«Митяй»

Семейство Угловатых готовилось к встрече гостя со всем сибирским радушием: одних пельменей было слеплено полтысячи штук, по явно завышенному плану, из расчета сотня на едока. Были на столе и наливки, береженные к празднику, но выставленные прежде времени ради дорогого гостя: одна, настоянная на облепихе, другая – на кедровых орехах в скорлупе, коричневая, как кофе.

Разговоры велись только о предстоящей встрече.

Петр Иннокентьевич Угловатых повторял в который раз все с тем же воодушевлением все тот же рассказ:

– Иду я, стало быть, по Советской и сам с собой договариваюсь: сперва на почту зайти, за радио заплатить, а потом в парикмахерскую постричься… И только завернул за угол, на меня, откуда ни возьмись, налетает гражданин. Я влево, и он передо мной. Я вправо, и он, однако, туда же. Фу ты, думаю, что за пропасть, не знает человек, что надо правой стороны держаться! Поглядел на него – лицо волевое, напористое, взгляд пронзительный и… что-то такое в нем… Только он мне углубиться в воспоминания не дал и вдруг с этаким ревом «го-го-го!» облапил, как медведь в тайге, и ну тискать. Я сопротивляюсь, говорю: «Гражданин, однако, вы ошиблись», – а он как загрохочет. «Узнаю, говорит, Петька, твое сибирское «однако» на каждом слове!» Все уже наизусть знают продолжение, но старшая дочь, Лиза, поощрительно произносит:

– Так, так. И тут ты, значит, его и узнал?

– По шраму! По шраму над бровью. Не изменился за тридцать лет!

Марья Владимировна напоминает мужу:

– А твое плечо? А коленка?

Петр Иннокентьевич отмахивается:

– Однако, сравнила, матушка, – коленка или висок! Ведь парня-то едва выходили, ты же и выхаживала! Да уж не забыла ли ты Митяя?

– Митяя да не помнить! Как сейчас вижу: ты его первый раз к нам привел, а он половичок кругом обходит. Я говорю: «Вытирайте ноги, товарищ», а он застеснялся: «Я думал, это для красоты постелено…» Такой был простой парень, самобытный.

У Петра Иннокентьевича на лице появляется выражение лихости.

– Ага! Свой в доску, во!

– Уважаемые родители вдруг заговорили древне-комсомольским языком. – Саша подмигивает сестре.

– Язык, возможно, не академический, но уж зато братва была… Увидите – сами убедитесь.

– А мы по своим родителям знаем, какая была «братва», и полностью одобряем, – говорит Саша.

– То-то же! А Митяй, однако, был еще лучше нас с матерью. Как говорилось – от сохи.