолютное спокойствие.

– Я иду спать, – просто сказала она.

Вернувшись в комнату, Стиви машинально отметила, что все ее движения стали чересчур медленными и точными. Обычно перед сном она просто скидывала одежду и засовывала ее в мешок для прачечной. Сегодня она бережно повесила плащ в шкаф, неспешно стянула футболку и, разгладив, аккуратно сложила ее на кровати, медленно сняла штаны, словно те были очень хрупкими. Свернув одежду, она положила ее в пакет, затем откопала на дне ящика комода теплую эллингэмскую пижаму и надела ее.

Стиви оставила свет включенным, забралась на кровать и уставилась прямо перед собой, вцепившись в телефон, будто ждала звонка. Ей никто не собирался звонить. Просто нужно было что-то держать в руках.

Стиви не знала, сколько прошло времени, когда раздался стук в дверь. Сначала она решила не обращать на него внимания, но все же заставила себя слезть с кровати и открыть дверь.

Почему-то она знала, что там будет Дэвид.

– У тебя свет горел, – тихо сказал он. – Можно войти?

Девушка моргнула и потерла шею. Затем пожала плечами и отошла в сторону, оставив дверь открытой. Дэвид вошел и закрыл дверь. Стиви села на пол, прислонившись к основанию кровати. Он стоял, оперевшись о стену. На этот раз его вихры были слегка приглажены, и выглядел он на удивление серьезным.

– Ты знаешь, что произошло? – спросил он.

– Я знаю, что он мертв. Вот и все.

Дэвид наморщился и потер лоб. В задумчивости прошелся по комнате, остановился у письменного стола. Какое-то время постоял возле него, барабаня пальцами по крышке, а потом повернулся к Стиви. Его взгляд скользил по обстановке, ни на чем не задерживаясь. Стиви уставилась на нижнюю часть его штанин – по крайней мере, смотреть туда ей казалось безопаснее всего. Когда-то эти старые спортивные штаны были темно-синими, но сейчас застиранная ткань была серовато-голубого цвета, а на щиколотках белыми потрескавшимися буквами было выведено «ЙЕЛЬ».

– Почему ты тогда сказала, что не можешь говорить? – наконец спросил Дэвид.

– Потому что показания очевидцев не всегда заслуживают доверия, – ответила она.

– Думаешь, люди будут врать?

– Нет. Не совсем. Дело в том, что обычно люди не уверены в том, что помнят. Это не означает, что они врут, просто они могут ошибаться в отношении того, что видели. Человек плохо ориентируется во времени, в пространстве, продолжительности события, особенно когда напуган или в напряжении. А в темноте все это только усугубляется. Но хуже всего, когда очевидцы начинают обсуждать увиденное друг с другом. Как только ты начинаешь рассказывать кому-то о произошедшем, факты в твоей голове могут измениться. Человеческая память перезаписывается, как у компьютера. Остается последний сохраненный файл. Вот поэтому, если ты стал свидетелем, скажем, несчастного случая, лучше сразу записать то, что видел, до разговоров с кем-либо. И это будут самые четкие показания. Возможно, в чем-то ты ошибешься, но в любом случае не начнешь эти ошибки приумножать.

Объяснение полилось из нее так, словно она всю жизнь ждала, чтобы с кем-нибудь этим поделиться. Оно получилось четким и формальным. Сейчас, когда она рассуждала о преступлении в теории, ее тело чуть расслабилось, нормальные ощущения вернулись.

– Ты, вообще, о чем сейчас? – спросил Дэвид.

Стиви огляделась в поисках предметов, которые могли помочь ей объяснить. Единственными подходящими оказались цветные ручки и скрепки для бумаги. Это сгодится. Она сняла несколько колпачков с ручек.

– Допустим, у нас тут ограбление банка, – начала она. – Есть грабители с оружием и машина, на которой они скрываются с места преступления. Первый свидетель затем вспоминает, что грабителей было трое, двое в масках, один в шляпе, и машина была черная.

Она положила перед собой черный колпачок и две скрепки.

– Второй свидетель может вспомнить, что грабителей было четверо, все в масках, а машина была синяя. – Стиви добавила две скрепки и заменила черный колпачок синим. – И, возможно, он еще припомнит, что видел мотоцикл.

Она пододвинула моток скотча.

– Третий свидетель абсолютно уверен, что грабителей было трое. – Она убрала одну скрепку. – Один был в маске и в шляпе, а машина была зеленая. У меня нет зеленого колпачка, так что… фиг с ним. Третий свидетель уверен, что все так и было. Это важный момент: люди, которые считают, что у них прекрасная память, иногда оказываются самыми ненадежными свидетелями, но именно они чаще всего переубеждают остальных. И пусть этот свидетель говорит, что рядом с зеленой машиной был мотоцикл.

– Это который скотч? – спросил Дэвид. – А зеленая машина – это синий колпачок?

– Смысл в том, что, когда первый свидетель поговорит с третьим, а тот будет выглядеть очень уверенным в своих показаниях, первый может передумать и сказать, что видел трех грабителей в шляпах, а не в масках. Второй свидетель засомневается, были ли маски и точно ли машина была синей, а не зеленой. А еще он вспомнит, что один грабитель был очень высоким. Но третий свидетель утверждает, что они все были очень высокими. И тут же каждый начнет считать, что они все были высокими и что с зеленой машиной был еще мотоцикл.

Дэвид подвинулся ближе и принялся внимательно разглядывать разложенные скрепки с колпачками. По правде говоря, он придвинулся слишком близко.

– Хорошо, – тихо сказал он. – Но что произошло на самом деле?

– Что?

– Грабителей было трое? Машина была черной, синей или зеленой? И был ли мотоцикл?

– Смысл в том… – повторила Стиви.

– А вот этого грабителя какой свидетель видел? – Он поднял с пола скрепку и вложил ей в ладонь. Его пальцы были теплыми.

А точно ли она видела тело Хейза в том туннеле? Она видела подошвы кроссовок, кожу, покрытую пятнами…

Не думай об этом. Не поддавайся.

Какое-то непонятное ощущение возникло у нее в голове. Точнее, не в голове, а в других частях тела. Все здравые мысли тут же исчезли. Они с Дэвидом все ближе двигались друг к другу, дюйм за дюймом.

Неужели это сейчас произойдет?

Последнее расстояние между ними очень скоро исчезло, и Дэвид прижался губами к ее рту. Она почувствовала, как обмякло ее тело, как по нему прошла волна тепла. Она позволила себе опуститься на пол, Дэвид навис над ней, опираясь на локоть. Он целовал ее очень нежно, прижимался губами к шее, дотрагивался до мочки уха, а она жадно отвечала ему. Он тоже улегся на пол, и она вдруг с удивлением обнаружила, что перевернулась и оказалась над ним.

Разум кричал, чтобы она остановилась, не делала этого: будет только хуже. Это же Дэвид, а в нем было что-то такое… далекое и чужое, и он жил прямо над ней, и кто-то только что умер.

Она видела тело.

Но, возможно, это было именно то, что толкало ее вперед. То, что наполняло ее странным, назойливым ощущением и стремлением что-то делать, хоть что-нибудь, все равно что. Она целовала легкую горбинку его носа, его высокий лоб, возвращалась к губам. Они снова перевернулись, скатившись к камину. Стиви почувствовала, как сдвинула спиной свою доску с материалами эллингэмского дела, но ей было наплевать. Ей было безразлично, если пол под ней проломится и ее утянет под землю или если ее засосет в печную трубу. Пальцы блуждали в его волосах, а он что-то шептал ей на ухо, но что – она толком не могла разобрать.

– Эй.

Голос был совсем чужой и донесся от двери. Они замерли.

До Стиви дошло, что ее лоб покрыт испариной, а Дэвид тяжело дышит и их сердца колотятся. Она запрокинула голову назад и увидела перевернутую фигуру Пикс.

– Думаю, тебе лучше вернуться в свою комнату, – произнесла та, но строгости в ее голосе не было.

– Угу, – ответил Дэвид, осторожно скатился со Стиви и поднялся. – Уже ухожу.

Пикс отошла в сторону и позволила Дэвиду пройти. Стиви слегка приподнялась на локте.

– А тебе нужно постараться заснуть, – сказала ей Пикс, когда он вышел. – Тебе что-нибудь нужно?

– Нет. – Стиви не узнала свой странный, высокий голос. – Я в порядке. Спасибо, Пикс.

– Хорошо. Я наверху.

Стиви какое-то время не двигалась, уставившись в потолок, где возле люстры кружил, беспомощно хлопая крылышками, одинокий ночной мотылек. Затем очень медленно и осторожно она опустила голову на деревянный пол.

Федеральное бюро расследований.

Протокол допроса Флоры Робинсон, агент Самюэль Арнольд. 17 апреля 1936 года, 12.45

Место допроса: поместье Эллингэмов

С. А.: Я бы хотел перейти к событиям понедельника. Вы не возражаете?

Ф. Р.: Нет, конечно.

С. А.: Вы находитесь в доме Эллингэмов уже две недели? С 4 апреля?

Ф. Р.: Да.

С. А.: Вы регулярно приезжаете сюда?

Ф. Р.: Да.

С. А.: А живете в Нью-Йорке. Так ка´к вы познакомились с миссис Эллингэм?

Ф. Р.: Мы встретились девять лет назад.

С. А.: Где вы встретились?

Ф. Р.: На общественном мероприятии.

С. А.: Какого рода общественное мероприятие, мисс Робинсон?

Ф. Р.: Литературный салон.

С. А.: Литературный салон?

Ф. Р.: Да.

С. А.: Где был этот литературный салон?

Ф. Р.: В Нью-Йорке.

С. А.: Был ли этот салон питейным заведением, мисс Робинсон?

Ф. Р.: Почему вас это интересует?

С. А.: Нам нужно обрисовать картину контактов миссис Эллингэм. Мы хотим знать, могла ли она встречаться с теми, кто бы мог причинить ей вред. Алкоголь больше не под запретом, и никому нет дела, что было девять лет назад.

Ф. Р.: Уверяю вас, на этих встречах присутствовала только самая лучшая публика.

С. А.: В питейных заведениях девять лет назад собиралось много преступников, мисс Робинсон. В сущности, преступники ими и управляли.

Ф. Р.: Едва ли те преступники, которые… Все было по-другому.

С. А.: Я понял. Давайте поговорим о ваших теперешних отношениях. Вы считали миссис Эллингэм близкой подругой, так вы сказали? Вы проводили много времени здесь, в Вермонте. Прислуга говорит, все время, что здесь находятся сами Эллингэмы.

Ф. Р.: Думаю, это близко к правде, да.

С. А.: В субботу, 11-го, в доме была вечеринка. Это была большая вечеринка?

Ф. Р.: Небольшая. С тех пор как открылась школа, большие вечеринки не устраиваются.

С. А.: Кто был приглашен?

Ф. Р.: Была я, Лео…

С. А.: Леонард Холмс Нейр, художник?

Ф. Р.: Да. Максина Мелвилль, актриса, с мужем, Джоном Портером. Один или два деловых партнера Альберта, но они были недолго.

С. А.: Похоже, большинство гостей покинули дом в воскресенье. Как долго вы планировали оставаться?

Ф. Р.: До тех пор, пока не почувствовала бы, что пора уезжать. Меня приглашают на неопределенное время.

С. А.: Что вы делали в воскресенье?

Ф. Р.: Альберт работал, и к тому же шел дождь, так что бо´льшую часть дня мы с Лео провели в гостиной. Он работал над новой картиной.

С. А.: Что-то еще?

Ф. Р.: Немного поиграли с Элис. Еще я долго принимала ванну.

С. А.: А вечером?

Ф. Р.: Мы допоздна разговаривали с Айрис и Лео. Может быть, слишком долго. Утром я чувствовала себя неважно.

С. А.: Утром миссис Эллингэм пригласила вас совершить прогулку на ее машине, верно?

Ф. Р.: Да. Она зашла ко мне в десять. Я была в постели. У меня ужасно болела голова. Я сказала…

[Молчание.]

С. А.: Что?

Ф. Р.: Простите.

С. А.: Не торопитесь.

Ф. Р.: Я сказала, что неважно себя чувствую и пусть она едет одна. Если бы я поехала…

С. А.: Итак, вы не поехали с ней, потому что у вас болела голова.

Ф. Р.: Я жалею, что не поехала. Жалею, что не поехала.

С. А.: Во сколько вы встали?

Ф. Р.: Горничная принесла мне поесть около полудня. Я отослала ее приготовить мне ванну. Остаток дня я провела в своей комнате, читала.

С. А.: В тот день вечером вы ходили в гардеробную миссис Эллингэм. Зачем?

Ф. Р.: Я слышала, что что-то происходит. Я хотела выглянуть в окно. Окна Айрис выходят на лужайку перед домом.

С. А.: Как и несколько других.

Ф. Р.: Ну, из ее окон все очень хорошо видно. Я зашла просто посмотреть. Я была обеспокоена.

С. А.: Разве не странно, что вы пошли в личную гардеробную миссис Эллингэм, когда ее там не было?

Ф. Р.: Я постоянно захожу в гардеробную Айрис.

С. А.: Даже без нее?

Ф. Р.: Да. Мне разрешено брать ее вещи.

С. А.: Разрешает ли миссис Эллингэм другим так свободно пользоваться своими вещами?

Ф. Р.: Не имею представления.

С. А.: Иногда она не позволяла заходить в гардеробную даже своей горничной.

Ф. Р.: Я не горничная.

С. А.: Она обычно запирала дверь на замок, разве нет?

Ф. Р.: У меня есть ключ. У вас не найдется огня прикурить?

С. А.: Конечно.

[Пауза.]

С. А.: Итак, вы открыли личную гардеробную миссис Эллингэм своим собственным ключом? Как давно у вас этот ключ?

Ф. Р.: О, я не помню. Какое-то время.

С. А.: Мне кажется довольно странным, что вы тратили время на то, чтобы открыть запертую комнату только для того, чтобы выглянуть в окно.

Ф. Р.: Вы можете считать это каким угодно… Но это то, что было.

С. А.: Как долго вы находились в комнате?

Ф. Р.: Не знаю. Я потеряла счет времени.

С. А.: Предположите.

Ф. Р.: Не знаю… минут пятнадцать.

С. А.: А затем кто-то пришел и позвал вас. Горничная, Рут. Она говорит, что искала вас и нашла без десяти девять. Она звала вас, но вы не отвечали.

Ф. Р.: Я ее не слышала.

С. А.: Она была в холле перед дверью.

Ф. Р.: Я была в смятении.

С. А.: В той комнате миссис Эллингэм хранит весьма ценные вещи.

Ф. Р.: Большинство ее вещей весьма ценные. В этом доме все ценное. Но не все запирается.

С. А.: Это справедливое замечание, мисс Робинсон. Но в той комнате есть вещи особой ценности. Разве не поэтому она обычно заперта?

Ф. Р.: Конечно.

С. А.: Вы не так богаты, как миссис Эллингэм, не так ли?

Ф. Р.: Так, как она, – почти никто.

С. А.: Вы ведь вообще небогатая женщина, верно?

Я вас об этом спрашиваю.

Ф. Р.: Это возмутительно. Моя самая близкая подруга…

С. А.: Я спрашиваю, потому что ваша самая близкая подруга пропала. Нет ничего постыдного в том, чтобы быть небогатой, мисс Робинсон. Я просто хочу сказать, что вы из другого социального круга.

Ф. Р.: Она бы что угодно мне отдала. Что угодно. Айрис – самый великодушный человек. Взять хотя бы это учебное заведение. Они построили школу, в которой дети могут учиться бесплатно! Они приглашают их в собственный дом!

С. А.: Это очень великодушно с их стороны. Но давайте вернемся к теме. Каким путем вы обычно ходите в комнату миссис Эллингэм?

Ф. Р.: Каким путем?

С. А.: Вы не пошли по главной лестнице.

Ф. Р.: Нет, я пошла по боковой.

С. А.: Которая для прислуги?

Ф. Р.: Да.

С. А.: Почему не напрямую, по главной?

Ф. Р.: Не знаю.

С. А.: И вы не слышали, как вас зовут?

Ф. Р.: Нет.

С. А.: Скорее, наоборот, мисс Робинсон, полагаю, в тот момент ваши чувства должны были быть более обостренными. Все время, что вы были в комнате, вы смотрели в окно?

Ф. Р.: Я была в оцепенении.

С. А.: Но вы услышали, как постучала горничная.

Ф. Р.: Да.

С. А.: Она сказала, вы не сразу ответили.

Ф. Р.: Мысли путались. Я только что узнала, что моя лучшая подруга пропала. Я просто смотрела в окно. Не знаю, почему.

С. А.: В той комнате много ценных вещей.

Ф. Р.: Почему вы все время говорите, как много у нее ценных вещей?

С. А.: Потому что она пропала и кто-то требует денег за ее возвращение.

Ф. Р.: Пропала моя лучшая подруга. Зачем вы это делаете?

С. А.: Я обязан установить факты.

Ф. Р.: Какие факты?

С. А.: Мне нужно знать, зачем вы были в ее комнате.

Ф. Р.: Я только что вам сказала. Лучше бы вы занялись ее поисками.

С. А.: Почти каждый полицейский в радиусе ста миль занимается их поисками, и еще больше – по всему Восточному побережью, в каждом городе. Но что мне необходимо узнать от вас прямо сейчас, это что вы делали в гардеробной миссис Эллингэм целых пятнадцать минут.

Ф. Р.: Я сказала вам…

С. А.: Вы смотрели в окно.

Ф. Р.: Смотрела.

С. А.: Мисс Робинсон, позвольте мне объяснить вам максимально ясно. Сейчас не время лгать. Каждую секунду, которую вы тратите на ложь, Айрис Эллингэм и Элис находятся в опасности. Когда вы лжете, вы ставите их под удар и себя – тоже.

Ф. Р.: Я не…

С. А.: Вы должны были слышать, как люди в холле зовут вас. В доме творился хаос. Снаружи не было ничего, на что можно было бы посмотреть. Было темно. Был туман.

Ф. Р.: Я в курсе.

С. А.: Значит, вы провели пятнадцать минут, глядя в никуда?

Ф. Р.: В общем, да.

С. А.: Нам кое-что о вас известно, мисс Робинсон. Мы знаем, что вы были распорядительницей в подпольном баре «У Кармины» на 29-й улице. Этот бар держал Большой Билл Томпсон, босс мафии. Вы работали непосредственно на него.

[СКРЫТО ВВИДУ ПРОДОЛЖАЮЩЕГОСЯ РАССЛЕДОВАНИЯ. СМ. ФАЙЛ 248Б-2.]

Ф. Р.: Моя работа была петь и развлекать, говорить с гостями. Это была общественная работа, и мы с Айрис подружились, потому что понравились друг другу.

С. А.: Одна из богатейших женщин Америки и распорядительница в подпольном баре.

Ф. Р.: Я встречалась с множеством важных персон «У Кармины». Половина светского общества Нью-Йорка входила в ту дверь: художники, писатели, актеры и актрисы, политики, полицейские. Мы многих там видели.

С. А.: Большой Билл Томпсон также связан с контрабандой из Канады. Известно, что его окружение было занято в этой сфере. Вы могли это знать, поскольку другой федеральный агент часто посещал этот дом.

Ф. Р.: Думаете, Джордж Марш рассказывал о своей работе? Джордж Марш – бетонная стена в том, что он для вас делает. И я уже несколько лет не общалась с Биллом. Я здесь потому, что гостила у своей подруги Айрис, и моя подруга пропала.

С. А.: Должно быть, хорошо иметь богатых друзей.

Ф. Р.: Хорошо иметь просто друзей, неважно, сколько они стоят. Айрис – моя подруга, и она осталась бы ею, даже если бы была бедна как церковная мышь. Позвольте мне кое-что сказать вам об Айрис. Она заставляла меня смеяться.

С. А.: Заставляла смеяться?

Ф. Р.: Именно. А это очень непросто сделать. Мы с Айрис друзья, настоящие друзья. Я ее понимала. И все бы для нее сделала. Вы не знаете, что для нее значило переехать сюда. У нее была прекрасная жизнь в Нью-Йорке. Айрис – спортсменка. Вы это знали? Видели бы вы, как она плавала. Она писала, вы знали? Она написала целый роман. Я читала его. Он отличный. Она никому не показывала потому что думала, что никто не воспримет ее всерьез, ведь все считали ее женой Альберта Эллингэма и только. Но это было не так. Она бы ни за что не поехала на эту богом забытую гору, но она была верной женой и поддержала Альберта и его школу, потому что он об этом мечтал. Вы не знаете Айрис. Ей нужна была какая-то мотивация…

С. А.: И какая мотивация у нее появилась здесь?

[Молчание.]

С. А.: Мисс Робинсон…

Ф. Р.: Я рассказала вам все, что знаю. Мне больше нечего сказать. Я бы сделала все, что в моих силах, чтобы помочь подруге, но это не помощь. Я бы пошла на край земли ради этой женщины и Элис. Так почему бы вам не убраться отсюда и не найти их? Потому что, если вы этого не сделаете, клянусь, я сяду в машину и сделаю это сама. Только попробуйте меня остановить.

[Допрос окончен в 1:13.]

Глава 18

Все улики оставались на полу: скрепки и колпачки от ручек. Солнечный луч, пробивающийся сквозь штору, освещал вмятину в доске с материалами дела.

Пришло утро и принесло с собой реальность и вопросы, много вопросов, вихрем кружившихся в ее голове.

Беспорядочные вопросы.

Как отреагируют СМИ на очередную смерть в печально известной Эллингэмской академии? Перед глазами всплыли заголовки статей типа «Школа мечты: учим убивать студентов». Постой, какая разница, что напишут в газетах, что скажут ее родители? И насчет того, что она была там?

Закроют ли школу?

Может быть, на несколько дней. Ее же не закроют из-за этого на годы, верно?

Почему она думает об этом? Умер человек. Хейз умер.

Потому что мозг так устроен. Он думает. Ее мозговой «чердак» был забит новыми и странными вещами, которые она пока не могла классифицировать и рассортировать. Стиви не должна была чувствовать вину за эти мысли, и ей не следовало полностью погружаться в них. Так психолог учил ее справляться с тревожностью: пусть мысли приходят, но не стоит на них зацикливаться. Но в работе хорошего детектива все наоборот: ты должен следовать за каждой зацепкой.

В голове начали постукивать молоточки, и она зарылась лицом в подушку. Во рту до сих пор оставался странный привкус, привкус…

Снаружи послышались голоса, где-то вдруг заорало радио. Она заставила себя оторваться от подушки и выбраться из ее надежных, мягких объятий.

Хейз. Это случилось на самом деле. Он, вообще-то, умер. Хейз умер, и они нашли его тело. А она после этого вернулась домой и целовалась с Дэвидом. Все это было слишком реально, слишком внезапно, и все ее чувства сплелись в единый узел из страха, дрожи, стыда и подкатывающей к горлу тошноты.

Сосредоточься.

Мысли немного покружили вокруг фактов. Хейз лежал на земле, уже мертвый. Как это могло случиться? Она мысленно оглядела небольшой пятачок в конце туннеля. Всмотрелась в пустые полки на стене. Провела носком туфли по каменному полу. Взглянула на лестницу и люк, ведущий в обсерваторию…

Лестница больше трех метров высотой. Если упасть с такой высоты на камни, явно не поздоровится. Можно и умереть.

Перед мысленным взором Стиви встала картинка. Она поднялась наверх. Закрыла люк позади себя. Хейз тоже поднялся туда, чтобы осмотреться? Возможно, в темноте он оступился и свалился в люк?

Почему он вернулся обратно? Возможно, что-то доснять. Но тогда он бы наверняка взял с собой какую-нибудь аппаратуру. Было очевидно, что он хочет пойти один. Она видела, как он пытался улизнуть.

Но он не пошел в сад. Он обошел его, вышел на главную дорогу, в лес, к туннелю. Он ушел обратно и умер.

Вот загадка на стене…

Стиви почти забыла об этом странном видении, что разбудило ее той ночью. Ей это должно было присниться. Она думала об убийстве, о смерти, туннелях и Лукавом, и ее мозг спроецировал все это на стену.

Правильно?

Стиви легла на спину и несколько минут делала дыхательные упражнения: выдох длиннее вдоха, воздух направляется вниз к животу.

Она до сих пор чувствовала на своей коже запах мускусного шампуня или геля для душа. Дэвид.

Еще и это. В любой другой день ни о чем другом она не могла бы думать. Но сегодня эта тема вряд ли займет первое место на пьедестале.

– Хорошо, – сказала она сама себе. – Давай. Прямо сейчас. Вставай. Сейчас.

И она рывком спустила ноги на пол.

* * *

Чуть погодя, посвежевшая после душа, в тонких свободных штанах и черной толстовке, Стиви появилась в общей комнате. Джанелль и Нейт сидели за столом, оба в пижамах. Пикс тихо разговаривала с кем-то по телефону на кухне. Дэвид был в мятых джинсах и такой же мятой темно-бордовой рубашке; влажные волосы слегка курчавились на лбу. Он сидел на диване и, когда Стиви вошла, посмотрел на нее прямым, долгим взглядом, на этот раз без шутливости. Казалось, он просто отметил ее присутствие.

Не было обычного оживленного разговора, лишь брошенное кем-то «доброе утро», пара кивков. А что скажешь, когда твой сосед по студенческому общежитию умер, даже если ты его почти не знала? Даже если то, что ты о нем знала, тебе не очень-то нравилось?

Сказать нечего.

Появилась Элли, как обычно, одетая во что-то невразумительное: в заляпанные краской длинные панталоны из вафельной ткани, широкую майку с французским триколором на груди и натянутые во всю длину длинные носки без пяток. Ее глаза покраснели и припухли. Она добрела до дивана, свалилась рядом с Дэвидом, поджав ноги и положив голову ему на колени, а он рассеянно опустил руку на клубок ее спутанных немытых волос.

Стиви опять почувствовала легкую тошноту. Придется ли им поговорить о том, что произошло? И если да, то что она скажет? А может, они никогда об этом не вспомнят. Может, то, что случается в такие ночи, как прошлая, не имеет никакого значения.

При этой мысли внутри нее что-то оборвалось, и она уставилась на чашку с кофе. Он был горьким на вкус, но, по крайней мере, глотая обжигающий напиток, она могла почувствовать что-то кроме этого стремного ощущения. Вот она его и пила.

– Стиви, – войдя, обратилась к ней Пикс. – Звонил Ларри. Им нужно поговорить с тобой еще раз. Он сейчас зайдет.

Джанелль испуганно взглянула на нее. Нейт по-

бледнел.

– Это нормально, – спокойно сказала Стиви. – Так бывает. Для прояснения информации полицейские должны задать одни и те же вопросы несколько раз.

– Все остальные останутся здесь, – добавила Пикс.

– На весь день? – Элли подняла голову с колен Дэвида. Ее голос был слегка гнусавым, как бывает, когда долго плачешь.

– Пока останьтесь, – ответила Пикс. – Если нужно, сюда придут консультанты.

Дэвид закатил глаза и вздохнул.

* * *

Когда Стиви и Ларри подошли к Гранд-Хаусу, у входа стояли две машины из полицейского управления штата Вермонт.

– Просто говори, что знаешь, – сказал Ларри. – Скажи правду.

– Я в курсе, – отозвалась Стиви.

– Ты держишься?

– Думаю, да. Наверное, до меня еще не совсем дошло. Это плохо?

– Это не хорошо и не плохо. Просто все так, как есть. Ты поймешь, что с этим придется иметь дело, если решишь заняться подобной работой. Нужно оценивать вещи такими, какие они есть на самом деле, а не как тебе хочется или кажется.

Эти слова были самыми разумными из тех, что Стиви услышала от взрослого.

Зайдя в дом, Стиви подумала, что ее отведут в комнату охраны, но Ларри повел ее к массивной дубовой двери кабинета Альберта Эллингэма.

– Здесь? – спросила она.

– Детектив проводит беседы здесь, – сказал Ларри. – Просто отвечай на вопросы. Все будет хорошо.

На этот раз детектив. Не полицейский.

У огромного камина из розового мрамора стояли два кожаных кресла, на полу между ними лежала шкура медведя. Невысокая хрупкая женщина в сером костюме сидела в одном из этих кресел и что-то печатала в маленьком ноутбуке.

– Стефани? – спросила она, захлопывая крышку. – Меня зовут детектив Ажитер. Подходи и присаживайся.

Стиви опустилась в кресло напротив – одно из личных кресел Альберта Эллингэма. Даже несмотря на то оно было очень старым, кожа до сих пор оставалась в прекрасном состоянии, и сидеть в нем было весьма удобно.

Когда-то и он сидел здесь, думая о пропавшей жене и дочери.

В образе детектива Ажитер прекрасно сочетались тщательно подобранные нейтральные цвета. У нее были длинные, элегантные кисти рук. Темные волосы стягивал в гладкий тугой пучок, и ни одна прядка не выбивалась. Лицо выражало подчеркнутую невозмутимость. Никогда ничего не упускай из виду. Стиви нужно научиться выглядеть так же, как настоящий детектив.

– Я хочу записать наш разговор, – сказала она, ставя на маленький столик возле кресла диктофон. – Беседа со Стефани Белл, ведет детектив Фатима Ажитер, воскресенье, 10 сентября, 9.45. Итак, Стефани. Или Стиви?

– Стиви.

– Стиви, ты участвовала в съемках видео о похищении Эллингэмов. Чья идея была снять такое видео?

– Хейза.

– Как получилось, что ты приняла в нем участие?

– Он пришел и попросил помочь ему.

– А почему он попросил именно тебя?

– Потому что я хорошо знаю материалы.

– Материалы эллингэмского дела, ты это имеешь в виду? – уточнила детектив.

Стиви кивнула и мысленно отругала себя: собиралась же давать точные ответы, а этот таким не был.

– Я много знаю об эллингэмском деле, – поспешно сказала она. – Я приехала сюда это изучать. Преступление… его историю.

– Итак, Хейз захотел снять видео и пришел к тебе, так как ты хорошо знаешь тему. А ты предложила написать сценарий Натаниэлю, потому что он писатель?

– Меня Хейз об этом попросил, – ответила Стиви.

– Получается, Хейз собрал группу людей, каждый из которых обладал знаниями в определенной области. С вами также были Мэрис Кумбес, студентка с опытом театральных постановок, и Патрик Дэшел, изучающий кинематографию. И вы все вместе занимались этим проектом.

– Да, правильно, – сказала Стиви.

– Как вы попали в туннель?

Сердце Стиви пропустило удар.

– Я открыла люк, – сказала она.

– Каким образом?

– Вскрыла замок.

Детектив слегка приподняла бровь. За весь разговор это был первый и единственный раз, когда на ее лице отразились какие-то эмоции.

– Ты его вскрыла? – повторила она.

– Да, – произнесла Стиви.

Отпираться было бессмысленно. Она действительно вскрыла замок. Прощай, «Эллингэм». Тут было весело.

– Откуда ты умеешь вскрывать замки?

– YouTube, – пожав плечами, ответила она.

Этот жест должен был означать, что вскрытие замков – не такая уж трудная задача, иногда люди вскрывают замки, чего уж там… Но как к этому отнесется детектив, она не знала.

– У тебя была какая-то причина этому учиться?

– Нет. Просто хобби. Как и у других.

Прозвучало так себе. Типа: ничего особенного,

я вскрываю замки ради прикола.

– Ларри рассказал, что ты интересуешься работой органов правопорядка, – сказала детектив.

– Да.

– Знаешь, обычно мы не вскрываем замки.

– Да, – промямлила Стиви, – знаю…

Детектив Ажитер потерла мочку уха.

– Когда вы закончили съемку, вы покинули туннель все вместе или по отдельности?

Странно. Она не расспрашивает дальше про люк и замок. Мысли Стиви закружились, на секунду она потеряла нить разговора.

– Мы ушли вместе, – сказала она. – Мэрис и Хейз… они задержались.

– Ты знаешь, что они делали?

– Могу предположить.

– И что же?

– Ну… может, целовались или типа того.

Детектив едва заметно улыбнулась и заглянула в ноутбук.

– Во время съемок вы использовали театральный туман, – продолжила она. – Ты знаешь, как он создается?

– С помощью дым-машин.

– Что-нибудь еще вы использовали?

Странный вопрос.

– Нет, – ответила Стиви.

– Только три машины.

– Да, верно.

Серьезно, почему она спрашивает про дым-машины?

– Думаю, на этом все, Стиви, – сказала детектив Ажитер. – Если только ты не вспомнишь еще что-нибудь не совсем обычное.

Стиви мысленно оглядела свой мозговой «чердак». Конечно, было еще послание на стене. Послание, которое, возможно, ей всего лишь привиделось. Не будет же она рассказывать в полиции о чем-то, что ей, возможно, привиделось?

Или будет? В детективных романах так обычно и делают, и все это оказывается важным.

– Нет, больше ничего, – произнесла Стиви.

– Хорошо. Беседа окончена в 10.20.

Она выключила диктофон, и Стиви поднялась с кресла.

– Что случилось с Хейзом? – тихо спросила она.

– Мы должны дождаться отчета коронера, – сказала детектив.

– Нет… – Щеки Стиви запылали.

– Это обязательно. Извини.

Стиви направилась к двери и уже взялась за ручку, когда ее вдруг осенила одна мысль. Она повернулась к детективу.

– Было еще кое-что. Пропуск Джанелль.

Детектив Ажитер подняла голову.

– Что это?

– Кто-то взял электронный пропуск моей подруги Джанелль. Когда мы пошли на йогу в четверг, он был у нее. Но когда выходили с занятия, он исчез из ее сумки. А на следующий день он нашелся на тропе перед нашим коттеджем.

– Почему ты сказала, что его кто-то взял? Может быть, она его потеряла?

– Нет, она положила его в карман сумки и закрыла на молнию. Я сама это видела. Когда мы вышли из зала, его там не было.

– Как фамилия Джанелль?

– Франклин.

Детектив занесла что-то в ноутбук.

– Спасибо, Стиви. Можешь возвращаться в коттедж.

В главном холле два охранника беседовали с полицейскими. Никто не обратил внимания на Стиви, выходящую из кабинета Эллингэма. На лестничной площадке она увидела, как Чарльз о чем-то серьезно разговаривает с доктором Куинн и несколькими преподавателями. Стиви вышла из Гранд-Хауса незамеченной.

Она пошла обратно к «Минерве». Быстро набежали облака, поднялся ветер. Вокруг не было ни души, словно все остались дома – на территории школы было как-то слишком тихо и тревожно. Рой самых разных мыслей, страхов и волнений одолевал Стиви, но одна мысль больше всего не давала покоя. Туман. Зачем вообще спрашивать о тумане? Кого волнует чертов туман? Должна быть какая-то причина. Детектив спросила дважды.

Стиви перебрала в уме все, что знала о дым-машинах. Их арендуют или сдают в аренду. Они выплескивают струи искусственного тумана. Еще они воняют.

Что-то шевельнулось в ее мозгу. Туман. Он упоминался в какой-то другой ситуации. Туман.

Сухой лед. Это было связано с сухим льдом там, в мастерской, когда Джанелль и Дэш спорили о досках, а потом Дэш заглянул в контейнер с сухим льдом и сказал, что с дым-машинами легче работать.

Стиви остановилась, не пройдя и половины пути до «Минервы», достала телефон и забила в поисковик слова «сухой лед». Быстро пробежав по найденным страницам, она остановилась на той, что содержала слова «угроза безопасности».

Сухой лед, твердый диоксид углерода… обычно нетоксичен, однако использовать следует с осторожностью… при обычных условиях переходит в углекислый газ… должен использоваться в хорошо вентилируемых помещениях, в противном случае существует риск отравления, так как углекислый газ замещает кислород, особенно в низко лежащих строениях, таких как подвалы… может быстро привести к потере сознания и смерти…

Стиви сглотнула.

Сухой лед хранился в мастерской. Кто-то забрал пропуск Джанелль. Пропуск Джанелль мог открыть мастерскую.

Она вроде как должна идти домой. Она уже нарушила достаточно правил.

Ей лучше вернуться в «Минерву».

Так почему же она развернулась и двинулась прямиком к мастерской?

По ее пропуску туда не войдешь. И что, интересно, она надеется там найти? Но интуиция толкала ее вперед.

– Я проверю записи, – услышала она голос Ларри.

Стиви заметила, как детектив Ажитер и Ларри тоже идут в направлении мастерской, и спряталась за гольф-каром.

– Вы фиксируете время входа и выхода? – спросила детектив.

– Да, система записывает и то и другое. Подождите немного. – Ларри прижал телефон к уху. – Джерри! Мне нужно, чтобы ты проверил записи по одному пропуску. Имя – Джанелль Франклин. Меня интересует, где ее пропуск отмечался в четверг вечером.

Стиви кралась за ними следом на достаточном расстоянии, чтобы ее не заметили. Перед дверью мастерской они остановились, Ларри достал свой пропуск и открыл дверь. Если они зайдут внутрь, Стиви не услышит дальнейшего разговора, а сама мысль, что она так и не узнает, о чем они будут говорить, казалась ей просто невыносимой.

Толком не понимая, что делает, она рванулась к двери и успела зацепиться за нее, прежде чем та захлопнулась. Оставив узкую щель и удерживая дверь одним пальцем, она подождала, пока Ларри и детектив отойдут вглубь мастерской, потом осторожно заглянула внутрь. Они стояли у дальнего конца помещения и смотрели на голубой контейнер.

Ей не верилось, что она на самом деле это делает.

Стиви толкнула дверь и проскользнула внутрь, встав за стеллажом для инструментов.

– Господи, – пробормотал Ларри, – он был полон. Какого черта… Да, Джерри. Хорошо, поехали. В 16.50 база творчества. Потом ничего до 1:12 уже следующего дня. А где он отметился? Ага, здесь, в мастерской.

Я понял.

Он убрал телефон в карман.

– В общем, со слов Стефани Белл, – сказала детектив, – пропуск Джанелль Франклин пропал во время занятия йоги.

– Я проверю ее расписание, но йога у них как раз на базе творчества. Это подтверждается. Выходит, кто-то взял пропуск…

– И использовал его, чтобы прийти сюда ночью, в начале второго, на следующий день. Нужно распечатать эту информацию. Что получается? Он пришел сюда, взял…

В этот самый момент у Стиви зазвенел телефон.

Ларри и детектив оглянулись. Таиться было бессмысленно, и Стиви вышла.

– Это я здесь, – призналась она и мельком взглянула на экран телефона.

Там высветилось: «РОДИТЕЛИ».

Глава 19

Ларри взял Стиви за локоть и вывел из мастерской. Взгляд его стал чуть менее теплым.

– Я знаю, – начала Стиви, – я…

– Послушай, Стиви, – перебил он ее, – ты умная девочка, и ты мне нравишься. Давай откровенно. Ты должна делать в точности то, что я тебе говорю.

– Я знаю, я просто…

– Нет. Ты должна это понять. Скажи мне, что ты поняла.

– Я поняла, – закивала Стиви. – Но Джанелль…

Он повел ее к Гранд-Хаусу.

– Ты посидишь в комнате охраны, – сказал он. – И не будешь ни с кем разговаривать, пока я не скажу. Договорились?

Телефон Стиви снова зазвенел.

– Кто это? – спросил Ларри.

Она показала ему экран. Там снова было: РОДИТЕЛИ. Он жестом показал, чтобы она ответила, и не спускал с нее глаз.

– Стиви! – Ее родители оба были на линии, так что непонятно, кто произнес ее имя первым.

– Нам только что звонили из школы, – начала мать. – Мы едем забирать тебя.

Стиви схватилась за лоб.

– Мам, я в порядке.

– Стиви, там кто-то умер!

– Ну да, знаю.

– Мы выезжаем, ты вернешься домой, – сказал отец.

– Слушайте, – Стиви попыталась придать голосу уверенности, – ужасно, конечно… но такое может случиться где угодно.

– В твоей старой школе никто не умирал.

– Неправда. А та авария на трассе, в которой…

– Стиви, мы с отцом берем выходной и приезжаем. Через несколько дней. У тебя будет время забрать документы.

Стиви не должна была плакать в этот момент. Она не хотела. Только не она. Скорее, заплакал бы Хейз. Но, как говорил Ларри, не всегда происходит то, чего тебе хочется. Она вытерла слезы.

– Слушайте, – Стиви едва сдерживала дрожь в голосе, – это было… Давайте поговорим, когда вы приедете, хорошо?

Родители с неохотой согласились, и Стиви положила трубку. Лицо Ларри немного смягчилось – высеченная каменная скала стала чуть менее зазубренной и острой.

Над их головами послышался шум, похожий на тот, что был ночью. Стиви и Ларри взглянули наверх и увидели красно-белый вертолет.

– Пресса, – сказал Ларри. – Уже здесь. Скоро будут на пороге.

Он шумно выдохнул и ускорил шаг.

– Идем, – сказал он. – Отведу тебя в «Минерву» и займусь газетчиками.

– Я тут на секунду потеряла голову, – справившись со слезами, сказала Стиви. – Испугалась за Джанелль. Больше не буду. Обещаю, что пойду прямо домой и ни за что не остановлюсь, даже если мне предложат двести долларов! Простите меня. Идите, вам нужно работать. Можете мне верить.

Ларри пристально взглянул на нее.

– Хорошо, – сказал он. – Но если я узнаю, что ты не сдержала слова, ты спалишься. Я смогу проверить.

Она повернула к «Минерве», чтобы доказать свое намерение, но Ларри окликнул ее.

– Береги себя, Стиви, – сказал он. – Иди к друзьям. Даже если этот парень тебе не нравился, сейчас не время быть одной.

– Кто вам сказал, что мне не нравился Хейз? – спросила Стиви.

– Двадцать лет в полиции. Я был детективом. Начинаешь разбираться в таких вещах.

– Вы были детективом? – Стиви вытаращила глаза. – Серьезно?

– Пятнадцать лет в отделе убийств.

– А почему бросили?

– Потому что открывал слишком много дверей и видел слишком много ужасного, – тихо ответил он. – И многое уже никогда не забудется. У всех полицейских есть такой груз увиденного, нечто, что встает перед глазами каждый раз, когда пытаешься заснуть. Двадцать лет – это много. Я знаю, ты интересуешься работой в полиции, но не играй в детектива, поняла? Не суй нос в работу полиции.

– Хорошо, – пробормотала Стиви.

– Мы поняли друг друга?

– Да. – Стиви подняла глаза на Ларри. – Думаю, поняли.

* * *

Стиви вернулась в «Минерву» в оцепенении. С родителями определенно будут проблемы, и ее действительно могут забрать домой, если только ее не исключат из школы раньше. Когда Стиви подошла к большой голубой двери, дом предстал перед ней в новом свете. Может быть, она и не должна была находиться здесь. Все это – большая ошибка. У судьбы свои планы…

Нет.

Стиви не из тех, кто считает, что все за них решает судьба. Судьба – это когда ты делаешь выбор или, по крайней мере, пытаешься. Из школы ее пока не выперли, и родители еще не забрали ее домой. И что-то продолжает происходить вокруг. Если Хейз стащил пропуск, если он взял сухой лед из того контейнера… какого черта тогда он с ним делал в том туннеле?

Все еще размышляя над этим, она вошла в общую комнату. Казалось, никто не сдвинулся со своих мест с тех пор, как она ушла. Кто-то разжег камин: в комнате было жарко. Огонь придал комнате совершенно другой вид: более камерный, природный и деревенский. Поленья потрескивали, словно кто-то плясал на битом стекле.

– Ты в порядке? – спросила Джанелль. Нейт тоже повернулся к ней.

– Ага, – ответила Стиви, стягивая толстовку.

Она огляделась, ища, куда бы присесть. Элли и Дэвид все так же сидели на диване, но теперь по разным сторонам. Элли рисовала; на коленях Дэвида лежал ноутбук, но смотрел он прямо на нее.

Стиви поймала его взгляд и быстро отвела глаза. Она села за стол.

– Они сказали, что случилось? – спросил Нейт.

Стиви отрицательно тряхнула головой.

– Так нам разрешат выйти? – продолжил он.

– Наверное. Скоро. Мне родители звонили. Похоже, им рассказали. Так что и ваши скоро узнают. Скоро вообще все узнают.

– Да уж, – проронил Дэвид.

Его голос заставил Стиви вздрогнуть. Джанелль это заметила и теперь с любопытством переводила взгляд с нее на Дэвида.

– Да все уже в курсе. Похоже, скоро мы будем по уши в консультантах.

Он продолжал на нее смотреть. И это был не простой взгляд. Он был прямой, пристальный и проникающий в самую глубину.

– Лучше позвоню родителям сама, – сказала Джанелль, хватаясь за телефон. – А можно? Как думаешь, уже можно рассказать?

Стиви пожала плечами.

– Тогда подожду, – сказала Джанелль. – Спрошу Пикс, когда она выйдет из душа.

– Апре ле делюж, – подняв голову, произнесла в никуда Элли. – Ле паран.

Никто не нашел что ответить на это.

– Ладно, подождем, – вздохнул Нейт.

– Мы и так ждем, – сказал Дэвид.

Каждый раз, слыша его голос, Стиви чувствовала, что он рядом, в этой комнате. Да, прошлой ночью они только целовались, но целовались много. И валялись на полу. И обнимались. Как теперь с ним разговаривать?

Элли внезапно встала и направилась в свою комнату. Их осталось четверо, сидящих в неловкой тишине. В дверь постучали, и в дом вошел Ларри в сопровождении полицейского.

– Джанелль, – позвал Ларри, – возьми, пожалуйста, свой пропуск и пойдем с нами.

Глаза Джанелль расширились, но она тут же встала, сходила за пропуском и через минуту вышла с мужчинами.

– Зачем им понадобился пропуск Джанелль? – спросил Дэвид у Стиви.

– Потому что в четверг его кто-то взял, – ответила она, глядя на дверь.

– И что?

Стиви замолчала. Дэвид встал и сел рядом с ней за стол.

– У тебя никаких идей на этот счет?

– Не могу ничего сказать, – ответила она.

Нейт молча наблюдал за ними. По лестнице спустилась Пикс.

– Кто-то только что приходил? – спросила она.

– Полиция забрала Джанелль и ее пропуск, – ответил Дэвид. – А Стиви не может сказать, зачем.

– Я не из вредности, – сказала Стиви. – Просто не могу.

Пикс бросилась к двери и выскочила наружу.

Атмосфера в комнате продолжала оставаться натянутой. Стиви смотрела на руку Дэвида, лежащую на столе. У него были длинные пальцы. Эти пальцы прошлой ночью касались ее волос и других мест. Его ладони были сильными, гораздо сильнее, чем казались. Она искоса глянула на него. Густые брови, такие выразительные. Когда он в игривом настроении, они взлетают, когда ведет себя вызывающе – выгибаются дугой. А сейчас они прямые. Он наблюдает.

Ее вдруг накрыло странное желание присесть к нему на колени, прижаться к щеке, снова целовать, целовать прямо здесь, возле камина, на виду у Нейта и лосиной головы.

Откуда эти мысли? Они пронеслись через мозг, как быстрые кролики через дорогу.

Дэвид поднялся, отпихнув стул, и вышел в коридор, ведущий в комнату Элли.

– Что ж. – Нейт глянул на Стиви.

– Угу. – Она слегка улыбнулась ему.

– У тебя на самом деле все в порядке?

Она кивнула.

– Потому что выглядишь как не в себе. Но это нормально. Прошлой ночью я тоже был не в себе, а сегодня уже вроде как в себе. Так что теперь твоя очередь, если хочешь.

– Всегда хотела быть рядом со смертью, – задумчиво произнесла Стиви. – Знаешь, сейчас я во всем этом. Рядом со смертью. Кошмарно говорить, что я этого хотела, но…

Она покачала головой.

– Тебе интересно, – сказал Нейт. – Я видел твои глаза, когда Ларри пришел и сказал, что полиция хочет с тобой поговорить.

– Это плохо?

– Нет, – ответил он. – Так уж получилось. Мы просто были здесь, когда все это произошло.

Он сковырнул ногтем шероховатость на поверхности стола.

– Спасибо, – сказала Стиви.

– За что?

– Ты меня понимаешь.

– Понимаю. – Нейт пожал плечами. – У нас ограниченный словарь эмоций. Мы замкнутые дети.

Входная дверь открылась, впустив Джанелль. Она села рядом со Стиви и склонила голову на ее плечо.

– Они забрали мой пропуск, – сказала она, – и собираются обыскать комнату Хейза. Не знаю, зачем забрали. Я ничего не сделала.

Стиви тихонько положила ладонь на голову подруги. Так необычно было чувствовать тепло головы на своем плече. Джанелль ей доверяет, поэтому и прильнула. И Нейт тянется к ней.

А Дэвид, человек, который был ей ближе всех, хранил многозначительное молчание.

Глава 20

Домашний арест закончился в три часа.

Казалось совершенно естественным, что проводы прошли в юрте. Не было никакого официального объявления. Студенты просто приходили и рассаживались на пыльных креслах-подушках, старых диванах и кушетках. В воздухе висело наэлектризованное смущение – все переговаривались, но тихо; вокруг стоял равномерный низкий гул. Кто-то принес с собой еду: пакетики с чипсами, конфеты и всевозможные снеки передавались по кругу.

Стиви, Нейт и Джанелль подошли к юрте. У входа их ждала Ви; она обняла Джанелль за шею, и они выглядели как парочка.

Как только они вошли, Стиви сразу же почувствовала себя объектом повышенного внимания. Точно так же, как совсем недавно головы поворачивались к Хейзу, теперь все взоры присутствующих были направлены в ее сторону. Они знали. Это она, «та, которая была там».

Мэрис и Дэш сидели отдельно, на широком диване в окружении небольшой группы ребят, расположившихся перед ними на подушках. Мэрис была вся в черном: черных плотных колготках, длинном черном свитере в обтяжку с золотым поясом. Она словно вырядилась в костюм Женщины-кошки. Дэш в своей необъятной рубашке сидел, съежившись, в углу дивана, обхватив колени руками. По лицу Мэрис медленно текли слезы. Когда Стиви вошла, она театрально воздела руки.

– Стиви! – позвала она. – Нейт!

Стиви подошла к ней, и Мэрис вцепилась в ее руку.

Стиви не знала, был ли это искренний жест, или актерский жест, или искренний актерский жест. Она чувствовала себя очень уставшей и в то же время настороженной, и странное ощущение вины витало вокруг нее, как навязчивый аромат.

– Вас сегодня вызывали повторно на беседу? – спросил Дэш. – Мы оба были.

– Мы тоже, – кивнула Стиви.

– Они сказали тебе что-нибудь?

– Опять спрашивали про дым-машины, – сказала Стиви.

– Ага, и нас, – шмыгнула носом Мэрис. – И где мы были. И во сколько вернулись домой в тот вечер, когда были в туннеле.

– Во сколько вы с ним расстались? – небрежно поинтересовалась Стиви. – Ему же нужно было вернуться в коттедж вовремя.

– Прямо перед одиннадцатью, – ответила Мэрис. – Он пошел домой. И я пошла домой.

Дэш сидел как громом пораженный.

– Простите, что напоминаю обо всем этом, – тихо сказала Стиви. – А в прошлом году вы тоже все вместе делали проект? Вы работали над «Концом всего»?

– Нет, – покачал головой Дэш. – Это он сделал полностью сам. В течение одного лета. Создал из ничего. Он бы стал звездой, понимаешь? Я уверен. Знаю, что он собирался уехать в Голливуд: сниматься в фильмах и стать известным. Он был крутым актером.

– Я сказала то же самое, когда впервые его увидела, – пробормотала Мэрис. – Звезда. Звезда, звезда, звезда.

Стиви предпочла не напоминать Мэрис, что, когда она встретила Хейза, тот уже был почти звездой.

– Он был честным, – продолжала Мэрис. – Самым честным человеком, которого я когда-либо знала. Вот поэтому его игра была такой классной.

– Честным? – переспросила Стиви.

– Ну, не честным, – нервно пожала плечами Мэрис. – Чистым. И… таким раскованным. Как только мы встретились, я сразу поняла, что мы будем вместе.

Она замолчала и уставилась на свои ногти. Потом вдруг вскинула голову и прищурилась. Стиви оглянулась посмотреть, на кого она так смотрит. В юрту вошла Гретхен.

– Она стерва, – сказала Мэрис.

– Она бывшая Хейза, да? – спросила Стиви.

– Она мучила его. Только посмотри на нее.

На самом деле это Гретхен выглядела измученной. Она плакала.

– Та история с Бет – все это Хейз делал только ради шоу, – сказала Мэрис. – Я знаю, что´ народ будет говорить, но все это ради шоу.

Все ради шоу. Эта фраза вытащила на поверхность то, о чем Стиви думала все время, но не могла выразить словами. Что-то во всем этом казалось… не срежиссированным, конечно, но… был в этом какой-то элемент шоу. Они сами делали шоу. И то, как Хейз ушел, не позволив Мэрис идти за ним. Сплошная драма.

Джанелль взяла Стиви под руку и увела в другой конец юрты. Они с Ви склонились над ноутбуком Нейта. Мельком Стиви увидела, что Дэвид тоже был поблизости.

– Снова Жермена Батт, – сказал Нейт, развернув ноутбук так, чтобы всем было видно.

Все вокруг замолчали, просматривая репортаж Жермены. На этот раз она упомянула пропажу сухого льда. Новость быстро распространилась по юрте.

– Сухой лед? – негромко спросила Джанелль. – Это из-за него все произошло? Из-за него пропал мой пропуск? И умер Хейз?

– Как можно умереть из-за сухого льда? – спросил Нейт.

– Можно умереть из-за отравления углекислым газом, – пояснила Джанелль. – Если ты заперт в маленьком помещении с большим количеством сухого льда, он в итоге заменит кислород в воздухе. Это Хейз взял упаковку сухого льда?

– Вроде как такое могло произойти, – уклончиво отозвалась Стиви. – Я что-то слышала об этом, когда меня вызвали в Гранд-Хаус.

Джанелль нахмурилась.

– Тогда он должен был взять много, – сказала она. – А эта штука тяжелая. Реально тяжелая.

Группа замолчала и погрузилась в раздумья. Ви легонько похлопала Джанелль по руке.

– Ну и что теперь? – спросил Нейт.

– Скорее всего, я не задержусь в школе, – сказала Стиви.

– Думаешь, тебя исключат? – спросила Ви.

– Не исключат, – заявил Дэвид. Он тихо подошел сзади и облокотился о спинку дивана. – Они никого не исключают. Я пробовал.

– Меня могут забрать родители, – сказала Стиви.

– Почему?

– Они не хотели, чтобы я сюда приезжала.

– Почему? – спросила Ви.

– Потому что они понимают только то, что нормально. А «Эллингэм» – это ненормально. Здесь полно такого, что их беспокоит. Люди здесь другие. Они разрешили мне приехать, потому что это круто и бесплатно, но они воспользуются любым поводом, чтобы забрать меня отсюда. И, кажется, чья-то смерть сойдет за вполне подходящий повод. Так что этот особый шикарный мир больше не для меня. Мне остается вернуться в местный штаб Эдварда Кинга и сидеть там, слушая разговоры людей, которые верят в инопланетян, а не в глобальное потепление.

– Господи, – пробормотала Ви. – Может, что-нибудь еще можно сделать?

– Без понятия. Разве что я внезапно превращусь в королеву выпускного. Им понравится.

– А может, нам всем придется уехать, – сказал Нейт. – Возможно, школу закроют.

– Народ, – сказала Джанелль. – Хватит уже. Хейз умер.

– И что, нам теперь нельзя говорить о закрытии школы? – угрюмо спросил Нейт.

Стиви услышала, как кто-то из сидящих неподалеку громким шепотом повторил: «Школу закроют?».

Жизнь – быстрая штука, но испорченный телефон еще быстрее.

Дверь юрты распахнулась, и на пороге возникла Элли.

Она шаталась и потрясала Рутой над головой. Было очевидно, что она напилась.

– Хейз умер! – громко провозгласила она на манер королевских глашатаев. – Да здравствует Хейз!

И принялась извлекать из саксофона пронзительные звуки.

Это объявление не слишком хорошо восприняли в комнате. В отличие от того первого вечера в юрте, сегодня никто не был готов поддержать творческие порывы Элли. Дэвид отлепился от дивана, подошел к ней и что-то прошептал на ухо. Она отшатнулась и заиграла еще ожесточеннее. Он схватил ее за локоть и попробовал увести, но она снова оттолкнула его.

С разных концов к ней стали подходить другие студенты. Поначалу могло показаться, что они пытаются ее остановить, но тут один из них начал прыгать в каком-то странном танце. Элли тоже запрыгала. Остальные присоединились к ним. Дэвид пожал плечами и вернулся на диван. Мэрис с ужасом смотрела на танцующих, а потом вдруг вскочила, ворвалась в их круг и принялась танцевать, бешено размахивая руками.

– О мой бог, – пробормотала Джанелль, – что это такое?

– Вакханалия, – ответил Нейт.

Маленькая танцующая группа высосала оставшиеся в юрте воздух и энергию и не останавливалась, пока в помещение не вошла другая группа, гораздо менее торжественная. Она состояла из Ларри, Чарльза, доктора Куинн и двух полицейских в форме. Юрта замерла в тишине.

– Внимание всем! – Ларри поднял руку.

Элли со всей силы дунула в Руту.

– Элемент, – обратился к ней Ларри. – Если ты не возражаешь.

Саксофон умолк.

– Полиция поговорит с каждым из вас в течение нескольких минут, – начал Ларри. – Беспокоиться совершенно не о чем. Нам просто нужно установить исходную информацию о том, что здесь случилось. Поэтому я попрошу всех вернуться в свои коттеджи.

– Ужин принесут в ваши комнаты, – сказал Чарльз. – И повторяю: у нас есть консультанты, они могут прийти в любой момент. Тот, кому нужна помощь, просто может ответить на мое электронное письмо или обратиться к любому преподавателю.

Эллингэмцы стали расходиться по домам, теперь еще более возбужденные.

– Вас всех заберут на допрос в полицию, – всю дорогу не унимался Дэвид, пока жители «Минервы» шли к своему коттеджу. – Тебя заберут, и тебя, и тебя…

– Я не собираюсь с ними говорить, – заявила Элли.

– Ага, удачи, – бросил Дэвид.

– Я не обязана это делать и не хочу, – продолжала Элли. – У нас тут что, фашистское государство?

– Не думаю, что это будет похоже на допрос, – сказал Нейт. – Звучало вроде, что им нужно выяснить, что случилось.

– Ты к тому же еще и пьяная, – сказал Дэвид. – Сначала кофе, потом копы.

Она засмеялась и толкнула его в грудь, застав врасплох. Дэвид повалился на землю.

– Пьяная так может? – заплетающимся языком спросила она.

– На сто процентов, – ответил он, поднимаясь и отряхиваясь.

Элли, шатаясь, прошла вперед несколько шагов и чуть не упала. Она была пьяна сильнее, чем Стиви сначала подумала. С Элли вообще было трудно говорить, а уж в таком состоянии – и подавно.

– Давай, бери ее под руку. – Джанелль подтолкнула Стиви.

Джанелль догнала Элли и уверенно взяла ее под руку, оглянувшись на Стиви.

– А давайте пойдем вместе! – предложила она. – Мы же можем пойти вместе?

– Мы можем пойти вместе, – пробормотала Элли. – Почему бы и нет? Вместе. Вместе!

Удержать Элли в вертикальном состоянии стало для них той еще задачкой.

– Знаешь, – Элли задышала в лицо Стиви горячим винным запахом, – это он мне сказал взять Руту. Он шарил в этом. Он шарил в этом.

– Хорошо, – сказала Стиви.

– Он шарил в искусстве. Больше, чем все думали.

– Хорошо.

Дэвид размашисто шагал рядом, засунув руки в карманы. Не желая быть сваленным на землю еще раз, он был совсем не против того, чтобы Элли вели Стиви и Джанелль.

– Эй, Нейт! – Элли принялась крутить головой в поисках Нейта. – А ты тоже в этом шаришь. Ты пишешь. Ты шаришь в этом.

– Правда? – спросил он.

– Ты пишешь о том, что видишь в своей голове.

Она попыталась постучать себя по голове, но Джанелль цепко держала ее руку.

– Вода, – сказала она. – Нам нужна вода! А потом немного кофе. И ванна! Как насчет ванны?

– Ванна! – воскликнула Элли. – Ты шаришь в этом. Вы все шарите! Кроме Стиви. Ты шаришь в этом, Стиви?

– Шарю, – ответила Стиви, не имея ни малейшего понятия, что Элли имеет в виду.

Им удалось провести Элли в ванную комнату, не спалившись перед Пикс. Джанелль наполнила ванну. Зная, что Элли склонна купаться, не раздеваясь, они засунули ее в воду прямо в одежде.

В ванне Элли притихла, послушно отхлебывая маленькими глотками горячий кофе. Через пару часов, когда в коттедж зашли полицейские, она чувствовала себя более-менее сносно. Джанелль, Нейт и Стиви уже прошли через это.

Дэвида позвали первым. Беседа проходила в его комнате и длилась около десяти минут.

– Что они хотели знать? – спросила Стиви, когда он вернулся в общую комнату.

– Знал ли я о планах Хейза. Говорил ли он кому-нибудь о туннеле, о сухом льде. Он не говорил. Я был здесь, когда Хейз все это устроил, и мы с Элли курили травку.

Я, конечно, так не сказал и надеюсь, у нее тоже хватит ума это не ляпнуть. Скоро узнаем.

Элли уже достаточно протрезвела, чтобы не ляпнуть. Она сказала, что они с Дэвидом остались дома и работали.

Когда все закончилось, все почувствовали, что напряжение дня упало на них как бетонная плита. Какое-то время обитатели «Минервы» сидели на своих местах в общей комнате без сил и без движения, а потом один за другим потянулись спать. Элли ушла первой, за ней – Джанелль и Нейт. Дэвид развалился в гамаке.

– Так ты на самом деле думаешь, что твои родители заставят тебя уехать? – спросил он.

– Ну, кто-то да заставит, – отозвалась Стиви. – Не они, так школа.

Дэвид вытянул ноги, растягивая ткань гамака.

– Они тебя не выкинут, – сказал он. – Здесь это не принято. Поверь. Я тестировал систему.

– Кто-нибудь умер после твоих тестов?

– А после твоих? Ты же не делала ничего такого, что могло бы вызвать смерть Хейза, так?

– Не думаю. Но…

– Ты же не делала ничего такого, о чем потом пожалела, так?

Стиви впилась в него взглядом. Что он имеет в виду? То, чем они занимались прошлой ночью? Что за мутную игру он затеял этим разговором? Она не желает в ней участвовать.

– Пойду спать, – вставая, сказала девушка. – Спокойной ночи, Уэстли. Утром меня, скорее всего, убьют[2].

– На твоем месте я бы не шутил про смерть, – пробормотал Дэвид, когда Стиви вышла в коридор.

Федеральное бюро расследований.

Протокол допроса Леонарда Холмса Нейра, агент Самюэль Арнольд.

Место допроса: поместье Эллингэмов.

17 апреля 1936 года, 15.30

С. А.: Мистер Нейр, мне нужно задать вам еще несколько вопросов.

Л. Х. Н.: Мы вроде бы именно этим тут и занимается.

С. А.: Нужно установить факты. Я так понимаю, один раз вы дали урок живописи студентам.

Л. Х. Н.: Пожалуйста, не напоминайте.

С. А.: Почему вы так говорите?

Л. Х. Н.: Это был самый длинный день в моей жизни. Я пытался объяснить детям творчество Макса Эрнста. Но это цена, которую приходится платить за знакомство с Альбертом. Он считает, в его школе дети должны учиться у лучших.

С. А.: В тот день вы видели студентку по имени Долорес Эпштейн?

Л. Х. Н.: Понятия не имею. Они все для меня на одно лицо.

[Предоставлена фотография Долорес Эпштейн.]

Л. Х. Н.: Повторяю, они все выглядят одинаково.

С. А.: Долорес была очень одаренным ребенком. Многие учителя считали, что здесь она самая талантливая студентка.

[Мистер Нейр смотрит еще раз на фотографию.]

Л. Х. Н.: Сейчас, когда вы это сказали, я вспоминаю, что была одна девчушка сообразительней остальных, со сносными знаниями античного искусства. Это вполне может быть она. У той тоже были кудрявые волосы. Да, думаю, это она. Это та, которая исчезла?

С. А.: Долорес Эпштейн в последний раз видели 13-го после обеда, когда она взяла из библиотеки книгу. Вы видели ее еще где-нибудь кроме вашего класса?

Л. Х. Н.: Да они здесь постоянно слоняются туда-обратно. Знаете, Альберт открыл эту школу и сказал, что собирается наполнить ее вундеркиндами, но добрая половина из них – всего лишь дети его друзей и порой не самые сообразительные. С остальными вроде все в порядке. Если честно, здесь есть еще пара других студентов с искрой. Мальчик и девочка, забыл их имена. Они казались парочкой. У девочки волосы цвета воронова крыла, а мальчишка немного смахивает на Байрона. Они увлекались поэзией. Глаза у них светились. Девочка спрашивала меня о Дороти Паркер, что я расценил как обнадеживающий знак. Мы с Дороти друзья.

[Предоставлена серебряная зажигалка.]

С. А.: Вы узнаете эту вещь, мистер Нейр?

Л. Х. Н.: О, я ее искал!

[Мистер Нейр пытается взять зажигалку. Ему не позволяют.]

С. А.: Это улика, мистер Нейр. Она должна остаться у нас.

Л. Х. Н.: Это Картье, агент Арнольд. Где вы ее нашли? Я ее обыскался.

С. А.: Мы обнаружили ее в обсерватории, вместе с книгой Долорес и карандашом.

Л. Х. Н.: Полагаю, я оставил ее там.

С. А.: На зажигалке обнаружены отпечатки пальцев Долорес. Как она у нее оказалась?

Л. Х. Н.: Должно быть, она ее нашла.

С. А.: Вы не давали ей эту зажигалку?

Л. Х. Н.: С какой стати мне отдавать ребенку свою зажигалку от Картье?

С. А.: Не знаю, мистер Нейр.

Л. Х. Н.: Я иногда теряю вещи. Могу предположить, что девочка нашла ее и оставила себе, потому что это замечательная вещь. Кажется, у нее хороший вкус. Могу я получить ее обратно?

С. А.: Мы вернем ее вам, когда она больше не будет нужна. Мистер Нейр, позвольте спросить вас еще вот о чем. Зачем мисс Робинсон могла пойти в запертую личную гардеробную миссис Эллингэм?

Л. Х. Н.: По многим причинам, полагаю. Они обе просто не разлей вода.

С. А.: Если говорить конкретнее, это было вечером 13-го, когда все в доме искали мисс Робинсон. Ее многие звали, но она не отвечала и в итоге была найдена одна в комнате, где провела приблизительно пятнадцать минут. Странное поведение, когда во всем доме царила очевидная паника.

Л. Х. Н.: Не могу сказать, почему Флора делает то, что она делает.

С. А.: Вы с мисс Робинсон друзья?

Л. Х. Н.: Флора и я – друзья, да.

С. А.: Где вы познакомились?

Л. Х. Н.: О, в одном подпольном баре. Много лет назад.

С. А.: Итак, вы утверждаете, что Флора Робинсон не говорила вам, что она делала в комнате Айрис Эллингэм в понедельник вечером, когда была поднята тревога?

Л. Х. Н.: Не говорила.

С. А.: И она об этом никак не упоминала?

Л. Х. Н.: Флора не сообщает мне каждый раз, когда входит и выходит из какой-нибудь комнаты.

С. А.: А когда вы впервые узнали о похищении?

С. А.: Когда Флора разбудила меня во вторник утром, как вам известно, ибо я отвечал вам на этот вопрос раз десять, если не больше. Если вы предполагаете, что Флора может иметь к этому какое-то отношение, вы глубоко ошибаетесь. Она любит Айрис как сестру, а Элис – как дочь. Будьте, пожалуйста, осторожны с той зажигалкой, хорошо? Я очень хочу ее вернуть.

[Допрос завершен в 15.56.]

Глава 21

– Итак, – произнес «Зовите меня Чарльз», – давай поговорим.

Этот разговор начался следующим утром в его кабинете. Стиви сидела напротив большого стола. Дождь барабанил по оконному стеклу, а из маленьких белых колонок на столе лилась тихая классическая музыка. Стиви ждала этого приглашения и, когда наконец ее сюда вызвали, была морально готова. Она вспомнила Марию Антуанетту: та тоже ждала в парижской тюрьме, пока ей приготовят гильотину.

– Поговорим о том, что у нас произошло, – сказал Чарльз. – Для начала – как твои дела?

– Вы имеете в виду, как я себя чувствую? – спросила Стиви.

– Неважно, просто ответь на вопрос.

Стиви была не из тех, кто любит распространяться о своих эмоциях и переживаниях, но в данный момент говорить о чувствах было бы мудрее, чем о фактах.

– Думаю, – осторожно начала она, – я в порядке. Немного растеряна, но Хейза я плохо знала. Это ужасно, конечно, но… мы не были близкими друзьями.

Чарльз понимающе кивнул.

– Можешь рассказать еще раз, что там у вас произошло? Чья была идея использовать туннель?

– Это Хейз придумал, – сказала Стиви. – Я думала, туннель завален.

– Уже нет, – ответил Чарльз. – Весной мы его расчистили, но планировали разрушить и засыпать снова, как только проведем новую канализацию и водопровод к базе творчества. Мы думали, нам удастся сохранить это в тайне, но…

– Кроме меня, замок никто не вскрывал, – сказала Стиви.

Важно было сказать ему об этом. В полиции уже знают. Ни к чему ей этот предательский дамоклов меч над головой, по крайней мере, пока она еще в игре.

– Знаю, – сказал он.

Повисла пауза, показавшаяся Стиви вечностью. Она внимательней взглянула на Чарльза. Сегодня он не выглядел таким моложавым и беспечным. Никаких супергероев на футболке под пиджаком.

– Долгое время туннели были фишкой этой школы. Мы пытались охладить пыл студентов, жаждавших туда пролезть. И Хейз не… В общем, туннель тут ни при чем. То, что случилось с Хейзом, можно считать трагической случайностью, чрезвычайно прискорбным несчастным случаем. Чрезвычайно прискорбным. Следовало ли вам идти в тот туннель? Нет. Но в ту ночь он был один, ты не помогала ему проникнуть внутрь.

Стиви смотрела, как по стеклу, рисуя узоры из линий и пятен, ползут извилистые водяные дорожки.

– Меня исключат? – спросила она.

– Нет, – ответил Чарльз. – Но я хочу, чтобы ты кое-

что сделала. Идем.

Он направился к входу на чердак, а Стиви шла за ним в полуобморочном состоянии. Ее не выкинут из школы – и ее ведут на чердак?

– После происшествия с Хейзом было принято решение везде усилить охрану, – сказал он, набирая новый, более длинный код на панели замка.

Они поднялись по узким ступеням. Чарльз щелкнул выключателем.

– Когда мы говорили с тобой в прошлый раз, – сказал он, – я предложил тебе придумать проект, в котором преступление, совершенное здесь много лет назад, сможет обрести человеческое лицо. Ты нашла проект, но никто даже представить не мог, какой ужасный урок ты извлечешь. Сейчас, когда ты знаешь, что туннель открыт, я хочу показать тебе кое-что.

Он прошел между стеллажами вглубь и свернул в проход, заставленный открытыми шкафами с коробками для хранения. Здесь же на полках громоздились одинаковые, с датированными обложками из зеленой кожи, толстые книги-реестры.

– В этом ряду хранятся хозяйственные записи и личные вещи из офиса Альберта Эллингэма, – сказал Чарльз.

Чарльз прошел в конец ряда и опустился на колени. Из-под нижней полки стеллажа он вытянул кованый металлический сундук, около метра в длину и сантиметров тридцать в высоту. Видно было, что сундук очень старый. Когда-то он был выкрашен в красный цвет, и краска местами сохранилась, но бо´льшая часть поверхности была истерта и покрыта ржавчиной.

– Когда рабочие впервые спустились в туннель, они нашли его в земле, которой был забит туннель. Он был заперт…

Чарльз осторожно откинул старую защелку.

– Все переполошились. Зарытый в туннеле сундук… там могло быть все что угодно. В общем, мы его открыли и…

Он поднял крышку – в сундуке плотно лежали две пачки пожелтевших газет. «ПОХИЩЕНО СЕМЕЙСТВО ЭЛЛИНГЭМ» – гласил заголовок самой первой. Стиви опустилась на колени рядом с Чарльзом, а он начал перебирать газеты. Они были разными, из разных городов, датированы разными датами, но во всех мелькали заголовки, связанные с эллингэмским делом.

– Кто-то закопал в туннеле коробку с газетными статьями об эллингэмском деле? – спросила Стиви.

– Мы не знаем, кто сложил их сюда, – сказал Чарльз. – Думаю, это мог быть Альберт Эллингэм. Может, так он хотел похоронить прошлое, похоронить свою боль.

– Для человека, владеющего газетой, не так-то легко спрятаться от новостей, – заметила Стиви.

– Верно подмечено, – кивнул Чарльз. – Но ты же понимаешь, туннель стал… как бы точнее выразиться… священным местом. Его стены видели смерть. Порой люди склонны устраивать шумиху вокруг такого.

Стиви уловила в его словах какое-то предостережение.

– Итак, вот что тебе здесь нужно будет сделать, – Чарльз поднялся с колен. – Эти ряды…

Он вернулся чуть назад, к стеллажу с прикрепленной табличкой «38».

– На стеллажах с тридцать восьмого по сорок пятый хранится домашняя утварь. Она собрана в коробки, но не отсортирована. Я хочу, чтобы ты перебрала эти семь стеллажей, рассортировала все вещи и составила их каталог.

– Это мое наказание? – спросила Стиви.

– Мы не назначаем наказаний, – ответил Чарльз. – Мы делаем проекты. Это твой проект. Отсортировать, организовать, внести в каталог.

Стиви оглядела ближайший стеллаж. Он был забит коробками с дверными ручками, кипами старых журналов, сумками со старой одеждой.

– Можешь приступить прямо сейчас, – сказал Чарльз, – если есть настрой.

– Конечно, – кивнула она.

– Тогда оставлю тебя здесь. Позвони охране, когда закончишь. Тебе, наверное, понадобится несколько дней, так что я распоряжусь, чтобы кто-нибудь приводил тебя сюда.

Он ушел, оставив ее наедине со всеми этими сокровищами. Если бы все ее наказания были такими! Она побродила в проходах, бездеятельно рассматривая вещи. В голове выстраивались элементы системы: сюда – одежду, туда – мебель. Глобусы, книги, посуда… Теперь эти вещи принадлежали только ей и Эллингэмам, и, тихо повторяя их названия, она знакомилась с ними.

Какое-то время она постояла перед массивным буфетом со стеклянными дверцами, прежде чем набралась смелости открыть его и взять с полки хрупкую суповую чашку, белую, с узором из розовых цветов и зеленых виноградных листьев, окаймленную золотом. На донышке чашки также золотом были выписаны три буквы: А. А. Э. Рядом с фарфоровым сервизом высились стопки книг.

Стиви вернулась к первому стеллажу и принялась разглядывать зеленые бухгалтерские книги. Она взяла первую попавшуюся – в нее были внесены заявки на продукты и бытовые принадлежности. Это семейство закупало массу еды на выходные – бесконечные списки с лимонами, апельсинами, яйцами, мятой для напитков. Пухлая пачка заказов на сигареты, которыми наполняли специальные контейнеры. Записи о дюжинах разбитых бокалов для шампанского и заказы новых. Воск для затирки царапин в бальном зале.

В следующей книге записывалось ежедневное меню. Стиви пробежалась по датам, пока не нашла 13 апреля 1936 года. Аккуратным, четким почерком было выведено:

Гость мисс Флора Робинсон, доставка в комнату: бульон, чай с молоком, томатный сок, сэндвичи с холодным цыпленком и салатом, ломтики сельдерея, сладкий творог.

Гость мистер Леонард Нейр, доставка в комнату: яичница-болтунья.

Основное меню:

Морской язык под миндальным соусом

Жареная баранина с горохом, мятой и спаржей под голландезом

Картофель по-лионски

Холодное лимонное суфле

На следующий день, 14 апреля, меню не отличалось таким разнообразием и изысканностью:

Основное меню отсутствует. Доставка в кабинет. Сэндвичи с холодным цыпленком и ветчиной, ломтики сельдерея, фаршированные оливки, лимонный пирог, яйца, кофе.

Казалось бы, пустяк – чуть изменилось меню, но эта мелочь отражала всю важность возникшей в тот день ситуации. Вплоть до 13-го числа был обычный распорядок дня, но 14-го все изменилось. Подносы с холодными сэнд-

вичами, приготовленными второпях, просто потому, что им нужно было хоть чем-то подкрепиться. Нарезанный сельдерей, возможно, оставшийся со вчерашнего дня, и оливки – некогда ждать полноценных блюд, нужно съесть что-нибудь, неважно что, что угодно… И кофе. Много кофе – чтобы держаться.

Флора Робинсон и Лео Нейр, похоже, ели в своих комнатах, и еда была совсем простой. Такую дают, когда болеешь или страдаешь похмельем. Яичница-болтунья. Бульон. И снова кофе и чай. Просто чтобы оставаться бодрыми. Весь дом на нервах, воздух наэлектризован, все ждут звонка. И все равно даже эту несчастную еду дворецкий вносит в книгу: так заведено, так положено. К тому же с персоналом кухни наверняка тоже проводили беседы, и у него просто могло не хватить времени на приготовление полноценного обеда.

Стиви задержалась у одного стеллажа и стащила с полки коробку, набитую старьем из кабинета: три дисковых телефона, свернутые карты, воск и печати, потрепанные телефонные справочники. Здесь же лежала большая, обитая бархатом шкатулка, содержимое которой представляло явную ценность: хрустальная чернильница, дорогая перьевая ручка, пачка визиток из плотной бумаги, приглашение на вечеринку 31 октября 1938 года.

Это была особенная дата. Должно быть, все эти предметы находились на столе Альберта Эллингэма в тот день, когда он умер. Она перебрала их, полистала испещренные цифрами и чернильными кляксами страницы блокнота. Обрывок газеты с заметкой о биржевых курсах. Телеграфный бланк «Вестерн юнион» с текстом:

30.10.38

Где бы ты искал того, кого здесь нет?

Он всегда на лестнице, но не на ступени.

Вот и весь секрет.

Его последняя загадка, так и оставшаяся без ответа. 30 октября 1938 года Альберт Эллингэм сказал своему секретарю, что поедет кататься на лодке. Он выглядел удивительно бодрым в тот день. С собой он взял Джорджа Марша, своего преданного друга. Они отплыли от причала берлингтонского яхт-клуба. В тот же вечер жители Саут-Хиро услышали громкий хлопок и увидели вспышку над водой. Лодка Эллингэма взорвалась. Исследование обломков показало, что в нее подложили бомбу.

Казалось, анархисты, так долго преследовавшие магната и, возможно, убившие его жену и дочь, наконец добрались до него.

Странно. Большинство людей не имеют ни малейшего понятия, что они будут делать в свой последний час. Более того, они не могут это контролировать. Стиви на мгновение пришла мысль о том, понимал ли Хейз, что происходит, что во время съемки ролика в школе он умрет.

Потом ее мысли перескочили на то послание на стене. Да, оно казалось реальным, но, конечно же, нечего было и думать, что это так. Это был всего лишь яркий сон, вызванный взбудораженным сознанием. Стиви не верила в медиумов и предвидение. Она не считала, что видела приближение смерти Хейза. В ее сне появилось слово «убийство», но лишь потому, что убийство уже случалось здесь. Ничего таинственного и страшного. Ей приснилось убийство, здесь произошло убийство. Альберт Эллингэм придумал загадку, как он это делал не раз, а потом он умер.

Она долго рассматривала узкий телеграфный бланк, изучая слова, чернила, старую, но хорошо сохранившуюся бумагу. Должно быть, это последняя загадка Эллингэма, которую он придумал в день своей смерти. Маленькая бессмыслица, возвращение к его прежнему образу жизни. А потом вмешалась смерть. Интересно, заметил ли кто-нибудь тогда этот обрывок среди россыпи предметов на его столе или никому не было дела до его игр, ведь огромной империей по-прежнему нужно было управлять. Кого волновала какая-то загадка, когда один из богатейших людей умер? Стиви положила листок обратно в коробку, бережно, словно цветок на его могилу. В горле у нее встал ком, на глазах выступили слезы.

Стиви вытерла их и подошла к окну. Она смотрела на территорию школы, деревья и лужайки, на горы, вздымающиеся вдалеке. Смерть снова пришла в эллингэмское поместье. Смерть полюбила это место. Но если Стиви решит здесь остаться, если она готова справляться с работой, о которой мечтает, ей придется взглянуть смерти в глаза, забыть о страхе и сдерживать слезы всякий раз, когда одолевают печальные воспоминания. Она должна быть решительной и жесткой. Мертвые имеют на это право. Но любопытно, какая же отгадка? Что всегда было на лестничной клетке, но не на ступенях?

Федеральное бюро расследований.

Протокол допроса Джорджа Марша, агент Самюэль Арнольд.

Место допроса: поместье Эллингэмов.

17 апреля 1936 года, 17.45

С. А.: Спасибо, что нашли время поговорить еще раз.

Д. М.: Всегда в вашем распоряжении.

С. А.: Трудные деньки.

Д. М.: Я не спал две последние ночи. Неважно. Айрис и Элис все еще не найдены. Можно сигарету?

С. А.: Конечно. Я бы хотел еще раз пройтись по вашим отношениям с Альбертом Эллингэмом и вопросу его бе-

зопасности в прошлом. Вы работали в нью-йоркском полицейском департаменте, когда познакомились?

Д. М.: Все верно. Я был детективом. Мы вели группу анархистов, которая доставляла проблемы, и узнали, что они готовятся взорвать одного крупного промышленника. Выяснилось, что это Альберт Эллингэм. К счастью, я вовремя подоспел.

С. А.: Вы лично спасли ему жизнь за несколько минут до взрыва в машине.

Д. М.: Я выполнял свою работу. После этого мистер Эллингэм любезно рекомендовал меня в ФБР. Меня определили в нью-йоркский офис. Вы когда-нибудь работали в нью-йоркском офисе ФБР?

С. А.: Нет, только в Вашингтоне. Директор Гувер направил меня сюда работать с этим делом.

Д. М.: Когда мистер Эллингэм построил это поместье, он попросил меня перебраться в Вермонт. Я выполнял оперативную работу для бюро и консультировал его.

С. А.: Но вы жили не в этом доме.

Д. М.: Нет, я живу в Берлингтоне. Приезжаю сюда всякий раз, когда нужна моя помощь. Обычно это бывает во время приезда важных гостей. В тот уик-энд была вечеринка, и я был здесь в основном из-за Максины Мелвилль, кинозвезды. Он хотел заключить с ней контракт на съемку в его студии, поэтому пригласил к себе. Большей частью это был прием в ее честь. Я слежу за домом, журналистами, прислугой, чтобы они не совали нос куда не следует. Они вполне приличные, но рядом со знаменитостями обычные люди становятся странными.

С. А.: Что вы думаете по поводу пропавшей студентки?

Д. М.: Похоже, девочка оказалась не в том месте и не в то время. Я просмотрел ее дело. Хорошая девчонка. По-настоящему умная. Одна из самых способных здесь. Но она любила уйти куда-нибудь, спрятаться и читать там. Слышал, вы нашли ее книжку в обсерватории?

С. А.: Да, нашли.

Д. М.: Черт. Бедный ребенок.

С. А.: Как вы оценили письмо, которое пришло 8 апреля? То, что мы называем «письмом Лукавого»?

Д. М.: Всю корреспонденцию ведет Макензи. Он показывает мне письма, которые, по его мнению, могут вызвать проблемы.

С. А.: Но это письмо он вам не показал, пока не произошло похищение?

Д. М.: Неделя была загруженная. Думаю, просто не было времени. К тому времени, как я увидел письмо, уже все произошло. Макензи всегда держит все под контролем. Плохо, что он не сказал мне сразу. Хотя это вряд ли бы что-то изменило.

С. А.: Что вы имеете в виду?

Д. М.: То, что заставить Альберта Эллингэма поменять свои планы практически невозможно. Взять, к примеру, это место. Вы понимаете, о чем я. Его преимущества и недостатки – в его расположении. С одной стороны, сюда непросто добраться, так что вряд ли какой-нибудь спонтанный грабитель выберет его своей целью. Нужно очень постараться, чтобы сюда приехать, но еще больше постараться, чтобы отсюда уехать. А с другой стороны, здесь уйма мест, в которых можно укрыться, и множество путей отхода.

С. А.: Тому, кто уже однажды расстроил планы зло-

умышленников в отношении Альберта Эллингэма, письмо показалось подозрительным?

Д. М.: Я не находил себе места. Поговорил об этом с Альбертом, предложил направить больше людей для охраны поместья. Он отказался.

С. А.: Почему?

Д. М.: Он сказал следующее: «Это не соответствует принципам игрового обучения» – дословно.

С. А.: Так, значит, он не мог обеспечить необходимой безопасности?

Д. М.: Послушайте, вам нужно кое-что понять об Альберте Эллингэме. Он великий человек. Больше никто не вызывает у меня такого восхищения, кроме разве что самого Эдгара Гувера. Но Альберт абсолютно уверен в своей неуязвимости. Он думает, что может делать все что угодно. Потому что доказал это на собственном примере. Все, что у него есть, он заработал сам. Все свои газеты, киностудию и все остальное он создал из ничего. Парень был разносчиком газет, жил на улице, ни цента за душой, а вырос гением. Но он считает, что ему ничто не может навредить. Не думаю, что он держит меня поблизости из-за того, что считает, будто я действительно могу помочь. По-моему, я для него был чем-то вроде талисмана, этакой счастливой кроличьей лапкой. Я спас его от бомбы, но он посчитал это простой удачей и приблизил меня. И я ему благодарен. Но он уверен, что его воли достаточно. При таком отношении чего-то подобного следовало ожидать. Я знал это. Вы и сами видите. Рано или поздно такое всегда случается.

[Допрос окончен в 18.10.]

Глава 22

На следующий день эллингэмский автобус пустили по специальному расписанию: из-за дня встречи студентов с родителями.

Маршрут предполагал две остановки: санитарную и в Берлингтоне. Стиви договорилась встретиться с родителями на санитарной остановке. Она ждала автобус с небольшой группой ребят, удобно расположившись в стороне, с подкастом в наушниках.

И ей действительно было удобно, пока идиллию не нарушил тихо подошедший Дэвид. На этот раз он сменил свою экипировку «мятые джинсы плюс старая футболка». На нем были абсолютно новая, еще хрустящая голубая рубашка, из тех, что элегантно сужаются книзу, и идеально скроенные черные брюки. Он даже надел классические черные туфли. Все в этом новом облике подчеркивало его стройную мускулистую фигуру, а в завершение на плечи было небрежно наброшено приталенное черное пальто.

У Стиви был ограниченный опыт общения с парнями, одетыми согласно дресс-коду (детективы в строгих костюмах по телевизору не в счет). Дэвид красовался перед ней словно павлин, и где-то внутри нее заволновалось странное ощущение, похожее на возбуждение.

– Надеюсь, ты пройдешь собеседование, – сказала Стиви, не глядя на него. – Уверена, тебя заждались в отделе бухгалтерского учета.

– Знаменитый дедуктивный метод? – усмехнулся он. – Научилась? Бухгалтерская шуточка от нашего детектива.

– Где ты встречаешься с родителями?

– Я не встречаюсь. – Он засунул руки глубже в карманы пальто. – Они в безопасном отдалении. Просто хочу свалить к чертям отсюда.

– А зачем тогда…

– Стараюсь хорошо выглядеть, когда посещаю его величество «Бургер кинг». А у тебя какие планы?

– Поесть и, надеюсь, благополучно вернуться в школу, если, конечно, предки не решат, что в ней засели ненормальные либералы, легализовавшие убийства, а сейчас они именно так и думают.

Подъехал автобус, ребята начали рассаживаться. Стиви села у окна, Дэвид плюхнулся рядом.

– Ну что, – произнес он, – хочешь поговорить?

– О чем?

– О той ночи.

Никто не обращал на них внимания, пассажиров в автобусе было немного, и все либо разговаривали, либо читали. Но все равно вокруг были люди. Стиви мгновенно пробила холодная испарина.

– Зачем ты это делаешь? – тихо спросила она. – У тебя, видимо, есть какая-то причина?

– Просто хочу знать. Я вообще знания очень люблю. Поэтому и стал студентом «Эллингэма». Учеба – это весело, это игра.

– Не знаешь, насколько у них серьезно с наказанием за устные издевательства над студентами? – спросила она.

У нее вспотели ладони и лоб, и ноги, наверное. Что за черт? Ну почему человеческий организм такой дурной? Почему выброс гормонов и сексуальное влечение обязательно сопровождаются по`том?

– За это полагается смертная казнь, – на полном серьезе ответил Дэвид.

– Слушай, – устало произнесла Стиви, – мне есть о чем поволноваться. Меня вообще сегодня могут из школы забрать, так что…

– В жизни всегда есть выход, – перебил ее Дэвид. – Ты что, ничего не поняла из «Парка юрского периода»?

Он откинулся на спинку кресла и надел огромные наушники, дав понять Стиви, что разговор закончен.

* * *

Автобус катил мимо ферм и складов, магазинчиков сладостей из кленового сиропа и стеклодувных мастерских. Он выехал на шоссе № 89; по обочинам замелькали рекламные плакаты мороженого «Бен и Джерри», и вскоре Стиви увидела остановку, где возле старенького бордового минивэна ее ждали родители.

Автобус остановился, Дэвид поднялся со своего места, пропуская ее к выходу. Он двинулся к открытым дверям, и Стиви сначала подумала, что он просто дает ей пройти в узком проходе, но он тоже спрыгнул со ступенек и пошел следом за ней к ее родителям.

– Я Дэвид. – Подойдя к ним, он протянул руку. – Дэвид Истман.

Зачем он им представляется?

– Приятно познакомиться, Дэвид, – сказала ее мать. – Ты тоже встречаешься здесь с родными?

– Нет. Стиви сказала, я смогу доехать с вами до Берлингтона. Если не помешаю, конечно. Но если скажете, что это неудобно, я подожду обратный автобус.

Стиви заметила, как засветились при этих словах лица родителей. Они переводили взгляд с Дэвида на Стиви и обратно, и то, что они видели, им нравилось. Земля под ногами Стиви закачалась.

– Ни в коем случае! – воскликнула мать. – Ты поедешь с нами.

– Мы собираемся где-нибудь пообедать, – добавил отец. – Присоединяйся к нам, если хочешь.

Стиви остолбенела, тело стало словно деревянным. Дэвид, не надо, Дэвид, это не шутки, Дэвид…

– Конечно, – с улыбкой кивнула мать.

– Я точно не помешаю? – спросил Дэвид.

– Не помешаешь, – заверил его отец.

Стиви заметила, как Дэвид покосился на имя Эдварда Кинга, наклеенное на бампер минивэна. Он взглянул на нее и поспешно открыл заднюю дверь.

– После вас, – галантно улыбнулся он.

– Я тебя убью, – тихо прошипела она в ответ.

– Осторожнее, я же тебе говорил, что тут нельзя угрожать студентам.

Она обошла машину и села с другой стороны.

Семейный автомобильчик двинулся к Берлингтону по 89-му шоссе, увозя четырех пассажиров. Путь до города был недолгим, время чуть перевалило за полдень, когда они проехали через университетский городок, полюбовались на озеро Шамплейн с Лейкшор-роуд и свернули на одну из узеньких центральных улиц, забитых магазинами и кафе.

Но для Стиви весь мировой порядок был нарушен. Здесь, рядом с ней и ее родителями, не должно было быть Дэвида. В машине тихо бубнило радио – любимое ток-шоу родителей, в котором участники, как всегда, ныли о том, сколько неприятностей доставляют «те люди», и призывали влиться в ряды сторонников Эдварда Кинга. Отец, правда, через какое-то время выключил приемник, и это уже было нечто.

В Берлингтоне было множество шикарных ресторанов, но шикарные рестораны обычно дорогие. Стиви заранее присмотрела кафе в районе Черч-стрит, средоточии шопинга и развлечений, где предлагали неплохие сэндвичи и салаты и вроде бы не втридорога. Рядом пустовало несколько парковочных мест. В кафе было самообслуживание: выбираешь блюда у длинной стойки, расплачиваешься и занимаешь свободное место в зале.

Мать Стиви и Дэвид ушли вперед. Отец застрял у меню, а Стиви нетерпеливо топталась рядом с ним, представляя себя повешенным на стойке пакетиком чипсов.

– Возьму вегетарианский сэндвич с ростбифом, – сказал отец. – Интересно, на что похоже?

– В нем искусственный заменитель, – пробормотала Стиви.

– Ну тогда это не ростбиф, да?

Стиви на мгновение прикрыла глаза.

– Не надо делать такое лицо, – сказал отец. –

Я просто шучу. Что, пошутить нельзя?

Не делай такое лицо, Стиви. Не умничай, Стиви. Думаешь, все знаешь, Стиви, но подожди, вот вырастешь, вступишь во взрослую жизнь и поймешь, что все совсем не так…

– Мы приехали тебя проведать, – продолжил отец. – Неужели нельзя провести этот день нормально? Мы вообще можем тебя отсюда забрать.

Не реагировать. Не сдаваться. Пережить это все и вернуться в школу.

Стиви выдохнула. Получилось. Она сдержалась.

– Мне он понравился, – вдруг сказал отец. – Воспитанный. Дверь тебе открыл.

– Просто сокровище, – буркнула Стиви.

Дэвид и ее мать дошли до конца стойки, где выдавали заказ и сидел кассир. Она слышала, как мать негромко посмеивалась: казалось, Дэвид всю дорогу ее развлекал. И… о, нет, он достает портмоне. Очевидно, настаивает на оплате. Платит кредиткой. Еще одна шуточка. Очень смешно, она так очарована, что готова сквозь землю провалиться.

Стиви отчетливо почувствовала, что какая-то часть ее души умерла. «Надеюсь, не самая важная часть», – невесело подумала она.

Они уселись за столик возле окна. Сквозь щели проникал холодный воздух, и вскоре Стиви совсем продрогла. Сэндвич с курицей оказался каких-то неимоверных размеров. Оглядев его со всех сторон и не зная, к какой подступиться, Стиви в итоге сдалась, свалила его набок и принялась есть по частям. Родители тем временем устроили Дэвиду допрос.

Тот же, в свою очередь, устроил целое представление: встряхивал волосами, играл бровями, бросал косые взгляды, к тому же умудрялся откусывать от громадного сэндвича и при этом мило беседовать, четко проговаривая каждое слово, словно на сцене.

Да он просто морочил им голову.

– Так чем твои родители занимаются? – спросил отец Стиви.

– Моя мама – летчик, – жуя, ответил Дэвид.

Стиви вскинула голову. Дэвид спокойно бросил в рот один ломтик картошки фри, а из остальных принялся строить Вавилонскую башню.

– Летчик? – переспросил отец. – Впечатляет. Наверное, трудно обзавестись семьей, когда у тебя такая профессия. А кем работает твой отец?

– Он… – Дэвид откусил половину ломтика картошки и принялся внимательно разглядывать вторую. – Он управляет заводом по производству удобрений.

Стиви метнула на него взгляд, полный бешенства. Он что, насмехается над ними? Летчик и какой-то управляющий на заводе по производству дерьма? Внутри нее поднялась волна гнева. Может, ей тоже не все нравилось в родителях, но это были ее папа и мама, а не объекты для издевательств.

– Очень впечатляет, – произнес ее отец.

Лицо Стиви пылало. Она приложила к щеке стакан с соком, чтобы хоть немного остудить горящую кожу.

– Что ж, Дэвид, – осторожно сказала ее мать, – нам со Стиви нужно поговорить о том, что случилось. Это очень серьезный разговор, и мы бы хотели…

Она замолчала.

– Конечно, – ответил Дэвид. – Я тоже говорил об этом с родителями.

– И что они сказали?

Он откинулся на спинку стула так легко и даже немного развязно, как умеют только парни, а Стиви только мечтала научиться.

– Это ужасно, – произнес он. – Но несчастные случаи могут произойти где угодно.

– Но как школа это допустила? – спросила мать. – Ведь этот туннель должен быть как минимум заперт на ключ.

– Так и было, – сказала Стиви. – Но он вскрыл замок.

– Значит, плохой был замок, – поморщился отец.

– Знаете, некоторые люди в лепешку разобьются, лишь бы попасть в какое-нибудь закрытое место, – сказал Дэвид, пристально глядя на Стиви. – Он стащил чей-то пропуск.

– Он был знаменитым, – сказала ее мать. – По телевизору говорили – чудесный мальчик.

– Это ничего не значит, – сказал Дэвид. – По телевизору никогда не узнаешь, какие люди на самом деле.

– Верно, – кивнул отец.

Стиви насторожилась. Пожалуйста, не начинай.

– У нас со Стиви не всегда совпадают взгляды на некоторые вещи, – продолжил отец. – Но СМИ…

Стиви почувствовала, что больше не в силах терпеть. Она уже приготовилась закатить глаза и удрать через окно, сбежать в горы, жить там в одиночестве и питаться… камнями.

– …СМИ всего лишь говорят нам то, что мы хотим услышать, – закончил Дэвид.

Стиви замерла. Сейчас отец ему задаст. Вот будет весело.

– Любопытно, – задумчиво кивнул отец. – У тебя очень смышленый друг, Стиви.

Она чуть не задохнулась – ощущение было, будто ей дали под дых. Невероятно! Да она всегда говорила то же самое, но каждый раз ее затыкали, утверждая, что она неправа. Дэвид сказал это впервые и тут же удостоился кивка и комплимента.

Ох уж эта магия парней. Жаль, ее не продают бутилированной.

– Нам тут недавно позвонили, Стиви, – сказал отец, выковыривая из сэндвича кружок помидора. – Эдвард Кинг, ну не он сам, из его офиса.

– Эдвард Кинг – сенатор нашего штата, – объяснила мать Дэвиду. – Замечательный человек. Но Стиви его недолюбливает.

Стиви сцепила руки в замок и прижала их к солнечному сплетению.

– Нам предложили координировать работу волонтеров по всему штату, – сказал отец. – Знаю, Стиви, тебе это не понравится…

Превратись в камень, Стиви, стань горой.

– Потрясающе! – воскликнул Дэвид, расплывшись в широчайшей улыбке. – Мои поздравления!

Родители смотрели на нее. Это был тест на огнеупорность. Она могла взорваться инстинктивно. Та гора, в которую она превратилась, на самом деле была вулканом. Но… если бы она это проглотила, смогла с этим справиться, они бы подумали, что она изменилась в лучшую сторону. То есть в ту, которая им нравилась.

А если бы она так сделала, возможно, дверь осталась бы открытой. Возможно, только возможно…

Но до чего же больно. Действительно больно. Слова застряли в горле, скулы свело – все в ней сопротивлялось.

Стиви сделала над собой усилие. Заставила себя… если не улыбнуться, то хотя бы изобразить подобие улыбки. Она выдохнула, проглотила комок, вставший в горле, и выдавила из себя всего лишь два слова.

– Это здорово.

Два самых мерзких слова из всех, что она когда-либо издавала. Родители удивленно посмотрели на нее, потом на Дэвида в его шикарной рубашке. Этот странный маленький спектакль возымел действие.

И в тот момент Стиви поняла, что ей разрешат остаться.

Так почему же у нее сейчас такое чувство, словно она проиграла?

Глава 23

На обратном пути в автобусе было всего лишь два свободных места, в самом конце салона, так что Дэвид и Стиви снова оказались рядом. У Стиви на сердце лежал камень; она с такой силой сжимала кулаки в карманах, что ногти впились в ладони.

– Кажется, я им понравился, – заметил Дэвид.

– Что, черт возьми, это было? – прошипела она.

– Всегда к вашим услугам, – отозвался он.

Стиви достала телефон и вставила наушники. Дэвид вытащил один обратно.

– Да что с тобой? Тебя оставили в школе. Чего ты бесишься?

– Ничего, – огрызнулась она. – Меня оставили не потому, что я это заслужила, а из-за тебя, так как они решили, что мы встречаемся, и наверняка подумали, что я подцепила богатенького стильного мальчика. Меня оставили, потому что рядом был парень.

– Знаю, – раздраженно бросил он и нахмурился. – Я поэтому так и сделал. Ты говорила, они считают это важным. Вот я и поехал с вами. Хочешь выучить мой ценный урок? Запиши его куда-нибудь по буквам.

– Ходить на свидания, – ледяным тоном произнесла она, – вот что должна делать нормальная девочка. Так считают мои родители. Встречаться с мальчиками. Так что теперь я полностью оправдала их ожидания. А тема с Эдвардом Кингом? Ну как же. Я должна была молча выслушать все это и проглотить.

– И, похоже, сработало, – сказал Дэвид. – Еще раз повторяю, неважно, что ты бесишься. Ты здесь, а они далеко.

– Еще раз повторяю: это не моя заслуга. Это все Эдвард Кинг, тип, который олицетворяет все, что я ненавижу. Он расист и подлец, самый настоящий фашист, а мои родители теперь будут управлять его армией наемников по всему штату, и при этом я должна улыбаться.

– Я просто хочу, чтобы ты знала: ты не улыбалась…

Стиви задыхалась от возмущения. Какое-то время она не могла произнести ни слова, но, отдышавшись, вновь повернулась к Дэвиду.

– А еще твоя мать никакой не летчик, ты бессовестный врун, – заявила она.

– Откуда ты знаешь? Она вполне могла бы быть летчиком.

– А отец производит удобрения, да?

– Вот это точно правда.

– Около пляжа в Сан-Диего?

– Не советую там купаться. – Дэвид с серьезным видом покачал головой.

– Не знаю, как там твой отец с его удобрениями, но ты точно полное дерьмо.

Он пожал плечами, будто говоря: «Так тому и быть».

– Что с тобой не так, черт подери? – спросила она.

– Много чего.

– Ты лжец.

– Наверное, мы оба слегка чувствительны в отношении наших родителей. Я просто хотел помочь решить твою проблему. Проблема решена. Хочешь беситься – валяй. На здоровье.

Он вставил болтающийся наушник обратно ей в ухо, но она не стала включать свой неизменный подкаст. Она посмотрела на бледное отражение его лица на оконном стекле и с досадой подумала, что просто не может оторвать взгляд от линии его подбородка. Поначалу он казался ей таким острым, словно все его лицо сужалось книзу в одну точку. Пожалуй, это не так. Должно быть, раньше он специально его выпячивал.

Дэвид уткнулся в свой телефон и не обращал на нее внимания.

Вот только пальцы его левой руки изобразили маленького паучка и принялись отплясывать на коленке. Стиви завороженно смотрела на этот танец, словно так и предполагалось, а паучок тем временем подкрался к ее ноге…

Затем отскочил обратно…

Снова подполз, робко зависнув одной пальцеобразной ножкой над ее коленом, но не касаясь, не касаясь…

Едва заметно коснулся кончиком и отскочил; точно коснулся?

Все ее тело оцепенело в ожидании.

Автобус резко свернул на проселочную дорогу, подбросив их на сиденьях и моментально сдув паучка с коленки.

* * *

Когда они вышли из автобуса, Стиви пошла впереди Дэвида. На полпути к «Минерве» зашагала чуть медленнее, прислушиваясь, не раздадутся ли сзади его шаги. Его нигде не было видно. Она вошла в общую комнату коттеджа в полнейшем разочаровании.

– Как прошло? – спросила Джанелль из-за открытой двери, когда Стиви проходила мимо ее комнаты.

Джанелль сидела посередине штабелей из книг по математике и вороха проводов, из открытого ноутбука доносились звуки какого-то сериала.

– Все хорошо. – Стиви изо всех сил постаралась придать голосу непринужденный тон. – Нормально. Думаю, все в порядке. Пока что остаюсь.

– Здорово! – восторженно воскликнула Джанелль. – Заходи!

– Я собиралась… – Стиви мотнула головой в сторону своей комнаты. – Мне нужно пару минут.

В своей комнате она принялась расхаживать взад-вперед, не снимая пальто. Остановилась перед зеркалом. Щеки от осенней прохлады разрумянились. Она сняла вязаную шапку: короткие волосы прилипли к вискам.

Пришло время спросить себя о том, о чем она никогда не задумывалась всерьез: она привлекательная? И что значит «привлекательная»? Что в ней нравилось другим людям? Она знала, что нравилось ей: короткая стрижка. Нравилось, как она прищуривается, потому что тогда взгляд становится таким острым и проницательным. Она провела пальцем по пухлым губам – рот тоже ничего, по крайней мере, она никогда не боялась его открыть и высказаться. Взгляд скользнул вниз и остановился на груди. Она почувствовала ее наливающуюся полноту.

Было ли все это тем, что называют «привлекательностью»?

Кто знает. В любом случае все это было неотъемлемой частью Стиви.

Она облокотилась о край комода и уставилась в пол. Она знала, что такое паника. Но новый гормональный коктейль, появившийся в меню ее тела, был ей абсолютно неизвестен. И непонятно, как это может повлиять на ее планы. Она хочет пойти наверх.

Она хочет… к Дэвиду.

Она хочет его. Этого невыносимого Дэвида, единственного, кто умудряется вывести ее из себя (кроме родителей, естественно). Кого она вынуждена видеть каждый чертов день. Кто приходит с пробежки потный, а спустя минуту появляется в общей комнате благоухающий, чистый и…

Почему он? Почему из всех эти боги гормонов выбрали именно его?

Она услышала, как он вошел. Прошел в коридор. Остановится?

Нет. Под его ногами тяжело заскрипели ступени.

Она, наверное, должна пойти и поговорить с ним. Правда, непонятно, о чем. Она скинула пальто, пересекла комнату и опомнилась только на лестнице.

У его двери она в нерешительности остановилась. Ей не часто приходилось бывать на этом этаже. Так получилось, что его заняли парни, хотя у них был выбор. В коридоре здесь было темнее, чем внизу, отчетливее слышался ветер. Она подняла руку, чтобы постучать, и простояла так добрых несколько минут, прежде чем робко ударить костяшками пальцев о дерево.

Дэвид открыл дверь. Он уже не выглядел напыщенным павлином. Из комнаты пахнуло теплом: горячий воздух собирался в верхней части здания. Горела единственная лампа, у кровати.

– Ты что-то хочешь? – спросил он.

– Я хочу…

Чего она вообще хочет?

– Хочу понять…

– Что понять? Законы жизни? Устройство Вселенной?

– Я хочу понять, в чем твоя проблема.

– Моя проблема? Какая проблема?

– Ты чего-то недоговариваешь, – задумчиво произнесла она. – Есть что-то…

– Ты тоже чего-то недоговариваешь, – перебил он ее. – Почему ты не упоминаешь тот факт, что мы целовались?

– И что я должна сказать? – смущенно спросила Стиви, и ее щеки вспыхнули.

– Вау, да у тебя реальные проблемы с застенчивостью, – усмехнулся он. – Стоит поработать над этим.

Она зло вскинула голову.

– Ну ладно, поговорим, – процедила она сквозь зубы. – Что будем обсуждать? Технику?

– Можно и технику. Твоя, к слову, была вполне хороша. Похоже, тебе нравится исследовать языком. Ты же детектив, прямо в каждой клеточке своего тела…

– Отлично. – Она повернулась спиной. – Всего хорошего.

– Я специально дразню людей, – вдруг серьезно произнес он. – Поверь. Я в курсе. Это весьма эффективный способ общения, если у тебя больше нет других вариантов. Не можешь зайти через дверь – брось камень в окно. И, по-моему, ты такая же.

Эти слова заставили ее на мгновение задержаться. В них был смысл, а она всегда готова признать правоту другого, если в этом есть смысл. Дэвид оставил дверь открытой и отошел к кровати. Стиви повернулась и, чуть помешкав, шагнула внутрь. Дэвид опустился на кровать.

– Итак, она входит, – прокомментировал он.

Девушка остановилась в дверях и нервно переступила с ноги на ногу.

– Наверное, я смущаю тебя, говоря о том, что мы делали в ту ночь, – сказал Дэвид. – Вообще-то, я не хочу тебя смущать. Нет такой цели. Может быть, мне проще об этом говорить, чем тебе. Есть вещи, на которые мне плевать по веским причинам. Могу только сказать: мне понравилось то, чем мы занимались.

Пульс Стиви участился. Она почувствовала, как кровь заходила ходуном в венах, запястья вздулись, и она даже испугалась, что они сейчас взорвутся.

– Дело в том, – продолжал Дэвид, – что ты мне понравилась. С того самого момента, как я впервые тебя увидел, когда ты выглядела так, будто хотела вцепиться мне в лицо просто потому, что я посмел существовать. Возможно, это что-то говорит о моей темной стороне. А тебе я нравлюсь, потому что раздражаю тебя. У нас обоих есть реальные проблемы, но, может, нам стоит заставить наши странности работать на нас?

Стиви всегда было интересно, как происходят эти разговоры, когда люди говорят о чувствах и прикосновениях, и она считала, что ей на роду написано хранить все это закупоренным в бутылочках в ее собственной внутренней аптеке. Теперь кто-то хочет войти, вытащить пробки из флаконов и разглядеть содержимое. Стиви даже не подозревала, что людям вообще можно говорить об этом так откровенно. В их доме это было не принято.

Она закрыла дверь. Руки тряслись, но ей было все равно. Она сделала несколько неровных шагов к кровати и присела на самый краешек. Его кровать – это новая, опасная территория.

Дэвид не шевелился.

– Итак, – произнесла она, – чем займемся?

– А чего ты хочешь?

У Стиви перед глазами все поплыло. Она подвинулась ближе к нему, положила руку ему на затылок и притянула его к себе. В какой-то момент она подумала: вдруг все это неправильно и он оттолкнет ее? Но он решительно приблизил лицо, и она прижалась губами к его губам.

В этот раз они целовались медленно и осторожно, балансируя на самом краю кровати. Губы их встретились и не расставались с минуту; короткая секундная передышка, глаза в глаза – и снова все сначала. Без дикой страсти, без нетерпеливого желания, словно с помощью поцелуев они вели тихий, неспешный разговор. Рука Стиви скользнула по его груди, и она почувствовала под пальцами учащенное биение его сердца. Он поглаживал ее волосы, играя с короткими прядками, а потом откинулся назад и увлек Стиви за собой.

И вновь их прервал отрывистый стук в дверь.

– Дэвид! – Это голос Пикс.

Мир вокруг замер. С оглушительным грохотом в комнату вломилась реальность. Нельзя допустить, чтобы тот случай повторился.

– Шкаф, – прошептал Дэвид.

Стиви поднялась и на негнущихся ногах двинулась к шкафу. Она забралась внутрь и оказалась в окружении горы обуви, сумок и сваленного в кучу лыжного снаряжения, отдающего специфическим запахом (терпимо, конечно, но все-таки…), а рубашки и штаны едва не падали ей на голову. Она прикрыла дверцу. Дэвид тем временем поздоровался с Пикс.

– Тебе нужно сходить в Гранд-Хаус, – произнесла Пикс. – Ничего страшного, просто Чарльз хочет поговорить с тобой о…

– Хорошо, – отозвался Дэвид. – Конечно. Уже иду. Только возьму внизу пальто.

Тишина. Кажется, ушли.

Стиви сидела, скорчившись в шкафу, пытаясь унять колотящееся сердце. Волосы взъерошены, лицо пылает. Она чуть успокоилась и посветила вокруг себя телефоном. Оглядела лежащую рядом обувь, подняла одну туфлю, бросила беглый взгляд на марку. Она заметила, что ни у одной пары не были стерты подошвы. Ее собственные кроссовки давно порвались, а остальная обувь истрепалась так, что оставалось только смириться с этими изъянами. А здесь вся обувь была новой, ее регулярно меняли. И только известных марок. Классические туфли из мягкой кожи с названием известной фирмы на стельке «ПЭРРИ ЭЛЛИС, ЛОНДОН», теннисные ракетки, лыжи – все было отличного качества и только подтверждало диагноз «благополучие», что никак не вязалось с теми профессиями родителей, которые назвал Дэвид. Стиви посидела еще немного, настороженно прислушиваясь, но кругом стояла тишина. Тогда она выбралась из шкафа и подошла к двери. Ни звука.

Она в комнате Дэвида. Одна.

Существует теория, которую часто обсуждают в детективах. Агата Кристи даже написала целую книгу под названием «Убить легко». Смысл ее в том, что первый раз самый трудный, но как только переступишь черту – отнимешь жизнь и избежишь наказания, с каждым разом убивать станет легче. Читая криминальную хронику, слушая подкасты, Стиви уже успела убедиться, что в реальности все так и происходит, хотя, возможно, верно и то, что люди могут совершить убийства в состоянии паники. Тем не менее это логично. Убивать легко. И обыскать комнату тоже легко, особенно когда владелец этой комнаты сам тебя впустил и оставил одну.

А еще у нее уйма вопросов. Кто вообще этот Дэвид, у которого ни одного профиля в соцсетях, парень, рассказывающий небылицы о своей семье? Желание узнать было похоже на голод: оно просто урчало в животе и требовало информационной пищи.

Что, если она просто осмотрится вокруг? У нее же есть время. Дойти до Гранд-Хауса, встретиться с Чарльзом и вернуться обратно – на это потребуется минимум двадцать минут, даже если Чарльз будет очень немногословен. И, возможно, лучше, если она побудет здесь еще немного, дабы удостовериться, что Пикс точно ушла.

Всего лишь небольшой осмотр.

У него были игровая приставка, куча компьютерного оборудования, отличные колонки (Стиви видела рекламу по телевизору) и наушники. Все хорошее. Книги беспорядочно навалены в углу. Стиви просмотрела заголовки: философия, теория игр, много художественной литературы, книги о том, как писать книги (любопытно), графические романы. На тумбочке у кровати лежала электронная книжка. Она пролистала содержимое: еще графические романы, множество научной фантастики (явно любит космооперу), книги по истории. Дэвид прямо-таки любитель литературы, причем завзятый.

Стиви вернулась обратно на ту страницу, на которой была открыта электронная книга, и положила ее на место. Она присмотрелась к прикроватной лампе: итальянская. Еще одна первоклассная вещь. Все в его комнате было чуть лучше и дороже: простыни из плотной мягкой ткани, хранящие его запах, тяжелое пуховое одеяло, свисающее почти до пола.

Она позволила себе немного полежать на его кровати.

Что еще было на виду? Когда у полиции нет ордера, она может прийти и осмотреть вещи, которые стоят на видных местах. В комнате было чисто. Не сказать, что идеально, но в целом опрятно. Явно была попытка расставить вещи по местам. На стене висел одинокий постер Led Zeppelin, но у Стиви появилось ощущение, что его повесили не для красоты. Выбрали первое, что попалось на глаза. Остальные стены были голыми, без фотографий и украшений.

Стиви повернулась на бок и почувствовала под собой что-то твердое. Сунув руку под одеяло, она вытащила ноутбук.

Его ноутбук. Просто лежал здесь.

Стиви смотрела на него. Ни стикеров, ни маркировки. Она коснулась крышки.

Открыть или…

Когда говоришь себе: «Посмотрю совсем немного» – это означает, что тебе будет очень легко посмотреть немного больше. Вот ты до него дотронулась, взяла в руки, положила на колени, а если ноутбук у тебя на коленях, ты подняла крышку и экран засветился – дело сделано.

Наверное, то же самое чувствовала Пандора, открывая свой знаменитый ящик. Открой его – и свет выльется наружу…

– Какого черта ты делаешь?

Стиви вздрогнула и оцепенела. Непонятно, как он мог так бесшумно подняться по лестнице. Должно быть, она слишком увлеклась своим занятием, а точнее, копанием в его компьютере.

Ответить на его вопрос означало сознаться. Стиви сидела, не шевелясь, на кровати и молчала. Неподвижные вещи иногда могут сойти за невидимые.

– Что, – повторил Дэвид, – ты делаешь?

– Я только…

Он подошел и протянул руку. Она передала ему ноутбук.

– Я… не смотрела.

– А такое ощущение, что смотрела, – сказал Дэвид.

Ну да. Правильное ощущение. Все верно. Стиви вдруг почувствовала, как к ней вернулись ее защитные реакции.

– А что тут такого? – ощетинилась она. – Ты встречался с моей семьей. Просто влез в нашу машину и поехал с нами. Это ты смотрел на меня!

– Ты этого хотела, – отрезал он. – Тебе случайно не приходило на ум, что у меня может быть причина, по которой я не хочу говорить о своей семье?

– У нас всех есть причины, – ответила она. – Ты не такой уж и особенный. У многих странные отношения с родителями.

– Мои родители умерли, – сказал Дэвид. – Это считается особенностью?

Когда-то давно, когда Стиви еще была маленькой, в один холодный зимний день она играла на улице. Асфальтовые дорожки были покрыты заплатками льда. Она разогналась на одной из таких заплаток и, скользя, со всего размаху влетела животом в кирпичную стену. Она помнила то ощущение, когда ей показалось, что весь воздух разом выдавили из легких, и, выходя, он ободрал ей горло.

Сейчас было то же самое. Черты лица Дэвида за-

острились, в глазах появилось кое-что еще.

Боль.

– Просто уходи. – Дэвид не смотрел на нее.

– Я…

– Уходи, – тихо повторил он.

Федеральное бюро расследований.

Протокол допроса Роберта Макензи, агент Самюэль Арнольд.

Место допроса: поместье Эллингэмов.

17 апреля 1936 года, 19.10

С. А.: Еще несколько вопросов, мистер Макензи. Мы должны пройти через это несколько раз.

Р. М.: Понимаю.

С. А.: Когда вы начали работать на Альберта Эллингэма?

Р. М.: Когда уехал из Принстона, восемь лет назад.

С. А.: Вы его личный помощник в вопросах бизнеса?

Р. М.: Да, я его личный бизнес-секретарь.

С. А.: И вы просматриваете некоторое количество переписки мистера Эллингэма?

Р. М.: Почти всю, если не всю.

С. А.: Вы не находите странным, что он управляет своей империей из этого места, сидя в горах?

Р. М.: Думаю, никто не ожидал, что мы так долго тут пробудем.

С. А.: Что вы имеете в виду?

Р. М.: Школа – всего лишь очередной проект. У мистера Эллингэма много проектов. Казалось, он планировал устроить здесь место отдыха, может быть, приезжать сюда на несколько недель летом. Но он здесь с сентября. Все мы ждали, что он вот-вот скажет: «Отлично, возвращаемся в Нью-Йорк!». Но этого так и не случилось. Мы прожили здесь всю зиму. Вы представляете, какие зимы в этих горах?

С. А.: Вероятно, холодные.

Р. М.: Половину времени вы просто не можете выйти из дома из-за снега. Местные, наверное, привыкли, но остальных накрывала жуткая раздражительность от жизни в четырех стенах. Миссис Эллингэм…

[Пауза.]

С. А.: Что она?

Р. М.: Миссис Эллингэм очень жизнелюбива. Она любит общество и спортивную жизнь. Она немного ходила на лыжах, но этого было недостаточно. Было видно, что ей тяжело.

С. А.: Могло это вызвать конфликты между мистером и миссис Эллингэм?

[Молчание.]

С. А.: Вижу, вы стараетесь сохранить преданность, но нам необходимо это знать.

Р. М.: Я понимаю. Да, возможно, немного. Они очень разные. Любящие друг друга, безусловно, но очень разные люди. Думаю, жить здесь было для нее какое-то время нелегко. Она пригласила мисс Робинсон составить ей компанию. Вроде бы помогло.

С. А.: Они близки?

Р. М.: Как сестры.

С. А.: А мистер Нейр, что он собой представляет?

Р. М.: Мистер Нейр – талантливейший художник и алкоголик.

С. А.: Часто выпивает?

Р. М.: Часто и много. Однажды я видел, как он в одиночку выпил ящик шампанского. Я тогда удивился, как он остался жив после этого.

С. А.: Он агрессивен, когда выпьет?

Р. М.: Наоборот, он обычно рисует либо болтает, и в итоге мы находим его где-нибудь в парке, спящим. Студенты однажды вытащили его из фонтана. Если вам интересно, мог бы он организовать похищение, я вам скажу: не думаю, что Леонард Нейр в состоянии организовать собственный завтрак. А это преступление было спланировано.

С. А.: Вы – организованный человек?

Р. М.: Именно поэтому я сразу вижу организованность. Я скучный педант, агент Арнольд, и это у меня профессиональное. Из-за этого меня и наняли. Я уравновешиваю чрезмерный энтузиазм мистера Эллингэма.

С. А.: Похоже, вы вполне благоразумны. Вечером 13-го вы настаивали на звонке в полицию.

Р. М.: И я жалею, что не позвонил, хотя мне приказали не делать этого.

С. А.: Вы подчиняетесь приказам.

Р. М.: Подчиняюсь.

С. А.: Можете рассказать о письме, полученном 8 апреля, от Лукавого? Как вы к нему отнеслись?

Р. М.: Мы ежедневно получаем с обычной почтой в среднем две-три угрозы. Подавляющее большинство их – полная ерунда, к тому же отправляют их одни и те же люди. Поначалу это письмо показалось мне шуткой.

С. А.: Почему?

Р. М.: Вырезанные буквы, стишок. Но затем я кое-что заметил. Марка была из Берлингтона. А еще адрес. Видите ли, мистер Эллингэм получает корреспонденцию со всей страны. Уверен, вы догадываетесь, что доставка почты сюда затруднена. Поэтому вся корреспонденция отправляется на адрес конторы в Берлингтоне, а уже оттуда ее привозят на машине, если позволяет погода. Когда погода совсем плохая, секретарь в конторе читает мне письма по телефону. В том письме была одна странность: оно было адресовано не на один из рабочих адресов, куда в основном и приходят все эти оскорбления и угрозы, а сюда, в этот дом. И, похоже, оно было более личное.

С. А.: Но вы не показали его Джорджу Маршу.

Р. М.: Я собирался. Но всю неделю был вал работы, и в выходные – тоже. Я собирался показать ему письмо, как только он зайдет.

С. А.: А в выходные была вечеринка?

Р. М.: Да, в честь Максины Мелвилль.

С. А.: Вы участвовали?

Р. М.: Только в том смысле, что находился в доме.

Я завершал бумажную волокиту с одним важным делом, над которым работал мистер Эллингэм. Он покупает газету в Филадельфии.

С. А.: Было ли что-нибудь необычное в тот уик-энд или в понедельник утром?

Р. М.: Ровным счетом ничего. Утром в понедельник мы поехали в Берлингтон по делам, отправили несколько телеграмм. Вернулись вечером.

С. А.: Давайте поговорим об этом доме и о школе. Вы чувствовали, что это место не защищено?

Р. М.: Конечно, учитывая угрозы и попытку взрыва.

С. А.: Вы говорили об этом с вашим хозяином?

Р. М.: Пытался.

С. А.: Вы производите впечатление умного человека, мистер Макензи. Вы интуитивно чувствовали, что нужно обратиться к силам правопорядка. Вы наблюдательны. Как думаете, где могут быть Айрис и Элис Эллингэм и Долорес Эпштейн?

Р. М.: Вряд ли они в безопасности. Если уж откровенно, я думаю…

С. А.: Да?

Р. М.: Не хотелось бы этого говорить, агент Арнольд. Но думаю, то письмо было от похитителей и этот Лукавый не шутил. Думаю, они мертвы. Да поможет мне Господь, если я ошибаюсь, но только, по-моему, все они мертвы.

[Допрос окончен в 19.32.]

Глава 24

Давным-давно жила-была девочка из Нью-Йорка по имени Дотти; приехала она в «Эллингэм», получила удар по голове и осталась лежать на земле.

Не так давно жил-был мальчик, актер из Флориды; приехал он в «Эллингэм», снял видео и узнал, что лед, особенно сухой, не такой уж и простой.

На третий раз должно повезти. В «Эллингэм» приехала девочка из Питсбурга, которой очень хотелось увидеть мертвое тело.

Ее желание сбылось.

Та же девочка вырвала победу из когтистых лап поражения и осталась в Эллингэмской академии, но беспокойство не покидало ее: поражение может оказаться ненасытным и незамедлительно заберет победу обратно. Эта девочка кое-что попробовала, совершенно не понимая, хочет ли она того, нужно ли ей это. И все испортила.

Но жизнь продолжалась.

Эллингэмцы скорбели и бегали на консультации к психологам. В круглой беседке на одной из лужаек устроили мемориал: принесли свечи, фотографии и маленькую куклу-зомби. Чарльз и остальные преподаватели писали письма и делали звонки. Охрану усилили. Все пропуска по несколько раз перекодировали. Отбой перестал быть условным; комнаты проверяли, парки обходили охранники. Никто не замалчивал смерть Хейза, разговоры об этом постоянно возникали – случилось то, что случилось. И это было частью реальности.

Хотя расследование формально еще не закончилось, некоторую информацию распространили с целью успокоить общественность. Создалось впечатление, что с Хейзом произошел несчастный случай и он устроил его сам. Тот самый Хейз, которого все знали как актера, снимающего видео в темных уголках, взял что-то, что ему не принадлежало. На пропуске Джанелль были найдены его отпечатки, следы сухого льда обнаружили в гольф-каре и ручной тележке. Всем было предельно ясно, что Хейз сам все испортил. А еще он украл чужую вещь. Он зашел слишком далеко и нарушил чересчур много правил, так что вряд ли его родители смогли бы предъявить школе иск.

Самым разумным объяснением было то, что Хейз отправился в туннель снимать новый эпизод «Конца всего». Следовательно, пошел один. Соответственно, хотел сохранить это в тайне. Он увидел сухой лед, заглянул в туннель, и ему пришла идея соединить их вместе. Только сделал он это крайне неудачно.

Все вернулось на круги своя: горы книг, лабораторные работы по анатомии, бесконечные эссе. В расписании появилась какая-то «Тихая вечеринка» – танцы без музыки или что-то в этом роде. Ее собирались устроить в Гранд-Хаусе в качестве развлекательного мероприятия для студентов. Школа вернулась к обычному режиму. Ведь что такое «Эллингэм»? Школа. Стиви пыталась сосредоточиться на занятиях, но внимание ее постоянно рассеивалось и слабело. Она не могла ни дочитать очередную книгу, ни дописать свои эссе.

С каждым днем погода становилась все пасмурнее. В межсезонье горы совсем неприветливы. Листья на деревьях постепенно окрашивались в багряный и золотистый цвета, только-только начиная осыпаться.

Дэвид с ней не разговаривал.

Он буквально застрял у нее в голове. Его шаги доносились сверху, но это было единственное, что она от него слышала. Он почти перестал появляться в общей комнате и на кухне, а если их пути пересекались, смотрел в сторону.

Она открывала книгу, пялилась на страницу, совершенно четко осознавая, что ни слова не понимает. Снова и снова силилась дочитать до конца, но слова ускользали и мысли путались. Ее эссе не шли дальше набросков. Конечно, из-за недавних событий ей делали маленькие поблажки, но так не могло длиться вечно.

Ничто из этого не укрылось от цепкого внимания Джанелль, и как-то вечером она затащила Стиви в свою комнату и усадила на кровать.

– Ты вообще собираешься мне рассказать, какого черта с вами происходит? – спросила она.

– Что?

– Вы с Дэвидом.

Стиви заморгала.

– Думаешь, мы не в курсе? – продолжала Джанелль. – Все знают. Нет ничего более очевидного, чем вы двое. Так в чем дело?

– Мы целовались…

– Ну, я так и поняла. А дальше что?

Стыд – ужасная штука. Вот Джанелль никогда не стала бы шариться в комнате у Ви. Конечно, Ви не была чокнутой лгуньей, но даже если бы и была, Джанелль все равно так не поступила бы. Джанелль следует моральным нормам, она честная. А Стиви – всего лишь беспринципная идиотка.

Джанелль ждала ответа, а когда поняла, что ничего не дождется, ее взгляд потух.

Потух он и у Элли с Нейтом.

Элли отреагировала на смерть Хейза так, что пустилась во все тяжкие – ее стало слишком много. По утрам «Минерва» просыпалась под душераздирающие вопли Руты. Когда однажды горгульи «Минервы» и некоторые статуи предстали в театральном гриме, всем было понятно, чьих рук это дело. Выпивки, ванн и французской поэзии тоже стало еще больше.

А Нейт скрылся в туманных горах своего воображения. Теперь он постоянно читал, избегал любого разговора, часто садился обедать один. Как-то раз Стиви отыскала его за маленьким столиком уткнувшимся в трилогию «Земноморье». Он ковырял вилкой тефтели из индейки и пасту.

Стиви пододвинула стул и поставила на край стола свой поднос с лазаньей и салатом под кленовым сиропом. В конце концов она проиграла битву с этим символом Вермонта.

– Привет, – сказала она.

Нейт продолжал пялиться в книгу.

– Привет, – буркнул он.

Она демонстративно смотрела на него и ждала, когда он отложит книгу, но он не сразу это сообразил. Аккуратно заложив страницу салфеткой, он закрыл книгу и положил ее на стол. Нейт берег переплет книг и никогда не клал их в развернутом виде обложкой кверху.

– Расскажи мне о писательстве, – попросила Стиви.

– За что ты меня так ненавидишь? – удрученно ответил Нейт.

– Я серьезно. Пожалуйста, расскажи.

– Что рассказать? Ты пишешь, вот и все.

– Но как это происходит? Просто садишься и пишешь? Или сначала составляешь план? Или записываешь все, что придет в голову?

– Тебе кто-то платит за то, чтобы ты издевалась надо мной?

– Да нет же… Слушай, помнишь самый первый день, когда мы говорили о фильмах про зомби? И Хейз понятия не имел, что в «Монровилль молле» снимали «Рассвет мертвецов»?

– Ну да, и что?

– Это было так странно, – произнесла Стиви.

Нейт подождал, пока она объяснит, но Стиви молчала, и тогда он вернулся к своей книжке и тефтелям.

– Это как в случае с мистером Лукавым, – наконец сказала она.

Нейт поднял голову и устало глянул на нее.

– В смысле?

– Тот человек, которого арестовали по подозрению в организации похищения, – сказала Стиви. – Антон Ворачек никогда не смог бы написать то письмо: он по-английски еле говорил. И, вообще, кто будет объявлять во всеуслышание, что собирается кого-то убить?

– Почти все серийные убийцы, – пожал плечами Нейт.

– Как раз никто из серийных убийц так не делал, – ответила Стиви. – Разве что Зодиак. Единственный, кто…

– Ну, в фильмах или романах.

– Тут еще кое-что, – продолжала Стиви свою любимую тему, входя во вкус и чувствуя себя как рыба в воде. – Есть старая детективная загадка. Мужчину нашли повешенным в пустой комнате, запертой изнутри. В комнате не было ни стула, ни чего-то еще, на что он мог встать. Как он повесился?

– Встал на кусок льда, – ответил Нейт. – Лед растаял, он повис. Это же все знают.

– Верно, – кивнула Стиви. – Как и в другой загадке, когда человека нашли заколотым, но никакого оружия рядом нет. Его закололи сосулькой. Настолько избито, что никакой автор уже не будет использовать этот прием в романе. Все равно что сказать, что убийца – дворецкий или садовник, только еще хуже. Это не мог быть лед.

– Ага, только у нас не детективный роман.

– Ты не задумывался над тем, что Хейз делал в туннеле? – спросила Стиви.

– Мы знаем, что он там делал. Снимал видео или что-то типа того.

– Вот все так и думают.

– А что еще он мог делать? Никого там с ним не было. Но даже если бы кто-то и был, зачем ему тащить на свидание тележку с сухим льдом? Чтобы целоваться в тумане? У всех свои причуды, но не думаю, что это было одной из причуд Хейза.

Стиви задумчиво ковырялась в лазанье. Оглядев обеденный зал, она увидела Гретхен – точнее, сначала копну ее огненных волос.

Гретхен, скорее всего, знала Хейза лучше остальных студентов. В прошлом году они встречались, и она пробыла его девушкой определенно дольше Мэрис. И переживала она намного сильнее остальных. Все сочувствие окружающих досталось Мэрис, а Гретхен выглядела полностью опустошенной. Стиви смотрела, как она накладывает салат в контейнер.

– Писательство – это когда ты долго-долго сидишь, – наконец ответил на вопрос Нейт, – пытаешься вымучить идеи и слова, сбиваешься с мысли и начинаешь все заново. Ты же сама видела, как это бывает, когда мы писали сценарий.

– Но мы писали про то, что уже произошло, – сказала Стиви. – А как бывает, когда ты создаешь что-то абсолютно новое?

– Тогда это либо самое крутое на свете занятие, либо самое худшее, – сказал Нейт. – Иногда все получается, и ты только об этом и думаешь, а потом бац – и все исчезает. Как если бы ты сплавлялась на огромной скорости по горной реке, и вдруг за поворотом нет воды. Все. Сидишь в своем надувном рафте и пытаешься волочь его по тине. Представила? Это я.

– Но сейчас ты вроде что-то пишешь?

– Пишу, но если еще поговорю об этом, моя горная река иссякнет.

Нейт встал и вышел из-за стола, оставив Стиви наедине с ее мыслями. Эти мысли никак не могли уложиться в ее голове, плясали и перескакивали друг через друга, и чем дольше она размышляла над всем, что происходило вокруг, тем беспорядочнее становился их хоровод.

Еда не лезла, Стиви сбросила остатки в мусорное ведро и вышла наружу. Краем глаза она поискала Гретхен и заметила рыжую копну, мелькающую по дороге к базе творчества. Стиви пошла следом.

Заглянув на базу, она нигде не заметила Гретхен, но тут откуда-то раздались оглушительные звуки пианино. Стиви прошла через холл и за стеклянной стеной танцевального класса увидела ее, всю в черном. На ней было что-то наподобие костюма танцовщицы: черные лосины, балетки, свободная туника, перехваченная поясом. Играла она бешено и громко, яростно ударяя по клавишам.

Стиви постучала по стеклу, игра резко оборвалась. Она вошла в комнату и остановилась, совершенно не зная, с чего начать. К счастью, Гретхен заговорила первой.

– Ты была с Хейзом в ту ночь, – произнесла она. – Ты же Стиви, верно?

– Да, – кивнула Стиви. – Прости, пожалуйста. Я слышала, как ты играешь… Можно с тобой поговорить?

– И это ты его нашла?

– Нет, не я. Я просто была там, где он…

Гретхен рассеянно кивнула и посмотрела на контейнер с салатом. Он стоял на полу нетронутым.

– Как-то раз… – Стиви чуть замешкалась, – я услышала ваш разговор. Это было в затопленном саду.

– Да, помню, – сказала Гретхен. – Наш последний разговор. Не самый лучший. Я была злая.

– Я знаю, вы встречались, – сказала Стиви. – И ты его бросила. Но мне все равно жаль, что вы расстались.

– Жаль? – переспросила Гретхен. – Ну да. Это так странно… быть бывшей девушкой парня, который умер. Ты, вообще-то, единственная, кто сказал «мне жаль».

– Можно я спрошу тебя о Хейзе? – осторожно задала вопрос Стиви.

– Что именно?

– Просто… я чувствую себя такой потерянной после всего, что случилось, и вдруг подумала: может, если узнаю о нем побольше, станет легче.

Гретхен мгновенно все поняла.

– Знаешь, что со мной? – спросила она. – Я ужасно злюсь. Я злюсь, потому что больше не могу злиться на него. Как будто он снова это сделал.

– Сделал что? – спросила Стиви.

– Использовал меня. – Гретхен покачала головой. – Чувствую себя полной дурой. А если расскажу какую-нибудь гадость о нем, вообще буду чудовищем. Не знаю, что с этим делать.

– По-моему, ничего чудовищного нет в том, чтобы рассказать о ком-то правду.

– Нет, есть, если этот человек погиб. Если с ним произошел какой-то невероятный, трагический несчастный случай.

– Что он у тебя взял и не вернул? – спросила Стиви напрямую. – То, из-за чего вы ругались, когда я подслушала?

– А, это… Весной он занял у меня пятьсот долларов. Я их заработала, обучая ребят в летнем лагере игре на пианино. До этого у меня никогда не было столько денег наличными. Мы договорились, что он отдаст их мне в начале этого учебного года, когда мы все вернемся в школу. Я знаю, он что-то заработал на своем шоу, деньги у него были. Он все обещал, что вернет, но, похоже, и не собирался. Знаешь, как будто…

Она тряхнула головой и быстро вытерла слезы.

– Господи, ну почему я опять плачу? Зла не хватает!

Стиви смущенно отвела глаза.

– Хейз был из тех, у кого всегда все схвачено, – продолжала Гретхен. – Он умел играть, поэтому попал сюда. Но что дальше? Здесь у него словно не было понятия «здесь». За него все делали другие, просто потому, что он такой обаятельный, а еще у него… был такой голос. Ты бы без вопросов бросилась ему помогать. Так всегда, когда тебе кто-то нравится. Начинаешь творить всякие глупости. Знаешь прекрасно, что все это бессмысленно, и все равно делаешь.

Еще совсем недавно Стиви ее не поняла бы. Но сейчас она соглашалась с каждым ее словом, поскольку сама находилась в подобной ситуации.

– Я была от него без ума, – грустно сказала Гретхен. – Но в прошлом году… он использовал меня. Понимаешь, реально использовал. Сначала попросил помочь с работой по Джонатану Свифту. Типа просто прочитать и, может, что-то подправить. Я сделала. Потом он готовил представление по пьесе Теннесси и не успевал с эссе по Драйдену. Ну и снова: «Гретхен, не поможешь закончить? Там чуть-чуть». Потом я делала за него упражнения по французскому, да еще так, чтобы было похоже, будто он делал их сам. А когда однажды он попросил написать десять страниц курсовой по Александру Поупу, я поняла, сколько всего за него уже сделала. И сказала «нет». Он сначала был такой недовольный, а потом весь рассыпался в извинениях. Сказал: знает, что просит слишком много – и мы вроде помирились. Уже потом, когда мы расстались, я узнала, что не я одна делала за него работу. Он общался с другими ребятами из школы онлайн. Нас было, наверное, четверо или пятеро, кто в лепешку расшибался для Хейза.

Гретхен шмыгнула носом.

– Неделю-другую я думала, что люблю его, – сказала она. – Когда Хейз вернул все обратно, это продолжилось. Но потом стало еще хуже. Однажды вечером мы все свалили из школы на какую-то вечеринку в Берлингтоне. У Элли Уокер были какие-то друзья из неформальной тусовки, они ждали нас на боковой дороге в машине с выключенными фарами. Мы втихаря пробрались туда. У всех камер бывает время, когда они плохо работают, и, если его правильно отследить, можно проскочить. Но так вышло, что в тот вечер на дорогах дежурили парни из охраны, потому что в окрестностях видели медведя. Один из них был на машине и засек нас. Он сказал, что напишет докладную. И тогда Хейз его спросил:

«А если у тебя в машине найдут косяк? Если тебя застукают за продажей травы студентам?». Парень перепугался, а Хейз улыбнулся и сказал: «Я пошутил».

– Ты серьезно? – спросила Стиви.

Она не думала, что Хейз был на такое способен.

– Вполне серьезно, – ответила Гретхен. – Мне уже тогда надо было остановиться, развернуться и уйти домой. Элли ужасно разозлилась на него за это. Она всю дорогу орала, что так с людьми не обращаются. Хейз извинился – он всегда просил прощения – и сказал, что это была шутка. Но… так же нельзя, понимаешь? Нельзя угрожать, а потом говорить, что пошутил. Потому что он не шутил.

Картинка вырисовывалась, но назвать ее привлекательной язык не поворачивался.

– Знаешь, что стало с тем парнем из охраны? Он уволился. Недели через три примерно. Не знаю, почему. Всегда было интересно, связано ли это с Хейзом. В общем, с меня было достаточно. Я сказала ему, что мы расстаемся. Было первое апреля, он подумал, что я его разыгрываю. Но я сказала, что нет, все серьезно. И он воспринял это довольно-таки спокойно, даже как-то слишком. Сказал, что все понял. День-два все было нормально, а потом он прислал СМС с просьбой увидеться и поговорить, без выяснения отношений, просто так. Не могла бы я подойти на базу творчества? Я пошла. И тут он устроил целое представление: начал взахлеб рассказывать, как он меня любит, что он рыдал, когда узнал, что я ему изменила, и не мог в это поверить. Короче, игра заслуживала «Оскара», и непонятно, с чего он все это взял. Я ему не изменяла! Но он продолжал описывать в подробностях, что я якобы с кем-то там целовалась, уезжала куда-то. А в соседней комнате занимались ребята, и они все слышали. И самое паршивое – когда он закончил, то кивнул на стену и улыбнулся. Он пытался вернуть меня, выставив стервой. Кстати, он уже тогда замутил с той девчонкой из Чикаго, Бет.

Гретхен перевела дух и закусила губу.

– Вот поэтому я не могу обо всем этом говорить, – произнесла она. – Никто не хочет слышать такое о парне, который погиб.

Стиви не торопилась отвечать. Ей в голову пришла новая мысль – внезапно она смогла облечь в слова то, что не давало ей покоя все это время.

– Думаешь, он сам написал сценарий для своего шоу? – спросила она.

– Про зомби, что ли? Конечно, нет.

Стиви не ожидала, что сразу получит такой резкий и однозначный ответ на вопрос, который только что озвучила.

– Я же говорила, он никогда ничего не делал сам.

– А мне сказал, что сам, – тихо произнесла Стиви.

Гретхен покачала головой.

– Прости, что надоедала тебе расспросами, – сказала Стиви и шагнула к двери.

– Ты встречаешься с Дэвидом Истманом? – спросила Гретхен, когда Стиви уже взялась за ручку.

Она сглотнула и обернулась.

– Нет, – чуть помешкав, сказала она.

– А я думала, вы вместе. Хотела пожелать тебе удачи.

Стиви собиралась спросить, что это значит, но Гретхен повернулась к пианино и положила руки на клавиши. Спустя мгновение из-под ее дрожащих пальцев понеслась страстная, грохочущая музыка.

Глава 25

Стиви торопливо шла к «Минерве», в голове у нее гудело. Ей не давала покоя мысль, что не Хейз написал «Конец всего». Что это могло означать?

Взять хотя бы фильм, о котором говорил Хейз. С ним могли бы возникнуть сложности.

Она заглянула в общую комнату. Пикс выставляла на стол пустые коробки.

– Это для чего? – спросила Стиви.

– Для вещей Хейза, – тихо ответила Пикс. – Родители попросили собрать, чтобы им не пришлось это делать самим. Самое малое, что я могу для них сделать.

На столе лежал ключ с цифрой «6» на картонном брелоке – от комнаты Хейза.

– Сегодня будешь собирать? – спросила Стиви.

– И сегодня, и завтра. В полвторого у меня встреча, начну, скорее всего, после нее. У тебя все хорошо?

– Все отлично, – отозвалась Стиви.

Она вернулась в свою комнату и задумалась. Скоро вещи Хейза увезут, а значит, и информацию. Не то чтобы ей нужны сведения, просто… что-то было не так. И ответ на вопрос «что не так?» мог находиться в его комнате. К примеру, ответ на вопрос про «Конец всего». Хотя что это ей даст?

Стиви заходила по комнате из угла в угол, косясь на свою доску, стоявшую на кровати. Ничего хорошего из ее прошлого похода на второй этаж не вышло, но… Стиви вернулась в общую комнату.

– Знаешь, – сказала она Пикс, – я тут подумала, что нужно тебе помочь. Можно я соберу эти коробки?

– Да, – ответила та, – конечно, Стиви. Было бы здорово.

Стиви натянуто улыбнулась и заняла место за столом. Ключ лежал совсем близко.

– Тогда я пойду, – сказала Пикс, снимая с крючка у двери свой френч и натягивая вязаную шапку. – Ты точно в порядке?

– Все отлично, – повторила Стиви. – Хорошо, что есть чем заняться.

– Понятно, – сказала Пикс. – Ладно, скоро буду.

Как только она скрылась за дверью, Стиви схватила ключ.

* * *

В комнате Хейза было темно, шторы задернуты. На крючке, прибитом к двери, висело большое махровое полотенце. Стиви скатала его в рулон и положила перед щелью между дверью и полом, чтобы никто не увидел пробивающийся из-под двери свет. Она сняла обувь и тихонько прошла к письменному столу Хейза, затем включила настольную лампу, развернула компьютерное кресло и села в него.

Да, она уже обыскивала одну комнату. Но сейчас у нее и в мыслях не было ничего дурного. На то имелась веская причина, и это главное. Она пришла сюда, чтобы понять, что же так тревожит ее в смерти Хейза, ведь сам Хейз больше ничего уже не сможет сделать.

Аргумент выглядел весьма убедительно.

Первым шагом было осмотреть место, не ища при этом ничего определенного. Просто оглядеться, оценить обстановку. Стиви чуть крутнулась на кресле, оглядывая комнату.

Вот тут Хейз жил, так он оставил все свои вещи. Здесь он готовился к сьемке. Такое впечатление, что кровать заправили, а потом кто-то на ней лежал: скомканное покрывало съехало в сторону. На столе у Хейза, помимо компьютера с прикрепленными камерой и микрофоном, была навалена куча вещей, торчали какие-то провода, высились горы писем поклонников вперемешку со средствами для укладки волос и фанатскими рисунками. На полке над столом стоял пакет из книжного магазина. Стиви стащила его и заглянула внутрь. Четыре книги по актерскому мастерству, очевидно, еще не прочитанные, из-под обложки одной выглядывал чек. Стиви проверила: книги куплены в магазине в Нью-Йорке 26 августа, за несколько дней до того, как Хейз вернулся в школу. На полу стоял еще один пакет, в котором были сплошные пьесы: Дэвид Мэмет, Сэм Шепард, Тони Кушнер, Том Стоппард, Артур Миллер, Шекспир.

«Обалденный набор», – подумала Стиви. Она провела пальцем по корешкам книг, но ни трещин, ни перегибов, ни каких-либо других следов использования не обнаружилось.

Теперь посмотрим в ящиках стола. В первом лежали пачка листков для заметок, упаковка хороших ручек, три блокнота известной марки «Молескин». За исключением одного блокнота и упаковки ручек, все было завернуто в заводскую пленку, а из открытого набора ручек взята только одна. Следующий ящик, самый большой, был набит проводами, третий – пуст.

Стиви двигалась по комнате по часовой стрелке. Комод был заставлен разнообразными косметическими баночками, флаконами и бутылками – все в беспорядке. Она быстро просмотрела содержимое ящиков. Разноцветные боксеры. Стиви сдвинула их в сторону – больше ничего. Дальше футболки, носки. Она перешла к шкафу, одна дверца которого была чуть приоткрыта. Его одежда выглядела совсем новой и вся была из хороших сетевых магазинов. Не из бутиков, конечно, но тоже дорогая.

На каминной полке выстроились палитры румян и теней для театрального грима; большая часть их была открыта, и немного румян просыпалось на черную поверхность. Стиви перебрала все хаотично расставленные на полке предметы: тонирующая жидкость для эффекта седины, розоватая пудра, специальный клей для накладных усов и бороды, моделирующий воск, накладная латексная лысина, плотная пудра для сложного макияжа, карандаши для подводки всех оттенков, капсулы с бутафорской кровью, использованные спонжи, кисточки. Лежащая рядом расческа вся покрылась серебристыми пятнами от средств для волос. На полу стоял ящик, похожий на тот, в котором рыбаки хранят крючки, блесну и разные другие мелочи. Он был также набит косметикой. Все средства были профессиональными, хоть и валялись в полном беспорядке.

Но не это сразу бросалось в глаза тем, кто входил в комнату, а многочисленные иллюстрации фанатов Хейза, занимавшие полностью две стены. Стиви изучила каждую из них с помощью тусклого света экрана своего телефона. На большинстве был изображен Хейз в образе Логана, много рисунков: одни – черно-белые, другие – цветные; некоторые любительские, но встречались и высококачественные. Здесь же висели письма, стихи, фотографии Хейза с фанатами, сердечки – полный набор результатов общения с аудиторией. На полу сидели большие мягкие игрушки, к стене прислонилась вышивка крестиком, рядом высилась модель декораций к «Концу всего» с маленьким Хейзом, вылепленным из пластилина.

Одним словом, комната Хейза отдавала дань восхищению Хейзом. Вот загадка на стене, что вам нравится во мне?

Стиви сфотографировала все рисунки, ничего не пропустив. Это заняло у нее около получаса. Когда она закончила, у нее имелось вполне четкое представление о том, какие люди интересовались жизнью Хейза.

Внимание Стиви переключилось на его ноутбук. Крышка была сплошь заклеена разными стикерами: большинство – с шоу Хейза, но имелись и рекламные – с популярных онлайн-каналов, а также парочка с изображением лыжников. Нижняя крышка ноутбука была поцарапана: похоже, Хейз не очень аккуратно с ним обращался. Стиви включила его и обнаружила совсем немного папок с файлами. Одна называлась «ИДЕИ». Стиви открыла документ, текста там было мало:

Летний лагерь, в котором обучают убийц

Летний лагерь, в котором обучают шпионов

Шпионы, которые

Лагерь?

Мир, в котором ты можешь

На этом список заканчивался.

«Похоже, у Хейза были проблемы с идеями», – подумала Стиви.

Она запустила поиск файлов, имеющих отношение к «Концу всего». Нашлось много электронных писем и лишь несколько видео. Одно было длинное, остальные – короткие, и все одинакового размера, как если бы основное видео порезали на куски. Датой создания основного видео значилось 4 июня; остальные файлы были созданы между 9 и 14 июня.

Быстрый поиск в Интернете подсказал Стиви, что «Конец всего» выходил два раза в неделю начиная с 20 июня. Всего было десять серий. Получается, они шли 20, 23, 27 и 30 июня, а потом 4, 7, 14, 18 и 21 июля. Стиви нашла прошлогоднее расписание Эллингэмской академии. Студенты разъехались 6 июня.

Основной файл создан 4 июня, здесь.

В прошлом году я уехал домой, во Флориду, несколько дней катался на доске, и мысль сама пришла в голову…

– Нет, не так, – тихо произнесла Стиви вслух.

Тогда зачем это говорить? Зачем врать про то, где ты это придумал и сделал?

Снаружи послышался голос, который пригвоздил Стиви к полу. Она прислушалась: говорили не снаружи, а за стеной, и сердитым голосом.

Голос Дэвида. Она не разобрала слов и подкралась к стене, напрягая слух изо всех сил. Сначала она не услышала ничего, кроме неразборчивого бормотания, а потом один вскрик:

– Эллисон!

– Кто такая Эллисон? – прошептала Стиви.

Стиви почувствовала надвигающуюся тревогу. Эллисон. Подружка? Настоящая подружка, а не какая-то идиотка из школы?

В ее воображении мгновенно возникло лицо Эллисон. У нее длинные волосы, она держит доску для серфинга. Ей идут короткие шорты. А еще она делает восковую депиляцию. И иногда смеется во сне.

Стиви легонько шлепнула себя по лбу, чтобы прогнать эти безумные мысли, и стала вслушиваться дальше, но за стеной воцарилась тишина. Она слышала только свое колотящееся сердце.

Пикс скоро вернется. Стиви захлопнула крышку ноутбука и положила его на место. Выключила свет, подобрала кроссовки с пола и повесила полотенце обратно на дверной крючок. Постояв перед дверью и убедившись, что за ней ничего не слышно, она осторожно выглянула в коридор.

Пусто.

Девушка выскользнула из комнаты и бесшумно двинулась к лестнице. Уже дойдя до ступенек, она вдруг услышала, как за спиной скрипнула дверь. Она обернулась и увидела Дэвида.

– Привет, – выдавила она.

Он не ответил. И, похоже, не заметил, что она вышла из комнаты Хейза.

– Слушай, мы живем в одном доме. Ты так и будешь молчать? Скажи уже что-нибудь.

– Что-нибудь, – произнес Дэвид без всякого веселья в голосе.

– Ну хорошо, а если так? – Стиви попыталась улыбнуться. – Можешь просто выслушать? Тебе не нужно ничего говорить. Я тебя не задержу. Это возможно?

Дэвид задумался, внимательно изучая Стиви, а потом пожал плечами.

– Можно мне войти на минутку? – спросила она.

Он показал на открытую дверь и ушел в комнату. Стиви вздохнула, немного потопталась на месте и пошла за ним.

Дэвид не сел на кровать. Он стоял посередине комнаты, сложив руки на груди.

– Ну и что? – спросил он.

– Я хочу попросить прощения.

– Отлично.

Больше ни слова.

– Прости меня, – повторила Стиви.

– Отлично. Если это все, ты свободна.

– Серьезно?

Внутри Стиви закипела злость. Все те чувства, что она прятала несколько дней, вдруг хлынули наружу.

– Слушай, я же ничего о тебе не знала, ты не рассказывал. А за обедом ты нагло врал!

– За обедом я шутил. Мне не очень-то нравится говорить об умерших родителях.

– Я поступила ужасно, согласна. Просто отвратительно. Но мне честно очень жаль. Ты даже не представляешь, насколько.

– А зачем ты держишь кроссовки в руках? – вдруг спросил Дэвид.

Стиви совсем про них забыла.

– Я их только что сняла, – сказала она.

Дэвид склонил голову и целую вечность пристально смотрел ей в глаза. У Стиви возникла идея, возможно, не самая лучшая. Но других не было, приходилось довольствоваться этой: быть абсолютно честной, рассказать все, открыться.

– Я была в комнате Хейза, – глухо произнесла она.

Он рассмеялся, но смех вышел невеселым.

– Я знаю, как это выглядит, – быстро заговорила Стиви. – Но у меня был ключ. Послушай, я должна была туда попасть. Пикс скоро соберет все вещи в коробки, и тогда все пропало.

– А ты, значит, просто хотела сохранить о нем воспоминания, так, что ли?

– Происходит что-то очень странное, – продолжала она. – Не могу понять, что именно…

– Мне кажется, я могу, – перебил он. – Происходит то, что в этом доме кто-то повадился рыться в чужих вещах и лазить по чужим комнатам. И кое-кому пора вмешаться.

Это было больно. Стиви почувствовала, как защипало в глазах.

– Так почему тебе нужно было попасть в комнату Хейза? – продолжил Дэвид. – Тебе нужно обыскать каж-

дую комнату в этом доме? Ты ради этого сюда приехала?

– Хейз не сам придумал «Конец всего», – прервала она его.

– Кто это сказал?

– Здравый смысл. Мы работали с ним вместе над шоу. Он вообще ничего не делал. А в прошлом году кто-то выполнял за него все задания по предметам. К тому же в его компьютере нет никаких документов, доказывающих, что это он все создал или что он вообще был способен придумать что-то оригинальное. А его бывшая девушка думает…

– Гретхен, – сказал Дэвид, закатив глаза.

– Гретхен, – кивнула Стиви.

– Она ужасно на него злилась. В итоге она его бросила. Сплошная драма весь прошлый год.

– Хейз всех использовал, – продолжила Стиви, – со всеми играл, палец о палец не ударил, а в итоге получил все лавры. А потом Хейз погиб, делая какой-то проект, который, возможно, привел бы его в Лос-Анджелес, где он снова пожинал бы плоды чужого труда. Неужели не кажется очевидным, что Хейз не стал бы так напрягаться ради какой-то ерунды, в которой нет смысла?

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Дэвид. – Что кто-то нарочно подстроил несчастный случай? Что кто-то убил Хейза?

Слова прозвучали абсурдно: Хейз убит.

– Нет, – замотала она головой, оторопело уставившись в одну точку. – Но… можно было спланировать что-то типа несчастного случая… чтобы запороть всю съемку.

Теперь, когда слово вылетело, оно застряло у Стиви в голове, разгуливая по всем коридорам.

Для убийства всегда нужны какие-то мотивы, а тут их было предостаточно. Во-первых, мотив был у всех, с кем Хейз встречался и кого использовал, учитывая тот факт, что он не писал сценария для шоу, а деньги получил, и немалые. Так что это был вполне серьезный мотив.

Убийство? Неужели она действительно считает, что это убийство? Из-за этой мысли она так тревожится?

– Знаешь, что во всем этом действительно странно? – спросил Дэвид, когда Стиви умолкла и задумалась. – Странно делать хобби из смерти своего однокашника. А знаешь, что еще? Также странно обыскивать чужие комнаты, включая и комнату этого мертвого однокашника. Потому что, похоже, ты свихнулась.

Люди могут пренебрежительно относиться к тем, кто помешан на детективных романах, ведь они уверены, что существует четкая грань между вымыслом и реальностью. Но, возможно, они не знают, что у Шерлока Холмса был реальный прототип, доктор Джозеф Белл, и что дедуктивный метод, который сэр Артур Конан Дойл придумал для своего вымышленного сыщика, вдохновлял многие поколения настоящих детективов. Они могут не знать, что Конан Дойл сам в реальности расследовал многие дела и даже смог доказать невиновность одного человека, обвиненного в совершении преступления. И вряд ли им известно, что Агата Кристи блестяще провернула трюк со своим исчезновением, чтобы отомстить своему мужу за измену.

Всего этого люди могут не знать.

И не стоит недооценивать Стиви Белл, попавшую в эту школу из-за эллингэмского дела и тут же ставшую невольной свидетельницей смерти, которая выглядела все более и более подозрительной.

Она не свихнулась. У нее в кармане лежал ключ от комнаты Хейза, а Пикс уже наверняка шла к «Минерве».

Стиви развернулась и вышла из комнаты Дэвида, не сказав больше ни слова, потому что ей не хотелось, чтобы он заметил ее слезы.

ПРАВДА ОТ БАТТ

Несчастный случай в школе: погиб знаменитый интернет-актер

В субботу вечером погиб Хейз Мейджор, звезда нашумевшего прошлым летом мини-сериала «Конец всего». Мейджор учился в Эллингэмской академии. В тот вечер он снимал видео, в основе которого лежало похищение и убийство членов семьи Эллингэм. Его обнаружили лежащим без сознания в старом неиспользуемом туннеле, который ранее был завален землей и лишь недавно откопан. Причину смерти установили не сразу, однако близкие к нашему каналу источники утверждают, что он умер от асфиксии в результате несчастного случая. Полицейские установили, что Мейджор украл пропуск у другого студента и вынес из школьной мастерской некоторое количество сухого льда с целью создать эффект тумана для своего видео. Оставленный на всю ночь сухой лед растаял и заполнил небольшое помещение под землей смертельным количеством диоксида углерода.

Директор Эллингэмской академии доктор Чарльз Скотт выступил с заявлением во вторник утром. «Мы все убиты горем в связи с кончиной Хейза Мейджора, – сказал он. – Он был многообещающим актером, талантливым автором и всеми любимым другом. Наши сердца сейчас с его семьей, друзьями и многочисленными поклонниками. Это тяжелейшая утрата для всех нас».

Глава 26

– Меня зовут Логан Банфилд, – сказал Хейз. – И я не знаю, где я сейчас. Я не знаю, слышит ли меня кто-нибудь. Не знаю, что случилось. Не знаю, один ли я здесь. Я даже не знаю, жив ли или уже умер.

Стиви сидела, скрестив ноги, на полу чердака Гранд-Хауса, смотрела «Конец всего» и пересчитывала дверные ручки. Два дня прошло с тех пор, как вещи Хейза увезли его родители и она столкнулась с Дэвидом. Эти два дня она честно пыталась вернуться к учебе и проекту. Возле кровати по-прежнему пылилась стопка книг, и эссе, которое нужно было сдать завтра, еще не было написано, несмотря на то что она несколько раз за него бралась. Стиви открывала ноутбук, пялилась в пустой файл и снова возвращалась к «Концу всего». Каждая серия длилась около десяти минут. Она начала с самой первой, в которой герой Хейза просыпается в замешательстве от того, что происходит. Все части были сняты в одном и том же месте, в чем-то наподобие бункера, кроме последних минут.

Шоу состояло в основном из бессвязной речи, размышлений, прислушивания. В одной серии к Логану вернулась память и он вспомнил про нападение зомби. В других частях он пытался наладить связь с выжившими. В общем, обычный сюжет зомби-апокалипсиса. Стиви решила, что особенным его делали пылкая, впечатляющая игра Хейза и его внешность. Он был симпатичным пареньком, прятавшимся от зомби и медленно терявшим контроль над реальностью. В последней серии Логан покинул свой бункер. Его спасли или же он сдался?

Стиви пересматривала сериал снова и снова. Сейчас она сидела возле стеллажа № 39 на чердаке Гранд-Хауса, набитом всякой мелкой домашней утварью, устаревшими светильниками, коробками с молотками, жестянками с болтами и гайками. И снова дверные ручки. В этом доме была уйма запасных дверных ручек.

Девчонка наедине со своими дверными ручками и зомби.

Стиви провела эти два дня, изо всех сил пытаясь отключиться от мыслей о происходящем. И сейчас, когда на поместье уже опустился вечер и ее желудок настойчиво напоминал о себе урчанием, она вытащила наушники и остановила видео. Девушка уже устала пересматривать его заново.

Она поднялась и дотянулась до коробки с письменными принадлежностями Альберта Эллингэма, нашла телеграмму с его последней загадкой.

Где бы ты искал того, кого здесь нет?

Он всегда на лестнице, но не на ступени.

Вот и весь секрет.

Стиви прислонилась спиной к металлическим рейкам стеллажа и еще раз уставилась на клочок бумаги. «Кто-то, кого здесь нет» – это очень похоже на то, как Гретхен описывала Хейза. «Здесь у него словно не было понятия “здесь”».

«Всегда на лестнице, но не на ступени» могло означать кучу вещей: перила, что-нибудь на стене, щели между ступеньками.

Альберт Эллингэм, к сожалению, уже не вернется, чтобы подсказать ей ответ на эту загадку.

Стиви глубоко вдохнула мускусный запах старых вещей. Здесь, на чердаке, специально поддерживался особый режим температуры и влажности, поэтому воздух был не тяжелый и спертый, а слегка сладковатый. Роскошные вещи даже ветшают приятно.

Стиви положила телеграмму на пол и огляделась. Какого черта это все значит? Ну и что, что не он написал этот сценарий? Что она вообще делает? Сбежала от учебы, от людей, от жизни на этот чердак и сидит тут, пялясь на Хейза, считая даты и сортируя дверные ручки. Она могла бы сейчас писать эссе, которое нужно сдать… о, черт, завтра! Она могла бы…

Что? Попробовать еще раз поговорить с Дэвидом? Ага, в прошлый раз получилось.

Она сгребла дверные ручки обратно в коробку и сунула ее на место, но тут же одернула руку и чуть не уронила коробку: какой-то острый выступ металлической полки поцарапал ей кисть. Тонкая струйка крови поползла из пореза.

– Идиотка, – тихо ругнулась она.

Она устало спустилась в холл, волоча по полу рюкзак. Ларри сидел на своем месте возле дверей, внимательно листая папку-скоросшиватель. Стиви хотела пройти мимо и уже толкнула дверь, как Ларри поднял голову и окликнул ее.

– Даже не поздороваешься? – спросил он.

– Простите, – пробормотала Стиви. – Я задумалась.

– Вижу. О чем думала?

Она неопределенно тряхнула головой. Ларри откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на нее.

– Как идут дела там, наверху? – спросил он.

– Идут потихоньку, – ответила она.

– Кажется, ты не испытываешь восторга?

– Нет, не испытываю.

– Понятно. В таком случае присядь-ка.

Даже если ей совсем не хотелось сейчас говорить, приказ Ларри есть приказ Ларри. Она плюхнулась на стул перед его столом и положила рюкзак на колени.

– Есть какие-нибудь новые соображения по поводу эллингэмского дела? – спросил Ларри.

– У меня было не так уж много возможностей подумать, – мрачно отозвалась Стиви.

– Ну, если хочешь раскрыть «глухое» дело, это первое, что нужно делать. Постоянно думать. Не избегать работы. «Глухое» дело раскрывается, когда кто-то принимается за него всерьез: читает каждый документ, слушает каждую запись допросов, говорит с каждым свидетелем, отыскивает мельчайшие улики. И делает все это снова и снова, пока что-то не щелкнет, не потеплеет. Ты делаешь свою работу. И иногда тебе везет.

– И сколько в этой работе везения? – спросила Стиви.

– Удача всегда играет определенную роль, – сказал Ларри и прищурился. – Тебя что-то гложет.

– Много заданий, – уклончиво сказала она.

– Нет, – покачал он головой. – Не думаю, что дело в учебе. Скорее, это связано с Хейзом Мейджором. Тебе что-то не дает покоя, и это не скорбь по поводу его смерти, а что-то другое.

– С чего вы это взяли? Все не так.

– Двадцать лет работы детективом. Я знаю, что это так.

Стиви выпрямилась на стуле и вскинула голову.

– Расскажите мне, что знаете о его смерти и о том, что случилось, – твердо попросила она.

– Имеешь в виду детали?

– Ну да.

– Я не могу рассказать тебе всего, но кое-что скажу. Из мастерской пропало много сухого льда. В контейнере было десять брикетов, семь из них исчезло. Каждый брикет весил чуть больше двадцати килограммов. Мы нашли отпечатки пальцев Хейза на пропуске Джанелль и в гольф-каре. Пропуск Джанелль сработал на базе творчества в 1.12. Мы нашли контейнер, в котором вывезли сухой лед. Знаем, что Хейз прошел на базу творчества, когда у вас было занятие по йоге. Тесты показали, что сухой лед пролежал в туннеле примерно восемнадцать часов и что уровень диоксида углерода был чрезвычайно высоким. Нам повезло, что дверь была приоткрыта и помещение слегка проветрилось, а иначе мы могли тоже погибнуть. Если бы Хейз успел закрыть дверь, а кто-нибудь потом вошел туда, труп был бы не один.

– Получается, Хейз вошел в помещение в туннеле, где перед этим оставил сухой лед, – задумчиво сказала Стиви. – И сразу умер?

– Скорее всего, почти сразу. По крайней мере, он, вероятно, тут же потерял сознание. Но смерть наступила очень быстро. Это была смертельная ловушка. Неприятный момент, но это то, что произошло.

– И вы уверены, что все так и было?

Ларри отлепился от спинки стула и наклонился ближе к Стиви, положив руки на стол.

– Почему ты спрашиваешь? Ты что-то еще знаешь?

О, ерунда, всего лишь полусон про убийство, какое-

то призрачное послание на стене как раз накануне его смерти…

– Нет, – ответила Стиви. – Просто спросила.

Ларри какое-то время смотрел ей в глаза, а потом открыл ящик стола и достал оттуда пластырь.

– Заклей руку, – сказал он. – Хватит нам тут несчастных случаев, а то Жермена Батт устанет писать свои заметки.

Стиви невесело усмехнулась.

– Может, мне тоже завести свой канал? – вставая, спросила она. – «Правда от Белл», например?

– По-моему, у Хейза было достаточно поклонниц, – покачал головой Ларри.

Что-то щелкнуло в голове у Стиви.

Поклонница Хейза.

Бет Брэйв.

Вот еще кое-кто, с кем ей нужно пообщаться.

– Спасибо, Ларри, – сказала Стиви. – Хорошо поговорили.

* * *

Бет Брэйв сидела в своей квартире перед экраном компьютера, а за ее спиной красовалась такая же стена с творчеством фанатов, как и у Хейза. Только у нее она была гораздо аккуратнее оформлена: все рисунки и фотографии в отдельных рамках и расставлены по полкам.

Бет была эффектной блондинкой, с прямыми блестящими волосами и длинными густыми ресницами, скорее всего накладными. В течение всего разговора она постоянно разглядывала свои длинные ногти (похоже, это у нее была нервная привычка). Они представляли собой роскошный пример ногтевого дизайна: на четырех пальцах были изображены башни Хогвартса, а на большом – портрет Гарри Поттера. Понятно, что она не сама сделала себе такой маникюр, а заплатила пару сотен долларов профессионалу в салоне.

Связаться с Бет оказалось не так сложно, как думала Стиви. Подписчиков у нее было больше миллиона, но все, что Стиви потребовалось, – это написать ей на электронную почту и рассказать, что она училась в «Эллингэме» с Хейзом, что они вместе делали проект и что – здесь она слукавила – они хотели пригласить и ее, отдавая дань ее таланту. Ответ пришел менее чем через час, а еще через пятнадцать минут Бет и Стиви смотрели друг на друга через окно скайпа.

– Спасибо, что вышла на связь, – сказала Бет, ослепительно сверкнув белоснежными зубами. – Это ужасно. Тяжелый период. Уверена, у вас тоже.

– Точно, – ответила Стиви.

– Это так мило, что ты снимаешь видео. Ему бы понравилось.

За окошком скайпа Стиви видела на своем экране заголовок незаконченного (ну, хорошо, не начатого…) эссе, которое помахивало ей ручкой и кричало: «Эй, меня нужно сдать завтра!». Да напишу я тебя. Напишу. Мне только нужно минутку поговорить с Бет.

– Слушай, тут есть кое-что… – Стиви запнулась. – Я просто… очень хочу, чтобы тебе стало легче, но боюсь…

– Что? – спросила Бет.

– Я подумала, что кто-то должен тебе сказать, потому что рано или поздно это все равно всплывет, – сказал Стиви. – В смысле, ты же видела то видео…

– Ты имеешь в виду ту студентку?

– Ну да. Это Мэрис…

– Так я про нее знала, – пожала плечами Бет.

– И ты так спокойно к этому относишься?

– Дело в том, что… – Бет вдруг сделала паузу. –

Я сейчас скажу это не для видео. Ты же не записываешь наш разговор?

– Нет, конечно, – поспешно ответила Стиви. Ей такое и в голову не могло прийти.

– Конечно, он встречался с кем-то в школе. Я тоже ходила на свидания с другими. Это не означает, что у нас нет отношений. Мы хотим и дальше быть вместе… точнее, мы хотели встречаться, когда он приезжал в Лос-Анджелес. Но при этом сразу договорились, что нам можно общаться и с другими, когда мы не вместе. Но только не для фанатов. Это их расстроит. Так что все нормально.

– А он случайно не упоминал о своем видео? – осторожно спросила Стиви. – Не говорил, что хочет сделать туман с помощью сухого льда?

– Нет, ничего такого я не помню, – ответила Бет. – А жаль, конечно. Я в том смысле, что мы разговаривали с ним в тот вечер, когда он взял этот лед.

Стиви вздрогнула.

– Подожди, – медленно произнесла она, – ты говорила с ним в четверг вечером?

– Да, мы перед сном часто разговаривали по скайпу. Наверное, я была последней, с кем он говорил в ту ночь.

– И было уже поздно?

– Да, ближе к ночи.

– А точное время помнишь?

– Не знаю… короче, поздно.

– Дело в том, – быстро сказала Стиви, – что если вы с ним говорили очень поздно, это могли быть его последние слова… Такая романтичная кульминация моего видео. Ты не можешь посмотреть точное время разговора в скайпе?

– Точно, сейчас гляну. – Бет наклонилась к экрану. – Ага, вот. Это было… в 22.20.

Такого не могло быть. Хейз в это время был с Мэрис.

Да нет же, тупица, Бет в Калифорнии! Разница во времени! Значит, здесь было 1.20.

Но пропуск Джанелль использовали в 1.12. Хейз никак не мог в 1.12 войти на базу творчества, а в 1.20 уже быть в своей комнате.

Он либо находился в мастерской, либо разговаривал с Бет. Он не мог делать это одновременно. И, вероятнее всего, он был занят тем, что мог подтвердить кто-то еще.

И это означало, что сухой лед принес в туннель не Хейз, но все обставлено так, будто сделал это именно он.

Все это сильно смахивало на убийство.

Глава 27

Ночью пошел дождь. Не тот тихий, моросящий дождик, который ласково убаюкивает своим мерным шуршанием и под который так здорово завернуться в плед, включить ночник и читать книгу, пока глаза не слипнутся, а книжка не ляжет на грудь. А косой, бушующий ливень, налетающий порывами на стены домов, вслепую колотящий в окна и грохочущий по крыше. Этот дождь словно обезумел от бессилия что-то изменить, повернуть время вспять, вновь вернуть Хейза в его пустую комнату.

Этот дождь привел Стиви Белл в боевую готовность.

Чего всегда не хватает в любом расследовании, так это времени. С каждым часом улики ускользают. Люди и погода изменяют картину на месте преступления. Предметы переставляют, двигают, трогают, пачкают. Тела гниют. Ветер сдувает пыль и загрязняющие частицы. Воспоминания блекнут и угасают. Чем больше времени проходит с момента события, тем дальше ты уходишь от его разгадки.

Вот поэтому Дотти и Айрис не нашли. А потом было уже поздно. Все слишком затянулось. Если бы кто-нибудь вызвал полицию в ту ночь, возможно, для Эллингэмов все кончилось бы по-другому. Но никто этого не сделал.

Сейчас у Стиви на руках были не просто домыслы и догадки, а реальная информация. Она могла бы пойти и рассказать все Ларри, но он уже предупреждал ее не играть в детектива. Она обязательно пойдет к нему, но только когда поймет, что означает эта информация. И Стиви начала составлять списки.

Факты:

Кто-то взял пропуск Джанелль от базы творчества, когда мы были на йоге.

Кто-то использовал пропуск, чтобы следующей ночью, в 1.12, проникнуть в мастерскую. В это же время из контейнера исчезло семь брикетов сухого льда.

На пропуске были отпечатки пальцев Хейза.

В это же время Хейз говорил с Бет по скайпу.

Хейз соврал насчет «Конца всего».

Большая вероятность:

Хейз не сам написал сценарий к «Концу всего», по крайней мере, не в одиночку.

Заключения:

Хейз зачем-то взял пропуск, но он был не единственным, кто проник в мастерскую.

Вопрос:

Зачем Хейз развернулся и пошел в туннель?

Знал ли он тогда, что там сухой лед?

Просил ли он кого-либо принести его туда?

Утром Стиви сидела на анатомии и стеклянными глазами пялилась на скелет, по которому Пикс объясняла строение нижних конечностей. Она чувствовала, что переходит в состояние чуткой настороженности. Головка бедренной кости была похожа на шляпку какого-то непонятного гриба. Стиви мысленно поворачивала ее и так и этак, изучая все ямки и бугры. Вот большой вертел бедренной кости. Малый вертел. Головка соединяется с вертлужной впадиной и той штукой в тазу – как ее… – да, седалищным бугром…

Стиви подперла ладонью щеку и уставилась в тетрадь. Названия костей, нацарапанные каракулями, выглядели какой-то тарабарщиной. Она подумала о Хейзе, его коленках и вдруг ясно увидела его сидящим на корточках на полу.

На литературе Стиви клевала носом и была разбужена вопросом о стихотворении «Любовная лирика Альфреда Пруфрока» Томаса Элиота («Как ты думаешь, Стиви, что могут означать слова Элиота “уж вечер небо навзничью распяло, как пациента под ножом наркоз”»? Ответ: «Что он… устал?»).

Девушка съела ланч в одиночестве, слушая, как за соседним столиком ребята обсуждают «Тихую вечеринку», которую вечером устраивали в Гранд-Хаусе.

Она продолжала продираться сквозь день, пытаясь переварить все, что накопил ее мозг. К тому времени, как началось занятие по йоге, Стиви с трудом держалась, чтобы не заснуть. Она вытащила из кучи в углу свой бордовый коврик и оставила место рядом с собой для Джанелль, но не заметила, как кто-то его занял. Когда Джанелль вошла и увидела, что Стиви устроилась без нее, она молча перешла в другой угол комнаты.

Занятие закончилось, и подруга исчезла из класса, прежде чем Стиви смогла ее поймать.

* * *

Вечером Стиви не пошла ужинать и вновь принялась перебирать факты. За окном шумел дождь, в желудке урчало.

Джанелль и Элли ушли в Гранд-Хаус на танцы. Что делали Дэвид и Нейт, она понятия не имела.

Думай, Стиви. Думай.

Но мысли замерли, словно вода в стоячем болоте. Она добралась до определенной точки и уперлась в стену – дальше дело не шло. Тогда она надела наушники и врубила музыку. Иногда это помогает переключиться, отвлечься, а потом взглянуть на ситуацию по-новому и уловить нужную закономерность. Девушка закрыла глаза, накинула капюшон толстовки и отдалась ритму – поэтому и не услышала стука в дверь. Чья-то рука коснулась ее плеча. Стиви подняла голову и увидела Нейта. Он стоял перед ней в широких вельветовых штанах, клетчатой рубашке и галстуке. Он что-то говорил, но Стиви не слышала. Тогда она рванула наушники из ушей и скинула капюшон.

– Что?

– Ты, – сказал Нейт, – идешь со мной.

– Куда? Зачем?

– На танцы.

– На танцы?

– Да, на танцы, – нетерпеливо повторил парень. – Сегодня будут танцы. И ты идешь со мной. В смысле не со мной, а мы идем туда вместе.

– Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, – пробормотала Стиви.

– Танцы. Вечером. В Гранд-Хаусе. Идут все. Уже началось. Пошли.

– Не могу, – сказала она.

Нейт вздохнул и покосился на приоткрытую дверь.

– Слушай, тут такая штука. Похоже, ты потихоньку сходишь с ума. Я в своей жизни ни разу добровольно не ходил на танцы. Но сейчас иду, потому что ты мой друг, понятно? И с тобой происходит что-то странное. Ясное дело, я не хочу туда идти. И ты не хочешь. Я делаю это для тебя, для твоего же блага. Это первый и единственный раз, когда я предлагаю что-то подобное. Опасное занятие, Фродо, выходить из своей двери, но когда-нибудь ты должен будешь покинуть этот гребаный Шир. Если мы друзья, вставай и пошли. И лучше отнесись к этому серьезно, пока не растеряла всех друзей.

Он протянул ей руку.

– Я смотрю, ты не шутишь.

– Не шучу.

Она взглянула сначала на разложенные на полу списки, потом на Нейта.

– Ты галстук надел, – задумчиво произнесла она.

– Знаю.

– Это обязательный атрибут для танцев?

– Откуда я знаю? Я что, похож на тусовщика?

Стиви чувствовала себя куском бетона, прикованным цепями к полу. Но, глядя на Нейта, на его попытки вытащить ее из норы, она чувствовала, как эти цепи слабеют. Она поднялась, отряхнула толстовку от пыли и смущенно улыбнулась.

– Ну, как я?

– По-моему, ты выглядишь хорошо. Это не значит, что ты выглядишь хорошо. Это значит «идем уже, пока не потерял терпение тебя уговаривать».

* * *

Это была странная прогулка до Гранд-Хауса. Издалека Стиви видела разноцветные огни, мягко мерцавшие в длинных окнах бального зала.

– Так чем ты сейчас занимаешься? Отчего ты такая… странная? – спросил Нейт.

– Пытаюсь вычислить убийцу Хейза, – ответила она, глубже засовывая руки в карманы толстовки.

– Ну-ка скажи еще раз, – вскинулся Нейт.

– Пытаюсь вычислить убийцу Хейза, – повторила Стиви.

– Ты прикалываешься надо мной?

– Вовсе нет.

– Ты что, напилась?

– Нет, – сказала она. – Сухой лед в туннель положил не Хейз, и я могу это доказать.

– Как это?

Стиви остановилась под портиком Гранд-Хауса и рассказала Нейту все, что ей удалось выяснить.

– Теперь понятно, почему тебя так штормит, – пробормотал он.

– Еще как, – отозвалась она.

Что-то пролетело над башенкой, скорее всего, летучая мышь. В «Эллингэме» было полно летучих мышей. Стиви и Нейт проводили ее взглядом.

– Так ты собираешься рассказать обо всем Ларри или еще кому-нибудь? – помолчав, спросил Нейт.

– Думаю, надо подождать.

– Зачем? Чего ждать?

– А вдруг я сделаю что-то не так и ошибусь? Школу вообще тогда могут закрыть. Если все-таки это был несчастный случай и Хейз сам все устроил, мы в порядке. Но если там был кто-то еще, у нас всех будут проблемы.

– Но что-то же там случилось! И у тебя есть доказательства, что Хейз был ни при чем. Ты что, хочешь сама найти того, кто там был? Потому что не хочешь возвращаться домой?

– Я хочу найти того, кто там был, потому что я хочу его найти. И потому что не хочу возвращаться домой. Но, по-моему, сейчас я собираюсь на танцы. Со своим другом.

Она взяла его под руку.

– Ты сделал это ради меня, – сказала она.

– Да, я это сделал, только не надо обольщаться. И как теперь идти на танцы после всего, что ты рассказала?

– Просто войти внутрь, – сказала Стиви. – Потому что ты притащил меня сюда и потому что внутри может быть ответ.

– Ты это серьезно? – тихо спросил Нейт. – Точно не разыгрываешь меня?

– Я тебя не разыгрываю. – Она покачала головой.

– И ты думаешь, они знали, что это смертельно опасно? Что это никакой не несчастный случай?

– Этого я не знаю.

Стиви встретилась с ним взглядом и почувствовала холодок на шее.

– Так мы, может быть, будем танцевать с убийцей?

– Вполне возможно.

– И ты все равно будешь чего-то ждать?

– Дай мне как минимум этот день, – сказала Стиви. – Нужно оглядеться. Обещаю, я скоро поговорю с Ларри.

Нейт тяжело вздохнул.

– Ну хорошо, – сдался он. – Как скажешь. Пожалуй, это всего лишь вторая глупость, которую я сделал, находясь здесь.

13 августа 1937 года

Первым обратил внимание мясник. Он единственный заметил, что местный анархист Антон Ворачек неожиданно начал покупать хорошее мясо. Обычно он брал обрезки и потроха, самые дешевые и всегда немного. В какой-то день он пришел и сразу взял несколько отборных стейков.

А может, это была официантка в кафе. Она рассказала, что как-то в воскресенье Ворачек, по обыкновению, зашел поболтать с людьми за стойкой, чтобы попробовать их завербовать в ряды анархистов. Обычно он заказывал яичницу-болтунью из одного яйца, а тут заказал из двух, еще картофельные оладьи, бекон и тост. И даже кофе. А ей оставил на чай четверть от чека на 35 центов, потому что «рабочий имеет право на бо́льшую часть барыша».

А может, это был водитель автобуса, потому что у Ворачека вдруг появились деньги на автобус.

Все в Берлингтоне сообщали о человеке, который если и не пробовал тягаться с Рокфеллерами по части роскоши, но уж точно стал более расточительным, чем раньше.

Он многим не нравился. Он устраивал забастовки и держал анархическую литературу. Когда упоминалось имя Эллингэма, он кричал: «Смерть тиранам!». В этих краях Альберта Эллингэма любили. Он давал деньги на полицию, школы, пожарную часть и больницу, решал любые вопросы, встречавшиеся ему на пути. Тысячи людей в Берлингтоне так или иначе были обязаны Эллингэму. Он распорядился раздавать бесплатное мороженое детям бедняков. А сейчас открыл собственную школу.

Так что люди воспринимали в штыки призывы к его смерти.

Официально полиция обыскала его дом, потому что к ним обратился очевидец, который рассказал, что встретил Ворачека, расспрашивавшего о телефонных будках. Потом пришел кто-то еще и сказал, что точно видел, как Ворачек звонил в начале восьмого вечера 14 апреля. Семь разных свидетелей, получивших 50 центов за свои сведения, подтвердили, что Ворачек был на Рок-Пойнте. Похоже, никто особенно не заморачивался насчет того, что этим людям понадобилось несколько месяцев, чтобы осознать, что именно они видели или что их показания не совпадали. Двое из них утверждали, что Ворачек приехал на Рок-Пойнт на черной машине. Двое других вспомнили, что он пришел пешком. Один рассказал про такси, еще один – про велосипед. А один свидетель вообще не смог назвать вид транспорта.

В любом случае у полиции было достаточно оснований, чтобы провести обыск в его доме, где была обнаружена пачка денег, помеченных специальным составом Леонарда Холмса Нейра, а также купюра с невидимым отпечатком пальца Альберта Эллингэма. Еще большую тревогу вызвала другая находка – детская туфелька, пара к которой осталась на Рок-Пойнте.

Ворачека арестовали и предъявили обвинение в похищении Айрис и Элис Эллингэм и в убийстве Айрис Эллингэм и Дотти Эпштейн.

– Я это сделал, – заявил он, когда на него надели наручники. – Все тираны падут. Это только начало!

* * *

Жернова правосудия принялись перемалывать это дело. Всю осень и зиму привлеченные эксперты изучали улики. Защищать Ворачека вызвался известный адвокат. Слушания должны были начаться весной, когда, казалось, уже все было готово, но тут случилась задержка. В город нагрянули анархисты, протестовавшие против ареста Ворачека. Пошли разговоры, что заседание перенесут, однако их быстро пресекли.

Наконец 15 июля, когда изматывающая жара накрыла город, процесс начался. Берлингтон захлебывался от наплыва репортеров со всех уголков Америки, и не только Штатов. В отелях не осталось ни одного свободного номера, так что Альберт Эллингэм попросту купил дом неподалеку от здания суда. Пресса заполонила все тротуары, лужайки перед судом и ближайшие улицы. Заголовки об эллингэмском деле пестрели на первых полосах всех газет каждый день, повсюду. Телеграфные провода опутали здание суда; в некоторых местах их было так много, что они перекрывали небо. У здания постоянно толпились зеваки; по Черч-стрит невозможно было ни проехать, ни пройти.

В ресторанах смели´ все запасы продуктов. По озеру Шамплейн плыли лодки, под завязку набитые людьми, жаждавшими увидеть, как Антон Ворачек предстанет перед судом. Напротив суда ушлые торговцы поставили прилавки с холодным пивом, попкорном и лимонадом. Атмосфера была почти праздничной, словно перед бейсбольным матчем.

Каждый день в течение того напряженного месяца Роберт Макензи сидел рядом с Альбертом Эллингэмом в душном зале судебных заседаний и наблюдал за представлением доказательств. Он делал заметки, что, в общем-то, было необязательно, но он был правой рукой, а правая рука должна что-то делать. Он видел, как полицейские показывали фотографии денег, найденных под половицами, тех самых, что они пометили специальной краской Леонарда. Среди них была и та единственная купюра, на которой Альберт Эллингэм оставил отпечаток своего пальца. Ни у кого не осталось никаких сомнений, откуда эти деньги получены. Лео дал показания о том, как он приготовил невидимую краску, и пояснил, как ее можно потом обнаружить.

Ворачек превратил зал суда в собственную трибуну для пламенных выпадов против промышленников всего мира. Он заявил, что это была его месть. Скоро такие, как Альберт Эллингэм, заплатят. Анархисты так бурно приветствовали его выкрики, что их вывели из зала. Толпа ахала, разевала рты, кричала и поглощала попкорн.

Все это время Альберт Эллингэм оставался безучастным. Пока люди вокруг изнемогали от жары и утирались платками, он, казалось, даже ни разу не вспотел. Он сидел не шевелясь и мрачно наблюдал за происходящим, не упуская ничего из виду. Каждый день он говорил Роберту: «Может быть, сегодня он скажет, где Элис».

Ворачека признали виновным по всем пунктам.

Вечером после оглашения приговора Эллингэм вошел в комнату Роберта.

– Мы сейчас же идем в суд, – сказал он. – Я хочу с ним поговорить.

Роберт схватил шляпу и вышел за ним на улицу. Их появление вызвало очередной ажиотаж у журналистов. Многие из них ужинали на открытых террасах ресторанов или просто закусывали сэндвичами на траве, но, увидев магната в сопровождении секретаря, вскочили со своих мест и бросились за ними по Черч-стрит, атакуя вопросами.

Ворачека не рискнули держать в обычной тюрьме, все-таки дело получило небывалый размах и общественный резонанс, поэтому камеру для него обустроили в подвале соседнего с судом здания, в котором располагались почта и таможня. Там их встретил Джордж Марш.

– Нам сюда, – указал он на темный коридор, в конце которого начинались ступеньки, ведущие вниз.

Несколько охранников провели Роберта и Эллингэма в подвал мимо сортировочных комнат, набитых мешками с корреспонденцией, в пустые глубины помещения. Здесь, в маленьком закутке, огороженном специально сваренной решетчатой дверью, на грубо сколоченной скамье, сидел тот, кого признали виновным в чудовищном преступлении. Это был маленький, щуп-

лый человек с узкой бородкой, дерзко торчащей вперед, и цепким взглядом. Коричневый комбинезон из грубой ткани болтался на нем как мешок. Роберту было ясно, что Ворачек давно не мылся: по́том разило на несколько метров.

В углу камеры была раскладушка, а по нужде он, видимо, ходил в ведра, стоявшие рядом. Окон не было; тусклый коридорный свет не мог до конца разогнать темноту, так что в камере царил полумрак.

– А тебе здесь обеспечили безопасность, – сказал Эллингэм вместо приветствия.

Антон Ворачек заморгал и выпрямился на скамейке. Один из охранников принес Эллингэму стул, и тот поставил его прямо напротив решетки.

– Скажи мне, где она, – глухо произнес он. – Кто тебе помог? Ты ни за что не справился бы один.

Ворачек молчал и смотрел куда-то мимо Эллингэма. С час они просидели, не говоря ни слова и разглядывая друг друга. Роберт и Марш курили в стороне, иногда прохаживались вдоль коридора, но ни разу не нарушили молчания.

– Тебя посадят на электрический стул, ты же знаешь, – наконец произнес Альберт Эллингэм.

Антон Ворачек поднялся со своего места, медленно подошел к решетке и с силой сжал прутья.

– Какая тебе разница, кто я? – сказал он. – Такие, как ты, каждый день уничтожают таких, как я.

«Какая разница, кто я? – подумал Роберт. – Звучит странно».

– Это твой последний шанс, – сказал Эллингэм.

– Шанс? – усмехнулся Ворачек. – На что?

– Как на что?! – Эллингэм задохнулся от негодования. – Если ты расскажешь, где Элис, я поговорю с судьей. Пойду прямо отсюда к нему домой. Выступлю в твою защиту, и ты сможешь сохранить себе жизнь. Даже если ты расскажешь, где ее тело…

При слове «тело» Эллингэма передернуло.

Антон Ворачек пристально смотрел на Эллингэма, и тот взгляд, который был у него на суде, исчез. Маска была сброшена – перед ним сидел обыкновенный человек. Человек, который… вызывал сострадание.

– Иди домой, старик, – наконец произнес Ворачек. – Мне нечего тебе сказать.

– В таком случае завтра я увижу, как ты умрешь, – сквозь зубы процедил Эллингэм.

Он встал и отшвырнул ногой стул. На ступенях Джордж Марш положил ему руку на плечо.

– Он бы все равно не раскололся, Альберт, – сказал он. – Завтра все это кончится.

– Это никогда не кончится, – ответил Эллингэм. – Неужели ты не понимаешь? Завтра все только начнется.

В ту ночь Роберт Макензи спал хуже, чем во все последние дни. Обычно ему удавалось урвать несколько часов прерывистого сна, поборов усталость, напряжение и жару, но в этот раз он ворочался всю ночь, не смыкая глаз.

Под утро он поднялся и подошел к окну. Луна висела над озером, и Роберт подумал, что в ситуации, когда все и так шло прахом, было бы нелепо чувствовать, будто случится что-то непоправимое. Но именно это он и почувствовал.

На рассвете он оделся и ополоснул лицо холодной водой. Выйдя в холл, он нашел там своего хозяина, тоже полностью готового.

Они пришли в суд слишком рано и ждали у дверей, когда приведут Ворачека.

Сегодня кое-что изменилось. Вместо того чтобы ввести Ворачека в зал через заднюю дверь, как это всегда делалось в течение процесса, полицейские вели его через главный вход. Тот шагал навстречу своей смерти, высоко подняв голову. Толпа рвалась и бесновалась, журналисты наседали, выкрикивая вопросы и тыча микрофонами, повсюду сверкали вспышки фотоаппаратов.

Потом Роберт вспоминал, что вообще не слышал выстрелов. Крики, треск камер – все слилось в один сплошной гул. Ворачек резко дернулся вперед, как если бы он запнулся, толпа забурлила вокруг, и вдруг кто-то начал вопить: «Вниз! Ложись! Ложись!».

Марш успел затолкать Эллингэма в вестибюль суда. Толпа в панике рванулась к дверям, полицейские пытались сдержать людскую волну, слышались крики «Выстрел!» и «Оружие!». Роберта потащило этой волной, он пытался оглянуться и рассмотреть, что произошло с Ворачеком.

Полицейские оградили его от толпы и дотащили до вестибюля. Его рубашка была залита кровью, кровь была на руках, на лице. Позже Леонард Холмс Нейр изобразил эту сцену на полотне, хлестко разлив красную краску вокруг маленькой фигуры на полу.

Лезших зевак отогнали, прибежал доктор, но было очевидно, что уже ничего не сделать. Ворачек хрипел и пытался что-то сказать. Изо рта вырывались кровавые пузыри, на губах клокотала пена, но Роберт был достаточно близко, чтобы услышать сквозь невнятное бульканье: «Это не я…».

Спустя мгновение Антон Ворачек умер.

Глава 28

Стиви стояла на пороге бального зала, готовясь ступить своими старыми кроссовками на черно-белые шахматные клетки мраморного пола. Свет в зале был приглушен, лишь несколько золотистых светильников горело вполсилы, мигая в такт неслышимой музыке. Вокруг танцевали эллингэмцы; у каждого на голове светились розово-зеленые наушники, в которых и звучала эта музыка.

– Чувствую себя так, словно мы попали на бал в Незерфилде из «Гордости и предубеждения», – пробормотала Стиви.

– Привет! – воскликнул Каз, пританцовывая рядом. На нем был черный пиджак с красным цветком в петлице нагрудного кармашка. – Ребята, здорово, что выбрались! Вот, держите.

Он протянул Стиви и Нейту по паре светящихся наушников.

– Просто надевайте и танцуйте! – сказал он.

Они послушно надели наушники и вошли в зал. В очередной раз Стиви не смогла удержаться от восторга, глядя, как в этой комнате играет и переливается свет, отражаясь в зеркалах. Итальянские маски слепо ухмылялись им вслед.

Стиви выключила музыку; из-за наушников все вокруг слышалось как из-под одеяла. Нейт нервно озирался и периодически слабо дергался, изображая танец. Из чувства солидарности Стиви пару раз подпрыгнула рядом с ним: все-таки ее глубоко тронуло то, что он сам решился прийти сюда и вытащил ее.

Она огляделась вокруг. В стороне кружились Джанелль и Ви, обняв друг друга за плечи. Мэрис в черном пушистом платье совершала какие-то сложные замедленные движения, то же самое рядом делал и Дэш. Они оба уже вполне ожили после трагедии.

Гретхен с другими второкурсниками незаметно тусовалась в углу. И здесь же, в самом дальнем конце зала, были Дэвид и Элли. На Элли было надето что-то черное и блестящее, при близком рассмотрении оказавшееся пакетами для мусора, собранными вокруг талии в идиотскую юбку, а сверху – обычный топик.

Она исполняла какой-то невероятный, сумасшедший танец, что есть мочи размахивая руками. Дэвид не танцевал. Он стоял, прислонившись к стене, и разглядывал танцующих. Как и Стиви, он не стал наряжаться: на нем были все те же мятые джинсы и поношенная зеленая футболка. Увидев, что в зал вошли Нейт и Стиви, он отлепился от стены и направился к ним, снимая наушники.

– Клевый галстук, – подойдя, кивнул он Нейту.

– Не трогай Нейта, – сказала Стиви.

– Я и не трогал, – ответил Дэвид. – Нейт, серьезно, галстук – отпад. И ты принарядился. Ты у нас кто – Бэнкси? Унабомбер?

– «Я милая, милая девочка», – ответила Стиви за Нейта строчкой из известной песни, – которая терпеть не может всякие напряги.

Ви тоже заметила, что Стиви появилась, и потащила Джанелль через всю комнату к ним. На ней была дорогая мужская сорочка с желтым галстуком в белый горошек. Джанелль надела желтую юбку и белую воздушную блузку. Они явно хотели, чтобы их наряды для танцев сочетались. Стиви никогда такого не понимала, но для них это казалось в порядке вещей.

– Привет! – Ви слегка натянуто улыбнулась. – А вот и вы! Теперь все в сборе.

Джанелль опустила глаза, разглядывая пол.

– Ну да, – ответила Стиви. – Я тут решила наконец потусоваться, то есть мы решили.

– Ага, обожаю танцы, – выдавил Нейт.

– Ну так вперед! – бодро воскликнула Ви.

Стиви вообще не имела понятия, как танцевать, хотя, казалось, это тот навык, с которым люди рождаются, вроде умения ходить, и для нее всегда оставалось загадкой, как остальные умудряются так быстро этому научиться. Но Джанелль все-таки подошла к ней, и Нейт самоотверженно ее привел на эти дурацкие танцы, и прямо сейчас она должна на все это смотреть, так что… танцевать ей в любом случае придется. Сначала она попробовала приседать, но получалось так неуклюже, что даже Нейт глядел на нее с жалостью. Тогда она сменила тактику и принялась махать руками, как Элли.

Непонятно, что подумает об этом Дэвид. Вон он стоит и смотрит. А, впрочем, неважно. Терять все равно уже нечего.

Джанелль не удержалась и затряслась от смеха, схватившись за локоть Ви, чтобы не упасть. Стиви остановилась и с улыбкой развела руками. Джанелль подскочила к ней и обняла за шею.

– До чего же ты смешная, – ласково произнесла она.

– Знаю, – сказала Стиви.

Джанелль и Ви снова взялись за руки и медленно задвигались под музыку. Стиви посмотрела в сторону Дэвида, но он уже отвернулся и двинулся к выходу. Она постаралась не замечать боли, что кольнула ее в этот момент.

В конце многих романов Агаты Кристи Пуаро собирает всех подозреваемых где-нибудь вместе. Если весь «Эллингэм» окажется в одном месте, она сможет изучить каждого, отыскать того, у кого была причина подложить сухой лед в туннель и больше туда не возвращаться, найти причину, по которой Хейз свернул тогда с дорожки, ведущей в «Минерву».

Она медленно кружилась и разглядывала эту огромную комнату, оформленную в честь масок и озорства. Комедийные персонажи на обоях и маски, поддерживающие светильники, – все здесь источало обман, а в зеркальных стенах многократно отражалось все помещение.

Где бы ты искал того, кого здесь нет?

Альберт Эллингэм хотел, чтобы она подумала.

Может, это Гретхен? Гретхен, которая открыто призналась, что делала всю работу за Хейза и что была вне себя от злости? Гретхен, которая одолжила ему пятьсот долларов?

– Идем же!

Джанелль взяла ее за руку и начала пританцовывать. Стиви как могла старалась попадать с ней в такт. Приятно было видеть, что Джанелль ей улыбается, а Ви кивает, как бы говоря: «Все хорошо!».

Может, этого достаточно – просто быть рядом с друзьями, быть нормальной девчонкой, перестать думать о том, что ты разыскиваешь убийцу, закрыть глаза и танцевать?

Джанелль сжала ее руку, слегка надавив на царапину, которая еще не зажила.

И тут какая-то мысль вцепилась в мозг Стиви.

Ее рука. Что-то с ее рукой. Боль. Царапина. Она сосредоточила все свое внимание на тыльной стороне ладони, направив на нее мысленный луч прожектора. Рука с ней заговорит. Рука расскажет свою историю, если Стиви позволит.

Ее рука перебирала свои воспоминания. Холод, от которого кожа покрывается мурашками. Тепло внутри карманов ее толстовки. Дрожь от прикосновений Дэвида…

– Сейчас вернусь, – сказала она. – Мне надо… в туалет.

Музыка в наушниках сменилась, все задвигались еще лихорадочнее. Стиви стянула наушники и завертела головой по сторонам. Где-то здесь должен быть один человек, который ей срочно нужен и который всегда поблизости, независимо от того, замечают ее или нет. Ну конечно, вот она. Сидит на одном из низких пуфиков, расставленных вдоль стен, и что-то строчит в телефоне. Стиви продралась к ней сквозь толпу танцующих.

– Мне нужно посмотреть фотографии Хейза, которые ты сделала в тот день в саду, – сказала она.

Жермена недоумевающе уставилась на нее.

– Зачем тебе?

– Потому что мне нужно, Жермена, – терпеливо ответила Стиви. – Я буду тебе очень обязана. Пожалуйста.

– Мне нравится твое «я буду обязана», – усмехнулась Жермена.

Она быстро пролистала фотографии и протянула телефон Стиви. Среди всех снимков Стиви быстро отыскала нужный: Хейз сидит с ноутбуком на коленях и делает вид, что работает. Она увеличила картинку.

Сердце Стиви глухо стукнуло.

– Эй, – позвал ее возникший за спиной Нейт.

– Подожди, – не оборачиваясь, сказала Стиви. – Подожди секунду.

Они стояли втроем на островке тишины посередине танцующего моря. Стиви достала свой телефон и отыскала там фотографии комнаты Хейза. Стена с творчеством фанатов, стол, ноутбук…

Она выругалась шепотом.

На фотографии Жермены, сделанной в субботу, никакой царапины на ноутбуке Хейза не было и в помине. Но когда он еще раз попал в объектив Стиви при обыске в его комнате, на крышке красовались три отметины, как от кошачьих когтей. И точно такие же отметины появились на ее руке, когда в самый первый день она полезла за кольцом Элли под ванну.

– В чем дело? – спросила Жермена, заглядывая в лицо Стиви.

Кто-то взял ноутбук Хейза и спрятал под ванну.

Зачем? Кто это мог быть?

Думай, Стиви.

Может быть, этому человеку нужно было найти в ноутбуке что-то… какое-нибудь доказательство того, что автор шоу вовсе не Хейз, хотя именно он получил всю славу и деньги и наверняка планировал получить еще больше и того, и другого. Может, они с Хейзом повздорили и Хейз… был убит… случайно. А человеку пришлось заметать следы. Нужно было убедиться, что в ноутбуке нет ничего, что могло бы указать на его авторство. Или ее…

Джанелль и Нейта можно исключить. В прошлом году в «Эллингэме» их не было. Тогда остаются Элли и Дэвид.

Все сводится к ним.

Элли, любительница искусства, Парижа и татуировок. Смешная и беззаботная Элли, которая, возможно, слишком уж часто экспериментирует с собственной жизнью. Дэвид, который лжет. Дэвид, чьи родители умерли. Дэвид, который держит все в себе и не прочь поиздеваться над людьми.

Светильники выплескивали языки розового света, в зеркалах отражались малиновые всполохи от ярко пульсирующих наушников на головах танцующих; казалось, какое-то чудовище вскидывало к потолку свои неоновые щупальца. А со стен сверкающими глазами за происходящим наблюдали маски.

Они оба могли выбраться ночью из «Минервы». Отпечатки пальцев Хейза на пропуске? Элементарно. Просто дать ему подержать.

Придумали. Спланировали. Возможно, хотели всего лишь подставить Хейза, чтобы того выгнали из школы, но все пошло наперекосяк. Из них двоих Дэвид больше подходил на роль организатора. Он лучше знает математику и физику. Наверняка он больше осознавал, что может натворить такое количество диоксида углерода. Однако Элли могла бы понравиться идея с клубами искусственного тумана.

Неужели все эти мысли пришли ей в голову лишь из-за нескольких царапин на ноутбуке?

– Что с тобой? – спросил Нейт.

– Все пытаюсь понять, – ответила Стиви.

– Давай прямо сейчас расскажем обо всем Ларри, – сказал он. – Пусть он вызовет полицию.

– И что будет? Это не полиция зашла так далеко, а я. И я смогу пройти этот путь до конца.

– Вот только не надо говорить такое, – пробурчал Нейт. – Иначе мне начинает казаться, что ты и нас обоих доведешь до убийства или чего-нибудь типа того.

– Ну уж нет, – ухмыльнулась Стиви. – Мы просто пойдем домой.

* * *

Танцы закончились в полночь. Стиви специально проследила, чтобы на обратном пути все жители «Минервы» были у нее на виду. Джанелль и Нейт шли рядом, Элли и Дэвид – чуть впереди. Дэвид периодически оглядывался и с любопытством посматривал на Стиви.

Неужели она целовалась с убийцей? А на что похож поцелуй убийцы? Мог ли убийца быть таким же нежным, каким был Дэвид? И не потому ли ее так к нему влечет? Может, именно из-за этого он показался ей таким знакомым в момент их первой встречи? Будто она видела это лицо раньше, знала кого-то, до боли на него похожего, кого-то, с кем ей хотелось сразиться…

А взять Элли. Вот она бежит вприпрыжку в своих мусорных пакетах, как балерина, страдающая психическим расстройством. Могла ли она в шутку заманить Хейза в туннель, чтобы распить там бутылочку вина, например? Сказать ему, чтобы он шел вперед?

Следом за ними тащилась Жермена Батт. Она ничего не говорила, но все время держалась на несколько шагов позади. Стиви прямо чувствовала, как ее распирало любопытство, как она напрягала слух в попытке разнюхать, что же здесь происходит. Жермена дошла бы за ними до самой «Минервы», если бы могла, но возле лужайки с мраморными бюстами тропинка сворачивала к «Юноне», ее коттеджу. Стиви обернулась и громко пожелала ей спокойной ночи, на что та досадливо поморщилась и бросилась догонять своих соседей.

– Вы что-то совсем притихли, – сказала Джанелль.

– Просто под впечатлением, – отозвался Нейт, – от вечеринки.

– А раньше кто-нибудь из вас бывал на танцах?

– Ни разу, – хором ответили они.

Ночь стала декорациями к спектаклю. На темном небе взошла луна, огромная и полная, услужливо залившая желтым светом все вокруг, словно мощный прожектор.

– У тебя есть хоть какая-нибудь идея, что делать дальше? – тихо спросил Нейт Стиви.

– Одна есть, – ответила она, – но она тебе не понравится.

Глава 29

Пикс добросовестно дождалась их прихода и проверила, все ли вернулись. Элли и Дэвид, похоже, собрались уйти в свои комнаты, и тут Стиви заявила:

– Кто хочет сыграть в игру?

Нейт растерянно посмотрел на нее.

– В какую? – оживилась Элли.

– «Я никогда не…».

– О, я люблю эту игру! Дэвид, давай сыграем. Сейчас принесу вино, без вина в нее не играют.

– Тогда нам лучше играть не здесь, – заметил он.

– Пошли ко мне, – предложила Элли.

Нейт бросил на Стиви тревожный взгляд, но она лишь слегка толкнула его локтем.

Комната Элли была по размеру и расположению точной копией комнаты Стиви, но внутри представляла собой совершенно другой мир. Стены были завешаны скетчами, набросками и рекламками на французском. На полу лежал старый потертый ковер, весь пропитанный какими-то тяжелыми восточными ароматами. Повсюду стояли кружки, миски, чашки, принесенные из кухни, все грязные, а некоторые уже покрытые плесенью. На полу валялись ручки и карандаши, а на комоде и столе красовались кляксы застывшего свечного воска.

– Играют все, так? – спросила Элли, устраиваясь на подушке на полу; заодно она вытянула откуда-то из-за кровати початую бутылку вина. – Начинаем со слов «Я никогда не…», и каждый придумывает продолжение. Если вы никогда это не делали – не пьете. Если делали – обязаны сделать глоток. Все просто. Я покажу. Я никогда не целовалась ни с кем в этой комнате.

Она широко улыбнулась и посмотрела на Дэвида. Тот отвел глаза.

Ни он, ни Стиви не шевелились. Наконец Стиви дотянулась до бутылки и едва пригубила вино, вдохнув его аромат. Она вернула бутылку на место, и Дэвид медленно сделал то же самое.

Элли рассмеялась.

– Вот как это работает! – воскликнула она. – Нейт, твоя очередь.

– Ладно, – сказал он. – Я никогда раньше не ходил на танцы.

– Ты же это уже говорил, – сказал Джанелль.

– Ну и что? Правила не запрещают говорить установленные факты, – парировал Нейт.

Джанелль глубоко вздохнула и сделала небольшой глоток, потом – Элли, затем – Дэвид.

– Джанелль, ты, – сказала Элли.

– Я никогда не разводила огонь в камине в своей комнате.

На этот раз выпила только Элли, и она приложилась к бутылке как следует. Наступил черед Дэвида. Он прислонился спиной к кровати Элли и почесал подбородок.

– Я никогда не обыскивал чужую комнату, – произнес он.

Стиви замешкалась, но выпила. Все настороженно посмотрели на нее, но не сказали ни слова. Наконец очередь дошла и до нее.

– Я никогда не брала того, что мне не принадлежит, – сказала она.

Джанелль и Стиви не пошевелились, а Нейт взялся за бутылку.

– Будем считать, что я выпил, – сказал он.

– Ну уж нет, – возразила Элли. – Ты обязан выпить по-настоящему. А что ты взял?

– Да при чем тут я? Это же все делают, иногда даже случайно. Как вообще можно всю жизнь прожить и никогда ничего у других не взять?

– В общем-то, это правда, – кивнула Джанелль и потянулась за бутылкой. – Знаете, эта игра… слишком тяжелая, я же вообще не пью. Так что я, пожалуй, пас.

– Тогда я вам сыграю, – заявила Элли и потянулась за Рутой. Саксофон стоял прислоненный к столу.

Рута.

Что Элли говорила о Руте? Я не смогу без нее жить. Денег в тот момент не было, но я нашла выход. Я что-то нарисовала, я получила немного денег, я купила Руту.

Элли уже собралась вставить мундштук саксофона в рот.

– А сколько стоила Рута? – быстро спросила ее Стиви. – Я тут подумываю тоже прикупить какой-нибудь инструмент.

Все, кроме Элли, посмотрели на нее недоверчиво.

– Что-то около пятисот баксов, – ответила Элли. – Но она того стоит. Она мне стала настоящим другом.

Пятьсот долларов.

– А когда ты ее купила? Весной?

– Угу. – Элли слегка нахмурилась.

– Ты говорила, что заработала деньги, сделав какую-

то творческую работу. Что ты сделала?

Элли заерзала на своем месте.

– Продала несколько рисунков и поделок, – сказала она.

– Пять сотен за рисунки? – Стиви вздернула бровь. – Круто. А много рисунков у тебя купили до этого?

– Ну, несколько, – буркнула Элли. – Слушайте, если мы больше не будем играть или пить, можете все проваливать.

Нейт смотрел на Стиви. Он знал. Он понял. Джанелль хотела подняться, но Стиви сделала ей знак подождать.

– Давайте поговорим немного о Хейзе, – сказала она. – Похоже, нам стоит, так сказать, воспользоваться моментом.

– Нет настроения, – процедила Элли.

– Что ты задумала, Стиви? – с ухмылкой спросил Дэвид, но в его голосе проскользнула тревога.

– С Хейзом такая тема, – начала Стиви. – Он же тоже типа брал вещи, которые ему не принадлежали. Ему тоже пришлось бы выпить, будь он с нами сейчас. Он заставлял других делать за него работу: меня, например, Нейта, кстати, и Гретхен. А ты, Элли, делала какую-нибудь работу за Хейза?

Элли уставилась на Стиви. Глаза ее расширились, в них словно вспыхнули огоньки, и из темно-карих они превратились в золотистые.

– О чем ты вообще сейчас говоришь? – спросила она.

– Да уж, Стиви, – подхватил Дэвид, – ты это о чем?

– И вот что странно, – словно не замечая вопроса, продолжала девушка. – Хейз сам рассказал, что написал сценарий к своему шоу прошлым летом во Флориде. Он солгал. Этот сценарий был написан 4 июня, а школа закрывалась на каникулы 6-го.

– Что? – пискнула Элли. – Я…

– Я это знаю, потому что обыскала его комнату, – не дала ей договорить Стиви. – Да, я шарю по чужим комнатам. Какой кошмар. Мне становится ужасно интересно, когда я вижу, что происходит что-то необъяснимое. Но кое-что я выяснила. Например, что Хейз соврал. Он сделал шоу здесь, и не в одиночку. А прошлой весной он занял у Гретхен, своей бывшей девушки, пятьсот долларов, и, понятно, не вернул. При этом тебе заплатили ровно столько же за какую-то работу, и ты купила Руту.

– Стиви, ты совсем рехнулась, – дрожащим голосом произнесла Элли. – Вали на хрен из моей комнаты. Все убирайтесь на хрен.

– Есть еще кое-что, – не унималась Стиви. – Кто-то брал его ноутбук. Уже после того, как он умер, но перед тем, как я пробралась в его комнату. Этот человек сунул его под ванну. На крышке осталось три царапины. Раньше их там не было. Это доказательство.

– Стиви… – со страхом произнесла Джанелль, – что происходит?

Но Стиви уже во весь опор неслась, и назад пути не было. В комнате, пропахшей пачули и масляными красками, воцарилось тяжелое молчание. После того как она влезла в прошлое Элли и Хейза, переворошила все их грязное белье, она уже не сможет откатить обратно и превратить все в шутку. Если она ошиблась, ей придется собрать вещи и уехать. Она подумала, что похожа на воздушного гимнаста, идущего по тонкой проволоке под куполом цирка. Она чувствовала, как под ее ногами проволока пружинит и качается, и ей нравилось это ощущение.

– И напоследок. Бет Брэйв. Она разговаривала с Хейзом по скайпу в тот самый момент, когда он якобы перетаскивал сухой лед из мастерской в туннель. Интересно, он вообще знал про сухой лед? Это точно была его идея?

Лицо Элли застыло, совсем как у масок на стенах бального зала – щеки вытянулись, глаза округлились.

– Убирайся отсюда. Все убирайтесь к чертовой матери.

Дэвид пошевелился, но остался на месте. Джанелль вжалась спиной в комод. И только Нейт оставался словно высеченным из камня, скрестив руки на груди и наблюдая за происходящим.

– Знаешь, Стиви, – медленно начал Дэвид, – то, что ты сейчас сказала… это как бы слишком.

– Знаю.

– Так что ты должна быть на сто процентов уверена…

– Я уверена.

– Ну да, я помогла ему с этим шоу! – взорвалась Элли. – Черт! Я это сделала, что дальше?

Первый пазл встал на место.

– Фильм, – сказала Стиви. – Хейз собирался в Голливуд. Он хотел работать с Пи Джеем Эддертоном. Вся слава и деньги достались бы ему одному.

– И что? Думаешь, я хотела, чтобы все узнали, что я тоже участвовала в создании шоу про зомби? Мне просто нужны были деньги на Руту.

– Тогда зачем ты взяла его ноутбук? Здесь была полиция. Ты должна была убедиться, что в нем нет доказательств твоего участия, потому что ты знала…

– Я знала, что это выглядит некрасиво. Хейз… он мог наговорить кучу всякой хрени. Он делал глупости, и он умер. И мне грустно от этого, а сейчас вам всем нужно выметаться.

Никто не пошевелился. Тогда Элли вскочила и схватила сумку с пола.

– Элли, ты куда? – Дэвид тоже поднялся и быстро подошел к ней.

Он хотел схватить ее за руку, но она резко дернула локтем и вырвалась. Она выбежала в коридор, пронеслась через общую комнату и в одно мгновение оказалась у входной двери.

Стиви бросилась за ней следом. Элли толкнула дверь, выскочила наружу и… налетела прямо на Ларри.

– Я написал ему пятнадцать минут назад, – произнес за спиной Стиви подошедший Нейт. – Не хотелось, чтобы из-за тебя нас всех тут поубивали.

– Понятно, – сказала Стиви и тяжело опустилась на стул. – Это честно.

* * *

Всех обитателей «Минервы» привели в Гранд-Хаус и посадили в кабинет Альберта Эллингэма. Была уже глубокая ночь. Ларри задернул тяжелые портьеры.

Слегка взъерошенный Чарльз в джинсах и легком свитере выглядел так, будто его только что разбудили. Доктор Куинн была здесь же, одетая в эффектное черное платье. Казалось, ее вызвали с какого-то торжественного мероприятия. Пикс в необъятном свитере и армейских штанах сидела в стороне.

Элли устроилась в одном из кожаных кресел, обхватив колени и спрятав в них голову. Стиви пришлось пересказать весь их разговор. Когда она закончила, несколько минут в комнате стояла тишина.

– Элемент, – произнес наконец Чарльз, – ты помогла Хейзу написать сценарий для шоу?

– Ясен пень, – отозвалась Элли. – Замечательно.

Я помогла ему с этим шоу. Кому какое дело?

– Но разве это шоу не принесло ему достаточно много денег? – спросил Ларри.

– Без понятия, – отрезала она. – Мне плевать на деньги. Я выросла в коммуне. Это не про деньги. Не для меня.

– Что это значит? – спросил Чарльз.

– Это значит… то, что значит. Что угодно.

– Ты брала ноутбук Хейза? – спросил Ларри.

– Не хочу об этом говорить. Чушь собачья.

– Элемент, – твердо сказал Ларри. – Ты брала его ноутбук? Ответь на простой вопрос.

– Я в него заглядывала.

– Зачем?

Ответа не последовало.

– Это ты оставила сухой лед в туннеле? – спросил Ларри.

– Нет, – буркнула Элли себе в коленки.

– Ты что-то недоговариваешь, – сказал Ларри. – Тебе нужно объяснить нам, что происходит. Это серь-

езно.

Элли вдруг опустила ноги и выпрямилась в кресле. В глазах у нее стояли слезы, казалось, еще чуть-чуть – и они хлынут.

– Господи, он был таким тупицей. Зачем я вообще на него обратила внимание?

– Поясни, что ты имеешь в виду? – насел на нее Ларри.

– Все это место. – Элли задрала голову и мрачно усмехнулась. – Все это место. Хейз и его тупые идеи. Вот что его убило – его тупые идеи.

– Меня по-настоящему беспокоит продолжение этого разговора, – заявила доктор Куинн, подняв руку. – Элли, думаю, не нужно больше ничего говорить, пока мы не вызовем тебе адвоката. И всех остальных лучше увести отсюда.

– Согласен, – кивнул Чарльз. – Я сообщу главному юрисконсульту и приглашу его сюда. Ларри, сможешь проводить ребят обратно в «Минерву»?

Ларри подошел и что-то тихо сказал Чарльзу и доктору Куинн.

– Хорошо, – ответил ему Чарльз. – Доктор Пиксвелл, отведите, пожалуйста, всех в учительскую. Если кто-нибудь захочет лечь спать, можно воспользоваться гостевыми комнатами.

– Мы не вернемся домой? – спросил Нейт.

– Лучше вам побыть здесь, – сказала доктор Куинн, – пока мы не разберемся.

– Я что, теперь под арестом? – визгливо спросила Элли. – Ларри меня арестует?

– Нет, – ответил Ларри. – И я согласен: давай подождем твоего адвоката, Элемент. Ты будешь ждать здесь, хорошо? Просто посиди смирно.

Поворот событий казался невероятным: кучка студентов собралась после танцев поболтать в общежитии, а в итоге очутилась перед всей школьной администрацией, в ожидании. Элли вдруг поднялась с кресла, но показалась такой маленькой и испуганной, словно дикий зверек, с заплаканными, покрасневшими глазами.

– Все, я пошла, – сказала она.

– Элемент, – предостерегающе произнес Ларри.

– Вы не можете удерживать меня здесь.

– Элли, – подошел к ней Чарльз; голос его был спокойным. – Знаю, тебя все это пугает. Но мы всего лишь хотим тебе помочь. Самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать, – это успокоиться и посидеть здесь. Если ты останешься и дождешься адвоката, все наладится, но если ты сейчас уйдешь…

– Здесь некуда идти, – сказала доктор Куинн. – Мы высоко в горах, и сейчас глубокая ночь. Элли, сядь.

Элли села.

– Тебе принесут что-нибудь поесть и попить, – сказал Чарльз. – Хорошо? Пикс, позаботьтесь, пожалуйста…

Никто до конца не понимал, в каком состоянии Элли находится на самом деле. Неловко шаркая, ребята потянулись к выходу. Гранд-Хаус скрипел и покряхтывал на осеннем ветру. Элли осталась в кабинете. Когда все вышли, Ларри повернул ключ в замке.

– Ты ее запираешь? – спросил Чарльз.

– Ты чертовски прав, именно это я и делаю. А французские двери охраняются снаружи.

– Она же не арестована, – сказал Чарльз.

– Нет, но она, возможно, кого-то уже убила. Будет безопаснее оставить ее здесь.

– Ладно, принесу ей воду и поесть.

– Можешь делать что хочешь.

Ларри сделал знак охраннику, чтобы тот встал возле двери.

– Ты, – он повернулся к Стиви, – за мной.

Он провел ее в комнату охраны и закрыл дверь.

– Садись, – сказал он.

Он позвонил в полицию и попросил, чтобы патрульная машина приехала как можно скорее. Потом положил трубку и мрачно взглянул на Стиви.

– Тебе следовало прийти ко мне, – сказал он.

– И что я должна была сказать? – спросила она.

– Что Хейз с кем-то говорил по скайпу в то время, когда он должен был быть в мастерской.

– Извините, – пожала плечами Стиви, – мне показалось, этого недостаточно.

– Недостаточно для чего? Это не тебе решать. Ты хоть понимаешь, что здесь могло произойти? Ясно, что Элемент что-то скрывает. Возможно, она убила Хейза. Более чем возможно. Не играй с этим.

– Знаю.

Ларри потер глаза.

– Значит, ты будешь ждать здесь, пока не приедет полиция и мы во всем этом не разберемся.

Он вышел, оставив Стиви пялиться в мониторы наружных камер видеонаблюдения, на которых не было ничего, кроме темноты, смутных очертаний деревьев да иногда светящихся глаз каких-то мелких животных. На мгновение она задремала.

Ей приснилось то послание, которое она видела на своей стене. Теперь оно сформировалось. Слова начали повторяться. Вот загадка на стене… ждет убийство в тишине… навестить пришло оно…

Вот что там было написано. Может, оно на самом деле появилось на стене. Может, это сделала Элли? Такое произведение искусства. Потому что какой смысл говорить, что ты собираешься совершить убийство, правда?

Тут за дверью послышались чьи-то вопли. Стиви подскочила и метнулась в холл. Дверь в кабинет Эллингэма была распахнута, на пороге стоял Чарльз, держа бутылку воды и контейнер с какой-то едой. Охранники бежали к входной двери.

– Что значит – сбежала?! – заорал Ларри. – Проклятье, она может погибнуть, если уйдет слишком далеко!

– Как это вышло? – спросила доктор Куинн.

– Похоже, она нашла тайный ход, – сказал Ларри. – Откуда, черт возьми, она про него узнала? Дэннис, спускайся в цоколь. Ход ведет туда. Ларс, Бенни, вы – на улицу, проверьте все окна…

Тайный ход. Стиви читала о нем. Между кабинетом Эллингэма и бальным залом был проход, ведущий в цокольное помещение. В основном его использовали для игр и розыгрышей. Очевидно, его устроили прямо в стене, незаметно для глаз.

Элли сбежала.

30 октября 1938 года

То особенное утро оказалось удивительно солнечным и теплым. На небе не было ни облачка, деревья еще красовались в остатках своего золотого убранства, и все предвещало погожий осенний денек.

Роберт Макензи сидел за столом и прислушивался к тиканью часов на каминной полке. Это был единственный звук, нарушавший тишину, если не считать тихих шагов Монтгомери или кого-то еще из персонала за дверью да приглушенных голосов студентов, спешащих на занятия.

С тех пор как прошел суд и Альберт Эллингэм выделил Макензи одну из комнат, выходящих окнами на парадный вход, у того появилось гораздо больше места, чем ему требовалось.

– Ты можешь работать здесь, – просто сказал ему хозяин. – Это помещение ни для чего другого не используется.

Но Роберт понимал, что Эллингэм заботится не о его удобстве. Он просто хотел побыть в одиночестве. Один в кабинете весь день, дверь заперта. Время от времени слуга приносил поесть. Посетители редки. Задернутые портьеры скрывают от всего мира. Но всегда есть вероятность, что Элис вернется.

Вероятность возвращения Элис, той, которую так и не нашли. Вечно висящий в воздухе вопрос. Что если она?.. Неужели она?..

Эллингэм всегда говорил об Элис в настоящем времени. Все в ее комнате было приготовлено к ее приходу. Трижды в год Эллингэм заказывал в Нью-Йорке полный гардероб сезонной одежды для девочки, каждый раз приблизительно того размера, какой был бы у Элис в это время. Горы платьев и сарафанов, кофточки и носочки всех цветов, пижамы, пальто, шапочки, перчатки, меховые рукавички, кожаные туфельки… Горничная Айрис, которую Эллингэм по-прежнему держал в доме, должна была все это распаковать и развесить в гардеробной Элис. Предыдущую неиспользованную одежду отдавали на благотворительность. Элис получала подарки на день рождения и Рождество: чудесный новенький радиоприемник, лошадку-качалку из Лондона, книги, целую библиотеку классики, миниатюрный набор фарфоровой посуды из Парижа, поражающий воображение кукольный дом – копию Гранд-Хауса.

Все это так угнетало персонал, что горничные часто плакали, раскладывая детские вещи и снимая оберточную бумагу с подарков. Но при Эллингэме – никогда. При нем они всегда говорили об Элис как о живущей с ними: «Мисс Элис понравится ее новое весеннее платье, сэр», «Замечательное радио для мисс Элис, сэр. Она будет в восторге».

Вероятность возращения Элис привела к тому, что в прошлом июне осушили озеро. В анонимном письме высказалось предположение, что ее тело может быть на дне. Это представлялось крайне маловероятным, однако Эллингэм приказал откачать воду. Роберту тогда показалось, что это был некий акт возмездия со стороны Эллингэма – озеро, оказавшееся невольным участником событий того страшного дня, в итоге поплатилось. Теперь на его месте зиял пустой котлован – вечное напоминание о трагической потере.

Тихую атмосферу утра прервал звонок, вызывавший Роберта к Эллингэму. Он взял блокнот и карандаш и прошел в его кабинет. Портьеры были раздвинуты. Стена с французскими дверями открывала сюрреалистический вид на пустое озеро. Роберт так и не смог привыкнуть к спокойному созерцанию этой открытой раны на теле земли.

– Я собираюсь в яхт-клуб, – сказал Эллингэм. – Погода ясная. Я пригласил Марша составить мне компанию. Нам обоим надо подышать свежим воздухом. Слишком долго мы сидели в полутьме.

– Это отличная идея, – сказал Роберт. – Мне распорядиться, чтобы вам собрали корзину для пикника?

Альберт Эллингэм покачал головой.

– Нет необходимости. Вот, придумал загадку сегодня утром. Что думаешь?

Он протянул Роберту телеграфный бланк. Эллингэм давно не писал загадок, так что Роберт охотно взял его.

– Где бы ты искал того, кого здесь нет? – прочел он. – Он всегда на лестнице, но не на ступени. Вот и весь секрет.

Он взглянул на своего хозяина. Его глаза необычно блестели.

– Может быть, это лучшая загадка из всех, что я придумал, – сказал Эллингэм. – Моя загадка Сфинкса. Кто разгадает – пройдет. Кто – нет…

Фраза повисла в воздухе. Он забрал листок у Роберта и положил его на стол.

– Сегодня у меня для тебя очень важное задание, Роберт, – сказал он, накрывая листок пресс-папье. – Выйди, погуляй, развейся. Это приказ.

– Я и сам собирался. Только сначала разберу кипу писем весом в пару-тройку килограммов.

– Я серьезно, Роберт, – более строго произнес Эллингэм. – Скоро зима, и ты пожалеешь, что не воспользовался таким днем, как этот.

Роберт не нашел что возразить.

– Ты хороший человек, – вдруг сказал Эллингэм. – Желаю тебе такой же счастливой жизни, какая была у меня. Не забывай играть. Помни про игру. Всегда помни про игру.

Потом Роберт вспоминал, что, произнося эти слова, Альберт Эллингэм не выглядел угрюмым. К нему словно вернулись его обычные живость и напористость. Может быть, пришло время вернуться к нормальной жизни. Со времени суда прошел уже год. Наверное, было пора.

Роберт ослушался приказа хозяина и остался работать. Он сделал несколько звонков в Нью-Йорк и Лос-Анджелес, на новую киностудию. Перебрал оставшуюся корреспонденцию. Часы летели, незаметно подкрался вечер. Голова у Роберта была удивительно легкой. Что-то, возможно, изменится к лучшему, думал он. Вероятно, Альберт Эллингэм оправится от горя. Он еще не стар, богат, полон сил. У него может появиться новая семья. Злые чары над этим поместьем могут рассеяться, и все можно будет начать заново.

В половине восьмого Роберт закончил, вполне довольный проделанной работой. На столе лежала аккуратная пачка полностью оформленных документов. Поднос для писем пустовал. За окном стемнело, поднялся ветер. Он просачивался сквозь щели в оконных рамах, тихо шуршал по углам комнаты и посвистывал в каминной трубе.

Роберт развел огонь и заказал ужин. Повар был рад приготовить что-нибудь для того, кто это действительно съест, так что вскоре перед ним дымилось целое блюдо запеченных свиных щек под соусом из шпината с картофелем. Он включил радио и устроился за письменным столом. Сейчас должна была начаться его любимая передача, «Театр Меркурий». Недавно они сделали пару отличных радиопостановок, по мотивам «Шерлока Холмса» и «Вокруг света за 80 дней». Эта передача обычно была главным событием недели в жизни Роберта.

Как только заиграла музыка и диктор объявил: «А теперь мы переносимся в Гроверс-Милл, Нью-Джерси…», раздался звонок телефона. Роберт отложил салфетку, приглушил звук радио и поднял трубку.

– Роберт Макензи, – произнес он, вытирая каплю шпинатного соуса с уголка рта.

– Это сержант полиции Арнольд. – Голос на другом конце дрожал от волнения и прерывался. – Вы можете подтвердить, что Альберт Эллингэм… его лодка… что он брал сегодня лодку?

– Да, несколько часов назад, – ответил Роберт. – Он уехал с Джорджем Маршем.

– Он еще не вернулся?

– Нет. Скорее всего, он останется в Берлингтоне. Во всяком случае, так он сказал. А что случилось?

– Мы получили сообщение, что эта лодка затонула недалеко от Саут-Хиро, – произнес сержант. – На ней был взрыв…

В голове у Роберта поплыл туман, ему показалось, что он падает; все вокруг завертелось, а голос сержанта в трубке слился с тихим бормотанием радио и его собственными ударами сердца, отдававшимися эхом во всем теле. А затем он на мгновение словно взлетел под потолок и увидел всю комнату сверху.

Он навсегда запомнил тот странный утренний разговор с Альбертом Эллингэмом, его загадку Сфинкса, его приказ погулять и развеяться.

Будто он знал, что в тот день умрет. Всю жизнь Роберт помнил эту загадку, но так и не смог отыскать на нее ответ.

Глава 30

Это была долгая ночь.

Обитателям «Минервы» не разрешили вернуться в коттедж, пока полиция все там не обыщет. В Гранд-Хаусе имелась пара комнат для преподавателей и гостей, которые обычно оставались там, если снежные заносы не позволяли уехать. Их заняли Джанелль и Нейт. Дэвид устроился на диванчике в учительской, а Стиви осталась в холле. Она сидела на нижней ступеньке, разглядывая бессонными глазами огромную лестницу, снова и снова прокручивая в голове факты и загадки.

Всегда на лестнице, но не на ступени. Но она-то всегда на ступени. Всю ночь на ступени. Она видела, как полицейские и охранники сновали туда-сюда, как Чарльз и доктор Куинн встречали школьного адвоката. Местность прочесали, но в темноте шансов найти Элли было не много. Стиви слышала, как кто-то упомянул о медведях, но о лосях – ни слова.

До сих пор ни одного лося.

Маленькое окошко в цоколе нашли открытым, перед ним громоздилась башня из коробок. Ускользнула, исчезла, испарилась. Вверх по горе. Вниз по горе. Вокруг горы. Кто знает?

Так Стиви просидела в самом сердце беспокойного Гранд-Хауса всю ночь. В ее уставшем и перенапряженном мозгу мелькали события нескольких последних недель, и то послание, которое она видела на стене за пару дней до смерти Хейза, наконец осело в памяти. Вот загадка на стене…

Так много загадок.

Она потерла глаза и спрятала лицо в ладонях. Подремала какое-то время, пока ее не разбудила чашка кофе, возникшая у носа.

– Не уверен, что тебе удобно так спать, – сказал Ларри. – В комнате охраны стоит раскладушка, и наверху еще есть диваны.

– Я не хочу спать.

– Иногда вопрос не в том, чего ты хочешь.

Стиви помотала головой.

– Вы ее нашли? – спросила она.

– Уже светает. Сюда летит вертолет.

– Можно мне выйти? Глотнуть воздуха?

Ларри задумался и качнулся на каблуках.

– Только не уходи далеко, чтобы я мог тебя видеть, – наконец кивнул он.

Стиви взяла кофе и вышла на лужайку перед Гранд-Хаусом. Она села на влажную траву, уставилась на витражные окна, башни и шпили и отпустила все мысли. Над Эллингэмской академией занимался рассвет, раскрасивший бескровное небо розовыми мазками. Стиви смотрела, как из-за стен начинают пробиваться солнечные лучи, и не сразу заметила, что кто-то еще вышел из дверей.

Засунув руки в карманы, своей небрежной, размашистой походкой к ней шел Дэвид. Он присел рядом, не сказав ни слова.

Есть в свежести раннего утра что-то такое, что едва уловимо меняет твое восприятие. Все вокруг кажется обновленным и слегка нереальным; мягкий солнечный свет робко освещает мир, еще не надевший свою броню повседневности.

Что бы между Стиви и Дэвидом ни происходило раньше, сейчас все это кануло в небытие. Сейчас был только ароматный кофе Ларри и это неяркое утреннее солнце.

– Н-да, – наконец произнес Дэвид. – Похоже, школа облажалась.

Стиви сделала большой глоток горячего кофе. Он был слишком крепким, с комками порошковых сливок, но взбодрил ее сразу.

– Один студент убит, – сказал Дэвид, взглянув на небо, откуда послышался далекий шум. – Другая, которую, похоже, подозревают в этом убийстве, исчезла. Такое уже не скроешь.

– Угу, – Стиви сделала еще глоток.

Кроны деревьев зашумели от ветра, словно природа тяжело вздохнула. Где-то за деревьями снижался вертолет.

– Похоже, ее ищут с воздуха, – предположил Дэвид.

– Угу.

– Ты что-то недостаточно разговорчива для человека, который только что раскрыл свое первое дело. Разве ты не рада? Может, тебе дадут значок шерифа?

Стиви поставила чашку с кофе на траву. Некоторое время она смотрела на нее, не упадет ли та и не ошпарит ли ее. Чашка не упала.

– Можно я тебя спрошу? – повернулась она к Дэвиду. – В ту ночь, когда сухой лед перетащили в туннель, ты сказал, что был с Элли. Это ведь правда?

– До полуночи или типа того, – кивнул он. – Но я тебе наврал. Мы не курили траву. Просто разговаривали.

– Так ты еще добавил, что…

– Просто ради прикола.

Вертолет появился в поле зрения. Он кружил над деревьями.

– До сих пор не могу поверить, – сказал Дэвид. – Элли не преступница. Здесь явно происходит что-то, чего я не понимаю, но она не… она не могла причинить кому-то вред. По крайней мере, намеренно. Не знаю. Может, я вообще ничего не знаю.

– А ты что-нибудь понял из того, что она сказала в самом конце? – спросила Стиви. – О том, как Хейз что-то придумывал? Когда она повторяла что-то обо всем этом месте и его идеях?

– Без понятия.

Девушка разминала пальцами пучок травы, пока они не стали зелеными. Может, она просто устала от недосыпа и ничего не соображает? Она собрала факты вместе. Элли призналась, что написала сценарий для шоу. Элли удрала. Зачем сбегать, если ты ни в чем не виновата?

Она подумала про Эркюля Пуаро. Он тоже начинал сомневаться, когда собирал факты и обнаруживал, что они не совпадают. Он всегда говорил о психологии преступления. Здесь что-то нечисто. И что-то неясно.

Совсем как с Ворачеком. Да, у него нашли деньги. Он даже сам признался, что совершил преступление. Но это никак не мог быть Ворачек.

Двое полицейских вышли из-за деревьев. Один из них нес коробку. Они шли по направлению от «Минервы».

– Похоже, ее комнату обыскали, – сказал Дэвид. – Наверное, нам уже можно вернуться.

Они поднялись и устало побрели к коттеджу.

* * *

В «Минерве» было тихо этим утром. Пропахший застарелым сигаретным дымом ветхий дом кряхтел, залитый бледным солнечным светом. Голова лося добродушно посматривала сверху, и даже красные обои не выглядели так агрессивно. В доме чувствовалась пустота. Сейчас здесь не было людей, и как минимум двое больше никогда не вернутся. А может, только один.

Дверь в комнату Элли была приоткрыта. Стиви чуть задержалась возле нее и заглянула внутрь. Дэвид подошел ближе. Она чувствовала исходившее от него тепло.

– Собираешься войти, так? – спросил он. – Это в твоем стиле.

Она не ответила.

– В этот раз я не возражаю, – сказал он и распахнул дверь.

Декорации к их ночной игре заметно изменились. Полицейские отодвинули кровать Элли от стены, и теперь она слегка криво стояла почти в самом центре комнаты. Скомканное ночью покрывало теперь лежало расправленным. Книги были сняты с полок и высились на полу аккуратными стопками. Все ящики комода были закрыты, и это означало, что полиция по ним прошлась – до этого все они были либо перекошены, либо слегка приоткрыты и почти из каждого что-то торчало.

– Здесь даже стало чище после обыска полиции, – сказал Дэвид.

Он похлопал по краю кровати, прежде чем сесть. Стиви посмотрела на него. В утреннем свете черты его лица смягчились, в них появилось что-то… ангельское. Большие глаза и легкие завитки волос.

Она вспомнила, как мать назвала статуи на въезде в поместье ангелами. А Стиви сказала: нет, это сфинксы. Так ангелы или сфинксы?

Ей точно нужно поспать.

Она присела на кровать рядом с Дэвидом и уставилась на вещи Элли. Вот ее брезентовый вещмешок. Куча грязной одежды в углу. Разбросанные карандаши на полу. Короткие фразы, написанные ее рукой на стенах. На тумбочке возле кровати стояла фотография целой толпы людей в рамке. Наверное, это жители ее коммуны. Рута сиротливо стояла прислоненная к столу, поблескивая на солнце.

– Мне так жаль, – вдруг сказала Стиви, обращаясь отчасти к Руте, но в основном к Дэвиду.

– Жаль?

– Прости, что шарила по твоим вещам. Мне было так плохо. Я просто… не знаю. Я хотела понять, кто ты. Ты вел себя так странно…

– Отличное извинение.

– Ну хорошо. – Стиви помолчала. – Я была неправа.

До них доносился гул вертолета, сотрясавший воздух где-то вдали. Сейчас весь «Эллингэм» проснется, а Элли сбежала, и снова начнется хаос.

– Да, – сказал Дэвид спустя мгновение.

– Да?

Он пожал плечами.

– Если школу закроют, наверное, у нас больше не будет возможности сердиться друг на друга.

– Наверное, не будет.

Они сидели рядышком на кровати и молчали. Дэвид взял ее руку и нарисовал пальцем маленький кружок на раскрытой ладони. Стиви едва не потеряла равновесие от головокружения. А если он ее поцелует? Прямо сейчас, солнечным утром, когда их могут все увидеть? Прямо здесь, на кровати исчезнувшей одноклассницы, которая, возможно, еще и убийца?

Он слегка наклонился к ней, и ее качнуло назад. Она оперлась рукой о матрас и вдруг нащупала под ним что-то твердое.

Она откинула стеганое одеяло и вытащила небольшую коробку из меди – квадратную, сантиметров двадцать в длину и ширину, со скругленными углами. Видно было, что это старая вещь; время кое-где оставило на ней вмятины и ржавчину, но оно не могло скрыть, что это было настоящее произведение искусства. На крышке виднелись надпись «Чай “Старая Британия” в пакетиках» и картинка с дымящейся чашкой чая. Какая-то странная рухлядь.

Что-то гулко затарахтело.

Загрохотало прямо в голове.

На самом деле это был вертолет, зависший очень низко над землей. Его шум уже невозможно было игнорировать.

Дэвид обернулся на звук, отпустил руку Стиви и подошел к окну.

Она глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки. Повертела странную коробку, с трудом открыла крышку и высыпала содержимое на кровать. Какие-то остатки белых перьев, оторванный лоскут ткани с нашитыми бусинками, золотистый футлярчик губной помады, квадратная хрустальная клипса и миниатюрная туфелька, покрытая красной эмалью, которая оказалась контейнером для таблеток. Стиви несколько раз открыла и закрыла ее, разглядывая внутреннюю часть, отделанную потускневшей бронзой.

– Так странно, – пробормотала она. – Дэвид, посмотри.

– Подожди, – отозвался он.

Стиви заглянула в коробку еще раз. На дне лежали примятые сложенные листки разлинованной бумаги и около дюжины старых черно-белых фотографий с неровными и шероховатыми краями. Стиви развернула листок. На сгибах бумага чуть протерлась, но в целом была еще плотной и только чуть пожелтевшей. Аккуратным, чуть размашистым почерком было выведено:

Баллада о Фрэнки и Эдварде

2 апреля 1936 года

У Фрэнки и Эдварда было всего В достатке, чего уж роптать. Золота горы и серебро. Но оба любили играть. И оба хотели всю правду сказать. Не кланялись ни одному королю Фрэнки и Эдвард в ноги. Любви и искусству всю жизнь свою Они посвятили в итоге. И свергли того, кто правил страной, И взяли Король был ловкач, балагур и шутник. Хотел он игрой управлять. И жил на холме, там замок воздвиг, Чтоб в замке прекрасном играть. И сделали Фрэнки и Эдвард свой ход. Теперь все совсем по-другому пойдет.

На фотографиях были запечатлены два подростка, мальчик и девочка, в позах, которые показались Стиви знакомыми и в то же время крайне ее озадачили. На мальчике были костюм и шляпа, на шее ослабленный галстук. Девочка была одета в узкий свитер и юбку, а на голове – берет с пером. На одном фото они стояли перед старинным автомобилем. На другом у девочки была сигара. На третьем они стояли лицом друг к другу, девочка вытянула вперед руку. Стиви перевернула фотографию. На обороте стояла дата: 11.04.1935.

Стиви смотрела на разложенные фотографии, и вдруг ее осенило. Они позировали, как Бонни и Клайд, известная в 30-х пара преступников. Это была костюмированная игра.

Один из снимков отличался от остальных: он был толще на ощупь и тяжелее. Стиви внимательно осмотрела его и поняла, что это две склеенные фотографии. Она не обращала внимания на оглушительный вой приземляющегося вертолета. Эта коллекция странных вещиц и снимков, что бы она ни значила, была гораздо важнее. Стиви осторожно попыталась отделить фотографии друг от друга. С первого раза у нее это не получилось, но постепенно они поддались. Между ними что-то торчало. Похоже на…

Слово, вырезанное из журнала?

Ярко-красные буквы «НАС» на желтом фоне. Крошечный квадратик, может, в полсантиметра.

У Стиви задрожали руки.

Вырезанное из журнала слово в коробке с вещами и фотографиями, датированными 1935–1936 годами. На фотографиях два подростка ее возраста, изображающих Бонни и Клайда. Стихотворение, вернее, отрывок, мало чем отличающийся от письма Лукавого, написанный всего лишь за день до его письма. Незаконченные строки о какой-то игре с королем, который живет на холме.

Это Лукавый. Кто бы ни написал этот стих, кто бы ни были эти Фрэнки и Эдвард.

Стиви принялась лихорадочно копаться в чердаке своей памяти, открывая коробки и выдвигая ящики. Комната Элли, Дэвид, все это странное утро остались где-то позади. Вот оно. Нашла. В ее памяти всплыл листок с протоколом допроса Леонарда Холмса Нейра. Он рассказал о мальчике и девочке, которые показались ему талантливыми. Они были парой. У нее волосы цвета воронова крыла, а он немного похож на Байрона. И девочка спросила его про Дороти Паркер. Два студента-первокурсника Эллингэмской академии.

Эти студенты написали письмо. Доказательство у нее в руках.

И они же убили Айрис Эллингэм? И Дотти? Неужели Дотти убили люди, которые ее хорошо знали? Голова у Стиви раскалывалась.

– Дэвид… – позвала она. Голос ее дрожал.

Дэвид обернулся, мельком взглянул на содержимое коробки, разложенное на кровати, и быстро вышел из комнаты. Это было так неожиданно для Стиви, что она не сразу сообразила, что произошло. Она поморгала, еще немного посидела на кровати и двинулась за ним, продолжая держать в руках снимки. Он уже вышел за дверь и шагал к лужайке. На траву приземлился вертолет, его лопасти потихоньку замедляли вращение. Еще несколько человек стояли на лужайке.

«Эллингэм» просыпался.

Вертолет был не полицейский. На его боку темнели бронзовые буквы. Там было написано…

Кинг?

Дэвид внезапно застыл на дорожке, ведущей к лужайке, и уставился на вертолет.

– Какого черта здесь происходит? – спросила Стиви, нагнав его. – Это то, что я думаю?

Дэвид не ответил, но ответа и не требовалось. Дверца вертолета открылась, и на землю спрыгнул мужчина.

В жизни Эдвард Кинг был ниже ростом, чем казался по телевизору. Лицо его выглядело озабоченным, волосы от ветра разлетались в разные стороны. Он безуспешно пытался их пригладить.

Дэвид не двигался. Он словно превратился в одну из тех многочисленных статуй, что населяли поместье, в свою собственную мраморную копию.

Согласно мифу, ты превратишься в камень, если посмотришь в глаза Медузе Горгоне.

– Как он узнал? – спросила Стиви. – Почему прилетел? Что происходит? Дэвид!

Дэвид не отвечал.

Она смотрела на него, и все факты, разложенные на чердаке, выстроились в нужном порядке. Сходство. Она провела небольшие вычисления, сравнила пропорции его лица. В памяти всплыл тот самый первый вечер, когда она увидела его в юрте, то странное ощущение неприязни, которое засело занозой в мозгу. Эти нос, осанка, походка…

Тогда она не могла все это сопоставить. Просто не могла. Все это было невозможно.

Эдвард Кинг шагал по траве прямо к ним.

Мозг Стиви принялся вычислять с удвоенной силой. Скрытность Дэвида, отсутствие страничек в социальных сетях, никаких фотографий, переезд в Калифорнию, битые часы «ролекс»…

– Дэвид, – тихо произнесла она.

Он не смотрел на нее.

– Дэвид!

Он метнул взгляд куда-то в сторону. Он казался беспомощным, загнанным в ловушку.

– Помнишь, когда твои родители получили повышение? – наконец сказал он. – Вот. Я же говорил тебе, что пытался помочь.

Стиви сильнее сжала фотографии, забыв, что она их держит.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

Дэвид улыбнулся, но эта улыбка была похожа на ту, что Стиви сама нацепила во время обеда с родителями. С каждой секундой ее надежда ускользала все дальше, она отчаянно цеплялась за нее, пытаясь удержать. А потом почувствовала, что их связь прервалась.

– Познакомься с моим покойным папочкой, – ответил он.

Благодарности

Хочу поблагодарить многих.

Первая и главная благодарность адресована Кэтрин Теген. Без нее никакого «Лукавого» не было бы.

Спасибо многим людям, которые заботливо вели эту книгу через процесс издания: моему редактору Бет Данфи, Мабел Хсу и всему персоналу издательства Katherine Tegen Books. Спасибо Анисе Рисси, которая ввела меня в круг единомышленников Кэтрин Теген.

Мой агент, Кейт Шафер Тесерман, поддерживала во мне силы. В этом ей помогала моя ассистентка Фелисити Диско (или Кейт Уэлш, как она иногда себя называет). Без них, кто знает?.. Боюсь строить догадки.

Могу честно сказать, что этой книги не было бы без поддержки моего друга Робина Вассермана. И невозможно переоценить поддержку и помощь Кассандры Клэр, Холли Блэк и Сары Риз Бреннан.

Спасибо Даниэлю Синкеру, который настоял на том, чтобы я пошла с ним и сделала этот подкаст – нечто под названием «Скажи, кто?». Это внесло весьма значительный вклад в мое душевное равновесие.

Спасибо доктору Дейсону Сутуле и Эрин Верт за консультации в научной и медицинской сфере.

Спасибо Оскару и Зельде. Я люблю вас.

Спасибо моей маме, которая ухаживала за мной во время продолжительной болезни, пока я писала.

И есть еще неисчислимое количество людей, которые ежедневно приносят радость в мою жизнь. Если вы дочитали до конца страницы с благодарностями, возможно, вы один (одна) из них. Эта благодарность вам. Да-да, вам.

Сноски

1

Строка из стихотворения Шарля Бодлера «Разговор» (сборник «Цветы зла») в переводе Эллис (Л. Кобылинского).

(обратно)

2

Стиви перефразировала цитату из книги Уильяма Голдмана «Принцесса-невеста»: «Спокойной ночи, Уэстли. Спи крепко. Скорее всего, я убью тебя утром».

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg