«Проект «Лузер». Эпизод второй. Дело о потерянной голове»

Илья Стогов Проект «Лузер». Эпизод второй. Дело о потерянной голове

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

1

19 сентября.

16 часов 52 минуты.

Комната для допросов

В комнате явно не хватало освещения. Крашеные в мутное стены, ободранный стол, а у человека, который сидел за столом, на лице было небольшое родимое пятно. Слева на виске: будто кто-то слегка мазнул его кистью, вымазанной фиолетовой краской.

– У вас здесь хоть курят?

– Вообще-то нет. Но ты кури.

Вести протокол досталось, как обычно капитану Осипову. Тот выложил перед собой несколько шариковых ручек, быстро заполнил шапку (дата, время, паспортные данные, адрес по прописке) и приготовился писать дальше.

Мужчина с родимым пятном долго пытался вытащить сигареты из кармана. Вытащить не удавалось: на запястья у него были надеты металлические наручники. Майор сидел ровно напротив и с интересом наблюдал: вытащит или нет? Помочь он даже и не пытался. Слева от майора сидел Стогов, а еще левее – фифочка-блондинка из Управления, которая сегодня весь день инспектировала их отдел. Ногти у нее были выкрашены в ярко-красный цвет, и вообще маникюр был просто отличный, но это было единственное, что хоть как-то выдавало в фифочке женщину. В остальном, – просто еще один проверяющий офицер из Управления. Непроницаемое выражение лица. Слишком прямая осанка. Рубленые фразы. Чересчур внимательный взгляд. Головная боль в чистом виде.

Потом задержанный все-таки прикурил. К потолку поползла струйка дыма, – будто небольшое деревце, почти без веток. Майор задал первый вопрос. Задержанный в ответ только усмехнулся. Затянулся еще раз и только после этого стал отвечать. Голос у него был хриплый.

– Говорят, в Африке это средство используют уже тысячу лет. Причем, никакого культа вуду в этом нет, – все просто как аспирин. Пьешь бульончик перед сном, и проблемы, считай, решены. Жена будет в восторге до самого твоего восьмидесятилетия. Я не помню, с чего в тот раз зашел разговор, но он все время кричал, что это единственное средство. Не знаю, где он этого бреда нахватался.

– Он вам сам об этом рассказал?

– Сам, или не сам, – проверить-то все равно не получится. Голову ему срезало, как курице на птицефабрике. Я когда увидел, сам не поверил. Обернулся на грохот, а Валеркина башка уже катится по коридору. Только ушами за пол задевает.

– То есть вы признаете…

– Да ничего я не признаю! Чего вы на меня эти браслеты напялили? Началось-то все, считай, с шутки. А когда мы стали понимать, что ситуация выходит из-под контроля, останавливаться было уже поздно. Потому что я обернулся, а Валеркина голова катится по коридору.

Он потушил сигарету в пепельнице и откинулся на спинку стула.

– А главное, я до сих пор не могу понять, как этот ваш умник обо всем догадался? Потому что мы ведь все были уверены, что концов тут никто не найдет. Потому и не стали убегать, когда вы в нашу сторону направились. Вот скажи, как ты догадался, а?

Он повернулся к Стогову, и хотел сказать что-то еще. Да только слушать его лирические отступления майору было недосуг. В конструктивное русло допрос он вернул за считанные секунды.

– Всю эту красоту красивую ты своему адвокату изложишь. А сейчас давай по порядку. С чего в тот вечер все началось?

Мужчина потер скулу, на которой виднелось яркое родимое пятно, и вздохнул:

– Тот вечер начинался, как обычно. Кто мог представить, что все закончится так, как закончится? Я, по крайней мере, не мог…

2

18 сентября.

За тридцать часов до допроса.

Университетская набережная

Дождь лил с такой силой, что Исаакиевский собор на другой стороне Невы было почти не разглядеть. Он казался просто серой горой за рекой, а река казалось, скоро выйдет-таки из берегов и смоет к едрене-фене и этот город, и весь этот мир, и все, что казалось нам важным, перестанет казаться, а станет просто мусором на дне реки.

Машины их следственной группы не поместились перед служебным входом в Кунсткамеру, и часть из них пришлось парковать прямо на набережной. Стогов с капитаном Осиповым прятались от дождя под козырьком. Стогов просто курил, а Осипов пытался дозвониться до майора.

Дозвониться удалось не сразу. Но все-таки удалось.

– Да?

– Товарищ майор? Это Осипов.

– Вы уже на месте?

– Да. На месте. Ждем только вас.

– И этот умник тоже на месте? Или как всегда опаздывает?

– Нет, не опаздывает. Все тут.

– Знаешь, ты там давай сегодня без меня. Будешь за старшего. Осмотри все внимательно, свидетелей опроси.

– А вы?

– Я пока в отделе. Приедешь, доложишь, ладно?

– Ладно.

– Гуманитарию особенно расходиться не давай.

– Вы вообще не приедете?

– Не успеваю. Так что давай, действуй. За ход расследования отвечаешь лично, понял?

– Понял.

Стогов выкинул сигарету и посмотрел на капитана. Тот убрал мобильный телефон в карман и махнул рукой.

– Пошли. Поднимаемся, поднимаемся. Майора сегодня не будет.

Милиционеры стали вылезать из машин, вытаскивать из багажников оборудование, проходить внутрь. Служебная лестница в Кунсткамере была тесной и крутой. Мужчины поднимались гуськом, лбами почти упираясь в ягодицы впередиидущего. Стогов и капитан шли последними.

– Майор сказал, подъехать на место не сможет. Задерживается в отделе, какие-то дела. Велел разбираться самостоятельно, а потом доложить.

– Это хорошая новость. А в чем плохая?

– Плохой пока нет. Но не сомневаюсь, что скоро будет.

Они поднялись еще на пару лестничных пролетов, и Осипов все-таки спросил:

– Что-то уж больно вид у тебя довольный. С чего бы это?

– Не знаю. Просто рад тут быть.

– В Кунсткамере?

– Ну, да. Я говорил, что когда-то тут работал?

– Ого! Дай угадаю: ребенком-уродом?

– Очень смешно. Просто обхохочешься, как смешно.

Они наконец поднялись. Место преступления выглядело роскошно. Будто кладовая феи, которая терпеть прибираться. По полу были разбросаны, странные и очень странные вещи: ритуальные тибетские маски, зулусские кожаные щиты, обрывки древних папирусов, сушеные ящерицы, позеленевшие от времени арабские кувшинчики, а так же много чего такого, о чем прежде Осипов не слышал вообще никогда в жизни. Войдя в зал, капитан сразу же наступил подошвой ботинка на вырванную страницу какой-то древней рукописи. Не исключено, что страница стоила больше, чем он зарабатывал за всю жизнь. Среди всей этой красоты бродили милицейские эксперты в форме и без. Фотографы щелкали вспышками фотокамер.

У противоположной от входа стены на полу лежал человек. Он был абсолютно мертв. Ровно из-под левой лопатки у него торчало здоровенное копье с зазубренным лезвием и несколькими помятыми птичьими перьями вокруг древка. В принципе для того, чтобы быть мертвым, человеку вполне хватило бы и одного этого копья, да только тот, кто бедолагу убивал, очевидно, желал стопроцентной гарантии и вдобавок отрезал парню голову. Чумазые спортивные штаны с лампасами, такая же чумазая куртка, а выше воротника куртки ничего и нет.

Над пришпиленным к полу покойником милиционеров стояло особенно много. Руками никто ничего не трогал, но зазубренное копье мужчины рассматривали с большим интересом. Некоторые наклонялись к самому древку и качали головами. Вместе с ними стоял сотрудник музея. Молодой и выглядящий огорченным.

Осторожно переступая через разбросанные экспонаты, поближе к ним подошел Осипов.

– Здравствуйте. Мы из милиции.

– Здравствуйте.

– Скорее всего, это дело будут вести сотрудники нашего отдела. Так что, давайте поговорим.

– Давайте.

Осипов еще раз огляделся.

– Здорово у вас тут все распотрошили. Уже известно, что конкретно пропало?

– Не известно. Понимаете, у нас инвентаризация. Недавно предыдущий хранитель умер, и все эти коллекции передали мне. Моя фамилия Тихомиров, я аспирант, и даже толком не успел еще вступить в должность. И что именно передали, сказать пока не могу: мы только начали переписывать экспонаты, а тут к нам и залезли. Боюсь работы теперь на несколько недель. Может быть, на несколько месяцев. Все разгромили, вандалы.

Осипов вздохнул. Неизвестно кто влез в один из главных музеев города, неизвестно что именно тут украл, а потом отрезал себе голову, приколол себя на память к полу, а саму голову куда-то унес. И разбираться с этим теперь предстоит ему. Получающему всего лишь крохотную зарплату милицейского капитана. Он достал из папки листок бумаги и стал записывать ответы аспиранта.

– Давайте начнем с самого начала. Как вы говорите, ваша фамилия?

С одной стороны окна в зале выходили на Неву, а с другой – в небольшой садик позади Кунсткамеры. Стогов подошел к окну и выглянул наружу. Снаружи, в садике на деревьях желтели листья. Дождь немного стих. Под деревьями стояло несколько лавочек. На одной из них какие-то ханурики в дурацких куртках с самого утра пили алкоголь. Капли стекали по стеклу, и от этого хануриков было толком не разглядеть. И охота им, – поежился Стогов. – На улице-то… В такую погоду хотелось прямо в одежде залезть под теплое одеяло и лежать там с закрытыми глазами.

Осипов продолжал задавать аспиранту свои дурацкие вопросы.

– Ну, а хотя бы приблизительно: что они тут могли искать?

– Да что угодно! Вон видите ящики в углу? Согласно нашим документам они стоят запечатанными с 1794 года.

– И что там внутри?

– Никто не знает. Я же говорю: их никогда в жизни не вскрывали. Любой музей на свете, это просто очень большая куча очень старых экспонатов. Разобраться в которой способен только хранитель. Пока хранитель жив, есть надежда навести в этой груде хоть какой-то порядок. А не дай Бог умрет хранитель, – все, концов не найдешь.

– А хранитель, вы говорите, умер?

Аспирант подбородком указал на стену. Там висело фото с траурным кантиком. На фото был изображен пожилой мужчина в очках.

– Его звали Ростислав Васильевич. Он тут работал еще с довоенных времен, представляете? Но вы же понимаете, их время уходит. Последнее время он болел, на службе почти не появлялся.

– То есть, искать концы теперь бессмысленно?

– Абсолютно!

Капитан попробовал вспомнить, что еще обычно в таких случаях спрашивал у свидетелей его начальник. Вспоминались сплошь удары по печенке, да выпученные глаза писающихся от страха подозреваемых. Но в данном случае этот метод, наверное, не годился. Или, по крайней мере, годился не прямо сейчас. Он покусал кончик обгрызенной ручки, а потом, наконец, сформулировал еще вопросик:

– А как вы думаете, как злоумышленники могли сюда попасть?

– Это как раз не секрет.

Аспирант рукой показал на окно, у которого все еще стоял Стогов.

– Вот окно. Вон, видите, снаружи карниз? Подтянуться на руках. Выдавить раму. Спрыгнуть на пол. И до утра делай тут, что хочешь.

– У вас что, в залах нет сигнализации?

– На дверях есть. На окнах первого этажа тоже есть. А на нашем этаже нет. И не спрашивайте меня почему.

– Да? А я собирался.

– За почти триста лет существования нашего музея, это первая попытка ограбления. Теперь сигнализацию, наверное, поставят. Но до этого ее не было.

Осипов внимательно осмотрел оконную раму. Потом покусал ручку и на всякий случай осмотрел ее еще раз. Рама, как рама. Что делать дальше, написано на ней не было.

Аспирант переводил взгляд с экспоната на экспонат и причитал:

– Нет, ну какие вандалы! Вы посмотрите: не полнились даже носорогу рог отломить.

– А у него был рог?

– Вот такенный.

– Ладно. Рог мы тоже зафиксируем. А этот человек вам знаком?

Аспирант покосился на пришпиленного к полу покойника.

– Ну, в таком ракурсе мне трудно сказать. Думаю, при его жизни мы не встречались.

– То есть, это не кто-то из ваших сотрудников?

– У нас в музее не принято ходить на работу в спортивных штанах.

– А голова? Вы не знаете, где его голова?

– Может, укатилась в соседний зал? И там затерялась, а? Знаете, сколько у нас в музее отрезанных голов?

Осипов подошел поближе и сел на корточки. Ну да, спортивные штаны и отсутствующая голова. А еще – груда разбросанного вокруг холодного оружия: асегаи, мачете, самурайские мечи, средневековые секиры и все в таком роде. Мужчина лежит на животе, а в спину ему по самое древко всажено копье.

– Ты его сфотографировал?

– Да, товарищ капитан.

Он покрепче ухватился за древко и рывком вытащил копье из спины. Звук получился каким-то противным, чавкающим. Осипов не глядя, отдал копье стоявшему рядом сотруднику.

– На-ка. Подержи.

Покойник лежал на животе, поджав руки под себя. Аккуратно взяв покойника за плечо, капитан перевернул его на спину и из окоченевших рук выпал небольшой сверток. Что-то серое, скатанное в рулон.

– Оп-па! Что это тут у нас такое?

Капитан поднял сверток, встал с корточек и развернул его.

– Тьфу! Стогов! Твою мать! Ну-ка иди сюда!

Сверток оказался целиком, без единого разреза снятой человеческой кожей. Сплошь разукрашенной странными татуировками. Ноги, гениталии, живот, плечи, – не хватало лишь головы. А так вполне годная к употреблению человеческая кожа. Если потеряешь где-то свою, можно влезть внутрь и дальше ходить в этой.

– Что это вообще такое?

Стогов забрал кожу из рук ежащегося от омерзения капитана, свернул ее пополам и положил на пол, рядом с покойником.

– Чего ты верещишь? Это «афалу-Туи-Тонга». Боевой трофей полинезийских вождей. Лет двести тому назад на островах Тихого океана мужчины доказывали свою доблесть тем, что без единого разреза снимали с врагов кожу. Особым ножом отсекали голову, а потом брали вот так, и выворачивали поверженного противника как чулок.

Он повернулся к аспиранту:

– Я кстати, не знал, что в ваших коллекциях есть столь ценный экспонат.

– Я тоже не знал. Я уже рассказывал вашему коллеге, что только-только начал инвентаризировать экспонаты.

Капитан последний раз посмотрел на лежащий на полу безголовый труп, перевел взгляд на лежащую рядом кожу (тоже без головы) и, наконец, спросил:

– А эта штука… эта ваша кожа… Она ценная? Стоило ради нее ночью влезать в музей?

Аспирант только пожал плечами:

– Не думаю, что очень ценная. То есть, может для знатоков это и представляет какой-то интерес. Но по большому счету: ну, куда вы денете украденную из музея человеческую кожу в татуировках?

Осипову ужасно не хотелось этого делать, но он все-таки сел на корточки и еще раз внимательно все осмотрел. В рапорте майору нужно было что-то писать. Писать пока было нечего. Поэтому он развернул кожу на полу и попытался разглядеть в ней хоть что-нибудь необычное… или пусть не необычное, а такое, чтобы написать потом в рапорте. На ощупь кожа казалось хорошо выделанной и даже немного шелковистой. Ногти на руках и ногах почти осыпались от старости, но кое-где еще сохранились. Волос в паху было совсем чуть-чуть, а под мышками не было вовсе. Черт его знает, что тут можно считать «необычным». Осипов порассматривал татуировки на предплечьях: будто несколько солнышек, в этаких причудливых завихрениях. Узор был очень красивый, но в расследовании дела вряд ли мог оказаться полезным.

Он поднял глаза на Стогова. Тот как раз спрашивал у аспиранта:

– А Ростислав Васильевич, значит, умер?

– Да. Уже пару месяцев, как.

– Дома?

– В больнице. Сотрудники нашего отдела пытались его навещать. Но он все равно умер очень одиноким человеком.

Стогов машинально полез в карман за сигаретами, вспомнил, что тут не курят и убрал сигареты обратно. Кивнув аспиранту («Извините!»), он взял Осипова за локоть, отвел в сторонку («Можно тебя на минутку, товарищ капитан?») и, наклонившись к самому его уху, сказал, что как ему кажется, ловить тут больше нечего.

– И?

– Майора-то все равно нет.

– И?

– Хорош дурака-то включать. Не пора ли нам уже отсюда выдвигаться, а?

Капитан покусал верхнюю губу.

– А этот? – кивнул он в сторону аспиранта.

– Ну, сам смотри. Я, пожалуй, пойду.

Капитан поглядел в сторону окна. Желтые листья, бьющиеся в стекло капли. Черт его побери, этого Стогова.

– Скажите, а вы пьете алкоголь? – в лоб поинтересовался он у аспиранта.

Тот если и удивился, то не сильно. Ответил, по крайней мере, тоже прямо:

– К чему скрывать? Пью.

– Может, совместим приятное с полезным?

На то, чтобы решиться, аспиранту потребовалось, буквально мгновение.

– Ну, хорошо. Пойдемте. Тут буквально за углом есть очень приятный бар.

3

Идти аспирант предложил не по набережной, а через садик: так быстрее. В садике под деревьями все еще галдели насквозь вымокшие пьяницы. Вокруг скамейки, на которой они сидели, были набросаны пустые бутылки. Аспирант кинул взгляд в их сторону и поморщился:

– Не обращайте внимания. В центре города скамеек мало. Так что тут постоянно кто-то пьет. Мы по крайней мере внимания не обращаем.

Бар, как и обещано, оказался действительно в двух шагах. Был он именно таким, каким положено быть бару в осеннем Петербурге: небольшим, явно недорогим, почти пустым, жарко натопленным и с улыбчивыми официантками.

Все втроем они сели за столик и аспирант стянул куртку:

– Жарко тут.

Под курткой у него был тоненький свитер. Капитан обратил внимание, что из-под рукавов свитера торчали кончики татуировок. Край сознания царапнула мысль, что аспирант и татуировки как-то не очень вяжутся между собой, но развивать мысль дальше капитан не стал.

– Вы готовы сделать заказ?

У официантки были пухлые щечки. Обычно такие бывают у безнадежных дур. Стогову последнее время приходилось довольно часто общаться с безнадежными дурами. Официантке он улыбнулся самой милой улыбкой из тех, что мог изобразить.

– Голова что-то сегодня болит. Что у вас есть от головы?

– Темное? Светлое? Портер?

(Хм. Не такая уж она и дура)

– Принесите три светлых.

– Есть что будете?

– Чипсы.

– Горячее?

Капитан симпатии к дурам-официанткам похоже не испытывал. Наметившийся диалог прервал он совсем по-хамски:

– Ты эти чипсы к животу прислони, чтобы они теплыми стали. Вот и будет нам горячее.

Официантка обиженно уплыла. Мужчины машинально посмотрели ей вслед, а потом достали сигареты и одновременно закурили.

Кафе было почти совсем пустым. Только через столик от них сидел странный парень в мешковатой бесформенной куртке. Вернее, не то, чтобы странный, а просто не понятно было, что он тут делает. На столе перед ним не стояло ни пустого, ни полного бокальчика, а сам парень старательно делая вид, будто изучает пейзаж за забрызганным окном, посматривал на самом деле на дверь. Будто кого-то ждал. Будто ждал кого-то, кто никогда не придет в это пустое кафе. Обычный парень, если не считать того, один глаз у него был прикрыт повязкой, будто у киношного пирата. Выглядела повязка нелепо и неуместно, да только кто бы стал ее рассматривать в таком кафе, как это. Стогов с капитаном уж точно бы не стали.

Официантка принесла напитки и выставила их на стол. Стогов выпил свой бокал почти залпом. Они помолчали, а потом аспирант все-таки задал вопрос, который собирался задать уже час.

– А вы совсем меня не помните?

Стогов посмотрел на него и пожал плечами:

– Мы когда-то встречались?

– Вы ведь тоже учились у Ростислава Васильевича?

– Учился. Правда, давно. А откуда вы знаете?

– Я тогда только-только перешел в магистратуру. И для нас тогда вы были кумиром. Когда вы защищали диссертацию, послушать пришел весь наш курс. Нам казалось, что если на свете и есть настоящие ученые, то они должны быть похожи на вас.

(В том году, когда он защищал диссертацию, она как раз переехала жить к нему на Моховую. Каждое утро он просыпался от запаха ее волос. Знал, что проснется обязательно от этого и вечером предлагал ей отправиться в постель пораньше, а она смеялась и никогда не спорила.

У нее была длинная шея, а все, что было ниже, он до сих пор способен вспомнить во всех деталях, – стоит просто закрыть глаза…

Когда она смеялась, то смешно морщила нос, будто школьница…

Зря он сегодня стал все это ворошить…)

Стогов покачал головой.

– Ну, да.

Потом помолчал и еще раз повторил:

– Ну, да.

– Никто не мог понять, куда вы потом пропали. А главное, зачем? Отказаться от такой карьеры! В том году, когда я заканчивал Университет, только и разговоров было, что о вас. Как называлась та ваша статья, о семантике… э-э… чего-то там?.. Ею весь мой курс зачитывался. Мы были молодые и все хотели быть похожими на вас. Куда вы пропали?

(А сразу после защиты они уехали к морю…

Какое же теплое в том году было море…

Когда она полотенцем вытирала светлые волосы, было видно, какие маленькие у нее уши…

Нет, все такие зря он сегодня стал все это ворошить…)

– Куда-то пропал. Были на то причины.

– Да?

В баре действительно было жарко. Минут через десять аспирант еще сильнее поддернул рукава своего свитера, и Осипов еще раз обратил внимание на его татуировки. Но тут как раз возник спор о том, продолжать ли пить пиво или пора переходить на что-то еще и додумать снова мелькнувшую мысль, капитан опять не успел.

– То есть наукой вы больше не занимаетесь?

– Как-то не до того.

– Ничего не читаете? Ничего не пишите?

– Уже довольно давно мой любимый писатель, это человек, который пишет на этикетках «Сварено из лучших сортов пшеницы». От его творчества я просто тащусь.

– Больше десяти лет прошло. Неужели совсем не тянет назад?

– Зачем? Все ведь вышло так, как вышло.

– А почему теперь именно милиция?

– Ну, должен же я где-то работать? В милиции я зарабатываю мало. Иногда даже меньше, чем мало. Но другой зарплаты мне все равно никто не платит.

– Чем вообще вы занимались все эти годы?

– Много чем. Внимательно смотрел на мир. А мир внимательно смотрел на меня. Я узнал о мире много интересного, но еще больше – о себе самом. Пытался жить где-то еще, кроме этого насквозь вымокшего города, но понял, что не смогу. Пробовал заработать денег, но убедился, что так и умру практически нищим. Что еще, дорогой друг, интересует вас из моей биографии?

– А Ростиславу Васильевичу вы не звонили? Он по вам сильно скучал. Только последние годы перестал ставить вас всем в пример. А как перестал, так вскоре и умер.

Стогов раздавил сигарету в пепельнице. Если бы поднажал еще хоть чуточку сильнее, то вдавил бы в стол и саму пепельницу.

– Знаете, я, пожалуй, пойду.

Осипов встрепенулся:

– Как это пойдешь?

– Так это. Пора мне.

– Погоди! Куда ты? Только ведь сели!

– Неожиданно я вспомнил: сегодня на вечер у меня запланировано срочное дело. Отменить его, ну никак не возможно. Приятной вечеринки!

Порывшись в карманах, он положил на стол купюрку некрупного достоинства и действительно ушел. Осипов укоризненно посмотрел на аспиранта:

– Ну вот. Теперь он ушел.

– Думаете, я его обидел?

– Не знаю.

– Не знаете?

– Я работаю с ним уже несколько месяцев. Но никогда не понимал, как вообще этот парень живет. И о том, что когда-то он всерьез занимался наукой, тоже понятия не имел. Я, кстати, хотел задать вам еще несколько вопросов.

– А я бы с удовольствием на них ответил. Вопрос только, что делать вот с этим.

Аспирант кивнул на расставленные по столу бокалы.

– Какие у вас вообще планы на вечер?

– Не знаю. А у вас?

– Мне нужно заскочить в наш филиал. Но это тут не далеко и не очень надолго.

– А после филиала?

– Давайте съездим вместе, а потом еще пообщаемся.

– Далеко этот ваш филиал?

– Не далеко. В Михайловском замке. Знаете, где это?

– Не очень. Но вы же мне покажете, правда?

Аспирант стал натягивать свою куртку. Толком разглядеть его предплечья капитану так и не удалось. По крайней мере, в тот вечер он так и не увидел нататуированные на предплечьях узоры: словно несколько солнышек, в этаких причудливых завихрениях.

4

По отделу давно ходили слухи, будто жена их майора как-то удивительно хороша собой. Но когда дежурный Мухаметдинов все-таки увидел ее, то едва не присвистнул. Тем же вечером он рассказывал мужикам, что майорова супруга оказалась не просто красавицей, – она была ослепительна.

Сперва он не понял, кто именно перед ним стоит. В течение дня в отдел приходит довольно много народу. Чаще всего посетители с порога начинают качать права и ругаться. А эта просто подошла поближе, посмотрела Мухаметдинову в лицо и улыбнулась. Дорогое пальто, светлые волосы, маленькие, очень красивые уши.

– Вы мне не поможете? Я ищу кабинет (она назвала фамилию майора).

– У вас к нему дело?

– Да. Личное. Я его жена.

Мухаметдинов сказал, что проводит ее. Духи у нее были такие же сногсшибательные, как и все остальное. Они поднимались по лестнице, он что-то сказал, и она, морща нос, рассмеялась – звонко, будто школьница.

– Вот его кабинет. Рад был познакомиться.

Она легонько стукнула в дверь костяшками пальцев и зашла внутрь. Майор разговаривал по телефону. Увидев жену, он задрал брови, а потом махнул рукой: подожди минутку, я сейчас.

– Да не могу я с ним больше работать, Достал.

– …

– Даже на место преступления сегодня не поехал.

– …

– Да почему сразу «как баба»? Никакая это не истерика. Просто у всех сотрудники в отделах, – люди, как люди. А этот – конь на блюде.

– …

– Нет… нет… нет.

– …

– Не знаю я, кто его в органы взял. Сам удивляюсь. Звонил сегодня в Управление, пытался закинуть насчет того, чтобы его от меня убрали.

– …

– Сказали с утра зайти. Может, чего придумают …

– …

– Не знаю, что делать. Да. Да. Ты-то как сам? Ну ладно, пока.

Майор бросил телефон на стол и только после этого посмотрел на жену.

– Что-то случилось?

– Почему? Ничего не случилось.

– Тогда зачем ты приехала?

– Вчера ты пришел, я уже спала. Сегодня ушел, – я еще спала. Я подумала, что еще немного в таком ритме и можно будет забыть, как ты выглядишь. Поэтому решила навестить мужа на работе.

– Знаешь, это все здорово. Но сейчас я немного занят.

– Занят?

– Да. Много работы, понимаешь?

– И что?

– Ехала б ты домой, а?

– Я думала, мы сможем хотя бы перекусить. Сейчас же обеденный перерыв.

– У нас на службе нет обеденных перерывов. Иди домой. На фига мне на службе пересуды?

– Какие пересуды?

– Ни к кому жены на работу не ходят, а ко мне вдруг стала ходить. Зачем? Не нужно этого. Иди, мне еще нужно много чего успеть.

Она даже не успела пройти в кабинет. Так и простояла у самой двери. Думала она почему-то о платке, который повязала специально под цвет пальто. Это казалось как-то особенно обидным: никакого внимания на платок он так и не обратил.

– Во сколько ты придешь?

– Не знаю. Но думаю, поздно.

– Приготовить чего-нибудь?

– Не знаю. Приготовь. Или не приготовь. Я перекушу в кафе. Иди уже, а?

Она вышла из кабинета. Проходя внизу мимо дежурного Мухаметдинова, кивнула ему. Тот машинально посмотрел на часы: до их отдела жена майора добиралась наверное час… или может быть даже полтора. А в кабинете мужа пробыла меньше минуты.

5

Дело №А-62. Гриф «Ф»: под личным контролем Главка.

Номер документа: 017-62-34

Дата и время (стерто)

Расшифровку предоставленной фонограммы произвел (стерто)

Только для служебного пользования

Судя по фонам, разговор происходит в помещении. Предположительно в (стерто). В разговоре участвуют двое. Первый предположительно капитан отдела (стерто), по фамилии Осипов. Второй (стерто несколько строк).

– Все происходило здесь. Именно здесь.

– Что «все»?

– Это та самая комната, где был убит император Павел Первый.

– Как интересно! Ничего, что мы здесь пьем?

– Ничего. Вы знаете, как все это произошло?

– Не то чтобы знаю… Так… в общих чертах.

– Я готов рассказать вам эту историю. Хотите?

– Расскажите. Конечно. Буду рад.

– Это долгая история.

– А я не тороплюсь.

Дальше слов почти не разобрать. Слышно звяканье бутылок.

– Все началось почти три тысячи лет назад, в тот момент, когда библейский царь Соломон построил в Иерусалиме знаменитый Храм.

– Чем же он знаменит?

– Не перебивайте, пожалуйста. Я все расскажу по порядку. До сих пор никто не знает, что находилось внутри этого Храма. Людям было запрещено туда входить. Храм был отделан золотом и слоновой костью. Где-то в подземельях Храма находилась и сокровищница Соломона. Я связно излагаю?

– Да.

– Храм простоял четыреста лет, а потом был разрушен вавилонянами. Иудеи восстановили святыню, но тут появились римляне, и храм был опять разрушен. Много веков свято место было пусто. Сегодня там, где стоял Храм Соломона построена мечеть «Скальный Купол». Вы следите за мыслью?

– Да.

– Простите за долгую предысторию. Скоро вы поймете, к чему я веду. Девятьсот лет назад начались Крестовые походы. Рыцари выбили магометан из Святой земли. В Иерусалиме было основано несколько рыцарских орденов. По-латински Храм называется «Темплюм», поэтому один из орденов получил название Орден Тамплиеров, по-русски – Храмовников. За какие-то сто лет этот Орден превратился в богатейшую организациею планеты. Короли и герцоги просили у тамплиеров взаймы и получали столько золота, сколько им было нужно. Откуда оно бралось неизвестно. Но утверждали, будто, копая землю под фундамент своей резиденции, рыцари нашли то, что не мог найти никто до них.

– Дайте угадаю…

– Все правильно. Они нашли сокровищницу библейского Соломона. О том, что было дальше вы, наверное, знаете?

– Слышал что-то. Тамплиеры разругались с французским королем и их лавочку прикрыли, да?

– В принципе все так и было. Одноглазый король Филипп Красивый и его беспалый брат Людовик Сварливый отдали приказ, и рыцари Ордена были по всей Европе перебиты. Магистра Тамплиеров французы сожгли на костре. Но золота они так и не нашли. Ходили слухи, что каждый год, в ночь казни, сожженный Магистр встает из могилы и задает вопрос: «Нашел ли король нашу сокровищницу?». А семь отрубленных голов хором отвечают ему: «Нет, владыка. Нашего золота не найти никому».

– Подлейте, пожалуйста, мне немного в стакан… спасибо.

– Не стоит.

– Куда же делись бабки?

– Версий много. По одной из них, тамплиеры успели передать сокровища рыцарям другого Ордена – Госпитальеров. Какое-то время госпитальеры квартировали тоже в Иерусалиме. Потом они переехали на остров Родос. Потом еще западнее – на Мальту. С тех пор этот орден часто называют Мальтийским.

– Понятно.

– В их резиденции на острове никто из посторонних не бывал. Но рассказывали, будто в подвалах Мальтийского замка хранится слиток золота размеров с комнату. Что-то чудовищное. Десятки метров в объеме. Наполеон, запутавшись в долгах снарядил на Мальту целую экспедицию. Но золота не нашел и он.

– Да?

– Да.

– Что вы на меня так смотрите?

– Наполеон прогнал рыцарей с Мальты. Вы знаете, куда переехал Мальтийский орден?

– Знаю. Сюда. В наш город. В Петербург.

– Точно!

Помехи на пленке. Слышно бряканье стаканов и бульканье.

– Куда вы?

– Сейчас приду.

– Уборная там… почти у гардероба.

– Я найду.

– На чем я остановился?

– На том…

– Ах, да. Русский император Павел Первый пригласил Мальтийский орден в Россию. Император, которого убили в этой самой комнате.

Долгая пауза.

– В России не было императора страннее, чем Павел. Его отца до смерти забили ногами по приказу собственной жены. Его сын, бросив все, пешком ушел в Сибирь, к староверам. Его внука бомбой разорвало напополам, причем нижнюю половину тела потом так и не нашли.

– Прекратите! Я же ем!

– Словно над всей этой семьей тяготело проклятье. Павел и сам предчувствовал свою смерть. Когда вечером того самого дня он последний раз вышел к ужину, то говорят, посмотрел вот в это зеркало, засмеялся и сказал, что зеркало-то кривое! В нем не отражается его шея! Все посмеялись, поели и пошли спать. А еще через час в замок вошли отряды заговорщиков.

– Подлить?

– Хватит-хватит!

– Ваше здоровье!

– Планировалось, что заговорщики блокируют спальню императора и заставят его подписать отречение. Но все они были пьяны, запутались в коридорах и до этой комнаты дошли только несколько младших офицеров и братья Зубовы. Беспалый Платон и одноглазый Николай.

Пауза. Звуки шагов.

– Они вошли через эту дверь. Павла на кровати уже не было. Они нашли его вот здесь, в углу. Павел не бежал через запасной выход, а попытался прорваться к камину. Почему?

– Вы меня спрашиваете?

– Заговорщики вытащили его на центр комнаты. Да. Вот сюда. Павел по-прежнему рвался к камину. Они держали его за ночную рубашку и требовали отречения. Тут из коридора послышались шаги. Павел начал звать на помощь. Платон Зубов гаркнул: «Что ты орешь?» и зажатой в руках золотой табакеркой ударил его в висок. Да так, что проломил императору череп.

– Выпьем за упокой его души?

– Павел упал и офицеры принялись избивать его ногами и тростями. Под конец они додушили его шарфом.

– К чему вы все это? Имеет ли это отношение к…

– Еще как имеет! Задумывались ли вы над тем, почему при Екатерине Россия влезла в громадные долги, при Павле треть этого долга была возвращена, а после него, до самой революции, императоры так больше не копейки и не выплатили?

– На ваш вопрос я отвечу совершенно честно: никогда в жизни я не думал над этой проблемой.

– У нас в музее есть архивная книга учета пошлин, взимавшихся на Петербургской таможне. Когда в страну повалили мальтийские кавалеры, то их имущество описывалось очень тщательно. Вплоть до какого-нибудь перстня или висящей на боку шпаги. Даже у генерального Магистра перетряхнули весь личный багаж. И только сорок две подводы, которые были ввезены слугами Магистра, осматривать было запрещено. По личному указанию Павла.

– А что было в этих подводах?

– Никто не знает. И куда они делись – тоже никто не знает. Вообще никто.

– То есть вы считаете, что на подводах в Питер ввезли золото Тамплиеров?

– Почему нет?

– Сорок две подводы золота?

– Ага.

– Это не реально. Вы представляете, о каких бабках идет речь?

– В том-то и дело.

Долгая пауза. Слышно бульканье и звон бутылок.

– Допустим. Да-да. Я выпил до дна, а вы?… Допустим, все так и было. Я готов даже поверить, что такое количество кэша можно провезти через всю Европу. Но где его хранить? А? Это ведь не кошелек, чтобы его спрятать под пол и никто не узнает. Это же, наверное, несколько тонн металла! – Логично мыслишь! Не перейти ли нам на ты?

Долгая пауза. Слышно бульканье и звон бутылок.

– Оглянись. Что ты видишь?

– Где?

– Здесь. Вокруг. Что видишь?

– Ну, стены… вас… в смысле – тебя. Ты имеешь в виду, что я косой?

– Я имею в виду, что ты стоишь посреди Михайловского замка.

– И чего?

– А того! Налей. Ага.

Слышно бульканье и звон бутылок.

– Замок проектировали несколько лет. Сменили шестнадцать проектов. Причем, каждый следующий был более дик, чем предыдущие. Ты ходил по этим коридорам, скажи: здесь можно жить?

– Ну, не очень, конечно, удобно…

– Здесь НЕВОЗМОЖНО жить! Дворец не приспособлен для жизни. Во-первых, он в любое время года абсолютно сырой. Императрица Мария Федоровна слегла от ревматизма через две недели после переезда. Наследники престола постоянно ангинили. Во-вторых – планировка. Это же ужас!..

– Короче! Каков же вывод?

– Павел и не планировал здесь жить. Замок строили просто, как декорацию. Только, как ширму, за которой можно спрятать золото Тамплиеров.

– Оно до сих пор здесь лежит?

– Я надеюсь.

– (шепотом) Где-то здесь, да?

– Да.

– Дай прикурить.

– А здесь можно?

– Не знаю.

Сопение… Щелканье зажигалкой.

– Ну ладно. Убедил. Сокровища зарыли здесь. Но ведь их давно могли выкопать, логично?

– Логично. Но вряд ли.

– Почему?

– Замок ведь только проектировали долго. А построили быстро. Архитектор, которому поручили работу, был спецом не по замкам, а по подземным коммуникациям. И за четыре дня до торжественного окончания работ, он умер. У архитектора разорвалось сердце. А строители (крепостные крестьяне) были в темпе переброшены в Сибирь.

– Понимаю.

– Когда Павла замочили, заговорщики пытались найти сокровища. Это видно по документам. Некоторых мальтийцев пытали. Одному залили в ухо три ведра кипятка. Но ничего не нашли. И из страны Орден выгнали.

– Разве в ухо может влезть три ведра?

– При Николае Первом замок разобрали чуть не по кирпичикам. Отсюда в Зимний дворец вывезли весь антиквариат, выломали перекрытия, снесли крепостные валы. А сокровищ так и не нашли. И вот здесь начинается самое интересное.

– Да?

– Понимаешь, я ведь не просто так тебе все это рассказываю. То, что произошло в этой комнате двести лет назад – это только начало. А вот дальше…

– Что?

– Дальше начинается такое дерьмо собачье, что ты…

– (визгливый женский голос) Что это вы тут делаете, а? Нет, что это вы здесь делаете?

– Погодите, мамаша!

– Милиция!

На этом фонограмма прерывается.

6

За три с половиной часа до допроса

Если сказать об Управлении одним словом, то это будет слово «надежность». Майору не часто доводилось здесь бывать. Но каждый раз он испытывал одно и то же: успокаивающее чувство, что дела идут так, как и должны идти. Да, лично у него не все и не всегда получается гладко. Но это не важно. Те, кто занимают кабинеты в этом здании, держат руку на пульсе. И если ситуация начнет совсем уж выходить из-под контроля, они вмешаются и восстановят порядок. Натянут хромовые сапоги, достанут из сейфов хорошо смазанные наганы, подъедут на место и вышибут плохим парням мозги.

Быстро и надежно.

Поднимаясь по мраморной лестнице, майор поймал себя на том, что непроизвольно улыбается. Ну, да. Быстро и надежно. Смазливый адъютант генерала сказал, что его уже ждут. Майор одернул форменный китель, на мгновение задержал дыхание, а потом постучал в дверь.

– Разрешите войти?

Генерал сидел за столом. Стол у него был просто огромный. А полномочия, которыми располагал хозяин стола, были еще огромнее.

– Проходи.

– По вашему приказанию…

Генерал устало махнул рукой:

– Проходи-проходи. Садись.

Все в кабинете было стерильно и грозно. Потому что власть и должна была выглядеть именно так: чистой и внушающей трепет. На столе у генерала не было ни единой лишней бумажки, а в самом помещении ни единого лишнего предмета. Стол, стулья вокруг стола, громадные окна. За окнами шел дождь.

Генерал подождал, пока майор сел и достал из папки бумаги. Не меняя положения, просто смотрел в его сторону, голубыми, здорово выцветшими от времени глазами. Жилистый, очень тощий, с лицом, покрытым глубокими морщинами, он напоминал старую черепаху. Несколько лет назад, сидя в выходной дома и щелкая от нечего делать пультом от телека, майор наткнулся на канал Discovery, где шла передача про хищных амазонских черепах. Молниеносным броском те пополам раскусывали здоровенных рыбин. Теперь он не сомневался: возникни такая необходимость, и генерал точно так же далеко вытянет свою кадыкастую шею из скрытого под кителем панциря и откусит любую нашкодившую голову.

На столе перед генералом лежал написанный им, майором, рапорт. Генерал посматривал на лист бумаги с очень недовольным видом. Слева от него сидела женщина-офицер. Тоже в форме, тоже очень подтянутая и тоже пока молчащая. Руки она сложила на столе перед собой. Маникюр у нее был ярко красным. В ее сторону майор решил пока не смотреть.

– Что ж ты, майор? На собственного подчиненного рапорт пишешь.

– Так точно, товарищ генерал.

– Как-то это не по понятиям. Сам справиться не можешь? Что ж ты тогда за руководитель-то?

– Я могу справиться с собственным подчиненным. Но в данном случае мне нужна санкция.

– Зачем? За все, что происходит в отделе, отвечает руководитель отдела. Иди и сам разбирайся. Начальство не впутывай.

То, что разговор начнется именно с этого, майор знал с самого начала. Еще накануне вечером он пытался хотя бы для себя сформулировать, чего именно станет просить у всемогущего генерала с кадыкастой черепаховой шеей. Но найти правильных слов так и не смог, поэтому теперь ему приходилось импровизировать.

– Можно начистоту?

– Конечно.

– Понимаете, я ведь в органах с детства мечтал служить. Слово «офицер» для меня всегда было… ну, не знаю… как будто, кто не офицер, тот и не человек. Потому что я всегда верил, что в мире есть порядок и его нужно защищать. Иначе никак. Извините за пафос, но я ведь и до сих пор так считаю. Потому что иначе во всем этом нет никакого смысла, понимаете? Может, это, конечно, и звучит немного по-детски, но я все еще верю, что только служба делает из всех нас настоящих мужчин. Есть приказ – дальше рассуждать не о чем. Иди и выполняй. Или умри. А этот… понимаете… не могу я с ним.

– Что не так?

– С ним, товарищ генерал, все не так. Он открыто плюет во все, что для меня… э-э-э… дорого.

Майор хотел сказать «во все, что для меня свято», но сдержался. То, что он говорил, и так не лезло ни в какие ворота. Генерал, впрочем, слушал внимательно, кивал головой и соглашался. Может быть, все это и не стоило произносить вслух, но с другой стороны майор надеялся, что руководитель его Управления все-таки понимает, о чем речь.

– Что конкретно тебя не устраивает?

– Не знаю, как объяснить. Его глумливую физиономию видеть нужно. Одевается черт знает как. Живет черт знает как. Что у него в голове творится? Он ведь даже в армии не служил. Ходит в каких-то кедах дурацких. Если честно, я вообще не понимаю, зачем такого человека, взяли в органы. Он не такой, как мы. Неуправляемый. Для меня «честь» и «долг», это не просто слова. И я думаю, для вас, товарищ генерал, тоже. И вот, для остальных офицеров (он кивнул головой в сторону так ни слова и не сказавшей женщины в форме). А для него все не так. Он будто инопланетянин. И я прошу его убрать.

– А работать как станешь? Твой отдел чем занимается? (генерал отпустил глаза на лежащий перед ним рапорт и прочитал: «правонарушения… где это?.. а! вот!.. в сфере истории и искусства»). Как я понимаю, консультант тебе все равно необходим.

– Не могу я с ним больше. Уберите его из моего отдела. Пожалуйста.

Генерал встал из-за стола, подошел к окну и помолчал. Тишина в кабинете висела такая, что если прислушаться, то, наверное, можно было услышать, как за окном тяжело стучит сердце смертельно больного города. Потом генерал вернулся на место и еще раз перечитал рапорт.

– Ладно. Не помню, вы знакомы? Это мой старший помощник, офицер Вакулина. Она съездит с тобой, взглянет на твоего гуманитария. Если он действительно позорит органы, то долго у нас не загостится. Это все.

– Разрешите идти?

– Идите.

7

Стогов сидел на скамейке в садике за зданием Кунсткамеры, слушал, как на землю капает дождь, и думал… на самом деле он не думал ни о чем.

(Возможно, сегодняшний день является юбилейным. Скажем, стомиллиардным от сотворения мира. День неплохо начался, много чего обещал. Утром кое-где в облаках виднелись просветы, и дождь казался вроде бы не таким беспросветным, как накануне. Но всего через несколько часов этот день закончится, – так же бездарно, как закончились и все предыдущие дни. И выяснится, что смысла в нем было даже меньше, чем в предыдущих.)

Вокруг скамейки, на которой он сидел, были набросаны пустые бутылки. Похоже, вчерашняя вечеринка у местных забулдыг удалась. Стогов думал, что всего несколько лет назад пустые бутылки были неплохим источником дохода. После каждой вечеринки их обязательно сдавали обратно в магазин. Таким образом часть потраченных средств удавалось вернуть. А вот сегодня бутылки никто уже не сдает. Метафора проще некуда: если ты бездарно потратил то, что имел, не жди, будто хоть что-то из потраченного удастся вернуть.

Капитан подъехал к половине одиннадцатого. Выглядел он помято. Не здороваясь, плюхнулся на скамейку и закурил. Локтем сдвинул чуть в сторону стоявшую на скамейке картонную коробку. По небу ползли облака, планета понемногу вращалась вокруг оси, а они вдвоем просто сидели рядом, молчали, ежились от холода и выпускали дым через зубы.

Потом Осипов все-таки произнес:

– По-английски слово «пиво» пишется почти так же, как слово «медведь». Разница всего в одну букву, а произносятся эти слова совсем по-разному.

– Я смотрю, вчера ты повеселился на славу.

– Ты называешь этот ужас словом «повеселился»? Я даже не помню, как добрался домой.

– Аспирант рассказал чего-нибудь интересного?

– Нет.

– Что значит, «нет»?

– Это то же самое, что «да» только наоборот.

– Вообще ничего не сказал?

– Не знаю. Может, чего и сказал. Только я был не очень трезв и не запомнил. По крайней мере, письменного признания, насчет того, что залез в собственный музей и отрубил там какому-то чилийцу в спортивном костюме голову, он мне не оставил. Как отчитываться майору, ума не приложу.

– Холодный компресс к своему уму приложи. Может, появятся какие-нибудь соображения. С чего ты вообще взял, что аспирантик имеет отношение к убийству?

– Я не взял. Просто я разрабатываю все версии. Как учил наш непосредственный начальник, товарищ майор.

Он еще раз подвинул локтем картонную коробку и вздохнул:

– Если бы этот парень сам во всем бы признался, было бы здорово. Приезжает майор, а у нас, – хоп! Дело уже раскрыто!

– Во сколько он приедет?

– Понятия не имею. Но звонил уже с самого утра. Результатов требует.

– Орал?

– Анал. Блин! Что он все-таки за человек? Только и знает, что всем окружающим мозг выносить. И убери ты свою коробку!

– Это не моя коробка. Чего ты разорался?

– А чего она мне под руку-то все лезет?!

– Не стоит так нервничать. Ну, стоит коробка. Забыл кто-то.

– Это не твоя? Я думал твоя. Выкини ты ее тогда. Чего она тут стоит?

Стогов покосился на коробку. Действительно, с чего бы это на скамейке стоять такой большой и вроде бы бесхозной коробке? Когда утром он садился на скамейку, стояла тут эта коробка или нет? Он пытался вспомнить, но не мог.

Стогов поднялся со скамейки и посмотрел на Осипова. Тот был помят, небрит и выглядел жалко. А стоявшая рядом с ним коробка была большой, почти новой и не понятно, откуда взялась. Стогов аккуратно двумя пальцами приоткрыл крышку. После этого другой рукой наклонил коробку к себе.

Внутри, неудобно завалившись на бок, лежала отрезанная человеческая голова.

8

Майор и сопровождавшая его фифочка в офицерской форме подъехали на место к полудню. Звук их шагов далеко разносился по пустым залам Кунсткамеры. Цок-цок-цок, – печатала шаг женщина-офицер, кланг-кланг-кланг – вышагивал майор. Обувь у обоих была начищена до блеска. Прямая осанка, ни единой погрешности в одежде, подбородки решительно вперед. Встречавшиеся им по пути милиционеры смущенно опускали глаза и делали шаг в сторону.

Осипов ждал их во взломанном накануне зале. Спиной он облокачивался на чучело носорога с отломанным рогом. Безголовый труп увезли еще вчера, но в остальном тут постарались ничего не трогать. Обстановка производила впечатление полного хаоса. Мысли в голове Осипова тоже. Думал он о том, что по пути нужно было купить жевательной резинки, а он, дурак, не купил.

Стогова капитан попросил быть рядом и подстраховать, если что. Хотя про себя отлично понимал: какая тут к едрене-фене подстраховка? Майор его просто уничтожит. И будет, в общем-то, прав.

Майор зашел в зал, и сразу стало как-то меньше воздуха. Он не торопясь осмотрел разбросанные по полу предметы. Потом нашел на полу опрокинутый стул, поставил его в самом центре помещения и сел. Молчаливая офицерша пристроилась у него за правым плечом.

– Доложите о ходе расследования.

Осипов попытался сообразить, с чего бы лучше начать. С первого раза сообразить не удалось и он просто громко сглотнул.

– Короче… Вчера ночью… приблизительно в три часа… через вот это окно…

– Где рапорт?

Осипов сглотнул еще раз.

– Я не успел составить. Но буквально через двадцать минут…

– Протокол осмотра места происшествия?

– Тоже не готов. Но через минут… двадцать… вернее сорок.

– Результаты экспертизы?

– Какой экспертизы?

– Вы заказывали результаты экспертизы?

– Нет. А нужно было?

– Хорошо. Свидетели опрошены?

– А тут нет свидетелей.

– Ни одного? Жителей окрестных домов опросили?

– Это же Кунсткамера. Тут нет окрестных домов.

Майор повернул голову к женщине-офицеру. Вслух произносить фразу «Ну, что я вам говорил?», ему не понадобилось. Все, в общем-то, и так было очевидно.

– Какие вообще мероприятия проведены?

Осипов радостно заулыбался:

– Сегодня утром мною… и вот, сотрудником нашего отдела Стоговым… была обнаружена отрезанная человеческая голова. В садике.

– И что?

– Как раз перед тем, как вы приехали, мы собирались съездить в морг приставить ее к телу.

– Зачем?

– Ну, как? Есть отдельно голова, и есть тело. Мы хотели посмотреть, являются ли они частью одного, так сказать организма.

Все это время Стогов просто стоял у окна и глядел наружу. Дождь, ударяясь о стекло, выстукивал странный ритм. Некоторое время Стогов прислушивался, но опознать мелодию так и не смог. Курить хотелось просто ужасно.

Майор переговорил со своей строгой спутницей. Диалог вышел долгим. Потом та, наконец, кивнула:

– Полностью согласна. Где я могу сесть, заполнить бумаги?

Майор посмотрел, как она выходит из комнаты, плюхнулся обратно на стул и улыбнулся улыбкой абсолютно счастливого человека.

– Все, умник. Считай, что ты уволен.

Капитан встрепенулся:

– Я?

– При чем тут ты? Ты иди, заполняй бумаги. Я о гуманитарии.

Стогов не торопясь, к нему повернулся. У него был ужасно усталый вид. Хотя может быть дело просто в освещении: через давно немытые стекла внутрь помещения попадало слишком мало света.

– Уволен? Тогда я схожу на улицу. Выкурю на прощание сигарету.

К двери он шагал аккуратно, стараясь не наступать на разбросанные по полу экспонаты. Сделать это было не просто: бумаги ровным слоем покрывали весь пол. Выброшенные из стеллажей допотопные ведомости, бланки хранения, обрывки рукописей, личные бумаги умершего хранителя, какие-то письма и старые фото. Выходя из зала, Стогов подумал, что возможно где-то среди этих фотографий может быть и карточка с его лицом многолетней давности. Может быть, на этой карточке он даже улыбается. Но пытаться разглядеть ее под ногами он не стал. Просто вышел из зала и аккуратно закрыл за собой дверь.

Стоять на улице было холодно. Этот день неплохо начинался, много чего обещал. Утром кое-где в облаках виднелись просветы, и дождь казался вроде бы не таким беспросветным, как накануне. Вот только к концу этого дня он, похоже, останется совсем без работы. Плохой, низкооплачиваемой, нелюбимой, но работы. В конце концов, он успел к ней привыкнуть.

Он докурил сигарету, раздавил ее крошечный трупик подошвой и тут же прикурил следующую. Впрочем, ладно. По небу ползли облака, планета понемногу вращалась вокруг оси, а жизнь продолжалась. Он поднял глаза: даже вчерашние ханурики снова выползли из нор и заняли место на мокрых скамейках. Им день обещал еще меньше, чем ему.

За спиной хлопнула дверь. Осипов негромко попросил зажигалку.

– Похоже, ты крепко его достал.

– Похоже.

– Хорошую работу сейчас найти ох, как не просто.

– Это у вас тут что ли хорошая?

– А чего? Соцпакет. Отпуск тридцать рабочих дней.

– У меня вся жизнь отпуск.

– Куда пойдешь-то?

– Не знаю. Может, вернусь работать в музей. Попрошу себе маленькую должность. Например, охранять чучело носорога с отломанным рогом.

Капитан промолчал. Для него лично все обернулось не так и плохо. В конце концов, со службы могли попереть не Стогова, которому на все на свете плевать, а лично его, капитана Осипова. Это было бы намного хуже. Поэтому теперь он просто стоял рядом, молчал, ежился от холода и выпускал дым через зубы.

Майор и проверяющая из Управления спустились к ним во двор не скоро, минут через двадцать. Но все-таки спустились. Женщина-офицер подошла поближе, посмотрела Стогову прямо в лицо и проговорила:

– Я составила рапорт о работе вашего отдела. По результатам этого рапорта я стану рекомендовать руководству освободить вас от занимаемой должности. Как не приносящего пользы.

– Это верно.

– Что верно?

– Пользы от меня и вправду не много. Я же не корова. Это она дает людям масло, творог и один раз в жизни говядину. А я не могу.

– Прекратите паясничать. Ваша работа расследовать преступления.

– Нет. Это работа товарища майора. А мое дело – консультировать его по вопросам, в которых товарищ майор слаб. Потому что таких вопросов много. Правда, товарищ майор?

Она даже не попробовала разозлиться. Все так же равнодушно пожала плечами:

– Что ж вы не выдали свою консультацию в данном случае?

– Он меня не спрашивал.

– Вы хотите сказать, что если бы майор вас спросил, вы указали бы ему на лиц, ограбивших Кунсткамеру?

– Конечно.

– И кто же это?

– А вот пусть майор спросит. Спросите меня, майор! Я не нравлюсь вам, а вы не нравитесь мне. Но вот в чем дело: без меня раскрывать преступления у вашего отдела что-то не выходит, а? Можно, конечно, долго лупить подозреваемых телефонным справочником по голове и завести себе по стукачу в каждом дворе страны. Но там, где нужно думать, у вас, майор, начинаются проблемы, не так ли? Делать умозаключения, анализировать факты, – ничему этому в вашей школе прапорщиков не учат. И поэтому вам нужны такие люди, как я. Без таких, как я, ничего-то у вас не получается. Просто вы не хотите в этом признаться.

Если бы они были вдвоем, майор ударил бы его. Но в присутствии генеральской адьютантши об этом нечего было и мечтать. Прикусив губу почти до крови, он помолчал до тех пор, пока не убедился, что голос не будет дрожать, а потом все-таки спросил:

– Хорошо. Я попрошу. Скажи мне, кто ночью влез в музей?

– О! Оно разговаривает! Вы просите меня о помощи?

– Да, прошу.

– Тогда отчего не помочь? Преступление совершили вот они. Хотя я думаю, это нельзя назвать преступлением.

– Кто «они»?

Стогов сделал пару шагов к скамейке, на которой сидели ханурики, и положил одному из них руку на плечо:

– Вот эти милые ребята. Скажите, джентльмены, кому из вас первому пришла в голову мысль, что рог носорога проще всего добыть именно в Кунсткамере?

Мужчины замолчали и разом повернули головы в их сторону. У того, на плечо которому Стогов положил руку, была особенно распухшая физиономия, а слева на виске небольшое родимое пятно. Будто кто-то слегка мазнул его кистью, вымазанной фиолетовой краской.

9

19 сентября.

16 часов 54 минуты.

Комната для допросов

– О том, что у Валерыча проблемы с женой весь микрорайон знал. У него даже кличка была «Импотент». Причем, он не обижался. Мы, как ни соберемся, – только на этот счет и хихикали. Ну, а чего не посмеяться? Жена у него молодая, симпатичная. А в постели не клеится. В тот вечер кто-то ему сказал, что мол, читал в газете: лучшее средство от импотенции – рог носорога. Типа, негры такие неутомимые, потому что каждый вечер пьют бульончик из рога и только после этого к жене. Ну, и Валерыч завелся. Надо влезть в музей и отломать тамошнему носорогу рог. Сперва все над ним только смеялись, а потом алкоголь в голову ударил, и решили парню помочь. Это же, понимаете, даже не кража. Кокнули форточку, влезли и сразу ушли. Ничего ценного брать мы не собирались.

– Но дело обернулось трупом.

– Случайно вышло. Там темно, не видно ни фига, мы все пьяные. Кто мог знать, что в темноте Валерыч влетит в стеллаж с холодным оружием? Да так удачно, что голову ему падающей секирой, как на скотобойне срезало. Она аж в соседний зал укатилась.

– Вы утверждаете, что это была случайность?

– А вы думаете, что кто-то из нас является мастером боя на самурайских мечах?

– Хорошо. Что было дальше?

– Я посветил зажигалкой и мы в момент протрезвели. Сперва решили просто сбежать. Потом кто-то сообразил, что голову лучше забрать с собой. А когда мы уже вылезли, кто-то другой сообразил, что забирать голову ни в коем случае не следовало.

– И вы просто бросили ее в картонной коробке на улице?

– Вы не подумайте, что мы звери. Просто куда ее девать, эту голову? Не домой же среди ночи нести? До утра решили оставить на скамейке, а потом, типа, будет видно. Решили, что утром снова соберемся и придумаем, как вернуть ее на место. Да только этот ваш сотрудник, быстрее нас все сообразил. Расскажи, как ты догадался?

Задержанный с интересом смотрел на Стогова. Похоже, ему и вправду было интересно. Женщина-офицер тоже повернулась:

– А действительно, как?

Тот лишь пожал плечами:

– Да вы бы тоже догадались. Если бы просто посидели и хоть недолго подумали. Вчера вечером я заехал в отдел, просмотрел сводки о пропавших за последние сутки. В этом районе зарегистрировано всего одно заявление о пропаже человека. Утром я заехал к участковому и он рассказал, что пропавший – местный выпивоха с дерзкой кличкой «Импотент». По моей просьбе участковый навел об этом парне справки и выяснил, что последние дни тот был одержим идеей отыскать от своего недуга какое-то чудодейственное лекарство. Ну, а связать чудо-лекарство и отломанный рог носорога, это уже дважды два.

Задержанный злоумышленник растянул губы в улыбке:

– Да-а, участковый у нас зверь. Может, снимете уже с меня эти браслеты?

Минут через сорок конвойный увел задержанного. После этого все тем же бесстрастным голосом робота женщина-офицер сообщила присутствующим, что считает осуществляемую ею проверку оконченной. По результатам проверки ею будет составлен новый рапорт. В котором она объективно отразит весь ход расследования.

На майора никто из присутствующих старался не смотреть. Сам он на их месте тоже не стал бы смотреть в свою сторону.

Сложив бумаги, она поднялась, одернула мундир и вышла из комнаты для допросов:

– Всего доброго.

Майор посидел молча, а потом тоже вышел. Он прощаться ни с кем не стал. Стогов и капитан остались вдвоем.

– Когда-нибудь он тебя просто убьет.

– Но это будет не сегодня.

– Куда пойдем?

– Денег осталось от силы граммов на двести.

– Пойдем. Сегодня угощаю я. А ты за это расскажешь мне что такое «Орден госпитальеров».

– Ага. Расскажу. А потом вымою во всем отделении пол. Не слишком ли много ты хочешь за ту гадость, которой обычно меня угощаешь?

Они встали, вышли из помещения и заперли за собой дверь. Весь остаток того вечера у Стогова было неприятное ощущение: знаете, как будто ты забыл что-то очень важное. Не сделал то, что просто обязан был сделать. Иногда ему казалось, будто вот оно… сейчас он ухватит воспоминание за хвост… но в тот вечер он так его и не ухватил.

О том, что это было, он вспомнит лишь полтора месяца спустя. При совсем других обстоятельствах. И поразится тому, как мог не заметить того, что буквально само бросалось в глаза. Потому что если бы увидел сразу, то данная история пошла бы совсем по иному пути. Но в этот момент ничего этого он еще не знал. Вместе с Осиповым он просто вышел на улицу, натянул на голову капюшон куртки… дальше в тот вечер все было, как обычно.

ОглавлениеИлья СтоговПроект «Лузер». Эпизод второй. Дело о потерянной голове123456789