Григорий Горин Иронические мемуары
От мемуариста
В преклонном возрасте Фаина Георгиевна Раневская сказала: «Ах, я становлюсь такой старой, что уже забываю собственные мемуары».
Так вот, пока память мне не изменяет, я решил делать мемуарные записи об артистах, режиссерах, писателях, с которыми мне повезло работать и дружить…
При этом мне хотелось избежать излишней серьезности. Потому что про живых надо рассказывать только весело… Во всяком случае, чтоб посторонние люди, услышав, тоже улыбнулись…
Поэтому мемуары у меня иронические. Друзья, о которых я пишу, на меня не обижаются, поскольку сами люди остроумные и всегда готовы дать мемуаристу сдачи в виде эпиграммы, анекдота или забавной байки по его адресу…
Поэтому у нас довольно весело проходят юбилеи друзей. Ибо поздравлять человека с серьезным лицом в нашей компании считается дурным тоном. Сказал же один остроумный француз (или не француз?): «Мрачное лицо у живого человека также противоестественно, как веселое у покойника!».
«Иронические мемуары» – название простое и, собственно, и не требовало бы предуведомления. Почему «мемуары»? – Потому что автору уже за 50… Почему «иронические»? – Потому что еще не за 80, и нет оснований для слишком серьезного отношения к собственным воспоминаниям… Кроме того – вспоминаю только об артистах талантливых и остроумных, с которыми и прошла моя жизнь в кино.
АР-ГО (Роман-воспоминание об А. Арканове)
Глава первая. Реинкарнация
Аркадия Михайловича Арканова я знаю очень давно. Можно сказать, всю свою нынешнюю жизнь, и отчасти предыдущую. Поскольку в предыдущей я, согласно гороскопам, был московской дворовой собакой, то до сих пор иногда смутно вспоминаю черноволосого мальчика Аркашу, тайком кормившего меня остатками своей еды в маленьком дворике в Мневниках. Еда была вкусной, мальчик добрым и музыкальным. Протягивая кусочек, он всегда при этом говорил мне «Голос!», но прежде чем я успевал завыть, начинал отчаянно выть сам…
Так продолжалось это наше первое совместное творчество до 12 марта 1940 года. В тот день, по свидетельству очевидцев, пес, не выдержав ежедневных спевок с Аркашей, бросился под проезжавшую машину, а его душа, вылетев на свободу, тут же переселилась в мальчика Гришу, родившегося в московском роддоме.
Глава вторая. Детство. Отрочество. Юность
С самого своего рождения я стремился еще раз встретиться с Аркашей, но ввиду разницы в возрасте, мне трудно было его догнать. Едва я начал делать первые шаги, Аркаша уже пошел в школу. Я пошел в школу, он перешел в восьмой класс. Я поступил в медицинский инститиут, он его в этот год закончил…
Что было бы дальше, если б наша гонка не прервалась?.. Аркаша мог бы стать доцентом, я – ординатором, он – профессором, я – доцентом… он – академиком, я – министром здравоохранения и т. д. Страшно даже подумать, какой урон мы вдвоем могли нанести отечественной медицине! Но помня первую заповедь клятвы Гиппократа «No nocere – Не навреди!», Аркаша решительно бросил этот бессмысленный карьерный бег, а заодно и медицину. Он зашел в баню рядом с 1-м медицинским институтом, сел в парной на полку и поклялся там сидеть, пока я не закончу институт и не сяду рядом… Так оно и случилось через семь лет. Он принес пива, я достал воблу… Мы сравнялись и в возрасте, и в пристрастиях, ибо в бане, как известно, все равны…
Глава третья. Соавторство
Как возникает потребность в соавторе? По-разному. Бывает, одна и та же интересная мысль приходит в две головы одновременно и возникает совместное произведение искусства. Как это случилось с Бобчинским и Добчинским и их незабвенным «Э!..» Иногда одному человеку в голову приходит только начало мысли, а конец ей способен придать только другой. Так, между прочим, был написан «Коммунистический манифест» Маркса и Энгельса. По воспоминаниям родных, Карл Маркс придумал лишь слово «коммунистический», но совершенно не знал, к чему его можно применить?.. Он просто изводил родных и знакомых, повторяя бессмысленное «коммунистический что?.. коммунистический… чего?», пока его друг Фридрих не подсказал: «Да… „Манифест коммунистический“… Вот чего!.. Ей-богу, Карл, какой ты недогадливый!» Так возникло их главное совместное произведение. (Между прочим, Маркс с той поры очень полюбил слово «мани-фест», которое с английского можно перевести, как «денежный праздник», и Энгельса, у которого он всегда брал в долг и который, собственно, и был для него этим «мани-фестом»…
Интересно отметить и то, что более важное для себя произведение «Капитал» Маркс писал самостоятельно, тайком, без Энгельса, при этом с усмешкой повторяя по-немецки «Фройндшафт-фройндшафт, абер гельд зинд нихт цузамен!», что, как вы догадались, по-русски переводится как «дружба дружбой, а Капитал – врозь!» Истоки нашего соавторства с Аркановым строились совсем на другой основе. Нам ничего не приходило в головы одновременно, и уж точно никто за другого не начинал или заканчивал. Каждый из нас был в творчестве уникален, придумывал только свое гениальное произведение, но, в силу рано начавшегося склероза, тут же его начисто забывал. И тогда он бежал к соавтору, чтобы тот помог ему хоть что-то вспомнить… Начало творческого процесса выглядело примерно так:
Горин (возбужденно). Аркан… помнишь я тебе чего-то вчера интересное рассказывал?..
Арканов. Ты?.. Интересное? (Молча смотрит на соавтора. Задумчиво курит.)
Горин. Да! Чего-то про то… как один чиновник приехал в маленький город… а его все приняли за ревизора?..
Арканов. И что дальше?
Горин. Дальше не помню…
Арканов. 3ря. (Задумчиво.) По-моему, я все где-то читал… Или писал?..
Пауза. Соавторы задумчиво смотрят друг на друга.
Так, мучительно борясь со склерозом, мы все-таки вспомнили три пьесы и две книжки юмористических рассказов.
Остальные наши совместные произведения вспомнились, к сожалению, уже другими писателями. (См. «Чонкин» Войновича», «Дядя Сандро» Ф. Искандера и другие шедевры, не записанные нами только в силу собственного маразма.) В конце концов, мы поняли, что надо расставаться, поскольку индивидуально забываться могло бы вдвое меньше, чем совместно.
Тогда я и написал первую свою самостоятельно-склеротическую пьесу, которую назвал соответственно: «Забыть Герострата!» Позже Арканов, естественно, утверждал, что придумал пьесу он, и правильно она называлась «Забыть, Где Растрата!», но я уже этого не помню…
Глава четвертая. В разлуке
Незабвенный Зиновий Гердт как-то заметил одному из своих соавторов: «Видеть вас, мой друг, – одно удовольствие!…Не видеть – другое…» Мы расстались с Аркадием и жили в свое удовольствие отдельно друг от друга почти двадцать пять лет. Впрочем, это не совсем так. Ведь в сознании верных поклонников-«аргонавтов» наши фамилии соединились навсегда, и с этим было очень трудно бороться.
Сколько раз на своих премьерах я слышал от зрителей: «А чего Арканов-то не вышел кланяться?» – «Да он это не писал…» – бормотал я. – «Ну, это вы сами разбирайтесь, кто чего у вас писал… А кланяться-то могли бы и вдвоем… Билеты все-таки дорогие!..» Особенно много путаницы стало в связи с частыми появлениями наших физиономий по телевизору.
Я знал, что Арканов похож на Марчело Мастрояни, и, когда меня девушки называли Аркановым, испытывал определенные секунды мужского тщеславия. Но когда один из почитателей, взяв меня за пуговицу пиджака, стал утверждать, что я похож на Александра Лившица, я занервничал… «Это Арканов похож на Лившица!» – злился я. – Я уж скорей похож на Гусмана… Или на Шуфутинского…» – «На Шуфутинского похожи, – соглашался почитатель, отрывая мою пуговицу, – но на Лившица – тоже…» И, подумав, добавил: «И на Уринсона! Чуть-чуть…» Точку нашему расставанию поставил телевизионный клуб «Белый попугай». Мало кто знает, что нашего попугая сначала было решено назвать «Гришей». Но эта своенравная птица стала откликаться только на кличку «Аркаша!»…
Я понял, что нам пора соединиться хотя бы здесь, на телевизионных экранах.
Глава пятая. Подарок
Арканову – 65 лет! Надо придумывать подарок. Как правило, близким дарят нечто самое дорогое и приятное. Самое дорогое в творчестве – здоровье соавтора. Поэтому в честь аркановского юбилея я набрался мужества и бросил курить. Свои любимые трубки и табаки передарил соавтору с обещанием, что и он бросит курение к моему 65-летию…
Последнюю свою самокрутку я сделал из бумажки, на которой были написаны такие стихи:
Дарю тебе, Аркадий, трубки и табак, С которыми не раз мы время коротали… И все мое жилье прокуривали так, Что мухи падали… А мысли – улетали!.. Теперь я не курю! А ты – наоборот! Поэтому подарка смысл понятен: Когда бегут года – нам вреден кислород! Лишь дым соавтора нам сладок и приятен… 1998Галина Волчек
Слово, определяющее ее профессию, не имеет женского окончания («режиссерша» – звучит пренебрежительно). Но сказать про Галю «режиссер» – тоже неверно. Слишком сильно в ней женское начало, чтобы она согласилась им поступиться. Поэтому театр придумал ей особый титул: «главный режиссер».
«Главный режиссер» – это не название, не должность. Это – судьба. Применительно к театру «Современник» – доля.
«Долюшка русская, долюшка женская, вряд ли труднее сыскать…» Уверен, Некрасов не возражал бы против этого определения применительно к Галине Борисовне. Он не был антисемитом, издавал журнал «Современник», без добавления «наш» в жестком невзоровском понимании…
От мужского режиссерского ремесла она взяла все необходимые профессиональные навыки: хриплый голос, сигарету в зубах, твердый характер, умение вовремя и по делу употреблять те самые запретные слова, без которых, как выяснилось, в России не может руководить никто, даже президент. Это ведь он, Михаил Сергеевич, назвал после путча своих бывших соратников «мудаками». Слово настолько расхожее в театральном закулисье, что, вероятно, отсюда пошла гулять версия: а не режиссер ли он этого спектакля?
Впрочем, Бог с ними, с мужскими качествами. Поговорим лучше о ее женских достоинствах. Они бесспорны: красота, элегантность, остроумие. Но главное не в этом. «Сила наша – в наших слабостях», – говорит шекспировская Катарина из «Укрощения строптивой».
Это и про Галю. Женских слабостей у нее достаточно, и она их не скрывает… Расплакаться из-за неудачной прически, расстроиться, если нужная шмотка уплыла к подруге, порадоваться, если шмотка оказалась той мала…
Какое счастье быть естественной и знать, что твои друзья тебя не осудят.
С родным театром у нее сложнейшие взаимоотношения, недоступные пониманию даже фрейдистов. «Современник» для нее – отец, супруг и дитя одновременно… «Крутой маршрут» ее жизни, «Смиренное кладбище» не сыгранных ею ролей…
И если понравится новый спектакль – не будьте занудами, не ищите блох и «концепций», просто позвоните Волчек и скажите:
– Спектакль, Галина Борисовна, потрясающий! – И чтобы доставить истинное наслаждение, добавьте: – И выглядела ты, Галка, в этом синем костюме – шикарно!
Р.S. Через несколько лет после опубликования этого портрета Галины Борисовны мне пришлось добавить к нему несколько существенных штрихов.
Случилось это на ее юбилее в «Современнике»… Мы с Марком Захаровым должны были выступить по поручению Театра Ленком. Но Захаров неожиданно заболел, был отвезен в Германию и там прооперирован…
Буквально едва-едва выйдя из-под наркоза, он позвонил мне и напомнил, что у уважаемой и любимой нами Гали Волчек юбилей, и было бы хорошо, если б я написал какое-нибудь вежливое письмо от его имени… Я так и сделал.
Письмо имело столь сильный резонанс, что, думаю, его будет правильно поместить здесь для дополнения облика Галины Борисовны…
Письмо Галине Волчек Написано по мотивам телефонного разговора с М. Захаровым, находящимся на лечении в Мюнхене. Зачитано 19 декабря 1993 года в Театре «Современник».
Уважаемая Галина Борисовна! Дорогая Галя!
Майне либен швестер ауф фон дер искусство!
Письма из зарубежного далека в традициях российской истории.
Как Ленину из Цюриха, как Солженицыну из Вермонта, так мне из Мюнхена кажется ясней, как обустроить Россию.
Если Америку из кризиса вывел президент-актер, нам необходим – режиссер. И хорошо бы – главный. И обязательно – женщина!
Мужик – он всегда либо болтлив, либо выпивает, либо быстро стареет и впадает в маразм.
Вы – всегда трезвы, немногословны, не имеете возраста, т. е. можете выбираться пожизненно.
Ваша анкета – идеальна! Пятый пункт не должен никого смущать!
Во-первых, все царицы в России, начиная с Екатерины Первой, – не из великороссов.
Во-вторых, после успеха Жириновского на выборах наш народ доказал, что он, народ, – не антисемит!
Кроме того, если он – сын юриста, русский по матери, то вы – дочь оператора, русская по сыну. Этого более чем достаточно!
Вообще, успех ЛДПР отсюда, издалека, видится по-иному! Интеллигенции не надо впадать в отчаяние и посыпать головы пеплом моего сожженного партбилета.
ФАШИЗМ В РОССИИ НЕ ПРОЙДЕТ!
Почему? Да по той же причине, по которой у нас не прошли ни социализм, ни капитализм! Все сравнения с Германией 33 года неправомерны! Немцы и тогда были удивительно работящими, послушными, экономными… У нас, слава Богу, всех этих страшных предпосылок фашизма нету!
Сказано же классиками: что русскому – здорово, то немцу – смерть! И наоборот!
Русские, как известно, долго запрягают, но потом… никуда и не едут.
Просто запрягают и распрягают, распрягают и запрягают!.. Это и есть наш ОСОБЫЙ ПУТЬ!
Наш крутой маршрут судьбы, по которому Вы приведете нас к финалу и аплодисментам! Соглашайтесь, майне либен Галина!
А я и мои друзья всегда готовы отдать Вам свой голос, сердце и душу!
От всей души – тринкен Ваше здоровье!
Ваш(и) Марк Захаров (и Григорий Горин).
Игорь Кваша
Игорь Кваша – здоровый мужик высокого роста. Только не все знают об этом. Я тоже узнал совсем недавно. 20 августа 1991 года, в самый тревожный день путча, Кваша был на митинге возле Белого дома вместе с женой. Неожиданно кто-то сверху, со ступенек, прокричал в мегафон:
– Товарищи! Срочно нужны здоровые высокие мужики в отряд самообороны!
Кваша сразу понял, что это про него, и не раздумывая сделал шаг вперед. Два дня и две ночи он был там, в самых первых рядах, с противогазом на случай газовой атаки… Он даже надевал его несколько раз…
Теперь вы понимаете, почему у Янаева дрожали руки от страха?
Некоторые знакомые удивились, что Кваша пошел на баррикады. Я – нисколько. Я, вообще, считаю, что он и не сходил с них никогда. Еще с 60-х!.. Там он провел основную часть времени, воюя с тиранами и несправедливостью.
Идеальная роль, которую он еще сыграет на сцене, – Дон Кихот! Почему-то принято давать эту роль длинным долговязым актерам. Чушь! Это копье должно быть длинным, чтобы гнуться, а актер должен быть невысоким и несгибаемым. Впрочем, Игорек вам это лучше все объяснит! Спорить с ним трудно, переспорить – невозможно. Даже друзьям. Некоторые из них, кстати, не выдержали и из-за этого эмигрировали из страны. Теперь, когда Кваша стал выездным, он достает их по месту нового жительства…
А вообще-то, Игорь Кваша тихий, добрый, нежный человек. Только не все об этом знают. Может быть, вообще никто не знает, кроме его внучки. Внучке всего месяц от роду… Но квашевские гены сильны, и она кричит, выражая, очевидно, какие-то свои взгляды на жизнь. Игорь смотрит на нее нежным взглядом и пока не ввязывается в спор…
Гафт
Ну что за странная фамилия? Да и фамилия ли?.. Похоже на аббревиатуру: «ГОСТ… ГАБТ… ГАФТ…» Ломаю голову над приемлемой расшифровкой… ГЛАВНЫЙ АКТЕР ФАНТАСМАГОРИЧЕСКОГО ТЕАТРА… ГНЕВНЫЙ АВТОР ФИЛОСОФСКИХ ТИРАД… Не, не то. Листаю словари. В русском словаре Даля слова «гафт» нет. Есть – «гафтопсель», т. е. «парус над гафелем»… «Гафель» – «полурей над мачтой»… Что такое «полурей» – не знаю. «Полуеврей» – понятно, «полурей» – нет. Смотрю «Еврейскую энциклопедию». «Гафта» опять нет. Зато есть «гафтара»… «Гафтара» – глава из Книги Пророков, читается по субботам и праздникам. Близко, но не то…
По-немецки «хафт» – «арест», по-английски «гифт» – «подарок»… Опять не то. Не «арест» он никакой, а уж не «подарок» – точно.
Беру медицинский справочник. Какое-то слово по-латыни, похожее на сочетание «гафт», и пояснение: «ОСОБОЕ СОСТОЯНИЕ НЕРВНО-ПСИХИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ»…
Ну конечно! И как я не мог сразу догадаться? «Гафт» – не фамилия, а диагноз!
Особое состояние организма, когда нервы обнажены и гонят через себя кровь, слова, мысли.
Я лично болен «Гафтом» еще с юности. Когда увидел его в спектаклях у Эфроса. Потом – в Сатире. Потом опять у Эфроса. Потом в «Современнике»… Потом он меня уже преследовал всюду. Когда я вижу его на сцене, у меня начинает стучать сердце, слезятся глаза, мурашки бегут по коже. От общения с ним кружится голова, всякий разговор – шаг в безумие…
– Валя, как прошел вчерашний спектакль?
– Гениально, старик! Гениально! Первый акт я вообще сыграл на пределе возможного. Многие даже ушли в антракте, думали – конец! Но второй я сыграл еще лучше…
– При полупустом зале?
– Да нет, старик… Зал заполнился… Народ со сцены полез в зал, чтобы посмотреть… Спектакль я практически один заканчивал, – и сразу, без паузы: – Но вообще-то, старик, честно. Я стал плохо играть. Растренирован. Не с кем же у нас работать… и пьеска эта, конечно, фельетон. Там нет глубины! Старик, напиши для меня, я хочу играть в твоей пьесе.
– Валя, но вчера была тоже моя пьеса!
– Ну да… Я и говорю. Пьеса гениальная! Мы играем не то. И я стал плохо играть. Вот в кино сейчас сыграл здорово. По-моему, гениально. Видел мой последний фильм?
– Видел.
– Плохо я там играю… Потому что сценарий – дерьмо. Не твой, случайно?
– Нет.
– Вот поэтому и – дерьмо. А пьеса твоя гениальная. И та, что вчера играл… Ты только напиши ее, старик. Я сыграю. Я смогу.
Тут он прав. Он сможет, сможет свести с ума и сделать счастливым.
Я готов писать для него. Я болен «Гафтом» неизлечимо…
Слава Зайцев
Не мне писать о Зайцеве-художнике. Есть специалисты-искусствоведы, есть коллеги, есть женщины, в конце концов…
Я скажу о Славе как о художнике слова.
Зайцев у микрофона – это тоже явление незаурядное. Особенно когда приходит вдохновение. А судя по его многочисленным выступлениям и интервью – ораторское вдохновение его посещает часто.
Он и не говорит. Он как бы пенится словами. Он как бы поет… Он как бы менестрель и акын одновременно…
Знаменитый мольеровский герой не знал, что говорит прозой. Когда ему объяснили, он был крайне удивлен. Слава, возможно, не знает, что говорит стихами. К поэзии он обращается интуитивно, как бы отыскивая дополнительный материал для своих идей в условиях полного дефицита. Нет тканей, нет ниток, нет пуговиц… Что остается в таких условиях художнику моды? Только слова…
Чудные, напевные слова: «батист», «крепжоржет», «шифон»… И Слава сыплет ими, как знаменитый портной в сказке про голого короля в нищей стране, пытаясь хотя бы из слов сшить хоть что-то в воображении людей, и довершает свой ансамбль кружевами эпитетов и метафор…
От его фантазий кружится голова. Особенно у женщин. Когда он вдохновенно живописует какой-то новый наряд, женщины пьянеют, безумеют и готовы либо тут же иметь такое платье, либо, по крайней мере, немедленно скинуть свое…
Впереди у Зайцева трудные времена. Впрочем, как и у всех нас. Если процесс одичания общества пойдет с такой же скоростью, как сегодня, то впереди у нас – мода на шкуры, перья и набедренные повязки… Но и тут, я уверен, он что-то придумает и попробует сделать всех нас хоть чуть-чуть привлекательней. Может, сплетет какие-нибудь особые лапти, может, сочинит разноцветные портянки, может, повесит кольцо в нос и – пожалуйста: русская мода вновь покорит мир. И опять все будут им восторгаться. Тем более что это так несложно: надо лишь многократно повторять его имя: «Слава! Слава! Слава!»
Михаил Козаков
Миша Козаков – самый юный Гамлет России. Помню его еще молодым красавцем с пышной прической, всегда окруженным восторженными поклонницами, славой и сплетнями. Сплетни для актеров всегда были важней рецензий, выдумки – предпочтительней «правды», я имею в виду одноименную газету…
О Мише Козакове сплетничали всегда.
После грандиозного успеха фильма «Убийство на улице Данте» прошел слух, что Миша – обрусевший француз, любовник Брижит Бардо, побочный сын Шарля де Голля… Потом почему-то стали говорить, что он – итальянец, отсюда, мол, и «улица Данте», и вообще его подлинная фамилия – не Козаков, а «Казанов…»
После многосерийного фильма, где он снялся в роли Феликса Дзержинского, пошел слух, что Козаков – поляк, тайный агент нескольких разведок, и на своих вечерах, читая стихи, передает шифром секретные сведения тем, кто понимает…
Говорят, были даже случаи, когда тех слушателей, которые понимали Бродского в исполнении Козакова, вызывали «куда следует» для дачи объяснений…
Известие о том, что Козаков – еврей и уезжает в Израиль, потрясло всю общественность… Казаки насмерть обиделись… По Дону прокатились волнения… В синагогах ликовали!
Потом поползли слухи о его необыкновенных успехах на Земле Обетованной… Рассказывали, что он выучил иврит за неделю, играет на нем много ролей (в том числе и женских под фамилией «Селезнева»). А в свободное время выступает с речами и чтением стихов в кнессете.
И еще говорили, что он сказочно богат, – купил огромную квартиру и теперь выгодно сдает ее же по двойной цене самому себе.
И вот я сижу в квартире Миши в Тель-Авиве на улице Боруха Спинозы. Квартира, действительно, большая, но, как выясняется, слишком дорогая, и ее, очевидно, придется сменить. На иврите Миша говорит мало, в основном, употребляя слово «лехаим», понятное мне без перевода… На русском – живо интересуется новостями из Москвы, рассказывает о своем житье: с шести утра учит язык, потом учит роль, потом снова учит язык, потом репетирует роль, потом играет спектакль, потом – короткий сон, во время которого разговаривает на двух языках сразу… Он совсем не изменился с момента нашей последней встречи в Москве – разве что стал сосредоточенней и добрей: ни о ком из своих коллег не говорит плохо. Качество редкое для служителей театра в Израиле и в России…
Я смотрю на него, слушаю и думаю, какую же новую легенду привезу о нем в Москву. А расскажу я вот что: оказалось, Миша Козаков – не полуеврей, не полурусский, не четвертьфранцуз, а самый что ни на есть чистокровный АРТИСТ – со всеми достоинствами и недостатками, присущими людям этого особого, Богом избранного, народа…
Шура Ширвиндт
Начинаю писать портрет Шуры Ширвиндта… и рука останавливается. Слишком давно знакомы, слишком плотно общаемся. Тот случай, когда знание деталей только мешает. Как говорится: лицом к лицу – лица не разглядеть. Да и не с моими жалкими возможностями браться за такую модель. Здесь нужны сочные краски, рембрандтовская кисть. Фантазируя, закрываю глаза и вижу портрет Шуры – в домашнем халате, в кресле, с бокалом вина и с Саскией на коленях… Или даже с двумя Саскиями… или тремя… (Сразу оговорюсь: ревнителей домашнего очага прошу не возмущаться. Уверен, Таточка Белоусова, жена Шуры, простит мне эту фривольную композицию. Она мудрая женщина и понимает, что силуэты двух-трех Саский на полотне не затмевают ее лик мадонны и царицы семейного очага. В свое время я подтвердил это стихами в ее честь, где есть и такие строки: «Как самый счастливый билет в лотерее, так русская женщина – в доме еврея!») Впрочем, не отвлекаемся. Итак, рисуем Шуру с несколькими Саскиями… Это – стереотип, который навязал ему кинематограф: сердцеед, соблазнитель, бабник!..
Иногда, правда, давали сыграть роли меньшевиков. Особенно в застойные годы. Кто-то наверху решил, что типичный меньшевик – это Ширвиндт в пенсне… Большевика разрешили сыграть только один раз, в фильме Карасика, и то – в гробу!
А он еще наиграл бесчисленное количество иностранцев: элегантный француз, суматошный итальянец и, конечно, невозмутимый англичанин, с неизменной трубкой во рту.
О, эта несчастная судьба артиста с космополитически правильными чертами лица!
И мало кто знает, что начинал Шура свою жизнь в искусстве как простой русский мужик в спектакле Театра имени Гоголя в пьесе Салынского… Шура с нежностью вспоминает эту этапную роль, когда целый акт надо было лежать в валенках в избе на печи, а потом произнести всего одну реплику: «ПОШТО, МУЖИКИ, ЗАЗРЯ ПО СТЕПУ МЫКАЕМСЯ?!» Представляю, как замирал зал от неожиданности!..
К сожалению, позже ничего близкого по силе выражения глубины народного чувства драматургия ему не предлагала.
А зря! Ведь если приглядеться повнимательней, Александр Ширвиндт – явление в нашем искусстве удивительно российское, почвенное, сермяжное, если хотите, недаром же его так обожают и принимают простые люди: рыбаки, егеря, шофера да и просто ханыги у магазинов. Спотыкаясь о его фамилию, именуя его то «Ширлингом», то «Шилингом», они все-таки моментально признают его стопроцентно своим, надежным мужиком.
Вообще, убежден: владение Шурой так называемыми «подцензурными выражениями» – искусство неповторимое, музыкальное, если вдуматься! Не удивлюсь, если со временем меломаны и знатоки будут организовывать специальные концерты в залах филармонии, чтобы прийти и послушать, как звучит какое-нибудь низкое «бля» в Шурином исполнении…
А впрочем, может, я ошибаюсь, российского мужика ему уже не сыграть. Потому что впереди у него роли из библейских сюжетов… пастух Авраам… Или строитель ковчега Ной. А может, и Моисей, ведущий толпы людей через пески? Картина, достойная кисти Иванова: идет Шура с развевающейся бородой по барханам, дымит трубкой, подбадривает слабых, осаживает нахальных. И так он естественно вписывается в эти библейские пейзажи… И лишь печально-иронический взгляд выдает вечный вопрос, волнующий его с молодости: «Пошто, мужики, зазря по степу мыкаемся?!»
Михаил Державин
У Миши Державина нелегкая актерская судьба – о нем почему-то не сочиняют сплетен. Это вам не Гафт, не Козаков… Не Ширвиндт, наконец, хотя они появляются на экранах телевизоров почти всегда вместе. Но про Ширвиндта сплетничают, про Державина нет – вот такая загадка зрительской психологии.
Даже в зените своей славы, когда Миша был Ведущим популярнейшего «Кабачка 13 стульев», о нем не сочиняли слухов и анекдотов. Про пана Директора – да (женился на пани Монике), про пана Гималайского – пожалуйста («У Гималайского родилась тройня. Все три матери чувствуют себя хорошо…»). Про пана Ведущего ничего подобного никто не припомнит.
Просто – симпатичный Ведущий и песенка «Закрыт… закрыт кабачок…» Мало! Непростительно мало для известного артиста, каким Державин и является на сегодняшний день.
Пора исправлять превратности судьбы. Пора посплетничать о Державине, тем самым переведя его из разряда «широкоизвестных» в разряд «знаменитых», где ему и приличествует быть соответственно таланту и заслугам.
При этом ничего и не надо выдумывать. Здесь подойдет грибоедовское: «…Я правду о тебе порасскажу такую, что краше всякой лжи…» Итак, Михаил Державин – сын известнейшего вахтанговского актера Михаила Державина – с детства был окружен знаменитостями и популярнейшими личностями (Щукин, Симонов, Целиковская, Максакова, Завадский…). Список, который иному хватит на целый том мемуаров и интервью, Миша скромно умолчал, не сделав друзей отца своими покровителями…
Ну, ладно. Можно это и как-то понять и простить. Но, выйдя из знаменитой семьи, он, женясь неоднократно, попадал в еще более знаменитые семьи… И снова – никакого резонанса в обществе.
Сообщаю любопытным: первый тесть – Аркадий Райкин.
Не ахайте! Да, об этом не писали… Да, вы не знали! А как вы могли знать, если Михаил никогда не стоял на сцене рядом с великим родственником и никогда не сообщал журналистам, что, мол, «вот тут… как-то с женой Катей и с… Аркадием Исааковичем мы пьем чай на кухне… и он меня спрашивает… Миша, а в чем смысл жизни?» Не было таких интервью. И, естественно, народ не знал ни дня свадьбы, ни часа развода… Что, конечно, не способствовало славе Михаила Державина.
Второй тесть был еще более знаменит… Легендарная личность. Герой гражданской войны. Фольклорный персонаж… Что вы говорите? «Чапаев?!» Почти угадали… Буденный!
И опять никакой утечки информации. Про то, что Миша Державин – зять легендарного маршала, знали лишь очень близкие люди да еще, может быть, «классные следопыты». Это их мужественные отряды, бредущие по запутанным маршрутам Первой Конной, добирались, наконец, до поселка Переделкино, где располагалась маршальская дача и где их рапорт должны были принять сам Семен Михайлович, или его жена, или член его семьи, которым обычно и оказывался, к их изумлению… Ведущий «Кабачка».
Походы Первой Конной заставляли их любить учителя. «Кабачок» они любили сами, со всей страстностью чистых пионерских сердец. Поэтому, когда выяснялось, что после многодневного бессмысленного перехода по болотам и топям надо салютовать и рапортовать пану Ведущему из «Кабачка», они понимали, что труды и лишения были ненапрасны и счастливое детство, которое обещало государство, уже наступило.
– ПИОНЕРЫ! – говорил им Державин, поднятый охраной с постели и потому застенчиво запахивающий полы домашнего халата, из-под которого выглядывали пижамные штаны. – ЗА ДЕЛО ПАРТИИ БУДЬТЕ ГОТОВЫ!
– ВСЕГДА ГОТОВЫ! – отвечали пионеры и тут же, без паузы: – ПИОНЕРСКИЙ ПРИВЕТ ПАНУ ЗЮЗЕ! УР-РА!!!
Седой маршал наблюдал эти сцены с балкона, прислушивался к раскатному «ура» и смахивал скупую слезу…
Он, вообще, очень любил зятя-артиста. Часто играл для него на гармонике и давал ему творческие советы типа:
– В театре, Миша, я думаю, как в бою… Надо доверять первому решению. Увидел человека – и руби его к ядрене матери! А то, Миш, он тебя зарубит!
Советы тестя впрок не пошли.
Михаил никого не порубал из своих коллег, никого не оттолкнул, даже локтем.
Так и жил, обходя сплетни и скандалы. Поэтому настоящая слава обходила его…
И сегодня он «выгодно» женат, с точки зрения прибавки популярности. Его жена – популярная певица Роксана Бабаян, но поет с ней почему-то нахальный эстонец Урмас Отт, а Миша даже не аккомпанирует…
К чему я все это рассказываю?!
К тому, что мы равнодушны и нелюбопытны… И судьбой артиста не интересуемся, пока он не запьет, не повесится или в отчаянии не начнет публично перетряхивать постельное белье…
Я смотрю на Мишу Державина, на те роли, какие ему достаются в театре и кино, и с горечью думаю:
– Господи! Как бы он сыграл Чичикова?! А мистера Пиквика? А какой это мог бы быть Несчастливцев?!!
Ау, режиссеры, где вы?!
Ну что ему, убить кого-нибудь или банк грабануть, чтоб заинтересовались?..
Не может он, в силу застенчивого характера. Поэтому я и стремлюсь привлечь к нему внимание, как умею…
Кстати, говорят, он приватизировал Московский ипподром имени Буденного… И в связи с распадом Великой Державы свою роскошную фамилию сократил и отзывается на кличку «Держик»…
Ну, что еще? Остальное сами придумайте…
Народные сказки про Ширвиндова и Державиндта
Как я уже писал, Александр Ширвиндт, несмотря на сложность своей фамилии и анкетных данных, явление удивительно русское, почвенное. Недаром он так тянется к земле. Купил в деревне Синцово дом, завел корову по имени Фира (в девичестве – Ночка). Я побывал в этой деревне, встречался с селянами – ширвиндчанами. Они очень гордятся своим земляком. Рассказывают о нем байки и анекдоты. Причем в байках переиначивают его трудную фамилию на Ширвиндов, как бы чувствуя в нем своего смекалистого мужика.
В отличие от Михаила Державина. Который (вероятно, от того, что в интермедиях часто играет зарубежного гостя) в народе именуется по чужеземному – «Державиндт». Вот парочка коротких сказок, которые мне удалось записать…
Как Ширвиндов с Державиндтом кайф ловили…
Собрались раз Ширвиндов с Державиндтом на рыбалку кайф ловить.
Державиндт взял удочки, Ширвиндов – закуску. Пошли.
Ширвиндов как пришел, так сразу на бережок сел, выпил, закусил и кайф словил.
А Державиндт вдоль реки бегает, руками машет, дорогие блесны в воду бросает, но кайф никак поймать не может.
Подбегает к Ширвиндову, а тот уже сидит в кайфе, трубку курит. Державиндт и спрашивает:
– Ширвиндов, на что кайф ловишь?
– Не скажу! – говорит Ширвиндов. – Сам догадайся!
Побегал Державиндт еще вдоль речки, спиннинги побросал, возвращается, а Ширвиндов уже столько кайфу словил, что даже прилег и одним глазом смыкает… Заплакал бедный Державиндт, взмолился:
– Ну, будь другом, Анатольич! Скажи, на что кайф ловишь?
– Ладно, как другу скажу, – говорит Ширвиндов ласково и нецензурно. – На тебя, Державиндт, и ловлю… Если б ты только знал, какой кайф на тебя смотреть, как ты вдоль реки туда-сюда бегаешь и ничего не ловишь…
– Вот оно что?! – ахнул Державиндт. – Я тоже так хочу…
С тех пор его часто на реке одного видят: побегает-побегает, в воду на себя посмотрит… Кайф словить пытается…
Как Ширвиндов с Державиндтом с английской королевой разговаривали
Приезжала к нам тут недавно аглицкая королева. Поздоровкалась она за руку с Ельциным, походила туда-сюда с Черномырдиным да с Лужковым, закручинилась.
– Я, – говорит, – не могу долго на эти лица смотреть… Они на меня действуют хуже английской соли. Неужели нет здесь личности, чтоб хоть малость на лорда смахивала? Чтоб и стать была, и аромат, и вообще, чтоб был джентльмен?
– Есть! – обрадовался Лужков. – Есть, Ваше величество, и именно такой. Ширвиндов – фамилия! И статный, и трубку курит, и лицом даже красивей меня…
– Ах! – обрадовалась королева. – Позвать его скорей ко мне! Надеюсь, он «спик инглиш?»
– Не совсем! – отвечает Лужков. – Это Державиндт по-аглицки, действительно, «спик»… А Ширвиндов нет; но в остальном полный «ферштеен»…
– Ладно! – вздохнула королева. – Хрен с вами! Зовите обоих!
Ну, вот! Срочно кличут Ширвиндова с Державиндтом во дворец.
Надели они, согласно этикету, чистое белье, сверху – смокинг и предстали перед королевскими очами.
Королева как Ширвиндова увидела, так затряслась:
– Ах, – говорит, – хау ду ю ду, мистер Ширвиндов. Ай'м глет ту миг ю! Найс ту си ю!
Ну, Державиндт начал губами шевелить, перевод слов искать…
А Ширвиндов сразу понял и отвечает:
– Спасибо, Ваше величество! Не откажусь!..
Наливают им по полной, все выпивают, королева продолжает:
– Хау ар ю, мистер Ширвиндов? Вери вел?
Державиндт к словарям бросился, а Ширвиндов все сразу понял и говорит:
– Ваше величество! В любое удобное для вас время!
Тут королева совсем расплылась, говорит:
– Да! Это джентльмен так джентльмен! Я желаю его наградить и делаю почетным членом палаты лордов!
– Спасибо, Ваше величество! – говорит Ширвиндов. – Но я для этой должности уже староват. Поэтому, ежели такая Ваша царская воля, то сделайте меня по четным членом, а по нечетным – Державиндта!
– Ладно! – засмеялась королева. – Хрен с вами! Гуд бай!
Тут и Державиндт все понял и тоже сказал по-английски: «Гуд бай!» Сдуру!
А Ширвиндов, как и положено, ушел «по-английски» – не попрощавшись!..
Савелий Крамаров
Феномен популярности Крамарова будет еще долго волновать киноведов. Разглядывая его фотографии, потомки вряд ли смогут представить, каков был Савва и какова была его слава… А слава была бешеной, я тому свидетель…
Вспоминаю: конец 70-х. Харьков, дни советского кино на стадионе.
Среди гостей: Рязанов, Санаев, Смоктуновский и другие знаменитости. Впрочем, зал это мало волнует. Всем выступающим дается понять, что они – гарнир, приправа к горячему блюду. «Горячее» подадут, естественно, позже… Одним словом, Савелий запаздывает. Точнее – самолет, на котором он, может быть, прилетит… Радиосвязь с командой установлена, и ведущий программу конферансье периодически успокаивает публику сообщениями об этапах следования авиалайнера. Народ благоговейно смотрит в небо и скандирует имя приближающегося божества:
– КРА-МА-РОВ! КРА-МА-РОВ! …
И вот – оно случилось! Звуки фанфар!!
На сцену выезжает мотоцикл начальника харьковского ГАИ. В люльке – Савелий, со шлемом на голове, что придает его неповторимой внешности особый шарм.
Публика неистово аплодирует.
Крамаров оглядывает ряды, как Цезарь легионы, и громко выкрикивает первый тезис своей тронной речи:
– ДРУЗЬЯ! БЛАГОДАРЮ ВСЕХ! ВЫ ЗНАЕТЕ: В КИНО Я ИГРАЮ В ОСНОВНОМ ЖУЛИКОВ, АЛКАШЕЙ И ПРИДУРКОВ. НАВЕРНОЕ, ПОЭТОМУ МЕНЯ ВЕЗДЕ И ПРИНИМАЮТ КАК РОД-НО-ГО!!!
Радость публики не поддается описанию… Люди обнимаются, хлопают друг друга по спине, целуются.
Савелий невозмутимо продолжает:
– МЕНЯ ЧАСТО СПРАШИВАЮТ ПОКЛОННИКИ: «А СКОЛЬКО ВАМ ЛЕТ?»
Я ГОВОРЮ: «А СКОЛЬКО ДАДИТЕ?»
ОНИ ГОВОРЯТ: «ВАМ ДАДИМ… ОТ ТРЕХ ДО ПЯТИ ЛЕТ… СО СТРОГОЙ ИЗОЛЯЦИЕЙ!»
Тут публика издает вой, вскакивает с мест, плачет от счастья… (Позже, познакомившись с Савелием поближе, я с удивлением обнаружил, что он – довольно образованный молодой человек, любит литературу, мечтает сыграть Хлестакова и всерьез изучает основы иудаизма. Впрочем, все это скрывалось от публики. Народ имел такого Крамарова, которого хотел видеть…)
– МЕНЯ ЧАСТО СПРАШИВАЮТ: «А КТО, САВЕЛИЙ, ВАША ЖЕНА?»
Я ГОВОРЮ: «А ВЫ КАК ДУМАЕТЕ?»
ОНИ ГОВОРЯТ: «ДУМАЕМ, ОДНА ИЗ ДВУХ… ЛИБО – АВДОТЬЯ НИКИТИЧНА, ЛИБО – ВЕРОНИКА МАВРИКИЕВНА».
Обвал. Вой, стон. Первые обмороки…
Вот какова была его слава. И вот от чего он однажды решил отказаться, подав документы на выезд в Америку.
Начальство ахнуло: и чего такому человеку не хватало?
Интеллигенция тут же сочинила злую остроту насчет очередной «утечки мозгов».
Простой народ просто отказался верить, восприняв происходящее как очередную хохму:
– Савелий явреем заделался? Ну, молодец… Ну, дает… Ну, наливай!
Фильмы с его участием еще некоторое время продолжали показывать по телевизору, хотя фамилию из титров аккуратно вырезали. Идиотизм нашей цензуры! Как будто Крамарова можно было с кем-то перепутать!
Потом интерес к нему стал ослабевать, хотя иногда советскую общественность и будоражили слухи о его судьбе: снимается в Голливуде, сделал операцию по исправлению косоглазия и теперь играет исключительно агентов КГБ. Очевидно, американцы уверены, что у агентов – исключительно прямой и ясный взгляд на мир.
Перестройка вернула Крамарова стране. Сначала в титрах, потом – в газетных интервью, потом он возник перед нами во плоти. 1992 год. Кинофестиваль в Сочи. Дирекция готовится к встрече голливудской кинозвезды…Бронированный лимузин, несколько плечистых телохранителей… Однако, к удивлению устроителей, всякие предосторожности оказались ненужными. Крамарова никто не атаковал, не похищал, толпы поклонников не разрывали его на части.
На встречах со зрителями он повторял еще классическую репризу:
– ДРУЗЬЯ! КАК ВЫ ПОМНИТЕ, Я ВСЕГДА ИГРАЛ ЖУЛИКОВ, АЛКАШЕЙ И ПРИДУРКОВ! ОЧЕВИДНО, ПОЭТОМУ ВЫ И ВСТРЕЧАЕТЕ МЕНЯ КАК…
Шутка не работала. Встречали спокойно.
Страна изменилась: алкаши стали наркоманами, жулики ушли в коммерцию, придурки возглавили партии и беспрерывно митинговали. Крамарову некого стало представлять, кроме самого себя. А это и есть самое сложное в судьбе артиста.
Иногда он рассказывал зрителям о своих грандиозных успехах в Голливуде, но делал это как-то неуверенно… И о толпах своих новых поклонников на бульварах Лос-Анджелеса тоже повествовал как-то нечетко, без подробностей. При этом в его округлившихся глазах стала появляться скрытая печаль…
Меня лично это порадовало. «Теперь он сможет сыграть Хлестакова», – подумал я и даже представил, как трагически и достоверно прозвучит в его устах фраза про «сорок тысяч одних курьеров…» А слава, в конце концов, – дело наживное.
Его все-таки узнавали на улицах.
Помню, мы договорились встретиться у театра «Ленком». Он вышел из такси. Проходившие по улице две девушки и мужчина остановились как вкопанные.
– Смотри-ка! – сказала первая. – Это ж…артист! Ну… как его… В Америке живет который… Еще лицо переделал который…
– Джексон?! – подсказала вторая.
– Ну! Не… А может, и не Джексон…
– Ладно! – сказал мужчина, обрывая спор. – «Жексон-Фуексон!» Пошли! Магазин закроется!
И они быстро побежали прочь, не оглядываясь на бывшего кумира. 1997 г.
Э. А. Рязанов
С Эльдаром Александровичем Рязановым мы дружим давно. Поэтому я принимал участие во всех его многочисленных юбилеях, презентациях и фестивалях, посвященных его творчеству. Всякий раз сочинял шутливые послания…
Но неутомимый Эльдар живет такой бурной творческой жизнью, что никакой фантазии уже не хватает.
Поэтому я заготовил в компьютере стандартное послание, которое можно подредактировать для любого торжественного случая в жизни Рязанова.
Это послание, кстати, могут использовать и другие многочисленные поклонники Эльдара Александровича…
Уважаемый товарищ Рязанов! (Дорогой Эльдар Александрович! Милый Эльдар! Элик! и т. д. Нужное обращение подчеркнуть, в зависимости от степени близости к юбиляру.) Разрешите от всей души поздравить Вас (тебя) с юбилеем… (презентацией… открытием новой программы… годовщиной со дня выхода на экран… годовщиной со дня запрета выхода… на экран… с окончанием строительства гаража и т. д. и т. п.) и просто с хорошей погодой, поскольку плохой, как поется в песне, и не бывает, за что огромное Вам спасибо!
Все мы бесконечно любим и ценим фильмы (книги, стихи, песни, передачи, роли, интервью, созданные Вами, а также слухи, сплетни, домыслы, созданные нами про Вас, Ваших родных и друзей), за что Вам тоже огромная народная благодарность!
Старшее поколение нашей страны, которое помнит Вас давно… еще со времен Кутузова в исполнении Игоря Ильинского, глубоко Вам признательно за заботу и внимание. Взять хотя бы любимую народом «Иронию судьбы!» В трудные годы антиалкогольного маккартизма, в подполье, люди собирались группами по трое, чтоб посмотреть этот фильм или даже просто понюхать кассету, после чего наступало то «хорошее настроение, которое не покинуло наш народ до сих пор в предновогодние дни!» Юное поколение училось у героев Ваших фильмов, у легендарного Деточкина… который, как известно, воровал машины, а деньги отдавал детским приютам.
Сегодня бывшие приютские дети уже выросли и, наконец-то, сами воруют машины, а в приюты отдают взрослых!
За ту Большую дорогу, на которую Вы их вывели, огромное спасибо Вам, дорогой Эльдар Александрович!
А сколько новых женских имен Вы открыли за свою кинематографическую судьбу! Людмила Гурченко! Алла Пугачева! Светлана Немоляева! Татьяна Догилева! Лия Ахеджакова! Всех не перечислишь!..
В таком цветнике у многих творцов закружилась бы голова, но Вы, как истинный художник, видели в женщинах прежде всего товарища по работе и ни на ком из них даже не женились ни разу, за что и огромная Вам благодарность от всей общественности! Мы бы могли и дальше говорить о Ваших заслугах в свете очередного непонятно какого Вашего юбилея, но лучше всего об этом поет сам народ в стихах, которые Вы ему подсказали…
У природы нет плохой погоды! Всякая природа – благодать! Хорошо в любое время года за Эльдар Алексаныча поддать!(Далее – пожатие рук, объятия, поцелуи, совместная выпивка, поспешное бегство со сцены и т. д., в зависимости от ответных чувств, охвативших юбиляра после такого приветствия.)
М. В. Миронова в Париже
Этот монолог был написан давно, лет двадцать назад. М. В. Миронова и А. С. Менакер были приглашены с выступлениями в знаменитый парижский концертный зал «Олимпия». Стали думать над соответствующим репортуаром. И пришли к выводу, что лучшие сатирические монологи и сценки не могут быть использованы, поскольку французы их просто не поймут.
Мне показалось это несправедливым. «Как это не поймут? – негодовал я. – Хорошенько объяснить – поймут!»
И для примера предложил вступительное слово Ведущему зала «Олимпия», предваряющее знаменитый «Монолог колхозницы», который Мария Владимировна с огромным успехом исполняла во многих концертных залах Советского Союза…
По прошествии времени я вижу, что сегодня такие пояснения нужны уже и нынешним юным зрителям, для того чтоб и они знали, над чем смеялись советские люди совсем недавно…
Итак, представьте: концертный зал в Париже! Появляется Ведущий и на чистом французском языке обращается к залу:
«Мадам и месье!
Сейчас вы увидите выступление ведущей комической актрисы советской эстрады мадам Мироновой. Наши небольшие пояснения помогут вам ощутить всю прелесть и своеобразие специфического русского юмора…
Итак, мадам Миронова исполняет монолог простой русской женщины, колхозницы, приехавшей в Москву – за покупками.
Сразу поясняем, что поездки из провинции в столицу за покупками – это старая добрая традиция, существующая в России. И, разумеется, в столицу едут вовсе не потому, что в провинции чего-нибудь нет, а исключительно потому, что в столице хоть что-нибудь есть…
Поэтому мадам Миронова и появляется на сцене с двумя большими странными саквояжами, или, говоря по-русски, «авоськами».
Авоська – это специфическая безразмерная ажурная русская сумочка, названная так в честь знаменитого спектакля Театра Ленком «Юнона и Авось», гастроли которого с успехом прошли в Париже.
Выйдя на сцену, мадам Миронова начинает добродушно сетовать на «очереди» в магазинах. Русское понятие «очередь» можно перевести на французский, как слово «ле тайон», и означает оно огромное скопление людей, которое можно наблюдать в магазинах Парижа, скажем, в канун праздника Рождества. Так вот, в Москве такой праздник – каждый день!
Это и создает постоянную, знакомую многим специфическую атмосферу веселой толкотни, дружеский обмен репликами и пуговицами от пальто.
Далее мадам Миронова говорит об особенностях московского такси. В отличие от парижского, московское такси обычно едет не по маршрутам, нужным пассажирам, а в особом направлении, именуемом в России единым словом: «В-п-а-р-к!» «Парк» по-французски – «ле жардэн» – место прогулок и отдыха граждан.
Поэтому, если почему-либо пассажир не захочет ехать в парк, «ле жардэн», ему и советуют гулять пешком или отдыхать прямо здесь, сидя на тротуаре…
Далее мадам Миронова жалуется, что не может попасть в московскую гостиницу, ибо всюду стоят таблички: «СВОБОДНЫХ МЕСТ НЕТ»…
Здесь комизм положения объясняется особенностями русского языка, в котором не существует выражения «СВОБОДНЫХ МЕСТ ЕСТЬ».
Такое, как говорят русские, просто язык не повернется сказать. Поэтому везде и стоят таблички «свободных мест нет», которые вовсе не означают, что мест нет, и вообще – ничего не означают, а просто являются частью интерьера.
На самом деле в Москве много гостиниц, в том числе и суперсовременных отелей, построенных шведами, финнами и турками, которые, построив эти отели, там и живут…
Заканчивая свой монолог, мадам Миронова прощается со столицей, при этом у нее на глазах наворачиваются слезы. Такое сочетание смешного с грустным – тоже особенность русского юмора. У них бытует даже поговорка: «У нас где смех, где слезы – без поллитра не разберешь».
Поэтому желающим почувствовать все очарование русского юмора мы и посоветуем обратиться к спиртному и при этом помнить, что «поллитрой» в России именуют обычно литр или два, короче столько, сколько нужно, чтоб заставить себя смеяться и плакать одновременно…
На этом я заканчиваю свои пояснения и советую всем скорее перейти к пониманию… Благодарю всех! Гран мерси! А вотр де санте!»
Геннадий Хазанов (Репортаж из будущего)
2 декабря 2005 года
Агентство «ИТАР-ТАСС»
Экстренное сообщение
Русская автономная республика Кипр Сюда на частном самолете неожиданно прилетел знаменитый актер, народный артист РСФСР, СНГ, ЮАР, Израиля, Анталии и других русскоязычных территорий Геннадий Хазанов.
В аэропорту состоялась пресс-конференция. Артист вышел к журналистам, как всегда, в наряде «от Зайцева» – белый льняной костюм, шлепанцы на босу ногу, ондатровая шапка.
Замысел прославленного кутюрье легко угадывался: российский человек на выезде должен выглядеть элегантно, но как бы все-таки… и чуть-чуть с мороза.
Первый вопрос журналистов:
– Геннадий, откуда у вас самолет?
– От верблюда! Вот этого! – с улыбкой отвечает Геннадий и показывает для рекламы пачку сигарет «Кемел».
Все смеются. Приятно, что разговор начался такой изящной шуткой…Виктора Шендеровича. (Хазанов всегда после удачной репризы называет ее автора, а после неудачной – сообщает зрителям его, автора, домашний адрес и телефон…)
Вопрос. Геннадий, сможем ли мы увидеть ваши новые работы в театре и кино?
Ответ. А это вам к окулисту надо! Он скажет: сможете вы еще что-то увидеть или нет? (Шутка Лиона Измайлова, Москва, Рижский проезд, телефон: 283-63-09.)
Отсмеявшись, журналисты настаивали:
– И все же, в какой театральной роли вы появитесь? Фигаро? Хлестаков? Гамлет?
Ответ. Не угадаете… Начал репетировать Дон Кихота!..
Общее изумление.
– Но ведь Дон Кихот, он, все-таки, – традиционно – очень длинный, – робко замечает один из корреспондентов.
– Как говорила одна знакомая девица, – парирует Хазанов, – дело не в размерах! Был бы резвый и веселый!.. (Шутка неизвестного автора, за нее он был убит и похоронен на Востряковском кладбище.)
Вопрос. Геннадий, вы прибыли сюда, на Кипр, в качестве гастролера или в качестве отдыхающего?
Ответ. В качестве заложника!
Общий смех. Просят указать автора.
– Он – за спиной! – говорит Хазанов и тихо добавляет: – Дураки! Это уже серьезно!
Только тут все замечают за спиной артиста хохочущего человека с безумным глазами и острым ножом в руках.
– Псих из местных патриотов-киприотов! – поясняет Хазанов. – Взял меня в заложники, а в качестве выкупа потребовал устроить веселый концерт!..
Повисла тяжелая пауза.
– Чего затихли? – улыбается Хазанов. – Обстановка нормальная… Я давно привык так работать!..
– Караул! На помощь! – простонал один из корреспондентов.
– Без паники! – крикнул Хазанов. – Группа «Альфа» уже вылетела! Надеюсь, у нее найдутся гранаты с веселящим газом!.. А вы, если хотите помочь, то – смейтесь! И как можно громче! Иначе – мне хана!
Он сделал шаг вперед.
Зритель-террорист, с ножом, двинулся за ним, освещая путь своей идиотской улыбкой… Корреспонденты, смеясь и рыдая, пристроились сзади…
Эта странная процессия, под музыку, направилась в сторону моря…
Хазанов шагал уверенно, беспрерывно острил, строил рожи, разбрасывал нищим деньги и репризы…
Сейчас он действительно был чем-то похож на маленького Дон-Кихота! Или на большого Чаплина!.. А может, просто на себя, молодого, пятидесятилетнего?.. Глядя ему вслед, так и хотелось крикнуть:
– СЧАСТЛИВОГО ПУТИ ТЕБЕ, АРТИСТ!
(Информация из будущего получена по факсу специально для Театра эстрады, где праздновалось 50-летие Г. В. Хазанова 2 декабря 1995 года.)
Портрет Жванецкого (На фоне его 60-летия)
Дорогой Миша!
Выходить с шутками на твоем юбилее – самоубийство!
И все-таки я добровольно вливаюсь в число камикадзе, таранящих этот микрофон, поскольку нет выхода: выступать – страшно, не выступать – стыдно!
Миша! Ты стольких людей веселил на стольких юбилеях, что, казалось, можно из твоих старых реприз скроить послание и тебе. Не получилось!
Твои шутки не трансплантируются, они отвергают чужой организм!
Что ты сделал с нашим жанром, Миша? Десятки сатириков с красивыми книжками стояли у микрофонов и веселили советскую публику, пока не возник ты, с мятыми листочками, исписанными детскими каракулями…
Народ понял, что смеялся неправильно, и помрачнел. Это был взлет и падение жанра одновременно!
Сатирики затосковали.
Арканов от безвыходности запел. Саша Каневский и Семен Лившин вообще уехали из страны, но ты их достаешь по новому месту жительства и своими шутками мешаешь получать причитающиеся эмигрантские пособия… Чиновники социальных отделов морщат лбы и задают им неприятные вопросы: «Почему этот, со старым драным портфелем, такой веселый и – ТАМ, а вы грустные, с такими новыми чемоданами, и – ЗДЕСЬ?» Нельзя бесконечно повышать уровень, Миша! Там, где летаешь ты, уже разряжен воздух, и нормальные люди задыхаются.
«Какое счастье, что Жванецкий не играет на скрипке!» – сказал Спиваков.
«И не танцует!» – добавил Барышников…
От себя добавлю: слава Богу, Миша, ты не пишешь пьес и даешь тем самым возможность пристойного существования. Но поскольку у тебя характер неуемный и ты после 60-ти вдруг надиктуешь какое-нибудь «Горе от ума», драматургам приходится подумать о куске хлеба на будущее…
Поэтому я решил заняться живописью. И первый портрет, который я нарисовал, – твой. Вот он!!
Метода моей работы известна с детства: я рисовал по клеточкам. Взял твою фотографию, разделил на клеточки и перенес на бумагу… Клеточка за клеточкой… Изнурительный труд, Миша, так мучалась, наверное, та слепая женщина, которая ткала ковер вождю…
Клеточка – ресничка, три клеточки – нос… Я впервые видел тебя за решеткой, Миша, и мне захотелось сделать что-то приятное для узника.
Во-первых, я добавил тебе волос… Учитывая твой неослабевающий интерес к женщинам, подумал, что это будет неплохо…
Во-вторых, чуть-чуть подправил глаза. Мне давно не очень нравятся твои глаза, Миша… В них поселилось много грусти и беспокойства. Даже когда ты читаешь очень смешное, глаза не успевают повеселеть.
Я, вообще, давно обратил внимание, что у тебя и остальной организм не успевает за твоими же собственными мыслями… Мысли – под небесами, а организм все еще сидит на вчерашнем банкете и доедает салат… Я сделал тебе спокойные глаза, полные созерцательного достоинства. Поэтому в трудную минуту советую смотреть не в зеркало, а на мой портрет…
Еще я пририсовал немножко разных деталей, для символизма… Кусочек моря, это – Одесса. Немножко Петербурга, немножко Москвы, немножко Калифорнии, немножко Тель-Авива… Земля, которая тебе дорога! Глупые люди утверждают, что земля должна быть одна. Она и есть у тебя одна, Миша, только она большая…
И Родина – огромная: весь мир, где понимают по-русски…
Так что летай над ней, Михаил… И над Москвой, и над Нью-Йорком, и над Череповцом, посылая… всех завистников куда подальше!
И звони, когда сможешь.
И на мои вопросы о твоей жизни ты всегда отвечай мне одной и той же любимой цитатой:
– Нормально, Григорий! Нормально!..
6 февраля 1994
Переписка с Аркадием Хайтом
К моему шестидесятилетию мой друг писатель Аркадий Хайт написал мне письмо… Нет, вру! Писал он его к 50-летию, т. е. в 1990 году… Но зная, как плохо работает наша почта, решил, что дойдет письмо только через десять лет… Причем я в этот момент (так он посчитал), возможно, окажусь где-то в эмиграции и мне будет интересно узнать, как идут дела в стране…
Аркадий Хайт – писатель с удивительно веселым воображением! Перечитываю его письмо и поражаюсь, как он многое предвидел…
Да и в моем ответе, написанном тогда же, почти десять лет назад, что-то сегодняшнее явно угадано.
Одним словом, считаю возможным обнародовать нашу сугубо личную писательскую переписку из… непонятно какого времени!
Аркадий Хайт – Григорию Горину
Зачитано 12 марта 1990 года
Дом архитекторов
Москва
Гриша, дорогой, здравствуй!
Вот и двухтысячный год на дворе. Вспомнил, что тебе стукнуло 60, и решил черкнуть письмо, рассказать о нашем житье-бытье.
Событий у нас много. Как говорится, живем плохо, но интересно.
Вчера, например, провожали в эмиграцию последнего еврея. Их теперь принимает только Конго, со столицей в Браззавиле. Народу в Шереметьево собралось уйма. Было много цветов и прощальных речей. Очень тепло говорил Станислав Куняев. Даже плакал. Его тоже можно понять. На кого теперь валить все беды страны?
Восемьдесят третью годовщину Октябрьской революции отметили скромно. Не было никакого военного парада. Только не подумай, что у нас нет больше армии. Армия есть. Нет бензина. Так что в этот день по телевизору показали только прием в Кремле. Было довольно мило, много послов из разных стран: мордовский посол, якутский посол, временный поверенный Тюмени и… генеральный консул Химки-Ховрино.
Кстати, помнишь Ельцина? Он тоже выступал. Говорил, что у его правительства разработана новейшая программа к цивилизованному рынку. На этот раз переход к рынку предполагается сделать подземным, так что, боюсь, опять никто ничего и не заметит.
Впрочем, Бог с ним, с рынком. Тут у нас дела поинтересней. В прошлом месяце, наконец-то, похоронили Владимира Ильича Ленина. Так что мавзолей освободился.
Союз театральных деятелей борется, чтоб помещение отдали им, поскольку есть Михаил Ульянов… В некотором роде – прямой наследник. Но, думаю, шансов у них мало… Скорей всего там откроют еще один «Макдоналдс»…
Что еще? КПСС побеждает на выборах и заявляет, что она немедленно выполнит свою продовольственную программу.
Дело в том, что в обещаниях их партии, оказалось, была допущена ошибка! Мы считали, что нормой будет считаться 4 кг мяса на человека, а они считали, что будет 4 кг мяса на человеке!
Ну вот, а теперь разобрались и все очень довольны!
Гриша, тебя, конечно, интересует, что происходит в мире искусства?
В литературе – затишье. В Театре, как обычно, бурная жизнь.
Знаешь, МХАТ еще раз разделился! Теперь их у нас четыре. Все – академические.
Ефремов настоял, чтоб эмблему хотя бы частично оставили ему. Так что у него на занавесе – скелетик чайки.
В кино приятная новость. Эльдар Рязанов помирился с Войновичем и, кажется, будет, наконец, ставить новый фильм про Чонкина. (Помнишь его конфликт с английской кинофирмой? Они финансировали фильм, но требовали, чтобы Чонкина играл Барышников.) Теперь все изменилось. Они финансируют фильм, но требуют, чтобы Чонкина играл… Растропович. Причем на виолончели! По-моему, будет оригинально…
Гриша, дорогой! Очень часто вспоминаем твое 50-летие в ресторане Дома архитекторов. Было тепло, сердечно, а главное, в последний раз хоть поели по-человечески. Сейчас, по прошествии десяти лет, вспоминаешь, сколько замечательных людей сидело за столом. Наверное, это и есть – главное в жизни. Были и остаются только верные друзья. Будь же счастлив, Григорий. Где б ты ни был.
Но лучше всего – рядом с нами!
Григорий Горин – Аркадию Хайту
Осень 2001 года
Дорогой Аркадий!
Ты даже представить не можешь, как я обрадовался твоему письму! Весточка с Родины – что может быть дороже для нас, эмигрантов, особенно таких, как я?
Ты ведь слышал, наверное, что и за рубежом я оказался не по своей воле: этим летом, сдуру, поехал отдохнуть в Коктебель, а в это время Украина полностью отделилась, наконец, от СНГ, а Крым, в свою очередь, отделился от Украины, а затем уже и от материка.
Сбылось пророчество Васи Аксенова, и Крым стал островом.
Но даже Аксенов, с его фантазией, не мог предположить, что отделение на этом не закончится и Крым тоже распадется на ряд независимых районов, лагун и утесов, на одном из которых я сейчас и нахожусь, с видом на жительство, на высоте двадцать метров над уровнем моря.
Впрочем, не жалуюсь, утес как утес, условия по нынешним временам неплохие: есть вода, рыба, водоросли… Рыба, правда, радиоактивна, зато водоросли содержат фосфор. Поэтому рыба, поедая водоросли, нейтрализуется, превращаясь в фосфор, а я, питаясь рыбой, свечусь во тьме, отчего проходящие мимо пароходы принимают меня за маяк и обходят стороной…
Но не в этом главные трудности! Главная беда для нас, эмигрантов, – отсутствие вестей с Родины. Поэтому, Аркадий, можешь представить, какой крик радости я испустил, когда обнаружил в проплывавшей мимо бутылке твое письмо.
Спасибо, друг! Проглядывая размытый текст, обнаружил всего несколько знакомых слов… Что-то про Ельцина… про МХАТ… Сердце застучало. Я чуть не расплакался.
Боже мой, подумал я, как интересна ваша жизнь на пятнадцатом году перестройки, на десятом году осуществления знаменитой экономической программы в 500 дней!
Только отсюда, с высоты утеса, сидя голой задницей на камне, начинаешь понимать, как мы были несправедливы к собственной перестроечной жизни конца 80-х, как не умели ценить ее достоинств.
Разве это было не счастье – зайти в пустой магазин и поболтать со скучающим продавцом о житье-бытье?
Разве это не радость – в дождливую погоду сесть в свой старенький автомобиль, в котором давно нет бензина и колес, но зато еще работают дворники, и, включив их, можно подолгу наблюдать, как красиво сбегают серебристые капли со стекол.
А вечером, придя в нетопленый дом, выпить рюмку одеколона, закурить чинарик, найденный в подъезде, и сесть у телевизора, где по всем программам выступают депутаты. И уже совсем ночью, обалдев от мнений и прений, юркнуть в теплую постель, которую нагрела жена, спящая там в шубе…
Все это – огромное счастье, Аркадий! Запомни! Я пишу это письмо с болью, ибо выцарапываю его обломком гранита на скале и боюсь, что набегающая волна смоет это послание вместе со мной.
Если это случится и археологи найдут мою наскальную надпись, я бы хотел, чтоб они не искали ее расшифровку в культуре древних этрусков, а знали, что она была написана свободным постсоветским человеком, чья свобода достигла абсолюта. Подскажи им это, Аркадий!
И еще. Растолкуй людям, что не бывает трудностей, которые не становились бы удовольствиями, переходя в разряд воспоминаний.
За сим прощай, друг! Держитесь там, на материке… Мысленно с вами!
Если рискнешь написать еще, брось бутылку по такому адресу:
Бывший СССР. Бывший Крым. Бывший Пик социализма, ныне – Вторая демократическая впадина. Пещера номер один. Копать до упора…
Если кто-то откликнется – спросить Гришу.
Комментарии к книге «Иронические мемуары», Григорий Израилевич Горин
Всего 0 комментариев