«Конец Ядовитого Мну»

Конец Ядовитого Мну (fb2) - Конец Ядовитого Мну 202K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Константин Дубровский

Константин Дубровский КОНЕЦ ЯДОВИТОГО МНУ

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

В книге замечательного мастера псевдокосмического реализма есть буквы, слова, предложения и фразы, которые переносят подготовленного читателя в недалёкое будущее. Автор убедительно показал, что надо быть начеку и в период всеобщего изобилия. Юному читателю, безусловно, полюбятся смелые герои этой книги.

Отзывы о романе лучше оставить при себе.

«Меня ты не поймёшь,

потому,

Что я давно уже не

существую…»

(В. Сосюра).

Глава I

Ровно в семь яркий и жаркий солнечный луч упёрся в крепко зажмуренный глаз сеньора Хулио-дос-Флорипидес-не-Самаранча-не-Перейрызато-Агути, мультимиллионера, владельца всех плантаций каучуконосов Системы сорока миров, вплоть до Системы Влажных Дыр и провалов Вайзеля.

Хулио Агути, не отрывая глаз, напряг шею и надкусил висящий возле щеки авокадо. Холодный сок разбудил миллионера окончательно. «Как спалось, жировик?» — увидев, что он проснулся, крикнул из клетки мохнатый марсианский зубек, единственное существо, которому Хулио Агути разрешал разговаривать с собой в таком тоне. Агути почесал живот и вяло бросил, в зубека огрызком авокадо. «И на том спасибо, жлоб, — проворчал зверь, расправляясь с овощем. — Для кого копишь? Кому готовишь? Кондратий не за горами!». — «Поговори у меня», — пригрозил Агути и показал волосатый кулак, увешанный перстнями и амулетами от потёртости. «Нас утро встречает прохладой», — весело запел он и распахнул шторы. Комнату залил яркий солнечный свет. Агути сделал несколько упражнений из системы Дикуля, потом надолго застыл в позе «кетчуп» и бросился избивать соломенное чучело. Хотя ему и мешал немалый живот, с пятой попытки миллионер снёс чучелу голову и пошёл в бассейн. Плавал Агути исключительно старым стилем «часовой Хорст»; по пояс высунувшись из воды, со скрещенными за спиной руками.

Через полчаса, гладко выбритый и одетый в просторные белые бабуши Агути вошёл на веранду принять пищу. Из-за стола уже виднелась голова сеньоры Физалии Агути, его восьмой и самой глупой жены. Рядом с ней сидел старый, как мир, Чича Агути, — участник первого Вторжения, кавалер ордена Энуклеации и почётный член Аппарата Вторжения.

— Доброе утро, птичка, — сказал Агути и поцеловал жену в затылок. — Здравствуй, дедушка!

— Хулио, — строго сказала Физалия, — так дальше продолжаться не может, твой выживший из ума Чича снова мочился в горшок с моими орхидеями!

— Ваши цветы прекрасны, — пробурчал Чича из глубины таза с холодным.

— Он ещё издевается, — взвизгнула сеньора Агути, — чего ты молчишь, Хулио? Скажи что-нибудь!

— Адзямо, — сказал Хулио.

— Что «адзямо?» — удивилась Физалия.

— Ты просила сказать что-нибудь, и я сказал, — ответил Хулио и принялся за фаршированных колибри

— Вы все одна миллионерская банда, — заорала Физалия. — Навіщо я загубила свою квітучу молодість?

Багровая от злости, она скрылась в своей спальне.

Агути продолжал спокойно есть — он знал, что через час-другой глупая Физя успокоится и придёт просить денег на очередную шубу. Дедушка Чича перестал чавкать и наполовину высунулся из таза.

— Ушла? — хрипло спросил он, обтираясь пальмовым листом. Хулио молча кивнул.

— В следующий раз женись на немой, — посоветовал Чича.

— Физя как никто умеет давить на секретные кнопки, — вздохнув сказал Агути.

— Аллах велик, — удивился Чича, — это редкое искусство.

Подали кофе и сладкий «хворост» из мышиных хвостиков. Старый Чуча закурил трубку и моментально заснул в ползатяжки.

— Стар стал, — с нежностью подумал Хулио, вытер об дедушку руки и пошёл в кабинет, где обычно работал до обеда.

Зайдя в кабинет, он не глядя нажал на клавишу кондиционера запахов «Бак-1». Запахло студенческой столовой времён застоя. «Не то», — поморщился Хулио и переключил прибор. В кабинете сгустился аромат намыленного женского тела. Агути сел за массивный мельхиоровый стол и начал просматривать бумаги. Дойдя до третьей бумаги, Агути нахмурился. На тропическом гиганте Бильбоке из созвездия Лабунцов снова резко снизился надой каучука с гектара. «Боюсь, там назревает бунт гуманоидов», — тревожно подумал Хулио и стал читать дальше.

«Не могу не упомянуть о том, что при невыясненных обстоятельствах исчез ботаник-надсмотрщик Бу Полупан с семенами для новых территорий. Обнаруженные на месте похищения предметы, как-то 1000-вольтная батарейка для бластера, папаха, сачок для простейших, левая нога и туловище ботаника, позволяют предположить, что он в настоящее время мёртв. Искренне ваш, капитан Кальмар». Эта докладная была тоже с Бильбоке. «Лихо работают», — присвистнул Хулио и взял трубку межгалактической связи. На экране появилась кашицеобразная голова гуманоида с Бильбоке, ставшего на путь предательства.

— Кальмара ко мне, — скомандовал Хулио.

Гуманоид исчез.

— Рекомендую провести акцию возмездия, — зарычал Агути, когда в проёме экрана появился сизый от тропического солнца капитан, — местность размером 2×2 км, где исчез ботаник, объявить эпицентром лейшманиоза и выжечь кобальтовыми пушками. Женское население отдать на поругание роботам-носильщикам. Об исполнении доложить немедленно. Всё!

Выключив аппарат, Агути довольно потёр ноги и ударил в рельсу — вошёл секретарь.

— Пресса есть? — спросил миллионер.

— Звуковое письмо без адреса, — ответил секретарь, — и напоминание о том, что президент трёх популяций и Обладатель магической власти ждёт вас на совещание квазнаграриев и космопутчистов в восемнадцать часов.

— Это хорошие деньги, — пробормотал Хулио, — надо пойти. — И громко спросил: — А что в письме?.

Секретарь вставил кристалл антрацита в гнездо и включил выключатель. Агути откинулся в кресле и приготовился слушать.

— Нехорошо, Хулио, — раздался из динамика приятный фальцет, — отвратительно! Боюсь, что ты попал в историю, из которой вряд ли выскочишь способным к дальнейшему размножению. Твоя нижняя половин тела — это уже кал, а если ты поедешь на совещание к президенту и примешь его предложения, то калом станет и верхняя половина твоего тела. Будь умницей. Чао, кролик!

Магнитофон затих.

— Кто это был? — спросил Агути, выпивая стакан кашасы и вытирая пот.

— Дети шалят, — предположил секретарь.

— Глупые дети, — спокойно сказал Хулио и пошёл обедать.

Физалии за столом не было, зато дедушка Чича мужественно боролся со вторым бутылём красного, грозно поглядывая на третий.

— Мне угрожали, — мрачно сказал Агути, ловко разделывая мититяй с кровью.

— Вздор, — прохрипел Чича и выпятил нижнюю челюсть, — мы сломим им головы! Вперёд, чудо-богатыри! На Белград!

— Дедушка, оставьте в покое красное — вам его не одолеть, — укоризненно сказал Хулио.

— Сопляк, — важно сказал Чича, встал, оттопырил тощий зад и припал к третьей бутылке. Кадык его двигался как челнок в ткацком станке ранних моделей. Посмотрев, как дедушку относят на гемосорбцию, Агути пошёл переодеваться на приём.

— Надень лифчик, — сразу заявил из клетки зубек, — его лиловый оттенок отлично гармонирует с цветом твоей кожи.

— Шутник, — ласково сказал Хулио и почесал зверя под летательной перепонкой.

Надев чёрный смокинг из знаменитой ткани «репс» с планеты Боман-Боза, которая легко гладилась и стиралась, но была непроницаема для оружия массового поражения, миллионер Хулио Агути сел в гравипед и полетел по направлению к резиденции президента. Было семнадцать сорок пять. Светало.

Глава II

Жаркое июльское солнце левого полушария стояло в зените над мрачным высокогорным плато Чикумбе. Но палящие солнечные лучи едва достигали провала в самом центре плато, а там, на многочисленных территориях размещались корпуса и полигоны межпланетного центра «Спейс волонтир» по подготовке отрядов косморазведчиков и всякого рода диверсионных групп для поддержания эффекта присутствия на оккупированных планетах. Плохое было это место. Далеко не все из половозрелых особей мужского и женского пола, поступавших на полный цикл глобальной трансформации, заканчивали его. Но зато выпускники центра были нарасхват во всех фирмах, конторах и оптовых базах, которые так или иначе были связаны с дальним космосом. Это они составили подвижный отряд «Воздушный поцелуй», который под прикрытием бронетанков III поколения «Мохнатые сейфы» в течение одной недели высадился на Эстуари и превратил свободолюбивых эстуарцев в подсобных рабочих на необозримых плантациях уникального бифштексного дерева. Правда, десятисантиметровым эстуариям было всё равно чем заниматься, так как уже впоследствии толковые учёные доказали, что они были вымирающей ветвью личинок адгезии. А легендарный Мутабор Мачула в одиночку высадился на субтропический астероид Цмак и вступил в вооруженный конфликт с гуттаперчевым диктатором Мацом Невидимкой. Только на третьи сутки поединка Мутабор интуитивно попал Мацу в вену и сделал его видимым при помощи инъекции индигокармина. Мац был вынужден сдаться и сейчас работает на Цмаке сестрой-хозяйкой, а сам астероид превращён в гигантскую грязелечебницу для хондродистрофиков, к тому же там почему-то не болели «чёрной свинкой» — этим бичом околоземных орбитальных станций.

Лет пятьдесят или семьдесят назад двадцатка храбрецов-проходчиков под командованием Спиридона Толстокорого под покровом метеоритного дождя высадились на ужасающей планете Пси-17 из системы шаров Криштофа, которая была заселена человекообразными тушканами высотой до семи метров. Пользуясь феодальной разобщенностью тушканов, Спиридон Толстокорый провозгласил развитой капитализм, объединил человеко-зверей в ячейки и уничтожил всю биомассу планеты из мочемёта. Зато сейчас на Пси-17 находится единственное в системе место, где добывают сверхчистый природный сервелат, для возрастающих кулинарных потребностей жителей Земли.

В данный момент большинство курсантов спецкурса находились на перерыве. Могучий, но добрый Бен Нисневич расслабленно лежал в тени подвешенной на шест фуражки и насвистывал в раструб сапога незатейливую песенку «Что ж ты Магда, курва, не выходишь?» Рядом полусидел Вилли Кенис и бесшумно тянул через бамбуковую палку безалкогольный херес из жестянки. Чуть в стороне трое ребят из группы освобождения от жизненно важных функций играли в «разрыв селезёнки» на двух колодах. Остальные либо спали, либо наоборот, но без дела нельзя было увидеть ни одного человека. Только внимательно присмотревшись, можно было заметить поступательное шевеление под кожурой семейного яванского банана — там яростно жили молодожёны Асс-Бабич, специалисты по половому терроризму, не обращая никакого внимания на огрызки анчоусов и другой мусор, который бросали в кожуру отдыхающие курсанты. Под душераздирающие крики молодожёнов стоящий на посту стажёр Ози Бассеншпиллер по прозвищу Батый начал писать звуковое письмо своей тёте в Кёльн, что было строжайше запрещено уставом распорядка дня. Зная это, находчивый Ози заменял щекотливые слова криком «Опа!».

— А вот любопытно, чем занимается тихоня Бассеншпиллер? — раздался за спиной увлекшегося курсанта тихий, вкрадчивый голос.

Ози сильно побледнел, покрылся пупырышками и стал похож на несвежий огурец сорта «жовтяк» из музея вымерших культур. За его спиной стоял старший сэнсэй Золтан Вдуич, гроза, курсантских затылков, чемпион Крабовидной туманности по стрельбе из произвольного отверстия. Его уважали. Его боялись и ненавидели. Он был для курсантов всем: доброй, бабушкой и злым дядей, мудрым наставником и глупым администратором, холодным карцером и сладкой кулебякой. Он был велик, ибо о его бесчисленных приключениях нынешние курсанты читали еще в роддоме.

— Ага… — многозначительно сказал Золтан и поднял с земли наполовину записанный звуковой кристалл.

— Банзай, неустрашимые! — крикнул он стоящему навытяжку взводу.

— Рр-р-ав! — прогремело в ответ над полигоном.

— Яелы не жмут?

— Рр-р-ав! — вторично раздалось в ответ.

— Похвально, — сказал Золтан, — а вы можете мне сказать, что это за плесень? — и он указал черным мизинцем на неподвижно стоящего Ози Бассеншпиллера.

— Это наш кровный коллега, победитель неверных, отличник аудиосвязи курсант Батый, — без запинки отчеканил старшина взвода, алеут Вацек.

— А я утверждаю, что это вонючий марсианский лупоглаз или, с большой натяжкой, мерзкий венерианский писсикур, — заорал Золтан Вдуич.

Он вставил звуковое письмо в нишу грызлофона и включил его на полную громкость. «Дорогая тётя, — раздалось из динамика, — дела мои очень «опа». Так бы всё ничего но уж очень старший сэнсэй «опа». Я бы, тётя, если б мог, так бы и «опа» отсюда в твой маленький тихий домик. Интересно, жив ли наш «опа» сосед Венцель, хотя мне это в общем-то «опа». Учусь я, тётя, нормально, а в деле маскировки и связи дела мои намного лучше, чем у других. Эх, тётя, если б не было «опа» сэнсэя… Прошу тебя, передай Урцилле, чтобы блюла себя в строгости, а то вернусь и так отдубашу в «опа», что своих не узнает. Дорогому дяде передай…» — «…что он тоже «опа»», — не своим голосом завизжал Золтан Вдуич и стал в ярости топтать звуковое письмо. Бешено вращая глазами, он подошёл к Батыю и сделал неуловимое движение кадыком. Ози крякнул и упал лицом вперёд на гравий, но в следующий момент упёрся в землю лбом, сделал двойное сальто прогнувшись, и в воздухе зловеще свистнули лезвия двух плазменных резаков.

— Щенок, — прошипел Золтан, — я из тебя кебаб делать буду.

Взвод курсантов не мигая смотрел, как внешне неповоротливый, массивный сэнсэй вдруг исчез из поля зрения и провёл удар, известный в масаяма под названием «опустела без тебя земля». Ози сразу сильно постарел, съёжился и тихо прошептал: «Сдаюсь».

— Выбирай, гадёныш, — в рыло или в карцер? — подходя вплотную спросил Золтан, но тут раздался сигнал: «Всем ощетиниться», и грызлофон объявил: «Сэнсэю Вдуичу срочно явиться к директору центра. Пароль «Сатурн», ответ «Гаврилов».

— Можно курить, — рявкнул Золтан и плавной иноходью бросился к шахте директорского лифта.

Обессиленный Ози Бассеншпиллер закурил сразу все сигареты своих товарищей по взводу, щёки его дрожали, разбитый нос постепенно принимал форму грейпфрута.

— Плюнь, — хлопнул его по плечу снайпер Юозас Гейдукис, — отвечу в три кизяры, что обойдётся. Он же у нас отходчивый.

Ози плюнул.

— Вот в меня — это ты зря, — обиделся тщедушный с виду Миша Талисман, незаменимый в воздушном бою на глайдерах, мастер входа в личный контакт с инопланетянами. Однако обессиленный Батый уже спал.

Просторный сверхзвуковой лифт-хауз с Золтаном на борту остановился на отметке две тысячи метров. Золтан вышел, вставил в контрольное гнездо штуку, которая у каждого имеет неповторимый отпечаток кожных линий, и сказал: «Сатурн». В ответ штуку укололи и металлический голос произнёс: «Гаврилов». Ширма открылась. Вдуич одёрнул комбинезон и шагнул в кабинет. За прозрачным жидким столом, на непрозрачном жидком стуле сидел директор центра «Спейс волонтир» Ион Авантипопало. Золтан невольно подтянулся и с уважением смотрел, как директор давил меркурианских сиропоносов титановым бюстиком Антонеску и ту же выпивал их содержимое. Говорили, что Ион Авантипопало родился на грузовом рейдере «Кок-чай» у румынского утилизатора Млагожаты Сигару, которая, боясь насмешек экипажа, смыла ребёнка в открытый космос вместе с отходами жизненных процессов. Его случайно подобрали разумные простейшие с планеты Якуба, выкормили через жгутики, ослизнили и незаметно подбросили в «Кок-чай» на обратном пути рейдера. По другой версии, он родился на Земле, но был похищен торговцами детьми с Проксимы Лотата, попал на Сизон, долго болел, был в плену сизиков, бежал, оказался у монахов Япета, принял фамилию Авантипопало и, наконец, оказался на Замле, где быстро пошёл в гору, потому что ему помогли материально сердобольные родственники по линии папы, которого он не знал. Обоим этим версиям Золтан Вдуич не верил. Он вообще не верил никому, кроме собственной мускульной тяги и Серомана Августа которого носил в левом ухе. Однако директора уважал и побаивался, так как тот был безусловно личностью таинственной.

— Эвоэ, дружище, — сказал Ион и отложил в сторону бюстик.

— Эвоэ, ту, — поклонившись ответил Золтан.

— Могу тебя обрадовать, — продолжал директор, — есть хорошее дело, но нужны твои ребята, человек семь-восемь.

— Можно, — кивнул Золтан, — а за что стараемся?

— В конце акции тебе — десять, оставшимся в живых — по пять.

— Пахнет геноцидом, — задумался Золтан.

— Да, возможно будет жарко, — ответил Ион, — но нам ли бояться трудностей? К тому же десять пресс-лимонов в твёрдой валюте на дороге не валяются.

— Враг не пройдёт, — гаркнул Золтан и щёлкнул цезиевыми каблуками.

Ион Авантипопало подвинул ближе микрофон и сказал: «Давай фамилии кандидатов». — «Бен Нисневич — шпионаж и мордобой; Вилли Кенис — диверсии на стратегических объектах; супруги Асс-Бабич — половой терроризм, сексуальные революции, новые виды размножения; Вацек Хари — охота на крупного зверя, быстрые действия в неожиданных ситуациях; Юозас Гейдукис — стрельба из всех видов и систем по всем видам и системам; Талисман Миша — водитель глайдера, переводчик, дипломат на доверии, ну и восьмой — это я».

— Не вижу связиста и шпиона-ниндзя, — вопросительно спросил Ион.

— Есть такой — Ози Бассеншпиллер, но очень мягкотел и любит тётю.

— Ничего, озвереет в бою, — заключил Авантипопало, вписывая Ози в список команды. — Сейчас я отделюсь на совещание к президенту трёх популяций. Вы должны находиться в полной готовности № 0. Всё. Эвизи ку».

— Эку, конечно, — поклонился Золтан и вышел из кабинета.

Было семнадцать пятьдесят. Светало. Ион Авантипопало вдруг отчётливо понял, что в его организме появилось что-то лишнее. Он в волнении провёл рукой по затылку и в его ладони оказалась липучка от детского бластера с пластиковой запиской: «Румын, берегись! Мы знаем всё! Самый лучший выход — сегодня же подать в отставку. В случае неповиновения — приглашаем на твою гражданскую панихиду, которая состоится в аудитории № 3 по скользящему графику, но опознать тебя можно будет только по пояснительной записке». Авантипопало облегчённо вздохнул: «Мои курсанты — шутники, а я люблю шутников — у них больше шансов выжить». С этой мыслью он сел в салапед и вылетел к президенту. Продолжало светать.

Глава III

Хороши вечера в Японии. Удивительно хорош и международный космодром «Ориент» в лучах прожекторов и карманных фонариков. Но лучше всего вечером в Японии — ресторан для пилотов резерва «Цезарь Коперник», выполненный из альмагеля и стекловолокна в виде ягодиц великого учёного. Кого только не встретишь в его просторных залах! За плавающими в невесомости столами и безусые юнцы — таксисты с маршрута Салтофка — Море Безмолвия, и усатые, вечно недовольные частники, у которых имеются поддельные патенты на рейсы до Нептуна; горланят частушки бесшабашные фотоновозы, посечённые молекулами водорода; мрачно пьют все наименования по очереди седые нуль-транспортировщики, вернувшиеся как всегда без целого ряда товарищей; всюду визжат девки всех национальностей и темпераментов — от холодной как пиво нанайки, до жгучей как зелёнка меркурщицы Официанты в красных хитонах пуляют из синтезаторов на столы блюда народов мира, швейцар из бывших монотонно бубнит «извините, спецобслуживание» и аккуратно берёт на чай с бальзамом. Жизнь бьёт ключом, но никто не дёрется, и не видно пьяных — пьяные сразу поднимаются под потолок и бланшируются в масле до исчезновения алкоголя в крови с последующим сообщением но месту работы.

В описываемый период в ресторане было тихо — только что сообщили о том, что командир Пэпо Чиполучио добровольно разгерметизировал членов экипажа и самого себя на полпути к канализационной дыре Ассения. Сделал он это в знак протеста против отказа администрации космопорта выдавать космическим золотарям одеколон «Гусар» и сиреневую воду.

— Пожили бедно, хватит, — вдруг заорал горбун Могила, единственный из членов экипажа Пэпо, оставшийся в живых — он спрятался в гофру. Группа пилотов-активистов тут же предложила в знак солидарности с погибшими дёрнуть штрафную и не выходить на работу, пока Пэпо посмертно не реабилитируют. Их горячо поддержали представители профсоюза наземных заливщиков.

— Я люблю тебя, Пэпо, — снова закричал Могила, и все начали минуту молчания.

И тут, в момент апогея трагизма, в дальнем углу грянули песню: «И снится нам не топот козладрона, не эта ледяная синева…»

— Что это за вакуум-экстраторы, — угрожающе поднялся из-за стойки мясной робот-погрузчик Епифан, но его сразу обесточили, и правильно сделали. Откуда глупому мясному роботу знать, что за дальним столом гулял капитан фотонолёта «Мисхор» — лихач и уголовник Фрум Олива со своим экипажем, который составляли бывшие хобо, лобби, бобби и «каучуковые шеи». Была среди них и кожаная голова.

— Таким, значит вот, образом, — сказал очередной тост Фрум и заглотил тубус «Долины смерти». Веселье за столом было в разгаре. Одноглазый штурман Зе Сельпуга доказывал доктору Фишеру, что Пэпо разгерметизировал всю команду не в знак протеста, а в результате того, что накануне вылета выпил полный запасной скафандр «Ай-Данили».

— И я это видел, — бубнил Сельпуга и слюнявил ухо Фишеру.

— Каким образом? — удивился Фишер. — Вы же не покидали ресторан три дня!

Сельпуга не понял вопроса и продолжал бубнить: «Я это видел».

— Вот таким макаром, — снова провозгласил тост Олива, и тут мегафон под потолком недовольно хрюкнул и сказал: «Капитан Олива, к диспетчеру».

— «Сосаки», — выругался Фрум по-японски, икнул бужениной из халязки и вышел из-за стола. — Без меня не расходитесь, — приказал он не оборачиваясь, на что навигатор Монц ответил: «Я между прочим, для того здесь и посажен…»

В кабинете диспетчера космопорта было прохладно, Диспетчер спал. Звали его Оби Луфарь, но друзья и знакомые называли его просто Лафарик. Грубый Олива положил ему на темя окурок папиросы и сел в кресло.

— Солнышко во дворе, а в саду тропинка, — прошептал во сне Лафарик и блаженно улыбнулся. Через две минуты он нахмурился и внятно сказал: «Пётр Порфирьевич! Паяйте, пожалуйста, аккуратней, а то расплавленный титан капает мне прямо на темя». Олива с любопытством наблюдал за эволюцией разговоров во сне в связи с изменением температуры окурка. Не открывая глаз Лафарик уже волновался не на шутку. «Протуберанцы, — орал он, — Звоните 01». Олива убрал окурок с темени диспетчера и сказал: «Проснись, сынок, войну проспишь». Лафарик открыл глаза и несколько мгновений бессмысленно смотрел на капитана. Потом взгляд его стал осмысленным, и он виновато спросил: «Я что — спал?»

— Нет, ты гонял туза в портьеру, — сурово ответил Фрум, — за что и предстанешь перед великим хуралом популяции».

— Шутишь, — мрачно проворчал Лафарик, — а вот мне не до шуток. Я, между прочим, искал тебя неделю, чтобы передать шифрограмму.

— Откуда это, — удивился Олива, — неужели опять напоминание об алиментах с Фобоса от психопатички Пецы?

— Нет, штамп правительственный.

Олива вскрыл пластиковый футляр, приложил к левому углу большой палец и на экране вспыхнули зелёные буквы: «Фрум Олива. Вы приглашаетесь на совещание к президенту трёх популяций, которое будет иметь место сегодня в восемнадцать часов». Олива посмотрел на часы. Было всего шестнадцать, и он успокоился. Любопытный Лафарик елозил в кресле и пытался заглянуть в записку через зеркальный отражатель.

— Любопытной Варваре — штуцер порвали, — засмеялся Фрум, щёлкнул Лафарика по лбу и отправился в ресторан взбодриться.

Его разношёрстный экипаж находился в состоянии «бэзил», что соответствует четырём состояниям «педро» или шестидесяти состояниям «средней тяжести».

— Не вешать нос, урки, — весело крикнул Олива, — о нас помнит правительство. Не хочу опережать события, но, видно, скоро полетим.

— Рождённый квасить — летать не может, — равнодушно сказал какой-то пожилой астрофизик из-за соседнего столика с нашивкой общества трезвости на спине.

— Толково сказано, — крикнул Зе Сельпуга и очень ловко замазал лицо пожилого астрофизика расплавленным мармеладом.

Когда официанты увели возмущенного старика, Фрум продолжил:

— Судя по телексу, полёт будет высшей категории сложности, а за такие полёты выдают бумажники высшей категории плотности. Все не желающие участвовать мне не интересны и должны покинуть стол немедленно.

В полной тишине из-за стола встал и ушёл домосед Сундук — он готовился к свадьбе и не хотел рисковать.

— Больше гнилых нет? — спросил Олива. Все молчали. — Тогда рекомендую наполнить фужеры, ибо скоро каждая волосинка на ваших головах превратите в золото, — крикнул капитан и махнул четыреста.

— Глыба! — восторженно прошептал юнга-стажёр Маховлич и сделал знак ансамблю.

— По заказу нашего гостя Маховлича звучит эта песня, — раздалось из динамиков и грудной женский голос запел:

«Когда в полёт мы собирались,

Слезами девки обливались…»

— Вали плясовую, — задорно прокричал доктор Фишер и, схватив в охапку некую негритянку, забился в беспорядочных телодвижениях.

— Когда Фишер танцует танец девственниц с планеты Мауси, сердце тает, как кусочек сахара, — заметил Олива и сказал очередной тост: — Так оно всё случается.

Солистка пронзительно спела последние строки романса:

«Ты возвратился, милый друг,

И что-то защемило вдруг…»

Растроганный Фрум набил рот жареным драчуном и вдруг отчётливо услышал за щекой шуршание бумаги. Не привлекая внимания, он двумя пальцами достал изо рта испачканную соусом бумагу: «Фрум — не суетись! Продолжай возить по Системе контрабандный ливер и не суй свой синий нос в политику. От предложения президента откажись. В случае неповиновения — финская баня, плавно переходящая в крематорий». «Конкуренты не дремлют, значит, дело верное», — удовлетворенно подумал Олива, уничтожил записку актом глотания и крикнул:

— Бася, солнце, иди сюда!

Когда Бася вылезла из-под скатерти, было семнадцать пятьдесят.

Олива решительно встал и через минуту мчался на глайдере в президентский дворец. Рассвет не прекращался.

Глава IV

Летняя резиденция президента трёх популяций располагалась в живописной Якутской аномалии, там где когда-то находились устья Индигирки и Колымы, Потом, в результате тектонических сдвигов и повышения активности масс в этом регионе наступил период расцвета хвощей и папоротников и массовое вымирание якутских меньшинств. Установился причудливый гибрид арктического и влажного субтропического климата, который благоприятно влиял на форму калового столба президента, и он стал проводить здесь свои летние каникулы. В настоящее время по скоплению средств передвижения было видно невооруженным глазом, что готовится нечто. В овальном кабинете слышался приглушенный гул голосов, шуршание конфетных обёрток и хруст эскимо. Собравшиеся, а их было не более двадцати человек, ждали появления президента.

Равно в восемнадцать где-то под потолком ударили в рельсу и голоса затихли. Занавес раздвинулся и откуда-то сбоку разбитой старческой походкой вышел и сел на свое кресло президент трёх популяций, обладатель магической власти, отец нации, гражданин Уго Раушке. Воцарилась напряженная тишина. Всем было ясно, что президент вспоминает, по какому случаю собрались эти люди. О его деменции ходили анекдоты во всей Галактике, и дела государственной важности вёл, в основном, первый министр Аванес Попян — кавалер ордена Сипеля с лентами, альфрейщик по образованию.

— Братцы, — наконец сказал Уго Раушке, — желаю вам мирного неба над головой…

Попян что-то шепнул ему на ухо.

— В связи с этим мой Попян доложит вам ситуацию, — закончил титаническую речь президент и закрыл глаза.

Поджарый мускулистый Попян в серебристом коверкотовом костюме начал баз предисловия.

— Братья по разуму, — сказал он, — мы собрали вас не потому, что давно не видели ваши добрые лица, не потому, что хотели оторвать вас от любимого дела. Мы собрали вас для решения дальнейшей судьбы нашей древней цивилизации. Мало кто из вас знает, что пять лет назад нами был послан небольшой разведотряд в созвездие Рака. Отряд не вернулся. Повторная экспедиция во главе с опытным Хью О'Лири передала загадочный сигнал: «А вот нам и п…дарики» и не вернулась тоже. Тогда мы послали туда необитаемый буер-автомат с суперинтеллектуальным роботом восьмого поколения Ласло. Через месяц умный Лаело обозвал себя «чугунным мудилой» и перерезал провода в области шеи. Однако он успел передать на Землю видеоканал с места своего прозрения, который мы предлагаем вашему вниманию.

Погас свет. На стереоэкране показалось лицо Ласло момент замены батареек. Потом показались смутные очертания какой-то планеты, окутанной густым тяжёлым туманом. Ласло что-то кричит в иллюминатор. Яркая вспышка. Крик: «Я чугунное мудило» и подпись «Ваш Ласло». Когда свет зажёгся, Попян мрачно смотрел на присутствующих, ткнул указкой спящего магистра Пугу и продолжил:

— Сопоставив имеющиеся у нас данные, мы пришли к определённому мнению о сущности планеты, которая видна на записи. Прошу специалистов выступать по очереди.

— И выступим, — в один голос задорно закричали седовласые и безвласые специалисты и вытолкали в центр зала астронома Скабичевского.

— Так знайте, гипсовые головы, — заорал мохнатый как зубр астроном, — планета, которую заснял наш разумный окатыш, не что иное, как Ядовитый Мну. А известно ли вам, что такое Ядовитый Мну?

Уго Раушке во сне поднял левую бровь и сказал: «Баранки гну».

— Это эллипсоидный космический багровый карлик, состоящий из квазипуха и мегакаперса. Атмосфера на девяносто процентов состоит из аргона, ксенона и — газов, световой день — как у нас, вращения вокруг оси нет…

— Нет есть, — крикнул другой астроном, представитель донецкой школы, звездочёт Панибрат.

— Меньше дискутируй — целей будешь, — прервал его Попян и предоставил слово полиглоту-экциклопедисту с колец Сатурна Ихи Еврюжихи-старшему.

— По непроверенным данным Ядовитый Мну заселяют грибки, грибочки и селёдочка… — захихикал Ихи.

Так как на Сатурне уже триста лет действовал сухой закон номер восемь, трезвых там почти не осталось и всё взрослое население, как правило, умирало не дожив до двух дней. Так что нечего удивляться, что Ихи в восемнадцать тридцать превратился из полиглота-энциклопедиста в потатора-абстинента.

— А ещё там есть оливье, — закончил ученый и замер в кресле. Фрум Олива в это время трезвел и свирепел одновременно.

— Я имею знать, зачем нас здесь собрали? — заорал он, упёршись обеими руками в ушные раковины сидящего впереди социолога Леонида Посыпай.

— Внимание, — сразу объявил социолог и надул живот, — а теперь самое главное. Нашей группой после работы в архиве достоверно установлено, что двести лет назад, во времена короля Задова на необитаемую тогда планету Ядовитый Мну были вывезены в гигантских саквояжах триста пятьдесят миллионов бывших фашистов, неофашистов, милитаристов и расистов. Акция носила название «Весенний газик» и имела целью изоляцию этих маньяков от нормальных жителей Земли. Предполагалось, что они через полтора-два часа самоликвидируются, не выдержав конкуренции с биосферой планеты. Теперь мы убедились, что по неизвестным причинам они не вымери, а наоборот, окрепли, мутировали, размножились и превратились в злобных беспощадных неофашистов третьей степени. Кроме того у них, очевидно, есть космическая техника и кинотрансляторы… Мама! Мы пропали!!!

— Что такое? Почему пропали? Где чекисты? — заволновался астроном Панибрат. — Я сердечник!

— Без паники, — железным голосом сказал Попян, — и, думаю, ситуация предельно ясна. Необходимо послать на Ядовитый Мну группу ликвидаторов и уничтожить эту гадость.

— Вот сам и лети! — закричал возмущённый Хулио Агути (он до самого последнего момента думал, что его вызвали для вручения ордена).

— Поцелуй меня сюда! И сюда! И сюда, — хохотал хулиган Олива, подпрыгивая в кресле и демонстрируя собравшимся своё мускулистое тело.

— Согласитесь, голубчик, что это ваше предложение кажется без веских аргументов странным, — вежливо прогудел Ион Авантипопало.

— Пусть сначала покашляет, — снова, закричал Олива.

Попян терпеливо выслушал угрозы и оскорбления, потом демонстративно помочился в графин и, воспользовавшись наступившей при этом тишиной, сказал:

— Я не рассказал самого глазного. По расшифрованным спектральным волнам нами установлено, что литосфера планеты на сто процентов состоит из золота, платины, красной икры, мехов, товаров первой необходимости.

— Вот это речь не мальчика, но Попяна, — довольно засмеялся Агути.

— Лично я не вижу причин не лететь, — манипулируя калькулятором, крикнул Авантипопало — он весь лоснился от удовольствия.

— Вот смешной фраерок, с этого и надо было начинать, — орал Олива и в экстазе хлестал спящего Ихи по сусалам.

— И мне дайте фантик, — вдруг раздался голос Уго Раушке, который давно проснулся и подумал, что он на новогоднем утреннике в Липцах.

Полян снова поднял руку.

— Есть мнение, — значительно сказал он, — что ответственным за подготовку экспедиции нужно назначить сеу Агути.

— Почему я? — удивился Хулио. — Есть более достойные товарищи.

— Список участников полёта должен лежать у меня в штанах завтра, — не обращая внимания на стоны миллионера, повторил Попян.

Уго Раушке наконец сориентировался в пространстве и времени и теперь важно надувал щёки и тряс головой.

— И последнее, — сказал Попян, — факт существования и подготовки экспедиции должен храниться о строжайшей тайне. О всех ЧП сообщать мне немедленно. За невыполнение — алебастровые рудники Плямы или аннигиляция на месте. Всё.

— А мне уже угрожали, — прошептал осторожный Агути и зачитал записку. — И мне… и мне, — неслось из зала.

Попян внимательно изучил угрозы и сказал:

— Возможно, это и провокация, но не исключено, что у нас уже действуют их агенты. Будьте бдительны и осторожны.

— Закрыт! Закрыт кабачок на крючок, — запел Уго Раушке и слуги поспешно вывели его из зала.

Собравшиеся потянулись к выходу, обсуждая услышанное. Было раннее утро.

Глава V

Удобно размякнув за рулем одноместного ридикюля, миллионер Хулио Агути ехал домой. Дорога была пустынной, во рту позвякивал леденец и настроение было прекрасным. «Это не шутка, — думал Хулио, — я — это закон! Я — ответственный за реализацию!» От распирающей его радости он нажал на клапан и запел:

«Я красной икрою начищу ботинки,

Я розовым хреном натру холодец,

Я через соломку всосу половинку,

Поем и оправлюсь — какой молодец!»

Последние две строки он сочинил сам, потому, что не помнил до конца этой старой пионерской песни.

Ридикюль остановился у дома. Агути быстро зашёл в свой кабинет. «Странно, — удивился он, — почему молчит Зубек?» Но тут он заметил на стене портрет Физи в трико из марли и его мысли приняли совершенно другое направление. Агути одел розовую пижаму, ощупал низ живота и побежал в спальню жены. А между тем его любимец марсианский зубек был прибит к полу клетки длинным шомполом от крупнокалиберной винтовки, на котором можно было различить надпись «Кайзер Вильгельм. 1914 год».

В спальне Физи было темно. Агути с клёкотом юркнул под одеяло и стремительно исполнил супружеский долг. Отдохнув и отдышавшись, он начал было исполнять вторично, но тут больно укололся мякотью об какой-то предмет на спине жены. «Бигуди», — спокойно родумал Хулион и поднёс предмет к глазам. Это был железный крест второй степени с дубовыми листьями. От неожиданности Агути громко икнул и рывком сбросил с Физи одеяло. На месте жены лежала белокурая бестия в форме группенфюрера СС с начищенным до Блеска «шмайсером». Хулио хотел было позвать на помощь, но вместо этого хрипло пискнул и намочил под себя. Это было последнее физиологическое оправление миллионера в этой жизни: сухо прозвучала очередь, и сеу Хулио Агути не стало.

Через полчаса в комнату случайно зашёл дедушка Чича. Он хотел выпросить денег на «сто наркомовских» (так он называл ежевечерние шестьсот под щучью голову).

— Мне бы денег, — обратился он к лежащему на полу внуку. Агути, естественно, молчал.

— Дайте, пожалуйста, немного денег, — вежливо повторил Чича в самое ухо покойного.

— Жлоб, — заорал ветеран не получив ответа, — мне незачем больше жить! Я вырастил монстра! Жизнь моя стала пустой и бесцветной! Прощай, свинота!

С этими словами Чича проткнул себе лёгкое спицей, из него вышел воздух, и старик умер на месте

Только к вечеру домашний робот-чистильщик обнаружил тела семейства Агути (Физалия Агути была найдена в мешке с кислотой) и сообщил по полицейской волне во дворец президента.

Приблизительно в это же время Ион Авантипопало брал ванну на глубине две тысячи метров под уровнем моря на территории собственной спецшколы. Одновременно он читал новый детектив «Противовисение» о жизни и смерти замечательного греческого убийцы-садиста Тео Разорваки. Механическая рука с мочалкой тёрла ему спину, шипели пузырьки кислорода, пенилась бадья с «Флореной», и Ион Авантипопало задремал. Проснулся он от какого-то непонятного дискомфорта в области кожи и не сразу понял, что вместо горячей воды из крана течёт жидкий азот. Ион спо-койно произнёс заклинание монахов с Япета и стал нечувствителен к холоду. «За эту глупую шутку банщик, товарищ Петухов, будет расстрелян», — со злостью подумал Авантипопало и стал читать дальше.

— Лихо закручено, — вздохнул он, прочитав то место, где Тео Разорваки убил известную парикмахершу только для того, чтобы поцеловать её в печень, и тут в ванной погас свет.

— Электрика — на кол! — заорал Авантипопало, однако свет быстро зажёгся.

Бормоча ругательства в адрес работников сервиса, Ион стал на четвереньки и начал мыть голову. Он не видел, что вместо механической руки с мочалкой из гнезда уже давно торчит рука в лайковой перчатке с кастетом «кленовый лист». Удара Авантипопало практически не почувствовал и, уже теряя сознание, подумал: «Это апоплексия!»

Ровно через час охранник Лом согласно инструкции зашёл в ванную и принёс полотенце. Из ванны торчал розовый зад директора, в котором копошились креветки.

— А я полотенце принёс, — обращаясь к заду, доложил педантичный Лом. В ответ зад медленно отплыл от борта к центру ванны и охранник увидел директора целиком.

Вид Иона Авантипопало был ужасен — губы, веки и нос объели злые корюшки, язык вылез изо рта, глаза смотрели укоризненно. «Ме-е-е», — заблеял от страха Лом и выстрелил в воздух. Ванная стала быстро заполняться людьми, и вскоре на стол президента легло ещё одно печальное известие.

А вот Фрум Олива избежал смерти совершенно случайно. Когда весь экипаж его корабля покинул помещение ресторана, Олива решил пошутить и громко объявил:

— Братва, я совсем забыл, что в моей машине вас ждёт ласковый пятиротый восьмипоп — прошу!

— Я люблю тебя, восьмипоп, — сразу закричал горбун Могила и первый подбежал к глайдеру Оливы.

— Иду на трюк, — захохотал бедный калека и отрыл дверь машины.

В эту же секунду раздался оглушительный взрыв, над глайдером взвилось облако плазмы и горб Могилы. Засвистел регулировщик. Бледного как смерть Фрума экипаж замотал в шинели и на попутных машинах доставил во дворец президента.

Экстренное совещание Аванес Попян начал в бункере поздно вечером.

— Достукались, — закричал он на собравшихся.

— А мы причём? — удивился Олива. Попян зарычал и бросил в него персиком.

— Скажи спасибо, что не попал, — он оловянный, — шепнул на ухо капитану старый охотник с Урана Вова Немудрак.

— В связи с активизацией вражеской агентуры списки участников полёта придётся пересмотреть, — лаял Попян, — данные о всех кандидатах мы заложили электронный мозг «Назар Дума — 5» и с минуты на минуту получим ответ.

Вошёл офицер охраны и что-то шепнул на ухо Аванесу.

— Ага… — закричал Попян, снимая жилетку, — сейчас познакомимся.

В зал ввели двух мужчин в форме серого мышиного цвета, без портупей и знаков отличия.

— Разрешите представить, — приторно сказал Попян, — командующий группой войск «Сизая голова» бригаденфюрер Герхард Шток и его адъютант Феликс — агенты из Ядовитого Мну, убийцы Агути и Авантипопало.

— Не понимай, — надменно ответил Герхард Шток, — мы туризмус.

— Туризмус? — переспросил Попян и тут же уколол Герхарда Штока лазерным лучом под ноготь.

— Майн готт! — прошептал бригаденфюрер, — вы не имей права… мой туризмус!

— А мой оргазмус, — захохотал Попян и снова уколол его в палец.

— Муттер! Фатер! Я сдаюсь! — заверещал генерал. — Я знаю всё, у меня есть карта…

— Генерал, вы подлец! — крикнул адъютант Феликс, резко пригнулся и укусил Герхарда Штока за галифе.

С хрустом лопнул мочеприёмник с цианакрилом, и адъютант Феликс на третьем глотке скончался. Попян дал генералу окурок и продолжил допрос:

— Цель визита?

— Срыв экспедиции на Ядовитый Мну.

— Откуда информация об экспедиции?

— Не знаю.

— Сколько вас на Земле?

— Раз, — грустно ответил бригаденфюрер и заплакал.

— Цели ваших шефов?

— Завоевание земли предков, реставрация третьего рейха, уничтожение цыган и поляков.

— Кто руководит населением Ядовитого Мну?

— Канцлер Фук, деверь золовки Евы Браун.

Тут генерал машинально вытянулся, щёлкнул каблуками и запел: «Зольдатен! Зольдатен!..»

— Увести, — брезгливо поморщился Попян и дал Герхарду пинка.

— Поляшка — ж….а деревяшка, — засмеялся генерал и скривил рожу. Было видно, что он сошёл с ума.

— Забудем этот глупый выкрик, — смущённо сказал несгибаемый Аванес и вскрыл конверт с фамилиями участников.

— Те, кого я назову, подходят к столу и отмечаются в журнале. Поехали!

— Попян Аванес — начальник экспедиции. Это я. Золтан Вдуич и его дрессированные механизмы — группа захвата. Поздравляю. Мы сломим им головы! Олива Фрум и его экипаж — группа доставки. Поздравлю. Долетим с ветерком. Какой русский не любит быстрой езды… узкой э-э, впрочем, о чём я? Да! Социолог Посыпай, астрофизик Скабичевский и полиглот Ихи Еврюжихи, а также охотник и следопыт Вока Немудрак составят научную ячейку или яелу или яйлу — форма не имеет значения. Поздравляю. О, сколько нам открытий чудных… и так далее. Это — Фет, я знаю. Далее. В состоянии анабиоза на Ядовитый Мну полетит гражданин Уго Раушке — он хочет увидеться с дядей-гестаповцем и привести приговор в исполнение. Похвально. И последнее, отлёт завтра в восемь ноль-ноль по времени космопорта. С семьями прощаться запрещаю — как-нибудь выкрутимся. Всё, свободны.

Глава VI

Шли вторые сутки полёта. Экипаж втягивался в скучные космические будни. Фрум Олива перестал пить напитки крепостью свыше шестидесяти градусов, заметно похудел и возмужал. С ним в капитанской рубке постоянно находился Аванес Попян и умничал по поводу назначения механизмов корабля.

— Олива, а за что вас посадили в две тысячи тридцать седьмом? — как бы невзначай спросил Попян, балуясь глобусом Армении.

— За невысокий рост, — ответил Олива очень серьёзно.

— Неужели судья был так глуп? — удивился Попян.

— Полный дегенерат, — подтвердил Фрум, — его звали Акоп Окоп.

Попян подозрительно посмотрел на капитана, но лицо Оливы было непроницаемым, лишь от виска до подбородка ритмично бегали мужественные желваки.

— Обойду состав, — поднимаясь сказал Аванес, — проведу опрос общественного мнения.

— Будьте осторожны, ребята отдыхают, — предупредил Зе Сельпуга, не отрываясь от рычагов управления.

— Без Сельпуг скользко, — с достоинством ответил Попян и широко расправив плечи выплыл из капитанской рубки.

— Для начала он зашёл в каюту номер один. В центре каюты стоял герметический прозрачный резервуар с рафинированным подсолнечным маслом. В самой середине резервуара плавал гражданин Уго Раушке в состоянии анабиоза. Пользуясь тем, что президент спит, Аванес наговорил ему всяких гадостей, спел скабрезные частушки и показал массу неприличных частей своего тела. Вдоволь нахохотавшись, Попян вдруг явственно услышал, как президент сказал:

— Я это тебе запомню, Аванес…

— А это не я, — испуганно пролепетал Попян и внимательно всмотрелся в лицо Уго Раушке — лицо не двигалось.

— Почудилось, — вздохнул Аванес и пошёл дальше по слабо освещенному коридору.

Попян даже присел на корточки, когда из душевой раздался леденящий душу крик, и в таком положении приоткрыл дверь в душевую. В это время крик повторился, и Попян костенеющей от страха рукой зажёг свет. На ледяном полу из асбестоцемента, под струями душа «Шарко» толщиной с ногу взрослого человека, супруги Асс-Бабич отрабатывали сорок пятый приём полового терроризма, под названием «Протрузия».

— Как настроение, ребята? — пытаясь улыбнуться, спросил Попян, продолжая сидеть на корточках.

— Бодрое, — в один голос ответили молодожёны, но тут у них что-то хлюпнуло, они задвигались быстрее, и Аванес поспешил закрыть дверь.

— Живут же люди, — вздохнул Попян, вытирая мышцу ветошью, и спустился на этаж ниже, в лабораторию доктора Фишера.

Доктор Фишер был известен тем, что в своё время победил эпидемию простатита у приматов Водолея. Потом были многочисленные экспедиции во все уголки Галактики, лечение от алкоголизма и перевод на сверхдальние линии. В свободное время доктор Фишер коллекционировал экзотические овощи и в настоящее время изучал в лупу плоды говорящей чечевицы с астероида Фью.

— Вы только посмотрите, какая прелесть, — не оборачиваясь воскликнул Фишер, — одна такая чечевица обошлась мне в десять сольдо.

Попян скептически ощупал овощ.

— За эту фасоль я не дал бы и ломаного пенни, — сказал он, — к тому же она проросла.

— Э, голубчик! Да вы совершенно ничего не понимаете в фасоли, — улыбнулся Фишер. — Это знаменитый. Да вы попробуйте, не стесняйтесь.

Попян брезгливо проглотил одну штуку и вдруг застыл как вкопанный. Помимо его воли ягодицы мелко задрожали, напряглись и из комбинезона Аванеса полился чудный итальянский тенор: «Живу я в маске, смел и дерзок мой трюк…»

— Вам повезло, — это оперный экземпляр, — довольно сказал Фишер, развалился в кресле и приготовился слушать.

— «Сатана там правит бал, там правит бал», — заорала задница Попяна голосом бессмертного Шаляпина.

Аванес в испуге заметался по лаборатории, ощупывая свой живот. «Амаго Фигаро — браво брависсимо, Амаго Фигаро — прима фортиссимо» — раздавалось из его штанов.

— Фишер, дайте противоядие, — взмолился наконец обессиленный Аванес, но тут его зад грянул «Марш Черномора» и замолчал сам по себе.

— Всё, — вздохнул Фишер, — хотите джазовую?

— Клистирная трубка! Печёночный сосальщик! — заорал возмущённый Аванес. — Да я тебя в реактор… Да я тебя в шлюзы… Да как ты смел… Да ты пьян! Да ты и не доктор вовсе! Тебя надо убить и лететь дальше!

Фишер испуганно моргал на Попяна из-под стерео-пенсне, но Аванес неожиданно успокоился.

— Ладно, живи, опарыш, — сказал он и спросил, — как настроение?

— Девять баллов по шкале Малиновского! — рявкнул Фишер. — Разрешите заняться приготовлением пилюль и суспензий?

— Разрешаю, — ответил Попян, отдал честь и вышел из лаборатории.

Навстречу ему шёл охотник Немудрак и явно искал собеседника, чтобы рассказать о своих небывалых охотничьих подвигах.

— Как настроение? — спросил Попян.

— Что, настроение? — раскуривая трубку, потянул Вока. — Я вот помню, на Гигее было настроение — так настроение. А потому, что мне удалось одним снарядом трёх наркомобразов свалить. Вот только Бэрримора жаль — съел-таки его тогда пупырь. Один чуб остался. А вот помню…

— Прекратить воспоминания! — приказал Аванес. — Куда направляетесь в данный момент?

— Согласно приказу номер четырнадцать от семнадцатого января две тысячи восемьдесят восьмого года вышел на охоту за корабельными грызунами, — по уставу ответил Немудрак.

— Грызунов приказываю брать живьём для приручения и использования в нуждах экипажа. Всё. Как настроение?

— Как у жёлудя, — ответил Вока и пошел дальше, размахивая старой, но надёжной лучевой пушкой Гарина.

«Как у жёлудя — это хорошо или плохо?» — задумался Попян и, размышляя об этом, зашёл в физкультурный отсек.

В отсеке группа космодесантников совершала вечерний променад. Попян залюбовался добряком Нисневичем, который с криками «Гук!» ломал об колено блины от штанги.

— Как настроение? — спросил его Аванес по долгу службы.

— Не мешай, убью! — прохрипел добряк Нисневич, и Попян поспешно отошёл на безопасное расстояние.

В общем здесь было всё в порядке: в углу зала Миша Талисман выжигал лучевым пистолетом красочный плакат из фторопласта: «Жители Ядовитого Мну — я такой же Талисман, как и вы». При помощи этого плаката он надеялся попасть в концлагерь и начать там подрывную работу. Вилли Кенис монтировал «адскую машину» для решающего взрыва. Она умещалась в колпачок Кафка, но могла уничтожить пять таких планет как Ядовитый Мну вместе взятых, поэтому Вилли работал в перчатках.

— Можно потрогать? — спросил Полян у сосредоточенного Вилли.

— Сделайте одолжение, — ответил пиротехник и, не оборачиваясь, вручил Аванесу краешек своего организма.

— Негодяй, — сразу завизжал Попян, — ты что себе позволяешь?

Свистнула отравленная стрела и снесла Попяну значок «Ташкент — город хлебный» с борта пиджака. Это Юозас Гейдукис начал тренироваться стрелять на звук.

— Двое суток без духовной пищи, — шёпотом сказал Попян Вилли, — и штраф в пользу «Совета сорока миров».

— Слушаюсь, — рявкнул Вилли, не отрываясь от работы.

При выходе из зала Попян попал ногой во что-то теплое, и поскользнувшись, упал туда же лицом.

Откуда в спортзале стул северного оленя? — закричал он под хохот курсантов.

— А это не стул, — сказал стул и постепенно слепился в алеута Вацека Хари. — Вацек стал во фрунт и доложил:

— Космодесантник Хари постигает метаморфозы старых мастеров. Какие будут указания?

— Как настроение? — машинально спросил несколько ошалевший Попян.

— Всегда! — уклончиво ответил алеут и на глазах изумлённого Аванеса стал как две капли воды похож на гаулейтера Украины Коха!.

Попян вышел из зала и посмотрел на часы. Было восемь. «Интересно, кто сейчас в комнате отдыха?» — подумал он и проследовал в заданном направлении.

В комнате отдыха сидели представители научной группы и Ози Биссеншпиллер. Он играл в «трыньку» с навигатором Монцем. Монцу не везло. Он сидел уже в одних корундовых плавках и нервно приговаривал:

— Ну-ка, маленькая, плохонькая — иди сюда.

На глазах Попяна он проиграл плавки, золотой зуб и практиканта Маховлича. В игру постепенно втянулся астроном Скабичевский и сразу проиграл волосяной покров.

— Маме варежки свяжу, — с нежностью поглаживая сбритые волосы астронома, сказал Ози.

Скабичевский плакал и предлагал отбиться. Но Ози сложил колоду и ушёл к себе, отдав по пути честь Попяну.

— Как настроение у учёных? — бодро спросил Аванес, стараясь не глядеть на голого Монца.

— Жизнь не удалась — мой волос в сортире, — патетически воскликнул Скабичевский и осторожно тукнулся головой об угол стола.

— Не отчаивайся, мудрый Скабичевский, — сказал Ихи Еврюжихи, — у нас, на кольцах Сатурна, я облучу тебя лучами Экономо, и ты станешь дремуч как коала.

Лысый астроном в порыве великодушия налил Ихи шнапсу и этим всё испорти. Полиглот сразу скукожился, глупо засмеялся и обозвал Скабичевского Котовским. Началась драка, сопровождаемая одобрительными криками Попяна. Он, как все южане, любил кулачные потехи. Через пять минут дралась вся комната отдыха и даже голый Монц. Не дрался только социолог Лёня Посыпай, потому, что не умел. Он сразу притворился мёртвым и катался под ногами и дерущихся, подмигивая Попяну.

— Ну, хватит, — крикнул Аванес, когда увидел, что звездочёт Панибрат разбил экран видеофона.

Кто-то в ответ двинул Аванеса под вздох.

— Сэнсея Вдуича ко мне, — спокойно распорядился Попян в рацию и посмотрел на электронное табло. На нём был напечатан матюк времён культа личности. Дверь мягко уехала в сторону и в проёме появился Золтан Вдуич со связкой холщевых мешочков с галькой.

— Хаджиме! — крикнул он и бросился в гущу боя. Все <было кончено через тридцать восемь секунд.

Научная группа лежала ровной шеренгой и смотрела в потолок удивлённым взглядом.

— До утра не поднимутся, — сказал Золтан Попяну.

— Спасибо, дружище, — ответил Аванес, — завтра будем у цели, надо отдохнуть.

Вдуич пошёл к себе, а Попян заглянул на пищеблок, расписался в журнале, поприсутствовал при закладка продуктов в котёл, спросил у шефа-повара «Как настроение?», получил за это масла и только тогда спокойно уснул.

Глава VII

Утром фотонолёт «Мисхор» начал торможение, и к полудню огромный чёрно-жёлтый диск Ядовитого Мну закрыл полнеба. Все участники акции возмездия собрались в кают-компании и прилипли к иллюминаторам. Стало так тихо, что было слышно, как печень Ихи Еврюжихи обезвреживает принятый накануне алкоголь. Не выдержав нервного напряжения, астроном Панибрат вытянулся в струнку и чистым детским голосом запел: «За детство счастливое наше спасибо, родная страна». Обстановка разрядилась. Все заговорили, перебивая «друг друга, причём выделялся бас Скабичев-кого, который доказывал доктору Фишеру, что жёлтый цвет планеты обусловлен большим количеством дисперсного золота во взвешенном состоянии. Фишер несколько переполовинил оптимизм рыцаря науки, сказав, что это может быть не мелкодисперсное золото, а крупнодисперсный кал.

— Сами вы кал, — обиженно сказал Скабичевский, но тут Аванес Попян постучал «Паркером» по графину и объявил:

— Соратники! Мы у цели. Слушайте ближайшую и отдалённую задачи — шапки долой! Первым на пробный облёт планеты отправится глиссер-вездеход «Свободный труд» с двумя добровольцами на борту. Так как, судя по лицам, желают все, полетят самые достойные, то есть навигатор Монц и практикант Маховлич. Ваше задание — выбрать безлюдное лесистое место для приземления недалеко от столицы. В контакты не вступать, себя не обнаруживать, постоянно находиться на связи. Почему вы плачете, Маховлич?

— Я не могу лететь — у меня самоотвод, — сквозь слёзы прогнусавил стажер.

— Онанизм — не есть веская причина, — строго сказал Попян. — Гордитесь! Вы, может быть, умрёте молодым.

Навигатор Монц был спокоен — за ним было шесть судимостей и два «мокрых» дела на Язике, так что на прощение он не рассчитывал, и потому, беспечно посвистывая, отправился в шлюз для глиссера. Рыдающий Маховлич обречённо поплёлся за ним, вспоминая свою бабушку, которая всегда хотела, чтобы он стал закройщиком.

Через пять минут в динамике раздался весёлый крик Монца:

— Пошла, гунявая!

И глиссер «Свободный труд» плавно отвалил от бор а «Мисхора». Все смотрели на экран — глиссер приближался к плотным слоям атмосферы.

— Монц! Это Попян! Как слышите? Как обстановка?

— Это Монц, слышу тебя, Попян! Обстановка отвратительная. Стажёр Маховлич обгадился в скафандре — вонь нестерпимая. Вижу землю. Имеет место скопление пунктов сельского типа, вдали горы. Курс прежний

— Так держать, — приказал Аванес и устало закурил. Глиссер скрылся в облаках.

— Все свободные от вахты могут отдыхать, — сказал Олива и сразу заснул.

Группа Золтана Вдуича моментально стала играть в «панаса», учёные отправились в виварий, а доктор Фишер — подглядывать за изнурительными тренировками супругов Асс-Бабич.

— Попян, это Монц, — раздалось в наушниках, — записывай координаты. Квадрат 0,5–0,8, угол Бромзича — 45°. Место — пальчики оближешь: кудрявый лес, зеркальный пруд, небольшое лесничество и дочь лесника. Зовут Барбара. Как поняли? Повторяю по буквам Борис, Арон, рубль…

— Какой «рубль», что ты мелешь? — заорал Попян. — Зачем нам лесничество?

— Это наоборот удобно, — возразил Монц, — к леснику привыкли и можно не опасаться проверок.

— Об этом после, — вздохнул Аванес, — как там Маховлич?

— Спит, — коротко ответил Монц, — но воняет по-прежнему.

— Рекомендую возвращаться на базу, — приказал Попян и вдруг в наушниках раздался характерный треск крупнокалиберного пулемёта — связь сразу стала односторонней. Попян слышал Монца, а Монц не слышал Попяна.

— Мессеры! — истошно вопил Монц, — эй, ты, скунс, включай силовое поле!

Его голос заглушали разрывы зенитных снарядов.

— Не могу, я прилип, — стонал стажёр, — прыгай, я прикрою!

В радиосвязь неожиданно внедрился незнакомый лающий голос: «Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!»

— Монц! Я — Попян! Монц! Я — Попян! — скороговоркой бубнил Аванес.

— Слышу, что не Иванов, — на секунду прорезался голос Монца и раздался оглушительный взрыв.

Аванес увидел на экране, как из жёлтых туч вылетел, охваченный пламенем глиссер и, заваливаясь на левый бок, медленно подлетел к шлюзу «Мисхора».

— Аврал! Готовность № 17! — распорядился Попян и бросился в камеру дегазации.

Опаленный и искореженный «Свободный труд» уже окружили ребята Вдуича и сбивали ватниками пламя с дизеля. Вока Немудрак натянул защитные очки и вырезал люк лазером. В полном молчании доктор Фишер багром вытащил из кабины тело навигатора Монца. Его с трудом достали из расплавленного скафандра и положили внутрь универсальной лечебно-диагностической машины «Доктор Гааз». Пока машина обрабатывала информацию, удалось обнаружить каловый оттиск стажёра Маховлича — сам он, по-видимому, испарился. Находчивый Талисман залил оттиск гипсом и через десять минут все обнажили головы перед трагическим монументом — стажёр Маховлич в стремительном порыве драит зад серпантином и лицо его при этом напоминает рабочего с антикварного плаката «Даёшь!»

Тем временем из «Доктора Гааза» выпал рецепт с рекомендациями, Фишер прочитал, сильно охая: «Ожог парами окислителя сто два процента тела. Лизис бурого жира. Перелом основания черепа с признаками диффузии содержимого в открытый космос. Жизненный индекс — сто семьдесят по Ито Соесима. Рекомендуется прощание с друзьями и кремация».

Олива несильно потряс навигатора за плечо и тихо сказал: — Монц, дружище, брось лепить горбатого — ты не на допросе.

Навигатор на секунду открыл глаза и с трудом прохрипел:

— Не суетись, Фрум, помирать буду. Слушай. Это очень важно. Дочь лесника зовут Барбара — она. за нас…

— Откуда ты знаешь? — спросил Попян, но Монц вдруг стал очень строгим и затих.

— Шутки кончились, — сказал вечером Аванес, открывая поминки, — нет с нами Монца и Маховлича, но ответ наш будет ужасным — Ядовитый Мну навсегда исчезнет с карты звёздного неба!

— Помянем, Аванес Рубенович, помянем, — приговаривал Ихи Еврюжихи, который, пожалуй, единственный из личного состава не знал, что такое поминки и думал, что это приблизительно праздник Той — его любимый праздник на кольцах Сатурна.

— Приказываю всем спать, — объявил Попян, — завтра посадка.

Фрум Олива был совершенно спокоен. «Высадка, выгрузка, какая разница?», — размышлял он, сидя в капитанском кресле, — найду себе фашисточку, набью трюмы икрой и пушниной, продам и всё пропью. А там снова полетать можно». Золтан Вдуич тоже не волновался — это был его две тысячи пятьсот сорок седьмой десантный выход. «О пенсии думать рано, — думал он разглядывая в зеркало свой чудовищный трицепс, — я теперь директор спецшколы и это сразу почувствуют гитлеровские недобитки». Неспокойно было в группе учёных, к которым примкнул колеблющийся Фишер.

— Вот увидите, нет там никаких товаров первой необходимости, шлёпнут нас, вот и всё.

— Никуда отсюда не выйду, — решительно заявил Скабичевский, — я и так уже без волос.

— А вы как считаете, коллега Еврюжихи? — спросил Фишер у полиглота.

— На ужин нам подавали сладкие баккукоты… — улыбаясь, ответил Ихи — он после двух не боялся ничего.

Леонид Посыпай боялся больше всех и поэтому отчаянно хвастался своим орденом «За, юркость». Этот орден он украл у папы, но это было так давно, что Лёня думал, что это правда. Вока Немудрак лениво перебирал струны мандолины и задушевно пел «Синий платочек».

В общей каюте космодесантников спали все, кроме Ози Бассеншниллера и неистовых Асс-Бабич. Ози писал очередное звуковое письмо тёте, но на этот раз заменял нецензурщину криком «Ап!» и поэтому письмо начиналось словами: «Тетя, Ап!», а заканчивалось горестным криком «Апатулечки!». Могучий Боб Нисневич видел во сне венгерский шииг и широко улыбаясь в темноте. Экипаж спал. Стояла темная ночь в созвездии Рака.

Глава VIII

Было раннее утро осеннего месяца мисан и стая белоголовых несторов со свистом неслись на Юг, туда, где в туманной дымке виднелись зеленые горы загадочного материка Кеа, единственного клочка земли, где на Ядовитом Мну не ступала нога человека.

Фотонолёт «Мисхор», тихо урча единственным отражателем, опустился в лесном массиве к северу от столицы фатерлянда Шпарвассера. Олива мастерски произвёл посадку, ничем не нарушив тишины осеннего леса — только лишь негромко лопнула попавшая по шасси гуава и испуганно вскрикнула сойка.

Состав звездолёта выстроился по росту в шеренгу по одному. Сразу бросилось в глаза различие в экипировке. Группа Золтана Вдуича, за исключением Миши Талисмана и Ози Бассеншпиллера, были в маскхалатах «зелёных беретов» и вооружены до зубов. Аванес Попян и группа учёных были одеты в офицерскую форму чёрного цвета и вооружены секретным оружием «фау». С ними находились и Миша с Ози в полосатой арестантской робе. Хрустнув новенький портупеей, которая ему очень шла, Аванес сказал:

— Акт возмездия считаю открытым! Вы конечно понимаете, что на нас с вами ложится. А ложится нас с вами ответственность за судьбы человечества. Итак мы разделены на четыре действующие группы. Первая — под руководством Золтана Вдуича входит в контакт с лесником и ждёт сигнала для выступления. Разрешается партизанская война и повреждение техники противника. Вторая группа под моим началом внедряется в различные ведомства и аппараты руководящей верхушки, ликвидирует последнюю и добывает секретные данные. Третья группа — это, конечно, Миша и Ози — наше самое слабое место. Они сразу попадают в колонию общего режима и организуют подполье. И, наконец, четвертая группа — это экипаж Оливы. Экипаж Оливы остаётся в корабле и является центром связи. Кроме того, при провале всех остальных групп капитан Олива обязан нажатием специального рычага уничтожить «Мисхор» и всю планету.

«Хрен тебе в зад, — подумал при этом Фрум, — за «Мисхор» деньги плачены».

Между тем Попян продолжал по восходящей:

— Все руководители имеют шифрованные пакеты с инструкциями и справочниками, вскрывать которые можно только в критической ситуации. Помните — живыми не сдаваться. А если уж сдались, то не сознаваться, откуда вы прибыли. Вопросы, пожелания, предложения, вручение ценных по дарков?

— А где икра и пушнина? — спросил дотошный Панибрат.

— И совсем не видно товаров первой необходимости, — грустно глядя в иллюминатор, добавил Немудрак.

— А ты наверное хотел, чтобы в этой чаще на всех деревьях были развешаны охотничьи ружья, полевые бинокли и болотные сапоги? — ехидно сказал Аванес. — Всё это нам предстоит обнаружить в тайниках канцлера Фука, — громко объявил он, — и всё это будет нашим.

— И моим? — заискивающе спросил астроном Скабичевский.

— И твоим, — уверенно ответил Аванес и сочувственно погладил трясущегося учёного по лысой голове.

— Да, чуть не забыл, — крикнул Фрум, — кто заберёт с собой аквариум с президентом?

— Аквариум заберёт группа Золтана и представит леснику как доказательство наших мирных целей, — сказал Попян. — Кстати, замените масло, это уже прогоркло. При большом желании можно его разбудить, хотя это не гуманно. Он хочет застрелить своего дядю-гестаповца, которого не помнит в лицо. Это радует. Ничего не случится, если он застрелит какого-нибудь другого дядю.

— Давление в шлюзах — сатис, — объявил Зе Сельпуга.

— Ну… с богом, — вздохнул отважный Аванес и первым вышел из звездолёта.

Правда, он тут же зашёл и приказал идти первому Воке, так как он, как руководитель, должен идти в центре колонны, чтобы, не подорваться на мине. Люди по одному исчезали в тумане. Последним ракету покинул Лёня Посыпай с тяжелым станковым огнеметом. При этом он орал:

— Напрасно, старушка ждет Лёню домой…

Но туман заглушал его страдания.

Отойдя от звездолёта на пять километров, Золтан Вдуич объявил привал:

— Курить в кулак, — сказал он и начал точить тяжёлый десантный штык об кожу Бена Нисневича — полетели искры.

Вилли Кенис незаметно достал из чемодана Асс-Бабичей книгу «Подкожная любовь», вырвал оттуда листок и свернул цигарку. Бабичи на это никак не отреагировали, так как находились под плащ-палаткой. Вацек Хари обнаружил в кустах настоящий ягель и теперь ел его прямо с земли, поливая предварительно уксусом.

— Тебе г…а на закуску не надо? — подшучивал над ним Юозас Гейдукис, уписывая что-то национальное из тюбика.

— Разговорчики, — прикрикнул Золтан и посмотрел в план. До лесничества было не более пятнадцати метров.

— Идут Бабичи и Вацек, — приказал он, — заходите в дом и втираетесь в доверие. Никакого нажима. Помните, как это делал курсант Талисман. Сигнал, что нам можно заходить тоже — крик супругов «Вацек, не подглядывай!» Всё. Можете действовать.

Золтан отлично видел торец дома лесника и приготовился слушать. Остальные держали дверь на прицеле. Разведчики подошли к массивным пихтовым воротам с вывеской «Лесник Няга», и Вацек сразу замолотил по ним прикладом бластера. Двери открыла ширококостная, плосколицая толстуха в пончо. «Барбара» — решил Вацек и вежливо спросил:

— Простите, где я могу увидеть старого Нягу?

— А вы кто? — удивлённо разглядывая землян спросила Барбара.

— Мы ботаники, — ответил Хари, — изучаем рептилий. Так где я могу увидеть старого Нягу?

— Кто это так хочет увидеть старого Нягу? — раздался из глубины двора низкий хриплый голос и в дверях появился огромный белобородый дедуган. В руках он держал вилы-тройчатку. Вацек заговорщицки подмигнул деду и быстро зашептал в его прокуренное ухо:

— Я от Кутькова… Всё в порядке… Через три дня наши будут здесь… Вам передавал привет Дебабов…

Старый Няга вытаращил глаза.

— От какого Дебабова привет? — наконец сказал он, заворожённо глядя на телодвижения супругов Асс-Бабичей.

— Это военная тайна, — прошептал Вацек. — Ваш дедушка был эстонцем?

— Да, дедушка был, — подтвердил старый Няга, — но я его не помню. Он погиб в белофинскую.

— Он умер у меня на руках, — вытирая слезу всхлипнул Вацек, — и просил передать вам это.

Он порылся в нагрудном кармане и достал пожелтевший листок из ученической тетради (его изготовил фальсификатор Фишер).

— «Няга, внучек, — вслух прочёл дед, — этому человеку верь — он приведёт нас в светлый цимис. Обогрей его, накорми, будь с ним ласков. Всё. Умираю. Твой Томас Няга».

— Проходите в дом, — сказал вздохнув старик.

Асс-Бабичи сразу завизжали: «Вацек! Не подглядывай!»!

— Вперёд, ублюдки, — взревел Золтан, и через минуту во дворе у лесника уже подрумянивался круторогий як, а в котлах весело булькал кулеш. Няга и Золтан сидели на ступеньках и уточняли взаимоотношения.

— Итак, будем работать вместе, — чеканил Вдуич, — ваша задача — докладывать нам обо всем стратегическом и секретном.

— Я лесник, а не канцлер Фук, — горячился Няга, — самый большой секрет, который я знаю, это то, что Барбара живет с сельским учителем, болт ему в дышло, чтоб галифе и не спадали.

Барбара в это время с восхищением смотрела как Бен Нисневич кушает второе бедро яка.

— Где расположена ближайшая войсковая часть? — спросил Золтан.

— В хуторе Шпандау, — ответил старик, — а зачем вам? Вы же ботаники.

— Хотим поймать жирную гусеницу, дедушка, — засмеялся Вдуич, — а если серьёзно, то учти: если кто-нибудь узнает, что у тебя живёт группа ботаников, Барбара перестанет жить с сельским учителем, потому что ей это делать будет нечем. Доступно?

— Вполне, — ответил старый Няга, — и где только вы взялись на мою седую голову?

— Отбой, — крикнул Вдуич. — На посту Нисневич. Вилли, оставьте девушку в покое — вы не на Земле.

Через час все спали и Золтан отстучал первую депешу: «Децел — Бецелу. Контакт осуществлён. Лесник ручной. Начинаем террористические акции. Готовы на большее».

Глава IX

Уже второй день Аванес Попян трудился офицером-снабженцем в подвале рейсхканцелярии под имеем Микаэль Гржимек. Его адъютантом был Ихи Еврюжихи, которому на Ядовитом Мну нравилось все больше и больше. Это было связано с тем, что тут отсутствовал сухой закон. Учёных удалось устроить в институт Этисмана, где занимались созданием газа «Фиалка и капель Оксмана — страшных отравляющих веществ из группы психотоминьетиков. Вака Немудрак работал сторожем в зоопарке для жён высшего комсостава. Связным был Лёша Посыпай — хитрец и злюка.

В этот субботний вечер Аванес гудел в компании группенфюреров и оберстов в ресторане на свежем воздухе «Нахтигайль». В отличие от них он не пьянел — сказывалась древняя армянская закалка. Рядом с ним сидел грузный и потный гауптман Апанасиади — секретчик канцлера.

— Отгадай загадку, Гржимек, — хохотал он, — висит, болтается — на «П» называется?

— «Плакат» — ответил Попян.

— Неправильно, — ещё больше захохотал пьяный секретник, — это Попян.

Аванес побледнел.

— Что такое «Попян»? — спокойно спросил он, обгрызая сардинеллу.

— Могу сказать честно, — зашептал Аванасиади, — это какой-то тип из космоса, на которого объявлен всепланетный розыск и награда в один миллион сольдо.

— А как о нём узнали? — ощупывая в кармане лазер спросил Аванес.

— Взяли двух его людей в концлагере при попытке поднять бунт скелетов. Эти ненормальные думали, что у нас в лагерях есть недовольные. А у нас нет недовольных, у нас все довольные. Вот ты, ты всем доволен?

— А скажи, дружище, как можно взглянуть на этих космических подонков? — небрежно спросил Аванес.

— Зачем тебе? — подозрительно глядя на него через фужер с анисовой, удивился гауптман.

— Хочу плюнуть в их гнилые пасти, — яростно заорал Аванес, — ненавижу! Мы сломим им головы! Раух!

За столом глянули «Хорста Весселя». По лицу патриотичного Апанасиади текли слезы.

— Молодец, Гржимек, — сказал он, достав связку ключей и приказал водителю: «В бункер, живо!»

Машина «Хорьх» мчалась по ночному Шпарвассеру.

Попян размышлял, что делать дальше и решил действовать по обстоятельствам. Спустившись в глубокий подвал, Апанасиади, пошатываясь, открыл дверь камеры смертников, и Попян увидел Мишу Талисмана, прикованного к стене, со следами горячего утюга на животе.

— Швайн! — заорал Аванес и стеганул Мишу лайковой крагой.

— Браво, — икнул гауптман, — продолжайте, а я пойду вырву, кажется я переел синеньких.

— Кто сдал? — свирепо прошептал Попян, когда гауптман вышел.

Ози не выдержал испытания — его били мёртвым ежом на палке,

— Где он сейчас?

— Ещё вчера преставился — отворил себе вены.

— Попян быстро расковал Мише ноги и приложил палец к губам. Зашёл Апанасиади с плоскогубцами.

— Талисман, сейчас ты станешь монархом, — я откушу тебе яйцо, — заплетающимся языком сказал гауптман и стал возле Миши на колени. Пятка разведчика свистнула в воздухе и по щиколотку вошла в горло садиста.

— Как?! — удивленно хрюкнул толстяк и ткнулся лицом в загаженный пол.

— Быстро! В машину, — сказал Попян.

— Кто дал санкцию? — спросил дежурный по этажу.

— Арестованного затребовал канцлер, — спокойно ответил Аванес и сказал пароль: «Яйка».

— «Млеко» — ответил офицер и открыл дверь машины.

Через полчаса они тихонько стучали в крошечную коморку Воки, прилепившуюся к стенке слоновника.

— Мишу надо спрятать, — сказал Попян, — через полчаса начнутся облавы.

— Можно, — спокойно буркнул Немудрак и стал связывать избитого Талисмана резиновым клеем. Затем он обвалял его в рыжей шерсти, вставил в рот жёлтые клыки и сказал:

— Это типичный горный окапи Пржевальского. В клетке его никто не узнает. Вода есть, колбасу я буду заворачивать в солому. У посетителей конфет не выпрашивай, гадить придётся на виду у всех.

— Толково придумано, — похвалил Попян, посмотрел на часы и стал стучать ключом Морзе.

Далеко в лесу Фрум Олива взял карандаш и записал: «Готлиб — Бецелу. Акция вступила в завершающую стадию. Необходимы данные о месте, где можно без труда заложить «машинку Кениса», чтобы планета раскололась с первого раза. Предлагаю группе Вдуича взять «языка» и занять позицию в доме номер четырнадцать по улице Мойвы Тойво. Связной принесёт дальнейшие инструкции. Фук-капут!»

Олива отстучал задание Золтану, пнул Зе Сельпугу в зад и сказал:

— Наши болваны заварили хорошую кашу. Как с товаром?

— Золото расфасовано, икра в бочках, меха в моей каюте, — доложил штурман.

— Правильно, сдавай! — распорядился Олива, и они зашлёпали нардами из хлебных мякишей.

А в это время Вилли Кенис, Юозас Гейдукис и Вацек Хари сидели в сугробе возле сауны и караулили «языка». Накануне за «языком» послали Бена Нисневича, но тот неправильно понял задание и задушил четырёх пленных еще по дороге, а пятого убил ударом кулака по спине, когда тот начал выдавать военные тайны. (Бену показалось, что он матюкается).

Дверь сауны распахнулась и оттуда с весёлым поросячьим визгом выскочил голый фашист с татуированными генеральскими погонами на плечах. Он заорал:

— Корош русски морозец! — и прыгнул в сугроб к разведчикам.

Там он очень удивился, потом возмутился, а потом крепко зажал во рту кукурузный кочан, заботливо предложенный Вацеком, и смирился.

Допрос был коротким.

— Где секретная кнопка? — спросил Золтан.

— (В нашем селе, — ответил генерал, — но вам до неё не добраться — там мины, электричество, овчарки и альпийские стрелки. Завтра приезжает канцлер Фук с супругой, чтобы на неё надавить.

— Зачем? — удивился Золтан, — ему что, жить надоело?

— Кнопка срабатывает только от направленного взрыва силой сто мегакалорий, а так давить ее бесполезно.

— Скажи пароль.

— «Юзик».

— Не лги, ложь наказывается, — назидательно предупредил Вдуич и отщипнул генералу мочку уха.

— Ай, я пошутил, — завыл немец, — пароль «Вы слышали, Киршнер умер!» — ответ «Протестую, Киршнер бессмертен».

— Спасибо за информацию, — сказал Золтан и махнул рукой.

Снайпер Гейдукис, конечно, не промахнулся.

— Здесь больше делать нечего, — сказал Золтан, — уходим на улицу Мойвы четырнадцать. Дом сжечь, деда Нягу лишить памяти на полгода. Барбару парализовать с последующим медленным выздоровлением.

Все распоряжения были выполнены быстро и чётко, как на учениях, и через пятнадцать минут старый Няга уже думал, что его зовут Бисмарк, а рядом в каталке-самоходке сидела неподвижная Барбара с катетером и газоотводной трубкой. Дом весело потрескивал. В квартире номер четырнадцать разведчиков ждал астроном Скабичевский и его коллега Панибрат — оба сильно пьяные, потому что пили с вечера для храбрости.

Люди Золтана рассредоточились по комнатам и стали ждать связного. Скабичевский и Панибрат, подперев друг другу щёки графинами, уныло тянули: «Давно не бывал я в Донбассе…» А в это время связной Лёня Посыпай шёл на явку. Когда он уходил, у Попяна защемило сердце: он понял, что Лёня совсем не умеет ходить в военной форме и носить оружие.

По пути на улицу Мойвы Тойво Лёня выпил нарзану и съел конский животик. Потом он зашел в зоопарк, подразнил приматов и, потеряв бдительность, вышел на проезжую часть на «красный свет».

— Ваши пешеходные права, — сразу взял его за руку постовой из гитлерюгенд.

— Не умничай, мальчик, — погрозил ему Лёня, вдруг страшно испугался и бросился бежать.

Золтан видел в окно, как постовой два раза крикнул ему «Цурюк!», а потом нажал курок фаустпатрона. Когда дым рассеялся, Вдуич увидел, что умирающий Лёня в окружении людей из гестапо доедает шифровку.

— Кто разрешил ему есть? — орал какой-то человек в штатском и пытался разжать Леониду зубы, но тот уже остекленел.

«Мужик», — с уважением подумал Вдуич, и вдруг раздался звонок в дверь. Открыли супруги Асс-Бабич. На пороге стоял взвод автоматчиков и молодцы из подземной тюрьмы Апанасиади во главе с человеком в штатском.

— Кто такие и почему голые? — раздраженно спросил главный.

— Мы супруги Эйзельсберг, — высокомерно ответили Асс-Бабичи, — а где ваш мандат на право проверки?

Вместо ответа главный махнул перчаткой и приказал:

— Стать лицом к стене. Квартира временно превращается в засаду.

Тут его взгляд упал на Скабичевского и Панибрата.

— Это что ещё такое? — заорал он. — Встать, когда с вами разговаривает следователь Клюге!

— Я таких Клюге вертел на унитазном круге, — заявил Панибрат и наколол вилкой маринованный огурчик. — Коллега Скабичевский, пусть он расскажет нам еврейский анекдот.

Клюге от ярости завертелся волчком на месте и вдруг без предупреждения выстрелил Панибрату в лоб из тяжелого «люгера». Старый донецкий астроном сказал «Майна» и упал головой в торт. В следующий момент рухнул линкруст и началось настоящее дело.

В грохоте выстрелов и вспышках бластеров ничего не было видно. Кто-то кричал: «Отто! Я слабею! Вызывайте вертолёты!» Где-то в дыму деловито гукал Нисневич и слышался треск ломающихся позвоночников.

Постепенно всё затихло. Золтан Вдуич мягко спрыгнул с люстры и крикнул:

— Живые, ко мне!

Из сортира выполз раненый Клюге, которого Золтан сразу добил. Потом показался Нисневич в разорванной тельняшке, жизнерадостный Вилли и сизый от пережитого Скабичевокий. Супруги Асс-Бабичи лежали в углу небольшой горкой, посеченные автоматными очередями. На дужке душа висел Вацек Хари с табличкой: «Он алеут — он убивал немецких солдат». Вокруг лежало человек тридцать автоматчиков, утыканных эскимосскими стрелами из моржовых клыков.

— Ряды редеют, — мрачно сказал Зоптан, — придётся вскрывать секретный пакет.

В пакете оказалась записка «Не суетись! Стой где стоишь! Буду с минуты на минуту. Попян».

— Будем ждать, — вздохнул Вдуич, — хотя нас, безусловно засекли и скоро здесь будет очень неуютно.

— Братва, давайте свалим, — предложил Скабичевский, — до ракеты рукой подать.

Но в этот момент за дверью раздался условный сигнал — три прихлопа, два притопа — и вошёл сам Аванес Попян с Вокой.

— Что произошло? — быстро оглядев комнату, спросил Аванес.

— Трошки постреляли, — ответил Золтан и тревожно спросил: — А где Миша?

— Миша и Ихи ждут внизу в глайдере, уходим немедленно. Через минуту-другую тут будет эскадрилья «Юнкерсов», а канцлер уже подъезжает к хутору.

Группа быстро погрузилась в глайдер, не забыв заминировать подходы к дому, и Талисман вывел глайдер на финишную прямую.

Жарким выдался осенний месяц мисан на Ядовитом Мну.

Глава X

Попян сурово смотрел на оставшихся в живых десантников. Глайдер приближался к хутору, где находилась секретная кнопка, на случай, если война будет проиграна.

— В хутор заходим разбившись на ячейки по три человека с четырёх сторон. Кнопку должен надавить любой, кто доберётся до неё первым. Помните, что через пятнадцать минут после этого от планеты останется только вспышка, которую на Земле увидят через сто лет. За эти минуты можно успеть на «Мисхор» и стартовать.

— А у меня подагра, — жалобно сказал Скабичевский, — кто меня понесёт?

— Взрывная волна, — серьёзно ответил Юозас Гейдукис и разрядил обстановку. Все начали дико хохотать, причём больше всех Скабичевский.

— Тихо, — вдруг прошептал Вдуич, — я слышу шум машины.

— Это Фук, — сказал Аванес, — со мной идут Немудрак и Вилли.

Канцлер Фук был очень мясист. В настоящее время он спал и видел во сне неприличное. От этого он периодически вскрикивал, и его телохранители крепче сжимали базуки. Тут на дорогу вышел Вока в гуцульской овчине и стал махать рукой, показывая большим пальцем себе за спину. Машина с канцлером, не снизив скорости, ударила Воку в живот. Охотник сделал головокружительный кульбит и понял, что разорван пополам. Нечеловеческим усилием воли верхняя половина послала нужный импульс нижней, а нижняя в свою очередь резко освободилась от масс — лобовое стекло машины канцлера и водитель Булит были покрыты толстым шоколадным слоем толщиной до тридцати сантиметров. Машина резко вильнула в сторону и закрутилась на месте.

— А… гунявые! Достукались! — заорал Вилли Кенис, рванул на груди тельняшку и бросился на телохранителей.

Первого он убил сразу, а последнему просто выбил глаз и ум, а потом отпустил в лес.

— От Бена не уйдёт, — успокоил он Аванеса, и они тут же впрыгнули в машину.

Когда Фук проснулся, то сначала ничего не заподозрил, но потом обратил внимание, что люди, которые сидят вокруг него, одеты в незнакомую форму.

— Дойчланд! — заорал Фук. — На помощь! Фронтовику руки крутят!

— Гук, — сказал Бен Нисневич и отпустил канцлеру «малиновку». Канцлер всхлипнул и свесил голову на галифе.

— Внимание — пост, — предупредил Талисман и нажал на тормоз.

— Кого везём? — весело спросил дежурный по шлагбауму.

— Канцлера украли, — так же весело ответил Еврюжихи, которому не успели закрыть рот.

— Шутник, — засмеялся дежурный, — канцлер с таким как ты одним газом расправится. Можете ехать.

— Можем, — ответил Золтан и в упор выстрелил в дежурного «фаустом».

От звука выстрела канцлер Фук очнулся и спросил:

— Кто у вас главный?

— К вашим услугам, — вежливо поклонился Попян.

— Я хочу знать ваши намерения, — сказал Фук, пытаясь не трястись и отводя глаза от лоснящегося от масла Уго Раушке.

— Где я его мог видеть? — лихорадочно вспоминал канцлер.

Но тут Аванес взял его за щёку, близко притянул к себе и сказал:

— В наши намерения входит — взорвать этот рассадник заразы. Нам известно, что пункт ликвидации охраняется, но это не имеет значения. Мы всё равно уничтожим Ядовитый Мну. Если ты нам поможешь избежать кровопролития, то останешься жив и улетишь с нами на Землю, а если нет, то мы прибьём тебя гвоздями возле муравейника, чтобы немного подкормить лесных санитаров.

— А что меня ждёт на Земле? — заплакал Фук.

— А ждет тебя, яхонтовый, кисельная река, молочные берега, красавица жена и страна большой охоты, — мечтательно ответил Ихи Еврюжихи.

— Он, конечно, шутит, — сказал Попян, — но работу в приличной кунсткамере экспонатом гарантирую.

— Что есть кунсткамера? — спросил Фук.

— Что-то типа ВДНХ, но меньше, — ответил Попян.

— Впереди дивизия альпийских стрелков «Эдельвейс», — объявил Талисман.

— Пошевели егерям своей пухлой ладошкой и крикни что-нибудь тёплое, — приказал Попян канцлеру.

Фук, всё время чувствуя между ягодицами охотничий нож Нисневича, вскинул руку в знак приветствия и тоненько крикнул:

— Сиська!

Альпийские стрелки от удивления даже забыли выстрелить в воздух и продолжали, вытаращив глаза, смотреть вслед машине.

— Почему ты крикнул «сиська»? — спросил Аванес у Фука, когда машина отошла достаточно далеко.

— Она тёплая, — вздохнул канцлер и вдруг заволновался.

— Смотрите, — сказал он, — это мой личный оркестр маршевой музыки с дрессированными овчарками, они сразу учуют, что вы инопланетяне.

— Жми, Миша, жми, дорогой! — закричал Аванес и дал по оркестру из десяти стволов.

Одна пуля попала в бас-барабан. Раздался оглушительный взрыв, сопровождаемый паникой музыкантов. Оставшиеся в живых нестройно заиграли вальс «Шпацирен», вокруг в горящем фраке носился дирижёр. Не растерялись только злые доберманы и огромной стаей бросились за машиной.

— За неньку Украину! — в восторге заорал Скабичевский и далеко высунулся из кузова.

— Назад, лысый, — крикнул Вдуич, но огромный чёрный кобель уже вцепился астроному в кадык.

Скабичевский захрипел и забился, но тут ещё четыре бультерьера повисли на ушах и руках учёного, а мохнатый ньюфаундленд в клочья разорвал пухлые ягодицы. Скабичевский выпал на дорогу, его голова на секунду показалась из-под груды собачьих тел и крикнула:

— Я задержу их, ничего!

Нисневич в ярости треснул канцлера об острую лопатку Талисмана.

— Ишь как, — заорал он, — ловко у тебя получается. Уже сколько наших шлепнули!

Фук, естественно, молчал, потому, что после удара находился в коме.

— Курсант Нисневич, отставить! — приказал Попян, — смотрите, впереди командный пункт.

— Фук, вы слышите меня, — потряс канцлера Золтан, — это командный пункт?

Фук тревожно оглядел местность и важно сказал:

— Это не просто командный пункт, — это мой командный пункт.

— Веди себя тихо, гнида, — сказал Золтан, — перестань шипеть газом.

Двери подземной шахты бесшумно открылись. Талисман ввёл машину в огромную подземную галерею. Проехав триста метров, машина остановилась и вся группа во главе с канцлером вышла наружу. Их встретил директор секретной кнопки Вольфганг Фюр и два дивизиона охраны. По стенам были развешаны кожаные головы тех, кто когда-либо пытался нажать на дьявольский механизм. Последним в ряду висела набитая песком голова доктора Фишера.

— Как он тут оказался? — шепнул Золтан Попяну.

— Выясним позже, — ответил Попян и пнул Фука в колено. — Не молчи, дегенерат, на тебя смотрят.

— Я и мои друзья прибыли, чтобы осмотреть наше сокровище и протереть ветошью, — объявил Фук, — по этому случаю все могут отдыхать.

И тут случилось то, чего не ожидал опытный Вдуич: проснулся гражданин Уго Раушке и узнал в Вольфганге Фюре своего дядю-гестаповца.

— Так вот ты какой, цветочек аленький? — крикнул президент и достал из кармана сложенный вчетверо пожелтевший лист бумаги. — За преступления против человечества в особо крупных размерах, а также геноцид, апартеид и расовую дискриминацию мой дядя-гестаповец приговаривается к расстрелу, — запищал Уго Раушке, сложил листик и сказал: — Можно оправиться и сказать последнее слово.

— Я не ваш дядя, — пожал плечами Фюр, — господин канцлер, скажите ему, что я сирота.

— Он сирота, — сказал Фук и сделал это, безусловно, зря.

Уго Раушке внимательно посмотрел на него и объявил:

— Тогда ты мой дядя.

С этими словами он в полной тишине снял с плеча трёхлинейку и выстрелил канцлеру в живот.

— Разрыв аорты! — завизжал Фук и вытянулся вдвое.

— Провокация! — в унисон с канцлером закричал Вольфганг Фюр и хотел было свистнуть в боцманскую дудку.

Вместо этого он свистнул в дуло «вальтера», Который ему поднёс Юозас Гейдукис, и «вальтер», естественно, выстрелил. Взвыла сирена, вспыхнули прожектора, раздались отрывистые команды.

— Вперёд, чудо-богатыри, — гаркнул Уго Раушке, и в него тут же выстрелили из огнемёта. Президент вспыхнул, как красна девица, и через минуту стоял в позе тяжеловеса Попенченко на Олимпийских играх в Саппоро.

Группа с боями продолжала продвигаться к торцу туннеля, где блестела под стеклом желаемая цель. Стоял страшный грохот и свист пуль. Где-то в дыму орал Бен Нисневич, придавленный сорокатонным «тигром».

— Великан Нисневич погиб, — доложил Вилли после короткой разведки.

— Ваньюшка с «Мисхора», сдафайся! — кричал где-то репродуктор, — ты получишь эрзац-колбасу, кок-чай и зауряд-балык!

— Вот тебе балык, — прошептал Юозас и выстрелил на звук.

— Попал, — сказал репродуктор и затих.

До кнопки оставалось всего тридцать метров, когда Ихи Еврюжихи головой заткнул вражеский дзот и даже успел смертельно искусать пулемётчика. Попян внешне оставался совершенно спокоен, хотя был уже трижды ранен в висок.

— Держись, ребята, — подбадривал он состав, — прищучим, их за старика Ихи!

Как бы подтверждая его слова, Юозас Гейдукис подорвался на противотанковой мине.

— Это тебе не на практических занятиях, — злобно прошипел Вдуич и приказал:

— Курсант Кенис, дави ее, проклятую!

Вилли как кенгуру запрыгал между трупов и обломков машин к стене с кнопкой, разбил оградительное стекло и вдруг замер неподвижно. Одежда на нём исчезла.

— Высоковольтный разряд, — пояснил Золтан Попяну.

Попян надел резиновые перчатки и сделал последний рывок. Всем телом упав на рычаг, он уже не слышал, как осколок «шимозы» словно бритвой снёс ему ноги. Кнопка мягко ушла в стену, и сразу наступила тишина.

— Все на базу, — заорал Золтан, запихивая короткого Попяна в ранец. — Миша, запускай!

Но Миша уже ничего не мог запустить. кроме бульбы: в него попало столько всяких кусочков металла, что Золтан с трудом вытащил его из глайдера.

— А теперь — до свидания! — захохотал он и дал предельную скорость.

Эпилог

Когда Фрум Олива вывел «Мисхор» на орбиту Земли, Аванес Попян уже умел ходить на коленях быстрей, чем Золтан на ступнях.

— Двужильный мужик, — говорил Зе Сельпуга, — а посмотришь — брызгой убить можно.

— Нервом берёт, — соглашался с ним Олива.

Вдуич был мрачен на протяжении всего обратного пути и только перед самой посадкой спросил Попяна:

— А когда расчёт?

— Завтра и двадцатого, — ответил Попян. — Когда готовы полететь еще?

— А мне всё равно, что курсантов учить, что фашистов резать. Заплатите, так хоть завтра полечу.

— Шутка, — сказал Попян, — больше никуда лететь не надо. Мы сделали своё дело. Я сказал.

А в иллюминаторах уже мелькали лица встречающих.

Осло — Гаити — Харьков

Оглавление

Константин Дубровский КОНЕЦ ЯДОВИТОГО МНУ

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg