«Команда Клапзуба»

Эдуард Басс Команда Клапзуба

Перевод с чешского Евг. Аникст

Вместо предисловия

Каких только не бывает на свете приключений!

Старый Клапзуб и его одиннадцать сыновей – известная всему миру непобедимая футбольная команда – попали в кораблекрушение. Их выбросило на берег. Но избежав одной смертельной опасности, спортсмены очутились перед лицом другой, еще более страшной – они оказались в плену у людоедов.

Не будем рассказывать, как им удалось избежать неприятной участи закончить жизнь на вертеле, которую им уготовил вождь дикарей Биримаратаоа. Старый Клапзуб и не из таких выходил переделок. Остановимся только на одной. Преследуемые людоедами, клапзубовцы бросились в лодку и отплыли от берега. Тогда один из дикарей, высокий стройный воин, бросил вслед убегающим тяжелое копье. Сверкнув, как луч солнца, оно с треском ударилось о борт лодки. Вода хлынула в нее.

– Эту дыру мы как-нибудь заделаем,- сказал невозмутимо старый Клапзуб,- но если не ошибаюсь, мы только что были свидетелями мирового рекорда по метанию копья!

Как же надо любить спорт, чтобы в минуту смертельной опасности, когда через пробоину в лодке хлестала вода, а с берега все еще слышались воинственные крики туземцев, произнести эти слова!

Вот такой же глубокой и сильной любовью любит спорт и своих героев автор повести «Команда Клапзуба» чешский писатель Эдуард Басс.

Она очень веселая, эта повесть, в ней много подлинно народного юмора, с ее героями случаются всякие самые неожиданные приключения. Читается она легко, с большим интересом, каждая ее строчка говорит о том, что спорт – это тяжелый и настойчивый труд, и только труд один может привести к успеху.

Жил в деревне Нижние Буквички бедный крестьянин по фамилии Клапзуб, и было у него одиннадцать сыновей. Не зная как пристроить ребят, он составил из них футбольную команду. Так начинается рассказ о клапзубовцах.

Пожалуй, история о том, как одиннадцать оторопелых деревенских парней в бараньих шапках завоевали всемирную известность, покажется неправдоподобной, успехи их сильно преувеличенными. Но читатель не замечает всего этого потому, что в основе небывалых побед клапзубовцев лежит совершенно реальная и жизненно правдивая мысль – успех приходит, когда спортсмен воспитан в труде.

Выпукло очерчен автором Клапзуб, с которым мы знакомимся, когда он уже стал «старым Клапзубом». Он наделен привлекательными народными чертами чехов – грубоватым юмором, смекалкой, незлобивой хитрецой, любовью к труду, честностью. Честностью во всем – в отношениях с людьми, в труде, в спорте, который тоже есть труд.

Чего только стоит его разговор с английским королем, написанный Эдуардом Бассом в прекрасных традициях Гашека, невольно заставляющий вспомнить лучшие страницы книги о бессмертном Швейке.

– Играть в футбол труднее, чем управлять государством,- заявил старый чешский крестьянин из Нижних Буквичек.- Вот к примеру: стоял бы пан король перед воротами и вдруг нападающие, не спеша, подают прекрасный мяч. Вот, тут пан король, тут мяч, а это ворота – и пан король собрал бы совет министров, чтобы обсудить и решить, как лучше отбить мяч: носком или подъемом в правый угол верхом, либо в левый низом. Черт возьми! Хорошенький бы счет у нас получился!

И в том, как воспитывал, что внушал своим футболистам их тренер, есть много от народной мудрости, которая учит – хочешь есть калачи, так не сиди на печи!

В повести, написанной еще в 1922 году, немало ярких страниц, которые перекликаются с современностью, высмеивают недостатки и сегодня мешающие развитию нашего спорта. Нередко приходится читать в газетах и просто сталкиваться в жизни со случаями, когда молодой спортсмен, возомнив себя «звездой», перестает заниматься и постепенно сходит на нет.

Старый Клапзуб, конечно, не мог допустить, чтобы такое произошло с его сыновьями.

Клапзубовцы забили три гола самой «Славии». У кого не закружится голова после этого?! Появились признаки зазнайства и у одного из сыновей, у Юры.

– Ну вот мы все собрались, – сказал вдруг старый тренер,- посмотрите на Юрин нос!

Все повернулись к Юре, а тот сразу залился румянцем, хотя «на его носу ничего не было.

– А вы хорошенько посмотрите,- продолжал отец.- Как он задрал нос после победы. А вам еще многого надо достигнуть. Так что опустите носы и никогда не задирайте их. Человек всегда должен стремиться к чему-то большему.

Кто завоевал первенство на родине, должен стремиться завоевать первенство мира.

Очень смешно описана встреча клапзубовцев с испанской футбольной командой. Но и здесь смех имеет свою современную направленность. Ведь мы знаем многие зарубежные команды, которые превращают силовую игру в простую драку. Вот как пишет об этом Э. Басс.

Вся Испания всполошилась, когда стало известно, что предстоит встреча с клапзубовской командой, о которой было известно – общий счет их матчей, на одной стороне которого стояли цифры, а на другой – нули, что скорее смахивало на летоисчисление, чем на счет забитых голов. И футболисты клуба «Барселона» мучительно решали вопрос, как им быть с чехами.

– Господа, думайте, что хотите, – заявил один из них, – но лучше всего их сразу покалечить! Гарантия есть гарантия! Я еще не видел, чтобы полузащитник со сломанным ребром спас положение.

– Браво! – закричали остальные. – Мы сломаем ему сразу три! Гарантия есть гарантия.

Некоторые же предлагали покалечить только обоих полусредних и центрального полузащитника, считая, что и этого вполне достаточно для первого тайма. Были и другие варианты – покалечить крайних нападающих и одного защитника. А кто-то отстаивал принцип нападения в центре и рекомендовал тактическую комбинацию: центральный нападающий – центральный защитник – вратарь…

– Отлично! – кричали игроки. – Тогда мы забьем им голов сколько хотим!

– Господа! – взял слово председатель.- Я искренне растроган вашим благородным стремлением обеспечить победу нашим цветам! Но все далеко не так просто, как вам кажется. Если мы их всех покалечим, то не забьем ни одного гола!

– Почему? Как это? Ого! Посмотрим! – орала команда.

– Потому что все время будем находиться вне игры!

Это немного отрезвило испанцев. Действительно, если всех перебить и никого перед тобой не будет, то ты окажешься вне игры. И тогда было решено покалечить не всех, а оставить хотя бы трех игроков на поле.

Об этом коварном плане догадался старый Клапзуб. Не так то легко было провести его! Он придумал для своих ребят такое…

Испокон веков, с тех пор как существует футбол, еще не появлялась на поле команда в такой одежде, какая была на Клапзубах. Ноги у них были толстые, как бревна, на коленях красовались резиновые бинты, похожие на автомобильные шины. Бедра спереди и сзади прикрыты толстыми каучуковыми прокладками, какими пользуются игроки в регби. Плечи и руки до локтя также закрыты резиновыми панцирями. На голове у каждого резиновый шлем гонщика-мотоциклиста. Но комичнее всего выглядело их туловище – все клапзубовцы были ужасно пузатыми и походили на одиннадцать колоссальных арбузов на неуклюжих ногах.

Клапзубовцы выиграли матч со счетом 31:0. Ни один из них не был поврежден, но у «Скорой помощи» все же работы было по горло. Она не могла справиться и по телефону запросила подмоги, ибо в этот день на трибунах стадиона от ярости лопнуло двести семьдесят пять испанцев.

Так, в этой увлекательной повести тесно переплетаются, совершенно реалистичные события, описываемые с полным знанием спортивной техники, С чудесной сказкой.

Трудно сказать, на кого рассчитана эта повесть, – на взрослого читателя или на ребят. Ее с интересом прочтут и мальчишка, впервые ударивший по мячу ногой, и спортсмены, и опытные болельщики, и просто читатели, любящие занимательные приключения, яркую мысль, острое слово. В памяти каждого надолго останется крестьянин из Нижних Буквичек Клапзуб с его хитрой улыбкой и неизменной трубкой, останутся в памяти его одиннадцать здоровых, полных сил и жизнерадостности сыновей.

В конце книги автор рассказывает, что когда их, потерпевших кораблекрушение, обнаружили наконец посреди Тихого океана, они, чтобы не дисквалифицироваться, играли с отцом в водное поло.

Именно этим неправдоподобным, но вместе с тем таким жизненным эпизодом и должна была закончиться увлекательнейшая история команды Клапзуба.

Разносторонним было дарование автора «Команда Клапзуба» Эдуарда Басса (1888-1946). Сатирические стихи, злободневные обозрения, передовые в газетах, фельетоны, рассказы, а позже, в сороковых годах, повести и романы – вот примерный перечень литературных жанров, в которых он работал. Одним из первых Эдуард Басс ввел в художественную литературу и спортивную тему. Его «Команда Клапзуба» стала любимой книгой читателей всех возрастов и выдержала у себя на родине и за рубежом много изданий.

В. Длугач, С. Романов

I

Жил однажды бедный крестьянин по фамилии Клапзуб, и было у него одиннадцать сыновей. Не зная, как пристроить ребят, бедняк составил из них футбольную команду. Близ домика его была хорошая, ровная лужайка, которую он приспособил для игры. Продал старик козу, купил на эти деньги два мяча, и ребята начали тренироваться. Самый старший – Гонза, здоровенный верзила, встал в воротах, младшие сыновья, проворные Франтик и Юра, были небольшого роста – и старый Клапзуб поставил их крайними нападающими. По утрам старик будил ребят очень рано и в течение часа быстро шагал с ними по лесу. Пройдя шесть километров, они рысью пускались обратно. После этого ребята завтракали и принимались гонять мяч. Старый Клапзуб строго следил, чтобы каждый игрок умел делать все.

Он учил их ловить мяч в воздухе, останавливать его, подавать, финтить, бить с места и с лёта, с земли, по летящему мячу, подавать в центр, отбивать назад, обводить, играть головой, бить «пенальти», подавать угловой, вбрасывать мяч, «снимать» мяч с ноги, ловить его на грудь, разыгрывать комбинации тремя нападающими, полузащитниками, передавать крайним, атаковать, защищаться, делать длинные передачи, забивать голы, использовать многоходовые комбинации, опережать, выбегать, отбивать мяч, падая на землю, ловить мяч в воздухе, не стоять в положении «вне игры», перескакивать через подставленную ногу, обводить защитника, бить мяч носком, подъемом, коленом, лодыжкой и пяткой. Как видите, Клапзубу приходилось многому учить ребят, но и это было еще далеко не все. Они специально упражнялись в беге и прыжках. Каждый должен был бегать на расстояние от пятидесяти ярдов до двух миль, прыгать в длину, в высоту, с шестом, делать тройной прыжок, бегать, преодолевая препятствия и, главное, быстро стартовать. И это было еще не все – каждому приходилось толкать ядро, метать копье и диск, чтобы развить плечи, заниматься борьбой для укрепления мышц, тянуть канат, чтобы тело стало, как железное. Но в первую очередь, чтобы поставить дыхание, они начали упражняться с легкими гантелями, ибо старый Клапзуб считал, что без правильного дыхания и нормального пульса любое упражнение вредно. Одним словом, дел было столько, что в полдень ребята прибегали домой голодные, как волки, проглатывали обед, дочиста вылизывая горшки и сковородки. Затем ложились один подле другого либо на пол, либо прямо на землю во дворе и час отдыхали. Тут им было не до болтовни, каждый с удовольствием лежал не двигаясь. Через час старый Клапзуб выбивал свою трубку, свистел ребятам – и все начиналось сначала.

К вечеру папаша сам надевал бутсы и в качестве двенадцатого игрока присоединялся к сыновьям. Играли по шесть человек в двое ворот. Вечером кучей вваливались домой, Клапзуб по очереди всех массировал, выливая на каждого по три ушата воды (душа в домике не было), затем давал ребятам легкий ужин и, разрешив немного поболтать, гнал их спать. Утром вновь брались за дело. И так он тренировал их изо дня в день. К концу третьего года Клапзуб съездил в Прагу и привез табличку, которую прибил на своих воротах. На белом поле таблички с голубой каемкой красными буквами было написано:

СПОРТИВНЫЙ КЛУБ.

КОМАНДА КЛАПЗУБА

В кармане у старика лежало свидетельство от Управления Центрального чешского района, что команда Клапзуба зачислена в III класс. Ребята было рассердились, что только в третий, но старый Клапзуб сказал:

– Все должно идти своим чередом. Даст бог, обставите и «Славию», но сначала надо до нее дотянуться. Я вас научил всему, что требуется, а теперь сами пробивайтесь. На том свет стоит.

Ребята еще немного поворчали, затем пошли спать, и только Франтик с Юрой шепотом разговаривали о том, как они перегнали бы Рацу, забили Хане неотразимый гол, как обставили бы Гоера из «Спарты», а Рееру забили б мяч в самый угол ворот.

Весной начался розыгрыш чемпионата. Команда Клапзуба поехала в Прагу на первый матч с Атлетическим клубом Глубочепы. Никто их не знал; люди смеялись над их фамилией, а еще больше при виде одиннадцати оторопелых деревенских парней в бараньих шапках, которых впервые привез в город старый дядя с трубкой в зубах. Но, когда клапзубовцы заняли свои места на поле и судья дал свисток, началось светопреставление. Первый тайм закончился со счетом 39:0 в пользу клапзубовцев, а во втором тайме игроки Атлетического клуба Глубочепы выступать отказались. Они заявили, что, видимо, в Управлении произошла какая-то ошибка и против них выступала команда не III класса. Старый Клапзуб сидел на скамейке, слушал, что вокруг говорят, гримасничал, хихикал, передвигая трубку из одного угла рта в другой, и сверкал глазами, точно кот. А услыхав, что даже судья считает все это дело каким-то недоразумением и собирается обратиться в Управление, старик пошел к своим ребятам, похлопал их по плечам и отвез домой.

В среду почтальон принес ему большое письмо, которое извещало, что по решению районного управления команда Клапзуба переведена во второй класс и в воскресенье она выступает против Спортивного клуба Вршовице. Старый Клапзуб хохотал, и вместе с ним хохотали его ребята.

В воскресенье они были во Вршовицах. Зрителей набралась не одна тысяча, потому что по Праге прошел слух о замечательной команде Клапзуба. Старый Клапзуб опять уселся с трубкой во рту на скамейку, подмигнул ребятам – и они выиграли матч со счетом 14:0. Вновь поднялся переполох, и опять пришло письмо, извещающее, что команда Клапзуба переведена в первый класс. Теперь уже нельзя было отступать. И команда выигрывала у одного клуба за другим: Спортивный клуб Крочеглавы проиграл ей со счетом 0:13, «Спарта» Коширже – 0:16, «Спарта» Кладно – 0:11, «Чехия» Карлин – 0:9, Спортивный клуб «Нусельская» – 0:12, «Метеор» Прага VIII -0:10, Чешский атлетический футбольный клуб – 0:8, Спортивный клуб Кладно – 0:15, Атлетический спортивный клуб Вршовице – 0:7, «Унион» Жижков – 0:4, «Викторка» – 0:6. В полуфинале они встречались со «Спартой». В эту неделю старый Клапзуб разрешал сыновьям делать только легкие упражнения, усиленно их массировал, а в воскресенье перед матчем произвел в канде перестановку. Через два часа он послал своей жене телеграмму:

«Спарта» проиграла 0:6 Кадя даже не пикнул».

В то же воскресенье «Славия» выиграла у команды «Унион» со счетом 3;2, а через неделю она встретилась с капзубовцами. На Летне была такая давка, что пришлось вызвать войска и перекрыть улицу. Остальные состязания бли онены, чтобы все желающие могли посмотреть команду Клапзуба. Команда приехала в автобусе. Старый Клапзуб сидел рядом с шофером и смотрел на публику. Он отвел своих ребят в раздевалку, подождал, пока они переоделись, а затем сказал:

– Ну как, ребята, всыпем им?

– Всыпем! – ответили ребята и вышли на поле. А отца два члена комитета увели в ложу, где он сидел вместе с пражским бургомистром, начальником полиции и министром финансов. В ложах курить не разрешалось, но, когда старый Клапзуб вытащил трубку, начальник полиции мигнул полицейским: мол, этот пан может здесь покурить. Тем временем на поле произошла драка между фотографами, так как их явилось не менее шестидесяти и каждому хотелось снять команду Клапзуба. Капзубовцы показали высший класс игры. «Славия» тоже была в форме, но уже в первом тайме проиграла 0:3, а во втором мяч еще дважды побывал в ее воротах. Команду Клапзуба болельщики несли на руках до самой гостиницы. Перед гостиницей была такая давка, что начальник полиции попросил старого Клапзуба обратиться с балкона к народу: иначе, мол, он не разойдется. Старый Клапзуб вышел на балкон, вынул изо рта трубку, сдвинул баранью шапку и, когда галдящая толпа внизу затихла, начал говорить:

– Ну так вот! Я им сказал: «Черт возьми, ребята, всыпьте им!» И они всыпали. Все кончается хорошо, когда дети слушают своих родителей!

С этой речью старый Клапзуб обратился к двадцатитысячной толпе, когда его команда выиграла первенство страны с общим счетом 122:0.

I

Игры на первенство еще не были закончены, а заграничная пресса уже была полна сообщений о футболистах Клапзуба. Корреспонденты больших спортивных европейских газет помчались в Вену собственными глазами посмотреть на «чудо зеленой площадки», а к бедному домику в Нижних Буквичках один за другим шли в широких пальто и кепках разные незнакомые господа, которые предлагали старому Клапзубу сыграть матчи за границей. Папаша Клапзуб, выслушав их, вынимал из ящика стола старый календарь Печирка, записывал все, что они ему обещали, и потом частенько сидел над этими записями. Ребята знали, что отец что-то замышляет, но зря к нему не лезли, так как первенства еще не завоевали. После своего знаменитого матча со «Славией» они накупили газет, где им были посвящены огромные статьи и помещены их фотографии, и привезли матери. Бедняжка прослезилась, увидев, каким почетом и уважением пользуются ее ребята, и благодарила бога за то, что все уже позади и теперь им не придется больше надрываться.

– Что ты бормочешь, Мария? – спросил ее старый Клапзуб.

Пока наши ребятки были учениками да Подмастерьями, – ответила Клапзубова,- мне всегда было жаль, что они так мучаются. А теперь, став мастерами, они могут отдохнуть. Вот мастер Копейтко всю жизнь работал, как вол, а теперь он хозяин и за него трудятся подмастерья.

– Господи, что ты мелешь, Мария. – покачал головой Клапзуб. – Вы, женщины, сроду в спорте не разберетесь! Ты, поди, думаешь, что теперь мы наймем одиннадцать человек, которые будут за нас играть, а нам останется только смотреть на них?

– Конечно… Это было бы самое разумное.

– И не придумаешь такое, что может ляпнуть проклятая баба! Теперь-то и свалятся на нас все заботы. Ребята, подите сюда!

Клапзуб вытащил свой календарь, выбил трубку, нацепил на нос очки и, посмотрев, все ли на месте, начал:

– Ну вот, мы все собрались – теперь посмотрите-ка на Юрин нос!

Все повернулись к Юре, а тот сразу залился румянцем. Но на его носу ничего не было.

– А вы хорошенько посмотрите, – добавил отец, – как он задрал нос после того, как забил «Славии» три гола! И вы вслед за ним. Будто, выиграв первенство в Чехии, вы уже всего достигли. Вы перешли в первый класс и завоевали первенство, это хорошо. Ваша команда – лучшая в стране. Тоже хорошо. И на этом вы хтите успокоиться? Считаете, что этого с вас хватит на всю жизнь? А я думаю, что вы сильно ошибаетесь. Человек всегда должен стремиться к чему-то большему. Всю жизнь. Кто завоевал первенство на родине, должен стремиться завоевать первенство мира. И нельзя успокаиваться, пока есть к чему стремиться. А вам еще многого надо достигнуть. Так что опустите носы и не задирайте их; всегда может объявиться такая команда, которая со счетом 7:0 вас обставит. По этому поводу я разговаривал со многими большими людьми и решил, что мы с вами махнем в Европу. Вот здесь у меня записано, куда мы поедем. В Берлин, Гамбург, Копенгаген, Христианию, Стокгольм, Варшаву, Будапешт, Вену, Цюрих, Милан, Марсель, Барселону, Лион, Париж, Брюссель, Амстердам и Лондон. Если вы везде выиграете, то можете поднять носы до кепки. А пока бросьте об этом думать, лучше идите укладываться. Послезавтра едем в Германию.

Ребята слушали отца затаив дыхание, а когда он кончил, они от радости, что повидают свет, с криком бросились колошматить друг друга. Затем притащили карту и стали изучать свой маршрут. И вновь душили в объятиях отца и мать, а Юра залез в будку к Орешку и, невзирая на его ворчание, рассказал, куда они поедут. Вечером старый Клапзуб вынужден был даже пригрозить палкой, чтобы загнать ребят в постель. А когда он погасил керосиновую лампу и пошел спать, Юрка поднялся, склонился над Франтиком, крикнул: «Дания» – и поддал ему под ребро. Франтик выкрикнул: «Швейцария!» – и принялся дубасить Юру. А остальные орали: «Дружище, Норвегия!» «Хитришь – Берлин!» «Господи, Париж!» «А как Испания?» «Англия!» – и в темноте кидались подушками. И снова они начали возиться и тузить друг друга, пока не запыхались. Затем уселись на постелях и стали советоваться, где кому лучше играть. Они были так взбудоражены, что не заметили, как проговорили до утра.

На следующий день в домике Клапзуба все перевернулось вверх дном. Ребята носились взад и вперед, укладывали необходимые вещи, затем их распаковывали как ненужные и тащили новые; крик и гвалт не прекращались до вечера, пока, наконец, все не было уложено, и семья уселась за последний ужин в Нижних Буквичках.

Мать плакала, прощаясь на третий день с сыновьями, и, право, ей было очень тоскливо ходить по опустевшему дому. С ней остался один Орешек, который не отходил от нее ни на шаг, разве только почесаться. Через неделю пришел почтальон и принес телеграмму: «Двенадцать ноль выиграла команда Клапзуба в Берлине все здоровы». «Слава тебе господи, – вздохнула мать. – Я в этих делах не разбираюсь, ведь я только старая женщина, но, если бы тут не стояло нуля, кто знает, что бы делал отец!» И так приходили телеграмма за телеграммой, газета за газетой, письмо за письмом – и всюду говорилось о победах. Большой путь проделали клапзубовцы с севера на юг и, выиграв в Милане 6:0, отправились помериться силами в Испанию.

Это уже были не прежние деревенские ротозеи, которые на все пялили глаза, как в тот раз, когда впервые очутились на пражском стадионе. Они осмотрелись, пообтерлись среди людей, носили элегантные костюмы, остроносые ботинки и спортивные кепки. Все выглядели франтами, лишь старый Клапзуб ничуть не изменился.

– Коли я им нужен, примут и таким, каков есть, – отвечал он сыновьям, когда они уговаривали его одеться по-городскому. – В чем состарился, в том и буду ходить!

Сдвинув баранью шапку, старик вынул из кармана трубку с нарисованным на ней охотником и, закурив, напустил такого дыма в купе первого класса, что «выкурил» всех посторонних. Не каждый мог вынести крепкий табак Клапзуба.

III

Всполошилась не одна Барселона, а чуть ли не вся Испания. Всюду только и было разговору, как закончится игра чемпиона Каталонии с таинственной командой Клапзуба, о которой все средства связи сообщали самые удивительные сведения. Но, даже если три четверти этих сведений были раздуты, одно было достоверно – общий счет клапзубовских матчей, на одной стороне которого стояли числа, на другой – нули, что смахивало скорее на летоисчисление, чем на счет забитых голов. Понимая, что на карту поставлена его честь, правление футбольного клуба «Барселона» не раз собирало команду и комитет, чтобы решить, как им быть с чехами. Собрания проходили шумно и бурно, пока, наконец, не выступил со своим предложением Алкантара.

– Господа, думайте что хотите, – начал он свою речь на одном из собраний, – но лучше всего их сразу покалечить! Гарантия есть гарантия! Я еще не видел, чтобы полузащитник со сломанным ребром спас положение!

– Браво! – закричали остальные. – Мы сломаем ему сразу три! Гарантия есть гарантия!

– А по-моему, в первую очередь надо покалечить обоих полусредних и центрального полузащитника. Вполне достаточно для первого тайма.

– И вратаря! Перебить ему ключицу! Гарантия есть гарантия!

Тут же поступило предложение покалечить крайних нападающих и одного защитника. Один барселонец отстаивал принцип нападения в центре и рекомендовал тактическую комбинацию: центральный нападающий – центральный защитник – вратарь. Высказывались и другие соображения, и если бы удовлетворить все пожелания, то через пять минут после начала матча вся команда Клапзуба попала бы в хирургическую клинику.

– Отлично! – кричали игроки. – Тогда мы забьем им голов сколько хотим!

– Господа! – взял слово председатель. – Я искренно растроган вашим благородным стремлением обеспечить победу нашим цветам. Но все далеко не так просто, как вам кажется. Если мы их всех покалечим, то не забьем ни одного гола!

– Почему? Как это? Ого! Посмотрим! – орала команда.

– Господа, ничем не могу помочь, но мы не забьем им ни одного гола!

– Но почему же?!

– Потому что все время будем находиться в офсайде!

Игроки от удивления вытаращили глаза и притихли. В самом деле, ведь ясно, что если перед тобой никого нет, то ты находишься в положении «вне игры». Председатель воспользовался наступившим замешательством:

– Считаю, что не следует переходить границы. Видимо, предложение Алкантара на первых порах нас вполне устроит. Покалечим полусредних нападающих и центрального защитника, а дальше посмотрим. Если это окажется недостаточным, я просвищу начало национального гимна – и вы уложите крайних нападающих и защитника. А если и этого будет мало, прорвем среднюю линию, согласно третьему предложению. Только, ради бога, оставьте на поле хотя бы трех игроков, чтобы не было офсайда.

Это компромиссное предложение было единогласно принято, и все разошлись, довольные, что победа им обеспечена. На следующий день об этом узнала вся Барселона, и жители ее ликовали. Газеты тотчас поместили фотографии полусредних нападающих чехов Йозефа и Тонды и центрального защитника Карлика, сопроводив фото длиннейшим трактатом, в котором ссылками на историю, естествознание и математику доказывалось, что эти трое страшные грубияны и потому Барселона должна их остерегаться. Во всех парикмахерских, винных погребках и в кондитерских люди смеялись, а мальчишки нарисовали на фото три креста, словно с этими игроками уже было покончено на веки вечные, аминь. Такова была обстановка, когда команда Клапзуба приехала в Барселону.

До матча оставалось три свободных дня, и клапзубовцы ходили по городу, осматривая все, что привлекало их внимание. В первую очередь они схватились за газеты, – больше всего об этом заботился старый Клапзуб. Но, какую бы газету он ни брал в руки, всюду видел фото Йозефа, Тонды и Карлика. И всюду над ними были поставлены крестики.

– Что это может значить? – ломал голову старый Клапзуб. И пока ребята шатались по городу, старик сидел перед гостиницей, яростно пыхтел трубкой и тщетно старался разгадать испанскую тарабарщину вокруг фото. Три креста, начерченные во всех газетах, нагоняли на него страх. В душе он поклялся по приезде домой заставить сыновей заниматься иностранными языками, чтобы за границей они не были так беспомощны, как он.

Наступило воскресенье. Хотя начало матча было назначено на пять часов, народ уже в полдень хлынул к стадиону. Люди теснились у входа, и в суматохе никто не заметил старичка иностранца, сидевшего в бараньей шапке, невзирая на испанскую жару, на тумбе возле дороги. Он покуривал трубку и поглядывал на двигающуюся толпу.

Еще никогда старый Клапзуб не был так озабочен, как сегодня. Он чуял в атмосфере что-то враждебное, коварное, но не мог понять, в чем дело. Ребята беззаботно гуляли – им-то что! Но сам он был как на иголках. В полдень старик принял решение. Ребят он запер в номерах гостиницы, чтобы с ними ничего не случилось, а сам отправился на разведку. Три креста не выходили у него из головы, но в чем тут дело, понять никак не мог.

Он сидел у дороги, смотрел на людей, и вдруг до него донесся шум и крики. Люди отбегали в стороны, теснились на тротуарах, а посреди дороги по направлению к стадиону двигались три кареты скорой помощи с красными крестами. Старый Клапзуб внимательно посмотрел на них, увидел три креста, подсчитал: одна, две, три кареты – сдвинул шапку и почесывал затылок, пока кареты не исчезли в воротах. Тогда он вынул трубку изо рта, сплюнул и пробурчал:

– Ах, черт возьми! Мерзавцы проклятые, вы значит… – и заморгал глазами.

– Да-да! – сказал он сам себе. – Такие черти на все способны. Миллион пропущенных голов… Хорошо, что я догадался, шакалы паршивые!

Вынув изо рта трубку, он выбил пепел, сунул трубку в карман и помчался сломя голову в гостиницу, стуча подковками башмаков.

Было ровно два часа дня, а в четыре за Клапзубами приехал автобус.

Обычно ребята ездили на стадион без багажа, но на этот раз Клапзуб стащил вниз по лестнице огромный чемодан, недавно купленный в Берлине; ребята даже не знали, что, собственно, в нем лежит. Слуга со швейцаром водрузили чемодан на крышу автобуса, ребята уселись, а старик, как обычно, устроился около шофера. Автобус зафырчал и покатил к стадиону. Старый Клапзуб повеселел было, но, как только по дороге увидел людей, которые, направляясь на матч, враждебно смотрели на его сыновей, не мог удержаться от проклятий и всю дорогу ругался.

Сыновья уже успели заметить странное настроение отца, но не могли понять, в чем дело. А теперь еще загадка: зачем этот огромный чемодан? На стадионе два служителя с трудом донесли его до раздевалки. Но старый Клапзуб молча ходил вокруг и только жмурился, как кот на солнце. А когда ребята стали раздеваться, он подошел к двери, ведущей в коридор, и запер ее, дважды повернув ключ.

Еще никогда ребята Клапзуба не одевались так долго, как в этот раз. Команда Барселоны уже давно вышла на поле, сорок пять тысяч зрителей ревели, кричали и свистели, судья с помощниками ходили как неприкаянные, – а клапзубовцев все не было. Наконец, среди черной толпы перед клубом что-то забелело, мяч взлетел высоко в воздух, и появилась команда Клапзуба. Сорок пять тысяч зрителей сразу замолкли и тотчас же покатились со смеха. Испокон веков, с тех пор как существует футбол, еще не появлялась на футбольном поле команда в такой одежде, какая сегодня была на клапзубовцах. Ноги у них были толстые, как бревна, а кто их видел вблизи, сразу понял, что они забинтованы под чулками, как это делалось на заре футбола. На коленях красовались резиновые бинты, похожие на автомобильные шины. Бедра спереди и сзади прикрыты толстыми каучуковыми прокладками, какими пользуются игроки в регби. Плечи и руки до локтя также закрыты резиновыми панцирями. На голове у каждого резиновый шлем гонщика-мотоциклиста. Но комичнее всего выглядело их туловище.

Все клапзубовцы были ужасно пузатыми.

Да, у этих юношей, которых весь свет знал как самых стройных и проворных, животы стали огромные. Они словно заплыли жиром и походили на одиннадцать колоссальных арбузов на неуклюжих ногах. Барселонские игроки от удивления были вне себя. Алкантара подошел и незаметно стукнул Франтика по спине. Рука его тотчас отскочила.

На клапзубовцах были резиновые панцири, надутые воздухом. Их тела были недоступны.

Алкантара разочарованно повесил нос, и команда Барселоны начала игру в большой растерянности. Смущена была и барселонская публика. Только в средней ложе кто-то потихоньку хихикал: это был старый Клапзуб, который потягивал трубочку; от стараний сдерживать смех у него по щекам текли слезы.

– Тысяча чертей! – бормотал он сквозь смех. – В таких костюмах не очень-то побегаешь. Но что делать! Жизнь человеческая дороже удобства. Только бы, черт побери, они не забыли, что я им говорил.

Но ребята не забыли и играли так, как учил их отец. Завладев мячом, они по возможности вели длинные поперечные передачи. Левый полузащитник – на правый край, правый – на левый, а крайние нападающие – между собой. Остальные сгрудились у ворот. В результате десять испанцев как сумасшедшие носились вскоре слева направо, и, прежде чем они подбегали к клапзубовцу, завладевшему мячом, – фр!.. – мяч над головами летел на другой конец поля, где никого из их игроков не было. Не успели они выругаться, как в их ворота был забит один гол, второй, третий, четвертый… Испанцы предприняли было попытку атаковать крайних нападающих, но клапзубовцы тут же перевели игру в центр. Испанцы всей командой атаковали' нападающих, но те послали мяч назад, где защитники и полузащитники свободно повели его к испанским воротам. Словом, игра приняла такой характер, что испанцам вообще не пришлось соприкоснуться с клапзубовцами, ибо не успевали они приблизиться к ним, как мяч уже летел в другую сторону. А по воротам клапзубовцы били издалека, но так резко и неожиданно, что только пять мячей вратарь вывел на угловой, а остальные – что ни удар, то гол. Во втором тайме Алкантара так разозлился, что без всякого повода вскочил двумя ногами Тонику на грудь. Раздался ужасный треск, Алкантара отлетел на десять метров, а Тоник стоял в центре поля сразу похудевший, и одежда висела на нем, как на вешалке.

– Ничего страшного, ребята, – крикнул из ложи старый Клапзуб, – я его опять надую!

И в самом деле, он сразу залепил и накачал доспехи, а когда солнце зашло, клапзубовцы выиграли матч со счетом 31:0!

– Миллион продырявленных камер! – хохотал отец, снимая с сыновей доспехи. – Сто треклятых офсайдов! Так им и надо! Я покажу, как ставить кресты над моими сыновьями!

Но зато у скорой помощи работы было по горло. Она не могла справиться с ней и по телефону запросила подмоги, ибо в этот день на трибунах стадиона от ярости лопнуло двести семьдесят пять испанцев.

IV

– Послушайте, Алленби, еще словечко: на какое количество публики рассчитывают ваши люди?

– Четверть часа назад кассы продали сто шестьдесят тысяч билетов. Побиты все рекорды, Кормик!

– А каковы ставки?

– Три против одной в пользу Хаддерсфилда. Мы должны выиграть. Это наш гражданский долг!

– Благодарю вас, Алленби. До свидания.

– До свидания, Кормик, прощайте…

Этот разговор происходил в председательской ложе на южной трибуне самого большого лондонского стадиона. Председатель Алленби сердечно пожал руку своему давнишнему приятелю Кормику, редактору «New Sporting Life». Затем уселся у перил, а Кормик исчез в коридоре.

Это был бесконечный коридор, по которому теперь шли тысячи взволнованных людей. Кормик ловко лавировал среди толпы, затем повернул на лестницу и, выйдя на трибуну, поднялся на самый верх, где обошел последний ряд. Здесь в деревянной перегородке была небольшая дверка. Кормик вынул ключ, открыл дверь и вышел на маленький балкончик, расположенный на внешней стороне трибуны. Внизу простиралась большая, покрытая травой площадь, на которую выходили три широкие улицы. В это время вся площадь была запружена огромными толпами и машинами. Люди теснились у одиннадцати ворот стадиона. Воздух дрожал от возбужденных криков многих тысяч глоток и оглушительных гудков машин. Словно три бесконечные змеи, извивались на трех улицах ряды авто, спортивных повозок, дрожек и автобусов, направляющихся к стадиону. Кормик, посмотрев немного на оживленное движение, закрыл дверку и вскочил на перила балкона. На стене была укреплена железная лестница, по которой он взобрался на крышу трибуны. Огромная слегка наклонная поверхность была залита ярким солнечным светом. Посередине высокой стороны торчал флагшток. Кормик направился к нему. Подле, на стуле, лежали телефонные наушники. Редактор надел их, и микрофон пришелся у его рта. Два шнура в несколько метров длиной тянулись к мачте, от которой к стоявшим в отдалении домам шел провод. На его конце, в нескольких километрах отсюда, находилась редакция «New Sporting Life». Там за столиком сидел молодой человек, тоже с наушниками на голове. Перед ним стояла пишущая машинка. Несколько человек сидело вокруг, развалясь в мягких кожаных креслах. Все ждали, когда Кормик начнет свои сообщения по телефону. На соседнем столе было приготовлено небольшое стеклышко, на котором другой сотрудник должен был кратко излагать ход состязания, чтобы эти сведения можно было тут же спроектировать на искусственно затемненное окно. Сотни людей томились возле редакции в ожидании первых сообщений.

Тем временем Кормик перенес стул к самому краю крыши и уселся. Над ним трепетали два флага: один с английским крестом, на другом чешские полосы – белая и красная с синим клином, тянущимся от древка до половины флага.

Внизу, в глубине, ярко зеленело превосходное поле, четко выделялись белые линии и чернели толпы людей на трибунах. Между трибунами и полем пролегала широкая беговая дорожка. На ней на расстоянии 25 шагов друг от друга неподвижно стояли сто тридцать полицейских. Сверху они выглядели, как странные толстые тумбы. У обоих ворот сидели и лежали на земле фотографы. Кормик, окинув все это зрелище опытным взглядом, убедился, что всюду образцовый порядок. Затем, удобно расположившись на стуле, он заложил ногу за ногу, вынул из футляра морской бинокль, установил его по своим глазам и начал репортаж.

– Алло, Аткинсон, добрый день! Вы меня хорошо слышите? Что за плеск? Это надо мной флаги. Вы быстро к этому привыкнете. Так плещутся, что даже трещат. Здесь, наверху – легкий ветерок. Тут гораздо лучше, чем внизу, в духоте. И к тому же мне никто не мешает говорить по телефону. Прекрасная идея. Скажите Фреду, что он проиграл мне пари. Четверть часа назад было продано сто шестьдесят тысяч билетов. Все кассы продолжают торговать. Если услышите страшный грохот, поясните собравшимся, что это обрушились трибуны, не выдержав огромной тяжести. Мне вряд ли удастся вам это сообщить: ведь тогда я свалюсь с высоты сорока метров, а наш провод на это не рассчитан. Пора начинать, по-вашему? Пожалуйста. Вступление я написал вам заранее. Прошу вас, прочтите мне для контроля.

Кормик на крыше замолчал, слушая быстрый говор в трубке. Спустя несколько минут он сказал:

– Хорошо, ничего не следует менять. Все выглядит так, как я написал. Только вместо ста семидесяти тысяч поставьте сто восемьдесят. За эти полчаса прибыло не меньше двадцати тысяч зрителей. Алло, внимание, пишите, пожалуйста, я диктую: в десять минут шестого огромный стадион разражается бурными аплодисментами. Ворота под северной трибуной открываются – и одиннадцать героев Хаддерсфилда мелкой рысью выбегают на поле. Как всегда, впереди улыбающийся Уиннипелд… Огромный Кларк замыкает шествие. Какое наслаждение смотреть на двадцать две упругие ноги, могучие выпуклые груди под желтыми и синими полосами свитеров! С неудержимой радостью и ликованием английский народ приветствует цвет нации, который сегодня призван защитить славу и первенство Британии на зеленом поле. Все уверены, что команда лиги не обманет наших ожиданий. Три против одного – таков результат ставок; против Хаддерсфилда выступают только иностранцы и люди… люди… Подождите, зачеркните последнюю фразу – этому мы посвятим в конце специальный абзац. Вычеркнули? Диктую дальше. Ворота открываются вторично, и выходят мастера континента. Публика тоже приветствует их аплодисментами, которые, однако, уступают естественному любопытству. Так вот они, эти знаменитые игроки, которых небольшая честолюбивая республика, расположенная в сердце Европы, послала завоевать мировую славу! Как живописно выглядят эти одиннадцать братьев, которые благодаря врожденному родственному чувству сумели создать единственную в своем роде комбинацию, единое целое! На первый взгляд в них нет ничего особенного. Их небольшие фигуры не могут идти в сравнение с атлетами Хаддерсфилда. Кажется, их смущают переполненные трибуны. К центру они движутся толпой, по-видимому, черпая смелость в этой близости друг к другу. Судья Сэррей идет им навстречу. Капитан Уиннипелд отделился от своих, чтобы приветствовать гостей. Алло, внимание, теперь кое-что новое! Напишите подзаголовок: Его величество король! Готово? Начинайте с нового абзаца. Диктую. В эту минуту на стадионе вновь раздаются ликующие возгласы. На мачте северной трибуны поднимается большой виндзорский флаг. Двери центральной ложи открываются, и входят Его величество король с королевой и принцем Уэльским. Дирекция клуба во главе с Г. В. Алленби приветствует высокопоставленных гостей. Королевская чета благодарит народ за восторженные овации. Подняв руку, король приветствует игроков, которые собрались у его ложи для импровизированного чествования. Король садится, чтобы видеть самое крупное состязание в истории Англии. Слова «самое крупное состязание в истории Англии» подчеркните и дайте отдельной строкой, как подзаголовок. Готово? Алло, диктую дальше. Хаддерсфилдовцы тянут жребий – они будут играть на стороне, где ветер дует им в спину. На трибунах тишина и огромное напряжение. Сэр Сэррей свистит. Сейчас 17 часов 21 минута 16 секунд. Центральный нападающий Клапзубов подал мяч правому полусреднему. Шарко идет на него. Нападающий передает мяч правому полузащитнику. Хаддерсфилдские атакующие – среди нападающих клапзубовской команды. Шарко догоняет полузащитника, отбирает мяч… Алло, нет, вычеркните это! Черт его знает, как он сделал, этот парень, но мяч остался у него. Диктую. Барринг и Уиннипелд приходят ему на помощь. Удар, и мяч, крутясь, проносится дугой вперед, на левый край. Блестящая передача между нашим полузащитником и защитником. Быстрый бег по левому краю. Кто раньше? Нападающие красно-белых завладели мячом. Уорси, вперед! Поздно! Передача в центр. Слишком высоко! Левый и центральный нападающие пробежали мимо. Горрингер, левый защитник, заносит ногу. Откуда тут взялся правый полузащитник! Подает мяч головой левому полусреднему Уорси! Ох, обвел! Боже! Удар… фу! Разрешите отплюнуться. Что? Ну конечно. Уже там! Ко всем чертям, вот это удар! Как публика? Молчит. Вот теперь начинает аплодировать. Потрясающе! Ну, один еще не так страшно… На какой минуте? На 67-й секунде от начала, Напишите: сокрушительный удар полусреднего нападающего, какого уже десятилетия не видели на английском стадионе. Кларк даже не успел поднять руку, как мяч влетел в сетку.

От волнения Кормик не мог усидеть на месте. Он вскочил и переставил стул. Затем вновь начал диктовать, описывая атаки Хаддерсфилда. Захлебываясь от восторга, он описывал комбинации команды, но ежеминутно просил Аткинсона вычеркнуть из статьи проклятия, которыми осыпал замечательную защиту Клапзубов. И вдруг он неожиданно, замолк, так что Аткинсон с тревогой спросил, что происходит. Весьма печально Кормик сообщил, что Англии забили второй гол.

– Ничего не поделаешь, Аткинсон! Приходится констатировать, что чехи имеют перевес. Напишите на стекле, что наши не теряют бодрости духа и сравняют счет, – не то народ разгромит редакцию. Алло, идет 43-я минута. Наш левый крайний нападающий атакует. Полузащита останавливает его. Борьба в центре. Длинными передачами защита обеих сторон возвращает мяч на противоположную половину. Шарко ведет, подает вперед. Подбегает Уиннипелд, обводит, ведет сам, теперь, теперь… Ах, бьет выше ворот. Вот неудача! Мяч у правого крайнего нападающего… Конец первого тайма. Проигрываем 0:2, но наши игроки бодры, во второй половине игры они предложат свой быстрый заключительный темп. Публика разочарована, но восхищается совершенной игрой нашего противника. Право, не позор проиграть такой сильной команде. Его величество явно взволнован. Директоры Хаддерсфилда объясняют ему причину поражения. Председатель Алленби уходит. Вот он возвращается. С ним какой-то старикашка довольно странного вида. Старика представляют Его величеству. Ах, да это отец клапзубовцев. Мне надо немедленно туда бежать, выяснить, о чем они будут разговаривать. Отдохните, Аткинсон. К началу второго тайма я буду на месте. Отметьте, что король очень сердечно пожал руку старому Клапзубу.

Кормик сбросил телефонные наушники, пробежал по крыше, соскользнул по лестнице на балкон и исчез среди толпы, которая возбужденно шумела и неистовствовала на трибунах.

V

Разговор, происходивший между старым Клапзубом и английским королем, в день, когда клапзубовцы победили футбольную команду Хаддерсфилд со счетом 4:0, не был опубликован ни в «New Sporting Life», ни в других газетах. Там печатались лишь небольшие отрывки со слов директора Хаддерсфилда. Если мы получили более подробные сведения об этом памятном разговоре, то только благодаря нашему земляку – кожевнику Мацешке, который в Лондоне был переводчиком у Клапзубов.

Пан Винценц Мацешка был неистовый спортсмен. Сам он, правда, в футбол не играл, не занимался ни бегом, ни прыжками, лютому что при его весе в двести шестьдесят фунтов вряд ли бы он достиг успеха. Он не принимал участия в борьбе, не поднимал тяжести, не упражнялся в плавании и гребле, и единственным видом спорта, которым он занимался, было перетягивание каната. Здесь Мацешка был незаменимым «последним в ряду». Когда, обвязав канат вокруг своего огромного брюха, он упирался ножками в землю так, что почти лежал на ней всем телом, то команда противника выбивалась из сил, стараясь сдвинуть с места эту гору сопротивляющегося мяса. У его партнеров всегда был решающий перевес. И в самом деле, команда чешских кожевников в Лондоне в течение восьми лет была чемпионом Англии по перетягиванию каната, и даже команда тяжеловесов лондонской полиции не могла пошевельнуть канат, если на его конце висел пан Винценц Мацешка. Позднее пан Мацешка оставил и этот спорт, но тем больше он уделял времени спортивной общественной деятельности. В его квартале не было ни одного клуба, где бы он не был председателем или его заместителем, секретарем или делопроизводителем, и не раз случалось, что Он сам себя вызывал на соревнование как секретарь одного и председатель другого клуба. Нужно, отметить, что в таких случаях он всегда соблюдал должную вежливость и учтивость. Если корреспонденция между некоторыми клубами носила враждебный характер и была полна иронических замечаний и ядовитой злобы, письма, которое пан Винценц Мацешка из одного клуба посылал пану Винценцу Мацешке в другой клуб, могли быть опубликованы как образец корректной корреспонденции, которая сумела поднять и подчеркнуть личные заслуги адресата с искусством поистине поэтическим. Понятно, что этот выдающийся деятель не мог не знать о приезде команды Клапзуба. Он не только знал, но поехал встречать их в Дувр и стал их незаменимым переводчиком, провожатым, гидом и охраной. А после отъезда Клапзубов он еще в течение двух лет был зван на приемы высшего лондонского общества.

Вот от этого знаменитого, человека мы и узнали все подробности беседы, которую Его величество король английский вел со старым Клапзубом. Первая фраза вызвала легкое недоразумение. Его величество сразу спросил Клапзуба: «Хау ду ю ду?», – что означает «Как поживаете?»

А старый Клапзуб, который невольно из уважения к королю начал говорить в третьем лице, не дожидаясь перевода пана Мацешки, ответил:

– О их английское величество, пан король, у меня есть сын Юра, то есть Ирка, или Георг – тезка их английского величества.

Тем временем пан Мацешка пришел в себя и сразу пояснил:

– Его величество не спрашивает о Юре. Он хочет знать, как вы побиваете?

– О господи, их английское величество, пан король, как может поживать бедняк? Не играй эти ребята, жизнь, шла бы все время со счетом нуль к нулю, а если иной раз и забьешь гол, то лишь в офсайде.

Пан Мацешка побагровел, вытер со лба пот и соображал, как бы поделикатнее перевести это королю. Но, смущенный присутствием всего двора, он ничего не мог придумать и перевел английскому королю точно так, как Клапзуб изложил по-чешски. Король засмеялся и сказал:

– Как поживает пани Клапзубова? Она тоже с вами ездит?

– Сохрани бог, пан король. Порядочный футбол – это не управление королевством, тут женщинам делать нечего. Их английское величество, не извольте обижаться, но настоящая игра в футбол посложнее управления королевством.

– Так вы, милый Клапзуб, короля совсем не уважаете?

– Нет, почему же, их английское величество, пан король. Господь бог послал людям всякое, ремесло, а порядочный человек иной раз встречается и среди коронованных. Я бы никого не хотел лишать этой чести. Но как ремесло оно мне не по душе. Например, как мне рассказывал мой покойный прадедушка, который служил в Пльзене, там в древние времена каждый дом имел право варить пиво. Это право сохранилось за домами, даже когда выстроили пивоваренный завод и домовладельцы перестали варить пиво дома. Некоторые дома давно разрушились, и остались одни ворота. Но владелец этих ворот до сих пор имеет право варить пиво. Он сроду не нюхал ни хмелю, ни солода, но это право за ним сохраняется – и деньги он получает. А все потому, что от предков ему остались ворота. Вот так и с королями. Варить за них должны другие, но деньги получают они и имеют на это право потому, что там да сям унаследовали какие-то ворота.

– Так значит, милый Клапзуб, вы против королей?

– Нет-нет, почему, их английское величество, пан король? Какой порядок заведет у себя народ, тот и хорош. Одни кобылы не выносят узды, а другие без шор не могут обойтись. А, в конце концов, везти должна как одна; так и другая. Не в этом дело. Я только утверждаю, что играть в футбол труднее, чем управлять королевством. Вот к примеру: стоял бы пан король перед воротами – и вдруг нападающие не спеша подают прекрасный мяч. Вот тут пан король, тут мяч, а это ворота – и пан король собрал бы совет министров, чтобы все обсудить и решить, как лучше отбить мяч: носком или подъемом, в правый угол верхом либо в левый низом. Черт возьми! Хорошенький бы счет у нас получился!

Когда пан Мацешка все это более или менее точно перевел. Его величество не мог удержаться от смеха.

– Вы продувная бестия, пан Клапзуб, – сказал он, наконец (по крайней мере, так перевел Мацешка), я бы хотел иметь вас своим советником.

– А почему бы и нет, их английское величество, пан король, – разошелся старый Клапзуб. – В случае каких-либо затруднений приезжайте к нам в Нижние Буквички, и я найду выход из положения.

– Ну, шутки в сторону, пан Клапзуб. Я люблю говорить с умными людьми, потому что у них всегда мысли здравые.

– Так же, как зубы, пан король! – заверил его Клапзуб.

– Заботы, которые обременяют нас в нашем высоком призвании, не маленькие. Например, после таких состязаний, как сегодняшнее, я частенько думаю, почему до сих пор футбол не признан выражением физических и духовных сил? Он требует столько самообладания, остроумия, сообразительности, согласованности, умения жертвовать собой, – словом, столько индивидуального труда для обшей пользы, что из всех видов спорта именно футбол можно считать показателем высокой культуры. Почему бы, например, вместо того, чтобы содержать огромные армии, не заняться воспитанием в каждом народе прекрасных футбольных команд? А в случае какого-либо спора, который не удалось уладить мирными путями, послать бы вместо войска, по одиннадцать игроков с каждой стороны – и они бы разрешили спорный вопрос.

– В таком случае, – сказал расстроганно старый Клапзуб, – наше государство стало бы великой державой.

– Ну скажите, пан Клапзуб, разве так не лучше?

– А пусть их величество, пан король, скажут: не взяли бы они клапзубовцев в союзники?

– Подумайте, как обстояло бы дело, если бы вы с сыновьями вышли на футбольное поле защищать свою страну?

– Их английское величество, пан король, честь имею доложить: было бы сто тридцать два к нулю. А возможно, и побольше, черт бы побрал все резиновые камеры!

– Ну вот видите, милый Клапзуб, – вы прирожденный военный министр!

– Если военным орудием будет мяч… А иначе – сохрани бог. Лучше я стану капралом у одиннадцати Клапзубов.

– Гм, послушайте, пан Клапзуб, вы сами воспитали своих сыновей?

– Сам, их английское величество, пан король, и если эти ребята чего-то добились, то лишь потому, что кровь – не вода, происхождение сказывается и яблочко от яблони недалеко падает.

– Нас это весьма интересует по чисто личным соображениям. Когда начали поступать первые сведения о вашей команде и газеты наперебой сообщали подробности, однажды мы застали нашего сына, принца Уэльского, в глубокой задумчивости. На вопрос что с ним он ответил: «Король-отец, почему нет у меня десяти братьев, чтобы я мог составить команду, как Клапзубы?» Мы очень любим нашего сына, принца Уэльского, и с радостью выполняем каждое его желание. Я тотчас же пошел в покои Ее величества королевы, и, посоветовавшись, мы пришли к заключению, что это желание трудно выполнимо. А теперь я подумал: не могли бы вы взять принца Уэльского в свою команду?

Старый Клапзуб поднял голову и посмотрел в глаза английскому королю.

– Их английское величество, пан король, оставим честь в стороне. Наверное, это была бы действительно большая честь как для семьи Клапзуба, так и для английского принца, но не будем об этом говорить. Другой вопрос: как быть с ним? Мастерства мои сыновья добились огромной напряженной работой. Нынче нельзя выдвинуться, если не относиться к своему делу со всей серьезностью и ответственностью. Это относится к любому ремеслу под солнцем. Всякое дело требует большой работы. Мои ребята эту работу провели в футболе и сегодня всыпят вашим. И вдруг одного из них я должен буду исключить из игры, чтобы его место занял парнишка, который, простите, пан король, унаследовал только английские ворота!

– Не думайте, милый Клапзуб, что он какой-то недотепа Наш сын очень любит спорт, и я только хочу, чтобы он прошел хорошую школу.

– Это другое дело, пан король. Если вопрос идет о его учении, то мы могли бы его взять. У нас нет никаких тайн. Но я поставлю свои условия.

– Какие?

– Во-первых, для футбола у него должна быть соответствующая фигура. Во-вторых, он должен жить в нашей семье так же, как любой из моих сыновей, – выполнять ту же работу, так же питаться и так же слушаться. Слой минуты, как принц приедет к нам, он будет младшим Клапзубом, а принцем станет, когда уедет. Если все это для него приемлемо, можем взять его в команду как запасного.

– Ваши условия нам подходят, пан Клапзуб. Ударим по рукам.

Клапзуб повел глазом в угол, где сидел худощавый, подвижной юноша, окинул взглядом его высокую фигуру и вынул трубку изо рта. Фигура у принца Уэльского подходила для футбола, об остальном следовало договориться.

В перерыве старый Клапзуб ударил по рукам с английским королем, и, когда клапзубовцы выиграли игру, в раздевалке их ждал принц Уэльский как будущий запасной игрок.

Вечером в королевском дворце состоялся большой прием, и, когда Клапзубы и их запасной игрок прощались со двором, английский король подарил на память старому Клапзубу красивую трубку. Клапзуб немного растерялся, но, чтобы не остаться в долгу перед английским королем, вынул из кармана свою старую фарфоровую трубку с зеленой кисточкой и охотником, стреляющим в оленя.

– Их английское величество, пан король, – сказал он при этом с чувством полного достоинства, – мершанки у меня нет, но если эту вовремя прочищать, то она будет тянуть не хуже других. Лучше всего в ней горит кнастр, смешанный с крещенским, – в любой табачной лавке они есть.

Английский король с поклоном принял трубку Клапзуба и подарил ее британскому, музею, куда на нее ездили смотреть все футболисты Англии, Шотландии и Ирландии. А старый Клапзуб велел уложить чемоданы, и его команда вернулась в Нижние Буквички чемпионом Европы, и вместе с ними в качестве запасного приехал принц Уэльский.

VI

Испокон веков в деревне Нижние Буквички не было такого торжества, как в день возвращения семьи Клапзуба из путешествия с дипломом чемпиона в чемодане и принцем Уэльским в составе команды. Все газеты мира поместили подробную карту, на которой домик Клапзуба был отмечен жирным крестом, а в Буквички ездили специальные корреспонденты, чтобы сообщить миллионам читателей, как живется будущему английскому королю в маленькой чешской деревушке. Но, как ни велико было любопытство цивилизованного мира, оно не могло сравниться с интересом жителей Нижних Буквичек к новому соседу. Из газет они узнали, кто к ним приедет, и в обоих трактирах взволнованно рассуждали о том, какую встречу надлежит устроить принцу.

Но больше всего мучений претерпели старые бабушки, которые рассказывали детям сказки. В сказках было полно принцев и принцесс, и теперь дети приставали к бабушкам, желая узнать, как выглядит этот английский принц. Одет ли он в золотую одежду, приедет ли в золотой карете или на белом коне с золотыми копытами, есть ли у него во лбу звезда, а на поясе меч с бриллиантами, убил ли он дракона или только готовится к героическому подвигу. У нижнебуквичских бабушек от этих вопросов голова шла кругом. Они, бедняжки, сами никогда принца не видели, и теперь вдруг все их сказки через неделю должны подвергнуться испытанию, ибо все воочию увидят настоящего, живого принца с королевской кровью в жилах. Бабушки чувствовали себя неважно, но самая хитрая из них нашла выход из положения.

– Дети, – сказала она однажды, когда малыши, да и взрослые, пристали к ней, – вы ни разу не спрашивали меня, в какой стране живут мои сказочные принцы и принцессы. Эта сказочная страна – Трамтария. Находится она за высокими горами, за глубокими морями. В Трамтарии все в точности так, как я вам рассказывала. Принцы там ходят в золоте, а у принцесс во лбу звезда горит, королевы прядут лен на золотых прялках, а короли делят свое королевство между зятьями, звери там советуют и помогают своим господам, а глупый Гонза во всем имеет успех. В горах там живут свирепые драконы, города затянуты черным либо красным сукном, а в дремучем лесу есть родник живой и мертвой воды. Далеко-далеко та страна Трамтария. Так далеко, что туда еще ни один человек не добирался. Никакой пароход туда не доплывает, никакой самолет не долетает. Только малые дети, если они послушные, могут попасть туда вечером, когда закроют глазки: ангел перенесет их через глубокие моря. Они видят все чудеса, о которых я вам говорила, но, вернувшись, забывают, где были и что видели, и вспоминают об этом спустя много лет, когда становятся такими старыми, как я. Тогда они могут рассказывать об этом малым детишкам. Вот почему счастливая страна Трамтария известна лишь вам, детям, да нам, старикам. Остальные люди знают только обыкновенный мир, где почти не осталось королей и принцев, да и те не в золоте ходят. Тот мир, где человек сам должен выкручиваться, чтобы не пропасть, и никакой муравей ему в беде не поможет, где Гонзе нужно быть очень хитрым и ловким, чтобы чего-нибудь добиться. Англия – такая обыкновенная страна. За сколькими горами она лежит, я не скажу, но пан учитель говорил, что отделяет ее от нас только одно море. И живут там люди такие же, как у нас, и их принц не многим отличается от сына управляющего Еника, который учится в Праге на доктора.

Такими речами бабушка Навратилова спасла сказки, но дети ей не очень-то верили. Им казалось, что английский принц ни в коем случае не может походить на обычного студента, и в субботу, когда Клапзубы должны были приехать, дети не захотели обедать и убежали на вокзал.

Там собралось превеликое множество зевак со всей округи, чтобы поглядеть, как выглядят английский принц и буквичский бедняк, который ухитрился разговаривать с английским королем.

Вокзал и дорога к нему были переполнены, и мальчишки устроились на ветках рябины. Когда поезд подходил к станции, они издали увидели старого Клапзуба, который стоял в тамбуре вагона и спокойно покуривал королевскую трубку.

В это время пожарный оркестр заиграл гимн «Где родина моя», старая Клапзубова громко зарыдала, все женщины тоже расплакались, полицейский выстрелил за вокзалом из мортиры, мальчишки кричали «Сла-а-а-ва!» и «Привет!» – словом, было гораздо торжественнее, чем во время возвращения вамбержицких паломников. Старый Клапзуб самодовольно ухмыльнулся и махал шапкой, пока поезд не остановился. Тогда, соскочив с подножки, он сразу направился к плачущей Клапзубовой.

– Черт возьми, вот это подача! Мать, ты плачешь, словно на похоронах.

Клапзубова, всхлипнув, упала ему на грудь, едва не выбив у него королевскую трубку. В это время из вагона вышли все ее сыновья. Каждый чемодан несло четверо ребят, и только Гонза выступал впереди с огромным чемоданом. Последним выскочил из вагона еще один паренек в такой же дорожной кепке, как и остальные, и он нес свой чемодан сам. Все ребята из Буквичек разинули рты, и «слава» замерла у них на губах.

Этот двенадцатый, с чемоданом, в кепке, да еще чумазый, и был английский принц. Бабушка Навратилова была права: принцы в раззолоченных одеждах теперь действительно остались только в Трамтарии.

Мальчишки тут же передрались. Каждому хотелось нести чемодан Клапзубов, а больше всего – удостоиться этой чести у принца. Но старый Клапзуб прикрикнул на них. Клапзубовцы до сих пор все делали сами, и теперь их никто не должен обслуживать. Мальчишкам пришлось довольствоваться тем, что они шли рядом со своими героями и в лучшем случае дотрагивались до их одежды. Несмотря на все торжество, клапзубовцы сами несли свои чемоданы, и их примеру следовал английский принц.

– В этом есть своя хорошая сторона, – говорил позднее старый Клапзуб в трактире. – Их английское величество отдало мне своего сына в учение, а я еще не видел, чтобы ученикам прислуживали. Если ты, подобно ремесленнику, пустился странствовать, носи свою котомку сам. Наилучший король тот, у которого меньше лакеев, но следует сказать, что лучше всего, когда вообще нет никакого короля.

VII

Жители Нижних Буквичек быстро привыкли к присутствию знатного юноши и к частым визитам любопытных иностранцев. В простой, воздержанной и размеренной жизни ребят Клапзуба не имели места франтовство и пышность. Принц Уэльский жил среди них как равный, ему не делали никаких скидок, но и не обижали. В первый же день старый Клапзуб тщательно осмотрел принца, проверил его мышцы, дыхание и сердце. Увидев, что принц бегает на короткие и длинные дистанции, как заяц, потрепал его по плечу и начал тренировать. С весны до поздней осени принц с командой был на футбольном поле или в походах в лесу. Зимой ходили на лыжах и катались на санках, а остальное время тренировались в сарае. За месяц принц так научился говорить по-чешски, что хорошо понимал братьев Клапзубов; жили они очень весело, ибо двенадцать молодых парней, полных силы и здоровья, были отменными весельчаками и проказниками. А по окончании ежедневных упражнений сам старый Клапзуб не отставал от них. Во время тренировки он не давал никаких поблажек и передышек. Это была действительно тяжелая работа, и нередко после нее у принца все тело болело. Его отец был прав, когда заверял, что задатки у юноши хорошие. Он выдержал тяжелое начало и через полгода натренировался так же, как Клапзубы. Грудь у него была колесом, голову он держал прямо, плечи стали широкие и крепкие, ноги упругие и гибкие в суставах, как у танцора, – неудивительно, что большая фотография, помешенная в английских газетах, сопровождалась статьей, полной похвал и признания метода тренировки старого Клапзуба.

Пришло время, когда этот неумолимый страж своей команды ввел английского запасного в настоящую игру.

Газеты всего мира писали о его выступлении, и папаша Клапзуб получил рекламу для своей команды, на которую совсем не рассчитывал. Из всех стран съезжались учителя, тренеры и прочие специалисты, чтобы узнать от Клапзуба, как следует тренировать игроков для футбола. Многое они усвоили, но главной тайны Клапзубов так и не поняли. Она заключалась в их духовном и физическом превосходстве, в той решительной и бескорыстной самоотверженности, с которой они помогали друг другу, в подлинном, искреннем братстве, о котором старый Клапзуб им никогда не говорил, но всегда в них воспитывал. Именно оно в первую очередь и приводило их к победе.

Все больше и больше разносилась по всему миру их слава, и всюду с ними был королевский запасной игрок, чтобы в случае надобности заменить кого-нибудь Так прожил принц с Клапзубами неразлучно два года – до тех пор, пока его не вызвали в Англию продолжать образование. Он сердечно, чуть не плача, распрощался со своими партнерами и уехал. Но Клапзубов забыть не мог и пользовался каждым случаем, чтобы сыграть с ними. А вообще он регулярно играл в команде Хаддерсфилдского клуба и был самым популярным центральным нападающим Англии. Принц все время жил в атмосфере спорта, и, когда настал момент приступить к управлению королевством, его в полном смысле слова призвали на трон со стадиона. Нелегко ему было расстаться со своими товарищами по клубу и оставить увлекательную жизнь на зеленом поле.

Прежде всего новый король должен был произнести тронную речь. Совет министров заседал всю ночь, чтобы приготовить первое выступление его величества. В нем необходимо было упомянуть обо всех политических проблемах, и министры изрядно попотели, пока не изложили все дипломатично. Когда утром премьер-министр, испросив у молодого короля аудиенцию, хотел вручить ему текст тронной речи, новый король остановил его на первой же фразе.

– Благодарю вас, дорогой премьер-министр, но свою тронную речь я написал сам. Возможно, она не отличается дипломатичностью, но зато выдержана в чисто английском духе.

Его величество вынул из кармана блокнот и прочел:

«Моим народам!

Готовясь к своему торжественному политическому удару, мы хотим сегодня напомнить нашему народу правила, которыми будем руководствоваться в игре. Придерживаясь славных традиций, Англия всегда остерегалась попадать в положение «вне игры». Мы хотим остаться верными этому почетному завету предков и обещаем мужественно и самоотверженно защищать свои цвета и в случае опасности прибегать к ауту, а в крайнем случае, к угловому. Также обещаем воздерживаться от грубой игры и не ставить свой народ под угрозу военного «пенальти».

Будем стараться проводить комбинацию тремя нападающими, считая при этом финансы лучшим форвардом, а торговлю и промышленность лучшими инсайдами Англии. Мы будем неуклонно заботиться о безупречной сыгранности между всеми слоями общества и отдадим предпочтение короткой передаче перед авантюрной системой поспешных бросков. Постараемся следить за тем, чтобы не забывали играть головой, и надеемся, что со временем, когда небесный судья даст нам последний свисток, счет Англии будет высоким и при этом каждый признает, что мы вели игру честно.

Да поможет нам бог!

Гип-гип-ура, гип-гип-ура, гип-гип-ура!»

VIII

Нижнебуквичской бабушке Навратиловой удалось спасти старые сказки, но на Западе, за океаном, в Америке, со старыми сказками дела обстояли плохо. Там даже малыши отказывались верить в сказки о счастливых принцах и несчастных принцессах, когда им начинали говорить, что жил однажды бедный мальчик, они сразу перебивали рассказчика вопросом, за какой клуб играл этот мальчик. И американские дедушки и американские бабушки, которые никак не могли приспособиться к новому времени, немало хватили горя с внучатами. Они никак не могли заинтересовать малышей сказками.

Но один дедушка схитрил. В штате Орегон жила чешская семья, поселилась она там лет двадцать пять назад. В той семье был дедушка, большой хитрец, который умел ладить с ребятами. Он всегда слушал, о чем дети говорят, и узнал, что они сейчас интересуются только какой-то командой Клапзуба. В это время и впрямь слава команды Клапзуба была так велика, что на другом полушарии каждый Клапзуб казался сказочным героем.

Однажды орегонский дедушка сказал себе: «Подождите, ребята, я вам придумаю сказку!»

И когда вечером ребята прибежали к нему и попросили что-нибудь рассказать, орегонский дедушка усмехнулся и начал:

– О команде Клапзуба вы уже слышали, да? Ну, это хорошо. А знаете ли вы, какие приключения были у их дедушки со свистком? Что? Не знаете? А это занятная история! Послушайте: дедушка нынешних Клапзубов – царство ему небесное – в молодости был бедняком, у его родителей не было даже той лачуги, где позднее родились нынешние прославленные клапзубовцы. Они были бедны, как мыши в разрушенной церкви, где даже нельзя свечи поглодать. А когда их сынок, тоже Гонза, – как и его внук-вратарь, – увидел, что дома нет никакой работы, пришел к отцу и сказал: «Отец, вы еще пробиваетесь кое-как, а мне здесь делать нечего, только даром ваш хлеб ем. Пойду-ка я по белу свету – работы там много, что-нибудь найду для себя, а когда вернусь, так вам денег принесу».

Против этого отец ничего не мог возразить. Мать прослезилась, но какая же мать не заплачет, расставаясь с сыном… Отрезали ему краюху хлеба, вырезали в середине дыру, положили в нее кусочек масла, который старая Клапзубова раздобыла в деревне, накрыли сверху вырезанным куском – вот и все сборы. Гонзу трижды перекрестили, дважды поцеловали, и он, не согнувшись под такой ношей, отправился в путь. Вырезал он себе из ветки палку, а когда ему становилось тоскливо, насвистывал в такт шагам, и время в дороге шло быстро и незаметно. Перевалил парень один холм, перевалил другой, третий и пришел в огромный лес, из которого никак не мог выбраться. Дело было к вечеру, а он все еще блуждал в лесу, и так ему захотелось есть, что в желудке загудело, как в органе. Когда Гонза убедился, что до деревни ему не дойти, он сел у дороги под деревом, вытащил краюху, нож и начал резать хлеб и мазать его маслом. Вдруг откуда ни возьмись вырос перед ним старичок и говорит:

– Ты захотел есть, а я – еще больше! Дай мне кусок хлеба, Гонза!

Гонза удивился было, откуда взялся дед, но, увидев, какой он бедный и худой, подал ему краюху и нож.

– Отрезайте, дедушка, и мажьте, чтобы вкуснее было.

Старичок взял хлеб, отрезал ломоть, намазал и поел.

– Куда идешь, Гонза? – спросил он потом.

– Сам не знаю, куда глаза глядят. Ищу работу, но никак из лесу не выйду.

– Сегодня не выйдешь. Уже ночь, а лесу конца края нет. Лучше всего здесь переночевать.

– А вы, дедушка, что будете делать?

– Я лягу с тобой, если не прогонишь.

– Нет! Подождите, я вам нагребу сухого листа, чтобы помягче было.

Гонза встал, нагреб целую охапку сухих листьев и сделал из них старичку постель. Затем они легли и уснули. В полночь старичок проснулся, зубы у него стучали.

– О… о… о… холодно мне… холодно!

Гонза открыл глаза и предложил:

– Возьмите мою куртку, дедушка, согреетесь немножко!

– Спа… спа… сибо тебе, Гонза… Ох, теплая-то какая, я вмиг согрелся.

Старичок опять уснул, но теперь замерз Гонза.

Однако он ничего не сказал, зарылся в листья, а на восходе солнца вскочил и пробежался по лесу, чтобы согреться.

Старичок спал долго, а Гонза тем временем насобирал черники и земляники, чтобы накормить его. Не больно сытная была еда, но старичок поел с удовольствием. Затем оба поднялись и пошли. Через час пришли они к перекрестку.

– Гонза, – сказал старичок, – здесь наши пути расходятся. Ты повернешь налево и вскоре придешь к большому городу, а я – направо. А за твою доброту ко мне, за то, что ты разделил со мной хлеб, ложе и отдал куртку, я дам тебе вот этот свисток. Береги его, он принесет тебе счастье.

И старичок подал парню небольшой свисток. Гонза подумал: «Какое счастье в свистке?» Но, не желая обидеть старичка, взял свисток, и они распрощались. Когда Гонза отошел на несколько шагов, он невольно посмотрел на свисток, который показался ему тяжелым, и ахнул – свисток был из чистого золота! Слишком дорогой подарок за кусок хлеба с маслом! Гонза повернулся, мигом добежал до перекрестка. Но старика и след простыл, хотя дальше двадцати шагов он никак не мог уйти. Гонза кричал, но ему отвечало только эхо.

Старичок исчез так же внезапно, как вчера появился.

Гонза вернулся на свою дорогу и пошел дальше, немало дивясь всему, что произошло. Через час он вышел на опушку леса. Перед ним открылась огромная незнакомая местность, а посередине возвышался город. Все дороги к городу были полны людей и повозок, и только та, по которой Гонза вышел из леса, была почти пуста, но и на ней ближе к городу толпились люди, и Клапзуб увидел, что там находится футбольная площадка. Он направился туда, и когда подошел совсем близко, то услышал, что игроки ругают судью: он не явился, а больше ни у кого нет свистка.

– У меня есть свисток! – сказал Гонза.

– Тогда будь у нас судьей, – предложили игроки.

Только Гонза хотел сказать, что судить не умеет, как вдруг свисток сам засвистел и игроки тотчас выстроились.

«Что за притча?» – подумал Гонза, но, не успел оглянуться, свисток свистнул вторично, и игра началась. Гонза только бегал по полю, стараясь не мешать и не попасть кому-нибудь под ноги. Больше ему делать было нечего, всем руководил свисток. Он свистел ауты, угловые, положения «вне игры», отмечал голы, игру рукой, начало и конец тайма и резким свистом давал знать о неправильной игре или грубости. Как бы ни были хорошо замаскированы толчок, подножка или пинок в ногу, свисток каждый раз свистел так пронзительно, что виновник, испугавшись, даже не отпирался. Все это заметили и говорили:

– Вот это судья! Ничего не упустит! На игроков даже не смотрит, а все замечает. Да, такого судьи, друзья, мы, пожалуй, и не видывали.

По окончании матча болельщики, вместо вратаря, как было принято, подхватили на плечи Гонзу и несли его до самого города. Председатели клубов пригласили его на банкет, и Гонза, который весь день голодал, наелся и напился до отвала. На этом счастье его не кончилось. Через неделю в городе должен был состояться матч на первенство, и велись бесконечные споры насчет судьи. Каждая сторона утверждала, что судья подсуживает противнику, и, в конце концов, все его стали ругать, и судья был рад, что публика его не избила. А теперь нашелся чужой человек, который судит очень справедливо. На банкете подошли к Гонзе и просили его остаться в городе еще на неделю.

– Боже мой, – сказал Гонза, – отчего бы мне не остаться, но на что я буду здесь жить?

– Об этом не беспокойтесь, пан Клапзуб, – отвечали ему посредники, – будете обеспечены и питанием, и квартирой, да еще получите приличные поденные.

Гонза не знал, что это за «поденные», но понял, когда ему каждый вечер стали выплачивать по два гульдена на карманные расходы. Однако, обеспеченный всем, Гонза ничего не тратил, а, получив деньги, распарывал подкладку куртки и зашивал туда свои «поденные».

Через неделю он всем на удивление прекрасно судил и этот матч. Все дивились, как судья, почти не следя за состязанием, не упускает ни одного промаха. Золотой свисток оказался волшебным, и Гонза понял, что старик, о котором он позаботился, не был простым смертным.

Да, свисток в самом деле принес Гонзе счастье. В перерыве между таймами к нему обратились директоры другого клуба и пригласили в свой город. На следующий день все газеты воздавали ему похвалы, и его нарасхват приглашали судить матчи то там, то сям. Гонза уже ничему не удивлялся, ездил и судил, а так как парень он был с головой, то быстро понял суть футбола, и из него вышел судья, какого еще свет не видывал. Гульдены в куртку он уже не зашивал, наоборот, купил себе новый костюм и выглядел господином. Золотой свисток служил ему верой и правдой, ибо характер у Гонзы не изменился, и он оставался таким же добряком, каким вышел из дому.

Но иногда свисток оказывал медвежью услугу. Он был неумолим и со всей строгостью судил не только на стадионе. Вот тогда-то Гонза понял, что, обличая несправедливость, можно нажить себе неприятности. Первый раз он узнал это в канцелярии одного клуба. Гонза сидел в кресле, отдыхая в перерыве, и в его присутствии секретарь клуба вел переговоры с представителем другого клуба.

– Договорились, – сказал один из них, – на следующей неделе наши команды встречаются в постоянном составе.

– Согласен, – ответил второй, и вдруг – фьюиии! – золотой свисток в кармане Гонзы начал свистеть, потому что представитель врал: его клуб уже взял себе нового крайнего нападающего.

Дельцы вздрогнули и посмотрели на Гонзу, который покраснел, как рак.

– Пан Клапзуб, в следующий раз этого не делайте, – строго сказал ему позднее секретарь. – Мало ли что иногда вы можете услышать в клубах, но выдавать наши махинации не годится.

– Извините, – оправдывался Гонза, – я свистнул как-то ненароком. В следующий раз буду осторожнее.

Но что он мог поделать? Стоило в его присутствии совершиться какой-нибудь несправедливости, как золотой свисток тут же подавал из кармана свой голос. Гонза нередко из-за этого впадал в отчаяние, а однажды строгость свистка доставила ему крупные неприятности. Как-то он, ничего не подозревая, шел по улице и увидел остановившийся возок, который лошади не могли поднять на крутой склон. По обе стороны лошадей стояли кучера и колотили их кнутовищами. Гонза еще не успел сообразить, что происходит, а свисток уже – фьюиии, фьюиии – обличал грубость. Кучера оглянулись, увидели Гонзу и накинулись на него.

– Ты чего здесь свистишь? Хочешь позвать полицию? Вот мы тебя!

И они, размахивая кнутами, бросились к Гонзе, который едва успел удрать, а свисток из кармана вновь засвистел – ведь совершалась еще большая жестокость: двое гнались за невиновным.

И чем дальше, тем больше было у Гонзы неприятностей из-за золотого свистка. Чем больше бывал он среди людей, тем чаще свисток свистел, особенно в больших городах. В этих огромных муравейниках свисток не переставал пищать и свистеть. Гонза целыми днями ходил по улицам, но не встречал ни одного справедливого и честного человека. Только он вступал с кем-нибудь в разговор, как на третьей фразе свисток предупреждал, что незнакомец лжет. Грустно было от этого Гонзе. И, сидя вечером в своей комнате, он сказал: «Боже мой, мир так велик, а столько в нем несправедливостей. Видно, на земле нет ни одного порядочного человека».

Произнес он это грустно, с большой горечью, но не успел договорить, как в кармане раздался слабый укоризненный писк. Гонза смутился. Он понял, что был неправ и обидел кого-то своим недоверием. Свет ведь не без добрых людей. Гонза задумался. В комнате уже стемнело, и перед его взором возникли Нижние Буквички, отец с матерью, которые от зари до зари трудятся не покладая рук, из нужды никак не выйдут, но никогда никого не обманывают. И Гонза затосковал по дому, ему показалась мила даже бедность – удел честных людей. И сразу опротивела его обеспеченная жизнь Зачем жить здесь по-господски, если из-за своих честных поступков только наживешь врагов? Родина – это, дорогие мои, другое дело, там золотой свисток может пойти в отставку.

Гонза встал, зажег свет и подсчитал свои сбережения. Накопил он не много – ведь даже государственный судья не составит состояния, а тем более футбольный, – но все же несколько сотен у него набралось.

Гонза не раздумывая уплатил хозяину гостиницы то немногое, что был должен, и тут же помчался на вокзал, сел в поезд и отправился домой, в Чехию, к маменьке. Она от радости едва не задушила его в объятиях. А что было, когда он вытащил свои деньги! Клапзубы сроду столько не имели. Гонза с отцом сразу приняли решение, на другой день купили участок земли возле леса и через месяи начали там строиться. Когда домик был готов, Гонза женился, и не прошло года, как у него родился сын. Это и был отец нынешних Клапзубов. А старый Гонза Клапзуб больше никогда не ездил по свету белому. Он жил со своей семьей честно и справедливо, и золотой свисток, лежа в сундуке под праздничной шляпой, в самом деле никогда больше не свистел.

Когда спустя много лет старик умер, домашние вспомнили, что был у него какой-то золотой свисток. Полезли в сундук, но свистка и след простыл. Он исчез вместе с Гонзой Клапзубом и еще раз сослужил ему службу.

Послушайте, что произошло. Пришел Гонза Клапзуб к небесным вратам и постучал в них. Наверху чуть приоткрылась форточка, и чей-то сонный голос пробурчал:

– Кто меня тут будит?

– Это я, Гонза Клапзуб из Нижних Буквичек. Хотел бы попасть в рай…

– Как, говоришь, – Гонза Клапзуб?

– Да.

– Обожди, сейчас посмотрю.

Святой Петр закрыл форточку, взял большую книгу, где значились все грешники, и посмотрел список на букву К. Да, видно, спросонок все напутал: вместо Клапзуб Гонза, Нижние Буквички, прочел на следующей строчке Клапзуб Якуб, Верхние Буквички. Это был скупой крестьянин, скряга ненасытная, жадный и жестокий скопидом. Святой Петр опять открыл форточку и сердито крикнул:

– Здесь тебе нечего делать. Всю жизнь скряжничал – марш в пекло!

И тут же захлопнул форточку. У старого Клапзуба на глаза слезы навернулись: он всю жизнь скряжничал?! Какая несправедливость!

Но он даже не успел додумать свою мысль до конца. В ту минуту, когда Святой Петр выкрикнул свое несправедливое решение, золотой свисток, о котором Гонза совсем забыл, начал свистеть. Он выскочил из кармана и принялся летать перед вратами небесными – и чем дальше, тем громче и пронзительнее свистел. Этот свист разнесся по всему небесному своду; от звезды к звезде, от солнца к месяцу и вниз, к земле, несся жуткий свист, пробирающий до костей. Иисус проснулся от свиста, Богородица заткнула уши, Бог-отец нахмурился, а вокруг уже гремел гром, сверкали молнии, и ангелы летали, как испуганные голубицы. Вдруг среди грома и свиста, сумятицы и блеска молний послышались строгие слова Всевышнего:

– Петр, Петр, с кем-то поступили несправедливо!

Святой апостол, и без того оглушенный, продрал как следует глаза, еще раз выглянул на улицу и не удержался от деликатного проклятия:

– Черт возьми… ведь это Гонза!

Он сразу выскочил из своей каморки открывать ворота, и в тот же миг свисток – фюит – прекратил свой ужасный свист, тучи и молнии исчезли, над воротами засияла радуга, и Гонза Клапзуб, который никогда никого не обижал, взошел на небо, где маленькие ангелы кувыркались от радости, что все так хорошо закончилось. А когда Гонза присмотрелся поближе к Святому Петру, то ахнул: это был тот чудесный старик, с которым он тогда встретился и от которого получил в подарок золотой свисток. Теперь Гонза отдал ему свисток – зачем он ему в раю? Здесь он встретил ангелов, иногда поигрывавших в футбол, и они с радостью позвали его судить их матчи. Но не забывайте, что это была райская игра – никакой грубости, никаких подножек; ангелы летали кругом, уступая друг другу дорогу, и один другого просил ударить по мячу. Будучи нежного сложения, ангелы вряд ли смогли бы сдвинуть мяч с места, если бы, к счастью, у него не было таких же крылышек, как у них, и он сам не летал бы от одних небесных футбольных ворот к другим…

Вот какую сказку выдумал орегонский дедушка, и все ребята одобрили ее.

IX

Нестор чешских поэтов – Винценц Кабрна – уже давно покоился под надгробным камнем в Славине, но его гимн, посвященный команде Клапзуба, победно гремел на всех стадионах Европы и Америки. Клапзубы были героями всех народов Старого и Нового света

На зеленой спортплощадке

Белых линий тьму найдешь,

Коль играть захочешь с нами,

Много горя ты хлебнешь.

Сколько ветров подхватывало песню, исполняемую одиннадцатью глотками Клапзубов! Сколько миллионов людей дрожало, предчувствуя поражение, когда над зеленым полем разносились далеко не нежные, но впечатляющие слова Кабрна:

Миг прошел, вратарь проворный

Даже охнуть не успел,

Как от нашего удара

Мяч в ворота к ним влетел.

А сколько команд на континенте и островах чувствовало, как падают их шансы, когда звучал неумолимый припев:

Стоп!

Гляди!

Бац!

Низом веди!

Стоп!

Бац!

Считай!

Гол не пропускай!

Не было никакой надежды победить Клапзубов, но извечная неугасимая мечта доказать невозможное, являющаяся самой прекрасной чертой спортивного духа, побуждала все команды к новым и новым попыткам. Кроме того, публика хотела видеть клапзубовцев, наслаждаться их игрой и мастерством. Поэтому и в клубах шли бесконечные закулисные споры о том, кому из них выпадет честь играть с буквичскими футболистами. Все старались опередить друг друга со своими предложениями и повышали гонорары, так что вскоре старый Клапзуб смеялся до упаду, когда подсчитывал денежки, которые со всего света текли в его шкатулку.

Родная хибарка по-прежнему стояла на опушке, как в то время, когда ребята начали тренироваться, но она была хорошо отделана, вычищена и походила на уютное гнездышко. Сильно изменилась и ближайшая окрестность. На лужайке, где в свое время впервые взлетел мяч, подброшенный ногой Клапзуба, была построена образцовая спортивная площадка для тренировки, с раздевалками, гимнастическими залами и душевыми. Секретари и председатели всех клубов съезжались посмотреть на образцовое устройство стадиона. Старый Клапзуб постепенно скупил соседние участки, чтобы для каждого сына выстроить домик. Это были небольшие особнячки в несколько комнат, с садиком и двориком, – словом, семейная колония, возбудившая в округе много всяких толков; фотографии ее появились во всех иллюстрированных журналах мира. Ребята не понимали, зачем отец затеял эту постройку. Им прекрасно жилось вместе и никогда не приходило в голову расстаться и зажить самостоятельно.

– Пока вам этого не понять, – отвечал старый Клапзуб на их возражения, – но настанет время, когда эти домики будут для нас находкой!

И он продолжал строить, возводить и отделывать, невзирая на то, что для сыновей его не было ничего более приятного, как растянуться всем вместе на сене или переспать в сарае на соломе. Они стали взрослыми, и даже самый младший догнал Гонзу ростом и был так же широк в плечах. Теперь отец уже не так упорно тренировал их, но они сами занимались не меньше, чем в те времена, когда стремились попасть в первый класс. Лишь иногда, обычно перед матчем, вместо упражнений ребята делали дальнюю прогулку.

Однажды, отправившись в лес, они шли несколько часов, распевая песни и насвистывая. У каждого в кармане лежал ломоть хлеба с маслом, питьевой воды в лесных родниках было сколько угодно, и ребята, не испытывая ни в чем недостатка, шагали веселые и довольные. Через несколько часов лес начал редеть, между темными стволами деревьев показались полоска пашни и зеленая площадка луга. Оттуда доносились мальчишеские голоса, то и дело звучали гулкие удары, значение которых не вызывало у Клапзубов никаких сомнений: это мальчишки играли в футбол.

Клапзубовцы переглянулись, и у них чуть слюнки не потекли. Неплохо бы после такой прогулки полчасика поиграть!

Всем сразу захотелось погонять мяч. Они вышли из леса. В самом деле, несколько деревенских ребятишек играло в футбол, как обычно играют мальчишки: одна штанина поднята, рукава засучены, футбольные ворота сделаны из снятых курток, пограничные черты проведены мысленно и являются поводом для крика, так же как споры, прошел ли мяч выше ворот или действительно был гол. Играли со всем мальчишеским азартом, но самое главное, что у них был отличный кожаный мяч, хорошо надутый, и клапзубовцы, выйдя из леса, сразу с жадностью уставились на него. Игроки тоже заметили пришедших. Один из них только что собирался вбрасывать мяч, но, повернувшись, увидел молодых людей на опушке леса. Руки с мячом у него опустились, он уставился на лес, и с губ у него сорвалось одно слово, в котором звучали благоговение, испуг и удивление.

– Клапзубовцы!

Остальные вздрогнули, игра тотчас прекратилась. Ребята сгрудились и не спускали глаз со своих героев. Только один – владелец мяча – не растерялся. Он жил не в деревне, а в городе, был опытнее и привык ко всяким знаменитостям. Как только он узнал, кто они такие, то крикнул мальчишкам:

– Свистка не было, продолжаем игру!

Преисполненный мальчишеской гордости, он не мог допустить, чтобы игра прекратилась из-за прихода взрослых. Если это клапзубовцы, честь им и слава, но игра есть игра, и нам нет дела до зрителей. Пусть клапзубовцы видят, что мы играем так же самоотверженно, как они! И пусть знают, что как на зрителей нам на них начхать!

– А ну вас ко всем чертям, давайте играть!

Но городской парнишка напрасно кричал и сердился. Его партнеры словно остолбенели. Особенно, когда клапзубовцы прямо направились к ним.

– Дайте нам ненадолго мяч, ребята! – обратился к ним Гонза Клапзуб. – Или сыграйте с нами.

Деревенские ребята опустили глаза. Одни растерянно улыбались, другие пяткой били по траве. Тот, что собирался вбросить мяч, разжал руки, и мяч упал на землю.

– Чей мяч? – спросил Гонза.

– Мой! – задорно крикнул городской мальчик и, подскочив к мячу, схватил и зажал его под мышкой, словно защищая.

– Нам бы хотелось сыграть, – сказал Гонза. – Примите нас в игру!

Наступило молчание. Мальчишки искоса посматривали на своего городского товарища. Побледнев, он стоял выпрямившись и смотрел клапзубовцам прямо в глаза. Затем набрался смелости и ответил сдавленным голосом:

– Не пойдет. Мы с вами играть не можем.

– Почему? Боитесь поражения? Мы разделимся.

– Поражение – для нас не позор, Но играть с вами мы не можем.

– Почему же? Скажи.

– Так. Потому.

– Это не ответ. Объясни почему. Мальчишка еще более побледнел и выкрикнул:

– Потому что вы профессионалы.

– Что?

– Да, вы профессионалы, и поэтому мы с вами играть не можем. Мы играем ради чести, а вы – ради денег. Я не хочу иметь с вами ничего общего.

Клапзубовцы удивленно посмотрели друг на друга, а затем на мальчишку. Этого им еще никто не говорил. Младший из них покраснел от злости и хотел наскочить на забияку, но Гонза удержал его. Дело в том, что клапзубовцы об этом никогда не думали. Им даже в голову не приходила мысль о деньгах. Когда они подросли, отец научил их играть в футбол, и они играли, следуя его советам. Игра была их страстью, они играли там, куда их привозил отец, и, кроме желания выиграть, других мыслей у них не было. Победить соперника – была основная цель игры, притом победить честно, без грубости. В этом заключалась для них радость игры. Какое отношение имели к этому деньги? Они никогда не говорили об этом с отцом, и их никто еще до сих пор не укорял, кроме этого вот веснушчатого парнишки с завернутой штаниной, судорожно ухватившегося за свой мяч, явно готового скорее вступить в драку, чем уступить.

Гонза Клапзуб, капитан непобедимых Клапзубов, был смущен. Видимо, в словах мальчишки была доля правды, но в эту минуту Гонза не мог вникнуть в суть дела. Все его понятия были уничтожены одной фразой: «Мы играем ради чести, а вы – ради денег». Правда это или нет? Все его существо восставало против этого. Никогда в их команде не ощущалось жажды денег, даже намека на это не было. Они всегда играли ради чести, но, вспомнив о тысячных ассигнациях в отцовской шкатулке, Гонза с испугом осознал, что вряд ли мог что-либо сказать в свою защиту.

Минута мучительного раздумья прошла. Гонза поднял голову и посмотрел веснушчатому парнишке в глаза.

– Паренек, – сказал он медленно и необычно серьезно. – Все далеко не так, как ты себе представляешь. Правда, за игру нам платят, но мы никогда не играли ради денег. Я понимаю, что трудно оправдаться, когда нет доказательств. Не хочешь играть – не играй, принуждать тебя не будем, но запомни сегодняшний разговор и следи за нами. Возможно, что мы когда-нибудь встретимся – и тогда сможем лучше тебе все объяснить. Прощай!

Гонза Клапзуб повернулся и зашагал к лесу, сопровождаемый десятью братьями, вполне разделявшими его чувства. Они скрылись из глаз удивленных мальчишек и четверть часа шли по лесу необычно быстрым шагом. Затем Гонза остановился, посмотрел на братьев и сказал:

– Ребята, сегодня команда Клапзуба впервые потерпела поражение, и сразу со счетом 4:0. Этот веснушчатый мальчишка оказался классом выше.

Десять клапзубовцев молча кивнули, ибо это сказал их капитан и против этого нечего было возражать.

X

Случай с веснушчатым мальчишкой не прошел бесследно. Клапзубовцы не заикались об этом ни одним словом, но вся их жизнерадостность исчезла. Прошло время, когда они, тренируясь, стремительно гоняли мяч или проводили целые вечера за изобретением новых трюков и необыкновенных комбинаций. Исчезла присущая им веселость, бурная радость от состязаний и побед. Они ходили угрюмые, все упражнения выполняли механически, по привычке, и матчи, на которые старый Клапзуб привозил их, согласно отметкам в календаре, проводили как мучительную повинность. Их игра по-прежнему была совершенной и виртуозной, их техника и сыгранность все еще ошеломляли, но при всем мужестве и мастерстве им не хватало воодушевления. Разница в их игре была так разительна, что, несмотря на все их победы, это не укрылось от внимания редакторов спортивных газет.

– Клапзубовцы устали, – писал почтенный А. Э. Уильямс в «The Sportsman». – Пусть нас не вводят в заблуждение их победы с неизменно блестящими итогами. Итоги – сухие цифры, которые весьма неточно показывают соотношение сил и совершенно не дают представления о сущности игры. А она у этих мастеров изменилась. Рассеялись всесильные чары, которыми они в свое время завораживали не только противника, но и публику, непревзойденные чары бодрости и вкуса к жизни. И не удивительно. Все, что повторяется бесконечно, теряет привлекательность и становится механическим. Мы наблюдали это у всех профессионалов Соединенного Королевства. Только любительский спорт, чистый и бескорыстный, требуя самоотверженности, дает взамен самое прекрасное, что достигается физкультурой, – спортивный дух. Каждая другая форма спортивной деятельности ведет к духовному опустошению. Безусловно, команда Клапзуба самая благородная из всех, когда-либо игравших на зеленом поле; благодаря прекрасному воспитанию игроков мы никогда не видели у них элементов отвратительного делячества, погони за голом ради вознаграждения, причитающегося за каждый забитый мяч. Несмотря на это, и они повинуются закону механизации – именно потому, что избавлены от всех случайностей, которым подвержены любители, и благодаря достигнутой виртуозности не имеют соперников. Клапзубовцы устали от собственного совершенства – вот в чем трагичность их судьбы. Этот пример должен служить новым предостережением для молодежи; она должна помнить, что главное в жизни – это здоровый дух, который не может заменить никакое мастерство.

Клапзубовцы вряд ли читали эти строчки лондонского еженедельника; они были так подавлены, что даже не разрезали полученных журналов. Но старый Клапзуб не ждал, пока Уильямс поставит диагноз его команде. Он уже давно чувствовал, что ребята не в себе, и это было для него такой неожиданностью, что он просто не решался об этом заговорить. Он ходил вокруг сыновей, как кот, который не знает, как настроен его хозяин. Королевская трубка раскалялась от беспрестанного яростного курения. Все его тайные попытки разузнать, в чем дело, ни к чему не привели. Сыновья как-то замкнулись, послушно исполняли все, что он требовал, но прежнего веселья дома как не бывало. И, наконец, после долгого раздумья и мучений старик решил действовать напрямик.

Однажды после матча, вернувшись домой к вечеру, ребята растянулись во дворе. Орешек уселся Гонзе на живот и не сводил глаз с курятника, где сонные курицы дрались из-за удобного местечка. Ребята лежали на земле, раскинув руки, и, скользя взглядом по облакам, вдыхали аромат, который ветерок приносил в поле из леса. Старый Клапзуб сидел на пне для колки дров. Он долго вертелся на месте, наконец, отплюнулся и пробасил:

– Черт возьми, капитан, мне сдается, что в твоей команде не все в порядке.

– А что вам не нравится, отец? Ведь мы выиграли, как всегда, – ответил Гонза, теребя ошейник Орешка.

– Подумаешь, выиграли, выиграли! Я не был бы Клапзубом, если бы не знал, что мы можем и нарваться! Кой черт вас попутал? Вы уже не болтаете, не поете, не свистите, бьете по мячу, словно он вам мешает, – что с вами творится?

Молодые клапзубовцы начали вертеться, переваливаться с боку на бок, словно земля жгла их, но никто не проронил ни слова. А старый Клапзуб, начав, продолжал допекать их:

– Даже наша мама заметила, что вас словно подменили. Недавно пришла ко мне и спрашивает: «Отец, что ты сделал с ребятами?» Я отвечаю: «А что бы я мог сделать?» Она опять свое: они, мол, совсем другими стали, ее, мол, даже Юрка не замечает – да как расплачется, бедняжка!

Правда, дело обстояло не совсем так, как рассказал старик, но он, стреляный воробей, сказал это, чтобы подзадорить ребят и заставить их разговориться. И не ошибся. Юрка, маменькин любимец, сразу выпалил:

– Неправда, что я ее не замечаю! Дело совсем не в этом. А вообще, Гонза, скажи отцу, что с нами. Выкладывай все сразу, и дело с концом!

Старый Клапзуб быстро задымил трубкой и затем очень мирно и необыкновенно сердечно спросил:

– Так что у тебя на сердце, Гонзичек? Доверься мне!

Гонза согнал Орешка, слегка приподнялся и посмотрел отцу в глаза.

– Отец, сколько у вас денег?

Старик даже вздрогнул. Этого он не ожидал.

– Денег? А что тебе деньги? Есть нисколько сотен, я даже как следует не подсчитывал.

– Понимаете, отец, дело вот в чем. Вы научили нас играть, чтобы мы могли зарабатывать на жизнь. Господь вознаградит вас за это, вы с нами здорово поработали, и мне кажется, что мы вас не подвели. Но вы сами знаете, что мы играли не ради денег. Мы никогда не знали и не знаем, сколько вы получаете за игру. И вообще никогда этим не интересовались. Нам важно одно: обеспечены ли вы с маменькой до конца ваших дней? Если нет, то говорить не о чем – будем продолжать игру.

Старый Клапзуб дымил, как локомотив.

– А если мы обеспечены, то вы уже не станете играть?

– Да отец, в таком случае мы игру оставим. По крайней мере не будем играть за деньги. Мы всегда боролись за честь быть на первом месте, а все, что заработали, – ваше. Мы должны заботиться о том, чтобы вы с мамой были обеспечены. Это нам важнее всего. А раз уж вы завели разговор об этом, то, просим вас, скажите нам все.

– Значит вы играете ради отца с матерью? Черт возьми, команда, а на что вы сами будете жить?

– О нас не беспокойтесь! Если не устроимся где-нибудь, пойдем тренерами в клубы. Мы еще будем нарасхват.

– И вы хотите распустить самую знаменитую команду?

– Да. Нельзя же позволить насмехаться над собой какому-то веснушчатому парнишке: он, мол, играет ради чести, а мы – ради денег!

– Гм… Вот в чем дело? Значит какой-то веснушчатый парнишка… Это уже окончательно решено, капитан?

– Окончательно, отец!

– Вся команда согласна?

Ребята зашумели. Старик встал и долго выбивал трубку. Стемнело, на небе зажглись звезды. Отец никак не мог справиться с трубкой. Все молчали. Наконец, он обернулся к ним:

– Так вот как, плуты? Выходит, вы играли только ради меня? Гм… Значит… значит со всем покончим… бутсы забросим на чердак… расшнуруем мячи и выпустим из них дух.

– Только из мячей, отец! – наперебой кричали клапзубовцы.

– Все равно, выпустим дух! Спустим флаг… Команды Клапзуба уже не будет…

Подбородок у него дрожал. Только теперь ребята поняли, что отец всю свою душу вкладывал в их игру. Они бросились к нему, обняли, стали просить прощения, успокаивать.

– Черт возьми, черт возьми! – выругался он, наконец. – Дайте мне, по крайней мере, набить трубку Его английского величества. Ведь другой мне уже не получить, не сидеть больше в ложе с королями! Я все ждал: придет время, и вы разойдетесь кто куда, но думал – не иначе, как из-за женщин! А пока, как вижу, вы хотите быть любителями! Ну, пойдите к матери, пусть и она, бедняжка, узнает!

В этот вечер в хибарке после большого перерыва опять слышались разговоры и громкие возгласы, как в те времена, когда отец впервые собирал их в Прагу на матч. Среди шума ребята даже не заметили, что старый Клапзуб вызвал Клапзубову на крыльцо. Они стояли там в темноте, и старик давал жене указания.

– …не говори им, сколько у нас денег! В гроб мы с тобой сбережения не возьмем, все им останется. Но теперь они не должны об этом знать. Эти деньги могут их испортить. Молодые – пусть пойдут и заработают. Молодому человеку деньги не впрок. Пойдут, пробьются, пусть в жизни добиваются победы, как на стадионе, – тогда узнают цену деньгам. Настанет пора, захотят жениться, и тогда им какая-нибудь тысчонка-другая будет весьма кстати…

Удрученная Клапзубова, сложив усталые руки под фартуком, едва сдерживала слезы. Но слушала мужа внимательно и на все кивала головой. Ведь он, старый Клапзуб, все на свете так устраивает, что ей остается только ахать и от удивления всплескивать руками. Она и сейчас поняла его новый замысел, одобрила, и оба успокоенные вернулись к сыновьям.

Те все еще оживленно разговаривали и строили планы на будущее. Их славы футболистов словно и не бывало, каждый интересовался только тем, кем он будет, как лучше устроиться, чтобы прожить. Их врожденные способности, направленные исключительно на футбол, сейчас сразу пробудились. Они вдруг увидели, что жизнь значительно богаче и полнее, чем они до сих пор считали, что в мире для молодого человека существуют обязанности гораздо серьезнее, чем ,они себе представляли. С той минуты, как спорт перестал быть их профессией и стал тем, чем он в действительности является, то есть здоровой игрой/ удовольствием и дополнением к общественной жизни, они поняли, что главная задача заключается в труде, а не в игре. Было бы неестественно, чтобы молодые люди, воспитанные в нормальной обстановке, здоровые душой и телом, не поняли, в чем заключается смысл жизни. Наоборот, они быстро соображали, прикидывали все возможности и искали пути, как бы им поскорее и получше занять соответствующие места в обществе. Они проверяли свои способности, склонности и влечения, и, если бы после полуночи старый Клапзуб не разогнал их, они проговорили бы до утра. И, лежа в постели, ребята не думали спать – слишком велик был переворот в их судьбе. Петух уже пропел не первый раз, приветствуя новый день, когда у ребят стали смыкаться глаза.

Спали они необычно долго: старый Клапзуб не пришел по обыкновению будить сыновей. Он позволил им спать до полудня и приветствовал их с хитрой улыбочкой, когда они с громкими криками явились к завтраку. Старик глаз не мог отвести от сыновей, видя их за столом молодых, здоровых, полных сил и жизнерадостности. Он тоже до вчерашнего дня видел в них только игроков, материал для игры и ни о чем другом не думал. Только сегодня отец заметил, как они возмужали и превратились в дельных молодых людей. От радости он чуть не забыл, что в кармане у него лежит бумажка, которая их озадачит. Когда они позавтракали и поднялись было из-за стола, он встрепенулся и сказал:

– Подождите, ребята, тут для вас кое-что пришло!

И, вынув руку из кармана, положил на стол телеграмму.

XI

Сложенная четвертушка бумаги смутила развеселившихся молодых Клапзубов. Они растерянно смотрели на таинственную депешу и загадочное лицо отца. Наконец, Гонза опомнился и распечатал телеграмму. Она была от Винценца Мацешки из Лондона и гласила:

«Австралия вызывает на матч чемпиона мира через три месяца Сидней телеграфируйте условия Мацешка».

Гонза дал телеграмму Иосифу, тот дрожащими губами шепотом прочел ее по слогам и передал Карлику, и так шла телеграмма из рук в руки, и каждый собственными глазами читал неожиданное предложение. Через три месяца в Сиднее розыгрыш первенства мира? Клапзубовцы против Австралии? Каждый чувствовал, как от волнения у него захватывает дух. Они растерянно смотрели на старого Клапзуба, который как ни в чем не бывало передвигал трубку из одного угла рта в другой. Наконец, Гонза нарушил молчание.

– А что вы на это скажете, отец?

– Ну что сказать? – не спеша ответил старик. – Жаль, что она пришла так поздно! Играть уже не будем, чего тут мучиться… Мы с матерью решили, что нам делать. Сегодня я договорюсь в деревне насчет плуга, и, как только получу его, перепашем площадку и засеем. Земля тут отдохнула, поле будет прекрасное! Конечно, не прими вы решения, черт побери, континент двинули бы в Австралию.

– Мы тоже так думаем, – хором подтвердили сыновья. – Первенство мира! За него следует побороться!

– Ну понятно, здесь мы всех обыграли. А с Австралией вы еще не сражались, и она имеет право вас вызвать. Ничего не поделаешь, пошлем Мацешке телеграмму, что клапзубовцы сдаются.

Он сказал это спокойно, не моргнув глазом, но каждое его слово жалило.

– Вообще-то вещь неприятная! Когда это станет известно, во всем мире подымется крик, что клапзубовцы испугались Австралии и побросали ружья в рожь!

– Нет-нет, отец, о нас так не посмеют думать!

– Что вы хотите, чертовы ребята? На этой неделе вспашем площадку и сразу начнем сеять…

– Бросьте, отец, вы сейчас не думаете об этом серьезно.

– А почему бы и нет? Вы отказались играть, и я с этим не могу не считаться. Повторяю, вспашем, заборонуем, посеем…

Одиннадцать молодых Клапзубов охватила ярость. Они скрипели зубами, ломали доску стола и вращали глазами. Неумолимая логика старого Клапзуба повергла их в отчаяние.

– Гонза! Капитан! – кричали все наперебой. – И ты это терпишь? Молчишь? Ты можешь снести этот позор?

– Погодите, – прикрикнул Гонза и повернулся к отцу. – Хорошо, отец, перепашем площадку и засеем. А что будем делать дальше?

– Как что? Заниматься хозяйством, черт возьми, ждать нового урожая. До жнивья у нас уйма времени…

– Правильно, отец! Но свободное время надо как-то использовать. Дайте мне какую-нибудь карту…

Двадцать рук потянулось к полке, чтобы поскорее найти старый школьный атлас Козен – Иречек – Метелка, где красными чернилами были отмечены все их поездки. Гонза открыл атлас, нашел карту мира и некоторое время ее изучал.

– Вот здесь: Бриндизи – Бомбей – 13 дней, Бомбей – Сидней – 20 дней. Если все будет благополучно, нам потребуется на дорогу месяц туда и месяц обратно. Это значит, что до начала жатвы мы сможем вернуться домой.

– Значит…

– Значит, едем в Австралию!

– Ура-а-а-а!!!

Этот выкрик был громогласным. Десятеро братьев кинулись на шею Гонзе. Старый Клапзуб опять быстро заморгал и начал нервно перекладывать трубочку в губах.

– Это ваше последнее слово? – спросил он, наконец. – Черт возьми, плуты, у меня гора с плеч свалилась! Я уже было в самом деле испугался, что вы под конец свою честь запятнаете…

Теперь все одиннадцать навалились на отца так, что он еле удержался на ногах. Затем начались новые обсуждения, которые прервались, когда мать принесла первые тарелки дымящего супа и клапзубовцы приступили к самому великолепному обеду. В конце концов, договорились, что площадку, как предлагал старый Клапзуб, перепашут и засеют, после чего команда отправится в путь.

Но, вопреки их ожиданию, дело с запашкой оказалось не таким простым. Как только старый Клапзуб стал просить в деревне плуг, все удивились, начались расспросы, новость летела от усадьбы к усадьбе, взволновала и заняла мысли всех посетителей трактира и к полудню долетела до школы. Учитель Яроушек был одним из самых горячих поклонников клапзубовцев. Правда, не столько из любви к футболу, сколько из местного патриотизма Нижние Буквички прославились на весь мир, как родина Клапзубов, и учитель Яроушек считал своим первым долгом всеми средствами поддерживать и распространять эту славу. Поэтому не реже одного раза в неделю он писал в «Пражскую газету» подробные отчеты о том, кто за эти семь дней приезжал в Нижние Буквички и о каких новых матчах договорился старый Клапзуб. Если какой-нибудь историк вздумает писать более подробную и более научную историю Клапзубов, чем наша, он в своей работе не сможет обойтись без изучения этих корреспонденций в «Пражской газете». И на этот раз учитель немедленно сел за стол и калиграфическим почерком написал свое обычное послание:

«Нижние Буквички. Друг нашей газеты пишет: «Наша скромная деревушка Нижние Буквички у Коуржима становится ареной событий, так сказать, исторических. Как известно широкой общественности, чешский народ прославился во всем мире своим мастерством в игре, именуемой футболом, родиной которого является Англия. В этом так называемом «футболе» (правильнее было бы говорить «ножной мяч»), где от игроков требуется большая физическая выносливость, выдающееся место занимает команда семьи Клапзуба, названная Спортивным клубом Клапзуба. С подлинно гуситским мужеством боролась команда Клапзуба за мировую славу. Затаив дыхание следила за ее успехами широкая чешская общественность, особенно мы, жители Нижних Буквичек у Коуржима, ибо только Нижние Буквички у Коуржима могут похвалиться, что под их соломенными крышами стояли колыбели игроков этой выдающейся команды. С болью в сердце доводим до сведения широкой чешской общественности, что команда Клапзуба приняла решение отказаться от дальнейших игр в футбол и заняться гражданской деятельностью. В ближайшие дни блестящая сталь лемеха врежется в девственную почву клапзубовской спортивной площадки в Нижних Буквичках у Коуржима, с тем чтобы взрыхленная земля приняла в свое лоно семена и к концу года дала урожай. Этот до некоторой степени символический акт означает конец славы команды Клапзуба; но мы, жители Нижних Буквичек у Коуржима, по-прежнему сердечно примем их в свою среду и как простых граждан, не забывая, что они своим усердным и мужественным трудом принесли неувядаемую добрую славу Нижним Буквичкам у Коуржима и с этого времени к ним с полным правом относятся слова Евангелия: И вы, Нижние Буквички у Коуржима, «ничем не меньше воеводств Иудиных».

Редакция «Пражской газеты» даже не предполагала, какую сенсацию она вызовет этим сообщением. Его процитировали все вечерние газеты, телеграфные агентства разослали новость по всему миру, и на следующий день вся спортивная Европа была взволнована и возбуждена предстоящей ликвидацией команды Клапзуба. С другой стороны, появились лондонские сообщения о встрече команды с Австралией, возник вопрос о первенстве мира, – словом, письмо учителя Яроушка вызвало большой переполох. Последствия всего этого дали о себе знать нижнебуквичской почте.

Старый почтальон Мазуха бегал с телеграммами и срочными письмами к Клапзубам с раннего утра до поздней ночи.

Выдающиеся спортсмены, председатели больших клубов и союзов, журналисты и общественные деятели просили разрешения прибыть в тот день, когда клапзубовцы будут вспахивать свою спортплощадку. Было очевидно, что все считают это событие исторической датой европейского спорта, и старый Клапзуб был прав, когда, складывая кучу спешной корреспонденции, проронил:

– Проклятая Европа, от нее не так-то легко отделаться!

На следующий день приехало несколько человек из Праги, и, в конце концов, стало ясно, что ничего не поделаешь: вспашку спортплощадки следует превратить в большой государственный и международный праздник. Олимпийский комитет немедленно учредил специальную подготовительную комиссию. Старых ветеранов Кадю и Ваника попросили произнести торжественные речи, а когда и министерство образования направило в комиссию специального представителя В. В. Штеха, оказалось, что собрались все лица, необходимые для удачного проведения торжеств.

XII

Торжества в Нижних Буквичках были весьма пышные. От Коуржима бесконечным потоком двигались толпы футболистов, легкоатлетов и тяжелоатлетов, бегунов на короткие и дальние дистанции, метателей ядра и копья, прыгунов и борцов, мотоциклистов, туристов, летчиков, гребцов, бильярдистов, шахматистов, пеших ходоков, автомобилистов, жокеев, яхтсменов, фехтовальщиков, теннисистов, игроков в гандбол, лыжников, конькобежцев, игроков в поло, в гольф, в регби, в крикет, дрессировщиков собак, канареек и почтовых голубей, рыбаков и джиуджистов. Они валом валили по всем дорогам и шоссе, ехали на всех видах спортивного транспорта, и леса вокруг Нижних Буквичек оглашались разноязычным говором. Спортивную площадку Клапзубов окружали флагштоки с государственными флагами, над северными воротами возвышалась трибуна для ораторов, кругом сновали продавцы сосисок, конфет и лимонада. В десятом часу изумрудный прямоугольник площадки был окружен бесконечными толпами. В четверть одиннадцатого председатель комиссии по проведению торжеств вывел на ораторскую трибуну седого старичка.

– Кадя! Это Кадя! – пронеслось среди зрителей, а старый Кадя не переставал кланяться.

Шум, не смолкавший долгое время, утих, и трясущийся старичок Кадя произнес дрожащим голосом свою речь. Под продолжительные овации его сменил сгорбленный от старости Ваник, который, расплакавшись, так и не кончил своего выступления.

Бурным ликованием было встречено появление на трибуне команды Клапзуба во главе с раскрасневшимся отцом. Капитан Гонза в нескольких словах поблагодарил за оказанное им внимание и хотел уже сойти с трибуны, как его остановил новый взрыв ликования. Одиннадцать девушек в ярких спортивных костюмах взошли на трибуну. Это были члены пражской и брненской «Славии», общества служащих в Карлине и тршебичского «Ахилла». Все как одна – известные спортсменки, непобедимые чемпионки мира по бегу на все дистанции от шестидесяти ярдов до полумили, по прыжкам в длину и высоту, по метанию копья. От имени чешских спортсменок они пришли поблагодарить мастеров футбола за их совершенную игру и заслуги и на память прикололи им небольшие почетные медали скульптора Гутфрейнда. Клапзубовцы были очень удивлены и тронуты этим неожиданным чествованием, и сердца их сильно забились в мощной груди, когда красивые спортсменки прикалывали к ней каждая свою булавку. В эту минуту В. В. Штех взмахнул флажком, и военный оркестр грянул победный гимн Клапзубов.

Наконец, виновники празднества сошли с трибуны, чтобы приступить к торжественной церемонии. В северовосточном углу спортплощадки стоял плуг, украшенный лентами и венками, в плуг было запряжено несколько напайдельских лошадей, когда-то прославленных жеребцов, ныне от старости совсем смирных.

Старый Клапзуб принял от старшего кучера вожжи – честь руководить вспашкой он никому не уступил. Вспашка первой борозды была поручена представителю правительства, а именно – министру здравоохранения. Все присутствующие с удивлением отметили, что пашет он отменно. Вторую борозду провел английский посланник, затем дошла очередь до председателя Олимпийского комитета, заместителя председателя Международной футбольной федерации, председателя Союза, председателя всех больших спортивных объединений, представителя самоуправления, и, наконец, последнюю борозду вспахал скромный, но незабываемый учитель Яроушек, первый воспитатель героической команды…

На всем большом пространстве идеальной спортплощадки темнели на весеннем солнце коричневые перевороченные пласты, и вороны, вылетая из леса, садились в борозды и вытаскивали дождевых червей.

Тем временем оркестр расположился на опушке леса, и люди, устроившись вокруг на лужайках, пастбищах и прогалинах, закончили первую официальную часть торжеств грандиозным пикником. После обеда начались танцы, а к вечеру бесчисленные толпы потянулись к вокзалу, предварительно спев клапзубовцам их боевой гимн.

Вечер опустил темно-синий бархат сумерек на уже опустевшее поле. Во тьме выделялись только белые стены уютных домиков клапзубовцев; в своем одиночестве, отделенные лесом от Нижних Буквичек, после торжественного дня они казались еще более заброшенными.

Но тем больше сердечности и теплоты ощущалось в старом домике, все окна которого были необычно ярко освещены. За длинным столом в большой комнате сидели одиннадцать клапзубовцев и одиннадцать девушек, имена которых занесены во все таблицы мировых рекордов. Старый Клапзуб не допустил, чтобы девушки, преподнесшие им такой сюрприз, попали в страшную давку, неизбежную в этот день на вокзале. По согласованию с администрацией клубов он предложил девушкам остаться. Для них еще днем были приготовлены два белых домика, и вечером, когда все разъехались, мастера атлетики сели с мастерами футбола за семейный ужин.

Какое-то особое очарование охватило молодых людей. Клапзубовские ребята до сих пор еще не встречались с девушками. Если какая-нибудь появлялась рядом с ними, она из-за своих претензий и мелочности казалась им смешной или глупой. Каждая хотела тут же понравиться, каждая кокетничала и старалась кому-нибудь из них вскружить голову, и большей частью они бегали за клапзубовцами как сумасшедшие. Все это было противно здоровым, рассудительным и гордым юношам. Кроме того, они боялись, чтобы кто-нибудь из них не попался на удочку и не был потерян для команды. Тем приятнее было побеседовать с этими девушками, которые не кокетничали и не занимались пустой болтовней. Девушки на собственном опыте знали, что такое бег, как нужно правильно дышать, спрашивали об этом у клапзубовцев, и те с большой радостью делились с новыми приятельницами своими знаниями, советовали, как лучше достичь наиболее упругого прыжка или, когда следует делать массаж. Эти специальные темы и интересные веселые воспоминания о поездках заграницу придали разговору за столом сердечный характер, и когда юноши проводили атлеток к их домикам и пожелали им доброй ночи, то клапзубовцы единодушно признали, что такого милого товарищеского разговора они еще никогда не вели. Старый Клапзуб в этом горячо их поддерживал, а после того, как ребята улеглись, он долго еще ходил возле домика, спокойно покуривая королевскую трубку. Только после полуночи, скрипнув дверью, Клапзубова тихонько позвала его спать.

– Сейчас, сейчас, мать. Я еще хочу посмотреть, все ли спокойно у девушек. Пойдем вместе, сейчас тепло.

Клапзубова вышла, из будки выбежал Орешек, и все трое пошли вдоль вспаханного поля к домикам напротив. Там было тихо и мирно, свет погашен, ничто не нарушало покоя. Супруги Клапзубы вернулись. На половине пути старик остановился.

– Здесь спят девушки, сказал он тихо, – а там – ребята. Дай бог, чтобы с этой спортивной славой они счастливо прожили свою жизнь.

– Дай бог, отец, – прошептала Клапзубова. И оба на цыпочках вошли в спящий домик.

XIII

Алло, море! Небо, солнце и бесконечность! Морская гладь в эти душные знойные дни не шелохнется. Море мертво, словно убито вертикальными лучами, и только нос парохода разрезает воду на своей бесконечной дороге. По обе стороны парохода вода пенится, и от него убегают в бескрайнюю даль две борозды, а кругом все мертво и неподвижно. Почти незаметно, что пароход движется, только порой на горизонте показываются розовые очертания гор, которые скорее похожи на сон, видение, фата-моргану. Иногда корабль приближается к ним и идет возле берега. Взору пассажиров предстает желто-красная пустыня, изредка мелькнут несколько пальм и домиков, запущенных селений, мужчины в белых бурнусах, женщины в полосатых юбках и вереницы привязанных друг к другу мерно раскачивающихся верблюдов.

Клапзубовцы расположились в шезлонгах под большим тентом и, болезненно щуря глаза от яркого света, молча смотрят на проходящую перед ними панораму арабского берега. Когда духота и мучительная жажда становятся невыносимыми, они вспоминают бесконечную красоту Средиземного моря. Еще неделю назад жара казалась им невыносимой, а какой в сущности там был умеренный климат по сравнению с пеклом Красного моря! А какими красками переливалось Средиземное море! Какие облака плыли там по небу! Как бились и убегали волны, как они гнались одна за другой, разбивались и вновь вырастали… Полузакрыв глаза, клапзубовцы предаются воспоминаниям. Мысли их убегают назад, к ароматным борам и сочным дубравам, к лужайкам с желтеющими одуванчиками, к ручейку, текущему из-под ольх, к спортплощадке на опушке леса, которая теперь уже перепахана; возле нее стоит хибарка, там хозяйничает старушка и все время что-то бормочет. Они еще ни разу ее не оставляли одну так надолго; сейчас с ней только подлиза Орешек, да и тот уже стареет, полеживает и на чужих лает слабым голосом. Хорошо еще, что те одиннадцать девушек на вокзале клятвенно обещали по очереди ездить в Буквички, утешать и развлекать одинокую матушку. И все-таки по вечерам, когда на луга и леса опустится туман, матушка будет одиноко сидеть на ступеньках у двери, сложив руки на коленях, смотреть на мерцающие звездочки и думать о тех удивительных странах, по которым проедут ее муж и сыновья, чтобы в последний раз снискать себе славу и почет.

Вечера на палубе «Принцессы Мэри» проходили иначе. Прохладный воздух выманивает из всех укрытий пассажиров, обессилевших от жары и духоты, зажигаются лампы, гремит пароходный оркестр, и путешественники могут несколько часов развлекаться. В основном, здесь собрались англичане и англичанки. Клапзубовцы встретили много почитателей. Даже у поджарой учительницы английского языка, которая едет в среднюю школу в Бенарес, сердце учащенно забилось, когда ей сказали, что эти одиннадцать молодых людей – чемпионы футбола. Юноши все вечера были окружены новыми знакомыми и поклонниками, но наиболее крепкую дружбу завел их отец.

Это случилось вечером того дня, когда они вступили на палубу корабля в Бриндизи. Молодые люди, восторгаясь новым для них пароходным оборудованием, ходили и все осматривали, а старый Клапзуб унес свой складной стул на самый нос и уселся там. Вскоре явился коренастый верзила в помятом костюме и огромных башмаках, с трубкой, которая как две капли воды походила на королевскую трубку Клапзуба, и скрипучим голосом, напоминающим скрип немазанного колеса, спросил по-английски:

– Вы господин Клапзуб?

Клапзуб мгновенно собрал весь свой запас английских слов, немного подумал, выбирая самое подходящее, и, наконец кивнул головой, ответил:

– Yes.

– Я полковник индийской армии Уорд, – сказал на это верзила, – вы мне нравитесь, я хочу посидеть здесь с вами. Что вы на это скажете, господин Клапзуб?

Это была слишком сложная фраза для Клапзуба; все слова у него перепутались, и он ответил очень просто:

– Проклятый Вавилон, yes!

После чего они с полковником Уордом долго трясли друг другу руки. Полковник развалился в своем кресле рядом с Клапзубом. Буквичский старик вначале было испугался, как ему быть, если этот господин разговорится, но все обошлось благополучно. Полковник сидел, курил и сплевывал, Клапзуб тоже сидел, курил и сплевывал, и так они сидели, курили и плевались вместе. Примерно через час полковник поднял руку, показал на белую птицу, которая летала вокруг, и сказал по-английски:

– Чайка.

Клапзуб кивнул:

– Yes!

Через час Клапзуб заметил ныряющего дельфина. Понаблюдав за ним некоторое время, он поднял руку и спокойно сказал:

– The рыба.

На что полковник Уорд важно кивнул головой:

– Yes.

И они продолжали сидеть, курить и плевать. Когда пароход впервые в Красном море приблизился к берегу, Уорд произнес:

– Аравия.

Клапзуб отозвался:

– Yes!

Позднее Клапзуб показал трубкой на берег и заметил:

– The верблюд.

Полковник кивнул:

– Yes!

Однажды утром они прошли Аденский залив и очутились в Аравийском море. Снова перед ними волновалось и ревело настоящее море, вечно мятежное, беспокойное, и, словно радуясь ему, влетела в его волны «Принцесса Мэри». Едва она вышла ив Аденского залива и очутилась в бурном море, где огромные валы то и дело вздымались и снова падали, нос корабля начал раскачиваться. Старый Клапзуб с полковником Уордом не покинули своих мест. Они остались на качалке, нос которой все время был обращен на юго-запад. Собеседники уходили только поесть и поспать и обычно коротали здесь все вечера, засиживаясь далеко за полночь.

В одну из чудесных ночей впереди засверкали огоньки города, маяк приветствовал их своими белыми и зелеными лучами, и пароход отозвался на привет гудком, а полковник Уорд сказал:

– Коломбо.

Старый Клапзуб добавил:

– The конец.

Оба закивали и подтвердили:

– Yes!

Утром они распрощались долгим молчаливым рукопожатием.

Оба чувствовали, что между ними завязалась дружба на веки вечные и ни один из них никогда не встретит человека, с которым пришлось бы так по душам поговорить, как во время этого плавания из Италии на Цейлон. А теперь друзья расставались, чтобы никогда больше не встретиться: Уорд срочно уезжал куда-то в Индо-Китай, а «Принцесса Мэри» в тот же вечер отчалила от Коломбо и направилась в Сидней.

XIV

Разносчики реклам, объявления, плакаты, проекции надписей на экранах кино и ночью на стенах домов, транспаранты на фонарях, миллионы фотографий, передовицы в газетах, горы листовок – все это в течение двух месяцев подготовляло Австралию к крупнейшему состязанию с клапзубовцами. По телеграфу ежедневно поступали сообщения о перипетиях плавания клапзубовцев, а ставки за и против вырастали до чудовищных размеров. Они уже поднялись до пяти к одному в пользу Австралии, пока один из лучших спортивных обозревателей Б. Г. Гринвуд не пробрался на палубу «Принцессы Мэри» и не понаблюдал за клапзубовцами во время игры на палубе и процедуры под душем. Телеграмма, передававшая его впечатления, сразу понизила надежды Австралии до трех к одному. Когда же клапзубовцы сами появились на палубе перед необозримыми толпами, встречавшими их в Сиднее, ставки Австралии упали до полутора. Тогда в это дело вмешались спортсмены-патриоты и развернули такую горячую кампанию среди земляков, что ставки Австралии вновь подскочили до шести к одному.

За неделю до матча Сидней был переполнен иностранцами, ожидавшими встречи. И все еще ежедневно в порт прибывали новые и новые пароходы, битком набитые болельщиками, которые размещались на чердаках, в лодках и палатках за городом. Вечером перед состязанием они добились открытия стадиона, бурным потоком ворвались внутрь и заняли ненумерованные места, чтобы закрепить их за собой. Десятки тысяч людей, скорчившись, переночевали на каменных скамьях, и целая армия буфетчиков уже с раннего утра открыла здесь бойкую торговлю вразнос. До полудня на стадион были посланы два оркестра, чтобы бодрыми маршами и фокстротами поддерживать у взволнованных зрителей хорошее настроение. Несмотря на это, дело не обошлось без ссор и драк, и не мало кулаков было покалечено в борьбе за лучшие места.

К двенадцати часам зрители трибун натренировались на хоровых выкриках. Были придуманы превосходные фразы, как, например, «Хотим видеть поражение клапзубовцев!» или «Выпустим на старую Европу кенгуру», и все трибуны повторяли их в такт. Северная и южная трибуны вступили в соревнование, стараясь перекричать друг друга. Они так вопили, что оркестру пришлось замолчать и удовольствоваться исполнением туша после особенно удачного рева. Во втором часу трибуны только хрипели, и соревнование в крике между Севером и Югом окончилось вничью.

В это время стадион был уже настолько переполнен публикой, что, казалось, вот-вот рухнет. В половине третьего начальник полиции приказал закрыть все ворота. Тысячи опоздавших, оставшихся за воротами, орали и ругались. Но ворота не дрогнули, беднягам пришлось ходить вокруг запретного рая, и лишь по случайным выкрикам, аплодисментам, свисту и реву догадываться о том, что происходит внутри.

Через высокие стены стадиона долетали беспорядочные крики и шум – беспрерывный взволнованный гул. До начала игры оставался еще час с четвертью, и поэтому болельщики, не попавшие на стадион, после нескольких тщетных попыток пробиться разлеглись на траве возле стен. В начале пятого их разговор был прерван мощными овациями, напоминавшими шум ливня. По-видимому, стадион приветствовал появившихся клапзубовцев. Через три минуты новые овации, топот и многократные громкие выкрики – на поле выбежали австралийские игроки. Затем сразу воцарилась гробовая тишина, показавшаяся бесконечной. За стеной, побледнев от возбуждения, отверженные вытянули головы, стараясь уловить малейший звук, доносившийся со стадиона. Но было так тихо, словно кто-то невидимый накрыл весь стадион со ста шестьюдесятью тысячами зрителей огромным стеклянным колпаком.

Стрелки часов ползли томительно медленно.

Вдруг все вздрогнули. Резкий звук свистка прорезал воздух. «Бах-бам-бам»,- гулко звучали удары по мячу. Болельщики, выпучив глаза, переводили взгляд, как бы следя за мячом, направление которого угадывали по доносившимся ударам.

Был миг, когда желто-зеленый мяч взлетел над оградой, подобно ракете, блеснул на солнце и вновь бесшумно опустился. Затем раздались два удара.

В эту минуту из-за угла главной улицы предместья вынырнули трое мальчишек. Они бежали друг за другом длинным атлетическим шагом, высоко поднимая ноги и плавно опускаясь на носки. Растрепанный мальчишка с черными кудрями под красной кепочкой бежал впереди, за ним по пятам – двое других. На полпути от стадиона последний прибавил ходу, средний поднажал, и оставшиеся метры они пробежали рядом. Поровнявшись с первой группой отверженных болельщиков, ребята остановились. У каждого из них под мышкой торчал сверток газет.

– Специальный выпуск «Геральда!»

– Команды появляются на поле!

– Первые минуты состязания! Покупайте «Геральд!» Покупайте «Геральд!»

Пронзительные крики трех мальчишек взволновали слушателей. Как, возможно ли?.. Все бросились за газетами.

В самом деле! Черным по белому! Рекорд газетной оперативности! Абзац за абзацем, масса заголовков, крупным жирным шрифтом!

«Феноменальная команда Клапзуба в белых костюмах с чешским национальным значком на левой стороне груди растянутой цепочкой выбегает на зеленое поле. Классические фигуры одиннадцати атлетов…»

«Стадион вновь разражается восторженными овациями. Это старый Шорт, наш несравненный Хирам Гирфорд Шорт, начинает божественное наступление одиннадцати красных австралийцев…»

«Джон Герберт Ниринг надвигает кепку и поднимает свисток. Еще раз окинем быстрым взглядом сверкающее поле, на котором, словно статуи, выстроились двадцать два соперника. Резкий свист проникает в наши сердца. Ряды дрогнули…»

«Первые минуты принадлежат нам!»

Люди дрались из-за «Геральд» и налетали на каждый экземпляр, словно осы на перезрелый абрикос. А три оборвыша, шныряя среди толпы, едва успевали совать деньги в карманы. За десять минут они все распродали. Перед ними – огромные закрытые ворота. Они переглянулись, лица у них вытянулись.

– Вот тебе и на, Сэм! – обращаясь к черноволосому, выпалил парнишка, бежавший третьим. – А ты уверял, что с газетами мы туда проберемся!

Сэм мрачно подошел к воротам. Напрасно, они были крепко заперты. Сэм сплюнул и растерянно посмотрел на своих товарищей, которые ждали его решающего слова.

Из-за стены, словно издалека, донесся свист. Наверное, аут, а может, угловой, а то и штрафной. Ужасно! Чтобы Сэм Спарго не увидел матча!

– Бегите вокруг стадиона налево, а я – направо. Может, где-нибудь найдем дыру! Встретимся на противоположной стороне.

Мальчишки послушно пустились бегом. Сэм бежал по правой стороне, и его острые глаза мальчишки-газетчика зорко осматривали стену в поисках дырки, через которую можно было бы пробраться на стадион. Но ничего, ровно ничего, кроме гладкого серого бетона – и в нем накрепко запертые ворота. А мяч там, внутри, гудел и гудел!

Сэм уже пробежал больше половины, когда столкнулся с чумазым Дженингсоном и длинным Батхерстом.

– Нашли что-нибудь?

– Ничего! А ты?

– Тоже ничего!

Все это ребята выкрикнули одним духом. Маленький Дженингсон чуть не плакал. Сэм Спарго ожесточенно рыл ногой землю. Они стояли с той стороны стадиона, где не было никаких ворот. Здесь уже начиналось поле, к стадиону нет дорог, нет и людей. А от выкопанной канавы к полю тянулись межи. Сэм Спарго беспомощно устремил на них взгляд, и вдруг его глаза засияли.

– А здесь тоже нет ничего?

Оба его друга посмотрели туда, куда он показывал. В самом деле, как они не заметили? В каких-нибудь пятидесяти метрах возвышался небольшой холм. Не такой уж высокий, чтобы оттуда можно было смотреть через стену, но на самой его вершине стояло одинокое дерево!

С ликующим возгласом ребята перескочили канаву и помчались вверх по меже. Через несколько минут они были у дерева. Новая беда! Это был могучий эвкалипт с толстенным стволом и ветвями на такой высоте, что мальчишки не могли на него вскарабкаться. А первый тайм, видимо, уже заканчивается! Медлить больше нельзя.

– Скорее, Батхерст! Встань к дереву и обопрись о ствол. Дженингсон, лезь к нему на спину, а потом на плечи. Тоже обопрись о ствол. Теперь я влезу на вас обоих и наверняка дотянусь до веток. Нечего трястись, Батхерст, это не тяжесть для такого парня, как ты. Внимание, Дженингсон, когда я буду наверху, хватайся за мои ноги, а Батхерст полезет вслед за тобой. Ребята, держитесь! Ну! Внимание! Начали!

Сэм Спарго ухватился левой рукой за небольшую ветку и быстрым движением подтянулся к толстой ветке, а Дженингсон ухватился за его свесившиеся ноги. Но Сэм Спарго ничего не чувствовал. Вытаращив глаза, он смотрел вниз; через головы сидевших в верхних рядах ему видно было три четверти футбольного поля. Наконец, Дженингсону удалось схватиться за Сэма, а Батхерст, плюнув на ладони, уцепился за раскачивающегося Дженингсона.

В эту минуту раздался дикий шум.

Сэм Спарго испугался, руки у него ослабли и соскользнули по коре ствола.

Батхерст с Дженингсоном свалились в траву, на них упал Сэм.

Дикий шум внизу сменился отчаянным ревом.

Трое лежавших друг на друге ребят встали. Младшие набросились на Сэма:

– Что там? Что случилось? Что ты видел?

Сэм Спарго стоял перед ними бледный и возбужденный, не отводя изумленных глаз от стадиона.

– Сэм, ради бога, скажи, что случилось?

Наконец, Сэм повернулся к ним и, заикаясь, проговорил:

– Только что клапзубовцам забили гол!

XV

За три секунды перед тем, как сто шестьдесят тысяч австралийцев издали свой исступленный победный клич, в председательской ложе раздался тихий треск: старый Клапзуб перекусил королевскую трубку. В эти доли секунды отец футболистов уже почувствовал, что дело плохо. Скорее инстинктом, чем разумом, он понял, что гол неминуем. Причиной был слабый удар левого полузащитника Тоника, а левого защитника Юрку угораздило в этот момент поскользнуться. Правый защитник слишком выдвинулся вперед – в первые минуты казалось, что нападение пойдет через центр, – и вернулся, когда австралийские нападающие уже завладели мячом. Потом низкий мяч полетел к воротам, старый Шорт вырвался из линии нападающих, и гол был неотвратим. На какой-то миг еще оставалась надежда, что Шорт ударит мимо ворот или попадет во вратаря. Гонза прыгнул вперёд, чтобы сократить Пространство для удара. Но в это время Шорт, словно одержимый, налетел на мяч, который удачно попал ему под ногу, – черт побери, он так и вскочил на подъем правой ноги, когда катился вперед. И вот мяч уже затрепетал в сетке. Он пролетел мимо правого колена Гонзы – от самого сокрушительного удара, какой когда-либо видел старый Клапзуб. Старик часто заморгал, ноги у него задрожали, сердце сжалось. Он даже не выругался. Лишь машинально сильнее затянулся, но королевская трубка не тянула: он перекусил ее насквозь. Публика орала целых двенадцать минут. Игра уже давно продолжалась, но зрители на трибунах все еще прыгали, топали, обнимались и дубасили друг друга. Слегка побледневший Клапзуб неподвижно уставился вниз. Нет, он не ошибается. Ребята играли совсем не так, как всегда. То ли они устали с дороги, то ли были не в настроении, но игра у команды не ладилась. Это по-прежнему была прекрасная игра, которая приводила зрителей в восторг, но не хватало воодушевления и задора, необходимых для победы. Между тем, красные играли, как одиннадцать дьяволов, а клапзубовцы весь первый тайм стояли в обороне. Когда свисток судьи возвестил окончание первого тайма со счетом 1:0 в пользу Австралии, клапзубовцы вернулись в раздевалку подавленные. Никто из них не произнес ни слова, они опустились на стулья и скамейки, и только Гонза без конца сморкался, пытаясь сдержать слезы, навертывающиеся на глаза.

В соседней комнате целая армия массажистов и тренеров набросилась на австралийских игроков, чтобы растиранием и хлопками освежить их усталые мышцы. В раздевалке Клапзубов было тихо, и тень неотвратимого поражения нависла над буквичской командой. Хоть бы пришел отец! Но именно сегодня, словно нарочно, он, всегда ожидавший их в раздевалке, замешкался. Минуты шли, а отец все не показывался!

– Господи, не случилось ли с ним чего? – сказал Франтик с расширенными от страха глазами.

Все вздрогнули. В самом деле, иначе никак нельзя объяснить его отсутствие. Ребят охватило отчаяние. Они вскочили с мест и бросились к дверям. Снаружи послышался продолжительный свист – судья извещал о начале второго тайма. Но клапзубовцы и бровью не повели. Их интересовало одно: что с отцом?

В этот момент старый Клапзуб появился в дверях.

– Отец! Отец!

Все радостно бросились к нему. Он стоял перед сыновьями слегка раскрасневшийся и с трудом отбивался от них.

– Ну-ну, черти сумасшедшие, погодите!

Они отступили, понимая, что он собирается им что-то сказать. И невольно опустили глаза. Но отец не сердился. Наоборот, его голос звучал мягко, даже слишком непривычно мягко.

– Погодите, ребятки, не задушите меня! Всему есть мера! Смотрел я, как вы играли. Очень хорошо, правда, очень хорошо. Такой чистой работы я у вас еще не видел…

Тоник подозрительно поднял глаза. Этот сладенький тон ему совсем не нравился. А отец продолжал:

– В самом деле, игра на диво! Бег, сыгранность, а какие удары! Очень вы меня порадовали! Пришел ко мне один толстый джентльмен и сказал, что мол, в Сиднее имеется клуб тяжеловесов от ста килограммов и выше. Они, мол, иногда тоже играют в футбол, так не согласитесь ли вы сыграть с ними в следующее воскресенье! Но раньше пусть, мол, немного отдохнут, чтобы быть достойными противниками. А затем явилась ко мне одна барышня и заявила, что здесь вводят игру в гандбол. И, дескать, может, вам это было бы приятнее и сподручнее, чем путаться с футболом. А кроме того, я слышал, как две старенькие бабушки спорили, так ли часто во времена их молодости теряли мяч, как нынешние европейцы…

– Отец!..

Это был скорее вопль, чем возглас. Все всхлипывали от ярости. Старый Клапзуб не выдержал своего язвительного тона. Он растаял и размяк.

– Трубку Его английского величества я перекусил из-за вас. Черт побери, команда, что я скажу матери?..

Ребята не могли больше выдержать и выскочили наружу, где судья свистел уже сердито, а трибуны орали, требуя разгрома чехов. Прежде чем выйти из коридора, Тоник остановился:

– Ребята… Боже мой!..

Наступило последнее «быть или не быть!» Все чувствовали значительность его слов. Вытерли рукавом глаза и молча пожали друг другу руки. Это было больше, чем присяга.

И пошли играть.

Второй тайм был потрясающ и сокрушителен, как буря. Были моменты, когда австралийцы останавливались на бегу, чтобы посмотреть, что собственно происходит вокруг. Атака белых? Восемь человек вихрем носились по полю, и где-то между ними летал мяч, не видимый до тех пор, пока не попадал в сетку ворот. Защита? Одиннадцать человек, как белая стена. Комбинации? Их вообще не замечали. Их даже не видели среди этой бешеной гонки от ворот к воротам. На трибунах и в ложах народ почти не дышал. Это уже не одиннадцать игроков играли мячом. Мяч сам ожил, заколдованный, наделенный дьявольской волей победить во что бы то ни стало молодой континент. Мяч без конца метался, прыгал взад и вперед, вправо и влево, вверх и вниз, ускользал от австралийцев, льнул к белым, прыгал туда, где красных было меньше всего, лез вперед, то просто катился, то летел со свистом, этот маленький круглый дьяволенок, состоявший на службе у белой команды.

Первый гол был забит на третьей минуте. Он даже не был забит – просто Карлик внес его в ворота на груди. Второй гол забил Пепик после комбинации с крайними нападающими: поданный с края мяч, попрыгав на верхней планке, счастливо опустился к ногам Пепика. Третий гол забил Тоник с тридцати метров, когда никто этого не ожидал. Четвертый с угловой подачи забил головой Франтик. Самый красивый и удивительный – пятый – гол можно и сейчас увидеть в кинематографическом архиве Федерации. Это был пушечный удар Юрки, и вратарь, выскочив из ворот, упал прямо на мяч, но удар был настолько силен, что мяч, преодолев вес тела вратаря и инерцию его падения, повернул великана в воздухе на девяносто градусов. Когда несчастный упал на землю, он оказался уже не возле ворот, а перпендикулярно к ним; ноги – снаружи, туловище – в воротах, и мяч в его руках тоже находился там. Шестой гол обалдевшие австралийцы забили себе сами. Следующие четыре судья не засчитал якобы из-за положения «вне игры». Оставшихся восьми минут хватило на то, чтобы Пепик и Славик забили седьмой, восьмой и девятый голы.

– Отец, где ваш клуб тяжеловесов? – кричали сияющие клапзубовцы, проходя в раздевалку мимо председательской ложи.

– Они лопнули, мальчики, лопнули все до единого, окаянные чемпионы мира!

Так славно закончился матч на первенство мира, который клапзубовцы считали для себя последним.

Но они ошиблись.

XVI

У «Арго» – обыкновенного почтового парохода Тихоокеанской компании, который регулярно обслуживал линию Сан-Франциско – Окленд – юго-восточная Австралия, рейс был весьма беспокойный. Пароход отплыл из Гонолулу на Синдвичевых островах при хорошей погоде и по расписанию должен был через семь дней прибыть в Паго-Паго на острове Туту ила архипелага Самоа. На четвертый день «Арго» пересек экватор, но отметить это событие с соблюдением всех обычаев морякам и пассажирам не удалось, потому что утром начался шторм, который загнал всех пассажиров в каюты. Только самые выносливые, привязав себя кто к чему, остались на палубе и, сопротивляясь бешеным ударам ветра, наблюдали ярость страшных волн, которые налетали друг на друга и все вместе обрушивались на качающийся, дрожащий пароходик. Говорили, что никогда не бывало такой бури в этих широтах, куда муссоны, граница которых проходила на параллели острова Фиджи, не достигают. «Арго» с трудом пробивался сквозь взлетающие и падающие водные громады и под страшным натиском западного вихря не удержался на своем юго-западном курсе.

– Нас отнесло далеко на восток, – сообщил в полдень капитан В. Н. Гриндстон группе промокших и истерзанных ветром, но еще упорствующих пассажиров. – «Арго» – надежный пароход, но в такую бурю лучше идти по ветру.

– Здесь, по крайней мере, есть куда идти, – крикнул в ответ некий господин Скрудж, плывший по этому маршруту уже двадцать второй раз.

– Не хотел бы я оказаться сейчас между Новой Каледонией и Соломоновыми островами. Там нас давно разбило бы вдребезги.

Капитан Гриндстон только кивнул в ответ, затем приложил пальцы к фуражке и, воспользовавшись паузой между порывами вихря, направился к трюму. Но ушел он недалеко. Только что капитан прошел мимо каюты телеграфиста, как дверь ее распахнулась, и телеграфист позвал его к себе. Капитан пробыл там восемь минут и, выйдя, пошел уже не в трюм, а быстрым шагом направился к капитанскому мостику.

– Что-нибудь случилось, капитан? – окликнул его господин Скрудж, когда капитан проходил мимо пассажиров.

– Получил кое-какие известия, – крикнул капитан. – Спуститесь в салон, я приду туда и расскажу.

Все спустились вниз, где было душно, но можно было разговаривать, и стали ждать. Гриндстон пришел сравнительно скоро. Все налетели на него с расспросами Он сначала вынул из кармана бумагу и только потом ответил:

– Очень сожалею, господа, но нам придется еще задержаться. Я только что получил телеграмму: пароход «Тимор» просит помощи. Он налетел на рифы где-то вблизи острова Манихики.

– Вы, конечно, откликнетесь на их призыв, капитан? – спросил достопочтенный Г. Л. Фишер, который возвращался с канадского съезда Друзей всемирной благотворительности.

– Я уже отдал команду. Думаю, что никакой другой пароход не сможет помочь «Тимору».

– Когда вы рассчитываете подойти к нему? – спросил господин Скрудж.

– В лучшем случае завтра в полдень!

– Господи! А выдержит ли «Тимор» так долго? – не отставал Фишер.

– Трудно сказать, но я телеграфировал им, что идем на помощь.

– Вы знаете этот пароход, капитан?

– Ну, какого он водоизмещения я не помню, но не раз встречался с ним в Брисбене. Построили его двадцать пять лет назад «Скотт и Стурди» в Ливерпуле. Он честно делает свои девять миль в час, но главную магистраль уже не обслуживает. .Его курс западнее нашего: Брисбен – Новая – Каледония – Фиджи – Гонолулу – Ванкувер. Он там исправно служит, и Елиас Свэтт всегда справлялся с муссонами.

– Вы говорите, что его курс западнее нашего, но ведь Манихики на востоке от нас.

– Поэтому вы можете судить, что делалось вчера по ту сторону экватора. Свэтт телеграфирует, что буря настигла их у островов Токелау и понесла на восток. Острова Опасности они миновали благополучно, но севернее Ракаханга «Тимор» налетел на скалу.

– Гм… «Тимор», «Тимор», – бурчал господин Скрудж, – это имя я недавно где-то встречал в печати. «Тимор…» Это не тот ли пароход, на котором едут из Австралии клапзубовцы?

– Совершенно верно, – подтвердил капитан. – Согласно телеграмме Свэтта, они единственные пассажиры «Тимора».

Все присутствующие мгновенно вскочили со своих мест.

– Капитан, нельзя же дать клапзубовцам утонуть! Как вы сказали? В полдень? Нет, нужно быть там раньше! Утром! Рано! На рассвете! Боже мой, выиграть 9:1 – и утонуть? «Арго» покажет себя. Мало угля? Мы заплатим!

Капитан Гриндстон с трудом успокаивал раскричавшихся пассажиров. Однако новые вопросы застряли у них в горле, ибо дверь распахнулась, и телеграфист, отдав честь, подал Гриндстону телеграмму. Капитан пробежал ее глазами, потом прочел вслух:

«Благослови вас бог за ваше решение! Вы единственная наша надежда, но поспешите, «Тимор» застрял на гребне скалы и не может сопротивляться яростному прибою. Мы закрыли нижние трюмы, однако напор настолько велик, что пароход ночью будет разбит. Мужественные клапзубовцы работают вместе с экипажем, но мы погибнем, если помощь не придет вовремя. Все наши сигналы остаются без ответа. Откликнулся только «Арго». Пусть провидение придаст ему крылья».

Воцарилась тишина. Ее прервал господин Скрудж.

– На какой скорости мы идем, капитан?

– При таких волнах – едва восемь миль.

– Пятьсот долларов для вдов моряков, если вы повысите скорость до десяти миль.

– Остановите бурю, господин Скрудж, и «Арго» сделает двенадцать!

– Буря бурей, а к вечеру надо быть у Ракаханга!

– Я сделаю все, что в моих силах, но раньше одиннадцати утра мы вряд ли успеем.

Капитан ушел, а пассажиры взволнованно ходили по салону.

Новость уже облетела все каюты, и большинство пассажиров, бледные как полотно, притащились в салон, чтобы принять участие в разговоре.

В четыре часа капитан попросил у господина Скруджа чек на пятьсот долларов. «Арго» шел со скоростью десять миль. В пять часов пришла новая телеграмма:

«Буря не перестает, и пробоина все расширяется. Не можем спустить шлюпки. Палуба разбита, все смыло. Торопитесь».

В двенадцать часов буря немного утихла. «Арго» повысил скорость до одиннадцати с половиной миль. Вскоре была получена еще одна телеграмма:

«Сделали попытку спустить шлюпки. Все разбились о борт «Тимора» и скалы. Погибло четырнадцать членов экипажа. Волна за волной перекатывается через палубу, пароход раскололся на одну треть и медленно, но заметно погружается».

«Арго» телеграфировал:

«Держитесь во что бы то ни стало! Спешим к вам. утром прибудем!»

«Тимор» ответил:

«Утром будет поздно. Да спасет нас бог!»

После этого наступило зловещее молчание.

Трубы «Арго» выбрасывали миллионы искр в темную ночь. Пассажиры группами стояли на палубе. Время от времени кто-нибудь из них подходил к капитанскому мостику.

– Какая скорость, капитан?

– Двенадцать с половиной, – слышалось сверху.

– Нельзя ли увеличить?

– Боюсь, как бы не лопнули котлы.

И опять воцарялась тишина, и все с тревогой молча всматривались в темноту, которая не сулила никаких надежд.

В одиннадцать часов ночи антенны опять заработали.

«Тимор» раскололся почти пополам. Сбиваем плоты, которые вряд ли нас спасут. И все же мы работаем. Экипаж настроен бодро, ибо пассажиры служат нам примером. Возникло братство до гроба между экипажем и двенадцатью клапзубовцами. Да вознаградит их бог за все, что они сделали для нас в последний час».

«Арго» ответил:

«Герои тиморовцы, держитесь! Здесь буря уже прекратилась, скоро прекратится и у вас! Передайте чемпионам мира, что пассажиры и экипаж «Арго» восхищаются ими. Делаем все, чтобы прийти вовремя. Идем со скоростью тринадцать с половиной миль в час. Держитесь до рассвета, сохраняйте мужество, бодрость и отвагу!»

Без пяти двенадцать новая телеграмма:

«Тимор» окончательно раскололся. Я, Самуэль Эллис, телеграфист Австрало-канадской компании, нахожусь в носовой части парохода, который уже погружается в воду. Я видел, как волна снесла плот с последней группой экипажа «Тимора». Клапзубовцы были на корме, куда отец велел снести их багаж. Мне кажется, что эти герои рехнулись. При свете молнии я видел, как они вынимали из чемоданов разные вещи. Затем пришел конец. Все исчезло. Я один. Вода уже проникает под дверь каюты. Но разве я могу тебя оставить, мой аппарат! Ты слышишь гром, чувствуешь удары? Вода уже плещется, но в тебе, аппаратик, заключены свет и жизнь. Ты меня связываешь с людьми, которым не грозит смерть. Сме…»

Телеграфист «Арго» вскочил и широко раскрытыми глазами уставился на бумажную ленту, на которой аппарат выстукивал знаки. Но он напрасно ждал конца слова «смерть».

В пятом часу утра «Арго» прибыл на десятую параллель к острову Манихики. Море было спокойное, как небосвод над ним. Люди на спущенных шлюпках выловили кое-кого из экипажа «Тимора», уцепившихся за обломки плота. Они обессилели, закоченели, находились в полубессознательном состоянии, но были спасены. В шесть часов за скалой Манихики обнаружили несколько досок, остатки какой-то двери, за которую судорожно цеплялся телеграфист Эллис. «Арго» снялся с якоря и начал кружить вокруг места катастрофы. Все пристально рассматривали в бинокли зеленые волны, и каждый обломок балки, каждый лоскут брезента привлекал внимание. К десяти часам был спасен весь экипаж «Тимора», начиная с капитана Свэтта и кончая младшим юнгой.

Последняя находка была сделана в половине одиннадцатого. Шлюпка, которая в это время была еще на воде, при возвращении наткнулась на небольшой предмет. Господин Скрудж, принимавший участие в розысках, нагнулся и выловил его из воды. Это был старый мяч.

Клапзубовцы исчезли бесследно, и «Арго» отплыл, увозя пассажиров и оба экипажа, повергнутые в унылое молчание…

XVII

– Черт побери этот океан! Если не ошибаюсь, свистопляске настал конец.

– Папаша! Вчера вечером вы обещали не чертыхаться?

– Черт возьми, привычка… Честное слово, больше никакого черта от меня не услышите!

Этот разговор происходил в пятом часу утра на глади Тихого океана. Где точно – никто из собеседников не знал, ибо страшный вихрь целых пять часов гнал их куда-то в кромешной тьме. Теперь вихрь внезапно прекратился, и, когда солнце во всей своей красе показалось на горизонте, оно увидело спокойное море, безмятежно колыхающееся под утренним ветерком и чистый небосвод, переливающийся голубыми, зелеными, розовыми и оранжевыми тонами. Посреди всего этого красочного великолепия, отражавшегося и преломлявшегося в синих и зеленых водах с белыми гребешками пены, виднелось только двенадцать темных тел.

Это была команда Клапзуба во главе с отцом Никто из них не пострадал, все были живы и здоровы, чудом уцелевшие в урагане разыгравшейся стихии. Чудом? Да, то было чудесное спасение, по меньшей мере, скромным, но дельным режиссером которого явился старый Клапзуб. Видя, что «Тимору» приходит конец и что нельзя возлагать надежды на сколоченный плот, он спустился в каюту и с помощью Гонзы вытащил свой знаменитый огромный чемодан, который возил с собой на все состязания. Его содержимым клапзубовцы воспользовались во время памятной встречи с барселонскими грубиянами. Старик вытащил из него двенадцать резиновых костюмов, герметически закупоривающих тело, – одиннадцать для сыновей и двенадцатый для запасного, которым явился теперь он сам. При свете молнии все надели их, заработали двенадцать насосов, и никто не успел опомниться, как статные фигуры клапзубовцев превратились в двенадцать шаров, из которых торчали только головы, руки и ноги. Конечности тоже были защищены резиной, и только головы предоставлены на волю ветра и волн.

В непромокаемые сумки быстро положили продовольствие. И в тот миг, когда воины готовились к новому удару, плот был спущен на воду. Едва клапзубовцы успели несколько раз взмахнуть веслами, как с парохода донесся страшный треск. Последние балки верхней палубы рухнули, и расколовшийся пополам пароход начал погружаться. Волны с бешеным ревом устремились на разбитый остов корабля, но в эту минуту плот с Клапзубами был уже далеко и не попал в образовавшийся водоворот. Но зато он стал игрушкой разбушевавшейся стихии, которая гнала его по волнам и сквозь волны со скоростью, которую нельзя было определить. Клапзубовцы, свернувшись в один клубок и крепко обняв друг друга, с превеликим трудом удержались на плоту. После двухчасовой бешеной гонки в темноте плот развалился, и они очутились в воде. Но резина на костюмах оказалась крепкой, и герои качались на воде, как двенадцать причудливых буев, летевших по волнам под порывами ветра. Среди раскатов грома и бурлящей воды они не могли разговаривать, да это и не требовалось; крепко держа друг друга под руки, мобилизовав всю свою силу воли на борьбу, они представляли собой одно целое, не погружающееся в воду тело. Только когда перед восходом солнца буря внезапно стихла, пловцы смогли отпустить друг друга и немного отдохнуть. Они озирались, охваченные чувством благодарности за свое спасение. В беспредельном величавом просторе, среди великолепия играющих красок утренней зари клапзубовцы почувствовали себя бесконечно одинокими. На горизонте – никаких признаков корабля или земли. Это их несколько смутило, но, обладая непоколебимой верой, они не потеряли головы; самые младшие тут же предложили открыть сумку с сухарями и копченым мясом, и путешественники как ни в чем не бывало принялись за еду, словно лежали на одной из нижнебуквичских полянок.

Один Гонза ел неспокойно, беспрестанно оглядываясь на юго-запад. В конце концов, старый Клапзуб обратил на это внимание.

– Черт возь… – хотел он начать своим любимым изречением, но, вспомнив о ночной клятве, проглотил конец слова и продолжал:

– Что это ты, Гонза, все высматриваешь?

– Понимаете, отец, не хочу вас зря тревожить, ветер и так несет нас туда, но готов биться о заклад, что там остров!

– Где? Где? – закричали остальные, устремив взгляды, куда показывал Гонза.

Весь запад еще горел фиолетовыми, красными и оранжевыми красками восхода. А на горизонте, среди шелка облаков, мглы и пара, в одном месте виднелось темное пятно, которое при пристальном рассмотрении приняло более резкие и отчетливые очертания.

– Чтоб мне провалиться, Гонза, это остров!

Все восторженно смотрели в бесконечную даль, где чем дальше, тем отчетливее выступали две острые вершины и длинный горный хребет.

– Остров! И ветер несет нас к нему.

Клапзубовцы от радости начали резвиться в воде, как тюлени. Они с удовольствием бы устроили потасовку, если бы не были заключены в эти пузатые шары. Пришлось ограничиться криком и взаимным обрызгиванием, после чего все принялись гадать, сколько им еще осталось плыть.

– Погодите, ребятки! – перебил их старый Клапзуб. – У меня тут имеется одно приспособление. Франтик, дай-ка мне свою сумку!

Франтик подал ему сумку, и отец вытащил из нее несколько палок и кусок парусного полотна. Не успели удивленные ребята опомниться, как старик вставил одну палку в другую, и из них получились два довольно длинных древка. Затем он развернул полотно и прикрепил его узкие концы к древкам. Это был транспарант с надписью:

СПОРТИВНЫЙ КЛУБ.

КОМАНДА КЛАПЗУБА

Старый Клапзуб возил его с собой, чтобы нести во главе ликующей толпы, которая встречала победоносную команду на вокзалах и провожала до гостиницы. Это было собственное изобретение старого Клапзуба, и он, как ребенок, гордился им. А теперь транспарант играл важную роль в их спасении.

Ребята уже все поняли и вновь возликовали. У них появилось нечто вроде паруса: если транспарант держать развернутым, то ветер быстро погонит знаменосцев, а они потянут за собой остальных. Правда, при первой попытке это оказалось не легкой задачей, но клапзубовцы сразу нашлись, шесть человек втиснулись в один ряд со знаменосцами, чтобы ветер не сгонял их в одну кучу, – и дело пошло на лад. Древки держали по очереди, так как руки очень быстро уставали.

Не успели они построиться, как ветер подхватил их, и свободная четверка едва успела ухватиться за передних, составлявших одно целое с транспарантом. Клапзубовцы, подгоняемые транспарантом с названием их клуба, быстро неслись через пенистые гребни в юго-западном направлении. Однако остров оказался дальше, чем они предполагали. Час проходил за часом, а остров все еще маячил, как серый призрак, на далеком горизонте. Он лишь немного увеличился и выступал более отчетливо. В одиннадцать часов ветер прекратился, и импровизированный парус замер на месте. Пришлось плыть, а в палящем зное, обжигавшем их с девяти часов утра, плавание особого удовольствия не доставило, но другого пути к спасению не было, и ребята поплыли.

В четыре часа опять подул ветер. Тут же поставили парус и понеслись по волнам. В шесть часов уже ясно различали веерообразные кроны пальмовых рощ на зеленых склонах и белую линию прибоя, лизавшего подножия гор. Когда солнце зашло, парус пришлось свернуть, так как ветер переменил направление и их пронесло бы мимо острова. Надпись «Спортивный клуб. Команда Клапзуба» исчезла с поверхности океана, и, когда на потемневшем небе появился Южный Крест, команда Клапзуба во главе с отцом после двадцатичасового пребывания в воде вылезла на берег.

Только теперь они поняли, какой опасности избежали. Таков уж был их нрав. Пока им угрожала опасность, они не знали страха и сомнений. Если существуют препятствия, их надо преодолеть. Братья никогда не теряли веры и надежды, но и не сидели сложа руки. Воспитание приучило их бороться с трудностями, сохраняя при этом ясную голову; они хорошо знали, что веселый и деятельный нрав – половина победы, и в самые ужасные минуты кораблекрушения даже мысли не допускали, что для них оно может оказаться роковым. Но теперь, когда все было позади, клапзубовцы поняли, что им угрожало. Они преисполнились чувством бесконечной благодарности: несмотря ни на что, они снова увидят Нижние Буквички, матушку, хибарку у леса, одиннадцать белых домиков вокруг хлебов, которые уже, наверное, колосятся, старого Орешка и тех одиннадцать веселых девушек, которые с нетерпением ждут их возвращения. Но одновременно клапзубовцы почувствовали страшную усталость, не хотелось даже есть. Все сбросили с себя резиновые костюмы, растянулись на опушке пальмового леса и через минуту спали как убитые. Никому из них не пришло в голову выставить стражу.

Их крепкий сон был нарушен пронзительным страшным ревом и криком. Они хотели вскочить, но не могли. На каждого из них навалилось по пятеро, по шестеро мерзких татуированных чернокожих, которые с жутким воем связывали их.

Клапзубовцы сразу поняли, что случилось. Они нашли спасение на острове людоедов и, избежав смертельной опасности, очутились теперь перед лицом другой, еще более страшной…

XVIII

У главного вождя Биримаратаоа по всему лицу были вытатуированы спиральные линии. Ушные мочки сильно оттянуты, так что, когда он поднимал нижний конец к верхнему и скалывал их иглой, получался удобный карман. В правом ухе он носил серебряную табакерку с нюхательным табаком, в левом – связку ключей от сейфа, драгоценный подарок одного американского купца. Самое роскошное украшение – желтый карандаш Кохинор твёрдости HBB – он носил в носу.

Биримаратаоа, главный вождь, сидел на своем троне между ухмыляющимися кривоногими божками. Клапзубовцы стояли перед ним, окруженные тремя рядами диких воинов, зорко следивших, чтобы пленники не вздумали убежать.

Биримаратаоа, главный вождь, со сморщенной кожей, но горящим взглядом, заканчивал допрос пленных. Отвратительный старик, обвешанный зубами и когтями диких зверей, служил переводчиком.

– Великий Биримаратаоа, – сказал он с почтительным поклоном, – хорошо знает белых люди. По островам идет слава о братьях, которые делают футбол. Великий Биримаратаоа любить футбол. Делать хорошо футбол – делать хорошо воевать. Великий Биримаратаоа есть площадка, великий Биримаратаоа есть команда. Команда Биримаратаоа делать футбол, белые братья делать футбол. Когда белые братья делать проиграть – команда Биримаратаоа делать их сожрать. Когда белые братья делать выиграть – великий Биримаратаоа делать их жить. Биримаратаоа есть великий.

– Их людоедское величество, пан король, – ответил учтиво старый Клапзуб, Гонза переводил его слова на английский, а маленький старичок на папуасский, – если я не ошибаюсь, речь идет о матче?

– Да, белые братья делать футбол, и команда Биримаратаоа делать футбол. Биримаратаоа есть великий.

– А когда должен состояться матч?

– Биримаратаоа делать созвать народ завтра днем. Весь народ рад посмотреть, как делать футбол. После делать футбол весь народ делать пировать. Биримаратаоа есть великий.

– Нам возвратят наши вещи для матча? Мы привыкли играть только в костюмах.

– Белые братья делать получить все, что надо. Биримаратаоа есть великий.

– Какой будет мяч?

Старик, не понимая, растерялся.

– Мяч? Что быть мяч?

– Ну мяч, такой круглый, по которому ударяют!

– Круглый? Делать футбол в круглый?

Команда Биримаратаоа не знать делать ударять в круглый. Команда Биримаратаоа делать футбол только так. Биримаратаоа есть великий.

Теперь, в свою очередь, растерялся старый Клапзуб.

– Что значит – футбол только так?

– Да, так! Делать футбол ноги, руки, девать футбол брюхо, нос, делать футбол все. Но не делать хватать, держать, душить, не делать руками. Го быть грубость. А кто делать убегать, тот делать проиграть. Биримаратаоа есть великий!

У папаши Клапзуба вытянулось лицо, глаза полезли на лоб, и он только почесывал затылок. Но Биримаратаоа, великий вождь, вынул из правого уха табакерку, понюхал табачок и чихнул, вытащил из левого уха связку ключей и звякнул ими. Это означало, что аудиенция окончена, и воины отвели клапзубовцев в их хижину.

Когда пленники остались одни, папаша Клапзуб принялся бить себя по голове и ругаться на чем свет стоит.

– Ах ты, голова садовая, вытопленные мозги, это ты учинил, это ты наделал! Глупец я, балбес, осел, болван! Куда девалась моя смекалка, как мне в голову не пришло! Матушка моя, родненькая, тут хоть бей, хоть обводи! Ну и заварил я кашу. Вот и применяй свой любимый удар. Вот тупица, вот болван, вот дурак, вот осел!

Одиннадцать сыновей с ужасом смотрели на отца. Наконец, Гонза пришел в себя.

– Отец, что с вами? Что вас так пугает?

– Что? – накинулся на него старик. – И ты еще спрашиваешь? Завтрашнего дня боюсь! Разве вы, глупышки, сможете быть жестокими? Ведь вы, простачки, играете, словно у вас на ногах лайковые перчатки. И теперь я должен вас выпустить против одиннадцати людоедов без мяча! Вы поняли, что от вас требуется? Вы должны их избить и запинать! Да разве вы на это способны? Гонза, – ты самый старший и самый сильный – можешь себе представить, чтобы ты кому-нибудь дал пинок? Как следует прицелился и лягнул ногой в живот?

– Честное слово… отец… не знаю, но кажется, что не смог бы!

– Еще бы, еще бы! Ты моя камера с покрышкой, разве я не сам вас воспитал? Ведь вы играете, как барышни! Как ангелы! Как учителя танцев и хорошего тона! Ведь ваши ноги деликатнее и вежливее, чем у иных смертных губы! Какой я олух! Теперь мы с нашими футбольными правилами сели в лужу. Пропади ты пропадом, мой характер! Если бы мы хоть раз получили штрафной удар, у меня была бы капелька надежды. А так… Куда вам с вашей святой невинностью против людоедов!

Он стал посреди хижины, сразу постаревший и похудевший, и обратился к сыновьям:

– Послушайте, ребята, и самый лучший из отцов может иногда ошибаться в детях. Прошу вас, очень прошу, признайтесь: нет ли среди вас лицемера? Понимаете, я имею в виду такого, кто всегда играет тактично и благородно, но, когда никто не видит, не прочь разок-другой пнуть игрока? Прошу вас, ребятки, золотые мои мальчишки, может быть, кто-нибудь из вас тайный грубиян? Подумайте – и признайтесь. Этим вы доставите мне несказанную радость!

Ребята переглянулись, опустили глаза, потом, взглянув на отца, один за другим покачали головой. Клапзуб в отчаянии хлопнул себя по ляжкам.

– Значит, мы пропали. Как пить дать закончим жизнь на вертеле, словно гуси в день Святого Мартина. Я уже вижу, как меня поджаривают. Черт побери, как тут не ругаться, хорошенький конец для чемпионов мира, нечего сказать! Сожрут нас и волос не оставят.

Старик замолк и жалобно посмотрел в дверную щель. Он увидел три хижины, а за ними большую поляну. Очевидно, это и есть футбольное поле, где завтра будет решаться их судьба.

– Послушайте, отец, – тихо сказал Юрка. – Наверняка можно будет как-нибудь схитрить. Рассудите, пинать людей, даже если они людоеды, нам трудно. Но когда вы нас учили, чего следует избегать и на что у противника обращать внимание, вы преподали парочку приемов, которые сейчас нам могут пригодиться. Я не помню, как это произошло, но однажды в Берлине я грохнулся так, что думал и не встану. Это меня уложил полузащитник, а я даже не заметил, как он меня пнул…

Чем дальше говорил Юра, тем внимательнее слушал его старый Клапзуб. Вдруг папаша стал почесываться. Все тело у него загудело. в печальных глазах сверкнула искра, и он сразу перебил Юру.

– Постой, Юрка! В этом что-то есть! Это сойдет! Дело не только в пинках! Правда? Ведь можно нагрубить весьма деликатно! А я, старый пентюх, не подумал об этом! Юрка, золотой мой мальчик, поцелуй меня! Вот это идея! Пусть людоеды изобьются сами! До чего человек иной раз может потерять голову! Будто я никогда не видел состязаний на Летне! А ну-ка, поспешим. Кончим разговоры, придется вам опять поучиться.

Старика словно подменили. Он скинул пиджак, закатал рукава и начал открывать сыновьям тайны кое-каких недозволенных приемов. Он описал разнообразные способы подставлять подножки и сбивать игрока с ног. Папаша вошел в раж, а сыновья наматывали все на ус.

– Если вы идете или не очень шибко бежите, а ваш противник находится сбоку, его можно красиво уложить пяткой. Смотрите: правая нога выступает вперед, опускается, а теперь вместо того, чтобы поднять левую ногу, приподымите правую пятку… Вы стоите на носке и поворачиваете правую ногу так, что пятка оказывается снаружи. Этим вы задержались на один темп. Противник, идя в том же темпе, поднял левую ногу и направил ее вперед. Но вместо того, чтобы опуститься на нее, он спотыкается о вашу пятку и летит на землю…

– …А теперь великолепный прием, как повалить противника сзади. Парень бежит перед вами, вы за ним по пятам. Следите за его ногами. Вот его левая нога находится позади. Он поднял ее, она в воздухе, но все еще позади. В этот момент вы стукните его носком бутсы с внешней стороны, ближе к пятке или лодыжке – все равно! Но лучше всего попасть ему в носок. Когда нога ничего не подозревающего человека находится в воздухе, она бессильна. От вашего толчка она отлетает на пять сантиметров вправо, при этом немного поддается вперед – и человек теряет равновесие. Вместо того, чтобы опуститься на землю, левая нога подъемом задевает правую ногу, цепляется за нее – парень летит и никогда не сможет объяснить, как это произошло…

Весь вечер до поздней ночи в хижине пленников раздавался топот, слышались звук падения, слова команды и тихие разговоры. Примерно в полночь папаша Клапзуб закончил тренировку.

– Фокусы фокусами, а мир довольно-таки паршивый,- сказал он, утирая пот. – Но, даст бог, не придется нам выть на вертеле.

XIX

С утра папаша Клапзуб нетерпеливо поглядывал на площадь. Он ждал возврата вещей, которые забрали у них людоеды и великий Биримаратаоа считал исключительно ценной добычей. Старому Клапзубу они были необходимы, особенно резиновые костюмы. Если они помогли им справиться с испанцами, чем черт не шутит, может, помогут разделаться и с людоедами. В полдень Клапзуб обрадовался. На площади показался старик-переводчик в сопровождении группы татуированных дикарей, которые несли их вещи. Великий Биримаратаоа сдержал слово, не сомневаясь, что вещи останутся в его руках. Клапзубы получили все: костюмы, насосы и мяч, который не забыли на пароходе, и сумки с продовольствием. Людоеды не смогли открыть их патентованные замки. После обеда клапзубовцы надули друг друга и через полчаса преобразились в одиннадцать огромных пушболов. В это время с улицы донесся многоголосый шум и гомон, дикое пение, грохот барабанов, жалобное завывание раковин и звериных рогов. Через щели в соломенных стенах клапзубовцы увидели, как толпы людоедов окружают поляну. Их голые расписанные тела, покрытые татуировкой и смазанные жиром, блестели на солнце. Среди толпы возвышался трон, на котором восседал Биримаратаоа. великий вождь. Время от времени он нюхал табак и каждый раз заботливо прятал табакерку в ухо. Среди поляны одиннадцать игроков исполняли воинственный танец. Выглядели они устрашающе: в напяленных огромных масках, изображающих дьяволов с разинутыми ртами и оскаленными зубами, людоеды вселяли ужас не только в противников, но и в зрителей. Двадцать шаманов сопровождали воинственный танец боем барабанов и завыванием. Людоеды кричали и яростно шлепали себя ладонями по животам. Наконец, танец окончился, и старик-переводчик склонился перед вождем. Биримаратаоа с достоинством расстегнул левое ухо, вынул ключи и звякнул. Старик отвесил поклон и направился к хижине Клапзубов. Толпа расступилась, образуя проход наподобие воронки. На его широком конце стояли одиннадцать игроков в масках, узкая сторона кончалась у хижины пленников.

И вдруг воздух огласился ревом. Это не был крик ненависти или страстный боевой клич, а отчаянный вопль ужаса и страха.

Из хижины, вместо одиннадцати несчастных жертв, которых вечером собирались сожрать, вышло одиннадцать неизвестных богов, безупречно круглых, величаво выступавших, с полными достоинства движениями. Тысячи рук с растопыренными пальцами, защищаясь, испуганно поднялись им навстречу. Народ Биримаратаоа сроду не видел такого величественного и необыкновенного зрелища; шаманы, способные на все, не умели делать шары, и поэтому морские жемчужины считались у них священными.

Теперь они увидели одиннадцать живых шаров, которые выстроились, как одиннадцать небожителей, против одиннадцати земных демонов. Зрители притихли в священном ужасе и беспокойно нахмурились. Они заметили, что их игроки тоже дрожат под своими масками.

Великий Биримаратаоа звякнул ключами. Шаманы издали вопль. Игроки, повторив его, пробежали через поляну и молча, с дьявольским коварством, вскочили обеими ногами на своих шарообразных противников. От толчка шары чуть-чуть покачнулись, а людоеды отлетели назад. Они вновь разбежались и вновь вскочили. Шары опять отразили их, причем одни людоеды попадали, у других слетели страшные маски и обнаружились испуганные лица. Шаманы начали кричать и бить в барабаны, но игроков охватил ужас. Они сбились в кучу и смотрели, что будут делать шары. На секунду все замерли, и вдруг шары побежали. Они двинулись вперед с неожиданной быстротой и налетели на людоедов. Атака была настолько стремительной, что людоеды повалились наземь и завыли от страха. Шары в ожидании остановились. Шаманы орали на своих игроков, подзадоривая к новому нападению.

Наконец, бедняги набрались смелости и побежали вперед, а шары устремились им навстречу. Но столкновения не произошло. Людоеды с полдороги вернулись и разбежались в разные стороны. Шары пустились за ними, поднялась паника, какой свет не видывал. Людоеды спотыкались, падали, разбивали до крови носы и колени, визжали, кричали, теряли маски и ожерелья из звериных зубов, пытались бежать и вновь падали. Страх и ужас охватили весь народ, и великий Биримаратаоа от волнения вытащил из носа карандаш и обкусал его с обеих сторон.

Через четверть часа после начала состязания черные игроки прорвали круг зрителей и помчались к лесу. Толпа с отчаянным воплем пустилась следом за ними.

– Их людоедское величество, господин король, – произнес в эту минуту старый Клапзуб, неожиданно появившись перед троном, – если не ошибаюсь, мы здесь одни. Мне кажется, кто делать остаться, тот делать выиграть.

– Да, – ответил Биримаратаоа через переводчика, – белые братья делать выиграть, белые братья делать пировать с людьми Биримаратаоа. Скоро будем делать пир. Биримаратаоа есть великий.

Папаша Клапзуб переминался и почесывал затылок.

– Их людоедское величество, пан король, не извольте гневаться, но я хотел бы знать, что будет на ужин?

– Гм, Биримаратаоа делать большой пир. Белые братья делать сидеть с Биримаратаоа. Биримаратаоа делать радоваться, Биримаратаоа есть великий.

– Понятно, но я хотел бы знать, что нам подадут?

– Что делать подадут? Жареный полузащитник. Биримаратаоа есть великий.

Папаша Клапзуб часто заморгал, сыновья его слегка побледнели. Но старик продолжал разговор:

– Их людоедское величество, пан король, имею небольшую просьбу. Мы боролись по-вашему, позвольте нам отметить победу по-своему – простым торжественным бегом. Мы его начнем, когда ваши люди вернутся.

Биримаратаоа, великий вождь, кивнул. Из леса доносились отдаленные тревожные возгласы. Это народ Биримаратаоа преследовал проигравших. Клапзубовцы с ужасом вспомнили о их замыслах. В то время как черные зрители постепенно возвращались, папаша Клапзуб наклонился к Гонзе.

– Когда вы вышли из хижины, – незаметно шепнул он, – я унес все наши вещи к одинокой пальме за поселком. К ней мы и направим торжественный бег. Побежим тремя четверками, ты будешь в первой. Как только выбежим из поселка, вырвись вперед и собери все вещи. Думаю, что за нами тебя не будет видно. Побежим не спеша к опушке леса, возвращаться не станем, а свернем влево и пересечем лес. И тогда дадим ходу, понимаешь?

Гонза все понял и украдкой оповестил братьев. Народ большей частью уже вернулся. Папаша Клапзуб попросил разрешения начать торжественный бег. Биримаратаоа звякнул ключами. Ребята выстроились возле отца и побежали мелкой рысцой, держась с достоинством и распевая припев своего гимна.

Когда они выбежали из поселка, Гонза всех обогнал и подождал их у пальмы, куда они вскоре прибежали. Он с ног до головы был обвешан сумками. Клапзубовцы продолжали свой неторопливый бег, но, достигнув леса, припустили во всю прыть.

– Влево к ручью и вдоль него вниз! Черт возьми, команда1 Бегите, как на соревновании стометровки!

Далеко позади раздался тревожный крик. Клапзубы пробежали через лес и пустились по долине. Здесь вчера утром людоеды несли их связанными, точно тюки. Море должно быть близко. С беглецов ручьями лил пот, но они мчались, как никогда в жизни. Неожиданно долина осталась справа, а дорожка пошла вниз по крутому склону. Сквозь деревья виднелась сверкающая бескрайняя гладь, а снизу доносился сонный шум моря. Клапзубовцы скорее мчались прыжками, чем бежали. Наконец, они очутились внизу и в двадцать скачков перелетели низину. Около устья речушки стояло двенадцать челнов, выдолбленных из дерева. Один из них был стройный, легкий и очень длинный.

Гонза подскочил к нему и сложил свои вещи.

– Соберем с остальных весла! – выкрикнул Юра, и братья поняли его. Тем временем Гонза с отцом столкнули челн вождя в воду. Ребята с охапками весел вскочили в него. Со скалы донесся бешеный рев. Около челна в воду упали три стрелы. Но беглецы уже взялись за весла, и челн летел по волнам прибоя. Рев на склоне усиливался, то и дело пролетали стрелы.

Затем клапзубовцы увидели, как первые воины появились на берегу и побежали к лодкам. Когда дикари заметили, что на лодках нет весел, раздался новый яростный крик. Тем не менее, они стащили челны на воду и принялись грести руками. Чернокожие продвигались достаточно быстро, но догнать челн клапзубовцев с двенадцатью веслами не могли. Тогда один из них, высокий стройный воин, встал на носу и начал размахивать огромным, тяжелым копьем.

– Осторожно! – выкрикнул старый Клапзуб, и ребята оглянулись.

Сверкнув, как луч солнца, копье, описав в воздухе дугу, упало в челн Клапзубов.

– Раз-два! – заорал папаша, и ребята налегли на весла.

Копье с треском ударилось о борт челна.

В борту образовалась щель, и вода хлынула в лодку.

– Это дыру мы как-нибудь заткнем, но, если не ошибаюсь, мы видели сегодня мировой рекорд по метанию копья.

И старик был прав, ибо следующие копья до лодки уже не долетали.

А челн мчался все дальше и дальше, хотя вода беспрестанно заливала его.

XX

– Говорю вам, Спарсит. что это тюлени!

– А я утверждаю, Карлсон, что дельфины!

– Держу пари. Спарсит!

– Согласен, Карлсон!

– На десять долларов, Спарсит?

– На десять долларов, Карлсон.

Господин В. Б. Спарсит с господином Джоном Августом Карлсоном ударили по рукам и снова направили полевые бинокли на странные точки, показавшиеся на горизонте. Остальные пассажиры на палубе «Джелико» присоединились к ним и приняли участие в споре.

А «Джелико» продолжал свой путь, разрезая воды Тихого океана Таинственные черные точки, обнаруженные Спарситом после обеда, оставались на своих местах и сквозь окуляры самых сильных биноклей казались загадочными плавучими шарами.

Согласно третьей точке зрения, высказанной кем-то из пассажиров, это была связка буев, сорванная бурей и занесенная в эти пустынные широты. Но пристальное наблюдение за буями показало, что они настолько быстро и нерегулярно меняют свое положение, что, без сомнения, речь могла идти только о живых существах. По-видимому, там резвились дельфины или тюлени.

Экипаж парохода тоже заинтересовался загадкой, и через два часа кто-то предложил дать по тюленям несколько выстрелов. Капитан Фарды, улыбаясь, согласился с просьбой пассажиров и повернул пароход на три градуса к северо-западу.

В пять часов на палубе поднялась суматоха. Бинокли обнаружили, что эти двенадцать таинственных точек были двенадцатью невероятно толстыми людьми!

Что за трагедия произошла с ними? Каким чудом они держались на воде? По какому капризу судьбы здесь собралось апостольское число толстяков? Никто на это не мог ответить, и фантазия пассажиров работала с таким же напряжением, как машины парохода «Джелико». Около шести часов были спущены шлюпки. В одной сидел господин Спарсит, в другой – господин Карлсон. Пари не выиграл ни тот, ни другой, но им хотелось первыми разрешить загадку, на которую они-то и обратили внимание.

Разгадка необычайно всех изумила: когда шлюпки приблизились, среди Тихого океана обнаружили известную всему миру команду Клапзуба. Чтобы не деквалифицироваться, парни играли с отцом в водное поло…

На этом кончается замечательная история команды Клапзуба.

Эдуард Басс "Команда Клапзуба"

Редактор И. Я. Нарусова

Технический редактор Т. Д. Феклисова

Обложка художника И. Борисова

Иллюстрации воспроизведены со словацкого издания художника М. Вабро

Художественный редактор Г. А. Шалыгина

Корректоры И. /И. Ханютина, В. А. Гейшин.

Оглавление

Вместо предисловия

I

I

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

XII

XIII

XIV

XV

XVI

XVII

XVIII

XIX

XX X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?